Авиатор: назад в СССР 4 Михаил Дорин
        Покоряя небо #4
        ПЕРВЫЙ ТОМ ТУТ:
        
        Мечта стать лётчиком вот-вот исполнится. В небо будут подброшены монеты, а годы напряжённой и увлекательной учёбы в лётном училище останутся позади. Впереди у лейтенанта Родина, служба в полку и, пожалуй, главное испытание всей жизни. Идёт 1980 год…
        Авиатор: назад в СССР 4
        Глава 1
        Глаза закрываются, и я начинаю дрожать от холода. Сознание понимает, что произошло, но руки пока не слушаются.
        Прошло несколько секунд, прежде чем я смог нащупать рычаг управления двигателем. Он в положении «Малый газ», и если я не отключился, значит нужно уходить вниз, где смогу дышать и не заснуть. И почему шлем не спасает меня сейчас?
        В ушах продолжает звенеть, а я всё не могу настроить своё изображение и сфокусироваться хоть на каком-нибудь приборе. Ещё и непонятные какие-то кривые передо мной.
        - Авиагоризонт, авиагоризонт… - шепчу про себя.
        Вряд ли я сейчас слышу, что говорю. Среди тумана и каких-то линий, наконец-то показался прибор с силуэтом самолёта посередине. Ого, да у меня тангаж на снижение больше 20° и крен за 45°!
        Только сейчас осознал, что правая рука держит ручку управления самолётом в положении вперёд и влево. Педали отклонены соразмерно, а я продолжаю снижение по спирали. И вроде есть чем вдохнуть, и голова начинает соображать, но пока ещё не могу определить своё местоположение. А по остеклению продолжает медленно ползти паутина. Похоже, фонарь кабины вот-вот раскрошится.
        - Сопка… 880й… разрушение фонаря… снижаюсь, - сказал я в эфир, из последних сил нажимая на кнопку СПУ.
        - Повторите, 880й, - прозвучал в ушах спокойный голос.
        Твою дивизию! Глухие что ли? Тут говорить тяжело, а он ничего не понял.
        - 880й, повторите. Контроль высоты! - пытался до меня кто-то докричаться в эфир.
        На другой канал я не переходил, значит пока под управлением дальней зоны. ОБУшник продолжал свои отчаянные попытки меня дозваться, но нажимать на кнопку СПУ пока я не мог. Сил хватало, только чтобы отклонять ручку, а сами пальцы, будто заморозились.
        Болевые ощущения от декомпрессии стали отступать. Однако, мне было по-прежнему некомфортно в шлеме. Оглядев насколько это можно смотровой щиток изнутри, и ощупав его снаружи, обнаружил небольшое отверстие. Значит гермошлем мне теперь не помощник.
        Внимание с авиагоризонта попробовал перенести на высотомер, да только паутина переместилась вместе со мной.
        Точно!
        Взгляд вправо, а там ничего. Влево, и там ничего. Совсем ничего. Откидной части фонаря просто нет, а та самая паутина - это растрескивание моего смотрового щитка. Долго ты до этого допирал, Серый! Забыл уже, как что-то прилетело в голову?
        Приглядевшись, я обнаружил, что и передняя часть фонаря растрескалась полностью. Как бы не разлетелась на куски.
        Стрелка подходила к отметке 7000 метров. На такой высоте, если верить расчётам и Инструкции лётчику МиГ-21, уже я не должен уснуть. Слегка отпустил на себя ручку управления, чтобы замедлить снижения, но получилось слишком резко. Самолёт чуть было не перешёл в горизонтальный полёт.
        Указатель высоты и перепада давления, который ещё недавно показывал запредельные значения, восстанавливал показания. Будто говорил мне, что ситуация стабилизируется. Пока это ощущал слабо. Точнее, через компрессионную одежду я мало что вообще мог ощущать.
        Мне уже было не до закабинного пространства и сколько я пробил облаков на снижении. Всё равно было и на крики в эфир глухого ОБУшника, который не смог разобрать мой первый доклад. Хотя, может это уже орёт руководитель полётами, включивший у себя на аварийной станции мой канал.
        Теперь снижаться нужно дальше. В кресло вжимает изрядно. Позвоночник и живот, будто, слились воедино. Вертикальную скорость даже не контролировал по вариометру, а она была в районе 30 м/с. Может и больше, но через мой обособленный смотровой щиток гермошлема не видно.
        А вот на давление кислорода в системе почему-то просматривалось хорошо. Оно сейчас уже совсем неактуально, поскольку у меня МиГ-21 в модификации «кабриолет».
        Надо приноровиться и поворачивать голову под определённым углом, чтобы различать показания приборов. Визуально я могу смотреть только в бок.
        - Сопка, занимаю 4000 метров.
        - 880й, не принимаю вас. Что у вас случилось? - запросил руководитель полётами, чей голос теперь я слышал отчётливо.
        Рубаха засучилась, товарищ подполковник! Как бы мне хотелось ему так ответить, да боюсь, не поймут меня на земле потом. Тут ещё приземлиться, правда, надо.
        Состояние полностью пришло в норму, как только занял высоту 4000. Рычаг управления двигателя пока рано переводить вперёд, так что пошли ещё снижаться.
        - 880й, я 814й. Доложи, что произошло? - а это уже в эфире был голос Швабрина.
        - Ох… - сумел произнести я в эфир, выдыхая от напряжения, но мимические морщины буквально застыли.
        Ничего не получается сказать, будто залепили мне рот скотчем. Открыл щиток, чтобы лучше видеть приборы, да только мне как задуло в лицо. Лучше пока опустить.
        - Сопка, 814й, наведите меня на 880го. Остаток позволяет.
        - 814й, доложите остаток.
        - Позволяет, - резко ответил Швабрин.
        Сейчас и не вспомню с кем он в одном самолёте летит. Хочет подлететь и посмотреть на меня. Ведь пытаюсь что-то сказать, но не получается. Эфир наполнился целеуказаниями от ОБУшника, который подводил ко мне Фёдоровича. Не видно ещё ни черта из этой схемы перед глазами.
        Высоту 2400 я занял, и сразу перевёл самолёт в горизонтальный полёт, отклонив рычаг управления двигателем в соответствующее положение. Паутина на смотровом щитке позволяла мне видеть только пару приборов перед собой. Вся приборная доска мной не контролировалась.
        Стоп! Я же нажимать могу. Выведя самолёт в горизонт, я включил на приборной панели сигнал «Бедствие». Сейчас на своих индикаторах обзорного радиолокатора группа руководства полётами увидит широкую метку. Так я обозначу себя и дам знать, что у меня проблемы. Хотя, это уже поняли все.
        Попробовал я размять челюсть. Теперь могу говорить. Нажимаю кнопку самолётного переговорного устройства, а никак не идёт мой голос в эфир.
        - 880й, мы вас наблюдаем. От вас идёт одно нажатие.
        Похоже, когда шандарахнуло меня в голову, что-то и со связью произошло. Я отклонил голову назад, а на шею мне свесился и микрофон. Как мне так везёт, не пойму. Вроде такая мелочь, а без неё хрен что скажешь теперь.
        Хотя, есть мысль, как передать информацию.
        - Фи-ли-пооо-к, Ооо-кооо-лооо… - пытался шептать я про себя, в нужной последовательности делая короткие и длинные нажатия кнопки СПУ.
        Азбуку Морзе, надеюсь, все понимают.
        - Сопка… наблюдаю 880го. 880й, ответь 814му, - услышал я голос Швабрина, который прерывался в процессе моей передачи нажатиями. - Перестань морзянкой играть. Пристраиваюсь справа. Я на 2100. Занимаю 2400.
        Ну вот, а так ведь хотел сумничать и передать информацию оригинальным способом. Хотя, я думаю, руководитель полётами уже и так понял, что у меня со связью проблемы. Хорошо, что не начал крутить меня, чтобы убедиться, что я слышу его.
        Слышать, то я слышу, а вот сказать, как та собака, ничего не могу. Сделал три крена вправо и влево.
        - Понял, 880й. Сопка, он нас принимает, но ответить не может, - снова вышел в эфир Швабрин.
        - 814й, поняли вас. Борт у него порядок?
        В метрах 30 от меня справа показался конус воздухозаборника самолёта Фёдоровича.
        - Сопка, у 880го разгерметизация. Сорвало фонарь. Пристраиваюсь справа, идём к вам парой.
        - Понял вас. Контакт с ним установили?
        В этот момент, я перехватил левой рукой ручку управления самолётом, и показал большой палец вверх. Надеюсь увидят.
        - Визуально он нас наблюдает. 880й, выхожу вперёд, давай за мной. Скорость по прибору 500.
        Щиток бы лучше поднять, а то мне так тяжело контролировать положение моего самолёта лидера, но пока желания не было вдохнуть полной грудью забортного воздуха.
        - Снижаемся, вертикальная 5, высота 900, обороты 85. Паашли!
        Медленно начали снижаться. Своё место я не контролировал, поскольку сейчас самолёт Швабрина для меня как собака-поводырь.
        - Сопка, 814й, 900 заняли, курс на привод.
        - 814й, понял. Посадку по одному рассчитывайте.
        - Сопка, садимся парой. У 880го проблемы с приборами видимо. Он идёт только за мной. Передняя часть, похоже, тоже повреждена.
        Вот так раз! Щас я ещё и посадку парой отработаю, хотя этого мы ещё не проходили на МиГ-21. Но проблемы не закончились.
        В щёку влетел осколок от смотрового щитка, и похоже застрял в ней. Ещё один откололся, порезав шею. Хорош рисковать глазами. Придётся потерпеть ветерок. Подняв щиток, я вновь принял на себя мощный поток воздуха, который теперь ещё и теребил торчащий в моём лице осколок.
        - Сопка, 814й занимаем курс ко второму.
        Глаза начали слезиться, но я теперь мог видеть приборы и отчётливо своего ведущего. Но не все приборы были в порядке. Курсовой прибор показывал несуразные значения курса, стрелка высотомера застыла на уровне 2100. Верить можно было только авиагоризонту и самолёту Фёдоровича. Впереди уже был виден вытянутый серый прямоугольник полосы.
        - 814й, парой на втором.
        - Занимайте 500 к третьему, - дал команду руководитель полётами.
        - 814й, понял. Разворот вправо, крен 30°.
        Я повторял про себя всё, что говорил Швабрин, и следовал за ним. Слышимость в шлеме была уже не такой, поскольку поток воздуха сильно задувал внутрь.
        На прямой до третьего разворота заняли необходимые 500 метров. По своим приборам и не проконтролировать высоту. Не всё у меня так хорошо работает. Радиовысотомер в этом отношении не очень точен, в отличии от барометрического. Он больше для полётов на предельно-малой высоте.
        Уже одолевает меня усталость от этого полёта. Хорошо, что заходить будем с круга, а не двумя разворотами на 180°. Быстрее получится оказаться на земле. Но нужно ещё сесть.
        - Шасси… выпускаем… на раз… два, - специально делая разрывы между словами, скомандовал Швабрин. Этим он давал мне время нащупать кран шасси.
        Обороты контролировать надо, чтобы не было сильной потери скорости. Сейчас тряска будет немного, по педалям побьёт. Это нормально при выходе взлётно-посадочных устройств.
        - Третий, крен 30°, скорость 450… установили. Паашли!
        Разворот будет влево, а значит, я иду с принижением относительно Швабрина. Выпускаем закрылки, и далее начинаем снижаться с вертикальной 3 м/с. К четвёртому развороту нужно уже занять 300 метров.
        - Сопка, 814й на четвёртом, заход парой с посадкой.
        - 814й заход, - ответил руководитель полётами.
        - Влево, крен 30°, не снижайся. Паашли! - спокойно говорил Швабрин. - Сопка, не мешать.
        Вышли из четвёртого разворота. Поздно начал прибирать обороты, поэтому и поравнялся с Федоровичем.
        - Обороты 65 и продолжаем уменьшать. Не резко. Ручку слегка на себя. Сейчас пройдём дальний.
        Сработал маркер дальнего привода. Даже в таком шуме воздушного потока звуковое обозначение пролёта слышно отчётливо.
        - Выравниваем. Подходим к полосе. Взгляд влево и вперёд.
        Обороты уменьшаю на «Малый газ», ручку ещё на себя, чтобы аккуратно приземлить самолёт на основные стойки.
        - Касание… и теперь нос. Тормозной выпускай.
        Выпускаю, да только торможения нет.
        - Оборвал парашют, тормози, - спокойно сказал Швабрин, который уже не движется со мной параллельно.
        Торможу, но чувствую, что не так останавливается самолёт. Перед собой ничего не видно из-за растрескивания передней части. Мимо пронеслась вторая рулёжка.
        Убрал закрылки, а тормозной рычаг отпустил полностью. Автомат растормаживания выключил и снова давлю на рычаг. Не помогает.
        - Аварийно тормози. С полосы уйдёшь, - подсказывал мне помощник руководителя полётами.
        Рычаг управления двигателем в положение «Стоп», и торможу аварийно.
        Самолёт немного начинает носить по полосе. Главное, чтобы Швабрин позади меня не догнал.
        Вроде всё замедляется. Вот третья рулёжка справа от меня, но скорость уже не такая. До конца полосы остановлюсь. Скорость к четвёртой рулёжке снизилась достаточно, чтобы можно было сходу войти в поворот. По инерции так я и съехал. Проехав несколько метров, мой самолёт, наконец-то, остановился.
        - Всё равно, это лучшая работа в мире, - сказал я вслух, скидывая с себя гермошлем.
        Только сейчас почувствовал, как жжёт в местах, куда попали осколки от смотрового щитка. Ко мне уже спешил различный спецтранспорт. Начиная с пожарной машины и заканчивая командирским УАЗиком. Я же продолжал кайфовать и расслабляться под весенним солнцем Белогорска, сидя в своём «кабриолете».
        Самочувствие после такого полёта было вполне нормальным. Немного ломило шею, но это больше от перенапряжения. Две царапины от осколков тоже не тянут на серьёзное ранение. Тем не менее, начальник медицинской службы полка принялся осматривать меня прямо в кабине.
        - Товарищ капитан, ну давайте без осмотра? - уговаривал я его.
        - Ничего не знаю, Родин. Положено. Я за твою жизнь потом отвечать не хочу.
        - Блин, ну мне надо поскорее выйти отсюда… - сказал я, намекая на внезапный приступ диареи у меня.
        - Потом. Давай в санитарный автомобиль. Едем в кабинет, там и разденешься заодно.
        Привезли меня в здание высотного снаряжения сразу же, когда я вылез из кабины. Даже Добров не стал ничего у меня спрашивать у самолёта, а решил перенести расспросы сюда. Даже снять ВКК не дали с себя!
        - Сейчас тебе помогут всё снять. Как так получилось, Родин? - спросил Добров, похлопав меня по плечу.
        В комбинезоне становиться жарковато и, жуть как, неудобно. Ещё и живот скрутило. Я только открыл рот, чтобы попроситься отойти и только потом начать свой рассказ, в кабинет ворвался Швабрин.
        - Потом, я сказал, - крикнул он на кого-то в коридоре перед тем, как захлопнуть дверь. - Серый, чё за… ерунда? Виноват, товарищ командир! - вытянулся он в струнку.
        - Ну-ну, Иван Фёдорович. Тоже хотите расспросить своего подопечного? Надо бы дать ему передохнуть и снять с себя ВКК.
        - Так точно. Давай помогу, - ломанулся ко мне Швабрин, но я остановил его жестом.
        - Не могу я сейчас рассказывать. Если вы про неприятности, которые выпадают на мою задницу, то я не специально раздолбал фонарь.
        - Да я не про это. Чего молчал? Что с приборами?
        Ну не отстанут от меня! Краткий пересказ слушали все присутствующие, затаив дыхание. Девушка-фельдшер с тёмными волосами, выбивающимися из колпака, перед началом моего допроса обработала мне лицо. Слушала она очень внимательно, нервно вздрогнув в моменте с ударом по голове. Брюнетка средних лет принялась судорожно капать себе успокоительного.
        Швабрин и Добров слушали внимательно, только изредка кивая головой.
        - А потом я срулил в рулёжку, и вот я перед вами. Товарищ командир, разрешите, я пойду, переоденусь?
        При этих словах в кабинет постучалась ещё и Леночка Петровна. Спросив разрешение войти, она получила утвердительный ответ. Да сколько можно меня мурыжить!
        Майорова только слегка сдвинула очки, осматрев собравшихся. Особенно её привлекла фельдшер, продолжающая накапывать себе успокоительного в столовую ложку.
        - Мы с ним потом пообщаемся, Геннадий Павлович, - сказала она. - Я свою работу здесь закончила.
        - Тогда, прошу в мой автомобиль. Водитель вас отвезёт обратно, - сказал Добров, открывая дверь перед психологом. - Швабрин, раз уже переоделся, сразу в кабинет. Родин - как снимешь ВКК. И Реброву пока на глаза не попадайся, а то… - не успел Добров закончить фразу и выйти с Майоровой из кабинета.
        На улице послышались крики и ругательства Реброва на весь белый свет ещё на подходе к зданию. Даже Майорова не удержалась и расплылась в улыбке. Добров лишь покачал головой.
        - Ну сколько можно! Почему опять этот Родин заимел на свои французские булки очередные неприятности? Как ты его готовил? - кричал Вольфрамович на кого-то.
        - Командир, всё сделал парнишка правильно. Хорошо подготовили… - пытался этот кто-то оправдаться. По голосу смахивал на Валентиновича.
        - Да знаю, что он хорош. Как самолёт осматривали, что он теперь на люльку от мотоцикла похож? Что с тормозами, я теперь тебя спрашиваю? - не унимался Ребров.
        - Товарищ командир, я ж только недавно к вам перевёлся. Не знаком ещё с особенностями истребителей, - отвечал ему другой человек.
        Им был, судя по голосу, новый инженер комплекса. Старший лейтенант, которого перевели с транспортной авиации.
        - Да кто вас таких выпускает? Раньше что обслуживал?
        - Ан-2, товарищ командир.
        - Я тебе твои «кукурузники» ещё припомню, Олежа. Вон пошли, мне надо ещё в дёсна расцеловать нашего… - не договорил Ребров, поскольку вошёл он в коридор и оказался, видимо, лицом к лицу с Майоровой и Добровым. - Могу и вас, Елена Петровна, но я женат. Поймут неправильно.
        Никто не смог сдержать улыбок или смеха.
        - Товарищ командир, разрешите я переоденусь? Очень надо, - уже, практически, прямо намекал я на свою надобность в туалете.
        На меня почему-то никто не обратил внимания, за исключением Леночки Петровны. Ну не вовремя она пришла. И ведь не крикнешь, что у тебя сейчас из ушей полезет.
        - А почему бы и нет. Сергей, ты согласен? - повернулся ко мне командир.
        - Товарищ полковник, я соглашусь на всё, только разрешите мне переодеться?
        - Сергей, у меня времени мало. Ты можешь переодеваться и беседовать со мной, - сказала Майорова.
        - Всё, Родин, беседуешь. Пока растёгивайся, а парни тебе твои сейчас придут и помогут. Вольфрамыч со мной на разбор. Иван Фёдорович - в кабинете ожидай меня.
        Как тут откажешь командиру! Тем более, когда просит Леночка. Да только есть проблема, и она назревает в моём животе и мочевом пузыре.
        - Попрошу освободить помещение, товарищи офицеры и медики, - сказала она, снимая с себя тонкое бежевое пальто.
        Глава 2
        Кабинет медицинского осмотра освободился очень быстро.
        - Сергей, если тебе не хочется сейчас говорить. Давай потом. Не такая уж срочная тема, чтобы после аварии обсуждать этот вопрос. Тем более, в этом комбинезоне не совсем комфортно.
        Потом всё равно идти к ней. Там беседа будет ещё дольше. Не то, чтобы я плохо относился ко всему, что связано с психологией. Просто в данной обстановке всё будет гораздо быстрее.
        - Нормально. Я в порядке. Можем и поговорить, - подтвердил я.
        Пока ещё не было критической ситуации с животом, так что можно и пообщаться. Сейчас и парни должны подойти. Тут мы и закончим.
        - Есть разговор, и уж прости, что вот так приходится разговаривать. О будущем хочу поговорить твоём.
        - Не тот момент, чтобы разговаривать о моём распределении. Тебя кто попросил со мной поговорить?
        Елена сделала удивлённое лицо, и решила снять очки.
        - Я не о твоём будущем как летчика. О семье. Вы сколько уже с Женей?
        - Достаточно долго.
        - И нет мыслей о свадьбе?
        - Размышления, я бы сказал. Встречный вопрос, Елена Петровна, а у вас? В мужья не себя предлагаю, - улыбнулся я.
        - И у нас размышления, но не уходи от темы. Почему ты не решишься?
        И правда, что меня останавливает? Пожалуй, только моё желание и мысль, что это удобно, просто быть в отношениях друг с другом. Да только, я понимаю, насколько Женя меня любит и не хочет отпускать. А тут и выпуск не за горами. Вот точно упросила Леночку Петровну со мной побеседовать на эту тему! И в такой момент. Это я не про аварию сейчас.
        - Этот вопрос пока не имеет ответа, - ответил я.
        - Тебя никто не торопит. Просто, не предавай любимого человека. Тем более, что ей сейчас очень плохо. Она до сих пор не отошла от смерти отца.
        Я как бы тоже, не отошел от полёта в стратосферу, и тему подняла Леночка очень щепетильную.
        Но, похоже, запас прочности моего желудочно-кишечного тракта начинает сходить на нет. Мне бы сейчас очень хотелось в эскадрильский гальюн попасть, а приходится сидеть и терпеть. Как-то внезапно мне захотелось «попудрить носик».
        - Вижу, что ты хочешь уйти от этого разговора, - сказала она.
        - Просто не очень сейчас момент…
        - Сергей, бояться брака не надо. Для многих семейное счастье - важнейший жизненный приоритет.
        - Я и не боюсь. Просто, не знаю, как тебе это сказать.
        Леночка встала со своего места и подошла ко мне ближе. Вот эти её паузы во фразах ещё больше приближают меня к разрыву «очага».
        - Сергей, я наблюдала и увидела в вас с Женей признаки настоящей счастливой семьи.
        - Оу, так это было заметно?
        - Конечно. Вот смотри. Терпимость и уважение друг к другу.
        Это да. Терпеть это про меня. Женя пару раз выкидывала номера на почве ревности.
        - Доверие между вами.
        Противоречит моим предыдущим мыслям, но в целом, мне верят, и я тоже в своей Жене не сомневаюсь.
        - Да, мы такие подходящие друг к другу. Может уже закончим? - спросил я, сильнее сжимаясь в районе живота.
        Неужели после перегрузок такой эффект может быть?
        - Подожди. Вы заботитесь друг о друге. Я вижу, как ты её постоянно поддерживаешь после смерти Константина Юрьевича.
        - Мне не тяжело. А вот… - чуть было напрямую не начал ей говорить, что нет уже сил у меня терпеть.
        - Сергей, я не понимаю тебя. Чего ты сжался то весь?
        Ну, сама напросилась! Не хотел я показаться бестактным, но кажется придётся.
        - Лена, у меня сейчас задница взорвётся с мочевым пузырём на пару. Отпусти в туалет, а?
        Леночка посмеялась и махнула мне на дверь. Ей смешно, а я без посторонней помощи снять комбинезон не смогу. В этот момент как раз и вошли два молодца.
        - Быстрее, быстрее, мужики! - взмолился я, когда Костян и Вася Басолбасов сдирали с меня рукава.
        - Серый, терпи. Тяжело, но терпи! Хуже будет, если не дотерпишь, - приговаривал Макс, стоя напротив меня и оказывая моральную поддержку.
        - Курков, на минуту зайди к психологу, - прибежал кто-то из ребят позвать Макса.
        - Серёга, ну… тут…
        - Беги, без тебя дотерплю.
        Через пару минут и нескольких громких предложений истинно русского мата, я выбрался из высотного костюма. Бежал я, словно алкаш за водкой. И в тот момент, когда я, всё-таки, успел, не было более счастливого человека, чем я.
        После душераздирающих и не только её раздирающих мгновений облегчения, я вышел из деревянной будки эскадрильского туалета. Торопясь на очко, я даже и не подумал, что бегу в одних «семейных» трусах в горошек и майке. Так я и стоял в расслабленном состоянии, проводя гигиенические процедуры со своими руками у обыкновенного рукомойника дачного типа. И вот именно в этот момент, когда я так отлично… сходил, из здания высотного снаряжения вышла Елена Петровна и Гелий Вольфрамович.
        - Хорошие у меня ребята, Елена Петровна. И проблем с ними мало последнее время. Вы же вот с Родиным… общались, - уставился на меня Ребров, окрашиваясь на глазах в красный цвет. - Колебать мой контур, Родин.
        - Виноват, товарищ командир.
        Немая сцена была ознаменована ещё и милым смехом Елены Петровны. То ли цвет моего нижнего белья её так развеселил, то ли вся эта ситуация. Одно понятно - сегодня меня ждёт пыточная у Реброва.
        Вольфрамович по-быстрому увёл Майорову с моего пути, грозя мне своим кулаком. Но сейчас мне было всё равно. Надо было уже одеваться поскорее.
        - Эээ, чудище! - крикнул, буквально, мне у входа кто-то из лётчиком-инструкторов. Лицо было знакомо, но он явно не с нашей третьей пьющей. - Ты не оборзел в таком виде ходить?
        - Виноват. Я просто после полёта в ВКК…
        - Фамилия твоя, клоун? - не дослушал он меня.
        - Родин.
        - Ты чей, Родин? Не учили тебя представляться, как следует? - продолжил меня допрашивать этот неприятный тип.
        Волосы зализаны назад, нос картошкой и взгляд, как у маньяка-убийцы. И чего доколебался до меня?
        - Виноват, но вашего звания и должности не знаю.
        - Ты оборзел, курсант Родин? - продолжал играть на публику «картофельный нос». - Одевайся, и пойдём со мной к командиру эскадрильи. Кто у тебя?
        - Подполковник Ребров.
        - Третья «алкашная». Понятно тогда. Вечно вы своего командира подставляете. А ну дыхни на меня. Может ты уже успел потребить?
        Насчёт «алкашной» звучало обидно. Да ещё и стоять в трусах и майке было уже некомфортно.
        - Вы позволите, я пойду, оденусь? - сказал я, пытаясь пройти мимо этого человека.
        - Дыхни, сказал, курсант! - воскликнул он, схватив меня за плечо.
        Вот бы сейчас выкрутить его кисть и посмотреть, как он будет выкручиваться. А нельзя, офицер, всё-таки. Наверняка ещё и дипломированный. Надоел он! Освободиться как-то надо от его гнёта?
        Вспомнил! Капитан Гнётов из первой эскадрильи. Старший лётчик-инструктор и редкостная мразь по рассказам других курсантов.
        - Не буду я дышать. Я не употреблял, и не надо нашу эскадрилью называть «алкашной». Она, между прочим, по лётной подготовке впереди вашей и остальных. И прозвище «пьющая» ей не мешает. Ваша, первая эскадрилья, на месте под кодовым названием 21?
        - А ты значит вспомнил кто я? Прекрасно. Собирайся и пошли к командиру твоему.
        Со спины Гнётова показалась физиономия Валентиновича. Командир звена тут же нахмурил брови, видя подобную сцену.
        - Идти не надо никуда, товарищи. Здесь я уже, - сказал он, выходя перед Гнётовым.
        - Роман Валентинович, вот учу вашего курсанта манерам. Внешний вид заметил, какой у него?
        - Григорий Максимыч, у вас других дел нет, как вот только моих курсантов за трусы ловить? - усмехнулся Новиков. - Родин, на высотку, а то простудишься… в каком-нибудь месте.
        - Я с ним не закончил, Валентинович, - возразил Гнётов.
        Сначала я немного застопорился, увидев меняющееся лицо Валентиновича. Он всем видом мне показывал, что недоволен моим торможением.
        - Курсант Родин, шагом-марш на «высотку», - дал мне команду Новиков, и я не смел задерживаться ни на секунду.
        Как-то эта беседа не сильно у меня отложилась в голове, поскольку сегодня предстояли ещё куча селекторов. На очереди был разговор у Доброва после ужина.
        Состоялись эти переговоры в четырёхсторонем формате в кабинете командира. Он знал мою версию событий и материалы объективного контроля. Теперь же предстояло сделать выводы. Предварительные, конечно.
        - Итак, что в итоге. Разрушение фонаря, разгерметизация, растрескивание смотрового щитка гермошлема курсанта, - продолжал Добров перечислять весь список бед, свалившихся на меня сегодня. - Частичный отказ радиосвязи, отказ курсового прибора и высотомера. Это в воздухе.
        - Товарищ командир, сегодня курсант Родин полностью подтвердил поговорку «беда не приходит одна», - сказал Ребров, сидевший за столом напротив Доброва.
        - Согласен. Ну и на закуску - обрыв тормозного парашюта и отказ тормозной системы. Ничего не пропустил, Сергей Сергеевич? - спросил он у меня.
        - Никак нет, товарищ полковник.
        - А всё-таки пропустил. Да, Иван Фёдорович? - обратился Добров к Швабрину.
        - Посадка с аварийным остатком, - сказал Фёдорович.
        Вот так номер! Швабрин очень рисковал, пытаясь мне помочь. Он же был не один в самолёте, и тем не менее пошёл на выручку. С моими приборами было бы сложно зайти на посадку, вот он и вызвался лидером ко мне.
        - Ладно, со старшим лейтенантом Швабриным поговорим отдельно. Есть что добавить у командира эскадрильи? - спросил Добров у Реброва.
        - Никак нет. Мы отдельно обсудим этот случай на полном разборе в эскадрильи. Действия обоих считаю правильными, товарищ командир, - сказал Вольфрамович, взглянув на нас.
        - Да. По мне так главное, что все живы и здоровы. Самолётов, если что, нам промышленность ещё построит, если этот не починим. Оба свободны, отдыхать, - произнёс бодро командир и подошёл к нам, чтобы пожать руку каждому.
        За дверями кабинета, мы перекинулись парой фраз с Фёдоровичем, пока ждали Реброва.
        - Спасибо, Иван Фёдорович. Выручили, всё-таки, - начал я первым обсуждение.
        - Не стоит. Это было нужно.
        - Вы уж не обижайтесь, но ведь меня могли и «по командам с земли» завести на посадку. Возможно, не нужно было рисковать? - спросил я.
        - Об этом в тот момент не думал. Может, и слишком было рискованно, однако все сели и хорошо…
        Из кабинета командира выскочил Ребров, которого снова накрывала краснота. Пару секунд молчаливой сцены нам потребовалось понять, что он отправляет нас в свой кабинет. Здесь он продолжил молчать и только вопросительно смотрел на нас.
        - Я не знаю, как так получается у меня, товарищ подполковник, - сказал я, и Ребров смиренно кивнул головой. Далее он начал сверлить взглядом Швабрина.
        - Все на земле, а это главное. Вывод командира полка, Гелий Вольфрамович, - сказал мой инструктор.
        - Здесь соглашусь. Я сейчас о другом. С полётом мы разобрались, а вот что будем дарить товарищу Рыжову?
        Совершенно вылетело из головы сегодняшнее радостное событие. Тёмыч стал отцом!
        - Командир, стандартная такса на покупку детской коляски, правильно? - спросил Фёдорович.
        - Да я уже и не помню, сколько стоит коляска. Мои уже выросли давно. Родин, сколько нынче коляска стоит? - спросил у меня Ребров.
        Нашёл кого спрашивать! Детей только на расстоянии видел.
        - Не могу знать, товарищ подполковник. Мне такие заботы пока не грозят.
        - Эх, вот и не заметишь, как и твоё время придёт по ночам не спать, а утром на полёты вставать невыспавшимся. Я это прошёл и знаете что, птенцы Белогорского гнезда? - Ребров подошёл к сейфу, повернул ключ, мощно пнул его и тот послушно открылся. - Это самое замечательное, что может с вами случится.
        Комэска достал из сейфа пару плиток шоколада «Кола». Одну плитку дал мне. Интересно, что на голубой пачке с непонятным обрамлением, была написана фраза: «Детям шоколад „Кола“ давать нельзя».
        - Ты Родин, уж извини, мал ещё. А мы с Фёдоровичем подумаем пока о таксе на коляску. Беги в казарму, подумаете о подарке своим коллективом.
        Закрыв за собой дверь, я ещё некоторое время разглядывал плитку этого известного шоколада. Его особенность в том, что у него была очень насыщенная ингредиентами рецептура. Благодаря добавкам, «Колу» использовали как антистрессовый и укрепляющий продукт, с тонизирующими свойствами. На этикетке, вдобавок к запрету употребления детьми, как раз написано, что по нормам применения, обычно 1 - 2 дольки в сутки. Сомневаюсь, что дети не кушали этот продукт.
        Отходя от кабинета, я услышал за дверью обрывки тоста за новорождённого и тихий звон стопок.
        В казарме подготовка к празднованию радостного события в жизни нашего товарища шла полным ходом. Теперь наш рыжий друг Тёмыч стал отцом, и он, как мне кажется, ещё пока не особо осознаёт себя в этой роли.
        Столы вынесены на центральный проход. Из авосек и коробок вытаскиваются кастрюли, тарелки и другие сосуды. В воздухе витает праздничная смесь салатов, варёного и жареного. Из нашей «Электроники-311с» играет «Шокинг Блю», наполняя расположение еще большей атмосферой праздника.
        Без помощи четы Рыжовых и всей станицы Кучугуевской такое приготовить нереально. Представляю, что сейчас происходит там.
        - Тесть сегодня на отпуск написал сразу. Борщев отпустил, - сказал Артём, выкладывая из банок соленья.
        - Понял, что просто так с Кучугуевки ему не уехать? - посмеялся я вместе с ним.
        - Алевтина Егоровна как знала, что нужно на целый взвод готовить, - сказал Макс, раскрывая ещё пару коробок. - Знаменитый компот твоих родителей. Или это от Никодимыча подгон?
        - От него в другой коробке, - сказал Тёмыч.
        - Артём, ну ты уже держал богатыря своего? - спросил я.
        - Да пока не дали. Смена там сегодня в роддоме строгая. Пришлось в окно смотреть. Хорошо Новиков бинокль скомуниздил у помощника со старта и мне дал. Я своего сына и разглядел.
        - Ну и как? На кого похож? - интересовался Костян.
        - Вроде на ребёнка. Только… там не понятно, мужики. И рыжий, и смуглый, и глаза на месте. Цвет не видел в бинокль. Но мне вот, прям, на душе хорошо, мужики.
        В нашем взводе это первый случай, когда у кого-то родился ребёнок. Вспоминая посиделки по таким поводам в своей прошлой жизни, наполнены они были кучей разговоров о будущих проблемах молодых отцов.
        Мол, когда становишься отцом, помни, что ты - родитель. В первые полгода о спокойном сне можно забыть, потому что малыш будет просыпаться по ночам и плакать, ему нужно будет менять пелёнки.
        О личной жизнь тоже придётся забыть, как и о супружеских долгах. Мать, ведь, тоже устаёт. Возможно даже больше, чем отец.
        Все потихоньку расселись, и слово взял наш заместитель командира взвода Макс.
        - Короче, Темыч, давай за тебя… а, кстати, чего не налито у нас? - спросил он.
        - Вот, а самое-то главное забыли достать, - сказал я и отправился к ящику, в котором были несколько двухлитровых стеклянных банок с прозрачной жидкостью.
        По одной выставив на столы, я попросил штык-нож у одного из наряда по роте. К слову на тумбочке не было никого. Все за столом в ожидании первого тоста за рождение сына Артёма.
        - А как назвали? - спросил Костя. - Ты же так и не сказал.
        - Света захотела Серёгой. А я и не против. Родин у нас в очередной раз сегодня проявил чудеса в полёте…
        - Никаких чудес. Делал всё, как учили. Вы все бы справились, - ответил я, занося над крышкой нож, чтобы продырявить крышку.
        Во входную дверь постучались нашим условным кодом. Его обычно знали только свои. Опасности никакой не было.
        Пока шли обсуждения и предположения качества напитка, который я собирался открыть, один из дневальных пошёл к двери. И почему я чувствую какой-то подвох в этом приходе. Осмотрев стол, я не обнаружил отсутствия наших ребят.
        - Стой! - крикнул я, убирая под стол банку, которую только что хотел открыть, но было уже поздно.
        Засов предательски щёлкнул.
        - Чего делаем, третья эскадрилья? - зашёл в казарму Гнётов.
        Глава 3
        Когда капитан увидел, на какое мероприятие он попал, глаза этого зализанного воспылали в предвкушении снятия сливок от наказания нашей эскадрильи. Это ж всегда так - хорошо тогда, когда другим плохо.
        Наш магнитофон как раз заиграл бессмертную композицию группы «Кридэнс» про сына удачи.
        «Но когда сборщик налогов заходит в дверь, боже, дом становится похож на распродажу хлама», - звучал второй куплет этой песни.
        - Хорошо… нет не так… круто живёте товарищи курсанты, - подошёл он к нашей «Электронике» и нажал на «Стоп». - Столы, музыка, кушанья, а то, что по распорядку дня сейчас должна быть вечерняя прогулка, вы и не в курсе, да? - подошёл к столам Гнётов. - А чего мы не встаём, когда офицер перед вами. Вас к четвёртому курсу не научили этому ещё?
        Все медленно поднялись с табуреток, всем видом показывая отвращение этому человеку. Однако, он будто питался от нас этой злобой и ещё больше улыбался.
        - Вот видите. Всё очень даже просто. Так что празднуете? - продолжил он свой поход вокруг сдвинутых столов.
        - У меня сын родился, товарищ капитан. Можете присоединиться к нам… - начал говорить Артём.
        - Спасибо. На ночь наедаться вредно. С рождением поздравляю, - без особой искренности бросил Гнётов крайнюю фразу. - Ты вот сам чего здесь делаешь? - спросил он у него.
        - Это наша казарма, вот мы здесь и…
        - Я про другое, балбес. Чего не пошёл отмечать с роднёй, а решил с парнями своими?
        - У родных застолье. Супругу я проведал. Да и ребят хотел угостить.
        - Ну это не угостить, а накормить прямо! А вот, скажи мне… как тебя зовут? - подошёл Гнётов поближе к Тёмычу.
        - Артём.
        - Разве так представляются старшему по званию? Фамилия твоя, - наехал на него капитан.
        У него прям пунктик на фамилиях и правильном подходе. Любит себя и своё положение.
        - Товарищ капитан, это курсант Рыжов, - начал говорить Макс, подойдя к ним ближе. - У человека событие радостное, вот мы и решили отметить.
        - В отпуске отметите. Ты замком взвода что ли? Видел тебя где-то. К психологу постоянно бегаешь. С головой не всё хорошо? - сощурился Гнётов.
        Ох, щас бы его огреть чем-нибудь. Не сильно, но чтобы запомнил. Макс сильно напряг свои скулы, чтобы не высказать что-либо в ответ. А ведь специально этот Гриша Гнётов припёрся. Запомнил сегодняшнюю нашу стычку у здания высотного снаряжения. Валентинович его, видать, хорошо на место поставил после моего ухода. Решил отыграться на нас.
        - Наоборот. Всё замечательно, товарищ капитан, - проговорил Макс сквозь зубы.
        - Тебе чего-то не нравится, сержант или кто ты там по своему званию? Думаете, если у товарища праздник и вы четвёртый курс, то всё можно! Гуляем ребята! - начал скакать перед нами Григорий Максимович.
        Мерзко выглядит. И как это раньше меня обходили стороной встречи с ним? Обычно, мне везёт на таких вот… субъектов.
        - Ладно. Садитесь, - сказал Гнётов, и мы спокойно сели на свои табуретки. - Слушай, Рыжов, а чего это ты решил стать отцом? Или у вас с ней… ну…
        Это он зря! Хоть бы только Артём сдержался.
        - Товарищ капитан, - встал я с табуретки, опережая действия Тёмыча, который уже налился краской. - А вы в нашем училище учились?
        Надо, чтобы этот гоблин на меня переключился. Правда, у меня под ногами алкогольная продукция. Мои реплики могут завлечь Гнётова и на эту приманку.
        - Я тебе разрешил обращаться, Родин? Ты мне сегодня уже надоел…
        - Ответьте на вопрос. Что тут такого.
        - Ты кто такой, чтоб мне вопросы задавать, щегол?
        О, парень, я гораздо тебя старше. И сейчас мне всё равно.
        - Просто, будь вы выпускником Белогорского училища, вы бы знали, кто у Артёма тесть. Может, вам стоит извиниться за сказанное?
        - Сосунок. Перед кем извиниться? Рыжим недоразумением или недоразвитым вроде тебя? - перешёл на оскорбления Гнётов.
        - А вот оскорблять нас не надо. Казарма-то, закрыта, товарищ капитан, - сказал я.
        Зря я наверное сейчас начал угрожать офицеру. Можно и получить за такое. Хотя… четвёртый курс, думаю, простят. Тем более, что кроме слов Гнётова, который, выходит, не любит третью эскадрилью, доказательств нет. Парни с моего взвода меня не сдадут.
        - Два шага назад, товарищ курсант. Это приказ, - спокойно произнёс капитан. - Чего у тебя там под столом?
        Здесь лучше не спорить. Хоть, и я на своём поле, но есть Устав. Надо подчиниться. Правда, влетит теперь нам. Будем давить на то, что никто не знал, что в банках.
        - Давай проверим, а? - сказал Гнётов, подходя к моей табуретке и доставая так и не открытую мной банку.
        В глазах ребят начала угасать надежда, что спесь с этого зализанного сошла. Правда, её ещё нужно открыть.
        - Думаете, я идиот, что не понимаю для чего это застолье? Выпить захотелось в честь рождения ребёнка? - продолжил он наслаждаться своей победой, доставая из специального кармана стропорез.
        В данный момент он и правда был похож на маньяка. Так у него горели глаза, когда он делал разрез в крышке.
        - Кружку придвинь, - сказал он мне, указывая на железную посуду. - Может быть, ты теперь извиниться надумал, герой? - спросил Гнётов, наливая из банки.
        - Было бы за что, всё равно бы не извинился, товарищ капитан.
        - А я давал тебе шанс.
        Капитан поставил банку, взял кружку и начал опробовать переданный нам Никодимовичем продукт. Вот и всё! Теперь нужно смотреть, что скажет Гнётов после пробы.
        Странная реакция у этого парня на целую кружку самогона. Не передёрнуло даже. А рожа недовольная просто жуть! Будто у него есть «Ламборгини» и этот спорткар только что поцарапал на «Запорожце» пенсионер.
        - Гадость какая. Лучше бы реально самогон притащили. Через час приду, проверю, что вы в кроватях, - погрозил нам пальцем Гнётов и направился к двери.
        Никто не сдвинулся с места, пока дверь не закрылась. Сам я совершенно ничего не мог понять, почему этот непонятный элемент сначала испортил нам настроение, угрожал, был на грани нашего разоблачения в вопросе спиртного, а потом просто ушёл после всего одной кружки самогона.
        - Может, ему самогон не понравился? - предположил Тёмыч. - Отец говорит, что у Никодимыча вечно тухляк получается. Пить невозможно.
        Странно, что и запаха нет от этого народного продукта. Самогон издаёт специфический аромат, если только Никодимович не открыл новый секрет приготовления.
        - Сейчас проверим, - сказал я и налил себе немного в кружку.
        - Не пей из этой кружки. Заразишься ещё дебилизмом от Гнётова, - предостерёг меня Макс.
        - Ну чего там? - спросил он, когда я испил прозрачной жидкости.
        - Тёмыч, не знаю как самогон, но берёзовый сок Никодимыч делать умеет, - улыбнулся я, и весь взвод облегчённо выдохнул.
        Пришлось нам без горячительных напитков отметить рождение моего тёзки и сына нашего друга. А сок и правда отменный получился!
        Прошло пару недель с момента, моего полёт без фонаря на больших высотах. В причинах данного инцидента особо не разбирались, поскольку и самолёт цел, и у меня проблем не было со здоровьем.
        Поработали специалисты по безопасности полётов из самого управления Белогорского училища, сделали выводы, и вернулись к своим обычным делам. Основной причиной, как обычно бывает во многих подобных случаях, был объявлен износ конструкции.
        - Как выразился командир по итогам расследования нашего инцидента - главное все живы и здоровы, - объяснил в большом классе эскадрильи Ребров на очередном контроле готовности. - Теперь о завтрашних полётах. Наши повзрослевшие птенчики приступают к нанесению ударов по полигону с МиГ-21.
        А вот это уже будет интересно. Как объявил нам на постановке комэска, работать будем неуправляемыми авиационными ракетами С-5 или НАРами.
        Мишенную обстановку изучали уже на спортгородке со Швабриным, который для нас выложил на земле схему полигона.
        - Выходим на боевой, включаем прицел и пикируем на мишень. Предварительно запоминаем её место расположения, поскольку поле большое. Всем надо поработать. Вот 221я мишень, - указал Фёдорович на выложенный из маленьких камней силуэт машины.
        - Автомобиль будет хорошо видно? - спросил я.
        - В простых метеоусловиях всё будешь хорошо видеть. Главное не торопись, прицеливайся. Если что-то не так - работаем тактически и уходим на повторный. Что ещё нужно сделать, помимо работы с органами управления вооружением?
        - С двигателем проблемы могут быть. Рычаг управления двигателем на «Малый газ». Только это при работе с С-24. У нас С-5, так что ничего страшного, - сказал я, имитируя движение левой рукой.
        - Верно. Перед пуском за 3 - 5 секунд поставил малый газ, а после через 3 - 5 секунд обороты увеличиваем. Не забываем про кнопку «Запуск в воздухе» и доклад об этом в эфир, а то будем потом подпрыгивать на разборе.
        - А если помпаж, Иван Фёдорович? - спросил Костян.
        - Бардин, ну всё тогда. Выходим из кабинета, - со всей серьёзностью сказал Швабрин. - Ручки дёргаешь и ждёшь приземления на парашюте.
        - Правда? - забеспокоился Макс, на что я покачал головой, похлопав его по плечу.
        - Нет, конечно. Рычаг управления двигателем на «Стоп» и далее, согласно инструкции. Что ещё по полигону не уяснили?
        - А вот это что? - указал Тёмыч на предмет на краю схемы полигона.
        - Это камень, Артём. Вот именно его на полигоне не будет, - улыбнулся Швабрин вместе со всеми.
        Вечером я слегка задержался на тренировке в бассейне, поэтому возвращался уже к вечерней поверке. Обычно в это время она у нас проводилась в лежачем режиме, если только кто-то из инструкторов не пришёл.
        - Забрал. Сегодня игра идёт. Нормальная пуля, - услышал я знакомый карточный термин, когда поднимался по лестнице в казарму.
        - Вообще сегодня бесполезно с тобой, Вася играть - прозвучал знакомый мне голос Червеня. - Давай отыграюсь?
        Разговоры шли с третьего этажа, на котором никто не жил. Он был вечно на ремонте.
        Поднявшись наверх, я обнаружил несколько человек, сидящих за столом прямо по центру расположения под единственной работающей лампочкой на этом этаже. Среди них были и Басолбасов, и Червень, у которого, судя по выражению лица, игра сегодня не шла. За столом сидели ещё несколько парней с других курсов.
        - Родя, присоединишься? - сказал Басолбасов.
        - Спасибо. Вы с деньгами аккуратнее. За это и отчислить могут, - сказал я, разворачиваясь к выходу. - Хоть бы дверь закрыли, а то слышно хорошо.
        - Ай, Серый, ну без тебя как-нибудь разберемся, святоша ты наш. Давай раскладывай, Вася.
        Азартные игры не приветствовались в армии. Тем более, когда на деньги. В моё время много парней на этом деле закончили свою службу. Кредиты, долги, проблемы в семье - малая часть проблем от таких игр. Надеюсь, что это не тот случай.
        На следующий день ощущалось приближение чего-то нового и неизведанного. Хоть мы и применяли вооружение с Л-29 ранее, но вот применять реактивные снаряды с настоящего истребителя - совсем другое чувство. Это и скорость другая и манёвр интереснее. Да и вообще должно быть очень круто!
        Подойдя с Федоровичем к нашему борту, мы приняли доклад от нашего техника Петьки.
        - Боевая зарядка - два блока УБ-16 - 57УМП по 16 С-5К в каждом, - доложил он.
        - Хорошо, - сказал Швабрин, пожимая ему руку. - А гондолу под фюзеляж подвесили?
        - Контейнер с пулемётом А-12,7А, боекомплект 60 патронов подвешен.
        - Хорошо. Пошли осматривать, - позвал меня Фёдорович к блокам.
        - А как же фотоплёнка в фотоконтольном приборе? - спросил я.
        - Согласен. Проверена, в наличии, - доложил Петька.
        - Молодец, Родин. Думал, не заметишь отсутствие доклада. Пошли.
        Поздоровавшись с техниками, мы приступили к нашему стандартному осмотру самолёта перед вылетом.
        - Первое, что мы с тобой сделали - приняли доклад. Теперь пошли проверять, - сказал Швабрин, пригинаясь под левой консолью.
        - Мы ещё забыли кабину проверить, Фёдорович, - отметил я.
        - Справедливо. В кабине никого, пойдём глянем тогда на приборы.
        Тумблеры автоматов защиты сети и системы вооружения стояли в выключенном положении.
        - Теперь посмотрим соответствует ли у нас вариант вооружения нашему заданию, - сказал Федорович.
        Подойдя к блокам с реактивными снарядами, мы осмотрели их на предмет внешних повреждений. Количество С-5 соответствовало заявленному. Гондола с пулемётом была закреплена на своём месте. Количество патронов в ней не пересчитаешь.
        - Серега, а чего на тебя Гнётов с первой эскадрильи постоянно ходит, настукивает замполиту? - спросил у меня Фёдорович, когда я приготовился надеть на голову шлемофон.
        - В трусах меня увидел, когда я в туалет выскочил с высотки.
        - Ааа, знатный случай! Ребров до сих пор вспоминает, как ты перед психологом дефилировал, - улыбнулся Швабрин. - Ладно, «кастрюльку» на голову и в кабину.
        Заняли свои места, пристегнулись, включили радиостанцию, и я подал команду «От двигателя».
        - Пру… зорька! Руки на колени! - крикнул по внутренней связи Иван Фёдорович. - Давайте, товарищ Родин всё как полагается. Будешь хотя бы капитаном, тогда и начнёшь сачковать, понял?
        С моей общей выслугой за две жизни, мне уже в подполковниках надо ходить. А я всё - курсант! Вечно молодой!
        - Только не таким, как этот Гнётов.
        - Что, сильно достал? Я краем уха слышал, что он там чего-то про казарму ещё нёс. Надеюсь, не побили вы его там?
        - Нельзя. Он старше по званию. Сами понимаете, во что тогда превратиться армия, если каждый будет на офицера руку поднимать. Это будет конец всему.
        - Это ты верно сказал. Давай, все действия на проверке проговаривай и запускаемся.
        Гашетка боевой кнопке в предохранительном положении, остекление кабины, отражателя и светофильтра прицела чистые. Проверил на специальном пульте выключатель «Тактический сброс» в правильном положении.
        - Автоматы защиты сети на правом борту? - спросил Швабрин.
        - Включены, под стеклом, - ответил я. - Световая сигнализация боевой зарядки есть.
        - Прицел?
        - Проверен, режим на выруливании включим.
        - Хорошо. А вот теперь «От двигателя»! - крикнул Швабрин, и я начал запускать самолёт.
        Уже в полёте я продолжил готовить прицельное оборудование к работе. Не совсем удобно одной рукой управлять, а второй что-то щёлкать.
        - Давай я возьму управление, а ты пока настраивай яркость прицела. Режим «Гиро» у тебя стоит? - спросил по внутренней связи Швабрин, забрав себе контроль над ручкой управления.
        - Да. Сделайте пару отворотов. Вот! Всё в работе, сетка прицела отклоняется. Ввожу базу цели и дальность.
        До полигона осталось пара минут лёту, так что нужно уже переходить под их управление.
        - Ферит, 880му, - запросил я руководителя полётами на полигоне.
        - Отвечаю, 880й, - бодрым голосом вещал он.
        - 880й, иду к вам с Сопки, работа по 221й мишени. Высоты работы 500 - 1000.
        - 880й, понял, под моим управлением. К третьему 1000.
        Занимаю курс к третьему развороту круга полётов на полигоне. Схема та же, что и на аэродроме, только весь расчёт идёт от мишени.
        - Дальность пуска 1300, база 40, - сказал я по внутренней связи. - Ферит, 880й первый заход тактический без применения.
        - 880й понял. Выполняйте третий.
        Разворот и слева я увидел линейку мишеней. Моя, под номером 221, была расположена в самом начале линейки.
        - 880й на четвёртом, заход на боевой, тактический.
        - 880й разрешил.
        - Понял, - ответил я, отклонил ручку управления самолетом влево и сходу выполнил пикирование. - Цель вижу.
        - Работу тактически разрешил. После работы влево.
        Самолёт начал резкое снижение. Скорость я уже не контролировал, как и другие параметры. Всё внимание сосредоточил на перемещающейся метке на прицеле.
        Метка подошла к мишени. Дальность на шкале соответствовала расчётам… Пуск! А точнее его имитация, и я добавил обороты, выполнив уход влево.
        - 880й, тактически сработал. Первый влево.
        - 880й, выполняйте.
        - Перегрузка на выводе 3,5 - 4. Минимальная высота вывода после С-5 200 метров, понял? - давал мне наставления Швабрин.
        - Так точно.
        Выполнил полёт по кругу, ещё раз в голове прокрутил все действия, и снова заход на цель.
        - Ферит, 880й, выход на боевой.
        - Разрешил.
        - 880й, на боевом, цель вижу, работа боевыми, - запросил я, включая автомат защиты сети РС, для подачи питания на пуск снарядов.
        - 880й, работу разрешил, после работы выход влево.
        Я выполнил разворот с пикированием, и вот она цель передо мной. Снял предохранительный колпачок с кнопки РС. Продолжил снижение.
        Стрелка наклонной дальности до цели стояла на отметке 2000, а метка на прицеле начала движение к мишени автомобильного типа. Дальность сталаала уменьшаться и слева на прицеле загорелась лампа «Пуск». Мишень в захвате. Пуск!
        Практически нет рывка назад, зато пошли вперёд несколько дорожек из спутного следа реактивных снарядов. Ручка на себя и влево. Перегрузка немного придавила, но это уже не важно. В момент набора высоты бросил взгляд влево и вниз, посмотрев на результаты своего попадания.
        - Недолёт, 20, - поставил меня в известность руководитель полётами.
        - 880й понял, на повторный.
        Со второго раза, всё-таки, попал. С-5 - относительно небольшие снаряды, в отличии от С-24, поэтому нужны прямые попадания, чтобы вывести из строя. Для живой силы в самый раз.
        После посадки мы ещё несколько минут обсудили с Фёдоровичем полёт и ошибки. Где перетянул управление, а где наоборот нужно было отпустить. Ещё и на посадку сегодня я зашёл не ахти.
        - Ладно, будем считать, что снижение выше глиссады на всём посадочном курсе досадная неудача. Главное попали в полигон, - сказал Швабрин.
        - Так точно. А чего-то наших нет. Петька, а где все?
        - Да не приходил никто. Тоже таким вопросом задался, - ответил техник.
        Мыслей на этот счёт не было никаких. По аэродрому ходили только парни со второй эскадрильи и их инструктора. Вроде и полёты шли, а из нашей третьей «пьющей» никого.
        А тем временем к нам быстрым шагом приближался Валентинович.
        - На сегодня эскадрилья отлетала. Родина в казарму. Мы с тобой в наш штаб, - сказал Новиков, подойдя к нам.
        - А чего такое? Нам тут один разлёт осталось сделать? - негодовал Швабрин.
        - Командир полка сказал. Что-то там произошло у наших курсантов.
        Глава 4
        По приходу в казарму ничего так и не прояснилось. Весь взвод разложился на кроватях, занимаясь своими делами. Кто-то занимался чтением художественной литературы, кто-то изучал литературу техническую. Тёмыч настолько увлёкся учебником по аэродинамике, что перестал моргать. Просто глаза закрыл и захрапел.
        Костян делился своими впечатлениями от полёта на боевое применение, а Макс пытался узнать, кто же накосячил из наших. Хотя, это мог быть и другой курс, и другая рота. Да кто угодно! Полёты только зачем было отбивать у нашей эскадрильи?
        - Взвод строится на центральном проходе, - подал команду дневальный.
        Быстро вскочив с кроватей, мы выстроились в две шеренги. Макс вышел перед строем, застёгивая на ходу летный комбинезон, который он ещё не успел переодеть.
        Двери расположения открылись, и, не говоря ни слова, в казарму вошёл Ребров, замполит полка и… Вася Басолбасов. Губа у нашего главного картёжника была разбита, а сам он выглядел забитым и сильно зажатым.
        - Не подавайте команду, сержант, - махнул рукой замполит учебного полка.
        Подполковник Брусков выглядел подстать своей фамилии - квадратные плечи, причёска «площадка», а главное он постоянно поворачивается под прямым углом. Настоящий прямоугольный брусок!
        - Товарищи курсанты, обращаюсь к вам ещё раз. Неоднократно мне поступали сигналы о том, что на вашем курсе процветают азартные игры, - принялся ходить Брусков перед строем. - Кто не знает, что это запрещено?
        Вряд ли бы кто поднял сейчас руку. Похоже, что Вася куда-то влетел со своим преферансом.
        - Это хорошо, что вы все знаете. Но почему никто из вас не сделал замечание товарищу Басолбасову, когда он устраивал здесь подобие элитарного клуба? Что это за притон такой, товарищ Басолбасов, о котором никто из вашего взвода не знает?
        Естественно, что Вася молчал. Что тут ответить можно. Губа уже за него ответила.
        - И вы, товарищ сержант, совершенно не проконтролировали доверенный вам личный состав. Как так вышло, что курсант вашего классного отделения получил средь бела дня увечья? Ещё и во время полётов! - повысил в концовке интонацию Брусков, выделяя крайнее предложение.
        До выступлений Реброва ему пока далеко. Представляю, что нам скажет Вольфрамович после замполита.
        - Случай вопиющий. Соответственно о вас, товарищ Басолбасов будет доложено вышестоящему руководству. Пусть оно принимает решение. Если к тому времени ваша лётная практика закончится, и вы выйдете на государственный экзамен, считайте, что вам повезло. Но, думаю, служить вы отправитесь в очень «тёплое» место, - подошёл в плотную к Васе Брусков. - В вашем распоряжении, Гелий Вольфрамович. Команду не подавать, - сказал замполит и направился на выход.
        Ребров после его ухода ещё с минуту оглядывал нас, дожидаясь, очевидно, повышения температуры кипения своего мозга. Теперь мы ещё будем «игручей» эскадрильей вдобавок к предыдущей приставке.
        - Басолбасов, катала херов, ты себя в зеркало видел? Ты ж тяжелее висячей груди женской ничего не поднимал в своей жизни. Откуда у тебя силы будут постоять за себя? - спросил он у Васи, снимая с себя пилотку. - Так ты ещё нашёл самых здоровых парней на своём курсе и сел с ними за один стол. Гениально, Ватсон!
        Только недавно вышел первый советский фильм с участием Ливанова и Соломина про приключения знаменитых сыщика и доктора, а уже его цитируют.
        - Виноват, товарищ подполковник, - вытянулся в струнку Басолбасов.
        - Ты это уже сегодня раз двадцать сказал, - подскочил к нему Ребров так быстро, что все подумали отцовского леща Васи не избежать. - Скажи спасибо, что ты на четвёртом курсе и… бабушка у тебя одна. Подумал, чтобы она сказала, если бы её внук приехал домой, отчисленным за несколько месяцев до выпуска?
        - Товарищ подполковник… - попытался что-то сказать Макс, но Ребров и не думал останавливаться.
        - Вы о себе подумайте, сынки, - тон командира эскадрильи изменился на более спокойный.
        Ребров, будто, старался уговорить нас, словно мы и, правда, дети для него. Переживает мужик!
        - Мы думаем, товарищ командир, - сказал из строя Костя.
        - Думаете, да не тем местом. Вы же… жизнь свою вот такими вот делами погубите. Это хорошо, что здесь мы прикрыли эти ваши карты с деньгами. И не надо хлопать глазами, что никто из вас не был в курсе. Думаете, случайно с вами психолог общалась на эту тему?
        Так вот для чего в тот день приезжала Майорова. Во время полётов она беседовала на тему азартных игр. Вот так дела!
        - Мы исправим его, товарищ командир, - уверенно произнёс Макс.
        - Ты… вы уж все постарайтесь, сынки. А то так офицера будущего потеряем, если он не слезет с этого дела. Ух бы я тебе уши оторвал, Василий! - погрозил кулаком перед Васей Ребров.
        После ухода командира эскадрильи, никому уже не было дела до Васи. Все разбежались по своим делам, даже не обратив внимание на то, что Басолбасов тут же достал из кармана колоду карт и стал её перемешивать. Не пошла на пользу взбучка Василию.
        - Макс, ну он ничего не уяснил. Ты же видишь, что ему до фени? - указал я на Басолбасова, который, улыбаясь, сидел на табуретке и игрался с колодой карт.
        - Пошли, - решительно заявил Макс.
        Через минуту, мы стояли в закрытой бытовке. Только вот у меня желание было теперь надавать по шее Басолбасову, а не помочь ему словом. Этот хмырь стоял перед зеркалом, выдавливая свои прыщики, совершенно не слушая что ему говорят.
        - Ребят, да всё хорошо. Не волнуйтесь. Дайте, я пойду по делам… - попытался он выйти из комнаты, но я оттолкнул его обратно.
        - Никуда ты не пойдёшь. Рассказывай, что именно случилось? Я видел, что вчера ты играл. И Червень там был, и с третьего курса пацаны. Кто и за что тебе вмазал? - спросил я.
        - Тебе Родя какое дело? Тоже захотел пристраститься к играм? - ехидно заулыбался Вася, снова достав колоду.
        Сейчас он совершенно не такой, каким был месяц назад. Видимо, недавно в нём такие таланты открылись.
        - Ты всех подставляешь. Командиров в первую очередь. За что врезали тебе? - спросил Макс, сложив руки на груди.
        - Не буду говорить. Отвалите, - снова попробовал проскочить в дверь Вася, но теперь я заломил ему руку, в которой была колода карт.
        - Больно, Серый! Сломаешь ведь, - начал скулить Басолбасов.
        - Зато играть не сможешь. Спихнём всё на твои дела картёжные. За долги тебе губу разбили? Так мы туда и руку припишем, - сказал Макс, подходя ближе.
        - Да не было у меня долгов. Не виноват я, что они за игрой и рукавами не следят совсем. Мы решили партейку разыграть быстро за крайним отбойником, где никто не видит. Да во время одного из раздач и спалили меня.
        При этих словах я отпустил его. Так наш Вася оказывается ещё и шулер начинающий!
        - Ты придурок или притворяешься, Басолбасов? За такое убивают, если обман вскроют. Это здесь в училище тебя только побьют, а за забором жалеть не будут. Бросай это дело. Хорошим оно не закончится, - сказал я.
        - А тебя всё устраивает в твоей жизни, а? - начал говорить Вася, шмыгая носом. - Каково это, когда не можешь с девочкой в кафе нормально посидеть? Угостить её тем, что она бы хотела, а не тем, что ты можешь себе позволить?
        - Мы с моей девушкой по кафе не ходим. К чему это ты всё? - спросил я.
        - Я всю жизнь в нищете. Бабушка то там работает, то здесь, а денег не хватает. Пока я дома был, хоть с огородом помогал ей. Сейчас она не может без меня…
        - И это повод обманывать людей? - воскликнул Макс. - Выпустишься и сможешь бабушке помогать.
        - А получаем мы с тобой тысячи прям, да? Я видел в катране ребят, которые делами ворочают и как они живут. Мы с тобой объедками питаемся, по сравнению с ними, - продолжал эмоциональное выступление Вася.
        Очень похоже на то, когда я начинал служить в прошлой жизни. Престиж службы был не самый высокий, зарплаты небольшие, а красиво жить хотели все. Это потом большой подъём денежного довольствия случится, квартирные вопросы будут решаться. Армию начнут уважать, а не только бояться. Неужели и в этом времени появились первые признаки вот таких вот недовольств? Или Вася это лишь исключение?
        - Вася, поверь мне и Серому. Зла мы тебе не желаем. Брось это дело, - сказал Макс, положив руку Басолбасову на плечо.
        - Мы никогда не откажем тебе в помощи. Ты же знаешь, что не в деньгах счастье, - повторил я за Максом.
        - Счастье в их количестве, - сквозь зубы проговорил Вася, но потом, всё же улыбнулся. - Ладно, ребят. Из-за меня полёты сорвались сегодня. Извините.
        - У бога дней много, Вась. Ещё полетаем, - сказал я.
        - Как думаете, отчислят меня? - спросил Басолбасов.
        - Азартные игры - причина веская, но ты главное это дело брось. «Без пяти минут» выпускника сомневаюсь, что отчислят, - ответил я.
        Страсти по Василию улеглись очень быстро. Через пару дней никто и не вспомнил, что был подобный инцидент. За дальнейшей деятельностью крупье Басолбасова я не следил, но про карточные игры не было слышно в разговорах парней.
        В первые же выходные, мы с Женечкой решили зайти к молодым родителям в гости. Я предполагал, что идея эта пахнет очень скверно. В отцовских делах опыта у меня нет, но впечатлений Артёма было достаточно, чтобы я сделал вывод о своей непригодности к отцовству.
        - Да всё будет хорошо. Я Свете звонила. Она очень будет рада, если мы зайдём, - говорила мне Женя, идя рядом со мной, буквально, вприпрыжку.
        - А ты думала, она тебе скажет не приходить?
        - Там всё у них хорошо. Они молодцы. Серёжка их очень спокойный. Я когда со Светой разговаривала, он и звука не издал. Вот какие родители!
        - Он, наверное, спал в это время, - сделал я предположение, открывая дверь подъезда.
        - Не думаю. Шесть утра было.
        - Ты бы ещё ночью позвонила. А если бы он действительно спал в это время? - удивился я.
        - Неа. Света сказала, что у них сын… как это… день с ночью перепутал. Сейчас они как раз проснулись, и с шести вечера спать до утра не будут, - весело сказала Женя, прошмыгнув вперед меня в кабину лифта.
        Ну и график у Рыжовых, конечно. Я представил, с какой натянутой улыбкой сейчас нас будут встречать. Выйдя из лифта уже было понятно, насколько мы со Светой ошиблись в своих прогнозах.
        - Да я уже не могу стирать эти… пелёнки, - доносился из-за двери квартиры голос Светы и последовавший за этим шлепок мокрой одежды об пол.
        - Ну и иди, носи Серёгу. Я пойду, потру. Чего ты в нашу машинку их не закидываешь?
        - Перед тем как кидать пелёнки в машинку, нужно застирывать. Это только ты всё туда кидаешь. Ой, как руки болят…
        В этот момент Света нажала на кнопку звонка. Мысль у меня была развернуться и уйти, чтобы не напрягать друзей ещё и нашим присутствием. Но уже поздно.
        Дверь нам открыла Света. Видок у неё такой, будто она летела вместе со мной без откидной части фонаря. Синяки под глазами, лицо очень уставшее, но вот улыбка мне показалась искренней.
        - Ой, думала не придёте. Как у вас дела? - спросила она, закрывая за нами дверь.
        - Всё хорошо. Мы вот вам «Птичье молоко» купили, - протянул я ей тортик в коробке.
        - Спасибо. Мы тут быстро сейчас приберёмся. Серёжа у нас не спит опять вечером. Всё никак мы его не приучим по ночам спать.
        - Да, ничего. А можно я тебе помогу? - сказала Женя, которой было всё интересно, что касается семейной жизни.
        Готовится, видимо. Да только я не готов.
        - А что за запах? - спросил я, столкнувшись с непонятным мне ароматом.
        - Это так ребёнок пахнет, - сказала Света, подбирая с пола ту самую пелёнку.
        Квартира была наполнена звуками стиральной машины «Эврика», которую я заметил через открытую дверь ванны. Говорят, что скоро появится привычная моему глазу машинка «Веста-автомат» с прозрачным окном в барабан.
        Темыч пыхтел в зале, нося на руках своего сына. Нос у моего друга был измазан в каком-то белом порошке.
        - Артём, а это что на лице?
        - Крахмал. Он везде. Так что аккуратнее, когда будешь садиться. Серый хоть успокоился. Он поел теперь его поносить надо… чтобы молоко провалилось.
        - А ты думаешь, его именно в таком положении носить надо? - спросил я.
        Малыша Тёмыч носил лёжа, а так явно не проваливается еда. Ну, может у детей по-другому. Артём, я думаю, лучше знает.
        - Всегда так ношу и ничего. Как тебе у нас?
        Если не считать незнакомого мне запаха, разбросанных вещей, шума машинки, кучи всяких пузырьков и стаканчиков, то не так уж и сложно следить за ребёнком.
        - Мальчики, давайте чай… Рыжов! - пришла в зал Света, чтобы нас позвать, но чем-то Артём ей не угодил в этот момент. - Ну сколько можно. Солдатиком держи, а не в горизонтальном положении.
        - Так, не учи отца… мать твою, - выругался Тёмыч.
        Как только он прислонил Серёжку к себе, тот оставил ему небольшую отметину, срыгнув на плечо.
        - Так, быстро на кухню, а я его уложить попробую, - сказала Света, забирая у Артёма сына.
        Чаепитие закончили быстро. Я намекнул Жене, что нам лучше побыстрее исчезнуть, чтобы не мешать ребятам отдохнуть.
        - Серёжа, я похоже не готова к детям. Как посмотрела на Свету, так и отпало всё желание, - сказал она, когда мы шли во дворе её дома.
        Значит, мысли у неё были. А где дети, там и свадьба. Ну а у меня спрашивать, конечно, не надо.
        - Я вот тоже, пока сомневаюсь в себе.
        - А ты уже о семье думал? Чтобы мы поженились? - кинулась ко мне Женя.
        - Д… да, думал. Не часто, но думал, - выдавил я из себя. - Просто ещё время есть.
        - Ой, Серёж, ты меня извини, что тороплю. Пока учись, а то у тебя полёты, служба. Там надо быть сосредоточенным, понял? - тронула она меня за кончик носа.
        - Так точно. У меня ещё полтора часа увольнения осталось. Поднимемся наверх? - сделал я ей тонкий намёк на продолжение нашего разговора в более интимной обстановке.
        - Ну… мама дома, Серёж. Не знаю, как быть.
        - Привет, дети! - поздоровалась с нами Наталья Александровна, выходя из подъезда. - Как сходили? Выводы для себя сделали? - улыбнулась она.
        - Ещё какие, - согласился я с ней.
        - Все через это проходят. Потом будете с теплотой вспоминать. Я к подружке. Буду через… - взглянула она на свои часы.
        - Два часа? - спросила Женя, загадочно улыбаясь.
        - Да. Может и три. Пока Серёжа, - попрощалась со мной Наталья Александровна, взъерошив мне на голове волосы.
        - Серёжа, если что я первая в душ, - шепнула мне на ухо Женя, и вбежала в подъезд.
        После такого «душевного» завершения дня с Женей, в училище уже шёл со спокойной душой и свободными… помыслами. Как и договаривались с Максом и Костяном, встретиться должны мы были у выхода из Центрального парка.
        Всегда было немного завидно, когда ты торопишься в своё расположение, чтобы прийти вовремя. Но всё равно ты проведёшь следующую неделю за высоким забором в ожидании новых выходных. А вот люди, что идут тебе навстречу, совершенно никуда не спешат, потому что выходные, весна и хочется гулять.
        - А где Макс? - спросил я, здороваясь с Костяном.
        - Опаздывает наш Ромео. Леночка Петровна, наверняка, не может оторваться, - улыбнулся Бардин.
        - Либо он к ней прилип… Вон он! - показал я на бегущего к нам Макса.
        - Короче, Гнётов сегодня в патруле. Останавливает всех, записывает. Мне вообще не вариант залетать, мужики, - сказал Курков, утерев платком пот и расстегнув китель.
        - Понятно. Тогда тропами Джелалабада и через забор в гаражах, - предложил я.
        - А где этот Джелал… как ты его там назвал? - поинтересовался Костян, когда мы двинулись в направлении кооператива.
        И правда, пока ещё не вошли в обиход названия баз в Афганистане - Кабул, Шиндад, Баграм и так далее. И не спел ещё Александр Розенбаум свою знаменитую, но очень печальную песню про «Чёрный тюльпан». Так что и про Джелалабад мои товарищи первый раз от меня услышали.
        - В Афганистане населённый пункт такой. Про тропы от кого-то из офицеров услышал, вот и понравилась фраза.
        - Вечно ты что-нибудь скажешь этакое необычное. А потом думай, то ли я тупой, то ли ты умный, - негодовал Костян.
        - Ладно тебе. Ни то и ни другое.
        Освещение в гаражах минимальное, зато луна сегодня очень даже яркая. На небе не облачка и этот естественный спутник Земли светит лучше всякого фонаря.
        - Умный самый. Тогда на! Чтоб ещё умнее был, - послышались голоса с другого гаражного ряда.
        - Поднимайся, скотина! - крикнул ещё кто-то с того же района.
        Я остановился и прислушался к разговорам. Мои друзья прошли чуть вперёд, и только потом остановились.
        - Серый, ну пошли. Чего… - хотел поторопить меня Макс, но его прервали очередные гневные возгласы.
        Мы переглянулись между собой и заспешили в обратном направлении.
        - Не можем мы без приключений, - ворчал Макс, заворачивая вместе со мной за гаражный пролёт, где и проходил весь этот конфликт.
        - Поднялся быстро. Деньги где, свинья?
        - Нет у меня денег. Я всё отдал, - этот голос принадлежал уже нашему Басолбасову. - И играть не буду я с вами.
        - Ещё как будешь. Думал, что долги отдашь, и всё - свободен. Либо ещё тащи, либо отыгрывайся. Если сможешь, - расхохотался здоровяк в рабочем потертом комбинезоне.
        Рядом с ним было трое парней, чуть старше нас, но не шире. Вася, уже изрядно потрёпанный в курсантской парадной форме, по сравнению со своими обидчиками смотрелся как пекинес рядом с алабаем.
        Из помещения гаража видна передняя часть белой «Волги», а свет от уличного фонаря и лампочки над воротами освещает место избиения Василия.
        - Алё, гараж! - крикнул я, когда мы подходили к месту разборки. - Чего пристали к парню?
        - Дружки твои, Васятка? Есть у них деньжата?
        - Ребят, я сам разберусь. Всё под контролем. Идите, а то с увольнения опоздаете, - пытался отправить нас в училище Басолбасов.
        Я и вижу, как у него всё под контролем. Эти гаражники только и жаждут, как бы кого огреть монтировкой. Крепкие, заразы. Можем не управиться втроём… с четвертью. Васю за полную боевую единицу не считаю.
        - Мужики, денег ни у нас, ни у нашего друга нет. Хотите убить? Дело ваше, но ведь сядете, - сказал я стоящему передо мной работяге. Вроде он мне кажется самым главным здесь.
        - А мы вертухаев и лагерей не боимся, авиация. Денежка у вас имеется? - спросил у меня худой парниша, выглядывая из-за спины главного.
        - Ты кто? Чего в разговор лезешь, чепуш? Старшие разговаривают, значит, варежку прикрой, и воздух не порти, - ответил я худому.
        - Паха, давай башку борзому проломим. Остальные сами всё отдадут, - предложил худой.
        Начались возгласы сзади, в которых решил и поучаствовать старший этой гоп-компании. Вася в это время смог отползти к нам, и Костя помог ему встать.
        - Короче, ты борзый наговорил на пару сотен. Либо садись за стол, либо денег давай, - выставил мне свой ультиматум работяга.
        Похоже, нам драки не избежать в этот вечер. Но лучше показать им наши навыки в беге и перепрыгивании через забор.
        Правый прямой в голову застал врасплох всех. Работяга «удивился», конечно, больше. Не удержавшись на ногах, он рухнул в руки к своим подручным.
        - Ходу! - крикнул я, и мы рванули к забору.
        Первым бежал, как это не удивительно, Вася. Он всегда всех делал во взводе на стометровке, так что сейчас это ему пригодилось.
        - Через забор, и в располагу. Догоняй! - крикнул я Максу и Костяну, которые слегка отстали.
        Вася уже возле забора. С одного прыжка у него получилось запрыгнуть, подтянуться и перевалиться за бетонное ограждение.
        Сзади послышался звук мотора, но оборачиваться нельзя. Нужно бежать… да только поздно. Белая «Волга» тормознула прямо перед моими товарищами. Ну не бежать же мне дальше!
        Не разбираясь, я с прыжка ударил ногой в спину одному из работяг, пока они пытались отдубасить моих товарищей. Один из них переключается на меня. Бьёт с левой. Чего так медленно? Я бы успел чайку попить, пока он делал замах. Боковой справа и прямой ногой в живот. Противник скрутился и сложился пополам на земле.
        С ещё одним, Максим справился успешно, добавив ему по почкам с ноги. Костяна слегка опрокинули, но без видимых повреждений.
        - Давайте через забор, а то…
        К забору подойти нам уже не дали. Там выросли четыре фигуры с различными предметами в руках.
        Повернулись снова назад, а там серьёзное подкрепление во главе со старшим работягой. Отошел, видать, от моего нокдауна.
        - Твою мать! - воскликнул Костя.
        Глава 5
        Насчитал десять злобных рыл, хотя сейчас математические способности ни к чему. Тут бы лучше иметь что-нибудь от заокеанских супергероев.
        - Так, - выдохнул я. - Главное голову берегите. Остальное заживёт. Может, и летать сможем.
        - Нашёл когда о полётах думать, - шепнул Макс.
        Четвёрка, перекрывшая нам подход к забору, выглядела предпочтительнее для нанесения превентивного удара. Я было ломанулся на них, но меня за ворот кителя схватил Костян.
        - Там палки у них. Только сильнее поломают тебя, - сказал он.
        - Да перестань паниковать! - крикнул Макс, и рванул на вооружённый заслон у забора.
        Костян тут же меня отпустил, двинувшись за ним. Я бросил взгляд назад - до основных сил было далеко, но пара десятков секунд есть.
        - Не дайте им через забор сигануть! - кричал кто-то сзади.
        Я снова в гуще событий. Мой противник махнул монтировкой знатно, но совсем не точно. Боковой справа, и он попятился к своему товарищу, попав под увесистый удар палкой. Один есть. Надо быстрее их отталкивать и лезть через забор.
        Макс с трудом, но опрокинул толстяка с кирпичом в руках. Костян только и успевал уклоняться от ударов палкой то от одного, то от другого. Наша с Максом помощь подоспела вовремя. Хоть и прошел один удар вскользь по моему плечу, но особого урона мне не нанёс. Зато я тут же отправил спать этого бейсболиста ударом локтя в лицо.
        - Через забо… - крикнул я, но получил увесистый удар по спине.
        На ногах не устоял, упав в траву. Тут же полетели в меня ноги, палки и ещё что-то тяжёлое. Руки, плечи, ноги - всё заболело моментально. Оставалось только маневрировать на земле, катаясь из стороны в сторону. Среди возгласов «бей его», «получай, урод» и «вертлявый какой» был слышен чей-то крик, указывающий на отмену всей этой казни надо мной.
        - Стоять! Ушли! Сам с ним разберусь! - крикнул кто-то, стоя совсем рядом со мной. - Поднимите его.
        Удары прекратились, как и мои перекаты. Я машинально нащупал первый попавшийся камень и зажал его в кулаке. Вряд ли он чем-то спасёт моё плачевное нынче положение, но лишним не будет.
        Меня резко подняли, поставив на ноги. Мои два средства передвижения чувствовали себя не лучшим образом, от того сразу подкосились. Упасть снова мне не дали.
        - Стой, боец. Не договорили мы с тобой, - выступил вперёд старший.
        Тот самый работяга утирал платком свой разбитый нос. Кровь, которая в слабом освещении казалась мне чёрной, не думала прекращаться. Хорошо я ему попал, но до перелома дело не дошло.
        Я оглянулся вокруг. Силы противника теперь превышают мои десять раз, а то и больше. Где-то сзади пытается оклематься остальная часть этого войска. Макс и Костян стояли ко мне спиной, изрядно побитые и в рваной курсантской форме.
        - Думали, сможете с нами справиться? - сказал старший. - На что надеялся сосунок?
        И правда? Кажется, ситуация патовая. Ещё и Вася свалил. Он бы не решил ничего на поле боя, но хоть зубами бы вцепился в кого.
        - Чего молчишь? - подошёл он ко мне ещё ближе,
        Сейчас бы снова вмазать этому хмырю в его окровавленный нос. Только это лишь ускорит нашу погибель здесь под забором. И вот именно сейчас мне бы хотелось, чтобы нас поймал патруль. Самоход равняется трём суткам ареста. Может даже меньше.
        Если будет второй раунд, то в госпитале проваляемся до самого выпускного. Ещё и ссаться будем красненьким, да кушать через трубочку.
        - Жду предложений по заключению мирного договора, - сумничал я, подняв настроение всем окружающим.
        Работяга не удержался и здорово приложился по моему животу палкой. Вот я и снова на коленях.
        - Сначала извинись, а потом мы подумаем, сколько ты нам должен. Пока что проломим голову, чтоб ты «Союзмультфильм» смотрел без телевизора…
        Договорить я ему не дал. Быстро встав с колена, мощно ударил его снизу в челюсть. Тупорылые и медлительные подручные даже не смогли поймать своего старшего, и только хлопали несколько секунд глазами.
        - Кончай их! - крикнул кто-то из толпы.
        Но это был возглас совсем других ребят. Через забор со стороны училища хлынула в буквальном смысле волна из курсантов. Один за одним наши товарищи перепрыгивали через забор и тут же вступали в драку, не смотря на тяжёлые предметы в руках противника.
        Да только и они были не с пустыми руками. Портупеи, дужки от кроватей, черенки от сломанных лопат - когда только успели подготовиться?
        Естественно, такого натиска, практически целой роты, хулиганы не выдержали и убрались в свои гаражи, оставив даже свою машину открытой. Несколько отступающих всё же выхватили свою порцию ударов по спине и пинков под зад.
        - Мужики, я… как… мог быстрее… - сказал запыхавшийся Басолбасов, оттряхивающий меня и подбирая мой китель.
        - Мы подумали, что не догадаешься, Вася. Спасибо, - поблагодарил его Макс, хромающий к забору.
        - Да это вам спасибо! Вы же сначала меня спасли от этих, - указал он в сторону убежавших.
        Противник в страхе бежал, а значит, можно было и нам возвращаться в казарму.
        - Мужики, живее. Там патруль наш бежит, - промчался мимо нас с толпой курсантов Червень.
        Через боль и при помощи других ребят, я смог преодолеть стену. Уже в казарме осмотр наших повреждений превратился в научный консилиум.
        - Чуть выше и могли по левому ребру залепить.
        - Чуть ниже и могли правое колено свернуть.
        - А тут ещё чуть-чуть, и нос бы сломали.
        Каждый считал своим долгом высказать свои соображения по поводу нанесённого нам урона.
        - Короче, вам пацаны крупно повезло, - сказал Вася.
        Вот я прям смотрю на свои бока, синяки и благодарю Фортуну, что мне повезло! Глянул на лицо Костяна, так там и фингал, и ссадина, и флюз. Везунчики, ёпт!
        - Да, Вась, мы очень везучие. Предлагаешь в катран пойти? - сказал я, держа под холодной водой ногу, которую отбили в районе бедра.
        - Ты замполита не слышал? Запрещены азартные игры, - улыбнулся Басолбасов.
        - Очень рад, что ты это понял.
        Поблагодарив всех парней, я и не заметил, как провалился в сон. Выбрать позу для сна было не так уж и просто. На живот не ляжешь, потому что болит пресс. На спину, потому что болят мышцы в поясничном отделе. На боку мешают рёбра. В общем, ночка была очень сложной.
        В воскресенье нашей троице нужно было прятаться от посторонних глаз всеми возможными способами. Тяжелее всех Максу, поскольку он заместитель командира взвода, а значит должен водить строй на приёмы пищи.
        - А первичный осмотр таких повреждений не выявил вчера, - сделал вывод Басолбасов, рассматривая лица Костяна и Макса утром, когда те проснулись.
        Вокруг наших кроватей уже начал кучковаться народ. Это же так интересно - смотреть на разбитые рожи своих товарищей!
        - Что там, Вась? - спросил у него Макс.
        - Ну, вкратце, у тебя лицо побитое.
        Гениально! Именно так и выразил своё восхищение эрудицией Басолбасова Костян. Реплики на русском-матерном к этому прилагались.
        - Так, кто-нибудь из командиров отделений отведите взвод в столовую, а мы пока себя в порядок приведём…
        - Дежурный по роте на выход! - подал команду дневальный, поскольку пришёл ответственный офицер.
        На наше счастье, им оказался Швабрин. Судя по его приветливому голосу, он в хорошем настроении, которое сейчас мы ему испортим.
        - Доброго всем утро! Чего на завтрак не и… итить твою за хобот? - воскликнул он, завидев нас троих, сидящими на кроватях.
        На лице Швабрина даже усы зашевелились от увиденного. Если моё лицо ещё вполне соответствовало нормам, то вот у Макса и Кости оно было совершенно «неуставным».
        - Иван Фёдорович, я с лопинга выпал вчера, - поторопился сказать Макс, вскакивая с кровати, но боли в ногах не давали ему спокойно стоять.
        - Ага. И много было падений? - спросил Фёдорович. - Вы с Бардиным вдвоём на одном лопинге крутились?
        - Неа, втроём с Родиным, - сказал Костян, но понял, что сморозил ерунду. - А нет… я головой просто ударился…
        - Поздно, уже сдал товарища, - прервал его Швабрин. - Все на завтрак. Вы трое, как я понимаю, не голодны?
        Конечно, да! Но вот у моего тела другое мнение на этот счёт. Есть хочется, но дойти я могу только до умывальника. Нам потребовалось достаточное количество времени и сил, чтобы привести себя в порядок. Всё это время Фёдорович ждал нас в расположении вместе… с Васей.
        - Вот такие пироги, товарищ старший лейтенант, - заканчивал он свой рассказ, когда я вернулся.
        - Понятно. Так, бойцы, радует, что пострадали за правое дело. Теперь осталось дождаться, чтобы на вас не пришёл запрос с города. Разборок не оберёмся.
        - Так-то их больше было, - скривившись, усаживался на табуретку Макс.
        - Запрос придёт на всех, а не на вас троих. Вообще, вы молодцы. Если там реально было столько хулиганов, то отбились вы знатно. А Родин вообще молодец. На лице не царапины, - усмехнулся Швабрин. - Футболку только при офицерах не снимай.
        Фёдорович предложил помощь в замазывании результатов драки на лице у ребят. Обещал передать вечером спасительные средства.
        Утром в бытовке, где также имеется уголок внештатного парикмахера, начал работу косметический салон. Из средств для стрижки здесь была неработающая электрическая машинка. По мне так ей только овец стричь. Ручная машинка вредна для здоровья, поскольку не стрижёт, а вырывает волосы.
        Что касается приведения в порядок моих товарищей, то Швабрин оказал нам существенную помощь. Помимо заживляющего крема, передал Иван Фёдорович целую коробку различной пудры. А самое интересное - инструкцию для нанесения всей этой расцветки на лицо, согласно цвета твоих волос.
        - Так, Костян, начнём с тебя, - начал я читать таблицу соответствия. - Ты - блондин?
        - А что не видно? - недовольно воскликнул он, садясь на стул. - Родя, давай быстрее.
        - Подожди. Всё по инструкции, - с серьёзным видом заявил Макс, еле сдерживая смех.
        - Блондин. А блондин какой? - снова поинтересовался я.
        - Обычный. Не крашенный же! - воскликнул Костян.
        - Я не про это. Хотя тебе бы пошло, - сказал я, и Макс зашёлся от смеха. - Смотри, есть с серебристым оттенком. Рыжие не про тебя, это мы Тёмычу предложим. Вот есть средний блондин, пепельный, загорелый, выгоревший, обесцвеченный перекисью водорода.
        - Серый, блин, ну конечно я пепельный! Мазюкай меня как среднестатистического блондина, - разнервничался Костян.
        Дальше решил его не заводить, да и времени мало осталось до построения.
        Как ни странно, но всё прошло гладко. Парни были загримированы хорошо, так что Ребров отделался дежурными предупреждениями о предстоящей неделе полётов.
        Не унимался Тёмыч, который хотел знать всё о субботе.
        - Да я бы лучше вместе с вами люлей бы получал, чем снова не спать и… и исполнять долги отцовские, - негодовал он, когда мы ждали Швабрина на спортгородке.
        - Так себе ощущение, скажу тебе, - переубеждал я его.
        - Ага, тело зудит и ноет. Спать не могу нормально, - поддерживал моё мнение Костян.
        В это время подошёл Швабрин с некоторыми объявлениями по плану полётов на неделю и своим термосом в шахматной расцветке. В другой руке он нёс несколько железных кружек.
        - Сразу чайку попьём, товарищ старший лейтенант? - весело спросил Артём.
        - Выпуск уже скоро, а ты всё про чай думаешь. Чуть позже, - сказал Швабрин, выставляя термос на лавку. - Начинаем плотно летать самостоятельные полёты, точнее тренировочные. Как у вас состояние?
        - Терпимо. Главное, чтобы грим наш не потёк, - сказал Макс, пытаясь поудобней сесть на скамейку.
        - Что именно летаем? - спросил я.
        - На этой неделе маршруты, зоны и крайние дни на неделе - пары и звенья.
        - Вот это нормально! - захлопал в ладоши Костян.
        Обсудили несколько моментов, касающихся полётов за чаем. В термосе у Швабрина был ароматный напиток с мятой.
        - Девушка моя делала, - сказал Фёдорович, разливая всем в железные кружки. - А пудра от Ирины, супруги Нестерова. Тоже переживают за вас.
        Не забывает нас первый инструктор. А вот мы давно не заходим к Николаевичу. Может, стоит посетить в ближайшее время?
        - Про вашу дальнейшую жизнь хочу поговорить. Кого куда, думаете, направят?
        И тут началось! Какие только желания не выказывали мои товарищи, что только не говорили о возможных местах службы. Пока очередь дошла до меня, перебрали, казалось весь Советский Союз.
        - Со мной всё просто, - сказал Тёмыч. - Меня оставят здесь. Света не захочет уезжать отсюда. Да и я не против.
        - Что ж, значит, будем коллегами, Артём. Если захочешь более плотно изучить…
        - Ближайшее время не захочу, - перебил он Швабрина. - У нас день с ночью перепутался, дел домашних невпроворот. Не до дополнительной литературы сейчас.
        Костян всерьёз намерен пробиваться в испытатели, но сам. Без помощи отца. Для этого ему нужно где-то много налетать, чтобы дойти быстрее до первого класса и поступать в школу испытателей.
        - Вот где такие места есть, из которых потом можно попасть во Владимирск? - спросил у Швабрина Костя.
        - Отец чего тебе предлагает?
        - Он говорит, что переведёт меня на транспортники, и с них я уже поступлю, не выезжая прям из Владимирска, - отмахнулся Костян. - Не хочу я так, Фёдорович.
        - Вариант неплохой, кстати. Ты уже будешь знаком с двумя разными родами авиации. Это будет тебе в плюс. Стоит тебе подумать.
        Максу было сложнее всего размышлять. Ему, как он сказал, всё равно куда.
        - И правильно. Ты не женат, вот и волен в выборе места. Опять же, вопрос в том, чего ты хочешь от службы получить, - начал объяснять Максу Швабрин. - Есть места, где не так много задач, нагрузка небольшая. Там люди служат и никуда не рвутся. А есть, где не вылезают с работы. Ещё и начальство своеобразное. Там ты будешь ждать ротацию как воздух под водой.
        - И где такие, чтобы никуда не рваться? - спросил Макс.
        - Север, Дальний Восток, возможно заграница, но туда тяжелее попасть. Серый, а ты чего молчишь? Есть предпочтения?
        Пожалуй, я ещё не определился, в какое мне место ехать служить. Друзья точно удивятся моему тормозу в этом вопросе.
        - Не решил пока, - ответил я.
        - Может, просто не хочешь говорить? - спросил Швабрин, но в его голосе был некий укор в мою сторону.
        - Серый, давай тут останешься? Вместе курсантов будем учить? - посмотрел на меня умоляющим взглядом Тёмыч, не дав ответить на вопрос Фёдоровича. - Мне тут без тебя тяжело будет.
        Ой, Рыжов! Со Светой познакомил, на свадьбу надоумил, свидетелем у него был, в роддом водил. И правда, тяжело ему будет без меня.
        - Так-так, расслабляешь своих охламонов, Иван Фёдорович? - вынырнула довольная физиономия Гнётова из-за лопингов.
        - Обыкновенный учебный процесс, Григорий Максимович. Чем заслужили подобную честь? - задал ему вопрос Швабрин.
        - Какую?
        - Сам «почти» майор Гнётов, заместитель командира эскадрильи и у нас на спортгородке - что-то в лесу сдох… прости… случилось наверное.
        - Паясничаешь? Ну да ладно, Ванечка. Хорошо, что больше нам не о чём разговаривать, - зализал свои волосы Гнётов. - А про будущую службу ты с ними зря беседы ведёшь. Сейчас всё сложно. Поедут твои орлята в такие дыры, где ни света, ни газа, ни воды. Готовьтесь, товарищи «почти» лейтенанты, - обратился он к нам и ушёл со спортгородка.
        Швабрин, молча, стал закрывать термос и надевать на голову фуражку.
        - И как его на зама комэска ставят, Фёдорович? - спросил Костян.
        - Он переводится куда-то. Говорят в ГДР. Уже спит и видит, какие там можно побрякушки купить западные. Давайте собираться.
        Гости на нашем чаепитии не закончились. Теперь мы лицезрели появление Валентиновича, который вообще не знает дороги на спортгородок. Как он говорит: лётчик и бег - это разные дистанции.
        - Иван, давай заканчивай и на построение пацанов, - сказал Новиков, закуривая сигарету.
        Отправив нас вперёд, Швабрин остался побеседовать с командиром звена. Содержание мы уже не слышали, поскольку всеми мыслями стремились быстрее построиться, пока не закончилось действие чудо-пудры у ребят.
        Построение было объявлено перед штабом эскадрильи. Как обычно в это время дня предварительной подготовки у нас начинается «пеший по лётному». Каждый инструктор со своей группой отрабатывает завтрашние полётные задания.
        Сегодня мы должны были ещё походить в составе звена. Пока ждали выхода из штаба Реброва, Новиков дал нам пару установок на будущие групповые полёты.
        - Комэска задерживается пока, поэтому, немного о групповой слётанности. Я с Родиным в паре, Иван Фёдорович - с Рыжовым, - сказал Валентинович, выйдя перед строем вместе с другими командирами звеньев. - Следующий вылет - со мной Курков, с инструктором - Бардин. Согласны. И это был не вопрос, а утверждение. Сейчас на асфальте ещё походим.
        Из дверей штаба показался Ребров, поправляющий фуражку на голове.
        Что-то не нравится мне выражение его лица. Вольфрамович выглядел уставшим и недовольным. Кажется, сейчас нас будут очень сильно наказывать.
        - Все готовы к завтрашним полётам? - спросил он у своего заместителя, который начал докладывать ему по всей форме. - Это хорошо.
        - Мероприятия дня предварительной подготовки выполнены, - доложил заместитель.
        - И на том спасибо, - сказал Вольфрамович, медленно поворачиваясь к нам. - Кто из вас, птеродактили вы мои, скажет, что произошло в субботу вечером?
        Глава 6
        Главное теперь, чтобы все стояли смирно и не издали и звука. Сейчас комэска начнёт давить, мол «все обо всём знают», «чистосердечное признание облегчит наши страдания», «обещаю, вас не накажут» и так далее.
        - Чего молчим? - спокойно спросил Ребров. - Постоянный состав свободен, курсанты на месте.
        В течение пары минут инструктора разошлись, оставив нас одних. Швабрин решил отойти в курилку, но Ребров не дал ему там присесть.
        - Иван Фёдорович, на отдых, - настойчиво сказал Ребров нашему инструктору.
        После ещё одной паузы, Ребров подошёл ближе к нам, всматриваясь в глаза. Шёл он медленно, пытаясь найти себе жертву. Потом начнёт давить на этого курсанта, в надежде, что у того сдадут нервы. Все так командиры делают.
        - Я повторяю вопрос, что было в субботу вечером? - и остановился Ребров напротив Васи. - Басолбасов, бубновый туз ты мой, что знаешь про субботу?
        Ох, и удачно попал Ребров! Как знал! Может и знает старый чёрт, да пока не говорит.
        - В субботу… в субботу я смотрел «Экипаж», товарищ подполковник, - промямлил Басолбасов, вызвав отдельные смешки в строю.
        - Тихо там! - рявкнул Ребров. - Ладно. Пойдём дальше. О, Бардин! А чего это у тебя на лице? - обратился комэска к Костяну, который скрывался в третьем ряду.
        Пудра, видимо, начала сходить. Да и при рассмотрении вблизи заметно её применение.
        - Это против прыщей. Мне отец прислал. Очень помогает. Могу поделиться, - чётко произнёс Костян.
        - Я тебе устрою, прыщи! Ходатайствовать буду, чтоб тебя в Сибирь отправили служить. Будешь там деревья в лесу белить. Их там много. Родин, что ты скажешь? - подошёл Ребров ко мне.
        - Я был у Рыжова дома, - почти не солгав, сказал я и добавил для правдоподобности: - со своей девушкой.
        - А почему не у девушки дома? Тебе больше с ней нечем заняться, как по гостям ходить?
        - Товарищ подполковник, я к ней потом зашёл, чтобы…
        - Без подробностей, - махнул на меня рукой Ребров и снова встал перед нами на середину строя. - Была драка в субботу. Драка! Патруль доложил об этом. В ней принимали участие курсанты. И раз уж я к вам сейчас обращаюсь, то не трудно догадаться, из какой эскадрильи их опознали. Чего опять молчите, камбалы сушёные?
        - Товарищ подполковник, никакой… - начал говорить Макс, но Ребров снова перехватил слово.
        - Ничего не хочу слышать. Шаг из строя зачинщикам драки. Живо!
        Естественно, никто и не собирался делать шаг вперёд, бросая тень на остальных. Однако, кому-то всё равно придётся выйти. Чего уже отсиживаться? Выйду сейчас и, возможно, остальных в покое оставит комэска. Хотя, идея тупая, как пробка.
        - Я, курсант Басолбасов, - сделал шаг вперёд Вася.
        Кажется, этого не ожидал Ребров. Судя по выражению его лица, он планировал и дальше выступать перед нами. А тут облом.
        - Васятка, ты чего? А как ты умудрился так?
        На ходу ничего особо Басолбасов не смог придумать. Стоял он молча и не произнёс и слова.
        - Вот так значит ты «Экипаж» смотрел. Ну, Вася! Поручился я за тебя, а ты…
        Мысль с выходом из строя теперь была не настолько глупой. Что-то сказать кроме правдивой истории потасовки с кучей противников у нас не получится. Чем нереальнее правда, тем лучше в неё верят. Зато выйду я, и парни за мной потянутся. Я в это верю.
        - Товарищ подполковник, я тоже зачинщик, - шагнул я из строя, встав рядом с Васей.
        - Родин, Чкалов ты наш, тебя чего понесло за Басолбасовым?
        - Своих не бросаем, товарищ подполковник, - молодцевато ответил я.
        - Слышишь, рыцарь Айвенго, ты уже не первый раз влетаешь. Мне тебя как вот отчислять…
        - Товарищ подполковник! - буквально выкрикнул из строя Рыжов. - Я тоже был там.
        Вот зря Тёмыч сопереживать начал. Его реально не было с нами. Ребров выпучил на нас глаза, словно он увидел темнокожего президента США. Надеюсь, он доживёт до того момента, когда это уже не будет никого удивлять.
        - Рыжов, тебе чего не сиделось дома? Супруга так хорошо справляется, что ей помогать не надо?
        - Товарищ подполковник, ещё я устраивал, - вышел из строя Костян.
        - Я тоже! - встал рядом с нами Макс.
        Потом ещё один, и ещё. Короче, отсиживаться из наших пацанов никто не стал. Каждый сделал свой шаг вперёд.
        - Вы совсем уже обалдели? Это… это, - начал заикаться Ребров.
        Он был в шоке от увиденного и не имел в своём арсенале каких-то действий на этот счёт. А у меня в душе было тепло, осознавая, что все мои однокашники сделали шаг вперед и не прятались за спинами.
        - Это как? Египетская, китайская и кон… конская богомышь, как вы так умудрились?
        Вольфрамовичу, который не знал за кого ему уцепиться в этом строю нарушителей, ходил перед нами, сложив руки за спиной.
        - Вы понимаете, какой это залёт? Курков, сержант ты или недоразумение в стакане, как ты допустил такое?
        - Товарищ подполковник, всё не так было. На территории ничего не произошло…
        А при этих словах Ребров даже отступил на пару шагов назад. Его глаза расширились до размеров, как минимум, бейсбольного мяча. Он будто Ленина живым увидел.
        - Я с вами или дуба дам, или бухать начну. Не знаю, что и хуже. Каким образом… нет, на кой чёрт вы попёрлись всем стадом в самоход? Я вас как отмазывать теперь буду?
        Ребров снова принялся выхаживать перед нами. На его месте, я бы уже перестал задавать вопросы, поскольку ответы ему только вредят. Того гляди и глаза вылетят из орбит при следующей полученной информации.
        - Один из вас, контуженных пельменей, стал причиной этого безобразия. Сейчас он должен выйти из строя, и тогда вы все отделаетесь лёгким испугом, а он поедет в народное хозяйство. Где та сволочь, которая…
        Не успел он договорить, как Вася сделал ещё раз шаг вперёд.
        - Всё началось с меня, - громко сказал Басолбасов.
        - Тобой и закончится. Ведь, тебя же предупреждали, Василий?
        - С ним ещё я был, - снова вышел я из строя. - Готов ехать в народное хозяйство!
        Процедура с шагами повторилась. Этот эпизод стал решающим в нашем противостоянии с системой.
        - И не отчислишь всех. Знаете, на что давить. С этого дня, все увольнения будете проводить в казарме. Парк у вас будет автомобильный, а вместо кафе - столовая! Рыжов, тебя это тоже касается, папа года!
        Ребров ещё несколько минут распинался перед нами, но это уже было не таким обязательным к выслушиванию. Много мата, а цивилизованных слов мало. Зато, как мне кажется, Ребров был в глубине души нами доволен. Все были сегодня как один.
        В этом году лето выдалось очень жарким. Температуры за 30° по Цельсию, дождей нет, как и ветра. Правда, это не мешает нам с Женей нежится под лучами яркого солнца и лишь изредка заходили в тёплое море.
        - Ты такой задумчивый, Серёжа сегодня. Что не так? - спросила Женя, положа мокрую голову мне на грудь. - Расскажи.
        В увольнение ходил у нас только Рыжов. Отпускали его на выходные, с возвратом вечером в воскресенье, но иногда получалось и с утра в понедельник ему приходить. Главное чтобы комэска не увидел.
        Всем остальным выход за забор был воспрещён. Но если очень хочется, как мне сейчас, то старый добрый метод самохода никто ещё не отменял. Правда, теперь приходится уговаривать ответственного, который назначается к нам из числа инструкторов.
        Сегодня как раз был Швабрин, а значит можно весь день провести со своей девушкой на теплом берегу моря.
        - О месте службы задумался. Мне светит золотая медаль, а значит, могу выбирать. А что выбрать не знаю.
        - Есть же ещё время у тебя подумать. Может, с кем-то посоветоваться?
        - Мне Рыжов советует в Белогорске остаться с ним. Он, как я понял, уже знает своё распределение, - ответил я, поглаживая спину Жени.
        - Не самое плохое место, правильно? - сказала она с некой надеждой в голосе.
        Конечно, Женя не хотела отсюда уезжать, да и место в Белогорске неплохое. Да вот не лежит душа у меня здесь служить. Понятно, что если будет приказ оставить меняв Белогорске, деваться некуда. Но ведь есть возможность поехать, куда ты хочешь. А я не знаю, чего хочу!
        - Ой! - воскликнула Женя, резко поднявшись с моего тела.
        В меня откуда-то прилетела чёрная фуражка. Ветер не такой сильный подул, чтобы сорвать головной убор, но он прилетел именно ко мне.
        - Молодые люди, прошу прощения. Подбрасывал в воздух, а прилетело к вам, - сказал нам, судя по всему, хозяин фуражки.
        К нашему месту отдыха медленно подошёл мужчина, возрастом около 60 лет. Добрый взгляд, старческие морщины и добрая улыбка - располагал к себе этот старичок.
        - Не волнуйтесь, всё хорошо, - встал я с покрывала и протянул ему фуражку.
        - Спасибо. Курсант? - спросил он меня.
        - Да.
        - Эх, когда-то и я был курсантом. Едва окончил училище и война началась. Как зовут сынок? - спросил он, протягивая мне руку.
        - Сергей. Я вот четвёртый курс заканчиваю.
        - Молодец. Ну, мешать не буду. Меня моя супруга ждёт. Удачи тебе! И в любви тоже.
        - А вас-то как зовут? Расскажите о себе? - попытался я остановить этого старого лётчика.
        Мне хотелось послушать рассказы о войне, но отчего-то на лице этого человека выступила грусть. Возможно, зря я решил начать расспросы.
        - Герасимов, Филипп Филиппович я. Ничего в моей истории нет хорошего, кроме моей жены и победы над фашистами. Береги себя, Сергей! Если и тебе выпадет судьба оказаться на войне, не теряйся. Возвращайся живым.
        Так он и ушёл, улыбнувшись мне в конце. Кто бы мог подумать, что человек с такой сложной судьбой встретится мне сегодня.
        Филипп Филиппович Герасимов, советский лётчик. Ветеран Великой Отечественной войны про которого можно книги писать.
        Когда его самолёт подбили при выполнении задания, он был вынужден посадить его, взорвать и примкнуть к партизанам. С ними Герасимов продолжал борьбу с фашистами до возвращения в полк. Затем сбили его ещё раз. Он попал в ледяную воду Черного моря, но его спасли.
        В 1942 году был удостоен звания Герой Советского союза. К этому времени у него уже было около 300 боевых вылетов. А после всё завертелось - пьяный дебош, штрафбат, две десантные операции на Малой Земле и Новороссийске. Вернулся в полк и продолжил летать.
        После войны, за очередной проступок был снова разжалован и лишен звания Героя. Получил тюремный срок, но вышел раньше. А вскоре восстановился и продолжил службу на наземной должности. И звание Героя ему вернули.
        - Ты чего засмотрелся? - отвлекла меня Женя. - Узнал этого человека?
        - Да, про него в музее училища сказано, что он Герой Советского Союза.
        - Здорово. Ну что ты думаешь, по поводу Белогорска?
        - Честно скажу, я не горю желанием здесь оставаться. Может это тяга к чему-то новому…
        - Или романтика войны? - стала серьёзной Женя.
        Может и так. И ведь знаю, что в войне нет ничего хорошего. Видел и прочувствовал всё на себе. И всё равно тянет.
        - Не всех отправляют в Афганистан. Тем более сразу…
        - Но ты собираешься служить там, где это возможно с большей степенью вероятности? - перебила она меня, подойдя ближе.
        - Я не могу тебе ответить на этот вопрос.
        Женя отвернулась в сторону, вытирая выступившую слезу, и пошла к морю.
        - Жень…
        - Я люблю тебя, Серёжа, - сказала она, повернувшись резко ко мне. - И как любая любящая девушка, жена или невеста… в каком я сейчас для тебя статусе?
        - Девушка и…
        - Вот именно. Непонятный у меня статус, - подошла она вплотную, схватив меня за нос. - Так вот, я не хочу тебя потерять в стране, где кроме гор, полей мака и войны нет ничего. Твоя жизнь здесь, а не там.
        - И не потеряешь. Я ж заговорённый! - крепко обнял её и прижал к груди.
        Мы стояли так несколько минут, прежде чем Женя успокоилась и готова была снова говорить.
        - Короче, Родин. Я буду с тобой, где бы ты ни был. Восток, Запад, пустыня или Сибирь - мне не важно. Куда скажешь, туда я и поеду. Всё перенесу, будь ты рядом, - сказала она. - Но обещай мне, что ты никогда не попросишься на войну сам.
        - Да мой генерал! - выпрямился я в стойку.
        - Ну, и было бы неплохо, если такие… «райские» места для службы не на постоянку, договорились?
        Конечно, я был согласен с такой постановкой вопроса. Осталось только мне принять важное решение - хочу ли я связать себя с Женей узами брака?
        Предложение сделать Жене я действительно хочу. Да только момент надо подобрать, а тут ещё этот казарменный арест для всего взвода. В увольнение не пускают, кроме одного Рыжова. Ну не будет же он за меня делать предложение?
        - Что мне нужно купить? - удивлённо спросил Тёмыч, сидя напротив меня на кровати в казарме в обед понедельника.
        - Кольцо, Тёмыч. Штука такая круглая с дыркой посередине, - проводя перед ним в воздухе окружность.
        - И чего? Сам сходи купи.
        - Пфф, ну ты балбес, Тёмыч! - воскликнул с соседней со мной кровати Макс. - У нас с увольнениями сейчас плохо. Лишний раз попадаться в самоходе тоже не хочется. По головке не погладят.
        - Ну, так бы и сказали. Чего сразу балбес? - негодовал Артём.
        - Слушай сюда, - сказал я ему, рассказывая весь план.
        Для Рыжова всё проще некуда. Пойти купить, мне принести, Свете не сказать. Всё очень просто. Единственный минус - это сам Тёмыч. У него талант косячить перед Светой, и она к этому, похоже, привыкла.
        Следующий день - предварительная подготовка к лётным сменам. В этот раз нам предстояло отработать наведение на воздушную цель.
        - Всё просто. Взлетаем друг за другом или как нас отправят, - рассказывал Швабрин, рисуя на доске пилотажные зоны. - До зоны доходим, как и обычно. Далее? - кивнул он в мою сторону.
        - Перешли под управление дальней зоны. Выполняем команды по наведению. Сначала в переднюю сферу, затем в заднюю. В эфир отмечаем условный пуск каждой ракеты.
        - Хорошо.
        Швабрин продолжил повторять основные действия с оборудованием кабины. Особо он остановился на выводе из атаки.
        - Условно пустили ракету. При загорании лампы «Пуск» пускаете раз, пускаете два, и выход из атаки. Позже нельзя, поскольку ждать в своей кабине загорания «Выход из атаки» я не хочу. Что у вас загорится в этот момент Тёмыч?
        - Тоже «Выход». А зачем его ждать, действительно?
        - Потому что некоторые ждут, а потом инструктора седеют быстро, от слишком быстрого рассмотрения сопла напарника, - ответил Фёдорович. - Родин со мной летит в первом залёте, а также Бардин. Ты Костя на одноместном ПФМе полетишь. У него как раз поменяли фонарь.
        - Иван Фёдорович, разрешите мне в ПФМ? - попросился я в кабину своего «кабриолета».
        - Со мной полетишь. Ты уже нормально полетал одиночно. Дай другим, Серый, - улыбнулся Швабрин.
        - Правда, Серёга. Не жалуйся, что тебе не дают нормальный самолёт. Ты и на модификации ПФ полетал, и на версии Ф-13, - негодовал Костя.
        - Да я не против. Просто спросил.
        Вечером мне удалось упросить Реброва дать мне увольнительную. Я честно сказал ему, зачем мне нужно попасть в город, и был понят правильно. Ну, почти.
        - Родин, и ты туда же за Рыжовым? Или думаешь, если женишься, будешь в увольнение ходить постоянно? - спросил он, раздумывая над подписанием увольняшки.
        - Товарищ подполковник, всё взвесил и решил. Выбор осознанный. - Ах, осознанный! Сначала ты из-за какой-то девушки дерёшься, потом к какой-то в школе нашей подшефной подкатываешь… Чего ржёшь? - рыкнул он на меня, когда я не удержался от смеха.
        - Гелий Вольф… товарищ подполковник, вы не поняли…
        - Что не понял? У тебя-то одна, то другая, на свадьбе Рыжова со свидетельницей зажимался? Не ври, что не было у вас продолжения, - сказал Ребров, но я продолжал еле задерживать свой смех. - Теперь вот ещё одна? Сколько дней встречаетесь вы с ней, а?
        - Почти четыре года, товарищ подполковник, - успокоившись, ответил я.
        Ребров надул губы, и замер от неожиданности.
        - Вот это вот всё, что я перечислил, это про одну и ту же девушку?
        - Так точно. Евгения Горшкова, она самая.
        Комэска почесал затылок и принялся заполнять увольнительную. Закончив с написанием, он встал и подошёл ко мне.
        - Держи. Если всё так серьёзно, то совет да любовь вам, - сказал Ребров, и пожал мне руку. - Беги быстрее, пока не передумал.
        Я поблагодарил Вольфрамовича и пулей вылетел из его кабинета. Времени у меня немного. Предполётный режим нарушать нельзя, но завтра мы летаем во вторую смену. Можно спокойно ложиться чуть позже и выспаться.
        Глянув уже перед КПП на свой документ приятно удивился щедростью комэска. Время прибытия в ней было обозначено 8.00. Классный подгон от командира.
        Тёмыч как раз должен мне был поднести кольцо, которое я ему заказал. Он пришёл ещё и с цветами. Что касается кольца, то у одного армянина на рынке были ювелирные украшения из Прибалтики. Рыжов предложил именно там взять кольцо.
        Тем более, что он слышал от Светы, что ей сказала Леночка Петровна, что ей сказала ещё какая-то подружка, что Женя обмолвилась о колечке с названием «Поцелуйчики». Источники этой информации конечно очень «надёжные», но по цене мне и не достать ничего легального дешевле этого украшения. Цена в 28 рублей была вполне себе подъёмная для меня, хоть и почти в два раза больше моего курсантского денежного довольствия.
        К дому Жени тоже шёл очень быстро, а в подъезд практически вбежал. Лифт предательски закрылся, совсем немного не дождавшись меня. Правильно, Серый! Принцесса в башне, а значит иди пешком.
        Бежал я по лестнице очень быстро, да так что лифт ехал со мной почти вровень. Символично, что когда достиг нужного этажа, подъемник остановился на нём тоже.
        Вот и я у двери своей девушки. Можно позвонить и только потом войти, сделав таким образом сюрприз. Но лучше тихонько и сделаю сюрприз ещё более внезапным.
        Однако, дверь не поддалась мне и была намертво закрыта. Стучусь. Не похоже на Горшковых, которые редко закрывают дверь, когда находятся в квартире. Может, дома нет?
        - Ой, Серёжа! - кинулась ко мне Женя, открыв дверь. - Цветы! Спасибо! Давай заходи.
        Войдя в квартиру, я заметил, что в ванной шумела вода. Похоже, Женя только что пришла откуда-то и решила принять душ. Это я вовремя! Могу и присоединиться к ней.
        - Мне кажется, я пришёл в самый подходящий момент, да? - спросил я, прижимая к себе девушку.
        - Ну, не совсем, - сказала Женя, убирая цветы на трюмо.
        - Женя, ну ты скоро? Сколько тебя ждать можно? - послышался мужской голос из ванны.
        Глава 7
        Сейчас во мне просыпался настоящий зверь. Губы затряслись, кулаки сжались, адреналин поднялся до запредельных размеров. От услышанного в квартире, Женя и хозяина голоса, находятся в буквальном смысле слова в смертельной опасности.
        - Женя, побыстрее. Я жду, - повторил из ванной будущий покойник, которому осталось жить совсем немного.
        - Это что… кто там у тебя? - спросил я, но ответа слышать не хотел и устремился к своей цели.
        - Серёжа, это не то, что ты подумал, - завела стандартную фразу в таких случаях Женя.
        Конечно не то! Мужик в ванной, вода бежит, дома никого, ещё и дверь закрыта, чего раньше не замечалось. Сейчас посмотрим на того, кто себе приговор подписал.
        Открыв дверь, я совершенно потерял контроль. Рядом с ванной… нашей любимой с Женей ванной! Именно здесь стоял, засучивший рукава Баля.
        - Какого лешего тут происходит? - вскрикнул я.
        - Сергей, спокойно, - начал успокаивать меня Алексей.
        Вот это он зря! Крайние слова в жизни мог бы и другие подобрать. Лицо у меня пылало огнём, зубы скрипели, а сердце внутри вот-вот выскочит от повышенного возбуждения. Хотя, это больше похоже на ярость!
        - Серёжа, остынь и опусти руку, - сказала Женя, цепляясь за мою правую кисть.
        Я уже занёс руку, чтобы начать бить Баля, но моя девушка всем своим небольшим весом навалилась на неё, не давая начинать работать. Зря, у меня и вторая есть рука.
        - Он пришёл помочь. Кран потёк, - продолжила Женя, показывая мне гаечные ключи, которые она принесла Алексею.
        - Ой, быстрее же надо, - сказал Алексей, взял из её рук инструмент и полез под ванную.
        Пока он там крутил, я старался контролировать температуру своего кипения. Сложно сейчас вот так взять и принять тот факт, что фраза про «не то, что подумал» здесь оказалась к месту.
        И правда, мне Женя никогда не давала поводов для ревности. Зря я вот так взорвался, ведь даже не разбирался, а с кулаками почти полез на Баля.
        Вот именно! Какого чёрта он тут делает?
        - Женя, а вот у меня вопрос. Только ответь на него быстро и, желательно, правдиво, - сказал я, когда мы вышли с ней из ванны.
        - Серёжа, у нас потёк кран. Мама пошла к Баля в гости. Я ей позвонила, чтобы она подсказала, как вызвать слесаря. Ну и они там решили, что сейчас уже закончился рабочий день, но мужика они пришлют.
        - Прислали единственного из мужиков, которого я рядом с тобой бы не хотел видеть, - злобно сказал я, войдя на кухню.
        - Уж извини, вариантов они мне не предложили. Выгонять с порога я не стала. Не прилично, знаешь ли.
        - Ага, оскорблять тебя и подговаривать шпану пробить мне голову прилично.
        Женя улыбнулась и подошла ко мне поближе.
        - Ревнуешь? Необычно тебя таким видеть. Ты вообще-то мило выглядишь, когда злишься, - сказала Женя, улыбаясь и закусывая ноготь.
        - Вообще красавчик! Я в таком состоянии могу на себя убийство повесить непредумышленное. Хотя, с умыслом надо ещё подумать, - пробурчал я и получил лёгкий поцелуй в губы. - Пойду… помогу с краном.
        - Давай, а я пока чай вам сделаю.
        - Обойдётся!
        - Сережа, отблагодарить надо человека.
        - Я его уже отблагодарил - он живой и пускай радуется.
        Естественно, что мои реплики ни на что не повлияли. Чай будет разлит на троих.
        Оставшись в одной майке и штанах, я вернулся в ванную. Алексей уже заканчивал крутить шланги и попросил только пару раз затянуть гайку. Как только мы проверили воду и отсутствие течи, работа была завершена.
        - Спасибо, что помог с краном, - сказал я, выходя из ванны. Женя как раз позвала на чай.
        - Сергей, - остановил меня Баля, взяв за локоть, но вовремя понял по моему взгляду, что это лишнее. - Дай мне пару минут. Сказать чего хочу.
        - Давай, глаголь.
        - Знаешь, я должен был попросить у тебя прощения ещё давно. Однако, прошу его у тебя сейчас, - сказал он совсем не громко, чтобы слышали только мы.
        - Это лишнее. Не заморачивайся…
        - Нет, не лишнее. Виноват я перед тобой и Женей. И по заслугам тогда получил от тебя. Так, что, если можешь, прости, - перебил он меня, протягивая руку.
        Вся ладонь была в больших следах от ожогов. Это явно не от горячей воды. Сильно загорелый, даже для Белогорска, особенно в районе предплечий, а выше по руке белый.
        - Что заставило тебя так поменять свое мнение? - спросил я, пытаясь узнать причину такого изменения в человеке, который раньше был совершенно невыносимым.
        - За последнее время многое повидал. Прочувствовал на своей шкуре, что такое быть как одно целое. Хлебанул такого… что чуть не подавился кишками своими. Нет в нашей жизни места для индивидов, а там тем более, - произнёс Баля, не убирая руки.
        - Не пожму, но зла держать не буду. Прощение… да я давно уже простил. Я вижу, что жизнь тебе уже показала лучше меня всю твою подноготную.
        Послышались приближающиеся шаги, и рядом с нами появилась Женя.
        - Я вас долго буду ждать. Чай стынет.
        Обижать девушку нельзя. Тем более, что на столе настоящий медовик и зефир в шоколаде. Пускай я и шёл по другой причине сюда, но отказать себе в сладостях не могу.
        Сидели в полном молчании, которое Женя постоянно прерывала оценкой качества сладостей на столе.
        - Лёша, а ты где был? Ты же вроде куда-то уезжал, - перешла Женя к вопросам.
        Баля посмотрел на меня вопросительным взглядом, будто ждал моего разрешения на возможность отвечать.
        - Я в Алма-Ату уехал к другу по армии. Здесь, сами знаете, вся эта история… не знаю, как меня пронесло. Наверное, надо было уехать ещё после первого отчисления…
        - Возможно. А что в Казахстане? - спросил я, прокручивая в голове варианты более каверзных вопросов.
        - Приехал и попросился на сверхсрочную. Отказали, поскольку местный особист накопал на меня всю информацию, а с таким послужным списком только дворником.
        - Ладно, вы общайтесь, а я по делу отойду, - сказала Женя и вышла из кухни.
        Я хлебнул чай и встал со своего места. Не хотелось мне разговаривать с Алексеем - бывшим курсантом, а вот с Алексеем - танкистом очень даже хотел.
        - Как удалось попасть на службу? - спросил я, развернувшись к нему около холодильника.
        - Я реально дворником работал. Жил у друга, подрабатывал на заводе и грузчиком. Потом он пришёл, и сказал, что есть возможность на сверхсрочную пойти ещё раз попробовать. Особист поменялся в части оказывается. Новый, более лояльно отнесся ко мне, но на карандаш взял.
        - Дай угадаю, 186й мотострелковый полк? - спросил я. - И на службу взяли прошлой осенью?
        - Верно. Войсковая часть 77800.
        - А теперь вы 66я отдельная мотострелковая бригада?
        - Да. Штаб в Джелалабаде.
        Этот полк одним из первых вошёл в Афганистан. Покинут они его только в мае 1988 году вместе с началом вывода наших войск.
        Женя не торопилась к нам, поэтому мы вполне себе хорошо пообщались. Алексей рассказал, чем они занимаются и где стоят.
        - Если штаб в Джелалабаде, то под вами три провинции, - сказал я, водя пальцем по столу изображая карту Афганистана.
        - Нангархар, Кунар и Лагман. С местными постоянно работаем. В январе даже мятеж подавили артиллеристов в Нахрине. Двоих наших потеряли.
        - Дороги перекрываете?
        - На Кабул и на Гардез. Мне вот интересно, ты откуда так хорошо знаешь. Афганистан? - спросил он меня.
        - Не с тобой первым я разговариваю об этой стране. Учу потихоньку, поскольку придётся летать там. Рано или поздно.
        - Уже думал, куда отправят служить? - спросил Алексей, допив до конца чай.
        - Думал. Пока только думал, но решение не принял, - ответил я.
        Баля и, правда, стал другим. Заносчивость исчезла, появилась скромность и взрослый взгляд на вещи. Такие изменения случаются с людьми, которые проходят через боевые действия.
        - Мне пора, Сергей. Спасибо за разговор, - произнёс Леша, и поднялся со своего места.
        Я сопроводил его в коридор, куда из своей комнаты вышла Женя. Не знаю, что она там делала, но точно не переодевалась. Наверняка, настроила свои звукоприёмные устройства и подслушивала наш разговор.
        - Ну, пока ребят.
        - Леша, а ты опять… туда? - спросила Женя.
        - Сначала в Термез, а потом да. Мне ещё нужно пять лет отслужить на сверхсрочной, - сказал он, обувая кеды.
        - Будь там осторожнее, - сказала Женя, прижавшись ко мне.
        Сейчас я более спокойно отнёсся к этим словам. Всё же, парня надо поддержать. Сейчас в Афгане всё только начинается, и его подразделению скоро предстоит ещё не раз вступать в бой.
        Не стал я ему ничего говорить. Он и сам всё понимает, а потому реплики и какие-то слова поддержки здесь излишни. Я просто протянул ему руку.
        Алексея, да и меня самого удивил этот жест, но в его глазах читалось умиротворение. Неуверенно, но он пожал мою руку, и признательно кивнул.
        Проводив Алексея, мы вернулись на кухню, чтобы убрать всё со стола. Это не заняло у нас много времени, поэтому я решил уже приступить к тому действу, ради которого я пришёл сюда.
        Да только было одно большое «но»! И ходило это «но» прямо передо мной, изящно покачивая бёдрами. Я тут же вспомнил, что увольнительная до утра, а Наталья Александровна сейчас узнает от Алексея, что пришёл я. Торопиться не будет домой.
        - Жень, а ты чего не переодеваешься? - спросил я, подходя к ней сзади, нежно обнимая за талию.
        - Забегалась по дому. Тем более при Алексее не хотела в домашнем ходить.
        - А при мне хочешь? - улыбнулся я, опуская руки на бёдра.
        - При тебе я по-всякому ходила, так что не стесняюсь.
        - Тогда ты не будешь против, если мы слегка разнообразим нашу жизнь? - сказал я, и медленно стал расстёгивать пуговицы на блузке.
        - Да, но мы уже много… раз экспериментировали, - прошептала она, вздрагивая от моих прикосновений к её груди.
        - На кухне не пробовали, - прошептал я Жени на ухо, и отодвинул её к обеденному столу.
        Горячий и страстный поцелуй связал нас воедино, но и этого было мало. Я почувствовал, как в этом необычном месте мне хочется взять свою девушку силой. Именно так, как берут султаны своих наложниц. Хотя как они это делают на самом деле, я не имел ни малейшего представления. Только мои фантазии и догадки бурлили в моей голове и не только…
        Резко развернул Женю к себе спиной, и принялся медленно скользить руками от колена вверх к потаёным местам.
        - Хочешь, прямо здесь? - спросила Женя, заводясь с каждым миллиметром открывающейся молнии её юбки.
        - Именно. Даже снимать с тебя ничего не буду.
        Всё что мне сейчас было нужно, это расстегнуть мою ширинку. Женя была уже готова к тому, что я сделаю это прямо сейчас, но я продолжал осыпать её поцелуями и дразнить её попу прикосновениями.
        - Я уже готова, - сказала Женя, слегка расставив ноги в стороны.
        - Ещё потерпи. Просто расслабься, - сказал я, целуя её шею.
        Я ощущал её нежную кожу в потаённом месте, но хотел дать возможность ей и себе ощутить это сладкое, но невыносимое ожидание. За ним должно последовать чувство ни с чем несравнимой близости, жарких и пылких движений.
        - Я готова, - прошептала Женя, но мне было всё равно.
        Мои руки и губы продолжали подвергать ласкам это хрупкое и прекрасное создание. Но чувство предстоящего наслаждение пересиливало.
        - А скажи это громче? - сказал я ей на ушко, и приготовился к началу.
        - Я готова… а! - слегка вскрикнул Женя. - Это так… так…
        Теперь мне нельзя было останавливаться, иначе это прочная связь разрушится. Двигался я всё сильнее и упорнее, а Женя не могла пошевелиться, получая от меня «по первое число».
        - А теперь на спинку, - сказал я переворачивая Женю.
        Силы её совершенно покинули, но наслаждаться мной она ещё может. Да только я должен видеть её глаза.
        - Да, Серёжа! - снова вскрикнула она, пытаясь двигаться, но инициатива сегодня у меня.
        И она быстро движется к своей кульминации. Нарастает и вот-вот состоится. Женя уже просит меня ускориться, а потом ещё и ещё!
        И вот он тот самый финиш, от которого на несколько секунд ты теряешь рассудок, и у тебя подкашиваются ноги.
        - Серёж? - произнесла Женя, когда я положил голову на её грудь. - А ты… как из…училища вышел? - спросила она, тяжело дыша.
        - Как? Ножками… и комэска отпустил. Мол… дело у меня важное, - сказал я, поднимаясь со стола.
        - А что за дело то у тебя? - улыбнулась Женя. Вроде мы не планировали ничего.
        Но, а я спланировал! Да только приход Баля мне помешал соорудить всю романтику. А после такого страстного… протирания стола, не до сантиментов уже.
        Пока Женя поднималась на ноги, я занял перед ней нужную позицию, склонившись на правое колено. Даже в такой помявшейся одежде она была чудесной, воздушной и такой любимой. Похоже, что я действительно готов сделать этот важный шаг.
        - Ты чего? Тебе плохо? - спросила Женя, поправляя юбку.
        - Евгения, ты постой и послушай, - сказал я, но меня тут же раскусили. - И… ну не плачь… я же ещё ничего не сказал.
        - А я… - всхлипнула Женя. - Держусь, держусь.
        - Евгения, думаю, ты понимаешь, что советский, без пяти минут офицер, встаёт на колено только перед Родиной, флагом и любимой женщиной. Поэтому, у меня есть к тебе предложение. Уверен, такого тебе еще никто не делал, - сказал я, доставая из кармана маленькую бордовую коробочку и открывая её перед Женей. - Выходи за меня замуж!
        В ту же секунду она разрыдалась и бросилась ко мне, целуя и крепко обнимая.
        - Конечно, дорогой. Согласна! - прокричала она, сваливая меня на пол. - И ты купил мне золотые «Поцелуйчики»? Это так мило.
        Остаток вечера мы провели, перемещаясь из кухни в ванную, в спальню и обратно на кухню. Само собой, не только занимаясь ходьбой, но и другой кардионагрузкой.
        И, похоже, не найдя любовь в прошлой жизни, я смог найти её в этой. Судьба? Пускай будет судьба!
        На волне такого духоподъёмного события, полёты на следующий день ждал с нетерпением. Тем более, что это будет выполнение наведения на воздушную цель.
        - Гранит, 880й в первой зоне 5000 занял, к наведению готов, - доложил я, подходя к центру пилотажной зоны.
        На этом же канале был и мой напарник Костя, который занимал сейчас зону номер 3.
        - Гранит, 883й в третей на 4000, к наведению готов, - молодцевато заявил Бардин.
        - 883й, вам курс 140, 4500, - дал ему команду офицер боевого управления. - 880й, курс 320, 5000.
        Ручку управления переложил влево, занимая нужный курс. Сейчас мы выполняем наведение в переднюю полусферу. Первым атакует Костя, затем он же, но только в заднюю полусферу.
        - Что за ерунда? Опять на солнце вывел, - негодовал в задней кабине Швабрин.
        Опустив светофильтр на шлеме, мне стало более комфортно. Пускай шлем и не новый, но смотреть через фильтр на приборы было вполне комфортно.
        - Наводит перехватчик со стороны солнца. Всё как полагается, - сказал я Фёдоровичу.
        - Можно было бы и как-то сбоку его оставить, - продолжил ворчать он.
        В эфире продолжалось наведение. Костян уже и скорость увеличил, и высоту нужную занял. Вот-вот его можно будет визуально наблюдать.
        - 883й, цель по курсу, дальность 30, выше 500, - информировал ОБУшник.
        - 883й, цель вижу, разрешите работу?
        - 883й, работу разрешаю, после работы выход, вправо.
        Перехватчик приближался к нам всё быстрее.
        - 883й, до цели 10.
        - Гранит, 883й, пуск первой, - доложил Костян. - Пуск два, выход вправо, оружие выключил.
        Его самолёт находился под нами, и выходил сейчас нам в заднюю полусферу, чтобы продолжать наведение.
        - 880й, скорость 700, 5000 сохраняйте, - дал мне команду ОБУшник.
        - Гранит, 814й разрешите с курсом 360, - не выдержал влияния солнечного света Швабрин.
        - 814й, курс 320 сохраняйте.
        - Жлоб! - воскликнул по внутренней связи Фёдорович.
        А Костян тем временем продолжал догонять нас. Только в зеркале я видел, что он явно находится с нами практически на одной высоте. Не к добру это.
        - 883й, цель вижу, разрешите работу.
        - 883й, до цели 5, выход вправо.
        - Понял. 883й, пуск первой.
        Проходит несколько секунд, а доклада о втором пуске, я не услышал. Костян продолжает носиться за мной, пытаясь полезть под самый хвост, но я постоянно увеличиваю скорость.
        - Ты чего обороты добавляешь? - спросил Швабрин.
        - Костя чего-то жмётся ко мне.
        - Сдурел со всем, - сказал Фёдорович. - 883й, работу закончил?
        Но в ответ тишина. И Костиного самолёта теперь не видно сзади.
        Глава 8
        Швабрин продолжал запрашивать Бардина, пока я резко выполнил разворот с набором высоты, бросая взгляд вниз.
        Самолёт Бардина потихоньку снижался, нервно покачивая крылом. Однако, скорость особо не терял. Чего он молчит? Если какой отказ, так сказал бы.
        - Гранит, 883й, выключение двигателя в полёте. Запуск не проходит.
        Начались подсказки в эфир, но время идёт, высота падает. Швабрин всё это слушает и слушает, но молчит.
        - Может им сказать, что пока скорость не будет 800 км/ч, двигатель не запустится? - спросил я.
        - Вот и я про тоже.
        Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Костян всё же доложил в эфир.
        - 883й, двигатель запущен. Обороты норма. Готов продолжить…
        - Гранит, 814й, заканчиваем задание. Курс на точку, - вышел в эфир Швабрин, но голос его был недовольный.
        Я не торопился что-то спрашивать у Фёдоровича. Ему бы нужно остыть немного. Как мне кажется, после посадки у него будет серьёзный разговор с Костяном.
        - И ничего не спросишь, Серый? - запросил меня Швабрин, когда мы снижались в направлении аэродрома.
        - Что так разочаровало вас? В вашем голосе я услышал недовольство.
        - Слишком кто-то в свои силы уверовал. Рано ещё таким заниматься. Надеюсь, он меня услышит, когда я с ним буду разговаривать.
        Кажется, Фёдорович считает, что Костян сознательно мог выключить двигатель. Знаю, что у испытателей есть такие полётные задания на выключение и запуск двигателя в полёте. Но то опытные лётчики. Нам пока такими вещами рано заниматься.
        После посадки и заруливания, Федорович сказал мне, чтобы я шёл в наш кабинет и позвал с собой Костю.
        Пока я снимал с себя противоперегрузочный костюм и остальные элементы обмундирования, ко мне со всех ног бежал Костя. Его ЗШ-3 перемещался из стороны в сторону, а хлястики взмывали в вверх, словно уши у спаниеля. Да и улыбка такая же, будто он за мячиком бежит.
        - Родя, ты видел, как я вывел? Нормально ведь вышло? - спросил он, подбегая ко мне.
        - Конечно, видел. Что случилось? Двигатель встал?
        - Ну как встал, - поёжился Бардин. - Короче, я попробовал выключение, и запуск двигателя в полёте. Испытатели такое постоянно…
        Договорить я ему не дал. Схватил за лямку подвесной системы и притянул к себе. Такого не ожидал услышать от своего друга.
        - С ума сошёл? Чего творишь, Костян? - зарычал я на него.
        - Родя, пусти, - попытался отбиться этот ас от меня. - Чего началось?
        - Мы думали, что у тебя реальный отказ. Оказывается, ты себя героем почувствовал? Зачем эти выкрутасы?
        - Пусти, сказал! - крикнул Костя. - Тебя забыл спросить, что мне делать! Сам-то выкобениваешься покруче некоторых. То с одним начальником, то с другим полетаешь. В поле посадил, орден получил, а другие, думаешь, не хотят…
        Я оттолкнул его от себя как можно сильнее. За отказы мне ещё никто не предъявлял претензий. Будто бы я хотел подвергать себя опасности специально.
        - Тебе острых ощущений не хватает? Задница мало потеет в комбезе во время полёта? - подошёл я к нему ближе. - На твоём месте, я бы здесь не кричал. Народу много.
        - Что, правда, глаза колит? Не дали тебе отдельно полетать, так ты теперь меня сдать решил? - ехидно улыбнулся Костя. - А ещё друг…
        - Тебя никто не сдаёт. Сам же кричишь на всю Ивановскую. В кабинет пошли - Швабрин ждёт.
        Закинув вещи в здание высотного снаряжения, мы заспешили в наш класс. Сейчас у Фёдоровича должен состояться серьёзный разговор с Костей. Главное, чтобы он понял свою ошибку.
        - Иван Фёдорович, разрешите получить… - вошёл в класс Костя, но тут же был схвачен за ворот комбинезона, словно котёнок. - Вы чего?
        - Иди сюда! Я тебе покажу, - подвёл он его к окну.
        На заднем дворе в это время стоял возле мусорки человек. Это был штатный водитель мусоровоза, который два-три раза в неделю вывозил отходы из баков. Передвигался этот парень, выглядевший старше Швабрина, скованно и очень сильно хромал. А правая рука у него почти не двигалась. Даже не представляю, как ему тяжело управлять автомобилем с такими недугами.
        - Знаешь это кто? Веня Смиренко, учился на три года старше меня. Мог бы стать лётчиком. Грезил службой в испытателях. Теперь видишь где он? - спросил Фёдорович, придвинув голову Кости к стеклу. - Чего молчишь?
        - О чём мне вся это история должна сказать? - продолжал дерзко разговаривать Бардин.
        - Веня, на четвёртом курсе, решил вместо полёта на средней высоте, в зоне на предельно-малой покуролесить. На спор! Крутился так, что потерял управление. Еле-еле посадил его в поле, но совсем неудачно, как видишь.
        Дерзкое выражение лица Кости сменилось растерянностью. Не ожидал он такой пример увидеть перед собой.
        - Тебе уже говорили, что небо ошибок не прощает? Веня - это яркий пример этого. Одна ошибка и всё закончится, - сказал Швабрин, отпуская Бардина. - Подумай над тем, что ты сегодня сделал.
        Иван Фёдорович взглянул на меня и направился на выход, оставляя нас одних. Молчаливая пауза продолжалась около минуты. За это время Костя ни на секунду не отвлёкся от окна. Как только послышался звук закрытия двери машины, Бардин повернулся ко мне со слегка бледным лицом.
        - Я думал, что уже могу. Серый, ты всё ещё считаешь, что это было зря? - спросил Костян, присаживаясь за парту.
        - Абсолютно уверен. В лучшем случае, тебя бы обвинили в разрушении самолёта, если бы он разбился. А если бы ты не успел катапультироваться?
        Костян поведал мне весь ход события, что происходило в кабине.
        - Изначально хотел выключить двигатель в зоне, но тогда всё отразится в объективном контроле. Поэтому, идею забросил.
        Уже после выхода из первой атаки, на высоте 4500, скорость была 850, и Костян решил, что в заднюю полусферу выйдет сразу из атаки, когда выполнит условные пуски.
        - Но мысль пришла в голову сразу, как только увидел спутный след.
        - И твой мозг начал работать по непонятной программе, смоделировав ситуацию с его использованием? - спросил я, на что Костя смиренно кивнул.
        Бардин решил, что выключать двигатель, просто так, в зоне было не разумно. Но если загнать самолёт в рамки случайного попадания в спутную струю, можно списать всё на незначительную ошибку при выходе из атаки.
        - И ты принялся подстраиваться к нам сзади в надежде цепануть поток?
        Вот может ведь у него голова работать хорошо! Но только не в том направлении.
        В общем, подходит в полёте к нам Костя ближе, а двигатель всё равно работает устойчиво. Уже в непосредственной близости от хвоста, выбрасывает самолёт Кости оттуда.
        - Я смотрю, вы обороты добавляете. Думаю, мол, спалили мои намерения. Отворачиваю от хвоста и тут же рычаг управления двигателем на «Малый газ», а затем и на «Стоп».
        Думал в тот момент Костя, что всё у него под контролем. Полная тишина не настала. Есть ощущение, что самолёт в плотном воздушном потоке.
        - Обороты авторотации, сколько были? - спросил я.
        - На роторе низкого давления вроде 70%. Высокого давления показывал и того выше. Сейчас уже не упомню.
        А дальше мой друг действовал как по инструкции. Тумблер «Запуск в воздухе» включил, рычаг управления двигателем на «Малый газ». Пошёл звук запуска…
        15 секунд и ничего. Затем ещё раз и снова неудачно.
        - Где-то через секунд 35 только запустился двигатель. Я уж думал всё, если честно…
        - Тебя не смутило, что «свечи» запуска могли сгореть, если бы ты «Запуск в воздухе» не отключил через 40 секунд? - снова спросил я.
        - Серый, тебя там не было. Ты откуда это всё знаешь, что и как делать? Сам-то запускал в полёте? - снова съехидничал Костя.
        - В моём случае мой двигатель на «элочке» атаковала птица. У тебя же всему виной твоё личное желание самоутвердиться…
        - Ты вот только не читай мне нотации.
        - Кто, если не я тебе скажу, что ты не прав.
        После этих слов Костян призадумался. Я же не стал ждать его ответа и направился к двери.
        - Серый, что мне будет за это? - спросил он.
        Хотелось его нацелить, что санкции от начальства в этом деле не самое важное. Главное, чтобы он понял свою ошибку. Думаю, что до этого он сам дойдёт.
        - Предполагаю, что Фёдорович сам разберётся.
        После этого я вышел в коридор и направился в стартовый домик, ожидая окончания полётов. В голове ещё не улеглись рассуждения по поводу сегодняшних событий, а новые уже начинались.
        Как раз я проходил мимо кабинета командира полка.
        - Что вы этим хотите сказать? - донесся из-за дверей Доброва до меня знакомый голос нашего командира эскадрильи.
        Тон у Реброва был не совсем уважительный. Вряд ли он так будет разговаривать с Геннадием Павловичем.
        - Вольфрамыч, успокойся, - сказал Добров. - Я не понимаю, товарищ подполковник сути ваших обвинений.
        - Во-первых, товарищ Ребров не провёл в должном объёме разбирательства по событиям той самой субботы… - это говорил Брусков.
        Совсем недавно, его назначили замполитом училища. Он даже не успел ещё полковника получить, а как развернул сразу бурную деятельность! Теперь решил припомнить Реброву все косяки третьей «пьющей».
        - Я тебя забыл спросить, что мне делать с моими подчинёнными, ты конч… - рыкнул комэска.
        - Гелий Вольфрамович! - остановил реплику Реброва Добров. - Остынь!
        - Нет, что вы, товарищ полковник, - слегка усмехнувшись, сказал Брусков. - Пускай говорит, если ему погоны жмут…
        - Ах ты тварь! Квадратный мешок с фекалиями! Сейчас я тебя…
        В кабинете послышался шум падающей мебели и призывы остановиться. Затем очередные угрозы, выражение эмоций и несколько ёмких фраз от Реброва.
        - Вам, Гелий Вольфрамович, пора на пенсию. И я её вам устрою, - сказал Брусков.
        За дверью послышались шаги, которые возвестили о том, что мне пора ретироваться. Сделав несколько шагов к лестнице, я затихорился за углом. В этот момент спускался Костя, которого я затянул за собой.
        - Тихо, - шепнул я.
        Дверь кабинета командира открылась, и кто-то вышел в коридор, проклиная фамилию Реброва.
        - Брусок? - спросил шёпотом Костян, на что я, молча, кивнул. - Чего это он?
        - На Реброва наехал. Многое ему припомнил, - прошептал я.
        Как только шаги замполита стихли, мы продолжили своё движение. Да только не далеко. Открылась дверь кабинета командира, из которого вышел Ребров, дыша как бык во время схватки с матадором.
        - Так, Родин и Бардин. Чего мы не в стартовом домике? - спросил комэска.
        - Лётные книжки относили, товарищ командир, - сказал я.
        - Отнесли?
        - Так точно.
        - Обороты «Максимал» и на своё законное место, - сказал Гелий Вольфрамович, пройдя мимо нас.
        В казарме своей четвёркой мы обсудили произошедшее в кабинете у командира полка. Артём, который знал чуть больше о разговорах в самом училище от своего тестя, рассказал о разговорах в кулуарах среди начальства.
        - Новый замполит начал бурную деятельность. Вот ему и нужна жертва.
        - И выбрал он Вольфрамовича? - спросил я.
        - На это дело, как сказал тесть, он получил добро от самого Борщёва и с особистом согласовал, - сказал Артём.
        - И чего делать? - поинтересовался Макс.
        - А ты ничего не сделаешь. С него теперь не слезут. Либо уволят, либо понизят в должности или сошлют куда-нибудь.
        Жаль, что так получается в жизни нашего комэска. И ведь пострадал из-за нас, оболтусов. Вот она, нелёгкая доля командира.
        Лётная практика подошла к концу, и нам в очередной раз пришлось расставаться со своим учебным полком. Также, для нас это крайнее построение перед штабом эскадрильи по итогам завершения обучения.
        Кому-то выпадет вернуться сюда после выпуска и стать инструктором. А там и пойти по карьерной лестнице дальше.
        Ну а кто-то прощается со, ставшим родным, аэродромом и людьми, работавшими над твоим становлением как лётчика.
        - Иван Фёдорович, вы сегодня какой-то другой, - улыбнулся Макс.
        - Да… день странный. Вроде и закончилась практика. У вас подготовка к госам начинается, у меня отпуск, а грустно всё равно.
        - Это потому, что мы у вас первые выпускники за время инструкторской работы, - сказал я, выглядывая из-за спины Макса.
        - Возможно. Фотоаппарат взяли?
        - Конечно. Жаль, нашего фотографа со свадьбы нет. Он бы нас поснимал во всех позах, - посмеялся Артём.
        Перед строем появился подполковник Ребров. Сегодня он был в парадной форме, при своих медалях и знаках отличия.
        - Доброе утро, третья! Как настроение? - спросил он, прохаживаясь вдоль строя. - Чего-то вы кислые?
        Из строя никто не решился говорить. В такой форме одежды Реброва мы никогда не видели. Не могу даже предположить, по какому случаю всё это. Есть у нашего Вольфрамовича и одна медаль «За боевые заслуги», и орден «Красной Звезды».
        - Сегодня для вас, птенцы вы мои, наступил день, когда пора вам выпасть из гнезда и расправить крылья. Всему, что могли, а где-то и не могли, мы вас обучили, - продолжал вещать комэска.
        - Это новая речь. Раньше у него не было таких, - шепнул один из инструкторов Швабрину.
        - Премьера, - ответил тот.
        И правда. В сегодняшнем выступлении командира эскадрильи не было и намёка на его оригинальные словосочетания и сравнения нас с различными предметами и животными. И к чему весь этот парадный вид? Неужели Брусков совершил задуманное?
        - У вас впереди госы, защита дипломной работы, а главное - бессонная ночь с легальным употреблением всех ваших любимых горячительных напитков.
        - И как же без оригинальности Реброва, - шепнул мне Тёмыч.
        - Звучит, как новый научный термин прям, - ответил я.
        Может кому-то выпадет возможность запатентовать весь арсенал фраз Вольфрамовича, но боюсь, он ещё придумает.
        - Но это будет совсем скоро и также быстро пройдёт. А дальше… дальше как-нибудь уж без нас, сынки. С каждым из вас, стоящих в строю я летал, со многими и не раз. И я горд, что именно мне выпало командовать вами.
        В этот момент он остановился по центру строя и выпрямился. Он был собран, суров, но глаза всё такие же добрые, как и обычно.
        - До свидания, товарищи! - сказал он, приложив руку к голове, и получил наше хоровое прощание. - Честь имею!
        После построения каждый бы хотел подойти к Вольфрамовичу и пожать руку. Да только он опередил нас и сам прошёлся по всему строю, удостоив внимания каждого.
        По рассказам наших техников, перед построением не забыл Ребров и про них. Он прошёл по всей стоянке эскадрильи, заглянул в ТЭЧ и везде отметился рукопожатие с каждым.
        Переселились мы теперь в классы подготовки в учебном корпусе. Всё следующее время до момента защиты дипломной работы будем читать, писать, учить, рисовать карты боевой обстановки и обсуждать насущные вопросы.
        Но это всё в перерывах между сон-тренажами, которые занимают большую часть на этом периоде обучения.
        В первый же день основной темой было обсуждение судьбы Гелия Вольфрамовича. Как оказалось, новый замполит училища, таки, нагадил Реброву. И наша драка с хулиганами здесь даже не рассматривалась.
        Во всех донесениях и разбирательстве рассматривались другие проступки. В частности, особое внимание уделили, чуть было не имевшему место рукоприкладству со стороны Реброва. Свидетелем был указан Добров, но он ничего не видел.
        - Для кого-то место комэски было освобождено специально, - сказал я, когда мы сидели в нашей подготовительной аудитории.
        Будь Швабрин в своей предыдущей версии, грешили бы на него. Но в эскадрилье никто не занял место своего ушедшего командира.
        - Да там такое началось потом. Доброву от Борщева прилетел выговор за низкие показатели в воинской дисциплине третьей эскадрильи, - рассказывал Тёмыч, который был главным поставщиком информации ввиду его родственных связей с начальством.
        - Странно, что никто не принял во внимание успехи в подготовке курсантов, - сказал Костя. - Давайте дверь откроем, жара, - сказал он, подходя к выходу из кабинета.
        - Народу куча ходит, а пацаны спят, - сказал я.
        - Ой, Серый! Не каркай, - отмахнулся Костян.
        - Да-да, мужики. Откройте, в то я закипаю уже здесь, - сквозь сон проговорил Червень на крайней парте.
        - Я, если что, вам говорил, - предупредил я.
        - Так чего заслуги Реброва никто не принял во внимание? - повторил вопрос Костя.
        - Тут это, видимо, не канает, - сказал Макс. - Наверное определили, что не является основанием для помилования.
        - А чего драку не приписали тогда? - спросил Костян. - «Шикарный» повод подвинуть ещё и Доброва.
        - Геннадия Павловича не сдвинешь. Заслуженный, да и с друзьями. А вот Реброва можно, - уверил нас Тёмыч. - Там особисты подключились, вот и не вышло у командира полка повлиять на ситуацию.
        - Так почему не использовали драку? - повторил вопрос Костян.
        - Всё просто - Брусков был на тот момент замполит полка, - ответил я Костяну. - Тоже бы попал под раздачу. Могло бы назначение сорваться.
        Тёмыч ещё рассказывал, как Брусков грозился провести люстрацию среди курсантов нашего взвода. Новому замполиту захотелось отсеять самых злостных нарушителей. Первым под раздачу должен был попасть Басолбасов, а потом и все остальные по очереди.
        - И чем всё закончилось? - спросил я у Тёмыча.
        - Вот-вот, и я хочу послушать, - произнёс Брусков, стоявший в дверях.
        Глава 9
        Вот не хорошо подслушивать товарищ подполковник! Хотя, о совести разговор с вами нет смысла вести.
        - Взвод, встать! - скомандовал Макс.
        На задних партах начали резко вставать уснувшие, поправляя свои опухшие лица и вытирая невольно потёкшие слюни.
        - Вольно, садись. На «галёрке» постоят. Так чем там, говорите, закончилась люстрация? - спросил Брусков, намеренно растягивая слова, но ответа не последовало. - Я задал вопрос, товарищи курсанты! - перешёл на более грубый тон замполит.
        - Не можем знать, товарищ подполковник. Люстрации ведь не было, - сказал Артём, вставая со своего места.
        - А я вам сделаю, Рыжов. С вас и начну. Или вы все думаете, что ваш статус выпускника вас спасёт? На госах отчисляют редко, а вот влиять на распределение и ваши крайние месяцы в нашем учебном заведении можно спокойно. И я с превеликим удовольствием вам, 603му классному отделению это всё устрою.
        Брусков злобно усмехнулся и направился на выход.
        - Товарищ подполковник, - позвал его Басолбасов.
        Васе только не стоит лезть с ним в перепалку. И так в группе риска, так сказать.
        - Что у тебя Басолбасов?
        - Чем мы вам не угодили?
        - Ты ничего не попутал, курсант! Или ты забыл свои грехи. Радуйся, что тебя ещё не отчислили. Ваш взвод весь должен уже отправиться за забор, лётчики-залётчики, твою мать! - выкрикнул он. - Устрою я вам сладкую жизнь. Команду не подавать! - рыкнул Брусков и громко хлопнул при выходе.
        Реакции в первые секунды не было. Все находились в небольшом шоке от услышанного.
        - И чего делать? - разволновался Артём. - Тесть убьёт, если узнает, что я вам всё рассказал.
        - Ты думаешь, он не предвидел это? Будто он не знает, что ты бы нас известил обо всём. Если бы Иван Иванович хотел бы это скрыть, тебе бы не говорил, - сказал я.
        - Вот именно, Родя. А теперь, давайте поспим, - сказал Червень, укладывая голову на руку.
        Угроза замполита училища была нами изначально воспринята неправильно. Вообще, я думал, что это слишком мелочно со стороны «почти» полковника бороться с курсантами. Пускай уже и выпускниками. Но именно этим и занялся Брусков.
        Для начала, он не поленился прийти на утреннюю физическую зарядку. Ему не понравилось, что мы не уточнили форму одежды у дежурного по училищу и вариант проведения.
        Как это ни странно, но в армии зарядка каждый раз должна проводиться по определённому плану. Бег, ускоренное передвижение, силовая подготовка с бегом и так далее. Всё в разные дни.
        - Откуда это всё взялось? - возмущался Костян, падая на кровать по возвращению с зарядки. - Какие варианты зарядок ещё?
        - Вообще-то, они все четыре года на доске документации висят. Сходи и рядом с дневальным посмотри, - сказал я.
        - Вот так я учился, а элементарных вещей не знал. Вот если бы не Брусков, так и выпустился бы неучем, - ехидничал Костя.
        - Именно так про тебя и сказал сегодня Брусков, когда спросил сегодняшний вариант зарядки, - сказал Макс. - Теперь не будет нам схемы «до стадиона добеги-одну сигарету покури».
        Изнывая от усталости, свалился на кровать и Артём.
        - Ааа, - закричал он от усталости, зарываясь лицом в подушку. - Я теперь чувствую мышцы, о существовании которых я и не знал. Нельзя так гонять. Пять километров это не для летчиков. Не конноспортивный интернат же у нас!
        Беды на одной зарядке для нас не закончились. Следующие дни нам постоянно приходили и читали непонятные лекции о вреде курения, о пользе закаливания, о крепкой семье и так далее. Те, кому это поручали, тоже были не в восторге от этой дополнительной нагрузки.
        Затем начались постоянные проверки личного состава. Если раньше можно было улизнуть в чипок, к моменту привоза свежей выпечки, то теперь нас контролировали офицеры кафедры, на которой мы занимались подготовкой и написанием дипломной работы.
        Кстати, её ход написания контролировали тоже чуть ли не каждый день. Если кто-то написал меньше заданного, лишался увольнения сразу.
        - Мне вот интересно, а чем мы будем заниматься, когда напишем дипломную работу? - спросил Тёмыч, разминая пальцы после очередной порции написанного материала.
        - Будешь писать ещё одну. А потом ещё, - ответил я ему, вырисовывая очередной тактический знак на своей карте.
        - И всё же. Как думаете? - продолжил спрашивать Тёмыч.
        - Всегда можно найти, чем нас занять. Траву пощипать, деревья побелить. Да хоть даже привести нас на кучу кирпичей и заставить собирать из них куб, таская по одному, - предположил Костян.
        Предложение из классического маразма в армии - лишь бы чем-то занять личный состава. Жаль, что не зима. Тогда бы можно было заставить убирать снег на скорость, пока он не растаял.
        В класс вошёл наш взводный, капитан Витов с каким-то не самым радостным объявлением.
        - Третий час самоподготовки объявлен теперь обязательным занятием по физо.
        Даже гадать не надо, кто был инициатором этой идеи. Почему только Борщев всё это поддерживает и не вмешивается? Нельзя так просто народ подвергать постоянным физическим нагрузкам.
        Специфика лётной работы такова, что нужны, в основном, здоровые, а не спортивные. А тут начались какие-то спортивные сборы.
        Однако, кафедра физической подготовки подошла к занятию весьма лояльно. Полковник Солдатов, который лично проводил занятие, сделал упор на самые «сложные» упражнения - комплексы рукопашного боя и вольных упражнений. А в основном, конечно, разговоры и смешки. К концу занятие и вовсе превратилось в посиделки под деревом в теньке.
        Именно в этот момент и пришёл товарищ Брусков.
        - Товарищ полковник, чем должны заниматься курсанты? Где ваш план занятия? Почему они сидят? - повысил голос Брусков.
        Солдатов, будучи опытным преподавателем и авторитетным человеком, не поддавался на провокации и своё недовольство не выражал.
        - Товарищ заместитель начальника училища, вы должны знать, что температура наружного воздуха сейчас выше 25°. Риск для здоровья будущих лётчиков…
        - Они будущие офицеры в первую очередь. Как они у вас будут в Афганистане нести службу? Тоже ныть из-за высокой температуры? - продолжил наседать Брусков.
        Солдатов ничего не ответил, лишь спокойно объявил построение.
        - Я не видел, чтобы они бегали, товарищ полковник. Как они у вас будут сдавать физическую подготовку через пару недель?
        Наезды Брускова должны были уже вывести из себя начальника кафедры физо, но Солдатов не поддавался. Вообще, удивительный человек… точнее существо этот Брусков.
        Появился и теперь надоедает как прыщ на пояснице - болит, а выдавить без посторонней помощи сложно.
        Занятие, всё же закончилось. Отпуская нас, Солдатов предупредил о последствиях перегрева при самостоятельных занятиях спортом.
        - Сильно не переусердствуйте. Готовы все хорошо. Физо сдадите без проблем.
        После нашего убытия в казарму, Брусков ещё оставался с Солдатовым на стадионе и о чем-то спорил. Вот же не пробиваемый этот замполит!
        В любом деле есть дно. На следующий день, это самое дно, Брусков пробил окончательно. На утреннем построении командир роты майор Голубев довел до нас очередное гениальное нововведение.
        - Сегодня, мои юные друзья, у вас с утра тестирование, как и при профотборе. Сначала на листах, а затем и на специальных тренажёрах, - объявил он, перед отправкой нас в учебный корпус на занятия.
        Ну вот чего добивается этот Брусков? Думает, что кого-то на профотборе отчислит? И это на четвёртом курсе! Странный у него подход. Я уже и не помню, чем только за крайние месяцы мы не занимались. Лишь бы только его величество самоутвердилось. До сих пор не вижу влияния на него Борщёва. Замполит ведь так весь курс загоняет.
        Тестирование проводила с каждым взводом отдельно Леночка Петровна. Как и всегда, она образец элегантности и притягательности. Представляю, каково это Максу сидеть и сосредотачиваться, когда его девушка в такой облегающей шахматной юбке и пепельной блузке с расстёгнутым двумя пуговицами.
        За время теста нужно было ответить на кучу вопросов, касаемо психологического состояния вот прямо сейчас. Всё шло хорошо, ровно до того момента, как в кабинет против всех правил и методик вошёл этот квадратный Спанч Боб товарищ Брусков.
        - Товарищ подполковник, добрый день! - спокойно встала из-за стола Майорова и подошла к нему.
        - Вы сидите, Елена Петровна. Я пришёл проверить, как проходит… - во весь голос говорил замполит.
        - Прошу прощения, но отвлекать курсантов вы не можете. Вам нужно выйти. После тестирования - пожалуйста. Такова методика, - перебила его Леночка.
        - Боюсь, сегодня придётся ею пренебречь. У меня есть определённые вопросы, которые нужно задать в этом подразделении, - прошёл мимо Майоровой Брусков, бросив оценивающий взгляд на нашего психолога.
        Ух, Макс сейчас напрягся! Мне показалось, что треснула пишущая ручка в его руках.
        - Это ваше право. В таком случае, я вынуждена признать результаты теста недействительными. Курсанты мне больше не нужны…
        - Елена Петровна, давайте выйдем в коридор и поговорим там, - ехидно улыбнулся Брусков, понимая, что с Майоровой он не совладает.
        - Выйти можем, но тест я прекращаю.
        - Зачем? В чём проблема?
        - Товарищ подполковник, проблема в вашем присутствии.
        Кто-то даже не сдержался от слабого смешка и судорожного покашливания. А вот лицо Брускова приобрело багровый оттенок.
        - Мы с вами позже поговорим, товарищ Майорова, - сказал сквозь зубы замполит, выйдя из кабинета.
        Продолжать тест не стали, а устроили очередную групповую беседу.
        - Елена Петровна, ну он издевается над нами. Вы же видите! - жаловался громче всех Басолбасов.
        - Василий, это не повод с вашей стороны жаловаться на него, - размеренно отвечала Леночка, прохаживаясь по классу.
        - Ну мы уже выжиты, как лимоны. Зачем эти постоянные физические нагрузки, словно из нас лошадей на ипподром готовят? - негодовал Костян.
        - Готовиться необходимо. Это нормальный процесс. Другой вопрос, что у этой подготовки чрезмерные объёмы. Здесь не моя область работы, но я подниму вопрос на совещании, что нагрузку следует снизить, - сказала Майорова.
        В этот же день нас снова отправили на установки для профотбора - кабина, лампочки и возможность получить разряд током. Тем не менее, я рад снова встретиться с легендарными Георгиевичем и Евгеньевичем.
        - Ёптить, Георгич. Родин к нам зашёл. Здорова, орденоносец! - воскликнул Генич, прочитав в списке мою фамилию.
        - Здравия желаю. Без вас было скучно. Всё хотел зайти к вам пообщаться, да как-то не складывалось, - улыбнулся я, пожав руку старичкам-боровичкам.
        - Ты смотри, запомнил, Серёжка! Пенёк, чего стоишь? Давай чаю наливай! - поторопил Георгич своего коллегу.
        - Да там за мной очередь. Сегодня весь взвод должен пройти…
        - Так, малец, ты пришёл - мы оформили. Сдал ваш взвод. Сейчас ещё документально запишем… очки, где мои? Ёптить! Очки потерял, - запаниковал Генич, бросаясь из стороны в сторону.
        - Ну, что? Опять ты, деревяха старая, забыл вчерашний день? Теперь ещё очки у тебя «ноги сделали»! - ругался на него Георгич.
        Присмотревшись, я обнаружил местоположение очков и громко рассмеялся.
        - Вон видишь, полено, молодежь смеётся над тобой, ёпть, - подкалывал своего коллегу Георгич.
        - Я им ещё покажу. Порох есть у меня ещё, - кряхтел Генич. - Пороховницу только потерял.
        - Да они в руке у вас. Очки ваши, - сказал я, успокаиваясь от смеха.
        Дедки переглянулись между собой, а затем Генич удивлённо посмотрел на свои очки в руке.
        - Ёпти, Петюня! Генич, пора уже заканчивать работать. Пенсия по тебе уже плачет.
        - Поговори мне! Сам знаю, что плачет, да куда ж они без нас. С этими шайтан-машинами кроме нас с тобой никто не справится, - махнул он на установки. - Ладно. Сейчас проставлю и выпьем.
        - Мы же про чай разговаривали, - сказал я.
        - Ну, ты может и чаю, а вот мы с Геничем по пятьдесят для аппетиту! - сказал Георгич, подойдя к двери и выглянув в коридор. - Так, орлы, все тест прошли. На сегодня у нас ревизия. Старший, командуй парадом.
        Как только Георгич закрыл за собой дверь и направился к нам, потирая ладони от предвкушения, к нам присоединился ещё один человек.
        И, конечно, им был Брусков. Снова пришёл вставить свои пять копеек.
        - Добрый день! Как проходит профотбор? - поздоровался он голосом с дедками.
        - Нормально. Все прошли, - недовольно сказал Генич, закрывая журнал.
        - А почему дополнительно не назначили ещё?
        - Потому что, не надо. У вас если что-то конкретно, товарищ замполит, то спрашивайте. Если нет, у нас разбор теста с курсантом.
        Мне кажется, эти пенсионеры молчать не будут. Выскажут подполковнику всё в глаза. Может и леща отвесят, если сил у них хватит.
        - А зачем вам Родин? - спросил Брусков.
        - Чай попить. Мы старики, как вы могли заметить, ёпт. Нам внимание надо. Вот мы и общаемся с молодым поколением. Сережку оставили, а остальных отпустили. А что за допрос такой, товарищ замполит? - поинтересовался Георгич.
        - Это не допрос, но вы очень сильно на него претендуете, - сказал Брусков. - Родин, вы свободны. Чай попьёте в личное время, если оно у вас будет.
        - Есть! - выпрямился я и подошёл к дедам. - Спасибо. Здоровья вам и всех благ, - пожал я каждому руку.
        - Береги себя, сынок. Удачи на государственном экзамене, ёпта.
        - Давай, орёл, - крепко пожал мне руку Генич, притянув к себе. - Сейчас мы уработаем этого хмыря, - шепнул он мне на ухо, но как мне кажется, Брусков всё услышал.
        Выйдя из кабинета, я уже слышал знакомые реплики стариков и выражения их недовольства, которые разбавлялись замечаниями замполита. Неужели нет у него других дел, как ходить и воевать со стариками?
        - Сергей, твои уже ушли, - сказала мне Леночка Петровна, когда мы столкнулись с ней в коридоре.
        - Да, знаю. Меня на чай попросили остаться, так сказать, - кивнул я в сторону лаборатории.
        - Насколько я знаю, они редко кому чаи распивать предлагают. Очень заслуженные люди с огромным жизненным опытом. Такие должны вам лекции по патриотическому воспитанию читать, - сказал Майорова. - И ты так быстро с ними поговорил?
        - Нам не дали. Там… - начал говорить я, но меня прервала громкая реплика из-за двери.
        - Епти, увольнять? Генич ты его слышал? - усмехнулся Георгич. - Ты пугаешь человека, который 50 лет женат на одной женщине? Найди кого помоложе, чтобы тот испугался.
        - Так, мне это надоело, - буквально зарычала Майорова. - Сергей, иди в казарму. Не хочу, чтобы меня кто-нибудь из курсантов слышал сейчас, даже ты.
        Я с трудом подавил в себе желание не подслушать. Как мне кажется, Брусков достал всех.
        - Тёмыч, ну хоть ты скажи, какого лысого или волосатого Борщев его не приструнит? - спросил я, будучи уже в казарме.
        - Не знаю. Тесть тоже молчит. Я ему рассказал про тот случай в кабинете. Он с тех пор не особо делится со мной информацией, хотя не обиделся вроде.
        - Наверняка, прилетело за наши обсуждалки, - сказал Макс, поправляя кровать.
        Про приход Брускова в лабораторию я рассказал, не упоминая при этом о появлении позже Майоровой.
        - Серый, а как там приготовления к свадьбе? - спросил Тёмыч. - Света от Жени добиться не может ничего. Пожениться решили, а соображениями не делитесь.
        Я сказал, что пока только подали заявление в ЗАГС. Застолье праздновать вряд ли будем. Организуем уже в отпуске перед убытием в часть небольшие посиделки.
        - А как же вы потом поедете? На неё не дадут ведь проездные, поскольку она тебе не супруга, - напомнил мне Костян.
        Дельное замечание со стороны товарища. Я и запамятовал, что проездные документы положены и на семью тоже. Вот что значит никогда не сталкиваться с подобными вещами.
        - Рота, строится на центральном проходе! - скомандовал дневальный.
        Нехотя поднявшись с кроватей, мы заняли свои места в строю в ожидании выхода ротного. Однако, появился он не один.
        - Рота, смирно! - крикнул дневальный, и послышались строевые шаги дежурного по роте.
        - Вольно! - не дожидаясь доклада, громко сказал появившийся перед нами комбат Мацков. - Все в строю?
        - За исключением наряда, - подсказал ему Голубев, рядом с которым стоял ещё и замполит нашего батальона.
        - Это хорошо. И никаких дополнительных занятий? - улыбнулся Мацков, намекая на маразмы, исходившие от Брускова. - Странно.
        - Ничего странного, Александр Васильевич, - сказал замполит батальона. - У нас сейчас будет важное мероприятие. Поэтому отмена дополнительных занятий - вынужденная мера.
        - Да, я это сегодня уже на совещании слышал, - кивнул Мацков. - Товарищи курсанты, вы всё ближе к выпуску. Подготовка идёт полным ходом… слишком полным, я бы сказал, но приказы надо выполнять, а не обсуждать.
        Комбат ещё сказал несколько слов. Настраивая нас на то, что сейчас наступает «последний бой, который трудный самый». Рассказал, что сейчас формируется состав комиссии в Москве для приёма наших экзаменов. Скоро нас поставят в известность, кто будет председатель и зам. Будто бы это нам о чем-нибудь скажет.
        - Ладно, заканчиваем разглагольствовать. Сейчас приступаем к предварительному распределению мест вашей дальнейшей службы.
        Глава 10
        В строю пошли шептания. Я уверен, что многие уже прокручивали все возможные варианты, где будут служить.
        Ребята со связями вспоминали телефоны, по которым стоит звонить в случае каких-то проблем с выбором. А парни попроще особо ни на что и не надеялись - куда пошлют, туда и поедут.
        Но это не самое главное. Сейчас мне было не понятно, почему в этом распределении участвуют все. Право выбора было только у медалистов. В моё время позволяли выбирать ещё и краснодипломникам. Ну и далее по рейтингу. Возможно, какие-то изменения появились в этом вопросе.
        Штаб нашего батальона, где наша первая десятка ждала вызова, находился с другого входа казармы. Вообще, это было местом обитания двух командиров батальонов и их замполитов. У каждого свой отдельный кабинет.
        Перед дверью Мацкова разговоры о будущем достигли апогея.
        - А что будут предлагать? - спрашивал Артём. - Если Туркестанский предложат, то я сразу откажусь. Куда мне с ребёнком?
        - Тёмыч, ты чего переживаешь? Тесть у тебя вроде всё решил? - спросил у него один из ребят с другой роты.
        - Ага, Рыжов. Нашел из-за чего переживать. У тебя 100-процентная гарантия, - сказал другой парень.
        - 100% вам никто не даст, - ответил я. - Но Тёмыч, тебе и правда не нужно волноваться.
        Перетряхнуло большинство в тот момент, когда в фойе вошли начальник отдела кадров подполковник Чермисов и Брусков.
        Кадровик выглядел сосредоточенным. Видимо, тот огромный портфель, который он нёс сейчас, содержал примерную разнарядку, выданную на училище.
        - Чего столпились, товарищи курсанты? - резким тоном начал командовать Брусков. - Построились в две шеренги или мы не в армии?
        Не мог он не покомандовать!
        Сначала вызвали тех, кто предварительно рассматривался в лётчики-инструкторы. Таких набралось в нашем первом заходе пять человек. Затем начали вызывать и остальных, кто изъявлял желание и против кого не прочь были командиры учебных полков…
        Отрадно, что теперь Тёмыч может спать спокойно. Его предварительно одобрили в Белогорский полк.
        - Но ещё не точно. Пока только в распоряжение начальника училища, а потом будут распихивать, - выдохнув, сообщил нам Артём, когда вышел из кабинета комбата.
        - Всё получится, - сказал я, похлопав по плечу своего товарища.
        - А вообще что там? - спросил Макс, который пришёл в следующей партии людей.
        - Хорошо. Диван у комбата стоит. Телек небольшой но цветной. «Рубин» вроде. Кондиционер жужжит и холодит. А ещё… - задумался Тёмыч. - Аквариум у него.
        - Я тебя не про интерьер спрашиваю, а про сам процесс, - сказал Макс.
        - А что процесс? Мы зашли. Потом нас спросили - согласны ли на учебный полк? Все согласились. И всё.
        И, правда - будущие инструктора находились в кабинете не долго. Судить по ним об обстановке в кабинете нельзя. Да и, памятуя своё прошлое распределение, ничего страшного там быть не должно. Особенно мне, с опытом ученых советов.
        - Следующий идёт Родин, - выглянул из кабинета Голубев и пригласил меня жестом руки.
        За большим столом заседали командиры рот, замполит батальона и начальник отдела кадров. Комбат рядом с ними, уступив своё место Брускову. В углу журчит вода в аквариуме. На экране
        Вошёл я, как и предписывает Устав. Представился Брускову, который даже не соизволил поднять на меня глаза и оторваться от списков и таблиц на желтых листах.
        - Итак, Родин Сергей Сергеевич, средний балл 5 ровно, золотая медаль, спортсмен. Что у него с рейтингом? - спросил замполит училища.
        - В своей роте - первый, товарищ подполковник, - проинформировал его Голубев.
        - Прекрасно. И что вы нам скажете? Мы вас слушаем? - спросил меня Брусков.
        Что за манера у него такая? О чём я ему должен сказать? Не нравитесь вы мне, товарищ Брусков! Вот хочется ему сейчас выдать что-то вроде - говори нормально, Брус.
        - Я готов ответить на ваши вопросы, касаемо своего предварительного распределения, - завуалировал я своё желание послать училищного замполита.
        - Мы вас прямо спрашиваем, где вы хотите служить?
        В армии, квадратный ты товарищ, который нам не товарищ! Похоже, нужно прямо говорить, куда я хочу. Да только не знаю. В училище нам рассказывали о местах службы вскользь, да поверхностно.
        - Сергей Сергеевич, мест очень много, - официальным тоном начал говорить кадровик.
        - Родин, если ты сомневаешься, мы тебе посоветуем. Расскажем где и какие есть части. Потом сможешь подумать и принять решение…
        - Так, Александр Васильевич, это что сейчас было? В смысле потом принять решение? - затараторил Брусков. - Он будущий офицер и должен принимать решение сейчас. Это у капиталистов сделки, раунды переговоров. Здесь армия! - стукнул он по столу.
        - Товарищ подполковник, Родина воспитывали бабушка и дедушка. Отец-лётчик погиб, мать умерла, когда ему было немного лет. Он не знает, что и где находится.
        - Надо было интересоваться до того как заходить сюда. Итак, Родин, твоё решение.
        - ВВС Московского военного округа, - произнёс я, зная, что туда меня никогда в жизни не отправят.
        - Разбежался. Нет там мест, - сказал Брусков, даже не взглянув на списки мест.
        - Товарищ подполковник, по разнарядке… - начал говорить кадровик, но «квадратный» его остановил.
        - Нет, Вячеслав Палыч. Я видел, что там нет Московского округа.
        Всё понятно с этим распределением. Ничего не поменяется и в моё время. Дадут список, и выбирай, что предложат. А заходит условный Петя с известной фамилией какого-нибудь водителя какого-то генерала, и ему дают другой список. Да что там список - из Главного управления кадров пришлют уже направление на него в нужное место.
        - Товарищ подполковник, это неслыханно, - выразил своё недовольство комбат, вставая со своего места. - Перед нами человек, заслуживший право выбора. И мы сейчас, уж простите, занимаемся его обманом.
        - Вы вздумали меня учить, Александр Васильевич? Я вас услышал. Родин, предварительно вы едите… в Туркестанский Военный округ. Вопросов, как я понял, у вас ко мне и присутствующим нет…
        - У меня есть, что им сказать.
        - Прекрасно. Говорите и мне тогда, - усмехнулся Брусков, записывая что-то в свою таблицу.
        - Вам я ничего не скажу, товарищ подполковник. Жизнь за меня скажет. А остальным - почему бы и не ТуркВО. Сейчас это приоритетное направление. Честь имею, товарищи! - выпрямился я в струнку, не поворачиваясь к Брускову, и вышел из кабинета.
        Краснознамённый Туркестанский Военный округ, наверное, не самое плохое место для службы. Сейчас так вообще это главный округ в стране, не считая столичного и, возможно, заграницы.
        Несколько учебок, готовят команды для отправки в зону боевых действий. Авиация с приграничных аэродромов округа выполняет полёты по различным задачам вглубь Афганистана. На полигонах вблизи границы проводятся тренировки и акклиматизация личного состава.
        Короче говоря, вся «движуха» сейчас там. Я попытался вспомнить хоть одну из воинских частей в тех местах и ничего у меня на ум не приходит. В моём времени это территория уже других государств и с трудом верится, что советское наследие не было попилено на металлолом, а аэродромные плиты не стали дорогой или материалом для строительства частных домов.
        - Серый, ну чего там? - спросил Макс, когда я вышел в фойе.
        - Выбрал ТуркВО, - сказал я. - Не знал, что выбирать, вот мне и предложили. Пускай будет он.
        - Серёга, ну надо было чего-то поинтереснее выбрать. Чего ты в горах да в степи забыл? - спросил Костян.
        - А мы с тобой, как будто не из степных мест. Наоборот, мне такая природа привычнее, - намекнул я ему на ландшафты нашего Владимирска.
        Все эти предварительные «ласки», именуемые распределением, Филькина грамота и не более того. Как решат в кадрах, так и будет. Но внутренне я уже готов увидеть с высоты долину реки Амударья и Ферганскую долину.
        Вечером мы смогли встретиться с Женей на КПП и я рассказал ей о сегодняшнем событии в штабе батальона.
        - Папа любил туда ездить. Я сама как-то бывала там. Но в тех местах жарче, чем в Белогорске. А хоть известно, какой город? - спрашивала она, поправляя мои растрепавшиеся волосы.
        - Этого не скажут, поскольку нужно будет приехать в штаб округа, затем тебя отправят в дивизию. И вот там и определят тебе место твоей службы.
        - В общем, сказали куда бежать, но не сказали зачем. Ну, так же положено, правильно? - спросила Женя.
        - Я сам от своих офицеров эту схему узнал. Но ещё всё не точно. Это предварительно. Чуть позже будет и основное распределение. Говорят, что в этот раз с Москвы кто-то приедет, и будет лично раздавать места для службы.
        - Серьёзный человек, наверное. Ты уж произведи на него впечатление. Да и я за это не переживаю. Тебя вон все любят…
        После этих слов, с КПП вышел Брусков. Вид у него был уставший и очень довольный. Увидев нас, он сделал разворот на 90° и проследовал в нашу сторону. Типа так и задумывал пойти! Я предусмотрительно поднялся, надел пилотку и отдал воинское приветствие.
        - Родин, а вы что здесь делаете? - спросил он.
        Ну, конечно! Как же Брусков мог пройти мимо курсанта, не сделав ему замечание. Он от этого удовольствие получает что ли?
        - С будущей женой общаюсь. Официально отпросился у командира…
        - Меня не интересует, кто с вами рядом, - чуть повысив голос, сказал замполит. - Сейчас у вас что по распорядку дня?
        Ещё бы вспомнить, что действительно в распорядке указано в это время. Обычно, все занимаются своими делами: спортгородок, читают, что-то рисуют или придаются любимому делу - сохраняют горизонтальное положение на кроватях.
        - Вы даже распорядок не знаете. Какой из вас офицер получится, когда вам неведомы элементарные вещи. Доложите своему командиру, что вам объявлен выговор.
        - Есть выговор. Разрешите идти?
        - Идите, - ответил он, но с места не сдвинулся.
        Я повернулся к шокированный Жене и взял её за руку.
        - Я вам сказал, товарищ курсант, идти, а не продолжать шашни мне здесь водить с какой-то девкой, - снова завёлся Брусков.
        Чего он только добивается?
        - А вам, дорогая моя, лучше бы заняться домашними делами. Развели здесь, дом свиданий! - обратился он к Жене.
        Моя девушка взглянула на меня и, медленно кивнув, подошла ближе к Брускову. Блин, неужели сейчас вмажет ему?
        - Если вы всегда так разговариваете и пытаетесь самоутвердиться, то в данном случае ваша попытка провалилась. Всего хорошего, - сказала она и повела меня к КПП.
        Ух, и устроит он мне сладкую жизнь крайние дни в училище! Может когда приедет комиссия немного успокоится?
        В увольнение на этой неделе я так и не попал. Через Тёмыча передал Жене, что не буду стараться убежать в самоход. Надо потерпеть хотя бы до сдачи экзаменов.
        Во время одной из пар самоподготовки решил смотаться на лётный тренажёр к Борисову. К моему большому удивлению, мне повстречался там и Нестеров.
        Приятно было видеть, что Николаевич продолжает жить полной жизнью. Сейчас он как раз выполнял полёт на тренажёре.
        - Петь, нога будет болеть. Может, закончим? - спросил у него Борисов, намекая на до конца не восстановившуюся конечность Нестерова.
        - Ничего, Иваныч. Терпимо. Сейчас пару фигур и на посадку.
        Николаевич как раз выполнил «бочку» с переходом на переворот, выводя потом самолёт почти у самой земли.
        - Дорвался Нестеров, да Иван Иваныч? - улыбнулся я, запивая бублик чаем.
        - Ещё не отпустило его. Время нужно. Главное, что на стакане не «сидит». Вы как там? - спросил Борисов, откложив в сторону тангенту для связи с кабиной тренажёра МиГ-21.
        - Сами знаете. Держимся. Дни до выпуска некоторые считают.
        - Дааа… ситуация у нас, конечно. Этот Брусков очень неадекватен. Зря его назначали.
        - А как так вышло, Иван Иванович? Неужели никто не видит, что он вредит в открытую и специально?
        Ответить на мой вопрос Борисов не успел, поскольку Нестеров закончил свои виртуальные полёты и подошёл к нам в аппаратную.
        - Ух, - смахнул он пот со лба. - Даже вспотел, как в настоящем полёте. Чего обсуждаете?
        - Есть тут один, парень квадратный, Петь. Помнишь такого? - спросил Борисов у Нестерова.
        - А как же! Постоянно от него выговор у меня висел, - ответил Николаевич, тяжело присаживаясь на стул напротив своей кружки с чаем. - Борщев тут не причём, кстати. Ему сверху так сказали сделать, вот он ему и не мешает.
        - Да как так, Николаевич? Теперь весь выпуск надо положить за хотелки какого-то замполита? - спросил я.
        - Борщеву покровители этого Брускова что-то обещали. Один из них, кстати, приедет председателем выпускной комиссии. Так что ничего не боится, наш Брусок, - ответил Нестеров, отпивая чай. - Иваныч, можжевельник в настой добавил?
        - Шиповник и можжевельник. Хорош? - ждал полной оценки своей чайной палитры Борисов.
        - О, да! Лучше, чем в прошлый раз. Я сразу побежал потом в туалет. А с бегом, сам понимаешь, у меня сейчас не очень. Чуть было не произошёл аварийный сброс, - посмеялся Нестеров вместе с Борисовым.
        Хорошо, что эти мужики шутят, но мне не очень хочется смеяться после всех злоключений от нашего нового замполита.
        - Отправил он, значит тебя в эту потовыжималку, - сказал Нестеров. - Сейчас многих будет туда отправлять. Там все штаты сейчас укомплектовываются полностью до штатов военного времени. Пехотинцев-резервистов даже мобилизуют.
        Ещё бы я этого не знал! Главное, чтобы там подготовка велась нормальная, а не как обычно: две серии по три патрона - пристрелочные и зачётные - и отрапортовали, что все готовы.
        - Ты когда приедешь туда, есть у меня пара ребят знакомых в тех авиационных полках. Попробую через них тебя в нормальную часть определить. Если что, на Крутова в Москве выйдем, - сказал Борисов.
        - Думаете, он станет помогать? - спросил я. - Не родственник я ему, да и педантичный он сильно.
        - В долгу он у тебя, так что есть у тебя возможность сделать один телефонный звонок ему, - похлопал меня по плечу Борисов и протянул конфету «Взлётная».
        Перед началом государственных экзаменов, нас собрали в актовом зале. В парадной форме нас рассадили по классным отделениям, чтобы выслушать приветственное слово председателя комиссии. Фамилию его нам так и не назвали, поскольку Голубев её и не знал.
        - Басолбасов, мой юный друг, неведомы мне планы верхних штабов. И не обязаны они доводить до целого майора вроде меня состав комиссии, ты меня понял? - ответил командир роты в очередной раз на вопрос о личности председателя.
        Оно и правда - будто это что-то поменяет. У всех курсантов прошёл период возмущения порядками товарища замполита. Все просто терпели до выпуска, стараясь, лишний раз не залететь.
        - Как думаешь, кто там председатель? - спросил у меня Тёмыч.
        - Ну, ты чего, Басолбасов что ли? Какая разница? На тебя это уже не повлияет, - сказал я.
        - А вдруг? Скажет, что будем перераспределять. Аннулирует наши назначения и всё - поеду я далеко и надолго. Ещё Света расстроится…
        - Тёмыч, панику отставить! Во-первых, наше распределение было предварительным, а значит не окончательное. А во-вторых, у тебя всё ровно. Кто в инструкторы пойдёт уже определили.
        - Встать! Смирно! - скомандовал комбат, который сидел рядом с нашим ротным на первом ряду.
        В зале появился Борщев в сопровождении Брускова и зама по науке.
        - Вольно. Присаживайтесь, - громко сказал Борщёв, продолжая следовать со своей делегацией за стол возле сцены.
        Сам начальник училища занял своё место за трибуной для выступлений и начал доводить порядок сдачи экзаменов.
        - Сначала сдача экзамена по физической подготовке и параллельно междисциплинарный экзамен. Упражнения на физо стандартные. Вопросы, выносимые на экзамен, вам известны тоже.
        Надо сказать, что цвет лица Борщева соответствовал его фамилии. Да и Брусков выглядел взволнованным, налил два полных стакана воды из графина на столе и сразу выпил.
        - У кого есть вопросы? - спросил Борщёв, но из зала ответить никто не успел.
        В зал вошла та самая комиссия, состоящая из нескольких человек. Одного из них я узнал сразу, как и многие сидящие рядом со мной.
        Глава 11
        А ведь когда-то, этот генерал казался мне не совсем приятным человеком. Но сейчас я, рад его появлению.
        - Крутов? - произнёс я вслух, вскакивая с места вместе со всем курсом.
        Генерал-майор совместно с делегацией из нескольких человек следовал к трибуне, готовясь принять доклад от полковника Борщева.
        Поприветствовав нас, он дал команду всем занять свои места и встал за трибуну, предварительно отдав свою фуражку одному из членов комиссии.
        - Товарищи офицеры и курсанты. Разрешите от имени Главнокомандующего ВВС и руководства Министерства Обороны СССР передать слова приветствия и напутствия. Осталось вам преодолеть три рубежа на пути к лейтенантским погонам…
        Продолжалась вступительная речь генерала несколько минут, за которые он познакомил нас с каждым из членов комиссии. Не мог он пройти мимо и нынешней ситуации в Афганистане.
        - Скажу, что работы много. Подавляющее большинство из вас будет выполнять свой интернациональный долг. Враг, сразу вам скажу, хитёр и получает достаточно большую поддержку из-за рубежа.
        При этих словах в зале послышался шепот, переросший в негромкие реплики и волну удивления. Крутов не прерывал этот курсантский порыв обмена мнений друг с другом, а дал толпе самой успокоиться.
        - Товарищ… - попытался остановить обсуждение в зале Брусков, но Крутов жестом дал тому команду «Отбой».
        Прошло ещё пару минут, прежде чем разговоры сникли до шёпота, а затем и вовсе прекратились.
        - Отрадно, что вас волнует судьба поставок вооружения и военной техники. Боюсь, что они будут только наращиваться. Но сейчас вас должны волновать только три вещи - физическая подготовка, междисциплинарный экзамен и защита дипломной работы. На следующей неделе планируем сдачу экзамена по лётной подготовке.
        А раз запланировано, значит и состоится. Чего добивался всё это время товарищ Брусков, гоняя нас как ушастых зайцев по всевозможным занятиям? Если уж хотел подготовить нас, то хоть бы тренажёр лётный включил в свою программу. Физическая подготовка, конечно, важна. Да только в полёте подтягивания не сдают и «трёшку» не бегают.
        И вот сентябрьским утром мы уже стояли на торжественном построении, на аэродроме. На флагштоках советское знамя и флаг Военно-воздушных сил СССР. Перед нами выхаживает Борщев, сменивший сегодня привычную для нас повседневную форму на тёмно-синий лётный комбинезон. В строю нервные переминания с ноги на ногу, томные вздохи и постоянные вопросы «когда уже?».
        Такая взволнованность вполне объяснима. С этого дня мы приступили к сдаче государственного экзамена по летной подготовке.
        Борщев подал команду «Смирно», и направился с докладом к Крутову, который тоже соответствует форме одежды - лётный комбинезон, только светло-бежевый. Председатель Государственной экзаменационной комиссии ещё раз поздравил нас с началом финального этапа обучения.
        - Всем желаю встречного на взлёте и попутного в полёте. Не забываем, что взлетаем туда, - махнул Крутов в сторону взлётного курса. - Садимся оттуда, - показал он на торец полосы курса посадочного.
        Полёты с нами должны были выполнять представители лётно-методического отдела училища, а также представители главкомата ВВС. И только после выполнения полётов, эти люди скажут - можно ли доверить тебе ручку управления боевого самолёта.
        С нами в одном строю стояли и лётчики-инструкторы. Куда ж без них в такой ответственный момент. Правда, ничем сейчас они уже не помогут. Но для некоторых их моральная поддержка очень важна. Особенно нашему Тёмычу.
        - Ну вот… а если… или… - перечислял предлоги Артём, направляясь к своему самолёту в сопровождении меня и Кости.
        - Не помпажируй, Артём, - сказал я. - Всему тебя научили. Скоро и ты начнёшь учить. Будь собранным.
        - Да я собран. Просто, ты слышал, кто со мной летит? Червень сказал, там тип по фамилии Волк. Схавает меня ещё, - нервничал Артём, надевая на себя шлемофон задом наперёд.
        - Отставить панику. Волков бояться - в лес не ходить, - поправил ему Костян «говорящую шапку». - А ты чего зимний с собой взял?
        И правда! Только сейчас я заметил, что у Тёмыча шлемофон с рыжей меховой подкладкой. Начало экзамена так себе.
        - Да чтоб меня! Вот всё через одно место. Может сказать, что не полечу сегодня? А перезачётом не поставят за предыдущие полёты? - умоляющим взглядом смотрел на нас Артём.
        К нашему самолёту по магистральной рулёжной дорожке шёл мощного вида лётчик. Тёмные волосы, небольшой прищур на правый глаз, шрам на левой щеке и выпирающий вперёд подбородок, как у бульдога.
        - Т… товарищ полковник, курсант Рыжов к вылету готов, - представился Артём, когда Волк подошёл к самолёту.
        - Понял. Только к пустой голове руку не прикладывают, - сказал полковник, обратив внимание на то, что Тёмыч отдал ему воинское приветствие, находясь без головного убора. - А чего шлемофон такой… тёплый?
        - Голова мёрзнет, - выкрутился Тёмыч.
        - Хм, странно. И это при плюс 25? Удивляете вы меня, курсант Рыжов, - сощурился Волк. - Если вы решили в зимнем лететь, я не возражаю. А вообще, предлагаю вам его поменять.
        - Можно? - с глазами радостного щенка, спросил Тёмыч.
        - Нужно, Рыжов.
        Техники из своих закромов достали Рыжову летний шлемофон с небольшими сеточками. Нам такие и не выдавали, а здесь прям по сезону шапка.
        Рёв запуска двигателей разлетелся по всему аэродрому. После всех проверок, один за другим на магистральной стали появляться МиГ-21 с теми, кто сейчас будет показывать первыми свою лётную зрелость. И первым это будет делать наш 343 борт с Темычем и Волком.
        - Всё переживаете, Фёдорович? - спросил я у Швабрина, который закуривал уже вторую сигарету в курилке рядом со стоянкой.
        - Неа. Курить просто захотелось, - улыбнулся он.
        - Справится он. Вы с Нестеровым нас хорошо обучили, - пересел к нам поближе Костя.
        - Думаю, что да.
        Через несколько минут появился Макс, уже одетый в противоперегрузочный костюм.
        - Я готов, - сказал он.
        - Пошли. Буду тебя представлять твоему проверяющему. Хотя… погоди, - остановился Швабрин, выкинув окурок.
        Он не сводил взгляда с полосы, на которую в этот момент заходил борт. Снижение шло ровно, без покачиваний и такое же получилось приземление на основные стойки. Парашют лётчик выпустил вовремя и освободил в четвёртую рулежную дорожку. Уже на рулении разглядели на борту номер нашего МиГа.
        Швабрин подорвался со своего места, и быстрым шагом направился к месту стоянки. Как только Артём и Волк вылезли из кабины между ними тремя состоялся разговор. Несколько жестикуляций со стороны Волка, но в них нет намёка на что-то плохое. Полковник жмёт руку нашему инструктору и Тёмычу, и отправляется перевести дух перед следующим вылетом.
        - В зоне покрутились немного. Он говорит, что всё ему понятно и закрыл шторку. А дальше как учили, - улыбался Рыжов, рассказывая свои впечатления от экзамена.
        - Сказал что «отлично» вполне заслуженная у тебя. Главное не волноваться, Тёмыч, - сказал Швабрин, приобняв нашего товарища. - Так, Макс ты следующий. Остальные в курилку.
        Полеты продолжались… Получая разрешение на вылет, одна за другой, раскалывая воздух ревом турбин, уходили в небо боевые машины. Макс и Костян слетали свои полёты, получив каждый по оценке «отлично», как и подавляющее большинство наших товарищей.
        Одни возвращались, рассказывая, как им вводили отклонения на посадке, и им приходилось это исправлять. Другие пилотировали с условным отказом каких-то приборов. Каждый из ребят подтверждал, что эти вводные были неожиданными. А никто не говорил, что будет легко сдать экзамен.
        Очередь лететь дошла и до меня. Швабрин дал крайние наставления, стоя рядом в ожидании проверяющего.
        - Ты знаешь, кто будет с тобой в одном самолёте сейчас? - спросил Фёдорович.
        - Стояла фамилия Волк, а что?
        - Нет, ничего. Думал, что ты знаешь, - пожал плечами мой инструктор.
        - Что-то поменялось?
        - Можно и так сказать.
        Когда из-за соседнего самолёта вышел лётчик в светло-синем комбинезоне. Его я точно не ожидал здесь увидеть. Да он нигде и не показывался на глаза.
        Полковник Граблин, слегка постаревший и поправившийся, шел к нам. Неожиданно, особенно если принять тот факт, что он уходил с лётной работы. Видать, не далеко и ушёл!
        - Товарищ полковник, представляю вам… - начал докладывать Швабрин.
        - Да брось ты это, Вань! - воскликнул Граблин, пожимая руку Фёдоровичу. - Как дела?
        - Всё хорошо, а у вас?
        - Терпимо. И вам, курсант Родин, моё почтение, - подал мне руку Граблин, которую я тут же пожал. - К вылету готовы?
        - Так точно.
        - Тогда, задерживаться не стоит. График плотный.
        Мы заняли свои места, и началась привычная для меня работа на запуске. Основное внимание уделял контролю приборов, отвечающих за параметры силовой установки. Навигационное оборудование в норме. Согласовал, проверил и можно выруливать. Повторно сделаем тоже самое уже на полосе.
        И вот он исполнительный старт. Что здесь может быть не так? Но в задней кабине Граблин, а он просто так не поставит мне оценку.
        - Взлёт на «Максимале» запроси, - сказал Дмитрий Александрович.
        - Понял, - сказал я по внутренней связи и приготовился запросить разрешение у руководителя полётами. - Сопка, 880й взлёт, «Максимал».
        - 880й, разрешил, - ответил он.
        Вывожу обороты, отпускаю тормоза, и самолёт начинает разбег. В голове сразу мысль о том, что это, возможно, мой крайний взлёт на этом аэродроме. Не хочется мне заканчивать его слишком быстро. Плавно подымаю носовое колесо, контролируя положение линии горизонта относительно приборной доски. И вот он отрыв.
        - За взлёт - «отлично». Продолжай, - в шлемофоне прозвучал спокойный голос Граблина.
        На первом развороте запросил отход в зону, и получил от руководителя полётами направление в зону номер 6. А это…
        - Понял. Зона 6, работа над «точкой», - ответил я, с трудом скрывая свой восторг, что этот полёт мне дадут выполнить над самим аэродромом.
        Я выполнил проход по кругу, наблюдая за прелестным ландшафтом своей альма-матер. Внизу распластались золотистые квадраты полей, а впереди голубая даль уходящего за горизонт моря. В другой раз не упустил бы возможности полюбоваться земной красотой, но сейчас нужно сосредоточиться…
        А может не надо? Как-то Николаевич предложил мне пилотировать по ощущениям, не привязываясь к конкретным значениям параметров по приборам. И у меня получилось соблюдать их на «хорошо» и «отлично». Почему бы сейчас это не повторить?
        Эх, ещё бы пониже разрешили снизиться, чтоб на глазах у всего полка открутить фигуры пилотажа. Запрошу потом разрешения у проверяющего и руководителя полётами.
        - Подхожу к центру зоны 6. Разрешите задание уточнить? - спросил я у Граблина, ожидая от него вводных.
        - Работай обычный комплекс, согласно Курса. Далее я подскажу.
        Ну, подскажет, так подскажет. Мне же проще. Доложил руководителю, что нахожусь в центре зоны, и получил разрешение на выполнение задания.
        Сейчас мы чуть выше перины облаков, которую пробили ещё на высоте 1500. Яркое солнце плеснуло в лицо своими лучами. Так что, когда Граблин закрыл у меня шторку, я сразу и не понял, почему стало темно мне наблюдать за приборами в светофильтре.
        - Выполняем полёт по приборам, без видимости горизонта, - спокойно сказал Граблин по внутренней связи.
        Ну вот! По ощущениям пилотировать уже не получится, поскольку не видим горизонт, а своё положение хотя бы по авиагоризонту надо контролировать.
        Высоту 4000 м занял по спирали, и вновь начинаю выполнение маневров с виража с креном 45°. Ручка управления самолётом влево, педали отклонены соразмерно, удерживая всеми любимый «шарик» в центре.
        Перед глазами стрелки приборов, а в голове очередное воспоминание, как в школе представлял себя в такой же кабине с несколькими ракетами под крылом. Где-то там враг, и я должен его уничтожить… но тебе нужно идти к доске, где тебе сейчас выставят «двойку» за отсутствие домашнего задания. Ты его не делал, поскольку гулял в степи и собирал ящериц. Во было время!
        Нимб указателя курса медленно движется мимо верхнего треугольного индекса. Ещё немного и подойдёт курс вывода. Переложил самолёт в правый вираж. И тоже с креном 45°.
        - За первый вираж «отлично», - сказал Граблин, продолжая оценивать каждый элемент моего полёта. - Вираж вправо, влево, крен 60°.
        - Понял, - ответил я, вновь перекладывая самолёт влево, дожимая ручку до заданного проверяющим крена.
        И ведь кто-то сейчас, как и я раньше сидит за партой, мечтая о профессии лётчика. Уверен, что большинство из них многое бы отдали, чтобы оказаться сейчас на моём месте.
        - Высота? - задал вопрос Граблин. - Обороты двигателя?
        Чего это спрашивает, Дмитрий Александрович? Будто у него нет таких приборов в кабине. Возможно, это тоже один из элементов оценки.
        - Высота 4000, обороты 89%.
        - Хорошо. Выполняем манёвры с переменным профилем.
        Виражи отработали. Пошли выполнять пикирование и «горки». Нимб курса доделал полный оборот на 360°. Снова разворот влево и ручка от себя, убираю обороты рычагом управления двигателем и пошёл на пикирование.
        Скорость растёт. Вместе с ней вертикальная на вариометре стремится вниз вслед за стрелкой вниз, как и высота. Вывод из пикирования, ручка на себя и набор высоты с углом тангажа 15°. Пилотируем дальше.
        Косая петля, переворот, петля «Нестерова» - что дальше, Дмитрий Александрович? Уже погонял меня и на разгон скорости до 1000 км/ч, не переходя на сверхзвук. Похоже, что Граблин решил мне устроить не самый сложный экзамен. Расстраиваться начинаю, что не ввели мне хоть какой-нибудь «отказик».
        Вот сглазил ты Серёга! Двигатель стал работать тише. Шторка открылась и началась моя работа над выполнением действий при имитации отказа двигателя. Он же у меня один!
        Доложил руководителю полётами о выполнении посадки с имитацией, и получил указания на заход с ходу. Пока докладывал, успел скорость установить нужную, и занять курс к третьему развороту. Начал снижаться, чтобы выйти на расчетной высоте.
        Вот уже и четвёртый разворот, прошли высоту 2100. Вертикальная скорость большая, но расчётная для этого захода. Занял посадочный курс и уже виден торец ВПП.
        Осталось совсем немного. Чувствую, как в перчатках потеют руки, а на губах появился солёный привкус. Сколько раз делал такие заходы на посадку, но всё равно каждый раз волнуешься.
        Прошли дальний привод, загасили скорость до 360 км/ч. Вот и торец полосы на подходе.
        Выравнивание и касание, как и при работающем двигателе. И в душе в очередной раз облегчение, когда бежишь по полосе, а сзади наполненный купол тормозного парашюта.
        - Посадка с имитацией двигателя - оценка «отлично», - вышел по внутренней связи Граблин.
        Вот же нервы у человека! Весь полёт спокойно контролировал меня, давая вводные. Даже, когда убрал обороты двигателя, не услышал от него ни единого слова.
        Зарулив на стоянку, я только тогда смог утереть пот с лица шевретовой перчаткой. И как тут не любить эту профессию? Пускай со временем у тебя будет болеть всё, но часы и минуты полётов останутся в памяти навсегда. Сколько бы мне жизнь не отмерила в этот раз, сегодняшний вылет был самым эмоциональным, поскольку я действительно кайфовал. И неважно, что потел.
        - Иван Фёдорович, ко мне подойдите, - позвал моего инструктора Граблин. - За отличную подготовку лётной группы буду ходатайствовать перед вышестоящим командованием о вашем поощрении, - сказал Дмитрий Александрович.
        - Служу Советскому Союзу! - приложил руку к голове Швабрин.
        - А вам, товарищ Родин, следует хорошо подумать над вашим распределением. У вас есть потенциал. Вас в предложение на поощрение внесу тоже. Поздравляю! - сказал Граблин и пожал мне руку. - Хотите что-то сказать?
        Заметил полковник, что у меня есть желание разузнать, как у него дела в Москве. Как он смог вернуться на лётную должность, а также узнать о состоянии Сони.
        - Сейчас я нужен Родине, как лётчик. Так что служу я теперь в Кубинке. А Сонечка, так она пошла на поправку. Сиделки ей не нужны. Готовится в медицинский, хоть до него ещё несколько лет.
        Граблин постоял с нами ещё несколько минут и ушёл в здание высотного снаряжения. Мы с Фёдоровичем обошли наш самолёт, разобрав при этом все этапы моего полёта. Теперь он светился от радости, что его труды не прошли даром.
        - А помните наши перепалки в кабинете? - спросил я, усмехнувшись от воспоминаний первых лет обучения.
        - Да. Послать тебя постоянно хотелось Родин. Достал ты меня тогда, - сказал Швабрин, не скрывая улыбки. - Чего теперь думаешь, Серёга? Куда служить? Хотя, я у тебя уже спрашивал.
        - На предварительном распределении Брусков отправил меня в ТуркВО. Может, это судьба?
        - Не люблю вот эту всю астрологическую и потустороннюю чушь, - отмахнулся Швабрин. - Где бы ты ни был, не теряйся и работай. Жду тебя через 10 лет в испытателях, а через 15 лет на доске почёта. И чтоб ты приехал в Белогорск, а я перед остальными щеголял инструктором заслуженного лётчика.
        К концу недели завершились наши экзаменационные полёты. На общем построении на магистральной рулёжке генерал-майор Крутов подводил итоги.
        - Выпуск Белогорского ВВАУЛ 1980 года показал отличную профессиональную подготовку. Средний балл 4.95. Такого в истории училища ещё не было. Так держать! А теперь по особо отличившимся. Старший лейтенант Швабрин. Выйти из строя на три шага.
        Иван Фёдорович красиво выполнил команду и развернулся лицом к нам.
        - За отличные показатели в воспитании курсантов своей лётной группы, старшему лейтенанту Швабрину Ивану Фёдоровичу, - произнёс Борщев, зачитывая приказ, пока Крутов подходил к Фёдоровичу. - Присвоено воинское звание «капитан» досрочно.
        Громкие аплодисменты и единичные свистки от некоторых курсантов заставили Крутова сначала с недовольством глянуть на весь строй. Но потом он оттаял и даже сам был рад такому проявлению радости. Погоны Швабрину были вручены, и Фёдорович вернулся на своё место.
        - За высокие показатели в освоении военной техники и отличную сдачу экзамена по лётной подготовке, курсанту Родину от имени Главнокомандующего ВВС объявляется благодарность.
        К этому времени, я уже стоял на месте Швабрина и принимал поздравления от Крутова.
        - Поздравляю, Сергей.
        - Спасибо, товарищ генерал, - ответил я.
        - Я вам скажу, что был не прав на счёт вас. Вы там, где должны быть. Небо вас приняло, - сказал Крутов, и одобрительно похлопал по плечу.
        После меня были награждены благодарностью еще несколько курсантов, а следом Крутову вынесли небольшую коробочку. Кажется, кого-то сейчас наградят ценным подарком. Даже не представляю, кому это будет вручено.
        - Подполковник Ребров, ко мне! - скомандовал Крутов.
        Но в ответ была тишина, и лишь небольшое шептание среди инструкторов.
        - Подполковник Ребров! - повторил свою команду генерал.
        - Нет его больше с нами, - произнёс кто-то в строю.
        Глава 12
        Меня от такой новости передёрнуло, как после порции авиационного дистиллята. Почему-то сразу не поверил в такую информацию, ведь совсем недавно, Гелий Вольфрамович был с нами, а теперь…
        - Где подполковник Ребров? - спокойно повторил свой вопрос Крутов.
        Как мне кажется, сами инструктора в этот момент не поняли, кто сказал фразу про отсутствие Вольфрамовича. И ведь она была произнесена с такой интонацией, будто его нет в живых. А что если это правда?
        - Басолбасов, кусок недоразумения, - зашипел на Васю командир звена Новиков. - Выражения правильно подбирай или громкость своих мыслей убавь.
        - Так, где подполковник Ребров? - повысил уже голос Крутов.
        Чего же наши бравые начальник и замполит молчат теперь? Как будут объяснять, что лучшая эскадрилья осталась без своего командира перед самым выпуском?
        - Товарищ генерал, подполковник Ребров был переведён в Среднеазиатский военный округ, - доложил заместитель командира эскадрильи, когда Крутов подошёл вплотную к нему.
        Выражение лица генерала выражало сдержанное недовольство. Кажется, перевод Вольфрамовича состоялся в не самый хороший момент.
        - Я вас понял, майор. Вы теперь за командира?
        - Так точно, но ждём нового. Пока никого к нам не определили.
        - Не волнуйтесь. Скоро определят. Очень… скоро, - сказал Крутов, поворачиваясь к Борщеву.
        Кажется, кого-то ожидает серьёзный разговор после построения. Вряд ли, это вернет Реброва на своё место, но хоть кто-то обратил внимание из верхнего начальства на подобный поступок по отношению к заслуженному человеку.
        Вольфрамовича отправили в какой-то истребительный авиационный полк в Казахстан. Новиков сказал, что бывший комэска идёт туда с понижением в должности. Странное решение опытного военного, которое не могло не заинтересовать компетентных людей. Особенно Крутова.
        С приездом комиссии, естественно, все дополнительные меры по нашему «воспитанию» были прекращены. Согласно расписанию, проводили только самостоятельную подготовку до и после обеда.
        Тут надо сказать, что парни теперь могли в это время спать спокойно. В кабинете даже стоял небольшой храп. Чего уж греха таить, я и сам периодически занимал лежачее положение. Этому способствовала и одна особенность нашего помещения - вместо стульев были лавки.
        - Короче, Крутов, наверняка, зол на Борщева. Как так мог подставиться наш начальник училища? - негодовал Костян, прикладываясь на спину.
        - По идее, Крутову должно быть всё равно на кадровые перестановки в училище, но не тут то было, правда, Макс? - подмигнул Куркову Артём.
        - А я тут причём? - спросил Макс. - Я понятия не имею, о чём ты сейчас говоришь…
        - Да всё ты понимаешь! - воскликнул, зарывшийся в учебники и справочники, Червень с первой парты. - У нас есть совесть и герметичный рот, чтобы не рассказывать всем про твои отношения…
        - Так вот не разгерметизируй его принудительно, а то я устрою тебе взрывную декомпрессию! - воскликнул Макс.
        Я заметил, что в последнее время, парни часто переходят в ругательствах на авиационную тематику. Заучились, наверняка!
        Первым экзаменом для нашего классного отделения стала физическая подготовка. Сдать её труда не составило, особенно после таких спортивных сборов, устроенных нам командованием училища.
        В своё время, когда мне выпала честь сдавать государственные экзамены, физо было экзаменом основным. Это и удивляло! Через чур трепетным стало отношение к этому предмету. Тем не менее, определённое число моих товарищей в 21 веке не смогло сдать этот экзамен и осталось ещё на год в училище.
        Сейчас, как я погляжу всё по-другому. Кафедра физической подготовки, имея опыт нескольких поколений, подошла к своему экзамену со всей серьёзностью.
        А как ещё объяснить наличие системы прогрессивного сокращения дистанции на центральной дороге во время сдачи норматива на 3 километра.
        Для начала отмеряется отрезок в 500 метров, который первоначально уже лишается метров 20 - 30. Есть уже определённое сокращение дистанции.
        В процессе бега попадаются загнанные лошади, вроде нашего Тёмыча. На домашних харчах Светы его неплохо разнесло вширь. Вот лишний вес и не давал ему развить нормальную поступательную скорость.
        - Рыжов, потерпи родной. Ну только же начал, - ехал рядом с ним на велосипеде «Дружба» преподаватель кафедры.
        Таких вот сопровождающих было достаточное число. Помимо роли мотиватора, они выполняли обязанности рикши. Курсант помещался на багажник и провозился на некоторое расстояние вперёд. В это время членов государственной комиссии отвлекают рассказами о «кораблях и просторах космоса» и другими делами. Главное, чтобы они не смотрели на саму дистанцию.
        К моменту крайнего разворота вокруг тумбы, она уже перенесена на 100 метров ближе. Если при этом учесть периодические махинации с подвозом курсантов, то результат может быть обратным.
        - Родин, прибери обороты. Тебя так в общество ЦСКА возьмут с таким результатом, - подбежал ко мне один из преподавателей, когда я пробегал плац. Пришлось перейти на бег трусцой и всем своим видом показывать, как я выдохся.
        Вот так и закончился самый трудный в физическом плане экзамен. Особенностей, как оказалось, никаких - пробежал, подтянулся и пошёл в казарму рисовать себе на курсантский погон одну звёздочку.
        Оказывается, была такая традиция в Белогорском - после каждого экзамена рисовать аккуратно одну звёздочку на погоне. Мол, есть первый шаг! Смысловой нагрузки не было в этом, но некую крутость это показывало. Но как это часто бывает в подобных случаях, есть вероятность нарваться на проверяющего.
        - Подтянулись! - командовал Макс, когда мы уставшие перемещались с казармы в учебный корпус на самоподготовку.
        - Всё, начинаю худеть мужики, - сделал важное заявление Артём, с трудом перебирая ногами.
        - Неа, Тёмыч. Ты уже худеешь. Не помнишь, как говорил, что начал этим бесполезным делом заниматься? - спросил я, идя с ним рядом.
        - То была неправильная схема. Мне сейчас Света дома распишет свою диету, и я начну.
        - А как же наши торты в казарме? - улыбнулся Костян.
        Тут Артём и задумался. В его голове сейчас идёт борьба не только не с лишним весом.
        - Ладно, от одного раза ничего не будет. С завтрашнего дня начну, - отмахнулся он.
        - Ты так уже полгода говоришь, что завтра начинаешь…
        Навстречу нам следовали два офицеров из выпускной комиссии в сопровождении Брускова. Макс подал команду на прохождение строевым, но тут же был остановлен замполитом. Давно мы не попадались ему.
        - Курков, что у вас на погонах за иероглифы? Детство в одном месте? Может вам не нравится ваше распределение? - повышал он постепенно голос.
        - Виноват, товарищ подполковник. Традиция, всё-таки, - улыбнулся Макс.
        Но надежда на то, что теперь замполит успокоился после взбучки Крутова, не оправдалась. Ещё и перед комиссией выставляет нас в неприличном свете.
        - Так что, мне может содействие оказать, и вместо Германии отправить вас в Монгохту условную? Будете покорять пятый океан на больших самолётах, - возмущался замполит.
        Макс уже был готов что-то ответить, да ему не дал высказаться один из членов комиссии.
        - Сынок, веди строй. Мы сами разберёмся. Пойдёмте, товарищ подполковник, - подошёл к нему со спины офицер кавказской национальности в лётном комбинезоне.
        И кого-то он мне напоминает. Особенно его тонкие тёмные усы и аккуратно зачёсанные волосы на левый бок.
        - Джохар Мусаевич, сами же говорили, что вам на Дальний Восток нужны люди. Вот вам кандидат сразу, - указал на Макса Брусков.
        - Мне нужны желающие, а не сосланные. Продолжим с вами разговор без курсантов. У них есть дела поважнее, - настоятельным тоном заявил член комиссии и подал руку Максиму. - Поздравляю со сдачей физической подготовки.
        Курков выровнял нас и повёл дальше. Я же оборачивался несколько раз назад, чтобы ещё раз взглянуть на этого офицера, поздравившего нас.
        Вот таких совпадений быть не может. Однако, поразительное сходство в сочетании с именем и элементами внешности присутствует.
        Похоже, сейчас рядом с нами был Джохар Дудаев. Это один из самых известных примеров в истории нашей страны, к каким плачевным событиям приводит изменение политических взглядов.
        Под флагом Советского Союза, он - советский лётчик, генерал-майор, кавалер ордена Красного Знамени, командир дивизии. А после - государственный деятель, верховный главнокомандующий армией Ичкерии, генералиссимус. В 1996 году будет устранён спецслужбами.
        Сложное было время эти 90е годы. Рассуждать о них могу только по рассказам старших товарищей или информации, которую черпал в газетах. Как бы мне хотелось, чтобы моя страна не знала этого «чёрного» десятилетия!
        Вечером на построении ротный объявил, что через три дня состоится окончательная «ярмарка вакансий». Это как раз после сдачи нами междисциплинарного экзамена.
        - Напоминаю, мои юные друзья, теперь уже не будет соплей, возражений, а также вопросов «а можно потом» или «почему я», - рассказывал Голубев на вечернем построении.
        - Товарищ майор, а если не определились с выбором? - спросил Костя.
        В прошлый раз он не выбрал, куда ему поехать служить. Дал наобум три округа, которые и записали в список. Теперь такое не пройдёт.
        - Бардин, если не сподобишься на выбор, это за тебя сделает генерал-майор Крутов, - сказал командир роты, вызвав тем самым перегляды и споры в строю.
        - И он там будет? - спросил Макс, которому не хотелось бы проехать мимо распределения в Германию.
        - Будет и он, и начальник училища, и… фух, - сделав паузу, выдохнул ротный. - Подполковник Брусков тоже будет присутствовать, чтобы зачитывать ваше предварительное распределение.
        День междисциплинарного экзамена мало чем отличался от таких же дней обыкновенных зачётов за время нашего обучения. Предстартовое волнение большинства, твердая уверенность в своих знаниях меньшинства и призывы начальства к собранности - все атрибуты серьёзных приготовлений налицо.
        Макс пытается в своих шпаргалках найти какие-то цифры из раздела эксплуатационных ограничений МиГ-21, которые он ещё не до конца запомнил. Рыжий Тёмыч ходит туда-сюда по кабинету, утирая капли пота на лбу. Костян просто завис, всматриваясь в чёрную доску, которую двое разрисовывают «ёжиками» - схемой сил, действующих на самолёт в процессе выполнения установившегося виража.
        Я же, понимая насколько невозможно «надышаться перед смертью», сидел за столом, вырисовывая на листке ЗШ-3. В кабинет заглянул Голубев, который готовил другой кабинет для сдачи экзамена, и объявил нам, что пора на выход. Тут же послышались просьбы Артёма о том, что он ещё не готов и ему нужно остаться здесь.
        - Рыжов, ты сделал всё, что мог. Пора, - объявил торжественным тоном Голубев. - В тебя знания все эти 4 года грузили. А вот теперь твоя задача их выгрузить перед комиссией.
        - Думаете, у меня большая грузоподъёмность? - спросил Тёмыч, понурив голову.
        - Думаю, что тебе скорость нужно поступательную увеличить, мой юный друг. Поживее, Рыжов!
        На любом экзамене есть определённый порядок его сдачи. Заходит первая шестёрка, в которой каждый курсант тянет билет и занимается подготовкой своего ответа в течении 20 - 30 минут. После этого выходишь, отвечаешь, получаешь оценку и отмечаешь это событие уже за дверьми.
        - Первые шесть человек определены? - спросил Голубев у Макса.
        Вот тут вышла небольшое недоразумение. А кто-нибудь их определял вообще? Конечно, нет. Такое всегда происходит с нашим взводом.
        - Так точно. Заходим по списку, - отмазался Макс, понимая, что ничего подобного он не составлял.
        - Угу, а где этот список, мой дорогой сержант Курков? - растягивая слова, задал вопрос Голубев.
        - Так… у нас первым… Родин заходит, а далее я.
        Ну, удружил, дружище! Я даже громко цокнул языком от расстройства. В качестве «индикатора» настроения комиссии решили меня использовать.
        - Готовьте личный состав. Через пять минут заходите, - сказал Голубев и направился на выход с коридора.
        Макс повернулся ко мне и развел руки в стороны.
        - Серый, тут… так уж вышло, - извиняющим тоном сказал он.
        - Знаешь, что. Вышло… дать бы тебе за это в дышло! - воскликнул я. - Хотя, я и сам хотел зайти в первых рядах. Но сразу предупреждаю - отвечать я буду очень быстро, и по мне будут оценивать уже вас.
        Из кабинета показался один из преподавателей кафедры тактики, который выполнял роль секретаря на экзамене, и позвал нас.
        Главное в этом деле красиво подойти, чётко отойти и твёрдо зафиксировать свое положение перед председателем комиссии. Крутов как раз уже заседал в кабинете в ожидании сдающих.
        Спокойным шагом подошёл к столу, накрытому синим полотном, при этом три крайних шага выполнил строевым. Доклад о прибытии на экзамен прозвучал громко и чётко, что заставило генерала довольно улыбнуться.
        - Итак, Сергей Сергеевич, тяните билет, - указал он мне на стол, где были разложены белые конверты.
        Номер билета оказался 7, и вопросы выглядели, вполне себе, «удачными». В голове даже мысль родилась ответить без подготовки и идти отдыхать. Как только это расценит комиссия, в которой на меня смотрели очень пристально? И ведь я не молодой, и столько переделок у меня было, а мандражик небольшой присутствует.
        - Так, Родин! - воскликнул Крутов. - А вы чего первым зашли? Я вас хотел оставить на конец экзамена. Чтобы вы показали высокий уровень перед членами комиссии. И чего мне с вами делать?
        Как-то двусмысленно говорит генерал - то ли я виноват в его просчёте, то ли он рассуждает, как бы выкрутиться из этого положения.
        - Он уже видел билет, Николай Евгеньевич, - сказал Борщев.
        - И это верно. Присаживайтесь на крайнюю парту и наблюдайте за вашими товарищами. Будете отвечать шестым. Считайте, что у вас больше всех времени на подготовку, - сказал Крутов, протягивая мне чистый лист бумаги.
        После меня пошли и остальные, руководствуясь тем же принципом что и я - главное красиво подойти. Тёмыч слегка переусердствовал и отбивал строевой шаг так, что, стоящие на столе, стеклянные бутылки «Ессентуков» попадали.
        После того, как Андрюха Червень взял свой билет и занял место за первой партой, пошёл отсчёт времени до ответа первого. Кто-то строчил на листе сломя голову, будто оставались секунды до начала ответа. Крутов ходил по аудитории, рассматривая плакаты со схемами ракет и бомб, маневрами самолёта во время воздушного боя, стенды с авиационным оборудованием и другие «легальные» шпаргалки.
        По большому счёту, если вертеть головой и уметь читать со стендов, то на тройку можно наговорить.
        Макс вышел отвечать первым, и спокойно сдал. На его лице сияла улыбка, когда сам Крутов пожал ему руку за прекрасный ответ. Можно не переживать за Куркова - оценка «отлично» обеспечена.
        Следующим стал Артём. Тут-то и пошли первые приколы. Сначала Рыжов запутался в количестве крыльев у самолёта, при этом вывел формулу подъёмной силы. Затем он долго рассказывал про авиационные бомбы, показывая указкой на тактические приёмы.
        - Ладно, Рыжов. Вроде чего-то знаешь, но есть и пробелы, - подытожил бывший начальник нашего училища. - Нарисуй мне танк на доске.
        - Повторите? - переспросил Артём.
        - Нарисуй на доске танк. Вы отвечали крайний вопрос по тактике. Одной из целей во время ударов по наземным целям является бронетехника противника, - спокойно объяснил Крутов.
        Если бы на месте Тёмыча был я, другой член нашего квартета или кто-нибудь другой, он бы понял о каком танке идёт речь. Это, так называемый тактический знак этого типа бронетехники, который наносится на карту. Но, это же Рыжов!
        То, что он начал рисовать, развеселило всех членов комиссии. Рисунок танка получился ужасным.
        - Рыжов, вы рисовали Т-62 или Т-55? - спросил Крутов, намеренно подкалывая Артёма.
        В кабинете уже смеялись все, а до нашего товарища всё не доходила причина. И так и эдак он попробовал нарисовать. Даже пулемёт закрепил на башне. Пока не махнули Артёму на выход, он продолжал стоять у доски, внося поправки в рисунок. Бежал Тёмыч из кабинета, будто его Света домой зовёт.
        Время двигалось понемногу в сторону моего выступления. После хорошего ответа Костяна, следующим к барьеру должен был встать Червень.
        И надо же случиться такому, что именно в этот момент Крутову куда-то приспичило. Будь это моё время, я бы предположил, что всему виной телефонный звонок на сотовый. Но здесь, как говорится, «вам не тама».
        - Я выйду. Мне в Москву нужно позвонить. Пока продолжаем, - сказал Николай Евгеньевич и вышел из кабинета.
        Червень начал издалека. Сначала попросил ещё пять минут на подготовку. Борщев, конечно, был не лучшего мнения об этой идее, но сильно возражать не стал. Как бы нас не драли эти крайние недели перед выпуском, но отчислять кого-то по учёбе начальник училища желания не имел.
        Прошло и дополнительное время, но Андрюха продолжал оттягивать момент до прихода Крутова. Будто, от него какая-то помощь прилетит. А может, мы чего-то не знаем об этих родственных связях?
        - Червень, у вас минута на окончание вашего художества на доске, - сказал Борщев, наблюдая, как Андрюха начинает цветными мелками рисовать рельеф на схеме мотопехотной роты армии вероятного противника в наступлении.
        - Червень, у вас осталось пять секунд, чтобы приступить к ответу. Покажите, в конце концов, ваши знания, - негодовал Борщев, который искал хоть какую-то зацепку, чтоб не выгнать Андрюху с экзамена. - На какую оценку претендуете?
        - Рассчитывал на «хорошо», - со всей серьёзностью ответил он, чем вызвал смех и улыбки у комиссии.
        - Неверный расчёт, товарищ курсант, - ответил Борщев, постучав по столу.
        Именно в этот момент вошёл Крутов. В и тогда, отвечающий, взглянув на вошедшего, пошёл ва-банк.
        - Товарищ генерал, курсант Червень ответ по билету закончил, - доложил Андрюха.
        Мда, опрометчиво! На что надеется, не понятно. Вальяжно, показывая рукой, что команды подавать не надо и вставать тоже, он прошёл мимо Андрюхи, рассматривая его художества.
        - Что у нас здесь? Червень, значит, - сказал генерал, разглядывая красивую картинку на доске.
        Борщев не знал, что и ответить на такой выпад курсанта. Не говорить же, что он не отвечал и просто так схитрил. И так уже за Реброва был, наверняка, серьёзный нагоняй, что такого офицера изжили.
        - Оценка «хорошо», товарищ генерал. Знает курсант материал, - сказал Борщев, злобно глядя на Червеня.
        - Ну, какая же здесь хорошо, Максим Викторович? «Отлично». Твёрдая. Мне достаточно одного взгляда на доску, чтобы понять его теоретическую подготовку.
        - Понял. Значит… фух, «отлично», товарищ Червень.
        - И танки нарисованы как надо. Даже не придраться. Оценка «отлично», - сказал Крутов, и отправил хитрого Червеня в коридор.
        С моим экзаменом было всё гораздо проще. Рисовать на доске нужно было минимально, вопросы не сложные. Управился я с ответами на вопросы за чуть большее время, чем готовился к ответу Червень. Крутов пожелал мне удачи на защите дипломной работы, и во второй раз за эти экзамены пожал мне руку. Перед уходом свое напутствие высказал мне начальник училища.
        - Родин, вечером не забудьте про распределение. Вы заходите первый. И будьте добры не как в прошлый раз, - с укором сказал Борщев. - У вас право выбора, золотая медаль, а вы не знаете даже, где служить хотите.
        - Так точно, товарищ полковник. К вечеру буду знать, - ответил я.
        - Не к вечеру, а уже должны знать! - воскликнул Борщёв. - Долго думаете.
        - Максим Викторович, не надо никого торопить. Лично буду присутствовать на распределении и участвовать в этом процессе, - сказал Крутов. - Вместе подумаем, Родин, правильно?
        Глава 14
        Экзамен все сдали на хорошо и отлично. Никто из преподавателей «не валил» нас, задавая сложных вопросов. Оно и понятно, что смысл тогда было учить человека больше четырёх лет, слетать с ним экзаменационный полёт, нагрузить его сдачей физо, а затем выгнать на теории. Да и не было у нас таких людей, чьи умственные способности были бы на уровне одноклеточного.
        Весь курс находился в казарме в ожидании вызова в учебный корпус. Там как раз заканчивали совещаться начальники и скоро должны были вызвать меня.
        - Серый, ну ты нам оставь какое-нибудь местечко, а то сейчас всё там выберешь, - улыбался Макс, рисуя на своём погоне ещё одну звёздочку.
        - На всех мест хватит, - сказал я, переворачиваясь на живот. - Лучше бы подремать дали. Все соки выжимают эти экзамены, да Тёмыч?
        В ответ услышал только храп. Артём вообще использовал каждую свободную минуту, чтобы поспать. Дома такой роскоши ему не позволяют.
        - Молодой отец во всей красе, - произнёс Голубев, вышедший из канцелярии.
        Расположение сразу наполнилось скрипами и топотом тех, кто вскочили со своих кроватей.
        - Тише. Дайте поспать человеку, - приложил палец к губам ротный. - Продолжайте заниматься, чем вы обычно занимаетесь в казарме. Родин, со мной.
        Пожалуй, это был первый раз, когда Сергей Юрьевич не устроил разнос за лежбище на кроватях.
        - Уже определился с местом? - спросил меня Голубев, когда мы поднимались по центральной лестнице.
        - Не совсем, товарищ майор. Сомнений много.
        - Для тебя не будет новостью, что генерал-майор Крутов к тебе хорошо расположен. Его слово будет решающим сейчас, так что у тебя есть шанс не уехать в ТуркВО, - сказал ротный, когда мы проходили мимо огромных портретов Гагарина и Комарова, чьё имя носит училище. Фойе перед входом в коридор, где находятся кабинеты замов и начальника училища, пустовало. В это время здесь не бывает народу, и твои шаги по паркету всегда отдаются эхом в этих стенах.
        - Да уж, покровительство у меня хорошее, - улыбнулся я. - Проблема в том, что может именно туда я и хочу.
        Голубев слегка замедлил шаг, потянув меня за локоть. Такого манёвра я не ожидал.
        - Вам стоит здесь задержаться и поговорить, - сказал ротный и проследовал дальше, закрыв за собой стеклянную дверь.
        - Надеюсь, это не из-за большого желания быть героем? - едва ли не шепотом произнёс Краснов, вышедший из-за угла.
        Очень неожиданная встреча. Отец Ани был одет в кожаную куртку, бордовую рубашку без галстука и… в джинсах?
        - Тихо ходите, Леонид Борисович. А разве вам позволено носить товар капиталистических стран? - указал я на его ноги.
        - Странно, что ты не отличаешь джинсы болгарского производства «Рила» от «Левисов», - покачал он головой. - Как сам? - подошёл он ко мне ближе и протянул руку.
        - Думаю, вам не стоит задавать вопросы, на которые знаете ответ, - сказал я, и пожал в ответ.
        - Справедливо. Так, почему ты с упорством быка на родео, стремишься к геройствам, Сергей?
        - По мне видно, что я пытаюсь стать героем?
        - Давай загибать пальцы - заступился за внука маршала, самолёт в поле посадил, заступился за честь дамы, провёл расследование гибели родителей, - говорил Краснов, прохаживаясь около окна. - Сразу скажу, оно так себе у тебя получилось.
        - Меня и не Эркюль зовут, уж простите.
        - Ну да. К тому же, Пуаро улики не уничтожает.
        Вот так раз! Откуда эти ребята вечно всё знают?
        - Какие улики? - попытался я быть более убедительным в своём удивлении.
        - Не важно. Я здесь, чтобы поздравить тебя. Пожелать успехов на новом месте и дать совет. Как-никак, мы не чужие люди, - улыбнулся Краснов, похлопав меня по плечу.
        - Спасибо. Что за совет?
        - Не геройствуй. Ты уже всем всё доказал. Просто служи и живи. Твои бы родители хотели этого.
        - Буду стараться их, и вас тоже, не расстроить. Мне пора. Там, всё же, генерал сидит.
        - Собираешься согласиться на ТуркВО?
        - Это один из вариантов.
        - Хм, - пожал Леонид Борисович плечами. - Не самый плохой. Успехов Сергей, - кивнул он мне и пошёл к выходу.
        Уже подойдя к стеклянной двери, я решил окликнуть Краснова.
        - Леонид Борисович, - позвал я его, и он обернулся.
        - А ведь, если бы не моя тяга к геройствам, кто бы тогда прыгнул в воду за Аней?
        Краснов слегка задумался. Помню сейчас тот самый разговор в его кабинете и как он мне рассказывал о дружбе с родителями. Тогда он говорил, что будет мне должен всю жизнь, да только спасал я девушку не за его благосклонность, а поскольку так надо.
        - Твои бабушка и дедушка приедут к тебе на выпускной? - спросил Краснов, удаляясь по коридору.
        - Нет. Накладно для них.
        При этих словах Краснов скрылся за углом. Услышал он их, трудно сказать, если уходил так быстро. Думаю, что интересовался он моей роднёй не просто так.
        У кабинета начальника училища меня ждал Голубев. Он не стал говорить со мной, а просто открыл дверь, пропуская внутрь.
        - Главное - обдумайте своё решение, мой юный друг, - шепнул Голубев мне, когда я прошёл мимо него.
        В кабинете человек было немного, а точнее двое. И это было совсем уж неожиданно! На предварительном распределении было куда больше начальников и командиров, а здесь только Крутов и кадровик Чермисов.
        - Проходите Родин. Не удивляйтесь, что так мало народу. Другие нам здесь не нужны, - сказал генерал, - Присаживайтесь напротив нас.
        - Спасибо, - ответил я, и сел на указанное место. - Виноват, товарищ генерал, но в прошлый раз…
        - Забудьте, как и забудьте дела, которые наворотили товарищи замполиты, руководившие училищем после меня. Но это мои проблемы. Сразу к делу, товарищ Чермисов?
        - Так точно, - ответил подполковник. - Сергей Сергеевич, в соответствии с установленным порядком и вашими результатами обучения в училище, вы имеете право выбора места несения службы из предложенных Главным управлением кадров, - при этих словах он выложил передо мной небольшую стопку листов, на которых были перечислены должности по каждому из объединений в составе Вооружённых сил Советского Союза.
        На первой странице как раз были части Северной и Южной группы войск. Судя по названию городов, написанных рядом с каждой частью, предполагаю, что это части, дислоцирующиеся в Польше и Венгрии.
        Любопытство, всё же, заставило меня пролистать список. Чего здесь только не было! В моё время столько полков и воинских частей даже и не снилось. И места экзотические - от северных городков частей ПВО до тёплых мест на Кавказе, от формирований в Германии до Дальнего Востока.
        Глаза разбегаются от такого изобилия! И всё выглядит так аппетитно, как в рекламе. Послевкусие тоже может быть как после товара из рекламы - то ли понравилось, то ли тебя рвёт от одного только названия.
        В голове стал прикидывать все «за» и «против» каждого из представленных округов, групп войск и других объединений. Что интересно, меня никто не отвлекал, в кабинете стояла полная тишина, прерываемая сопением и покашливанием присутствующих. Возможно, эти два офицера действительно не хотели отвлекать меня от важнейшего выбора.
        И чем дальше я листал списки, тем больше склонялся к Туркестанскому округу. Обычно, там, где идёт постоянная боевая работа, нет «любимой» всеми бюрократии, строевизации и остальных прелестей военной службы. Если всё получится, после службы в таком «горячем» месте можно идти дальше - хоть в испытатели, хоть в академию. Тем более, что я знаю судьбу своей страны и тех частей, которые находятся сейчас не на территории России, которую помню я.
        - Могу тебе предложить очень хорошее место в…
        - Я уже сделал выбор. Туркестанский военный округ, воинская часть… - остановил я свой взгляд на соответствующем разделе. - А вот воинские части мне не известны.
        - То есть, вы подтверждаете выбор, сделанный за вас подполковником Брусковым? - с удивлением спросил кадровик.
        - Так точно.
        Крутов переглянулся с Чермисовым. Тот кивнул ему и направился к выходу. Как только дверь закрылась, генерал придвинулся ближе к столу и нагнулся ко мне.
        - Сергей, не лучшее решение, прямо скажу. Ты думаешь, там хорошая служба? Некоторые полки, технический состав называет «проклятыми» из-за огромного объёма работы в нынешнее время, - сказал Николай Евгеньевич, не сводя с меня глаз.
        - И вы согласны с этим определением? - улыбнулся я.
        - У техсостава сложная работа, да и лётный состав работает на износ. За полгода у многих налёт превышает среднегодовой в 3 - 4 раза. Про износ техники я вообще молчу. Чего стоят только горы колёс, которые меняются после нескольких посадок.
        - Товарищ генерал, а я не ищу для себя лёгкого пути. И вижу, что вы хотите мне помочь. Если у вас именно такая благая цель, то подскажите, какую мне выбрать часть.
        Конечно, это было очень сложно, поскольку обычно таким распределением занимались уже в округе или в дивизии. И, тем не менее, можно было бы выбрать и конкретное место службы.
        Николай Евгеньевич откинулся назад и слегка задумался.
        - Сергей, больше возможности помочь у меня не будет, ты это понимаешь?
        - Так точно, товарищ генерал.
        - Да будет так, - сказал он и пододвинул к себе список частей. - Подполковник Чермисов, зайдите в кабинет! - позвал он кадровика.
        Как только тот занял своё место, Крутов принялся рассказывать мне о частях, расположенных в ТуркВО. Были в них свои особенности, плюсы и минусы. Один из полков привлёк меня больше всех.
        - Город Осмон, 236 полк, - сказал я, указывая на должность лётчика 2й эскадрильи на МиГ-21СМ и ПФМ.
        - Ты выбрал, пожалуй самый «проклятый» из полков, Сергей, - сказал Крутов. - Это окончательное решение?
        В глазах генерала, читалась фраза: «какого чёрта ты творишь, Серый?». Мол, выбрал для себя какой-то полк непонятный, который не вылезает из командировок.
        - Сомневаюсь, что с их ритмом служебной жизни у тебя будет время на личную жизнь, - покачал головой генерал и принялся своей рукой вписывать моё имя напротив должности. - В чём могу тебя уверить, так это то, что летать ты там будешь ооочень много.
        - Мы фиксируем его решение, товарищ генерал? - спросил кадровик, доставая из портфеля еще какой-то список?
        - Да. Само собой. Не забудь, что перед убытием туда, начмед, скорее всего, вызовет тебя на прививки. Болячек там подхватить можно много, - сказал Крутов, поднявшись со своего места. - Я желаю вам успехов и… не разочаровывайтесь в своём выборе. Вы свободны, - сказал он и указал мне на дверь.
        - Спасибо, - ответил я, и вышел из кабинета.
        Защита дипломной работы - самое простое, что может быть на госэкзаменах. Ты уже сдал основные предметы, состоялось распределение, на погонах уже нарисованы две звёздочки, и где-то в каптёрке в ведре с холодной водой выдерживаются несколько бутылок шампанского, чтобы отпраздновать это дело.
        На моём выступлении, как и на экзамене, присутствовал Крутов, Борщев, Брусков и все начальники кафедр, на которых пишутся дипломные работы. Что в этой компании делал Брусков, мне совершенно не понятно!
        Вроде и Крутов намекал на то, что разберётся с ними, и, тем не менее, посадил сюда замполита. На каком основании он вообще здесь сидит и водит своим недовольным «жалом»?
        А вот, что меня действительно порадовало, так это присутствие здесь Нестерова в качестве секретаря. В его обязанности входит также следить за регламентом и временем выступления.
        - Минут 15 у тебя есть. Если вдруг, я увижу, что ты вываливаешься, дам знать. Но рассказывай, как готовился. Спокойно, не дёргаясь, - советовал он мне, когда я вешал на доску свою карту театра военных действий.
        - Понял, но у меня всё отработано. Времени хватит, чтобы ещё ходить и показывать на карте.
        - Кстати, я читал твою работу. Не кажется ли тебе, что там слишком много перспективных вещей? Ты где столько всего прочитал?
        - Ну, явно не в Боевом Уставе, - улыбнулся я. - Все расчёты у меня выполнены. Может кто-то примет к сведению мою работу и покажет наверху?
        - Там привыкли воевать ещё по старым учебникам. А война в будущем будет другой, - выдохнул Нестеров и поковылял к своему столу. - Теперь можешь подождать за дверью вместе со всеми. Комиссия скоро будет.
        Это Николаевич правильно сказал. Спутники, беспилотники, планирующие бомбы с дальностью пуска более 50 километров и так далее - всё это зарождалось во времена «гонки вооружений».
        Согласно заданию на дипломную работу я, будучи в роли командира авиационной эскадрильи, должен был организовать поражение морского десанта противника в районе высадки. Тема не так характерна для истребительной авиации, но и такие задачи вполне себе можно выполнять, зная весь арсенал МиГ-21 и МиГ-23.
        - Основной задачей является осуществление прикрытия истребительно-бомбардировочной авиации от ударов авиации противника, - звучал один из моих тезисов.
        В своей работе я пытался донести до комиссии, что целесообразность использования МиГ-21 для нанесения таких ударов намного ниже, чем у тех же Су-24, Су-25, а также экипажей армейской авиации.
        И с каждым моим аргументом в пользу этого, глаза у Борщева и Брускова лезли на лоб. Начальник кафедры тактики слушал меня, не моргая. А вот генерал Крутов лишь изредка поднимал на меня голову и постоянно что-то помечал себе в большой тетради.
        - Товарищ генерал, товарищи офицеры и преподаватель, - отдельно удостоил я своим вниманием Нестерова, который с довольным видом, показывал мне большой палец. - Курсант Родин доклад закончил. Готов выслушать ваши вопросы.
        Члены комиссии начали переглядываться за столом между собой и о чем-то шептаться. Вряд ли от них я услышу хоть один серьёзный вопрос, тем более что я предусмотрительно оставил без внимания пару тезисов своей работы. Тем самым я хотел спровоцировать их на нужные мне вопросы, на которые и буду знать ответ.
        Борщев не отрывал взгляда от Крутова, который продолжал писать.
        - Товарищи, я пока не готов задать курсанту Родину вопросы, поэтому доверяю сделать это вам, - сказал генерал и решил подойти к карте.
        Стандартный вопрос задал мне начальник кафедры аэродинамики по поводу используемой литературы. Это он так, чтобы отметиться в протоколе. Тактик спросил о способах боевых действий.
        - В чистом виде в современной войне и войне будущего ни один из способов не будет использован в чистом виде. Комбинация способов в сочетании с тесным взаимодействием со всеми родами войск - вот основа боевых действий в будущем. Тот, кто вычислит раньше и дальше, тот и поразит противника точнее и быстрее, - закончил я свой ответ на вопрос начальника кафедры тактики.
        - В вашей работе не прозвучали варианты боевой зарядки. Что можете сказать по этому вопросу? - спросил меня полковник с кафедры авиационного вооружения.
        Мой план по поводу специальных ошибок работал. Пока меня спрашивали именно то, что я и ожидал. С вариантами зарядки было проще некуда - всё у меня выписано, оставалось только прочитать.
        - Что ж, Родин, хорошая работа, - сказал после моего ответа Крутов. - Свежий взгляд, неплохое исследование вопроса. В не самой лёгкой теме смогли разобраться и предложить своё видение вопроса. Думаю, что никто не возражает против оценки «отлично».
        Крайнее предложение звучало в утвердительной форме, поэтому у меня тут же внутри разжалась пружина от напряжения. Теперь точно всё!
        С этого момента можно будет готовить форму, начищать ботинки и латунную бляшку на парадном ремне. А ведь есть ещё и ритуал обливания шампанским. И пускай в Белогорске сейчас осень, но традицию нарушить нельзя. Главное, что теперь можно будет договориться и выйти в город с ночёвкой. Кто отчислит уже выпускника, к тому же медалиста?
        - Товарищ генерал, пожалуй, есть несколько вопросов у меня, - сказал Брусков, поднявшись со своего места.
        Глава 15
        Вот что делать с этим Брусковым? Оторвал меня от таких хороших мыслей! И ведь правда, что никто так не нагоняет уныния, как человек, который стоит, говорит и неизвестно когда уйдёт.
        - Вы же позволите мне, товарищ генерал, задать пару вопросов Родину? - спросил Брусков.
        - Ваше право, товарищ замполит. С соблюдением регламента только, - развёл руками Крутов, взглянув на меня.
        И ведь прав генерал - имеет право Брусков спрашивать, если он сидит здесь. Смысл только не понятен.
        Повлиять на оценку его вопросы уже не смогут, и, соответственно на обучение тоже. На моём распределении это не отразится - я и сам выбрал предложенный им вариант. Может он и расстроен тем, что не смог заставить меня воспользоваться помощью Крутова, а теперь хочет посмотреть, как меня будет спасать генерал. Только про что он вопросы-то задавать будет? Он кроме боевых листков ничего не знает. В отличие от Борщева, Брусков даже не лётчик!
        - Доложите мне виды вооружения и военной техники у противника, - спросил он.
        Что ж, не самый сложный вопрос. Тем более, что я его тоже спровоцировал задать, опустив в работе подробное описание состава военной техники роты морской пехоты вероятного противника.
        Доложил я быстро по этому вопросу, но этого было недостаточно. Брусков продолжил меня расспрашивать теперь от тактико-технических характеристик до бронетехники и зенитно-ракетных комплексов.
        Этого тоже стало ему мало, и он продолжил расспрашивать о корабельной ПВО противника. Сомневаюсь, что корабли авианосной ударной группы будут подходить к берегу так близко, что их можно будет поразить ракетами наших береговых ракетных комплексов, но пускай спрашивает. Я и это знаю.
        Крутов сидел на стуле сложа руки и наблюдал за моим батлом с Брусковым. Периодически он даже улыбался, поражаясь упорству замполита в желании спросить то, чего я не знаю.
        Но и мои знания были не бесконечны. Брусков может дойти и до вопросов про идеологическую составляющую работы командира эскадрильи. Пускай она и не относится к делу, но посудачить на эту тему он может, мол, Родин будущий офицер и командир, а значит должен знать. Само собой, что вообще может быть важнее воспитательной работы?
        - Товарищ подполковник, к сожалению, регламентом предусмотрено не более 10 вопросов выступающему. Вы задаёте уже одиннадцатый, - прервал Нестеров Брускова, когда тот перешёл на расспросы о характеристиках нашей ПВО.
        - Какой ещё регламент? Вы о чём, товарищ преподаватель? - возмутился Брусков.
        - Регламент, подписанный в управлении военного образования. Ни вы, ни я, ни председатель комиссии… - при этих словах Николаевича у Крутова радиус глаз увеличился в несколько раз. - Не удивляйтесь, Николай Евгеньевич, - улыбнулся Нестеров.
        - Да я машинально, - махнул рукой генерал. - Продолжайте.
        - Так вот, вносить изменения в регламент мы не можем. Иначе, это нарушение правил и прав курсанта.
        - Правила созданы не для них и вас, а для членов комиссии. Отступление от прав вписывается в рамки работы.
        - Товарищ подполковник! - слегка повысил голос Крутов, вставая со своего места. - Мне всё ясно. - сказал Крутов, поворачиваясь к замполиту.
        Брусков сразу же замолчал и спокойно сел на своё место. Вид у него был крайне недовольный.
        - Родин, вы свободны. Оценка «отлично».
        Что происходило дальше, мне уже было неинтересно. Конечно, если такой злобный замполит останется на месте зама в училище, горя с ним ребята хлебнут не мало. Для меня, он теперь перевёрнутая страница. И пусть у него всё будет хорошо… на другом месте службы!
        В казарме в этот день стоял отчётливый запах шампанского. Сегодня порядка 20 человек завершили свой путь к офицерским звёздам и могли спокойно предаваться отдыху. Даже старшина Мозгин был сегодня мягок с курсантами, глотнувшими пару бокалов шампанского на стадионе.
        - Форма только вся липкая. В увольнение как теперь идти? - задавался вопросом Тёмыч, который облился шампусиком, когда глотал быстрее всех, а теперь недоволен.
        - Тёмыч, ну возьми у кого-нибудь. Утром принесёшь, - сказал ему Костян.
        - Да у кого? У всех пахнет так, будто парфюм у каждого на шампанском настоян.
        - Чего ты ноешь? Возьми мою, - сказал я, протягивая ему свою рубашку. - Только приди пораньше завтра, а не как обычно после завтрака.
        - Серёга, ты ж меня знаешь! Как будто я когда-нибудь тебя подводил! - воскликнул Тёмыч, радостно принимая от меня форму.
        - Вот то-то и оно, что я тебя знаю.
        И как в воду глядел! Утром ни формы, ни Артёма, а ротный со взводным уже смотрят на меня косо, когда я хожу за пять минут до построения в трусах.
        - Родин, мой юный друг, - подозвал меня Голубев. - Надеюсь, ты не думаешь, что уже время забить на всё? - произнёс он, увидев меня в армейском нижнем белье.
        Как назло, пару дней назад старшина роты Мозгин собрал у нас повседневную форму, оставив нам только рабочую. Ну не одевать же мне застиранную, зашитую-перешитую форму. У партизанов была лучше!
        - Товарищ майор, не поверите…
        - Попробую, Родин, поверить.
        - Она в шампанском. Отстирать её не рентабельно, - сказал я, показывая на перекинутую через душку кровати парадку.
        - Слова какие ты знаешь - «рентабельно!» - передразнил меня Голубев. - В гражданку и на склад. Форму получать офицерскую. Считай, что из-за твоего пролетарского происхождения, будешь первым, кто получит форму.
        Это тоже особый момент. Ты приходишь на склад уже в ином качестве. И выдавать тебе будут не курсантскую х/б, а настоящую офицерскую форму. Раньше меня учили, что получать её лучше всего в училище, поскольку в части есть свои особенности. Как минимум следующие - времени нет, чтобы на склад прийти, формы нужных размеров не нашлось, инвентаризацию объявили в неподходящий момент и так далее. Всё как обычно.
        - 48 и 4. Можно 48 и 5, а то после стирки сядет, - сказал я прапорщику, выдававшему на складе мне форму.
        - Это ты в универмаге будешь рассказывать, а здесь тебе склад. Что дам, то и будешь носить, - сказал курносый правнук интендантов, выкладывая передо мной стопку синей формы. Размерность у неё на гнома, участвующего в смешанных единоборствах в тяжёлой весовой категории.
        - Размер 46 и 6. Чем могу, товарищ выпускник, - сказал хитрый прапорщик, подсовывая мне ведомость для росписи. - Здесь и здесь. Давай быстрее, а то мне ещё многих одевать.
        Так, это уже слишком! Надо что-то делать. Я повернулся к толпящимся за моей спиной парням и рассказал о беспределе.
        Один из ребят так вообще пожаловался, что ему выдали вместо чёрной морской формы обычную синюю. Мол, у тебя в ведомости не написано.
        - А ты подписался, что получил? - спросил я.
        - Да по глупости. Теперь вот пришёл к нему с пузырьком «Арарата». Может, поменяет, - ответил тот, с трудом удерживая в руках парашютную сумку с формой для замены.
        Сомневаюсь, что это хмырь сегодня только меня и этого парня будет разводить по факту отсутствия формы.
        - Родя, предлагаю тихо и мирно решить этот вопрос за закрытой дверью, - сказал Червень, хлопнув в ладоши.
        Похоже, что в армии все решается с определённого вида толкача. Придётся согласиться и принять вариант Червеня. Только вот насчёт «мирно» он ошибся.
        Дверь склада резко закрылась на засов. Я, двое ребят с другой роты и Червень, обступили со всех сторон курносого. Андрюха резким движением притянул его к себе и схватил за носопырку, так что прапорщик завыл как кот мартовским вечером.
        - Предлагаю вам поискать на ваших полках нужные нам размеры. Иначе, разговаривать мы будем в другом кабинете, - пригрозил я ему. - Нас уже не отчислят.
        - Да я вас сгною! Вай! - взвизгнул начальник склада, поскольку один из парней принялся выкручивать ему пальцы. - Давайте… поговорим…
        - Чего разговаривать? Форма нужных размеров где? - повысил голос Червень.
        За массивной дверью складского помещения послышались голоса приветствия наших товарищей.
        - Здравия желаем, товарищ подполковник!
        - А чего ждёте? Ефремка, открывай быстро! - кричал кто-то не свой на улице.
        - Вот я сейчас всё и доложу про вас. В части отправлю в трусах и тулупе. А ты морячок, оденешь из-за своих дружков, курсантскую форму. Не будет для тебя замены! - злобно ухмылялся прапорщик.
        Дверь склада скрипнула, и перед нами показалась физиономия начальника вещевой службы подполковника Буряка. Ранее мы пересекались с ним на рытье траншеи между деревнями, когда у нас один товарищ был настолько весёлым, что его еле-еле погрузили в кузов грузовика. Сейчас Буряк ушёл в управление тыла училища.
        - Так, чего тут у нас? Чего закрылся, Ефрем? - спросил подполковник.
        - А вот, полюбуйтесь! Форма им не нравится! - проскочил мимо нас прапорщик к своему начальнику.
        Буряк посмотрел на форму, затем на нас и остановил взгляд на носу начальника склада, у которого тот был ещё красный от воздействия.
        - Ефремка, если ещё раз на такое пожалуешься, крутить нос тебе буду я. Выпускников одеть по высшему разряду! - рявкнул он, и повернулся к нам. - Всё дадим, ребят. Не переживайте.
        Расстроенный прапорщик вернулся к исполнению своих обязанностей с очень кислой и недовольной миной на лице. Как оказалось, на складе всё есть!
        Оставался всего один день до знаменательного события - торжественного построения и вручения дипломов на плацу училища. Жаль, что такое мероприятие в лётном училище не проводят летом. Зато не так жарко стоять в совершенно не дышащей форме.
        Перед тем, как нам выйти к столам и получить диплом, следовало провести ещё одно мероприятие - крайняя, она же заключительная, она же последняя, вечерняя поверка. В этот раз она будет с привкусом шампанского, бокал которого предстоит выпить каждому, услышавшему свою фамилию.
        И вот, место действие - стадион. Через КПП пустили на территорию родственников, что они смогли своими глазами увидеть, как мы прощаемся с таким родным и славным званием курсанта.
        На асфальтированной дорожке выстроились все классный отделения. Столы стояли напротив каждого взвода, а наши командиры заканчивали последние приготовления к поверке. Заранее принесённые ящики шампанского, ждали своего часа, но некоторые бутылки уже были откупорены. В нашем взводе парочка ребят после вчерашнего экзамена решила сегодня тоже накатить слегка, и стоять в строю им было тяжеловато. Приходится их удерживать.
        Традиционно присутствует и командование батальона, в лице командира Мацкова. Он принял доклад от нашего командира роты за весь курс, по случаю проведения поверки, и дал команду начинать.
        Принцип «не можешь остановить хаос - возглавь его» здесь работает как никогда верно. Под присмотром командиров, на глазах у своих родных, близких, девушек и жён мало кто осмелится из нас выкидывать что-то плохое. Слегка перебравшие ребята не в счёт - они стандартная погрешность в таких случаях.
        Первым вышел к столу Макс на правах заместителя командира взвода. Выслушал поздравления от нашего Витова, командира взвода, он налил себе в бокал «Салюта» и развернулся к нам.
        - Всех поздравляю, но не отпускаю! Впереди ещё много всего. Ура! - крикнул Макс, и выпил шипящий напиток.
        Не дожидаясь конца аплодисментов, он резко бросил стопку, разбив её об асфальт. Затем Витов вручил ему лейтенантские погоны. Теперь для Куркова наступает ответственный, и одновременно, тяжёлый момент.
        Не в моральном плане, а в физическом. Дело в том, что на последней вечерней поверке засчитывается список всех курсантов классного отделения, которые учились вместе с нами, в том числе и отчисленных. Так вот за тех, кто недоучился, отдуваться пришлось Максу.
        К середине списка, он уже оприходовал почти целую бутылку. Спасала закуска, которая стояла на столе именно на этот случай. Пару раз ему оказывал помощь Витов, беря на себя бокал за отсутствующего.
        - Так, следующий, курсант Казанов! - выкрикнул фамилию Виталика Макс.
        - Я, Виталий Иванович, - раздался за спиной знакомый голос.
        Вот так Виталик! Нашёл время приехать! Одобрительные крики из строя, сопровождали каждый шаг нашего друга к столу. Своим внешним видом, он напомнил мне Краснова, которого я видел перед распределением - кожаная куртка, синяя рубашка и того же цвета брюки. Его напутственные слова были краткими, но ёмкими.
        - Скажу вам честно, за забором училища вас очень ждут. У вас много работы. Поздравляю! - сказал он, и тоже разбил бокал.
        Виталик не отказался от предложения встать с нами в один строй. Я успел с ним только поздороваться, как меня уже вызвали к столу.
        С каждым шагом всё внутри каменеет. Не думал, что это будет так волнительно, хотя делаю я это не первый раз. Невольно думаешь, что сейчас тебе вручат погоны офицера Советской Армии, и более ты уже не курсант. Пускай сейчас это всего лишь традиция, а не официальная церемония. Однако, больше ты погоны с буквой «К» не наденешь. Ну, если только завтра я не проснусь снова в чьём-нибудь подростковом теле.
        - Родя давай, теперь… ик, ой скажи что-нибудь, только подольше. Дай мне передохнуть. У меня по списку ещё несколько отчисленных, - сказал мне Макс, пытаясь аккуратно налить мне шампанского, но оно периодически лилось в сторону.
        Мне досталась уже бутылка «Советского». Символично, что такое же я пил на своей вечерней поверке в прошлой жизни. Развернувшись к строю, я на несколько секунд замер с открытым ртом.
        Вот они, мои новые товарищи, с которыми я прошёл через 4 года напряжённой учёбы. Я уже стоял на этом месте и говорил те же слова, об удаче, дружбе, стране. И вот снова я говорю об этом. Удивительная штука жизнь! Особенно, когда она у тебя новая.
        За нашим строем столпились родные и близкие, среди которых и моя Женя. Вижу, как она улыбается мне, в ожидании, когда я подойду к ней и поцелую. Вот именно сейчас, я вижу перед собой новую жизнь с ней и…
        И чья-то рука меня дёргает за плечо.
        - Родя, ну сними ручник. Продолжай, - сказал Макс.
        Видать, свою фразу я ещё не закончил. Что ж, сделать это надо красиво. Как я умею!
        - Знайте друзья, будь у меня ещё одна жизнь, я бы прожил её также, ничего не меняя. Слава Советским ВВС!
        Поддержали мои слова громогласным «ура» и аплодисментами.
        Прозвучали очередные слова от командиров, наш курс прошагал торжественным маршем и теперь было время пообщаться со своими близкими. Те, кто уже ночевали в городе, особо задерживаться не стали. Я же проводил Женю до КПП и сказал, что ночевать буду в казарме.
        - Тебя не отпускаю, Серый? Уже можно и в самоход мне кажется уйти, - улыбнулся Виталик, когда мы прощались с ним на проходной.
        - Хочу ещё немного вдохнуть запах портянок, хлорки и послушать храп, - сказал я, прижимая к себе Женю.
        - Не думала, что буду ревновать его к казарме, - посмеялась она, поцеловав меня в щёку.
        Женя вместе с Рыжовыми и Леночкой пошли по домам, а нам с Виталиком было о чём поговорить.
        - Как я понял, ты проездом, так? - спросил я, когда мы шли к памятнику Су-7.
        - Вроде того. Помнишь первый день? - спросил он, указывая на самолёт.
        - Ага. Пижон Баля встречает на КПП, а Виталик Казанов «нукает» при каждом удобном случае, - улыбнулся я.
        - Было такое, не спорю. Знаешь про Алексея?
        - Видел его недавно, под ванной у Жени.
        Виталик чуть не упал, споткнувшись об бордюр.
        - Надеюсь, что всё выглядело вполне пристойно, и не было намёка, - поправил он у себя галстук.
        - Да. Всё не то, чем кажется, ведь так говорят в вашей среде? - спросил я, намекая на новую работу Виталика.
        - И не только так. Я знаю о вашей истории с Красновым. Кстати, буду работать под его началом.
        - Прекрасно. Он, насколько я понимаю, хороший специалист?
        - Опытный. Знаешь Серёга, мир наш становится сложнее. Бойкоты Олимпиады, война в Афганистане, руководство страны в преклонном возрасте… Что-то надвигается и мне не по себе от этого.
        И не боится он мне об этом говорить. Да же сама мысль о старости партийных руководителей в голове Виталика может навредить ему. А может, в его конторе к чему-то готовятся?
        - Ладно, с тобой только я могу порассуждать на такую тему, - сказал Казанов, обнимая меня. - Я рад за тебя. Всё получилось, Серый. Ты стал лётчиком.
        - Это было моей целью, - сказал я, пожимая ему руку. - Будь внимательнее, Виталь, и не рискуй зря.
        Пока я шёл по центральной аллее в голове, спокойно улеглись мысли о разговоре с Казановым, выветрились последние пары шампанского, но осталось огромной желание просто побыть ещё немного среди этих стен.
        Вот эта прямая дорога, ведущая от КПП к штабу учебного полка и далее на сам аэродром. Сколько я по этой дороге прошёл и пробежал за эти годы, и за годы в прошлой жизни!
        Высокие деревья, в жаркую погоду дающие спасительную тень на центральной аллее. Плакаты с изображением знаменитых выпускников в свете фонарей выглядят не менее красочно, чем днём. Так и хочется спеть песню «Вот и всё!», пускай она ещё только будет написана курсантами другого училища.
        А тем временем, моё внимание привлекли несколько парней на плацу.
        - Держи ровнее. Червень, твою мать! - крикнул один из них.
        Похоже, что ребята пытаются соблюсти традицию и повесить на лопасти двигателя Ил-2 сапоги. Но и это ещё не всё. Бюсты героев тоже не остаются без внимания.
        - Давай помогу, - подошёл я со спины к Костяну, который развешивал лётные планшеты каждому из знаменитых выпускников.
        - Ага. Главное, не спалиться. Сегодня Брусков ответственный. Сказали, что пойдёт проверять по казармам, - сказал Костя, протягивая мне планшет. - Надо ещё Михалычу повесить.
        Так Бардин намекнул мне, что нужно совершить этот акт, как его обычно величают, «традиционного безвредного вандализма» по отношению к бюсту Комарова.
        - Ну, пошли, - сказал я, однако Костян затормозил.
        - Чё-то не очень хочется. Может ты сам?
        - Хорош трусить, товарищ лейтенант. Пять минут позора и всё. Не отчислят тебя. Только настроение может испортить этот…
        - Брусков! - воскликнул Костян, прыгая в темноту под деревья.
        На плац в этот момент выходил замполит, оглядываясь по сторонам. Группа, которая водружала сапоги, со своей задачей справилась и уже смылась. А вот у двух балбесов вроде нас с Костей, есть шанс нарваться на неприятный разговор. Придётся снова импровизировать.
        - Я отвлекаю, а ты вперёд, - сказал я Костяну, и выскочил из темноты прям перед Брусковым.
        - Товарищ подполковник, разрешите…
        - Родин, какого лешего вы под деревьями слоняетесь? - воскликнул замполит, хватаясь за сердце.
        - Я вас искал. Хотелось бы выяснить с вами отношения.
        Глава 16
        После моих слов, в свете фонаря, я заметил, как Брусков сощурился. Не ожидал он такой резкой фразы от «уже» лейтенанта.
        - Родин, ты знаешь, что с тобой будет за драку с вышестоящим по званию? - взревел подполковник.
        Как раз в этот момент и начал копошится под деревьями Костян, с целью продвинуться к памятнику Комарову. Этот звук едва не услышал Брусков.
        - Товарищ подполковник, я не это имел ввиду. Неправильно вы меня поняли. Вам бы выслушать меня, и совесть тогда будет у ва… у меня чиста, - чуть было не оговорился я, хотя ему бы совесть надо однозначно привести в порядок.
        - Что ты хотел, Родин? - спросил Брусков, развернувшись в обратную сторону.
        Туда ему не надо идти, пока Костян не сделает дело. Увести бы надо замполита.
        - А пойдёмте сюда, товарищ подполковник. Здесь светлее, - показал я в сторону стадиона.
        - Ты что-то темнишь, Родин. Небось, кого-то прикрываешь. Говори сразу, и тогда сможешь избежать наказания.
        - Товарищ подполковник, а чем вы меня накажете? - спросил я, улыбнувшись. - Под арест? Сомневаюсь. Отчислить? Ну не смешите меня. Отправить в ТуркВО? Так я сам туда попросился.
        - Родин, ты меня достал. Пошли на стадион. Может, тогда ты свалишь отсюда.
        Пройдя несколько метров, я заметил, как на лопастях Ил-2 покачиваются сапоги. Сейчас они могут попасть в поле зрения Брускова.
        - Осторожно! - сказал я и резким движением потянул на себя замполита, чтобы он оказался спиной к памятнику.
        - Так! Стоять! Что за цирк? - воскликнул он.
        - Товарищ подполковник, показалось, что чёрная кошка перед вами пробежала…
        Брусков принялся поносить меня, вспомнив все грехи третьей «пьющей», нашего 603го классного отделения, неисправности на самолётах, а также другие приключения с моим участием и не только. Про аварии он зря - я-то тут при чём? Не сам же ломал самолёт.
        - Ну, вы же сами стали над нами изгаляться, как только мы начали подготовку к экзаменам, - сказал я, осматриваясь по сторонам.
        Костян уже должен был закончить с бюстом Комарова и начать двигаться в сторону казармы.
        - Это, чтобы вы не расслабились. Знаешь, сколько случаев, что на вот такой расслабухе люди себя распускают, а потом не могут собраться. И в полк приходят, чуть ли не в запойном состоянии. Поймёшь, если станешь большим командиром. Вообще не понимаю, почему я тут с тобой разговариваю!
        Слабо верю, что Брусков преследовал благие намерения. Не вяжется это с ситуацией с Вольфрамовичем.
        - А зачем вы так с Ребровым?
        При этом вопросе, Брусков достал пачку сигарет и закурил. Прямо на плацу! Замполит училища! Вот это номер!
        - Вольфрамыч… Личное у нас с ним. Командир он хороший, да только не буду я с тобой откровенничать. Иди спать, пока я добрый, - сказал Брусков, махнув в сторону казармы.
        На углу здания учебного корпуса появилась чья-то фигура, похожая силуэтом на Костю. Раз эта фигура мне ещё и машет, значит точно он. Замполит этого не увидит, поскольку стоит спиной и что-то мне бормочет про воспитательный процесс и всё такое.
        - Ты меня понял, Родин? - спросил Брусков.
        А что тут не понятного? На лицо очевидная зависть. Возможно, подполковника раньше списали с лётной работы, и он пошёл по воспитательной ветке. Должность замполита «вилочная» - либо лётчик, либо не лётчик может стоять на ней. Вот и дорос он до хорошего места и начал мстить, так сказать.
        - Товарищ подполковник, вас списали с лётной работы? Поэтому вы так…
        - Не твоё дело, молодой человек, - зарычал Брусков, затушив сигарету об руку. - Вольфрамович ваш, получил за дело. Нечего было ломать мне карьеру. Свободен.
        Ну, что и требовалось доказать. Обычная месть. Не завидую я следующим выпускникам. Брусков будет отрываться дальше на любом из поколений лётчиков Белогорска, поскольку сам лишился возможности летать. И руку к этому приложил Ребров. Как? Пускай это действительно останется между двумя этими людьми.
        - Чего так долго? - возмущался Костян, когда мы шли по спортгородку.
        - Воспитательную беседу со мной проводили.
        - И как? Воспитали тебя? - усмехнулся Бардин.
        - Я и так слишком… - сказал я, но прервался, услышав со стороны плаца крик со словами русского народного мата. - Слишком воспитан.
        - Ох, и громко кричит! Давай побыстрее пойдём, - потянул меня за собой Костя.
        Похоже, что Брусков всё же обнаружил «украшения» на бюстах и самолёте.
        Утром было всё не как всегда. Ни команды «рота подъём!», ни возгласов «да когда ж я высплюсь» и «чё так рано». Оставшиеся в казарме встали молча, спокойно пошли умылись и готовились к важному событию.
        В шкафу, который раньше вмещал в себя шинели и курсантскую парадку, теперь сверкают золотые погоны лейтенантской формы. Вместо сапог у кроватей стоят ботинки, начищенные до блеска, а на тумбочках, аккуратно сложенные в фуражку с голубым околышем, белые перчатки, парадный ремень и галстук.
        Все молчат, и никто даже не пытается сказать что-то весёлое, ободряющее или просто нейтральное. Даже магнитофон, который вынесли вчера в расположение, выключен и не играет, как это бывало в последние дни по утрам.
        А мне всё кажется, что это сон, от которого не проснуться, но чем он дольше, тем нереальнее. Не думал, что вот так судьбой или, чем там ещё может быть предначертано, мне выпадет шанс вновь поступить в лётное училище, не «вылететь» с него и осуществить свою мечту - стать лётчиком. Но больше всего, меня сейчас гложет судьба всех этих ребят - моих новых однокашников.
        Я медленно шёл по центральному проходу и смотрел на каждого. После утреннего пробуждения, многие нарушили молчание и принялись вспоминать вчерашний вечер. Кто-то рассказывает очередную шутку, кому-то хочется поделиться своими соображениями по поводу будущего.
        Будущее… Как оно сложится у каждого из них? Смотрю я на этих ребят и просто любуюсь, - молодые, жизнерадостные, вся жизнь впереди. И хорошо, что не знают о своей будущей судьбе. Не всем она понравилась бы. Какие им предстоит пройти трудности, сложности, испытания! Если бы знали…
        - Серый, чего завис? - крикнул мне Костян, продолжающий начищать ботинки. - Уже одеваться пора.
        - Дырку протрёшь, - сказал я, намекая ему на слишком рьяную чистку обуви.
        Бардин, с которым эта жизнь свела меня раньше всех остальных, в этой казарме, за эти годы стал мне товарищем и, можно сказать, другом. Одноклассник, земляк, зёма! Как он и хотел, свою лётную карьеру будет строить отдельно от отца. После выпуска его ждёт Южная группа войск в Венгрии, а точнее 24-й истребительный полк на МиГ-23.
        Не знаю я судьбу этого полка после вывода Советских войск из Восточной Европы, но надеюсь, что Костян не потеряется и вернётся во Владимирск за парту в Центр подготовки лётчиков-испытателей.
        Я взял свою форму из шкафа и принялся медленно её надевать. Рубашку не так просто застегнуть - новая и пуговицы не так просто просунуть в дырки. А некоторые отверстия ещё и зашиты. Чтоб надеть парадку на выпуск ещё и попотеть придётся!
        - Держи ножницы, Серый, - протянул мне маникюрный прибор Вася Басолбасов, который уже расхаживал в своей парадке.
        - Спасибо, Вась, - ответил я.
        Надеюсь, что наш Басолбасов избавился от своей игровой зависимости, из-за которой нам даже вломили недавно под первое число. Отправили его служить в Среднеазиатский военный округ. Интересно, не в полк ли к Реброву его отправили?
        Пока завязывал шнурки, в казарму прибыли ночёвщики. Веселее всех был Тёмыч. Видать уже накинул пару бокалов шампанского с тестем. А может и не шампанского.
        Его судьба теперь надолго будет связана с училищем. Он будет расти по службе здесь, в учебном полку Белогорска. Будет видеть, как взрослеет его сын, а там и другие дети. Думаю, от такой возможной судьбы мало кто откажется.
        - Доооброе утро, Вьетнам! - крикнул Червень, цитируя знаменитое приветствие американского радиоведущего.
        И где он только это услышал? Одноимённый фильм с Робином Уильямсом выйдет ещё не скоро. Просачиваются же как-то, сквозь советскую цензуру, такие вещи американского фольклора!
        При словах Червеня, включился и магнитофон. Зажигательная композиция Криденсов снова играет в динамиках «Электроники», и общее настроение мигом улучшилось.
        Андрюха, в отличии от многих из нас сегодня, станет счастливым обладателем кортика. Он уже надел парадную форму Военно-морского флота, и по распределению отправляется на Черноморский флот. С большой долей вероятности, он окажется на территории Украинской ССР. Интересно, как сложится его судьба, когда произойдёт развал Советского Союза, и офицерам придётся выбирать сторону?
        Осталось мне только надеть китель и застегнуть его. Подойдя к зеркалу, я ещё раз проверил все элементы своей парадной формы и поправил фуражку.
        - Дружище, ты не отразим. Женя будет в восторге! - воскликнул Макс, подойдя ко мне слева.
        Курков, всё же, отправляется в Германию, как этого он и хотел. Сегодня для него важный день и в отношениях с Леночкой Петровной. Он собрался сделать ей предложение и просить ехать за ним на Запад. Главное, чтобы потрясения, которые произойдут в будущем, не отразились на его жизни и их отношениях с Майоровой.
        - Евгения и без формы от меня в восторге, - сказал я.
        - Ну, конечно. Ты же Сергей Родин - лётчик, и тебя все любят, - улыбался Костян, и тоже подошёл ко мне, встав рядом.
        - Я не виноват, что такой привлекательный, - парировал я этот выпад, заметив, что надо мной появляется рыжая макушка Тёмыча.
        - Пацаны, мы сегодня, кажись, училище закончим. А так и не сфоткались вместе, - сказал Артём, доставая из-за спины «Смену» 8-й модели.
        Я забрал у него аппарат и начал всех притягивать к себе, пытаясь сообразить подобие селфи.
        - А чего ты так фотографируешь? Криво получится, - негодовал Тёмыч.
        - Это новый писк. Потом ещё вспомнишь меня добрым словом, что такую фотку мы с вами сотворили.
        Щёлк! И вот мы запечатлены в памяти на фотографии. Сейчас, ещё пока, вместе. И каждому из нас расписана судьба. Знать бы её…
        Последний раз мы на священном месте Белогорского училища - плацу, который видел множество героев и прославленных сынов отечества. Вокруг собрались родные, близкие и просто пришедшие посмотреть, как в добрый путь отправляют цвет нации.
        - Мелочи мало взял, - недовольно шептал Тёмыч, щупая свои карманы.
        - Ты же её полгода собирал? Куда всё подевалось? - спросил я.
        - Слюнявчик у нас старый, бутылочку новую купи, молоко закончилось - много куда пришлось подевать, - сокрушался Рыжов.
        - Держи, - протянул я ему небольшую горсть монет. - А то без тебя эффект не тот будет.
        - На и от меня чутка, - сыпанул в карман Артёму Костян.
        И так с каждого выпускника, стоящего вокруг молодого папаши. Насобирал так Артём полные карманы. А вот что делать с денежкой, которая кладётся под погон? Тёмыч и здесь лопухнулся.
        - Мой юный друг Рыжов, - шепнул, подошедший сбоку Голубев. - И от меня тебе презент, - сказал ротный, протягивая две купюры по 1 рублю каждая.
        Вот Сергей Юрьевич! Ай да Командир!
        Столы с дипломами расставлены, и вот-вот поступит команда нас развести для вручения дипломов об окончании. Однако, прежде нужно соблюсти протокол - вынос знамени и доклад высокому начальству. Знамя пронесли вдоль строя, совместно с советским флагом и символ военно-воздушных сил. Генерал Крутов принял доклад от полковника Борщева, произнёс несколько слов с трибуны и дал распоряжение приступать к долгожданному вручению дипломов.
        И вот сейчас первым зачитают меня. Я оглядываюсь по сторонам, и не могу поверить. Рядом с Женей, стоящей в первых рядах, и моя родня с Владимирска - дедушка и бабушка.
        И как это им удалось приехать? Вот это очень приятный сюрприз. Зная эмоциональность бабы Нади, тяжело ей будет сейчас сдержать слёзы. Женя и вовсе не подводила глаза, чтобы не размазать тушь. Чего не скажешь о некоторых других девушках. У многих на лицах уже маскировка как у американского спецназа в джунглях.
        Начальник штаба принялся зачитывать приказ о присвоении первого офицерского звания.
        - Наградить медалью за отличное окончание высшего военного учебного заведения лейтенанта Родина Сергея Сергеевича, - разлетелось по всему плацу из рупоров.
        Раздались громкие аплодисменты в мой адрес, а на голову полетели монеты, когда я выходил к центральному столу получить награду. В моей прошлой жизни, медаль носилась на груди и вручалась от Министерства Обороны. Здесь, она настольная и вложена в небольшую синюю коробочку.
        Вручать мне её будет снова Крутов в сопровождении командира взвода капитана Витова, а также… майора Нестерова, который сегодня облачился в свою парадную форму со всеми регалиями. Очень рад, что именно такая компания вручает мне диплом и награду.
        - Поздравляю, Сергей Сергеевич, - крепко пожал мне руку Крутов. - Вы достойны носить эти погоны как никто другой.
        Красивая медаль! Изображение пятиконечной звезды в обрамлении лавровых ветвей. В центре звезды изображение серпа и молота - всё советское в этой награде.
        Нестеров медленно подошёл ко мне, оставив палку на сохранность Витову. Каких только сил ему стоило вот так подойти и выполнить воинское приветствие.
        Естественно, что мой взгляд упал на его награды. Два ордена Красного Знамени и ещё пару рядов медалей - хорошая была служба у Николаевича.
        - Честь имею, лейтенант Родин, - сказал он, и слегка приобнял меня за плечи.
        И так каждый подходил к столу и получал свои дипломы, а также конверт с документами к новому месту службы. Возможно, для кого-то будет неприятным сюрпризом узнать, что планы командования поменялись, и теперь новоиспечённый лейтенант едет не в то место, куда его отправили на распределении.
        По плацу разносится звон падающих монет и фамилии выпускников из рупора. Изредка слышны всхлипывания и детские крики. Кто-то из зрителей, завидев своего родственника на плацу, машет и пытается до него докричаться.
        Вручение прошло успешно, о чём торжественно Борщев доложил Крутову. Генерал объявил, что теперь одному из нас придётся проститься со знаменем училища. И эта честь выпала мне.
        Удар в барабан, и головные уборы сняты. Ещё один удар, весь выпуск опускается на колено, предварительно подложив под него купюру, номиналом в 1 рубль. И ещё удар… Вот так под бой барабана и происходит этот грустный, но такой завораживающий ритуал.
        - К торжественному маршу! - скомандовал Борщев, когда все поздравления прозвучали, а мы заняли свои места в общем строю училища. - Пор?тно!
        Все знают, что будет сейчас, и от этого мурашки буквально засеменили по коже.
        - На одного линейного дистанцию! - продолжал вещать начальник училища, наблюдая, как курсанты с первого курса, которым доверено быть линейными, занимают свои места.
        И как же круто, что именно в этот момент из-за хмурых октябрьских туч, выглянуло солнце. Это ли не знак на долгую и хорошую дорогу в будущее для молодых офицеров.
        Я вижу, как ребята волнуются перед этим, пожалуй, главным торжественным прохождением в их жизни. У кого-то будут парады, а кто-то, возможно, будет их и принимать. Но этот день - записан будет золотыми буквами на подкорку.
        - Управление прямо, остальные - напраа-во!
        И вновь звуки марша авиаторов. В последний раз в этих стенах мы слышим эти ноты. Медленно, немного сбивая шаг от волнения, зашли с центральной дороги на плац, подкидывая пока ещё в воздух маленькие горсти монет.
        - Мужики, только фуражку мою не затопчите. Света не простит. Я её и не подписал ещё, - волновался Тёмыч.
        Только он мог в такой момент думать о реакции супруги, которая стояла в толпе с маленьким сыном на руках.
        А теперь заиграла «Славянка». Бессмертная композиция, известная со времён Первой мировой, а может и раньше. Все идут в ногу, чеканя каждый шаг. Голова повёрнута к трибуне, а краем глаза контролируешь, когда командир роты опустит руку. С каждым шагом всё сложнее сдержать себя, монеты летят фонтаном, но нужно оставить ещё на самое главное.
        Голубев, держит нас в напряжении до конца. Ещё пара шагов и прозвучит громоглассное…
        - Иии всёёё! - раздаётся весёлый крик целого строя молодых лейтенантов-авиаторов.
        Глава 17
        В небо летят монеты и фуражки. Повсюду слышны крики радости. Толпу родственников и простых посетителей сдерживать уже нет смысла и все выходят на плац, превращая это всё в народное гуляние.
        Дети первым делом собирают монеты, оставленные нами. По идее, большая часть этой мелочи должна была достаться курсантам первого курса, которые будут завтра убирать этот плац. Но для наших младших братьев - будущих лётчиков есть кое-что получше.
        Каждый из них спешит быстрее поздравить молодого лейтенанта и получить от него денежку. Я предусмотрительно сделал три таких подарка, подложив под погон купюры номиналом 1, 3 и 5 рублей, каждую из которых подписал «от лейтенанта Родина». И вот первым подошёл высокий курсант, запинавшийся при каждом слове. Ну что ж, за храбрость и быстроту ему повезло заработать пятёрку.
        Вторым оказался парнишка из Владимирска, который учился в нашей с Костяном школе. Я даже окликнул Бардина, чтоб тот тоже заценил нашего земляка. Этому парню перепало по трёшке от меня и от Костяна.
        А вот с рублём, как-то не спешил я расставаться. Уже и Женечка с родственниками подошли ко мне, целуя и поздравляя меня, а под погоном по-прежнему ждала своего курсанта свёрнутая в трубочку банкнота бежевого цвета с гербом СССР.
        Суть да дело, и вот уже ваза, купленная заранее и принесённая утром, наполняется шипучим напитком. Как только она наполнилась, наш взвод пустил её по кругу, каждый сделал по несколько глотков и сказал очередные напутственные слова своим товарищам. Последним, и соответственно получившим право её разбить на счастье, стал Макс. Леночка Петровна стояла неподалёку и уже не стесняется отношений со вчерашним курсантом. Осталось только узнать, как на это смотрит её старший брат Крутов. Хотя… раз Курков живой, значит Николай Евгеньевич не возражает. Ещё и распределение хорошее получил Макс.
        Наш заместитель командира взвода произнёс добрые слова и со всего маху пустил вазу в резкое пике, которое и привело к её полному разрушению. Все, как и полагается, рванули за осколками. Мне достался вполне себе симпатичный кусок с изображением листка.
        Постепенно всё заканчивалось, и плац начинал пустеть. Своим взводом мы договорились отметить выпускной в кафе, которое было заказано заранее на полученные нами подъемные. Посему, до вечера все отправляются на не большую передышку на квартиры и в гостиницы.
        - Внук, ну а куда теперь? Я не про сегодняшний день, а про службу, - спросил дед, когда мы шли по центральной аллее.
        - Туркестанский округ. Предварительно в город Осмон.
        - Ой, Серёжа! - замахала руками бабушка. - Это же на границе с…
        - Так, Надя! Спокойно, - перебил её дед. - Наша родина так решила, а приказы не обсуждаются.
        Знал бы дед, что выбор этот сделал я сам, чтобы тогда он ответил?
        - Вы-то как здесь оказались? - спросил я. - Приехать не дешевое удовольствие.
        - Я просто подумала, что ты захочешь увидеть своих родных, - сказала Женя, шедшая со мной под ручку.
        - Вот ты молодец! - ответил я ей.
        - Только мы не пойдём в кафе, Серёжа. Ты нам лучше город покажи. Мы ж тебя за четыре года почти и не видели, - предложила бабушка, утирая слёзы платком.
        Показать то можно, если бы только мне не хотелось ужасно спать. Что ж, не получится мне сил набраться перед застольем.
        У самого КПП в струнку вытянулся курсант невысокого роста, темноволосый и с повязкой помощника дежурного.
        - Поздравляю, товарищ лейтенант. Успехов вам, - сказал он, вытягиваясь в струнку.
        Вот и мой рубль нашёл своего обладателя. Может подписать его именным?
        - Как зовут, братишка? На память тебе оставлю, может, будешь в будущем главкомом, и я уже вспомню, как ты мне воинское приветствие отдавал, - улыбнулся я.
        - Да куда там! Я к себе в Барнаул поеду потом. Там и останусь. Не хочу больших должностей, просто летать хочу.
        - Ладно. Все мы любим небо. Так зовут как тебя? - снова спросил я, доставая ручку из внутреннего кармана кителя и прикладывая купюру к спине парня.
        - Костя. Павлюков Костя.
        Я чуть ручку не выронил. Слишком много совпадений в этой новой жизни. Неужели, и с этим человеком довелось мне встретиться?
        - Серёжа, ты чего? - спросила Женя, подойдя ко мне сзади.
        - Не… не знаю, что парню написать, - сказал я.
        - А напишите «будущему герою». Может подвиг какой совершу, - усмехнулся Павлюков.
        - Не надо подвигов, Костя. Лучше, чтоб работа у вас была без происшествий. Тогда и подвиги совершать не надо, - сказала Женя, вставая перед Павлюковым.
        - Но, если что, то готов буду долг исполнить.
        Написал я на купюре «будущему авиатору», как когда-то и мне написали в одном письме. Выйдя за КПП, ещё несколько минут меня не покидало ощущение, что нужно было не так всё сделать. Ведь, судьбу Павлюкова я знаю, и меньше всего мне хотелось бы её свершения. Но что, если так уж ему уготовано - совершить подвиг?
        В 1987 году в Афганистане Су-25, который будет пилотировать Костя Павлюков, к тому времени старший лейтенант, собьют духи. Когда он будет спускаться на парашюте, он получит несколько огнестрельных ранений, но останется жив.
        Приземлившись, он почти час будет вести бой в одиночку, оказавшись заблокированным со всех сторон. Закончатся патроны, и он первой же гранатой подорвёт несколько моджахедов, который попытаются его взять живым.
        В течение ещё нескольких минут к нему никто не осмелится подойти, но желание взять живым русского офицера окажется сильнее страха. Моджахеды, уверенные, что Костя сдастся, пойдут на него чуть ли не с кинжалами. Второй гранатой Павлюков подорвёт ещё нескольких человек, но уже вместе с собой.
        За этот подвиг, Константин Павлюков будет посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Расскажи я ему об этом, естественно, он бы мне не поверил. Но в глубине души и в голове эту мысль он бы держал. И каким он после этого станет лётчиком?
        С роднёй решили устроить небольшой праздничный обед. Перед свадьбой должны же познакомиться родственники между собой.
        Баба Надя сдувала каждую пылинку с моей медали и диплома. Дед Вова рассказывал смешные истории про меня, которые я и не знал. Первоначальный Родин, возможно, заливался бы сейчас краской.
        - Купается, песню какую-то поёт. Потом как закричит, выскочит голышом и давай в кладовку бежать. А всё ж болтается. Чи не мальчик уже! - смеялся дед над моим забегом от появившейся на краю ванной мыши.
        - Ой, Серёжа! - смеялась мама Жени, да и она сама не отставала от неё.
        - Значит, летать за здрасти, а мышку…
        - Я бы на тебя посмотрел, когда на тебя будет это чудище смотреть, - перебил я её.
        В памяти всплыли те самые эмоции, которые испытывал мой реципиент. Вот уж не думал, что предыдущий Родин так боялся грызунов.
        - Вова, ты ещё вспомнил бы кипятильник! - улыбнулась бабушка, придвигая к себе чашку с чаем.
        Так-так! Началось в колхозе утро! Сейчас всю подноготную расскажут. Все промахи вспомнят.
        История с кипятильником юморнула и меня. Серёжка Родин, оказывается, был не только пай-мальчиком, но и очень изобретательным малым. Его проделки на даче и в квартире напомнили мне героя из американского фильма, которого вечно забывали на Рождество дома.
        Вот только там были бандиты, чьи атаки он успешно отражал с помощью ловушек. А Серёжка совершал данные диверсии просто так.
        И вот однажды решил он нагреть ручку туалета. Ничего лучше не придумал, как использовать в этом деле большой кипятильник для подогрева воды. Сюрприз деду хотел устроить, пока тот читал газетку в уборной.
        Подлянка родственнику или пранк, как бы в моё время сказали, не получился. Кипятильник разлетелся во все стороны от нагрева, а раскалённые куски упали на, недавно положенный в квартире, линолеум. Покрытие сразу показало, что с «горячим» не справляется, и расплавилось в месте падения. А чтобы не быть замеченным в этом, ещё тёпленький «бывший» кипятильник был помещён в кухонный шкаф в ящик, где у бабы Нади хранились постиранные пакетики.
        - Естественно, что всё внутри ящика превратилось в однородную массу, - смеялась бабушка.
        Мда, Серёжка оставил после себя прекрасные воспоминания! Ну, а с кем не бывает в детстве. Да только не закончилось всё рассказами в стиле «а помнишь, как…». Притащили мои родственники ещё и фотоальбомы, где основным действующим лицом был я. Основательно подготовились к сватовству!
        А вообще, смотреть чёрно-белые моменты прошлого намного приятнее, чем виртуальные альбомы в социальных сетях. В старых фотографиях есть душа, а не стремление показать себя и свой достаток.
        После перечисления моих жизненных казусов, перекинулись обсуждать Женю. Оказалось, что в её детстве тоже имелись проколы.
        - Купила я себе платье. Точнее… муж подарил, - сказала Наталья Александровна, томно выдохнув. Видимо, ещё не до конца отошла от смерти Константина Юрьевича.
        Интересно, а была ли она в курсе его настоящей «работы»? В любом случае, с ней должны были поработать после его гибели представители Комитета. Однако и с работы не уволили, и к подружкам спокойно ходит. Значит, решено было её и Женю не трогать.
        - Так вот! Женечка моя решила это платье примерить.
        - Мама! - вскричала Женя. - Не рассказывай.
        - Да ладно. Мне вот интересно, - улыбнулся я.
        - Я тебя, Родин, укушу, если уши не закроешь свои! - воскликнула она.
        - Евгения Константиновна, держите себя в руках, - официально сказал я, взяв свою девушку за руку.
        История, которую Женя не хотела придавать огласке, была следующей. Лет ей было почти 9. Желание быть похожей на маму переселило незнание, как это платье снимать.
        - Надеть надела, а вот снять не получается. Причину узнаем несколько позже.
        Женя не могла избавиться от платья, а мама с папой скоро должны были вернуться. Делать что-то надо! И так, и сяк, и перед зеркалом ещё раз покрутится - никак не даётся платье. Молния не расстёгивается и всё!
        Тогда на помощь пришла смекалка в виде ножниц. Выстригла Женя зону декольте, и спокойно, с чувством выполненного долга вернула платье на своё место в шкаф на плечики.
        - Утром, кричала я долго. Так и не стало это платье мне любимым.
        - Ну, хоть кто-то поносил, - сказал я. - Вы не против, если мы с Евгенией вас оставим?
        - Серёжа, только аккуратнее там. Вы же в кафе? - спросила бабушка. - Ой, не нравится мне, что вы на эту гулянку собрались, - вздыхала она
        - Надя, успокойся! - воскликнул дед. - Большие лбы уже! Постоят за себя.
        Наталья Александровна тоже была не в восторге от нашей затеи с кафе. И чего они все как один? Сговорились? Не хватает ушей, чтобы воспоминания послушать?
        - Вы аккуратнее будьте только, Сергей.
        Жене тоже не нравились все эти волнения мамы. Ей давно уже хотелось со мной куда-нибудь сходить, кроме посиделок на квартирах и кино. Крайний раз, когда мы были в кафе, они повздорили с Красновой. Не самые хорошие впечатления.
        По мне так, столько лет выпускники военных училищ празднуют окончание учебного заведения, и никогда ничего не случалось. Я сам уже второй раз это буду делать!
        Через пару часов мы оставили родню, чтобы прогуляться по осеннему Белогорску перед началом нашего застолья. Идёшь, смотришь на эти места и удивляешься - сколько людей, как и я, ходили и прощались с городом, ставшим родным за эти годы? А сколько ещё будет проходить?
        В лужи медленно опускаются жёлтые листья, небо серое с небольшими просветами. Таким оно мне нравится больше, чем когда его цвет безмятежно синий.
        - Засмотрелся на небо? - спросила Женя, взяв меня за руку.
        - Профессиональное. Каждый раз смотрю, и хочу доразведку погоды сделать, пускай мы её никогда не докладывали в эфир.
        - Как думаешь, что там в Осмоне? Какие условия быта?
        Про своё новое место службы я смог уточнить только у Борисова.
        - Город не маленький. Почти 100 тысяч населения. Всё есть - жильё, школы, садики…
        - А мы уже с тобой о садике думаем? - улыбнулась Женя.
        Ну вот опять! Только недавно согласился на свадьбу, а теперь уже намеки пошли о детях.
        - Ты же, посмотрев на Рыжовых, решила не торопиться? - спросил я.
        - Я просто так спросила, Серёжа. Когда-нибудь, мы же решимся детей завести, - улыбнулась она, поцеловав меня в щёку.
        Момент под названием «когда-нибудь», хотелось бы оттянуть. Не готов я ещё к рождению детей.
        - Так, ну а кроме необходимого, чем известен город Осмон? - спросила Женя.
        - Да особо ничем. Военных много. Училище есть танковое, так что отвыкать от вида курсантов не придётся…
        - А до Афганистана сколько? - с опаской поинтересовалась моя будущая супруга, замедлив ход.
        - Недалеко. А зачем спрашиваешь?
        - Потому что я не дура, Сергей. Твой будущий полк рядом находится с этим государством, а значит, будете летать за границу. А там война идёт!
        Я обнял её и прижал к себе. В такой день и всех опять пугает Афганистан.
        - Я ещё никуда не летаю, но это не исключается. О плохом не думай. Сегодня, давай просто отметим мой выпуск. Про войну будем думать, когда придет приказ, хорошо? - сказал я, посмотрев в её глаза.
        - Серёжа, только попробуй сам туда попроситься, - пригрозила она мне. - С тобой поеду, и без разговоров у меня.
        Вот жена декабриста! От моей Женечки и на том свете не скроешься.
        Время приблизилось к застолью, которое было нами организованно в кафе «Белое». Столы накрыты вкусностями. Алкогольные напитки в большом ассортименте расставлены в любом, свободном от тарелки, месте. Из колонок играют добротные песни и не только советского производства. Большинство нашего курса сейчас находится в этом огромном зале.
        Одно классное отделение решило праздновать в другом ресторане. Ещё пара десятков человек решили уехать сразу. Также есть определённый процент тех, кто просто не захотел. Такая картина и в будущем будет на выпускных - всех собрать не удастся уже никогда.
        Вот и получается, что последний раз все вместе собрались только на плацу училища. И этот момент был сегодня утром.
        При входе в большой зал попадаешь в море «белорубашечников». Все в парадной форме, но без кителей, а кто-то уже запарился и снял галстук. Эти ребята не прекращали накатывать с самого утра, судя по их разбалансированным движениям. Но, тем не менее, все культурно ждут начала.
        Девушки в красивых платьях, с интересными прическами и яркими маникюрами. Каждая старается держаться своих знакомых подруг. Кто-то пытается познакомить своих вторых половинок со спутницами однокашников. А если знакомых нет, то девушки держатся ближе к своим кавалерам.
        Наша компания как всегда вместе. Максим с Леночкой Петровной, которая вовсю показывает новое украшение на правом безымянном пальце.
        - Лена, поздравляю! - обнимала её Женя, и кажется, пустила слезу.
        - Спасибо! Честно, это было для меня шоком. Я сначала убежала из квартиры… - начала рассказывать Майорова, как Курков делал ей предложение.
        Представляю в этот момент, что испытал Макс. Да любой бы ох и «удивился»!
        Света с Артёмом на нервах, но безмерно рады, что смогли оставить моего тёзку с родителями. Первый раз вот так оставили.
        - Там свёкр со свекровью приехали. Вчетвером должны справиться, - сказала Света, поправляя своё синее платье. - Ой, я так рада за тебя, Лена! А особенно рада, что в платье влезла.
        - Ты молодец! Не набрала после родов… - восхищалась её фигурой Женя.
        И вот все разговоры в этом стиле. Их избранники училище закончили, а они о платьях и фигуре. Девушки!
        - Костян, а ты чего без… а как её зовут? - спросил я у Бардина, который накладывал себе шашлыка из большой тарелки.
        - Не бери в голову. Новую жизнь начинаю, - отмахнулся он. - Мне и одному хорошо. Как найду кого-нибудь, как ваши девчата, сразу женюсь.
        - Только смотри, таких как у нас не найдёшь. Они сами находятся, - улыбнулся Макс, разрезая люля-кебаб.
        Пошел первые тост, перешедший во всеобщее ликование и, самое важное, ознаменовавшийся троекратным «ура». Таких восторженных реплик сегодня будет ещё много.
        - И по этому поводу два коротких, один раскатистыыый… - завёл Червень, вскакивая со своего стула и разворачивая флаг Военно-воздушных сил.
        - Ура! Ура! Ура-а-а! - подхватили все этот порыв.
        Особое место во всём этом мероприятии заняли танцы. Диджеем здесь выступал сотрудник заведения. Работы у него было очень много. Каждый хотел заказать свою песню, которую тут же принимались подпевать все, даже не зная слов.
        Воспоминания о прошедших четырёх годах обучения, смешные случаи и обидные моменты, выстраивание рейтинга инструкторов и преподавателей - обсуждения шли полным ходом, причём даже нашим девушкам было не до своих обсуждений. Они с охотой слушали о наших приключениях за эти годы.
        - Да, Макс! Предложение тогда нужно было делать, - смеялся Тёмыч, когда вспомнили о схватке Куркова с дверью в квартиру к начальнику училища.
        - Я сама смеялась ещё очень долго, а Коля… Николай Евгеньевич, - поправилась Лена, вспомнив, что перед ней вчерашние курсанты. - Короче он сразу понял, что Макс влюбился в меня…
        - Ой, ну прям так, и влюбился, - цокнул языком Максим.
        - Конечно, я ж помню, как ты на профотборе дар речи потерял. Потел больше чем Мозгин летом! - похлопал я его по плечу.
        - Теперь уже чего говорить. Я уже женюсь на самом красивом психологе. Так сказать, я победил, - улыбнулся Курков, и приобнял свою Леночку.
        - Победитель, ты наш! Давно ли ты таким стал разговорчивым? - спросила его Лена, дёргая за нос.
        И в этот момент мысль заказать песню родилась уже у меня. Я надеюсь, что цензура и железный занавес не помешали прорваться этой композиции в Советский Союз.
        - Родя! Брат! - начал липнуть на меня Вася Басолбасов, когда я подошёл к столу диск-жокея.
        - Василий, тебя тоже уважаю, но мне надо песню, - сказал я и подошёл ближе к хранителю пластинок и бобин этого вечера.
        - Друг, у меня очередь на пятнадцать песен. Надо ждать, - развёл он руками.
        - Тааак. Микрофон мне, - ринулся к нему Басолбасов и выхватил у диджея устройство для разговора с публикой. - Белогорские соколы!
        При этих словах затихла музыка, а со столов послышались одобрительные приветствия Васе.
        - Вот так лучше! Со мной рядом наш орденоносец, медалист, спортсмен… да будь я девушкой, пошёл бы с ним в ЗАГС! Да только он уже занят.
        - Василий, не расстраивайся, - крикнул ему кто-то.
        - Я помню, как этот лев, и вон те тигры, - указал он на нашу компанию. - Первыми пришли мне на помощь, а потом и каждый из вас. И мы дали п… п… - начал заговариваться Вася. - Короче, помогли мне. Давайте поможем Серёге. Он песню заказал, ставим её в первую очередь.
        Ну, Басолбасов! Сумел выкрутиться, и протащил мой заказ вперёд всех. Я вернулся к столу, чтобы пригласить на танец Женю. При первых аккордах, за нами последовали и многие другие.
        «Кто победил - герой. Кто проиграл - долой. Кто проиграл - беда. Значит не судьба…», - играл припев песни группы АББА.
        Да, смысл в ней о разводе между мужчиной и женщиной, но для меня важнее строчки припева.
        - «Победитель забирает всё» - хорошо звучит, Серёжа, - шептала мне на ухо Женя.
        - Не мной придумано, но ведь все здесь в чем-то, но победитель. Каждый преодолел себя, справился с трудностями и сделал важный выбор.
        - Ты тоже? - спросила она, посмотрев мне в глаза.
        - А у меня самый большой приз, - ответил я, и, в мерцаниях огней, нежно поцеловал свою будущую жену.
        Хороший и добротный вечер даже и не смел заканчиваться. Мне было хорошо и на душе, и в голове. Можно сказать, даже слегка весело.
        К этому времени мы зацепились языком с парнями на улице, пока они выкуривали по сигаретке.
        - Да не так было. Серый, ну подтверди? - обращался ко мне Тёмыч, когда у нас возник спор с Червенем, кто и как криво сажал самолёт.
        - Я видел, Артёмушка. Ну, бывает такое, признай. Потом же ты как полетел! - стоял на своём Андрюха.
        - Черв, я помню все его косяки, но про этот первый раз слышу, - выразил я своё мнение.
        Наш спор продолжался и продолжался. Из дверей кафе вышли Женя и Света, одетые в верхнюю одежду.
        - Там Серёжку покормить надо. Скоро придём, - сказала Женя, поцеловав меня в щёку.
        - Тёмыч, ты справа, я слева, группе сбор! - скомандовал я.
        - Опа! Товарищи соколы Белогорска, мы сами. Дайте девочкам посекретничать, - остановила нас Света.
        - Ага, а то не скроешься от вас нигде, - вторила ей Женя.
        Не сразу, но мы согласились отпустить наших дам. Хотя на улице уже и темно, однако до дома Рыжова пройти всего несколько домов. Можно и не беспокоится за наших дам.
        - Мы скоро! - крикнула мне Женя, когда они отошли на несколько шагов от нас.
        Наш спор, о качестве посадки, продолжился с ещё большим привлечением сторонних людей. Пошла в ход и аэродинамика. Вспомнились постулаты из техники пилотирования. Кто-то даже приплёл сюда психологию и предложил проконсультироваться у Елены Петровны. И таки сделал это!
        - Ребята, моя вам рекомендация - идите внутрь и развлекайтесь, - сказала Майорова и эта мысль понравилась всем.
        Едва спор прекратился, в ночной тишине раздался жуткий крик.
        - Ааа! Убили!
        Глава 18
        Всей толпой, которая ещё мгновение назад веселилась у входа в кафе, рванули на крик. Мозг отказывался принимать тот факт, что случилось ужасное. Нет! Это не ужасное. Немыслимое! И ведь рядом Артём, который думает также.
        На проезжей части стояла заведённая «копейка» с открытой водительской дверью и горящими фарами. Я попытался разглядеть, кто стоит на ногах. Один силуэт был мне не знаком. Рядом с машиной, прыгал и махал руками какой-то парень в свитере, возраста… да и не столь важно. Ему уже не жить!
        Перед машиной рыдающая девушка, склонившаяся над телом. Кто же? В душе всё каменеет, но какая-то часть меня завидела надежду. Эгоистично, цинично, но мозг начинает понимать, что спиной к нам сидит Женя, и она жива. И в груди становится не так хреново…
        - Нет! Нет! - кричит Тёмыч, падая на колени, но я успеваю его подхватить. - Света… нет… только не так! - продолжает он срывать голос.
        Я вижу это бежевое пальто. То самое, которое было у Жени. Значит, жива! Но как же Света? Как же теперь будет Сережка? О Господи! Мы уже рядом, но Тёмыч бросается вперёд, падая на асфальт, где лежит тело. И его выражение лица меняется. Нет уже обезумевшего человека. Мой разум начинает застилать красная пелена, мир сужается до размеров бутылочного горла, когда ко мне повернулась, сидящая на асфальте… Света.
        - Сергей, она… она не… - всхлипывала девушка, держащая за руку Женю.
        - Пальто… - тихо сказал я.
        - Мы шли, решили помен… - договорить у Светы не получилось, поскольку она зарыдала с новой силой.
        Я подошёл к лежащей на асфальте Жене. Она такая… такая же, как и в первую нашу встречу. Красивая, буквально воздушная, неуверенно улыбающаяся, и… с закрытыми глазами. Вот она передо мной, холодная и прекрасная.
        Я пытаюсь делать массаж сердца, искусственное дыхание, кричать и тормошить её. Не знаю, сколько это длится, но попытки окруживших меня ребят оттянуть меня, ни к чему не приводят. Кто-то говорит, что сбегал в таксофон и уже вызвал скорую и милицию. Сейчас они приедут, чтобы забрать Женю, но я не могу принять её гибель. Какая-то часть меня верит, что ещё можно спасти её, а если отдать врачам, они лишь констатируют факт смерти.
        - Серёжа, Серёжа, нет её больше, - рыдает рядом Света, пытаясь повернуть мою голову, чтоб сказать мне это в глаза.
        - Не правда. Отстаньте от меня!
        В разговор вступает теперь кто-то из парней, но я не контролирую сейчас свои эмоции. Похоже, что отмахнулся слишком сильно.
        - Серый! Брат! На меня смотри! Смотри на меня! - вдруг передо мной появилось лицо Кости. - Только на меня смотри!
        И вроде пространство мира расширилось. Я стал чувствовать бешеный ритм своего сердца, соленый привкус во рту и недостаток воздуха. Сознание возвращает меня в ужасающую реальность, где я лишился Жени.
        - Держите его. Сейчас приедет милиция, и заберёт его, - услышал я позади себя.
        Мозг переключился в своеобразный режим поиска цели. Мне нужно было найти виновного.
        Что мне необходимо? Увидеть его, и он как раз стоял рядом с машиной с потерянным видом.
        Что я сейчас должен сделать? Разорвать свою цель!
        - Убью! - крикнул я, отбрасывая в сторону Костяна, который ухватился за мою ногу.
        - Серый, не нужно! - появился передо мной Червень, но получил удар в живот.
        - Родя, это не изменит ничего, - бросился ко мне Макс, которого я также оттолкнул, добравшись, наконец, до виновника в смерти Жени.
        Я чувствовал его пульс на кончиках своих пальцев, когда вцепился в его горло. Он что-то хрипел, пытаясь извиниться, попросить прощения или что-нибудь в этом роде. Какое к чёрту прощение? Он убийца! Свою вину он сможет искупить только… А что это мне даст?
        Месть, око за око, справедливость - ничего из этого я не получу, убив этого человека. Перейдя снова черту, которую я переступал в прошлой жизни и не раз - нельзя. Кто давал мне право распоряжаться жизнью другого человека? И чем я буду отличаться от него?
        Рука медленно разжалась, отпустив парня. Где-то вдалеке уже слышалась сирена, но я никому не хотел бы позволить прикоснуться к своей Жене. Снова склонившись над ней, я попытался взять её на руки.
        - Серега, ты чего? - остановил меня Костя.
        - Я унесу её отсюда. Не мешай.
        - Родь, а милиции чего будешь объяснять? Нельзя Женю убирать. Следственные действия и всё такое, - сказал со спины Макс.
        - Плевать.
        - Серый, не хочешь её отдавать, будь тогда рядом, - положил мне руку на плечо Тёмыч, утирая кровь со своей губы. Видимо, это были следы моих отмашек.
        Кто-то дал мне свой китель, чтобы я укрыл Женю. Потом ещё один. Так мы и просидели на холодном асфальте, пока не появились милиционеры.
        Очередное утро… вчера погибла Женя. Или не вчера? Разум настолько затуманился, что я не замечаю, как снова тянусь за бутылкой, стоящей у моей кровати. И снова, что-то меня останавливает «нырнуть» в эту самую бутылку.
        Хорошо, что окна зашторены. Тем самым я отгорожен от внешнего мира в родном доме моего друга. Он в соседней комнате, уже… не помню, сколько он сопровождает меня в этом путешествии в страну «забвения». И почему я не могу пересилить себя выпить? Неужели разум, понимая, что этим не заглушишь боль, заставляет меня не пить?
        - Тёмыч, давай вставай. К барьеру, - прокричал я из-за стола на летней кухне. - Стынет всё.
        - Сергей, кончай! Мы только час назад легли, - протирая глаза, подсел ко мне Костян. - Может, хватит? - попытался он вырвать у меня из рук «живительный» пузырёк «Коленвала». - Ты только нам разливаешь, а сам не пьёшь!
        Не будь передо мной друг, я бы разбил стеклянный сосуд об его голову. Настолько во мне сейчас много ярости от боли утраты.
        - Убери руки, - прорычал я. - Не хочешь, так сиди и смотри, как надо пить.
        - Серёга, мы неделю уже здесь, и всё без толку, - рухнул за стол Макс. - Пора уже выходить из запоя. На службу скоро ехать.
        - Плевать, - сказал я, и плеснул себе в стакан из бутылки.
        - Так и продолжает гипнотизировать стопку? - спросил у парней Тёмыч, вошедший в комнату, на что они синхронно кивнули. - Серый, давай уже выйдем на улицу и подышим. Ты так с ума сойдёшь. Ты ещё при этом умудряешься здоровый образ вести и каждый день зарядку делать. Зарос уже.
        После его слов, я подошёл к умывальнику и посмотрелся в зеркало. Ещё несколько дней, и мне можно будет ножницами ровнять бороду.
        - Пускай. Не перед кем красоваться, - сказал я и вернулся на место.
        - Серёга, неделю назад похороны были. Нам тоже больно. Мы столько уже выпили, что нам за руль нельзя будет месяц садиться, - сказал Костя, намазывая себе хлеб маслом.
        - Я вас не держу. Когда посчитаю нужным, тогда и выйду отсюда, - сказал я и направился в комнату.
        Когда последний раз ел уже и не помню. Но голод не самое страшное сейчас. В голове каждый день прокручиваю события того вечера. Один из самых счастливых дней моих двух жизней стал самых «чёрным». Мене словно крылья подрезали. Как дальше жить?
        Дверь в комнату открылась. В глаза ударил свет солнца, которое я уже давно не видел из-за штор.
        - Здорова, гвардеец, - прозвучал откуда-то издалека знакомый мне голос моего инструктора.
        - Привет, Николаич. Не вовремя ты. Сейчас мне не хочется…
        - Я не пришёл тебя успокаивать. Скороходу вроде меня в сортир не просто ходить, а съездить к своему ученику в Кучугуевскую - целая стратегическая операция. Как живёшь? - спросил он, подойдя ко мне ближе, опираясь на свою палку для ходьбы.
        Выглядит ни как сон, поэтому стоит подняться с кровати. Николаевич шёл медленно, оглядываясь по сторонам и оценивая убранство в комнате.
        - Если не пьёшь, зачем столько алкоголя занёс сюда? - спросил он, указывая на несколько бутылок водки на столе.
        - Много вопросов, Петр Николаич. На первый ещё не ответил, так вы дальше пошли спрашивать, - сказал я, убирая ноги под себя, чтобы Нестеров смог присесть.
        - Дерзишь, значит, отходить начинаешь. Так как поживаешь?
        - В запой пытаюсь уйти, да не получается. Армию бросить хочу, поводов только она мне не даёт, зараза. В остальном всё прекрасно.
        - Может, хватит уже быть рыцарем печального образа, Серега? От твоих страданий лучше никому не станет…
        - Да причём тут страдания? Женьки больше нет. На душе паршиво. Я в отпуске. Что хочу, то и делаю, - сказал я и отвернулся в сторону стола, на котором стояла фотография Жени.
        Даже сейчас, когда я чувствовал, что мой наставник прав, сознание отторгало эту мысль. Хотелось забыться, а не получалось. Каждый раз, когда мои глаза встречались с Жениными на фотографии, в голове всплывали воспоминания наших с ней свиданий и вечеров, посиделок около моря, первого танца на литературном вечере.
        - Одевайся и пошли со мной, - сказал Нестеров, медленно поднявшись с кровати и направившись к окну.
        - Куда? Мне никуда не нужно. И что делать дальше я не знаю… ай! - вскрикнул я, щурясь от яркого солнечного света.
        Николаевич одним движением развернул шторы и впустил в комнату лучи солнца. Глаза аж заслезились!
        - Пошли, сказал! - воскликнул он и бросил мне свитер. - Я тебе покажу, что делать.
        Не знаю, почему я решил пойти за Нестеровым. За ним идти не так уж и сложно - со своей травмой он ходит не очень быстро. Вот и я не торопился садиться в его белый «Москвич».
        - А откуда машина, Николаич? - спросил я, когда мы отъехали от дома Рыжовых.
        - От тестя остался. Его не стало недавно. Вот нам с Ириной по наследству и перешёл. Ты когда разговаривал с Натальей Горшковой крайний раз? - спросил он, выезжая из станицы на дорогу, ведущую в Белогорск.
        - С похорон не видел. Это сейчас важно?
        - Серый, ты же парень не маленький, с мозгами. Не буду же я тебя учить тому, что отгораживаться от мира невозможно. Ты слишком маленький, чтобы выдержать такую изоляцию.
        Я бы на его месте бы не был так уверен. Ещё как смогу.
        - К чему про Наталью Александровну спросили?
        - Думаешь, ей одной не легко сейчас. Женщина всю семью потеряла, ещё и ты в прятки играешь.
        - Если мы едем к ней, то это неудачная идея. Здесь припаркуйтесь, я пешком назад пройдусь, - указал я на остановку на въезде в город
        - Сначала сделаешь то, что я скажу, а потом иди и дальше сиди в берлоге, - сказал Николаевич, и прибавил радио в машине. Он сделал вид, что ему интересен какой-то доклад о количестве собранного хлопка.
        «Более 6 миллионов тонн хлопка - таков выдающийся вклад тружеников Узбекистана…», - прозвучала из динамиков реплика выступающего, в ответ на которую раздались громкие аплодисменты.
        - Ехать когда собираешься в Осмон? - спросил Николаевич.
        - Пока не знаю. Не готов ещё. Я сейчас не уверен, что вообще служить хочу. Как представлю, что в кабину садиться, так сразу Женю вспоминаю. На земле то теперь меня никто не ждёт. Так зачем тогда летать?
        - В пехоту пойдёшь?
        Ну, в этом у меня опыт имеется. Может и стоит уйти с лётной работы, раз я мотивацию потерял.
        - Думаете, примут?
        - Думаю, что тебе надо подзатыльник дать, чтоб ты от таких мыслей избавился, - сказал Нестеров, поворачивая с проезжей части на просёлочную дорогу. И куда ведёт она, я прекрасно знал. Кладбище, на котором похоронена Женя - последнее место, куда бы мне сейчас хотелось пойти. Нестеров остановил машину у калитки, достал с заднего сиденья большой букет тюльпанов и протянул мне.
        Именно в этот момент пошёл дождь, который явно помешает нормально подойти к могиле. Отсюда её хорошо видно и идти недалеко. Только ноги приросли к полу машины, а руки затяжелели, чтобы дотянуться до ручки открытия двери. Слишком тяжело на душе.
        - Иди. Я здесь подожду, - сказал Николаевич, и положил цветы мне на колени.
        Открыв дверь, я сразу попал под холодные струи дождя, который размывал почву под ногами. Щебень в этой части кладбища ещё не был насыпан, поэтому пришлось идти по мягкой жиже. И ноги меня несли именно туда, где и похоронена Женя. Эта дорога показалась мне очень долгой. С каждым шагом воспоминания накладывались одно на другое. Я, будто, вновь видел перед глазами любимую и проживал каждую секунду этого похода в грязи.
        Ноги продолжали вязнуть, но это меня не останавливало. Вот она уже рядом, и кажется, сейчас силы окончательно меня покинут. Ох, не думал, что так сложно прийти будет сюда снова! Эмоции зашкаливали, сердце вот-вот должно было выпрыгнуть из груди, и я уже не смог себя сдержать - глаза не выдержали наплыва скупых слёз, которые смешивались с дождевой водой
        - Я пришёл, - прошептал я, выкладывая тюльпаны на могилу.
        Ливень ещё продолжался, но уже не так сильно. Не знаю, сколько я ещё стоял рядом с могилой, но заставить себя уйти у меня не получалось. Я что-то бормотал себе под нос, будто разговаривал с Женей. Хоть рядом и никого, но громче говорить не хотелось.
        - Сергей? - прозвучал сзади голос Натальи Александровны.
        Я повернулся, и увидел перед собой маму Жени, спрятавшуюся под зонтом. Выглядела женщина болезненно. Заметно осунулась за эти дни, круги появились под глазами и даже несколько седых прядей выбивались из-под черного платка.
        - Здравствуйте, - сказал я.
        - Ты как, Серёжа? Пропал куда-то, - спокойно сказала она, прикасаясь к мокрой щеке ладонью. - Выглядишь плохо, не бритый, промок. Вставай под зонт, а то заболеешь.
        Куртка и правда вымокла изрядно, а голова была, как после душа. От Натальи Александровны пахло легким цветочным ароматом с нотками свежей зелени. Те самые духи «8 марта», которые Женя обычно брала у неё.
        - В порядке, спасибо. Вот… не хотел, если честно приходить.
        - Тяжело?
        - Слов таких нет, как именно тяжело, - ответил я. - Что делать, и не знаю…
        - О чём это ты?
        Я решил не скрывать от Натальи Александровны своих переживаний. Её боль не меньше моей, а, скорее всего, даже больше. При словах, что мне, словно крылья подрезали, и теперь нет желания летать, выражение её лиц изменилось. Она вдруг стала весьма серьёзной.
        - И это говоришь ты, человек которого любила моя дочь, в том числе за целеустремлённость и храбрость? Сергей, не смей меня разочаровывать, - строго сказала она, указывая своим указательным пальцем на кончик носа.
        - От вас это слышать…
        - Неожиданно? Да, погибла моя дочь. Да, я в трауре и сердце разрывается от этой утраты, - не сдерживая слёз, сказала Наталья Александровна. - Но посмотри по сторонам, внимательно посмотри.
        Не понимаю, что здесь я должен был увидеть. Кругом могилы и ничего более.
        - Здесь ничего нет.
        - Вот именно. Когда тебя хоронят, тогда уже можно сказать, что нечего делать и некуда идти. Это называется - выхода нет, ты меня понял?
        Интересные сравнения проводит мама Жени. Не думал, что в ней столько стойкости, чтобы вот так уверенно говорить.
        - Вот когда окажешься на их месте, - указала она рукой на могилы. - Тогда и будешь говорить, что не знаешь что делать. Не разочаровывай меня и мою дочь.
        Мы ещё немного постояли у могилы, а затем Николаевич развёз нас по домам. После такой поездки на душе стало несколько спокойнее.
        Надо признать, что я действительно расклеился. Пускай и немного времени прошло со смерти Жени, но у меня есть дело всей жизни - служба. И сейчас стране нужны военные лётчики. Нужно взять себя в руки, и работать. А память о Жене - она всегда со мной.
        - Серый, ты куда? - спросил у меня Тёмыч, когда увидел, как я складываю в чемодан документы и вещи.
        - Собираешься? - поинтересовался Макс.
        Я остановился, не отпуская из рук фотографию Жени. Правда, чтобы она подумала, узнав о моих мыслях уйти из авиации. Всегда меня учили, что решения нужно принимать с холодной головой, а не с горячим сердцем.
        - Спасибо мужики, что поддержали. Завтра я улетаю в Ташкент, а там и на службу.
        Глава 19
        По совету старших товарищей, таких как Нестеров и Борисов, которые провожали меня на самолёт, первым делом я отправился в штаб ТуркВО в Ташкент, как и было у меня указано в предписании.
        Размеры и широта улиц поразили с первого взгляда. Относительно мягкая и тёплая погода, к которой я привык в Белогорске, в столице Узбекской ССР была примерно такой же. По улицам ходили молодые девушки с длинными тонкими косичками, выбивающимися из-под тюбетейки. Из одежды на них куйлаки - узбекские платья и лозимы - штаны, сшитые из шёлка. Также встречались и представительницы прекрасного пола, которые носят платья с длинным рукавом, береты и пальто на советский манер. В основном русской национальности.
        По пути к штабу округа встретились мне и несколько десантников, одетых в парадно-выходную форму со звенящими медалями на груди.
        Один из них в звании рядового прижался к витрине магазина и попытался закурить. Помимо обычных знаков, вроде парашютного значка, классности и «воина-спортсмена», у него были две медали - «За отвагу» и «За боевые заслуги». Он всё пытался опереться на свой костыль, да только тот так и норовил упасть на тротуар. Его товарищи ушли чуть вперед, и поддержать его было некому.
        - Давай помогу, - сказал я, прихватив его под мышку одной рукой, а другой, забирая у него коробок спичек.
        - Спасибо, товарищ лейтенант. Вы служить или на лечение? - спросил он.
        - Приехал служить. Лейтенант-лётчик, - ответил я, и десантник слегка прокашлялся.
        - Вы уж извините, что вам пришлось от ваших дел отвлечься, товарищ…
        - Успокойся. Где был в Афгане? - спросил я.
        - Много где. Как у нас любят говорить теперь, если хочешь пулю в зад, приезжай в Асадабад, - сказал рядовой, ещё раз поблагодарил меня и поковылял за своими товарищами.
        Вот уже и Афганский след сразу проявляется в этих местах.
        Не отказал я себе в прогулке по Парку Боевой Славы, открытому пять лет назад. Большая территория, вмещающая множество экспонатов от старых артиллерийских пушек до современных для этого времени самолётов. Особое внимание следует уделить аллее бюстов, каждый из которых символизирует представителя различных родов войск. Венчает всё это шестиметровый монумент «Защитнику южных рубежей», выполненный в форме скульптуры солдата в шинели, держащего над собой ППШ. Даже интересно, какова судьба будет всего этого архитектурного ансамбля после развала Союза?
        В штабе округа, на удивление, я пробыл не очень долго. Кадровик в звании подполковника сразу нашёл моё предписание и выдал мне его вместе с проездными документами. Судя по внешности, был он из местных или из соседних республик. Не удержался он и от вопроса по поводу моего выбора.
        - Странный выбор у тебя Родин. Чего не заграница или какие-нибудь другие части? - спросил он, наливая себе ароматного чаю в небольшую пиалу.
        - Тепло здесь. И дыни с арбузами я люблю.
        - Ну да. Во Владимирске твоём родном ты не наелся их, видимо, - сказал он, отпивая из пиалы. - Иди. Хуш келибсиз!
        - Разрешите поинтересоваться, товарищ подполковник, что…
        - Начинай учить местный язык, лейтенант. Может пригодиться. Означает это - добро пожаловать, - улыбнулся он и протянул мне тарелку с чак-чаком. - Угощайся, и беги на вокзал.
        Не прошло и нескольких часов, как я стоял на автостанции Осмона, прибыв сюда междугородним ЛАЗом. Кадровик в штабе округа посоветовал сесть на маршрутный автобус номер 16, который проходил через весь город.
        С первых минут поездки по Осмону я понял, что это уже не столица республики.
        Преобладание традиционной одежды над светской стало более явным. Среди одноэтажных и двухэтажных глиняных домов стоят небольшие палатки с фруктами и овощами. Вроде уже достаточно прохладно, но на прилавках ещё имеется местный урожай. Дыни, размером с ФАБ-100 - 120, и арбузы, крупнее баскетбольного мяча. Вот что значит благоприятный климат!
        К слову, традиционные постройки соседствуют со «сталинками» и «хрущёвками». Есть отдельные микрорайоны для работников гидроэлектростанции, стоящей на реке Осмон, в честь которой и назван город. Всё здесь выглядело аккуратно, уютно, люди улыбались, а проходящие по тротуарам военные не выглядели напряжёнными, несмотря на сложную обстановку вблизи границы.
        По эмблемам и форме я понял, что воинских частей здесь предостаточно. Про танковое училище было мне уже известно давно. Теперь для себя отметил расположение здесь подразделений десантников, мотострелков, инженеров и т.д. Возможно, это всё связано с тем, что аэродром используется как перевалочная база на пути в Афган. Наверняка, и пограничный контроль здесь проходят, формируются подразделения и команды на отправку дальше. Ну и экипажам транспортников нужно где-то дозаправляться.
        Штаб 236-го полка, где мне теперь и предстоит служить, находился в микрорайоне почти в центре города. Вряд ли здесь, за этим забором расположен ещё и аэродром.
        - Здравия желаю, товарищ лейтенант! - поприветствовал меня сержант с повязкой дежурного по КПП прямо на входе.
        - Здорово, - ответил я на автоматизме и протянул руку сержанту. - Прибыл к новому месту службы. Как мне в штаб попасть?
        В прошлую свою офицерскую жизнь всегда так отвечал на приветствие младших по званию. После училища сразу вспомнил былую привычку.
        - Проводим вас, и, кстати, вам повезло. Вчера только весь полк вернулся, иначе представляться особо некому было бы, - ответил сержант.
        - «За речкой» были? - поинтересовался я.
        - Кто где был. Большая часть - да. Здесь мало кто оставался. Почти год не было никого, - сказал дежурный, принимая от меня документы. - Я должен прозвонить…
        - Работай, работай. Я подожду.
        Пока о моем прибытии докладывали, я разглядывал жилой городок рядом с частью, составленный из панельных пятиэтажек. Во дворах гуляют мамочки с колясками, резвится ребятня постарше и никого в военной форме, хотя время как раз обеда.
        И как назло, из-за угла ближнего ко мне дома, выходит патруль в составе трёх человек - офицера в повседневной форме защитного цвета с синими просветами на погонах и двух солдат. Начальник, естественно, заметил меня и прибавил шагу. Просёк, что лицо новое, погоны лейтенантские, а значит, нужно отправить новичка на занятие по строевой подготовке в первый же день. Заодно и работу свою покажет. Выражение лица этого усача говорит, что он так и жаждет отметить меня в списке нарушителей.
        Дерзить патрулю в первый же день, думаю не стоит, поэтому решил я выполнить все необходимые действия, согласно уставу.
        - Товарищ капитан, - начал я представляться, но начальник патруля тут же замахал руками.
        - Лейтенант, а ну отставить эту ерунду. У нас здесь без гимнастики, - ответил он мне, и протянул руку, которую я тут же пожал.
        Моего роста, усатый, с седыми висками и весьма неплохим «послужным списком» на груди - первый лётный класс, орден Красного Знамени, орден Красной Звезды и две медали «За боевые заслуги». Начинаю уже думать, что повстречал одного из самых опытных лётчиков в этом полку.
        - Заканчивали, судя по всему, Белогорск? - спросил я, услышав знаменитую фразу преподавателя штурманской подготовки Филлипенко.
        - Ага. По фразе Филипыча узнал. Молодцом! Как звать, младший? - спросил капитан.
        - Сергей Родин. А чего младший? Вроде я просто лейтенант?
        - Гаврюк Валера, очень приятно. Юный ты какой-то. Выглядишь как десятиклассник, только вид у тебя уставший. Дорога дальняя, вечер весёлый или спал плохо?
        Ну не говорить же ему, что практически не сплю я уже давно. Всё перед глазами лицо Жени. Может на новом месте удастся выспаться?
        - Вроде того, Валерий… или можем на ты? - спросил я капитана.
        - Конечно. Сам откуда родом?
        - Товарищ лейтенант, можете проходить, - послышался со спины голос сержанта.
        - Давай. Пересечёмся ещё. Мы недавно только с Зары вернулись. Переучивались там на 21й СМ. Тебя тоже ждёт.
        - А чего на эту именно модификацию?
        - Расскажем всё. Ты только сразу на глаза зам комэски нашей 1-й не попадайся. Он у нас новенький и ооочень крутой! - улыбнулся усач и пошёл дальше на маршрут.
        Внутри всё было очень компактно. Только и успевал, что читать таблички на зданиях. Санчасть, штаб тыла и радиотехнического батальона. По левой стороне центральной дороги - полковой плац с трибуной и развивающимися флагами Советского Союза и Военно-воздушных сил.
        - Вот наша казарма - батальона охраны, - указал сержант на трёхэтажное строение с большими окнами. - А за ней - казармы техников, аэродромщиков и тыловиков.
        - И у каждого подразделения своя казарма? - удивился я.
        - А разве по-другому может быть? - улыбнулся сержант.
        Видимо, я давно не видел солдат срочной службы и обычных строевых частей. В моё время солдат срочной службы почти нет, от того и казарм столько не надо. А здесь каждая по три этажа, свои курилки, спортплощадки и небольшой плац рядом с каждой.
        Мы дошли до здания, табличка на котором гласила «Штаб войсковой части 23343». Вдоль дороги стояли несколько служебных автомобилей от УАЗика «таблетки» до 469-й модели той же марки. Кажется, совещание командир проводил в это время, раз такое столпотворение.
        Сержанта я отпустил. Дальше уже не проблема разобраться куда идти и зачем. На входе, сразу в глаза бросился герб Советского Союза и фотографии военнослужащих, отличившихся в служебной деятельности.
        - Вновь прибывший? - спросил у меня дежурный по части - плотного телосложения капитан в очках с большими ссадинами на руках.
        Явный признак того, что передо мной представитель технико-эксплуатационной части или инженерно-авиационной службы. Мне показалось, что я даже запах Циатима-201 учуял.
        - Да. Мне командиру нужно представиться, - сказал я, но мордатый капитан только усмехнулся.
        - У командира сейчас забот полон рот. Вернулись с Афгана недавно, теперь вот нужно восстанавливать силы. Он сейчас вряд ли тебя примет.
        - Посмотрим. Кабинет там? - указал я на лестницу, ведущую на второй этаж.
        - Да. В кадры сначала зайди, чтобы отметиться сразу, - сказал капитан и начал объяснять мне, где найти главных «решал» в армии.
        Кадры, действительно, решают всё. Да только сказана эта фраза была не про работников этой службы, а про подготовленных людей на своих местах. А порой в этих кабинетах сидят дармоеды.
        - Разрешите, товарищ майор, - открыл я дверь кабинета с табличкой «Майор Балтин С. Т.».
        - Так, да проходи молодой человек, - махнул мне рукой совсем седой офицер, перекладывающий большие красные папки с личными делами. - Давай знакомиться, Трефилыч я. Звонили за тебя из дивизии уже, - сказал кадровик, листая моё личное дело, которое я ему передал.
        Никогда не видел таких кадровиков. Выглядит старовато для такой должности, где нужно быть активным.
        - Добрый день, молодой человек, - поздоровалась со мной девушка средних лет, выглянувшая из-за печатной машинки.
        - Здравствуйте, товарищ лейтенант, - хором поздоровались ещё две представительницы прекрасного пола, разбирающие какие-то документы в дальнем углу.
        Раньше я бы оценил их красоту и приветливые улыбки, но пока что слишком заточен на работу. Не стал я их рассматривать, продолжив общение с Трефиловичем.
        - Присаживайся. Сейчас я проверю документы, и мы с тобой к командиру пойдём. Ты у него ещё не был? - спросил он, принимая от меня завернутый пакет, скрепленный сургучной печатью.
        - Нет. Дежурный сказал…
        - Так-то, оно да, молодой человек. Занят командир, но с пополнением всегда общается лично. В этом году ты у нас один из… Белогорска правильно? Конечно, по загару вижу, что не с Борисоглебска или Качи. Оттуда тоже ждём, но чуть позже. Ты кстати чего так рано приехал?
        - Устал отдыхать, - сказал я, подсчитывая, что прибыл почти на две недели раньше выхода с отпуска.
        - Так, ты у нас холостой… Сергей Сергеевич, верно? - улыбнулся майор, подмигнув двум барышням в углу.
        - Нет. Девушка скоро приедет, - соврал я, чтобы отвадить от себя охотниц на молодых лейтенантов.
        За спиной даже послышался вздох разочарования, а девушка за машинкой прошептала что-то вроде «не судьба».
        - Эт прекрасно. По всем бытовым вопросам зайдёшь потом сюда, аттестаты и всю остальную тряхомудию можешь оставить. Бери фуражку и пошли к Алексеичу.
        Пока что 236-й полк удивлял меня своей приветливостью и добротой. Патрульный не записал, кадровик, можно сказать, пылинки сдувает. Осталось ещё с командиром пообщаться. Немного волнительно, если быть честным с собой.
        Тут же вспомнил, как представлялся в своей прошлой жизни по прибытию из училища. Идёшь по коридору, а в голове «только бы теорию не спросил» или что-нибудь из учебного материала. И потеть немного начинаешь. Главное, чтоб ладони были сухими, а то захочет поздороваться командир, а у тебя руки в мыле.
        Дверь в приёмную к полковнику Томину можно было спутать с другими. Невзрачная и потертая она совсем не подходила для занимаемой должности начальника. В самой приёмной на полках стоят фотографии и кубки, вымпела и сувениры. Даже есть расшитая узорами тюбетейка.
        - Валерий Алексеевич, не занят? - приоткрыл дверь в кабинет к командиру кадровик.
        - Трефилыч, заходи. Чего хотел? - послышалось из-за двери.
        - Молодёжь подъехала. Один только пока, - ответил ему кадровик, заводя меня в кабинет.
        - Рановато, - сказал полковник, накидывающий китель и ловко его застёгивая. - Давай, ребя, послушаю тебя.
        Передо мной стоял статный офицер чуть выше меня ростом. Плечистый, мускулистый, с огромными ладонями, но невероятно добрыми глазами. Фразу «добро должно быть с кулаками», наверняка, придумали, когда увидели полковника Томина.
        - Товарищ командир, - сделал я три строевых шага, подходя к Томину. - Лейтенант Родин прибыл для дальнейшего прохождения службы.
        - Хорошо сказал, ребя, - ответил полковник и крепко пожал мне руку. - Присаживайся, лейтенант. Трефилыч, а ты мне красную папку оставь. Мы сами потолкуем с офицером.
        - Понял, командир. Сергей, жду в своём кабинете, - ответил седой майор и вышел за дверь.
        - Ну, что, Сергей… Сергеевич, посмотрим на тебя, - сказал Томин. - Пока я читаю, слушаю тебя.
        - Родин Сергей Сергеевич, 1959 года рождения…
        - Угу, - подтверждал очевидную информацию Томин.
        Пока он читал личное дело, я вкратце описал свой жизненный путь, не упоминая в нём инцидент в аэроклубе и трагедию на выпускном. Да и никто таких подробностей не спрашивает.
        - По распределению выбрал ТуркВО. У меня всё, товарищ командир.
        - Угу, - сказал Томин и отложил в сторону личное дело. - Значит, ребя, работы у нас с тобой много. Недавно вернулись мы с командировки. Скоро ещё одна эскадрилья туда уйдёт на замену. Так вот тебе первая боевая задача - летать много, часов так 100 - 120 но за год ты мне должен выдать, понял?
        - Так точно, товарищ командир.
        - И через год, мы на тебя посмотрим, - сказал полковник, протягивая мне личное дело. - Пойдёшь в первую у меня. Там половину клеток не занято. С кем в бой идти, ума не приложу.
        - Товарищ командир, я…
        - Знаю, что готов. Но мне главное, чтоб не только задачу ты выполнил, но и живым вернулся. Сорвиголова мне не нужен, ты меня понял? - настойчиво спросил Томин.
        Либо он просто предостерегает меня, чтобы я не лихачил во время полётов, либо он знает о моей проблеме. Всё же, психологи, прозная о трагедии с Женей, могут за меня взяться.
        - Так точно.
        - Хорошо, теперь давай познакомим тебя с командиром эскадрильи.
        Пока Томин вызывал моего будущего комэску, я осматривал интерьер кабинета. Всё гораздо скромнее, чем у Доброва или начальника училища. Сейф, небольшой холодильник, кондиционер, уютный диван и никаких развлечений, вроде радио или телевизора. Много книг на полках шкафа, среди которых большинство классической литературы.
        - Давай без твоих объяснялок. Сам иди сюда и забирай парня, - громко сказал полковник и положил трубку телефона.
        Далее начались вопросы о инструкторах и командирах в училище. Томин сам окончил Белогорское и успел послужить во многих частях округа. Знал он и Реброва, о переводе которого он узнал от меня.
        - Эх, Вольфрамыч! Забрать бы его сюда. В какую часть говоришь он перевёлся? - спросил командир полка.
        - Не могу знать. Известно, что в Среднеазиатский округ.
        - Ладно. Этого достаточно будет, - махнул Томин, и что-то отметил у себя в тетради.
        В дверь постучали, и через мгновение в кабинет вошёл зализанный капитан со взглядом маньяка-убийцы. Первый раз Осмон меня неприятно удивил сегодня.
        - Заходи, Григорий Максимыч, - громко сказал Томин, снимая с себя китель. - Лейтенант, знакомься, капитан Гнётов - заместитель командира 1-й эскадрильи.
        Глава 20
        Видимо, что-то пошло не так в жизни Гнётова. Про его перевод с учебного полка с повышением в должности я знал. Однако, со слов Швабрина, Гриша Гнётов должен был ехать в ГДР на должность заместителя командира эскадрильи. Ну почти всё так и произошло. Только вместо западных побрякушек, капитан теперь греется под азиатским солнышком. Где-то ему не повезло.
        - Добрый день, Григорий Максимович, - протянул я ему руку. - Рад вас видеть.
        - Приятный… кхм, сюрприз. Сергей Сергеевич, если мне не изменяет память? - прищурился Гнётов, шмыгнув своим носом картофельной конфигурации.
        - Так точно.
        - О как, ребя! Это я здорово угадал. Максимыч, ты у нас новенький, Родин тоже. Знакомы по Белогорску, как я понял? - весело хлопнув в ладоши, сказал Томин.
        Ещё как! Совсем недавно за одним столом берёзовый сок пили с одного стакана. А сцена с моим появлением в нижнем белье и вовсе стала предметом народного фольклора.
        - Не близко, но пересекались, товарищ командир, - сказал Гнётов, обходя стол.
        - Давай, капитан, присаживайся. Как видишь, я тебе сразу даю молодое пополнение. Пока твой командир в… Родин, садись, - сказал Томин, махнув в мою сторону. - Застыл, как будто увидел девчонку после северной вахты.
        Гнётов совсем не походил на красную девицу, на которую приятно смотреть. Сейчас он вызывал у меня ещё больше негатива, чем в тот вечер в казарме, когда он пытался задеть Тёмыча и других ребят. Потерпел он тогда фиаско, но это было вызвано, скорее, нашим невероятным везением, чем его проколом.
        - Итак, Максимыч, судя по послужному списку этого самородка, он таким и является, но моё отношение к этой вот папочке ты прекрасно знаешь, - указал командир на моё личное дело. - Мне до лампочки Ильича, что там написано. Пока сам с ним не слетаю - выводов делать не буду.
        - Я вас понял, товарищ командир. Сейчас инструкторов не много у нас. Сами знаете, переучились на модификацию СМ, а Родин пока в Зары не съездит и теорию там не пройдёт, к полётам не приступит. А у нас самих задач по…
        - Родин, уши закрыл, - сказал Томин, но я лишь вопросительно на него посмотрел.
        В моём взгляде, наверняка, читался вопрос «зачем». Валерий Алексеевич строго взглянул на меня, заметив, что я торможу с выполнением команды, но Гнётов вовремя вернулся в разговор.
        - Товарищ командир, я всё понял. Есть заниматься подготовкой молодого лётчика.
        - Вот и отлично, Григорий Максимыч. Хочу услышать срок и примерную дату, когда я буду проверять лейтенанта Родина, - полез за ручкой в карман полковник.
        - Планируем вылет на нашей базе в марте, - прикидывая что-то в голове, ответил Гнётов.
        Надолго он решил меня к земле привязать. Стоит мне немного быть поактивнее сейчас в разговоре. Нечего соглашаться с таким положением терпилы.
        - Товарищ командир, готов вылететь в январе, - громко сказал я, и поймал на себе маниакальный взгляд Гнётова.
        Не по душе ему такая дерзость вчерашнего курсанта!
        - Разбежались! 30 декабря, вторник. И только попробуйте меня не запланировать в этот день, - поставил у себя Томин пометку в тетради. - Вот теперь, оба свободны.
        Выйдя в коридор, мы несколько секунд смотрели друг на друга с капитаном. Старался он улыбаться, но получалось это у него плохо. По выражению лица, он был готов мне «прописать» в грудную клетку.
        - Соседнее здание, первый этаж, 5-й кабинет. Закончишь свои дела здесь и придешь ко мне, - проговорил сквозь натянутую улыбку Гнётов, уходя по направлению к лестнице.
        Вот же прилетело мне счастье! И запомнил же капитан Гриша меня.
        Вернувшись к кадровику, я обнаружил отпечатанный список служб с номерами кабинетов, куда мне нужно попасть. Интересная такая «дорожная карта», с которой проще будет знакомиться с полком.
        - Так, да, и к финансисту зайди в конце. Он у нас своеобразный. Может зацепиться с тобой языком. Ну, они все такие, - улыбнулся Трефилыч, протягивая мне мои документы. - В общаге у дежурного тебя будут ключи ждать. Подберут тебя комнату какую-нибудь. А там, когда семейное положение поменяешь, и квартиру подберут.
        При этих словах, одна из работниц посмотрела на меня мечтательным взглядом. Симпатичная блондинка с фактурной фигурой и голубыми глазами сверлила меня взглядом, пока я не вышел из кабинета.
        - Карина, и этот тоже не свободен, - услышал я, захлопнув дверь.
        - Грустный он какой-то. Может, командир встряску устроил? - задалась вопросом другая девушка.
        - Алексеевич наш с новенькими культурно себя ведёт. У этого Родина на лбу написано, что свободен. Про девушку это он приврал думаю, - сделал вывод майор.
        - Посмотрим со временем.
        Сразу тебя раскусили, Серега! Не научился за годы службы притворяться.
        Вояж по службам выдался весёлым и познавательным. Упитанные тёти и сержанты с прапорщиками - в продовольственной службе, хитрые и глазастые - работники вещевой и немного дёрганные - в службе вооружения.
        Начальник склада вооружения по имени Витя и вовсе при разговоре сильно заикался. Сначала подумал, что врождённый недуг, но как шепнула женщина, принимающая от меня аттестаты на оружие и химическое имущество, это у него приобретённое.
        - На войне был? - тихонько спросил, я оценивая возраст этого седого прапорщика на лет 35 - 40.
        - Да куда там, - отмахнулась женщина. - Со срочной служит здесь. И всё в службе вооружения.
        - А чего седой такой?
        - Ты побудь столько лет начальником склада вооружения, и не только заикаться начнёшь. Это он ещё немного спокойнее реагировать с годами на всё стал, а то вечно у него, то одно пропадёт, то другое, то солдаты ящик уронят с запалами на ящик с гранатами.
        Это ещё умудриться надо, так попасть ящиками друг на друга. Не только у лётчиков нервная работа, но и у начальника склада вооружения.
        Пока я бегал по всем кабинетам, изрядно замаялся. Ещё и постоянно приходилось таскать с собой чемодан. Не догадался сразу оставить его где-нибудь на КПП, чтоб на выходе забрать потом. А ведь ещё идти на общение с Гнётовым.
        И вот остался у меня, согласно списку Трефиловича, пожалуй, основной пункт моего похода по службам 236-го полка. Что угодно можно говорить, что не в деньгах счастья, но без них вообще плохо.
        Отвечает за это дело в войсковой части 23343 начальник финансового довольствия или просто начфин. По своему статусу, практически третий человек в полку, после командира и начальника штаба. Ну, или четвёртый, если брать в расчёт супругу командира.
        В финансовой части стояла гробовая тишина, прерываемая только томным дыханием крупной женщины в очках заполняющей документы и звуками работы холодильника. Сам интерьер отличался от других кабинетов. Никакого беспорядка и кипы отложенных документов. Каждая папка подписана и выставлена в большом шкафу. Пол буквально блестит, как и окна, отгороженные от внешнего мира решётками.
        В потолке встроенный вентилятор, гоняющий воздух в помещении, а кислород дают растения, которые расставлены на полках и развешаны на стенах.
        - Здравствуйте, мне нужно к начальнику попасть, - поздоровался я с женщиной, но на меня не обратили внимания.
        Она так и продолжала заниматься своим делопроизводством.
        - Добрый день… эм… женщина! - чуть громче сказал я.
        Полное игнорирование. В прошлой жизни финансовые работники часто отличались сложным характером и манерами, но я и не думал, что это у них наследственное.
        - Женщина! - уже перешёл я на повышенный тон.
        В этот момент она медленно подняла руку и указала на дверь у стены, всё также не поднимая головы. Подойдя к следующему помещению, я прочитал на выцветшей табличке «Капитан Рублёв Р. Р.». Говорящая фамилия для финансиста.
        Постучавшись и получив разрешение войти, я переступил порог кабинета начфина. Он работал с документами, одетый в повседневную форму. Совершенно лысый, в очках и сильно сгорбившийся над своим рабочим местом. Ещё немного и нырнёт в бумаги.
        - Товарищ капитан…
        - Доброго дня. Денежный аттестат, выписку из приказа мне на стол, и я вас не задерживаю, - быстро протараторил начфин. Как и его подчинённая, он также не отрывался от своих дел. - Расчётную книжку заберёте у Раисы Петровны в предыдущем кабинете.
        - И вам доброго дня. Разрешите вопрос, по…
        - Размерность денежного довольствия ваша будет складываться из оклада по должности, званию, надбавки за выслугу лет и других дополнительных надбавок. Пайковые…
        - Я не это хотел спросить, - перебил я его, но финансист продолжал сыпать выдержками из своих документов.
        Рассказывал, как мне получать деньги, у кого, какие налоги. Таки да! Мне нужно ещё налог на «бездетность» платить.
        - Виноват, какой налог? - удивился я.
        При этих словах капитан с валютной фамилией оторвался от своих документов и медленно отложил в сторону ручку.
        - Товарищ лейтенант, вас не обучали финансовой грамотности? - поинтересовался он.
        - Этому учат в другом училище. Иначе бы вас здесь не было, - ответил я.
        - Справедливо. Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан СССР, в простонародье «налог на яйца». Слышали о таком?
        А вот о таком я слышал, только не знал полного названия это мзды, которую платили в это время в Советском Союзе. Вот ты Серый даёшь! Четвёртый год в стране, а законов ещё не выучил.
        - Всё понятно, товарищ капитан, - сказал я, выкладывая перед финансистом свои документы. - Разрешите идти?
        - Да. И больше не кричите в соседнем кабинете. У Раисы Петровны проблемы со слухом. Она ваши крики вряд ли услышит.
        Даже как-то неудобно стало. Чего только не подумал про женщину, которая меня игнорировала. Оказалось, что всему виной недуг со слухом у неё. И не извинишься так сразу.
        Завершив все мероприятия в штабе полка, отправился я в расположение первой эскадрильи. Вещи свои предусмотрительно решил оставить в классе подготовки, где в это время присутствовал только тот самый Валера Гаврюк.
        - Серёга, тебя к нам значит, определили? - спросил он у меня, наливая себе чай из самовара.
        - Да, Томин к вам направил. Сейчас к Гнётову пойду.
        - Ты с ним по Белогорску знаком? - выставил Валера ещё одну кружку из небольшого шкафчика.
        - Пару раз даже очень тесно знакомились, - улыбнулся я, рассказав о случае с дефилированием в нижнем белье.
        Гаврюк смеялся от всей души, а пришедшие через несколько минут другие лётчики, заинтересовались этой смешной историей не меньше Валеры.
        - Ну ты дал, Родин. И прям перед психологом и комэской, - ухахатывался невысокого роста летчик Паша Мендель, прошлого года выпуска из Борисоглебска.
        Остальные тоже не прошлись мимо возможности прокомментировать данный эпизод. На громкий смех, как говорится, и командир может зайти. В данном случае заместитель, коим является Гнётов. Когда капитан вошёл в класс, старлей Мендель тихонько подал команду «Товарищи офицеры». Встала основная масса неохотно, особенно Валера.
        - Чего весёлого рассказываете? - спросил Гнетов, войдя в класс. - Да не вставайте. Вижу, что делами заняты. Чай у вас стынет. Родин, а вам какая задача ставилась?
        - Прибыть к вам после всех мероприятий.
        - Вот видите, товарищ лейтенант. Всё вы знаете, а не выполняете.
        - Максимыч, я его задержал. С ребятами познакомить надо. Кстати, может чайку? - предложил Гаврюк Гнётову.
        - Меня от твоего чая слабит. Родин, через минуту у меня в кабинете со своей лётной документацией, - спокойно сказал Григорий Максимович. - Команду не подавайте, - бросил он, выходя за дверь и сильно хлопнул ею.
        - А слабит его, потому что дерьмеца в нем много, - улыбнулся Валера, отпивая ароматного напитка из кружки.
        - Пойду я, а то в первый день получать нагоняй не охота, - сказал я и вышел из класса.
        Гнётов сидел в кабинете командира эскадрильи за своим отдельным столом.
        - Проходи Родин. Беседовать будем, - сказал капитан, когда я появился на пороге. - Присаживайся, - указал он мне на стул перед его рабочим местом.
        - Григорий Максимович, у меня к вам сразу личный разговор, - сказал я, чем вызвал удивление зализанного капитана.
        - Давай. Всегда готов выслушать своих подчинённых, - ехидно улыбнулся Гнётов.
        - Наше с вами знакомство в училище было не самым хорошим. Я бы хотел оставить это всё там, а в Осмоне начать нормальное общение.
        - Ага, и как ты до этого додумался? - с издевкой спросил капитан.
        Вот не идёт он на контакт совершенно! Что за человек?
        - Товарищ капитан, ну кто старое помянет - тому глаз вон, разве не так? - улыбнулся я, надеясь, что у Гнётова это вызовет нормальную реакцию, не иронию.
        - Ты договаривай до конца поговорку Родин. Кто забудет, тому оба, так ведь? - спросил Григорий Максимович, картинно поправив волосы. - Не злопамятный я, Сергей. Однако, как ты уже понял, не в этом месте я хотел оказаться.
        В последних словах у Гнётова были нотки некоего разочарования. А ведь и правда, как его так угораздило поменять перевод в Германию на ТуркВО.
        - Поделитесь соображениями, как так вышло? - спросил я, пока Гнётов ходил за каким-то графиком к столу командира.
        - Чего тут делиться? Всё очень просто. Желание перевестись изъявил - пожалуйста. В Германию приехал, а место занято. Съездил в Москву, и там руками развели. Вот тебе, друг, на выбор любой полк в ТуркВО. Теперь я здесь… кхм, - прокашлялся Гнётов, будто переключаясь с нормального парня на мерзавца. - Отставить, короче говоря, лирику. Книжка, где лётная с училища?
        Изучив все мои полёты и сделав вывод, что третья «пьющая» не умеет учить летать, он отдал мне назад мой главный летный документ. Теперь Гнётов продолжил рассказывать о моих дальнейших действиях и задачах.
        - Командир задачу поставил тебя подготовить к полёту с ним. До этого, ты будешь должен съездить в Зары, чтобы пройти теорию на СМ модификацию. Неделю там побудешь, выучишь и вернёшься обратно. Практику уже здесь слетаешь.
        - Понял. А полк на МиГ-23 не планируют пересаживать?
        - Родин, изучи сначала хоть эту модификацию, а потом будешь о других типах думать. Вон, во второй вообще за голову хватаются, что их на Су-17 переучивать сейчас будут, а ты за 23-й говоришь, - негодовал Гнётов. - Нас тоже может такое ожидать, если СМы вывозить не будут.
        Похоже, что боевых задач в Афганистане с каждым днём становится всё больше. Растёт интенсивность вылетов, а раз у противника авиации нет, основные задачи - нанесение ударов по наземным целям.
        - Ты, кстати, чего так рано из отпуска вышел? Девушка твоя где, из-за которой ты чуть не вылетел на втором курсе? - допытывался меня капитан.
        И снова мне напоминают про Женю. Не получается мне пока из головы убрать мысли об её гибели. Внутри снова перехватило дыхание, и даже ответить нечего сейчас заму комэски.
        - Ладно, не моё дело. Иди в общагу, а завтра уже командир будет на месте, тогда и поговорим с ним предметно, как быть с переучиванием тебя на СМ.
        Общежитие оказалось вполне себе годным для проживания холостяков. Исходя из самого названия, в этом здании было общее всё - санузел, кухня, курилка, телевизор, холодильники и даже несколько велосипедов, моделей «Турист» и «Аист». На них, обычно гоняли в соседний квартал в магазин за горячительным. А вот если он закрыт, то… гоняли тоже, только в соседнюю общагу, где жили, в основном, техники. У них со спиртом всегда был полный порядок.
        - Селю тебя отдельно, поскольку летчикам перед полётом высыпаться надо. Соседи у тебя шумные, но договориться можно, - наставляла меня дежурящая, преклонного возраста бабуля.
        - Ничего. Подушкой накроюсь, если что, - сказал я, когда она открыла передо мной дверь комнаты.
        Сразу видно, что этот угол крайний раз видел жильцов очень давно. Потолок в паутине, мебель в пыли, а обои под воздействием времени отходят. Шторы на окнах светло-жёлтые и плотные, чтобы не пропускать солнечных лучей. Для того чтобы раньше засыпать самое то.
        Пока я проводил генеральную уборку, ко мне несколько раз заглядывали те самые шумные соседи. Оказались они выпускниками прошлого года. Один даже мой сослуживец по эскадрилье.
        - Марк Барсов или просто Марик, - представился этот слащавенький парень со светлыми волосами. Уверен, что в гарнизоне этот парнишка уже прослыл героем-любовником.
        Я сегодня с ним уже виделся в классе подготовки, но так тесно не общался.
        Трое других - лейтенанты из группы руководства полётами и командного пункта. Весёлые ребята, которые уже готовятся к отправке в Афган.
        - Сосед, ты давай к нам заходи. У нас и беленькая, и чистый, и коричневый есть. Закусон сейчас организуем, - уговаривал меня один из КПшников.
        - Серега, ну не обижай своего сослуживца. Мы с тобой, возможно, скоро духов будем бомбить крылом к крылу, так сказать, - лез ко мне обниматься Барсов, но пока что настроения у меня не было сидеть в большой компании.
        Спровадив своих соседей, я закончил уборку и приступил к раскладке вещей. Пара книжек, повседневная и парадная форма и несекретные конспекты. Главное - фотография Жени в серебристой рамке, которую я поставил на стол.
        И как-то на душе стало «сухо». Сидя в этих четырёх стенах, на кровати в комнате с видом на серые холмы Узбекистана, в далеком полку и в одиночестве - не так я представлял себе службу в Военно-воздушных силах.
        - Не то всё это… Правда, Жень? - спросил я вслух у фотографии моей девушки.
        Попробовал я почитать книгу, да только слишком громко за стенкой шумят соседи. Идёт у них обсуждение, какие они награды будут носить после командировки в Афганистан. Отжался, присел, покачал пресс и так несколько кругов - и тоже не помогло. Сходил в душ, постоял под горячей водой, а в мыслях по-прежнему Женя и что я теперь один. Так и сжимается у меня внутри комок, когда я думаю об этом. Сам не заметил, как постучался в комнату к соседям и попросился к ним в гости.
        Застолье было знатным. Алкоголя много, закуски ещё больше. За еду отвечал прапорщик из продовольственной службы, организовавший всё по высшему разряду. Так что, через какое-то время, я уже был очень «весёлым».
        На кухню частенько выходили покурить, а в моём состоянии я не против был и это попробовать. Противная и вредная штука даже в пьяном состоянии не оказала на меня влияния, и более я не брал в руки сигареты.
        Больше всего общались мы с Мариком, который рассказывал, как ему нравится в Осмоне. В основном, его привлекают местные загорелые дамочки и молоденькие официантки.
        - В штабе есть парочка хорошеньких, - рассказывал он.
        - Да я видел в кадрах. Одна на меня даже смотрела… ик… пристально, - сказал я, еле удерживаясь за подоконник на кухне.
        - Блондиночка моя. Она не самая красивая, но у меня на неё планы, хорошо Серый? Я с тобой поделюсь потом, - громко рассмеялся Марк.
        - Я занятой уже, разве не помнишь, - грустно ответил я.
        Перед этим я нашептал ему о своей трагедии на выпускном. Возможно, и зря, но сила алкоголя туманила рассудок. Язык у меня развязался.
        - Серый, ну, сколько ты будешь один? Короче, брат, будешь готов, я тебя с хорошенькими сведу. Не пожалеешь! - воскликнул Марик, крепко обнимая меня.
        Вечер затягивался, и за столом мне уже становилось душно. Тело требовало свежего воздуха. И как раз, я потерял из виду своего нового товарища Марика.
        Пытаясь удерживать себя на ногах и держать вертикальное положение тела, я спустился вниз на крыльцо. Бабуля - дежурящая сегодня, которую как оказалось зовут Глашей, только покачала головой.
        - И этого споят черти, - махнула она на меня рукой, продолжая что-то вязать спицами.
        Свежий воздух действовал немного отрезвляюще. Но ещё больше меня взбодрил женский голос у соседнего дома.
        - Идём. Обещала ты мне сегодняшний вечер, - ругался на девушку, укутавшуюся в меховой платок, Марик.
        Ну, нельзя так с дамой! Внутри меня проснулся благородный воин, который должен защитить честь дамы.
        - Марк, ну хватит. Я домой пойду. Не сегодня, давай?
        - Сегодня и сейчас, - крикнул Марк, срывая с девушки платок и повалил на землю.
        Это он зря! Он, конечно, друг, но благородство не пропьёшь.
        Подходя ближе к этой парочке, я принялся что-то высказывать своему новому товарищу. Однако, заправка алкоголем была самой полной и я еле стоял на ногах. Всё перед глазами крутилось и вертелось.
        Оттащив Марка от девушки, я не устоял на ногах и по инерции завалился. Вертикальное положение поменялось на горизонтальное, но лежать было приятно, поскольку я чувствовал аромат женских духов.
        «Ох, зря я так налакался!» - подумал я, перед тем как отключиться.
        - Я тебя утоплю в унитазе! - вернул меня в реальность буйный мужской голос, и я получил мощный удар по ребрам и откатился в кусты.
        Глава 21
        Не думаю, что я долго пролежал на земле. Буквально, сразу после мощного прилёта по ребрам меня уже дергал за грудки пухлый мужик, осыпая всеми возможными оскорблениями. Чего он только не грозился мне отрезать!
        - Вошь ты лупоглазая! Я тебе руки оборву, и не только их. Ты по фамилии не Бессмертный, случайно? - кричал на меня лысый мужик.
        - Дядя, вы оборзели? Чего развели? На кого бочку катите? - попытался я оттолкнуть его, но это было не так уж и просто. Крепко он в меня вцепился.
        Девушка, чью внешность я только сейчас смог разглядеть, стояла рядом в слезах и тряслась от страха. Самое хреновое, что я от слова совсем не помню, как оказался на улице. Вот это меня развезло. В первый раз такое.
        - Я тебя в эту бочку сейчас посажу и на губу отправлю, Диоген недоделанный! - резко отпустил меня мужик.
        По части остроумных фразочек, он с Ребровым мог бы поспорить. А вот я продолжал еле удерживаться на ногах, вращаясь как гироскоп.
        - Папа, пойдём отсюда. Он всё понял, - принялась уводить гневного дядю девушка.
        - Конечно, понял. Порядочки тут у вас. Вот так и оказывай помощь, чтоб потом тебя… ик… за грудки таскали, - крикнул я вдогонку уходящей паре.
        - Таких помощников за хобот и в штрафбат. Я тебе устрою, сладкую службу. Считай, ты уже в дисбате, - пригрозил мне мужик, заходя в подъезд дома.
        Вот же… прекрасное завершение дня. Познакомился с командованием, встал на все виды довольствия, узнал в своём новом заместителе командира эскадрильи старого «друга», хорошо «накушался» и получил по ребрам, причём я так и не понял за что.
        И этот хмырь старый вылез откуда-то. Не разобрался, и сразу драться, угрожать, оскорблять. Мог бы у дочери своей спросить, как всё было. Я хоть и пьяный, но не столько моральный дегенерат, чтобы приставать к девушке.
        Хотя… Ведь девушка молчала и ничего не отрицала. Неужели я действительно приставал к этой девчонке, а потом завалил её, прямо здесь и… да нет. Не успел бы я так быстро.
        При этих мыслях, я и не заметил, как уткнулся в свою подушку на кровати в комнате. В голове продолжали барражировать вертолёты, так и норовя заставить меня избавиться от моего ужина в желудке.
        Наутро с плохим настроением и состоянием здоровья, я прибыл в эскадрилью, чтобы приступить к своим обязанностям.
        - Марик, а ты куда вчера пропал? - спросил я у Барсова, встретив того в кабинете.
        - Отошёл по делам. Как здоровье? Видок у тебя неважный, - покачал головой Марк, наливая себе крепкого чая.
        - Не очень. Я бы ещё поспал, а то до сих пор штормит.
        В кабинете появился Валера с остальными лётчиками. С первых шагов, он ощутил изменение атмосферы в классе.
        - Чувствую запах вчерашнего праздника, да Марик? Накачали вчера Серёгу? - спросил Гаврюк.
        - Сам поднакачался. Посидели за ужином немного, - потирая виски, сказал я.
        - Ну да. Это ты не предусмотрительно. Сегодня комэска на месте. Захочет с тобой познакомиться, а ты с таким амбре, - сказал Мендель, ставя передо мной кружку с каким-то отваром. - На местных травах. Похмелье хорошо снимает.
        - И запоры устраняет, - посмеялся Марик. - Тут уж придётся тебе выбирать, Серый - или взрыв мозга у Гаврилыча, или очко в сортире.
        - Прекрасная альтернатива, - сказал я, отпивая из кружки. - Слушай, мне вчера показалось, что ты к девчонке приставал. Не припоминаешь?
        Марик сразу замахал руками, что такого не могло быть. Он был у девушки в двух домах от общаги, и я его не мог там видеть. Над моим рассказом про вчерашний случай Барсов только посмеялся.
        - Серый, ну тебе столько пить нельзя. Начинаешь небылицы сочинять. Если бы такое произошло в военном городке, ты бы уже сидел на губе, а ты чаи гоняешь на службе, - продолжал улыбаться Марик.
        Кто-то рядом тоже услышал о моих вчерашних похождениях. В воинском коллективе только дай повод посудачить. Как минимум неделю будут вспоминать о твоём провале, а то и больше, если провал конкретный.
        - Короче, это прям для анекдота ситуация, - смеялся Мендель. - Захотел Серёга пойти на свидание. Пошёл и надеялся, что там ему дадут.
        - Ага, да только не думал, что звездюлей, - поднял смех в классе Гаврюк.
        Я даже сам немного посмеялся. Самоирония сейчас очень даже кстати, чтобы отвлечься от дурной мысли. Как ни крути, а пить так, что не помнишь какие-то моменты - плохой знак.
        После добротного отвара, меня потянуло в уборную. Желудок требовал аварийного сброса. Но и здесь меня поджидал неприятный сюрприз. Вбежав в умывальник, я обнаружил там моющего руки вчерашнего психованного папашу с голым торсом. Судя по штанам и обуви, он занимался спортом и теперь приводил себя в порядок.
        - Опять ты! - воскликнул мужик, вытираясь полотенцем. - Чего забыл тут?
        - И вам день добрый! Я немного тороплюсь. Дайте дорогу, - попробовал я убрать его со своего пути, но мужик снова упёрся.
        - Я по-моему разговариваю с тобой, щенок, - остановил он меня, но сейчас меня даже рота солдат не удержит на пути в спасительное помещение с отверстием в полу.
        - Дядя, вы вчера не так всё поняли. На честь вашей дочери я не покушался…
        - Ты вот это бабушкам будешь на скамейке рассказывать. Ещё раз я тебя увижу, глаза натяну на пятую точку.
        - Старый прикол, но из области фантастики. Не натягиваются так глаза, - проскочил я мимо него, и закрылся в туалете. - Поговорим потом, а лучше никогда.
        Пока я кайфовал от облегчения, меня несколько раз поторапливали мои новые сослуживцы. Комэска жаждал познакомиться со мной и лично поприветствовать в своём кабинете.
        О нём я ничего не знал, только что зовут его «товарищ подполковник». Кто-то уже в разговоре употреблял его отчество Гаврилович, но этому я не придавал значение. Познакомлюсь я уже с ним скоро и очень близко.
        Забирая документы из эскадрильского класса, я получил последние наставления от своих коллег.
        - На любую тему с ним можешь разговаривать. Всё понимает, мужик, - расхваливал его Мендель.
        При этом Паша вспоминал, как подполковник его несколько раз отстранял от полётов. Было за что, и после этого у Менделя исчезли кое-какие ошибки в технике пилотирования.
        - Он любит прямоту. Как есть говори и не юли, - говорил Валера Гаврюк.
        - Комэска сторонник, чтобы все летали, а не занимались подсобными делами. А то штаб вечно кучу нарядов на нас скинет и ходим потом то в патруль, то в комендатуру, то ещё какими-нибудь дежурными по какой-то будке, - делился своими мыслями Марк Барсов.
        - И часто наряды? - спросил я, собираясь выходить из класса.
        - На всех хватает, - улыбнулся Валера. - Беги, старика не заставляй ждать.
        Двигаясь в направлении его кабинета, в голове мелькали радостные мысли, что мужик он хороший. Народ в эскадрилье врать не будет!
        - Товарищ подполковник, разрешите войти? - громко спросил я, заглядывая в кабинет командира.
        - Проходи, проходи Родин, - крикнул мне кто-то из-за шкафа.
        Большой шифоньер отделял в кабинете командира чайную зону от остальной рабочей. Оттуда играло радио на местном языке. И ведь ничего не понимают, а слушают. Я лично только расслышал название группы «Ялла». Гнётов поднял на меня глаза, оторвавшись от документации, и полностью бросил свои дела.
        - Книжку смотрел у него, Максимыч? - продолжал кричать из чайного угла комэска и копошиться там. Видать, переодевается после прихода на работу в повседневную форму.
        - Да. Всё там обыденно. Никаких предпосылок, инцидентов и происшествий по его вине нет. А свои соображения на его счёт, я вам уже предлагал, - ответил Гнётов, взглянув на меня с ухмылкой.
        - Григорий, ты мне вот эти настроения брось. Подходит он нам или не подходит - не нам решать, - крикнул комэска.
        Вот так Гришка Гнётов! Уже донёс до комэски на меня. Небось рассказал, что я алкаш и злостный нарушитель дисциплины. Ещё и летаю плохо.
        - Понимаю, но вы с комполка можете утрясти этот вопрос, - предложил очередной пути избавления от меня Гнётов.
        - Меня он сам определил к вам. Чем я вам не подхожу? - спросил у Гнётова.
        - Да вот, Максимыч говорит, что ты злостный нарушитель всего и вся. К алкоголю неравнодушен и дерзишь много, - весело сказал комэска, выходя из-за шкафа.
        Его лицо закрывало полотенце, которым он тщательно вытирал голову. В этот момент играл припев песни о джигитах в исполнении всё того же ансамбля. Слышался звук закипающей воды, а также подпевания комэски. Он уже зашёл за стол и принялся снимать с лица желтое полотенце.
        - Я против перевода, поскольку приказы командования выполняю, - сказал командир эскадрильи, окончательно показав мне своё лицо и встретившись со мной взглядами.
        Как я в этот момент не провалился под землю, уму непостижимо. Передо мной был тот самый мужик, с которым мы повздорили вчера, продолжили спорить сегодня, а теперь будем служить в одном подразделении. И почему мне так везёт на неприятности?
        - Мать мою женщиной зовут! - воскликнул Гаврилович.
        - Д… да и мою тоже, товарищ подполковник, - неуверенно ответил я.
        - Встреча на Эльбе, ничего не скажешь. И вот это чучело и есть наш Родин, Максимыч? - спросил у Гнётова комэска.
        Капитан сам был удивлён такой реакции командира.
        - С виду он вполне себе нормальный человек, а вот внутри… - начал Максимович, но его перебил комэска.
        - Конечно, нормальный. А с его внутренним миром я ещё вчера познакомился, так ведь, товарищ Родин? - громко спросил у меня командир. - Представиться только забыли друг другу - Иван Гаврилыч Буянов.
        - Сергей Сергеевич Родин, - ответил я.
        Рукопожатия не было. Сейчас оно ни к чему, поскольку в голове у мыслящего командира схема как бы мне не врезать за вчерашний вечер.
        - Иван Гаврилович, вчера вечером произошло недоразумение, - начал я свою речь. - Мне сложно сейчас сказать что-то в свою защиту, поскольку я не помню всех событий.
        - Допился, значит, до такого состояния, что и не помнишь, как на мою Алёнку запрыгнул? - злобно сказал он.
        Так, девчонку зовут Алёнка. Это нам ничего не даёт.
        - Не помню, но я не из тех, кто вот так прыгает на девушек. Я не моральный урод.
        - Странно, а я бы так не сказал. Вчера ты был очень разговорчивым. Да и сегодня в умывальнике твёрдо стоял на ногах. А вчера валялся на моей дочери и катался по земле…
        - Ну, вы придали мне хорошую динамику, вломив по рёбрам, - перебил я его, и от этого Буянова перекосило ещё сильнее. - Виноват, готов слушать вас дальше.
        - А чего мне с тобой разговаривать? Радуйся, что я добрый и беспокоюсь за чистоту своей эскадрильи. Мне здесь не нужны алкаши вроде тебя!
        - Вчера было исключение. Так-то я почти не пью.
        - И тем не менее, был пойман с поличным в первый же день. Ты даже сейчас передо мной ещё не полностью отошёл от вчерашнего. Похмелиться, наверняка, хочешь?
        Выпить нет, а вот минералочки бы сейчас, да пару часиков поспать не отказался бы. Ой, попал опять ты Серый!
        - В общем так. Знакомство ты провалил. Инцидент с моей дочерью, сегодняшний приход в таком состоянии, а также «рекомендации» моего зама вынуждают меня перенаправить тебя во вторую эскадрилью. Там нехватка ещё больше чем у нас. Всех берут, - сказал Буянов, поднимая трубку.
        - Товарищ подполковник, командир полка ясно дал понять, что летать я буду у вас.
        - Это решаемый вопрос. Ты думаешь, что после такого мы с тобой сработаемся? - злобно бросил комэска трубку.
        - Вы даже не разобрались в инциденте, а уже выводы сделали. Приставать к вашей дочери я не мог. У меня есть девушка. Зачем мне другие?
        - Родин, не лохмать мне мошонку здесь! Мужик всегда думает сначала одним местом, а потом другим. Голова включается вообще в третью очередь, - отмахнулся Буянов, и потянулся за двумя стаканами и графином с водой.
        Разлив воду, он выпил один стакан, а второй поставил мне. Даже в непростой обстановке проявляет понимание моего болезненного состояния. Стакан я выпил залпом, поставив пустой поближе к графину.
        - Ещё? - спросил комэска.
        - Не откажусь.
        Так я опустошил весь графин, но Буянов не повёл и глазом.
        - Сразу видно, кто пил вчера, тот пьёт сегодня. Графин в столовой наберёшь и принесёшь обратно, - сказал Иван Гаврилович, вновь поднимая трубку.
        Дверь в кабинет открылась, и первым в неё вошёл командир полка, одетый в светлый комбинезон, тёмную ДСку и подвесную систему. В руках он держал шлем, планшет и какие-то бумаги.
        - Максимыч, не пили меня. Год, а потом посмотрим. Работай пока, - высказывал он Гнётову. - Гаврилыч, к тебе с новостями решил заехать перед вылетом.
        - Спасибо. Общаемся вот с молодым товарищем, - пожал Буянов протянутую руку командира, вставая со своего места.
        Я к этому времени уже вытянулся по струнке, пытаясь не дышать, чтобы не показаться в неприглядном свете Томину.
        - Это правильно. Больше выпускников не будет в этом году, - сказал командир, присаживаясь на диван у стены. - Садитесь, садитесь.
        - Командир, да как так? У нас народ загнётся так. Мы и так тянем большинство вылетов по задачам. Ещё и в Афган перекинут в следующем году? - возмутился Буянов.
        - Ты прям провидец, Гаврилыч. Думаю, что полгода и мы там опять будем сидеть, если с других округов не пришлют. Так что, давай пацана допускай, и я на него сам посмотрю в полёте. Вот кстати, телеграммы на переучивание с 24-й дивизии скинули, - сказал командир, доставая папиросу «Казбека».
        Пока командиры что-то обсуждали по поводу предстоящего вылета, Гнётов внимательно перечитал телеграмму и готовился сделать вывод по ней.
        - На нашей базе проведут курсы переучивания по модификациям ПФМ и СМ. Ещё рекомендовано по возможности как можно больше народу на Су-17 подготовить.
        - О, командир, мы тут подумали с Максимычем, и кое-что предложить хотели, - хлопнул в ладоши Буянов, косясь в мою сторону. - Парня давай во вторую, пока ещё приказом его нам не отдали. Растёт пускай там, в профессиональном плане. Он и сам не против, да Родин?
        - Так точно. Хочу новый тип освоить, - встал я со своего места, но командир махнул рукой, чтобы я присаживался.
        - Ещё какие есть предложения? - спросил Томин.
        - Правда, товарищ командир, хочет человек. Может он, потом в испытатели пойдёт, а так уже и несколько типов у него освоено будет, - уговаривал Гнётов.
        Так и хотят от меня избавиться эти двое. В принципе, я и не против такого развития событий. Если сразу не задалось с новым начальством, лучше перевестись. Тем более, они сами настаивают и причину хорошую подобрали - профессиональный рост молодого лётчика.
        - Ещё что у вас? - снова спросил в спокойной манере командир.
        - Коллектив у нас слётанный. Барсов в прошлом году пришёл, так он уже у меня и ведомым на задачу слетал. А здесь мне его даже в пару не с кем поставить, - продолжал приводить аргументы в пользу перевода Буянов.
        Командир выждал пару секунд паузы, прислушиваясь к песне из радио.
        «А сейчас на волне нашего радио лауреат фестиваля „Песня года“ Роза Рымбаева», - объявил диктор.
        - Мда, не лучшая мелодия перед полётом, - сказал Валерий Алексеевич, и встал с дивана. - Летать будет он в твоей эскадрилье, Гаврилыч. И не делай мне мозги своими переводами. Максимыч знает, когда я лечу с Родиным на проверку. И этот вопрос решён окончательно.
        - Товарищ командир… - попробовал снова уговорить его комэска.
        - Иван Гаврилыч, ну сидит с лёгким амбре. Он что не человек? Отметил вчера приезд, с парнями познакомился. Не к твоей же дочери приставал? Всё, меня не провожать, работай с ним.
        Метко командир попал по всем пунктам. Гаврилыч переглянулись с Гнётовым, понимая, что как не старайся, а от меня не избавиться. В первый раз у меня такое, что сам готов уйти, а не дают.
        - Завтра с утра начинаешь сдавать зачёты, Родин, - сквозь зубы проговорил Буянов. - И советую подготовиться очень хорошо.
        В общежитии продолжалась весёлая жизнь, а у меня кипела уже голова от перечитывания конспектов по конструкции самолёта. Смотревшая на меня с фотографии Женя, так и норовила посмеяться над моими потугами, запомнить принцип действия системы сдува пограничного слоя. Из головы всё никак не выходит вчерашний вечер и провал в памяти. За такими переживаниями, я не смог отказать себе в пропуске парочки рюмок приобретённого утром портвейна «Кавказ».
        Редкая гадость, но на душе от него становится гораздо теплее. Так и не заметил, что уснул за столом, напротив фото Жени.
        Утром с горечью обнаружил, что бутылка пуста, а голова слегка затуманена. И вот зачем спрашивается было пить? Ещё и одному!
        Стойкий запах портвейна, исходивший от меня, был учуян комэской сразу, когда я вошёл в его кабинет для сдачи зачёта.
        - Родин, ты какого лысого снова пил вчера? - выругался Гаврилович.
        - Товарищ командир, я зачёт готов сдавать. А на это не обращайте внимание. Остаточное.
        - Я тебе сейчас остаточное устрою. Давай, садись. Что сдавать будешь?
        Начали мы с ним общение по инструкции лётчику. Это один из основных зачётов, который следует сдать для допуска к полётам. И он проходил вполне себе сносно.
        Комэска всё спрашивал без подглядок в инструкцию. Видно, что командир он грамотный и знающий. Вот только ко мне он явно строг, раз ведёт уже со мной беседу в течение часа. А я всё продолжаю отвечать.
        Когда уже надежда на заваливание меня окончательно угасла, был уже обед.
        - Родин, не думал, что скажу, но ты что-то знаешь, - сказал Буянов по прошествии двух с лишним часов. - Первый зачёт ты мне сдал. Готовься завтра к аэродинамике.
        - Есть, - радостно сказал я, поспешив покинуть кабинет командира эскадрильи.
        С аэродинамикой, конструкцией, инструкцией по производству полётов на аэродроме проблем тоже не возникло. Даже Гнётов не знал до чего докопаться, и просто начинал мне переносить зачёты, отдаляя момент допуска.
        Самый вопиющий случай несправедливости пришёлся на проверку лётной книжки, которую я завёл новую, скрепив страницы сургучной печатью на последней странице. Гнётов, проверял правильность её заполнения, играя при этом в «офисный баскетбол».
        - Я не пойму, что ты здесь написал. Иди, переписывай, - говорил он, бросая книжку в урну, стоящую в углу кабинета.
        Надо отдать должное капитану, он каждый раз попадал. А мне приходилось потом выводить все свои ошибки «Белизной». Мужики ещё советовали раствор уксусной эссенции и перманганат натрия или иначе марганцовка, но мне хватало и простого бритвенного лезвия.
        Уже прошла неделя с моего крайнего употребления спиртного, и было это в выходной день. Но на следующее утро, я вместо законного выходного заступил в наряд, хотя ранее не планировался. Естественно, что запах помешал мне это сделать спокойно. А инициатором этого назначения в наряд был сам Гнётов.
        Вскоре я успел пройти и теоретическое переучивание на модификацию СМ. Эти занятия проводили специально приехавшие инструктора из дивизии, чтобы не отвлекать нас от постоянной боевой работы. Я, естественно, ещё пока был на земле и в полётах не участвовал. Меня ещё продолжали изводить зачётами Гнётов и Буянов.
        И если комэска уже сдавался и готов был выпустить меня в полёт, то вот Гнётов стоял ещё на своём.
        - Родин, ну вижу что учил, да только не достаточно. Надо ещё подучить, и тогда сдашь зачёт, а пока нет. Иди, готовься, - в очередной раз не удовлетворил я своими знаниями капитана.
        Это уже было похоже на реальное издевательство, поскольку рассказывать про количество заклёпок на корпусе снаряда С-5 из дисциплины «Авиационное вооружение» невозможно. Их никто и не считает там.
        Всё это меня уже начинало реально бесить.
        - Товарищ капитан, может, вы отстанете от меня и допустите? Вам не надоело самому? - спросил я напрямую.
        - Я ещё и не начал к тебе приставать, Родин, - медленно и с неким наслаждением проговорил Гнётов. - Не знаешь материал в должном объёме, так иди и учи.
        - Вы сами этого не знали. Может, уже забудем все наши разногласия и начнём работать? - предложил я.
        - Конечно. Вот сейчас ты берёшь книгу по авиационным средствам поражения и идёшь с ней работать к начальнику штаба эскадрильи. Помогаешь ему с документами и при этом учишь.
        Ну что за кретин! Везде поднасрать хочет. Когда-нибудь мне должно повезти в этой жизни и на моём пути не будет таких вот кренделей!
        Я не успел выйти из кабинета, как в него вошёл Буянов.
        - Где твоя ведомость? - спросил он, обращая внимание на бланк с зачётами на допуск к полётам.
        - Вот, товарищ подполковник, - показал я ему, и Гаврилович резко вырвал её из моих рук.
        - Послезавтра у тебя предварительная. И попробуй мне быть с запахом на постановке, - пригрозил мне кулаком комэска.
        Глава 22
        Первая радостная новость за последнее время для меня. Только с чего бы это комэска сменил гнев на милость?
        - Иван Гаврилыч, я бы этого не делал. Он не готов совершенно, - начал отговаривать его Гнётов, поправляя свои растрепавшиеся волосы.
        - Максимыч, спокойно. Вот мы и посмотрим, насколько он готов. Меня уже начальство дёргает за одно место. Командир сильно хочет с тобой, Родин, слетать, - сказал Буянов, просматривая ведомость. - У тебя тут одни «хорошо». Настолько всё плохо? - задал он вопрос Гнётову.
        Как и ранее в училище, оценок по зачётам на допуск ниже чем «хорошо» быть не должно. По большей части ставились оценки «отлично», если допускающийся лётчик, хоть что-то знает. «Четвёрки», особенно если все, означало, что допускают тебя даже не авансом, а просто лишь бы допустить. Мол, в процессе службы доучишь. В лётном деле, особенно на реактивных самолётах, такой формальный подход не приветствовался. Тем более к молодому лейтенанту.
        - Ужасно, я бы сказал. Такого я бы не допускал до полётов, - ответил Григорий Максимович.
        Ну, врёшь ведь, Гриша. Нагло! Разгорячённый зверь, который бы прыгнул на этого зализанного маньяка, во мне не проснулся. Я смог сдержаться. Спасли, Григория Максимовича, его погоны и моя устойчивая психика!
        - У вас ко мне личная неприязнь, товарищ капитан. Может, расскажете командиру, почему вы так ко мне не ровно дышите? - сказал я.
        Нельзя же просто так мне терпеть такое враньё. Зачёты я сдавал образцово, знания показывал нормальные. Да сам Буянов, когда гонял меня по инструкции лётчику смог в этом убедиться. А этот «целый капитан» утверждает, что мои знания «ужасны»!
        Реакция Гнётова была ожидаемой. Он тут же побледнел от злости. До этого момента капитан был вполне спокоен в своих эмоциях. Сейчас же он готов был взорваться.
        - Лейтенант Родин, кругооом и марш готовиться, - спокойно сказал комэска, протягивая мне ведомость с проставленными оценками. - На выходных в наряд заступишь. Будешь дерзить старшим - заступать будешь каждые выходные. Заодно и выпивать не будет возможности.
        В чем-то Гаврилович прав. Выпивать точно времени не будет с таким графиком нарядов. А про то, что вступил в спор с Гнётовым - накипело уже! Что не день, так какие-то палки в колёса от этого маньяка. Одно хорошо - скоро полёты, а потом хоть «на орбиту».
        В эскадрильском классе я и в этот раз оказался в центре внимания. Одни поразились, что я вообще делаю с такими знаниями в их подразделении.
        - Родин, ты когда начал заму по ИАС рассказывать про авиационное оборудование, он тебя хотел уже в инженера брать, - удивлялся мордатый Мендель.
        О Паше, по первым дням службы, мало чего интересного могу сказать. Это типичный военный без каких-либо интересов, кроме семьи, рыбалки и домашних забот. Для таких как он, полёты - просто работа. В его глазах больше блеска, когда он рассказывает о смешных моментах в воспитании детей, чем от впечатлений от полётов.
        - Как научили, Паш, - сказал я.
        - А инструкцию даже я Гаврилычу не с первого раза сдал, - рассказывал Валера Гаврюк, заполняя свою лётную книжку. - Он так мне и сказал в крайнем полёте, что хотел уже тебя просто выгнать, потому, что ты буквально наизусть ему рассказывал.
        - Я только типографию и год издания не запомнил в книжке, по которой учил, - улыбнулся я.
        - Ты как так выучил? - спросил меня Марк.
        - Сидел и учил. Ну, иногда пропускал стаканчик «Самарканда» с «Байкалом».
        От услышанного состава алкогольного коктейля всех бросило в безудержный хохот. Гаврюк и вовсе матерился, мол, я нормальный продукт порчу смешиванием с лимонадом.
        - Ты бы ещё водой разбавлял! - воскликнул Марк.
        А по мне так, хороший советский вариант коньяка с колой. Аромат узбекского «Самарканда» чуть спиртуозный. Присутствуют нотки свежих спелых яблок и абрикосов. Дополняется это всё ароматом цветов шиповника и липы. Приправив это всё вкуснейшим «Байкалом», можно часами учить с хорошим настроением. Только вот на утро ощущения не из приятных. Живот крутит, голова болит и ужасный привкус во рту.
        После моего рассказа, Валера Гаврюк попросил меня пройти с ним в коридор.
        - Серый, я, как твой командир звена, с тобой ещё не разговаривал, правильно? - в тоне старшего брата начал разговор Валера.
        - Ага, - кивнул я, понимая, что сейчас разговор будет вовсе не о полётах.
        - Пока говорю, как старший товарищ. Нырнув в бутылку, можно в один прекрасный момент не вынырнуть. По себе знаю, - сказал Валера, хлопнув меня по плечу. - От алкоголя, не важно, в каком виде, избавься. Будут у нас сабантуи, проставы, вливания и так далее. Там под присмотром и выпьешь.
        - Валер, да я всё понял. Пить вредно и очень плохо. Но можно в пределах разумного…
        - Разумное, как показал твой первый день - не про тебя. Комэска до сих пор в гневе.
        Они и об этом уже успели поговорить. А я-то думаю, чего уши недавно горели!
        - Я не помню, что там произошло. Да и не такой я, чтобы приставать, - пытался я оправдаться.
        - Ты же сам говоришь, что не помнишь. Исключать нельзя, что ты мог не со зла, а под воздействием мужских гормонов попробовать сблизиться с Алёнкой…
        - Валера, да брось ты! Зачем мне эта Алёнка? - воскликнул я, но понял, что коридор не место для повышенных тонов. - Есть… есть у меня в сердце другая девушка.
        - Об этом только ты знаешь и твоя девушка. Остальные уже не особо верят, - махнул рукой Валера, и пошёл в направлении класса. - Если твоя девушка существует, то ей бы лучше приехать побыстрее. Завтра предварительная. Первый полёт летишь со мной. Далее с комэской, а там видно будет.
        И чего они хотят посмотреть? Не забыл ли я как летать? Конечно, не забыл.
        В день предварительной подготовки, как и полагается, я удостоился пристального внимания от комэски. На постановке задач он сразу поставил меня в известность перед всей эскадрильей, что на контроле готовности я буду исполнять сольный номер, то есть «нещадно» опрошен в самом полном объёме. Долго грозил, рассказывал о последствиях моего возможного провала, а также приводил хорошие и плохие примеры.
        - Надеюсь, ты меня услышал, - подытожил свою речь Гаврилович, - Кто у тебя командир звена?
        - Я, капитан Гаврюк, товарищ подполковник, - подскочил со своего места мой усатый инструктор на завтрашнюю лётную смену.
        - Гоняй его, Валер, пока сопли не потекут. Вечером проконтролирую, - постучал пальцем по столу комэска.
        - Он парень грамотный, Иван Гаврилыч. Подготовиться, как следует.
        Гнётов при этих словах недобро ухмыльнулся.
        - Посмотрим и на ваше руководство своим подчинённым, Валерий Петрович, - вставил заместитель комэски свою фразу, пытаясь зацепить и Гаврюка.
        Валера при этом лишь весело улыбнулся, подмигнув мне. Странно, что комэска не видит конфликта в своём подразделении между своим замом и опытным лётчиком. Не есть хорошо!
        Подготовка шла легко. Мой командир звена не заставлял меня зубрить, поскольку в этом не было необходимости. В какой-то момент мы и вовсе вышли с ним, взяв по кружечке чая, в курилку. Погода была осенняя. Накрапывающий мелкий дождь только усиливал желание подогреваться чайком, закутавшись в ДСку.
        - А ты чего не в шевретке? - спросил меня Валера, указывающий на свою потёртую кожаную куртку.
        Об этом я как-то и не задумывался никогда, хоть и кожаная куртка являлась отличительной особенностью формы лётного состава. Но вот в Осмоне мне пришлось познакомиться с интересной традицией, ранее, нигде не встречавшейся.
        - На складе сказали, у вас тут негласный закон. Мол, надо первый вылет сделать, а потом на проставе тебе вручат в торжественной обстановке.
        - Ай, забыл. Сам давненько проходил через этот ритуал, - согласился Валера, отхлебнув чаю из своей кружки.
        - Советы дашь перед контролем готовности? - спросил я, но Гаврюк только улыбнулся.
        - Ты пока зачёты всем сдавал, от корки до корки всё запомнил. Но этого мало. Теория и зубрёжка это всё ерунда. Нужно понимать, чего от тебя хочет машина, - сказал он.
        - И чего же она хочет? - заинтересовался я этой интересной мыслью.
        - Ей нужно управлять. Самостоятельно наши МиГи, в воздух подниматься, ещё не научились. Каждый раз, садясь в кабину, ты должен понимать, что ты для самолёта царь, создатель и генеральный секретарь. Понял?
        - Оригинальная мысль. Тебе бы диссертацию по философии писать надо бы, - улыбнулся я, отпив ароматного горячего напитка.
        - Да ну тебя. Мне предлагали замполитом эскадрильи пойти, да я перед народом не могу выступать. Лучше звеном покомандую.
        - А с Гнётовым у вас в чём закусь? По должности обошёл тебя?
        От моего второго вопроса Гаврюк слегка потускнел, и не стал сразу отвечать.
        - Ну не хочешь не говори. Дело ваше с ним, - поспешил я снять свой вопрос.
        - Не в должности дело, хоть и на меня отправляли представление. И не Максимыча вина, что его так с заграницей прокатили, - помотал головой Валера. - Противника во мне видит за должность комэски. Я с Гаврилычем Крым и Рим прошёл. В Афгане в паре по задачам работали. Он меня и хотел поставить на зама, а затем и на своё место, когда время придёт. А тут объявился наш Максимыч. И ведь комэска видит, что этот хмырёнок говнист, а не вмешивается. Хотя, на место его не мешало бы поставить.
        - Не нам с тобой в дела начальства вникать. Малы мы ещё, - остановил я Валеру, который чуть не поперхнулся от услышанного.
        - Согласен. Здраво мыслишь, - кивнул Гаврюк. - Обида у меня за то, что с должностью прокатили. Вот и понесло не в ту степь. Чай допиваем и пошли завтрашний маршрут и зону разберём.
        На контроле готовности всё началось с опроса более старших товарищей. Естественно, что им задавались вопросы более лояльно. Уровень сложности менялся пропорционально должности и званию - чем ты ниже, тем и вопрос сложнее. Больше всего досталось Марку, но и он был не так плох. Что-то, да ответил по вопросу о кривых Жуковского. А вот после ответов Барсова, как и предполагалось, весь основной удар пришёлся на меня.
        - Родин, расскажи мне, что ты завтра летаешь, - переключился на меня Буянов.
        Я сразу обратил внимание, с каким интересом на меня посмотрел Гнётов. Ждёт моей оговорки или какой-нибудь неточности, чтобы втиснуться в процесс контроля готовности.
        - Выполняю в первом часу лётной смены полёт по упражнению номер 1 «Контрольный полёт в зону и по кругу»… - начал докладывать я.
        Гаврилович затронул и аэродинамику, и технику пилотирования, и, зачем-то, приплёл сюда Устав Внутренней Службы. Со всеми вопросами, мне удавалось справиться. Я даже не вспотел и в горле не пересохло.
        - Что ж, образцово, - сделал вывод Буянов. - У вас будет что-нибудь, Григорий Максимович?
        Конечно! Могли бы, товарищ подполковник и не спрашивать, передавая слово Гнётову.
        - Ещё раз доложите, товарищ лейтенант, на каком самолёте вы завтра выполняете полёты.
        - Завтра выполняю полёты на самолёте МиГ-21УМ, бортовой номер 34, а также на МиГ-21СМ.
        - А почему не называете номер СМа? Или вы пойдёте и сядете в любой? - язвительно произнёс Гнётов.
        - Не называю, поскольку в плановой таблице полётов, бортовой номер не прописан, - спокойно ответил я.
        - Родин, ты кому рассказываешь? - воскликнул капитан.
        - Григорий Максимыч, ну можно же посмотреть, - заметил Буянов. - Вот же плановая, - указал он на большой лист плановой таблицы.
        Взглянув туда, Гнётов изменил свою довольную ухмылку на гневно сжатые губы. Как говорится, это фиаско!
        - У меня больше нет вопросов, - выдохнув, сказал Гнётов, откладывая в сторону таблицу.
        - Всем отдыхать. Товарищи офицеры! - подал команду комэска, и распустил нас.
        В предвкушении первого вылета после выпуска, я весь вечер штудировал инструкцию по производству полётов, чтобы быть готовым выполнить полёт в любой из зон и маршруту. Проверил своё обмундирование, полученное недавно на складе. ДСка в порядке, стропарез и фонарик вложены в комбинезон, в наколенный планшет записал ещё пару нужных мне цифр. Но что-то забыл…
        - Футболка! - вспомнил я.
        И правда. По сложившейся традиции, в полёт всегда одевают то, в чём уже летал до этого. У меня это была светлая футболка, которую я надел в самый первый свой ознакомительный полёт. С тех пор всегда она на мне в самые важные и контрольные полёты.
        И при посадке в поле надевал. Всё же, летел с Крутовым и нужна была любая конспирологическая помощь. Футболку пришлось тогда ещё очень долго искать в больнице. Одна медсестричка вызвалась постирать, а потом ещё и приставала ко мне.
        С Михайловым тоже в ней летал. И в стратосферу с «очень быстрым» возвращением оттуда. На экзамене с Граблиным эта футболка по-прежнему сопровождала меня. Значит, не стоит изменять традиции и надо её подготовить.
        Из чемодана я достал свою реликвию и аккуратно положил на кровать. Выглядел мой счастливый талисман не совсем презентабельно. Слегка пожелтевший от пота воротник, и дырка подмышкой, которую я пару раз зашивал, но хватало не надолго. А главное - я её не стирал со своего крайнего вылета. Запах теперь соответствующий. Надо хоть простирать, а утром уже заштопать.
        Справившись с последними приготовлениями на завтрашний лётный день, я занял своё место в кровати.
        Опять тот самый сон, который я видел как-то в казарме. Палуба авианосца, на мне оранжевый ВМСК, а в руках планшет и шлем. Промозглый ветер, при котором лететь не рекомендуется, но дело очень важное. Чувствуется волнение техника, который докладывает мне о готовности к полёту моего Су-33.
        - Приказ есть приказ, - говорю я ему, и надеваю на себя ЗШ-5.
        Раздаётся сирена, которой я раньше не слышал на корабле. И меня начинает качать из стороны в сторону. Всё сильнее и сильнее…
        Открыв глаза, я вижу перед собой побеленный потолок своей комнаты в общежитии, а в ухо бьёт противный звук будильника. Проверил часы, а там 4.00. Отчего-то я слишком рано поставил свой прямоугольный будильник «Слава» на час раньше. До отъезда на аэродром ещё три часа! И чего теперь делать?
        Как говорится, не знаешь, что делать - качайся. Есть время - качайся. Пока все спят, ты качаешься. Быстрая зарядка дала мне необходимую бодрость. Особенно я заметил, что зарядился ниже пояса, где было очень тесно в трусах. Похоже, что физиологические потребности требуют удовлетворения. Да только пока мне не до девушек.
        В коридоре общежития пусто и тихо. Таких жаворонков, как я больше не оказалось. Зато я и, правда спокойно приму душ и приведу себя в порядок. Заодно и будет больше времени футболку подготовить, зашив дырки. И очень хорошо, что сейчас никого нет в коридоре. Внушительная выпуклость в моих кальсонах могла бы испугать кого-нибудь. Тем более, что я видел здесь и девушек, проживающих в каких-то комнатах.
        Открыв дверь умывальника я понял, что есть ещё более дурные «неспящие в Осмоне» в это время.
        На подоконнике играл кассетник «Спутник». И это в то время, когда все спят!
        Передо мной, подергиваясь под ритмы Бони М, тряслась аппетитная попа в салатовых шортах в стиле «мини». Девушка, находившись в притягательной позе, нагнулась над тазиком, в котором она тщательно настирывала панталоны, подпевая вокалистке на не очень хорошем английском языке. Я, конечно, поспешил закрыться в районе пояса, чтобы не смутить девушку своим… «стоячим положением». Успел в самый последний момент, когда она разогнулась и повернулась в мою сторону.
        - Доброе утро! - воскликнула она, осмотрев меня с ног до головы, утирая свой лоб тыльной стороной ладони. - Я тут… простирнуть решила… Мешаю вам музыкой?
        Мешать-то не мешает, а вот пол весь залила водой.
        Странная барышня, хоть и симпатичная. Волосы - нечто среднее между орехово-русым и белокурым цветом. Я бы назвал это «грязным блондом». Открытое лицо с округлыми чертами. Выделяются только нос и подбородок, хотя, и они не острые, а слегка притуплённые. Талия в форме песочных часов. Скромная улыбка и очень добрые глаза. Прям чересчур, добрые! Если бы меня попросили взять её на роль в кино, я бы ей больше чем Белоснежку не дал бы играть. Перекрасить в брюнетку только надо.
        - И вам доброго утра. Не мешаете.
        - Ой… и вы по краю пройдите, - с придыханием сказала она, осмотрев вокруг себя пол, - Я тут разбрызгалась. Но уберусь. Вы главное аккуратнее, чтобы не поскользнуться…
        Не знаю, видела ли она, что я закатил глаза. Слушать меры безопасности при следовании по мокрому полу, а также заверения в незамедлительной уборке по окончании стирки, не хотелось совершенно.
        - Девушка, я просто хочу пройти в душ, - сказал я, прервав её на моменте про использование хлорки.
        - Да, конечно, - замахала она руками, нервно стараясь не смотреть на мой голый торс.
        Пройдя мимо бельевых верёвок, я попробовал на ощупь футболку, которую вчера постирал. Чутка нужно прогладить, и будет полностью сухой.
        После горячего душа, я вышел в умывальник, в котором полным ходом шёл процесс уборки.
        - А вам не надо на службу? - спросил я.
        - Я успею. Мне тут недалеко, а потом…
        - Ну и хорошо, что недалеко, - прервал я девушку на самом «интересном» месте.
        Пока я чистил зубы, «принцесса Диснея» продолжала намывать полы. Закончив со своими бивнями, я вернулся к месту сушки своей футболки, да только её не оказалось среди сохнувших вещей. Пять минут назад же висела!
        - Вы здесь не видели футболки? - спросил я у «маленькой феи», показывая на пустое место на веревке.
        - Я там тряпку только взяла. Висела, такая дырявая! Кто ж вешает такое с одеждой? - воскликнула девушка, выжимая тряпку в ведро.
        Точнее, выжимая капли грязной воды с моей футболки в ведро! Вот же, Рапунцель недоделанная!
        - Ты чего с моей футболкой творишь? - воскликнул я.
        - Что? - удивилась девица, выпрямляясь в полный рост.
        Ещё и удивляется! Вскипел я не на шутку. Так и хотелось мне её отдёргать за длинную косу!
        - Ты чего мою футболку в тряпку превратила? - подошёл я к ней ближе.
        - Вы… да как вы… - начала хмурится девушка.
        Во даёт! Ладно я возмущаюсь. Этому созданию волшебного леса впору извиняться за такой промах с выбором уборочного инвентаря.
        - У тебя с тряпками проблема? Алё, дамочка! - показал я жестом, что стучу ей по голове, а потом указал на шкаф со швабрами и тряпками. - Там же подписано для броненосцев. Чего застыла? Зачем мою футболку в половую тряпку превратила?
        - Вы… Вы как со мной… На «ты» мы ещё не переходили! - возмутилась она, бросая со всего маху футболку в ведро. - Ой, простите!
        Швырнула она очень сильно. Да так, что меня почти по пояс окатило серой жижей. Тут же эта романтическая особа, закрыв свой рот ладонями, смотрела на меня растерянным взглядом.
        - Ну, ты и с… синдерелла, твою мать! - махнул я рукой, выходя из умывальника под песню про крутого папочку в исполнении легендарного темнокожего коллектива.
        Вот так утренний заряд эмоций! Хоть в трусах стало просторнее!
        Глава 23
        Аэродром Осмона находился в нескольких километрах от части. Дойти туда пешочком - это не про лётный и технический состав. Обычно, а точнее всегда, на полёты всех участвующих возят. И это никак в училище - загрузили вас всем взводом в кузов ЗИЛа или УРАЛа и отправили в район здания высотного снаряжения.
        Теперь на полёты меня будут возить на военном автобусе марки ГАЗ. Пожалуй, это событие должно было меня обрадовать, да только утренняя перепалка с жительницей нашей общаги хорошего настроя поубавила. Ещё позволила себе возмущаться, что я не так к ней обращаюсь.
        - На «ты» не понравилось, её высочеству, что я с ней разговаривал, - поделился я своими впечатлениями с Марком, который сидел со мной на одном сиденье.
        - Серый к тебе всегда так неприятности липнут? - посмеялся он.
        - Периодически, - подтвердил я.
        Моя жизнь - сама по себе сплошная неприятность. А вторая её часть, так и вовсе склад невезений.
        Все мероприятия лётного дня совершенно не отличались от подобных в училище. Позавтракать в столовой - первое, с чего нужно начать рабочий день. Как и всегда на столах отменные блюда, принесённые опрятно одетыми и приветливыми официантками.
        Вообще, атмосфера лётной столовой - это отдельная тема, о которой кто-нибудь да напишет книгу. Красивая сервировка столов, на стенах картины с авиационной тематикой, играет современная, по советским меркам, музыка, а в воздухе смесь приятного запаха еды и женских духов. Вся обстановка располагает к тому, чтобы лётчик пришёл и расслабился на несколько минут, отбросил мысли, что ему ещё работать и работать.
        Бывалые лётчики никогда не упускали возможности подшутить со знакомыми официантками.
        - Юлёк, а где мой пирожок? - громко сказал одной из девушек-официанток кто-то из второй эскадрильи.
        Девушкой она, конечно, была давно. Сейчас это крупная женщина, чья большая грудь привела к нарушению центровки тела и оттопыриванию попы назад. Выглядела она, словно императрица на балу. Переборщила, правда, с косметической штукатуркой на лице. И всё же, как и императрица, сохраняет стойкость и властный взгляд. Молодец тётка!
        - Тимоша, не наработал ты на него ещё. Как вспомнишь ко мне дорогу, так и пирожки появятся, - ответила официантка Юлия.
        Тимофей что-то промямлил невнятное, в контексте, мол, пирожки сейчас, а встреча потом. Внимание такой женщины, как Юля, так легко не привлечь.
        - Анют, чего у нас сегодня на завтрак? - спросил Валера у официантки, подошедшей к нам.
        - Каша манная, каша рисовая, каша гречневая… - улыбнулась ему милая брюнетка, с ярко красной помадой на губах, которая была чуть младше «императрицы».
        - Ну, раз, у вас на завтрак, как и всегда, и мне тогда тоже «как всегда», - сказал Гаврюк, подмигнув и нам.
        - Оладушки, блинчики и тазик повидло? - уточнила официантка Аня, на что Гаврюк и остальные за столом закивали.
        - А я у вас первый раз, так что мне можно и кашу рисовую, - сказал я.
        - Это новенький, Валер? - указала Анна на меня, распахнув ещё шире свои голубые глаза, сильно подведённые чёрным карандашом.
        - Да, прибыл с училища, - ответил я за Валеру.
        - Молоденький. А чего, блинчиков и оладушек не принести тебе? - спросила официантка.
        - Нет, спасибо.
        - Ты, если что, не стесняйся, - сказала Анна, выставляя передо мной тарелку с кашей. - Валер, этот вроде ничего, приветливый. А то Гаврилыч пришёл домой и говорит, что к вам прислали какого-то молодого.
        - И чего говорит? - спросил я, но лучше бы не спрашивал.
        - Сказал, что конченый, но умный, - ответила Анна, чем заставила весь стол заржать.
        - Может быть, конечно умный? - переспросил я.
        - Нет, я его сейчас в точности процитировала, молодой человек.
        Интересно, а она в курсе, что в первую эскадрилью пришёл только я один, и её высказывание было относительно меня?
        Пока все успокаивались, я продолжал уплетать кашу. Смех моих коллег закончился не сразу. Такой отзыв обо мне со стороны командира эскадрильи нужно было ещё постараться заслужить.
        - Серый, ну ты не расстраивайся, - пытался успокоиться Марк, приступив наконец к поеданию оладушек. - Комэска скоро добавит ещё пару прилагательных к описанию твоей персоны.
        - Я согласен с тем, что знакомство у меня с ним не задалось, - сказал я, отпив чая. - Но с формулировкой на букву «К» я не согласен.
        - Серый, не боись. Покажешь Гаврилычу свои летные навыки, и он это «первое прилагательное» уберёт, - толкнул в плечо Марка Валера. - А ты, Марик, лучше бы пошёл и помирился со своей девушкой. Сам же жаловался, что любовь у тебя не клеится. Прояви смекалку.
        После слов Валеры, Марк быстро замолчал.
        Закончив с завтраком, мы с Валерой двинули к стоянке самолётов, а точнее на Центральную заправочную топливом. ЦЗТ сейчас вместила в себя почти полтора десятка бортов МиГ-21 различных модификаций. Одно место пустовало, поскольку этому борту с минуту на минуту нужно будет вылететь на разведку погоды. Одна из «балалаек» МиГ - 21 модификации УМ уже стояла на предварительном старте, в ожидании разрешения на занятие полосы.
        - Пока Гаврилыч с Гнётовым сейчас разведку сделают, я тебе твой самолёт покажу. А вот и он, - указал мне на борт с номером 43.
        - Это все машины в полку так подписываются? - обратил я внимание на отличительный цвет номера борта, нанесённого на камуфлированный фюзеляж.
        - Да, в нашем полку бортовые номера рисуются жёлтым цветом с синей окантовкой. Су-17е из второй эскадрильи точно также подписываются. Там уже парочку пригнали. Сейчас будут ждать, пока переучивание пройдут их лётчики, - рассказывал Валера. - А вот и Дубок.
        Изначально, я представлял себе, что техники самолётов всегда невысокие ребята с мозолями на ладонях и вечно вымазанные в какой-то жидкости, пускай даже и в спирте.
        Но мой техник меня удивил. Я уж подумал, что мой старшина с курсантской роты Мозгин перевёлся служить на стоянку в ТуркВО. Передо мной навис огромный мужик, размером со слона. Выглянувшее из-за облаков солнце, он попросту закрыл собой.
        - Прапорщик Дубок я, - представился мне техник, слегка зашевелив своими усами Будённовских размеров.
        - Лейтенант Родин. Самолёт готов к полётам? - спросил я, протянув ему руку.
        Техник сначала взглянул на меня, а затем крепко пожал своей огромной ладонью мою. Видно, что он старался не делать мне больно, и это у него почти получилось. Ни одной кости не сломал, но небольшой хруст я услышал.
        - Та да, точно товарищ Родин, - с интересным акцентом - смесью казацкой балачки и белорусского говора - произнёс Дубок.
        Среди всех техников, он один стоял без ДСки. Из-под его технического комбеза выглядывал коричневый воротник свитера.
        - Ладно, Дубок, ты ему тут покажи всё. Сергей, газовку сделаешь, а потом на указания, - сказал мне Гаврюк, и очень быстро исчез.
        - В кабину надо, товарищ лейтенант? - с сильным казацким говором продолжил Дубок.
        - Можно просто Сергеич. Из казаков? - спросил я.
        - Бачишь, Сергеич. Давай до кабины, а то разведка скоро закончится, - ответил мне Дубок.
        Силу своего техника я вновь ощутил, когда поднимался по лестнице в кабину.
        - Помогу, Сергеич, - сказал Дубок, вступивший на стремянку вместе со мной.
        Одной рукой он оторвал меня от лестницы и опустил в кабину. Во силище! Я не сразу понял, как это возможно. Ещё и усадил точно в кресло, почти не зацепив органы управления.
        - Проверяй, а я вниз. Держи, - протянул он мне карамельку в желтой обёртке с надписью «Дубок».
        - Спасибо. От двигателя! - громко сказал я, и принялся проверять свой самолёт.
        Теперь это будет мой борт, с которым мне предстоит работать ещё очень долго. Надо знакомиться с кабиной и приборами. Тем более, что МиГ - 21СМ это несколько другой самолёт с новым оборудованием.
        Закончив с газовкой и покинув кабину уже самостоятельно, я проследовал в здание высотного снаряжения, где кипела основная жизнь полка во время полётов.
        Вообще, шлемы, маски, штаны с трубками, то есть противоперегрузочные костюмы и прочее лётное снаряжение хранили здесь в специальных шкафах. Естественно, что за этим всем смотрел и следил специально обученный личный состав, чтобы соблюдались определённые условия хранения. В первую очередь должны были соблюдаться температура и влажность. Хотя в комнате, для хранения таких вещей, кроме форточек и вентилятора я не увидел иных климатических установок.
        В комнате имелось место и для снаряжения командировочных экипажей. Только его постоянно не хватает, как мне объяснил один из лётчиков, проверявший свой шкафчик.
        - Спасаются, наверное, любой подходящей горизонтальной поверхностью? - спросил я.
        - Эт точно, - сказал он, доставая из чехла свой защитный шлем. - Тебе уже показали лётную комнату? Туда, два диванчика, стол с нардами и телевизор недавно приобрели.
        - Самое важное помещение в полку мне не показывали, - улыбнулся я.
        - Тогда пошли.
        Спустившись на первый этаж, мы прошли с моим новым знакомым в комнату, где уже сидело несколько человек, двое из которых очень громко спорили о вчерашнем хоккейном матче ЦСКА и Динамо.
        - Три - ноль. Три, мать его, ноль! - показывал счёт на пальцах один перед лицом другого.
        - И что? Думаешь, вы снова возьмёте чемпионат? Да как бы ни так! Спартачи вас прижучат скоро! - отмахнулся от него второй.
        - Спартак это наша проблема. А вот Динамо твоё как всегда понадеялась на Мышкина, Билялетдинова и Мальцева. Результат - то какой?
        Такие споры можно долго слушать, а смотреть на лётную комнату можно ещё дольше. При желании, здесь и жить можно. Несколько диванов, бильярдный стол в центре, парочка больших самоваров, рычащий холодильник и цветной телевизор. На полу расставлены большие растения, прикрывающие разрисованные картинами с изображением самолётов и лётчиков стены.
        - Я всегда знал, что сначала в полку строят летную комнату и баню, - сказал я, заметив у дальней стены дверь с табличкой «Термокомплекс».
        - Это верно. Авиационный полк без бани, бильярда и хорошей лётной комнаты - неполноценный, - сказал мне новый знакомый.
        В летную комнату вошёл Валера, покачивая головой и отборно ругаясь.
        - В лабораторию таких надо, а не в лётную часть. Это не доктор, а недоразумение Гиппократа, - возмущался он. - Пятнадцать минут, ты понял, а? - показал он раскрытую ладонь мне.
        - Всё так серьёзно у вас? - спросил я, поворачиваясь к новому знакомому. - Доктор очень строгий?
        - Подпольная кличка - Вещий Олег, - ответил он.
        - Типо всё видит и знает?
        - Даже слишком. Умом просто блещет, разумом не очень, а советы даёт. Я наставлений получил от доктора на всю оставшуюся жизнь, - бросил Валера на бильярдный стол список с какими-то лекарствами.
        - И это только по итогам замера давления? - улыбнулся я.
        - Да я там чуть ли на внеочередной стационар ВЛК не намотался. Серый, иди быстрее, а то скоро разведка закончится. Не пройдёшь медосмотр вовремя - сам знаешь, что будет, - сказал Валера
        У двери в медицинский кабинет сидел только один человек, вошедший сразу, как я подошёл.
        - Лютует сегодня, Серый, наш доктор, - сказал Марк, вышедший от медика и накидывавший на себя кожаную куртку. - Аккуратнее там.
        - Да мне Гаврюк уже рассказал о своем посещении вашего Вещего Олега.
        - Олежка наше всё! Тебе понравится. Оттуда ещё никто без настроения не выходил.
        - Но не всегда с хорошим, верно? - спросил я, и Марик кивнул в ответ.
        Подождать пришлось минут пять, пока выйдет из кабинета вошедший передо мной. Мне было очень интересно взглянуть на столь ужасного Вещего Олега, с которым мучается весь полк на предполётном медосмотре.
        Я приготовился сделать шаг через порог, как краем глаза увидел приближающегося ко мне командира полка. Дверь тут же захлопнул.
        - Здравия желаю, товарищ командир! - втянулся я в струнку перед Валерием Алексеевичем.
        - И тебе не хворать, Родин, - поздоровался он со мной, пожав руку. - Ты туда или оттуда? - показал он на дверь кабинета медика.
        - Туда, товарищ командир.
        - Иди тогда, сынок. Я доктора долго буду проходить. Не молод ведь, в отличии от тебя, - похлопал он меня по плечу и сел на стул рядом с дверью, как самый обычный человек. - Только, чур, с доктором разговоры о личном не сейчас. А после полётов можно.
        С чего бы мне разговаривать с этим Вещим Олегом о личном? Странное напутствие командира, но к сведению принять нужно.
        Оказавшись в кабинете, я сразу почувствовал приятный аромат женских духов с нотками запаха медикаментов. Приятнее было ощущать, конечно, духи - яркий аромат сирени, который всегда напоминает мне о доме.
        Как и в моей первой и второй жизни, у моего подъезда всегда росла сирень. Вот почему, сейчас я чуть не закрыл глаза от ностальгии, совсем не заметив, что уже несколько секунд стою в кабинете врача.
        - Добрый день, Ол… - начал говорить я, пытаясь поздороваться с доктором, но только с ним я уже сегодня виделся.
        - Доброе утро, товарищ… не знаю вашего звания и фамилии, - тонким неуверенным голосом, сказала утренняя принцесса общаги.
        - Пишите - лейтенант Родин Сергей Сергеевич.
        - Хорошо, товарищ лейтенант. Самочувствие ваше как? Хорошо спали? Настроение? - начала она задавать дежурные для доктора фразы.
        - Всё хорошо. Настроение не такое, как бы мне хотелось по известным вам причинам, но терпимо.
        Девушка нахмурилась, пытаясь что-то возразить. Да только что ей говорить? Должна понимать, что сама накосячила.
        - Могли бы и не упоминать на осмотре этот случай. Я бы вообще хотела вам сказать, что… - начала она говорить, но остановилась. Взяв в руки тонометр она ждала каких-то действий от меня.
        - Вы не могли бы снять китель? Померить давление необходимо…
        - Девушка, будем считать, что вы извинились и больше обхаживать меня не надо. Где врач? Там ещё командир в очереди сидит.
        - Чей командир? Ваш? - испуганно произнесла девушка.
        - Нет, ваш. Общий, конечно, - передразнил я её.
        - Но… вы сейчас находитесь на осмотре. Ни одно лицо, принимающее участие в полётах не освобождается от… - начала она официальным тоном рассказывать мне.
        - Вы зачем мне выдержки из документов приводите? Давайте врача сюда, он будет мерить, а вы пишите там свои… ну что вы там пишите, - указал я на журналы.
        Принцесса выпрямилась, готовясь сказать какую-то серьёзную фразу.
        - Товарищ лейтенант, я начальник медицинской службы 237го… ой, 236го авиационного полка лейтенант Вещевая Ольга Онуфриевна. Если вы…
        Баба, да ещё и врач, да ещё и начальник - кто так людей назначает!
        Это сказочное создание аниматоров прошлась по своим регалиям и перешла к угрозам расправы надо мной. Не могли мои сослуживцы предупредить, что принципиальный доктор под кодовым названием «Вещий Олег», на самом деле, девушка Ольга. Про виновницу инцидента в умывальнике они не могли знать, поскольку я и сам не знал её. Зато теперь узнал.
        - Я всё понял, товарищ Вещевая, - сказал я, снимая китель. - Меряйте, только побыстрее. Командира заставлять ждать - не очень хорошо.
        Врач смотрела на меня оценивающим взглядом, будто я сейчас перед ней стриптиз буду танцевать. Своими нежными ручками, она аккуратно закрепила на моей руке тонометр, при этом медленно провела по предплечью пальчиками.
        - Странно, что у целого начальника медицинской службы полка отсутствует маникюр. Вы за всё натуральное или любите простоту? - спросил я, глядя на криво подстриженные ногти. - Вы в мужском коллективе, нужно себя показывать во всей красе.
        - Не напрашивайтесь «на комплимент», Родин, - сказала Ольга, вкладывая под рукав тонометра головку стетоскопа. - Такие, как вы мне каждый день обещают с неба звезду достать, лишь бы медицину не проходить, как положено.
        Пока она мерила давление, я ещё раз посмотрел, что в ней не так. Красивая, не самая глупая и, всё равно, без кольца. Похоже, что передо мной папенькина или маменькина дочка, отличница и педантичная особа. На такую должность, наверняка, пролезла не просто так, а по звонку.
        - 120 на 80, - сказала Ольга, снимая с меня рукав. - Удачи вам, Родин.
        Она резко убрала в сторону аппарат и уткнулась в свой журнал, делая вид, что пишет.
        - Вы меня стесняетесь? - улыбнулся я, застёгивая китель.
        - Дверь там, товарищ лейтенант, - не подымая головы, указала Ольга на дверь.
        В коридоре я уже готовился получить от командира пару минут разноса, но Валерий Алексеевич даже похвалил, что справился за пять минут.
        - У нас меньше десяти никто там не сидит. Беги на предполётные, - отправил он меня в класс на второй этаж.
        Указания прошли весьма быстро. Погода по докладу Буянова, который и был командиром экипажа разведчика погоды, была вполне рабочей. Техника готова, мой борт в полном порядке и ничего сегодня не может мне помешать сделать свой первый вылет на новом месте службы.
        Давно я так не хотел подняться в воздух. Уже предвкушал красивые виды величественных гор и бескрайние вереницы холмов, которые окружали Осмон со всех сторон. Даже сама взлётно-посадочная полоса находилась в небольшой низине в окружении нескольких цепей земных неровностей.
        Запускались мы с Гаврюком очень быстро, поскольку в разлёте нам и в воздух подниматься первыми. Даже сквозь плотно прилегающий к голове шлемофон, я слышал, как начал гудеть аэродром. Во влажном воздухе повис запах керосина и выхлопных газов машин АПА.
        - Закрываем фонарь и герметизмруемся, - произнёс по внутренней связи из задней кабины Валера.
        - Понял, - ответил я.
        Запуск произвели, проверили оборудование и запросили разрешение у руководителя полётами на выруливание.
        - Нора, 117й, прошу вырулить, - выдал я в эфир, нажав кнопку СПУ.
        - 117й, влэво там, по пэрвой рулёжкэ, - с сильным армянским акцентом, дал мне разрешение руководитель.
        - Сам будешь вести радиообмен? - спросил Валера, когда мы вырулили с места стоянки в направлении техпоста.
        - А почему должно быть по-другому? - удивился я.
        - Обычно, кто приходит в полк, им нужно посмотреть по сторонам, привыкнуть. На разговоры времени нет, - посмеялся Гаврюк.
        - Будем считать, что я многоканальный. Справлюсь, - ответил я, выруливая на магистральную рулёжку с ЦЗТ. - Наш РП всегда так разговаривает, когда управляет полётами?
        - Тигран Араратович такой армянин один на все ВВС ТуркВО, - весело произнёс в Гаврюк.
        С местным замом по лётной подготовке, подполковником Бажаняном познакомиться я ещё не успел. Судя по тому, как он ведёт радиообмен и вообще разговаривает, пообщаться с ним, всё равно, что Камеди Клаб посмотреть.
        - Ты к нему сам сходи на беседу. Он не вызывает обычно, если не косячишь. Познакомишься, - посоветовал Валера, пока нас осматривал техник.
        С бортом всё было хорошо, судя по его визуальной отмашке, и мы проследовали на исполнительный.
        - Полоса уже, чем в Белогорске, - сказал я.
        - Согласен. Привыкнешь. Держись по осевой на взлёте. В конце полосы есть не очень хороший участок. Там уже плиты надо менять, лучше держаться левее.
        - Понял. Обороты на «Максимал», запрашиваю взлёт, - начал я выводить обороты двигателя рычагом управления.
        - Ай, всем доброго времени суток! Аэродром «Дворовый» начинает свою работу. День, ночь, условия просто, - зачитал в эфир руководитель полётами. - 117й, разрешил, зона номер два.
        - Понял. Взлёт, форсаж.
        Тормоза зажаты, перед глазами только полоса и линия горизонта, скрываемая за холмом. Форсаж включился, дёрнув меня слегка назад. Самолёт несётся по полосе. Скорость расчётная для подъема носового колеса. Держу направление педалями. Ещё немного и будет отрыв.
        - Есть, - раздался в ушах голос Валеры, когда мы отошли от полосы. - Занимай нужный курс.
        - Сразу? - спросил я, хотя мы ещё недостаточно отошли от земли.
        - Да не тяни резину, - сказал он, и я почувствовал, как ручку управления потянуло вправо в направлении курса в нужную нам зону.
        - Нора, 117й, взлёт произвёл.
        Глава 24
        Разрешение на отход в зону было получено уже в процессе набора нужной высоты. Валера настойчиво рекомендовал выполнять разворот реще, а я всё ещё не мог привыкнуть, что ограничения по параметрам полёта сейчас несколько проще, чем были в училище.
        - Отвыкай от учебных запретов. Здесь можешь чуть покруче разворот делать, побыстрее. Тем более, что в Афгане предстоит нарушать и не только инструкции, но и эксплуатационные ограничения, - продолжал говорить Валера, пока я разворачивал самолёт на нужный курс.
        Он в точности совпал с направлением на живописные склоны Чимгана, на которых, несмотря на прошедший дождь и облачность, виден снег.
        - Меня не так учили, Валер. Инструкции пишутся кровью, - решил я возразить своему инструктору.
        - Мысль верная. Если всё складывается хорошо, само собой, никаких лихачеств и нарушений постулатов. Но если прижмёт… там уж как повезёт.
        Высота подходила к отметке 1500 метров, но земля продолжала просматриваться сквозь отдельные рваные части облачности. Под собой я видел многочисленные холмы, которые яркий солнечный свет освещал своими косыми лучами. Даже с такой высоты можно заметить насколько утренний дождь увлажнил землю.
        - Туркестанский хребет, как я понял, справа от нас? - спросил я, наблюдая цепь гор, будто на расстоянии нескольких километров.
        - Ага, но ты не ссы! До них далеко, как мне до полковника, - рассмеялся Валера. - Воздух сейчас чистый и поэтому кажется, что горы рядом.
        За просмотром местных красот и коротким обсуждением особенностей полёта в горной местности, пришли мы и к ближней границе нашей пилотажной зоны.
        - Нора, 117й зону два, занял. Работаю от 1000 до 5000 метров.
        - 117й, задание, контроль остатка, - разрешил мне задание руководитель ближней зоны.
        - В самую красивую зону тебе дали сегодня слетать, - сказал Валера.
        Я отклонил ручку управления самолётом вправо, устанавливая крен 60°, и сразу перешёл в набор 4000 метров. Раз уж Гаврюк не против немного отклоняться от задания, будем набирать высоту в процессе разворота.
        Озеро Чарвак рядом с одноимённым посёлком, выглядело словно жемчужина среди скалистых гор и высоких холмов долины реки Осмон.
        - Эх, прогуляться бы здесь. Но нам с тобой знакомиться надо с районом полётов, - вздыхал Валера. - А разворот с набором - это ты правильно решил. Нечего тут буквоедством заниматься. Нам с тобой ещё проход над полигоном надо сделать.
        - В задании нет такого, - сказал я, улыбаясь.
        - Согласовано с начальством.
        Один вираж выполнили, как полагается точно и без отклонений. Ручку управления влево, и в обратную сторону.
        - Серый, прибавь обороты. Сделай вираж на «Максимале». Мы так долго будем крутиться.
        - Не вопрос, - сказал я, установив рычагом управления двигателем нужный режим.
        Начинаю чувствовать, как в душе появляться то самое чувство воодушевления. Линия горизонта просматривается, а значит можно не утыкаться в приборы, как при полёте в облаках. Смотрю, как конец трубки приёмника воздушного давления ПВД двигается строго по земному горизонту, подтверждая, что вираж правильный.
        Всё получается, инструктор доволен. Видит, что в передней кабине не олух, а «летучий» парень.
        - Ну ладно, - спокойно сказал по внутренней связи Валера. - Давай после пикирования сразу на петлю Нестерова.
        Отворот влево, отмечаю для себя гидроэлектростанцию, как ориентир на поверхности, и начинаю резкое снижение. Представляю, что передо мной цель и мне нужно отработать по ней неуправляемыми ракетами. Вот оно, желание как можно быстрее ввязаться бой!
        - Вывод и на петлю, - сказал я, начиная выбирать ручку на себя.
        Перегрузка растёт, а тело всё сильнее вжимается в кресло. Начинает давить в районе живота, но противоперегрузочный костюм справляется со своим предназначением полностью. Указатель перегрузки показывает необходимое значение в 5 единиц. Пошла небольшая тряска, исчезнувшая когда я начал уменьшать темп взятия ручки управления самолётом на себя.
        - Хорошо. Слабину выбирай, - подсказывал мне Валера.
        В верхней точке перегрузка 1.5 единицы, скорость 400 км/ч. Рычаг управления двигателем перевел на упор «Малый газ», нос самолёта уже ниже линии горизонта.
        Не смог я удержаться, чтобы не взглянуть из перевёрнутого положения на голубую гладь озера. Ты будто завис над этим водоёмом и готовишься прыгнуть в его безмятежные воды.
        Вновь пикирование и переход в горизонтальный полёт. И дальше согласно заданию - боевой разворот, «горка», пикирование, снова петля и переворот.
        - Ладно, Серый, - выдохнул Валера по внутренней связи. - Пока я могу придраться только к тому, что ты не разговариваешь в полёте. Скучно с тобой. Пошли на точку. На подлёте запросишь выход на полигон.
        Район аэродрома Осмон немногим больше, чем в Белогорске. Потому и удивительно, что одноимённый полигон находился, в прямом смысле, «за углом».
        Если быть точным, то от контрольной точки аэродрома, ближняя граница полигона в десяти километрах. Само же мишенное поле находится на большом плато, ограниченном холмами.
        - Нора, 117й, привод, разрешите выход на полигон, связь со Снайпером доложу, - запросил я у руководителя полётами.
        - 117й, курс ко второму. После прохода будете уходить на полигон.
        - 117й понял.
        Посмотрел на остаток топлива. Вряд ли хватит сделать после полигона заход двумя разворотами на 180°. Заходить с круга мне, как молодому и неопытному, ещё и на незнакомом аэродроме могут и не позволить.
        - Валер, у нас с топливом не очень. Может, с круга запросим?
        - Так… 1300 у нас с тобой. Посмотрим после прохода.
        Снижаться в Осмоне по глиссаде не совсем удобно. Она здесь достаточно крутая. Дальний привод пришлось проходить на высоте 270 метров, а ближний и вовсе стоит на холме.
        - Держи выше. Обороты быстро не убирай. Скорость на 20 выше расчётной в Инструкции, - комментировал каждое моё действие Гаврюк. - Вот… таак, - выдохнул он, когда я перевел самолёт в набор от торца ВПП.
        - А теперь можно и на полигон.
        Топлива нам, всё же, хватило, чтобы сесть как полагается. Незабываемое ощущение - первый раз коснуться колесами своего аэродрома, в котором тебе ещё не раз придётся подняться в воздух. Несёшься по полосе и с каждой секундой торможения расслабляешься, чувствуя, что готов взлететь хоть сею же секунду. Дайте только топлива.
        Открыв фонарь, я почувствовал, что неплохо так вспотел в ДСке. Пришлось вместо лицевого полотенца использовать подшлемник.
        - Взмок? - спросил Валера, пока я расписывался в журнале, поднесённом мне техником.
        - Есть немного. Замечания будут? - спросил я, крепко пожимая руку технику в знак благодарности за матчасть.
        - На посадке, перед ближним, начинаешь проседать. Занимаешь высоту прохода привода и на ней идёшь до момента пролёта. Это неправильно. Глиссада должна быть глиссадой, - сказал Валера, имитируя жестами заход на посадку.
        - А разве так не проще? Ничего ведь не мешает?
        - Траектория снижения крутая, и, конечно, в простых условиях тебе так удобнее сделать. А если сложные метеоусловия? Склоны гор? Когда будешь заходить по-афгански, там нельзя будет снижаться раньше положенного.
        Об этих заходах я слышал ещё в прошлой жизни. Выполняется такая посадка с целью минимального времени нахождения на посадочном курсе, поскольку это именно тот этап полёта, когда очень легко попасть под огонь ПВО духов.
        Немного расслабившись на диване в лётной комнате, я пошёл искать Буянова. Искал везде, даже в бане, но Иван Гаврилович пропал из виду. Марк, только что вернувшийся с полигона, рекомендовал посмотреть в столовой.
        - Ещё не время обеда, - удивился я, закрывая дверь бани.
        - Тетя Аня его постоянно подкармливает. У него какое-то питание специальное. Он даже ест не то, что мы, - сказал Марк, падая на мягкий диван.
        - Комэска на диете?
        - Ага. Спортом занимается, по выходным пешие прогулки совершает. Воды пьёт много.
        Я прям представил себе как Буянов сидит и наворачивает очередную порцию сельдерея или каких-нибудь овощей. А потом мои мысли материализовались. В лётную комнату зашёл Гаврилович, одетый в противоперегрузочный костюм, поедая морковку.
        - Родин, чего встал? К вылету готов? - спросил он.
        - Так точно.
        - Не вижу. Вот я уже со снаряжением, а ты ещё нет, - сказал Буянов, показывая в своей руке шлем. - Вперёд.
        С комэской мне предстояло пролететь по маршруту номер 4. В местной среде именно он был самый лучший и живописный.
        - Выходи на исходный пункт маршрута ИПМ, а высоты я тебе буду сам давать. Ты их запрашивай, - дал мне указание из задней кабины Буянов после взлёта. - Отрываешься лихо. Можно поплавнее. Ты пока ещё не «за речкой».
        - Так надо сразу готовиться к тому, что будет на войне, разве я не прав? - спросил я, выключая форсаж и занимая курс на небольшое селение у подножия Чаткальского хребта.
        Холмистая местность резко начала меняться на предгорья. С набором высоты не тянул, иначе можно резко войти в облака, скрывающих вершины гор. Опасно!
        - Готовиться… готовиться постепенно надо. Не торопись сразу всё схватить. Ущелье видишь? - спросил Буянов, слегка подвернув ручку управления вправо.
        - Наблюдаю.
        - Давай туда. Держи истинную высоту метров 600. И безопасно, и рассмотреть сможешь окрестности.
        Куда уж тут смотреть? Чем дальше «влетаем» в горы, тем становится темнее. Солнце осталось где-то позади, но успокаивает, что нет облачности, скрывающей вершины. По «просьбе» Буянова занял сначала 100 метров, а затем и вовсе «упал» на 50 метров.
        - Вдоль условной дороги пройдём, - прокомментировал он своё решение.
        Буянов спокоен, а я уже изрядно пропотел в районе копчика. Чувствую, как по телу начинают катиться маленькие капли пота. Не знаю, что сейчас доставляет большую нервотрёпку - моё повышенное потоотделение или нависающие надо мной скалы.
        Километров 30 пролетели вдоль указанной мне условной дороги, а в наушниках ни секунды тишины. Буянов, как народных местный певец или акын - что вижу, то и пою.
        - Вот слева склон. Знаешь на что похож? Правильно, откуда тебе знать - ты ж пилотируешь, - издевался надо мной комэска.
        Знает же, что не могу отвлечься в сторону!
        - Смотри! Влево! - воскликнул Гаврилыч.
        Куда смотреть? Слево скалы, до них метров 400, справа скалы до них метров 700. То же ущелье, но чуть шире… Первая мысль - пуск ракеты ПЗРК увидел хрен старый. Ручку управления беру чуть на себя и влево, чтоб уйти от поражения. Другая рука уже на рычаге управления двигателем лежала, а он…
        - Да ты влево - вверх посмотри. Красиво же, Родин!
        Я чуть пируэты не начал выписывать в воздухе, а ему красиво! Бросил взгляд вверх, чтобы найти источник возбуждения моего командира. Оказывается, внимание Буянова привлекло… дерево. Большое, отдельное дерево на краю одного из скальных выступов.
        - Ага, очень красиво, командир, - сказал я по внутренней связи, продолжая слушать оды, посвящённые этому прекрасному образцу местной флоры. По мне, так это обычная коряга, выбившаяся из скальных пород чисто случайно.
        Выскочив из ущелья, мы попали на более равнинный участок маршрута. Вот тут можно было бы и на предельно малой полететь, однако на мою просьбу спуститься ниже, Буянов ответил категоричным отказом.
        - Там смотреть нечего внизу. Всё я там уже видел. Ты мне лучше покажи, как ты маневрировать можешь.
        Оставалось 10 километров до участка маршрута, где необходимо было сымитировать маневрирование. Тут я понял, что это мой шанс немного отыграться за потовыжималку в ущелье.
        - Родин, ты долго будешь думать? - спросил Буянов, но я пока молчал.
        Надо зацепиться на земле за какой-нибудь ориентир. Тем более, что истинная высота чуть больше 800 метров. Заметил я посёлок в низине между холмов. Это и будет моей «целью». Сейчас мы поприветствуем местных детишек.
        - Маневрирую, - сказал я, резко перевёл самолёт в набор.
        Пускай и вдавило в кресло, но это было даже приятно. В наушниках раздавались кряхтения Буянова.
        - По… лег… че.
        Обороты по-прежнему были на «Максимале», высота подходила к 3500, и тут я начинаю выполнять заход на цель. Резкий разворот вправо на 270°, перевод на пикирование с углом 25° и скорость пошла расти.
        - Высота, высота. Я щас ручку у тебя отберу! - громко сказал Буянов, но я всё контролировал.
        Вывод получился с запасом метров 650 от земли. Скорость как раз была в пределах оценки «хорошо», да и ниже безопасной не опустились. Но я не мог просто так пролететь над домами.
        Занял высоту 1000 метров и принялся раскручивать наш МиГ в правую сторону, выполняя одну бочку за другой. Гаврилович замолчал полностью. После пятого оборота, я услышал по внутренней связи тихий голос, что маневрировать нужно не так.
        - Давайте попробуем по-другому, - сказал я, и начал вращаться влево.
        Закралась у меня мысль, что не дослушал я до конца Буянова. Через два оборота она полностью подтвердилась, когда у меня буквально «выхватили» ручку управления.
        - Се… рёжа, хва-аатит, - тихо сказал Гаврилович, борясь с попытками обеда вырваться наружу.
        - Командир, такси есть же…
        - Я… по… няяял, что ты летать умеешь. На землеее поговорим.
        Организм Буянова выдержал давление рвотных рефлексов, и смог дотерпеть до посадки. После заруливания, нас встречал мой техник Дубок.
        - Как матчасть, Сергеич? - спросил он, протягивая мне конфету.
        - О! - сказал я, показывая ему поднятый палец вверх. - Помогаешь товарищам? - спросил я, намекая, этот борт обслуживали другие техники.
        - Помогаю трохи. А шо с Гаврилычем? - поинтересовался прапорщик, смотря, как Буянов сидит в зависшем состоянии в кабине.
        - Не знаю. Под впечатлением природы, наверное, - шепнул я.
        Выбрался комэска из кабины не сразу. Пришлось прибегать к силовому методу высадки от Дубка, которому в этот раз пришлось делать всё двумя руками.
        Оказавшись на бетоне, Иван Гаврилович сразу повеселел, полностью отойдя от последствий маневрирования. По его взгляду понятно, что он ищет слова для предварительного разбора полёта со мной.
        - Слушай, летаешь ты неплохо. Парень, вроде, неплохой, но чего ты мне не нравишься, а? - спросил он. - Надо было тебе к Алёнке лезть тогда…
        Опять он затянул с тем самым вечером! И ведь не забывает, старик.
        - Товарищ подполковник, ну не мог я так поступить. И Алены я вашей не знаю. Зачем мне с таких низких поступков начинать службу?
        - Да кто ж вас знает, молодых! - воскликнул он. - Книжки из-под палки читаете, музыку какую-то зарубежную слушаете. Там же слова не понятные!
        Началось типичное ворчание по поводу потерянного поколения. Мол, работать не хотите, Сталина на вас нету и знаменитое - «я в твои годы».
        - Иван Гаврилович, я все понял. Много читать и слушать только советскую эстраду, - улыбнулся я.
        Буянов покачал головой и достал пачку «Новости». Видно, что в его голове проходит процесс принятия того факта, что пора уже от меня отстать.
        - Смотри у меня, Серёжа, - пригрозил он мне пальцем, выронив при этом сигарету из пачки. - На первый раз прощаю, и Гнётову скажу, чтоб отстал.
        Не сказать, что мне полегчало. Мне и плохо-то особо не было от всей этой ситуации. Однако, тот факт, что Буянов теперь перестанет видеть во мне «конченого», уже радует. Ещё если и Гнётов слегка сбавит обороты - будет совсем хорошо.
        После такого насыщенного лётного дня и примирения с командиром эскадрильи, сил уже ни на что не оставалось. Настроение было воодушевлённое от того, что смог показать себя с хорошей стороны. Даже вид пустой комнаты в общаге меня не расстроил.
        Марик предложил отметить это событие за стаканчиком «горячительного», но я решил воздержаться. Завтра ещё одна лётная смена, к тому же и ночная. Посмотрю теперь на Осмон ночью.
        Обессилено, я рухнул на свою кровать, придя из душа. Не хотелось развешивать разбросанные вещи и мокрое полотенце. Глаза сами стали закрываться, отправляя меня в царство Морфея.
        И этот чёрт знал, что есть у меня физиологическая потребность в женской ласке. Я так и слышал во сне, что кто-то вошёл ко мне в комнату. Тихий женский голос шептал приятные слова.
        - Я пришла. Как и договаривались.
        Глава 25
        Если это и сон, то очень хочу досмотреть его до конца. Не совсем я ещё готов к близким отношениям с девушками, но раз уж они теперь сами ко мне приходят, почему бы и нет. Правда есть ещё одно большое «но» - я очень устал.
        - Ты устал, наверное? - прошептала девушка, аккуратно ступая на скрипящий деревянный пол комнаты.
        Естественно, дорогая, кто бы ты ни была. Я лежал на животе, не открывая глаз, и делал вид, что очень крепко сплю.
        - Я сомневалась сначала, но потом поняла что «хочу», - всё ближе подходила к кровати ночная гостья.
        Мда, похоже, придётся мне ещё немного потрудиться.
        А может в этом времени тоже есть любительницы с незнакомыми. На один раз для здоровья и разошлись, и даже имени не надо спрашивать. Хорошая схема, да только я слишком много фантазирую. В Союзе такое невозможно.
        - Я присяду и… куртку сниму, - сказала она, опустившись у моей левой ноги.
        Странно, почему-то я почувствовал слабый запах мокрого меха. Будто где-то рядом моя ДСка, в которой я сегодня изрядно промок.
        - После того случая, я поняла, что была не права. Но я была не готова, а ты… ты так расстроился, - продолжала девушка, ведя рукой по моему бедру к ягодице.
        Извиниться? Может врач Вещевая решила меня посетить? Неожиданно себя показывает, лейтенант Ольга Онуфриевна! Вот только… при входе незнакомка сказала, что с ней о приходе договаривались, а я ничего такого врачу не говорил. Значит, не она, однозначно.
        - Я хочу, чтобы ты меня обнял, - шёпот девушки, послышался уже где-то над мои затылком. - Я помню, как ты меня называл своей шоколадной Алёнкой, Марк.
        Ёптить, Серёжа! Это полный звездец!
        - Какого лысого, дамочка? - воскликнул я, вскакивая с кровати.
        В темноте, конечно, не заметил я стул, об который знатно споткнулся. Затем совершил кувырок, с болезненным касанием головой стола. Только после подобных акробатических пируэтов, я смог дотянуться до настольной лампы.
        - Ой, а ты ведь… тот самый, который на меня упал, - принялась закрывать лицо ладонями Алёна, сидевшая передо мной в бордовой водолазке и красной юбке. Стройные ножки одеты в чёрные колготки. На ногах розовые резиновые сапоги. И рядом с этой «ночной бабочкой» тёмно-синяя ДСка. Кажется, у папы свистнула, дочка.
        - Ты чего здесь делаешь? Куда так вырядилась? - спросил я, оценивая накрученные волосы на бигуди и плотный слой штукатурки на лице.
        - Я к Марку пришла, - смотрела на меня, раскрыв пальцы Алёнка.
        Надо же! Только сегодня с её папашей трубку мира раскурили, так она опять решила всё испортить. Марик, конечно, козлина! Подставить меня, видимо, решил, хмырь белобрысый!
        - Отлично, а я, как ты видишь, не он. Свободна, юная леди, - сказал я, указав на дверь.
        - Подожди, ты ведь тогда упал на меня… ну когда мы с Марком поссорились. Я знаю, что ты хотел как лучше…
        - Если это означает «спасибо», то принимается. Совет вам да любовь с Барсовым. Больше не ссорьтесь, - подошёл я к двери и включил свет в комнате.
        Девушка уже совсем убрала руки с лица. Теперь её взор был направлен на меня и глаз она не сводила. Только что её больше всего привлекло, непонятно. Мужской голый торс, мои белые «семейки» в красный горошек или то, что выпирало в них?
        - Я не хотела его сдавать, поскольку очень люблю. Если бы сказала, что он ко мне приставал, то папа бы его побил. Проблемы у него тогда на работе возникли, а я этого не хочу.
        Ну да, а Родина пожалуйста! Его не жалко.
        - Так, Алёнка, шоколадная девчонка, колеса в воздух и в коридор. Тебе в соседнюю комнату.
        Главной задачей сейчас было её выпроводить поскорее. Ждать, пока она исповедуется мне полностью, я не стал, и потянул девочку к двери.
        - Я не специально. Мне Марк сказал, что он здесь живёт.
        - Здесь я живу, дорогая. Мне в прошлый раз из-за твоего молчания влетело. Не нужны мне больше проблемы с твоим пап… - не закончил я фразу, поскольку в комнату пришёл ещё один посетитель. - Папдец, - выдохнул я, увидев кто стоит на пороге.
        Надо отметить, что от удара Буянова, который и оказался моим гостем, дверь распахнулась со страшной силой, чуть не слетев с петель. Хлопнула она в стену так, что посыпалась побелка с потолка.
        Иван Гаврилович явно не готовился выдвигаться за своей дочкой. Стоял он перед нами в одной белой майке с пятном на лямке, кальсонах и рыбацких сапогах. Похоже, другой обуви не нашлось под рукой.
        - Я так и знал! - взревел Буянов, смахивая с себя белую крошку побелки, которая слегка посыпалась на него.
        - Товарищ подполковник, вот сейчас я вам клянусь, что это не то, о чем вы подумали, - вышел я в своём откровенном виде из-за спины Алёны.
        - Ага, я и вижу, что ты не ждал мою дочь здесь, - указал он своим пальцем на мои трусы.
        - Так… я, вообще-то, в своей комнате, Иван Гаврилович, - попытался я объясниться.
        - Вот здесь тебя и замурую, Родин, - сказал Буянов и двинулся на меня.
        - Папа, успокойся, - кинулась к нему девушка.
        - Ты чем думаешь, дочь? Он к тебе приставал, а ты теперь с ним… ну… - искал Гаврилович подходящий синоним слову «переспала», щелкая пальцами и высматривая подсказку на потолке. - Родин как это назвать на вашем молодёжном языке?
        - Спишь с ним. По-другому никак, - сказал я.
        - Вот и я так хотел… - согласился сначала Буянов, но потом снова вскипел. - Так вы чё, спите в месте? - вновь взревел он, и выкинул левый боковой в мою сторону. Ушёл я от этого удара легко.
        Сейчас только криков не хватало. Сбежится вся общага, а завтра вся часть будет говорить, что у Родина в комнате притон.
        - Папа, во-первых, я большая, а во-вторых, я с ним не сплю, - в деловом тоне заявила ему Алёнка, подбирая с пола куртку. - И мама прекрасно знает с кем у меня отношения.
        Тут комэска вообще поник. У него начали подкашиваться ноги, и он попятился назад. В последний момент я подхватил его, чтобы тот не совершил вынужденную посадку на деревянный пол.
        - 211я комната, что за балаган? Родин, который час? Девок водишь? - кричала вахтёрша, которая прибежала наводить порядки с высоко поднятой вверх шваброй. - Я только в туалет отошла, а ты уже устраиваешь мне тут беспорядки. Я на тебя управу найду… ой! - воскликнула она, увидев Гавриловича, и выронила швабру.
        - Васильевна, доброй ночи, - поздоровался Буянов и уверенно выпрямился.
        - Ой, Ванечка! Ты как это здесь? - спросила вахтёрша, махая от волнения руками.
        - Васильевна, давай завтра поговорим. Ты ничего не видела, - медленно подошёл к ней Буянов.
        - Ванюша, - тоненьким голосом произнесла вахтёрша, будто сына родного увидела через многие годы. - Ты опять за старое? И Анька не смогла тебя на путь истинный наставить? - чуть уже не плача, говорила она.
        - Ой, да нормально всё. Спокойной ночи, - сказал Буянов, захлопнув дверь перед носом Васильевны.
        Хлопнул Иван Гаврилович снова «от души». Белый пепел посыпался на него ещё более обильными хлопьями.
        - Вспомнила, бабуля, как мы тут в лейтенантские годы… - начал Буянов, но тут же остановился, поймав заинтересованный взгляд Алёны. - Ну, это вам не надо знать. Теперь вопрос - что за ерунда тут происходит?
        Алёна дала признательные показания, что она перепутала двери, а в гости она шла к другому человеку.
        - К Барсову, значит. Теперь понятно. Как ты могла перепутать комнаты? Я ж чуть не убил Родина… кстати, лейтенант, надень на себя что-нибудь, а то моя дочь поглядывает на тебя. И плевать мне, что ты у себя дома.
        Гаврилович начинает потихоньку снижать градус кипения, так что я решил не подкидывать дровишек в костёр спора.
        Пока я одевался, семейка Буяновых продолжала выяснять отношения. Сон, после таких приключений, стал одолевать меня не так сильно, но спать надо уже ложиться, чтобы завтра быть готовым к полётам.
        - А чего тогда, твой Марк не заступился за тебя? - спросил Гаврилович.
        - Так… - замешкалась Алёна, посмотрев на меня.
        - Я оказался на месте и отогнал этого мудилу, - вступил в разговор я, делая ударение на слове «мудила». - Но сам я особо ничего не помню.
        - А потом на меня упал. Пьяный же был, верно? - спросила у меня Алёна, на что я утвердительно кивнул.
        По лицу комэски было видно, как он обрабатывал информацию в голове. И почему я решил не говорить о Марке в эту минуту? Перевёл бы на него стрелки, да и пускай выкручивается сердцеед. Но лучше я сам ему объясню и очень «жёстко».
        Возможно, и впрямь любит эта дурочка своего Барсова, а вот его чувства, похоже, не совсем взаимны.
        - Товарищ подполковник, вы извините, но я спать хотел лечь. Вы можете семейные обсуждения перенести к себе домой? - тихо спросил я.
        - Да, согласен. Завтра полёты к тому же, - сказал он, и семейство Буяновых вышло за порог.
        Прикладываясь на кровать, я слышал, как в соседней комнате продолжалось небольшое застолье. Несколько секунд я боролся с желанием поспать или пойти и поговорить с Мариком по душам. И всё же не сдержался, подскочив с кровати.
        Постучавшись в дверь комнаты, где жили ребята из группы руководства полётами, мне открыл сам Барсов.
        - Серый, решил накатить? - весело сказал Марик, шатаясь в дверном проёме.
        - Выйди, поговорить надо, - позвал я его за собой на кухню.
        Место приготовления пищи пустовало, если не считать таракана, пробежавшего у самого порога. Марик, который был очень весел, поинтересовался шумом в моей комнате, но я резко остановил его, взяв за грудки и прижав к стене.
        - Серый, ты… ты че? - растерялся белокурый мачо.
        - Тебе напомнить перевод с китайского слова «чё»? Так вот, жопа тебе настала, красавчик, - сказал я, схватив его за ухо. - Подставил дважды ты меня уже, Марк. Чего добиваешься?
        - Ты о чём? Больно! - взвизгнул Барсов.
        - Про Алёну и её отца. Он же наш комэска. Смекаешь?
        - Случайно, брат получилось. Ты же его знаешь, он бы меня возле подъезда порвал бы на части. Ай! - воскликнул он, когда я слегка потянул ухо вверх.
        - И ты ничего лучше не придумал, как свой шершавый язык засунуть в глубокое место и промолчать? Ещё и ржал надо мной в классе подготовки, когда я вспоминал события того вечера, - громко высказывал я Марику прямо в ухо. - Кто ты после этого, чепуш?
        - Прости Серый! Ай, ты так оторвёшь ухо, - пытался он отцепить от себя мою руку.
        - А комнату чего мою назвал?
        - Да я давно ей говорил по твою комнату, да только в ней никто ещё тогда не жил. Мы у вахтёрши ключи втихую брали и водили туда девчонок.
        - Надеюсь, убирали потом за собой? - потянул я ещё сильнее вверх ухо Барсова.
        - Само собой. Серый, ну хорош. Оторвать можно, - причитал он, и я отпустил.
        - Запомни, твоё счастье, что мы вместе служим. С этого момента, помощи от меня не жди. Козлить и мстить не буду, но и общаться с тобой тоже мне теперь противно.
        После этого я оставил его подумать на кухне, а сам пошёл к себе в комнату. На этом «вечер разнообразных встреч» должен был подойти к концу, но не тут-то было.
        В коридоре чуть было не сбила меня лейтенант Вещевая.
        - Товарищ доктор, как ваше здоровье? - спросил я, заметив, что девушка выглядит уставшей.
        - С какой целью интересуетесь? - спросила она, расстёгивая серое пальто, под которым был одет спортивный костюм.
        Вечерняя тренировка? Молодец Оленька! Держит себя в форме.
        - Непосредственно по причине переживания за ваше здоровье. Вы всё время тревожитесь за наше, так что пускай кто-нибудь и о вас побеспокоиться.
        - Со мной всё хорошо, а вот у вас, товарищ лейтенант, через пять минут пойдёт нарушение предполётного режима. Я буду вынуждена завтра вас отстранить от полётов, - со всей серьёзностью заявила Ольга, глядя на настенные часы.
        Вот что за человек! Хотел приятное ей сказать, а она сразу о работе, хоть и права по поводу режима. Его нужно соблюдать.
        - Отстланить от полётоф, - передразнил её я, специально коверкая слова. - Знаете, вам бы однозначно не мешало бы привести ваши ногти в порядок, - сказал я, указав на руки Ольги, которые она тут же засунула в карманы пальто и немного покраснела. - Вы же медик и работаете с пациентами. Инфекцию можете занести, поцарапать кого-нибудь. Да и, парням больше нравится, когда девушка ухожена.
        Откровенно говоря, я нагло придирался к её ногтям. На самом деле они были у нее коротко подстрижены обычными ножницами. Ей бы выровнять длину, равномерно подпилить, накрасить, и было бы идеально. В первый я её смутил, будучи злым за испеченную футболку. А сейчас она первая начала угрожать мне отстранением от полётов.
        Выискалась тут коза-идеалистка!
        - Родин… идите спать, - отмахнулась она и заспешила в свою комнату, на ходу сняв пальто.
        - Так я и иду, - громко сказал я вслед Вещевой, засмотревшись на её ягодицы.
        Даже в спортивном костюме они были очень аппетитными. После такого приятного вида можно и спать лечь.
        Время шло быстро. Лётная неделя сменяла одну за другой, и с каждым разом нагрузку мне только повышали. К Новому году я уже должен был допуститься к полётам на боевое применение по наземным целям.
        После очередных полётов, Буянов на разборе даже поставил меня в пример. Для меня это были одни из первых вылетов на очередной модификации МиГ-21 под названием «бис». Пожалуй, это лучшая машина из линейки этого типа. Их в нашу эскадрилью прислали из 215го гвардейского полка, который базировался недалеко от нас в городке Бокайды, взамен СМок отправленных в Афганистан.
        - Мендель, чего ты там исполнил в полёте? - отчитывал он Пашу за то, что тот не смог пристроиться к звену.
        Павел, который недавно получил капитана и планировал вместе со мной в скором времени проставляться на офицерском собрании эскадрильи, редко получал нагоняй от командира. Последнее время я заметил, что Мендель частенько засыпает в кабинете на небольшом диванчике днём.
        - Иван Гаврилыч, облачность густая. Вы же видели, - пытался оправдаться Мендель.
        - И что? Родин же не потерялся. Так у него налёту всего ничего, а ты уже капитана досрочно получил.
        - Ему бы высыпаться надо, а он с ребёнком нянчится по ночам, - шепнул Валера, указывая на Пашу.
        Обычное дело, когда есть маленькие дети в семье. Мне этих сложностей не понять, но вспоминая Тёмыча, это обычное дело, когда дети спать не дают по ночам.
        - Родин, сегодня неплохо. Продолжай продвигаться по программам курса.
        Такие похвалы от Гавриловича, как мне шепнул Валера, он давно не слышал. Если Мендель повернулся ко мне и подмигнул в знак одобрения, то Марик смотрел волком. Определённая зависть пошла у парня, которого теперь считают менее перспективным, чем я.
        - Ты только, Сергей не расслабляйся. Есть ещё над чем работать, - вернул меня с небес на землю Гнётов.
        И тут с ним можно согласиться. В этот же день мы с ним летали на ближний воздушный бой. Всё ничего, да только выслушал я от Григория Максимовича потом очень много «хорошего». И несколько раз утёрся от слюны, которой он брызгал, пока выговаривал мне, сколько я раз чуть его не угробил.
        - Я тебе у самолёта на предварительном разборе указал твои ошибки, - спокойно сказал он мне при всех.
        - Так точно. Анализ мной проведён.
        - Это хорошо. На следующей лётной смене посмотрим, как ты его провёл, - предупредил меня Гнётов, постучав пишущей ручкой по столу.
        В последнее время я стал замечать, что основные полёты выполняются на местный горный полигон. В Осмоне, если позволяла погода, он работал постоянно. С авиационными средствами поражения и исправными самолётами проблем не было. Как и с полигоном, находившемся в непосредственной близости.
        Полёты туда выполнялись регулярно, и не только нашим полком. Вертолётный полк Ми-24 и Ми-8, базировавшийся на нашем аэродроме, работал там в выходные и в будние дни, делая перерыв в дни наших смен. А десантированию и вовсе отвели отдельный день - воскресенье. Местный полк десантников, похоже, активно готовил личный состав к ротации в Афганистане, поскольку транспортные Ил-76 и Ан-12 с личным составом и техникой приземлялись у нас ежедневно. Да и в городе стало появляться много нового люда в военной форме, раскупавшего товары на местных рынках и в магазинах.
        Бытовая жизнь шла своим чередом. Обычно, я проводил свободное время за чтением книг и просмотром кино в городе. Увидеть «Пиратов ХХ века» на большом экране было очень приятно. Как-никак, а ведь это самый популярный фильм в истории советского кино.
        Не отказывал я себе в удовольствии прогуляться по зеленым, даже в это время года, паркам Осмона. Люди, встречавшиеся мне на пути, всегда были приветливые, весёлые и никуда не торопящиеся. Правда говорят, что не стоит спешить жить.
        Привлёк моё внимание интересный «аттракцион» в центральном парке. Переоборудованный в детский кинотеатр самолёт Ан-8. На борту у него большими буквами нанесено весёлое название - «Антошка». Очередь детей была нескончаемой. Жаль, что подобных развлечений в моё время уже не было. Одновременно детям прививается любовь к кино и самолётам. Здорово!
        Несколько раз ходил на переговорный пункт по вызову на телефонный звонок. Бабушка и дедушка каждую неделю интересовались, как я устроился и всё ли у меня хорошо. Деда больше волновала, какова обстановка в приграничном округе к зоне боевых действий. Иногда спрашивал за рыбалку и где вкуснее арбузы. Если честно, ни разу ещё не ел здесь это полосатое чудо бахчеводства.
        В прошлой жизни я их съел на несколько поколений вперёд, но решил не расстраивать старика и сказал, что местные арбузы хуже наших Владимирских.
        Бабушку, как и любую женщину, интересовали самые важные дела - тепло ли мне, кушаю ли я хорошо или плохо, чем кормят, сколько раз, болею или не болею, в чем хожу и так далее. Типичная забота о внуке.
        Не давал я старикам обещания, что скоро приеду. Кто его знает, когда мне дадут отпуск, если все сейчас готовятся к очередному заезду в Афган.
        До нового года оставалось несколько дней. Близился момент, когда меня будет проверять комполка Томин. Наставлений от Буянова и Гнётова было много. Особенно ратовал за успешность полёта Гаврилович. В день вылета, он как мог меня настраивал на хорошую работу.
        - Смотри, всё как в инструкции. «Главный» включать только на боевом курсе, - инструктировал он меня у самолёта, пока мы ждали командира.
        Валерия Алексеевича срочно вызвали на командный пункт сразу после предполётных указаний. Обычно, ничего хорошего в этом нет. Что-то намечается, но Томин не распространялся среди своих замов и командиров эскадрилий.
        - Как думаете, Иван Гаврилович, намечается работа у нас?
        - Ты про вызовы на КП? - переспросил комэска, на что я утвердительно кивнул. - В прошлом году было хуже. То летим, то не летим. То летим в одно место, то в другое. Качели были ужасные.
        - Задачи могут меняться постоянно.
        - Согласен, - Буянов внимательно посмотрел на меня, будто собирался что-то важное сказать. - Я тебя, наверное, расстрою, но пока не рискну тебя взять с собой на задание.
        - Не доверяете? - поинтересовался я.
        - Мал ты ещё. Схватываешь быстро, но мал.
        - А Барсов значит зрел?
        - Ты не дерзи мне тут. На твой век ещё хватит войны, - сказал Буянов, выглянув в направлении здания высотного снаряжения, откуда доносился звук двигателя УАЗика. - Вон, едет Алексеевич. Лезь, давай в кабину.
        Глава 26
        Расстроил меня таким подходом Гаврилович. Хоть я и знаю великую мудрость, что на войну не просятся. Да только от неё никто и не бегает. С одной стороны, прав Иван Гаврилович. Сначала нужно мне подготовиться, налетать определённое время и пройти программу подготовки.
        С другой, стремление показать себя в деле у меня просто запредельное. Для чего тогда столько лет подготовки в училище? Да и зря я, что ли совершал вынужденный переезд из одного тела в другое?
        Томин после короткого разговора с Буяновым, забрался на своё место в заднюю кабину. Первым делом он проверил со мной связь, уточнил моё состояние и готовность.
        - Так, ребя, делай всё, как и всегда. Я тебе оценку здесь не ставлю, - говорил командир по внутренней связи, пока мы выполняли процедуру запуска. - Но не забывай, что у нас два «огурца» под крылом. Сколько это взрывчатого вещества?
        - Почти 200 килограмм, товарищ командир.
        - Вот именно. Твоя задача сейчас - попасть в полигон и не попасть кому-нибудь по голове. Понял? - спросил он, произнеся вопрос на знакомом мне наречии Ближнего Востока.
        - Вы знаете дари? - спросил я, проверяя органы управления и параметры силовой установки.
        - Стараюсь познать язык нашего врага. В Афгане большая часть разговаривает на пушту и дари. Многие духи знают русский, - рассказывал командир. - Есть на запуске проблемы? - спросил он.
        - Никак нет. Запрашиваем руление?
        - Давай.
        За время полётов в Осмоне я заметил, что при движении, как по земле, так и в воздухе, командиру никто не делает поблажек. Наверняка, Томин сам организовал так службу. Оно и правильно. В воздухе приоритеты обозначены в документах. Должность командира привилегий не даёт.
        На полигон лететь всего ничего. Вот и я сразу после взлёта взял курс к третьему развороту круга полётов для применения бомб.
        - Точка, 117й, добрый день. К вам для работы по 12 мишени, - вышел я на связь с руководителем полётов на полигоне.
        - Вас понял, 117й. И вам доброго дня. Рассчитывайте к первому и по кругу для тактического захода.
        В предыдущих полётах я достаточно пристрелялся, чтобы не выписывать лишние круги над мишенным полем. Погода хорошая, ветра почти нет, видимость и контрастность цели прекрасная. Вполне можно и не занимать лишний раз воздушное пространство.
        - Готов сходу выполнить первый боевым, - сказал я в эфир.
        - Вас понял. Рассчитывайте к третьему, заход боевым по 12-й мишени.
        Пока я включал прицел, Валерий Алексеевич в задней кабине не забыл упомянуть, что я слегка усложнил своё задание.
        - Настолько уверен в своих силах, что попадёшь с первого захода? - запросил он по внутренней связи.
        - Так точно. Все расчёты есть, цель наблюдаю, готов работать.
        - А я и посмотрю на тебя. Право на ошибку у тебя ещё есть, ребя.
        Интересное у командира присказка «ребя». Невольно напоминает Голубева, у которого я частенько обзывался «мой юный друг».
        За несколько секунд до третьего разворота, я начал вводить параметры в прицел и не упускать из виду цель. Работать нужно будет с пикирования, а высота ввода будет порядка 2000 метров.
        - Точка, 117й, занимаю 2000, скорость 700, подхожу к третьему.
        - 117й, третий по готовности, - разрешил мне выполнение разворота руководитель полётами на полигоне.
        И снова начинаю потеть. Пару минут назад я был полностью уверен, что могу сходу залепить по мишени ФАБиной. А вот теперь, когда ещё нужно прицелиться, выдерживать скорость, правильно и вовремя ввести самолёт в пикирование… короче дел куча! Так промахнуться можно и мимо полигона.
        Я немного поправился в кресле, чтобы сидеть как можно ровнее. На высотомере проконтролировал необходимую высоту, а на шкале прицела величину упреждения. Вроде всё хорошо, но как обычно что-нибудь, да забудешь.
        - Точка, 117й, разворот на боевой, «главный» включил, - доложил я, включая тумблер «Тактический сброс»
        - 117й, понял.
        В кабине загорелась красная лампа «Взрыв», поддалось питание на кнопку РС на ручку управления самолётом.
        - Индикатор «Бомбы на взрыв» горит. К сбросу готов, - прозвучал в ушах голос командира.
        Ручку от себя и пошли пикировать на цель. Началась небольшая тряска. Видимо, появилась какая-то составляющая ветра. Пришлось выравнивать самолёт по курсу, поскольку метка на прицеле начала ходить из стороны в сторону.
        - Цель наблюдаю.
        - 117й понял, работу разрешил. После работы выход вправо.
        Высота подходит к 1100 метров. Горит лампа «Пуск» на прицеле. Вот-вот сейчас уже надо сбрасывать, а мишень так и не встала ровненько на центральную марку. Уже 950! Ох, если не поймаю сейчас в прицел, нагоняй будет обеспечен.
        - Поймал! Сброс! - громко произнёс я, нажимая кнопку РС, и энергично начал выходить из атаки.
        Голова инстинктивно смотрит вправо, а там прямое попадание в мишень. Лампа на панели подвесок погасла, но напротив ещё одной бомбы горит зелёным.
        - Точка, 117й, сброс произвёл, разрешите на повторный.
        - 117й, разрешаю.
        Моя вторая бомба легла аккуратно и точно, но не взорвалась. В этом моей вины нет, как высказался Томин.
        - Это железяка. У неё всегда чего-нибудь да откажет. Ей простительно, - сказал он мне, когда мы отошли от полигона. - Нам с тобой такой роскоши никто дать не может. Для нас это смертельно. После посадки поговорим на бетонке.
        Командир пока молчал и своих комментариев не произносил. Разговорился он, как и обещал, только после посадки, когда зарулили на стоянку и вылезли из кабины.
        Полёт обсудили очень быстро, а дальше Алексеевич начал рассказывать хитрости и делится опытом с войны. Советы были и по поводу экономии топлива, когда дежуришь в зоне барражирования, по манёврам противоракетным и как эффективно бросить бомбы.
        - Сам понимаешь, что нам, как истребителям на этой войне делать нечего. Догадался, ребя, почему? - спросил Томин, принимая от своего водителя фуражку.
        - У духов своей авиации нет, а Пакистан и Иран не ссорятся с нами, хоть мы иногда и залетаем к ним. Пока не ссорятся.
        - Правильное слово здесь это «пока». И, тем не менее, работёнка нам нашлась, и будет ещё находиться не раз. Время придёт и тебе придется накладывать марку на цель.
        - Я понял, товарищ командир, что мне ещё рано, - ответил я. Итак понятно было, по косым взглядам начальников, что в бой меня не собираются пускать.
        - Вот это хорошо. Не спеши жить, Родин. На твой век и правда хватит. Как я и сказал, через год твоя очередь в Афган. А пока, готовься.
        Командир пожал мне руку, расписался в моей лётной книжке и пошёл к своему УАЗику.
        Остался у меня осадочек на душе. Хотел я себя показать командованию. Судя по всему, зря я потел сейчас в кабине. Так сильно хотел всё сделать мастерски, что и про главное событие забыл.
        - Родин, ты сегодня про собрание в столовой помнишь? Надеюсь, подготовился? - крикнул он мне, садясь в машину.
        - Так точно.
        - Это хорошо, ребя. Такие события я никогда не пропускаю, - сказал Валерий Алексеевич и укатил на своём служебном транспорте.
        Офицерское собрание - это традиционное в армии мероприятие, способствующее сплочению воинского коллектива. Звучит красиво, а написано в брошюрах, инструкциях и телеграммах у замполитов ещё красивее.
        А вообще, во все времена, собрание это законная, естественно относительно, возможность «нахрюкаться» на рабочем месте в присутствии начальников. Причём, они ещё и от тебя не будут отставать, а только поддержат своим стаканом.
        В моё время бюрократизм доходил до абсурда. Выпускались инструкции, как нужно организовывать офицерские собрания. Мол, никто ж в армии не знает, как выпивать правильно. Вводились обязанности старших столов и всего мероприятия в целом. Да я когда читал эти документы, удивлялся креативности и юмору составителей этих инструкций.
        В Советском Союзе было всё проще и меня никто не рассмешит подобными маразмами. Набор на офицерское собрание стандартный - лётная столовая, весь лётный состав эскадрильи, приглашенная звезда, а точнее звезда с тремя звёздами на погонах, он же командир, а также самые красивые и незамужние официантки.
        Алкоголя натаскали мы с Менделем и Барсовым заранее, чтобы он уже был готов к потреблению. С закуской дело обстояло проще. Весь лётный состав эскадрильи поставился на довольствие на несколько дней, но для себя устроил эти дни разгрузочными.
        В итоге большое количество сэкономленных продуктов материализовалось в неплохую по советским меркам закуску с салатами, горячими блюдами и нарезками. Что-то конечно докупалось, но не в больших масштабах.
        Через час после окончания лётной смены в столовой уже вовсю шумел лётный состав нашей эскадрильи. Комбинезоны сменили на повседневную форму, а официантки навели марафет, словно у них конкурс красоты.
        Постаралась соответствовать своему реноме и «императрица» Юлия. Волосы придерживал красный ободок, две верхние пуговицы блузки расстёгнуты, чтобы личный состав смотрел куда надо, а на ногах лакированные алые туфли.
        Больше всех знаки внимания оказывал ей замполит эскадрильи майор Гусько.
        - Юля, Юленька, Юлёк! Ты заходи на огонёк! - целовал он ручки привлекательной женщине.
        Мужики рядом с ним уже приняли по «пять капель», не дождавшись, начала мероприятия. Сам замполит попивал потихоньку из стопки водку, закусывая лимоном.
        - К вам зайдёшь, так домой через недельку только попадёшь, - отдёрнула она свою руку, украшенную парой золотых колец.
        Виновники торжества, а нас было трое сегодня, заняли свои места в центральной части стола. Пока что, общее руководство в отсутствии командира осуществлял зам по лётной подготовке полка Бажанян. Тигран Араратович рассказывал очередную историю из его афганских приключений.
        - Тринадцать ковров. Мягкие, бархатные, ай какие, ты бы Серёжа видел! - взмахивал подполковник руками передо мной. - Командир Илюшки не берет и всё. Я ему долмушечку предложил, и апельсинов, и чеков бумажных в подарок, а он нос свой грузинский воротит.
        - Так договорились или как? - спросил я, наливая себе сок.
        - Сошлись на двух ящиках по прилету в Ереван. Грабёж Сережа! Армэнчику телеграмму послал, а тот только один ящик «Арарата» найти смог. Я ему - мамой клянусь, тебе уши обломаю и скажу, что так и было.
        - Тигран Араратович, а Арменчик это кто? - поинтересовался Мендель.
        - Это тот, который мне все нервы уже переделал. Ишак горный, а не Армэнчик! А ещё племянник мой родной.
        И всё в таком ключе. Когда находишься рядом с такими эмоциональными представителями братских республик, хорошее настроение обеспечено. Всё же тринадцать ковров передать из Афгана в Ереван надо умудриться.
        Когда появился Валерий Алексеевич с аккуратно завёрнутым свёртком, началась и основная часть мероприятия.
        Глава 27
        Как того требует традиция, первый и третий тост в обязательном порядке говорит командир. Томин, выполняя в точности этот завет, объявил о поводе, по которому все собрались сегодня за столом. Их набралось сразу три.
        Паша Мендель получил капитана, Барсов старлея, а мне предстояло «влиться» в коллектив и получить в торжественной обстановке, согласно местной традиции, лётную куртку. Естественно, каждый из нас троих должен был представиться, как следует, и выпить офицерскую норму - гранённый двухсотграммовый стакан водки. Объём не маленький, но для подготовленных в самый раз.
        Паше и Марку предстояло выпить по стакану со звёздочками на дне. «Обмыть», так сказать свои заслуженные звёзды!
        - Товарищ командир! Товарищи офицеры! Старший лётчик первой эскадрильи 236 полка старший лейтенант Мендель, представляюсь по случаю получения досрочно очередного воинского звания… - громко произнёс Паша и принялся употреблять налитую в его стакан сорокаградусную жидкость.
        Не торопясь, он опустошил посуду и положил губами звезду на погон.
        - Воинского звания капитан! - закончил он свою фразу и получил причитающиеся овации.
        У Барсова чуть было не произошёл казус - золотистые знаки отличия он чуть было не проглотил. Сильно задрал голову, когда выпивал, и, тем не менее, со своей задачей справился.
        - А теперь, новый член нашего коллектива, расскажет немного о себе и своей биографии, - объявил о моём выступлении Томин.
        Поднявшись, я спокойно налил себе стакан, невольно вспоминая, что уже проходил через эту процедуру в прошлой жизни. Как и ранее, это немного волнительно.
        Передо мной сидят профессионалы своего дела, не раз рисковавшие жизнью и получившие за это заслуженные награды. Высокие награды! Они пытаются подшутить в этот момент, проверяя тем самым твою выдержку и чувство юмора. А главное, ждут твоей речи. Содержание её никого не интересует, важна лишь уверенность, с которой ты произнесёшь эти приветственные слова.
        - Товарищ командир, товарищи офицеры! Лейтенант Родин Сергей Сергеевич, 1959 года рождения. Родился в городе Владимирске в семье военного лётчика. Закончил в 1980 году Белогорское Высшее Военное Авиационное училище лётчиков с золотой медалью и с присвоением третьего лётного класса. Представляюсь по случаю прибытия к новому месту службы и… - после паузы я должен был выпить стакан, который держал перед собой.
        В такие моменты никто отвлекать не имеет права. Все ждут, когда ты выпьешь, смотрят и не шевелятся. Аплодисменты, одобрительные возгласы и приколы только после обязательной процедуры потребления.
        Я медленно поднес стакан к губам. Слегка передёрнулся от спиртового запаха, но вида подавать нельзя. Засмеют же!
        - Я прошу прощения, товарищ командир, вы позволите войти? - раздался тихий и до трясучки знакомый женский голос, после открытия двери в обеденный зал.
        Ну какого фига она припёрлась? Товарищ Вещевая, конечно, могла бы составить компанию, но только чуть позже. Надо, чтобы народ немного повеселел.
        - Ольга Онуфриевна, дорогая вы наша, - покачал головой командир, поймав мой рассерженный взгляд в сторону начальника медицинской службы. - У вас что-то срочное?
        - Хотела вам доложить, что в преддверии выходных дней следует обратить внимание личного состава на растущую заболеваемость ОРВИ в гарнизоне города Осмон и…
        - Я вас услышал, Ольга Онуфриевна. Витаминки все будут пить и прививки от гриппа сделаем, - сказал Томин, вставая со своего места и подходя ближе к Вещевой. - Вас я прошу занять место на нашем мероприятии. Раз уж вы пришли.
        - Нет, нет, - начала упираться Ольга, пятясь назад.
        Её лицо выглядело испуганным, будто ей сейчас грозит трибунал, а она не виновата.
        - Оставайтесь, Олечка, - послышалось из зала.
        - Вам тут все рады.
        - Олюшка, зелень-мелень, випивка. Покушаете, отдохнёте. Потом вас проводят, - начал помогать командиру Бажанян.
        Но Вещевая была непреклонна. Тогда Валерий Алексеевич прибёг к последнему, но самому действенному методу.
        - Лейтенант Вещевая, приказываю вам занять своё место за столом, - объявил громогласно Томин.
        - Есть, товарищ полковник. Разрешите идти на своё место? - со страху приложила руку к пустой голове Вещевая.
        - Разрешаю, - кивнул Томин.
        Ольга спокойно села рядом с Бажаняном, который быстренько подсуетился освободить для Вещевой место, и потерянно посмотрев в мою сторону. Опять она накосячила, причинив мне неудобства.
        Даже не знаю, радоваться или расстраиваться присутствию нашего симпатичного доктора на застолье. Но приказы командира не обсуждаются. К тому же, без его ведома нельзя мероприятие покинуть. Тоже одно из правил офицерского собрания.
        - Родин продолжает. На чём остановился? - спросил Валерий Алексеевич.
        - На кульминации, - ответил я. - Представляюсь по случаю прибытия к новому месту службы и…
        И как всегда! Ну не даёт мне судьба выпить спокойно!
        - Товарищ полковник, разрешите обратиться, посыльный по штабу рядовой Захаров! - громко сказал солдат в промокшем плаще, заскочив в обеденный зал.
        Томин уже был готов разорвать бойца, но сдержался.
        - Через минуту подойду, ребя, - отмахнулся он от рядового. - Родин продолжай.
        Я снова начал поднимать стакан, но солдат оказался упертым и исполнительным военным.
        - Товарищ полковник, у меня приказ довести до вашего сведения…
        - Рядовой, выйдите отсюда. Вы ещё не познали прелестей гауптвахты? Я вам устрою экскурсию на несколько дней туда, - перебил его командир. - Родин, давай уже заканчивай.
        И всё равно рядовой был непреклонен. Что должно было случиться, что он так оборзел и не выполняет указаний командира.
        - Товарищ полковник, вам срочно нужно прибыть в командный пункт. Вас вызывает командир 24й дивизии.
        Валерий Алексеевич стукнул двумя кулаками по столу, произнёс несколько дежурных фраз, не переводимых ни на один из языков мира, и отправился в сторону выхода.
        - Я быстро. Родину пить не давать, пока я не приду.
        Ну что за напасть? То Гнетов ставил меня в наряды под предлогом ограждения меня от спиртного, то теперь ещё и мой законный стакан мне не дают опустошить.
        За стенкой послышались громкие разговоры. В столовой, насколько я знал, тоже был кабинет командира, где он мог обедать. Там как раз и был ещё один прямой телефон, по которому можно было созваниваться с командованием.
        Через пару минут послышался звук удара трубки по телефону, и в обеденный зал вновь зашёл командир. Его лицо уже не было таким злым. Валерий Алексеевич выглядел напряжённым и задумчивым. Это подтвердилось сразу, как только он взял бутылку и налил себе стопку. Выпив её залпом, он, даже не закусив, протянул мне свёрток. Не трудно догадаться, что там была лётная куртка.
        - Никому не пить. Потом выпьем ещё, - тихо сказал он, и пожал руку мне. - Всем лётчикам в течение 30 минут прибыть в класс предполётных указаний для получения боевой задачи.
        И даже вопросов никто не задавал. Всем стало понятно, что дело серьёзное.
        Пока ехали в автобусе, я начал представлять себе момент, когда мне скажут, что я никуда не лечу. Непросто себя ощущать оторванным от своего подразделения, когда оно выполняет настоящую боевую задачу. Ещё и Барсов подначивал меня.
        - Эх, Серый! Я бы на твоём месте просился изо всех сил. Полёт ведь щас будет серьёзный, а ты на земле. А там и война скоро закончится и вообще, больше нигде не поучаствуешь, - с ехидной улыбкой сказал он, повернувшись ко мне.
        - Ты о себе подумай. Тебе задачу выполнять, в голове прокрутил бы полёт, - ответил я, рассматривая тёмные улицы Осмона за окном автобуса.
        - Я уже готов. Меня целый год к этому подводили. По-любому, с комэской в паре пойду сейчас. Ну а ты готовься. Через годик и твоё время придёт, - ухмылялся Барсов. - Может быть.
        - Марик, ты лучше о полете так бы думал, пока есть чем думать. А то я могу и повторить наш разговор на кухне, - сказал я ему.
        После сказанного ухмылка с лица Барсова пропала. Видимо, ударила в голову Марику водочка, раз у него так язык развязался. Хлебнул зелья храбрости! Затаил обиду на меня плейбой за то, что прижал его к стенке.
        С нами ехала и Вещевая, нервно поглядывая в мою сторону. Сейчас ей предстоит пойти против своих принципов. Боевую задачу нужно выполнять, а есть среди нас те, кто слегка употребили уже. Наверняка, будет сейчас предлагать их не пускать в самолёт.
        Когда автобус остановился рядом со штабом, Ольга подскочила со своего места, чтобы произнести какую-то речь.
        - Товарищи… офицеры, - запинаясь, сказала она. - Я вас прошу никому и никогда не рассказывать, что вы после застолья садились в самолёт. Если, конечно, сейчас вам придётся это сделать.
        - Ольга Онуфриевна, да всё же хорошо. Сейчас чистым подышим… - начал говорить замполит Гусько, но Вещевая его прервала.
        - Это обязательно, товарищ майор, - пригрозила она ему указательным пальцем. Ох, и тяжело даётся ей такое решение!
        - Доктор, ну нам идти надо, - сказал я, выйдя в центральный проход.
        - Да, само собой, - села она опять на своё место и не выходила из автобуса, пока он не опустел. - Сергей! - окликнул она меня, когда я подошёл ко входу в штаб.
        - Да, Ольга Онуфриевна, - повернулся я к ней.
        - Вы… вы там аккуратнее, - сказала Вещевая и убежала в сторону санчасти, где уже стоял УАЗик «таблетка».
        И чтобы это значило? Узнаем уже только по прилёту.
        Пока что команды мне не готовиться не было. Значит, экипируюсь я, как и положено для боевого вылета. Оружие получили быстро. Набор в таком случае стандартный - пистолет Стечкина АПС и боекомплект 100 патронов. Приклад я решил не пристёгивать, чтобы сам ствол спокойно помещался в кобуру.
        В классе высотного снаряжения были достаточно оживлённые разговоры на тему предстоящего вылета. Щелкали затворы пистолетов, у кого-то вечно что-то да падало под веселые усмешки товарищей. Сразу видно, что мужики уже полетали на войне и спокойно относятся к тому, что их там ожидает.
        Горный рельеф местности, где самолёт может зацепиться за каждый выступ. Плюс погода меняется по десять раз на день. А главное - не знаешь, откуда ждать прилёта ракеты или очереди из «сварки» - крупнокалиберного пулемёта ДШК, огонь из которого сверху напоминает сияние сварочного аппарата. Всё это большой риск для каждого из нас, что полёт станет последним.
        - Чего там ещё комдив удумал? - возмущался Гнётов, надевая полётные ботинки.
        - Да, небось в Афгане опять все заняты, - предположил Мендель. - Петрович, помнишь, как в Шинданде обстреляли аэродром, а нам на задачу лететь?
        - Ага. На исполнительном стоим и только считаем, сколько артиллерийских мин попало, а сколько ещё летит, - кивал Гаврюк, проверяя патроны в пистолете. - Интересно, НАЗы доукомплектовали автоматами?
        - Вряд ли. Как всегда, никто не ожидал, что прилетит задача, - развёл руками замполит Гусько, убирая кислородную маску с лица.
        Его, как уже подвыпившего, нужно было слегка реанимировать после употребления. Этим же занялись и Мендель с Барсовым.
        При упоминании отсутствия дополнительного снаряжения в носимом аварийном запасе НАЗе Марик начал переживать.
        - А как… как лететь то без автомата? Как с одним пистолетом управиться?
        - Пистолет тебе для того, чтобы застрелиться, Барсов, - похлопал его по плечу Гаврюк.
        - Валера, ну не пугай парня. Первый раз всё-таки, - вступился Гусько. - Главное, если такое уж произойдёт Марик, ближе к нашим аэродромам или границе Союза прыгай. По возможности.
        - Или к «вертушкам». Район их барражирования тебе будет известен, - сказал Буянов, закрывая дверь шкафчика. - Не переживай. Вертолётчики у нас опытные. Быстро подберут. Пять минут осталось. Шустрее мужики!
        В классе стояла мёртвая тишина. Командир получал какие-то указания по телефону и отмечал что-то на бумаге.
        - Ага… Потом… Сработаем и что дальше? - разговаривал он с командиром дивизии, сидя за центральным столом. - Араратыч, ребя, вывешивай карту, - шепнул он Бажаняну.
        Через минуту Томин занял своё место у карты, и взял в руку указку.
        - В Афгане все задействованы в операциях, а Баграм обстреляли и пока никого не подымают оттуда. Стоянку дежурного звена раздолбили, - сказа Валерий Алексеевич, не сводя глаз с карты. - Нам поставлена задача.
        - Надо так надо, командир. Чего делать-то? Чешусь уже до дела, - потирал руки Бажанян.
        - Погоди, Араратыч, - махнул рукой Томин. - Погранцы на участке ответственности 71 погранотряда вступили в бой и обнаружили большое скопление духов. Тащат эти «не товарищи» куда-то к нашей границе крупнокалиберные пулемёты, переносные ЗРК и так далее.
        - Засады собрались делать, - предположил Валера.
        - Возможно. Нам необходимо нанести удар по скоплениям противника. Время удара и порядок связи доведу вам сейчас под запись.
        Томин начал зачитывать порядок выполнения полёта, кто и на каких рубежах нами управляет. Старший штурман полка довёл боевую загрузку на самолётах и маршрут до целей.
        Удар должен быть нанесен несколькими парами. Плюс две пары оставались в зонах дежурств на случай, если у кого-то что-то не сработает на боевом курсе. К таким резервистам отвели и меня в пару к Гаврюку.
        - Вопросы? Если вопросов нет, магнитофон выключить, запись на контроль, - дал Томин команду отключить записывающую аппаратуру, регистрирующую каждую подобную постановку задач. - Теперь вопросы без магнитофона.
        - Командир, точно летят все? - задал вопрос Буянов.
        Валерий Алексеевич ещё раз внимательно обвёл личный состав своим орлиным взором.
        - А в чём проблема? К вылету все готовы? - настойчиво переспросил он, и получил хоровой ответ «Так точно». - Всем по самолётам! И Родин тоже.