Олег Дивов "Стальное сердце"
        Развитие событий с определенного момента полностью вымышлено. Имена реальных действующих лиц изменены. Все цитируемые документы получены из открытых источников. Неопровержимых доказательств существования организации, называемой в тексте “Проект”, на сегодняшний день нет. Всем россиянам, считающим себя жертвами психотронного террора, посвящается.
        ПРОЛОГ ДНЕВНИК МАЙОРА КРЕСТОВСКОГО
6 -16 августа 1991 года. Западная Сибирь
6 августа. Пятый день преследования. Кажется, сегодня мы окончательно потеряем темп. Здесь начинается дикая тайга, непролазная чащоба. Придется забыть о прыжках на “вертушке” и идти пешком. В нашем распоряжении только след, с которого собаки постоянно сбиваются. И данные пеленгатора, которым я до сих пор верю с трудом. Какого черта он пошел на север? И как ему удалось забраться в эту глушь? Нет, поставим вопрос иначе. Почему его отпустили так далеко? Опять рассматриваю фотографию. Кажется, знаю его лицо до малейшей черточки. Но почему-то хочется снова заглянуть в эти огромные глаза. Кто ты, Костенко Тимофей Сергеевич, 1968 г. р., русский, москвич, член ВЛКСМ, без определенных занятий?
7 августа. Он уходит звериными тропами. Собакам приходится очень тяжело. Иногда несколько часов кряду идем только по пеленгу. Ребята начинают поглядывать на меня с недоверием и отпускать замечания. Они видят, что я слишком уверенно выбираю направление. Пока что я вяло отшучиваюсь. Объект в полутора днях пути впереди. Оставляет довольно много отчетливых следов. Как и прежде, он движется ровно, будто по ниточке. Словно его, как и нас, ведет чей-то пеленг. Иначе я это объяснить не могу. У него нет ни компаса, ни карты. Да и туристский опыт почти отсутствует. Тем не менее он идет очень резво. И прямо, только прямо!
8 августа. Поутру, едва проснувшись, и каждый раз, когда собаки теряют след, я ныряю за деревья. Ухожу подальше от группы и достаю из-за пазухи черную коробочку с экраном на жидких кристаллах. Нажимаю кнопку под надписью “прогрев” и через минуту жму на
“локал.”. И на экране появляется стрелка. Просто стрелка, больше ничего. Я мог бы сейчас написать по этому поводу очень много слов. В основном ругательных. Но я не писатель, а коммандо. У меня другие задачи.
9 августа. Нам навстречу сбрасывают еще одну группу. Кажется, начальство тоже уверено, что Костенко не свернет и будет мчаться по прямой. Это очень неприятно. Выходит, нам досталась роль загонщиков, а “сделают” Костенко те, другие. Спрашивается, какого... (зачеркнуто)... Интересно, получил ли их старший те же инструкции, что и я?
10 августа. Мы все измотаны дальше некуда. И по-прежнему болтаемся в сутках пути от объекта. Самое обидное, что больше всего наше продвижение сдерживают... собаки. Они не так выносливы, как мы. Вместе с тем шансы у нас неплохие. Засаду десантировали почти в ста километрах впереди. Ближе не вышло. Если чуть-чуть наддать, мы вполне успеем сцапать Костенко первыми. Тем более что он тоже не железный. Начинает, кажется, слегка прихрамывать. Может быть, вызвать сюда “вертушку”, чтобы забрали собак с проводниками? Садиться здесь негде. Но и спешить некуда, пусть их тащат на борт подъемником. Я все больше доверяю пеленгатору. Он работает безупречно.
11 августа. Большой привал. Перечитал свои записи. Потом битых полчаса таращился на фотографию объекта. Породистая морда. Тяжело будет в нее выстрелить. Я не убийца. Я не убийца. У него куча особых примет. Шрамы на теле, родинки, легкая картавость речи. Манера прокусывать насквозь сигаретный фильтр. Но это все детский лепет по сравнению с главным. Волосы. Длинная, до плеч, седая пепельная грива. Сейчас он собрал ее в хвост. Откуда у парня в двадцать три года такая седина? И почему у корней волосы темно-коричневые? Как будто он был крашен под седого. И волосы, отрастая, приобретают естественный цвет. Трофимов, местный кагэбэшник, на все вопросы только мотает головой. Его тоже удивляет, почему ловить Костенко прислали москвичей. К тому же это его злит. Хотя задачи нам ставит именно Комитет. Еще одна загадка. Почему по Костенко не работают гэбэшные оперативники? Я уверен, что у них есть группы, ничем не уступающие моей.
12 августа. Собаки встали намертво. Проклятье! Знай я, что такое случится, бросил бы их еще вчера. А теперь отдохнувшие здоровые псы скулят и жмутся к ногам проводников. Мы на крошечной полянке, впереди бурелом. И собаки отказываются туда идти. Группа нервничает. Ребята в курсе, что наш объект - существо необычное, если не сказать хуже. И теперь, глядя на собак, начинают психовать. Наткнулись на след, довольно свежий. Но собаки кидаются от него, как черт от ладана. Что такое? Ничем этот след не присыпан. Вообще, объект всегда погоню игнорировал. Будто не предполагал, что она возможна. Бред. Теперь психанул я. Впервые пеленгатор дал сбой. Вместо стрелки на нем появилось размытое пятно. Оно стреловидной формы, и я смог вычислить направление Что такое? Батарейки сели? Поменял, результат тот же. Вряд ли это означает, что объект совсем близко. Судя по следам, мы все еще отстаем на сутки. Принимаю решение оставить кинологов и дальше идти без собак. Похоже, это обрадует и тех и других. У одного пса истерика. Остальные в каком-то ступоре. Скажу Трофимову, чтобы вызывал сюда
“вертушку”.
13 августа. Пеленгатор работает все хуже. Но теперь я пользуюсь им часто, почти не скрываясь. И мы набрали приличный ход. Я уверен, что мы возьмем его завтра или послезавтра. Но с каждым днем мне все меньше хочется этого. Кажется, я слишком много думал на эту тему. В начале августа он прошел через три людных поселка, две охотничьих заимки и лагерь геологов. Не скрываясь, вступая в контакт с людьми. Но даже парень, который подвозил наш объект на грузовике, не смог опознать Костенко по фотографии. Мы очень жестко допрашивали свидетелей. Я был поражен до глубины души. Его действительно никто не помнил! Тогда я еще не верил пеленгатору. И если бы не девчонка из группы топогеодезистов, мы вряд ли смогли бы так быстро взять правильное направление. Она видела Костенко на пароме - мельком, но, похоже, втюрилась по уши. А он был неподвижен, как статуя, и глядел куда-то за горизонт. Похоже, он просто ее не заметил. И не тронул. Потому что с остальными он что-то сотворил. Грешным делом, я верю в экстрасенсов. И перспектива встречи с Костенко меня пугает. Теперь, когда много наблюдений слились воедино, - да,
пугает. Ребята тоже взвинчены до предела.
14 августа. Дохлая рысь. Здоровенная противная кошка. Навернулась с дерева, с высоты в три метра. Сломала лапу и почему-то сдохла. Трофимов все детство провел в тайге. Говорит, так не бывает. Я вижу, как он напуган. Четкие следы объекта уходят от рыси в чащу. Мне приказано взять его мертвым. Как только будет визуальный контакт, немедленно огонь на поражение. Сфотографировать, закопать и уйти. После этого мы с группой переходим в ГБ. Привилегий обещали немерено. В принципе, мне все равно, где работать. Комитет много дурного сделал в прежние времена - но ведь иначе было нельзя. Они исполняли приказы. Но они же и служили Родине. А то, что меня пытались запугать, когда я получал это задание... Наверное, по-другому не умеют. Привычка. Я не в обиде на них. И горжусь тем, что именно мою группу выбрали для выполнения такого деликатного задания. И все-таки, очень хотелось бы знать, кто такой Костенко. Чего он натворил. Почему за ним отправили именно нас. И как пеленгатор, который совсем разладился, умудряется-таки выдавать нам верный маршрут. По-прежнему совершенно прямой, как стрела.
15 августа. Еще один привал, и все. Завтра Костенко наш. Теперь это дело принципа. На сосне, под которой я сижу, красуется свежий затес и надпись на нем шариковой ручкой:
“Отсюда начинаю убивать”. У нас словно второе дыхание открылось. Парни злы, как черти. Теперь понятно, зачем нужны были угрозы, которые я выслушал на Лубянке. Они хотели меня разозлить. И правильно сделали. Злоба убивает страх. А страху-то я за эти дни натерпелся... Особенно во время допросов свидетелей. Я быстро пришел к выводу, что наш объект - не человек или не совсем человек. Но я был зол и шел вперед. Его действительно нужно ликвидировать. Он совсем рядом и завтра получит свое. Группа, которая идет нам навстречу, не успевает. Они там завязли в болоте по уши. И все же мне жаль. Он безоружен, топорик и нож, больше ничего. А я не палач. Но долг офицера, долг перед Родиной заставляет решать: или - или. Мечтаю о дне, когда партия окончательно победит маразм. И наша страна вернет себе былое величие. Как прекрасно то, что происходит сейчас. Мы проходим через сложный и мучительный ритуал очищения. Вот написал и сам не верю. А теперь, батенька, немедленно спать.

16 он чудовище надеюсь он вернется добьет меня
        ЧАСТЬ I ЖУРНАЛИСТ
26 апреля - 30 ноября 1990 года Когда из-за угла выпрыгнул оборотень, у Тима перехватило дыхание. Крепко сбитый широкоплечий зверь стоял прямо, чуть согнув в локтях когтистые передние лапы. Закрыв собой проход, вервольф оскалил длинные клыки, хрипло рыкнул, и Тима обдало запахом гнилого мяса. Глаза чудовища горели в полумраке желтым огнем. Омерзительная щетинистая морда будто ухмылялась. Вставшая дыбом шерсть торчала рваными клочьями. Более тошнотворного зрелища Тим не видел в жизни. Вервольф только выглядел животным, но не был им. Он был - верная смерть. И почему-то в белом лабораторном халате. Тим припал левым боком к стене, выставив топор перед собой. Зверь рыкнул снова, и человек почувствовал, что у него дрожат колени. Противная мелкая дрожь беспомощности потекла по телу снизу вверх, парализуя волю. Тим поймал себя на том, что пятится. Зверь вдруг нырнул вперед и резко взмахнул правой лапой. Трясущимися руками Тим едва успел блокировать удар, и по лезвию топора потекла черная кровь. Вервольф заорал во всю глотку, прыгнул и легко подмял Тима под себя. Желтые глаза заглянули человеку прямо в душу.
Громовой торжествующий рык заполнил собой весь мир. И тогда Тим закричал. С безумным воплем он подпрыгнул над кроватью чуть ли не на полметра и упал на четвереньки. И, содрогаясь всем телом, принялся заматываться в теплое одеяло, бормоча то ли заклинания, то ли проклятья. Телефон звонил. Тим громко застонал. Собрав волю в кулак, он высунул из-под одеяла руку и на ощупь ударил ладонью по клавише ночника. Потом осторожно выглянул наружу. В комнате было почти светло, но все еще довольно страшно.
        - Тим! - позвал незнакомый женский голос. Телефон умолк.
        - Эй! - позвал другой голос. Теперь уже мужской. Но тоже возникший где-то в голове. Телефон зазвонил снова. Тогда Тим разозлился. Он сел на кровати, до боли сжал кулаки и зарычал - не хуже вервольфа из кошмара. Встал, прошлепал до выключателя и зажег в спальне верхний свет. Вернулся, сел на кровать, сосредоточился и попробовал “щелкнуть”. Не получилось. Не обращая внимания на крик телефона, Тим развел ладони перед собой на полметра и слегка пошевелил ими. Поля будто и не было никогда. Руки по- прежнему тряслись и плохо слушались, а по лицу катился пот. Проклятый телефон не унимался. Тим вздохнул, поднял аппарат с пола на кровать, снял трубку и опасливо Прислушался.
        - Ну? - спросил молодой женский голос. - Так и будем молчать? Тим медленно опустил трубку на контакты, закрыл глаза и тихонько выматерился. Нащупав тапочки и кое-как вдев в них ступни, он поднялся и нетвердыми шагами подошел к двери. Открыв ее, просунул руку наружу и, не глядя, нажал кнопку. В коридоре вспыхнула лампочка. Тим по стенке добрался до кухни, таким же манером включил свет там, поразмыслил несколько секунд, распахнул дверь кабинета и его тоже осветил. В ванную он вошел под настойчивые вопли телефона. Холодная вода смыла остатки кошмара. Тим невесело подмигнул своему отражению и двинулся на кухню. Одной рукой открыл дверцу холодильника, другой - снял трубку. В холодильнике было пять банок морской капусты, два десятка яиц, пачка масла, три бутылки “Столичной” по ноль пять литра, одна Ноль семь и две бутылки пива “Русь”. В трубке все тот же голос спросил:
        - Тимофей, это ты?
        - Ты ошиблась, - сказал Тим, бросая трубку. Он выбрал одну из пол-литровых бутылок. Открыл банку капусты, достал вилку, отвинтил пробку. Не присаживаясь, сделал из горлышка три больших глотка, запрокидывая бутылку повыше. Пусть организм не жульничает, а будет вынужден проглотить действительно много. Чтобы поставить на стол опустевшую на треть бутылку, пришлось схватиться за холодильник. Телефон зазвонил. Тим смахнул набежавшие на глаза слезы, уселся за стол и в несколько секунд жадно сожрал полбанки капусты. Закурил. И ему стало легче, легче, еще легче, совсем легко. Он снова отхлебнул, прожевал, затянулся, придвинул к себе пепельницу, снял трубку и буркнул:
        - Доброй ночи.
        - Доброй ночи! - эхом передразнила девушка. - Ты мне ничего не хочешь сказать?
        - А чего бы ты хотела?
        - Скотина!!! - заорали на другом конце провода и с грохотом дали отбой. Тим рассмеялся. Он пересел со стула в глубокое кресло, поставленное к столу боком и занимающее в кухне все свободное место. Подвинул к себе водочную стопку и наполнил ее до краев. И поднял трубку, едва раздался первый звонок.
        - М-да?
        - Тебе не приходит в голову, что следовало бы передо мной извиниться? - осведомилась девушка.
        - Сомневаюсь.
        - Ах, он сомневается! Ты как со мной разговариваешь?! Ты жалкий, никчемный, бездарный, лупоглазый, кривоногий...
        - Ой, ой, ой, ой... - пробормотал Тим, морщась и кладя трубку на стол. Под доносящиеся из мембраны неразборчивые вопли он поднял стопку на уровень глаз, посмотрел сквозь нее на мир и кровожадно усмехнулся. Выпил, помотал головой и рассмеялся счастливым беззаботным смехом. Телефон давился частыми гудками. Тим взял банку капусты и методично очистил ее до дна. Поджег забытый в пепельнице окурок. Посмотрел на часы и тяжело вздохнул. “Полпервого ночи. Нельзя было рано ложиться. Засыпать нужно на рассвете, когда силы зла уже не так властны над миром- А ночью следует бодрствовать, чтобы голова была напряжена и в нее не могли влезть. Неужели только так? Плевать. Сейчас плевать. Вот я добью бутылочку, откупорю другую, включу музычку, возьму книжечку - и когда рухну в кровать, это будет такой отруб, что ни одна сволочь до меня не достучится. И сны я увижу обычные - яркие, светлые, интересные. В этих снах я буду нужен множеству людей и смогу для них сделать много хорошего”. Тим положил трубку и тут же поднял ее снова.
        - Не надоело? - осведомился он довольно агрессивно.
        - Ну и скотина же ты!
        - Про скотину уже было.
        - Ты скотина, скотина, скотина! Ты предатель! Ты грязный лживый двуличный предатель! Чего стоят все эти твои красивые слова, которые ты мне говорил, а?!
        - Да я их тебе уже полгода...
        - Подлец? Ничтожество! Предатель!
        - Положим, если кто и предатель, так не я...
        - Скотина! Я за все свои ошибки попросила у тебя прощения! Честно и откровенно! А ты...
        - Ты действительно ничего так и не поняла, - заключил Тим, горестно кивая своим мыслям.
        - А что тут понимать?!
        - Я совсем не тот мужчина, что тебе нужен. Я ушел. Я не вернусь.
        - Да какой ты мужчина?! Ты тряпка, ты слабак, ты ничтожество!
        - Шла бы ты в глубокую задницу, - попросил Тим и бросил трубку на рычаги. Снял ее и положил на стол. Налил и выпил. Встал, глотнул воды из чайника. Проделал несколько замысловатых пассов руками, будто оглаживая свое тело. Застыл в странной расслабленной стойке, будто готовясь к рукопашному бою. И неожиданно легко “щелкнул”. Кухня окрасилась во все цвета радуги. Разной интенсивности, цвета эти пульсировали, текли, переливались. Одни были холодными, другие теплыми, одни гладкими, другие мохнатыми, будто шерстяными - и все были видны. Бездушные на вид предметы ожили и заговорили с Тимом на языке пси. На этот раз Тим, похоже, “щелкнул” непривычно глубоко, потому что сквозь оконное стекло просочился и подлетел знакомиться дружелюбный бледно-голубой бублик. Раньше Тим почти не видел эти сгустки материи, болтающиеся в воздухе по каким-то своим делам. Тим подставил ладонь. Бублик деликатно на нее спланировал, посидел несколько секунд, ерзая, будто устраиваясь поудобнее, - и вдруг в руку провалился, растворившись в ауре человека. От неожиданности Тим слегка вздрогнул и из-за этого плохо различил
пришедшийся, кажется, прямо в сердце легкий укол тепла. На секунду Тим ощутил головокружение, а когда оно прошло, он видел еще лучше. И еще лучше понимал суть происходящего вокруг. Поэтому он напрягся, когда прямо в кухню ударила синяя молния. И отлетела от Тима, словно тот был резиновый, уходя рикошетом в коридор. “Так вот отчего среди ночи тебя иногда словно пронзает током и пробирает дрожь! - догадался Тим. - Надо же!” Он закрыл глаза и осторожно пошарил руками вокруг головы.
“Проклятье!” На ощупь это было похоже на вмятину в ауре. “А вот еще одна. Значит, я не ошибся. Кто-то пытался меня “пробить”. Но кто, и зачем ему это нужно? Не понимаю. В любом случае это может быть опасно. Среди московских сенсов достаточно сумасшедших, и вполне мог объявиться какой-нибудь маньяк, которому нравится бодать остальных. Но до чего же, гад, силен! Я ведь мальчик крепкий, а он вот как меня ушиб... И расстояние! Не сидит же он в соседней квартире...” Тим массировал ауру головы и терялся в догадках. “Допустим, меня ударил кто-то чужой. Интересно, он сам нагнал мне этот кошмарчик с вервольфом или я просто во сне сопротивлялся и подсознание мое стало бить тревогу? Спасибо тебе, конечно, дорогое подсознание, что разбудило. Но уж больно ты у меня крутое. Вытолкнуло из себя такой ужас... А ведь действительно, я очень боюсь вервольфов. Просто-таки до судорог. Какое счастье, что их, кажется, не бывает!.. Ну, похоже, хватит”. Чтобы проверить контроль, Тим последовательно “отщелкнул” на несколько менее сложных уровней, наблюдая, как беднеет гамма тонких излучений и блекнут цвета. Дольше всех не
сдавалось красное электричество в проводах. Тим удовлетворенно крякнул, вылил в себя остатки водки, снова запил ее водой из чайника и задумался, не соорудить ли яичницу. После работы ему всегда хотелось есть. Через несколько минут, когда пять яиц весело шкворчали на сковородке, Тим вспомнил про телефон. Шагнул к столу, и его здорово шатнуло. Рассмеявшись, Тим положил трубку на место и крепко выругался. Потому что зуммер тренькнул снова. На этот раз в трубке надрывно рыдали.
        - Перестань, - сказал Тим брезгливо.
        - Тимочка... Прости меня, пожалуйста... Я ничего с собой не могла поделать. Ты меня так расстроил...
        - Я тебя не расстраивал. Я просто от тебя ушел.
        - Не говори так, пожалуйста! Не говори...
        - Я тебе объяснил, что нельзя поднимать на меня руку? Объяснил или нет?
        - Тима, ради бога!
        - Один раз я стерпел. Но во мне что-то сломалось, понимаешь? Я думал, это вернется, но... Вышло иначе. И вообще дело не в том, что тебе понравилось меня лупить по морде. Просто между нами все кончилось уже давным-давно. А я ждал чего-то, ждал... Напрасно.
        - Тима, ради всего святого, ради всего, что нас связывает, ради нашей любви...
        - Нашей любви уже нет, - сказал Тим жестко и выключил под сковородой газ. Язык у него слегка заплетался. На душе было легко и приятно. Чувство освобождения от крепких уз оказалось поначалу горестным. Позади оставалась привязанность такой глубины, что на разрыв ушел почти год. И столько сил, что, казалось, впереди уже не будет ничего. А теперь Тим верил, что жизнь еще только начинается. Он тщательно проанализировал роль спиртного в охватившем его облегчении. И нашел, что водка тут ни при чем. Он стряхнул с себя эту женщину с прекрасным лицом и душой, полной злобы. Окончательно. И постарается больше не иметь дела со злыми людьми.
        - Тима, любимый мой, единственный!
        - Прощай, Наташа. Надеюсь, мы больше с тобой никогда не увидимся, - сказал Тим. И прежде, чем положить трубку, совершенно искренне добавил: - Будь счастлива. Потом он отключил телефоны. Съел яичницу, налил себе еще чуть- чуть, включил музыку. Снова “щелкнул” и пошел к окну знакомиться с бубликами.

* * *
        На ступенях факультета журналистики курили редкие гости - Зайцев и Смолянинов.
        - Что нового в Чернобыле?
        - Вот этот сапог, левый, - сказал Смолянинов, пожимая Тиму руку,
        - каждый день мою с мылом. Не в ту лужу наступил. Ой, пардон! - И он нырнул в двери вслед за входящей на факультет юной особой выдающихся форм.
        - Ему там отличный дозиметр подарили. - Зайцев ловким щелчком выстрелил окурок в урну. - Думаем покататься по городу, составить радиационную карту Москвы. Растянем на десяток публикаций.
        - Зайчик, - сказал Тим. - Как там дела с той лабораторией, на которую я тебя навел? Ты не ездил?
        - Ездил. Слушай, ты сам-то в это дело веришь?
        - Фотографии видел? Зайцев рассмеялся.
        - Прости меня, пожалуйста, но ты очень доверчивый. Тим почесал в затылке. Зайцев был теплый, пушистый и доброжелательный. И недоверчивый. Больше года он вел в газете еженедельную рубрику, посвященную слухам. Сам их находил, сам проверял и, как правило, опровергал. Тут станешь недоверчивым, черт побери!
        - Знаешь что, Заяц, - предложил Тим. - Давай к этому делу отнесемся профессионально. Допустим, это чистой воды утка. Но на этой утке можно сделать имя. Можно на весь Союз прогреметь. А что потом будет - наплевать. Теперь в затылке почесал Зайцев.
        - Пусть нас потом опровергает хоть Академия наук, - продолжал Тим. - А народ вполне готов скушать историю про тонкие излучения. В экстрасенсов люди верят? Верят.
        - Ну, здесь же не экстрасенсы. Здесь попытка создать аппаратуру, имитирующую их способности.
        - Ты пойми такую вещь, старина. Сегодня в наш обиход вошла микроволновая печка, которая волшебным образом вскипятит тебе суп в коробке из-под ботинок. И это никого не удивляет. Люди даже понять не пытаются, как она работает. А группа Полынина строит все свои генераторы на том же принципе. Только частоты другие.
        - Странный тип этот Полынин, - пожаловался Зайцев.
        - Да он просто очень сильный биоэнергетик, - не удержался и ляпнул Тим. И чуть язык не прикусил. Потому что Зайцев бросил на него косой взгляд. - Олежка, ты совсем экстрасенсов не воспринимаешь? - спросил его Тим сочувственно. Зайцев поморщился.
        - Слишком много шарлатанов, - сказал он. - Слишком много фокусников. Сплошь обманщики. И очень часто - не злонамеренные, а просто со сдвигом по фазе. Они в первую очередь себя обманывают.
        - Ладно. Что сказал Гульнов по этому поводу?
        - Сказал, будем думать. Поедешь со мной в редакцию? Ты все сдал на сегодня?
        - Я все сдал навсегда, - ответил Тим. На лицо его вдруг легла тень. Он достал из кармана зачетку и по красивой высокой дуге послал ее точнехонько в урну. Зайцев ловко поймал зачетку на лету. Тим закусил губу и отвернулся.
        - Не могу здесь больше, - пробормотал он. - Здесь все ложь от начала до конца. На весь факультет два нормальных журналиста. Остальные не практикуют уже много лет или выдают такое, что уши вянут и глаза слезятся. Надоело мне. Зайцев открыл зачетку и перелистал ее.
        - Я Эту сессию сдал, принципиально не готовясь ни к одному экзамену, - сказал Тим горько. - И всего две тройки. Здесь всем на все наплевать, понимаешь? Единственные, кто болеют за свой предмет, - это крепкие и твердые ленинцы. Партийно-советская печать и история КПСС. Зайцев протянул ему зачетку.
        - Оставь хотя бы на память. Все-таки это три года жизни.
        - Если считать армию, то все пять, - вздохнул Тим, неприязненно разглядывая зачетку издали. Помялся и взял. - Ты знаешь, я о двух годах в армии сейчас жалею меньше, чем о трех годах на факультете. Допустим, последний год я почти не ходил - но все равно...
        - Поедем, - сказал Зайцев. - Узнаем, что Гульнов надумал.
        - Он осторожный, - вздохнул Тим.
        - Он умный, - сообщил Зайцев наставительно. - И опытный. Он нам объяснит, как все сделать, чтобы не подставиться.
        - Я ни в чем не убедил ни его, ни тебя. - Тим вздохнул еще горше.
        - Тима, ну ты подумай! Мало доказательств! Мало же! Раскопаем что-нибудь серьезное, и тогда... Тим “щелкнул”. И Зайцев стал таким, какой он есть, - крепкое, прочно стоящее на ногах, очень надежное образование желтых и оранжевых тонов. Через двор факультета пролетело несколько синих грушевидных сгустков. Один из них завис над памятником Ломоносову и принялся зачем-то его изучать. Синие груши Тима не интересовали. Не получалось у них взаимности. Тим “принюхался” к Зайцеву.
“Хороший парень Заяц. На него и смотреть приятно, а уж “нюхать” - как это биоэнергетики называют то, что я делаю сейчас, - вообще одно удовольствие. Только вот левая почка слабовата. Ну, это мы поправим. Заслужит пусть сначала”. Тим переключился в нормальный режим.
        - Ты о чем задумался так глубоко? - спросил Зайцев. - Оставь, старик, ей-богу...
        - Поехали в редакцию, - сказал Тим. - Вздрючим твоего начальника как следует.
        - Ты только на него слишком не наезжай. Он знает, что делает.
        Я тоже, - сказал Тим. И в сотый раз глубоко вздохнул.

* * *
        - Откровенно говоря, я не очень-то силен в физиологии, - признался Тим. Сейчас он работал, но в последние месяцы это уже не мешало ему общаться. Он стал гораздо сильнее и с каждым днем все изощреннее пользовался своим даром. Его рука мягко оглаживала живот пациентки на расстоянии нескольких сантиметров от тела. “Может быть, скоро я научусь обходиться без рук, - подумал Тим. - Только бы не распугать клиентуру. В экстрасенса, который совершает загадочные пассы, люди еще способны поверить. А если ты просто напрягся и сидишь как изваяние, то это уже черт знает что такое”.
        - Как это? - удивилась женщина.
        - Ну... Я, конечно, знаю, что у вас две почки и они находятся ближе к спине. Печень, одна штука, вот тут где-то недалеко, в животе. Ну, сердце. Тоже одна штука. Ну, женские дела... Хотя тут-то я почти эксперт. В том, как эта система функционирует, я хорошо разбираюсь. И приведу ее в порядок, не сомневайтесь. Но это для вас так просто - печень, сердце, почки, придатки... А для меня совсем не так.
        - А что же вы видите?
        - Знаете, сложно описать. Человек очень непростая структура. Вот представьте себе пишущую машинку. Казалось бы, какие дела - бац по клавише, буковка пропечаталась. А на самом деле одна-единственная эта клавиша приводит в действие три цепи, у одной из которых к тому же самостоятельный привод. И попробуй разберись. Вы ведь почувствовали в целом облегчение после того сеанса?
        - Да, Тимофей, это было так замечательно...
        - Вот видите... Да, я сконцентрировался на вашей конкретной проблеме. Но я не мог не воздействовать на все системы в целом. Кроме того, когда одному органу полегчало, организм смог больше сил бросить на то, чтобы подтянуть остальные. Много тут всякого разного переплелось. А я-то всего-навсего пытаюсь научить вас быть нормального цвета.
        - Цвета? Ой, Тимофей, а какая я?
        - Разных оттенков желтого и оранжевого. Потом, эти цвета разной интенсивности и разные на ощупь. Как у большинства людей. Но это только на мой взгляд. Я подозреваю, что у каждого биоэнергетика своя палитра. Мы все очень разные. И вообще, я не хотел бы оказаться в одном ряду с другими. Я с ними и не общаюсь почти. И сам не афиширую то, что я - сенс. Тим оторвал руку от пациентки, слегка потряс кистью в воздухе, прижал ладони к глазам и неспешно, через все уровни пси-восприятия, начал спускаться к обычной жизни. Секунд через десять он уронил руки на колени, открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
        - Нормально, - сказал он. - Теперь жду вас в четверг, в то же время. Еще два-три сеанса, и все.
        - Спасибо вам большое, - сказала женщина, садясь и застегивая кофточку. На Тима она смотрела почти с благоговением.
        - Потом, - отмахнулся Тим. - Вот когда родите крепкого здорового мальчика, тогда милости просим ко мне с цветами и коньяком. А пока лучше деньгами.
        - Мальчика? - удивилась женщина. Тим смутился.
        - Не знаю... - пробормотал он, отводя взгляд. - Столько я всего чувствую, что иногда сам удивляюсь. Не знаю. Похоже. Женщина рассмеялась и вдруг протянула руку и провела ладонью по его пышной темно-коричневой шевелюре, спадающей до плеч.
        - Мне все равно, - сказала она мягко. - Лишь бы получилось. Мы с мужем так хотим ребенка... Ох, храни вас Господь, Тимофей, от таких проблем. Хотя вы-то справитесь, наверное...
        - Как знать... - Тим окончательно смутился. - Я тоже не всесилен. Да, я буду расти, учиться, совершенствоваться, но природа тоже не стоит на месте. Она с каждым годом портится. Тут мне один иглотерапевт жаловался, что в последние годы в Москве что-то изменилось. Он убежден, что его терапия перестала быть такой эффективной, как раньше. Симптомы она снимает по-прежнему хорошо, но саму болезнь уже не лечит. Я думаю, это очень серьезное предупреждение для многих, и для меня в том числе.
        - Воздух грязный? - спросила женщина, открывая сумочку.
        - Все грязное, - вздохнул Тим, принимая деньги. - Спасибо. Воздух грязный, вода, пища... По мне, так самое страшное, что мысли у людей грязные. Кстати, о грязи. Если все получится, рожать постарайтесь за границей. Или подыщите себе заранее что-нибудь надежное здесь.
        - Сейчас многие дома рожают...
        - А реанимация у вас дома есть?
        - Ну, Тима, это вы уж... Ой...
        - Да нет, что вы! Нет же! Все у вас будет нормально. Но случаются же непредвиденные обстоятельства, понимаете? Ну, не знаю... потолок рухнет. Женщина рассмеялась.
        - Я поняла, - сказала она. - Но на этот случай я вас приглашу, Тимофей. По-моему, вы лучше, чем реанимация. Во всяком случае, мне рассказывали...
        - Врут! - отрезал Тим и почувствовал, что краснеет.

* * *
        Тряся головой, как эпилептик, Тим стоял посреди тротуара и пытался отогнать наваждение. Он никого не трогал, ничего особенного не предпринимал. Ему просто нужно было зайти к Рябцеву и поговорить с ним. Но вот уже третий раз за полтора часа Тим, словно впадая на какое-то время в забытье, проходил мимо и удалялся по меньшей мере на два квартала от нужного ему дома. Сейчас он застрял в километре от искомой точки и больше приближаться к ней не хотел. Где-то неподалеку проходила та невидимая граница, за которой сознание Тима мутилось, и будто какая- то мягкая рука отталкивала его в сторону, заставляя уходить с маршрута вбок. Тим закурил и тоскливым взглядом обвел улицу. Ему не было страшно. Он ведь не галлюцинировал, не ощущал беспочвенного ужаса. С ним просто творилось что-то не то. Творилось в реальности и наводило на очень неприятные размышления. Он шел на встречу с необычным человеком, и метод, которым этой встрече кто-то пытался воспрепятствовать, тоже оказался из ряда вон... ...Владимир Владимирович Рябцев был шизоид и экстрасенс. Большинство коллег по цеху шарахалось от него, как от чумного.
Считалось, что Рябцев своими бредовыми идеями дискредитирует концепцию целительства. Он часто вел себя как псих, а практикующие сенсы вовсе не хотели казаться психами, они хотели, чтобы их принимали за врачей. Когда-то Рябцева уважали и побаивались. До того, как у него стали возникать навороченные и детально проработанные бредовые концепции, он многое успел сделать. В частности, был одним из основателей “Центра Новой Медицины”, где в свое время “повышал квалификацию” Тим. Он как раз тосковал на одном из семинаров, когда в дверях возник Рябцев. Отодвинув преподавателя, своего бывшего ученика, Рябцев царственно взошел на трибуну и выдал полчаса такой лихой пурги, что слушатели только ушами хлопали. Тогда-то Тим и заинтересовался. Острый журналистский нюх подсказал ему, что Рябцев
        - это находка. Тим уже слышал историю о “поехавшем” сенсе, который отошел от дел и вплотную занялся борьбой с мировым злом. В частности, ему рассказывал о Рябцеве Олег Зайцев. Владимир Владимирович нуждался в рекламе своих идей и просто задолбал отдел науки звонками с рассказами о том, как повлияло на историю человечества вмешательство сверхцивилизации из планетной системы альфы Большого Пса. Крепкий дядька лет пятидесяти с удивительно добрым, лучистым и искренним взглядом, Рябцев нес с трибуны крутой бред. Он излагал собственную теорию возникновения жизни на Земле и объяснял, что НЛО - земного происхождения и работают на японскую разведку. Еще он сокрушался по поводу того, что все евреи - марионетки в руках КГБ, а армянская нация имеет давние и прочные традиции скотоложства. Преподаватель трусливо бежал. Рябцев проповедовал. Собравшиеся в зале молодые сенсы обалдевали, не знали, что делать, и время от времени судорожно “щелкали”. Тим тоже “принюхался” к Рябцеву и увидел ярко светящееся нечто. Этакую звезду, из которой энергия так и хлестала во все стороны, и конца-края энергии не было. По
собственным заверениям, Рябцев черпал ее прямо из Матери-Земли, с которой состоял в каких-то непростых отношениях. Наконец Рябцев угомонился, призвал всех быть добрыми и бескорыстными, нести свет просвещения в массы и бороться с японской разведкой. Группа с облегчением бросилась врассыпную. А Тим задержался. За свою довольно обширную журналистскую практику Тим успел пообщаться со многими не вполне здоровыми людьми. Поэтому японская разведка и бедные евреи Тима не смутили. Рябцев интересовал его как носитель информации. В бредовой лекции проскочило слово
“психотроника” - термин, который заставил Тима вздрогнуть... ...На улице зажглись фонари. Тим затоптал сигарету и бросил взгляд в ту сторону, куда хотел добраться. Голова мгновенно закружилась. “Нет, хватит с меня...” Наверное, ему все-таки следовало испугаться. То, что он сейчас испытал на себе, опытные люди называли “вождение”. И Тим еще легко отделался - его просто не пускали туда, куда он шел. А некоторым
“водимым” случалось и лоб разбить о стенку, двигаясь по улице в состоянии наведенного извне транса. Но страха Тим по-прежнему не чувствовал. Измененное состояние, навязанное ему кем-то со стороны, затормозило его реакции. Тим просто хотел освободиться, снова быть себе хозяином. А для этого следовало как можно дальше уйти от запретной территории. И крайне желательно - выпить пива... ...Общество сенсов, как и любой замкнутый профессиональный клан, породило свои мифы и легенды. Не только прикольные байки, но и настоящие “ужастики”. О том, например, что проклятые коммунисты заказали технарям из КГБ разработку аппаратуры для дистанционного контроля над человеческой психикой. И со дня на день пустят ее в дело. Не самый беспочвенный страх. Еще в пятидесятые годы французы выдумали систему подавления на низких частотах - инфразвуковое оружие. Говорили, что при достаточной мощности эта штука отслаивала человеку мясо от костей. Американцы, применяя какую-то сложнейшую психотехнику, создавали людей с многослойным сознанием, когда в одном теле уживались две-три личности. Но самые интересные вещи шепотом говорили
про наших. Мол, в тайных лабораториях КГБ давно уже построили жуткую машину, безмерно усиливающую возможности оператора-сенса. Эта техника может на расстоянии остановить тебе сердце. А может и подчинить тебя, превратив в... Тут чаще всего раздавалось слово “зомби”. Тим слушал эти рассказки, морщась. Его всегда корежило от неверного употребления терминов. И над словом “зомби” он хихикал. Хотя определение “биоробот” было еще глупее. Но оба они постепенно входили в обиход. И все чаще осмелевшие от водки сенсы несли какую- то чушь про зомбированных агентов КГБ, шляющихся по московским улицам, и таинственные смерти людей от остановки сердца во сне. Тим догадывался, почему легенда так живуча и занимает умы коллег. Дело в том, что, согласно каноническому тексту легенды, операторами в
“Программе “Зомби” тоже работали сенсы. Таинственная аппаратура не подчинялась обычному человеку. Оператором мог быть только сенс. А это означало, что все сенсы с их невинными шалостями типа целительства и биоэнерголокации, за которые пока никого не посадили, вдруг оказывались под колпаком у “органов”. И если аппаратура действительно существует, то однажды сенсов возьмут в оборот. Половину для острастки посадят, а другую навечно поставят “к станку”. Естественно, ни одному нормальному сенсу оказаться ни в той, ни в другой половине не улыбалось. Особенно их раздражало, что сумасшедших вроде Рябцева вербовка не коснется. Потому что Рябцев в принципе неуправляем. Некоторые, правда, надеялись, что его все-таки тоже посадят. Несколько раз Тима отзывали в уголок на традиционных вечеринках после семинаров в “Центре” и спрашивали, не слыхал ли он что-нибудь о “Программе “Зомби”. Журналист все-таки. Тим не слышал. Тогда ему бросили в почтовый ящик странный документ. Некто Бандуров, якобы бывший политзаключенный, человек явно со сдвигом на сексуальной почве, описывал на трех страницах машинки, как ему в голову
внедрились загадочные “голоса”, подавили его волю и принялись крутить им, как хотели. Тим подумал, что от этой-то бредятины легенда и пошла. Он спустил документ в унитаз, но какой-то осадок в душе остался. И этот осадок всплыл, когда Рябцев походя использовал термин
“психотроника”. Название мифической науки о техническом моделировании паранормальных способностей человека... ...В пивной оказалось на удивление тихо и просторно. Тим без труда нашел посуду, разменял деньги, протолкался к автоматам, налил себе три кружки, нырнул за угловой столик и жадно припал к разбавленному, но все равно вкусному напитку. Первую кружку он опорожнил секунд за десять. Вторую пил смакуя, с расстановкой, чувствуя, как сдавивший разум железный обруч распускает тиски. Третью кружку Тим затолкал в себя с усилием. И понял, что все - отпустило. Он сорвался с крючка. Пивное опьянение частично парализовало центр контроля в мозге, и кто-то чужой,
“державший” Тима через этот центр, мог теперь дергать за ниточки сколько угодно. Тим окосел и был свободен. Теперь ему просто захотелось все спокойно обдумать, и он пошел за добавкой. Вернувшись к столику, он обнаружил за ним высокого худого человека с изможденным лицом и ослепительно горящими глазами. Тим сразу понял, что это за птица, но по инерции сунул кружки на стол. А блокироваться уже не успел, потому что худой поймал своими прожекторами его взгляд. И не отпускал. У Тима подогнулись колени, и он тяжело облокотился о стол. На такую наглую, хамскую откачку энергии он нарвался впервые. С огромным усилием ему удалось выстроить перед собой невидимый барьер, и энергетический “ствол”, установленный худым, закрылся.
        - Ну и сука же ты! - пробормотал Тим, отдуваясь. - Тебе не стыдно, а? Как так можно? Худой противно хихикал, сверля Тима полубезумным взглядом. Тим судорожно цеплялся за край стола, с трудом удерживая себя на ногах. Больше всего ему хотелось упасть и потерять сознание.
        - Ладно, - сказал худой. У него оказался высокий скрипучий голос.
        - Ты извини. Откройся... Тим подумал, что хуже не будет. Он расслабился, посмотрел худому в глаза и почувствовал, что энергия пошла обратно. В Тима упругими толчками вливались жизненные силы. Худой явно добавил ему здоровья и от себя, потому что Тима затошнило. Он отлип от стола и бросился в направлении туалета. Когда Тим, утираясь рукавом, вернулся, худой меланхолично прихлебывал из его кружки. Тим “щелкнул”. Да, он не ошибся. Перед ним был обычный сумасшедший экстрасенс, каких в Москве полным-полно.
        - Ну и зачем все это было? - спросил Тим агрессивно.
        - Соскучился, - признался худой. Он отставил пустую кружку и взял следующую. - Давно я не видел таких, как ты... А потом, я ведь тебя узнал. Мы с тобой встречались. В Древнем Египте. Тим со вздохом придвинул к себе последнюю кружку и осторожно сделал несколько глотков.
        - Ты не беспокойся, - утешил его худой. - Все у тебя будет хорошо, я знаю. Жить ты будешь долго и много будешь мучиться. В смысле - морально...
        - Ну, спасибо, - процедил Тим.
        - Главное - не забывай, что мы должны, - сказал худой и ярко сверкнул глазами исподлобья.
        - И что же мы должны? - хмыкнул Тим.
        - Пауков давить! - неожиданно яростно высказался худой.
        - Кого?!
        - Пауков! Кагэбэшников!
        - А-а... - Тим достал сигареты, и худой тут же к ним потянулся. Тим подвинул ему спички. Чем-то этот псих его привлекал.
        - Я уже не могу, - сказал худой, выпуская колечками дым. - Они меня сломали. А ты - можешь.
        - Не похоже, чтобы тебя сломали, - заметил Тим.
        - Не похоже?! - рассмеялся худой. Он придвинулся к Тиму и, вглядываясь в его лицо, спросил: - А тебя когда-нибудь в жопу ё.. ли?
        - Ой... - Тим инстинктивно отодвинулся.
        - А меня ё...ли, - сказал худой. - Мылом жопу мазали и ё...ли.
        - Кто? - машинально спросил Тим.
        - А мальчики-педерастики. На зоне. Вот так-то. Я за это, - худой ткнул пальцем себе в переносицу, - сел. И они меня там... Ф-фух!
        - Что значит - за это?..
        - Незаконная врачебная практика. Колдуном меня выставили. Понял?
        - А, вот ты где! - раздалось откуда-то сбоку. Тим оглянулся. К столику приближались, слегка пошатываясь, двое мужчин средних лет.
        - Привет! - сказал Тиму один из них, усатый, потный от выпитого, в распахнутой настежь куртке. - Ну что, - он повернулся к худому. - Пошли! Мы тебя и так уже полчаса ищем...
        - Да я тут, вот с парнем разговорился...
        - Ага! - рассмеялся усатый, бросая взгляд на Тима. - Разговорился! Да мужик от тебя уже ох...ел! Ты посмотри на него! Худой равнодушно пожал плечами.
        - Ладно, - он снова повернулся к Тиму. - Ты только не забывай. Ничего не забывай. И делай, что должен. Все у тебя будет...
        - ...Хорошо! - закончил за него фразу усатый, взяв худого под руку.
        - Пошли!
        - Пошли! - согласился худой, позволяя увлечь себя к выходу. Сделав шаг, он обернулся.
        - У тебя все получится, - сказал он Тиму. - Я вижу. Ты - то, что надо. Тонкая душа и стальное сердце. Никого не жалей. Только сделай, что должен... - И его уволокли.
        - Браток, - обратился к Тиму второй из подошедших, мучительно пытаясь сфокусировать на Тиме взгляд. - Ты его извини, ладно? Он классный мужик, просто еще не привык здесь...
        - Да все нормально, - кивнул Тим.
        - Ну, и отлично, - его собеседник повернулся, чуть не потерял равновесие, но взмахнул руками, удержал себя от падения и двинулся зигзагом на выход. Тим сжал ладонями виски. Только сумасшедшего биоэнергетика со странной проповедью ему не хватало для того, чтобы совершенно обалдеть. Он слишком много думал в последнее время о том, о чем не должен был бы задумываться. Ни как журналист, ни как сенс, ни как просто человек. А теперь он познакомился с “вождением” и тут же получил странный намек, который можно было понять только как предупреждение. И вот тут-то ему стало по-настоящему страшно. Теперь он ненавидел себя за то, что подошел однажды к Рябцеву и оказался в самом эпицентре конфликта, сути которого до сих пор не понимал... ...Полтора часа в пустой аудитории он говорил с Рябцевым, греясь в потоках света и тепла, струившихся из этой странной, но удивительно симпатичной личности. Тем не менее голова у Тима под конец разболелась из-за необходимости постоянно “фильтровать базар”. Но в итоге Рябцев пообещал свести Тима с неким Полыниным, в лаборатории которого Тим увидит очень много интересного. Через
неделю Тим побывал у Полынина и действительно увидел такое, что кинулся в газету, прибежал в отдел науки и уговорил Олежку Зайцева сходить посмотреть. И тут события начали развиваться лавинообразно. Некто чужой попытался атаковать и “пробить” Тима. Зайцев и заведующий отделом науки Володя Гульнов рассказали Тиму, чисто по дружбе и в порядке хохмы, что в газету приходят странные письма от людей, которые уверяют, будто их сознание кто-то хочет подчинить. А потом Тиму позвонил Рябцев. Он сказал, что в гостинице сидит одна женщина, приезжая, издалека, которая остро нуждается в разговоре с журналистом. Тим отнекивался, но Рябцев мог затрахать мертвого. Тим пришел, увидел эту женщину, задал ей несколько вопросов и навсегда проклял тот день, когда решил познакомиться с Рябцевым.

* * *
        Хозяева назвали ее Эфа. По первой букве ее настоящего имени - Ф. Однажды поздним вечером, увидев за окном яркое свечение, она выглянула наружу в полной уверенности, что мимо пролетает НЛО. Окраина города, местность пустынная. Машины внизу она уже не заметила. Так же, как и приборов, которые появились в квартире одинокой женщины на следующий день. Они показались ей чем-то совершенно естественным и стали неотъемлемой частью ее жизни на долгую тысячу дней. А тогда, в момент первого контакта, была только нахлынувшая вдруг страшная подавленность и непреодолимое желание спать. Утром, по пути на работу, она впервые услышала странный звук и почувствовала нечто, что тоже вскоре стало привычным. Ощущение было потрясающее, словно летишь на крыльях. Исчез вагон метро, и был только мелодичный гул в голове, по волнам которого уносишься далеко- далеко. А потом раздались человеческие голоса. Конечно, она собралась к психиатру. Но что-то остановило ее на полпути. Она трезво оценила ситуацию: вот является к доктору одинокая некрасивая тетка сорока трех лет... И вернулась. А ее бы и так не пустили. Все должно было
оставаться по-прежнему - тихая, спокойная жизнь, работа. Никаких изменений хозяева не хотели. Они вели эксперимент. Их было несколько, один - главный. “Зови меня Черт”, - сказал он. У них сложились очень хорошие отношения, у хозяев и их кролика. Эфе объяснили: эксперимент грандиозен, и то, что именно она выбрана в качестве объекта, делает ей честь. И Эфа была довольна. Приходя домой, она усаживалась напротив телевизора и разговаривала с Чертом, глядя в темный экран. Вместе они мечтали, как все изменится в мире, когда эксперимент закончится. Когда вся планета научится обмену информацией на биоэнергетическом уровне. Когда все станут телепатами. И как все от этого будут счастливы. Была ли счастлива она сама? Пожалуй. Впервые за долгие годы ее жизнь оказалась полной смысла. Хозяева воспринимались ею как друзья, товарищи по ответственной работе на благо всей Земли. Она безошибочно отличала голос Черта от других и любила с ним общаться. Он был шутник. Посылал ей поцелуи, рассказывал анекдоты. Черт не делал скидки только на одно: он совершенно не думал о том, насколько изнашивается нервная система биоробота.
Или, наоборот, хотел это выяснить? Игра продолжалась три года. За это время хозяева продвинулись очень далеко. Они внушали Эфе, что хотели, и она воспринимала их желания как собственные. Приказ не выглядел приказом: объект просто знал, что должен сделать то-то, не ощущая вмешательства в свою жизнь. Но жизнь эта объекту уже не принадлежала. Тем временем напряжение в психике объекта росло. Сбой в программе возник осенью 1988 года. Контроль ослаб. Черт перестал активно вмешиваться в дела робота. И Эфа начала критически осмысливать реальность. Нет, она по-прежнему любила Черта. Но в ее душе угнездился страх. Она поняла, насколько велика была власть хозяев над ней. И решила во всем разобраться. Возможно, Черт задумал проверить, воспримут ли Эфу всерьез. Или хотел на нее “поймать”, как на живца, сильного биоэнергетика. Так или иначе, Эфа уже не была роботом. Хотя убежденно говорила по- прежнему, что эксперимент не несет в себе зла. Но появилась одна странная особенность в ее поведении. Некий инстинкт гнал ее в Москву, к центральной лаборатории Черта, местонахождение которой ей не сообщали. Но Эфа довольно
четко ощущала направление. Северо-запад. Приехав в Москву, она начала звонить во все доступные места и спрашивать, что ей делать. В редакциях газет вешали трубку. Тогда она занялась ведомствами, пытаясь узнать, где могут идти работы, хотя бы смежные по тематике. Разумеется, впустую. Тогда Эфа призвала на помощь экстрасенсов. Приходило несколько человек, но, по их свидетельству, вокруг Эфы был непроницаемый для них заслон. Кроме того, они крайне неуютно чувствовали себя в одной комнате с ней. Черт посмеивался и отпускал ехидные замечания. Шевелил занавесками в гостиничном номере, бряцал посудой в холодильнике. Пробовал вышибить стулья из-под гостей Эфы. Забросил на оконный карниз третьего этажа маленького чертика, сплетенного из куска телефонного кабеля. И не давал комментариев. Но когда пришел Тим, Черт сказал: “Ты связалась-таки с прессой, это интересно. Посмотрим”. Эфа рассказывала Тиму свою историю, периодически обращаясь к Черту за уточнениями. Он иногда отвечал, иногда нет. Потом вдруг ляпнул:
“Дура ты, дура, а стоишь миллион”. Тим ушел, а Рябцев остался. “Мы тут еще поболтаем”, - сказал он. Тим кивнул и вышел на холод, размышляя, как это его угораздило забыть диктофон. Никогда раньше с ним такого не случалось. Впрочем, он запомнил все очень хорошо. Особенно - то, что увидел,
“щелкнув”. Это было так необычно, что за время беседы он “щелкал” трижды. Но видел все то же - размытое угольно-черное пятно. Мягкая, чуть шершавая фактура поверхности. Слабо шевелящиеся края. Один раз Тиму показалось, что пятно выдвинуло щупальце в его направлении. Он было напрягся, но ложноножка втянулась обратно. При воспоминании об этом эпизоде Тима передернуло и он плотнее запахнул пальто. Холод. Холод шел от этого пятна по имени Эфа. Кошмарный холод.

* * *
        - Привет! - позвал голос. Тим вздрогнул, открыл глаза и в ужасе сжался в комок. Он еще не успел по-настоящему заснуть, только-только начал задремывать, и голос расслышал очень хорошо. “Проклятье! Многие вполне нормальные люди, оставшись в тишине и одиночестве, слышат потусторонние голоса. Наша психика не любит тишины и пустоты и старается вакуум заполнить. Со мной так бывало. Я всегда мечтал отгородиться от людей, залезть в нору и там притихнуть. Не пугали меня такие голоса. Но этот... Вот чертовщина!” Тим “щелкнул” и внимательно осмотрел комнату. Никаких аномалий. Вроде бы... “Ого! Как это я проморгал? Да нет, раньше я просто был слабее и таких вещей не мог разглядеть. Однако, крут становлюсь... - Тим свесился с кровати. На полу отчетливо проступали голубые линии. В глубине сознания Тим аж рот открыл и язык высунул от восторга. - Надо же, не врут люди! Вот они, силовые линии, вот она, сетка энергетического поля, которой покрыта вся Земля. И идут полосы точно перпендикулярно друг другу, слегка пульсируя в местах скрещивания. Как по учебнику - прямоугольники, где-то два на два с половиной метра.
Хорошо, что комната большая и все отлично видно”. Тим напрягся и увидел еще больше. Возможно, ему показалось, но он разглядел, что линии не были плоскими - вверх от поверхности земли шли тонкие полупрозрачные стенки. Тим осторожно ткнул одну из стенок пальцем, но ничего не почувствовал. Тогда он поднялся с кровати, шагнул к ближайшему “перекрестку” и потрогал его. “Ф-фу! Жжется. Чуть-чуть, но противно. Недаром на таком перекрестке никогда не ляжет собака. А человек, тупица, ляжет. И никак понять не сможет, отчего ему так плохо спится, и вообще он какой-то никакой. Н-да. Оппаньки!” Тим потряс головой, переключаясь, и почти бегом рванул в кабинет. Несколько минут он сосредоточенно рылся в ящиках стола, пока не нашел то, что искал, - простенькую биолокационную схему квартиры и инструмент, с помощью которого она была составлена. Гнутая под девяносто градусов стальная вязальная спица. “Помню, как хозяин квартиры тогда обалдел...” Взяв карту в руки, а спицу в зубы, Тим вернулся в спальню. “Точно как в аптеке. Все перекрестки силовых линий, которые я тогда засек, соответствуют тому, что вижу сейчас”. Для
верности Тим взял спицу и ткнул ею в ближайший перекресток. Спица чуть шевельнулась. Тим подвинулся, и спица тут же ожила, резво крутнувшись градусов на двести. “А чего я, собственно, проверяю себя? Ну, увидел я эти линии. Подумаешь! Я еще бублики вижу, молнии, груши и шарики. Скоро разгляжу, как бабы голые кругом летают, - и что, это меня удивит? Да нисколечко”. Тим присел на кровать и задумался. “А ведь по делу я разволновался. Ни про груши, ни про шарики, ни даже про голую бабу ни в одной книге не сказано. И ни один биоэнергетик мне про них не говорил. Так что это мое личное дело. А вот про силовые линии черным по белому прописано в учебнике практической биолокации. Так, мол, и так, ячея два на два с половиной, геопатогенные точки в местах скрещивания, лучший инструмент выявления - спица из стали. Про остальное я читать тогда не стал. Я же лекарь, народный целитель, трамтарарам. Меня именно геопатогенные эффекты и волновали... Черт! И все-таки, про голых баб. И про летающие тарелки. Положим, сегодня я увидел сетку. А что я увижу завтра? Это ведь может оказаться что-то совершенно запредельное. Не
спятить бы”.
        - А пойдем-ка, брат, отметим это Дело! - провозгласил Тим, встал и направился в кухню. И только открыв дверь холодильника, обнаружил, что все это время уверенно двигался и отлично видел в кромешной темноте.

* * *
        В лаборатории Полынина было непривычно шумно. Осторожно заглянув в двери, Тим увидел, что весь персонал сгрудился у полынинского стола и наперебой рвет друг у друга из рук какие-то фотографии. Сам Полынин, большой, грузный, седой и какой-то удивительно экономный в движениях, словах и даже интонациях, восседал в кресле и благодушно улыбался. А перед ним прыгал и жестикулировал, что-то объясняя, мелкий и совершенно несерьезный с виду мужичок лет сорока. Тим шагнул в комнату и осторожно поздоровался.
        - А, Тимофей! - Полынин вяло поднял руку. - Заходите. Посмотрите, вам это будет очень интересно. Лабораторские на Тима едва взглянули и снова принялись за фотографии. Мелкий оживленно потряс Тиму руку. У него оказался пронзительный острый взгляд, как будто он видел все на свете, будто в икс-лучах. И еще в этом взгляде была усталость. Тим взял одну из фотографий и обомлел. Он уже видел снимки человеческой ауры, даже бубликов и груш, подманенных на руку оператора. Ему показывали фотографии, запечатлевшие излучение пачки сигарет и чернобыльской картошки, и получившееся случайно изображение лаборанта, стоявшего за запертой дверью. Здесь насобачились делать такие вещи, о которых прогрессивное человечество и не подозревало. Но это делали именно в лаборатории, намеренно, продираясь трудными путями, надрываясь и кряхтя. И качество изображения было, как правило, более чем поганое. А фотографии, которые принес мелкий, отображали вполне нормальные интерьеры и пейзажи. Немного не в фокусе, но гораздо лучше, чем у Полынина. И в этих пейзажах и интерьерах вовсю резвились шарики.
        - Вот, - показывал мелкий, подпрыгивая от возбуждения, - вот двое у меня на плечах сидят, а один на руке устроился. И еще несколько в углу, вот. А тут, смотрите, я ночью крестный ход на Пасху снимал - и сам даже внимания не обратил, а потом гляжу - сидит! Наблюдает! Действительно, на дереве чуть в стороне от церкви притаился здоровенный шар, размером чуть ли не с футбольный мяч. Яркий-яркий. Тим внимательно обследовал еще один снимок, потом еще. “Чертовски не похоже на фотографический брак. А на ловкую мистификацию похоже. Ну, положим, я уверен, что это не мистификация. Но публиковать такое фото в газете - номер дохлый”.
        - Виктор Иванович прошлой весной попал под излучение НЛО, - вяло сказал Тиму Полынин. - И вот, начал их видеть. А теперь и фотографировать научился. И гораздо лучше, чем мы. Гм-м...
        - Ох, они мне поначалу жизни не давали! - рассмеялся мелкий. - Как только засекли, что я их вижу, просто чуть не заклевали! Но я им то- оже задал перцу! Не сразу, конечно, непросто это, но разобрался, что к чему, и такое им устроил! У нас теперь вооруженное перемирие.
        - Вы уж поосторожнее, Виктор Иванович, не расходуйте себя понапрасну, - попросил Полынин.
        - А чего они первые-то?! - возмутился мелкий. Он явно наслаждался общением с людьми, которые ему не просто верят, но еще и хорошо понимают его проблемы. Внутренне Тим ему кивнул.
        - Я тут на днях в поля выезжал, на натуру, - продолжал мелкий. - Календарь мне заказали с видами... А эти полетали-полетали, а потом в кучу сбились, и вдруг, я прямо обалдел, гляжу - летит в небе здоровая черная курица. Предупреждение мне такое... Ничего, они у меня дождутся! Их и тут полно, вон, в коридоре у вас... Сюда не суются, а там прямо роем носятся! Прямо роем!
        - Н-да, - протянул Полынин. - Тимофей, вы что-то хотели... Тим улыбнулся. “Поскольку к фотографиям я особого интереса не проявил, значит, аудиенцию пора заканчивать. У них тут с мелким, видимо, будет серьезный разговор. Ох, до чего же биоэнергетики старшего поколения любят все секретить! Инстинкт самосохранения. Ладно, сделаю дело и уйду”.
        - Вы не знаете, где сейчас может быть Рябцев? Владимир Владимирович? - поинтересовался Тим. - Похоже, его нет в Москве. Полынин задумался.
        - Интересный человек, - неожиданно выдал он фразу, которой Тим совсем не ожидал. - Его идеи... подчас неожиданны. Но всегда интересны. Я не знаю, Тимофей. Он заходил на той неделе. Но не говорил мне, что куда-то собирается. Тим кивнул.
        - Хорошо, - сказал он. - Спасибо. Я зайду, как только у меня будет для вас обнадеживающая информация. По такому поводу Полынин даже встал и лениво протянул Тиму широченную ладонь. Взяв ее в руку, Тим чуть было не “щелкнул”, настолько она оказалась теплая. Мелкий с Тимом попрощался без сожаления. Тим явно не произвел на него впечатления понимающего собеседника. Он был просто вежлив и внимателен - а таких мелкий мог найти сколько угодно в ближайшей психбольнице. И наверняка успел немало повидать к сегодняшнему дню. Тим “щелкнул”-таки, выйдя на улицу. Полынинская лаборатория долбила в небо рыжим светом, что твой вулкан. На фоне нулевой активности пятиэтажного жилого дома, подвал которого занимали ученые, это было очень красиво. Тим “щелкнул” глубже, потом еще глубже, потом до упора. Но силовых линий на почве не разглядел. “Похоже, мое восприятие активнее всего ночью, - подумал он. - Может быть, ведь я “сова”. Ярко выраженная. А Полынин ярко выраженный сенс. И тем не менее никогда свой дар не обнаруживает при посторонних. Только однажды я его застукал, когда он ладонью обшаривал какой-то датчик. Но
это я, сенс, мог определить, что он его “нюхает”. Конечно, вряд ли бы Полынин многого добился, если бы при разработке приборов себя не использовал в первую очередь как прибор”. Тим закурил и двинулся к метро. На ходу он размышлял о том, какая, наверное, у Полынина была непростая жизнь. Сильному экстрасенсу для того, чтобы дослужиться в науке до докторской степени, нужно быть очень сдержанным и волевым человеком. Природа сенса такая - он хочет использовать свой талант, постоянно тренировать и развивать его. А значит - время от времени его будут на этом Деле засекать посторонние. И тут же пойдет нехороший слушок...
“Но ведь он нашел выход”, - подумал Тим. Действительно, Полынин оказался достаточно умен, хитер и расчетлив. Он работал в той области знания, в которой, как ему казалось, были корни его паранормальных способностей. Работал успешно. И в итоге получил собственную лабораторию. Собрал вокруг таких же сенсов, только послабее, и начал сооружать технику для локализации подземных аномалий. На радость якобы геологам. “Хотя я-то уверен, - мысленно усмехнулся Тим, - что этот его Институт минералогии, и еще какой-то логии, и чего-то еще - только прикрытие. На военных ты работаешь, Полынин. Не на ГБ, не такой ты человек, я-то знаю, я ведь тоже сенс. Но что-то ты делаешь для генералов, это уж сто процентов. Умница ты, Полынин. Я только одного не понимаю - зачем ты пошел на контакт с журналистом. Журналисты не любят недосказанностей. А ты постоянно о чем-то умалчиваешь. И на многое намекаешь. Допустим, ты хочешь предупредить об опасности. Но кто мне даст опубликовать твое предостережение? У меня нет доказательств. Я мог бы их привести, опираясь на свои возможности сенса. Но стоит мне в редакции произнести это
проклятое слово - “экстрасенс”, и каюк. Ребята видели достаточно шарлатанов и психов для того, чтобы над словом этим хохотать до упаду. И предложат они мне сходить подлечиться. А показать им красивый фокус я не смогу. Я не фокусник. Я биоэнергетик. Я лечу некоторые болезни, стабилизирую давление и работу сердца, провожу то, что я называю “балансировкой организма в целом”. Но я не умею смотреть через стену, внушать мысли на расстоянии и угадывать карты Зенера. Может быть, пока не умею. А может, и никогда не смогу. И что же мне - как Полынин, всю жизнь прятать свой дар от людей? Вот уж фигушки. Но как именно действовать, я еще не придумал”. Тим остановился у винного магазина и глубоко задумался. В магазине было хоть шаром покати, но у входа околачивались бутлегеры. Тим почувствовал мелкие, с гаденькой пеной, волны интереса, идущие от них.
“Я получил информацию, которая может перевернуть мир. Хуже, чем перевернуть, - сломать, изуродовать. Интересно - окажись в моих обстоятельствах не сенс, а обычный человек, просто нормальный журналист... Посмеялся бы. Или постарался бы как можно скорее все забыть. Как ни крути, а тема - гроб. Такой материал в редакции не просто задавят, а даже затопчут. Вместе с автором. Но главное - пусть даже спустится с неба архангел и откроет мне
“зеленую улицу”, - я вообще не уверен в том, что это стоит публиковать. Сейчас народ газетам верит как никогда. Но информация, которой я собираюсь с ним поделиться, не уместится в головах. И меня поднимет на смех вся страна. А потом тысяч десять-двадцать психов бросится на улицы, крича, что ими манипулируют. Это будет очень закономерно. Это уже начинается. В девятнадцатом веке модно было косить под Наполеона. А в двадцатом модно воображать, что у тебя в голове радиоприемник, принимающий сигналы от Фиделя Кастро. Выходит - я ничего не могу сказать людям. Но как же мне дальше жить?” Тим закусил губу, повернулся на каблуках и решительно двинулся за водкой.

* * *
        Выставив перед собой топор, мягкими неслышными шагами Тим продвигался вперед по тускло освещенному узкому коридору. Он плохо видел, в глаза текло что-то скользкое и липкое, но не хватало сил утереть лоб. Страшно было даже на секунду отпустить рукоятку тяжелой железяки, которая давала Тиму единственный шанс отбиться от кошмара, прячущегося за углом. Кошмар не заставил себя ждать - издалека, отражаясь от стен, донесся хриплый утробный рык вервольфа. Тим похолодел. Он уже знал, что будет дальше. Помнил развитие событий до мельчайших подробностей и не хотел услышать еще раз свой безумный предсмертный вопль. Тим остановился и замотал головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Не открывая глаз, он бился на кровати, как выброшенная на берег рыба. Из-за угла показалась оскаленная морда, то ли волчья, то ли медвежья. И взгляд ее желтых глаз был настолько ужасен, что Тим заорал, рванулся и проснулся. Весь в поту, судорожно вцепившись в одеяло, он лежал, глядя в потолок, напрочь парализованный страхом.
        - Как дела? - спросил голос. Тима словно ударило током. Он скрутился на кровати узлом, инстинктивно пряча голову под подушку. “Опять этот голос на грани яви и сна! Все тот же голос”. И на этот раз Тим поймал самое главное. Этот голос пришел извне. Его не вытолкнуло наружу подсознание, он не был сгенерирован где-то в мозгу. Нет, он появился из-за стены и пронзил Тима насквозь, как пронзает голубая молния. Тим почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Слезы беспомощности перед чем-то сильным, неведомым, страшным. В ванной Тим долго смотрел в зеркало. Его била мелкая дрожь. Безошибочный инстинкт сенса твердил: проваливаясь в сон, он испытал какое-то воздействие со стороны. “Что происходит? Это не сумасшествие, точно. Я слишком много читал по психологии и общался с психологами, чтобы не распознать первые ростки душевной болезни. Нет во мне безумия. Давным-давно я разложил себя по полочкам, отнес к шизоидному типу и успокоился. Я нормален. Тогда что со мной?” Толкая себя, как бревно, Тим доплелся до кухни. Он снова полз по стене и зажигал везде свет. Ему было страшно. Он долго пил водку из
горлышка и приходил в себя, калачиком свернувшись в кресле. Потом сделал бесконтактный массаж и наткнулся на несколько “вмятин” в ауре. “Кто-то чужой ударил меня. Не могу поверить. Не могу-у-у-у...”
        - Алкашом меня сделаете, уроды! - громко сказал он в пространство. И снова припал к горлышку. Потом он жадно глотал воду из чайника. А потом “щелкнул”, очень сильно, почти до обморока. И впервые в жизни увидел мир во всем его многообразии. И упал, обессиленный и потрясенный открывшейся ему красотой, в кресло. И заснул мертвым, непробиваемым сном.
        - Я не знаю, имеет ли смысл об этом говорить, - сказал Тим, рисуя сигаретой в воздухе причудливый узор. Он был уже здорово пьян. - Но понимаешь, солнышко, мне очень хочется с кем-то поделиться. Конечно, это глупо до крайности - рассказывать ужастики дорогому тебе человеку...
        - А ты не думай, - предложила Ольга. - Ты просто возьми и расскажи. Был уже третий час ночи, и они сидели у Тима, по разные стороны кухонного стола, глядя друг другу в глаза. Пепельница была полна окурков, закуски съедены, бутылки пусты, и они занимались любимым делом - разговаривали. Ольга была платиновая блондинка таких насыщенных тонов, что ее часто принимали за крашеную. Высокая, с отличной, даже на привередливый взгляд Тима, фигурой, она привлекала внимание мужчин всех возрастов и достатков Но сидела она на кухне у безработного ровесника и вглядывалась в его лицо так, будто собиралась писать с него портрет. Впрочем, это-то она уже пыталась сделать однажды, но задача оказалась ей явно не по плечу.
        - Понимаешь... - сказал Тим и глубоко задумался. Протянул назад руку, не глядя, открыл дверцу холодильника и вытащил очередную бутылку. Уверенными движениями, не пролив ни капли, смешал водку пополам с белым вермутом, добавил тоника, бросил льда в бокалы, один подвинул Ольге, а к другому припал сам и долго, с наслаждением, тянул чудесный напиток, приносящий уверенность и покой. Ольга рассеянно перекатывала бокал в пальцах, слушая, как шуршит о стенки лед.
        - В общем, такое дело, - пробормотал Тим, с трудом отрываясь от коктейля. - Я наткнулся на тему, о которой думать-то неприятно, не то что говорить. Но я почти на сто процентов уверен: сегодня в нашей стране очень активно идет разработка принципиально нового оружия.
        - Что-то по твоей части?
        - Да, - кивнул Тим. - Если бы я был не я... Очень уж сложно в такую штуку поверить. Она словно из фантастического романа. Ты читала “Обитаемый остров” Стругацких? Ольга слегка присвистнула и взяла сигареты. Тим протянул ей огня.
        - Разумеется, пока эта разработка в стадии эксперимента. Но у меня есть информация, вполне достоверная, о том, что они ведут полевые испытания. Склепают образец - и тут же в дело его... - Тим взял из пепельницы окурок, увидел, что тот потух, и потянулся за новой сигаретой. Ольга смотрела на него очень внимательно и ждала продолжения. Она была единственным из близких Тиму людей, который спокойно относился к тому, что Тим - сенс. Год назад по совету подруги она обратилась к Тиму с пустяковой, но жутко неприятной мигренью. Тим нашел, что это чистой воды психосоматика, и искренне посоветовал девушке в качестве радикального средства как следует влюбиться. Впрочем, мигрень-то он ей вылечил. Но не более того. Он никогда не шел на тесные контакты с пациентами. Старался их даже не жалеть. Смотрел на человека просто как на разладившийся прибор. И чинил. А потом они столкнулись на улице. И их притянуло словно магнитом. Они сидели у Тима на кухне, пили мартини и говорили, говорили, говорили... Потом чуть не каждый день встречались, ходили на выставки и концерты, опять сидели на кухне, пили и боролись с
желанием кинуться друг другу на шею. У обоих было слишком трудное личное прошлое, они стали осторожны и внимательны и искали в партнере что-то большее, чем обычно ищут люди. Им обоим сейчас был особенно нужен не любовник, но друг. И все-таки они еще не были по-настоящему друзьями, когда в лифте, где совершенно невозможно было сохранять дистанцию, Тим протянул руку и мягко-мягко погладил ее волосы. Лифт стоял на этаже уже минуту, а они все не могли разомкнуть объятья, и губы их сливались в мягком и плавном движении. Они слишком давно хотели друг друга и были совершенно уверены в том, что так и будет. И этот поцелуй стал не бешеной вспышкой страсти, а лаской, близкой к священнодействию. И они опять прошли на кухню и привычно сели по разные стороны стола. Но теперь они держались за руки. И Тим говорил, а она слушала, а потом говорила она, и слушал он. А потом он сказал, что это нужно отметить, и опять смешивал коктейли. И еще они долго-долго шли по коридору в спальню, роняя на пол одежду, то прижимаясь друг к другу, то отстраняясь, чтобы получше рассмотреть свое новое приобретение и убедиться, что все у
него именно так, как хочется. Все происходило будто в сказке, совсем не так, как в дни пугливой и суетливой юности, когда то, что “это со мной было”, гораздо важнее, чем “это было так...”. Видимо, они стали взрослыми. И их предыдущий опыт, глубокий и богатый механически, но совершенно бездарный по сути, теперь дал им очень важное. Они не стеснялись любоваться и не боялись ласкать. Для них не было движений стыдных или неловких, им ничто не мешало, и ничто не торопило их. Когда упругие молодые груди, освободившись от тесной материи, прижались к груди Тима, у него закружилась голова. И когда в белизне чистых простынь - будто знал он, что все случится именно сегодня (а ведь не знал, не знал), - к ее бедру прижалась его вздыбившаяся плоть, она протянула руку и осторожно погладила его и прошептала “О, какой ты красивый...” - он понял, что она имеет в виду. И вошел в нее, и уже через минуту ее тело выгнулось дугой, и с громким криком она впервые в жизни потеряла сознание. Тим даже испугался. Он не “щелкал”, ничего специально не придумывал, он просто любил ее. А она, вернувшись секунд через десять из сладкого
небытия, долго не могла опомниться. Но когда они немного успокоились, то решили сделать вид, что ничего еще и не было, и попробовать снова. И они попробовали снова, и это получилось совсем безумно, совершенно невозможно, и когда она вновь расслабленно уронила руки, а ее голова безвольно откинулась вбок, Тим с глухим стоном вышел из нее, и тугая молочно-белая струя разбилась об ее упруго торчащий сосок. Потом они долго удивлялись, отчего все у них получилось именно так. Почти никому с первого раза не удается достичь полной гармонии тел. А многим это бывает недоступно и в сотый раз. Умные люди редко меняют партнеров, ведь только с тем, кто знает тебя наизусть, можно, двигаясь день ото дня туда, куда хочется, достичь настоящих высот. А новый партнер - это всегда недоверие, пусть даже на уровне бессознательного. Потом они вместе радостно смеялись, когда Тим сказал, что это все ерунда и к ним не относится. Они с самого начала были удивительно близки - с того самого дня, когда Тим угрюмо, руки в карманы, топал по Кузнецкому и чуть не сбил с ног красивую девчонку, за которой двое кавалеров волокли планшеты с
эскизами. А теперь он пытался рассказать ей о своих страхах.

* * *
        Тим вставил кассету и опустил палец на кнопку. Подумал, убрал руку, встал и подошел к холодильнику. Потоптался немного перед соблазнительной дверцей, за которой, он точно помнил, спряталась бутылка. И вернулся в кресло. Закурил и включил магнитофон. Голос человека был нервный, срывающийся - интервьюируемый сильно волновался. Не так, как волнуются “чайники” перед микрофоном, нет. Этот деятель трясся, потому что принял серьезное решение, но страх перед этим решением до конца преодолеть не смог. Он мямлил, терялся, подбирал слова. Но говорил. Тим курил, слушал и все больше убеждался, что история правдоподобна. Этот Лебедев из Новосибирска был классическим образцом неудачника и мечтателя. Нормальный рядовой дурачок. Бесталанный, глуповатый, но, кажется, порядочный, хороший человек. С глубоко подавленным комплексом супермена. Работал кем-то вроде массовика-затейника и всю жизнь мечтал послужить Родине и спасти человечество. Когда беднягу вызвали в КГБ и сказали, что давно за ним наблюдают и решили дать ему настоящее дело, он прыгать готов был от восторга.
“Не согласны ли вы, товарищ Лебедев, поработать в дипломатической службе за рубежом? Не согласитесь ли вы сначала пройти обучение здесь, в Новосибирске?..” Еще бы он не был согласен! И тут началось что-то непонятное. “Да, интересная история, - подумал Тим. - Это будет покруче всего, что я слышал до сих пор. Потому что остальные зомби использовались как расходный материал, подопытные крысы. А этот...”
“Сначала я был очень удивлен, - говорил Лебедев. - Например, сидим мы с Марченко, и вдруг у меня в голове раздается его голос:
“Возьми со стола карандаш, дай мне”. Губы при этом не шевелятся. Это не был гипноз, это была самая настоящая телепатия. Как мне потом объяснили, КГБ глубоко изучил возможности человека, знакомые нам только по статьям об экстрасенсах. Разработанные КГБ технологии позволяют наделить такими способностями кого угодно. Марченко уверял меня, что в перспективе я буду обучен работе с аппаратурой, которая даст мне огромные возможности. Меня уверяли, что мои индивидуальные качества подходят для такой работы и я должен послужить Родине в нынешние трудные времена...” Сначала он был напуган. Но ему объяснили, что контрразведка дело сложное и здесь не обойтись без таких вещей, как “внеречевая связь”. Эти методы сверхсекретны и применяются всего лишь несколько лет, они еще в стадии доработки. Давайте, товарищ Лебедев, помогите нам их совершенствовать. Новоявленный сексот дал подписку. И только через три года узнал, что в тот момент, когда он ставил подпись, такую же бумажку о неразглашении государственной тайны подписывала его жена.
“Но получилось так, - запинаясь, бормотал Лебедев, - что они приспособили меня для выполнения совершенно другой работы. И я долго не понимал, зачем я это делаю и вообще, что со мной происходит. Они сумели коренным образом изменить мою психику. Управляли мной, как машиной, и противостоять этому я не мог, моя воля была сломлена. Я принадлежал себе только во сне. В шесть утра меня будили. Я слышал: “Вставай, быстро, умывайся, не задерживайся, собери бумаги...” Они командовали, что мне надеть, какой взять портфель, как сегодня выглядеть... Особенно я пугался, когда приказ шел не в виде голосовой команды. Иногда я просто ощущал, что должен сделать то-то и то-то. И быстро. Я спрашивал Марченко, что со мной происходит, но он говорил: “Не волнуйся, это новый метод работы с агентами, мы и тебя обучим, и ты сможешь управлять не только отдельным человеком, но и коллективами”. Постепенно я вроде бы привык. КГБ, по моим представлениям, был организацией чуть ли не святой. И я слепо им подчинялся. Иду по городу, слышу голос: “Стой! Достань записную книжку! Запиши телефон...” И я уже не думал о голосах в моей голове,
меня волновали только люди, которым я позвоню, войду к ним в доверие и буду затем вести наблюдение. А люди под моим надзором были разные. Главное - лидеры демократических организаций. Уже через год работы я знал в лицо не менее пятисот человек. Понятия не имею, как такой объем информации уместился у меня в памяти. Я работал не меньше двадцати часов в сутки и не уставал. Только в девять утра мне приходилось отмечаться в Доме культуры, куда меня устроили “органы”. Все остальное время я проводил с людьми, интересовавшими КГБ...” Тим не удержался, остановил ленту и пошел к холодильнику. Поразмыслив, достал не водку, а пиво. “Значит, голоса? И немотивированные желания. Ну, положим, управлять моими желаниями никто пока не пробует. Или пробует, но не может. Да, очень складно все у тебя получается, товарищ Лебедев. Чертовски детализированная бредовая концепция. Хотя я точно знаю, что ты, Лебедев, не псих. Потому что если и ты больной, то кто же тогда я?!” Тим снова нажал клавишу. Он отметил, что Лебедев начал выходить из-под контроля раньше, чем Эфа, - уже на второй год. Но Эфа существовала в замкнутом мире.
А в повседневной жизни Лебедева было множество внешних раздражителей, факторов, позволяющих сохранить с реальностью связь и критически оценивать происходящее. Он начал ломаться, когда ему усложнили задачу. Сначала пришлось воровать документы. Потом организовывать мелкие провокации. Агент становился опытнее. Но одновременно все ближе знакомился с теми, за кем следил. И когда его подключили к новому, более значительному проекту, начал сомневаться в том, что дело “хозяев” - правое.
“Они разрабатывали в то время систему устранения неугодных им людей через постепенное разрушение организма. Конкретно в Новосибирске они планировали убрать лидера ДС Сорокина, за ним должна была наступить очередь Котова, Ольшанского и Колесникова. На сегодняшний день они вывели из строя Сорокина. Физически-то он еще жив... - тут Лебедев на секунду замялся. - Марченко говорил мне, что им легко на небольшой период, одну-две недели, создать человеку иллюзию психического расстройства. Человек сам обратится к психиатру, а остальное - дело врачей. Несколько инъекций - и ты станешь действительно болен... Их методы воздействия позволяют как мгновенно умертвить человека, так и постепенно разрушить его организм. Если вы пьете хоть чуть-чуть, вам могут внушить устойчивую тягу к алкоголю (Тим отвлекся и уставился на бутылку пива у себя в руке)... Но это делается редко. Чаще людей принуждают травить себя неумеренными дозами безобидных на первый взгляд лекарств, например, болеутоляющих препаратов. Мои “подопечные” быстро утомлялись, плохо себя чувствовали, буквально валились с ног...” Как Лебедев понял из
объяснений “хозяев”, они не нуждались в полном устранении неугодных. Достаточно было просто выбить человека из колеи, расшатать нервы, подорвать здоровье, сделать так, что он сам отойдет от активных действий. Больной - не боец. Место психа - в психушке. Тим кивнул и принялся было размышлять. Но тут Лебедев понес такое, что Тим подскочил в кресле и весь обратился в слух.
“Саму аппаратуру я не видел. Но я недаром три года был вхож в систему КГБ. При мне обсуждались многие вопросы, и я многое впоследствии испытал на себе, когда решил порвать с этой страшной организацией. А они давали мне большие возможности, очень большие... Иногда они раскрывали мою психику до такого состояния... Не знаю, как объяснить (Тим заскрипел зубами)... Я был сверхчеловеком. Гением. Пробуждались, как я понимаю, какие-то “спящие” участки мозга. Эйфория. Разве что не летал. Я этого не понимаю, мне трудно об этом говорить, но я слышал, что ведется постоянное “отслеживание” одаренных людей, чуть ли не с детства. И кому-то его талант, что называется, “глушат”. А некоторым - своим - состояние
“сверхчеловека” дают извне...” Тим с размаху ударил ладонью по клавишам. Магнитофон замолк. И в наступившей тишине Тим услышал, что в комнате громко, отчетливо бьется сердце. Его сердце.

* * *
        Он ласкал ее губами, а она кончиками пальцев гладила свои напрягшиеся соски, и их тела содрогались в едином ритме. Несмотря на всю свою раскованность, они долго и осторожно шли к самым тонким удовольствиям, стараясь не смутить, не сделать больно, не шокировать. Но теперь они уже знали друг друга до мелочей и могли при желании за считанные минуты достичь того, что в книгах называли “поистине неземным блаженством”. Походя Тим раскрыл небольшую тайну - раньше он всегда удивлялся, почему авторы, даже самые раскованные, описывая сексуальные переживания героев, пользуются туманными и расплывчатыми формулировками. Все оказалось просто - если ты сам никогда не испытывал настоящей радости в постели, у тебя не найдется подходящих слов. А если испытывал - тем более никаких слов не хватит... Сначала Тим ничего не услышал. Он наслаждался Ольгой, он пил сочащийся из нее сок, и голова его кружилась от неведомой ранее возможности совершенно ни о чем не думать. Его разум был весь поглощен ощущениями, чувственным восприятием происходящего. Кристальная ясность сознания и посреди - восторженная, абсолютная пустота.
Видимо, этой-то пустоты голос и ждал.
        - Так он, оказывается, п...лиз! - радостно заявил голос.
        - Может, он еще и х...сос? - предположил другой. Женский. Язык Тима остановил свой бег, а руки, нежно оглаживавшие бедра любимой, задрожали. Ольга качалась на мягких волнах. Каждая следующая подбрасывала ее все выше и выше, в самое небо, и это было неописуемо. Она пыталась немножко придерживать взлеты, чтобы продлить удовольствие, почувствовать его глубже и ярче, но сил терпеть не было, и очередная волна грозила захлестнуть ее с головой. Тело девушки изогнулось, и в сладком мурлыкающем стоне зазвенел приближающийся крик, но... Волна ослабла и плавно опустила ее на землю. Окажись с ней другой мужчина, она бы обиделась. Но с другим мужчиной ничего подобного не было и не могло быть. Оказывается, когда приходит любовь, ты уже не можешь быть эгоистом в сексе. “Какая интересная мысль. Да, я уже могу о чем-то думать. Жалко, что не вышло... Но не каждый же раз должно быть так хорошо, верно, подруга?” Тяжело дыша, она попыталась открыть глаза. Уффф... Тим, скручиваясь в комок, медленно боком сползал на пол. Когда его тело глухо ударилось о ковер, Ольга от неожиданности вскрикнула и села на кровати. И
прижала руки к лицу. Потому что ее мужчина лежал на полу, скрючившись в позе эмбриона, и не шевелился. Она била его по щекам, целовала, обнимала, прижимала к груди его безвольно мотающуюся голову. Потом догадалась принести воды и побрызгать ему в лицо. Тогда он открыл глаза, и от его взгляда Ольга задохнулась. Огромные, с невероятно расширенными зрачками, глаза Тима были совершенно пусты. Она снова прижала его голову к груди, чтобы только не видеть этих глаз, и, борясь с желанием закричать во весь голос, принялась раскачиваться из стороны в сторону, что-то монотонно напевая, убаюкивая его, потому что ничего лучше придумать не могла. И через несколько минут сквозь ватную тишину услышала его шепот:
        - Я люблю тебя... В постели Тим был очень легкий - во время любви, даже когда он давил ее всем своим весом, она этого просто не чувствовала. Но на самом деле он весил не так уж мало, и затащить его обратно на кровать оказалось совсем не просто. На полпути Тим вдруг уперся и сказал:
“Нет, не надо”. Она отпустила его, и он, согнувшись в три погибели, держась за стену, пополз из спальни.
        - Ты в ванную хочешь? - спросила она, подхватывая его. - Пойдем, милый, держись за меня. Тим что-то утвердительно хмыкнул. Он на глазах распрямлялся и через порог ванной шагнул уже довольно уверенно. Пошарив рукой, открыл кран и стал плескать в лицо холодную воду. Ольга бросила на себя короткий взгляд в зеркало и тут же отвернулась. Тим сделал из-под крана несколько жадных глотков, выпрямился, мазнул по лицу полотенцем и обернулся к девушке. Глаза у него были уже совсем нормальные, только левое веко нервно дергалось.
        - Шок, - сказал он хрипло. - Ты чудо, спасибо тебе. Я тебя люблю. И тогда Ольга бросилась ему на грудь и с наслаждением разрыдалась так, что уже Тиму пришлось ее убаюкивать.
        - Ты мне когда-нибудь потом расскажешь? - осторожно спросила она через полчаса, когда они сидели на кухне.
        - Нет, - отрезал Тим и в который раз жадно присосался к стакану с мартини. До этого он залпом проглотил несколько рюмок водки, а потом уже со словами “Ну и пусть голова болит” принялся смешивать коктейли. Тим поставил опустевший стакан на стол, отдышался и сказал:
        - Ну, может быть, много лет спустя. Глаза у него слегка остекленели, но это Ольге было знакомо. Тим много пил в последнее время. Сказать ему напрямую, что такое безостановочное пьянство ее пугает, Ольга не решалась. Было в этом человеке нечто, что отбивало всякую охоту на него давить. Он был мягок и ласков, дружелюбен и спокоен, но под этой внешней оболочкой Ольга уже не раз нащупывала в разговорах и делах несгибаемый стержень. Тим был доверчив к людям, но не позволял им собой управлять. Это она уже поняла.
        - А ты веришь в то, что у нас много лет впереди? - вдруг спросил Тим, хитро прищурившись.
        - Не знаю, - честно ответила она, слегка опуская глаза.
        - А хочется? Ольга молча кивнула.
        - Значит, будет, - сказал Тим. - Все будет хорошо, я тебе обещаю.
        - Ты же не знаешь... - вырвалось у нее. Если бы она успела, то зажала бы себе рот. Но это вырвалось.
        - Ну почему же? Знаю. Хочу, чтобы ты поняла: в этой жизни все всегда бывает так, как я хочу. Всегда все будет по-моему. Пусть не сразу, постепенно, но все получится. А когда получается по-моему, это значит - лучшим образом для нас обоих. Потому что во всех моих планах на будущее есть место для тебя. И только для тебя. Я действительно тебя люблю. И я постараюсь, - на этом слове он сделал ударение, - чтобы все было так, как нужно нам. Она протянула руку через стол и погладила его пальцы. И опять сморозила глупость.
        - Это были ОНИ? Тим прикрыл глаза и чмокнул губами.
        - Забудь ты мою трепотню, - сказал он ласково. И Ольга почувствовала, что у нее дрожат колени.

* * *
        Мягкими короткими шажками Тим двигался по комнате. Он работал сейчас на самом глубоком уровне пси, и окружающий мир был настолько сложен, что Тиму время от времени становилось просто неприятно. “Никогда я все это до конца не пойму. Никогда я в одиночку всего не разгадаю. Как все эти излучения взаимодействуют, как уживаются друг с другом, такие разные, такие непохожие? И все-таки их природа едина. Ладно. Вот еще черное пятно. Это с меня ночью сыпался шлак. Сможем мы это пятно стереть? А сможем, сможем... Вот так, получается. Отлично. Дальше”. Тим осторожно прошел сквозь линию глобального поля Хартмана - голубые стенки толщиной сантиметров в двадцать разбили комнату на прямоугольники сумасшедшей трехмерной шахматной доски. В углу - слава Богу, что в углу, - ярко светилось одно из пересечений. “Где-то в земле прямо под этой крестовиной лежит центральная зона водоносной жилы. Говорят, достаточно пару лет поспать в таком уголке, чтобы схлопотать рак. А вот и диагональная сеть Карри... Она с большой ячеёй и задевает мою спальню только в двух местах. А сеть Виттмана, ромбическая, вообще такая
здоровенная, что мы с ней только один раз встречаемся. Ну и ладушки. Н-да. Ничего интересного у нас в спальне нет”. Тим медленно вернулся в “человеческое” состояние и пошел на кухню. Открыв холодильник, достал початую бутылку пива, уселся, закурил, отхлебнул из горлышка и с недоверием покосился на два рулона алюминиевой фольги, лежащие на столе. “Вот уж не думал, что до этого дойдет. Но если эти гады и в следующий раз сунутся ко мне в такой момент...” Тим закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Ему вдруг захотелось снова “щелкнуть”. Ныряя в призрачный мир экстрасенсорного восприятия, он чувствовал себя гораздо увереннее, чем на банальной, холодной, неуютной, жестокой Земле. И шарик, и бублик, и грушу, и даже голубую молнию он мог запросто размазать по стене. А что делать, если против тебя - люди? “Драться? Не умею и не люблю. Сколько раз получал по морде и сдачи давал - каждый раз прикосновение к другому человеку было для меня словно удар током. И безумное чувство стыда от того, что я причинил вред человеческому существу. Ненавижу. Хотя, судя по всему, дело в физическом контакте. Не исключено,
что я запросто смогу продырявить врага из огнестрельного оружия и даже ухом не поведу. Только вот стрелять мне не из чего. И это, наверное, хорошо”. Тим допил пиво и сунул бутылку под стол. “Сволочи! Вот скоты! - Он покачал головой. - Нашли-таки они мою “кнопку”. Уинстон Смит боялся крыс - и возлюбил Большого Брата. А мой отец боится тараканов. До судорог. А я боюсь змей. Хотя если придется... Справлюсь, наверное. Я со всем могу справиться. Но сейчас они меня взяли за самое больное место. Сколько уже было этих раз, днями и ночами, в постели и не в самых подходящих местах, когда я думал, что я урод? Не так чтоб очень много, но и не мало. Все-таки мне уже двадцать два. Но только месяц назад оказалось, что проклятый компьютер в моей голове можно-таки ненадолго выключить. До чего же было всегда обидно - задыхаясь и потея, слушать, как стонет и рычит от восторга твоя девушка, и о чем-то в это время напряженно размышлять... А может, я просто им всем не доверял? Не знаю. Оля... Милая. Бесконечно милая. Умница, красавица, такая женственная и одновременно сильная... Да, Тим, старина, это любовь. И настигла она
тебя в самый неподходящий момент”. Тим рывком поднялся, взял фольгу и отправился в спальню. Там он небрежно смахнул с кровати белье, спихнул на пол матрас и принялся раскатывать фольгу по пружинной сетке дивана. Он работал очень аккуратно, надежно фиксируя блестящие полосы скотчем, и не успокоился, пока экран не стал на вид совершенно непробиваемым. Тогда Тим “щелкнул”. Некоторое время он стоял, рассматривая экран сверху - гладкое иссиня-черное поле. А потом вспомнил, как это было десять лет назад, и ударил по экрану изо всех сил. Отдача сбила его с ног. Тим отлетел к стене, больно ударился затылком, съехал на пол и, схватившись за ушибленное место, принялся злорадно хохотать. А потом встал, заново соорудил постель, даже попрыгал на ней - не шуршит ли -и отправился на кухню, где дожидалось пиво.

* * *
        - Здравствуй, Тима, - сказал Гульнов и машинально почесал намечающуюся бородку. Тим пожал ему руку и плюхнулся в кресло.
        - В жизни каждого мужчины наступает момент, - сообщил он, - когда ему хочется отпустить бороду. Понимаю и сочувствую. Гульнов улыбнулся и принялся копаться в груде бумаги, полностью скрывавшей его рабочий стол. Тим улыбнулся в ответ. Ему нравилось смотреть на Гульнова - человека подкупающе мягкого в интонациях, манерах и движениях. Эта мягкость не была кажущейся - когда Тим “щелкал”, то видел Гульнова светлым и пушистым. Гульнов создавал вокруг себя уют. Тим очень любил по поводу и без повода заглядывать к нему в отдел науки и просто сидеть, хотя бы просто сидеть в уголке.
        - А мне нельзя с бородой, - вздохнул Тим. - К сожалению, я знаю, какое это будет душераздирающее зрелище. Меня однажды забросили в черниговские леса на командно-штабные учения. И я там суток десять не брился. Когда потом добрался до зеркала, чуть заикой не стал на всю жизнь. Гульнов хмыкнул. Он что-то зацепил в своей куче и теперь осторожно, чтобы не рассыпать остальное, тянул на себя.
        - Смотри, - сказал он, протягивая Тиму макет газетной полосы. Тим жадно схватил макет, посмотрел и тут же переменился в лице.
        - Это же сегодняшний номер, - процедил он сквозь зубы.
        - Сняли, - Гульнов печально кивнул. - Видишь, три абзаца отчеркнуто. Тим пригляделся. Треть забракованной полосы, которую раз в две недели выпускал отдел науки, занимал репортаж из лаборатории Полынина. И репортаж был весь исчеркан синей ручкой.
        - Что ж мне Заяц не сказал... - пробормотал Тим. - Я и не знал.
        - Порадовать тебя хотели. Вот, сами радуемся теперь. Ты читай, читай. Скажешь потом, что думаешь по этому поводу. Для начала Тим охватил взглядом материал целиком, прыгая через строки. Репортаж был хорош. Полынинскую теорию строения биополя Зайцев расписал простым, доступным языком, комментарии к фотографиям оказались такими, какие сделал бы сам Тим. Тон репортажа был легкий, ненавязчивый, но и без оговорок типа “может быть” и “похоже на правду”. Интонация была скорее “хотите верьте, хотите нет, а вот мы это видели”.
        - Классно, - сказал Тим. Углубился в зачеркнутые абзацы и отдельно помеченные места. До боли стиснул челюсти. И из интервью с Полыниным, и из комментариев Зайцева было с мясом, по живому, вырвано все то, что Тим так хотел рассказать людям. На первый взгляд в забракованных фразах не было ничего криминального. Там просто говорилось, что при современном уровне развития науки полынинские технологии легко воспроизводимы и не представляют собой ничего сверхъестественного. И превращение их в технологии боевые тоже возможно. Заяц деликатно расспрашивал Полынина о том, какие негативные воздействия может испытать человек, попавший под излучение микроволнового генератора. А Полынин в ответ мямлил и юлил. С помощью знаков препинания хитрый Зайцев ловко воспроизвел все паузы и закатывания глаз к потолку. Даже самый тупой читатель увидел бы, что Полынин, мягко говоря, зажимает информацию. Это была хорошая работа.
        - Зайчик умница, - сказал Тим, разглаживая макет на коленях. Гульнов кивнул.
        - И кто эту полосу зарезал? - спросил Тим, стараясь не злиться. Ему очень не хотелось думать, что Гульнов все-таки слабак и не смог отстоять материал. Еще ему очень не хотелось даже предполагать, что Гульнов в информацию о психотронном оружии не поверил. Это означало, что он не верит самому Тиму. “А кто же тогда мне вообще способен поверить, мать-перемать?!”
        - Главный ее зарезал, - вздохнул Гульнов. И Тиму полегчало. С главным редактором Гульнов справиться не мог по определению.
        - Вот уж не думал, что он посмотрит эту полосу...
        - А он и не смотрел. Пока ему не позвонили.
        - Е-мое... - пробормотал Тим.
        - Цензура позвонила, - уточнил Гульнов. - Цензура, которой якобы больше нет.
        - Но ее же действительно больше нет...
        - Как ни странно, главный тоже так думал. Если бы он думал иначе, он бы мне не рассказал о том, что случилось. Верно?
        - Вот уж не знал, что у нас главный - хороший человек.
        - Ну, может быть, не очень хороший, но довольно порядочный. Так вот, он сказал, что ему позвонили и мягко сообщили: хотите садиться, ребята, - печатайте этот материал. А не хотите - давайте выкидывайте все, что касается создания оружия.
        - Черт возьми... - протянул Тим. - Там ведь всего-навсего боевые аспекты применения СВЧ... Представляю, какой поднялся бы хай, пропихни ты мою статью об Эфе. Гульнов снова кивнул. Он глядел на Тима виновато и очень мягко.
        - Понимаешь, они очень грамотно высказались. Мол, мы вам, ребята, запретить ничего не можем. Но если хотите садиться... Н-да. Тим встряхнул головой и бросил макет на стол.
        - Что ж, - сказал он жестко. - Теперь у нас есть четкое доказательство того, что это правда. Во всяком случае, мне хватает. Гульнов поморщился. Он очень не любил категоричных высказываний.
        - Будешь работать с нами? - спросил он.
        - А вы будете копать дальше? - прищурился Тим. В душе у него все кипело. Он был чертовски разочарован тем, что сделанный по его наводке материал сняли. Кроме того, ему было немного стыдно, что из- за этого у Гульнова “слетела” полоса. И в то же время Тим получил главное. Ему поверили. Проклятая цензура сделала так, что именно те люди, которых он уважал и которые раньше сомневались в его словах, теперь поверили ему.
        - Заяц будет копать, - сказал Гульнов. - Он для начала пойдет по ученым. Нам нужны авторитетные люди, на которых цензура руку не поднимет. Пусть там будут только намеки. Или, наоборот, пусть они скажут, что такого не может быть. А это, - он прихлопнул ладонью
“зарезанный” макет, - поработает для затравки. Будет почта обязательно. Будут отклики. Что-нибудь да всплывет. У нас народ приучен читать между строк.
        - Знаешь, Володя, - пробормотал Тим задумчиво. - Да я вам, наверное, и не очень нужен... То есть я могу встать на подхвате. Но у меня и опыта гораздо меньше, чем у вас обоих, да и тема, честно говоря, не моя. Ты же знаешь, я “социальщик” ярко выраженный. О взаимоотношениях людей я умею писать. А психотронное оружие...
        - Подумай, - сказал Гульнов, пожимая плечами. Особо разочарованным он не выглядел. Тим его понимал - своим предложением Гульнов в первую очередь хотел показать, что недоверия больше нет.
        - И когда теперь? - спросил Тим, подбородком указывая на макет.
        - На следующей неделе. Хочешь этот взять себе?
        - Зачем? - усмехнулся Тим. - Один экземпляр - это не тот тираж, которым стоит гордиться.
        - Все хорошее, что написали люди, тоже когда-то было в одном экземпляре, - заметил Гульнов.
        - Ты же знаешь, что общего между человеком и мухой, - сказал Тим, вставая. - Их обоих можно прихлопнуть газетой. Вот поэтому я и хочу работать в газете. Чтобы гадов - мочить. Спасибо, Володя, - он протянул Гульнову руку, и тот вяло ее пожал. В коридоре на Тима налетел Смолянинов и чуть не сбил его с ног.
        - Ха! - заорал он. - Господин Костенко! Примите мои соболезнования!
        - Да ну... - смутился Тим. - Ты лучше Зайчика пожалей. Сколько он корячился, и все впустую.
        - Впустую ничего не бывает, - внушительно заявил Смолянинов. - Слушай, это все действительно так серьезно?
        - Это очень серьезно.
        - Н-да... Слушай, Тим! Между прочим, я сегодня буду стронций вымывать из организма. И Заяц будет, и Володька. Заходи.
        - Спасибо, не получится, - улыбнулся Тим.
        - Так приходите вдвоем, - заговорщически предложил Смолянинов ему на ухо. - Блондинка? Брюнетка? Рыжая?
        - Платиновая, - гордо объявил Тим, чувствуя, что краснеет. Смолянинов это, конечно, разглядел.
        - Любовь! - заключил он. - Завидую!
        - Да ладно... - окончательно смутился Тим. - Ну, спасибо за приглашение, я побежал.
        - Берегите себя, - повторил Смолянинов и рванул дальше по коридору. Тим задумчиво смотрел ему вслед. Смолянинова в редакции считали человеком бесшабашно храбрым, но вот за психотронное оружие он бы никогда не взялся. Потому что был чертовски умен, циничен и умел в любой ситуации делать главное для журналиста - выживать на линии огня, на переднем крае. А когда в тебя летит не пуля, а невидимая голубая молния, пригнуться ты не успеешь. Тим сунул руки глубоко в карманы и зашагал к лифтам. На ходу он вспоминал, какой должен быть диаметр у медной проволоки для петли Лаковского. Эта “петля” - Кольцо с длиной окружности в метр - тоже считалась у биоэнергетиков отменным экраном, даже лучше фольги.

* * *
        Он, кажется, на минуту вздремнул. Обнаружил во сне хорошо знакомый узкий коридор с плохим освещением. Почувствовал тяжесть проклятого топора в руках. Догадался, что за углом прячется смерть в облике вервольфа. И проснулся от страха. Попытался открыть глаза, чуть-чуть приподнял веки и увидел зеленый туман. Тим лежал на боку, на диванчике в кабинете, и не мог пошевелиться. Тело отказывалось слушаться, оно было парализовано. А в воздухе повис тонкий неплотный зеленый туман, и в этом тумане, где-то у двери, за краем угла зрения, притаился ужас. Рот наполнился слюной. По телу пробежала волна неприятной вибрации, еще раз, еще раз, с каждым разом сильнее. Как будто диван под ним мелко-мелко затрясся. Из-под полуприкрытых век Тим видел подсвеченный бьющим из окна закатным солнцем туман, но ни повернуть голову, ни даже просто шевельнуть глазами не мог. И
“щелкнуть” тоже не мог. Это было совершенно невозможно. Вибрация усилилась. Теперь дрожь охватила все тело и била немилосердно, мелко, но очень сильно. Слюна потекла с губы, и сглотнуть не было сил. А там, в тумане, прятался ужас. Прятался, выжидая удобного момента, чтобы наброситься. Страх в чистом виде. И если ты найдешь в себе силы, двинешь глазами и посмотришь на него... Тогда он прыгнет на тебя и поглотит целиком. Навсегда. Тим почувствовал, что теряет контроль над собой. Ему безумно хотелось закричать - нет, не в голос, потому что голосовые связки тоже не слушались. Но сейчас он не выдержит, и яростный вопль животного ужаса заполнит мозг. И за этим воплем придет освобождение. Никаких больше страхов. Никаких больше проблем. Придет спасительное безумие. Тим сконцентрировал внимание на глазах. Он так напрягся, что ему на мгновение полегчало. И смог чуть-чуть, самую малость, сдвинуть зрачки. Только не в сторону ужаса в тумане, нет! От него. Тим увидел свою руку. Ее должна была бить крупная дрожь, сотрясавшая все тело. Но рука лежала совершенно неподвижно. И Тим вспомнил. Семья, живущая в
подмосковных Химках, сорокалетние мать и отец, двое детей, возраст - десять и восемь, бабушка, возраст не установлен. В течение последних трех лет жалуются на похожие симптомы. Их начинает трясти под вечер. Правда, не до паралича. Спасаются они под покрывалами из алюминиевой фольги, иначе не могут заснуть. Обращались во все возможные инстанции, но везде только смеются. Бывший сотрудник КГБ, который показывал результаты замеров СВЧ- фона в своей квартире. Его семью жарили микроволновым лучом, как котлету на сковородке. Уволился из органов “по политике”, тут же был подвергнут насильственно психиатрическому освидетельствованию. Признан нормальным. Однажды ночью проснулся от страшного жжения в позвоночнике - и началось. Один из симптомов - вибрация во всем теле. И группа “охотников за летающими тарелками”, карабкавшаяся на Гиссарский хребет якобы к месту посадки НЛО. Три человека ночью проснулись от бешеной вибрации. Яркое свечение в воздухе, различимое сквозь брезентовую стенку палатки. Абсолютный паралич воли на несколько минут. Только вот чего “уфологи” точно не чувствовали - так это страха. Потому что
внутренне они были готовы к встрече с Неведомым.
“А я что - не готов?” С этой мыслью Тим собрался в комок. Он весь сжался в крошечный шарик, сгусток энергии. “Там, в углу, стоит и глядит на меня что-то невообразимо страшное. Как его победить? Только став еще более страшным, чем оно само”. И вместо того, чтобы внутри себя заорать от ужаса, Тим злобно рыкнул. Дал ненависти заполнить сознание до отказа. Резко, прыжком, развернулся из “шарика” до размеров собственного тела. И легко повернул оскаленное лицо навстречу врагу. Ххххаааа!!! В комнате не было ничего и никого - ни тумана, ни ужаса, ни даже пыли в солнечном луче. Ни малейшего напоминания о том, что случилось. Только сведенные до боли мышцы и утробный рык откуда-то из самой груди. Тим закатил глаза, покачнулся на краю дивана и с деревянным стуком повалился на пол.

* * *
        - Смотри! - сказал Тим. - Документ, однако. Ольга взяла у него бледную ксерокопию и принялась читать. Тим достал из холодильника очередную ванночку со льдом.
“Независимые эксперты, - было написано на бланке с логотипом какого-то “Комитета охраны жилищ”, - расследовали факты проведения КГБ СССР преступных опытов по воздействию сверхвысоких частот (СВЧ) на поведенческие функции человека (создание биороботов). В результате установлено следующее:
1. Опыты на людях начали проводиться в СССР с 1977 г. и к настоящему моменту приняли достаточно широкий размах.
2. Облучение СВЧ, особенно длительное, приводит к разрушению здоровья человека и подавляет его волю (превращает в биоробота).
3. При соответствующей комбинации частоты, фокусировки и мощности излучения возможно различное воздействие на деятельность сердца и даже его остановка. В связи с этим требует дополнительного расследования причина смерти А. Д. Сахарова.
4. Обращение подопытных в различные инстанции приводило не к прекращению облучения, а к помещению их в психиатрическую лечебницу, где им ставился диагноз “шизофрения” и “НП” - нецелесообразность переписки”.
5. Жалобы и болевые ощущения пострадавших совпадают с результатами научных исследований о воздействии электромагнитных излучений на организм человека...” Ольга не стала заглядывать дальше, в перечисление имен и научных степеней “независимых экспертов”. Положила документ на стол и вздохнула.
        - Бред, да? - спросил Тим, протягивая ей стакан.
        - Спасибо, - кивнула она. Очень холодная водка пополам с грейпфрутовым соком и несколько кубиков льда. Отличный напиток. Тим замечательно умеет делать такие вещи. Крепкие и совсем без водочного привкуса. - Почему бред? Только вот зачем они Сахарова приплели...
        - Это и есть самый важный аргумент “против”! - Тим сел рядом и обнял Ольгу за плечи. Он мягко потерся носом о ее щеку, и она испытала острый, почти болезненный прилив нежности. - Понимаешь, здесь получается такая смешная петля. Если бы не Сахаров, документ читался бы неплохо. Но те, кто его писал, убеждены, что академика убил КГБ. И если сказать им, что без ссылки на Сахарова документ будет правдоподобен... Вот тут ты увидишь, насколько все эти люди больны. Ольга повернулась к Тиму, заглянула в его усталые глаза, а потом их поцеловала, сначала левый, потом правый.
        - Бедный мой, - сказала она.
        - Точно, - кивнул Тим. - Бедный я. Потому что я же говорю - петля. Допустим, банда сумасшедших распространяет шизофренические документы. Ерунда, не впервой. Но вот три года назад, когда в Москве объявился первый такой псих, он вошел в контакт с двумя известными журналистами. Передал им свои мемуары. И оба журналиста очень скоро умерли. Мужик, Бандуров его фамилия - клевая, правда? - с перепугу лег на дно. Но он же действительно псих. Страшно двинутый на сексуальной почве. Там половина мемуаров посвящена тому, как эти гады вторгались в его сексуальную сферу. Очень натуралистическое описание... Ольга что-то себе представила и улыбнулась. Тим улыбнулся в ответ. Он не боялся рассказывать ей такие вещи. Того, что случилось с Тимом в постели месяц назад, она не помнила. Тогда, отдышавшись и придя в себя, Тим увидел, как она испугана, и впервые в жизни решился на вмешательство, которое мог бы назвать “экстрасенсорным гипнозом”. Он только хотел стереть ее страх - но вместе со страхом исчезла и память о том, что его вызвало. А Тим дал себе зарок такого больше не делать ни с кем и никогда.
        - Так вот, - продолжил он. - Психопат не может все время быть нормальным, ему нужно иногда активизироваться. И в следующий активный период мужик отнес свои записки не кому-нибудь, а академику Сахарову лично в руки. Вот такие дела. Говорят, переживает теперь страшно. Слушай, зачем я тебе это рассказываю, а?
        - Потому что я тебе верю, - сказала Ольга. И поцеловала его в губы, нежно-нежно. Тогда Тим поставил стакан на стол и обнял ее уже двумя руками. На кровати она перевернула его на спину, уселась сверху, вобрала в себя, и Тим провалился в блаженное забытье, которое так недавно стало ему доступным. Он не думал ни о чем, весь отдался своим ощущениям и поразился тому, как остро чувствует эмоции своей любимой. На секунду ему показалось, что он непроизвольно “щелкнул”, но это было не так. Он просто воспринимал ее чувства, как будто два человека стали одним. Закрыв глаза, он нырнул в содрогающуюся темноту, и тут сквозь нее пробились голоса. Стонала женщина. Стонала, задыхаясь от наслаждения. Похотливо хрюкал и бормотал что-то неразборчиво матерное тонкий и визгливый мужской голосок. И сквозь этот фон пробился третий голос, давно знакомый - сильный, мужественный, главный, басовитый.
        - Смотри! - сказал он Тиму весело. - А ее-то уже трое е...!
        - В жопу, в жопу хочу! - провыла женщина. - Ааааа!!! Тим не крикнул, не дернулся, не задрожал, даже не потерял эрекцию. Подсознательно он был готов к вторжению в свой разум, как те
“уфологи” на Гиссарском хребте к визиту летающих огней и трясучке во всем теле. Тим просто чертовски расстроился. Потому что уже вычислил, что теперь делать и какие это будет иметь для него последствия. Он “щелкнул”. И понял, отчего не работает экран под матрасом. Комната была залита голубоватым свечением, которое заполняло ее всю и текло под небольшим углом сверху. Как срывается с плоскогорья водопад. Холодный, злой оттенок голубого. Раньше Тим такого не видел. Он “щелкнул” до упора, но локализовать генератор излучения не смог. Похоже, сигнал шел очень издалека и через систему ретрансляторов. Но ближайший Тим, кажется, засек. Ольга, тяжело дыша, ритмично двигалась, изгибаясь всем телом. Она еще не почувствовала, что Тим отключился. С начала вторжения прошло всего лишь секунды три-четыре. Женщина в мозгу Тима выла и ругалась матом, требуя, чтобы он перестал кобениться и вдул ей в жопу как следует. Визгливый по- прежнему хрюкал и бормотал. Тим задвинул обоих в угол сознания и настроился на главного. Он четко сформулировал мысль и, произнося неслышные слова, почувствовал, как движется язык и напрягаются
голосовые связки.
        - Ты оператор? - спросил он.
        - Я оператор, - эхом отозвался бас. Он уже не веселился, скорее в голосе прозвучало недоумение и легкий испуг.
        - Я тебя поймаю, - пообещал Тим. - И оторву тебе... - он подумал, - ... голову. Прощай. Ты мертвец. Оператор что-то промямлил в ответ, но Тим уже поставил блок. Секунда, две - голоса смолкли. Тим “щелкнул” и увидел, как голубой свет всасывается обратно в потолок. Движения Ольги стали замедляться, она почувствовала, что что-то не так. Тим мягко, ласково остановил ее. Их тела разомкнулись, Тим осторожно подтолкнул девушку, чтобы она легла на спину. “Все, прошло мое недолгое счастье. Я уже просто не смогу в достаточной степени расслабиться для того, чтобы кончить ей в губы, или когда она на мне, или в любом другом нестандартном варианте. Я теперь всегда буду слишком напряжен”. Тим вошел в нее. “Да, только эта позиция, которая намертво отпечатана у меня в мозжечке с самого первого раза. Именно в этой позе мне так привычно совмещать несовместимое - ласкать и думать. У меня остаются мои губы, мои руки, мое желание дать ей счастье. И я буду по-прежнему доводить ее до экстаза и делать с ней все, что она захочет. Но когда я захочу кончить, я всегда буду сверху. И голова моя будет думать - держать
блокировку. Потому что теперь не думать - это непозволительная -роскошь для меня. Еще раз-другой они меня пробьют, и мне кранты. Стану либо импотентом, либо марионеткой. А так - ни два, ни полтора, но хотя бы моя милая получит немножко удовольствия. Я буду наслаждаться тем, что ей хорошо. Как-нибудь проживем. А там, глядишь, я достану этих гадов - и все вернется. Все вернется, правда, Оля? Я тебя люблю”. Тим двигался, и в слиянии губ гасли вздохи и стоны любви. В голове Тима играла музыка. Для начала он “поставил” “Dire Straits”. У них было много вещей с подходящим ритмом.

* * *
        Среди ночи Тим осторожно прикрыл дверь в квартиру, пробежал по лестнице шесть этажей вниз, зашел в соседний подъезд. Девять этажей вверх, тихонько, не спеша, прислушиваясь. А вот и решетка, закрывающая выход на чердак. Громадный замок. Ну, посмотрим. Тим неглубоко “щелкнул” и осторожно пощупал сканирующим лучом пространство над головой. Людей нет. Тогда он “щелкнул” до упора и
“принюхался” на пределе своих нынешних, совершенно фантастических возможностей. Беспомощный и незащищенный внешне, застывший, как статуя, с закрытыми глазами и искаженным от напряжения лицом, он принюхался к точке, где должен был стоять ретранслятор. Ничего там не оказалось. Ничего, кроме светящегося остаточным излучением квадрата размером примерно метр на полтора, окруженного аккуратными террикончиками шлака. Что-то здесь было еще час назад. А теперь - не было. Эту штуковину несли на руках, и она оставляла пятна. Тим вышел во двор и встал, “принюхиваясь”, под мягко летящий с неба пушистый снег. Вот здесь была их машина. Судя по отпечаткам протектора... “Да, точно. Тот самый “ГАЗ-66” защитного цвета с надписью “Техпомощь” на борту. Ты же, тормоз несчастный, прошел мимо него, обалдевший от предвкушения любви, и не заметил ничего странного. Глянул, как на пустое место. А он стоял бесстыдно, не скрываясь. Обнаглели донельзя. Или они не понимают, что со мной сделали, насколько я стал чувствителен и до какого озверения они меня довели?!” Падал снег, было тепло. Тим протянул ладонь, поймал несколько
снежинок и прижал руку к горящему от злобы лицу. Все, тупик. “Они загнали меня в угол. Кажется, теперь я понимаю, отчего “поехал” на сексуальной почве Бандуров, чем на самом деле была счастлива Эфа и почему начал вендетту безобидный Лебедев, дурак и “шестерка” по жизни”. Тим прошелся по двору, печатая следы в тонком снежном покрывале.
“Есть области чувств, которые человек тщательно оберегает и трогать не позволяет никому. Что это? Инстинкт продолжения рода во всех его ипостасях. Вспомним наших зомби, вырвавшихся из-под власти
“хозяев”. Галина Самойлова из Воронежа, Валентина Танич из Москвы, Сергей Колесников из Киева. Единственное, что было ценного в их жизни, - дети. На это “хозяева” и нажали. Бешеный страх за детей в течение нескольких лет, пока зомби работал, делал зомби психопатом. И люди срывались с крючка, сходили с нарезки, становились свободны. А вот Бандуров, одинокий и бездетный, не успел уйти из “большого секса”. И однажды, когда положил свой прибор на пенек, замахнулся топором, да так и застыл... С этого момента он тоже малость тронулся рассудком. И стал для “хозяев” недоступен. Они его наказать хотели, а вышло - потеряли. Потому что сумасшедший не контролирует себя. А при психотронной атаке задействуется собственный центр контроля в мозге. Верно, Тим! Думай, мой хороший! Ты все поймешь. Ты каждый раз “щелкал”, встречаясь с беглым зомби. И ничего особенного не видел - легкая энергетическая аномалия мозга, характерная для психопатических личностей, и все. А вот у “активного” зомби, находящегося под контролем, должна быть своеобразная “черная метка”. Интересно, ты сумеешь ее разглядеть? Скорее всего. Так. А к
чему ты все это, Тим? Ты словно на войну с ними собрался”. Тим поднял лицо к небу. “Может быть, - сказал он себе. - Допустим, блокировка, когда в голове все время бренчит музыка, оказалась весьма эффективной. Хорошо, я спас от вторжения свою сексуальную жизнь. Хотя разве это жизнь с таким блоком?.. Ну, неважно. Но как защищаться во время сна? Опять каждый вечер надираться до чертиков, чтобы отключать контроль? Либо я сопьюсь, либо еще раньше посажу себе печень и сдохну. И в любом случае я быстро расшатаю нервную систему так, что не смогу работать как сенс. Я уже сейчас на пределе. У меня почти не осталось пациентов, я разогнал старых и не беру новых. Потому что еще неделя, и я начну их одной рукой лечить, а другой - подпитываться от них, воровать энергию. Просто включится инстинкт самосохранения. И я стану вампиром. А вампиром я быть точно не хочу”. Тим вздохнул и повернулся к подъезду. Там, дома, спит любимая. А в холодильнике стоит водка. И впереди - либо сумасшествие, либо...
“Мне плохо. Меня прижали. Нужно выпить”. Усевшись на кухне, Тим долго глядел в полный до краев стакан.
“Жилье оплачено на полгода вперед. А вот денег на еду и допинг осталось месяца на два. Успею я решить эту проблему за два месяца?”
        - Ну, бляди! - прошипел он. - Достали вы меня! Давясь, он затолкал в рот спиртное. Закурил.
“Зачем я им? Может, эти гады решили посмотреть, как поведет себя под давлением экстрасенс? Непонятно. Значит, нужно выяснить главное
        - для чего меня “пробивают” и делают мне больно. Нужен контакт с
“хозяевами”. Мне нужно знать, кто они и чего от меня хотят. Если они решили сделать из меня лабораторную крысу - из самих чучела набью. А если у них есть ко мне деловой разговор - что ж, поговорим...” Тим налил себе еще. Все проблемы окружающего мира постепенно отходили на второй план. Куда-то делись сложности с родителями. Перестала волновать заброшенная учеба. Не трогали больше журналистские заморочки. И пропала любимая - действительно ли любимая? - женщина. Остался только он, Тимофей Костенко, который никого не любит, кроме себя, и у которого все еще впереди. Это было знакомое ощущение. И чертовски приятное.
        - Из всех чучела набью, - сказал Тим, сжимая кулак. Он поднялся, встал посреди кухни, “щелкнул”. Отбросил глупый тошнотворный мир, придуманный людьми, весь сотканный из пошлости, подлости и похоти. Несколько секунд вживался в мир тонких излучений, такой реальный, такой честный и правильный. Легко поймал в кулак пролетавшую мимо голубую молнию. Совершенно не чувствуя боли, которую молния пыталась ему причинить, посмотрел, как она бьется, вырываясь. И одним коротким напряжением воли убил ее. Поймал еще. И тоже убил. И убил еще. И еще. И еще. И засмеялся. Когда Ольга проснулась на рассвете и бросилась его искать, Тим полулежал в кресле, стоящем посреди кухни. Он спал крепким сном, и на губах его играла незнакомая Ольге прежде холодная, злая улыбка.
        ЧАСТЬ II ЭКСТРАСЕНС
30 ноября 1990 года - 26 января 1991 года
        - Добрый день, господин Лапшин! - сказал Тим в трубку, перебивая голос на автоответчике. - Это вас некто Костенко беспокоит. Если вы дома, пожалуйста, ответьте.
        - ...буду вам очень признателен... - бормотало в трубке. - Говорите после звукового сигнала...
        - Сергей Борисович! - повторил Тим. - Это Тимофей Костенко. Пожалуйста, ответьте мне!
        - Да! - раздраженно бросила трубка. - Слушаю вас.
        - Здравствуйте, Сергей Борисович.
        - Здравствуйте, Тимофей. Чем могу быть полезен?
        - Мы не могли бы встретиться?
        - Зачем? - без секунды промедления выдохнул Лапшин. И Тим услышал в его голосе страх.
        - Это не займет много времени. У меня к вам несколько вопросов, и очень не хотелось бы по телефону...
        - Честное слово, я просто не знаю, Тимофей.
        - Пятнадцать минут, Сергей Борисович. Будьте любезны! Лапшин замялся. Слышно было, как он тяжело дышит.
        - Право, не знаю... - пробормотал он наконец. - Понимаете, Тимофей, у меня сейчас наплыв клиентов... Ну, вы в курсе, что это такое. Я просто не в состоянии уделить вам время. Я должен отдыхать, восстанавливаться, вы же понимаете...
        - А я вам помогу, - предложил Тим вкрадчиво.
        - Нет! - почти взвизгнул Лапшин. - Нет, спасибо большое, нет... Вы знаете что, Тимофей... А вы позвоните мне через недельку, а? Хорошо? Возможно, я буду посвободнее...
        - Хорошо, - вздохнул Тим. - До свидания. Я обязательно...
        - До свидания! - радостно перебил его Лапшин и уронил трубку.
        - Вот чмо! - рявкнул Тим, ударяя кулаком по столу. Он перелистал записную книжку и набрал еще один номер.
        - Алё... - вальяжно, с придыханием, отозвался глубокий и низкий женский голос.
        - Привет, красавица! - Тим поймал себя на том, что невольно включил игривую и двусмысленную интонацию.
        - Ха! - отозвалась Людмила. - Тимка! Здорово! Где пропал?
        - Не “где пропал”, а “куда пропал”...
        - Мы люди дремучие, статеек в газетки не пишем. Ладно, чего надо? Третий глаз не открывается?
        - Ты гостей принимаешь? - поинтересовался Тим. - С большими красивыми бутылками вкусной полезной водки?
        - Зачем? - в точности, как давеча Лапшин, насторожилась Людмила.
        - Нужна консультация. Не пойму я тут никак одну вещь...
        -Так расскажи...
        - Да тут не скажешь, показать надо.
        - Тим, лапушка, не темни. В чем дело?
        - У-у... Скажем так. У тебя нет в последнее время такого странного ощущения... Как будто ты малость не в себе?
        - Тим, ты совсем дурак?!
        - А что я такого сказал?!
        - А ты не знаешь, да?!
        - Люда, погоди. Я же тебе и говорю - давай принимай гостей. Может, я действительно ничего не знаю.
        - Ой, не смешите меня! Все, Тим, пока. Мне некогда. Приветик!
        - Ух, чтоб тебя... - пробормотал Тим, бросая трубку. Он перелистал книжку снова, взялся было за телефон, но передумал. Поднялся, открыл холодильник, сделал из горлышка хороший глоток коньяка и некоторое время стоял, уставившись невидящим взглядом за окно. Звонко клацнул зубами и пошел одеваться. “Ну, ребята, - подумал он, - вы меня разозлили”.
        - Кто. там? - спросил через дверь Кремер, внимательно разглядывая Тима в “глазок”.
        - Костенко, - назвался Тим. - А ты не видишь, да?
        - У меня клиент, - сказал Кремер. - Приходи завтра.
        - А если я сейчас “щелкну”? - спросил Тим с угрозой в голосе. Раздался звон набрасываемой цепочки, клацнули по очереди два замка. Глаза у Кремера оказались полузакрыты. В отличие от Тима, он действительно “щелкнул”. Кремер был в хорошей форме, и Тим почувствовал неприятное жжение в переносице.
        - А через дверь слабо? - спросил он ехидно.
        - Так она же стальная, - удивился Кремер, выходя из транса. - Чего надо?
        - Давай открывай. Надо четверть часа твоего времени.
        - Заболел?
        - Задолбал. Слушай ты, тощий викинг, я сейчас твою цепочку зубами перекушу. Кремер тяжело вздохнул, захлопнул дверь, снял цепочку и снова открыл.
        - Заходи, - сказал он брезгливо, - алкоголик. Когда нажраться успел?
        - По пути, - ответил Тим, проходя вслед за хозяином на кухню. Кремер был белобрысый, с арийскими чертами лица, очень высокий, но гораздо уже Тима в плечах и весь какой-то по жизни недокормленный. Поэтому его так и прозвали - “тощий викинг”.
        - Ну? - спросил он, усаживаясь за стол. - Я время засек, ты учти. Тим сел напротив.
        - Что же ты меня впустил? - поинтересовался он, небрежно отодвигая стопку грязных тарелок и ставя на стол фляжку коньяка. - Ты действительно решил, что если я “щелкну”, то увижу, кто есть в квартире, а кого нет?
        - Чего надо? - повторил Кремер, игнорируя появление выпивки.
        - Мне почему-то все задают именно этот вопрос. Не “как дела, Тим?”, не “что случилось?”... Все спрашивают, чего мне надо. И никто не хочет со мной встречаться. Почему ты впустил меня в дом, Коля?
        - Когда я “щелкнул”, ты не закрылся, - ответил, помедлив, Кремер.
        - Я увидел, что тебе нечего скрывать. А еще ты пьяный, гад. Ну так что, Тим, как дела? Что случилось? Тим рассмеялся и отточенным движением “свернул шею” коньячной фляжке.
        - Будешь? - спросил он. Кремер помотал головой.
        - У меня клиент через час. И у тебя действительно очень мало времени.
        - Хорошо, - кивнул Тим, завинчивая крышечку. - Коля, ты ничего такого... необычного не чувствуешь? - Он неопределенно помахал ладонью в воздухе.
        - Ничего, - сказал Кремер серьезно.
        - Какое-то давление извне...
        - Какое давление? - Кремер сделал большие глаза. Получилось вполне искренне.
        - Ладно. Скажем конкретнее. Тебя не пытались на днях пробить, Коля?
        - Кто?! - вытаращился Кремер. - Зачем?! Каким образом?!
        - Кто, кто... Х...й в кожаном пальто! - пробормотал Тим, поднимаясь и убирая фляжку в карман. - Извини за беспокойство, Коля. Кремер молча положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. Он смотрел за окно, и его худые плечи сутулились больше обычного.
        - Пока! - сказал Тим. Кремер не ответил. Тогда Тим коротко, на долю секунды, “щелкнул”. Поле Кремера было все словно в мелких язвочках - следах плохо заглаженных пробоев. Особенно много их было вокруг головы. Тим повернулся, вышел и захлопнул за собой дверь.

* * *
        Васнецов открыл, не спрашивая. Но остался стоять на пороге, загораживая вход в квартиру. Ему это было не трудно, одной васнецовской бородатой физиономией можно было заткнуть, наверное, тоннель метро.
        - Ты чего не позвонил? - спросил он.
        - Здравствуй, - сказал Тим. - А я когда звоню, меня не приглашают. Что со мной такое, а? Может, у меня вся спина белая? Или мне черную метку поднесли, а я и не заметил?
        - Черную метку, говоришь? - задумчиво произнес Васнецов, беззастенчиво рассматривая гостя, и Тим понял, что бородач весь сгорает от желания “щелкнуть”, но стесняется.
        - Давай, давай, - Тим махнул рукой и криво усмехнулся. -
“Щелкай”. Может, ты после этого не только руку мне подашь, но и на порог впустишь.
        - Ой! - Васнецов аж подпрыгнул и изобразил на лице положенное хозяину радушие. - Это я от неожиданности. Прости, Тима. Здравствуй, старик! Заходи, пожалуйста!
        - Ну спасибо.
        - Раздевайся. Вот тапочки.
        - Спасибо. Я не помешал?
        - Нет, что ты, у меня “окно” на два часа. Чай пить будешь?
        - Пожалуй. Спасибо.
        - Ну проходи на кухню, проходи. Пока Васнецов колдовал над чайником, Тим украдкой отхлебнул коньяку и даже внимания не обратил на то, что делает. Его день уже давно начинался с глотка спиртного. А одинокие вечера только из этого и состояли. Тим боялся. И к каждой ночи он целенаправленно подпаивал себя, чтобы сонное забытье наступало мгновенно, ударом, без дремотного перехода, в который могут вторгнуться проклятые голоса.
        - Так что там про черную метку? - спросил Тим. Васнецов медленно развернулся к нему и сложил руки на ГРУДИ.
        - Я сворачиваю практику, - сказал он грустно. Тим закусил губу и Посмотрел бородачу прямо в глаза.
        - Устал? - спросил он осторожно.
        - Надоело.
        - Сорри, - предупредил Тим. “Щелкнул”. До упора. И увидел громадную вмятину в ауре над головой Васнецова. И множество небольших пробоев у печени, почек, вокруг сердца, вдоль позвоночника.
        - Хочу уехать, - услышал он голос Васнецова. - Уже подал документы. А ты силен, парень! Ты очень быстро растешь. Очень быстро.
        - Как-то все это... - Тим поискал нужное слово. - Неспроста.
        - Я знаю, - сказал Васнецов грустно.
        - Что ты знаешь? - спросил Тим, возвращаясь.
        - Да то же, что и все... - Чайник на плите засвистел, и Васнецов отвернулся, чтобы выключить газ.
        - А я не знаю, - пожаловался Тим. - И мне никто не говорит. Может, хоть ты скажешь? Васнецов выставил на стол несколько жестянок и принялся смешивать заварку с какими-то остро пахнущими травами.
        - Понимаешь... - прогудел он. - Это сугубо личное дело. Я не вправе тебе советовать, браток. В жизни каждого сенса...
        - Да, да! - перебил его Тим раздраженно. - В жизни каждого сенса наступает однажды момент... Ты мне этим все мозги зафачил. Я тоже философ, когда полбанки употреблю. Ты можешь толком мне объяснить, что происходит? А?! Или тоже будешь темнить, бубнить и посылать на...?!
        - А кто тебя посылает? - поинтересовался Васнецов, оборачиваясь.
        - Да все! Лапшин, Людка, Кремер... Все! Миша, что случилось?! Я ни хрена не понимаю, вообще ни хрена!
        - Пьешь ты много, Тимофей, - вдруг сменил тему Васнецов.
        - А может, это белая горячка, а? - почти с надеждой спросил Тим.
        - Нет, - грустно сказал Васнецов. - Это не белая горячка.
        - Ох... - Тим схватился за голову и машинально “щелкнул”. С одной стороны, ему сразу полегчало. А с другой - он опять увидел, как сильно побит Васнецов, и очень захотелось что-то сделать. Например - поделиться собственной бедой. Но внутренний голос подсказал, что этого-то как раз делать не стоит. Тим уже слышал, как с ним говорили по телефону бывшие коллеги. И видел, как закрылся Кремер, едва услышав слово “пробить”.
        - Ты сказал, что помнишь, - пробасил сверху Васнецов. - А я все равно повторю. На всякий случай. В жизни каждого сенса наступает момент, когда приходится решать. Либо ты будешь жить, как все, либо ты станешь развивать свой дар. А потом наступает еще один момент. Самый важный. Когда ты уже в силе и многое умеешь, ты должен решить второй раз. Либо ты остаешься с людьми, либо ты становишься над ними. Кажется, для тебя именно такой момент наступил.
        - А для тебя? - спросил Тим.
        - Я свой выбор сделал, - вздохнул Васнецов. - Я уеду.
        - Миша, - попросил Тим мягко. - Скажи мне простым русским языком. Что, кто и, главное, зачем? Умоляю!
        - Нет, - отрезал Васнецов. Он вдруг окончательно помрачнел. - Сам разберешься. Вот тебе чай, пей и уходи.
        - Миша, - очень тихо произнес Тим, стараясь держать себя в руках.
        - Не надо так. Я этого не заслужил.
        - Это ты так думаешь. А вот они считают иначе. Знаешь, Тима, уходи. Прямо сейчас уходи. А чаю тебе... там нальют. Тим скрестил руки на столе и медленно опустил на них голову.
        - Хорошо, Миша, - прошептал он. - Спасибо и на этом... Ты меня еще вспомнишь. И тебе будет очень стыдно. Н-да... Все вы, дамы и господа, меня еще вспомните... С вашими намеками, с вашим страхом за свою задницу поганую, с вашими дешевыми фокусами... Экстрасенсы, народные целители, биоэнергетики сраные! Спасибо тебе, Мишаня. Очень ты мне помог...
        - Уходи, - повторил Васнецов. - А то я тебе сейчас морду разобью.
        - Не посмеешь, - усмехнулся Тим, поднимаясь. - Ты же знаешь, что тогда будет. ОНИ шутить не любят, верно, Мишаня? А за меня ОНИ тебя, дружище, не пощадят. Ох не пощадят... И Тим с ужасом понял, что попал в точку. Потому что громила Васнецов, большой и сильный, в прошлом тяжелоатлет, вдруг затрясся и рухнул на стул, заскрипевший под его тяжестью.
        - Ладно, - сказал Тим. - Передумаешь, захочешь поговорить - звони. Или просто заходи. - Он повернулся и пошел к двери. Сбросил тапочки, воткнул ноги в ботинки, натянул пальто.
        - Тима! - позвал вдруг его Васнецов слабым голосом. - К тебе нельзя дозвониться, Тима! И дойти до тебя нельзя...
        - Что?! - переспросил Тим, оборачиваясь. - Что ты сказал?! Э! Мужик! Мишка! - Он выставил перед собой руки, потому что Васнецов, топоча, как стадо бегемотов, несся к нему по коридору. Тим не почувствовал агрессии в этом рывке и оказался прав. Бывший метатель молота просто схватил его в охапку и буквально вышвырнул за дверь, которая со страшным грохотом захлопнулась.
        - Извини, Тима, - прогудело за дверью. - Прощай.
        - Урод... - пробормотал Тим, вставая и отряхиваясь. Фляжка в боковом кармане оказалась цела, и Тим немедленно проглотил все, что в ней оставалось. Закурил. Потоптался на месте, недоуменно качая головой. Невоспитанно сплюнул на пол и вызвал лифт.

* * *
        Когда Тим вышел из метро на другом конце города, вокруг почему-то было темно, на небе отчетливо проступили звезды. Фонари едва горели, и Тим принял единственно верное решение - “щелкнул”. Было непривычно идти сквозь изменившийся, ставший настоящим мир. Но дорогу оказалось искать не в пример легче обычного. Пришлось только слегка перестроить восприятие, чтобы не мешали геобиологические сетки. А то, когда пробиваешь голубые полупрозрачные стены, невольно сбавляешь шаг. Это получилось тоже. Тим даже себе подивился. “А впрочем, что толку? Ориентация в пространстве отменная, а счастья нет. Обида какая”. На ходу Тим опорожнил вторую фляжку и впервые в жизни ощутил непреодолимое желание заехать кому-нибудь в морду. Но потенциальные жертвы все куда-то попрятались. Под руку подвернулся летевший мимо по своим делам шарик, как обычно - раздраженный и полный агрессии. Этот экземпляр был даже злее обычного - тоже, наверное, искал, с кем подраться. Тим ладонью сшиб шарик на асфальт и отбил на нем чечетку. Шарик понял, что дело плохо, и поспешно забурился на полметра под землю. Тим попробовал было его
выковырять, но шарик отполз в сторону и по полосе Хартмана провалился куда-то на другую сторону планеты.
        - В Америку удрал, гад! - прорычал Тим. - Будешь там с Мишкой целоваться, трус поганый! Еще один шарик сунулся посмотреть, кого бьют. Тим сконцентрировался на нем, и шарик забился в воздухе, как рыба на крючке. Тим подтянул его к себе и вобрал в правую руку. Обожгло, как крапивой. “Ну и надрался я! - подумал Тим с восторгом. В нормальном состоянии втянуть шарик в свое поле казалось полным безрассудством.
        - А неплохо вышло! Ну, жжет, ничего не скажешь... - Шарик улегся где-то в районе локтя, запаленно поводя боками, подчинившись силе. - Интересно, что с ним теперь делать? А если я еще один поймаю? Хоп!
        - почти не напрягаясь, Тим захватил в другую руку второй шарик. - Как легко! Только куда я их теперь дену?” Тим пошел дальше, размышляя, и увидел, что из-за угла ему навстречу движется какая-то компания. “Человек пять-шесть. Непривычно яркое свечение. Странно”.
        - Во! - сказало ему грубым мужским голосом что-то крупное, распираемое изнутри непонятными Тиму силами. - Закурить есть?
        - Угощайся, - Тим на ощупь вытащил из кармана пачку и раскрыл ее. “А интересно, как я сейчас выгляжу? - подумал он. - Скорее всего как зомби. Глаза открыты, но ничего не видят”. Пачку у него из руки забрали. Компания медленно обступала Тима, заходя с флангов. “Мужчины, совсем молодые. И очень возбужденные. Просто страшно, болезненно возбужденные. Слушай, Тим, старина, да они больны, ей-богу! Что это с ними?”
        - Слышь, мужик, дай курточку поносить, - сказали откуда-то слева. И Тим очнулся. “Привычка целителя, если “щелкнул” и увидел человека
        - начни диагностику. А они всего лишь пьянее меня. И это свечение - только злость и либидо. Елки-палки! Бить собираются. Осталось секунды две, максимум три...” Все это пронеслось в голове Тима за какие-то мгновения. Плохо соображая, что делает, он повел руки одна другой навстречу, скрещивая их на солнечном сплетении. Вдруг к нему вернулась прежняя злоба. И оказалась во много крат сильнее, чем была. И захлестнула с головой, так что не вдохнуть. Тим озверел.
        - Сдохни! - выплюнул он светящемуся пятну слева. И выстрелил в него шариком из правой руки. Бац! И пятна не стало. - An! - Тим одновременно выстрелил с левой вперед и “отщелкнул” на две ступени вниз, чтобы хоть частично вернуть зрение. “Как в замедленной съемке. Широкоплечий детина, все еще сжимая в кулаке пачку сигарет, валится на спину. Четверо с искаженными лицами - какие смешные гримасы!
        - присев, отползают задом. Шарик мечется в теле хулигана почище любой пули со смещенным центром. Ох, как здорово! Как же мне хорошо!” - Н-н-на! - Тим с правой выстрелил в третьего, сжимающего в руке нож. И вместо шарика во врага ударил луч. В тот же момент к Тиму вернулось нормальное восприятие пространства и времени. “Подстреленный” полетел вверх тормашками, выронив нож. А остальные - исчезли. Только дробь каблуков по асфальту где-то вдали. У Тима закружилась голова, и он прислонился к стене. Двое пострадавших, хрипя и задыхаясь, слабо шевелились на земле. Третий лежал неподвижно. Тим попробовал “щелкнуть”, и голову его расколола боль. Застонав, он сжал ладонями виски. “Мне нужно
“щелкнуть”. Мне позарез нужно “щелкнуть”. Я должен знать, что произошло”. Тим шагнул к предводителю шайки и наступил ему на кисть руки. Кулак разжался, и Тим, кряхтя, подобрал злополучные сигареты, выпавшие на землю. “Здесь темно, я себя демаскирую... А, плевать, всех поубиваю. Жалко, коньяка больше нет”. После нескольких затяжек Тиму слегка полегчало, и он, кривясь от боли, смог “щелкнуть”. Неглубоко, но достаточно для того, чтобы разобраться.
“Так, эти двое, которых зашибло шариками, похоже, скоро очнутся. Просто шок, временная энергетическая кома. А третий? Ого! - Тим поспешно “отщелкнул”, чтобы не смотреть. - Фу! Проклятье! Ох, что же я натворил!” Тим почувствовал, что ноги сами несут его прочь. “Как меня сюда занесло? Ах да, я же шел к Марианне. Душу из нее хотел вытрясти. А получилось... вот”. Тим быстро шел дворами, стараясь, чтобы не заплетались ноги.
“Марианна - это хорошо. Душу я из нее, положим, все равно выну. Но потом. А сейчас мне нужно убежище. И срочно. Главное - дойти. Здесь недалеко. Или все же передохнуть? Я только на секунд очку... - Тим присел на скамейку у детской площадки и закурил. - Ладно, я не убил этого парня. Он тоже очнется. Но он уже труп. Теперь у него все здоровые органы станут больными. А все больные - почки, например
        - станут больны смертельно. И даже я, сотворивший это, не смогу его вытянуть. А стоит ли горевать, Тим? Ну, было пьяное молодое дерьмо с ножиком. Мало они тебя в армии мудохали? Ты вспомни, как на тебе
“дедушки” отрабатывали приемы карате. Четверо на одного. Нет, не то. Ведь тогда ты никого не тронул. Ты ставил блоки, не пропустил ни одного серьезного удара и ждал, когда им надоест. Ты их жалел, Тим, тебе было за них стыдно. Но почему ты не пожалел сейчас? Как ты мог забыть, Тим, что у тебя только два шарика?” Он с усилием оторвался от скамейки и нетвердыми шагами двинулся вперед. “Довели. Они меня довели. Сволочи, уроды, выродки! Они хотят, чтобы я стал такой же, как они. А вот х...й вам в белы рученьки!!!” Дорогу перебежала кошка. Неважно. “Ничего не вспоминай, Тим, - сказал он себе. - Когда ты сделал это в первый раз, тебе было двенадцать лет. До смерти напуганный ребенок не может отвечать за свои поступки. И то, что эта женщина была ни в чем не виновата... А может, и была. Ты не знал, что она психиатр, ты только увидел, что она причинит тебе зло. И когда она, мило улыбаясь, взяла тебя за руку, ты ей так врезал... Интересно, она поняла, что это сделал ты? Вряд ли. Скорее всего, пси- способности не укладывались в ее систему представлений. Она была тупая, Тим. И версия с настольной лампой, которую
вдруг закоротило и на которую она в этот момент облокотилась, - эта версия устраивала всех. Кроме тебя. Потому что ты хотел знать, что с тобой происходит, и рассказал о своих необычных способностях родителям. А они привели тебя к этой женщине. Спасибо, мама и папа, за визит к врачу. И за таблетки. Они действительно снизили мне порог нервной возбудимости. И от любви к вам вылечили тоже. Ведь я очень не хотел их принимать. В последний раз я видел эту женщину, когда мне было пятнадцать. Я уже был умен, и она сказала предкам, что я, слава богу, совершенно здоров. Для мальчика беда прошла стороной. А вот для нее - нет. Я понял, что она умирает, и разглядел причину. И промолчал. Люди научили меня скрываться и молчать. Так почему мне по-прежнему стыдно за то, что они тупые, зашоренные, бесстыдные? Почему я по- прежнему хочу всех и вся изменить? Ведь у меня есть только один критерий - я сам. А если переделать всех людей по моему образу и подобию... Намного ли лучше они станут?” Тим уткнулся носом в дверь подъезда, ухватился рукой за косяк и пару секунд постоял, отдыхая. “Да, они станут лучше. Потому что я
точно лучше их. Я ни у кого ничего не хочу отнять. И никого ни к чему не хочу принудить. А они - уроды. Вот так. И то, что произошло сейчас, - чистой воды самооборона. Но... Чертовски все это обидно. Потому что, даже защищаясь, я становлюсь таким же уродом, как они. Тьфу!”
        - Бля!!! - рявкнул Тим на весь подъезд, успев в последнюю секунду перепрыгнуть через кучу дерьма, прикрытую деликатно газеткой. К нему вернулась злость. И он чувствовал себя все крепче. Голова уже почти не болела. Поднимаясь по лестнице, он “щелкнул”. Нормально.
“До упора не получается, но я очень быстро восстанавливаюсь. Что со мной происходит? - подумал Тим. - Это как-то связано с попытками войти в мое сознание. Может, у меня вырабатывается иммунитет, и от этого я становлюсь только сильнее? Разберемся. А который час? Половина одиннадцатого. Нормально. Марианна, как и я, ночная птица. Поди, только проснулась, ведьма черножопая”.

* * *
        У Марианны за дверью ревел хэви металл. Играли любимую вещь Тима - группа “Эксепт” рубила бетховеновскую “К Элизе”. Тим уткнулся лбом в кнопку звонка и принялся ждать, слушая и размышляя. Сначала он подумал, что “Эксепт” все-таки не металлическая группа, а хард-н-хэви. Потом задумался над названием композиции - “Metal Heart” - и решил, что по-русски оно не прозвучит. “Металлическое Сердце - это некрасиво. Красиво было бы - Стальное Сердце. Когда- то я про себя такое сказал. Точно. Помню. Ее звали Оля. Тоже Оля. Оленька, счастье мое, не дай бог тебе от меня когда-нибудь такое услышать. Что нечего, мол, выжимать слезу - у меня сердце стальное и если я решил, что мы расстаемся, значит, расстаемся и привет горячий. Нет, ты такого не услышишь. А Стальное Сердце - это будет, наверное, Heart of Steel. По аналогии с Heart of Gold, золотым. Потому что золотое и стальное - это иносказания. А металлическое - оно и есть металлическое. Железяка”. За этими размышлениями Тим не заметил, как музыка смолкла. Он отлип от звонка, только когда открылась дверь.
        - Тимочка, солнышко! - проворковала Марианна. - Как хорошо, что ты Пришел!
        - Извини, - сказал Тим. - Мне нужна твоя помощь.
        - Тимочка! - воскликнула Марианна, патетически всплеснув руками, и Тим на миг испугался, не бросится ли она ему на шею. Но он уже инстинктивно шагнул назад, и Марианна схватила воздух. С трудом восстановив равновесие, она встала относительно прямо и сказала: - Заходи, солнышко! - повернулась и ушла в глубь квартиры. Тим, прикрыв за собой дверь, пошел следом. В квартире стоял полумрак, воздух был пропитан странным душноватым запахом. Тим уже заметил, какие у Марианны широченные зрачки. “Они у нее всегда были великоваты, но сейчас их разнесло чуть ли не во всю радужку.
“Щелкнуть”, что ли?” Тим “принюхался”. “Точно, накурилась какой-то дряни”. На круглом столе в гостиной стоял антикварный канделябр на три свечи. Рядом с канделябром Тим заметил пепельницу с единственной дымящейся папиросой в ней.
        - Садись, мой хороший, - Марианна махнула в сторону придвинутых к столу кресел. - Я знаю, тебе нужна капелька хорошего коньячку...
        - И немаленькая, - согласился Тим. Он уселся, с наслаждением вытянул ноги и погладил руками гнутые подлокотники. Все вещи в этой комнате были либо действительно старыми, либо умелыми копиями. А за столом периодически баловались спиритизмом. В промежутках между прочим баловством - или, что называется, на затравку. Когда-то Тим захаживал к Марианне часто. Они оба учились у Лапшина, а потом стажировались у Васнецова. Только Марианна, как человек взрослый и серьезный, с медицинским дипломом, посещала занятия прилежно и получила сертификат. А у Тима в школе Лапшина был статус вольнослушателя. Он гулял сам по себе и приходил, когда считал это нужным. Что интересно, качество не пострадало. Как он до начала занятий мог скрутить Марианну в бараний рог, так и с сертификатом экстрасенса-целителя она ему в подметки не годилась. Марианна поставила на стол початую бутылку “Камю” и рюмку. Тим налил, опрокинул дозу и, погоняв коньяк во рту, с наслаждением проглотил его. Коньяк был самый что ни на есть настоящий. Марианна стояла перед Тимом и разглядывала его с выражением безграничного восторга на лице. Тим в
который раз подивился тому, насколько же ему эта женщина неинтересна. Пышная грива вьющихся от природы иссиня-черных волос. Тонкая кость, прекрасно вылепленное худощавое тело. Чуть смуглая кожа, породистое красивое лицо. И тяжелый, обволакивающий взгляд. Раба желаний, страстей и привычек, женщина слегка за тридцать, подчеркнуто развратная и жутко одинокая.
        - Ну-ка, мой хороший, давай тебя посмотрим... - пробормотала Марианна, склоняясь над Тимом. Она сделала несколько стандартных пассов руками и принялась что-то бормотать, вводя себя в рабочий транс. Глаза Марианны окончательно затуманились. Тим закусил губу, чтобы не рассмеяться. “Все-таки, бесталанные сенсы чертовски зависят от ритуалов, - подумал он. - Вот, не начни Машка шевелить граблями и читать самопальную мантру, черта с два ей удалось бы “щелкнуть”. Да и не “щелчок” это - жалкие потуги. Ладно, Тим, имей совесть. Не так уж давно ты стал крут. И похоже, не без чужой помощи”. Марианна склонилась ближе, поводя руками над головой Тима. Из распахнувшегося шелкового халата вынырнула небольшая грудь с маленьким темным соском. Тим утвердительно кивнул своим мыслям.
“Правильно. Именно такая она и должна быть у женщины с ее конституцией. Безукоризненная форма. И очень скучная. Полное отсутствие того, что люди называют “изюминкой”. Аж обидно”. Марианна продолжала работать, она опустилась на колени, теперь руки ее играли над солнечным сплетением клиента. Тим почувствовал, что становится теплее, но это была скорее заслуга коньяка, нежели Марианны. Да, какая-то энергия от женщины исходила, но Тим уже почти восстановил силы. Теперь его пси автоматически исследовало любое воздействие извне и либо отталкивало дурное, либо впитывало хорошее. Поразить Тима ни тем ни другим Марианна не могла. Тим подумал, что хорошо бы сейчас прикрыть глаза и окончательно расслабиться. Но тогда сто против одного, что в завершение сеанса обкуренная Машка захочет получить вознаграждение и полезет целоваться. И чтобы оторвать ее от себя, понадобится серьезное оскорбление. А оскорблять Марианну Тим не хотел. Как бы свысока он к этой женщине ни относился, он ее еще и от души жалел. Руки Марианны остановили свой бег в опасной близости от чресел Тима. Марианна сделала несколько глубоких вдохов,
открыла глаза, увидела, что Тим на нее смотрит, улыбнулась, встала с колен и, не озаботившись запахнуть плотнее халат, повернулась и вышла. В ванной зашумела вода. Тим налил себе еще, выпил и достал сигареты. Марианна вернулась через несколько минут. На лице ее читалась здоровая усталость после тяжкого честного труда. “Е-мое, - подумал Тим, - она действительно верит, что может что-то. Ну и молодчина. Несостоявшийся профессионал, несостоявшаяся личность - среди наших сенсов таких две трети, если не три четверти. Но поскольку они верят в свои пси-способности, то клиент от них получает хотя бы элементарную психотерапию. Клиент очень хочет выздороветь. И, бывает, выздоравливает. Все лучше попасть к Марианне, чем нарваться на шарлатана, который точно знает про себя, что пудрит клиенту мозги”.
        - Н-ну, мой хороший... - протянула Марианна, добывая из пепельницы свой окурок- - Все с тобой будет в порядке.
        - Спасибо, - сказал Тим, поднося ей зажигалку и стараясь не рассмеяться. Марианна снисходительно кивнула, прикурила, сделала глубокую затяжку и, не выпуская дым из легких, уставилась в потолок. Тим покачал головой и стал ждать. Марианна продержалась секунд двадцать, после чего с паровозным свистом выпустила дым, и по комнате пополз все тот же сладковатый удушливый запах.
        - Это что? - спросил Тим брезгливо.
        - Это... марихуана... - выдохнула женщина. Голос у нее ощутимо подсел, зрачки стали еще шире, а на губах заиграла неопределенная улыбка.
        - Конопля! - фыркнул Тим. - Из нее канаты вьют. Называй уж вещи своими именами. Марианна пожала плечами и закинула ногу на ногу. Показалась точеная лодыжка, покрытая густым черным волосом.
        - Ты сказал, тебе нужна помощь, - бархатно проворковала женщина. - Я не нашла у тебя никаких аномалий, Тимочка. Ты весь теплый... сильный мужчина. Настоящий мужчина, не то что эти... остальные. Что я могу сделать для тебя, Тимочка? Может, хочешь?.. - Она выдержала секундную паузу и для приличия шевельнула рукой, в которой держала папиросу.
        - Спасибо, нет. Для начала я “щелкну”, если ты не против.
        - Милый! “Щелкни”, конечно. Ты такой хорошенький, когда
“щелкаешь”... Тим несколько раз переключился. “Да, быстро я восстанавливаюсь. Получилось чуть ли не до упора. И голова уже не болит”. Под потолком резвились шарики. На полу было черным-черно от энергетического шлака. “Грязная комната. И что-то в ней меня здорово напрягает. Точно не Машка. Она в порядке - ни пробоев, ни вообще каких-то следов пси-воздействия. Только светится ярче обычного, и в этом излучении превалирует сексуальный элемент. Будем надеяться, она ко мне не полезет, не хочу я об нее мараться. Да, Маша, недаром ты бездарь - никто тебя не пытался зомбировать”. Тим “щелкнул” до предела своих возможностей. “Ага! Есть в этой комнате нечто, имеющее над тобой власть. Это должно выглядеть как сгусток темноты, переливающийся яркими искрами. Маленькая такая штучка, на ладони уместится. Я еще не “унюхал”, где она. И мне это очень не нравится. А впрочем, неважно. Сейчас время не искать по углам всякую фигню, а задавать серьезные вопросы”. Тим плавно опустился на несколько уровней ниже и совместил визуальное изображение с пси. Встал и прошелся по комнате. Марианна с интересом следила за его
действиями. Тим обошел комнату по периметру и вернулся в кресло.
        - Ладно, - сказал он, наливая себе рюмку допинга. - Может, составишь компанию?
        - Не в этом, Тимочка, - заявила Марианна.
        - Как хочешь, - Тим выпил и удовлетворенно крякнул. - Вещь!
        - Клиент расплатился, - гордо улыбнулась Марианна. - Хоть в выпивке он что-то понимает, баран...
        - Так! - оборвал ее Тим. - Значит, так, Маша. Ты человек разумный, неглупый...
        - Пожилой, - ввернула Марианна.
        - В хорошем смысле - пожилой, - кивнул Тим. Марианна расхохоталась, откинулась на спинку кресла и сладко потянулась всем телом.
        - Тимочка, ты прелесть, - сказала она. - Ты в курсе, что я тебя сейчас отымею?
        - Послушай, будь добра, - попросил Тим. - Я давно уже не общаюсь с нашей бандой. Но ты-то с ними поддерживаешь контакт, верно?
        - Положим, - в глазах Марианны загорелись хитрые огоньки.
        - Значит, ты в курсе всех слухов, последних сплетен и так далее, верно? Ты же умница, Маша. Ты все слышишь и ничего не забываешь, да?
        - Я тебя давно ждала, - страстно, с придыханием заявила Марианна. Она перегнулась через край стола ближе к Тиму, и он утонул в ее тяжелом, обволакивающем, засасывающем взгляде женщины- истерички. “Вот так, - подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой. - Вот так она и делает все в жизни. Вытаращится, и клиент готов. Недаром у нее вся клиентура из мужчин”. - Ты должен был прийти именно ко мне, - сказала она. - Потому что они все боятся тебя. До судорог боятся, слабаки. Они и раньше боялись. А теперь - особенно. А я всегда тобой восхищалась, ты же знаешь. Твоей силой, твоей мощью, твоей красотой...
        - Стоп, стоп, стоп, - выставил ладони Тим. Невольно он этим движением отсек Марианну от себя, и ее гипноз потерял силу. На всякий случай Тим “щелкнул” на один уровень. В этом состоянии он все отлично видел, но был полностью закрыт от традиционных методов воздействия на психику, включая гипноз и даже нейролингвистическое программирование. Теперь он мог оценить, насколько слова человека совпадают с его желаниями. Как и следовало ожидать, у Марианны на уме было только одно. И она оказалась так этим озабочена, что врать и сочинять небылицы у нее просто не осталось бы сил. Марианна обиженно надула губы и отодвинулась.
        - Ты сказала, они меня боятся? - спросил Тим.
        - До усрачки, - кивнула Марианна.
        - Почему? Марианна расхохоталась вновь, легко и звонко.
        - Ты меня проверяешь! Ну что же... Знаю, знаю. Все я знаю.
        - Так расскажи, - попросил Тим, невольно подаваясь вперед. Марианна хитро покосилась на него, медленно взялась обеими руками за лацканы халата, развела их в стороны и чуть прогнулась назад. Грудь у нее действительно была необыкновенной формы. Она была прекрасна. И по-прежнему совершенно не волновала Тима. Оценить женщину- брюнетку в качестве сексуального объекта он просто не мог. Все брюнетки напоминали ему собственную мать. Женщину, отдавшую его на растерзание психиатру, тоже, кстати, черноволосой. Женщину, вынудившую Тима совершить первую в жизни настоящую жестокость.
        - Посмотри... - прошептала Марианна. Тихо мурлыча себе под нос, как довольная кошка, она сбросила халат с плеч и начала медленно оглаживать руками свои груди. Это завораживало. Тим стиснул зубы и яростно выматерился про себя “Нужно было выметаться отсюда, как только я понял, что она под кайфом. Но мне позарез нужна информация. А Машка уже проболталась. Эх, хотел я из тебя душу вынуть - и точно, придется”. Тим “щелкнул” и выбросил в сторону Марианны луч-щупальце. Обвил ее им вокруг головы и мягко погладил. Женщина замерла. Тим провел осторожное сканирование, разобрался, что к чему, и принялся вычищать из ауры поврежденные “травой” кластеры. Тонкая, ювелирная работа. Протрезвевшая Марианна могла впасть в глубокий похмельный сон, а Тим хотел разобраться с ней по возможности быстрее, пока сам не ослаб. Поэтому ауру Марианны приходилось не только чистить, но и подпитывать. А делать это в донельзя грязной комнате, где еще присутствовал и неизвестный Тиму довлеющий над Марианной объект, было очень непросто. Пара шариков подлетела ближе, заинтригованная происходящим. Тим брезгливо шикнул на них, и они
убрались. Марианна ровно и глубоко дышала, на лице ее застыло выражение полного блаженства. Похоже, она была счастлива. Тим скрежетнул зубами. “Только этого не хватало. Теперь она привяжется, как собачонка. Вечно я что-то не так делаю. Слишком человечный все еще. Пока что. Проклятье, какая мощная сексуальная подоплека у всех ее эмоций! Бедная Машка просто на этом помешана. И совершенно в этом деле не может себя найти”. Тим “отщелкнул” на несколько уровней назад, сохраняя минимальный уровень пси-восприятия. Расслабившись, он проделал несколько дыхательных упражнений. Марианна с легким стоном приоткрыла глаза.
        - Тимочка... - прошептала она. - Ой, Тимочка...
        - Полегчало? - осведомился Тим, наливая себе выпить.
        - Ой, Тимочка... Я тебя люблю!
        - Это только так кажется, - пробулькал Тим, глотая коньяк. - Ну, так что ты мне хотела рассказать?
        - Кажется, я кончила, - сказала Марианна, прислушиваясь к ощущениям и машинально оглаживая грудь.
        - В первый раз, что ли? - ляпнул Тим. Это было сказано удачно. Потому что Марианна обиделась и вернулась к действительности, уставившись на Тима почти нормальным взглядом.
        - Так кто я такой? - тут же спросил Тим, стараясь не потерять инициативу.
        - Ну... Ты теперь будешь главный, - сказала Марианна серьезно.
        - Где? Над кем?
        - Здесь. Над всеми.
        - А конкретнее нельзя?
        - Ну, Тима... Зачем этот допрос? - Марианна потянулась к своему окурку. - Я знаю не больше других. Если ты хочешь мне что-то рассказать...
        - Сначала ты мне расскажи. Марианна, не дождавшись зажигалки, отложила папиросу и укоризненно посмотрела на Тима.
        - Говорят, что ты избран. Ты всегда был самый лучший из нас, и сейчас тебя хотят сделать главным. И я очень за тебя рада, Тимочка. Ты не забудешь меня, правда?
        - Кем я избран, Маша? Кто хочет сделать меня главным?
        - Ну, Тима, не дури! А кто открыл наш “Центр”, кто разрешил выдавать нам дипломы, кто нас, э-э... легализовал? Правительство, конечно. Тим потер руками глаза. “Ни хрена она не понимает. А если начать с простого?!”
        - Ребята чувствуют давление? - спросил он. - Жалуются на пробой?
        - Да, - кивнула Марианна. Она пошарила в кресле под собой, добыла смятый коробок спичек и опять взяла папиросу. - Некоторых сильно побили. Людмила просто сама не своя. Говорят, и Лапшин... И Мишка Васнецов тоже. Это ведь тест, верно? Проверка на прочность, на силу... А ты справился. Ты выдержал, Тимочка. Ты мой герой. Ты самый-самый, я тобой горжусь! Она прикурила, затянулась и снова надолго задержала дыхание. Тим подождал и спросил:
        - А это хорошо, что я буду главным?
        - Ха! - выдохнула Марианна. - Это лучше не бывает. Ты же самый умный, самый честный, самый сильный. Ты всех этих чайников по струнке построишь.
        - И чем же они будут заниматься под моим руководством?
        - Все тем же, - Марианна пренебрежительно хмыкнула. Похоже, допрос начал ее утомлять. - Баранам мозги вправлять.
        - В смысле?..
        - Что “в смысле”, Тим? Ты что, не знаешь клиентуру Лапшина? У него же все банкиры, все кооператоры, все эти нувориши толстомордые лечатся. Конечно, он их программирует, как ему велят. А попробуй он рыпнуться, тут же - бац! - и обратно в поликлинику, бабулькам геморрои вправлять. А Васнецов мало, что ли с интеллигенцией работал? Да у него половина Союза писателей перебывала. Даже Кремер худосочный - и тот газету “Правда” окучил! Чтобы с партийной линии не съезжала! Тим слушал и чувствовал, что столбенеет. Это было невозможно, это была какая-то дикость. Накурилась, дура, конопли...
        - За удовольствие надо платить, Тимочка! - заявила Марианна, дирижируя себе папиросой. - Хочешь работать - работай! Но государству, будь любезен, плати налог. Окажи, так сказать, уважение! Государству тоже нелегко. В узде держать всех этих богатеньких, всех этих диссидентов-графоманов... Они же бараны, Тим, ты знаешь это лучше меня, что я тебе буду тут... Им пастух нужен! Настоящий мужик, вот как ты!
        - А ты кого, э-э... окучиваешь? - спросил Тим осторожно.
        - А я дура бесталанная, - вздохнула Марианна горько. - Ко мне тут приходил один... С красной такой книжечкой. Все присматривался ко мне, принюхивался. И решил, видно, что я... Э-эх! - Она замахнулась папиросой с явным намерением зашвырнуть ее в пространство, но окурок выскользнул из пальцев и упал на ковер. Тим нагнулся посмотреть - не загорится ли. А когда распрямился, Марианна глядела ему прямо в глаза. - Этот астральный секс был прекрасен, - произнесла она низким и слегка дрожащим голосом. - А теперь возьми меня по-настоящему, Тима! Сейчас!
        - Маш, не сходи с ума! - попросил Тим. Но Марианна с остекленевшим взглядом поднималась на ноги. Тим вскочил. “Эх, не пришлось бы ей врезать”. Марианна, полузакрыв глаза, медленно наступала на него, развязывая пояс халата. Это было такое странное зрелище, что Тим “щелкнул” глубже - проверить, не “ведут” ли ее извне. Механизм воздействия на мозг у “травы” не такой, как у алкоголя. Вдруг “обкуренного” человека можно зомбировать? Нет, в комнате не было никаких признаков внешнего давления. “Бедная Машка просто окончательно сдурела от проклятой конопли, - подумал Тим растерянно. - Что мне с ней делать, ума не приложу. Удрать, что ли?” Тим обалдело рассматривал энергетический рисунок Марианны и вдруг почувствовал возбуждение. Марианна подошла уже вплотную, Тим оказался в ее активной зоне, их ауры сплелись. И бешеная сексуальная составляющая в поле Марианны активизировала ответ Тима. Мужчина затрясся от желания. И, конечно, разозлился. “Ну, Машенька, ты напросилась!” Марианна сбросила халат и осталась совершенно обнаженной. У Тима перед глазами поплыл туман и второе, экстрасенсорное, видение мира тоже
стало зыбким и нечетким. Тима разобрал нервный смех. К привычной уже абстрактной злобе на весь свет прибавилась злость конкретная - на себя за то, что так нелепо попался на крючок, и на Машку безмозглую, которая не ведает, что творит. Стараясь не переборщить, Тим мягко оттолкнул Марианну своим полем - и женщина со стоном повалилась на ковер, широко раздвинув согнутые в коленях ноги.
        - Иди ко мне... - пробормотала она, извиваясь. - Иди же... Тим помотал головой и присмотрелся. Стройные красивые ноги Марианны были до самых бедер покрыты короткой и густой черной шерсткой. И это было здорово. Черт возьми, до чего это оказалось привлекательно! Тим и подумать не мог, что ему может понравиться что-либо подобное. Но он уже стоял на коленях между этих сильных мохнатых ног, и они обхватили его за пояс и крепко сжали. И тут Тиму стало обидно. Происходящее было диким, несуразным, а главное - бессмысленным. И очень характерным для всей его, Тимофея Костенко, дурацкой жизни. Его опять к чему-то принуждали. Тим расстроился. Он глубоко “щелкнул”, пошарил в воздухе левой рукой и выловил шарик, крошечный, почти безобидный. Облизнул два пальца правой руки и аккуратно ввел их в Марианну, которая в ответ вся затряслась. Раздвинув пальцы, он раскрыл ее устье.
        - Прелесть ты моя, - промурлыкал он. И закатил шарик Марианне во влагалище. Встал с колен, перешагнул через бьющееся в конвульсиях тело. Прошел в спальню, открыл шкаф, покопался в белье И вытащил маленький сгусток темноты, переливающийся искрами. Вещь, от которой Марианна остро зависела, оказалась пакетиком с белым порошком. Брезгливо держа пакетик на вытянутой руке, Тим отнес его в туалет и отправил в долгое плавание. Вымыл руки. И рассмеялся.
        - Не на-адо было меня трогать, - сказал он и подмигнул своему отражению в зеркале. - Верно? Верно. Даже закрыв входную дверь, он все еще отчетливо слышал, как в квартире Марианна, катаясь по полу, орет, плюется и ругается матом.

* * *
        - Васнецов! - рявкнул Тим, отпуская кнопку звонка. - Мишка! Открывай, гад! За дверью стояла тишина. Тим “щелкнул”, просканировал квартиру и застыл в недоумении.
        - Уже удрал, скотина?.. - спросил он себя вслух. Сунув руки глубоко в карманы, Тим направился к лифту. С момента, когда он начал свои “хождения по сенсам”, прошло больше суток. Тим успел выспаться, протрезветь, более или менее упорядочить мысли и окончательно разозлиться. Намеки Марианны на то, что сенс-целитель должен платить государству “налог”, основательно пошатнули сложившуюся у Тима систему ценностей. И теперь ему чертовски хотелось знать, сказала Марианна правду или это были просто наркотические фантазии. На последнее он очень надеялся. Кремер стоял за дверью и не открывал.
        - Коля, я тебя умоляю, - нудил Тим. - Мне нужно, понимаешь, нужно с тобой поговорить. Кремер молчал.
        - Это очень важно, Коля! Мне плевать, как ты сейчас ко мне относишься, но ведь когда-то мы были друзьями, вспомни! Хотя бы ради этого, ради всей той водки, которую мы выпили, ради наших разговоров... Неужели ты все забыл, Коля?! Пусти меня, пожалуйста!
        - Что ты хочешь знать? - прохрипел за дверью Кремер.
        - Правду, Коля! Открой. Я прошу.
        - Правду?! - Кремер зашелся неприятным, лающим смехом. - Уходи, Тим. Нечего тебе здесь делать. И забудь ко мне дорогу, понял? Тима вдруг осенило. Сам того не желая, он произнес ключевое для Кремера слово, назвал опорный сигнал - “Правда”. Газета “Правда”.
        - Так, значит, это было на самом деле, Коля? - спросил он вкрадчиво. - А я ведь не поверил, когда мне сказали... Что ты с ними сделал, Коля? Что тебе приказали с ними сделать?
        - Пошел на х...й! - заорал Кремер. - Отстань, сука, понял?!! Тим почувствовал, что его начинает бить нервная дрожь.
        - Сам ты сука, - прошипел он. “Щелкнул”, прижал к двери ладонь и, прошив стальной лист, как бумажный, двинул Кремера синим лучом под ребра. За дверью у Кремера глаза вылезли из орбит. Он прижал руки к животу, зашелся в мучительном кашле и, сложившись пополам, рухнул на пол. Тим прижался лбом к холодному металлу и потряс в воздухе ладонью, только что выбросившей смертоносный луч. “Как-то у меня это получилось... Естественно. Не раздумывая. Ничего, оклемается. Но я-то хорош! Что со мной творится?!”
        - Прощай, Коля, - прошептал Тим. Он вытащил из кармана пластиковую бутылочку с коричневой жидкостью, чокнулся с дверью и отхлебнул. Уфф. Водка с кока-колой - забористая вещь. Или, как говорят знатоки, “нажористая”. Тим медленно закрутил крышечку,
“щелкнул” на два уровня вниз и на закуску схватил из воздуха бублик. Втянул его в ладонь и почувствовал, что нарушенный атакой на Кремера энергетический баланс восстановился. Удовлетворенно кивнув, Тим оттолкнулся от двери и двинулся по коридору, полный решимости пройти намеченный путь до конца. Людмилу он перехватил у ее подъезда. Она как раз выходила из далеко не нового, но опрятного серебристого “Опеля”. За рулем сидел громадный мужик с бритым затылком.
        - Привет! - крикнул Тим издали. Против ожиданий, Людмила расплылась в улыбке и помахала ему.
        - Тимка! - крикнула она. - Какими судьбами?
        - А в гости! - заявил Тим, приближаясь. Людмила покачала головой.
        - Извини, родной, не получится. Я сейчас как выжатый лимон. Только что с работы. Вот Санька мне массажик сделает, и баиньки. А ты Саньку не знаешь, да? Мужа моего? Звероподобный Санька возился со съемной магнитолой, застрявшей в гнезде, и поглядывал через плечо на Тима.
        - С мужем мы в следующий раз познакомимся, - сказал Тим. - А у меня к тебе, по большому счету, разговора на десять секунд.
        - Ну говори, чудо в перьях. - Людмила плотнее запахнула пальто. Тим рванул с места в карьер. И ва-банк.
        - Мне тут предложили местечко на государственной службе, - заявил он. Людмила вся подобралась и бросила на Тима настороженный взгляд.
        - Я им пока не ответил, - продолжил Тим. - Но мне важно знать. Если я соглашусь, ты со мной или как?
        - Конечно, с тобой, - мгновенно отозвалась Людмила. - Только с тобой. Даже не сомневайся.
        - Тогда не дергайся, - приказал Тим. Он “щелкнул” и увидел знакомую картину. Язвы, вмятины, рытвины-
        - Ну ты здоров стал, Тимка... - прошептала Людмила. Ее муж наконец-то выбрался из машины и стоял, остолбенев. Он наверняка привык к тому, как работают сенсы, - отрешенный взгляд, загадочные пассы руками... А Тим представлял сейчас весьма колоритное зрелище. Расслабленная поза, откинутая вбок голова, широко раскрытые глаза и ни малейших движений. Так мог вести себя, допустим, инопланетный пришелец - но никак не простой русский экстрасенс.
        - Голоса были? - спросил Тим деловитым тоном опытного врача. Людмила коротко глянула на пребывающего в обалдении мужа и, судорожно глотнув, кивнула.
        - Подчинялась? - не унимался Тим. Людмилу затрясло. Тим увидел, что она пытается “щелкнуть” и не может, так он ее задел за живое - того и гляди заплачет.
        - Понравилось?! - с легкой угрозой в голосе спросил вошедший в роль Тим.
        - Тимка... - прошептала Людмила. Она шагнула к нему ближе, вплотную, чтобы не слышал муж. - Вытащи меня. Освободи. Ты не представляешь, что они заставили меня сделать...
        - Догадываюсь- Секс? Глаза женщины заблестели от слез.
        - Мне себя не жалко... - выдохнула она. - Мне Саньку... Он-то при чем? Он же подписку не давал, он вообще ничего не знает... Тим аккуратно выстроил перед собой барьер. Ему пришло в голову, что, если он еще чуть-чуть нажмет, Людмила с рыданиями бросится ему на грудь. И тогда придется что-то объяснять этому Саньке.
        - За что они меня так, Тима? - спросила Людмила, прижимая руки к груди - Я же все для них делала...
        - Вот именно за это самое, - развел руками Тим. - Нечего было прогибаться. Кто один раз прогнулся, того вообще согнут.
        - Тебе легко это говорить... - Людмила шагнула назад. - Ты молодой, сильный. Ой, Тимка, до чего же ты сильный теперь...
        - Ладно, - сказал Тим. - Договорились. Что могу, сделаю. Хорошо?
        - Пожалуйста, Тимочка, родной!
        - Ты не пробовала от голосов элементарную блокировку? Петь про себя, например?
        - Пробивают, Тим. Ой, что-то холодно мне. Я пойду, ладно?..
        - Плохо делаешь, вот и пробивают. Ты старайся.
        - Тима, милый, я стараюсь. Ты просто не понимаешь, какой ты сильный. Я ничего подобного в жизни не видела.
        - Ладно. Счастливо, Люда. И... спасибо тебе.
        - За что? - удивилась Людмила.
        - Да так... Пока! - Тим вдруг неожиданно для себя потянулся к Людмиле, коротко чмокнул ее в щеку, махнул рукой Саньке, по- прежнему стоявшему в отдалении столбом, повернулся и ушел в ночь.

* * *
        Он проснулся около четырех дня, когда на город уже спускалась зимняя ночь. Ольга в своем рекламном агентстве пятый день подряд выполняла какой-то срочный заказ, и запах ее волос уже выветрился из подушки. Но Тим все равно потерся небритой щекой о наволочку и потянул носом воздух. Плейер валялся на полу - наверное, Тим спихнул его во сне на пол. Вчера он почти не пил и на ночь просто воткнул себе в ухо тихую, баюкающую мелодию. Этого оказалось достаточно. Небольшая доза алкоголя не дала музыке чересчур возбудить его, и Тим довольно легко заснул. Но мозг был активизирован и не позволил голосам даже пикнуть в ответственный момент, когда человек начал проваливаться в забытье. За поздним завтраком или, скорее, ранним ужином Тим привычно налил себе полстакана, выпил и подумал, что музыка - это не выход. Просто еще один способ расшатать нервную систему и оказаться в итоге беззащитным. Он прошел в кабинет, рассортировал бумаги и принялся укладывать их в конверт. Здесь было все. Стенограмма признаний Лебедева и рассказ Эфы, записанный по памяти. Первоначальный вариант статьи Зайцева о полынинской
лаборатории. Ксерокопии заключений экспертов
“Комитета защиты жилищ”. Меморандум Бандурова. И еще десяток аккуратно распечатанных интервью, заверенных подписями респондентов. Зомби. Биороботы. Как они только себя не называли... Тим положил конверт в ящик стола. “Завтра же передам все это Зайцеву. Пусть разбирается”. Оделся и пошел по магазинам. На улице было хорошо. Как все ярко выраженные “совы”, Тим очень любил темное время суток. Сумерки окончательно пробуждали его, сознание прояснялось, тело начинало требовать движения, действия, радости... Родители Тима понять этого не могли. Они всю жизнь заставляли себя рано ложиться и рано вставать, и ночные бдения сына за книгами доводили их до белого каления. И как только Тиму удалось на паях с Кремером арендовать микроскопическую квартирку на окраине города, он туда сбежал. А потом, набрав клиентуру и начав прилично зарабатывать, снял двухкомнатную, тоже на окраине, но близко к метро и зажил такой жизнью, которую считал нормальной. Все перечеркнули голоса. Тим глубоко вдохнул морозный сырой воздух и вспомнил почти забытое ощущение. Вот так он частенько выбирался погулять еще год назад, чувствуя себя
чем-то вроде зверя, выходящего на промысел. Ходил по городу и размышлял. Наблюдал за людьми, прислушивался к разговорам, смотрел и анализировал. Да, ему не хватало опыта, чтобы понять все. Но он увидел главное - то, что “нормальные” люди называли жизнью, ему не подходило. Как можно так жить - натянув на себя тяжеленную сбрую обязательств, сузив угол зрения шорами общепринятых норм... Ты должен получить хороший аттестат, сынок. Ты должен поступить в институт, сынок. Ты должен, всегда должен. Жить правильно. Быть как все. Какое-то время Тим подчинялся. Все у него получалось легко и красиво. Да, иногда он уставал, особенно когда сдавал вступительные. Но его сердце не участвовало в этой работе совершенно. Сердце было занято другим. Тим знал совершенно точно, что не будет всю жизнь журналистом. Ему очень нравилась эта работа, но больше всего на свете он хотел лечить больных. Лечить руками, не как врач, а как сенс. Это нужно было делать тайком, подпольно, ни в коем случае не давая понять родителям, что ты ступил на такую скользкую дорожку. Но и другого выбора для себя Тим не видел. Он не хотел быть, как
все. У него была своя система ценностей - свобода, честь, любовь. Свободу он обрел, честным старался быть, а любовь - придумал. Потом оказалось, что придумывать любовь нельзя и полюбить женщину только за то, что она красивая, невозможно. А если вдобавок у тебя в голове компьютер, который постоянно что-то анализирует и сопоставляет, такая женщина не нужна даже для секса, потому что уж очень он получается... односторонний. Тим поставил на себе крест и с головой ушел в работу, в совершенствование пси-восприятия. И как раз к моменту, когда любовь стала для него чем-то абстрактным, выдумкой талантливых писателей, подкатила улица Кузнецкий Мост, зверский похмельный синдром и Ольга навстречу. Тим шел по городу и вспоминал, а невидимые щупальца сканировали пространство вокруг в поисках возможной слежки и опасности вообще. Уже второй час он находился между небом и землей, глядя на мир и глазами, и активизированным пси. И не испытывал ни малейшего неудобства. Это было приятно, но и немножко страшно. Тим вздыхал и кривил лицо. “Привыкай. Так нужно”. Уже поднимаясь в лифте, Тим почувствовал рядом чужой, недобрый
след. Он “щелкнул” глубже, и, когда двери лифта распахнулись на этаже, сердце его учащенно забилось. “Ко мне приходил враг. Мелкий, нестрашный, но гаденький враг. Он открыл дверь и вошел в мой дом”. Тима затрясло от злобы. Он ворвался в квартиру и пробежался по ней,
“принюхиваясь”. “Ничего особенного. Только медленно остывающие следы. Он вошел и вышел. Но, похоже, он что-то уволок с собой”. Тим рывком открыл ящик стола. “Надо же так обнаглеть! Нет, ребята, вы действительно меня достали” В гневе Тим выхватил из-под потолка горсть мелких шариков и запулил в стену. В соседней квартире взвыла дурным голосом кошка. Тим поймал шарик побольше и швырнул в потолок. Вогнал еще несколько в пол и стены, вышвырнул какое-то беззлобное аморфное образование за окно. Бросился топтать следы врага и наконец, ослепнув от злобы, принялся колотить все, что подвернется под руку, - бублики, груши, молнии. Он остановился, когда понял, что согнул незыблемую голубую стену сети Хартмана. Такое было невозможно в принципе, но... произошло. Несколько секунд он стоял, покачиваясь с носка на пятку, сжимая кулаки и что-то рыча под нос. А стена, пульсируя и содрогаясь, пыталась вернуться на прежнее место. Тогда Тим уселся на пол и обхватил голову руками. Конверта в столе не было. Вместо него в ящике лежал маленький чертик, искусно сплетенный из куска телефонного кабеля.
* * *
        - Ко мне тоже кто-то ходит, - небрежно сказал Рябцев. Они сидели у Рябцева на кухне и пили чай. Обстановка в квартире у резидента инопланетной цивилизации была маниакально-депрессивная. Два десятка раскрытых пачек “Явы” на батарее отопления, образцы каких-то минералов на подоконнике, раскладушка с Постелью, заправленной по- армейски педантично. Полное отсутствие даже малейших признаков еды. И громадная карта СССР во всю стену с аккуратно прочерченными линиями геобиологических жил “по Рябцеву”. Тим подумал, что для полноты картины не хватает только мелкого болезненного штриха - чего-нибудь вроде носков на газовой плите.
        - Заходят, когда меня нет, потопчутся, вещи с места на место подвигают... Ерунда, Тим, не обращай внимания.
        - Хорошенькое дело - не обращай... Вы не “нюхали”, что это за люди?
        - Не-а. Мне это не интересно... - И Тим увидел: действительно не интересно. Рябцев больше не сенс. Может быть, он уже и способность
“принюхиваться” утратил.
        - Владимир Владимирович, вы только не обижайтесь. Может быть, вам этот вопрос покажется оскорбительным, но... Люди из моей группы в один голос твердят, что все более или менее способные биоэнергетики выполняют какие-то задания “органов”. И что вообще наш “Центр” создавался с благословения КГБ. Вы можете это прокомментировать? Рябцев улыбнулся Тиму, мягко, по-отечески.
        - Тимочка, сынок, - сказал он. - А ты вообще представляешь, что в нашей стране что-то новое можно было сделать без визы КГБ? Если бы я с ними не договорился, если бы у меня в “органах” не работали старые друзья - не было бы никакого “Центра”.
        - И как же вы договорились? - проронил Тим сквозь зубы.
        - Ты пойми, сынок, главное. С того момента, как Джуна начала лечить Брежнева, “органы” сообразили, что это дело очень удобное для них. Они начали создавать моду на экстрасенсов. А кого лечили и развлекали тогдашние сенсы? Якобы подпольно? В каких домах бывали? Тим задумался. “Что ж, правдоподобно, - решил он. - Но почему именно сенсы? С тем же успехом можно было создать моду на психотерапию... А вот и нет. Конечно же! В Советской России практически не было психологов. И никто толком не представлял, на что они способны. А вот экстрасенс, кудесник, маг... Тем более что на него клиенты сами летят, как мухи на дерьмо, - и заманивать не надо”.
        - Они работали с самым трудным контингентом, - продолжал Рябцев, вторя мыслям Тима. - Ведь люди искусства и науки - очень сложный народ для “органов”, Тима. Даже такие запуганные, как в Советском Союзе, все равно это люди выдающиеся, требующие особого к себе отношения. Ведь депортировали и сажали только самых непреклонных. Тех, кто не поддавался внушению, программированию. Которое именно сенсы и проводили втихаря... Ты мне веришь, Тима?
        - Стараюсь.
        - Вот ты и поверь, что ничего дурного нами сделано не было. Например, Лапшин не отдал тебя. А тебя очень просили. Но он сказал - нет никакого смысла, бесперспективен. Хотя ты был лучший. А Лапшин сказал - плохой, интереса не представляет. Пережил в детстве психическую травму, активным биоэнергетиком стать никогда не сможет. Тим резко сжал челюсти и прокусил насквозь сигаретный фильтр.
        - Хорошо, - сказал он. - Допустим. Спасибо. И все-таки чем занимались те сенсы, которых Лапшин э-э... отдал?
        - Да все тем же, сынок. Приняли в свои руки старые зоны влияния. Те, где работали сенсы прежней формации. Которые уже состарились, или просто устали, или расшатали себе нервишки. Подобрали их клиентуру. Твои однокашники не сделали больше зла, чем было уже сделано к тому моменту, Тима. А самое главное - то, что мы знали: скоро все это станет никому не нужно и их отпустят. И они смогут заниматься исключительно добрыми и нужными делами.
        - Кого отпустят, Владимир Владимирович?! Что может измениться в этой стране?!
        - Но ведь уже меняется, Тима!
        - Да ничего не меняется!!! - заорал Тим. - Вы что, не понимаете, на хрена взялась вся эта “перестройка энд новое мышление”?! Да это же обман! Горбачев просто хочет на нашем горбу в рай въехать! Он отпустил вожжи, чтобы волна народного гнева распугала старых пердунов в ЦК! Это же принцип всех переворотов! Обосрать тех, кто был до тебя! - от злости Тим захлебнулся. Рябцев ждал продолжения, довольно потирая руки. Тим залпом проглотил чашку остывшего чая и сказал уже спокойнее:
        - Сталинские репрессии, хрущевская кукуруза, теперь брежневская стагнация. Мы ничего не знали бы об этом, если бы каждому новому царьку не приходилось оправдывать смещение прежней верхушки. Я одного не понимаю: почему никто не хочет этого признавать вслух!
        - Люди не хотят ощущать себя баранами... Послушай, Тима...
        - Но они же и есть бараны!!! - рявкнул Тим. - А, да что я тут перед вами... - он чуть не сказал “бисер мечу”, но удержался. С Рябцевым было сложно говорить. С одной стороны, он нес в себе все те черты поколения “родителей”, которые Тим ненавидел. И в то же время, наверное, в силу своих шизоидных откровений свыше Рябцев очень многое видел в истинном свете. Стыдно было его обижать.
        - Ты меня послушай, - сказал Рябцев. - Хорошо, насчет баранов давай оставим. Но вот насчет Горбачева ты прав. Только одного не учитываешь. Вот ты сказал про волну народного гнева. Все правильно. Горбачев не рассчитал, понимаешь? Эта волна сметет и его самого, и все, что есть в нашей стране дурного. Так что я обещаю тебе, Тима, что очень скоро здесь все изменится. Через год-два, не больше.
        - Допустим, вы правы. Хотелось бы. Но мне столько не продержаться, Владимир Владимирович.
        - Ты должен, Тим.
        - Да никому я ничего не должен!
        - А Мать-Земля? Она на тебя надеется, я знаю.
        - Тьфу! - Тим отвернулся. Некоторое время он глубоко дышал, пробуя восстановить душевное равновесие. - Как все получилось с Эфой? - спросил он наконец.
        - С Фаиной? Мы вызвали Черта на встречу. И договорились. Тим откинулся назад и заложил руки за голову. У Рябцева ему всегда хотелось принять открытую к контакту позу. Рядом с этим человеком он ощущал себя в тепле и безопасности. Тим не питал иллюзий - невооруженным взглядом было видно, что вот с этой мягкой располагающей улыбкой Рябцев и убьет, если надо. Человек с кошачьей грацией мощного, тяжелого, будто каменного тела. Дружественный и ласковый. Убьет запросто кого угодно. Кроме Тима Костенко. И, пожалуй, Полынина. Конечно, не нарочно убьет - защищаясь. Но факт остается фактом.
        - И кто же такой Черт?
        - Он, Тимочка, представился нам сотрудником “шестерки” КГБ. Это их оперативно-техническое управление. Как его... Хананов. Александр Михайлович Хананов. Хочешь, я дам тебе его адрес?
        - Ну уж нет! - выдохнул Тим, не задумываясь.
        - Напрасно. В общем, он освободил ее. И стер ей память. И дал слово, что больше такого не повторится. Ни с кем, никогда. Тим недоверчиво прищурился.
        - Как это вы его так?..
        - Оказалось несложно. Микроволновой генератор, который держал Эфу, работал на строго определенной частоте. Если ты вычислил эту частоту, то сможешь определить и направление и по этому же лучу послать ответный удар. Мы пригрозили, что разнесем вдребезги его аппаратуру.
        - И он поверил... - пробормотал Тим.
        - Конечно! Тим закусил губу. “Чего-то ты, Владимир Владимирович, не понимаешь. Не хочешь понимать. Или просто не знаешь всей правды”.
        - А ты не прекращай свое расследование, - сказал Рябцев. - Я знаю, что за вашими публикациями о “Программе “Зомби” следит множество хороших людей. Пусть вы ошибаетесь, пусть вам мешают, но главное то, что вы с Зайцевым - пишете. Чем больше вам удастся напечатать, тем меньше у этих фашистов останется пространства для маневра.
        - Зайчик сейчас в Киеве, - вздохнул Тим. - Там главный конструктор одного НПО проговорился, что они производство генераторов ставят на поток. Не знаю, что удастся выяснить, но Зайчик копает, как шагающий экскаватор. Он и официальные материалы кое- какие добыл.
        - А мою статью напечатать не захотел, - ревниво заявил Рябцев, вспомнив, наверное, что он инопланетный резидент.
        - Меня только одно беспокоит, - сказал Тим, уводя Рябцева от темы. - Вот сами прикиньте. Нет пока что техники, которая по сложности может конкурировать с нервной системой. А уж тем более - удерживать и воспроизводить поведенческие программы, близкие к психическим. Это все не поддается моделированию. Так что микроволновой генератор - всего лишь усилитель, понимаете?
        - Ну... разумеется! За генератором должен сидеть человек. Да так и есть, чему ты удивляешься, Тим?
        - Сенс должен сидеть за генератором, Владимир Владимирович.
        - А кто же еще? Конечно, сенс. К чему ты это?
        - Да к тому, что если судить по масштабам давления на московских сенсов, то скоро “Программе” потребуется очень много новых операторов. Рябцев поднял глаза к потолку.
        - Так что я не знаю, Владимир Владимирович, что там творится у Черта... Но вот это оперативно-техническое управление сдавать позиции не намерено. А намерено оно наращивать мощности. “Программа” свернута не будет. Если, конечно, она вообще существует.
        - А ты сомневаешься? - прищурился Рябцев. Тим встал, сунул руки в карманы и прошелся по кухне туда-сюда.
        - Очень хочется, - сказал он. - Хочется надеяться. Что завтра я проснусь и окажется, что ничего этого не было. Что все это был просто бред. Что я выпил очень много водки и у меня была галлюцинация. Или что я переутомился. Но только чтобы все это оказалось сном... - Он остановился у окна. - Больше двадцати позиций в списке у Зайцева... Солидные фирмы, крупные ученые, вплоть до академиков.
        - А откуда он берет эти данные?
        - Слухами питается. У него, Владимир Владимирович, богатый опыт по этой части. Он два года занимался сбором и оценкой достоверности слухов. В том числе и по части науки. Ай, да не важно это все. Он хороший журналист, профессионал. И ни на грош во все мои доказательства не верил. Пока сам не выкопал главное. Тоже не факт, даже переписать на бумажку не разрешили. Но он читал своими глазами и запомнил... - Тим замолчал и спрятал лицо в ладони. Рябцев раздавил в пепельнице невесть какой по счету окурок.
        - “Перечень сведений, запрещенных к публикации”, - почти шепотом произнес Тим. - Пункт тринадцать восемь. Приказано изымать из материалов, готовящихся к публикации, все сведения, цитирую: “...о технических средствах (генераторах, излучателях) для воздействия на поведенческие функции человека (создание биороботов)”. Вот так, Владимир Владимирович. И представьте себе, я все равно хочу проснуться... Тим оторвал руки от лица.
        - И выпить хочу, - добавил он. - Нет у вас? Рябцев помотал головой. Похоже, он начал терять интерес к беседе. Это Тиму было знакомо - Рябцев утратил способность надолго концентрировать внимание. Скоро он окончательно съедет, бедняга.
        - Ладно, - сказал Тим. - Пойду я. Спасибо за информацию. Рябцев вяло кивнул. Вид у него был, как будто он прислушивается.
“Надо драпать, - подумал Тим. - А то он сейчас примет очередное послание с Сириуса, и такая пурга начнется - с головой заметет”. На улице Тим закурил, поднял глаза к небу и, стоя у подъезда, смотрел на звезды, пока не задымился сигаретный фильтр. “Полцарства за летающую тарелку. И бежать. А эти дураки пусть здесь друг с другом воюют. И медали вешают себе на грудь. Им, наверное, и не надо в жизни больше ничего. Лишь бы убивать и получать медали. Они ведь дураки”.

* * *
        Тим, немилосердно жуя сигарету, медленно брел по бульвару - руки в карманы, глаза вниз. Впрочем, в глазах он почти не нуждался. Передвижение по улицам в состоянии “полущелчка” уже стало для него привычным и почти естественным. Иногда он ловил пролетающие мимо бублики и поглощал их. Еще одна новая привычка. Три-четыре бублика,
“съеденных” за один присест, давали на несколько минут пьянящее ощущение полета. Еще один допинг. Наркотик. Тим выплюнул окурок в сугроб и потянулся в карман за фляжкой. Это была армейская реликвия - емкость из нержавейки граммов на триста с надписью: “спирт этиловый”. Сейчас в ней был действительно спирт, разбавленный под сорок пять градусов минеральной водой и апельсиновым соком. Тим почти уже вытащил фляжку, когда вдруг увидел такое, что ноги его остановились, а челюсть невольно поехала вниз. Шагах в двадцати впереди стоял и что-то записывал в книжечку ничем не примечательный мужчина средних лет в потасканном дешевом пальтишке и натянутой на уши кроликовой шапке. И прямо в его голову упирался идущий под тупым углом откуда-то сверху бледно-голубой луч. Тим уронил фляжку обратно в карман, сунул в рот новую сигарету,
“щелкнул” до упора и с бешеной скоростью принялся “нюхать” и запоминать. Руки его в это время машинально раскручивали дешевый шпионский фокус с застывшей на морозе зажигалкой. Мужчина продолжал быстро записывать. Тим осторожно просканировал его с ног до головы и... “Есть! Как мы это назовем?
“Черная метка”? Маленький комок темноты, примостившийся в ауре головы”. Метка слегка подрагивала и как будто плыла по небольшой окружности. Вибрирующий луч тянулся к голове мужчины и растекался по его ауре. Мысленно Тим крепко почесал в затылке. “Почему именно луч? Если взять за основу известные биоэнерго-информационные теории, не должно быть никакого луча. Должны быть кластеры, все те же бублики, шарики и груши, только по-иному организованные. Ты создаешь информационный образ, настроенный на волну определенного человека, и забрасываешь его в пространство. А он уж сам находит цель и присасывается к ней. Или сейчас идет перекачка очень большого объема информации? Или этот зомби “подзаряжается” от хозяев? Неважно. Главное - откуда луч идет”. Тим проследил направление. Луч оказался не идеально прямым, он слегка извивался, как некое живое образование, чем, собственно, и был. И второй его конец исчезал в стене жилого многоквартирного дома. Последний этаж, угловая квартира. Мужчина сунул книжку за пазуху, запрокинул голову, будто любуясь безоблачно синим январским небом, и сделал несколько шагов. Луч
переместился вместе с ним, и Тим отметил, что наводится он явно не из квартиры. Он скорее заякорен на этого зомби, привязан к нему, и объект может совершать любые эволюции, не сбивая настройки. Пока Тим об этом размышлял, сеанс подзарядки, связи или черт его знает чего закончился. Луч начал бледнеть, истаивать в воздухе, отлип от стены дома и стал потихоньку убираться, ввинчиваться в голову зомби. Тот заложил руки за спину и бодро зашагал от Тима вдаль по бульвару. Тим проглотил застрявший в горле комок. Луч растворился в голове зомби. Черная метка продолжала блуждать по ауре. Тим щелкнул зажигалкой, которая теперь действительно замерзла и работать не хотела. Тогда он выплюнул во все тот же сугроб измочаленную зубами сигарету, развернулся и тяжелым шагом двинулся к цели. По дороге его так разобрало желание выпить, что пришлось-таки отогреть зажигалку и закурить. Выйдя из лифта, он “щелкнул” до упора и медленными шагами пошел в глубь квартирного блока, сканируя пространство вокруг. “Шариков наловить не догадался, а здесь их нет. Распугали?!” Угловая квартира вся светилась холодным огнем, да так ярко,
что Тим целую вечность проторчал под дверью, меняя настройку. Наконец ему удалось нащупать источник “света” - несколько кубических объектов разного объема. Рядом с ними шевелились двое. Тим напрягся почти до боли и разглядел то, что теперь его особенно интересовало. Черные метки были у обоих. Тим сделал несколько глубоких вдохов и постарался взять себя в руки. Но не смог. Его била крупная нервная дрожь, по спине текли струйки пота. Тим с удивлением отметил, что это не страх и даже не злоба. Он просто был чертовски взволнован. Бесшумно ступая, он прокрался на лестничную клетку и уткнулся лбом в стену. “Может, выпить все-таки? Нельзя”. Сидя на лестнице, он выкурил две сигареты одну за другой, не чувствуя вкуса табака. “А что ты так дергаешься, Тим? - попытался он себя успокоить. - Это всего-навсего маломощная подстанция какая- нибудь. Пара зомбированных идиотов, несколько ящиков аппаратуры. Давай возьми их в оборот! Дверка у них на вид дряхлая, замок слабенький. Сами не откроют - вышибешь. И хоть самую малость, но ты сегодня узнаешь”. Тим огляделся. Энергетическая активность этажа была близка к нулевой.
Тогда он спустился на несколько пролетов вниз, выловил пару дохлых бубликов, подкрепился и, уже не скрываясь, громко топая, приблизился к заветной двери. И позвонил. Двое у аппаратуры, до этого вяло двигавшиеся, замерли. Тим позвонил снова. Никакой реакции.
        - Двадцать восьмое почтовое отделение! - прогундосил Тим самым унылым и одновременно злобным голосом, какой только мог представить. - Вам “молния”! С уведомлением о доставке! Кажется, сработало. Один из двоих не спеша пошел к двери. Тим
“принюхался” и обмер. В руке этот тип сжимал что-то совершенно черное, странной формы, какую-то продолговатую коробочку. “Что это может быть? Пистолет? - подумал Тим в замешательстве. - Мне не приходилось “нюхать” оружие, я не знаю, как оно выглядит в истинном свете... Твою мать! Ладно. Хорошо, что дверь без “глазка”. - Тим прикинул угол обстрела и подвинулся в сторону, чтобы пуля сквозь дверь не достала. - Сейчас, мой хороший. Я-то тебя и через стенку так приложу, что мало не покажется. Копыта отбросишь. А второй останется мне на растерзание”.
        - Что там? - спросили из-за двери глухо.
        - Телеграмма “молния”. Срочно, с уведомлением, под роспись.
        - Какая еще телеграмма? - Человек за дверью медленно разворачивался, прислушиваясь. Черную коробочку он держал у живота в согнутой руке.
        - Это что, не сто пятая?
        - Ну, сто пятая... - Человек явно сообразил, что Тим встал за угол. Он чуть приподнял свою коробочку и удивительно точно направил ее на Тима. Через стену.
        - Так зачитать?
        - Ну давай... - Коробочка смотрела Тиму прямо в живот. Тим облизал пересохшие губы, слил немного энергии в правую руку, образовав вокруг кулака плотный, тяжелый, пульсирующий шар. “Я - бомба. Я - оружие. Я - смерть”. Он отошел к противоположной стене.
“Ну, Тимка, поехали!”
        - Ответьте все его вопросы, - процедил Тим уже собственным голосом. - Точка. Черт. Точка.
        - Чего-о? - протянули за дверью изумленно. Человек что-то сделал с коробочкой, и Тим не услышал, а почувствовал мягкий упругий щелчок. И в тот же момент рванулся с места. Он прыгнул в сторону, уходя от голубой молнии, пропоровшей насквозь стену. С правой влепил стрелявшему в голову. И нанес сильнейший удар плечом в область замка. Дверь оказалась укрепленной, замок тоже выдержал. Но зато лопнул косяк. “Слава московским строителям! Еще один удар, и я внутри”. Стрелявший, выронив оружие, медленно падал. Второй метался по комнате. Тим сшиб его на пол легоньким импульсом и примерился к двери вновь, чтобы уж наверняка. И почувствовал движение за спиной. В тихо раскрывшейся двери напротив. Он совершенно не был готов к энергетическому плевку назад. Ему просто никогда раньше не случалось такого делать. На то, чтобы понять это, ушла доля секунды. И еще чуть-чуть - на то, чтобы начать с разворотом смещаться вбок, уходя от возможного удара в затылок. Вот это самое “чуть-чуть” и оказалось лишним. В голове Тима словно вспыхнул бенгальский огонь. Он увидел яркие-яркие искры, а потом рухнул черный занавес, и
ничего больше не стало.

* * *
        Он лежал на спине, глядя в небо, и оно переливалось всеми цветами радуги. Тим моргнул, и небо стало просто черным, а вдалеке замаячил свет. Голову словно набили ватой. “Где это я? И что случилось?” Тим начал ворочаться, и вокруг картонно захрустело. Навалилась полнейшая, абсолютная темнота. Вдалеке послышались голоса. Тим инстинктивно рванулся, перебросив тело на четвереньки, и голова раскололась от боли. Он взвыл и опять провалился в никуда. Второй раз он очнулся носом вниз, по-прежнему ничего не понимая. Медленно, очень медленно попытался сесть. Опять раздался картонный хруст, что-то с треском порвалось, и в глаза ударил яркий свет. Тим зажмурился и осторожно поднял руки к голове. Она болела. Болела до такой степени, что было даже и не больно, а как-то тошно и муторно. Тим приоткрыл один глаз. Потом другой. Тупо огляделся. И опять ничего не понял. Он сидел в куче драных картонных ящиков между двух переполненных мусорных баков. Загаженный двор. Фонарь над головой. И состояние полного обалдения, когда просто отмечаешь события, но не можешь их анализировать. Тим ухватился за край бака, кряхтя,
поднялся на ноги и, спотыкаясь, пошел к зияющей впереди обшарпанной арке. Как он сориентировался, как вернулся домой, Тим не помнил. Он просто очнулся на рассвете от тупой боли в голове. Это была его спальня, рядом тихо посапывала носом его любимая, а за окном было очень холодно и горели редкие огни. Тим потихоньку выбрался из постели и, придерживая голову руками, дополз до кухни. Растворил в стакане воды две таблетки аспирина, жадно выпил и повалился в кресло. Попробовал “щелкнуть” и понял, что сил нет. Тело было словно выпотрошено, оно отказывалось повиноваться. Тим мягко, кончиками пальцев, ощупал голову. А! А-а-а!!! Он добрался до ванной, достал из шкафчика маленькое зеркальце и внимательно осмотрел в двух зеркалах свой затылок. Никаких следов. Но под кожей - ой, ё! - здоровенная гематома. “Чем это меня? Резиновой дубинкой? Или мешочком с песком... А где? И кто? Ни черта не помню. Я стоял на бульваре и смотрел на этого чудака... На зомби. Так, дальше. Луч, ну конечно же, луч упирался ему в голову. А у луча, как известно, два конца. Может быть такое, чтобы я полез выяснять, что творится на другом
конце? Вполне”. Куртка аккуратно висела на плечиках в стенном шкафу.
“Подозрительно чистая, не может у меня в разгар зимы быть такая чистая пуховка. Явно ее мокрой щеточкой обработали. Эх, Олька, радость ты моя. В карманах все на месте. Деньги, сигареты, фляга... Хлебнуть, что ли? Нет, пусть лучше аспирин подействует. Так что же я натворил, а?” Тим вернулся на кухню и попробовал закурить. Получилось. “Не тошнит, сотрясение если и есть, то легкое. Ничего, не впервой. Но провал в памяти классический для черепно-мозговой травмы. Обидно. А может, я просто нажрался и побили меня? Ох, сомневаюсь. Не побьешь меня теперь. Особенно пьяного. Пьяный я нынче просто опасен со своими новыми способностями. Человек десять запросто вырублю. Правда, голова потом разболится... Стоп! А не от этого ли? Да нет, ну что за глупости. И фляга у меня полная. А денег в обрез бы хватило на бутылку. Да ее и найти еще нужно, бутылку эту. Голод в Москве, форменный голод. То хлеба нет, то курева, талоны какие-то дурацкие...” Аспирин помаленьку брал свое, голову отпускало. “Нет, Тим, не надейся, случилось с тобой нечто особенное. А не попробовать ли нам снова “щелкнуть”?” На этот раз он действительно
смог “щелкнуть”, неглубоко, но достаточно, чтобы обследовать себя. Ничего страшного. Следов энергетической атаки нет. “Просто долбанули тебя, старик, по глупой башке, и организм бросил все силы на то, чтобы голову залечить. Вот и все. Бубликов бы сейчас наглотаться, да не поймаю, слабенький. Я их и вижу-то едва-едва. Ох, и нарвался же я... непонятно на что. Ну, кретин! Дубина!” Тим задумчиво обернулся к холодильнику. “Что-то там должно было остаться. Жалко, накрылся клиент, который мне из “Березки” ящик мартини приволок. Вылечился. А хорошо бы сейчас тяпнуть коктейля с ледочком... Или холодного-прехолодного шампанского”. В коридоре зашлепали шаги, и в кухню, кутаясь в халат, влетела заспанная Ольга.
        - Тимка! - она села перед ним на корточки и заглянула в глаза с такой нежностью, что Тима передернуло от потока эмоций. - Милый! Ты как?
        - Иди сюда, - сказал Тим, подтягивая ее к себе на колени.
        - Тяжело будет...
        - Ничего не тяжело. Давай рассказывай.
        -А ты?..
        - Ничего не помню. Ты уже здесь была, когда я пришел?
        - Да нет, я только подошла, а ты сидишь под дверью и спишь... Бедный мой... Тимка, любимый... Что с тобой стряслось? Я думала сначала - ну все, привет горячий, допился. А потом как принюхалась...
        - Куртку чистила, да? - Тим зарылся лицом в ее волосы и с наслаждением потянул носом воздух. - Прости, солнышко. Спасибо тебе.
        - Да, куртка у тебя была... что надо. И джинсы там, в ванной, на батарее сушатся.
        - А я и не заметил. Спасибо, любимая! Какое же ты у меня чудо.
        - Ты у меня... тоже чудо. Что это было, Тим?
        - Напугал? Извини.
        - Тим, ты совсем ничего не помнишь?
        - Ну... Похоже, я узнал много интересного. Но кое-что забыл. А это
“кое-что” может оказаться самым главным. Я что-нибудь говорил, когда ты меня?.. Ольга наморщила нос и хихикнула.
        - Ты жутко матерился, - сказала она. - Я просто себе представить не могла, что ты так можешь. Я еще говорила, мол, Тим, перестань, тебе потом будет стыдно. А ты отвечал, что... Ну, в том смысле, что я ошибаюсь...
        - Ох... - от изумления Тим даже руки опустил. - Извини. Ей-богу...
        - Да ладно. Это было даже интересно. Полезно знать такие веши о близких людях.
        - Но я хоть ругался-то конструктивно? В этом был какой-нибудь смысл?
        - Да какое там, - Ольга махнула рукой и снова хихикнула. - Ты посылал жуткие проклятья небесам. Непосредственно в космос. Грозился, что, когда туда выберешься, всех там поимеешь. И планету нашу тоже... обижал. Тим, тебе правда тут совсем невмоготу? Тим потупился.
        - Знаешь... - пробормотал он. - Это глупо, наверное, но иногда я только об одном мечтаю. Чтобы прилетела летающая тарелка и забрала меня отсюда к чертовой матери. Куда угодно. Только отсюда. Мне почему-то кажется, что в любом другом месте мне будет лучше, чем здесь.
        - Тим, - сказала Ольга очень серьезно, глядя ему в глаза. - Пожалуйста... Возьми меня с собой!

* * *
        Тим лежал в постели, глядя в потолок, и изо всех сил старался ни о чем не думать. С момента загадочного происшествия, в результате которого он получил по затылку, прошло уже двое суток. Голова почти не болела, и память отчасти вернулась. “Черную метку”, расположение квартиры
“кукловодов” и странное оружие в руке одного из них Тим более или менее смог припомнить. И впервые за последние десять месяцев Тиму было страшно по- настоящему. Он притерпелся к психотронным атакам и нашел защиту от них. Его разум каким-то образом впитал и переварил информацию о коррупции среди московских экстрасенсов. И даже “наведенный бред”, который вполне можно было подцепить от десятков проинтервьюированных зомби, Тима не коснулся. Но после удара по голове Тим понял, что зашел слишком далеко. Он решил взять “кукловодов” за жабры, потому что был чертовски зол и до предела взвинчен. Много дней подряд обстановка накалялась, и когда накал достиг максимума, Тим совершил необдуманный поступок. Переоценил себя, причем весьма и весьма. И чуть не поплатился за это. Сейчас, лежа под теплым одеялом, он был даже немного благодарен хозяевам “Программы” за то, что с ним обошлись так милостиво. Просто трахнули по башке, вынесли во двор и слегка прикопали в мусор, чтобы не отсвечивал. А ведь он убил одного “кукловода” и покалечил другого. Защищаясь, но все равно - убил и вывел из строя. Тем не менее он очнулся
не с трупом под ногами и ножиком в руке, тупо щурясь на фары патрульной машины. Не в камере следственного изолятора с заткнутой пастью и толстым членом в заднице. И не в канаве с пулей в основании черепа. Нет, он просто встал и пошел. И сегодня утром достал из почтового ящика толстый конверт с материалами расследования. Тот самый, что забрали из его письменного стола. Все бумаги оказались на месте. Простенькая знаковая система. Мол, играешься, сынок? Поиграйся. Ты умный мальчишка и понимаешь, чем все это может для тебя кончиться. Так что сам выбирай. Тим лежал и старался не думать. Привычно “щелкнув” на половинной мощности, он с трудом отодрал от сознания намертво прилипший блок, заставляющий мозг тихонько наигрывать песенки. Приказал рассудку заткнуться и теперь расслабленно медитировал на висящей под потолком в неподвижности толстой жирной груше. Он хотел говорить с “хозяевами”. Он хотел понять их. Кляня себя за слабость, он надеялся по-хорошему договориться. И они пришли. Теперь это было по-настоящему, так как Тим и предполагал. Никаких ретрансляторов на чердаке, никаких лучей и волн. Стараясь ни в
коем случае не удивиться, чтобы случайно не активировать свой защитный механизм, Тим смотрел, как с неба снисходит большой серо-голубой крест. Тело начало подрагивать в знакомой вибрации. Инстинктивно Тим прикрыл глаза, но для пси-видения это не имело значения. Крест упал на Тима и обволок его сознание.
        - Вызываю оператора, - Тим снова поймал себя на том, что у него движется гортань, беззвучно произнося слова. Рефлекс. Стойкий безусловный рефлекс.
        - Я оператор, - ответил знакомый басок.
        - У меня есть вопросы. И я хочу...
        - Не болтай. Смотри. И Тим увидел. ...огромная система, которую называют “Проект”. ...тысячи ученых, сотни лабораторий, десятки институтов, в которых люди творят, сами не ведая, что создают новые кирпичики для Проекта. Сейчас они отдыхают, и даже во сне грезят своей любимой работой. ...несколько десятков ученых, которые знают правду. И у каждого черная метка в голове. Эти тоже спят, и сны их прекрасны и светлы. ...тысячи агентов Проекта на улицах городов. Незаметные лица и черные метки. Они повсюду, они следят за всем. А те из них, которые сейчас уснули, счастливы. Все самые заветные желания исполняются в их снах, навеваемых Проектом. ...тысячи людей спят в своих квартирах, не подозревая, что они не те, кем могли бы быть. Чужие мужья и жены, родители чужих детей, сбитые с пути, загнанные в стойла, покорные. Их мучает раздвоенность, они вечно недовольны судьбой и не понимают, отчего это. Они видят во сне кошмары, которые выталкивает подсознание, недовольное тем, что человек почему-то не хочет выполнять предназначение, данное ему свыше. ...тысячи несчастных, отказавшихся работать в Проекте и
раздавленных им, сломленные, поставленные на колени, опустившиеся, бросаются на стены, пытаясь спастись от обжигающих синих лучей. ...тысячи безумцев спят в больничных койках, и им снятся голоса в голове и адская боль - все то, что привело их сюда. ...теплые руки сотен операторов лежат на контактах, посылая людям счастье и радость, горе и боль, каждому по заслугам, каждому то, чего он достоин. ...вот она, твоя страна, Тим. Твоя Родина. А однажды таким будет весь мир. Выбирай свое место, умный мальчик. Это было как наваждение - за долю секунды увидеть и понять столько, пропустить через себя море человеческих эмоций и гигантский объем информации. Откровение. Тим застонал. Он был открыт, и Проект тоже раскрылся перед ним. Оператор Проекта читал Тима, как книгу. А Тим, сколько ни силился, не мог разглядеть в Проекте главного. Да, он понял, что оператор может обрушить на него потрясающее, нечеловеческое счастье. А может обрушить потолок. Точнее, создать иллюзию, но эта иллюзия раздавит Тима насмерть. Но зачем кому-то такая власть над людьми, Тим не мог понять. Мощность Проекта в сотни раз превосходила
необходимую для обеспечения, допустим, государственной безопасности или, например, оборонных нужд. И Тим захотел понять больше. Он нырнул в сердце открывшейся ему бездны, в ее пульсирующее солнечное сплетение. Видимо, он очень сильно “щелкнул”. И кажется, промахнулся. Потому что увидел такое, что тело его конвульсивно свернулось в комок, а дыхание остановилось. ...их так и называли - Детьми. ...сначала их было около пяти тысяч. ...а сейчас осталось только пять. ...остальные умерли... умерли... умерли. ...а ты оказался сильным, ты оказался сенсом. ...урод... чудовище... нелюдь... мутант... Тим закричал. Он кричал, срывая глотку, он бился головой о стену, но в спальне не раздалось ни звука, и тело лежало неподвижно. Тим пытался стряхнуть с себя оцепенение и не мог. Хотел вырваться, но его не пускали. Более того, его решили наказать.
        - На, - сказал оператор. - Учись, щенок. Боль была такая, что Тим чуть не потерял сознание, бешено хватая воздух перекошенным ртом. Тело вдруг обрело свободу, оно подпрыгивало на кровати, и скрюченные пальцы в клочья рвали простыни. Тим даже не думал, как освободиться от власти оператора или дотянуться до него. Все его силы уходили на то, чтобы сойти с навязанной ему частоты излучения, оторваться, увернуться. Но он, как на кол, был насажен на проклятый синий луч, и шел этот луч прямо из неба. Ниоткуда. Возник и пришпилил. Насквозь проткнул. А луч сверлил, сверлил, сверлил... Гудел и вибрировал. Боль стала запредельной, и Тим почувствовал вдруг, как отделяется от извивающегося тела и взлетает к потолку. Там было холодно и неуютно, но уже не больно. Только безумно тоскливо. Окончательно, совершенно одиноко. Но к этому-то ощущению Тиму было не привыкать. Он огляделся.
“Кто-то внизу хрипит. А, это я. Бедный я. Похоже, дошел до точки. Сейчас меня начнет просто раздирать на части. Руки-ноги в разные стороны полетят. Н-да. Печально, А, вот как они это делают! Дом, обычный московский дом, начиненный проводами и кабелями, превратился в огромный электромагнит, и даже самая тоненькая проволочка работает частью обмотки. Занятно. Но где же оператор? Откуда наводится луч? Похоже, известные мне теории верны. Он пригнал сюда какой-то биоинформационный материал, и тот здесь всем заправляет. А когда закончит, просто распадется на грушки-шарики-бублики - и поминай как звали. Занятно. Интересно, а я так смогу?” Тим задумался было, но тут из ниоткуда возник оператор.
        - Не-ет, сынок! - протянул он. - Сдохнуть я тебе не дам...
        - Что такое? - спросил Тим брезгливо. - Пошел вон, скотина, - бесплотный и всесильный, он уже совершенно потерял интерес к происходящему в скучном трехмерном мире людей- Он даже подзабыл, как его зовут, поскольку стал, ни больше ни меньше, Мировым Разумом. Маленьким, правда. Но это пока что.
        - Не дам я тебе сдохнуть, не положено тебе, не приказано... Своим новым, астральным, лицом Тим поморщился. Оператор мешал его раздумьям.
        - Исчезни, чмо!
        - Не сдохнешь... - бормотал оператор, по-видимому, не слыша Тима. - Мы с тобой еще поразвлекаемся. Мы еще девочку твою потрахаем!
“Какую девочку? - подумал Тим. - Что такое? Чего он ко мне пристал? Как врежу сейчас, на молекулы распадется...”
        - Вот подвешу я на тебя парочку дебилов, - мечтательно пыхтел оператор, - и ты ей сначала жопу порвешь, а потом сиськи отрежешь. А может, и до нее самой докопаемся. Будет она у нас говно жрать. Только представь! Хочешь, я тебе покажу сейчас, как это у нее получится? Щас посмотрим кино. Как она говно жрет, Оленька твоя ненаглядная... Он еще что-то нес, какую-то несусветную чушь о странных бессмысленных вещах, но Тим не слушал. Он кое-что вспомнил.
“Оленька... Ольга. Я знаю это имя. Да, знаю! Так ведь это же...” Светлые волосы, зеленые глаза, прекрасное лицо, сильная и стройная фигура. “Я люблю тебя, Тим”. Тим словно очнулся. “Минуточку, а кто такой я? Надо же, ведь я - это я! И это внизу в конвульсиях бьется - тоже я? Черт возьми, он же меня порвет на запчасти, этот гад! А что он про Ольку там бормотал?!”
        - Ну, видишь?! - кричал оператор скорчившемуся на кровати полутрупу. - Нравится, сука?! Тим внимательно “обнюхал” смертоносный луч и прикинул, как умнее к нему пристроиться. Вроде бы так. “Ну, Тимуля, если что, не поминай лихом. Не исключено, что это твой последний миг. Когда тело соскочит с этой синей иглы, оно может просто не выдержать. И сознание твое распадется вместе с его смертью. Забавно”. Тим рассмеялся. Ничего особенно трагичного он на самом деле не чувствовал. Он просто говорил себе какие-то очень правильные, по ситуации положенные слова. А вообще-то суть дела заключалась в том, что оператор зарвался. И пора было его наказать. “Не нужно было тебе, дурак, Ольгу трогать. Улетел бы я к едрене-матери, остался бы бесплотным духом... Тело мое молодое симпатичное в психушку сдали бы. И порядок. А так может получиться, что память о любимой меня убьет. Но что я без этой женщины и памяти о ней? Просто Тим Костенко, парень с красивыми глазами и стальным сердцем. Который никого не любит и даже не хочет любить. Нет, Тим, все правильно. Будем отдавать долги. Ох, не надо было этому гаду Ольку трогать”.
Тим перенастроился и с хлюпаньем вобрал в себя весь энергетический мусор, до которого мог дотянуться. Отовсюду в дом-электромагнит летели шарики, бублики, груши, молнии, какой-то неопределенной формы студень... “Ну-с, мы готовы? Как тебя зовут, Черт? Александр Михайлович? Ну что, Сан Михалыч, готов ты своего оператора от пола отскребать? Тряпочкой в ведерочко?”
        - У-у! - визжал оператор. - Вот так мы ее! Во как она у нас!
        - Вызываю оператора, - сказал Тим казенным голосом.
        - А?.. - опешил тот.
        - Бэ. Мужик, ты помнишь, я тебе сказал, что ты мертвец?
        - Ты кто?! - заорал оператор обалдело. - Ты кто?!
        - Не дергайся, - Тим протянул бесконечно длинную руку и нащупал где-то в пространстве мелкую, трясущуюся от страха душонку оператора. - Ого! И у тебя есть черная метка! Ты тоже чей-то раб!
        - Пусти... - прохрипел оператор. - Пусти, больно...
        - Заткнись и слушай. Ты что, не понял, кто я? Ты же меня только что, как это у вас называется... локализовал, да. Я Тим Костенко. Твой объект.
        - Ох... - только и сумел произнести оператор.
        - Я мог бы сейчас с тобой сделать то, что ты делал со мной, - сказал Тим. - Но я иначе воспитан. Поэтому - смотри - я тебя отпускаю. Оператор встрепенулся, и Тим почувствовал, что тот еще надеется перехватить контроль. Надеется, только не может. “Так, а теперь он пытается оторваться от своего терминала. Тоже не может. Прилип, бедненький. Крепко я его взял за яйца”.
        - Осознал?! - задал Тим вопрос, с которым в сто пятнадцатом артполку “дедушки” частенько обращались к молодым бойцам.
        - Пусти! Пусти, сука!!! Пусти, пидарас!!! А-а-а!!! Помогите-е!!!
        - Да я тебя вообще не трогаю, - сказал Тим почти ласково. - Просто ты умираешь. Оператор бешено рвал с контактов руки. Хвати ему смелости, он бы их зубами отгрыз, лишь бы убежать. Он настолько одурел, что не понимал - не в руках дело.
        - Ладно, мне надоело, - вздохнул Тим. - Ты извини, что я повторюсь... Ну, короче, прощай, мужик. Ты труп. Он отключил внеречевую связь, мысленно перекрестился и с размаху влепил в синий луч всю свою злобу, подлость, бесстыдство, верность, нежность, любовь, честь и совесть. Все, что мог. И наваждение прошло. По законам физики, это должно было произойти мгновенно, но сознание Тима услужливо расщепило процесс на фазы. Сначала выключился электромагнит. Потом синий луч распался на великое множество шариков. Потом шарики слились в некую веретенообразную форму. Несколько мгновений она висела на месте, хищно поводя носом.
“Принюхалась” и с пушечной скоростью рванула с места. И исчезла в северо-западном направлении. Тим облегченно вздохнул, и тут на него со всех сторон навалился вселенский, космический холод. Несуществующий желудок подкатил к горлу, как при прыжке с большой высоты. Тим хотел закричать, но не смог. Он падал. Туда, в себя, к себе. Глухо ухнуло пространство, и Тим сорвался вниз. Ба-бах!!! Это он врезался в свое многострадальное тело. Размазался в лепешку. И отключился. И не увидел, как где-то далеко, на другом конце Москвы, розовой дымящейся лужей стекает на пол оператор.

* * *
        Тим очнулся, потому что нечем стало дышать. Чья-то мокрая вонючая рука залезла ему в глотку и перекрыла кислород. Тим начал плеваться и обнаружил, что стоит на четвереньках, глаза его широко раскрыты, за окном тьма-тьмущая, а в комнате совершенно нестерпимая вонь. Несколько секунд он как-то держался на трясущихся конечностях, а потом закрыл глаза и упал обратно, прямо во рвоту, мочу и дерьмо. И снова забылся, но на этот раз уже сном. Проснулся он днем и некоторое время лежал, зажмурившись и вспоминая события минувшей ночи. Совершенно реальные во всей своей невообразимости. “Все-таки я не умер. Это здорово. Но я так ни черта и не понял. Это плохо. Зато теперь я знаю, кто я такой и с чем меня едят. Это пока не знаю, как оценить”. Потом он рискнул открыть глаза. “Ого! Интересно, у меня все на месте? Кажется, все. Руки, ноги, голова, и даже прибор шевелится, поздравляя с добрым утром. И вообще, неприлично сильный я. После всего пережитого надо лежать трупом, а я ничего, шевелюсь. А
“щелкнуть”? Пожалуйста, могу и “щелкнуть”. Нормально. Вот только обстановочку попортил. Белье постельное накрылось - хрен с ним, белья завались, а вот матрас, подушки, да и сама кровать... - Тут Тим вспомнил про фольгу под матрасом и хихикнул. - Фольга лежит плотно, в несколько слоев, должна была выдержать. Ладно, матрас достанем, подушки купим, комнату вымоем и проветрим. Х...ня война, главное маневры! Тим, хороший мой, кажется, ты прорвался”. Он осторожно выполз из кучи нечистот, оторвал от пододеяльника более или менее чистый угол, слегка обтерся и потопал в ванную. Через несколько часов спальня блестела, как новая, в раскрытое настежь окно хлестал морозный ветер, а Тим, бодрый и слегка пьяный, сидел на кухне и увлеченно поедал макароны с тушенкой прямо из кастрюли. Эту пищу богов он запивал пивом, и было ему хорошо. Ползая с тряпкой по полу, он успел оценить ситуацию и принять решение. В том, что выжил он чудом, Тим отдавал себе полный отчет. “Да, я навернул-таки оператора, но их в Проекте достаточно. И если они насядут на меня все скопом, то как я ни блокируйся, а работы мне не будет, секса тоже
не будет, денег не будет, попросту говоря, не будет жизни. Так что остается мне поднять лапки кверху. Используя их же знаковую систему. Заявить прилюдно, что в журналистском расследовании я больше не участвую. По телефону сообщить Рябцеву, что он шизофреник и я ему больше не друг. Отстанут? Ненадолго точно отстанут. А я за это время силенок подкоплю, верну себе прежнюю клиентуру, денежку заработаю. Интимную жизнь попробую восстановить в прежнем блеске. А там поглядим, что будет. Мне нужно просто отдышаться. Для начала”. Тим поставил кастрюлю на стол, удовлетворенно рыгнул и закурил. Принять решение оказалось удивительно легко. Для этого нужно было всего-навсего включить радио. И обнаружить, что сегодня не двадцать пятое января, а двадцать шестое. С ужасом осознать, что провалялся в энергетической коме больше суток. Испугаться. Включить телефон. Позвонить любимой. И, услышав ее голос, почувствовать, что дороже нет никого на свете. А значит - сердце не стальное. Поскольку и голова тоже не деревянная, вывод напросился сам. Если не выйти из игры, то хотя бы взять тайм- аут.
“Потому что если я буду рыпаться дальше, они могут взяться за Ольгу. Родителей не тронут, они в курсе, что я на маму с папой плевал. Они, сволочи, на Ольку насядут. И тут мне точно каюк. А родители... Эх, мама с папой, будьте вы прокляты...” Тим встал, прошел в кабинет, сел за стол и положил руки на клавиши пишущей машинки. “Вставить бы сейчас лист и записать все, что узнал, да ведь для этого, наверное, ни бумаги не хватит в мире, ни слов у меня. Такое не опишешь. Такое можно только пережить”. Тим закрыл глаза и вспомнил.
“...Скорее всего со мной это случилось в тринадцать лет. В больнице, куда я попал из-за внезапно открывшейся аллергии на пенициллин. Попал без сознания, под ревматической атакой. Совершенно не помню, что они со мной там делали. Но возможно, что кто-то из врачей работал на Проект, и помимо ревматической отхватил я еще атаку и психотронную. Я был как овощ, в буквальном смысле рожа кирпичом, и ничего не стоило на час-другой прицепить ко мне маячок. А с ближайшей подстанции на мой пеленг бросили сигнальчик... И очухался я уже другим человеком. Как это было с остальными Детьми - не знаю. Я понял только, что всех их обрабатывали в переходном возрасте, когда организм наиболее чуток к микроволновым воздействиям извне. Я попал под выбраковку. Но я мутировал и поэтому выжил. Я уже тогда был сенсом - особый случай, необычная энергетика. Наверное, на меня успела стукнуть эта чертова психиатриня. Прежде, чем сдохла. Ну, туда ей и дорога. Выборка была довольно узкой. Составили психологический портрет будущего лидера оппозиции. Причем оппозиции сильной, которая либо сметет Коммунистическую партию с лица Земли, либо
изнутри ее взорвет. То, что из пяти тысяч Детей от силы десяток сможет реализовать этот потенциал, никого, как я понимаю, не смущало. Страна большая, еще нарожают. Какая, однако, фашистская идея. Прямо не верится. Но я узнал о ней от непосредственного исполнителя - Проекта. Хотя, если задуматься, эти маразматики в ЦК КПСС и окружающее их отребье - разве они были люди? Гипертрофированный комплекс власти. Моральный кодекс, унаследованный от батьки Сталина. Болезни, сильно отдающиеся в голову. Сексуальные расстройства. Глупые и некрасивые жены. Психопаты-дети. Тут есть с чего стать мизантропом. И пройтись от души с бороной по родной стране, чтобы вырвать с корнем подрастающие сорняки. Они хотели видеть свою власть незыблемой, вечной. И как раз вовремя подоспела уникальная методика - психотроника. И спросила какая-то сволочь - а вот такую проблемку решить не слабо? А другая сволочь ответила - запросто! Вы нам только обозначьте, какие люди вас интересуют. А мы их даже пальцем не тронем. Вот увидите, они сами станут тихие и послушные. Главная задача была - снизить определенной группе населения уровень
энергетики и поднять уровень внушаемости. Отучить от критического осмысления действительности. Из лидеров сделать овечек, из деятелей - созерцателей, а из аналитиков - тугодумов. Самое дикое, что под пси-расстрел попало великое множество детей партийных работников, сотрудников КГБ и лояльной к властям интеллигенции. Эти-то детишки были для партии наиболее опасны. В своем роде “пятая колонна”. Так что по своим молотили без стеснения. И должны они были стать милыми, тихими и послушными. Только вот они взяли и перемерли все. Ни один не дотянул до восемнадцати. Конечно, “Программу Детей” прикрыли. Хотя и сочли в целом удачной - ведь задача была в принципе выполнена. Только очень уж грубо. Проект вернулся к основному своему производству - политическому сыску, подавлению диссидентов, разведке и контрразведке. Но Детей просто так в покое не оставили. Шли проверки, фиксировалась смертность, а над некоторыми был установлен даже особый надзор. Главным образом следили за мутантами, теми, кто ничем не болел и вел себя в прежнем, характерном для Детей ключе. А как мы себя вели, это было видно. Психологический
портрет оказался составлен блестяще. И в Дети зачислили лучших. Будущее страны. Мы все были умные. Не вундеркинды, которых общество отторгает, а именно умные. Не по годам начитанные, да еще и способные анализировать и делать выводы. А еще мы с ранних лет умели манипулировать сознанием окружающих, подчинять себе без давления, вести за собой. Не знаю, были ли мы красивые ребята, с первого взгляда располагающие к себе. Я догадываюсь только, что у всех нас была мощная, нестандартная энергетика. Это тоже чертовски важно для лидера. Но по-настоящему сильными оказались лишь пятеро. Выжили. Выросли. Интересно было бы взглянуть на вас, братья и сестры во Проекте. Хотя, может, еще и встретимся. Не исключено, что по разные стороны баррикад. Потому что Проект нашел, как нас использовать. Он долго следил за нами, оценивая, не проявится ли в нас нечто особое. То, что делает человека для Проекта “персона грата”. Способности активного биоэнергетика. Потому что из нас хотят сделать премьер-операторов. Мы получим в руки мощнейшие гиперпространственные психотронные пушки. Нашу работу поддержат суперкомпьютеры, по
сравнению с которыми бытовые “пи-си” - металлолом. Мы будем держать в руках сердца многих сотен, а то и тысяч операторов нижнего уровня. И однажды мы возьмем под свой контроль весь мир. Я точно знаю, что Проект замахивается именно на всю планету. Да, пока еще Проект относительно слаб, он реализуется только в крупных городах, и еще несколько маломощных подстанций стоят рядом с
“зонами”. Там на заключенных ставят эксперименты, обкатывая новые технологии. Но это все ерунда. Финансирование у Проекта достаточное, техника есть. Главная трудность - люди. Без операторов вся техника Проекта - ничто, ноль без палочки. Вот почему они сейчас пускают под нож свой резерв - практикующих биоэнергетиков, экстрасенсов- целителей. И все это означает, что Проект готовится к масштабной акции. Что им нужно? Подавить массовые волнения на периферии советской империи? Или, наоборот, спровоцировать новые, чтобы взять страну под военный контроль? Не знаю. Страшно даже строить версии. Но думать нужно. Чем больше я думаю о Проекте, тем больше шансов, что я найду лазейку, через которую смогу ускользнуть. Именно ускользнуть. Потому что остановить эту махину вряд ли возможно. Нынешняя власть доживает последние дни. В состоянии ли она контролировать Проект? Знает ли вообще о его существовании? Не зомбирована ли она вся с ног до головы? Проект явно живет под эгидой КГБ. Но чего стоит пыточных дел мастер с Лубянки рядом с сумасшедшим ученым? А у хорошего ученого, как правило, крыша немного съезжает. Как раз
к моменту, когда ему начинают доверять ответственные посты. Военные тоже ведут какие-то изыскания. Они могли бы оказаться для Проекта не только конкурирующей, но и сдерживающей силой. Но Проект так продвинулся, что военным его не догнать. И танки против его психотронных пушек - ничто. К тому же Проект всегда нападает первым. Так кто же в стране может удержать эту проклятую махину? А может... Я ведь уловил - Проекту нужны позарез ведущие операторы. И интерес Проекта ко мне значительно острее, нежели к остальным четверым выжившим Детям. Очень даже может быть, что Проект уперся в меня, как в стенку. Ну, помучили меня. Ну, обидели. Ну, чуть не убили. Но задрали мою энергетику на такую безумную высоту, что я сам не знаю, материть мне
“хозяев” или в ножки им кланяться. И в принципе, я Проекту нужен здоровый и дееспособный. Так что, если я дам им знать, что беру выходной, они наверняка дадут мне отдышаться. Отпустят, гады, поразмыслить. Но я-то размышлять не буду. Я совершенно точно знаю, что ни за какие блага не стану оператором. А значит, рано или поздно мы все равно подеремся”. Тим глухо застонал и врезал кулаком по кожуху машинки. От удара в механизме жалобно тренькнул звонок.
“Неужели это все не сон? - подумал он, внутренне содрогаясь от ужаса. - Навязчивые идеи Эфы, блестяще детализированный бред Лебедева, изощрённые формы мании преследования у остальных зомби. Шизофренические экзерсисы Рябцева...” Тим рванул футболку, задирая ее до груди. И уставился на розовые пятнышки вокруг солнечного сплетения. Поджившие следы ожогов синего луча.
        - Пометили меня, гады... - пробормотал он. - Все, господа- товарищи, брэйк. Тайм-аут. Отпуск за свой счет. Вот прямо сейчас заявление и напишем... Он встал и пошел на кухню, к телефону, посылать к японе-матери хорошего дядю Рябцева, лучшего друга всех землян.
        ЧАСТЬ III ЧЕЛОВЕК
25 февраля - 27 апреля 1991 года
        - Не хочешь съездить на один интересный семинар? - спросил Зайцев. - Там уфологи будут в основном, но может быть и... Тим проглотил остатки кофе и слегка поморщился. В пресс-баре этого напитка варили очень много и очень плохо.
        - Не-а, - сказал он лениво. - Все равно НЛО не бывает. Зайцев больно пихнул Тима локтем в бок. Тот слегка отодвинулся.
        - Ты очень доверчивый, Олежка, - пробормотал он. - Да, верно. Ты очень доверчивый. Помнишь, кто впервые произнес эту фразу? Примерно так годик назад?
        - Возьму-ка я еще кофе, - сказал Зайцев, поднялся и ушел к барной стойке. Тим закурил и отвернулся. В укромном темном уголке Смолянинов, озираясь, разливал из-под стола по чашечкам коньяк. Подошел Зайцев, поставил на стол два “двойных” и принялся размешивать сахар, напряженно глядя в чашку. Тим раздавил в пепельнице окурок и принялся разглядывать свои ногти. Длинные, красивые, отполированные. Никогда раньше ему не удавалось держать руки в таком безупречном порядке. Вечно он ногти грыз. А теперь перестал. Зайцев смотрел на Тима с насмешливым сожалением. За последний месяц Тим ощутимо прибавил в весе. Сейчас он буквально излучал здоровье и спокойствие. Почти незнакомое лицо - гладкое, ухоженное, без знаменитых костенковских похмельных синяков под глазами. Никакой щетины на подбородке. Тщательно расчесанные волосы уложены в красивую, почти женскую прическу. Сытая барская физиономия. И никаких больше разговоров о зомби. Даже как-то противно. Очень сильно он переменился за считанные недели. Непонятно. И неприятно.
        - А все-таки насчет этого семинара, - начал было Зайцев. - Вдруг там...
        - Не надо, Олежка. Я уже все сказал по этому поводу. Ни психотроника, ни даже летающие тарелки меня больше не интересуют. Все. Завязал. Навсегда. Журнал “Наука и жизнь” открыл мне глаза. Знать не хочу шарлатана Полынина и вообще всех этих негодяев- лжеученых, которые задурили головы военным и ГБ и украли пятьсот миллионов рублей народных денег.
        - И...
        - И маньяк Рябцев тоже не интересует.
        - Вот это мне приятно слышать.
        - Да ну? - криво усмехнулся Тим. - А ведь с Рябцева все и началось, забыл?
        - Как он меня задолбал своей японской разведкой! - возвел Зайцев глаза к потолку.
        - Это ты и половины не слышал из того, чем он может задолбать.
        - А где он сейчас?
        - Он что, тебе нужен?.. Зайцев замялся.
        - Сука он, Олег, - сказал Тим горько. - Он сунул нас с тобой носом в дерьмо, а сам сбежал. Бороться за светлое будущее человечества. Если бы мы его действительно интересовали, он бы сейчас нам телефоны оборвал. После “Науки и жизни” и член-корреспондента Александрова с его компроматом. А Рябцев взял руки в ноги и удрал. Плюнь ты на него. Зайцев вздохнул.
        - Напрасно ты ушел, - сказал он. - Володька переживает.
        - А ты? Зайцев вздохнул снова.
        - Есть один парень с моего курса, хочет копать эту тему. Отдам я ее, наверное. Очень уж все запуталось. Для начала натравлю его на Александрова, а там посмотрим.
        - Что за парень? Я его знаю?
        - Должен по идее. Витя Ларин. Нет? Ну, Ларин, красавчик такой... На тебя похож. В “МК” печатался. Еще отец у него в “Правде”...
        - Понятия не имею. На меня похож? Фу, Олежка, так не бывает.
        - Действительно похож...
        - Не видел. Что ж, пусть копает дальше. Мне-то что. Все, Олег, я забыл эту тему. Насовсем.
        - Врешь ты все, - сказал Зайцев и сделал движение губами, будто собираясь плюнуть.
        - Это на ваше усмотрение, - хмыкнул Тим.
        - Тьфу! - Зайцев поднялся и, не прощаясь, двинулся к выходу из пресс-бара. Тим снова принялся рассматривать свои ногти. И почувствовал, что краснеет. За столик к Тиму подсел Смолянинов.
        - Не переживай, Тимка, - сказал он участливо. - Все фигня, кроме пчел. Хотя, если задуматься... Тим посмотрел в угол, откуда пришел Смолянинов. Компания, преимущественно из девушек, бросала на них короткие заинтересованные взгляды.
        - Пошли к нам, - предложил Смолянинов.
        - Спасибо, но... Мне домой пора.
        - Что-то я тебя совсем не узнаю.
        - Это точно.
        - Не дури. Подумаешь, тема сорвалась. Да их миллион, этих тем, и одна интереснее другой. Тим вздохнул. Конечно, Смолянинов знает про разгромную статью в январском номере журнала “Наука и жизнь”. Все про нее знают. И для большинства она расставила точки над “i”. Биоэнергоинформатика - лженаука. Психотронные генераторы - афера. Ворюги, спрятавшиеся под личиной ученых, растаскивают народные деньги. Только зомби этой статье не поверили. Да бедняга Зайцев, который, похоже, окончательно запутался. “А ведь дело совсем не в том, где правда, а где ложь. Даже для Зайцева главный вопрос - его собственные мотивы. Он хочет разобраться в себе, понять, должен ли журналист всегда копать до конца. Должен ли он лезть туда, куда не просят, игнорируя мнение старших, руководствуясь только личным чувством справедливости? Вообще, что должен делать журналист, когда его тычут носом в лужу, как щенка?!”
        - Слушай, Кир, вот объясни мне одну вещь...
        - Хоть две, - Смолянинов сделал рукой широкий жест и потянулся за сигаретами Тима.
        - Вот придет яхта “Соло”. Ты на нее сядешь и пойдешь с
“Гринписом” к Новой Земле, на ядерный полигон. Ты ведь знаешь точно, что вас пограничники возьмут за задницу и отбуксируют в нейтральные воды. И ничегошеньки вы своей авантюрой не докажете. Смолянинов пускал колечки дыма и мягко улыбался.
        - Мне понятны мотивы “Гринписа”, - продолжал Тим. - Они с жиру бесятся. Этих обалдуев нерусских хлебом не корми, только дай покататься на моторках вокруг какого-нибудь авианосца, да чтобы их сверху из водометов поливали. И в ледяной воде побултыхаться тоже весело. Стрелять в тебя никто не рискнет, и даже насморк ты не схватишь, потому что пьяный. Смолянинов рассмеялся. Видимо, со словом “пьяный” Тим попал в точку.
        - И ты заметь, Кир, они ведь никогда не выдвигают разумных, компромиссных требований. Они намеренно говорят о полном запрещении, полном закрытии, полном отказе от всего, что пачкает мир. А значит - никогда им не удастся ничего ни закрыть, ни запретить. Ну ладно, они балуются. А тебе-то что делать на яхте “Соло”, серьезному русскому журналисту?
        - Единственному русскому журналисту, - добавил Смолянинов.
        - В смысле?.. - не понял Тим.
        - Яхту выпрут в нейтральные воды, это точно, - объяснил Смолянинов. - А вот меня вряд ли. Я буду на яхте единственный человек с советским паспортом. Серпастым и молоткастым.
        - Кир! - позвали из угла. - Где ты там?!
        - Сейчас, солнышко! - отмахнулся Смолянинов. - Момент!
        - Значит, нарочно в петлю лезешь... - протянул Тим без малейшего выражения.
        - Меня вытащат, - сказал Смолянинов уверенно. - Но шуму вокруг полигона будет гораздо больше, чем его смогла бы поднять нерусская яхта с нерусскими же, как ты выразился, обалдуями. А полигон действительно очень грязный. Перманентный Чернобыль, все, кто рядом живет, - больные. Местность отравлена на сотни километров. Гадкое место. Тим вздохнул и потупился.
        - Очень много интересных тем, - повторил Смолянинов.
        - Наверное, - пробормотал Тим. - Ладно, спасибо за совет.
        - Да не за что, Тим. Заходи в редакцию почаще.
        - Постараюсь. До свидания, Кир. И - удачи!
        - Хотелось бы, - улыбнулся Смолянинов, протягивая Тиму руку. - Не падайте ухом, поручик Костенко.
        - Я младший сержант без классной квалификации. Счастливо, Кир.
        - Счастливо. - Смолянинов поднялся и ушел. Тим заглянул в опустевшую чашку кофе, посмотрел на часы и вздохнул. “Пора идти, через два часа у меня клиент. И до чего же мне не хочется с ним работать! Вообще ничего не хочется. Что со мной? Почему на душе так противно?!”
        - Я что-то сделал не так, - прошептал Тим. Встал, сунул руки в карманы и, сутулясь, вышел из бара.

* * *
        На доске объявлений висел длинный список остепенившихся негодяев. Некогда эти двоечники и прогульщики вовсю позорили факультет журналистики, а теперь образумились и подали нижайшие прошения о сдаче разницы в экзаменах и восстановлении. Тим рассматривал список с удовольствием. Что за люди! Сливки общества, цвет его курса. Кто-то хочет восстановиться просто по инерции, кого-то родители заставляют, а некоторые, возможно, поступили на работу в хорошие места, где диплом рано или поздно будет нужен, чтобы пробиться в редакторы. “Интересно, а чего хочу я? Наверное, чтобы родители от меня отстали. Потихоньку все досдам, до весенней сессии времени - вагон. Потом на “заочку” переведусь... Ага, уже не переведусь”. Тим хищно прищурился и с шумом вобрал в себя побольше воздуха для матерного вопля. Подумал и выдохнул. Только сжал кулаки. В списке было человек двадцать отчисленных. Против одних фамилий стояла резолюция “восстановить”, против других - “разрешить сдавать разницу”. И только про бывшего студента Костенко написали коротко и ясно - “отказ”. Липовое ходатайство из рекламного агентства, где работала
Ольга, прошло все инстанции нормально. Почему же тогда отказ? Тим круто повернулся на каблуках и рванул на себя дверь учебной части.
        - Простите, Тимофей, но я вам ничего определенного сказать не могу, - сообщила инспектор курса. - Учебная часть тут ни при чем, эти вопросы решает деканат. Сходите к замдекана, может быть, она... К заместителю декана Тим попал быстро, уже через полчаса. Это оказалось несложно - сначала тонизировать замученную менструацией секретаршу, а потом мощным “щелчком” сквозь дверь настроить грозную замдеканшу на миролюбивый лад.
        - А понятия не имею, - сказала замдеканша. - Это вы сами, молодой человек, разбирайтесь в учебной части. Сказать по правде, я так думаю, кому-то вы там крупно насолили... Круг замкнулся. Стоя в коридоре с глупой ухмылкой на губах, Тим привычно шарил по карманам в поисках фляги. “А откуда ей взяться - я же теперь почти не пью”. Тим свернул за угол, спустился по широкой мраморной лестнице и вышел на улицу, под мокрый снег. “Похоже, наклевываются серьезные неприятности. Отец меня тупым ножом зарежет. Больше ему ничего не остается. Выгнать меня из дома он не в состоянии, поскольку дома я и так не живу. Наследства лишить тоже не получится - разве ж это наследство? А вот в морду он мне даст. Бедный папа, здорово я его обломаю. Человек без диплома по его понятиям - не человек”. Дома Тим принялся бесцельно шататься по квартире, потом затеял было стирку, но бросил на полпути. Наконец, перелопатив книжный шкаф, раскопал давно спрятанный от себя литр водки и уединился с бутылками на кухне. Прошел уже месяц с тех пор, как Тим побывал бесплотным духом, узнал о Проекте, убил оператора и принял решение поднять
лапки кверху. Для начала он разругался с Рябцевым, а на следующий день сказал Гульнову и Зайцеву, что выходит из расследования. Мотив он придумал отменный: “Мне страшно, я боюсь на этом деле сойти с ума. Я устал общаться с зомби, они пугают меня. Про наведенный бред слышали? Вот так-то. Скоро я начну вам рассказывать про японскую разведку, а мне бы этого очень не хотелось”. Ребята посмотрели на него сначала с интересом, потом с жалостью и отвернулись. А Проект - исчез. Пропал, растворился в воздухе, перестал беспокоить. Как будто и не было его. Никаких симптомов. И вот тут Тиму действительно стало нехорошо. Во-первых, он действительно обрубил ниточку, соединявшую его с людьми, которых уважал и которые хорошо к нему относились. Во-вторых, чем больше времени проходило, тем иллюзорнее казались все его былые страхи. Факты, которые раньше выглядели неоспоримыми, расплывались и таяли. Обжигавшие душу эмоции подзабылись. И иногда, вспоминая, Тим ловил себя на том, что действительно подозревает - а не существовал ли Проект исключительно в больном воображении нескольких десятков сумасшедших? Тем более что,
интенсивно “раскручивая” свою энергетику, Тим вполне мог переутомиться. Психика сенса - чересчур навороченная система для того, чтобы быть совершенной. И она запросто могла дать временный сбой. “Но чем же я тогда занимался добрых полгода? С какими ветряными мельницами воевал? И почему тогда, уверенный в том, что меня травят, как лисицу, и жизни моей угрожает опасность, я был так собран, отважен, неутомим... счастлив? И почему теперь мне так тоскливо и одиноко? Неужели ты был болен, Тим?!” Ему вдруг стало тяжело дышать. Тим перевернулся на спину и понял, что плачет.

* * *
        - Тимофей, вы не могли бы зайти ко мне на минуточку? - раздалось за спиной. Тим обернулся. Перед ним, мягко улыбаясь, стоял Гаршин.
        - Понимаете, Тимофей, я давно хотел с вами поговорить, но вы теперь так редко бываете в редакции... Тим, не отвечая, сверлил Гаршина взглядом. “До чего же он мне неприятен! А почему, собственно? Если отбросить некоторые личные претензии, о которых знаем только мы с ним, то почему? Да скользкий он, вот и все. Болезненно костлявый, с острыми маленькими глазками. Взгляд бегает. И весь этот Гаршин какой-то жеваный, помятый... Год назад, когда мы встречались по его личным делам, он просто страшно выглядел, а сейчас, кажется, поздоровел, но ненамного”.
        - Ну... - начал Тим глубокомысленно.
        - Прошу, - Гаршин распахнул дверь кабинета. Тим помялся, но вошел. При других обстоятельствах он с Гаршиным разговаривать не стал бы. Но теперь, зная, что между Гаршиным и отцом имелся какой-то контакт, решил хотя бы послушать. В кабинете редактора отдела было непривычно пусто. Прежний редактор, Петя Половец, уволившись, забрал с собой все те маленькие вещицы, которыми обрастают с годами стены каждой редакционной комнаты. Плакаты, вымпелы, флажки какие-то, дружеские послания, макеты удачно сделанных полос. Вроде бы ерунда на булавках и кнопках болтается, а сразу видно, кто в комнате хозяин, что он за человек. Половец был нормальный мужик и не мешал отделу работать. Над расследованием Тима и Зайцева деликатно хихикал, но не более того. Копайте, ребята, а я тут ни при чем. Гаршин за отдел еще толком и не брался, а напряжение уже создал очень серьезное. Самим фактом своего присутствия. Очень уж у него были характерные замашки человека, делающего карьеру. И при этом - богатое прошлое “аномального” журналиста, еще в застойные годы успешно публиковавшего смелые материалы. Гаршин был свой человек на
Байконуре и в Звездном городке, приятель многих космонавтов, автор нескольких книг. И многих статей по паранормальной тематике. Вроде бы в доску свой. А морда противная. Тим сел, посмотрел на устраивающегося за столом Гаршина и поежился. “Надо бы сейчас
“щелкнуть” для большей уверенности, да не успею, он уже рот открыл. Придется в этот рот смотреть”.
        - Признаюсь, вы очень меня интересуете, - начал Гаршин без обиняков. Тим снисходительно кивнул. “Это ты молодец. Давай продолжай в том же духе”.
        - Мне удалось разузнать о вас немного, - продолжал Гаршин, - но даже это немногое впечатляет. Вот, давайте вместе посмотрим. Вы не против, Тимофей?
        - Ну отчего же. Кстати, я откликаюсь на имя Тим.
        - Да? Чудесно. Так вот. Вы интересный молодой человек, Тим. Публикуетесь с пятнадцати лет, причем сразу в солидных изданиях...
        - У моих родителей много друзей, - ввернул Тим.
        - Это замечательно. В факультетской многотиражке у вас был ряд весьма нестандартных статей...
        - До сих пор стыдно.
        - Это тоже замечательно. А в нашей газете вы сотрудничаете еще с семнадцати. И делаете очень разноплановые материалы. Одно начало чего стоит - репортаж на первую полосу...
        - А тут все пьяные лежали, - честно объяснил Тим. - Некого оказалось послать. Я, правда, тоже был малость того...
        - Судя по вашему репортажу, министр образования этого не заметил.
        - Вы меня пугаете, Иван Иванович, - пробормотал Тим. Его охватило глухое раздражение. - По-моему, ваша осведомленность выходит за границы приличий. Вы за сколько лет архивы подняли?
        - Вы мне интересны, Тимофей, - повторил Гаршин.
        - А вы мне уже нет, - отрезал Тим.
        - Тимофей, зачем вы грубите?
        - У нас вооруженный нейтралитет.
        - С какого момента, хотел бы я знать?
        - С того самого, Иван Иванович, как я с вами последний раз поработал. Кстати, что ваша язва? - спросил Тим брезгливо.
        - Великолепно. Как будто и не было ее никогда. Тим вздохнул.
        - Надо бы проверить. Выглядите вы получше, это правда, но...
        - Спасибо, у меня все в порядке, - быстро сказал Гаршин. Тим встал, сунул руки в карманы и прошелся по кабинету. Остановился перед столом и, покачиваясь с носков на пятки, навис над Гаршиным, который весь съежился и затих.
        - Год назад вы совершили очень большую ошибку, господин Гершович, - тоном прокурора сообщил Тим. - Вы не пришли ко мне на два последних сеанса. А эти сеансы были очень важные, может быть, даже решающие. Я вам это говорил. Тем не менее вы не пришли. Догадываетесь, какие выводы сделал я? Гаршин-Гершович потупился.
        - Я понял, что вы только делали вид, будто верите мне, - обвинил Тим. - Вас рекомендовали надежные люди, у меня не было оснований отказать им, я с вами интенсивно работал, тратил на вас свое здоровье. А вы удрали без объяснения причин. Мне на деньги наплевать, у меня их завались. Но я понять не могу, отчего мой клиент растворяется в воздухе. Объяснение только одно - он не верит, что я его вылечу. Гаршин отвернулся к окну, сложив руки на груди.
        - А вы ведь неплохо писали об экстрасенсах, господин Гершович. Объективно, честно. Почему вы попросились именно ко мне со своей язвой? А? Я ведь не знал, что в частной жизни вы язвенник Гершович, а на работе - журналист Гаршин.
        - Тимофей, я тоже не знал, что ваша фамилия Костенко, - сквозь зубы процедил Гаршин, поворачиваясь к Тиму лицом. - Я бы обязательно вас спросил, не тот ли вы Тим Костенко, который работает здесь у Малининой. Я же хорошо знаю ваши обзоры писем, я их все читал... Тим ссутулился и отвел глаза.
        - Так что ж вы меня сразу не признали, увидев в редакции? - спросил он устало, опускаясь в кресло. - Совесть заела?
        - Допустим, - ответил Гаршин, слегка расслабляясь. - Допустим, мне действительно было стыдно. Я совершенно не знал, что сказать вам. И признай я вас, ребята начали бы задавать ненужные вопросы... Поймите, Тимофей, я не афиширую то, что я болен. Некоторые свои болячки выставляют напоказ, а я вот не могу, не хочу... Тим внимательно посмотрел на Гаршина. “Врет, не врет? Сейчас
“щелкну”, проверю. Нет, чуть погодя. Отвык я за последнее время от двойного восприятия. Могу случайно измениться в лице, он увидит, что я его “нюхаю”, обидится еще. И так уж я достаточно ему нахамил”.
        - Это надо так понимать, что язва все-таки беспокоит? - спросил Тим.
        - Слегка...
        - Тьфу, блин! Почему вы не пришли тогда?
        - Так вышло, Тимофей...
        - Знаете, Иван Иванович, я гораздо моложе вас, но меня это не смущает. Сейчас я вам скажу, кто вы. Вы кретин!
        - Тимофей, перестаньте! - рявкнул Гаршин, ударяя кулаком по столу.
        - А что вы мне рот затыкаете?! Из-за вашего упрямства я допустил брак в работе! И вдобавок вы уволокли с собой мой информационный фантом, который до сих пор от меня подпитывается! Поэтому и язва вас беспокоит всего лишь слегка! Вы пришли ко мне в таком состоянии, что сейчас бы уже лежали в гробу, если бы я не вмешался!.. - тут Тим осекся.
        - Действительно, хватит, Тимофей, - сказал Гаршин сухо.
        - У-у-у... - простонал Тим. До него окончательно дошло, что Гаршин не верит в экстрасенсов. Как минимум, сенс Тим Костенко не произвел на Гаршина должного впечатления. Те самые два сеанса, которые Гаршин не “добрал”, действительно были очень важны. А у Гаршина сложилось впечатление, что с ним просто ничего не сделали. То, что ему действительно полегчало, он объяснил какими-то другими причинами. Тим закусил губу и нахмурился. “Надо бы встать и уйти, хлопнув дверью. Но я этот спектакль выдержу до конца. Нужно все-таки узнать, чего эта сволочь от меня хотела. И нужно действительно “щелкнуть” и посмотреть, что там у него творится”.
        - Хорошо, - сказал Тим, доставая сигареты. - Оставим эту тему. Вы хотели со мной говорить - давайте разговаривайте. Если все еще хочется. Гаршин сунул палец за ворот старомодной водолазки и оттянул его, словно желая продышаться.
        - Да, - пробормотал он, - хочется. Я готов этот инцидент считать исчерпанным. Тим бросил на Гаршина косой взгляд, но ничего не сказал.
        - Так вот я что хотел узнать, - теперь интонации Гаршина были сухими и строгими. - Вы, Тимофей, застолбили отличное место в отделе Малининой. Зачем этот внезапный переход к Гульнову?
        - Я напал на “Программу “Зомби”.
        - Очень странно, Тимофей. Человека, который вывел вас на эту тему, другие сотрудники отдела характеризуют вполне определенно...
        - Он просто вывел меня на нее, и все.
        - Но и другие субъекты, с которыми вам приходилось встречаться, были, мягко говоря, э-э...
        - Они не все больны. Далеко не все.
        - Но тем не менее это довольно странные личности, не правда ли, Тимофей?
        - А вы что, мало работали со странными личностями?
        - Я всегда работал со специалистами, Тимофей, - сказал Гаршин наставительно. - Да, в сфере моих интересов лежат и аномальные явления тоже. Но о них я беседовал, как правило, с учеными, которые их исследовали. А странные личности - это не тот контингент, с которым подобает общаться серьезному журналисту. Тем более что наш отдел называется, кажется, отделом науки.
        - Вы сейчас говорите как функционер, - заметил Тим.
        - А я и есть функционер, - кивнул Гаршин. - Я теперь в какой-то степени номенклатурный работник. И в мои обязанности входит разъяснение подчиненным их обязанностей.
        - Постановка задач и определение границ...
        - Совершенно верно.
        - Когда я служил в сто пятнадцатом артиллерийском полку, - сообщил Тим едко, - у нас в штабе дивизиона висел плакат с таким изречением. “Там, где нет контроля исполнения, исполнительность равна нулю”. Давайте ближе к делу, Иван Иванович. Что вы хотите узнать? Что я тоже странный человек? Да, я странный. Но пока еще не больной. В отличие от вас, например.
        - Перестаньте, Тимофей. У нас серьезный разговор.
        - Фигня! - отрезал Тим. Он почувствовал, что теряет над собой контроль. Его так и распирало желание плюнуть Гаршину-Гершовичу в морду. - У нас намечалась милая беседа, о которой вас просили некие уважаемые вами люди. Только вот они не знали, что мы знакомы. А вы думали, что я стесняюсь того, что я сенс, и сделаю вид, будто тоже ничего не помню. А я не стесняюсь! Я действительно сенс! И я не собираюсь быть паинькой и язык в жопу прятать! Ясно?!
        - Выйдите, Тимофей, - попросил его Гаршин ровным голосом. - И больше не приходите. Кстати, кто вам заказывает пропуска в редакцию? Гульнов или Зайцев? Тим достал из кармана паспорт, вытащил из него временное удостоверение, служившее одновременно пропуском в редакцию, и демонстративно шлепнул его на стол. Удостоверение было отпечатано на фирменном бланке, которых у Тима на квартире валялось штук двадцать, а подпись Гульнова не подделал бы разве что сильно пьяный человек.
        - Ах, вот у вас что... - пробормотал Гаршин, разглядывая удостоверение. - Хорошо. Прощайте, Тимофей. Надеюсь, больше мы не увидимся.
        - Так о чем же вас просили со мной поговорить? - поинтересовался Тим, не делая ни малейших попыток встать из глубокого кресла.
        - Я, кажется, сказал вам выйти, - процедил Гаршин.
        - Да ладно, рассказывайте. А то там обидятся, что вы не выполнили их приказ. Кончайте эту самодеятельность, давайте карты на стол.
        - Я сейчас позвоню на вахту, и вас выдворят из редакции силой, - предупредил Гаршин.
        - Это будет очень живописно, - кивнул Тим.
        - Посмотрим, - Гаршин снял трубку внутреннего телефона.
        - Положи, - лениво приказал Тим.
        - Что? - спросил Гаршин. И застыл с открытым ртом, потому что Тим, “щелкнув”, блокировал его двигательные реакции. И тоже приоткрыл рот - от удивления. Потому что над головой Гаршина пульсировала в воздухе черная метка. Тим вскочил и приблизился к Гаршину вплотную. Он впервые увидел
“меченого” так близко. Метка выглядела инородным телом в его ауре, она свободно плавала в ней, и при этом была как-то связана с центром контроля, присущим мозгу каждого человека. Тим вгляделся в энергетический рисунок Гаршина. Механизм взаимодействия метки и центра контроля был очень сложен. Тим сразу понял, что просто взять и оторвать метку от Гаршина, не повредив ему рассудок, не получится. Или попробовать? Тим вбросил в ауру Гаршина мягкое щупальце и попытался зацепить метку. “Нет, не выходит, плотно сидит. Еще кусается, зараза!” Тим пихнул Гаршина от себя, и тот отвалился на спинку стула. “Что же мне с тобой делать, ты, меченый? Допросить я тебя, к сожалению, не смогу. Не умею пока. А интересно было бы... Например, хорошо было бы знать, имел ли ты эту метку год назад. Я тогда был сенс простенький, слабый, вполне мог ее пропустить, эта метка штука тонкая, сразу не разглядишь”. Тим почесал в затылке. “Что дальше? Устроить тебе возвращение из обморока? Спектакль закатить - ах, Иван Иванович, вам стало плохо... Все равно беседы уже не получится, стукнул я тебя крепко, ты лыка вязать не будешь, когда
очнешься. Ну и пошел ты в задницу”. Тим взял со стола удостоверение и убрал его обратно в паспорт. Выдернул из гаршинского кулака трубку телефона и положил ее на место. Отошел к двери и “отпустил” свою жертву. Гаршин подпрыгнул на стуле и, закатив глаза, принялся судорожно засасывать в себя воздух, хрипя и захлебываясь. Тим вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

* * *
        Медленным скользящим шагом Тим приближался к двери, на ходу доставая ключи. Положил руку на дверь. “Правильно, отец здесь. К телевизору припал. А мама задерживается, у нее там какой-то вернисаж. Обычно они на такие мероприятия ходят вместе, а сегодня отец - уникальный случай - дома. Нервишки сдают? Или учуял, что я приду?” Тим зацепил своим полем еще пару бубликов. От энергетического пресыщения его слегка пошатывало. “Сейчас мне понадобятся все резервы. Я впервые в жизни попробую нейтрализовать эту аномалию под названием “мой отец”. Чтобы разобраться раз и навсегда”. Тим
“отщелкнул” на половинную мощность, резко вставил ключ в замочную скважину, повернул его и толкнул дверь. В гостиной раздалось характерное шипение - отрубили видео, но не переключили канал. Так, а вот и телевизор забубнил.
        - Порнуху смотрел? - вместо приветствия спросил Тим, входя в комнату.
        - Садись, - отец похлопал рукой по дивану. Вид у него был удрученный, но Тим понял - дело не в том, что отцу помешали. Он действительно плохо себя чувствовал. Нервы на пределе.
        - Посмотрим? - предложил отец, неприязненно глядя на сына.
        - Что-то меня в последнее время порнография не возбуждает, - сказал Тим. - Наверное, я в жизни нашел то, что искал.
        - Н-да? - Отец поднял бровь и задал характерный для себя вопрос:
        - А почему не женишься? Тим против своей воли захохотал. “Па, ты ведь чуть меня не угробил. По энергетике ты мне достойный соперник. Но до чего же ты примитивное существо!”
        - Чего ржешь? - обиделся отец.
        - Не знаю, - честно ответил Тим. - Все-таки у нас с тобой совершенно разные представления о жизни.
        - Знаю я, какие у тебя представления, - сказал отец. - По-твоему, нормальная жизнь - это никакой ответственности. Лишь бы ничего не делать и ни за что не отвечать. Как бабочка порхать. А по-моему, совсем не так.
        - А по-твоему - это делать непонятно что и непонятно за что отвечать, - парировал Тим, закипая. На грани сознания он понимал, что ведет себя неправильно. Сейчас ему следовало бы по-гипнотизерски
“подстроиться” к отцу и начать загонять его в транс. Чтобы снизить потери на “пробивание”. Но Тим разозлился. Отец был в корне не прав. Ничего не понимая в жизни сына, он читал ему нотации с позиций своего опыта. Опыта, который, на взгляд Тима, был куцым, неглубоким и сплошь отрицательным.
        - Вот как? - спросил отец, и Тим увидел, что он тоже разозлился.
“Крепко я его задел с этой дурацкой порнографией. Сидел мужик, опыта набирался, фантазировал... Готовился, наверное, к броску на сторону. Детально планировал уход налево во всех подробностях. А тут приперся сын-обалдуй, который, видите ли, все, что надо, в жизни нашел... Дурак ты, па. Тебе бы за меня обрадоваться хоть раз в жизни - я бы тапочки твои языком вылизал. А ты на каждый мой успех реагируешь, как бык на мулету”.
        - Ладно, - произнес отец, вдруг успокоившись. - Это мы потом обсудим. Ты мне вот что скажи... Ты что делаешь завтра вечером? Тим насторожился.
        - Да вроде ничего...
        - Подъезжай ко мне завтра на работу. Часикам к шести. Сможешь?
        - Запросто. А в чем дело, па? - внутренне Тим ликовал. Его даже не волновало, что отец умудрился сдержаться и обойтись без скандала. Какую бы игру тот ни вел, Тим благодаря этому имел передышку в несколько минут. Он успокоился, сознание освободилось от злобы и снова воспринимало Сергея Костенко просто как объект исследования. Как клиента.
        - Да вот, хочу тебя познакомить... - отец замялся. В это время Тим начал “подстройку”. Он идеально скопировал позу отца и синхронизировал дыхание с ритмом дыхания клиента.
        - Сейчас не стоит вдаваться в подробности, - вышел из замешательства отец. - Есть один человек, знакомство с которым может быть для тебя очень полезным. И я буду рад, если ты придешь.
        - Ну хорошо... А ты точно не хочешь мне сказать, что это за человек?
        - Тим медленно притормаживал дыхательный ритм и почувствовал, что отец тоже начинает медленнее дышать вместе с ним. В эриксонианском гипнозе Тим не разбирался, но ему и не нужно было. Он только хотел обойти сопротивление отца на начальном этапе. Он даже разговора почти не слышал, обволакивая своей аурой черное пятно, под которым скрывался настоящий Костенко-старший, которого сын вообще не знал.
        - Думаю, не стоит, - отец улыбнулся так мягко, что у Тима защемило сердце. Он очень давно не видел такой улыбки. - Пусть будет сюрприз. Только учти, что организовать эту встречу было довольно сложно. И я прошу тебя отнестись к моему предложению со всей серьезностью. Я же знаю, ты любишь сначала пообещать, а потом не прийти...
        - Да нет, я приду, - Тим потянул на себя всю свободную позитивную биоэнергетику, какую нашел в комнате. Бублики, груши, все, что есть, только не шарики. “Сейчас я тебя долбану. Не убить бы...”
        - И я очень тебя прошу спокойно выслушать этого человека, - продолжал отец. - Не лезть, сразу в бутылку, а отнестись к его словам как взрослый человек. Пора становиться взрослым, Тим. Слишком долго ты... Отец застыл. Тим сидел рядом, глядя перед собой, целиком размазавшись по черному защитному слою на ауре Сергея Костенко.
“Что будет, когда я эту штуку пробью? Взрыв?” Недавнее известие об отчислении с факультета вызвало в доме такой ураган, при одном воспоминании о котором Тим до сих пор инстинктивно вбирал голову в плечи. Из отца тогда полетели экзотические черные шарики, мелкие, но весьма болезненные. До сих пор, как Тим ни “щелкал”, разобраться в энергетике отца он не мог. Одна большая черная хреновина. Врожденная энергетическая аномалия, скорее всего. И то, что сын такого человека вырос экстрасенсом и стал активным биоэнергетиком, Тим считал закономерным. Но благодарить отца вслух не спешил. Одного полного курса лечения от повышенной нервной возбудимости сынуле хватило за глаза и за уши еще в подростковом возрасте.
“Так что будем поосторожнее... Не бить, не давить, а аккуратно проколоть эту черную пленку там, где она потоньше. Есть!!” Бац! Черная мембрана лопнула сразу в нескольких местах. Отец всхлипнул, закатил глаза и повалился Тиму на колени. Чернота растворялась, убираясь внутрь отцовского поля. Тим почувствовал, что у него трясутся руки. Он ухватил отца под мышки и, кряхтя от напряжения, откинул грузное тело на спинку дивана. Тяжело дыша, Тим заглянул отцу прямо в душу. Это было как Солнце. Горячий сгусток цвета яичного желтка. Такой горячий и такой яркий, что Тим сморщился от фантомной боли в глазах, которые ничего сейчас видеть не могли. Он встал с дивана и отошел на пару шагов, чтобы выбраться из активной зоны чужого поля. Но поле легко расширилось и потекло за ним. Тим выбросил легкий барьер, остановив эту желтую экспансию. Поле стало растекаться во всех направлениях. Энергии у отца было немерено, и сейчас она так и перла, будто каша из кастрюли, во все стороны. Тим забеспокоился. Он вдруг представил себе, что будет, если папуля возьмет да и растворится в пространстве к чертовой матери, оставив сыну
хладный труп. Тим быстренько свил вокруг отца тонкий синий кокон Желтое остановилось. Теперь оно варилось и бурлило внутри кокона, пытаясь найти лазейку. Глаза начало жечь. Тим потрогал лоб тыльной стороной ладони и обнаружил, что на бровях набухли громадные капли пота. Он вытер лицо рукавом. И ощутил легкое головокружение. Вдруг мелко задрожал подбородок. “Проклятье! Я еще даже не начал работу, а уже собираюсь терять сознание. Вот чего нельзя, так нельзя. Если мама найдет здесь два бесчувственных тела, она немедленно позвонит в “Скорую”. А если я все еще под колпаком у Проекта, то представляю себе, что за лихая бригада сюда приедет”. Все, что можно было утилизировать в квартире, Тим уже сожрал. У соседей поживиться было почти нечем. Поэтому Тим зацепился за квартиру этажом ниже, где сразу две пары упоенно, выплевывая море энергии, занимались любовью. Подобрав их лучистые выделения, Тим ощутил приток сил. И ткнул отца зондирующим лучом. “Да... Разумеется, никакой черной метки нет. Папуля вообще невнушаем и неуправляем. Это просто чудо, что мне удалось его расслабить. Кровь у нас одна, вот и
получилось. Но до чего же ты силен, па... Удивительно, как ты еще до сих пор никого не убил каким-нибудь своим дурацким энергетическим выхлопом. А может, и было такое!..” Осторожно копаясь в поле отца, Тим искал следы кризиса, пережитого родителем на днях. Костенко-старший явно бегал куда-то замолвить словечко за непутевого сына. Туда, откуда командовали меченым Гаршиным. Тим зондировал и размышлял. “А это у нас что? Стоп! Назад!” В самом центре кризисного отпечатка лежал очень четкий и хорошо знакомый след. Тим мысленно выругался. Еще один замкнутый круг. В разрешении кризиса участвовал известный журналист Иван Иванович Гаршин собственной персоной. Проклятый язвенник Гершович. Отец дышал медленно и размеренно. Тим быстро просмотрел еще несколько уровней его поля, но ничего вразумительного не обнаружил.
“Проклятье, вся работа впустую. Отец просто напрямую связался с Гаршиным и попросил за Тимом присмотреть. Ни малейшей ниточки к Проекту. Никакой информации. Тьфу! Ладно, попробуем зайти сбоку. Посмотрим, не завалялось ли у папы в кармане чего-нибудь путного”. Тим протянул руку и вытащил из висящего на стуле пиджака отцовский бумажник. Вытряхнув из кармашка визитные карточки,
“принюхался” и остолбенел. Гаршин и тут отметился. На одной из карточек он оставил след, ясно различимый, свеженький. Но карточка была совсем не его. Чтобы прочесть написанное, Тиму пришлось до боли сузить зрачки. Он все еще находился на самом глубоком уровне пси, и обычное восприятие давалось ему с трудом. На карточке было написано: “Академия медицинских наук СССР. ЦНИИ нейрохирургии. Самохин Андрей Николаевич. Ведущий специалист”. И ничего не говорящий Тиму номер телефона. АТС-459, это где-то далеко на северо-западе Москвы. Тим раздраженно сунул карточку обратно в бумажник.
“Нейрохирургия? Кем может быть этот э-э.. ведущий специалист Самохин? Не понимаю. Устал, котелок уже совершенно не варит. Но тем не менее Гаршин дал отцу именно эту карточку. Уж не с ведущим ли специалистом Самохиным отец решил организовать мне встречу? Крепкие парни в белых халатах, смирительная рубашка, лоботомия, электрод в башку... Нет, не похоже. Психиатрам меня отец на растерзание отдаст, не впервой. А вот нейрохирургия - это слишком круто. Ладно, будем исходить из ленинского принципа “упремся - разберемся”. Что-то мне эта АТС-459 не нравится. Что у меня с северо- западным направлением связано? Потом, потом...” Тим убрал бумажник на место и повернулся к отцу. “Как же мне тебя заштопать? Нужно восстановить каким-то образом твою защиту, а то ведь ты развалишься, просочишься через синий кокон, вытечешь наружу весь и копыта отбросишь. Ты меня, конечно, чуть не замочил, но это еще не предлог к тому, чтобы стать отцеубийцей”. Любовники внизу отдыхали, подпитаться было нечем. “Могли бы и по второму разу начать”. Тим хихикнул. До него вдруг дошло, что не начнут. Он так основательно “почистил” нижнюю
квартиру, что в ней теперь не то что любовью заниматься, даже просто находиться было противно. “Ладно, и так справимся. Осталось недолго”. Тим попробовал разобраться, как у отца формировалась защита - и ничего не смог разглядеть. Он раздраженно заерзал. “Проклятье, ведь чернота заползла внутрь! Неужели я не смогу ее как-нибудь вытащить?” Тим собрался и
“щелкнул” запредельно, так глубоко, что заломило виски. “Ничего не вижу. Как будто и не было защиты. Съелась, мать ее так, проглотилась! А что же мне теперь... А?!” Тим зарычал. “Только без истерики”. Он нарастил защитный кокон и осторожно сжал его до размеров, которые имела черная мембрана. Отец задышал чаще, с его лица сошла восковая бледность. “Нормально. Но ведь кокон долго не продержится сам по себе. Он намертво заякорен на мою энергетику. И если все оставить так, как есть, то отец будет постоянно через всю Москву тянуть из меня силы, чтобы не развалиться самому. Мы окажемся связаны толстенным канатом, и если отцу-то это будет до лампочки, то мне... Он же меня слижет, как леденец!” Тим схватился за голову. “А если вот так?” Из последних сил он воткнул в отца несколько щупалец и принялся строить защитный кокон из собственных ресурсов клиента. С кем угодно этот фокус прошел бы нормально, но с бешеной энергетикой папули строительство шло чертовски медленно и страшно тяжело. Но получалось. Через двадцать минут Тим вобрал в себя ошметки прежнего кокона и, вытаращив глаза от усталости, держась за
стену, выполз на кухню. Дико хотелось есть. Тим вытащил из холодильника тяжелую кастрюлю и, ухватив ее обеими руками, принялся через край жадно хлебать ледяной борщ. Выгреб из хлебницы черствую горбушку и между глотками борща сгрыз ее, осыпая крошками стол. Выпил из горлышка несколько глотков водки. И, утираясь рукавом, поспешил обратно в гостиную. Сергей Костенко спал, по лицу его блуждала мечтательная улыбка. Тим “щелкнул”, внимательно “обнюхал” новую защиту отца, подпитывавшуюся от его собственных ресурсов, и нашел, что защита уже неплохо держит, а со временем нарастет прочная. Не развалится папуля. Отец что-то пробормотал во сне. Тим поджал губы. Пережив энергетическую метаморфозу, отец действительно выглядел хоть куда. Теплый, мягкий, открытый к контакту, сильный. И совершенно здоровый человек. Но все-таки Тиму было страшновато. Он сотворил такое, чего не положено делать с людьми насильственным путем. Тим прислушался к своим ощущениям. “Решим, пожалуй, что отец это заслужил. Нечего было обижать ребенка десять лет подряд. А то, что на самом деле папуля этого не хотел, а всего лишь плевалось ядом
его бессознательное... На это мы положим. С бо-ольшим прибором. И все тут”. Тим круто повернулся, и его так качнуло в сторону, что он чуть не упал. “Пора рвать когти. Чтобы успеть домой к тому моменту, когда папа очнется и позвонит мне насчет завтрашней встречи. Он ведь не помнит ничего. Слава богу, после энергетической атаки такого уровня начисто отшибает память. Что интересно...” Тим замер, держась за дверной косяк. “Но ведь у Гаршина тоже должна быть местная амнезия! Или... Или нет. Гаршина я всего лишь ударил. Слегка тюкнул. Ну, поковырялся чуток у него в голове, за черную метку подергал... Он вполне мог запомнить наш разговор. А мою агрессию - нет. Просто у него должно было остаться впечатление, что я нахамил ему, поднялся и ушел. И тогда добренький язвенник вручил папе визитку некоего Самохина... Ох, не к добру все это”. Тим выпил еще водки на кухне, закурил и пошел одеваться. “АТС-459. Северо-западное направление. Почему меня это так беспокоит?!” Он еще раз посмотрел на спящего отца, открыл дверь и неожиданно вспомнил.
“Конечно же! Когда я бил по оператору Проекта, “веретено” улетело именно на северо-запад...” Тима снова зашатало. “Скорее отсюда. Все обдумаем потом Но только что мне сказать отцу, когда он позовет меня на встречу?”

* * *
        По коридорам Министерства культуры Тим двигался с трудом, преодолевая встречный поток чиновников, спешащих покинуть здание с окончанием рабочего дня. Он лениво “обнюхивал” людей, ища в их аурах черные метки. Это уже превратилось в привычку. Тим не вполне представлял себе, что сделает с меченым, попадись тот на его пути, но все нюхал, нюхал, нюхал... Меченых не было. По домам разбегалась бездарная мелкая сошка, не представляющая интереса для Проекта. Обычные клерки, озабоченные растущей инфляцией, отсутствием уверенности в завтрашнем дне, проблемами в семье, но никак не вопросами отечественной культуры. Люди как люди. Приближаясь к кабинету отца, Тим плавно наращивал мощность пси- восприятия. “Если там будет опасно, тут же бью на поражение. Всех, кто подвернется”. Перед самым кабинетом Тим активировал защитный контур, остановился и пробил стену зондирующим лучом. В кабинете сидели двое. Один - отец. А второй... “Ого! Нет, это не опасно. Но это, черт побери, интересно!” Тим без стука открыл дверь.
        - А, Тимуля! - обрадовался отец, вставая ему навстречу. - Ну, чудесно. Слушай, я побежал, а вы тут с Андреем Николаевичем поговорите... Ты мне позвони вечером, ладно? - он хлопнул сына по плечу и, просочившись мимо, исчез в коридоре. Тим медленно прикрыл дверь, не отрывая взгляда от отцовского гостя. Перед ним сидел в мягкой расслабленной позе, уютно сложив руки на коленях, самый мощный сенс, какого только Тиму доводилось видеть в жизни. И его лицо показалось Тиму удивительно знакомым.
        - Самохин Андрей Николаевич, - представился сенс, не вставая и не протягивая руки. - Присаживайтесь, Тимофей.
        - Тимофей Костенко. Обычно меня называют Тим.
        - Присаживайтесь, Тим, присаживайтесь. Тим медленно подошел к столу и сверху вниз уставился на сенса. “Лет тридцать пять -сорок. Достойный противник. Сидит очень спокойно, правда, замкнув контур, но это у него инстинктивное. Не “щелкает”, не суетится, вообще делает вид, что он обычный человек. Черной метки не наблюдается. Симпатичное лицо”. Сенс в свою очередь рассматривал Тима.
        - Я слышал, ваше журналистское расследование зашло в тупик... - произнес он глубоким, бархатных тонов голосом.
        - Вы не обычный сенс, - пробормотал Тим, осторожно садясь напротив.
        - Что? - поднял бровь Самохин.
        - Вы не обычный сенс, - повторил Тим. Самохин небрежно пожал плечами. Но на лице его появилось озабоченное выражение. Похоже, он изначально настроился на беседу с позиции обычных людей, несенсов. И теперь не мог сменить заранее отработанную модель поведения. “Совсем ты, мужик, не гибкий, - подумал Тим. - А это скорее всего значит, что если ты и провокатор, то поневоле. Оч-чень интересно!”
        - Вы как себя чувствуете, Тимофей? - спросил Самохин. Тим
“щелкнул” глубже и машинально кивнул. “Активный биоэнергетик с колоссальным потенциалом пси. Может быть, недостаточно умелый, но чрезвычайно мощный. Экстремально. Со мной, положим, не справится, но рядового терапевта-целителя в порошок сотрет. Ну ты, не валяй ваньку”, - Тим слегка ткнул собеседника лучом-сенсором в лоб. Самохин пошатнулся на стуле и чуть не потерял равновесие. Но
“щелкать” все равно не стал. Он явно хотел выглядеть нормальным и соответственно вести себя. “Черт, - подумал Тим с раздражением, - а мне тогда как себя вести?”
        - С вами все в порядке, Тимофей? - поинтересовался Самохин, утирая слезу, набежавшую на глаза от энергетического удара.
        - Терпимо, - бросил Тим.
        - Хорошо, - кивнул Самохин. - Так получилось, что я осведомлен о вашей проблеме...
        - Это о какой? - прищурился Тим. - Если насчет секса, так я с мужиками завязал, все, с концами. СПИДа боюсь, и вообще, противные они... Самохин изумленно вытаращился. Тим, склонив голову набок, ждал реакции.
        - А... - выдавил Самохин наконец. - Шутить изволите.
        - Угу, - кивнул Тим и довольно крепко стукнул Самохина в живот. Тот хрипло закашлялся и на некоторое время потерял дар речи. Тим смотрел, как Самохин копается по карманам в поисках носового платка, и размышлял: “Почему он не хочет “щелкнуть” в ответ? Загадка какая- то”.
        - Извините, - пробормотал Самохин сдавленным голосом и громко высморкался. - Тимофей, давайте серьезно, а?
        - Давайте, - сморщился Тим. - Зачем я вам нужен?
        - Знаете, у меня другое впечатление. По-моему, это я вам нужен.
        - На фига? - искренне удивился Тим.
        - Вы попали в затруднительное положение, так ведь? Вы столкнулись с проблемой, которую окружающие вас люди предпочитают в упор не видеть и полагают надуманной.
        - Давайте называть вещи своими именами. Бредовой они ее считают. Бредовой. А меня - маниакально-депрессивным типом.
        - Совершенно верно. Я просто как-то постеснялся... Ну и как вам, Тимофей, жизнь маньяка-одиночки? - Самохин хитро подмигнул. Тим рассмеялся. “А ты молодец. То ли психолог, то ли просто умный... Или ты в курсе, что “Программа “Зомби” - не бред...”
        - Да не так уж плохо, - ответил Тим. - Оказывается, пугать людей
        - очень веселое занятие. И потом, с сумасшедшего взятки гладки. Можно гнать все, что в голову взбредет. Совершать эксцентричные поступки. Обижать всех направо и налево... - тут он не удержался и треснул Самохина под коленку. Тот дернулся и заглянул под стол. Совсем как обычный человек. - Маскируетесь обалденно, - заметил Тим. - Реакции совершенно человеческие.
        - Что? - снова поднял одну бровь Самохин.
        - Да так, ничего...
        - Так вот, Тимофей. А как вы отреагируете, если я вам сообщу, что вы не одиноки в своем, э-э... затруднении?
        - Что, мой бред не уникален? - улыбнулся Тим.
        - Ну, в какой-то степени и уникален тоже. Дело в том, Тимофей, что вы вели расследование в некой пограничной области знания. А я представляю фирму, которая в этой же области ведет исследования. Понимаете, Тимофей? Исследования. Мы занимаемся биоэнерготехнологиями. Вам должна быть знакома эта тематика, вы ведь бывали у Полынина, да? Тим кивнул.
        - Мы можем полностью реабилитировать вас, - сказал Самохин.
        - Это в каком смысле?! - мгновенно окрысился Тим.
        - Да нет же! - рассмеялся Самохин. - Лечить вас никто не собирается. Ух, какой вы, однако, горячий молодой человек...
        - Захочу прижечь, мало не покажется, - пообещал Тим.
        - Ой-ой-ой! - рассмеялся Самохин и выставил перед собой раскрытые ладони. - Мне уже страшно! - В этот момент он получил чувствительный удар по затылку и машинально обернулся. Тим сейчас же треснул его снова. Самохин затряс головой и укоризненно на него посмотрел. - Кончайте дурачиться, - попросил он. - Это недостойно вашего дара, Тимофей, честное слово.
        - Очко жим-жим? - ехидно поинтересовался Тим.
        - Перестаньте, - сказал Самохин жестко.
        - А я ведь могу вас убить, - произнес Тим задумчиво. - Легко.
        - Вы просто напуганы, Тимофей, - в глазах Самохина, где Тим ожидал увидеть хотя бы отголосок страха, ничего подобного не оказалось. - Вы просто не понимаете, кто друг, а кто враг. И стараетесь всех поставить в известность о том, какое у вас стальное сердце. Напрасно. У Тима что-то щелкнуло в голове. “Стальное сердце? Этот тип использовал термин, который сто лет назад выдумал я. Наверное, совпадение, но больно уж не к месту оно пришлось”.
        - Я вам зла не желаю, - терпеливо продолжал Самохин. - И я действительно могу сделать так, что вы вернетесь к нормальной жизни и никто не будет показывать на вас пальцем.
        - А я эти пальцы откусываю, - изрек Тим. Ему становилось все сложнее дурачиться и играть. Он ощущал легкое смятение.
        - Уфф... - Самохин опять полез за платком, нерешительно повертел его в руках и сунул обратно в карман. - Тимофей, мы будем серьезно разговаривать? Вы же взрослый человек, в конце концов...
        - Чего вы от меня хотите? - произнес Тим, ставя ударение на каждом слове.
        - Приезжайте к нам в Институт, - сказал Самохин, и Тим почувствовал, что “Институт” именно так и произносится, с заглавной буквы. - Мы попросим вас принять участие в нескольких экспериментах, неопасных и безболезненных. Небольшое обследование, некоторые замеры. Вам же будет интересно лучше знать природу того, что с вами происходит... А в благодарность мы выпишем вам диплом- сертификат. Гораздо солиднее того, что вы могли бы получить у Лапшина.
        -И?..
        - И с таким дипломом вы сможете все, Тимофей. Во-первых, ни одна сволочь не посмеет усомниться в том, что вы биоэнерготерапевт. Во- вторых, для вас будут открыты двери самых престижных лечебных учреждений. Сейчас, например, открываются две элитные клиники... Вы же хотите лечить больных, верно? А тут у вас будет совершенно официальный статус и, между нами говоря, великолепный оклад.
        - А что я должен буду делать, кроме лечения? - спросил Тим вкрадчиво.
        - То есть? - широко раскрыл глаза Самохин.
        - Вы хотите сказать, что не знаете, чем занимаются выпускники
“Центра Новой Медицины”? Вы ничего не слышали о кодировании, которое они проводят некоторым своим пациентам?
        - Не понимаю, - пробормотал Самохин. И Тим вдруг увидел: он действительно не понимает. Сейчас, на глубоком уровне пси- восприятия, Тим хорошо различал самые тонкие человеческие мотивации. Фактически он видел, где правда, а где ложь. И Самохин ошеломил Тима искренностью своих побуждений. Возможно, он был марионеткой Проекта. Скорее всего его послали к Тиму как подсадную утку. Но все равно приятно было видеть честного и открытого человека. Хотя ситуация от этого только запутывалась.
        - Вам фамилия Гаршин что-нибудь говорит? - спросил Тим с надеждой.
        - Да нет...
        - Гаршин Иван Иванович, тощий такой еврей, язвенник, примерно ровесник ваш. Довольно известный журналист. Самохин отрицательно помотал головой. Вид у него был обалделый.
        - Хананов? - продолжал допрашивать Тим. Тот же ответ.
        - Как вы вышли на моего отца? - спросил Тим устало. Самохин замялся.
        - Убью, - сказал Тим с чувством.
        - Это вряд ли, - заметил Самохин почти с вызовом.
        - Да ладно, - отмахнулся Тим нетерпеливо. - Как? Самохин задрал глаза к потолку.
        - Мне очень не хочется обсуждать с вами эту тему... - начал он. Тим вздохнул и перебил его.
        - Здесь нет “жучков”. Поверьте, я вижу. И нас никто не сканирует психотронной техникой. Можете расслабиться.
        - Я верю, что вы можете видеть это, - сказал Самохин печально. - Но я связан подпиской. Наш Институт - режимное учреждение. И я не имею права обсуждать с вами такие вопросы, Тимофей.
        - Вы понимаете, что я могу вытащить из вас эту информацию силой?
        - Догадываюсь, - кивнул Самохин все с той же печальной миной на лице. - Но мне кажется, что вы не будете так поступать.
        - Правильно кажется. Самохин протяжно вздохнул.
        - Скажем так. Ваш отец сам искал помощи. Понимаете, Тим? Информация об этом дошла до моего руководства, оно заинтересовалось и поручило мне согласиться на контакт с ним. Я был надлежащим образом проинструктирован. Инструкцию я почти дословно изложил вам. Отец ваш звонил мне на днях, мы договорились о встрече. Вот, собственно, и все.
        - Режимное учреждение... Ваша тема тоже закрытая?
        - У нас все темы закрытые. Но я думаю, что это делается по инерции и... для самозащиты. Вы же читали эту жуткую статью в “Науке и жизни”? Академия наук совсем не такая дружная семья, какой хотела бы казаться. Опять же, проблемы финансирования... И поверьте мне, Тим, ничего особенного в моей теме нет. Моя группа отрабатывает методики активизации природных способностей человека. Паранормальных способностей, разумеется. Тим поднялся, заложил руки за спину и подошел к окну.
        - Почему ваше руководство так заинтересовалось мной? - спросил он, не оборачиваясь.
        - У нас работает много биоэнергетиков. Я думаю, кто-то узнал, что вы тоже... из наших. И когда выяснилось, что вы подвергаетесь гонениям...
        - Это что еще значит?
        - Ну, вас отказываются публиковать, вы ушли из газеты. Большинство сенсов-терапевтов от вас шарахается.
        - А-а...
        - Это ведь общая проблема для всех биоэнергетиков, Тим. Даже для тех, кто занимается наукой. И я в свое время попал в весьма щекотливое положение... В молодые годы, совсем как вы. Тоже э-э... подвергался гонениям. Так что я вашу ситуацию отлично понимаю. И мое руководство, как мне кажется, тоже. Разумеется, Институт к вам обращается не из голого сострадания, нет. Вы можете для нас очень многое сделать. И для развития биоинформатики в глобальном масштабе - тоже. Подумайте, Тим.
        - Ну-ну...
        - А за это вам гарантируют конкретную помощь и поддержку. И вы не отказывайтесь, - в голосе Самохина зазвучали мягкие, почти отеческие нотки. - Хороших биоэнергетиков сейчас очень мало, почти все они расползлись по каким-то шарлатанским конторам. Чураются тех, кто связан с официальной наукой. Между собой грызутся. А иногда, я полагаю, оказываются втянуты в неблаговидные предприятия... И вы ведь главного не знаете, Тим. Скорее всего не знаете...
        - Ну, - Тим повернулся к Самохину лицом.
        - Ходят слухи... - произнес тот, потупившись. - Говорят, компетентные органы со дня на день начнут охоту на биоэнергетиков. С подачи президиума Академии наук. После этой дурацкой статьи в
“Науке и жизни”. А ведь журнальная публикация может служить основанием для открытия уголовного дела...
        - Биоэнергоинформатика - лженаука, - вспомнил Тим. - Экстрасенсы - шарлатаны. Психотроника - афера.
        - Психотроника не афера, - вздохнул Самохин. - То, что делает моя группа, - чистой воды психотроника. И у нас получается. Вы же меня видите? Ну, должны видеть. Или я ошибся, вы сейчас не используете пси?
        - Допустим, использую. И что?
        - Неужели не видно? Неделю назад меня э-э... Мы это называем
“форсировали”. Правда, это только первый уровень, мне еще предстоит несколько серьезных метаморфоз, но начало положено.
        - Вы бы еще холеру выпили, - скривился Тим. - Пастер хренов. Самохин посмотрел на Тима укоризненно.
        - Не ругайтесь, - попросил он. - Я же не мог положить под излучатель своего лаборанта. Я должен был сам...
        - Да понятно! - Тим рубанул ладонью воздух. - Все понятно! Значит, так. Вы мне тонко намекаете, что выбора нет. Либо я прибегу к вам под теплое крылышко, либо меня возьмет за задницу КГБ.
        - Ну, приблизительно так. Поверьте, Тим, вам у нас будет хорошо. Вы будете на своем месте, будете заниматься любимым делом. Отличные люди рядом, у нас прекрасная команда подобралась... А когда страсти немного улягутся, спокойно вернетесь к своей терапии. С дипломом, с деньгами, с устойчивым положением в обществе. И я не исключаю, что вы будете гораздо сильнее, чем сейчас.
        - Но сначала я должен поработать лабораторной крысой... - задумчиво протянул Тим.
        - Это вы утрируете, Тимофей. Тим подошел к Самохину вплотную и, до предела “щелкнув”, внимательно “принюхался”. “Не врет мужик. Свято верит в то, что говорит. Аж противно, до чего искренний”.
        - Право же, не знаю, какие мне еще привести аргументы, - пробормотал Самохин. - Ну, например, Рябцев Владимир Владимирович очень о вас хорошо отзывался. Исключительно в превосходной тональности. Он вас просто боготворит.
        - О боже! - простонал Тим. - И здесь Рябцев! Он меня преследует. Рябцев моя идефикс. Моя любимая бредовая идея!
        - Да, он большой оригинал, - кивнул Самохин. - Но это не значит, что к его мнению не прислушиваются. Конечно, сейчас Владимир Владимирович несколько, э-э... не в форме. Но в свое время он очень много хорошего сделал. Я, собственно, с его подачи заинтересовался биоэнергоинформатикой много лет назад. Тим устало присел на край стола.
        - Вы где-то на северо-западе... - пробормотал он.
        - Да, Речной вокзал. У нас там большая территория. Целый научный городок. Между прочим, и жилье есть, если вас это интересует. Приезжайте, Тим. Вот прямо в следующий понедельник и приезжайте. Только позвоните мне хотя бы за день. Я как раз буду на работе в это воскресенье. - Самохин достал визитную карточку. Тим вяло ухватил ее двумя пальцами и не глядя сунул в задний карман джинсов.
        - Ладно, - сказал он. - Я подумаю. И не прощаясь вышел. Шагах в двадцати справа его сознание нащупало отца. Тим обернулся. Отец в напряженной позе сидел в кресле в углу лифтового холла и со страдальческим выражением лица глядел на сына. Тим повернулся к нему спиной и быстрым шагом пошел к лестнице.

* * *
        Отец нагнал его на улице. Тим стоял посреди Арбата и, задумчиво озираясь, прикидывал, где тут нальют и при этом не отравят. Ему позарез нужно было расслабиться, обдумать услышанное от Самохина и прикинуть, как себя вести дальше. Тим был здорово раздражен, и толпа праздношатающихся обтекала его со всех сторон с запасом метра в два.
        - Ну? - спросил отец, подходя к Тиму вплотную и заглядывая ему в лицо тоскливыми собачьими глазами.
        - Ну, - кивнул Тим. Смотреть на отца было противно. “Надо же,
“сам искал помощи”! И нашел, мать твою так, хорошего помощника! С черной меткой. Выписал мне путевочку благодарный пациент дядя Ваня Гершович! А если они меня в этом своем Институте того... Препарируют? Приду я к дураку Самохину, а меня прямо у него из-под носа - трах шокером в поясницу, хвать под белы рученьки, шлеп иглой в вену - и на операционный стол! Хотя нет, теперь со мной такой номер не пройдет. Здорово я поумнел с тех пор, как огреб по балде тяжелым предметом. И особенно - после того, как оператор Проекта... Как же это по-английски? Ах да, “to squiss all the shit out of somebody”. Только обычно это выражение в переносном смысле используется, а со мной в натуре такое произошло. Все дерьмо он из меня вышиб, сволочь. И весь ужин заодно. Но зато и всю дурь. Теперь чтобы контролировать мои действия, меня придется убить. А этого пока не хочет никто - ни я, ни Проект”.
        - Так ты согласился? - спросил отец тихо. - Согласился лечь на обследование?
“Ах, вот как это называется... - Тим невольно улыбнулся. - Да, наверное. Пожалуй, я согласился. Как минимум, ничто мне не мешает заглянуть к Самохину просто так и рассказать ему кое-что из того, что удалось нарыть по “Программе “Зомби”. Он-то эксперт, он все поймет. И сможет, наверное, меня просветить в некоторых вопросах. Кстати, это идея. Если кто и в состоянии отделить в показаниях зомби шизу от фактов, так Самохин. Ну, похоже, я согласился. В любом случае, до понедельника еще пять дней, времени навалом...”
        - Да, - кивнул Тим. “...А если сенсов действительно начнут травить, то мне просто деваться некуда, кроме как в Институт. И возможно, решить все свои проблемы безболезненно я смогу именно там. Это пока я болтался на свободе, Проекту нужны были провокации. А если я приду в Институт - это значит, что я окончательно спустил флаг. И одно из влиятельных в Проекте лиц может явиться в мою, э-э... палату? камеру?
        - тьфу, блин! - чтобы спокойно поболтать со мной по душам, не опасаясь, что я подпорчу ему энергетику. В любом случае теперь я стою гораздо ближе к ответам на свои вопросы, чем когда-либо. Да, кажется, я согласен. А если злые дяди бросятся меня вязать - я им не завидую”.
        - Молодец! - сказал Сергей Костенко, оживая на глазах. - Это правильно. А то мы с матерью просто испереживались за тебя...
        - Да ну? - прищурился Тим. Он все еще находился в глубоком пси, и ему не составило труда, мгновенно выбросив ложноножки, “ухватить” отца за бока. Он проделал это совершенно автоматически, и, только когда отец умолк и застыл, Тим отметил, насколько все получилось легко. Тим отошел к ближайшей стене, И отец послушно двинулся за ним. У стены Тим повернулся к нему лицом, окутал их обоих своим полем,
“подогрел” его до максимально комфортной обстановки и спросил:
        - Что тебе сказал Гаршин?
        - Он дал мне визитку и сказал, что это очень хороший специалист, - ответил ему отец, лучезарно улыбаясь. Сейчас он был счастлив. Наконец-то сын полюбил его. А он в сыне души не чаял, как всегда, и хотел ему только добра.
        - А что он говорил конкретно про меня?
        - Ну, у тебя же подвижная психика, Тимуля. В подростковом возрасте это удалось выправить, но сейчас ты пережил стресс... А Гаршина я давно знаю, у него с сыном были такие же проблемы. Но парень обследовался в этом Институте, ему назначили транквилизатор, очень легонький, такой же, что ты пил в свое время, и теперь все хорошо. Поэтому будет очень здорово, если ты пройдешь обследование. Тим “взял” отца плотнее и, задыхаясь от волнения, задал следующий вопрос.
        - Вы с Гаршиным из одной конторы?
        - Что ты! - рассмеялся отец. - Нет, конечно. Он обычный паук. А я сотрудничаю с другой фирмой. Меня когда в пауки звали, я был моложе тебя. И я вербовщику сказал - хорошо, но звание не ниже майора, и чтоб ты был моим подчиненным. Он вскочил и убежал. А когда вернулся, я уже был хорошо пристроен. Ты думаешь, почему я стал
“выездным”, почему меня взяли в министерство? Иначе никак. Да, Тимуля... Я ведь о тебе думал, о маме. Нужно было выбирать: либо работаешь на одних, либо на других. Или всю жизнь получаешь сто рублей, и тебя же еще постоянно давят. Я выбрал работу, за которую не стыдно. Не стыдно тебе в глаза смотреть, понимаешь? Тим молчал, глядя отцу под ноги. Он слегка ослабил контроль, чтобы тот выговорился. Задавать вопросы Тим больше был не в состоянии. Просто не мог.
        - Гаршин неплохой мужик, - сказал отец. - Напрасно ты с ним поцапался. Но теперь я понимаю, что ты не мог иначе. Ты очень тонкий и впечатлительный, Тимуля... Не знаю уж, в кого. И ты всю эту дурь с психотронным оружием принял слишком близко к сердцу. Хотя если бы ты согласился меня послушать в свое время... Понимаешь, Тимуля, у тебя еще жизненного опыта не хватает... - Тим инстинктивно оскалил зубы, и отец положил руку ему на плечо. - Не горячись, сын... Может, посидим где-нибудь?
        - Тебе за мамой ехать, - напомнил Тим. - Нарвешься на ментов, зачем лишние неприятности?
        - Ну какие могут быть у меня неприятности? - улыбнулся отец.
        - Ладно, неважно. Извини, но мне пора.
        - Как знаешь. Ты только пойми, Тимуля, что для нашей страны есть вещи совершенно невозможные. Придумать любую технологию нам раз плюнуть. Но воплотить ее в жизнь... Это не по нашей части. Это, наверное, для японцев, но только не для нас. А вот аферу закрутить вокруг чудо-оружия, это мы можем. Тем более что генералы наши люди малообразованные, сам знаешь. Так что забудь ты эту историю, Тим. Между прочим, Гаршин на тебя совершенно не в обиде. Наоборот, он хочет, чтобы ты остался в газете и работал у него. Подумай, ладно?
        - Хорошо, - кивнул Тим. - Хорошо, папа. Ну, счастливо. Спасибо тебе.
        - Тебе спасибо, - отец потянулся было обнять Тима, но тот уже повернулся к нему спиной, унося с собой радость и свет, мягкое тепло внутрисемейных отношений и вообще все, что составляет смысл жизни человека. Внезапно за шиворот Сергею Костенко плеснула струйка талой воды с крыши. Он отшатнулся, помотал головой и яростно заморгал глазами. Что-то странное произошло... Что это было? Он вдруг понял, что совершенно не помнит, о чем сейчас говорил с сыном. “Да, Тим поедет на обследование. Это он мне сказал. Но все остальное время говорил я, а беседовали мы долго. Только что же я говорил?” Костенко-старший поежился и, нащупывая ключи в кармане, двинулся к стоянке машин. “Странное дело. Что-то я сегодня устал. Ну, ладно. Лишь бы с Тимом все было в порядке. Бедный мальчик. Он ведь не болен, нет. Но он жутко чувствительный. Он видит и понимает такие вещи, о которых нормальные люди даже и не задумываются. Иногда мне просто страшно с ним говорить. Но он мой сын. И я горжусь тем, что он не такой, как другие. Вот только не вышло бы это ему боком...”

* * *
        Суббота началась для Тима приблизительно в три часа дня - со стакана виски со льдом натощак. К заходу солнца Тим уже был основательно нетрезв, но зато голова не болела, и руки не тряслись. А мир заполняло полное, абсолютное, звенящее одиночество.
“Надо же было так нажраться... Это я, наверное, от тоски”. Ольга уехала к родственникам в Питер - кто-то там справлял какой-то юбилей. Тим попробовал вспомнить, что именно и кто, но не смог. Зато он помнил главное - она с ним, она его любит. А километры в любви не значат ничего. Особенно для человека, который может сегодня под вечер послать в небо сгусток оранжевого тепла, и тот сам найдет кого нужно в далеком незнакомом городе. И тому, кому нужно, приснятся чудесные сны. Тим горько улыбнулся. Ольга больше не бросала на него настороженных взглядов и не подсматривала, как он движется и куда смотрит. Но Тим и повода ей не давал. В нем больше не звенела туго натянутая струна постоянной настороженности, вибрацию которой Ольга чувствовала очень тонко. Он был спокоен и расслаблен - внешне и внутренне. Вероятно, он все для себя осознал и вычислил еще во время разговора с Самохиным. Поняв, что непременно поедет в Институт, Тим успокоился. Ему стало легко. Даже Проект его больше не пугал. Ведь одно дело, когда сумасшедший ученый Хананов со своими операторами травит и мучает трусливо прячущегося сенса-нелегала,
который даже пожаловаться никому не может. И совсем другое - когда Проект рискнет наехать на полного сил и злобы сенса, который не стесняется на каждом углу заявлять о себе, что он - сенс. Перемена в настроении Тима оказалась разительной - Ольга почувствовала ее мгновенно и, главное, приняла без сомнений. А Тим всего лишь старался быть честным с дорогим ему человеком. И все вернулось. И на словах, и в выражении глаз, и в мимолетных прикосновениях, и в постели. Теоретически Тим мог бы подстраховаться, направив свое пси на создание Ольге еще более комфортной атмосферы. Но он действительно хотел быть с ней совершенно честным. Всего-то и нужно оказалось для счастья - окончательно сдаться на милость обстоятельств. И плыть по течению, задрав лапы кверху. А там, глядишь, как и обещали, вынесет река в тихую заводь, на песчаный бережок... Кухня была густо засыпана энергетическим шлаком, чистить ее сил не было. “Небось опять спьяну буйствовал, шарики топтал...” Поэтому Тим временно перенес штаб-квартиру с кухни в кабинет, уединился там с чудом сохранившейся бутылкой, наполненной бурой жидкостью, имитирующей
коньяк, и книгой Стругацких “Обитаемый остров” - и загрустил. Фантастический мир Стругацких, в котором целая страна была покрыта одеялом психотронного поля, не давал Тиму покоя с детства. Особенно его потрясало гражданское мужество авторов, рискнувших пусть и в фантастической повести, но намекнуть, подсказать... Построить модель тоталитарного государства в конечной точке его развития. Ведь сама идея массового зомбирования была, с одной стороны, чудовищна, а с другой - лежала на поверхности. Потому что управлять массовым сознанием пытались в той или иной степени все правительства Земли. Но только Советский Союз додумался-таки до психотронного генератора. И оказался на пороге окончательного превращения в Страну Дураков. Под такие мысли полбутылки уговорилось мгновенно. Зазвонил телефон. Тим пересел в кресло у стола и поднял трубку. В душе его теплилась надежда, что звонит кто-нибудь хороший, Зайцев, например. Было бы совсем неплохо узнать, как у него идут дела.
        - Отделение функциональной неврологии, - сообщил Тим неразборчиво. Язык заплетался сам - Тим уже основательно перебрал.
        - Ой... - удивились на том конце. - Извините. - И дали отбой.
        - Это не Зайцев, - сказал Тим трубке, кладя ее на место. Телефон зазвонил вновь. Тим вздохнул. Голос в трубке был совершенно незнакомый, а говорить с чужими Тим сейчас не хотел. Особенно ему не улыбалось выслушивать излияния какого-нибудь зомби. Хотя такие ему уже давно не звонили. В неформальных организациях, пригревших жертвы психотеррора, уже разошелся слух о том, что “хороший был мальчик этот журналист Тим Костенко, но его тоже запугал КГБ”.
        - Помощник триста десятого, младший сержант Костенко, - представился Тим.
        - Добрый вечер, Тимофей, - раздалось в трубке. - Это вас некто Ларин беспокоит, мне ваш телефон дал Олег Зайцев...
        - Молодец! - одобрительно сообщил Тим и глубоко задумался. Форма обращения “некто Ларин” указывала на то, что парень работал в известной Тиму газете. Это была фирменная манера, ее в газете использовали все. Но кто такой этот Ларин, он не вспомнил.
        - Алло? - осторожно спросил абонент.
        - Да, да... - раздраженно ответил Тим. - Слушайте, господин Ларин, пока не забыл... Так ты Зайца знаешь?
        - Кого? - абонент явно был обескуражен.
        - Ну Зайца! Олежку Зайцева!
        - Ч-черт! - сказали на том конце с выражением. - Слушайте, Тимофей, вы меня совершенно с толку сбили. Вы просто Рябцев номер два! Я же сказал - это Зайцев дал мне ваш телефон...
        - Значит, с Рябцевым ты уже познакомился, - заметил Тим. Наконец-то до него дошло, кто такой этот Ларин - сокурсник Зайцева, решившийся продолжать расследование. - Ну, как там японская разведка?
        - Строит козни, - в голосе Ларина зазвучала легкая настороженность.
        - Отлично. Слушай, тут такое дело... В общем, я тут малость того... Но мне кажется, я его просил. А если не просил, то ты ему скажи, что я тебе сказал... Тьфу! Значит, у Олежки есть пакет с документами... ну, по интересующей тебя проблеме. Ты ему скажи, что я тебе сказал... Блин! В общем, теперь они твои. Осознал?
        - Спасибо, осознал. Большое спасибо. Скажите, Тимофей, а вы в редакцию не собираетесь зайти в ближайшие дни?
        - И ты не ходи, - ответил Тим несколько туманно, но, как ему показалось, всеобъемлюще.
        - Почему? - мгновенно спросил Ларин. Тим снова задумался. Мысли путались, и почему-то хотелось рассмеяться.
        - Да не ходи, и все тут.
        - Ну хорошо. А не в редакции мы можем встретиться?
        - Не-а, - ответил Тим безмятежно.
        - Тимофей, мне нужна ваша консультация.
        - А я больше не практикую. Все, завязал. Ушел из журналистики совсем и навсегда.
        - В неофициальном порядке. Мне очень нужна ваша помощь, Тимофей. Тим закусил губу. С одной стороны, не помочь парню было некрасиво. С другой - с материалами Тима он будет подкован по
“Программе “Зомби” целиком и полностью. А при поддержке Зайцева он в совокупности будет знать даже гораздо больше, чем Тим. Следовательно - какой смысл встречаться? Чтобы послушать, как тебе плачутся в жилетку? Разумеется, парень не в курсе насчет Проекта. Но зачем ему такое знание? Он ведь не сенс и в поле зрения Проекта может попасть только в ранге настырного журналиста, еще одной назойливой мухи. “Нет, - подумал Тиму - не нужны мне его излияния. Он просто оказался в той же ситуации, что и я недавно. Его никто не хочет слушать, над ним смеются, и ему позарез нужна хоть одна живая душа, которая будет согласно кивать головой на россказни о “Программе”. Попользуется мной мальчик, отведет душу и побежит дальше - жить. Ему-то жить разрешено, ему Проект жизнь не сломал. Ну и живи себе. Существуй”. Ларин дышал в трубку. А Тим медленно закипал. И его прорвало.
        - Нет, все правильно, - сказал он с притворной мягкостью. - Все должно оставаться так, как есть. Я уже узнал, что такое полное, запредельное одиночество. Что такое цензура, обструкция коллег, все узнал. Тебя еще начальник психом выставит. Все правильно. Я это уже знаю. Теперь попробуй ты. Настало твое время... Он положил трубку. Отключил телефон. И вдруг его охватило глубочайшее отчаяние. Он только что оттолкнул от себя человека, который фактически повторял его путь со всеми мелями, порогами и остальными неприятностями. Как отталкивал в последние месяцы всех, кто в нем нуждался. И вдруг обнаружил, что расставаться больше не с кем. Потому что Ольга рано или поздно уйдет тоже, уйдет сама. И на этом все кончится. В голове звенела пустота и тишина. На душе было невообразимо мерзко. Тим вздохнул, допил бурую пакость из горлышка, сильно
“щелкнул”, распахнул окно и перевесился через подоконник наружу. Присмотрелся к движению на узкой кривой улочке, подумал и решил, что оно ему не нравится. Почти не соображая, что делает, он обрушил на улицу энергетический удар такой мощности, генерировать которую ему раньше не случалось. Обозначил границы зоны своего влияния. Легко нашел подходящую частоту и на ней прошелся всей силой своего разума по неповоротливым мозгам водителей. Почувствовал адекватный ответ, зафиксировал частоту, слегка отстранился и принялся злорадно наблюдать. Ничего страшного внизу не происходило. Разве что, проезжая у Тима под окнами, все машины совершали два незамысловатых маневра. Водители реагировали четко, никто не задумался, не “тормознул”, ни с кем не столкнулся. Движение не нарушилось совершенно. Только вот на участке московской улицы протяженностью в сотню метров оно вдруг стало левосторонним.
        ЧАСТЬ IV НЕЧЕЛОВЕК
28 апреля - 3 мая 1991 года Воскресенье началось отвратно - снова похмельная тупость, вялость и апатия. Тим лежал в постели, обняв подушку, и размышлял, звонить или не звонить все-таки Самохину в его Институт. Теперь, когда момент принятия окончательного решения подступил вплотную, протянуть руку и снять трубку было особенно тяжело. Некоторое время Тим, ворочаясь с боку на бок, склонялся к “звонить”. Потом к “не звонить, авось пронесет”. Наконец возникла подленькая мыслишка - а не подождать ли день-другой. Еще раз все обдумать, взвесить, разложить по полочкам. И тогда уж... На этой мысли Тим надолго завис. Все-таки он так и не убедил себя в том, что доверяет Самохину.
“В конце концов, что я знаю об искусственно форсированных сенсах? Вдруг у Самохина энергетический рисунок поддается корректировке? Думает человек одно, а аура его показывает другое? И вообще, я не детектор лжи. Я только еще учусь “видеть правду”. Кстати, Самохин это знал. Между прочим, очень уж он подозрительно старался в разговоре со мной не “щелкать” и вообще быть паинькой. Кругом одни загадки. А услужливое мое сознание вовсю этим пользуется, тело похмельное бережет, чтобы оно меньше двигалось. Нельзя так”. Наконец раздираемый противоречиями Тим принял компромиссное решение. Он поднялся и, спотыкаясь, отправился на кухню залить чем-нибудь пересохшую глотку. Утолять жажду пришлось водой из чайника, даром что кипяченой. Тим принял душ, с трудом позавтракал и, закурив, обратился к наиболее простой на сегодня дилемме - идти за пивом или нет. Посмотрел за окно, счел, что погода хорошая, день весенний и прогуляться можно. А там, глядишь, озарение найдет, и все проблемы разрешатся одним мощным всплеском интуиции. Всплеск был в принципе необходим. Вечером Тиму должны были звонить двое перспективных
клиентов, и нужно было разбираться: давать им от ворот поворот в свете поездки в Институт или пока оставить все, как есть. Тим лениво оделся, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли деньги, документы и ключи. И уже перенес ногу через порог, когда телефон грянул. Выругавшись, Тим вернулся и снял трубку.
        - Тимофея позовите, будьте любезны, - попросил совершенно незнакомый мужской голос.
        - Слушаю вас, - процедил Тим неприязненно, соображая, кого еще нелегкая принесла на его голову. “Слава богу, хоть не этот... вчерашний. Кажется, я ему гадостей наговорил. А каких? Не помню. Опять нажрался, трус несчастный. Сколько можно в водке от жизни прятаться? Утону ведь однажды...” И тут следящий контур сухо затрещал. Тим еще не понял, что он, собственно, делает, а его пси, восприняв тревожный сигнал, чисто механически, используя телефонную сеть как опорную систему, уже
“принюхалось” к звонившему. И унюхало такое, что у Тима задрожали поджилки.
        - Вам просили сообщить, что сегодняшняя встреча в Институте отменяется. Позже вам позвонят, - быстро проговорил незнакомец и дал отбой. Некоторое время Тим стоял, до боли в кулаке сжимая трубку. Потом опустил ее на место и сел, безвольно уронив руки на колени. Он сидел неподвижно, прикрыв глаза и почти не дыша, до упора разогнав следящий контур во все стороны. Плавно “щелкая” глубже и глубже, Тим сканировал пространство в поисках интереса к его, Тимофея Костенко, персоне. И поймал легкий отголосок... На самой грани восприятия. Почти неразличимый, слабый, затухающий. Даже не биоинформационный материал, а его тень. Тень очень неприятного, дурного, злого внимания. И источник этого внимания гнездился в старом добром направлении - где-то на северо-западе. А у звонившего была черная метка. Тим еще сам не сообразил, что же ему удалось понять и какое он принял решение. Но руки уже вытащили из кармана пачку купюр и перелистали ее. Двигаясь как сомнамбула, он встал, прошел в кабинет, вытащил из “нычки” еще немного денег и пристроил их в другой карман. Достал из шкафа кожаный рюкзачок, из-за которого Тиму
когда-то завидовала добрая половина факультета журналистики. Аккуратно упаковал и уложил в рюкзачок две смены белья, джинсы, легкие кроссовки и свитер. Выгреб из ящика стола несколько пачек сигарет. Зимние кроссовки, которые были на ногах, сменил на удобные демисезонные башмаки. Закинул рюкзак за спину, потоптался на месте и решительно двинулся на выход. У метро он придирчиво учинил смотр бабушкам-торговкам и через несколько минут стал богаче на две бутылки водки, одну пива, буханку хлеба и пару банок тушенки. Все, кроме пива, упихал в рюкзак, а с пивной бутылки зубами сорвал пробку и проглотил напиток в один присест. Нырнул под землю, сел в поезд и через полчаса выскочил наружу в искомой точке. Уже спокойный и готовый к тяжелой работе. Тим шел по улице, аккуратно обходя лужи и подставляя лицо весеннему солнышку, а в голове заново рассматривал уже решенную задачу. И, как всегда, найдя выход из ситуации интуитивно, за доли секунды, ни в чем не мог себя упрекнуть, проверив интуицию логикой. Эмоция, которую ему удалось засечь, имела к звонку непосредственное отношение. Звонок, якобы по просьбе Самохина
(в том, что это “засада”, у Тима не было ни малейших сомнений), имел какую-то четкую цель. Скорее всего - удержать объект дома. А поскольку объект лентяй и домосед, то для этого достаточно освободить его от необходимости куда-либо ехать. Максимум, на что объект способен, это выскочить на полчаса за водкой. Тим отдавал себе отчет в том, что, возможно, утрирует ситуацию. Но привычка не соглашаться на то, к чему принуждают, взяла верх. Он давно понял, что, если тебя загоняют в угол, а потом говорят: “Ну, сам решай”, нужно лезть вверх. За двадцать с небольшим лет, прожитых во враждебном мире, Тим поступал так неоднократно и ни разу потом не пожалел. Он “косил” от армии, пока не понял, что сможет это выдержать, и ушел служить в девятнадцать лет, прожив на воле очень важный для себя год. Сломав, подмяв под себя женщину, с которой можно было после этого комфортно существовать как минимум полжизни, - отвернулся от нее, наплевав на общее мнение, что это будет отличный брак. В мире сенсов всегда был котом, ходившим где вздумается, гулявшим сам по себе. Ушел с факультета, бросил газету... Да мало ли он ломал
стереотипов, чужих и собственных. И теперь, оказавшись в двадцати километрах от дома, поворачивать оглобли не собирался. Тима не волновало даже то, что его будет искать Ольга. Переживет как-нибудь. Ему было наплевать на клиентов, больных людей, остро нуждающихся в помощи. Пусть загибаются, их проблемы. А мысль о том, что Самохин, похоже, “спалился” и его сейчас, вероятно, расстреливают из психотронной пушки, Тим приветствовал злорадным рыком. С момента, когда он час назад почуял опасность, Тим инстинктивно запустил привычную с детства модель поведения. И вот уже час он чувствовал себя удивительно комфортно. Глухая круговая оборона - это было то, что надо! Одиночество вдруг стало благом, злоба на весь свет - залогом безопасности, а здоровый жизнерадостный цинизм - единственно возможной формой отношения к жизни. Умом Тим понимал, что это нехорошо. Но душа его пела так, как не случалось ей петь уже очень давно. Это был верный признак стресса, но Тим приказал себе о таких вещах не думать. Его пытались загнать в угол - и он в ответ перестал быть человеком. Зато приобрел возможность из угла взлететь прямо
вверх. Солнце шпарило вовсю. Люди на улице были теплые и доброжелательные по случаю выходного дня. Следящий контур ничего особенного не фиксировал. Навстречу пробежала стайка очаровательных в своей юной невинности старшеклассниц с блудливыми весенними глазами. Тим хищно скалился, улыбаясь, и думал о том, как жалко, что высокие моральные устои не позволяют ему поймать такую вот нимфетку и поиметь ее со всех сторон. С нынешними его способностями это было бы чертовски легко, но, к сожалению, поперек совести. На ходу он перетянул рюкзак под мышку, слегка приоткрыл его, свернул крышку на одной из бутылок и сделал из горлышка пару хороших глотков. Закурил и ощутил почти физически, как в груди закипает веселая молодая злоба. Поймал несколько летевших мимо бубликов и, проглотив их, зафиксировал отчетливый прилив энергии. Внимательно просканировал все контуры своей ауры и улыбнулся еще шире прежнего. “Товарищ председатель Государственной Комиссии! Трижды Герой всего на свете младший сержант Костенко к полету готов!” Все отлично. День прекрасный. Впереди большая драка. И Кремер, как ему и положено, сидит дома.

* * *
        Цепляя по пути всю свободную позитивную энергетику, Тим осторожно подошел к двери Кремера и, глубоко “щелкнув”, забросил внутрь квартиры луч-пробник. Он еще не представлял себе, получится ли задуманное, но чувствовал такую уверенность, что заранее рассчитывал на идеальный результат. Захваченный лучом, Кремер инстинктивно вздрогнул, но решил, наверное, что ему почудилось, и “щелкать” не стал. Тим аккуратно перенастроился и “взял” Кремера плотнее, еще плотнее и наращивал давление вплоть до блокировки двигательных функций. Раньше ему не приходилось так агрессивно обращаться с сенсами, но все получалось отлично, и Тим едва успевал ставить плюсы в воображаемой таблице эксперимента. Кремер застыл, как изваяние, сидя за кухонным столом. Тим с расстояния метров в пять безмятежно, стараясь не удивляться своей силе, начал глубокое сканирование. Следящий контур подал сигнал - какая-то старая развалина неопределенного пола из соседней квартиры решила выйти. Машинально Тим легким толчком, не отвлекаясь, загнал развалину под кровать. Зажатый в кулак чужого поля, Кремер едва дышал. Тим отметил, что с Николаем за
последние месяцы произошла разительная перемена. Это уже не был прежний запуганный и побитый человечишко. За столом сидел крепкий и уверенный в себе сенс в расцвете сил. Яркая здоровая аура без малейшего следа былых “пробоев”. Никакой черной метки. Тим еще раз похвалил себя за выбор места. “Вот у тебя, Коля, друг старинный, мы и спрячемся. Либо ты уже один из операторов Проекта, либо как-то откупился. А поэтому у тебя мне безопаснее всего”. Четкой информации о том, куда Кремер собрался, Тим нащупать не смог, да на такое он и не рассчитывал. Но главное - буквально через полчаса Кремер должен был уйти и вернуться только завтра к полудню. Это Тима устраивало полностью. Несколько минут он потратил на то, чтобы со всей возможной мягкостью “отпустить” сенса, и затаился в своем углу. Кремер легко вернулся к жизни и принялся активно поедать яичницу. Тим вкатил себе еще один жирный плюс и приступил ко второму акту трагедии. Теперь, имея четкое представление о волновой структуре Кремера, он получил шанс эффективно от этого человека “закрыться”. Тим аккуратно заэкранировался и, стоя в ожидании, отметил, что на
потрясающую, невозможную даже на взгляд сенсов работу затратил совсем немного сил. Он еще был в состоянии без подпитки извне убить (или даже серьезно вылечить) с десяток человек. Конечно, за этим последовала бы энергетическая кома, но Тиму пока не нужно было ни убивать, ни врачевать. Он просто стоял и ждал, намереваясь провернуть старый фокус, которым иногда баловались на показательных выступлениях мэтры вроде Лапшина или Васнецова. С обычным человеком такой фокус проходил, как правило, на ура, и для этого даже не нужно было быть сенсом. Но все сенсы старой формации были немножко фокусники и слегка шарлатаны поневоле. Общество слишком плотно внушило им, что экстрасенсов не бывает. Поэтому “старички” зачастую подстраховывались бессознательно психотерапевтическими методами. На самом деле бессознательно. Просто от недостаточной веры в свои пси-способности. В частности, большинство из преподавателей “Центра Новой Медицины” вовсю применяло эриксонианский гипноз и другие подобные штучки, одной из которых был “уход”. Внимание объекта на мгновение переключалось, а когда он возвращал глаза назад, стоявший до
этого перед ним человек вдруг оказывался у объекта за спиной. Сейчас Тим собирался отколоть этот номер в самом невообразимом варианте. Ему нужно было из узкого коридора проскочить в тесный дверной проем, из которого выйдет не просто человек, а мощный сенс. Никакие фокусы в такой ситуации помочь уже не могли. Тим проверил свой экран, и тут мощный сенс, бросив посуду в мойку, встал и направился к двери. Тим “щелкнул” до упора и снова мягко ухватил Кремера за бока. Тот, ничего не почувствовав, оделся и, позвякивая ключами, открыл дверь. Тим сжался в комок, направляя внимание человека мимо себя. Дверь распахнулась полностью. Кремер, уставившись перед собой невидящим взором, шагнул из квартиры наружу. Тим бесшумно скользнул внутрь и нырнул за угол. Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Кремер пошел по коридору, и Тим отпустил его. Лязгнули двери лифта. Тим глубоко выдохнул, открыл рюкзак, прошел на кухню и поставил на стол початую бутылку водки. “Дело сделано, господа. На какое-то время я от вас ушел”. Квартиру Кремер снимал крошечную, однокомнатную малогабаритку. На взгляд Тима, который тратил на
аренду значительную часть бюджета, - от жадности. На взгляд Кремера - из практичности. Он хронически копил деньги, якобы на машину. Собственно из-за этого друзья и разошлись. Не то чтобы совсем поссорились, но вместе работать перестали. В какой-то момент Кремер начал неоправданно задирать цены на пустяковые сеансы. Тим его пристыдил, Кремер уперся. Тогда Тим, успевший тоже подкопить деньжат, в обрез на жилье, забрал своих клиентов и ушел. В итоге проиграл Кремер. Тим несколько месяцев ходил в старье и внаглую объедал родителей. Но зато он основательно повысил квалификацию и приобрел клиентуру, готовую хорошо платить за качественное лечение. Поэтому, работая с ограниченным кругом больных и не перенапрягаясь, он зарабатывал даже немного больше Кремера, который в поте лица “гнал вал” и каждый вечер падал без сил. Разумеется, все свободные деньги Тим расходовал на водку, такси и цветы для девушек. А Кремер все копил, откладывая в матрас валюту и страдая энергетическим голоданием. Через год он совсем отощал, покрылся на нервной почве сыпью и начал потихоньку терять клиентуру. Если бы не Васнецов, который с
подачи Тима провел с Кремером воспитательную беседу, Николаю пришлось бы вернуться на
“Скорую помощь”, откуда он в свое время сбежал в экстрасенсы.
“А ведь Коле уже тридцать”, - с непонятной себе горечью подумал Тим, разглядывая убогую обстановку кухни. Пробившись в квартиру, Тим вдруг расслабился и невольно стал мягче реагировать на жизнь. Впрочем, он тут же заключил, что Кремер сам выбрал свой путь и его, Тима, это не касается. Волоча за лямки рюкзак, он прошел в комнату и осмотрелся. Комната была энергетически нейтральна. Никаких следов чужого негативного присутствия. Никаких остаточных явлений психотронной атаки. Тим бросил рюкзак в кресло и “щелкнул” поглубже. Вроде бы все в порядке. Что-то светится под кроватью, это мы сейчас проверим. И кстати, спать мы устроимся, уж так и быть, на кушетке для приема клиентов. Из соображений безопасности... Тим рассеянно посмотрел на потолок и вдруг ощутил укол легкого беспокойства. Прямо над кроватью на побелке отпечаталась россыпь темных квадратиков. Правильные такие квадратики, сложный, но вполне гармоничный рисунок. Особенно гармоничный на взгляд сенса, который в данный момент включил на полную мощность свое пси. Тим несколько раз крепко сморгнул и потер глаза ладонью. Привычка использовать глаза в
работе с клиентами привела к тому, что он всегда напрягал зрение, “щелкая”. Даже целиком погружаясь в реальный, не человеческий, мир тонких излучений, тело сенса делало вид, что смотрит на него глазами. И зрачки уставали от фантомной перегрузки. Тим просканировал квадратики на потолке. Почти ничего, но какое-то остаточное излучение есть. И оно что-то общее имеет со свечением под кроватью. Тим встал на четвереньки, сунул руку и нащупал под кроватью объемистый картонный ящик. Вытащил его, раскрыл и обомлел. В ящике лежал солидный моток проволоки - медной, с лаковой изоляцией. Несколько больших комьев смятой алюминиевой фольги. Какие-то магнитики и кусочки металла сложной конфигурации. И десятка полтора деревянных пирамидок из детского игрушечного набора. На одной из граней у каждой пирамидки виднелись засохшие остатки клея и штукатурки. Тим подбросил одну пирамидку на ладони и брезгливо уронил обратно в ящик. Пирамидка, в свое время тщательно
“заряженная” Кремером, много дней и ночей работала на искривление тонких излучений. Почти до полного истощения. Она побывала на психотронной войне.
        - Бедный Коля, - сказал Тим вслух. - Талантливый Коля. Кремер действительно был талант. Из сенсов нового поколения Тим его уважал больше всех. И всей этой дребеденью, валяющейся сейчас без дела в ящике, Кремер пытался экранироваться от психотронной атаки. Все методы, смутно памятные Тиму из учебника по биолокации, Кремер взял на вооружение и активно применял, защищаясь.
        - Глупый Коля, - пробормотал Тим. - Боролся до конца. И молчал... Молчал, дурак. И они тебя сломали... Он снова заглянул в ящик и фыркнул. Разгреб мятую фольгу и вытащил “краснушку” - дешевую икону для бедноты, прозванную так за специфический цвет. Тим “принюхался” и презрительно фыркнул опять. Совсем недавно икона, написанная в начале века, была бездарно, через пень-колоду, заново освящена. И тоже здорово покорежена безжалостным микроволновым “сверлом” Проекта. Тим положил икону на место, пихнул ящик под кровать и горестно склонил голову набок. Кремер никогда не был религиозен, скорее даже наоборот. И то, что он пытался защитить себя иконой, показывало степень его отчаяния. Теперь у Тима сомнений не было никаких. Экстрасенс-целитель Николай Кремер сдался Проекту.

* * *
        Двадцать часов до возвращения хозяина прошли совершенно без происшествий. Тим уполовинил свой запас съестного, “проглотил” под водочку несколько детективов из кремеровской библиотеки и неплохо выспался. Николай явился около десяти утра, сильно помятый, усталый, с безвольно погасшей аурой. Проскакивая мимо него в дверь, Тим заметил характерные следы энергетической разрядки - за время своего отсутствия Кремер успел изрядно поработать по специальности. За дверью Тим было притормозил, собираясь “обнюхать” Кремера всерьез, но, услышав, как тот прямо в пальто и грязных сапогах грузно валится на кровать, передумал. Все равно он собирался вернуться и учинить приятелю допрос с пристрастием. Сейчас же ноги сами бежали к дому. День был такой же солнечный и яркий, настроение по-прежнему боевое, но уже без вчерашнего надрыва. Отлежавшись в безопасности, Тим слегка успокоился. Эмоции больше не хлестали через край. Ситуация не требовала мгновенных решений, и можно было не подогревать в себе злость, а смотреть на мир почти добрыми глазами. Во всяком случае - до своих дверей, за которыми, возможно, притаился враг.
Однако врага не оказалось. Тиму не подложили бомбу, не оставили письма, даже следов чужого присутствия в квартире не обнаружилось. Придя к такому выводу, Тим вошел домой и приступил к более тонкому осмотру. Первым делом он прошел в спальню, “принюхался” и тут же с размаху сел на кровать, обхватив голову руками. Некоторое время он, раскачиваясь из стороны в сторону, утробно рычал. Потом нашел силы подняться, ушел на кухню и, повалившись в кресло, принялся сопоставлять и анализировать. Спальню “трогали”. Конечно, до “сверла” не дошло. Просто энергетический зонд большой мощности искал в кровати Тима, не нашел и исчез. Такой отчетливый фон постороннего вмешательства не смог бы оставить живой человек - например, злонамеренный сенс. А вот сенс, возможности которого были на несколько порядков усилены микроволновым генератором, наследил в спальне выше крыши. Скорее всего он не подозревал, что его визит можно обнаружить по остаточному излучению. Или не знал истинных возможностей Тима. Но Тим и сам их не очень-то представлял. Он просто “обнюхал” спальню и моментально увидел следы. К сожалению, он ничего не мог
сказать о личности оператора. Но это можно было выяснить потом. То, что с операторами Проекта ему предстоит еще немало встреч, Тим больше не сомневался. Он сидел и трясся от бессильной злобы. Все пошло насмарку. Месяцы аутотренинга, тщательного уговаривания себя на невмешательство, сидение тише воды и ниже травы были угроблены зря. Как он старался убедить себя в том, что все кончилось! Как он себе доказывал, что сам полез в пекло головой вперед и фактически натравил на себя Проект! Сколько дней подряд он закрывал глаза на очевидное и отрицал познанное на опыте... А правда жизни въехала в дом на холодном голубом луче, не дожидаясь приглашения. У Тима снова был смертельно опасный враг, и позиционную войну этот враг вести не собирался. Он был намерен атаковать. А Тим совершенно не представлял, что делать. Кроме одного - сдаться он не мог. Он уже видел Кремера, который приполз домой поникший и обмякший - явно ведь с работы пришел. И превратиться в такую же аморфную массу Тим не хотел ни в коем случае. Подпрыгивая от злости в кресле и скрежеща зубами, он поймал себя на мысли, что судьбы человечества в
данном контексте его совершенно не волнуют. Пусть Проект хоть всю планету изнасилует. Сейчас имело значение только личное выживание Тимофея Костенко. Только его одного. Любой ценой. Он слишком долго ждал нового удара Проекта, а того все не было, не было... И в итоге когда Проект наехал на него опять, Тим к этому оказался не до конца готов. Его раздирали звериные эмоции, а в голову не шло ничего, кроме матерных ругательств.
        - Достали... - прошипел Тим, глядя в потолок. - Совсем. Достали. Следящий контур не фиксировал ничего интересного. Никто за Тимом не наблюдал, пространство вокруг было совершенно чистым. Тим помылся, наспех перекусил и с тяжелым вздохом покинул дом. Из автомата он позвонил Ольге и в путаных выражениях наврал ей про больного отца, к которому якобы на несколько дней переберется. Ольга была полна впечатлений от поездки и относительно легко ему поверила, хотя и явно огорчилась. Клиентов Тим уговорил подождать до конца недели. Прикупил на всякий случай еще провианта и отправился по прежнему адресу. Да ему больше и деваться было некуда. По пути Тим напряженно размышлял, отчего, добравшись до места, здорово упал духом. К искомой двери он подошел мрачный и ожесточившийся, разводить сантиментов не стал и выдернул Кремера из кровати, словно котенка за загривок. Кремер отворил ему, сомнамбулически глядя в никуда. Тим с отвращением послал его обратно спать, а сам прошел на кухню, налил себе граненый стакан водки и принялся хлебать ее маленькими глотками, чтобы поскорее окосеть. За окном темнело. Кремер,
видимо, сумел-таки подняться и что-то сделать по дому, потому что посуда оказалась чисто вымытой, а сам хозяин лежал в кровати уже без пальто и даже совсем голый. Спать он собирался до утра, а днем опять уходил на свою вахту. Когда водки осталось совсем мало, а Тим почувствовал серьезное облегчение, он пришел в комнату, завалился на кушетку и принялся разглядывать и “обнюхивать” спящего Кремера. Тот улыбался во сне. Аура его уже основательно подпиталась и выглядела почти нормально, но только для обычного человека, не для сенса. Тим посмотрел на часы
        - около полуночи. “Если я правильно все понимаю, - подумал он, - скоро мы кое-что увидим. Генераторы уже включены на прогрев”. На всякий случай Тим заэкранировал себя. И вовремя. Комнату вдруг начал заполнять жидкий голубой блестящий туман. Кремер во сне что- то пробормотал и заворочался. Тим, “принюхавшись” к туману, подправил свою защиту. Это была филигранная работа - с одной стороны, он хотел остаться невидимкой, с другой - сохранить возможность эффективно “нюхать”, не выдавая своего присутствия. Туман стал гуще. Тим отметил, что здесь используется не направленный луч и не четко оформленный энергетический кластер. Судя по всему, “туман” приплыл к Николаю по его индивидуальной настройке, полученной с согласия объекта, по доброй воле. От досады Тим закусил губу. Ему чертовски хотелось оттяпать кусочек тумана и посмотреть, что там такое Кремеру досталось. Но Тим боялся обнаружить себя. Туман скручивался вокруг кровати, становясь все плотнее. Кремер снова что-то буркнул и перевернулся на спину. Выражение лица у него было сосредоточенно-просветленное, как во время медитации. Тим осторожно “щелкнул”
на половинную мощность, сквозь туман всмотрелся в ауру Кремера и восхищенно цыкнул зубом. Поле Николая буквально на глазах наливалось теплым и мягким на ощупь светом. Это была уже полноценная энергетика сенса, и с каждой минутой она становилась все мощнее. Туман накрыл Кремера полностью, образовав вокруг его тела призрачно мерцающий саркофаг. Тим, скрестив ноги, уселся на кушетке, продолжая наблюдать. Аура сенса зарядилась, видимо, полностью - немного лучше, чем то, что видел Тим вчера. Судя по всему, Проект аккуратно наращивал подпитку день ото дня, стараясь не вызвать характерного для некоторых сенсов отторжения при передозировке. И Кремера, и Тима от перекачки чужой энергии сверх нормы всегда начинало мучительно тошнить, и потом случалось по нескольку часов, а то и по полдня отлеживаться. Тим подпер кулаком подбородок. С подпиткой все было ясно. Но, памятуя о том, что сотрудникам Проекта снятся какие-то чудесные сны, он хотел увидеть главное. Ему интересно было узнать, что получил Кремер в награду. “Это наверняка должно как-то проявиться внешне, пусть Коля и спит, - рассудил Тим. - Не будет же
Проект напрямую раздражать ему центр удовольствия! Там же чистая эйфория, она не дает большого эффекта, если человек не в курсе, откуда она берется. Его нужно сначала разбудить и сказать: вот, чувак, сейчас мы тебе устроим кайф... А сейчас-то он спит! И как ни крути, неотъемлемая часть сна - генерирование мощных визуальных образов. По идее, должны они ему зарядить какую-нибудь сказочную картинку. А нервишки у Кремера расшатаны. Так что либо он проболтается, либо начнет руками махать”. И Кремер проболтался, едва Тим успел об этом подумать.
        - Ох... - прошептал он, и тело его в голубом саркофаге выгнулось дугой и принялось конвульсивно извиваться. Тим присмотрелся и увидел, что легкое одеяло над бедрами сенса явственно оттопырилось. Кремер застонал от восторга, судорожно вцепившись руками в простыни. Тим машинально сполз с кушетки и осторожными шажками пошел в сторону кухни. Всякий интерес к происходящему у него мгновенно пропал. Это была для Тима вполне естественная реакция. Он давно уже отметил, что в порнографических лентах его привлекают исключительно лесбийские сцены. В глубине души он вообще мужчин недолюбливал. Когда Тиму случалось подолгу с кем-то из них поддерживать тесные дружеские отношения, это была, как правило, инициатива другой стороны. Тим уселся на кухне и налил себе еще немного водки. В спальне Кремер то затихал, то снова принимался исходить криком. Тим отхлебнул из стакана, закурил и принялся нервно барабанить пальцами по столу. Сканирование ауры Кремера опять не дало ему ни малейшего намека на то, что конкретно Николай делает в Проекте. А допрос, на который Тим надеялся, пока состояться не мог. Он и сам забыл об
одной существенной детали. Для того чтобы разговорить Кремера, ему пришлось бы сначала явиться перед ним во плоти. А провести затем полную “чистку памяти”, от которой Коля и думать забыл бы, что видел старого приятеля, Тим был не в состоянии. Точнее, мог бы, но Кремер после такого энергетического шока выпал бы в осадок минимум на неделю. Он был опытный сенс во всеоружии методов пси-защиты, которые наверняка применил бы даже бессознательно. И чтобы сломать защиту, пришлось бы очень сильно на него нажать. А оставить Проекту еле дышащее тело оператора - все равно что на нем расписаться. По часам Тима Кремер трясся в перманентном оргазме уже полчаса и, похоже, отдыхать не собирался. Тим долго смотрел на циферблат, уважительно хмыкнул, покопался в рюкзаке и добыл из него тушенку. Меланхолично жуя, он старался не прислушиваться и размышлял о том, сам ли Кремер заказал себе такое удовольствие, или это вычислил кто- нибудь из психологов Проекта, которых там наверняка более чем достаточно. Для себя Тим выбрал бы что-нибудь другое. Он слишком ценил так недавно обретенную им истинную радость секса, чтобы
подменять ее пусть и сверхъестественным, но иллюзорным экстазом. А вот Кремер, судя по доносившимся из комнаты звукам, был вполне доволен. На сорок пятой минуте Тим всерьез пригорюнился - то ли водка взяла свое, то ли бредовая ситуация. И тут он понял, что бояться и прятаться ему надоела. Это ведь тоже тупик, еще один вариант угла, в который его пытается загнать Проект.
“Нужно действовать, - подумал Тим. - Да, я все понимаю. Проект не возьмет в операторы человека, который не сломлен. Поэтому они и решили по новой меня прижечь. Что ж, придется ответить Нужно так им врезать, чтобы отстали навсегда. Или пусть бросают свои игры и выходят на прямой контакт немедленно. Все, я так решил”. Тим собрал вещи, оделся и зашел к хозяину попрощаться. Он больше не чувствовал неприязни к Кремеру, скорее только жалость. “Еще одна марионетка Проекта. Что ж, все мы люди, все мы имеем свой предел. Это не моя заслуга, что я оказался такой сильный. Да и то - всего лишь по энергетике. Как человек я слаб. И до сих пор держусь только потому, что у меня хватает мощности пси”. Тим вздохнул. Ему вдруг захотелось сделать для Кремера на память что-то такое... Хорошее. В комнате одуряюще пахло свежим потом и спермой. Некоторое время Тим стоял над кроватью с “саркофагом”, невольно притопывая ногой в такт кремеровским содроганиям, К горлу вдруг подступил комок. Все-таки с этим человеком они когда-то много хорошего сделали вместе. А теперь их разделил голубой туман, и произошло это по глупости и
слабости того, кто сейчас ловил психотронный кайф, а в предыдущую ночь, возможно, жег кого-то микроволновым лучом. Тим нагнулся, сунул руку под кровать и нащупал в картонном ящике край иконы. Отвернувшись от сенса, который в очередной раз бурно кончил (Тим аж присвистнул) и малость притих, Тим взял икону в две руки и несколько секунд подстраивался к ее энергетическому рисунку. Потом он сосредоточился, отрешился от мира и на какое-то бесконечное мгновение нырнул в покой и тишину. И глубоко “щелкнув”, одним мощным импульсом зарядил икону. Тепло, доброта, всепрощение, самое лучшее, что смог только найти в своей душе. А чего не нашел - выдумал. Икона засветилась оранжевым, мягким и теплым. Совсем еще молодая, она теперь излучала так, как могут только хорошо
“намоленные” доски, к которым несколько столетий кряду множество людей обращалось за помощью и поддержкой. Тим улыбнулся. Это было красиво. За спиной шевельнулся и пошел на очередной виток экстаза Кремер. Тим оглянулся через плечо. Лицо бывшего друга, такое знакомое и совершенно чужое сейчас, было уродливо перекошено. В нем проглянула вдруг нездоровая злоба, а руками Кремер совершал движения, будто кого-то душил. Одеяло давно валялось на полу, и обнаженное тело сенса в недрах “саркофага” отливало мертвенной синевой. Тим словно вдруг очнулся. Он внезапно почувствовал, что от Николая во все стороны течет безумная и бездумная пещерная злоба. А резкие и острые запахи, наполнявшие комнату, неожиданно слились в воображении Тима в один - запах крови... Он сам не понял, зачем сделал это. Но он крепче сжал икону и с силой ударил ее о колено.
“Краснушка” была написана на цельной доске и с треском лопнула по кривой на две почти равные части. Тим выронил обломки, подобрал свой рюкзак и, прихрамывая, вышел.

* * *
        До дома еще оставалось метров сто, когда следящий контур Тима засек во дворе “топтуна”. На секунду Тим замешкался, думая, не попросить ли таксиста остановиться. Но тут же сообразил, что подкрадываться к врагу со спины будет неправильно. Раз уж решил играть в открытую, устроить демонстрацию силы - прятаться нечего. Наоборот, теперь умнее заходить в лоб. Пусть это всего лишь филер. Начать можно и с малого. Зато не надорвешься. Такси нырнуло во двор, и метров за тридцать-сорок до своего подъезда Тим скомандовал водителю “стоп”. Потрепанные “Жигули”
“топтуна” затаились в тени, на краю зоны, освещенной дворовыми фонарями. Протягивая таксисту деньги и распахивая дверь, Тим успел подумать, что вернулся домой вовремя. Если за ним рискнули установить наблюдение, значит, Проект серьезно обеспокоен его отсутствием. И решающее столкновение буквально на носу. Такси “задом вырулило со двора. Тим закурил, развернулся лицом к противнику и небрежно “обнюхал” его. Тот залег на передних сиденьях, подглядывая за Тимом в зеркальце, которое осторожно высунул над приборной доской. Оружия у противника не наблюдалось. А вот черная метка была. Еще противник явно находился в глубоком замешательстве. Он совсем не ожидал, что на него обратят внимание. Тим неспешными шагами двинулся к машине. На ходу он начал потряхивать ауру меченого “топтуна”, все усиливая и без того охватившую беднягу панику. Левой рукой Тим на всякий случай зацепил два подвернувшихся шарика, а в правую сбросил излишки собственной негативной энергии. Голова почти сразу же прояснилась, и на душе стало легко-легко. И весело. Остановившись перед капотом машины, Тим криво ухмыльнулся и, жуя сигарету,
принялся раздумывать, что бы такое выкинуть поэкстравагантнее. При этом он продолжал трясти горе-шпиона, и тот уже буквально весь ходил ходуном. Тим выставил перед собой ладонь, выдавил на ее поверхность шарики и без труда заставил их светиться в видимой части спектра. Теперь в его руке танцевали белые пушистые огоньки.
“Топтун” не выдержал и сел. За лобовым стеклом появилась неясная растрепанная тень. Тим продемонстрировал ей шарики и поманил - выходи. Противник, разглядев шарики, начал тихо всхлипывать, но наружу высунуться не захотел. Тим состроил удивленную гримасу и нажал на
“топтуна” посильнее. Тот взвыл, мгновенно вывалился из машины и встал, прислонясь к ее борту. Несчастного била крупная дрожь.
        - Страшно? - поинтересовался Тим, поднося шарики “топтуну” под нос.
        - Ы-ы... - выдавил тот. Тим плотно “взял” свою жертву и вывел на свет. При визуальном осмотре соглядатай оказался мелким и неприметным мужичком лет сорока. Несмотря на ночной холод, он обливался потом и так хрипел, будто только что сошел с марафонской дистанции. Здорово его напугали белые огоньки в ладони объекта слежки. Тим решил дать секретному агенту отдышаться, снова прислонил его к машине, втянул шарики обратно в руку и для начала внимательно обследовал карманы меченого. Кроме сигарет и прочей ерунды, там обнаружились водительские права на имя уроженца города Саратова товарища Балагурова и техпаспорт на машину, принадлежащую ему же. Тим почесал в затылке и выплюнул сигарету под ноги.
        - Так кого пасем, Балагуров? - спросил он. Агент не реагировал, тупо моргая и упершись пустым взглядом Тиму в грудь. Черная метка в его ауре неподвижно зависла над теменем, парализованная энергетической атакой Тима.
        - Зачем ты здесь? - упростил вопрос Тим.
        - Меня прислал доктор Самохин, - пробубнил меченый. И замолк. Тим широко раскрыл глаза. Невольно он сделал шаг назад.
        - Ты что-то должен мне передать? - спросил он осторожно. Меченого снова заклинило. Он только моргал и таращился.
        - Доктор Самохин передал для меня сообщение, - раздельно произнес Тим, наращивая давление, чтобы до меченого лучше дошло. И тот среагировал.
        - Доктор Самохин просит о встрече, - отбарабанил он. - В четверг в пятнадцать тридцать.
        - Место встречи! Адрес! Меченый, почти не разжимая губ, доложил казенным голосом адрес и снова умолк. Тим разочарованно цыкнул зубом. Он знал эту улицу, на ней не было никаких учреждений, только жилые дома. И хотя это было то самое проклятое северозападное направление, задача ничуть не упростилась. Даже если предположить, что Самохин не “спалился” и страхи Тима были продиктованы его собственной развивающейся паранойей. Заложив руки за спину и устало ссутулившись, Тим задумался. Он допускал, что внезапное психотронное вторжение в его квартиру могло оказаться простым совпадением. Но сам факт того, что сообщение от Самохина привез меченый, доказывал обратное. Кроме того, Самохин не знал ни телефона, ни адреса Тима. Хотя это можно было выяснить и через отца... Тим покачал головой, ему не хватало данных для анализа. Он шагнул к меченому вплотную.
        - Откуда ты знаешь, как я выгляжу?
        - Мне описали внешность.
        - Почему ты сразу не вышел ко мне? Молчание.
        - А, ч-черт! Ты, робот хренов! - Тим нажал на меченого с такой силой, что аура бедняги покрылась мелкой рябью и даже черная метка уменьшилась в размерах. “Не убить бы дурака”, - подумал Тим.
        - Твоя задача на сегодня выполнена?!
        - Нет, - ответил меченый, не раздумывая.
        - Здрасьте, пожалуйста, - пробормотал Тим. - Докладывай задачу.
        - Прибыть на место, установить наблюдение, при появлении объекта пропустить его, следовать за ним в здание, войти в контакт в подъезде или лифте, передать сообщение, о выполнении немедленно доложить, перейти на запасную позицию, оставаться на месте до смены, - отрапортовал меченый.
        - А-а-а!!! - радостно взревел Тим, машинально хватая “топтуна” за грудки и встряхивая. На некоторое время он потерял дар речи. У
“топтуна” начали закатываться глаза, и Тим поспешно его отпустил.
“Удалось-таки! Не мытьем, так катаньем”, - подумал он. Еще по опыту общения с жертвами психотронных атак он вычислил, что в разговоре с зомби четкая постановка вопросов играет ключевую роль. Даже если в зомби проснется шизофреник, в ответе все равно будет содержаться нужная тебе информация. В потоке слов, который на тебя обрушится, ты увидишь либо “да”, либо “нет”. А этот зомби еще не псих. Он пока что исправно функционирует. Только четко формулируй вопросы. Тим постарался успокоиться и поискал тот самый вопрос, безукоризненно правильный.
        - Кому ты подчиняешься? - спросил он, грозно наставив на меченого указательный палец. Меченый вдруг закрыл глаза и начал сползать по машине вниз. Тим подхватил его и внимательно “обнюхал”. Черная метка ожила. Тим
“держал” агента все так же крепко, но метка вновь двигалась. Вздохнув, Тим подпитал ауру своей добычи, ослабил энергетическое давление, слегка отстранился и закурил, давая меченому время частично прийти в себя. Через минуту тот открыл глаза и снова уставился в пространство. Тим поморщился. Находиться рядом с этой говорящей куклой было неприятно.
        - Кому ты подчиняешься? - повторил он свой вопрос. Будто по команде, меченый снова начал терять сознание. Чертыхнувшись, Тим опять притер его к машине и снова вкатил бедолаге солидную порцию живительного тепла. Ситуация оказалась сложнее, чем он думал. Похоже было, что Тим наткнулся на глубоко внедренную в сознание зомби установку на “выключение”. Скорее всего - блок от допроса под гипнозом. А как его обойти, Тим даже представить себе не мог. На этот раз Проект его перехитрил. Теперь зомби очнулся минуты через две. Тим решил больше не рисковать и зайти с другого бока.
        - Кто такой я? - поинтересовался он.
        - Объект “Стальное Сердце”, - заявил агент не моргнув глазом.
        - Чего? - машинально спросил Тим. - Ты сдурел, мужик? Агент Проекта стоял молча, безвольно уронив руки по швам, и по-прежнему не моргал.
        - Мужик, ты обезумел, - пробормотал Тим обескуражено. - Не бывает таких рабочих имен. Я же знаю. Клички даются в одно слово. Что за бред? Кто я такой?
        - Объект “Стальное Сердце”, - отчеканил агент. Тим присел на капот машины и так уставился на зомби, будто тот продекламировал ему Шекспира в подлиннике.
        - А ты кто такой? - спросил он брезгливо.
        - Агент Воробей, - доложил зомби.
        - Оно и видно, - пробормотал Тим, критически оглядывая агента с ног до головы. - Что ты знаешь обо мне? Наверное, вопрос оказался некорректным, потому что зомби промолчал.
        - Стальное Сердце, - пробормотал Тим. - Стальное Сердце... Да, мужик, я тебе от души соболезную. Начальники-то твои - сумасшедшие... Через двор пробежала крыса, Тим машинально повернул голову на звук и отметил, что слишком нервничает. Настолько, что уже не доверяет своему пси. Ведь следящий контур не фиксировал опасности... Допрос нужно было завершать, чем скорее, тем лучше. А потом идти и спать. Но заснуть сегодня без поллитры вряд ли удастся...
        - Сумасшедшие твои начальники, - повторил Тим. - Ну ладно. Он встал и задал меченому еще с десяток вопросов, но, видимо, слишком волновался, потому что зомби не реагировал никак. Разве что на вопрос: “По какому телефону ты должен докладывать?” - снова попытался отдать концы. В очередной раз “починив” агента, Тим оставил его в покое, снял контроль и, плюнув напоследок мужику под ноги, утопал к подъезду. Но на полпути Тима разобрала злость, и он вернулся. Меченый тер лицо руками и озирался по сторонам. Тим подошел к нему уже почти вплотную, поигрывая в раскрытой ладони белыми огоньками, когда агент поднял на него глаза. Реакция меченого Тима развеселила. “Правильно я сделал, что вернулся. Вот сейчас поставлю гада на уши - и спать буду гораздо спокойнее”. Агент Проекта, сжавшись в комок, отползал задом, судорожно цепляясь за борт машины. Глаза его были прикованы к огонькам, свободно порхающим над ладонью Тима.
        - Что, агент Воробей, очко на ноль? - ласково спросил Тим. У агента Воробья отвалилась челюсть. Он вытаращился на Тима и встал относительно прямо.
        - Помнишь, что сейчас было? - продолжал Тим. Агент вяло помотал головой.
        - Врешь, - безошибочно определил Тим. - Помнишь. И не забудь начальнику рассказать, как ты его во всех подробностях мне заложил. И скажи, я к нему в гости наведаюсь. Попозже, не сейчас. Когда настроение будет. Понял?
        - Вы меня за кого-то не того принимаете, - слабым голосом выдавил зомби. Выглядел он уже почти нормально, и черная метка вовсю резвилась в его поле.
        - Давай заводи, пока я добрый, - посоветовал Тим.
        - А в чем, собственно, дело? - удивился зомби Он оживал прямо на глазах.
        - Да ни в чем, - ответил Тим безмятежно и слил из правой руки, где по-прежнему гнездилась негативная энергия, несколько кластеров агенту в ноги. Колени у зомби мгновенно подкосились, он мешком рухнул на грязный асфальт и притих, затравленно глядя на Тима снизу вверх.
        - Видишь? - спросил Тим, присаживаясь на корточки и показывая агенту раскрытую ладонь.
        - Ага... - испуганно хрюкнул тот.
        - Держи, - Тим провел энергетический удар в область переносицы, и агент, взвыв, схватился руками за лицо и принялся кататься по асфальту.
        - Следующий удар будет по яйцам, - пообещал Тим.
        - Не на-а-до... - простонала жертва. Тим представил себе, как сейчас у агента Воробья горит огнем физиономия, и перспектива удара в пах понравилась ему еще больше.
        - Нет, бу-удет, - промурлыкал он. - Сейчас бу-удет. Ты погоди, тебе понравится. Но агент Воробей, судя по всему, рассудил иначе. Он перекатился на брюхо, подобрал под себя конечности, и прямо на четвереньках галопом рванул вперед. Метров через десять ему удалось встать на ноги, и он, согнувшись в три погибели, дал такого деру, что осталось только широко открыть рот и провожать беглеца изумленным взглядом. Тим с кряхтением распрямился, сунул руку за сигаретами и обнаружил в кармане документы злосчастного Воробья. Тот уже скрылся за углом и, судя по топоту, сбрасывать темп не собирался. Тим подошел к машине агента и задумался. “Может, устроить на прощание мелкую пакость?” Тим уселся за руль. Ключи оказались в замке. Швырнув права и техпаспорт в “бардачок”, Тим завел двигатель. С машинами он не имел дела много лет - когда-то отец всему его научил, а потом, с тех пор как сыну стукнуло четырнадцать, упорно не пускал за руль. Однажды он честно признался, что из Тима никогда водитель не получится. Правда, у сына имелось другое мнение на этот счет. Но денег на свою машину все равно не было и не
предвиделось даже в самой отдаленной перспективе. Поэтому Тим утешал себя мыслью о том, что зато он может постоянно разгуливать пьяный - и никто ему не машет полосатым жезлом и не заставляет дышать в трубочку. С преувеличенной осторожностью неопытного водителя он тронулся с места и, прокатившись шагов тридцать, аккуратно “запер” машиной агента ворота неохраняемой стоянки на два десятка боксов. То, что поутру стоянка выезжала со двора в полном составе, обещало агенту Воробью интереснейшее приключение на весь остаток ночи Следящий контур засек Воробья на значительном удалении. Агент топтался на месте и, судя по всему, был полностью деморализован Злорадно хихикая, Тим дернул ручку открывания капота и вышел из машины. Отстегнул крышку трамблера и сорвал ее заодно с высоковольтными проводами. Запер машину и обошел ее вокруг, вывинчивая из колес золотники. Двор огласился душераздирающим свистом испускающих дух покрышек. Но дом спал. Тим подбросил на ладони ключи от машины и, решив не становиться окончательным садистом, зашвырнул их на стоянку. Туда же забросил электрооборудование - подальше, в тень, чтобы
Воробей не разглядел.
“Если агент сам не справится, пусть хоть местные все это хозяйство найдут, они же ни в чем не виноваты”. Золотники Тим небрежно уронил в лужу.
        - Ты уж извини, - сказал он машине. Дома опять не оказалось ни бомбы, ни письма, только свежие отметины психотронного щупа по всей квартире. Черные пятна - растерянность, беспокойство, злоба. Тим походя затер их, сам удивляясь тому, насколько возросли его силы. Спохватившись, он выпустил за окно так и не пригодившиеся шарики и долго смотрел, как они возносятся в небо. А потом соорудил громадную яичницу, откупорил бутылку водки, купленную у таксиста, и принялся отдыхать. Он снова пил водку маленькими глотками и радостно наблюдал за тем, как сознание обволакивает мягкая пелена алкогольного опьянения. Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы не думать о серьезных вещах. В частности, о безумной, невозможной, сумасшедшей кличке, которую услышал от агента Воробья. К рассвету Тим под хорошую музыку и интересную книжку бутылку прикончил и, когда буквы стали двоиться в глазах, рискнул добраться до спальни. Он двигался к кровати, натыкаясь на стены, роняя мебель, разбрасывая одежду по полу и что-то сердито бормоча. За окном поднималось солнце, а во дворе раздавался жуткий мат.

* * *
        Тим проснулся в полчетвертого дня и вопреки обыкновению не стал залеживаться, а поднявшись, не бросился на кухню опохмеляться. В куче мусора под ванной нашелся пакет с окаменевшей морской солью. Тим открыл горячую воду и, треснув несколько раз пакетом о косяк, отколол порядочный кусок. Пока ванна наполнялась и в ней растворялась соль, Тим стоял рядом и критически рассматривал себя в зеркале. “Довольно приятное лицо. Не красавец, но вполне... Чувствуется порода. Нельзя с таким лицом работать в Проекте. С кремеровской прыщавой рожей оператором быть можно. Эх, Коля... А с моей - исключено. Во всем должно быть единство стиля. Так-то, господа”. Остатки алкоголя соленая горячая водичка оттягивала из организма прямо на глазах. Покореженная водкой энергетика плавно восстанавливалась, и предметы вокруг постепенно обретали привычную расцветку и интенсивность полей. С сухим треском развернулся до максимума следящий контур, еще минуту назад работавший вяло и нечетко. Во дворе болталось несколько бубликов, Тим подтянул их и проглотил. Тело, как по мановению руки, наливалось силой и жаждало движения. У него,
шаловливого, даже наступила эрекция. Тим с интересом наблюдал за этим процессом, стараясь отнестись к нему нейтрально. У него получилось, и организм разочарованно дал отбой. Прохладный душ разогнал остатки сна. Тим оделся и занялся подготовкой к ночной бойне. В том, что она состоится, Тим даже и не сомневался. Скорее наоборот, он бы расстроился, возьми Проект сегодня выходной. Потому что ситуация представлялась Тиму патовой, и помериться силой с Проектом означало внести в нее хоть какую-то ясность. К восьми часам позиция уже была укреплена по всем правилам. Биополе функционировало, как швейцарские часы. Настроение Тим взвинтил до злобного. На всякий случай опять собрал рюкзак. В углу спальни нашел подходящую рабочую площадку и обозначил ее диванной подушкой. Теперь следовало позаботиться о боеприпасах. В течение часа Тим, усевшись по-турецки на подушку и глубоко “щелкнув”, тянул из прилегающих квартир всю свободную энергетику и забивал ею кухню. Это было непросто - шарики и бублики, даже зашибленные энергетическими ударами Тима, висеть спокойно не хотели, а молнии так и порывались учинить драку. Кроме
того, шевелящийся клубок ярко во все стороны излучал. Тим забеспокоился. Ему вдруг пришло в голову, что такая мощная аномалия может привлечь внимание оператора Проекта. А если тот долбанет по ней “сверлом”? Как вороны, разлетятся все эти шарики, бублики и груши. И окажутся потеряны. Тим нахмурился. Потом его осенило. Он “отщелкнул” на несколько уровней вниз и застыл с раскрытым ртом.
        - Ни фига себе! - произнес он в глубоком изумлении. Он хотел выскочить на один из простейших уровней пси-восприятия, когда становятся видны полупрозрачные голубые стенки глобальной сети Хартмана. Тим давно уже на этом уровне не работал, потому что натыкаться через каждые три шага на стену, пусть и неосязаемую, удовольствие маленькое. Но теперь на этом уровне стенок не оказалось. Закусив губу, Тим плавно “отщелкнул” ниже, потом еще ниже, но сети так и не увидел. Внезапно его охватил страх. Длинно выматерившись, Тим рывком перевел себя в “человеческий” режим восприятия реальности. И обалдел совершенно. Потому что сеть Хартмана появилась. Тим присмотрелся, именно присмотрелся, а не “принюхался” к окружающему миру. Все то же. Блекло, смазано, неразборчиво, но все те же тонкие излучения. Правда, способность управлять ими на этом уровне Тим почти утратил. И граница поля зрения оказалась совсем рядом. Но даже не прикладывая ни малейших усилий, Тим все равно видел мир в истинном свете. Слабо, без привычной остроты ощущений, но он все равно “нюхал”. Страшно захотелось немедленно выпить. Несколько минут Тим
сидел, опустив голову и переваривая новообретенное знание. Выходило, что за последние дни он снова очень серьезно нарастил мощность, причем незаметно для себя. Теперь он понимал, что ему давно уже не приходилось по-настоящему “щелкать”. Он и так все время находился в состоянии “на полщелчка”. А неумеренное потребление бубликов и прочей свободной позитивной энергетики довершило дело. Тим окончательно и бесповоротно ушел в глубокое пси. Скорее всего он больше не был способен видеть мир одними только глазами. Глаза на эту мысль отреагировали мгновенно - они затуманились. Тим затрясся и разревелся в голос, как обиженный ребенок.

* * *
        К десяти вечера он уже взял себя в руки. Правда, в душе словно появилась дырка - где-то посередине груди зияла холодная пустота. По-прежнему сидя в спальне, Тим перетаскивал с кухни свой
“боекомплект”, сортировал его и аккуратно распределял вдоль силовых линий сети Хартмана. Расположенное вдоль них беспокойное хозяйство почти не отсвечивало. Кроме того, это оказалось еще и удобно - выяснилось, что к голубым стенкам шарики, бублики и груши можно легко прицепить и заставить висеть в относительной неподвижности. В одиннадцать Тим съел бутерброд, выпил немного крепкого чая и, закурив, устроился на кухне. Тим сидел, немилосердно жуя сигарету, и размышлял, не стоит ли” пока есть время, наладить контакт с геопатогенной зоной, притаившейся в кабинете. Обычно Тим само наличие этой зоны глухо игнорировал, чтобы не тянуть на себя ее миазмы. Но в критической ситуации зона могла оказаться серьезным подспорьем. Тим прикинул, что если с ней заранее “договориться”, то он даже при последнем издыхании сможет превратиться в ретранслятор и закачать в поле врага столько энергетической отравы, что тому мало не покажется.
“Господи, ну и мысли! А с виду обычный человек”. Он зажег новую сигарету от окурка и стал размышлять дальше, о другом, о разном, обо всякой ерунде, о каких-то глупостях. Он даже пытался думать о сексе, но у него уже не получалось, так он был расстроен. Только не хотел себе в этом признаваться. А в голову так и лезли слова, оформившиеся в ней той страшной ночью, когда Тим забрался в самую душу информационного поля Проекта и узнал о
“Программе Детей”. Нелюдь. Мутант. Урод. И еще два слова. Стальное Сердце.
        - С-с-с-суки... - прошипел он. И тут следящий контур подал сигнал. Что-то зашевелилось там, все там же, на северо-западной окраине города. Тим резко выпрямился, раздавил окурок в пепельнице и пошел воевать. По пути он заскочил в кабинет и наспех “обнюхал” геопатогенную зону. Теоретически подключиться к ней было нетрудно. Но на установление “ствола” для перекачки энергии ушло бы не меньше часа.
“Слишком поздно догадался”. Тим -мысленно сплюнул и ушел в спальню. Сел на подушку, спиной привалился к стене и постарался расслабиться, но не успел. Следящий контур зафиксировал чужую активность. Тим вздрогнул и даже сам не заметил, как заэкранировался. Все больше действий, связанных с управлением пси, он производил инстинктивно, не задумываясь. С одной стороны, это его пугало. А с другой - нравилось. Тим мощно “щелкнул” и увидел, как в дальнем углу спальни завис под потолком большой темно-синий шар. Шар висел, слегка перекатываясь в воздухе из стороны в сторону, будто примериваясь. Потом медленно выдвинул иглы сканирующих лучей. Тим смотрел, как иглы превращаются в плавники, затем в широкие треугольные плоскости, вершиной упирающиеся в шар... И тут ему наскучило смотреть. Не дожидаясь, пока чужой его заметит, он двинул вперед собственный луч. Упаковал сознание до размеров крошечной точки, поместил на конец луча и вонзил его в самый центр шара. И оказался буквально в голове у хорошо знакомого человека. Тим даже не удивился. На это не было времени. Он был занят Тем, чтобы установить “соглашения”,
которые помогли бы ему преобразовать в чужой голове свои мыслеобразы в отчетливую речь. И трансформировать чужую речь в мыслеобразы. Контакт наладился удивительно легко.
        - Здрасьте, Сергей Борисыч, - сказал-подумал Тим. Директор
“Центра Новой Медицины” Лапшин мысленно взвизгнул, а физически подпрыгнул в своем кресле, чуть не повалив его.
        - Ага-а! - заорал Тим. - Я лучшее в мире привидение с мотором! Дикое, но симпатичное! Сейчас я вас настигну, и вот тут-то нам будет весело!!! Лапшин выпал-таки из кресла и на четвереньках полез под стол. Синий шар в спальне Тима закувыркался, теряя сканирующие плоскости, которые тут же распадались в мельчайшую энергетическую крупу. В сознании Лапшина гомерически хохотал Тим. Ему было действительно весело. Он высчитал индивидуальный энергетический рисунок Лапшина, прочно заякорил за него свой луч, и Лапшин с этого момента невольно фокусировал его на себе. Этот прием Тим подсмотрел, когда “принюхивался” к зомби на бульваре в памятный день, завершившийся ударом по голове и лежанием на помойке. Синий шар разбух, потерял форму и с гулким хлопком лопнул. Осколки со скрежетом распороли воздух, и из соседней квартиры донесся жуткий вопль злосчастной кошки. Несколько осколков ударили было в Тима, но проскочили насквозь, будто его и не было. С острия луча-иглы Тим оглянулся и увидел, что база, которой сейчас Тиму служило его тело, излучает, как солнце в зимний полдень, - яростно и холодно. Он таки
подготовился к встрече с добрым хорошим дядей Лапшиным, учителем и защитником. Учитель и защитник под столом трясся от ужаса. Он был в центре небольшой комнаты, плотно заставленной аппаратурой не вполне ясного Тиму назначения. Тим “щелкнул” глубже и пришел к выводу, что аппаратура контрольно-измерительная. Он заметил несколько компьютеров разной мощности, почуял какие-то датчики и сканеры, нацеленные на Лапшина, но главного - самого генератора - не нашел. Генератор был, и где-то недалеко. Но заполнявшие комнату излучения так перепутались, что уловить, какие из них соединяют Лапшина с его усилителем мощности, Тим не мог. Через комнату к Лапшину шел еще один человек, в котором Тим опознал Кремера. Тим горестно вздохнул, подтянул к себе с базы десяток шариков, подстроился к рисунку поля Кремера и выпустил шарики ему навстречу. Кремер успел добраться до Лапшина, когда шарики обступили его и разом шандарахнули со всех сторон. Секунду- другую Кремер, покачиваясь, держался на ногах, а потом ноги у него подломились и он, как мешок с костями, грохнулся об пол. Аура сенса поблекла, и Тим потерял ее из виду. Он
еще раз прошелся лучами-пробниками по комнате, но только окончательно запутался в хитросплетении ее энергетики. Тогда он вернулся к Лапшину. Тот уже пришел в себя и опасливо выглядывал из- под стола, “щелкнув” до предела своих возможностей и сканируя пространство на таких низких частотах, что Тиму стало немного смешно. А потом даже противно. С легкой руки Проекта он настолько превзошел учителя, что тот в его глазах выглядел почти обычным человеком. И даже выводные контакты микроволнового генератора, к которым Лапшин подкрадывался, не дали бы ему над Тимом решающего преимущества.
        - Будем разговаривать? - учтиво осведомился Тим. Лапшин опять подпрыгнул, затравленно озираясь.
        - Да сядьте вы! - сказал Тим брезгливо. - Сядьте, поболтаем. Лапшин осторожно сел. Некоторое время он корчил странные гримасы - видимо, пытаясь совладать с перекошенным от страха лицом. Наконец это ему удалось, он напустил на себя величественно- отстраненный вид, откашлялся и суровым тоном сообщил:
        - Вы меня очень напугали, Тимофей. Нехорошо.
        - А на Проект вкалывать хорошо? - мгновенно окрысился Тим.
        - На что?..
        - Вы еще мне скажите, что я знаю больше вашего!
        - Тимофей, это очень даже возможно. Я вас вообще что-то не понимаю... - тут Лапшин оглянулся на лежащего без движения Кремера. Вскочил, бросился к пострадавшему и упал перед ним на колени.
        - Оставьте вы его... - посоветовал Тим. - Оклемается.
        - Да он не дышит... - прошептал Лапшин. - Ох... Совсем не дышит... Нужно “Скорую”, реанимацию... Ох, твою мать...
        - Да бросьте вы мне лапшу на уши вешать! - рявкнул Тим Он изо всех сил пытался рассмотреть, что там происходит с Кремером, но нужные частоты оказались слишком плотно забиты проклятой аппаратурой.
        - Твою мать! - заорал Лапшин и бросился из комнаты вон. Тим настолько растерялся, что даже и не подумал его остановить. От нечего делать он попытался что-нибудь в комнате испортить, но обнаружил, что все имеющиеся в ней энергетические связи ему абсолютно не по зубам. Они стояли как влитые, и сколько Тим о них ни бился, даже не шелохнулись. Тим опять вздохнул и запомнил на будущее, что бороться с машинами смысла не имеет, а бить надо только в сердце - по оператору. Это заключение вернуло его мыслями к Кремеру.
        - Коля! - позвал Тим. - Эй! Кремер не отзывался. Чертыхнувшись, Тим начал было
“отщелкивать”, чтобы хоть разглядеть, где лежит тело. Даже полумертвое, оно должно было излучать. Но уже на пятом уровне вниз Тим почувствовал фантомное жжение в переносице и ломоту в висках. Это сказывалась железная мощь работающего вхолостую генератора, против которой не попрешь. Тим поспешно “щелкнул” обратно.
“Обидно будет, если я переборщил с шариками и ударил Кольку насмерть. Странно, что он так скопытился. Я вроде бы точно все рассчитал...” Тим отметил, что в этом вопросе им движет простое любопытство. Он совершенно не хотел убивать Кремера. Напротив, он скорее намерен был, если удастся, освободить его от власти Проекта. Но раз так уж вышло... Ничего, кроме легкой обиды на судьбу, Тим не ощущал. К этому новому Кремеру, отдавшемуся Проекту, он уже относился как к врагу. И шариками расстрелял именно врага. Пусть и друга в прошлом. Но в очень далеком прошлом, которое теперь ничего не значило. В комнате появилось несколько фигур. Одна четко различимая - Лапшин и несколько почти незаметных - люди. Незаметные быстро исчезли, странно изменив форму, и Тим догадался, что они волокут тело Кремера. Стараясь об этом не думать, Тим снова “зацепился” за Лапшина.
        - Ну что? - спросил он.
        - Ты его убил! - выкрикнул Лапшин. Тиму даже показалось, что он видит направленный на себя грозный указующий перст. Энергетический рисунок Лапшина покрылся мелкой рябью, изменился и выдал отчетливую картину страха. Тим мысленно перекрестился, отдавая последнюю дань Кремеру, и тут же приказал себе о нем навсегда забыть.
        - Могу и вас, - сообщил Тим. - Запросто.
        - Господи! - Лапшин упал в кресло и обхватил голову руками. - Во что же ты превратился, Тима! Вот как ты платишь людям за дружбу, за доверие, за помощь... Тим усмехнулся. На самом деле Лапшин не знал, куда деваться, как объяснить свое и Кремера присутствие в комнате, и вообще, как ноги унести подобру-поздорову. Это выдавали его мыслеобразы. Сейчас, в своей бесплотной ипостаси, Тим буквально видел учителя насквозь. Он только подозревал, что не сумеет эффективно допросить его в этой перенасыщенной излучениями среде. Кроме того, у Лапшина могли стоять те же блоки, что и у агента Воробья.
        - И чем же вы тут с ним занимались, друзья мои, конфиденты и помощники? - язвительно осведомился Тим.
        - Мы проводили эксперимент! - гордо задрал подбородок Лапшин.
        - Важнейший! И между прочим, ты бы мог работать с нами! Но ты выбрал другой путь! Ты продал наши идеалы за деньги желтых газет! Я лично столько сил положил на то, чтобы воспитывать сенсов в духе...
        - Заткнись, - попросил Тим. Лапшин послушно закрыл рот. Несколько мгновений Тим раздумывал. Видно было, что допроса не получится, максимум, на что Тим был способен, это физически удерживать Лапшина на месте. Поэтому он отцепил от сети Хартмана еще десяток шариков, “подсветил” их в видимой части спектра и аккуратно развесил в воздухе у Лапшина перед носом. Тот мелко задрожал и попытался вскочить, но Тим прижал его к креслу.
        - Видишь, да? - спросил Тим. Да, Лапшин увидел шарики. Сначала
“унюхал”, а потом и увидел.
        - Коля получил десять сразу. А в тебя я их буду по одному запихивать. Что скажешь?
        - Садист... - прошипел Лапшин. - Ты безумный садист...
        - А то! - ответил Тим, влепил один шарик учителю под ребро и оборвал контакт. Ему понадобилось довольно много времени на то, чтобы вернуться на
“базу”, переключиться, освоить двигательные функции тела и встать на ноги. На кухне он жадно выпил неразведенной чайной заварки. Закурил и, привычно жуя сигаретный фильтр, отправился в кабинет, общаться с геопатогенной зоной. Навести устойчивый мост удалось за полчаса. Довольно ухмыляясь, Тим вернулся на место и снова вышел на связь. Теперь, когда Лапшин не был подключен к генератору, на это потребовалось время. Сначала нужно было сформировать энергетический фантом, настроенный на волну Лапшина, затем отправить его на поиски объекта и уж потом, используя фантом как якорь, перебросить в искомую точку прямой луч. Лапшин как раз приходил в себя, кашляя и держась за живот.
        - Значит, решай, - предложил ему Тим. - Либо будешь колоться, либо повторим экзекуцию. Поведешь себя разумно - уйдешь домой на своих ногах. Станешь юлить - тебя унесут. А если будешь чересчур упираться рогом, я тебя вместе с твоей шарашкой взорву. Осознал? Лапшин осознал. Но не поверил и решил юлить и упираться рогом. Тим выругался.
        - Я серьезно, - попытался он внушить Лапшину. - Я ведь сделаю. Лапшин все равно не поверил. Наверное, в его сознание с трудом укладывалась даже мысль о том, что Тим в состоянии так плотно
“держать” его. Подсознательно он воспринимал происходящее как ночной кошмар. Тим выругался снова, на этот раз матом.
        - Тупица! - рявкнул он. - Да пойми ты, я теперь все могу! Все!!! Но Лапшин не понял.
        - Ладно, - вздохнул Тим. - Не хочешь по-хорошему, будем по- плохому. Вокруг Лапшина вдруг засуетились неясные тени. Люди. Вроде бы три человека. Увидев повисшие в воздухе шарики, они встали как вкопанные. Настроиться на них с такого огромного расстояния было чертовски трудно, но Тиму это удалось, и на глазах Лапшина он дал шариками пять неприцельных выстрелов. Две тени мгновенно растворились, еще одна бросилась наутек. А Лапшин заорал дурным голосом и принялся биться в истерике. Тим прислушался к своим ощущениям. По-прежнему пусто. Словно дырка в душе. Будто сердце действительно стальное. “Что же вы со мной сделали, подонки...” Он вдруг почувствовал, что комедия ему надоела. Устало ссутулил несуществующие плечи и нащупал в пространстве отверстое жерло геопатогенной зоны. Минут десять он настраивался, тщательно экранируясь, чтобы самого не прижгло. За это время к окончательно потерявшему рассудок Лапшину пару раз наведывались тени людей, но шарики по-прежнему несли вахту, и тени спасались бегством. Наконец Тим построил устойчивый “ствол” и был готов к ретрансляции.
        - Прощайте, Сергей Борисович, - подумал он. Лапшин не отозвался. Он лежал в кресле, обессиленный припадком, и с подбородка у него капала слюна. Тим забрал сознание на “базу”, наладил “ствол” к операторской, печально завел невидящие глаза к потолку и откупорил геопатогенную зону. Будто пробку выдернул. Он не предполагал, что отдача будет так сильна. Его буквально размазало по стене, и на мгновение от удара даже помутилось сознание. А когда Тим пришел в себя, белый сверкающий поток, рвущийся из дыры “геопатогенки”, бился в его экран и, отраженный, уносился вдаль, прямо в сердечник микроволнового генератора. Тим отполз в сторону, оставив на месте экран, и поток не сместился. Ощупав спину, Тим решил, что синяк на хребте заработал изрядный. Но и тарарам в операторской тоже будет ничего себе. “Компьютеры точно размагнитятся к чертовой матери. А если еще и генератор пойдет вразнос...” От этой мысли Тим инстинктивно вскочил, перепрыгнул через белый поток и кинулся было к окну. Но на полпути затормозил и от души расхохотался. Визуальный инстинкт сбил его с толку. Тим и так отлично видел, как далеко на
северо-западе встает громадное, в полнеба, белое зарево. К окну Тим все-таки подошел, но горизонт был черен и угрюм. “А хорошо бы взорвать их осиное гнездо! - подумал Тим. - Ох, как это было бы здорово”. Он оглянулся, и его опять разобрал смех. “Ну чего ты оглядываешься, балбес! Ты же у нас лучший из Детей, ты форсированный экстрасенс, объект “Стальное Сердце”! Так что привыкай глядеть спиной”. Но глядеть спиной все-таки было еще не очень удобно. Куда сложнее, чем даже расшифровывать сигналы от следящего контура. Тим решил позже натренироваться, а пока дать волю инстинктам. Поэтому он повернулся всем телом, подошел к
“стволу” и глубоко над ним задумался. Геопатогенная зона казалась неистощимой, но Тим понимал, что под землей все совсем не просто. Крестовина сети Хартмана, вокруг которой образовалась
“геопатогенка”, неудачно попала на центральную часть водоносной жилы. И энергетика зоны тоже влияла на силы, породившие ее. Если вычерпать зону до дна... “А что будет? - подумал Тим. - Фонтан в подвале забьет? Вряд ли. Но все равно, не я делал, не мне и ломать. Только я так спешил, что, как откупорить зону, догадался, а вот как заткнуть...” Он повернулся к жерлу зоны и принялся осторожно скручивать его края. За несколько минут интенсивной работы ему удалось-таки свести поток энергии до минимума, а потом и вовсе остановить его. Тим почувствовал усталость и добыл из “боекомплекта” несколько бубликов. Вышел на кухню, сел и закурил. Невидимый пожар так полыхал, будто намеревался спалить всю Москву. Тим представил, что творится сейчас в генераторной и операторской, и непроизвольно вскочил. “Шарики! Мои шарики! - пронеслось у него в голове. - Там же осталось еще несколько... Я совсем забыл о них! Черт! Получается, я их бросил! Они доверились мне, пошли ради меня на опасное дело, так мне помогли! А я их бросил...” Лицо Тима искривилось в страдальческой гримасе. Он на полном серьезе чувствовал себя последним
негодяем. Пушистые белые шарики, смертельно опасные для живого, были сейчас ему милее всех людей на свете. И даже по отношению к ним он поступил как подлец и бессердечная скотина. Тим в сотый раз за день тяжело вздохнул и пошел одеваться. Ему срочно нужно было залить наркозом чувство стыда. Водка в доме кончилась, но неподалеку был ночной магазин.

* * *
        Вервольф, хрипло взрыкивая, шел на него по коридору. Тим, распластавшись по стене, медленно отступал, выставив перед собой топор. Длинная ярко-красная рукоятка была скользкой от пота, и топор предательски выскальзывал из ладоней. Колени у Тима дрожали, глаза застилал туман. Вервольф скалил клыки, будто ухмыляясь, и мелкими шажками наступал. Он был чуть пониже Тима, но гораздо шире и массивнее. Страшные когтистые лапы тянулись вперед, сжимаясь и разжимаясь. На плечах зверя расползался по швам белый лабораторный халат, под которым трещала и рвалась еще какая-то одежда. От чудовища омерзительно несло зверем и гнилью. Внезапно оборотень резко прыгнул вперед и тут же ушел в сторону, пытаясь обойти человека. Тим, пусть и напуганный дальше некуда, понял маневр правильно и не опоздал с ударом. Тупое лезвие с хрустом распороло чудовищу правую лапу, и на пол хлынула черная кровь. Вервольф заорал так, что у Тима заложило уши, и мгновенно нырнул под занесенный для нового удара топор. На этот раз Тим промазал. Рукоятка топора, опускаясь, раздробила противнику ключицу. Зверь, как заправский регбист, поддел Тима
раненым плечом, сбил с ног и буквально размазал по бетонному полу, припечатав своим весом. Сидя на поверженном человеке, вервольф задрал морду к потолку, ухватился здоровой лапой за раненое плечо, и коридор огласился ужасным воплем. Внизу Тим яростно ворочался, пытаясь стряхнуть зверя с себя, и никак не мог это сделать, потому что противник оказался чертовски тяжел и силен. Это было ужасно обидно, ведь Тим уже сообразил, что зубастая скотина вовсе не умна, до крайности самонадеянна и, судя по всему, очень даже смертна. Тиму уже не было страшно Скорее наоборот. Он плотно сжал, напряг и согнул пальцы на правой руке, и в нем вдруг проснулась какая-то снисходительная жалость к недоделанному зверю. Вервольф склонился над ним, и его желтые глаза, казалось, заполнили собой весь мир. Тим яростно закричал, рванулся снова, со всей силы засветил вервольфу костяшками в кадык и скорее почувствовал, чем услышал глухой щелчок ломающегося хряща. Чудовище всхлипнуло и начало медленно опрокидываться на спину. А в горле у него все щелкало, щелкало, щелкало... Резко извернувшись, Тим стряхнул обмякшее тело с себя и чудом
удержался на краю постели. Открыл глаза, увидел перед самым носом свои тапочки и зажмурился снова. Следящий контур продолжал звонко щелкать, сообщая о наличии чужих за дверью. “Проклятье, это же он пытался меня разбудить! - понял Тим. - Я уже, наверное, с четверть часа стараюсь проснуться,
“унюхав” опасность, и не могу! И чертово мое подсознание - радо стараться, мать его так! - опять зарядило мне этот кошмар с вервольфом”. На этот раз Тим испугался меньше, чем обычно, но все равно был весь в поту. В дверь яростно звонили и стучали. Тим со стоном разлепил глаза. Попытался найти часы и обнаружил их на руке. Когда удалось сфокусировать взгляд, оказалось, что стрелки показывают всего-навсего десять. Тим спал меньше пяти часов и чувствовал себя вдребезги пьяным. Ну, может быть, чуть трезвее, чем когда в состоянии битой тушки упал в кровать.
        - Откройте, милиция! - рявкнули за дверью. Тим попробовал оценить происходящее с трезвых позиций, но ничего у него не вышло. Он только сообразил, что с вервольфом в ночных кошмарах надо что-то делать. Его навязчивое появление явно неспроста. “Вдруг это не подсознание барахлит, а? - подумал он. - Вдруг это мое пси выловило какую-то биоинформацию и изо всех сил пытается со мной поделиться? Предупредить о надвигающейся беде?” Дверь начали пинать ногами. “Убью! - подумал Тим, сползая с кровати. - Разберусь, в чем дело, и... убью”.
        - Костенко! Откройте! Милиция! - заорали с лестничной клетки, заслышав его шевеление.
        - Сейчас! - прохрипел Тим, натягивая халат. Он действительно все еще был пьян, и его здорово шатало. Поэтому он даже предполагать не собирался, какого это хрена нужно от него ментам с утра пораньше. Действительно готов был... Ну, если не убивать, то очень и очень пугать. Будить Тима, пока он не выспался, всегда было занятием малоприятным, а иногда даже рискованным. Держась за стену, Тим дополз до двери и попробовал заглянуть в
“глазок”. Он уже знал, что на лестнице стоят трое, и один из них, похоже главный, с червой меткой. Но хотелось все-таки посмотреть, как эта компания смотрится на глаз. Так, для порядка. Потому что даже присутствие меченого Тима не волновало. И он знал, почему. “Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, ты один мне надежда и опора - великий и могучий Алкоголь! Не будь тебя, как не впасть в отчаяние...” Перед квартирой Тима нервно переминались с ноги на ногу меченый в штатском с кожаной папкой в руках и двое обычных людей в милицейской форме. Все с оружием, менты держат руки на расстегнутых кобурах, а у штатского, помимо одного ствола под мышкой и другого за поясом, в кармане притаилась еще и памятная Тиму плоская черная коробочка ручного СВЧ-излучателя. Это наблюдение Тима мгновенно отрезвило. Шататься он не перестал, но голова тут же заработала отменно. Вращая ручку замка, он машинально проверил “боекомплект”, вчера забытый в спальне за ненадобностью. Там добра было полно, и Тим в один присест заглотал все оставшиеся бублики, а в каждую руку зарядил по дюжине шариков. С похмелюги это оказалось
нелегко, и, когда Тим открыл дверь, визитеры поспешно отступили. Несколько мгновений Тим, давясь, стоял в дверном проеме с выпученными глазами, надеясь все-таки не сблевать гостям под ноги. Потом что-то нечленораздельно промычал и, оставив дверь открытой, рванулся в туалет. Что интересно, никто его почему-то не преследовал. Когда он, утираясь полотенцем и жуя зубную пасту, вышел из ванной, дело было сделано. Меченый успел неслышно просочиться в спальню и оставить лишний пистолет в шкафу. “Под белье, наверное, сунул, - мысленно усмехнулся Тим. - Ох, господа из Проекта, какие же вы тормоза! Или у вас горизонтальные связи на фирме нарушены, и правая рука не ведает, что левая творит. Ну знаете ведь, что со мной шутки плохи - нет же, гоните людей на верную погибель”. Компания ждала его на кухне.
        - Костенко Тимофей Сергеевич? - осведомился меченый.
        - Угу.
        - Уголовный розыск, старший уполномоченный Ханцевич, - меченый сунул Тиму под нос красную пухлую книжечку.
        - Угу, - Тим, подвинув одного из ментов, выплюнул зубную пасту в раковину и, открыв кран, прополоскал рот.
        - Вот постановление на обыск, - меченый продемонстрировал Тиму какую-то бумагу.
        - Вы пораньше не могли прийти? - поинтересовался Тим сварливо. Он с максимальной скоростью прокручивал в голове варианты решения свалившейся на него проблемы. Ситуация была крайне неудобной.
“Блокировать милиционеров и допросить меченого? - гадал Тим. - Вряд ли получится, меченого допрашивать - семь потов сойдет, а я еще даже не протрезвел. Да и что с ними делать после? Они ведь обязаны выполнить свое задание. Прогоню этих - других пришлют. Других прогоню - явятся вдесятером, со всех сторон обложат и расстреляют из
“коробочек”. Нет, пусть уж все идет как идет. И узнаю хоть что- нибудь... Но сначала подстрахуемся”. Он подтянул из спальни еще несколько шариков.
        - Возражений нет? - спросил меченый с издевательской усмешкой. Тим усмехнулся в ответ. Он меченому сочувствовал, как давеча вервольфу во сне. Потому что вокруг головы меченого роились шарики, настроенные на его индивидуальную волну. Никуда он теперь от них не денется. А стоит Тиму всего лишь захотеть, подумать - и старшему уполномоченному Ханцевичу инфаркт миокарда обеспечен.
        - Да мне по фигу, - честно признался Тим. - Я только одеться хочу. Кто со мной пойдет?
        - Федорчук, проследи. Конченко, давай понятых.
        - Ты в постановление хотя бы загляни, - посоветовал Тиму хмурый, тоже явно с похмелья, сержант Конченко, выходя в прихожую. За ним, хищно приплясывая, улетел персональный шарик Еще один повис перед носом у лейтенанта Федорчука.
        - По фигу, - повторил Тим. Обыск длился на удивление долго - Тим успел одеться, слопать бутерброд и даже украдкой отхлебнуть коньяка (разумеется, после того, как проверили холодильник. Увидев пять разнокалиберных бутылок, Конченко позеленел и чуть в обморок не упал). Наконец Федорчук обнаружил в шкафу подкинутый меченым пистолет, чем окончательно вогнал в ступор понятых - трясущихся от эмоциональной перегрузки стариков, которых Тим в первый раз видел.
        - Так, - заключил Меченый скучным голосом. - Пистолет системы Макарова. Федорчук, упакуй. Гражданин Костенко, откуда у вас это оружие?
        - Его подложили мне вы, - ответил Тим, радостно улыбаясь и глядя меченому в глаза. Тиму было весело. Он снова окосел, его разобрало, что называется, по старым дрожжам, и на душе было совсем легко. Только, как и вчера, удивительно холодно. Сквозное отверстие в груди не пропало, наоборот, чувствовалось все отчетливее. Тим понимал, что это не энергетическая рана. Просто знак смертной тоски. Но если дырку в ауре он мог залатать мгновенно, то вот залечить тоску не сумел прошедшей ночью даже с помощью шестисот граммов коньяка. После слов Тима в комнате повисло молчание.
        - Вы хотите сделать заявление? - вкрадчиво спросил меченый. - Вы только что обвинили должностное лицо в совершении тяжкого проступка при исполнении служебных обязанностей. Это не шутки, молодой человек! Тим по-прежнему улыбался, только уже не так радостно. Необходимость стоять рядом с незнакомыми чужими людьми начала его раздражать. За спиной меченого Федорчук, здоровенный краснолицый мужик, наливался кровью и всячески демонстрировал праведный гнев. Индифферентный Конченко прислонился к косяку и прикрыл глаза. Он выглядел лет на сорок пять, и ему тоже, как и Тиму, все было по фигу. Старики таращились на пистолет и, казалось, даже не дышали.
        - Что дальше-то? - деловито спросил Тим. Про то, что пистолет подброшен, он ляпнул машинально. И трагикомедия от этого интереснее не стала.
        - То есть вы снимаете обвинение в мой адрес? - поднял указательный палец меченый.
        - Да, да... - раздраженно ответил Тим.
        - Вы не хотите принести мне извинения?
        - Нет.
        - Вы очень дурно воспитаны, молодой человек. Тим смерил меченого презрительным взглядом. Внешне меченый, так же как и агент Воробей, был совершенно лишен индивидуальности. Мужчина средних лет, среднего телосложения, невзрачный, серый и тусклый.
        - Хорошо, - вздохнул меченый. - Чье это оружие и откуда оно у вас?
        - Понятия не имею, чье, а откуда - знаю, но не скажу.
        - Ясно. Костенко Тимофей Сергеевич, вы задержаны Собирайтесь. Понятые, пройдемте со мной. Конченко, очнитесь. Что такое, в конце концов...
        - Устал, - объяснил Конченко, открывая тусклые и красные с похмелья глаза и с трудом отрывая тело от косяка.
        - Все устали. Пойдемте. Федорчук, объясни задержанному, что брать с собой, у него первая ходка. Пойдемте, товарищи понятые, нужно подписать протокол.
        - Эх, ё...нуть бы тебе сейчас разок-другой, - мечтательно произнес Федорчук, когда они с Тимом остались вдвоем.
        - Ё...ни, если так хочется, - согласился Тим. - А потом я тебя нае...ну. Совсем, с концами. Федорчук задумался. Тим, приходя в себя и набираясь сил, начинал сильно излучать во все стороны, невольно транслируя эмоции окружающим. И Федорчук, хоть и был почти вдвое крупнее задержанного, уже сообразил, что напрасно открыл рот.
        - Ну давай, - поспешно сказал он. - Давай собирай белье, щетку зубную, пасту там... Курево тоже, жратву. Ботинки обуй без шнурков, если найдутся.
        - Да мне все это не нужно, - отмахнулся Тим. - Я скоро вернусь.
        - Ха! Х...й ты вернешься.
        - На что спорим?
        - Ты из этого ствола человека застрелил.
“Кремера, - догадался Тим. - Кремера мне подсунут с пулей в голове. От Лапшина, наверное, только лужица осталась”. А вслух сказал:
        - Ты же сам в это не веришь, лейтенант. Вооруженного преступника так не берут - втроем, без бронежилетов и с пистолетиками.
        - Мудак, - лениво сказал Федорчук. - Таких, как ты, вот так и берут. Тепленькими. Ладно, пошли.
        - А меня сейчас куда?
        - Пока что в отделение. А дальше - в следственный изолятор.
        - Н-да... Ни хрена себе - Первое мая... С праздничком вас, господин лейтенант.
        - И тебе, сынок, тем же концом по тому же месту... Тим подписал какие-то бумаги и подсмотрел, что они убрались в папку меченого, рядом с постановлением и упакованным в целлофан пистолетом. Потом задержанный надел куртку, удостоился от меченого наручников и отметил, в какой именно карман положили ключ. Квартиру опечатали. Это Тима устраивало меньше, тем более что за процессом вывода задержанного наблюдала в “глазки” вся лестничная клетка. Во дворе стояла милицейская патрульная машина, но Тима к ней не повели. Меченый сделал Федорчуку знак обождать и открыл перед Тимом заднюю дверь запаркованной рядом черной “Волги” с тонированными стеклами. Тим послушно залез внутрь, дверь за ним захлопнулась, и с ее внутренней стороны не оказалось рукояток стеклоподъемника и открывания замка. Снаружи между должностными лицами завязалась оживленная беседа с богатой жестикуляцией. Тим даже не пытался сообразить, о чем они толкуют. Разговор за стеклом выглядел еще одной частью спектакля. Задержание было проведено крайне небрежно, сопротивления от Тима никто не ждал, и вообще творилась какая-то муть, вникать в которую
задержанному было лень. А вот исход ее он видел ясно - меченый забирал его с собой. На растерзание Проекту. На унижения, пытки, издевательства, и как итог - лишение человеческого достоинства. А после этого будет долгая счастливая жизнь в роли ведущего оператора. Или долгая мучительная смерть. Тут вернулся меченый, снова открыл заднюю дверь, отстегнул наручник с левой руки Тима и защелкнул его на дверной ручке. “Умно,
        - подумал Тим. - Я бы тоже так сделал”. Дверь закрылась, меченый сел за руль, швырнул папку на сиденье рядом с собой и завел мотор. Менты уселись в свою машину и поехали со двора. Меченый вполоборота повернулся к Тиму, сунул руку в карман, где лежала
“коробочка”, и застыл как изваяние.
        - Отдай, - приказал Тим. Меченый деревянным жестом протянул ему излучатель. Это действительно оказалась тяжелая, будто из свинца, плоская коробочка, примерно десять на пятнадцать сантиметров. В одной из граней виднелось забранное мелкой сеточкой отверстие, а из другой торчала одна-единственная кнопка. Правда, с блокиратором от случайного нажатия. И еще, что несказанно обрадовало Тима, излучатель имел сдвижную крышечку. Явно для батарейного отсека. Пломбы на крышечке не было. И не было винтов, она просто сдвигалась пальцем. Тим в который раз подивился наивности Проекта. Сами того не желая, враги ему помогали. С блокированным сознанием меченый не смог бы вести машину. А теперь необходимость в блокировке отпадала.
        - Дай ключ от наручников. Меченый отдал ключ, и Тим убрал его в карман. Вскрыл излучатель и обнаружил батарейку, внешне обычную, но зверски тяжелую. Как только Тим вынул ее, “коробочка” перестала светиться и превратилась в бесполезную железяку. Следящий контур, все это время посылавший относительно “коробочки” тревожные сигналы, с облегчением дал отбой. Тем не менее вынимать батарейку было нельзя, она составляла больше половины веса излучателя. Пришлось достать сигареты и вырвать из пачки фольгу. Сложив в два слоя, Тим пропихнул ее между батарейкой и контактами. Излучатель остался безжизнен. Тем не менее Тим отвел блокиратор и, внутренне содрогаясь, направил “ствол” в потолок. Нажал кнопку. Оружие звонко щелкнуло, но не выстрелило. Тим и так знал, что ничего не будет. Но он еще с прошлого раза “унюхал” смертоносную мощь излучателя и боялся его как огня. Он закрыл “коробочку”, сунул ее меченому и заставил положить на прежнее место. Расслабился и “отпустил” врага. Меченый встряхнул головой, будто отгоняя дурные мысли. Быстрым движением вынул излучатель, направил отверстием на Тима, изобразившего на
лице испуг, и нажал кнопку. Излучатель щелкнул. Тим закатил глаза и безвольно откинулся на подушку. Меченый удовлетворенно хмыкнул и отвернулся. Машина тронулась. День был будний, и меченый решил, видимо, не штурмовать пробки в центре города, а взял курс на Кольцевую дорогу. Тим из-под опущенных век спокойно любовался пейзажем. Все мысли конвоира были на северо- западе. А значит, ехать им по объездному пути хоть и без остановок, но долго. И подходящих мест по дороге найдется завались. Погода выдалась отменная - солнечная и теплая, в машине было жарко. У Тима даже начали слипаться глаза, но он вовремя спохватился и решил поторопить события. Первоначально он собирался шлепнуть меченого где-нибудь на Кольцевой. Но теперь ему надоело ждать. В любом случае, как ни заманчиво было бы подкатить к дверям штаб- квартиры Проекта, делать это Тим не собирался. Ему было элементарно боязно. И еще - противно. Конечно, в идеале Тим хотел бы знать, как штаб-квартира выглядит. И ее зрительный образ, отпечатавшийся в сознании меченого, наверное, можно было как-то оттуда вытащить. Но Тим сознавал, что для него это слишком
тонкая работа. К сегодняшнему дню он научился всего лишь эффективно убивать и врачевать. Но не более того.
“А вот здесь будет подходящее место. В самый раз”. Тим мягко “взял” меченого, не блокируя пока что его волю, только сузив поле зрения. Незаметно достал ключ, тихонько расстегнул наручники. Резко “нажал” и приказал:
        - Тормози! Пошел направо между грузовиками. И стоп. Меченый не сплоховал и мгновенно выполнил команду. Правда, в последний момент у него не хватило сил дожать тормоз до упора, но это сделал за него Тим, сунувшись вперед и продавив вниз обеими руками его правое колено. Место было во всех отношениях удобным. Машина замерла, уткнувшись носом в бетонную стену. С обеих сторон ее зажимали ржавые грузовики на спущенных шинах. А впереди, за стеной, возносился в небо этажей на двадцать серый остов непонятно чего. Строили это непонятно что уже лет десять, а теперь и совсем бросили. На стройке даже дети не играли, а взрослым здесь и вовсе делать было нечего, потому что все, что можно было отсюда украсть, растащили еще в незапамятные времена Тиму стройка была памятна тем, что неподалеку жил Васнецов, и Тим, стоя у него на балконе, однажды поинтересовался - что за небоскреб? Васнецов ответил, что этого толком не знает в округе никто. Тогда же Тим заметил и грузовики. А теперь машина стояла между ними, и единственное ее прозрачное стекло глядело в стену. Тим отобрал у меченого “коробочку” и удалил из нее
фольгу. Следящий контур немедленно на коробочку окрысился, недовольно треща. Через минуту излучатель, наручники и ключ от них были у меченого на положенных местах. Тим взял с переднего сиденья папку, достал из нее бумаги и пистолет (больше в папке не было ничего) и спрятал вещественные доказательства за пазуху. Вынул носовой платок и тщательно вытер папку. Секунду поразмыслил, затем перебрался вперед и, перегнувшись через спинку сиденья, уничтожил все возможные отпечатки сзади. Подумал, не забыл ли чего, опять достал
“коробочку”, обтер и аккуратно, с помощью изрядно погрязневшего платка, уронил обратно меченому в карман. Обругал себя за расхлябанность. Меченый сидел как истукан.
        - Ты кто? - спросил Тим.
        - Агент Сокол, - глухо ответил старший уполномоченный Ханцевич.
        - Ух, бля, свалилась птичья стая мне на голову! Я кто?
        - Объект “Стальное Сердце”.
        - Тьфу! - в сердцах Тим действительно чуть не плюнул и раздраженно отвернулся.
        - И как мне теперь с этим жить? - спросил он наконец. Меченый, конечно, не ответил. Тим напряженно думал. Агент Сокол был явно не чета “топтуну” Воробью, у него была хорошая легенда, а скорее всего он и был на самом деле оперуполномоченным. Впрочем, от этого его шансы на жизнь в глазах Тима не повышались- Тим должен был обезопасить себя доступными ему методами. Значит, агенту Соколу придется умереть. И убьет его сам Проект. Точнее - блокировка от гипнодопроса, внедренная в сознание агента. Тим подозревал, что Проект и не догадывался о возможности “раскалывать” агентов методами пси. Но прострация, в которую Тим загонял свои жертвы, оказалась, видимо, сродни гипнотическому трансу.
        - Доложи задание, - скомандовал он. И тут агент Сокол доказал, Что он действительно птица высокого полета, воробьям не чета. Он дернулся, пустил изо рта слюну, обмочился и умер.
        - Эх... - только и произнес Тим. Перегнувшись через мертвеца, он закрыл на кнопку его дверь, свинтил кнопку со своей, выбрался из машины и затер все отпечатки пальцев впереди. Пинком захлопнул дверь, открыл заднюю, с помощью кнопки утопил блокировочный штырь, вернул ее на место и тоже протер. Пнул заднюю дверь, обтер ручку и с трудом перевел дух.
        - А непросто быть убийцей, - пробурчал он себе под нос. Закурил и неспешно покинул место преступления. Следящий контур подтвердил
        - никто Тима не заметил. Только отойдя шагов на сто, Тим вспомнил, что опять забыл про шарики. Обложив себя последними словами, он бросил назад луч и подхватил белые огоньки, растерянно болтавшиеся вокруг мертвого тела. Шарики радостно бросились домой, в руку, они были так счастливы найти хозяина, что Тиму от них даже стало тепло. Он удивился - раньше агрессивная энергетика шариков была ему неприятна. Но то ли он с шариками сдружился, то ли просто стал такой же злюка, как и они. “Скорее всего последнее”, - подумал он с тяжелым вздохом. Вспомнил о шариках, оставшихся прикованными к милиционерам Федорчуку и Конченко до конца их, милиционеров, дней, и махнул рукой - всем не поможешь. Бумаги он сжег на кострище в лесопарке неподалеку. Пистолет зашвырнул в пруд. Незаметно вышел в город, сел в автобус и всерьез задумался - а теперь куда? В принципе, он уже несколько дней предполагал, куда ему следует идти. Но это было очень далеко от Москвы, на востоке. А сейчас он хотел где-нибудь залечь и разработать стратегию и тактику на ближайшие дни. Потому что действительно совершенно не понимал, что теперь
делать.

* * *
        Москва по инерции отмечала День международной солидарности трудящихся, то есть жрала водку и непонятно чему радовалась. Тим много часов бесцельно шлялся по городу, пытаясь упорядочить мысли и тщательно сканируя окружающее пространство на предмет возможной слежки. Несколько раз он заворачивал выпить пива и чего-нибудь пожевать в недавно открывшиеся летние кафе, и каждый раз подолгу сидел, разглядывая пьяный народ на улице, просыпая на штаны сигаретный пепел и борясь с желанием вдребезги надраться. Слежки Тим не обнаружил, но и ни к каким разумным выводам не пришел. Проект взял его в клещи. К нынешней ситуации Тим оказался не подготовлен. Не умея и не желая прятаться и скрываться, он был со всех сторон уязвим. Его контакты было легко установить, места возможных “лежбищ” поддавались вычислению. Как ни крути, рано или поздно Тим должен был попасться. А разницы между дракой с Проектом сегодня или завтра он не видел. Конечно, для начала он хотел бы проспать часов десять в спокойной обстановке. Но в конечном счете Проект фактически вынуждал Тима вступить с собой в вооруженный конфликт. Поэтому, выходя
под вечер к намеченной на эту ночь квартире, Тим был до предела взвинчен и на редкость плохо владел собой. К тому же перспектива ночевать бок о бок с Марианной, чью сексуальную эманацию он почуял аж за квартал, ни капельки его не воодушевляла. Дырка в груди по-прежнему жгла огнем, и почему-то страшно раздражало упорное желание агентов Проекта убедить Тима в том, что он проходит под безумной кличкой Стальное Сердце. На очередного меченого Тим наткнулся случайно. Еще один мужчина средних лет и тусклой наружности притулился к телефонной будке и что-то писал себе в книжечку. Просто идиллическая картинка - стоит мужик и стихи в блокнотик пишет... Тиму сразу вспомнился новосибирский агент Лебедев. Только что там было с Лебедевым, Тим не видел. А здесь все оказалось как на ладони - синий луч, упиравшийся в голову зомби, шел из угловой квартиры на верхнем этаже ближайшего здания. “Все как в прошлый раз, - подумал Тим. - Только вот в квартиру я больше не полезу, голову жалко”. Он беззаботной походкой миновал сосредоточенно уткнувшегося в блокнот зомби, прошел еще немного и развернулся. Тим сам не понял, зачем
это сделал. То ли сказался недавно пережитый стресс, то ли просто надоело быть умным и сдержанным. А скорее всего, вот уже час приближаясь по широкой спирали к месту назначения, Тим все еще не решил, действительно ли ему стоит туда идти. И оказался рад случайно подвернувшейся возможности стравить пар. Так или иначе, но он подошел к зомби со спины и тихо сказал ему на ухо:
        - А вот и я. Зомби мгновенно захлопнул книжку и резко обернулся к Тиму. Луч от него не оторвался, наоборот, стал плотнее и задрожал отчетливее. Тим не использовал угрожающих интонаций, не делал страшное лицо, он просто смотрел на меченого сверху вниз с тоской во взоре.
        - Почему вы все такие мелкие, а? - спросил он.
        - В чем дело, молодой человек? - осведомился меченый, старательно изображая недоумение.
        - Понимаешь, - объяснил Тим задушевно, слегка “щелкнув” и сразу увидев, что меченый серьезно испуган, - вы все маленького роста.
        - Молодой человек... - начал было возмущаться меченый, но Тим не терпящим возражений жестом заставил его умолкнуть. Он видел совершенно ясно: меченый боялся, и боялся именно его, Тима Костенко.
        - Что, - спросил Тим, - фотку мою показывали, да?
        - Я вас не понимаю... - пробормотал зомби упавшим голосом.
        - Фотку мою показывали, - кивнул Тим. - А сказали, что меня нужно бояться, а? Сказали?
        - Оставьте меня в покое, я сейчас милицию позову, - пробубнил меченый. Луч по-прежнему буравил его голову, слегка расплываясь вокруг нее и смешиваясь с аурой зомби. Тим крепко взял меченого под руку. Он не понимал до конца, зачем ему нужно это представление. Более того, догадывался, что ведет себя глупо. Потратив немало сил на то, чтобы разобраться с агентом Соколом и исчезнуть, теперь он нахально обнаруживал себя. Но Тим просто ничего не мог с собой поделать. Больно уж ему надоело убегать и выступать в роли жертвы. Захотелось немножко побыть охотником, загонщиком. Надолго вывести из равновесия и самого зомби, и тех, кто на другом конце луча. Пугалом и страхолюдиной почувствовать себя хоть на несколько минут.
        - Не возникай, - посоветовал Тим, “щелкая” еще чуть-чуть, но не настолько, чтобы появился соблазн блокировать и допросить меченого.
        - В рамочках держись, понял? А то ведь я могу и разозлиться...
        - Чего вы хотите? - брезгливо осведомился меченый. - Кто вы такой?
        -А ты не знаешь...
        - Представьте себе, понятия не имею!
        - А это мы сейчас выясним, - ласково сказал Тим. - Мы с тобой сейчас гулять пойдем. Потопаем ножками прямиком к тебе на явку. Туда, где ты с начальством встречаешься... И там я тебя отпущу. Если будешь себя хорошо вести.
        - Послушайте! - взмолился меченый, деликатно и безуспешно пытаясь вырваться. Тим действительно был гораздо крупнее его. - Я вас не понимаю! Чего вы от меня хотите? Вы меня с кем-то спутали... Тим состроил хищную гримасу. Он-то видел, что зомби его отлично понимает. Более того, ему действительно что-то было известно о Тимофее Костенко. Как минимум, он видел его фотографию. И совсем недавно, поэтому соответствующий информационный материал был в поле меченого свеж и отчетлив. “А ведь они меня наверняка в милицейский розыск объявили! - подумал Тим. - С них, гадов, станется. На что угодно пойдут, лишь бы мне жизнь испортить”. Луч по-прежнему охватывал голову зомби. Черная метка в ней трепетала и подпрыгивала. Тим подумал, каково сейчас операторам. Он был плотно экранирован от чужих следящих лучей, и операторы вряд ли могли “унюхать” его. Скорее всего их мысленному взору представлялось какое-то размытое пятно, непонятное и пугающее.
        - Ты на связи, - сказал Тим. - Можешь передать им, чтоб отключились? Меченый рванулся сильнее, и скользкая кожанка под пальцами Тима собралась в складки.
        - Дай им отбой, если можешь, - посоветовал Тим. - И пойдем.
        - Все, я зову милицию, - пообещал меченый и принялся озираться. Но милиции, как на грех, рядом не оказалось. Да и вообще народу на улице почти не было. Тим сильно “щелкнул”, установил с полем меченого “соглашение” и в долю секунды проглотил без малого четверть его позитивной энергетики. Меченый открыл рот и принялся судорожно хватать им воздух.
        - Осознал? - поинтересовался Тим. Меченый слабо кивнул.
        - Они тебя точно убьют, - заметил Тим. - А я - не обязательно. Выбирай, с кем сотрудничать. Будешь умницей, я тебя прикрою. Зомби по-прежнему разевал рот, глаза его бегали. Агент не знал, как себя вести, насчет подобных случаев его явно никто не инструктировал. И оборвать контакт он скорее всего не мог. В груди Тима закипала безрассудная ярость. Он все еще не понимал, зачем пристал к меченому. Более того, Тим был уверен что оператор на другом конце луча уже рапортует по команде, что засек объект “Стальное Сердце”. Но он не боялся этого. Ему просто надоело, что по улицам родного города шляются среди бела дня зомбированные личности. Он больше не мог этого терпеть. Машинально Тим подготовил несколько шариков к выстрелу.
        - Отпусти меня, - попросил зомби. - Отпусти, я никому не скажу. Клянусь.
        - Я тебя еще и не брал в руки, - снисходительно улыбнулся Тим. Он “дощелкнул” до необходимого уровня и резким ударом отрубил синий луч от головы зомби. Он и сам не ожидал, что это у него получится. Меченый дернулся, на глазах у него выступили слезы. Луч плясал теперь, извиваясь, в полуметре от границы его поля. Тим, стараясь не удивляться, крепко “взял” меченого. Еще он ухватил его второй рукой, чтобы тот не упал.
        - Ты кто? - задал он ставший уже привычным вопрос.
        - Агент Кулик, - прошептал зомби, обмякая в руках Тима.
        - Господи, сколько же птицы в Москве развелось! Я кто? Кто я такой, ты знаешь? - потребовал ответа Тим, все еще на что-то надеясь.
        -Да...
        - Отвечай, кто я?
        - Объект “Стальное Сердце”...
        - Ой-ё! - Тим в сердцах оттолкнул от себя меченого, и тот чуть не упал, но в последний момент уцепился за телефонную будку и заскреб ногами по асфальту, стараясь встать прямо. Луч по-прежнему мельтешил вокруг его головы, безуспешно пробуя на зуб выставленный Тимом экран. Тим яростно тер ладонями глаза.
        - Беги скорее, ты, мудак! -прошипел агент Кулик, обеими руками пытаясь распустить тугой узел галстука, чтобы хоть немного отдышаться. Тим сильно “укусил” его биополе, и обрыв психотронного контакта тоже не прошел для агента безболезненно. - Тебя же засекли! Сейчас подъедут!
        - Ты что, пожалел меня, что ли? - спросил Тим, не отнимая Ладоней от лица. - Я же Стальное Сердце, разве нет? Я же чудовище. Мутант.
        - Ты мудак!!! - заорал агент и бросился наутек. Временно утративший душевное равновесие Тим устало проводил его пси-взглядом. И оторопел. Луч, который тянулся за улепетывающим агентом как приклеенный, вдруг превратился в острую иглу. Коротким ударом он легко прошил небрежно поставленную Тимом легонькую защиту, рассчитанную от силы минут на пять блокировки. И ужалил агента Кулика прямо в черную метку. Ноги бегущего зомби подогнулись, заплелись, и агент Кулик полетел физиономией в растущие вдоль тротуара кусты. Те спружинили, отбросили его назад, и Кулик с глухим стуком повалился навзничь. Аура упавшего свернулась вокруг солнечного сплетения, превратилась в рыжий мохнатый теплый комок, и ярким огненным столбом ушла в небо. Тим стоял как вкопанный, наблюдая за смертью Кулика. Руки и ноги агента конвульсивно дергались, на брюках расплывалось темное пятно. Синий луч, хищно пританцовывая, втягивался сам в себя, на глазах укорачиваясь, вбираясь в стену дома. Тим шагнул вперед, занимая позицию, слегка приподнял левую руку и зацепил мягким щупальцем конец вражеского луча. К медленно затихавшему телу Кулика
бежали через дорогу какие-то бабушки. Тим отошел за телефонную будку. Луч медленно рассасывался в воздухе, теряя цвет. И когда на месте луча повисла бледно-голубая дымка, Тим нащупал прочный контакт и дал очередь в пять шариков с левой. Такого эффекта он не ожидал. Видимо, резонанс оказался хорош. На двенадцатом этаже блочного дома что-то глухо бухнуло, и окна угловой квартиры рассыпались стеклянной крупой. С душераздирающим звериным воплем перевалилось через подоконник скрюченное тело, рухнуло вниз и со звонким смачным шлепком разбилось о козырек подъезда. На улице закричали. Вдалеке послышалась сирена. Следящий контур, уже несколько минут умолявший Тима делать ноги, теперь буквально впадал в истерику. Тим не спеша достал сигареты, закурил, сунул руки глубоко в карманы джинсов, повернулся и скрылся в проходных дворах. Часом позже он вышел из метро на другом конце города. Купил две бутылки водки, одну запихнул в рукав куртки, вторую откупорил, сделал несколько глотков, утерся рукавом и сунул в зубы сигарету. От водки его сразу “повело”. Он здорово устал сегодня, перенервничал и остро нуждался в
отдыхе. Утренние гости не дали ему ни выспаться, ни протрезветь. Остатками сознания Тим понимал, что теряет адекватность и уже начал делать глупости. У Марианны, к которой собирался первоначально, он глупостей мог бы наделать еще больше. Например, размазать ни в чем не повинную женщину по стене. Просто так, за дурость и неприкрытое блядство. Здесь, далеко от Проекта, со свежей водкой в желудке, Тиму стало немного легче. Но он все равно чувствовал себя опасным для окружающих. Неподалеку жил Кремер (“Когда он еще жил!” - поправился Тим), и это воспоминание тоже не добавляло радости. Единственным выходом было забраться на ночь в пригородный лес и там затихнуть. Предварительно нажравшись, чтобы не простудиться. Нужно было только найти таксофон и сделать один важный звонок. Может быть, самый важный. Ольга взяла трубку моментально.
        - Оленька, солнышко! - позвал Тим.
        - Господи! - выдохнула она.
        - Милая, я люблю тебя, все потом, скажи мне только, где ты завтра,
        - протараторил Тим на одном дыхании.
        - Тимка, что с тобой?
        - Где ты завтра?
        - Ох, я уж не знаю... Дурак! Я тут на стенку лезу, а ты!..
        - Ты дома или где? Олька, я хочу тебя видеть безумно!
        - Какая же ты сволочь! - произнесла Ольга с явно различимым облегчением. Тим резко и сильно “щелкнул”. Вспомнил предыдущий опыт и, прокатившись лучом-щупальцем по телефонной сети, без особого труда нащупал в пространстве мягкое и дружественное поле девушки. На мгновение он задохнулся от прилившей чуть ли не к горлу нежности. И холод в груди вдруг отступил. Линию никто не прослушивал. Тим слегка расслабился, и они с Ольгой проболтали минут десять. Хорошего разговора все равно не получилось - Ольга поняла, что с Тимом беда, и не то чтобы по привычке разозлилась, но как-то отчасти замкнулась в себе. Тем не менее Ольга сама предложила выбраться завтра, в пятницу, на выходные за город, к ней на дачу. Они назначили место встречи, и Тим, рассыпавшись в извинениях, попрощался.
        - Я правда люблю тебя, - сказал он гудкам в телефонной трубке. Глотнул еще водки и пошел вперед, туда, где учуял лес. Зачем-то разогнал следящий контур до упора, накрыв им чуть ли не полгорода. Задумался почему-то о сенсах из “Новой Медицины” - сколько их еще встретится на его пути в обличье операторов Проекта... “А со сколькими из них мне придется воевать? Понятно, отчего я так не хотел идти к Марианне. Ведь двоих наших я уже прикончил. Наедине с ней я бы просто с ума сошел от таких воспоминаний. Эх, Коля...” И чуть не споткнулся от изумления. Когда Кремер подошел к телефону и отозвался, Тим подпрыгнул от радости
        - А, это ты... - протянул Кремер. - Давненько не виделись. Я уж думал, Тимка меня совсем забыл. Ты где?
        - Десять минут ходу.
        - Керосину взял?
        -А то!
        - Ну... заходи.
        - Ничего? - осторожно спросил Тим. Его уже “разобрало” от свежевыпитого, и в душе проснулось нечто вполне человеческое. Он даже подозревал, что у него когда-то были среди людей друзья.
        - Давай подваливай. Тебе будет интересно.
        - Ну-ну... - протянул Тим, вешая трубку. У Кремера дома сидел еще кто-то, и этот “кто-то” был для него человеком совершенно особого рода. Хотя опасности гость не представлял, а для Тима сейчас другие критерии значения не имели. Открыв дверь, Кремер рассеянно пожал Тиму руку, смерил его загадочным взглядом и чуть не выронил принятую у гостя бутылку, плотно “взятый” со всех сторон. Тим не мог поступить иначе. Ему нужно было разобраться. Он был невероятно счастлив, что не убил старого приятеля и коллегу. Сильный и талантливый сенс, да еще и заряженный Проектом, Кремер не должен был умереть от удара десятка шариков, и он не умер. Просто впал на несколько часов в энергетическую кому. Но... Тим застыл на пороге. Он еще из-за двери “унюхал” в квартире слабенького экстрасенса, то ли латентного, то ли недавно инициированного. То ли сильно побитого. Тим думал, что это Кремер. А сейчас он сенса увидел глазами и слегка обалдел. Сенс, уютно свернувшись в углу дивана, подобрав под себя одну ногу и невоспитанно болтая другой, тоже рассматривал Тима, и с не меньшим интересом. Это была девчонка лет пятнадцати,
тоненькая, с острыми и четко очерченными чертами лица. Стриженные под длинное “каре” темные волосы спадали ей на плечи, а карие глаза из-под челки так и сверлили Тима насквозь. Чуть вздернутый носик хищно “принюхивался”. Отстранив Кремера, Тим вошел в комнату и, уперев руки в бока, продолжил осмотр. Девице эта игра явно понравилась, но сдержаться ей было тяжело - уголки тонкого рта поползли вверх в ехидной улыбке. Недавно инициированный сенс с мощным потенциалом, она пока еще не умела толком управляться со своим пси, тратила энергию необдуманно, с жутким перерасходом, и от этого в комнате было душновато.
        - Что, влюбился? - спросила девчонка тоном издевательским, но не оскорбительным. Сзади неуверенно хихикнул Кремер. Тим повернулся к девице спиной и, ткнув в ее сторону пальцем, сказал:
        - Где-то я ее видел. Не знаешь где?
        - Нет, не видел, - покачал головой Кремер. Видно было, что он Тиму уже рад. Скорее всего пришел к выводу, что визит Тима разрешит какую-то непривычно трудную для него проблему. “Господи, Коля, ты же больше не сенс! - с легким ужасом подумал Тим. - И ты ничегошеньки не помнишь... Наверное, они стерли тебе память, обнаружив, что ты потерял свое пси. А может... Может, это и к лучшему?! Ладно, хватит эмоций. Нужно сначала разобраться, что мы тут имеем...” Тим снова уставился на девчонку.
        - Да определенно я ее где-то видел, - пробормотал он.
        - Ну иди сюда, поцелуемся, - предложила мелюзга.
        - Запросто, - ответил Тим и присел рядом с ней на диван. Девчонка, не ожидавшая, видимо, от него такой прыти, слегка отодвинулась.
        - А что мне за это будет? - кокетливо осведомилась она. Тим мягко улыбнулся. Рядом с ним сидела не девочка-подросток, а уже вполне оформившаяся маленькая женщина, совсем еще глупенькая, излишне самонадеянная, но чертовски привлекательная, хотя и совсем не в его вкусе. И еще - из нее со временем получился бы очень сильный и добрый сенс. Кремер в дверях переминался с ноги на ногу, соображая, куда идти - то ли на кухню, где виднелся накрытый для чая стол, то ли к гостям, чтобы те паче чаяния друг другу чего-нибудь не сделали.
        - Знаешь, что мне по жизни нравится, - заметил Тим, обращаясь к хозяину, - это когда всякие комплексы прячут за маской напускной легкости нрава. Терпеть не могу кисейных барышень и героических мужиков.
        - Сам ты с комплексами... - обиделась девчонка. - Тоже мне... Микки Рурк недоделанный.
        - Я что, похож на Микки Рурка? - всерьез обеспокоился Тим.
        - Это Нина, - указал подбородком на девчонку Кремер. - Нина Самохина. Тим вертел головой в поисках зеркала. Наконец он встал коленями на диван и, перегнувшись через спинку, заглянул в стекло книжного шкафа.
        - Уф... - пробормотал он с облегчением. - Да ни капельки я на него не похож!
        - А чем тебе Микки Рурк не нравится? - удивилась девчонка.
        - Опять нажрался, дурак... - устало пробормотал Кремер и вышел- таки на кухню.
        - Тебя бы на мое место! - агрессивно рявкнул Тим, не отрываясь от своего отражения. - Да нет, фигня какая... Не похож я на Рурка.
        - У тебя глаза хитрые и внимательные. Как у него, - безапелляционно заявила девчонка. - И похож. Отец так прямо и сказал.
        - А еще чего он тебе сказал? - пробормотал Тим неприязненно. Сравнение с Рурком его укололо. У этого актера была жесткая и чересчур агрессивная энергетика. Потом до Тима дошло, что мелочь пузатая в подобных тонкостях еще не разбирается.
        - Он много чего сказал, - сообщила мелочь пузатая. - Я тебя второй день уже дожидаюсь. Тим автоматически глянул в сторону кухни. Потом впился глазами в лицо девчонки. “Бедный Коля... Все-таки из Проекта не уходят. Теперь, значит, ты работаешь подсадной уткой”. Кто такой “отец”, Тим сначала не сообразил. А теперь понял - это распроклятый форсированный экстрасенс и нейрохирург Самохин.
        - Папа весточку прислал... - задумчиво произнес Тим. - С девочкой. Наш добренький папочка...
        - Значит, так, - Нина повелительно хлопнула ладонью по диванной подушке. Ей еще не надоело играть, но Тим уже достаточно навыпендривался для того, чтобы вызвать к себе негативное отношение.
        - Я не знаю, что ты там себе навоображал. Но я тебе не девочка, и либо ты меня будешь слушать, либо я тебя заставлю. От такой наглости Тим вытаращил глаза и застыл. На кухне Кремер, открыв от восторга рот, подслушивал. Сегодня он проснулся утром совершенно разбитый, больной и решил никуда не ходить, а полежать себе дома. Тем более что представления о том, нужно ли ему куда- нибудь, не было ни малейшего. А было как-то все непонятно и совершенно до лампочки. И тут ему на голову свалилась эта... это... существо. С заявлением, что она здесь устраивает засаду на некоего Тимофея Костенко и он, Николай Кремер, будет ей в этом всячески помогать. Потому что дело плохо, и только Костенко может выручить. А он придет, не сегодня, так завтра, не завтра, так на днях. Кремер не понял, отчего согласился со всем этим бредом. Он просто вдруг ощутил, что так будет правильно и Нине действительно требуется его помощь. Более того, ему вдруг стало так хорошо, как будто он всю жизнь мечтал приютить и обогреть совершенно незнакомую девицу, к тому же не достигшую совершеннолетия. Он накормил ее, усадил перед маленьким
телевизором на кухне, а сам вдруг снова почувствовал усталость и прилег. Тут же вырубился, и ему приснилось, что он эту юную прелестницу зверски насилует во всех доступных воображению формах. Проснулся Кремер от поллюции, мокрый, злой и угрызаемый совестью. Спросонья он был с девчонкой не особенно ласков, недоумевая, какого черта впустил ее в дом. А потом ему вдруг стало с ней комфортно и легко. И он упоенно болтал с Ниной обо всякой ерунде, пока не позвонил Тим.

* * *
        - Отец сказал, чтобы ты ни в коем случае не звонил ему, - говорила Нина, не глядя на Тима и притопывая ногой в такт словам. - Он сам позвонит, в субботу или воскресенье. На выходные его должны отпустить. Он сюда позвонит, нам нужно быть здесь. Он сказал, что это безопасное место.
        - Так, - кивнул Тим, ощущая растущее беспокойство. Он
“щелкнул”, просканировал ауру Нины, но опять не разглядел никаких аномалий. Следящий контур тоже молчал. Тем не менее Тиму было неуютно. Он чувствовал, что девчонка неумело, скорее бессознательно, чем по злому умыслу, старается подавить его волю методами пси. В этом не было бы ничего удивительного - многие латентные сенсы ведут себя так - если бы не преувеличенная серьезность тона девушки и жесткость построения фраз. Еще несколько минут назад она вела себя естественно. А теперь - нет.
        - Я не знаю, как ты к этому отнесешься, - сказала Нина, по- прежнему не глядя Тиму в глаза. - Это не я тебя прошу, это отец просит. А я ему верю, понимаешь? Он хочет, чтобы ты за мной присмотрел. Он именно так и выразился: “присмотрел”. Он сказал, что ты все знаешь, все понимаешь и не откажешься. А к выходным он все уладит и свяжется с нами. И все будет нормально. Вот так он сказал. Ты что-нибудь понимаешь? Я - нет. Может, ты мне объяснишь?
        - Да-да, погоди... - рассеянно пробормотал Тим. У него уже накопилось слишком много вопросов для того, чтобы еще и слушать, что там лепечет этот ребенок, используя взрослые конструкции и слова. На его взгляд, Нина не была зомбирована. “Но мало ли способов заставить человека делать то, чего он не хочет... Девчонка очень естественно себя повела, когда меня увидела. Ни малейшего испуга, только острый интерес. А вот сейчас с ней что-то происходит. Я уверен, что ее прислал не Самохин. Ее сюда загнал Проект. Но каким образом? И почему именно ее?” Тут размышления Тима прервал неожиданный звук. В комнате громко пискнуло. Это отбили час большие электронные часы на левом запястье девушки. Тим машинально посмотрел на свои, задумался, почему у него на часах всего лишь полдесятого, и чуть было не прозевал выстрел. Тим блокировал двигательные реакции Нины буквально в последний миг - и фиолетовая молния распорола воздух прямо у него перед носом. Некоторое время Тим сидел, тяжело дыша, и даже
“принюхаться” не пытался, что там происходит справа, откуда пытались выстрелить из “коробочки” ему в висок. Он был в легком шоке. В комнате пахло озоном.
        - Вы чего там притихли? - позвал с кухни Кремер. - Целуетесь уже?
        - Я сейчас! - с трудом выдавил Тим, собрался с духом и посмотрел направо - и глазами, и в измерении пси. Девушка застыла, подняв руку с часами на уровень головы Тима. В торце корпуса часов, между регулировочными кнопками, виднелось отверстие, явно для этого механизма инородное. Тим покачал головой, старательно исследовал часы и по остаточному излучению понял, что стреляли именно они. Это был миниатюрный однозарядный СВЧ- излучатель, настолько компактный, что Тим его просто не “унюхал”. В ауре девушки по-прежнему не было никаких аномалий. Пытаясь установить, что же с Ниной сделали, Тим настолько разволновался, что даже пустил в ход руки, пытаясь мягкими пассами нащупать инородные кластеры в ее волновой структуре. Ничего. Перед ним сидела абсолютно здоровая девушка-сенс, по-прежнему теплая, спокойная и привлекательная, с полем сочных оранжевых тонов. Тим поднялся и зашагал по комнате взад-вперед, не прерывая контакта с исследуемым объектом и пробуя унять дрожь в коленях. Ему было страшно. Он впервые увидел воочию существо с бинарной психикой и не смог вычислить его опасность для себя методами пси.
Скорее всего для программирования этого зомби использовался гипноз. Так или иначе, а на этот раз Тим не “унюхал” беды. Он просто догадался, что дело нечисто. И едва-едва успел спастись. Тим вышел на кухню и уставился на Кремера. Тот прихлебывал из кружки чай и рассеянно улыбался. Смотреть на этого нового Кремера было жутковато. Тим старательно подавил эмоции. “Истеричен я стал до безумия. Не ровен час, расплачусь. И в общем, есть от чего. Как же я тебя, Коля, изуродовал! Похлеще, чем бог черепаху. Хотя если вспомнить, как ты от Проекта свое “вознаграждение” получал... Эх, ладно! Не хватало мне еще с Проектом сволочизмом мериться. Главное
        - ты живой”. Тим налил себе чайной заварки, выпил, погонял ее во рту и с гулким бульканьем проглотил. Страх не улегся и после водки, но Тим надеялся, что она просто еще не подействовала. Тим внимательно “обнюхал” Кремера, и ему слегка полегчало. Какое-то легонькое пси из Николая все-таки пробивалось. Конечно, он пережил сильнейший шок, а потом еще весь день проторчал под мощным, но неприцельным экстрасенсорным воздействием. Это его обработала Нина. Тим представил себе, что девчонка творит с одноклассниками и учителями, и невольно поморщился. Латентный сенс не отдает себе отчета в том, каким образом добивается своего. Он просто знает, как себя вести, чтобы все получилось. Вот и на Кремера девочка наехала методами пси, сама того не подозревая. А в том, что сюда прислали именно ее, ничего удивительного не было. Проект начал расставлять на Тима капканы и брать заложников.
“Ох, проклятье! - Тим, приоткрыв рот, уставился на Кремера. - А как там остальные? Как Заяц, как Володька Гульнов? Да нет, их-то скорее всего не тронули. Проект знает, что я к ним прятаться не пойду. У них семьи, а Проект в курсе, что я не стану подвергать опасности ни в чем не повинных людей. Хотя тут-то Проект, наверное, отстал от жизни. Я теперь кого хочешь на уши поставлю...”
        - Ты чего на меня так вылупился? - удивился Кремер.
        - Да так... Задумался.
        - Что с ней-то делать? Похоже, у нее беда какая-то.
        - Трахнуть ее надо, и все тут. Не хочешь? Ладно, шучу. Сиди тут, я разберусь. Понял?
        - Угу... - Кремер уткнулся носом в кружку.
        - Водку пей, - посоветовал Тим. - Полегчает. Накати полбанки и спать ложись. Завтра встанешь как новенький.
        - Да? - Кремер неуверенно глянул на Тима снизу вверх, и тот отвел глаза. Обнаружив, что у Николая остались шансы заново обрести себя, Тим слегка воспрял духом. Но все равно находиться рядом с этим обмылком ему было нелегко. “Да и бежать пора. А то ведь сейчас Проект сюда явится во всей своей красе”.
        - Ладно, я сейчас. Не забудь насчет водки. Тим заглянул в комнату и растормозил Нину. Освободившись от блока, девушка подпрыгнула и принялась затравленно озираться. Увидев Тима, она подскочила вновь и испуганно вжалась в спинку дивана.
        - Так, - сказал Тим. - Батарейки сели. Программа кончилась. Нина широко раскрыла глаза, и Тим отметил, что она действительно очень мила, хотя и совсем еще девчонка. Окажись Тим рядом с такой очаровашкой год-другой назад, пришлось бы крепко взять себя в руки, чтобы не пытаться ее соблазнить. Все-таки несовершеннолетняя...
        - Узнаешь меня? - спросил Тим. Девушка осторожно помотала головой. Похоже было, что у нее действительно кончилась программа. Тим, “щелкнув”, зафиксировал ее растерянность, испуг и готовность драться. Он заложил руки за спину, покачался с носков на пятки и пришел к выводу, что все правильно. Оказавшись невыполненной, программа самоуничтожилась. Фиг теперь докажешь, что она вообще была.
        - Ты хоть в курсе, как тебя сюда занесло?
        - А ты что, следователь? - мгновенно среагировала девчонка. Тим рассмеялся. Вот такую он ее уважал.
        - Я сказочный принц Слыхала о таких?
        - Что-то не похож, - презрительно сверкнула глазами девушка. Она по-прежнему озиралась, но сидела уже свободнее и, как заметил Тим, драться больше не хотела. Зато она бессознательно наращивала пси, собираясь взять ситуацию под контроль. Тим уже чувствовал легкое давление. “Интересно, а ей случалось с перепугу отправлять людей на тот свет?” - подумал он, и его тут же скрутило от отвращения. В этом бестолковом и самонадеянном маленьком сенсе он увидел себя десять лет назад, того себя, которого ненавидел и презирал.
        - Это я-то на принца не похож? - притворно возмутился Тим, упирая руки в бока.
        - Ты не наезжай! - заявил с кухни Кремер, звякая стеклянным. Кажется, он выполнял совет Тима и сейчас наливал себе в стакан.
        - Коля! - позвала девчонка. - Иди сюда! Ты чего там спрятался? Тим усмехнулся. Программа оказалась многослойной. А вот следов ее он по-прежнему не видел. Наверное, это действительно был какой-то сложный гипноз. “Тоже интересное открытие. Я бы над ним поразмыслил, только нужно спешить. Проект с минуты на минуту должен выйти на контакт со своим роботом. Чтобы организовать транспортировку безвольно обмякшего тела некоего Костенко. Или удостовериться в том, что объект “Стальное Сердце” еще не появлялся”.
        - Ты откуда Колю знаешь? - поинтересовался Тим.
        - Да так... А вот откуда вы здесь взялись, принц?
        - На серебряном коне прискакал. Ну-ка, красавица, вали отсюда.
        - Чего? С какой это стати ты здесь распоряжаешься? Я к Коле пришла, не к тебе, кажется.
        - Дуй отсюда, пока цела, - Тим начал всерьез закипать, распаляя себя нарочно. Ему очень хотелось вытолкать девицу за дверь и посмотреть, куда программа ее дальше погонит. На всякий случай Тим мягко блокировал Кремера, чтобы тот не вмешивался.
        - Коля! - позвала Нина. - Ну где ты там застрял?! Убери от меня этого психа! Или я уйду!
        - Отличная идея, - кивнул Тим, угрожающе надвигаясь. - Давай мотай.
        - Да пош-шел ты! - Девушка вскочила.
        - Сама пошла, - посоветовал Тим ласково- ~ И быстро. Он таки вывел Нину из равновесия. Она уже не пыталась контролировать энергетику ситуации, ей действительно хотелось уйти.
        - Умница, - кивнул Тим. - Не останавливайся. Давай быстренько, ножками, пошла на х...й. Четкое указание направления движения Нину добило. Она проскочила мимо Тима, воткнула ноги в кроссовки, сорвала с вешалки потертую кожанку, сунулась было на кухню, но наткнулась на стеклянный взгляд окаменевшего Кремера и тоже застыла.
        - Пошла на х...й, - тихо повторил Тим. Девчонка повернулась к нему с явным намерением бить, но Тим сделал неприличный жест. Глаза у Нины заблестели от слез, она пулей выскочила из квартиры, захлопнула дверь и с грохотом поскакала вниз по лестнице.
        - Тяжело со взрослыми общаться, - вздохнул Тим соболезнующе. Он подпитал следящий контур, быстро просканировал остальные уровни своего поля, нашел, что опасности пока нет, а пси работает нормально, и “отпустил” Кремера, который моментально схватился за стакан.
        - Значит, так, отец, - сказал ему Тим, выходя в прихожую. - Ты меня не видел, ничего не знаешь, не был, не участвовал, не привлекался.
        - Погоди, Тим! Останься! - промычал Кремер через сигарету, закуривая.
        - Я вернусь, - пообещал Тим, внутренне содрогаясь от мысли, что этого не будет. И вышел. На лестничной клетке он еще плотнее обычного заэкранировался от пси-сканирования. Нырнул в соседний квартирный блок и встал за угол. Потому что по лестнице поднималась Нина. Не заметив Тима, она свернула к двери Кремера и нажала кнопку звонка. Все было ясно. Тим осторожно выскользнул на площадку и пошел вниз.

* * *
        - Я так и знала, что ты в бегах, - вздохнула Ольга, разглядывая небритую физиономию Тима. - Что же ты делаешь, сумасшедший...
        - А у тебя есть другие идеи? - грустно спросил Тим. - Посоветуй.
        - Все равно я тебя люблю. Какая же я дура! Но я тебя люблю... - Ольга крепко обняла Тима и спрятала лицо у него на груди. Тим осторожно ткнулся носом в ее пышные светлые волосы, и по телу его пробежала дрожь. Наконец-то рядом был друг. В электричке Тим мгновенно заснул. Ему так и не удалось выспаться
        - ночью он попытался забраться к себе в квартиру, но перед домом обнаружил сразу три поста наблюдения, и во всех люди были вооружены “коробочками”. Идти напролом Тим не рискнул, он был слишком утомлен для этого, и некоторое время осторожно маневрировал, обходя посты. Пока не наткнулся во дворе на давешний грузовик с надписью “Техпомощь” на борту. Грузовик был накрыт плотным экраном и “на нюх” воспринимался с трудом, что Тима неприятно поразило. Видимо, Проект начинал соображать, с кем имеет дело. Тем не менее Тим погулял вокруг грузовика с четверть часа, установил “соглашения”, аккуратно пробил экран и расстроился окончательно. В кузове-фургоне имелся оператор со сканером, куча аппаратуры загадочного назначения и одна вещь, функцию которой Тим осознал мгновенно, хотя видел такую штуковину впервые и вообще не подозревал, что она может быть на свете. Это оказалось устройство, о котором даже вконец сбрендившие беглые зомби говорили только шепотом. Настоящая, без оговорок, психотронная пушка. Не генератор, нуждающийся в руках экстрасенса, а полностью автоматизированное микроволновое оружие. За его
пультом управления вроде бы никто не сидел, но оператор сканирующей установки несколько раз обращался к этому пустому месту и разговаривал с ним, как будто там был человек. Изумленный Тим буквально прилип к фургону и потратил остатки сил на то, чтобы разобраться, в чем там дело. И пришел к выводу, что за пушкой тоже кто-то есть, но “унюхать” его невозможно. А значит, и поразить - тоже. Цель, которую не брал “на нюх” Тим, не заметил бы и проигнорировал даже шарик. Наконец-то Проект усадил возомнившего о себе экстрасенса Костенко в лужу по всем статьям. Геопатогенная зона под домом помнила Тима и была к его услугам. Но врезать ее излучением по фургону, чтобы все там внутри к чертовой матери расплавилось, означало тут же впасть в энергетическую кому, столько для этого потребовалось бы усилий. Вконец расстроенный, Тим отступил. Он совершенно вымотался, у него не хватило пороху даже на то, чтобы вломиться переночевать в чью-нибудь квартиру. Ему отказывались повиноваться даже бублики, жизненно необходимые для подпитки следящего контура. Тим был подавлен, у него опускались руки. И он отлично знал причину
депрессии. Ему было страшно идти на встречу с Ольгой. Девчонка-зомби с многослойной психикой ужаснула его так, как не пугали даже ночные голоса, когда он впервые услышал их год назад. Вервольф из повторяющегося кошмара, жуткий зверь, с которым, быть может, Тиму еще предстояло встретиться, не заставлял его так дрожать и бояться. До Тима вдруг дошло, что он больше никому на свете не может доверять. Раз его дар не безупречен, раз некоторые категории зомби не определяются методами пси, то самым разумным для Тима было бы немедленно оборвать все свои прежние контакты и бежать. Желательно - из страны, а еще лучше - на какую-нибудь другую планету. Потому что теперь в любой момент самый близкий человек мог измениться в лице и ударить Тима сзади по голове. Может, один раз, другой, третий удастся вовремя отскочить. Но однажды “щелчок” следящего контура запоздает. И тогда - психотронная пушка, которую не взорвешь даже сотней шариков, и экранированный человек за ее пультом, которого не “укусишь”. И конец всему. Тим ежился от ночного холода на грязной лестнице в сыром подъезде, грыз ногти и мучительно искал выход.
К рассвету он впал в отчаяние. Утром решил - будь что будет. Пришел на вокзал, дождался Ольгу и сказал:
        - Здравствуй, солнышко. А теперь он спал, и его изголодавшееся поле, живущее во время отдыха само по себе, жадно тянуло на себя энергию, откуда только могло. К счастью, ехать нужно было всего полчаса, и энергетический
“пылесос” не успел выйти на режим. Ведь ближе всех к нему была та, у кого Тим совсем не хотел воровать энергию. Теплая, сильная и дружественная женщина, которая любила Тима и которой он доверял. Точнее, рискнул довериться.
        ЧАСТЬ V СТАЛЬНОЕ СЕРДЦЕ
5 мая - 14 мая, 20 августа 1991 года
        - А что ты скажешь, если я попрошу разрешения здесь, э-э... задержаться? - спросил Тим в воскресенье ближе к вечеру. Ольга приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. Закатное солнце через окно светило ей в спину, и Тим невольно улыбнулся, таким прекрасным было лицо девушки в ореоле горящих золотом волос.
        - Да запросто... - произнесла она задумчиво. - Мои сейчас заняты, раньше чем через месяц они сюда носа не высунут. Поесть я тебе приготовлю чего-нибудь впрок, магазин в поселке, ты знаешь где. Сейчас барахло отцовское разберу, подберем тебе одежонку, не будешь же ты в одном и том же ходить... А у нас в агентстве затишье, я смогу приезжать часто, ехать удобно... Деньги есть у тебя?
        - Есть немного, на какое-то время хватит.
        - Ладно, придумаем что-нибудь. Слушай, а твои? Они вообще в курсе, что происходит?
        - Ну как тебе сказать... С матерью я на днях по телефону говорил. Она думает, что я ложусь в этот самый Институт на обследование. Рада безумно. Так что, допустим, неделю они беспокоиться не будут. Вот ведь дал бог родителей, а?
        - Это ты их довел, милый. Извини, но ты кого хочешь сломаешь...
        - И тебя?
        - И меня. Ладно, не будем.
        - Извини.
        - Ничего, - она прильнула к нему всем телом и мягко поцеловала в небритую щеку. - Колючка моя любимая... Знаешь, я отпрошусь, пожалуй, и в среду вернусь сюда до конца недели. Может, порисую немного, тряхну стариной. Здесь так тихо...
        - Здесь действительно тихо.
        - Ну а что ты хочешь, это же старые дачи, еще довоенные. Большие участки, люди спокойные. Ты соскучился по тишине, да?
        - Понимаешь... - Тим сел на кровати и, обхватив себя руками за плечи, уставился на закат. - Здесь во всех отношениях тихо. И очень чистое место по энергетике. Никаких отвлекающих факторов, никакого мусора. Отношение сигнала к шуму почти нулевое. А мне очень нужно один интересный сигнальчик как следует “обнюхать”...
        - Ты что-то чувствуешь?
        - Помнишь, как-то однажды... Ну, когда меня по голове трахнули. Я тогда сказал тебе, что мечтаю - прилетела бы тарелка и забрала меня отсюда к едрене-матери...
        - Да, - прошептала Ольга, вглядываясь в его лицо.
        - Ты не передумала? Насчет того, чтобы я взял тебя с собой?
        - В чем дело, Тим?
        - Понимаешь... А, ч-черт! - Тим откинулся назад и твердо посмотрел ей в глаза. - В общем, мне нужно здесь отсидеться вовсе не потому, что я боюсь Проекта. Я за эти дни, спасибо тебе, набрался сил. Я в отличной форме. Вот, смотри. - Он протянул вперед ладонь, слегка напрягся, и через несколько секунд в его руке проступили очертания белого с голубым бублика. Ольга чуть отстранилась. Она все еще не могла привыкнуть к тому, что ее возлюбленный немножко не в себе.
        - Что это? - спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
        - Как сказал бы один мой знакомый биоэнергетик, это тороидальный микролептонный кластер. Но поскольку я не доктор физматнаук, то называю эту штуку бубликом. Вполне безобидная форма материи. Даже полезная. Заряжает батарейки. Я их за эти два дня штук сто, наверное, слопал. Потрогай.
        - Спасибо, я потом как-нибудь, ладно?
        - Глупышка. Привыкай.
        - Там, куда ты собрался, мне придется все время с ними иметь дело?
        - осторожно спросила Ольга.
        - Главное, мы будем вместе и в полной безопасности.
        - Где это?
        - Далеко. Но у меня нет выбора. Проект от меня не отступится. Он уже прибрал к рукам всех активных московских сенсов. Более того, начинается инициация совсем молодых, почти детей. Затевается что-то невообразимое, и мне в одиночку эту лавину не остановить. Лет через пять-шесть, а может, и раньше, в Советском Союзе наступит Золотой Век. Будет построено абсолютно счастливое, идеально управляемое общество. Полное единомыслие, безусловное одобрение и даже обожание властей. А к середине двадцать первого века КГБ будет править миром. Девушка откинула одеяло, спустила ноги с кровати и потянулась за одеждой. Тим улегся на живот и заворожено глядел, как исчезают под тканью обожаемые им ноги, золотистый островок между ними, гладкий молодой живот, упругие чуть тяжеловатые груди...
        - Ты прекрасна... - прошептал он.
        - Пойдем вниз чай пить, - сказала она.
        - ...хотя не исключено, что сбудется пророчество Нострадамуса, - размышлял Тим вслух, спускаясь по лестнице на первый этаж. - Если старик Мишель не ошибся и если ученые правильно расшифровывают его записи, то Генриху Счастливому уже десять лет.
        - Это кто? - спросила Ольга безразлично, накрывая на стол.
        - Будущий гениальный воитель и президент Объединенной Европы. Понимаешь, по Нострадамусу, в двадцатые годы следующего века начнется страшное мочилово по всей планете. Белые против черных, желтые против всех, мусульмане тоже... против всех. Самое интересное, что, если верить Нострадамусу, все эти армии будут транзитом идти через нашу территорию. Мало не покажется. Но Генрих победит, и те, кто останутся живы, об этом не пожалеют. Во всяком случае, если воспринимать Нострадамуса всерьез.
        - А если нет? - по-прежнему безразличным тоном произнесла Ольга.
        - А если нет, - вдруг разозлился Тим, - тогда командовать будут наши. И разведут “совок” на всю планету. Ты Оруэлла читала? Это что, лучше, по-твоему? Когда весь земной шар трясется над тем, как бы половчее талоны отоварить?!
        - Да уж! - впервые улыбнулась Ольга с момента, когда Тим продемонстрировал ей бублик. - Это будет весело... Давай садись... декабрист!
        - В Сибирь за мной поедешь? - мгновенно спросил Тим, подходя к ней ближе.
        - Ты это серьезно? - выпрямилась Ольга с чайником в руке.
        - Отдай посуду, уронишь. - Тим отобрал у нее чайник, сунул его, не глядя, на стол и попытался обнять девушку. Она увернулась, переставила чайник на подставку и, закусив губу, принялась рассматривать Тима, будто увидела его впервые.
        - Надвигается беда, - сказал Тим серьезно.
        - Перестань меня запугивать, - попросила Ольга.
        - Надвигается беда, - повторил Тим. - Так или иначе, а ее не избежать. Не психотронная война будет, так ядерная. Но я подозреваю, что нам есть где спрятаться. И может быть, из этого убежища получится не только наблюдать, но и влиять на происходящее. Затормозить этот процесс, а то и обратить во благо.
        - Все-таки у тебя мания величия, - произнесла Ольга задумчиво.
        - Я просто в курсе, что творится, - покачал головой Тим. - Я сенс. Я это нюхом чую.
        - Да что ты там унюхал?! - взорвалась Ольга. - Ну что?! Тим присел за стол и аккуратно разгладил скатерть перед собой.
        - Вот уже вторую неделю меня кто-то зовет, - произнес он тихонько. - Источник сигнала далеко на востоке. Где-то в предгорьях Урала, как я понимаю. И сигнал подает друг. Оттуда исходит такое... Понимаешь, солнышко, на этом языке нельзя врать. У биоэнергетики природа другая, она для обмана не приспособлена. А я чувствую, что там, откуда идет сигнал, нас ждет убежище. Надежное, комфортабельное и на всю жизнь. Раз я это чувствую, значит, так оно и есть. Конечно, это не летающая тарелка какая-нибудь, не чужой корабль. Их, наверное, вообще на свете нет.
        - И на том спасибо, - пробормотала Ольга.
        - Но там друг, - твердо произнося слова, уверенно сказал Тим. - Друг, который обеспечит нас всем необходимым. Он такой... Гуманный в лучшем смысле этого слова. Теплый, сильный, очень умный. И... - Тим запнулся и весело блеснул глазами. - И мохнатый, - заключил он.
        - Сам ты мохнатый, - вздохнула Ольга, садясь напротив и принимаясь разливать чай. Тим забарабанил пальцами по столу. Ольга придвинула ему чашку. Он благодарно кивнул, но к чаю не притронулся.
        - В общем, или я уеду, или я останусь здесь, - сказал он после минутного раздумья.
        - Уезжай, - посоветовала Ольга не без вызова в голосе.
        - С тобой.
        - Тимка, ты не понимаешь, о чем меня просишь.
        - Да, наверное, не понимаю, - сказал Тим с неприкрытой горечью. Ольга отставила чашку, протянула через стол руку и накрыла ладонью нервно подрагивающие пальцы Тима.
        - Ты необыкновенный человек, Тимка, - сказала она. - Я не хочу тебя потерять. Но ты своей просьбой... Понимаешь, есть ведь еще и мои интересы. Верно?
        - Если ты останешься здесь, у тебя уже не будет собственных интересов.
        - Погоди, не перебивай. Мне двадцать три. И сейчас, пока есть возможность, я хочу позаботиться о своем будущем. Раньше все было просто, все было рассчитано на сто лет вперед. Я бы делала свой промдизайн в какой-нибудь конторе, рисовала для души картинки... Замуж вышла бы... Теперь все не так, все сложнее, но зато и возможности совсем другие. Понимаешь, Тим, если дальше все пойдет, как идет, то реклама в Союзе будет развиваться с огромной скоростью. И если я не буду дурой...
        - Вот уж кем ты не будешь.
        - Точно. Я скорее буду стервой. В общем, Тим, все идет к тому, что через год у нас с одной девчонкой будет на пару свой бизнес. Дизайн- студия. И полиграфия. Календари, плакаты, макетная реклама. Понимаешь, Тимка, мне слишком дорого обошлось то место, которое я сейчас занимаю. Мне слишком здорово пришлось себя переломить. Я-то мечтала совсем о другом, ты же знаешь... Но зато если я не поведу себя глупо, то рожать буду в хорошей клинике и у моего ребенка будет все.
        - Это что-то позитивное, - улыбнулся Тим. - Я-то думал, что ты вообще рожать не хочешь.
        - А сегодня, милый, рожать никто и не собирается. Кого хочешь спроси. Ты пойми меня...
        - Я понял.
        - Тимка, я правда тебя люблю. - Ольга встала, подошла к Тиму сзади и снова запустила руки в его волосы. - Пожалуйста, Тим... - прошептала она. - Давай больше не будем об этом, ладно?
        - Ладно, - вздохнул Тим. - Только ты все-таки подумай, хорошо?
        - Хорошо. А может, все уладится как-нибудь, а?
        - Уладится, - кивнул Тим покорно. - Как-нибудь, да уладится. Непременно. В ту или иную сторону. Тем или иным образом.
        - Заткнись, - сказала она, наклонилась и поцеловала его так нежно, что Тим чуть не зарычал от предчувствия расставания, которое ждет впереди.

* * *
        Кончался вторник, и Тим сидел у открытого окна, любуясь закатом и стараясь не обращать внимания на зов, настойчиво стучащийся в затылок. Этот новый фактор ощутимо сбивал его с толку. Он принес в его жизнь смутную надежду на спасение, на компромиссный вариант, когда и Проект будет сыт, и Тим останется цел. Но все равно хотелось сбежать в город, где выше уровень энергетического шума и зов не так явственно слышен. Характер сигнала по-прежнему не вызывал у Тима сомнений. Передачу вел друг, возможный покровитель, располагающий запасом времени и колоссальным терпением. Он будет ждать, пока Тим не придет или не ответит решительным отказом. И он еще не знает, что его
“унюхали”, поэтому наращивает потихоньку мощность сигнала. Несколько раз Тим пытался ответить, посылая на той же волне устойчивые конкретные мыслеобразы. Но его ответ то ли не слышали, то ли не смогли дешифровать. Это вызывало у Тима множество вопросов, на которые он пока что даже не пытался искать ответы. Так или иначе, зов имел место. А значит, кому-то в этом мире Тим Костенко нужен. И кто бы там ни засел в тайге - именно в тайге, кругом деревья, - он хороший. И с ним не пропадешь. Единственное, чего Тим не понимал, это зачем он кому-то понадобился. Сигнал посылала некая родственная душа. Теплая и... мохнатая на ощупь. Такой энергетический рисунок Тиму доводилось видеть очень редко, им обладали, как правило, редкие по силе и добродушию люди. Как, например, сенс и тяжелоатлет Васнецов. Правда, только пока его не “покусал” оператор Проекта. Тут-то Васнецов быстренько стал гладкий и холодный, да еще и весь в мелкую дырочку... Тим с хрустом потянулся, задумался, не пора ли ужинать, и вдруг почувствовал, что от станции к дому идет Ольга. Сначала Тим обрадовался. Он не ждал Ольгу раньше завтрашнего дня и
успел по ней соскучиться. Потом он насторожился. Ольга была сильно не в духе, ее кто-то серьезно расстроил. И этот “кто-то” был он сам. Тим вышел из дома, пересек участок, присел на скамейку у калитки и почти сразу увидел свою любимую. Ольга, глядя под ноги, медленно шла по тропинке. Устало и расстроено шла.
“Это я все угробил, - подумал Тим, глядя, как понуро опущены плечи девушки. - Растрепался о конце света, урод... А что делать? Пусть я лучше останусь в ее памяти очаровательным шизофреником. Умным, добрым, нежным. С которым пришлось расстаться из-за того, что обострилась его болезнь. Ведь если я уйду из ее жизни в ореоле мученика... Не скоро она тогда полюбит другого. А я все-таки обязан заботиться о ней, думать о ее будущем. Мне ведь, собственно, не о ком больше думать... Никого у меня нет”. Тим почувствовал, что сейчас от этой вселенской жалости разревется, и приказал внутреннему голосу замолчать. С тех пор как на Тима навалился Проект, он стал не в меру слезлив, и это его беспокоило. Плакать он терпеть не мог и ненавидел, когда плачут другие.
        - Здравствуй, - сказал он, вставая навстречу Ольге.
        - Тимка... - Она подняла глаза и остановилась. Тим взял ее руки в свои, поднес к лицу и поцеловал сначала одну, потом другую. Ольга устало потрепала его по голове, и тогда он ее крепко-крепко обнял, ткнулся носом ей куда-то в шею и затих.
        - Тимка... - повторила Ольга. В доме она сначала натыкалась на мебель, бесцельно переходя в молчании из комнаты в комнату, пока Тим не усадил ее и не спросил:
        -Ну? Ольга посмотрела на него, и Тим увидел, что ее глаза блестят от слез. Не зная, что делать, он просто рухнул перед ней на колени и замер.
        - Скажи, - начала она негромко, - ты ведь не давал моего телефона никому, правда?
        - Разумеется. Моя личная жизнь никого не касается. Ни при каких обстоятельствах. Если бы я собирался дать кому-то твой телефон...
        - У вас с отцом похожие голоса? - перебила она его.
        - Так! - Тим поднялся с колен и заходил по комнате. - Куда он тебе звонил? Домой?
        - На работу. Похожие, да?
        - Да не похожие они, солнышко. Одинаковые. По телефону вообще не отличишь.
        - Понимаешь... Я сначала решила, что это ты звонишь, чтобы меня разыграть. А он сказал, что он твой отец... Тим, заложив руки за спину, глядел в окно. Солнце ушло за горизонт, но Тим и сквозь толщу земли прекрасно видел его белый плоский диск.
        - Значит, папочка... - вздохнул Тим. - И что он сказал? Чтобы я шел сдаваться? Да?
        - Тима... - прошептала Ольга. - Иди ко мне, пожалуйста. Обними меня. Мне страшно, Тим. Тим сел рядом и прижал девушку к себе, чувствуя, как сильно бьется у нее сердце.
        - А я ведь тебе не верила... - услышал он. - Да... Тебя ждут завтра. Он не сказал так прямо “сдаваться”. Он только сказал, что если ты не хочешь за решетку, то должен прийти... Знаешь, Тим, он был ужасно злой. Я думала, он меня просто съест. Из трубки выскочит и загрызет. Но он только прорычал - Битцевский лесопарк, верхняя аллея, тринадцать часов. Ты должен войти в лес и идти по аллее прямо, а тебя встретят. И будет серьезный разговор. Вот так он сказал. Тим... Я не понимаю, извини, а при чем тут “за решетку”? За что?
        - Ой, придумают, за что, - скривился Тим. - Вспомни, пожалуйста, он ничего больше не говорил?
        - Да ничего, какие-то общие слова. Что это твой последний шанс. Еще какая-то ерунда...
        - Ну-ка, милая, вспоминай все до буковки. Это может быть важно.
        - Но я уже все сказала. Понимаешь, мне так страшно было... Ну, он сказал - передай Тиму, что если не хочет за решетку, должен прийти тогда-то и туда-то. С ним будет серьезный разговор. Это его последний шанс. Я хотела переспросить насчет места, ну, чтобы не перепутать, а он сказал - не бойся, Тимка место знает лучше всех, не застрянет...
        - Есть! - воскликнул Тим.
        - Что? - обескуражено пробормотала Ольга.
        - Путь отхода! Не-ет, папуля мой, конечно, сука кагэбэшная, но что- то человеческое в нем еще осталось. Хотя бы за доброе намерение спасибо тебе, папочка! - Тим возбужденно потер ладони.
        - Он тебе как-то может помочь?
        - Думаю, попытается. Ты понимаешь, какая штука... У меня в этом лесу все детство прошло. Я там до сих пор каждое дерево помню. А из одной траншеи меня отец когда-то за уши вытаскивал, я там за какую-то хреновину зацепился и вылезти не мог. Теперь-то не застряну, конечно.
        - Траншеи? - Ольга по-прежнему ничего не понимала.
        - Извини, ты просто выросла в центре... Там ведь проходила юго- западная линия обороны в войну. И многое сохранилось до наших дней. Траншеи, ходы сообщения, огневые точки. Они просто оплыли, потеряли форму, но ямы и канавы такие, что хоть сейчас воевать. Ладно, ничего больше не скажу. Меньше знаешь - крепче спишь.
        - Я не засну сегодня вообще, наверное. Тимка...
        - Заснешь как миленькая. Что?
        - Ты что, пойдешь?
        - Обязательно!
        - Тим!!! - крикнула Ольга, судорожно прижимая руки к груди.
        - Цыц! - рявкнул Тим, хватая ее за плечи и встряхивая.
        - Тимка... - рот у Ольги страдальчески искривился.
        - Ничего они мне не сделают, - твердо сказал Тим. - Ну перестань, милая. Оленька, счастье мое, перестань... Не надо. Я тебе говорю, ничего не будет. Клянусь. Им со мной так просто не справиться.
        - Да... они... тебя... там... застрелят... - выдавила Ольга. - Они нарочно... чтобы лес... без свидетелей...
        - Ничего подобного. Как раз в городе я более уязвим. Много посторонних сигналов, тяжело “унюхать” нужного человека на большом расстоянии. А в лесу они все у меня будут как на ладони. И время идеальное - пенсионеры и мамаши с детенышами обедать уйдут. Все правильно. Они блокируют аллею, по кустам залягут, а на границе леса, рядом с электроподстанцией, где фон большой, спрячут пушку... Ну перестань, Оленька! Хватит! - Он протянул ей носовой платок.
        - Какая же я была идиотка... - прошептала Ольга.
        - Я вернусь оттуда живой и невредимый, - сказал Тим. - К тебе. И буду тебя очень-очень любить. Хорошо? Ольга кивнула, высморкалась и отвернулась.
        - Не смотри на меня, - попросила она.
        - Нет, буду, - Тим придвинулся к ней и, как она ни загораживала лицо руками, ухитрился дважды поцеловать мокрые от слез глаза. - Ты мне веришь или нет?
        - Верю, - прошептала она.
        - Ну и отлично. - Тим принялся искать сигареты. Вспомнил, что они на веранде, и вышел. Когда он вернулся и встал в дверях, опираясь плечом о косяк и выпуская колечками дым, Ольга уже ушла наверх, приводить себя в порядок.
        - Но каков отец! - восхищенно сказал Тим.
        - Почему? - глухо раздалось сверху.
        - Да понимаешь... - Тим глубоко затянулся. - В принципе, как отца, я его люто ненавижу. Все мои беды от него. То, что я сенс, - наследственное. То, что в “Программу Детей” меня включили, - тоже папина заслуга, на все сто. Если бы папуля остался рядовым чиновником, на меня бы никто внимания не обратил. А так его жизнь была вся на просвет исследована. И выяснилось, что сын у него с паранормальными способностями. Ну, меня и окучили вместе с остальными. Хотя, с другой стороны, если бы не наследственность, я бы вообще сдох...
        - Перестань, Тим, - попросила Ольга.
        - А что поделаешь? Вот, и помимо всего прочего, он мне еще и жизни не давал в последние годы. Наезжал постоянно - учись, в партию вступай, и все такое... Я же из дома фактически сбежал. От него сбежал. Но понимаешь, если бы я не был его сын... Я бы, наверное, его обожал. Он хороший человек, вот в чем загвоздка. Просто когда он обо мне думает, он теряет рассудок и делает мне больно. Хотя желает мне только добра.
        - Прямо как мой... - заметила Ольга.
        - Поколение такое, - вздохнул Тим. - Сплошь инфантильные личности. Поэтому у них и система ценностей детская. Лишь бы побольше власти захапать да об подчиненных ноги вытирать. Ну что, моя госпожа, к вам уже можно зайти?
        - Сейчас... Успеешь.
        - Своего не упущу, - пообещал Тим. Он был доволен развитием событий и чувствовал себя вполне уверенно. Ему снова не нужно было ничего решать, все уже решили за него. И оставалось только прийти в нужное время в нужное место и поотшибать рога всем желающим. - Эй! - крикнул он. - Готовься, я иду! Сейчас мы тебя будем любить. И много.
        - Напугал! - рассмеялась Ольга. Стоя перед зеркалом, она глядела себе прямо в глаза и пыталась унять дрожь в руках. Она не верила, что Тим вернется. И не знала, что теперь делать. Она до сих пор не составила для себя четкого мнения, кто такой Тим Костенко. Но как много он значит для нее, она уже хорошо поняла. Это случилось буквально на днях, когда она рассказывала Тиму, каким видит свое будущее. Будущее, в котором для Тима, человека, с которым происходит что-то запредельное, совершенно не было места. Будущее, которого она больше не хотела. Вечер прошел спокойно и мило, влюбленные старались вести себя раскованно и естественно, и это у них получалось. Ничто не выдавало ни душевного смятения Ольги, ни напряженных размышлений Тима. Сидя в обнимку на веранде, они курили, болтали о какой-то ерунде, смеялись и с наслаждением разглядывали друг друга, как будто совсем недавно познакомились. Каждый чувствовал, что с любимым человеком что-то происходит, и оба гнали от себя мысль о том, что это тоска прощания. И только ночью, в постели, боль отступила. На седьмом небе от счастья, задыхаясь и почти теряя
рассудок от звенящей пустоты в голове, Тим все-таки уловил момент” когда ему пора было выходить из тела любимой. Пронизывающая все тело судорога захватила его, и со стоном предвкушения он потянул себя назад, но вдруг на грани сознания поймал, услышал страстный шепот:
        - Нет... Не уходи... Если бы Тим был в этот момент в состоянии что-то думать, он бы мгновенно все понял. Но тогда он тем более не остановился бы. И Ольга решила все за него. Руками и ногами, обвивавшими тело мужчины, она прижала его к себе, и Тим кончил в нее с такой силой, что у него потемнело в глазах и окончательно, помутился разум. Кажется, они оба закричали от восторга. А лотом наступила долгая, ватная тишина. Они смотрели в упор друг на друга, и Тиму казалось, что глаза девушки светятся в темноте. Молочный лунный свет, льющийся из окна, окутывал ее обнаженное тело мягким и холодным белым сиянием. Она была прекрасна. Тим хотел что-то сказать ей, нечто очень важное, но, чтобы выразить это, слов не хватало, и он произнес только:
        - Я люблю тебя...
        - Ты мой единственный... - Ольга еще крепче прижала его к себе, Тим уткнулся носом ей в шею и блаженно прикрыл глаза. Но теперь, вместе с рассудком, к нему вернулись все те же тоска и горечь. Он снова плыл по течению, подчиняясь обстоятельствам. Им снова пользовались, не спрашивая разрешения, пусть и из самых лучших побуждений. Что именно произошло сейчас - прощание или скрепление уз, в любом случае, это свершилось помимо воли Тима.
        - Рано ты меня хоронишь... - прошептал он. Тогда Ольга слегка отстранилась, повернула к нему голову и сказала:
        - Вот теперь ты мой. Что бы там ни было. На какое-то время Тим потерял дар речи. А потом ему стало удивительно легко. Он притянул девушку к себе и обнял с такой теплотой, как не обнимал еще ни разу.
        - Ты сумасшедшая... - прошептал он. - Ты это понимаешь?
        -Ага.
        - Я думал, ты скажешь, что теперь я никуда не пойду.
        - Тимка, милый, я, конечно, не хочу, чтобы ты ходил к ним. Если ты сейчас мне скажешь, что мы встаем и уезжаем... ну, туда, куда ты собрался, я поеду с тобой. Но... Ты же этого не скажешь.
        - Уверена?
        - Я тебя знаю, милый.
        - Спасибо, - сказал Тим очень серьезно.
        - Дело ведь не в том, что у тебя на дороге становиться бессмысленно, когда ты что-то решил. Я просто не хочу этого. Мне не нужна власть над тобой, Тим. Мне просто нужен ты. Я тебя люблю.
        - Милая... Ты вообще понимаешь, какую ответственность сейчас на меня повесила?
        - Догадываюсь, - Ольга тоже говорила очень серьезно и все это время, не отрываясь, смотрела Тиму в глаза.
        - Ладно, - вздохнул Тим, притягивая девушку себе на плечо. - Когда выберемся из этой заварухи, сделаю тебе предложение. Ольга тихо рассмеялась и поцеловала его.
        - Лишь бы ты меня любил, - сказала она. Проснувшись утром, Ольга сонно пошарила по кровати в поисках Тима и тут же подпрыгнула, широко раскрыв глаза. Тим отсутствовал. Часы показывали девять. У Ольги все внутри сжалось, но тут на крыльце послышались знакомые шаги. Ольга упала на кровать и долго не могла отдышаться. Тим внизу звякал посудой. Это было так не похоже на него, соню, что Ольга встала и, закутавшись в одеяло, спустилась по лестнице на первый этаж. Тим пил кофе. Увидев девушку, он поднялся ей навстречу, обнял и посмотрел в глаза взглядом, полным нежности и сожаления.
        - Милая, - пробормотал он. - Извини. Не хотел я тебя будить...
        - Ничего... - Ольга погладила его по волосам и привычно задохнулась от восторга, такой густой и пышной оказалась его грива под ее пальцами. Сегодня девушке страшно было даже подумать, что еще пару дней назад она готова была отказаться от этого человека, необыкновенного, совершенно не такого, как все, и в то же время удивительно родного.
        - Ты что так рано? - спросила она.
        - Садись, - сказал Тим. - Сейчас я тебе опишу диспозицию в общих чертах. - Он достал из шкафчика еще одну чашку, налил Ольге кофе и уселся за стол напротив нее.
        - Значит, так, - начал он. - Я рассчитываю вернуться где-то от трех до пяти. В крайнем случае - не позже ноля. В любом случае, со щитом или на щите, но вернуться. И именно сюда. Тебе лучше сегодня в город вообще не ехать, там я не смогу обеспечить твою безопасность. Сиди здесь и жди меня. Хорошо? Ольга отпила глоток кофе и задумчиво посмотрела на Тима.
        - Ты думаешь... - начала было она, но Тим ее перебил.
        - Они знают, где мы, - сказал он. - Я в этом уверен. Но близко к дому не суются. Наверное, здесь есть один-два их поста, на станции и, например, у дороги. Там они могут тебя сцапать. И сделают они это после того, как я уеду. Но если ты нигде не появишься, они могут прийти за тобой сюда. Конечно, если получат такой приказ. Не раньше.
        - Ты преувеличиваешь. У тебя какой-то боевик получается, - отмахнулась Ольга, но в глазах ее Тим прочел - она ему верит.
        - Я тебя прошу, сиди здесь, - сказал он. - Более того, не выходи из дома. Зашторь окна и сиди отдыхай. Читай книжки.
        - Тим, ну ты совсем уж... - вяло сказала Ольга.
        - Умоляю, - попросил Тим.
        - Хорошо, хорошо...
        - Ладно, если очень хочется, до одиннадцати можешь гулять. Но не позже. И ни в коем случае не выходи за границу участка. Смотри, - Тим протянул руку, и Ольга увидела, что над его ладонью, как в прошлый раз, что-то возникло из воздуха и мягко засветилось. Теперь это был небольшой круглый белый огонек.
        - Это шарик, - объяснил Тим. - Очень агрессивная штука. В нормальном состоянии к человеку не пристает, но если его направить... За секунду может сожрать почти всю твою энергию. Обморок на несколько часов обеспечен. А при грамотной настройке - смерть. В какой-то мере я этими шариками научился управлять. И пока ты спала, прошелся вдоль забора и развесил их там несколько десятков. Меня они пропустят, тебя тоже. Но больше никого. Любой чужак получит в лоб Понятно? Ольга неуверенно пожала плечами.
        - Понятно, - заключил Тим. - На всякий случай ты собери вещи. Если нас заставят удариться в бега, то делать это придется быстро. Я приеду за тобой, и тут же рванем.
        - Тим, - осторожно сказала Ольга. - А если все-таки с тобой что-то случится... Что мне делать тогда?
        - Исключено, - помотал головой Тим. - Но если, допустим... - Он задумался и напряженно молчал несколько секунд. - Хорошо. Ты права, все может быть. Допустим, мне на голову упадет кирпич, верно? Давай назначим последний срок на завтрашний полдень.
        - А если... Что тогда?
        - А тогда, милая, - ответил Тим, непонятно чему улыбаясь, - ты можешь считать, что меня нет и никогда не было.
        - Тимка, - не выдержала Ольга. - Давай уедем сейчас.
        - Нет, - сказал Тим жестко.
        - Почему, Тим? Почему ты не можешь все это бросить?
        - Тогда они не отстанут. И я должен понять, черт возьми, от кого бегу. Нет, не получится. Извини. Ольга вздохнула и не стала возражать. Сейчас она полностью доверялась Тиму, пусть даже была и не согласна с ним. Только очень хотелось плакать.
        - Я уеду, - Тим бросил взгляд на часы, - через час с небольшим. Хочу обследовать место происшествия, - он криво усмехнулся.
        - Я сейчас тебе позавтракать сделаю, - Ольга встала.
        - Спасибо, милая, - рассеянно сказал Тим, думая о чем-то своем. Она пошла на кухню, но, проходя мимо Тима, остановилась. Присела рядом на корточки, обняла его за плечи и мягко погладила по щеке.
        - Не выспался? - спросила она.
        - Злее буду, - улыбнулся Тим. - Слушай... Тут возникла бредовая идея. В этом доме найдется что-нибудь маленькое, железное и острое? Перочинный ножичек или что-нибудь в этом роде?
        - Зачем? - удивилась Ольга.
        - А это ты, солнышко, меня так напрягла своими вопросами о том, что будет, если я не вернусь. Вот, стараюсь просчитать все варианты.
        - Кого ты зарежешь перочинным ножиком? - усмехнулась Ольга, выходя из комнаты.
        - Да никого! - рассмеялся Тим ей вслед. - Просто может так случиться, что мне нужно будет разрядить портативный излучатель. А он вмонтирован в часы. И чем я крышку поддену? Ногти-то я опять сгрыз... - Он с сожалением уставился на свои руки.
        - А это пойдет? - спросила Ольга, возвращаясь. В руке у нее были два продолговатых серебристых пакетика.
        - Мы же оба не любим презервативы, - прищурился Тим.
        - Тьфу! Он еще шутит, видите ли... Тим взял пакетики. Это оказались упакованные в фольгу сменные лезвия от медицинского скальпеля. Тим уже видел такие штуки - скальпелями часто пользовались реставраторы, а детство Тима как- никак прошло среди картин, разговоров о них и работы с ними.
        - Отлично, - сказал он, опуская пакетики в карман. Секунду подумав, он их вытащил, надкусил и оборвал концы. Лезвия остались надежно упакованными, но достать их можно было мгновенно. - Откуда?
        - У меня же отец хирург, - улыбнулась Ольга.
        - А... Я и забыл. Извини.
        - Тебя это никогда не интересовало, - заметила Ольга совершенно без выражения.
        - Извини, - повторил Тим. - Меня вообще мало интересует это поколение. От него одни неприятности.
        - Возможно, ты прав. - Ольга повернулась и снова ушла. Тим забарабанил пальцами по столу. Ему вдруг стало неуютно. Ольга действительно обеспокоила его своими вопросами о том, уверен ли он, что вернется. Голова Тима лихорадочно просчитывала варианты развития событий. Наконец он решил сделать что-нибудь для успокоения души. В комоде обнаружился набор иголок и ниток. Сам не понимая, зачем, Тим снял джинсовую рубашку и прощупал воротник у основания. Достал одно из лезвий - кусок прочнейшего металла, заточенный острее бритвы. Прикинул, как зажать его в пальцах, чтобы не поранить себя. Удовлетворенно кивнул - достаточно резкий удар распорет мягкие ткани человека на столько, насколько хватит длины лезвия. Нервно хихикнул, удивляясь своему идиотизму. И аккуратно подпорол лезвием воротник. Через несколько минут работа была закончена. Из основания воротника чуть-чуть торчала неприметная петелька, но если потянуть за нее, лезвие выскальзывало наружу и было готово к применению. Легче Тиму от этого не стало, но он хотя бы убил время.
        - Иди сюда, - послышался голос Ольги. Тим вышел на кухню, и, едва увидев его, Ольга бросилась к нему на шею.
        - Прости меня, - прошептала она. - Я что-то сама не своя. Прости.
        - Я люблю тебя, - ответил Тим. И понял, что ничего подобного сейчас не чувствует. Он был уже весь там, далеко, где ждали враги. И от этого ощущения снова заныло в груди.

* * *
        С двенадцатого этажа лес был как на ладони. Тим сидел на балконе, лениво “обнюхивая” пространство вокруг боковой аллеи, начинавшейся метрах в ста впереди, по другую сторону проспекта. На коленях Тим держал початую бутылку пива. Напиваться сейчас, конечно, не следовало, но немножко принять для успокоения нервов Тим себе позволил. Из-за его спины доносился через открытую балконную дверь молодецкий храп нейтрализованного хозяина квартиры. Поставив бутылку на пол, Тим закурил. Пора было вводить себя в боевое состояние, культивируя в душе злобу и глотая бублики. Здесь, на большой высоте, их резвилось в воздухе множество. А вот злобы явно не хватало. Тим был уверен, что попытки захвата не будет. Скорее, Проект выставит парламентера и будет сначала уговаривать, затем покупать, а под конец - шантажировать. В этом контексте Тим гораздо больше волновался за Ольгу, нежели за себя. Но с каждой минутой ему все отчетливее казалось, что оснований для беспокойства нет. Проследить его до точки встречи никто не пытался. На железнодорожной станции ошивалась пара соглядатаев, но Тим
“унюхал” их издали и обошел стороной. Эти люди не были мечеными и не носили оружия. И в лесу за полтора часа до назначенного времени никакого опасного шевеления не наблюдалось. Враждебную для пси зону, образованную линией электропередачи и высоковольтной подстанцией, Тим обследовал визуально и тоже ничего особенного не нашел. Тогда он заглянул в один из домов на окраине леса, выбрал себе подходящую квартиру, достал из холодильника пиво и стал ждать. Шевеление началось только в полпервого, когда местные потянулись из леса домой обедать. С троллейбуса сошла группа молодых людей в спортивных костюмах и направилась по аллее в сторону волейбольной площадки. Тим подался вперед и уловил знакомую волну. Волейболом от молодых людей, мягко говоря, и не пахло. А пахло от них рукопашным боем и острым интересом к личности Тимофея Костенко. В группе не было меченых, но зато в сумках навалом лежало смертоносное железо. Даже на таком большом расстоянии Тим почуял холодное свечение боевых патронов и инстинктивно вобрал голову в плечи. Вниз по проспекту, в сторону центральной аллеи лесопарка, укатился милицейский
“луноход”. Тим присвистнул. Судя по зависшим над головами шарикам, в машине сидели его старые знакомые. В прошлую встречу они откликались на фамилии Конченко и Федорчук.
“Допрыгались мужики”, - подумал Тим и сплюнул через перила балкона. Тогда-то он сдуру принял их за обычных ментов и пожалел. Теперь, независимо от обстоятельств, из леса парочка уедет в лучшем случае на реанимобиле. “Луноход” встал напротив центральной аллеи. Тим печально кивнул своим мыслям. Не доезжая до “лунохода” метров пятидесяти, к окраине леса причалила еще одна машина. За ней, на той же дистанции, еще одна. По три человека в салоне. “Будут отсекать меня от дороги”, - подумал Тим. Меченых он в машинах не обнаружил, “коробочек” тоже, а вот пистолет висел под мышкой у каждого оперативника. Без четверти час в лес вошла еще одна группа “спортсменов”. Тим закусил губу и помотал головой, словно надеясь, что от этого враги испарятся. А когда на проспекте возник знакомый грузовик с надписью
“Техпомощь”, Тим просто озверел и начал шептать под нос матерные ругательства. События развивались по самому худшему варианту. Не найдя в “техничке” страшной психотронной пушки, Тим облегченно вздохнул. “Только микроволновый сканер и его оператор, - вычислил он. - Значит, не убьют. Но все равно, Проект решил сыграть по- крупному. Что ж, будем воевать”. Тим заэкранировался, посмотрел на часы и выскочил из квартиры. Заряженный энергией под самую пробку, он был полон решимости потягаться с Проектом. В первую очередь следовало обезопасить себя от людей в машинах, подвесив каждому по шарику над головой. Но для этого пришлось бы высунуться на проспект, им на глаза, чего Тим не хотел. Поэтому он ушел в глубь квартала, дальше от леса, выбрался на параллельную улицу и по ней быстрым шагом спустился вниз. Через пять минут обходной маршрут был пройден, и Тим оказался на том же проспекте, но в полукилометре ниже. Вышел к автобусной остановке и принялся ловить шарики. По привычке он заряжал ими руки до локтей, по десятку в каждую. Почему именно руки, Тим не знал, но это оказалось для него естественным с самого
первого опыта. Подошел длинный сочлененный автобус. Тим встал на центральной площадке, где его закрывала от глаз оперативников резиновая
“гармошка”, сильно “щелкнул” и приготовился работать. Автобус на подъеме едва тащился, и у Тима оказалось достаточно времени, чтобы наградить каждого из врагов персональным шариком. Кроме того, он успел заново “принюхаться” к шарикам Федорчука и Конченко и завязать их с вновь прибывшими в одну сеть. Теперь восемь маленьких огоньков готовы были шандарахнугь по восьми головам, повинуясь одной команде. На остановку к боковой аллее Тим прибывал точь-в-точь к часу дня. Но проскочил ее. Вышел на следующей, пересел на автобус в Ясенево, и с него обследовал другой край леса. Там машин с оперативниками не было. Зато имелась черная “Волга” с поднятым капотом, и из двигательного отсека торчала задница, чем-то очень похожая на его, Тима, собственную. На следующей остановке Тим пересек дорогу, сел на троллейбус, идущий в обратном направлении, и “принюхался”. Его предположения оправдались. Далеко от дороги, глубоко в лесу, блокируя аллею, по кустам рассредоточились “спортсмены”. А в моторе “Волги”, запакованной у памятной Тиму траншеи, действительно копался его отец. Точнее, делал вид, что копался. С опозданием на
четверть часа Тим вышел к аллее, закурил и дозарядил левую руку шариками. Он медленно пошел в глубь леса, аккуратно награждая шариками “спортсменов”. Шестерых он нашел действительно на волейбольной площадке, где они притворялись, что играют. Еще человек семь-восемь должно было болтаться по кустам в отдалении, но из них Тим “унюхал” почему-то лишь троих. Возможно, остальные в этот момент отвлеклись, и информационная волна Тима в их ауре затерлась. Тим не расстроился. Но и радости особой не испытал. Казалось бы, все шло как по писаному. С небывалой легкостью он почти идеально обезопасил себя от захвата. Но не было главного. К Тиму не шел парламентер. Усевшись на скамейку, Тим “отщелкнул” вниз и растерянно огляделся глазами. Засек в кустах еще одного “спортсмена”, подсадил на него шарик и пополнил свой боекомплект. Парламентера все не было.
        - Здравствуйте, Тимофей, - раздалось сзади. Очень давно никому не удавалось испугать Тима до такой степени. Он рывком вскочил со скамейки, отпрыгнув от нее метра на два. От бешеного выброса адреналина его буквально затрясло.
        - Господи, да что же вы такой нервный... - спокойно произнес незнакомец. - Извините, пожалуйста. Я не хотел вас пугать. Вы просто опоздали, и я решил поискать вас. Садитесь, Тимофей. Поговорим. Стоя на полусогнутых ногах и сжимая кулаки, Тим до предела
“щелкнул”. Сзади обнаружились еще два “спортсмена”, и он машинально бросил им по шарику. Но человека, стоящего перед ним, он по-прежнему не видел. Глаза подсказывали ему, что это небольшого роста сухощавый мужчина средних лет в тяжелых мощных очках и с намечающейся лысиной. Но пси не фиксировало ничего. Только пустоту. Жесткие и хрустящие на ощупь гофрированные лучи сканера Проекта, бьющие с окраины леса, проходили сквозь нее навылет. Собственный экран Тима обманывал сканер, подавая в голову оператора искаженную картинку. Это была непростая работа, и на то, чтобы она происходила автоматически, тратилось много энергии. Так что за себя Тим был спокоен - он-то на этом свете присутствовал. А вот незнакомца - просто не было. Идеально экранированный человек. Парламентер, мягко улыбаясь, присел на скамейку. Тим несколько раз глубоко вздохнул, осторожно подошел и уселся справа. Как и все предыдущие сотрудники Проекта, этот тип был, на взгляд Тима, совершенно не запоминающейся личностью. Самой яркой чертой его внешности казались очки. Маленький такой невзрачный очкарик. Весьма уверенный в себе.
        - Я давно хотел на вас посмотреть, Тимофей, - сообщил Очкарик, по-прежнему улыбаясь.
        - Польщен вниманием, - скривился Тим. - Только очень уж оно у вас, э-э... навязчивое.
        - Разве? - удивился Очкарик. - Не знаю. Одно время мне казалось, что вы, Тимофей, сами форсируете события. Стремитесь к плотному контакту, так сказать. Иногда даже излишне агрессивно стремитесь, я бы так выразился. А потом вы вроде бы передумали...
        - Так получилось, - объяснил Тим вполне искренне. - Со мной никто не хотел поговорить напрямую, без ненужных демонстраций силы. А я привык к открытому разговору. Мне...
        - А знать свое место вы не привыкли? - перебил его Очкарик. В голосе его прорезался металл, и Тим понял - уже много лет этот человек отдает приказы и “застраивает” подчиненных. Тим пренебрежительно хмыкнул. Подобные интонации могли бы произвести впечатление на запуганного Проектом экстрасенса. Но младший сержант запаса Костенко привык “забивать на службу” и начальственного тона не боялся.
        - Свое место я определяю сам, - ответил он надменно. - Вот, кажется, я этого и добился. Ко мне на встречу пришел человек, у которого одной только охраны больше двадцати единиц. Очкарик поежился, и Тим понял, что попал в точку.
        - Если вы неправильно себя поведете, они все умрут, - сказал он. - Так что вы, милостивый государь, ведите себя правильно.
        - Не надо меня пугать, Тимофей, - попросил, именно попросил Очкарик. Он уже взял себя в руки. Видимо, ему придавало уверенности то, что Тим его не “унюхал”.
        - А вы меня зачем пугаете?
        - Допустим, я вас недооценил. Тим вычислил еще одного “спортсмена”, нагло ткнул пальцем в его сторону и небрежно спросил:
        - Хотите небольшой забавный фокус?
        - Не стоит, Тимофей. Право, не стоит.
        - Как хотите, - Тим послал оперативнику шарик. - Правильно, не стоит. В отличие от вас я не упиваюсь своей властью над людьми. Я никогда не был и не буду слабаком, не то что ваши операторы. И садистом не буду. Просто я еще молод и иногда веду себя как мальчишка. Но это пройдет.
        - Приятно это сознавать, - усмехнулся Очкарик- - Ну что, Тимофей, ближе к делу? Итак, молодой человек... Мне поручено сообщить вам, что вы достойно прошли вступительный тест и приняты в нашу организацию на правах кандидата. Руководство выражает надежду, что ваши способности позволят вам в короткий срок продвинуться по службе и занять пост, соответствующий вашим талантам. Тим пренебрежительно хмыкнул. Очкарик вздохнул.
        - Я также должен принести вам извинения за форму вступительного тестирования, - заявил он. - Надеюсь, вы понимаете, что это было необходимо. К нам нелегко поступить на службу. Для этого мало быть просто талантливым. Нужно еще быть очень сильным и, между прочим, независимым. Обладать высочайшими моральными качествами. Которые вы нам и продемонстрировали. Можете гордиться этим, Тимофей. И я лично очень рад за вас. Поздравляю, - Очкарик сунул Тиму руку, и тот машинально ее принял.
        - В чем же будут заключаться мои служебные обязанности? - холодно поинтересовался Тим, выдергивая ладонь из цепкого холодного пожатия.
        - Контроль, - коротко и емко ответил Очкарик.
        - Над кем?
        - Ну, сначала у вас будет три-четыре несложных объекта. Чтобы привыкнуть к аппаратуре. А там поглядим. Наши аналитики считают, что у вас блестящие перспективы. Но начинать все равно придется с самого низа лестницы. Надеюсь, это вы тоже понимаете.
        - Над кем контроль? - повторил Тим.
        - Над уродами и мерзавцами, друг мой. Над теми, кто представляет угрозу обществу, но не может быть локализован обычными методами. Иностранные разведчики, предатели Родины, лидеры преступных группировок, просто сумасшедшие с опасными идеями. Вы же понимаете, что есть множество страшных людей, которые творят ужасные вещи, но их нереально поймать за руку и отправить за решетку. А мы можем это сделать. Кого-то мы просто держим, не позволяя его безумию или преступным наклонностям принять угрожающие формы. А другим, наоборот, даем импульсы к незначительным преступлениям, чтобы только было, за что арестовать. И на следствии уже заставляем сознаться во всем. Это тонкая, избирательная работа, Тимофей. Конечно, вашими подопечными будут зачастую очень неприятные люди. Как правило, все они в той или иной степени сумасшедшие. Ведь в основе любого преступления - недостаточная адаптивность к обществу, не так ли? - Очкарик глянул на Тима хитрым глазом, увеличенным мощными линзами. Тим вяло кивнул. - Тимофей, неужели вы не хотите сделать наш мир чище?
        - Что, “уничтожим всех уродов”, да?
        - В том-то и дело, Тимофей, что не “уничтожим”. Признаться, в нашей организации были некогда по этому поводу разногласия. Руководители старой формации слишком привыкли сажать и расстреливать. Ну, вы понимаете... Но в последние годы, слава богу, возобладал разумный подход. А с приходом таких мастеров, как вы, Тимофей, он получит надежную опору. Я клянусь, - Очкарик прижал руку к сердцу, - что вам никого не придется уничтожать. Вы будете лечить, чинить поврежденные души, править их, если хотите. Это же ваше истинное предназначение, Тимофей. Вы именно целитель. И мы предоставим вам уникальные возможности для того, чтобы ваш талант засверкал всеми гранями. Со временем вы даже станете знамениты, я думаю. Вас узнает мир.
        - Значит, не расстреливать... - протянул Тим.
        - Не расстреливать, Тимофей. Ни в коем случае. Если бы расстреливать, я бы здесь с вами не сидел. Я просто не работал бы в этой структуре. Я презираю насилие не меньше вас. А видел я его и даже испытал на себе, поверьте, гораздо больше вашего.
        - Что ты знаешь о насилии, ты, маленькое чмо, - пробормотал Тим печально. Он не хотел так говорить, но у него вырвалось.
        - Ну знаете... - надулся Очкарик. Лицо его покраснело.
        - Кто отвечал за Детей? - спросил Тим, поворачиваясь к Очкарику.
        - Что? - удивился тот.
        - Около десяти лет назад была проведена масштабная операция по глубокой коррекции личности, - до Тима вдруг дошло, что об этом Очкарик может и не знать. - Объектами было выбрано несколько тысяч подростков. Кто это сделал?
        - Ой... - выдохнул Очкарик и скривился так, будто хлебнул бензина. Тим потер ладонью грудь. Дырка в ней все отчетливее давала о себе знать. Тим почувствовал, что злится и не может с этим совладать.
        - Так что ты знаешь о насилии, маленькое чмо? - спросил он. Очкарик сунул палец за воротник рубашки и помотал головой.
        - Я не думал, что вы в курсе, - пробормотал он сдавленным голосом. - И... Понимаете, Тимофей, я даже не знаю, как вам объяснить. Наша организация не может нести за это ответственности.
        - А кто же тогда?..
        - КГБ, - сказал Очкарик просто. - Тимофей, вас ввели в заблуждение. Я понимаю теперь, насколько ужасным выглядел наш Проект в ваших глазах. Но поверьте, что мы здесь ни при чем. Мы сами были в шоке, в полнейшем шоке...
“Проект, - подумал Тим. - Он так и сказал - “проект”. Все сходится. Это они”. А вслух спросил:
        - А разве вы - не “шестерка” КГБ?
        - Ой, ну что вы... - Очкарик брезгливо отмахнулся. - С КГБ у нас ничего общего. “Шестерка” как раз курировала все старые разработки, и
“Программу Детей” в том числе. Теперь они, слава богу, ничего подобного не могут. Мы отобрали у них все технологии. И я вам гарантирую, что никаких фашистских экспериментов в этой стране больше не будет никогда.
        - Мы просто эту страну немножко почистим, - предположил Тим.
        - Да, - кивнул Очкарик. - Именно так.
        - Всех бандитов посадим, всех шпионов выдворим, всем диссидентам заткнем рты... - продолжал Тим.
        - Вы утрируете, - насторожился Очкарик. - Диссиденты нас не интересуют. А вот что касается экстремистов... Вы еще не владеете информацией, Тимофей. Во-первых, есть группировки, которые готовятся спровоцировать массовые волнения. Во-вторых, есть террористы, да-да, самые настоящие террористы. И в-третьих, есть просто сумасшедшие. Вы никогда не задумывались, какой процент так называемых “неформалов”, всех этих политически активных, приписан к психиатрическим клиникам? Семьдесят процентов, Тимофей! Семь-де- сят!
        - А откуда вы берете оперативную информацию? - спросил Тим.
        - Нам ее поставляет МВД. И еще у нас есть доступ к гэбэшным данным. Правда, они сами об этом не подозревают... Поймите, Тим, Проект - уникальная спецслужба с очень большими полномочиями.
        - Понятно, - кивнул Тим. - А чем в вашей структуре занят Институт?
        - С нами сотрудничают десятки институтов, - гордо сказал Очкарик.
        - Я имею в виду Институт нейрохирургии.
        - А-а... - Очкарик пренебрежительно улыбнулся. - Вы про группу Самохина? Это наша медицинская база.
        - То есть приглашение от Самохина - это было приглашение от вас?
        - Разумеется, - кивнул Очкарик. - И вы напрасно ему не поверили.
        - Да? - Тим решил сыграть в открытую. - А по-моему, у вас в Проекте нарушены горизонтальные связи. Или вредители завелись.
        - Не понимаю, - сказал Очкарик очень тихо.
        - Кто-то очень не хотел, чтобы я приехал в Институт, - объяснил Тим. - Кому-то понравилось стрелять по мне каждую ночь из психотронной пушки.
        - Объясните, - попросил Очкарик.
        - Мне от имени Самохина передали, что идти в Институт я не должен. Потом была попытка организовать психотронную атаку. Потом какая-то дурацкая комедия с обыском в моей квартире и подставными лицами в милицейской форме. А позже я обнаружил, что у меня во дворе стоит боевая психотронная установка, которая в состоянии расстрелять целый город. Разумеется, я ударился в бега.
        - Ничего не понимаю, - сказал Очкарик слабым голосом. Тиму очень хотелось ему поверить, но он не смог. Кроме того, ему в принципе было все равно, врет собеседник или нет. Даже представляй Очкарик какую-то отдельную структуру Проекта, все равно она служила цели, которую Тим считал преступной.
        - Кто-то решил, что я не до конца согнут, - прошипел Тим. - Кому-то очень хотелось поставить меня на четвереньки. И уже не уговаривать - как вы, - а приказывать.
        - Это не мы. Совершенно точно не мы.
        - Конкурирующая фирма? - сладенько промурлыкал Тим. Очкарик задумчиво пожевал нижнюю губу.
        - У всех проблемы, - сообщил Тим, доставая сигареты. - Даже у всемогущего Проекта.
        - Угу, - кивнул Очкарик. - Тимофей, честное слово, я разберусь. И знаете, вам лучше будет прямо сейчас поехать со мной. Раз дело принимает такой оборот, для вас самое безопасное место - у нас в штабе. Поживете несколько дней, а мы пока все выясним.
        - А я думаю, что для меня самое безопасное место - как можно дальше от вас, - ответил Тим и начал потихоньку “разогревать” шарики, готовя их к бою. Очкарика он по-прежнему мог видеть только глазами, но зато в кустах проявился очередной “спортсмен”.
        - Вы даже не представляете себе, насколько ошибаетесь, - сообщил Очкарик. - И еще вы не знаете, как высоко вас ценит наша организация.
        - Проект, - поправил его Тим.
        - Да, обычно мы так себя называем, - согласился Очкарик. - И это вы знаете, Тимофей. Потрясен вашей осведомленностью. Я и раньше думал, что вы очень способный человек, но, повторяю, я вас недооценивал.
        - Я очень способный, - кивнул Тим.
        - И вы очень дороги Проекту, - заметил Очкарик. - Проклятье, Тимофей! Вам грозит опасность, и я просто должен вам помочь! У меня на этот счет есть совершенно однозначная инструкция!
        - Привезти меня силой? - участливо спросил Тим.
        - Ох... - Очкарик немного распустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. - Я не могу вами рисковать, Тимофей. Не имею права. Я-то решил, что вы сами передумали идти на контакт. Но если вас кто-то старается похитить... Это очень плохо, Тимофей. Вы даже представить себе не можете, как плохо.
        - Плохо дело, - философски произнес Тим. - Для меня это норма жизни. Я урод, мутант, и вообще..
        - Не прибедняйтесь, Тимофей. Вы выдающийся сенс и очень сильный и умный человек. А еще вы очень жесткий. Поверьте, я знаю. Проект унаследовал от КГБ файлы, личные дела. Вы столько всего пережили, Тимофей... В какой-то степени я тоже чувствую вину за то, что с вами стало. Многие в Проекте страдают комплексом вины перед Детьми. За то, что не смогли предотвратить этот ужас.
        - Между прочим, что стало с остальными? - спросил Тим. - С теми, кто выжил, разумеется.
        - Да ничего, - вздохнул Очкарик. - Надломленные, опустившиеся люди. Вам не чета. Вы такой один, Тимофей. Единственный. Неповторимый. Тонкая душа и стальное сердце.
“О боже! - ужаснулся Тим. - Опять это прозвище... Зачем?”
        - Поедемте со мной, - вернулся к делу Очкарик.
        - Расслабьтесь, - посоветовал Тим, снова закуривая.
        - Теперь вам нельзя оставаться без поддержки, Тимофей. Мы будем защищать вас, даже если вы не видите такой необходимости.
        - Я. С вами. Никуда. Не поеду, - произнес Тим.
        - Почему, Тимофей? - спросил Очкарик вкрадчиво. - Может, я что-то упустил? Вы поймите, локальный контроль - это только первый этап. Уже через год вы будете руководить группой операторов, а еще через какое-то время, может быть, станете в Проекте одним из первых лиц. Вы только представьте себе, какое огромное количество людей вы сможете вылечить! Сколько добра пролить на нашу многострадальную родину! Вы установите здесь царство света, Тимофей. Не таково ли ваше предназначение в этом мире?
        - А сколько мне сребреников за это положено? - спросил Тим презрительно.
        - У вас будет все, - мгновенно среагировал Очкарик, делая вид, что ирония Тима его не касается. - Вы сможете познать, увидеть, пережить все, что только в состоянии вообразить себе. Вы ведь больше всего на свете цените ощущения и переживания, сенсорный опыт в широком смысле этого слова. Чувственную сторону жизни. Мы это понимаем. И у вас, Тимофей, будет нечто большее, чем просто деньги. Вы сможете вложить эти деньги в свое развитие.
        - Красиво, - хмыкнул Тим. Он понял, что беседу пора заканчивать, пока его не разозлили до предела. Слишком уж Очкарик много знал о том, что Тиму в жизни надо. А еще Тима беспокоило, что в него опять пытаются заложить формулу Стальное Сердце. Он не без основания предполагал, что Проект надеется как-то запрограммировать его поведение, и это словосочетание играет в программировании важную роль.
        - Конечно, в первое время, пока вы еще кандидат, - не унимался Очкарик, - вознаграждение будет скромнее. Для начала - хорошая квартира, машина, загородный дом, некоторая сумма подъемных. Между прочим, все имущество останется у вас, независимо от того, решите ли вы связать свою жизнь с Проектом или нет.
        - Из Проекта не уходят, - произнес Тим, с сожалением во взоре разглядывая волейболистов. Шарики возбужденно приплясывали вокруг своих будущих жертв. Жалости к оперативникам Тим не испытывал ни малейшей. Эти люди сами выбрали судьбу пушечного мяса. Разумеется, каждый из них надеялся дожить до пенсии, но принципиальную возможность своей гибели со счетов не сбрасывал. Поэтому то, что большинство из них действительно сегодня умрет, а остальные станут калеками, Тима не волновало. Его заботил он сам, Тимофей Костенко, которого Проект снова заставлял почувствовать себя убийцей.
“Стальное Сердце, - пробормотал Тим про себя. - Что это значит? Почему именно эти слова, какая психотехника за ними прячется? И почему мне действительно так нравится это словосочетание? Потому что когда-то я его выдумал сам? Или оно так и тянулось за мной по жизни, впечатанное Проектом в детский податливый разум?” Тим вздохнул и бросил сигарету под ноги. Там уже было полно окурков. И нужно было как-то выкручиваться из ситуации. В том, что Очкарик по-хорошему от него не отлипнет, Тим не сомневался
        - ...и это исключение будет оформлено в договоре, - бубнил Очкарик где-то под левым ухом. - Вы можете ни о чем не беспокоиться, Тимофей.
        - А я и не беспокоюсь, - заверил его Тим. - Меня интересует, какие у вас еще найдутся методы убеждения. Потому что я все сказал. Никуда я с вами не поеду. Так что давайте тащите из рукава туза.
        - О господи... - простонал Очкарик. - Ольга предупреждала, что вы крепкий орешек, но такого я не ожидал... Тим умудрился не дрогнуть. Только чуть растянул губы в улыбке. Еще раз проверил контакт с шариками и стал ждать развития событий. Очкарик сделал внешне тривиальный ход, но Тим не считал врага идиотом, и ему было даже интересно, как именно он эту карту разыграет.
        - К сожалению, она действительно привязалась к вам, Тимофей, - вздохнул Очкарик. - Признайтесь, вы что-то с ней сделали? Тим молчал и ждал. Только улыбка стала немного шире.
        - Она была чудесный работник, - печально сообщил Очкарик. - Но вы что-то ей внушили, и вчера она отказалась выполнять приказы. Нам пришлось очень сильно на нее нажать, чтобы она выполнила то, что от нее просят. И вообще, как нам с ней теперь быть, Тимофей? У нее же смещена кодировка. Как вы этого добились, ума не приложу... Стараясь ни о чем не думать, Тим улыбался Очкарику. Только сейчас он понял, что враг разбирается в его душевных движениях гораздо лучше, чем он сам. Шантаж с похищением Ольги в лучшем случае дал бы Проекту иллюзию власти над Тимом. А Проект иллюзий не хотел и не строил. Нет, Проект действительно понимал Тима и намерен был сделать из него добровольного союзника. Очень скользкий, но совершенно верный ход - привязать Тима через боль.
        - А какая женщина... - тоскливо промямлил Очкарик. - Знаете, Тимофей, я ее для вас просто от сердца оторвал...
“Спокойно! - приказал себе Тим. - Только спокойно!” По телу бегали мурашки - предвестники истерики. Очкарик попал в точку. В самое больное место. Идея противника действительно была недурна и именно сейчас могла сработать. Потому что против своей воли Тим уже достиг понимания того, что за всю свою жизнь не совершил ни одного по-настоящему самостоятельного поступка. Всегда его направлял Проект. С момента, когда Проект вычислил, что Тимофей Костенко растет экстрасенсом и неформальным лидером, все в его жизни происходило от имени Проекта и по воле Проекта. Вся жизнь Тима была - один сплошной бесконечный Проект, который крутил им, как хотел, переставляя по доске, словно пешку. Всегда Проект был внутри его самого. И когда зачислил его в Программу Детей. И когда вызвал в нем мутацию, подстегнувшую его дар сенса. И когда травил его сверстниками. И когда злобными репликами отца и матери развивал в нем комплекс неполноценности. Все это время Проект заставлял Тима осознать свое кардинальное отличие от обычных, “нормальных” людей. Приучал отделять себя от человечества и презирать его. А потом и просто ненавидеть.
Он готовил из Тима существо с потенциалом “черного” биоэнергетика. Сенса, который поначалу будет лечить, но однажды почувствует тягу к убийству. Проект создал ему тепличные условия в “Центре Новой Медицины”. Не поставил в один ряд с другими сенсами, по-прежнему культивируя в Тиме сознание исключительности. Чуточку больное сознание. Больное. Всегда через ненависть, унижение, боль. Боль.
“Проклятье! Как просто!” Но именно так все и было. Проект упорно делал из Тима садомазохиста. И когда пришло время, свел с проклятым безумцем Рябцевым. Не мешал набрать информацию. И в точно рассчитанный момент принялся бить и ломать, готовя себе в рабы. Научил убивать. Показал, что такое быть убийцей. Показал, как интересно властвовать над людьми. И снова бил, бил, бил. Все время боль и гнусность. Через боль Проект учил Тима, что значит быть жестоким. Бесчеловечным. Вершителем судеб. Именно так. Бил и учил. А теперь вдруг стал добр и ласков. Потому что увидел: раб осознал, что он раб.
“Все правильно, - подумал Тим сквозь застилающую сознание пелену. - И сейчас будет последний удар. Мне объяснят, что самое лучшее в моей жизни - любовь - тоже пришло от Проекта. И тогда я сломаюсь и нырну в приготовленный мне коридор. Через боль я стану верным. Объект “Стальное Сердце” осознает, что его сердце действительно стальное. Я поверю в то, что я жесток, что я - бездушная железяка. И соглашусь под эгидой Проекта исцелять людей. А через какое-то время - и истязать”.
        - ...и эту родинку чудесную, - ныл Очкарик. - Как она дивно просвечивала у нее через эту шерстку золотистую... Вы же последнюю радость отняли у меня, Тимофей. А теперь она больше ничего не сможет! И даже уговаривать ее толку никакого!
“Как хорошо, что я все-таки начал анализ, - думал Тим. - Вдруг я действительно сломался бы? Принял ложь Очкарика на веру, заревел бы и забился в истерике... Они же меня довели. Обложили со всех сторон. И вот теперь - ставят точку. Неплохие у них психологи. Только вот ни черта они во мне не поняли. Потому что Стальное Сердце - это совсем не то, что они себе навоображали. Да, может, я и бесчеловечный тип. Может, я и правда всегда таким был. Но только мой комплекс неполноценности еще не приобрел желанной для Проекта окраски. Я не вижу спасения от Проекта в том, чтобы с восторгом отдаться ему. Мне совершенно не хочется избавиться от боли через боль”.
        - А теперь она уже, - Очкарик посмотрел на часы, - в Шереметьеве. Вот тут Тим насторожился. Задумчивость сняло как рукой. Он сел прямо и глянул поверх головы Очкарика, который все еще жаловался на то, что Тим испортил его игрушку. Если Ольгу действительно вытащили с дачи, планы Тима ломались кардинально. Это следовало проверить. Тим вычислил направление,
“щелкнул” до упора и начал медленно перебирать частоты в поисках нужной волны. Сейчас, плотно заряженный энергией, он вполне мог
“унюхать”, что происходит с его женщиной. Расстояние здесь роли не играло. Важна была мощность сигнала, исходящего от абонента. А сигнал от Ольги всегда был не ахти... Тим напрягся, “принюхиваясь”. И боковым зрением увидел, как Очкарик взялся правой рукой за левое запястье. И левая рука пошла с колен вверх. Тим среагировал мгновенно.
        - Х-ха! - выдохнул он. Пять шариков врезались в защиту Очкарика и отскочили, как резиновые. Хлоп! Два десятка шариков в разных концах леса ударили свои жертвы в энергетические узлы. Жжжах! Из рукава Очкарика вырвалась фиолетовая молния и шарахнула Тима в переносицу. На мгновение он ослеп и оглох во всех смыслах. А когда очнулся, то ничего не понял. От удара он не полетел навзничь, наоборот, подался вперед, к Очкарику. Но он больше ничего не видел!!! В лесу стоял жуткий крик. Волейболисты на площадке умирали в страшных корчах. Народ, еще секунду назад праздно шатавшийся вокруг, теперь ломился врассыпную через кусты, натыкаясь на все новые и новые тела, отчего тише вокруг не становилось. Очкарик с перекошенным лицом что-то тянул из-за пазухи. Тим по-прежнему ничего не видел. То есть глаза работали прекрасно. Но он совершенно потерял свое пси. Он ничего не мог “унюхать” вокруг. На секунду ему показалось, что он умирает, так это было непривычно - остаться без пси-видения. Он не смотрел на мир одними глазами уже много месяцев. Слава богу, у Очкарика что-то там застряло. Орово вокруг поутихло -
разбежались перепуганные местные.
“Спортсмены” на площадке и в кустах лежали и не шевелились. Тим догадался, что он жив, только слегка покалечен, и воспрял духом. Он нанес Очкарику сильнейший удар в лицо раскрытой ладонью. Целился в нос, но попал в челюсть. Потеряв пси, Тим лишился и четкости в координации движений. Но тем не менее Очкарик улетел со скамейки и потерял очки. Пошатываясь, Тим встал. Ему пришлось ухватиться за скамейку, но стоящего на коленях Очкарика он все-таки достал. Направленный в живот носок ботинка врезался Очкарику в грудь. Раздался громкий хруст, и Очкарик завалился на спину. Тим не стал досадовать, что опять промазал. Он догадался, что под его башмаком развалилась
“коробочка”. Возможно, когда-то Очкарик и был серьезным бойцом - во всяком случае, удар он держал героически. Но деморализован он оказался целиком и полностью. Так как вместо того чтобы взять полуживого Тима голыми руками, перевернулся на четвереньки и с низкого старта рванул в сторону центральной аллеи, которая вывела бы его прямо к машинам на проспекте.
        - Стоять! - крикнул Тим убегающей зигзагом спине. Безрезультатно. Упускать Очкарика не хотелось, но и гнаться за ним едва стоящий на ногах Тим не мог. Пребывая в легкой растерянности, он мстительно наступил на лежащие в пыли очки и раздавил их. И тут же сообразил, что делать. Спотыкаясь и матерясь, он бросился к волейбольной площадке. Точнее, к баулам и сумкам, вокруг которых навалом грудились трупы. Выскочив через несколько секунд на асфальтированную центральную аллею, Тим запнулся и чуть было не полетел носом, но оружие не выпустил. В руках у него был позаимствованный у “спортсменов” короткий пистолет-пулемет с глушителем. Далеко впереди Очкарик сослепу нарезал виражи, как заправский горнолыжник. Тим тоже плохо видел, да еще и нетвердо стоял на ногах. Совместный тремор стрелка и мишени привел к тому, что хотя Тим и залепил в Очкарика с двух рук всю обойму, но только слегка постриг зеленые насаждения. Несколько секунд ушло на возню с незнакомой системой выброса магазина. Передернув затвор, Тим обнаружил мишень уже на пределе видимости. Очкарик был почти на границе леса.
        - Блядь! - сказал Тим с выражением. Он неприязненно глянул на свое оружие. Пистолет-пулемет оказался штукой непривычной и от этого неудобной, с ним нужно было уметь обращаться. Попадись Тиму в руки “Калашников”, в Очкарике было бы уже три десятка красных дырок. Недовольно ворча, Тим встал к цели боком, ухватил оружие по- пистолетному и поднял на уровень глаз. Плечи, рука и ствол образовали единую прямую линию. Тим задержал дыхание, взмолился, чтобы его не качнуло порывом ветра, и плавно утопил спуск. Очкарик кувыркнулся, будто ему дали хорошего пинка в зад. Но тут же вскочил и, схватившись за раненую левую руку, понесся дальше. Тим прицелился вновь и почувствовал, что от напряжения теряет сознание. Шатаясь и рыча, он опустошил в спину Очкарику вторую обойму. Но то ли ослабленная глушителем короткоствольная пукалка на большом расстоянии давала очень сильный разброс, то ли Тим уже никуда не годился. Он только расковырял асфальт под ногами Очкарика.
        - Су-у-ки!!! - заорал он, швыряя пукалку в божий свет. Повернулся было, но тут же сообразил, что нужно подстраховаться. Подобрал оружие и кинулся к волейбольной площадке, на ходу обтирая
“ствол” рукавом. Сунул его на прежнее место, в сумку. “Мало ли кто стрелял... Детишки пошалили”. И неверными шагами, закрывая руками лицо от веток, побежал напролом через кусты к заветной траншее у дороги.
* * *
        Задняя дверца “Волги” была приглашающе распахнута, и Тим даже не успел ее за собой захлопнуть, а машина уже, как ужаленная, прыгнула вперед.
        - Пристегнись! - скомандовал отец. Тим нащупал справа ремень безопасности, набросил его на себя и воткнул скобу в замок. Ремень оказался с инерционной катушкой и тут же плотно охватил тело, выбирая слабину.
“Волга”, бешено набирая скорость, летела в сторону кольцевой развязки, где на углу леса сходились два проспекта. Отец ткнул какую- то кнопку, и из-под капота, перекрывая рык двигателя, взревела сирена. Машины на “кольце” бросились врассыпную, и “Волга”, почти не снижая темпа, прошла сквозь них, как нож сквозь масло. Позади визжали тормоза и раздавались протестующие гудки.
        - Спасибо, па. Выручил.
        - Не за что, - Сергей Костенко с маху одолел перекресток, вывел машину на осевую линию и так наддал, что у Тима зарябило в глазах.
        - Не зацепило тебя? - спросил отец.
        - Что?! - в машине было шумно, а Тим и без этого слышал плохо. Все его силы уходили на то, чтобы отдышаться. Пси не возвращалось. Организм вел себя так, будто паранормальными способностями отродясь не владел. Координация движений по-прежнему никуда не годилась, перед глазами стоял туман. И было очень страшно.
        - Не попали?! - прокричал отец.
        - Я не попал! - крикнул Тим в ответ.
        - Мудак! Зачем?! Ох, мудак! Идиот! Ладно! Отлежишься в психушке, ничего они тебе не сделают! Я договорюсь!
        - Пап, я справлюсь!
        - Заткнись! Будет так, как я сказал! Ты что, в тюрьму захотел?! Если тебе на меня насрать, ты хоть о матери подумай! Ты знаешь, что с ней будет, если она узнает?! Тим молча делал глубокие вдохи.
        - Давай ствол, - отец протянул назад руку.
        - Я его на место положил!
        - Что значит “на место”?
        - Это их ствол! Я его вытер и сунул туда, откуда взял. Хрен докажут, что это я стрелял! Отец на секунду обернулся, и Тим увидел, что глаза у него совершенно безумные.
        - Ты учти, - сказал Тим, - я сейчас у них на сканере. Чем скорее ты меня высадишь, тем лучше. Спасибо тебе большое, но дальше я сам выберусь. Не вяжись в это дело.
        - Куда ты выберешься? - процедил отец, штурмуя затор на перекрестке. - Ты без меня никуда не выберешься...
        - А куда ты собрался меня везти?
        - Куда, куда... В Институт, конечно.
        - Па, ты с ума сошел! Меня же там...
        - Тебя признают невменяемым! - рявкнул отец. - И с тебя взятки гладки! Я договорился! А иначе тюрьма! Ты понимаешь, урод, что ты так и так свою жизнь загубил?! На свободе останешься, но получишь такую справку, что тебя в дворники не возьмут!
        - С кем ты договорился?! - заорал Тим, срывая голос.
        - С Самохиным! От беспомощности Тима начало слегка подташнивать. Видение операционного стола замаячило совсем рядом. Тим полез за сигаретами, но куртку на груди прижимал ремень. Тим медленно потянул его, чтобы не блокировать инерционную катушку, но ремень почему-то не поддавался. Некоторое время Тим его дергал, а потом решил просто отстегнуть. Но кнопка утопилась в гнезде без малейшего результата. Почуяв недоброе, Тим посмотрел на дверь. И без сил откинулся на сиденье. На двери, как и в прошлый раз, в “Волге” липового оперуполномоченного, не хватало двух ручек. Стеклоподъемника и замка. А за рулем, совершенно очевидно, сидел зомби.
“Господи, какой же я идиот! - подумал Тим. - Попался, как маленький”. Ему вдруг пришло в голову, что эту ловушку он себе организовал сам. Перестроив энергетику отца, Тим сделал его поле открытой системой. Открытой как для зомбирования, так и для гипнотической кодировки. “Как же теперь сломать его программу? Все- таки он мне отец... Бить на жалость? Бессмысленно. Рассказать правду о Проекте? Бред. И в любом случае, как я ни вертись, у отца должны стоять блокировки сознания, которые не позволят ему меня отпустить”. Тим посмотрел за окно. Размытый нереальный пейзаж совершенно не поддавался опознанию. Привыкший видеть мир в истинном свете, без своего пси Тим действительно оказался почти слеп. Но он запомнил все повороты, и внутренний компас подсказывал, что машина идет по длинной хорде, оставляя перегруженный транспортом центр города по правому борту.
        - Пап, давай на секунду остановимся, - попросил Тим. - Что-то мне нехорошо, - он закатил глаза и начал правдоподобно задыхаться.
        - Тем лучше, - не своим голосом ответил Костенко-старший. - Дергаться не будешь.
“Вот блокировка и сработала”, - подумал Тим. Он подался вперед, насколько позволил ремень. И увидел на левой руке отца не привычный золотой “Ролекс”, а тяжелые электронные часы. Такие же, как у Нины Самохиной. И, судя по всему, у Очкарика.
        - Так что сиди тихо, - будто угадав его мысли, с угрозой проговорил отец. - А то я тебя быстро успокою. Все будет так, как я решил. Ясно? Мне лучше знать, что делать. Через месяц будешь как новенький. И никто тебя не тронет. Обещаю. В зеркале заднего вида отражались его глаза. Глаза совершенно незнакомого Тиму человека. Тим вздохнул. У однозарядных излучателей был серьезный изъян. Если не снимать “часы” с руки, то для выстрела понадобится и вторая. Более того, отцу придется еще и повернуться к Тиму лицом. Но Сергей Костенко водил машину блестяще, а спец-“Волга”, как заметил Тим, отличалась феноменальной курсовой устойчивостью. Так что бросить ее руль на секунду-другую - пустяк. Тим сунул руку в боковой карман, выдавил из чехла лезвие и воткнул его в ремень. Он понимал, что задумал авантюру. Опасный трюк, при исполнении которого остаться не пристегнутым - значит, подвергать себя риску смертельному. Но, удерживаемый ремнем, Тим был совершенно беспомощен. А так у него появлялся хоть небольшой, но шанс на спасение. Зрение понемногу выправлялось, точнее, Тим привыкал смотреть глазами. Местность снаружи
оказалась знакомой, и где-то впереди был поворот, глубокий и опасный правый. В том, что отец пройдет его на максимально возможной скорости, Тим не сомневался. Придерживая ремень левой рукой, правой он яростно резал черную ткань. Отец, целиком занятый управлением, на Тима внимания не обращал. Ремень сдался. Крепко сжимая лезвие, Тим бросил хищный взгляд на напряженную шею отца и вдруг понял, что примеривается для удара в артерию... По спине пробежала судорога. А отверстие в груди уже не знобило, а болело. Ноющей тягучей болью. Тим от греха подальше сунул лезвие в карман на двери. Мысленно извинился перед теми, кто, быть может, попадется на встречной полосе. Обругал себя последними словами. И приготовился к броску вперед. Навстречу очень некстати катил грузовой автопоезд. Отец уверенно “заправил” машину в поворот, так что на грани заноса взвизгнули шины. Отпустив ремень, Тим нырнул между передними сиденьями, в душе надеясь, что у него ничего не получится, отец сможет
“поймать” взбесившуюся машину и оба они останутся живы. И рванул на себя ручной тормоз. Отец закричал и ударил сына локтем в переносицу, но опоздал. Следующие несколько секунд отпечатались в сознании Тима фрагментарно и только на слух, потому что в глазах у него сверкали звезды на черном бархатном фоне. Яростный визг покрышек, когда машина встала боком и заскользила через осевую линию под грузовик. Глухой страшный удар, адский скрежет, безумный рев тормозящего многотонного грузовика с двадцатиметровым трейлером. А потом какое-то непонятное железное блям-блям-блям... И тишина. Блаженная обморочная тишина.

* * *
        Тим лежал в канаве и размышлял, хватит у него духу пошевелиться или нет. Окружающий мир зыбко подрагивал. Впереди, буквально в нескольких метрах вниз по откосу, маячила густая рощица. Даже потеряв сознание, Тим не развернулся из тугого клубка, в который превратился, вылетая из машины. Все тело было словно ватное, в голове стоял гул, и двигаться было страшно. Поэтому Тим не стал шевелить руками и ногами, а просто сгруппировался еще плотнее и сместил центр тяжести. Перевалился через край неглубокой канавы, покатился дальше по откосу вниз, и уже на втором кувырке сознание вновь оставило его. Он упал лицом в холодную лужу, тут же пришел в себя, не понимая, что происходит, рывком вскочил на ноги и рухнул спиной в кусты. Упал на четвереньки и пополз в глубь рощи, как можно дальше от дороги. Метров через сто его стошнило. Тогда он завалился на бок и, обессиленный, впал в забытье. Проснувшись, он долго не мог понять, где находится и почему. На часах была половина четвертого. Единственным местом, которое не болело, оказалась голова. Тим, глупо ухмыляясь, таращился на часы и неожиданно вспомнил: часы -
излучатель - отец - катастрофа. Он сел, привалившись спиной к березе, и попробовал оценить потери. Левые плечо и бедро превратились в один сплошной кровоподтек. Джинсы были в нескольких местах порваны, и в дырках виднелись легкие ссадины. Куртка буквально трещала по швам. Одного рукава у нее практически не было, другой болтался на честном слове. Ощупывая себя и морщась от боли, Тим качал головой и нервно хихикал. Держась за березу, встал. Сунул в зубы сигарету и, хромая, пошел куда глаза глядят. Вскоре он наткнулся на ручеек, умылся и почистил одежду. Рукава куртки оторвал и выбросил. Прорехи на джинсах оказались небольшими и выглядели даже эффектно. Голова работала почти безупречно. И главное - пошевелив ладонями, Тим уловил нечто вроде легкого ветерка. Его биополе по-прежнему существовало. А это значило, как минимум, что удар фиолетовой молнии не вычерпал ресурсы Тима до конца и он точно не умрет. Появилась даже слабая надежда на возвращение пси. Разумеется, Тим не обольщался на этот счет. Ему нужна была помощь сильного биоэнергетика, который смог бы квалифицированно подзарядить и настроить
пережившее энергетический шок поле. Стараясь не хромать, Тим вышел из парковой зоны. Редкие прохожие глядели на него косо. Тим осмотрелся и двинулся туда, где, по его мнению, мог иметься подходящий транспорт. Неподалеку должна была проходить железная дорога. На электричках, транзитом через два вокзала, он мог выбраться на дачу, под защиту шариков, которые будут нести службу, пока не распадутся или их не снимут с поста. Тим догадывался, что легкость, с которой он сейчас передвигался, - кажущаяся и завтра он будет лежать пластом. Может - день, может - два. Вряд ли за это время пси вернется к нему. А когда шарики сдадутся, на беспомощного Тима навалится Проект. И скорее всего - убьет. Потому что Проекту нужен был экстрасенс Тим Костенко. А кому и зачем нужен просто Тим, без его гениального пси, он и сам не представлял. На его взгляд, он такой даже Ольге не был нужен. При мысли об Ольге Тима резанула боль. Но он постарался не думать, сконцентрировавшись на главном - движении. Потому что вслед за размышлениями о любви могли прийти воспоминания о злобе и ненависти. А Тим пока что хотел одного - любой ценой
выжить. В какой-то степени он уже этого добился, выкинув убийственный фокус и уцелев. Сам того не зная, его спас отец. Тиму было восемь лет, когда Костенко-старший поставил его на горные лыжи. И с тех пор летать кубарем на скорости в сорок-пятьдесят километров в час Тиму приходилось неоднократно. Он научился владеть своим телом, профессионально группироваться, и развил хороший глазомер. Ему случалось ушибаться даже похлеще, чем на этот раз. А ссадин и синяков он просто не считал. Однажды, когда Тим скользил на боку по жесткому насту, у него задрался рукав куртки и снег будто наждаком снял ему кожу с запястья. А как он падал со скейта - это отдельный разговор. Скорости там были поменьше, чем на лыжах, но и сыпаться приходилось об асфальт. Сомнения в том, что имеет смысл оставаться в машине, у Тима возникли, когда он пилил лезвием ремень. А увидев идущий навстречу грузовик, Тим испугался, принял инстинктивное решение и не прогадал. Скорость машины казалась непомерной только субъективно, на самом деле она была вполне допустимой. И, получив от отца по лбу, Тим ногами вышиб дверцу и, превратившись в тугой
комок мышц, выпал наружу. Его швырнуло, как из катапульты, и с асфальтом он почти не повстречался. В основном он катился по заросшему травой и чахлым кустарником склону. И быстро скрылся из виду. Если вообще кто-то на дороге заметил, что он успел выпрыгнуть. Так или иначе, Тим остался жив, и за ним не было погони. Еще не было. Тим быстро ковылял вперед и сожалел о том, что не прихватил у
“спортсменов” пистолет. Он чувствовал себя беззащитным просто до слез. Конечно, оружие могло сослужить дурную службу. Вздумай он отстреливаться, превосходящие силы противника шлепнут его на месте. А то и возьмут раненого, осудят и либо расстреляют, либо отправят лет на пятнадцать “топтать зону”, что опять-таки смертный приговор. Но именно сейчас Тиму позарез нужно было почувствовать, что у него есть хоть какой-то шанс постоять за себя. А по зрелом размышлении шанса такого не было. Впереди показалась железнодорожная насыпь. И почти сразу Тим увидел платформу. И, только сев в электричку, задумался - интересно, а выжил ли зомби, который вез его на смерть? Зомби, который был когда-то его отцом. И без малейшего удивления Тим осознал, что его это совершенно не волнует. Действительно, зомби он уже насмотрелся достаточно. Много и разных. А этот был ничуть не лучше других.

* * *
        Был уже почти вечер, когда Тим, осторожно раздвинув кусты, выглянул на тропинку, ведущую в дачный поселок. Сегодня его весь день окружал лес, и Тим уже свыкся с тем, что он постоянно крадется, озираясь, через зеленый полумрак. Прищурившись, он осмотрелся и тут же увидел Ольгу. Глядя под ноги, девушка шла быстрыми шагами ему навстречу. В руке у нее была старая хозяйственная сумка. Тим неприязненно сморщился. Он понимал, что Ольга просто не в состоянии представить себе, насколько серьезно их нынешнее положение. Да, с утра она старалась верить Тиму безоглядно. Но к вечеру, судя по всему, просто устала бояться и прятаться. Тим протянул руку и рывком втащил Ольгу в кусты. От неожиданности девушка задохнулась, глаза ее расширились и она уперлась рукой Тиму в грудь. Но тут же узнала его и со слезами бросилась на шею. Тим крепко обнял ее и прикрыл глаза.
        - Тимка... - прошептала Ольга. - Любимый... Вернулся. А... - она чуть-чуть отстранилась и принялась разглядывать Тима, будто не веря до конца, что это он. - А у нас хлеб кончился... Я в магазин... вот. Ой, Тима, что с тобой? Тебе больно, милый?
        - Это я упал, - пробормотал Тим, не открывая глаз. Он прижимался к Ольге всем телом, и это было самое прекрасное, что случилось в его жизни за последние дни. Изголодавшийся по теплу, он таял и плавился в поле девушки, обжигавшем и расслабляющем, как горячий пар.
        - Пойдем? - осторожно спросила девушка.
        - Тебя никто не беспокоил?
        - Нет. Я не выходила, как ты сказал, а тут вот...
        - Ладно, ничего. Хорошо, родная. Пойдем. Только давай через лес, срежем угол, ладно? - Тим снова выглянул, осмотрел тропу и, увлекая Ольгу за собой, в три прыжка оказался на другой стороне. - Привык, - объяснил он. - Весь день сегодня по кустам бегаю. Давай, веди. Через несколько минут они вышли на небольшую полянку. До дома оставалось совсем немного, но Ольга вдруг остановилась.
        - Что с тобой, Тим? - спросила она, глядя на него в упор.
        - То есть? - растерялся Тим.
        - Ты вернулся какой-то не такой. Я тебя не узнаю. У тебя даже походка изменилась. Тим, это ты или...
        - Господи! - рассмеялся Тим. Он привлек Ольгу к себе и поцеловал в губы так нежно, как только мог. Всю душу он вложил в эту ласку, всю искренность, всю радость встречи. Что бы там ни говорил про Ольгу подлец Очкарик, Тим ни на секунду не сомневался, что это всего лишь грязная психотерапия. И вот
        - она была здесь, рядом с ним, такая же, как всегда, естественная, теплая, верная. Совсем не похожая на зомби. Да Проект и не рискнул бы покуситься на единственного человека, с которым Тим поддерживал тесный контакт. Потому что стоило бы Тиму “раскрыть” такого зомби, как последняя ниточка, за которую Проект мог бы притянуть к себе экстрасенса Тимофея Костенко, оборвалась бы.
        - Я люблю тебя, - сказал Тим, отступая на шаг, чтобы Ольга могла хорошенько рассмотреть его. Он знал, что даже сейчас, ободранный, шатающийся, с шишкой на лбу и трясущимися руками, он для нее дороже всех на свете. И действительно - она улыбнулась, глядя ему в глаза. - Я люблю тебя всем сердцем, - сказал Тим. И застыл, не закрывая рта. Его расстрелянное Очкариком пси все еще не проснулось. Но волна холода, вдруг плеснувшая в спину, была Тиму хорошо знакома. Еще ребенком, не понимая своего дара и не умея управлять им, он научился бессознательно распознавать свои ощущения. И сейчас ему под лопатку уперся враждебный холодный взгляд. Все, что случилось дальше, уложилось в одну-единственную невероятно долгую секунду. Тим начал разворот, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Он просто не мог поступить иначе, им управлял наработанный с детства условный рефлекс. Что-то горячее пронеслось мимо, очень близко, обжигая ему грудь. И с треском ударилось в живую плоть совсем рядом. Наверное, Тим закричал. А может быть, и нет. Но безумная неконтролируемая ярость заполнила все его существо. И тут же с резким
щелчком развернулся следящий контур пси, и радужными отсветами залил пространство вокруг полный спектр принадлежащих Тиму энергетических полей. Мир стал нормальным. И Тим нанес по нему такой страшный удар, что картинка на внутреннем экране его сознания зарябила и перекосилась. Почти минуту Тим стоял, пошатываясь, контуженный отдачей. Вокруг царила тишина, вот только в буреломе впереди что-то булькало и шипело. Тим наклонил голову, спрятал лицо в ладони и “принюхался”. На этот раз он убил четверых. Они преследовали его долго, но смогли догнать только здесь, когда Ольга остановилась на поляне. И тот, что шел впереди, решил выстрелить почти с ходу. Только в последний миг, увидев, что есть время тщательно прицелиться, он притормозил, задержал дыхание и пробуравил спину мишени ледяным взглядом убийцы. Он, наверное, даже не успел понять, в кого попал и попал ли вообще. Потому что Тим буквально взорвал его изнутри. И остальных - тоже. Медленно, очень медленно, все еще не отнимая рук от лица, Тим повернулся. Встал на колени над телом любимой и принялся раскачиваться из стороны в сторону, чувствуя, как из
горла рвется не то стон, не то хрип. Ольга лежала навзничь, чуть согнув ноги, и ее широко раскрытые глаза смотрели в небо. Она все еще улыбалась. И крови на кофточке под ее левой грудью почти не было. Сам не понимая, что делает, Тим встал на четвереньки, подполз к мертвой девушке и упал на нее, обхватив руками и ногами тело, которое минуту назад было живым. Еще стоя посреди поляны, Тим спиной почувствовал, как ушел из этого тела вверх, в небеса, оранжевый луч, унося с собой что-то очень важное, самое важное в ауре человека, без чего ты уже не жилец. Глухо рыча, Тим прижался щекой к щеке Ольги. Он не знал, зачем ему это нужно, но его поле, развернувшись, казалось, во всю планету, яростно посылало сигналы. Он искал Ольгу, он звал ее, он умолял ее вернуться. Он не хотел ее отпускать. Он не мог без нее жить. Теплая энергетика леса сконцентрировалась вокруг Тима, накрыв его разноцветным куполом. Посланные Тимом невидимые иглы и нити погрузились в тело девушки, устанавливая связи на клеточном уровне. Коленом Тим нащупал голубой крест глобальной сети Хартмана. Раньше ему никогда не пришло бы в голову сделать
это. Он просто не смог бы установить контакт с порождением неживой природы. Но сейчас он действительно не соображал, что делает и зачем. Он просто хотел вернуть необратимое, и готов был молить о поддержке все силы мира, и принять любую помощь. И “соглашение” пришло удивительно легко. Без малейшего колебания Тим “раскрылся” и включил себя в энергетическую систему Матери- Земли. Он почувствовал мощный ответ и едва не утонул в нахлынувшем на него океане простых, но невероятно сильных эмоций. Теперь прямо в его груди дышала целая планета, теплая, добрая, живая. Тим застонал и, кажется, перестал дышать. Это ощущение было огромно и всеобъемлюще. В нем были одновременно все начала и все концы. Тысячу раз за доли секунды Тим родился и умер, и родился вновь. Чудовищный организм, нервным центром которого стал Тимофей Костенко, был связан с каждой энергетической системой на его поверхности, от камня до человека. Ежесекундно он порождал свободную энергетику живых и неживых вещей. И ежесекундно умирал вместе с каждым своим детенышем. Наверное, поэтому организм не был разумен. Он просто был всем, и все было им. И
Тим, разумный, включившись в теплое дыхание Земли, потерял себя. Он больше не был Тимофеем Костенко. И одновременно чувствовал пульсацию своей личной ауры где-то далеко-далеко, на окраине сознания. Вокруг этой ауры сгустилась боль, она была не к месту, она раздражала, ныла, как больной зуб. Что-то с ней нужно было делать, и Тим-Земля, естественно, устранил причину боли. Он даже успел почувствовать облегчение прежде, чем его сознание вдруг схлопнулось, превратившись в маленькую аспидно-черную точечку в бескрайней тьме Вселенной. И время остановило течение свое. В лесу Тим оторвался от тела Ольги, поднял к небу мертвенно-бледное лицо со слепыми бельмами невидящих глаз и, разрывая голосовые связки, страшно, громко, безумно закричал. Когда Ольга пришла в себя, она сразу поняла, что случилось. Ей приснился кошмарный сон, и она, как это часто бывает с людьми, проснулась, не пробуждаясь до конца. Всего лишь перенеслась из одного сна в другой, не страшный, а просто чуть странный, как многие сны. В этом сне она лежала на лесной поляне и смотрела в багровое закатное небо. Было немножко трудно дышать, потому что
на нее всем весом навалился Тим, который тоже спал. А еще была то ли ранняя зима, то ли поздняя осень, потому что над головой шелестели сухие желтые листья, и мертвая трава на поляне была покрыта тонким слоем блестящего инея. Ольге стало холодно, и она крепче прижалась к Тиму, но он, обычно такой уютный и теплый во сне, сейчас не грел ее. Ольга поняла, что так они замерзнут, и начала звать любимого, чтобы тот очнулся, и они пошли домой, в постель, под толстое одеяло, где можно будет обняться и заснуть новым сном, в котором не будет холода, а будет только радость и любовь. Тим просыпался долго и трудно, но ей все-таки удалось растормошить его и заставить подняться. Во сне Тим был какой-то странно бесцветный, и еще он не произносил ни слова, не издавал ни звука, и все старался прикрыть глаза. Ольга почти взвалила его на себя и потащила к дому, благо до него было недалеко. Голова Тима безвольно моталась, он едва переставлял ноги, но Ольга вела его, и все получалось нормально. На ходу она размышляла, что с Тимом, наверное, что-то случилось. Он стал очень странный, не похожий на себя. Яркий и неординарный
в реальной жизни, в снах Ольги Тим обычно появлялся блестящим и сверкающим, загадочным и сказочным существом. А в этом сне даже его роскошные густые волосы, на которые Ольга часто смотрела с завистью, почему-то совсем потеряли цвет. Тим был какой-то пегий, и лицо у него было серое, и казался он на удивление слаб. Ольга подумала даже, не к беде ли этот сон, но потом вспомнила, что сны - это всего лишь необычные комбинации уже известных нам впечатлений, и успокоилась. Идти оказалось нелегко, Ольга с трудом управляла своим телом, постоянно спотыкалась, а о Тиме и говорить было нечего. Но ей удалось-таки добраться до раскрытой настежь калитки. Сразу за ней, прямо на дорожке, ведущей к дому, лежали один на другом два незнакомых человека. По скрюченным телам и оскаленным лицам Ольга сразу поняла, что они мертвы. Она совсем не испугалась, только легкая тревога за Тима охватила ее. Она догадалась, что эти двое приходили за ее любимым, но та невидимая стража, о которой говорил Тим, остановила чужих. Ольга аккуратно обошла мертвые тела и повела Тима дальше, в глубь поросшего соснами участка, к дому. Тим
двигался как автомат, не открывая глаз, но Ольга все-таки сумела не только ввести его в дом, но и затащить на второй этаж, где они спали. Раздеть его и раздеться самой у нее уже сил не хватило, да это ведь было и не важно во сне. Все равно они проснутся под одеялом, может быть, даже обнявшись, лицом к лицу, губы в губы - такое часто с ними случалось. И она расскажет Тиму, какой ей приснился сон. Без сил Ольга упала на кровать рядом с Тимом, обняла его и почти сразу же перепрыгнула из этого сна в другой, привычный, где все было хорошо.

* * *
        Первое, что Ольга увидела, проснувшись, - огромные серо-стальные глаза с длинными пушистыми ресницами, пристально разглядывавшие ее. Глаза Тима часто меняли цвет, в зависимости от освещения и настроения их хозяина они бывали окрашены в разные тона, от зеленого до светло-серого. Но такими холодными Ольга не видела их никогда. Она потянулась было, чтобы поцеловать эти глаза, и тут же отшатнулась. Ей показалось, что кошмар не кончился и она все еще спит.
        - Да, родная, - сказал Тим. - Все правильно. Это я.
        - Тима... - прошептала Ольга. - Ты седой...
        - Не совсем, - произнес Тим безразлично. - Скажем так, на две трети. Ольга протянула руку, но так и не нашла в себе сил коснуться его пышной шевелюры. Еще вчера мощная и темно-коричневая, теперь эта длинная грива стала пегой и безжизненной. Она не совсем потеряла цвет, но Тим был прав - каждые два волоса из трех серебрились пепельной сединой.
        - Я думала, это сон... - прошептала Ольга, чувствуя, как дрожит подбородок и на глаза наворачиваются слезы.
        - Нет, солнышко, - пробормотал Тим. - Это был не сон. В отличие от Ольги, Тим оказался раздет и до самого подбородка укутан в несколько одеял. Ольга поняла, что сон действительно кончился. Тогда она уткнулась носом в подушку и заплакала.
        - Ерунда, - услышала она. - Главное, что все получилось. Все получилось так, как я хотел, - Тим придвинулся к ней и обнял.
        - Ш...ш-што? - выдохнула она сквозь слезы. И тогда Тим опустил руку и расстегнул пуговицу на ее джинсах. Что-то, застрявшее там, упало на кровать, Тим подобрал это и поднес к ее лицу.
        - Держи, - сказал он. - На вечную память. Только не потеряй. Больше такой ни у кого нет. На его ладони был небольшой кусочек металла. Ольга резко перевернулась на спину. Глаза у нее высохли. Несколько секунд она смотрела на пятно крови у себя на кофточке. Потрогала осторожно маленькую дырочку с обугленными краями. Расстегнула кофточку и увидела это - розовое пятнышко под левой грудью.
        - Не болит? - спросил Тим. И тогда Ольга, забыв о том, как страшно ей показалось еще минуту назад прикасаться к этому новому, совершенно незнакомому ей человеку, бросилась ему на грудь и разрыдалась снова, уже надолго и всерьез.
        - Там у калитки стоит машина, - сказал ей Тим часом позже. - Ты не сделаешь мне одолжение? Пойди спроси, чего хотят.
        - Конечно, - сказала Ольга. - Ты лежи отдыхай. Я сейчас.
        - Там всего лишь один человек. Тихий, спокойный, не меченый, безоружный. Можешь говорить с ним абсолютно спокойно. Только не высовывайся за калитку. Он в курсе, что с ним будет, если попробует войти. Так что ты с ним не церемонься. Будь понаглее, ладно?
        - Ладно, - Ольга натянула футболку и выглянула за окно. - Да, кажется, он в машине сидит. Тим фыркнул, и Ольга мысленно себя обругала. “Разумеется, ему лучше знать, кто там и где”. Обернувшись к Тиму, она увидела, что он улыбается. Мягко и чуть-чуть с хитринкой. Совсем как прежде.
        - Слушай, - сказала она. - А там действительно лежали двое... ну, когда мы шли?
        - Когда ты меня волоком тащила, геройская женщина. Да, там лежали двое. Но их уже давно забрали. Пожарным багром вытаскивали.
        - Тим коротко рассмеялся. - Я ночью очнулся, а там за забором целая делегация на пяти машинах. Перепуганные все дальше некуда. Идиоты. Если бы у них ума хватило пушку свою привезти, от нас бы одни косточки остались.
        - Ф-фу, Тим, не пугай меня.
        - А все уже кончилось, родная. Ничего страшного больше не будет. Мы победили, - сказал Тим спокойно и, как показалось Ольге, с тоской в голосе. Она подошла к нему вплотную и погладила по голове. Тим поцеловал ее запястье и закрыл глаза. Ольга вышла. До калитки было полсотни шагов, и всю дорогу Ольга пыталась разобраться, верит ли она в происходящее. И пришла к выводу, что верит. Кроме одного - что там, сзади, на подоконнике, лежит пуля, убившая ее. Такого быть не могло. Точнее, нет, такое могло быть, но смириться с этим было нельзя. Потому что вера в то, что Тим воскресил ее, стала бы последним шагом к полному и окончательному безумию. Из стоявшей за забором машины вышел и сделал несколько шагов к калитке высокий широкоплечий мужчина средних лет с роскошной военной осанкой и гордо поднятой головой. Ольга заметила, что лицо у мужчины нездорово красного оттенка. Ей уже случалось видеть такие лица в сочетании с выправкой - у нее был двоюродный дядя, отставной полковник. Про себя Ольга так и назвала мужчину - Полковник.
        - Здравствуйте, Оля, - сказал Полковник зычным голосом. - Рад с вами познакомиться.
        - Здравствуйте, - кивнула Ольга.
        - А Тимофей не выйдет? - поинтересовался гость.
        - Не дождетесь, - хмыкнула Ольга, вспомнив, что ее просили быть понаглее.
        - Хорошо, - вздохнул Полковник. - Тогда передайте ему, пожалуйста, вот это... И пусть он, когда сочтет нужным, позвонит. - Полковник достал из кармана и повертел в пальцах белую карточку. Ольга не двигалась с места, Полковник тоже.
        - Кладите на землю и уезжайте, - сказала Ольга.
        - Да?.. - пробормотал обрадовано Полковник. Ему явно не хотелось приближаться к смертоносному забору. - Хорошо. - Он присел на корточки, положил карточку на траву и прижал ее валявшейся рядом сосновой шишкой. - Я сейчас уеду, - сказал он, распрямляясь. - Прямо сейчас. И вам совершенно не о чем беспокоиться. Все теперь будет хорошо. Вы только скажите Тимофею, что мы на его стороне. И пусть он обязательно позвонит.
        - Ладно, - кивнула Ольга.
        - До свидания. - Полковник улыбнулся и проворно нырнул в машину. Ольга подождала, когда он отъедет подальше, вышла на улицу и подняла карточку. На ней был только номер телефона.
        - Говорят, что на твоей стороне, что все будет хорошо, и просят, чтобы ты позвонил, - сказала Ольга, бросая карточку Тиму на грудь и начиная раздеваться. Тим зачем-то посмотрел карточку на просвет и небрежно сунул на подоконник. Рядом с пулей.
        - Это был хороший? - спросила Ольга, ныряя к нему под одеяло.
        - В смысле? - не понял Тим.
        - Ну ты говорил, что в Проекте скорее всего раскол и есть плохие люди, а есть и хорошие.
        - Я ошибался. Нет там никакого раскола. И нет хороших. Там есть только плохие, которые не ведают, что творят, и совсем плохие, которые ими управляют. Вот и все.
        - А-а... - глубокомысленно протянула Ольга. - Ты как себя чувствуешь, милый?
        - Отлично. Хоть сейчас в гроб.
        - Что, милый, плохо, да? - Ольга прижалась к нему и погладила по голове. Сейчас у нее это получалось гораздо лучше. Смелее.
        - Да нет, хорошо. Я уже почти совсем восстановился. Я просто... - Тим запнулся. Ольга не стала его торопить. Тим повернулся к ней лицом, и Ольга увидела, что в глазах у него стоят слезы. - Я просто никак не могу поверить, что я седой... - прошептал Тим.
        - Господи! - Ольга схватила и прижала к груди бесконечно любимую тяжелую голову.
        - Мне это настолько не идет... - сообщил Тим, и плечи его вдруг мелко затряслись.
        - Глупый... Какая тебе разница?
        - Ничего себе! - Тим то ли заплакал, то ли рассмеялся, а скорее всего - и то и другое одновременно.
        - Ты все равно у меня самый красивый, - заверила Ольга. - И я тебя буду всегда-всегда любить.
        - Правда? - спросил Тим с надеждой у нее из-под мышки.
        - Конечно, дурачок. Эх ты, Стальное Сердце!
        - А что, нет? - спросил Тим, выглядывая наружу, и Ольга увидела, что в глазах у него уже ни слезинки. Более того, он улыбался. Пока еще явно через силу.
        - Кто тебя знает, - ответила она.
        - Есть такое понятие - информационный фантом, - сказал Тим, садясь на кровати и откидывая в сторону одеяла. - Стальное Сердце... Недаром это словосочетание мне так нравилось. Я только не знаю, кто его первый выдумал - я или Проект. Но в любом случае, много лет оно использовалось. Во-первых, каталось у меня в голове, как опорный сигнал. А во-вторых - висело на мне в виде информационного фантома, неким образом влияя на мою энергетику. Ох... - Он встал с кровати и схватился за левый бок.
        - Болит? - спросила Ольга.
        - Ты на мне хоть один синяк видишь? - поинтересовался Тим. Ольга присмотрелась и в который раз удивленно подняла брови. Ссадины на Тиме имелись, а вот синяки исчезли без следа. Даже шишки на лбу, которая вчера расцветала всеми оттенками синего, теперь не было и в помине.
        - Болит, потому что должно болеть, - объяснил Тим. - Это тоже фантомы. Впечаталась в энергетику информация о том, что был синяк. Синяка уже нет, а информация все еще есть. Это от того, что аура у нас многослойная и каждый отдельный контур отвечает за отдельный пласт информации. Ф-фух! - Он распрямился и сделал несколько энергичных гимнастических движений. - Слабоват еще. Но завтра буду как огурчик. Вставай, красавица. Пошли мыться. Синяки я лечить могу, а вот грязь со спины отскабливать пока не научился. По лестнице Тим спускался, крепко держась за перила. Но в то же время Ольга чувствовала в нем уверенность и силу. Такую жесткую уверенность и такую жестокую силу, которых раньше не было. Газовый нагреватель уютно гудел за тонкой стенкой, а они мягко терли друг друга намыленными мочалками, целуясь и смеясь, беззаботно и расслабленно, как в прежние времена. Куда-то ушло напряжение, взамен ему пришла молодая радость, и Ольга, повинуясь импульсу, пришедшему из самых глубин души, опустилась перед Тимом на колени и взяла в губы его напрягшуюся плоть.
        - Слушай! А мне ведь, наверное, на работу надо! - вспомнила Ольга за завтраком. - Сегодня вообще какой день недели?
        - Четверг, девятое, - сказал Тим, подумав. - Да, правильно, девятое. День Победы. Так что сегодня тебе никуда ехать не надо. И завтра не надо. До понедельника мы свободны.
        - Да? Странно, - Ольга выглянула в окно.
        - Тихо? - догадался Тим. Ольга кивнула.
        - Я думаю, на этой улице еще долго никто не появится, - процедил Тим сквозь зубы. Глаза его затуманились. Ольга знала, что это означает
        - Тим “принюхивался”. - Н-да-а, - протянул Тим. - И на этой улице, и на соседней тоже. И тропинка на станцию травой зарастет, потому что новую протопчут. В обход Здесь теперь, солнышко, очень неприятное место.
        - Это как-то связано... - Ольга помахала рукой в воздухе, подбирая слова.
        - Да, - вздохнул Тим, - Я вчера учинил здесь небольшое энергетическое землетрясение. И похоже, волна дошла до Москвы. Так что всем, у кого дачи близко к эпицентру, в ближайшее время не захочется сюда ехать. Интересный эффект. Но предсказуемый. Очень уж большой мощности был удар.
        - Сходим потом на ту поляну? - робко спросила Ольга.
        - Нет! - резко ответил Тим.
        - Извини... - пробормотала Ольга.
        - Ты меня извини. Но я... Не могу, понимаешь? Мне тогда придется уверовать в то, что это было на самом деле. А я не хочу. Ольга уставилась в свою чашку, не зная, что сказать. Ей раньше не приходило в голову, что Тим, который всегда так гордился своими успехами экстрасенса, тоже чего-то не хочет знать. Или во что-то боится поверить.
        - У меня и так уже слишком много доказательств того, что я мутант,
        - горько сказал Тим, глядя куда-то мимо Ольги.
        - Ты же не виноват...
        - Какая разница, кто виноват! - Тим раздраженно фыркнул. - Кто виноват, с тех не спросишь. Даже если я их найду, если они еще живы,
        - нет такой кары, нет такой казни... Тьфу! Понимаешь, Оленька, они ведь, гады, не понимали, что делают. Если посмотреть на “Программу Детей” с позиций марксистско-ленинской этики, то ее разработчики совершенно правы. И “Программа “Зомби” с этой точки зрения тоже оправдана. А кому какое дело, что у меня другие воззрения? Имеет значение только этика тех, кто делал.
        - Ну, не знаю... - Ольга пожала плечами.
        - Это истина, ангел мой, - жестко сказал Тим. - В истории человечества множество преступлений, совершенных людьми, уверенными в своей правоте. Религиозные войны, красный террор, гитлеровские и сталинские лагеря. По отношению к тем, кто совершил эти преступления, никакая казнь не будет адекватной. Это будет такое же убийство. Тоже совершенное по убеждению. Всего лишь месть. Ты казнишь человека, но не казнишь идею. Потому что идеи, к сожалению, не умирают. Ольга пожала плечами вновь. Ей не хотелось спорить.
        - Вот поэтому, - сказал Тим, - кто виноват, меня не волнует. Меня волнует, как не утратить связи с миром. Допустим, ты никогда меня не будешь воспринимать как чужого. И я к тебе не потеряю интерес. Мы друг друга любим. Но вот мир наш, общество, которое существует на планете Земля, меня совершенно не устраивает. И с каждым новым своим открытием о природе этого мира я все сильнее отталкиваю его от себя. Вот в чем дело. Вот в чем беда.
        - Я пойду с тобой туда, куда ты меня поведешь, - твердо сказала Ольга, поняв его немой вопрос.
        - Надеюсь, - не менее твердо сказал Тим. - Зов все сильнее, понимаешь? Все настойчивее с каждым днем. И мне кажется, что сейчас я понял кое-что... Во всяком случае, нам обязательно надо съездить туда, чтобы хотя бы посмотреть.
        - Так кто там? - спросила Ольга.
        - Не спрашивай, - Тим покачал головой. - Это тоже такая вещь, в которую я поверить не могу. Не потому что не хочу, нет, я этого знания совсем не боюсь. Но когда ты ждешь чего-то всю жизнь, и вот оно... - Тим поднял глаза к потолку. На лице его появилось мечтательное выражение.
        - Там сидит твоя обожаемая летающая тарелка! - рассмеялась Ольга. Тим опустил голову, прищурился, хитро глянул на девушку одним глазом, но ничего не сказал.

* * *
        Утром тринадцатого мая, в понедельник, Тим сорвал печать с двери, вошел в свою квартиру и остановился в раздумье над разрывающимся от звонков телефоном. Говорить сейчас Тиму ни с кем не хотелось, но звонила мама, а против нее Тим ничего не имел.
        - Господи, куда же ты пропал? - было первое, что он услышал, сняв трубку.
        - Я был за городом, - честно ответил Тим.
        - Тима... С папой беда. Он попал в аварию.
        - Знаю, - вырвалось у Тима.
        -Что?
        - Неважно. Где он?
        - В Склифосовского. Тима, ты не приедешь? Он сутки был в реанимации, но сейчас уже все хорошо. И я... Честно говоря, я устала, Тим. Мне нужно, чтобы ты просто меня подменил хотя бы на несколько часов. Я съезжу домой, вымоюсь, переоденусь и вернусь.
        - Ты все эти дни была в больнице?
        - Конечно, где же еще? - удивилась мама.
        - Н-да... - протянул Тим. - Как он?
        - Большей частью без сознания. И ему очень долго придется лежать, Тим. У него переломов несколько и травма головы. Тим молчал.
        - Ты не приедешь? - спросила мама. В голосе ее начали прорезаться истерические нотки.
        - Не знаю, - сказал Тим.
        - Тим, между вами что-то произошло, я знаю, - вздохнула мама. Голос ее начал дрожать. - Но сейчас. Это не для него. Помоги мне, пожалуйста. Хотя бы несколько часов Я устала, понимаешь?
        - А ты ведь ему больше не нужна, мам, - неожиданно для себя ляпнул Тим. - И я ему тоже не нужен. У него из-за меня одни неприятности.
        - Это тоже сейчас не важно, - ответила мама жестко, с нажимом. - С этим мы будем разбираться потом. Тим, мне от тебя нужно совсем немного.
        - Да уезжай ты домой спокойно, ничего с ним не случится, - сказал Тим брезгливо. - Пусть за ним КГБ присматривает.
        - Тим!!! Прекрати немедленно!!
        - Скажешь, не знала?
        - Замолчи! Я приказываю!
        - Молчу...
        - Какой бы он ни был, он твой отец... - сказала мама после короткого раздумья. - И когда он в сознании... Он тебя зовет. Вот так. А дальше - думай. Поступай как хочешь. Но я тебе этого не забуду. В кого только ты вырос таким жестоким?!
        - В тебя, мамуля.
        - Да, правильно отец говорил... Я ругала его за это, а теперь понимаю, что он был прав. Сколько раз он говорил, что у тебя стальное сердце, что ты не человек! - сорвалась мама на крик.
        - Ну, он действительно прав, - сказал Тим спокойно, почти ласково.
        - Только ты не переживай, он это не сам придумал. Ему приказали так говорить. Поезжай домой, отдохни. С ним все будет в порядке.
        - Как ты можешь его так ненавидеть?! - вскричала мама. - За что?! Что ты себе выдумал, сумасшедший?! Чем он перед тобой провинился?!
        - Я позвоню тебе в конце недели. - Тим повесил трубку. Открыл холодильник, достал бутылку водки, свернул крышку и начал большими глотками пить из горлышка, пока не задохнулся.
        - Что вы так со мной носитесь? - спросил Тим неприязненно. Он по-прежнему был пьян, и от этого вел себя гораздо злее и прямолинейнее, чем обычно. - Зачем эта гонка? Сами же сказали, чтобы я позвонил, когда сочту нужным. А теперь в дверь ломитесь.
        - Вы нам очень нужны, - ответил Полковник. Он постучался к Тиму четверть часа назад и поднял его с постели, на которой поддатый хозяин безжизненно валялся носом вниз. Извинился за беспокойство, показал документы на имя полковника госбезопасности Леонова и выставил на стол бутылку дорогого коньяка. Тим к бутылке мгновенно присосался. От такого обращения с подарком физиономия Полковника, и без того полнокровная, стала почти малиновой, но гость не издал ни звука. Ему от Тима что-то было нужно, и он готов был терпеть, кажется, любые его выходки.
        - Вы нам очень нужны, - повторил гость. - Вы уникальный специалист, и только вам под силу отвратить беду от нашей страны.
        - Круто! - восхитился Тим. - Что за беда такая?
        - Надвигается психотронный террор, - сказал Полковник.
        - И кто же бяка? - поинтересовался Тим.
        - Это долгая история. В начале семидесятых в оперативно- техническое управление КГБ передали секретную военную разработку
        - то, что журналисты обычно называют психотронным оружием. С вашей подачи называют, между прочим. Это была, Тимофей, по тем временам совершенно гениальная разработка. Оружие массового поражения, для которого нет преград. Этакий аналог нейтронной бомбы.
        - Ну? - поторопил его Тим.
        - Военное применение системы оказалось невозможным, - объяснил Полковник. - На необходимых для массового поражения мощностях пушка в первую очередь била по оператору. Он впадал в кому раньше, чем смог бы направить излучение на врага. Но идея заслуживала применения, и ее отдали в наше ведомство.
        - Диссидентов травить? - не удержался Тим.
        - И это тоже, - кивнул Полковник. - Тимофей, вы поймите, КГБ своего прошлого не стесняется. Что приказывал ЦК КПСС, то и делали. Ничего уже не изменишь. Так что самое разумное - вознести хвалу Господу за то, что этот кошмар закончился и Комитет теперь занят своими прямыми обязанностями - безопасностью государства. Собственно, поэтому я и пришел к вам. Я обязан вас уговорить. А вы обязаны согласиться.
        - Неужели, кроме меня, никто не может помочь? - не поверил Тим.
        - Нет, - снова вздохнул Полковник. - Чтобы подготовить такого мастера, как вы, у нас нет ни сил, ни средств, ни технологий. А главное
        - времени нет. Мы слишком долго были отключены от управления процессом. Теперь помогут только самые решительные меры.
        - Так давайте, - хмыкнул Тим, - мочите гадов. Что, стрелять разучились?
        - Все не так просто, Тимофей. Я ведь не говорю, что у нас нет в Проекте своих людей. Но наши информаторы - это вспомогательный персонал. В основном наружная охрана. Бывшие сотрудники “девятки”, пенсионеры. Сидят на проходной, ворота открывают. А просочиться глубже - никаких шансов.
        - Отдельная территория недалеко от Кольцевой дороги, по Ленинградскому шоссе, да?
        - Вы хорошо поработали, Тимофей. Все правильно. Раньше это была закрытая оборонная фирма. Формально она и сейчас такая, но это только вывеска. Из Министерства общего машиностроения ее забрали давным-давно. Здание накрыто энергетическим полем странной природы... Если бы не категорические заявления экстрасенсов, мы бы и не поверили... Короче говоря, лезть туда нормальному человеку бессмысленно. Вам знаком термин “вождение”? Это когда тебе нужно дойти до определенного места, но ты не можешь.
        - Я “вождение” испытал на себе, - ответил Тим, неприязненно ежась от нахлынувших вдруг воспоминаний.
        - Я тоже, - кивнул Полковник. - Жуткая вещь. В общем, патовая ситуация. Нам оставалось только пассивно наблюдать. Но две недели назад положение изменилось. Тридцатого апреля у них в главном корпусе случилась какая-то серьезная авария (Тим хмыкнул - он-то знал, что тогда произошло, - это они постарались с геопатогенной зоной на пару). И первого мая три смены ведущих операторов и научный руководитель Проекта вдруг перешли на запасной командный пункт. Здесь, в городе. Он в подвале обычного жилого дома, никакой вооруженной охраны. Но защитное поле на месте, так что заглянуть внутрь мы по-прежнему не в силах. Тем не менее появился шанс подвести штурмовую группу вплотную к зданию. Нужно только придумать, как миновать защитное поле и войти в подвал. И здесь нам можете помочь только вы, Тимофей. Выручайте нас. Они просидят в этом подвале месяц, не больше. А потом будет поздно.
        - А если я откажусь?
        - Вы не можете отказаться! - воскликнул Полковник. Тим придвинул к себе сигареты. Как он ни “обнюхивал” Полковника, придраться было не к чему. Полковник верил в каждое произнесенное слово. “Впрочем, - подумал Тим, - некто Самохин тоже был очень убедителен”.
        - Я скажу вам честно, Тимофей. Не только мы следим за Проектом. Он тоже нами интересуется. И если мы выступим против него в открытую, для начала придется, э-э... нейтрализовать часть наших людей, - сказал Полковник с глубочайшей тоской. - Слишком много. Ваш друг Владимир Владимирович Рябцев, он, конечно, своеобразная личность, но с диагностикой здорово нам помог. Настолько здорово, что сначала мы ему не поверили...
        - Каждой бочке затычка этот Рябцев, - процедил Тим.
        - Он был одним из наших ведущих специалистов, - заметил Полковник. - Пока не проявилась неадекватность его психики.
        - Как вы только решились отпустить его на вольные хлеба... - протянул Тим задумчиво.
        - Вздумай он болтать, кто бы ему поверил? - усмехнулся Полковник.
        - Но он все-таки начал болтать.
        - Только когда мы почувствовали опасность. Вот тогда с Рябцевым поработал наш психотерапевт, и он начал болтать. И тут же вывел нас на некоего Тимофея Костенко. Как видите, Рябцев хорошо сработал. Мы ведь потеряли вас, Тимофей. Все файлы по “Программе Детей” у нас забрали, когда создавался Проект.
        - А Детей, значит, делали вы? - спросил Тим.
        - Не совсем. Тех, кто непосредственно отвечал за эту программу, вы сейчас в живых не найдете. Они все очень рано умерли. Проблема та же
        - отдача при работе генератора на повышенных мощностях. Организм разрушается в первую очередь у самого оператора. Психотроника - штука тонкая, деликатная. Раньше этого не понимали. Боюсь, в Проекте этого не поняли до сих пор. Между прочим, катастрофа с “Программой Детей” и послужила толчком к созданию Проекта. Закрытая служба, которая, как и мы, подчинялась напрямую ЦК. Только вот теперь она, похоже, уже никому не подчиняется... И сладу с ней нет.
        - Всемогущий КГБ вовсе не всемогущ, - хмыкнул Тим.
        - Увы, - коротко ответил Полковник. Тим задумался, “обнюхивая” Полковника. Резюме было совершенно четким - к Тиму пришел союзник. Впервые. И совершенно не с той стороны, откуда можно было союзника ждать.
        - Мы не хотим, чтобы страдали невинные, - сказал Полковник. - Мы надеемся раскодировать наших сотрудников, которых зомбировал Проект. Для этого нужны операторы Проекта - живые. А без вашей помощи нам в лучшем случае достанутся трупы.
        - Ваши собственные трупы вам достанутся! - процедил Тим сквозь зубы. - Вот ведь послал бог союзничков! У вас же было по стукачу на каждые десять человек! В каждой рабочей бригаде, студенческой группе, в каждом подъезде... Как же вы проморгали, а? Как не углядели, что Проект выходит из-под контроля?
        - А Комитету приказали не глядеть в эту сторону. Отобрали всю аппаратуру, всю документацию, всех специалистов. Как в свое время - у военных, когда отдавали разработку нам. Таким же образом и с нами обошлись. И все. Тим поднялся, достал из шкафчика рюмки, разлил коньяк и подвинул к Полковнику вазочку с засохшим в камень печеньем.
        - Спасибо, - грустно кивнул полковник и вылил в себя коньяк, как воду. - Плохо дело, Тимофей. Мы даже не знаем толком, кто сейчас отвечает за Проект наверху. Руководство Проекта довольно часто общается с некоторыми членами ЦК, но кто там главный... И производство, если можно так выразиться, у них разбросано по всей территории СССР. А сейчас к нему подключают коммерческие фирмы, проконтролировать которые очень сложно. Плохо дело. Беда будет. Тим выпил, покосился на печенье, но закусить не рискнул, жалея зубы.
        - Поверьте, мы сложа руки не сидели, - все так же грустно сказал Полковник. - Насколько это возможно, мы оберегали вас, Тимофей. Рябцев вас прикрывал, да и многие другие... Мы предполагали, что однажды...
        - Это вы вмешались, когда я собирался ехать в Институт? - спросил Тим.
        - Да, - кивнул Полковник. - Самое обидное, Тимофей, вы уж нас простите... Именно мы поначалу направили вас туда.
        - Ё-моё, - только и сказал Тим.
        - Такие вот дела, - Полковник слабо улыбнулся. - Мы еще не знали, что наш человек, который организовал вам встречу с Самохиным,
        - двойной агент. Это открылось слишком поздно. И мы успели всего лишь позвонить. Конечно, я тут же послал за вами, но вы уже исчезли. А потом выяснилось, что и звонивший - “двойняшка”. Тьфу! Мы начали всерьез разбираться со своими, оказалось, что зомбировано несколько сотрудников, занимающих ключевые посты, и началась такая катавасия... На всякий случай у вашего дома оставили пост, но он... - Полковник весь съежился, и Тим поверил в его страх. - Но он исчез. Просто исчез. Признаюсь, Рябцев уверял, что вы справитесь в одиночку. Но ему никто не верил. Мы уже записали вас в пассив. И только по небрежности самого Проекта нам удалось выйти снова на ваш след... - Полковник окончательно сник, пряча глаза.
        - Экий вы совестливый, Полковник, - саркастически заметил Тим.
        - Не знаю... - честно сказал Полковник.
        - Вы кто вообще? Ну, у себя там...
        - Служба внутренней безопасности.
        - Ну-ну. Между прочим, а что такое этот Институт нейрохирургии?
        - Да просто исследовательский центр. Но один из его отделов, тот, который возглавляет Самохин, давно уже занимается психотроникой. И иногда выполняет наши заказы. В последние месяцы, например, проверяет моих сотрудников на предмет зомбирования. И вот ведь... - Полковник крепко стукнул кулаком по столу. - Теперь мы группу Самохина фактически потеряли. Сами отдали Проекту. Что там сейчас творится - уму непостижимо... Тим закурил и крепко сжал зубами фильтр. Наконец-то он знал все, что ему хотелось. На схеме Проекта не осталось белых пятен. И даже проявилось уязвимое место. Казалось бы - иди и бей. Но кто мог поручиться перед Тимом, что Полковник не ошибается?
        - Так я резюмирую, - сказал Тим. - Лет десять назад, после того как КГБ облажался с Детьми, была создана некая служба. Чем занимается, непонятно. Кому подчиняется, неизвестно. Чего ей надо - загадка. И вот ко мне является полковник Леонов и просит его от этой службы защитить. Рассудите сами, Полковник, куда именно я вас должен послать.
        - Все не так грустно, Тимофей, - сказал Полковник. - Вы правы только в одном. Действительно, в СССР есть некая спецслужба, которая занимается перспективными научно-техническими разработками. Более того, как ни страшно о таком говорить, иногда она прикрывается именем КГБ. Причем Комитету в самой настоятельной форме отсоветовали этой службой интересоваться. Мы терпели, мы молчали. Но сейчас мы полагаем, что эта служба может нарушить баланс сил в государстве. Может быть даже - взять на себя управляющие функции. Мы считаем, что такая опасность реальна. Вы уже знакомы с методами Проекта и должны представлять себе, что будет, если Проект окажется у руля.
        - В отличие от вас, дорогой Полковник, - ухмыльнулся Тим, - я себе действительно это представляю. Но вы напрасно пудрите мне мозги. Вам просто боязно, что Проект вышибет рычаги из рук КГБ.
        - Комитет ничем не управляет, - сказал Полковник сухо и жестко. Тим “принюхался” и отметил, что Полковник, по крайней мере, верит в то, о чем говорит.
        - Комитет никогда ничем не управлял, - продолжал Полковник. - Комитет только выполнял распоряжения. Он служил, и не более того. А Проект - это совсем другой уровень. Вы не читали книгу Суворова
“Контроль”? Хотя нет, откуда вам... Так вот, я вас уверяю, что Проект - реставрация одной из самых изуверских сталинских идей - тотального контроля над умами властей предержащих. Не народом хочет командовать Проект, а руководящим звеном. Народом они заинтересовались только сейчас, когда на носу время бунтов и мятежей, а может быть, даже и революций. Вот сейчас им нужен и другой контроль, глобальный. Поэтому они такими бешеными темпами ведут подготовку операторов. Поэтому им нужны вы, Тимофей. И я вам могу дать еще один факт для анализа. Вам будет, наверное, интересно узнать официальное название Проекта. Он называется “Государственная Контрольная Служба СССР”.
        - Контрольная так контрольная, - отмахнулся Тим.
        - Мы полагаем, что они толкуют слово “контроль” по-особому, - сказал Полковник. - В руководстве Проекта люди с имперскими амбициями. Меньше, чем мировое господство, в перспективе их не устроит. Но для начала они, конечно, задушат все центробежные силы внутри страны. Вы представляете себе, Тимофей, сколько отличных людей умрет от внезапной остановки сердца во сне? Как Сахаров, например. Тим молчал.
        - Сначала они будут выпалывать сорную траву, - горько сказал Полковник. Так горько, что Тим его даже пожалел. - Потом уничтожат преступность. Установят насильственно коммунизм. А потом начнут прибирать к рукам сопредельные государства. И так - пока хватит операторов.
        - А потом не выдержит и развалится экономика, - заключил Тим. - Или развалится психика у людей. И будет гражданская война, только уже глобальная и ядерная.
        - Точно, - кивнул Полковник. - Видите, Тимофей, вы же все отлично понимаете. Тим снова разлил коньяк и посмотрел бутылку на просвет.
        - Нужно было литр брать, - заметил он сварливо.
        - Я не знал... - развел руками Полковник.
        - А надо было знать! - неожиданно резко заявил Тим. - Тоже мне, кагэбэшник... Пришел в гости к властелину мира и не удосужился бутылку побольше найти. Полковник рассмеялся было, но умолк. До него, видимо, дошло, что Тим не шутит. А Тим встал на ноги и подошел к балконной двери.
        - За мной, - скомандовал он, толкая дверь и выходя на балкон. Полковник без звука нырнул следом.
        - Смотри, ты... таракан, - сказал Тим, показывая пальцем вниз. Полковник осторожно глянул, и у него отвалилась челюсть. Неподалеку была автобусная остановка, на которой в ожидании транспорта собралось человек десять. И прямо на глазах Полковника все они, включая пару дряхлых бабушек, выполнили знаменитую армейскую команду “упор лежа принять”.
        - Смотри! - приказал Тим. - Вот что такое Проект, вот что это, понял?! Люди внизу синхронно отжимались.
        - Делай р-раз! - скомандовал Тим, и люди застыли, держа тела на вытянутых руках. - Делай два! - И руки согнулись. - Делай раз! Два- а! Делай раз! Два-а...
        - Не надо, Тим... - прошептал в ужасе Полковник.
        - Надо, Полковник! Делай раз! Два-а...
        - Прекратите!!! - заорал Полковник и осекся. Он вдруг обнаружил, что против своей воли перебирается через ограждение балкона и повисает на вытянутых руках. Внизу было шесть этажей.
        - Делай раз! - И руки Полковника согнулись. - Два! - И он снова повис. Народ внизу в таком же темпе продолжал отжиматься. Случайные прохожие и люди в машинах, проезжавших мимо, похоже, никак на это представление не реагировали.
        - Отставить! - скомандовал Тим. С неожиданной для себя легкостью Полковник сделал “выход силы”, запрыгнул на балкон и встал навытяжку рядом с Тимом - носки на ширину ступни, большой палец сжатого кулака по шву на брюках. Люди на остановке моментально построились в две шеренги.
        - Всем спасибо, - произнес Тим безмятежно, повернулся и ушел на кухню. Народ на улице повалился наземь. На балконе Полковник упал на четвереньки и заплакал.
        - Вот такое я чудовище, - ласково сообщили ему с кухни.

* * *
        - Я и представить себе не мог, что это такой риск! - возбужденно говорил Полковник часом позже. Между ним и Тимом стояла очередная бутылка, и водки в ней оставалось на донышке.
        - Иначе никак, - сказал Тим. - Любой “черный” психокинез необратимо уродует сенса. Как энергетику, так и психику. Я себя фактически погубил еще в детстве, когда с перепугу оттолкнул врачиху- психиатра. Тетка через несколько лет копыта откинула. Этот первый опыт я как-то в себе задавил, не дал ему закрепиться. Но... Вы можете представить себе, Полковник, я ведь за всю свою жизнь ни разу человека не ударил! Только запугивал, на нервы давил... В первый раз это со мной случилось на прошлой неделе!
        - Боялся стать зверем? - осторожно спросил Полковник.
        - Вроде того. Но стоило мне, опять-таки защищаясь, вогнать нескольких хулиганов в энергетическую кому - и все, как начал убивать, так по сию пору не могу остановиться... Полковник душераздирающе вздохнул и разлил остатки водки.
        - Есть легенда, - сказал Тим, закуривая и опуская глаза, чтобы не видеть саркастической реакции Полковника на то, что он собирался рассказать. - Вы не поверите, да и не надо. Но легенда существует, и с ней многие считаются. Говорят, что некоторые сенсы могут образом трансформировать свой организм. Показывать фокус, известный человечеству со средних веков. Короче говоря, превращаться в вервольфа. Такое чудовище, что-то среднее между волком и медведем...
        - Я в кино видел.
        - Ну вот... Но когда меняется тело, необратимые изменения претерпевает и энергетика. И с каждым разом сенсу бывает все сложнее вернуться назад, в нормальное состояние... Нечто подобное творится со мной, когда я вынужден убивать. Я потом очень долго не могу стать прежним. Минимум сутки после этого я все еще сущий волк...
        - Тебе не придется больше убивать, - пообещал Полковник твердо.
        - Вервольф... - пробормотал Тим задумчиво. - Весь последний год он снится мне в кошмарах. Он ждет меня там...
        - Давай выпьем, мой мальчик, - сказал Полковник ласково. - Давай выпьем за то, чтобы ты больше никогда не убивал.
        - Длинный коридор... - Тим поднял рюмку. - Длинный и узкий темный коридор. И там, за углом, он меня будет ждать.
        - Будь здоров, - сказал Полковник, и рюмки сдвинулись.
        - Не буду... - покачал головой Тим. - Уже не буду. Полковник взял со стола консервную банку, зацепил вилкой немного морской капусты и с наслаждением ее прожевал.
        - Отменная штука! - сказал он.
        - Во Вьетнаме ею закусывали? - хитро прищурился Тим. Полковник неопределенно хмыкнул.
        - Ты знаешь, - сказал он, - я ведь собирался в отставку. Разлюбил свою работу. Потерял, видимо, какие-то нравственные ориентиры... А вот сегодня я рад, что не ушел на пенсию. Потому что я сижу с тобой, выпиваем мы...
        - И вы гордитесь своей миссией, - закончил за него Тим.
        - Точно! - кивнул Полковник.
        - А я нет, - вздохнул Тим.
        - Ты всего лишь расчистишь нам дорогу, - сказал Полковник. - И как только мы подъедем, тут же уйдешь. Ты пойми, Тима, мальчик мой, никто, кроме тебя, не может этого сделать! Как только подходит к этому чертову подвалу заинтересованный человек, он тут же будто в стену упирается! А двоих мы вообще потеряли. Одного три дня назад, а другого вчера. Ты-то можешь себе представить, как им мозги выпотрошили! Хорошо, конечно, что они не знают, кто их посылал и зачем. Но сколько же можно людей вместо миноискателя использовать?! Тим почесал затылок.
        - Не знаю, - сказал он. - Конечно, я там не был больше года. Но ничего особенного в этом подвале не было. Лаборатория в пять комнат, а остальные помещения закрыты.
        - Мы уверены, что там запасной командный пункт. Научный руководитель Проекта ездит туда каждый день. Ты просто открой нам коридор. Дальше уж мы сами.
        - Ни хрена вы, Полковник, не понимаете, - произнес Тим устало. - Допустим, подберусь я вплотную. Унюхаю этого ублюдка. Открою и удержу коридор, по которому вы сможете пройти. Но как только начнутся возмущения в их защитном поле, они мгновенно разберутся, в чем дело. И более того, поймут, кто к ним пожаловал! Вот тогда-то мне и будет весело...
        - А что ты предлагаешь? Бомбу на них сбросить, что ли? Из пушки стрелять? Жилой дом в сто квартир!
        - Они знали, где устраивать командный пункт... - усмехнулся Тим.
        - Лаборатория в подвале существует много лет, сколько дом стоит. Никаких подозрений. Адом большой, подвал там огромный. И отличное прикрытие над головой - пять этажей с живыми людьми. Вы представляете, что будет, если они эту армию на вас двинут?
        - То есть?!. - спросил Полковник встревожено.
        - Да очень просто, - опять усмехнулся Тим, совсем невесело - Допустим, как вы говорите, шевеление в подвале началось первого мая. Уже второго появилось защитное поле, избирательно зомбирующее тех, кто пытается следить за домом. Неужели вы думаете, что они не позаботились обезопасить себя от вооруженного штурма? Да стоит вам только дернуться, как на вас из окон попрыгает весь дом!
        - Чушь какая-то... - пробормотал ошеломленный Полковник.
        - Я знаю Проект лучше вас, - напомнил ему Тим.
        - Да-да! - поспешно выставил ладонь вперед Полковник. - Я тебе верю. Нет вопросов. А... А что же делать?
        - Вы уверены, что если выбить московских ведущих операторов, то Проект застопорится? - спросил Тим. - А что в других городах?
        - Главное сейчас - Москва, - сказал Полковник твердо. - И у нас в запасе не больше месяца. Через месяц войдет в строй штука, которую они называют Объект. Командный пункт немедленно переедет туда. А там, судя по нашим данным, большая закрытая территория. Крепость, понимаешь? И вокруг нее они наведут такое мощное поле, что, наверное, даже тебе будет опасно туда соваться. Мы должны накрыть командный пункт, пока он в черте города, пока он еще не защищен по всей форме.
        - Ну-ну... - пробормотал Тим.
        - На Объекте они строят какую-то гигантскую установку. Мальчик мой, выручай!
        - Большая гиперпространственная психотронная пушка, - промурлыкал Тим мечтательно. - Отличный инструмент переустройства мира.
        - Похоже на то, - кивнул Полковник. - Они все туда заберутся, ворота запрут и начнут вертеть нами как марионетками. А нам это надо?
        - Что заслужили, то и получите, - отмахнулся Тим. - Пердуны старые. Сначала детей своих искалечили, а теперь пора и самим головой в петлю... Полковник, который никак не мог привыкнуть к тому, что настроение у Тима меняется ежеминутно, завертел головой в поисках водки.
        - В холодильнике, - сказал ему Тим, и Полковник тут же вскочил. Открыв дверцу, он с видимым облегчением вытащил бутылку и принялся ее откупоривать. - Смелый вы мужик, полковник Леонов, - заметил Тим. - Я бы на вашем месте сюда не пришел. Побоялся бы.
        - За тебя Рябцев поручился, - хмуро сказал Полковник, разливая.
        - Так он же сумасшедший. Полковник выпил, и глаза его на миг затуманились.
        - Я хочу, чтобы Проекта не было! - заявил он. - Все нормальные люди хотят, чтобы Проекта не было. Неужели ты не хочешь этого, Тим? Ты воюешь с Проектом уже год. Посмотри на себя, ты поседел на этой войне. Неужели ты сейчас остановишься, когда осталось сделать последний шаг? Тима, поверь, я готов быть твоим заложником, твоей игрушкой, чем угодно - лишь бы ты пошел на дело.
        - Во дворе не замечали машину технической помощи? - вдруг спросил Тим. - “ГАЗ-66” с надписью “Техпомощь” на борту кунга?
        - Туда даже легковая только одна заезжает. Которая привозит Хананова. Нет, Тима, не было там такой машины.
        -Хорошо... - задумчиво сказал Тим. - Значит, операторы...
        - Три смены по десять человек каждая. Ты подойдешь в пересменку, в половине четвертого, когда их там будет двадцать. И Хананов тоже будет там. Ты установишь, так ли это. Если да - откроешь коридор, подашь сигнал, и через две-три минуты подъедет штурмовая группа. Всего и делов-то. Ни о чем больше не думай. Черт с ними, с людьми в доме. Не обращай внимания. Лучше сотня трупов, чем двести миллионов зомби.
        - Какая тактика штурма?
        - Шоковые гранаты, нервно-паралитический газ. Стрельба боевыми только в крайнем случае. Поломаем аппаратуру, возьмем операторов. Комитет проведет расследование, а прокуратура устроит процесс. Более того, мы погоним такую же волну по всему миру. И все! Психотроники больше не будет как таковой.
        - А если часть операторов погибнет? - спросил Тим.
        - Неважно. Скажу тебе больше, нам совершенно не нужен живой Хананов. Он главный разработчик, и если мы его возьмем, его у нас скорее всего отберут. А зачем он на свободе? Чтобы начать “Программу
“Зомби” по новой? Нет уж, дудки! Может, лучше будет, чтобы и он умер. Достаточно пары-тройки рядовых соучастников. Чтобы они, во- первых, дали показания, а во-вторых, раскодировали наших зомбированных ребят.
        - А если там все взорвется к такой-то матери? - не унимался Тим. Полковник цыкнул зубом.
        - Все-таки лучше без этого, - сказал он. Тим помотал головой.
        - Дурацкая затея. Ничего у вас, Полковник, не выйдет.
        - А что ты предлагаешь? - в сотый раз спросил Полковник.
        - Я зайду через лабораторию Полынина, - сказал Тим. - Возможно, они по-прежнему работают сами по себе, и у них нет доступа в командный пункт. Если не найду у Полынина человека с ключом, то вытащу из командного пункта кого-нибудь, кто откроет мне внутреннюю дверь. Оружие мне понадобится. Пугать им буду и генераторы крушить. А может, и застрелю кого-нибудь. Пистолет с большой обоймой мне дадите и два-три магазина, чтобы запас патронов был выстрелов на сорок-пятьдесят.
        - Сделаем, - коротко сказал Полковник.
        - Войду. Дальше по обстановке. Все, и никаких гарантий.
        - Ну а как мы будем за тобой следить? Там ведь радиосвязь блокирована.
        - Вот именно, дорогой Полковник, - сказал Тим. - А вы еще сомневаетесь насчет того, что творится в доме на жилых этажах. Сотни людей не смотрят телевизор, не слушают радио, и никто ни гугу. Ни одного возмущенного голоса.
        - Н-да, об этом я как-то не подумал, - согласился Полковник.
        - Вас там на запчасти порвут, - улыбнулся Тим. - Хорошо еще, что в полчетвертого многих зомби не будет дома.
        - Так как же ты... - начал Полковник, но Тим его перебил.
        - Если я выйду, - сказал он, - тогда войдете вы. Если я не выйду через полчаса, можете делать что угодно. Лучше всего - бегите. Кто подойдет к дому, тот покойник.
        - Ты так говоришь, как будто знаешь, что там, - усомнился Полковник.
        - Там смерть. И ничего больше. Полковник опустил глаза и впал в глубокое раздумье.
        - Сам понимаешь, Героя Советского Союза я тебе не обещаю, - сказал он наконец. - Но ты не пожалеешь.
        - Главное, чтобы вы не пожалели, - произнес Тим сухо.
        - Мы свое дело сделаем, чего бы нам это ни стоило, - сказал Полковник.
        - Да нет, - небрежно отмахнулся Тим. - Я не об этом. Я о себе.
        - В смысле? - насторожился Полковник.
        - Я не знаю, какая там напряженность поля. Если меня скрутит и я вынужден буду себя обнаружить, начнется психотронный бой. Хреново мне придется, господин Полковник. И даже в случае, если я выйду оттуда живым... Я неуверен, что это будет тот же самый человек. Может, именно меня нужно будет убивать в первую очередь. Только это у вас тоже не получится...
        - Тима, мальчик мой... - пробормотал Полковник.
        - Чертов подвал, - вздохнул Тим. - Кто бы мог подумать, что это там... Кстати, полковник, а ведь рабочее имя Хананова - Черт. Вот так- то. А знаете, какое прозвище он дал мне? Полковник вопрошающе двинул подбородком.
        - Стальное Сердце, - сказал Тим, и глаза его заблестели холодным огнем. Телефон зазвонил в девять утра. Недовольно ворча, Тим сполз с кровати, снял трубку, и спать ему тут же расхотелось. Следящий контур сухо звякнул. На другом конце провода был меченый.
        - Инструмент для вас готов, - сказал незнакомый голос. - Кинотеатр “Баку”, сеанс в пятнадцать ноль-ноль. После начала сеанса зайдите в туалет, крайняя слева кабина. Встаньте напротив нее у умывальника и мойте руки. Вас узнают. Тим положил трубку. В груди снова зачесалась проклятая дырка. Еще не успев начать операцию, Полковник уже ее блистательно провалил. Вместо обещанного пистолета, Тима в кинотеатре ожидала скорее всего засада с “коробочками”.
“Вот и все, - подумал Тим. - Снова я один. Что же теперь делать? Запас времени у меня до трех. Потом начнется облава. И уж на этот раз гоняться за мной вместе с Проектом будет и КГБ. Да и милицию подключат. Значит, нужно их опередить. Иначе мне просто не дадут уйти из города. Бежать. Немедленно!” Через полчаса, закинув на плечо рюкзак, Тим вышел из дома. Проехал несколько остановок на метро, поднялся наверх и огляделся в поисках места, где можно было бы разжиться деньгами. Оглушил энергетическим ударом посетителей и персонал сберкассы. Кассирша, двигаясь, как автомат, оборвала бандероли с нескольких пачек мелких купюр, и Тим уложил деньги в рюкзак. Отъехав от места преступления на автобусе, он оказался у другой ветки метро. Некоторое время “принюхивался” к милицейскому патрулю, думая, не стоит ли позаимствовать у ментов пистолет. На командном пункте Проекта ситуация могла сложиться непросто, и огнестрельный камень за пазухой мог Тима здорово выручить. И тут он сам удивился собственным мыслям. Оказывается, он вовсе не собирался бежать сломя голову. Первый импульс страха прошел, и появилось странное
чувство - нечто вроде ощущения долга, который обязательно нужно отдать. Тим “отпустил” застывших в ожидании милиционеров и двинулся под землю. И еще через полчаса, подходя к дому, где жила его любимая, понял, что решение принято и обжалованию не подлежит. Страха он больше не чувствовал ни малейшего. Ольга как раз собиралась на работу, когда Тим позвонил в дверь.
        - Упаковывай вещи, - пробормотал он, переведя дыхание после долгого поцелуя. - Только самое необходимое, одну сумку, не больше. Ехать будем долго, на перекладных, лишнего багажа нам не нужно.
        - Все? - спросила Ольга, и в этот вопрос уложилось действительно все, что она хотела знать.
        - Все, - кивнул Тим, бросая рюкзак в угол. - Осталось только одно дело, но я его проверну за два часа.
        - Снова мне ждать... - прошептала Ольга, опуская глаза.
        - В прошлый раз я вернулся?! - спросил Тим агрессивно.
        - Да, - сказала она тихонько.
        - В этот раз я тоже вернусь. Если я тебе нужен - жди.
        - Ты можешь не ходить туда, Тима. Я же догадываюсь, куда ты собрался.
        - Тогда ты знаешь, что я не могу не идти.
        - Ты даже одет, как в прошлый раз, - вздохнула Ольга и без сил опустилась на тумбочку в прихожей. Тим посмотрел на себя. Новенький, с иголочки, джинсовый костюм, джинсовая рубашка... Он бросил взгляд в зеркало и не узнал своего лица. Все те же густые волосы до плеч, но теперь мертвые, серые. Непокорная седая прядь на лбу, и жесткие-жесткие холодные глаза под ней. Машинально Тим вытащил из кармана темные очки.
        - В прошлый раз я был в ботинках, - сказал он. - А теперь в кроссовках. И давай закончим этот бредовый разговор.
        - Давай, - покорно согласилась Ольга.
        - Все, я пошел. Пожелай мне удачи.
        - Давай, - повторила Ольга, не двигаясь с места. Тим мягко поцеловал ее в лоб, осторожно погладил по волосам и вышел.

* * *
        На краю вражеской территории Тим остановился в замешательстве. Такого он не ожидал. Помимо защитного поля, мягкое шевеление которого он ощущал чуть ли не физически, командный пункт оказался прикрыт экраном неизвестной Тиму природы. И если крошечная лаборатория Полынина “на нюх” еще как-то просматривалась, то остальная часть длинного полуподвала была просто не видна. Тим “щелкнул” на полную мощность, но картинка не прояснилась. Значит, подвал защищала физическая преграда, реально существующая в материальном мире. Тим вспомнил, что когда-то Полынин как бы невзначай сообщил ему о неких “ячеистых” и “слоистых” экранах, отталкивающих тонкие излучения. Судя по всему, нечто подобное укрывало от взгляда экстрасенса и командный пункт. “Может быть, - подумал Тим, - это не только защита. Такой экран не позволит оператору-сенсу отвлекаться на внешние раздражители. Но мне от этого что-то не легче”. Никаких следов наблюдения Тим не “унюхал”. По замыслу Полковника, за Тимом должны были следить визуально с одной из отдаленных крыш. Но пока что заинтересованных взглядов Тим на себе не поймал. Видимо, операция,
теперь уже - совместная акция Проекта и КГБ по отлову нужного всем позарез экстрасенса, должна была начаться в плановое время. Предположить, что Тим засечет меченого по телефону, ни одна “фирма”, ни другая не могла. А бегать за Тимом по пятам, контролируя его перемещения, они не рисковали, памятуя, как жестоко объект “Стальное Сердце” обижает “топтунов”. Волны защитного поля обдавали Тима мягкой прохладцей, беспрепятственно проходя сквозь него. Наматывая на себя экранирующие слои, Тим вспоминал, как страшно было ему, совсем еще зеленому сенсу, когда год назад он впервые нарвался на “вождение” и против своей воли так и не смог дойти до нужного места. Тогда он готов был предположить, что переутомился или что у него слегка “едет крыша”. Во все, что угодно, он готов был поверить, но только не в горькую правду о том, что его отталкивает чужая рука. А теперь он сам мог сломать эту руку одним легким движением. Прошел всего лишь год... Блудное дитя Проекта вернулось отдавать долги. Памятуя, что в подвале может вообще не оказаться свободного биоэнергоматериала, Тим загрузил в руки сорок шариков. От дикой
передозировки его тут же начало тошнить, но желудок был пуст, а кислый привкус во рту можно было и перетерпеть. Тяжело дыша и плюясь, Тим вошел в запретную зону и двинулся к подъезду, откуда дверь вела в подвал, к Полынину. В доме лежали по квартирам, не шевелясь, несколько десятков людей. Тим очень надеялся, что у противника не хватит времени привести их в чувство. Дверь в подвал была закрыта на кодовый замок. Тим забросил в подвал луч-щупальце и нашарил какого-то человека. Пси-видимость была отвратительная, и Тим перевел часть энергии на глаза. Ему открыл сам Полынин. Грузное тело закрыло собой дверной проем, а тяжелый взгляд пожилого сенса буквально обжег Тиму душу.
        - Уходите, Тимофей, - с трудом выдавил из себя Полынин.
        - Нет, я уж лучше войду.
        - Звонил Владимир Владимирович Рябцев, - пробубнил сенс, глядя Тиму в живот. Тим “унюхал”, что старик изо всех сил экранируется, стараясь быть неслышимым для пси. - Звонил несколько минут назад. Сказал, если вы появитесь, чтобы я вас не пускал. Он говорит, вам нужно бежать. Они что-то заподозрили. Сюда едут. У вас времени от силы полчаса. Бегите, Тимофей. Как можно дальше от Москвы. Лучше всего - за границу. До Америки не доберетесь, но вас наверняка примут во Франции.
        - Что они с вами сделали? - спросил Тим. Полынин тяжело качнулся из стороны в сторону.
        - Здесь ведь работал ваш сын... - вспомнил Тим.
        - Он теперь с другой стороны, - Полынин совсем наклонил голову, так что на Тима смотрела только розовая макушка в обрамлении седых волос-
        - Понятно, - сказал Тим. - Дверь есть на ту сторону? Я почему-то не вижу двери.
        - А ее нет. Они заложили проход кирпичом. И там экраны, я тоже ничего не вижу... Очень сильный фон.
        - Понятно, - повторил Тим - Через какой подъезд они заходят внутрь?
        - Первый. Уходите, Тимофей. - И дверь захлопнулась. До самого конца разговора Полынин так и не рискнул посмотреть Тиму в глаза.
        - Вы лучше уводите своих людей, - сказал Тим запертой двери. С той стороны ему послышался горестный вздох. Тим шагнул к выходу на улицу и тут же остановился, поймав чужую волну. Неподалеку, у того самого подъезда, через который спускались вниз операторы, стоял, активно “принюхиваясь”, сенс. Тим отжал его внимание в сторону и выглянул наружу. Он сразу узнал этого человека. Во дворе нес вахту Борис Полынин, коренастый мужик лет тридцати, лицом и повадками удивительно похожий на отца. Скорее всего именно его погнали на улицу, потому что он мог засечь Тима еще и визуально. Тим легко “поймал” его, блокировал, развернул спиной к себе и быстрым шагом пошел брать в плен.
        - Это ты, - прошептал младший Полынин, когда Тим подошел вплотную. - Я знаю, это ты.
        - Что там внизу, Боря? - спросил Тим.
        - Они убьют отца...
        - Не успеют, - сказал Тим, наращивая давление. Полынин часто задышал, но высвободиться не смог.
        - Ступеньки... - прошептал он. - Внизу стальная дверь. За ней два охранника с пистолетами.
        - Заткнись, - скомандовал Тим, запуская лучи в ауру сенса. - Дай мне картинку. Сенс послушно сосредоточился, вспоминая расположение комнат внизу. Сквозь легкую дымку Тим увидел... и чуть не потерял контакт. Это был тот самый длинный полутемный коридор. Примерно до середины в него с обеих сторон выходили часто расположенные двери. А дальше стены были глухими, и в конце - поворот. Что там, за поворотом, Борис не зная. Он никогда не ходил туда. Его воспоминания кончались на “курилке” у пожарного щита и бочки с песком, служившей операторам пепельницей. До поворота от “курилки” было еще шагов десять-пятнадцать. Тим активировал шарики в руках.
        - Вперед, - приказал он. У двери внизу не было ни “глазка”, ни ручки, ни замочной скважины. На стене висела коробочка переговорного устройства. Будучи чуть выше Бориса, Тим встал у него за спиной и, словно обнимая пленника, выставил руки вперед. Дверь уже находилась в экранированной зоне, и Тиму было очень неудобно смотреть на нее глазами, но не видеть в спектре пси. Возможно, оказавшись внутри, Тим обрел бы реальное видение мира. Но надеяться на это не стоило. На всякий случай Тим приготовился к худшему.
        - Давай! - хрипло выдохнул он. Полынин ткнул кнопку переговорного устройства.
        - Семнадцатый, - пробормотал он глухо. То ли охрана в принципе не ждала от Тима подобной наглости, то ли ее просто не успели проинформировать о том, кого ждут. Дверь лязгнула и начала открываться. Нет, они все-таки ждали. С левой руки Тим “выстрелил”. Молодой парень, стоявший в глубине тесной прихожей, как раз поднимал ствол, когда шарик ужалил его в глаза и свалил на пол. Охранник постарше, слившийся с дверью, нажал на спуск, и Полынин охнул, получив в бок пулю. Тим наугад пустил веером через дверь несколько шариков с правой и услышал, как голова стрелявшего с треском врезалась в стену. Оттолкнув согнувшегося в три погибели Бориса, Тим бросился внутрь. Он так и кипел от злобы. Его опять пытались убить. То, что другого ждать не стоило, Тиму в голову не приходило. Он уже не мог анализировать такие вещи и просто был до крайности взбешен. Как и обещал он Полковнику еще вчера, Тим начал выходить из себя и терять самообладание.
        - С-суки... - прошипел он, активно “принюхиваясь”. В рамках прихожей его пси работало безупречно. Но что творилось за стенами, он не видел совершенно.
        - Убей меня... - простонал сзади Полынин.
        - Щас! - пообещал Тим. - Разбежался! - пройдя мимо скрючившегося на полу Бориса, он захлопнул дверь и задвинул тяжелый засов. События опять развивались по наихудшему варианту. При стрельбе через стены вслепую оставшихся шариков могло и не хватить. А использовать собственные ресурсы Тим собирался только в крайнем случае. Он нагнулся над ближним охранником и подобрал его
“Макаров”. Нащупал кобуру у мертвеца под мышкой и с сожалением обнаружил, что запасная обойма только одна. Вытащил ее. Разоружил второго.
        - Да убей же меня... - требовал Полынин. Он стоял на четвереньках, неудобно уткнувшись головой в пол и зажимая руками простреленный бок. - Иначе отца... Они сказали - только один из нас, понимаешь, ты, урод?!
        - Ты сумасшедший, - сказал Тим, кусая губу. Экстрасенсорная слепота буквально сводила его с ума. Из-за этого у него оставалось только одно преимущество в бою с операторами. Но и оно могло стать решающим. Пистолеты охранников. Зажатые среди экранов враги, скорее всего, не смогут отбиваться от Тима психотронным оружием. Огнестрельного им не положено, это выяснил Полковник. Здесь, в подвале, операторы могут рассчитывать только на свое пси и подручные средства. А у Тима был тридцать один патрон.
        - Ты, м-мутант, - проговорил Борис с выражением. Тим обернулся и увидел в его глазах бешеную ненависть. - Чудовище... Ты же не человек... - Сенс опять уткнулся в пол лбом. Кровь из его бока текла почти черная. - Ты же не человек...
        - Угадал, - усмехнулся Тим и пустил шарик ему в макушку. Полынин-младший дернулся и тяжело рухнул плашмя. Тим повернулся к двери, ведущей в коридор.
        - Н-ну! - сказал он, пинком растворил дверь, выскочил в коридор и обомлел. Наверное, он недостаточно плотно “взял” Бориса, считывая его визуальные образы. Потому что Полынин обманул его. Дверей в коридор выходило не десять, а минимум двадцать. Стены были сплошь зашиты сложными металлическими конструкциями, к которым подавался слабый ток высокой частоты. Наверное, это и были экраны, потому что пси-картинка в сознании Тима даже не доходила до стен. Он устойчиво “нюхал” прямо вперед, но ничего не мог нащупать по сторонам, в закрытых комнатах.
        - П...ц! - непонятно кому сообщил Тим. Из памяти оператора Полынина он вытащил только одно реальное изображение. Пожарный щит и бочка. Это хозяйство было на месте, далеко впереди. И где-то во тьме угадывался тот самый поворот. Тим помотал головой, отгоняя благоразумные мысли. Отступать было уже некуда. И противник разозлил его дальше некуда.
        - А вот и я! - заявил он и толкнул первую дверь слева. Дверь оказалась заперта изнутри, Тим пнул ее ногой, она не поддалась, и от этого противодействия сознание Тима захлестнула волна безумия. Он выстрелил в замок, и дверь распахнулась. Компьютер. Мониторы. Жгуты проводов, какие-то странные металлические сетки. Экраны на стенах. Посередине комнаты откинулся на спинку глубокого кресла оператор. Шарик в голову. Готов! Дверь направо. Заперто. Выстрел. Крепкий замок. Еще выстрел. Открываем. Два оператора. Один, похоже, резервный, на подхвате. Поворачивает голову, на лице отвратительная гримаса. Господи, как же они меня все ненавидят! Два шарика. Есть! Дверь налево. Бац! Бац! Летят искры. Оператор. Шарик. Готов! Что они все, оглохли, что ли? Хоть бы высунулся кто-нибудь. Дверь направо. Бац! А, не все оглохли. Этот пробует ударить меня своим жалким дохлым пси. На, умойся! Дверь налево. Бац! Бац! Что-то ударило в лоб, наверное, щепка отлетела. Не дергайся, приятель! Шарик. Труп. Затвор на упоре. Сменить обойму. Дослать патрон. А сколько шариков? Достаточно. Сознание Тима будто раздвоилось. Одна его часть
управляла методичными действиями убийцы. Вторая - наблюдала с легким ужасом, время от времени переходящим в восторг. И не забывала
“принюхиваться”, контролируя, что творится за спиной. Именно этой частью сознания Тим засек движение в глубине коридора. Шарик! Еще! Движение прекратилось. Два трупа. Отлично. Следующая дверь. Стреляем, открываем. И крепкий удар трех сопряженных пси в переносицу. Опытный сильный оператор и два ученика. Лежать! Ух ты, какой мощный попался! А пулю в голову не хочешь? Бац! Ого, как это бывает, оказывается! Красиво. А что у меня- то с головой? Тыльной стороной руки Тим вытер лоб, и на запястье осталась кровь. У основания волос была глубокая царапина. Машинально Тим слизнул кровь с руки и пошел дальше. Раздвоение сознания уже не волновало его. Тиму было хорошо, как никогда в жизни. Выстрел. Выстрел. Шарик. Выстрел. Шарик. Два выстрела. Два шарика. Выстрел. Шарик. Сменить обойму. Дослать патрон. Выстрел. Открыли. Что такое? Какая-то свалка ломаной мебели, пачки бумаг, железные бочки. Только зря патрон истратил. Идем дальше. Выстрел! Толкаем дверь. Оператор - женщина. Ого! Беременная. Примерно семь месяцев. Интересно. Может, не трогать? А если она меня...
        - Тимка... - прошептала забившаяся в угол Людмила. Тим почувствовал, как его глаза лезут на лоб. Бинарное пси Людмилы, яростный вопль женщины и крик еще не родившегося мальчика слились в его сознании в один ужасающий рев. Страшнее всего кричал эмбрион. Просто невыносимо. Экстрасенсорные реакции Тима, контуженные энергетическим ударом, застопорились. Но тело могло работать.
        - Пусти! - рявкнул Тим, внутренне ослепший, оглохший и потерявший контакт с шариками. - Пусти, дура!
        - Не-е-ет!!!
        - У-у-у!!! - Тим запрокинул голову и попытался стряхнуть цепкие щупальца Людмилы, но не смог. Впервые в жизни Тим столкнулся с экстрасенсом более мощным, чем он сам. Отвлеченная, наблюдающая часть сознания Тима понимала, что этот кошмарный энергетический выхлоп - всего лишь истерическая реакция беременной женщины. Людмила не “продержала” бы Тима долго. Но сейчас, когда очнулись и приготовились к бою оставшиеся в живых операторы, счет шел на секунды.
        - А-а-а!!! А-а-а!!! - орала Людмила, глядя, как точка прицеливания обшаривает ее живот. В коридоре за спиной Тима раздался мощный топот. Палец надавил на спуск. Первую пулю трусливый зверь, поглотивший Тима, влепил прямо в голову надсадно вопившего эмбриона. Второй выстрел произвел уже сам Тимофей Костенко, великий гуманист. Он попал Людмиле в глаз. Развернулся и все, что осталось в обойме, выпустил в живот и грудь своего давнего знакомого и учителя Михаила Васнецова. Ошарашенное пси медленно восстанавливалось. Слишком медленно. За дверью стоял многоголосый крик. Наверное, операторы гурьбой выскочили в коридор. Тим бросил на пол бесполезный пистолет, сунул руку за спину и вытащил из-за пояса второй, тот, в котором оставалось семь патронов. Бешеным усилием воли отключил следящий контур и перевел остатки энергии в атакующую часть спектра. Перепрыгнул хрипящего Васнецова и оказался в коридоре. Посреди толпы перепуганных людей. Тим ударил сразу во все стороны, на пределе возможной мощности. Отдача снова заложила ему пси-уши и залепила пси-глаза. Несколько человек полетели на пол, как сбитые шаром
кегли. Но большинство операторов удержалось на ногах. Только что отключившиеся от психотронной накачки, они еще не потеряли остаточное излучение и были экстремально сильны. Страшный удар нескольких пси размазал Тима по стене. Инстинктивно он выпустил по врагам оставшиеся шарики. И это его спасло. Операторы начали тяжело оседать на пол. Трясясь и завывая, Тим добивал их из пистолета. И даже когда последняя гильза со звоном улетела в стену, а всякое движение в коридоре затихло, он все еще продолжал жать на спусковой крючок. Ему пришлось заставить себя бросить оружие. Достать носовой платок и утереть кровь со лба. Медленно, держась за стену, встать на ноги. Тела вокруг лежали навалом. Некоторые - в коме, большинство - мертвые. Впереди был поворот. И из-за поворота донеслось, отражаясь от стен, чье-то тяжелое хриплое дыхание. Тим широко расставил ноги и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. И эта боль, причиненная самому себе, отрезвила его. Половинки раздвоенного сознания наконец сошлись. Тим упал на колени и громко застонал. Ответом ему был громовой рык. И едва шевелящееся, еле живое, работающее
на нижнем пороге чувствительности пси услужливо нащупало за углом что-то настолько чудовищное, чему не нашлось определения. Жалобно пискнув, шокированное пси свернулось, и Тим потерял его. Один на один с кошмарной нечистью, и помощи ждать неоткуда... Можно только бежать... Но как раз этого Тим не мог. Там, за поворотом, за спиной надвигающегося ужаса, пульсировал нервный центр силы, управляющей миром. И эта сила властно тянула крепкой рукой Тима к себе. Он не мог отступить. Он мог только повиноваться. Но между ним и силой был кто-то еще. Тим с трудом встал на ноги и сделал несколько шагов вперед. Глаза его видели отчетливо, тело не было повреждено. И оно шагало вперед, в глубь коридора, навстречу средоточию власти и олицетворению смерти. Голова работала холодно и четко. “Нельзя бежать, - понял Тим. - Когда тебя “ведут”, нельзя бежать. Потеряешь остатки контроля. Сейчас можно только вперед. Если я поверну, то рухну на пол, и эта нечисть меня съест. А если я ее, э-э... зашибу? А? Вот только чем?” За спиной, тихо постанывая, шевелились поверженные тела. За углом, хрипло ворча, таилась смерть. В глубине
подвала ждал истинный Властелин Мира, во сто крат сильнее и могущественнее глупого сенса Тима Костенко. Двигаясь вперед мелкими шажками, Тим миновал пожарный щит. И осторожно, не поворачиваясь к опасности спиной, отошел назад. Рука его сама протянулась и взяла со щита тяжелый пожарный топор на длинной ручке, выкрашенной красным.
“Бум-бум-бум-бум-бум! - забил в голове басовый ритм. - Чух-чух- чух!” - наложился на него другой, высокий и быстрый. “Отлично, Тим! Просто отлично! Блокировка! Тупая, примитивная блокировка сознания! Как тогда, в постели, помнишь, когда нужно было заслониться от операторов... Играй, музыка!” И музыка пришла. Сознание очистилось. Появилась воля. Всем телом Тим ощутил, как звонко и радостно бьется в предвкушении скорого пролития черной вражьей крови его стальное сердце. Перехватив топор в две руки, Тим припал спиной к стене и двинулся к повороту.

* * *
        Как Тим ни ждал этого момента, но, когда из-за угла выпрыгнул оборотень, у Тима все равно перехватило дыхание. Крепко сбитый широкоплечий зверь стоял, чуть сутулясь, согнув в локтях когтистые передние лапы. Закрыв собой проход, вервольф оскалил длинные клыки, хрипло рыкнул, и Тима обдало запахом гнилого мяса. Глаза зверя горели в полумраке желтым огнем. Омерзительная щетинистая морда будто ухмылялась. Вставшая дыбом шерсть торчала рваными клочьями. Более тошнотворного зрелища Тим не видел в жизни. Вервольф только выглядел животным, но не был им. Он был - смерть. И то, что на плечах смерти, треща, расползался в куски белый лабораторный халат, не привносило в зрелище ни малейшего бредового оттенка. Это не было галлюцинацией. Просто в коридоре стоял настоящий вервольф, что-то среднее между волком и медведем. Рост примерно метр семьдесят пять. Длинные желтые клыки. Серо-коричневые острые когти. Запах тухлятины. Непоколебимое сознание того, что все живое должно его бояться. Болезненный комплекс превосходства. Смертельно опасная сумасшедшая дрянь. И к вервольфу осторожно подкрадывался, выставив перед
собой топор, некий Тим Костенко, рост метр восемьдесят два, вес примерно восемьдесят. Никакого опыта серьезной мужской драки. Никакого желания такой опыт иметь. И ни малейшего страха. Удивительно, но весь страх остался в ночных кошмарах, которые настойчиво подбрасывало Тиму его встревоженное бессознательное. И волей-неволей оно подготовило Тима к встрече с монстром.
        - Здорово, урод! - сказал Тим. Здесь, в подвале, наяву, а не во сне, Тим не видел в чудовище зверя. И поэтому не боялся его. Перед ним стоял всего лишь опасно больной экстрасенс. Еще один сумасшедший биоэнергетик, каких в Москве хоть задом ешь. Конечно, сильный биоэнергетик. Но сейчас, после трансформации, он потерял атакующее пси. Ему нужно было хлестать Тима своей злобой, как бичом. Тогда он, может, и добился бы какого- нибудь заметного результата. Но вервольф только лишь пытался возбудить в Тиме атавистические страхи. А страхов у Тима не было. В голове его ревел хэви металл. Группа “Эксепт” рубила любимую Тимом
“Metal Heart”. Рубила и пилила так, как в реальной жизни и мечтать не могла.
        - Иди сюда, - позвал Тим хрипло. - Ну, иди к папочке. Вервольф рыкнул и сделал угрожающее движение. Похоже, он чувствовал себя не в своей тарелке.
        - Ну что, зассал? - ухмыльнулся Тим. - Ты смотри, урод. Я ведь писатель не местный. Попишу и уеду... Вервольф ссутулился еще больше и, повторяя движение Тима, припал к стене. Музыка в голове Тима пьянила крепче водки. Генератор за углом, сверливший Тима лучом огромной мощности, стонал, надрываясь. Подключенный к генератору человек безуспешно пытался сбить выставленную Тимом блокировку.
        - Меня зовут Стальное Сердце, - обрадовал вервольфа Тим. И тут вервольф прыгнул. Он вдруг оказался совсем рядом и тут же ушел в сторону, пытаясь обойти человека. Тим понял маневр правильно и не опоздал с контрвыпадом. Тупое лезвие с хрустом распороло чудовищу правую лапу, и на пол хлынула черная кровь. Вервольф заорал так, что у Тима заложило уши, и мгновенно нырнул под занесенный для нового удара топор. На этот раз Тим промазал. Рукоятка топора, опускаясь, раздробила противнику ключицу, но не остановила зверя. Как игрок в американский футбол, он поддел Тима плечом под солнечное сплетение и буквально размазал по бетонному полу, припечатав своим весом. Сидя на поверженном человеке, вервольф задрал морду к потолку, ухватился здоровой лапой за раненое плечо, и коридор огласился ужасным воплем. Внизу Тим яростно ворочался, пытаясь стряхнуть зверя, сидящего у него на животе, и никак не мог это сделать, потому что урод был чертовски тяжел и силен. Вервольф склонился над ним, и его желтые глаза, казалось, заполнили собой весь мир. В Тиме вдруг проснулась какая-то снисходительная жалость к больному
человеку и недоделанному зверю. Он широко улыбнулся, и глаза вервольфа совсем по-человечьи удивленно расширились. И прямо в эти глаза Тим, изо всех сил ударив обеими руками, загнал свои пальцы. Правые и левые указательные и средние пальцы, плотно сжатые, ударили вервольфа под глазные яблоки и с хрустом вошли куда-то глубоко, на всю длину. Вервольф застыл, как громом пораженный. Вывалившись из орбит, его глаза повисли на сухожилиях, таращась на человека в немом изумлении. И из-под них на Тима потоком хлынуло что-то черное с розовым. Как огнем, кровь вервольфа опалила Тима и неожиданно вызвала к жизни его пси. Огненный энергетический столб, вырвавшийся из груди чудовища, уперся своим основанием прямо в сердце человека. Заорав от отвращения дурным голосом, Тим стряхнул с себя окоченевшего зверя, вырвал руки из его морды, вскочил на ноги, схватил топор и принялся, не глядя, рубить, рубить, рубить на части неподатливое твердое мохнатое тело. Тим что-то безумным голосом кричал и молотил тупым лезвием вверх-вниз, вверх-вниз, пока силы не оставили его. Правая рука судорожно цеплялась за топор и не желала его
отпускать. Рукавом левой Тим вытирал кровь с лица. А ноги его будто сами пошли и вынесли Тима за поворот. Больше всего это было похоже на информационный компьютерный центр. Белые стены, белые столы, белые же системные блоки и клавиатуры. Десяток мониторов переливался огнями, что-то пищало, гудели вентиляторы. Здесь сосредоточилось управление. А где-то за стеной пела высокими голосами машинерия. Генераторы. Тим бездумно шагал вперед, пока не уперся взглядом в чьи-то ноги в блестящих лаком дорогих башмаках. Одна нога слегка притопывала. Точно в такт пульсирующей в голове Тима музыке.
        - Ну вот ты и пришел, - сказал ласковый незнакомый голос. Тим оттер-таки лицо, поднял взгляд и уставился в ярко-карие глаза Черта. Научный руководитель Проекта Александр Михайлович Хананов оказался красивым мужиком восточного типа с густой вьющейся черной шевелюрой, аккуратно подстриженными усами и хитрющей улыбкой. В том, что перед ним очень мощный сенс, у Тима не было сомнений. Но оценить, чего Хананов стоит в деле, Тим адекватно не мог. Остатки его пси растворились в диком припадке ярости, когда он рубил на части вервольфа. Оставалось тупо смотреть неповоротливыми глазами и ворочать непослушным языком.
        - Я все хотел спросить, - пробормотал Тим. - Вы же научный руководитель. Вам нужно координировать разработку системы, ученых держать на коротком поводке. На хрена вы тут сидите, в генераторной?
        - Больше не буду, - сказал Черт еще более ласково. - Теперь это твое место, - он хлопнул ладонью по подлокотнику дорогого кожаного черного кресла. - Теперь главный будешь ты.
        - И что? - тупо спросил Тим.
        - А это тебе решать, - улыбнулся Черт. - Ты же всегда отвергал земное общество. На твой взгляд, оно слишком несправедливо устроено. Так вот и поправь его, вылечи. Сделай таким, какое придется тебе по вкусу. Начни пока с Советского Союза- Через несколько лет к твоим услугам будет весь мир.
        - А вы? - пробормотал Тим. Что-то с ним происходило. Он катастрофически терял волю и способность критически мыслить. Хананов каким-то образом давил на него, подчиняя себе.
        - В переустройстве мира я не могу тебе помочь, - сказал Черт. - Потому что лучше тебя не справится никто. Только ты один на всей планете достаточно мудр и милосерден для того, чтобы сделать всех счастливыми и никого при этом не унизить, не сломать, не погубить.
        - Почему? - прошептал Тим.
        - Потому что никого так не унижали, не ломали, не губили, как тебя. Потому что ты сумел перешагнуть через это и остаться человеком. Потому что твое имя - Стальное Сердце.
        - За что... - проговорил Тим еле слышно.
        - Это я назвал тебя так, - улыбнулся Черт. - Сто раз дураки всякие хотели дать тебе имя попроще, но я не позволил. Это имя много лет преследовало тебя. Чтобы ты всегда помнил, кто ты на самом деле. Это имя и нравилось тебе, и раздражало тебя. И в итоге как раз оно удержало тебя от того, чтобы рухнуть в пучину злобы. Ведь на самом деле твое сердце не ожесточилось. Ты был бесконечно добрым, таким ты и остался. Ты - лучший. Поверь мне, я знаю это... Слегка пошатываясь, Тим стоял перед Ханановым и пытался его не слушать. Но хорошо поставленный бархатный голос заползал в уши.
        - ...и ты это заслужил, - говорил Черт. - Ты единственный из Детей, кто остался человеком. Ты единственный из людей, кто реально может изменить мир. Я ничто без тебя. Проект без тебя - бессмыслица, просто научный эксперимент. Займи это место, возьми в свои руки верховную справедливость. Вылечи этот мир. Спаси этих людей от безумия, от ненависти, от тяги к саморазрушению... Потупившись, Тим делал вид, что внимает соблазнительной проповеди Хананова, а глаза его шарили по полу. И вдруг увидели то, чего не заметили с самого начала Пол в зале был покрыт тончайшей металлической сетью, к которой ноги Тима словно прилипли. И почти незаметная проволочка, не толще волоса, поднималась по ножке кресла, куда-то Хананову за спину.
“Он сосет из меня энергию, - догадался Тим. - Подавляет мою волю, чтобы я с ним во всем соглашался. И впечатывает в мое сознание факт того, что я согласен. Через несколько минут я упаду без сил. А когда очнусь, то буду действительно верить во все, что услышал. И стану таким же... Психопатом. Что это за контур на полу? Как он работает? Как мне ноги-то от него отодрать? А ведь Хананов боится меня! Значит, я еще могу вырваться. Но как?”
        - Дай им то, что сочтешь нужным, и спаси их, - вещал Черт. - Построй здесь коммунизм, просвещенный абсолютизм, да хоть диктатуру - что бы ты ни решил, твой выбор будет правильным. Потому что никто так, как ты, не чувствует несправедливость. Никто так, как ты, не гуманен, не этичен, не понимает, что такое совесть и честь... Яростно роясь внутри себя, Тим собирал остатки воли. Он прощупал сознание так, как сканировал бы ауру. И в правую руку, все еще держащую топор, Тим слил без разбору всю свою неприязнь к Проекту, высшей школе, некачественной водке, КПСС, наркотикам, КГБ, отцу, Ленину, Сталину, Гитлеру, “черным экстрасенсам”, большевикам, сатанистам, фашистам и конкретно к господину Хананову, неосмотрительно выбравшему себе прозвище Черт. И ему сразу же стало легче дышать. А рука перехватила топор плотнее.
        - Ты наберешь и обучишь столько операторов, сколько тебе понадобится, - говорил Черт. - Те, которых ты сегодня забраковал, это шлак, отработанный материал. Они быстро износились, потому что в них не было истинной веры и глубокого чувства. Их приходилось заставлять. А ты позовешь тех, которые будут работать не за страх, а за совесть. И...
        - Так меня зовут Стальное Сердце? - вдруг спросил Тим, поднимая голову и заглядывая Хананову прямо в глаза.
        - Нет, - помотал головой Черт. - Это имя исчерпало себя, оно тебе больше не нужно. Ты уже осознал, кто ты есть на самом деле. И если ты не против, я позволю себе последнюю вольность в отношении тебя. Все- таки я в каком-то смысле твой крестный отец.
        - Ну-ну, - усмехнулся Тим.
        - Я нареку тебя... Бог, - с чувством произнес Черт.
        - Спасибо! - не менее прочувствованно ответил Тим. Черт расплылся в довольной улыбке. И точь-в-точь в эту улыбку, круша белоснежные зубы, которые с хрустом провалились внутрь рта, Тим ударил снизу обухом топора. Хрррясь!!! От удара Хананов распластался по спинке кресла и захлебнулся криком, схватившись руками за разбитое лицо.
        - Все-таки прежнее имя мне больше подходит! - заметил Тим, с удовлетворением разглядывая Хананова и занося топор над головой. Прежде, чем его череп развалился надвое, Черт успел что-то промычать. Но Бог его уже не слушал. Сладострастно ухнув, он врезал Черту лезвием между глаз и едва успел отскочить в сторону. На этот раз Тима от омерзения согнуло пополам, и волна желчи смешалась на полу с кровью и ошметками гениального ханановского мозга. А в ноги Тиму ударила теплая оранжевая волна. Замкнутое на покрывавшую пол сетку, поле Хананова лишь частично ушло вверх. Умирая, Черт вернул-таки Тиму украденную энергию, да еще и прибавил от себя. Отдышавшись, Тим утерся рукавом, выпрямился, огляделся и вдруг обнаружил, что может слегка “принюхаться”. Он тут же подпитал следящий контур, и тот несколько раз вяло “щелкнул”. Это была реакция на раненых в коридоре. Главные силы противника все еще были в пути. “Допустим, две-три минуты у меня есть, - подумал Тим. - И похоже, я здесь найду все, что нужно, чтобы дать копоти до самых небес. Так и сделаем”. На душе было светло и легко. На полу конвульсивно дрыгало
ногами то, что осталось от Черта. Расслабленной походкой Тим вышел в коридор. Сначала он увидел зверски расчлененное обнаженное тело. Вокруг в луже крови плавали клочья черного меха. “Это вервольф опять стал человеком”, - равнодушно подумал Тим, соображая, куда бы поставить ногу. Дальше люди валялись кучей. Двое слабо шевелились, и их Тим деловито шмякнул обухом по головам. Пробрался через завал к телу Васнецова, который сумел-таки перед смертью выползти в коридор. Нашел у него на поясе кожаный чехольчик с американской бензиновой зажигалкой. Откинул крышечку и повернул колесико. Зажигалка исправно вспыхнула. Тим удовлетворенно хмыкнул и закрыл ее. В соседней комнате он пнул ногой железные бочки. Две из них, из-под краски, оказались совсем пустыми. А в третьей почти доверху было что- то налито. Топором Тим поддел крышку, сунул в бочку нос и рассмеялся. Это было именно то, на что он надеялся. Растворитель. Тим бросил топор, навалился на бочку, опрокинул ее и выскочил из комнаты, прикрыв за собой дверь. Быстро обежав кабинеты, нашел в одном из них мертвого оператора подходящей комплекции. Содрал с него
джинсовый костюм, почти такой же, как у себя, только не дорогой и не новый. Быстро переоделся, оставил только любимую рубашку. Выскочил в коридор и швырнул поверх трупов свою изгвазданную до неузнаваемости одежду. Чуть-чуть приоткрыл дверь на “свалку”, высек огонь, бросил зажигалку внутрь комнаты и пулей метнулся к выходу. Как взрывается растворитель, Тим знал по армейскому опыту. Пока растворителя мало, он не хочет гореть, но как только концентрация паров станет достаточно насыщенной в малом объеме... Когда-то один из подчиненных Тима пытался растопить уайтспиритом печку-
“буржуйку”. Первые две кружки, вылитые в печку, гореть и не думали. А с третьей попытки солдат катапультировался на улицу с оконной рамой на шее. На этот раз адское зелье тоже не подвело. От взрыва содрогнулся весь дом. Тим пропахал несколько метров носом, вскочил и едва успел нырнуть в прихожую, как огненный факел ударил в торец коридора. Тиму слегка обожгло спину, но одежда не загорелась. Поджигатель захлопнул за собой дверь подвала и, отряхиваясь, побежал по лестнице вверх. Следящий контур зазвенел, как струна. На подходе к дому была штурмовая группа КГБ во главе с полковником Леоновым. У Тима хватило выдержки степенным шагом пересечь двор, сделать крюк через соседнюю улицу, вернуться с другой стороны и затеряться в толпе зевак. На него никто не обратил внимания. Все таращились на дом. А дом пылал. Подвал был охвачен пламенем по всей длине здания, и прямо на глазах Тима вспыхнул первый этаж. Тим поморщился. Он не предполагал, что в доме могут быть деревянные перекрытия. Несколько десятков бывших зомби, отрезанные от земли, носились по квартирам и страшно кричали. Толпа на улице вторила им. Но
только один человек, Тим Костенко, слышал другой крик. Тим даже зажал уши, но это не помогло. Прямо в его голове молили о помощи несчастные, вырвавшиеся из-под власти Проекта и вдруг обнаружившие, что они не знают, что с ними происходит, а вокруг все горит. Эти существа только что словно родились заново. И лишь для того, чтобы сгореть заживо, как рабы на погребальном костре. Бывшие рабы Черта обречены были уйти из жизни вместе с ним. Штурмовая группа, рассредоточившись вокруг дома, вместе со всеми ошарашено глазела на пожар. Полковник Леонов что-то кричал в портативную рацию. А над его затылком совершала в воздухе сложные эволюции свеженькая черная метка... Бодрая и жизнерадостная. Тим почувствовал усталость. Он измучился физически, и у него не осталось сил поддерживать активным свое пси. Отступив назад, Тим скрылся в арке и дворами пошел к метро. По пути он безучастно наблюдал, как бледнеет и сжимается следящий контур. Потом - угасает на внутреннем экране радужная картинка мира. И наконец, пси-видение совсем оставило его. Оставило слепым, одиноким, беззащитным. Но это Тима уже не касалось. Ему было
все равно.

* * *

“Я устал”. Глядя под ноги и едва отрывая их от земли, Тим шел дворами к Ольге, надеясь, что по пути все-таки не упадет. Может быть, наступила постстрессовая реакция. А может, он наконец-то освободился от того единственного, что еще привязывало его к жизни.
“Господи, как же я устал!” Тим вяло провел рукой по лицу. Одиночка, индивидуалист, он не только избегал просить других о помощи. Он еще и с глубочайшим презрением относился к тем, кто просил об этом его самого. И, оказавшись один на один с Проектом, он прислушивался к мольбам зомби, сенсов и кагэбэшников лишь постольку, поскольку это не расходилось с его планами. А он решал чисто личную проблему. Ему всего лишь нужны были ответы на вопросы. И первый вопрос был - правда ли, что он не такой, как все. А второй - сможет ли он дальше жить в мире с собой и людьми, если ответ на первый вопрос будет “да”. И если на первый вопрос ему ответил Черт, то оказалось, что на второй сможет ответить только он сам. Найти этот ответ сейчас Тим был не в силах. Особенно мешал размышлениям проклятый зов, тупо стучавший в затылок, несмотря на отключившееся пси. Видимо, какую-то минимальную, пороговую эмпатию выбить из Тима не смог бы теперь даже выстрел излучателя в голову. Тим Костенко стал экстрасенсом до мозга костей. Он уже не был человеком в обычном смысле этого слова. Он стал чем-то не большим и не меньшим, а просто
совсем другим. И это “совсем другое” настырно тормошила за тысячи километров родственная душа. Настолько родственная, что даже Ольге Тим не сказал, откуда на самом деле шел сигнал. Обозначить направление у него хватило сил. Но конкретную точку он хотя и вычислил... а не назвал. По сути, это было предательство чистой воды. Единственному человеку, которого Тим действительно любил, он не рискнул до конца раскрыть тайну зова. Объективно это был разумный ход. Но свербящее отверстие в груди подсказывало, что, замалчивая информацию, Тим возвел между собой и любимой женщиной непробиваемую стену. Это было странное ощущение. За спиной оставались все новые и новые дворы, приближался дом, где жила Ольга, а Тим никак не мог разобраться, отчего он даже в последнюю встречу не сказал ей всего. То ли это его подсознание не могло простить девушке ранней седины, покрывшей голову Тима... То ли в злосчастном стальном сердце уже не было места для настоящей любви, когда близкого человека воспринимаешь, как свою половинку, от которой не может быть тайн, какими бы они ни были. То ли просто работал инстинкт самосохранения Так
или иначе, Тим чувствовал себя бесконечно усталым и до омерзения дурным человеком. Больше всего ему хотелось сейчас уткнуться в плечо любимой и заснуть. И спать, спать, спать, пока не очистится перепачканное биополе. А тогда - Тим это знал - ответы на все вопросы придут сами И будут эти ответы правильными. Он свернул в арку, вышел почти на середину последнего на его пути двора и вдруг ощутил смутное беспокойство. На мгновение его ослепило солнце. Естественно, Тим “щелкнул”, чтобы компенсировать потерю зрения. О том, что его пси отказалось работать, он просто в этот момент забыл И следящий контур тут же развернулся на половину обычной мощности. Тим даже не удивился. Он стоял на месте, щурясь, “нюхал” и пытался определить, что же здесь не так. Ольгин дом был дореволюционной постройки, во двор выходили двери черных ходов и закрытые решетками задние окна магазинов, расположенных на первом этаже. Ничего особенного за этими окнами и дверьми не происходило. Во всяком случае, так полагал следящий контур. Но Тим всей кожей чувствовал опасность. Как в детстве. И по лестнице черного хода спускалась Ольга. Стоя
неподвижно, Тим до боли закусил губу. В этой ситуации было что-то безумно знакомое, как будто сработало дежа-вю. Разгадка лежала рядом, но Тим не мог ее нащупать. Был какой-то ключ, словесный, короткая фраза, которую Тим слышал недавно, и если бы ее удалось вспомнить...
        - Тима! - радостно крикнула Ольга издали. “Что же такое я слышал?” - думал Тим, морща лоб. Следящий контур обшаривал помещения вокруг, но молчал. Никого там не было. Никого вообще.
        - Тима, ты как? - спросила Ольга, подбегая к нему и останавливаясь в нерешительности. Тим посмотрел на часы. До обеденного перерыва время еще оставалось. И магазины работали. В торговых залах были продавцы и покупатели. Но против обыкновения, не было ни души в выходящих окнами во двор складах и подсобках. Никто там не ворочал ящики, не курил, не трахался, не жрал водку. Никто.
“Почему это меня волнует?”
        - Что-то случилось? - спросила Ольга, боясь к нему прикоснуться. Она видела, что Тим “принюхивается”, и не хотела ему мешать- Не отвечая ей, Тим медленно огляделся глазами. Сердце подсказывало ему - бежать! - но разум не мог дать объяснения этому импульсу. Возможно, еще сутки назад Тим рванул бы отсюда со всех ног, не размышляя. Но сейчас во дворе стоял другой Тим. Он был вымотан до предела, чувствовал смутно, а соображал еще хуже. Внимательно оглядываясь, Тим чуть опустил глаза и зачем-то, сам не понимая, для чего, посмотрел на себя. И поймал опорный сигнал к разгадке. Ключ.
“Ты даже одет так же...” - сказала Ольга. Тим был в своей любимой джинсовой рубашке. Бурые крапинки на животе - следы крови Черта - довершили картину. От ужаса Тим задохнулся. История повторялась. Как и тогда, они с Ольгой стояли лицом к лицу. Но сейчас Ольга была в туфлях на высоком каблуке. И Тим уже ничего не мог поделать, только растянуть время, превратив секунду в час. Боек уже двигался к капсюлю патрона. Тим начал заваливаться всем корпусом вправо, уводя затылок с директрисы. В нескольких шагах перед ним стояла его девушка, и Тим опять не успевал дотянуться до нее. Пуля уже шла, раскручиваясь, по стволу. Тысячи людей, а может, и целые народы он уберег от зомбирования. Тысячи, а может, и миллионы совершенно безразличных ему жизней продолжались своим чередом. А вот эту жизнь, любимую, он спасти так и не смог. Пуля оторвалась от среза глушителя. Тим по-прежнему не чувствовал снайпера. Убийца носил на себе экран, идеально поглощающий весь спектр пси. Неподвижное, застывшее, прекрасное лицо Ольги смутно маячило перед Тимом. Лицо женщины, которую он любил, женщины, которая пошла за ним, готовая быть
рядом до конца, рожать от него детей и прощать ему то, что он мутант. Левую щеку прихватил обжигающий холод. Минусовая энергетика смертоносного кусочка металла вступила в близкий контакт с полем Тима. Тим завершил движение, и Ольга теперь смотрела мимо него. Прямо в глаза своему убийце. Тиму он целился в основание черепа. Ольге попадал в верхнюю часть лба, под самые волосы. И Тим уже ничего не мог сделать для нее. У него оставался лишь один выбор. Смотреть, как пуля врежется его женщине в голову, или ударить во все стороны, куполом, убивая невинных и виноватых, но упредить следующий выстрел снайпера. Он не стал ждать. Отключился от мира, чтобы не видеть того, что произойдет, - ни глазами, ни в спектре пси. Ощутил себя бомбой, которая сейчас взорвется. И взорвался. Чудовищный грохот расколол Вселенную на части, и сознание Тима покрыла тьма. Два тела - его и Ольги - коснулись земли почти одновременно. Тим ничком повалился вперед и уткнулся головой в ноги мертвой девушки. Сверху на них сыпалась мельчайшая стеклянная крошка. В небе фейерверком из перьев взрывались голуби. Дом стонал и вздрагивал. Из окон
хлестала фонтанами бело-розовая биомасса. С первого этажа летели сквозь решетки обрывки серебристой ткани. Части одежды, еще мгновение назад покрывавшей несколько тел. Сверкающая перчатка упала на асфальт и поползла, скребя пыль указательным пальцем. Из перчатки толчками выбивалась горячая бурая грязь. Через отворившуюся дверь магазина вывалился на улицу блестящий экранирующий скафандр, плотно набитый жидким и кипящим. Его постепенно раздувало, и наконец он с гулким хлопком лопнул, обдав стену фонтаном розовых пузырящихся брызг. Дом последний раз со скрежетом качнулся и застыл. Наступила тишина. Только где-то далеко надрывно выли собаки. И им вторил на высокой ноте приближающийся крик сирен.

* * *
        Тим проснулся и не поверил, что это смерть. Еще в Детстве, задумавшись о смерти, он понял, в чем ее суть. Люди обычно представляли себе конец жизни как тьму вокруг себя. Только правда о смерти куда страшнее. Смерть действительно тьма, но весь ужас этой тьмы в том, что тебя в ней - нет. Сейчас происходило что-то другое. Вокруг царила бархатная темнота, но Тим в ней - был. Он ничего не видел, ни глазами, ни пси. Но зато мог думать, а значит, то ли он насчет смерти весьма и весьма ошибался, то ли все еще был жив. Потом он догадался открыть глаза. Белый потолок, белые стены. Значит, мучения не кончились. Тима что-то ждало впереди. И в том, что это будет нечто омерзительное, он не сомневался. На планете Земля ничего хорошего с Тимом не происходило и больше произойти не могло. По привычке он в раздумье закусил губу. И с перепугу резко дернулся всем телом. Оказывается, он мог двигаться! Это тоже было очень плохо, так как двигаться Тим не хотел. Ему на полном серьезе хотелось провалиться сквозь землю и ничего больше никогда не делать. Тем не менее он находился в неприятном ему помещении и в окружении
враждебно настроенных людей. Возможно, в самом помещении их и не было, но зато породивший Тима мир насчитывал миллиарды этих уродов. С минуты на минуту они придут, и пытка начнется по новой. Поэтому Тим поднял голову и осмотрелся. Он лежал на столе, наподобие операционного, пристегнутый к нему широкими ремнями. Один ремень шел поперек груди, заодно прижимая к столу и плечи, другие фиксировали кисти рук и ноги. Защелки на ремнях запирались на ключ. В комнате действительно не было людей. Еще в ней не было окон, только дверь в торцевой стене. Гадкое холодное освещение шло от люминесцентных светильников на потолке. Прямо над столом нависал громоздкий отвратительного вида рабочий элемент психотронного сканера. И вокруг громоздились буквально кучи тошнотворной аппаратуры. От этого зрелища Тиму стало так плохо, что он принялся биться в путах, шипеть и плеваться. Через минуту, осознав бесплодность истерики и ощутив, что на губах у него пена, Тим затих. Постарался успокоиться. И осмотрелся вновь. Легче ему не стало, но он пришел к определенным выводам. Он находился, скорее всего, в Институте. И то, что
вивисекторы еще не приступили к работе, можно было считать до некоторой степени удачей. Потому что у Тима оставалось время поразмыслить и прикинуть, как отвести от себя беду. В том, что он уберется с этого стола либо трупом, либо оператором Проекта, Тим не сомневался. Еще пару дней назад он бы в подобных обстоятельствах согласился на второе. А сейчас... Тим задумался и обнаружил, что его не устраивает и первый исход. Потому что в обоих случаях он проигрывал. Он уставился на свою грудь, увидел бурые пятна на рубашке (куртка исчезла, видимо, сняли) и с невероятной горечью ощутил, что помнит все. “Ты даже одет так же...” Хотелось плакать, но слезы не текли. Наверное, Тим уже перешагнул порог, за которым нормальные проявления эмоций недоступны. Он просто с тоской рассматривал свое тело, одежду на нем... И вдруг резко повернул голову вправо. Из края воротника торчала короткая петелька. Тим совершенно забыл о лезвии в воротнике. Он не вспомнил о нем, даже когда стирал рубашку на даче. Впрочем, Тим всего лишь наспех застирывал пятна крови. Если бы он занялся рубашкой всерьез, кончик лезвия наверняка уколол
бы ему руку. Неловко вывернув шею, Тим захватил петельку зубами и осторожно потянул. Тупой конец лезвия с крепежным отверстием, в которое была пропущена нитка, показался наружу. Тим взял лезвие в зубы и вытащил до конца. Перебросил на язык и сосредоточился. Кисть руки можно было развернуть так, что появлялась возможность пилить охватывающий ее ремень. Тим дернул руку на себя, и она сместилась в ременной петле ровно настолько, чтобы авантюра увенчалась успехом. Тим оглядел комнату снова - неужели в ней действительно никого нет?! Но комната была пуста. Фантастическая удача. Тим развернул ладонь и выплюнул в нее лезвие. Промазал и некоторое время с перекошенным от напряжения лицом извивался, стараясь дотянуться до блестящего кусочка металла, лежащего между рукой и бедром. Достал! И начал резать толстую прорезиненную ткань. Пси бездействовало. Впрочем, после того, что Тим совершил в последний раз, он не удивился бы, откажись работать и тело. Очнувшись на этом столе, он сначала действительно решил, что умер. И был почти доволен. Но теперь он горел желанием освободиться и торопился изо всех сил. Он еще мог
убить и покалечить многих прежде, чем уничтожат его. Люди были сами виноваты. Нельзя оставлять пленника без присмотра. Тим резко дернул рукой, и ремень на кисти лопнул. Справиться с ремнем на груди оказалось не в пример легче. Через несколько секунд Тим уже сидел и тянулся к ногам. В этот момент открылась дверь. Вошедший в комнату молодой человек в белом халате явно недооценил противника. Вместо того чтобы поднимать крик, он бросился к Тиму и, что-то недовольно шипя, схватил его за плечи, намереваясь повалить на стол. Тим зажал лезвие плотнее и аккуратно воткнул его молодому человеку на ладонь ниже левого уха. Рабочая часть лезвия была в длину сантиметра три. Тим рванул лезвие на себя, и одновременно изо всех сил толкнул молодого человека назад, распарывая ему шею. Кровь из нее ударила таким фонтаном, каких Тим не видел даже в кино. Парень взвыл, повалился на спину и принялся биться об пол, подпрыгивая и орошая все вокруг красным. При этом он противно булькал и хрипел. Тим, не обращая на него внимания, сосредоточенно резал путы на ногах. Когда парень затих, Тим уже стоял у двери, прислушиваясь к
быстрым шагам по коридору. Дверь отворилась, на пороге возник еще один молодой человек, тоже в халате. Как и первый, он не произвел на Тима впечатления. Он просто встал как вкопанный и вытаращился на труп своего предшественника. Оставалось делом техники крепко взять его за руку, втащить в комнату и захлопнуть дверь.
        - Ты кто? - спросил Тим, разворачивая парня лицом к себе и чувствительно втыкая кончик лезвия ему в шею.
        - Н-никто, - пролепетал тот. - Н-никто, клянусь. Я п-п-просто научный сотрудник...
        - Плохо, - сообщил Тим, с отвращением рассматривая научного сотрудника. Тот был как минимум килограммов на десять тяжелее Тима и, похоже, раза в полтора сильнее. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что научный сотрудник с перепугу разве что не обкакался. Из-под руки Тима по шее парня стекала кровь. Тим его понимал, но не жалел.
        - Кто старший? - спросил Тим. Научный сотрудник тяжело сглотнул.
        - Доктор Самохин, - с трудом выговорил он.
        -Где?
        - Сейчас придет. Он за мной должен... Не надо, не убивай меня. Только не убивай... Зачем тебе это? Тебе все равно отсюда не выйти.
        - Это почему же мне не выйти? - усмехнулся Тим.
        - А перекрыты этажи! - чуть ли не радостно воскликнул научный сотрудник. - С тех пор, как тебя привезли! В каждом проходе по мужику с автоматом! С тобой человек двадцать приехало! Слушай, мой тебе совет, договорись ты с ними по-хорошему, а? Ну зачем тебе...
        - Не выйдет, - вздохнул Тим и дернул лезвие на себя. Научный сотрудник рванулся в сторону и сам завершил дело. Хватаясь за шею, он завертелся волчком, поскользнулся в луже крови и укатился под стол. Тим брезгливо стер со щеки красные брызги. С сомнением посмотрел на зажатое в пальцах лезвие и осмотрелся в поисках оружия посолиднее, но ничего подходящего на заметил. По коридору снова кто-то шел. Мысленно Тим перекрестился. Он не знал, насколько доктору Самохину удалось продвинуться в
“форсировании” за последнее время. Оставалось только надеяться, что привычки “щелкать” на ходу доктор еще не приобрел. Так же как и его научный сотрудник, доктор Самохин на пороге в ужасе застыл. Челюсть у него отпала, а когда захлопнулась дверь и крепкая рука бесцеремонно ухватила доктора за гениталии, чуть не отвалилась совсем.
        - Привет! - Тим воткнул лезвие доктору в подбородок и слегка повернул, чтобы метка осталась посерьезнее. - Это я, твой п...ц! Доктор, вылупив глаза, смотрел на Тима в немом изумлении.
        - Или тебе яйца отрезать? - спросил Тим. - Отрезать и в карман положить... На долгую память. Пожалуй, так и сделаем. Дочку ты уже родил. И хватит с тебя. Он вырвал острие у Самохина из подбородка и воткнул ему в шею. Доктор наконец смог закрыть рот.
        - Давай рассказывай, как ты меня отсюда вытащишь! - потребовал Тим. - Только быстро рассказывай.
        - Тима... - прохрипел Самохин.
        - Я и без твоей помощи выберусь, - пообещал Тим. - Только крови будет по колено. Давай, спасай людей, Гиппократ х...ев. Самохин очень медленно поднял руку и ощупал свой разрезанный подбородок. В глазах у него при этом стояла такая •безумная тоска, что Тиму стало противно. Он отнял лезвие от шеи доктора, вытер его полой самохинского халата, отошел в сторону и уселся на какой-то громоздкий прибор. Самохин, не отпуская подбородка, привалился к стене.
        - И как это мы с тобой, папаша, не породнились? - издевательски заметил Тим. - Дочурку-то твою я имел возможность изнасиловать во все дырки. Так нет, пожалел... Ты хоть в курсе, мудак, что Нина твоя - зомби? Самохин, кряхтя, отошел в угол комнаты, где стоял письменный стол, и принялся копаться в ящиках. Тим ему не мешал. Доктор и так был совершенно раздавлен Проектом, а тут на него еще свалился глумливый молодец с острым режущим предметом. Самохин добыл из стола клок ваты, пластырь и склянку с прозрачной жидкостью. Шипя, он промыл рану на подбородке, зубами оторвал кусок пластыря и криво залепил распоротую челюсть.
        - Н-ну? - поинтересовался Тим. - Есть идеи? Доктор уселся за стол, положил на него руки и уронил голову поверх них.
        - Что делать-то будем? - спросил Тим.
        - У нас в запасе два часа, - глухо ответил Самохин. - Придумаем что-нибудь.
        - Так ты в курсе насчет Нины?
        - Когда вы ее видели, Тим? - спросил доктор, по-прежнему не поднимая головы.
        - Не помню. Дней десять назад. В принципе, вы не беспокойтесь. С ней порядок, она просто под гипнозом. Психотронного зомбирования не было.
        - А я ее не видел три недели, - проговорил Самохин. Он поднял на Тима глаза, и тот отвернулся. - Они забрали ее, Тим. Жену забрали, Нину забрали... Я в ногах у них валялся. На коленях стоял...
        - И теперь эта шарашка, - Тим обвел рукой вокруг, - часть Проекта. Доктор утвердительно вздохнул.
        - А что они сказали делать со мной? - спросил Тим.
        - Пока ничего. Только привести в чувство и... и нейтрализовать, если вы включите пси на поражение.
        - У меня больше нет пси.
        - Что? - встрепенулся Самохин.
        - Не знаю, почему я это вам говорю, - помотал головой Тим. - Но факт остается фактом. Батарейки у меня сели. Такие вот дела, милый доктор.
        - Так все-таки, что было с Ниной? - спросил доктор.
        - Да так... В засаду ее поставили. Нацепили на руку излучатель и отправили меня караулить... Кстати, доктор, это вы ее инициировали?
        - Нет, - вздохнул Самохин. - Она начала развиваться спонтанно, год назад.
        - Так я и думал, - кивнул Тим. - Вам рассказать вообще, дорогой ученый, что в мире творится? Или вам на это насрать с высоких стен фундаментальной науки?
        - Не надо, - вздохнул доктор. - Мне все объяснили. В подробностях, - голос его был слаб и бесцветен, как у тяжело больного человека.
        - Да ладно, расслабьтесь, - хмыкнул Тим. - Не все так плохо. Хананова больше нет. И ведущих операторов, во всяком случае здесь, в Москве, тоже... почти нет. Вы теперь, доктор, первая скрипка в оркестре. Так что не стесняйтесь выставлять Проекту условия.
        - Я? - удивился Самохин. - Почему я?
        - А потому, - сказал Тим, спрыгивая с насеста и подходя к Самохину вплотную. - Нет больше премьер-оператора, понимаете? И как минимум трети ведущих операторов тоже нет. Да и те, что остались, без Хананова далеко не уедут. Мелюзга на городских подстанциях вообще не в счет. Слабенькие бездарные сенсы. И вы, доктор, с вашей системой форсирования нужны теперь Проекту до зарезу. Им понадобится в кратчайшие сроки подтянуть кучу народа до очень высокого уровня. Иначе Проекту каюк. Зомби разбегутся, контроль ослабнет, Москва пойдет вразнос и встанет на уши. Без вас Проект с треском проваливается.
        - О господи... - пробормотал Самохин, хватаясь за голову.
        - Радоваться надо! Будете вертеть Проектом, как захочется. Только смелее надо, и все. Есть, правда, одна загвоздка... Самохин из-под руки опасливо глянул на Тима.
        - Правильно, - кивнул Тим. - Для того чтобы вы могли диктовать условия, нужно, чтобы исчез я. Как только я испарюсь, вы сможете выйти к Проекту с широкой улыбкой и спросить, а где, собственно, ваша семья. Самохин вздохнул так душераздирающе, что Тиму даже стало немного смешно. Он понял, что пора брать инициативу в свои руки. Терзаемый страхами доктор мог переживать сколько угодно, а у Тима оставалось все меньше времени для маневра.
        - В каком состоянии ваша разработка? - жестко спросил он.
        - Конца края не видать... - пробурчал Самохин.
        - Отлично! Вот и делайте ее потихоньку. А параллельно тренируйте свое пси. Учитесь подчинять себе людей. И к тому моменту, когда Проект начнет давить, вы сами его возьмете к ногтю. Да он и так долго не протянет. Вопрос только в одном - сдохнет он до того, как вам придется кого-то убить, или нет. Самохин тихо застонал.
        - Еще один великий гуманист, - фыркнул Тим. - Ничего, привыкнете. Детей годовалых бросать вы умеете. Так что и человека придавить вам труда не составит.
        - Тима... - простонал Самохин. - Я же с восемнадцати лет у КГБ вот где, - он протянул вперед сжатый кулак.
        - А я с рождения! - заорал Тим, но осекся, боясь, что услышат. Лужа крови на полу уже приближалась к его ногам, и он уселся на стол рядом с доктором. - Во! - показал он на тела молодых людей. - Сидите в комнате, где два трупа и кровищей воняет так, что не продохнуть, - и хоть бы что! При этих его словах доктор издал такой звук, как будто его сейчас вырвет, и зажал рот руками. Некоторое время он, давясь, боролся с тошнотой.
        - Я привык, - заметил Тим философски. - И вы привыкнете. Борьба за существование, доктор. Итак, вы все поняли, что я вам сказал? Самохин, не отнимая рук ото рта, кивнул.
        - Это ваш единственный шанс, - сказал Тим. - Либо вы перехватите инициативу, либо они вас съедят. Будем сотрудничать? Еще кивок.
        - Успеете за час меня подзарядить? Пожатие плечами. Тим обошел кровавую лужу по краю и уселся на стол под сканером.
        - Вперед! - приказал он. Доктор выбрался из своего угла и осторожно, по стенке, прошел за пульт перед столом.
        - Окно нельзя открыть? - просил Тим. - Задохнуться можно. Ах да, нет же окон...
        - Тима, - подал голос доктор. - Простите... Мне это так запало в душу... Так что, неужели моя Нина должна была вас убить?
        - Ну почему сразу убить... - Тим лег и расслабился. Лезвие он воткнул в мягкое покрытие стола. - Мертвый я Проекту не нужен. Потерял бы сознание, и все. А они бы меня скрутили и привезли сюда. К вам-с.
        - Ох... - только и сказал доктор, чем-то щелкая на пульте. Кронштейн сканера чуть подвинулся, и рядом с ним развернулась телескопическая штанга с цилиндрическим телом из тонкой металлической сетки. Тим ощутил легкое жжение в переносице.
        - Между прочим, - заметил Тим, - мы уже полчаса болтаем, а дверь запереть так и не догадались.
        - Там нет замка, - сказал доктор. - Не беспокойтесь, Тим, чужие сюда не ходят. Опасаются. А этим... Во-первых, я запретил, а во-вторых, если кто психотроники и боится, так это они.
        - Меченых среди моего эскорта не видели?
        - Это с черным пятнышком? Нет.
        - А вы делаете успехи, доктор...
        - Как она выглядела? - спросил доктор внезапно.
        - Потрясающе. Она совсем еще девчонка и категорически не в моем вкусе, но... - начал было Тим и вдруг замолчал. Жжение в переносице усилилось.
        - Простите, - сказал Тим очень тихо. - Я вспомнил... Извините, доктор, мне сейчас тяжело говорить...
        - Ничего, - пробормотал Самохин. - Главное - расслабьтесь.
        - Я постараюсь, - выдавил Тим сквозь рыдания, сотрясающие его. Самохин вышел из-за пульта и, не обращая внимания на то, что ступает по крови, подошел к столу. Он склонился над Тимом и положил ему на виски мягкие горячие руки.
        - Бедный мой, - прошептал он. - Что же они с вами сделали...
        - А-а, н-ничего... - выдохнул Тим, содрогаясь всем телом. - А-а, они меня у-уб-били...

* * *
        Молодой человек вышел из лесной чащи и остановился на высоком откосе, глядя вниз. Перед ним была небольшая котловина, на дне которой блестело густо заросшее по краям озерцо. Легкий ветерок перебирал седые пряди, спадавшие на высокий лоб. Молодой человек сбросил с плеч рюкзак, уселся на сухую траву и прикрыл глаза. Он вышел к цели, и ему больше некуда было торопиться. Пару недель тому назад, почувствовав за собой погоню, он был вынужден прибавить темп. До этого он шел через страну неспешно, раздумчиво, стараясь впитать в себя как можно больше ощущений. Жадно подставлял лицо ветрам, ловил носом запахи, прикасался руками к зданиям и машинам, перебирал в пальцах дорожную пыль. Вставал на колени перед цветами и нагибал к себе ветви деревьев. Пил из множества озер и рек. Только к людям он был равнодушен, используя их, когда требовала необходимость, и не замечая, когда они были ему не нужны. Он долго шел пешком через села, городки и города, но не увидел в них ни одного человека. Даже когда заходил в людские дома, чтобы переночевать или привести себя в порядок, самих людей он не видел. И еще он закрывал
глаза, склоняясь над водной гладью. И брился на ощупь, почти не глядя в зеркало. Бриться он никогда не любил, но щетина не шла ему, а он почему-то хотел быть красивым, хотя и не позволял людям замечать себя и запоминать свой облик. Только однажды он случайно увидел свое отражение в зеркальном окне. На него смотрело жесткое волевое лицо, на котором ярко выделялись серо-стальные глаза. А корни волос в густой пепельной гриве были почему-то окрашены в темно-коричневый цвет. Он долго рассматривал себя, не понимая, что это означает, пока не сообразил - к его волосам скоро вернется их прежний цвет. На душе стало горько, потому что - он это точно знал - никогда не станут прежними его глаза. И вряд ли когда-нибудь отогреется сердце. Иногда вечерами на привалах он разжигал костер и вызывал из небытия образ женщины, которую потерял. Сотканная из призрачной голубоватой дымки, она садилась рядом, клала полупрозрачную руку ему на плечо и разговаривала с ним, пока он не засыпал. А иногда он не засыпал и беседовал с ней всю ночь, как это часто случалось, когда они были вместе во плоти. Потом какое-то время он не мог
говорить с ней. Погоня настигала его, и он спешил увести преследователей как можно глубже в тайгу, чтобы не пострадали невиновные. Сначала он отвадил от следа собак, которых ему было особенно жаль. Он всегда хорошо относился к собакам и обрадовался, когда они ушли. Затем попытался образумить людей. Но люди его не послушались, и тогда он избавил их от своего общества. А вчера он попрощался со своей любимой. Молодой человек открыл глаза и посмотрел вниз. В котловине, на берегу озера, уютно расположился, подмяв под себя камыши, диковинный летательный аппарат. Больше всего он был похож на земной “шаттл”. Но внимательный глаз обнаружил бы в его архитектуре нечто чужое, не свойственное человеческим представлениям об аэродинамике. Этот маленький тупоносый самолетик конструировал иной разум и строила нездешняя рука. На крыле самолетика, болтая короткими задними лапами, сидело нечто, отдаленно напоминающее исхудавшего медведя. С ног до остро торчащих ушей оно было покрыто ярко-рыжей шерстью. Кончик его носа, ладони и внутренняя поверхность пальцев, заканчивающихся короткими тупыми коготками, отливали черным.
Карие бусинки глаз задорно поблескивали. Существо было одето в пухлый черный жилет со множеством карманов. Рядом с ним на крыле стояло некое подобие корзинки, наполненное оранжевыми шарами, в которых без труда можно было узнать апельсины. Еще один апельсин был у существа в руках, и оно, удовлетворенно ворча, ловко снимало с него кожуру. Молодой человек рассмеялся. Существо подняло на него глаза, склонило голову набок, приоткрыло наполненную белоснежными зубками пасть и по-собачьи вывалило на сторону розовый язык. Высоко подбросило наполовину очищенный апельсин и ловко поймало его. И похлопало лапой по крылу рядом с собой. Молодой человек встал, подобрал рюкзак и начал спускаться вниз.

* * *
        Из Института нейрохирургии Проект вывез пятнадцать трупов и столько же еще живых, но в глубокой энергетической коме. Ни один из
“раненых” так и не пришел в себя, и все они впоследствии скончались. Научный персонал Института покинул здание самостоятельно и возвращаться в него отказался. Лаборатория Самохина была переведена в отдельный корпус на территории научного центра, остальным посоветовали заткнуться и выкручиваться, как знают. След Тимофея Костенко (наблюдаемая группа “Дети”, файл 028, объект “Стальное Сердце”) был обнаружен далеко за Уралом, и в ходе оперативно-розыскной работы удалось вычислить направление его движения. Однако группа захвата, отправленная за Костенко, назад не вернулась. Розыски пропавших в тайге оперативников тоже оказались безуспешны. Полковнику Леонову присвоили внеочередное звание генерал-майора и оформили переводом на должность начальника сектора “А” Проекта. Подразделение доктора Самохина было серьезно укрупнено и получило статус отдельного сектора “Ц”. Но было упущено главное - время. В течение почти трех месяцев Проект не выполнял своей главной задачи. Он потерял контроль над ситуацией в стране. Восполнить потери или хотя бы свести их к минимуму не удалось. События развивались стремительно, а
Проект все еще оставался “без рук”. Провал августовского путча в Москве поставил Государственную Контрольную Службу СССР на грань полного краха. Ввиду угрозы раскрытия Проект отдал приказ на самоуничтожение ряду ответственных партийных работников, сжег архивы и встал на консервацию. Положение усугубляли перебои с финансированием. К концу 1991 года численность активных сотрудников Проекта упала до ста человек. Основным их занятием было заметание следов. Владимир Владимирович Рябцев был помещен в психиатрическую клинику с диагнозом “шизофрения” и грифом “нецелесообразность переписки”. Федор Алексеевич Полынин скончался от обширного инфаркта. Иван Иванович Гаршин успешно продолжал работу на должности заведующего отделом науки одной из авторитетнейших газет. Нина Андреевна Самохина получила годовую оценку по поведению
“неудовлетворительно”, но тем не менее была переведена в десятый класс. Трагически погибшая в возрасте двадцати двух лет Ольга Викторовна Астахова, случайная жертва бандитской “разборки”, была похоронена на Хованском кладбище города Москвы. Сергей Тимофеевич Костенко покончил жизнь самоубийством выстрелом в голову из охотничьего ружья. Личные дела наблюдаемой группы “Дети” не были уничтожены чисто по инерции, из-за своей особой ценности. Что делать с оставшимися Детьми, никто в управлении Проекта не понимал. Эти четверо мутантов паранормальных способностей никогда не проявляли. Но за ними было положено следить. А теперь их бросили на произвол судьбы - пусть себе живут. И они жили, не зная, что невидимая петля, с детства лежавшая на их шеях, впервые слегка распустилась. Файл 105, объект “Мастер”, был отчислен со второго курса факультета журналистики МГУ за академические задолженности и систематическое непосещение занятий. Файл 116, объект “Волк”, поступил на факультет международного права МГИМО. Файл 117, объект “Лариса”, поступил в Литературный институт. Файл 200, объект “Малыш”, перешел на второй
курс физико- математического факультета МГУ.
        ЭПИЛОГ

23 апреля 1992 года. Москва, ул. Моховая, 20 Зайцев и Смолянинов вышли с факультета журналистики и остановились чуть левее от дверей под темным пятном на стене. Они достали сигареты и Смолянинов дал Зайцеву прикурить. Тот благодарно кивнул, задрал голову, осмотрел пятно и цыкнул зубом.
        - Как время летит, а? - заметил он. Смолянинов тоже посмотрел наверх и понимающе хмыкнул. Еще совсем недавно на месте пятна красовалась белая с золотом мемориальная доска в честь товарища Суслова. В первый раз ее облили чернилами еще задолго до августовского путча, развала страны, КПСС и КГБ. Тогда доску отмыли. Но акты вандализма приняли хроническую форму, и доску заколотили фанерой. А теперь и вовсе сняли.
        - Н-да... - Зайцев обвел тоскливым взглядом факультетский двор и вздохнул. - Что-то здесь не так, а?
        - Гниет факультет, - кивнул Смолянинов. - Эх, помню старые добрые времена... Когда с пятого курса уходили в “академку” люди с тридцатью шестью “хвостами”. Абсолютный рекорд университета. А обмывать дипломы шли в зоопарк. Представляешь, каково - напоить моржа портвейном, кидаться пустыми бутылками в слона, загоняя несчастное животное в дальний угол вольера... Прибегают менты, начинают всем руки крутить, а девочка в белом платьице, совершенно невинной внешности, этакая старшеклассница, падает задницей в лужу и оттуда ментам прокуренным голосом заявляет:
“А я вас всех на х...ю вертела”. Зайцев от души расхохотался.
        - Да уж... - с трудом выдавил он. - Знай наших...
        - Фирма, - гордо сказал Смолянинов, разглядывая обшарпанные стены факультета. - А сейчас просто бардак. Кругом “бычки” валяются, девицы ходят какие-то тусклые, хоть вообще не смотри...
        - А правда, что в Ленинской аудитории прямо на лекции на заднем ряду трахались? - спросил Зайцев.
        - Говорят... Хотя я слышал, что не в Ленинской, а в Коммунистической, на балконе. Не знаю, не участвовал. Хотя... Нет, у нас, конечно, факультет был лихой. Но здесь же все безобразия афишировались, их никто не стеснялся, А что творилось на других
“факах”, мы просто не в курсе. Черт его знает, какие там нравы. У меня приятель один, ты его не знаешь, подцепил как-то девчонку с “психа”. Красивую - жуть. И зашел с ней ближе к вечеру сюда, на лестницу боковую, - Смолянинов отвернулся и посмотрел в направлении лестницы. Лицо его приняло вдруг тоскливое и мечтательное выражение. - Покурить в тепле зашел. Так она его прямо на лестнице отымела, повернулась и ушла. А он, как в анекдоте, скакал за ней, держа штаны, и орал “Тебя зовут-то как?!”
        - Так это же психфак... - произнес Зайцев глубокомысленно.
        - А человек до сих пор переживает, - заметил Смолянинов. Зайцев очень внимательно на него посмотрел, но задавать вопросов не стал.
        - Пошли? - спросил Смолянинов.
        - Пошли. А... О! Кирилл! Гляди! От проспекта Маркса к факультету поднималась колоритнейшая пара. Впереди, засунув руки в карманы, шагал высокий молодой человек с очень приятным, только, может быть, чересчур высокомерным и отстраненным лицом. Во рту у него дымилась сигарета. Сбоку из-под дорогой модной кожанки свисал, болтаясь, сложенный вчетверо поводок. В двух метрах позади молодого человека тяжеловатой походкой следовала громадная собака. Не высокая или длинноногая, а именно очень большая, с по-человечески широкой грудью и почти медвежьей головой. Шерсть у собаки была серо-стальная с мелкими черными подпалинами. На голове вместо ушей торчали меховые кисточки. Хвост загибался кверху, глядя прямо в небо, и рассыпался длинными
“перьями”. Куривший во дворе народ будто по команде застыл и уставился на собаку. Несколько стаек первокурсников, кучковавшихся на подъеме, загораживая диковинной паре дорогу, дружно заткнулись и организованно сползли с асфальта на газон.
        - Коронный номер, - сказал Зайцев так гордо, будто это он сейчас ледоколом раздвигал толпу, не обращая внимания на то, как ведет себя сзади опасный, судя по всему, зверь.
        - Поганый номер, - заметил Смолянинов. - Вот как она сейчас кого-нибудь цапнет...
        - Не-а. И не думай.
        - Ну да! Что я, “кавказов” не знаю?
        - Эту не знаешь. А потом, Витька по собакам мастер.
        - Пижон он, - процедил Смолянинов неприязненно. Между тем молодой человек вплотную приблизился к скоплению народа у ступеней факультета. Он остановился, выплюнул сигарету, звонко щелкнул языком и хлопнул себя левой рукой по бедру. Собака немедленно догнала хозяина, подобралась к ноге, и молодой человек небрежно зацепил двумя пальцами кольцо на ее ошейнике. Разглядев в стороне от толпы Зайцева, он помахал ему и, пожимая руки и раскланиваясь, легко рассек толпу надвое. Студенты улыбались и кивали, но протянуть руку к собаке никто не рискнул.
        - Привет, - сказал молодой человек, подходя к Зайцеву. Они обменялись рукопожатием. Смолянинов тоже небрежно сунул парню руку и отметил, что лицо его расслабилось и стало вполне человеческим.
“Пижон страшный”, - повторил Смолянинов про себя.
        - Это называется Виктор Ларин, - представился ему молодой человек. - А это называется Чуча.
        - Кирилл, - кивнул Смолянинов.
        - Я знаю, - сказал Ларин просто. - Я только думал, что ты уже завязал со всем этим... - он махнул рукой в сторону факультета.
        - Да нет, не получается. Родители достают.
        - А кого они не достают? - осведомился Зайцев. Он осторожно гладил Чучу по мощному загривку и весь просто светился от счастья.
        - А ты на каком сейчас курсе? - спросил Ларин Смолянинова.
        - Да вот... Оказался почему-то на пятом, - Смолянинов коротко хохотнул. - Хотя был уверен, что еще на четвертом.
        - Н-да... А я вот был уверен, что я на третьем. А оказалось - ни на каком.
        - Выперли? - удивился Смолянинов.
        - Вроде того. Я им создал такие условия, при которых меня пришлось выпереть. Не могу я здесь больше. Чтобы в зимнюю сессию опять историю КПСС сдавать? На фиг, слуга покорный. А ты в курсе, кто теперь заведует кафедрой рекламы и экономической журналистики? Мужик, который до этого заведовал кафедрой партийно-советской печати. Все, не буду я здесь учиться. Противно. Окончательно факультет сгнил. Смолянинов пожал плечами, достал сигареты и протянул Ларину. Парень начинал ему нравиться.
        - Спасибо, у меня свои. Ты где сейчас? С Олежкой вместе? Завидую. Дай вам бог удачи, господа.
        - А ты как? Что там вообще творится в старой доброй газетенке?
        - А... - Ларин неприязненно скривился. - Делят шкуру неубитого медведя. Соревнуются, кто больше акций хапнет.
        - Как у тебя с Гаршиным? - спросил Зайцев. Он по-прежнему не мог оторваться от Чучи, теперь он чесал ей за ухом. Собака приоткрыла рот и вывалила язык. Хвост ее по-прежнему смотрел вверх, свидетельствуя, что его обладательница находится в прекрасном расположении духа.
        - Погано, - выплюнул слово Ларин, отпустил Чучу и полез за сигаретами. - Забодал он меня, - признался он, выпуская дым. - Тему психотроники фактически закрыл. Сказал, что если я о ней еще хоть раз заикнусь, то поставит вопрос о моей профпригодности. Кстати, это очень хорошо, что я тебя встретил. Вот, посмотри, - Ларин сунул руку за пазуху и достал несколько сложенных вчетверо листков. Зайцев с трудом отлип от собаки, развернул листки и сказал: “Ого!” Смолянинов глянул ему через плечо. “А-а...” - протянул он разочарованно, отвернулся, высмотрел кого-то в толпе и отошел. Ларин молча курил. Зайцев листал документ. У него в руках было постановление Комитета Верховного Совета СССР по науке и технологиям от 4 июля 1991 года. Название документа было “О порочной практике финансирования псевдонаучных исследований из государственных источников”. В постановлении утверждалось, что несколько общесоюзных министерств затратили пятьсот миллионов рублей на лженаучные и антинаучные разработки по “спинорным (торсионным) полям”. Министерства были введены в заблуждение аферистами от науки, утверждавшими, что с помощью
генераторов этих полей (“психотронных генераторов”) можно создать оружие нового поколения, позволяющее на расстоянии управлять поведением человека. В качестве заказчиков работ в постановлении назывались Министерство обороны, Минатомэнергопром, КГБ СССР и Военно-промышленная Комиссия Кабинета Министров СССР. А первым в списке из более чем двадцати исполнителей стоял отлично знакомый Зайцеву киевский Институт проблем материаловедения АН Украины. В свое время один из работников этого института проболтался, что в институтских лабораториях начато мелкопоточное производство боевых психотронных генераторов. Зайцев бросился в Киев, но руководство института ловко выставило болтливого сотрудника психом, а Зайцева - дураком.
        - Вот блядство! - рявкнул Зайцев.
        - Ты читай, читай.
        - Откуда это?
        - Член-корреспондент Александров добыл.
        - Вот уж кто счастлив...
        - Это точно. Так и сияет. Ну, его можно понять. Не каждому ученому выпадает счастье разоблачить лженауку. Да, он говорит, что это постановление было с подачи отделения общей физики и астрономии Академии наук. Это так, для справки. Ты читай, читай. Зайцев, не отрываясь от постановления, сунул в рот сигарету, прикурил от протянутой Лариным зажигалки, промычал “спасибо” и продолжил чтение. Дальше ничего особенного в постановлении не было. Главным виновником безобразия объявлялся Межотраслевой научно- технический центр “Вент”, он же бывший Центр нетрадиционных технологий ГКНТ СССР. И по одной только линии Министерства обороны Центр хапнул двадцать три миллиона.
        - Ты до центра “Вент” доехал? - спросил Ларин. - Так вот, мне Александров их программу работ показывал. И я своими глазами видел раздел, где прямо говорится о... - Ларин задрал глаза к небу, вспоминая, - ...“дистанционном медико-биологическом и психофизическом воздействии на войска и население торсионными излучениями и защите войск и населения от таких излучений”. Вот так- то. Что скажешь? Зайцев посмотрел в конец постановления. Комитет по науке и технологиям требовал от финансирующих “лженаучные разработки” организаций представить в Верховный Совет СССР подробные отчеты. Зайцев сложил бумаги и вернул их Ларину.
        - А что я должен сказать, Витька? - спросил он. - Ты сам все знаешь. Страны такой - СССР - больше нет, Верховного Совета ее нет, и Комитета такого, значит, тоже нет. Вместо КГБ - ФСБ. Все архивы наверняка сожгли. Особенно кагэбэшные. Ничего ты больше не найдешь.
        - Слушай ты, профессионал, - сказал Ларин. - Что мне делать-то?
        - Забыть, - посоветовал из-за спины Ларина подошедший Смолянинов. Ларин неодобрительно глянул на него через плечо.
        - Ты помнишь Тима Костенко? - спросил Ларина Зайцев. - Хотя нет, ты же его не видел.
        - Я ему звонил один раз. Но он был пьяный в говнище и меня послал. Сказал, что ему это расследование поперек горла.
        - Вот именно, - кивнул Зайцев. - Это он нам с тобой говорил. Легенда у него была такая. А на самом деле он продолжал копать. И знаешь, где он сейчас?
        - Догадываюсь, - процедил Ларин. - Лечится от алкоголизма.
        - Нет, - грустно сказал Смолянинов. - Лечится от мании преследования.
        - Ты серьезно? - тихо спросил Ларин, оборачиваясь к нему. Смолянинов со вздохом кивнул.
        - На все сто, - подтвердил за Смолянинова Зайцев. - Он в больнице, и выйдет из нее вряд ли.
        - Это расследование - чистой воды гроб, - объяснил Смолянинов.
        - Никакой возможности узнать правду. Даже не для публикации, а так, для себя. Конечно, никто за эту тему не брался. А Тимка полез. Очень жалко его. Это гроб, - повторил Смолянинов, поднимая руку, чтобы утешительно хлопнуть Ларина по плечу. Снизу раздался короткий рык, и Смолянинов руку поспешно отдернул.
        - Фу, - сказал Ларин собаке. - Как не стыдно.
        - А Тимку действительно жалко, - вздохнул Зайцев. - Талантливый был парень. Но сломался на этом деле.
        - Откуда ты знаешь, что он в психушке? - вдруг спросил Ларин.
        - Его отец сказал. Я Тимофея искал, хотел к нам позвать на работу, и отец мне обстоятельно все изложил. Про бред преследования и прочие дела.
        - Как это он так... - пробормотал Ларин и глубоко задумался.
        - Может, он с самого начала был немножко того, - предположил Смолянинов. - Хотя нет, нет... ничего похожего.
        - Если сначала ничего и не было, так потом стало, - кивнул Зайцев.
        - Тимка довел себя до такого нервного истощения, когда и нормальный
“съехать” может, а тема у него как раз подходящая была. У Тимки развился бред преследования, такой же, как и у зомби, с которыми он работал- Вполне закономерно.
        - Заразился... - Смолянинов невольно поежился.
        - Не знаю, господа, - покачал головой Ларин. - Страшное дело, конечно. Жалко мужика. Но и тема страшная. Должен же кто-то ее разрабатывать...
        - Ты пойми, балбес, - Зайцев умоляюще прижал руки к груди. - Даже если что-то там и было, ты уже ничего не докажешь. А главное - в любом случае нету больше по этой теме ни заказчиков, ни исполнителей. Деньги в стране кончились. И страна другая. Не нужно ей психотронное оружие. И не будет его больше никто делать. Потому что спроса нет.
        - А насчет “тему разрабатывать”, - заметил Смолянинов, - это ты не беспокойся. Среди нашего брата психов достаточно. Так что о теме кто-нибудь да позаботится. Ларин снова покачал головой.
        - Положим, сейчас мне все равно Гаршин кислород перекрыл, - сказал он. - Но где-нибудь через полгодика...
        - Да ради бога, - перебил его Зайцев. - Только не забывай Тима Костенко.
        - Между прочим, они похожи, - заметил Смолянинов. - И очень.
        - Да, что-то общее просматривается, - кивнул Зайцев.
        - Только этот недоверчивый, - усмехнулся Смолянинов. Ларин улыбнулся и хотел, видимо, съязвить, но тут собака, которую он по-прежнему одной рукой придерживал за шиворот, громко взвыла и, приседая на задние лапы, рванулась к ступеням факультета. Ларин едва успел обернуться и поймать в объятья высокую темноволосую девушку.
        - Танюшка... - Он поцеловал ее, поставил на ноги и повернул было лицом к коллегам, но девушка упала на корточки и обняла за шею собаку, которая тут же попыталась, радостно подвывая, облизать с ее лица косметику.
        -Это любовь! - объяснил присутствующим Смолянинов. Девушка бросила на него снизу вверх задорный взгляд и распрямилась. Собака уткнулась ей носом в колени, продолжая исступленно вилять задом. Студенты вокруг смотрели кто на девушку, кто на собаку. Вдали кто-то восхищенно аплодировал.
        - Господин Зайцев, господин Смолянинов, Таня, - представил их друг другу Ларин.
        - И Чуча! - заявила девушка. - Привет! Журналисты дружно раскланялись.
        - Ну что? - обернулась девушка к Ларину.
        - Пошли? - заговорщически подмигнул он ей. - Вы извините, мы пошли. И спасибо, господа. Я ваши советы учту. Думаю, я даже им последую. Счастливо. Увидимся, да, Олег?
        - Я тебе позвоню на той неделе, - кивнул Зайцев.
        - Берегите себя, - улыбнулся Смолянинов, хищно глядя на девушку.
        - До свидания, - улыбнулась Таня в ответ. - Эй, ты! - она пихнула коленом Чучу. Собака подняла голову и оскалилась. Это было очень похоже на улыбку. Таня пошарила рукой под курткой у Ларина, выдернула поводок у него из-под пояса и застегнула карабин на кольце ошейника собаки. Ларин еще раз кивнул друзьям, обнял Таню за плечи, и троица двинулась за угол. По меньшей мере половина толпящегося во дворе народа смотрела им вслед.
        - Что ты думаешь об этом? - спросил Смолянинов.
        - Ларина здесь терпеть не могут, - ответил Зайцев. - Она самая красивая девушка на его курсе. А может, и на всем факультете.
        - Да нет! - отмахнулся Смолянинов. - Что ты думаешь о психотронике? Зайцев удивленно посмотрел на него.
        - Что с тобой, Кир? Ты же всегда говорил, что это бред...
        - А я и сейчас так считаю,
        - Ну и...
        - Почему такие вот ребята, молодые, чистые, как Тимка, как этот...
        - А мы с тобой, значит, старые и грязные?
        - ...почему они так настырно лезут туда, куда не надо? - закончил мысль Смолянинов. - Хоть им кол на голове теши.
        - Во-первых, они еще не профессионалы. Во-вторых, они работать не хотят. В-третьих, им очень хочется нахрапом пролезть в знаменитости. Мне продолжать? - спросил Зайцев неожиданно жестко.
        - А ты злой, оказывается, Заяц, - искренне удивился Смолянинов.
        - Ты видел хоть раз, чтобы Костенко дежурил по отделу? Или в типографию бегал, или “свежей головой” был? Ни разу. И Витька - это Костенко номер два. Он скорее в психушку готов, чем за станок.
        - Заяц, ты очень злой! - сообщил ему Смолянинов. - И ты циник!
        - Такие из принципа ставят перед собой задачи, на которые нет ответа! - гнул свое Зайцев, потихоньку разъяряясь.
        - Фу! А еще Зайцев! Волчара ты позорный! Зайцев сник.
        - Я хочу понять, отчего мы с тобой не беремся за такие дела, - объяснил Смолянинов. - А если беремся, то не доводим до конца. У тебя сколько публикаций было по “Программе “Зомби”?
        - Ну, восемь... или девять.
        - Кстати, у Костенко ни одной.
        - Нет, была одна. Первая. Там стояло две подписи, моя и его.
        - Вот именно. У него, который все придумал, одна. А у тебя двадцать. И он в больнице, а ты здесь. Почему? Сказать?
        - Ну скажи. Тоже мне...
        - Потому что его интересовал результат. А тебя - публикации. Ты как только уперся в стенку и понял, что писать больше не о чем, сплавил тему на сторону. Ларину вот этому. А Тимке нужен был результат, он боролся за идею, понял?
        - Ну и что? - резонно спросил Зайцев.
        - Да ничего! Просто ты профессионал, а он нет. Вот и все.
        - Так я это сам говорил.
        - А я с тобой и не спорю.
        - А о чем мы тогда?..
        - Я разобраться хочу, - жестко произнес Смолянинов.
        - Ладно, - Зайцев невоспитанно сплюнул под ноги и прикурил новую сигарету от окурка. - Понял я тебя, Кир. Понял. Значит, так. Рассказываю один раз. Я сплавил эту тему Ларину потому, что почувствовал, что мне страшно. Все, я это сказал. Вслух. Ну что, съел? Смолянинов молчал.
        - И потом, там действительно был тупик, - объяснил Зайцев. - Я на самом деле уперся в стену. Дальше информация кончалась. Меня футболили из инстанции в инстанцию, никто не хотел со мной говорить. Ну, я и...
        - Нашел того, кому было не страшно, - кивнул своим мыслям Смолянинов.
        - Пожалуйста, - развел руками Зайцев. - Пожалуйста.
        - Олежка, тебя ведь никто ни в чем не обвиняет, - улыбнулся Смолянинов. - Извини, я просто что-то задумался обо всем этом... Мне казалось, что у тебя есть ответ. А ты и сам ничего понять не можешь.
        - Страшно было. И Костенко тоже боялся. Он сам мне говорил. Да все боялись, Кир! Все! Даже Гульнов боялся, который вообще был в стороне. Знаешь, как он озверел, когда нас цензура прикрыла?! А ведь он неспроста тогда рогом уперся. Он тоже понял, какая это страшная тема и как больно за нее можно получить. А Тимофей, между нами говоря, повел себя, как сука высокомерная! Глядел на нас свысока и хихикал - мол, побойтесь с мое, мужики... Он-то думал, я этого не вижу... Смолянинов встрепенулся и хитро глянул на хмурого Зайцева.
        - А пошли-ка мы с тобой кофейку долбанем! - процитировал он шутку с факультетского капустника.
        - По чашечке! - подхватил Зайцев.
        - Кружечек по восемь! - завершил диалог Смолянинов.
        - Пошли, - кивнул Зайцев и снова погрустнел. - Тимку помянем.
        - Помянем, - согласился Смолянинов. - Хреново без него. И не так уж чтобы очень близко я его знал, а вот... хреново. Они вышли на проспект Маркса (или теперь Моховую?) и молча двинулись к метро, наклонившись вперед, навстречу внезапно подувшему ветру.
        - “Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот, особенно ночью, когда силы зла безраздельно властвуют над миром”, - вдруг процитировал Смолянинов. - Я сказал это Костенко почти два года назад. Как раз после самой первой вашей публикации. Сейчас вот вспомнилось...
        - Я тебе соврал насчет психушки, - пробормотал Зайцев. - И тебе, и Витьке, всем соврал. Смолянинов остановился так резко, что Зайцев по инерции проскочил вперед. И останавливаться не стал. Смолянинов догнал его и крепко взял за воротник.
        - Пошли, пошли, - сказал Зайцев, неприязненно морщась. - Пива очень хочется.
        - Так что же с ним на самом деле?! - грозно вопросил Смолянинов, мелко тряся Зайцева за воротник.
        - Удрал он! - рявкнул Зайцев, вырываясь. - Сбежал! Сбежал!!! Бросил все и рванул! И в психушке не он, а его мать! А отец застрелился, понял?! С собой покончил! Ясно тебе?!
        - Откуда ты... - пробормотал Смолянинов, выпуская зайцевский воротник и снова останавливаясь. Зайцев тоже встал. Прохожие на него оглядывались.
        - К Гульнову кагэбэшник приходил, - сказал Зайцев устало. - И ко мне тоже. Все напугать пытался - государственная тайна, измена Родине...
        - А Костенко где? - пробормотал обалдело Смолянинов. Зайцев скорчил в ответ гримасу.
        - Первый раз Тим меня предал, когда разыграл спектакль, будто уходит из расследования, - сказал он горько. - И не только меня, всех нас. Второй раз предал, когда симулировал манию преследования. Он ведь на самом деле ложился на обследование в какой-то институт. И мне это действительно его отец по телефону сказал, я просто зажал информацию. А в третий раз он нас предал, когда пропал без вести.
        - Да почему же предал? - удивился Смолянинов. - Наоборот, он все взял на себя, он хотел один...
        - А это что, не предательство?! - воскликнул Зайцев. - Он что-то узнал, понимаешь? Узнал что-то такое, что испугался и сбежал! Почему он к нам не пришел, а? Думаешь, мы бы не раскрутили это дело?! Да мы бы всю страну на уши поставили! Но он хотел все один, только один! Я от страха ночами не спал, квасить начал, мне среди бела дня чертовщина мерещилась, а получается, целый год потратил на какую-то х...ню! И теперь мы здесь, и все в говне, а он неизвестно где, и его ГБ ищет! Это что, не предательство?! - орал Зайцев, надсаживаясь. Смолянинов стоял перед ним и глядел себе под ноги. - Что ж мы, не люди? - спросил его Зайцев уже тихо. - Не друзья ему? Получается так. Получается, он нам не верил. Чем мы это заслужили? Тем, что помогали ему всем, чем могли? Что, мы меньше него рисковали? Мы ведь тоже с Гульновым запросто идем по статье об измене Родине... Мне этот кагэбэшник очень здорово все объяснил. Ну, плевал я на статью, ни х...я они мне не сделают. Но я по-прежнему ни х...я не знаю и ни х...я не понимаю! А Костенко, сука, что-то знает! А мы - нет! Это что, по- человечески?
        - Государственная тайна, измена Родине... Значит, это все правда? - пробормотал Смолянинов.
        - Значит, это все правда, - эхом ответил Зайцев.
        - И что ты теперь намерен делать?
        - А что ты мне посоветуешь? - спросил Зайцев. - Вот поставь себя на мое место. Ну, поставь.
        - Я не могу, - признался Смолянинов. - Олежка, я же не знаю, что это такое - семья, ребенок... Тебе беречься нужно.
        - И все-таки, - не унимался Зайцев, - попробуй. Ты старше меня, ты опытный, много работал в опасных местах. Что ты мне посоветуешь? Смолянинов зябко повел широкими плечами.
        - Забыть, - твердо сказал он, снова поежился и поднял воротник. Опустил глаза, сунул руки в карманы и шагнул вперед. Прячась от порывов ветра, Зайцев пристроился ему в спину.