Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Долинго Борис : " Прерванный Полёт " - читать онлайн

Сохранить .
Прерванный полёт Борис Анатольевич Долинго
        # Рассказ опубликован в журнале "Звёздная дорога" (Москва), 2002 г., #1.
        Долинго Борис Анатольевич
        Прерванный полёт
        "... Если б знали вы,
        Как мне дороги
        Эти тихие вечера..."
        Песня лилась плавными волнами, словно мягко и бережно ухаживала за душой, как шампунь в рекламе - за волосами. Только Карлин знал, что и то, и это - брехня.
        Карлин подошёл к радиоточке и выключил набивший оскомину "Маяк". Почти уже старинная песня в очередной раз вызвала, а точнее, поддержала у него чувство острого неудовлетворения жизнью. Был именно такой вечер: тихий, пустой и одинокий. С чего бы он был дорог Карлину? Особенно после такой критической статьи, что прочитал сегодня в Сети.
        Собственно, дело, конечно, не в песне, не в вечере и даже не в статье. Дело в самой жизни, удовлетворения от которой, действительно, не было, нет и, судя по всему, не будет. "Уж такой я идиот, - подумал Карлин, - столько лет на свете прожил, а на уровень удовлетворения не вышел, не получил его, это самое удовлетворение".
        - Да, Женя, - сказал Карлин вслух, - жизнь - как минет: делают практически все, а истинное удовлетворение мало кто получает.
        Ведь если залезть поглубже в черепки 99,99% людей, топчущих бренную землю, то и там обнаружится то же самое неудовлетворение. Неудовлетворение тем, что не сумел квартиру большую заиметь или коттедж построить, машину хорошую купить, должность получить или своё дело открыть. Наконец, даже детей добропорядочных вырастить не сумел. Жизнь, одним словом, прожить достойно не сумел, достичь чего-то, что важным считается....
        Спроси, правда, любого прямо, в лоб: а что такое, по-твоему, "прожить жизнь достойно"? И, ведь, никто не скажет, если честно отвечать будет.
        Само собой, на каком-нибудь юбилее все будут пыжиться и заявлять, что жизнь удалась, что многое достигнуто, что дети - золото, что друзья вокруг верные, и так далее, и тому подобное. Самое любопытное, что в большей степени это относится к мужикам: женщины, хоть и менее логичны по жизни, зато более конкретны вот в таких конкретных вопросах, и это, возможно, единственный случай, когда женщины не соврут.
        "Да, что это я? - подумал Карлин. - Жизнь не удалась, конечно, но это не повод.... А, собственно, почему не повод?"
        Он помотал головой и отошёл от окна шестнадцатого этажа. За стеклом опускались сентябрьские сумерки - сумерки дня, сумерки сезона, сумерки года, сумерки жизни.
        "Опять ты за своё...."
        Открутив крышку пластмассовой канистры, в которую заранее набирал воду через фильтр, Карлин наполнил чайник и поставил его на плиту.
        "Ну-ну, - снова насмешливо сказал внутренний голос, - Здоровье бережём, сдохнуть от плохой воды боимся".
        - Пошёл ты в задницу! - снова сказал Карлин вслух. - Сколько проживу, столько и проживу. Не твоё собачье дело!
        "Конечно, не моё. Твоё это дело. Но ты прикинь, чего достиг-то? Семью развалил, в творчестве, ради которого пожертвовал семьёй, ни хрена не добился. Подыхать будешь, одним словом, в одиночестве, на своём шестнадцатом этаже - к тебе, вон, даже старые друзья давно не ходят"".
        - Заткнись, сволочь, - угрюмо и негромко сказал Евгений, доставая из холодильника бутылку водки - не дорогую (не было у него денег на дорогую), но вполне приличную, не палёную.
        Поставив бутылку на кухонный столик, Карлин прислушался: внутренний голос молчал. Понятно, и эта скотина выпить хочет - лишнее подтверждение тому, что все преследуют личные интересы, даже так называемая совесть.
        Вернувшись к холодильнику, Евгений вынул початую банку украинских маринованных огурцов и кусок чуть заветренной краковской колбасы. Налил солидную рюмку грамм на пятьдесят, хлопнул и закусил огурчиком. В общем, с юбилеем новой жизни!
        Ровно десять лет тому назад в такой же сентябрьский день (впрочем, пардон, сейчас уже был глубокий вечер) Карлин увидел на прилавке книгу, которая перевернула его жизнь. Впрочем, возможно, перевернул её он сам, и весьма задолго до этого. Суть в том, что книга эта была написана человеком, с которым они вместе задолго до этого впервые опубликовались. И вот, тот парень сумел многое за прошедшее время, а Карлин ничего. С того самого дня Евгений всю свою жизнь стал подчинять именно этой задаче: писать как можно больше...
        Правда, хотел бы он посмотреть на человека, который бы тарабанил на так называемой основной работе, никак не связанной с литературой, да ещё при этом и писал - напряжённо, много, качественно. Ещё давно в автобиографии такой известной личности, как Джек Лондон, Евгений прочитал, что бывали времена, когда тот, якобы работал до полуночи на какой-то фабрике, затем приходил домой и писал до четырёх утра, после чего снова шёл на работу, кажется к восьми.
        Карлин запомнил, как сильно тогда начал комплексовать, понимая, что ему, например, такой ритм ни за что не выдержать. Какая же сила таланта нужна, чтобы позволять организму так вкалывать! И надолго отбросил идею написать чего-то быстро и, к тому же, путное. А через много лет Евгений прочитал слова Бернара Шоу о том, что, читая биографии известных личностей, следует помнить, что правда никогда не годится для опубликования. Эх, пораньше бы ему встретить эти слова, меньше бы мучался!
        Ведь вот даже и сейчас, спустя век после Джека Лондона, если людям платят на работе более или менее приличные деньги, то, значит, работа не происходит с девяти до шести - день, как правило, реально не нормированный. Всё подчинено торговле, его величеству Потребителю, а, точнее, Прибыли. Это значит, что работать нужно как можно дольше, и, желательно, максимум с одним выходным.
        Ей Богу, Евгений, убеждённый антикоммунист, так сказать, стал даже иногда ностальгически вспоминать времена КПСС, когда уважаемым человеком был простой продавец, а так называемых хозяев, предпринимателей, вообще, вроде, и в помине не было. Ясно, что какие-то хозяева жизни были и тогда, как же без таковых, и они тоже что-то предпринимали, чтобы таковыми становиться, но это не было так ярко выпячено, как сейчас. А в наше время любой, работающий в торговле менеджер или наёмный директор, является просто пешкой, о которую потребитель быстро научился вытирать ноги, и на кого хозяин валит всю вину за недостаточно эффективный оборот и низкие продажи. И, вообще...
        Засвистел чайник. Карлин осуждающе посмотрел на него и выключил газ.
        Да и чёрт с ними со всеми! Налив ещё рюмку, Евгений выпил и хлебнул из початой бутылки с минералкой, выдохнувшей уже почти весь газ. Посмотрев на бутылку, он налил воды в пустой стакан, стоявший на столе.
        Итак, итоги прошедших лет: жена и дочь ушли, квартиру разменяли, и Карлин оказался на шестнадцатом этаже панельного дома. Дочь, даже ни разу не позвонила ему после Нового года. Может, и правильно: не он ей шмотки, в основном, покупал, не он платил за её учёбу в институте, а мама, которая всё делала в жизни правильно. Вот такой вот итог.
        Впрочем, с другой стороны, за последние четыре года в солидных центральных издательствах издано четыре романа Евгения Карлина, которые с допечатками принесли ему, страшно даже сказать, аж, почти шесть тысяч долларов. На прежнем месте это был его заработок чуть больше, чем за полугодие!
        Зато любимым делом, в конце концов, занялся, уже хорошо.
        Обидно: сами-то книги неплохо продаются, а оплата вот такая. Ну, что делать, он всё ещё считается начинающим автором, а таким и платят соответственно. Было бы "имя", получал бы куда больше. Время нужно, чтобы его себе сделать, это "имя", однако в его годы просто взлётная полоса уже намного короче, не успеешь разогнаться, даже если у тебя и силы покаесть.
        Евгений снова налил и выпил. "Нет, совсем неплохая водка, - подумал он, - хотя и стоит недорого".
        Самое смешное, что пока семья была цела, Карлин думал, что ему мешают писать его домашние, а когда разбежались, вообще всё остановилось - уже второй год мусолит один роман. Или дело не в этом? Как-то приятель Карлина врач Борька Долгов сказал, что у любого автора есть "критическая масса" более или менее сильных во всех отношениях крупных произведений, скажем, романов, которые тот может написать: кто-то слепит десять, кто-то пять, а кто-то - и ни одного. Так что Карлин ещё не так плох, хе-хе: большинство людей вообще ничего не пишут. Кстати, Долгов утверждал, что нет ни одного автора, хоть из классиков, хоть из новых, кто написал бы больше дюжины стоящих вещей: всё, что больше двенадцати, уже лажа и пережёвывание старых мыслей. Таким образом, рано или поздно любой автор исписывается, и, вполне возможно, что Евгений Карлин исписался после четвёртого романа.
        Собственно, Карлин стал подозревать это уже довольно давно, потому и решил отпраздновать десятилетие именно так.
        "А правильно твоя жена говорила, что ты псих", - снова вякнул внутренний голос.
        - Сам козёл, - грубо сказал Евгений и ещё раз выпил.
        Захватив бутылку водки и стакан с минеральной водой, он вышел на лоджию и, не включая там свет, отворил оконную раму. Лёгкий ветерок ворвался в пространство бетонного блока и чуть пошевелил волосы.
        Евгений пригладил шевелюру, легонько почесав намечающуюся на макушке лысинку. Вот, даже плешивость прогрессирует. Хотя всё ещё не так уж плохо: у кого-то такие штуки лет в тридцать уже вовсю сияют, а у него - только сейчас. Всё нормально, радуйся! Опять же, как говорит Борька, переиначивая выражение какого-то известного клинициста, все мужчины лысеют, но не каждый доживает до этого. Клиницист говорил про всех людей вообще и имел в виду такое заболевание, как рак. Медики шутят, называется - у них чувство юмора особое.
        Карлин достал сигареты и закурил, облокотившись на перила. Далеко внизу в темноте маячили разрозненные фонари на тротуарах. Было очень тепло для конца сентября, сыровато, но тепло - градусов пятнадцать, если не больше.
        Пьяновато щурясь, Карлин посмотрел на градусник, укреплённый на фрамуге: так и есть, пятнадцать. Идеальный вечер для... для подведения итогов, скажем так. Итоги неутешительные, мало чего обещающие, и подведение будет соответствующим.
        А, может, он слишком драматизирует ситуацию, и всё не так уж ужасно? В конце концов, он физически здоров, впереди, если повезёт, есть лет двадцать пять-тридцать сознательной, без маразма, жизни, так что можно успеть сотворить ещё книг восемь стоящих, чтобы в максимальный норматив хотя бы уложиться.
        "Раньше надо было начинать, - снова вылез как червяк из яблока внутренний голос. - Шедевры в твоём возрасте уже не пишут, значит, и ты не напишешь. Вот ведь, ничего за год написать не можешь, а никто не мешает, над душой не стоит. Значит, исчезли юные грёзы, пропал задор, так сказать".
        И ответить ему нечего, гаду. Возможно, он и прав.
        А чего Карлина не устраивало в той прошлой жизни, жизни нормального обывателя, которой живёт большинство "нормальных" людей? Жил бы себе, поживал. Работа была достаточно стабильная - на "мерс", конечно, не хватало, но ту же несчастную "ладу" раз в несколько лет, как положено, мог менять. Семья была, квартира большая, прилично обставленная. Так бы и жил, радовался.
        Вырастил бы окончательно дочь, выучил бы, замуж выдал, потом внуки бы появились. Потом сдох бы, точнее, - чего уж так грубо? - просто умер, а они иногда ходили бы на могилу с цветами по соответствующим датам. Пока не надоело бы, и не забыли. М-да...
        "А так у тебя четыре романа напечатаны, - мягко и совершенно без иронии сказал внутренний голос. - Достижение. Сам же стремился!"
        - А хотя бы и так, - огрызнулся Карлин.
        "А почему так нервно" - ехидно поинтересовался он. - Ты сердишься, Цезарь, значит, ты не прав!"
        "Сволочь, как он меня достал!" - подумал Евгений.
        Он сделал пару солидных глотков прямо из горлышка и запил водой. Всё, пора, пора подводить итоги, и этот навязчивый внутренний голос замолчит навсегда. Конец всё равно один, а так все проблемы снимаются, и, прежде всего, проблемы с самим собой.
        Зазвонил телефон. Некоторое время Карлин стоял и слушал. На пятом звонке всё-таки пошёл в комнату и снял трубку.
        - Алё, - сказал молодой мужской голос, - а Наташу можно?
        "Не только можно, но и нужно, а ещё нужно здороваться, - хотел сказать Евгений, но вслух только неприветливо поинтересовался:
        - Вы какой номер набираете?
        Парень назвал - расхождение было в последних цифрах.
        - Не туда попали, - констатировал Карлин.
        С того конца провода раздались гудки отбоя. Секунду Евгений стоял, держа трубку в руке, потом с нервической аккуратностью положил её и вернулся на лоджию.
        - Наташу ему, - проворчал он. - Наташу...
        И почему-то после этого звонка ему стало проще. Ещё разок приложившись к бутылке, Карлин глубоко вдохнул, выдохнул, залез на перила и спрыгнул вниз.
        Всё, враз разобрался со всем: с творческими муками, с неумением определиться в жизни, с пустотой впереди, и даже с начинающейся лысиной, наконец. От ощущения падения, судорогой сводящего живот и от несущейся навстречу темноты влажного воздуха ему стало страшно, а глаза сами собой закрылись, возможно, ещё и инстинктивно, чтобы не выдавливало слёзы. Где-то довольно далеко просигналил автомобиль...
        Шестнадцать этажей, это примерно пятьдесят метров, лететь секунды три-четыре, но как же медленно тянется время! Глаза, конечно, открыть страшно, не хватит у него силы воли, чтобы открыть глаза.
        В воздухе Карлин начал переворачиваться, а колени его сами собой подогнулись, словно принимая сидячее положение. Неожиданно он почувствовал, что вокруг стало гораздо теплее, и, кстати, свист воздуха прекратился!
        Карлин открыл глаза и обнаружил, что сидит на табуретке за кухонным столиком на собственной ярко освещённой кухне. Можно было подумать, что всё предыдущее он переживал в слишком распоясавшемся воображении, если бы не одно важное обстоятельство: бутылки водки и стакана с минералкой на столе не было!
        В общем-то, и это вполне позволительно было бы списать тоже на воображение, если бы не наличие за столом напротив Карлина молодого мужчины. Он сидел на второй табуретке, слегка привалившись спиной к холодильнику, как к спинке кресла. Одет незнакомец был в дорогой с виду костюм и белую рубашку, а прекрасно в тон подобранный галстук с золотой булавкой делал его похожим на топ-менеджера солидной фирмы. Сходство с подобным деловым человеком придавал запах дорогого одеколона, а также взгляд - уверенный и довольно жёсткий.
        Внутренний голос молчал, поперхнувшись, а посему Евгений сам сказал себе, что, по-видимому, у него что-то с головой. Возможно, бывшая супруга была права, называя Карлина психом.
        - Вы кто? - борясь с неожиданной сухостью во рту, сипловато спросил Евгений.
        Молодой человек посмотрел прямо на него каким-то уж слишком умудрённым взглядом и усмехнулся одним уголком рта.
        - Хороший вопрос, Евгений Витальевич. Главное, по существу и очень оригинальный.
        - Погодите... - Карлин помотал головой, зачем-то озираясь вокруг. - Я же... Нет, крыша едет, что ли? Я что, так тут и сидел?...
        - Отнюдь! - Незнакомец покачал головой, чуть поглаживая подбородок. - Вы реально сиганули со своего шестнадцатого этажа.
        - Но тогда как...
        - Вы оказались снова тут? Надеюсь, следуя формальной логике, вы понимаете, что благодаря моему вмешательству. Предвидя кое-какие вопросы с вашей стороны, скажу, что если бы вы были законченным самоубийцей, я не стал бы устраивать эту промежуточную встречу. А так, поскольку вы самоубийца не законченный, колеблющийся, обладающий значительным остаточным потенциалом, да ещё совершивший своё деяние под воздействием вещества, не вырабатываемого вашим организмом, коим является алкоголь, я обязан провести с вами нечто вроде беседы и предоставить вам варианты действий на выбор.
        Карлин тупо смотрел на него, а потом покосился в коридор на входную дверь. На грабителя гость не был похож совершенно.
        - Нет-нет, как вы понимаете, дверь заперта, всё в порядке, - поспешил заверить молодой человек.
        - Как же вы сюда попали? - без обиняков спросил Евгений.
        - Способов великое множество, но, поскольку у вас было открыто окно на лоджии, то попал вместе с вами через лоджию. Поверьте, без необходимости у меня даже нет возможности прибегать к излишним чудесам.
        - А бутылка где? - задал новый гениальный вопрос Карлин.
        Молодой человек пожал плечами под дорогим пиджаком.
        - Да там же, где вы её и оставили. Сходите и посмотрите.
        Карлин машинально кивнул и не слишком хорошо сгибающихся ногах пошёл через комнату на лоджию.
        - Сейчас я вернусь, а на кухне никого не будет, - пробормотал он себе под нос.
        Его почему-то начинал бить лёгкий озноб, а внутренний голос стойко молчал, словно никогда и не просыпался.
        Почти что опустевшая бутылка и стакан с водой стояли на большом ящике, служившем на лоджии столом. "Ничего себе, - с удивлением подумал Евгений. - "Неужели я столько успел вылакать?"
        Осторожно подойдя к окну кухни, которое выходило прямо на лоджию, он заглянул внутрь. Молодой человек по-прежнему сидел на табуретке. Словно почувствовав взгляд Карлина, он повернул голову и легонько помахал пальчиками. Евгений ещё какое-то время смотрел на него через стекло, а потом собрал питейные принадлежности.
        - Будете? - напрямик спросил он, возвратившись на кухню и кивая на остаток в бутылке.
        - Мне практически ничего не запрещается, почему бы нет? Только давайте обновим сию выпивку...
        Он протянул руку, и Карлин даже не успел заметить, как на столе вместо скромной поллитровки местного ликёроводочного завода оказалась бутылка "Танкверей Стерлинг". Такую водку Евгений пил один раз в жизни - на юбилее старого приятеля, очень преуспевающего бизнесмена.
        Карлин почему-то тут же посмотрел на свою тарелку с огурцами и не ошибся - тарелка превратилась в просторное блюдо со множеством маленьких бутербродов-канапе, каждый из которых напоминал ювелирное изделие.
        - От вас серой не пахнет? - поинтересовался Карлин, наклоняясь к молодому человеку и втягивая воздух ноздрями; серой не пахло.
        - Волшебство? - уже удручённо спросил он.
        - Нет, вовсе нет.
        Карлин понюхал ещё раз:
        - А одеколон-то какой? "Хуго Босс"?
        - Обижаете, - чуть пожал плечами гость, аккуратно сворачивая пробку с бутылки, - это куда лучший одеколон.
        Евгений помотал головой:
        - Слушайте, давайте, всё-таки, объяснимся. В этой ситуации ко мне мог придти только дьявол. Вы - это он? Мефистофель - это вы?
        Молодой человек усмехнулся тепло и совершенно по-людски:
        - Если вам удобно считать так, то - пожалуйста. Суть не в этом.
        - Что же, значит, религии, правы?
        - О-о! - На лице гостя появилась гримаса то ли сожаления, то ли брезгливости. - Когда я нахожусь здесь, все мои знания, по большому счёту, сильно ограничены, но могу сказать, что любая религия - искажение сути вещей до неузнаваемости. Дело в том, что в течение многих лет кое с кем из людей, как, например, с вами, мне приходится встречаться. Так было и много веков тому назад, и отсюда пошли все искажения сути, выражающиеся в возникших религиях. Что делать, видимо, издержки технологии, но это также не имеет значения.
        - Ну, хорошо, кто-то там из древних воспринимал это как религию, а что же современные и более просвещённые люди - совсем молчат?
        - Да, более просвещённые, действительно, молчат. Вот вы, например, не станете же создавать новое религиозное учение, только из-за того, что пообщались со мной? Не сомневаюсь, не станете, и даже просто рассказывать об этом никому не станете - сумасшедший дом далеко не то место, где вы стремитесь оказаться, пока живёте среди людей.
        - Хорошо, допустим, не стану. Но что будет там? И, вообще, если уж на то пошло, где это - там?
        Гость и, возможно, спаситель Карлина снова улыбнулся. Чёрт (чёрт!), если бы он не был таким безупречно-гладким и не был бы так похож на преуспевающего и при этом хорошо образованного "нового русского", то его улыбка даже нравилась бы Евгению.
        - Понимаете, если вы окажитесь там, - сказал он, наливая водку в элегантные хрустальные рюмки, невесть откуда взявшиеся на столе, - возврата уже категорически не будет. Но у меня сейчас нет информации о том, что будет там, я сам просто не знаю этого. Я знаю только, что даже расскажи я, что ожидает вас с той стороны, вы всё равно не поверите, а когда сами узнаете, то уже никак не сможете рассказать никому, из остающихся здесь. И даже, если бы смогли, то не стали рассказывать. У вас уже будут иные интересы.
        - Красиво обстряпано! - Карлин почти с восхищением покачал головой.
        - Не более красиво, чем любая истина. Ваше здоровье! - Гость поднял рюмку, и Карлин машинально сделал то же самое.
        Они выпили и Евгений, признаться, с удовольствием взял бутербродик с балыком. Прожевав и проглотив, он снова задал вопрос:
        - Кстати, а как же Вас всё-таки зовут?
        Молодой человек чуть косо посмотрел на Карлина мимо шпажки с наколотой на неё маслинкой, которую он почему-то нюхал как цветок. Затем он съел ягоду, непринуждённо сплюнул в ладонь и положил косточку на стол.
        - Поверьте, это не имеет никакого значения. У вас на языке вертится имя Мефистофель - пусть будет в качестве условного. Оно, например, нравилось Гёте.
        - Значит, Фауст?...
        - Ну, конечно! А с кого бы он ещё писал этот образ? Конечно, с самого себя! Только напридумывал много, чего не было. Творчески развил, так сказать, но задачу выполнил.
        - Какую задачу? - живо поинтересовался Карлин.
        - Свою задачу, задачу одного из вариантов определения смысла жизни.
        - Н-да? - с сомнением сказал Евгений. - И что же, Гёте познал смысл жизни? Что-то я не уверен, что его "Доктор Фауст" - учебник по смыслу жизни...
        - Вы читали это произведение? - спросил гость.
        - Целиком нет, - признался Карлин, - только по разделу в школьной хрестоматии когда-то давно.
        Мефистофель, если это был он, усмехнулся:
        - Как же вы можете судить? Кое-что насчёт смысла жизни в действии он познал. Впрочем, дело не в этом. Смысл жизни - такая штука, которую каждый открывает для себя сам, и только сам. Никто не сможет объяснить другому, в чём этот смысл. Президент страны и, скажем, ассенизатор, академик и продавщица овощного ларька, директор завода и уборщица, врач и убийца - каждый сам определяет для себя смысл своего существования.
        - Да ну? - Карлин с сарказмом приподнял бровь. - Прямо вот так вот определяют? Постулаты выводят?
        - Зачем же так утрировать! Подавляющее большинство людей, делают это совершенно бессознательно. Большинство, к тому же, делает всё неправильно, но даже так неявно определяя для себя смысл жизни, они выполняют своё предназначение. Кому-то предназначение - выстроить город, а кому-то - убирать мусор в этом городе. И так далее, и тому подобное.
        Несколько секунд они молчали, и Карлин переваривал услышанное. Бред какой-то, но зачем же он сюда явился? Учить его определять смысл жизни?
        - Хм, хорошо, - наконец, хмыкнул Евгений, нарушая молчание. - Скажите мне мой гость, Мефистофель, есть всё-таки, Бога или нет?
        - Да ну что вы, в самом деле! - сокрушённо сказал гость, поправляя галстук. - Я уже говорил, что для вас сейчас это не имеет никакого значения. У вас есть я.
        - Но вы, всё-таки, дьявол?
        Мефистофель вздохнул, словно разговаривал с непонятливым ребёнком:
        - Отрешитесь от ложных, повторяю, совершенно ложных стереотипов! Для вас важно, какие варианты действий есть у вас. Давайте разберёмся с этим.
        - Кажется, понимаю, - усмехнулся Карлин. - Мне, как самоубийце, придётся подписать с вами какое-то соглашение! Какое?
        Его ночной посетитель чуть склонил голову на одно плечо и мелко покачал ей, тоже улыбаясь. Похоже, он явно забавлялся.
        - Угу, - сказал он, вдруг притворно-жёстко взглянув Карлину прямо в глаза. - Подписать! Кровью!... Бросьте, Евгений Витальевич, это такие же выдумки, как и всё остальное. Ладно, давайте перейдём, наконец, к сути дела. Забудьте про Бога, Дьявола и иже с ними. Считайте, что сейчас есть только вы, сделавший то, что сделали, и я, дающий вам некоторую альтернативу.
        - Допустим, но почему вы это делаете?
        Гость всплеснул руками.
        - Я и пытаюсь ненавязчиво это объяснить в пределах моей компетенции. Давайте-ка выпьем ещё по рюмочке...
        Карлин хотел, было, спохватиться, что с учётом предыдущего ему уже, пожалуй, хватит, но вдруг понял, что хмеля-то у него - ни в одном глазу. Что ж, выпьем, так выпьем!
        Они выпили, и неизвестный с псевдонимом Мефистофель продолжал:
        - Вопрос, почему я это делаю, не должен вас беспокоить. Воспринимайте всё как данность. Я прихожу к людям...
        - Ага, значит, вы ко многим приходите? - перебил Карлин, выуживая с блюда бутербродик.
        Мефистофель недовольно махнул рукой, словно приказывая ему помолчать.
        - А разве это не ясно?! Так вот, я, в частности, прихожу к людям, которые пошли на решительный шаг, прерывая своё земное бытие, но при этом не истратили весь душевный потенциал, не выполнили своё предназначение. К людям, которые решаются уйти из жизни по минутной слабости, эпизодическим обстоятельствам, и тому подобное...
        - К Гёте вы пришли именно в такой момент?
        - Дался вам этот Гёте! Я прихожу к людям в самые разные моменты. И не только к писателям, но, бывает, даже к сантехникам прихожу. Правда, гораздо реже.
        - Хорошо, а как было, например, с Пушкиным? Да - с Пушкиным! А с Хэмингуэем или с Маяковским?
        - Давайте не о всех сразу! К тому же, вы разные случаи называете, хотя, что любопытно, роднит их одна, но весьма важная черта: я ни к кому из них не приходил в последний час - они свои миссии выполнили на сто процентов. И, уверяю вас, поверьте, не в этих людях дело, дело сейчас в вас.
        - Да, уж, скажите, интересно ведь! Как, допустим, с Пушкиным было? Или вам нельзя раскрывать профессиональные секреты?
        - Отнюдь, какие там секреты от вас уже сейчас? Могу и сказать. Пушкин вам, конечно, особо близок, как национальная гордость. Так вот, в последний час после Чёрной речки я к нему не приходил, но пару раз его горячую голову спасал от пуль, под которые он сам подставлялся.
        - Значит, он знал про вас?!
        Гость Карлина усмехнулся:
        - Знал, но только до момента поворотной точки, поскольку там приходилось влиять на последовательность событий - а в этом случае память ликвидируется, иначе нельзя. Допустим, если бы я сейчас был у вас не в первый раз, вы бы этого не знали. Ну, а Александра Сергеевича можно было спасти и тогда, в 1837, но не стоило - свой потенциал он уже выдал весь. Более того, проживи он ещё хотя бы лет десять, то превратился бы в брюзгливого исписавшегося мэтра, этакого монстра остро завидующего новым восходящим талантам и давящего их. Он бы успел надоесть окружающим, а так остался навеки в литературе как супер-поэт, которому и современники, и потомки за блистательный, не успевший завянуть талант прощали и прощают отвратительный характер. Кстати, небезызвестный вам Михаил Юрьевич был даже ещё хуже.
        Евгений покачал головой и хрустнул пальцами, потянувшись.
        - Да, - сказал он, - вам бы за перо сейчас сесть - такие бестселлеры бы накатали!
        - Не сомневаюсь, но - не моя это задача. Так, про кого вы ещё спросили? Ага, Хэмингуэй мог бы спокойно почивать на лаврах столько, сколько отпущено природой его организма, но у него была неадекватная самооценка: он считал, что может ещё очень многое. Ничего не получалось, а смириться с этим он не мог. Ему нужно было, чтобы пресса и критики хоть раз в год кричали: "Новый захватывающий роман Хэма!", а романов-то больше не было. Издержки имиджа, одним словом. Маяковский вообще был порождением политической системы - страшно закомплексовал, когда понял, поездив по миру, что, кроме как в "Окнах РОСТА", он нигде, по большому счёту, не нужен. Вот так-то!
        - Да, ну и сведения! - сказал Карлин, в лёгком возбуждении потирая руки. - А, допустим, про Горького что скажете? Или про Есенина? А, может, про учёных что-нибудь: про того же Эйнштейна.
        Мефистофель покачал выставленными перед собой ладонями:
        - Ну, всё-всё, хватит, чувствую, вас не остановить, Кроме того, как я уже сказал, данные эти для вас будут совершенно бесполезны, поверьте. Давайте вернёмся, говоря патетически, к вашей судьбе.
        - Как скажете, - разочарованно протянул Карлин: у него на языке, действительно, вертелось ещё много вопросов.
        - Так вот, - продолжал гость, - первый вариант - вернуться в точку, откуда я вас забрал - это примерно одна целая четыреста тридцать две тысячных секунды полёта до асфальта...
        "Ага, - удивительно логично подумал Карлин, - значит, две трети пути я уже пролетел".
        - ...Через положенное по законам физики время вы разобьётесь в лепёшку, и для вас всё кончится.
        - И куда же я попаду в таком случае? - с искренним любопытством перебил Евгений. - В ад?
        - В какой ад, к чёртовой матери! - раздражённо бросил Мефистофель. - Никуда вы не попадёте! Если бы вы уже реализовали весь свой душевный потенциал, то, скажем так, двинулись бы дальше. Но, поскольку вы не сделали всего того, что должны сделать на Земле, вы просто перестанете существовать, и это, заметьте, тоже ваше право. Я не могу запретить вам выбрать такой путь, хотя это и не желательно, я просто должен информировать вас о всех возможностях.
        - Получается, самоубийца в любом случае не хуже и не лучше простого смертного? Значит, то, что религии осуждают самоубийство - не правильно?
        - Я уже говорил вам, что представляют собой религии. Судите сами, правильно это или нет. И, кстати, не все религии осуждают самоубийство. Например, в исламе если ты террорист-смертник и подрываешь на мине вместе с собой несколько десятков, а лучше сотен "неверных", то подобное самоубийство очень даже поощряется.
        - А при чём тут ислам? - спросил Карлин.
        - Да при том же, что и все остальные - ни при чём! У вас, Евгений Витальевич, удивительная способность путать собеседников, даже меня. Это, кстати, отражает и путаницу ваших мыслей, объясняя, почему вы так долго не могли себя реализовать, как надо.
        - И как же я должен себя реализовать? А, главное - почему должен?
        - Вы ничего не должны, считайте, что вас об этом просят. А, вообще-то, это закон природы, практически единственный, который люди могут нарушать. Ведь очень и очень многие себя так и не реализуют.
        - Ладно-ладно, допустим, но вы всё говорите: "реализовать себя". Тогда скажите - как?
        Мефистофель развёл руками:
        - Откуда же мне знать?
        - Ничего себе, - медленно покачиваясь на табуретке, сказал Карлин, - реализуй так, не знаю, как! Про Пушкина рассказываете, а для будущего посоветовать не можете!
        - А я будущее и не знаю. Ваше время - производная от моего в движении, поэтому в ваше прошлое я перемещаюсь, а вот в своё будущее, как и в ваше, заглядывать не могу. Это закон!
        - Неправильные какие-то у вас законы, - с досадой сказал Евгений. - Слушайте, можно я ещё вашей чудной водки налью?
        - Да пейте, для того здесь и стоит, - подтвердил Мефистофель.
        - Вам? - Карлин вопросительно посмотрел на него, поднимая бутылку из матового стекла.
        Дьявол кивнул. А, может, он совсем и не дьявол, может он ангел? Помогает заблудшим, причём, вроде, бескорыстно. Вон, даже такой водкой поит...
        Карлин так и спросил.
        - Опять двадцать пять! - усмехнулся Мефистофель, берясь за рюмку. - Но, кажется, к вам вернулся нормальный вкус к жизни, который из вас, по правде, почти и не уходил. Просто вы запутались, Евгений Витальевич. Ну, за здоровье, как говорится!
        Они в очередной раз выпили и закусили.
        - А помочь мне как-то в самореализации вы, значит, можете?
        - Кое в чём - да, но вы должны определить сами, что вам нужно для этого. А, потом я уже достаточно помог вам, остановив ваш полёт в нескольких метрах от асфальта, не правда ли?
        Карлин пожевал губами: да, ничего не скажешь, помощь серьёзная.
        - Ладно, согласен, помогли. Даже - спасибо большое, честно! Наверное, я был не прав. Значит, если я снова прыгну вот прямо сейчас, без реализации, так сказать, то вы меня больше останавливать не будете?
        - Нет, уже не буду. Вы перестанете существовать.
        - А если я...
        - Вы двинетесь дальше.
        - То есть, после естественной смерти?
        - Да.
        - Значит, жизнь после смерти есть?
        - Нет, это не жизнь в вашем понимании, но это - путь, полёт, если хотите. Потому вас и просят не прерывать его, простите за тавтологию с вашим случаем. - Он кивнул в сторону лоджии.
        - Слушайте, а вы не хотите мне говорить всего, или не имеете права?
        - Дело не в праве! Я просто не знаю ответов на многие вопросы, которые вы задаёте, или готовы задать.
        Евгений выпучил глаза и сказал довольно грубо:
        - Врёте!
        - Нет! Я, например, не знаю, кто я и что я, чтобы ответить на этот вопрос определённо. Я сейчас также, как и вы не знаю, что там, с другой стороны жизни, говоря человеческим языком.
        - Врёте! - убеждённо повторил Карлин. - Как же вы тогда помните про доктора Фауста, то есть, про Гёте, как вы говорите?
        Тот, кто разрешил называть себя Мефистофелем почти грустно вздохнул:
        - Я помню всё, что делал здесь, но не знаю, того, что происходит там. Я знаю только отдельные моменты, например, что всё не так, как представляют ваши религии. Неужели вы думаете, что я шастаю в какой-то, скажем, потусторонний мир, абсолютно не похожий на этот, сохраняя обличие и память земного человека, и, наоборот?
        - Вас можно потрогать? - Карлину впервые пришла в голову не слишком оригинальная мысль, что перед ним призрак.
        Мефистофель протянул руку:
        - Пожалуйста, трогайте. Здесь я самый обычный человек, правда, наделённый кое-какими способностями. Но, скажем, если вы возьмётесь меня анатомировать, - Он усмехнулся, - то увидите всё, что положено. А как же иначе?
        Карлин потрогал его - нормальная тёплая гладкая кожа, рука как рука, с чуть пульсирующими венами. Молодой человек смотрел ему в глаза и улыбался.
        - Может вы - инопланетянин? Представитель сверхцивилизации?
        Мефистофель поморщился:
        - Какой банальный материализм! Сверхцивилизациям больше делать нечего, как спасть самоубийц на какой-то Земле. Я, кстати, даже и не имею представления, существуют ли они - как я говорил, мои знания о мире очень ограничены.
        - Но если предположить, что сверхцивилизации существуют, - философски изрёк Карлин первое, что пришло в голову, - то, может быть, они какой-нибудь душевной энергией питаются, вот и охотятся за самоубийцами, а?
        - Перестаньте говорить ерунду. Вот, могу привести такой пример. У вас есть любимые писатели, некие братья Стругацкие. Так вот, произведение, которое вам очень нравится - "За миллиард лет до конца света", они написали под влиянием встречи со мной. Опосредованно, конечно.
        - Опаньки! - Карлин даже в ладоши прихлопнул. - Так вы - представитель Мироздания? Его порождение? Но, пардон, я что-то не слышал даже намёков, что братья Стругацкие когда-либо хотели покончить жизнь самоубийством.
        - Да разве я говорил, что прихожу только к самоубийцам?! Нет, конечно. Но у людей бывают кризисы, и иногда отдельных личностей нужно посещать в самых разных ситуациях. В некоторых случаях и прихожу и к заболевшим.
        - Ну, а насчёт Мироздания я прав?
        - Скорее всего, нет, - покачал головой Мефистофель. Говорю же, что сам не знаю, но, используя термин "Мироздание", вы просто заменяете слово "Бог" другим, более научно звучащим. А, самое главное, неужели вам так важно знать ответ на вопрос, чей я возможный представитель? По-моему, для вас более актуально сейчас решить, что вам нужно от меня. Либо первый вариант - и я возвращаю вас со всеми параметрами движения на ту высоту, с которой забрал, либо - думайте, как бы вы хотели реализоваться. Но много времени на размышления я вам дать не могу.
        - Сколько даёте?
        - Ну, с полчаса можете подумать.
        - Ничего себе! - возмущённо молвил Евгений. - Такое важное решение прими с бухты-барахты!
        - Вы вон с балкона своего спрыгнули - не очень долго думали! Расстроились, что прочитали статейку, где ваше творчество раздолбали в пух и прах, водки дерябнули - и прыгнули.
        - Не с балкона, а с лоджии, - поправил Карлин.
        - Какая разница! - махнул рукой Мефистофель. - Давайте, думайте!
        - Хорошо, - кивнул Евгений, - значит, я должен не вдаваясь в мотивы ваших действий, решить, что мне сейчас делать: либо что-то у вас попросить, что изменит мою жизнь, либо ничего не менять и продолжать недолгий оставшийся полёт к земле. Точнее - к асфальту.
        - Совершенно верно, - с некоторым облегчением от того, что Карлин, наконец, понял, что от него требуется, кивнул некто с условным именем Мефистофель.
        С минуту Карлин барабанил пальцами по столу. Что ему нужно? Нет, встречаться с асфальтом на скорости несколько десятков метров в секунду Евгению уже не хотелось, но...Даже и сказать сложно.
        - Вы можете сделать, чтобы мне писалось легко, и я бы смог писать, скажем, четыре отличных романа за год?
        - Предлагаете мне вместо вас, что ли, за компьютер сесть? Нет, такие чудеса мне не подвластны, писатель-то вы, а не я, извините. Хотите что-то написать - пишите! Кстати, четыре отличных романа за год написать невозможно вообще.
        - Но вы можете и просто оставить всё, как есть?
        - Вот как есть сейчас? - уточнил гость. - Могу. Никто не видел вашего падения, так что могу. В противном случае вас пришлось бы возвращать в некоторую предшествующую точку времени. Кстати, как уже говорил, при возврате в прошлое и память трансформируется.
        - Ничего себе, вы можете вернуть меня вспять во времени, но не можете помочь написать что-то?
        - А как вы хотели? Перемещение во времени - это действие по законам физики без всяких нарушений таковых, а написать роман за вас, да ещё отличный, да ещё не один за год - это именно нарушение законов творчества. Нарушить эти законы не может никто, кроме самого автора, это вам не юриспруденция какая-нибудь!
        - Ну, хорошо, а вернуть мне молодость можно?
        - Омолодить вас здесь и сейчас? Без вопросов, это тоже нормальные законы природы. Но, сами подумайте, какие проблемы вызовет у вас данная ситуация во взаимоотношениях с окружающими. Как вы объясните, что вдруг помолодели?
        - Ну, это не смертельно, но... А вечную молодость дать можете?
        - В мире людей нет ничего вечного, но очень долгую жизнь - почему нет? Только снова возникнут схожие проблемы: вам придётся периодически менять место жительства, чтобы не возникало вопросов, и всё такое. Да и имя придётся менять, а вам же хочется жить под своим.
        - Ну, имя - не проблема, - с сомнением сказал Карлин и снова задумался.
        Конечно, правильно: и резкое омоложение, и очень долгая жизнь сразу вырвут человека из привычного круга жизни, заставят куда-то уехать, сторониться старых знакомых, и так далее. Ворох проблем, и не до писательства будет. Да и как в издательство явиться? "Здравствуйте, я Евгений Карлин, тот самый, что у вас печатался! Только помолодел на двадцать лет"... Ерунда собачья!
        Оставить всё, как есть? Ну и что? "Мефистофель", видимо, исчезнет, Карлин допьёт водку в раздумьях о случившемся (интересно, кстати, а "Стерлинг" он оставит?), завалится спать, а назавтра всё пойдёт по-прежнему. Может, дойдёт до того, что снова...
        Нет, оставлять всё, как есть, не годится. С какой стати, коли, уж, такая возможность подворачивается? Нужно вернуться в какой-то момент, который стал переломным в смысле, что тогда Евгений поступил не правильно, и жизнь пошла наперекосяк.
        Вот, пожалуй, такой имел место почти пять лет тому назад, когда он ушёл из фирмы, где возглавлял отдел по торговле моющими средствами. Коньюнктура на рынке поменялась, товар приходил по более высоким ценам, прибыль падала, а боссы, естественно, злились из-за того, что меньше поступало в их карманы. Злиться им нужно было, прежде всего, на свою несостоятельность, так как это они заключали договоры на поставку продукции, но срывались боссы, как всегда, на подчинённых. Всем сотрудникам срезали проценты с оборота, являвшиеся существенным добавлением к фиксированной зарплате, а Карлин, как начальник отдела, всё чаще стал слышать, что он есть дурак, не умеющий торговать. Попробуй, продай стиральный порошок за двадцать пять рублей оптом, когда многие конкуренты таким же брэндом по двадцать торгуют! Это вам не девяностый год, когда мели всё без разбора.
        Как раз в этот момент серьёзное центральное издательство взяло первый роман Карлина, который он писал целых три года. Евгений несказанно обрадовался, посчитав, что впереди его ждёт гладкая дорога. У него имелись основания думать именно так: издательство сразу же попросило дать ещё что-нибудь, а у него уже был в работе второй роман. По стечению обстоятельств Карлин разругался с одним из боссов и на его угрозу "Дождёшься. Что выгоню к чёртовой матери!" ответил, что и сам собирался давно послать их, куда подальше.
        Зря он так поступил, конечно. С этого и начались все настоящие проблемы: исчез достаточно стабильный заработок, жена стала называть Евгения дармоедом и психом, и, в конце концов, семьи у него не стало.
        Зачем он тогда разругался с боссом? Ну и пусть бы называли дураком, что с этого - жарко или холодно? Продолжал бы сидеть себе в фирме, получал бы гарантированные четыреста баксов - не ахти сколько, но жена бы не пилила, что, фактически, безработный. А сам бы потихоньку писал себе, и всё было бы нормально...
        Впрочем, зачем врать самому себе? Ничего бы нормально не было. За годы так называемого безделья Карлин написал больше, чем если бы в это же время ходил на работу к восьми утра и возвращался в восемь, а то и в девять вечера. Даже того, что он написал, будучи свободным от продажи стиральных порошков, он бы не написал, оставаясь в фирме, и неудовлетворение жизнью в таком виде толкнуло бы ещё чёрти на что, кто знает?
        А, может, банальных денег попросить? Денег, молодость и где-нибудь в процветающей стране оказаться. Хотя, кому Карлин там нужен, писатель, пишущий на чужом языке - когда он ещё местный настолько освоит, чтобы на нём писать свободно? Это во времена "холодной войны" в Штатах любого низкопробного графомана, поносившего СССР, и на русском языке печатали, и на английский переводили, чтобы западные граждане знали, как тяжело в Советском Союзе живётся. Хотя, с хорошими деньгами можно, наверное, и плюнуть на писательство или писать себе потихоньку для себя, наслаждаясь жизнью и совершенствуя язык. Дочку в какой-нибудь Оксфорд пристроить..
        - А много денег вы можете мне дать? Денег и молодости?
        Мефистофель сокрушённо покачал головой:
        - Вы думаете, деньги могут помочь самореализоваться?
        - Ну, а почему нет? Вы же сами говорили, что каждый решает для себя, что это значит.
        - Да нет, вы правы, я спросил чисто риторически. Но денег я дать не могу - только молодость, о которой мы уже говорили. Деньги вы должны заработать - нельзя дестабилизировать мировую экономику введением в оборот валюты, не подкреплённой реальными ценностями, и увеличивать инфляцию.
        - Да я уж не так и много прошу - какой-нибудь миллион долларов. В мировом масштабе это же пустяк.
        - Но вы же не один у меня такой! Если всем, вроде вас, давать по миллиону, вот и будет дестабилизация. Одним словом, деньги исключены.
        - Не всё вы, значит, можете, - немного язвительно сказал Карлин.
        - Я и не говорил, что могу всё, - нисколько не обидевшись, парировал гость.
        - Ладно, не денег, но каких-то материальных ценностей. Золото, например, или бриллианты, чтобы соблюсти баланс и не допускать инфляции...
        - И как вы будете сбывать бриллианты, чтобы превратить их в деньги? Вас либо арестуют, либо с криминальными кругами столкнётесь, что нисколько не лучше. А, самое главное, и деньги, и золото заработать надо. Вы думайте, думайте: время-то идёт.
        Действительно, время пока работало против Карлина. Что же ещё можно попросить? Нет, разве что ещё только переместиться куда-то в прошлое, когда душа звенела и хотелось петь и лететь...
        Стоп-стоп, был такой момент! В самый первый раз рассказ Карлина напечатали в книжечке, почти брошюрке, которую выпустили приложением к местному, но очень известному в стране журналу. В сборник попало всего три автора, а отбор производился, наверное, не менее чем из тридцати человек, так что конкурс был серьёзный - десяток претендентов на место.
        Как раз в день, когда Карлин пришёл в редакцию получить неплохой по тем временам гонорар и десяток авторских экземпляров книжки, он должен был ещё и отнести в районную администрацию документы на регистрацию своего собственного предприятия (тогда оно называлось кооперативом). Душа у Карлина пела: ещё бы, первая публикация состоялась, свою фирму он открывает, идеи есть и в творчестве, и, вроде, в бизнесе. Заработает много денег, чтобы семью как следует обеспечить, и сядет писать, писать, писать.
        Когда Карлин вышел из редакции, ему хотелось сейчас же броситься к пишущей машинке (компьютеры тогда вообще мало кто имел дома) и на волне творческого подъёма сварганить ещё один рассказ, идея которого как раз крутилась в голове. Однако он отправился на регистрацию кооператива, решив, что творчество подождёт, и рассказ так и остался не написанным.
        И ничего не было написано ещё в течение долгого времени - так захватила Карлина круговерть бизнеса, в котором успехов он не добился, а по прошествии шести лет вообще вынужден был уйти просто в наёмные работники.
        - Слушайте, Мефистофель, - сказал Карлин, - а ведь кажется, есть такая точка...

* * *
        Когда Карлин вышел из калитки одноэтажного старинного особняка, в котором располагалась редакция "Северного Романтика", его почему-то качнуло, и перед глазами на мгновение повисла тёмная пелена.
        "Чего это со мной? - удивлённо подумал Евгений. - Давление, что ли скачет на радостях? Рановато ещё..."
        Он был счастлив, как никогда. Словно глуповатому, бойкому голубю Евгению хотелось разбежаться, взлететь и несколько раз кувыркнуться в небе, радуясь голубому простору и своему полёту в нём. А потом бежать домой и сесть за написание нового рассказа с интригующим названием "Варианты судьбы", тем более, что главный редактор снова одобрительно отозвался о первом, только что опубликованном.
        Но если сегодня пропустить мероприятие по регистрации, то следующая комиссия соберётся только ещё через две недели. В общем, полёт творческой мысли стоило немного прервать для пользы практического дела.
        Посмотрев по сторонам, Карлин вздохнул и пошёл по тротуару в сторону исполкома, до которого отсюда можно было добраться пешком минут за двадцать. Солнце весело щурилось сквозь дружно распустившуюся листву деревьев. По асфальту шуршали колёса машин, и душа просто пела. Немного портила настроение только предстоящая необходимость видеть не доброжелательные морды членов регистрационной комиссии, которые не очень-то жаловали кооператоров. Но нарушать государственные постановления впрямую они не могли - всё равно зарегистрируют.
        На заборе висел большой плакат, призывавший всех принят участие в будущем референдуме по вопросу сохранения Советского Союза. "Да ну, в задницу, пойду через две недели, - подумал Карлин. - Не понятно, что там ещё со страной будет. Лучше пока рассказ напишу".
        От принятого решения он почувствовал явное облегчение. Карлин повернулся и пошёл в сторону трамвайной остановки, чтобы дома продолжить прерванный творческий полёт.
10.08.2001 - 12.08.2001

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к