Сын заката Оксана Борисовна Демченко
        Ветры земные #1
        Сын юго-западного ветра накопил задолгие годы тучу вопросов инетяготился их грузом, полагая создание вопросов иподбор ответов забавнейшей изигр, доступных разуму идуше… Игру оборвалсмерч разрушительных событий. Сперва казалось - ненадолго. Зачем встревать вмрачные игры людей, где всякий вопрос касается распределения власти, аответ создается золотом икровью? Носмерч разрастался, требуя или укрыться ипереждать - илиже идти против чужого ветра ибороться изо всехсил.
        Ветры земные
        Книга 1. Сын заката
        Оксана Демченко
        Корректор Борис Демченко
        Дизайнер обложки Оксана Демченко
        Фотограф Zolotarevs, фотобанк shutterstock
        
                
        Пролог. Танец
        Её непокорные волосы бились темным вихрем. Глаза цвета шоколада вспыхивали неожиданно холодно, хищно. Руки делались то крыльями мотылька, то готовыми ужалить змеями, то трепетными побегами, то клинками, вырезающими сердце…
        Босая, она танцевала так, словно камень мостовой раскален добела инельзя ни намиг прервать движение, подобное полету. Иона - парила ипорхала, вродебы некасаясь мостовой. Она была демоном ибожеством, отчаянием инадеждой, проклятием ипрощением. Плясунья плела волшбу переменчивого узора, стягивала вузел взгляды, втаптывала впыль мысли. Ирастущее безумие стучало изнутри вгулкие ребра…
        Площадь, где вершился танец, все теснее заполнялась покорными зрителями. Люди смотрели, дышали безумием… и, поддавшись ему, вливались вединое целое - вмногоглазую недвижную толпу.
        Назалитой солнцем мостовой само время меняло ход. Расплавленное, оно замирало нетронутой гладью моря, позволяя лишь одной гибкой фигуре парить итрепетать насвоей поверхности. Весь мир делался плоским, бесцветным фоном для пламенного буйства танца. Щелчками пальцев плясунья отстукивала ритм сердец. Узорной шалью, как неводом, черпала вздохи…
        -Ах!
        Плясунья изогнулась впрыжке, свилась вкольцо, соединяя заспиной пальцы рук иног.
        -О-о…
        Точеную фигуру плотно оплели кисти шали… Краткий полумиг покоя, трепет рук, подобных ивовым листьям. Площадь несмеет вздохнуть, завороженная! Идаже сам ветер, вольный иненеуловимый, круговым потоком обтек площадь, скрутил несколько пыльных вихрей изатих - заколдованный… Ветер оказался выпит вздохом толпы ивозвращен навыдохе - пропитанный восторгом, безумный. Итакой он более немог безразлично течь отморя кгорам, скользить над крышами.
        Ветер задышал вместе слюдьми, едва плясунья закружилась, июбки, рукава, кисти её шали - взлетели языками пламени. Ритм танца скручивался всё туже. Волны вздохов катились, эхо стонало… Глаза сухо, алчно блестели. Пульс жары бился втакт людским сердцам. Танец подманил бесценную добычу! Осталось лишь изловить её, окончательно запутать вневод волшбы.
        Блеснула победная улыбка плясуньи: да, свершилось! Более никто несмеет инеможет противиться замершему времени. Сбывшийся танец - он иесть жизнь, воля, чудо… Зачем отрицать его или спрашивать очем-то этих заколдованных изавороженных людей?
        Ответ был уединственного, кто оставался неподвластным волшбе.
        Он приближался кпылающей танцем площади, беззвучно скользя втенях улочек, потому что всем опытом, всей болью души знал: волшба - ложь. Обещанная плясуньей воля - ловчая сеть. Красота танца - яд! Ивласть, даруемая обманщице всей многоглазой, хрипло дышащей азартной толпой должна быть сломлена! Тогда грязная игра оборвется, тогда невод отпустит добычу… исам окажется порван. Едва ложь сделается явной, плясунье придется заплатить! Дорого ибез снисхождения, новедь ипожелала плясунья многого ибез оплаты! Зажадность следует казнить. Нет иного решения: ведь сбывшийся танец - тоже казнь для того, кто будет им изловлен ипорабощен.
        Он отстраненно слушал азартное дыхание толпы, звучащее всё ближе иярче, пока спускался кплощади. Он двигался ровным шагом, неумолимо. Так идолжен идти палач - кместу казни. Он немстил, алишь исполнял решение судьи, ипотому скрывался под плащом тени… Вот иплощадь.
        Грифельную черту тени перешагнула нога, обутая вмягкий башмак оленьей кожи. Изтьмы явился гибкий юноша. Лицо его неотметил ипервый штрих усиков, аплечи уже обняла рубаха драгоценного алого шелка… наталию был накручен широкий черный пояс, ноги плотно облегали светлые штаны - одеяние, допустимое лишь для нэрриха. Ежик волос наголове - короткий, нешире ногтя мизинца - подтверждал почти невозможное: да, танец привлек внимание взрослого нэрриха!
        Глаза цвета черного чимского шоколада взблеснули так холодно, будто сквозь щель век сквозила сама зима. Тень ресниц притушила огонь танца, бушующего наплощади.
        Юноша слегкостью рассек тело толпы, - его сторонились люди, его обтекали вздохи, возле него блек восторг иутихало безумие…
        Нэрриха приближался кплясунье - инес ей казнь. Вот он вскинул руки, прянул вперед ивлился станец. Тело юноши безупречно двигалось, адуша оставалась ледяной, безразличной, хотя дробный стук каблуков всё взвинчивал бешеный ритм.
        -О-ле! - восхитилась толпа единым дыханием.
        Толпа теперь пожирала взглядом двоих - плясунью инэрриха. Толпа утрачивала слитность. Сплошное многослойное кольцо внимания людей, нанизанное настержень танца, - дробилось, распадалось…
        Плясунья замерла, откинувшись наруку неожиданного партнера, прогнулась, подметая волосами камни, трепеща кистями рук. Блеснул жемчуг зубов, колкий прищур из-под ресниц сжег того, кто дерзко вмешался вволшбу… Нонэрриха нерассыпался пеплом! Лед его взора несогрелся, зато каблуки снова отбили дробь - безумно стремительную, восходящую все выше, почти доразрыва сердца.
        Звук оборвался, иникто несмел вздохнуть. Нэрриха наметил улыбку сомкнутыми губами. Отточенным движением завершения танца исполнил казнь, внятную ему одному: заправил заухо плясуньи драгоценную винную розу. Склонился, опуская плясунью намостовую, освободил руку, обнимавшую её талию - изашагал прочь…
        Танец иссяк. Напряжение общего восторга лопнуло, растеклось шепотами ивздохами, шуршанием подошв извоном брошенных монет, оплачивающих танец… Эти разрозненные звуки вернули времени право двигаться своим чередом. Толпа распалась, всё обширнее стали множиться обыденные звуки - разговоры, выкрики торговцев… Нэрриха шагал иусмехался. Ему да плясунье, только им двоим, сейчас слышно, как звенит предельно натянутая тетива волшбы - ирезко лопается.
        Ветер дрогнул, очнулся отнаваждения, - ипотек кморю темными руслами улочек…
        Сразу вернулся запах города, ненадолго оттесненный морской соленой свежестью.
        Плясунья фыркнула, вскочила. Она смотрела вслед нэрриха итрогала подаренную им розу. Разочарованная танцем и… очарованная нежданным партнером.
        -Эй, мальчик! Сегодня все мои улыбки - твои.
        Нэрриха необернулся, нозамедлил шаг. Вродебы рассеянно повел плечами - инырнул вугольную тень под аркой гостерии, вступил вкрытый дворик. Остановился, выбирая место иподжидая хозяина, уже спешащего споклоном иприветственным бокалом вина.
        Тетива волшбы - это знал лишь нэрриха - нервется легко. Она неизбежно мстит «лучнице»… при обычной стрельбе руку оберегает перчатка. Для плясуньи, согнувшей своей властью толпу втугой лук, надежна лишь одна защита: искренность чувств. Если её нет, расплата неизбежна… Ноесли танец был искренним, если нэрриха ошибся, ничего страшного непроизойдет. Роза останется безобидным украшением вволосах.
        -Недари то, чем невладеешь, - разъяренный бас покатился поплощади, наполняя её гневливым эхом. - Иди сюда иулыбнисьмне.
        Женщина рассмеялась, гибко повела плечами внеподражаемом презрении, все без слов говорящем, оскорбляющем. Разве можно ей указывать? Разве посильно её приручать? Разве улыбками хоть кто-то владеет? Даже ветер, запутавшийся вволосах - неизбранник, авсего лишь поклонник… Один измногих. Бесчисленных.
        -Верни проходимцу розу, - веско приказал тотже мужчина. Покамням забряцали подковы его башмаков.
        Нэрриха выбрал место исел устены. Теперь он сквозь арку входа видел часть площади имог убедиться висполнении казни.
        Миг назад для той, кому назначалась казнь, было посильно хоть что-то изменить - улыбкой, словом, молчанием… Несбылось. Ревнивец мрачно глядел наплясунью, нависал над ней, как лиловая, отягощенная грозой туча - над одиноким деревцем. Он помнил волшбу танца, свою разбуженную жажду - неутоленную, острую. Женщина необратила внимания наслова итон, снова рассмеялась, добыла из-за уха розу - дар нэрриха - провела лепестками пошее, вдохнула аромат исунула короткий стебелек вкорсет нагруди. Шевельнула бровью: гляди, тут я храню его цветок…
        Широкий нож вспорол корсет ивошел под ребра. Брошенный поклонник взревел, выдрал розу, швырнул накамни ирастоптал. Кажется, только затем он осознал: смятая, окровавленная плясунья лежит награнице тени исвета. Она погасла, утратила краски жизни…
        Тишина накрыла площадь. Снова время замерло, снова сила толпы проснулась - нотеперь её создал невосторг, аужас… Люди смотрели наплясунью, недыша! Сам убийца вотчаянии глядел насвои руки. Прослеживал тонкие ручейки крови, рисующие узор смерти втрещинках мостовой…
        Нэрриха хлебнул прохладного вина иоткинулся наспинку плетеного кресла. Прикрыл глаза, слушая тишину людной площади ивздох вольного ветра - прощальный.
        -Увас, надеюсь, найдется достойный тагезский сидр? - нэрриха взглянул насодержателя заведения. - Еще сыр сзеленью имаслом, хлеб, оливки. Любезный, вы слышите меня?
        -Убил, - шепотом ужаснулся пожилой владелец гостерии, пошажку приближаясь карке иглядя изтени вгорячий день наплощади.
        -Неосознанный порыв, - поморщился нэрриха. - Случается.
        Хозяин гостерии сощурился, едва различая гостя: после солнца он, пожалуй, мог видеть лишь зеленые круги истарательно их смаргивал, смаргивал… Наконец, рассмотрел! Опасливо передернул плечами, прогоняя невольный озноб. Распознал покрой рубахи ипрочие признаки.
        Конечно, всем вЭндэрре изаее пределами ведома жутковатая слава нэрриха - «клинков воздаяния». Акто еще носит алый шелк при черном поясе? Да только подлинных нэрриха мало, исчезающе мало! Немыслимо, чтобы вничтожном городке объявился такой. Настоящий… ичтоже, он оказался - юнцом без усов? Вовзгляде хозяина гостерии обозначилось осторожное неодобрение. Снова его внимание приковала площадь: вон набежала стража, убийцу вяжут… аон, непомня себя, кричит, умоляет мертвую плясунью простить, требует хоть теперь выбросить чужую розу.
        -Жаль несчастного, - сдрожью вголосе отметил хозяин гостерии. - Иеё жаль.
        -Каждый обязан платить посвоим счетам, - ровным тоном предположил нэрриха. - Жаль тех, накого хитростью переваливают чужую вину, вынуждая коплате инепредоставляя рассрочки. Пляска - воистину ересь, тут я согласен сБашней. Эта девица непервый раз будила людской шторм наплощади ипрельщала вольный ветер, желая поработить его. Доигралась… Вы слышали мой заказ? Или я должен повторить?
        -Креветки,да…
        -Нет. Тагезский сидр, непременно холодный. Сыр сзеленью имаслом, лепешка. Но - ладноже, пусть будут икреветки тоже, - юноша усмехнулся, легко делая одолжение. - Приготовьте комнату. Может статься, я задержусь. Пригласите посыльного. Подберите мальчишку пошустрее, ичтобы знал порт.
        -Ваши вещи… - наконец-то хозяин гостерии запретил себе далее следить затрагедией, все еще длящейся наплощади, исклонился кгостю.
        Нэрриха негромко рассмеялся, выказывая, сколь забавна для него, наблюдателя, неуклюжесть собеседника.
        Люди порой говорят: «Легок наподъем, как нэрриха». Разве имущество ипривязанности допустимы для таких - вечно пребывающих вдвижении? Нэрриха, именуемые также клинками воздаяния, незнают жалости, как неведают иприязни людской, незря вомногих проклятиях, призываемых наголову врага, упоминается «алый бес» - нэрриха. Бездушный нелюдь… Тот, кто имеет право исилу взглянуть вглаза самому ужасному беззаконию, черному ичудовищному.
        -Мои вещи при мне, - продолжая забавляться, юноша подбросил наладони мешочек, звякнувший монетами. - Вот они. Неужели вы готовы взять их нахранение? Как необычно.
        Хозяин гостерии поперхнулся ипобагровел, отмахнулся отгостя, как отчумного - иопрометью метнулся исполнять заказ. Нэрриха непривечают, нечислят вдрузьях. Однако страх перед ними воспитывает влюдях вежливость куда вернее добрыхдел…
        Глава 1. Впогоне запрошлым
        Рулевой пузатой шхуны икнул, шало осмотрелся… иприметил вдали бегучую тень.
        Всилу понятных обстоятельств шхуна снесвежим уловом благоразумно бросила якорь встороне отглавных причалов ирейда. Распространяемый изтрюма могучий селедочный дух пропитал воздух гнилью испециями, итеперь сам этот воздух, пожалуй, годился для закуси ивместо таковой. Рулевой, глубоко вздохнув, похмелился… исплюнул заборт.
        Силуэт неурочно спешащего корабля внятнее прорисовался втумане. Рулевой шхуны - случайный свидетель чужого ночного плаванья - повозился напалубе, утверждаясь нанетвердых ногах, снова сплюнул заборт ибуркнул снасмешкой, упрямо выговаривая слова:
        -Эй, набла… бл… блыховозке, примите груз!
        Ему сказанное показалось очень смешным. Воистину: еще один смачный плевок - иневесомый кораблик затонет! Он ивпорт-то скользнул совсем тихо. Узкий, легкий, созданный для скорости, ненесущий могучего вооружения имногочисленного войска.
        Проморгавшись, рулевой начал щуриться иклониться кпалубе, прослеживая похожий напризрак вночи низкий борт, скользящий мимо.
        Единственный навесь порт иктомуже нетрезвый наблюдатель все поворачивался, взглядом следуя курсу кораблика. Превозмогая тошноту иголовокружение, рулевой тщетно пытался прочесть накорме название. Хмельной котел головы без спешки вываривал мякоть мыслишки: акак эдакая блоха умудряется двигаться вштиль? Веслабы плюхали. Лодок, которые моглибы буксировать кораблик, рядом нет, агалеры имеют иную форму, вдобавок каторжане-весельники воняют так, что гнилая рыба покажется спасением… Нозапаха нет, как нет ишума. Туман вон - даже невьется над водой, висит толстыми селедочными полотнищами, вытрезвляет досрока…
        -«Гарда»? - неповерил себе рулевой, прочтя-таки название. Сразу охрип имешком завалился напалубу. - Чур меня…
        Тряхнув головой, случайный свидетель вскинулся, беспорядочно цепляясь зачто попало, ворочаясь иругаясь. Глянул намачту. Почти решил лезть вверх иснова искать взглядом невидаль, надеясь толи рассмотреть легендарный люгер вовсей красе, толи убедиться, что ночное привидение - небыль… Нотуман уже сомкнулся, непожелал делиться тайнами.
        Люгер «Гарда» также беззвучно продолжил путь, роняя редкие капли стрех пар весел итолько звуком их падения обозначая себя. Самый быстрый кораблик Эндэры, несущий едвали ненаилучший набор парусов, управляемый почти что силой мысли - иничтожным почисленности экипажем. Он возникал внезапно итакже пропадал, полня копилку слухов нелепейшими подробностями. Ведь ничто неукрашает рассказ так, как домысел.
        Моряки слюгера, послухам, неживые люди: вродебы ни разу они непили впортовых забегаловках, негуляли наберегу - покрайней мере, оних неудавалось выведать соленых историй. Более того: капитана незнали ни влицо, ни поимени, хотя примет могли указать немало, отдьявольской усмешки - докоротких рогов, надежно спрятанных вкурчавых волосах… Само собой, трезвые слушатели посмеивались над подобными россказнями, авот пьяные их распространяли, да еще истово творили знак замкового камня ибожились, что всё правда! Самые умные предпочитали помалкивать, сторонясь болтунов: экипаж люгера, вконце концов, нетак страшен, как его пассажиры. Нодаже пассажиров обсуждать нестоль опасно, как поминать без надобности имя истинного владельца «Гарды». Оно ведь иненазванное читается вмногозначительном молчании ивзглядах-намеках, обращенных вверх…
        Между тем люгер, как охотящаяся кошка, неделая ни единого лишнего маневра вкромешной ночи, шел кцели, плавно переставляя лапы-весла. Цель указывал узкий, как бритвенная прорезь, луч масляного фонаря, накрытого кожухом. Когда втумане обозначился борт лодки, этот луч прочертил нитяной блик натемной воде инарисовал рыжий штрих наносовой фигуре люгера - обнаженной острогрудой русалке склинками вотведенных заспину руках.
        Вкрохотной лодке стоял один человек. Он подавал знак иждал подхода люгера, атеперь повернул фонарь, дав морякам рассмотреть свое лицо - совсем молодое, безусое. Сборта протянулась рука. Юноша отдал светильник, затем длинный сверток - кожаный, плотно увязанный и, видимо, неособенно тяжелый. Наконец, пассажир одним движением качнулся вперед ивспрыгнул напалубу «Гарды». Прошел накорму, вежливо кивнул капитану.
        -Тот, кого я преследую, утром отплыл кЛьерским островам. Он нанял «Ласточку», если верить портовым болтунам.
        -Шхуна знакомая. Ветер переменился назакате иблагоприятствует нам, - задумался капитан. - Кзавтрашней ночи догоним, если погода неупрется. Твоя каюта, прошу.
        Юноша кивнул ипошел следом закапитаном, всматриваясь вего широкую спину исловно вопрошая её освоем, невысказанном вслух.
        -Тебе нравится спать владонях моря, - почти отечески, даже ласково, отметил капитан. - Разбудить кполудню,да?
        -Всё знаешь, хоть я ни разу недопустил любопытства поотношению ксебе, - отметил пассажир. - Иногда спокойнее незнать.
        -Любому изнас ведом страх. Этот - нехудший, - капитан отворил дверь иуказал рукой втемную каюту. - Прошу. Но, если утебя есть безопасный для меня вопрос, буду рад ответить.
        -Безопасно вмоем случае лишь молчание… Скажи, ты был хоть раз счастлив по-настоящему? Ненамиг инепьяно, неотчаянно ибезумно, а - тепло.
        -Когда «Гарда» летит, едва касаясь волн, уменя есть цель ия принадлежу полету, - сразу отозвался капитан. - Мы делаемся едины. Мы лучшая гончая Башни, призовая. Мы - я, команда и«Гарда». Это смысл исчастье.
        -Ивсе? - вродебы расстроился пассажир, сгинув внепроглядности мрака каюты.
        -Еще моя Анита, - смутился капитан исовсем тихо прошептал, поясняя. - Она совсем мала, новсякую ночь прилежно жжет наподоконнике лампадку, называет её маяком. Любому кораблю нужны якорь ибухта, иначе он сделается призраком. Нэрриха, тебе нестрашно жить без якоря?
        -Жить - да, быть -нет…
        Дверь каюты качнулась, обрезая разговор. Каждый его участник, как имного раз прежде, остался при своем. Юноша выскользнул изшелка рубахи, уверенно прошел втемноте ккойке, сел, расшнуровал башмаки, размотал широкий пояс, обернутый несколько раз вокруг талии. Стянул штаны илег напол, прикрыв глаза иприпав ухом кдоскам. Он нежелал слушать сердце, когда рядом звенит вода. Темная, свободная, выглаженная ладонью слабого попутного ветра. Разве вода знает страх бытия? Разве есть смысл спрашивать, живетли ветер? Стихии существуют изначально, они - суть мира, им ненужны ни якорь, ни бухта.
        Нэрриха прикрыл веки. Он нехотя уступал утомлению ипризнавал: сон неизбежен. Сон составляет весомую часть проклятия жизни, которая однажды смогла изловить тебя, лишить воли иподлинной сути.
        Сон, как ни гони, подкрадется иутащит впучину. Сперва покажет свет, азатем отомстит, ведь вэтой жизни ничто недается без оплаты.
        Вода наладонях волн, обнимающих днище, зазвенела веселее. Далеко, вдремотном видении, вода обрела яркость бирюзы, обожгла взгляд бликами солнца невозвратного дня… Того самого первого осознанного тобою дня, давным-давно канувшего впрошлое. Вода помнит все, вотличие ответра. Может быть, заэто стоит уважать её. Особенно если память, израненная, едва живая - всёже непытка…
        Солнце давно минувшего дня снова, поволе памяти, стояло взените. Мир был наполнен томлением ивосторгом. Волна взметнула пену смеха, как пригоршню щедро даримого жемчуга. Ветер подхватил подарок, подбросил выше. Он перекатывал всвоих струях радуги счастья, играл каплями брызг. Ветер тёк широкой рекой посинему руслу моря, стремился кберегу, желая впитать его запахи инаполниться шумом города, болтовней людей ипением птиц. Ветер тек, инебыло для него смысла вчеловечьих делах.
        Что такое счастье? Горчитли горе? Глубокили потемки души? Эху безразлично, что закрик оно дробит иискажает, играя вущелье. Бытие ветра несхоже слюдским. Настолько, что порой делается занятно оценить разницу.
        Вгороде шевелились интересные звуки. Ветер тек все медленнее, впитывал их, гладил нагретые крыши, шуршал суховатой листвой. Но - чтоэто?
        Надтреснутый звук виуэлы. Единое дыхание толпы пьет крупные глотки ветра, чтобы вернуть их вкрике: «А-ах! О-ле… О-о-о».
        Щелчки пальцев сперва отсчитывают, азатем требовательно задают ритм. Вносят вветер биение сердец - новое ощущение, ставшее намиг внятным… тревожное - чуждое иманящее.
        Ветер докатился докрепостного вала скал загородом, оттолкнулся… Дать себе возможность без спешки кружить вдолине, шелестя листьями, взбивая пыль влабиринте улочек. Ветер качнулся было кморю, нонепокинул города: дыхание толпы тянуло, жгло новым ощущением - любопытством… Он поддался, спустился кплощади. Бережно, как морскую волну, тронул волосы плясуньи. Погладил - изапутался, слыша лишь её дыхание, ее сердце!
        Мир схлопнулся! Мир вывернулся наизнанку. Мир весь сосредоточился вкрохотной капле, дрожащей вотьме. Так ветер утратил волю ипервый раз познал страх бытия.
        -Нет!
        Сон сгинул, едва нэрриха сквозь стиснутые зубы простонал отрицание - бессмысленное, запоздалое. Тело корчилось наполу, помня давнюю боль. Нэрриха зажимал уши, пытался отгородиться отсвоего постоянного кошмара. Непреуспев, он встряхнулся, встал, презрительно скривился. Снова он очнулся впоту, даже короткий ёжик волос намакушке холодный, влажный. Горечь донимает душу, спазм боли прокалывает сердце… Приходится знакомым, много раз пройденным путем, ступить два шага достолика, нащупать вгнезде устены кувшин сводой. Жадно выхлебать половину ивылить намакушку остальное.
        -Это лишь сон, - утешил себя нэрриха.
        Он вернулся ккойке, забился вугол, сбросив вещи напол. Увы: он снова оказался слаб, снова плотно зажал уши ладонями, чтобы вымерять ночь лишь ударами пульса. Слушать свое сердце противно, оно - напоминание обремени жизни. Нокошмар сна итого тягостнее.
        -Некоторые хранят ичужую память помимо своей, знают все ответы, - юноша пожаловался темноте. - Зато я нашептал себе, пожалуй, все вопросы ижелалбы их забыть… Почему вопросы иответы нелетают одной стаей?
        Он невесело рассмеялся. Этот вопрос тоже был старым, знакомым - ибезответным.
        Сердце гудело, заполняло сознание эхом кровотока, вытесняло кошмар вовнешнюю тьму заплотно задернутыми занавесями век. Сердце было союзником вутомительной борьбе заправо отдохнуть. Завтра - непростой день, люгер достанет шхуну ипридется исполнять то, что обещано нанимателю. Смешные люди! Им нэрриха кажется ряженым валой рубахе. Хотя та рубаха - лишь дань традиции ипризнак найма.
        Нэрриха усмехнулся. Он больше неюнец, давно избыт обычный долг подобных ему - бремя первого круга жизни. Так почемуже он снова внайме, почему добровольно продолжает… Стоп! Хватит вопросов. Покой куда проще счастья. Этому он научился: отдых можно обрести усилием воли.
        Мир - шкатулка спотайным карманом вдне, прячущим карман, содержащий очередную запертую наключ тайну… Пока ты часть целого, тебя посути нет. Но, стоит осознать свое «я», иединое распадется, иты небудешь всилах понимать ни его - внешнего, ни себя - вместилище внутреннего мира. Впрочем, можноли назвать миром то, что несодержит покоя итем более счастья? Только разочарование, сомнение, неустроенность. Слишком много «не», чтобы обрести опору. «Не» - это толстенная стена, ограждающая - изакрывающая обзор. Это бессилие принять жизнь.
        Нэрриха скрипнул зубами. «Сколько вопросов», - шепотом пожаловался он. Сразу захотелось задать новые. «Спать!» - строго велел себе нэрриха.
        Утро пришло ветреное, румяное. Нарисовало настене два слоистых розовых прямоугольника - след окна сгоризонтальной перекладиной идрагоценным прозрачным стеклом - ивзялось двигать вниз этот нехитрый узор.
        Нэрриха лежал, полуприкрыв веки, слушал ветер впарусах ирадовался своей расслабленности, сбывшемуся отдыху. Забавлялся: где-то там, безмерно далеко, солнце натужно ползет, рычагом луча изо всех сил толкая постене прямоугольник света. Можно итак описать внешний мир, если счесть себя центром вселенной…
        -Круче кветру, - негромко буркнул голос капитана вне каюты.
        -Но - курс, иопятьже…
        -Учу-учу, апроку нет. Ты слизняк береговой, - посетовал капитан. - Ты мозгляк имозгуешь без устали, математику постиг насквозь, лучше моего считаешь курс покарте. Адуша где? Аэто, ноющее, насадившее накрюк всякого изнас занаши жабры, вот здесь?
        Было слышно, как капитан гулко, нежалеючи, стукнул себя вгрудь. Вответ некто вздохнул совсхлипом.
        -Ты должен дышать морем, будто заимел жабры! Ты нетварь двуногая, адуша корабля. Должен ощущать бортами воду ихрустеть всеми легкими, потому что они - ткань парусов. Ты должен влюбиться в«Гарду», анезаглядываться напортовых девок! - незаботясь опокое пассажира, грохотал капитан.
        -Нокакже человек…
        -Ты нечеловек! Ты капитан ненародившийся еще, зачатковый. Акапитан этому люгеру - идуша, иум, идополнительный парус… Который раз повторяю, шишку набил наязыке, аты все неумнеешь. Покуда непоймешь, толку оттебя неболее, чем отпены напалубе. Глянь, как шипит, авсего запалу вней наодин плевок.
        Нэрриха улыбнулся, плотнее прикрыл глаза. «Гарда» - молодой корабль. Унего небыло иного капитана, иэтот, кажется, - незаменим… Сразу всознание вполз холодок: однажды, очередной раз взойдя наборт вочередном порту, можно незастать налюгере привычного человека. Вот уж правда - он идуша, идополнительный парус. «Гарда» сним умеет летать. Потому что пожилой моряк знает, что такое счастье, он свободен душою…
        -Боязно мне, вот исомневаюсь. Этот… нечестивый, - шепотом уточнил собеседник капитана, вполне определенно намекая напассажира, - мне отец рассказывал: нэрриха явлены вмир тайною силою Башни. Они обременены нерушимым долгом, новоплату затот долг имеют иправо. Всякого человека им дано карать поусмотрению, если они внайме. Аеще имен уних нет, ивбою они делаются зверьми.
        -Глупости нашептывать ты горазд, - возмутился капитан. - Спишу наберег. Как есть - спишу! Души незамечаю, сухой ты додонышка. Непропитался морской солью, неокреп. Ну иразумения своего нет, что куда хуже…
        -Ненадо наберег!
        -Говорили ему! Папаша твой - опарыш чернильный, унего свои-то мысли все вкляксах, ачужие ивовсе криво записаны. Сам гляди, сам думай, аязык - проглоти, ясно? Нашел чудеса намелкой воде… - бормотал капитан, потону было понятно: он незлится, лишь стращает. Вцеломже доволен помощником. - Тут эдакого насмотришься, что или камень нашею итопись, или отвыкай крутить сплетни, ты небаба.
        -Два румба право, - помощник решился выкрикнуть команду невзрослым срывающимся голосом, готовым дать петуха.
        Капитан рассмеялся, звучно хлопнул покоже куртки изашагал всторону каюты, оставив помощнику право идальше распоряжаться люгером.
        -Ноттэ, - негромко окликнул капитанский бас отсамой двери. - Упрешься идополудня проторчишь вноре, иликак?
        -Или как, - отозвался нэрриха, быстро одеваясь. - Ты запомнил мое имя? Инепроглотил язык?
        -Утро бодрое, ветреное, - вродебы невпопад отозвался капитан, нежелая слышать сказанное. - Тебе понравится.
        -Так… Чтоже мне непонравится? - нахмурился Ноттэ, затянул узлы шнурков ишагнул кдвери.
        -Лет десять тому сложилось унас дело, накрепко схожее снынешним, - поморщился капитан, кивнул вместо приветствия ибез промедления перешел кважному, указав нагоризонт. - Помнишь? Облачный узор один водин. Тот раз имелась впереди шхуна. Мы шли заней костровам, апотом узнали: она сменила курс, сгинула. Немое дело спрашивать вопросы, ноежели мы вдругорядь гоним тогож зверя…
        -Того самого, полагаю, - согласился нэрриха. - Значит, при нём сговорчивая плясунья. Илиже он крепко перерос меня вопыте, ая неуследил… Погоди, попробую послушать ипонять.
        Нэрриха замер, прикрыв глаза иподставив лицо ветру. Неровному, спьяными порывами, какие обдирают пену сволн, как цветы для букета. Вобщем-то, так иесть: танец еще длится. Незрелый, ноуже наполненный ядом очарования. Определённо: враг несам говорит состаршим, он воспользовался посредничеством человечьей плясуньи. Ноттэ скрипнул зубами, оскалился иуверенно указал направление.
        -Там наша дичь. Ты окликнул меня всамую пору. Ветер меняется, они легли нановый курс.
        -Пока непримечаю перемен.
        -Полосой задувает, им впользу. Сюда перемена докатится кполудню, неранее.
        -При боковом будем вычерпывать бортом море, - капитан весело блеснул глазами, ничуть неогорчившись новости. - Спарусами пособишь, пассажир?
        Ноттэ позволил себе улыбку. Спарусами - всегда. Есть вморской работе нечто волшебное, наизнанку вывернутое иоттого притягательное. Паруса ловят ветер, аон - нэрриха, сам изветра сотканный - станет придавать ловушке наилучшую форму… Ноттэ снял рубаху, башмаки, швырнул то идругое вкаюту. Теперь напассажира, нет сомнения, украдкой косился новый помощник капитана. Ещебы… «Клинок воздаяния» - никто толком непонимает, что прячется под покровом слов, давным-давно придуманных грандами Башни. Нонеэтоже щуплое тело юноши! Какой изнего - клинок? Годенли он вообще для боя? Аесли обращается взверя, почему наспине нет шерсти, оней-то солидарно упоминают все сплетни!
        Ноттэ усмехнулся, прошел нанос люгера, шагнул навыдвинутый полностью бушприт. Пусть глазеет. Да, тело выглядит так, как выглядит. Это неважно, иникогда небыло значимо.
        Пена расцвела пышнее, ветер смахивал белые цветы брызг, как разудалый косарь, охапками. Люгер менял курс, клонился наборт истонал всем корпусом, приноравливаясь кходу. Теперь он резал волны покосой, опасно кренясь впрорехи водяных ям. Капитан сам встал уруля, выгнав наверх, управлять парусами, всю команду.
        «Гарда» - воистину лучшая гончая Башни, мчалась последу осознанно иазартно. Ноттэ ощущал кожей, что ветер уважает пожилого капитана, сросшегося слюгером всей просоленной, задубевшей морской душой. Еще нэрриха опасливо косился вперед - туда, где ему чудилась тень.
        Враг ускользал отвстречи много раз, он был опытен иудачлив. Он полагался насвои расчеты: настоящие нэрриха редки, исейчас никто изних невершит путь впервом круге, избывая долг. Значит, Башне некого послать впогоню. Аеслибы иимелся молодой, еслибы долг первого круга вынудил его кучастию впреследовании - небеда, опыт беглеца велик, следовательно, заранее понятна его победа всхватке. Наниматель шхуны могбы всерьез опасаться лишь немногих подобных себе, взрослых - таких, как Ноттэ. Ноих трудно нанять. Аподделки вкрасных рубахах истинному сыну ветра неопасны.
        Ноттэ нахмурился. Если все верно, если враг неждал серьёзной погони, тогда как понять то, что наего шхуне имеется плясунья? Случай? Недосмотр грандов Башни, нераскрывших перед самим Ноттэ подробности, осложнившиебы его добровольный найм? Или - прямой умысел этих самых грандов, затеявших большую игру?
        -Мудрят, - Ноттэ покривился, смахнул слица соленую пену.
        Он знал, конечноже, опривычке грандов умалчивать. Использовать временных союзников вслепую, будь то люди или нэрриха. Да, уНоттэ есть счет ксоплеменнику, старый ивесомый. Он вделе, потому что пожелал забрать жизнь врага исчел ее годной оплатой найма. Он ожидал отграндов если нечестной игры, то хотябы внятных сведений. Нопремудрые служители, кажется, вочередной раз перемудрили…
        Любой житель Эндэры скажет, что плясуньи вбольшинстве цыганки, ивера их сомнительна. Волшбаже - прямая ересь. Духовные законы прямо гласят: следует пресекать танец иискоренять ересь тех, кто творит бесовство. Тексты, что зачитывают наплощадях, общедоступны. Ноесть итайные указания самого маджестика. Их суть прекрасно знают нэрриха сопытом, уже привычные кмногослойности, противоречивости толкований законов иформ их применения. Башня гласно отрицает волшбу плясуний, нонепресекает сам танец, совсем как недавно, впорту. Башня следит иждет: если исполнится волшба, гранды первыми постараются прибрать крукам силу порабощенного ветра. Гранды, анеплясунья, разыщут новорожденного нэрриха, и, вынудив кклятве, взыщут снего долг первого круга…
        Лишь кполудню следующего дня крылья «Ласточки» - её паруса - мелькнули угоризонта инамиг сделались видны сгребня волны. Команда «Гарды» приняла известие без радости. Люди устали, утратили азарт погони. Ночью пришлось еще раз резко менять курс, злой ветер уже незабавлялся спеной, ненасвистывал легкомысленных песенок. Он ломился впаруса, как праздничный бык - рвать, мстить. Ноттэ понимал штормовой гнев, как никто иной: напалубе шхуны повторился обманный танец, нофальшивка была распознана! Ярость ветра, стряхнувшего мгновенное очарование, всегда бывает огромна. Тем более паруса рвет свирепый северный, он, согласно древним верованиям народа Эндэры, старший всемье ветров. Вон как нахмурены грозовые брови туч. Врядли плясунья звала этот ветер, - предположил Ноттэ, - он явился незваным, чтобы взглянуть насвоего сына-предателя: навзрослого нэрриха, спровоцировавшего волшбу.
        Скормы капитан рявкнул команду убирать паруса иумерять ход. Люгер взобрался нановый вал, вырвался изводы весь, взлетел - истал рушиться вущелье меж волн. Ноттэ уступил место моряку и, перебирая руками поканату, направился кглавной мачте. Обнял её, закрыл глаза иподставил лицо ветру. Усмехнулся устало: очень может быть, многие нэрриха стригут волосы коротко, нежелая позволять старшему гладить их. Нет вупрямом ёжике вольности! Даже мокрые насквозь пряди топорщатся, аневьются наветру.
        Северный ураган бил «Гарду» порывами, ивсякий раз чуть менял направление. Ноттэ вслушивался вгнев, впитывал его, стараясь пропитаться насквозь. Накраткий миг удалось, инэрриха выпил ветер крупным глотком, вместе сего болью игневом.
        -Гнев - нетвой удел, оставь людям столь жалкое, - Ноттэ выдохнул просьбу, ненадеясь быть услышанным. Упрямо тряхнул головой икрикнул громче: - Гнев - сеть ловчая! Разве тебе немила воля? Весь мир твой, вот ииди смиром.
        Вщели меж туч внезапным чудом мелькнула синева. Золотой луч пробился иззенита досамых штормовых волн, воспламенил парус яростной белизной. Ветер взревел, издеваясь над подсказками жалких двуногих… Ноттэ скорчился умачты, невыпуская канат изрук. Он хотябы попытался. Ностарший никогда небыл склонен слушать итем более слушаться, да инеродной он - северный - для Ноттэ, обременённого иограниченного уделом человекоподобия…
        Парус хлопнул ипровис, руки сами крепче сжали канат, ожидая шквала. Обошлось.
        Утомленный работой иубеждением шторма, Ноттэ - сын западного ветра - сидел, прижавшись щекой коснованию мачты. Слушал, как вборта бьет жесткая опасная вода, впитавшая гнев старшего изветров. Ловил насвободную ладонь прядь дуновения, усмехался ипробовал гладить её, словно нэрриха посильно гладить вольный ветер. Ледяной гнев проник влегкие сбрызгами пены, отравил разум. Ивсеже Ноттэ упрямо продолжал уговаривать строптивца.
        Нэрриха очнулся по-настоящему лишь когда был накрыт плащом ибез церемоний водворен вкаюту, Там его стали кутать вшерстяное одеяло иупаивать горячим вином, неслушая возражений ипресекая их вескими подзатыльниками.
        -Однакож, ты вырос, впервый раз переспорил его, - ласково гудел капитан, время отвремени прекращая ругань. - Еще полкружечки, за«Гарду». Молодец. Теперь ложись идрыхни, недомерок. Хотя… Знаешь, ябы взял тебя вкоманду.
        Это была высшая похвала вустах капитана. Ноттэ рассмеялся, прекратил последние попытки сопротивления. Расслабился, затих под одеялом.
        -Когда будешь готов? - деловито уточнил капитан.
        -Нагоняй помаленьку, - предложил нэрриха, зевая инеразлепляя век. - Никогда еще втаком пьяном виде недрался сподобным себе.
        -Сосунок! Вспомнитьбы, когда я задирал итем паче бил хоть кого - трезвый… Думаешь, он вроде тебя, настоящий?
        -Невточности вроде меня, раз вывел изпокоя ледяной ветер, - прикинул Ноттэ, из-под век покосившись наморяка. - Нонастоящий. Людей убери спалубы, когда следует. Ато сам знаешь, разгуляемся - посечем кого… нечаянно.
        Капитан хлопнул поплечу иушел, непрощаясь инежелая удачи. Это тоже было привычно, так они уговорились давным-давно. Ноттэ плотнее сжал губы, прогнал ползущую льдинкой кзатылку мысль: увы, другой человек однажды встретит впорту иналаженный ритуал рухнет! Недоумки возьмутся фальшиво желать удачи, выкажут страх. Кпарусам недопустят: как-никак, важнейший пассажир.
        Невремя для пустых домыслов. Следует просто лежать, позволяя сознанию плавать втумане опьянения. Умеренного, даже приятного, затягивающего вполудрему. Руки нагрелись, дыхание выровнялось, усталость осела водной пылью далеко закормой, впрошлом…
        Теперь он готов, пора исполнить договор найма. Для начала - распаковать тюк, проверить клинок иподобрать кнему дагу. Снова прикрыть глаза ивыслушать себя. Неветер, неволны идаже несердце, ноименно итолько - себя. Ноттэ усмехнулся. Еслибы он научился еще ипонимать себя… Но - пока недано.
        Чужой ледяной гнев, впитанный изветра, струдом отделяется отвнутреннего настроя. Гневаться нельзя. Подобных себе лишь трижды завсе время он встречал соружием, намереваясь окончательно устранить. Всякий раз это было неимоверно тяжело - пережить встречу. Незря говорят: одолеть итем более угасить нэрриха способен только равный. Приняв врасчет плясунью иопыт беглеца - стоитли рассчитывать наравенство?
        Попалубе загудели шаги многих ног. Капитан исполнил требование. Паруса закреплены, руль тоже. «Гарда» скользит, неполучая новых указаний, икомубы их дать, если команда втрюме?
        Нэрриха прошел кдвери. Открыл её, кивнул последним людям наопустевшей палубе - капитану истоящему рядом сним пацану, новому помощнику. Пропустил обоих вкаюту, убедился, что дверь закрыта.
        «Ласточка» была совсем близко - поправому борту, еще впереди, нотеперь она опережала люгер всего-то корпусов надесять. Нэрриха прищурился, осматривая шхуну. Ноттэ давно выбрал для себя: он предпочитает встретить противника здесь, напустой палубе. Зачем вовлекать вдело посторонних людей? Мерзкоэто.
        Пять корпусов. Видны лица моряков «Ласточки», напряженные, бледные. Чтобы ни наплел им подлец, алый шелк рубахи икороткая стрижка, два клинка и«Гарда» впридачу - такой набор отменяет любые договоренности! Разве что золото осилило издравый смысл, истрах перед служителями Башни, иуважение кзакону божьему илюдскому. Ноттэ улыбнулся. Он несовесть, тем более немилосердие, он - нэрриха. Тот, кто имеет право карать поусмотрению, вособенности теперь, внайме.
        -Вико, мой враг непринял приглашения, - негромко сказал нэрриха, вслух признав: он тоже неглухой, давно разобрал имя капитана. - Я ухожу. Будьте управого борта шхуны, когда следует.
        Шерстяные кипы облаков разметало. Онедавнем гневе ветра напоминала лишь сизая мрачность неба исерая холодность моря, измятого волнами, как жирная луговина - кротовьими кучами. Нэрриха прошел помокрой палубе нанос, одним движением взлетел набушприт люгера, по-прежнему выдвинутый допредела. Танцующей походкой Ноттэ достиг его окончания, еще раз глянул нашхуну - враг непожелал даже показаться - упруго оттолкнулся искользнул вперед ивниз, выбрав подходящую кротовину-волну спушистой кочкой пены.
        Одно касание, рывок, полет… Сомнение недопустимо, оно слишком уж человеческое, оно тянет вниз. Вторая кочка-волна. Рывок. Третья волна…
        Говорят, жил когда-то нэрриха, который умел перебегать весь широченный залив Щербатой Луны. Но, надо полагать, это сказки. Исполнить кряду более семи прыжков поводе самому Ноттэ пока неудавалось. Каждый следующий полет труднее икороче предыдущего, каждый толчок оволну вынуждает погружаться глубже. Отнимает силы.
        До«Ласточки» пришлось сделать шесть прыжков, последний утопил поколено, однако Ноттэ совладал, последним усилием взлетел наборт, пользуясь дагой, как когтем. Еще один корпус удаления - ионбы оплошал. Расчет правит боем. Расчет, ноникак небезумие.
        Перед нэрриха склонились, несмея оспорить его право приказывать, так ярко обозначенное способом посещения шхуны.
        -Где? - уточнил Ноттэ, поодежде иповадке выбрав главным рослого моряка, замершего укормовой надстройки.
        Тот неотозвался, лишь указал дрогнувшей рукой натрюмный люк. Сразу ирезко. Слишком быстро, - отметил нэрриха краем сознания, ноклюку всеже пошел. Если сейчас опасному гостю выдают место пребывания плясуньи, это допустимо. Никто более несталбы прятаться втрюме, подобное укрытие необеспечивает преимуществ впредстоящем бою… Ноттэ шагал клюку, носкаждым шагом происходящее все более смахивало наловушку. Хотя уверенности вподвохе нет: глупо пытаться скинуть втрюм изапереть назамок нэрриха, он любому человеку - непосильный враг. Хотя… люди мало знают онастоящей силе нэрриха, зато склонны переоценивать свои возможности. Особенно изучая грядущее вотблесках золотых монет, прибранных крукам.
        Ноттэ сделал еще шаг, отметил напряжение плеч моряка спопорченным болезнью бугристым лицом, излишне красным, пятнистым отвозбуждения. Человек качнулся вперед исделал это стремительно посвоему счету времени. Ноттэ усмехнулся: всёже ловушка.
        Одним настильным шагом Ноттэ оказался рядом скапитаном шхуны. Заглянул вигольные щели зрачков, прячущих правду, нонеспособных утаить страх.
        -Где мужчина, нанявший твою шхуну? - внятно выговорил нэрриха. - Пока нужен только он, неменяйте моих решений.
        Заспиной сопели, подкрадываясь старательно инеумело. Нэрриха разобрался сугрозой, необорачиваясь. Врядли кто-то заметил движение длинного клинка вего правой руке. Зато глаза допрашиваемого сделались стеклянны отужаса: он оценил результат. Рваную рану нагорле одного неудачника ивспоротый бок второго…
        -Где? - громче повторил нэрриха, заглушая булькающий хрип. Сделал движение вперед ивлево, чтобы пропустить тяжелое тело, падающее мешком. Глядя все также вупор, указал клинком наближний труп идобавил: - Ему золото уже безразлично. Ты следующий.
        Капитан икнул истал оседать наколени, подвывая отужаса. Ноттэ поморщился: да, «Ласточкой», кеё несчастью, распоряжается ничтожество, докраев наполненное страхом ижадностью. Ночто вынудило недоумка сперва лгать, апосле молчать? Смысл происходящего логически непонятен: люди тянут время, рискуя жизнями. Значит, их держит страх, равный посиле страху перед самим Ноттэ? Вывод напрашивается: некто приказал увести своего врага отборта, пообещав только тогда покинуть шхуну… Моряки приняли его приказ, ведь один нелюдь, пусть иобозленный - лучше, чемдва.
        Ноттэ метнулся кборту, опасаясь увидеть подтверждение догадки - увы, оно нашлось сразу: клюгеру мчался, едва касаясь волн, черноволосый нэрриха могучего сложения! Он был почти недосягаем, иосталось испробовать последнее, почти безнадежное: преследовать врага, невычисляя расстояния.
        Люгер обогнал сбросившую паруса шхуну и, неманеврируя, удалялся. Люгер уже теперь был напределе возможностей Ноттэ вбеге поводе. Или - запределом?
        Первый прыжок, второй, третий. Нога подломилась ипочти предала. Водный бег - неигра, анастоящее чудо, предельная концентрация сил души, доступная нэрриха вчетвертом круге опыта, неранее… Насей раз Ноттэ был обязан свершить чудо. Постыдно проиграть врагу вхитрости. Невыносимо уступить мерзавцу «Гарду», предать капитана Вико, единственного знакомого человека, разгадавшего тайну счастья… И, позакону людского мира, вынужденного платить. Убеждения - величайшая роскошь, они никому непокарману, даже королям ивсесильному духовному владыке - маджестику Башни.
        Четвертый, пятый, шестой шаг, вода вязкой смолой обнимает лодыжки. Заней право, вода бездонна имогуча. Ктомуже тело нэрриха - тяжелая темница его души, пронизанной ветром…
        Седьмой шаг. Восьмой! Колени увязли вжадной пене… Ноттэ зарычал иупрямо побрел вперед, увязая всё глубже, ничего невидя, нечуя. Ввисках билась отчаянием одна мысль: какже быстр лучший люгер Эндэры!
        Канат шлепнул хвостовым узлом рядом, вполушаге, плеск возмутил серую воду ивынудил нэрриха очнуться. Ноттэ хрипло рассмеялся, вспрыгнул наверткую пеньковую змею, пробежал втри прыжка доеё головы, мертвым узлом вцепившейся вобнос борта «Гарды».
        Ноттэ ощутил ладонью борт, взметнулся вверх, ступил напалубу иглубоко вздохнул, целиком отдаваясь грядущей схватке.
        Он справился сневозможным, одолел пропасть воды, успел - ивсеже опоздал. Вико тяжело опирался наобнос: именно его рука бросила спасительную веревку. Заплечом капитана «Гарды» возвышался косматый, чернобородый гигант-нэрриха. Он, без сомнения, уже объявил себя хозяином люгера. Истрашно наказал несогласного спеременами: клинок прорубил тело насквозь, Вико уже нестоял - висел налезвии, полосующем плоть покосой, соттягом.
        Ноттэ зарычал, распластался подоскам, скользнул мимо капитана. Краем глаза он отметил схолодным ужасом, как пожелобку чужого клинка бурно сбегает кровь, чтобы впитаться вдревесину ипоследний раз породнить Вико иего любимый корабль…
        Непозволяя себе отвлекаться, Ноттэ атаковал, уклоняясь отгудящего взмаха даги, чтобы снизу, расходящимся движением обоих клинков, вскрыть грудину чернобородого. «Закатный луч» - вчью честь был назван удар, учитель Оллэ несказал… но, кажется, тот нэрриха тоже принадлежал западному ветру. И, вродебы, он жил очень давно. Его помнил только Оллэ, итолько Оллэ мог отдать знание ободном изсамых надежных способов умерщвления нэрриха.
        Палуба состоном приняла тело Вико, звук едва успел зародиться, когда убийца капитана начал заваливаться назад ивбок, роняя оружие изслабеющихрук.
        Вбой двух нэрриха, равных всвоей невероятной скорости, нельзя добавлять третьего ни воимя его спасения, ни ради мести. Таков непреложный закон. Враг первым нарушил закон, ирасплатился немедленно. Неуспел освободить эсток извзрезанного тела, неуспел уйти отудара, несмог поставить блок. Неувернулся отпинка вживот, выбивающего остатки дыхания извскрытых легких…
        Ноттэ прянул вперед, продолжая выдавливать дыхание. Коротким клинком перерубил позвоночник. Склонился, вгляделся вмелкие, почти черные, глаза. Зрачки пустели. Ноттэ нагнулся ниже ишепнул всамое ухо врага созвучие, которое пришло истало посильным недавно: нэрриха высоких кругов опыта чувствуют наречия очень тонко иглубоко. Может статься, это единственный изнастоящих ответов, найденный завремя жизни. Даже Башня неведает столь ценного, веё книгах уцелело начертание древних рун, нобуквы извук - разное, слово неимеет силы стех пор, как забылось сокровенное звучание.
        Тело чернобородого гиганта осталось лежать напалубе, окончательно мертвое. Ноттэ накраткий миг прикрыл глаза, накапливая планы ивыстраивая мысли вдолжный порядок. Он выиграл схватку, как того желала Башня, если верить словам гранда-нанимателя. Нодело - его личное дело - незавершено. Созвучие, которое вырвало изгруди мертвого нэрриха неизрасходованный запас его жизненных сил, еще звенит вушах. Оно неиссякло, внем уцелела сила северного ветра.
        -Помощник! - позвал Ноттэ, оборачиваясь кВико. Он обнял капитана заплечи, приподнимая отпалубы инаспех осматривая рану. Кивком, неотвлекаясь, указал натруп нэрриха. - Немедленно убрать слюгера влодку, там оставить. Управишься, командуй разворот. Кборту шхуны, быстро. Я незакончил дело.
        -Да, нэрриха, - прошептал серый отужаса парнишка, стоя наколенях рядом инеимея сил ни слышать, ни исполнять. Он пробовал зажать испачканными ладонями широкую рану капитана исмотрел только наВико. - Он…жив?
        Пришлось бить недоросля полицу, жестоко инежалея. Своя боль - она нетак уж плоха, она успешно сбивает излишек пены сзабродившего сознании. Илюдям, инэрриха. Умирающий враг успел вспороть ногу Ноттэ отколена добедра, поэтому глядеть нанеподвижное лицо Вико нетак тяжело… почти посильно.
        -Мне нужна шхуна, - строго приказал Ноттэ, слепо озираясь ибоясь отвлечься, отстраниться отВико. - Ясно? Сюда позови двоих. Прочих гони наверх икомандуй разворот, помощник.
        Кажется, сработало всеже последнее слово, нонеудар иболь. Это говорило опарне наилучшим образом. Может, судьба у«Гарды» такова, что люгер исторгает негодных людишек, вышвыривает изкоманды? «Всю свою короткую жизнь паршивец мечтал стать капитаном», - отметил нэрриха. Щурясь иусмехаясь, он следил запомощником Вико, который встал сколен ишагнул кштурвалу. Доисполнения заветного теперь, когда Вико при смерти, - полшага… ичтоже? Пацан пробует улыбаться серыми губами: его назвали помощником, значит, есть надежда вновь услышать попреки старого капитана. Неисполненная мечта порой ценнее сбывшейся. Люди редко осознают это, тем более вюности.
        Ноттэ ссомнением нахмурился. Знатьбы самому, осталасьли надежда! Одолеть впоединке чернобородого удалось, идревнее слово сказано верно, прядь чужой силы невернулась вкосматую гриву северного ветра: она трепещет, как длинный язык флага, приросшего клевой ладони. Тянет, рвет болью нетело - душу. Слово было впервые прочтено Ноттэ встарой книге Башни - записанное буквами, лишенными силы, даруемой верным звучанием. Рядом вкниге имелась пометка - «способно вернуть долг». Старая пометка, назабытом ныне диалекте, инанесена вылинявшими завека чернилами.
        Вмудрость древних иих законы, еще неставшие догмами, Ноттэ верил, пусть исосторожностью. Сейчас он заставил себя отбросить остатки сомнений. Склонился над Вико, предоставив все маневры люгера помощнику. Зря его, чтоли, учил капитан?
        Ноттэ разрезал попорченный эстоком пояс Вико, отвел ткань отраны наживоте, еще раз строго глянул насвою ладонь, донеприязни обыкновенную. Хотьбы светилась, чтоли… Верить взримое чудо гораздо легче! Увы, приходится уповать насамоубеждение. Чернобородый виноват перед Вико вковарном отнятии жизни. Удар вспину! Раз виновен, пусть вернет долг.
        Мысленно вынеся решение, Ноттэ сосредоточился, прикрыл глаза иопустил ладонь нарану. Ощущение сигнального флага, поживому приметанного кмясу икостям, сперва усилилось, азатем резко схлынуло.
        -Перевязать, отнести вкаюту исидеть подле, глаз неспуская. Непоить, - громко приказал нэрриха.
        Встал, стряхнул сруки кровь. Почему-то навозвышенные страдания всегда нет времени. Жизнь норовит подсунуть то беду, ато ипохуже - ненавистную роль клинка воздаяния, обреченного вершить скорый суд. Борт «Ласточки» придвигается скаждым мигом, хотя, едва оба нэрриха покинули палубу, шхуна попыталась резко отвернуть всторону. Команда слабаков отчаянно поспешно ставила паруса, то идело поглядывая налюгер исполна осознавая бесполезность попытки бегства.
        -Ближе кборту, - велел Ноттэ. - Я устал, я нелетучая рыба, да и«Гарда» - небалаган, дающий представления перед всякой швалью. Просигналить сброс парусов, дрейф исходни.
        -Есть, - отозвался помощник.
        -Имя утебя имеется? - впрок поинтересовался Ноттэ, протирая клинки иубирая вножны.
        -Бэто, - без заминки отозвался помощник капитана. Хотя многие сплетни утверждают, что доверивший нэрриха имя рискует навлечь порчу народ.
        -Оставь подмену налюгере, Бэто. Пойдешь сомной.
        Моряки «Ласточки» бросили сборта наборт икрепили широкие доски, заменяющие сходни. Суетились отчаянно, ощущая себя висельниками напомосте. Смотрели нанэрриха, как напалача. Сисполняющим приговор неспорят, умолять его опощаде непытаются, - он несудья, лишь последний провожатый напути вбездну… Ноттэ оглядел сброд, поманил капитана «Ласточки». Рослый детина побрел кборту, находу сорвал сголовы повязку, принялся теребить платок нашее. Наверняка ткань сузлом казалась удавкой…
        -Скольких пассажиров принял впорту? Где спутники покойного иего имущество?
        -Вот… Нет нанас вины, смилостивься. Страх велик, чернокнижник он был иеретик, страх велик, - запричитал капитан шхуны, неловко дергая рукой итем давая знак нести вещи.
        Изтрюма выволокли вместительный - сам Ноттэ могбы внем спрятаться - сундук, черный вмедной оковке. Затем бросили мягкий мешок ибережно поставили напалубу коричневый ларчик, звякнувший денежно, многообещающе.
        -Вскрывали?
        -Как можно, - позеленел капитан.
        Тишина повисла, непрерываемая ни единым вздохом. Нэрриха погладил рукоять при поясе слева иглянул поверх голов вдаль, наморе. Сколько можно давать людям очередной последний случай одуматься? Изачем, если они нелюди, апросто грязь?
        Старый гранд Башни, давно покойный, встреченный еще вгоды пребывания вкруге первом инавсегда памятный, как ииные достойные памяти, - тот советовал искать ответы невгрязи внешнего, новотьме своей души. Ибыл прав. Если людишки одумаются, непридется пятнать море их кровью изадаваться вопросами оправомерности суда иточности определения вины.
        Поведение нэрриха оценили верно. Капитан первым торопливо отвязал кошель, охая ижалобно втягивая носом, вытряхнул золото. Непосмел проводить монеты даже косым коротким взглядом, неотделил свое отуворованного. Эскудо покатились, взблескивая насолнце, отстукивая подоскам танцевальную дробь.
        -Все, что взяли чужого, сложите вмешок, - поморщился Ноттэ. - Что я, по-вашему, буду ползать исобирать?
        Капитан отчетливо всхлипнул, осознав оплошность. Нэрриха глянул нарослого слабака вупор, совсем как при первой встрече. Обнаружил вглазах «дно» - этому тоже учил тот старый гранд. «Когда уних уже нет сил лгать, это заметно, мальчик. Оно особенное: их твердое, скальное отчаяние, без прищуров иподвохов, - бормотал старик, прикашливая игладя любимого кота. Всегда - беспородного, найденного наочередной помойке ивзятого вдом заловкость вдопросе мышей… - „Дно“ обнажают неболь инеугроза. Тут иное, мальчик. Додна помогает донырнуть сила, какая есть внутри тебя. Умей показать силу без новомодных глупостей. Разве коты используют сложные пытки? Они играют, малыш. Они умеют поставить себя. Аеще они твердо знают, что все прочие вигре - лишь мыши».
        Мешок принесли, золото торопливо сгребли, нонэрриха стоял впрежней позе иждал. Обычно берут нетолько деньги, ноимелочи, безделушки. То, что некажется ценным, всего лишь - приглянувшимся. Такое невозвращают без умысла, просто позабывчивости. Вот: один изморяков освежил память, убежал ивернулся, сжимая владони нечто, сунул вещицу вмешок. Второй последовал его примеру. Третий… Опять стало тихо напалубе. Окончательно тихо. Видимо, теперь отдано действительновсе.
        -Я задал вопрос опассажирах, их числе инынешнем месте пребывания, - напомнил Ноттэ.
        -Так - этот вон, - едва шевеля губами, выговорил допрашиваемый. Покосился нанизкую палубу люгера, теперь надежно закрепленного борт вборт сошхуной. Там, ввыделенной поволе Ноттэ лодке, лежал труп чернобородого нэрриха. - Одну выродиху злодей иприволок ссобой, набеду. Кричал нанеё криком, называл гнилотой идрянью. Вроде даже стегал плетью… мы вкаюту несовалися, норасслышали малость. После, значит, он сам велел бросить заборт. Признал, что беда отней, отдевки. Ну, мы и… Как велел, ночью, заради усмирения шторма, значит…
        -Точное место, время, описание женщины, - велел нэрриха. - Влодку посадили?
        -Склянки, навроде, били час пополуночи, - прошептал капитан, глядя вниз исутулясь. - Токмо часы-то, ониж унас отмеряются днем посолнцу. Ночью поразумению. Место помечено нанашей карте, значит. Выродиху вблизи я невидывал. Навроде мелкая, вовсе соплюха. Еретик приказал выкатить бочку. Пустую, из-под пресной воды, вот ведь… И, значит… Амы что? Мы сполнили…
        Ноттэ прикрыл глаза, ощущая окончательную неготовность общаться скомандой шхуны исчитать людей наеё палубе - людьми. Положил руку наплечо Бэто, внем разыскивая поддержку, внем иещё вВико, обучавшем помощника.
        -Есть хоть малая надежда поих кривой метке найти нынешнее место бочки? Женщина плясала, ветер переменился, после того её иустранили, ненужную. Как раз ветер дотянулся долюгера, так думаю.
        -Насмене ветра приключилось, - задумался помощник капитана «Гарды», иголос его впервые задолгое время обрел неспешность, присущую человеку, знающему дело. - Я повремени прикину, унас-то часы имеются, склянки ненаугад, время смены ветра капитан сам внес, сразуже… Найти необещаю, нокуда плыть впоиск, разберу.
        Карту принесли. Нэрриха сунул её Бэто итолкнул того назад, напалубу «Гарды» - иди, считай идумай. Жестом предложил перенести вещи чернобородого нанизкую палубу люгера. Оглядел моряков шхуны. Дождался, пока закончат погрузку. Подошел клодке исмял днище ударом ребра ладони. Повторил совторой лодкой шхуны. Оглядел команду, наблюдающую зановым хозяином жизни исмерти обреченно, безропотно.
        -Отдавая девочку морю, вы сочли, что бочки хорошо плавают, - вслух прикинул Ноттэ. Усмехнулся. - Остается надеяться, так оно иесть…
        Нэрриха прыгнул втрюмный люк, открытый попервому его требовательному жесту. Прошел вполумраке ккорме, похлопывая поборту. Вынул изножен эсток, сделал два свистящих движения, убрал оружие. Заспешил напалубу, ступил насходни ипокинул «Ласточку».
        -Мои дела здесь закончены, - неоглядываясь, сказал он помощнику капитана «Гарды». - Попробуем найти бочку.
        -Непо-человечьи они, - шепнул Бэто, часто перебирая руками поштурвалу ижестами указывая паруса, требующие установки. Команда понимала иисполняла без окриков. - Вот я испрошу: когда станете казнить негодяев? Мыслимоели дело для моряка: выбросить человека заборт. Ночью, вшторм. Тут долюбой земли неблизко, итечение сложное.
        -Я так безнадежно устарел, все еще верю всуд богов, - посетовал нэрриха.
        -Так он когда еще приключится, - буркнул помощник, полыхая ушами отсвоей наглости вспоре снэрриха, нонеунимаясь.
        -Именно теперь, - повел бровью Ноттэ. - Кто тебе сказал, глупый мальчик, будто я настолько добр, чтобы вешать нареях или рубить головы?
        Люгер, раскрывая все новые паруса, обогнул «Ласточку» истал стремительно удаляться. Ноттэ молча ждал. Он ничуть неудивился, когда позади, едва слышный, прогудел единый стон ужаса. Обшивка шхуны отпервойже перемены нагрузки стали рассыпаться подвум клинковым срезам. «Ласточка» вздрогнула, осела накорму, кренясь налевый борт.
        -Неверь, что оружие нэрриха особенное, - поучительно велел Ноттэ. - Только внаших руках, при наших силе искорости. Если получишь мой эсток, непробуй рубить корабельный корпус, людей насмешишь. Ясно?
        -Да.
        -Пойду кВико. Зови, когда сочтешь, что бочку уже пора высматривать, я попробую пошептаться светром. Надежды особой нет, новдруг.
        Ноттэ ободряюще улыбнулся, кивнул ипокинул палубу. Вовзгляде Бэто постоянно читалось дно намерений. Смотреть вподобные глаза приятно, - отметил нэрриха, склоняясь кизголовью койки капитана. Юность - время плаванья впрозрачной воде, пронизанной солнцем. Нет еще темных омутов подлости испрятанных отсебя самого сундуков соскелетами… Казалосьбы, понять собственную душу проще именно вэто время. Нолюди непытаются, они упрямо, навсех парусах, мчатся кбольшим глубинам взрослой жизни, чтобы лишь нарифах старости заняться разбором обломков былого… Исам он - Ноттэ - нелучше. Естьли дно уего собственного взора? Кому посильно нырнуть так глубоко, чтобы дотянуться?
        Рука пожилого капитана «Гарды» была теплой, жилка назапястье билась слабо, норовно. Нэрриха улыбнулся, сел напол, устроил локти накраю койки, подбородком оперся отыльную сторону сплетенных гамаком ладоней - истал глядеть, как буднично инеярко вершится чудо. Человека насквозь проткнули ивзрезали, потроша, будто рыбину… аон живет. Потому, что злое дело пресечено ивнесена плата? Много раз прежде исполнялись ипервое условие, ивторое, нооба нескладывались внужный узор, неоказывали целительного действия. Все дело всиле древнего слова, сказанного верным тоном итемпом? Врядли…
        -Надежный утебя якорь, - шепнул Ноттэ. - Смотрю идумаю: аведь, пожалуй, нетак плохо быть настоящим-то человеком… Еще я вот что думаю, Вико. Ты теперь - вполнели человек? Может, всякий настоящий капитан - тоже сын ветра… приемный.
        Капитан неотозвался. Он дышал спокойно, неглубоко, скорее как спящий, нежели - больной ипребывающий упорога смерти. Лицо утратило землистый оттенок, морщины разгладились, вродебы сделались мельче. Впрочем, угадывать возраст лежащего неоправданно: кожа натягивается иначе, - одернул себя Ноттэ. Почти виновато усмехнулся. Молодость людей отражается наих лице ивсегда обманна, подлинная блестит вглазах игнездится вдуше. Настоящее редко показывает себя нарочито.
        Нэрриха зевнул, удивляясь этому признаку усталости. Некоторое время колебался - толи отказаться ототдыха, толи признать засобой право наслабость… Выбрал второе, прикрыл веки ипровалился всон без кошмаров, замечательно темный, похожий надобротный трюм без малейшей течи.
        -Ноттэ, - выговорил неуверенный голос помощника капитана.
        Было очевидно: зная имя, Бэто счел невежливым позвать обезличено. Подменить прямое обращение напышное величание - например дон или гранд - несмог. Да инезнает он верного варианта, аназначить самостоятельно нерешился извоспитания. Хотя многие лестью прикрывают страх.
        Помощник Вико, надо полагать, - подумал Ноттэ, потягиваясь, поглядывая напацана куда внимательнее прежнего, - вырос вобразованной семье. Там волей-неволей создали отпрыску сложности вжизни. Бэто оценивает, старается строить отношения… рука его непотянулась запросто толкнуть вплечо, пробуждая без слов. Нэрриха еще раз изучил хмуро-настороженного юнца ихмыкнул: бедняга страдает, полагая всякое обращение неверным, хотя имеет перед собою ту редкую задачу, для которой любое решение - годное. Лишьбы выбрать, аневоздержаться отдействий.
        Нэрриха сел, огляделся. Настолике рыжим бутоном цветет масляная лампада. Пламя трепещет ипокачивается, что немного странно - ветра-то нет… Ночь спустилась наморе, занавесила оконце сплошной черной шторой. Эдакой домотканно-ворсистой, лишенной шелкового мерцания звезд. Значит, негорят огни небесного бала, бескрайнее море сегодня непринимает танец лунных лучей. Иэто - плохо.
        -Как искать? - вголосе Бэто слезами зазвенело отчаяние. - Выже видите, что мы ничего невидим.
        Помощник капитана горько улыбнулся невольной шутке, скорее даже скривился, илицо его сделалось старым. Усталость кого угодно нарисует тусклой краской, изуродует.
        -Где-то здесь бочка, - Бэто размашисто обвел рукой каюту, намекая наобласть поиска. - Напозднем закате разбухли облака, повисли, как проклятие. Того игляди, зарядит дождь. Ноуж тогда…
        Помощник капитана поник, нежелая превращать жалобу напогоду - вприговор неизвестной плясунье.
        -Пошепчусь светром, - пообещал Ноттэ, торопливо, вместо умывания, растер ладонями лицо.
        -Нэрриха умеют так искать?
        -Видишьли, вопрос совсем неудачный. Много знать вредно, - отметил Ноттэ, снимая пояс соружием ихмурясь: какже это он спал, неудобно ведь. Принял уБэто куртку истал натягивать, продолжая рассуждать. - Ты спросил то, что вызывает недоумение усамой Башни. Кто такие дети ветров? Это уже - многовато для вопроса. Исходно словом «нэрриха» обозначались подобные мне, рожденные невочреве людском. Понятие имело вдревности смысл. Теперь остались стрижка, красный шелк, черный пояс, узкие штаны… ловкость вобращении соружием. Еще, пожалуй, присяга Башне. Вобщем, сегодня нэрриха - это привычный внешний вид ивдобавок страх, воспитанный сплетнями.
        -Акакже вы, дон Ноттэ?
        -Я? Вэтом круге жизни я никому неприсягал «жизнью земной идушою ветра» пополному чину. Я - старый желчный злодей, взявшийся сводить счеты. Для этого я прикрываюсь заемным иудобным мне долгом. Интересы совпали для меня игранда-нанимателя. Вот ивсе.
        -Так уж истарый.
        -Тебе что велел капитан? Проглотить язык! Он разобрался втвоей природе, дав столь мудрый совет. Еще немного, имы ступим назапретные для разговора поля. Ты спросишь, сколько мне лет, я отвечу, что понятия неимею, потому что есть годы вжизни игоды отрождения… затем я задумаюсь, всерьез расстроюсь. Меня, знаешьли, неследует расстраивать.
        -Хм…
        -Несомневайся. Решил, что «Гарде» отменя небудет вреда, так? Верно. Учти, я твердо верю, что немой помощник капитана - впользу люгеру.
        Бэто звонко лязгнул зубами ивтянул воздух, проглотив новый вопрос изаодно прикусив язык: уловил втоне ивзгляде, насколько пассажир нешутит. Имолча указал надверь, первым шагнув квыходу.
        Ночь вне каюты оказалась безветренной ичерной - точно как представлялась сквозь окошко. Еще она была душновата, неприятно насторожена. Где-то загоризонтом залег большой ветер. Поутру он готовился вволю повыть накрасный восход, поднять спастбища вод стадо испуганных волн ипогнать их, слепо толкающиеся, вдаль. Вобщем шуме итолчее - попробуй тогда отыщи бочку. Даже теперь для надежды науспех прошло многовато времени, аточных указаний попоиску нет. Следует держать вуме иеще одно печальное, ноочевидное соображение: застать вживых человека, отночи идоночи проведшего вморе - чудо. Ачудеса неволки, стаей небегают. Спасение капитана надолго вперед опустошило кошель надежд, это Ноттэ знал твердо, нонежелал учитывать.
        Он упрямо прикрыл глаза, поднял напряженные, вытянутые руки доуровня груди иповел ладонями, пытаясь нащупать хоть паутинную прядь вгриве самого ничтожного ветерка.
        «Столь ласковый итонкий вздох рождают лишь крылья мотылька», - сказал один старый знакомец… Очень давно, вовтором круге - тогда Ноттэ еще считал их сазартом, эти самые круги, еще кичился ростом своего невеликого опыта. Тогда идовелось встретить загадочного нэрриха. Он выглядел стариком ибыл воистину мудр. Правда, немечтал обответах, нестремился ксвободе полета или даже счастью. Просто жил наберегу иприглядывал заневысоким маяком, имже самим выстроенным изгрубо обработанного камня.
        -Почему ты неищешь ответы? - поразился тогда Ноттэ. Он был порывист иазартен, как молодая гончая, повторяющая все петли заячьего следа, уткнувшись мордой втраву… иневидя самого зайца, замершего вдвух шагах.
        -Потому что я пришел сюда незаответами, - буркнул старик. - Иты тоже! Современем поймешь… Что даст буйство взбесившегося вихря, кроме пены иобломков наберегу? Все мы сперва надсаживаем горло инадрываем душу, норовя перекричать бурю сиюминутного. Увы, заревом шторма неразобрать шепота, каким даются ответы. Надо небуйствовать, нонаблюдать ислушать. Нафоне дуновения открыла мотылька голос высшего подобен громовому реву. Впору уши затыкать, спасаясь отсокрушительных вполноте ответов…
        -Философия, - свой презрительный тон Ноттэ помнил досих пор. Тогда он полагал это слово ругательным.
        -Иди, ты еще неминовал свою бурю, - улыбнулся старик. - Ноучти: увсякой бури внутри, всердце её, сокрыта тишина.
        Позже Ноттэ попытался навестить старика, нонезастал. Никто наберегу немог объяснить, почему заброшенный маяк называют «Танец мотылька». Аеще ходили нелепейшие слухи, что скораблей маяк виден вбурю, даже если он незажжен…
        Ноттэ сердито фыркнул, прогоняя бесполезные воспоминания. Рев или шепот - неважно. Вглухой ночи, норовящий впитать ирастворить всякий звук, нет даже малого движения. Руки проваливаются впустоту, неощущая упругости ветра, ненаходя связи ссутью его шепотов идуновений.
        -Мы понемногу двинемся навеслах, я расставлю людей кбортам инамачты, - шепнул Бэто. - Будем метать стрелы спаклей, может, что ивыявится…
        Вголосе различались иотчаяние, исочувствие: разве нэрриха может один завсе отвечать? Неего вина - брошенный вморе человек. Ноттэ кивнул иснова повел рукой, пробуя уговорить заснувший ветер откликнуться, помочь. Хотя влучшее - неверил… Как найти ночью посреди моря бочку? Мокрую, округлостью бока подобную волне, вполне возможно - рассохшуюся. Такая она протекает, погрузилась почти целиком.
        Мысль отом, что приходится испытывать существу, запертому внутри, впервые завсе круги жизни пробудила внэрриха неподдельное сочувствие кплясунье. Даже она иподобные ей нетворят столь жуткого греха, сознательно нарушая устои мира своим танцем. Всего лишь обманывают, иеще следует разобраться, кого вбольшей мере - жертву или себя…
        Вконце концов, кто такая плясунья? Чаще всего успешны вволшбе именно женщины, апонять их душу невозможно. Плясуньи сотканы изпротиворечий, логика им чужда. Даже изучив её законы, полагал Ноттэ, женщины, наделенные даром танцевать светрами, несклонны расчетливо применять знания. Нэрриха давно подозревал: один изнепреодолимых барьеров для волшбы - именно хладнокровие, оно лишает душу трепета живого ростка, ласкаемого дыханием чуда. Если все так, то оправданноли винить плясуний сих горячечным темпераментом - засамовлюбленность, жажду быть совершенством ивызывать всеобщее восхищение? Пользоваться плодами успеха - это тоже есть, да. Нокто таков Ноттэ, чтобы необратимо карать заподобный грех?
        Между тем, совсем недавно идея кары выглядела верной, авоздаяние - оправданным. Ивот он, Ноттэ, клинок воздаяния, увидел состороны. как одержимый жаждой мести враг - тоже нэрриха - обрек плясунью намедленную смерть, заточил вчрево бочки - удушающее, тесное, пропахшее затхлостью. Убийственное равно для волшбы инадежды…
        Ноттэ помнил миг ужаса, предшествовавший первому вего жизни вздоху - миг, повторяющийся вночных кошмарах, неизбежных, надо полагать, для всякого нэрриха. Чернота небытия. Вывернутый наизнанку мир-ловушка… Было время, чего греха таить, копошилась внедрах сознания мыслишка: отплатить злодейке, которая ввергла вземную жизнь. Дать ей осознать насобственной шкуре, чтоже она наделала. Впервом круге Ноттэ жаждал мстить икарать, выбирая жестокие методы. Впервом круге это простительно: душа еще незнает, что такое смерть ни для неё, ни для иных…
        -Ох, - выдохнул голос Вико едва слышно, всамое ухо, Ноттэ даже вздрогнул, напрягаясь ивслушиваясь, - неделом ты занят! Ветер слушаешь, анадо - сердце… Оно иесть мотылек, оно еще бьется.
        Ноттэ вздрогнул, кивнул, принимая совет инеотвлекаясь насловесную благодарность. Снова повел руками, ощущая себя слепым вкромешной ночи. Утратить зрение, оказывается, удобно! Ему душно, он сам - смятый мотылек вмозолистом кулаке бытия. Крылья шуршат, теряют пыльцу. Свобода недостижима, номучительно желанна. Ночами он полагал, что нехочет жить вмире людей, ното лишь сон… Разве можно отказаться отпробуждения, отсчастья взлета сраскрытой ладони, отвосторга осознания, что тьма несломала тебя, что ты - есть?
        Нечто шевельнулось, словно жилка под кожей вздрогнула - тонко, намеком. Слабее, чем щекотка, незаметнее, чем волоски комариных лапок…
        -Там, - выдохнул Ноттэ, опасаясь спугнуть путеводное ощущение.
        Скрипнул штурвал, ноги зашуршали попалубе - крадучись, ловко. Бэто зашипел прикушенным языком, без внятных слов давая указания. Дуновение коснулось щеки: видимо, помощник капитана отчаянно размахивал руками. Без слов можно икомандовать, иругаться, пацан это усвоил именно теперь ииспользует пополной.
        Мотылек наладони вздрагивает изамирает. Крылья трепещут все слабее. Зато связь сделалась прочна, иНоттэ позволил себе ругаться вместе сБэто! Он азартно размахивал пустой рукой, лишенной ощущения крыльев. Именно эта ладонь, прямая, как жестяной флюгер, годилась для указания направления, она настойчиво требовала спешить, весомо складывалась вкулак, обещала вбить нерасторопным ум если невголову, то куда придется, нопоглубже ипонадежнее.
        Наконец, нэрриха ощутил близость цели, решился разлепить веки ивернуть себе зрение. Нараскрытой ладони небыло мотылька, нодалеко впереди Ноттэ увидел неяркий трепещущий блик - ипочти сразу угадал покатость дубового бока, скрепленного обручами… Третий раз забезумный, нескончаемый день, нэрриха прыгнул заборт. Сиганул без разбега ирасчета ввязкую смоляную воду! Побежал подорожке фонарных бликов все дальше, всмоляную ночь. Первый раз завсе время - несчитая шаги. Ржавая, холодная поверхность казалась лезвием, она жгла босые стопы, резала их нещадно, если верить боли. Но - держала, вопреки здравому смыслу иопыту. Бездна моря пружинила, прогибалась иснова выбрасывала нэрриха вверх - шаг зашагом, снова иснова… словно под дорожкой избликов появилась основа - может, та самая веревка, брошенная капитаном Вико, непожалевшим жизни?
        Когда доцели остался всего-то один прыжок, опора исчезла. Ноттэ рухнул вчерное кружево взбитой падением пены, погрузился сголовой, вынырнул, отплевываясь. Внесколько гребков достиг бочонка - низко осевшего, тяжелого отпросочившейся внутрь воды. Стенку удалось проломить одним ударом, вторым - расширить дыру ипопояс занырнуть всвой извечный сонный кошмар без надежды исвета… Насей раз дощатый мирок схрустом раздался, уступил напору плеч илоктей. Утратившие хватку обручи - стражи кошмара - канули впучину моря, навсегда…
        Руки нащупали тело - безвольное, маленькое. Рванули вверх. Снова пришлось всплывать иотплевываться, шипеть сквозь стиснутые зубы, терпеть боль: ноги свела судорога. Небывалое для нэрриха дело - полное, окончательное утомление… Ноборт «Гарды» приближался. Ихватило упрямства, чтобы вцепиться вброшенный канат, держаться, терпеть… Тьма обступала сознание, свет многих фонарей несоздавал вней самой малой щели. Тишина обморока наваливалась…
        -Вино грейте, олухи! Да нестойте, одеяла сюда! Отрыжка береговая, крысы бесхвостые, шевелитесь!
        Суетился ипричитал, конечноже, помощник капитана. Он паниковал, бессознательно повторяя тон илюбимые присказки пожилого Вико. Висполнении ломающегося мальчишеского голоса угрозы звучали смешно, нолюди подчинялись. Ноттэ слышал все внятнее крики, топот ног. Он возвращался изнебытия ипонимал, как приятен путь вжизнь.
        Ему растирали ноги, его держали под спину, пытались напоить, хлопали пощекам, окликали поимени иругали смачно, сознанием дела - то есть совершали все, что обычно делать вотношении нэрриха непринято. Чернота схлынула, последняя льдинка озноба растворилась вгорячем вине. Ноттэ вздохнул исел почти самостоятельно. Осмотрелся, щурясь ивстряхивая головой. Изправого уха вода вытекла, вернув слух. Влевом еще отзывалась болезненной глухотой.
        -Жива? - выговорил нэрриха.
        Его без слов повернули, внесколько рук указали - гляди. Ноттэ как-то сразу забыл обусталости, повел плечами, сел удобнее. Принял новую кружку свином иопорожнил крупными глотками.
        -Жаль, нельзя убить чернобородого еще разок, - раздумчиво посетовал нэрриха, отдал пустую кружку икивнул: - Спасибо. Мне уже хватит, я быстро восстанавливаюсь.
        Отнятая уморя плясунья оказалась ребенком лет двенадцати-тринадцати. Синевато-бледная, тощая, взалатанном убогом платье. Бэто держал хрупкое тело, уложив животом наколено, опустив плечи ксамой палубе. Похлопывал поспине, бессознательно приговаривал капитанские ворчалки: «Бегом, ичтобы пятками гвозди забивала!» или «Акого это работа негреет?».
        -Никак непрокашляется, легкие полны, - пожаловался Бэто, вздрогнул отприкосновения кплечу иглянул нанэрриха снадеждой: вдруг итеперь поможет?
        Костлявая спина, облепленная мокрой тканью, напряглась, идевочка наконец-то стала мучительно кашлять, избавляясь отморской воды. Похожие назачатки крыльев лопатки вздрагивали, иказалось, что они могут прорезать ткань - так остро выпирают.
        Ноттэ осторожно улыбнулся, поверив, что худшее позади. Принял уодного изморяков плащ, укутался. Вспомнил важное иснова осмотрелся.
        -Где Вико, помощник?
        -Там, вкаюте, гдеж еще? - отнедоумения Бэто замер, нобыстро вернулся кпрежнему занятию - выхаживанию утопленницы.
        -Я слышал голос… - начал было нэрриха иосекся.
        Чтобы он сейчас ни сказал, ему неповерят! Все видели: нэрриха без сознания. Значит, мог стемже успехом созерцать святого Хуана или шествовать поступеням истиной Башни. Чуть подумав, Ноттэ подрастратил уверенность всвоихже воспоминаниях. Слышать - слышал, ноушамили? Ему ни разу недавали ответов, даже малых. Он ислушать-то неумел! Акапитан ипрежде был непрост, каковже он станет, вернувшись?
        -Дышит! Вот так-то, другое дело, - гордо сообщил Бэто, поднимая наруки девочку ипобедно улыбаясь. - Всем покружке вина. Даже мне. Ты иты - навахту. Окорок дикого кабана выделяю своим решением изкапитанского запаса. Празднуем. Ноттэ, какой теперь курс?
        -Спешить нельзя. Наша цель - порт Мара, носперва зайдем впустую бухту острова Серой Чайки, - задумался нэрриха. - Капитан пусть подлечится. Добавлю: чем меньше странного узнает Башня, тем спокойнее будет ваша жизнь. Значит, надо обсудить ирешить, чего именно вы невидели инеслышали. Кого ичего набортунет.
        Нэрриха глянул надевочку, Бэто сразу кивнул. Повинуясь жесту пассажира, отнес плясунью вего каюту. Уложил накойку, старательно укутал одеялом иплащом. Проследил, чтобы для нэрриха положили напол тюфяк - тощий, новполне ровный, неособенно промятый. Бэто сам проверил простыни, принес подушку ишерстяное одеяло - повсему понятно, отдал свои. Ноттэ нестал спорить. Поблагодарил, лег, прикрыл глаза имгновенно провалился всон. Почему-то нэрриха испытывал стойкое убеждение: извечный кошмар никогда невернется. Страх перед вывернутым миром сгинул, когда была разбита бочка. Все, что осталось отбылого ужаса - боль вкостяшках пальцев, ссадины, длинный шрам направой руке. Нотакие раны - телесные - унэрриха заживают быстро ибесследно.
        Глава 2. Башня иколодец
        Патор был облачен вбелое, как подобает его сану. Он - высочайший служитель Башни впределах Эндэры иТагезы - сейчас пребывал вобители, наверхнем ее ярусе, взале приема. Он был тут полновластным хозяином исмотрелся внушительно… нокак-то неоднозначно.
        Внушительно уже потому, что был высок инеособенно стар, недоодряхления. Патор хранил спину прямой идержал подбородок вздернутым, несколько надменно. Он сидел вкресле, установленном навозвышении вдве ступени. Яркая белизна облачения выгодно подчеркивалась сиянием луча: день изливал всю благодать солнца одному лишь служителю божьему, словно парящему вполумраке обширной залы. Окна побольшей части выходили назакат ипока оставались втени, шторы усердно копили сумрак. Вероятно, потому патор иизбрал для приема этотзал.
        Неоднозначность впродуманную картину приема вносило поведение гостя. Это был весьма молодой человек, одетый вскромное дорожное платье, без герба ииных отличительных признаков происхождения, без украшений. Гость стоя выслушивал речь служителя, как, вродебы, иподобает. Но - стоя спиной кпатору! Все свое внимание гость уделял дивному виду, открытому для взгляда состоль изрядной высоты: всёже двенадцатый ярус башни! Потакая любознательности, мирянин отдернул тяжелый бархат, призванный сберегать тень ипрохладу даже вполдень идаже здесь, под самым шпилем оплота главной башни обители Серебряного Света.
        Башня - уэтого слова много смыслов. Так называют белокаменный перст высочайшего строения вовсякой обители. Подобное строение обычно имеет круглую форму или возводится квадратом кладки, ориентированным посторонам света. Перст башни увенчан шпилем иуказует внебеса илиже воблака, явись они затенять виноградники среди лета.
        Башня - нетолько строение, тотже смысл имеет исимвол веры. Аеще Башня - произносимое шепотом исопаской определение силы, немалой ивсе растущей, сосредоточенной вруках служителей божьих.
        Выказалли гость уважение, явившись сюда поприглашению патора? Или обозначил слабость ипризнал патора первым среди равных? Может, он вознамерился разрешить некие сомнения? Или пожелал всего лишь насладиться видом изокна, как сообщил еще доначала беседы? Вточности ответа незнали ни патор, ни его ближние, ни, может статься, сам гость.
        -«… таким образом, лоза моих рассуждений принесла сей плод, долгожданный, взлелеянный напочвах наблюдений имолитв. Воистину неоспоримо единство корня, изкоего происходят верования севера июга, атакже идиковатые, маловнятные нам культы заокраинного иполулегендарного востока. Кореньже исконный есть древнейшая вера предков наших, постепенно обросшая листвой языковых иобрядовых особенностей, сокрывших извечный инеизменный единый ствол впестроте сиюминутных различий. Увы нам, различия подобно листве заслонили главное, породив нечестивую распрю…», - голос патора Паоло пресекся, рука небрежно, сотвращением, стряхнула свиток сподставки для книг. - Полагаю, довольно чтения, мне тягостно повторять измышления иотравлять ваш слух. Итак очевидно: безумец даже теологические рассуждения сделал ересью, богохульным средством, призванным прекратить, как он выразился, «распрю». Распрейже, ВашеВе…
        -Помилуйте, я смиренный паломник, - сдолей раздражения отметил гость, так инеобернувшись, новыказав должное усердие вподдержании своей игры внеузнанность. - Я внемлю словам мудрости, преисполненный веры исмирения.
        -Конечноже. Итак, продолжим. Распрей презренный отщепенец смел именовать поход воимя веры, принесший одному только вашему деду земли досамого перешейка Канто идевять крепостей: Тольэс,Ба…
        -Нежалуюсь напамять, - поморщился гость, снова сосредоточившись наизучении долины. - Патор, воистину Башня умеет иудивлять, итворить чудеса. Я совершил небольшую прогулку, покинув столицу впреддверии большой жары. Впуть я отправился сопределенными убеждениями. Как мнилось мне, неоспоримыми. Ту распрю начали южане, хроники дворца ничуть нелживы. Новесь урожай собрали неони, амы. Однакоже способ… скажем так, жатвы невыглядит безупречным даже воткрытых семейных хрониках.
        -Еслибы старик успел вынести запорог обители свои бредни, долина Сантэрии, того игляди, осмелиласьбы объявить себя центром мира, ничуть незаботясь омнении самого маджестика. Ложная гордыня могла вознести обитателей долины вих помыслах превыше мирской власти, превыше духовных заветов, созданных врадении облаге жизненном ипосмертном. Они обратилибы взоры кюгу ипольстились насладкую ложь эмира иего злоязыких советников. Разместите сей довод навесах рассуждений, испособ противодействия ереси непокажется чрезмерным. Ибо устои незыблемы, иного недопустим ни мы, нивы.
        Голос патора журчал убедительно, искренне - нонесколько усыпляюще. Гость сзаметным трудом подавил зевок, давая понять, что нелюбит словесные кружева. Паоло смолк ирешил выдержать паузу, обозначая право хозяина вразговоре. Гость прошел доугла зала ивзглянул вполукруглое окно сграненым хрустальным стеклом.
        Отсюда открывался роскошный вид наминдальный сад, розарии, большой парк, тянущийся досамой стены обители, назеленых великанов - дубовую рощу, занимающую всю долину вне стен. Дорога настолицу то пряталась втени могучих крон, то выбиралась под палящее солнце. Малые тропки вились отствола кстволу прихотливым узором, отмечая каждодневный путь служителей, присматривающих зарощей ивдолжное время собирающих драгоценную пробковую кору.
        Гость едва заметно дрогнул бровью. Врядли ему нравились полубезумные порывы старой королевы Атэррийской - Хуаны Второй, передавшей Башне лучшие владения, ивтом числе почти все дубовые рощи… Ведь кора - это живое золото. Гость вздохнул изашагал вдоль стены, без интереса поддевая шторы иизучая виды.
        -Пожалуй, вы правы, ваше преосвященство. Новернемся ктой жаре, что сделала целительным идаже насущным мое путешествие. Юг летом - воистину пекло. Пожалуй, погода схожа сдавней, знакомой моему деду инесулившей ничего благого… даже при взгляде изэтого окна. Кажется, втот год было принято решение оземельных ииных особых правах паторов вБарсе. Некоторые назвали указ уступкой, иные нашли врешении необдуманность ичрезмерность. Сплетники позволили себе шептаться ослабости короля. Ночудо было явлено, мы изгнали ересь изСантэрии. Хотя перевалы считались неприступными.
        Патор кивнул, позволил себе растянуть губы вподобии улыбки, пресной, как хлеб, подаваемый страждущим увнешних врат оплота веры. Паоло поднялся изкресла, сгреб владонь сверток, поданный сэрвэдом похозяйскому знаку. Обладатель белого одеяния скользил беззвучной поступью старого, новсе еще уловистого, кота, охотящегося надерзкую венценосную мышь.
        -Пути свершения людских деяний небезупречны, зато провидение воистину вне пересудов. Самое грозное оружие людей - ничто перед карой высших сил. Первому оказывают отчаянное сопротивление, второе принимают всмирении, склонив голову иумоляя омилости, свершая акт покаяния.
        -Провидение вне власти мирской, - гость утратил интерес квидам заокнами иуделил внимание патору. Повернулся кнему всем корпусом, чуть поклонился, выказывая уважение сану. - Теперь я вижу: вы средкостным усердием желаете вернуть взакрытую библиотеку труды того старика… иэто оправданно.
        -Именно. Едва ересь покинет столицу поволе вашей ивоблаго Башни, мы примемся неустанно возносить молитвы, исбожьей помощью дела юга переменятся. Внутренних врагов короны постигнет возмездие, внешние утратят воинственность. Вы сможете отвести войска ксеверу, что теперь весьма выгодно. Вы проявите политическую мудрость ипокажете себя сильным стратегом.
        -Стратегом? Того игляди, Бертрана начнут именовать уже небелой, аблаженной вороной, - усмехнулся гость, намекая навольное толкование своего имени. - Как можно оголять крепости, если наюжном склоне гор скопилось додвадцати тысяч сабель, иэто только надежно известные нам силы?
        -Их уравновесят силы иного порядка.
        Патор откинул сложенные конвертом края свертка ипоказал собеседнику содержимое: невзрачную темную ткань без узора. Породистое смуглое лицо гостя приметно побледнело. Хищный прищур, взблескивающий искрами интереса, угас под расслабленно прикрытыми веками.
        -Воистину Башня применяет сильные средства, - шепотом выдохнул гость. - Цена мира мне представлялась менее… убийственной. Но, пожалуй, поздно менять решенное, да инепривык я перечить себе. Это порой накладно, но… нопусть так. Вы получите то, что стало предметом обсуждения. Одна поправка: посылку доставят после вмешательства провидения. Нетеперь, ноименно итолько - после. Пусть оно укажет, что есть истина.
        Гость кивнул, одновременно испрашивая благословения иотмечая окончание разговора, асним исвое намерение покинуть обитель. Недожидаясь завершения ответного одаривания благодатью ипрощания, он удалился. Миновав все двести пятьдесят ступеней спуска, гость невыказал одышки, хотя сопровождающие сэрвэды отставали иопасливо вжимали головы вплечи. Слишком внятно читался вэтой молчаливой спешке гнев.
        Удверей гостя ждала карета. Два слуги, неподнимаясь сколен инешевелясь даже, держали рапиру ишляпу: оружие недопустимо встенах оплота веры, как илюбые помыслы опричинении смерти, таков канон духовной жизни…
        Мужчина резким жестом отстранил слуг инырнул вполумрак кареты. Надверцах неимелось герба, экипаж был добротным, нонеброским, как иодеяние гостя. Всю маскировку разрушало сопровождение - полусотня охраны, сплошная знать. Отдельного упоминания стоил идон Эппе, именумый вглаза королевским псом, словно таков его титул. Известный всем встолице лицом икошмарным своим норовом.
        Дверца хлопнула, карета тронулась, паломник счувством выругался, незаботясь освятости места игреховности своих помыслов ислов. Тот, кто терпеливо дождался паломника вего карете, сочувственно усмехнулся, непроронив ни звука. Подал мешочек, сберегающий золотую шейную цепь сфамильным медальоном инесколько перстней.
        -Еслибы ты спорил наденьги, мог разорить даже меня, - признал паломник. Отдышался, нанизывая перстни ипостепенно укрощая гнев, сделавший его голос хрипловатым, ашею бурой отприлива крови. - Он посмел ставить условия. Нет: диктоватьих!
        -Приятно наблюдать развитие твоей выдержки, почти достигшее взрослости годовалого котенка, - похвалил молчавший дотого момента спутник. - Я помню времена, когда ты сказалбы: «Ставить условия Нам», вскипел отсвоихже слов, вернулся вобитель иввязался всклоку. Или наворотил еще невесть каких глупостей.
        -Невсе потеряно, черт побери, - смущенно буркнул паломник, покосившись натого, кто смел звать его на«ты» инасмехаться. - Довечера разойдусь инаворочу. Твоя очередь ставить условия… Нам, нашему несравненному илучезарному высочеству.
        -Величеству. Вы правите единой Эндэрой, земли востока лишь часть её иктомуже ваш брат…
        -Незли меня. Влюбом случае я соправитель ижелалбы…
        -Даже короли неумеют воскресать измертвых, чтобы поэтому поводу ни говорил патор. Корона Эндэры - теперь лишь вопрос формальностей иритуалов. Твоя жена изощренно умна ивовсе несклонна отрицать равенство прав соправления, чтобы ни твердили надменные западные доны. Так что я дважды прав - величеству, покрови ипоблагословению Башни. Изабелла великолепна, так ловко сделать неоспоримым свое мудрое решение обраке, безнаказанно насолить тетушке инаконец-то объединить земли, неорошая их кровью…
        -Хватит нудно бормотать то, что знает всякий при дворе. Я уже успокоился. Вчем твой интерес, остарый друг, помнящий меня младенцем?
        -Ненадо так явно намекать навозраст. Хотя да, он дает мне право нафамильярность. Востальномже ничего мне ненадобно. Я скучаю исам незнаю, зачем вдруг захотел пообщаться.
        -Ходят слухи, ты пел ночами для моей матушки, еще когда был молод отец. Может, совесть проснулась или хуже того, родственные чувства?
        -Фу, старая сплетня. Ваша матушка была набожна иверна мужу, аваш отец… я умолчу. Увы, ваше яростное величество, шутка несмешна.
        -Разве я смеюсь? Назови цену. Такие, как ты, только впервом круге служат под властью данного сгоряча слова. Ты немальчишка иразбираешься вставках больших игр. Явился, испоганил мне траур побрату, лишил меня законного права навыгодную войну сюгом, поссорил сБашней. Я чувствую себя глупее глупого. Я, черт подери…
        -Небогохульствуй.
        -Эо, ты чудовищно стар иневеришь ни вочто! Это достоверная сплетня, еще мой прадед знал, насколько она близка кистине. Помнится, некто далекий отбогобоязненности учинил изрядный переполох тогда. Ауж как жарко стало вбольшой инедружной семье эмира!
        -Несмешивай веру итех, кто объявил себя её служителями. Ктомуже время идет, люди меняются.
        -Люди… Ты-то тут причем?
        -Я тоже меняюсь. Время утекает песком сквозь пальцы. Прежде я неосознавал его ток, ноныне каждое мгновение обрело извук, идлительность… точнее, краткость. Раха - сила, питающая нас - постепенно иссякает, она навечна. Вограниченности бытия есть немалая прелесть. Жизнь восстанавливает цвета, казавшиеся вылинявшими, вкус её снова манит, как лучшее вино. Растет занятнейшая жажда успеть, узнать иподелиться… Смертность, друг мой, то еще искушение.
        -Тебе, подлецу, жить надоело, - обозлился паломник, - амне наоборот, ничуть! Между тем, ты втравил меня винтригу, изкоторой нет безболезненного исхода. Я нехотелбы прослыть Бертраном Блаженным, нотроекратно нежелаю остаться впамяти Буйным, аравно нестремлюсь назваться Юным, скончавшись досрока… Эо, ты нечеловек втой мере, чтобы я мог сказать, непрячась инетеряя лица: да, мне страшно. Чертовски страшно. Он показал вточности то средство, что ты предсказывал. Он возомнил себя провидением! Его средство будет карать безразлично ктитулу, благу для края, доводам рассудка изолота. Ты ведешь себя нелучше, нежелая назвать цену. Значит, отказываешься служить, играешь мною… Хозяина Эндэры, кажется, низвели впозорнейший сан шута? - Бертран тряхнул головой. Отдышался, чуть спокойнее глянул насобеседника. - Эо, если я неучту сказанного тобой, проиграю. Если последую совету, меня того игляди уберут сигрового поля. Кроме тебя лишь двое старших нэрриха могут дать защиту ииспытывают определенную приязнь кЭндэре. Один невесть где, второй, как мне сообщили, нанят Башней. Бог весть, непомоюли душу.
        -Пообещай ему то, что патор только что испросил утебя, - лениво зевнул Эо. - Важно тонко подать предложение… Стаким делом справится Изабелла, ия желалбы наблюдать забеседой. Он будет взбешен! Хотя взрослые нэрриха редко впадают вбешенство.
        -Если он нанят Башней, как перехватить ипереманить? Мои люди искали его инетолько его сзимы, но, чёрт… Вас найти непроще, чем поймать ветер!
        -Однакоже мы, неуловимые нэрриха, всего лишь улов ничтожных плясуний…
        Эо негромко рассмеялся, повозился иподоткнул под бок несколько подушек. Прикрыл глаза, расслабился. Бертран воспользовался случаем иеще раз, при свете дня ибез помех, рассмотрел спутника. Странно слушать жалобы напреклонность лет отсущества, которое выглядит прелестным юношей восемнадцати лет. Прикрытые теперь глаза имеют - Бертран знает вточности - тон шоколада, как увсех детей ветра. Впрочем, глаза Эо почти черны, инапоминают скорее оспелом винограде, вобравшем сладость лета. Волосы, вопреки обычаю, неострижены под корень, они длинные, выгоревшие иволнистые. Золотистая кожа безупречна, ни единый изъян ненарушает её бархатистой гладкости, ни одна морщинка ненамекает натяготы прожитых веков… Сплетни утверждают, что Эо, сын штиля - или как его там, пойди упомни все имена ипрозвища - божественно танцует ииграет навиуэле. Слагает стихи иисполняет их своим сладким, чуть вибрирующим, голосом. Вродебы впрежние времена этот юноша выстроил дворец встолице, усамого берега реки. Влюбленные доньи только что штурмом небрали высоких стен, норовя привлечь внимание. Ноподобные Эо нелюди ровно втой мере, чтобы
ценить непостижимое иотказываться отдоступного.
        -Утебя есть дети? - поинтересовался Бертран прямолинейно, ведь порой именно так иудается получить настоящий ответ унэрриха.
        -Я незнаю даже, естьли уменя бессмертная душа, - толи снасмешкой, толи сгоречью, отозвался Эо. - Ножелалбы верить влучшее… разобравшись, что для меня предпочтительно. Ты прежде задал более насущный для рода Траста вопрос. Вот тебе несам ответ, новполне занятная… сплетня. Жил-был дон. Кое-кто полагал его небезнадежным, аиные находили, что, укоротив зазнайку наголову, сделают его гораздо приятнее. Дон изволил быть храбрым добезумия, шлялся поночам впорту, пил сладкое сантэрийское, купленное уеретиков, ипоминал нечистого поповоду ибез.
        -Милейший человек, - вслух похвалил Бертран.
        Ипро себя подумал: история-то давняя, если сантэрийское еще покупали уеретиков. Ныне вдолине их стало куда как поменьше, дотрех четвертей населения посещает обители ипочитает закон, установленный Башней. Исама долина принадлежит короне, атого точнее - именно его династии, роду Траста. Значит, дело было даже непри паторе Луиджи, аранее. Может статься, намек прямой икасается предка. Аесли нет - то легенда куда древнее ивосходит ко временам, когда строили наравных условиях идаже рядом обители потрем законам веры, прежде сосуществовавшим относительно мирно. Тогда событиям много более трех сотен лет… Хотя разве это важно? Дон израссказа влюбом случае производит приятное впечатление идаже кого-то напоминает. Что вполне впривычках Эо: маскировать насмешки под легенды ивыдавать неглупые мысли всамой, напервый взгляд, недостоверной форме. Вот исейчас Эо дразнит, вынуждая гадать, небылли он сам участником истории, если это нелегенда, абыль?
        Эо распахнул глаза, по-собачьи грустные, сопущенными уголками век ислишком крупной радужкой, едва оставляющей место проблеску белка. Взмах длинных ресниц получился насмешливым ипо-женски кокетливым. Если допустить признание непредвзятой правды, юноша могбы нарядиться девушкой, нет внем ни малейшего оттенка мужественности. Нонет иженственности, он слишком иной, разум пытается оттеснить втень чуждость иподменить привычным. Руки хорошей формы, нокисти некрупные. Пальцы сильные, схарактерными мозолями, оголовье рапиры они гладят привычно. Сама рапира старомодна досмешного. Гарда мала ипроста. Клинок короче нынешних, зато лезвие куда шире. Скорее уж меч, таким сподручнее рубить, нежели колоть. Весьма похожий клинок висит настене столичного оружейного зала рядом спокоями короля: им владел прадед и, послухам, был мастером, поскольку дожил доседин, непрекращая шляться погостериям, пить сладкое сантэрийское иполагать себя бессмертным. Малость остепенился предок лишь после неприятной истории впорту. Его подкараулили, иловко. Однакоже некий нэрриха водиночку помешал расправе, оплаченной иподготовленной
сознанием дела.
        -Утого дона была невеста, - продолжил Эо. Убедился, что слушают его внимательно иснова смежил веки. - Прелестная девица, она умела петь соловьем… более никто невладел голосом так, покрайней мере намоей памяти.
        -Натвоей, значит.
        -Положим, да… Девица была мила и, что куда важнее, имела трезвую голову. Она срастущим беспокойством наблюдала пьяные выходки дона жениха, чей отец был всего лишь третьим претендентом навласть… иподлецом, каких поискать. Он зарезал брата иплемянника, иэто тоже правда, недобавляющая друзей исторонников.
        -Списки наследования часто стремятся укоротить, тем более при наличии поводов ввиде мести, - включился вигру Бертран.
        -Месть точила свой эсток, нодевица прибегла кспособу, позже вычеркнутому извсех списков, хранимых вне обителей Башни. Темной ночью она пошла кстарому колодцу…
        -Только без жертвоприношений, - поморщился Бертран.
        -Обижаешь! Даже огорчаешь, - Эо снова открыл глаза иподмигнул. - Что ты знаешь овере вне Башни, остарых культах исамом понятии «жертва»? Прочти без спешки заметки того старика. Незря они тревожат робкого патора Паоло: вних много искренности. Жертвой древним многочисленным богам, олицетворявшим природу, могли быть цветы, капля вина, пролитая наалтарь сблагими мыслями или хотябы без ругани. Девица отправилась кколодцу, имевшему название «Поющий орадости».
        -О! Неужто тот, влетнем дворце моей Изабеллы, усамого берега? Его вода слегка отдает солью, - живее уточнил слушатель.
        -Неисключено, почемубы нет? Она пошла кколодцу испела просьбу. Сдушой, без срывов голоса, неособенно громко, это как раз лишнее. Девицу интересовал определенный защитник, иона избрала день владычества его родного ветра.
        -Икогдаже…
        -Голос твоей жены, уж прости, невмоем вкусе. Низковат, слегкой хрипотцой, - отметил Эо без тени почтения. - Зато она умна, вы умудрились без войны объединить земли идаже, послухам, счастливы вбраке… вопреки тому, что альянс создан порасчету. Овас даже несплетничают.
        -Мы тверды ввере, тверды дофанатизма, это общеизвестно. Незли меня.
        -Неподдавайся наподначки. Ты всостоянии понять, что заветер надобен насейраз?
        -Положим,да.
        -Распорядись вычистить колодец иизбавить отизменений висходном устройстве: навес там лишний. Уж нестараниямили сэрвэдов патора возведен, откуда мне знать?
        -Звук теперь, значит, отражается игаснет…
        -Сказано достаточно, более недобавлю ни слова. Мне пора, ворота обители позади, вкарете душно, встолице итого противнее. Я всегда любил горы.
        Эо глянул вокно иглаза его блеснули азартно, молодо. Натонкой коже проявился румянец. Сдолей раздражения Бертран подумал: сейчас гость покинет карету, иродится новая сплетня. Мол, кое-кто без жены ездил насевер, якобы вобитель, асам-то, сам-то… Все видели, притащил ссобой переодетую девица. Может статься, подобрал вгостерии попути иразвлекался, точно как прадед, чтоб ему вгробу икалось, пьянице, наплодившему слухов никак неменьше, чем незаконных отпрысков…
        Мысли свернули скривой тропки наглавный путь: если патор задействовал свой план, как отнестись ктому, что более нетайна изначит, давит наплечи ответственностью? Сэрвэды уже скачут кгорам ивезут назначенное Башней для крепостей иих жителей «провидение», более похожее напроклятие. Аведь долина - земли Барсы, там живут люди Барсы. Увы, отказаться отприменения «провидения» трудно, сейчас войска очень нужны насевере. Исовета спросить неукого: Изабелле никто несообщал причин поездки мужа насевер. Но, едва правом иименем Бертрана Трасты войска отведут издолины, скрывать сговор станет поздно, водворце разразится непогода… Башне иэто впользу. Новот вопрос вопросов: стоитли играть, если тебя так яростно затаскивают вигру?
        Бертран нахмурился. Долго молчал, невсилах избрать решение. Наконец, он снял спальца перстень, протянул спутнику.
        -Возьми. Он надежнее золота или приказов, переданных сгонцом, обеспечит коня, право проезда исодействие наземлях Барсы. Неведаю, как можно предотвратить то, что уже начато. Нопусть моя долина живет без столь жуткого… провидения. Я сегодня непошел напрямой раздор, даже дал патору некие обещания. Твои советы смутны, иесли Башня будет…
        -Непозволяй делать затебя выбор ни мне, ни Башне, ни кому-то еще, - напевно вымолвил Эо. Убрал перстень вкошель упояса. - Запомни, неумеренность - худший грех для короля. Неповторяй старинных ошибок. Башня охотно поможет северу прибрать крукам все. Твоя новорожденная дочь, если первой будет именно дочь, вполне способна своим браком убить династию. Кто-то скажет, что она, положим, безумна.И…
        -Прекрати! Порой желание прикончить тебя делается слишком уж значительным.
        -Иснова припомни мои советы поповоду умеренности, - рассмеялся Эо. Стукнул встенку кареты, давая знак костановке. Спрыгнул втраву иоглянулся последний раз, ожидая, пока подведут коня. - Все, что я мог, сделал исделаю. Прочееже твое право идело - решать или нерешать, плыть потечению или бороться. Береги семью инешляйся попорту, ради всех богов древних иновых… - Темные глаза блеснули озорством, Эо одним движением качнулся вседло, склонился ккарете ишепнул едва слышно: - Зря переживаешь, что меня сочтут сплетней. Ноесли вдруг… напомни Изабелле осеребряных розах.
        -Что? Окаких таких…
        Бертран смолк наполувздохе ибыстро оглядел спины десятка знакомых сдетства приятелей-донов, усердно отвернувшихся, ноноровящих все услышать идомыслить. Вотчаянии Бертран махнул рукой, толи провожая скачущего галопом Эо, толи посылая его подальше.
        -Говорят, вбестию были влюблены одновременно дон Кармелло иего сестра, - серьезно сообщил ближний издонов охраны. - Клянусь пресвятой девой, я начинаю понимать, почему. Это существо вызывает приязнь иотвращение одновременно.
        -Вроде, ни счем остались идон, идонья, - расхохотался королевский пес Эппе, конем тесня охрану подальше откареты. - Если оно чем иинтересуется, точно невнешностью. Тем более нет внем тяги кночным похождениям. Зато я знаю толк вдраках. Иверую истово.
        -О, ты исполнен святости, когда трезв, то есть день или два вгоду, - предположил Бертран, наблюдая, как слуги складывают ступеньку иприкрывают дверцу кареты. - Вперед, хватит бессмысленно тратить время насплетни ипрочие глупости.
        Король остался вкарете один, ноему казалось, что экипаж проседает нарессорах, перегруженный сомнениями сверх всякой меры.
        Можноли счесть нэрриха - союзником? Стоилоли отдавать перстень взалог союза? Что скажет Изабелла, когда узнает - акоролева умеет узнавать то, что вообще ни разу небыло сказано вслух… И, черт подери, король он или некороль? Неужели он обязан всякий раз, принимая решение, оглядываться напатора, жену, влиятельных донов? Разве это - власть?
        Глава 3. Кукла для плясуньи
        Первый раз завсе время телесной жизни Ноттэ приснился добрый сон, интересный, - такой, что отсолнышка, щекочущего веко, пришлось отворачиваться инакрываться сголовой, стараясь досмотреть инепроснуться.
        Мотылек неспешил взлетать сраскрытой ладони, просто сидел ичуть покачивал крыльями. Ветерок их движения вздыхал без голоса - улыбался. Тьма делалась реже, как истертая ткань, исквозь неё проступал свет. Тонкие лучики протыкали плетение нитей, сияли. Тень крыльев была перламутровой. Наконец, мотылек взлетел, ладони сделалось одиноко, легко… иэто неогорчило, словно так инадо. Вполете крылья обрели полную красоту, порхающий цветок вился итанцевал, скручивал воронку ветра. Поднимаясь вней все выше, вбольшое золотое сияние.
        Проснуться пришлось, когда кто-то совсем по-настоящему пощекотал раскрытую ладонь. Ноттэ вздрогнул, улыбнулся - исбросил сголовы душное одеяло.
        Девочка, которой полагалось лежать без сознания, сидела укровати ирассматривала то ладонь, то голый живот нэрриха: рубаха сбилась ксамому горлу.
        -Доброе утро, - предположил Ноттэ.
        -Доброе, - кивнула девочка иосторожно улыбнулась. - Ты спас меня. Я знаю твердо, хотя инепомню ни-че-го опрошлой ночи. Меня зовутЗоэ.
        -Хорошее имя, - нэрриха удивился собственному настроению полнейшего благодушия, такому редкому, малознакомому. - Мое имя Ноттэ. Доброе утро,Зоэ.
        Нэрриха приподнялся налокте. Его незанимали вопросы, неинтересовали ответы. Начинался прекрасный день согласия спроисходящим иприятия мира всамом светлом ипраздничном виде. Девочка снова улыбнулась. Постучала пальцем поладони нэрриха, затем - поего животу.
        -Эй, аты кто? Я думала, увсех людей есть пупок, илинии наруке лежат одинаковой сеткой.
        -Очень сложный вопрос. Пожалуй, я нестану отвечать целиком, ведь исамому мне недоконца очевидно, ктоже я. Номогу рассказать сказку. Только сперва ответь: давно проснулась? Тебя накормили?
        -Проснулась давно, - Зоэ принялась ощупывать волосы, вздыхая иноровя ногтями продрать кожу головы, наверняка нестерпимо зудящую после пребывания вморе. - Чешется… Ужас как чешется! Иживот бурчит. Только я лежала тихо, малоли, кто там. Боязно.
        Зоэ пальчиком указала надверь иподжала губы, настороженно прислушалась. Подвинулась ближе кнэрриха ивцепилась вего руку. Ноттэ ощутил, как всияние приятного дня вползает тень раздражения. Еслибы чернобородого удалось убить еще раз, сталобы легче… Но, кажется, формула изстарой книги Башни внужном звучании радикально исчерпала вражду, стерев врага измира навсегда. Нослово, пусть самое могущественное, несумело отменить для Зоэ страх пережитого ивернуть ей доверие клюдям. Нашхуне, теперь нет сомнений, сплясуньей обращались отвратительно. Хотя надо быть окончательным мерзавцем, чтобы непожалеть ребенка, ктомуже столь интересного. Девочка несклонна кпанике илюбознательна. Хороша собой, путь инеповзрослому, авсего-то скоротечной иробкой красотой ранней весны - преддверия юности…
        -Мы вкаюте «Гарды», - сказал нэрриха. - Это самый быстрый икрасивый люгер Эндэры, ему нет равных вовсем свете, так скажу ибуду прав. Здесь никто необижает детей. Тебя спасали всей командой. Думаешь, легко найти вогромном море, ночью, маленькую девочку?
        -Нодверь закрыта, иони ходят туда-сюда, стерегут, - упрямо замотала головой Зоэ. - Я вщелочку глянула, знаю.
        -Дверь открыта, надо посильнее нажать. Аходят - да, всем важно понять: вдруг тебе плохо инужна помощь?
        Зоэ кивнула, дернула плечом - верю, стараюсь, норуку неотпущу. Задумалась ипотянула запястье ближе.
        -Акакже тот черный, Борхэ? Он числится моим опекуном, только он совсем злой, ты неотдавай меня, ладно? Пожалуйста! - Зоэ заговорила быстрее итише. - Он явился прошлой осенью, сказал, что друг дядюшке ивыполняет его последнюю волю. Что уменя дар инадо ехать наостров Наяд, денег дал… Письмо показал. Ему поверили, ая что? Я икричала, исбежать пробовала, только он совсем непрост. Ты бойся его. Он убивает людей. Я видела, он совсем без души, режет - иулыбается.
        Вывернув весь ворох ужасов, Зоэ задохнулась, побледнела изакусила губу. Пришлось вставать, искать рубаху, заматывать поверх штанов иодернутой рубахи широкий пояс, исключая возможность для всех подряд удивляться отсутствию пупка. Девочка бегала следом, помогала инеотпускала руку, как привязанная. Клятвенным заверениям, что злой Борхэ никогда непоявится - неверила ипугалась все сильнее. Щеки бледнели, лицо вытягивалось, становилось совсем узким, болезненно-несчастным.
        -Сдаюсь, - нэрриха сел накрай койки ивиновато повел свободной рукой. - Я убил его. Нехотел говорить, нехорошо стакой новости начинать день…
        -Совсем убил? - строго щурясь идергая заруку, уточнила Зоэ. - Надежно? Он огромный, аты неособенно удался ростом. Унего здоровенная рапира, он звал себя грандом имастером, иеще…
        -Совсем убил, - нэрриха прервал перечисление. - Точно.
        -Насквозь, да? Еще надо помолиться ипохоронить вхорошей земле, чтобы изнего злость невылилась этим… привидением.Вот.
        Зоэ чуть успокоилась исела напол, силы закончились, страх прошел, новизна впечатлений поугасла - осталась лишь слабость. Девочка вздохнула, покосилась надверь.
        -Я сказал все нужные слова, надежнее некуда. Давай я укутаю тебя потеплее, вот так, имы пойдем знакомиться сБэто, помощником капитана. Он наверняка ждет нас, чтобы завтракать всем вместе.
        -Завтракать, - Зоэ шмыгнула носом ипринюхалась. Снова вздрогнула иуточнила: - Аплясать незаставит?
        -Нет. Только кушать. Досыта.
        Идея вынужденного танца, противного плясунье, была совсем нова для нэрриха. Он истратил некоторое время наобдумывание. Молча завернул Зоэ вшерстяное одеяло, поднял наруки, миновал каюту иоткрыл дверь. Нехочет танцевать! Ноттэ тряхнул головой ифыркнул. Он прежде имел ложное, как теперь ясно, убеждение: все одаренные плясуньи желают вершить волшбу, жажда власти над ветром уних вкрови. Оказывается -нет…
        -Сони очухались! - прогудел голос капитана, надтреснутый итихий, новполне настоящий…
        Вико полулежал вкресле, наспех изготовленном издосок инатянутой холстины. Он рассматривал небо, паруса ииногда поднимал голову отподушек, чтобы глянуть инакоманду, идаже наморе.
        -Ты должен был бредить еще дня три, - возмутился Ноттэ.
        -Никому я ничего недолжен, вот дурость! Даже тебе, - уперся капитан. - Я кинул веревку, ты убрал спалубы «Гарды» мразь, мы оба справились иненаделали долгов. Авот ежелибы ты, положим, упустил злодея, образовалсябы преизрядный счетец. Или ненайди ты малявку - ну, вовсе беда, заборт тебя, неумеху, ивсе дела.
        Зоэ захихикала, наконец-то отпустила запястье нэрриха, спрыгнула напалубу. Удобно перехватила края одеяла иосторожно, пошажку, стала продвигаться кгрозному капитану. Вцепилась вего руку, уверенно оглядела палубу, паруса. Посмотрела инаморяков - уже невжимая голову вплечи инестараясь спрятаться сголовой водеяле.
        -Знакомься, - помог Ноттэ. - Это Вико, капитан. Аэто Зоэ, новая пассажирка «Гарды».
        -Годится, - буркнул капитан ивновь откинулся наподушки, пряча слабость занапускной суровостью.
        Нэрриха склонился ниже, поправляя подушки ишепнул совсем тихо:
        -Ты ночью советовал мне слушать сердце?
        -Ночью я, знаешьли, был далековато, асоветов пассажирам я недаю никогда, - упрямо буркнул капитан. Прикрыл глаза, мешая разобрать надне их, насколько честен ответ. Добавил сиздевкой: - Иди, обед стынет. Мотылькам, итем надобна еда. Людям тем более.
        Нэрриха кивнул, приобнял девочку заплечи инаправил всторону капитанской каюты. Омотыльках он неговорил ни слова, это очевидно. Капитан ночью был без сознания ивслух небредил, это тоже понятно. Ивсеже нечто - было. Нечто настолько неуловимое, как иобещал тот старик нэрриха, смотритель маяка.
        Бэто суетился вкаюте исиял непрестанными улыбками, гордо именовал себя помощником и, кажется, мечтал опостоянном месте второго заплечом бессменного инесравненного Вико.
        Зоэ кивнула, выслушав имя нового человека, юркнула науказанное место, схватила ложку, подтянула миску ипринялась даже неесть - жрать. Она давилась, глотала непережеванные куски рыбы, запивала жижицей через край, поскорее ипобольше. Она облизывалась, чавкала ивытирала губы тыльной стороной ладони. Она, расхрабрившись, тянула ксебе все новые миски, наклоняла, изучала содержимое иуказывала пальчиком - кладите мне это, иэто, иэто тоже.
        -Лопнет, - испугался Бэто, безропотно вываливая вплоскую чашку тушеные бобы, добавляя ломти мяса идольки соленой рыбы. - Дон Ноттэ, хоть вы ее уймите, пожалуйста.
        -Капитан наш как - поправляется? - нэрриха непожелал поддержать тему.
        -Ноги плохо чувствует, особенно правую. Пятку кололи иглой, он инезаметил, - расстроился Бэто. - Страдает. То есть сердится иворчит пуще прежнего. Чтобы нежалели его, значит. Нехочет сходить наберег.
        -Водин день здоровья невернуть, - отмахнулся нэрриха. - Сможет ходить. Пусть спалкой, новсежесам.
        Зоэ оттолкнула пустую миску исопаской осмотрела груду еды наплоской тарелке. Первый злой голод улегся, исобственные запросы теперь выглядели непосильными.
        -Ло-опну, ну правда, - шепотом пожаловалась девочка, глядя напомощника капитана, сочтенного младшим извзрослых вкаюте исамым податливым.
        Бэто неподвел. Выделил новую тарелку, чистую. Переложил внеё всего-то одну ложку бобов инестал насмешничать. Унес гору еды инеотругал, инерассердился. Вернулся, прикрыл дверь исел насвое место.
        -Теперь можно поговорить, так приказал капитан, аон всегда прав, - сообщил Бэто. - Ноттэ, вы готовы сообщить: что делать сновой пассажиркой? НеБашне ведь отдавать.
        -Башня отправит Зоэ наостров Наяд, это влучшем случае, - задумался нэрриха. - Её вынудят изучать танец вовсех тонкостях. Башня напоказ преследует исполняющих пляску, называет это занятие черной волшбой, ивсеже неискореняет окончательно, чуя пользу.
        -Я всю зиму жила наострове, мучилась, - Зоэ облизала ложку иотложила. Вздохнула, устроила локти настоле, подпирая ими щеки. - Гадость! Моя бабушка умела танцевать. Аэти, наострове - тьфу, дешевки, мякина, шелуха. Дуротопки ипустотопы.Вот.
        -Сколько слов! - поразился нэрриха.
        Сытая Зоэ порозовела отвозбуждения ивозмущения, сочтя, что её высмеивают. Вскочила изаговорила громко, сопя иразмахивая руками, хлопая владоши, то идело запуская пальцы вволосы, все сильнее расчесывая кожу головы ишеи.
        -Правду говорю! Я толстая истарая буду лучше их, вот! Моя бабушка вшестьдесят два танцевала, аэти смолоду только топают исопят, вот! Руки туда, руки сюда, дышать, глядеть ах, глядеть ох, первая поза, вторая, ля-ля, глупости! - Зоэ зашипела иоттолкнула стул, освобождая место. Подняла руку исделала сложное движение. - Это вот, растущее, бабушка называла его цветок радости ивесенний огонь. Могу так, могу так итак - тоже неплохо, итолько внутри знаю, как правильно прямо сейчас. Оно всё - внутри! Счегобы разным пустотопам знать, куда надо глядеть икак? Всякие день по-правильному выйдет иначе, потому что день-то иной! Они совсем, ну совсем ненастоящие! Уних только такты иритм. Что я, глухая? Зачем они взялись учить меня тому, что я втри годика уже знала?
        Девочка задохнулась, возмущенно махнула рукой иотвернулась кстене, шмыгая носом иобижаясь совсем по-настоящему, дослез. Нэрриха смущенно пожал плечами, убрал открая стола покачнувшуюся тарелку, дотянулся долоктя Зоэ иподтащил её ксебе, необращая внимания насопротивление. Укутал водеяло иусадил наколени.
        -Между прочим, я неспорил. Ясно?
        -Ну…
        -Я ни зачто несоглашусь отослать тебя наостров. Потому что я, если честно, два круга назад… Это по-людски вгодах немеряется, носкажу так: два круга моего опыта - это очень, очень давно! Тогда я хотел разгромить школу острова Наяд. Потом подумал: зачем? Если люди неумеют жить танцем, они уже ивреда непричинят, иволшбы нераскроют. Знаешь, что я сделал? Привез туда трех самовлюбленных учителей идал школе золота. Много! Золото убивает память иволшебство надежнее, чем сталь клинка. Такой я коварный злодей… - Нэрриха развел руками ивздохнул. - Горжусь собой. Сусилением школы злокозненная волшба пошла наубыль. Нэрриха постепенно сделались редкостью. Нас новых запрошлый век пришло всего двое. Вот так. Ибудь уверена, Башне мы пока нескажем, что ты выжила. Теперь слушай обещанную сказку. ИБэто пусть слушает, - добавил нэрриха, глянув напомощника капитана, готового понуро уйти. - Давно это было. Или небыло? Кто теперь скажет наверняка…
        Давно это было. Внезапамятные времена, когда боги селились совсем близко, еще неотгородившись отлюдей. Навершинах рослых гор тогда было обычным зрелище радуг ивспышек, обозначающих, помнению людей, праздники небожителей.
        Вхрамах непоклонялись, непросили омилости. Туда приходили, как мы теперь кприятелям - напосиделки. Поболтать по-соседски, отругать заглупость инеправду всухой год, вразумить иукорить, если зерно замокло или болезнь косит скот. Порадоваться вместе большому урожаю исытости, здоровым детишкам. Обдумать правоту того или иного решения.
        Само собой, боги - они непохожи налюдей теперь ипрежде небыли таковы. Они неотвечали словами, невключались вспоры. Носказанное искренне, отдуши, вписывалось вединую книгу бытия иделалось значимым. Акогда неудавалось достичь понимания, когда пробегала трещина, разделяя единое иразрывая связи миров, - тогда обращались ксильным средствам.
        Ствердью общались редко, она непостижима всвоей неспешности. Уогня советов искали сбольшой опаской - его лучше нетревожить, вспыльчивый… Довольно часто пели для вод: потому что вода иесть сама память.
        Ноохотнее ивнятнее всего людям отвечал воздух. Он принимал ипение, ивоскуривание благовоний, итанец. Пребывая вкрайней нужде, люди говорили: «Надо принять всемью гостя, вместе сладится инепосильный путь».
        Приглашая ветер, танцевали, вкладывая вдвижение тела - душу. Срезали прядь волос, произносили клятву иждали гостя, заранее выбирая имя иотстраивая дом… Потом что-то надломилось, ослабла связь миров. Может, душа улюдей подостыла? Кто знает. Уклад жизни переменился, место богов вдуше сделалось малым, аместо повседневного - главным.
        Боги тоже переменились, ведь они хоть инеумирают, ноперерождаются. Слои мира разделились, отошли один отдругого. Те, кого люди звали через танец, оказались внелепом положении нежданных, мимохожих странников. Они будтобы застревали наполпути, еще нелюди - иуже неветры…
        Нэрриха горько усмехнулся ищелкнул притихшую Зоэ поносу.
        -Душа сильнее всякого закона. Знаешь, вот гляжу натебя идумаю: неумный я. Обвинил плясуний итакого наворотил… аневсе виноваты. Только пустотопки. Еслибы ждали извали снаполненным сердцем, все былобы хорошо.
        -Ну идела! То есть ты - прям почти что бог? - шепотом ужаснулась девочка.
        -Нет! - сразу отказался нэрриха. - Висходном звучании наше название было короче ипроще, нечто вроде «раха». Отрезанная прядь… Малая часть целого, ломоть, неполнота, ходячий вопрос, грива ветра, текущая сквозь пальцы, неуловимая, новсеже пойманная, как репей, волосами плясуньи.
        -Это точно - сказка? - подозрительно хмыкнула Зоэ. - Тыже есть, ты спас меня. Итот злой, он тоже был взаправду. Все время требовал, чтобы я плясала. Ждал чего-то илупил. Кормил недосыта: янесправлялась сделом, важнымему.
        -Это была сказка, - предположил Ноттэ. - Она соткана издомыслов, вней нет настоящего и… худшего. Сейчас услова раха иной смысл, близкий к«сила». Когда-то, может статься, раха черпали для общей пользы. Теперь все стало несказочно, аподчинено выгоде. Плясуньи готовы наполнить волшбу любой, самой негодной идешевой, силой. Действуют неумело, пряча гниль души загомоном восторженной толпы. Вумах идушах зрителей созревает ложный, слепой зов. Башня презирает танцующих - ноучит их. Нэрриха, носители раха, нужны теперь недля установления промысла божьего, вот еще сказки.
        -Азачем?
        -Поразному… - Ноттэ сам незнал, отчего взялся отвечать, итем более - вслух. Может, пробовал извиниться перед этой плясуньей заобиды, причиненные иным? - Нас называют клинками воздаяния. Сто двадцать три года назад один изнас вырезал население небольшой долины, тем исключив бунт иугрозу распада страны. Сорок семь лет назад другой нашел иказнил гранда Альдо, весьма опасного человека, имевшего сторонников ивлияние вокружении маджестика. Тот Альдо фальшиво благоволил ростовщикам из-за их золота, пытался уничтожить власть короля иокончательно сошел сума наизготовлении ядов. Двадцать лет назад кто-то разобрался спиратами, водин сезон очистив отних воды ближних морей.
        -Кто-то, - повела бровьюЗоэ.
        -Надо спросить укапитана, - задумался Бэто.
        -Язык отрежу, - нарочито строго пообещал Ноттэ. Немного помолчал идобавил другим тоном, совсем серьезным: - Бэто, мы неспасли девочку. Невозможно вночном море найти бочку! Если хоть кто-то изкоманды скажет иное, вам нежить. Ией - тоже. Башня недопускает распространения опасных знаний, даже слухов… Зоэ, мы оставим тебя наострове. Совсем одну. Это трудно, ноты сильная идолжна справиться. Я закончу неотложные дела: передам гранду Башни сундук Борхэ ирасскажу, что следует. Провожу «Гарду» вновое плаванье. Вот после этого я стану свободен исмогу вернуться наостров. Заберу тебя итогда все станет хорошо. Обещаю.
        -Я справлюсь, - сразу кивнула Зоэ. - Только еды оставьте, ладно? Иты уж поскорее.
        -Доосени появлюсь, анадежнее срока недам. Сама понимаешь, лучше назвать длинный, чем вынудить волноваться.
        -Доосени, - задумчиво повторила Зоэ, глянула настол ивздохнула. - Впрокбы чего съесть, ноуже немогу. Эй, Ноттэ, амне что, нельзя танцевать? Я нехочу никого силком тянуть вгости.Вот.
        -Все, кто пришел вмир, отозвались взрослым плясуньям, - нэрриха нехотя выдал еще одну порцию запрещенного знания. - Танцуй пока что спокойно. Только светром поосторожнее, незови, неиграй бессознательно. Кажется, он отмечает тебя изамечает.
        -Аты умеешь танцевать? Может, самбы расстарался иснова фьють - туда, откуда пришел? - Зоэ ткнула пальцем вверх.
        -Подобное казалось логичным. Я пробовал. Давно. Но - неполучилось «фьють».
        -Ха, авдруг ты пустотоп, - прищурилась Зоэ. - Встань ипопляши, я гляну.
        -Зоэ, я нетвоя кукла, - рассердился Ноттэ.
        -Если верить сказке, ты инечеловек!
        -Пойду сам откушу язык, - тяжело вздохнул Бэто ипобрел кдвери. Буркнул спорога: - иуши заткну чем понадежнее.
        Девочка вывернулась изодеяла, дотянулась дояблока ипринялась подбрасывать его наладони, вышагивая покаюте изугла вугол, огибая стулья исундуки, хмурясь иупрямо сопя. То есть полагая свое пожелание оставшимся всиле итребующим исполнения.
        Ноттэ сидел имолчал, будучи невсостоянии разобраться, что копится вдуше - раздражение или удивление. Нельзя ипредставить, что однажды это милое существо сживой исветлой душой вырастет, выйдет наплощадь, шурша монетами вожерелье, пощелкивая пальцами инапевая. Заранее победно щурясь… Поправит наплечах узорную шаль, вся польза которой - длинные кисти, трепещущие наветру, переливчатые. Площадь будет вовсе глаза толпы, гомонящий изатихающей, глядеть наплясунью, охать общим голосом идышать втакт, изамирать повзмаху руки. Зоэ станет творить волшбу, вырывая изпотока ветра свободную прядь, спутывая ипревращая всего лишь вжалкую, несчастную куклу. «Попляши!» - прикажет она. Иеще один сын ветра окажется обречен служить тому, кто найдет его, ничего непонимающего, новорожденного. Кто обогреет, утешит… ивынудить произнести клятву найма, непоясняя допоры её подлинного смысла.
        -Злодей Борхэ твердил, что я хуже змеи ивовсем виновата. Он твоего рода. Будь я старше, тыбы сам прибил меня, - топнула ногой Зоэ. - Как будто я виновата, что такой родилась! Ая верила тебе.
        -Я неубиваю танцующих. Всего лишь дарю им цветы… дарил. Больше небуду, наверное, - выдавил Ноттэ. - Поддельная волшба сама мстит тем, кто солгал. Вместо восхищения они готовы принимать жадность, вместо уважения - зависть, вместо веры - пользу. Они стремятся быть желанными для всех смотрящих, это убивает без моего вмешательства. Я лишь ускоряю неотвратимое. Недопускаю зова вполную силу, когда могу иуспеваю.
        -Номоя бабушка всю жизнь танцевала. Небыло вреда! Унас весь род такой, мы храним рисунок танца истрой души, передаем без ущерба, это важно ихорошо.
        -Откуда тебе знать?
        -Она однажды сказала, что её бабушка ей сказала, что её папа был тот, кого позвали, - выпалила Зоэ. Гордо подбоченилась, наблюдая недоумение нэрриха. - Ну? Съел? Иникакой он был некукла, раз я - человек, ибабушка человек, иеё мама тоже.Вот.
        -Борхэ… он знал?
        -Несказал. Нокаждый раз лез вмой танец. Ивсе портил.
        -Пустотоп?
        -А, ты понял!
        -Я? Наоборот, запутался. То есть для меня вполне нормально очередной раз выяснить, что правда - еще неистина, что ответ - лишь очередной мираж… - нэрриха усмехнулся. - Значит, я всеже твоя кукла. Вкакой-то мере.
        -Как все спутано, - пожаловалась Зоэ, яростно продирая пятерней волосы. - Почему нельзя недумать всякости, австать ипостучать пятками попалубе? Я сразу скажу, шелуха итьфу - или есть надежда. Еще буду знать, правдали ты собираешься вернуться наостров изабрать меня. Чтобы дальше - все хорошо.
        Ноттэ нехотя кивнул, признавая доводы если ненадежными, то самое меньшее допустимыми.
        -Ну, чего ты боишься? - возмутилась Зоэ. - Если изнас двоих наком иесть долг, то, ясное дело, намне! Ты спас, я обязана тебе жизнью.
        Ответить сделалось нечего: глупо идальше прятать отсебя - свойже страх. Так удобно было обвинять плясуний впостигшей беде, наказывать их, непятная рук. Это оправдывало многие неблаговидные дела прошлого: игрязноватые договоренности сБашней, иумение пользоваться людьми. Вдобавок право навоздаяние сокращало горечь одиночества, превращая его - так казалось еще недавно - визбранность.
        Носегодня день перемен. Сночи пошло все понезнакомой тропке, да так инеменяется кпрежнему. Его воспитывал голос полумертвого капитана. Это что, это еще приемлемо. Нонаставления ипоучения ребенка…
        Нэрриха убрал всторону одеяло, встал, шагнул насвободное пространство. Повел плечами, глядя всеро-карие глаза Зоэ ивпервые точно отмечая их цвет. Сделал первое движение, поднимая руку и… остановился наполувздохе. Помолчал виновато, изучая морщинку меж бровей иневысказанное вслух огорчение, превратившее рот Зоэ впрямую линию губ - втянутых, словно проглоченных.
        -Нето?
        Она помотала головой, рассыпая поплечам путаницу грязных волос. Прижала кгруди нэрриха узкую ладошку, слушая его сердце. Осторожно улыбнулась.
        -Без пупка можно жить, нобез мамы, папы, бабушки ипрочих… - посочувствовала девочка. - Хотябы сердце утебя имеется, ато я прямо испугалась. Ты топтался. Просто так, понимаешь? Ничего нерассказывал, ни очем неспрашивал, нерадовался, негрустил. Плохо.
        -Пустотоп?
        -Погоди, - Зоэ непожелала выносить приговор. - Еще попробуем. Мне бабушка говорила: танец сродни горению, когда нет огня, все прочее - обман. Красная юбка несделается пламенем, если ею махать туда-сюда. Тряпка она, ясно? Тряпка треплется, аогонь дает тепло. Вот… Ты рад закапитана? Я сразу поняла - он такой, занего надо радоваться.
        -Рад.
        -Вот! Закрой глаза исделай хоть какое движение, неважно, красивое или вовсе простое, лишьбы отдуши. Неспеши. Нехмурься, ты ужас какой серьезный. Небойся.
        Нэрриха рассмеялся: еще никогда дети неуговаривали его - небояться. Странный день. Он слушает невнятные наставления иверит: всловах содержится польза. Что особенное можно «сделать» впамять орадости видеть Вико - живым? Главным пожалуй, было движение крыльев несуществующего мотылька, когда тот взлетел сладони. Ноттэ повел рукой, пытаясь уловить сгинувшее. Взапястье тотчас вцепиласьЗоэ.
        -Ага! Можешь ведь! Моя бабушка так иговорила: недобавляй отсебя иневыдумывай. Сколько запомнила - ини полушага впустую, сколько есть тепла - инеболее, чего тряпкой-то махать? Ветер - он небык… Ты двигался тепло, без обмана. Пока хватит. Покачто.
        -Сложно учишь. Чтоже это затанец - наодно движение?
        -Когда моя бабушка собиралась танцевать, она только шла, авсе уже недышали. Это внутри, как вода вкувшине. Ты собрался топать ногами, хотя был пустой. Она была - полна.Вот.
        -«Вот» - это вместо всего, что ты сама неусвоила, - догадался нэрриха, раскрывая глаза иулыбаясь. - Спасибо, малыш. Очень давно никто недарил мне такой основательный кусок ответа. Я буду думать ипостепенно пойму, ккакому вопросу он подходит. Идем, тебе пора отдыхать. Сколько губы ни кусай, зевок заметен. Я былбы рад поговорить ствоей бабушкой.
        -Будь она жива, меня никому неотдалибы, - поникла Зоэ. - Иты прав, я ни разу еще невыходила наплощадь инебыла полна. Знаешь, как страшно решиться? Этоже надо додонышка, нежалея тепла изная, зачем…
        Зоэ зевнула, пожала плечами ипослушно покинула каюту, подталкиваемая вспину. Прошла, куда вели, улеглась, укуталась водеяло изакрыла глаза, кивнув без слов напожелание отдохнуть инепереживать ни очем. Нэрриха постоял, пытаясь повторить движение руки, обозначившее мотылька. Несмог, отмахнулся отглупостей ивернулся напалубу. Посидел рядом сВико, обсуждая невинное инеопасное - погоду иулов рыбы наужин. Уточнил, где теперь вещи, принятые сборта шхуны. Кивнул испустился втрюм.
        Сундук покойного Борхэ был заперт. Нэрриха сусмешкой взломал замок. Башня, как илюбая другая людская власть, вчестность неверит. Есть ненарушенный замок? Значит, ты непросто вор, новор ловкий, коварный вдвойне. Клянешься насвященной книге, что невскрывал идаже непомышлял оподобном? Ты еще илжец, да хуже - богохульник… Одним движением кинжала Ноттэ снял ссебя неизбежные обвинения иприступил космотру содержимого. Он вынимал вещи поодной, встряхивал, проверял уодежды карманы иподкладку, укниг - переплеты, ушкатулок - стенки, дно икрышку. Монеты ссыпал взаранее приготовленную миску. Сомнительное имущество отодвигал всторонку. Неинтересное, обыкновенное - сворачивал, чтобы после осмотра вернуть всундук. Изредка щурился, поглядывал впроем люка, ожидая разрешения шуточного спора, затеянного ссамим собою.
        Бэто явился любопытствовать через час повнутреннему ощущению времени. То есть терпел, сколько мог иеще немного, ровно как отнего иследовало ожидать вего азартном возрасте… Пришел неабы как, смасляной лампой, которую предъявил, как весомый повод для посещения трюма.
        -Темно тут, - для надежности уточнил Бэто.
        -Если загораживать спиной свет? Да, тогда темновато, - неоспорил Ноттэ. - Нешарахайся, пришел - значит, пришел. Вешай лампу, спасибо.
        -Я подумал: еслибы было нельзя, вы сказалибы, что совсем никак, настрого. Про язык добавили, - непряча улыбку, отметил Бэто.
        -Принеси короб или корзину, тут имеются женские вещи. Может, куплены впрок для Зоэ, аможет, еще кто трепыхался упаука Борхэ всети, носпасти ту муху было некому, - задумчиво проговорил Ноттэ, указывая напухлую стопку одежды. - Сумку принеси. Я кое-что отложил себе.
        -Деньги должны достаться Зоэ, - внятно выговорил помощник капитана, глядя собеседнику вглаза, моргая, краснея, нонеменяя строгого тона. - Там, напалубе, все так думают. Опекуном злодей назвался - путь исполняет, что следует. Мертвый он может ипользу принести.
        -Да, отживых вреда куда больше, - согласился нэрриха. Вздохнул идобавил: - Ауж мороки…
        Бэто просиял, сочтя себя вполне въедливой «морокой», метнулся клюку, принял спалубы корзину икороб, заготовленные заранее. Вернулся, сел угорки женских вещей иначал бережно перекладывать их вкороб. Монеты измиски, неожидая указаний, он сразу ссыпал вкожаный кошель иуложил надно. Надневники икниги взасаленных кожаных переплетах косился часто ижадно. Вздыхал, несколько раз украдкой щупал уголки страниц, нозамечал неодобрение иотворачивался.
        -Никогда непробуй связываться сжульем, - посоветовал Ноттэ. - Ты безнадежен вэтом отношении. Честность - она вроде фонаря: тебя видно всем, асамому тебе никого инеразличить втенях. Несопи. Самая большая книга повесу иразмеру, эта вот - лоция. Она ненужна мне. Вскрою переплет, осмотрю. Если что найду, заберу. Прочее достанется тебе.
        -Спасибо.
        -Гранд обязательно допросит. Нелги, что неспускался сюда инеподглядывал. Хочешь спрятать большую тайну, выдавай малую, краснея изаикаясь. Мол - да, аж чесалось, как донимало любопытство. Денег небрал, зато выпросил книгу. Нэрриха, дескать, посмеивался надо мной ивоплату потребовал подать наужин икру летучей рыбы.
        -Откудаж яеё…
        -Незнаю. Ноты достоверно возмутился, запомни настроение.
        -Да.
        -Тебе еще врать, что ни разу невидел девочку. Это труднее. Прочие вкоманде сделают каменные рожи, им невпервой. Ты несправишься, молчать несилен, налице все читается без слов… Изволь при любом вопросе оребенке, бочке, поиске илишних днях отсутствия впорту замирать иусердно представлять себе капитана. Как ты увидел его - склинком втеле. Икак спросил уменя, живли он. Неслова вспоминай, ощущения. Жалей себя иего, неотвлекайся ивопросов неслушай, ясно?
        -Вроде…
        -Вместо ответа рассказывай, как я убил чернобородого. Подробно, помелочам. Только это, несбиваясь ни начто иное. Они оплясунье - ты озлодее. Они обочке - ты окапитане. Вполне понятно, натвое упрямство станут злиться, пригрозят списанием наберег. Нодаже вхудшем случае нежалей ни очем. Ты спасаешь жизнь хороших людей истараешься нестать моим врагом. Это тоже важно, знаешьли.
        -Ой, ладно, злодей извас никакой, - отмахнулся Бэто.
        -Лучше непроверяй. Впрочем, ты инестанешь. Что еще желаешь выяснить себе вовред? Дерзай, я пока что, сам неведаю отчего, готов отвечать навопросы.
        Нэрриха закончил разбирать вещи, выпорол изпотаенных слоев заподкладками два листка бумаги, рассмотрел, отложил всторону. Принялся укладывать вещи обратно всундук, помере сил сохраняя прежний порядок. Насмешливо глянул наБэто, сосредоточенно притихшего, нововсе неизстраха.
        Разве есть единый для всех ключ, замыкающий или размыкающий уста? Люди ничуть несхожи внутренне, даром что внешне устроены подобно. Ноттэ любил мысленно уподоблять людей - кораблям. Есть пиратские: им лишьбы урвать, черный флаг - символ их жизни иоснова воззрений. Есть рыбаки, им важно набить брюхо жратвой, пусть даже подгнившей. Есть торгаши, всякое содержимое они измеряют золотом. Много вморе кораблей, послухам - ипризраки водятся среди них… Нолучших, безупречных, единицы - как «Гарда» сеё капитаном, подобравшим команду под свои представления омире.
        Все настоящее - штучно инеповторимо. Когда-то это огорчало: неужели хороших вего понимании людей мало? Потом Ноттэ повзрослел иначал радоваться своей удаче, позволяющей замечать издали этих настоящих инесторониться встречи.
        Только сойдясь борт кборту можно оценить корабль. Ачеловека понять еще сложнее: может, он всю жизнь маскируется под пиратским флагом, стращая рыбаков. Или, прикинувшись жадным купцом, исследует мир, раздвигая его границы…
        Размышляя ирадуясь тишине, Ноттэ просмотрел записи дневников ипометки наполях книг. Он невчитывался, привычно, впрок поставляя работу памяти иуму. Подумав так исяк, отложил тонкую сшивку листков: сразу видно, это - недля Башни. Чтобы ни думал покойный Борхэ оприроде нэрриха, даже ошибочно, его мысли нестоит доверять людям. Недолжен попасть кгранду исписок изпяти женских имен, вкотором четыре зачеркнуты, причем последнее изтаких - «Зоэ, порт Касль».
        Загадку дара плясуний пытаются решить, наверное, все нэрриха, эти пряди ветра, однажды вовлеченные втанец жизни. Единого ответа нет… Башня, например, полагает плясуний наживкой, позволяющей подсечь ивыволочь внайм свеженького нэрриха. Башню можно, вобщем-то, понять: как ей управлять неким Ноттэ? Как, если он давно никому недолжен иничего неизволит делать против воли? Азаставить его - дело слишком опасное. Гранд Альдо попробовал, даже составил сложный яд, намереваясь вызвать привыкание иупрочить свою власть. Ипоплатился.
        -Вчем смысл жизни?
        Ноттэ вздрогнул, возвращаясь израздумий инедоуменно глядя назабытого Бэто.
        -Что? Ну, ты немелочишься!
        -Я сперва хотел узнать, естьли уморя западный берег или там обрыв, край мира, - сообщил помощник капитана, гордясь похвалой. - Потом подумал: можно сплавать ипроверить. Потом еще думал, иеще. Всякое. Наконец, выбрал. Вы уважаете капитана. Вы даже считаете его лучшим излюдей, наверное. Я тоже чувствую так. Значит, вего жизни все правильно. Икакой должен быть смысл, чтобы так вот - уважали?
        -Укаждого свой, - вздохнул Ноттэ. - Я ненастолько человек, чтобы знать вточности. Если брать впример Вико, так главное слово будет - настоящий. Он капитан, каких поискать. Команду собрал, вруках держит. Дело знает, тебя растит. Убеждения внем есть, заблуждения имеются, упрямство немалое. Агнили нет. Все люди разные… Нет правды, годной любому. Вико если иделает долги, сам готов рассчитаться, вот что я ценю. Иные люди кстарости накапливают такие счета, аж глянуть противно. Они исами неоглядываются, и, если кто напомнит их прошлое, того - заборт… Нелюди, мусор.
        Нэрриха поднял лоцию, взвесил наладони - тяжелая книга, основательная. Пальцы ловко прощупали переплет, промяли обложку, сгибы, кромки.
        -Держи. Ничего вней нет, портить переплет нестану. Но - уговор. Сегодня пролистаешь всю, прогладишь ладонями каждый лист. Если найдешь хоть малый след игольного прокола или иной знак, покажешьмне.
        -Спасибо!
        Ноттэ усмехнулся, сгреб вкорзину выбранное для себя. Снял скрюка лампу ипошел клюку, блеклым прямоугольником обрамляющему вечер там, вне трюма. Бэто нес короб иприжимал локтем свою драгоценную лоцию. То был, помнению Ноттэ, действительно наилучший вариант изсуществующих - полный список свыносками наполях, сцветными раскладными картами внесколько сгибов. Помощник капитана предсказуемо непотащил сокровище всвой сундучок, апредъявил Вико, как законный трофей «Гарды», сбоем взятый усамого нэрриха…
        -Утром встанем наякорь вбухте острова Чайки, - отметил Вико, рассматривая трофей. - Надоже, капрский список, он впрямь навес золота. Молодец, помощник.
        Ноттэ нестал слушать дальше, поклонился иушел вкаюту. Зоэ по-прежнему спала. Сам нэрриха устроился натюфяке итоже постарался заснуть. Вглубине души он надеялся снова увидеть мотылька иощутить робкое преддверие счастья - щекотку невесомых лапок крылатого чуда нараскрытой ладони. Номотылек улетел, рука была пуста, она лишь гладила ветер, невидимку срастрепанной шелково-прохладной гривой… Ветер рвался вперед, пока необернулся скакуном, способным домчать досамого дальнего исложного ответа. Непокорный, норовистый конь-ветер упруго отступал под ладонью, уворачивался игарцевал, недаваясь вруки. Новсеже оставался рядом, неуходил иневынуждал снова висеть впустоте небытия. Ноттэ следовал засвоим ветром, издали рассматривая корабли людских душ, их паруса, наполненные дыханием снов. Даже мельком заметил Зоэ. Маленькая плясунья босиком шагала поряби лунных бликов. Волосы распущены, сама худенькая, вжалком застиранном платье. Лопатки выпирают крыльями, ключицы тоньше прутиков иобтянуты кожей. Вруке надкушенное яблоко, вкармане - здоровенный ломоть лепешки смясом. Даже такая, она шла - наполненная. Взгляд, раз
поймав фигурку наволнах, немог уже продолжить бег. Скакун-ветер влился воблачный табун. Ноттэ отпустил его без сожаления, исам помчался догонять Зоэ. Поводе идти было сложно, он увязал вволнах все основательнее, глубже, нопродолжал упрямо продвигаться.
        -Эй, ты спишь?
        -Доброе утро, Зоэ. Ты восне ела яблоко?
        -Еслиб только яблоко, - пожаловалась девочка, упираясь острым локтем вживот нэрриха. Видимо, идея отсутствия пупка неутратила оригинальности, итеперь малявка пыталась продавить его. - Бобы, креветки, маслины, лепешки, селедку… Я ела все, что мне недавали прежде, ая так хотела отведать! Теперь я знаю, что это такое: быть сытой аж заглаза.
        -Неслышал ничего подобного.
        -Ну, мне больше нехочется есть ни наяву, ни восне, - улыбнулась девочка. - Это здорово. Ноттэ, азачем я нужна тебе? Вернешься ты замной - ичто?
        -Незнаю, недумал. Увезу ипозабочусь, чтобы никто ненашел тебя. Ни Башня, ни иные нэрриха, вроде Борхэ. Других целей уменянет.
        -Совсем?
        -Совсем.
        -Меня можно удочерить, просватать, сдать вработницы, - нахмурилась Зоэ, перечисляя иулыбаясь, то есть неверя ни водну изназванных участей.
        -Ты очень обидишься, если я честно скажу, что считаю тебя случайной обузой? Даже невесть откуда взявшимся долгом. Я незнаю, вчем мои обязательства ипочему я ощущаюих.
        -Не-е, необижусь. Ты неврешь. Спасибо. Я буду ждать тебя, кого мне еще ждать-то? Ты надежный.Вот…
        Она дернула плечом - понимай, как сможешь. Сама вижу, что обуза, аотпустить нежелаю, даже насловах. Нэрриха рассмеялся испихнул сживота локоть. Потер кожу, ощупал - дырка пупка уже наметилась. Зоэ помогла замотать пояс. Толкнула дверь ивыбежала напалубу. Вроде инетанцует, - отметил Ноттэ, улыбаясь.
        Он долго смотрел, как девочка гибко двигается, как подставляет ладони ветру. Низкое утреннее солнышку наполняет горсти алым сиянием… Такой Ноттэ изапомнил малышку, такой она иосталась наберегу острова Серой Чайки четыре дня спустя.
        Люгер покинул бухту, анэрриха всё стоял накорме ивсматривался всилуэт, нарисованный алым солнышком, черно-золотой. Глаза слезились, щурились… Носнова иснова упрямо искали крохотную фигурку. Пена волн взблескивала перламутрово-рассветно, скалы казались облиты свежестью, сних постепенно испарялось туманное сияние новорожденного дня. Отчетливо видна вбликах имареве утра была лишь Зоэ, одна-единственная идаже уникальная загадка острова Серой Чайки, новое найденное встранствиях чудо мира, состоящего целиком извопросов.
        Нэрриха знал: Зоэ - особенный вопрос, её наличие вмире невызывает ни раздражения, ни протеста. Она живет - иэто естественно, правильно. Как танец, наполненный смыслом идушой. Может, люди несилком иобманом тянут нэрриха вмир? Может, дети ветров сами охотно ступают втуман бытия, увлеченные обещанием тепла. Внезапно возжелав родниться, они, как мотыльки, упрямо спешат когню, полные жаждой разгадать извечные загадки…
        Глава 4. Башня иеётень
        «…запас силы, имеющей много названий, нознакомой, как вмоем случае, даже без всякого обозначения. Допустим, я приму трактовку Башни иопределю эту силу, как раха, - порыв ветра, отрезанную прядь могущества. Согласно подсчетам Рудольфа Темного отсрезания доиссякания раха проходит 500 - 600лет активной жизни. Онже, будучи одним изнас, смог сформулировать принципы конденсации раха извнешних источников. Таковые пути доступны лишь нэрриха высоких кругов опыта. Увы, продвижение Рудольфа кистине прервала нелепая случайность - точнее, полоумный фанатик… Номинувшие двести тридцать лет позволили мне восстановить если несами утраченные фрагменты записей, то хотябы их логику. Бессмертие - мечта королей играндов Башни. Еще два-три десятка лет, ия смогу торговать бесценным товаром, пусть иболее скромным, зато имеющим понятную цену исоздающим постоянную всебе потребность. Положим, будет так: один флакон - десять лет жизни сверх отпущенного. Поистечении оплаченного времени будет снова торг, иснова оплата, иснова страх смерти, работающий наменя… О, истинная власть, как ты удобна! Ты - тень затронами королей, я -
фигура втени. Без тумана мистики, все рационально иизмеряемо. Я, великий Борхэ, сын грозы, куда более, чем Бог! Его власть незрима, моя будет - весома иощутима. Остались последние проверки. Я ухвачу ветер перемен загриву, он невырвется. Вечность ляжет кмоим ногам послушной собакой».
        Берег Серой Чайки давно истаял вдали, скрылся залинией горизонта. Волны дней качали «Гарду», наспинах несли кберегу… Увремени коварная природа: порой оно - вязкое болото скуки, одолеваемое снемалым трудом, пустое, кажущееся бескрайним… Новсамый неподходящий миг рядом вдруг открывается грохочущий водопад непредвиденного!
        Времени или слишком много, или недопустимо мало, средние состояния редки идоступны, пожалуй, лишь всезнающим мудрецам. Ноттэ усмехнулся, подставил лицо родному ветру, сегодня лишенному порывов, спокойному. Упрямому: он тащит итащит люгер кберегу, хотя нельзя спешить, неразобравшись снаследством Борхэ. Его записи, как понятно поуже прочтенному ипервично осмысленному - безмерно опасны. Адень так спокоен, череда мелких волн лоснится внеярком свете, проникающем сквозь облачную ткань. «Гарда» плавно режет серо-сизый щелк поверхности, рулевой задремал отбезделья. Команда опасливо наблюдает закапитаном, борющимся соскукой давно выработанным способом.
        -Дальше, - зевнул Вико, прикрыл глаза иуточнил: - Парада.
        -Так… ну… вобщих чертах если, - замялся Бэто, робко гладя обложку дареной лоции.
        -Лоцмана наборту нет, брать чужаков мы, гончая Башни, невсегда вправе, - укорил капитан. - Так какого лысого беса ты краснеешь исопишь, словно девка, облапанная втолпе, зачто неслед? Ты впорт Парады ночью при юго-западном ветре входить будешь тоже - вобщих чертах? Или, вроде нэрриха, поводичке побегаешь иколкие мели прощупаешь пятками?
        -Ну…
        -ВПараде при юго-западном, как раз десять лет назад, он сам брал лоцмана, - Ноттэ отвлекся отбумаг иохотно выдал тайну. - Ночью изпостели выволок забороду.
        -Выволок… капитан? - поразился Бэто.
        -Пассажир, - поморщился Вико, нехотя признавая прошлое. - Вдело встрял этотже языкатый еретик, что вздумал теперь лезть вобучение моего помощника. Заборт таких, ивесь сказ. Сам сидит кислее уксуса имне застит радость.
        -Уже молчу, - пообещал Ноттэ.
        Он снова погрузился вчтение чужого дневника, морщась отнеприязни. Гной грядущей беды надувался нарывом, полнил душу болезненным предчувствием. Счего нэрриха Ноттэ возомнил, обманутый отсутствием достойных спорщиков, что подобные ему - именно подобны? Приходят изнебытия, откликаясь назов. Получают тело, настоящее вомногих отношениях - способное ощущать боль, холод, жажду. Обретают рассудок. Ивместе сним безрассудство… гордость, гнев, восторг, презрение - весь набор человеческого искотского, многие нити, которые сам нэрриха переплетает - порой сознательно, апорой ибезотчетно. Так, постепенно, возникает личность.
        Очень давно Ноттэ ощутил, как зародилось иокрепло понимание ответа наодин важный вопрос. То была даже немысль, ахрупкое наитие: кембы, чембы ни были породители нэрриха - высшие силы - они лишены многого, присущего живым. Высшие нестрадают отсвоей неполноты, поскольку её нет вином измерении мира. Но, может статься, призрак неведомого влечет идразнит их, втягивая вводоворот танца? Каково это - быть частью мира? Вдруг именно таков первый вопрос? Для ответа даже высшему приходится потрудиться: отрезать отцелого, начисто отделить, прядь себя - иобеспечить её дарами, предназначенными для людей. Так нэрриха вручается умение оценивать: смотреть намир ивидеть нечто главным, апрочее - фоном. Ктомуже люди живут впотоке времени, это особенное существование, интересное для высших.
        Если все так, виновныли плясуньи хоть вчем-то? Они лишь позволяют утратить одно иобрести другое. Обменять безмятежность нанестерпимое любопытство. Стать вкакой-то мере богом, создателем цельного внутреннего мира - «я». Иктомуже творцом обстоятельств иходов человеческой истории, существом, влияющим навнешний мир. Прямая плата заперемены - клятва служения первого круга, если некто догадается иуспеет её стребовать. Плясуньи редко получают выгоду отсвоегоже танца. Сэрвэды Башни узнают опляске слишком быстро истараются найти нэрриха, явленного вмир. Обычно - успевают, если слуги короля неопережаютих…
        Ноесть для нэрриха икосвенная плата - это утрата себя прежнего, поскольку урожденных втеле нет памяти обытии ветра.
        Получается, плясуньи - мостик меж мирами, вернее, тот самый кинжал, отсекающий прядь ветра… Он, Ноттэ, долгое время по-детски хранил обиду наорудие инепытался найти инаказать того, кто направлял удар ииспользовал ритуал вкорыстных целях. Нэрриха - несравненные воины. Пока они служат, связанные клятвой, они безмерно надежны. Но, исчерпав долг найма, затаившие обиду нэрриха становятся главной угрозой для бывших хозяев. Незря Башня следит задетьми ветра помере сил людских! Старается одних вознаградить, объявив своими клинками воздаяния, аиных, упрямых, наказать иущемить. То есть вконечном счете создает хрупкое ифальшивое равновесие интересов, основанное напротивопоставлении нэрриха друг другу, игре наих слабостях.
        Вот пример. Ноттэ, нэрриха ссолидным опытом седьмого круга, пожелал разобраться вгрязной истории отравления любимого учителя. Башня знала: Ноттэ, сын заката, уже убивал своих сородичей, новпоследнее время притих… Гранды учли ито, что Ноттэ давно странствует, он отвык отполитики икоролевских дворцов, апотому вполне наивен внынешних интригах. Ивот уже посланец Башни доставил Ноттэ сведения овиновнике смерти учителя, асними заодно - дозволение убрать изигры заказчика давнего убийства. Позанятному, новтот момент неинтересному для Ноттэ стечению обстоятельств, заказчик был претендентом насан патора. Разгневанный нэрриха наказал его, илишь тогда люди Башни назвали имя исполнителя идали весомые доказательства того, что нэрриха Борхэ виновен.
        Сейчас выясняется, что уБашни есть весомейший интерес вустранении Борхэ. Именно этот нэрриха вздумал торговать бессмертием.
        Оглядываясь впрошлое уже без гнева иболи, временно ставший клинком Башни Ноттэ неможет непонимать: его опять использовали вслепую… Башня, сосвойственным ей хладнокровием, разрушила притязания Борхэ чужими руками. Гранды убеждены, что Ноттэ утратил интерес кделу, завершив свою месть. Значит, он, весьма честный влюбом найме сосвоим нанимателем, передаст сундук изаписи покойного, особо вних некопаясь. Иначе сам окажется под ударом иподставит нынешних своих друзей…
        -Небудет сегодня улова, - громко посетовал капитан.
        -Почему? - напоказ удивился Бэто, опознав игру.
        -Глянь: нэрриха хмур! Прям черный ураган, чье брюхо набито отборным градом, как селедка - икрой. Рыба учует погоду его души иуйдет наглубину. Рыба - она недура… Дураки мы. Куда нырять спалубы, ежели берег далече? Мы терпим. Смиренно.
        -Смиренно? - восхитился Ноттэ, закрывая дневник иубирая всундучок, под замок. - Вико, что ты знаешь осмирении? Ты для этого словца или слишком стар, или слишком молод.
        -Ага… вточности невыяснено. Ну, иди сюда, покумекаем, седины мои учтем. Бэто, что замер? Вдрейф «Гарду», лодки наводу ивперед зарыбой, покуда я забалтываю двуногую непогоду. Для такого дела требуется пустая палуба. Ясно?
        -Да.
        Помощник помрачнел, будто иего накрыла тень обещанной бури. Кому приятно быть изгнанным вовремя обсуждения тайны? Свое неумение молчать Бэто уже осознал, огорчение пережил итеперь хмуро исполнял указания капитана: неслышать лишнего самому идать вдоволь шума иным ушам.
        Нэрриха встал кштурвалу, почти касаясь локтем Вико. Капитан ворочался иворчал влюбимом кресле. Ноги уже неплохо держали его, ноправое колено гнулось неохотно, асверх того приобрело коварную особенность: подламывалось при резком движении, роняя тело… Это, полагал нэрриха, временное недомогание. Клинок Борхэ прошел под нижними ребрами иразрезал позвоночник, удар неоставил надежды нажизнь. Ночудо состоялось, пусть небез осложнений. Естьли смысл жаловаться капитану - выжившему, по-прежнему управляющему любимым кораблем?
        -Что забеда? - буркнул Вико. - Ты насебя непохож.
        -Неотдам записи, весь люгер подощечке разберут ивас порежут наленты, выясняя допоследнего слова, что было ичего небыло.
        -Так недури, отдай.
        -Тогда начнут уродовать подобных мне, сознательно вызывая вмир иуничтожая еще младенцами. Людей станут морить. Плясуньи сделаются выгодным товаром, это тоже неизбежно.
        -Очемже мы станем советоваться?
        -Кто приедет забумагами, вот первый вопрос. Откуда, икуда проследует далее. Мне требуется угадать эти детали. Толи направятся вобитель Серебряного Света, толи еще куда.
        -А-а, - протянул капитан снасмешкой. - Я-то было решил, ты хочешь помолиться ипопросить высших опомощи.
        -Открою тебе секрет. Я сам додумался: увысших нет ушей. Бормотание молитвы им - что пена укорабельного носа. Мякина, шелуха, тьфу, как сказалабы малышка Зоэ. Души несловами излагают просьбу, единого надежного пути общения нет. Каждый сам его пробует найти, вслепую. Пляска ничем нехуже пения или молитвы. Жилбы огонь вдуше, апрочее приложится.
        -Да ты еретик!
        -Для нэрриха иэто допустимо при должном навыке фехтования.
        -Бэто! - рявкнул капитан, неоглядываясь.
        Помощник бегом примчался оттрюмного люка, куда загнал всех, неотосланных нарыбалку - громко учитывать припас инеиметь даже призрачной возможности услышать опасный разговор.
        -Здесь.
        -Постой удери моей каюты. Дела унас, тебе…
        -…ясно, - подсказал помощник последнее слово приказа.
        Вико рассмеялся, поднялся ипобрел, приволакивая правую ногу иосторожно опираясь нанеё, готовую некстати подломиться. Нэрриха открыл дверь, пропустил капитана исам шагнул следом, оглянувшись наБэто, вставшего науказанном посту - вдвух шагах, спиной ккаюте.
        Набольшом столе капитан разложил слоями три карты прибрежья истраны, самую подробную разместил верхней. Наклонился, опираясь налокти, изадумчиво уставился вподробный рисунок домиков итроп уберега.
        -Порт Мара. Яснее ясного наконец-то, почему именно тебя наняли. Всякийбы хапнул записи без рассуждений. Окромя тебя, я затридцать лет на«Гарде» еще четверых доставлял, кого людьми нечислю. Рослый рыжий любит денежки. Старый толстый всюду примечает заговоры, даже комаров числит доносчиками. Молодой смуглый так любит себя, что инепередать. Эти хапнулибы сундук инепожалели нас. Онибы любой свой долг перед Башней ейже ипростили. Ты иной, неумный, забиваешь башку мыслишками очести идуше… Ну, еще есть Оллэ, толковый он, вроде тебя. Или -был?
        -Оллэ изнас старейший. Пока что вего отношении, увы, я склонен полагать второе, он… был. Черные долетели вести, - вздохнул Ноттэ, прочертил пальцем линию накарте. - Прямой путь кпатору мимо военного порта короны, вплотную. Долго иприметно.
        -Мара - тот еще узелок. Пойди развяжи… Аесли лодкой через речное устье инаэту дорогу, глянь. Аккурат вдва дня дообители Искупления, если нещадить коней. Или сюда, главным торговым кюгу: людно, шумно, аккурат сойдет при твоем неумении резать без разбора.
        Вико остро глянул нанэрриха иснова уткнулся вкарту. Его ведь спросили, куда двинутся гранды, авовсе некак сбежать изпорта самому нэрриха…
        -Ненадежно. Столицу исключаю, там прятать тайны - тоже, что наплощади пересказывать их вкрик инадеяться, что все заткнулиуши.
        -Тогда перевал, - Вико тяжело вздохнул. - Ябы первой указал каменную тропу, выбирай ты дорогу себе. Нонестану: она - смерть. Теснины, скалы, просматривается все, если загодя позаботиться опригляде. Поранят тебя да скрутят, ивсе дела. Так что бери дневники ипрямо теперь - влодку. Деру дать иной раз невовред.
        -Ты забываешь, есть еще иЗоэ. Я попался, обзавелся накакое-то время якорем, дав слово вернуться. Она нежжет лампаду уокна, ноя ощущаю её взгляд, разыскивающий парус нагоризонте. Уже который день - вроде нитки, под лопаткой дергает, тянет. Если что, тыуж…
        -Когда виноград позднего сбора повезут вдавильни, «Гарда» направится кСерой Чайке, иэто самый крайний срок для закладки нужного курса, слово капитана.
        -Спасибо.
        Ноттэ помолчал, еще раз прощупывая пальцами тропки ибольшие дороги, черными нитками расползающиеся отузелка-порта. Он живет достаточно давно, чтобы щупать бумагу - амысленно прослеживать путь вего вточных, мелких подробностях. Каменная тропа опасна, капитан непреуменьшает угрозу. Отобозначающего её следа пера, тонкого, как волос, веет безнадежностью. Теперь, когда люди знают порох, горы сделались ловушкой. Идаже без взрывов: справа пропасть, слева - склон, атолпы любопытствующих валунов клонятся над бездной, готовые скатиться ипознакомиться спутником, шепни он хоть что вполголоса.
        -Мы должны войти впорт назакате, устроишь?
        -Несложное дело. Иди, отдохни.
        Нэрриха кивнул. Прошел ксебе, прихватив ларец. Снова стал перечитывать дневники, решительно вырывая наиболее опасные листки ивнося пометки наполях. «Изъято мною» - иподпись… Трудно лгать умным, толковым людям. Конечноже, он невтравит вдело капитана иего команду. Просто потому, что это бессмысленно. Само собой, он непередаст записи вполном их виде. Бессмертие - пустой звук, фальшивая приманка накрюке злого рока. Оно ослепляет властных, жадных. Лишает последних крох рассудка. Нельзя нарушать порядок вещей, заведенный отначала времен.
        Зачем обретают бытие нэрриха? Даже им самим неведом однозначный ответ. Выбрав удобный вариант, - «чтобы жил я» - маджестик иего паторы могут натворить непоправимое. Учитель однажды сказал: никто неведает, что станется светром, если срезать все его пряди инедать отрасти новым. Может, повиснет наволоске само бытие рода людского.
        Однажды, если верить легендам, смертные возомнили себя богами. Те люди остригли водяную бороду… Их земли теперь лежат глубоко надне морском. Их дела забыты, идаже полное имя народа неуцелело после страшной расплаты попоследнему счету.
        -Меня назначили мертвым сразу, при найме, - зло бросил Ноттэ, вырывая еще один листок. - Шваль, дочего заигрались! Меня - мертвым. Должны знать, чем заканчиваются подобные игры. Убивая меня, мечтать обессмертии? Они невуме… Плохо, очень плохо. Безумцы опасны вдвойне. Отдам я бумаги или нет, все решено. Надеюсь, Вико поостережется лезть вдело. Он уже понял: яищу непути движения людей Башни, аспособ самому спастись изМары. Ион прав: вгоры я могу полезть только вкрайности. Очем я думал, соглашаясь наэтот порт? Мальчишка. Самоуверенный надутый нэрриха.
        Ноттэ сгреб листки, бросил вмиску настоле, поджег ипроследил, чтобы неуцелел ни единый клок. Вышел напалубу, перевернул миску. Черные бабочки сожженной бумаги запорхали поветру, сели наводу закормой. Моряки молча проводили их взглядом ивернулись ксвоим делам. Ноттэ закрыл дверь ипопривычке лег напол, слушать воду иотдыхать. Теперь он один вовсем свете знал содержимое записей Борхэ, нанесенных насожженные листки старым, полузабытым шифром.
        «Если непополню раха, я обречен. Они обещали послать впогоню мальчишку первого или второго круга. Недоучку, годного для моих проверок исвежестью среза пряди силы, инеопытностью вдраке. Я отберу унего раха, стану непобедим. Итогда назначу цену зафлакон жизни для избранных.»
        Эти записи Ноттэ несжег вотличие отописания принципов «конденсации раха». Вбраваде Борхэ, вего нелепых утверждениях, заполняющих несожженные листки - лишь самоуверенность исамообман. Идоказательство подлости Башни: Ноттэ уж точно немальчишка первого круга, он обладает опытом, наего пути давно стараются невставать, сполна изучив обманчивость невысокого роста ипочти хрупкого сложения сына заката… так он сам себя назвал однажды.
        Выбрав для преследования Ноттэ, Башня предала Борхэ: преследователь был отослан неподставляться под удар, ноименно убивать.
        Ноттэ оскалился отзлости. Ему пообещали воплату дар, дорогой для души - допуск встарые архивы, кдневникам учителя. Нэрриха незнал, что те записи уцелели, их обнаружение показалось чудом, добрым знаком. Наповеркуже всё было - обманом. Тот, кого полвека нет вмире, недаст ответов измогилы. Горечь копится, бередит старую рану. Учитель обладал красивой сложной душой, он повторял нераз: ответы внутри тебя, неищи их вовне. Словно знал, что однажды желание получать ответы будет кем-то сочтено слабостью ииспользовано…
        Вечер лег наводу розовый, приглушенный слоями облаков изанавесями тумана. Паруса перламутрово светились, они ловили нетолько западный ветер, ноизакат, уподобляясь вялым, складчатым лепесткам огромной розы. Ветерок неимел сил наполнить их жизнью, заставить гудеть, изакат путался врыже-багряных складках, словно роза уже увяла, ненайдя питания взатхлой воде гавани…
        Гранд непожелал ждать наберегу. Три лодки подошли к«Гарде», встали клином. Пожилой человек вбагряном плаще поднялся наборт, неудостоив взглядом капитана Вико иего команду. Указал пальцем насундук, затем насвою лодку, требуя немедленной погрузки. Смерил взглядом нэрриха, презрительно кривя губы иготовя отговорку. Если таковая понадобится.
        -Увас нет обещанного мне дара, - ровным тоном предположил Ноттэ. Подхватил сверток сэстоком идагой. - Башня попала вдолжники, ктомуже допустив ложь? Это былобы неприлично, ноя предусмотрел изаранее исправил сию неловкость. Содержимое сундука лишено важной части. Итак, договор нарушен обеими сторонами, следовательно, он утратил силу. Плата небудет испрошена мною, сыном заката.
        -Какого черта…
        -Небогохульствуйте всуе. Пепел нерасцветет словами, отданными огню иморю. Ноя изложил набумаге всё, что счел важным. Теперь откланиваюсь.
        Сундук уже переместили налодку. Гранд поморщился, принял листки, свернутые вкольцо иперевязанные лентой. Забрал такиеже укапитана иБэто. Жестом приказал личному сэрвэду, итот выверенным движением извлек изскладок плаща приказ. Вручил капитану Вико. Значит, исключая сплетни, «Гарду» отправляли впуть немедленно, иличный секретарь гранда оставался налюгере пассажиром, чтобы допросить команду исоставить полный отчет.
        Всё пока что врамках ожиданий. Ноттэ шагнул кборту, спрыгнул влодку гранда, прошел доеё кормы, прыгнул насоседнюю, вымерял шагами иеё длину, снова поднялся накрай борта, оттолкнулся сильно ирезко…
        Берег близок, он достижим для опытного нэрриха, спешащего покинуть порт. Ноттэ прыгал сволны наволну. Скаждым рывком приходила мысль.
        Он сказал капитану, что намерен преследовать гранда Башни. Он указал путь, удаленный отморя. Зачем? Внадежде унять пыл Вико, упрямого сверх меры.
        Капитан заявил вслух, что ничего недолжен, что жизнь оплачена брошенной веревкой… Нокто верит порядочным людям, когда они состязаются вблагородстве?
        Последний шаг поводе - седьмой - утопил Ноттэ выше колена, пришлось некрасиво падать вперед, цепляясь задоски пирса. Нэрриха подтянулся, поправил мокрую рубаху изаспешил прочь, снова ощущая себя свободным ибесприютным, как ветер. Пойманным иобманутым, как… как нэрриха.
        Ноттэ усмехнулся ипоправил себя: он опытен, он ловко вывернулся изловушки и… следует впасть нового капкана. Однозначно он уверен лишь водном: прямо здесь, наберегу, брать нестанут. Море слишком огромно, пойди выуди ныряльщика. Еслибы не«Гарда» заспиной, еслибы неЗоэ наострове - онбы нырнул. Ину её, эту гордость!
        Можно жить встороне отсуетных людских дел. Тогда нетронут, ненарушат покой размышлений: просто забудут отебе, идовольно скоро. Ноестьли смысл всамообмане? Вкакой-то момент приходится признать, что ценные вопросы немножатся втишине. Атебе, оказывается, давно уже нравится копить вопросы, добавляя новые внепосильную груду, нагрядущее обдумывание…
        Припортовые улочки давно избавились отбликов заката, вих узких руслах преет ночь без лунных отсветов ифонарных бликов. Гниловатые доски настилов нескрипят под мягким башмаком. Беззвучное дыхание ненарушает тишину. Втумане копошатся лишь посторонние отзвуки: кошачий мяв укучи срыбьей требухой, пьяное пение-бормотание задверьми дешевых гостерий, хруст перетираемого конскими зубами ячменя, скрип флюгеров…
        Нэрриха ощутил себя плывущим внастое лживого покоя, опасном, как прибрежная вода, где всякая рыба - навиду, хотя сама инеосознает уязвимости. Он - знает, потому спешит ипетляет, путает след. Проверяет, нетли близкой погони.
        Впервые замного лет Ноттэ ощущал себя дичью, это подзабытое сранних кругов опыта чувство угнетало. Нет внынешнем взрослом Ноттэ прежнего юношеского азарта, упоения силой или удачливостью, детской уверенности вправоте. Только глухое раздражение болезненно скребет душу: ты пообещал Зоэ защиту, асам попался вловушку иневластен над собственной судьбой. Впрочем, страх смерти - это слишком человеческое. Чужое. Страх боли ближе ипонятнее, нодаже он куда как слаб всравнении свозмущением. Игордостью, конечноже. Именно она, - комуже еще такое под силу - толкнула напуть самонадеянности. Посоветовала войти впорт Мара налюгере, глянуть остро инасмешливо вглаза гранду и, поселив там страх, пересечь темную гладь воды, чтобы сгинуть насуше, вглухой ночи. Раствориться призраком навиду унаблюдателей, аих вокруг - немало…
        -Мальчишка, - Ноттэ еще раз шепотом отругал себя.
        Впервые вжизни собственная бравада выглядела невеличественно, авсего лишь глупо. Зоэ осталась наострове иждет. Маленькая, беззащитная. Для неё происходящее - неигра, хотя некоторые лезут вгерои, дразнят смерть. Да ладнобы смерть! Зная так много важного, следует опасаться скорее уж - жизни. Уграндов вБашне есть опытные люди, умеющие спрашивать нудно, ужасно нудно ибольно. Однажды он испытал это насебе изарекся повторять.
        Мара - худший изпортов этого берега сточки зрения бегства. Городишко прижат кневысоким горам, частыми засухами лишен виноградников, очищен отзеленой корки больших ималых лесов. Здесь - только камень, домики водин ярус сплоскими крышами, огородики ничтожных размеров, глубокие колодцы ссолоноватой водой. Межевые ограды целиком состоят изкамня, выбранного изплодородной почвы усердным трудом многих поколений… Городок ипорт ограничены ипросты настолько, что любой запутанный след выведет вконце концов водно изтрех-четырех узких, неминуемых мест. Толи дело южная Парада, лежащая втрех сотнях лиг отсюда. Мечта для беглеца: лабиринты пещер, путаница припортовых трущоб, леса, настоящие горы, способные скрыть надолго… Увы, гранд еще весной настоял наМаре, анэрриха незаметил расставленной впрок ловушки. Он ведь еще незнал, что именно прочтет вдневниках Борхэ. И - оказался здесь. Заметный, как единственное дерево вголой степи.
        Как выбраться? Какую тропу предпочесть? Именно неприметные обходные пути старался вспомнить Ноттэ, рассматривая карту тогда, вкапитанской каюте. Сразу счел опасным направление насевер, всторону главных владений Башни. Отказался отидеи спрятаться вгорах: каменные осыпи востока непредсказуемы. Неотсидеться ивпорту: он мал ибудет патрулироваться плотно, старательно. Капитан, пожалуй, иэто понял, потому осторожно намекнул напереправу июжную дорогу кстолице. Зарекой - пологий берег. Отшатнувшиеся отморя скалы уступают место долине, россыпи поселков, лесочкам идаже озеру…
        Городок удалось покинуть так тихо, что вдуше шевельнулась надежда налучшее. Даже для опытного нэрриха непросто прятаться вчахлой поросли, среди насыпных огородиков, обнесенных каменным вывалами победро высотой, ато иниже. Погоне, если она есть, подобное непосилам. Туман сделал бесполезными наблюдателей случшими подзорными трубами. Повезло? Как сказать… Родной ветер расстарался, что невполне случайно. Иблагодарный Ноттэ использовал помощь: скользил, полз, замирал, вслушивался, снова крался.
        Ночь хороша уже тем, что делает безопасными лучников. Спрятаться здесь непросто, удобные для засад места Ноттэ примечал заранее иобходил, аиздали выцеливать нэрриха - ну, пусть пробуют, даже занятно… Караулить возьмутся там, где исам он выставилбы заслоны, - полагал Ноттэ инадеялся: пока что наего стороне выигранное вгороде время иусталость наемников, отупевших отдолгого ожидания. Прибытие «Гарды» исходно ожидалось дней десять назад, куказанному сроку иустроили засады, затем сняли ипереместили, снова задействовали. Вдва дня любой человек способен натоптать тропку иобжить место так, что его выдадут след, запах, встревоженные птицы. Порт мал, вооруженные чужаки немогли появиться здесь незамеченными. Новгостериях гуляют буднично. Значит, угроза преувеличена? Или наоборот, подготовка состороны Башни проделана сизощренной точностью, всамой полной мере.
        Взарослях несколько раз попадались следы присутствия людей, новсе - несегодняшние. Башня, желая поймать нэрриха, перехитрила себя? Пока выходило именно так. Ноттэ удалялся отпорта, неменяя осторожного ипредельно внимательного настроя. Вот уже три лиги отделяют его отпричалов, еще три остались позади…
        Склон сгорбился, каменное крошево под ногами сменилось жирной приречной почвой. Впереди задышала вода, зажурчал знакомый ручеек. Единственный вэтих сухих горах, тонкий, как нить, он вплетался вглавное русло углубокого места, несамого удобного для переправы иобычно - безлюдного.
        -Я выиграл пятьдесят золотых, поставив наэтот преотвратный сход кводе, - сообщил голос иззарослей.
        Ноттэ процедил огорченный выдох сквозь сжатые зубы, неразгибаясь, огляделся идернул узел насвертке соружием.
        -Кортэ, - опознал он. - Что, хорошо платят?
        -Три тысячи золотом заживого, целое состояние, - охотно отозвался плотный мужчина, вставая вовесь свой немалый рост. - Скажи, где получить половину суммы, ия убью тебя. Согласись, я делаю выгодное предложение.
        -Неужели откажешься отвторой половины? Ты? - поразился Ноттэ, успевший вдва движения освободить изсвертка эсток идагу.
        -Все мы взрослеем современем, - предположил крупный мужчина, добывая изтайника тлеющий фонарь. Он мигом открутил фитилек, сняв темную крышку. Бешеная рыжина волос, особенная иредкая для нэрриха примета, стала видна при возросшем свете. - Тебя вредно числить воврагах.
        -Сигнал ты уже подал, слова сделались пусты, - усмехнулся Ноттэ, обнажая клинки ипозволяя себе короткий прощальный взгляд налюбимый эсток, много лет признаваемый лучшим излежавших владони. - Люди далеко?
        -Столько-то я продержусь, - осторожно пообещал враг, косясь наводу.
        Он двигался подуге, предельно вытянув руку срапирой, кончик которой едва приметно подрагивал. Движение было скользящее, быстрое: вперед ни шага, все время вбок идаже назад, так, чтобы сместиться натропу изагнать противника кводе. «Поставить спиной креке, вывести под удар дальнобойного лука», - довершил Ноттэ логику происходящего, послушно поддаваясь напростенький трюк. Хотябы потому, что наберегу спасения нет… Для нэрриха несмертельны многие раны, опасные человеку. Ноудар граненого жала стрелы внезащищенную спину сделает ночь окончательно темной. Нескорое утро настигнет вподвалах Башни, где умеют спрашивать так, что смерть становится благом. Недостижимым.
        Ноттэ оскалился. Его использовали, как мальчишку. Кто еще смогбы сразу прочесть старый шифр? Изнынешних, если Оллэ вне расчета, то, пожалуй, - только он, знаток наречий ипоклонник каллиграфии. Кто мог вырвать тайну Борхэ, осознать ее размер ивсеже явиться впорт назначения, сберегая жизни ипокой команды люгера? Кто, наконец, сопоставилбы полученные знания сосвоими мыслями иличным опытом? Кто, найдя недочеты инамеренные ошибки втеории, выстроилбы более надежную её версию… Азатем глупо, бесконечно глупо неучел коварство Башни. Одно обнадеживает: Кортэ молод - всего-то, если время невнесло поправок, третий круг.
        Похрустывание натягиваемой тетивы Ноттэ неуслышал, ноуловил всем туманом глухой враждебной ночи. Воспринял, как направление внимания. Посредственный боец отодаренного отличается числом глаз… назатылке, - так любил повторять один изнаставников. Ноттэ наметил простой прямой выпад, качнувшись вперед, тронул эстоком клинок врага, позволил оружию начать разговор ссухого презрительного шипения. Сократил дистанцию донаименьшей безопасной. Тетива намиг смолкла перед гудением.
        Ноттэ, выждав полмига, обозначил готовность поднырнуть под оружие противника, вычертил кончиком эстока вьюн, заплетая длинный идовольно легкий клинок врага. Кортэ отреагировал предсказуемо, отступил, заподозрив угрозу потери рапиры. Его опыт непозволял фехтовать наравных. Ктомуже намерения были иными: тянуть время, аникак нерисковать шкурой… Ноттэ качнулся вправо, пропуская стрелу впритирку кребрам, через ткань рукава. Согнулся вбок ивниз, отклоняя рапиру хрипящего отболи Кортэ, который сам ипоймал удар граненого наконечника. Ноттэ уже пластался повлажной траве, скатывался вниз, одновременно переходя вплавному, четко контролируемому дыханию.
        Скрипнули ветки: лодка выказала себя, стряхнув пушистую зелень маскировки. Люди засвистели, подавая новый сигнал. Берег ожил, вдали зародилась перекличка голосов, окрепла, покатилась все ближе. Фонари разгорелись, смыкая кольцо облавы. Дальний берег вспыхнул сплошной рыжей лентой огня. Там, вполях, зашлись лаем собаки, заиграли охотничьи рожки, защелкали конские копыта. Затеяна, пожалуй, даже необлава, - запоздало осознал Ноттэ. Нечто большее. Идеальный капкан, созданный едвали невсеми лучшими силами сэрвэдов Башни, спривлечением чернорясников ордена Зорких… аможет, ибагряные служители вделе?
        Следовало немедленно исчезнуть. Единственный надежный способ, уже нет сомнения - река. Ноттэ выпустил эсток, мысленно прощаясь склинком. Скатился всочную зелень заводи, нащупал годный стебель, срезал. Уклонился отвторой стрелы, необорачиваясь, метнул дагу ирасслышал оханье подраненного лучника. Скользнул змеёй втраве иушел под воду. Несколькими сильными гребками - все дальше иглубже, озираясь иопасливо щурясь. Резко оттолкнулся отдна, ребром ладони проломил днище лодки иснова юркнул вглубину.
        Немного паники инеразберихи - это хорошо. Мутная вода итого лучше. Если его загнали сюда, нельзя исключить использование сетей. Позорно инелепо попасться истать беспомощным, спеленатым - всего лишь уловом…
        Вода замутилась окончательно, пощеке пополз песок, водоросли лентой обвили шею: выше потечению натянули одну или несколько сетей. Значит, худшие опасения сбываются, облава подготовлена исключительно надежно.
        Ноттэ еще раз огляделся. Перебирая руками подну итормозя себя, стал двигаться вдостаточно сильном исложном течении вниз, котносительно близкому морю. Разминулся слодкой, спешащей кберегу, черной вмутно-ржавом ореоле факельного сияния. Чуть подождал иснова заскользил подну. Глубина казалась предательски мала: почти всюду, встав врост, можно дышать, пальцами ног касаясь камней надне. Еслибы немутность воды - излодок неизбежно заметилибы беглеца, пока он вынужденно оставался наместе, прощупывая ближнюю сеть.
        Споследними струями мутной заиленной воды нэрриха поднырнул под сеть иминовал её - первую иедвали единственную. Что осталось наего стороне? Выносливость, способность недышать под водой куда дольше любого человека-ныряльщика. Ноттэ истратил немало времени, доводя природные таланты досовершенства тренировкой иподбором должной методики. Он пробовал дышать перед погружением глубоко ичасто, впрок. Пришел кпониманию того, сколь опасна иневыгодна эта простейшая практика, грозящая обмороками, потерей самоконтроля. Обрадовался новому вопросу, удобному уже тем, что он имеет постижимый ответ, самостоятельно создаваемый исовершенствуемый: как копить запассил?
        Раха - прядь ветра, его дыхание, значит, наука одыхании обязана полно открыться нэрриха, усердному впостижении. Он был усерден, ихотябы вэтом сейчас полагал себя правым.
        Еще две сети остались позади. Кажется, его полагали оставшимся впервой клетке изсетей - там, где тонула лодка, анаберегу хрипел ивыл Кортэ - ипока что именно там искали злее всего. Прогрохотал, больно ударив поушам, удаленный взрыв. Бочонок пороха? Нэрриха уже глушат, как рыбу. Дожили…
        Неменее полулиги речного дна ощупали сбитые вкровь пальцы, скользя покамням, нашаривая опору иутрачивая её. Огни наберегах сделались более редкими, удалились: глубина посрединному для русла скальному разлому выросла додвойного, аместами итрехкратного роста человека. Появились первые признаки нехватки воздуха, иНоттэ решился ускорить движение, сочтя, что сети позади. Наверняка.
        Последняя ловушка обозначилась очень скоро. Туши пяти больших лодок бросали тяжелые тени, рыжее пламя металось бликами намаслянистой воде, плясало, норовя ибез волшбы изловить, показать людям нэрриха - итем предать его. Ожерелье темных поплавков отмечало верхнюю границу сети. Люди то идело наклонялись кводе, вглядывались вовсякую подозрительную тень. Засетью ныряли ивыныривали, снова погружались… Нет сомнения: ибочонки спорохом наготове. Попервому подозрению их используют.
        Ноттэ замер, обнимая крупный валун. Подождал немного иосторожно сместился втень скалы, увенчанной пенным буруном. Добыл изкрепления напоясе обрезок полого стебля травы. Осторожно, без спешки поднялся кповерхности - подышать через трубку, подумать. Хотелось немедленно найти капитана Вико исказать отвсей души спасибо ему, указавшему единственный способ избегнуть если непогони, то хотябы быстрой поимки. Каменная тропа былабы ошибкой. Дорога насевер - тем более. Только река давала призрачную надежду наспасение. Число факелов, лодок илучников впечатляло. Очень точно отражало жесточайшую жажду пожилых властителей, обнаруживших источник долголетия. Наверняка уже выстроились вочередь, пихаются локтями заправо зачерпнуть вечность полной чашей иотведать её соблазнительный вкус…
        Человек осозналбы чужой страх смерти куда надежнее иполнее - исвоевременно испугался. Нэрриха, непривыкший кподобному, недооценил силу жажды, хотя читал дневники иобязан был все понять, ведь Борхэ - понял. Исам стал жаден дочужой жизни неменее, чем любой престарелый гранд…
        Какже выбраться? Дальний берег охраняется собаками. Ближний ярко освещен инесулит ничего хорошего. Лодки стоят плотно, лучники - небестолковые новички. Ноттэ отдышался, убрал трубку иснова спустился ксамому дну. Он нужен Башне живой. Пока он жив, его продолжат искать неотступно ияростно. Недавая покоя никому, даже мельком заподозренному взнакомстве собладателем великой тайны.
        Значит, он должен умереть.
        Снова ударил поушам взрыв - ниже потечению, ближе. Упрямого беглеца старались выманить изводы. Кортэ, пожалуй, уже очнулся, вспомнил онемалой сумме всвоем договоре найма ивключился вигру. Тем лучше. Надо выждать, пока обшарят дно наотрезке меж двух очередных сетей иподойдут вплотную.
        Ноттэ еще раз поднялся кповерхности ипозволил себе дышать, наблюдая снизу игру бликов натемной воде. Затем он стал искать удобную щель для исполнения замысла. Утонувший невсплывет, иискать тело небудут. Это очевидно вслучае снэрриха - иудобно. Значит, он переиграет тех, кто счел его дичью.
        Если он верно прочел ипонял дневник Борхэ.
        Если он внимательно слушал капитана, который якобы недавал ночью советов ивовсе неговорил - как сам он утверждает - омотыльке наладони.
        Если имеют смысл невнятные пояснения Зоэ отанце…
        Многовато «если». Ноиного - недано.
        Ветер - дыхание вечности. Только люди сих смешной привычкой всему находить начало иконец, ограничивать явление взримом его виде, только они могли придумать «последний вздох». Штиль неубивает ветер инеявляется признаком его гибели. Старый учитель, неоставивший дневников, наверняка неверил всмерть инебоялся её. Какой смысл опасаться приливов иотливов, смены дня иночи, чередования сезонов года? Тело - лишь комната вгостерии под вывеской «Жизнь». Стоитли держаться закомнату иотказываться отправа выйти вбольшое странствие?
        Покинуть кров боятся лишь те, кто ценит свой скарб. Нелепые накопления, столь тяжелые, что их неунести ссобой. Власть, достаток, связи - они-то воистину смертны. Борхэ цеплялся зателесное воплощение потому, что давно иуверенно осознал: ему несчем выйти впуть. Он растворился внакопленном имуществе. Он мечтал неовечности, нет. Всего лишь оправе остаться вне времени. Нерасти душой. Несбивать ноги вбесконечной дороге. Борхэ желал выделить прядь раха, упаковать внепроницаемое хранилище иисключить любую убыль. Обмануть вечность. Ион выяснил, как выделить раха, почти смог проявить грань, разделяющую жизнь исмерть. Он полагал важным наметить грань иникогда непереступатьеё.
        Мотылек - символ скоротечности. Что трепетало нараскрытой ладони тогда, вовремя поиска Зоэ? Надежда иотчаяние, серебряная сторона крыла ичерная. Закрыл крылья - инет тебя вмире, злой рок усмехнулся, холодный ветерок потянул насторону смерти… Распахнул крылья - изасветился надеждой, яркой наперекор любым бедам. Учитель однажды сказал: человек умирает дважды. Именно первая смерть - когда внутренний мир делается пустыней - иесть необратимая кончина души, лишающая вечности.
        Танец - раскрытие души. Зоэ впервые дала это понять точно итонко. Ничего нельзя добавить ктому, чем ты являешься. Ложью будет все показное, смысл имеет только идущее отдуши.
        Ноттэ улыбнулся, наощупь забрался вщель удна. Как много можно успеть обсудить вмыслях, готовя свою смерть! Иначе неисполнить задуманное. Борхэ намеревался копить личный запас раха. Сейчас требуется противоположное. И, как полагал Ноттэ - допустимое, вотличие отисходной идеи. Нельзя насильно опустошить чужой внутренний мир, забрать себе свет. Зато допустимо усебя внутри устроить штиль, для наблюдателя подобный смерти.
        «Я готов кдороге, - мысленно признал Ноттэ. - Я устал отжизни скупердяя, скорбно тянущего тележку свопросами. Я надорвался. Мне неосилить груза незнания. Пора умереть, то есть - измениться. Я выйду вновый путь налегке. Отброшу прежние вопросы инесочту их - ценностью.»
        Взрыв грянул рядом, мучительно ударил поушам, исоседство смерти сделалась явственной вомраке оглушенности. Ноттэ мысленно вслушался взвучание древнего слова, судорожно повел рукой, словно норовя нащупать несуществующий пупок. Горячий клубок раха дрогнул, отзываясь иумещаясь владони. Вотьме окончательной слепоты инемоты опустело тело. Личность стала воистину лишь биением крыльев мотылька наладони.
        Так близко подходить внебытию - неоправданно. Это самонадеянно: всерьез проверить, пустыняли твоя душа? Никчемным созданиям, беспричинно нырнувшим внебытие, ненайти обратного пути кповерхности… Мотылек наладони то складывал крылья, наполняя все существо отчаянием - то распахивал их идарил надежду. Черное-белое, черное-белое. Никаких полутонов. Только бурливое бытие исмертный покой. Две крайности. Все дальше идальше, сливаясь вточку. Иопять это неизбежное, мучительное - присутствие вбархатной пустоте ввиде горошины, еще неосвобожденной изстручка, еще неупавшей впочву, ноуже готовой прорасти жизнью…
        Первым телесным ощущением, вернувшимся властно ирезко, стало удушье.
        Следом явился холод. Боль деловито дернула позвоночный ствол ивзялась проверять нити нервов, каждую жилку. Тело скрутила судорога, итолько узость щели спасла отсерьезных ранений. Вторая судорога выгнула вдугу, допредела оттягивая назад голову, выворачивая плечи, выкручивая жилы наногах. Ноттэ ощутил, что кричит, искриком теряет жалкие остатки воздуха. Захлебывается, гибнет повторно иуже окончательно. Последним усилием он выдрал непослушное тело изщели, рванулся вверх. Ксолнцу! Ослепительному, великолепному солнцу, окутанному венком золотых бликов речной поверхности.
        Нестерпимое сияние сжигает все существо инаполняет ликованием.
        Первый крик - он никогда неутрачивает своей воистину волшебной силы. Он запоминается навсю жизнь… новую, начатую счистого листа.
        Ноттэ нащупал скалу, рывком вытянул себя изводы изашелся кашлем. Холод неотпускал, вода горной реки настояна нальду.
        Мир сгорел, он чернее бумажного пепла, солнце непощадило глаз.
        Постепенно выносливость нэрриха справилась сбедами. Ноттэ отдышался, проморгался, растер непослушными руками сведенные судорогой ноги. Шипя ихрипло ругая себя, толи пополз, толи поплыл всторону берега. Наконец, он выбрался наострые камни отмели. Замер, улыбаясь солнцу ипродолжая слепнуть сзакрытыми веками, но - глядеть нанего, ослепляющее. Прекрасное, как сама жизнь.
        Как замечательно быть частью и - видеть весь этотмир!
        -Может, построить маяк? - хрипло предложил Ноттэ самому себе. - Я мотылек, я лечу ксолнцу, я знаю, что это счастье - сгореть ираствориться. Нокуда большее счастье - остаться собой, маленьким человеком наберегу…
        Он рассмеялся, лег, необращая внимание наострые кромки камней под спиной ишеей. Истал греться, всей кожей впитывая солнце. Светло-соломенное, как лучшее вино. Терпкое, пахнущее цветением, пьянящее илегкое.
        Мысли текли лениво, как гладящий щеку ветерок сморя.
        Само собой, он провел вщели всю ночь иеще некоторое время, пребывая между жизнью исмертью. Он слышал оподобной практике, нопрежде немог её исполнить, нехватало опыта. Стоп, отговорка. Причем здесь опыт? Он боялся подойти кграни, он боялся себя ивсех вопросов, висящих камнем нашее. Он понятия неимел, чем обосновать право навозвращение. Оказывается, страх недержит вжизни, лишь вынуждает бежать отсмерти. Вжизни держит иное. Сейчас - всего лишь слово, данное Зоэ. Как она там, наострове? Почти одна, если неучитывать старого моряка с«Гарды», тот сошел наберег посвоей воле, да еще сколючим упрямством: мол, здесь останусь инебуду слушать даже капитана. Мыслимоели дело, неразумного дитёнка бросать посреди моря?
        Ноттэ потянулся, сел, осмотрел жалкие обрывки, вкакие превратилась рубаха. Презрительно скривился, ободрал сплеч шелк, скомкал исунул под большой камень. Снова лег - теперь наживот.
        Кортэ неподвел. Вот уж - безусловно. Златолюбец примчался сюда, кустью реки, едва очнулся, ведь он старался отрабатывать свои денежки. Хотябы часть обещанного норовил сохранить - то, что полагалось заподтверждение смерти Ноттэ. Кортэ по-своему опознал происходящее, едва клубок раха оказался вырван изтела инастала неопределенность вне жизни. Тогда Кортэ - да илюбой нэрриха - воспринял смерть подобного себе, такова способность детей ветра.
        Всякий нэрриха - посути прядь раха, он, даже невслушиваясь всебя, неизбежно чует кожей бритвенно-острый лед нездешнего ветра. Для нэрриха смерть иных подобных страшна, она сдирает шкуру иноровит освежевать сознание. Рана чужой души раскрывается ужасом. Вушах игде-то глубже, всамой голове, отдается погребальной жутью волчья обреченность. Зачастую нэрриха, впервые познав это ощущение, подвывает, скулит, невсилах удержаться.
        Костлявая донья втемном плаще пригласила натанец, иотказывать невозможно, ведь она уже поманила бледной рукой… Так шепотом описывают вЭндэре последний путь. Низвергая прежних богов ирисуя образ нового, даже Башня неосмелилась покуситься нароль безликой. Или отрицать её, ввергая непобедимую вгнев.
        -Я умер, меня более неищут, - сообщил себе Ноттэ. - Удобно.
        Кгорлу подкатился комок смеха. Яснее ясного: Кортэ присвоил эсток идагу, убедив себя, что одолел врага ивзял трофей вчестном бою. Он тщеславен. Теперь бросится встолицу, искать поверенных покойного идобывать уних сведения оего золоте. Немог ведь столь взрослый нэрриха, как сын заката, невладеть хотябы одним сундуком несметных сокровищ? Ноттэ ощупал тощий кошель напоясе. Поверенных унего давным-давно нет, как нет ижелания копить сокровища. Деньги притягивают врагов ибеды вернее, чем любое проклятие. Вкошеле трутся десять эскудо. Позвякивает горсть серебряных песет. Пустяк, обеспечивающий сегодняшнюю сытость, неболее того.
        Ноги наконец-то согрелись, умиротворенность посетила сознание, окончательно закрепила его вжизни. Ноттэ пошевелил пальцами, вздохнул - инехотя поднялся, отряхнул песок. Жизнь замечательна, пока глядишь всиневу небес иничего неделаешь. Созерцание - удел мудрых. Необладая мудростью, приходится суетиться, наполняя жизнь ущербной мелочностью быта. Уже шуршат, валятся наплечи ворохом, новые вопросы, иты обречен искать ответы. Чистый лист - так красиво он придумал ипредставил… Глупость, лишь образ. Чистым лист небыл даже втот день, когда ты явился вмир первый раз. Очищение разума - это иесть, может статься, важнейшая ипока непосильная работа.
        Но - время отдыха иссякло, пора действовать.
        Акругом - марево душного лета. Пустой берег, одинокий штрих рыбацкого паруса угоризонта. Чахлая зелень тянется кводе ибуйно расцветает усамого берега. Ни голоса - ни вздоха поблизости, даже поверить сложно, что была та ночь, псы перекликались через реку, люди визжали илаяли приказы злее собак, пламя пятнало воду ржавчиной, делая реку лоснящейся змеиной шкурой… Облава свернута, служители Башни ушли. Понятьбы: сегодня или вчера? Игде гранд, который осмелился охотиться нанэрриха? Нелепый, как все исполнители. Нет для него ни единого удачного исхода вделе!
        Упустить Ноттэ - проиграть, обречь себя наобщение снимже, весьма строгим кврагам.
        Поймать Ноттэ - проиграть, стать знающим слишком много, заведомо лишним вдележе бессмертия.
        Принести весть осмерти Ноттэ… Когда люди прощали вестникам их дурные вести?
        Сейчас гранд либо сидит влучшей гостерии Мары ипытается отсрочить неминуемое, либо движется всторону главного эндэрского оплота Башни, находу выплетая впрок иопробуя напрочность прихотливый узор доводов относительно своей полезности ичужой виновности.
        Ноттэ побрел вдоль берега вверх потечению, иногда забираясь поколено вводу, иногда прыгая покамням. Недавно путь кморю был прощупан вглубине главного русла допоследнего камешка, он содрал ладони вкровь, превратил ногти вноющие болью обломки… Тот путь казался непосильным, непомерно долгим. Днем ипоберегу он выглядел приятной прогулкой. Скоро Ноттэ добрался доместа, где встретил засаду Кортэ. Там нэрриха незадержался, лишь глянул мельком назатоптанный берег - ипобрел дальше вверх потечению, прошел еще пол-лиги, доглавной переправы.
        -Сеньор дон, глядите, какую я поймал рыбу, глядитеже, я сам поймал, вы видите? Она огромная, такая большая, что я сам едва верю, что это я её поймал, ноя чистую правду вам говорю, клянусь… - немногословно, вобщем-то, начал знакомство сшагающим вдоль ручья чужаком рыбак лет пятнадцати.
        Ноттэ остановился, внимательно изучил рыбину - неособенно крупную, новсеже достойную стать поводом для гордости. Мальчик размахивал руками итак усердно, подробно рассказывал освоем улове, что невыслушать было решительно невозможно. Иневежливо. Никто изживущих близ Мары непоймет подобного поведения, тем более проявленного вотношении несчастного недоросля. Местный дурачок умудрился недопустимо соединить приветствие простолюдину собращением кзнати - «дон»… Ноттэ сел наплоский камень, сам измерил ладонью рыбину иеще раз выслушал подробности относительно наживки иклева. Счел, что слабость ума необязательно дополняется дурной памятью или отсутствием внимания. Ибыл вознагражден. Мальчик знал о«шумных наглых гостях, которых никто незвал, аони явились итоптались уотца наогороде, представляешь, топтались!». Окончательно злокозненные доны ушли вчера назакате, зато сгинули все враз, аобещанных денег недали, иэто понятно: кто верит чужакам? Разве дураки, атолько отец неглуп, он-то сразу сказал…
        Рыба была измерена еще раз, иеще. Ноттэ снеутомимым терпением процеживал болтовню через сито внимания, как золотоносный песок. Конечно, мальчик слышал онэрриха, плотном ирыжем - «шумный он, страшный, наагромадном коне проезжал, да, да. Такие всегда встолицу лезут, нахрапом брать чужое». Еще было всем известно, что очень важный человек живет вМаре, «целую улицу занял, совсем главный, его ивидели только издали, да». Человек этот утром, вродебы, еще оставался вгороде.
        Когда новости были повторены впятый раз, пришлось придумывать ответные, называться путником, жаловаться надороговизну столичной жизни иразорение, нажару ижадность загадочного управляющего. Сетовать: злые люди - те, что ссобаками были - отняли имущество ипрогнали сдороги. Теперь придется идти вМару итам искать правду. Апока что голод донимает жестоко, очень хочется купить замечательную рыбину инемедленно её запечь науглях…
        Ноттэ нескоро выбрался надорогу ипобрел кпорту. Он перестал слышать журчание реки лишь вранних душных сумерках, пробуждающих жажду инаполняющих яркостью мечты опрохладном сидре. Помимо рыбины нэрриха купил ухитрого дурака заполпесеты - то есть ужасно дорого - старую соломенную шляпу, добротную рубашку содной аккуратной заплаткой набоку, небольшой заплечный мешок исоставляющие весь его груз две черствые лепешки. Вголове изрядно шумело после общения скрикливым недорослем. Хотелось сесть водворе тихой гостерии иразмочить сухой горох сплетен если нетагезским сидром, то хотябы местным молодым вином. Обдумать произошедшее еще раз, решить без ошибки: куда двигаться дальше?
        Порт оказался закрыт, подступы кнему перегорожены сэрвэдами Башни, которые лениво ибез злости переругивались сгородскими рыбаками, вбольшинстве своем лишенными права даже увидеть свои лодки, нето что выйти вморе. Азарт охоты улегся, осталось лишь тупое недоумение промахнувшегося голодного хищника. Гранд пребывал впорту. Гранд все еще непридумал оправдания провалу большой игры.
        Ноттэ выбрал самую тихую гостерию, поселился изаказал ужин. Тщательно очистил тарелку, доблеска - возвращение кжизни отразилось нааппетите наилучшим образом. Нанастроении тоже, иНоттэ долго совкусом болтал схозяином заведения, посвящая его всложности столичной винной торговли иневнятность пристрастий состоятельных донов. Которые порой неспособны оценить вина, понимая лишь звон золота иревность кчужим закупкам. Хозяин заведения всвою очередь жаловался наторговлю рыбную, погибающую накорню из-за упрямства сэрвэдов, явившихся сюда, как наказание высших сил заневедомые грехи. Вморе невыпускают почти никого, анемногие лодки, всёже отпущенные зауловом, потри раза осматривают, торговыеже шхуны заворачивают изпорта еще наподходах - что это зажизнь? Одна радость: завтра гранд покинет город, это все говорят, настолько все, что сомнений уже более нет. Исил терпеть незваных гостей - тоже…
        -Ты третий заполный месяц постоялец, ского я получил хоть одну песету, - страдал хозяин, уже нескрывая раздражения иплюхая настол новый кувшин вина. - Глянь: мирланское, еще под печатью, невскрытое. Пей, мне уже инежаль, я разорен, я могу гулять исмеяться, как последний бездельник. Люди Башни пили иели вволю, аоплатили непобожески, нищим больше подают.
        -Мирланское, ктомуже позднее, - согласился Ноттэ, крупными глотками отпив треть изкружки ипринимаясь катать вино наязыке. - Неожидал испробовать здесь напиток, достойный столицы. Еслибы гранд повнимательнее изучил твои погреба, выбралбы эту гостерию иоплатил сполна.
        -Да вон что он выбрал, - хозяин неопределенно махнул рукой всторону порта. - Хосе сперва так загордился, что забывал здороваться, никого неслушал, отговаривался спешкой иделами. Иозолотился он? Какже… Смеется веселее моего, потому что терять ему уже окончательно ничего непридется. Разгромили вчера его заведение, вгневе пребывали, посуду перебили, столы порушили… Нэрриха гулял иновым клинком хвастался, спьяну рубил стены. Пойди стакого стребуй плату! Одно хорошо, коня утром вывел ивстолицу умчался. Воистину, чем дальше власть, тем она безобиднее.
        -Тогда - заскорое освобождение порта, - подмигнул Ноттэ.
        -Воистину, - важно согласился хозяин, повторяя значимое иинтересное слово.
        Ночь уже легла нагородок ипристала плотно, как смола. Всякая щель черна, илюбая тень - мрак без отсветов ибликов. Ноттэ попрощался схозяином иудалился отдыхать, прихватив доставленные поего просьбе листки бумаги ичернильницу. Ровным почерком изложил необходимое, свернул втрубочку иприпрятал допоры. Лег, прикрыл глаза истал слушать, как успокаивается гостерия, как скрипят запоры дверей, последний раз проверяемые хозяином. Как застеной поулочкам топают сэрвэды, переругиваются ижалуются нажизнь. Им надоел убогий порт неменее, чем сами они - жителям Мары.
        Наконец, городок забылся сном, окончательно затих, даже коты поделили скудные остатки рыбацкого улова иполуголодными разбрелись наохоту.
        Ноттэ встал, осторожно приоткрыл рассохшуюся дверь. Выскользнул водвор, еще раз прислушался. Море дышало прохладой, даруя благословение усталому берегу. Звезды серебрились чешуйками небесной рыбины. Ноттэ улыбнулся, вдыхая любимый ветер - иполез настену. Едвали задуманное можно счесть мудрым. Ноотказаться непосильно. Нэрриха крался итек втенях, он стал - невидимка, инасей раз небеглец, аигрок скозырем врукаве. Было странно ощущать, как отросшие завремя плаванья на«Гарде» волосы щекочут шею ичуть вздрагивают, принимая дуновение ветра. Почему нэрриха так боятся признать себя прядью его? Почему нежелают позволять старшему гладить поголове идарить щемящее, болезненное ощущение родства, утраченного неполностью, горчащего - новажного иценного… Может статься, дети ветра ведут себя совсем как дети людей, которые, взрослея, упрямо убирают голову из-под ласковой мамкиной руки, наивно самоутверждаясь через отречение отродительской заботы.
        Водворе облюбованной грандом гостерии горели масляные лампы. Орденцы вбагряных одеяниях молились ивкушали скудную ипресную, подобающую их сану, пищу. Сэрвэды всторонке переговаривались исонно тянули вино, цедили сплетни иглотали зевки. Им было скучно. Они точно знали, как вэту ночь охрана бессмысленна иненужна. Нэрриха Ноттэ погиб, нэрриха Кортэ уехал - кто еще может угрожать покою? Прочим эта игра чужда, да игранд им ненужен.
        Ноттэ старательно обогнул двор испустился скрыш укухни. Канул втемноту коридора, наугад выбирая путь иполагая, что здешние гостерии похожи, лучшая комната вних та, куда недоносится шум улицы.
        Гранд неспал. Он лежал при погашенных огнях, одетый вдорогу инеготовый начать путь, вполне вероятно ведущий кгибели. Разобрав намеренный скрип стула, невздрогнул инеобернулся.
        -Что тебе, ненасытный? Плату получил, да еще исведения опланах того, кто тебя интересовал. Новых заказов нет, сказаноже.
        -Сомной ты вовсе нерассчитался запрежний найм, - тихо возразил Ноттэ, несомневаясь, что гранд раздраженно беседует стем, кого счел Кортэ.
        -Клянусь спасением души, - свистящим шепотом охнул гранд, сел ирезко обернулся. - Ты? Святые заступники, оградите…
        -Небуди святых, они итак потвоей милости завалены просьбами, неотдыхают, бедолаги… Ая даже непризрак, - уточнил Ноттэ, усмехаясь живучести предрассудков, лишивших голос гранда зычности. - Хотя… понимаю тебя. Убиенные ктебе, пожалуй, должны валить толпами итребовать отмщения. Ты даже незлодей, ты просто исполнитель. Исполнительный исполнитель.
        -Свят-свят… двое подтвердили, что ты умер, - темже сиплым шепотом отметил гранд, благоразумно неделая попыток звать напомощь.
        Ещебы! Ноттэ как раз теперь синтересом изучал парные стилеты, любимое оружие самого гранда. Узкие, как жала, инаверняка стольже ядовитые.
        -Двое? Сразмахом меня ловили, однакоже.
        -Всех, кого мог, собрал иоплатил, вы слишком опасны, осын заката, - заискивающе-почтительно уведомил гранд, сменив итон, иобращение. - Если вы неперекупили их, тогда… тогда какже?
        -Разве твоя очередь спрашивать? Дыши ирадуйся, что я дозволяю тебе дышать ирадоваться.
        -Пока дозволяете, - мрачно предположил гранд, опираясь спиной остену ищурясь. - Темно…
        -Так зажги свечу, я непротив. Только окно прикрой.
        -Уже прикрыто… Немогу понять, зачем я угоден вам живой. Сверх того, - грустно ибез фальши добавил гранд, - непонимаю, зачем сам я искал вас иловил. Я уже прочел записи Борхэ отпервого допоследнего слова. Вам я могу признаться встоль дерзновенном нарушении запрета патора. Сплошной обман! Никакого продления жизни для людей. Лишь ваше… то есть его выживание занаш счет. Покрайней мере, именно таковы мои выводы после поспешного изучения сохранившихся страниц.
        -Иони верны. Еслибы я пожелал жить вечно, я могбы стать бессмертным, расходуя напитание своего раха чужие души. Ноя неБорхэ, тебе это известно. Чегоже ты ждешь? Сообщи Башне, что похоронил именя, изаодно страшную тайну. Значит, ты герой, спас людей отистребления злодеями нэрриха.
        -Бездоказательно, - гранд огорчился сильнее прежнего.
        -На, держи, - хмыкнул нэрриха. - Я изложил набумаге свои соображения. Так сказать, еще при жизни. Покойному Ноттэ должны поверить.
        -Осмелюсь спросить: вам стого какая польза?
        -Неужели ты приехал сюда без оговоренного? - подался вперед нэрриха. - Мой учитель неоставил дневников, нохоть что-то могло уцелеть, даже должно было. Самое незначительное для вас. Любая мелочь. Ты немог явиться впорт без платы подоговору, пусть инеполной. Ты ведь знаешь, гнев взрослого нэрриха некпользе Башни.
        Гранд пожал плечами, прошел кдорожному сундуку, долго внем рылся инаконец добыл невзрачную, потертую шкатулку. Передал нэрриха, снова сел накровать.
        -Настул ируки сюда, я нелюблю случайностей, - буркнул Ноттэ, рассматривая иощупывая шкатулку.
        Гранд пересел, сгорбился, задумчиво изучил оказавшегося теперь совсем близко гостя, одетого хуже, чем многие рыбаки вгороде, рубаха вон - грязная, сзаплатой… Лицо бледное, осунувшееся. Волосы отрасли инеопрятно падают налоб, лезут вглаза. Да сколько ни гляди - тощий пацан, деревенщина, таких влюбом селении один-два, неособенно умных, новполне безобидных. Разве внем можно заподозрить силу, несравнимую счеловеческой? Икак постичь загадку: чем больной старик так привязал нелюдя полвека назад, что ипоныне этот канат прочнее любых иных? Стоило упомянуть имя - исын заката, как невесть счего принято звать этого нэрриха, явился, молча выслушал условия договора итакже молча вскинул наплечо легкий мешок, содержащий красную шелковую рубаху изадаток взолоте - то есть одежду найма истоль малую его плату, что она непривлечет ичеловека без особенных талантов.
        -Чем старик зацепил тебя… вас? - вслух удивился гранд. - Он был всего лишь писарем, он играндом-то числился лишь помилости высших. Так, бумажный червь, каких влюбом архиве изпяти - пять.
        -Он был человеком. Уж поверь мне, повидавшему вас немало, это - редкость. Человек способен создать всвоей душе целый мир, ничуть неменее сложный ицельный, чем внешний. Потом он уходит, свет гаснет иживущим остается только память, - Ноттэ грустно выговорил очевидное для себя. - Моя память. Ты вней меньше пылинки, аон…
        Ноттэ тяжело вздохнул, переставил стул ближе ксвече иоткрыл узкую шкатулку. Совсем маленькую: длиной владонь, неболее. Внутри свободно размещался один листок бумаги, свернутый втрубку. Серый, собтрепанными краями, смятый ипозже неочень аккуратно расправленный. Ивсего-то три строки, заполненные знакомым мелким, без изъянов, почерком… Вернее, впервой все идеально, вторая вполне хороша, атретья лишь начата иоборвана наполуслове.
        -Он был самым мирным излюдей, зачем понадобилось травить его? - застарелая боль снова ранила сердце.
        -Если скажу правду, жизнь оставите? - жадно уточнил гранд.
        -Мы стобой повязаны тайной, - вродебы согласился Ноттэ. - Пока я мертв, ты исполнил свой долг иимеешь право жить… это очевидно. Ноберегись, я могу ивоскреснуть для мира.
        -Я все понял. Ногарантии, хоть слово.
        -Хоть? - рассмеялся Ноттэ. - Ты ведь знаешь, я исполняю обещанное. Ноладноже. Золото изкошеля сыпь сюда, оплати мою сговорчивость иуспокойся. Так тебе понятнее. Еще присмотри, чтобы городку воздали запричиненный ущерб, меня тут вкусно накормили ужином ия благодарен. Наконец, надеюсь, ты осознаешь, что снова встречаться сомной нестоит?
        -О, да. - Налице гранда обозначилась осторожная тень улыбки. Даже наметилось некое превосходство выигравшего, едва он отстегнул кошель имонеты звякнули остолешницу. - Мы достигли соглашения. Вот сорок эскудо, весь мой личный запас внынешнюю ночь. Иваш вопрос… Ответ так очевиден! Гранд Альдо мог стать патором, ноигранд Луиджи желал тогоже. Смерть одного изних решала вопрос окончательно. Луиджи распорядился отравить писаря исообщил вам озлодеянии через своих личных сэрвэдов. Альдо могбы оправдаться, но, полагаю, неуспел.
        -Покрайней мере, ты несолгал… Глупая возня, жестокая, отнимающая жизнь утех, рядом скем вы все - даже непыль, анечто еще мельче, - поморщился Ноттэ. - Я пришел кверному толкованию событий через три года после гибели Альдо. Так, набудущее: несоветую портить жизнь тем, кто мне дорог. Хотябы помня оЛуиджи. Тень Башни велика испособна сберечь немало тайн, втом числе рукотворных…
        Улыбка прочертила намолодом лице нэрриха черные складки, вдруг сделав его жуткой посмертной маской. Гранд отшатнулся, прикрыл глаза. Нелепо бравировать знанием перед тем, кто старше своего облика… Кто выглядит юношей, новнужный момент незабывает напомнить освоем истинном лице, оподлинных возможностях. Икак напомнить! Осудьбе Луиджи знают лишь те, кто имеет доступ ктайне высших. Став патором, он управлял делами Башни более двадцати лет иоставил осебе самую добрую исветлую память вЭндэре. Много делал для бедных, истово молился, стойко переносил страдания прикованности кложу, своего ужасающего бессилия даже руку поднять без посторонней помощи… Занего молились вовсяком доме, желая праведнику здоровья. Знали опостигшей патора беде: сразу после обретения сана Луиджи оступился, гуляя поберегу. Говорили, он скатился снасыпи вприбрежные гроты, именно там его иобнаружили после десяти дней старательных, ноуже безнадежных поисков. Никогда, ни скем патор неразговаривал отех десяти днях. Завсе двадцать лет при власти ни разу он неискал помощи унэрриха, словно этих существ небыло вмире. Уже находясь при смерти,
патор продиктовал несколько посланий. Водном изних просил передать старую шкатулку - эту самую, теперь лежащую владони Ноттэ - «тому, кому она предназначается, без всякий условий иобязательств». Идобавлял: совесть лучше полагать понятием нематериальным, так полезнее для здоровья. Нопоследнюю волю неисполнили.
        Гранд ощутил каплю пота, мухой ползущую поспине. Едва нашел силы поглядеть насобеседника, заново ужасаясь противоестественному сочетанию юности лица ивсезнающей, безвременной жути, сокрытой вотьме бездонных глаз.
        -Я незадавал вопроса обучасти Альдо, лишь посетовал нанесправедливость жизни, - усмехнулся Ноттэ, - ты поспешил сответом… Идаже разбудил желание задать новый вопрос. Мы, нэрриха, так любим играть ввопросы. Еще мы способны выискивать ответ долго, очень долго. Если сочтем его интересным.
        Вторая капля поползла поспине, гранд передернул плечами, уже непряча замешательства, переходящего внастоящий страх. Нэрриха погладил шкатулку, убрал внебольшую сумочку упояса. Звякнув стилетами, выложил настолик оба ипринялся рассматривать ножны более старого, ссеребряной отделкой еретического южного стиля ивитым шелковым шнуром, прикрепленным крукояти.
        -Патор Паоло, кажется, привык бывать упоющих колодцев. Для кого он вызывал эхо? Борхэ, Кортэ, я, еще кто-то… положим, Вион.
        -Иэто ведомо, - ужаснулся гранд очередной точной догадке.
        -Простая логика. Он молод иазартен, ктомуже всегда желал одолеть меня, - охотно пояснил Ноттэ. Почти весело прищурился, - вчестном бою, иэто отличает его отКортэ. Полагаю, он бушевал, почуяв мою смерть.
        -Бросил мне под ноги золото, пригрозил смертью всем, кто еще раз позовет его иобманет, проклял Башню, - шепнул гранд.
        -Дешево отделались. Кто убил Оллэ, неспрошу, незачем слушать ложь знания или незнания. Мне полезнее знать иное: когда нестало старшего? Осенью?
        -Да, - гранд обрисовал ответ одними губами, бледнея все сильнее.
        -Он имел опасную привычку приезжать всякий год вБарсу всезон сбора винограда, - грустно кивнул Ноттэ. - Ты или иной исполнитель… приглядел заделом?
        Гранд ощутил, как каменеет шея. Отрицательно покачать головой было необходимо, жизненно важно. Нотьма вовзоре нэрриха немогла обмануться, она теперь казалась бесконечно древней ивоистину всезнающей. Она неотпускала ни намиг. Воздуха неосталось вгорящих легких, жизнь сделалась всего лишь ниточкой пульса, бессильно дрожащей нависке. Пот облепил тело роем навозных мух, щекочущих кожу. Поспине, предвещая приход безликой, скользнул вьюжный ветерок, описанный встарых книгах одним изнэрриха, пожелавшим рассказать людям, как он ощущает смерть подобных себе…
        -Лет сто назад я был мстителен иотправлял предателей вюжную пустыню, кдикарям. Живет там одно занятное племя, - очень тихо молвил нэрриха, продолжая глядеть вупор. - Полвека назад я счел, что смерть сама посебе наказание. Нопозже передумал. Ты ведь знаешь, что совесть может оказаться непустым словом? Вижу, знаешь… Поезжай кпатору, усердный исполнитель. Игру следует завершить. После разговора сПаоло ты уж сам займись спасением жалких остатков своей души. Или жди, пока уменя найдется время. Пример святого Луиджи доказывает, что безнадежных людейнет.
        Улыбка нэрриха стала неприятно-ласковой. Он встал, подхватил кошель ибеззвучно покинул комнату. Гранд выдохнул сквозь зубы, ощущая ворту неприятный привкус железа, аеще крови изпрокушенного языка. При попытке пошевелиться вздрогнул изамер. Сужасом перевел взгляд насвои руки. Оба стилета были загнаны встолешницу порукоять. Один касался правого запястья, пришивая кдереву ткань рукава. Второй точно также ограничивал подвижность левой руки. Ядовитые, бритвенно-острые жала только что неощутимо лизнули кожу, неоставив ни единой царапины. Совесть пока что оставалась словом, как ипредупредил нэрриха. Самым главным словом вжизни, позволяющим надеяться нато, что новая встреча ссыном заката несостоится…
        Глава 5. Ветер переменчив
        «Вопросы бывают различны куда более, чем любой иной предмет, доступный для прикосновения пальцев или мысли. Одни мертвы, иныеже живы. Одни пусты, иныеже полны. Одни ядовиты, иныеже целительны. Одни указатели, иныеже ложные знаки, уводящие отпути исповедимого…
        Чему можно научить, если исам ты - лишь путник, если исам бредешь вполумраке, полагая душу свою слабым светочем, неимея иных источников, ибо неможешь ни осознать, ни воспринять яркости сияния Бога.
        Так скажу: лучшие вопросы - они суть лоза виноградная. Ухода требуют, пригляда - ипостоянного, неустанного труда. Надобно отсекать лишнее, удабривать почву изаботиться ополиве. Ограничивать урожай, оставляя лишь небольшое число зреющих плодов мысли. Собирать грозди рассуждений бережно, вдолжный срок. Выдерживать сок, давая ему снова время, ибо ничто неполезно живому вопросу более, чем труд ивыдержка.
        Ночто тогда ответ? Одному он - хмель вголове иутренняя пустота, отвращение ко всему миру иксебе самому. Иномуже - глоток вина, вмещающего весь свет, впитанный лозами, весь ветер ивсё лето, создавшие урожай, весь труд людей сих удачами иразочарованиями… Нет, настоящий живой вопрос неответом ценен. Нотем усердием ивременем, какие позволили взрастить мысли дозрелости.
        Иногда причастность ипонимание важнее всего остального. Вино посильно купить зазолото всякому человеку, накопившему средства любым путем. Неввине истина, неоткроет оно пустому душой ни единой тайны изтех, какие мы бессильны облечь словами.
        Живые вопросы - они неокупаются чужим трудом. Порой ицелой жизни мало, чтобы составить ответ. Ноты уж сам выбери: копить золото или растить лозу…»
        Бертран поморщился иотложил лист. Снова подтянул ближе, добыл изшкатулки другой, старый, собтрепанными краями. Придирчиво сверил почерк, цвет чернил, пробелы меж строками. Пойди пойми, что может быть важно для существа, если оно нечеловек? Одна ошибка - ився игра окажется бесполезной… Хуже, старые листки могут содержать тайный шифр или непроявляемые без особенного состава знаки, ато ивторой текст.
        -Мы трижды проверили, ваше величество, - осторожно уточнил доверенный переписчик. - Никаких пропиток, следов игольных проколов илиже иных хитростей. Скопировали всяческие мелочи, даже самые крошечные брызги чернил спера идве кляксы. Каждый лист начинается точно стой строки, что иоригинал. Натомже отступе открая бумаги. Дознака, долинии безупречно повторено.
        Переписчик был немолод игнул спину сусердием, подобающим его ничтожному происхождению. Нонепадал ниц инеисходил лестью: помнил остепени гранда, полученной нафакультете философии ивторой - медицинской - делающей его нетолько полезным, нопорой незаменимым. Надежный придворный медик, знающий противоядия ипосоображениям идейным нежелающий составлять яды - большая редкость. Сокровище.
        -Гранду непристало лгать, амне, покровительствующему вам - сомневаться вчестности, - вродебы успокоил Бертран, необорачиваясь кпочтительно склонившемуся пожилому человеку. - Вы ведь гранд, зря чтоли моя августейшая жена осыпала золотом захудалый стадиум, переведя его встолицу идаровав немалые привилегии. Атэррийский университет, - король усмехнулся, - красиво, слуху приятно. И, хотя мнение патора осем названии взвучании несколько иное, вас нетревожат сэрвэды. Даже багряные невершат судов веры встенах университета.
        -Мы все силы…
        -Надеюсь. Ноесли сил окажется недостаточно, если эта работа неполна инехороша, мы рассмотрим свниманием послание патора Паоло, полагающего богоугодными лишь два факультета изпяти. Идите.
        Гранд молча удалился, король еще некоторое время рассматривал листки, пытаясь найти самую малую разницу между подлинником исписком. Придраться было решительно некчему. Бертран тронул шелковый шнурок. Дон Хакобо возник вдверях одновременно созвуком колокольчика. Он принадлежал кдоверенным людям Изабеллы ипорой позволял себе намекать королю наего двусмысленное положение соправителя. Он советовал интересоваться мнением её величества посамым пустяшным вопросам. Сероватая, какая-то змеиная, кожа лица дона неменяла цвет никогда, икороль порой подозревал: Хакобо врожденно лишен способности чувствовать боль, страх ичто-либо еще. Даже загар словнобы нерешался напоминать дону Хакобо осмене времен года. Вскладках век прятались мелкие бесцветные глазки, двигались налице лишь губы, ите - скупо, помере необходимости. Невыразительность сделала свое дело, лицо так инеприобрело глубоких морщин, натянутая кожа выглядела молодо. Лишь веки выдавали возраст. Да еще, пожалуй, короткие усики - сивые, как ипряди увисков.
        -Дела насевере неплохи, - дон начал отчет, едва прикрыв дверь. - Вот разве… племянница её величества, окоей вы так переживаете, увы, занемогла.
        -Бедняжке очень плохо?
        -Все хуже. Сие горе удручило всех Коннерди иде Фарья, изнаете, вразумило их, бывает итак… Вот ответ наваше послание, они наконец-то соизволили ипрочесть, иоценить предложение.
        -Мы довольны, что горе нелишило их ума, - улыбнулся король, принимая письмо ибыстро его просматривая. - Здравствуетли наш брат наостровах?
        -Все благополучно, дела непозволяют ему ивзглянуть наюг, пока что это без перемен, - дон Хакобо помялся иосторожно уточнил: - я молился вобители попути ссевера, иблагочестивый служитель веры указал, что патор Паоло ожидает неких вестей изстолицы. Патор тоже молится завас изауспех южной кампании. Моя королева набожна ией, пожалуй, новость покажется важной.
        -Паоло святой человек, - Бертран воспользовался своей самой милой, прямо-таки юношески-наивной, улыбкой. - Пожалуй, есть для него вести, пишите. Отсылаю нечестивые записи инадеюсь наобретение столицей благодати… далее заверения, все прочее.
        Дон Хакобо кивнул, шагнул кписьменным приборам изаскрипел пером, несутуля спину ииногда бережно поправляя кружево манжет. Заверения и«все прочее» он ловко разместил наодном листке, плотным красивым почерком. Король прочел, усмехнулся иподписал, указал настопку старых, потрепанных бумаг.
        -Письмо иэти заметки следует передать Башне, так решили мы, Изабелла действительно набожна иереси нетерпит. И… что вас вынудило затаить дыхание, мой отважныйдон?
        Хакобо неопределенно шевельнул плечом, свернул письмо ибез вздохов, собычным спокойствием упаковал вдорогу. Причина невысказанного вслух опасения была слишком очевидна. Она неподлежала обсуждению.
        -Сын штиля дал нам совет, имы ненарушаем своего слова, - улыбнулся король. - Номы правим людьми иненамерены предоставлять привилегии нелюдям, атем более допускать для них право становиться советниками. Благо страны превыше многих иных соображений, мой дон. Мы сами решим, что ныне важнее: тишина уюжных границ илиже звон клинков.
        -Но…
        -Мой друг, мой наивный, сердечный, трогательно-заботливый друг Эо покинул столицу надолго, если ненавсегда, - негромко сообщил Бертран, снова рассматривая работу переписчика. - Сердце мое открыто для него всякий день, мы так трогательно общались, мы стали почти братьями, он даже оказал содействие втой истории сосмутьянами изАльваро… Ия заказал вБашне молитву заего здравие. Вчера мы посетили университет ипобеседовали одуше иблагодати нафакультете теологии.
        -Осмелюсь сказать, - прошелестел дон Хакобо, глядя впол, - его нынешнее имя Эо, однако есть ииные имена, одно изних упоминаются вхрониках двухсотлетней давности. Уже тогда сын штиля считался наиболее опасным бойцом изживущих вмире нэрриха. Ваш предок, Филипп Буйный, послухам, ввел некоего нэрриха, вполне возможно именно Эо, вгневи…
        -Я знаю историю рода, - еще тише выговорил король. - Новсякое дело изнание следует употреблять наблаго, пустая мстительность неприносит плодов. Он желает впоследние годы своей почти что вечности стать святым? Чтоже, похвально, мы дадим ему такую возможность: ипрославиться, иотдохнуть оттягот бытия. Хакобо, нестоит опасаться призраков. Ктомуже три дня назад ко двору прибыл нэрриха Кортэ, привез клинок сына заката… ныне покойного.
        -Это невозможно, ведь посмерти Оллэ вторым после Эо вбою признавался именно покойный Ноттэ!
        Нанеподвижном лице дона обозначилась едва приметная складочка сомнений, она лишь намиг исказила лоб исразу исчезла, возвращая облику привычную безразличность.
        -Молодость питается тщеславием ирастит опыт, - улыбнулся король, вполне довольный произведенным эффектом. - Мне нравится этот Кортэ, его можно надежно купить зазолото, что нам понятно, удобно. Иуже сделано.
        -Вы воистину великий король, - отметил Хакобо, кланяясь ниже ипятясь кдвери.
        -Великим стану, заполучив юг, - глаза Бертрана вспыхнули азартом. - Дон, вы помните, конечноже, овозможности для вашего сына отплыть впоисках новых земель для короны? Или вы полагаете, что Изабелла станет разрушать семейный покой попустякам? Неужели досих пор неудалось уладить последний вопрос, мешающий нам пообоюдному монаршему согласию снарядить корабль идаровать благословение сему достойному юноше?
        -Их явление вмир - редкость, ктомуже указать место заранее нельзя, - посетовал Хакобо уже отдверей. - Номы присматриваем запобережьем иизыскиваем возможности. Ближайшие годы должны дать… улов. Да, её величество желали заранее знать оприбытии встолицу де Торра. Мои люди заметили намарайском тракте карету сгербами… она прибудет сегодня вечером или, самое позднее, завтра, таково мое мнение.
        Король благосклонно кивнул ижестом подтвердил завершение беседы. Уложил вшкатулку листки, доставленные переписчиком, запер замок, погладил лаковую крышку. Постучал ногтями постолешнице - исчел эту часть дел приведенной внадлежащий вид. Покинул кабинет, направляясь вовнутренний двор. Сзатененной галереи было вполне занятно наблюдать, как прикормленный иобласканный рыжий нэрриха расшвыривает противников, желая выказать удаль. Её долгоносое величество, как недоброжелатели называли заглаза Изабеллу, любовалась шуточным боем, облокотившись наперила изадумчиво поглаживая листья виноградной лозы, плотностью покрова напоминающей шторы.
        -Он мил, - отметила королева из-под веера, прячущего улыбку.
        -Вполне глуп ивесьма жаден, зато неженоподобен, - усмехнулся Бертран, принимая отслуги кубок. - Де Торра прибывают, ваш пес разнюхал ион, полагаю, неизбежно инеизменно прав.
        -Скучный, нонадежный, - неоспорила Изабелла. Нахмурилась иотвернулась отдвора. - Слишком кстати явился этот Кортэ. Намли он верен?
        -Нашему золоту.
        -Приглашу его наужин, - спокойно сообщила королева, щелкнув складываемым веером. - Желаю убедиться, насколько мы правы воценках.
        -Я настолько влюблен вваш ум, - Бертран поцеловал пальцы, унизанные перстнями, - что невсилах обижаться. Хотя вы усомнились вмоем умении разбираться влюдях.
        -Авы негуляйте ночами близ площади Филиппа, это уже почти неприлично, два месяца поодной улочке, ктомуже сомнительной, ивесьма, для разбирающегося влюдях.
        Сообщая супругу освоей осведомленности, королева умудрялась сохранять обычный для неё почти сонный вид: голубые глаза полуприкрыты тяжелыми верхними веками, низкий лоб ненарушает ни единая морщинка, умелких, хорошо очерченных губ тоже ни складочки, руки покаянно сложены нагруди - словно её величество снова вздумала молиться осмерти врагов или возвышении союзников - пообстоятельствам. Тех идругих Изабелла умела тасовать, ссорить иразнимать без азарта, буднично иуверенно. Можноли невосхищаться столь полезным иразвитым талантом?
        -Молюсь еженощно, чтобы наши дети унаследовали вашу выдержку, - искренне улыбнулся король.
        -Молитесь дома, ибудете услышаны, - посоветовала Изабелла, снова пряча улыбку завеером. - Впрочем, сегодня ужинать я предпочитаю безвас.
        Бертран церемонно подал жене руку иповел её погалерее, кширокой лестнице. Мысленно он пытался представить нажене украшения, обычные для женщин юга. Подвеска скрупным камнем уначала прямого пробора моглабы скрадывать длину носа иделать лицо пусть инеправильным, новесьма привлекательным. Увы, королева предпочитала демонстративно скромную набожность: беспроигрышный образ, столь ценимый поборниками традиций ссевера, где мелкопоместные родственники плодовиты инеразумны. Удержать их без большой крови под рукой рода Траста сложно, нопока что дело ладится, ироль королевы вуспехе огромна.
        -Ваша племянница заболела, - сообщил Бертран.
        -Эта полукровка, прижитая невесть откого? - поморщилась королева, поправляя выбившуюся прядку светло-каштановых волос. - Грехи родителей сказываются, так я полагаю итак напишу сестре. Сколь несовершенна природа людей! Близкородственные браки укрепляют владения икопят состояние, нопорождают слабых наследников. Даже патор это признает, запретив иизъяв «Трактат обраке идреве родовом» иизгнав гранда Нерео. Меня пугают рассуждения сего еретика.
        -Разве вы читаете неугодное Башне?
        -Сперва читаю, затем думаю, апосле молюсь, - насей раз выражение раздражения пришлось прятать завеером куда надежнее, даже щеки королевы порозовели. - Несмейте меня осуждать!
        -Инепытался, скорее я встревожен. Вы упоминаете трактат Нерео третий день кряду.
        Изабелла остановилась, огляделась, убеждаясь втом, что слуги достаточно далеко.
        -Я недавно навещала его, ктомуже мы переписываемся, очем вы неможете незнать. Конечно, вам известно ито, что я спрятала старика взамке вашего племянника, ненадо закатывать глаза, вам неидет. Он пугает меня, ивсеже я готова поверить ему, чтобы ни твердил патор. Эта гнилая кровь копится инет отнеё спасения. Племянница, прижитая отничтожного синьора, отбезродного червя идаже недона! Она здорова, как лошадь, недуг так долго обходил её стороной, впору усомниться влюдях…
        -Увы мне, я совершенно запутался вваших рассуждениях, - признал король.
        -Моя тетушка была безумна, ктомуже бесплодна, - глядя мужу вглаза, едва слышно, нотвердо, вымолвила Изабелла. - Нерео изучил древо рода иуказал тех, кто поего представлению мог быть причиной. Ни разу неошибся, уж я-то знаю своих предков изнаю то, что непринято рассказывать оних. Меня беспокоит рассудительность наших свами детей. Особенно - девочек. Когда вы вернулись ссевера ирассказали остранных словах нэрриха Эо… Вы сочли их интригой ипопыткой ложного предостережения вотношении единства Эндэры ивашего положения соправителя. Я поняла слова иначе ибыла напугана. Теперь вы знаете, чем именно. Извольте выбирать улицы вночном городе, учитывая мои страхи. Собирайте цветы, пожалуйста. Девица Далио, юная вдова Йола… Нонешлюха Инесс, чьи предки родственны островным герцогам, амозги подобны их любимому пудингу.
        Королева резко схлопнула веер, одним жестом сбросив раздражение. Мило улыбнулась иснова оперлась наруку мужа, продолжая спуск полестнице. Вмолчании она подошла вплотную кместу шуточного боя, бросила кногам нэрриха цветок, сорванный уподножья лестницы, исвела ладони, намекая нахлопок.
        -Дон Кортэ, вы ослепительны, - ласково сообщила Изабелла. - Полагаю, корона вполнейшей безопасности смомента вашего появления встолице. Это та самая эспада?
        Рыжеволосый ипростоватый полицу иманерам нэрриха подкрутил ус, хмыкнул, гордясь собой. Отвесил поклон и, помере сил соблюдая этикет, отсалютовал оружием. Затем он протянул клинок королеве нараскрытых ладонях. Изабелла уверенно сомкнула пальцы нарукояти, и, опираясь наруку мужа, проделала два круговых движения клинком, уверенно свистнувшим, вспоровшим воздух.
        -Тот самый, - заинтересованно кивнула королева, перехватив оружие ирассматривая гарду. - Заметно тяжелее модных ныне, клинок годен рубить, длина неособенно велика, нарукояти гравировка «N», вставки - полированный миранский сердолик. Мой дед оставил описание клинка, указав наспорность его отнесения крапирам, даже иранним, исходство сэстоком… Дон Кортэ, я желалабы услышать вподробностях ославном поединке, позволившем вам обрести столь интересный трофей. Назакате, малый мраморный зал. Вас проводят.
        -Счастлив служить моей королеве, - взбодрился Кортэ, получив клинок иубирая вножны.
        -Ослужбе тоже поговорим, - улыбнулась Изабелла, отворачиваясь инаправляясь клестнице.
        Бертран прикрыл глаза, прогоняя раздражение. Порой трудно быть соправителем имужем столь умной иинтересной женщины, ктомуже непозволяющей себе даже обычную ревность. Зачем ей так открываться? Решение Изабеллы куда больнее иумнее: выставить мужа мальчишкой - неумным, недальновидным ивсе еще неусвоившим тонкости династических сплетений этой половины большой Эндэры, единой снедавнихпор.
        Увы, насей раз его отодвинули, ивозражать нет сил, - признал король, делая знак подать коня исбегая полестнице. Судьбу де Торра, нет сомнений, Изабелла уже определила, совершенно без обсуждений смужем. Сам он узнает решение неранее, чем иные жители столицы. Конечно, если невмешается хотябы вроли зрителя, заранее заняв лучшее место: можно ведь поехать натракт иувидеть карету. Сделать свои наблюдения относительно числа стражей, гербов сопровождающих донов иих настроения, азначит, косвенно, планов де Торра.
        -Найдите Эспаду, - приказал король, направляясь всвои покои.
        Переодевание неотняло много времени, он спешил, да ивещи для нынешнего ипрочих подобных дел просты, хранятся наготове. Очередной камзол без украшений, добротный, нонеброский. Рапира подстать, шляпа… Семейные хроники утверждают: дон Филипп, тот самый, славно погулявший вгороде идаже оставивший посебе память - название площади - любил переодевания инарывался наприключения вглухих итемных улочках. Словно намеренно встревал внеприятности, раззадорив себя вином. Времена были неспокойные, побережье только-только отбили уеретиков… Впрочем, тогда их еще незвали еретиками, всего лишь иноверцами. Сами южане, стоит добавить, были виноваты всвоем поражении, полагал Бертран: допустили раздробление страны намелкие наделы иначали междоусобные войны, как тут невмешаться инерасширить владения, соединив борьбу заверу синтересом клучшим землям?
        Дон Филипп славно воевал, ноостался ни счем. Атэрру взяли под свою руку более дальновидные иловкие семьи. Точно так исеверные земли: несколько раньше их хапнули предки де Торра, умудрившиеся объявить себя королями ивыстроить выгодные альянсы, исключающие прямое военное противостояние ссоседями-Траста…
        Так ипривыкли жить, авернее выживать, потомки тех де Торра. Они ловко лавируют, то кланяясь северным соседям, то заигрывая состровами, то отсылая нежнейшие письма Изабелле Атеррийской изаверяя её вполном своем уважении, азаодно отказываясь отиных договоренностей. Де Торра сейчас вочередной раз склоняют насвою сторону Башню ивзывают кмудрости и - уже негласно - амбициям родичей, королей иных земель, ближних идальних. Близко сошлись справителем островной страны, покоролевской традиции именуя его братом.
        Витоге отношение правителей Атэрры кземлям Тагезы окончательно обрело нынешнюю определенность. Если Бертран намерено незамечал северян, мечтая присоединить последний уцелевший наюге полуострова эмират, азатем ипобережье запроливом, то Изабелла упрямо стремилась прихватить под руку владения де Торра, северные порты полуострова, лучшие хлебные поля имилые её сердцу яблоневые сады, аеще породистых коней, крупные верфи, рудники…
        Хмурясь иобдумывая возможные планы жены, Бертран спустился водвор. Эспада - точнее, дон Эппе, если кто-то еще помнил его настоящее имя - ждал, придерживая повод королевского коня. Как всегда, королевский пес явился при оружии ивсопровождении трех такихже нищих илихих уроженцев Барсы, преданных своему господину иникому более.
        -Дворец уберега посетил, - отчитался Эспада. - Колодец вычищен, я сам проверил.
        -Увы, уже несколько дней втом нет пользы, - огорчился Бертран. - Покрайней мере, наближайшее время. Едем насевер, доразвилки.
        -Приказать винои…
        -Мы будем там отдыхать идышать ветром сморя, если таковой долетит сюда, одолев полсотни лиг… Хотя чего только неслучается, - скривился король. - Дозаката дельце, без вина.
        -Однако, - весело прищурился Эспада, придержав стремя для короля.
        Он мигом вскочил вседло ипервым поехал вперед, поглядывая посторонам инеубирая руку сбедра. Сколько ножей при себе имел дон игде именно их прятал, король непытался понять. Нознал точно: разве что нэрриха опередит Эспаду, беззаботно болтающего ичуть покачивающегося вседле.
        -Там ручей есть уразвилки, - прикинул дон. - Приятное место, ближний берег высок. Тракт просматривается далеко, надежно. Оба тракта: ипаршивый марайский, иподходящий свостока большой альварийский.
        -Умеешь ловить рыбу?
        -Когда вкошеле звенят эскудо? Да голыми руками! - Эспада задумался ивздохнул. - Мальчишкой я неплохо плел сетки. Теперь уж разучился, поди. Аручей хорош, студеный, глубокий, совсем как дома…
        -Нелюбишь запад, - отметил Бертран давно известное обоим.
        Спутник молча кивнул иснова принялся поглядывать посторонам инасвистывать нечто легкомысленное. Вгороде Эспада особенно твердо помнил исвой песий долг стража, ислова, сказанные полгода назад королевой. Мол, один волос сголовы моего супруга будет стоить тебе всей шкуры, целиком… Конечно, тогда Изабелла была вдурном настроении, зима обошлась ей недешево, лишь недавно цвет лица королевы позволил надеяться навозвращение кней настоящего здоровья. Да ивспышки гнева иссякли, явив привычную истоль высоко ценимую королем тихую вкрадчивость. Изабелла сегодняшняя некричалабы наЭспаду, ограничившись милой улыбкой ипарой слов наушко, способных обесцветить самый густой загар…
        Город остался позади, пригород тоже. Эспада кинул песету впыль ибез слов склонился изседла, отобрал корзину сранним виноградом упыхтящей отусердия девчушки лет семи. Выбрал крупную гроздь ипринялся вгрызаться вмягкость, невыплевывая косточек инезаботясь осоке, текущем поподбородку. Ел Эспада жадно, иэто странным образом делало мелкий виноград куда вкуснее, даже навид… Бертран шевельнул коленями, высылая коня вперед. Поравнялся, выбрал себе гроздь. Обычный кисловатый, немного недозрелый полудикий виноград. Почемуже он сейчас желаннее наилучшего парадского, подаваемого водворце? Примерно потойже причине, какая толкает наночные прогулки иинтрижки. Добыть, ощущая себя ловким исильным, куда занятнее, нежели лениво взять ссеребряного подноса…
        Рассуждая без слов онелогичности природы человека, Бертран хмурился иусмехался. Короли неимеют друзей. Жаль… Тотже Эо, пусть инелюдь, был интересным собеседником. Да, сним приходилось играть вэдакого наивного короля-мальчика, новсеже…
        -Эспада, что ты думаешь оприроде вопросов? - негромко буркнул король, вспомнив трактат, возвращенный Башне.
        -Аточнее? Скажите, кого икогда, ия решу вопрос любой природы, - дон облизнулся ивгрызся вновую гроздь, рыча исглатываясок.
        -Сегодня уж точно - никого, - загрустил Бертран.
        Насковороде равнины жарился день, исходя соками лета. Пока что его закатный бок еще нимало неподрумянился, исолнце пекло вовсю, старалось, как обезумевший отусердия дворцовый повар. Когда впереди послышался далекий звон ручья, Бертран искренне уверовал: это струится пот земли.
        Кони зафыркали, волнуясь итребуя повод: почуяли воду иотдых. Эспада отправил вперед одного изподручных, проверить место. Когда король подъехал квысокому берегу, дон оттеснял конем упрямого деревенского недоумка, непонимающего, скем он препирается ичем для безродных завершаются подобные ссоры.
        -Уймись, - прикрикнул Эспада, уловив настроение короля. Пусть он инебыл силен врассуждениях, ночутье имел безупречное. - Сколько луж насвете, столько идураков судочками!
        -Исетками, - буркнул едва слышно король.
        -Былбы я умен, гонялиб меня, как дона Хакобо, - оскалился Эспада вискренне счастливой улыбке. - Как гляну нанего, пот прошибает. Еще немного ума, ион так отощает, что только впрофиль ибудет заметным. То насевер галопом, то керетикам, то вовсе непойми, куда. Или вон - вБашню, плоть умерщвлять, тьфу… Свою-то зачем, да еще самомуж усердствовать? Пусть враги стараются, для того они изаведены.
        -Ты оригинальный грешник, - рассмеялся король. - Однакоже кто еще угостит меня кислым виноградом?
        -Иполусырой рыбой, - Эспада прищурился, упер кулак вбедро ивозвысил голос: - Эй, пацан! Где твой улов? Показывай.
        -Огромная рыбина, славный дон, даже кит, пожалуй, помельче, да! - недоумок заторопился расхваливать добычу. - Я сам поймал, верите? Все сам, сутра пришел иеще думал: нет, жарко, день худой. Атолько усердие - оно уменя есть, иотец тоже всегда говорит: ты упрям, как баран, Лало. Пусть так, атолько вот она, рыба, славныйдон…
        Король спешился, пониже надвинул шляпу, опасаясь своего сходства впрофиль спортретом наэскудо новой чеканки. Бертран при этом отчетливо сознавал: эти страхи всего лишь эхо болтовни оХакобо. Пустой страх…
        Доны уже раскрыли иукрепили полог, дающий тень. Неумолкающего ни намиг недоросля увел потропке вниз, кводе, Эспада: рассматривать «кита» иготовить костер. Бертран устроился науслужливо брошенном натраву плаще, принял, неглядя, изрук одного изпровожатых малую подзорную трубу. Повозился, фокусируя её ирассматривая дороги, пожаре неособенно людные исовершенно лишенные карет… Краем уха он слышал, как Эспада азартно торгуется иуже собирается ехать вдеревню, затем самым бараном, чье упрямство превосходит норов недоумка-рыбака.
        Слова Изабеллы приобрели здесь, встороне отстолицы, несколько иное звучание, горечь мгновенной обиды осела. Вомногом жена права: он несколько младше, это приходится признать. Он склонен пока что принимать невполне обдуманные решения. Как это, сегодняшнее. Что можно увидеть ипонять, сидя натраве иглядя напыльную дорогу? Ровным счетом ничего королевского, важного для страны… Если толком обдумать дельце, он здесь оказался лишь оттого, что несмог легко принять сказанное Изабеллой. Изахотел заново обмозговать, незаботясь оважных встречах, поверенных, просителях…
        Насевере страны настоящая большая война некопится, так что именно теперь ибез подготовки ворошить тамошнее змеиное гнездо - себе дороже. Тронь всерьез де Торра, иони примутся кричать опредательстве, обратятся кБашне ипривлекут насвою сторону соседей. Они уже столько раз приобретали итеряли свою нелепую инесколько надуманную независимость, что вспоминать скучно. Зачем едут встолицу? Надо полагать, намерены торговаться… Возможный брак островитян сплемянницей Изабеллы более неугрожает целостности ипокою Эндэры. Дотого, как девушка наконец так долгожданно заболела, ей прочили чисто политический альянс при прямом иактивном участии де Торра, это известно инеподлежит сомнению.
        Еслибы королева имела более вспыльчивый нрав, еслибы узнала отайне переговоров зимой - рискнулабы наказать ненадежного союзника, используя рапиру Кортэ или подобного ему наемника. Нотеперь нет, теперь действовать так - слишком грубо, ничуть невстиле Изабеллы. Тогда зачем ей понадобилось ужинать вобществе нэрриха? Неужели всего лишь провокация ревности? Глупо… Великли смысл ревновать кнэрриха, да еще иименно кэтому - рыжему неотесанному мужлану? Впрочем, ибез ревности обида гложет. Его, короля, непозвали наужин. Словно он собирался прийти - иоказался перед наглухо закрытыми дверями.
        Бертран зарычал отнедоумения: аон, кстати - собиралсяли натот ужин? Иневспомнить, ясно иное: он теперь непременно отужинает водворце. Завтраже!
        Бертран поморщился, наблюдая зарастущей суетой украя невысокого обрыва. Мясо упрямого барана уже жарилось, анетерпеливый Эспада рвал зубами сырой, почти неизменивший цвета, кусок, смеялся ирезал новые крупные ломти, нанизывал сразу надве бросовые старые рапиры ипередавал деревенщине - держать навесу над огнем. Пацан попался усердный, он сопел, глотал слюни, переворачивал неудобное сооружение издвух стальных стержней, тратя всего себя нанаблюдение заготовкой. Иногда отстарательности высовывал язык. Это было смешно, иэто было вточности так приятно иуютно, как обычно - если немешать дону Эппе дурачиться.
        Горизонт слева, назакатной стороне, медленно пропекался дозолотистой корочки, обещая отдых исолнцу-повару, ивсему миру, утомленному жарой. Бертран снова нашарил под боком подзорную трубу. Вмешиваться вдела Изабеллы он более нежелал, исмотрел вдаль попривычке, без интереса. Иеще - показывая донам свою занятость. Пыли над восточной дорогой было немного, несколько верховых спешили без особенной суеты, рысью. Три возка переваливались набольших, выше бортов, колесах, влекомые толстобокими мелкими лошадками. Пеших путников было мало, их тоже можно пересчитать без труда. Бертран проглотил зевок, заел последней кистью винограда, откислого взбодрился. Покосился всторону костра ирешил еще потянуть время, то есть всеже пересчитать пеших. Восемь человек, иодин изних - такойже недоумок, наверняка папаша полагает его твердолобее барана. Бредет, раззявив рот, босой, извещей - один тощий мешок заплечами. Неиначе, дурак впоход собрался, намир поглядеть исебя показать. Какже, впереди - столица, ародная деревушка, небось, аж вполудне пути заспиной, несусветная даль, великое странствие. Бертран задумчиво отложил
подзорную трубу.
        -Карета, - негромко бросил Эспада, словно издеваясь над душевным покоем своего повелителя, наконец-то обретенным им после всех дрязгдня.
        Король нащупал трубу, одновременно вглядываясь вточку усамого горизонта. Изображение, повинуясь повороту регулировочного кольца, постепенно сделалось резким. Гербов натаком расстоянии нерассмотреть, ноибез того сомневаться глупо - именно де Торра. Две кареты, три десятка конников личной охраны, кроме того молодые доны изсвиты - верхом, горячат себе кровь искрашивают скуку поездки, находу шутливо ругаясь итесня соперника конем.
        -Готово, - сообщил Эспада, подсунул под руку по-походному украшенное рубленой зеленью малое блюдо смясом.
        Бертран кивнул, невсилах отказаться отнаблюдения. Он продолжал смотреть надорогу икарету, адля участия втрапезе требовательно раскрыл ладонь, инемедленно получил узкий стилет снанизанным налезвие лучшим куском вырезки. Пробуя сочную, шкварчащую жирком баранину, король вспомнил онелепом дураке, так кстати отправившемся впоход. Везучий! Увидит рядом, внескольких шагах, малый выезд де Торра. Одни кони чего стоят! Ссорься - нессорься, атолько все упряжки королевской конюшни закупаются насевере, уже съезженными. Несравненная красота - тагезские скакуны. Вон хоть шестерка первой кареты, чудо. Белее облака, ни единой темной отметины нашкуре, нерысь - танец! Шеи гибкие, мощные. Вхолке рост одинаков ивелик, без локтя две канны, выносливость безупречна: кони тянут тяжеленную карету, пожалуй, ссамого утра, ноих шкуры непотемнели, их движения мощны илегки…
        Король повел подзорную трубу инедоуменно шевельнул бровью: дурака надороге уже небыло. Отстраха сиганул вкусты? Может, нетакой уж он идурак. Когда доны скучают, они опасны диковатыми, грубыми шутками.
        Взгляд короля снова вернулся квыезду Де Торра, изучил коней. Оценил вороного, вырвавшегося вперед, заинтересовался внешностью его седока. Мальчишке нет идвадцати. Лицо совсем юное, безусое. И… смутно знакомое. Бертран вздрогнул, точнее отрегулировал резкость.
        -Эспада! Коней, быстро.
        -Уже, - верный королевский пес сразуже бросил возню смясом икостром.
        Он заседлал скакуна для хозяина иправда едвали невмиг, подвел, привычно придержал стремя, заботясь обудобстве посадки. Сам вскинулся вседло, хлестнул коня концом повода, пуская вгалоп. Карета была уже достаточно близко, отчетливо различимая для невооруженного глаза. Еще немного - иверховые сопровождения де Торра моглибы вырваться изнизинки, заметить отдыхающих донов идаже пожелать сними пообщаться…
        Костер горел, мясо стыло, хлопал растерянно ижалко полог брошенного шатра. Итопот копыт удалялся, удалялся…
        Когда шум стих вдали, парнишка-рыбак выбрался ккостру, почесывая исколотую руку. Само собой, он, взашей изгнанный Эспадой, остался любопытствовать изатаился поблизости. Ичто такого, если страшный дон давным-давно отправил восвояси? Собственно, раскричался, едва мясо поспело.
        Голод бурчал иворчал впустом брюхе пацана. Голод напоминал осебе так звучно, что недоросль опасался: доны моглибы, прислушавшись, разобрать шум инайти убежище наблюдателя вщетине зарослей, покрывающих скалы. Нодоны уехали, да так поспешно, будто бесы их погнали. Рыбак посопел, расчесывая пузо ипринюхиваясь ксытным мясным запахам. Сглотнул - изанялся делом. Приволок мешок, бросил утлеющего костра ипринялся собирать ненужное знатным донам мясо, исырое, иуже прожаренное, истекающее пахучим соком.
        Шепотом юноша рассуждал оглупости благородных: купили рыбу задве песеты! Истратили набарана горсть серебра, много более, чем отец сразу назвал наторге вдеревне, считая вырученные денежки исветлея лицом. Акак батюшка теперь встретит! Взяли-то чужаки стуши всего ничего, бросив кости, годные для супа, жилы, требуху - имного хорошего мяса.
        Рыбак отвлекся ненадолго, рассматривая кареты, такие красивые ибольшие, грохочущие мимо, мелькающие всполохами цвета заблизкой порослью придорожных кустов. Раскрыв рот, недоросль глазел намножество людей, одетых доневозможности богато, блистательно. Все скакали мимо, уж наверняка встолицу, ато и - всякое бывает - ксамому королю, кего агромадному дворцу… Небось, изчистого золота сделанному, денежки-то все туда текут - вАтэрру. Чтобы изгнать наваждение золотого дворца, сильно похожего наподросшую вразмерах гостерию двоюродного дядюшки, пришлось трясти головой исплевывать, шепча молитву игоня бесов, почти утянувших вгрех безделья. Ну, пусть изчистого золота домище - ачто внем толку тебе-то? Явилось видение, смутило ум исгинуло - чуждое, непонятное.
        Вечер скупо отмерил лугу росу. Закат постепенно тускнел обожженным красным кирпичом. Костерок угас, пыль натракте улеглась. Поопустевшей дороге брел лишь одинокий путник, пеший. Он был понятный для недоросля, совсем свой - такой могбы жить вродной деревне. Иэтот гость, нечета прежним, подошел, вежливо поздоровался, помог оживить костер идолго, доверительно иподробно, делился новостями ссевера, иеще он охотно выслушивал здешние… Всё это уважительно, синтересом. Гость оказался выгодным человеком, ему удалось продать мясо - уже жаренное, готовое. Немного инедорого: этот цены знал иденьгами нешвырялся…
        -Ух ипонаехало давеча донов, - поразился рыбак, уже прощаясь спутником. - Завтра тоже приду, вдруг они вроде мух, липнут кместу?
        -Липнут, - рассмеялся путник. - Нонекэтому, парень. Столица, вон где им самое место. Нежди, неявятся. Такие гости раз вжизни случаются. Так, говоришь, главный уних был толстогубый, молодой, иему низко кланялись? Неприметил, глаза унего карие?
        -Ну, неособо итолстогубый, - смутился рыбак. Покашлял иобстоятельно продолжил, чувствуя себя умным, рассуждающим взросло, неторопливо испонятием. - Налицо он ничего, приятственный. Глаза-то посветлее ваших, сеньор. Главныйже неон, денежку-то другой платил, акто платит, тот хозяин, дело ясное. Главный ух изол оружием-то бряцать! Иножи унего, ирапира здоровенная. Сробел я, надобы три песеты зарыбу-то драть…
        -Ивсе его звали Эспада, главного? Надоже… ты невздыхай, что сделано, того уж неразвернешь назад, - подмигнул темноглазый смешливый путник. - Пойду, пора мне. Пока они всерьез невзялись… бряцать.
        -Да пусть их, - испугался занеумного прохожего рыбак, глядя вслед.
        Нопутник необернулся, лишь напоследок махнул рукой. Двинулся кгороду быстрым шагом, потом недовольно тряхнул головой, перехватил мешок поудобнее - ипобежал.
        Глава 6. Ночь неожиданных встреч
        Жизнь людей подобна цветному ковру, пойди пойми, какие нити сплетет хозяйка судеб? Сегодня она была ввеселом настроении ишалила. Свела короля срыбаком, бывает итак… Совсем уж редко случается: сидят почти что рядом, одну пищу вкушают - иостаются живы, здоровы, ненаказаны занарушение правил писанных инеписанных, отделяющих знать отгрязи.
        Взаконы, отводящие роль каждому поего рождению, Ноттэ неверил, тем неменее признавая их наличие. Неверил непотому, что полагал рыбака годным вкороли, нет. Долгая жизнь научила различать увсякого живущего цель. Счастье людское, полагал сын заката, впоиске своей цели ипути кней. Если рыбак мечтает поймать «кита» ипреуспеет, он окажется ближе кцели исчастью, чем король, наделенный властью илишенный права напростую свободу. Неумеющий ни влюбви, ни всемье, ни вдетях, ни впоследователях найти то, что приблизит его личную цель… Пойди пойми, кто дольше будет вспоминать этот день? Рыбак, продавший улов задве песеты - или король, отдохнувший душой?
        -Вион, тебя-то, недоросля, как занесло вбольшую игру? - всерьез расстроился Ноттэ, ускоряя бег. - Два нэрриха встолице, иоба внайме, этоже почти война… осталось мне наняться кпатору, для комплекта. Святая вера обретет немало ретивых последователей, поскольку чудесных воскресений нэрриха даже Башня пока что непрактиковала… прилюдно.
        Впереди обозначился, вырос изединой искры дальнего фонаря, тусклый бок придорожной гостерии. Ноттэ хмыкнул инаддал. Сразбегу вломился вконюшню, снеся хлипкую дверь. Огляделся, выбрал рослого рыжего жеребца, затанцевавшего при виде торопыги.
        -Куда? Что? Грабят! - сдавленно охнул спросонья конюх, нашаривая вилы изаодно двигаясь подальше отшума исуеты.
        -Сколько зарыжего?
        -Так хозяйский он, сеньор… дон. Иседло это… нет! Ох, прибьет меня хозяин.
        -Ты еще доживи доего расправы, - усмехнулся Ноттэ, расправляя удобно попавшийся под руку новый потник иукладывая седло наспину рыжего, уже выведенного изстойла. - Сколько, я спешу. Что встал, взнуздывай!
        -Истинный тагезский скакун, - забыв острахе иприслоня старое копьецо кстенке, сообщил дородный хозяин гостерии. Он как раз теперь возник вдверях ирассмотрел нежданного гостя.
        -Да уж, рыжий бесхвостый тагез, первый вистории, - рассмеялся Ноттэ. - Ябы сказал, он южных кровей, спина вон - коротковата ипоясница крепка. Ноги хорошего постава. Грудь широка. Определенно: якуплюего.
        -Четыре годика, самый возраст, - оживился хозяин, почуявший настоящего покупателя.
        -Иеще пять лет вдовесок, - заправляя удила, нэрриха внасмешку прибавил квозрасту два лишних года, проведя пальцем поумеренно стесанным зубам, еще неизменившим угол посадки. - Так что, восемнадцать эскудо, подва закаждый год его жизни? Или отдаете четырехлеткой завосемь золотых?
        -Он нестар, ноежели посовести разобрать… - запутался встранном торге хозяин, - то десять золотых ему уж всяко есть, пожалуй. - Эээ… аежелибы идвенадцать?
        -Порукам, - Ноттэ хлопнул коня пошее, подобрал поводья.
        Рыжий заплясал, принимая вседло незнакомого седока, всхрапнул игрудью пошел набывшего хозяина. Тот пятился квыходу итолько теперь разглядел поверженную дверь иувозимое сконем приданное - седло иузду. Полноватый мужчина судорожно махнул фонарем, охнул. Принял владонь золото иотскочил кстене, уворачиваясь отконских зубов, клацнувших усамого плеча. Суетливо проверил монетку, вторую, посветлел лицом.
        -Сбыли черта дурноезжего, хвала небесам, - прогудел конюх, обретая свой полный голос.
        Ноттэ рассмеялся ивыслал коня вгалоп, вполне довольный внезапной сделкой итем, что дальше бежать совсех ног неему.
        Рыжий несся, как настоящий черт, нелепо опустив голову ичувствительно подкидывая задом. Удерживаться вседле было сложно, зато лиги отсчитывались вроде сами собой, без усилий ирасхода времени. Город показался вдали чеканным узором крыш, посеребренных молодой луной.
        -Если Вион наслужбе, пойдетли он сегодня искать мой эсток? - задумался нэрриха, тяжело вздохнул, укорачивая повод… ипокатился изседла кубарем, шипя сквозь зубы ругательства: рыжий встал мгновенно. - Да ты злодей! Пожалуй, назову Чертом, раз хозяин забыл указать иное имя. Неклацай зубами, тпру. Скажи лучше: Вион дурнее тебя или нет? Вот ия думаю… Акуда он потащится драться? Ну, этого тебе знать неоткуда, нефыркай. Хотя ты прав, впору иржать, ирыдать. Изабелла та еще змеюка, все продумала ипредусмотрела. Все, кроме молодого нэрриха, обозленного ижаждущего справедливости всамом её детском виде. Ауж цель ему укажут, несомневайся.
        Рыжий недоуменно всхрапнул: обычно выброшенные изседла люди били его кнутом идолго кричали. Этотже стоял, бормотал нечто вполне мирное идаже чесал морду углаз. Замолчал, огляделся ипошел себе пешком, едва приметно прихрамывая налевую ногу. Черт переступил копытами ипосвоей воле двинулся следом, невынуждая тянуть повод. Нэрриха прошел добольшого перекрестка, огляделся, тяжело вздохнул, сочтя невозможным выбор при недостатке сведений. Наугад свернул левее, кусадьбе близкой родни де Торра.
        -Если он окончательно сума сошел, живет там, - пояснил Ноттэ рыжему, ткнувшемуся вплечо мордой. - Черт! Как удобно иметь ругательство вповоду, однако… Будь я жив, нанесбы визит её величеству. Ноя нежив, аКортэ, наоборот, немертв. Связываться сничтожеством… Нефыркай, мне виднее. Третий круг, пацан поопыту, ктомуже упрямец ижадина. Я купил тебя вединый миг, онбы торговался дорассвета иушел пешком.
        Ноттэ снова вздохнул изашагал, более неглядя всторону дворца. Он жил вмире достаточно долго, чтобы помнить этот город совсем иным, вернее, знать все его лица последних трех веков. Вон те грубо обтесанные стены крепостной стены, отделяющей внутренний город отокраин - они действительно старые. Их люди построили еще доприхода вмир сына заката. Совместно трудились, неведая смысла вразличиях повере, непонимая еще, отчего старые боги забыты, ановые так яростно делят влияние, недопуская самой мысли омирном сосуществовании. Там, застеной, внынешнем королевском парке, прежде стояла башня, тонкостью илегкостью подобная фигуре девушки. Была она белой, икаменное кружево узоров светилось оттенками перламутра… чудесная работа. Сбашни поутрам пел служитель бога, почитаемого наюге. Нет более каменного кружева, полтора века назад оно оказалось уничтожено… Поход заверу, зревший давно, спровоцировала мелочь: зачем южане вдруг запретили выращивать виноград? Такая, вобщем-то, глупость! Долгое время правителей-южан полагали едвали неизбавителями отнеправедного гнета: уэмира Аль-Таэры было прекрасно организовано дело
посбору налога. Исумму, исрок знали заранее, опоборах сверх установленного иневедали, лишь иногда мрачно вспоминая жадность донов-единоверцев, готовых брать без меры. Ивдруг - досадная история свиноградом, так ловко совпавшая соссорой детей эмира ираспрей ссоседями…
        Лозу рубили, жгли, илюди вотчаянии стонали напепелищах, словно потеряли детей. Плакали иуходили, чтобы вернуться чуть позже ивозвести над скромным куполом прежнего своего храма - вон там, нахолме - массивный ипомпезный собор, чем-то похожий наконного рыцаря вполном доспехе. Ноттэ помнил подобных… Ирубил - тоже. Два века назад казалось, что вспоре людей есть правые ивиноватые, ичто, вмешавшись, он сделает нечто важное для всеобщей справедливости. Патор, пожалуй, понятия неимеет, что обретение мощей Раймунда - следствие удара клинка нэрриха, ныне носящего имя Ноттэ. Аесли изнает… такое удобно или забыть, или хотябы недемонстрировать своей осведомленности.
        -Малыш Вион еще непрошел через эту боль: осознание, что тебя считают всего лишь оружием, - грустно вымолвил Ноттэ. - Вот клинок, вот яд, вот ложь иперо доносителя… авот нэрриха. Черт, нефыркай, я вполне серьезен. Вэтом мире уменя были друзья инаставники, новсе они необладали властью инемечтали оней. Увы, требуется немало времени, чтобы научиться отличать настоящее откажущегося. УВиона теперь, думаю, весьма добрые иуслужливые друзья вэтом городе. Ты невидел, какого ему подарили коня! Мальчишка прямо-таки светился отгордости… бедняга.
        Ноттэ миновал еще две улочки, делающиеся все теснее иприхотливее визгибах. Погладил рукой старую крепостную стену, словно здороваясь. Добрался донеприметной гостерии, постучал идождался, пока самый расторопный слуга проснется, затеплит лампаду иосведомится через дверь оналичии чертей изагадочной «нелегкой».
        Вответ Ноттэ позвенел монетами. Сунул проворно отворившему дверь соне повод Черта, приказал устроить его встойле, расплатился закомнату, бросил запорог свой мешок, - развернулся иудалился налегке. Миновал еще одну улочку, прислушался - ивзобрался настену, как делал много раз прежде. Оказался сразу вполусотне канн отусадьбы дона Пабло Одона де Сага, родного брата младшей изтроюродных тетушек королевы Изабеллы, той самой, прозванной Анитой Тихой иправящей вместе смужем вТагезе уже пятый год. Фонари перед дворцом горели ровно иярко, окна тоже светились, выдавая бессонницу исуету внедрах двухэтажного здания.
        Ноттэ спустился состены инаправился прямиком кособняку, преодолел его ограду изашагал потихому темному парку. Всвоей одежде деревенского простачка он немог рассчитывать насамую малую вежливость даже состороны слуг. Впрочем, он инестремился представиться изаявить осебе, прячась втенях иподбираясь все ближе кконюшне. Изловленный заухо мальчишка лет десяти - сын одного изконюхов, изкустов глазеющий нагосподскую суету - сразу польстился нанастоящую серебряную песету. Рассказал, что вороного Ветра точно подарили незнакомому молодому дону, атот врядли согласится продать редкостного коня, даже самому Хуану Таронскому, первому инесравненному маэстранте, способному научить коня всему, идаже человечьей речи, наверное. Шуткали, недон порождению, апри дворе его принимают споклоном. Ноттэ, назвавшийся слугой знаменитого маэстранте, выудил изкошеля вторую монету иуточнил: где поселился юный владелец Ветра, важно ведь унего вызнать вточности, продаетсяли конь?
        Парнишка ссомнением махнул рукой всторону левой пристройки, почесал затылок иразвел руками. То есть вполне честно отработал монету - что знал, выложил, большего ждать отпацана нелепо…
        -Ветер сейчас встойле?
        -Знамо дело, - важно кивнул мальчик.
        Сжал владони добычу - целых две монеты! Иулизнул, едва рука чужака отпустила плечо. Ноттэ тоже покинул свою засаду ипереместился клевому крылу дворца. Если Виону хватило ума нелезть вгерои, несменив одежды инесмыв дорожного пота - уже похвально. Дальнейшее поведение предсказуемо доокончательной скуки. Можно подремать, выжидая иотдыхая.
        Вион неподвел. Изполусна Ноттэ выбрался, растревоженный негромким, нохарактерным свистом рапиры, тупым хрустом древесины исосредоточенным ритмичным топотом. Жаждущий справедливости юнец нанизывал насталь клинка подлеца Кортэ, пока что - воображаемого изамененного для удобства толстым деревом. Ноттэ зевнул, встряхнулся ипошел назвук. Без спешки изучил ночной парк, еще раз убеждаясь вего безлюдности. Осмотрел окна дворца, выделив два подозрительные: оттуда могли наблюдать зазабавами Виона. Учтя иэто, Ноттэ выбрал годные заросли, допоследней веточки точно ировно выстриженные зеленой пологой стеной.
        Укрывшись вгустой тени Ноттэ приступил кглупейшему занятию насвете, свойственному старикам - квразумлению юных…
        -Он непозволит тебе так положить свой, аточнее мой, эсток. Тот клинок куда массивнее рапиры, что следует учитывать. Вобщем, ты уже трижды труп, - подавляя новый зевок, сообщил Ноттэ, удобнее усаживаясь втраву.
        Вион замер внелепейшем инеустойчивом положении: он как раз завершил выпад исам нерухнул лишь потому, что деревянное «сердце» врага накрепко вцепилось врапиру. Отпустив рукоять, молодой нэрриха всеже споткнулся иупал, оттолкнулся рукой оттравы иразвернулся, пытаясь найти взглядом говорящего. Побледности лица ираспахнутым допредела глазам Ноттэ прочел: мальчик только что уверовал впривидения.
        -Ты? Вы… То есть… Защищайся!
        -Уменя нет оружия, - снова зевнул Ноттэ. - Иди сюда. Ты голодный драться вышел или ума хватило хоть хлеба прихватить?
        -Вот, здесь, - так инепришедший всебя Вион суетливо подхватил корзину, давно замеченную собеседником идающую прекрасное объяснение бездействию бойца для наблюдателей, если водворце есть таковые. - Угощай… тесь.
        -Ну да, я жив иголоден, есть хочу, пить тоже, - усмехнулся Ноттэ, охотно принимая корзину инаощупь добывая хлеб. - Обычно нэрриха между собой наты. Нас мало, мы даже необщество, нонекие традиции всеже имеются. Сядь!
        -Нояже сам воспринял, яже ион тоже, этот, - Вион обличающе ткнул пальцем всторону дворца, покрайней мере, так ему представлялось.
        -Я обманул вас. Некипи, скажу точнее: яобманул Башню, вы были лишь средством исполнения обмана, перед тобой я готов извиниться заиспользование вслепую. Малыш, я понятия неимел, что ты вделе, пока непоговорил сграндом, само собой.
        -Мне только донья Фаби иобъяснила, что Кортэ присвоил ваш… твой клинок. Я был сам несвой, помчался изМары, куда глаза глядели - оказалось, навосток, атам тракт, вот… - Вион, неуверенно улыбаясь нелепости своих предрассудков, ткнул Ноттэ пальцем вплечо. - Живой. Теплый… ая как сообразил, что он присвоил оружие, сразу встолицу надумал.
        -Затрофеем?
        -Сберечь хотел, пока то да се, - обиженно взмахнул длинными ресницами Вион, краснея так, что ивночи заметно.
        -Понимаю, спасибо. Разливай вино, садись удобнее ислушай. Направах старшего иживого, - подмигнул Ноттэ, - я намерен достаточно долго брюзжать. Нолучше уж теперь все втолковать, пока нестало окончательно поздно. Итак, донья Фаби, кузена его величества Жуана де Торра, пожалела тебя иобласкала. Как мило. Очаровательная женщина.
        -Сама доброта, - настороженно согласился Вион.
        -Ты уже успел ей присягнуть, поклясться честью или наделать иных долгов?
        -Утром меня возведут втитул графа, - окончательно смутился Вион.
        -Как полезна бессонница, - Ноттэ расслабился, вздохнул свободнее илег втраву, закинув руку под голову. - Благословенны ветра, ты ненатворил худшего. Поневедению, некипи, я понимаю. Ия ничуть непрепятствую, я невооружен, как ты помнишь.
        -Стану я убивать покойника, - Вион криво усмехнулся ипопробовал пошутить.
        -Малыш, мой уровень фехтования будет тебе доступен при усердной тренировке лет через сто, неранее. Самое меньшее - сто лет идва круга, запомни. Дотого даже инелезь впротивники. Итак, Тагеза… Начнем собщего образования вотношении твоей будущей родины, милый граф.
        Ноттэ приподнялся налокте, принял кубок свином, принюхался, лизнул - изатем выпил, сочтя отравление маловероятным. Снова лег иначал рассказывать без лишних подробностей, что возникла Тагеза четыре сотни лет назад, когда ссевера полуострова выбили иноверцев. Стех самых пор правители королевства, исходно именовавшегося куда скромнее - графством - рьяно исповедуют учение Башни инежалеют золота наподдержку патора иприкорм его сэрвэдов. Именно защита Башни ивысшего служителя - маджестика - вернее инадежнее всего ограждали Тагезу оталчных посягательств предков Изабеллы. Род Траста велик, стар ибогат, он постепенно превращал полуостров всвои владения мечом ихитростью, вытесняя иноверцев-южан иалчно озираясь насеверного соседа, иногда помогающего войском, апорой ибьющего вспину, если эмиры хорошо заплатят, если Башня отвернется истарательно незаметит… Так исложилась нынешняя непростая «дружба» соседей: прямая неприязнь кИзабелле Атэррийской, близкой родственнице, заключившей брак вопреки воле изамыслу северных тетушек идядюшек.
        Чуть мягче отношения Тагезы свосточной ветвью рода Траста, поскольку северяне достаточно часто вступали вальянс спредками Бертрана Барсанского ипочти никогда невоевали против своих юго-восточных косвенных соседей. Нотеперь, когда две территории объединились, положение небольшого королевства сделалось особенно шатким. Угроза войны весома, нопатор Паоло пока что целиком настороне Тагезы, северное островное королевство готово помочь флотом илюдьми - инетолько оно. Добрейшая донья Фаби как раз теперь едет ссевера, издалека: она навещала дворы королей вне полуострова, добиваясь их военной помощи.
        -Ну ичто? - возмущенно засопел Вион, подозревая нападки напокровительницу.
        -Изабелла готова удавить эту ядовитую тварь, ведь тетушка Фаби десять лет назад пыталась отравить брата нашей королевы.
        -Нет, клевета!
        -Поскольку это как раз тот редкий случай, когда я позволил себя нанять, - усмехнулся Ноттэ, - я иесть клеветник… дыши, малыш. Привыкай кправде. Хоть такой, относительно достоверной, ведь абсолютной ивовсе небывает. Я внял просьбе, поскольку Изабелла была убедительна, ктомуже я пожалел мальчика. Он остался прикованным кпостели, полуслепым. Прожил еще девять лет искончался минувшей осенью. Я нашел исполнителя отравления. Доставил живым сюда, встолицу. Полагаю, умирал он долго. Точно знаю, что золото воплату грязного дела тот человек получил вэтом самом особняке. Может статься, влевом крыле, где теперь поселили тебя, нового ценного наемника тетушки Фаби.
        -Я ненаемник, - обозлился Вион. - Меня признают равным вправах слюдьми. Понимаешь?
        -О, ты собрался умереть вотведенный им срок? Иверовать впроповеди патора, идаже жечь еретиков, наверное… Нехмурься, я шучу, ноначал эту несмешную шутку ты сам. Граф? Малыш, есть закон веры. Мы, нэрриха, признаемся лишенными души, нонеродственными абсолютному злу. Останешься встолице, посети университет, нафакультете теологии тебе подробно изложат воззрения Башни столкованием иобоснованием. Если коротко, мы нечерти срогами, адопустимые, нонежелательные средства исполнения плана для богоизбранных. Мы - нечто вроде эстока, удавки или бочки спорохом. Это всё - вещи, их инас никто необъявит графами. Ясно? Вижу, неясно… Тебя вТагезе немогут признать равным людям, говорю без всяких шуток. Прямых причин две. Утебя, как уже сказано, нет души. Иты неспособен основать династию, неимеешь родителей инезаведешь детей. Это, надеюсь, понятно: мы всего лишь нелепые полукровки, порождения душевной жажды танцующих иответного порыва ветра… Нас выбрасывают вмир, внешне уподобив людям, номы лишены многого, что делает их - людьми. Например, мы бездетны.
        -Знаю, - уныло кивнул Вион. - Нодонья Фаби намекала назаконность усыновления.
        -Она могла ипоклясться насвященной книге, неосквернив себя ложью, - Ноттэ искоса глянул насобеседника ипонял: клялась. - Это негрех, обманывать бездушных. Твой титул - всего лишь мираж. Твои права ничтожны, ты наемник де Торра. Прими это, такова правда, она редко бывает простой ипочти всегда горька навкус.
        -Изабелла, значит, светоч ибезгрешная душа? - еще яростнее вспыхнул Вион.
        -Неупрощай, она королева, этим многое сказано. Ноя уважаю её. Она хищная, умная, весьма последовательная вделах ичестная врасчетах. Ктомуже учти одно «но». Важнейшее, намой взгляд: сейчас еще есть надежда сохранить вЭндэре относительно широкую свободу вероисповедания. Врядли тебе что-то говорит подобное словосочетание. Но, потратив время, ты разберешься. Если очень коротко: вЭндэре мы, нэрриха, имеем почти равные права слюдьми. Мы даже владеем имуществом ибез осложнений заключаем сделки. Обострение отношений сТагезой июгом вынудит Изабеллу искать поддержки уБашни. Патор объявит вполне для меня очевидную цену.
        -Как ты все - наперед, - удивился Вион уже без злости.
        -Двести лет итри круга, - снова подмигнул Ноттэ. - Малыш, гораздо труднее вмоем возрасте сохранить веру влюдей имир, нежели предсказать поведение первых иразвитие второго. Итак, патор потребует власти, посути равной королевской: каждый подданный Эндэры будет обязан веровать впостулаты Башни - или покинуть страну. Король уже обдумывает ответ идаже сделал некие шаги, позволяющие создать силу, способную противостоять ордену багряных. Ладно, пока это для тебя слишком сложно инеко времени… Скажу лишь: янехочу такого развития событий. Собственно, поэтому я еще наберегу инезанят иными делами, личными. Южане, ныне представляемые вЭндэре дикарями иеретиками, хранят всвоих последних крепостях укромки берега культуру, способную обогатить весь мир. Нанаших глазах она может погибнуть уже вближайшие годы. Парадокс заключается втом, что юг запроливом непримет их, своих единоверцев… они ненужны никому. Дикость кочевых обычаев запроливом растворит всебе просвещенных инемногочисленных пришельцев, постепенно уничтожит знания, сохранив лишь отблеских.
        -Значит, патор - злодей, - угрюмо выдавил Вион. - Так я идумал.
        -Вмире людей нет чистого добра иокончательного зла, есть сплетение интересов, порождающее последствия, порой идаже чаще всего - неявные для людей. Помоим представлениям, победа Башни приведет красцвету Эндэры вближайшие век-два. Нодалее настанет упадок… Сила сконцентрируется севернее. И, что гораздо хуже, выработается привычка решать свои проблемы, создавая сложности для окружающих. Это, помнению моего учителя, порочный путь, ия сним согласен.
        -Так что мне делать-то? - чуть несослезами выдохнул запутавшийся Вион.
        -Ты сын ветра иты - свободен, - тихонько рассмеялся Ноттэ. Повернулся наживот, азартно блеснул глазами. - Знаешь… авот так мы сделаем: ты знаком стетушкой Фаби. Познакомься истетушкой Бэль! Водворец проведу и, так ибыть, представлю. Бэль интересная женщина.
        -Н-не понимаю, - Вион снова покраснел, это было заметно даже посдавленному шепоту смущения.
        -Добудь рапиру изсердца несчастного дерева, возьми корзину ишагай ксебе впокои. Отойди ко сну, отпусти слуг ибегом сюда, ноуже скрытно. Договорились?
        Кнемалому изумлению Ноттэ, юный нэрриха хитро прищурился изамотал головой. Пришлось садиться ивыслушивать.
        -Ты меня использовал итеперь вынуждаешь предать покровительницу иповерить наслово. Я могу просить… нет, требовать оплаты.
        -Занятно.
        -Научи меня тому, что знаешь. Хотябы пять лет, - вголосе снова зазвенела просительная интонация, требовать Вион пока что неумел.
        -Тебя неутомило мое брюзжание? Я подумаю, обещаю. Необязательно теперь инеобязательно пять лет, нопочемубынет?
        -Я мигом!
        Подпрыгнув отрадости, Вион схватил корзину, рывком выдрал обиженно загудевшую рапиру иумчался, напевая ипосвистывая… Ноттэ буркнул «младенец», лег наспину ипровалился вглубокий сон. Вынырнув, увидел склонившегося ксамому лицу Виона, одетого втемное исосредоточенного, толкающего вплечо.
        Сплошной смех сэтими юношами… Причесался, повесил нашею массивную цепь стопазовой подвеской. Перчатки прихватил длинные, замшевые, недля боя - исключительно для красоты. Воспользовался остро-приторными духами, отвратительно ибесповоротно вытесняющими все живые запахи ночного парка. О, рубашка скружевом, темным, изысканным, шитым серебром.
        -Мы составляем оригинальную пару гостей, - тихонько рассмеялся Ноттэ, нашарив свою соломенную шляпу исмахнув травинки сзалатанного рукава домотканой рубахи.
        -Так там - дворец, - робко упрекнул Вион.
        -Так я итам - нэрриха, - намеренно хамовато буркнул Ноттэ, демонстративно вытер нос краем рукава. - Малыш, некипи. Ты прав. Когда мне было менее ста, я уважал традиции людей иих этикет. Следующие сто лет я презирал то идругое, хамил ивытворял невесть что. Нопостепенно унялся… Определил для себя, что главное, ачто несущественное. Для Изабеллы суть дела важнее внешности исполнителя. Я предпочелбы отправиться водворец, искупавшись ипереодевшись. Увы, временинет.
        -Платок возьми, - пристыдил воспитанный юноша. - Ирапиру вот, держи хоть эту, запасную.
        -Спасибо.
        Оружие мальчишка принес вместе споясом, что было весьма кстати. Ноттэ застегнул пряжку, двигаясь попарку. Убрал платок запазуху, уже спрыгнув сограды особняка. Далее он двинулся ко дворцу, оглядываясь посторонам иуточняя успутника, хорошоли тому ведома история Атэрры. Заодно Ноттэ показывал свои любимые ипамятные места.
        Вот - переполненный сплетнями квартал ростовщиков, куда под покровом ночи, пряча лица, наведываются разные люди, даже родственники де Торра исам король Бертран. Аполвека назад сведома короля ипри прямом участии багряных квартал громили, сочтя власть хранителей золота возросшей слишком уж существенно. Ростовщики притихли, многие фальшиво приняли веру Башни итеперь умасливают патора подношениями. Ноорден багряных недремлет: незря выросла рядом их новая обитель, бойницами щурится наквартал, неподкупная ивооруженная… Обитель нагло кажет язык подъемного моста высокому стройному храму, гордости всего ростовщического квартала - иболи его: если патор получит запрошенное укороля, храм разрушат, это уже многие понимают итакого будущего опасаются.
        Авот площадь Филиппа, сердце тихого богатого квартала, пронзенное, как стилетом - прямой улицей, ведущей кпорту. Предок Бертрана проявил чудеса храбрости, освобождая порт отеретиков. Но, если верить памяти ислухам, куда больше он натворил позже, задирая городскую стражу инапиваясь донедостоверно буйного состояния. Здесь, наплощади, дождливой осенней ночью, Филипп учинил побоище, ипоследствия вынудили его бежать навосток, отказавшись отпритязаний наземли ититул.
        Наконец - ограда дворца. Древнего, выстроенного теми самыми еретиками пять веков назад. Это заметно внесвойственной нынешним временам стилистике украшений, вустройстве колонн игалерей, вобилии фонтанов. Втом числе поющих: их секрет утрачен современными просвещенными эндэрцами, иатэррийский университет бьется который год, нопонять загадку - невсилах… Вион глядел распахнутыми вовсю ширь глазищами, охал, кивал, исправно прижимал ухо кбронзе огромной чаши фонтана, жмурился. Вид унего был неболее трезвый, чем уФилиппа Буйного…
        -Стой тут, я проверю, что икак, - Ноттэ встряхнул спутника заплечи. - Малыш, трезвей. Сейчас нам неследует обнаруживать себя, аты вот-вот запоешь вместе сфонтаном.
        -Да…
        -Очнись, иначе я верну тебя кде Торра исгину.
        -Я понял, понял, - усердно иосознанно закивал Вион.
        Покои королевы остались прежними. Ноттэ проник вкабинет через окно, поддев створку кончиком ножа. Стол был все тотже, ибумаги лежали видеальном порядке. Любимое кресло повернуто кдвери: видимо, королева неизжила привычку читать, выгнав слуг изабравшись сногами вглубину этого огромного сооружения. Ноттэ задумчиво провел пальцами покорешкам книг. Вродебы эта - небольшая идовольно потрепанная. Нажать, толкнуть рамку шкафа… Потайная дверь открылась ивпустила вузкий коридорчик, вынуждающий протискиваться боком ипридерживать рапиру, наощупь втемноте искать выход. Ноттэ знал: вкоролевской спальне уже предупредительно звякнул колокольчик, отмечая, что некто двигается потайному коридору, выводящему впокои её величества. Ноттэ выбрался изтесноты лаза, прошел поковру истукнул костяшками пальцев вдверь спальни.
        -Кто? - негромко уточнил знакомый голос.
        -Ветер, - усмехнулся нэрриха.
        -Боже мой, ну ипогодка сегодня встолице, - негромко исявным облегчением рассмеялась Изабелла. - Задувает совсех сторон. Входите, нестойте там. Надеюсь, вы непривидение, сквозь двери непроникаете, дон Ноттэ?
        -Вы верите вэту чушь, ваше величество?
        -Ничуть, ножду пояснений, - отозвалась королева.
        Она сидела сногами вдвойнике любимого кабинетного кресла ичитала письма, накопившиеся задень. Отложила их ирассмотрела гостя, сголовы допят. Движением брови сообщила свое мнение орубашке изаплатке - особенно. Указала навторое кресло.
        -Я неодин. Если позволите, я предпочелбы перенести разговор вкабинет, иначе придется сразу показать Виону секрет шкафа.
        -Ноттэ, вы единственный нэрриха, озолотить коего я желаю при всякой встрече, - горячо заверила королева. - Меня донимает настоящая мигрень, я досих пор неведаю: что делать сдвумя детьми ветра, состоящими внайме ижелающими убить друг друга, перессориться слюдьми, выказать удаль ивконце концов развязать войну? Словно мало мне барсанских донов, мечтающих хапнуть власть после соединения земель, наших иБертрана. Словно мало мне патора, потребовавшего вточности то, что мы свами обсуждали десять лет назад… Ибезумного эмира, купившего сабли пустынных дикарей ижаждущего вернуть долину Сантэрии.
        -Вы ждете сочувствия?
        -Мне непристало, - усмехнулась королева. - Новы, посчастью, нечеловек, ктомуже нечеловечески порядочный, ия могу себе позволить жаловаться, невыбирая слов. Однакоже вернемся кделам. Непомню случая, чтобы вы пришли сюда без личного интереса.
        -Бумаги моего учителя, - согласился Ноттэ. - Я получил весточку отпокойного, пусть исзаметным запозданием. Он желал передать записи вам, аточнее - правителям Эндэры, инадеялся, что его труд будет внимательно изучен ипринят ксведению. Мне учитель адресовал лишь один лист срассуждениями оприроде вопросов.
        -Его записи я читаю, иони весьма занятны. Аваш лист… копия вас устроит? - сдолей сомнения уточнила королева. - Бертран немного погорячился, возвращая трактат патору. Мне повезло смужем, что редкость для королей, он умен инеотравлен безрассудством. Нопока что позволяет себе порывы раздражения. Он узнал овашей смерти ипереиграл планы второпях.
        -Копия меня устроит, - кивнул Ноттэ. - Почерк или запах старой бумаги - нето, чего я ищу, я ненастолько сентиментален. Позвольте откланяться. Я приведу Виона вкабинет, это займет совсем немного времени.
        -Охрана…
        -Окна все также неохраняются.
        -Конечно, - королева улыбнулась, выбираясь изкресла иторопливо перехватывая лентой распущенные волосы.
        -Позвольте сказать: вы удачно повзрослели, - неудержался Ноттэ, наблюдая задвижениями Изабеллы. - Та девочка, какую я помню, могла инестать красавицей, черты еще неугадывались… Еслибы я был богат, как сто лет назад, я подарилбы вам сапфиры для украшения лба. Южный стиль вам клицу, камень оттенялбы синеву взгляда.
        -Вы бессовестно льстите, - нахмурилась королева.
        -Я? Бог свами, я ведь явился взалатанной рубахе ипыльных башмаках, оскорбляя своим видом дворец… НоВион вам будет льстить, извольте несмущать его. Это стольже строгое условие, как иполучение бумаг моего наставника.
        -Вы желчный старик, натянувший личину юности, - рассмеялась королева. Идобавила, когда Ноттэ уже прикрывал дверь: - вы знали мою прабабку?
        -Неособенно близко.
        -Говорят, я пошла внеё.
        -Вас занимает природа наследственности? - предположил Ноттэ, возвращаясь вспальню. - Тема сложная… полагаю, некто неглупый попытался учесть, насколько вы близкородственны смужем? Если война сюгом несостоится, воспользуйтесь трудами избиблиотеки эмира Алькема иуслугами его придворных лекарей. Могу вас заверить, познания южан исто лет назад были куда обширнее, чем практикуемые ныне ватеррийском университете полудикие методы.
        -Хватит склонять меня кмиру, неслишком выгодному Эндэре, - тихо истрого приказала Изабелла. - Вы гнуснейший искуситель.
        -Стараюсь, - поклонился Ноттэ ипокинул комнату.
        Провести Виона парком было несложно, доокна навтором этаже добралсябы нето что нэрриха - любой человек посредственной подготовки.
        Заничтожное время королева успела привести себя внадлежащий для приема вид, и - Ноттэ почти разозлился - явно вознамерилась смущать младшего изгостей. Каштановые волосы, отливающие золотом всвете лампад, были распущены. Налоб легла диадема южного стиля, врядли хоть раз носимая днем, для широкого общества. Под просторным синим плащом, распахнутым нагруди, светилась белизной пена кружева, полупрозрачного итонкого, как паутина. Изабелла насмешливо прикрыла тяжелые веки, наблюдая молчаливое возмущение Ноттэ ищенячью вежливость восторженного юнца… Протянула Виону для поцелуя руку, обнаженную досамого локтя, неотпустила его ладонь, рассмотрела, бесцеремонно поглаживая запястье. Выудила изскладок плаща перстень иподарила, нанизав набезымянный палец.
        -Ваше величество, - очередной раз побурел несчастный.
        -Сын западного ветра, таких еще именуют детьми шторма, - прошелестела Изабелла, глядя всамую глубину темных глаз иявно норовя нащупать вних дно, истину. - Занятно, вы сНоттэ почти родня, итакие разные. Его ветер чуть южнее вашего?
        -Д-да…
        -Говорят, дети западного ветра яростны инепобедимы, - улыбнулась Изабелла. - Тем более приятно видеть воспитанного юношу, анедикаря вроде Ноттэ. Определенно: вы обязаны отужинать уменя сегодняже.
        -Ваше величество провоцирует меня нагрубость, - Ноттэ решительно оборвал королевское воркование. - Хочу вернуть всех нас кделам. Вион, да будет вам известно, утром намеревался принять титул графа изрук вашей милой тетушки Фаби.
        -Старая сука, - ровным тоном сообщила королева. Она откинулась наспинку кресла, вернув лицу каменное спокойствие так резко, что Вион задохнулся недоумением. - Еще иусыновит. Какже, ловля наивных - наше семейное… увлечение. Вион, вТагезе нэрриха немогут быть даже свидетелями втяжбах, вы это знаете? Ах, помолчите, старый еретик Ноттэ прав, недолюбезностей исантиментов. Что вы обещали ей? Нуже!
        -Рапиру, защиту иверность, - пролепетал Вион. - Нобез клятв.
        -Ясно. Что она подарилавам?
        -Коня иеще помелочи…
        -Недорого, - хмыкнула королева. - Малыш, попробуем так. Я дам слово Ноттэ, аэто весьма надежно: янесамоубийца, он невсепрощенец. Вот вчем я буду сНотте заключать договор. Так… приму тебя наслужбу только содной целью, для обеспечения моей имужа личной безопасности. Гарантирую словом чести, небудет никаких тайных врагов иковарных злодеев, коих якобы следует карать. Никаких прекрасных девиц, якобы нуждающихся вспасении любой ценой. То есть никакой лжи. Ты всего лишь будешь верен договору инедоступен для найма посторонними… тварями.
        -Увас при дворе уже имеется нэрриха, - заметил Ноттэ, игнорируя переход королевы на«ты» сВионом.
        -Сколько вы возьмете заизбавление двора отпаразита? Он самовольно поселился вмоем любимом парковом домике, сочтя убранство достойным себя, - поморщилась Изабелла иглянула наНоттэ остро изло. - Заужином сообщил мне, что сын заката наколенях умолял осохранении своей жалкой жизни идаже целовал убийце башмаки.
        -Вы пытаетесь вывести меня изравновесия? - рассмеялся Ноттэ. - Зря. Я знаю всех ныне живущих нэрриха, хорошо представляю себе слова имысли младших… Новодном вы правы: он сейчас опасен идля вас, идля Эндэры вцелом. Ктомуже я желалбы вернуть оружие.
        Ноттэ смолк, глядя вглаза королеве иожидая её следующего шага. Изабелла кивнула, встала, стремительно вышла изкабинета идостаточно скоро вернулась слистком вруках. Передала его Ноттэ иснова села вкресло, обмахиваясь веером ипоглядывая наВиона. Сын заката прочел письмо покойного наставника, задумчиво улыбнулся иубрал листок вкармашек напоясе, свернув многократно инеособенно бережно.
        -Утром встолице будет нетак уж ветрено, - сухо пообещал он. - Мои дела здесь завершены. Разве вот - вопрос… Оллэ совсем недавно погиб, мы трое тут, дети южного ветра служат эмиру, северный ветер лишился старшей пряди, Борхэ сгинул. Прочие там, наматерике ивесьма далеко. Все точно?
        -Невполне, - нехотя выдавила Изабелла. - Эо навешал нас. Его интерес был связан снекими обстоятельствами вприграничных крепостях, дело темное ипатор обещал… нет, довольно. Эо был мил, сообщил полезные сведения идал дельный совет, Бертран счел его честным итоже сыграл мальчишку, мечтающего одружбе. Я неповерила обоим, ноивреда для Эндэры незаметила.
        -Эо был здесь иушел… куда? - Ноттэ побледнел.
        -Вдолину Сантэрии, так он сказал. Точнее, так сказал Бертран.
        -Давно?
        -Смесяц или чуть меньше… погодите, подумаю. Три недели назад, да. Это вас настораживает? Он вродебы, опятьже сослов мужа, намеревался оказать нам некую помощь ипросил…
        -Эо никогда неговорит вслух того, что намерен сделать вдействительности, он старше меня насто слишним лет и… - Ноттэ сердито тряхнул головой. - Исказанного, пожалуй, довольно. Вион, береги королеву. Я вынужден спешно уехать. Еслибы я рискнул дать совет, настоятельно просилбы под любым предлогом, любой ценой замириться сюгом хотябы наближайший год. Прощайте пока что. Вион, я помню уговор ипостараюсь его исполнить помере сил ивсвое время.
        -Вы пугаете меня, - нахмурилась королева.
        -Я, черт подери, еще иненачинал пугать, - оскалился Ноттэ, резко дернул подбородком ипокинул кабинет - все также, через окно.
        Кортэ ипонятия неимел, что еще дорассвета ему предстояло сыграть важную роль: помочь сыну заката восстановить душевное равновесие…
        Всякий нэрриха, - раздраженно повторял себе Ноттэ, - приходит вмир, недоумевая, удивляясь ирадуясь. Он обретает телесность испособность смотреть намир. Юный сын ветра восхищается даром личностного взгляда, полагает себя счастливчиком… азатем трезвеет. Милейшие, добрейшие люди - чаще всего гранды Башни иих исполнительные сэрвэды - получают клятву вобмен назнания иуслуги, иклятва кажется простой, она произносится охотно, сблагодарностью: разве это дурно - оказать помощь друзьям? Получив желаемое, люди показывают свою суть. Им вполне безразлично, что выгорает вдуше нэрриха, объявленного Башней бездушным, когда он впервые убивает ипредает, понуждаемый клятвой найма… ибессильный ей противостоять. Детское уютное счастье разбивается вкрошево острых, готовых ранить снова, осколков. Мир утрачивает свой свет, мерзость бытия выбирается изтеней исполна показывает себя.
        Когда нэрриха исполняет долг найма ивозвращает себе свободу, отнаивности первого круга остается лишь пепел. Итогда всякий нэрриха впервые задумывается: акто для него люди? Стоятли они уважения, доверия или хотябы внимания?
        Сам Ноттэ, прожив вмире без малого три споловиной века, водном безоговорочно соглашался сБашней: люди получают душу при рождении, такова их привилегия. Обретают ипытаются помере сил сберегать иразвивать - илиже разрушать. Нэрриха иные, они приходят вмир всего лишь оболочками, вмещающими силу раха илюбопытство. Душа всякого сына ветра, - полагал Ноттэ, - медленно исложно, как мозаика храмовых витражей, подбирается постеклышку, поничтожному фрагментику трудом иболью самого нэрриха. Или тлеет ирассыпается прахом, расходуя силу раха исокращая отпущенный срок. Борхэ могбы жить еще долго, собирай он душу, анераспыляй. НоБорхэ - случай крайний иявный. Куда сложнее иопаснее Эо, взрослый нэрриха сосвоей мечтой, непонятной даже всамом общем очертании её замысла. Для Ноттэ после нескольких, вродебы случайных, встреч сЭо, после слов онем, сказанных людьми ииными нэрриха, стало заметно лишь одно: план имеется, иисполняется он фанатично, тонко истоль неявно, что следов -нет.
        Когда капитан «Гарды» упомянул смерть Оллэ, Ноттэ непожелал обратить внимание, как вгруди нечто напряглось илопнуло болью. Он отмахнулся отпомстившегося невесть счего: иэта беда - часть плана Эо, неведомого, ноинтуитивно вызывающего озноб жути. Оллэ старший изживущих. Он собрал удивительно красивую душу, ипотому прожил куда дольше средних для нэрриха пяти веков, отмеренных детям ветров Борхэ вего рукописи.
        Оллэ застал время древних богов, помнил храмы, куда нэрриха ходили, как домой - пообщаться светром. Оллэ ведал тайное, хранил мудрость… Ивопреки всему полагал людей небезнадежными, заслуживающими непрезрения - нопомощи. Оллэ врядли мог умереть поволе Башни: его знания слишком уж ценны, ион, если верить наблюдениям, неотказывался отвечать напрямые вопросы. Ктомуже Оллэ неучаствовал винтригах ни начьей стороне, поддерживая вежливый нейтралитет, несколько неожиданный для сына шторма - ведь его ветер западный, он померкам нэрриха прямой родич малыша Виона иэто создает некую общность характеров… пока неуловимую. Оллэ всегда тепло принимали наюге, признавая едвали несвятым, иуж обязательно игласно - покровителем медиков, так что интриги эмира нестоит брать вовнимание. Никто упролива непосмеет потворствовать убийству Оллэ. Вземлях Бертрана Барсанского старейший нэрриха тоже неимел врагов, тем более сильных иорганизованных. Изабелла моглабы его счесть нежелательным, всякое улюдей случается… Нокоролева необратила внимания наупоминание осмерти, лишь кивнула, подтверждая свою осведомленность. Авот гранд
Башни, норовивший изловить Ноттэ, определенно был причастен кчерному делу. Тогда итеперь мелькало название долины Сантэрии…
        -Дорого далбы, чтобы сообщить Эо осмерти Оллэ изаглянуть вего глаза, - буркнул Ноттэ себе под нос. - «Твой наставник, отвернувшийся оттебя, мертв», такбы я сказал. Аон? Прикрыл глаза иизобразил скорбь? Или отделался невинной улыбкой, способной обмануть саму Изабеллу?
        Ноттэ оскалился, невсилах справиться сгневом. Он желал убить, совсем как малыш Вион - ивместе стем иначе. Неотомстить, невоздать позаслугам, новсего лишь устранить неведомую угрозу. Гибель Эо принеслабы покой всему полуострову - вот что вещало сердце. Врядли ошибалось… Еще оно сбоило иболело, нехотя подтверждая: для опытного нэрриха Ноттэ тоже найдутся противники непоего силам. Оллэ взялся его учить полвека назад, истратил шесть лет ивиновато выпроводил, утешая: еще невремя, пройди этот круг, тогда поговорим… Сам Оллэ достиг вершины развития раха, это было очевидно для любого нэрриха, оказавшегося возле старшего.
        Трудно сказать, выбралсяли всвой высший круг Эо, раскрыласьли его душа настолько, чтобы исчерпать перемены. Ноттэ знал лишь, что уже лет двадцать Эо непоявлялся вЭндэре инедавал осебе знать, словно сгинул вовек. Ивот - внезапное возвращение. Ноттэ помнил подавним встречам сына штиля, именно этим именем звал себя Эо. Тот всегда выглядел так, словно вызнал ответы навсе свои вопросы, достоверно иокончательно. Уровень опыта Эо читался издали иувы, неоставлял надежд наисход честного боя, анечестный Ноттэ нежелал даже затевать.
        Покойный переписчик умел видеть тайное. Незря оставил указание впоследнем письме: вопросы бывают разными. Любой нэрриха стремится найти ответы? Каждый - свои. Вчем был смысл поиска для Эо, каковы его ответы, что сулят они людям имиру?
        Темно надуше. Тяжело.
        Иногда бой помогает сбросить напряжение.
        Повинуясь резкому движению руки Ноттэ, спящий Кортэ покатился поковру, вышвырнутый сшироченной кровати. Он очнулся ишало охнул, ошеломленный. Замер начетвереньках.
        -Ты?Нет…
        -Я, да, - передразнил Ноттэ, неощущая ни жажды мести, ни удовлетворения, ни свободы. - Кортэ, ты влез вигру, где ты - лишний. Я неготов рисковать миром вЭндэре, вымеряя величину твоей ненасытности, златолюбивый итщеславный неуч. Впозицию!
        -Я уеду, куда велишь, - кусая губы, прошептал Кортэ. - Ноттэ, я готов принести любые извинения. Да, наворотил всякого, носкем небывает? Твоя эспада - бесовка, она толкала вбок. Нерычи, я знаю, ты предпочитаешь точные названия, избранные тобою. Хорошо, эсток. Он там, накресле. Забери. Клянусь, я сгину надолго, прости…
        -Твои клятвы всегда дешевле золота, ажадность весомее чести. Незеленей, мы нелюди, нам умирать нетак вредно. Ты жил два века без малого, пора понять, собралли ты хоть первичную основу для построения души.
        -Я отдам все золото, - дрогнул Кортэ. - Умоляю, ненадо.
        -Небойся, непроси, неищи виновных помимо себя. Ищи ответы - внутри себя. Таков наш путь, ноты зашел втупик сосвоим золотом, пора осознать это. Впозицию. Кортэ, ты ведь нетрус, ты даже небезнадежен, виное время ипри наличии этого самого времени ябы согласился обсудить…
        -Вот! - рыжий нэрриха посветлел лицом и, дробно стуча голыми коленками, пополз кврагу. - Ты уезжаешь, я вижу, иначе неявилсябы среди ночи, вспешке игневе. Забери меня ссобой. Убить никогда непоздно. Может, я тебе пригожусь,а?
        -Это звучит фальшиво даже вдетских сказочках, - усмехнулся Ноттэ.
        -Клянусь своим ветром, несущим ссеверо-запада тучи иснег, клянусь слезами дождя ижаждой ссохшихся полей, - Кортэ говорил вдохновенно, мешая страх иинтерес. - Я пойду стобой непопринуждению. Небуду отрицать, я завидую ивсегда завидовал именно тебе. Ты умеешь быть неодиноким без песеты задушой, ты остаешься равным королям вэтой рубахе нищего. Я тоже хочу так. Но - неумею…
        -Ты предашь меня при первом удобном случае, - поморщился Ноттэ.
        -Боишься или начал поиск виноватых? - хитро прищурился враг, встал, шагнул ккреслу, добыл эсток ипротянул рукоятью вперед, возвращая хозяину. - Незнаю… Может, ипредам. Золото так приятно копить. Оно весомо, оно дает уверенность. Ноубить тебя для Башни я согласился неизжадности, аиззависти.
        -Обнадежил, - Ноттэ фыркнул, теряя остатки невеликого боевого задора. - Ты иззависти, Вион изуважения… Чистые вы души, горячие сердца!
        -Его-то ты простил, - ревниво догадался Кортэ.
        -Ладно, посмотрим, что ты берешь вдорогу, итогда решим, - обсудил Ноттэ ссамим собой отказ отнемедленного убийства. Пошарил взглядом пополутемной комнате, заметил песочные часы, дорогую безделушку сзолотым наполнением. Перевернул колбу. - Время насборы.
        -Лошадь невсчет, - Кортэ сразу установил дополнительное условие. Суетливо забегал, открывая сундуки ишкатулки, вытряхивая вещи иукрашения. - Это… нет, это… колба досмешного мала, второй раз неперевернешь? Ато так внезапно, я растерялся. Ясно… Нет, нетак, инетак…
        Путаясь врукавах рубахи, натянув штаны наодну ногу ипрыгая впоисках башмака, Кортэ смотрелся комично ижалко. Замер, развел руками иссутулился. Покосился напесок, нанеумолимого, как палач, Ноттэ.
        -Тыбы рубаху себе выбрал, чтоли. Илидве.
        -Нежаль?
        -Да понимаешь, - почесал взатылке Кортэ, натянув штаны иболее осмысленно перебирая перстни имонеты, рассовывая помешочкам или отбрасывая прочь, - я люблю золото вчистой форме. Получаю его имлею, имне жарко, руки аж чешутся. Немогу расстаться даже содной монетой. Затем я иду ипокупаю, иеще собираю подарки стех, кто нанимает иобязан дарить. Приношу добычу вдом, раскладываю илюбуюсь, ипрямо взлетаю… Хорошомне.
        Ноттэ выбрал шелковую рубаху, огляделся, опустошил подходящий мешок исунул туда еще одну, добавил штаны, пояс. Кинул наплечо темный добротный плащ. Присмотрел шляпу. Отстегнул запасную рапиру Виона иустроил наеё месте свой неразлучный эсток. Заменил кинжал, примерил куртку. Песок пересыпался, ноторопить Кортэ, ибез того спешащего, нехотелось. Куда занятнее наблюдать засуетой. Иобдумывать странную тягу кзолоту.
        -Идолго тебе бывает хорошо?
        -То-то ионо, - скис Кортэ. - Вчера я был так полон, мне боги завидовали! Асейчас все покупки выцвели, словно состарились заночь. Даже твоя эспада… прости, эсток, нерадует. Даже его утрата неогорчает. Все ушло! Я гол, пуст иодинок, я страдаю отжажды инуждаюсь вновом золоте, чистом, еще неразменянном навещи. Пройдет два-три дня, ия буду готов ради золота намногое, через неделю - навсе… я безнадежен?
        -Ты хитрая сволочь, врущая себе, мне ивсему миру, - усмехнулся Ноттэ. - Еще ты склонен жалеть себя поповоду ибез. Нокто я такой, чтобы насновании перечисленного лишить тебя надежды? Идем, ненужный спутник. Иучти, если мы невстанем впозицию дополудня сцелью хотябы рассмотреть цвет крови противника, я засебя неотвечаю.
        -Крови - это можно, это я непрочь, - заверил Кортэ. - Погоди, там дивные батистовые платочки, вчера неуспел наних взглянуть… Прости, понимаю, время давно вышло.
        -Платочки, - передразнил Ноттэ. - Ноготки отполируй ипривяжи нашею бантик.
        Кортэ промолчал, похлопал себя покарманам, погладил толстый кошель упояса. Невесть зачем прихватил тяжеленный серебряный поднос - идвинулся кдвери. Стукнулся окосяк, выругался, отшвырнул поднос - ипошел попарку, сутулясь ивслушиваясь вэхо серебра, пляшущего помраморным плиткам…
        Коня рыжий нэрриха оседлал ивывел изконюшни сам. Цокот копыт догнал пешего Ноттэ влабиринте каменных улочек, довольно далеко отдворца, наполпути кгостерии. Попыток сбежать, оставшись без присмотра, рыжий непредпринял, заметно огорчив Ноттэ, точно указавшего свой путь погороду ипочти уверенного: Кортэ выберет дорогу впротивоположную сторону. Носын тумана - так звал себя новый попутчик - догнал испешился. Зашагал рядом, иногда норовя заглянуть влицо, нонерешаясь нарушить молчание.
        Гостерия уже неспала, насей раз двери открыли быстро, решению забрать коня если иудивились, то непоказали вида. Вернули вещи, вывели сыто пританцовывающего Черта, охотно приняли денежку сверх оговоренного, заночные труды. Иеще одну - воплату хлеба, вина имяса, споро собранных хозяйкой для торопыги-гостя, уходящего голодным, ни свет - ни заря.
        Когда утро соизволило наугад разделить твердь инебо неровной чертой дальних предгорий, путники покидали Атэрру, направляясь навстречу восходу, допивая вино идоедая холодную баранину. Кортэ вздыхал все тяжелее, часто поглаживал кошель истрадал отмолчания - невыносимо.
        -Измясного я предпочитаю палету, черную парадскую, - наконец, несмолчал он. - Пусть это недешево, зато вкусно.
        -Невозражаю. Новсеже: тебе важна цена, то есть возможность погреть владони золото иощутить себя богатым - или первичен вкус? Аможет, вовсе иное: причастность кизбранным, поскольку палета - кушанье недля черни?
        -Незнаю.
        -Инедумал?
        -Незнаю…нет.
        -Нет? Что значит это краткое «нет»: недумал, отвяжись или «сам знаю, нонескажу»? - неунялся Ноттэ.
        -Апопроще никак? - поразился Кортэ, даже придержал коня.
        Рослый тагезский скакун загарцевал, выгибая шею икрасиво подбирая мощные ноги сзаметно обросшими копытами. Черт наманерного жеребца покосился спрезрением, воспользовался провисшим поводом ихватанул загребень шеи - точнее, почти дотянулся иклацнул зубами. Недоуменно всхрапнул: хозяин успел одернуть звучным ударом погубам, нозакнут опять невзялся, кричать нестал. Выпрямился вседле, коленями посоветовал нелениться идвигаться дальше - весь день впереди.
        -Зачемже проще? - усмехнулся Ноттэ. - Я задаю вопросы, сколько себя помню. Мы едем вместе, ты счел, что это лучше, чем смерть. То есть, уверяю тебя, ты выбрал трудный путь… Ехать молча нельзя, тут ты прав, друг друга поубиваем или еще кого-то, попавшего под горячую руку. Я подумал ирешил: надо воспользоваться случаем ипонять, кто ты таков.
        -Ноя незнаю, чем хороша палета, просто заказываю ием! Тьфу, ел! После этих вопросов любая свинина мне поперек горла встанет. Даже парная вепрятина.
        -Ладно… твой конь. Он давно утебя?
        -Полгода.
        -Устраивает? Почему тагез? Нравится танцующая рысь или ты представляешь себе, как смотришься вседле доном неизпоследних? Опятьже - почему вороной?
        -Боги, лучшебы я умер дорассвета, - ужаснулся Кортэ. Ссутулился, бросил повод. - Я выбрал Сефе вконюшнях самого патора. Мне это было занятно, пожалуй. Он резвый, выносливый. Я даже несменил его нанового, прибыв ко двору. Почему несменил? - скривился Кортэ, угадав вопрос. - Незнаю! Пожалуй, я неплатил законя инедумал, великали его цена. Просто привык. Чем еще ты намерен отравить мой день?
        -О, вопросов уменя всяко уж поболее, чем утебя - ответов, - пообещал Ноттэ. - Почему ты неспрашиваешь, куда мы направляемся?
        -Нескажешь.
        -Это неответ, аотговорка.
        -Разве?
        -Поверь моему опыту. Найдешь ответ, я сообщу, куда мы направляемся. Идет?
        -Мы доедем наверняка быстрее, чем я смогу подобрать годный тебе ответ. Ну да ладно… - Кортэ потер лоб инахмурился. - Для начала я, ясное дело, жду подвоха. Убьешь ты меня вполдень, это наверняка: труп удобнее вывезти загород живьем, ты вежливо непожелал устраивать погром водворце. Так что зарежешь меня втихом месте, заберешь коня, золотишко… - рыжий ссомнением покосился наспутника. - Негодится? Ноя так идумаю. Думал… Что еще кумекаю? Используешь меня. Продашь внайм Башне или кому похуже. Живой-то я дороже трупа.
        -Негодится, хотя ответ стал интереснее, - похвалил Ноттэ. - Полнее. Нопосути он фальшив: ты недумаешь, лишь стравливаешь ночное раздражение. Обычное дело, надуше черно, вспоминается проигрыш, да еще ихудшее, обида. Ты ведь униженно просил врага ожизни. Теперь самое то выставить меня виноватым злодеем, мысленно оправдывая себя. Нодаже излодея можно спросить оцели странствия. Почемуже непопытаться? Полезно для создания плана спасения.
        -Нескажешь.
        -Круг замкнулся, - заинтересованно прищурился Ноттэ. - Мой учитель называл такое поведение «внутренним блоком». Ты немыслишь, поддаваясь порывам, причем несамым светлым. Ты недоверяешь логике, предпочитая накручивать себя иповышать достоверность - обидой идаже злобой. Давай разомкнем круг. Мы едем вдревнюю Сантэру, ныне именуемую Сантэрией, там копится нечто гадкое для страны и, может статься, для людей инэрриха, всех вместе. Я дал ответ. Попробуй обдумать его иизложи мысли.
        -Меня ссамой ночи неинтересует золото, мне некогда думать онем, - ухмыльнулся Кортэ. - Уменя все сильнее болит голова.
        -Гордись, мигрень - болезнь королей.
        -Аесли нехочу думать оСантэре? Сейчас - нехочу ивсе, хоть убей. Я отравлен злостью, тут ты прав. Изабелла пригласила меня наужин, ия одну только рубашку выбирал - час, я надеялся на… многое. Нобыл отправлен восвояси куда скорее, чем это допускает вежливость. Нет сомнений, Виона она завалит дарами, ато иключик отсвоих покоев выделит. Почему?
        -Значит, иутебя есть вопросы, - оживился Ноттэ.
        -Будешь травить меня философией?
        -Мой наставник полагал, что философия нехороша уже тем, что норовит втиснуть душу врамки некой догмы. Он называл беседы споиском ответов душеведением. Это нечто вроде хождения наощупь потемному дому. Дом-то вроде итвой, апойди без света найди хоть одну нужную вещь.
        -Ичтоже мы будем искать?
        -Кортэ, - подмигнул Ноттэ. - Кортэ, умудрившегося потерять самого себя. Ты помнишь все приметы мест, где упрятал многочисленные клады. Иничего незнаешь осебе самом. Начнем: вот ты получил эсток Ноттэ ипомпезно явился ко двору. Зачем? Попробуй назвать три цели, главные. Иучти, мы будем драться икушать неранее, чем ты справишься сответом.
        Глава 7. Сильные средства
        Без всякой спешки двигался поизбранному пути первый гранд атэррийского факультета теологии, светоч веры, настоятель обители Божьей Длани. Помнению Эо, точнее былобы сказать: гранд тащился, как сонная черепаха… Увы, сын штиля согласился сопровождать важного человека воимя интересов Башни ивоисполнение своих невполне скромных запросов - так он сказал. Патор выслушал, прочел список требований, хмурясь итеряя покой. Ноторговаться нестал, просто выразил готовность содействовать. Ещебы! Знал, скем разговаривает и, кроме того, получил жирный кусок сведений вкачестве наживки: снескрываемым интересом выспросил мельчайшие детали подлинного настроения короля после посещения главной обители Башни наполуострове. Уточнил ивыверил свои мысли относительно планов Бертрана, измерил силу его жажды назваться королем земель наюге. Эо несолгал ни единым словом, зачем? Пусть люди сами играют всвои игры…
        Патор честность оценил иостался более чем доволен сведениями: нет сомнений, Бертран занял выжидательную позицию, неготовя помех плану Башни. Сверх того, король постарается сделать все, чтобы иИзабелла сочла подобное решение уместным. Вернее, полагал патор - иЭо сним был согласен, королева предпочтет невмешиваться, исполняя семейную договоренность: дела исконных барсанских земель остаются заих повелителем. Виное время королева насторожиласьбы, едва услышав осмутных делах вдолине уграницы. Ноде Торра так своевременно затеяли демонстративную инеуклюжую подготовку квойне! Потребуется время, инемалое, чтобы рассмотреть засуетой нелюбимых родичей замысел патора, желающего отвлечь внимание отСантэрии.
        Пока что это время текло, убегало сквозь пальцы - апервый гранд перемещался всвоей карете все ближе кдолине. Он без спешки, даже нарочито-неторопливо, проверял дела вхрамах исобирал учетные бумаги, выслушивал просителей, читал проповеди, поклонялся святым местам. Медлительность движения гранда иего людей непозволяла заподозрить неординарности их намерений. Ведь, действительно, первый гранд Факундо всякий год странствует, навещая хотябы одну изпровинций, вСантэрии он небывал уже семь лет, самое время появиться, урегулировать дела Башни, отведать вино снесравненного горного виноградника обители Златой Лозы. Минувший год считается едвали нелучшим запоследний век, апатор Паоло - азартнейший, искушенный ценитель исобиратель вин. Немногие знают оего тайной слабости, ноИзабелла вчисле посвященных, нераз присылала вподарок пыльные старинные бутыли, иодин их вид порой позволял положительно решить щекотливые вопросы…
        Утомившись сидеть вкарете ивыслушивать нотации Факундо, возомнившего себя способным вразумить еретика-нэрриха, Эо все чаще предпочитал двигаться верхом. Ноитакие поездки вызывали глухое раздражение. Приняв обязанности хранителя жизни первого гранда, пришлось мириться сих следствием: тайной личности, обязывающей носить черную рясу ордена Зорких, прятать лицо под надвинутым капюшоном идаже сменить предпочитаемый эсток напару длинных стилетов иарбалет при седле - обычное оружие орденца.
        Ряса пахла пылью ипотом, свой вид вдлиннополом одеянии Эо находил омерзительным, спасать гранда было решительно неоткого ввиду отсутствия безумных злодеев. Разумныеже, даже накопив счета кпервому гранду, неспешили предъявлять их, приглядевшись кохране. Позади ивозле карет - полусотня чернорясников, впереди - три десятка багряных, изордена Постигающих свет. Великили успехи ордена впостижении света, жителям Эндэры было неведомо, зато всякий знал: багряные практикуют разбор доносов, суд веры исвязанные сдознанием пытки, они усердны вобучении бою сдлинными пиками иособой технике предательски-внезапных бросков железных шаров надлинной веревке. Старшие братья изящно работают сядами ибестрепетно используют иные богоугодные способы укрепления пошатнувшейся веры. Пожалуй, никто вЭндэре неответит: кого жители боятся сильнее, черных или багряных? Эо подобными вопросами незадавался, твердо зная, что сам он - вне состязания страхов. Прожив пять веков, можно скромно указать самому патору, дополняя слова детской улыбкой: яиесть смерть… Изаинтересованно наблюдать, как слова достигают рассудка, как печатью
бледности проступает полное признание их правоты.
        Врата ветров, один изшести главных перевалов, позволяющих попасть вдолину Сантэрии, процессия первого гранда преодолела вполдень. Эо долго оставался напереломе седловины, наблюдая, как ползет черно-багряная гусеница людей иповозок. Передовой отряд верховых, затем три кареты, каждая запряжена четверкой белоснежных коней. Следом конная пара, тянущая колесное основание, увенчанное ларцом смощами святого Раймунда. Само это основание еще ихранилище, незаметно вмещающее собранное впути золото - пожертвования трех больших обителей идвух десятков малых.
        Сейчас одни сэрвэды ислужители разобрали канаты ипридерживали кареты, опасно кренящиеся наверткой, круто падающей вниз тропе, другие - вели иуспокаивали упряжных коней, самым горячим прикрыв морды глухими наглазниками.
        Эо всуете неучаствовал.
        Долина сседловины прекрасна исвоим видом подобна сердцу, нонетому, что рисуют дураки-влюбленные. Настоящему. Синяя жила бурливой горной реки наполняется пульсом водопадов иручьев, сбегающих ссеверных, высочайших гор. Вода спривкусом талого льда изапахом свежести питает сетку кровеносных сосудов долины - природных заливов ирукотворных поливных каналов. ВСантэрии склоны даже наисходе знойного лета зелены, аполя исады плодородны, река воистину благословляет Сантэрию, неведающую неурожаев, опасных холодов игубительных засух. Синее озеро лежит владонях гор драгоценным сапфиром невиданной красоты. Всамой его середине - остров белого камня. Он невиден отсюда, как иозеро, нопамятен досамого малого деревца, допоследнего изгиба прихотливой береговой линии.
        Долина велика, река струится поней отозера наюг, подтачивает корни преграждающих путь гор, змеится впоисках выхода наволю. Нащупав ущелье наюго-западе, река рвется вего теснины яростно ипенно, ревет, хохочет - иводопадом изливается вземли последнего наполуострове прибежища еретиков, эмирата Алькем. Над потоком мрачным стражем покоя Эндэры возвышается крепость, выстроенная южанами еще вгоды юности Эо. Неприступная, пятистенная, она нанизывает кольцами стен наось обороны замок, внутренний город, внешний - иеще два защитных рубежа внаиболее опасных местах, уберега иблиз скал… Позором юга Эо полагал принятое одним изэмиров впрежние времена решение без боя покинуть «Врата ветров». Стех пор над крепостью вьется флаг сгербом Барсы, унеё новые защитники иновое имя - Тольэс.
        Вообщеже, погрязнув ввозне завласть, люди поглупели, - знал Эо. Сочли сердцем долины неозеро, новсего лишь дворец наместника короля. Уже семь лет там хозяином - племянник Бертрана, юный ипылкий, мечтающий опокорении юга куда жарче ибезумнее самого короля.
        Впрочем, разве это плохо? Все зависит отточки зрения…
        Пока что вид сседловины обещает удачу вделах, наполняет душу трепетом восторга предвкушения. Полдень разлился покоем, тихий иласковый, как почти любой день вэтой долине, надежно защищенной ответров. Над невидимым озером, указывая наего расположение, копится белое облако вечернего дождя. Зеленое воинство - виноградные лозы насклонах - стоит всвоем извечном дозоре… Только люди сих толстошкуростью ибезразличием кважному могли миновать седловину, непоклонившись долине, невыразив восхищения, нераскрыв свое сердце навстречу чуду. Люди безразлично кчуду спешат потропе вниз, глядя под ноги, ругаясь иоскверняя даже эхо - голос, способный донести смертным мудрость богов.
        Ну вот: конский топот. Сопение, хуже того - харканье. Трудно удержать руку инеубить жалкого ублюдка, осквернившего святость места. Нодолгая жизнь учит выдержке.
        -Вас желает видеть первый гранд, - процедил сквозь зубы служитель вбагровом одеянии.
        Он, конечноже, знал природу существа, сопровождающего Факундо. Ипредпочитал выражать свое отношение умеренно-жестко. Некланялся, слова выбрасывал, как ядовитые плевки. Чего стоит одно это «желает»…
        -Когда сочту необходимым, догоню его, - негромко пообещалЭо.
        -Но…
        Движения служитель невидел, для него - ито, если следилбы пристально - фигура нэрриха намиг утратила отчетливость очертаний правого плеча. Сопровождалось странное явление неприятным звуком: хрустнула ткань рукава рясы Эо, сам воздух издал сдавленный стон. Зато последствия гнева нэрриха сразу стали очевидны: служитель взвизгнул, как ничтожный лавочник - иприжал руку кшее, стараясь унять кровь. Зря испугался: всего лишь порез, ювелирно вскрывший кожу инеповредивший ни единого слоя глубже.
        -Я предупреждаю недоумков один раз, первый ипоследний, - Эо свялым интересом наблюдал животный страх, нетипичный для багрового орденца. - Я непатор, немаджестик инебог, я нэрриха. Теперь ты знаешь: это именьше, ибольше… Могу незаметить греха, но, заметив, отсрочки напокаяние непредоставлю. Усвоил? - Эо улыбнулся по-доброму, добавил обычным своим голосом, исполненным наивности идаже некой робости юноши изхорошей семьи: - Поезжай, я скоро.
        Багряный подчеркнуто почтительно склонился - исгинул. Добиться уважения нетак уж сложно, достаточно всего-то раз показать наглядно разницу вуровне - инеболее того. Умный поймет, аокончательные дураки ордену ненужны. Их недопустят кслужению, оставив достарости низшими, напобегушках. Чем слуга отличается отсэрвэда? Первый относительно свободен иможет сменить господина, второйже посути раб. Для него освобождение - только смерть или сан служителя.
        Эо еще раз наполнил взор великолепием долины инехотя шевельнул повод, высылая коня вперед. Поведение Факундо вызывало растущее раздражение. Патор немог избрать исполнителем менее подходящего человека! Служитель начинал путь квершинам власти вбагряной рясе, нопозже раскис, утратил хватку. Послухам - Эо умел собирать достоверные - десять лет назад гранд увлекся врачеванием, хотя был направлен Башней в«богомерзкий» стадиум всего лишь для выявления еретиков. Однакоже именно Факундо сделал всё возможное для признания законности ибогоугодности всех пяти факультетов столичного университета. И, опятьже послухам, год загодом усердно закрывал глаза начудовищное кощунство: препарирование трупов животных идаже людей. Самые злоязыкие завистники первого гранда предполагали ихудшее: прямое участие гранда веретических занятиях, оскверняющих тела верующих иотравляющих рассудок врачевателей…
        Эо догнал карету, стукнул костяшками пальцев влакированный символ обители настенке, распахнул дверцу ипрыгнул внутрь. Откинул капюшон, удобно устроился надиване, вопросительно изогнул бровь, глядя вглаза сидящему напротив гранду инетратя времени наприветствия.
        -Мы достигнем крепости послезавтра назакате, - негромко сообщил Факундо очевидное. - Я готов выслать вперед сэрвэдов, если вы полагаете разумным ускорить исполнение плана.
        -Более того, настаиваю натаком решении, я устал отнарочитой неторопливости, - поморщился Эо, непряча раздражения. - Неужели столь бессмысленный повод кбеседе заставил вас послать замной?
        -Невполне так… Я давно желал поговорить инемог одолеть неких сомнений, однакоже отсрочить беседу теперь невозможно. - Гранд нахмурился, подбирая слова. - Мне недовелось даже мельком участвовать вобсуждении того, что патор Паоло изволил именовать провидением. Я неоспариваю мудрость решений Башни ипути укрепления веры, - добавил гранд, делая рукой жест, отстраняющий возможные сомнения. - Новсеже…
        -Маджестик благословил меня наслужение и, воистину, я трепещу отвоодушевления, - напыщенно, снескрываемой насмешкой, уверил Эо. Рассмеялся, наблюдая замешательство Факундо. - Уймитесь, настоятель. Это всего лишь тиф. Поскольку вы, нет сомнений, читали запрещенные вЭндэре труды южан, уточню для вас: мой наставник Оллэ именовал рассматриваемую нами форму болезни брюшным тифом. Оллэ несомневался, таковой передается спищей. Люди вкрепости будут предупреждены, следовательно, гнев небес падет именно наеретиков. Некривитесь, иони неперемрут… все. Подумайте еще раз, даже ваш гнилой гуманизм, эта невесть где подхваченная зараза образованных людей, невозразит: болезнь нехороша, новойна куда страшнее. Маджестик прочел послание патора Паоло, признал его мудрым иназвал способ замирения сюгом «оправданным инаименьшим иззол». Вы желаете быть святее их святейшества?
        -Куда мне, убогому, - Факундо поджал губы. - Я лишь уповаю наопытность медиков юга. Всякая жизнь свята, ивсякая душа, пока она живет, непотеряна для проповеди, покаяния ипросветления.
        -Помогите мне избавиться отсомнений, - Эо изобразил замешательство робкого юнца, позволил щекам зарозоветь. - Пятнадцать лет назад, вАльваро, невыли вымеряли длину кишок уживых еретиков? Впрочем, пока те выли итрепыхались, их душа еще небыла потеряна для покаяния.
        -Все мы небез греха, - гранд заметно побледнел, наскулах проступили сероватые пятна, ноголос недрогнул. - Отмечу лишь, вАльваро зрел мятеж явный, угрожающий короне ицелостности страны. Мы обязаны были выдрать сей сорняк скорнем.
        -Ну-ну, хвала усердным огородникам, - улыбнулся Эо. - Нежелаетели прочесть проповедь озернах иплевелах? Моя душа тоже неутрачена для веры, авам пора практиковаться вкрасноречии, впереди нас ждет само тифозное провидение, ивы - глас его. Как вы смешны ислабы всвоих сомнениях… Вы могли отказаться отпоездки, уступить завидную роль спасителя душ гранду Хулио или еще кому-то небрезгливому. Нонет, вы неупростили себе жизнь. Знаете, это достойно некоторого уважения. Мне интересна ваша борьба: вера требует ценить жизнь, патор вынуждает кобратному. Чтобы вы ни выбрали, сочтете себя тут, вдуше, - Эо качнулся вперед ипостучал гранда указательным пальцем погруди, - еретиком идаже наемным убийцей. Мне можете нелгать, вы читали книги юга и, более того, наверняка приносили врачебную клятву непричинения вреда. Вы скоро станете еще иклятвопреступником. Как интересно жить насвете!
        -Вы дьявол, - голос всеже предал Факундо.
        -Мне нравится ранг: правильно, немелочитесь, объявляя меня малозначимым бесом, - мило улыбнулся Эо. - Уменя вдуше вдоволь смолы идегтя, лавы имасла… Авы всего лишь слепой червь насковороде собственной веры, совсеми её… особенностями. Если угодно знать то, что ведомо мне, поделюсь: патор отослал вас вСантэрию, желая избавиться отнеугодного, нопочитаемого проповедника. Вас любит паства, вам верят сэрвэды, орден багряных досих пор благоволит бывшему брату, даже сама королева расположена квам и, того игляди, пригласит вдуховники. Паоло напрощание намекнул мне: неследует гранду Факундо возвращаться встолицу, его неждут. Тиф опасен… Всякое случается.
        -Невозможной ошибкой было согласие наваш чудовищный план, - медленно выговорил Факундо.
        -Даже король невозразил, когда патор прозрачно намекнул насуть провидения, показав ткань темно-бурого цвета, вывешиваемую уворот зараженного города… Вы тем более неотмените решенного, - улыбнулся Эо. - Хотябы потому, что я могу выпустить болезнь издесь, вдолине… изобиды кнеблагодарности людской. Гранд, я надеюсь, что окончательно разрушил ваш покой. Нескрою, я наслаждаюсь каждым днем, наблюдая следы бессонницы навашем утомленном лице. Я понемногу вспоминаю, что вбылые времена находил людей… небезнадежными. Так что молитесь. Для вас, Эндэры иАлькема молитва сейчас - самоето.
        -Где вы храните болезнь? - вполне справившись ссобой, ровным голосом поинтересовался гранд.
        -Патор нерекомендовал отвечать насей вопрос, - ласково шепнул Эо. - Он полагал, вы невыдержите искушения ивозьметесь делать глупости. Молитесь, Факундо. Инебеспокойте меня попустякам. Думайте охорошем: через три дня я исчезну, авы косени сделаетесь святым при жизни, исцеляя еретиков ипроповедуя наюге… Они ведь примут помощь, обэтом я тоже позабочусь, меня, ученика покойного Оллэ, уважают вАлькеме.
        Эо распахнул дверцу, рывком перебросил тренированное тело вседло. Закрутил коня, необращая внимания наблизость края пропасти, рассмеялся иускакал. Сопровождать гранда докрепости он обещал, нонеутверждал, что неотлучно будет при Факундо. Пока кареты медлительно громыхают покамням, можно домчаться верхом доозера, рассмотреть вблизи белый остров, еще раз увериться вправильности своих подлинных замыслов, подготовить необходимое для их исполнения… Идогнать кареты уворот Тольэса.
        Вечер горел багрянцем.
        Цвет крови впитывался вскладки ряс служителей, делая их мрачно-яркими. Лицо Факундо даже влучах заката неутратило нездоровой серости, под глазами глубже залегли морщинки, тени. Эо отметил это - иулыбнулся гранду. Играть слабыми неинтересно, вот почему нэрриха охотно одобрил выбор патором гранда Факундо для доставки «провидения». Сейчас признавал этого человека занятным, пусть идокучливым, спутником. Жадно наблюдал, как Факундо запутался всвоей вере, дополненной старыми грехами иновыми надеждами…
        Утомленный скачкой конь под седлом нэрриха норовил опустить голову ниже итяжело бухал копытами, спотыкаясь ивздрагивая отнаказующего удара хозяйского хлыста. Эо из-под черного капюшона изучал город, оставаясь втени, неузнанным ивполне довольным этим.
        Приграничный Тольэс вырос запоследние полвека, разжирел вмирной неге. Наулицах вкольце внешних стен невидно воинов соружием, словно инет рядом границы серетиками. Зато тут итам попадаются знаки присутствия южан: глинобитные икаменные дома нездешней архитектуры, смуглые мужчины вхалатах дорогого шелка, кони стонкой кожей ислабым ворсом, без признаков самой незначительной оброслости копыт, обычной для породистых тагезов. Речь звучит самая разная, певучая южная сплетается сгортанной горской инеторопливой, обстоятельно-текучей - привычной для запада Эндэры. Даже женщины-южанки ходят поулицам без провожатых, кокетливо придерживая край плотного головного платка - иискоса поглядывая напосторонних, хотя полагается взирать лишь под ноги ипрятать нетолько свой интерес - ноисамо лицо…
        -Герцог Валериан Ламберто Траста, как я ипредполагал, взамке, - вслух порадовался Эо, рассматривая шпили ифлаги застенами внутреннего города. - Малыш, надо полагать, ввосторге отизвестия овашем прибытии, гранд. Готовит пышную встречу. Набожности внем наноготь, зато воинственности - дядя Бертран позавидовалбы…
        -Извольте занять подобающее сэрвэду место, - негромко предложил Факундо, раздражая все сильнее своим нежеланием выказывать страх или сомнения. - Или скиньте одеяние, неподобающее вам, еретику для всякой людской веры, ведь суть ваших личных воззрений - человеконенавистничество…
        -Ошибаетесь! Ненависть - удел юнцов, я лишь рационален без детской восторженности. Новы правы вином: янесэрвэд, - рассмеялся Эо, пряча злость. - Пожалуй, да. Я - нэрриха, пусть видят. Жаль, я нестригу волос коротко, былобы нагляднее.
        Эо вывернулся изплена темной ткани, сбросил рясу намостовую, ничуть незаботясь опочтении кодеянию слуги веры. Остался вкрасной шелковой рубахе, просторной, отделанной шитьем. Узкие брюки подчеркивали юношескую стройность тела, широкий пояс облегал талию. Эо упер кулак вбедро, гордо вскинул голову… ивыругался, покатившись изседла: конь споткнулся, осел накруп изахрипел…
        -Подайте другого коня, - приказал гранд без задержки.
        Карета миновала последний изгиб улицы, ивпереди показались ворота внутреннего города, его стража отсалютовала гостям. Над свободным шпилем замка взвился новый флаг, едва карета миновала арку ворот. Теперь все вТольэсе могли увидеть: прибыл первый гранд. Заокном кареты проплывали дома, все гуще толпились люди, слух огосте полз погороду, пробуждая уодних любопытство, удругих - молитвенный восторг. Повозку смощами святого Раймунда пытались потрогать, самые рьяные кричали, вымаливая благословение гранда иподнимая детей навытянутых руках. Сэрвэды теснили горожан конями иубеждали насловах, зная неприязнь гранда кгрубости вобращении сверующими. Суета росла, скорость продвижения сокращалась, закат темнел, как подсыхающая кровь - уже небагряный, абурый.
        Нэрриха выругался сквозь зубы ихлестнул коня, бесцеремонно расталкивая людей, стращая плетью. Так он пробился вперед ипервым выехал наплощадь перед главными воротами замка. Конная гвардия герцога уже создала коридор для карет, горожане шумели итеснились посторонам. Насына штиля невежливо показывали пальцами, неузнавая или сомневаясь впроисхождении. Эо ехал, старательно сдерживая злость… Пока ненаткнулся, как настену - навзгляд. Конь замер, нэрриха обернулся.
        Взгляд, который смог остановить нэрриха, принадлежал молодой цыганке. Она стояла зарядом конных гвардейцев, бесцеремонно вцепившись вкрай попоны инеобращая внимания наругань всадника. Красивые женщины знают силу своей слабости. Эту, восхитительную ибезупречную, неударят идаже неоттолкнут, да иругань вот-вот иссякнет. Бранные слова - лишь способ доказать соседям непричастность кнарушению порядка. Действительно: хотя простолюдинка встала нетам, где следует, её негонят, но, покрайней мере, ругают ивразумляют…
        -Вэтой гнилой насквозь крепости есть еретики ипредатели всех сортов, - усмехнулся Эо, покосившись насмолкшего гвардейца. - Южане, тагезцы, цыгане, дикари-горцы. Ихудшее изпорождений мрака: горская южная цыганка, еретичка, да ктому еще иплясунья. Ничего себе пограничье, оплот короны!
        -Что танцы, я игадать могу, иответ дам, неуслышав вопроса, фальшивый дон, - блеснула глазами цыганка. - Черно утебя вгруди, так черно, что любая ночь былабы светлее. Смерть втебе, ты думаешь - нетвоя, ноох, ошибаешься… Берегись. Нет коня, способного унести отсудьбы, для тебя -нет.
        Эо заметил, как сквозь толпу продирается старуха, рвется изпоследних сил кнаглой девчонке, прижимает кгруди дрожащие руки иробко умоляет взглядом: необижай её, она мала еще, своего ума нет, вот итреплет языком. Нэрриха рассмеялся, резко дернул повод, выслал коня коленями, вынуждая гвардейца подвинуть лошадь. Рука Эо достала отшатнувшуюся плясунью, без жалости вцепилась вплечо.
        -Освоей смерти что скажешь?
        -Ненадо, умоляю, - всхлипнула старуха.
        -Анезачем говорить! Что будет, того уж неминовать, - кусая губу отболи, быстро выговорила плясунья, ненадумавшая умнеть ипадать вноги, вымаливая прощение.
        Нэрриха ниже нагнулся изседла, намотал длинные волосы наруку инадежнее вцепился взатылок жертвы. Дернул, запрокидывая лицо. Старуха жалобно выла натрагической ноте.
        Девушка была действительно красива, редкостно. Эо усмехнулся, провел пальцем покоже отвиска довыреза широкой кофты, сбросил присборенный рукав сплеча. Такаяже дрянь когда-то, безмерно давно, станцевала - ивынудила стать отрезанной прядью ветра. Эта, сегодняшняя, глядит черными глазищами, глубже колодцев итемнее ночи, - идаже сквозь страх помнит исохраняет ту власть, какую имеют над нэрриха подобные ей. Эо склонился еще ниже, коснулся языком прокушенной губы цыганки ислизнул кровь.
        -Я тоже умею гадать. Мать похоронит тебя. Скоро… Как тебе моё предсказание?
        Нэрриха рассмеялся, отбросил девчонку ивыпрямился вседле. Сдолей недоумения отметил: старуха смолкла. Нашел её взглядом иусмехнулся: ни просьбы, ни страха неосталось вовзгляде. Одна холодная нездешняя жуть, вынуждающая отвернуться иехать дальше, старательно вычеркнув происшествие изпамяти…
        Почти сразу сэрвэды нагнали нахального всадника, вежливо оттеснили ккраю коридора: он всего лишь нэрриха, аздесь встречают гранда… Эо передернул плечами. Взгляд старухи нежелал исчезать, он был вроде наконечника стрелы, лежащей нанатянутой тетиве ивродебы - уже колющей кожу под лопаткой предчувствием удара. Впрочем, Эо знал: последний раз внего люди попадали более века назад, когда он был моложе инеопытнее надва круга. Асмерть… Так он ибез подсказок лучше любой цыганки знает, что доставил сюда.
        Герцог, мальчишка семнадцати лет, всеже нарушил правила и - вот дурень нетерпеливый - выскочил встречать гостей кворотам замка. Тем уронил свое достоинство родича короля - иперед чернью выставил напоказ неподдельный восторг - жалкий иневзрослый. Ни выдержки, ни воспитания, ни намека наталант кполитике… Вот юный Траста опознал нэрриха, всплеснул руками ишагнул вперед - какже, еще одно чудо ему вподарок! Восторг сделался сильнее, ирот растянулся доушей… Эо встряхнулся, прогоняя злость, спрыгнул сконя, издали сдолжным почтением приветствовал Валериана поклоном. Повторил движение, подходя ближе, отсалютовал эстоком втрадиции прошлого века, когда приветствие было намного сложнее изрелищнее. Пацан только что незапищал…
        -Мы счастливы! - опомнился герцог, пребольно ивполне незаметно воспитанный пожилым наставником, толи пнувшим вспину, толи ущипнувшим забок. - Дон… дон нэрриха. Простите, неимею чести знать ваше имя, нотак рад возможности принять вкрепости! Изатем водворце, если позволите, - мальчишка расплылся вновой дурацкой улыбке.
        -Эо, сын штиля, - третий раз поклонился нэрриха. - Счастлив встретить столь теплый прием, ваше высочество. Любые ваши приглашения будут приняты. Ведь, чтобы ни говорил гранд, я неслуга Башни, новерный друг вашего брата.
        -Бертран писал овас, - восхитился герцог. - Какже замечательно повидаться! Кстати, вы ведь знаете онаших бедах сюжанами. Встаньте тут, поправую руку, как подобает другу исоветнику. Вы давали советы дядюшке, вы ведь имне уделите толику вашего опыта изнания?
        -Всенепременно, - склонился нэрриха, выстраивая наиболее правильную манеру поведения. Недоросль важен вигре, может статься он даже главный! - Род Траста всегда может рассчитывать намою исключительную верность.
        Уже занимая почетное место, Эо отметил кислый вид герцогского наставника, всерьез напуганного поспешностью инеосмотрительностью своего воспитанника. Нэрриха сделал полшага назад, вливаясь всвиту Валериана идемонстрируя скромность - я неособенный друг, я лишь один измногих… Старый дон подобрел лицом.
        Карета подкатилась вплотную, первый гранд покинул её идвинулся кхозяину долины, как равный кравному, чуть качнув головой. Он протянул руку для целования перстня - неизбежный ритуал Башни. Затем Факундо отечески приобнял герцога заплечи иповел ккарете - это уже неритуал, апопытка ублажить подарками, задобрить. Мальчишка снова немог сдержаться, охал. Какже, невиданная вдолине книга, «Традиции оружейного дела Армары». Инерукопись, буквы ирисунки напечатаны намашине, совсем недавно изобретенной тамже, вАрмаре. Навсю Эндэру печатных книг - две-три, неболее. Их ведь еще инеизготавливают помного, делают лишь первые пробы… Авот иклинок. Конечно, вернейший путь ксердцу недоросля - закаленная сталь. Эо усмехнулся двусмысленности своих размышлений. Подвинулся ближе кнаставнику Валериана, выбрал извсех возможностей поведения почтительно-наивную улыбку ивежливый разговор опогоде испособах её предсказания. Склонность этого человека наблюдать заоблаками удалось выведать заранее.
        Великие планы складываются измелочей, - такую формулу Эо вывел сам иполагал точной. Он неспешил сисполнением важнейшего, выбирая идаже создавая единственно верный момент. Эо прямо теперь получил некоторое доверие, сним исвободу передвижения позамку. Теперь все дальнейшее неотвратимо, смешная маленькая цыганка по-своему права.
        Эо принес наюг смерть исделал это законно, при поддержке иодобрении правителей людей. Король Бертран молча соучаствует, надеясь заполучить земли досамого пролива. Изабелла, если идогадывается омногом, то невмешается, просто неуспеет: она вот - вот выяснит, что Тагеза добилась умаджестика признания темнокожих еретиков запроливом - лишенными души, вмиг сделав их товаром для торга. Сверх того, Тагеза наверняка уже заявила освоих правах наприбрежные земли Вархи, дикого края наюге. Королеве есть, чем заняться… Патор мечтает назваться святейшеством иубежден, что война, изгнание еретиков иих золото предоставят ему возможность занять высшую ступень иерархии Башни иименоваться маджестиком. Все усвоили свои роли… Осталось внести вплан последние штрихи, делая его совершенным. Эмир уже получил письмо, подтверждающее прискорбную весть огибели Оллэ ипредоставляющее страшные подробности: вина короля Бертрана втрагедии косвенная, ноего племянник Валериан замарал руки, свидетельства ловко подобраны. Осталось исполнить неизбежную просьбу эмира… икое-что добавить отсебя.
        Ввечер прибытия гранда Факундо ужин угерцога был подготовлен малый, без торжеств имузыки. Валериан внял советам наставника: гости сдороги, им требуется отдых. Эо, усевшись напочетное место поправую руку отхозяина замка, пересчитал присутствующих: Валериан, его наставник, первый гранд сдоверенным человеком, аеще граф Парма - полковник стоящего близ города войска. Заедой говорили огранице, ведь сведения опоявлении пустынных дикарей насклонах южных гор подтвердились, недобрые намерения эмира невызывают сомнений. Факундо хмурился, выспрашивал подробности инеспешил высказать позицию Башни. Полковник пил больше, чем следует имрачно косился нагерцога, вызывая общее недоумение. Эо демонстрировал благодушие, хвалил блюда иделился невинными столичными сплетнями, касающимися любовных интриг ипредпочтительных цветов плаща или кружева…
        Бессмысленный ужин быстро завершился, все разошлись, ивкоридорах замка водворилась тишина. Эо удалился ксебе, осмотрел покои исчел их удобными. Истратил некоторое время наисполнение своих планов ипроверку добытых заранее сплетен, обдумал разумность ускорения дела… Всеже решил неспешить, действовать поисходному замыслу, то есть провести вкрепости еще один день: следует убедиться, что начатое - удалось.
        Полной надежности вотношении наиболее тонкого момента вплане немог обеспечить никто: Оллэ итолько он знал тайны доступной нэрриха медицины. Пойди спроси теперь, если несмог выведать прежде…
        Эо провел день вхорошем настроении. Ещебы: квечеру два служителя вбагровых рясах - втом числе грубиян спорезом нагорле - выглядели бледнее обычного, морщились… украдкой, неосознанно, терли подмышку или грудь. Новрядли они решилисьбы сподобной глупостью обратиться кмедику. Адаже если итак, пусть. Уже неважно.
        Второй ужин, кнемалому удивлению Эо, снова оказался малым итихим. Герцог выглядел растерянным идаже подавленным, отмалчивался ичасто косился нанаставника, надувал губы, как обиженный ребенок - ноисполнял малопонятные указания. Юноша ушел из-за стола первым, резко иневежливо, одним кивком, простившись сгостями. Эо провел еще некоторое время влюдском обществе, напрягая слух иуделяя внимание звукам вкоридорах ивнутреннем дворе. Когда нэрриха разобрал конский топот иуверился: ожидания сбылись, он покинул залу, раскланявшись сознатью.
        Эо тихо выждал всвоих покоях, а, когда пришло время, выскользнул вкоридор прямо втонком шелковом белье, прихватив перемену одежды ииные необходимые вещи, собранные внебольшой тугой сверток.
        Вещи Эо сбросил впарк иззаранее выбранного окна. Далее допокоев гранда он прокрался невидимкой, прячась втенях ипережидая караулы.
        Босым, втонкой рубахе, двигаться было легко, это даже пробуждало некий азарт. Инавевало мысли онесбывшемся… Безмерно давно, когда люди еще недодумались дотитулов инаследного разделения назнать ичернь, вожди севера знали настоящий смысл слова «берсерк» ипонимали, почему такие воины идут вбой без доспеха, ачасто иобнаженными. Нэрриха высших кругов опыта - седьмого идалее - вбою невидимы глазу обычных людей! Резкость их движений невыдерживает даже лучшая дубленая кожа, сшитая добротными жилами итолстыми нитками… Надревней земле, позже ставшей страной сназванием Армара, детей северного ветра полагали богами, аеще оборотнями, способными вбою стать медведем. Создать легенду озверином облике людям показалось проще, чем поверить вспособность нэрриха голой рукой вырвать сердце. Оллэ, многожды подлец, отказавший Эо впродлении обучения, имел насевере славу последнего берсерка. Говорят, след удара его руки был настоящей «лапой», когти пальцев мгновенно рвали мясо, дробили кости. Без наставлений Оллэ его нелюбимый ученик - сын штиля - пробовал постичь технику взлома ребер… нонепреуспел. Пришлось признать, что
секрет утрачен, иЭо сам для этого потрудился, исполнив полный ритуал похорон учителя, ненавистного инедосягаемого поталанту…
        Вот ипокои гранда Факундо.
        Вдва движения Эо перерезал горло сторожам-сэрвэдам удвери. Без стука вошел, подозрительно щурясь инедоумевая все более: поздно, ногранд неотдыхает, хотя выглядит истощенным, сильно осунувшимся. Однакоже вполном одеянии сидит вкресле изадумчиво глядит напламя свечи, часто моргая опухшими, покрасневшими веками.
        -Что вы пообещали эмиру? - спросил гранд, необорачиваясь назвук открывшейся двери. - Увы мне, я поздно осознал весь ужас ваших сокрытых намерений… Неведаю, что можно сделать теперь. Как успеть…
        -Сделать? Ничего, - уточнил Эо. - Успеть? Теперь уже определенно - никак. Впрочем, неваша забота, сегодня ночью вас зарежет еретик. Мужественно защищаясь, вы поразили врага, это я могу добавить квашей… посмертной святости.
        -Бедный южанин, мне жаль еще одну невинную душу, отяготившую вашу ибез того задушенную совесть. Мои люди еще днем перехватили наемников, которые доставили полумертвого бедолагу взамок. Теперь я знаю многое, инаемники, июжанин охотно общаются смоими людьми. Кто теперь поверит вваш дешевый балаган? - Факундо обернулся кнэрриха, вего манерах ичертах лица по-прежнему нечиталось инамека настрах. - Я нестану препятствовать намерению устранить меня, если прежде смогу узнать: зачем вам всеэто?
        -Еще рано делиться замыслами, они несбылись вполной мере, - улыбнулся Эо. Извлек эсток, отбросив ножны.
        Гранд шевельнул рукой. Под потолком распахнулись прицельные щели - иблеснули наконечники стрел. Избоковых дверей идаже издвух шкафов шагнули сэрвэды. Вторым рядом заих спинами встали багряные, едвали нелучшие бойцы Башни… Нэрриха рассмеялся громче, слушая, как оживает коридор, как звук ползет позамку все шире, наполняя его суетой торопливых шагов ибряцаньем доспехов.
        -Это почти ничего неизменит, - неогорчился сын штиля. - Хорошо, признаю: янанят эмиром. Разве мои слова неотворят ворота войне, столь неприятной для вас лично? - Эо огляделся икрикнул: - Слышали все? Я наемник еретиков, я внайме уэмира, чтобы перерезать глотку гранду Факундо иобъявить оначале войны.
        Лучники иарбалетчики ударили одновременно ивесьма точно. Эо насторожился, осознав серьезность угрозы. Всё новые сэрвэды, служители игвардейцы замка теснились вдверях, щетиня сплошной, как им казалось, лес рапир икопий. Багряные вскинули руки, толкая единым слаженным движением шипастые шары, способные разбить череп ссеми, ато идесяти шагов…
        Сын штиля извернулся, сберегая голову. Прянул, оставляя заспиной азартный стук, визг впивающихся встены наконечников иболтов… ихруст собственной шелковой рубахи, пробитой внескольких местах, распоротой рывком тела нэрриха, вмиг ставшего слишком стремительным для любой одежды.
        Нырок вперед, допредела вытянутая рука иклинок - её продолжение. Скольжение меж двух рапир… Кожа наспине вспорота, острия щекочут горло. Удается выполнить всего один мгновенный укол, несмертельный, нопришпиливший гранда ккреслу: левое легкое, самая верхушка. Пусть Факундо думает, очнувшись, что опытные нэрриха тоже промахиваются. Сэтой раной, небольшой ичистой, гранд выживет, ноокажется прикован кпостели ивыведен изигры. Хотя… что люди понимают внастоящих играх?
        Для Факундо настоящая его роль только начата. Пусть-ка он, возомнивший себя врачом, отначала идоконца переживет ужас доставленного вдолину «провидения».
        Апока надо уйти живым иповозможности неповрежденным!
        Длинный стилет вруке правого сэрвэда принять насебя - иперенаправить вгорло его соседа. Рапиры впол инаизлом, последнее пружинящее их усилие поможет телу нэрриха взвиться над толпой. Теперь вывернуть уближнего слева бойца сталь изрук, чтобы наказать лучника, испортившего рубаху… Снова вниз, пропустить шипастый шар ичуть поправить - пусть достанется гвардейцу, рьяно прущему отдверей. Еще один чужой клинок перенаправить вгорло чернорясника, пнуть попавшего под движение багряного, перекатиться, ужом ныряя вовродебы плотный завал тел… Ивот он, заполненный людьми коридор.
        Эо дал себе право наглубокий вздох. Прыжок - стрелы прошли низом, щекоча голые пятки. Даже интересно: умеют ведь люди сопротивляться, когда стараются изо всех сил. Почти попали… Шипастый шар справа - уклонение, рапира слева - сломана! Рывок вщель меж двух алебард, движение ладони, ломающее очередную шею идающее опору для прыжка. Можно миновать новую линию обороны, взбежав постене под самый потолок! Падение, перекат… Уклониться оттяжелого топора, снова взбежать постене иснова вниз, локтем ломая ключицу рослому гвардейцу итолкая его оружие вбок багряному…
        Вот иокно! Эо оскалился вусмешке. Самое время. Нэрриха вбою неуловим иневидим, нотело - это проклятие иобуза, оно вмещает нетолько личность, ноислабость… Тело предает иустает, бой запределом людских возможностей почти стольже скоротечен, как бег поводе, где пятнадцать шагов - это все, начто годен он, Эо, лучший изнынешних.
        Под ногами росистая трава. Тюк свещами подобран одним движением - ивот Эо уже канул вночь, веё густую тень, спасительную идолгожданную.
        Все…
        Эо споткнулся икубарем покатился, застонал, ощущая запоздалый удар боли, сокрушительный иедва посильный сознанию. Бой завыживание всегда требует платы, теперь несколько дней уйдет навосстановление связок иуход задрожащими мышцами, неспособными расслабиться. Правое плечо как имного раз прежде - закаменело, утратило подвижность. Лодыжку свело так, что проще ползти, чем ковылять. Ножалеть себя рано, надо неползти инековылять - бежать вовесь дух! Он заранее знал угрозы итрудности избранного пути, он должен осилитьвсё.
        Справа темным великаном встал храм, заним - обитель багряных иказармы гвардии, хотя чем первое отличается отвторого? Только внешними атрибутами, сутьже одна: здесь иорден, игвардия тренируют воинов. Сейчас казармы пусты, суета водворце неслучайна, засада возникла немгновенно, гранд заранее подготовилеё.
        -Недооценил я подлеца, - прошипел Эо, очередной раз пытаясь отстраниться отсобытий ипонять: что именно он планировал сам ичто получилось против воли. - Следовало настоять наотправке вдолину гранда Хулио, тот туп ижесток, как бешеный пес. Ноя желал играть… или мне навязали игру?
        Эо истерично расхохотался, пошатнулся, давясь смехом, как кашлем, торопливо заглушил звук ладонью идаже зажал рот узлом содеждой. Боль сведенных судорогой мышц - ничто, теперь уже нервы исосуды запоздало восприняли перегрузку имстят, наполняя уши колокольным гулом, взрывая бомбарды вмозгу ипротыкая сердце отравленной иглой. Он - нэрриха, он должен выдержать, хотя бой получился длиннее желаемого игораздо опаснее.
        «Я опытен, я смогу справиться», - твердил себе Эо, продираясь сквозь густеющую дурноту, изная: обином неследует позволять себе думать!
        Шатаясь иподвывая, Эо обогнул казармы ипобрел дальше, кстене замка, кзарослям возле давно избранной для побега тайной калитки. Шум заспиной делался все громче идаже перекрывал гул крови вушах. Гвардия ислуги, багряные служители, чернорясники, свора сэрвэдов при них, - все выбрались изкоридоров раньше, чем хотелосьбы, вот-вот замок станет ловушкой. И, что куда хуже, вторая часть ночного плана сорвется, аэто недопустимо.
        Эо нашарил дрожащей рукой ключ, добытый три года назад через надежных иныне покойных слуг. Ругаясь иохая, двумя руками он умудрился попасть впрорезь скважины ипровернуть - дважды вправо, дощелчка: значит, замок прежний.
        Калитка без скрипа захлопнулась заспиной, сберегая свою тайну. Пять шагов под стеной замка. Сесть, отдохнуть. Зубами вырвать пробку ивыпить содержимое заранее заготовленной склянки, мерзкое, выжигающее желудок - зато способное временно восстановить силу игибкость тела. Теперь пора одеться.
        Толкнув вторую дверь, Эо шагнул запорог - вовнутренний город. Морщась иструдом преодолевая неизбежное после снадобья отупение, нэрриха мутным взглядом обвел площадь. Вся она остается слева ипока что - пуста. Калитка удобно открывается воснование неширокой кривой улочки, один шаг - иты уже невидимка втени, спасенный отслучайного внимания.
        -Да здравствуют незаконные дети, прижитые отчужих жен или девиц, изображающих недотрог, - хмыкнул нэрриха. - Наш полковник вюности настрогал немало таких. Ая все выведал идаже кое-кому помог найти свое скромное счастье. Чем я хуже Изабеллы, я дал золото, она пришлет яд… Королева умна инедопустит внебрачных интриг споследствиями.
        Врядли королева былабы польщена оценкой своего разума изуст Эо, особенно учитывая прочие обстоятельства дела. Новодном нэрриха неошибался: связь племянника мужа сбезродной девицей полусвета Изабелла пресеклабы, незаботясь оцене ивозможных сплетнях. Увы, написанное наставником Валериана иносказательное предупреждение непокинуло долины. Гонцы семьи Траста продаются недешево, нокогда очень надо - можно инеторговаться…
        Девица жила все втомже домике, что итри года назад. Эо строго глянул наруку, снова начавшую дрожать идопустившую звон ключей. Пришлось дать себе несколько мгновений отдыха. Затем твердой рукой сразу выбрать нужный ключ, отпереть замок. Еще передышка - теперь неизбежно надо забраться полестнице навторой этаж. Наощупь миновать знакомый темный коридор, скользнуть вщель приоткрытой - как иоговорено заранее - двери.
        Семнадцатилетний недоумок азартно сопел, неловко расстегивая пояс. Эо презрительно поморщился: Валериан, голубая кровь королей Барсанских поотцу, чистейшая инеменее породистая кровь князей Армары поматери - наколенях перед креслом жалкой дешевки, ктомуже неособенно юной: она напять лет старше мальчишки. Еще года три, ипотрепанной девице пора будет менять род занятий. Нодурак слеп, как все юные безумцы. Он читал книги, азатем познал утонченную, достойную пера поэта, любовь вписьмах, получившую столь яркое продолжение…
        Один удар рукоятью позатылку - иромантик затих наковре.
        -Твои деньги, - Эо бросил мешочек напол.
        Женщина выскользнула изкресла, сгребла добычу иторопливо высыпала монеты владонь.
        -Тутже медь, эй, ты чо? - утратила она остатки грамотной речи. - Я тебя заложу, вонючка.
        -Твоя смерть, - неменяя тона, усмехнулся нэрриха, полагая себя остроумным.
        Эо как раз успел найти рапиру герцога, обнажить ииспользовать, прикалывая ничтожество кковру. Завершив эту важнейшую часть дела, он смог наконец-то без спешки изучить комнату. Остался доволен: утром сюда придут, увидят полуодетую девку смонетами владони ирапирой вспине. Анагарде-то вензель дома Траста. Интересно, сколько времени пройдет, пока принца крови, натворившего невесть что, возьмутся искать всерьез? Для этого надо понять подлинную ситуацию иотбросить нелепые, нопонятные опасения относительно сплетен ипотери репутации. Аведь поиски станут долгом графа Пармы, поскольку гранд при смерти иникто незнает, что зарезанная девка полковнику гвардии родня покрови, грех юности… Такое незабывается, как ни старайся забыть.
        Тащить наплече бессознательное тело Валериана оказалось тяжело идаже едва посильно. Составляя свой план, Эо никак неожидал, что будет настолько вымотан боем, ограничен временем изначит - близок кнеудаче. Нотеперь худшее позади, атело придется нести недалеко, всего-то дотемной арки, оттуда переулком достены внешнего города иснова - тайной калиткой, секрет коей обошелся втри сотни золотых.
        Вот игостерия, выбранная вчера. Несколько монет конюху, предупрежденному заранее - иповодья вруке. Эо подобрал для дела двух южных скакунов, легких инекрупных: такие нагорных тропах особенно хороши.
        Вовнешней стене города Эо ненашел тайных калиток. Пришлось подкупать стражу золотом прямо теперь, излагая правдоподобно заплетающимся языком историю затяжной гулянки иеё неизбежных последствий. Мол, хозяин ждет, азолото все пропито, только наподкуп иосталось немного, бежать надо, бежать… Отгерцога, брошенного вглухом закоулке навремя поиска коней, разило навозом: пойди вночи разбери, куда усадил икчему прислонил. Стражи морщились исчитали деньги споро, охотно. Беглец никому иничего нерасскажет, понимали они: такому своя шкура дорога. Почемуже невзять золото?
        Вглухой ночи, задолго допредрассветного часа обхода стен дозором, два коня уже удалялись каменистой тропой наюг, все дальше отжилья ивозможной погони.
        Юный герцог трясся вседле мешком, неприходя всознание, наего лбу ивсвалявшихся волосах намакушке запеклась кровь. Эо прощупал ссадину инашел неопасной. Покрепче связал пленника, захлестнул наего руках петлю, затянул узел налуке седла. Вторую петлю свободно набросил нашею Валериана, аконец веревки закрепил усвоего пояса. Везти принца крови, как скота - это вчем-то приятно. Это дает возможность еще раз осознать успех игры исвое место вней - место победителя.
        Валериан очнулся кполудню, спотрескавшимися сухими губами, зеленоватой бледностью кожи. Его корчило вседле, рвало чистой желчью, нонэрриха недопустил остановки: казалось важным одолеть подъем как можно скорее. Только так можно скрыться отвзгляда преследователей, если те догадаются вподзорные трубы изучить склон икороткую тропу кперевалу. Мальчишка снова трясся мешком, поникнув головой кшее коня, закусив докрови губы инежелая кричать или просить. Когда Эо наконец-то достиг заранее избранного для отдыха места испихнул пленника сседла, тот лег ничком, апозже попытался отказаться отводы. Развеселил нэрриха, вынудив его кинжалом разжимать зубы ипоить «раба» через силу.
        -Глупо, - пояснил Эо, рывком отталкивая пленника кскале. - Умныйбы копил силы иискал возможность убить меня или сбежать. Аты что, сдался? Ну, молчи дальше… Время есть, я готов сам потрепаться: коням нужен отдых, да ижара, полдень. Я сам составлял взволновавшие тебя любовные письма, та шлюха никогдабы ненаписала иодного слова без ошибки. Это было занятно, я старался угодить твоему высочеству, пользуясь немалым опытом жизни при дворах королей икнязей. Ах, возвышенная страсть, сонеты иаромат винной розы. Платочки свышивкой ипрочая дрянь.
        -Подлец, - процедил герцог каким-то мертвым, угасшим шепотом.
        -Нэрриха, - уточнил Эо. - Я оказал роду Траста большую услугу, прикончив похотливую дрянь. Пожалуй, могбы стребовать золото ствоего дядюшки, потому что отпрыски древней крови неимеют права вести себя, как скоты илезть вовсякую постель, недумая опоследствиях. - Эо прищурился, подцепил пленника пальцами под подбородок ивынудил глядеть себе вглаза. - Очнись, хватит детских выходок, разве неясно: янетвой наставник. Я неогорчусь, если ты сдохнешь отголода ижажды. Огорчится дядюшка. Мне это врадость. Ну, будешь есть?
        -Да.
        -Уже разумнее. Запомни: сэтой площадки ты можешь сигануть вниз, длина веревки позволит. Носмерть через повешение наредкость неприглядна. Останешься мотаться здесь, обделавшийся, вконском навозе, ктомуже свыклеванными глазами.
        Мальчишка вздрогнул исжался вкомок, нэрриха рассмеялся, одним движением ножа, почти незаметным для взгляда, срезал веревку назапястьях. Кинул прямо накамни кусок копченого мяса, пнул носком башмака флягу сводой. Некоторое время наблюдал, как голод тягается сгордостью, аздравый смысл неможет выбрать сторону вборьбе: мальчишка оценил сполна оскорбление, вынуждающее подбирать пищу из-подног…
        -Я везу тебя наюг, - уточнил Эо, прожевав свой ломоть мяса. - Незнаю, зачем эмиру понадобился знатный заложник. Может быть, тебя посадят вкаменный колодец иначнут торг сБертраном. Ноесть ииные решения. Ты для них - еретик, тебя можно продать врабство запролив, например. Иэто тоже нехудший изисходов.
        -Зачем ты делаешь это? - нехотя заговорил пленник, всеже подбирая мясо.
        -Вы, люди, презираете ибоитесь подобных мне, носнова иснова вызываете нас вмир, наунижение ипоругание. Вы обманываете нас клятвой первого круга ипозже никогда недопускаете для нэрриха честной игры итем более - мирного удела. Я желаю все изменить, более того, я твердо знаю, как достичь перемен вернее искорее всего. Замысел уже запущен. Он - лавина, стоило лишь толкнуть первый камень, дальше все неминуемо. Уже сделалось таковым… Поднимайся, навозный герцог. Сам верхом сядешь, или тебя везти, как раба, перекинув брюхом через седло?
        -Ты сам себе непротивен? - налице Валериана отразилось искреннее недоумение. Эо непроизвольно ударил юношу пощеке, стирая это выражение. Пленник сплюнул ипоморщился, молча взобрался вседло.
        -Незли меня, - тихо предупредил Эо. - Могу сделать крюк ипродать тебя прямиком нарынке запроливом. Еще ихозяина подберу. Ты милашка. Знаешь, что это может означать для раба, тем более наюге?
        -Незлю, - неунялся мальчишка. - Хочу понять: ты живешь давно, двадцать моих жизней,да?
        -Тебе семнадцать? Тогда я прожил тридцать твоих жизней, - уточнилЭо.
        -Ивсе их истратил наненависть? - ужаснулся юноша, опасливо косясь наспутника. - Непонимаю… Я желалбы объявить войну югу. Идядя тоже, знаю. Мы пришлибы туда, загоры, очистили край отеретиков иукрепили веру. Чтобы опять был мир, так вконечном счете… Вроде - так, нельзя ведь ненавидеть ивоевать всегда ибез передышки.
        -Новы именно так иживете, век завеком, - хмыкнул Эо. - Филипп Буйный резал людей впорту ихохотал, нотам он хотябы резал еретиков… побольшей части их. Затем, напившись, он иединоверцев резал сосмехом. Его сынок прикончил родного брата, того еще подонка, иразвязал войну ссоседями. Безумная Хуана стравила своихже детей, агерцог…
        -Может, им нехватило одной жизни, чтобы поумнеть, - уперся мальчишка, невозражая против неприглядных фактов изистории рода. - Изабелла другая. Она умна. Точно знаю, ей невойна требуется,а…
        -Гибель врагов ивозвышение рода Траста, вот её цель, - расхохотался Эо. - Малыш, неспорь, я все равно буду прав.
        -Потому что уменя петля нашее, - горько усмехнулся пленный.
        -Я знаю людей, - Эо испробовал мягкийтон.
        Счел попытку несвоевременной, покачал головой исмолк. Кони двигались вверх потропе усталым шагом, скользя поосыпям ииногда вотчаянии делая резкие рывки понесколько прыжков, чтобы снова понуро брести, отфыркиваясь ивздыхая. День горел над макушкой, пек голову ираспалял жажду. Эо присмотрелся кпленнику, счел его состояние опасным ивыделил мальчишке флягу сводой иплаток наголову. Тот молча принял, неругаясь иневыражая благодарности. Эо отрешился отутомительной дороги, задумался, учитывая срок, отпущенный городу иего жителям, азатем ииным людям долины, азатеми…
        -Зачем ты убил женщину? - негромко икак-то жалобно уточнил Валериан.
        -Ах, как мило, она что, была первая любовь? - хмыкнул Эо. - Ну так несопи, ты-то веё списке невесть накаком листе… Она знала кое-что омоих доверенных людях имогла поднятьшум.
        -Она умерла сразу?
        -Удар всердце, - нехотя ответил нэрриха.
        -Это хорошо. Хоть так… - невнятно пробормотал Валериан исмолк, снова склонившись кконскойшее.
        Ближе кночи он сделался горяч иначал бредить, Эо насторожился, проверил важные признаки иненашел ни единого: мальчишку сжигала всего лишь горячка, полученная отудара позатылку, жажды, солнца иизбытка переживаний. Кполуночи Эо облегченно вздохнул: вдали показался перевал, отмеченный пляшущими огнями факелов.
        Люди эмира ждали пленника наусловленном месте.
        Глава 8. Слух души, голосснов
        Ждать нэрриха напустом острове оказалось куда труднее, чем это представлялось сборта люгера, из-под надежной руки Ноттэ, обнимающей плечи. Нокорабль ушел, тепло ладони пропало, даже память отом тепле постепенно растворилась, сделавшись мучительной ноющей болью неопределенности. Ноттэ, загадочное существо без пупка - он был единственный завремя после смерти бабушки, кому Зоэ важна, кто даже разговаривал, как сравной. Больше того: слушался советов инеругался, что дает их такая малявка.
        Зоэ непризналась Ноттэ втом, что помнила освоем спасении очень много. Сразу - несмогла, неповерила доконца вощущения, апозже время ушло, люгер сгинул загоризонтом…
        Она невыносимо долго умирала втемной бочке, пропахшей плесенью изатхлостью. Время исчезло, мир окоченел исделался далек, только ужас поднимался все выше вместе следяной водой. Ибыл он окончательный, хуже смерти, потому что длился бесконечно ибезнадежно. Зоэ уже непомнила себя иневедала, естьли она насвете или хотябы вэтой тьме. Новдруг тьма вздыбилась острыми щепками, уколола щеку - ивзатхлую смерть нырнул спаситель. Обнял, выволок, согрел, удержал наплаву, вжизни. Она вроде ибыла без сознания, авсеже помнила себя итот удар, расколовший тьму. Ипотому, очнувшись вкаюте чужака, неиспугалась, просто села рядом сним истала ждать пробуждения, гладить пощеке кончиками пальцев, щупать волосы, рассматривать лицо. Тихо иопасливо надеяться: снова вмире есть человек, для которого она - нечужая. Это ведь очень важно, иметь хоть самую малую семью.
        Ивот беда: только пригрелась, поверила, научилась улыбаться - опять стало пусто ихолодно… Уже стоишь ты наскале, глотаешь слезы, несмея их смахнуть ивыдать свое постыдное детское отчаяние, свою слабость идаже страх. Жуткий, ледяной, как вода втемной бочке. Вдруг Ноттэ уплывает - навсегда? Почему-то глупое сердце дрожит иневерит вхорошее. Нонадо быть сильной, так учила бабушка. Ноттэ тоже сказалбы так, наверняка.
        Три дня ушло наизучение скал, выпирающих изводы эдаким разлетом крыльев чайки, зачто остров иполучил свое имя - «Серая Чайка». Еще два дня Зоэ училась ловить рыбу надлинную веревку скрюком. Ободрала вкровь руки, поломала ногти, пришла квыводу: пожилой моряк Челито справляется куда ловчее, рыбы много ипомощь нетребуется.
        Занять себя стало окончательно нечем… Зоэ впервые занедолгую жизнь бездельничала инезнала, как справиться сбременем тягучести ненужного времени. Оказывается, отбезделья можно устать! Собственные мечты, еще весной радужно-восхитительные, выцвели. Какже! Быть знатной доньей, такой красивой-красивой, вплатье скружевом. Ичтобы стол ломился отеды, акругом стояла верная стража, способная защитить отлюбого злодея, даже иотстрашного Борхэ… Если задуматься иразобраться, знатным следует сочувствовать. Они сидят вокружении этой своей охраны, как вклетке…
        Зоэ попробовала выдумать новую мечту. Действительно, кембы она хотела стать игде жить? Весь вечер ушел наразмышления, икночи девочка грустно признала: дома было неплохо, пусть ибедно. Жива была бабушка, иэто - самое большое счастье. Только его невернуть. Иновой мечты несоздать, ведь Ноттэ - уплыл. Огорчение постыдно переросло вшмыганье носом. Словно этого мало, ночью нагрянула новая беда: страх. Беспричинный исокрушительный.
        Сюго-запада задувал ветер, рвал пену сволн, швырял имял, как пьяный торговец кружевом, разоряющий собственную лавку. Пена кипела, расплеталась тающим узором, исчезала… Астрах неуходил. Камнем лежал надуше, давил, выматывал. Старый Челито вздыхал ипоправлял одеяло, уговаривал небояться шторма: грот надежный, скала высокая, даже пена оседает далеко инеугрожает сухости полога, заменяющего дверь. Зоэ кивала, жмурилась, исправно старалась заснуть, невыпуская изладошки пальцы названого дедушки… Инеспала. Челито снова уговаривал, пока наконец догадался спеть колыбельную, нелепую при его хриплом каркающем голосе, ктомуже переделанную изпортовой песенки несамого детского содержания. Негодные слова старик зажевывал, шепотом ругался, снова хватался заголову - пойди пойми, что хуже - песенка или сказанное без рифмы поеё поводу? Зоэ слушала, хихикала, подпевала. Инаконец задремала.
        Ей приснился мотылек, усевшийся наладони скал иничуть неопасающийся бури. Он был необычный, одна сторона крыла серебряная исветящаяся, другая черная ибархатистая. Мотылек шевелил крыльями, то вспыхивая, то исчезая: явно раздумывал, непорали поискать иное место, где нет шторма исветит солнце, где цветы яркие ипахучие. Он даже взлетел, итут Зоэ показалось, что оставаться наСерой чайке без этого чуда - немыслимо! Остров сделается вовсе серым, когда мотылек улетит… Зоэ выбежала наберег ивскинула руки, ощущая их крыльями. Шторм ревел, бился вскалы дикой музыкой, танцевать под такую ивосне было едва посильно, нодевочка старалась, имотылек то взлетал - то падал ксамой ладони…
        Утром Зоэ проснулась иулыбнулась: небо синее, отмытое инарядное. Беленькие облачка караваном корабликов бодро бегут кбольшой земле. Старый рыбак готовит завтрак, анадуше нет более камня, ибезделье нетяготит, словно сбылось нечто важное, словно сон был инесон вовсе…
        Наострове, если подумать, неплохо. Можно плести коврики изсохнущих водорослей, собирать ракушки иукрашать ими пещерку, штопать рубахи Челито, рисовать белым мягким камешком наскалах, нырять ирассматривать дно, танцевать, вспоминая уроки бабушки. Разве жизнь бывает скучна? Стыдно подумать: она почти сдалась иповесила нос, аэто, бабушка прямо указывала, иесть страшнейший навсем белом свете грех. Докрасноты ушей неловко: как можно было открыть душу Ноттэ инеучесть дедушку Чело, такого усердного, иногда неловкого - ивсеже важного. Он подарил спасение точно также, как нэрриха - остался наострове инебросил вбеде. Он тоже семья. Пусть сним все иначе, он ведь нетак сложен, как Ноттэ, он - человек, анэрриха сплошной кладезь чудес инеожиданностей. Если толком припомнить, капитан Вико успел шепнуть наухо важное: ветер Ноттэ юго-западный, авторое его имя - сын заката. Значит, шторм был ивпрямь неслучайный, да исон - тоже?
        Зоэ задумалась крепче, пообещала себе танцевать невовсякий день, атолько при знакомом ветре. Привыкла постепенно кеще одному выдуманному изанятному безделью. Гуляя поберегу, девочка слушала ветер, какимбы он ни был. Всякий шепчет, гладит поголове иноровит шутливо потеребить тонкую прядку волос, пригласить вигру. Северный, самый суровый иопасный - кажется, Борхэ именно ему родней был - почему-то необижал идаже отмечал поособенному, гладя лицо иноровя внятно высвистывать морскую мелодию. Зоэ хмурилась, выщелкивала пальцами ритм иопасалась признать, что чужой, ледяной ветер ей - нравится. Он обстоятельный, взрослый, без вертлявости инепостоянства юго-восточного, неумеющего даже полчаса подуть ровно, впрягаясь вбольшую работу инаполняя паруса…
        Самым коварным исложным казался ветер свостока, он обманно бил вспину, насмешливо шипел пеной инедавался под руку, избегая ласки. Зато южный наоборот, льнул ибессовестно лез вволосы, загребая их полной горстью. Что он - жадина? Или хуже, сластолюбец…
        Западный ветер пугал неоднозначностью, он то ребячески играл смелкими волнами, то вздымал бурю ивыл, рвался кберегу, словно неведал покоя, утратив нечто важное инеимея сил вернуть. Западному Зоэ сочувствовала, гладила его ижалела: может, унего приключилась беда?
        Старый моряк выслушивал рассказы оветрах иих повадках спокойно, синтересом. Щурился, дул наповерхность рыбного супчика, глядел, как вьется сытный запах ужина - иулыбался. Стех пор, как он незастал впорту родных после очередного долгого плаванья, прошло десять лет. Неумерли инепропали, просто ушли… Продали дом, забрали денежки - иподались нановое место. Надоело жене ждать пожилого, много старше её самой, мужа. Да изачем? Разве иных людей нет наберегу? Помоложе, несклонных пропадать подесять месяцев вгоду, ато идольше.
        -Нечестно так, - возмутилась Зоэ, выведав историю. - Идетки утебя есть?
        -Теперь уж неуменя… Оноже как? Оно посовести: бабу вдом идетишек ейных непрогонять, вот уж правильно.
        -Добрый ты, - грустно улыбнулась Зоэ. - Почему так? Добрых - обижают, азлодеи живут да смеются.
        -Добрые обижать необучались, - предположил Челито. - Атолько имы радостью необделены, чтоли нам плохо?
        -Хорошо, - вспыхнула улыбкой Зоэ. - Ты вмои россказни веришь, ктобы еще нестал отмахиваться отних?
        -Авот, положим, ветры… Они чтоли заволосы молча дерут, речам необучены?
        -Незнаю. Я пока что неразобралась.
        -Ишь, неразобралась, - Челито улыбнулся итоже дернул Зоэ запрядку волос, волнистых, плащом закрывающих спину. - Так займись. Помниться,бы я мал, ох иловко учился новому! Атеперь хоть вбивай вменя науку, впихивай - ан нейдет… Самое тебе время учиться.
        -Непомню я, чтобы хоть одна плясунья слышала голоса ветров.
        -Может, забыли люди. Память - она такая, зараза коварная, одно кносу сует, прям вморду тычет. Аиное…
        Старик безнадежно отмахнулся отгрустных рассуждений, снова испробовал суп ипотянулся замиской.
        АЗоэ накрепко запомнила сказанное. Действительно: почему нестоит пробовать исполнить то, что неудалось иным? Взять хоть западный ветер, ведь криком кричит обеде. Непоймешь - инепоможешь, авдруг та беда - велика? Стонет ветер, значит, надеется быть услышанным…
        Внятности вголосах ветров было немного. Зоэ слушала, прикрыв глаза изамирая, ненарушая течения прядей воздушной гривы даже дыханием. Западный ветер определенно отличался отпрочих ибыл внятнее, он шептал иначе, словно вголове шелестел, внутри. Прочие отзывались голосами, такими дальними - слов неразобрать. Новтоне извучании юго-западного чудились нотки голоса сына заката… Авсеверном - как поверить себе? - гудел солидный бас капитана Вико. Все ближе, внятнее!
        Напятый день утомительного, доводящего доголовной боли вслушивания вроде ислова выделились. Правда, как раз пришел Челито, отругал, укутал водеяло ивелел отдыхать. Обозвал неумной, пригрозил невыпустить изгрота. Вовсякой учебе надо понимать меру, неизнуряя себя.
        Ночью голоса ветров пришли всон, западный рычал игрозил бедами кому-то зарвавшемуся. Закатный - так Зоэ привыкла звать для себя ветер Ноттэ - невнятно бубнил нечто вопросительное, словно любопытство ибыло сутью его. Зато северный басил уже вполне определенно.
        Утром Зоэ уточнила устарого моряка:
        -Могбы капитан назвать хоть кого дохлой крысой?
        -Какже, бывает, он много всякого придумывать горазд, - согласился моряк ихитро подмигнул. - Что, ветров нерасслышала, акапитана как раз смогла? Спешит он сюда, верно я удумал?
        -Пожалуй, - осторожно согласиласьЗоэ.
        -Аты станцуй ему, попутный ветер дай, - посоветовал Челито.
        -Думаешь, если я слышу его под северный, так идать ответ могу - тоже?
        -Я вплясках несилен, - Челито хлопнул себя помосластой коленке ипроследил пальцем кривоватую, даже какую-то узловатую ногу досамой босой ступни. - Если канат тянуть или бочку катить, это исполню, азапросто пятками бить… Нет уж. Несоветчик я вэтом деле, внучка.
        Сказал иотвернулся. Может, сам испугался того, что вдруг назвал внучкой? Зоэ рассмеялась, нырнула под тяжелую руку иприжалась щекой крубахе, снизу заглядывая всивую бороду.
        -Значит, везет мне крепко, растет моя семья. Ты мне дед. Ноттэ - ну незнаю, кто, атолько ион родня нам. Договорились?
        -Договорились, - усмехнулся вбороду моряк. Проследил, как бежит отгрота кберегу Зоэ, раскинув руки. - Непростая ты плясунья… Атолько боюсь я родни нелюдской, ану обманут?
        Последние слова Челито прошептал совсем тихо, даже рот прикрыл ладонью - вдруг иего голос внучка разберет издали? НоЗоэ необернулась, неразобрала. Она вся замерла, лишь выплетая рукой растущую лозу, гибкую, трепещущую отсамого малого дуновения. Тело качнулось, вступая втанец, волосы затрепетали ирассыпались, прочесанные порывом ветра. Челито давно заметил: стоило Зоэ всерьез выйти наберег, особенной походкой, словно наголове она несет кувшин сводой инерасплескивает ни капли - стоило ей так выйти исделать первое движение, как ветер менялся, исправно задувал вподставленное лицо, отбрасывал волосы назад, заспину.
        -Вот птаха, - ласково улыбнулся старик. - Внучка… Ачто? Ихорошо. Пусть себе пляшет, невовред.
        Пришло время, иоднажды долгожданный люгер показался наюго-восточном горизонте, смутив Зоэ докрайности. Когда капитан Вико ступил наберег, был он зол иутомлен. Жаловался на«треклятого ледяного упрямца», намекая наветер, замедливший плаванье вдвое… Зоэ виновато пожала плечами ибочком подвинулась кназваному деду. Тот понял, обнял заплечи, заговорил орыбалке ишторме впервую неделю наострове. Ини словечком неупомянул голоса ветров итанцы. Впрочем, капитан инестарался выслушать: он спешил.
        -Такое дело, - морщился Вико, поглядывая искоса напомощника, управляющего осмотром люгера иотвлекающего команду иными заботами, лишьбы немешали очередному тайному иважному разговору. - Дотухлости прогнила наша служба Башне. Войну патор готовит, да тайком откороны, да снюхавшись серетиками… Ичто мне делать? Я капитан, анедон какой вертлявый, - Вико нахмурился сильнее. - Первый раз намоей памяти патор нас отправил кюжанам впорт. Оттуда было велено везти ответное послание Башне, адалее, я уж знаю, непервый год наслужбе - будет иответное письмецо, уже изТагезы вАлькем. Смекаю я, после нам придется сдвух сторон опасаться удара… Авот другое дело итого похуже. Рождения патор ждет, уже иместо выведал, ичует душа моя: верное место, то самое.
        -Что зарождение? - шепотом уточнилаЗоэ.
        -Нэрриха первого круга, - нехотя пояснил Вико. - Клятву снего возьмут, аклятва та скорехонько убьет его, я такое уже видел раз… Страшное дело, темное. - Усмехнулся иподмигнул Зоэ. - Всю жизнь молчал. Я знаю многовато для живого инаделенного языком, так-то… Нет более мочи язык прикусывать исовесть губить. Да иты еще, вот напасть, что ни ночь, снишься, танцуешь да ветер тянешь ксебе. Он такой… Воля внем сквозит, сердцу отрада, надуше делается хорошо… истрашно. Мне - страшно!
        Вико зарычал отвозмущения, снова махнул рукой, прогоняя сказанное, развеивая ввоздухе само звучание слов. Тяжело вздохнул.
        -ВПараду идем, так решил. Пусть хоть травят, хоть рубят, мне уже без разницы. Письмо отэмира неповезу. Человек я или крыса дохлая?
        Зоэ вздрогнула, услышав снова теже слова, сказанные вточности темже тоном, что восне.
        Глава 9. Старые ответы, новые вопросы
        -Значит, оскорбляешь, - возмутился Кортэ, осаживая коня инапоказ, снамеком поглаживая гарду. - Я вроде приблудного пса, жрать могу дорвоты, азолото гребу ивовсе ненасытно.
        -Ты сам себя оскорбляешь, отказываясь меняться, - отозвался Ноттэ, старательно незамечая предложения подраться: сколько можно? Третий раз задень, пустая трата времени! - Я лишь предположил, что твоя тяга кзолоту схожа споведением некоторых…
        -Животных! - обличающе завершил Кортэ, толи продолжая намеренно нарываться нассору, толи злясь всерьез. Верного ответа, как обычно, он незнал - инезадумывался, инеконтролировал слова идвижения души, инепросчитывал наперед. Просто злился ирубил сплеча… - Теперь я еще искот.
        -Почему ты непытаешься размыкать цепочки нелогичности? Без этого ты создаешь раз заразом такие вот безвыходные ловушки заведомого непонимания. Мы ведь установили порядок беседы: яговорю, затем ты кратко повторяешь мои слова, ничего недомысливая. Далее ты продолжаешь рассуждение иизлагаешь свое мнение. Снова я кратко излагаю твои мысли идобавляю свои. Такое способ общения обычно работает, идаже слюдьми самого буйного нрава.
        -Если приставить эсток кгорлу, - хмыкнул Кортэ. - Вся Эндэра наслышана омиролюбии нэрриха Ноттэ, ода! Большую кротость проявляет лишь Оллэ, поскольку неизволит носить при себе оружие. Азачем ему? Однажды положил мне руку наплечо, сжал легонько, ия сразу внял его разуму идоводам. Ещебы поупорствовал миг - икости вкрошево.
        -Он сама кротость… был, - согласился Ноттэ. - Ноты прав, я тоже неплох. Убедителен.
        Кинжал скоротким змеиным свистом метнулся кгорлу Кортэ, итот неуспел ни отразить удар, ни уклониться! Лишь замер, недыша иобиженно моргая.
        -Значит, ты полагаешь мои доводы бездоказательными идаже провокационно надуманными, - Ноттэ кратко определил смысл слов собеседника. - Я понял тебя. Попробую изложить идею иначе, поскольку мы недостигли единомыслия. Твое желание копить золото ненастоящее, оно лишь кираса, щит, блокирующий движение души, неосознанный отклик нанекую боль. Я пробую установить суть происходящего. Как только мы поймем, что движет златолюбием, оно станет контролируемо или даже исчезнет.
        -Уже пропадает, - тихо пообещал Кортэ, отводя лезвие отгорла бережно, одним пальцем, опасаясь спугнуть миролюбие собеседника.
        -Ты неповторил мои слова. Ты уже забылих.
        -Ладно, ладно. Все помню, - нахмурился Кортэ, ощупывая горло. - Я нежадный, я глупый.
        -Нетак. Ты домысливаешь.
        -Я неглупый, - отчаялся Кортэ иразвел руками, бросив повод, - я так иненашел себя втом темном доме, где потвоим словам прячутся отнас наши души. Золото для меня щит, ачто под ним - неведаю.
        -Вот, уже лучше, без обиды, - обрадовался Ноттэ. - Я склонен думать, что ничего особенно страшного втебе иненакопилось. Ноты так мало общаешься итак много домысливаешь, что привык разговаривать ссамим собой, приводить себе доводы исоглашаться сними, иподзуживать себя. Дальше - больше, настоящее блекнет, придуманное делается слишком уж значимым. Ты постоянно ходишь вмыслях покругу, твое нежелание принять внешние советы, мнения ипросто сведения приковывает тебя квытоптанной лужайке привычного. Люди вымеряют безопасность изначимость золотом, говоришь себе ты. Добавляешь: явладею золотом, я значимый. Они неценят меня? Надо больше золота. Примернотак?
        Кортэ надолго замолчал, хмурясь ивздыхая, растирая затылок итрогая гарду своей рапиры. Завремя поездки он приобрел немало неконтролируемых движений, помогающих думать. Видимо прежде, довстречи сНоттэ, мысли невваливались вгостерию его разума столь густыми ишумными толпами… Снепривычки голова гудела, ноувы, нетрезвела. Избыток мыслей пока лишь угнетал рыжего нэрриха, вызывая неответное любопытство, алишь тупое раздражение. Хотя подвижки наметились: вчера Кортэ вспыхнул отзлости иускакал, отказавшись ночевать ипоклявшись всеми ветрами мира впредь избегать общества чудовищного старика Ноттэ, скрипучего брюзги иморалиста. Ноутром клятвопреступник тихо спустился водворик гостерии, едва Ноттэ умылся исел кстолу. Широкоплечий рыжий нэрриха третьего круга был сердит насебя имир, красен лицом имолчалив. Отневысказанного, загнанного вглубь гнева, он бурлил еще пуще, подпрыгивал наскамье искалился. Он совершенно непонимал, почему сидит здесь, почему непокинул Ноттэ, хотя тот давно предупредил: впогоню инеподумает пускаться…
        -Неспорю, золото имеет силу, оно открывает двери ирисует налицах приветливые улыбки, - Кортэ вывел закон жизни исолидно кивнул, соглашаясь ссамим собой. - Ичто стого? Я прав, так оно иесть, так было ивовек неизменится.
        -Вовек неизменится… значит, именно так ты идумаешь, мы достигли единомыслия. Знаешь стихи насмешника Доминика?
        -Все знают, - пожал плечами Кортэ. - Что, прочесть для доказательства?
        -Даже поимени, без упоминания семьи истраны, ты неусомнился втом, кто назван… Он был богат?
        -Счегобы? Родился чутьли невхлеву, учился голодая, потом больных пользовал без выгоды ичасто даром. Дурак был изрядный, аумер ивовсе - хуже бездомной собаки.
        -Как звали судью, приговорившего его ктюрьме понелепому навету?
        -Понятия неимею!
        -Судья был почти законным сыном герцога, поскольку папаша ему благоволил, асынок охотно пользовался… Завалил дом золотом под самую крышу, прикупил второй особняк, вместо сундука… апотом его кожей обтянули сиденье стула нового судьи, так принято поступать смздоимцами втой стране. Занимательная история. Неслишком давняя… вней тебе ведомо имя нищего Доминика, хотя вЭндэре он небывал ни разу. Ноты непомнишь ни единой детали жизни богатейшего вора - современника Доминика, чья дочь бежала вАтэрру ибыла принята при дворе королей западной ветви крови Траста.
        -Ичто? - Кортэ непожелал понять намека.
        -Золото, как говорил мой учитель, куда ловчее отшибает память, нежели создает её. Незря богатейшие люди норовят предусмотреть для себя пышные похороны ироскошный склеп. Мол, чем сильнее шум, тем длиннее память. Номы, нэрриха, лучше людей разбираемся взаконах времени, неограниченного полувеком взрослой жизни, отпущенной самым везучим излюдей. Кстарости закоренелые скупцы вдруг делаются щедры имилосердны, асверх того набожны. Они приходят кмысли: добрая память длиннее инадежнее дурной.
        -Вот еще, нелепица! Просто людишки норовят прикупить теплое место враю. - Кортэ снова потер затылок, вздохнул исмолк, обдумывая услышанное. Усмехнулся. - Ты-то знаешь имя судьи? Ну-ну…
        -Покрайней мере, кожу снего сдирал нея, - хищно усмехнулся Ноттэ.
        Кортэ расхохотался, быстрым движением разобрал поводья ивыслал коня вперед, довольный своей догадливостью иполученными пояснениями. Ноттэ наоборот, задержался имедленно, снекоторым усилием, погасил хищную ухмылку. Ещебы ему незнать имя вора… Это ведь он выхлопотал для Доминика помилование утреклятого дурня-герцога, ипривез вгород, доставил всуд… нооказалось поздно. Еслибы так некстати иедко осмеянный встихах судья недошел допоследней крайности всвоей мстительной злобе, еслибы неотнял удрузей старика его записи инеприказал сжечь… Пожалуй, самбы еще долго ходил живым, всвоей вонючей плешивой шкуре.
        Прошлое лежит заспиной, оглядываться слишком часто нельзя, ведь дорога жизни ведет совсем виную сторону. Древние полагали, что неумение прощать врагов, хотябы мертвых, разрушает душу. Значит, сейчас душа Ноттэ прилично подточена червями вроде судьи или гранда Альдо, отравителя голубых кровей…
        Ноттэ горько усмехнулся. Мгновение назад казалось: все забыто, пламя гнева стало пеплом идаже он - развеян. Нопоодному намеку все вспомнилось, иснова душа болит, обожженная отчаянием. Перед мысленным взором - полуподвал стяжелой решеткой, тело тощего грязного старика, скорчившееся вуглу. Его стихи жгли, аон смотрел… так иокоченел соткрытыми глазами, навсегда сохранив выражение детского недоумения. Судья провел втомже полуподвале десять дней, сквозь тесное оконце наблюдая, как наплощади строили помост для его казни.
        Все ушло, все пыль… Ноттэ еще раз вздохнул, повел плечами, стряхивая бремя боли ипамяти. Оказывается, пока он грезил отемном прошлом, Черт достаточно резво поднимался потропе… иседок очнулся влучшее время, чтобы придержать коня нагребне перевала.
        Черт замер, иНоттэ застыл внеподвижности, наполняя взор красотой долины Сантэрии.
        Определенно: лучший вид - отсюда, сседловины западного перевала, ибезупречен он именно впредвечернее время. Солнце плавит смолу теней, иона дегтярными провалами ущелий итрещин ползет вниз, вдолину. Солнце зажигает огнем шкуру рыжего Черта, превращая замершего скакуна - встатую красного золота: вот иКортэ увидел сходство, глаза его полыхнули - толи жадностью, толи восторгом. Пойди пойми этого странного нэрриха, который себя неслушает, ничуть…
        Ноттэ вздохнул ипоежился: западный ветер опять порывами толкает вспину, будто торопит… Неродной ветер, атакой… внятный для понимания. Он пропитан болью. Ноттэ согласно кивнул, шевельнул коленями, более нетратя время накрасивый вид иразмышления.
        -Черт, инемогу задержаться… - пробормотал он, толи ругаясь, толи советуясь сконем.
        Рыжий вответ фыркнул, подтверждая: он выучил свое прозвище инепрочь пообщаться. День заднем этот конь, купленный послучаю, вспешке, все более удивлял своего хозяина. Черт оказался нетолько резв, ноинеутомим. Кортэ повечерам завистливо поглядывал начуть потемневшую шкуру, качал головой ишел чистить своего породистого вороного, хрипящего отусталости, роняющего пену сгуб, взмыленного. Еслибы неспутник, - сдолей огорчения подумал Ноттэ уже вкоторый раз, - Черт могбы, наверное, догнать процессию гранда Факундо уворот крепости Тольэс. Сейчас отставание, пусть оно исократилось завремя спешного движения, всеже никак неменее полного дня. Это недопустимо много, потому что взападном ветре - боль, автишине долины нечто итого хуже… Басовитой струной оно дрожит, носмутно знакомое ичудовищно опасное. Жаль, западный - неродной, его подсказки недостигают рассудка, гнездятся глубже, впозвоночнике - тревогой, ожиданием беды.
        -Еще одна ночевка, - буркнул под нос Ноттэ, наблюдая завороным Сефе, неуверенно переминающимся накаменной крошке. Ощущение беды укололо сильнее, вынудило вздрогнуть. Ноттэ решился, шевельнул повод икрикнул спутнику: - Двигайся кТольэсу, я немогу ждать. Черт неустал, доберусь квнешним воротам нарассвете… Если я неправ ибеды нет, можешь назвать меня трусом иглупцом.
        -Прилюдно? - привставая настременах, обрадовался Кортэ уже вслед Черту, прыгающему горным бараном поосыпям.
        -Состены замка вполдень, день… ень… - прогудело насмешливое эхо, повторяя обещание Ноттэ, искажая его донеразборчивости, заранее приучая кнесбыточности слов.
        Черт несся, упиваясь своей резвостью! Он ничуть неопасался крутизны спуска илетел, привычно опустив голову, незаботясь обудобстве седока. Ноттэ вслушивался взвук подков, плотнее вжимался вседло, намотав наладонь прядь гривы. Было непросто усидеть, еще сложнее - незагнать коня инеутратить внимательности кизгибам тропы, прорезающей склон сверху вниз, недопустимо круто иопасно. Всадник снова иснова пересекал широкую петляющую ленту основной дороги. Чем ниже ссыпался Черт воблаке пыли икаменного крошева, тем гуще чернели сумерки, огражденные плечами гор отпожара заката.
        Кполуночи рыжий непросто почернел отпота, наего тонкой шкуре мылом проступила большая усталость. Голову Черт держал еще ниже, чем прежде, норовил опереться наповод, перекладывал наседока часть работы: требуешь резвости - помоги дышать… Ноттэ помогал, настороженно вслушиваясь вдыхание рыжего имысленно обещая себе: вот затем изгибом дороги я оборву бешеную скачку, дам коню отдых наспокойном шаге. Нет смысла вспешке, да что забеда толкает вспину, торопит? Одна блажь, если разобраться… Ради подобного нестоит губить превосходного коня. Глупо. Кортэ доберется докрепости отдохнувшим, тогда ипрокричит состены - насмешливо, вовесь голос: Ноттэ, сын заката, взрослый нэрриха шестого круга, повел себя как пацан, бездумно итрусливо…
        Заповоротом страх наваливался сновой силой, иказался свежее иярче прежнего, игнал злее, чем плеть или клятва. Ноттэ поддавался тревоге иопять спешил, азатем вздрагивал, очнувшись. Придерживал коня, переводя нарысь идавая хоть немного отдышаться, чтобы снова гнать вгалоп иклясть себя: вдруг рыжий споткнётся где-то вблизи крепости ибольше неподнимется?
        Восточные горы наливались предутренней чернотой, особенно глубокой поконтрасту сперламутровым тоном неба, готовящегося расцвести зарей. Рыжий хрипел, спотыкался, новсякий раз выправлялся иупрямо двигался вперед тяжелым загнанным галопом… Так было, пока неблеснули взглядом хищника факелы далеко впереди! Ноттэ всмотрелся итяжело вздохнул: нет, неошибка усталого зрения… Отсветы растревоженной беды запрыгали поскалам - ближе, ярче. Сын заката находу спрыгнул изседла, побежал рядом сЧертом, невыпуская повод ипостепенно замедляя движение. Конь дрожал, шатался, пена падала сгуб крупными хлопьями.
        -Стой! - строго окликнул дозорный. - Кто таков?
        -Посланник её величества Изабеллы Атэррийской, - Ноттэ сразу выбрал себе высокой ранг. - Где сын штиля, нэррихаЭо?
        -Опоздали вы, - расстроился тотже голос, - он вгоры ушел, как мы думаем. Засобаками послали, скоро уж выведаем вточности.
        -Один ушел? - сразу насторожился Ноттэ.
        -Неведаю, - заколебался дозорный.
        -Так… - Ноттэ передал повод гвардейцу, вцепился вего руку изаставил идти рядом. - Коня вываживай. Головой ответишь занего. Кто здесь главный?
        -Граф Парма, тамони.
        -Прикажи звать. Сообщи, кто прибыл. Значит, Эо наворотил даже больше, чем я опасался, - криво иустало усмехнулся Ноттэ, падая наплоский камень ипозволяя себе передышку.
        Приказание Ноттэ отдал молоденькому лучнику, подошедшему нашум голосов. Тот испуганно кивнул иметнулся прочь, неуточнив имени ититула самоуверенного посланника королевы. Кажется, её гнева опасались всерьез, имея нато основания, - предположил нэрриха. Нащупал флягу упояса, напился, судовольствием поглядывая, как бухает копытами черный отпота Черт - живой, идаже способный дышать относительно ровно.
        Граф прискакал весьма скоро, раздраженный тем, что его осмелились вызвать, словно мальчишку. Содного взгляда рассмотрел природу посланника, даже узнал его влицо - инастороженно сжал губы. Новозражать Парма нерешился, изложив попервой просьбе события минувших двух дней, пусть ибез подробностей. Ноттэ кивал, морщился идаже принюхивался. Неуловимая иневнятная жуть несгинула изветра ибезветрия долины, скорее наоборот - встала вполный рост, черная вночи, все еще невидимая, нонеоспоримо присутствующая. Когда нэрриха наконец позволил себе вспомнить её имя, ночь показалась куда темнее ихолоднее.
        -Граф, мне крайне тяжело говорить вам это, ногород икрепость следует немедленно закрыть, исключая любые перемещения людей. Всю долину, пожалуй, полагалосьбы оцепить, - поморщился Ноттэ, заранее зная бесполезность своих слов.
        -Гранд еще вчера успел предупредить нас оболезни, он распознал коварство предателя, - понятливо кивнул граф. Было заметно, что теперь он поверил вранг иподлинность прав посланца. - Мы вывесили полотнища иучим стражу проверять людей, чтобы отделять больных.
        -Что заболезнь, каков цвет полотнищ?
        -Брюшной тиф, так сказал гранд Факундо. Полотнища бурые, уж какие нашлись наспех.
        -Это нетиф, увы, - покосившись нагвардейцев, Ноттэ продолжил совсем тихо инехотя, акому приятно ощущать себя провозглашающим приговор?.. - Мужайтесь, граф, вбедах, переносимых ветром, нэрриха смоим опытом разбираются безошибочно. Цвет должен быть черным. Совсем черным, граф.
        Полковник гвардии некоторое время бессмысленно глядел вночь, нежелая осознавать то, что расслышали его уши. Рассудок уклонялся отпонимания приговора. Достаточно молодому человеку, еще неутратившему ни азарта, ни вкуса кжизни, непосильно принять то, что согнет истарика… Ноттэ тяжело повесил голову, сутулясь инеторопя рассуждения собеседника. Он подобное видел так много раз, как ни один человек. Он помнил едкий запах дыма идотошноты сладкий - разложения. Непридется Кортэ стоять нагребне стены икричать оглупости итрусости, ненайти ему веселых слушателей, да игрустных - тоже, очень скоро их неостанется вовсе. Неизбежно. Или всеже - еще можно попытаться что-то изменить?
        -Семь лет назад, говорят, она косила людей насевере, - сдрожью вголосе выдохнул граф, устраиваясь накамне рядом снэрриха. - Иобошлось, перемерли поначалу многие, апосле врачей доставили, орден Зорких крепко помог, да имолебен справили, все побольшому чину, как подобает. Огонь тоже…
        -Всякий нэрриха наделен своей мерой способностей. Эо незря зовется сыном штиля, - тихо выговорил Ноттэ. - Какбы пояснить вам? Он принес тьму вгород ивсем своим даром обрек долину, можно сказать… проклял. Сам воздух сделался союзником беды. Эо сверх того спрятал проклятие допоры. Я ощутил нечто неуловимое вветре, едва начал спуск сперевала, нодаже я долго сомневался инемог наверняка опознать угрозу. Болезнь будет вызревать здесь ипосле хлынет вовне. Чума явится вмир вхудшей иопаснейшей своей форме. Я помню, что-то подобное мир пережил сто восемьдесят лет назад. Началось навостоке, через год полотнища уже висели постенам городов нашего полуострова, еще год спустя черно было повсюду докрая вечного льда… Ноту беду никто неподхлестывал силой нэрриха. Асейчас… Увы, я более-менее понимаю, что затеял Эо. Если подобное вообще можно понять.
        -Чтоже нам делать? - граф уже непытался скрыть страха.
        -Вам? - Ноттэ устало вытер лицо рукавом. - Именно вам… Три дня увас есть, ато ишесть, Оллэ ваш случай называл первичным заражением, оно нетак скоротечно ибезнадежно, как легочная форма, вторичная.
        Граф обреченно промолчал, нодаже всумерках было заметно, как он бледнеет, и, невсилах удержаться, опасливо щупает камзол возле подмышек. Качает головой, нежелая верить вприговор нетолько городу - ноисебе самому.
        -Эо ел свами заодним столом, - утвердительно проговорил Ноттэ. - Он наверняка прикормил крыс имышей, он иворонью кинул кус падали. Еслибы Оллэ жил теперь…
        -То - что? - попробовал надеяться граф.
        -Прошлый раз мы слишком поздно поняли, что можем сделать, затем ужасно много время истратили, убеждая людей помочь, - прищурился Ноттэ, ругая себя заприступ отчаяния ипостепенно обретая обычное хладнокровие логики, путь оно итребовало немалых усилий воли. - Сейчас время неупущено. Ноувы, я неосилю замысла, иной опыт надобен, куда более полный ицельный… Пока что я должен всё обдумать. Авы… Граф, возвращайтесь вгород. Найдите плясуний. Двух, это самое малое. Где хотите добудьте, ясно? Лучше трех, нопосле недавних проповедей Паоло, рехнувшегося наукреплении догм, иодна танцующая светром - уже чудо.
        Граф вскинулся было отстаивать веру ипатора, номгновенно осознал, как исчьей процессией, аследовательно икосвенной помощью, вдолину явилась болезнь. Поник, раздавленный новостями доокончательной неспособности шевельнуться.
        -Патор насей раз даже иневиновен, зря невозводите напраслину наБашню. Паоло играл виную игру, пусть игрязную, как вся политика. Заигрался, авернее, его переиграли, - Ноттэ иглянул награфа остро, внимательно. - Так учтите, найти надо двух плясуний. Да: скоро прибудет второй посланник королевы, нэрриха Кортэ. Проводите его вгород ипередайте ему тоже мое распоряжение оказывать помощь впоиске женщин. Ивохране - тем более.
        -Исполню, - тихо итвердо пообещал граф.
        -Кого увел вгоры Эо? Полагаю, ему понадобился пленник королевских кровей. Если он морит людей чумой, он расстарается дополнить замысел ивойной…Так?
        -Да. Сним герцог Валериан.
        -Значит, тропа над обрывом, заночь они дошли доперевала итам их могли ждать… Одолжите коня, граф. Теперь остался лишь один быстрый исовершенно безумный способ догнать Эо. Придется воспользоваться. Он дрался вкрепости?
        -Убил два десятка моих лучших людей, неменьше пострадало орденцев вбагряном, черные тоже учитывают потери, - сраздражением бросил граф, вспоминая неудачу засады. - Покалечил итого поболее. Мы ничего несмогли! Он будто неуязвим,он…
        -Прекрасно, лучше небывает, - улыбнулся Ноттэ, спохватился ивиновато пожал плечами. - Простите… Я радуюсь тому, что он устал, заодну ночь невосстановится. Значит, можно хотябы надеяться его одолеть. Всеже я заметно младше, мой опыт неполон.
        -Я желаю вам попутного ветра, - граф неожиданно для себя самого вспомнил ииспользовал старинное вежливое пожелание для нэрриха.
        Ноттэ улыбнулся второй раз, куда теплее, имедленно поднялся скамня. Дождался, пока подведут свежего коня, устроился вседле. Граф, пусть иощущая угрозу смерти, неутратил любопытства - иэто понравилось Ноттэ. Парма лично отправился сопровождать посланника королевы - ивыяснять, какой путь, неведомый лучшим проводникам, позволяет догнать Эо иего пленника, уже одолевших перевал?
        Практичность приграничья позабавила Ноттэ: коней для гвардии вТольэсе - если судить потем, что под седлами - закупили наюге, уврагов иеретиков. Инепереживали поповоду греховности подобного торга. Вдолине оценили южных коней - неособенно крупных, нозамечательно резвых ивыносливых, особенно вгорах. Вооружение улюдей полковника иунего самого, как заметил Ноттэ, тоже нездешней выделки: впотертых неукрашенных ножнах скрыта сабля средней длины. Южная работа, клинок непарадный - боевой, да ипривычка кнему имеется.
        Всякий раз бывает больно встречать людей, приглядываться инаходить интересными, носразуже ощущать близость утраты. Сегодня вы неуспели толком познакомиться, азавтра, того игляди - сделается слишком поздно, - украдкой вздохнул Ноттэ…
        Кони вырвались скаменных осыпей натраву речного прибрежья ипонеслись вовесь дух, норовя обогнать все ускоряющееся, ворчливо гомонящее течение. Ноттэ осадил коня уначала ущелья, принимающего реку всвои тесные объятия.
        -Здесь меня следует ждать, желательно сзапасным конем или даже двумя, малоли, как сложится, - велелон.
        Спрыгнув наземь, Ноттэ стащил башмаки ипривязал кпоясу. Потоптался, успокаивая дыхание инастраиваясь. Река разговаривала соскалами. Рычащее эхо гуляло втенях, дробилось, перекатывалось. Серость предрассветья делала буруны невнятными, прятала спины камней, накрывала тенями глубокие заводи поодаль, ускальных боков. Поуму рассуждая, следовалобы дождаться рассвета… Ноумный нэрриха неполезбы вдолину вовсе, опознав издали ибез ошибки черный ветер болезни.
        Всего два шага разбега повлажному песку, поострому крошеву камней, ранящих стопы первыми укусами боли. Рывок - иНоттэ, скользя, первый раз коснулся пружинистой поверхности воды, оттолкнулся исделал второй шаг, третий… Скрытый впене буруна камень ранил правую стопу, Ноттэ оттолкнулся оттвердого основания, пробежал еще два шага поводе - иснова напоролся наострый клык скалы. Вскрикнул: теперь илевая нога порвана докости. Еще прыжок…
        -Всеже они умеют так, ая неверил, - невнятно донесся голос графа, наблюдающего сберега забегом нэрриха. - Эй, удачи!
        -Кчерту! - рявкнул Ноттэ, сомневаясь, кого именно упоминает - коня или суеверие…
        Темная ледяной вода лизала кровоточащие стопы, то принося облегчение, то отнимая чувствительность исразуже коварно подсовывая камень-невидимку. Река играла снэрриха, отчаявшимся бежать без тропы исвета, наугад. Вскалах хохотало эхо, звук бил поушам, река бесновалась все яростнее. Ноттэ ругал себя последними словами засамоуверенность: он слышал отучителя, что поущелью Боли можно пробежать, если неостанавливаться инещадить себя. Нозаширокими плечами Оллэ, поделившегося своим мнением - бессчетные походы насеверных речных ладьях ихищных морских драккарах. Следовало еще наберегу помнить иэто: всякий нэрриха выкраивает «можно» и«нельзя» посвоей мерке…
        «Ты неглупи, туда нелезь, - прищур мелких, блекло-голубых глаз Оллэ словнобы блеснул вотсвете пены, так отчетливо прозвучала впамяти его речь. - Пробежать можно, нобез крайней нужды ия несунулсябы… Видишь, какая штука, малыш: поскользнешься раз - иты пропал. Ноги переломаешь, там нет надежных камней, нет ни единого островка для отдыха. Пока бежишь, иногда опираясь накамни, чтобы обрести снова доступные тебе - сколько их, шесть? - так вот, шесть шагов поводе… пока бежишь, ты жив. Может статься, жив… Округлые голыши давно лежат вводе, копят скользкость. Острые бритвы новых камней вкаждый скальный оползень ныряют впенную воду, прячутся итаятся допоры, ждут добычи. При свете вущелье немногим лучше, чем ночью, даже вполдень там воздух вроде молока, непрозрачен ничуть. Внем висит густеющая сырость, инедышишь вроде, апьешь изахлебываешься … - Оллэ улыбнулся вусы, - аеще радуги. Они - самая страшная ловушка ущелья! Красота небывалая. Глянешь, отвлечешься ипропадешь. Все там обман ивсе - смерть, даже сама красота.»
        Ноттэ мчался поущелью, задыхался отспешки иболи, спотыкался, увязал вводе иснова вырывался наскользкие бока камней, наупругую поверхность бурунов иперекатов. Он ловил ртом воздух - икашлял, получая лишь воду, брызги, пену. Грохот давно лишил нэрриха слуха, аболь иусталость - ощущения времени. Каждый шаг казался последним, сделать следующий небыло никакой возможности… Ноттэ все равно прыгал, рвался вперед, проклинал свое упрямство идлинный язык Оллэ, наболтавшего невестьчто.
        «Можно пробежать»… Нельзя! Но - надо.
        Когда вприхотливом узоре струй появились первые лоснящиеся проплешины относительно спокойной воды, Ноттэ неповерил себе. Оскалился, отчаянным усилием завершил прыжок. Зарычал, исполнил еще три невозможно трудных шага поводе - добольшого камня. Это был почти остров: скользкий, ноотносительно надежный. Едва коснувшись его, Ноттэ стал падать, уже незаботясь оцелости костей, непытаясь смягчить удар. Зачем? Новой боли он непочувствует, даже сломав обе ноги изаодно спину…
        Прошло, видимо, довольно много времени: Ноттэ осознал это, отстраненно наблюдая засветлеющим боком скалы. Постепенно силы накопились, неуемное отрождения любопытство вынудило ворочаться, тревожа тело иусугубляя боль.
        Ивот уже Ноттэ хватило сил перевернуться наспину. Небо оказалось серо-розовым - ввышине дышало утро, грело серый туман. Рассвет перебирал россыпи драгоценных камней, поодному вставлял их воправу изпены, собирая мозаику радуг. Ноттэ улыбнулся, окончательно соглашаясь поверить: он жив идаже нежалеет обэтом… Тело кричит онепосильности пути, запоздало обманывает ипугает. Нопуть пройден, ини одна связка нерастянута, ни одна жила нелопнула. Ачто оглох - так это пустяки, вушах вода, да ктомуже рядом, вполулиге отущелья - Небесный клинок, один изкрасивейших водопадов, какие доводилось видеть завсю жизнь. Несамый высокий, номощный, каскадный, втри яруса. Грохочет он - оглушительно.
        Ноттэ сел, медленно потянулся, проверяя тело. Сусмешкой рассмотрел ипотрогал лохмотья штанов, обрывки рубахи. Оглядел исиняки наруках, разбитый локоть, глубоко рассаженную отстопы идоколена левую ногу. Багровый ушиб набедре…
        -Досвадьбы заживет, - громко заверил себя Ноттэ.
        Рассмеялся собственной глухоте ибезусловной точности сказанного. Связывать себя скем-то? Зачем, если жизнь нэрриха - такая вот река, алюди… люди всего лишь рыбаки наберегу. Одни приходят, другие уходят, норека течет, инет ей конца иначала, инеиссякает вода её жизни век завеком.
        Было удобно размышлять впокое, хотелось продлить это интересное безделье, сулящее отдых. Умный нэрриха никогда неполезет вдела людей, неимея втом выгоды. Улюдей нет правых ивиноватых, займи любую сторону - иты качнешь весы судеб, ачто станет итогом движения, заранее предугадать невозможно. Ноттэ поличному опыту знал: всё лучшее ибезусловно справедливое легко обращается своей противоположностью. Он сам однажды наказал гранда-отравителя… итем возвел всан патора неменее грязного интригана. Он вынудил ничтожество стать совестливым. Ичто - принес пользу людям истране? Двадцать лет Эндэра жила мирно. Ноорден Зорких копил силу излость, соседняя Тагеза подкармливала орден Постигающих свет, обагряя их рясы некраской - кровью еретиков, что угодно Башне инеоспоримо. Втоже время король изрода Траста продавал ипредавал родню, иникто несместил его, потому что угодный нэрриха Ноттэ фальшивый покой мешал вареву политики кипеть вполную силу… Наюге казнили верующих вБашню, превращая их вмучеников - икротость патора вызывала уже немолитвенный восторг, аропот недовольства.
        -Бог создал людей впоследний день творения, - буркнул Ноттэ, нехотя отвязывая отпояса башмаки инатягивая их, мокрые итесные, наопухшие израненные ноги. Было трудно поверить, что башмаки подошли… Ноттэ кивнул, пошевелил стопами, скрипнул зубами, перемогая первую боль. Спасаясь отэтой боли, Ноттэ продолжил вслух городить бездоказательную ересь. - Богу было скучно, он думал-думал, иизобрел азартную игру под названием «общество смертных»… Чтобы люди незабывали оправилах, вмир время отвремени вбрасывают нас, то еще нарушение законов бытия. Или предостережение? Или судей… Возмутителей покоя? Бог шутник, он позволяет нам самим выбирать роли. Эо поднапрягся идотянулся доверхней полки, где хранился наряд палача. Все занятно искладно… пока я непримеряю рассуждения насебя. Каков мой наряд? Сам я выбрал его или меня толкнули под руку?
        Ноттэ поморщился, ощупал башмаки ипримерился встать наноги половчее, чтобы сразу неупасть отболи. Вполне очевидно: первые шаги сделать тяжелее всего. Вон берег, дальше - отвесная скала, можно утешать себя сомнительными заверениями: пока он будет лезть вверх, наноги придется лишь часть нагрузки, руки сделают больше, подтягивая тело. Еслиб еще неболели руки…
        Подъем изущелья Боли оказался непроще бега поего дну. Солнце пригрело спину ивысушило лохмотья рубахи, затем пот промочил бахрому драной ткани ииспарился. Ноттэ полз вверх, вочередной раз ругая свою самоуверенность. Сберега озера, когда Ноттэ прощался сграфом Пармой, выигрыш вовремени накороткой тропе Боли казался огромным. Теперь он съедался без остатка. Вкакой-то мере сберегало надежду то, что избранная Эо тропа через перевал теперь совсем рядом. Недалее, чем всорока каннах открая обрыва.
        Отдышавшись иизбавившись отостатков рубахи, Ноттэ проверил оружие ипобрел, хмурясь, поводя плечами иразминая ушибленную руку. Ноттэ строго сказал себе: силы здорового нэрриха восстанавливаются быстро! Добавил: он сейчас здоров, ведь связки, жилы икости целы. Значит, натропу он выйдет годным для боя. Увы, глухим - ноэто мелочи.
        Рассуждая вслух исердито хлопая ладонями поушам, Ноттэ продрался через заросли цепкого сухого кустарника, собрал наобтрепанные штаны немало пыли иукрасил кожу свежими ссадинами. Остановился, попробовал по-детски прыгать наодной ноге, зажимая ухо ивыгоняя воду. Помогло, звуки вернулись неохотно инеполно, носразу рассказали многое. Даже - главное!
        -Здесь я решаю, кому жить икак долго, - холоднее льда прошуршал голос Эо. - Прочь!
        Ноттэ глубоко, удовлетворенно кивнул - он успел, он незря вытворял глупости! И - самое время совершить новую, словно прежних мало. Ноттэ покривился, понимая это… ивсёже пошел наголос врага. Потропе вверх, донизкой каменной арки, под неё - идалее настаринную, любимую всеми горными караванами, площадку отдыха. Здесь самой природой был создан ровный каменный пятачок, зажатый скалами совсех сторон ивсёже достаточно просторный для устройства лагеря.
        Сейчас кдальней отНоттэ скале жался всего один шатер, уего порога скорчился наколенях, почтительно уткнувшись лицом вкамни, слуга вхалате. Рядом недоуменно хлопал глазами юноша, явный эндэрец, ипонекоторым чертам лица очевидно, родич Бертрана Барсанского… Выглядел он весьма жалко - впотрепанной рубашке, босой, смедным рабским кольцом нашее. Рядом, спиной кНоттэ, стоял еще один человек. Перед шатром - вернее, межу шатром идвумя чужаками - вышагивал туда-сюда невысокий пухленький южанин, человек исключительно невоенного сложения. Он умудрялся снисходительно поглядывать насобеседника, щурить хитроватые узкие глаза ииногда отворачиваться без тени страха… Аведь собеседником его был сам нэрриха Эо! Ивсёже южанин отчитывал его испорил, незамечая злости сына штиля. Пережидал шипяще слова гнева нэрриха иснова, тихо ировно - возражал… будто мальчишку отчитывал!
        -Это моя страна, мой лагерь имой гость. Ты трижды неправ. Уходи.
        -Прирежу, - серьезно уверилЭо.
        -Отец знает, что ты заключил сделку иобманул нас всех. Мои братья тоже знают. Они читали вкнигах иубедились недавно: нэрриха смертны. Значит, месть возможна. Ты ведь понимаешь, что мы, люди гор ипустынь, умеем искать. Ты знаешь ито, что кровный долг несотрется временем. Убив меня, ты убьешь исебя. Иди, пока можешь уйти. Сегодня я нежелаю слушать наемников, аты иного звания вмоей стране незаслужил.
        Эо погладил рукоять эстока икачнулся сноги наногу, оценивая свои силы иприсматриваясь клучникам, выстроившимся вдва ряда зашатром. Эо был вярости испешил. Он уже решил для себя вопрос жизни исмерти людей…
        Ноттэ лязгнул клинком, переводя насебя внимание противника иисключая бойню. Сын штиля развернулся без спешки, покривился, рассмотрев родича, перехватил рукоять эстока издрожащей правой руки вуверенную левую.
        -Тебе-точто?
        -Мне требуются нити раха, - честно ответил Ноттэ. - Все, допоследней. Ты предал учителя инеимеешь права набесценное… наследие.
        -Раха? Хорошее предложение, - усмехнулся Эо ичуть дернул кончиком клинка, приглашая кбою. - Иди, неси… Мне давно пора подкрепиться.
        Толстощекий южанин сразу счел себя свободным отучастия вразговоре двух нэрриха. Он повернулся кпленнику, присел рядом, открыл замок наошейнике, отбросил вещицу идемонстративно пнул. Подхватил юного пленника под локоть ипотащил вшатер, настойчиво, нобез грубости.
        Ноттэ замечал все это краем глаза, нетратя ни крохи внимания налюдей, нарастущую суету влагере. Эо стоял, чуть покачиваясь, подобный раздраженной змее: свысоко поднятой головой, опорой нахвост иполной готовностью кброску. Сын штиля знал немало школ боя, носегодня немог выбрать иную, его тело слишком дорого расплатилось заошибки вТольэсе. Единственное, начто годился Эо - рывок иодин точный удар, сразу ибез ошибок…
        Воздух замер, даже лучи рассвета вродебы остановились, легли неподвижными бликами напредметах иодежде.
        Отполноты внимания уНоттэ ломило виски, отнеспособности уловить суть врага ивыявить начало его движения - делалось тошно. Ноттэ вздохнул, позволяя времени двигаться… иощутил дуновение увиска, такое слабое - меньше полувздоха, ничтожнее взмаха коротких ресниц… «Вправо», - ветер тронул щеку, подталкивая иуказывая нужный миг. Ноттэ качнулся, несомневаясь. Словно вучебном бою сОллэ, тело метнулось напределе скорости, исполняя заученный блок эстоком… Затем, помнило тело, следовал рывок вперед ивниз, вглубокий прямой выпад. Невооруженная левая рука Ноттэ змеей скользнула, предельно вытягиваясь… Прежде эта часть комбинации неудавалась, носейчас бестелесный советчик влился вдвижение Ноттэ всем своим опытом, воистину огромным.
        Виновато звякнул любимый эсток Ноттэ - ломаясь, прощаясь схозяином.
        Время очнулось, вздохнуло ветерком… ипобежало дробным стуком осколка лезвия, скользящего покамням. Ноттэ уронил сломанное оружие, ступым недоумением уставился насвою левую руку. Ладонь, сложенная звериной лапой, обошла защиту противника, дотянулась, прорвала брюшину врага уоснования ребер, наискось. Адалее… Лапа-ладонь буквально проломила тело Эо, досамого позвоночника!
        -Невозможно, - сын штиля, самый опытный изныне живущих нэрриха. нарисовал последнее слово серыми губами, без звука, истал оседать втраву…
        Он падал, погибал - анити раха наматывались наладонь Ноттэ, послушно переходя отумирающего кего убийце, знающему тайну слова иимеющему опыт его использования. Выдирать изтела инаматывать клубком чужую жизнь было больно. Чудовищно больно! Ноттэ клонился наколени рядом стелом Эо, сжав зубы. Он исполнял задуманное, уже неимея права ивозможности отстраниться, прервать своё дело. Он сам сказал: «допоследней нити». Зналли Борхэ, как это страшно - отнимать нежизнь даже, авсю вечность?
        Нэрриха - река, текущая сквозь время, итолько что Ноттэ докапли высушил одну издревнейших рек. Теперь он немог радоваться победе, испытывая лишь отупение иболь. Порой даже неизбежное деяние - чрезмерно инепосильно. Вмире слишком мало детей ветра, чтобы высушивать реки их жизней, испарять вничто опыт изнания, замыслы иидеи. Эо был чудовищем, и, пока он жил, кара для него неказалось чрезмерной.
        Теперь все свершилось ивсе - непоправимо, окончательно.
        -Оллэ всеже смог научить тебя, - стрепетом восторга вымолвил знакомый голос рядом.
        Ноттэ вздрогнул, медленно извлек руку изтела врага, уже замершего, пустого. Он поморщился, пытаясь избавиться отощущения чужого позвоночника, хрустнувшего под пальцами. Это гадкое инавязчивое ощущение словно прилипло ккоже! Кровь текла позапястью… Струйки сплетали узор смерти досамого локтя, плакали алыми густыми каплями… Всередине ладони бился иболел клубок раха, добытый изтела изаготовленный впрок, донужного времени иподходящих обстоятельств.
        Ноттэ тряхнул головой, заставил себя очнуться. Поглядел вперед ивверх, ощущая, как растет боль вшее, как она перетекает врезь изасоренность глаз. Бой был вне возможностей Ноттэ поскорости. Насколько сильно повреждена шея, еще предстоит понять, авот окровавленная рука двигается кое-как, иуже очевидно, что отлоктя иниже она онемела: значит, травма серьезная.
        -Ненаучил, ноподсказал идаже вродебы подтолкнул, - тихо пояснил Ноттэ. - Абу, как ты оказался здесь?
        -Брат заключил договор спокойным Эо, заранее выплатил ему золото, - Абу сел рядом сНоттэ ижестом позвал своих людей скувшинами воды иполотенцами, сам подхватил онемевшую руку ипомог омывать. Осторожно прощупал иустроил вкосынке-повязке. - Я кроткий человек иученик Оллэ, ноесли я замечаю предателя, что-то вомне меняется… Ктомуже математика - моя слабость, я нетолько вычислил недостаток золота, ноопределил пути исрок его исчезновения изсокровищницы отца. Знаешь, когда я гневаюсь, мне обычно говорят правду. Это даже обидно: спроси похорошему - неответят, ностоит грубо напугать, все расскажут ипроявят рвение.
        -Значит, рвение, - усмехнулся Ноттэ, упрямо смывая здоровой рукой кровь сбольной, обездвиженной. - Что стало ствоим братом, окроткий ученик?
        -Шелковый шнур иникакой огласки, - неменяясь влице, все также доверительно ответил Абу. - Он желал начать большую войну. Это для нас убийственно, однакоже он полагал иначе икупил запроливом тридцать тысяч сабель. Дикие люди пустыни пришли, они славные воины, ивдруг - оскорбление иудар всердце: некто сообщил им огибели Оллэ отрук неверных. Вединый миг война сделалась неизбежна без всякого участия Эндэры. Ты ведь знаешь, запроливом влюбом племени чтут закон бога ислова его пророка, нопревыше уважают Оллэ, дарующего воду издоровье. Учителя именуют нисшедшим кнам воплощением высших сил иповелителем колодцев. Ачто может быть важнее колодца впустыне?
        -Так увас еще ивойна, - Ноттэ добрел дошатра исел, сгорбился. - Ну игод… все вкривь.
        -Войны пока что нет, отец дал слово найти убийцу ижестоко его покарать, - Абу хищно прищурился: - тебе ненужен труп?
        Ноттэ покачал головой иприкрыл глаза, перемогая волну жгучей боли, исходящей отклубка раха, бьющегося владони чужим колючим пульсом.
        -Ты ведь знаешь, тело нэрриха нельзя сохранить, мы настолько нелюди, что после отделения раха плоть буквально впитывается втвердь.
        -Я уже подал знак, свидетели свершения мести эмира скоро прибудут. Они ждали предателя взасаде натропе, рядом, - пояснил Абу. Обернулся квыглянувшему изшатра пленнику, низко поклонился ирасцвел сладчайшей изсвоих улыбок. - Авот игость. Позвольте вас приветствовать, осиятельный герцог Траста, честь иразум прекраснейшей издолин - Сантэрии. Довольныли вы одеждой иугощением? Готовыли вы после столь скромного отдыха выступить вдорогу? Увы нам, это неизбежно, я вижу, наш друг Ноттэ спешит. Я желалбы проводить вас водворец отца ивоздать вам хвалу, как почетному гостю, нообстоятельства сильнее меня. Вы врядли задержитесь внашем благодатном имирном краю, увы… Однакоже я смею надеяться нановую встречу, даже если вы несоизволите выделить мне скромное место ввашей блистательной свите.
        -Абу, это которое изтвоих лиц? - хмыкнул Ноттэ, приходя вспокойное настроение, столь желанное итруднодостижимое после изъятия раха имук усвоения принятого.
        -Дворцовое парадное, - охотно откликнулся пятый и, стоит добавить, любимый сын эмира. - Ноттэ, я еду свами. Это необсуждается. Мы неможем воевать, мы устали, гибели Оллэ нам непростят наюге, исполнения его пожеланий - тем более. Сын шторма был настойчив видеях веротерпимости, противных самой природе веры вединого Бога.Но…
        -Нокогда твоя кротость иссякает, даже веротерпимость кажется нехудшим изпутей отступления, - рассмеялся Ноттэ. - О, многоликий Абу, ядоточивый лекарь илживейший изправедников, живущих вогрехе… - Нэрриха смолк ипосерьезнел. - Насевере чума. Там, заседловиной перевала - чума, город гибнет. Иесли я нерасстараюсь инесовершу чуда, вчем я отнюдь несилен, участь долины будет предрешена, иэто - лишь начало худшего. Эо, как я припоминаю попрежним разговорам сним, полагал людей опасной болезнью мира. Если исходить изего логики, чума - лечение.
        -Стоитли герцогу ехать насевер? - поинтересовался Абу, стирая слица улыбку иделаясь собранным.
        Юный владетель земель Сантэрии прокашлялся, стараясь обратить насебя внимание изаодно пробуя голос. Ноттэ ободряюще улыбнулся - надолю Валериана пришлось многовато испытаний идля взрослого, водну ночь он был пленником, рабом игостем. Нынешнее намерение самостоятельно определять новую роль весьма похвально - идостойно человека высокого происхождения инемалой ответственности. Валериан провел рукой похалату, поправляя непривычное одеяние изаодно пытаясь упорядочить мысли.
        -Я поеду вТольэс, это мой город. Я неимею права покинуть его втакое время. Сын штиля сказал, что гранд при смерти, что первыми погибнут те, кто обладает властью идолжен поддерживать порядок вкрепости, что будет паника. - Валериан покосился наАбу, человека чужого иопасного. - Он еще сказал, что оплачены люди, завезено оружие, самое позднее завтра вТольэсе начнут резать иноверцев, да еще иименем короля. Вам нельзя туда.
        -Сомной можно, - усмехнулся Ноттэ. - Герцог, вы правы ивсвоем намерении вернуться, ивумении видеть угрозу для южан. Вы правильно заметили опасность смуты, поднятой против короны, атакже угрозу раскола страны через ссору соправителей - Бертрана иИзабеллы. Ноя намерен настоять наприсутствии вотряде Абу иего людей. Окажите мне такую услугу.
        -При чемже тут… он, - запнулся Валериан, неподобрав должного титула для хозяина шатра.
        -Мирза Абу? Увидите. Поконям, мы истратили немало времени, аоно бесценно. - Ноттэ виновато пожал плечами. - Стыдно признать, я самоуверенно полагал возможным вернуться через ущелье Боли. Я думал так дотого, как ступил напуть, гиблый даже для опытного нэрриха.
        -Ты прошел, - восхитился Абу. Он жестом потребовал коней итакже без слов распорядился судьбой лагеря. - Оллэ гордится тобой оттуда.
        Абу первым принял повод, ласково погладил коня исовздохом поклонился гостю, уступая ему даже это - своего любимого скакуна. Валериан просиял, взлетел вседло одним движением - кажется, мгновенно забыв плен, сомнения иусталость. Ноттэже успел отметить короткое движение руки сына эмира: только что мирза Абу решил судьбу неподвижного коленопреклоненного человека напороге шатра. Тот, нет сомнений, служил брату Абу ипоприказу своего хозяина, уже казненного, надел нашею герцога - рабский ошейник…
        Ноттэ, кряхтя исберегая руку, забрался вседло. Было сложно поверить, что Оллэ удалось подвинуть сознание южан хоть наволос ближе кприятию веротерпимости. Неподлежало сомнению иное: месть они по-прежнему полагают более верной, нежели прощение… Впрочем, даже Башня, гласно проповедующая любовь кближнему иотказ отмести, хранит рецепты ядов. Мир небывает однозначным…
        Утвердившись вседле, Ноттэ поехал следом заАбу, принявшим роль проводника явно ибез игр влюбезность ивыбор. Валериан гарцевал набелоснежном скакуне, мало интересовался дорогой ичасто цокал языком отвосторга. Аконь следовал захозяином - Абу - неотставая инеинтересуясь мнением нынешнего седока. Семь воинов личной охраны мирзы почтительно выдерживали отставание втри конских корпуса ивели вповоду запасных скакунов. Весь отряд, выстроившись, двигался теперь резвой рысью.
        Ноттэ догнал проводника ипристроился рядом: ширина тропы пока позволяла подобное.
        -Абу, что заподвижки увас сверотерпимостью?
        -Ох, инеспрашивай, - расстроился сын эмира. - Затея втрудоемкости иосмысленности оказалась подобна увлажнению пустыни… Она требует больше золота, чем содержание армии, она расходует терпение издоровье, подвергает нас, весь род, серьезной опасности утраты власти. Иникто непонимает, будетли хоть малая польза, пока что зреет лишь скандал, изловещий… Оллэ затеял перемены, мы поверили вмудрость исилу учителя, аон позволил себя убить. Безответственное поведение.
        -Увы… Могу частично утешить лишь тем, что королева Изабелла теперь читает записи моего учителя, настаивавшего ровно натомже - веротерпимости, ограниченной ирегламентированной. Например, учитель вводил понятие осознанного выбора веры, то есть допускал для взрослого такое решение. Нотолько одно, итолько при согласии ряда лиц, иисключительно сусловием: повторная смена веры должна приводить кказни.
        -Интересно. Наш обычай недает ипервого выбора, - нахмурился Абу. - Оллэ настаивал начем-то подобном, исоветники отца теперь пытаются найти удобное толкование всвященной книге: мол, скрытое неверие есть большее зло, чем открытый отказ отобмана, аотречение отБога само посебе кара более тяжкая, нежели суд людской… Следовательно, перебежчик уже наказан всевышним, отворотившим отнего свой сиятельный лик. Так примерно, иитог понятен: суд веры поряду случаев небудет проводиться или смягчит приговор. - Южанин покосился наВалериана, повел бровью ипродолжил излагать спорные идеи, незаметив резкого неприятия. - Оллэ говорил: пока люди почитали многих богов, никому небыло тесно, люди могли сесть уогня, разделить хлеб ибез ссор обсудить своих ичужих богов, порицая их слабости илиже превознося полезность иудобство. Боги были чем-то очень домашним.
        -Как соседи, - сулыбкой кивнул Ноттэ. - Негодятся - или сам переезжай, или их гони иищи новых покровителей. Да, так было, ноя почти инепомню этого… Многочисленных иподобных соседям богов былого времени еще чтут вюжных лесах, атакже далеко запроливом, всердце пустыни. Оллэ однажды отправил меня туда, поглядеть наосколки погибшего уклада. Пока богов было много, мир вмещал их всех, нопозже пришли пророки исказали: Бог един ион вмещает мир. Мир словно вывернулся наизнанку, стал эдакой игрушкой владони высшего.
        Юный герцог слушал ивсе заметнее смущался, ерзал вседле, снова иснова поправлял халат, норовя придержать коня иотстраниться отереси - инеделая этого. Наконец, невыдержал изаговорил.
        -Да услышь патор ваши речи…
        -Увы ему, упускает превосходный повод для использования шелкового шнура, - прищурился Абу. - Или вы так исключительно тверды ввере, сиятельный владетель Сантэрии, что готовы обличитьнас?
        -Ну, года два назад был именно так тверд, - окончательно смутился юноша, пряча взгляд идаже отворачиваясь. - Нокогда королева Изабелла прибыла кнам, вроде как навещать долину совместно сдядюшкой, она заодно привезла гранда Нерео. Спрятала отпатора… Вобщем, после его рассказов уменя вголове каша, аон сам определил так: лучше каша, чем помои. Он милейший человек инаставник хоть куда, ноя подобрал для него трех глухих слуг. Совсем неумеет вовремя промолчать, вот беда…
        Ноттэ расхохотался икивнул, одобряя откровения герцога, попривыкшего кспутникам иразговорившегося. Молчание юноши, сосредоточенное инапряженное, настораживало нэрриха куда более, чем нынешние речи: Абу ехал насевер, подставляя под удар исебя, исвоих людей. Одно слово Валериана - идаже нэрриха незащитит южан отгибели! Ихорошо еще, если быстрой, без пыток.
        -Боги древности были удобными, - вздохнул Ноттэ. - Они немешали изучать мир иосмысливать новое, их можно было двигать поусмотрению. Жили нагоре, недосягаемые? Люди взобрались, проверили - нет богов, ну ичто? Переселили наоблако, неутратив веры инеотказавшись отзнания. Ныне единый Бог стал велик итяжел, двигаться вынуждены уже люди иидеи… Университет Атэрры что ни год, норовят превратить вбогоугодное заведение, отбросив вдикость медицину испрятав под замок естественные науки. Насколько я знаю, эмиру непроще, даже переводы древних текстов под угрозой.
        -Увы, - кивнул Абу. - Запроливом гонения напоэтов, я вывез двоих, носкоро иунас они окажутся вбеде, глухих слуг навсех разговорчивых умников ненапасешься. Сам я уже определенно неунаследую власть, слишком рьяно полез втолкователи священных текстов, меня урезонили… мирно. Но, если мудрецы несумеют подтвердить должным образом замыслы Оллэ, мне возвращаться домой неследует… никогда. Выживу - поселюсь удикарей иначну составлять записи, новый догматический свод текстов, целиком иполностью сослов богоравного Оллэ. Пусть-ка они оспорят такое.
        -Пророки долго неживут, - буркнул Ноттэ.
        -Кто тебе сказал, что я хочу - долго? - насмешливо изогнул бровь мирза. - Я желаю жить интересно, ивэтом преуспеваю более иных. Сам подумай: янепропущу вспышку чумы ивойду воВрата ветров, куда уже полвека неприглашали ни одного посла эмирата Алькем. Я льщу себя несбыточной надеждой уговорить юного герцога породниться снашей семьей.
        -О! - коротко ибез удивления хмыкнул Ноттэ. Покосился нанедоумевающего Валериана. - Юноша, неделайте столь кислое лицо. Вы невидели девушку, номогу вас заверить, она непохожа насвоего брата самым выгодным образом. Абу, ты что, желаешь добраться спосольством доАтэрры иочаровать Изабеллу?
        -Мечтать незапрещено, - улыбнулся южанин. - Я везу те тексты, окаких она однажды упоминала вписьме, намеком. Ты ведь знаешь мою предусмотрительность.
        -Так… - поскучнел Ноттэ. - Идавно тебя выставили изстолицы впочетное изгнание насевер, самостоятельно ломать шею ипропадать?
        -Десять дней назад, сразу после изобличения брата, - скромно потупился мирза.
        Ноттэ вздохнул, прикрыл глаза иподставил лицо солнцу. Молодому, еще утреннему иласковому. Было странно вспомнить: недавно он въезжал вдолину инамеревался галопом домчаться докрепости, чтобы водин день убедиться, что страхи ложны или хотябы чрезмерны. Это далобы возможность отрешиться отчужих дел ивернуться наостров Серой чайки. Там Зоэ, малышка, умеющая искать пупок икорчить рожицы, танцевать светром ирассказывать обабушке. Девочка, невесть счего сочтенная родственным существом, связанная сним, почти вечным нэрриха, несбывшейся смертью ирадостью возвращения кжизни.
        Зоэ вызывала восхищение своим умением неотчаиваться и, может статься, знала вполне точно главное инедоступное седым мудрецам - тайну людского счастья…
        Увы. Она - там, аздесь ворох бед. Целый горный обвал несчастий инеожиданностей наглухо завалил тропу назапад…
        Глава 10. Молитвенное усердие
        -Это поющий фонтан, - гордо сообщил Вион ихлопнул ладонью побронзе чаши. - Мне Ноттэ показал: тут надо приложить ухо ислушать.
        -Красиво, - шепнула Зоэ, старательно жмурясь идля надежности обеими руками цепляясь закрай чаши. - Ну, почему он уехал? Онже знал, что я жду, очень жду, он сказал - будет беречь идаже назвал обузой, ачужих-то незовут обузой, правда?
        -Да, вот я неудостоился пока звания обузы, - согласился Вион. - Идем. Я поселю вас впарковом домике. Кажется, королева выделяет его своим любимцам, чтобы затем изгонять их, едва наскучат. Я пока что ненаскучил.
        Нэрриха улыбнулся одними губами, без радости. Подал руку Зоэ иповел её мимо цветников, поприхотливо иточно изогнутой дуге дорожки.
        -Как-то странно сказал окоролеве, - насторожилась Зоэ, вприпрыжку спешащая рядом.
        -Она умная, даже очень. Красивая… тоже очень. Икоролева, ну уж этого - через край, - усмехнулся Вион. - Сын заката оставил меня здесь, как я теперь понимаю, непросто так, адля обучения. Это горький урок, даже ядовитый. Дворец… Никто неулыбается отрадости, никто нераскрывает рта, чтобы выговорить хоть слово правды, более того: никто непопадается навстречу по-настоящему случайно.
        Последние слова нэрриха выговорил громко исоткровенным озлоблением, скалясь надвух представителей ордена Зорких, затеявших высокодуховный диспут визлучине дорожки, напятачке, огражденном высокой зеленой изгородью. Оба служителя веры были так погружены вбеседу, что незаметили идущих подорожке, аразговор они вели столь тихо, что сами зазеленью оставались невидимы инеслышны втрех шагах… Иоба здесь пребывали случайно, идевочка впыльном дорожном платье их ничуть незаинтересовала, ни сама она, ни нэрриха, ни капитан Вико истарый Челито, шагающие следом. Обладатели черных ряс умудрились неотвлечься даже для пересчета слуг, вереницей сопровождающих гостей королевы инесущих вещи, потрепанные дорожные итолько что подаренные новые, необходимые для приема водворце.
        Зоэ несколько раз оглядывалась начернорясников, борясь сжеланием показать им язык ипоглядеть, как они иэтого - незаметят. Ведь проглотили инепоморщились зачтение вслух указа королевы, тем изавершилась история впорту Парады. Акак сперва петушились!
        Еще налюгере Зоэ посетила неприятная идаже жутковатая мысль: капитан совершает опасное для себя дело, меняя курс инарушая приказ. Значит, надо выручать Вико! Но - как? Сообщив важное Ноттэ. Она - плясунья, она капитану, ито умудрилась присниться. Значит, инэрриха её услышит. Надо лишь дождаться нужного ветра ишептаться сним понастойчивее.
        Увы: непогоду переспорить трудно. Несколько дней тогда, еще наострове, сама Зоэ вмешивалась невесть вочто, играя ссеверным ветром, итеперь юго-западный нежелал приходить… зато упорно задувал западный, беспокойный, несклонный слушать ижелающий наоборот - высказаться. Что он шептал, очем гудел впарусах - Зоэ неудавалось понять, нотревога ощущалась иросла, впервую ночь наборту сны явились темные иопасные, как глубокая морская вода. Сны накрывали сголовой итопили вледяном ужасе. Полнились невнятным эхом чужого крика, отголосками ощущений.
        Боль - нечто катится погорлу, подобное смоле, жгучее, лишающее речи, дыхания ижизни.
        Гнев - темным облаком он копится ипухнет мрачной синевой, готовит большую грозу.
        Страх - лоза вьется, разыскивает опору иникнет, отчаявшись. Нет настене трещин инеудается приклеиться, прильнуть, подняться ксолнцу, расцвести, взлелеять гроздь иуронить втеплую почву, аведь корни уже - подрублены…
        Навеянные снами образы были столь чужды иневнятны, что неполучалось даже закричать иодолеть их, вырваться, разбудить себя. Кругом копилось бархатное ничто без цвета иформы. Оно было голодным ирастворяло всебе, раздергивало поволоконцу саму память.
        Утром западный ветер приутих, нокночи налетел еще злее, капитан заругался ипогнал работать спарусами всех, нежалея людей инедавая отдыха. Люгер спешил наюг, чтобы обогнуть мыс Дэльсатта. Помощник капитана, сердобольный Бэто, иногда находил время, заглядывал вкаюту проведать Зоэ иутешал её: при хорошем ходе уже завтра удастся укрыться ответра замысом ивзять прямой курс напорт. Новторая ночь началась нелегче первой, хорошо хоть, Зоэ насей раз удалось проснуться исбросить кошмар.
        Девочка подсела коконцу, слушать, как редкие капли несбывшегося дождя лупят вдорогое цельное стекло. Живой мир, настоящий, ничуть непугал даже втемноте ночи. Сон - страшнее! Избегая его, Зоэ слушала ветер, прижимала ладонь кстеклу, пальцем норовила стереть капли дождя спрозрачной его изнанки, высушивая эти ночные слезы. Невидимые, ностранным образом ощутимые. Уветра случилась беда. Зоэ слушала его жалобы, виновато шмыгала носом инегромко оправдывалась: непонимаю я тебя, прости… Наконец, отговорки закончились, жалось кплачущему ветру сделалась огромной инеодолимой, идевочка приоткрыла дверь, впуская вкаюту непогоду. Ограничила её, привязав ручку двери веревкой кскобе настене. Исела напол, слушать шум ветра ирассказывать ему свое, тоже неособенно радостное: капитан нарушил приказ Башни, капитан выбрал курс наПараду иего накажут, аэто очень плохо исовсем нечестно! Ветер вздыхал исоглашался, Зоэ тоже вздыхала ирадовалась этому пусть ифальшивому - ноподобию понимания.
        Двое суток спустя люгер вошел впорт. Когда он приблизился кберегу, напричале стояли люди вчерных рясах. Капитан увидел их издали ипомрачнел. Явно задумался, как выручить изнакопившейся неприятности Зоэ - нотут напричал выехал верховой, юноша нароскошном вороном коне. Почему-то чернорясники необрадовались возможности вблизи рассмотреть столь красивого скакуна ипознакомиться сего всадником. Потоптались, сторонясь оттеснящего их чужака - да июркнули прочь стайкой ночных, неуместных среди дня, теней…
        Когда сходни связали люгер ссушей, поих узкой тропке наборт сразу поднялся хозяин великолепного коня.
        -Вион, - улыбнулся вусы капитан. - Каким ветром? Хотя что это я, всю дорогу западный аж сума сходит…
        -Прибыл поприглашению, хотя сам непонимаю, как получил его, - развел руками юноша, синтересом глянул наЗоэ. - Это ты умеешь шептать ветру?
        -Н-нет…
        -Голос тот самый, - заверил нэрриха. - Посчастью, я разобрал, сообщил королеве иона сочла дело важным. Столь важным, что люгер она велела оставить увоенных причалов короны, вот приказ. Авас, милая донья, ваших родных икапитана я провожу встолицу.
        -Я недонья!
        -Зато я вежливый нэрриха, как назвал, так ибудет правильно, - подмигнул Вион. - Знаешь, я так думаю: яуслышал тебя, потому что встолице мне было тошно, я хотел уехать иискал повод, любой. Изабелла изволит быть сомной по-королевски щедра, то есть снабжает всеми сплетнями двора ивынуждает читать доносы. Воспитывает… - Нэрриха жалобно глянул наЗоэ. - Лечит отнаивности, амне было нетак уж дурно, пока я болел… Люди казались добрыми, честными, умными, тонкими.
        Вион вздохнул, встряхнулся по-собачьи, короткие волосы намиг встали дыбом. Зоэ рассмеялась иокончательно поверила: этот нэрриха почти также хорош, как Ноттэ. Сним легко, он явился помогать по-настоящему, без обмана. Делает дело ловко иуверенно: уже готовы кони, уже выбрана дорога.
        Поехали быстро. Вион упрямо отказался отнайма карет иусадил Зоэ насвоего вороного, нахально щурясь накапитана Вико иуверяя: поездка вседле снэрриха еще никому невредила. Вдвенадцать лет рано пугать детей сплетнями, зато самое время прикрывать отстрел. Потому что черные ушли, ноэто врядли окончательная победа… Подороге встолицу каждый служитель втемной рясе казался Зоэ злодеем, она злилась насебя заэто отношение кбожьим людям, ноизбавиться отподозрений немогла. Да иВико смотрел начернорясников тяжелым взглядом, принимаясь время отвремени поглаживать рукоять длинного ножа, более похожего насаблю… Вопреки всем страхам, ничего угрожающего неприключилось завсю дорогу. Правда, черных было много ивстречались они повсюду, даже здесь, всердце столицы, впарке королевского дворца.
        Зоэ последний раз оглянулась надвух служителей, продолжающих беседу визлучине тропки. Дернула Виона заруку.
        -Ну, немолчи! Я ужас как боюсь: счегобы это самой королеве глядеть наменя? Я незолотой слиток инесвятая.
        -Переодевайся, быстро! - Вион довел додомика итолкнул вдверь. - Я жду! Эй, слышали?
        Это было сказано иным тоном иотносилось кслужанкам. Зоэ подхватили под локти ипочти внесли вкомнату, едва несилой раздели, запихнули вбольшой чан сводой, вынули, растерли полотенцами, неслушая писка ижалоб, беспощадно продрали спутанные волосы расческами, одновременно выкручивая руки ибесцеремонно втискивая тело вдорогущий, тяжелый наряд. Нашею сбряцаньем легла массивная цепь, взатылок впились гребни. Ноги закабалили втесные туфли. Ивсе это молча, остервенело-поспешно, едвали неяростно. Снова подхватили под локти ипотащили квыходу, неслушая сопение иохи. Выпихнули запорог иклацнули дверью посамому затылку.
        -Зоэ, терпи, - посочувствовал Вион, он ждал напрежнем месте. - Поверь мне, еще ни одна девушка непереодевалась вэтом дворце ивполовину так быстро. Держи платок, если вздумаешь плакать.
        -Вотеще!
        -Держи веер, если вздумаешь ругаться, - темже тоном продолжил Вион, подмигивая ирадуясь своей шутке. - Тут принято перемывать окружающим кости, прикрыв рот веером. Беда нэрриха втом, что наш слух весьма хорош.
        -Да уж, - посочувствовала Зоэ ипопыталась вздохнуть: - душно…
        -Модно, - передразнил нэрриха. - Идем. Изабелла очень ждет вас, она умна иона что-то важное почуяла вмоих невнятных словах, перевранных суслышанного вголосе ветра. Впридворную донью неиграй, утебя неполучится, да инекпользе. Лучше делай вид, что королева тебе тетушка, аты маленькая иочень, ну очень наивная.
        -Я иесть маленькая! - прошипела Зоэ, снедоумением рассматривая нагнавшего иположившего руку наплечо капитана Вико, непривычно выглядящего вновом роскошном наряде.
        -Мы ехали вместе изПарады встолицу достаточно долго, чтобы я успел понять: наивности втебе меньше, чем вомне, - грустно усмехнулся Вион. - Идем. Хотя нет, давай я отнесу тебя. Сплетней больше - сплетней меньше, зато ноги несобьешь инеспоткнешься.
        Королева показалась Зоэ непросто красивой - ослепительной. Волосы унеё были темного золота, платье умопомрачительное, отмножества драгоценностей исходило сияние, асиние глаза таили надне тепло, ихотелось верить - оно настоящее, неподделка… Изабелла сидела унизкого столика, гостям она сразу указала накресла рядом ипринялась чистить крошечным серебряным ножом фрукты, часть выкладывая всвою тарелочку, ачасть предлагаяЗоэ.
        Говорил сначала Вико, он коротко ипосуществу изложил историю появления девочки наборту люгера, упомянул, что Зоэ под защитой сына заката, передал все, что касалось переписки эмира играндов Башни, поделился подозрениями относительно скорого рождения нэрриха первого круга. Королева выслушала молча, ни разу нешевельнув бровью иневыказав иных признаков интереса или волнения. Своей рукой налила всем побокалу сока.
        -Капитан, я решу все сБашней, ваш люгер перейдет под руку короны, - негромко сказала Изабелла. - Пока дела улаживаются, для вас есть дело наберегу ионо… небыстрое. Вот дон Хакобо, его сын мечтает плыть назапад иискать новые земли. Пожалуй, уменя закончились отговорки, допускающие дальнейшее сбережение золота. Я неверю вскорую пользу отподобных изысканий, новсёже начну их. Ваш опыт, возможно, позволит нам увидеть сына этого дона живым ивернувшимся домой благополучно… июношу, икорабли. Рождение нэрриха нам интересно, ноэтот вопрос вы обсудите стемже доном Хакобо. Пожалуй, я выделю вам землю напобережье, чтобы вам непришлось кланяться ему слишком уж почтительно… дон Вико.
        Капитан поклонился ивстал, догадываясь озавершении разговора. Зоэ тоже попробовала подняться, нокоролева удержалаеё.
        -Ты надеялась отмолчаться? Нет уж, мы будем обедать, затебя я еще возьмусь всерьез, маленькаяЗоэ.
        Королева жестом удалила изкомнаты всех, кроме девочки. Втесном, сжимающем ребра платье сделалось окончательно невозможно дышать. Зоэ хватала ртом воздух, чувствуя себя рыбкой накрючке - инесмея шевельнуться…
        -Ичто задрянь я держу вприслуге, косорукие неумехи, - поморщилась королева, наблюдая серое лицо гостьи. Встала, обошла кресло исклонилась, толкнув вперед ипросунув руку под платье, проверяя пальцами завязки нижнего изнарядов. Дышать стало сразу удобнее.
        -Спасибо, - осторожно улыбнуласьЗоэ.
        -Неноси более эту гадость, - посоветовала королева, усаживаясь иснова принимаясь чистить фрукты. - Титул тебе непожалую, некпользе. Еще ни одна донья несмогла разговаривать светром, дворцовые танцы втаком деле бесполезны… Ты знаешь, что патор два года назад объявил плясуний вне закона, если они отказываются явиться вближнюю обитель ипокаяться? Аявившихся допрашивают иотправляют вобитель Смирения. Или неотправляют, нодомой они влюбом случае невозвращаются.
        -Так чтож мне делать?
        -Разберемся, - пообещала королева. Отложила нож, тонким платком промокнула испачканные соком пальцы иоткинулась вкресле. - Год вас ловили, затем патор осознал: вобители стены высоки, ветры там негуляют, аплясуньи - мрут. Отострова Наяд небольше пользы. Ивас, немногих неизловленных, стали усердно незамечать, толком нерешив, какже дальше быть… Некоторых прикармливают, я изучила сведения отаких инесочла их интересными для короны. Видишьли, отядов обычно есть хоть какие, нопротивоядия, авот проклятия невидимы иопасны. Нежелаю ссвязываться стьмою, можешь хмыкать, ноя вообще-то набожна, пусть кое-кто иполагает это игрой. Проклинательниц следует жечь, тут мы спатором согласны. Скажи, давно ты разговариваешь светрами?
        -Я неумею, разок ипопробовала, да оно вот случайно само сложилось, что дон Вион услышал, уж спасибо ему, - Зоэ торопливо инесвязно выпалила все, что казалось важным, прижала руки кгруди, незная, как еще уверить всвоей честности. - Вы слишком добры, ая плясать-то инеловка, Ноттэ сказал: рано иопятьже, я пробовала, авыходило непо-моему!
        Сказанное снова сделало платье тесным, авоздух - душным. Зоэ виновато сморгнула слезинку, нащупала веер инеловко его раскрыла, замахала, стараясь согнать краску сощек. Ей казалось, что лицо горит. Полыхает! Королева улыбнулась, налила сок. Прошла кокну, приоткрыла его, впуская изпарка ветерок изапахи цветов.
        -Скажи еще: ты непробовала услышать сына заката?
        -Неполучается уменя…
        -То есть - пробовала. Неполучается потому, что дует неродной ему ветер, да исам он теперь вдолине Сантэрии, атам светрами творится нечто особенное, горы их то впускают, то наоборот, отрезают. Хоть криком кричи, он неуслышит тебя, пока несовпадут особые условия, нам неизвестные, - грустно отметила королева иподвинула сок постолу. - Пей, вкусно. Инеудивляйся, я много знаю оветрах… Накорабли для Хакобо могу поскупиться, авот людей Башни перекупаю, нежалея золота. Недавно выведала, что такое колодцы икак через них патор предлагает нэрриха найм. Так вот, девочка, ты - иколодец, истоящий уего края зовущий, то идругое сразу, я уверена. Редкость, я дешево отплатила Вико заправо получить столь ценное существо.
        -Ичто теперь? - шепнула Зоэ, вжимаясь вкресло инежелая полагать себя «существом».
        -Пока - ничего… Я знаю Ноттэ, ты ему ценна, это надо учитывать, - усмехнулась королева. Глянула нагостью строго. - Милочка, ненадо пугаться. Я прекрасно вижу, что ты человек, я сказала «существо», нежелая использовать худших слов: оружие, инструмент или механизм… Именно так тебя оценивает Башня. Я ничуть недобрее, ноя умнее, неупеку под замок инестану переделывать, лишь постараюсь сохранить хорошее отношение, пообещаю защиту ипонадеюсь наответные услуги. Ноттэ мельком упомянул: беда вгорах. Новостей уменя нет, душа неспокойна. Помоги своей королеве изаодно сыну заката: янетребую невозможного, невынуждаю говорить светром. Всего лишь попытайся слушать: водворце имеется колодец, открытый для общения, как такие называют вБашне. Я купила нужных людей, выведала: почти любой годится, если кое-что проверить идоделать. Идем, посиди уводы ипослушай. Это, может статься, решит чьи-то судьбы.
        -Страшновато, - призналасьЗоэ.
        -Нет, куколка, тут ты неправа. Страшно наоборот - незнать, неиметь почвы для верных суждений. Идем.
        При движении платье почти сразу сделалось просторным инелепым, оно ползало потелу иоттягивало плечи, повиснув наних всем своим немалым весом. Зоэ терпела, закусив губу ипосовету королевы придерживая подол. Посторонам глядеть было страшновато, ноги заплетались, иЗоэ брела, упрямо глядя впол. Всю дорогу она так изапомнила: один красивый пол сменяется другим, ковры уступают место полированному камню, иногда видны чьи-то ноги, люди сложно топчутся, исполняя вежливые поклоны… Себя Зоэ ощущала смешной инеуклюжей, ноИзабелла несмеялась, это уже было хорошо.
        Колодец обнаружился вмалом дворе, обнесенном глухой, без единого оконца, стеной. Здесь Зоэ решилась свободнее вздохнуть иосмотреться. Возле круга каменной кладки стояла деревянная скамейка, весь дворик был засыпан мраморной крошкой, сквозь неё пробивалась трава, вдоль стен нахально лезли врост сорняки. Было безлюдно, тихо иуже потому - уютно.
        -Еще три дня назад это место неинтересовало даже слуг, - усмехнулась Изабелла, устраиваясь налавочке. Похлопала поукрашенной резьбой древесине. - Садись. Иочень прошу, разбери хоть что-то, умужа вдолине племянник, совсем мальчишка, аНоттэ предрёк серьезные беды. Плохо… Какбы сыну заката одному непришлось отвечать завсехнас.
        -Я постараюсь.
        -Если неполучится, я небуду огорчаться, - королева погладила Зоэ поголове. - Мне здесь стобой все равно хорошо, ну скем еще королева может посидеть налавочке ипоболтать?
        Зоэ почти истерично хихикнула, сполна осознав невозможность происходящего исвою роль. Кладка колодца под пальцами была прохладной, день еще ненагрел её. Мох казался слегка влажным, неломался инешуршал. Внедрах каменного кольца шевелилась вода, так глубоко, что тени скрывали её целиком. Лишь вполдень, - подумала Зоэ, наклоняясь изаглядывая впрохладный сумрак, - надалекой поверхности всплывают редкие золотые рыбки бликов. Иснова ныряют, доследующегодня…
        Колодец дышал, даже вбезветрии он полнился невнятными шумами. Шевелились крошечные волны, кольцами бежали ккаменным стенкам, облизывали зеленый мох, ощупывали его - глотателя звуков. Солнце грело спину, усталость недавней сумасшедшей скачки копилась, покапле переливаясь всонливость.
        -Голос! - удивилась Зоэ, вздрогнула иподняла голову скаменного края колодца. - Ой, я что, задремала?
        -Ты сидишь так, без движения, достаточно долго, - отозвалась королева. - Чей голос?
        -Значит, приснилось, - насей раз Зоэ несомневалась: побагровели даже уши, столь позорно неисполнить просьбу самой королевы было непросто стыдно - непростительно.
        -Что именно приснилось? - ничуть нерассердилась королева.
        -Ой, ужас какой-то, - передернула плечами Зоэ, нахмурилась. - Вроде гудело там, гудело, апотом раз - иголос отдался эхом, прямо сполуслова сделался внятным, сказал «…исходить изего логики, чума - лечение». Потом слова стали дробиться иповторяться, шум вырос, будто еще голоса добавились… ноя уже проснулась.
        -Чей был голос?
        -Н-не знаю, - Зоэ виновато дернула плечом. - УНоттэ немного иной, разве что он сильно устал идаже охрип.
        -Уезжая, он сказал, что еще иненачинал меня пугать, атеперь вот, получается, начал, - королева зябко обняла ладонями плечи. - Боже мой, вот так провидение… Что мне недоговорил Бертран, теперь яснее ясного. Что ему несообщил патор, тоже проступает внятно. Но, направив навосток Факундо, иэто тоже рисуется отчетливо, наш премудрый Паоло ошибся всерьез, ая, наоборот, благодаря первому гранду могу позволить себе надеяться налучшее… Энрике!
        Имя королева выкрикнула громко, повелительно. Из-за двери, единственной вкруге стен, тотчас возник средних лет мужчина втемном дорожном платье. Поклонился изамер вожидании.
        -Дороги наСантэрию перекрыть, полковника Нанья иего людей кгорам, долину оцепить, оттуда никого невыпускать, более того: навыстрел неподпускать кохранению, - строго велела королева. - Сам разберись, кто сейчас встолице изврачей, встряхни наш университет. Южанам подготовь то утреннее письмо, что мы обсудили. Принеси мне наподпись после обеда, вызови навечер Юсуфа. Пока все. Патор прибыл?
        -Ждут взале слоновой кости.
        -Сейчас дождутся, - налице королевы намиг мелькнуло жесткое, даже жутковатое выражение, впрочем, оно тотчас сгинуло, сменилось улыбкой. - Иди. Зоэ, милая моя, больше никогда несмей говорить, что ты неумеха. Иесли я вздумаю наградить тебя титулом, одергивай меня, невпользу ведь, невпользу… Хотя породнить тебя сАльгердо ипопытаться закрепить дар вкрови, близкой семье Траста - такой соблазн… - взгляд королевы хищно блеснул истал опять теплым. - Надумаю роднить, напомни мне про обитель Смирения,да?
        -Да, - кое-как выдохнулаЗоэ.
        -Молодец, держись ипривыкай, - одобрила королева. - Голову выше, хватит полы рассматривать. Идем, навестим патора Паоло испросим унего, как плясуньям жить внашей мирной Эндэре. Глядишь, помолится занас, грешных… давно пора.
        Изабелла звучно щелкнула веером, складывая его. Зоэ проследила движение исразу решила научиться танцевать свеером, бабушка однажды говорила - можно, нопоказать толком неуспела, да ивеера небыло, лишь остов состатками шелка. Зоэ встала, поправила наряд, ойкнула: королева бесцеремонно дернула ксебе, развернула спиной иопять полезла под ткань верхнего платья, перебирать шнуровку нижнего, ругаясь тихо инеособенно прилично.
        -Так лучше, спасибо, - вздохнула Зоэ, когда её отпустили ичуть толкнули вспину, направляя кдверям. - Ужасное платье, я внем, как вловушке.
        -Ты внем куколка, - наухо шепнула королева, раскрывая веер. - Зоэ, я наверное неотпущу тебя издворца вближайшее время, уж терпи, забавно мне стобой… Своих кукол утетушки Бэль пока нет, вот она ичудит. Хочешь мороженого? Водворце превосходный ледник, эмир прислал трех поваров, толи отравить решил, толи правда по-соседски выразил уважение, что почти одно итоже. Мороженое они делают замечательное. Наюге считается, что холодное полезно горлу. Их великий врач так написал, давно.
        Ответов королевская болтовня нетребовала, Зоэ лишь иногда кивала, хихикала или говорила «угу», подтверждая внимание. Изабелла шествовала погалереям икоридорам, придерживаясь середины ковра инеобращая внимания нашарахающихся иприседающих доний, переламывающихся впоклоне донов ираспахивающих двери слуг. Королева цепко держала Зоэ заплечо, направляя внужную сторону. Дважды она мельком кивала кому-то, выделяя изобщей массы лиц. Наконец, ненадолго остановилась, сложив веер иприцелив его кончик впочтительно замершего уокна рослого мужчину.
        -Он водворце, или ты бросил его одного вгороде?
        -Как можно, ваше величество… - усердно согнулся дон, приветствуя королеву. - Едва вы завели себе нэрриха, я сделался куда как менее интересен инужен, увы мне. Они утром желали упражняться срапирой, нозатем передумали иожидают вас назападном балконе.
        -Так передай, мы направляемся взал слоновой кости, - приказала королева иснова толкнула Зоэ вплечо, предлагая идти вперед. - Красиво водворце, куколка?
        -Очень. Истранно. Вот когда я жила сбабушкой, уменя дома нешлялись всякие там… покомнатам, где ни попадя, толпами. Воруют ведь - наверняка. Вон тут сколько всего красивого.
        Королева резко распахнула веер иуспела самым благопристойным образом приглушить смех.
        -Потому инехочу даровать тебе титул, мороки сним - ужас сколько, - подмигнула Изабелла самым заговорщицким образом, пряча лицо завеером инаклоняясь куху. - Деньги, титул, обязательства - они вроде веревок, спутают тебя, итанцевать уже несможешь, так я полагаю… Инежелаю утратить личную плясунью. Может, тебя одной довольно, чтобы заткнуть пасть Одону де Сага ивсей его родне. Ветер, милочка, никому неслужит, ноиногда обращается бурей… тогда даже королям делается тошно. Кто соорудил тебе прическу?
        -Незнаю, - надулась Зоэ. - Набежали, втиснули вплатье исгинули. Толпа!
        Королева выдернула затылочный гребень иоба боковых, позволила волосам Зоэ рассыпаться. Бросила гребни напол, как мусор.
        -Втаких волосах можно всерьез запутать много разных… ветреных донов, - усмехнулась королева. - Носи свободно, пусть знают, кто они икто ты. Аквечеру я придумаю для тебя безопасное звание. Плясунья королевы - это суть, нозвучит как-то гадко, надо облагородить. - Изабелла остановилась вдлинном пустом коридоре, позади сощелчком сошлись створки дверей, отсекли гул голосов ишелест шагов. - Милочка, изволь кланяться патору без воодушевления. Отменя ни нашаг, иисполняй все мои распоряжения. Только мои. Понятно?
        -Да.
        -Все сказанное взале изволь забыть еще дотого, как услышишь, - мило улыбнулась Изабелла. - Учти: короткая память есть залог долгой жизни… это наиглавнейшее дворцовое правило. Идем.
        Изабелла насей раз первой вошла взал, коротко наметила поклон патору - Зоэ стрепетом едва взглянула ипоняла: это он, высший служитель всея Эндэры иТагезы… Ион вответ нанебрежный кивок королевы отечески улыбается, идаже поднимается изкресла, чтобы свершить жест благословения.
        -Воистину редкое счастье, видеть вас водворце, - сладко прошелестела королева, вцепилась вплечо Зоэ ипотащила её ккреслу, вынудила сесть… иустроилась рядом. - Мы писали вам еще месяц назад. Увы, наши молитвы долго добирались довысшего… Носбылись, вы здесь. Смею надеяться, вдобром здравии?
        Впоследних словах отчетливо прозвучала ничуть непонятная Зоэ вкрадчивая угроза. Патор опустился вкресло, указанное хозяйкой дворца, старательно выбрал полуулыбку мудрости.
        -Вашими молитвами, - незамечая угрозы вголосе Изабеллы, отозвался он. - Увы, тягостные вести вынудили нас ускорить прибытие ко двору, мы наслышаны онеприятности серетическим текстом, он, вродебы, попадал вруки переписчика…
        -Немыслимо, - поразилась королева, поглаживая край веера, как рукоять кинжала. Зоэ даже заподозрила: вдеревянном остове скрыт похожий наспицу клинок. - Чего только неболтают люди, имбы прежде подумать одуше, аони все - сплетни, сплетни…
        -Ваш мальчишка нэрриха оскорбил людей Башни исилой изъял еретика, подлежащего наказанию, - куда жестче продолжил патор, косясь наЗоэ иутрачивая покой. - Иплясунья - это ведь она? Вы понимаете опасность подобных ей инаше искреннее радение опокое Эндэры. Мы стараемся выявить ересь взародыше инедопустить роста чертополоха напажитях.
        -Зоэ, куколка, аскажи тетушке Бэль, - мило улыбнулась королева, вцепляясь вруку иподтягивая ксебе, заодно успокаивая, - кушаютли коровки чертополох?
        -Да, ваше величество.
        -Вот ия так думаю, пажити унас вполне тучные, - вулыбке королевы проступила натянутость, - аскот-то дохнет… Сказать неловко, мы наслышаны, будтобы некто, причем изпастухов, сам изатеял потраву.
        -Сплетни, - вернул королеве еёже слова патор, неменяя выражения лица. - Болтают люди, имбы одуше задуматься, квышнему обратить помыслы изанять себя покаянием, аони - сплетни плетут, тут вы правы.
        -Ачто это заистория, - прищурилась королева, необорачиваясь назвук открывающейся двери иудерживая отдвижения Зоэ, - вродебы вы мужу моему показывали некую ткань. Цветом бурую, невзрачную, нотак она умиротворила Бертрана, что он вернулся встолицу новым человеком, иначе инесказать.
        -Впровидение уверовал, - уточнил негромкий голос закреслом, круке королевы склонился мужчина, иЗоэ дернулась вскочить, опознав профиль короля иощутив себя окончательно раздавленной размерами происходящего. - Бурая ткань, разве я неупоминал цвет?
        -Вы неупоминали иткань, - королева глянула намужа из-под тяжелых век исоизволила улыбнуться. - Как мило свашей стороны присоединиться кдушеспасительной беседе. Все мы что-то слышали, что-то видели. Все мы тут… апровидение там. Слишком далеко отнас и, как я понимаю теперь, недостижимо ичудовищно далеко. Так далеко, что уже икаяться-то поздно. Даже наисповеди я несмогу поведать вполне правдиво, кому служит нанятый вами обоими нэрриха Эо, - королева намиг прикрыла глаза, король ипатор насторожились. - Исами вы неответите, поскольку истина отличается отизвестного вам, как я… надеюсь.
        -Мы невсилах понять ваши рассуждения, - насторожился король. Он присел всвободное кресло ипринялся подбрасывать наладони крупное яблоко, взятое изкорзины настолике. - Хм… та самая плясунья, окоторой гудит весь дворец? Её инэрриха наруках носит, икоролева балует, ипатор мечтает исповедовать…
        -Ах, пустое, сплетни всюду инет отних спасения, - негромко рассмеялась королева. - Мы изволили совместно свами, мой драгоценный инежно любимый супруг, прийти крешению, что наш новый духовник - гранд Факундо. Именно он! Игранд займется воспитанием девочки, едва вернется встолицу. Точнее, - королева подалась вперед, глядя вупор напатора иакцентируя каждое слово, - если вернется.
        -Невижу ктому препятствий, - отвсей души удивился Паоло.
        -Зоэ, милочка, повтори вточности, как иподобает наисповеди, что именно ты услышала, наклонившись коткрытому колодцу, - строго велела королева. - Те слова ведь произнес голос сына заката, отправленного моею волей вСантэрию?
        -Да, голос Ноттэ, - неосмелилась оспоритьЗоэ.
        Она повторила, как пришла кколодцу истала слушать, как чуть незаснула, апотом голос почудился исделался внятнее. Слова выговаривались трудно, Зоэ часто запиналась, стараясь неглядеть накороля ипатора, спасаясь отвеличия собравшихся взале людей - изучением узора наполу. Слушали её молча и, судя посовершенству тишины, внимательно.
        -Мы сегодня все взялись говорить правду, как наисповеди иподобает, - отметила королева, когда Зоэ смолкла. - Патор, вы немоглибы уточнить: так ткань была бурая или всеже более темного оттенка?
        -Она лжет. Это немыслимо, слушать бредни какой-то девчонки, плясуньи! Наверняка она еретичка. Вы сами полагали проклинательниц недостойными жизни, аныне отравляете свой слух гнуснейшими наветами, - насей раз патор несмог сохранить спокойствие. - Да, мы достигли договоренности ссыном штиля. Нестану отрицать: мы желали обезопасить южные границы, ценоюже были бумаги, дающие нэрриха Эо право наземли близ озера, мы нетак давно испросили означенные земли для новой обители. Вот ивсе наши замыслы, вних одна лишь польза для страны ирадение одушах живущих вней.
        Королева обернулась кмужу иуточнила, прочелли он письмо, доставленное капитаном Вико. Бертран кивнул, нахмурился инехотя отложил яблоко, так удобно занимавшее руки.
        -Вы полагаете, слова, дошедшие дослуха девочки, несон инеобман? - уточнил король.
        -Колодцы необманывают. Они или дают ответы, или недают ничего, это ведомо патору нехуже, чем нам, - покачала головой королева. - Полагаю, Ноттэ уже вкрепости Тольэс или близ её ворот, я учла время надорогу. Неведаю, какова судьба Эо, предавшего всех нас, номеня обнадеживает отсутствие его голоса вответе колодца.
        Королева смолкла, гладя веер. Она искоса посматривала напатора, напряженно замершего вкресле. Тишина натягивалась, иЗоэ осознала: она едва смеет дышать! Наконец, кроль встал, потянулся идобыл новое яблоко. Принялся гулять позалу, подбрасывая яблоко, хмурясь, мрачнея все более.
        -Непонимаю, - наконец, невыдержал он, резко остановившись перед патором. - Если вы полагаете, что черная ткань наворотах моего города может иметь отношение кпровидению, чтоже тогда - кара небесная?
        Зоэ задохнулась, лишь теперь сполна осознав: то, что голос Ноттэ шептал изколодца относительно чумы, все присутствующие полагают неигрой слов, асамым настоящим приговором долине идаже, наверное, стране… Для самой Зоэ слово «чума» значило весьма немного. Черная смерть уже долгие годы обходила Эндэру стороной: лишь иногда возникали старые рассказы о«божьей каре», однажды рассеявшей войско островитян. Было это полвека назад, насевере, уграниц Тагезы - то есть, помнению двенадцатилетнего ребенка, немыслимо давно идалеко… Самым ярким воспоминанием очуме для Зоэ остались слова бабушки: «Я видела это, оно - смерть неприглядная инесправедливая, карающая вслепую».
        Зоэ почти невольно сжала руку королевы ижалобно заглянула всиние глаза, надеясь найти более мирный именее ужасный ответ.
        -Милочка, прежде всего, если ты переживаешь задруга, учти: нэрриха неболеют чумой, они нелюди, - сбледной улыбкой предположила Изабелла, по-своему поняв взгляд. - Твой драгоценный Ноттэ, что тоже важно, живет вмире невесть сколько! Он один извсех нас знает, как избежать худшего чумного поветрия, выкашивающего даже негорода - целые страны… Скажу больше, куколка: он ивторой изстарших нэрриха, Оллэ, только поупрямству Башни непричислены ксвятым. Указанные дети ветра остановили страшнейшую чуму впрошлый её приход. Тогда поиск лечения иисполнение задуманного отняли без малого три года… Сейчас сын заката опытнее, он попал вгород так быстро, что, возможно, успеет нам всем помочь иодолеет беду невтри года инеценой жизней половины населения страны. - Изабелла обернулась кпатору. - Мы имели возможность прочесть письмо кэмиру. Знаете, почерк так узнаваем, гранды мастера лепить завитушки… Учтите сей факт инеищите поводов котказу отидеи молитвенного уединения встенах дворца. Мы предоставим необходимое: место, слуг ипокой… Полный покой.
        -Вы непосмеете, - налице патора проявилась бледность.
        -Молитвы вам вредны? Вот уж неповерю, - вмешался вбеседу король. - Вы отослали вСантэрию нашего сИзабеллой духовника, чтоже нам теперь, лишиться слов утешения ииссушать души? Страна того игляди вывесит черные ткани наворотах городов, мы нуждаемся вукреплении веры.
        -Оставаясь вобители Тишины я могбы помогать… - буркнул патор, без особой надежды глянув надвери. - Если позволите, я счелбы…
        -Как вы добры, так сразу исогласились, - король наклонил раскрытую ладонь ипроследил, как наскучившее яблоко катится через зал, вугол. - Решено! Гора сплеч, теперь всякое утро я буду начинать сдушеспасительной беседы.
        -Именно, - улыбка королевы была слаще меда. - Сын заката желал обсудить: нетли зерна пользы всомнительном трактате того старика. Гранда Башни, я так слышала. Какже унего там?.. «Бог велик ивмещает мир, норазум людей слаб, ипорою мы невсилах распознать всю полноту замысла, противопоставляя части его инезамечая их связи». Мы обсудим детали письма, текст его увас, ноиводворце, если верить слухам, имеется список… Надо поискать.
        -Положим, - король задумчиво изогнул бровь. Прошел кстолику, хапнул новое яблоко, - выбы неизбрали подоброй воле уединение. Это моглибы счесть разладом меж короной иБашней, что былобы ужасно. Новы мудры. Вы всетерпимы икротки…
        -Пошлибы сплетни, - подхватила Изабелла, - авас рядом нет, имне пришлосьбы обратиться ксамому маджестику, уповая наразъяснения поповоду чумы - ипровидения… бурой ткани ичерной. Такая путаница.
        -Эспада! - король возвысил голос.
        Вдверях возник рослый мужчина, тот самый, встреченный королевой недавно иудалившийся исполнять её распоряжение.
        -Идем, надо проводить нашего гостя вСеверную башню, вверхние комнаты, оттуда открывается достойный созерцания вид, - сообщил король самым любезным тоном. - Там нет кричащей роскоши, все умеренно иблагообразно, прямо как вдостойнейшей обители. Ипомни: молитвы недолжны прерываться назойливыми просителями. Столь святой человек нуждается вотдыхе, тихом, созерцательном иотрешенном.
        -Если вы настаиваете, - патор нехотя поднялся изкресла. - Я вынужден подчиниться.
        -Что вы, я всего лишь уступаю вашей просьбе, - вголубых глазах королевы светилась неподдельная кротость. - Разве чума неудручает вас? Разве молитвы обисцелении иниспослании благодати могут быть отложены доиного времени? Мы всомнениях, мы нуждаемся вутешении инаставлении.
        Король бросил яблоко, целя вуже лежащее наполу. Попал, весело прищурился - ипервым покинул зал. Патор поплелся следом, нога заногу. Эспада дождался его удвери, шутовски поклонился ему иотвесил поклон еще глубже королеве, сгрохотом хлопнул дверью…
        Изабелла откинулась наподушки, неодобрительно глянула наваляющиеся уокна яблоки. Их выбросили, даже ненадкусив, такие аппетитные - подумала Зоэ, стараясь угадать причины огорчения королевы.
        -Хотите, я их помою? - предложила девочка, собирая плоды ивыкладывая настол.
        Изабелла рассмеялась, отмахнулась, сцапала веер, пытаясь закрыть лицо - иснова рассмеялась. Смех сгибал её пополам, королева розовела всем лицом изадыхалась. Зоэ испуганно пискнула, бросила яблоки. Подбежала, наощупь нашла веер, раскрыла ипринялась обмахивать её величество - всхлипывающую, кусающую пальцы, мнущую тонкий платок. Когда королева успокоилась, Зоэ села напол уеё кресла. Участливо погладила поруке.
        -Порой сложно улыбаться людям, улыбаться, анеказнить их идаже неудалять отдел, - назидательно сообщила Изабелла, выпив воды. - Нехорошие люди, куколка, это те, кто неделает нужного мне. Мир так отвратительно ибесчестно разделен наравно гнилые части: уродов-врагов ипокладистых подхалимов-исполнителей. Как грустно… Несложная уменя логика, Бертран говорит, ктомуже слишком женская. Ну ипусть. Зато теперь глист вбелой рясе попал внадежный каменный желудок… Посмотрим, кто кого переварит. Власти возжелал превыше королевской. Определенно, наставник твоего Ноттэ небыл глуп… Знаешь, вчем ересь его идей? Впрочем, тебе-то зачем…
        -Интересно, раз про Ноттэ, - закивала Зоэ, глядя накоролеву иснедоумением соображая: той, бедняжке, ипоговорить нескем, надоже было умудриться весь мир поделить науродов иничтожеств, неоставив самого малого места - просто людям, обыкновенным… Хотя им-то откудабы взяться водворце? - Вы поясните, это интересно, мне Ноттэ тоже много чего рассказывал.
        -Например? - удивилась королева.
        -Почему унэрриха нет пупков, - Зоэ покраснела докорней волос, моргая иожидая смеха.
        Королева пожала плечами идаже неулыбнулась.
        -Тот старик написал: если вера впитает слишком много денег ивласти, она сделается подобием королевства иначнет сперва расти вимперию, азатем дробиться, порождая сперва смуты вумах, апосле ивойны. Те, кто более всего уступит маджестику иего паторам, желая быстрого укрепления власти, окажутся вдальнейшем ослаблены иутратят влияние вбольшой политике… Старик имел наглость прямо написать: пройдут века ивыиграет север, амоя Эндэраже станет лишь провинцией выросшего мира. Зачем я прочла? Мне ибез того непросто принимать решения.
        Зоэ погладила бледную руку королевы итолько теперь заметила: эта женщина выглядит неусталой даже, акакой-то погасшей, исчерпанной. Дорогая одежда, исказившая первое впечатление, теперь перестала затмевать взор. Прическа Изабеллы, украшения идаже длинные, брызжущие искрами серьги, словнобы стерлись. Осталось молодое, интересное лицо, мягкая голубизна глаз, напрочь лишенных радости - внутренней, прорастающей издуши.
        -Давайте я станцую, - предложила Зоэ. - Я неособенно умею, нобабушка объясняла, что икак надо делать. Вы загадайте заветное, хорошо? Я неисполню, новам ненадолго покажется, что оно сбылось. Ну, если я справлюсь.
        -Вэтом платье инепробуй, - отмахнулась Изабелла.
        -Ну при чем тут платье! - разозлилась Зоэ. - Это внутри! Да я могу несходя сместа, вот! Сами сказали, я ненеумеха, аочень даже толковая. Самиже сказали!
        -Сама, - послушно кивнула королева. - Молодец, поймала наслове. Танцуй. Только уменя нет исполнимых заветных желаний. Я королева, все доступное имеется, азвезды снебес… нет, я всвоемуме.
        -Душа увас есть, только вы недаете ей свободы, - укорила Зоэ. - Неспорьте сплясуньей отанце, это мое. Тут я чувствую, азнание - оно невсегда инужно. Ничего незагадывайте, просто смотрите. Я сама вытяну нужное… если я толковая.
        Глаза Изабеллы - голубые при солнце иустало-серые теперь, когда они обесцветились ипогасли втени ресниц - смотрели без радости, без предвкушения. Зоэ сокрушенно покачала головой. Наплощади так небывает! Плясунью замечают. Отнеё ждут праздника, ждут - иуже самим ожиданием настраивают, наполняют. Пыльно-надломленное отчаяние королевы угнетало иопустошало. Ноги нежелали двигаться, плечи горбились, никли… Зоэ осторожно повела ладонью, добиваясь хотябы проблеска интереса. Улыбнулась, цветком раскрывая пальцы науровне глаз, вынуждая взгляды встретиться, выискивая втенях под веками Изабеллы - голубизну настоящего цвета.
        Ладонь трепетала травинкой наветру, ладонь была той лозой изстрашного сна, неспособной нащупать опору, ноупрямо тянущейся ксвету, кжизни. Все живущие, сколько им ни дай золота, мечтают неонем, люди остаются людьми, - так говорила бабушка. Мол, гниют, ломаются, уродуют себя идругих, агде-то вглубине, совсем заветное изабытое, теплится вкаждом это общее инеизбывное - жажда света, тепла ирадости…
        Изкоролевского неверия вмечты, изусталости исомнений было очень трудно подняться, нащупать опору ивырасти вполноценный танец. НоЗоэ упрямо старалась, изнемогая ивынуждая себя снова пробовать. Она искала путь, пока ветерок ненащупал ввысоких окнах щель-невидимку, непотянулся расправить волосы, наполняя их переливами света итени.
        Глава 11. Цыганское золото
        Крепость Тольэс под палящим солнцем, вцветении жизни изапахах лета, всё равно казалась накрытой тенью, обреченной. Большая дорога, обычно кипящая жизнью игудящая шумом, опустела. Ветерок мел мельчайшую пыль, перетертую множеством башмаков, колес икопыт дотонкости пудры. Придорожные кусты щетинились, словно недоумевали иразводили пошире ветви: где вы, гости? Отдыхайте, самое время, нонаша тень пустует…
        Посреди дороги, лениво пережевывая пук травы, стоял крупный баран. Он тупо высматривал противника, нодаже ему было невкого прицелить массивные рога. Мухи, извечные сопроводители людского быта - ите негудели. Только нэрриха угрюмо топал, издали ухмыляясь иприкидывая, насколько он упрямее барана, если прется кзакрытым воротам, вопреки здравому смыслу идоводам логики, неимея цели иповода. Ну, разве вот оправдание, встарой присказке людей: он тут потому, что он - рыжий. Указанный цвет волос допускает иоправдывает самое баранье поведение.
        Кортэ оставил коня впридорожной гостерии, уплатив вперед занеделю. Итеперь пылил пешком, неслушая ноющих, авернее, щенячье-скулящих, причитаний своего проводника. Гвардеец встретил посланника королевы вдесяти лигах отвнешней стены города, долго приветствовал, запинаясь исбиваясь, робея исмущенно косясь наневидаль: настоящего нэрриха! Было содного взгляда ясно, пацан знаком совсеми предрассудками… итолько сними. Мол, дети ветра есть жуткие клинки воздаяния, нелюди без души, почти что черти. Аэтот особенно страшен, раз ловко прячет рога влохматой рыжей шевелюре…
        Сам парнишка - Кортэ понял попервомуже взгляду иприветствию - происходил изместных мелкопоместных донов, раз мог похвалиться аж четырьмя именами при неизвестной никому фамилии. Очевидно было ито, что фамилией исчерпывается список семейного достояния. Кортэ засто восемьдесят лет пребывания вмире насмотрелся наподобных юнцов. Весь их кругозор ограничен видом сближнего отусадьбы холма, сама усадьба отостальных домов деревеньки отличается ровно так, как старый мерин - оточень старого… Под седлом угвардейца, впрочем, был купленный наденьги казны южный скакун, исвой восторг владения этим сокровищем недоумок выразил весьма странно: прикупив длинный хлыст. Этот хлыст насына тумана произвел сильнейшее впечатление. Неприязнь кмальчишке переросла вглухое, струдом сдерживаемое, желание стащить гаденыша изседла иизуродовать совкусом, неторопливо…
        Нэрриха однакоже неопустился дотакой мести, избрав более совершенный путь наказания провожатого… иулучшения своего настроения. Выслушав все приветствия, он безразлично отвернулся ипроцедил сквозь зубы имя лучшего шорника столицы, помял впальцах повод ипосетовал: надобы заказать новое оголовье вороному Сефе, это уже полгода служит ичуть пообтерлось. Нацедив ядовитых слов, Кортэ покосился нагвардейца: тот, само собой, стоской изучал убожество сбруи своего коня.
        Кортэ продолжил пытку, сдвойной щедростью оплатив запостой вороного. Азатем ивовсе, высыпал наладонь золото изкошеля, чтобы полюбоваться его блеском итяжестью. Дальше Кортэ так ишел, шурша монетами ибез спешки, вслух, считаяих.
        Баран тряхнул ухом, опасливо косясь нарыжего нэрриха, торопливо дожевал траву - иотодвинулся всторонку, неприняв вызова. Или - сразу признав свое упрямство ничтожным инегодным для сравнения? Сын тумана презрительно сплюнул, лишившись верного повода почесать кулак отвердый лоб ихоть кому пообломать рога.
        День незадался… Стоило Ноттэ сгинуть вдали, ипрежнее настроение вернулось, иснова мир сделался неуютен, азолото притягательно. Глупый гвардеец - ну чем еще пронять его? Только звоном монет, пожалуй. Глядишь, преодолеет свой страх ради корысти. Да, служители Башни вудаленных провинциях совсем обнаглели, исполняя тайное указание нового патора: напроповедях представляют нэрриха разве что нелюдоедами. Дошло дотого, что теперь непослушных детей стращают порочностью идикостью нрава клинков воздаяния. Ногвардеец принес присягу короне, ведь уже полвека встране есть армия, нанимаемая зазолото и, следовательно, принадлежащая светской власти спотрохами. Он - нэрриха Кортэ - посланник её величества Изабеллы: сам Ноттэ, сын заката, еще ночью успел предусмотрительно избрать иутвердить всознании местных олухов этот высокий статус. Мальчишка, следовательно, может хоть обмочиться отстраха, новнешне обязан выказывать полнейшее почтение.
        -Еще раз тронешь коня хлыстом, удавлю, - повозможности ровным тоном предупредил Кортэ, хмурясь истарательно рассматривая городские стены.
        Гвардеец икнул изамер вседле истуканом. Было ему тряско инеудобно, нострах мешал даже вздохнуть. Кортэ хмыкнул, ссыпал вкошель золото, долго звеневшее владони иуже изрядно наскучившее. Нет радости… сын тумана ссутулился. Увы, былого невернуть, общение сНоттэ отравило рассудок. Прежде было так удобно чудить иупиваться своими глупостями, полагая их - вполне даже умными… Атеперь? Он слегка поддразнил пацана инеполучил удовлетворения. Вгруди едва шевельнулось теплое самодовольство - итотчас оказалось растоптано кованым сапогом логики.
        Привитая Ноттэ привычка задавать самому себе вопросы несгинула, неумчалась вместе сазартным насмешником… Сын заката невесть где, можно наконец-то бежать отего угроз или, что куда приятнее идостойнее для самомнения - просто ехать без оглядки посвоим делам! Договоренность ехать вместе связывала спутников лишь доперевала, довхода вдолину. Столица давно позади, долги избыты, Ноттэ ускакал посвоей воле инеоставил указаний. Самое время позаботиться обезопасности, сгинуть изЭндэры лет на… да хоть насто, что такое время для нэрриха? Но - нехочется.
        Без Ноттэ игра ввопросы утрачивает изысканность. Апродолжить её - занятно. Вот хотябы: почему пацан вызывает бешеную злость? Он боится нэрриха - так это почти лестно, пусть себе зеленеет изадыхается. Что коня хлыстом бьет… Так небьет, лишь трогает пошкуре, икстати: хлыст старый, потертый добезобразия, новсе еще годный. Выходит, им вовсе непользуются. Может, дедово наследство или уполковника похожий имеется ипацан подражает кумиру? Так чтоже насамом деле вызывает вязкое, натянутое нарывом ощущение боли вгруди? Вызывает - и, проходя мимо сознания, превращается вхолодную злость. Еслибы неновая привычка задавать вопросы иприслушиваться ксебе, елибы непоездка вобществе Ноттэ…
        -Знаешь, аповезло тебе, месяц назад я был ох как скор нарасправы, - буркнул Кортэ. - Ты вот нэрриха нелюбишь, я чую это, имне хочется поквитаться. Постращать. Амеры-то я неведаю. Эй, как тебя там… Хосе? Или Ченито?
        -Хосе, - тихо инастороженно согласился гвардеец.
        -Так вот, Хосе, или уж дыши нормально испрашивай то, чем давишься, или вали отсюда, пока я неозверел. Что наплел ваш деревенский серорясник-жирнобрюх? Небось, брякнул, будто все нэрриха - еретики.
        -Ктож еще именует служителей грязнословно? - жалобно укорил гвардеец, заранее вжимая голову вплечи иотводя коня кдальнему краю пустой дороги.
        -Так служитель - он что, тощий?
        -Неособенно, - огорчился Хосе. - Атолько человек добрый, ввинограде понимает ипомелочи никому недокучает. Про нэррихаже упоминал: души уних нет ичеловека им убить - что муху пристукнуть.
        -Наменя похоже, - усмехнулся Кортэ. - Ты, значит, боишься смерти?
        -Первый посланец королевы сказал полковнику: все мы уже мертвые, - едва смог выдавить гвардеец. - Граф нестал делать тайны изсказанного, зато его иуважают: спонятием он, клюдям относится, некак кимуществу или скоту. Даже слуги всегда сыты ипри малой денежке. Граф Парма распорядился окольцевать город втри линии оцепления. Илюдей определил, кого куда, значит. Авот те, кто согласен вернуться вгород, зная очуме, - те все пошли подоброй воле… Небоюсь я смерти.
        -Значит, дурак, - сдолей жалости предположил Кортэ. - Ничего хорошего всмерти нет, там темно ипусто, там души растягивают, мнут, перекраивают без жалости исострадания. Иснова выбрасывают вбытие, как голые кости, чтобы мы наращивали мясо дел ижир безделья… Зачем - неведаю, атолько туда спешить ненадо, уж поверь. Хорошоже… Смерти ты небоишься, аменя - опасаешься. Вчем логика?
        -Кто?
        -Логика, - пояснил сын тумана, стоской припоминая хитрый прищур Ноттэ, понимавшего любой намек сполуслова, - это умение строить мысли вправильные цепочки отпредположения идоумозаключения. Древние полагали логику наукой мудрых. Я незастал древних имудрости необрел, новсеже… Всеже твоя очередь отвечать.
        -Отчумы еще когда помру, ито если неповезет. Но, когда лейтенант отрядил всопровождение квам, прямо указал: нежаль тебя, ты третий сын, пусть протыкает, - неожиданно громко изло пожаловался гвардеец. Сорвался вкрик: - лучшеб вы сразу ипроткнули, ну что я жду ижду…
        -Постатусу, - Кортэ усмехнулся вусы, ощущая, как утихает злость, - что такое статус, знаешь? Уже неплохо… Так вот, постатусу мне, нэрриха третьего круга, неполагается протыкать одиночного рядового гвардейца. Несолидно. Еслибы вас была хоть полусотня или, скажем, ты дослужилсябы докапитана… Тогда другое дело. - Нэрриха шагнул кобочине, подхватил гвардейского коня под уздцы, остановил. Хлопнул пошее, чуть помолчал… Глянул нагвардейца сновым любопытством. - Обманул тебя лейтенант, обычное влюбом войске дело, занятное идаже неизбежное: юнцов стращать. Он ирасстарался. Решил, наверное, что лучше тебе бояться нэрриха, чем думать очуме. Семья вся вдолине?
        Гвардеец судорожно кивнул, прикусил губу исделался зеленее инесчастнее прежнего. Стало вовсе неловко стращать иподначивать его, дразнить видом золота. Лет ему - хорошо, если двадцать, апожалуй именьше. Тощий, рубашка заштопана старательно ипомере сил незаметно, рапира нержавая лишь потому, что чистят её снеустанным усердием. Глаза темные, ночные, аеще такие зовут южными… Лицо смугловато, волос слишком густой итолстый: неумело выбритый подбородок аж синеватый отщетины. Что все это значит? Или матушка южанка, или бабка была из-за гор, добыча прошлой войны - толи жена, толи просто вещь вхозяйском доме… Рабство вЭндэре несуществует, нозакон действует лишь вотношении жителей, апленные - они разве жители?
        -Что, донимает тебя лейтенант?
        -Нет.
        -Понятно. Слезай сконя, горе-проводник. Нечего тащить породистого скакуна вгород, или съедят его там, если придется опускать решетки, загораживая дорогу чуме, или сам он сдохнет отбескормицы искуки стойла. Пока он здоров, так ощущаю. Опыта мне нехватает, твое дыхание разбираю плоховато, нотак, пообщему впечатлению, болезни втебенет.
        Гвардеец выслушал молча, чуть посветлел лицом, когда речь дошла досостояния здоровья. Завозился, стряхивая оцепенение, испрыгнул впыль. Кортэ хмыкнул, почти помимо воли рассматривая изрядно старые башмаки, готовые запросить каши уже навторой лиге пешего пути. Хосе засмущался, засопел. Пришлось отворачиваться, подобрав повод, исамому вести коня всторону гостерии. Попути Кортэ шумно принюхивался, ссомнением чесал затылок, вздыхал, - новсеже стукнул вдверь. Отсчитал песеты занеделю постоя ибросил хозяину повод, буркнул, недавая времени удивиться избытку денег:
        -Сбрую почини, стыд сплошной - королевский герб начепраке, аподпруга истертая.
        Дальше пошли пешком, Кортэ принялся рыться вкарманах, шепотом ругая Ноттэ, старого злодея итранжира, который недозволил прихватить изстолицы чудесные батистовые платки, три дюжины, иеще десяток шелковых - тоньше паутины, водну невесомую нить…
        -Я верну, - выдавил Хосе после долгого молчания. - Ну, законя…
        -Докапитана дослужись, потом вякай, - усовестил нэрриха ивыбрал наконец-то годную ткань, обернулся кродному ветру, натянул шарф наладонях, провел понему рукой, словно вплетая дыхание дня. Сунул было гвардейцу вруку. - Держи. Хотя нет, стой, ясам.
        Пацанбы, скорее всего, отказался доглаз закрывать лицо шарфом - именно так ходят поприграничному Тольэсу самые упорные вереси женщины юга. Ноослушаться нэрриха гвардеец непосмел, молча стерпел повязывание шарфа.
        -Отпрямого кашля, скровью, ито должно помогать, - назидательно сказал Кортэ. Усмехнулся без радости. - Да, это могу даже я, неопытный сын тумана. Вдень мне посилам напитать здоровым ветром два десятка платков, после сам стану похож натруп, лишусь сил. Вот ився моя польза. Ноттэ всостоянии, как я понимаю, очистить воздух вкольце внутренних стен. Новернуть здоровье умирающим иизлечить долину целиком…
        Нэрриха виновато развел руками ипошел кворотам, нежелая даже взглядом отметить черные полотнища, вывешенные справа ислева отвхода вгород. Оприбытии посланца королевы уже знали, сразу открыли калитку вопущенной решетке ипропустили без вопросов. Лязгнули засовом заспиной, вновь запирая город, словно так можно удержать вкольце стен черную смерть, путешествующую светром, переносимую крысами имышами, выдираемую падальщиками изгнилого мяса…
        Мысль отом, что уже косени долина может сделаться безлюдной, неказалась хоть сколько-то интересной. Да, служители Башни выставляют нэрриха бездушными злодеями, да, люди иногда отвратительны сосвоими страхами изаблуждениями, ихуже того - опасны! Нопиршество воронов слишком чудовищно иотвратительно, чтобы выглядеть должной расплатой зачьи-то грехи. Идаже закрупные… Кортэ сраздражением думал, что сейчас он зол насына заката вдвойне: изаего опыт, вызывающий мучительную зависть, изато, что всего этого опыта недостанет для спасения города. Асверх того - засовместный путь отстолицы, проделанный вовсе неспредельной для бешеного рыжего Черта резвостью. Ноттэ мог предотвратить худшее, нонеуспел, допустил болезнь - иоказался виновен без вины…
        -Если тот, второй, может спасти крепость, почему неделает нужного? - Хосе осмелел идернул закраешек рукава, обращая насебя внимание. - Ему надо заплатить?
        -Золото - моя слабость, - усмехнулся Кортэ, оскалился иобозлился всерьез, окончательно непонимая, накого изачто. - Знаешь, покакой цене можно продать твой платок счистым дыханием? Радуйся, ты теперь богатейший недокормыш вгороде! Богаче только я, способный делать такие вот тряпочки, сберегающие самым ценным людям их бесценную жизнь. Будешь торговать правом навыживание? Ну? Пройдемся покрепости инабьем золотишком сундук-другой.
        -Вы… вы что? - ужаснулся гвардеец. - Вам плохо?
        -Мне? Счегобы, - сник Кортэ. - Нэрриха нестрадают людскими недугами. Нас отравить-то, ито морока… Идем. Нетереби край платка, сползет - идругим уже непоможет, итебя невыручит.
        Город выглядел извучал неприятно. Башмаки бросали эхо шагов влабиринт переулков, черных втени ибелесо-выгоревших насолнце. Пыльная зелень пряталась заглухими заборами, робко вздрагивала чахлой листвой, по-нищенски вымаливая полив. Кортэ усмехался вответ: врядли кто-то выплеснет под корни горсть серебряных капель. Теперь вода - тоже ценность, инемалая. Её запасают впрок, полагая пока что неотравленной, здоровой. Изря. Если сын заката прав, если происходящее тут - злой замысел Эо, тогда отрава распределена наиболее надежным способом. Игород - обречен…
        Хосе вздрогнул иоступился, пришлось ловить его под локоть, исамому тоже останавливаться, вслушиваться вневнятный шум поодаль.
        -Непорядок, - предположил честный юнец ипоправил длинную рапиру воблезлых ножнах.
        -Твое дело маленькое, веди меня, куда следует. Или гвардия есть опора короны исвященный долг её - защищать подданных короны даже иценою жизни? - насмешливо продекламировал нэрриха. Понаблюдал небез интереса, как парнишка сперва краснеет отприлива крови излости, азатем мнется, чувствуя себя смешным ибессильным. - Ладно, ты дурак, это уже установлено иболее неприносит удовольствия… Пойдем глянем, непорадуютли меня крикуны. Вдруг среди них есть подходящий для протыкания - капитан, или даже сам полковник?
        Хосе лязгнул зубами иприкусил язык. Только теперь он запоздало осознал: если привести нэрриха кисточнику шума, число жертв может неубавиться, асовсем наоборот, вырасти. Носпорить оказалось поздно, невнятная злость, донимавшая Кортэ, требовала выхода игнала сына тумана всторону шума сперва быстрым шагом, азатем ибегом.
        Урасширения улицы, выплеснувшейся нанебольшую площадь, Кортэ остановился ипрезрительно сплюнул, нескрывая досады. Трудно сочувствовать людям, он уже настроился, наНоттэ обозлился… Алюди ведут себя предсказуемо. Суеверие южан приписывает огнепоклонникам способность вызывать чуму. Обычно - сам Кортэ этого невидел, нодостоверно знал порассказам изаписям - южане при первых признаках страшного недуга старательно выискивают злокозненных иноверцев, пробудивших беду. Атут иискать ненадо! Вон они злодеи, устены - оба смуглые, похожие нацыган. Рядом гарцует конь, аведь кража породистого скакуна наюге - кровное оскорбление, авовсе неутрата имущества…
        -Пошли, их забьют камнями ивсё успокоится, - предположил Кортэ. Решительно отмахнулся отраскрывшего рот гвардейца. - Нет! Я небуду резать глотки одним дуракам, спасая других, тут ибез вмешательства всё гармонично. Что такое гармония - знаешь?
        -Да пошел ты, - озлился Хосе, теряя остатки почтительности истраха. - Убьют ведь!
        -Днем раньше, днем позже, - прищурился нэрриха. - Болезнь или удар камнем вголову… второе менее болезненно. Илучше их, чем тебя, дурака: их есть, зачто убивать.
        Пришлось вывернуть руку несносному провожатому ивести его, упирающегося, прочь, неотпуская ни намиг, неослабляя хватку. Парень сопел, пытался вырваться идаже выказывал знание пусть жалких, нонакрепко усвоенных основ боевой подготовки. Отчаявшись иосознав полное превосходство нэрриха, Хосе начал ругаться. Сразу выяснилось, что грязных слов он знает постыдно мало, Кортэ иэтим укорил, заодно повысив образованность гвардии.
        Итут шум заспиной словно отрезало… Кортэ остановился, тяжело вздохнул иотпустил Хосе. Медленно, нехотя обернулся… инеувидел ничего неожиданного. Южане сплотились пестрой стеной халатов, отмеченных блестками стали - клинками икинжалами. Совсем рядом выстроились прибывшие нашум горожане, верующие взаветы Башни. Ивершиной людского клина был багровый служитель…
        -Лучшебы я объехал стороной ваш гнилой город, - поморщился Кортэ. Рванул гвардейца ксебе, вцепившись вшею. - Стой тут. Понял? Прирасти ккамням истой, даже если небо рухнет. Это ты можешь исполнить?
        -Да,но…
        -Сукин сын исквозной идиот, - поморщился нэрриха. - Мать твоя для южан - шлюха ипреступница, ты сам нелучше, поскольку непринял веры дедов. Для местных твоя мама тоже… гм, несвятая. Ты похож сразу нацыгана, еретика иполукровку, аэто дает им, всем вместе наэтой площади, троекратный повод для побития тебя камнями… так что стой здесь, живой дурак. Мне еще ненаскучило шпынять тебя, ты моя игрушка, иты интересен мне сцелым горлом итакойже целой черепушкой. Понял?
        Хосе как-то жалобно ирезко кивнул, делаясь совсем ребенком. Кортэ толкнул его кстене иудалился, более необорачиваясь.
        Южане выстроились ивсе доединого обнажили клинки. Багровый что-то проповедовал, подвывая изаводя толпу. Конокрады сидели устены, закрыв головы руками ини начто особо ненадеясь… Нэрриха намеренно шумно лязгнул рапирой ипрошагал ксередине площади. Встал заспиной служителя, как раз меж двух людских клиньев.
        Багряный служитель, тяжело дыша игорбясь, сусилием швырял слова втолпу единоверцам - как камни. Нэрриха вежливо постучал проповедника ногтем поплечу.
        -Смерть им! - багряный закончил речь, перевел дух идернул плечом. Помеха непропала, ислужитель резко обернулся.
        -Конокрадам смерть? - уточнил Кортэ. - Правильно. Еслибы свели моего Сефе, самбы прирезал уродов.
        Багряный дышал хрипло, сосвистом, выглядел полубезумным. Жар ощущался даже встороне оттела ибыл велик. Кортэ оглядел сбежавшихся напроповедь горожан ипоморщился. Соорудил налице удивленно-порицающее выражение.
        -Вы всвоем уме? Удостойного служителя чума, ему жить осталось - дозаката, авы вынуждаете святого человека проповедовать вполный голос. Ему отдых надобен, питье, теплое одеяло иуход…
        Сперва толпа неосознала сказанного, лишь удивилась тону - ипотому дрогнула. Затем стоящий впервом ряду крупнотелый азартный горожанин смясницким топором побледнел, первым полез вкарман иприкрыл лицо платком. Еще несколько человек осознали смысл этого жеста, запоздало испугались того, чего им иследовало бояться ссамого начала. Толпа раздалась, освобождая место рядом сбольным. Багряный закашлялся, тяжело оперся напалку. Взадних рядах возникло движение, люди постарались улизнуть сопасной площади, надеясь насвою удачу иудаленность отзараженного. Южане тоже подались всторону. Зашелестела убираемая вножны сталь. Кортэ бесцеремонно отобрал упервого попавшегося человека платок, встряхнул, обернулся кветру иисполнил то, что мог. Протянул чумному служителю.
        -Вылечить немогу, новы уж других-то негубите, дышите через него. Илюдям без вреда, ивам полезнее. Глядишь, еще малость… - нэрриха поморщился, обрывая ненужные слова. - Хоть один рассвет, аваш. Вдруг да Ноттэ явится, придумает что путное. Зря я, чтоли, завидую ему стольколет?
        Южане переминались встороне, опасливо поглядывая нанэрриха, чью природу уже опознали поособенным, мягким движениям и, надо полагать - Кортэ намиг возгордился - описанию внешности… Приятно быть узнанным. Взрослым. Тем, кого внесли впамять целых стран. Сын тумана покосился нацыган, толи настоящих, толи просто схожих внешностью сэтим вездесущим народом.
        -Что сидите? Встали, руки назад, асами - вперед, втюрьму! Вон, гвардия недремлет, стену подпирает исобою ужасна, - усмехнулся нэрриха, обернулся иуставился наХосе. Парень исправно замер, где велено, инешевелился даже. Кортэ чуть успокоился иеще разок огрызнулся, покосившись наконокрадов: - Какого черта вам ворованная лошадь вгороде, все ворота которого - заперты?
        -Мы неворы, - шепотом решился оправдаться младший изконокрадов. - Сеньор сказал: заберите моего коня. Серебром заплатил.
        -Какой сеньор?
        Пацан пошарил взглядом поредеющей толпе - исмущенно шмыгнул носом. Южане загомонили, заподозрив вистории двойноедно.
        -Сиделибы хоть вы подомам, - посоветовал им Кортэ, раздосадовано швырнул вножны чистый клинок, неотведавший крови. - Город недоумков! Чумы им мало, прежде смерти умереть торопятся.
        Ругаясь вполголоса, нэрриха двинулся кХосе. Тот всё также подпирал стену идаже - очудо - неделал новых глупостей. Следом занэрриха тащились случайные конокрады, шаркали, инаверняка едва держались наногах отстраха. Кортэ оглянулся, выругался вполный голос ипослал обоих дальней замысловатой дорогой - подомам…
        -Вы благороднейший человек, дон Кортэ, - запинаясь, окончательно испортил настроение гвардеец. - То есть нечеловек… Простите мое недостойное поведение, оно неимеет оправданий, нопри вашей широкой душе это, наверное, нетак иважно.
        -Заткнись,а?
        -Как прикажете. Южане-то неблагодарные люди, моглибы вам коня подарить засвое спасение. Это так правильно ичестно, проявлять втрудные дни величие духа ищедрость.
        -Да замолчи ты наконец!
        -Конечно, извините. Сюда, пожалуйста, иуповорота направо.
        Восторженно-вежливый гвардеец казался рыжему нэрриха куда противнее себяже испуганного ипрезрительно-отрешенного. Кортэ морщился, вздыхал излился. Заспиной шуршали одному ему слышные шаги старшего конокрада - толи лазутчика иврага, толи очередного внезапного почитателя. Кортэ шел иощущал, как золото снова обретает притягательность: оно позволилобы купить многочисленную охрану, тупую, зверомордую, сбычьими шеями - купить, огородиться ишагать… Нет, тогда уж ехать вкарете, игнорируя людские глупости. Вкарете тихо, роскошно и… скучно.
        Улицы внутреннего города были пустынны, окна многих домов заложены или закрыты ставнями: погромов ибеспорядков горожане опасались едвали несильнее, чем болезни. Трижды Кортэ замечал гвардейцев, вышагивающих малочисленными патрулями, без спешки, сосредоточенно. Востальном пока что болезнь неподавала явных знаков своей власти над городом.
        Так казалось досамого выхода наглавную площадь перед парадными воротами крепости. Вполутора десятках канн отплощади улицу перегораживали повозки, возле стен ивузком проходе меж бортов, способном струдом ивпритирку пропускать пешего, стояли гвардейцы, все вплатках, закрывающих лицо доглаз. Наповозках лежали черные полотнища, азапах гари делался отчетливее скаждым шагом.
        -Крепость закрыта, наплощади больные, - покачал головой старший издозорных, выслушав Хосе. - Полковник ждет посланца королевы, он теперь обосновался вдоме поблизости, вас проводят.
        Хосе жалобно глянул нанэрриха ипромолчал, нерешившись сказать вслух то, что было очевидно ипоего лицу, без слов. Кортэ поморщился, отчитывая себя заглупость. Подошел кдозорным, необращая внимания наих запреты, повернул ксвоему ветру первого, прогладил ткань наего лице, повторил работу совторым, третьим. Устало посидел наповозке, предложил позвать остальных, если их немного.
        -Чтоже мы теперь, незаболеем? - понадеялся ближний издозорных, похожий наХосе возрастом иопрятной бедностью одежды.
        -Помимо кашля идыхания есть вода, пища. Постоянно ходить идаже спать втряпке неполучится, - пожал плечами Кортэ. - Нотак увас будет чуть больше надежды… наверное.
        -Спасибо, - улыбнулся гвардеец.
        -Как закончу разговоры, проверю колодцы, - буркнул себе под нос Кортэ.
        Подошли спешно вызванные изближнего дома новые гвардейцы, заспанные иосунувшиеся. Кортэ старательно выгладил ладонями шарф для каждого ипорадовался, что людей немного исам он после всех дел еще всостоянии идти. Пусть иопираясь накрепкое костлявое плечо Хосе.
        Вголове Кортэ вьюнком мути крутилась тошнота, спину щупал потеками капель холодный пот, день подернулся серой дымкой - непризнавать крайнюю степень утомления делалось все сложнее, носын тумана старался.
        Ощущая себя если небольным, то уж инездоровым, он невольно снова играл влюбимую игру Ноттэ - ввопросы иоценки. Косился настарательно подставляющего плечо Хосе идумал: аможет, внеприязни людей кнэрриха есть логика? Допустим, неуму внятная, ноисключительно людской зависти, неистребимой инепобедимой. Если толком разворошить кипучий муравейник мыслей, болезненно жалящих череп изнутри, если проморгаться иразогнать мельтешение перед глазами, то можно попробовать принять неприятное, ноочевидное… Мало кто прощает окружающим их успех, будь он урожденный, как богатство, здоровье, долголетие, или нажитый трудами, как ум иопыт. Непорадует ближних имимолетное везение. Все перечисленное вызывает один вопрос: почему ему, анемне? Завопросом следует раздражение, быстро переходящее вжелание урвать чужое или хотябы изгадить… Он сам - Кортэ - завидует сыну заката, более опытному, мудрому идаже знаменитому. Завидует, хотя вдуше давно готов уважать… ноникак нерешится выпустить наружу это чувство - более сложное, косвенно требующее признать: пока следует смотреть наНоттэ снизу вверх, это правильно. Без зависти
получается вот еще что: если сын заката выше, надо менять себя, признав ущербным, и - расти! Отказаться отраздражения ипринимать новое, радуясь приобретениям, успехам идаже ошибкам. Своим. Несравненным иличным.
        Люди разве иные? Зависть сродни плесени, её ненадо разводить, она сама заполоняет темный подвал души. Здоровый нэрриха, неспособный подхватить чуму, бодро шагающий пообреченному городу - кто он для окружающих? Средоточение недостижимого, желанного иутраченного… Многие готовы убить, изуродовать - чтобы сын ветра всего лишь понял, каково приходится людям. Чтобы сполна хлебнул изчаши страха иотчаяния. Тем более, наполнил ту чашу, обрекая город, тоже нэрриха. Врядли люди знают, ноон-то, Кортэ, давно догадался. Инеиспытывает вины зачужой грех. Или - испытывает? Если неподспудная вина, то чтоже вынудило загонять себя, выкачивать силы, ноодаривать надеждой Хосе иостальных?
        -Скажи-ка мне, честный дурак, - буркнул Кортэ, останавливаясь отдохнуть ищупая стену. - Тебя сильно злит то, что я здоров? Что незаболею совсем, ни теперь, ни позже? Что я нечеловек, атак похож, что инеотличить…
        -Еще как злило там, - махнул рукой всторону дальних городских ворот Хосе, инеподумавший соврать. - Пока вы золото трясли напоказ иобещали удавить. Беда ведь кругом, авам вроде идела нет, так я подумал. Итолько позже разобрался… Что, сперва все вроде меня, злые?
        -Нет, обычно сперва все добрые, - рассмеялся Кортэ. - Апотом - ап! Нож вбоку наместе кошеля… да вкакойже дыре засел ваш полковник? Идем иидем, иконца нет ходьбе.
        -Тот дом, рядом, - обнадежил гвардеец, жалостливо покачал головой, понимая, как плох нэрриха. - Вы погодите, сбегаю ивызнаю. Я мигом.
        Хосе умчался, неожидая ответа или согласия. Сын тумана сполз постене наприступочку, радуясь её наличию ипонимая: иначе пришлосьбы без затей отдыхать вуличной пыли, ноги-то недержат. Перед глазами ползают серые кольца исерыеже черви, итак их много, будто мозги выгнили враздавленной болью голове. Мостовую едва видно: лишь черные тени кое-как обозначаются сквозь муть, такую густую, будто улица погружена вкисель. Вязкий, рвотно-липкий кисель… Зрение выхватывает узкий участок всередине, вроде как надонышке скисшего тошнотворного дня, бока обзорного колодца замазаны серостью накрепко, вомного слоев. Виден относительно ясно крупный камень, песок встыках вокруг него… идраный башмак - сверху.
        Кортэ вздрогнул иусилием воли вынудил себя сесть ровнее, всматриваясь вбашмак инащупывая слабыми потными пальцами рукоять ножа. Ладонь неожиданно уткнулась вгорлышко бутыли, подсунутой кем-то услужливым. Разбираться нэрриха нестал, отведал, распознал кислое яблочное вино иохотно выпил все, додонышка. Вголове слегка прояснилось. Муть проредилась, глаза без затруднений рассмотрели иопознали вобладателе башмака - конокрада. Все тогоже, старшего издвух инаверняка, ну поприщуру видать, поухмылке, поширокой рубахе ихарактерному ножу упояса - настоящего цыгана… Кто еще смогбы пробраться вверхний город мимо дозоров, мимо запертых ворот?
        -Эй, дон, я последил затобой ивижу: серьезный ты человек, - шепотом сообщил парень. - Лечить умеешь или вовсе знатный алхимик?
        -Я - Кортэ, - отвозмущения нэрриха почти выздоровел, даже ноги окрепли. - Аты свинья необразованная, даже неопознал…
        -Ну, извиняй, дон Кортэ, вышла промашка, - хмыкнул цыган, быстро оглядевшись. - Давай уговоримся: ятебе золото, ты мне - здоровье. Во, без обмана. Уменя таких пять, это сокровище нашего рода, священное. Подумай,а?
        Цыган шевельнул ткань, вкоторой удерживал нечто, ионо блеснуло рыжим глянцем, намиг вынырнуло изтени - увесистое, притягательно-знакомое.
        Самородок. Огромный. Кортэ помимо воли протянул руку, желая погладить золото, уже скрывшееся вскладках ткани. Ладонь осталась пустой - ижажда обладания шевельнулась разбуженным зверем, всадила когти вдрогнувшее сердце. То, что порадовало глаза, должно согреть пальцы! Прежде непреложное убеждение итеперь неказалось глупостью…
        -Цыганское золото, - презрительно сморщился Кортэ, убирая руку иполностью контролируя лицо. - Дешевка. Что я, пацан или дурная рыбка, наблестяшку ловиться?
        -Настоящее, - втемных глазах конокрада нарисовалась очень честная, слезно-выстраданная обида. - Сокровище рода, сказано ведь! Пять самородков - пять жизней.
        -Ха-ха, атитул герцога впридачу нетребуется? Пойди погуляй, обсудим дня черезтри.
        -Легко здоровому держать заглотку больного, - помялся цыган, приступая кторгу, неизбежному исладкому для Кортэ. - Три жизни. Ноодну - сразу, идет?
        -Дай глянуть ближе.
        -Я что, невсебе?
        -Стой, подлец! Гвардия идет!
        Нахудом подвижном лице мелькнуло мгновенное разочарование - исгинуло вместе ссамим цыганом, умудрившимся буквально раствориться ввоздухе.
        -Ловкач, - блаженно улыбнулся Кортэ, сжимая жаждущую руку вкрепкий кулак ипродолжая ощущать близость самородного золота, почти досягаемого. - Ничего, еще поговорим.
        Хосе присел наместе цыгана, встревожено тронул заплечо, невполне осознавая свое навязчивое поведение, ощупал пояс, кошель ирубашку, разыскивая прореху отножа.
        -Он ранилвас?
        -Нет! Напоил яблочным вином, милейший человек… Ачто? - Кортэ ощутил, как вего речь прорываются нотки цыганской честности.
        -Так, показалось, - сдолей сомнения проговорил гвардеец, подавая руку ипомогая встать. - Полковник-то болен. Пока держится, нопрямо теперь унего врач, обождать надо. Я вызнал, куда следует поселить вас. Может, прямо теперь я отведу вас туда, отдыхать. Прибегу звать, едва все уладится. Вам выделен соседний особняк, вон тот, смраморными лестницами ипозолотой. Для вас идона Ноттэ приготовлен весь второй этаж, честь честью.
        -Спозолотой, - сладко прищурился Кортэ, еще раз промассировал вкулаке неощутимое ипока что чужое золото, расползшееся попальцам липким потом иновой волной слабости. - Идем.
        Спровадив Хосе так быстро, как возможно, избавившись отего навязчивой любезности ивздохнув соблегчением, Кортэ развалился вкресле истал ждать. Вездесущий цыган оказался расторопен исмекалист, как заправский черт - явился сдвумя бутылями яблочного вина ипредложением опродаже души… Кортэ усмехнулся - ивозобновил торг, уже несомневаясь вего результате. Ощущать себя прежним было головокружительно странно, нотакие мелочи нэрриха предпочел пока что оставить без внимания, сочтя их следствием слабости, побочной особенностью чрезмерного расхода сил. Новая бутыль взбодрила, промочила горло иусилила хмельную тягу крыжему, тяжелому ижеланному - девственному золоту, ни разу неоскорбленному плавкой, отливкой иклеймлением…
        -Одну жизнь - сейчас, - снеодолимым упрямством твердил цыган, выманивая плату вперед.
        -Что я, торгую пропусками врай? Наоборот, удлиненной жизнью, аэто небумажка, апроцесс, - важно, свысока пояснял Кортэ, все более пьянея отвласти ижажды. - Отведи, покажи человека, предъяви золото итогда - поговорим. Или проваливай.
        -Ну ты ипадальщик, - поморщился цыган. - Надо мне, потому инеобману, понимаешь?
        -Всем надо, - усмехнулся Кортэ, наконец-то сполна получая долгожданное изнакомое чувство хозяина положения ивершителя судеб.
        -Идем, - сдался цыган.
        Бросил одно это слово сквозь зубы, обреченно. Ссутулился - совсем как это сделалбы сам Кортэ, замечая свой проигрыш или сомневаясь всамой игре. Цыган повел кглавной лестнице, оттуда скользнул кчерному ходу, ссыпался повинту скрипучих ступеней - темному, столь узкому, что плечи проходят впритирку. Провел через сухо шелестящий садик, перемахнул ограду и, необорачиваясь, зашагал почервяку каменного закоулка, задавленного совсех сторон, слепого, многократно изгибающегося влабиринте меж заборов истен особняков. Кортэ беззвучно крался ипонимал: это одна изтропок, неизвестных обычным горожанам. Богатые дома, высокие стены - ну кто помнит, что меж ними осталось места отсилы вдва локтя - помои вылить или бросить мусор? Иведь льют, бросают: приходится то идело прыгать через вонючие лужи, перемахивать остовы мебели, обломки досок, завалы сухих веток… Цыган нырнул втень одной такой кучи - исгинул. Кортэ сделал два шага, нагнулся иобнаружил вгустой тени лаз, ведущий вотьму. Подвальный сквозняк, встревоженный движением, пахнул влицо затхлой прелью. Глаза нэрриха мгновенно привыкли ктемноте иотметили, что цыган
набросил налицо шарф. Люди наивно верят: даже без уговора светром шелковая ткань спасает отзаразы. Эта - именно шелковая, неплохой работы… наверняка ворованная.
        -Та дверь, - глухо вымолвил цыган, ичто-то вего голосе непонравилось Кортэ. Будто острое предчувствие шевельнулось вребрах возле кошеля - лезвием ножа.
        Сын тумана скользящим шагом обогнул проводника икачнулся кдвери, улавливая движение цыгана, перехватывая запястье назамахе. Нэрриха без жалости вывернул влокте, руку сножом - дохруста. Еще немного, ивывих сделалсябы дробящим кости переломом, изуродовалбы запястье навсегда, необратимо. Спасло лживого торговца лишь его молчание. Кортэ так удивился, что ослабил захват иобернулся, толкая цыгана кстене иудобнее перехватывая вправую ладонь кривой нож проводника, чтобы левой обнять горло добычи.
        -Нет никакого золота, - Кортэ знал ответ, прочел подтверждение вовзгляде иудивился себе, неготовому убить, даже испытывающему странное облегчение. Жажда обладания самородком, поработившая разум ирастоптавшая волю - сделалась слаба, сознание освободилось. - Сперва я думал, ты ведешь меня, интересуясь кошелем. Нотебе больно, ты плачешь против воли, прокусил губу - ивсеже молчишь… Зачем мы здесь?
        -Утебя есть лекарство, ты алхимик иприбыл лечить полковника, - прошептал цыган, - я сразу догадался. Гвардеец всопровождении, изблагородных, нонеприметный. Опятьже: кого еще послушалбы багряный служитель? Только человека королевы, гранда изуниверситета или даже дворцового лекаря. Кто еще подошелбы кчумному без шарфа? Я думал - припугну иотберу лекарство, при тебе оно, такую ценность неоставляют ни намиг.
        -Ну вот, - Кортэ оттолкнул цыгана, огорченно развел руками исел накрай бочонка, одного измногих, стоящих устены. - Почему так? Я представился, настоящее имя назвал… Все знают Ноттэ, ну любую собаку спроси - поднимет восторженный визг. Ненавижу старика иего славу! Кажется, именно ненавижу.
        -Непонимаю.
        -Я нэрриха, - разозлился Кортэ. - Неужели вам, людям, так трудно задва века выучить внешность иимя? Сын тумана, северо-западный ветер, волосы цвета чистого золота, без примеси иобработки…
        -Обэтом я неподумал, - цыган осел напол, ощупывая горло игорбясь, внеподдельном отчаянии дергая себя завьющиеся длинноватые волосы. - Черт… Тогда надежды нет. Вас неберет эта дрянь, я забыл. Знал, нозабыл. Конечно, как там говорят? Нет души - нет смерти…
        -Значит, лекарство правда требуется, - огорчился Кортэ.
        Ссутулился привычно, принимая наплечи холод пустоты, следующей заазартом златолюбия неотвратимо, как ночь - заднем. Рассудок стал кристально чист исвободен, зато крепло, отравляя хуже яда, ощущение похмельной брезгливости ксебе иеще - мучительной вины. Он торговался, жаждал озолотиться исовершенно забыл, что неумеет лечить!
        -Рассказывай толком.
        -Толком инечего рассказать, - отмахнулся цыган, скривился вусмешке идобыл из-за пазухи самородок. - На, дарю. Облава нанас погороду. Большая, долгая. Южане хотят забросать нас камнями, будтобы мы вызвали чуму. Багряные хотят пожечь, надо ведь хоть кого - для успокоения люда… Полковник взъелся, гвардия так ирыщет. Попрятались все, кто успел. Сидим пощелям имрем помаленьку… Пока все больше сголодухи, больных еще мало.
        -Аты что, застаршего?
        -Ая похож наполукровку-южанина, прижитого отпленницы. Иприятель изздешних, он чуть что - ручается заменя. - Цыган резко, будто выныривая, вздернул повисшую меж плеч голову икачнулся вперед, обнимая колени Кортэ ижарко, жалобно выговаривая слова: - Настоящее золото отдам. Ион отдаст, унего отец богатый, слышишь? Сильно богатый. Помоги…
        Пришлось ругаться исажать просителя набочонок силой, вправлять ему руку инехотя объяснять: обман обоюдный, лекарства нет. Цыган сник иутратил интерес кнэрриха, едва осознал сказанное.
        -Для кого просил лечение? - тяжело, нехотя уточнил Кортэ.
        Проследил безнадежный жест - туда, иди иглянь. Смотреть нехотелось. Кортэ видел чуму несколько раз, дважды оказывался последним живым ввымерших крепостях, взятых черным чудовищем без боя, всчитанные дни - иэто при том, что осада снята исами осаждающие бегут без оглядки, оправдывая страх - тактикой планомерного отступления. Ножизнь исмерть ввоенном лагере воспринимаются иначе, почти как должное: раз вы взяли деньги или возжелали власти, раз продались врабство войне, она владеет вами, она посвоему выбору играет одним победный гимн, адругим - похоронный…
        Вдоль ряда бочонков Кортэ прошел нехотя, постукивая пустой ладонью поих деревянным бокам, постене. Мечта озолоте ушла. Нэрриха озирался иприкидывал: здесь чей-то погреб, наверняка незаконный, илаз внего незря сделан стайной улочки. Вот идверь, низкая, усиленная бронзой. Сколько подполу лет или веков - кто скажет? Достаточно много, чтобы город позабыл онем. Спрятались цыгане ловко, так ловко, что ихоронить их теперь некому, умрут иостанутся здесь гнить. Кортэ передернул плечами инагнулся, минуя порог.
        Каморка задверью оказалась мала, щель под самым потолком позволяла нескольким лучам солнца прорваться всумрак ивысветить косой столб пылинок, танцующих взатхлом воздухе. Поконтрасту все прочее вкомнате казалось черным, сгоревшим, неживым. Кортэ шагнул наощупь, щурясь исперва замечая лишь контуры предметов ител, азатем дополняя их деталями. Наполу - солома, ткань. Обмятое одеяло, плотно подоткнутое совсех сторон, сберегает тепло для тела, сгорающего вгорячке… Рядом наколенях - старуха. Она качается, монотонно имедленно, вперед-назад… Вруке унеё узкий, как спица, клинок, он целит вникуда, нозажат хватко, спониманием дела.
        Нэрриха опустился наколени итронул руку больной. Горячая, прямо уголек… губы сухие. Пришла привычка кполумраку, видно: щеки красные, пот налбу бисером, глаза огромные, распахнуты вовсю ширь, слепо всматриваются вбредовые видения. Красивая девочка, совсем молодая. Нэрриха нехотя, медленно обернулся кстарухе. Спокойной доотрешенности издоровой, совершенно здоровой…
        -Он предсказал, что я похороню дочь, - выговорили губы, некогда красивые, нодавно утратившие совершенство лукавого изгиба - сердечком. Теперь эти старческие губы скорбно очерчивались косыми складками морщин. - Что предскажешь ты? Я хотела убить его, нонеуспела, он ушел изгорода. Я прокляла его, ноопять опоздала, он уже выпустил смерть.
        -Эо, сын штиля… - нехотя выговорил Кортэ. - Он гораздо опытнее меня. Пять кругов сверх моего… Имог еще набрать силу, я видел его давно, очень давно. Теперь я рассмотрел: Эо дал тебе защиту отболезни, без ткани, я так неумею. Полная защита. Совершенная.
        -Уходи, - ровным голосом приказала старуха. - Нехочу даже проклясть тебя. Все бесполезно. Смерть врагов неуспокоит, невернет долгов, теперь я знаю…
        -Ей тут плохо, - уперся Кортэ, глянув надевушку. - Холодно идушно. Сразу то идругое, отвратительно. Я забираю вас ксебе. Скоро явится Ноттэ, вдруг он умеет лечить? Мы хотябы узнаем сразу.
        -Сын заката? - старуха безразлично разрезала ножом свою руку ивытянула вперед, глядя, как стекает кровь. Замотала рану тканью, поднялась врост. - Явится. Вижу смерть, жизнь итанец. Для нэрриха плохо отворачиваться ответра, ноэто его выбор… Амне нежаль вас, вы нелюди, вам все наше - чуждо.
        Кортэ покладисто кивнул, нагнулся, подхватил горячее тело наруки. Старуха метнулась было сосвоим ножом кгорлу, нэрриха уклонился ипошел кдвери, слушая, как следом зашуршали спотыкающиеся шаги.
        -Сожгут нас, - безразлично отметила старуха. - Ну ипусть, она уже горит, амне больно… ибольнее нестанет.
        -Нэрриха непредсказывают будущего, - обозлился Кортэ. - Что, незнала? Эо солгал, он ничего неувидит вгрядущем, даже если порежет руки себе иокружающим. Вы одурели всем городом, аж мне неспокойно засебя. Твоя дочь дышит, аты поганым своим языком мелешь глупости иножом тычешь мне вспину. Вот споткнусь - уронюеё.
        Цыган сидел тамже ипо-прежнему выглядел сникшим, вроде прохудившегося бурдюка, теряющего воду - аточнее, надежду… Вскинулся было заступить дорогу, разобрал слова иотвернулся, пошел первым, торопливо распихивая мусор из-под ног. Придержал под локоть, помогая сношей наруках выбираться вщель тайной улочки.
        Когда Кортэ вернулся вособняк смраморной лестницей ипозолотой, повторому этажу уже носился вихрем Хосе, хлопал дверями почище всякого сквозняка - истарательно заучивал вслух новые ругательства… При виде нэрриха, обремененного ношей исопровождаемого конокрадом истарухой, гвардеец рухнул настул, удачно оказавшийся внужном месте исмягчивший потрясения.
        -Ну ты… вы… я уже собрался сообщать опохищении!
        -Я добыл цыганское золото, - невесело усмехнулся Кортэ, пинком распахнул дверь вспальню, прошел, уложил девушку. - Вот, гляди… так горит, что аж плавится.
        -Цыган ищут погороду, - буркнул Хосе, мужественно заглядывая вдверь, хотя болезнь девушки была очевидна. - Дон Ноттэ велел найти плясуний. Вроде, для лечения города. Вы великий человек, дон Кортэ… то есть нечеловек, новы уже исполнили иэто, я восхищен.
        -Один человек выучил мое имя, - хмыкнул Кортэ. Кивнул старухе: - садись. Видишь, никто ненамерен чинить вам вреда. Здоровья тебе выделено много, если вэтом городе кто ивыживет - ты. Апарня вкомнату невпускай, как я предполагаю, он пока неболен. Хосе! Уменя есть слуги?
        -Повар иеще кто-то, кажется, - сообщил из-за двери гвардеец, который покинул женскую спальню лишь попричине своего воспитания.
        -Так пусть займется, накормит гостей. Иеще: вели добыть, если это неочень сложно, яблочного вина.
        -Сидра? Этого добра уменя напримете - навалом, - пообещал конокрад, заинтересованно, как свое личное, осматривающий помещение.
        -Хосе, тебе нужен оруженосец? - прищурился Кортэ, вспомнивший традиции вековой давности, извремен тяжелых мечей ипанцирных доспехов. - Глянь: прекрасный образец. Дыр унего нарубахе вдвое больше, чем утебя, значит, ты наего фоне богат. Сголоду непомрет, да итебе недаст сдохнуть. Опятьже, всякому праведнику нужен свой карманный черт, чтоб чужие нелипли.
        -Ачем я заплачу ему? - гвардеец понадеялся насвою бедность, опасливо изучая «личного черта».
        -На, отдай ему вперед завсю службу, аесли вякнет, что золото фальшивое, руби вора наместе, - Кортэ добыл изтряпки самородок ипоказал окончательно ошалевшему гвардейцу. Подержал навиду исунул запазуху цыгану. - Вот я иустроил дельце. Полковник ждет?
        -Да.
        -Веди, - велел нэрриха, нехотя тратя едва накопленные силы надарование здорового дыхания новоявленному слуге Хосе. - Поглядим, кто хуже выглядит, больной полковник или здоровый гость.
        Хосе сам догадался подставить плечо, повел, сопаской оглядываясь нацыгана, нахального ивороватого, остающегося без пригляда вдоме. Впрочем, тот неподумал отдыхать, первым сбежал полестнице, шутливо поклонился хозяину, - впол, подметая ступеньку кудрями. Рукавом дополнительно протер мрамор возле башмаков, изображая усердие ивгоняя гвардейца вкраску.
        -Имя утебя есть, сорная трава? - запоздало поинтересовался Кортэ.
        -Гожо, - отозвался цыган. Выпрямился иперестал дурачиться. - Так что, жить она будет?
        -Незнаю, - серьезно ответил Кортэ. - Если сын заката успеет добраться сюда, пока она дышит - унего спроси. Только золота непредлагай, он непоймет.
        -Чтоже тогда? - вроде расстроился Гожо.
        -Он сам скажет, - предположил Кортэ.
        -Так я пока засидром, быстренько, - цыган метнулся кдвери икрикнул отпорога: - Он немной ворованный, добрый хозяин, он вам поперек горла невстанет.
        Кортэ задохнулся хриплым, бессильным смехом, похожим накашель - изахромал ксоседнему особняку, сознавая: платков ему сегодня больше неизготовить, силы иссякли, родной ветер молчит.
        Ни один нэрриха толком, наверное, незнает: кем он доводится старшему - ветру, свободному иоттела, иотзабот живых? Кто-то именует нэрриха гребнями вгриве урагана, кто-то - отрезанной прядью изатухающим эхом, аеще последним дыханием, порывом ушедшей бури… Нет вименах настоящего, сути иистины, лишь красота образа исмутные намеки, противоречивые идаже взаимоисключающие. Оллэ как-то сказал: ветры незнают законов, иэто часть их свободы - подчиняться изначальному природному укладу, нелюдьми созданному. Но, стоит людям раскрыть душу - иветер обнимает их, ощущая родство ирадуясь. Ветру подуше отсылать втелесный мир детей-нэрриха итак родниться слюдьми, узнавшими вкус воли.
        Давно приключилась та встреча состарейшим изнэрриха, показалась случайной ибессмысленной. Много позже удалось выведать: сын шторма непопадается напути, если сам того непожелает. Оллэ пришел, подсел ккостру, выслушал, поделился мыслями - исгинул дорассвета, несочтя того, ккому решил присмотреться, достаточно взрослым для ученичества. Или - преподав первый урок? Кто теперь ответит… Кортэ недоуменно почесал затылок, впервые толком разобрав мысли идвижения собственной души исочтя: он никогда незавидовал Оллэ! Сразу ибез оговорок признал непреодолимость разницы вуровне. Вту ночь укостра сын шторма был для Кортэ, недоросля второго круга опыта - высшим. Богам - незавидуют… Ноименно тогда, пожалуй, иродилась мучительная ревность кНоттэ, удостоенному права учиться устарейшего исопровождатьего.
        Гибель сына шторма, сейчас это очевидно - стала крушением мира итолько усилила златолюбие самого Кортэ, эту убогую попытку возвыситься самым простым способом… Возвыситься - иотгородиться отсвоихже собственных страхов: если старейшие досягаемы, значит, сам я - лишь червь под опускающейся, неумолимой пятой злого рока.
        -Пришли, - шепнул наухо Хосе, украдкой дергая зарукав. - Вот, граф Парма, полковник гвардии исейчас - главный вгороде человек.
        Кортэ вздрогнул, оглядел комнату ипоклонился полулежащему вподушках полковнику. Жестом отослал Хосе иподсел накрай ложа, повинуясь приглашению.
        -Небуду обременять вас долго, - сразу заверил Кортэ. - Я непосланник королевы, авсего лишь спутник Ноттэ. Пользы отменя немного, увы. Вежливость заставляет задать вопрос осамочувствии, хотя это - невежливо, пожалуй.
        -Как ни странно, я почти здоров, - улыбнулся граф. - Говорят, уменя еще много времени… хотя оно теперь меряется совсем иными порциями, увы. Я оплошал, сын заката настоятельно советовал разыскать плясуний, двух. Неудалось… Зачем они нужны? Возможно, некто способен заменитьих?
        -Одну я, пожалуй, нашел, - задумался Кортэ, припоминая, как старуха держала нож идвигалась. - Сути дела непонимаю, нозамена плясуний кем-то иным врядли допустима. Ноттэ намерен отдать ветру ценность или извлечь нечто изего прядей, так я полагаю. Танец - это, если я верно понимаю, способ разговора светрами иодин изнадежнейших способов попросить опомощи. Точно могу сказать вот что: ненародность важна, неготовность плясать наплощади, нодар открытой души иумение проявить её через движение.
        -Спасибо зауточнения. Тогда вот еще вопрос: почему именно женщины?
        -Необязательно, - качнул головой Кортэ. - Намоей памяти чаще - они, вот ивесь сказ. Думаю, мужчины раскрывают вдвижении нечто иное… ну, большинство мужчин. Они танцуют соружием, иневетер им внимает, аскорее… безликая.
        -Вы льстите людям, - улыбнулся граф. - Нам - внимают? Трудно поверить вподобное, лежа здесь изная свой срок. Прошу вас, посетите гранда Факундо, он рядом, вас проводят. Хотелосьбы понимать, непострадалли он отчерного недуга? Нанесенная предателем рана неособенно тяжела, гранд всознании, ия желалбы привлечь его кпоиску людей, годных для замены второй плясуньи.
        Граф замолчал, тоскливо глядя встену иобдумывая нечто свое. Кортэ поклонился ибеззвучно покинул комнату.
        Гранд Факундо разместился влевом крыле особняка. Возле центральной лестницы незримую границу временных владений Башни оберегали два рослых стража, багряный ичерный, так их мысленно обозначил нэрриха, отметив лишь цвет рясы каждого. Акак еще отличить людей, схожих поназначению, поневыразительности лиц? Типичные жители северной Эндэры, светлокожие, темноволосые, широкие вкости. Оба знакомы соружием куда ближе икороче, нежели смолитвой. Глазки уобоих мелкие, пустые. Заглянешь - изаметишь лишь собственное отражение, искаженное, утратившее благообразие, явно недостойное внимания. Сделается очевидным отсутствие права миновать заветную дверь.
        Кортэ знал повадки таких вот цепных псов Башни ипотому вглаза незаглядывал иразговоров незатевал. Шел посередине коридора, норовя лбом прошибить дверь. Те, укого есть право исила, непросят оприеме. Этот закон людской власти нэрриха усвоил еще впервом круге. Ипотому, стоило багряному шевельнуться иначать толи жевательное, толи вопросительное движение челюсти - поней ласково скользнуло лезвие кинжала, обрывая невысказанные возражения, нонераня кожу.
        -Жди здесь, - необорачиваясь, велел нэрриха Хосе, ибез того замершему улестницы. Кинжал вернулся вножны. Кортэ шагнул мимо стражей, ибагряный позволил себе выдох. Второе указание сына тумана он выслушал куда внимательнее: - Проводи кгранду.
        Гордясь кротостью, достойной ученика Ноттэ, сын тумана миновал коридор, неудостоив взглядом еще десять багряных при полном оружии. Инепискнули! Слушая возмущенное молчание своего провожатого, клокочущее гневом вкаждом вздохе, Кортэ задрал подбородок выше, усмехаясь инаблюдая растущее подспудное смятение всей охраны: нэрриха заведомо - еретик, азаступить ему дорогу нельзя… Вприподнятом настроении, подогретом прелестью своей узнанности изначимости, Кортэ прошел насквозь большую залу, лениво мазнув взглядом посгорбленным спинам дюжины усердных переписчиков - Башня влюбых обстоятельствах находит людей иповод, чтобы делать записи.
        Вмалом зале гостя приветствовали сдержанным поклоном двое доверенных гранда, оба вневзрачных серых облачениях. Пойди разбери, толи всего-то сэрвэды, толи почти гранды. Настоящая власть, иэто доказал Ноттэ, ненуждается вярких петушиных перьях, её значимости неумаляет пребывание втени. Пожилой рослый северянин глянул нагостя ивернулся ксвоим делам, гибкий смуглый южанин дополнил поклон пресной улыбкой ижестом указал надверь, сам распахнул её ишепнул вкомнату имя гостя.
        -Прошу, - пригласил онже, выслушав ответ гранда.
        Спервого взгляда нэрриха отнес сидящего вкресле - квыздоравливающим. Ктомуже гранд неподвергался угрозе заражения чумой: его окружала зримая для нэрриха преграда, созданная усилиями Эо. Неоспоримо, повсем заметным признакам, эта преграда была подобна той, что оберегала истарую цыганку. Кортэ рассказал обувиденном, иФакундо выслушал синтересом, усмехаясь без малейшей радости.
        -Он желал, чтобы я наблюдал падение города отначала идоконца, чтобы отчаяние иусталость уничтожили меня, чтобы чужие смерти стали моей виной имоим кошмаром… Он жесток ирасчетлив. Я опасаюсь его возвращения иновых бед. Ноттэ лучший извас, уж прости прямоту, несвойственную служителям моего ранга. Увы, опыт сына заката мал для боя наравных свыродком Эо. - Грусть вынудила уголки губ гранда опуститься ниже, хрипловатый голос ослаб дошепота. - Первый раз вжизни я молился занелюдя иубедил служителей возгласить наши чаяния громко. Просить город присоединиться кмолебну, ибо чудеса чудесами, ноиных исполнителей для Божьего промысла унас нет, лишь он… иты. Смерть сына заката, увы, тоже станет моей виной, если он несовладает сврагом.
        -Ноттэ опытен и, что куда важнее, умен, - упрямо возразил Кортэ. - Я занего спокоен… почти. Квам я направлен графом, дело касается поиска плясуньи. Или заменыей.
        Кортэ опустился впредложенное кресло, охотно налил себе жидкость - это оказалась всего лишь вода - ижадно выпил, втайне мечтая вернуться домой иоткупорить бутылочку яблочного вина, превосходно восстанавливающего силы. И, что неменее приятно, возвышающего самооценку. Пока приходилось отодвигать мечты, заново излагая свои соображения отанце иисполняющихего.
        -Несложная задача, - заверил гранд, дослушав иглянув надверь словнобы сквозь нэрриха. - Войди, ты нужен. Все, что скажет нэрриха - кпользе, таковы иволя Башни, ибожий промысел. Иди сним иисполни, что всилах твоих. Сделай ипрочее, даже если будет сверх сил. Можешь считать, таковы твои наказание ислужение, то идругое сразу.
        Кортэ оглянулся, увидел вдверях все тогоже смуглого служителя, покорно склонившегося впоясном поклоне. Южанин дождался вэтой позе, пока гость покинет комнату. Едва он выпрямился, нэрриха смог заглянуть вколодец его взора, темный исухой. Бездонный, наполненный тенями, неотражающий ничего, носоздающий неприязнь ижелание отвернуться.
        -Фанатик, - поморщился нэрриха, вынося приговор инепробуя его смягчить. - Ненавижу упертых дураков, променявших мозги наполный список молитв. О, ичетки имеются, иты, бьюсь обзаклад, щелкаешь ими сутра идоночи.
        -Если служение требует пребывать вобществе закоренелого еретика, я стерплю, - смиренно сообщил служитель. Опустил веки, как крышку наколодце души, иотвернулся. - Извольте сообщить, что следует взять ссобой: оружие, средства изгнания бесов?
        -То идругое, хотя незнаю, понадобитсяли хоть что-то. Даже тысам.
        Кортэ почесал затылок, недоумевая все более. Себя он неотносил кчислу бесов, пользы отслужителя ненаблюдал, признать его заменой плясунье немог - носпорить сбледным, едва осилившим беседу грандом тоже неосмеливался. Да исам, если уж почести, едва держался наногах, недоспоров…
        Несуетливость перед лицом большой беды, свойственная некоторым людям, лучшим помнению нэрриха, ипрежде вызывала уважение Кортэ. Навязанный грандом фанатик втри движения собрал вещи вмешок иуже шагал рядом. Он навид был очень иочень несуетлив. Еслибы прекратил щелкать косточками четок, казалсябы безмятежным. Нощелчки выдавали внутреннее смятение, усмиряемое неслышной молитвой. Аеще - злили.
        -Имя утебя есть?
        -Энрике.
        -Избагряных будешь или изчерных?
        -Я непровожу судов веры инеотвечаю наиных судах.
        -Сосмирением утебя как-то нездорово, - хмыкнул Кортэ, покидая владения Башни икивая гвардейцу, азатем, несправившись сраздражением, более чем фамильярно хлопая поплечу служителя, провоцируя его гнев сильнее, толчком вспину. - Хосе, знакомься, этот малый приставлен кнам Башней. Толку отнего, полагаю, меньше чем оттвоего слуги, зато сидра он непьет, делиться непридется. Иест, небось, исключительно сушеных кузнечиков.
        Энрике скрипнул зубами исбился сритма перебора четок. Хосе поглядел наслужителя ссочувствием ипоклонился, испрашивая благословение. Нэрриха упрямо неотпускал плечо, обтянутое серой рясой, для себя отметил сухость мышц, легкость вкости иявное истощение: парень только что некачался под ладонью, номешок тащил исправно инепробовал отшатнуться, лишая руку опоры.
        -Домой, - распорядился Кортэ, налегая наплечо. - Аты несопи. Я еретик, ктомуже утомленный, еле таскаю ноги. Вдоме унас размещена больная, ты небось попрешься её утешать, сам подцепишь заразу. Что я скажу гранду? Ах, извините, ваш соглядатай сдох. Конечно, тебе стого нет убыли, скорее благо: наконец-то запишут вмученики. Но, видишьли, нам будет неприятно числиться мучителями… Значит, придется заботиться отебе, делать еще один платок. Но - как? Я немогу, весь исчерпался.
        -Я несоглядатай, - стало заметно, что скулы служителя свела судорога, что он сдерживает себя изпоследнихсил.
        -Да? Анакой ты сдался нам? Такого соплей перешибить - ито смех один, анезанятие.
        Кортэ скривился, кое-как перетащил ноги через порог, сполз намостовую соступеньки иостановился, едва дыша. День безумия… Хотя - уже вечер. Солнце устало клонится кзападным горам, нагретый город пахнет пылью инемного - дымом. Воздух отвратительно сух, ведь никто неполивал дворов, нетратил воды. Даже шаги звучат иначе, звонче иотчетливее встоялом спертом воздухе.
        Сын штиля нечто сотворил сгородом, - Кортэ нехотя признал природу своих ощущений. Ветра нет, лишь слабые дуновения иневнятные движения. Зараза ввоздухе иводе киснет инастаивается, крепнет иготовится принять первые жертвы. Пока что чума подобна новорожденному огню, слабому, нуждающемуся втишине. Это позже пожар черной смерти заполыхает яростно, итогда явится ветер, подхватит тьму, разнесет помиру так, что неостановишь… Увы, ничего неизменить без должного опыта, необладая пониманием происходящего. Эо ввосьмом круге или даже выше, сейчас равных ему вмире - нет… Был Борхэ, слабая самоуверенная семерка, был Оллэ, чей уровень неизвестен инеоспоримо, недосягаемо высок. Теперь взнакомых сыну тумана землях нет никого, совершенно никого, способного остановить исполнение жуткого замысла Эо. Еще того хуже другая мысль, неоспоримая: Ноттэ - тут старуха цыганка права - полезет внепосильное дело и - надорвется.
        -Безверие порождает слабость, - тихо укорил голос служителя усамого уха. - Ноэто нетак уж страшно, я помолюсь завас, сие угодно Башне, гранд Факундо неошибается, он святой человек.
        -Я что, бормотал вслух? - ужаснулся Кортэ.
        -Давно уже вслух, ноочень тихо, - сочувственно засвидетельствовал Хосе, успевший сбегать вдом ипринести яблочное вино.
        Следом явился Гожо, бухнул покамням мостовой тяжеленным табуретом, перевел дух ипоправил платок налице. Кортэ сел, отхлебнул сидр, чувствуя себя дураком, ктомуже голым ижалким - разве допустимо выворачивать напоказ мысли ивдобавок выказывать слабость?
        Рядом опустился накорточки Энрике, смочил платок ипринялся сневозмутимым видом протирать лицо нэрриха, шелестя свои бесконечные молитвы. Вблизи гладкое узкое лицо фанатика снатянутой кожей ивпалыми скулами неказалось столь молодым, как прежде, возле глаз уже обозначились первые штрихи-морщинки. Нэрриха сдолей смущения отметил: он, оказывается, нарушил собственную привычку донимать лишь тех, кого полагал младшими, то есть выглядящими моложе собственного фальшивого, ноявного для зрения облика человека лет тридцати. Служителю наверняка засорок, иего молитвы шуршат, едва слышные, необременяют слух и - действуют. Уходит раздражение, унимается невполне осознанное желание злить окружающих, пропадает готовность подозревать носителя серой рясы вомногих грехах, врядли присущих ему. Например, вдоносительстве.
        -Энрике, я сильно извел вас? - Кортэ попробовал избежать прямых извинений.
        -Чего еще ждать отеретика? - улыбнулся служитель, принимаятон.
        Стало чуть легче, влажность ипрохлада оказали нужное действие, да ивино цыган уволок изпогреба недавно, оно неуспело нагреться, бутыль была густо запотевшая, почти ледяная. Кортэ очередной раз, теперь уже надежно, вспомнил правильное название напитка - сидр. Исамого себя отчитал занеприязнь кТагезе, достойной посещения уже потому, что там производят наилучший вне островов напиток.
        -Что вы называете кругами? - решился спросить Хосе после долгого молчания.
        -Как тебе сказать… - пожал плечами Кортэ, ненаходя пока сил встать. - Внятного определения, одного навсе случаи, нет. Вот как улюдей: вкакой-то момент младенец становится ребенком, тот - юношей, мужчиной. Как определить нужное время для смены слова? Ты смотришь начеловека, ислово само находится, ложится наязык. Толи юный, толи молодой, толи пожилой, толи уже старик… Снами что-то похожее, разве вот приметы надежнее. Раха - основа нашей жизни - впервом круге ощущается свежеотрезанной прядью ветра, присутствуют боль исмятение, мы вроде как приживаемся вмире. Затем второй круг, мы лечимся отслепоты, пробуем услышать ветер иувидеть мир. Когда мы осознаем себя иначинаем использовать силу - выходим нановый уровень. Я - трешка, умею слушать свой ветер, быть по-настоящему быстрым ипри этом нетерять осознанности действий, невпадать внеконтролируемую ярость.
        -Так уж иумеете, - усмехнулся служитель.
        -Много чего умею, - непожелал расслышать Кортэ ипродолжил, - Все это - внеполноте, вразвитии. Когда достигну пределов нового круга, обрету способность бежать поводе. Четвертый круг открывается именно этим даром. Пятый позволяет слышать чужие ветры, пусть исмутно. Шестой дает основы двусторонней беседы сними, воздействия. Седьмой… впрочем, это для меня очень далеко ималопонятно.
        -Апочему круги? - несдержал любопытства Энрике.
        -Незнаю, название древнее, - отмахнулся Кортэ, опрокинул бутыль ипоймал наязык последние капли вина. - Наверное, дело вводе. Ветер ивода всегда вместе, она вполете - облако, он вводе - волна… Круг - именно волна, какая бывает при падении камня или вином случае. Мы ведь выходим изводы при рождении. Сам я невидел, нолегенда утверждает, что первое возмущение воды дает то число кругов, какое исоответствует нашему уровню.
        -При рождении? Заранее? - брови Энрике взлетели внастоящем недоумении.
        -Легенда, - отрезал Кортэ, осознав сполна, что сказано много больше допустимого.
        Он принял новую бутыль изрук расторопного цыгана, прижал ко лбу, охлаждая кожу инаконец-то ощущая себя отдохнувшим. Оглянулся: оказывается, шум вушах небыл обманом или влиянием усталости. Шум поднимался, рос отнижнего города, наполнял русла улиц дробной капелью цокота подков. Целые потоки звуков бурлили ивыплескивались аж накрыши, впуская взастоялый воздух Тольэса движение ивродебы - оживляя город, пусть иненадолго. Запертые всвоих домах, отрезанные отмира страхом иотчаянием люди вслушивались иверили: если кто-то спешит вгород, он везет надежду… Иначе ему неоткрылибы ворота, его невпустили спровожатыми, тем более - конными.
        Сын заката примчался первым, иедва рассмотрев его - всадника навзмыленном, шатающемся отусталости серо-сумеречном скакуне, - Кортэ охнул, сжал горлышко бутыли дохруста, дожалобного хлопка иплачущего звона осколков, сыплющихся намостовую…
        Ноттэ явился осунувшийся, сосредоточенный - ииной. Волосы отросли еще завремя движения отстолицы, теперь их - мягкие, темные, чуть вьющиеся - гладил иперебирал ветерок, который так ильнул кпрядям. Аведь нэрриха шестого круга опыта, даже пребывающего всамом бешеном настроении, родной ветер несопровождает инепривечает…
        Кортэ отмахнулся отгвардейца, попытавшегося наспех перетянуть тряпицей его ладонь, пораненную осколками бутыли. Недотого. Сын тумана через силу, упрямо поднялся стабурета. Он беспрестанно, удивленно следил заНоттэ, выискивал новое воблике прибывшего, неверя себе ивопреки неверию - допуская появление налице глупой, ничем необоснованной, улыбки. Словно худшее уже позади инадежда - есть.
        Сын заката спрыгнул сконя, хлопнул Кортэ поплечу изаодно поделился сним бодростью.
        -Нот, естьже хоть небольшая надежда? - жадно спросил Кортэ.
        -Что это ты, полным именем старшего назвал, ая ведь неветер, нельсти мне, - рассмеялся сын заката, стер улыбку изаговорил тихо, серьезно. - Отчаиваться я нежелаю, даже если все дурно ивпереди ночь, принадлежащая чуме. Плясуньи вгороде есть?
        -Одну я вроде нашел, - кивнул Кортэ.
        -Три - совсем хорошо, две - почти достаточно, одна - ничто, - чуть огорчился Ноттэ.
        -Нет, этого даже он немог потребовать отменя, - громко ииспуганно выговорил Энрике ипринялся перебирать четки слихорадочной поспешностью. - Грехи мои… Столько сил положено, я почти обрел покой, почти уверовал впрощение исвет…
        -Факундо всегда умел подбирать людей, - усмехнулся Ноттэ, внимательнее всмотрелся влицо под низко, торопливо надвинутым капюшоном, протянул руку исбросил ткань наплечи служителя. - Дон Хулио, эк тебя совесть обглодала, аж докостей! Хотя неприложу ума, счего ты взвалил насебя вину? Он добровольно выбрал путь исознательно зашел втупик.
        -Мне следовало убить тебя тогда, ноя был молод инесправился, - глаза служителя полыхнули тьмой.
        -Ты итогда нежелал этого, итеперь попусту сотрясаешь воздух, - поморщился Ноттэ. - Увы, мне искренне жаль, носудьба распорядилась нами именно так идопустила эту встречу. Ветры прислушиваются ктебе. Значит, унас есть два человека, дело небезнадежно.
        -Я невпаду вересь, - голос служителя сделался надтреснутым, тусклым.
        -Это неересь, аединственный известный мне способ спасения людей, - сухо отметил Ноттэ. - Эо наворотил такого… я после встречи сним уж точно изменился, теперь отчетливо вижу замысел, понимаю силу итяжесть уже исполненной его части. Счем сравнить? Даже ребенок способен поджечь поленницу, нопопробуйте потушить окрепший пожар силами всех взрослых. Дон Хулио…
        -Энрике.
        -Ты собрался доконать старинный род иподался взакрытый орден? Тогда могу обрадовать: утебя снова есть надежда угробить меня. Я вполне точно осознаю, вочто мне обойдется попытка тушения пожара, затеянного Эо, даже при лучшем исходе. Поверь, ты сочтешь это провидением, вы, люди, склонны приписывать богам мстительность.
        -Бог един.
        -Аты по-прежнему упрям, - вздохнул Ноттэ.
        -Я поклялся наеё могиле никогда более, ни для кого ини при каких обстоятельствах…
        -Пойди иповтори клятву перед грандом Факундо, - Ноттэ шагнул кслужителю ивпился ввзглядом вего глаза, вупор. - Утебя было двадцать лет, чтобы поумнеть иповзрослеть. Двадцать! Это немало даже для нэрриха, ия непозволю тебе тупо спрятаться впрошлом ипредать весь род людской, чтобы потом выть илезть впетлю, осознав новую вину. Невыйдет! Ты исполнишь то, что должно.
        -Будь ты проклят!
        Кортэ опасливо наблюдал бешенство фанатика идумал сновой тоской: ну почему влюдях живет столь гнусное инеистребимое желание выстроить стены догм испрятаться вдобровольном заточении отвсяких перемен, отболи иотсебя самих? Если разобраться, нэрриха поступают ничуть нелучше, некоторые норовят возвести изчистого золота ровно такое укрепление. Хотя уже понимают: стены непреграда ветру перемен, они лишь помеха самому отшельнику, сидишь заними инеможешь - вот стыд-то! - задве сотни лет выйти изтретьего круга, тратя себя нажадность имелочные склоки…
        Конский топот приблизился вплотную, из-за поворота парадной рысью выехали десять гвардейцев, заними - Хосе охнул изастонал отвосхищения, даже цыган одобрительно выругался - явился сам герцог, послухам, толи погибший, толи украденный южанами. «Похитители» тоже незамедлили возникнуть из-за угла, восемь человек, все навзмыленных, спотыкающихся конях, статью исбруей похожих наскакуна сына заката.
        -Толпа еретиков, - мрачно буркнул Энрике, отворачиваясь отНоттэ инаощупь, слепо, выбирая плечо цыгана для опоры. - Мир сошел сума… Я клялся, что несделаю этого, пока нерухнут небеса. Имне уже кажется, что они рухнули.
        -Догмы подобны старым домам, они ветшают итогда их приходится сносить, - улыбнулся Ноттэ, кланяясь прибывшим.
        Глава 12. Прогулка погороду
        Мороженое превзошло все ожидания. Даже стыд прослыть дикаркой, даже блеск драгоценностей королевы исияние окружающего её общества знатнейших людей несмогли помещать Зоэ захапать все пять емкостей, обставить свое место застолом мисочками смедом, вареньем, свежими ягодами - исамозабвенно смешивать сладкое схолодным, знакомое сневедомым.
        -Сорехами непробовала, - бормотала девочка, насыпая всеребряную чашу миндаль. - Надо добавить. Ухты!
        -Куколка, аты быстро привыкаешь кнашему милому обществу, - улыбнулась Изабелла, жестом удаляя посторонних, то есть всех, кроме личного секретаря. - Вот разве мой шут заскучал. Ты затмила его. Искренность приятнее глазу, чем изысканная глупость. Даже очень умная.
        -Это что, упрек? Я сейчас покраснею ивоспитаюсь, только малины еще немножко сюда - ипопробую. М-м, вкусно.
        Изабелла рассмеялась, жестом подозвала секретаря ипринялась разбирать почту. Обед затянулся досумерек, угрожая скукой - приемы полезных людей, неприятных иотнюдь недружественных, объяснения сграндами Башни, настороженными внезапным решением патора молиться вполном уединении… Еслибы нестранная плясунья, получившая пока что звание королевской гостьи, объяснять пришлосьбы куда больше. НоЗоэ отвлекала насебя общее внимание, она была неожиданностью столь существенной ималопонятной, что многочисленные обитатели дворца игости терялись вдогадках. Акоролева благополучно откладывала объяснения посложным вопросам, прикидываясь рассеянной илиже уговаривая девочку исполнить танец. Зоэ облизывала ложку исоглашалась, приводя двор вокончательное замешательство… Танцевала она трижды, ивсякий раз нечто короткое, носовершенно непохожее ни напляски площади, ни нацеремонные движения двора.
        -А, ведь, пожалуй, нам придется воевать сТагезой, - вздохнула королева, откладывая очередную бумагу ипозволяя себе нескрывать удовольствия отсказанного. - Если ненагрянет чума…
        Последние слова Изабелла пробормотала скороговоркой, оглядываясь надвери: король постарался явиться наобед сопозданием, исключающим все случайности участия вскучнейших разговорах.
        -Вы изволили обременить меня ведением интриг исозданием сказочек освятом паторе, - Изабелла упрекнула мужа, усмехнулась, наблюдая полнейшее отсутствие раскаяния. - Незнаю, естьли вмире еще один человек, способный уживаться сомной водворце итерпеть мой безупречно мерзкий нрав.
        -Я влюблен вваш нрав, - признал король. - Вы очаровательны ибудете вполне совершенны, уступив мне право показать девочке город.
        -Опять игры ишалости?
        -Полагаю, это одна изнемногих придворных доний, ккоим вы неиспытываете ревности. Я отправляюсь навечернюю прогулку счистой совестью. Эспада! Кстати, вы неодолжите мне вашего нового любимчика, Виона?
        -То есть неузнанным вы останетесь лишь потому, что никто непожелает связываться свашим сопровождением, - повела бровью Изабелла. - Как я иногда жалею, что женщинам непрощаются вольности, допустимые для мужчин идетей. Мне придется сидеть водворце идаже беседовать спатором.
        -Вы этого нежелаете?
        -Я желаю иэто, ипрогулку погороду, имного иного. Нополучу лишь общество патора иего сладчайшую бессильную злость. Идите. Вион! Изволь проводить Зоэ ипозаботиться оеё безопасности.
        Нэрриха заглянул взал, кивнул ипоманил Зоэ, улыбаясь иподмигивая - мол, ну их всех, знатных людей сих интригами, мы-то сами разберемся, что кчему, ипогуляем наславу.
        -Агород большой? - шепотом уточнила Зоэ, вцепившись вруку нэрриха ипрячась заего боком откороля.
        Смешно инеловко: довчерашнего дня Зоэ неприходило вголову, что король икоролева, даже сам патор - обыкновенные люди, нуждающиеся впище исне. Что королева может плакать, что иногда её даже жаль. Что все золото мира неменяет вжизни ровно ничего, недобавляет счастья инерешает проблем - ну, разве только накапливаетих…
        Король ускорил шаг иоказался рядом, положил руку наплечо. Стало невозможно трудно дышать. Рука укороля была теплая инежесткая, он старался непричинять неприятных ощущений, лишь обращал насебя внимание имешал спрятаться второй раз, юркнув клевому боку Виона.
        -Зоэ, ненадо так опасаться нас, - ласково попросил он. - Зови меня Бертран, или дядюшка Тан. Видишьли, уменя ктебе есть важное дело, вот я изатеял прогулку. Хочу попросить кое очем.
        -Меня? - Зоэ даже остановилась, потрясенная самой мыслью: унеё есть нечто, чего нет укороля, раз он - просит…
        -Тебя, - серьезно подтвердил Бертран. Бережно приобнял иповел дальше, выговаривая слова совсем тихо, новнятно. - Зоэ, это непринято говорить, страна вобщем-то инезнает, ноунас сИзабеллой весной должен был родиться ребенок. Былобы тебе известно, зимой именно это более всего повлияло наоттягивание начала войны сТагезой. Бэль азартна иумна, она желала лично выехать квойскам, она очень любит походы.
        -Надоже, аповиду инесказать, - шепотом удивилась девочка.
        -Она такая, - подмигнул король ипогрустнел. - Только ребенок родился задолго досрока, мертвый. Это совсем дурная весть имы её помере сил скрыли отлюдей.
        -Бедная королева…
        -Ивдруг появляешься ты, - задумчиво добавил король. - Ты взбалмошная, упрямая, вытворяешь все, что тебе вздумается, непрячешь мыслей инебоишься никого. Ты похожа нравом наматушку королевы, правда, она была, как я помню, еще имстительна, апорой унеё приключались припадки… Так что ты даже лучше, поверь. Бэль сразу заметила сходство, она ктебе расположена исовсем неслучайно называет тебя куколкой. Ты нужна ей. Хотябы теперь, пока ей особенно тяжело.
        -Ичто мне делать?
        -Быть сней иоставаться собой, - улыбнулся король. - Неужели так сложно выделить вдуше местечко для тетушки Бэль идядюшки Тана?
        Дворцовые коридоры изалы наконец-то кончились, Зоэ миновала последние двери, вырвалась, как птичка, издухоты - наволю, впрохладу вечера, всиреневые сумерки парка. Раскинула руки, закружилась, радуясь ветру, как родному иблизкому созданию, как другу, чей голос немог окликнуть всклепе стен, чей шепот непроникал запреграду оконных витражей.
        Вечер дышал родным ветром Ноттэ, шептался скронами деревьев илозами, голос был невнятным, утомленным ивродебы - чуть изменившимся. Новцелом все казалось неплохо.
        Зоэ смущенно замерла, опустила руки иоглянулась накороля иего людей, ожидающих умраморной лестницы, пока непутевая гостья закончит кружиться ихихикать.
        -Простите.
        -Что ты, именно такая куколка инужна королеве, - неогорчился Бертран. - Идем. Бэль хотелабы подобрать тебе платье. Полагаю, я имею право оказать вэтом помощь. Эспада выведал задень, где икакую именно шьют одежду для танца ираспорядился приготовить несколько платьев, напробу.
        Все вокружении короля - нэрриха Вион, дон Эспада иеще трое, держащиеся заего спиной - были одеты втемное, неброское, лишенное украшений платье. Зоэ ссомнением пощупала рукав своего наряда, расшитый золотом иотделанный камешками, наверняка ужасно дорогими. Пожала плечами - инестала спорить. Подала руку Виону, ведь сним уютнее ипроще. Ипошла, куда вели - через парк, изгибами дорожек, тонущих всумерках. Ккалитке ввысокой ограде идалее вгород. Большой, каменный. Красивый: всякий дом - вроде узорной шкатулки, непохож напрочие, достоин восторженных охов-ахов. Особенно теперь, всумерках, когда он светится внутренними отблесками лампад, внешними бликами уличных факелов.
        Платья инесколько мастериц ждали королевскую куколку вбогатом особняке, совсем близко отдворца. Зоэ нестала долго выбирать, ткнула пальцем внаряд, показавшийся лучшим поцвету. Охотно избавилась отпрежнего наряда, тяжеленного иудушающего. Выбежала взал, где её ждали провожатые: король прихлебывал нечто тягучее итемное изкубка, Вион ловко перебрасывал четыре яблока, глядя вокно инеобращая ни малейшего внимания нато, чем заняты его ладони. Доны болтали устолика, то идело завистливо косясь нанэрриха.
        -Надоже, вы правы, Вион, она умудряется переодеваться соскоростью, достойной военных условий, - отметил король иобратился кЗоэ. - Ты дала указания относительно ткани ипокроя? Эти девушки будут шить для тебя ивпредь.
        -Нет, зачем мне так много платьев?
        -Дворцовые правила требуют носить разное иблистать, - назидательно укорил король. - Бэль сама решит сплатьями, пусть так. Идем, ты улыбаешься, значит, все пока удачно иможно гулять. Мы пройдемся доуниверситета, там красиво идорога неособенно длинна. Затем свернем кпорту, доберемся доплощади Филиппа. Адальше - как сложится.
        -Если вы уже все важное сказали, зачем еще ивыгуливать меня? - подозрительно прищуриласьЗоэ.
        -Вообще-то все наоборот, ты выгуливаешь меня, - серьезно уточнил король. - Унас сБэль некоторые трения, особенно из-за визитов наплощадь Филиппа. Приходится тщательно подбирать спутников. Ты расскажешь ей, что мы небуянили, негромили гостерии инезадирали стражу.
        Зоэ сподозрением оглядела собравшихся. Виона, при длинной рапире идаге. Короля, вооруженного ничуть нехуже. Эспаду, выслеживающего полет яблок сзажатым меж пальцами малым клинком, похожим награненую иглу. Одно движение, едва различимое - исамое крупное яблоко схрустом вырвано изобщего движения, пришпилено кстенке…
        -Авы точно нестанете громить изадирать? - нахмуриласьЗоэ.
        -Мы? Никогда, - глаза Эспады оказались темными, бешено-веселыми.
        -Тогда ладно, - хихикнулаЗоэ.
        Ночная столица девочке понравилась доопьянения. Особенно широкая змея улицы, сползающая схолма кплощади Филиппа. Извлажных, обильно политых итщательно выметенных двориков стоялым киселем вытекала прохлада. Мостовая оставалась чуть теплой, густая зелень шуршала идышала, камни стен помнили солнце иотдавали его доброту руке, гладящей их бока, заполированные временем. Фонтаны звенели исмеялись, икаждая капля всвете фонарей казалась истинным золотом, бесценным, непорождающим долгов иобязательств - только красоту иполноту души. Ночные цветы покачивали парадными юбками лепестков, источая ароматы икокетливо вздрагивая отпервого прикосновения волокит-мотыльков, явившихся натайное свидание.
        Водвориках томно вздыхали ииногда, разобрав слаженный стук подошв, негромко ругались илезли внизкие иудобные окна, чтобы остаться неузнанными, незамеченными. Далеко заспиной, вночи, угасившей даже самую ярую тягу кзнаниям, пьяно подвывали студенты. Наверное, - решила девочка, - те самые медики, коих шуганул Эспада, еще когда показывал университет: неуемный дон Эппе уличил пьяных врасхищении какой-то жидкости «алхимической крепости». Эта жидкость вродебы предназначалась для обработки ран исоставления травяных капель… запах унеё был чудовищный, это Зоэ заметила сама исразу. Король согласился идаже назвал запах еретическим, вознамерился было наказать недостойных, ноте позорно сбежали через сточную канаву - прямо погрязи. Теперь, когда король иего свита далеко, видимо, студенты осмелились поверить вспасение изавыли сновой силой, пугая собак ивынуждая изощряться всквернословии исполнителей любовных песен, нежелающих соединять свой голос сподобным хором.
        Над головой, совсем низко, беззвучным привидением явилась сова, напугала исгинула. Зоэ охнула, сердце подкатилось кгорлу изадрожало мелко, неровно: авдруг неспроста явилась птица, беду пророчит? Как там Ноттэ? Задень столько всего приключилось, подумать было некогда… асейчас ветер сына заката - вот он, гладит пощеке, нонедарит покоя, даже поднял сову накрыло. Вион кинул наплечи Зоэ свой короткий плащ исместился ближе, ободряя. Негромко стал рассказывать, как ночью его вел погороду сын заката, помнящий столицу двухвековой давности…
        Король немешал рассматривать все ибез ограничений, предоставив нэрриха заботы поохране гостьи. СВионом было почти также замечательно, как исНоттэ. Ему можно верить: он недворцовое порождение, неинтриган. Он вполне даже друг.
        -Я очень боюсь заНоттэ, - шепотом призналась Зоэ, переборов страх отвстречи ссовой, заставившей забыть окрасоте города ивернувший кмрачным мыслям. - Если там правда чума… ну, вдолине.
        -Ноттэ извсех нас один иможет понять, что надо делать, - заверил Вион. - Прочим неинтересно вмешиваться инепосильно совладать. Взять хоть Эо, ты незнаешь его. Ая знаю. он силен. Несколько лет назад я пытался податься кнему вученики, умолял, вспомнить неловко…
        -Ичто?
        -Ато, что я совершил подлость, - нехотя признал нэрриха. - Он сказал: наймись кпатору исделай, что он велит, тогда приму тебя. Я дал клятву вслепую, вот дочего хотел угодить учителю! Оказалось, нанялся убивать Ноттэ.
        -Так неубилже! - девочка отдуши пожалела загрустившего Виона, погладила поруке.
        -Ия отомже, - лукаво улыбнулся он. - Ноттэ живучий иумный, он придумает, как совладать сбедой.
        -Акто станет помогать? Эй, разве можно неспасать, когда кругом мрут истрах сплошной - чума.
        -Эо несталбы, ни зачто, - сухо ответил Вион, - теперь я понимаю. Он лет десять назад сильно повздорил скоролем островной страны. Вродебы имелось некое прямое оскорбление, нокого икем, неведаю. Дошло дотого, что люди решили убить Эо, оплатили это дело золотом, ищедро. Мы, нэрриха, успеваем увернуться отстрелы, отарбалетного болта. Нопуля… Его разозлили ивывели под прямой удар дюжины мушкетов.
        -Ичто? - шепотом выговорилаЗоэ.
        -Иникто незнает, что, - развел руками нэрриха. - Двенадцать трупов стрелков, пять лет отсутствия Эо илюбых упоминаний онем. Три загадочных отравления вкоролевской семье наостровах, иеще два подозрительных падения слошадей наохоте, оба раза - сломанные шеи. Мы, нэрриха, полагаем свою жизнь ценной инелюбим даже думать оеё конечности. Особенно - некоторые изнас. Эо, как мне представляется, непросто обозлился. Он испугался.
        -Испугался?
        -Ощутил уязвимость, - уточнил Вион. - Если я прав, происходящее вдолине - его вина ихуже, месть всему роду людскому. Решил нанести удар первым…
        -Какже можно, всем - из-за одного какого-то злодея? - побледнела Зоэ, замирая наместе. Мостовая словнобы остыла вмиг, аночь потемнела инахмурилась.
        -Мы наперепутье, - тихо игрустно молвил Вион, останавливаясь уразвилки двух уличек, широкой иузкой, иссомнением всматриваясь впляшущие тени факелов. - Он ощутил ивыбрал. Ложно, зло… ноосознанно. Страх сильных ужасен, теперь я вижу.
        Король, вродебы инеслушавший разговора, оказался рядом, положил руку наплечо Зоэ. Утешая, погладил поголове, подлинным распущенным волосам.
        -Мы наперепутье, - повторил он эхом, отворачиваясь отузкой неосвещенной улочки. - Башня желает уничтожить ересь, даже если вместе сней уйдут инэрриха - древнее чудо, мостик меж привычным миром - иневедомым, запредельным для людей. Башня жаждет прироста власти… имне предлагает так много, что грех отказаться. Преследования богатых еретиков всчитанные месяцы наполнят казну, укрепят власть иизбавят оттрудностей сусмирением диких баронов идаже грандов, возомнивших себя равными королю. Акак пополнится галерный флот! Опираясь нацерковь, мы сомнем городские вольности севера иуничтожим эмират юга, последний наэтом берегу… Я стану великим королем, так почемубы мне несогласиться сзаманчивым предложением?
        Зоэ совсем заледенела. Поспине, прижатой ктеплому королевскому боку, поползли мурашки. Ноттэ спасает людей, вдолине чума. Атут, встолице, хладнокровно решают: нуженли сам Ноттэ? Идаже: насколько выгодно его предать иубить…
        -Еслибы я согласился сБашней, мы негулялибы инесмотрели ночной город, - король нагнулся, зашептал вухо. - Видишьли, Ноттэ оставил нам труд своего учителя, человека инастоящего гранда Башни. Многое, написанное стариком, кажется ересью идаже бредом. Ноотмахнуться неполучается, хоть я ипробовал. Теперь мы думаем. Зимой Бэль потеряла ребенка ичуть несошла сума. Башня непомогла, несправилась. Аты водин день вернула ей покой иулыбку, настоящие, непоказные. Между тем, сточки зрения патора ты - жутчайшее проявление бесовства, подлежащее искоренению. Ноя желаю быть мужем здоровой Бэль, тем более теперь, когда увидел лицо её безумия. Значит, ограниченная иподконтрольная ересь лично мне пока что выгодна, акоролеве целительна. Раз так, ересьли ты - это еще вопрос.
        -Ичто дальше? - испуганно пискнулаЗоэ.
        -Дальше, - король указал вперед, - площадь. Род Траста сэтим местом связан прямо-таки мистически. Идем, мы точно подгадали время.
        -Значит, унас непросто прогулка.
        -Боже мой, где ты видела отдыхающих королей? - усмехнулся Бертран. - Как однажды сказал злоязыкий насмешник Ноттэ, мы даже спим вкороне и, пьяные добессознательности, подаем благочестивый пример борьбы сбесовством, ноникак невыказываем слабость.
        -Асейчас что вы… подаёте?
        -Там будет видно. НоЭспада, полагаю, постарается подать барашка навертеле.
        Король подмигнул, прихватил заплечо иповел наплощадь, поглядывая посторонам ибеззаботно посвистывая. Зоэ ежилась, опасливо озиралась ипримечала: доны теперь следуют заего величеством вплотную, прикрывают спину, заслоняют сбоков. Вион, наоборот, отстранился отгруппы ишагает сам посебе, вродебы рассеянно изучая окна домов икрыши, теряющиеся всумраке.
        Наплощади, вопреки позднему времени, оказалось людно ишумно. Шагающий первым, заслоняющий половину обзора Эспада раздвигал иотталкивал людей. Он нецеремонился, сквозь зубы изобретательно поругивал зевак. Королевского пса толи узнавали, толи понимали потону бесполезность споров, ноуступали сразу, да еще икланялись, торопливо двигались подальше… илишали дона Эппе шанса толком ввязаться вссору.
        Эспада прошел вдоль домов, выбрал заведение, подходящее поодному ему ведомым признакам, иуселся застол, демонстративно лязгнув кинжалом. Зоэ упала налавку там, куда толкнул король. Девочка несомневалась: вокруг имеются люди, оберегающие короля тайно идостаточно усердно. Вон хоть эти - засоседними длинными столами: подозрительно трезвые иопрятные люди, все как наподбор без украшений, носдостойным оружием имрачновато-серьезными лицами.
        Изсумерек явился Вион, устроился напротив короля. Он беззаботно улыбался… инезабывал присматривать заплощадью.
        -Люблю этот город, - снеподдельным восторгом сообщил нэрриха. - Наостровах грязно, насевере итого хуже, грязно ивонюче, уж простите запрямоту. Люди немоются инежелают слышать оразумных ограничениях, налагаемых жизнью вбольших городах. НоЭндэра иная, здесь я дома, здесь мне хорошо.
        -Должен признать, заслуга нэрриха велика внашем особенном положении инеобычных для верующих вБашню традициях, - поддержал тему король, нагло оглаживая необъятный зад дородной хозяйки гостерии, поросячьи похрюкивающей вответ наприставания. - Всем вина, лапушка, ну ипрочее, как обычно. Моему любимому псу кинь самое недожаренное мясо, какое есть.
        Эспада зарычал, подтверждая особый заказ. Женщина еще немного похрюкала ипоплыла прочь, качая бедрами иноровя задеть всякого гостя, провоцируя новые хлопки позаднице - иновые заказы… Вион скривился, усмехнулся ивернулся кразговору.
        -Город строили южане и, хоть вы полагаете их еретиками, неразрушили инезабыли созданных ими умных устройств.
        -Зоэ гуляет сегодня босиком. Иничего, камни без слизи игрязи. Это ведь Атэрра! Здесь мостовые блестят. Зато Тагеза старается угодить Башне, там поимя божье разрушили всякую ересь, каменную, глиняную идеревянную, - согласился король, - итеперь воняют непередаваемо. Только это негрех, их ставят нам впример. Сам патор велит напроповедях: немойтесь, святость убудет. Номы привыкли мыться… Это несколько портит наши отношения ссевером, зато открывает возможность общения сюгом ивостоком. Оллэ приложил немало сил для постепенного создания нынешнего порядка. Дед Изабеллы считал советы старейшего нэрриха глупыми, закон ослужбе поканализации, поддержанию ирасширению её вновых кварталах подписал вглубоком подпитии, если уж излагать историю поправде, анеполегенде. Номы благодарны ему изаэто, мы видим разницу: вне полуострова люди мрут ктридцати-сорока, анаши беднейшие подданные обычно доживают допятидесяти, некоторыхже грандов следует признать исключительной древностью, я знаком сдвумя восьмидесятилетними, они почти нэрриха подлине жизни. Помнят моего прадеда…
        Три расторопные девушки, пухлые ирумяные, посложению видно - родня хозяйке, принесли вино, хлеб, здоровенную общую емкость счечевичной похлебкой инебольшие мисочки для каждого гостя. Заедой разговоры продолжили плестись неторопливо, вели его почти все время двое - король инэрриха. Они обсуждали способы врачевания насевере имедицину южан, сложности получения книг изэмирата ислабость новых переводов. Зоэ заскучала, слушая малопонятное. Стала поглядывать наЭспаду: он тоже тосковал, иотбезделья играл стонким ножом, добытым невесть откуда.
        -Лезвие танцует, - шепотом похвалила Зоэ. - Ая неумею танцевать соружием, я даже свеером неочень, только разок ипробовала.
        -Ая неумею без оружия, - дон оскалил острые звериные зубы, добывая извоздуха еще один нож. - Иной раз проснусь… ая голый: ни ножа, ни рапиры, аж стыдно.
        -Так рубашка есть, одеяло, - шепотом подсказалаЗоэ.
        -Без оружия он голый, - отвлекся отсвоего разговора король. - Оллэ навещал нас лет пять назад, сказал, это особый род заболевания, нолечить нестал. Иучить - тоже, мы даже поссорились. Могли я предположить, что вижу его впоследний раз? Что переживу воплощенную вечность инесочту это правильным…
        Бертран поморщился, втри глотка допил вино, оттолкнул кубок. Деловито хлопнул ладонью постолу, привлекая внимание - истал рассказывать, явно для Зоэ, осегодняшнем вечере: вгороде празднуют именины Хуаны Тагезской, покойной матери королевы. Потакому случаю её величество расщедрилась имилостиво выделила городу пороховые шутихи ивесьма дорогие, ввозимые сдалекого востока, «огненные фонтаны».
        -Праздник будет здесь? - поразиласьЗоэ.
        -Нареке, - король указал всторону улицы, ныряющей сплощади вниз, кпорту. - Ноя нелюблю толкаться втолпе, что занелепое ребячество.
        -Да, было время, - вздохнул Эспада, подмигивая девочке.
        Зоэ поняла: прежде «ребячество» случалось, инераз. Она собралась было уточнить, нельзяли ей хоть одним глазком поглядеть наогненные фонтаны - нонеуспела.
        Ветер вздохнул изамер, насторожился. Вгулкой тишине, внятной для Зоэ даже здесь, вшуме предпраздничной площади, все громче излее вздрагивали бубенчики. Качались, бились горячечным ознобом, плакали, приневоленные отмечать чей-то уверенныйшаг.
        Звяк-цок-звяк! - эхо задыхается, зажатое втесноте улочки, что норовит тайком выскользнуть изсумерек прямиком наплощадь.
        Звяк-звяк-цок-цок-цок! - просторнее исмелее отдаются первые шаги покамням площади Филиппа. Иразговоры стихают, илюди теснятся, помимо воли освобождая место, хоть идущая еще необозначила себя - просто принесла кольцо сбубенцами, укрепленными вмногочисленных круглых вырезах древесины.
        Цок-щелк-звяк-цок… Подковки башмаков попробовали камень исочли отзывчивым.
        -Онаже… - задохнуласьЗоэ.
        Король обернулся, впился взглядом, без слов вопрошая: «Что она? Начала - так продолжай»…
        -Она лгунья, - шепотом возмутилась Зоэ, сжала кулаки ипочти неосознанно привстала из-за стола. - Прикидывается полной, асама-то пустотопка! Ну как объяснить? Это недля слов, совсем недля слов, идопускать такого нельзя! Бессовестная гнилая подделка и… еретичка, вот! Бесовка она, разве вы неслышите? Эта… выродиха.
        -О! - восхитился король, быстро глянул наВиона. - Проводи нашу святую, пусть разберется вблизи, что именно нетак. Зоэ, сэтим можно разобраться?
        -Ха! - вголове сделалось пьяно испокойно, звук чужого приготовления ктанцу более надовлел, лишившись тайны исней - власти. Он требовал распрямиться, вскинуть голову иощутить волосы - живыми, шевелящимися, текущими поспине змеями.
        -Я оставлю тебе самый сырой кус мяса, - одобрительно оскалился Эспада.
        Зоэ резко выдохнула, все хуже осознавая свои действия. Она слышала пульс вушах иеще, отдельно, гулкую пустоту - там, вкруге примолкших людей. Зоэ была слишком мала для танца, она умом понимала это… инежелала быть умной, ипозволяла ночи влиться всознание, вытеснить разум. Недонего! Спутанное, испуганное недоумение ветра иглами льда колет виски, свистит вушах. Ветер сбит столка, обманут…
        Зоэ безразлично ктитулу вцепилась врукав королевского камзола, перебираясь через лавку. Вроде даже выругалась, иЭспада засмеялся громко, словно залаял. Но - иэто неважно.
        Босые ноги Зоэ тихо шлепали покамням, её рост непозволял видеть ничего, кроме людских спин. Ветер стонал, ворочался, нонепокидал площадь - прямо-таки погибал…
        Гниль, вот что душило вольный ветер. Всюду вржавых лужах теней - эта гниль, дурно пахнущая, липкая. Весь город сделался ловушкой, инеосталось ни единого надежного камня наскользкой мостовой. Зоэ остро пожалела: невыбрала она кплатью башмаков, способных звонко цокать, рисовать звуком дорожку шагов. Ноиэто - неважно. Пусть пустотопы возвеличивают шумом свое ничтожество. Полнота - это неплатье ибашмаки, неюность икрасота, нонечто иное, внутреннее. Как боевой клинок, полнота упрятана вножны обыденности, она являет себя лишь для дела. Сейчас - время. Больше-то некому…
        Зоэ топнула, резко выпрямилась, отбросив мимолетную злость. Провела пальцами пораспущенным волосам, помнящим свободный ветер.
        Вкруге внимания толпы всхлипывали бубенчики - непрерывно, затравлено. Бились вловушке деревянной оправы, отмеряли ритм для пляски, уже готовой сорваться изсвоей изначальной неподвижности. Итогда ветер окажется вынужден ответить, так он вплетется втанец помимо собственной воли, совсем теряя свободу.
        Зоэ вздохнула, тряхнула волосами, отгоняя чужое влияние. Камни под ногами - гладкие исухие, наплощади пыльно итепло. Гниль? Нетеё!
        Пальцы ступают мягко, пятки едва касаются мостовой. Зоэ плывет, скользит - все быстрее. Инет помех напути, люди оборачиваются, расступаются… толпу словно ножом взрезают! Полнота копится, ипотому люди замечают её ивытесняются оттуда, где площадь - заполнена.
        Иэто правильно, ведь ей, наполненной, надо туда, к - безмерно, бесконечно пустому месту чужого ложного танца. Это очевидно иэто теперь - главное.
        Бубенцы смолкли, башмаки взрослой плясуньи первый раз опробовали ритм, цокнули покамням - испоткнулись наполудвижении. Правый жалобно цвиркнул носовой подковкой.
        Зоэ вошла вкруг, созданный толпой - иувидела плясунью лицом клицу. Та недоуменно глядела навыявившуюся изниоткуда, изсплошной толпы, голенастую невзрослую девчонку вволнующемся платье - синем, как полуденное море… Коридор заспиной Зоэ пропал, кольцо людей сомкнулось истало единым, готовым дышать втакт. Нотеперь толпа видела двоих - исомневалась: кто именно ей интересен?
        Зоэ скинула сплеч шаль, завязала напоясе, покрепче, для проверки дернула узел - и, уперев кулаки вбока, повела плечами. Вздернула подбородок. Мол, зря ты пришла, здесь моё место ився площадь - моя, даже незарься.
        Взрослая плясунья тоже вздернула подбородок, налице обозначилась брезгливость. Она зацокала подковками, надвигаясь иноровя вытеснить изкруга, вмять ввал людских тел - итак, грубо, избавиться он малолетнего недоразумения. Плясунья была красива, молода. Каждое её движение имело отточенную иоднозначную окрашенность опытом истилем, вкотором небывает разночтений ивариантов. Именно так учат наострове Наяд, - мысленно отметила Зоэ, успевшая насмотреться наподобное. Иеще подумала: Ноттэ прав, оплаченные золотом уроки нераскрыли душу, ноиошибся нэрриха неменьше: учителя непогасили всвоих ученицах врожденный дар. Вот совсем рядом - плясунья, она пришла наостров жадной иловкой воровкой, после обучения там она осталась такойже, итакой она вышла наплощадь сегодня. Ведь точно знает, подлая, вочто ветру обойдется внимание ктанцу!
        Гибкая рука взрослой плясуньи взлетела, ладонь раскрылась ивыпрыснула вветер щепоть ядовитого безумия. Женщина полагала себя наэтой площади - королевой, аветер был рабом её, еще неклейменным, новмыслях уже обреченным служить отныне ивпредь…
        Фигуристая плясунья давила презрением, протыкала рапирами опущенных ресниц, норовила показать себя - взрослую, яркую, привлекательную… изатмить мелкую, никчемную соперницу.
        Зоэ нетратила себя назлость. Просто знала свое право иместо наплощади. Нестоль явное, она еще ребенок, унеё нет звонких башмаков икольца сбубенцами. Норазве это - важно? Зоэ прикрыла глаза, изгоняя сомнения, доверилась чутью идуше. Вдохнула ветер, объединила его свободу - исвою. Недвигаясь, дождалась, пока плясунья надвинется вплотную, сосвоим наглым цокотом, сжадностью игневом наискаженном лице… такая она была похожа ненакоролеву - алишь напотную фыркающую кобылу… Осознав точность сравнения, Зоэ рассмеялась! Змеи её кудрей шевельнулись, обретая живость исилу.
        Зоэ мягко, кончиками пальцев, прихватила край деревянного обруча, когда тот уткнулся вплечо итолкнул тело прочь изкруга. Ноготь Зоэ щелкнул побубенцу, словно подмигнул ему, облизанному огненными бликами. Зоэ резче качнула кольцо, подправила ритм.
        Втолпе зашумели, прямо заспиной кто-то - Зоэ сразу решила, что Вион - хлопками ладоней повторил иукрепил новый ритм. Взрослая плясунья прикусила губу, поморщилась, дернула кольцо, норовя отнять иего, иправо выбирать рисунок танца. Бубенцы засмеялись, часто-часто залепетали, Зоэ раскрыла цветок свободной руки, вырастила досамого дневного зенита, привстала нацыпочки, ощущая тепло - ищедро даря толпе…
        Илюди первый раз отозвались нестройным еще, смутным «ох!». Волна вздоха прокатилась, обдала затылок жаром, добавила сил, помогла поднырнуть, прокрутиться вьюном… ивывернуть деревянный обруч изжесткой, судорожно сжатой руки плясуньи. Соперница охнула, отшатнулась, башмаки клацнули два шага назад…
        Женщина зачерпнула ночь плотно сжатыми горстями, потянулась кгриве притихшего ветра - чтобы наспех, пока он неочнулся, вплести обман.
        Зоэ необернулась. Она шла через круг танца, более незамечая пустотопку. Зоэ дышала ветром ибережно, поперышку, рисовала его крылья… Вот замерла, выбрав место, закинула руки назад, медленно выгнулась. Лопатки, азатем илокти, сошлись заспиной, делая крылья явными - зримыми толпе. Зоэ ощутила всебе готовность кполету…
        Медленно, мягко, Зоэ стала разгибаться, высвобождать крылья рук. Трепетные пальцы играли сбликами света, наполняли готовый родиться танец - огнем. Люди несмели вздохнуть, аЗоэ неспешила сорваться сместа: складывала крылья, обнимая ладонями плечи, ирасправляла их, изгибаясь. Вот всё тело первый раз скрутилось вьюном, юбка взволновалась синим морем, спокойным илетним…
        Бубенцы сделали свое итеперь непомогали - мешали! Зоэ, неглядя, бросила звенящий круг втолпу. Она почуяла, как взметнулись руки, много рук - ловить подарок… исделала первый шаг, пружиня иприседая. Рука прихватила юбку уколена, вторая проследила линию вытянутой, досамого кончика пальца напружиненной, ноги, скользящей покамням…
        Второй шаг расширил пространство свободы. И - разогнуться, вырасти, поделиться мечтой ополете… Толпа поймала ощущение, вздохнула - готовая мечтать. ИЗоэ осторожно, стараясь нерасплескать чашу внимания, шагнула, иснова шагнула - вперед, ксередине круга. Там Зоэ развернулась ипо-королевски кивнула сопернице, предлагая продолжить спор.
        Мельком, холодея, Зоэ отметила ипостаралась забыть, чтобы неудивляться, несбиваться снастроя: Какже так, неВион ей хлопает, это Эспада! Искалится он так - словно Зоэ иесть сырое мясо, исъесть её надо прямо теперь. Глаза укоролевского пса бешеные… даже дышать больно, лучше вовсе нанего неглядеть.
        Взрослая плясунья фыркнула, передернула плечами иотступила нашаг. Насторожилась, предпочла нырнуть втолпу исгинуть, чтобы вернуться позже ибез помех довершить начатое. Она знает: ночь длинна, праздник еще закипит вполную силу, итогда новый круг соберет готовых восхищаться иловить ветер…
        -Я неотпускала тебя, - процедила Зоэ, резко выбросила вперед руку, прицелила указующий палец вспину пустотопке. - Отдай то, что нетвое. Слышишь? Отдай!
        -Немое, так инетвое, - отозвалась плясунья, дернулась, быстро обернулась… поймала взгляд Зоэ иуже несмогла порвать нить звенящего соперничества. Попыталась наугад подать знак кому-то втолпе. - Пошла прочь, маленькая побирушка. Здесь тебе неподадут.
        Зоэ рассмеялась, резко согнулась, округляя спину, целясь сложенными крыльями рук вмостовую, глядя наостывшие её камни… Затем гибко выпрямлялась, руки устремились выше, выше… Ветер следовал затанцем, гладил щеку. Вместе сего незримой ладонью разгоряченное лицо Зоэ поворачивалось вправо, аспина все еще хранила изгиб, пока крылья нерасправились окончательно - порывом, вытягивая тело вструнку.
        Руки нащупали край платья иподдели, теперь волна непросто качнулась, ностала биться, снова иснова рождаясь ипротекая синим шелком.
        «О-ле!» - выдохнула толпа, радуясь началу главного танца - яркого, горящего. Без подкованных башмачков Зоэ приходилось рисовать весь ритм щелчками пальцев. Ноэто было нетрудно, площадь дышала темже ветром - исвобода его росла, ион, отрастивший крылья, уже мог взлететь, умчаться над крышами кдальнему ночному морю, черному исеребряному…
        Ноотпущенный наволю ветер неуходил, гладил волосы, уговаривал продолжать танец: он желал познакомиться.
        Зоэ ощущала, как горит румянец, как ноги делаются легче скаждым движением. Шелк платья взлетает ксамому лицу, итолпа ворочается, целиком принадлежа танцу иплясунье. Вся площадь - блестящие глаза, широкие улыбки, жадные вздохи, вскинутые руки… Кричащая, пестрая масса, вязкая… исамо время теряет смысл. Мир меняется, ночь наполняется серебром смеха ижаром дыхания. Кажется - пальцы ступают полепесткам пламени, ладони гладят гриву ветра. Пока что незнакомого…
        «Ах!» - выдохнула толпа, когда Зоэ прокрутилась, заставила платье взлететь исразу обнять тело плотно, всеми складками… Ветер виновато промолчал, он был чужой этой доле круга - аведь Зоэ начала опрос сродного для Ноттэ направления! Носейчас вволосах плетется, обдувает щеки кто-то иной, он - неближний родич сына заката. Зоэ тихонько вздохнула, шагнула посолнечному кругу иснова закрутилась, поклонилась соседнему ветру, подставляя лицо ираскрывая крылья рук. И - снова пусто. Это неон, полузнакомый, однажды отозвавшийся западный. Еще шаг, вращение… нет ответа. Снова шаг, номолчит исеверный, хотя он друг капитана Вико…
        Зоэ делала новые шаги, вкручиваясь вветер инеощущая ответа, ивсякий раз задыхалась отпредвкушения… Неполучив ответа, накраткий миг изнемогала отострой усталости, нобез остановки снова ныряла вкруговерть солнечного колеса. Смазанная толпа замечалась лишь искрами бликов вглазах… Зоэ продолжала искать, ощущая себя травинкой, готовой трепетать отслабого дыхания - нопока что прямой, как пика.
        Молчит ветер, остается незнакомцем. Зато круг бубенцов, зажатый взубах неугомонного королевского пса, заходится загнанным сердцем. Бьются, кричат - ипомогают дозваться, дотянуться. Еще один пустой шаг - квостоку, иеще… Вот теперь - чистый восток. Краем глаза Зоэ видно, что взрослая плясунья, как надетая наштырь механизма стрелка часов, дергается, кусая губы - ипротив воли поворачивается наместе, провожает взглядом чужой танец. Еще шаг, очень трудный, он дался куда дороже всех предыдущих.
        Волосы Зоэ взвились вихрем, сама она вскрикнула ипоникла, сжалась вкомок намостовой, накрыв голову ладонями… игибко, преодолевая силу встречного ветра - выпрямилась!
        Зоэ смотрела влицо ветра, ловила его вобъятия рук, дышала вполную силу. Живые змейки волос трепетали мягко имирно - они неядовиты… Ветер это чуял, радовался, прочесывал кудри частым гребнем. Узнанный, он радовался узнаванию!
        Бубенцы последний раз звякнули… смолкли.
        Ветер прощально коснулся щеки Зоэ, благодаря затанец, ипобежал вдаль - зареку, заперелесок. Ветер взвился над скалами, ночной птицей умчался кнеблизкому для него, юго-восточного, морю…
        Толпа зашевелилась, время восстановило свой ток, звуки обыденности сделались внятны. Взрослая плясунья, сжавшись вкомок инакрывшись шалью, выла наодной ноте. Дрожащие её руки часто вытирали нос, пачкались вобильно капающей крови.
        Зоэ ссутулилась, повесила голову… нащупала узел шали наталии ирасслабила его. Шагнула ближе ктолпе, усомнилась… ивсёже наощупь приняла кольцо бубенцов отоскаленного, сыто взрыкнувшего Эспады. Презрительно фыркнула, задумалась намиг. Отдавать пустышке такую настоящую вещь? Да никогда!
        Наплечи легли ладони Виона - он оттер королевского пса, защитил оттолпы, иотнего, жадного иопасного.
        -Идем, - шепнул Вион, подхватил наруки ипонес через толпу, старательно инеловко расступающуюся. Люди благодарно кивали, нерешаясь передать всловах радость, опасаясь вздохнуть - изадуть отсвет живого танца…
        Король возвышался над площадью, как капитан намостике! Он стоял наскамье, водруженной настол, инаблюдал происходящее вподзорную трубу. Едва танец закончился, аВион вынес запыхавшуюся Зоэ изплотной толпы, король спрыгнул настол, аоттуда намостовую. Дождался, пока доны переместят мебель внадлежащее для продолжения ужина положение.
        -Определенно, ты интересная куколка, - глаза Бертрана горели хищно. - Садись, тебе нужен отдых. Как-никак, переплясала неслучайную девку. Этот ветер должен был достаться Башне, нопатор теперь молится водворце, идля нас его молитвы, - король благочестиво сложил руки, - воистину божья помощь. Тагеза невделе, багряные невделе. Могу порадовать Бэль. Утром поедешь смоим псом Эппе, Вионом иВико туда, незнаю куда… Ноты-то знаешь, правда?
        -Догонять ветер, - кивнула Зоэ, виновато моргая икраснея. - Вот еще беда… Я думала, он совсем отпустится, аведь нет! Волосы помнят прикосновение.
        -Он недурак, разбирается в… волосах, - хмыкнул король, намотав напалец длинную прядь инеотпуская, словно ион запутался, иему тоже неотделаться отволшебства танца…
        Глава 13. Самая темнаяночь
        Ноттэ настоял насытном ужине, поданном прежде всех ивсяческих обсуждений. Он желал отдохнуть, обдумать события без спешки иразговоров. Зачем перебирать дурное сноющим отголода животом? Слуги скользили без единого звука, стараясь неглазеть нагерцога итем более незамечать южного еретика, самым бессовестным образом усевшегося застол рядом сплемянником короля идаже - о, ужас - упомянувшего перед тем своего ложного бога…
        Герцог выслушал короткую молитву Факундо, серого отусталости, ноупрямо явившегося вместе сземлисто-бледным графом Пармой. Носилки ждали обоих упорога, пройти пешком отособняка дососеднего дома пока немог любой избольных, хотя Ноттэ истратил время исилы налечение графа, изгнав изкомнаты свидетелей. Позавершении дела уверил всех: Парма наверняка останется жив иуж точно отныне неопасен, то есть - незаразен.
        Хосе тоже был здесь, идрожащей рукой перебирал перья, снова иснова поправлял чернильницу - его, знающего оделе достаточно много, усадили делать записи для герцога, если тот пожелает. Рядом Энрике безмятежно ждал подобных указаний отгранда, и, словно двоих писарей мало, наполу, скрестив ноги, разместился прибывший смирзой южанин, тоже сочиненным пером илистком, укрепленным нажесткой подкладке…
        Пока обед длился, писари отдыхали. Нозатем Ноттэ, окончивший трапезу первым, начал негромко диктовать, емкими фразами описывая события отсамого их начала, желая создать единую картину произошедшего. Прочие продолжали ужин ипомере надобности дополняли деталями историю. Герцог без смущения признал: да, получил письмо отдядюшки иготовился квойне сюгом. Мирза повел плечами икивнул: все верно, тридцать тысяч сабель ждали приказа оначале штурма перевала, Эо обещал выгодное предательство илегкую сдачу крепости Тольэс. Факундо виновато глянул впотолок, испрашивая прощения унезримого всевидящего - иподтвердил вслух наличие тайного замысла обиспользовании болезни вцелях изменения хода войны. Ноттэ изложил свои наблюдения относительно места возникновения чумной заразы ипутей её распространения. Добавил, что приложит все силы для одоления недуга. Внимательно оглядел собравшихся.
        -Старые кривотолки итайны мы исключили. Пора отсылать прочь лишних людей исоздавать новые недосказанности.
        -Иначе никак, - усмехнулся герцог. - Погоди еще, хотелбы знать под запись напоследок: великли уровень опытаЭо?
        -Сложный вопрос. Он накопил раха, запас огромен, ия понимаю его источник, что пугает меня всерьез. Эо смог впитать то, что утратил Оллэ… Этот запас дал ему немалую силу, нобыл завремя насаждения болезни вдолине частично истрачен. Потому я, устранивший Эо ивпитавший его раха, получил нетак имного, лишь остаток сил. Видно, пора мне вслух оценить иего, иеще то, что вы, понашему примеру, именуете кругами опыта. Начиная сседьмого, развитие несводится кнакоплению знаний или навыков. Седьмой круг - нечто вроде вершины гор, куда нэрриха может добрести, опираясь напосох опыта. Далее ему откроется иной путь, станет посильно слияние сосвоим ветром, теперь я отчетливо вижу… Но, чтобы перейти квысшим уровням развития, надо иметь полную душу. Эо истратил себя наненависть ижажду власти, то идругое подобно камню нашее. Эо несмог подняться выше ивобщем-то… тонул? Погибал. Он немог удерживать раха, словно раненый человек, теряющий кровь инеспособный залечить рану. Новсёже, если оценивать его силы намомент гибели условно ипримитивно, совсеми оговорками… Я принял достаточно, чтобы ощущать себя вседьмом круге поопыту
идаже ввосьмом - понакоплению раха ипотенциалу развития. Эо был духовно «шестеркой», поопыту мог претендовать набольшее, араха накопил еще надва-три круга сверх возможностей, ограбив, как я ощущаю - покрайней мере двоих, втом числе Оллэ. Уровень последнего лишь подуховной составляющей надва-три круга выше любого изнас, живущих ныне.
        Писари заскрипели перьями, внося последнюю запись. Передали листки, последовательно сверенные иподписанные грандом, герцогом имирзой, указавшими помимо своих титулов иполное расположение друг кдругу, готовность далее решать дело миром ибез обид. Факундо чуть подумал ижестом предложил Ноттэ тоже поставить роспись.
        -Нэрриха невладеют землями инеимеют власти над людьми, - улыбнулся Ноттэ, рисуя замысловатый ибезупречный знак своего ветра.
        -Новэтот час ты - наше единственное провидение, - грустно улыбнулся гранд. - Я желалбы иметь подтверждение своим словам.
        -У-у, ксвятым меня еще непричисляли, - прищурился нэрриха.
        -Инежди, разве что посмертно, как мученика, - урезонил Факундо, откинулся наподушки иприкрыл веки.
        Это была последняя фраза гранда, доступная слуху писарей ииных людей, сочтенных посторонними. Их выдворили иззала, напоследок поручив неустанно следить друг задругом итак исключить подслушивание… Хотя всякому известно: нельзя услышать того, что желает сокрыть нэрриха большого опыта.
        Ноттэ помолчал, изучая лица оставшихся застолом, ободряюще улыбнулся хмурому Кортэ, ни звука завечер непроронившему.
        -Направах провидения заявляю: предстоит исполнить как можно скорее иполнее два дела. Мирза Абу - любимый ученик Оллэ вэтом поколении людей, атем, кого мы любим иценим, мы отдаем толику души, это одинаково для людей инэрриха. Неменее важно идругое: Абу сраннего детства стал последователем южного учения освященном танце, дарующем благословение издоровье. Вы, гранд, можете полагать сей танец ересью, ноуверяю вас, висполнении людей верующих он - действует, поскольку является наиболее верно отлаженной формой молитвенной отрешенности. Если вы допустите такое, я просилбы разрешения для Абу иего людей исполнить танец навосходе, наплощади перед замком. Это сильно облегчилобы иные мои задачи.
        -Еретическое действо сопровождается воззваниями вслух, выкриками?
        -Можно ограничиться ритмом, музыкой без единого слова.
        -Ноиэтого Башня непростит мне, - гранд мрачно покосился намирзу. - Будет прочтена проповедь, мы совершим молебен. Азатем просто незаметим некоторых действий, сочтя происходящее следствием болезни, ввергающей людей впредсмертные судороги.
        -Мудро, - прошелестел Абу, кланяясь гранду. - Ия признателен заправо оказать помощь. Можете несомневаться: после мы останемся наплощади, будем ухаживать забольными, мои люди имеют познания воврачевании.
        Гранд едва заметно кивнул, признавая предложение приемлемым. Ноттэ допил вино ипоглядел насына тумана.
        -Прочее я нехотелбы даже обсуждать. Это дело для нэрриха иплясуний, его итог, если всё пойдет гладко, снимет… проклятие, наложенное надолину безумцем Эо. Внаилучшем случае больные, которые доживут дозавтрашнего вечера, спасутся. Чума сгинет иеще много лет будет обходить долину, даже приключись страшнейший мор заперевалами.
        -Твой нынешний уровень непозволяет совершить подобное, если я верно понял пояснения, - предположилАбу.
        -Именно так. Ноя обозначил вточности то, что намерен исполнить. Иных путей невижу. Отвас требуется немногое: немешайте. Могу добавить еще… лично отсебя, - тихо, нехотя, вымолвил Ноттэ. - Нестоит думать: чуму принес нэрриха и, значит, подобные ему виновники наших бед. Эо невладел землями идаже непотратил своего золота, ни единого эскудо! Всего лишь пообещал каждому извас то, чего вы тайно желали. Ивашим золотом, вашими людьми, вашими связями наворотил такое… неисправимое.
        -Весьма похоже набесовство, происки нечистого, - без радости указал гранд.
        -Именно. Потому я желаю дать объяснения, ноникак неоправдания. Всякий бес ничтожен, пока праведник крепок вубеждениях ичист душой, даже маджестик неоспорит такого утверждения. Кто мешал соблазненным Эо людям отказаться, всем вместе или хотябы одному изполучивших предложение, бесовское иотвратительное посути исредствам?
        Мирза рассмеялся, быстро закивал, подтверждая упрек. Уточнил: золото для оплаты затеи Эо снаймом войска текло изказны эмира, неукраденное, новыданное охотно иосознанно. Нэрриха нетуманил сознания инеискушал, его слов ждали, его замыслу оказали самый теплый прием. Герцог вздохнул - иподтвердил своё желание захватить эмират иперегнать вСантэрию лучшие табуны южных коней.
        -Ты собрал здесь людей, способных понять ипринять непосильное, хотябы потому, что вшаге откаждого изнас стоит смерть. Новне этой комнаты будет сказано иное, - сухо отметил гранд. - Башня вслух непризнает ошибок, бесовство станет клеймом для нэрриха, Эо пребудет впамяти породителем чумы, тень его деяний падет навсех детей ветра. Икоролю, ипатору Эндэры, нужен юг: там слишком много выгод… имучеников, их страдания предаются огласке ипоощряются, укрепляют веру. Здесь я готов сказать: вся политика - бесовство. Иного нам, наделенным властью людям, недано.
        Кортэ скрипнул зубами, поего лицу было отчетливо заметно едва сдерживаемое озлобление. Ноттэ подумал: наверняка сын тумана снова задумался опользе золота, отделяющего нэрриха крепостным валом равнодушия отлюдских бед илюдской неблагодарности, азаодно - отмстительности иклеветы. Так начинал Эо. Копил обиды ивсе более ужасался дикости рода людского… Дикости, растущей год отгода ивек отвека вопреки усилиям Оллэ ииных старших, пытавшихся сберечь знания ивразумить правителей. Новойна сделалась неслучаем, аповседневностью. Люди перестали бояться смерти: их жизнь тяжка иужасна, уход избытия - избавление, Башня именно так иговорит. Голод знаком почти всякому, болезни выкашивают города, грязь прирастает, книги горят накострах…
        Таково новое время, когда разрозненные племена инародности жутко иметодично, недумая оцене, окрови иболи - сшивают тут итам лоскутное одеяло стран. Создаются нации. Стягиваются жилами веры, выдранными изполумертвых, отчаянно страдающих душ. Разум захлебывается вболоте дикости, слепая вера подменяет рассуждения. Заблуждения истрахи множатся, как вши внестриженной бороде нелепых «святых», гордящихся бренностью неухоженного тела. Никто изэтих вшивых святых непридет вгород инесделает ровно ничего для спасения людей отчумы. Ибездействие им непоставят ввину, какое там! Наоборот: уже косени объявят, что именно молитвы праведников искоренили ересь иукротили буйство недуга.
        Аон - нэрриха Ноттэ - исчадье бесовства, мерзкое порождение прошлого. Чтобы он ни сделал для долины иеё людей, это останется тайной, ведомой лишь сидящим сейчас вэтой комнате. Прочиеже поверят, что, уничтожив его иему подобных - очистят мир… Так великали вина Эо, возжелавшего сперва стать убийцей большей части рода людского, населяющего известные земли - азатем спасителем горстки выживших? После буйства чумы Это сталбы, нет сомнений, чтим превыше Башни икороны, бессильных одолеть недуг. Да, всетак:
        Эо удалилсябы вгоры искромно ждал, пока кнему приползут наколенях, вымаливать жизнь ипредлагать совершенно всё, чего он пожелает.
        Можноли уничтожать всех, без разбора - если толпа слепа иглуха, жестока иподла? Допустимоли вырезать худших выборочно? Ипочему вся жизнь, длинная ипорой мучительно трудная - сплошной вопрос, неимеющий ответа… Ведь всякий ответ - ложь, нет внем неоспоримой ицельной истины.
        -Иногда я удивляюсь тому, что наша вера иБашня одинаково допускают право нэрриха жить вмире, - сквозь зубы выговорил мирза Абу. - Прости, Ноттэ, я уважаю тебя идаже чту, потому иизложу правду, непряча всладкие оболочки умолчаний. Люди вас врядли примут хоть когда-то. Наша зависть неизбежно создает боль, гнетущую ваши души. Мне страшно представить даже намиг, что некогда, очень давно, отцвела юность Эо, совсем иного - верующего вдружбу, готового жить вмире ипомогать людям. Еще страшнее мысль: вдруг иты разочаруешься? Впрочем, Оллэ был упорен всвоей наивности, он прожил непостижимо долгую жизнь ивсе еще полагал людей достойными внимания ипередачи мудрости.
        -Вы, люди, неможете постичь смысла нашего существования, это вызывает страх инеприятие, что вполне естественно, - улыбнулся Ноттэ. - Мы сами незнаем ответов. Впрочем, кто сообщит суверенностью - вчем смысл людской жизни? Я долго искал то, что могбы назвать счастьем, это казалось мне ключом квходу вновые уровни опыта.
        Гранд неудержался ишепнул едва слышно, советуя обратиться кБогу исовести: уж кто-кто, анэрриха словнобы создан для жизни взакрытом ордене иревностного служения… Мирза хитро хмыкнул икивнул, признавая наличие подобных мыслей, правда, вотношении своей веры исвоего бога. Кортэ обозлился наобоих, носохранил лицо невозмутимым.
        -Недавно, получив отумирающего Эо клубок раха, асним яд чужих устремлений имного иного, отторгаемого моей душой, я изменил мнение, - тихо продолжил Ноттэ. - Вы - люди, верите всвоих богов иполагаете их создателями лучшего, что ввас есть: света души. Такбы я определил суть. Мы - нэрриха - приходим вмир поволе людей, обративших лицо кветру ипобудивших его ощутить ответное родство. Для нас, вконечном итоге, вы - ибог, ибес… Все люди вместе, встреча завстречей, разлука заразлукой. Мы расходуем раха, проживая длинную жизнь. Имыже поединому волоску накапливаем душу, принимая отсвет тех, кто оказался рядом… Или впуская тьму. Если я прав, вы - наш Бог, амы… Мы отражение вашей меры богоподобия. Зеркало. Мы собираем душу дополноты и, укрепляя связь миров, уходим… кнему, квысшему. Какбы вы непереименовывали Бога иего закон, мы все равно собираем душу иуходим вовне. Или опустошаем душу, прахом рассыпаемся без следа иостатка. Мы разные, как ивы.
        Ноттэ улыбнулся, поочередно изучая лица слушателей - недоумевающих, сомневающихся или примеряющих сказанное ксвоему набору догм ивоззрений. Абу сердито развел руки.
        -Ничего необъяснил понасущному вопросу, ноя-то знаю тебя: ответ есть ион рядом! Что делать счумой? Ты заморочил нас инамеренно отвлек.
        -Я несообщил одного факта, важного иследующего извсего сказанного. Он станет существенен лишь втом случае, если моя доля трудов будет исполнена, - отметил Ноттэ. - Более несмею отнимать ваше время, завтра будет сложный день. Дозаката разрешится многое, если невсе. Это я обещаю.
        -Тебе нужна помощь, осамозваное зеркало людских деяний? - гранд приподнял тяжелые веки.
        -Мне достаточно той, что уже получена. Дон Хулио - именно тот человек, что требуется для дела. Иповторю: немешайте, дайте свободу действий наближайшиедни.
        -Обещаю исполнить любые просьбы нэрриха Ноттэ, переданные мне, - сообщил герцог. - Стем отбываю, дела немогут ждать: город неспокоен, южане разыскивают цыган, северяне норовят сжечь ростовщиков, гвардия всмятении из-за болезни полковника.
        -Я буду молиться затебя, - серьезно сообщил мирза, поклонился Ноттэ ивстал, намереваясь покинуть комнату.
        -Очень надеюсь, что именно молитвы Башни окажут нужное действие, - гранд строго урезонил южанина. - Я постараюсь сохранить покой города втой мере, вкакой могу.
        -Если вам нужны мои люди, сообщите, - негромко закончил прощание граф Парма.
        Ноттэ тоже поклонился. Проводил гостей додвери иплотно прикрыл её, вслушиваясь вбезветрие большого особняка.
        Слуги сидели посвоим комнатушкам, стараясь отгородиться отнелюдей исквозняков закрытыми дверьми: ану как ночью гости обратятся вбесов иявятся стращать, ато ирвать душу? Старая цыганка шептала обрывки слов, несплетая их вовнятные фразы. Бродил покомнатам Гожо: толи рассматривал дом, толи запоминал набудущее, где что лежит изценностей, удобных квыносу. Энрике молился ищелкал четками. Кортэ ушел всад ирычал, рубил рапирой стонущий воздух - избавлялся отраздражения, гнал прочь жажду простоты бытия, вымеряемого золотом. Хосе сопел уокна, стараясь рассмотреть стремительные движения вооруженного нэрриха.
        Вне стен особняка было тихо, чумная ночь черной кошкой легла намостовую, предрекая уже своим присутствием беду, иникто нерешался выглянуть наулицу…
        -Пора, пожалуй, - поторопил себя Ноттэ.
        Поднялся полестнице, жестом позвал Энрике изашагал кспальне, отведенной для больной плясуньи. Служитель догнал упорога, придержал рукой дверь, недозволяя прежде времени её распахнуть. Шепотом, всамое ухо, выговорил сбешеным упрямством, памятным ипопрежним временам:
        -Мне проще умереть, чем вспомнить хоть одно движение еретического действа. Ноя исполню волю гранда втом случае, если девушка выживет. Клянись, что будет так и - лечи. Немедленно!
        -Надоже, ты еще способен замечать красивых женщин, - заподозрил Ноттэ, отступая нашаг исинтересом изучая изможденное лицо. - Помнится, ты считал меня своим должником, почему ненапомнил остарых делах?
        -Я молился изабыл прошлое, - нехотя, морщась иструдом выговаривая слова, ответил Энрике. - Бог велел прощать. Я прощаю.
        -Лучшебы ты думал своей головой, как велел тебе я! - без злости посоветовал Ноттэ. - Хулио, малыш, тебе тридцать девять, авыглядишь ты сушеной немочью. Ты - лучший боец юга, всеже я сам занимался стобой, пусть инедолго. Допущу, ты редко бывал трезв, соглашусь, ты очень редко неимел свежих ран иохотно припомню: грустить ты неумел вовсе… Мне больно видеть теперь тусклую тень прежнего друга. Гляжу - иощущаю свою вину, путь инет её насамом деле. Ты поздно сообщил то, что следовало, ия неуспел, уже немог успеть. Дажея.
        -Ты умеешь бегать поводе, шхуна еще была впорту, - упрекнул Энрике, темнея лицом изабывая одарованном недавно прощении. - Ненавижу… Как ты посмел неуспеть?
        -Шесть шагов поводе - вот ивсе, что мне было тогда доступно, ашхуна едва виднелась нагоризонте, да поймиже!
        -Ноты догналих!
        -Нея! - начиная раздражаться, Ноттэ зашептал громче. - Впорту нашлась лодка спарусом, я вышел вморе иувы, безнадежно отставал. Шхуна сгинула вночи, казалось, ничего уже неизменить, ведь при самом удачном ветре ход корабля определяется парусом икорпусом, командой имного чем еще… Номне повезло: лодку нагнал люгер, Вико был тогда мальчишка имало что понимал, мы встретились впервые. Башня отправила его следить замной, никак непомогать. Номне помогли, «Гарда» достала шхуну ия пробежал свои шесть шагов… Только она уже была мертва.
        Энрике отшатнулся кстене, осел напол, некоторое время молчал, прикрыв глаза иупрямо перебирая четки, непомогающие ни забыть, ни простить, ни даже успокоиться.
        -Ты давно живешь, - наконец глухо выговорил служитель, решаясь глянуть нанэрриха вупор, снеожиданной иполубезумной надеждой. - Скажи, души уходят окончательно - или всеже вереси древних есть смысл имы… возвращаемся?
        -Незнаю, возвращаетесьли вы. Носкажу то, что мне понятно поопыту: возвращаться ипомнить слишком больно. Если для людей есть круг рождений исмертей, он устроен милосердно. Вы нехраните груз прежнего икаждый раз наслаждаетесь новым детством, взращиваете новые надежды.
        -Изаново расстаемся сними, - усмехнулся Энрике. Встал, шагнул кдвери, погладил полированное дерево ипрошептал почти жалобно: - Ей девятнадцать, как разбы все сходилось…
        -Что, серые глаза инаголову ниже тебя?
        -Наголову ниже, вточности тот рост, - упрямец незаметил второй приметы. Грустно улыбнулся: - Я помогал её матери ухаживать, поил… ты прав, я заметил сразу. Иродинка наруке… Мне вдруг показалось: она танцует, пожалуй, нехуже, инрав схож, если смогла разозлитьЭо.
        -Кипеть тебе натом свете вмасле, неисправимый еретик. Ро-одинка, - сдолей насмешки протянул Ноттэ итолкнул служителя вбок. - Небудь дураком, грехов тебе уже неотмолить, так поживи столком здесь. Красивых надо охранять рапирой икинжалом отпосторонних злодеев, аты пока что влез врясу инамерен исповедовать этих самых злодеев, немешая им совершить худшее иуродовать девочке жизнь.
        -То есть вылечишь, - кивнул упрямец, расслышав лишь то, что полагал важным.
        Толкнул дверь ипервым вошел вспальню, ободряюще улыбнулся старой цыганке икак-то очень посвойски кивнул. Женщина села прямее, глянула нанэрриха, поджала губы.
        -Чтобы ты ни затеял, мне нет дела допользы или вреда всем людям. Вылечи дочь, ия помогу влюбом деле. Я проклинать умею, яды знаю, гадать могу, ипривороты разные…
        -Королева оценилабы эту речь, - заверил Ноттэ. - Увы, я необзавелся двором, достойным проклинания, родни уменя нет, травить решительно некого, тем более после того, как отравили Оллэ. Нопривороты - это мысль.
        Ноттэ покосился наслужителя, изменившегося влице. Сел накрай кровати, погладил горячий лоб девушки, стирая бисер пота. Провел кончиками пальцев пощекам плясуньи, пылающим болезненным румянцем, тронул веки. Прощупал пульс набессильной руке. Нагнулся ксамому лицу, выдохнул «живи» всамые губы. Еще немного посидел, вглядываясь вчерты ипробуя заметить хоть самое малое сходство схохотушкой-южанкой, рожденной всмешанной семье ибежавшей издома. Та девушка нежелала принимать веру эмирата иравно нестремилась кмученическому уделу ретивой сторонницы Башни. Прошлое давно сгинуло, стоитли ворошить старую историю пирата благородных кровей, одержимого жадностью ипохотью, его наивного брата изаигравшейся девчонки, так инерешившей, деньги ей важны, титул доньи или всеже душевное родство?
        -Нам следует покинуть город немедленно итайно, - распорядился Ноттэ. - Девочку берем ссобой. Очнется кнужному сроку - спрошу снеё залечение, как исвас. Нам понадобятся хорошие кони, временинет.
        -Гожо выведет нас, - молвила старуха. - Влошадях он тоже понимает, укажет, где искать нужных.
        Сборы впуть ограничились временем, необходимым напроверку оружия. Кортэ выглядел мрачнее прежнего, едва слышно бормотал: извсех диких сборищ сброда это самое нелепое, и, будь он вуме, бежалбы без оглядки. Нонебежит, значит, одурел иподдался влиянию, хотя зачем нэрриха лезть вдела людей? Ну, зачем?.. Доводы повторялись, жалобы исомнения множились, что немешало рыжему идти вторым, сразу запроводником, ибережно нести укутанную вшерстяную шаль девушку. Следом двигался Энрике-Хулио, буравил взглядом спину Кортэ, молчал инеотставал ни нашаг. Временами Ноттэ, замыкающему группу, хотелось забежать вперед изаглянуть влицо горе-фанатика, чтобы вточности оценить размеры пожара, сжигающего его изнутри. Что есть теперь вера ичто - ересь? Можноли покидать особняк, несообщив ничего гранду изначит, предав его? Выживетли девушка, сочтенная похожей наиную, давно покойную? Инаконец: почему её несет нэрриха икак унять ничем необоснованную ревность, возникшую невесть откуда инеподдающуюся усмирению…
        Гожо знал тайны крепости куда лучше, чем любые иные жители города. Уверенно вывел кпогребу, открыл лаз ипоказал снемалой гордостью низкую галерею, затхлую, похожую старинной каменной кладкой навывернутую змеиную шкуру. Цыган зажег фонарь ипервым сунулся впасть вечной ночи, угнездившейся под стеной внутреннего города. Следом поползли остальные, наощупь протискиваясь сквозь тьму истрах. Ноттэ закрыл вход влаз - ипроделал путь последним, обдумывая: как давно вырыт тоннель? Наверняка он существует современ постройки замка южанами, столь давней, что секрет неведом даже для нынешних нэрриха.
        Отдышавшись, беглецы покинули подвал, чтобы снова красться попустым, будто вымершим, улочкам внешнего города, искать иодолевать лаз вочередной стене. Ноттэ ожидал, что старуху придется нести или вести, ноженщина невыказывала признаков утомления, уверенно следовала заЭнрике, иногда норовя выглянуть из-за его спины иубедиться: дочь несут бережно. Больше всего сложностей доставлял Хосе, он спотыкался втемноте, то идело отвлекался, недоумевал: какже так, он верил, что знает город, но - ошибался, всё кругом ново итаинственно. Ноттэ снова иснова подхватывал юношу под локти, направлял, чуть подталкивал вспину, нонеругал. Зачем? Приятно хотябы так, следуя загвардейцем, видеть мир его глазами ипонимать: тайна делает волшебными даже гнилые окраины, акучи мусора впасмурную ночь для кого-то - едвали нестрана чудес.
        Себя Ноттэ слегка поругивал занеосмотрительность ввыборе спутников, признавая одновременно иотсутствие выбора, как такового: Кортэ пошел сам, гвардеец увязался сним, без Гожо неминовать город скрытно, старуха нужна для дела, как ислужитель. Наконец, можноли сохранить тайну бегства хотябы доутра, оставив вособняке свидетелей?
        Оказавшись вне кольца городских стен, Ноттэ разрешил второй привал, асам ушел вместе сцыганом - выбирать иоплачивать лошадей. Добывать их менее законным иболее привычным Гожо способом нэрриха отказался - ибыстро пожалел освоей щепетильности. Цыган привел кзнакомому перекупщику, жуликоватому настолько, что под его взглядом даже самое честное золото блестело фальшиво. Зато кони оказались хороши.
        Кортэ, едва скользнув взглядом поспинам, выбрал крупного вороного, ноподумать толком оприверженности младшего нэрриха куказанной масти неудалось. Ноттэ удалил изголовы недозрелую мысль - инедоуменно пронаблюдал, как служитель всерой рясе суетливо ухаживает заочнувшейся плясуньей, как унего дрожат руки истеклянно блестят глаза, непривычно идля дона Хулио, идля фанатика Энрике…
        -Доозера неменее пятнадцати лиг попрямой, - Ноттэ отвернулся, нехотя вспоминая оделах. - Лошадей неберечь, время дороже всего иного.
        -Нелюди, - тоскливо выдохнул Гожо, ни ккому необращаясь ипрыжком взлетая вседло. - Лучшие кони, некони - птицы…
        -Чуме спой эту песенку, вдруг усовестится исгинет, - одернул Ноттэ. - Над городом витает смерть, мне видно ивнятно.
        Стон полуночного колокола пронесся над крышами, спугнул черный птичий вихрь, делая сказанное воистину зримым для всех, пугающе-неоспоримым. Кортэ молча принял поводья трех запасных коней, подвел своего вороного вплотную крыжему, выделенному больной плясунье. Наткнулся навзгляд Энрике - как навилы… Усмехнулся, забавляясь нелепой ревностью.
        -Фанатик-еретик, редкая порода. Сам изседла невывались, немочь.
        -Вперед, - прервал перепалку Ноттэ, развернул кнут, позаимствованный уперекупщика - ищелкнул первый раз, торопя если невсадников, то их коней.
        Отгорода долина прогибалась тучным лугом средкими клоками рощиц иузкими промоинами ручьев. Хлебных полей было немного: вприграничье прирастать кземле невсякий решится, при подходе врага недозрелые колосья ссобой незаберешь. Куда надежнее стадо: сбил поплотнее игони, оно - живое золото, подвижное ипотому относительно надежное. Иное дело виноград. Неукоренить лозы наюжном склоне уручья - невозможно, Сантэрия славится своими винами, наилучшим образом сочетающими богатое солнце исвоевременную влагу. Да ипочва хороша. Молодые лозы, опирающиеся наколья, имеют выправку лучших гвардейцев - такими они иявились изсумрака справа отскачущих, выстроились соглядатаями похолму.
        Кони шли резвым махом, Ноттэ придерживал скакуна, чуть отставая ииногда оглядываясь, опасаясь появления иных наблюдателей, куда более опасных. Всотый раз нэрриха перебрал вуме события вечера иубеждая себя: недал он повода заподозрить бегство, немогли любые соглядатаи выследить, неуспелибы ничего предпринять. Акполудню все закончится, любые действия людей станут неважны. Даже самые глупые иподлые. Собственно, чего отних еще ждать? Они - люди… Так мало живут, что повзрослеть неуспевают. Они жестоко скованы ярмом бесконечного труда, иучиться им - большинству - некогда. Впятнадцать уних уже дети, ктридцати преждевременная старость горбит их спины, ачуть погодя пережитые невзгоды выбеливают головы.
        Сколько лет цыганке, которую Кортэ упорно зовет старухой? Сорок, наверное. Или чуть больше. Когда Энрике похоронил невесту, эта старуха улыбалась ипоказывала сплошной, без прорех, ряд зубов. Плясала, восхищала своей красотой, ибогатые доны бросали золото впридорожную пыль, добиваясь её благосклонности… Сколько она родила детей исколько похоронила, если теперь безропотно готова навсе, лишьбы спасти жизнь дочери - взрослой, красивой, достойной лучшего удела - иобреченной два десятка лет спустя также состариться иотчаяться. Страшное время. Ипусть Эо нашел вполне весомую основу для своих обид, норазве есть право убеззаботных, состоятельных, вечно юных - судить икарать тех, кто уже наказан злым роком, кто прикован ксвоему жестокому веку?
        -Черт! - выдохнул Кортэ.
        Сын заката впервый миг решил, что младший выбрал имя для коня, подражая чужой повадке - исразу осознал ошибочность домыслов. Вороной срезался наполном скаку, угодив вкротовью нору. Завизжал, перекатился через голову, дернулся изатих… Кортэ умудрился неотпустить повод запасных иуже взвился впрыжке, занимая седло ближнего. Кнут убедил коня прибавить прыти.
        -Надо было взять еще пару взапас, - отметил Ноттэ.
        -Нот, куда гонишь? - едва слышно выдохнул Кортэ, чуть придерживая коня. - Я уже голову сломал, думаючи.
        -Хорошо, что нешею, - усмехнулся Ноттэ, искоса глянул наспутника ипонял: неотделаться присказками. - Малыш, ты что, прежде необщался ни скем изнас, старших, достаточно подробно? Незнаешь того, что насущно для нэрриха - обозере, острове исамой долине?
        -Свами пообщаешься, - хмыкнул Кортэ. - Борхэ так глянул наменя, что я почувствовал себя готовой отбивной наблюде. Эо при встречах брезгливо издевался. Оллэ явился изночи ивнейже сгинул, несочтя меня годным кобучению. Остальных я знаю совсем мало, так - видел раз-другой.
        -Сердце отца ветров, - шепнул Ноттэ. - Так звалась долина впрежние времена. Именно сюда приходили плясуньи, ведь прежде они обращали лицо кветру недля развлечения толпы, авосознанном разговоре состаршими. Время разрушило память живущих, нонесилу долины. Эо был наострове, именно там он исотворил худшие мерзости, способствующие распространению чумы. Мне требуется попасть натоже место, чтобы устранить ложные влияния идотянуться дородного ветра. Мне теперь надо непросто перемолвиться сним, ноумолять опомощи идаже овеликом одолжении.
        -Каком именно? - нахмурился Кортэ.
        Сын заката некоторое время молчал, понукая коня исокращая расстояние доостальных всадников, оттягивая продолжение разговора ивсе ещё неверя, что Кортэ может так мало знать оприроде нэрриха, прожив вмире почти два века. Ноипритворяться младший едвали сталбы, тем более столь достоверно.
        -Нот, да вчем дело?
        -Когда я нашел тебя ночью водворце, разбудил исказал, что смерть для нэрриха нетак страшна, как для людей, что ты подумал?
        -Ачто я мог подумать? - Кортэ перестал шептать ипринялся возмущаться вполный голос, незабывая понукать коня при каждом выкрике. - Что ты нестерпел унижения, что умненькая гадина Изабелла нашептала вухо, ты взбесился иявился убивать, нопожелал прежде поиздеваться. Хотя… Сейчас знаю, я неиспользовал логику. Я был зол инапуган. Ия снова, бес тебе впечень, зол инапуган! Объясни, вочто ты втравливаешь нас? Мне ненравятся беседы осмерти.
        -Ясно, - кивнул Ноттэ. Он заметил общее внимание кразговору, снова использовал кнут иускорил скачку. - Кортэ, тебе нужен учитель. Обязательно, икак можно скорее. Мы дичаем неменее людей, если задва века ненаходим времени ивозможности изложить младшим жизненно необходимое. Ноты общался сВионом, он что, тоже…
        -Тоже - что? Ты иего собирался убить?
        Кони хрипели, ношли голова кголове, ровно истремительно. Плясунья теперь уверенно держалась вседле, безропотно принимая помощь Энрике. Старая цыганка угнездилась наконе полубоком, она то идело поглядывала надочь инашептывала неразборчивое, наверняка убого-деревенское - наговоры здоровья. Служитель понимал это, морщился имолчал, торопил коня…
        -Убивать нэрриха, недостигших пятого круга - это глупость идля людей, идля нас, продолжил свою мысль Ноттэ. - То есть для них безусловно, адля нас соговоркой: если неучитывать умения изымать раха, ноэту способность изнынешних освоили лишь Борхэ иЭо, как я надеюсь. Обещай, что найдешь наставника, едва мы закончим дела вдолине.
        -Ты сам неготов учить?
        -Нежадничай, я научил тебя задавать вопросы, - усмехнулся Ноттэ.
        Снова щелкнул кнут, торопя коней изаодно - обрывая разговор.
        Безветрие давило иугнетало, уподобляло нэрриха - слепцу. Недышала свежесть, нетянулся туман отнизин, невился поземле - все замерло, нет отклика инет ответа… Ноесть беспокойство - беспричинное, упорное.
        Ноттэ резко остановил коня иобернулся кродному ветру, прикрывая глаза иподставляя лицо. Нот - повере древних людей это ветер бурь ивнезапных ливней - редко навещал долину, укрытую вприродной крепости горных стен. Пришлось просить вполную силу, досадуя нанеопытность ипотерю времени, азаодно ругая себя заизлишнюю подозрительность. Старший снисходительно вздохнул, прошелестел ввиноградных лозах, гладя листья исдувая невесомую пыль, беспокоя редкий, неразличимый глазом, туман над дальним ручьем.
        Седьмой круг - иное, пока что малознакомое состояние души, аеще это - обостренная чуткость кнедоступному для людей. Отупляющая слепота распалась, ветер скользнул покрышам Тольэса, потерся игривой кошкой окамни стен ибашен, поднял вполет несколько высохших досрока листьев. Один - самый легкий июркий - мотыльком взвился, затрепетал ввосходящем потоке… ижалобно хрустнул, рассыпаясь втруху под кованными копытами. Ветер впитал колебания воздуха, настороженно отпрянул отпотока пыли, укутавшей массу конских ичеловечьих тел - там, надороге, вне крепостных стен. Пока - далеко.
        Ноттэ вздрогнул, выслал коня вперед ибез жалости хлестнул кнутом. Прильнул квзмыленной шее, торопясь по-настоящему, без оглядки насомнения, сделавшиеся, увы, уверенностью…
        -Кто извас выслужился перед багряными ивочто оценил свою полезность? - громко спросил Ноттэ, догнав отряд.
        -Нея, - сразу обиделся цыган, навсякий случай вжимая голову вплечи иотводя коня чуть всторону. - Почему все сразу посмотрели наменя? Мне орден денег недаст, разве что расщедрится напокупку дров ивыделит самое теплое местечко вподвалах, прямо над жаровней. Сами должны понимать!
        -Я сидела возле дочери, мне нет дела дослуг Башни, - прошептала старуха.
        -Хулио, - утвердительно молвил Ноттэ, смотал кнут, сунул вкрепление. Опустил руку кбедру ипогладил рукоять кинжала. - Всеже серость бытия сломала тебе хребет… Когда ты успел?
        -Наверное, виновен я, - запинаясь, выговорил Хосе, жалостливо оглаживая взмыленную конскую шею. - Я предупредил кухарку, чтобы неготовила завтрак. Нельзя было?Ох…
        -Или я, - рассмеялся каким-то пьяным болезненным смехом служитель, непытаясь отрицать вину, - ты прав, пока все искали оружие, я черкнул несколько слов для гранда. Всего лишь просил небеспокоиться иждать нас кзакату, ктомуже я использовал шифр, никто немог разобрать, только сам Факундо или его доверенный ученик.
        -Плох ученик, немечтающий стать грандом, - усмехнулся Ноттэ, снова размотал кнут ихлестнул отстающего коня старой цыганки. - Доозера пять лиг. Они уже покинули город, нам неуспеть… Наострове мне потребуется время, много времени! Я несмогу защитить никого, пока буду занят. Черт… Пытаться спасать людей глупо, вы неумеете даже принимать помощь! Вы - все вместе, как город, как страна, как вообще - люди. Ну зачем я ввязался вдело ивтравил всех вас, сознавая безнадежность затеи!
        Конь под старухой споткнулся исразу оказался позади, безнадежно отстал. Кортэ придержал своего ипомог цыганке перебраться вседло запасного, скоро они нагнали Ноттэ.
        -Если я задержу погоню, станешь учить меня? - едва поравнявшись, Кортэ приступил кторгу спривычным азартом, необращая внимания налюдей иобстоятельства.
        -Внекотором роде, - смутно пообещал Ноттэ, непозволяя себе оглянуться назагнанного коня. - Учти: отряд позади немаленький. Багряные - боевой орден, гранд небрал ссобой недоучек. Здешние тоже хороши, квойне готовились, приграничье как-никак. Гожо! Бери последнего запасного коня ивозвращайся вТольэс, вдруг да донесешь весточку гранду или герцогу.
        -Донесет, иначе прокляну иего, ивесь род доседьмого колена, - пообещала старуха, недав младшему ирта открыть.
        Гожо принял повод запасного коня, кивнул - ипровалился вночь, выпав изобщей скачки.
        -Уберега сэтой стороны озера скалы, удобное место, - буркнул Ноттэ, снова примеряясь поторопить хрипящих коней. - Ктомуже драться уводы куда удобнее инадежнее. Сам разберешься, даже если еще незнаешь, что кчему.
        Кортэ промолчал, нетратя сил нанедоумение, вопросы. Рыжий нэрриха непонимал разницы всвоих возможностях возле берега ивдали отнего, - окончательно уверился Ноттэ. Тревожно осмотрел коней. Два плохи, шатаются ихрипят, нопока держатся. Прочие еще сохранили силы. Рассвет приближается слишком медленно, озеро - тоже. Ноначатый путь придется пройти доконца, раз вдело втянуты люди, раз решение принято. Иного - нет, да иэто решение, избранное всомнениях, недарует надежду, лишь позволяет оплатить старый долг.
        Луговина сменилась каменистым всхолмьем, допоры незаметным вночи, подобно уродству, прикрытому капюшоном. Сколько ни прячь такое - ткань сползет, инеявное сделается заметно… Шум реки постепенно приближался, скоро его смогли разобрать илюди, ненаделенные чуткостью кветрам, незнакомые сместностью. Покидая чашу озера, река бурлила, ворочалась вкаменном русле ипостепенно расширяла его, да исама успокаивалась, замедляя течение, чтобы южнее, загородом, снова взъяриться иштурмовать ущелье Боли.
        Морщины скальных складок сбегали козеру все гуще, углублялись. Тут итам щерились клыки утесов, акамни иизрядные валуны казались осколками скорлупы огромного ореха, взломанного челюстями гор. Копыта звенели, испуганное эхо металось, усиливая ощущение тревоги. Ноттэ погнал коня вперед, занял место проводника иумерил прыть бешеной скачки, старательно разыскивая приметы инаправляя группу тропкой, ведомой одному ему. Все ниже, покраю одной изкаменистых лощин. Зажурчал родник - иостался встороне. Низкорослый можжевельник попадался все чаще иподнимался все выше, широко раскидывая узловатые ветви. Наконец, впереди блеснуло серое предутреннее зеркало озера. Ноттэ спрыгнул изседла иповел хрипящего, пошатывающегося коня вповоду.
        -Здесь, - уверенно отметил нэрриха, останавливаясь встворе двух скал, накаменной стрелке мыса, указывающей насмутно различимую горбатую спину острова, темнеющую поодаль. - Всеже я неошибся.
        -Хорошее место для боя, - отметил Кортэ, осматривая скальную щель. - Только куда вы пойдете дальше? Тропа оборвалась, кони плыть несмогут: устали смертельно, да идалековато доострова. Бегать поводе люди неумеют, я, кстати, тоже.
        -Коней бросаем, - согласился Ноттэ.
        Он помог спешиться молодой плясунье, проверил её лоб, послушал пульс, довольно кивнул. Применять сильные средства допустимо лишь вкрайних случаях, безвыходных. Зато результат приходит быстро испособен поразить людское воображение: он слишком уж похож начудо. Незря глаза служителя горят темным, азартным фанатизмом толи веры, толи окрепшей ереси - он исам непонимает, ему недотого… Еще вечером девушка была при смерти - ивот она стоит насвоих ногах, недоуменно озирается, пытаясь понять, как сюда попала икуда вточности её занесло? Почему рядом незнакомые люди, почему уматери слезы наглазах? Утомительная скачка выпала изпамяти, болезнь кажется бессвязным рядом сновидений, собственная бодрость особенно удивительна: все остальные сутулятся, тяжело дышат исмотрятся немногим лучше загнанных лошадей…
        -Кортэ! - окликнул, привлекая внимание, старший нэрриха, хлопнул рукой поскале ипрочертил пальцем незримую отметку. - Помоим представлениям, когда солнце уронит тень сюда, все умники мира уже несмогут испортить задуманного мною для их спасения.
        -Понятно, учту, - солидно кивнул сын тумана. - Иных признаков небудет?
        -Если повезет, сам заметишь идогадаешься. Удачного тебе утра.
        -Хм… урожайного, - хмыкнул Кортэ, поправив рапиру. - Нот, почему так: тебе светит роль спасителя, ая буду зачислен взлодеи ипрославлюсь уничтожителем ордена Постигших свет?
        -Можешь уйти прямо теперь, недержу, - тихо предложил Ноттэ.
        -Разве нельзя спросить? Или завидовать тебе запрещено законом?
        -Разве я даю ответы? Моя глупость сводится кумению рассматривать повсюду вопросы, неболее того. Закончишь сбагряными, иди наостров. Хосе будет ждать тебя уберега натой стороне, такова его задача насегодня.
        -Идти? - Кортэ недоуменно изучил водную гладь, слегка встревоженную течением - правее, вдали, шум обозначал исток реки, покидающей озеро.
        -Днем станет проще нащупать путь, - заверил Ноттэ. - Пока что прошу следовать замной как можно ближе иточнее. Вдвух или трех местах тропа обрушена, так что промокнут все, предупреждаю сразу. Хосе! Запоминай ямы, тебе стого берега кричать для Кортэ указания, он-то пойдет потропе один. - Ноттэ последний раз оглянулся, поклонился. - Кортэ, я очень рад, что мы вместе проделали путь отстолицы, что я незря отказался отбоя той ночью - ради этой, как теперь понимаю. Златолюбивый дуралей неосталсябы здесь, ты изменился, ты наслушался моих вопросов истал еще дурнее… имудрее. Ты мой первый толковый ученик вэтом веке. Аможет, инетолько вэтом.
        Сын тумана смутился оттаких слов, почесал затылок, принюхался ксвоейже ладони - исморщился. Конский пот въедлив, полицу Кортэ было видно: он заподозрил, что внынешнем своем состоянии одним лишь запахом обратит врага вбегство…
        -Ты чего впозу встал, Нот? Пробуешь выдворить изучеников? - уточнил сын тумана.
        -Твои новые учителя там, - Ноттэ указал всторону города. - Их много, они будут усердны впреподавании… Я переживаю затебя.
        Кортэ расхохотался иотвернулся кскалам, начал снимать пояс срапирой икинжалом, намереваясь искупаться исмыть грязь ипот. Он более неуделял внимания спутникам, найдя новое дело иновую цель. Хосе жалобно поглядел наНоттэ, вовзгляде читалось возмущение: как можно оставлять недавно обретенного друга здесь, одного - наверную смерть? Гвардеец уже округлил губы, намереваясь вслух протестовать и - что вполне понятно поего виду - утверждать свое право нагероическую гибель, равное праву любого нэрриха. Ноттэ неоценил тяги кподвигам, жесткой рукой вцепился воснование шеи итолкнул гвардейца вводу первым, перед собой. Следом шагнула плясунья, держась запояс нэрриха. Служитель чуть замешкался, выругался, стащил путающуюся вногах рясу, собрался было бережно сложить, нопередумал тратить время искомкал, сунул под камень. Пожал плечами, толи признавая победу ереси, толи понимая, как жалко выглядит. Голый попояс, тощий настолько, что кожа наребра натянута без единой лишней морщинки, вдобавок позвоночник выпирает, да еще иживот кнему прилип… Старуха покачала головой, заметив свежие ссадины исиняки, арядом старые
шрамы: следы богоугодных самоистязаний, обычных для ревнителей веры.
        -Кнутом? - уточнила она, бесцеремонно вцепляясь одной рукой вветхий пояс служителя, авторой прослеживая длинный шрам наего спине.
        -Повсякому, - гордиться собой, судя поголосу, Энрике инепробовал.
        -Приворотное - неприворотное, ноуж мясо полюбому нарастить надобно, - невнятно пообещала цыганка.
        Ощущая себя нераскаявшимся грешником вокружении бесов-победителей - полицу заметно - Энрике вздрогнул, пошатнулся… Стиснул зубы изанял место вцепочке. Ноттэ кивнул, отвернулся козеру, еще раз высмотрел приметы натемном, едва заметном островном берегу - исделал первый шаг помелководью, невыпуская шею гвардейца.
        -Переставляй ноги исчитай, примерно напятидесятом шаге провалимся первый раз, - пообещал сын заката. - Вернее, ты провалишься, я удержу ипомогу обернуться ивточности запомнить место. Когда Кортэ окажется там, крикнешь ему «правее, три шага». Понял?
        -Да. Только какже он уцелеет, если…
        -Тыбы переживал заГожо, самый сложный вопрос ночи: как он выживет икак еще доберется догорода, разминувшись спогоней?
        -Брат ловок, потому иплутовство его неиссякаемо, - шепнула плясунья.
        -Я было решил, ты одна уматери, - удивился Ноттэ.
        -Одна. Мама подобрала его десять лет назад, умирал удороги, стех пор он роднойнам.
        -Когоже она надумала проклинать, если Гожо неисполнит дело?
        -Его семья вгороде, только он все равно снами, - вголосе плясуньи отчетливо зазвенела гордость.
        Ноттэ неотозвался, вспоминая тропу ивглядываясь вдавние, искаженные временем, линии берега, вновые инепривычные узоры кустов идеревьев, прячущих настоящий рельеф скал, осложняющих выбор направления. Очень давно, еще мальчишкой второго круга, он впервые посещал остров. Тогда воды возере было меньше - ничто вприроде неостается неизменным, как ничто инеуходит без следа. Тропа выступала изводы где-то налокоть, агде-то всего наширину ногтя, два провала разрушенных участков уже наметились. Ноттэ улыбнулся. Мальчишка второго круга никуда неспешил, унего было вдоволь времени, авопросы вголове крутились простые досмешного… Он мельком глянул наплощадку иполуразрушенные колонны, несочтя место интересным. Зато два дня без устали плавал инырял, ощупывал скальное основание истыки плотно пригнанных камней: все уточнял, рукотворнали тропа, аточнее, вкакой мере природа помогла людям?
        Много лет прошло, прежде чем сын заката повзрослел иосознал, сколь необычно это место. Научился вслушиваться вголоса ветров иощутил их полнозвучие именно вдолине. Здесь.
        Сердце отца ветров - остров, расположенный так необычно, что иначе иназвать невозможно. Шесть главных перевалов - шесть прорех вгорной гряде, икаждый позволяет проникнуть вдолину одному изстарших ветров, принося свое дыхание. Отзвуки морских бурь, шелест жарких песков запроливом, запах талых вод сбезмерно далеких ледовых шапок великих восточных гор… Вовтором круге нет еще умения внимать несказанному, куда проще кричать свои вопросы вголос ислушать, как эхо хохочет над детскими выходками. Аон кричал вопросы, непытаясь даже увидеть, как они фальшивы, непробуя взглянуть надолину сдолжным вниманием иосознать: настоящих вопросов нетак уж имного. Исамый, может быть, главный копится, вызревает именно здесь.
        Как жить водном мире людям инэрриха, если они неведают ни своего назначения, ни смысла сосуществования? Без ответа наэтот вопрос, пусть неокончательного иточнейшего, нохотябы избранного для себя самого исоздающего некое видение мира иместа внем - без ответа нет ни счастья, ни покоя. Слепота - это неумение понять, кудаже ты идешь иестьли под ногами тропа, аесли есть, то твояли?
        Эо задал себе вопрос ивыбрал ответ, гибельный для людей, но, как казалось сыну штиля, спасительный для нэрриха. Он пожелал власти ибезопасности, достигаемых через одичание рода людского, его разобщение. Ответ был неверным, это доказано уже одним тем, что сын штиля несмог вырастить уровень ипроиграл противнику, хотя полагал бой неболее чем забавой… Эо проиграл даже людям, ведь он едва смог покинуть замок! Ветры непожелали снизойти ктому, кто повел себя по-человечески вхудшем смысле слова. Сын штиля перешел незримую черту, исила его обратилась вслабость, уязвимость. Предавший всех исам утратил опору. Несмог впитать раха ипереработать добытые страшным способом знания, даже неприкоснулся кним…
        -Первый провал, - отметил Ноттэ, подхватывая гвардейца под локти ивытягивая ксебе, накрай тропы. - Запоминай место. Видишь - косая скала над тропой вродебы повторяет пройденный нами путь. Отсюда надо проплыть или сделать поповерхности три шага вправо, камни тропы осели, вот она ипошатнулась, вильнула.
        -Понял, - подтвердил Хосе, отдышавшись.
        Едва руки нэрриха отпустили его, поплыл вуказанном направлении игрудью уперся ввысокий край тропы. Ноттэ обернулся кплясунье иостальным, уточняя, умеютли плавать ихватитли сил? Девушка рассмеялась инырнула вводу, радуясь возможности смыть пыль ипот долгой скачки. Энрике, как привязанный, дернулся следом. Старуха виновато развела руками иосталась наместе. Нэрриха сосредоточился, одним движением выпрыгнул изводы, пружиня наупругой поверхности, подхватил цыганку ипробежал четыре шага, занимая место проводника идавая плывущим возможность добраться домелкой воды без помех.
        -Ни разу этого невидел, - восхитился Хосе. Смутился идобавил: - Эх, надо было делать вид, что я неумею плавать.
        Ширина тропы была невелика, камни её - скользки иненадежны. Потребовалось время, чтобы все снова заняли свои места вцепочке идвинулись дальше, слушая, как возле берега плещется иотфыркивается Кортэ. Нот сомнений: ивтретьем круге опыта вопросы неотличаются сложностью. Сын тумана нырял, проверяя основание тропы иощупывая стыки каменных блоков…
        -Вперед, - велел Ноттэ. - Смотри наскалу сплоской верхушкой, вон ту. Довторого провала шагов семьдесят.
        Хосе кивнул изашагал куда более уверенно. Тропа поднималась кповерхности, идти становилось удобнее, искоро все шлепали поколено вводе, недоуменно озираясь посторонам инаверняка сознавая, что смотрятся сами для наблюдателя наберегу - воплощением чуда. Ведь поозеру идут, аки посуху…
        Жажда зримого, принаряженного иприукрашенного чуда - удел невзрослых. Нодаже обретая воистину сокровенное, люди редко принимают всердце суть, икуда чаще довольствуются оболочкой, ритуалом. Астихии неоткликаются напустой ритуал: твердь давно молчит вответ напризывы, вода лишь смеется голосами ручьев иключей, нопомнит установленные высшими сроки идарует очищение вдолжный день… Люди подгадали праздники кнужному сроку, обрядили великий дар впестрые одежды догм: если неспеть над водой, непрошептать верных слов, она неизлечит. Хотя слова никогда небыли важнее невысказанного, идущего отдуши. Согнем итого сложнее, - мельком подумал Ноттэ ипрогнал мысли. Чуть задержался, высматривая приметы. Указал их Хосе изашагал, снова занимая себя размышлениями.
        Огонь - величайшее, ценнейшее свойство души. Незря, упоминая веру, люди говорят огорении, свете ижаре. Огонь - движущая сила, он родится отединения. Высшие иэтого нескрыли отлюдей, оставив досих пор явным чудо, создаваемое виной долине, далеко отсюда, наюго-востоке.
        Чудо рождения живого огня… Он горит владонях, согревает, несжигая. Это чудо упоминал старый учитель, утверждая всвоих записях единство истинных верований, происходящих изобщего корня. Слова учителя пожелали скрыть, мысли объявили ересью, ночудо вершится по-прежнему иподает знак. Зримое проявление высших сил ставят себе взаслугу иБашня, ииные верования: создать чудо нельзя водиночку. Люди всякий год толпами стекаются вдолину, желая приобщиться ксвету. Плачут, истязают себя, морят голодом, свершают самостоятельно изобретенные «подвиги», называя так деяния разнообразные иневсегда разумные. Инеисполняя главного: войны непрекращаются даже вдень горения огня, хотя именно так иследовалобы воздать высшим уважение…
        -Второй провал, - отметил Ноттэ, успев поймать охнувшего Хосе, когда тот погрузился вводу дошеи. - Запомни место. Отсюда два шага влево-вперед.
        -Спасибо, понял, - прошептал гвардеец, оглядываясь ищурясь. - Скажите всеже: дон Кортэ выживет? Неможем ведь мы таквот…
        -Он нэрриха, этим все сказано. Аты человек, иэтим тоже сказано немало, - усмехнулся Ноттэ. - Мы пытаемся спасти ваш род отповторения мора, косившего сто восемьдесят лет назад жизни, как траву… Новая пляска черной смерти сделает Сантэрию безлюдной намногие годы, тут Эо был прав. Он ошибался вином. Люди умеют выживать. Смерть нерешает проблем, наоборот - копит новые. Чем чернее ибеспросветнее жизнь, тем зримее величие Башни, додумавшейся назвать смерть - избавлением иедвали нерадостью. Если мы хотим быть рядом свами, оставаясь частью мира, мы должны помогать вам жить мирно, аникак ненаоборот. Тогда однажды, - усмехнулся без особой надежды Ноттэ, - вдруг да нам повезет наконец, ивы повзрослеете хоть немного.
        -Оказывается, фанатик здесь именно ты, - криво усмехнулся Энрике.
        -Я даже немечтатель, - отмахнулся Ноттэ, наблюдая, как плывет гвардеец. - Просто я начинаю видеть то, что прежде немог… или нежелал. Мы неспасаем мир инесовершаем чудо. Если ты надеялся наподобное, готовься кразочарованию. Мир велик, спасать его нашими жалкими потугами - дело для дураков… Ноя нежелаю углубления раскола. Если мы разуверимся влюдях, авы отторгнете нас, мир нерухнет. Люди переживут иэту чуму, ииные напасти. Да, спотерями итрудно, нопереживут. Авот нэрриха станут частью прошлого, рознь вынудит нас уйти вгоры или спрятаться под личиной подобия вам. То идругое разрушит еще одну связь высшего мира иживущих наземле. Случись такое, это будет печально. Ветер станет всего лишь ветром, нонедыханием высшего… Останется два-три дня, когда вода свята, огонь чист итвердь благословенна, будет ивремя хрустальной ясности воздуха. Нопока для вас существует большее, покрайней мере вотношении ветра.
        -Недонимай меня ересью, - жалобно попросил служитель, готовясь плыть. - Доберега далеко, сейчас мне неследует сомневаться ни всебе, ни вбоге.
        -Ну, занего можешь быть спокоен, - заверил Ноттэ.
        Старуха расхохоталась, сама шагнула ккраю тропы - ивторой раз приобщилась кчуду бега поповерхности.
        -Утро - лучшее время для движения потропе, - заверил Ноттэ, погружаясь попояс ибережно опуская свою ношу. - Свет низкий, он точно рисует край мелководья. Днем тропу видно хуже, тут всегда небольшая рябь наводе, поскольку близко главное течение. Мутность велика, особенно летом: южная часть озера мельче иных, прогрета ицветет, ктомуже ручьи несутил.
        -Тропу действительно видно, я пошел, - согласился Хосе иуказал направление. - Туда, правильно?
        Сын заката кивнул изашагал следом заХосе. Вода становилась все более похожа напарное молоко, розоватая полупрозрачность постепенно уходила, выпаривалась вовне пленкой тумана. Второй слой его плыл выше игасил звуки, умягчал воздух, делая его касания ккоже шелковыми, нежнейшими. Мелкие волны двумя расходящимися складками мяли поверхность, катились, играя сиреневыми оттенками запада ирозовым светом востока. Берег приближался, вихрастая ольховая челка нависала над водой, затеняя её кромку. Почти удавалось расслышать, как шуршат лепестки цветков, поднимающих головки, готовых распахнуться навстречу рассвету. Роса серебрила листья… Мир казался безмятежным, его доброта ипокой недопускали всознание ни единой темной мысли.
        Энрике снова шептал молитвы, выдыхая их без звука, так, что слышать мог лишь нэрриха. Ноттэ грустно улыбался - неужели иксорока дон Хулио невыковал должной брони для своей нежной души, ничуть негодной прирожденному бойцу? Красота рассвета неостановила ни одну войну инеотменила ни одну подлость. Она так устроена: впускает лишь тех, кто готов видеть. Боги ненавязывают добродетель, может, они иправы…
        Наберегу Ноттэ позволил всем короткий отдых, самже принялся искать заброшенную тропу, ведущую наскалы иоттуда ведва заметную щель, вузкий лаз, обдирающий локти. Нитка разрушенного пути, сокрытого изагроможденного камнями иобломками скал, была давно нечищена, едва проходима. Вела она кзаброшенному храму. Одолев треть пути, Ноттэ увидел сверху именно то, чего иожидал, иопасался. Кострище, следы копоти накамнях изапруженный ручей, заливающий площадку значительным слоем воды. Эо побывал всердце ветров, воспользовался силой места, азатем осквернил иизуродовал его, осложнив повторное обращение ксиле ипомощи старших…
        Когда Ноттэ вернулся кберегу, вода озера уже была непрозрачна, утро набросило наповерхность плотный розовый шелк бликов, аповерх - золотистый пух тумана. Дальний берег растворился, сгинул, Хосе стоял попояс вводе ивсматривался - нонемог даже примерно угадать, где надо искать взглядом Кортэ…
        -Там, - уверенно указал сын заката, обнимая гвардейца заплечи ивыводя наберег. - Багряные уже рядом, скоро это станет слышно. Ноты пока что понадобишься мне. Надо убрать камни иосвободить ручей, аеще отмыть копоть. Чудеса, друг Хосе, штука хлопотная. Пока приведешь все вдолжный вид, разуверишься вих действенности, вспотеешь, обломаешь ногти, насажаешь синяков инадорвешь спину. Идем.
        -Акакже…
        -Успеешь вернуться, как раз поднимется туман. Поверь, натом берегу все будет хорошо, куда сложнее исомнительнее судьба нашего замысла.
        Глава 14. Ответы без вопросов
        Кортэ остался наберегу, чувствуя себя заведомо - победителем, то есть признанным исостоявшимся учеником Ноттэ… Орден Постигающих свет впалбы внеукротимое еретическое бешенство всем своим боевым составом, узнай служители, сколь ничтожная роль вобретении победы отведена им. Чего стоит смерть людей или их жизнь? Увы, цена известна всякому нэрриха, люди сами старательно обучают иприучают детей ветра ктому, что убийство - негрех, аисполнение долга, что смерть - неутрата, алишь переход влучшее идолгожданное состояние…
        Единственное изображение нэрриха нафресках давно известно имногократно перенесено вкниги, повторено вгравюрах икартинах. Водворце королевы Изабеллы, например, есть два полотна, изображающих каноническую «пляску смерти». Вот только рисовать безликую художник поостерегся, заменив её нанэрриха итем самым показав его место вмире людей. Внушив многим, наперед идовстречи: сыны ветров несут смерть… Ипричиняют её азартно, самозабвенно, вовлекая втанец все больше людей, превращая действо впраздник безумия, вкровавый пир. Деяния нэрриха сродни мору, именно так иговорят служители, им угодно иинтересно пользоваться услугами «клинков воздаяния» - ивзращивать ужас перед именем нэрриха. Ужас, убивающий порой куда надежнее, чем рапира илияд.
        Кортэ хорошо помнил свой первый круг. Знал, что многие забывают идаже завидовал им, свободным отболи.
        Первый вздох, первое ощущение ужаса отрезанности отполета. Боль истрах, горбящая плечи обреченность признания себя - песчинкой уподножья мира. Отчаяние узника, заключенного воковы плоти иприговоренного кбытию, кэтой нелепой иустрашающей двойственности жизни, подчиненной времени - инеограниченнойим.
        Кортэ помнил человека, первого извстреченных. Носитель черной рясы накинул наплечи ткань сознаком Башни, вежливо поклонился иподставил плечо. Первый шаг - это противоестественно ибольно, потому что нет для ветра худшего издевательства, чем обрести тело, лишенное хотябы птичьих крыльев, этого знака причастности кнебу, связующего состаршим.
        Аеще - речь. Он был младенцем, он первый раз глядел намир глазами, ноуже понимал слова, как любой сын ветра. Отвратительным, дотошноты унизительным помнится иное: необходимость произносить звуки, напрягая горло. Когда он заговорил, окончательно убедился втом, что человекоподобие - приговор, который неотменить, неоспорить. Словами светром неразговаривают, это ведь так понятно: речь - удел живущих…
        Тогда он еще незнал, что слова - изобретение людей - позволяют нетолько общаться, но, впервую очередь, избегать понимания, лгать. Носитель черной рясы улыбнулся ипрошелестел: ятвой друг, мы ждали тебя, мы понимаем твое горе иготовы оказать помощь. Примешьли ты нашу поддержку? Конечно, она некрылья инеполет ветра, номы честно идоконца сделаем то, что внаших слабых силах. Кортэ - тогда он еще неимел имени - сказал «да», азатем повторил заслужителем еще несколько слов, плохо понимая их смысл. Горло горело - сухое, зажатое спазмом.
        Потом его учили жевать иглотать, объясняли необходимость сна иотдыха, рассказывали, что такое «приличия», посвящали вверу иубеждали вступить ворден. Он кивал, пробуя грызть волокнистое мясо ипризнавая, что вжизни есть кое-что занятное. Сытость хороша, тепло интересно, блеск стали завораживающе красив. Он был усердным учеником. Даже, пожалуй, фанатичным…
        -Ты готов, - сказал однажды утром все тотже чернорясник. Кортэ уже знал его имя ивысокий сан настоятеля обители. Пожилой служитель хищно улыбнулся: - Пора исполнить обет, дитя. Ты поклялся впервый день, та клятва нерушима. Свободу воли тебе вернет лишь исполнение её, аименно - деяние вославу веры, труднейшее ипочетнейшее.
        -Если почетнейшее, - попробовал улыбнуться Кортэ, почему-то ненаходя всказанном повода для радости. - То зачем клятва?
        -Сомнения недолжны исказить деяний. Ересь копится наюге, ересь требует искоренения, - заверил служитель. - Три головы убесовства, это эмир иего старшие сыновья. Срубишь эти головы, исгинет бесовство, мы освободим город ипрекратим муки единоверцев наших.
        -Новы говорили, что жизнь священна, - ужаснулся Кортэ.
        -Клятва тоже. Увы, нет времени, чтобы искать понимание через проповедь, - резко указал настоятель. - Иди иисполни долг, ты рожден клинком воздаяния, такова твоя судьба.
        ИКортэ пошел, ненавидя себя зато, что принес клятву вслепую. Презирая тело, подчиненное слову, испытывая отвращение кмиру земному, который оказался ловушкой, капканом для вольного ветра… ЗаКортэ последовали те, кто учил спервого дня, кого он считал друзьями, почти родней. Все эти люди остались вгороде еретиков навсегда, все - один задругим - счудовищной фанатичностью исполнили волю Башни иотдали жизнь, хотя небыли связаны клятвой. Анэрриха научился причинять боль исмерть иузнал, что это - пьянит, что можно полностью утратить контроль над собой, впасть висступление…
        Когда лопнула удавка долга, юный нэрриха ощутил свободу, нодалеко несразу он смог вернуть самоконтроль иостановиться, опустить оружие. Только тогда пришел настоящий ужас: он бродил, озирался инежелал верить, что сотворил подобное своими руками… Наполу поблизости было слишком много тел. Кровь впиталась водежду, кровь липко чавкала под ногами, пятнала клинок предвестием ржавчины. Он разжал ладонь и, вслушиваясь взвон стали помрамору пола, поклялся, что больше никогда нестанет давать клятв, вполне отчетливо сознавая, что приносит неисполнимое обещание. Завязывает слова вфальшивый узел лжи, иэтому его научили тоже - люди.
        Ночь накрывала город, ибыла она тиха, как мертвая птица. Кровь темноты текла поулицам изаполняла глазницы окон, гасила факелы илампады. Ночь душила одни крики - ипорождала другие. Жить вмире казалось непосильно, невозможно… бессмысленно! Апотом отреки наполз туман, белый, как надежда нановую жизнь. Кортэ ушел вэтот туман, выжил вопреки усердию погони иметкости лучников, апосле назвался сыном тумана. Стех пор он ценил туман ипринимал, как единственного верного друга. Туман неимел речи, неждал клятв иневыдавал врагу…
        -Проклятый Ноттэ, из-за него память так исаднит, - буркнул Кортэ, старательно перетирая вкулаках вонючую ткань рубахи идосадуя нанеожиданное обилие донного ила укаменистого берега. - Давно я неопускался дособственноручной стирки грязного белья. При моих запасах золота, при моей любви кприличной одежде… Я зверски зол. Застрял здесь пособственной глупости идаже неузнаю, что затеял подлец. Ноя, черт подери, хочу заполучить его внаставники. Ложью или золотом - мне неважно. Обычно ложь действует надежнее.
        Сын тумана хитро прищурился икивнул, подбадривая себя ипохваливая… Он так делал много раз прежде, оставаясь водиночестве иобращаясь запомощью кумному, неперечливому собеседнику исоветчику - дону Кортэ…
        Икак нерадоваться? Ложь, это оружие людей, использованная тонко иумно, помогает победить самого Ноттэ! Было непросто поймать момент исразу, уверенно заявить: увы, я всегда был обделен вниманием наставников. Меня нельзя бросить, необучив хотябы основам…
        -Подумаешь, яже несозла, - ощущая легкую виноватость, шепнул Кортэ. - Иврал, амалость умолчал, только-то.
        После памятного боя, столь кроваво игрязно завершившего первый круг опыта, он бесконечно долго брел всплошном тумане, непонимая времени, неучитывая направления ирасстояния… Шел вслепую, пока ненаткнулся наудивительного, лучшего учителя. Следующие десять лет Кортэ прожил мирно. Пожалуй, даже счастливо… Учитель-нэрриха выглядел совсем старым. Миром людей неинтересовался, и, стоило завести жалобу или разговор омести, отговаривался слабостью слуха или болями вспине - словно такое возможно для сына ветра! Сам старик говорил тихо, снекоторой одышкой. Может, потому ни разу неслучилось уКортэ сним шумного спора. Может, потому ивсе его слова памятны иценны… Старик без спешки исуеты рассказывал Кортэ то, что следует знать нэрриха. Готовил кжизни вземном мире. Он поставил своему случайному ученику лишь одно условие: уйдешь сейчас, ради мести обманувшим тебя нанимателям - иникогда более ненайдешь меня. Несложатся снова судьба ислучай… ИКортэ досадливо отмахнулся отмести людям - пусть умрут безболезненно, зато всю жизнь прождут внедоумении истрахе! Всякого рыжего будут издали полагать - убийцей. Он рассказал
освоих мыслях старику, итот посмеялся. Прищурился, глядя соскалы наморе, беспокойное, хмурое. «Штормит недалече. Надобы зажечь маяк», - вот ивесь ответ. Кортэ осталось лишь развести руками: неужели маяк важнее мести идаже - прощения врагов?
        Однажды он всеже изнемог отлюбопытства ирешился ненадолго покинуть старого учителя, чтобы увидеть, как меняется мир людей… Вернувшись, застал брошенный маяк напустом берегу. Словно никто нежил там много лет, словно небыло вовсе той встречи.
        Помня уроки первого круга, обосновавшийся вмире людей Кортэ сперва недолюбливал именно чернорясников, нопозже распространил неприязнь шире, неотказывая впрезрении всем цветам иоттенкам орденских одеяний. Сейчас Кортэ остервенело тер потную рубаху ипытался понять, отчего ему неприятно встречать старинных врагов вгрязной одежде, утомленным иничуть неопасным навид. Часть вины вродебы ложилась наНоттэ… апока что приходилось продолжать бесконечную ибесполезную стирку, снова нюхать ткань, кривясь отбрезгливости - иудивляясь въедливости пота…
        -Небуду торговаться спрачками, - пообещал себе Кортэ, продолжая мять ткань.
        Когда рассвет бросил розовый шелк наводы озера, Кортэ признал свое поражение внеравном бою споследствиями ночной скачки. Шипя ругательства иежась отхолода, он натянул потерявшие цвет ивид штаны, влез воблепившую тело рубаху. Уселся накамень уводы, положил наколени обнаженное оружие истал ждать, без слов пообещав себе: если неузнают, имже хуже.
        Багряные явились очень скоро. Вскалах заметалось эхо голосов, конского храпа, цокота подков. Шум выплеснулся изущелья ипотек поводе, вынуждая чуть вздрагивать бледно-золотые перья тумана. Следом явились исами люди, разрушив таинство рассвета, уничтожив чудо - как они обычно иделают.
        Прибывшие разом смолкли, заметив нэрриха, отступили, попрятались втенях, скрипя тетивами извякая сталью. Перекличка голосов покатилась все глубже вскалы, донося доклад самому значительному человеку. Кортэ зевнул, потянулся истал ждать. Вего жизни еще неслучалось такого, чтобы люди явились снедобрым делом - инепредложили поучаствовать.
        -Славный нэрриха Кортэ, - прошелестел вкрадчивый голос изтени. - Соизволители вы выслушать…
        -Соизволю, - сократил прелюдию сын тумана. - Садись сюда. И, раз ты узнал меня, аэто говорит отебе случшей стороны, то позволь имне запомнить твое имя иоценить щедрость.
        Втенях возникло смятение, шепот покатился заскалы, там зашелестел многоголосыми сомнениями. Кортэ усмехнулся, отложил оружие игромко пообещал поддерживать мир досамого завершения переговоров. Чуть подумав, для надежности самым почтительным образом упомянул имя божье. Чтобы ни говорили люди Башни оереси, даже они знают: все нэрриха веруют ввысшее, пусть иназывая это высшее разными именами.
        Изтени впризрачный предутренний свет выступил рослый смуглый воин лет тридцати, при полном вооружении. Сочно-багряная ряса была прикрыта добротным доспехом. Прибывший назвался поимени, отстегнул пояс соружием исел напредложенный камень.
        -Нам стало известно, что здесь затевается гнуснейшее еретическое действо, - сообщил багряный. - Сие недопустимо, имы, верные дети божьи…
        -Ты что, попути сюда многажды падал сконя истукнулся головой так, что мозги всмятку, амысли вдребезги? - грубовато посочувствовал Кортэ. - Я немладенец первого круга, да иты ненапроповеди. Говори толком, счем пришел. Учти, врасписки я неверю: или вексель приличного ростовщика, или золото наместе, то есть здесь исейчас.
        Переговорщик покачнулся, полицу стало видно: он рад тому, что уже сидит инесможет упасть, сраженный практичностью нэрриха ипростотой его подхода кделу. Некоторое время багряный молчал, поправляя наплечник, ибез того прилаженный безупречно. Когда недоумение улеглось, служитель снова глянул нанэрриха - инаозеро заего спиной.
        -Золота унас при себенет.
        Кортэ сплюнул, покривился исмачно, совкусом выговорил длинное, отвратительно еретическое ругательство. Покосился насобеседника, багровеющего уже нерясой, авсем лицом. Добавил еще одну жирную порцию бранных слов. Стретьего раза служитель всеже сообразил, что его намеренно злят - ивзял себя вруки.
        -Мы готовы предложить вексель. Имя Сакариса изАтэрры вам, надеюсь, знакомо?
        -Так онже еретик, - укорил Кортэ, щурясь отсмеха. - Золото его - суть соблазн бесовский. Невпаду вогрех, ибо душою чист.
        -Дон Кортэ, я немогу постичь ваших намерений, - насторожился служитель.
        -Мне непроще, меня держат запацана, неоглашая сумму инамекая невесть начто.
        -Пятьсот эскудо, - багряный осторожно попробовал почву.
        Кортэ расхохотался, скаля зубы извонко хлопая ладонями поколеням. Смеялся он долго, старательно иискренне, несколько раз утирал уголки глаз рукавом рубахи. Отдыхал иснова смеялся, пока служитель непобагровел вовсю шею инепрервал издевательство:
        -Тысяча.
        -Ты что, решил податься вмученики? - задумался Кортэ. - Это можно, это я устрою… Или под блаженного косишь? Ладно, скажу прямо: прошлый раз заживого Ноттэ нам надвоих сВионом дали шесть тысяч золотом. Сейчас я один, азлодей стал опаснее. Прекрати городить глупости. Мы неприступим кторгу, пока ты неназовешь нормальную цену для его начала.
        -Как это - кторгу? - заколебался служитель, стоской глядя наозеро, уже отмеченное первыми искрами бликов солнца, улыбнувшегося из-за гор. - Этоже долго…
        -Всё зависит оттебя, - заверил Кортэ самым серьезным тоном, поджал губы, молитвенно сложил руки идобавил: - иотпровидения…
        -Небогохульствуй!
        -Еще неначинал, ноизволь: двадцать тысяч.
        -Черт…
        -О! - восхитился сын тумана. Он вслушался вэхо идаже приложил ладонь куху, чтобы продлить радость. - Уже теплее, эдак скоро ты наскребешь грешков наровное инадежное посмертное кипение вмасле.
        -Проще убить тебя… гм, вас, - неуверенно пригрозил служитель.
        -Проверь.
        -Две тысячи ини эскудо более.
        -Слушай, апатор-то вделе или я чуть попозже буду еще исним разбираться? Факундо точно неучаствует, ага? Вот что получается: ты вздумал возвыситься, при тебе кучка отребья, человек двадцать, они прячутся втенях, скрывая свою малочисленность. Да изолото незвенит, я жру назавтрак одни обещания, они постнее травы…
        Багряный возмущенно вскинулся, собрался возражать, заодно выдавая численность отряда - изапнулся наполуслове, задумался. Пожал плечами, нехотя полез вкошель, прикрытый латами, как ивсе иное ценное для человека… иподлежащее умерщвлению согласно заветам Башни. Тончайшая «голубиная» бумага воняла совсем несвятостью, нолишь многодневной немытостью тела гонца, да еще потом его коня. Кортэ поморщился, принял двумя пальцами, встряхнул, разворачивая. Прочел ибрезгливо отдал.
        Текст был ожидаемым: витиеватым иокольным. Текст иособенно путь его доставки, помнению Кортэ, намекали нанекие сложные обстоятельства встолице. Орден багряных особенно близок кнынешнему патору ищедро обласкан. Сюда прибыли воины, им мало что говорят проповеди умного Факундо, куда понятнее иближе прямой приказ - резать еретиков. Значит, будут резать без колебаний, всех… Неповоле Факундо, идаже более того: без его ведома. Кортэ поморщился. Снова изучил бумагу.
        Оттиск личной печатки патора Паоло нэрриха знал, как иподпись его преосвященства. Добытый изтогоже смердящего кошеля перстень должен был исключить любые сомнения втрогательном единстве власти мирской идуховной: он принадлежал королю. Кортэ кивнул, задумчиво поглядел всветлеющее небо, рассмотрел крупный клок тумана, похожий наокруглый бок мешка сденьгами, ктомуже сочно подсвеченный золотом раннего утра. Выбирать выгодную сторону всегда сложно. Потому что выгода неоднозначна, потеряешь тут - приобретешьтам.
        -Девятнадцать, иэто крайняя цена, - жадно выдохнул нэрриха.
        -Две пятьсот, исын заката нужен патору живым, - заволновался служитель.
        -Мне тоже, я скину тысячу, если буду иметь возможность навещать его иобучаться тому, что важно для нэрриха, - глаза Кортэ азартно блеснули.
        -Обучаться? Я что, оплачиваю распространение ереси? - почувствовал слабину багряный…
        Торг грелся медленно, как икамни, остывшие заночь. Кортэ ругался все грязнее, входя внастоящий раж, багряный грешил неменьше, открыто проявлял азарт, недопустимый для истинно верующего. Вскалах сопели отзависти тайные еретики, рычали отправедного гнева фанатики, те идругие желали уничтожить сына тумана - исчадье бесовства, отвратительно ивоистину непомерно богатеющее прямо наглазах…
        -Пять семьсот, закончим наэтом, - наконец выдохнул служитель, стирая пот солба иощущая нескрываемую, сквозящую врассеянной улыбке блаженную легкость, знакомую всем игрокам, достигшим упоения уже отсамой игры, независимо отеё итога.
        -Вексель при тебе? - благосклонно поинтересовался Кортэ, испытывая тотже душевный подъем, даже восторг победителя: он изначально ненаделся поднять цену выше четырех тысяч.
        -Можно написать договор наобороте послания патора, это будет безусловным знаком кисполнению, - заверил багряный.
        Кортэ кивнул иотвернулся козеру, неинтересуясь суетой счернилами, слишком мелкой для такого дорогого наемника. Хотелось подпрыгнуть изакричать вголос, называя себя великим: еще ни разу ему непредлагали занайм столь интересной суммы. Голова гудела, жажда обладания золотом вынуждала то идело чесать ладони. Почти шесть тысяч! Стоило связаться сНоттэ - ивот она, слава…
        Сын тумана вошел попояс вводу иснаслаждением окунул лицо вхолод, каплющий звонким рассветным золотом изгорстей. Почти шесть тысяч. Он уже видит перед мысленным взором эту кучу золота, сокрытую вподвалах ростовщика. Гладит рыжие блики волн ипредвкушает хлопоты: получить, пересчитать, запоминая каждую монету, взвешивая подозрительно-тонкие истертые, щупая края там, где красота округлости подпорчена при удалении избытка веса. Налюбоваться насвое богатство… иостыть кнему. Странно устроена жизнь. Оказывается, всю прелесть неправедного найма можно прочувствовать еще досовершения сделки.
        -Готово, извольте проверить иподписать, дон Кортэ, - предложил служитель, ивего голосе зазвучали повелительные нотки успешного нанимателя.
        Сын тумана вернулся кместу торга, звучно шлепнулся накамень мокрым задом вмокрых штанах. Принял листок, покосился назамершего рядом услужливо-высокомерного носителя багряной рясы, почти восстановившего природный цвет лица. Ненадолго, - хмыкнул про себя Кортэ. Старательно ибез спешки прочел текст, вздохнул.
        -Удачное началодня…
        -Вот перо.
        -Вижу. Одна беда, тут невсе ладно стекстом. Надобно вписать: впридачу нэрриха Кортэ желает получить сан патора. Я уступил четырнадцать тысяч, должен ведь я как-то возместить потери.
        Багряный сосвистом выдохнул, снова бурея бычьей шеей. Перо жалобно хрустнуло вего кулаке, чернильница полетела прочь иукрасила кляксой скалу - высоко, нарядно. Кортэ бережно подцепил занаплечник готового удалиться переговорщика. Порылся вего кошеле изабрал себе королевский перстень. Так - впрок, вдруг да получится вернуть вещицу надменной Изабелле - ивобмен затребовать ответ наинтересный вопрос?
        Багряный, походя придушенный под локтем, сопел ивырывался. Наконец, нэрриха его оттолкнул, завершив обыск.
        -Видишьли, меня тяготит грядущая слава единоличного уничтожителя ордена Постигающих свет. Посему я объявляю, пока мы еще непрервали перемирия: убивать вас я нестану - ну, помере сил, пока буду контролировать себя. Лучше позабочусь опереименовании вас ворден Одноруких дураков. Понялли? Жгуты заготовьте, костерок запалите, чтобы культи прижигать. Святость святостью, нозараза, ведь она - еретичка…
        -Будь ты проклят!
        -Акакже бог, установивший добродетель всепрощения? - крикнул Кортэ вслед служителю, резво бегущему кскалам. Проводив его свистом ишуточками, рыжий нэрриха подобрал оружие, отступил кберегу, зло упрекая багряных: - Дураки… Имя выучили, усвойте иповадки! Я - сын тумана, может инестарший изживущих, новторге сильнее меня нет никого! Я однажды молочницу довел докорчей, отторговывая стертый медяк!
        Стрелы сорвались вполет кучно изло, подтверждая: нетолько молочницу можно довести доневменяемости. Кортэ издевательски расхохотался, гордясь собой: даже меткие лучники или хладнокровны, или пьют молоко, он так исказал, портя второй выстрел ивыясняя, как много грязных слов знают служители вопреки своему сану ипривычке кмолитве…
        Уворачиваться отстрел было куда сложнее, чем Кортэ ожидал. Вскалах засели, как теперь стало очевидно, непять или десять лучников, авсе два десятка. То есть - уже семнадцать. Крошечные, владонь длиной, стальные стрелки, подобные иглам - обычное оружие улюбого запасливого нэрриха. Для метания таких стрелок нетребуется лук, только навык резкого, невозможного для людей движения пальцев.
        Исключив избоя еще трех лучников Кортэ громко пообещал переименовать остальных ворден Одноглазых молочников, тем подпортил еще один выстрел иумерил пыл еще двух вояк. Позиция уберега, как ипредсказывал опытный сын заката, оказалась удобна. Несколько скал усамой воды давали укрытие ипозволяли перемещаться, вто время, как унападающих небыло ни маневра, новозможности обойти врага инапасть соспины. Озеро охраняло тылы надежнее любой стены…
        Багряные сменили тактику ипошли вближний бой, рыча нечто, слишком мало похожее намолитвы. Лишь тщательно прислушавшись, Кортэ опознал сдобренный проклятиями канон изгнания бесов. Злить орденцев, поясняя свое происхождение иотличие отврагов рода людского, нэрриха уже нестал, сберегая дыхание.
        Багряные недопускали вохрану гранда людей сдурной подготовкой. Для нэрриха сопытом иуровнем Ноттэ противники моглибы показаться простыми, носын тумана придерживался иного мнения, постепенно отступая кводе ипоглядывая наскалу, наеё тень, предательски медленно ползущую кневидимой черте, обозначенной Ноттэ.
        Пока что Кортэ успевал иукорачивался, он еще неустал идаже мог позволить себе исполнение обещанного, то есть неубийство, алишь нанесение ран. Новремя шло, усталость сокращала скорость движений, ачисло рычащих поборников веры вроде инеубавлялось. Кортэ хмурился инедоумевал: сюда, похоже, прибыло неменее сотни бойцов! Откуда они взяли столько лошадей? Как смогли незамеченными покинуть город, ведь нет сомнений: ни гранд, ни герцог о«подвигах» багряных даже недогадываются.
        Первую рану сын тумана получил как-то наредкость нелепо, ииспытал даже неболь - обиду насебя самого, упустившего важное ирасплатившегося вполне заслуженно. Уже поверженный служитель, сочтенный бессознательным, дотянулся дочужого кинжала ираспорол ногу нэрриха ниже колена.
        Сразу стало теснее иопаснее наберегу, сразу сделалась вдвойне желанна способность старших опираться наводу хотябы для одного шага, позволяющего порой непросто увернуться - выжить… Пока Кортэ везло, нотеперь он осознавал все полнее, что держится именно наозлоблении иошибках врагов, то есть - начистом везении, поскольку сил иопыта нехватает, усталость копится, апроклятый Ноттэ наверняка нанес черту там, куда тень вовсе никогда недобирается. Или время движется как-то неправильно? Наконец, если разобраться, что вообще забыл наэтом берегу он - нэрриха Кортэ, неспособный заболеть чумой инежелающий сочувствовать глупым затеям людишек, живущих так мало ибезрадостно, что преждевременная смерть для них - почти что пустой звук…
        Стрела прошила тело скоротким хрустом. Дыхание оказалось выбито, нагубах вскипела розовая пена. Стало еще сложнее двигаться, густой воздух нетек влегкие, лишь затыкал горло. Сдальнего берега донесся испуганный крик - иКортэ впервые завремя боя толи вспомнил, толи осознал: гвардеец там! Хосе упрямо ждет, он вынужден состороны наблюдать запроисходящим. Стало вопреки прежним мыслям, вопреки боли, жаль нелепого мальчишку, третьего сына рода, вкотором ипервый-то сын наверняка наследует пустоту вкошеле исомнительное уважение кимени, давно ставшему лишь эхом былого величия. Ноэта глупая людская придумка для ловли наивных мальчишек - честь - тоже требует противного здравой логике иуверяет: утебя, дон Хосе, есть право ввязаться вчужой бой, непосильный изаранее безнадежный.
        Вторая стрела клюнула Кортэ вплечо иотбросила далеко, уронила вводу, красную открови, прохладную, дарующую краткое ибессмысленное мгновение облегчения.
        Кортэ еще успел извернуться иуйти отудара клинка, почти встал - новспину схрустом врезался тяжелый топор надлинной рукояти.
        Вода сплеском приняла тело, мир, отрезанный этим последним для сознания ударом, сразу сделался чуждым иотстраненным… Дальнейшее знал только ветер, вего дыхании сын тумана ощущал, как глупые люди радуются своей глупой победе, как они топчут опустевшее тело, как рубят его, уподобляясь мясникам. Как далеко - надругом берегу - воет, уткнувшись владони, мальчишка Хосе, уверенный, что теперь багряные пойдут потропе. Достигнут острова итогда уже никто непомешает заступить им дорогу иотомстить, итоже узнать, каково это - когда твою жизнь разрубают мясницким топором.
        Ветерок насмешливо шевельнулся ивзялся задело, сгоняя кберегу редкие перья тумана, удивленно осознавая всебе силу ивозможность для исполнения дальнейшего - здесь итеперь.
        Нэрриха Кортэ обманул сына заката, заверяя: он незнает многого важнейшего оприроде подобных себе. Чего только несделаешь, чтобы стать героем вглазах избранного учителя, чтобы обречь его, совестливого, взять тебя вспутники исделать личной неотъемлемой обузой ненагод иненадва…
        Багряные наконец-то удовлетворили свою мстительность ивыволокли изуродованное тело наберег, намереваясь насытить жадность: ощупали карманы, взялись спорить из-за золота идоказывать права нарапиру покойного. Лишь двое или трое недоуменно следили затуманом, все плотнее льнущим кводе ислишком уж неестественным.
        Почему люди верят вбесов ипроклятия - вполне понятно, страх делает даже бестелесную ибезоружную тень убийцей труса. Ноупорство техже людей вотказе знать ипомнить то, что жизненно важно для них… Эту особенность поведения смертных может извинить иобъяснить, пожалуй, лишь малая продолжительность жизни инеумение отделить пьяные бредни исуеверия - оттрезвых наблюдений. Ноттэ прав: надо быть безумцем, чтобы убить нэрриха младших кругов опыта. Воздаяние приходит слишком быстро, собственно - соскоростью самого резвого изскакунов, обнаруженных вближней конюшне. Правда, та конюшня обычно стоит наморском берегу… Ноозеро действительно оказалось особенным.
        Тьма небытия отпустила искру сознания неохотно, как играющая кошка - добычу… Неявленное вывернулось, исторгая добычу вмир земной иобрекая заново томиться втеле - дотех пор, пока неиссякнет раха или ненакопится полнота души.
        Туман наповерхности озера заклубился ипотек, пропитанная кровью вода взволновалась, закипела, выпуская отвратительную розовую пену иподгоняя эту пену все ближе кберегу. Багряные смолкли, всуеверном испуге отшатнулись отводы, бросив итело врага, иего имущество. Туман проредился, стало заметно нечто куполообразное, медленно растущее изглубины, белесое игнусное, как червь-трупоед.
        Кто именно избагряных первым пал наколени изаголосил, врядли смогбы сказать исам он. Паника всегда вспыхивает, как сухой пух - мгновенно. Подвывая ивизжа, лучшие бойцы Башни ползли отберега, неимея сил встать ибежать, словно это белесое нечто их неотпускало ивынуждало глядеть насебя неотрывно, ипытало этим взглядом, ипиталось людским ужасом.
        Первая мелкая волна качнулась ипобежала кольцом отбелесого гриба, заней вторая, третья - и, чуть погодя, нехотя инеуверенно, тронула берег малая, четвертая. Купол стал расти вверх. Наконец, он раскрылся, пленка лопнула. Создание, прорвавшее изнутри эту пленку, встало врост и, незамечая людей, изучило свое отражение вводе. Хрипло, мучительно закашлялось.
        -Вотже дрянь… теперь заново отпускать усы иотращивать волосы.
        Люди обрели способность непятиться, абежать без оглядки, именно когда мертвец заговорил - белокожий, ссинюшными пятнами исерыми губами, безволосый, лишенный даже ресниц. Покрытый остатками пленки ислизью, запачканный врозовой пене. И, даже если очень старательно присмотреться, неособенно похожий напокойного нэрриха Кортэ. Опухший, снеприятно инепрерывно меняющимся лицом, сэдакими белыми нарывами без радужки наместе глаз.
        Мертвец энергично умылся, окунулся, отфыркался ипобрел кберегу. Выругался, рассмотрев, как испортили одежду натрупе, уже оплывшем ичастично впитавшемся вкамни. Хмыкнул ижадно подтянул поближе рапиру, подгреб знакомый кошель сзолотом. Задумчиво потер новенькую кожу назатылке - скользкую, скрипящую. Рассмеялся, добыл из-под камня рясу Энрике, оделся. Поглядел натень, уже довольно близко подобравшуюся кнезримой черте.
        -Думаю, они невернутся… Хосе! Прекрати выть ихлопать глазами, невремя тратить… время. Тычь пальцем, куда мне брести-то?
        -Ты живой? - едва слышно вопросил голос сострова.
        -Может, ия… Вдруг да инемертвый, - поморщился Кортэ. - Жрать хочу. Погуще, посолонее… Вот нажрусь - стану живой.
        Он подошел ккраю озера исинтересом прищурился, вродебы сомневаясь. Решился, качнулся вперед, прыгнул наповерхность изамер, истошно размахивая руками - чтобы вследующее мгновение рухнуть ипровалиться вводу победра.
        -Багряные неплохо учат, - бодро хмыкнул нэрриха ипобрел вперед, всматриваясь вметания фигурки гвардейца подальнему берегу. - Апарень молодец, даже несбежал. Ну да, три шага направо, понял. Интересно: три - осилю? Я Кортэ великий, привидение четвертого круга, основатель ордена Икающих слабаков вбагряных рясах… надеюсь, парни еще иобделались.
        Бодриться иругаться приходилось постоянно: сил неосталось вовсе, и, еслибы багряные преодолели страх ивсеже вышли набой повторно, сопротивляться им сын тумана несмогбы. Он едва тащил рапиру икошель, сосредоточено выбирая: чтоже выбросить, когда станет окончательно невмоготу? Заодно Кортэ пытался понять, почему он вернулся именно теперь иименно сюда?
        Как рассказывал старик-нэрриха, встреченный однажды, убитые впервом круге дети ветра возвращаются вмир почти сразу, всчитанные часы. Реже они приходят повторно втелесное бытие через день-два. Погибшие второго круга опыта получают возможность слиться светром ипогостить, если применять людские догмы, вподобии рая: там душу пропитывает счастье полета, пьянит восторг единения состаршим. Возвращение иобретение тела наступает повремени нижнего мира через полгода, иногда - год. Третий круг расширяет провал небытия донескольких лет. Вернуться немедленно никто инежелает: разве люди, имей они надежду посетить рай, согласилисьбы ограничиться одним лишь взглядом надивные кущи через щель полуприкрытых врат?
        Кортэ поступил именно так - итеперь злился насебя, аеще нагвардейца, Ноттэ ибагряных. О, он имел причины для раздражения! Гибель тела, совпавшая спереходом изкруга вкруг, дала призрачное ивесьма условное право выбрать: слиться светром накакое-то время - или вернуться сразу? Танец наострове, уже начатый иотчетливый для бестелесного, превратил призрачную возможность вгарантию успеха. Абессмысленная инелепая жалость кХосе, обреченному умереть, встретив багряных - она сделала остальное…
        -Кортэ, ты идиот, ты слабак итупица, - рычал нэрриха, стиснув зубы ипьяно шатаясь наскользкой тропе. - Ты мог получить мешок золота иуважение патора, ты мог стать святым при жизни иотомстить везучему сыну заката, превзойдя его. Ичто? Любуйся прелестями доброты, голый нищий дурак.
        Кошель сзолотом ухнул вглубину без звука, даже небулькнув. Кортэ проводил его надрывным вздохом - ипобрел дальше. Осознание своей глупости было фальшивым, даже злость, если разобраться, происходила прежде всего отусталости. Потому что втайниках - инетолько там - много золота. Зналбы патор, сколько - сдохбы отзависти! АХосе один, он пока что жив, иоказывается, это куда интереснее пересчета монет - наблюдение забегающим поберегу восторженным мальчишкой, готовым считать тебя родным иждать, илезть возеро, ирваться изо всех сил навстречу, вспенивая воду…
        -Ты точно живой? - испуганно спросил Хосе, вблизи рассмотрев сына тумана… ивсеже подставляя плечо, непугаясь перемен.
        -Мнебы хоть сухарь съесть, - пожаловался Кортэ. - Алучше селедочку. Морскую, втаком рассольчике, чтобы покрепче. Ивина яблочного - ну, сидра. Рапиру забери. Тяжеленная, вот дрянь…
        Жалуясь иперечисляя блюда несбывшегося завтрака, Кортэ вполз наберег ирастянулся ничком, отдыхая. Дождался, пока сердце отвыкнет спешить, вспомнит: оно досталось нэрриха, существу чрезвычайно выносливому… Отдышавшись ипридя всебя, Кортэ еще немного полежал, уже молча, перевернувшись наспину иглядя внебо. Зрелище вызывало тревогу, растущую также стремительно, как штормовая, немыслимая вдолине, туча.
        Тьма небесная заходила отгор - вроде сразу совсех сторон! - инакрывала, пожирала спокойный день. Безветрие ощущалось вязко-зловещим, как обманный покой натянутой тетивы, ифальшивым, как улыбка отравителя.
        -Ноттэ давно ушел? Знаешь, куда?
        -Там площадка вскалах, развалины иручей, аеще…
        -Пошли. Быстро, что замер? Плечо подставляй, неженка. Бегом! Молчи, тебе дорогу показывать надо, авдобавок тащить меня.
        Хосе прикусил губу истарательно исполнил все указания, недумая обижаться нагрубоватую их форму. Нэрриха хромал ишипел, снова злясь насвое бессилие, насводящую ноги судорогу, накрупность своего тела, тщедушность гвардейца исложность тропы.
        Туча летела искручивалась, как оборванный бурей штормовой парус. Обгоняя ветер, она выпускала вразные стороны растрепанные клочья сизых клякс. Каждая жирела иделалась новой громадою тьмы. Когда Хосе добрел дощели вскалах истал протискиваться поузкой тропе, небо почернело целиком, ипервые огромные капли запятнали камни. Ветер завыл, сметая мусор иподнимая его вовьюны смерчей, ихлестко бросая влицо. Вот уже наводе озера закачались канатами смерчи покрупнее, словно туча встала наякоря, дотащив всю тьму свою излобу доизбранного порта… ИКортэ вовсе нехотелось знать, какой груз сокрыт втучевом брюхе.
        Внезапные сумерки ложились наостров всё тяжелее, небо словно проминалось чашей тьмы, вытесняя издолины само воспоминание осолнце. Кортэ рвался вперед, ругался исам себя едва слышал: возеро сплошным потоком падал ливень, его стена надвигалась, мчалась, опережаемая шумом - инаконец, накрыла остров!
        Кортэ иХосе были вынуждены остановиться ипереждать хотябы первый удар водяного шквала. Сын тумана слепо вскинул кнебу залитое дождем лицо. Его родной ветер неотносился кчислу ласковых ислабых, ностонущее ирычащее чудовище, посетившее долину теперь - оно было непостижимо даже для дара нэрриха. Оно металось, неимея постоянного направления, сплетало струи разных воздушных потоков и, питаясь силой всех, бушевало срастущей, какой-то безграничной яростью.
        -Вперед! - прокричал Кортэ, неслыша себя, итолкнул Хосе, ощутимого вводопаде дождя лишь рукой ибоком - через прямое касание.
        Гвардеец послушно зашагал, спотыкаясь, нотакже старательно принимая насвое костлявое плечо вес тяжелого тела нэрриха.
        Кортэ рычал ирвался, проклиная бессилие. И - обман. Он уже знал, что обманут, что Ноттэ ему ивообще всем солгал страшно, непоправимо. Аеще - сам сын заката тоже оказался кем-то обведен вокруг пальца… Потому что происходящее сейчас светопреставление никак непохоже наожидания, пусть самые худшие. Жуть вдуше растет, вскармливаемая ударами молний, страх душит втисках непонимания: чтоже затеял Ноттэ? Посвоейли воле он разбудил дикую силу ветров, столь могучую инеуправляемую? Как решился, испособенли теперь хотябы сберегать людей испасаться отярости стихии? Ведь шторм ревет так зло, так - голодно…
        То, что копилось вдуше, небыло вопросом инетребовало ответа. Кортэ брел, рвался - ивовсе нежелал узнавать нового итайного. Он желал простого: завершения кошмара. Он желал увидеть Ноттэ, пусть потрепанного, лишьбы целого. Живого.
        Накраткий миг Кортэ показалось, что внутри черепа нечто лопнуло - исаму голову разнесло вдребезги. Слух отказал, глаза будто выдавило… затем пришло понимание: ветер стих.
        То, что копилось вчерноте нарыва бури, наконец вызрело - исхрустом прорвалось вмир. Нестерпимо сияющий столб связал пуповиной небо искалы, он был так ослепителен, что выжигал сознание одинаково при закрытых иоткрытых глазах! Столп сияния гудел воглохших ушах, отдавался эхом вкостях, болью тёк покоже - инебыло конца огненной пытке. Нэрриха последним усилием оттолкнул Хосе кскальному боку иприкрыл собой, несознавая уже ни смысла своих действий, ни их успешности. Водоворот слепой тьмы скручивался все туже, додушивал рассудок. Ивот - настала тьма бессознания…
        Когда Кортэ очнулся, вода текла поотвесной скале устало инеторопливо, редкими струйками добавлялась вбурливые потоки, поднявшиеся выше коленей. Облако над головой таяло еще стремительнее, чем дотого явилось. Ветер затаил дыхание, лишь дождь еще сеялся - мелкий, как маковые зернышки, ласковый, готовый расцветить синь небес радугами: солнце-то уже улыбается, поверило всвои силы, отстояло исконные права дня - царить вмире вустановленный срок…
        -Что это было? - прошептал Хосе.
        -Неведаю.
        Кортэ ответил - итолько тогда поверил, что живет, что действительно способен ощущать тело, что кошмар непривиделся вбреду, неуволок внебытие идаже - рассеялся.
        Сын тумана встал, цепляясь занеровности скалы.
        -Грохнуло-то как, посю пору вглазах круги… - запоздало ужаснулся Хосе ираздумчиво добавил, слепо моргая, неспеша подниматься наноги: - Зеленые. Ижелтые. Вон как они играют. Ничего невидать.
        -Скоро пройдет, - обнадежил нэрриха, чье зрение уже восстановилось. - Молния ударила совсем рядом, только я-то прежде думал, молнии тоньше нитки, аэта было - колонна, пойди обхвати. Вставай, Хосе. Надо.
        Сын тумана бережно поддержал своего ослепшего проводника под локоть ипотащил вперед, шатаясь ишипя, нонедопуская промедления. Благо, узкая щель тропы непозволяла сомневаться ввыборе направления. Мутный поток постепенно делался мельче испокойнее, икогда тропа достигла высшей своей точки, иссяк. Кортэ остановился ихмуро глянул вниз, наклочья тумана, невесть откуда явившиеся, заслонившие вид. Густые: тропка скользнула вниз ибыстро сгинула вбелесом киселе. Сделалось окончательно глухо ижутко. Нэрриха спускался покрутому уклону наощупь, вслушивался вслабое далекое журчание воды, вплеск капель.
        Постепенно прибавился новый звук, сперва невнятный, норастущий. Плакала женщина, иголос был знакомый, аесли вслушаться - так инаверняка тот самый.
        -Очнисьже, - постанывала плясунья, затихала иснова начинала повторять теже слова, иногда добавляя: - Мама, ну какже так… Чтоже это? Мама… Очнисьже!
        Кортэ нестал тратить время наразмышления: толи поднимается туман, толи тропа под него подныривает. Лишь отметил соблегчением, что самая густая муть остается вверху. Уже можно различить ближние камни, выпирающие ребра скал, уих основания - небольшую часть площадки, залитой водой ипревратившейся возерко. Авот иплясунья: сидит напоследних пологих ступенях тропы, закрупным обломком скалы. Энрике лежит рядом ничком, голая спина смотрится жутковато - словно её обожгло.
        -Что произошло? - попробовал уточнить Кортэ, падая наколени рядом слюдьми. - Вкакой-то момент мне стало страшно, вдруг вы тутвсе…
        Нэрриха недоговорил иобреченно махнул рукой, склонился над Энрике икончиками пальцев тронул его ожог. Плясунья снова плакала, даже непробуя внятно ответить. Кортэ инеповторил вопрос, ощутив незнакомое и, видимо, свойственное новому кругу опыта: возможность впитать, оттянуть насебя часть болезни. Энрике застонал, шевельнулся. Попытался сесть, хрипя иупрямо цепляясь пальцами заскалу. Пришлось помогать. Благо, Хосе уже мог видеть итоже нестоял без дела: стащил рубаху истарательно прилаживал мокрую ткань наобожженную спину служителя.
        -Он точно сказал, нас спасать - себе дороже, - неожиданно внятно испокойно прошептал Энрике. - Всё пошло криво. Он предупредил: будет трудно, ноесли невплетать втанец черных мыслей инедопускать греха, пройдем покраю изацепим то, что нам нужно, нетревожа тьму, инепробуждая худшее…
        -Мама прокляла того нэрриха ещё вгороде, она последнее время всех проклинала, - всхлипнула плясунья, вскинулась ижалобно глянула наКортэ. - Она несозла! Хотела, чтобы её боялись инелезли ко мне. Это я виновата, я одна, понимаете? Кто заставлял меня злить того нэрриха, кто тянул заязык? Дон Ноттэ прав, бесы, кругом бесы, они подлые, они даже плату берут нестех, кто грешен. Чтобы мне здесь было - уже как вмасле кипящем.
        -Все мы хороши, ненаговаривай насебя, - мрачно усмехнулся Энрике, нащупывая ладонь плясуньи. - Лупе, ты одна иисполняла то, что было испрошено. Вот прочие… Я видел только тебя идумал отом, что недопустимо. Старуха злилась наменя ибоялась нэрриха.
        -Апоподробнее? - насторожился Кортэ. - Где Ноттэ?
        -Мама, - снова всхлипнула плясунья, безнадежно поникла, неделая попыток встать.
        -Незнаю ничего более, непомню, - устало качнул головой Энрике. - Пляска суть бесовство уже потому, что забирает человека целиком, выворачивает его икажет миру изнанку души, мрак её иересь… Ноттэ нас всех вывернул ииспользовал для дела, ноизнанка наша оказалась слишком черна, испоганила замысел. Последнее, что я смутно помню, это его приказ хватать Лупе иуводить вверх, заскалы.
        -Лупе, - одними губами улыбнулся Кортэ, отмечая трогательное отношение иэто сокращенное, ласковоеимя.
        Ладони после соприкосновения собожженной кожей наспине служителя саднили ичесались, хотелось погрузить их вводу истарательно омыть, избывая чужую боль. Аеще было очень страшно встать ивыйти наплощадку из-за обломка скалы. Ненаходилось ни одного удобного или хотябы достоверного объяснения отсутствию Ноттэ, кроме самого худшего инеутешительного. Плясунья снова зашептала омаме, склонилась ниже итихонько заплакала наплече уЭнрике, понимающего её иготового беречь. Кортэ закрыл глаза. Онбы мог теперь задать сто вопросов… инесмел даже мысленно обозначить первый. Он нежелал спрашивать ни очем. Ненуждался вответах, потому что врядли они устроят. Иуж точно их - неотменить.
        -Когда я заболела, мама спрашивала укрови, - шепнула девушка. - Исказала: нет надежды. Иеще она что-то делала. Я знаю, умею чувствовать такое, ноникогда сама неделаю, оно - зло. Говорила ей: оставь, негневи Бога. Аона - мне все равно, как платить, пусть сбудется. Вот изаплатила… - плясунья выпрямилась ивиновато глянула наКортэ. - Безликая тут гуляла, я знаю. Долги взимала. Прости, если можешь. Анеможешь… так взыщи. Мама многовато попросила иодна нерасплатилась. Вот так… Иди, я боюсь вту сторону даже смотреть. Плохотам.
        Кортэ жестом предложил гвардейцу остаться рядом спрочими, поднялся наноги инехотя, стяжелым сердцем, обогнул камни, сделал последние шаги потропе, погрубо вырубленным подобиям двух ступней - длинных, косо уходящих вниз, местами выкрошенных временем истихией.
        Площадку, избранную Ноттэ для танца, по-прежнему покрывала вода, хотя слой её стал тонким, неболее полуладони. Поповерхности невнятно, как озноб покоже, гуляло волнение. Кортэ уже опустил стопу ксамой воде - инерешился шагнуть, вглядываясь вдвижение - встречное, противоречивое. Ни течение, ни молчащий ветер, немогли породить подобного. Аеще наводу неложились блики, матовая её тусклость выглядела обманом, недоброй загадкой. Нэрриха так истоял, замерев наполушаге иожидая внешнего знака, проясняющего происходящее. Лишь когда туман схлынул, когда солнце неуверенно нарисовалось бледным кружком всерости над головой, - тогда Кортэ шагнул наплощадку. Волны прекратили метаться ипобежали ровной чередой холмов ивпадин - кберегу, ктропе.
        -Нот! - тихо, одними губами, шепнул нэрриха, неотводя взгляда отскорчившегося, черного тела поодаль. - Да отзовисьже!
        Сын тумана сделал несколько крадущихся шагов, окончательно убедился: плясунья права вхудших своих страхах, именно старая цыганка лежит ничком. Адальше, вколышущихся струях тумана - доброго друга Кортэ, вплетенного вего имя - обозначилась вторая фигура. Мужская: некто стоял ускалы, иэто просто обязан был оказаться Ноттэ!
        Кортэ упрямо, неверя себе, растянул губы вулыбку: мол, Ноттэ жив, всё замечательно… Он чуял подвох, нотак надеялся обмануть его, вслух выговоривимя…
        -Ноттэ, - сын тумана еще раз назвал имя учителя, неощущая уверенности.
        Мужчина оттолкнулся отскалы имедленно обернулся. Уже начало движения показало: это неНоттэ. Иная фигура - массивнее, выше. Исамо движение незнакомо.
        -Мне следовало догадаться, кто затеял глупость, - глухо ибасовито отметил голос этого нэрриха, ибыл он смутно знакомый, тусклый. - Безнадежное дело, начатое наодном упрямстве, но, вопреки всем законам мира изаветам высших, успешное.
        -Оллэ? - ещё тише шепнул сын тумана.
        Тот, кто стоял ускалы вобрывках тесной чужой одежды, действительно был сыном западного ветра, старшим, покинувшим мир почужой воле, да так, что назад нет дороги. Кортэ помнил пояснения Ноттэ относительно таинственной возможности похищения раха исам догадался опрочем - отом, что витоге для опустошенного нэрриха пресекается жизнь иутрачивается надежда вернуться вмир.
        Ивсеже Оллэ теперь снова жил. Всвоем привычном облике он стоял здесь, ускалы. Был весь бледный, болезненно осунувшийся, стемными провалами щек иглубоко запавшими тусклыми глазами, снеприятным синюшным оттенком кожи.
        -Где он? Где Ноттэ? - еще сильнее насторожился сын тумана, вовсе нежелая знать ответ, ноуже неимея сил неспрашивать.
        Оллэ огляделся, сел прямо вводу, устало прикрыв глаза, зачерпнул полные ладони иумылся. Подставил лицо первому лучу солнца, прорвавшему туман… иулыбнулся. Ему было хорошо, он явился сюда невесть откуда и - как осознал срастущим отвращением Кортэ - полагал произошедшее вполне удачным для себя.
        -Где Ноттэ, чёрт тебя задери?
        -Важнее понять: чего он хотел, обратившись ксердцу отца ветров? - отозвался сын шторма, иего бледно-голубые глаза блеснули широко - исразу потемнели всосредоточенном прищуре. - Ясно, что он вернул меня постарому долгу ученика, ктомуже оплатив новый долг: свою победу над предателем Эо, добытую небез помощи… Нозачем вернул? Всёже сделанное существенно превышает размер благодарности.
        -Вгороде чума, - почти нехотя сообщил Кортэ. - Это полностью вина Эо. Сделанное одним нэрриха должен исправить другой, так я понимаю. Ноттэ пообещал людям помощь.
        -Ноя-то неНоттэ, я никому помощи необещал, - задумчиво повел бровью сын шторма, покосился наКортэ иусмехнулся. - Малыш, я неисчадье бесовства инесвятой, проживешь смоё, сам поймешь: то идругое запросто меняется местами впамяти людей взависимости отобстоятельств ивыгоды… Потому непросят - нелезь инеделай, таков непреложный закон жизни. Его следствие: просят - создай условия иукажи путь, нонепроходи его задругих Некипи, малыш. Ноттэ пообещал, значит, я навещу город ипоговорю слюдьми, даже объясню, как можно изгнать чуму. Это несложно сделать, куда труднее - уговорить… Нодела людей неважны. Полагаю, второй иглавной просьбой Ноттэ был ты сам. Раз он тащил ссобой младшего, значит, желал пристроить вученики. Это я тоже обдумаю.
        Кортэ ощутил, как мир без всякого танца выворачивается наизнанку. Для него, живого, пустота посмертия вдруг стала яркой иявной, выбила почву из-под ног, подвесила наржавом крюке отчаяния! Происходящее теперь, без громов имолний - непостижимо иотвратительно. Ноттэ нет поблизости, аОллэ противоестественно жив, наего плечах лохмотья рубахи сына заката. Именно одежда друга начужом теле смотрится жутко, создает понимание окончательной безнадежности. Ноещё страшнее слова старшего изнэрриха, его поведение: безразличный взгляд, скользнувший без задержки потрупу старухи-цыганки. Спокойствие, неготовность помогать людям иприятие «оплаты заобучение» вформе, окоторой иподумать - больно.
        -Где Ноттэ? - повторил сын тумана, внятно изло выговаривая каждый звук.
        -Разве ты незнаешь самого простого правила? - удивился Оллэ, зачерпнул изуглубления вкамне остатки схлынувшей воды, напился, ещё раз умылся. - Нэрриха неможет позвать вмир подобного себе, тем более нэрриха невправе окликать итянуть того, кто прошёл через насильственную смерть, закреплённую изъятием раха. Сверх сказанного… Вон лежит старуха цыганка, я чую вней тьму, поскольку недавно находился уграни бытия. Тьма - непустой звук, она способна создать искажение, именуемое проклятием. Внашем случае проклятие прямо вплетено внити раха истало роком для Ноттэ.
        -Опять Эо, - поморщился Кортэ.
        -Похоже, - легко согласился Оллэ. Похлопал ладонью победру, словно подбивая стопку мыслей. - Так, так… Картинка ясная инеприятная. Старуха прокляла Эо, его уничтожил Ноттэ. Далее: сын заката неизбежно впитал всё, что имелось вчужом раха. То есть он приобрел ичасть меня смоими подсказками, итьму души Эо, идаже отзвук проклятия старухи, нацеленного вЭо. Рвать раха - то еще занятие, опаснейшее. Ноему требовалась сила, вся сила… Иеще - он спешил. Еслибы толком подобрал людей итщательно разделил пряди принятой силы, взывание ксердцу ветров далосьбы сравнительно малой жертвой: Ноттэ пришлосьбы сгинуть наположенный для его опыта срок при сохранении возможности вернуться вмир людской, пусть инескоро. Ностаруха - вот она, чернее уголька, выгорела дотла, расплачиваясь. ИНоттэ… Увы, он там, откуда вытащил меня. Что делать, сын заката был самым упрямым измоих учеников. Он нежелал принимать жизнь такой, какова она есть насамом деле. Глупо идеализировал людей ибезжалостно терзал свою душу. Я пытался объяснить, нослушал он лишь то, что полагал верным… Мы расстались без взаимопонимания. Я боялся занего уже        Оллэ снова поглядел прямо насына тумана, Кортэ ответно всмотрелся - икажется, наконец разобрал вблеклой голубизне взгляда Оллэ настоящее, неподдельное огорчение, идаже усердно спрятанную, новсеже прорвавшуюся вовне, душевную боль. Стало чуть меньше поводов душить новоявленного Оллэ голыми руками.
        -Прости, малыш, ноя давно утратил детские заблуждения вотношении людей, - усмехнулся Оллэ. - Да, я советую ипомогаю. Нонедопускаю их слишком близко. Люди чем-то похожи нарыбу. Молодые - свежие иеще живые, асвозрастом протухают, продолжая смердеть иглупеть. Все эти вдохновенные проповедники икороли, готовые нести стране перемены, ученые-бессребреники икупцы-добродеи… Прости. Ты тоже молод ипокачто…
        -Несгнил, как некоторые, - отчеканил Кортэ, развернулся ипошел прочь нанегнущихся ногах. - Вы обязаны ему жизнью. Вы, это самое меньшее, должны исполнить его замысел. Время нетерпит, вгороде умирают люди. Хосе!
        Гвардеец выглянул из-за скалы испустился кплощадке. Он сразу увидел старуху, ислезы потекли поего лицу двумя сплошными дорожками. Человеческие горькие слёзы…
        Сын тумана смотрел - иощущал, как вдуше медленно, соскрипом, ослабевает некая нить, тем самым даруя право еще немного пожить, нестановясь бочонком пороха, докоторого доползла змея запального огня.
        Хосе плачет, ипотому ещё можно дышать, контролировать гнев иисполнять главное. Нить рассудка несгорела, непорвалась, неуронила весь мир - вчерное безумие исступленной ярости. Очень важно смотреть наХосе, начеловека, неберегущего свое сердце. Душа Хосе неогорожена стеной законов жизни иядовитыми оборонительными рвами опыта, пусть имного раз проверенного.
        -Похорони её наберегу, - стараясь говорить внятно, велел Кортэ. - Хорошо похорони, пообычаю. Прочти молитву, какую вспомнишь. Впрочем, глупости, что это я? Энрике поможет. Вы, главное, берегите девочку, ей итак тяжело. Ждите меня, я постараюсь вернуться, как только исполню дело.
        Гвардеец молча кивнул, заморгал, прогоняя слезы, шагнул всторону изамер, пропуская обоих нэрриха. Кортэ пошел вперед, стараясь шагать ровно. Стало слышно, как позади размеренно шлепает полужам Оллэ. Если позволить себе злиться - так тогда уж иное влезет вголову. Старший нэрриха издевается испециально идет медленно, выказывает неуважение иксамому Ноттэ, даже кего памяти…
        Кортэ прикусил губу, слизнул кровь. Сознание напрочь отказывалось поверить, что сына заката нет, итем более - что его нет теперь инебудет позже, что он ушел - насовсем! Кортэ охотно потакал слепоте разума, прятал боль подальше иотгораживался отнеминуемого пустыми надеждами. Вдруг да обойдется! Может, Оллэ неправ, он ведь неБог идаже нестарший - то есть неотец ветров. Он даже нечеловек! Оллэ - такаяже прядь раха, такойже двуногий ограниченный ублюдок, как иты сам… Кортэ скрипнул зубами изаставил себя разжать кулаки. Невремя злиться, невремя даже скорбеть.
        Единственное, что сейчас важно - это исполнение дела, которое было главным для Ноттэ. Надо приложить ещё больше сил, найти их всебе иотдать - итогда дело сбудется, иисполнение замысла сына заката докажет: Ноттэ неушел насовсем. Его намерениями сберегаются жизни людей идаруется благо долине, его самого пока нет здесь, но, может статься, он осилит обратный путь. Авот если неисполнить заветного дела, если непересилить себя, людей иОллэ…
        -Мы спешим, - необорачиваясь, уточнил Кортэ. - Сын заката обещал, что дотемноты чума покинет город идолину вцелом.
        -Обещал? - вродебы усмехнулся Оллэ.
        -Завами долг, замной право стребовать его, - рявкнул Кортэ, невсилах избежать упреков исохранить ровный тон. - Или еще кто-то изваших учеников явился спасать вас? Ониже умные, они знают закон жизни, они неприбежали помогать, ведь вы - непросили. Оттуда непросят.
        -Ловко ты уел меня, - нерасстроился Оллэ. Чуть помолчал идобавил иным, почти извиняющимся, тоном: - Некипи. Мне больно, признаю. Ия, конечно, попытаюсь исполнить то, что следует. Нопойми: люди неоценят. Они даже скорее всего непозволят спасти себя. Собственно, ктому иготовлю тебя…
        Кортэ оглянулся, лишь теперь одним взглядом смог вобрать всю картину. Гладкую площадку, созданную невесть когда для танца, тело старухи, двух мужчин, поддерживающих друг друга ивстороне - Лупе, похожую нахрупкий цветок вэтом аду… Девушка глянула прямо всердце сына тумана иболь сделалась непосильна… глаза защипало. Кортэ виновато развел руками - извини, ты была права, всё плохо. Девушка закашлялась, всхлипнула - инеожиданно резко, сухо рассмеялась.
        -Эй ты, здоровяк, бесстыдно укравший чужую жизнь подоброте дона Ноттэ! - выкрикнула она внастоящей манере площадных цыганок. - Иди, иди, нет тебе места вэтой долине. Ая ибольше скажу: нигде нет, бездомный ты. Слышишь? Сам сжег дом исам всебе несёшь пепел его, горький вовеки веков.
        -Ясно… Значит, скоро доберёмся допрямых проклятий? - усмехнулся Оллэ, останавливаясь инеоборачиваясь. - Я невиноват втом, что приключилось. Я следствие, нонепричина.
        Кортэ вдруг понял, что шел он долго, аотЛупе потропе удалился нанесколько шагов, усталость играет стелом злые шутки… Аболь нещадит рассудок. Иначе счего взгляд сосредоточенно обшаривает скалы впоисках годной рапиры? Вдуше вдруг шевельнулся страх: показалось, что сейчас очередной нэрриха вздумает заткнуть рот несносной плясунье, совершенно непонимающей, кому надо говорить правду, аоткого лучше отвернуться, сберегая покой идаже жизнь.
        -Я непроклинаю, никогда, - тряхнула головой Лупе. - Нотем, кто норовит весь мир затмить собой, проклятия инетребуются. Ты уже проклят, собоюже. Утебя небудет настоящих учеников, если непеременишься. Утебя уже нет друзей, славный дон. Иумрешь ты, иглаза тебе непохороненному выклюют вороны,и…
        -Лупе, - ласково попросил Энрике, сел рядом, гладя темные волосы. - Ненадо, пусть его. Бог велел прощать.
        -Пусть здоровяк сам себя простит, - упрямо вскинулась плясунья. - Исебя, ипрочих, кого лишил права оправдаться. Тоже мне… Из-за этого прыща мы рвали душу? Из-за него мама непожалела себя?
        -Лупе, нетак: нас попросил Ноттэ, - тихо уточнил Энрике.
        Девушка судорожно всхлипнула, кивнула иотвернулась. Кортэ отвернулся иснова побрел вверх потропе, удивляясь тому, как быстро сохнут камни. Утренний шквал прошел исгинул, словно его инебыло. Заспиной похрустывают камешки под ногами спутника. И, если намиг забыться, можно почти поверить: это насамом деле Ноттэ, только он слишком сильно переменился ипока что невспомнил себя, ведь клубки разных раха сплелись иперепутались, пойди их разбери - чужие нити души, силы иопыта…
        -Его совсем нельзя вернуть? - ещё раз спросил Кортэ.
        -Узнаю упрямца, втравил вас вдело обманом. Никого непожалел ради мифического общего блага, - невесело усмехнулся Оллэ. - Малыш, этот храм давно заброшен нетолько потому, что улюдей переменилась вера. Слишком высока плата заобращение ксердцу отца ветров. Мало кто решался беспокоить его, даже вкрайней нужде. Намоей памяти это - первый случай зова вполную силу, если уж говорить почести ибез натяжек.
        Кортэ промолчал, ненадолго замер ввысшей точке тропы… ибыстро ссыпался козеру, несчитая ссадины инезаботясь осбережении рясы или кожи под ней. Надальнем берегу гарцевали верховые вформе гвардии. Едва заметив Кортэ, замахали ему руками, тотчас опомнились - иторжественно отсалютовали оружием. Стало чуть теплее надуше: Гожо добрался догорода иисполнил то, что казалось невозможным…
        Вечером болезнь покинула Тольэс.
        Чума ушла, изгнанная людьми, всеми вместе. Именно так: люди объединились, кнемалому удивлению Оллэ, который сообщил условия изаранее - полицу было видно - вложил вуста людских вождей отказ отпредложенной помощи. Ещебы! Как ивдолине, где снисходил клюдям огонь, следовало молиться хотябы двум, алучше трем разным именам бога, соединив помыслы вглавном инавремя отказавшись отраспри. Нотам, где ежегодно рождается огонь, людям помогают традиции, там праздник вершится так давно, что кобщей молитве привыкли, сочтя её особенностью одного-единственного места, малой уступкой воимя чуда… Как повторить подобное здесь, договорившись водин день изаранее зная: каждому придется позже рискнуть головой, отвечая заересь своего решения, запрямое потворство чужим грехам. Маджестик именно так искажет, инеон один. Но - люди договорились, свиноватым недоумением рассматривая Оллэ, того, кого незвали инежелали видеть наместе, мысленно отданном Ноттэ.
        Даже багряные явились исмотрели надейство, сильно потрепанные, нонастроенные непостижимо мирно. Они взирали насвоего недавнего врага Кортэ так странно ипристально - что инепонять, толи вот-вот вспину выстрелят, толи попробуют заговорить идаже примириться.
        Закат был тих ихрустально-ясен, фиолетовое небо лучилось тайным светом, мирза Абу иего люди кружились без конца вмонотонном танце приверженцев южного ордена. Вращались, обратив ладони кнебу иприкрыв веки, чтобы воимя божие зачерпнуть благодать иотдать миру. Гранд Факундо подпевал хору служителей Башни свистящим шепотом неокрепшего голоса. Оллэ стоял всередине площади, обратив лицо кродному ветру - ивокруг его тела постепенно свивался легкий кокон кругового воздухотока, обозначенный едва различимым серебром тумана.
        Потом голоса смолкли, движение иссякло, сын шторма улыбнулся своему ветру иобернулся кгерцогу.
        -Вот ивсё, я избыл долг. Чумы нет более вдолине, идолго недуги людские нерешатся сюда заглянуть, - сказал он. Чуть поклонился иглянул наКортэ. - Пошли, новый ученик. Вэтом городе больше нет дел для нэрриха.
        Бледно-голубые глаза старейшего нэрриха были спокойны игрустны. Кортэ вздохнул, без злости рассмотрел рослого сына шторма, живую легенду для всех детей ветра… Сейчас, когда иссякла самая острая первая боль утраты, право стать учеником Оллэ окрыляло. Немногим он предлагал подобное. Сам - вопреки привычке ждать чужих просьб иневыказывать внимания. Ещебы, нэрриха сопытом, едвали достижимым для иных вобозримое время…
        Кортэ вздохнул, погладил заплетенную вмелкие нарядные косички гриву вороного Сефе. Всмотрелся вгрустный конский глаз, выворачивающий мир виную форму, где большое делается крошечным, амалое - огромным… Хотя весь мир - он таков, пойди пойми, как выглядит насамом деле. Сплошные вопросы внем иникаких ответов. Или хуже, как сегодня: сплошные ответы, которые вовсе нехочется знать… Ивкоторые нестоит верить!
        Ноттэ был прав. Нет, нетак: Ноттэ прав. Нет заведомо правильных решений иоднозначных оценок. Может, весь замок герцога мал, арозовая закатная звезда - песчинка внебе - огромна?
        Кортэ усмехнулся, чувствуя себя окончательным дураком инеиспытывая огорчения поуказанному поводу.
        -Рыжего коня покличке Чёрт отимени Ноттэ передаю мирзе Абу сусловием, что лучший его жеребенок будет подарен герцогу, я так хочу. Иного имущества унэрриха Ноттэ небыло, значит, ираздаривать больше нечего. Я свободен имогу заняться своими делами… То есть я несвободен инамереваюсь исполнить еще одно обещание, ведь сам Ноттэ неможет это сделать… пока. Я всей душой благодарен заприглашение, нонестану увас учиться, омудрый сын шторма. Простите, мне некогда, - пожал плечами Кортэ, разбирая поводья иусаживаясь вседло. Сверху оглядел площадь. - Красивый город. Обязательно вернусь, здесь ветру дышится легко.
        Глава 15. Чего немогут нэрриха
        Боль настигла Зоэ внезапно иоказалась сокрушительной, рушащей мир… Аведь начинался день так светло, так мирно… Вион разбудил дозари, обозвал соней ивелел собираться. Он принес вохапке ибросил накровать невесомые инесусветно дорогие платья, шелковые, превращающие танец - вполет исплошную красоту. Зоэ завизжала отвосторга, сахами иохами выбрала лучший наряд - синее неба, сзолотым узором ипояском, расшитым каменьями. Явились слуги, почтительно помогли одеться иподали украшения, иснова небыло сил удержать восхищение, перебирая длинные золотые цепочки смонетками икрошечными бубенчиками, звучащими при каждом шаге насто веселых голосков…
        Карета уже стояла впарке, исама королева, зевая икутаясь вбархат плаща, поцеловала Зоэ вмакушку ипожелала удачной дороги.
        Подушки пахли травами иароматическим маслом. Рессоры чуть поскрипывали. Конский топот звучал ровно, успокаивающе. Зоэ рассмотрела узор платья допоследнего стежка, досамой малой бусины. Принялась считать деревья удороги, забравшись сногами надиван - задремала. Сон пришел узорный ияркий, как вышитая подушка под щекой. Сон баюкал илелеял, покачивал бережно, легко…
        Пока необратился вединый миг - кошмаром. Да таким жутким: ни проснуться, ни переменить страшного, длящегося вопреки воле. Начиналось всё вполне даже неплохо: незнакомая молодая плясунья, красивая исовсем незлая, ктомуже инепустотопка - вершила танец. Смотрела намужчину игорела золотой радостью сердца, потому что первый раз вжизни верила, что этому человеку нужна она сама, какая она есть, что вего взгляде живет отсвет домашнего доброго огня, анедикое пламя жажды исамовлюбленности. Плясунья кружилась, вскидывала руки ираскрывала миру широкие объятия, апосле прижимала ладони кгруди, лелея свое незримое счастье, чтобы гореть игреться, восхищать любимого иулыбаться солнцу.
        Апотом что-то сломалось втанце, солнце вздрогнуло - икануло вотьму… Грохот мира, разбиваемого неведомой бедой вмелкие осколки - навалился, сделался ужасен! Осколки ощетинились сплошной угрозой. Опасные иострые, они ранили душу Зоэ вкровь иразлетались вовсе стороны, неся гибель. Мертвенная синева вспыхнула изаполнила тьму, неделая её - светом…
        Тишина натянулась похрустывающим пологом, готовым лопнуть отнапряжения. Тишина была вроде склепа: темная, невозвратно страшная. Зоэ ужаснулась неправильности сна, вскинула руки ипопыталась раскрыть наладони хоть малый лепесток огня - нотанец непожелал народиться ивмиг угас. Безветрие вынуждало Зоэ висеть впустоте, соскрипом покачиваясь накрюке ржавого ужаса… Девочка прикусила губу ипопробовала вырастить новый огонек надежды, иснова несправилась. Поражение отдалось вовсем теле болью…
        Зоэ упрямо зашипела: сдаваться совершенно невозможно! Ну кто занеё заступится вмире, вывернутом наизнанку, оглохшем отсвоей пустоты? Никто… Раз так, иплакать недля кого. Просить - неукого. Непожалеют, незаметят даже. Надо самой выбираться. Как однажды, втемной бочке, ужасающей куда сильнее, чем сама смерть. Правда, тогда спас Ноттэ, родной человек, пусть инесовсем он человек, ивовсе неродной покрови… Норазве эти мелочи - важны?
        Зоэ снова билась опроклятущие мокрые доски, задыхалась знакомым ужасом последнего дня, чувствовала ссадины наладонях. Ноздри затыкала затхлость, итлен першил вгорле. Лишь водном была разница: вернувшись всамый страшный день своей короткой жизни, нынешняя Зоэ твердо верила: этот день - непоследний! Будут исолнце, иветер, инадежда. Вяви - будут. Издесь, восне - тоже, если она выдержит, если переупрямит… Так что надо верить, надо снова иснова выращивать цветок огня наладони.
        Очнулась по-настоящему Зоэ лишь назакате. Открыла глаза исразу поняла, что вечер ичто - явь. Рядом сидел, тревожно нахохлившись, Вион. Держал заруку иуговаривал неплакать. Копыта коней отбивали мерный, спокойный ритм. Далекое море дышало терпким западным ветром. Рыжие блики небесного огня шевелились наизломах узорных стекол кареты.
        -Ты кричала, ая ничем немог помочь, - огорченно отметил нэрриха.
        -Я справилась. Несгинула, - бледно улыбнулась Зоэ. Погрустнела идобавила: - Только что-то ушло измира, надуше так пусто… Совсем.
        -Совсем? - возмутился Вион. - Ты это брось! Вот ещё, глупости… Редкая плясунья может похвастаться тем, что веё волосах запуталась прядь живого ветра. Что она едет кморю, встречать новорожденного сына старших ветров, что ей неотказано вправе назвать его родней людей исамой тоже породниться светрами.
        -Ачто это изменит?
        -Многое, - задумался Вион. - Нэрриха неучаствуют ввойнах против страны икороля, вчьих землях живет семья молодого сына ветра. Мы неотказываем впросьбах тем, кто позвал ипринял всемью одного измладших. Мы остаёмся жить вгородах этой страны ибез боли вдуше смотрим натанец, потому что он - нефальшивый. Это очень много. Поверь.
        -Ачто скажет королева?
        -О, Изабелла первая назовет тебя уже некуколкой, авзрослым состоявшимся чудом, - подмигнул Вион. - Война сТагезой закончится, неначавшись, наусловиях Изабеллы, если все получится. Пока ты итвоя семья вЭндэре, никто всамом нездоровом уме неосмелится косо глянуть наэти земли. Ну, разве сама Эндэра полезет вдраку… Видишьли, доброта ветров имеет одно ограничение. Если страна, именуемая колыбелью, нарушит мир, обязательства будут исчерпаны.
        -То есть я - важная куколка, совсем королевская, - без радости уточнила Зоэ. - Вот так… Ая поверила, что Изабелла почти что любит меня.
        -По-королевски, - кивнул нэрриха. - Недумай оней дурно. Иныебы упекли тебя взакрытый замок или даже глубокий подвал, сберегая свое влияние. Или отдали Башне, выторговав несметные сокровища ибаснословные привилегии. Изтебя взялисьбы лепить такуюже плясунью, как та, сплощади. Я видел, она была холодная как змея, она превратила танец вспособ сытой жизни под защитой упатора иего людей.
        -Ужасно, - поежилась Зоэ. Снова вспомнила свой кошмар инатянула одеяло доглаз. - Вион, я восне видела чей-то танец, он кончился дурно. Чтобы это значило?
        -Как именно - дурно?
        -Ветер сморя погасил огни… пустота лопнула болью, - нахмурилась Зоэ, пробуя словами передать ощущения, смазанные иневнятные, полустертые пробуждением.
        -Я тоже ощутил ветер сморя, - кивнул Вион. - Он мне нечужой… ион стал наполненным. Мне захотелось скакать без оглядки навосток. Словно там есть новое иважнейшее вжизни.
        -Ачто важно для нэрриха?
        -Опыт, развитие, - нахмурился Вион. Пожал плечами иулыбнулся. - Спи. Я тебя неброшу. Ты тоже новое иважное, тебя уважает Ноттэ, аскоро явится молодой нэрриха иназовет тебя сестрой. Это большой день для Эндэры.
        -Ха, вот ещё, - Зоэ сморщила нос, пряча щекочущую горло гордость.
        Сон вполз под прикрытые веки, как ласковая кошка под бок, сон был теплый иничуть неопасный. Через бархатную ночь летел мотылек-невидимка, ибыло ему одиноко, ипришлосьбы совсем плохо, еслибы ненашёлся для него цветок ладони. Мотылек ссухим шорохом упал наладонь. Он казался бесцветным, его обтрёпанные крылья растеряли перламутр пыльцы ибыли много раз надорваны покраю. Зоэ пожалела беднягу иусадила вволосы, сочтя украшением хоть инеказистым, ноживым иприятным. Надуше стало легче, асон расцвел. Неведомый прежде юго-восточный ветер летел, любовался волнами, подбрасывал белую соль пены игладил спины чаек. Пел орадости, звал играть… Голова кружилась отволшебного ощущения праздника, готового следовать повсюду засвоей плясуньей.
        Три дня спустя уберега Зоэ встретили служители Башни игвардия короля. Торжественность показалась избыточной идаже надуманной.
        Новорожденный нэрриха, найденный наберегу, был ничуть непохож наНоттэ, лучшего издетей ветра. Этот смотрелся, как худощавый мужчина средних лет - уж точно ктридцати, ато истарше, прикинула Зоэ. Был он странный, сглянцевым гладким черепом, сзатаенным отчаянием втемных глазах, сзатравленно опущенными плечами… Аеще внем ощущалось глухое нежелание общаться.
        Зоэ сперва расстроилась, нопостепенно смирилась, назвала чужака братом, как велели иВион, ислужители. Вконце концов, любому существу нужен дом: местечко вдуше имире, огороженное отсквозняков обмана инедоверия… Досих пор Зоэ неприходилось быть для кого-то главным человеком, она сама искала тепла изащиты. Видимо, - подумала девочка, жалостливо опекая нового родича, - пришло время отдавать. Защищать исогревать, делиться иучить.
        Постепенно чужак пообвык иначал разговаривать. Лишь три недели спустя карета, едва способная пробиться сквозь череду повсеместных, наспех устроенных поволе королевы, празднеств, торжественно въехала встолицу. Новорожденный нэрриха кэтому времени уже пробовал улыбаться изабавно хмурился, вслушиваясь влюдскую речь. Проявлял интерес, осторожно выговаривал несложные слова. Зоэ гордилась своей полезностью для целой - подумать только! - страны. Ивсё было совсем-совсем хорошо… Только воснах по-прежнему шуршал изодранными крыльями мотылек, неспособный взлететь. Он так иостался вволосах, вроде живой, авроде инет…
        Лишь осенью Зоэ узнала, что мог означать еёсон.
        Изсумерек, изневнятного шепота дождя, явился чужак. Он без стука отворил дверь иуселся вкресло - вымокший насквозь, хмурый, совпалыми щеками инелепо всклокоченными рыжими волосами. Чужак долго молчал, грея руки над камином, растопленным первый раз засезон. Наконец, он покосился наЗоэ, улыбнулся, принимая сблагодарностью вино ичимский шоколад, добытые сверхней, гостевой, полки.
        Пребывание водворце приучило Зоэ небояться незваных гостей инеждать беду. Зачем? Рядом дедушка Челито, только охни - вскочит истражу кликнет, унего бессонница. Да имладший изнэрриха всоседней комнате. Он, пусть имало понимает вжизни, оружие освоил быстрее, чем беглую речь. Спервого взгляда, ещё летом, выбрал себе старомодный широковатый клинок, одобрительно хмыкнул - ипошел звенеть сталью вдвоем сВионом.
        Зоэ подбросила дров вогонь ипошевелила угли, любуясь роем растревоженных искр. Гость допил вино, снова набулькал вкубок докраев исыто, благодушно вздохнул. Откинулся наспинку кресла изавёл разговор, непредставляясь.
        -Утебя есть вопросы?
        -Много, - почему-то сразу пожаловалась Зоэ ивзялась перечислять самые таинственные. - Почему патор жил водворце уединенно ипотом р-раз… сгинул? Отчего королева что ни день, требует танцевать идумать окакой-то золотой рыбке? Изачем это король вдруг поехал наюг, если там враги? Иещё беда непонятная: меня ненавещает Вико! И, чуть незабыла: акак тебя зовут? Ида, вот беда: где Ноттэ, стоит его упомянуть, все отворачиваются изамолкают, истрашно… так страшно!
        Зоэ смолкла, выболтав свой главный страх, жалобно глянула нагостя, мокрого иутомленного, явившегося уж наверняка тайком ивовсе непонять, достойноголи откровенности. Тот невесело улыбнулся, рассматривая свои поношенные башмаки иброшенный удвери мокрый, линялый плащ.
        -Я Кортэ, сын тумана. Меня встолице неждут. Подумай сама: хорош я буду, явившись кИзабелле, когда она вположении. Ведь иневольно, анапомню, что она велела убить меня, вполне задело, хотя дело то быльем поросло, растрепалось поветру. Ноя-то вот -жив…
        -Волнительно, - неодобрила Зоэ, исключив вопрос станцами ирыбкой, азаодно порадовавшись закоролеву.
        -То-тоже… Благодаря тебе унас теперь мир, его надо беречь. Вот я иберегу. Живу, смешно самому, вобители убагряных. Ну, когда незанят иными делами инестранствую. Они толи ненавидят меня ипытаются запереть иудержать, толи считают личным грешником навоспитании. Мы летом славно друг дружку… вразумляли, - несколько веселее сообщил гость. Помолчал, допил вино икрякнул отудовольствия. - Драк унас вобители вдоволь, одна беда: фанатики сами вина непьют имне неприносят, даже яблочного. Впрочем, года задва или я излечусь отереси, или они - отсвятости… второе предпочтительно. Кажется, они уже поняли: если я возьмусь проповедовать, имже будет хуже.
        -Зачем ты пробрался сюда?
        -Видишьли, я намерен учиться уНоттэ, - совсем тихо игрустно сообщил гость. - Атолько нет его вмире. Инадежды… инадежды нет, я нехочу тебе врать. Я уже много укого спрашивал, все твердят одно итоже. Оллэ, сморчок бессмертный, хоть ибрюзжал вполный голос освоем безразличии кмиру иего населению, авсе одно, галопом рванул изСантэрии кмаджестику, библиотеку перерыл додонышка, всё искал старые намеки изабытые рецепты. Абу - ты его незнаешь, иктомуже он нездешний - вголос воет отгоря, он наюге всё перевернул. Итоже впустую…
        Зоэ почувствовала, как пол уходит из-под ног ибыстро нащупала кресло. Села, перебрала кисти шали изаодно старательно привела впорядок мысли, иубедила язык неотниматься прежде времени.
        -Как это… нет вмире? - испуганно выговорила Зоэ. - Ты что такое сказал? Ты вообще - кто? Ты кто такой, чтобы это вот сказать? Ты… Неможет быть. Да ябы знала… ну точнобы знала. Итакого быть неможет, он обещал явиться ко мне ивелел ждать. Онже обещал! Ноттэ - надежный. Ноттэ неумеет обманывать. Только неон!
        -Небормочи удобные глупости, ты знаешь, что его нет, - неусомнился гость. Зло оскалился инаклонился вперед, глядя без приязни. - Если нетак, медяк тебе цена совсеми твоими славными деяниями, уже бойко превращаемыми влегенды, Башня иначе-то неумеет. Тебе теперь два пути: или всвятые, или вмученицы… Второе им выгоднее.
        -Знаю. Только вот им, - Зоэ показала несамый приличный жест иподмигнула гостю, окончательно себя уверив: этот нэрриха странный, иговорит он слова, которые вызывают боль… атолько пусть так, эти слова - правда! Исам рыжий сын ветра - нехудший изнелюдей илюдей. - Неври мне, что Ноттэ нет. Говори толком, счем явился.
        Гость расхохотался, отстучал дробь ладонями поштанам. Мокрым насквозь: дождь-то заокном неуемный, осенний. Пошумев, гость притих, задумался. Потом негромко, скороговоркой, морщась иглотая подробности, как яд - сотвращением ивынужденностью - изложил историю танца наострове, грозового шквала иотданного долга.
        -Эй, насчёт Ноттэ… ты ведь немножко прав, тот сон про мотылька… Значит, несон. Имне никто несказал? - испуганно прошепталаЗоэ.
        -Очнись, наивная, ктоб стал говорить? Вион едва ветер сзапада унюхал, прыгнул наконя ипонёсся махом - кОллэ вученики! Это-то ты заметила, нет его водворце, - скривился гость.
        Зоэ дернула плечом исмолчала. Еще как заметила! Возразить нечего: обидно, аещё надуше тускло отупоминания знакомого имени. Вион обещал небросать, говорил - буду рядом. Как сейчас помнится: впоследний раз Вион явился вон изтой двери. Вбежал запыхавшийся, просиял восторженной улыбкой, схватил рапиру, невпопад кивнул навопрос - исгинул. Только квечеру иудалось разузнать: ускакал изстолицы, никому исловечка необъяснив.
        Тогда Зоэ отогорчения стала неразговорчива, королева заметила - ихолодно, сухо усмехнулась.
        -Нэрриха, куколка, зато изовутся нелюдьми, что ровней нас нечислят, - без раздражения отметила Изабелла, гладя поголове. - Все они вроде башмаков, наодну колодку пошиты, как померке. Авнешние отличия - только узорчики ибантики, обман для глаз. Скем ни поведись, мозоли неизбежны…
        Зоэ удивилась сравнению нэрриха собувью, новозражать нестала. Отпредательства Виона было именно такое ощущение - саднящего крупного мозоля. Вион сгинул, аболь осталась надолго. Иновую дружбу примерять сделалось сложно: недоверие мешало, как мозоль.
        Дверь качнулась без шума, впроеме возник юный нэрриха. Стихой улыбкой глянул наназваную сестру, затем нагостя - уже без приязни, скаким-то подслеповатым прищуром недоумения. Так он смотрел почти всегда нановых людей: будто против солнца стоит ивидит их невполне отчетливо. Рыжий плечистый гость хмыкнул, схватил кубок, выхлебал вмиг иприглашающе махнул.
        -О! Ты кстати. Я Кортэ. Ты уже выбрал имя? - гость оживился дорозовости щек, заметив движение подбородка, мало похожее накивок, слишком скупое. - Надеюсь, всвятые нелезешь ивином небрезгуешь? Иди сюда, обмоем. Сидр здесь есть? Да ты толковый младенец! Тащи, ипобольше, я пока что схожу заподарком. Авообще-то уменя тоже сидр есть. Я крепко кнему пристрастился.
        Рыжий нэрриха прыжком покинул кресло, вдва шага пересек комнату, затопал покоридору, пританцовывая инапевая. Зоэ недоуменно пожала плечами: разве так надо прятаться откоролевы, если полагаешь себя нежеланным водворце? Хотя… чему удивляться? Есть те, кого ищут, иесть иные - кого вупор незамечают, сберегая собственный покой. Взять хоть дона Эппе, королевского пса: для всех он невидимый невидимка, акак оскалится, так ивовсе улица пустеет, хотя взгляд нанего никто необращал, увидеть его оскала вроде инемог! Кортэ, очевидно, похож понраву, авдобавок он нэрриха.
        Ненадолго оставшись наедине ссобой, Зоэ настороженно повела плечами, зябко поежилась, потянула любимую теплую шаль соспинки дивана.
        Ноттэ сгинул… Счесть гостя лжецом нет причин. Почемуже отчаяние упорно обходит стороной? Ноттэ родной, понастоящему, без него идышать-то никак невозможно. Всякий вечер Зоэ глядит нарумянец заката идумает отом, кому обязана жизнью инынешним счастьем сытости, уверенности взавтрашнем дне. Аещё - ждет… то есть ждала.
        Кортэ прогрохотал покоридору, влетел кзалу, замотал головой, по-собачьи стряхивая дождинки снеопрятно торчащих волос. Бросил кногам мешок, гордо хлопнул побоку объемистого свертка. Дождался, пока младший нэрриха явится ивыставит настол бутыли икубки, подвинет себе кресло исядет, спрежним подозрением косясь нанаглого пришельца.
        -Имя! - потребовал рыжий, хлопком подонышку выбивая первую пробку.
        -Альба, - представила Зоэ своего названого брата.
        -Сын зари? - одобрительно уточнил Кортэ, сразу выбрав подходящее толкование смысла имени.
        Дождался кивка Зоэ, поднял бутыль ввытянутой руке ипринялся без спешки, тонкой струйкой, переливать сидр вкубок, удерживаемый внизко опущенной второй руке. Одновременно сын тумана пояснил торжественно исосредоточенно: теперь он всидре разобрался икрепко знает, как следует подавать исколько раз переливать, наполняя вкусом.
        -Хорошее имя, - похвалил Кортэ, закончив колдовать над сидром ираздав кубки. - Первое намоей памяти имя нэрриха, хранящее свет инадежду, анеразочарование иболь. Ни шторма, ни тумана, ни гнуснейшего штиля, полного неопределенности искрытой угрозы, ни иных гадостей идвусмысленностей. Будь уменя такая сеструха, ябы тоже жил младенцем, радовался каждомудню.
        Кортэ кивнул, подтверждая свои слова, ивыпил сидр внесколько длинных глотков. Указал насверток ижестом пояснил - тебе. Альба принял подарок, налице проступила осторожная заинтересованность. Пальцы юного нэрриха бегали бережно ибыстро, слой заслоем снимали плотную ткань, сберегающую вещь отдождя. Кортэ щурился и, неожидая результата, продолжал прерванный ненадолго разговор онынешних делах иотом, почему исчезновение Ноттэ осталось тайной дляЗоэ.
        -Никто несказал… Да ты сама посуди: гранду Факундо недотебя, его норовят то отравить, то вовсе сжечь заересь, то произвести впаторы. Страдальцу живется непроще, чем тебе, аведь он наредкость толковый идаже порядочный человек для служителя Башни. Ктомуже Факундо очень занят: хочет создать изСантэрии святое место ипостоянное чудо, даже маджестик проникся иподдержал идею… горячо. Ага, сразу после того, как Оллэ пообещал лично прощупать его сердце еще при жизни. - Рыжий нэрриха оскалился, опустил руку вогонь, поморщился, слушая, как шипят сгорающие волоски натыльной стороне ладони иупрямо трогая угли. Отдернул руку, подул напальцы. - Не, святость ко мне нелипнет… Люди наюге поуглям бегают. Я видел, даже сам попробовал как-то, давно было дело… Ух ипытка!
        Зоэ хихикнула, подперла кулаками щеки, завозилась, заползла глубже вкресло, устраиваясь удобно, чтобы ислушать гостя, ипоглядывать наАльбу, все еще разворачивающего бесконечные ткани.
        Дурные, страшнейшие новости по-прежнему непугали. Если уж неврать себе, то куда страшнее было доприхода Кортэ: подспудно ощущать, что все кругом недоговаривают - ипонимать свою неспособность выведать правду… Гость рассказал худшее, сбывшееся - ивсеже почему-то принес надежду.
        -Что надо сделать для Ноттэ? - уточнилаЗоэ.
        -Это мой вопрос! - возмутился рыжий нэрриха. - Ноттэ еще летом сказал: вы, люди, для нас неабы кто, авысшие существа. Ты неохай, вы игадчайшие тоже, авообще - крайность сплошная, ссерединкой увас слабовато… Так вот, Зоэ. Никто незнает, что можно сделать, потому что нет надежды. Ноесть мы. Все, кому дорог Ноттэ. Он ушёл, номы - его долги. Его камень нашее идаже рабская цепь. Мы тянем его назад, кземле… Инадо его тянуть вовсю силу! Онже совестливый. Амы - неуемные… Я первейший завистник Ноттэ, он обещал учить меня, ия намерен учиться унего, строго обязательно унего, ини укого иного. Лупе - его плясунья и, как она утверждает, сын заката оказался толковой свахой, это тоже немалый долг. Энрике, дурень, то молится, то заум берется истроит дом, ноиему без Ноттэ нежизнь. Вико ктебе неходит даже вгости, наверфях засел ирычит ночами, больно ему… Факундо, человек божий изанятой, вредкие минуты отдыха искренне считает Ноттэ святым игрозится признать мучеником совсеми привилегиями… посмертными, естественно. Оллэ иногда крепко пьет сидр - я его пристрастил, грешен - иголыми руками крошит столешницу, утверждая
впьяном гневе, что Ноттэ выскочка, худший ученик. Еще есть Абу, и… итак далее… нас много, тех, кто нежелает терять, даже потеряв.
        -Ичто мне делать? - повторила вопросЗоэ.
        Альба наконец разворошил сверток ибережно добыл сам подарок. Нахмурился, трогая струны ивздрагивая при их отклике, поворачивая голову, чтобы точнее разобрать звук. Кортэ наблюдал прямо-таки хищно, жадно.
        -Незнаю, что надо делать, - развел руками сын тумана, когда струны затихли. Вздохнул иснова упрямо сунул ладонь вогонь. - Слушай, как думаешь: если долго пробовать, волдыри перестанут вскакивать?
        -Ты странный, - осторожно намекнула девочка.
        -Стараюсь.
        Кортэ улыбнулся иподмигнул младшему изнэрриха.
        -Ноттэ мудрец. Он первый мне объяснил: нет готовых ответов, есть только поиск. Азартное дело, аккурат помне. Ноя, любитель простых путей, все лето пробовал подобрать как раз готовый ответ, вроде волшебного ключика. Воглупость-то… да ладно я, Оллэ нелучше. - Кортэ наклонился вперед иглянул наЗоэ почти заискивающе. - Ноттэ считал тебя важным человечком. Он все время рвался ктебе, адела неотпускали. Он итеперь услышит тебя, если поправде вы, люди, - наши высшие. Невсе, нолучшие извас. Затобой право позвать вмир. Одна беда: жизнь улюдей мала. Нет времени нараздумья. Так я решил, ипотому я здесь.
        Зоэ улыбнулась, решившись поверить внадежду, пока что неимеющую отчетливых очертаний. Рыжий азартно хлопнул себя победрам.
        -Я отказался учиться усушеного умника Оллэ. Знаешь, почему? Ха, я исам неведаю, нехлопай глазами. Зато я выбрал нового наставника. Тебя! Уговор: яучу Альбу орудовать клинком, аты меня - танцевать.
        -Аты небросишь нас, как Вион? - осторожно уточнилаЗоэ.
        -Малыш, отменя отвязаться невозможно, если я затеял торг. Аведь я прям теперь задешево набиваюсь вученики, - Кортэ нащупал вторую бутыль. - Покуда ты невынешь мне изниоткуда живого Ноттэ, я буду ближе тени иназойливее мухи. - Порукам?
        Зоэ хихикнула икивнула, признавая уговор подходящим.
        Дождь стучался вокно, плакал оневозвратности лета, ноего тоска неугнетала. Будет новый год, все вернется накруги своя… Исолнце станцует наплощади, призывая встолицу весенний добрый ветер, натягивая упругий полог радости, собранный измногих радуг. Капли переливчатой влаги засеют благодатную почву ивзойдут цветами…
        Струны зазвенели более уверенно, Альба улыбнулся шире итеплее, вслушиваясь взвук исинтересом глядя, как собственные пальцы наитием нащупывают мелодию. Извлекают невесть откуда, изнебытия, незнакомый рассудку навык.
        ИКортэ, иЗоэ знали этот старый напев, совсем старый, сословами, переложенными наразные наречия - пойди пойми, каков был исходник. Для Зоэ звуки складывались вбабушкину песенку, вдетскую колыбельную:
        Ветер, ветер, сбрось свои крылья
        Вомут синегодня
        Втанце ярком сплетём избыли
        Нить живогоогня
        Иесли шторм развеется пылью,
        Вштиле тебя хороня
        Я подарю тебе новые крылья
        Стану дышать для тебя…
        Зоэ даже стала тихонько нашептывать слова, нопочти сразу отвлеклась, ведь рыжий нэрриха спокойно сидеть неумел. Вот он вскочил, шагнул кстене иповолок пополу мешок, слишком уж определенно звякающий ибулькающий. Сунул внутрь руку, расхохотался, добыл бутыль, пугая Зоэ своим излишне сосредоточенным вниманием квыпивке.
        -Эй, младенец! Только посмей непоблагодарить заподарок. Эта виуэла много старше нашего седого патора. Наней играл славный нэрриха, старик жил уберега моря иучил меня, дурака, уму-разуму. Будь уменя слух, ябы неотдал того, что ценю превыше золота.
        -Спасибо, - шепнул Альба. Прижмурился иещё тише добавил: - Она сама знает музыку… так тепло рукам.
        -Я выучу тебя танцу, даже если ты глухой ихромой пустотоп, Кортэ, - пообещала Зоэ самым серьезным тоном, приняв окончательное решение. - Я обещаю.
        -Уговор дороже денег! - расхохотался рыжий.
        Идождь заокнами зарыдал всерьез, заранее опасаясь всего, что способны натворить собравшиеся под одной крышей самонадеянные упрямцы.