Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Дворецкая Елизавета / Корабль Во Фьорде : " №11 Перстень Альвов Кубок В Источнике " - читать онлайн

Сохранить .
Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике Елизавета Дворецкая
        Корабль во фьорде #11
        Давно никто не отваживался на путешествие в загадочный Медный Лес, хотя, если верить легендам, там лежат несметные богатства. Ведь дороги запутаны троллями, на берегу моря стережет добычу беспощадный конунг-разбойник Бергвид Черная Шкура, и неизвестно, какую злую магию таят в себе глухие чащи. Но именно там, как гласит сага, спит прекрасная валькирия, ждущая своего жениха.
        Очарованный древней легендой, смелый викинг Хельги ярл отправляется в поход и неожиданно находит в Медном Лесу союзника в лице местного владыки Вигмара Лисицы. А вместе с ним и нового врага - ведь Бергвид, одурманенный ненавистью и черным колдовством, уже собирает силы, чтобы бросить вызов и Вигмару, и всему свету.
        Елизавета Дворецкая
        Кубок в источнике
        Ночь была в доме,
        норны явились
        судьбу предрекать
        властителю юному;
        судили, что он
        будет прославлен,
        лучшим из конунгов
        прозван будет. Старшая Элла. Первая песнь о Хельги Убийце Хунлинга[1 - Все извлечения из «Старшей Эдды» даются в переводе А. Корсуна. Стихи без указания источника принадлежат автору. Историзмы и мифологические понятия даны в Пояснительном словарев конце книги. Там же Указатель имен и названий(персонажи, события и т.д.).]
        Глава 1
        С вершины горы было видно далеко во все стороны - и вперед, где извилистые, гористые берега фьорда прятали выход в море, и назад, где на склонах крутых, но невысоких гор паслись овечьи стада и зеленели молодыми всходами полевые наделы. Эти наделы, трудом многих поколений тщательно очищенные от камней и удобренные, казались яркими, гладкими зелеными заплатами на пестром платье горы. Здешние горы поражали своим нарядным убранством: их украшал и прошлогодний лиловый вереск, и темно-зеленый мох, и свежая зелень молодой березовой листвы, и голубовато-сизый лишайник, и пестрые, сероватые валуны, покрытые сверху, как подушкой, тем же мхом, и на каждый хотелось присесть, как на скамью.
        На одном из таких валунов и сидел Хельги сын Хеймира, старший сын и наследник конунга слэттов. Он находился на самой вершине длинной горы, смотревшей на фьорд с сероватой, под цвет пасмурного неба, водой. Здесь все было совсем не так, как дома, в равнинном Слэттенланде, и за прошедшие десять-двенадцать дней Хельги не надоело рассматривать эти горы. Дома пологие холмы, высокие густые леса, спокойные широкие реки - а здесь разноцветные скалы и этот смешной лес, где любое дерево ростом чуть-чуть лишь выше его самого. Бурные шумные ручьи бегут, торопятся по пестрым камням, и в тихих местах вода так чиста и прозрачна, что каждый камень на дне кажется драгоценным. И небо с вершины горы становится таким близким…
        Если бы еще не эта суета! Хельги ярл и его отец, Хеймир конунг, получили приглашение на свадьбу к Альмару Тростинке, конунгу Барланда. Прибыв одними из первых, они теперь оказались вынуждены ждать всех остальных, в том числе и невесту. В ожидании главного торжества Альмар конунг, чтобы не томить знатных гостей, что ни день - устраивал пиры, охоты, состязания. Но этого всего Хельги ярл навидался и у себя дома, а любителем шума и толкотни он не был и теперь предпочитал проводить время в горах. Здесь он хотя бы видел то, чего у себя дома не видел никогда.
        -Хельги ярл! Где ты?- окликнул его звонкий девичий голос.- Сердце мое мне подсказывает, что ты здесь!
        -Если Хельги ярла не унесли горные тролли!- насмешливо подхватил другой женский голос, и было слышно, как несколько девушек звонко засмеялись.
        Хельги встал с валуна и пошел на голоса, небрежно отряхивая с плаща сухие травинки. Между невысокими, всего в человеческий рост, сосенками и березками вверх по склону горы к нему поднимались несколько ярких живых цветков. Впереди шла йомфру Ильмейда, сестра Альмара конунга. Изящно придерживая подол желтой шелковой рубахи под бордовым платьем, она с привычной ловкостью взбиралась на довольно крутой склон. Поспешно сделав несколько шагов к ней, Хельги протянул руки; задорно глянув на него, Ильмейда подала ему обе руки и, опираясь на него, вскочила на тот же выступ, где он стоял.
        С правильными тонкими чертами лица, с густыми светло-русыми волосами, которые гладкими волнами падали на грудь и спину, сестра Альмара конунга была очень красивой девушкой. Ее серо-голубые глаза всегда весело блестели и бросали на Хельги весьма завлекательные взгляды. Конунг слэттов собирался на эту свадьбу не без мысли присмотреть и для сына подходящую невесту: Хельги шел уже двадцать седьмой год, и женитьба его ожидалась всем Слэттенландом с большим нетерпением. Знакомство с йомфру Ильмейдой оправдывало ожидания, но не оправдывал их сам Хельги. Девушка не раз давала понять, что не откажется войти в род слэттенландских конунгов - один из наиболее древних, славных, богатых и уважаемых на Морском Пути. Но Хельги, которого это касалось больше всех, вел себя так, будто ничего подобного не приходит ему в голову.
        -Мы же с тобой уговорились смотреть Самоцветный мыс, или ты забыл?- с веселым упреком воскликнула Ильмейда, утвердившись на крутом выступе рядом с Хельги, но для надежности не выпуская его рук.
        -Не очень-то хорошая память у Хельги ярла, хоть он еще так молод!- добавила одна из ее девушек, поднимавшихся вслед за хозяйкой, и остальные дружно засмеялись, как будто было сказано что-то чрезвычайно забавное и значительное.
        Но Хельги это не смутило: девушки очень охотно смеются, когда их много вместе. И они везде одинаковы: что здесь, что дома, в девичьей у его молодой мачехи, кюны Асты. Внимание йомфру Ильмейды он принимал с вежливой благодарностью, но думал о ней очень мало. Сестра Альмара конунга казалась ему привлекательной девушкой, но совсем обыкновенной, одной из тех, каких и дома в Эльвенэсе полным-полно. Ездить за море ради такой жены не стоит труда.
        -Ну почему ты все время молчишь!- с шутливым отчаянием воскликнула Ильмейда.- Почему ты ничего не хочешь нам сказать? Или считаешь нас слишком глупыми? Ты прямо как… Помнишь: «У Хьёрварда и Сигрлинн был сын, высокий и красивый. Он был молчалив. У него не было имени. Однажды он сидел на кургане и увидел, что скачут девять валькирий, и одна из них была самой статной…»[2 - Старшая Эдда. Песнь о Хельги сыне Хьёрварда.] - торжественно принялась рассказывать Ильмейда, потом прервала сама себя, засмеялась и лукаво глянула на Хельги.- Это все про тебя, Хельги ярл! Ты точно такой же!
        -Может быть, ветвь ожерелий!- Хельги наконец улыбнулся.- С этим человеком не стыдно равняться. И ведь в саге сказано, что Хельги и Свава вновь родились.
        -Да, да!- шутливо подхватила Ильмейда.- Это раньше люди верили, что герои рождаются вновь. А ты в это веришь? Правда?
        Хельги пожал плечами:
        -Почему бы и нет? Люди не так уж сильно меняются за века. Так почему бы и вновь не родиться таким же людям, как и те, что жили пятьсот лет назад? Может быть, в любом из нас возродится кто-то из тех, кто жил раньше. Понимаешь, если бы человек проживал только одну жизнь и на этом все кончалось бы, выходит, весь его опыт, мысли, чувства были бы больше не нужны и пропали бы. Это было бы слишком глупо, чтобы я в это верил. Боги устроили мир совсем не глупо. А значит, человек должен возродиться заново. Ведь бывает так, что однажды человек обнаруживает, что помнит то, чего с ним никогда не было. С тобой так не бывает?
        -Нет.- Ильмейда перестала улыбаться и с недоумением покачала головой.- А с тобой бывает?
        Хельги снова пожал плечами и не ответил. Едва ли она поняла, что он имел в виду. Ильмейда смотрела на него с непониманием и даже некоторым сожалением: он говорил совсем не то, что она хотела бы услышать, и она не находила, что ему отвечать. В его спокойном лице была заметна отрешенность, как будто он только телом находится здесь и сейчас, а душой витает где-то в иных временах и пространствах. Ильмейда вздохнула: с ним не так-то легко разговаривать. Зачем искать в себе какую-то другую, чужую жизнь, когда и своя хороша? Сама Ильмейда не хотела бы обнаружить в себе какую-нибудь древнюю валькирию, обреченную вечно носиться по холоду между небом и морем в тяжеленной кольчуге и с мечом в руках. Тоже, развлечение для девушки! Приходит же некоторым в голову! Ильмейда от души жалела, что при своей красоте, знатности и богатстве Хельги сын Хеймира полон таких странных мыслей. Зачем ему чужие души, когда он и сам как молодой бог?! Наследник Хеймира конунга был высок, широкоплеч, и в его лице с прямыми, немного грубоватыми чертами отражался ум и внутренняя сила. Держался он учтиво, очень спокойно, был
невозмутим, нетороплив и уверен, как будто весь мир принадлежит ему и потому он никуда не может опоздать. Если бы он только спустился с неба на землю, если бы перестал ждать валькирий и раскрыл глаза на земных девушек рядом с собой!
        -Ну, пойдем!- Ильмейда потянула Хельги со скалы.- Я покажу тебе Самоцветный мыс. Такого ты никогда не видел!
        Вместе они стали спускаться на другую сторону горы; Ильмейда то и дело протягивала к Хельги руку, взывая о поддержке, хотя он не сомневался, что в его отсутствие она успешно ходит здесь безо всякой помощи. Ее подружки ловко прыгали с камня на камень позади них и казались светлыми альвами этих чудесных мест.
        -Ничего нет хуже, чем ждать!- говорила по дороге Ильмейда.- Мы ждем уже два года! Два года Гельд Подкидыш сватает нам эту Хьяльминну, а мы так ее и не видели! А вдруг она вовсе не так хороша, как говорят? Как ты думаешь, Хельги ярл?
        -Откуда же мне знать?
        -Ты ее не видел?
        -Нет. Но если Гельд говорит, что она красива и умна, значит, так оно и есть. Ему можно верить.
        -Да, но красота бывает разная! Знаешь, как бывает: один человек из-за женщины с ума сходит, а другой посмотрит и плечами только пожмет: чего он в ней нашел? Знаешь, как бывает: красивое - это то, на что приятно смотреть. Умный человек - это тот, кто тебя понимает. Даже хороший человек - тот, кто хорошо к тебе относится.
        Хельги усмехнулся, найдя это рассуждение довольно мудрым, и Ильмейда, подбодренная его одобрением, живо продолжала:
        -Вот так и выйдет, что Гельд выберет невесту, которая понравится ему, а не нам! А жить-то с ней придется нам! Я и брату говорила, что мы должны искать ее сами, а он говорил, что надо делать по обычаю - спросить у людей. А я все равно считаю, что каждый должен сам выбирать себе невесту и не поручать другим, даже если эти другие так умны и сведущи, как твой уважаемый родич!
        -Ты права, Фрейя обручий!- Хельги снова улыбнулся в ответ на ее многозначительный взгляд.- Я никому не доверил бы выбирать для меня невесту. Твой брат конунг думает иначе, но ему виднее, в чем его счастье.
        -Поглядеть бы скорее на это «счастье»! Когда же он наконец ее привезет?
        -Зато теперь ваш дом напоминает Валхаллу! Где и когда еще видели столько знатных гостей зараз?
        -Уж конечно!- Ильмейда глянула на него с лукавым уважением, намекая, что он и есть их лучший гость.- Открою тебе тайну: мы так беспокоились, кого посадить на самое почетное место! Хеймир конунг больше всех достоин там сидеть, но что делать с Торбрандом конунгом? Он прославлен не меньше, а годами старше! И он такой человек, что его сердить опасно! Он нам, можно сказать, оказал услугу тем, что не приехал! Твой отец когда-то сражался с ним, да?
        -Не совсем.- Хельги качнул головой.- Они, правда, встречались, но до сражения дело не дошло.
        -На Квиттинге, да?
        -Да. На второй год той войны, за год до моего рождения. Мой отец с войском преградил фьяллям путь, и Торбранд конунг был вынужден отступить. Иначе он мог бы захватить весь полуостров.
        -И твой дядя Даг лишился бы своих владений. Но ему повезло. Знаешь, мне рассказывали, все удивлялись, что на этом все и кончилось. По всеобщим ожиданиям, Торбранду конунгу полагалось искать мести. Он ведь никогда не отказывается от задуманного, да? А раз уж он задумал завоевать Квиттинг, он должен довести дело до конца!
        -А почему ты думаешь, что он отказался?
        -Но он уже совсем стар.
        -Ему чуть больше шестидесяти. И говорят, что никто еще не был так крепок в этом возрасте, как он.
        -У него ведь жена - ведьма, да? Наверное, ее чары помогают ему не стареть.
        -Не знаю. Может быть, он выжидает благоприятный случай.
        -Ну, пусть выжидает!- Ильмейда усмехнулась, намекая, что в таком возрасте затягивать ожидание неумно.- У его сына-то совсем другое в голове!
        За разговором они наконец добрались до места. Первой выскочив на высокий скальный уступ, Ильмейда взмахнула рукой:
        -Вон он, посмотри! Вот наш Самоцветный мыс!
        Свое название это место получило не зря: отвесную скалу из розоватого песчаника снизу доверху сплошь усеяли кристаллы аметиста. Одни покрупнее, с лесной орех, светло-лиловые, другие помельче, но потемнее, кристаллы сидели сплошным ковром, тесно прижавшись друг к другу, и камня из-под них не было видно.- Здесь есть тропинка, иди за мной!- Ильмейда легко прыгала по камням вниз, спускаясь к подножию скалы.- Правда, здесь порядком поободрали камни, но все-таки есть что потрогать рукой и убедиться, что это не сон! В солнечный день все так и сверкает, смотреть больно! Жаль, что сегодня нет солнца!
        В нижней части скала, сколько можно было достать рукой, оказалась изрядно исцарапана: жадные человеческие руки постарались отбить и унести с собой хоть сколько-нибудь из чудесных лиловых и густо-розовых кристаллов. Самые крупные были сбиты, много мелких - раскрошено. Хельги провел рукой по скале. Как говорится, у всего есть предел, и только жадность человеческая безбрежна, как океан. На самоцветные камни приятно смотреть, но вот радости оторвать кусочек и спрятать за пазуху Хельги никак не мог понять. Или для иных людей красиво только то, что крепко зажато в родном кулаке?
        -Когда их так много, они не кажутся дорогими, да?- Ильмейда обернулась к нему.- Вот если в перстне или на кубке - тогда драгоценный камень кажется таким красивым, дорогим, так удивляет. А когда много, то и аметисты кажутся не лучше всякой щебенки. Ты так не думаешь?
        Хельги покачал головой.
        -Я подумал только, как щедры были боги к вашей земле…- начал он, но в это время одна из девушек закричала с вершины скалы:
        -Ой, смотрите, корабль! Их там много!
        Все обернулись к берегу. По фьорду шел корабль - большой, под ярким красно-синим парусом, с резной звериной мордой на носу. Было видно, что на корабле полно народу, виднелось несколько женских покрывал. За ним из-за горы выходил еще один.
        -Их там много, пять или шесть!- кричали сверху девушки, когда Ильмейда уже, подхватив подол, торопливо карабкалась на вершину.
        -Я вижу шесть!
        -И все такие большие! Такие богатые!
        -Это должна быть невеста!
        -Невеста, невеста!- Взобравшись на вершину, Ильмейда тоже увидела шесть больших кораблей и теперь прыгала от радостного нетерпения.- Это должна быть она! Наконец-то! Хельги ярл, иди же сюда, посмотри!
        -Этот впереди - корабль Дага Кремневого!- определил Хельги.- Я его знаю. Но все шесть едва ли его - может быть, и невеста тоже с ними.
        -Бежим домой!- ликовала Ильмейда.- Бежим! Пока они обойдут мыс, мы уже будем дома и все узнаем! Бежим к усадьбе!
        Махнув Хельги рукой, она бегом ринулась вниз по склону горы и через долину. Ее подружки, как стайка разноцветных осенних листьев на ветру, полетели за ней, и даже Хельги ускорил шаг. Даг Кремневый приходился братом его умершей матери, и Хельги хотелось поскорее повидать родичей, даже если они и не привезли с собой невесты для Альмара конунга.

* * *
        На берегу возле конунговой усадьбы близость больших празднеств замечалась гораздо больше, чем в уединении гор. Длинная полоса берега была занята множеством кораблей, больших и поменьше, возле ограды усадьбы возвышались четыре новых, нарочно для свадьбы построенных гостевых дома, поблескивали свежей сосновой древесиной и источали запах смолы. В раскрытые ворота усадьбы гнали десяток овец, рабы волокли от берега корзины со свежей рыбой, а навстречу им, к морю, валила целая толпа. Первый из шести кораблей уже подходил и выбирал место, где пристать; встречавшие махали руками и криками давали советы. На берегу бурлил народ: здесь собрались и окрестные жители, и конунговы гости, наряженные в разноцветное платье.
        -Пойдем на мыс!- Ильмейда схватила Хельги за руку.- Здесь нас затопчут, а оттуда нам все будет видно!
        За Хельги она могла бы не беспокоиться: его голова с гладко зачесанными назад и заплетенными в косу русыми волосами возвышалась над толпой, и ему все было прекрасно видно. Ильмейда тянула его к маленькому каменистому мыску, ступенькой возвышавшемуся над берегом; на это удобное место уже лезли любопытные, но когда Хельги через толпу провел туда Ильмейду, его хирдманы очистили мысок, чтобы можно было смотреть, не боясь, что тебя в давке спихнут в море.
        Первым приближался красивый крепкий корабль с кабаньей головой на переднем штевне. Это был «Кабан» Гельда Подкидыша, и Хельги, сойдя с мыска, пошел ближе к воде, чтобы скорее поздороваться. Владелец корабля приходился двоюродным братом его матери и часто бывал в Эльвенэсе, хотя жил в земле барскугов. Да и мало нашлось бы мест в Морском Пути, где бы не знали Гельда Подкидыша. Много лет он вел обширную торговлю, попутно перевозя новости, подарки, выполняя множество разнообразных дел и просьб, почетных поручений от конунгов друг другу. Там, где требовались ум, опыт, миролюбивый дружелюбный нрав, там нельзя было сделать выбора лучше. Когда пару лет назад Альмар конунг задумал жениться и созвал мудрых людей, чтобы они ему посоветовали, где взять подходящую невесту, именно Гельд назвал ему Хьяльминну, дочь Гуннварда конунга. Теперь, когда переговоры наконец увенчались свадьбой, следовало ждать, что слава Гельда Подкидыша еще больше вырастет и не один еще молодой конунг или ярл обратится к нему с тем же делом.
        «Кабан» уже выполз на песок, Гельд соскочил на берег и, увидев над толпой голову подходящего Хельги, поспешил ему навстречу. Сам он тоже был не обижен ростом, и его продолговатое лицо со светлыми волосами и бородой, украшенное широкой улыбкой, сияло как солнце.
        -Хельги! Молчун ты наш!- радостно восклицал Гельд, обнимая племянника.- Как мне повезло! Только сойти на берег и сразу увидеть тебя! Привет тебе от родины предков - я прямо оттуда!
        -С Квиттинга?- уточнил Хельги. Слов для изъявления своей радости он не тратил, поскольку она разумелась сама собой.
        -Прямо оттуда! Прямо с восточного побережья! Я зимовал у тиммеров, мы отплыли месяц назад, по пути захватили в Хорденланде Сиринлейва конунга с дружиной, потом зашли в Тингваль, взяли Дага, и Дагварда, и Хельгу! Привет тебе от Борглинды, и Халькеля, и Хьяльмара! А Хельгу ты сейчас увидишь! Потом были у раудов, взяли с собой йомфру Ингу-Ульвину с Модданом ярлом - кюна Ульврун сама не поехала, послала их! Видишь, шесть кораблей! Где еще видели столько конунгов разом! А тут, наверное, что ни пир, то настоящая Валхалла? Да? По пути люди говорили, что раньше нас проплыл и Рамвальд конунг, и вы с отцом! А от фьяллей никого нет?
        -Есть Торвард ярл. Берегом приехали.
        -Понятно, берегом им ближе, чем плыть через пять морей! А кто с ним? Не Эрнольв Одноглазый?
        -Его сын, Халльмунд.
        -Тоже хорошо!- Гельд был рад любому, а в друзьях и знакомых у него числилась половина Морского Пути.- Ну, пойдем, пойдем встречать! А как у вас дома, все хорошо? Как кюна Аста? А дети? Эгвальд уже совсем большой! Вы его не взяли? А Вальборг еще не просватали?
        Гельд сыпал вопросами, на которые Хельги отвечал только дружелюбным взглядом и улыбкой, подтверждая, что в роду конунга слэттов все обстоит хорошо. Иные дивились, каким образом Гельд Подкидыш, имея столько родни, ухитряется всех любить. Жизненных сил и хорошего настроения ему было не занимать, и выглядел он лет на сорок, хотя на самом деле ему уже исполнилось пятьдесят. Гельд оставался по-прежнему строен, подвижен, в его светлых волосах и бороде не виднелось ни одного седого волоса.
        За разговором поглядывая на спокойное, с грубоватыми прямыми чертами, обветренное лицо Хельги с длинной морщиной сверху вниз на каждой щеке, Гельд в который раз дивился причудам судьбы. Не верилось, что этот мощный, из широких костей и могучих мускулов собранный, медлительный на вид и даже немного ленивый, неразговорчивый парень с низким голосом - родной и единственный сын Хельги, носившей прозвище Ручеек, ее продолжение, ее след на земле. Останься она жива, сейчас она не достала бы собственному сыну затылком даже до плеча. Она была другой - с мягкими, миловидными чертами лица, подвижной, разговорчивой, дружелюбной. Она часто улыбалась, и голос ее звучал нежно, приветливо. В ее сыне не было от нее ничего.
        -Ну, идем, вон и Даг причаливает, а там и невеста!- заторопил Гельд Хельги.- Не любопытно на нее поглядеть?
        Хельги пожал плечами: не отличаясь любопытством, он предпочел бы сначала повидать своих родичей. «Длинногривый волк» уже приблизился, уже можно было разглядеть высокую, статную фигуру Дага Кремневого, хёвдинга Квиттингского Востока. На носу корабля размахивал руками его младший сын Дагвард, а потом Хельги заметил маленькую, хрупкую девичью фигурку и невольно улыбнулся. Это была его двоюродная сестра Хельга, которую он любил, пожалуй, больше всех в семействе своего дяди. Ему говорили, что она совсем не похожа на его мать, но Хельги почему-то именно в ней видел отражение той, что так рано ушла от него.
        Но не только они спешили навстречу квиттам. Уверенно раздвигая народ, к воде пробирались пять или шесть мужчин. Продвижение их сопровождалось шумом, криком, где веселым, а где и негодующим. Впереди всех шел, конечно, Торвард ярл, единственный сын и наследник Торбранда, конунга фьяллей. Рослый, хорошо сложенный, он и хирдманов себе подбирал таких же, и в любой толпе фьялли выделялись своей силой, ростом, красными плащами и широкими серебряными гривнами с подвесками в виде молотов Тора. Торвард ярл, отличавшийся темными волосами, уже был возле самой воды и даже шагнул в воду, словно ему не терпелось поглядеть на прибывших.
        -Хельги ярл!- крикнула издалека Ильмейда.- Кто это там на корабле, такая хорошенькая? Это невеста? Это она? Ну, скажи же!
        -А невеста вон там!- кричал Гельд в шуме радостно возбужденной толпы, и сотня голов вертелась вслед за взмахами его руки. Вон, «Красный змей»! Это корабль Гуннварда конунга, и на нем невеста!
        Среди прибывших кораблей выделялся один: под красным парусом, с красными канатами и снастями, богато украшенный резьбой, с белыми щитами на бортах, на каждом из которых начищенный медный умбон горел, как солнце. «Красный Змей» медленно, величаво подходил к берегу, и толпа во главе с Альмаром конунгом хлынула к нему.
        Гельд Подкидыш побежал показывать жениха и невесту друг другу, возле «Длинногривого волка» осталось меньше народу, в основном Хельги со своими людьми и фьялли во главе с Торвардом ярлом. Корабль вынесли на песок, люди спускались с него на берег. Хельга дочь Дага подошла к борту, подбирая плащ.
        -Иди ко мне, Суль ожерелий!- вдруг сказал снизу чей-то незнакомый веселый голос.
        Глянув вниз, Хельга увидела сначала протянутые к ней руки, потом лицо - смуглое, с темными глазами, густыми черными бровями и страшным рваным, беловатым шрамом от угла рта через всю правую щеку. Ахнув от неожиданности и испуга, Хельга отшатнулась назад и спиной наткнулась на отца.
        -Не бойся, Хельга!- Даг хёвдинг взял ее за плечо.- Это не великан, это Торвард ярл, сын Торбранда конунга. Ты смело можешь ему довериться.
        -Мудрый правду без подсказки скажет!- весело одобрил Торвард ярл и вскочил на борт корабля.- Приветствую тебя, Даг сын Хельги! Прости, что не сделал этого раньше, но твоя дочь прекрасна, как богиня Суль, и свет ее лица ослепил меня!
        Хельга засмеялась, прижимаясь плечом к отцу и в смущении прикрывая рот кончиками пальцев. Она знала, что насчет ее солнечной красоты все неправда - маленького роста, не в пример отцу и обоим братьям, она была миловидна, но не более. Впрочем, волосы, светло-золотистые, мягкие и ровные, как шелк, действительно украшали ее. Тем не менее она вполне оценила любезность наследника фьялленландского престола.
        -Позволь, я помогу тебе спуститься!- повторил Торвард ярл.- Не надо меня бояться, я не великан и даже не берсерк. Просто однажды я был такой голодный, что вместе с мясом съел и нож!- Он ткнул пальцем в свой шрам и засмеялся.
        -Благодарю тебя, но не лучше ли тебе пойти поприветствовать невесту!- отозвалась Хельга, смущенная такой честью.- Она вон на том корабле!
        Подать руку Торварду ярлу она не решалась: он вовсе не казался ей страшным, но его рост, его красный плащ, весело блестящие глаза и напористое оживленное внимание заставляли ее робеть. Он был дружелюбен и даже привлекателен, несмотря на шрам, но он принадлежал к племени фьяллей, да еще и приходился сыном Торбранду конунгу, которым в племени квиттов уже почти тридцать лет пугали непослушных детей, и Хельга не могла видеть в нем обычного человека.
        -Идем!- Торвард снова сделал ей приглашающий знак.- Зачем мне встречать чужую невесту! Мне бы свою как-нибудь раздобыть! Правда, Даг хёвдинг?- Он подмигнул Дагу Кремневому, и тот не мог не улыбнуться в ответ.- Когда мужчине двадцать четыре года, ему уже пора подумывать о жене, правда, Хельга? И уж когда я найду девушку себе по сердцу, я не стану выжидать целых два года и гонять туда-сюда посольства на пяти кораблях!
        От этой речи Хельга порозовела и замахала руками, как будто отгоняя собственное смущение; тогда Торвард ярл перепрыгнул назад на песок, Даг взял дочь на руки и передал ему. К родителям Торварда ярла он не питал никаких теплых чувств, но против него самого, как человек дружелюбный и справедливый, ничего не имел. Парень не виноват, что родился от ведьмы из великаньей пещеры.
        Тем временем нарядный корабль Гуннварда конунга пристал, на него перекинули мостки, и вот уже Альмар конунг торжественно вел на берег свою невесту. Йомфру Ильмейда ожидала ее на берегу, готовясь приветствовать будущую родственницу по всем обычаям и держа заготовленное для первого подарка ожерелье из скрепленных цепочкой золотых бляшек, в середину каждой из которых был вставлен или желтоватый топаз, или голубая бирюза. Поцеловавшись с йомфру Хьяльминной, она вручила ей ожерелье и получила взамен два узорных золотых браслета, а сама тем временем жадно осматривала невесту. Молва и Гельд Подкидыш не обманули: дочь Гуннварда конунга могла называться красивой, и даже очень красивой, девушкой. Она была высока, стройна, черты ее продолговатого лица были тонки и изящны, а большие светло-карие глаза блестели в окружении длинных черных ресниц здоровым и ясным блеском. Русые волосы спускались мягкими волнами ниже колен, а красное платье и множество украшений делали ее похожей на богиню. Было видно, что она привыкла вызывать восхищение: в каждом ее движении, в каждом повороте головы чувствовалось горделивое
достоинство и сознание, что своим присутствием она украшает и радует этот мир. Слава первой красавицы Морского Пути довершала дело: восторженные взгляды, которые Хьяльминна привлекала к себе много лет, как будто накапливались на ней, и теперь каждый, кто впервые ее видел, сразу замечал блестящий ореол славы и немедленно присоединял свои чувства к чувствам прочих. Альмар конунг даже рот приоткрыл от изумления, едва веря, что это сокровище достанется ему.
        Торжественные приветствия и общий шум продолжались еще долго на берегу, потом переместились в гридницу конунговой усадьбы. Здесь йомфру Ильмейда, как единственная пока хозяйка дома, по очереди подносила приветственные кубки Гуннварду конунгу, Дагу хёвдингу, Гельду Подкидышу, Моддану ярлу и фру Инге-Ульвине из Рауденланда, Сиринлейву конунгу из Хорденланда. Общее ликование было велико, уставшие от ожидания гости ободрились: наконец-то начнутся свадебные торжества.
        В тот же вечер на пиру начали подносить подарки жениху и невесте. Каждому из знатных гостей давно уже не терпелось выложить привезенное и сравнить, не уступает ли оно подаркам других. Самые знатные - Хеймир конунг, Рамвальд конунг с Квартинга, Торвард ярл - пока придерживали свои сокровища, ожидая непосредственно свадебного пира, но остальные раскрыли сундуки. Моддан ярл и фру Инга-Ульвина привезли подарки от себя и от матери Инги-Ульвины, правительницы Рауденланда кюны Ульврун: три цветных новых паруса, десяток выученных ловчих соколов с позолоченными серебряными цепочками на лапках, десяток хороших коней с дорогими уздечками и седлами. Даг хёвдинг привез пять цветных ковров, на которых были вытканы последовательно все подвиги Сигурда Убийцы Дракона: ковка меча, которым Сигурд рассек наковальню, убийство дракона Фафнира, Сигурд и Брюнхильд на огненной горе, сватовство к Брюнхильд, даже поездка Брюнхильд в Хель. Ковры разложили на скамьях, чтобы каждый мог ими полюбоваться; люди теснились возле них, рассматривали рисунки, искусно вытканные из красных, желтых, белых, голубых, синих, коричневых и
черных нитей, вспоминали сказания, охали и восхищались.
        -Искусство замечательное!- сказал рядом с Хельги знакомый голос. Обернувшись, он увидел поблизости Торварда ярла.- Но не слишком-то подходящее содержание для свадебного подарка. Тебе так не кажется, Хельги ярл?- спросил он, заметив взгляд Хельги.- Свадьбы Сигурда и Гуннара нельзя назвать слишком удачными.
        -Не знаю, почему это тебе пришло в голову,- отозвался Хельги, понизив голос.- Разве у тебя есть причины думать, что прекрасная невеста охотнее вышла бы за другого?
        -Нет,- Торвард усмехнулся и мотнул головой.- Но нельзя сказать, чтобы жених подвигами заслужил ее руку. Правда, два года ожидания можно приравнять к восхождению на огненную гору!
        -Но ты предпочел бы настоящую огненную гору?
        -Конечно! А ты разве нет?
        -Возможно!- Хельги усмехнулся.- Где бы только ее найти?
        Его отношение к сыну Торбранда конунга было неоднозначным, и за те десять-двенадцать дней, что они провели здесь вместе, Хельги еще с этим не определился. Торвард ярл казался достойным человеком: неглупым, справедливым, открытым и дружелюбным. Но их роды разделяла долгая Квиттингская война, и это мешало Хельги видеть в Торварде друга. Оба они не считали, что давнее соперничество отцов обязывает и их ссориться между собой, но глядели друг на друга не без мысли о том, что это, возможно, будущий враг. Ведь причины, из-за которых ссорились Хеймир конунг и Торбранд конунг, никуда не делись. И полуостров Квиттинг, власть над которым они делили, по-прежнему лежит разоренный, без собственной власти, но и никому не платя дани, поэтому ни слэтты, ни фьялли не могут назвать себя его хозяевами. Помня об этом, оба неприметно тянулись друг к другу, охотно беседовали, Торвард - с более откровенным и непосредственным, Хельги - с более сдержанным и вдумчивым любопытством. И оба чувствовали явное удовольствие, если их взгляды совпадали.
        Когда ковры развесили по стенам взамен старых хозяйских, свои подарки выложил Гельд Подкидыш. Он привез множество нарядных ярких шелков заморской работы, так что все женщины в гриднице стонали от восторженной зависти и даже гордая Хьяльминна благосклонно улыбнулась, поглаживая красный шелк с голубым и золотистым узором. Целый день можно было рассматривать узоры блестящих шелков: ползущие травы, бутоны и цветки, диковинных птиц и зверей, виноградные грозди и резные листья. Глаз радовали яркие цвета: лиловые, зеленые, голубые, золотистые, багровые, цвета огня и заката.
        -А вот это для жениха!- Гельд сделал знак своим людям, и с самого дна сундука вынули три меча.
        Ножны их и рукояти из серебра с золотой насечкой были красивыми и дорогими, но не представляли собой ничего особенного. Однако когда Гельд передал один из них в руки Альмару конунгу, тот издал удивленное восклицание, и большинство гостей, оторвавшись от созерцания тканей, повернулись к нему.
        -Что ты скажешь, конунг?- весело спросил Гельд.- Думаю, любой знаток скажет, что такая сталь подходит для серьезного человека!
        Альмар конунг и мужчины вокруг него недоверчиво разглядывали клинок. Серая сталь была сплошь усеяна более темными пятнышками и разводами, как бы проступавшими из глубины.
        -Булатная сталь!- воскликнул Альмар конунг.- Вот это да! Где ты ее раздобыл, Гельд? Разве ты ходил в южные моря?
        -Да, конунг, отсюда это будет на юг, а потом немного на запад!- Гельд засмеялся.- Это с Квиттинга. А еще точнее, из Медного леса. Там живет один человек, его зовут Вигмар Лисица. Даг хёвдинг тоже его знает. Он продает такие мечи.
        -Дайте мне посмотреть!- Торвард ярл протолкался поближе.- Если это тот Вигмар Лисица, у которого есть золотое копье, что само возвращается в руки после броска, то я тоже о нем слышал!
        Гельд протянул ему другой меч из своего сундука, и Хельги вместе с Торвардом склонился над клинком. Черноватые округлые разводы на серой стали сидели густо, как пятнышки на спинке лягушки. Притом на режущей кромке лезвия, где сталь была еще тоньше, разводы виднелись точно так же, пронизывая весь клинок насквозь.
        -Если бы день был солнечный, их бы вынести на воздух, и ты бы увидел золотистый отлив!- восхищенно рассказывал Гельд.- Они рубят кости, гвозди, я сам видел! Без малейшей щербинки! Таким клинком можно сломать обыкновенный стальной!
        -Чудеса!- Торвард ярл вытер кончики пальцев о рубаху и осторожно провел по плоской стороне клинка, точно не верил своим глазам.- И это сделали на Квиттинге, ты говоришь?
        -Похоже на то!- Гельд посмеивался, довольный, что сумел так удивить наследников двух конунгов.
        В гриднице поднялся шум, разгорелись споры.
        -Не может быть!- твердил Сиринлейв конунг.- У нас в Морском Пути не умеют делать такой стали!
        -Хочешь, я поклянусь тебе, что она сделана на Квиттинге?
        -Я уважаю тебя, Гельд, и не сомневаюсь в твоих словах и без всяких клятв, я сомневаюсь в качестве этой стали. Не может быть, чтобы это был булат!
        -Но ты же видишь рисунок на стали!- Даг хёвдинг, уже знакомый с этим чудом, показал ему на меч.- Таким рисунком отличается только булат!
        -А изготовлением такого булата отличаются только восточные страны, где мы с тобой никогда не были. А у нас если и умели делать что-то подобное, то давно разучились. Для этого же нужно… Э, во-первых, нужна особая железная руда, какая у нас не водится…
        -Это у вас в Хорденланде не водится!- вставил Моддан ярл.- У вас одна луговая и болотная руда, а в горах на Квиттинге может быть и другая, гораздо лучше! Та, что зовется «кровь великана».
        -Во-вторых, надо знать множество тайн: насколько разогревать, сколько раз перековывать, как остужать!
        -Хороший древний способ: меч погружают в тело сильного раба!- сказал Гуннвард конунг.- Тогда сила раба переходит в меч! Там, на Востоке, так и делают, я знаю, слышал от надежных людей!
        -А еще можно в воду или в масло! Так ведь надо знать, во что и когда! И сколько держать!
        -А еще иные закаляют сталь в ущельях, где дуют холодные ветры!
        -Не поверю, чтобы где-то на Квиттинге владели всей этой мудростью!
        -Но почему же!- крикнул Торвард ярл.- У моего отца есть меч, по прозванию Дракон Битвы,- он разрубит хоть камень, хоть наковальню! Он приходится по руке всякому, кто его возьмет, будь то великан или маленькая девочка! Он награждает каждого силой, умением и удачей, он всегда приносит победу своему владельцу! Этим мечом мой отец победил великана Свальнира и…- Торвард бросил быстрый взгляд на Дага хёвдинга,- и одержал еще немало славных побед на суше и на море. Есть здесь кто-нибудь, кто в этом сомневается?
        Сомневающихся не нашлось: даже если кто-то и не вполне верил в рассказы о событиях Квиттингской войны, о которых последние три десятилетия рассказывали по всему Морскому Пути, то высокая и мощная фигура Торварда ярла, грозно упершего руки в бока, начисто отбивала охоту обнаруживать сомнения.
        -Ну, и славно!- Торвард ярл усмехнулся, радуясь ощущению своей силы.- И этот меч сделан на Квиттинге! Эти ваши восточные люди, которые ходят в длинной одежде и с женскими покрывалами на головах, и близко к нему не бывали!
        -Его ковали темные альвы!- заметил Хеймир конунг.- Это так, Торвард ярл, я не путаю? И меч Дракон Битвы, и обручье Дракон Судьбы, и кубок Дракон Памяти. Все это сокровища из кузниц темных альвов.
        -Квитты говорят, что эту тайну у свартальвов когда-то выведал Хродерик Кузнец!- добавил Гельд, хорошо знавший все саги и сказания о древних временах.- Хродерик конунг жил лет триста назад. Только он один на свете умел ковать такие мечи. Он и сейчас их кует в своей подземной кузнице под горой. За века он наковал великое множество всякого оружия, и оно сложено в тайные кладовые. И Вигмар Лисица разузнал дорогу туда. Кладовые открываются раз в месяц, в новолуние, и каждое новолуние Вигмар Лисица выносит по мечу. У него их уже так много, что он вооружил булатными мечами Хродерика всю дружину и родичей, чуть ли не простых бондов в своих владениях! Он может даже продавать их за моря и получать за них золото и всякие дорогие вещи.
        -Вот это больше похоже на правду!- Сиринлейв конунг усмехнулся.- Конечно, триста лет назад еще куда ни шло… А чтобы в наше время умели делать такое - э, где уж!
        -Это темные альвы!- опять начал Моддан ярл.- Люди такого делать не умеют, а темные альвы умеют все!
        -Ах, ты опять за свое!- Его жена, Инга-Ульвина, безнадежно махнула рукой.- Я тебе говорила: чего только не умеют делать люди! Мужчины не умеют рожать, а всему остальному можно научиться! Если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого вообще нет на свете!
        Все вокруг засмеялись.
        -Гельд, а ты уверен насчет Хродерика Кузнеца?- спросил Хельги.
        -Как я могу быть уверен в том, чего не видел?- Гельд пожал плечами. Он любил порассказать о чудесах, но никогда не выдавал свои рассказы за правду без достаточных оснований.- Мы с Вигмаром хоть и друзья, пожалуй, но он не настолько мне доверяет, чтобы водить в тайные кладовые под горами. Недалеко от его дома и правда есть Кузнечная гора, ее еще называют Хродерикберг - гора Хродерика. Может быть, там под горой и впрямь обитает какой-нибудь древний умелец или свартальв. Почему бы нет? Медный лес - это такое место, что насчет него ничего нельзя сказать наверняка, и никакие чудеса в нем нельзя отрицать. А сами эти горы называются Железное Кольцо, потому что там много хорошей руды. Правда то, что на этой руде Вигмар Лисица здорово разбогател. И если этот меч и правда из булатной стали - в чем я не сомневаюсь…
        -Зачем долго говорить?- перебил его Торвард ярл, у которого пылкость иной раз брала верх над учтивостью, и схватил со скамьи меч.- Можно это проверить!
        Он сделал шаг в сторону, как бы в поисках свободного пространства, и народ разом отхлынул, как круги по воде от упавшего камня.
        -Вот, Торвард ярл!- весело крикнула йомфру Ильмейда и бросила в воздух легкий шелковый платок.
        Платок взмыл, не торопясь падать - настолько тонок он был. Гридница затихла в напряженном внимании: Торвард протянул клинок, платок упал на серую сталь и тут же мягко заскользил вниз, спадая двумя разрезанными половинками. По гриднице пролетел общий восхищенный вскрик.
        -Эй, Гельд!- Торвард качнул меч в руке и обернулся.- Не возьмешься ли ты показать дорогу к тому кузнецу, что делает такое оружие? Я бы не поскупился на серебро и даже сам служил бы молотобойцем!
        -Один меч перековывают, скажем, месяц!- заметил Гуннвард конунг.- В твоей силе я не сомневаюсь, Торвард ярл, но хватит ли у тебя терпения?
        -Не сомневайся!- Торвард ярл усмехнулся.- Уговаривать невесту целых два года у меня и правда не хватило бы терпения, но вот ковать меч я мог бы и два года - ведь потом он будет служить мне всю жизнь!
        -А насчет девушек ты предпочитаешь справляться за два дня!- весело поддела его йомфру Ильмейда и кивнула на женский стол.
        Одна из сидевших там девушек закрыла лицо руками, а гости дружно засмеялись. Девушка опустила руки, ее миловидное лицо страдальчески кривилось, а глаза словно бы плакали от какого-то отчаянно-веселого стыда. Явившись на Самоцветный мыс, Торвард ярл только скользнул опытным взглядом по фигуре йомфру Ильмейды и больше ею не занимался; зато в толпе окружавших ее девушек он быстро высмотрел одну, дочку ее воспитателя, невысокую, не самую красивую, но с милым, располагающим лицом, и тут же принялся за ней «ухлестывать», как выражалась его троюродная сестра Инга-Ульвина, поскольку даже ухаживанием это было нельзя назвать. Он буквально не давал бедной йомфру Сигне проходу, веселил ее и всех подруг, так что вокруг него всегда звучал девичий смех, но при том так выделял Сигне из всех своим подчеркнуто пылким вниманием, что уже на третий вечер после его приезда она целовалась с ним в углу гридницы, не замечая толпы. Понимая, что она ему не пара и все это плохо кончится, она все же ничего не могла поделать с его неодолимым обаянием - зная, что потом это обернется стыдом, она все равно чувствовала себя
счастливой сейчас и могла гордиться, поскольку сын и наследник конунга предпочел ее всем, включая йомфру Ильмейду. Ильмейда не подавала вида, что уязвлена таким пренебрежением, но из-за этого, во-первых, удвоила внимание к более благоразумному и учтивому Хельги ярлу, а во-вторых, не упускала случая поддеть «неразборчивость» Торварда.
        -Значит, тебе придется просить Вигмара Лисицу!- сказала Торварду Хьяльминна. В его словах о двухлетнем ухаживании она усмотрела какую-то тайную обиду и себе, тем более что на нее-то он смотрел уже с полнейшим равнодушием, несмотря на всю ее хваленую красоту, и теперь держалась надменно.- Не слишком-то почетный жребий для сына конунга - кланяться какому-то там Лисице! Я мало о нем знаю, но говорят, что он самого низкого происхождения!
        -Но ведь этот Вигмар такой особенный человек!- подала голос госпожа Инга-Ульвина. Рауды были ближайшими соседями северо-восточных квиттов, и она больше других слышала о Вигмаре Лисице.- Он сам, говорят, оборотень, правда, Даг хёвдинг? Ты говорил, у него ничего не было, его дом был разорен, когда мой дядя Ульвхедин ярл и Эрнольв Одноглазый завоевывали Квиттингский Север, у него не было ни денег, ни дружины, а теперь он именуется хёвдингом! У него под властью земля и много людей!
        -Но ведь его любила валькирия, правда, Гельд?- лукаво улыбнулась Ильмейда.- А тому, кого выбрала валькирия, выбор тинга уже не слишком важен!
        -Да, похоже на то!- Гельд, уже не раз об этом рассказывавший, улыбнулся девушке.- Это было очень давно, я тогда не был с ним знаком. Мне рассказывали потом, и не столько он, сколько его жена. Она говорила, что валькирия по имени Альвкара не раз выручала Вигмара из беды. Однажды, когда он должен был сочинить хвалебную песнь о конунге, а иначе ему грозило остаться без головы, она помогла ему. И в другой раз, когда сам Один рассудил ему погибнуть и послал на него валькирию Регинлейв, Альвкара прикрыла его щитом. Он остался жив и прославился еще больше, зато Альвкара поплатилась за свое своеволие. Помните, как в песни о Сигурде:
        Знаю: валькирия
        спит на вершине,
        ясеня гибель
        играет над ней;
        усыпил ее Один,
        шипом уколов -
        не того сгубила,
        кто был ей указан.[3 - Старшая Эдда. Речи Фафнира. «Ясеня гибель - кеннинг огня».]
        Вот и с Альвкарой, говорят, случилось то же. Только все говорят по-разному, на какой горе она спит: то ли на Пещерной, то ли на Каменном Столбе, а скорее всего, на Мимировой Голове. Я слышал даже, что на Раудберге, но этого не может быть, потому что там святилище и там часто бывают люди. Я сам там был.
        Торвард ярл толкнул Хельги локтем. И Хельги вспомнил их недавний разговор - об огненной горе, на которой спит небесная невеста.
        -И там она будет спать, пока не придет отважный герой и не разбудит ее!- продолжал Гельд.- И очень многие люди позавидуют тому, кто ее разбудит, потому что Альвкара очень красива. Она высока, стройна, как березка, и кожа у нее белая, как свежее молоко, а глаза огромные и голубые, как небо. А волосы у нее рыжие, как вот это пламя, и такие длинные и пышные, что ими можно окутать ее всю.
        -Да, да!- подтвердила фру Инга-Ульвина.- Моя мать видела ее в тот день, когда она в последний раз показывалась людям на глаза. Это было за полгода до моего рождения.
        -А еще говорят, что Альвкара весела нравом, приветлива, бесстрашна, пылка, решительна и постоянна во всех своих чувствах. Если она кого-то любит или не любит, так это уже навсегда. Понимаете, каким сокровищем была бы ее любовь для человека? Она указывала бы своему избраннику великие подвиги и помогала бы их осуществить, защищала бы его в битвах, и он прославился бы, как сам Сигурд!
        -Ну, все, решено!- весело воскликнул Торвард ярл.- Я иду за ней! Вот такая невеста мне и нужна!
        Люди в гриднице засмеялись, принимая это за шутку.
        -А ты, Хельги ярл, не хочешь ли пойти со мной?- подзадорил Торвард.- Не знаю, нужна ли тебе спящая валькирия, но уж от булатного меча ты не отказался бы?
        -Такой меч каждому пригодится!- Хельги кивнул.- И если ты не против, то пойдем на Квиттинг вместе. Я там не чужой - ведь моя мать была квиттинкой.
        -В таком случае, я тоже!- Торвард значительно усмехнулся.- Ведь и моя мать была квиттинкой!
        Хельги посмотрел на него с изумлением и тут же сообразил, что Торвард говорит правду. Матерью Торварда стала Хёрдис Колдунья, побочная дочь Фрейвида Огниво, последнего хёвдинга Квиттингского Запада. Все это знали, но никому и в голову не приходило, что мать-квиттинка делает и сына фьялльского конунга не чужим на этом полуострове, измученном двадцатисемилетней войной. Хёрдис Колдунья предала свое племя, отдала меч Дракон Битвы в руки чужому конунгу и тем помогла ему захватить ее же родину; племя квиттов проклинало ее. Хельги, благодаря материнской родне привыкший считать племя квиттов почти своим, сейчас был потрясен тем открытием, что сын Торбранда, давнего и злейшего врага квиттов, находится с ними в тех же самых родственных отношениях, что и он сам.
        -А если там и правда отыщется валькирия, то мы прямо на месте и решим, кто более достоин ее любви!- Торвард подмигнул Хельги, но не шутливо, а с намеком. И Хельги убедился, что веселый Торвард ярл не хуже его помнит о соперничестве их племен.- Думаю, двух лет нам на это не понадобится!
        -Может статься… Что-нибудь в этом роде и правда произойдет,- пробормотал Даг хёвдинг. Он выглядел озабоченным, опасаясь, что затеянный поход к добру не приведет.- Ты ведь не знаешь, Торвард ярл… У Вигмара Лисицы, кроме мечей, еще есть дочь. И люди говорят, что именно ее-то он и считает своим главным сокровищем!
        -Кстати, она рыжая!- добавил Гельд, так потрясенный этим совпадением, что даже улыбка сошла с его лица.

* * *
        Собираясь на свадьбу Альмара конунга, Хельги меньше всего предполагал, что после ее окончания немедленно соберется в новый поход, да еще и на пару с Торвардом сыном Торбранда. Начинание, что ни говори, вышло незаурядное, и о нем велось много разговоров.
        -Больше славы!- смеялся Торвард ярл.- Это вернейший способ прославиться - выкинуть что-нибудь такое, чего от тебя никак не ждут! Чем бы дело ни кончилось, разговоров хватит до будущей зимы!
        Хеймир конунг не слишком приветствовал решение сына еще и потому, что оно было таким внезапным: сам он, как человек осторожный и предусмотрительный, предпочел бы как следует все обдумать. Но отговаривать сына он даже не пытался, понимая, что для Хельги невозможно отступить от намерения, оглашенного при таком скоплении людей, да еще при половине всех конунгов Морского Пути.
        -Во всяком случае, побываешь в гостях у твоих квиттингских родичей!- сказал он, решив найти в этом безумном предприятии хоть что-то полезное.- Твоему дядьке Дагу и твоим двоюродным братьям давно следует оказать честь. Это сильные люди, как ты знаешь, и с такой родней полезно жить в дружбе.
        Дружба, как ее в основном понимал Хеймир конунг, заключалась в хорошо налаженной торговле железом. Полуостров Квиттинг обладал богатейшими на всем Морском Пути запасами железной руды и с древности славился искусными кузнецами, так что мог торговать как железом-сырцом, так и готовыми изделиями. Многолетняя война с племенем фьяллей разорила Квиттинг и сильно затруднила железную торговлю; только в последние годы положение начало понемногу выправляться. Все железо для собственных потребностей и для обширной торговли племя слэттов получало через Квиттингский Восток, через Дага хёвдинга. Неудивительно, что Хеймир конунг придавал этой дружбе такое значение. Ради этого, собственно, он и надумал когда-то взять в жены Хельгу, дочь прежнего хёвдинга Хельги и сестру Дага.
        -И постарайся привезти побольше такого оружия, какое показывал Гельд!- наставлял Хеймир конунг сына.- Постарайся получше узнать, что там делает у себя в усадьбе Вигмар Лисица и кто кует ему такие мечи. Если это правда насчет Хродерика Кузнеца, то постарайся купить побольше, за лето расплатимся. Но будь осторожен. Этот Вигмар - настоящий тролль. По крайней мере, с троллями он в тесной дружбе, и они ему помогают, это вне всяких сомнений. Происхождения он самого низкого, а в Медном лесу он вот как вознесся! Без помощи троллей ему нипочем бы этого не сделать. Вигмар очень умен и горд. Если тебе придется с ним встречаться, будь осторожнее!
        Зная своего сына, Хеймир конунг не слишком надеялся, что тот последует этим советам. Судя по отрешенному выражению его лица, мысли Хельги были весьма далеки от Вигмара Лисицы и даже от чудесных мечей. Его воображением владела Альвкара, валькирия, спящая на вершине неприступной горы в кольце из жгучего пламени. Все девушки, нарядные и красивые, в изобилии собравшиеся для свадьбы Альмара конунга, не привлекали его и по сравнению с Альвкарой казались бледными и скучными.
        -За этим добром не стоило ездить так далеко!- сказал он однажды, когда Торвард ярл, посмеиваясь, упрекнул его, что он напрасно пренебрегает вниманием йомфру Ильмейды.
        -Ну, ты скажешь!- Торвард в показном изумлении вытаращил глаза.- Да разве «этого добра» может быть слишком много?
        Он знал, что говорил. Перед его отъездом у йомфру Сигне появилось на пальце новое золотое кольцо - на Самоцветном мысе поговаривали, что подарено оно взамен утраченной невинности, а поскольку бедная Сигне, зная об этих слухах, продолжала его носить, значит, все так и было!
        -Или тебе правда валькирию надо?- допытывался Торвард, и его живые темные глаза блестели неприкрытым любопытством.- Брось, как друг говорю!- для убедительности он даже понизил голос и положил на плечо Хельги свою широкую смуглую ладонь.- Знаю я их! Ее, если честно, одну, но зато не вру, клянусь Фрейром! Впечатлений, конечно, лопатой не огребешь, но зато так она тебя вымотает, что потом двое суток отсыпаться будешь. А главное, такое чувство, что не ты ее имеешь, а она тебя. Кому как, а мне не очень нравится… А пока она там в битвах носится, ты на других глядеть не смей, а не то - такой «гром стали» тебе устроит, что мало не покажется!
        Торвард ухмыльнулся, и Хельги посмотрел на него с новым, несколько сочувствующим любопытством. Всем было известно, что роду фьялленландских конунгов покровительствует валькирия по имени Регинлейв, которая иногда - если он того достоин - дарит свою любовь конунгу или его прямому наследнику, но при условии, что ее избранник не женат и может хранить ей верность. Да уж, с верностью тут должны возникнуть определенные сложности…
        Но сам Хельги представлял себе любовь, в том числе любовь валькирии, несколько иначе и только улыбнулся в ответ на это предостережение, сделанное, как он понимал, от души и в самом искреннем дружеском расположении. «Знаю: валькирия спит на вершине…» Этот стих днем и ночью звенел и шептал в голове Хельги, и прекрасная девушка, спящая в окружении пламени, виделась как живая; ее пышные рыжие волосы были одного цвета с пламенем, и нельзя было различить, где кончаются они и где начинается огонь, а ее белое лицо сияло красотой, как само солнце. Вот сейчас она поднимет веки, и откроются глаза небесной голубизны, и взор их будет радостным и нежным…
        Когда свадебные торжества остались позади, в путь тронулось сразу пять кораблей. Хельги плыл на своем «Железном вороне», и его сопровождал родич Рингольд ярл, муж двоюродной сестры Сванхильд. Его корабль назывался «Кольценосный змей», поскольку в пасти змеиной головы на переднем штевне блестело огромное позолоченное кольцо. С ними шли Даг хёвдинг на «Длинногривом волке» и Моддан ярл с женой на «Коне Ран». Торвард ярл, приехавший берегом, одолжил у Альмара конунга корабль под названием «Лебедь». Его дружина насчитывала сорок с лишним человек, так что гребцов хватало.
        Хельги ярла настораживало то, что он внезапно оказался товарищем того, чей отец всегда был врагом его отца, но самого Торварда это только забавляло.
        -Ты хотя бы обрадовал отца своей отвагой!- посмеиваясь, говорил он Хельги, пока они готовили корабли к отплытию.- А мой даже ничего не знает!
        -Он будет тебя ждать домой?
        -Да нет, зачем?- Торвард даже удивился.- Лето на носу, чего мне делать дома? Я так и так куда-нибудь собирался, только не знал куда. На Зеленые острова думал, ну, они подождут! Не уплывут никуда! Зато потом как мамочка будет смеяться, узнав, что я был на ее любимой родине!
        -Она это одобрит?
        -Никогда!- Торвард смеялся от души, заранее радуясь впечатлению, которое на его мать произведет эта новость, а Хельги недоумевал, как можно радоваться будущей ссоре с матерью.- Мы с ней, знаешь ли, так редко сходимся во мнениях!
        -И что же?- спросил Хельги с искренним любопытством. Сам он потерял мать, когда ему было всего семь лет, и не мог понять человека, который имел живую мать и не слишком дорожил согласием с ней.
        -А то! Сначала мы спорим до хрипоты, а потом каждый делает так, как считает нужным. Я уже большой мальчик. Я ей это сказал еще двенадцать лет назад. А если хочет распоряжаться своим ребенком, так рожала бы девочку! Она упряма, как тролль, но я-то ее родной сын! Я ей так и говорю: вы с отцом оба упрямы, но благоразумными вас не назовешь, так где же мне было взять благоразумия? В Эльвенэсе на летнем торгу купить? У вас не продается? Нет? Странно! А говорят, у вас там хоть белого медведя можно купить.
        -Белого медведя можно,- Хельги кивнул, подавляя улыбку. Невозможно было слушать Торварда ярла и устоять перед захватывающим потоком его жизнерадостности.- Прошлым летом один человек продавал.
        -И почем?- жадно спросил Торвард.
        -А тебе нужно?
        -Мамочке подарю!- Торвард опять расхохотался.
        Они часто беседовали на стоянках и даже ставили на ночь свои корабли рядом, что издавна служит признаком дружбы, и эта внезапная дружба наследников двух враждующих конунгов вызывала много разговоров везде, где они проплывали.
        -Дружите, пока вам нечего делить!- как-то сказал Хельги Даг хёвдинг.- Может быть, когда-нибудь память о сегодняшнем дне сбережет много крови вашим племенам. Я хотел бы, чтобы это было так.
        Хельги понимал, что в будущем возможно что угодно, но пока не видел никаких угроз их дружбе. На состязаниях свадебных торжеств они померились силой и убедились, что примерно равны друг другу: Хельги был сильнее, расчетливее и опытнее, к тому же старше на три года, зато Торвард оказался неутомимым и изобретательным. Его открытый нрав располагал к нему, и даже Хельги почти перестал вспоминать, что его мать - ведьма. Торвард оказался весьма разговорчивым, притом говорить мог о чем угодно, и это тоже делало его подходящим товарищем для Хельги, который сам был молчалив, но любил вокруг себя человеческое оживление.
        Плывя вдоль западного берега моря, что носило название Великаний Мешок, дней через десять они оказались уже возле Островного пролива, где стояла усадьба конунгов Рауденланда. Здесь путь «Коня Ран» кончался, да и остальные предполагали задержаться, чтобы оказать внимание кюне раудов Ульврун.
        Кюна Рауденланда, пожилая, но еще красивая и деловитая женщина, очень обрадовалась гостям. Рауденланд располагался в точности посередине между землями слэттов и фьяллей, будучи отделен от первых Островным проливом, а от вторых - сухопутной границей, поэтому с обеими этими землями рауды поддерживали тесные отношения. Торвард ярл приходился Ульврун племянником, поскольку его отец Торбранд конунг был ее двоюродным братом, но и с отцом Хельги ее связывала давняя дружба. Она давно знала обоих молодых наследников, но теперь они впервые попали к ней вместе.
        Задуманный ими поход ее очень заинтересовал.
        -Да, я слышала про эти клинки,- сказала кюна Ульврун.- Но только мне не очень-то верится, что вы что-то похожее там найдете. Об этих делах хорошо поболтать зимним вечером, когда больше нечего делать, но идти в поход, опираясь на одни слухи, не самое умное, что можно придумать.
        -А только если тебе все точно расскажут, распишут каждую кочку на пути?- насмешливо подхватил Торвард ярл.- Да еще и поведут за руку? Ничего себе подвиг! Это любой дурак раздобудет хоть золото Фафнира! А вот сходить туда, где никто до тебя не был, сходить туда, где…- Он не договорил и мечтательно закрыл глаза.- Ну, короче, если никто и не знает, есть ли вообще такое место - вот это, я понимаю, подвиг!
        -Ну, бегать не подумав - особого подвига нет!- Хозяйка усмехнулась, не отрываясь от прялки.- А этот Вигмар Лисица горазд распускать слухи! Взять хотя бы тот курган, что он якобы раскопал, который, как говорили, был наполовину насыпан из чистого золота, что из него много взяли, а там осталось еще больше. Наши люди попали в те места в ту же зиму, когда это якобы случилось, и не нашли не то что золота, а и самого кургана. Это все одна болтовня. У страха, говорят, глаза велики, а у жадности и зависти - еще больше!
        -Но у Вигмара же есть золоченое копье из того самого кургана!- вставил Даг.- Я его видел.
        -А если мы выясним, что никакой булатной стали в Медном лесу нет, это ведь тоже будет означать, что мы съездили не зря,- заметил Хельги.
        -Самое лучшее дело, что вы можете сделать в этом походе - встретить Бергвида Черную Шкуру!- продолжала кюна Ульврун.- С ним никто не может справиться, но уж если он повстречает вас двоих одновременно, тогда ему не устоять!
        Оба ярла перестали улыбаться, Даг хёвдинг помрачнел. Имя Бергвида Черной Шкуры неприятно подействовало на всех. В последние десять лет этот человек заставлял много о себе говорить. Бергвид приходился сыном Стюрмиру, последнему законному конунгу квиттов. Отца своего он не мог помнить - Стюрмир конунг погиб в самом начале войны, когда мальчику исполнился всего лишь год от роду. Через два года Бергвид вместе с матерью попал в плен к фьяллям и был продан в рабство. Вырос он за морем, в земле граннов, и граннский выговор сохранился в его речах, как говорили, до сих пор. Пятнадцать лет рабства легли на него тяжким позором: до сих пор недруги презрительно называли его рабом, и он белел от ярости, если слышал об этом, но смыть это пятно теперь было невозможно. Вся его жизнь стала местью за этот позор, за гибель отца, за рабскую участь матери. Лишенный всех отцовских владений, он теперь правил морями, рыскал в поисках добычи и наводил ужас на торговые корабли и прибрежные усадьбы всех племен. Уже не один конунг или знатный ярл давал обет найти и истребить его, но никому еще не удалось это сделать: если
противник превосходил его по силе, Бергвид просто исчезал вместе со своими людьми, таял, как дым. Все знали, что ему помогает колдовство, и мрачный оттенок чар делал его славу еще более внушительной и грозной. Куда бы он ни направлялся, всегда для него дул попутный ветер, что говорило об особой благосклонности к нему Ньёрда. Бергвид считался проклятием Морского Пути, и никто не брался предсказать, кто и когда избавит от него семь морей.
        -Он был у нас недавно,- продолжала кюна Ульврун и пояснила в ответ на изумленные возгласы мужчин: - Ну, не прямо в усадьбе, конечно, до такой бедности я еще не дожила! Хоть я и не мужчина, однако сумею постоять за свой дом! Но его корабли видели в трех переходах отсюда. К югу, Даг хёвдинг, так что по пути домой тебя еще могут ждать малоприятные новости. А ко мне сюда пешком пришел неполный десяток человек с торгового корабля. Да, Ингрот?- Она вопросительно глянула в сторону управителя, сидевшего на дальнем конце скамьи.- Человек восемь или девять. Все, кто остался. Они рассказали, что встретили Бергвида на трех огромных кораблях. Часть людей успела прыгнуть в море и спастись на берегу, а остальных он перебил. Они до ночи выжидали случая уйти и видели, как горел их корабль. А я велела готовиться своей округе: у Бергвида хватит наглости заявиться и сюда. У меня дозоры день и ночь ездили по берегу до самой границы!
        -Да уж, из этого Бергвида вырос отчаянный парень!- Торвард ярл невесело усмехнулся.- Достойный противник для нас с тобой, Хельги ярл! Можно сказать, тоже локоть от нашего холста!
        Кюна Ульврун сурово посмотрела на него, потом кивнула:
        -Да, в чем-то ты и прав! Он ведь из вашего поколения, хотя и постарше вас обоих. Он родился за год до того, как началась Квиттингская война, значит, сейчас ему уже двадцать восемь лет.
        Хельги и Торвард понимающе посмотрели друг на друга. Оба они так или иначе были обязаны своим существованием этой же самой Квиттингской войне.
        -Потом, через год, когда Торбранд конунг дошел до Квиттингского Востока, а слэтты не пустили его дальше, Хеймир конунг взял в жены Хельгу дочь Хельги,- продолжала кюна Ульврун.- Тогда родился ты, Хельги ярл. А еще через год Торбранд конунг раздобыл в Медном лесу свой Дракон Битвы и в придачу жену Хёрдис Колдунью.
        Даг хёвдинг подавил вздох: речь шла о его родине и последней попытке квиттов собраться и дать отпор врагам. Благодаря родству с конунгом слэттов Даг имел возможность поддерживать порядок в своей четверти страны, но положение остальных трех четвертей было плачевным. Население оттуда разбежалось, поля зарастали кустарником. Единая некогда держава распалась на семь областей, каждой из которых самовластно управлял свой вождь-хёвдинг.
        -И ваши отцы двадцать пять лет назад были бы весьма удивлены, если бы увидели, как вы оба сидите у меня здесь как лучшие друзья!- Кюна Ульврун соединила беглым взглядом Хельги и Торварда.- И я хотела бы, чтобы это было надолго! От этой войны всем одни беды! И нам тоже, и многим другим!
        -Выходит, мы с тобой, Хельги ярл, живые саги о Квиттингской войне,- Торвард снова усмехнулся, но как-то невесело и задумчиво.
        -Хотелось бы знать, сагами чего будут в свое время наши дети,- заметил Хельги.
        -Это уж от вас зависит,- ответила ему кюна Ульврун.- Но я молю богов об одном: чтобы у Бергвида Черной Шкуры вовсе не было детей!
        -Между прочим, родственница, мы с Хельги ярлом как раз задумались о продолжении своих славных родов!- Торварду надоело говорить о грустном, и он подмигнул тетке кюне.
        -Вот как!- Кюна Ульврун оживилась, как оживляется всякая женщина при упоминании этого предмета.- Уж не пытались ли вы отбить невесту у Альмара Тростинки? Напрасно - она, я думаю, так горда и привередлива, что он с этой красоткой еще наплачется! Или ты нацелился…- Она бросила взгляд на Хельгу, сидевшую с шитьем в дальней стороне гридницы.
        -Нет!- Торвард засмеялся и затряс головой.- Прекрасная Хельга дочь Дага не для меня! Я уж сколько дней лезу вон из кожи, чтобы ей понравиться, а она все еще смотрит на меня, как на морского великана!
        Хельги слегка улыбнулся: Торвард несколько преувеличил свои старания. Он был не только любвеобилен, но и разборчив: он хорошо знал, чего хочет, и никогда не гонялся за победами ради самих побед, а также отлично понимал, какая женщина какого обращения заслуживает. Он охотно разговаривал с Хельгой, шутил, совершенно невинно забавлял ее разными баснями о своих и чужих приключениях, однажды на стоянке принес ей из леса живого зайчонка, но даже взять за руку никогда не пытался, словно она и ему приходилась сестрой,- короче, обращался с ней скорее как с маленькой девочкой, чем как со взрослой девушкой. Этому способствовали ее малый рост, хрупкость, ее робость, из-за которой мало кто вспоминал, что ей уже двадцать лет. Для более близкого знакомства Торвард ярл предпочитал ее молодых служанок: Хельги не раз замечал его болтающим то с одной, то с другой, то с двумя сразу, а не далее как на последней стоянке перед Островным проливом видел, как доблестный Торвард ярл возвращается из ближайшей рощи в обществе одной из этих девушек. Свой плащ он нес свернутым на плече, но все равно на толстой коричневой ткани
виднелись следы тесного соприкосновения с непросохшей весенней землей.
        -Ты знаешь, что где-то в Медном лесу спит прекрасная валькирия?- ответил он тетке кюне, недоумевавшей, кого же он выбрал.
        -Уж не об Альвкаре ли вы вспомнили?- Кюна Ульврун усмехнулась с шутливым беспокойством.- Я-то уж подумала, что ты в самом деле… Альвкара! Надеюсь, что она оставила смертных в покое!
        -А разве ты знаешь о ней что-нибудь нехорошее?
        -А разве она мне сделала что-то хорошее? Я видела ее однажды, как раз двадцать семь лет назад. В тот год, когда к нам приехал Эрнольв Одноглазый и передал приглашение Торбранда конунга идти с ними на Квиттинг. Мой отец, умный был человек, не хотел соглашаться. А брат, Ульвхедин ярл, непременно хотел идти в поход. Даже задумал жертвоприношение, чтобы боги указали, идти раудам в поход или не идти. Вот тогда и появилась Альвкара. Она указала нам на юг - и мы пошли в поход.- В голосе кюны Ульврун проявлялось все больше досады, и она совсем позабыла, что в те давние дни не меньше своего воинственного брата желала этого похода, обещавшего раудам огромные выгоды.- И теперь мой брат Ульвхедин, говорят, бегает по Медному лесу в виде оленя с золотыми рогами, если его еще не подстрелили и не съели, а я одна управляюсь тут со всем племенем и едва могу отбиться от кваргов, от этого проклятого Фримода ярла, чтоб ему провалиться! Был бы у меня в роду хоть один настоящий мужчина, он бы… Довольно об этом!- Кюна сама себя прервала.- Если вы верите, что вам с ней больше повезет,- это ваше право.
        -Нам бы узнать о ней хоть что-нибудь!- попросил Торвард ярл.- Нет ли у тебя, родственница, какого-нибудь мудрого человека, который нам о ней расскажет получше?
        Чтобы сделать приятное гостям, кюна Ульврун послала за сказителем, знавшим древнюю «Песнь об Альвкаре», и на другой день он приехал. Послушать его нашлось много охотников: на скамьях и на полу, у стен и в углах, даже в дверях теснились домочадцы и гости, проезжие торговцы, которых всегда хватало на берегах Островного пролива. И все это множество народу хранило молчание, чтобы не мешать певцу - толстоватому, ничем не примечательному человеку средних лет, усаженному к очагу на особую маленькую скамеечку. На коленях он держал арфу. Когда возня и борьба за места утихла, почетный гость начал рассказывать:
        -Жил один конунг, по имени Халльмар, он правил в Рауденланде. Жену его звали Храфнхильд, а дети их были Альвмунд и Альвкара. Они были близнецы и очень любили друг друга. Альвкара часто сопровождала брата в походах.
        Дальше он ударил по струнам арфы и запел, не слишком звучным голосом, но зато торжественно, умело выделяя слова:
        Стяг вышивала
        знатная дева,
        шлем и кольчугу
        герою вручала;
        победы желала
        брату в сраженьях,
        сплетала заклятья,
        чтоб был невредим он.
        Гамардом звали конунга, который правил в земле кваргов. Он посватался к Альвкаре и велел сказать так:
        -Женою мне будет
        светлая дева
        в уборах из золота,
        в пестрых нарядах.
        Дам я дары -
        не бывало богаче:
        красное золото,
        в битвах добытое.
        Дам платья белее
        лебяжьего пуха,
        рабов дам я лучших
        и сотню рабынь,
        коров и овец,
        коней самых резвых,
        если женою
        Альвкара мне будет.
        На это Альвкара велела ответить так:
        -Ищи себе жен
        в лесах великаньих:
        родом ты низок,
        рабыни отродье,
        мало прославлен
        доблестью Гамард,
        чтоб в жены просить
        Халльмара деву.
        Тогда Гамард очень разгневался и стал собирать войско. Он послал сказать Халльмару так:
        -Если не будет
        отдана дева
        в уборах из золота
        Гамарду в жены,
        горькая участь
        страну ожидает:
        жизнь нежеланной
        покажется Халльмару!
        Дом ваш растопчет
        древа губитель,[4 - То есть огонь.]
        дружина усеет
        костями равнины,
        когда приплыву я
        на сотне «драконов»
        и копья блестящие
        в шлемы ударят.
        Халльмар убит мной
        будет в сраженье,
        сын его станет
        хлевы мои чистить,
        дочь его сядет
        за жернов на кухне,
        рабыней мне будет
        упрямая дева.
        Когда сын конунга Альвмунд услыхал все эти угрозы, он очень разгневался. Он был великий воин. Тогда Альвмунд приказал собирать войско. И когда войско было собрано, корабли заняли собою весь Островной пролив, так что по их бортам можно было перейти от одного берега на другой, как по суше. Альвмунд стоял во главе этого войска. Альвмунд сказал:
        -Больше ты, Гамард,
        гордиться не будешь,
        тебе отомщу я
        за злобные клятвы!
        Узнаешь ты вскоре
        Альвмунда руку:
        ходить за скотиной
        тебя я заставлю!
        И тогда два войска встретились возле Ньёрдова камня. Его называли так, потому что там в древности было святилище Ньёрда. Кораблей было так много, что из-за них не было видно воды во фьорде. Об этом говорится так:
        Плыли «драконы»
        в обители Эгира,[5 - То есть по морю.]
        луны бортов[6 - То есть щиты, повешенные на борта.]
        стояли стеною.
        Вспенили весла
        волны, как в бурю,
        мачты над морем
        выросли лесом.
        Альвмунд и Гамард встретились у Ньёрдова камня и принесли жертвы. Гамард принес жертвы Одину, и Один дал ему свое копье, и никто не мог одолеть его, когда он бился этим копьем. Они оба были великие воины. Они стали биться, и вышло так, что Гамард поразил своим копьем Альвмунда и тот умер.
        Альвкара была с братом в том походе. Велико было горе Альвкары, когда она увидала его мертвым. Горько она заплакала и сказала так:
        -Горе мне, деве
        в уборах из золота,
        тяжкую участь
        мне норны судили!
        Я брата лишилась,
        павшего в битве,
        одна я осталась,
        как ель над горою!
        Брат мой рожден был
        вместе со мною,
        каждой дорогой
        мы шли неразлучно.
        О боги благие!
        Ответьте несчастной:
        кто же защитой
        теперь мне послужит?
        И тогда Альвкара увидела, что брат ее открывает глаза и приподнимается. И он сказал ей так:
        -Слезы горячие
        жгут меня, мертвого,
        сжалились боги
        над участью девы.
        Если, Альвкара,
        богам ты послужишь,
        станет защитой
        сам Один от Гамарда.
        Альвкара сказала:
        -Рада я выполнить
        волю Властителя,
        если защитой
        мне он послужит.
        Дух твой пребудет
        спокойным, о брат мой!
        Убийце отмщу я,
        как воин отмстил бы!
        Тогда с неба спустились восемь прекрасных дев на конях цвета пламени, и девятого, свободного коня они привели с собой, и он был самым лучшим. Альвкара села на этого коня, и он умчал ее в небо. С тех пор она стала валькирией и носилась в битвах над землею и морем.
        Так кончается первая песнь об Альвкаре.
        Когда сказитель окончил, в гриднице еще некоторое время стояла тишина. У женщин на глазах блестели слезы, на лицах мужчин отражалось волнение.
        -Это очень хорошая песнь,- сказал Хельги, стягивая с пальца золотой перстень и подавая его певцу.- Прими это от меня в награду за твое искусство.
        -Хорошая песнь!- поддержал Торвард ярл и украдкой подмигнул своему другу Халльмунду, который все время силился подавить зевок.- И не слишком длинная…
        -Но это, выходит, первая песнь об Альвкаре?- стал расспрашивать воспитатель Хельги, Аудольв по прозвищу Медвежонок. Мощной фигурой, широким низколобым лицом, заросшим темной бородой, он и правда отчасти напоминал медведя.- Так ты сказал, да? О мудрый колебатель арфовых волос!- А значит, где-то есть и вторая? Не пропоешь ли ты нам и ее? Хотелось бы знать, чем же кончилось дело. Отомстила она за своего брата или нет?
        -В этом не приходится сомневаться!- холодно вставила кюна Ульврун.- Она отомстила, да так хорошо, что мы с тех пор пять веков не можем помириться с кваргами! И некоторые даже сомневаются, в удачный ли день родилась эта славная женщина!
        Сомневалась в первую очередь сама кюна Ульврун.
        -Кварги первые начали!- загомонила гридница. Рауды были рады получить лишнее подтверждение, что их древние и вечные враги сами во всем виноваты.
        -Гамард первый начал!
        -Он угрожал конунгу Халльмару!
        -Грозил истребить его род!
        -Наши конунги должны были защищаться!
        -Так как же насчет второй песни?- не отставал Аудольв Медвежонок, отличавшийся истинно медвежьей настойчивостью.- А может, есть и третья?
        -Вторая песнь есть, она сложена еще в древности,- ответил наконец певец.- Она повествует о мести Альвкары за Альвмунда. Но только я ее не знаю,- вынужден был он сознаться под настойчивым взглядом медвежьих глазок Аудольва - маленьких, глубоко посаженных, темных и жадноватых.- Ее знал старый Видкунн, мы с ним певали вдвоем, но он умер уж лет десять назад. И едва ли тут есть хоть один человек, который ее знает.
        -Эх, вы!- упрекнул Торвард ярл.- Забыли славу своего племени! А теперь кварги все будут петь наоборот, и выйдет, что вы во всем виноваты! А вам и защититься от напраслины будет нечем!
        -Это потому что наша кюна не любит песен об Альвкаре!- шепнула Торварду на ухо служанка. Молодая, проворная девица с кошачьими зелеными глазами весь вечер потихоньку липла к знатному гостю, видно надеясь поживиться не только рассказами.- Потому что из-за нее, когда она в последний раз появлялась, рауды пошли в поход и голова Ульвхедина ярла украсилась золотыми рогами. Вот она ее и не любит, и у нас про это не пели.
        -Рога - всегда обидно!- хохотнул в ответ Торвард ярл.- Даже золотые!
        -А он и женат-то не был!- Служанка тоже рассмеялась. Она была слишком молода и никогда не видела Ульвхедина ярла, пропавшего двадцать семь лет назад, поэтому не жалела о нем.
        -А где я могу найти человека, который знает эту вторую песнь?- спросил между тем Хельги. Песнь об Альвкаре понравилась ему больше, чем он показал.
        -Я хотел бы тебе ответить…- Сказитель развел руками.- Но у нас такого человека нет. Поищи на Квиттинге, раз уж ты все равно туда плывешь. Там ее видели в последний раз.
        Хельги молча кивнул. Он намеревался поискать на Квиттинге не столько песнь об Альвкаре, сколько саму Альвкару.

* * *
        Дней пять или шесть погостив у кюны Ульврун, четыре корабля двинулись дальше. Еще несколько дней они плыли вдоль побережья на юг; миновав область Квиттингского Севера, теперь занятую раудами, они приблизились к рубежам Квиттингского Востока. Здесь начинались владения Дага хёвдинга, но до усадьбы его, которая называлась Тингваль - Поле Тинга, предстояло еще несколько дней дороги.
        Вид берега быстро менялся, за обрывистыми склонами вдалеке вставали новые и новые горы. Эти горы уже принадлежали Медному лесу, внутренней области Квиттинга, и Альвкара завладела воображением Хельги с новой силой. Теперь она была уже где-то рядом - от этой мысли сердце начинало сильно биться. Горы Квиттинга, поросшие лесом, темно-зеленые с голубоватой дымкой, выглядели загадочными, скрывающими множество тайн, почти живыми. Низкие серые тучи пасмурного дня лежали, казалось, прямо на вершинах гор; как знать, что они скрывают под своим густым покровом? Не видно было ничего похожего на площадку, окруженную бурным пламенем, да Хельги и не ждал ее увидеть. Не может быть, чтобы для колдовского сна валькирии Один выбрал гору, которую можно увидеть с любого проходящего корабля. Ее гора подальше… «Как ее найти?» - снова и снова задавал он себе вопрос. Придется расспрашивать, и надо быть готовым к тому, что собеседник посмотрит на тебя с сомнением и ответит что-нибудь вроде: «Ты ничего не путаешь, ярл? Сорок лет тут живу, никакой Альвкары у нас в округе не бывало. Альва одна есть, Альвдис была, да померла
зимой… А, у Хринга Рябины младшая дочь Альвхильда. А Альвкары никакой у нас нет и не было».
        Что людям до древних сказаний? У них и своих забот хватает.
        Песнь, услышанная в усадьбе Островной Пролив, все еще звучала в памяти Хельги. Образ Альвкары, прежде расплывчатый - он ничего-то не знал о ней, кроме того, что у нее пышные рыжие волосы,- теперь стал очень живым и ярким. Как горда, как отважна, как горяча сердцем была эта девушка! Как была она привязана к брату!
        Стяг вышивала
        светлая дева,
        шлем и кольчугу
        герою вручала,
        победы желала
        брату в сраженьях,
        сплетала заклятья,
        чтоб был невредим он…
        Как хорошо! Хельги как наяву видел все это - и стяг, вышитый белыми руками конунговой дочери, и ее саму, подающую блестящий шлем воину, готовому в поход,- и воином этим был он сам, Хельги. Он видел ее, простирающую руки к небесам перед обагренным кровью жертвенником, молящую богов о защите для брата от вражеского оружия. И волосы ее точь-в-точь такого же цвета, как бурное жертвенное пламя, такой же неистовой волной вьются по ветру… «Она всегда сопровождала брата в походах…» Должно быть, она с детства все хотела делать вместе с ним, и копье валькирии, врученное Одином, не показалось ей новостью…
        Брат мой рожден был
        вместе со мною,
        каждой дорогой
        мы шли неразлучно…
        Сердце сжималось при мысли, как велико было ее горе - хуже самой смерти стала для нее смерть того, кто был неотделимой частью ее самой. И как велика была любовь брата к ней, если он, даже мертвым, нашел в себе силы утешить ее… Хельги видел высокую, стройную деву, стоявшую на коленях, в горести склоненную над мертвым, видел ее белые руки, закрывшие лицо, видел слезы, капающие сквозь тонкие пальцы на грудь павшего… Он бы тоже встал, если бы над ним проливала слезы та, что умеет любить так горячо и самозабвенно… И сейчас Хельги готов был сделать что угодно, пройти через подземные миры и морское дно, повернуть реки и сдвинуть горы, лишь бы только найти ее. Разбудить ее от колдовского сна, дать ей новую жизнь… Любовь такой девушки - величайшее сокровище, ради которого не жаль ничего и больше которого не будет никакая слава, никакие богатства! Ей даже необязательно быть такой уж красивой…
        Нетерпение Хельги передалось и кораблю: «Железный ворон» шел первым, хотя разумнее было бы пропустить вперед «Длинногривого волка», гребцы и кормчий которого гораздо лучше знали здешние воды. Хельги стоял на носу и благодаря этому первым увидел, как из-за низкого, каменистого, лишенного растительности мыса выходит навстречу корабль. На штевне его возвышалась бычья голова, выкрашенная в черный цвет и увенчанная огромными белыми рогами. На мачте пламенел, как кровавая луна, красный щит, знак войны. Хельги не сразу опомнился: этот корабль выплыл как бы из его собственных мечтаний и в то же время напоминал о разговорах, слышанных наяву. И не далее как у кюны Ульврун несколько дней назад…
        Мгновенно все мысли об Альвкаре, о любви, страдании и огненных горах исчезли из головы Хельги.
        -Да это Бергвид!- Аудольв Медвежонок подбежал сзади и ударил Хельги по плечу, словно хотел разбудить.- Черная Шкура! Да возьмут его тролли! Вот так встреча! Хельги ярл! Сам Один нам его послал! Только что ведь говорили! Давай ключи!
        С «Длинногривого волка» затрубил рог, предупреждая об опасности; с «Лебедя» Торвард ярл немедленно ответил боевым призывом и первым стал спускать парус, готовясь к бою. Фьялли, хоть и уступали прочим дружинам числом, по части боевого задора могли подать пример кому угодно: для них не стоял вопрос, сражаться или не сражаться, и они уже забегали, сворачивая парус и укладывая мачту, чтобы облегчить передвижение корабля. Торвард ярл уже сидел возле оружейного ящика, отпирая замок, и тут же мечи и секиры пошли по рукам; фьялли снимали щиты с бруса, где они висели во время плавания, сбрасывали плащи. Оруженосец Торварда уже держал наготове его щит и копье; мельком перехватив взгляд Хельги, Торвард что-то весело крикнул, и вид у него был такой, словно он получил неожиданное приглашение на пир.
        На остальных трех кораблях разворачивалась похожая суета. Встречу с Бергвидом Черной Шкурой именно сейчас следовало посчитать большой удачей: едва ли каждый из троих - Даг хёвдинг, Торвард ярл и Хельги ярл - смог бы найти себе боевых товарищей лучше, чем двое других.
        -Пойдем вперед!- не оборачиваясь, распорядился Хельги.- Ключи!
        Отцепив от пояса ключ от оружейного сундука, он протянул его назад, не оборачиваясь; ключ перехватили, кто-то загремел замком.
        -Это будет песня!- приговаривал Аудольв Медвежонок, резво бегая по кораблю и раздавая оружие.- Это да! Вот это подарок! Возьми его тролль!
        «Железный ворон» замедлил ход. «Черный бык» уже целиком вышел из-за мыса, за ним показался еще один корабль. Воображение рисовало, что вражеские корабли так и будут идти сплошной цепью, один за одним - «так что по их бортам можно было перейти от одного берега до другого, как по суше». «Железный ворон» медленно двигался вперед. Три других корабля догоняли его, выстраиваясь в ряд для битвы.
        Хельги напряженно вглядывался в «Черного быка»: ему страстно хотелось увидеть Бергвида Черную Шкуру, взглянуть ему в лицо. К нему приближалось живое сказание, кровавое и страшное, ставшее неотделимой частью семи морей за последние десять лет. Каков же он, то ли человек, то ли злой дух, наводящий страх на Морской Путь, возбудивший к себе ненависть даже самих квиттов, конунгом которых он себя звал? Под передним штевнем «Черного быка» стоял довольно рослый темноволосый человек в блестящем шлеме, в кольчуге под черным плащом. Это мог быть только он.
        -Хельги ярл, возьми!- Кто-то сзади подал ему шлем и кольчугу, Аудольв Медвежонок помог надеть ее. Хирдман встал рядом с ним со щитом наготове, другой подал Хельги копье.
        -Кто смеет плавать тут, возле моих берегов!- закричал тем временем человек в черном плаще, приставив ладони ко рту.- Я, Бергвид сын Стюрмира, конунг квиттов, требую ответа!
        -Я - Даг сын Хельги, хёвдинг восточного побережья!- крикнул в ответ ему Даг Кремневый.- Ты мог бы меня узнать, хотя мы давно не виделись. Десять лет назад ты был гостем в моем доме и мог бы знать, что здесь вокруг - моя земля. И мне никогда еще не приходилось просить разрешения, чтобы плавать возле моей собственной земли! И я посоветовал бы тебе, Бергвид сын Стюрмира, в память о нашем родстве не затевать ссоры, которая плохо кончится!
        -Он с ума сошел - мириться вздумал!- охнул Аудольв Медвежонок.- Чего еще не хватало!
        -Иначе нельзя,- бросил Хельги, понимавший, что миролюбивый нрав Дага, его родство с Бергвидом и привычка поддерживать спокойствие на своей земле не позволяли ему поступить иначе.- Он не согласится, не волнуйся.
        -Я не признаю никакого родства с тобой, слэттинский прихвостень!- закричал в ответ Бергвид.- Ты предал законного конунга, как твой отец предал моего отца! Раз уж мы встретились в море, защищайся!
        -Если тебе чем-то не нравятся слэтты, можешь спросить ответа у меня!- крикнул Хельги.- Я, Хельги сын Хеймира, конунга слэттов! И я давно хотел встретить грабителя наших торговых кораблей!
        -Ты - сын Хеймира, конунга слэттов?!- вскрикнул Бергвид и повернулся к Хельги.
        Если с Дагом хёвдингом он был знаком уже десять лет, то с Хельги они встретились впервые. В голосе Бергвида прозвучало изумление и злобное торжество, как будто он не сразу мог поверить в такую удачу. Быстрым движением он подался вперед, положил руку на борт, словно ему не терпелось скорее добраться до противника. Корабли уже настолько сблизились, что можно было разглядеть лица, и лицо Бергвида неприятно подействовало на Хельги: в этих резких чертах отражалось какое-то нездоровое оживление. Возможно, он берсерк, отметил про себя Хельги, хотя об этом, помнится, ничего не рассказывали. С берсерками драться можно, но приятного в этом мало.
        -Давно я мечтал об этой встрече!- горячо продолжал Бергвид.- Ты, трус, сидишь среди женщин и никогда не показываешься на морях! И отец твой такой же! Давно я хотел повстречать кого-нибудь из вас! Вы предали мою мать и оставили ее… чтобы Торбранд Тролль мог захватить ее в плен и продать как рабыню! Твой отец клялся ей в верности и нарушил клятву! Ты мне ответишь за него! Вы мне ответите за позор моей матери! Подлецы! Предатели! Трусы! Мерзавцы!
        Все это была ложь и клевета: за последние десять лет едва ли выдался хоть один год, когда Хельги летом не выходил бы в море, и в пленении кюны Даллы, матери Бергвида, Хеймир конунг никак не был виноват, и никаких клятв верности он ей не давал. Но несправедливое оскорбление не перестает быть оскорблением, и сейчас уравновешенный Хельги сын Хеймира ощутил твердое и непреклонное желание сбросить наглого разбойника в море вниз головой.
        -Ты, раб и сын рабыни!- с негодованием заорал со своего корабля Торвард ярл.- Нечего клеветать на людей! Твоя мать сама продала себя в рабство! Она сама тебя пристроила в свиной хлев! И там тебе самое место, судя по твоим подлым повадкам! И туда я тебя верну! Я - Торвард сын Торбранда! И если ты чем-то недоволен, то сейчас мы за все и посчитаемся! Не тебе угрожать нам! От тебя еще несет навозом!
        Бергвид взвыл от ярости: судьба как нарочно привела ему навстречу трех злейших его врагов. Ухо Хельги дрогнуло, но от сердца тут же отлегло: это не был вой приходящего в исступление берсерка, который ему уже приходилось слышать. Бергвид сбросил свой плащ, выкроенный из черной бычьей шкуры, и взмахнул мечом.
        -Это твой последний бой, Хельги сын Хеймира, клянусь Медным лесом, последний!- кричал он.- И твой тоже, Торвард сын Торбранда! Сын ведьмы и тролля!
        Дикая ярость и ненависть до неузнаваемости изломали его лицо, и сейчас он воистину походил на злобного и кровожадного духа.
        Против четырех кораблей стояло всего три Бергвидовых, притом один из них, снека весел на двенадцать, не мог быть достойным противником даже для «Лебедя», самого меньшего из четырех, имевшего восемнадцать скамей и сорок человек дружины. При таком явном превосходстве сил мысль о поражении не могла прийти в голову, и не пришла бы, будь тут какой-нибудь другой противник. Но Хельги держал в уме то, что уже десять лет лучшие воины Морского Пути ничего не могут поделать с Бергвидом, а этого не может быть просто так, и решил быть осторожнее. А горячее безумие в лице морского конунга говорило о том, что при любом соотношении сил тот не сомневается в своей победе; для Бергвида встретить врага уже означает победить, и этому должны быть причины!
        «Черный бык» и «Железный ворон» совсем сблизились; сдругой стороны к «Быку» подходил «Лебедь». На «Быке» поднялось лихорадочное движение: разделившись на две части, его дружина готовилась отражать нападение сразу с двух сторон. Сквозь гул ветра и плеск волн, грохот оружия и шум долетали лихорадочные выкрики Бергвида, имена богов и морских великанш: то ли бранится, то ли заклинает.
        Последним взглядом Хельги окинул свои корабли: «Длинногривый волк» выгребал навстречу квиттингскому кораблю, примерно равному ему по размеру, и хирдманы Дага хёвдинга уже держали наготове железные крючья, чтобы метнуть их на вражеский борт. Рингольд Поплавок на своем «Кольценосном змее» гнался за маленькой снекой, которая боя принимать не хотела, предвидя верную гибель. Не все люди Бергвида, как видно, обладали его одержимостью.
        А дальше Хельги уже ни о чем не думал: опыт и голос Одина в глубине души подсказали, что пора пришла, рука сама метнула в сторону «Быка» приготовленное копье, и знак к началу битвы был подан.
        Рядом свистнули крючья, борта двух кораблей с громким треском столкнулись, волны боевых кличей взмыли и рядом с ним, и напротив, и Хельги прыгнул на борт с мечом в руке, увлекая за собой дружину. Волна слэттов, волна кольчуг и блестящих шлемов хлынула на «Быка» и тут же столкнулась с волной квиттов; клинки с лязгом скрестились, вскрикнули первые раненые. Волна нападавших сразу уперлась в ряд разноцветных и разнородных щитов. С кормы «Быка» тоже долетали крики: там уже был Торвард ярл. Слэтты вдруг после нескольких мгновений боя заметили, что противников гораздо меньше, и с удвоенной силой стали теснить их. Тела живых и мертвых летели за борт, над кораблем стоял крик и лязг железа.
        Перепрыгнув на «Быка», Хельги сразу наткнулся на Бергвида. Тот еще в прыжке встретил его острием копья, но Хельги на лету отбил его щитом и тут же обрушил удар меча на голову врага, тот успел уклониться. Они бились под передним штевнем, когда основная часть дружины уже переместилась ближе к мачте. Бергвид дрался с горячей яростью, как берсерк, с хрипом и даже взвизгами на каждом ударе, но силы его не превышали обычные человеческие, и Хельги еще раз убедился, что настоящего «боевого безумия» его противнику Один не дал. Перед ним мелькали горячие, дикие, как у бешеного коня, темные глаза Бергвида с лихорадочным огоньком, его оскаленные белые зубы; он отдавал битве всего себя, как будто настала Последняя Битва при Затмении Богов, бился с бешеной самозабвенной страстью, словно ему было больше не для чего беречь себя. Хельги кожей ощущал страшную ненависть своего противника, ненависть, копившуюся годами. Но ведь они никогда не встречались, а значит, эта ненависть не могла быть предназначена именно Хельги; казалось, что эта ненависть текла в жилах Бергвида вместе с кровью и легко просыпалась по первому
зову, обращалась, как на главного виновника всех бед, на любого, кто подворачивался. Хельги ощущал, что Бергвид видит в нем не его самого, а «врага своего вообще», и с этим-то вечным, неизменным, нередко убиваемым и вечно возрождающимся многоликим врагом Бергвид сейчас и имеет дело. Чуть ли не весь мир слился для Бергвида сына Стюрмира в одно расплывчатое ненавистное лицо, и с целым миром он сражался, вкладывая в каждый удар самозабвенную ярость Последней Битвы.
        Но хладнокровие, сила и выучка Хельги успешно противостояли этой почти священной ярости, и постепенно он стал теснить своего противника. Бергвид отступал, шаг за шагом они прошли переднюю половину корабля, почти пустую, не считая мертвых и раненых, всяческого оружия и разрубленных щитов, попадавших им под ноги. Они дошли до мачты, краем уха Хельги ловил впереди отзвуки голоса Торварда ярла, весело и яростно кричавшего что-то, мельком видел нос его корабля возле кормы «Быка». Еще немного - и Бергвид с остатками своих людей будет в клещах; еще один натиск, и квитты посыплются за борт, а корабль будет в руках слэттов и фьяллей.
        И вдруг все закачалось у Хельги перед глазами. Он не мог понять, в чем дело; он не чувствовал боли, он не был ранен, но странная тяжесть вдруг навалилась на него. В глазах потемнело, люди и предметы превратились в расплывчатые пятна. Не понимая, что с ним, борясь с чувством беспомощности и страха, Хельги продолжал отбиваться почти наугад. Его противник тоже стал не тот: его движения замедлились, стали менее точны и ослабели. Но теперь Хельги не мог даже увидеть его в сером колдовском тумане, и два их клинка, неуверенно находя друг друга, сталкивались случайно и сшибались вяло, как пьяные. Изо всех сил Хельги старался взять себя в руки, сосредоточиться, собраться с силами, но руки и ноги плохо слушались. На веки давила страшная тяжесть, держать глаза открытыми было невероятно трудно, и даже воздух вокруг стал каким-то очень жидким. Изредка из тумана выскакивало лицо Бергвида, его разметавшиеся по плечам черные волосы, искаженное яростью бледное лицо; оно то придвигалось вплотную, то вдруг отдалялось, и Хельги то тянулся, напрасно пытаясь его достать, то едва успевал отразить удар, который вдруг
падал ему на голову прямо из воздуха.
        Днище корабля под ним качалось все сильнее, Хельги с трудом удавалось устоять на ногах. Каждый мускул, каждая жилка напрягались, стремясь сбросить путы колдовства, но теперь Хельги на себе убедился, что ничего нет сильнее злобных чар. Ни одно, даже самое простое охранительное заклинание не приходило на память.
        Резкий порыв свежего ветра ударил сверху и омыл голову, как вода. Все чувства разом ожили, внешнее и внутреннее равновесие восстановилось. Слуха коснулся резкий крик ворона. Тяжесть на веках исчезла, тьма в глазах рассеялась. Напротив Хельги стоял Торвард ярл с мечом в руке и обалдело смотрел на него. Вокруг оставались только мертвые, а на «Лебеде» позади кормы «Быка» кипела отчаянная схватка.
        -Ты что!- только и крикнул Торвард, как в величайшем изумлении.
        У Хельги было такое чувство, что он заснул прямо посреди битвы и чуть не проспал самое важное. На «Железном вороне» тоже шла битва, и там под своей собственной мачтой Хельги увидел спину и разметавшуюся копну спутанных черных волос. Бергвид! Так он там! Враг его, наславший на него «боевые оковы», обманул его, сбежал, заставил его биться с каким-то мороком, призраком, оставил ему в противники один свой облик, а сам у него за спиной убивает слэттов! И вот тут в жилах Хельги вскипела деятельная, жаждущая немедленного исхода ярость. Это бесчестно! Бесчестно обессиливать противника боевыми оковами, а самому действовать у него за спиной! Это дело подлеца! Труса и раба! Такой не смеет жить на свете и пятнать собой землю и море!
        С яростным криком Хельги кинулся назад на «Железного ворона», перепрыгивая через тела и разбросанное оружие.
        Одолев два сцепленных крючьями борта, Хельги снова оказался на своем корабле и устремился к Бергвиду. Он что-то кричал, чтобы заставить противника повернуться к себе лицом; кто-то из квиттов бросился ему навстречу, к груди ринулись сразу два копья, но Хельги сильным ударом обломал оба, двумя выпадами расправился с обоими квиттами, один из них упал, второй отшатнулся и полетел за борт, так как стоял на скамье. Где-то впереди Хельги видел спину Бергвида, видел, как тот работает мечом, угадывал, как падают тому под ноги люди - слэтты, его, Хельги, собственные хирдманы, часть его самого! Кто-то все время бросался на Хельги, он отбивался стремительно и нетерпеливо, всякий другой враг казался ему лишь помехой на пути к Бергвиду. Он шел к нему через качающийся «Ворон», а тот все удалялся; вот он уже на корме. Дальше - только море.
        Хельги наткнулся на сиденье кормчего, и ему пришлось остановиться. Привалившись к сиденью спиной, на днище корабля полулежал один из его хирдманов со стрелой в груди под самой ключицей. Внизу плескались волны. И Хельги вдруг ясно осознал, что никакого Бергвида тут нет и не было.
        Опершись о борт, Хельги оглянулся. По лицу его обильно текли струйки пота, воспаленные глаза жгло. Во всем теле ощущалась страшная тяжесть, двинуться было трудно. Даже меч казался неподъемным, но врагов рядом не наблюдалось, и Хельги, разжав пальцы, позволил мечу выпасть на доски днища.
        Прохладный ветер дул в лицо, в голове прояснилось. Хельги как будто вырвался на свежий воздух из дыма и пламени и мог теперь оглядеться.
        «Черный бык» уходил прямо в море, причем крючья с «Железного ворона» висели у него на бортах с оборванными веревками. Двигали его какие-то чудесные силы, поскольку ветер дул навстречу, парус не был поднят и на «Быке» не гребли. Людей на нем осталось мало, не больше половины от первоначального числа, почти все сидели или лежали с видом полного бессилия. Только сам Бергвид стоял на корме и смотрел на второй из своих кораблей, догонявший «Быка».
        Хельги окинул взглядом море. Маленькая снека качалась на волнах уже довольно далеко от берега, но можно было разглядеть, что она пуста: на ней остались только мачта, скамьи и несколько неподвижных темных тел. «Кольценосный змей» Рингольда ярла, почти не пострадавший, на веслах шел следом за уходящими квиттами, но двигался он медленно и явно отставал. «Длинногривый волк» Дага стоял возле берега.
        «Железный ворон» качнулся - это «Лебедь» подошел к нему вплотную и толкнул бортом в борт. К Хельги приблизился Торвард ярл. Его черные волосы разметались, рукав рубахи был почему-то оборван и висел клочьями, и на крупном тугом мускуле чуть ниже локтя виднелся глубокий порез. На ходу Торвард старательно зализывал его, и это придавало ему еще больше сходства то ли со зверем, то ли с диким великаном. На одном из толстых золотых браслетов, что украшали оба его запястья, виднелась свежая глубокая зарубка. Торвард тяжело дышал, еще не остыв от ярости битвы, казался возбужденным и каким-то лихорадочно веселым.
        -Как ты?- Привалившись к борту, Торвард тронул Хельги за плечо, будто хотел убедиться, что это не морок.- Я-то тебя не задел?
        -Ты?- Хельги не понял.
        -Так мы же с тобой дрались,- с досадой пояснил Торвард и длинно замысловато выругался.- Вот заморочил, гад! Проскользнул между нами и ушел, а мы друг на друга накинулись!
        И Хельги стало ясно, откуда перед ним вместо Бергвида вдруг появился Торвард: он и был там уже довольно давно, с того мгновения, как начали действовать «боевые оковы». Бергвид оставил им свой облик, и оба они думали, что бьются с Бергвидом, видя его на месте друг друга. Хельги чувствовал разом негодование и стыд, что оказался так бессилен против подлой колдовской уловки.
        Торвард ухмыльнулся:
        -Ну, это да! Больше и сказать нечего. Вот моя мамочка посмеется! Она предлагала научить меня накладывать «боевые оковы», но я не хотел. Это бесчестно, все равно что связанных бить.
        -А он, выходит, не считает, что бесчестно,- выговорил Хельги, постепенно приходя в себя.
        -Повадки-то рабские! Чего еще ждать, если он в хлеву вырос!
        Сверху раздался крик ворона. Хельги и Торвард разом подняли головы.
        Над кораблями кружил крупный черный ворон. Он выписывал в сереющем воздухе один правильный круг за другим, будто хотел подать какой-то знак. Хельги следил за ним глазами, пытаясь сообразить, к чему Один прислал сюда свою священную птицу. В уме мелькали какие-то смутные, отрывистые соображения, скорее даже намеки на догадку… Но Хельги был слишком утомлен и растерян после этой нелепой, замороченной битвы, чтобы осознать значение ворона над морем.
        -Э, а куда он делся-то?- Торвард вдруг толкнул его локтем.- Потонул, что ли?
        Хельги обернулся к нему, потом к морю. Никаких кораблей там не было. В ясный день при довольно спокойном море открывался широкий вид, но «Черный бык» исчез, как будто растворился в волнах.
        Глава 2
        Думать о дальнейшем продвижении сегодня не приходилось: ветер совсем стих, а людям требовался отдых. Раненых перевязали, убитых сложили на берегу, на возвышении, чтобы завтра со свежими силами похоронить под каменными насыпями. Дружина Рингольда Поплавка обошлась вообще без потерь, Даг хёвдинг потерял человек десять. Он же приобрел полтора десятка пленных, но части Бергвидовых людей со второго корабля удалось уйти, потому что Даг, имея на борту нескольких женщин, в том числе свою дочь, был вынужден действовать осторожнее. Теперь Хельга и обе ее служанки, оправившись от испуга, хлопотали, перевязывали раненых, присматривали за котлами, в которых булькали каша и похлебка из соленой рыбы. Хельга старалась выглядеть спокойной, но улыбка у нее выходила неживая, а в светлых глазах застыл ужас, с которым она никак не могла справиться. Это была первая настоящая битва, которую она видела в жизни. Поглядывая на сестру, Хельги вдруг вспомнил об Альвкаре. Да, нынешние девушки не те, что пятьсот лет назад. Из маленькой Хельги никогда не выйдет валькирии. Правда, в битве женщинам и не место!
        На ночлег расположились на опушке леса, приподнятой над морем: натаскали лапника, развели костры. Вереницы крупных валунов делали береговую полосу чем-то похожей на дом из множества причудливых палат без крыши. Впереди над морем висела полная светло-желтая луна, и вода под ее лучами играла широким блеском. Позади в темноте шумел ельник, и отчетливо раздавалось громкое журчание ручья на каменистом обрыве берега. Сидя вокруг котлов с кашей, квитты, слэтты и фьялли на разные лады обсуждали битву.
        -Напрасно кюна Ульврун на нас надеялась!- сам себя укорял Торвард ярл. Он старался говорить шутливо, но сквозь деланную насмешку прорывались непритворные горечь и досада.- Вы, говорила, его вдвоем повстречаете, против вас обоих разом он не устоит! Ха! Ничего себе герои! Плоховатые мы с тобой, Хельги ярл, противники для Ужаса Морского Пути! Кого бы нам еще позвать в товарищи! И позвал бы, да больше некого!
        -Не говори так!- остановил его Даг хёвдинг.- Бергвид ведь тоже был не один.
        -Ему помогает сам Ньёрд!- прибавила Хельга, с трудом верившая, что эта жуткая встреча кончилась благополучно.- Я знаю, мне рассказывали. Вот эти рога, которые у него на штевне, рога настоящего Ньёрдова быка из его подводных стад. Поэтому для Бергвида всегда дует попутный ветер… Да ему и ветра не надо, морские великанши несут его, куда он захочет.
        Хельги вспомнил, как «Черный бык» уходил в море без паруса и весел, как будто исполинские руки из-под воды невидимо несли его. Торвард ярл хмурился, против воли вынужденный признать, что в этих рассказах, так похожих на сплетни, содержится немало правды. Многие посчитали бы себя счастливыми, уйдя живыми от такого противника. Но Торвард ярл был самолюбив: все, что не победа, в его глазах означало поражение, а с поражениями сын Торбранда и Хёрдис мирился до крайности неохотно.
        -Нет, но мы втроем!- сокрушался он.- Даг Кремневый, Хельги сын Хеймира, Торвард сын Торбранда! Войска лучше и знатнее и придумать невозможно! И мы втроем уступили какому-то сыну рабыни, конунгу свиного навоза! Ничего себе славная битва! Что я отцу скажу! Да мне домой показаться будет стыдно!
        -А еще Бергвиду помогает Дагейда!- продолжала Хельга, пытаясь его утешить.- Она дает ему сил для любой битвы, она научила его плести «боевые оковы». А иначе его бы уже давно кто-нибудь победил! Против него и Хагир Синеглазый бился, и Фримод Серебряная Рука с Квартинга, и Моддан ярл, и еще многие! Без помощи Ньёрда и Дагейды он давно был бы убит!
        -Сразу видно раба!- твердил свое Торвард ярл.- Кто вырос в хлеву, тому ничего не стоит воевать чужими руками! Что это еще за Дагейда такая?
        Даг и Хельга посмотрели на Торварда и изумленно переглянулись. Им не приходило в голову, что он, сын Хёрдис, может не знать, кто такая Дагейда.
        Но раз он этого не знал, случай для рассказа выдался неподходящий. Правда, Торвард и не ждал ответа, думая совсем о другом.
        -Не стоит его в этом упрекать!- ответил Хельги. Он тоже не радовался поражению, но не тратил времени на пустую досаду, а пытался понять, почему так вышло. И эти размышления уводили его очень далеко от этой темной каменистой площадки, костров и котлов.- И Бергвид выбрал бы себе другую судьбу, если бы его спросили! Его не спрашивали, где он предпочитает вырасти. Мы с тобой, Торвард ярл, сделали его таким, какой он есть! Наши отцы продали его с матерью в рабство.
        -Ни я, ни мой отец, ни твой отец ничего ей не обещали!- поспешно возразил Даг хёвдинг.- Далла сама не захотела вовремя уехать в безопасное место. Ей предлагали - она не захотела.
        -Неправда!- одновременно с ним горячо воскликнул Торвард, отвечая Хельги.- Наши отцы не виноваты! Его мать сама продала в рабство и себя, и его! Однако Бергвид в чем-то прав, когда обвиняет нас! Мой отец тогда был союзником квиттов, но не сумел спасти от плена вдову их последнего конунга! А вы, фьялли, продали ее в рабство!
        -Никто из наших не знал, кто она! Я сам спрашивал. Никто ее не помнил. Ты знаешь: после Битвы Чудовищ наши захватили усадьбу, там нашли мертвую женщину в платье кюны. Даже золотое обручье было как у нее, даже огниво моей матери! А она знала, что огниво было у Даллы! И все подумали, что это Далла! У нас никто не знал ее в лицо! Эрнольв Одноглазый ее похоронил!- Торвард ткнул локтем Халльмунда, словно приводил сына Эрнольва в подтверждение своих слов.- Кто же знал, что она жива! И кто же была та женщина? Кто ее убил, зачем? Далла сама все и подстроила! Она сама ушла в рабство вместе со всеми простолюдинами, кого там захватили. Если бы мой отец знал, где она, то все было бы иначе!
        -Уж не хочешь ли ты сказать, что твой отец растил бы Бергвида вместе с тобой и любил, как Хьяльпрек любил Сигурда?- осведомился Хельги.
        -Не знаю!- Такого Торвард не решался утверждать.- Но уж думаю, он не упустил бы ее из виду, чтобы потом двадцать лет ждать, где и как эта семейка всплывет! Нет смысла рассуждать, что мой отец сделал бы! Далла не стала ждать, что он сделает! Она сама решила свою судьбу и сама продала себя в рабство! Это все ее проклятое упрямство! Это она хотела все делать по-своему, хотела сама собой распоряжаться, пусть выйдет и гораздо хуже, чем ей устроили бы другие! Она все сделала сама, и мы тут ни при чем!
        -Эта склонность - распоряжаться собой назло здравому смыслу - весьма распространена и у других.
        -Ты на меня намекаешь?- Торвард прямо встретил взгляд Хельги.- Может, ты и прав. Но когда я сам распоряжаюсь собой, я потом не валю вину на заморских конунгов! Хочешь сам собой править - так и отвечай за себя сам! Очень просто! А кто не хочет, тот и есть раб, продавали его или не продавали!
        -Ой, только не подеритесь!- с беспокойной улыбкой умоляла Хельга и осмелилась даже слегка прикоснуться к плечу Торварда. Спор становился слишком ожесточенным: Бергвид, даже скрывшись из глаз, ссорил своих противников между собой.
        -Однако именно вам Бергвид стремится отомстить!- напомнил Даг хёвдинг.- Ему вы едва ли докажете, что не виноваты.
        -А я и не собираюсь ему ничего доказывать! Когда-нибудь мы с ним еще встретимся. И я его заставлю сражаться как следует, безо всяких «боевых оков»!
        -Как?
        -Не знаю!
        Все помолчали; шумел ветер в вершинах ельника, а каждый из сидящих возле костра людей вспоминал битву в море, как он ее увидел. Качание кораблей на волнах, звон железа, крик ворона где-то над головами…
        -Нам помог Восточный Ворон,- чуть погодя сказал Даг хёвдинг.- Ты не слышал о нем, Торвард ярл? Это дух-покровитель нашего побережья. Он был очень благосклонен к матери Хельги ярла, моей сестре. Видимо, потому-то он и защитил ее сына от «боевых оков». Когда мы будем в Тингвале, нужно будет принести ему благодарственные жертвы.
        Дальнейший путь протекал спокойно, если не считать жалоб местных жителей: здесь видели корабли Бергвида, и люди из прибрежных дворов и усадеб были вынуждены спасаться бегством в глубь побережья, угоняя стада и унося самое ценное из имущества. Но все же где-то он порезал скотину, где-то выгреб остатки съестных припасов - и Даг хёвдинг все больше мрачнел, вспоминая неудачное сражение. Если бы не «боевые оковы», то эти «подвиги» Бергвида могли бы стать последними и он, хёвдинг Квиттингского Востока, мог бы больше никогда не бояться разорения своей земли!
        Через четыре дня корабли пришли в Тингваль, усадьбу Дага хёвдинга. Здесь тоже предполагалось задержаться, но об этом Хельги, в отличие от нетерпеливого Торварда ярла, вовсе не жалел. Ему нравилась эта усадьба, в которой его предки по матери прожили несколько веков. В Эльвенэсе ему часто попадался на глаза поминальный камень, поставленный на вершине ее кургана, напоминая тем самым, что она давно умерла. А этот дом, эти столбы и стены, эти скамьи и камни очага, эти горы и это море помнили ее живой, и оттого казалось, что и сама она где-то рядом, вот-вот войдет в открытую дверь. Приезжая сюда, он приезжал к ней, и здесь, среди вещей, окружавших ее с рождения и до замужества, ее образ представлялся Хельги гораздо живее и ярче, чем дома.
        Когда она умерла, Хельги сравнялось всего семь лет, и он сохранил о матери расплывчатые и обрывочные воспоминания. В его память почему-то с особенной яркостью врезалось одно, хотя ничего выдающегося в нем не было. Он помнил себя, проснувшегося на огромной лежанке в девичьей - лежанка казалась размером с целое поле, потому что сам он был очень мал. Он проснулся и увидел, что вокруг полутьма, а в ней выделяется прямоугольник двери, открытой прямо во двор. Прямоугольник был лиловым, и мальчик понял, что уже вечер. День кончился, пока он спал, и он заплакал от горя, от тоски по безвозвратно ушедшему дню. Он плакал, потому что у него не имелось еще никакого другого средства высказать свои чувства - ему было тогда года полтора, не больше. Время тогда тянулось медленно, каждый день становился сам по себе событием, и вечерняя смерть одного из этих дней становилась непоправимым горем. Наступавшая ночь, за которой ждало новое утро, казалась огромной, непреодолимой, и он плакал от досады, что проспал, упустил даром драгоценный свет дня.
        К нему тогда подбежали, подняли, стали утешать. Он помнил лица двух женщин, склонившихся над ним, и эти лица казались такими большими, белыми, как две луны. Это были Хвита, его рабыня-нянька, и мать. Они что-то наперебой говорили ему; маленький мальчик не понимал их слов, но чувствовал, что его утешают, и в самом деле утешился. Ласки этих двух женщин восполнили его утрату. И нынешний, взрослый Хельги отлично помнил свое тогдашнее блаженство, когда мать взяла его на руки. Его тоска по ушедшему дню сразу исчезла: мать сама была солнцем, возле которого не страшна тьма.
        В воспоминаниях мать казалась Хельги очень красивой. В его глазах она совсем не менялась, и теперь он помнил ее совсем молодой женщиной, лет двадцати трех. Она умерла в двадцать пять, а ему теперь уже исполнилось двадцать шесть - значит, Хельги стал старше своей матери. В этом было что-то привычно-неестественное, хотелось понять, как это получилось.
        И потому Хельги любил родной дом своей матери, что здесь дух ее был близок и в нем постоянно жила надежда: вот-вот ему откроется эта тайна, в которой, по сути, и не содержалось ничего таинственного, но которая не давала ему покоя.
        Отдых предполагался довольно долгий, потому что продолжать путь было еще нельзя.
        -К Вигмару Лисице не так легко попасть!- говорил Даг хёвдинг.- Он очень не любит незваных гостей. Все подходы к его жилью оплетены заклятьями: если к нему идет тот, кого Вигмар не звал, то гость собьется с дороги, заблудится и будет блуждать очень долго. И если он потом выйдет из леса в том же месте, где вошел, это будет большая удача. Некоторые не выходили вообще.
        -Но ты же у него был!- напомнил Хельги.- И Гельд Подкидыш был.
        -Да, но он сам присылал за нами кого-то из своих сыновей. А без провожатого туда не стоит и соваться.
        -Что же делать?
        -Я бы вам предложил вот что. Туда сначала поедет Дагвард. Он уже знает те места, а тамошние тролли знают его. Он скорее доберется до Золотого озера и скажет Вигмару о вас. Если он согласится вас принять, то он пришлет вам провожатого. Тогда вы доедете без труда, здесь дороги-то дня три.
        Хельги вопросительно посмотрел на Торварда: тот ответил весьма кислым взглядом.
        -Ждать!- разочарованно протянул Торвард.- Да еще предупреждать его, да еще и просить, как бродяги: будьте милостивы, пустите переночевать!- Он так похоже изобразил ноющего бродягу, что Хельга и ее мать, фру Борглинда, рассмеялись.- Ничего себе подвиг! Мы уже отличились… тут недавно.
        С воспоминаниями о бесславной битве с Бергвидом Торвард ярл никак не мог примириться, и замыслы Дага не способствовали утешению.
        -Зато так вы попадете туда вернее!- заметил Даг.- Я понимаю, что в молодости ждешь неохотно, но изображать дурака, блуждая в трех соснах за Мшистой горой, тебе ведь тоже не очень хочется, да, Торвард ярл?
        -Я люблю полагаться на самого себя! А что касается троллей… Как ты думаешь, Хельги ярл, Восточный Ворон не поможет нам в случае чего?
        -Трудно сказать,- Хельги пожал плечами.- Восточный Ворон - дух восточного побережья. В Медном лесу свои духи.
        Но доводы Дага не убедили Торварда ярла, да и Хельги думал о долгом ожидании безо всякого удовольствия. Когда на другой день Торвард ярл предложил устроить охоту, Хельги с готовностью согласился, не без мысли, что добытое мясо можно будет использовать как дорожный запас для будущего похода. С собой они взяли человек по десять от дружин и кое-кого из местных квиттов в качестве проводников. В сосновом бору нашлось лосиное стадо, и в первый же день они добыли двух животных. Отправив добычу в Тингваль, Хельги и Торвард с дружиной заночевали в лесу, намереваясь завтра поохотиться еще.
        Вольно или невольно, они двигались прямо на запад от побережья и с места их ночлега уже отчетливо виднелись горы, ограждающие Медный лес. Предгорья Медного леса, еще не слишком высокие и сплошь лесистые, походили на волны беспредельного моря земли или мохнатые спины чудовищ, затаившихся до поры, но всегда готовых подняться. Весь вечер Торвард ярл, предоставив хирдманам устраиваться и жарить мясо, сидел на пригорке и смотрел на эти горы.
        Он казался как-то непривычно задумчив и помахивал прутиком, будто не знал, куда его девать, а выбросить не догадывался.
        -Все-таки я думаю, нам не стоит ждать, пока твой прекрасный родич Дагвард проложит нам дорогу к Золотому озеру,- снова начал он. Об этом они с Хельги толковали уже не раз, и Торвард твердо стоял за то, чтобы отправляться как можно быстрее.- Меня дома в Аскефьорде засмеют, если узнают, что я вежливо просил Вигмара Лисицу впустить меня в ворота! Этот Вигмар Лисица, знаешь ли, у нас там широко известен!
        -Разве он у вас бывал?
        -Нет, он у нас не бывал. Но наши с ним сталкивались. Эрнольв Одноглазый с ним чуть ли не побратался… Ну, это длинная сага, ну, короче, когда двадцать семь лет назад наши в первый раз вышли на Золотое озеро, этот Вигмар со своими троллями у нас человек триста погубил. А потом, через два года, мой отец с ним дважды встречался в битвах - в Медном лесу и на здешнем побережье. И Вигмар ему сказал, что с Медного леса фьялли никогда не получат дани!
        -Тебя это задевает?
        Хельги покосился на своего товарища: живое открытое лицо Торварда как-то ожесточилось, он даже сделался непохож на себя. Шрам на щеке стал как-то особенно заметен, в темных глазах дрожали глубокие отблески огня. И Хельги вдруг осознал, что его новый товарищ далеко не так прост, как кажется. Это - сын Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи.
        -Представь себе, задевает,- негромко ответил Торвард, помолчав, и не отрывал при этом взгляда от пламени костра.- Меня еще не было на свете, когда началась эта война. Меня родила эта война, ты понимаешь? Ты должен понять, потому что и тебя она родила тоже!- Торвард вдруг вскинул глаза, и его напряженный взгляд, как черное копье, ударил Хельги прямо в сердце.- По этой войне мы с тобой родные братья! Если бы не война, твой отец не сватался бы к дочери здешнего хёвдинга. А мой отец потерял жену и двух старших сыновей, когда квиттингская ведьма наслала на них «гнилую смерть». Он начал войну, чтобы отомстить ей. А через два года эта же самая ведьма стала его женой, заменила ему ту, которой его лишила! Или заняла то место, которое освободила для себя! Так тоже говорят. И я - ее сын, я не родился бы, если бы не эта война. Я сын ведьмы, я это не только от Бергвида слышал. Думаешь, так легко быть сыном ведьмы?
        Торвард замолчал и стал смотреть вдаль, где горы Медного леса уже почти слились с темными небесами подступающей ночи. И Хельги вдруг ощутил, что их с Торвардом связывает и еще кое-что, кроме того обстоятельства, что оба они обязаны своим существованием Квиттингской войне. Торвард ярл тоже хотел найти свою мать. Она не умерла, она ждала его дома, но он хотел увидеть ее родину, увидеть те места, которые сделали ее колдуньей, женой великана Свальнира, а потом женой его отца, и понять все то, что она сама не хотела ему рассказать. Его собственные корни остались в земле Медного леса, они звали его властными голосами, и он не мог противиться зову.
        -Все ярлы моего отца прославились на Квиттинге,- снова заговорил Торвард чуть погодя.- И он сам, и Эрнольв Одноглазый, и Хродмар Удачливый, и Асвальд Сутулый, и Сёльви и Слагви, и Арне Стрела, и Арнвид Сосновая Игла, и Хьёрлейв Изморозь, и Агильбьярт Молчун, и Фардиульв Уздечка, и Хрейдар Гордый, и Кольбейн Косматый, и…- Он махнул рукой.- До утра можно перечислять. Все они что-то делали здесь: бились, собирали дань, опять бились. У нас в каждом доме показывают что-то из здешней добычи, по всему Фьялленланду, понимаешь? Правда, теперь все меньше. Рабы состарились и поумирали, серебро проели, ткани истаскали… Железо истерлось. У нас ведь свое железо плохое, а земля - одни камни. Что ни год, каждому бонду надо новый лемех. А все железо - здесь!- Он широким взмахом обвел далекие горы, окончательно пропавшие во тьме.
        Ночь закрыла ворота, не позволяя двум пришельцам даже бросить взгляд на Медный лес.
        -Так тебе нужно железо?- помолчав, спросил Хельги. Торвард удивил его: в этих рассуждениях не было ничего особенного, но он не предполагал, что мысли веселого Торварда простираются на такую ширину.
        -А тебе нет?- Торвард насмешливо покосился на него.- Оно нам всем нужно. А есть оно только здесь. И мы взяли что могли, и вы взяли что могли.
        Хельги промолчал. Да, им нет смысла лукавить друг с другом. Не ради серых глаз хёвдинговой дочери, о которой он тогда и понятия не имел, Хеймир конунг, тогда еще Хеймир ярл, двадцать семь лет назад собрал войско, привел его сюда и сказал в лицо Торбранду конунгу: «Дальше ты не пойдешь». Он сделал это ради железа, которого так много на Квиттинге и так мало в других землях. А поскольку его не прибавилось за прошедшие годы, то причина войны не умерла. А значит, и война не умерла, а только затаилась до поры. Стало тревожно: как бы они с Торвардом ярлом ни нравились друг другу сейчас, каждый из них со временем обязан будет позаботиться о благополучии своего племени. А значит, они, плечом к плечу сидящие у этого костра, окажутся врагами. Их нынешняя, едва зародившаяся дружба - как этот костер, крошечный лепесток тепла и света в глубине огромной ночи. И даже то, за чем они идут в Медный лес,- булатная сталь - может сначала сдружить их посредством общей цели, а потом стать причиной жестокого раздора…
        -Тебе легче: у тебя тут теперь родня,- продолжал Торвард ярл.- А мою мать, и род и племя прокляли. Мне родня не поможет. Я если что-то и раздобуду, то сам. Правда, у нас уже лет десять поговаривают, что здесь нечего взять. Уже десять лет, как перестали дань собирать, потому что все, что соберут, сами за время похода и съедают. А тут заговорили про эти мечи… Как все-таки по-твоему,- Торвард подался ближе к Хельги,- могут здесь быть булатные мечи?
        Хельги пожал плечами, потом неохотно ответил:
        -В Медном лесу может быть все, что угодно. Вигмар Лисица знается со всякой нечистью. Не тролли, так темные альвы могли ему рассказать, как ковать булатную сталь. Это может быть.
        «А еще он может знать, где искать Альвкару»,- подумалось Хельги при этом. Вигмар был последним из людей, кто видел ее.
        -И уж это я выясню!- с мрачноватой решимостью пообещал Торвард ярл.- И я буду знать, можно на Квиттинге еще что-то взять или нельзя! Есть у Вигмара Лисицы что-то стоящее или нет - в этом я должен убедиться своими глазами!
        -Знатные ярлы ищут дорогу к Вигмару Лисице?- спросил вдруг рядом совершенно незнакомый голос.
        Торвард, Хельги и десяток сидящих у этого же костра хирдманов дружно вздрогнули и разом обернулись. В первый миг всем показалось, что этот голос лишь померещился - он был глуховатым, довольно невнятным, как будто шел прямо из-под земли или из ствола дерева.
        Между двумя бурыми валунами на краю площадки что-то зашевелилось. Хельги, сидевший к ним лицом, во время беседы не раз смотрел в ту сторону и ясно видел пустое пространство между двумя камнями. Но сейчас между ними поднималась с земли фигурка сидевшего человека.
        -Ты кто такой?- одновременно воскликнуло несколько голосов.
        Несколько хирдманов вскочили на ноги и шагнули вперед, подхватив с земли близко положенные копья и секиры и обратив их против ночного гостя. Тот застыл на месте, приподняв обе руки ладонями вперед, показывая, что у него нет ни оружия, ни враждебных намерений. Да и, правду сказать, стыдно бояться такого заморыша: ростом ночной гость был не больше подростка, а голова его казалась слишком большой для узких плеч и длинных худых рук.
        -Ты откуда взялся?- воскликнул Торвард ярл.
        -Я живу здесь неподалеку,- ответил человечек, кивая куда-то в темноту.
        -Чего тебе надо?
        -Огонь ночью далеко видно. Так знатные ярлы ищут дорогу к Вигмару Лисице?
        -Поди сюда,- недоуменно хмурясь, велел Торвард ярл.- Ты кто такой?
        Человек медленно приблизился и остановился в трех шагах от сидевших ярлов, там, где пламя костра хорошо его освещало. Он оказался уже стариком: лицо у него было огрубелое, морщинистое, коричневое, как кремень; голова почти облысела, и только по бокам осталось несколько прядей темных волос. Крупный нос выступал вперед, длинная черная борода прикрывала грудь, большие темные глаза ярко блестели, ловя отблески пламени.
        -Как тебя зовут, добрый человек?- осведомился Хельги, вежливо намекая, что для начала надо бы представиться.
        -Я - Скаллир сын Кнара,- ответил гость, гордо подняв свою огромную голову.
        Хирдманы засмеялись: имена отца и сына оказались как на подбор.[7 - Скаллир значит «лысый», а Кнар - «скрипучий».]
        -Должно быть, это очень знатный род!
        -И древний!
        -И богатый!
        -А главное, очень отважный и учтивый!
        -Подревнее вашего будет!- с неожиданно злобной надменностью ответил Скаллир, искоса сверкнув на них глазами, и снова выпрямился, задирая бороду.- Прикажи твоим людям уважать меня, Торвард ярл, или у нас не выйдет хорошей беседы.
        -Помолчите!- сам смеясь, крикнул Торвард.- По-моему, мы тут услышим много любопытного!
        -Так что ты говорил о Вигмаре Лисице?- спросил Хельги.
        -Нет, это ты, Хельги ярл, говорил о Вигмаре Лисице!- поправил его Скаллир.- Вы собираетесь к нему?
        -Была такая мысль,- Хельги кивнул.- Правда, говорят, что к нему нелегко добраться.
        -Это правда!- подтвердил Скаллир.- А скажи-ка мне, Хельги ярл, если вы доберетесь до дома Вигмара Лисицы, что вы будете делать?
        -Мы собираемся отнять все его сокровища!- с насмешливой надменностью ответил Торвард ярл. Этот бродяга, смеющий допрашивать сыновей конунгов, казался ему очень забавным.- И похитить его дочь.
        -Это правильно!- Скаллир вдруг захихикал, и все морщины его смуглого лица заходили ходуном, как рябь на воде.- У него много сокровищ! Очень много!
        -Больше, чем у Фафнира!- смеясь, подхватил Халльмунд.
        -Меньше, чем у Фафнира, но не меньше, чем у иного конунга! Верьте мне, я знаю! У него есть и золотые кубки, и серебряные блюда, и бронзовые светильники, и драгоценные самоцветные камни! А про меха, ткани и прочую дребедень я молчу!
        -А булатная сталь?
        -Конечно! И булатная сталь! Все это у него есть! И все это будет вашим, если, конечно, у вас хватит смелости с ним сразиться!
        -Потише!- возмутился Торвард ярл.- Уж не сомневаешься ли ты в моей смелости?!
        -Нет, нет!- Скаллир замотал головой.- Я не сомневаюсь. Я предлагаю свою помощь. Я могу отвести вас туда.
        -В самом деле?- спросил Хельги.- А ведь говорят, что дороги туда закляты?
        -Это верно. Но если чары были кем-то наложены, то ведь кто-то может их и снять. Доверьтесь мне, и я отведу вас прямо к воротам Вигмаровой усадьбы.
        -Да ну?- недоверчиво отозвался Торвард.
        Хельги молча рассматривал странного собеседника.
        На этом морщинистом лице, в этой тщедушной, но гибкой и по-своему сильной фигуре лежал какой-то странный отпечаток. Трудно было сказать, в чем тут дело, что отличало Скаллира от прочих людей. Не верилось, что когда-то он был молодым, не имел этой лысины и бороды; весь он как будто застыл со своими морщинами, где навеки въелась копоть, горячими темными глазами, темной бородой, сгорбленной спиной, загрубелыми корявыми ладонями. Он казался существом какойто особой породы, как будто его вырезали из древесного корня, раскрасили углем и глиной и оживили.
        -Ты квитт?- спросил Хельги.
        -Что?- Скаллир глянул на него, как будто не понял вопроса.
        -Ты родился на Квиттинге?
        -Да. Моя родина - Медный лес,- ответил Скаллир, самодовольно поглаживая бороду, как будто это было невесть какое отличие.
        -Да, ничего себе знатность,- пробормотал Торвард ярл.
        -А почему же тогда ты хочешь навести нас на Вигмара? Ведь его зовут хёвдингом Медного леса.
        -Пусть бы подавился тот, кто его так зовет!- с досадой ответил Скаллир.
        Лицо его вдруг ожесточилось и стало отталкивающе неприятным. Длинные поперечные морщины на лбу задрожали, во всем лице появилось какое-то нездоровое, лихорадочное оживление: застарелая ненависть била ключом в этой странной душе и требовала выхода.
        -Да ты его не любишь!- заметил Хельги.
        -Чтоб ему пропасть вместе со всем его проклятым родом! Он мой враг и враг всего моего рода!
        -Что же он тебе сделал?- с любопытством спросил Торвард. Вражда между этим тщедушным существом и Вигмаром Лисицей, прославленным доблестью и силой на весь Морской Путь, выглядела просто смешной.
        -Он ограбил мой род!- вскрикнул Скаллир, и его голос вдруг стал пронзительным и резким, так что хирдманы поморщились и даже прикрыли ладонями уши.- Он отнял наши земли и все наши богатства! Все, что есть на Золотом озере, всегда, от создания мира принадлежало нам! И медь, и железо, и олово, и золото, и самоцветы! Он пришел и все забрал! Он хочет вовсе выжить нас с земли, которую боги создали только для нас, и завладеть всеми богатствами!
        -А, значит, ты хочешь ему отомстить нашими руками!- сообразил Рингольд Поплавок.- Но тогда ведь ты потребуешь доли в добыче!
        -Нет, нет!- Скаллир взял себя в руки и, тяжело дыша, старался успокоиться.- Нет. Мне будет достаточно того, если вы разорите его дом и перебьете его род! Вам достанутся все богатства, что он накопил в своем доме. А мне ничего больше не нужно! Пусть только он уйдет с моей земли! Я полагаюсь на вашу доблесть, знатные ярлы! Ведь Вигмар Лисица - ваш злейший враг! Он бился с твоим отцом, Торвард ярл! И твоему отцу, Хельги ярл, он мешает собирать дань с восточного побережья! Люди убегают с побережья к нему на Золотое озеро, а он никому не платит дани! Люди, которые могли бы работать на вас, работают на него! Он ваш враг! Убейте его! Убейте!
        У Хельги кружилась голова и темнело в глазах; блеск огня и тьма вокруг как-то странно смешались в единый неразличимый черно-огненный поток, и этот поток завораживал, морочил, давил на мысли. И эта огненная мгла скрипуче заклинала: «Убейте, убейте!» Вспомнились «боевые оковы» - здесь мерещилось какое-то иное, но тоже неприятное колдовство.
        -У меня будет еще одно условие,- добавил Скаллир.- Мы должны будем идти только по ночам.
        Хирдманы загудели: и сам-то Скаллир не слишком внушал доверие, а тут еще такое дикое требование!
        -Это ты не слишком хорошо придумал!- сказал Торвард ярл.- Ночью же вся нечисть сильнее!
        -Ночью сильнее любые чары! И когда мне придется резать сеть, которой тролли Вигмара окружили его дом, сила ночи поможет мне. А не хотите - справляйтесь сами,- обиженно и сварливо добавил Скаллир.- Только вы и до Мшистой горы без меня не дойдете.
        Торвард и Хельги посмотрели друг на друга. Оба пребывали в нерешительности: с одной стороны, странности Скаллира внушали веру, что он действительно может преодолевать зачарованные дороги, но сам он настолько не нравился обоим, что решиться принять его помощь было трудно.
        -Если вы согласны, то я жду вас на этом месте завтра в полночь,- сказал Скаллир.- Думаю, у вас хватит на это смелости, знатные ярлы.
        Он повернулся и пошел назад, к тем камням, из-за которых появился. Все смотрели ему вслед, чувствуя странное оцепенение. Никто не сводил к него глаз, но никто не увидел, куда он делся. Скаллир прошел между двумя камнями и исчез, как будто это были ворота, уводящие в иной, невидимый мир.

* * *
        Назавтра перед полуночью оба ярла с дружинами уже ждали возле места вчерашнего ночлега. Обсудив удивительную встречу, Хельги и Торвард решились все-таки принять предложение этого странного создания.
        -Мне он тоже не нравится, но нам же к нему не свататься!- говорил Торвард ярл, быстрее, чем Хельги, пришедший к этому решению.
        -Как бы он нас не завел куда-нибудь…
        -А ты хочешь всю жизнь по широким дорогам ездить? И чтобы в каждой яме по Фафнирову кладу? Так не бывает. За чем-нибудь стоґящим надо ездить подальше! А довести он доведет! Что он Вигмара терпеть не может, это сразу видно, это он не врет! Доведет, и ладно. А там видно будет.
        Дагу хёвдингу они не стали рассказывать о своем проводнике. Даг не одобрял их решения ехать в Медный лес, но отговаривать не стал.
        -Вы оба - взрослые люди,- только и сказал он.
        У Торварда ярла было с собой сорок человек, у Хельги - больше восьмидесяти. С таким войском они считали вполне возможным углубиться в дали Медного леса. Смущала необходимость идти по ночам, но, как говорят, бояться волков - быть без грибов.
        В ночной темноте, освещая дорогу факелами, они приблизились ко вчерашнему пригорку, и тут же из-за валунов выскользнула знакомая темная фигурка.
        -Идите за мной, знатные ярлы,- без приветствия сказал Скаллир и тут же пошел куда-то вперед вдоль лесной опушки.
        Торвард и Хельги опять переглянулись, но фигурка Скаллира едва виднелась в темноте, отблески факелов никак не могли ее догнать, и им пришлось поспешить. Обойдя гору, Скаллир нырнул в сосновый бор.
        Идти оказалось не слишком трудно: лес нигде не был особенно густым, весенней сырости на каменистой почве с изобилием гранитных выходов совсем не замечалось. Скаллир шел уверенно, ведя дружину из одной долины в другую, с горы на гору, из ущелья в ущелье. То ли он видел в темноте, то ли так хорошо знал все приметы местности, что свет ему не требовался.
        Когда темнота ночи стала понемногу уступать место серому утреннему свету, Скаллир остановился и повернулся к Хельги:
        -Сегодня мы не пойдем дальше. Оставайтесь здесь до вечера, а вечером я приду.
        С этими словами он шагнул в сторону и исчез.
        -Э, ты куда?- крикнул Торвард, но Скаллир не откликнулся. Его просто больше не было.
        Устраиваясь на отдых, Торвард и Хельги почти не разговаривали. Затея этого похода становилась все более и более сомнительной. Хирдманы у костров негромко бормотали, обсуждая непонятного проводника.
        -Нет, куда же он делся-то?- спрашивал Халльмунд.- Ты мне скажи, Торвард ярл, куда он делся? Домой пошел? Он туда за день успеет и обратно? А раз не успеет, то почему с нами не остался?
        -Не знаю! У тебя тетка - ясновидящая, ты сам и решай!
        -Да нет, я ничего! Раз надо, так пойдем. Как ты скажешь.
        -Да уж конечно! Раз пошли, то не возвращаться же теперь!
        Тьма рассеялась, стало видно, что дружина остановилась на дне глубокой длинной долины. Ее окружали высокие горы, поросшие еловым лесом. Неподалеку бежал ручей. К полудню отдохнув, многие захотели получше осмотреть местность. Хельги и Торвард отправились тоже. Вокруг них расстилался Медный лес, предмет мыслей и мечтаний их обоих. Все вокруг казалось диким и чудесным: толстые стволы елей, гранитные валуны, кусты можжевельника, мхи и лишайники, то темно-зеленые, то сизые, то почти белые. Здесь не ощущалось присутствия человека, скалы и мхи жили своей жизнью, такой же, как тысячу лет назад, когда в этой земле не было людей, и их уверенный, ничем не нарушаемый покой дал им свою собственную, непостижимую душу. Хельги ощущал присутствие вокруг этой души, бессловесной, бессмысленной, может быть, но сильной и живой. В порывах ветра он слышал вздохи могучей груди, в шорохе еловых лап - шепот спящих под землей исполинов. Дух древних великанов до сих пор жил в его высоких горных вершинах, в его старых темных ельниках. Казалось, стoит только приглядеться - и среди коряг увидишь копошение троллей, а на дальнем
склоне мелькнет маленькая женская фигурка верхом на огромном сером волке… «Ехал Хедин домой из леса в вечер под Йоль и встретил женщину-тролля. Она ехала на волке, и змеи были у нее удилами…»[8 - Старшая Эдда.]
        -Тихо-то как!- с подозрением бормотал Аудольв Медвежонок.- И не пошевелится ничего! Я-то думал, тут великаны и ведьмы на каждом шагу, изготовился вот,- он качнул в руке секиру,- и стою теперь как дурак!
        Рингольд Поплавок, с десятком своих людей зашедший дальше всех, прислал к Хельги хирдмана.
        -Похоже, ярл, там недавно зарезали кого-то!- заявил он, показывая куда-то в сторону.- Камень весь в крови! Пойдемте, покажу!
        Последовав за ним, Торвард, Хельги, Халльмунд и еще кое-кто из любопытных нашли выступ черноватого гранита, шириной в несколько шагов, сплошь усеянный красноватыми точками, похожими на засохшую кровь. Хельги нагнулся и поднял с земли горсть мелкой щебенки. Среди серых и черных виднелось несколько красноватых полупрозрачных камешков - тусклых, неровных, но чем-то смутно знакомых. Хельги повернулся к солнечному свету. Да, его не обманул этот особый темно-красный, чуть розоватый оттенок: на ладони лежали драгоценные камни, называемые гранатами. Только узнать их было нелегко: мелкие, тусклые от бесчисленных трещин кристаллики совсем не напоминали те пламенеющие, как угли, гладкие крупные камни, которыми так любят украшать себя женщины во всех землях.
        -Вот это да!- Торвард тоже подобрал несколько красных камешков и подкидывал их на ладони.- Ничего себе! Драгоценные камни валяются под ногами!
        Вся скала, в которую упирался «окровавленный» выступ, была усеяна такими же красными «каплями». Красные пятнышки образовались от расколотых пополам, от вытертых ветрами мелких кристалликов. И вся толща горы наполнена этими кристалликами, как выпеченный хлеб пузырьками воздуха. Огромное богатство! Но какое умение нужно, чтобы расколоть гранит, не повредив кристаллы, не превратив их в такую же тусклую, никуда не годную мелочь! Потому-то, верно, и говорят, что добывать драгоценные камни умеют только свартальвы, которым повинуется камень.
        Смеясь и удивляясь, хирдманы набрали себе по горсточке мелких гранатов - иначе расскажешь, а тебе не поверят! Хельги не стал подбирать бесполезные камешки, но случай этот еще раз убедил его, что в Медном лесу возможно все. Если драгоценные камни валяются под ногами, то, значит, и до горы, где спит зачарованным сном его мечта, уже недалеко…
        Мысли об Альвкаре почти не отпускали его и крепили решимость идти вперед, мирясь со странностями подозрительного проводника. Воздух вокруг был пронизан таинственными силами, и казалось, что пристальный взгляд самого неба сосредоточен на каждом здешнем камне. Только обернись - и увидишь горную вершину, окруженную сияющим пламенем, за которым скрыто ложе спящей валькирии. В скалах чернело множество расселин, и Хельги, заглядывая в их таинственную тьму, с замиранием сердца ожидал увидеть в каждой из них отблеск каких-то иных, загадочных миров.
        Когда начало темнеть, дружины приготовились идти дальше. В густых сумерках Скаллир опять вынырнул из-за камня и сделал знак следовать за ним.
        -Ну, как там у тебя дома?- небрежно спросил Торвард ярл.- Как жена, детишки? Все в порядке? Быстро же ты обернулся!
        -Не беспокойся о моих делах, знатный ярл!- сварливо отозвался Скаллир.- Я обещал довести вас до дома Вигмара Лисицы и доведу, а все прочее вас не касается!
        -Ничего себе вежливость!- хмыкнул Торвард.
        Но больше они ни о чем не спрашивали. Относить их проводника к обыкновенным людям не приходилось, но раз уж они решили ему довериться, то теперь им оставалось только следовать за ним.
        И снова они шли всю ночь. Теперь светила луна, можно было разглядеть и горы вокруг, и блеск реки, вдоль которой лежал их путь. Однажды дружина прошла мимо каменной стены, которыми разгораживают поле и пастбище, а потом на склоне горы разглядели и крыши спящей усадьбы. От этого на душе становилось легче: значит, здесь есть живые люди. Если это люди, конечно.
        Под утро Скаллир снова исчез. День прошел так же, как вчерашний: в отдыхе и осмотре ближайшей местности. Но, в отличие от вчерашней, эта местность оказалась более обжитой и богатой: прямо с луговины, на которой они остановились, с рассветом стали видны признаки близкого жилья. Внизу расстилались два обширных поля, отделенные от пастбища на склоне каменными оградами, чтобы скот не забредал в посевы. На полях обильно зеленели всходы ржи и ячменя; пройдя дальше, слэтты нашли посевы конопли и даже льна. На иных полях торчали колючие листики репы с округлыми верхушками, на других горох был посеян вместе с овсом и уже цеплялся мягкими коготками усиков за овсяные стебли, твердо намереваясь лезть как можно выше и со временем добраться до самого неба. Все обещало к осени неплохой урожай. На луговинах виднелись свежие коровьи лепешки, непреложно указывая, что местные жители богаты скотом.
        За горой нашелся и дворик - несколько построек внутри общей бревенчатой стены. Хельги велел зайти туда, но двор оказался пуст: ни людей, ни скота. Зато имелись следы поспешного бегства: утварь, одежда, разные вещи были разбросаны, на рогульках прялок висели клоки шерсти, а под скамьей валялись полунамотанные веретена. Угли в очаге еще слегка дымились. И на влажных участках с более мягкой землей отпечатались следы человеческих ног, коровьих, овечьих, конских, козьих копыт, полозьев волокуш. Все они уводили на северо-запад.
        От первого дворика натоптанные тропы расходились в разные стороны и вели к другому жилью. У реки там и здесь лежали рыбачьи лодки, сушились сети, стояли, широко расставив длинные деревянные ноги, сушилки для рыбы, сколоченные из жердей. Кое-где сети были брошены мокрыми кучами, кое-где в корзинах еще шевелилась выловленная, но не выпотрошенная рыба. Все указывало на то, что жители бежали в страхе, бросив все повседневные дела. Но шарить в брошенных домах Хельги не велел: ведь не ради жалкого имущества бондов и рыбаков они сюда явились! Два ярла надеялись на добычу получше.
        Вечером второго дня Скаллир предупредил, что до усадьбы Вигмара Лисицы осталось меньше перехода, а значит, они будут там еще до утра. Но двигались в эту ночь медленнее прежнего, и виноват в этом был сам Скаллир. Путь пролегал по открытой местности, по твердой каменистой земле долин, но проводник шел медленно, с трудом переставляя ноги, и глядел в землю перед собой. Шагавшие позади него слышали, что он то бранится, то бормочет что-то непонятное, и от звуков его голоса мужчин пробирал мороз: никто не сомневался, что старик плетет заклинания. Скаллир не глядел на людей, не оборачивался, весь погрузившись в свою ворожбу; временами он наклонялся, касался руками земли, прижимал к ней ладони, некоторое время стоял неподвижно, и дружина терпеливо дожидалась, пока он разогнется. В первый раз, когда такое случилось, несколько нетерпеливых хирдманов попробовали было обогнать его - но чудо!- ничего у них не получилось. Делая шаг за шагом, люди оставались на месте. Это оказалось уже слишком; недоумение на лицах сменялось ужасом.
        -Я кому сказал - стоять и ждать!- взвизгнул Скаллир, на миг подняв лицо, и в свете факелов его глаза, налитые кровью и красные, как угли, сверкнули так дико и яростно, что люди с криками ужаса отшатнулись от него прочь.- Стоять и ждать! Без меня никто не пройдет вперед, разве не ясно? Тут заклятья троллей гуще всего, потому что уже близко! Они оплели каждый куст, они висят, как сеть, а вы бьетесь в этой сети, как глупые птицы! Хуже глупых птиц, потому что вас предупреждали! Не лезть никому вперед, пока я не пройду!
        Немыслимо, чтобы какой-то старик так орал на хирдманов Хельги ярла, но никто не возмутился. Пятясь, не смея повернуться спиной к загадочным троллиным сетям, нетерпеливые вернулись к строю, а Скаллир снова принялся бормотать, глядя в землю. Временами его голос превращался в жалобное постанывание, временами прорывался дикий визг, и он прыгал на месте, делая руками такие движения, будто дергает и рвет что-то. Дружина смотрела в молчании, и у всех по спине ползли волной холодные мурашки, волосы надо лбом шевелились. Рядом с людьми разворачивалась какая-то таинственная, скрытая колдовская битва, еще более жуткая оттого, что противники Скаллира не были видны. Но было видно, каких усилий ему стоит эта борьба: он весь побледнел, кожа его приняла какой-то сероватый оттенок, черты высохли и огрубели еще сильнее, так что теперь его лицо казалось вырезанным из камня. Глаза его то вспыхивали, как красные раскаленные угли, то совсем гасли и тускнели. Он шел все медленнее, ноги его заплетались, руки болтались, как палки, он спотыкался, то и дело хватался то за куст, то за высокий камень, приваливался к выступам
скал, стараясь собраться с силами.
        Но все же дружина продвигалась вперед. Медленно начало светать, верхушки деревьев сливались в сплошную черную стену с неровным, качающимся верхом. На сером небе стали заметны вершины трех гор. Между этими горами лежало Золотое озеро, а значит, жилище Вигмара Лисицы было где-то неподалеку.
        -Теперь уже близко…- бормотал Скаллир, и вид у него был такой, точно близка его собственная смерть: он едва стоял, но поддержать себя никому не позволил и только велел выломать ему толстую еловую палку для опоры.- Теперь я уже вижу его дом… Будь посветлее, и вы бы его увидели. Вы не видите в темноте… Мой вам совет - будьте смелее. Будьте дерзки… Не разговаривайте с ним, а сразу нападайте! Разбивайте ворота, врывайтесь в дом! Жгите дом, ломайте! Убивайте всех, кто только покажется на глаза! Не разговаривайте с ним…- отрывисто и с непонятной горячностью хрипел он.- Вигмар - большой колдун. Если вы будете с ним говорить, он погубит вас. Он заморочит вас, и вам будет все казаться другим… Все будет казаться не так, как на самом деле, и сам он покажется совсем другим человеком… Убейте его. И тогда победа будет за мной…
        -Ладно, нечего нас учить!- оборвал его Торвард.- Сами разберемся! Ничего себе воспитатель нашелся!
        За время этого странного ночного путешествия Торвард ярл проникался к Скаллиру все большим недоверием и неприязнью и теперь мечтал от него избавиться. Вблизи морщинистого старика с коричневым лицом у него портилось настроение, нападала неприятная вялость и тоска. Очевидно было, что силы для борьбы со здешней ворожбой старик выкачивает из них, из людей, которых ведет за собой. Хельги тоже был невесел: его мучили сомнения. С одной стороны, хотелось послать к троллям старого колдуна с его советами и делать так, как подсказывает собственный опыт, совесть и честь. Но Хельги уже убедился, что в делах Медного леса Скаллир понимает побольше их с Торвардом.
        Тьма рассеивалась, небо светлело, черные очерки кустов и деревьев делались хорошо видны. Хельги напряженно всматривался вперед, ожидая увидеть усадьбу. И вдруг впереди, шагах в десяти, по глазам ударила ярчайшая вспышка света. Хельги, Торвард, люди возле них вскрикнули и отшатнулись, заслоняя рукой глаза.
        -Ах, мерзавец, трупный червяк, земляная тварь!- завопил впереди резкий, пронзительный, дикий, совершенно нечеловеческий голос.- Наконец-то я до тебя добралась! Ты у меня узнаешь, как портить чужую работу!
        Поспешно хватаясь за оружие и жмурясь от яркого блеска, Хельги глянул вперед. Над тропой между деревьями горели две ослепительные золотые молнии; они висели примерно на высоте человеческого роста, но были повернуты вверх острием. Их яркий свет озарял тропу, деревья вокруг и крупного оленя, над самой головой которого они висели. И Хельги сообразил, что эти молнии - рога этого оленя, только золотые и горящие ослепительным блеском. Но не олень же это кричал?
        -Я доберусь до тебя!- верещал дикий голос, от которого каждая жилка в теле дрожала и колени слабели.- Я доберусь! Поганка подземная! Ты у меня будешь рвать заклятья, что я плела с моими детьми целую зиму! Я тебе покажу, червяк!
        На спине оленя виднелось, как показалось в первый миг, что-то вроде копны сена - ей-то и принадлежал этот визгливый голос. Еще у копны имелись ручки, ножки и головка; водной из ручек она сжимала какое-то оружие вроде топора и весьма воинственно им размахивала. Хельги и мужчины вокруг него схватились за копья, но олень, не замечая их, устремился прямо к Скаллиру.
        -Я тебе покажу!- вопила «копна сена».- Мерзавец! Падаль ходячая! Чтоб тебя солнцем пожгло!
        При виде оленя и его странной всадницы Скаллир вскинул свою еловую палку, собираясь защищаться, его глаза сверкнули красным.
        -Чтоб ты лопнула вместе со всем твоим поганым родом!- крикнул он и взмахнул палкой.
        Всадница налетела на него и с силой ударила топором по его палке; палка с треском сломалась, Скаллир упал на землю, а всадница, низко свешиваясь со спины оленя, старалась ударить его по голове, одновременно побуждая оленя топтать врага.
        -Растопчу! Гад! Мерзавец!- визжала она, и люди, не в силах это все вынести, закрывали уши руками и жмурили глаза.- Чтоб тебе тьмы не видать! Вот тебе!
        Битва разыгрывалась прямо на тропе, в нескольких шагах от людей. Золотые рога оленя ярко освещали все вокруг, было видно как днем: теперь Хельги разглядел, что «копна сена» - это старуха небольшого роста, толстая до безобразия. Одеждой ей служили потертые звериные шкуры, из-под платка свешивались седые неряшливые космы, а огромные уши с заостренными верхними концами плотно прилегали к голове. В ярости битвы ее глаза сузились в щелочки, а в огромном, неистово вопящем рту торчали длинные острые клыки. Словом, «ему встретилась женщина-тролль». Но Хельги был так потрясен всем происходящим, что оцепенел и только сжимал копье мертвой хваткой. Пытаться защитить своего проводника даже в голову не приходило: в драке нечисти людям делать нечего.
        А в том, что это нечисть, сомнений не оставалось. Скаллир отчаянно пытался отползти или подняться; вот он было встал, бросил бесполезный обломок палки и выхватил из-за пояса нож, но старуха ловко ударила его по руке и заставила выронить оружие. Тогда Скаллир ухватил троллиху за ее рваный подол и пытался стащить с оленя, несмотря на град ударов, которым она его осыпала. Оружием ей служил молот из грубо обточенного куска кремня, привязанного крестнакрест ремнями к крепкой деревянной рукояти. И каждый раз, когда это дикое оружие обрушивалось на голову Скаллира, раздавался гулкий удар, как будто камнем били о камень. Ни одна человеческая голова не выдержала бы подобного.
        -Бей его! Топчи! Топчи!- вопила троллиха.
        Скаллир уворачивался как мог, но все же олень изловчился: толчком золотого копыта опрокинул его наземь и тут же ударил по голове. Блеснула вспышка белого света, и шум битвы стих. Тяжело дыша, троллиха карабкалась опять на спину оленя, с которого почти сползла в пылу борьбы, а у ног оленя лежал бурый камень, вытянутый, ростом со Скаллира… Деревья тревожно шептались, будто обсуждали произошедшую на их глазах потасовку.
        -Вот так!- удовлетворенно заявила троллиха, победоносно глянув в сторону замерших людей.- Ну, что? Испугались небось! Тоже окаменели! Будете знать! И не будете лазить куда не просят!
        -Кто ты?- хрипло спросил Торвард ярл, глядя то на нее, то на камень.- Что с ним?
        -Я - Блоса!- гордо заявила старуха, и это имя вовсе не показалось смешным.[9 - Блоса значит «пузырь».] - Я с детьми сплела заклятья, что скрыли дороги, а этот земляной мерзавец их порвал и поломал! Будет знать! Больше-то ему не пакостить! Будет лежать тут камнем, пока стоит мир! А вы зачем сюда идете?
        -Хотим повидать Вигмара Лисицу,- ответил Хельги.
        -Что-то я не помню, чтобы он вас звал!- заявила троллиха.- Ну, идите, поищите его. Только мне не верится, что без этого каменного крысака вы его найдете!
        Она захихикала, ударила коленками оленьи бока и хотела ехать прочь.
        -Постой!- крикнул ей вслед Хельги.- А кто это был?
        -Кто?- Блоса обернулась.- Конечно, дверг! А вы и не знали? Хи-хи!
        Она разинула рот и заревела какую-то дикую протяжную песню без слов; было ясно и так, что это песня победы. Троллиха уехала в лес, сияние златорогого оленя скрылось среди деревьев, отзвуки песни пропали вдали, а люди все еще стояли на тропе перед лежащим камнем, в который превратился их проводник. Торвард ярл тихо ругался - даже он не находил, что еще здесь сказать.

* * *
        Без Скаллира Торвард и Хельги не знали, где искать Вигмара Лисицу, зато он все о них знал. Еще в полдень, когда они отдыхали перед последним переходом и осматривали брошенные жилища, один из Вигмаровых сыновей, семнадцатилетний Ульвиг, прискакал с дальнего пастбища с невероятным и тревожным известием: в округе Железного Кольца появилось целое войско!
        -Войско?- Услышав об этом, Вигмар изумленно поднял брови.- Что ты говоришь! Откуда тут возьмется войско? Я никого не жду в гости! Тебе померещилось!
        Ему не пришло в голову, что парень шутит: таких шуток с отцом никто из его многочисленных сыновей себе бы не позволил, и Ульвиг никогда не решился бы бросить стадо на попечение одних рабов без достаточной причины, да и живостью воображения его седьмой сын никогда не отличался.
        -А без приглашения никакое войско сюда не подойдет!- с подчеркнуто уверенной небрежностью подхватил Вальгейр, бывший на год моложе Ульвига и гордившийся могуществом своего рода со всей пылкостью подростка.- Зря, что ли, мы кормим такую ораву троллей! Тебе солнцем голову напекло!
        -Ты что-то напутал, Ягненок!- с ласковой снисходительностью сказала Альдона, двадцатилетняя дочь Вигмара. Подойдя, она дружески потрепала взволнованного вестника по плечу, так как до его светлых, мелко вьющихся кудряшек, благодаря которым Ульвига прозвали Ягненком, она уже несколько лет не дотягивалась.- Вытри лучше лоб, а то ты весь мокрый!
        Альдона, единственная из одиннадцати детей Вигмара, унаследовала его рыжие волосы, только у нее они были светлее, более мягкого оттенка, не темно-медного, как у отца, а скорее цвета густого меда, более темные на затылке и светлее, почти янтарные на концах. Черты лица у нее были правильные, простые и ясные; нельзя сказать, чтобы она сияла красотой, но на лице ее отражались ум и добродушие, придававшие Альдоне дружелюбный и привлекательный вид. Ее серые глаза смотрели доброжелательно и немного насмешливо, губы всегда готовы были сложиться в снисходительную улыбку, словно бы говорившую: «Ну, вы посмотрите на него!» Имея легкий, уравновешенный нрав, она умела ладить с людьми, не поступаясь своим мнением, и была, наравне со старшими братьями Хроаром и Эгилем, одной из тех, на кого Вигмар всегда мог положиться. После смерти матери Альдона заняла место хозяйки в доме и отлично справлялась со всеми делами.
        Сейчас она пришла прямо с кухни, еще держа в руках полотенце, и то улыбалась, то принимала серьезный вид, переводя взгляд с одного брата на другого и пытаясь понять, не шутка ли этот внезапный переполох.
        -Это было овечье стадо!- смеялся четвертый по счету брат, двадцатитрехлетний Хлодвиг - высокий, красивый парень, самоуверенный и насмешливый.- Ты немножко обознался со страху, мальчик!
        -Сам поди погляди, дуб долговязый, если не веришь!- огрызнулся Ульвиг.- Сам ты овечье стадо! Что, я овец от людей не отличу?
        -Войско - это сколько?- уточнил Вигмар.
        -Да сотни полторы! Я не стал считать, это потом! Я хотел сказать скорее! Я тоже сначала не поверил! Сначала на пастбище прибежали люди, я их не знаю, как зовут, ну, у них двор где-то возле Медвежьей горы. Они сказали, войско идет, чужое, я им тоже не поверил! А потом сам смотрю - настоящее войско, и я никого из них не знаю!- Всем видом, от прилипших к взмокшему лбу светлых кудряшек до забрызганных грязью грубых пастушеских башмаков, Ульвиг умолял ему поверить, и вся его душа просилась наружу из светло-серых, почти прозрачных глаз.- А еще я видел Блосу, она была злая, как драконша! Кричала, что какой-то трупный червяк разрушил все ее заклятья и она его поймает и всю бороду выдергает… и еще кое-что обещала… Топором своим махала, навстречу туда поехала. Правда, отец! Целое войско, и это вовсе не овцы! А вдруг это враги?
        -Врагов у нас хватает, что и говорить!- согласился двадцатидвухлетний Дьярв, подавляя вздох. Вопреки своему имени, это был довольно спокойный и рассудительный парень.[10 - Имя Дьярв означает «дерзкий, отважный».]
        Вигмар Лисица огляделся. За это время в гридницу успело набиться чуть ли все население усадьбы: родичи, хирдманы, кухонная челядь, женщины, дети, случайные гости. Не хватало разве что пастухов и работников, занятых на пастбищах и полях. Со всех сторон - от скамей, от дверей кухни и девичьей - на хозяина смотрели десятки вопрошающих, любопытных глаз. Любопытства они выражали гораздо больше, чем тревоги: усадьба Каменный Кабан верила в Вигмара Лисицу, как в самого Одина. Не слишком высокий, но хорошо сложенный, он в пятьдесят два года был крепок и силен; свои длинные рыжие волосы он по-прежнему заплетал в пятнадцать кос, в темно-рыжей бороде две белые полоски седины окружали рот, а желтые глаза смотрели пронзительно и твердо. Кто, как не он, уже двадцать лет держал под своей властью округу на восемь дней пути и по праву считался одним из самых могущественных людей нынешнего, разоренного долгой войной Квиттинга? Кто, как не он, водил дружбу с людьми и троллями, охраняя покой своей земли силой острой стали и колдовского заклятья? Кого округа Ярнеринг на местном тинге избрала своим бессменным
хёвдингом? Все это был он, Вигмар сын Хроара, про прозвищу Лисица, и не то что войско, а и один-единственный человек за последние двадцать пять лет еще ни разу не подошел к его владениям без его ведома и согласия.
        Хёвдинг Железного Кольца за свою бурную жизнь успел нажить довольно много врагов и не меньше завистников, что, может быть, еще хуже. Заклинания троллей надежно охраняли спокойствие его владений: никто, кто вздумал бы наведаться к нему в гости без приглашения, не нашел бы дороги. Тролли спрятали все тропинки, ведущие к Золотому озеру, над которым стояла усадьба Каменный Кабан; любой незваный гость будет блуждать по сплошному лесу, пока его не найдут и не спросят, что ему нужно. Надежность троллиных трудов выдержала за двадцать пять лет не одно испытание, и усадьба жила в совершенном покое, охраняемая от внешних тревог лесными чарами, а от внутренних - железной рукой хозяина. И вдруг целое войско! Невероятно! Однако, как говорил еще древний Сигурд Убийца Дракона, на всякого сильного сыщется сильнейший. Нельзя отрицать, что среди людей и нелюдей найдутся умельцы разрушить троллиные чары.
        -Это может быть морок!- сказала Альдона.- Не обижайся, Ягненок! Ты же знаешь наших троллей!
        На них не всегда можно положиться, иной раз они такую выкинут шуточку, что во сне не увидишь! Может быть, они тебя заморочили!
        -Видят: идет глупый мальчик…- подхватил Хлодвиг.
        -Поумнее тебя буду!- опять разозлился оттаявший было Ульвиг.- Я проверил!
        -Как это?
        -А так? Я обернулся и посмотрел на них между ног!
        -Это как?- не отставал недоумевающий Хлодвиг, намеренно не замечая укоризненного взгляда добросердечного Эгиля.
        -А вот…- Ульвиг уже хотел было показать, но понял, в какое дурацкое положение себя ставит, и даже покраснел от злобной досады.- Дурак долговязый!
        Все вокруг засмеялись; Хлодвиг выбросил руку дать подзатыльник дерзкому мальчишке, но Альдона опередила его и хлестнула красавца посудным полотенцем. Оскорбленный Хлодвиг рванул полотенце из рук сестры, но Эгиль ловко завернул насмешнику руки за спину. А силой широкоплечий, рослый Эгиль превосходил всех братьев, и Хлодвиг только для порядка дернулся пару раз, поняв, с кем имеет дело.
        -Целое войско!- повторил Вигмар.- Мне в это слабо верится, но на свете нет ничего такого, чего не может быть! Поезжайте!- Он обернулся и окинул взглядом сыновей.- Скачите по округе. Чтобы Гейр и Тьодольв были готовы. И в Гранитный Лоб тоже.
        -Ты только не бойся!- Лейкнир, сын прежнего воспитателя Альдоны, крепко сжал ее руку.- Все будет хорошо. Даже если все тут сгорит, с тобой все будет в порядке!- горячо заверял он Альдону, а она смотрела на него со снисходительной усмешкой, словно эти решительные речи перед ней произносил ребенок.
        А на ребенка двадцатипятилетний Лейкнир сын Асольва, рослый и сильный, совсем не походил, и Вигмар Лисица, очень придирчиво отбиравший людей, вовсе не стыдился иметь его в числе своих хирдманов. Руки и ноги у него были длинные и сильные, лицо округлое, с небольшим прямым носом и пушистыми бровями золотистого цвета. Длинные, плохо чесанные и кое-как собранные волосы объясняли его прозвище - Грива. Расчесываться сам он не любил, считая это дело для мужчины пустой тратой времени, и хотя среди служанок Каменного Кабана нашлось бы немало охотниц оказать ему эту услугу, он соглашался доверить свою голову только Альдоне. А у нее, занятой хозяйством большой усадьбы, до этого дела слишком редко доходили руки.
        -Причеши свою гриву,- насмешливо посоветовала она, как всегда, если считала, что он говорит не то.
        -Ты мне не веришь?- Лейкнир вызывающе нахмурил свои пушистые брови.
        По своему складу Лейкнир был честным, решительным, прямодушным и очень преданным человеком. Он никогда не выдумывал лишних сложностей, смотрел на все вещи и явления просто; никто лучше него не умел радоваться жизни в веселый час, и никто не сумел бы так же бестрепетно пойти на смерть ради близких.
        -Не слишком ли много ты на себя берешь, Лейкнир сын Асольва?- насмешливо отозвалась Альдона. Лейкнир, как всегда, слишком разошелся, его требовалось немного укротить.- У меня хватает защитников.
        -Это неважно!- Лейкнир отмахнулся. Он знал, что никто на свете не любит Альдону так сильно, как он, и никому не хотел уступить права ее защищать.- А ты во мне сомневаешься? Или ты мало меня знаешь?
        -Я-то?- Альдона рассмеялась. Несмотря на ее тревогу, это заявление не могло ее не рассмешить.- Ты сегодня остроумен как никогда! Да есть ли хоть кто-нибудь, кого я знаю лучше тебя? Даже с родными братьями я в жизни виделась меньше. Когда я жила у вас в Кремнистом Склоне, я их не видела, а с тобой проводила бок о бок каждый день. Когда я вернулась сюда, ты отсюда не вылезаешь, как будто я сама теперь взяла тебя на воспитание. Я знаю тебя лучше, чем твоя мать; язнаю, сколько полотна тебе надо на рубашки, и как у тебя уши краснеют, когда ты злишься, и о чем ты мечтаешь, и какой хлеб любишь, и с каким оружием лучше управляешься, и сколько врагов ты убил в том конхобарском походе, и сколько чего оттуда привез, и что тебе приснилось в прошлый йоль, и сколько пива вы с Брандом Бессонницей тогда выпили на спор, и на каком боку ты спишь, и все твои поговорки, и привычку завязывать ремни на сапогах в два узла, и что сказал твой собственный воспитатель, когда ты в пятилетнем возрасте впервые попал стрелой в дерево. Я все про тебя знаю. И меня ты можешь не уверять в твоей доблести. Меня ты, мой доблестный дуб
кровли леса головы,[11 - Лес головы - волосы, кровля волос - шлем, дуб шлема - кеннинг мужчины, воина.] ничем не можешь удивить.
        -Ты сомневаешься во мне?- повторил Лейкнир. Все ею сказанное было правдой: она действительно знала о нем все, помнила даже то, чего он сам не помнил. И ему казалось особенно обидным, что при таком знании она все же отвергает его защиту.- Тогда ты знаешь: для тебя я сделаю все, я жизнь отдам… Я на руках могу держать горящую крышу дома, пока ты не выйдешь на воздух!- Лейкнир высоко взмахнул длинными сильными руками, и, хотя кровли все же не достал, впечатление было внушительное.- Разве ты сомневаешься?
        -Разве я сомневаюсь?- Альдона устало усмехнулась.
        Она хотела казаться невозмутимой, добродушноснисходительной, как всегда, но в глазах ее таилась тревога, и скрыть ее от Лейкнира она даже не пыталась. Сам совершенно не умея хитрить, Лейкнир каким-то чудом угадывал не только ее настроение, но даже ее мысли и многое из того, что с ней случалось в его отсутствие. Альдона иногда смеялась с другими женщинами над этой его способностью, говоря, что из него вышел бы ужасный муж - как можно жить с человеком, который знает, кому ты улыбнулась, пока он был на пастбище! Но, как сын бывшего воспитателя и хирдман отца, Лейкнир не имел никакого права ее упрекать, и Альдона привыкла доверять ему, зная, что всегда может на него опереться. Но сейчас его пылкая самоотверженность ее не утешала, потому что судьба усадьбы и всей округи Ярнеринг беспокоила ее не меньше, чем своя собственная.
        -Я в тебе не сомневаюсь! Просто сейчас мне немножко не до того,- пояснила она, приветливо потрепала Лейкнира по руке выше локтя, и его лицо сразу прояснилось.- Я не сомневаюсь в тебе, и незачем сотрясать воздух боевыми песнями. Жаль, что ты не ясновидящий: мне бы очень хотелось знать, что за войско к нам идет. Если это не морок.
        -Да уж!- Лейкнир сокрушенно развел руками.- Была бы тут Эйра! Я не виноват, что в нашем роду ясновидение достается только женщинам!
        -И благодари судьбу!- наставительно сказала Альдона и улыбнулась, представив Лейкнира, с закрытыми глазами и отрешенно-вдохновенным лицом ловящего видения будущего.- Сам Один говорил: тому легче живется, кто не слишком много знает! Ну, ладно, хватит болтать! Пока крыша еще не горит, ты, наверное, найдешь себе занятие в оружейной.
        Сыновья Вигмара и кое-кто из хирдманов тем временем оседлали лошадей и разъехались по округе, чтобы предупредить жителей об опасности. Всего в доме Вигмара Лисицы выросло двенадцать детей: девять его сыновей, одна дочь, а еще племянник и племянница, Эльгард и Эльгерда, близнецы, дети его сестры Эльдис. Вигмар сам дал двоим последним имена, поскольку отец их так и остался неизвестен. Эльдис, всю жизнь почитавшая брата, здесь проявила упрямство и отказалась назвать виновника. Ради чести рода распустили слух, что отцом детей был бог Тюр. Вигмар вырастил близнецов наравне со своими детьми и, выдавая Эльгерду замуж, дал ей хорошее приданое, хотя, конечно, не то, что предполагалось для Альдоны.
        Из всех его детей родились от законной его жены Рагны-Гейды и считались полноправными наследниками только четверо: Хроар, Хлодвиг, Альдона и Вальгейр. Остальных произвели на свет по большей части молодые вдовы собственных Вигмаровых хирдманов: особенно в первые годы своей жизни на Золотом озере ему нередко приходилось водить дружину в битвы, из которых возвращались не все. Выйти замуж снова молодым женщинам было трудно: в поколении Вигмара и моложе длительная война поглощала мужчин, оставляя женщин, как рыб на песке.
        Из общего ряда выпадали только двое: Бьёрн, сын хорошенькой дочки бонда, родившийся между Эгилем и Хлодвигом, и Арне, самый младший, которому сравнялось всего одиннадцать лет. Мать Арне, знатная женщина, вдова по имени Альверид, жила на восточном побережье. Вигмар всегда останавливался в ее усадьбе, когда ездил на побережье по торговым делам. Кроме Арне, у нее еще имелась тринадцатилетняя дочка, но девочку Вигмар по справедливости оставил на воспитание матери.
        Рагна-Гейда терпимо относилась к стремлению мужа всемерно умножать свой род, тем более что ее собственный отец был такой же, и никогда не обижала пасынков. Вигмар обращался со всеми сыновьями одинаково, не выделяя троих законных из прочих. Различия проявятся позже, когда Вигмар, распределяя наследство, должен будет разделить его на три части - Хроару, Хлодвигу и Вальгейру. А прочим придется или служить в дружине законных братьев, или искать счастья в других местах. Пока же Вигмару вполне удавалось не допустить со стороны одних зазнайства, а со стороны других зависти и злобы. И если Хлодвиг порой высмеивал неуклюжесть Ульвига или медлительность Дьярва, то лишь наравне с мечтательной задумчивостью Вальгейра или хозяйственной приземленностью Хроара.
        Двое старших сыновей, Хроар и Эгиль, уже были женаты и жили вместе с женами в отцовской усадьбе. Хроар взял в жены единственную дочь одного из соседей, Ормульва Точило, довольно богатого и знатного человека. Хроар и Торхильда были ровесниками и представляли собой редкостную пару. Нечасто бывает, чтобы муж и жена имели так много общего. Одного роста, чуть выше среднего, оба они имели светлые волосы, серо-голубые глаза, румянец во всю щеку и правильные черты лица, хотя женщины держались мнения, что Хроар как мужчина красивее, чем Торхильда как женщина. Нравом они тоже совпадали: оба были здравомыслящими, уравновешенными, неглупыми, но при этом довольно нелюбознательными. Их занимало только то, что их непосредственно касалось. Песни, саги, дальние страны и прежние времена для них как бы не существовали. Даже если рядом и случалось что-то выдающееся, они не принимали этого близко к сердцу, точно зная, что все необычное - случайно и быстро пройдет. Вигмар относился к своему первенцу двойственно: он его уважал и немного пренебрегал им, хотя это сочетание и выглядит странным. Вигмар уважал старшего сына
за то, что тот никогда не наделает глупостей, не ввяжется в неприятности, всегда сумеет обеспечить достойную жизнь себе и семье. Но больше ничего от него ждать не приходилось. Он не из тех, кто может прославить род.
        Жена Эгиля, Ингилетта, тоже родилась в ближайшей округе и приходилась дочерью Тьодольву из Золотого Ручья, но на этом всякое сходство двух пар кончалось. Ингилетте сейчас было всего шестнадцать лет (шестнадцать с половиной, как она сама говорила). Она вышла замуж только прошедшей зимой, всего три месяца назад, но была влюблена в Эгиля с самого детства. Еще в семилетнем возрасте она утверждала, что выйдет за него замуж, и требовала, чтобы он не смел ни на ком жениться, пока она не вырастет! Эгилю тогда уже исполнилось шестнадцать, и он казался Ингилетте совсем большим. Эгилю с внешностью не повезло: лицо у него было честное, открытое и простое, а на лбу багровело родимое пятно размером с половину ладони, заезжавшее нижним краем на правую бровь. Но Ингилетта не искала красоты, и в этом, при всей ее наивности, поступала весьма мудро. Эгиль был очень хороший человек: добрый, справедливый, спокойный и скромный, в нем чувствовались тепло и надежность, и девочка ходила за ним хвостом, считая его самым умным, самым лучшим человеком на свете. Шестнадцатилетний Эгиль казался ей образцом мужского
совершенства, и на его братьев, более красивых и более близких к ней по возрасту, она не обращала никакого внимания. Эгиль еще тогда вытерпел неимоверное количество Хлодвиговых насмешек по поводу «невесты», которой неплохо бы вытереть нос. И то, что он это терпел, не держа обиды на Ингилетту, уже доказывает несравненное благородство его души!
        Подрастая, Ингилетта превращалась в хорошенькую, ясноглазую и румяную девушку и уже не давала повода к насмешкам из-за мокрого носа, но ее решимость ничуть не ослабевала. На каждом празднике, когда округа собиралась вместе, она ревниво следила за Эгилем, не понравилась ли ему какая-нибудь девушка. Ему и правда одно время нравилась Эйра, сестра Лейкнира, жившая далеко отсюда, в усадьбе Кремнистый Склон, но он быстро понял, что пылкую и мечтательную Эйру ему будет нечем пленить. Ингилетта считала свою судьбу настолько решенной, что, когда однажды (ей было уже шестнадцать лет) к ней посватался один гость с западного побережья, разразилась слезами из-за глупой забывчивости родителей, сообщивших ей эту новость. Какое там западное побережье, когда она выйдет за Эгиля! Случай этот навел ее на мысль, что время настало: она уже большая, раз к ней сватаются, так и нечего тянуть! Ингилетта так допекла отца, что Тьодольв сам послал свою сестру Вальтору к Вигмару сватать свою единственную законную дочь за одного из его многочисленных побочных сыновей.
        Свадьбу справили на празднике Середины Зимы, и Ингилетта, добившись основной цели своей жизни, была совершенно счастлива. Вигмар и Тьодольв собирались летом построить для молодых усадьбу на пустующих землях к востоку от Золотого озера, а пока Эгиль и Ингилетта жили в Каменном Кабане. Правда, от Ингилетты было мало пользы по хозяйству, но зато она со всеми ладила, очень привязалась к Альдоне и в отсутствие мужа почти от нее не отходила.
        Прочие сыновья, кому возраст уже позволял думать о браке, пока что этим позволением не пользовались. Красавец Хлодвиг в ответ на уговоры сестер и теток только смеялся, что, дескать, ему еще рано вешать на шею жернова. Девятнадцатилетний Эрнвиг во всем подражал Хлодвигу и отчаянно жалел, что его собственные волосы не вьются такой же мелкой золотистой волной, как у сыновей Рагны-Гейды. Нечего было и думать уговорить его жениться раньше Хлодвига. Так что число внуков Вигмара пока ограничивалось детьми Хроара: трехлетним Сигурдом и годовалой Сигне. Однако начало новому поколению было положено, и Вигмар надеялся увидеть со временем свой род разросшимся, как пышное дерево, со множество ветвей, побегов и плодов. Он намеревался навек укоренить свой род на этой земле и решительно отстаивать будущее внуков от посягательств любого врага, кто бы тот ни был.
        Вскоре слова Ульвига подтвердили бонды, жившие на восток от Золотого озера: сперва один, потом другой двор прислал гонца с вестью, что идет войско в полторы сотни человек. Само население дворов, поспешно собрав скотину и самое ценное из имущества, убежало в лес и в горы. Те, что жили поближе к Каменному Кабану, поспешили под защиту своего вожака, и вскоре усадьба оказалась полна людей, чужой скотины, волокуш с кое-как уложенными пожитками. Все волновались, стоял гул - к такому здесь не приготовились, привыкнув за двадцать с лишним лет, что все дороги к их жилью закрыты для врагов. Вигмар Лисица был тоже весьма этим озабочен, но не показывал вида и распоряжался устройством беглецов и подготовкой к защите.
        -Войско сотни в полторы,- докладывал один вестник, тяжело, с шумом дыша от скачки и волнения.- Я их видел с перевала, там, где озеро и обрыв. Где две овцы тогда у нас сорвались…
        -Вожак впереди едет, я его в первый раз вижу,- подтверждал другой.- Похож на знатного человека, волосы длинные,- Люр бонд показал ладонью у себя возле локтя.- Плащ синий. Стяг какой-то незнакомый - вроде синее полотно, а на нем два столба, что ли. Из такой дали не видно.
        -Да нет, у них другой вожак!- заспорил первый вестник.- Ты, Люр, глаза бы протер сперва, а потом глядел! Да еще говорил перед хёвдингом! Я, хёвдинг, лучше видел!- убеждал он Вигмара.- У них другой вожак: рослый, с вот такими плечами, а волосы черные. И по золотому обручью на каждой руке, с два пальца толщиной!- И Хассель бонд в доказательство показывал два собственных загрубелых пальца, и впрямь весьма толстых.- Вот такие!
        Хлодвиг, к тому времени вернувшийся, потешался над спорящими вестниками, но прочие оставались серьезными.
        -Полторы сотни…- протянул Хроар.- А наших, если с мальчишками…
        -Девяносто восемь человек,- подсказал Эгиль, и Вигмар, наперечет знавший всех мужчин в ближайшей округе, способных носить оружие, кивнул.
        Неполная сотня против полутора! Иной из героев древности сказал бы, что двое на одного - маловато для доблести и славы, но Вигмар Лисица был героем не древним, а современным, на руках у него имелась семья, усадьба и целая округа протяженностью в восемь дней пути, и отойти в число «доблестно павших» он хотел как можно позже. В его владениях набралось бы и двести, и четыреста человек, но на это требовалось время. Несколько дней. Значит, если незваные гости пришли с враждебными намерениями, то выход один: нужно попытаться вызвать их вождя на переговоры и назначить время битвы - хотя бы на послезавтра. А исходить приходится именно из того, что это враги - иначе почему они не предупредили заранее? И если они сумели одолеть невидимый заслон троллиных чар, значит, основательно подготовились к походу!
        -Черные волосы, широкие плечи! Это может быть Бергвид!- говорил Бьёрн.- Бергвид Черная Шкура! Давно болтали, что он нас не любит! Он давно грозился, что придет собирать с нас дань!
        Бьёрн был приятный на вид светловолосый парень, похожий на свою миловидную мать, дружелюбный и разговорчивый. У него имелась только одна маленькая странность: он не любил прямо смотреть людям в глаза, будто боялся оцарапаться о чужую душу, если она вдруг окажется слишком твердой. Его немного рассеянный взгляд скользил по поверхности предметов и событий, а задумываться о чем-то серьезном он не любил. Его влекло все яркое и выдающееся, но к величию своего рода он слишком привык, и жизнь дома казалась ему скучной. Никто другой, кроме него, не смог бы так легко и весело высказать такое ужасное предположение.
        -Ты с ума сошел!- ахнула Альдона, не столько из уверенности, что это невозможно, сколько из желания, чтобы это было невозможно. Имя Бергвида Черной Шкуры для нее означало только кровь, смерть и пожар, и она не могла даже мысленно впустить такой ужас в дом.
        -Много он получит!- одновременно с ней запальчиво-негодующе крикнул Хлодвиг.- Мы никому не платим дани!
        -Но он-то этого не знает! И всё надеется что-то с нас получить! Ему все платят!
        -Отстань ты со своим Бергвидом!- сердилась Альдона.- Он у тебя с языка не сходит, ты прямо как будто в него влюблен!
        -Скажешь! А кому это быть, как не ему! Кто еще может обойти наших троллей? Ему же помогает Дагейда, а эта девочка в Медном лесу что-нибудь да значит! Ей наших троллей обойти - раз плюнуть! Возьмет их за уши да раскидает в разные стороны! Раз плюнуть! Что ей их заклятья!
        -Расплевался! Бергвида сейчас нет в Медном лесу, говорили же, что он ушел в море! Чтоб ему там утонуть!
        -Он не утонет!- Бьёрн радостно засмеялся, будто переспорил сестру.- Его и Ньёрд любит! У него такой корабль, что…
        -Ах, да замолчи ты!- В досаде Альдона сделала движение, будто хотела закрыть болтливому брату рот ладонью.
        Лейкнир, стоявший в это время у него за спиной, вопросительно двинул бровями и знаками изобразил, как будто берет Бьёрна в руки и выбрасывает за дверь.
        Бьёрн воспитывался у Лейкнирова отца, Асольва Непризнанного, вместе с Альдоной. С Лейкниром они, почти ровесники, всю жизнь были друзьями и соперниками. Взгляды на жизнь у легкомысленного Бьёрна и преданного Лейкнира сильно различались, а Бьёрн к тому же имел привычку поддразнивать Лейкнира его влюбленностью в Альдону. В спорах между братом и сестрой Лейкнир всегда принимал сторону Альдоны, которая вообще в его глазах не могла быть неправа.
        -Ты меня замучил со своим Бергвидом!- продолжала она.- Иди к нему и целуйся с ним, раз уж он тебе так нравится! И чтобы глаза мои не видали ни тебя, ни его!
        Бьёрн в ответ на упрек лишь снова засмеялся. Ее «напутствие» не слишком его огорчило: в глубине души он был вовсе не прочь присоединиться к прославленному воителю и морскому конунгу. Если бы не неприязнь, с давних пор жившая между Бергвидом и Вигмаром, Бьёрн, должно быть, уже давно испытал бы свою удачу в войске непризнанного конунга квиттов. Но Вигмар и слышать об этом не хотел, и Бьёрн пока решался восхищаться отвагой и удачливостью Бергвида только издалека.
        -Что будет? Что теперь будет? Они нападут на нас?- жалобно спрашивала Ингилетта, вцепившись в локоть Эгиля и прижимаясь лбом к его плечу, будто хотела спрятаться.
        -Не бойся, моя маленькая, ничего страшного не случится!- ласково утешал свою молодую жену Эгиль, поглаживая ее по белому покрывалу на затылке и делая вид, что сам в это верит.
        В это время кто-то позвал его, и он ушел. Ингилетта проводила его отчаянным взглядом и снова начала:
        -Альдона, что с нами будет?
        -Да перестань ты стонать!- бросил Хлодвиг.- Обойдется!
        -Но я боюсь! Они же хотят нас убить! И их так много!
        -Нас тоже много. Мы сами их поубиваем!- подбодрил ее Вальгейр.
        -А если они кого-нибудь из вас убьют? А если…- Глаза Ингилетты наполнились слезами. Мысль о том, что убитым может оказаться Эгиль, так поразила ее, что она не смогла договорить.
        -Если убьют Эгиля,- к несчастью, Хлодвиг ее понял,- то ты имей в виду: я на такой плаксе не женюсь![12 - Имеется в виду древний обычай, согласно которому младший брат был обязан жениться на вдове преждевременно погибшего старшего брата.]
        Ингилетта разрыдалась, и Альдона стала ее утешать. Ее взгляд, брошенный на Хлодвига, так и говорил: ну, что ты привязался к ребенку?
        Самой Альдоне тоже было невесело, но она старалась держать себя в руках и не выказывать страха. Она верила в способность отца защитить дом, но сама мысль о врагах поблизости вызывала у нее дрожь. В детстве она слышала от матери рассказы о первом времени их жизни на Золотом озере, когда сюда приходили фьялли, и ей совсем не хотелось пережить нечто подобное самой. Братья и другие дети усадьбы любили играть на том склоне Битвенной горы, поросшей сосняком, где Вигмар с дружиной сражался против фьяллей, но Альдоне не нравилось это место. Подумать жутко: один удар, один выпад фьялльского меча - и Вигмара бы не стало, и Рагна-Гейда осталась бы вдовой на другой же день после свадьбы, и все их дети не родились бы…
        Как всегда в волнении, Альдона вспомнила мать. Та была бы встревожена еще сильнее - она-то знала, что такое враги у порога дома! Хорошо, что она не успела этого увидеть снова… Но как ее сейчас не хватает! Альдона почувствовала слезы под ресницами и беспокойно моргнула, надеясь загнать их обратно, пока никто не увидел. Если бы мать осталась в живых, насколько спокойнее сейчас было бы! Конечно, она не боец, но без нее Альдоне все время казалось, что в доме не хватает одной стены. Со времени ее смерти прошло уже два года, Альдона привыкла к потере, но не смирилась с ней. Смерть матери вырвала огромный кусок из ее жизни, оставила пустоту, которую ничем невозможно было заполнить, дыру, края которой никак не стягивались и в которую все время дуло.
        Утешая Ингилетту, Альдона сжимала в пальцах серебряную уточку, висевшую на цепочке между наплечных застежек. Эту уточку подарила ей мать, давным-давно, когда ей было лет пять, не больше. Ей мерещилось, что мать смотрит на нее откуда-то сверху, и она сжимала в пальцах твердую серебряную фигурку, как теплую руку той, что от нее ушла.
        Стемнело, и ночь прошла в ожидании. Передовой отряд под предводительством Эгиля ушел навстречу врагу: Вигмар велел им не показываться, а только следить и посылать вести. Все были готовы к чему угодно, взволнованы и возбуждены, затянувшееся ожидание мучило. Женщины и прочие неспособные к битве сидели в домах, мужчины с оружием наготове стояли, сидели, ходили во дворе и на пустыре перед усадьбой, поскольку внутри всем не хватало места, и все время ждали: вот-вот Эгиль подаст весть, что враг близок, и Вигмар сам поведет их в бой.
        -Мы узнаем, что за гость явился к нам!- приговаривал Вигмар, стараясь спокойным звуком своего голоса внушить всем убеждение, что вожак с ними и беспокоиться не о чем.- И если у него дурные намерения, то мы навсегда его отучим к нам ходить.
        А мимоходом, среди прочего, Вигмар думал и о том, сколько веселого позора их ожидает, если это все-таки морок и они так торжественно и пышно приготовились к встрече собственного овечьего стада.
        Перед рассветом вести действительно пришли, но не такие, как ожидалось. Давясь от смеха, Ульвиг, присланный Эгилем, пересказал нечто невероятное: матушка Блоса верхом на своем олене сама выехала навстречу врагу, вступила в бой и одержала решительную победу над двергом, который служил пришельцам проводником. И теперь они сидят на перевале у Овечьего родника и явно не знают, что делать дальше!

* * *
        До самого рассвета Хельги и Торвард со своими людьми оставались на месте битвы троллихи и дверга. Да, теперь суть их загадочного проводника стала ясна: и его знание дороги, и его ночные появления. Дверги, или, иначе, темные альвы, боятся солнечного света и могут ходить по земле только по ночам. Первый же луч солнца навек обращает их в камень, и золотое копыто оленя, как видно, обладает той же способностью.
        -Он обманул нас!- поговаривали слэтты и фьялли.- Завел нас в эту глушь, а сам…
        -Нет, почему обманул? Он вел нас к Вигмару Лисице. И разорвал заклятья троллей. Только тролли разорвали его самого…
        Вытянутый валун так и лежал посреди тропы, и уже не верилось, что совсем недавно это было живое существо… если, конечно, считать двергов за живых.
        -Что будем делать, Торвард ярл?- спросил Хельги.
        -Идти дальше!- мрачно ответил Торвард.- Мы сюда шли не для того, чтобы полюбоваться на местных троллей и уйти. Что тут есть тролли, мы и раньше знали, да?- Он толкнул локтем Халльмунда, свое любимое «доказательство», и тот кивнул. Его отец, Эрнольв Одноглазый, двадцать семь лет назад имел случай познакомиться с троллями Золотого озера.
        С рассветом двинулись дальше. Торвард ярл первым решительно перешагнул через валун и повел дружину вниз с горы. Впервые за время этого странного похода они шли при свете дня и без проводника; было тревожно, но при этом все испытывали странное облегчение. Они избавились от сомнительного покровительства темных подземных сил и теперь хорошо ли, плохо ли, но сами определяли свой путь.
        Впереди открылась широкая долина, огражденная горами, поросшими ельником,- пустая, но следы на свежей траве говорили о том, что здесь пасут коров и овец. Внушительные размеры стада говорили о том, что близко крупная усадьба. Дальний конец долины упирался в высокую гору. Склоны ее поросли ельником, но вершина была голой и издалека казалась желто-рыжей.
        -Должно быть, там Золотое озеро!- Халльмунд показал на гору.- Похоже, про нее мой отец говорил. Вон по сторонам еще две такие горы, значит, Золотое озеро за ними. Они называются Железная Шапка, Кузнечная гора и третья… Не помню. Что-то насчет двергов. Двергеберг, что ли? Усадьба должна быть где-то на этих горах, над самым озером.
        Дружина шла по долине, в стороне слышалось журчание ручейка. Кто-то из хирдманов отошел к воде, а потом оттуда раздался крик:
        -Золото, золото! Идите сюда, здесь золото!
        Все, кто его слышал, со всех ног устремились на голос. Двое хирдманов стояли над берегом ручья и держали по пригоршне мокрых камешков, изумленно их разглядывая.
        -Где?- Торвард ярл, подбежавший первым, сунулся сначала к хирдманам, потом посмотрел на ручей.- Ничего себе!
        Ручей быстро сбегал со склона горы, прозрачные струи прыгали с уступа на уступ, огибали крупные камни и журчали возле мелких. Со дна ручья поднималось бледное, едва заметное желтоватое сияние. И чем дольше человек смотрел в воду, тем заметнее становилось сияние: сквозь прозрачную воду ясно виднелось дно, а вместо простых камней его устилали золотые самородки. Прямо возле ног Торварда в воде лежал самородок размером с кулак: его причудливые выступы образовывали как будто мордочку с хитро прищуренными глазами и широко растянутым ртом. Вода скользила над самородком, отблески дрожали, в глазах мелькало, голова кружилась, и уже казалось, что золотой тролль подмигивает тебе со дна, ехидно дразнится: не поймаешь, не возьмешь! Торвард наклонился, опустил руку в холодную воду и схватил золотого тролля. Когда он выпрямился, в его руке был простой серый камень, обточенный и оглаженный водой, так что даже в очертаниях его ничего не напоминало ту золотую мордочку, которую он видел. Сплошной морок!
        Тряхнув головой, Торвард с размаху швырнул камень в воду. Хирдманы вокруг него с криками лезли в ручей, толкались, отпихивали друг друга, наклонялись, шарили по дну, хватали камни, падали и снова хватали, обманутые ложным блеском.
        -А ну кончай дурака валять!- в досаде крикнул Торвард.- Вылазь из воды! Это морок! Нет там никакого золота! Это же Золотой ручей! Там не золото, там видимость одна! Забыли, что Эрнольв ярл рассказывал! Это тролли над нами издеваются! Давай все назад!
        Помалу люди убедились, что золотые самородки, будучи подняты со дна, превращаются в простые камни; фьялли припомнили рассказы Эрнольва Одноглазого, который со своими людьми еще двадцать семь лет назад испытал на себе морок Золотого ручья. Ругаясь и потряхивая мокрыми рукавами, хирдманы наконец отошли от ручья.
        -Надо быть осторожнее!- призывал Хельги.- Здесь - земля троллей! Осторожнее! Не надо ничему верить! А то будет еще хуже!
        -Пошли!- Торвард, стыдясь в душе, что сам было поддался мороку, взмахом копья указал на дальнюю гору.
        Промокшая и раздосадованная дружина двинулась дальше. Теперь все уже с явным недоверием осматривали долину, лес на склонах гор, ожидая от них любых пакостей и неприятных чудес. Так и казалось, что из-за деревьев вот-вот посыплется целое войско троллей, и все верхом на златорогих оленях, с каменными топорами в лапах, и у всех, как у Блосы, огромные заостренные уши и клыки в широких пастях… Бр-р! Было тревожно и противно, и люди старались почаще смотреть на небо: вид солнечных лучей среди облаков подбадривал.
        А кругом царила весна, среди свежей травы пестрели цветы: розовые, голубые, желтые, белые. Ветер Медного леса был так же душист и свеж, как во всех других местах на земле, и березовая листва смотрелась так же молодо и живо. Солнечные лучи скользили по пестрым камням, и вода коварного ручья искрилась бликами, словно подмигивала.
        -Эй, Хельги ярл!- Один из молодых слэттов догнал своего вожака и протянул ему что-то маленькое.- Посмотри, что я нашел!
        -Чего там?- Аудольв Медвежонок с любопытством обернулся.- Опять золото?
        -Вроде того!- задумчиво согласился Хельги.
        Хирдман протягивал ему маленький кусочек какой-то черноватой породы. Хельги взял его в руки. Тяжелый, тяжелее камня, серо-черный обломок с острыми краями покрывала рыжеватая, ржавого цвета пыль. Это была та «кровь великана», самая лучшая руда, из которой выходит самая лучшая сталь. В других землях водится другая руда: рыжая и твердая, будто обожженная глина. Простая руда имелась и в Слэттенланде, но такую находили только здесь. И Хельги держал ее в руках впервые в жизни.
        -Что там у тебя? Опять золото нашли?- К нему подошел Торвард ярл.
        Через головы столпившихся хирдманов Хельги протянул ему кусок руды. Торвард повертел его и свистнул:
        -Ничего себе! У нас такого не водится!
        -У нас тоже.- Хельги кивнул.- Помнишь, что говорили про булатную сталь?
        -Теперь верю!- объявил Торвард.- Если здесь такая руда, то и до булатной стали недалеко! Где вы ее взяли?
        -Там!- Хирдман махнул рукой в сторону ближайшей горы, мимо которой дружина проходила.- Там тропа, волокушами наездили, и таких вот немножко валяется. Просыпали, наверное.
        Пройдя всю долину насквозь, дружина обошла гору, и перед ними открылось широкое водное пространство. Внизу, под высоким крутым обрывом, лежало Золотое озеро, обрамленное горами. Оно простиралось направо и налево, сколько хватало глаз, а низкий противоположный берег был едва виден. Там кончался Медный лес - земля за озером уже относилась к Квиттингскому Северу, который двадцать семь лет назад завоевали фьялли и рауди, и теперь он принадлежал кюне Ульврун.
        -Вот там они стояли тогда!- Халльмунд показал вдаль, на другой берег.- Там была их стоянка.
        Он говорил о своем отце, и Торвард ярл кивнул, не сводя глаз с противоположного берега. Только сейчас он вполне осознал, что может гордиться этим своим походом, даже если больше ничего не найдет здесь. Двадцать семь лет назад Эрнольв ярл со своей дружиной приближался к Медному лесу с севера и вышел к северному берегу Золотого озера. Пробовал он и обойти озеро, даже побывал на этом берегу, но кончилось все плохо: из его дружины от троллиных козней уцелело меньше половины. Двадцать семь лет назад фьялли здесь не прошли. А он прошел, достиг Золотого озера с другой стороны, пройдя через Медный лес.
        -Так где усадьба?- спросил Хельги, оглядывая склоны гор.
        Никакого жилья на горах не было видно.
        -Что скажешь?- Торвард обернулся к Халльмунду.- Давай, один проводник у нас уже окаменел, теперь ты веди!
        Ближайшие заинтересованно обернулись: отец Халльмунда посетил эти места еще до его рождения, но почему-то всем казалось, что Халльмунд должен знать дорогу, как будто здесь был он сам.
        Но Халльмунд пожал плечами:
        -Двадцать семь лет назад этой усадьбы вообще не было, ее позже построили. Я не знаю. Отец говорил, что одна усадьба прямо над Золотым ручьем должна стоять, только не Вигмарова, а… И все равно мы ее не видели.
        -Но ведь говорили, что она на склоне средней горы, что стоит над Золотым озером!- напомнил Торвард.- Значит, это здесь!
        -Где?- Халльмунд взмахом руки обвел склон, где не виднелось ничего, кроме верхушек сосен.
        -Надо искать! Не провалилась же она!
        -Хоть дырка бы осталась!- ухмыльнулся Халльмунд.
        И дружины принялись искать. Разбившись на отряды человек по десять, фьялли и слэтты рассыпались по склону горы, стараясь не отходить далеко и не терять друг друга из вида. Отряды постоянно перекликались. Склон горы прочесали весь, но ничего похожего на усадьбу не нашли. И каждый отряд, пытаясь пройти ниже или выше, вправо или влево, неминуемо оказывался опять на том же месте.
        -Да видел я уже эту проклятую елку!- то и дело кричали где-то рядом.- Два раза уже на нее натыкался, чтоб ее тролли сожрали! Куда ни пойду - опять она тут торчит!
        -Да ты, Арин, так и ходишь на одном месте! Я давно за тобой гляжу - ты вокруг этой елки и ходишь, как привязанный!
        -Да? Ну, попробуй сам ее обойди, а я на тебя погляжу!
        Наконец все отряды снова собрались на берегу озера. Все устали, взмокли, у многих появились царапины от острых еловых сучков, но помнили все одно и то же: глухое блуждание между деревьев, похоже, одних и тех же.
        -Тролли нас морочат!- ругался Торвард ярл.- Вот зашибла троллиха нашего дверга, а нам теперь без него ничего не найти! Где же эта проклятая усадьба?
        -Вон усадьба!- вдруг изумленно охнул кто-то.- Вижу!
        -Где?- Все разом обернулись.
        Один из хирдманов-слэттов показывал куда-то на воду. Над берегом взлетел общий крик: в воде озера явственно отражался склон горы, а на нем усадьба. Но отражение было более чем странным: гора с лесистым склоном и усадьбой на нем как будто стояла на дне озера, поднимаясь вершиной к поверхности воды. Солнечные лучи пронизывали глубины озера, ярко освещали усадьбу, позволяя хорошо рассмотреть ее всю: стену высотой в два человеческих роста, на основании из больших валунов с заостренными бревнами наверху, высокие крыши нескольких больших домов, заросшие травой и даже мелким кустарником. Маленькая осинка, выросшая на углу ближайшего дома, трепетала веточками, точно махала гостям… Видение затягивало взгляд, головы кружились, неодолимая сила тянула вперед, к этому дому. Хотелось шагнуть туда, вниз, и сразу оказаться во дворе, перед гостеприимно открытыми дверями дома. Там, перед входом, стояли нарядные женщины в цветных платьях, держали в руках блестящие кубки и питьевые рога, и их румяные лица, поднятые кверху, призывно улыбались смотревшим на них с берега.
        -Эй, эй!- опасливо закричал Хельги ярл и толкнул древком копья ближайшего к нему хирдмана, который уже сделал шаг к озеру.- Стойте! Опомнитесь! Это же вода!
        Жмурясь и тряся головами, люди отхлынули прочь от озера. Видение усадьбы в воде исчезло, склон горы по-прежнему оставался пустым.
        -Ничего себе морок!- в досаде восклицал Торвард ярл.- Он нас утопить хотел! Колдун проклятый!
        -Значит, усадьба там есть, просто мы ее не можем увидеть!
        -Да нет там никакой усадьбы! Это морок, морок! Он нас морочит, чтобы мы все бросились в озеро и потонули!
        -И Вигмара Лисицы никакого нет! Это все одни лживые саги!
        -Нет, он есть, но его нельзя просто так найти! Это как Остров духов - он показывается только тому, кому сам захочет!
        -Да никакой он не дух, а простой человек!
        -Так где же он, простой человек?
        Отчаявшись что-то найти, Торвард ярл велел устраиваться на ночлег. День кончался, темнело, идти дальше сегодня было нельзя, да никто и не знал, куда теперь идти. Все устали и проголодались. Развели костры, зачерпнули воды из Золотого ручья, который поблизости отсюда с веселым журчанием срывался по скале и падал в озеро, стали варить кашу и похлебку.
        -Если покажется, что в котле блестит золото, не обращайте внимания!- устало предостерег Халльмунд.- Это морок, мне отец рассказывал.
        Хельги и Торвард сидели возле костра и молчали. Оба они думали об одном и том же, но делиться мыслями не спешили. Скоро ночь, а вокруг полным-полно троллей. Как знать, чего теперь от них ждать? И найдут ли они дорогу назад без своего проводника?
        -Как по-твоему, Торвард ярл,- заговорил наконец Хельги.- Чего от нас было нужно этому двергу? Зачем он взялся вести нас сюда? Чего он хотел?
        Торвард неохотно пожал плечами и бросил веточку в костер:
        -Он же говорил, что хочет отомстить Вигмару. Что он его разорил… Отнял сокровища его рода…
        -И он хотел отомстить ему нашими руками?
        Торвард снова пожал плечами. Положение выглядело не очень-то приятным: их дружина, имевшая всего-то около ста человек, оказалась в глуши Медного леса лицом к лицу с загадочным хозяином этих мест, колдуном, другом троллей и противником двергов. Если у него хватило сил подчинить себе троллей и ограбить двергов, то искать его усадьбу, мягко говоря, неумно.
        -Любопытно, а в его войске тролли тоже воюют?- пробормотал Рингольд Поплавок.
        -Скоро ты об этом узнаешь!- утешил его Аудольв Медвежонок.- Думается мне, что здешний хозяин скоро сам выйдет нам навстречу.
        -Эй, смотрите!- вдруг крикнул кто-то на краю поляны.- Опять олень!
        -Тролли едут!
        Между деревьями мелькал свет; золотистый отблеск, гораздо более светлый и яркий, чем бывает свет огня, парил выше человеческого роста и довольно быстро приближался. Все вскочили с мест и отхлынули от того края поляны. Торвард и Хельги, сжимая копья и щиты, пробились вперед и встали перед своими людьми.
        Нет, это был не олень - свет исходил от наконечника копья, который держал в руках мужчина среднего роста. Наконечник сиял ровным и сильным золотым светом, как язык твердого пламени, и отбрасывал широкий круг света, который позволял хорошо рассмотреть владельца копья. Отблески наконечника освещали тускло блестящий шлем, кольчугу, красный плащ на плечах, лицо с темной бородой. По бокам его шли еще два человека, тоже в кольчугах и шлемах, но их копья не светились. Хельги и Торвард застыли, не сводя глаз с приближающихся мужчин: так и казалось, что в середине идет сам Один…
        Трое мужчин вышли на опушку и остановились шагах в пяти от Торварда и Хельги.
        -Я - Вигмар сын Хроара, по прозвищу Лисица, хёвдинг Медного леса,- сказал хозяин блестящего копья.- Кто вы, пришедшие на мою землю с войском и без зова?
        Ближайший костер ярко освещал говорившего: это был зрелый, лет пятидесяти, крепкий мужчина, с темной бородой, в которой две белые полоски седины окружали рот, с длинными волосами, заплетенными во множество тонких кос. Его глаза смотрели твердо и пронзительно, весь облик излучал внутреннюю силу, и даже два конунговых сына ощутили нечто вроде робости. Копье в его руке сияло над головой, как застывшая молния, и все это вместе наполняло их благоговейным трепетом, как при виде божества.
        -Я - Хельги ярл, сын Хеймира Мудрого, конунга слэттов!- первым отозвался Хельги.- Приветствую тебя, Вигмар хёвдинг!
        -А я - Торвард ярл, сын Торбранда Погубителя Обетов, конунга фьяллей!- сказал Торвард.- И я приветствую тебя!
        Вигмар не сразу ответил, разглядывая обоих ярлов при свете костра и словно бы не зная, можно ли верить ответам. Такие имена он никак не ждал услышать. Но и заподозрить гостей во лжи он не мог: Хельги ярл был очень похож на Хеймира конунга, которого Вигмар когда-то знал, а Торвард, хотя и не походил ни на одного из своих родителей лицом, чем-то неуловимо напоминал Хёрдис Колдунью. С ней Вигмар тоже когда-то виделся и некоторым образом помог ей встретиться с Торбрандом конунгом, хотя вовсе не думал ни о чем таком.
        Два ярла стояли перед ним плечом к плечу, но Вигмар в своих мыслях никак не мог поставить их рядом. Хеймир конунг заключил с ним союз, а Торбранд конунг когда-то стоял напротив него в двух битвах и даже обменивался с ним броском копья, начинавшим битву. Но теперь эти двое, сыновья тех двоих, пришли к нему вместе, как побратимы, их нельзя было воспринимать отдельно, и Вигмар не мог решить, отнести их к друзьям или к врагам.
        -Вот так гости!- наконец Вигмар усмехнулся.- Да еще и оба вместе! Не ожидал я услышать здесь такие громкие имена! Что же нужно в моей глуши таким знатным людям?
        -Мы слышали столько чудесного о тебе и твоих землях, что захотели проверить, есть ли правда в этих рассказах!- ответил Хельги.
        -Вернее, вам хотелось проверить, так ли я богат, как говорят!- проницательно заметил Вигмар.- Твоему отцу, Торвард ярл, уже случалось это проверять, еще до того как ты родился на свет! Я когда-то сказал ему: я никому не плачу дани и не буду платить, пока стоит Медный лес. Я вижу, вы привели неплохую дружину. У меня тоже тут есть кое-кто,- он взмахнул своим сияющим копьем и показал назад, ближе к склону горы.- Если кто-то хочет помериться со мной силой, то отказа он не услышит.
        Вигмар правильно рассудил, что сейчас, в сумерках, после целого дня бесплодных блужданий по лесу усталая и растерянная дружина его противников не блещет боевым духом. Самое время поговорить по душам. И то, что он пришел сюда только с двумя сыновьями, втроем против сотни, впечатляло гораздо больше, чем если бы он привел сюда ту сотню человек, которую успел собрать за день. Правда, что говорить, его сотня бондов и работников совсем не то, что сотня умелых и опытных хирдманов, которой располагали его противники. Но они ведь этого не знают.
        А Хельги вдруг сообразил, какую глупость они сделали, устроившись ночевать прямо на берегу озера: даже не очень большое войско может решительным натиском сбросить их в воду. За деревьями не было видно никакого войска, но воображение рисовало несчетное множество темных фигур, людей в железных шлемах, бесчисленных, как морские волны, с булатными мечами и копьями, что пронзают самый крепкий щит, как древесный листок. Тролли с каменными топорами верхом на оленях… Но его смущал не страх: его мучило тревожное любопытство перед этой землей и ее хозяевами. Драка была бы худшим способом что-то понять, и Хельги всей душой стремился к миру с этим странным человеком с застывшей молнией вместо копья.
        Хельги мельком глянул на Торварда: тот не пылал жаждой битвы, но не сводил изумленных глаз с копья в руке Вигмара. Копье из кургана… которое само после броска возвращается в руки к хозяину… Было бы верхом глупости увидеть это чудо только ради того, чтобы тут же получить его острие себе в грудь.
        -Мы пришли к тебе не воевать, Вигмар хёвдинг,- сказал Хельги.- Конечно, молва приписывает тебе несметные богатства и даже умение ковать булатную сталь. Мы хотели узнать, правда ли это. Если ты не против, мы хотели бы быть в дружбе с тобой.
        -Я не ищу случая пролить кровь, если меня к этому не принуждают. Если вы оба, славные ярлы, поклянетесь в своих мирных намерениях, то я с радостью приглашу вас быть моими гостями.
        -Я клянусь тебе, что у меня нет враждебных намерений!- Хельги поднял острие копья к небесам, призывая Одина в свидетели клятвы.- Я ищу твоей дружбы, Вигмар хёвдинг!
        -И я тоже!- Торвард ярл взмахнул своим копьем.- Побывать у тебя в гостях уже само по себе подвиг!
        -Давно, скажу я вам, в моем доме не бывало таких знатных гостей!- повеселевшим голосом сказал Вигмар.- Я попрошу вас еще немного подождать, пока я отправлю напуганных бондов по домам и приготовлю усадьбу к приему таких знатных гостей. Я пришлю за вами.
        Глава 3
        Привал, таким образом, оказался недолгим. Через некоторое время с горы спустились два человека с факелами; они назвались сыновьями Вигмара Хлодвигом и Эрнвигом и пригласили следовать за ними. Загасив костры, Торвард и Хельги повели свои дружины вслед за новыми проводниками. Все стало иначе: деревья не толпились и не сбивали с толку, а услужливо расступались, давая дорогу. Под ногами обнаружилась довольно широкая, плотно утоптанная тропа, хотя хирдманы, не так давно здесь блуждавшие, на этом же самом месте находили только густые заросли мелкого ельника с колючими лапами как раз на такой высоте, чтобы, протискиваясь между ними, можно было получить хлесткий удар прямо по лицу.
        Вскоре впереди за деревьями заблестел огонь. На широкой прогалине примерно на середине склона стояла усадьба - точно такая же, какую они видели в озере. Она находилась так близко от их стана, что они неминуемо нашли бы ее - если бы подступы к ней не охранялись силами, подвластными только хозяину этих мест. Оглянувшись, Хельги обнаружил, что место их несостоявшегося ночлега отсюда видно как на ладони, а значит, хозяин усадьбы, сам оставаясь невидимым, без труда мог пересчитать их костры, отлично видные в темноте.
        На пустыре перед усадьбой тоже горело с десяток костров, а между ними толпилась примерно сотня вооруженных людей: по обличию это были окрестные бонды со своими сыновьями и работниками, но все до одного были вооружены, как успел мельком отметить Хельги, исправным, хорошим оружием, снабжены шлемами и разноцветными щитами. На пришельцев они поглядывали настороженно и сжимали в руках копья и секиры. Как видно, они не торопились по домам, хотя хёвдинг и заверил их в мирных намерениях пришельцев.
        Ворота усадьбы стояли раскрытыми, целая толпа с факелами в руках встречала нежданных гостей. Гудели возбужденные, встревоженные, любопытные голоса. Двор усадьбы был забит волокушами, отовсюду торчали коровьи рога, везде стояли люди и таращили на гостей глаза. Сыновья Вигмара покрикивали на любопытных, чтобы не загораживали гостям дорогу.
        В усадьбе не теряли времени даром и хорошо подготовились к встрече. Имена гостей прозвучали как гром: даже Альдона онемела, услышав, что к ним пожаловали сыновья двух могущественнейших конунгов Морского Пути, да еще каких! Торбранда конунга из Фьялленланда и Хеймира конунга из Слэттенланда! Но Вигмар заверил, что они поклялись в мирных намерениях, и ради таких гостей стоило постараться. Поднялась суета: в кухне разжигали огонь, на дворе резали двух баранов и свинью. Альдона со служанками кинулась доставать нарядную одежду для отца и братьев, ковры на стены, подушки на сиденья, дорогую посуду. Отпирая сундуки, она едва могла попасть ключом в прорезь замка: вся дрожала от беспокойного смеха. Но зато к приходу гостей усадьба сияла, как палаты Асгарда. Стены увешали цветными коврами и оружием, два десятка столбов, подпиравших кровлю длинного строения, пестрели разноцветными яркими щитами. Как смеялся Хлодвиг, на щиты был урожай. Во всех трех очагах горел огонь, чтобы осветить все это великолепие. На длинных столах сверкала гладкими боками серебряная и ярко начищенная медная посуда, словно здесь
столпились маленькие солнца и луны.
        Альдона стояла перед очагом и держала наготове серебряный кубок с пивом. На его высоких боках были искусно вычеканены рисунки, изображавшие дракона Фафнира, лежащего на золоте, и Сигурда с мечом наготове, а подставку украшали несколько самоцветов: розовых турмалинов и голубоватых бериллов. На Альдоне красовалась рубаха из голубого шелка, с красной вышивкой на подоле, груди и рукавах, красное платье с золотыми застежками на плечах и золотым ожерельем между ними. На голове ее сверкал золотой обруч с тонким узором в виде ползущих стеблей с листьями и ягодами, и в чашечки ягод были вставлены густо-красные, гладко отшлифованные гранаты. Все это - волна рыжих волос, ярко блестящих в свете огня, насыщенные краски наряда, сверкание золота - создавало впечатление чего-то живого, радостного, праздничного. И саму ее наполняло радостное волнение и трепет, словно сейчас вдруг нежданно пришел еще один Праздник Дис или Середина Лета.
        По бокам Альдоны, охраняя главное сокровище дома, стояли Эгиль (в красной рубахе) и Лейкнир (в желтой), оба с поясами, украшенными серебряными бляшками, означавшими высокое положение в дружине, с мечами в красивых узорных ножнах.
        Башмаки у того и другого были обвязаны красными ремешками, а у Лейкнира еще и украшены литыми бронзовыми подвесками. Альдона огляделась: они стояли по обе стороны от нее, оба рослые, плечистые, один светловолосый, другой темно-русый и с маленькой бородкой, и оба с очень похожим тревожно-недоверчивым выражением на лицах. Густые темные брови Эгиля и пушистые, золотистые брови Лейкнира хмурились совершенно одинаково. Оба они не умели быстро переходить мыслями с одного на другое, и, больше суток проведя в ожидании битвы, не сумели так вот сразу настроиться на праздник.
        Альдона улыбнулась:
        -Вы мне кого-то напоминаете. Не могу сообразить кого. Что-то вроде резных столбов святилища Тюрсхейм - такие же оба огромные, нарядные и важные.
        -Может быть, они тебе напоминают Арвака и Альсвина - коней, что везут колесницу солнца,- улыбнулась Гьёрдис, одна из старших служанок, намекая, что сама Альдона очень похожа на солнце.
        Эта Гьёрдис приходилась матерью Эгилю и Дьярву, и потому Альдона привыкла ее саму считать кем-то вроде тетки. В доме Вигмара Лисицы Гьёрдис занимала весьма почетное положение: она находилась в числе тех первых людей, которые пришли с Вигмаром с Севера и составили основу его будущей дружины и усадьбы. Двадцать семь лет назад Гьёрдис, двадцатилетняя женщина, уже успела дважды овдоветь и больше идти замуж не хотела. Двое сыновей, старшего из которых Вигмар особенно ценил, спокойная жизнь и общее уважение вполне вознаградили эту добрую, стойкую, умную и самоотверженную женщину за все беды ее молодости. После смерти матери Альдона еще сильнее привязалась к ней и сейчас радовалась, видя ее рядом.
        -И чего их к нам понесло?- с неудовольствием бормотал Лейкнир. Как видно, его терзали самые черные подозрения.
        -Сейчас узнаем,- с усмешкой ответила Альдона.
        Ей все происходящее очень нравилось: когда тревога прошла, внезапное появление сразу двух конунговых сыновей стало до крайности любопытным и забавным событием! Не часто в глушь Медного леса забредают такие люди!
        -Хоть поглядим, какие они из себя, конунги!- шепнула ей Гьёрдис.
        Альдона кивнула, не отводя глаз от двери.
        Вслед за Хлодвигом и Эрнвигом Хельги шагнул через порог гридницы. От яркого света, от пестроты ковров и нарядов, от блеска посуды рябило в глазах. Везде теснились люди: они сидели на скамьях и на полу, стояли в углах и вдоль задней стены. Отовсюду на него смотрели блестящие, настороженные, любопытные глаза.
        -Хельги ярл, сын Хеймира, конунга слэттов, и Торвард ярл, сын Торбранда, конунга фьяллей,- мои гости!- объявил Вигмар Лисица, ждавший их на ступенях своего высокого сиденья.- Они пришли к нам с миром!
        К гостям приблизилась девушка, нарядно одетая, с блестящим кубком в руках. По открытым, довольно правильным и выразительным чертам лица сразу становилось ясно, что она умна. Она переводила взгляд с одного ярла на другого, и в глазах ее отражалось открытое любопытство, дружелюбие и затаенная насмешка. Да уж, хороши они были, явившись с войском в дом Вигмара Лисицы и целый день проблуждав под самыми воротами!
        Шагнув им навстречу, Альдона поначалу застыла в нерешительности, не зная, к кому подойти первому, но потом, хотя Торвард ярл улыбался ей более располагающе, все же выбрала Хельги, который показался ей старше.
        -Приветствую тебя в нашем доме, Хельги сын Хеймира!- произнесла Альдона, остановившись перед Хельги и на вытянутых руках подавая ему кубок.- Пусть даруют тебе боги Асгарда благополучие и радость под нашим кровом, и пусть ничто не омрачит нашей дружбы.
        Принимая из рук Альдоны кубок, Хельги смотрел ей в лицо и притом каким-то внешним зрением видел как бы сверху всю эту картину: гридницу, полную людей и ярко освещенную изобилием огня; себя, высокого воина с мечом у пояса, статную девушку с длинными и густыми рыжими волосами, овевающими ее, словно пламя; их руки, протянутые навстречу друг другу и встречающиеся на боках узорного драгоценного кубка… Как рисунок на ковре, изображающий встречу Сигурда и Гудрун… Эти слова приветствия, старинные и вечно обновляемые, обет дружбы и гостеприимства, звучащий у человеческих очагов уже много, много веков… От красоты происходящего захватывало дух. Мелькнула мысль о матери: жаль, что она его не видит сейчас… или видит? Ей должно очень понравиться это все. Говорят, она очень любила, чтобы было много людей и света, ей нравилось, когда происходило что-то значительное и говорились красивые слова. Она радовалась праздникам, как ребенок, и ее невозмутимый сын, внутренне похожий на нее гораздо больше, чем внешне, в глубине души тоже любил все это и сейчас был втайне счастлив оказаться самым сердцем этой картины. Так
радостно было оживить сагу, древнюю, как сам человеческий род, прекрасную чуть-чуть тяжеловесной старинной красотой, открытую в будущее на много, много дорог - одни к радости, другие к горю…
        Хельги выпил пиво, и вкус его казался необычным, изумительным, под стать всей этой колдовской стране. Иной, зачарованный мир поймал пришельцев в сети обаяния и красоты, наполнил внутренним трепетом, тревогой и радостью. Приняв кубок из рук этой девушки, золотого орешка в твердой скорлупе зачарованного дома, Хельги попал под власть здешних чар и чувствовал себя плененным навсегда. Скажи ему, что целый век здесь покажется одним днем - он бы поверил.
        -Благодарю тебя за приветливые слова, Альдона дочь Вигмара,- произнес он, возвращая ей кубок. Собственный голос показался ему каким-то зажатым, более низким, чем обычно, и каким-то гулким, словно он разносился по всему свету.- Да хранит вечно богиня Фригг мир и благополучие вашего рода, и да не покинут его вовек изобилие и радость.
        И собственное пожелание показалось ему особенно значительным, точно его устами говорило божество и само произнесение пожелания равнозначно было его исполнению.
        Немолодая женщина со вдовьим покрывалом снова налила в кубок пива из кувшина, и Альдона подошла к Торварду ярлу.
        -Приветствую и тебя, Торвард сын Торбранда!- произнесла девушка, с еще большим любопытством заглядывая снизу вверх ему в лицо. Появление в доме сына Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи так потрясло ее, что она не могла скрыть своих чувств и даже отступила от принятых обычаем слов.- Никогда бы мы не поверили, что сын твоего отца и твоей матери будет гостем под нашим кровом, но раз уж так случилось, пусть это чудо принесет только радость и тебе, и нам!- вырвалось у нее, и веселое изумление, блестевшее в ее глазах, вызвало у Торварда широкую улыбку.
        Он понимал ее: его и самого изумляло, что он здесь оказался!
        -Не сомневаюсь, что так и будет, по крайней мере для меня!- весело ответил Торвард ярл.- Чтобы увидеть такую красавицу, стоило пройти и втрое больше!
        -А нам казалось, что вы не очень-то спешили к нам сюда попасть!- уже не сдерживая смеха, поддразнила Альдона.- Мы были готовы к встрече еще вчера вечером.
        -Да уж, мы порядочного дурака сваляли!- честно признал Торвард, считавший, что наилучшим выходом из глупого положения будет первым посмеяться над собой.- Целый день бродили под самыми воротами, а постучать так и не сумели! А скажи-ка: неужели тебе не было страшно видеть под самыми воротами огни чужого войска?
        -Я не из боязливых!- с улыбкой ответила Альдона, и видно было, что она привыкла чувствовать себя защищенной.- Меня нелегко напугать… даже если к нам явится великан!
        -Когда в доме живет сама Фрейя, за великанами дело не станет!- намекнул Торвард и улыбнулся.
        При этом правый уголок его рта, тот, от которого тянулся шрам, дернулся вверх выше левого, и Альдоне вспомнились рассказы о Хёрдис Колдунье, которая улыбалась точно так же. Эта улыбка в сочетании с белым шрамом на смуглой коже и веселыми темными глазами, черные волосы и тяжелые золотые браслеты на обеих руках делали весь облик Торварда таким ярким, резким, неоднозначным, что Альдона не знала, как к нему относиться. Он и привлекал, и чуть-чуть пугал ее, как красивый и с виду мирный, но сильный и опасный зверь. От него веяло ощущением живой, горячей силы, словно кровь его прекрасно развитых мускулов кипела и требовала движения, размаха,- дружить с ним, как видно, весело, но иметь его своим врагом весьма печально!
        В гриднице тем временем поднялась суета: всех лишних разгоняли, освобождая место у очагов для почетных гостей. Хозяин намекнул, что бонды могут взять факелы и спокойно ехать к собственным очагам, отныне безопасным, но послушался намека мало кто: всем хотелось подольше поглазеть на знатных гостей. Слэттов и фьяллей рассаживали за столами, хозяйские домочадцы тоже занимали свои места. Женский стол у задней стены пестрел яркими платьями и блестел золотыми украшениями. Ингилетта, розовая от смущения, разглядывала гостей - она никогда не видела так много чужих людей сразу - и лишь изредка бросала взгляд на Эгиля, будто удостоверяясь, что в мире все в порядке. Эльгерда, случайно в это время оказавшаяся вместе с мужем, Атли из Ступенчатой Горы, в гостях у дяди, шепталась с Бьёргдис, вдовой Гуннвальда Надоеды, одного из самых заслуженных хирдманов Вигмаровой дружины. Одна Торхильда держалась совершенно невозмутимо и вполголоса беседовала с Гьёрдис о двух своих маленьких детях - эту разумную молодую женщину ничто не могло отвлечь от главного в жизни, явись сюда хоть сам Один с героями древности.
        Чтобы не обидеть ни одного из гостей, Вигмар ни того, ни другого не стал сажать на почетное гостевое место напротив своего, а выделил им два одинаковых места в середине скамьи, с подушками, обшитыми полосатым цветным сукном. На почетном месте посередине уселся глубокий старик, Хальм Длинная Голова, приходившийся дядей Рагне-Гейде. Когда-то Хальм славился как лучший кузнец Квиттингского Севера, чародей и очень умный человек; впрежние времена он недолюбливал Вигмара и считал, что тот вовсе не пара его племяннице. Но судьба прихотлива: Хальму пришлось не только увидеть этот нежеланный брак, но и двадцать пять лет прожить в доме Вигмара. В восемьдесят (или около того) лет у него уже не хватало сил поднять кузнечный молот, но старик продолжал руководить всей работой и в доме занимал почетное положение. Совсем седой, с густыми волосами и бородой, он сидел с гордым и суровым видом, как изваяние божества, и ничуть не смущался тем, что оказался выше конунговых сыновей.
        Свинину, порезанную тонкими ломтиками, жарили на сковородах прямо в гриднице и раздавали гостям на куске хлеба с солью и толченым чесноком. Женщины разносили пиво в больших ковшиках: на всех гостей не хватило чаш и кубков, и ковшики пускали по рядам. Альдона расхаживала между столами, угощая гостей, и множество голов поворачивалось вслед за ней, как за солнцем. Даже сам Вигмар, поглядывая на нее, чувствовал гордость за свое порождение. Ни одной дочери конунгов во всем Морском Пути Альдона не уступила бы красотой, богатством наряда, приветливостью и умением держаться!
        -Должно быть, вы после такого долгого пути можете порассказать немало занятного!- заметил Вигмар во время пира.- У таких значительных людей, должно быть, припасены значительные новости.
        -Есть кое-что порассказать, если вам занятно послушать про свадьбу Альмара Тростинки, конунга барскугов!- отозвался Торвард ярл, который вообще любил поговорить.
        Об этом все хотели послушать, особенно женщины: нет такой женщины, которую оставила бы равнодушной речь о чьей бы то ни было свадьбе, даже если ни о ком из ее участников раньше и не слышали. Вигмар тоже не без любопытства слушал про обилие знатных гостей, про их подарки. Понимая, чем ему угодить, Торвард не поскупился на слова, описывая изумление, которое вызвали булатные мечи из Медного леса.
        -Там немало спорили, кто кует эти мечи,- заметил Хельги.- Многие люди не хотели верить, что эта сталь приготовлена человеческими руками. Многие охотнее верят, что ее выковали свартальвы. Неужели это правда?
        -Конечно, народ темных альвов не знает себе равных в искусстве обработки железа,- согласился Вигмар.- Но напрасно было бы думать, что людям тайны подземных кузнецов недоступны. Было время, когда и люди умели ковать булатную сталь. Как говорится, в те времена, когда земля была моложе, а все роды живых существ, земных, небесных и подземных, жили ближе друг к другу. Говорят, сам Тюр открыл тайну свартальвов одному из наших древних конунгов, Хродерику Кузнецу. Вы, может быть, слышали о нем?
        -Да, нам рассказывал о нем Гельд Подкидыш…- начал Хельги.
        -И говорят, что ты знаешь путь в его подземные кладовые!- не утерпел Торвард.- И это тоже правда?
        Вигмар посмотрел на него; ни один мускул на его лице не дрогнул, только в желтых глазах светилась насмешливая искра. Ах, любопытный род человеческий, жадный до тайн, глубоких пещер, подземных сокровищ, древних наследств, забытых заклятий! Выкопать клад из кургана гораздо приятнее, чем создать его своими руками. Вигмар в молодости имел дело с сокровищами древнего кургана и навсегда сохранил неприязнь к подобного рода приключениям. Но в глазах людей «сокровища древних» всегда гораздо обаятельнее, чем самое совершенное из современных изделий.
        -Да, это правда!- торжественно ответил Вигмар и кивнул.- Все эти мечи - из кузницы самого конунга Хродерика. Их выковал древний молот, в сталь вплавлены древние чары. И сейчас еще в кузнице Хродерика не прекращается работа. В тихий день порою слышно, как из-под горы раздаются удары его молота.
        -Да, это верно!- подтвердила и Альдона, и чуть лукавая, многозначительная улыбка делала ее похожей на богиню Асгарда, владеющую удивительными тайнами.- Многие люди у нас слышат стук этого молота в Смидирберге.
        Отец и дочь быстро глянули друг над друга: они всегда так объясняли происхождение мечей, и им доставляло удовольствие то, что истинный смысл ответа, каждое слово которого было правдой, от гостей остается скрыт. Пусть люди думают, что Вигмар разведал путь к подгорным кладовым и выбирает богатства, заготовленные древним конунгом. В окрестных горах и правда заключены немалые сокровища. Круглый год в шахтах под горами Железного Кольца колотили пешни, скрипели волокуши; круглый год в лесах стучали топоры, на полянах дымили ямы, в которых жгли уголь. Круглый год выдыхали едкий дым печи, в которых из руды выплавляли железо. Небольшие, полузарытые в землю, неприглядные, эти печки были сокровищницей Фафнира - в обмен на это железо Вигмар Лисица получал все те богатства, которыми его дом поражал взоры гостей.
        Мечи, присланные на свадьбу Альмара конунга, и впрямь родились в Кузнечной горе, Смидирберге, где три века назад в пещере устроил свою кузницу Хродерик конунг. Именно там полосы железа, выкованного из криц, сваривались в пучки, а потом проковывались так, что ни складок, ни спаек не было видно. Над железом работал древний молот, который Вигмар нашел на наковальне двадцать лет назад, но держали его новые руки - сначала Хальма Длинной Головы, потом Вигмара, Хроара, Эгиля, Эльгарда, Лейкнира… И снова выкованный брусок рубили на полосы, скручивали в пучок, снова ковали - и так двенадцать раз. Древнее сокровище - знание всех условий, всех тайн мастерства - досталось Вигмару, а как это вышло - на этот счет есть отдельная сага. Это сокровище и дало в руки Вигмара такие клинки, которые перерубали железные гвозди, не ломаясь и не зазубриваясь. И тем, что он делал их сам, Вигмар гордился гораздо больше, чем если бы заклинаниями и амулетами открыл путь к плодам чужих трудов. Он мог не бояться, что его сокровище истощится или будет похищено. Но Морской Путь хотел, чтобы это были «мечи Хродерика», и Вигмар
давал ему «мечи Хродерика». В конце концов, именно Хродерик проник в тайну всех условий, при которых из руды получается булатная сталь. В тихие дни стук молотов, работавших в кузнице Смидирберга, разносился довольно далеко, и многие люди, даже знавшие, что там работает род Вигмара, верили в душе, что это гремит молот древнего героя. Стук этого молота создавал и охранял благополучие округи, и память Хродерика почиталась так высоко, что сам кузнец-исполин считался чем-то вроде местного божества.
        -Нам бы пригодилось хорошее оружие, когда мы плыли сюда!- заметил Торвард.- Может, вам занятно было бы послушать, как мы повстречались с Бергвидом Черной Шкурой!
        Здесь он мог рассчитывать на самое лестное внимание: этот предмет нельзя было назвать приятным, но никто не мог остаться к нему равнодушным. Их рассказ о морской битве слушали очень внимательно, описание колдовских приемов Бергвида никого не удивило.
        -Нас с Бергвидом сыном Стюрмира никак нельзя назвать друзьями, и я не огорчился бы, если бы он навсегда ушел к морским великаншам,- сказал Вигмар, дослушав до конца.- Но, как видно, срок его жизни еще не вышел. О Бергвиде ведь есть пророчество, вы слышали о нем? Окаменевшие великаны святилища Стоячие Камни предрекли, что Квиттинг ждет много злых годов, когда Бергвид сын Стюрмира будет звать себя его конунгом. Мы в Медном лесу не признаем его власти. Он одержим мыслью о мести твоему роду, Торвард ярл. Но месть не воскресит погибших. И если фьялли предложат нам мир и дружбу, я не отвергну их только потому, что раньше между нами мира не было. Я бы хотел, чтобы ты передал это твоему отцу.
        Пир удался на славу. Лукавая, многозначительная улыбка Альдоны, блеск пламени и горьковатый вкус крепкого пива кружили Хельги голову, но он чувствовал себя так хорошо здесь, как никогда и нигде. Он как будто снова попал в то чудесное время, в котором его мать жива… В то время, когда сам он был мал, а мир вокруг был огромен, увлекателен, значителен и ярок.
        -А в Островном Проливе, у кюны раудов, мы слышали, будто ваши тролли - или не ваши?- превратили в оленей с золотыми рогами дружину Ульвхедина ярла,- расспрашивал тем временем любопытный Торвард ярл.- И даже самого Ульвхедина ярла. Неужели и это тоже правда?
        -Так вы же видели оленя, на котором ездит Блоса?- весело уточнил Вигмар.- Так это и есть Ульвхедин ярл!

* * *
        На другое утро, принеся в спальный покой к отцу выстиранные рубахи, Альдона застала там, несмотря на ранний час, всю свою мужскую родню, кроме младших. Вигмар, Хальм, Атли, Хлодвиг, Эгиль, Бьёрн, Дьярв, Эльгард, Лейкнир и кое-кто из дружины, уже одетые, сидели на лежанках и оживленно спорили.
        -Вы можете воображать что угодно своими умными головами, но никогда я не поверю, что такие люди пустились в дорогу просто так!- покашливая и прижимая грубые, черные от многолетней кузнечной работы ладони к груди, доказывал Хальм Длинная Голова.- Не может такого быть! Я стар и повидал мир, я видел войну, которой твои мальчишки еще не видели,- я знаю, что в мире ничего просто так не бывает!
        -Конечно, не от скуки два сына конунгов вот так собрались и поехали в нашу глушь!- поддерживал двоюродного деда Хлодвиг, пошедший в материнскую родню и внешностью, и образом мыслей.- Да еще и такие два! Сын Хеймира конунга и сын Торбранда конунга! Двадцать семь лет назад их отцы стояли друг против друга на поле битвы! А теперь они вдруг пускаются в такой путь вместе, как лучшие друзья или родичи! Этого не может быть просто так! Здесь какая-то особая причина!
        -Причина тут ясна!- кашляя, заверил Хальм.- Им нужно наше железо и наша сталь! Я говорил тебе, Вигмар, еще десять лет назад говорил: такие вещи надо держать в тайне! Если бы кто-нибудь напал на нас, вот тут он и узнал бы, как мы кусаемся! Нет, ты не слушаешь! Ты сам очень умный! Ты хотел не только силы, но еще и славы на весь Морской Путь! Вот тебе твоя слава! Теперь на эту славу со всего Морского Пути полетят охотники до чужого добра!
        -Так что же теперь, зарыть свои сокровища в землю и никому не показывать?- Эльгард, племянник Вигмара, не мог согласиться со стариком.- Тогда все труды все равно что пропадут даром! Нет, если уж у человека есть такое сокровище, то пусть о нем знает весь свет. А бояться и прятаться - стыдно!
        -А если бы у них было не полторы сотни, а полторы тысячи войска? Тогда что? Если бы они перерезали нас всех?
        -Наших мечей они все равно не получили бы! Сам знаешь, дядя, почему их нельзя взять чужим!
        -А если бы нас всех взяли в рабы и заставили работать с ошейником на шее, как Вёлунда? Но что-то я сомневаюсь, что ты сумеешь смастерить себе крылья и улететь!
        -Но зачем сразу думать о плохом?- вступил Эгиль, которому Хельги ярл очень понравился своим невозмутимым, умным, учтивым спокойствием.- Хельги ярл сказал, что хочет купить меч и готов заплатить за него, как полагается.
        -Может, он и готов заплатить за один меч,- ответил недоверчивый Хлодвиг.- Чтобы убедиться, так ли они хороши, как говорят. И если они увидят хоть один наш меч, то через год у нас тут будет полторы тысячи войска, как говорит Хальм.
        -За год наши тролли сплетут новые чары.
        -А в Свартальвхейме еще тысячи наших врагов, которые только и мечтают, чтобы от всех наших усадеб остались одни угли, а все наши копи, печи и кузницы заросли травой и мхом! Вигмар! Они не должны увидеть ни одного меча! Иначе мы все погибнем! Запомни, что я тебе сказал!
        Стоя над открытым ларем, Альдона внимательно слушала. Выходит, напрасно она обрадовалась, что все кончилось так мирно.
        -Вигмар, а ты-то что думаешь?- спросил Атли, муж Эльгерды, когда все родичи наговорились.
        -А я думаю вот что,- ответил Вигмар, который все это время внимательно слушал чужие мнения.- То, что наследники конунгов слэттов и фьяллей явились к нам оба вместе,- это плохо и опасно для нас. Их объединила общая цель. Оба они хотят увидеть наши мечи и раздобыть себе по такому же, хотя бы по одному. Пока у них есть эта цель, они дружат. Но если цели достигнет только один из них, дружба быстро пойдет на убыль.
        -Что ты имеешь в виду?- недоверчиво спросил Хальм.
        -Я имею в виду, что если меч получит один из них, то делиться со вторым он не захочет. А второй попытается во что бы то ни стало не остаться в дураках. Делиться такой добычей слэтты и фьялли не станут: они ведь соперничают между собой.
        -Ты хочешь их поссорить?
        -Нет, зачем же? Это было бы даже как-то неблагородно с нашей стороны.- Вигмар усмехнулся.- Мы просто поставим их в неравные условия. Цели достигнет только один из них.
        -Который?- жадно спросила Альдона.
        В мыслях у нее мелькнуло веселое лицо Торварда ярла, но она сама еще не отдавала себе отчет, желает ли ему победы и что за этим может последовать.
        Вигмар пожал плечами:
        -Не знаю. Мы еще слишком мало знаем их. Надеюсь, они задержатся у нас в гостях подольше, пока мы не поймем, на кого из этих двух жеребцов стоит ставить.
        -Да уж задержатся, это точно!- насмешливо произнес Хлодвиг и посмотрел на Альдону.- Эти два жеребца, как ты говоришь, нашли тут хорошую приманку!
        Альдона вспыхнула и поджала губы.
        -Дурак!- в сердцах бросила она себе под нос и пошла из спального покоя.
        В этот день празднества продолжались. Хёвдинг Железного Кольца был богатым человеком и мог себе позволить принимать многочисленных гостей даже весной, когда от старых запасов уже мало что осталось. Для развлечения конунговых сыновей устроили охоту, и никто бы не подумал, глядя на обращение Вигмара с гостями, что он так мало доверяет их добрым намерениям. При его уме и жизненном опыте, он приписывал обоим ярлам замыслы и побуждения, которые в действительности имели их отцы, но о которых сами молодые люди имели смутное представление.
        Тем временем по округе разбегались слухи и в усадьбу съезжались любопытные. Когда к вечеру мужчины вернулись из леса, их уже встречала вся многочисленная Вигмарова родня, разнаряженная в лучшие одежды. Гейр Длинный из усадьбы Совиный Камень и Тьодольв сын Вальгаута из усадьбы Золотой Ручей были не только ближайшими соседями, но и ближайшими родичами Вигмара. Гейр приходился родным братом Рагне-Гейде, а сам женился на Тьодольвовой сестре Вальторе, и благодаря этим бракам все три рода, имея множество общих племянников, были скованы в неразрывное кольцо. Каждый привез с собой жен и сыновей: у Гейра их имелось четверо, у Тьодольва двое. Вскоре после них прибыл и Ормульв Точило, отец Торхильды.
        На пиру женский стол сиял и блистал всеми красками тканей и украшений. Вальтора и Мальтруда, жена Тьодольва, пожирали глазами приезжих ярлов, а потом, когда Альдона встала и пошла поговорить с гостями, сели рядом и принялись отчаянно шептаться, поглядывая искоса то на нее, то на Хельги или Торварда. Они уже решали, который из них скорее к ней посватается, но не могли прийти к согласию.
        Пройдясь по гриднице и проверив, все ли довольны, Альдона подошла к Хельги. Он выглядел не таким открытым и общительным, как Торвард, но этим-то и дразнил ее любопытство: ей хотелось понять, что за душа скрывается за этой невозмутимой учтивостью. На легкие открытия она не рассчитывала: Хельги ярл явно не из тех людей, кого легко раскусить. Это тебе не Лейкнир, у которого все чувства и побуждения написаны на лице! Высокий рост Хельги, широкие плечи, крупные, с выступающими костяшками, красноватые руки говорили о большой силе, а спокойное, непроницаемое лицо не давало так же уверенно судить о его душевных качествах. Его тихий голос, которым он говорил с ней, учтивая речь, его редкая, сдержанная улыбка вовсе не говорили о бездушии. Он смотрел на нее так, словно хотел сказать что-то важное, и Альдона робела перед этой невысказанной тайной.
        В руках у Альдоны был серебряный кувшин, и Хельги подал ей свой кубок. Она налила ему пива, потом поставила кувшин и села на освободившееся место.
        -Что так на меня смотришь, Хельги ярл?- спросила она.- Не думаю, что мне есть чем тебя удивить. Ты ведь видел самых красивых девушек Морского Пути, дочерей конунгов.
        -В тебе есть нечто, чего я не видел никогда,- чистосердечно ответил Хельги.- Когда я увидел тебя вчера, я сразу подумал об Альвкаре.
        -О валькирии?- Альдона сперва удивилась, потом засмеялась.- Неужели мы с ней две единственные на свете девушки с рыжими волосами?
        -Может быть, рыжих волос на свете много, но…
        -И разве я похожа на спящую?- Альдона рассмеялась, настолько странным ей показалось это сравнение.
        -Нет, но твой мир настолько же не похож на мой, так же далек от всего, к чему я привык. Говорят, Альвкара спит на вершине зачарованной горы, но разве ваша гора не зачарована? Мы не могли найти сюда дороги, пока твои братья нас не провели.
        -Ну…- Альдона пыталась отнестись к этому всерьез, но у нее не очень получалось.- Но мы же с ней такие разные! Она всегда, еще когда жила на земле, думала только о небесах. А я не такая. Я всегда думаю о чем-нибудь простом и вовсе не мечтаю носиться на огненном коне над морем и землей!- Альдона опять засмеялась, настолько нелепым ей показалось подобное занятие.- И уж если я полюблю кого-нибудь, я вовсе не буду требовать от него особых подвигов за мою любовь!
        -А разве она так делала? Я слышал «Первую песнь об Альвкаре», но продолжения, как оказалось, никто у Островного пролива не знает. Может быть, у вас тут знают больше?
        -Ты хочешь послушать «Вторую песнь об Альвкаре»?- спросил Вигмар.- Моя дочь споет тебе ее. Думается, всем прочим тоже приятно будет послушать.
        Гости одобрительно зашумели. Альдона вышла к очагу, где ей поставили маленькую скамеечку. Она села, сложила руки на коленях; Хлодвиг и Бьёрн сели по бокам от нее с арфами на коленях. Гридница быстро затихла: видно было, что пение Альдоны они слушают нередко, но что это удовольствие никому не наскучило. У Хельги забилось сердце: сами эти приготовления, по виду простые, создавали тот же возвышенный, торжественный настрой, который поразил его при первой встрече с Альдоной. Эта красивая, нарядная, гордая девушка на скамье в самой середине палаты, освещенная огнем, два молодых мужчины с арфами на коленях по сторонам, хозяин дома, глядевший на них со своего почетного места, как Один с престола, благоговейно затихшая толпа - все это поднимало дух в небеса и погружало память в глубину веков, переносило в вечность, где от Альдоны до Альвкары - один шаг…
        Альдона тем временем начала рассказ. Ее лицо было спокойным, строгим, как лицо норны, смотрящей в ткань вечности. Альдона рассказывала:
        Жил на Квартинге конунг, и звали его Гейрвиг. Он был родичем Гамарда. Жену его звали Хильдебранда. У них был один сын по имени Хельгард. Он был высок и красив и славился как хороший воин. Однажды он сидел на большом кургане и увидел, что по небу скачут девять дев на конях цвета пламени. Впереди была самая статная, и конь ее был самым лучшим. Волосы ее сияли, как пламя.
        Ударив по струнам, Хлодвиг запел за Хельгарда, и в лице его появилась такая сосредоточенная, напряженная важность, немного тревожная, словно он совсем перестал быть собой:
        Кто вы, о девы
        в шлемах железных,
        как вы зоветесь,
        откуда вы родом?
        В ответ заиграл его брат, и Альдона начала петь. Голос ее, немного низковатый, звучный, лился широкой свободной волной и уносил с собой всех слушателей, открывал им мир, доступный до того ей одной.
        Валькирий ты видишь
        в железных уборах.
        Один - отец наш,
        Валхаллы владыка.
        Носимся в битвах
        над долом и морем,
        несем мы героям
        победу иль гибель.
        Хельгард сказал:
        Светлая дева
        в бранном наряде!
        Взор твой прекрасней,
        чем солнца сиянье!
        Ответ дай герою,
        Гейрвига сыну:
        как твое имя?
        Откуда ты родом?
        Альвкара сказала:
        Альвкарой зовусь я,
        Халльмар отец мой,
        Альвмунд был брат мне,
        родились мы вместе.
        Хельгард сказал:
        Светлая дева,
        ликом прекрасная!
        Женою назвать
        лишь тебя я желаю!
        Если любви
        не подаришь ты Хельгарду,
        жизнь не нужна мне
        станет отныне!
        Скорбью оденусь,
        с тобой разлучившись,
        горькими станут
        воздух и хлеб мне,
        солнце темнее,
        чем ночь в новолунье,
        Хельгарду будет
        без девы желанной!
        Альвкара сказала:
        Горести слезы
        туманят мне очи,
        сердце одето
        покровом печали:
        Гамардом дерзким
        брат мой убит был,
        большего горя
        дева не знала.
        Клятву дала я
        веселья не ведать,
        слух отвратить
        от любовных обетов.
        Буду женой я
        тому из героев,
        кто Гамарда сердце
        пронзит острой сталью.
        Хельгард сказал:
        Слезы утри,
        светлая дева,
        время печали
        долгим не будет.
        Мщенье свершу я
        за брата Альвкары,
        как если бы братом
        родным ему был я.
        Тогда Альвкара согласилась быть его женой. Они обменялись обетами и любили друг друга очень сильно. Когда мать Хельгарда Хильдебранда узнала об этом, она очень разгневалась. Хильдебранда сказала:
        Безумен ты, Хельгард!
        Предвижу я горе!
        Ума ты лишился,
        обет твой давая!
        Забыл ты, что Гамард
        наш родич по крови,
        что предки совместно
        с врагами сражались.
        Хельгард сказал:
        Светлая дева
        мне мира дороже,
        не видеть мне радости,
        с ней не встречаясь.
        Обет свой исполню,
        как ей обещал я,
        хотя бы весь род мой
        противиться стал мне.
        Хильдебранда сказала:
        Тебя родила я
        на горе себе же,
        рода позору
        жизнь подала я!
        Тебя прокляну я,
        предков забывший,
        из памяти рода
        исторгнут ты будешь!
        Хельгард сказал:
        Горе несут мне
        речи премудрой,
        тяжкой печалью
        меня наполняют.
        Норны дурную
        судили мне долю,
        дух мой в смятенье:
        предвижу судьбу я.
        Но все же Хельгард остался верен обету, который дал он Альвкаре. Она защищала его в битвах, и он прославил себя многими подвигами. И вот однажды он повстречал Гамарда с его дружиной. Хельгард сказал:
        Час твой настал,
        дерзкий убийца,
        за брата Альвкары
        смертью заплатишь!
        Светлая дева,
        что ты добивался,
        женою мне будет:
        мы связаны клятвой!
        Гамард сказал:
        Глупый, молчи,
        щенок недоросший!
        Сильней побеждал я
        противников в битве!
        Брата убил я
        гордой Альвкары,
        тебя погублю я,
        коль встал на дороге!
        Тогда они стали биться, и оружие их так гремело, что горы содрогались и море колебалось, как в сильнейшую бурю. Альвкара закрывала Хельгарда своим щитом, и оружие Гамарда не могло даже коснуться его. И вышло так, что Хельгард поразил Гамарда насмерть. Тогда Альвкара сказала:
        Счастлив сей час!
        Обеты свершились!
        Брат отомщен мой,
        повергнут убийца!
        Светлая дева
        в уборах из золота
        будет наградой
        герою отважному!
        Но в это время копье Гамарда, которое дал ему Один, поднялось и само собой поразило Хельгарда. Так Отец богов наказал его за то, что он поднял оружие на своего родича. Пал Хельгард мертвым возле тела Гамарда. Горько заплакала Альвкара и сказала так:
        Горек мой жребий:
        двоих я лишилась,
        тех, что дороже
        жизни мне были!
        Законы богов
        не оспаривать смертным,
        ты же, о Хельгард,
        в Валхалле пребудешь.
        Тогда она подняла Хельгарда и унесла его в Валхаллу, где Один дал ему почетное место среди героев. Так кончается вторая песнь об Альвкаре.
        Пока Альдона пела, на лицах всех домочадцев и родичей Вигмара отражалась сдержанная гордость, как будто все они, до последнего человека, были непосредственно причастны к судьбе древней валькирии. Когда песнь кончилась, все еще некоторое время сидели тихо, словно прислушиваясь к затихшим отзвукам струн и вглядываясь в уходящие дали, а потом все разом зашумели, стали хвалить певцов и благодарить их. Только Хельги ярл сидел молча. Спокойное лицо Альдоны, переливы ее глубокого голоса и золотой блеск рыжих волос в свете пламени околдовали его: она пела слова Альвкары, и она в эти мгновения полностью слилась в его воображении с образом валькирии. Она была совсем другой - у них только и общего нашлось, что рыжие волосы, но Хельги не привязывался к мелочам. Напрасно Альдона отказывалась от сходства с Альвкарой: на земле едва ли можно быть ближе к образу древнего предания. Пение Альдоны открывало ему тот самый высший мир, к которому он стремился; телом оставаясь на земле, душой она знала дорогу на небеса. Неизвестно, спит ли на одной из диких гор та, древняя Альвкара, но другую, живую Альвкару Хельги уже
видел перед собой наяву. Перед ним стоял живой образ высокой, вечной любви, неизменно юной и притом мудрой; образ красоты, за которую не жаль отдать жизнь. Хельги не сводил глаз с Альдоны и забыл даже, что и ему полагается ее поблагодарить: ведь для него-то она и пела.
        -Эй, ярл!- вполголоса позвал Аудольв Медвежонок, исподтишка тронув его за плечо.- Что ты молчишь, как священный камень в нежертвенный день? Неужели тот старик в Островном Проливе пел получше? Если так, то я ничего не понимаю в пении!
        Опомнившись, Хельги поднялся и приблизился к Альдоне. Все люди между ними расступились, Альдона встала ему навстречу. Она улыбнулась со своей обычной снисходительностью, что, мол, ничего особенного, но в душе волновалась, понравилось ли ему пение. Перед таким знатным и понимающим слушателем она никогда еще не пела. Здешние что, они других не слышали, им хоть дверь скрипит, они будут рады. Но он, сын конунга, он слышал лучших скальдов и певцов Морского Пути…
        -Сама Альвкара не смогла бы спеть песнь о своей судьбе лучше,- негромко сказал Хельги. Он хотел сразу высказать ей ту перемену, которая вдруг совершилась в его душе, но понимал, что всем вокруг не нужно этого слышать.- И если она была хоть вполовину так прекрасна, как ты, то понятно, почему столько конунгов готовы были умереть ради нее.
        -Она была гораздо красивее меня!- Альдона слегка засмеялась.- Кстати, по предсказанию, ее разбудит человек, который сумеет ее отыскать. Не хочешь ли попытать удачи? Сыну конунга такой подвиг был бы очень к лицу.
        Альдона отошла назад к женскому столу, Хельги остался стоять перед очагом. Прежний вдохновлявший его образ - высокой, стройной девы с пламенными волосами и глазами небесной голубизны, простирающей белые руки к богам возле жертвенного огня - отодвинулся куда-то далеко, стал туманным, зыбким… Отошел назад в область преданий, откуда вышел и где ему надлежит по справедливости пребывать. Хельги больше не хотел оживлять предание. Та, что он нашел на земле, казалось ему еще прекраснее, и только на ней теперь сосредоточились его мечты и стремления.

* * *
        Еще несколько дней прошло самым приятным образом: для своих знатных гостей Вигмар Лисица устраивал то игры, то бой коней, то охоту. Каждый день неизменно завершался пиром, и на пиру Альдона старалась уделять обоим сыновьям конунгов равное внимание. Так ей посоветовал отец, да она и сама не хотела никого из них обидеть. Хельги ярл казался ей красивее, но его отстраненность, задумчивость смущали Альдону. Она чувствовала, что нравится ему, но она не понимала его и опасалась, что он видит в ней не то, что есть, а только то, что хочет видеть. С Торвардом ярлом было гораздо проще: он смотрел на нее с живым и пылким восхищением в темных глазах, как смотрели многие другие, и это приятно грело ее самолюбие.
        -Уж не сошел ли твой отец с ума, думая породниться с Торбрандом Троллем?- каждое утро и каждый вечер восклицала в девичьей тетка Вальтора.- Сын Торбранда Тролля! Сын этот мерзкой ведьмы, Хёрдис Колдуньи! Да все ваши предки встанут из курганов, если такое случится!
        -Но этого же еще не случилось, так что им, может быть, еще не придется вставать!- защищалась Альдона, не признаваясь пока, что, возможно, она бы не прочь.
        -Тогда зачем же держать его здесь? Зачем принимать его тут как дорогого гостя? Вот увидишь, он к тебе посватается! И если твой отец примет его предложение, я больше до смерти к вам не приеду! Я не могу бывать в гостях у родичей тот мерзкой ведьмы!
        -Но чем он виноват, если у него такая мать!
        -Хорошая же свекровь у тебя будет! Поздравляю! Только запомни, Альдона дочь Вигмара: если ты выйдешь замуж за сына ведьмы и уедешь с ним во Фьялленланд, можешь думать, что родичей на Квиттинге у тебя больше нет! Можешь думать, что мы все умерли! Я тебя больше знать не захочу, так и запомни!
        Альдона сердилась, обижалась на тетку, но мысли о ведьме Хёрдис и вправду казались неприятными. Жить с ней в одном доме - все равно что в подземных палатах Хель… Но сам Торвард вовсе не вызывал таких мрачных мыслей. К его шраму на щеке и темным глазам Альдона быстро привыкла, а в его обращении ничего не напоминало о том, что мать его ведьма - сам он был прост, весел, чистосердечен, в нем не таилось ничего сумрачного, загадочного или злобного.
        Прошло еще несколько дней, но оба знатных гостя, казалось, и не вспоминали о булате, почти все свое внимание отдавая Альдоне. Оба они наперебой провожали ее днем, куда бы она ни шла, а вечером приглашали ее посидеть рядом с собой. Вигмар посмеивался украдкой, наблюдая это, и многим в доме стало ясно, как он собирается разрушить этот опасный для него союз фьяллей и слэттов.
        -Я знаю, что у тебя на уме!- однажды вечером после пира заявил Вигмару старик Хальм.- Ты возмечтал выдать нашу красотку за одного из этих парней. Конечно, вся округа так широко разинет рты, что поймает по вороне, но я не думаю, что эта мысль особенно удачна!
        -Почему же?- оживленно спросил Вигмар. Проницательность Хальма его не удивила: дядя его жены всегда отличался умом.- А мне, знаешь ли, эта мысль представляется очень даже удачной! Они посватаются к ней оба. Один преуспеет, а другой нет. Кого бы я ни выбрал - у меня будет зять-конунг, зато второй будет ему уже не таким верным другом, как сейчас!
        -Да, хорошо бросить двум псам одну кость и посмотреть, как они подерутся! Но кости при этом тоже плохо приходится! А только болван сделает такой костью свою собственную дочь!
        -Не волнуйся, старик, я кое-что придумал. Альдоне не будет грозить никакая опасность.
        -Много было таких умных и до тебя! И всегда такие игры плохо кончались!
        В спальном покое было тихо, но многие лежали без сна. Не спал и сам Вигмар. Из всей своей многочисленной родни и домочадцев он больше всех любил Альдону. Вигмар ценил ее ум, ее спокойный, рассудительный нрав, ее приветливость и ту самую снисходительность, которая как бы ставила ее надо всеми. Если бы она родилась дочерью конунга, она и то не могла бы держаться на своем месте лучше. Дочь была дорога Вигмару Лисице тем, что в равной мере утешала его ум, его глаз и слух, а также и его честолюбие.
        Понятное дело, что он не торопился расстаться со своим сокровищем. К Альдоне не раз сватались, но безуспешно: сперва женихам отвечали, что она еще молода для замужества, а потом, когда Рагна-Гейда умерла, Вигмар стал говорить, что его усадьбе нужна хозяйка и он не может отпустить дочь, пока некем ее заменить.
        Никто в округе не сомневался, что Вигмар Лисица раньше или позже женится снова; он и сам не скрывал этих намерений и, расспрашивая при случае о подходящих невестах, имел в виду не только своих взрослеющих сыновей, но и себя. Притом он объявлял, что брать в жены вдову, что было бы уместнее в его возрасте и при его положении, он не намерен и ищет девушку - не слишком юную, но и не увядшую, разумную, красивую и во всех отношениях достойную стать хозяйкой его богатой и многолюдной усадьбы. А пока таковая не объявлялась, домом хёвдинга Железного Кольца продолжала управлять его дочь. Но если уж рано или поздно ей придется покинуть отцовский дом, то едва ли выпадет случай устроить судьбу девушки приятнее и почетнее, чем выдать за будущего конунга.
        Однажды Торвард ярл попросил показать ему Кузнечную гору. С ним отправилась целая толпа: Альдона, Ульвиг, Вальгейр, Арне, и с ними еще куча детей и подростков из усадьбы. Лейкнир тоже хотел пойти, но его Альдона не взяла: он разделял неприязнь тетки Вальторы, хотя и по другой причине, и его сумрачные взгляды портили Альдоне настроение.
        -Мне, правда, хватило бы тебя одной,- вполголоса говорил Торвард Альдоне, идя с ней рядом по тропе позади галдящих младших.- С тобой всегда ходит так много братьев?
        -Всегда!- лукаво улыбалась в ответ Альдона.- Меня считают лучшим сокровищем Золотого озера и охраняют.
        -Это правильно!- согласился Торвард и вздохнул.- Если бы ты принадлежала мне, я бы тоже охранял тебя, как свое лучшее сокровище.
        К Смидирбергу вела тропинка через долину и сосновый бор, поднимавшийся на длинный склон. Высокая, крутобокая, с заостренной каменистой вершиной, поросшая сосняком, перемежающимся с острыми скальными выступами, гора Смидирберг смотрелась грозно и величественно. В ней чувствовался особый, почти разумный дух, из-за чего, очевидно, предание и поместило Хродерика Кузнеца именно сюда. Одна тропа вела к старой кузнице в пещере, но там гостю было делать нечего, и Альдона повела Торварда в обход горы, на другой склон, где тоже нашлось бы на что посмотреть. Здесь тоже взбиралась по склону тропинка, петлявшая между большими камнями. Высоко впереди виднелась узкая щель пещеры, окруженная кустами можжевельника.
        -Что там?- спросил Торвард, заметив черный лаз, и усмехнулся: - Неужели кладовые Хродерика?
        -Нет, здесь жил кое-кто другой!- Альдона засмеялась.- Это Пещера Зверей. Еще ее называют Троллиной Охотой. Это гораздо забавнее. Сейчас мы тебе покажем.
        Поднявшись по склону, они вслед за галдящими мальчишками вошли в пещеру, длинную и широкую, как гридница в богатом доме. При свете дня, падавшем в широкую щель в потолке, можно было разглядеть ее неровные каменные стены и черную пустоту в глубине. Дальше проход сужался, там царила непроницаемая тьма, и даже смотреть туда казалось страшновато.
        -Вон, посмотри, там кабаны!
        Альдона показала куда-то вверх, и Торвард увидел на стене пещеры, почти под самым сводом, какие-то белые пятна и линии на темном камне. Приглядевшись, он различил очертания бегущих кабанов - мощных, с горбатыми загривками, с вытянутыми рылами и острыми клыками. Нарисовано было так искусно и точно, что Торвард свистнул от изумления.
        -Кто это нарисовал?- Он посмотрел на Альдону.- Тоже Хродерик Кузнец? Ничего себе умелец был!
        -Нет. Это нарисовали тролли. Вон они и сами!- Альдона показала на маленькие фигурки, вроде человеческих, только очень мелкие рядом с кабанами.- Это было в древние времена. У троллей нет рун, чтобы ставить поминальные камни в честь своих подвигов, вот они и рисовали просто на стенах.
        -У нас Рэв тоже такой тролль!- Арне хихикнул и дернул приятеля за вихор.- Схватит уголь и давай на стене рисовать! Ему Хладгуд сколько раз обещала все руки оторвать.
        -Ему надо было в древние времена родиться!- Торвард тоже засмеялся и потрепал мальчишку по затылку.- Тогда за рисование на стенах не ругали бы, а хвалили!
        -Пойдем дальше, там есть чудеса еще получше!
        Альдона повела Торварда в глубь пещеры. Дальше на стенах и потолке обнаружилось еще множество рисунков: там были красно-рыжие олени с целыми кустами рогов на высоко поднятых головах, нарисованные охрой, почти не потускневшей от времени, были черные медведи, ростом вчетверо больше тощеньких охотников, которые целились в них копьями, были желтые быки-аурохи…
        -А вот это самое главное чудо!- объявила Альдона, когда дневной свет почти померк позади. Арне и Рэв уже карабкались на стену с факелами, чтобы посветить гостю.- Смотри, какие чудовища!
        Торвард шагнул ближе к ней, как бы для того, чтобы лучше видеть; теплая рука мягко обвила талию Альдоны, но она сделала шаг в сторону и обернулась; Торвард встретил ее предупредительно строгий взгляд и, больше не пытаясь подойти, стал смотреть на стену.
        По стене неспешно шествовала вереница странных животных. Таких зверей Торвард никогда не видел и даже не слышал, чтобы такие где-то водились. Они напоминали… пожалуй, кабанов, только очень больших, с широкими висящими ушами. А самое главное, у этих зверей было два хвоста. Один, маленький, болтался сзади, а второй, длинный, спереди. Поначалу Торвард не понял, где же у этих зверей зад, а где перед, но потом догадался, что едва ли они всем стадом шагают задом наперед. По бокам переднего хвоста виднелись два страшных, вытянутых вперед зуба, усиливая сходство с кабаном. Торвард представил таких зверей живыми, ростом с быка, и содрогнулся.
        -Это называется «великанская свинья»,- пояснила Альдона. Сейчас она не улыбалась: мрак пещеры, стылый воздух, которым тянуло из-под горы, вид этих жутких созданий, чьи духи по-прежнему обитали в черноте, каждый раз бросали ее в дрожь.- Говорят, они тут водились, когда здесь совсем не жили люди, а только тролли. И говорят, что каждый из них был ростом с дом.
        -Ну, это врут!- Торвард с сомнением качнул головой. Конечно, одолеть такого зверя ростом с дом было бы славным подвигом, но все же хорошо, что их уже нет.- Кто бы тогда сумел их перебить?
        -Наши тролли говорят, что перебили их. Блоса рассказывала. Та, что ездит на олене и затоптала вашего дверга.
        -Что-то не представляю!- с шутливым сомнением ответил Торвард.- Чтобы на олене и с каменным топором против такого зверя, да еще если он ростом с дом! Да он как поддаст своими зубами, которые наружу на пять локтей торчат, олень вверх копытами полетит!
        -Они рыли огромные ямы, закрывали их ветками, загоняли туда «великанскую свинью», а потом забрасывали камнями!- со знанием дела пояснял Арне, которого очень занимала троллиная охота.
        -Да уж, он знаток!- ухмыльнулся Вальгейр.- Они однажды играли в это дело, выкопали яму, а в нее провалилась корова! Стейнгард, наш управитель, их самих чуть камнями не забил! Корову еле вытянули, а она ногу сломала! Если б не Блоса, пришлось бы зарезать!
        Арне убежал от смущения к самому устью пещеры: воспоминания о той «славной охоте» были не из приятных. Торвард посмеивался, вспоминая собственное детство, и чувствовал к «великанским свиньям» ничуть не меньшее любопытство.
        -Неужели они съели таких громадин?- спросил он, имея в виду древних прожорливых троллей.
        -Сожрали! Сами сознались. Ну, пойдем отсюда. Когда я здесь бываю, мне всегда страшно, как бы оттуда не вылезло что-нибудь такое…
        Альдона кивнула в черную глубину пещеры, куда не доставал огонь факелов. Рэв испустил охотничий вопль и метнул туда палку, изображавшую копье.
        -А далеко еще до конца?- спросил Торвард, заглядывая в черноту.
        -Конца вообще нет. Эта пещера проходит под всей горой и идет еще дальше под землей. Так далеко никто не бывал, нам рассказывали тролли. Говорят, через эту пещеру можно прямиком зайти в Свартальвхейм… или даже в Хель.
        Альдона взяла Торварда за рукав и слегка потянула, намекая, что пора уходить. Он перехватил ее руку и придержал, оставаясь на месте и вглядываясь в темную глубину пещеры. В тишине ему мерещилось, что где-то очень далеко в горе раздаются размеренные, гулкие удары по железу.
        -Это… что?- вполголоса спросил он и обернулся к Альдоне.- Ты слышишь? Похоже на стук молота по наковальне. Это и есть… Хродерик Кузнец? Так это правда?
        У Торварда был непривычно серьезный и даже озадаченный вид: одно дело - слушать предания и даже делать вид, что веришь, и совсем другое - встретить их живой отзвук.
        Альдона тоже растерялась поначалу и вопросительно посмотрела на Вальгейра, но тот озабоченно прислушивался и сам ничего не понимал. В эти дни, пока в усадьбе гости, в кузнице никто не работал. Но, как видно, старый Хальм не утерпел. Он давно ворчит, что из-за этих фьяллей и слэттов вся работа встала.
        -Да, это он,- тихо ответила Альдона, почти веря, что это правда. Хальм был в ее представлении таким же искусным кузнецом, как конунг Хродерик, и почти таким же древним.- Здесь, выходит, слышно… Я не знала. Ну, пойдем.
        Они вышли снова на склон горы и побрели вниз, к долине, поросшей большими и маленькими редкими елками. После промозглой темноты пещеры свежий воздух казался особенно теплым и приятным, зелень и пестрые камни радовали глаз.
        -Альдона, а почему зимой нет грибов?- приставал к сестре Арне.
        -Не растут.
        -Но березы же растут!
        -Грибы зимой урастают обратно в землю,- убежденно поясняла Альдона.- Там под землей их собирают тролли. А летом грибы начинают опять расти вверх, а тролли хватают их за ноги, хотят удержать, визжат от досады, болтают ножками, стукаются головами о потолок и падают вниз!
        Дети хохотали, Торвард тоже смеялся, представляя, как тролли пытаются помешать грибам вырастать из-под земли. Альдона посматривала на него: в наследнике Торбранда конунга и сейчас еще сохранилось что-то от любопытного, безрассудно смелого мальчишки, способного верить в любые чудеса, радоваться всему необычному и жаждать приключений. Не зря все дети усадьбы толпой ходят именно за ним, пристают с просьбами показать оружие, требуют рассказов о дальних землях и сражениях. Осмелев, уже на третий день мальчишки буквально висели на нем, и Альдона видела, как он поднимал разом троих, уцепившихся за его локоть. Он был взрослым человеком, но открытость души роднила его с детьми, и он чувствовал себя с ними своим среди своих и рассказывал с тем же удовольствием, с каким они слушали. Совсем не таким был Хельги ярл… При всем его дружелюбии в нем замечалась какая-то отстраненность, возвышенность, из-за которой при нем робели не только дети, но и сама Альдона.
        Однако ни наивным, ни бесхитростным Торварда нельзя было назвать. Это доказывали и попытки обнять ее, предпринимаемые осторожно и только так, чтобы ни один из братьев не видел, и отказ от этих попыток, когда во взгляде девушки он не прочитал одобрения. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело и на что может рассчитывать, а это уже говорило о проницательности, уме и опыте совсем не детских… «Сын ведьмы!» - вспоминалось Альдоне, и в самом взгляде его красивых темных глаз она начинала видеть что-то особенно необычное, глубокое, от чего ее пробирало чувство восторженной жути и робости - не перед тем, что она видела сейчас, а перед тем, что еще может в нем проявиться…
        -А у вас там водятся тролли, ну, во Фьялленланде?- осторожно спросил Арне, сомневаясь, нет ли в его вопросе какого-нибудь оскорбления. Из разговоров старших он уловил, что Торвард ярл имеет какое-то отношение к ведьмам, и теперь сомневался, уместно ли в его присутствии упоминать нечисть.
        -Еще как водятся!- Торвард как будто даже рад был случаю похвастаться.- Во-первых, у нас в самом Аскефьорде живут три еловых тролля. Днем они стоят на берегу над самой водой, приняв облик трех большущих старых елей, а ночью сходят с места и гуляют вдоль берега, проверяют, все ли в порядке. Я сам видел однажды, как они ходили. Представляете, топают три елки, корнями по камням переступают, ветками шевелят, глазами хлопают… На верхушках на стволе глаза, желтые такие. Ну, вот такие елки!- Торвард взмахом руки показал на ближайшую ель, мимо которой они шли.
        Альдона вдруг вскрикнула и схватила его за руку. В ее крике слышался такой неподдельный испуг, что Торвард вздрогнул, а убежавшие вперед братья мгновенно примчались обратно. Альдона смотрела в ельник за краем тропы и обеими руками держалась за локоть Торварда, как в поисках защиты.
        -Что с тобой?- тревожно спросил он, думая, не его ли рассказ так ее напугал.
        -Там…- бормотала Альдона, не сводя глаз с опушки леса.- Я видела…
        -Что?
        -Лицо…
        -Тролля?- деловито уточнил Арне.
        Альдона покачала головой. Она увидела между еловыми стволами странное лицо - совсем похожее на человеческое, маленькое, с мелкими острыми чертами. За свою жизнь она видела немало троллей и хюльдр, но это лицо было каким-то особенным. Ее поразили глаза - огромные, ярко-желтые и горящие тусклым недобрым огнем. В нем чувствовалась сила, огромная, как гора, и такая же нечеловеческая.
        -Оно смотрело…- Альдона повернулась к Торварду.- Оно смотрело на тебя.
        -Ну и что?- Торвард огляделся, держа ладонь на рукояти меча. Он не слишком испугался и готов был познакомиться с загадочной нечистью поближе.- Вот если бы тут была «великанская свинья»… Да смотри, нет никого. Тебе померещилось.
        -Значит, ты очень хорошо рассказываешь…- Альдона наконец сумела улыбнуться. Ей и самой хотелось, чтобы желтоглазое лицо оказалось только видением.- Ну, какие еще тролли у вас водятся?
        -А еще у нас есть бергбуры!- успокоившись, начал опять рассказывать Торвард. Поначалу он поглядывал на Альдону, опасаясь еще чем-нибудь ее испугать, но потом увлекся.- Не слышал о таких, Арне? Понимаешь, во Фьялленланде очень много камня и очень мало земли, вся земля там только у моря, полосой вдоль берега, где пошире, где поуже, а дальше начинаются горы. Черные такие, высокие, крутые, сплошь из черного камня, там даже мох не везде растет. Там ни сеять что-то, ни скот пасти невозможно, и люди там почти не живут. А в горах живут бергбуры. Это такая смесь троллей и великанов. Они ростом примерно… ну, я бы у них считался маленьким, заморышем таким.- Торвард засмеялся, и Альдона с Арне тоже засмеялись, представляя рослого, сильного Торварда «заморышем».- А вот если тебя, парень, посадить ко мне на плечи, вот из нас и получится такой хороший бергбур. Они очень сильные, только очень уродливые и туповатые. У некоторых один глаз посреди лба, у других два, а у третьих - три. Они пасут большие стада черных коров, и их коровам не надо травы, они лижут голые камни и от этого жиреют. У нас многие люди мечтают
раздобыть себе такую корову, потому что ей корма не надо запасать, очень выгодно. О, вернемся в усадьбу, напомни, я тебе покажу: там у некоторых моих парней есть бергбуровы зубы, у нас их носят как амулеты для здоровья и силы.
        Торвард увлеченно рассказывал, Альдона смотрела на него со смешанными чувствами. Видно было, что он любит свой Фьялленланд, хотя там одни камни вместо земли. Не важно, правда ли это насчет бергбуров и их черных коров, но вполне объяснимо, почему во Фьялленланде возникли такие предания. Когда скотину нечем кормить, поневоле возмечтаешь о такой корове, что могла бы питаться камнями.
        А может, и правда так. Чего на свете не бывает?
        Торвард перехватил ее взгляд и замолчал. У него тоже остались неоднозначные впечатления от этой беседы. Он говорил о Фьялленланде, видя рядом с собой Альдону, и от этого они слились в его сознании в одно целое. Мысленно он видел Альдону в Аскефьорде, видел ее за женским столом в гриднице Ясеневого Двора, позади ствола священного ясеня, который растет из земляного пола посреди строения и уходит кроной выше крыши. Альдона очень ему нравилась: стройная, рыжеволосая, с ясными, блестящими глазами, с умным лицом, с добродушной и веселой усмешкой, она внушала ему и влечение, и уважение, без которого он и не мыслил настоящей привязанности. Ее рассудительность, уравновешенность, человеческая надежность, которые он умел оценить, в сочетании с красотой делали ее в его глазах редким сокровищем, которое жаль потерять. Стоя рядом с ней на тропе посреди ельника и глядя на нее, он вдруг ощутил, что эти рыжие волосы, это белое лицо без веснушек, эти серые глаза с зелеными искрами могут навек стать частью его самого. К женитьбе любвеобильный Торвард ярл относился очень серьезно; вбудущей жене он хотел найти
надежного и разумного советчика, помощника, способного заменять его в Аскефьорде во время долгих неизбежных отлучек, а Альдона была вполне способна с этим справиться. Такие не очень-то часто встречаются, и это он к неполным двадцати пяти годам знал по опыту.
        Арне уже убежал куда-то, соскучившись рядом с ними, пока они молчали.
        -Я тебя не очень напугал нашими троллями?- спросил Торвард.
        -Нет,- Альдона качнула головой, догадываясь, что он хочет сказать ей что-то важное совсем не о троллях.
        -Вообще-то у нас там хорошо. Не хуже, чем в других местах. Ты не хотела бы выйти за меня замуж? Я в общем-то не всегда такой легкомысленный, как выгляжу. Я умею ценить умных женщин. И я буду тебя любить,- серьезно добавил он, глядя ей в глаза.
        Альдона набрала воздуху, но только вздохнула и отвела глаза. Она не знала, что сказать. Ей с трудом верилось, что все это происходит на самом деле, но Торвард ярл ей нравился. Она угадывала, что у них мало общего, что он человек сложный, горячий и увлекающийся, но тепло, открытость, искренность и стихийное, неосознанное благородство души придавали ему обаяние, которого она не могла преодолеть рассудком.
        -Я не могу сама тебе ответить,- сказала она наконец.- Мой отец сам решит мою судьбу. Нужно спросить у него.
        -Конечно. Я и не предполагал тебя похищать. Впрочем… если бы ты захотела…- Торвард усмехнулся.- Это было бы весело! Ну, не волнуйся, пусть все будет по порядку. Мы-то теперь знаем, как это делается! Я пришлю свататься самых знатных людей Фьялленланда, и они два года будут ездить туда-обратно, пока все до мелочи не обсудят!
        Альдона засмеялась.
        -А потом, если хочешь, я свожу тебя в Черные горы поохотиться на бергбуров!- пообещал Торвард, подбодренный ее смехом.
        -Я скажу отцу сама, хорошо? А он потом скажет тебе, что решил.
        Торвард не возражал: для него было важно согласие самой невесты, и если она не отказала ему, то все остальное для него не имело значения. Альдона шла домой в веселом расположении духа, посмеиваясь и изумляясь тому положению, в котором вдруг оказалась. Ну и дела! По правде говоря, ее больше занимало то, что к ней посватался будущий конунг. О том, хочет ли она быть женой Торварда, она сейчас почти не думала.

* * *
        Пока Альдона и Торвард ярл гуляли у Смидирберга, Вигмар хёвдинг беседовал с Хельги ярлом. Оружие, которое было развешано на стенах гридницы, вызывало в госте тайное недоумение: серые, с черноватыми разводами, с золотистым отливом на свету клинки мечей, секир и копий могли быть изделием только свартальвов или Хродерика Кузнеца, но по виду ничем не отличались от современных. Здесь таился какой-то подвох: очень может быть, что Вигмар Лисица все-таки сам кует свои знаменитые клинки. Но было очевидно, что хозяин хочет сохранить их происхождение в тайне, и Хельги, как человек воспитанный, не досаждал ему расспросами и держал свои подозрения при себе.
        Однако прощальные наставления отца он помнил, и теперь настала пора позаботиться об их исполнении.
        -Среди слэттов найдется немало людей, кто хотел бы иметь такое оружие,- сказал он Вигмару, кивая на одну из секир, с красивым золотым узором на обухе. Это была секира Хроара, и он звал ее Золотой Вепрь.
        -Это желание понятно,- Вигмар кивнул. Он сделал знак, и Хьёрт, подросток из дружины, снял секиру со стены и подал хёвдингу.- Острее и прочнее этой стали нет во всем Медном лесу. И я бы очень удивился, если бы узнал, что где-то в Морском Пути сейчас умеют делать такую же.
        Вигмар снял с плеча один из своих длинных темно-рыжих волосков, положил его на лезвие секиры и слегка подул. Волосок распался на две части, обе они упали на пол.
        -А прошлой зимой на охоте Хроар этим лезвием с одного удара надвое раскроил череп кабану. За такое оружие можно просить столько золота, сколько оно весит,- спокойно, без хвастовства, с уверенной гордостью продолжал Вигмар.
        -Среди слэттов есть люди, способные заплатить и такую цену,- так же спокойно ответил Хельги.- Назови, сколько и какого оружия ты можешь выделить для продажи и сколько хочешь за него получить. В течение лета, еще до осенних пиров, мы расплатимся с тобой полностью - или товарами, если тебе что-то нужно, или серебром и золотом.
        -Кто же не знает, что богаче Хеймира конунга нет никого на Морском Пути!- отозвался Вигмар, не давая понять, понравилось ли ему это предложение.- Но когда речь идет о таких дорогих вещах, никого не упрекнешь в излишней осторожности. Мы должны полностью доверять друг другу. Никто не знает, как сложится судьба. Я не ясновидящий и не могу знать заранее, не повернется ли мое оружие против меня самого. В этом случае продавать его, как ты сам понимаешь, было бы непростительно глупо. Всякое ведь может случиться, как говорят. Если я продам тебе, скажем, десяток мечей, или даже два десятка, получу за них сколько-то марок золота… довольно много…- Вигмар поднял глаза от секиры, которой все это время любовался, и многозначительно глянул на Хельги.- Как мне знать, что у тысячи доблестных слэттов не разгорятся глаза при виде тех двадцати мечей и они не устремятся ко мне сюда по твоим следам, чтобы раздобыть себе по мечу и заодно избавить меня от золота? Нет, все не так просто, Хельги ярл. Ты сам это понимаешь.
        -Все просто только в глазах дурака,- согласился Хельги.- А умному человеку зачастую гораздо труднее принять решение, потому что он видит гораздо больше разных обстоятельств. Я не думаю, что ты обвиняешь в вероломстве моего отца - он не давал для этого повода, а ты достаточно умный человек, чтобы не быть вздорным. Но отчасти ты прав: мой отец не может поручиться за всех слэттов, сколько их есть, и тем более за тех людей, которые на торгу в Эльвенэсе увидят твои мечи и услышат о золоте. Конечно, такое дело невозможно сохранить в тайне.
        Вигмар двинул бровью в знак согласия, одновременно намекая, что решить затруднение будет нелегко.
        -Но я мог бы пообещать тебе помощь моего рода в том случае, если кто-то станет тебе угрожать из-за твоего богатства,- продолжал Хельги.
        -Общая выгода - надежная связь, но она и легко рвется, когда выгода кончается.
        -Мы могли бы скрепить наш союз и более прочными цепями. Что бы ты сказал, если бы я посватался к твоей дочери?
        Хельги не знал, что сейчас почти повторяет слова своего отца, когда тот сватался к Хельге, его будущей матери. Но, в отличие от добродушного Хельги Птичьего Носа, тогдашнего хёвдинга Квиттингского Востока, хёвдинг Железного Кольца, не столько добродушный, сколько дальновидный и проницательный, к этому вопросу был готов.
        Сейчас он пристально заглянул в глаза гостю: ему хотелось понять, что привлекает Хельги в этом браке, сама Альдона или только ее «приданое» в виде булатных мечей. Хельги спокойно выдержал его взгляд. От отца он унаследовал, кроме прочего, еще и драгоценное умение совмещать собственное удовольствие с пользой дела. Но если Хеймир конунг всегда думал об этом, то у Хельги это получалось невольно, бессознательно: искренне следуя своему чувству, он быстро умел найти в нем и полезные стороны, и поворачивал дело так, что чувство и польза взаимно служили друг другу.
        -Не буду притворяться, будто знаю на всем Морском Пути лучшего жениха, чем ты, Хельги ярл,- ответил наконец Вигмар.- Никому другому я не доверил бы так же охотно мое ценнейшее сокровище, мою дочь. Но я не могу решить ее судьбу, не спросив о ее желании. Она сама даст тебе ответ.
        -Разумеется, мы спросим ее, когда она вернется. Меньше всего я хотел бы принуждать к браку девушку, если я ей не по сердцу. Но пока об этом никто не знает, кроме нас двоих, я хочу предупредить тебя еще об одной вещи. Я не могу с полной ответственностью распоряжаться своей судьбой без согласия моего отца. Думаю, ты поймешь меня: едва ли ты одобрил бы, если бы кто-то из твоих сыновей обручился с девушкой, не спросив тебя. Поэтому я предлагаю вот что: мы сейчас объявим, что хотели бы заключить эту помолвку, но окончательное ее закрепление отложим. Не нужно спешить в важных делах, чтобы не уронить ничьей чести. Я вернусь домой и поговорю с отцом и дружиной. Если мой род будет того же мнения, что и я, я пришлю тебе и твоей дочери подарки. Это будет знаком к закреплению помолвки. И тогда в удобное время я вернусь, и мы справим свадьбу.
        -Ты мудро рассудил, Хельги ярл!- Вигмар искренне восхитился умом и предусмотрительностью молодого человека.- Так мы и поступим.
        То, что настоящая помолвка будет отложена, его не огорчило: без согласия Хеймира конунга самые священные и торжественные клятвы его сына не многого стоили бы. Да и сдержи он их, Вигмар ни за что не отправил бы любимую дочь за море, в дом, где ей будут совсем не рады.
        Когда Альдона и Торвард вернулись в усадьбу, Гьёрдис еще во дворе окликнула ее:
        -Альдона! Ты вернулась! Поди к отцу, он в спальном покое и хочет поговорить с тобой!
        -Очень хорошо!- Альдона засмеялась над этим совпадением, еще не зная, как много у нее причин для смеха.- Я как раз тоже хочу поговорить с ним!
        Она убежала, а к Торварду подошел Хельги, вышедший на звук ее голоса. Оба молодых ярла многозначительно глянули друг на друга: обоих подмывало поделиться важной новостью, но каждый сомневался, что это стоит делать до получения окончательного ответа.
        -Я посватался!- первым объявил Торвард, который по своему душевному складу был противником тайн и умолчаний.- Все так и вышло, как нам предрекали. Помнишь, все говорили, что мы едем в Медный лес за невестой?
        -Вот только предсказание не отличались точностью, кто же из нас должен жениться,- Хельги усмехнулся.- И это пока не ясно: я ведь тоже посватался.
        Торвард недоверчиво глянул на него, но по смущенно прищуренным глазам Хельги понял, что это правда, и воскликнул:
        -Ты говорил с хёвдингом? А с ней? Ну, и что?
        -Я говорил с хёвдингом. Он сказал, что спросит у нее. А ты говорил с ней?
        -Да. Она сказала, что спросит у него.
        Они посмотрели друг на друга и засмеялись: больше им ничего не оставалось делать. Выходило, что каждый из них уже имел половину необходимого согласия: или девушки, или ее отца.
        -Послушай, Хельги ярл,- перестав смеяться, Торвард положил руку на плечо Хельги.- Что бы они там ни решили, это ведь не поссорит нас с тобой. Мы пришли сюда как друзья, и я хотел бы, чтобы мы и ушли друзьями. Если девушка ничего не обещала нам обоим, то и незачем рубить ее пополам.
        -Я очень пожалел бы о помолвке, если пришлось бы заплатить за нее ссорой с тобой,- ответил Хельги.- Если она выберет тебя, я не возьму ее против воли. И не вижу, почему за ее выбор я должен держать обиду на тебя.
        Пока два ярла говорили во дворе, Альдона прошла в спальный покой к отцу. Как и ожидалось, тут собралась вся ее мужская родня, включая Гейра Длинного и Тьодольва со всеми их сыновьями, а также Ормульва Точило. Все сидели на лежанках и выжидательно смотрели на нее.
        -Поди ко мне, моя радость!- Вигмар сделал ей знак подойти, взял за руку и усадил рядом с собой.- Нам нужно поговорить с тобой об очень важном деле.
        -Да, и мне тоже есть что тебе сказать,- отвечала Альдона, слегка посмеиваясь над собой и своим смущением.- Торвард ярл посватался ко мне.
        По рядам сидящих родичей пробежало движение, раздалось несколько восклицаний.
        -И он тоже!
        -Ну, денек урожайный!
        -Женихов греби лопатой!
        -Я так и знал! Я вам говорил!
        -А ты? Что ты сказала?- тревожно воскликнул Гейр Длинный.- Ты ему не пообещала? Что ты ответила?
        -Я сказала, что ты решишь мою судьбу,- ответила Альдона Вигмару.- Что я спрошу у тебя.
        -Тогда мы оба должны спросить друг друга. Сегодня утром Хельги ярл тоже посватался к тебе. Итого, дочь моя, у тебя два жениха, и оба будущие конунги.
        -Выходит, что так!- Альдона смеялась, считая это настолько невероятным, что даже забавным. Хоть она и думала о такой возможности раньше, но осуществление ее на деле не могло не поразить.- Сразу два!
        -Наверное, ты уже подумала о том, кого из них двоих ты хотела бы видеть своим мужем,- заметил Вигмар.- Ведь нельзя сказать, что их сватовство было для тебя неожиданным.
        -Пожалуй, да!- Альдона улыбнулась.
        Вигмар смотрел на нее спокойно и испытывающе, словно хотел этим взглядом побудить ее собраться с мыслями. Альдона честно постаралась сосредоточиться, хотя волнение мешало ей думать и рассуждать здраво.
        -Я понимаю, это очень важный выбор. Я бы хотела выйти замуж не для того, чтобы потом возвращаться обратно к вам, жаловаться, на тинге требовать назад приданое и с дракой делить права на детей!- Альдона улыбнулась, имея в виду, что уж она-то не будет так глупа, чтобы неразумным выбором навлечь на себя все эти беды.
        -И кого ты предпочла бы? Мне бы хотелось, чтобы ты подумала как следует.
        -Я предпочла бы Торварда ярла, если бы…
        -Если бы он не был сыном мерзкой ведьмы!- воскликнул старый Хальм.- Я говорю тебе, Вигмар, ты сошел с ума, если думаешь породниться с ведьмой!
        -Конечно, родство с ведьмой весьма неприятно,- согласился Вигмар.- Но все же твоим мужем будет не она, а ее сын. Можно ведь жить и отдельно от матери. Я хочу, чтобы ты была счастливой.
        Родичи поджали губы. Альдона догадывалась, что все вокруг хотят совсем другого, что предубеждение против Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи слишком сильно, чтобы кто-то на Квиттинге добровольно согласился с ними породниться. Вигмар единственный здесь, кто готов примириться с сыном ведьмы, если она выберет Торварда. Из-за этого он уже повздорил с родичами, но готов защищать ее выбор всем своим влиянием. Альдона была благодарна отцу, но явное неодобрение родни ее смущало. Она не привыкла быть в разладе с семьей и идти против всех. Отец понял ее, и теперь она хотела понять его и сделать так, чтобы он остался доволен.
        -Тебе нравится Торвард ярл?- спросил Вигмар.
        -Ну, он… С ним весело,- неуверенно ответила Альдона, пытаясь взвесить и оценить силу своего увлечения.- Мне приятно быть с ним. Но если тебе кажется, что это выбор неудачный, то… Уж не настолько я влюбилась, чтобы потерять голову!- Альдона усмехнулась, показывая, что ее ум всегда сумеет посмеяться над незадачливым сердцем.- А как по-твоему?
        -По-моему…- Вигмар пристально смотрел на нее, пытаясь понять, так ли ей легко, как она говорит.- Мне, честно говоря, не очень хочется отпускать тебя к фьяллям, к этой ведьме. Случись что, в такой дали мне будет трудно за тебя постоять. А еще хуже то, что фьяллям нельзя полностью доверять. Мы не можем каждому фьяллю подарить по мечу. А если мы подарим меч только Торварду ярлу, все остальные захотят раздобыть себе такие же, и нам опять придется ждать незваных гостей. И родство с Торвардом нам мало поможет. Так женитьба Торбранда Тролля на дочери последнего хёвдинга Квиттингского Запада ничуть не помогла миру на Квиттинге. Ты знаешь, что там заключили даже два брака: вторая дочь Фрейвида Огниво, Ингвильда, стала женой Хродмара Удачливого, лучшего друга Торбранда конунга. И это тоже не помогло, Хродмар Удачливый продолжал разорять Квиттинг, пока не умер.
        -Короче, фьялли нам не нужны!- вставил Гейр Длинный, сурово глядя на племянницу.
        Альдона опустила глаза. Привязанность к Торварду ярлу уже казалась ей неразумной прихотью. Конечно, он веселый и вообще с ним приятно, но что она будет делать там, одна среди фьяллей, в доме, где распоряжается ведьма Хёрдис? При одной мысли об этом ей делалось неуютно и расположение к Торварду улетучивалось.
        -А вот породниться со слэттами нам было бы очень даже удобно и выгодно,- продолжал Вигмар. Он уловил перемену в ее настроении и теперь мог свободно говорить то, что думает, не боясь, что давит на дочь.- Если мы подружимся, то нас ожидают большие выгоды. Для нашей булатной стали мы не найдем лучших покупателей, чем слэтты. Их конунги всегда были богаче всех на Морском Пути. И они - наилучшие торговцы. Мы будем получать золото за наши клинки, не трогаясь с места. Зачем нам самим выходить в море - это утомительно, опасно, и опасно оставлять свою округу без должной защиты. Пусть торгуют те, кто умеет это делать. Родство с Хеймиром конунгом принесет нам большой почет и укрепит наше положение. Никакой Бергвид Черная Шкура не будет нам страшен.
        -Мы сами будем конунгами Квиттинга!- вставил Хлодвиг.- Для этого нужно только, чтобы ты согласилась выйти за Хельги ярла. Чего тут сомневаться? Ты же согласна? Подумай! Ты будешь кюной слэттов! Это же самый знатный и богатый род Морского Пути! Что там Фьялленланд! Троллиный угол! Да у Хеймира конунга, наверное, любой свинарник красивее, чем у Торбранда вся усадьба!
        -И как весело жить в Эльвенэсе!- вставил Тьодольв с видом добродушной зависти.- Там большое поселение, и всегда там сотни торговых гостей со всего света! Всегда там и новости, и товары какие пожелаешь! Пиры и песни каждый день! Вот бы нам всем там пожить хоть немножко!
        Альдона улыбнулась. Слова Хлодвига и Тьодольва звучали убедительно. Она не была особенно тщеславна, но все же знатность и богатство Хеймира конунга, многолюдное оживление Эльвенэса, который нередко называли сердцем Морского Пути, выглядели очень соблазнительно. Не то что северный Аскефьорд, где зимой не рассветает, где уже от моря видны черные горы, круглый год покрытые снегом. И племя их диковатое, что и говорить… Как раз подходящее место для ведьмы Хёрдис, но едва ли для кого другого!
        Альдона вспомнила Хельги ярла, и сейчас он показался ей гораздо привлекательнее, чем раньше. Ей рисовалось будущее, одинаково почетное и приятное, спокойное и веселое, благополучное среди благополучного, миролюбивого, разумного народа. Сомневаться было просто глупо.
        -Ну, кому еще так повезло, ты мне скажи, кому?- снисходя к ее женской бестолковости, вразумлял сестру Хлодвиг.- К какой еще девушке в такую глушь, как у нас, приедет сын конунга, лучший жених Морского Пути? А ты еще думаешь? Думай быстрее, а то я решу, что у тебя в голове солома! Последние двадцать лет я был о тебе лучшего мнения!
        -Если она откажется, мы Хлодвига переоденем и отдадим!- шепнул Вальгаут, сын Тьодольва, двоюродному брату Орвару, и оба прыснули от смеха.
        -Да, я согласна.- Альдона кивнула с чувством облегчения и радости.- Пусть это будет Хельги ярл.
        Тем же вечером на пиру Вигмар объявил свой выбор.
        -У меня всего одна незамужняя дочь!- говорил Вигмар, стоя на своем месте с налитым кубком в руке.- Для сегодняшнего случая я хотел бы, чтобы их было две! Видят Светлые Асы - никогда в жизни я не мог мечтать о такой чести, чтобы к моей дочери посватались два лучших жениха Морского Пути!
        Не знаю, как повернется судьба, но меньше всего я хотел бы, чтобы наше будущее решение ослабило мою дружбу хотя бы с одним из вас! Давайте же поклянемся друг другу в вечной дружбе, чтобы ни один из вас не держал обиды на меня и на своего счастливого соперника!
        -Меньше всего я хотел бы потерять разом и друга, и невесту!- воскликнул Торвард.- Я готов принести клятву, что отказываюсь от невесты, если она выберет другого!
        -Я произнесу клятву!- предложил Хельги, который еще днем подумал об этом.- Позволь нам принести клятву на твоем чудесном копье, Вигмар хёвдинг, и пусть Один покарает того, кто ее нарушит.
        Вигмар взял Поющее Жало, стоявшее у стены возле его сиденья, и вышел с ним на середину к очагу. Хельги и Торвард взялись за древко, упертое в пол, и Хельги произнес клятву, которая в стихах имеет гораздо большую силу, чем в простых словах:
        Светлым златом с лютой сталью
        клятву ныне мы скрепляем,
        Вар зовем нарезать руны,
        верность клятвы нашей сверить:
        добрых дис избранник первый
        девой пусть владеет вечно;
        тот, кто вынет жребий брака,
        праздник пусть без горя справит.
        Браги битв, чей жребий злые
        рушат руки норны строгой,
        тяжкий гнет обиды гневной
        гнать из сердца нам клянется,
        месть не пустит даже в мысли,
        мирный пир враждой не губит.
        Крепче стали, злата краше
        прочный мир у Асов просим.[13 - Под дисами имеются в виду норны (замена обозначений в поэзии допускалась). Браги битв - кеннинг мужчины.]
        Хельги окончил, гридница разразилась радостными криками и похвалами.
        -Замечательная клятва!- громче всех кричал Торвард ярл, отчасти завидуя ловкости языка своего соперника, поскольку сам стихов не сочинял.- Тебя наставляет сам Один, не иначе!
        -Теперь мы можем объявить наш выбор!- сказал Вигмар, вернувшись с копьем к своему почетному месту и встав на ступеньки. Отсюда он казался самим Одином, правящим пиром в Валхалле, и все с замершим сердцем ждали его слов, как воли божества.- Узы давней дружбы связывают квиттов со слэттами и с конунгом Хеймиром! И никого, я уверен, не удивит наше желание сделать эту дружбу еще крепче. Сватовство двух знатных ярлов - большая честь для нас, и моя дочь готова отдать свою руку Хельги ярлу, сыну Хеймира конунга!
        Домочадцы и гости, желавшие именно этого исхода, радостно завопили. Фьялли удрученно молчали, Торвард ярл бросил на Альдону сожалеющий взгляд. Он знал, что нравится ей, но его не удивило то, что ее родне больше нравится Хельги. Преимущество теплого и богатого Слэттенланда было очевидно не только родне невесты, но и сопернику тоже. Конечно, куда лохматым одноглазым бергбурам, один из которых жил непосредственно в горе у вершины[14 - Вершиной фьорда называется наиболее удаленная от моря (то есть от устья) точка.] Аскефьорда, против разряженных и сладкоречивых торговых гостей Эльвенэса!
        -Я надеюсь, что ты, Торвард ярл, не забудешь своей клятвы!- напомнил Вигмар.- Я не хотел бы, чтобы этот выбор нарушил нашу дружбу с тобой.
        -Я молодой, у меня память хорошая!- утешил его Торвард, бегло глянув на него и снова обратившись к Альдоне.- Но я хотел бы услышать от твоей дочери, что она сама предпочитает Хельги ярла.
        Альдона потеребила браслет у себя на запястье, бросила на Торварда виноватый взгляд. Сейчас она сожалела, что держалась с ним слишком приветливо и неосторожно внушила надежды, которые не осуществились.
        -Я… Я очень уважаю тебя и твой род, Торвард ярл,- начала она.- Вот только я боюсь, мне будет слишком трудно… Твоя мать, Хёрдис Колдунья, наверное, будет не слишком рада невестке, которая выбрана так внезапно… Не посоветовавшись с ней…
        -Она будет не слишком рада. Но я сумею защитить мою жену и от моей матери, и от Мировой Змеи!- решительно ответил Торвард. Сейчас он уже не улыбался, вид у него стал довольно-таки грозный, и на Альдону от смотрел требовательно, словно призывал отбросить все побочное и думать о главном.
        «Я буду любить тебя»,- вспомнилось Альдоне. И ей вдруг стало стыдно за свою трусость, за неумение отбросить все, кроме любви… Но, видят вещие норны, если женщина умеет не только увлекаться, но и думать, это тоже неплохо!
        -Ты ведь не все свое время проводишь дома, Торвард ярл!- напомнил Гейр Длинный.
        -А такому доблестному воину будет нетрудно раздобыть себе другую жену, не хуже!- добавил Тьодольв и примиряюще улыбнулся.- На свете так много девушек!
        -И я охотно помогу тебе в свою очередь раздобыть невесту!- сказал Хельги ярл.- Мы с тобой были друзьями и вместе одолевали трудности этого пути. Можно сказать, что ты помог мне добыть эту невесту, и теперь я готов помочь тебе. Только назови ту, которую ты хотел бы видеть своей женой. Сейчас или через десять лет - пожелай ты хоть деву из рода светлых альвов, я твой верный спутник! Клянусь!
        -Надо побольше послушать песен!- Торвард через силу усмехнулся. Принять поражение ему было нелегко, но он знал, что обидой и досадой дела не поправишь.- Может быть, где-нибудь тут на горах спит валькирия, которую я мог бы разбудить!
        Народ радостно загомонил: все видели, что отвергнутый жених смирился и ничто не мешает веселью. Вигмар подвел Хельги к дочери; Хельги взял обе ее руки в свои, наклонился и поцеловал ее, не зная, что еще сказать. Все опять выходило, как в древней саге: «Они обручились и любили друг друга очень сильно». Душа Хельги растворялась и блаженствовала в вечной красоте этого события; он не помнил о мечах и торговых выгодах, душа его была полна Альдоной и предвкушала счастье любви. Путешествие в зачарованную страну принесло ему счастье: прекрасная дева, дочь повелителя этой страны, как в сказании, пойдет с ним в его дом и навсегда озарит его иным светом. С ним случилось все то, о чем он еще ребенком любил слушать в сагах и преданиях. Сказания стали былью. Хельги снова вспомнил о матери. Как она счастлива, если сейчас видит это! Никто, даже родной его отец не знал, как много его невозмутимый и молчаливый сын унаследовал от той чистосердечной и мечтательной девушки, что звалась Хельга Ручеек, что выросла, стала его матерью, а потом умерла, так и не успев по-настоящему повзрослеть, до самой смерти сохранив
детскую способность принимать любое чудо как должное, как естественную часть огромного, еще не познанного мира.
        Альдона поднесла второй кубок Торварду; даже сейчас, когда все бесповоротно решилось и она не жалела о своей судьбе, ее все же огорчало, что у него такая неподходящая родня.
        -Я бы хотела знать, что ты все же не очень печалился!- шепнула она ему, передавая кубок.
        -Как сказать!- Торвард подмигнул ей. Она видела, что он старается казаться веселым, но все же расстроен и разочарован.- Если я скажу «нет», это будет не слишком вежливо с моей стороны, не так ли?
        -Я бы хотела, чтобы ты не очень печалился,- повторила Альдона.- Поверь мне!
        -Ну, я надеюсь, это быстро пройдет. Конечно, я был бы очень рад, если бы ты… Нет, если бы твои родичи выбрали меня. Что ты сама выбрала меня, я и так знаю. Я прав?
        -У тебя такая мать…- Альдона отвела глаза от его слишком проницательного взгляда.- Знаешь ли, я с детства наслушалась о ней…
        -Значит, мне помешала жениться моя мать?
        -Надеюсь, в другом месте тебе больше повезет. Там, где ее не так знают. А здесь о ней знают слишком много. Ведь тут неподалеку живут ее родичи. И здесь же святилище Стоячие Камни, где она ворожила, и Великанья долина, где она жила со своим мужем-великаном. Это слишком страшно.
        -Ну, теперь мне ничего не остается, кроме как поехать и познакомиться наконец с этими местами. Найдется здесь кто-нибудь, кто захочет меня проводить?
        -Конечно. Твой двоюродный брат Лейкнир. Ему самое время поехать навестить отца!
        Ее опять позвали к Вигмару: стали объявлять условия обручения. Жених и отец невесты принесли друг другу клятвы. У Альдоны кружилась голова: одно дело - предполагать, что то или иное событие может случиться, и совсем другое - видеть его свершившимся. Нарядное убранство дома, радостные крики гостей, а главное, десятки глаз, устремленные на нее с многозначительным и жадным любопытством, внушали ей, что все в ее судьбе отныне изменится, что и сама она скоро станет совсем не той, какой была. Теперь это уже не ее дом. Ее дом отныне - там, где Хельги сын Хеймира. Чем лучше Альдона осознавала, что этот человек, словно вышедший из древней саги,- ее будущий муж, а сама она - будущая кюна слэттов, тем меньше она в это верила. Это положение виделось ей находящимся в каких-то немыслимых заоблачных высях, и чудилось, что по пути в дом будущего мужа ей придется очень долго подниматься на какую-то высоченную гору, ехать по скалистым кручам мимо снега, льда, вровень с воздушной пропастью и облаками. Трудности предстоящего пути пугали, все происходящее казалось сном. Альдоне уже хотелось, чтобы все поскорее
кончилось, хотелось уйти в девичью и лечь спать, а утром на свежую голову обдумать, что же такое случилось.
        Из ларя в оружейной принесли пять мечей, которые Вигмар намеревался послать с Хельги в подарок его отцу и прочим родичам. Гости усадьбы восторгались и уже предвкушали, как будут пересказывать все это детям и внукам. Хлодвиг, счастливый в ожидании будущей чести больше самой невесты, принес свою арфу и уже пел какие-то хвалебные песни.
        Хельги ярл, то и дело поглядывая на свою невесту, раскрасневшуюся от волнения, с блестящими глазами, более обычного похорошевшую, чувствовал себя вполне счастливо, но счастье его не бурлило и не кипело, а грело ровным, устойчивым теплом. Он отправился сюда, на Квиттинг и в Медный лес, чтобы найти свою Альвкару, свою мечту, которая поднимет его над скучноватым повседневным миром и вознесет в те прекрасные миры, о которых успела нашептать ему мать и к которым он так стремился душой. И эту Альвкару он нашел. Она оказалась не совсем такой, какой рисовали ее сказания, но действительность, даже самая лучшая, никогда не бывает точь-в-точь как мечта. Альвкара из сказаний была лишь образом возлюбленной, образом, которым он восхищался, не находя в действительности вокруг себя ничего, что заслуживало бы восхищения. Теперь он нашел, зачарованная страна под названием Медный лес подарила ему свое главное сокровище, золотое ядрышко из своей твердой скорлупы. Образ возлюбленной обрел яркие, живые черты, и Хельги был счастлив, любуясь Альдоной, почти как порождением собственного животворящего воображения.
        Глава 4
        Через пару дней после обручения Альдоны и Хельги Торвард ярл уехал. Забрав свою дружину, он двинулся через Медный лес на юго-запад, к священной горе Раудберге, возле которой жил сводный брат его матери Асольв Непризнанный. Потерпев неудачу в сватовстве, Торвард намеревался достигнуть хотя бы своей первоначальной цели: побольше узнать о молодости своей матери и о ее квиттингской родне.
        Ранее он знал только то, что Хёрдис родилась старшей дочерью Фрейвида Огниво, последнего хёвдинга Квиттингского Запада, которого сам Стюрмир конунг двадцать семь лет назад убил в святилище Тюрсхейм, обвинив в предательских связях с фьяллями. В чем эти связи, Торвард знал: другая дочь Фрейвида, Ингвильда, тогда обручилась с Хродмаром Удачливым, родичем и другом Торбранда конунга. Впоследствии она стала его женой и с тех пор жила в Аскефьорде, но особой близости между сестрами не наблюдалось. Сама Хёрдис очень любила рассказывать сыну, каким знатным человеком был его дед Фрейвид и как славно она отомстила Стюрмиру конунгу за его смерть. Но о прочих обстоятельствах своей молодости она говорить отказывалась, и фру Ингвильда тоже избегала расспросов племянника.
        Теперь он узнал, в чем состояли причины этой скрытности. Матерью Хёрдис, как ему рассказали в доме Вигмара, была рабыня, и стало ясно, почему сама Хёрдис ничего не хотела об этом говорить. Это открытие весьма неприятно задело самолюбие Торварда, поскольку иметь бабку-рабыню для знатного человека - довольно большая неудача. И хотя по закону со смертью Фрейвида его побочные дети получили свободу, и Торбранд конунг, таким образом, женился на уже свободной женщине, неприятный осадок остался. В придачу Асольв, сводный брат Хёрдис, тоже родился от рабыни, но другой, и это родство тоже не улучшало дела. Фрейвид Огниво вроде бы хотел его узаконить, поскольку других сыновей не имел, но не успел, и потому к Асольву прилипло прозвище Непризнанный. После смерти Фрейвида, поражения квиттингского войска в Битве Конунгов и гибели Стюрмира конунга, на которого Хёрдис руками великана обрушила каменную лавину, Асольв вместе со своей овдовевшей мачехой поселился в родовой усадьбе Кремнистый Склон и принялся там хозяйничать, поскольку других наследников не осталось.
        Вскоре он женился на девушке знатного рода, бежавшей с западного побережья от наступающих фьяллей, и понемногу приобрел вес. Своим миролюбивым, покладистым нравом, дружелюбием и скромностью Асольв завоевал уважение в округе, и его даже выбрали хёвдингом прилежащих земель, которые стали называть округой Раудберга. Население там было малочисленное, особым богатством окрyга похвастаться не могла, и Асольв жил скромно. Большой поддержкой ему оказалась дружба Вигмара Лисицы, который укреплялся на Золотом озере и год от года усиливал свое влияние. Для закрепления дружбы Асольв даже взял на воспитание двоих детей Вигмара, Альдону и Бьёрна, тем самым признав свою зависимость. Но зато он знал, что его не покинут в беде, а такая уверенность для него была гораздо важнее независимости.
        Лейкнир, единственный сын и наследник Асольва, в последние годы гораздо больше времени проводил на Золотом озере, где числился в дружине Вигмара, чем дома, и с родичами бывал редко и недолго. Однако сейчас, когда понадобилось проводить до Кремнистого Склона Торварда ярла, с неба упавшего фьялленландского родича, ему и самому хотелось уехать с Золотого озера. На самом деле именно он, Лейкнир, и уносил в своем сердце все муки отвергнутой любви, но кто станет думать о нем рядом с сыновьями и наследниками конунгов?
        Хоть он давно не бывал дома, возможность увидеть родичей не радовала Лейкнира. Родной дом был для него пустыней, и сияющий свежей зеленью лес казался мрачнее лавового поля. Расспросы любопытного Торварда ярла о его семье и об окрестностях причиняли только досаду, и Лейкнир с трудом принуждал себя отвечать хотя бы вежливо и перелагал всю честь беседовать с ярлом на Бьёрна, который тоже пустился в дорогу с ними - просто скуки ради. Собственные мысли Лейкнира остались на берегах Золотого озера - там осталась его боль, от которой он хотел, но не мог и даже не надеялся уехать. Что стоила влюбленность в Альдону горячего, увлекающегося, но и переменчивого Торварда ярла, который знал Альдону всего-то дней десять, по сравнению с любовью Лейкнира, которая длилась уже восемь лет и была самой жизнью его души!
        Хельги ярл на день их отъезда еще оставался в Каменном Кабане, но и ему предстояло скоро ехать, а присутствовать при нежном прощании Альдоны с доблестным женихом Лейкнир отнюдь не жаждал. Альдона тоже считала, что ему лучше уехать, потому что притворяться Лейкнир не умел и не хотел, а его мрачное лицо не слишком сочеталось с общим радостным духом.
        -Я хотела бы, чтобы ты меньше огорчался и больше радовался!- говорила она, по привычке помогая ему собрать рубашки.- Для всех все устроится наилучшим образом. Разве нет? Это удобно и выгодно и слэттам, и отцу. И всем нам много прибавится чести.
        -Ты выходишь замуж ради чести!- словно обвиняя, бросил Лейкнир в ответ.- Разве ты любишь его хоть настолько?- Он сжал два пальца, как будто силился удержать между ними что-то очень маленькое и скользкое.
        -А почем ты знаешь?- Альдона сама не знала, любит ли жениха хоть настолько, но не хотела в этом признаться. Она выбрала не просто так, а подумав, и ревнивое неудовольствие Лейкнира не должно ее смущать.
        -Потому!- отрезал Лейкнир. Он не верил в любовь Альдоны к Хельги, потому что эта любовь для него была острым ножом.- Кто он такой? Великий герой! Победитель Бергвида! Наследник конунга! Надутый болван! Двух слов связать не может! Сидит все, молчит! Красавец, тоже мне! Ты хоть разглядела, какого цвета у него глаза! Ему нужна не ты, а только наши булатные мечи! Он к ним-то и сватается, а тебя берет в приданое! И мне странно, что Вигмар этого не понимает.
        Альдона молчала, и Лейкнир испугался, что хватил через край. Осторожно он повернул к ней голову и встретил ее взгляд. Она смотрела не гневно, а сочувствующе, понимая, чем вызвана эта неприязнь. Дело было не в личных качествах Хельги ярла. Для любого жениха Альдоны, кем бы тот ни оказался, у Лейкнира не нашлось бы доброго слова, но Альдона не могла его за это осуждать.
        -Ты ведь всегда знал, что рано или поздно случится что-нибудь в этом роде,- мягко сказала Альдона и положила ладонь на склоненную голову сидевшего на краю лежанки Лейкнира.- Иначе ведь и не могло быть.- Она подчеркнула голосом слово «иначе», и оба они знали, что она имеет в виду.- Что появится кто-нибудь… Хельги ярл, Торвард ярл, все равно.
        -Тебе все равно!- буркнул Лейкнир.
        -Может быть. И все же между ними двоими много общего. Оба они знатного рода, богаты, прославлены. У них большое будущее, они будут конунгами. Между ними и тобой большая разница. И ты всегда это знал. Скажи мне: ведь ты знал?
        Она повернула к себе лицо Лейкнира, точно мальчика, которого спрашивают: «Ты ведь знал, что лазить на амбар нельзя?»
        -Знал,- тихо и послушно, без прежнего яростного вызова, ответил Лейкнир.- Но одно дело знать, что что-то там может когда-то случиться, и совсем другое дело - видеть, что оно уже случилось.
        -Иначе и не могло быть,- повторила Альдона.- А значит, это «оно» с самого начала было все равно что случившееся. Ты не можешь меня упрекнуть, что я тебе что-то обещала. Мы всегда знали, что этого не может быть.
        -Да…- Лейкнир соглашался, но в его нынешних чувствах это ничего не меняло.
        Для него «большая разница» между ним и сыновьями конунгов заключалась только в том, что он любит Альдону больше жизни, любит так, как ни один сын конунга не сумеет ее любить! Для них она - одна из тысячи возможных невест, неплохая прибавка к булатным мечам. А для него она - одна-единственная, как солнце на небе, она его богиня Суль, его свет и воздух, сама его жизнь! Какое право они имеют отнимать ее у него? И почему она позволяет им это? Она же знает эту «большую разницу»!
        С самого начала! Вспомнить бы, когда это началось! Лейкнир был на пять лет старше Альдоны, и когда к ним в Кремнистый Склон привезли двенадцатилетнего Бьёрна и его младшую, восьмилетнюю сестру, тринадцатилетний Лейкнир не обратил на девочку никакого внимания. Рыжая малявка к мальчикам не приставала, в мужские дела не лезла, а смирно ходила по усадьбе, держась за передник фру Эйвильды, и постигала всякие женские премудрости рукоделия и хозяйства или играла с Эйрой, своей ровесницей, в деревянные куклы. За ней нередко присылали и увозили обратно к Золотому озеру - отец и мать не могли долго без нее обходиться, а вот Бьёрн им не требовался - мальчиков в усадьбе хватало и без него.
        А потом… Лейкнир не помнил, как и когда это случилось, но однажды двенадцатилетняя Альдона вдруг глянула на него, семнадцатилетнего, совсем взрослого мужчину, глянула как бы свысока своими серыми, с зелеными искрами, умными глазами, и во взгляде ее была та самая снисходительная усмешка, которая вдруг поставила ее выше всех. И Лейкнир, такой рослый и сильный, вдруг сразу признал свое подчиненное положение и с тех пор только о том и мечтал, чтобы ее насмешливый взгляд сменился ласковым. С тех пор вся его жизнь была подвластна ей, она распоряжалась им, как хотела, а он хотел одного - никогда не расставаться с ней.
        -Я тебе давно говорила, что этого не будет!- повторила Альдона.- Ты должен был привыкнуть.
        -Но ты никогда не говорила, что не полюбишь меня,- отозвался Лейкнир.
        Она иногда посмеивалась над его любовью к ней, но никогда ни единым словом не упоминала о своем отношении к нему, и он, заметив это умолчание, стал связывать с ним некоторые надежды. Но только теперь, когда все самое страшное для него уже случилось, он решился упомянуть об этом вслух.
        -А зачем я стала бы это говорить?- Альдона подняла брови.- Как я могла говорить - я ведь не пророчица, как твоя сестра, и не знаю будущего. Фрейя всемогуща: если она захочет, я полюблю даже старого Халля бонда… или его серую лошадь. Помнишь, ту, у которой все ребра торчат, вы еще потешались, когда он на ней приезжал.
        -Перестань!- Лейкнир резко встал с лежанки. Эти шутки не утешали, а только сильнее ранили его.- Я не Халль бонд и не его лошадь!
        -Конечно!- с насмешливой язвительностью ответила Альдона. Она предпочитала видеть его злым, чем несчастным, считая, что злиться легче, чем страдать.- Ты великий герой, и у всех скальдов мира не найдется достаточно слов, чтобы воздать тебе должное!
        -Перестань!- с напором повторил Лейкнир и взял ее за плечи. Альдона нахмурилась, но не стала вырываться, зная, что он и так ее выпустит по первому требованию.- Ты…- Лейкнир настойчиво смотрел ей в глаза.- Когда твой отец добивался твоей матери, ему тоже отвечали, что он для нее недостаточно хорош! Что этого никогда не будет! Однако все вышло, как он хотел!
        -Оставь в покое мою мать!- Альдона сердито дернулась, и Лейкнир выпустил ее.- Тебе нет до нее никакого дела!
        -Конечно!- Лейкнир отвернулся и горько вздохнул. Весь его гнев испарился, бессильный что-то исправить.- Никакого дела… Ни до нее, ни до… Пойми же!- умоляюще произнес он и снова посмотрел ей в лицо.- Просто я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. А ты будешь счастлива только со мной.
        -Почему?- Альдона посмотрела на него так серьезно-вопросительно, как будто он и правда владел каким-то единственным, истинным ключом к ее счастью.
        -Потому что никто не сможет любить тебя так, как я!
        Альдона вздохнула, как мать, видящая, что все ее наставления неразумному сыну пропадают даром. Да уж, на это нечего возразить. Но и это ничего не меняет…
        Между округами Ярнеринг и Раудберга поддерживалось довольно оживленное сообщение, пятидневный путь с севера на юг был хорошо освоен. В незапамятные времена между Золотым озером и Раудбергой проложили тропинку, нащупавшую самый удобный путь через долины, горные склоны и перевалы; на каменистой земле не везде оставались следы, и потому тропинку отмечали черные камни, происхождение которых окружало множество преданий. За последнее время, когда из-за войны побережья Квиттинга запустели, а внутренняя область оживилась, тропинка превратилась в дорогу. Местные жители знали, в каких дворах лучше ночевать, и даже бонды имели рядом с жильем просторные гостевые дома (кормить проезжающих, конечно, в их обязанности не входило). Земля была поделена: Снёвар бонд, живший в трех днях пути от Золотого озера, платил дань Вигмару Лисице, а его ближайший южный сосед - уже Асольву Непризнанному.
        Лейкнира с его знатным родичем на всем пути принимали почтительно и приветливо, расспрашивали о новостях. Отвечал в основном Бьёрн, у Лейкнира не было охоты разговаривать. Торвард ярл охотно вступал в разговоры, держался с бондами дружелюбно, без малейшей заносчивости, улыбался всем девушкам, даже некрасивым, и словно бы не замечал опасливых взглядов людей, для которых слово «фьялль» означало все самое худшее, что только есть на свете.
        Бьёрн потешался, глядя на это все, Лейкнир думал о своем. Ни преодоленное расстояние, ни дружба знатного родича, ни ожидание встречи с семьей не могли развеять его тоски. Напротив, она становилась все больше и больше. Чем лучше он осознавал свою потерю, тем труднее становилось ее выносить. Тоска лежала в самой середине груди, как тяжелый, серый, с неровными краями камень, и не давала толком вздохнуть; этот камень делался все тяжелее, все сильнее давил на сердце, и Лейкнир уже изнемогал под его тяжестью. Хотелось разорвать грудь и выбросить этот камень, хотелось погонять коня, чтобы уехать от тоски, но она тянулась и тянулась следом, серым облаком покрывала свет. Какой-то занудливый тролль ныл и скулил где-то над ухом, и Лейкнир не понимал, что это плачет его собственная душа.
        У него имелось поручение от Вигмара к отцу - рассказать обо всем случившемся и предупредить о готовящейся свадьбе, на которой Асольв, конечно, должен будет присутствовать. «Не позже середины зимы», как сказал Хельги ярл. Свадьба! Конечно, Асольв Непризнанный поедет на свадьбу. Но ему, Лейкниру, там не место. Хватит делать из себя посмешище и понапрасну терзаться. Нечего ему там делать - ни пока она живет там невестой слэтта, ни тем более когда она уедет оттуда, и Каменный Кабан станет такой же пустыней, как весь мир. А скамьи, на которых она когда-то сидела, пороги, через которые она ступала, и ковши, которые держали ее руки, будут только мучить напоминанием о тех временах, когда… «Ты всегда знал, что иначе не будет…» Он никогда больше ее не увидит. Он будет по привычке вслушиваться в голоса из девичьей, ловя звук ее голоса, которого там больше не будет. Он будет смотреть на двери, по привычке ждать, что в проеме появится ее фигура, окутанная волной медно-рыжих, мягко блестящих волос… Тысячи раз он это видел, и каждый раз при ее появлении внутри что-то сладко вздрагивало, сердце радостно билось и
мир вокруг светлел. Он будет ждать, а она в это время будет за морем, на другом краю Морского Пути… Лейкнир зажмурился и потряс головой. Не верилось, что это несчастье теперь навсегда.
        Все эти мысли так прочно завладели Лейкниром, что он стал совсем равнодушен к своему знатному родичу. На многочисленные вопросы и обращения разговорчивого Торварда ярла он отвечал так неохотно, что любой посчитал бы это весьма невежливым. К счастью, Торвард ярл легко догадался, отчего его спутник так мрачен: чувства их были схожими, хотя и не равными по силе. Догадаться здесь нетрудно: любовь между девушкой и сыном ее воспитателя (или наоборот) - это же самое обычное дело.
        -А ты, пожалуй, не очень-то рад, что дочь Вигмара выходит за Хельги ярла,- заговорил Торвард как-то вечером на ночлеге.
        Сегодня они ночевали под открытым небом: дорожа временем, Торвард ярл предпочитал пожертвовать ночлегом под крышей, которая была не так уж нужна за месяц до середины лета, ради возможности проехать до темноты еще кусок пути.
        -Я не очень-то рад, что Хельги ярл родился на свет,- пробурчал в ответ Лейкнир.
        -Даже так?- Торвард отложил нож, которым резал поджарившиеся кусочки мяса над огнем.- Ну, Хельги ярл совсем неплохой парень. Он не виноват, что Вигмар Лисица хочет торговать со слэттами. Наоборот, он очень умный. Это я тоже, понимаешь, дурак - думал, что надо понравиться девушке. А Хельги ярл, даром что молчун, сразу понял - надо нравиться ее родне. У них вообще все в роду очень умные люди. Его папаша всегда умел одерживать победы, не извлекая меча из ножен. Мы так не умеем!
        Торвард ухмыльнулся, в душе гордясь, что фьялли побеждают оружием, а не болтовней.
        -Жаль, что тебе так не повезло. Я тоже в свое время, лет восемь назад, был смертельно влюблен в дочь моего воспитателя,- рассказывал Торвард мрачному и молчаливому Лейкниру. Это только на первый взгляд кажется, что чужой пример не утешает, а на самом деле очень полезно знать, что не ты один на свете такой несчастный.- Это же часто бывает! Мы с ней росли вместе, я привык, что она всегда рядом, а потом Рагнар взял да и просватал ее за какого-то белобрысого петуха! Я со зла разбил ему морду, так что его мамаша не узнала! Ну, то есть жениху. А Рагнар - это мой воспитатель. Ну, и всыпал же он мне потом! В смысле, Рагнар. Правда, от нее жених все равно отступился!- Торвард смеялся, вспоминая, каким грозным соперником был уже в шестнадцать лет.- Ну, это и к лучшему. Зачем ей такой трус? Она потом вышла за другого, у нее уже трое детей. Правда, все думают, что старший - мой.
        -И это правда?- без любопытства осведомился Лейкнир, только чтобы показать, что слушает.
        -Вполне может быть,- невозмутимо согласился Торвард.- Я тогда был слишком молод и несведущ, чтобы сроки высчитывать… Это теперь меня никто уже не обманет!- Он усмехнулся и подмигнул.- Теперь-то я всю эту лунную премудрость не хуже них самих знаю.
        -Что же ты ее отпустил?
        -А почему же нет? Подурил, и хватит. Не жениться же мне на дочери воспитателя, в самом деле! Ну и пусть ее живет. Да меня тогда и дома не было. Я плавал к бьяррам. И там было гораздо веселее. Я тебе расскажу. У них там в лесу было одно селение, а в нем жили не люди, а сплошь соболя… Да, слушай! Хочешь, поедем со мной?- Торвард кивнул на соседние костры, возле которых расположились четыре десятка его дружины, предлагая занять место в ее рядах.- Я прямо отсюда думаю идти, пока от лета еще порядочный кусок остался. Собираюсь на Зеленые острова. Там полным-полно девушек, и все рыжие, стройные и зеленоглазые. Выберешь себе не хуже, хоть трех сразу. Ну, давай?
        Он ободряюще хлопнул Лейкнира по спине, но Лейкнир покачал головой. Мысль уехать в такую даль от Альдоны его ужаснула.
        -Нет, спасибо, родич!- ответил он.- Мне других не надо. Другая не будет лучше, даже если будет в три раза рыжее и стройнее ее. Она такая одна.
        -Ну, если так…- Торвард слегка призадумался, потом усмехнулся.- А хочешь, давай ее украдем? Для тебя. Раз уж ты без нее жить не можешь. Должен же я хоть чем-нибудь помочь родичу! Родичи мы или нет?
        -Но как же?- Лейкнир в изумлении поднял глаза.- Ты же давал клятву хранить дружбу…
        -Я давал клятву за себя!- смеясь, пояснил сын ведьмы Хёрдис.- Не помогать родичам я клятвы не давал. Ну, что, идет?- И он снова хлопнул Лейкнира по спине.
        -Нет, не надо.- Лейкнир подумал и качнул головой. Что бы там ни хотелось ему самому, воля Альдоны была ему известна, а нарушить ее он и подумать не мог.- Она ведь сама хочет выйти за слэтта. Если бы она не хотела, все по-другому было бы. Она такая - всегда делает то, что сама хочет. Она даже хёвдинга на что угодно уговорит. Если бы хотела… Ну, пусть выходит за него, раз уж она так решила.
        -Если так, то конечно,- согласился Торвард, который всегда был рад помочь, но никого не уговаривал быть счастливым.- Ну, ты подумай насчет Зеленых островов.
        Лейкнир угрюмо кивнул.
        Вокруг них царила глубокая темнота летней ночи, только всплески пламени костра порой выхватывали рыжие стволы толстых высоких сосен. Из глубины леса за сидящими у костров людьми наблюдали глаза - большие желтые глаза с узким черным зрачком, холодные и не по-человечески зоркие. Взгляд их не отрывался от лица Торварда ярла. Но ни один человеческий взор не мог проникнуть в темноту густого леса и увидеть эти настороженные, враждебные глаза. Глаза Медного леса, те самые, в которые Торвард ярл так мечтал заглянуть.
        К концу пятого дня пути Лейкнир, Торвард и дружина фьяллей спустились в долину Раудберги. Местность здесь отличалась от окрестностей Золотого озера: здешние долины были короче и глубже, склоны гор - выше и круче, гранит почти целиком сменился кремнем. Над всей местностью господствовала Раудберга - священная Рыжая гора со святилищем на плоской вершине, которое, говорят, построили еще великаны. У людей никогда не хватило бы сил втащить на гору несколько десятков черновато-серых валунов, каждый из которых был высотой в три-четыре человеческих роста, и поставить их стоймя огромным кругом по краю всей площадки. В лунные ночи эти валуны сами кажутся великанами, стоящими плечом к плечу в древней священной пляске… Еще говорят, что валуны и есть великаны, однажды застигнутые солнцем во время священнодействия и навек окаменевшие… Что бы там ни было, уже много веков святилище принадлежало роду из Кремнистого Склона: его вожаки приносили здесь жертвы и заправляли священными праздниками. Новые поколения вырастали в горделивом сознании, что «самое священное» святилище племени квиттов принадлежит их роду. Но
Лейкнир не любил святилища - чем-то тяжелым, зловещим веяло от череды каменных великанов, и казалось, что их сумрачная тень накрывает собой и долину, и усадьбу.
        А вот Торвард ярл при виде святилища чрезвычайно оживился и опять пустился в расспросы. Еще бы - ведь именно там, в святилище Стоячие Камни, его мать Хёрдис Колдунью когда-то хотели принести в жертву. И прямо оттуда, из святилища, ее забрал великан Свальнир и унес в свое жилище в Великаньей долине. Несколько лесистых, огромных, диких гор, ограждающих Великанью долину, вырисовывалось на юго-западе. Там уже никто не жил, туда не вели никакие тропинки. Все это так занимало Торварда ярла, что Лейкнир, помрачневший при виде дома и близости неизбежных расспросов, едва от него отделался, пообещав, что в ближайшие же дни сестра Эйра все ему покажет. Уж она-то на Раудберге как дома!
        С последнего ночлега Бьёрн уехал вперед, чтобы предупредить хозяев Кремнистого Склона о таком знатном госте. Весть эта произвела в усадьбе переполох. Перед Хёрдис Колдуньей и ее незнакомым сыном Асольв Непризнанный испытывал не меньший трепет, чем все те, кто вовсе не состоял с ними в родстве.
        Когда Бьёрн появился, Асольв только что вернулся из леса. Опушки и полянки уже начали выкашивать, а Асольв часто трудился наравне с простыми работниками в поле и возле стада. В доме Фрейвида Огниво он с детства привык к таким занятиям, а после, став хозяином всего отцовского добра, так до конца и не свыкся со своим возвышением. Сейчас на нем была простая, грубая одежда и пастушеские башмаки, мокрые от лесной сырости, а на поясе висело точило, тоже мокрое, с приставшими травинками. Войдя, он поприветствовал Бьёрна только издали и, не заметив растерянных лиц домочадцев, ушел переодеваться.
        Вернулся он переодетый в чистую хорошую одежду, в сухих сапогах, с приглаженными и чуть влажными, далеко отступившими ото лба волосами. Ему уже почти сравнялось пятьдесят лет, борода и волосы у него были довольно жидкие, неопределенного цвета, русо-рыжеватые с примесью белых нитей седины. В битве в Пестрой долине двадцать пять лет назад, в единственной битве, в которой он участвовал, ему повредили нос, из-за чего тот стал похож на крючок. Из-за крючковатого носа взгляд блекло-серых глаз Асольва казался острее и значительнее, но это впечатление обманывало: будучи человеком добрым, покладистым и справедливым, Асольв не отличался ни особым умом, ни отвагой и почти не доверял собственному мнению. Говорят, что дети сильных людей зачастую родятся никчемными - если так, то Асольв подтверждал это наблюдение. Впрочем, как иногда рассуждал наедине с собой он сам, если бы его отец не был так прославлен, может быть, от него самого не ждали бы ничего особенного и не считали бы хуже других? С возрастом в лице Асольва появилось сходство с отцом, которого не замечалось в молодости, но это был слабый,
потускневший, выцветший, какой-то несобранный отпечаток Фрейвида Огниво. Сын не унаследовал ни твердости, ни решимости, ни ума и честолюбия, ни суровой гордости последнего хёвдинга Квиттингского Запада. Вся жизнь его прошла среди обстоятельств, которые были сильнее его, и сейчас он благодарил судьбу за свой покой, который ценил дороже всех сокровищ.
        Новость о скором приезде Лейкнира с Торвардом ярлом так поразила его, что он не сразу нашел, что ответить. Само это имя означало слишком много: в нем была память о сестре Хёрдис, о великане, о Торбранде, конунге фьяллей. В этом имени громыхали каменные лавины и звенели мечи, и Асольв внезапно ощутил холодок в груди, как при звуке рога Гьяллархорн, возвещающем о Конце мира. Зачем он едет сюда, сын Хёрдис и Торбранда? Что ему нужно, ради чего он покушается на покой Квиттинга, оплаченный реками крови? После многолетнего затишья даже такое невинное известие приобрело тревожный смысл: грозный внешний мир вспомнил о нем и нашел к нему дорогу. Даже уверения Бьёрна, что гость настроен миролюбиво, не помогали Асольву успокоиться. Фьялль - это фьялль, как бы он там ни был настроен.
        Зато его дочь Эйра хорошо знала, что ей следует об этом думать.
        -Не ждала я, что когда-нибудь сын ведьмы Хёрдис войдет в мой дом!- заявила она, гордо вскинув красивую голову, и ее тонкие ноздри затрепетали от волнения.- И если бы хозяйкой в этом доме была я, то он бы сюда никогда не вошел!
        -Дочь моя, что ты говоришь!- ахнула ее мать, фру Эйвильда.- Ведь это сын конунга!
        Эйра имела в округе славу странной девушки, и для того имелись основания. Лицом она не походила ни на кого во всем роду, даже на мать, от которой унаследовала темные волосы. Лицо ее, с довольно правильными чертами, однако, выглядело несоразмерным, как бы поделенным на две части: высокий белый лоб, большие, одухотворенные темные глаза и выступающие скулы привлекали взгляд к его верхней части, а нижняя, с маленьким, как бы утопленным назад подбородком была почти незаметна. Прямой нос очень правильных, красивых очертаний придавал всему лицу утонченный, изящный вид. Однако разглядеть все это удавалось не сразу, потому что лицо Эйры никогда не оставалось спокойным. Тысячи чувств все время переливались в ее беспокойной душе, как волны в море, и отражались на лице: говорила она очень быстро и много, и при этом то морщилась, то подергивала бровями, то хмурилась, помогала себе говорить руками, быстро двигая пальцами перед грудью, словно плела невидимые нити. Из-за всего этого смотреть на нее было утомительно. Никто бы не подумал, что хрупкая, с маленькими руками, белокожая и темноволосая Эйра приходится
родной сестрой рослому, плотному, светловолосому Лейкниру.
        -Опомнись!- уговаривала ее мать.- Как же мы можем его не принять? Ведь Торвард ярл - наш родич! Он ваш двоюродный брат! И он такой знатный человек, сын конунга фьяллей, будущий конунг! Такому человеку не откажешь, как бродяге, даже если он нам не нравится! Мы обязательно должны его принять!
        -Вот именно что!- горячо воскликнула Эйра, отвечая на некоторые слова из середины этой речи.- Вот именно! Он - будущий конунг фьяллей! А конунг фьяллей, настоящий, бывший или будущий,- последний человек, которого можно принять в этом доме, в этом священном месте, в сердце Квиттинга!
        -Но послушай, мы же его совсем еще не знаем, никогда даже его не видели!- убеждала ее фру Эйвильда.- Может быть, он совсем не плохой человек! Бьёрн же сказал - он не хочет ничего дурного, он хочет просто познакомиться с нами и посмотреть на те места, где жила его мать!
        -Он - сын того самого Торбранда Тролля, который разорил Квиттинг и превратил его в пустыню!- непримиримо твердила Эйра.- И я не желаю его знать, будь он хоть красив, как сам Бальдр, и умен, как Один! И он сын этой женщины, этой предательницы, которая помогла фьяллям разорить свою родину! Он хочет посмотреть, где она жила! А я не желаю его видеть! И нечего ему здесь смотреть!
        -Но ведь она, Хёрдис,- твоя тетка, моя сестра!- уговаривал дочь и сам Асольв.- Может быть, и я не слишком рад иметь такую сестру. С Хёрдис нелегко было договориться и тридцать лет назад, пока она еще не знала ни великанов, ни конунгов. Ее нрав всегда был при ней! Но от своей крови не уйдешь. Это - наша родня, хотим мы того или нет. И мы должны как следует его встретить.
        -Да уж, родня!- ворчливо вставила бабка Уннхильд, мать Эйвильды.- Из-за этой самой родни мы остались нищими! Какая прекрасная усадьба была у нас на побережье, пока не явился Торбранд Тролль с войском и не развеял ее в дым и пепел! И Хродмар Удачливый помогал, тоже родич! Чтоб дракон в подземелье терзал его с утра до ночи!
        -Все это так!- печально подтвердил Асольв.- Но поздно жаловаться на судьбу, когда сын Хёрдис уже едет сюда. Мать, ты бы подумала, чем мы будем его кормить. Сколько ты, Бьёрн, говоришь, у него людей - сорок?
        -Это унизительно! Это позор! Я не желаю этого терпеть!
        -В жизни часто приходится терпеть то, что нам не нравится.- Асольв вздохнул.- Знаешь, как говорят: достойный человек должен стойко встречать удары судьбы.
        Асольв Непризнанный знал, что говорил: в его жизни ударов судьбы хватало, и все его заботы сосредоточились на том, чтобы встретить их достойно.

* * *
        К тому времени как дружина Торварда доехала до Кремнистого Склона, хозяева усадьбы настолько укрепились духом, что встреча прошла вполне прилично. Одетые в лучшее платье хозяева встретили знатного гостя во дворе, и даже Эйра отвечала на его приветствия с ледяной учтивостью. Казалось, она решилась-таки выйти навстречу «сыну ведьмы» только для того, чтобы показать, как она его презирает. Торвард, хоть и не ждал бурной радости, удивился такому подчеркнуто холодному приему.
        -Не обращай внимания!- сказал ему Лейкнир.- Она у нас со странностями. Вроде твоей матери в молодости. В нашем роду, говорят, все женщины рождаются со странностями.
        Торвард кивнул и в дальнейшем почти не спускал глаз с Эйры. Между нею и Хёрдис Колдуньей не было никакого внешнего сходства, но диковато-одухотворенный огонек, мелькавший в ее огромных темных глазах, и впрямь напоминал ему мать. Из всех родичей Эйра наиболее привлекала его любопытство, хотя нельзя сказать, чтобы он много внимания дождался в ответ.
        -Здравствуй, здравствуй!- Асольв торопливо, будто его ждали дела, пожал руку сыну, а на самом деле он просто не любил здороваться за руку: с ранней молодости в душу въелось опасение, что кто-нибудь отвергнет приветствие сына рабыни.- Все в порядке? Ничего? Ну, идите мойтесь, я там велел… Мать, ты дашь им рубашек?
        Приехавшие ушли в баню, женщины и челядь принялись готовить угощение. Бьёрну фру Эйвильда прислала чистую рубашку, Лейкнир отказался: уезжая из Каменного Кабана, он забрал оттуда все свои, и теперь у него имелась с собой чистая рубашка, которую складывала Альдона во время их последнего разговора. Лейкнир разворачивал ее так осторожно, точно из нее могло выпасть что-то драгоценное, и ткань, пять дней пролежавшая в дорожном мешке, казалась ему теплой на ощупь. От нее веяло высушенным горным вереском, чуть горьковатым, пьянящим запахом, который так любила Альдона. Этими лиловыми скрюченными веточками у нее переложены все сундуки…
        Неужели это никогда не кончится? Держа в руках полуразвернутую рубаху, Лейкнир стоял над скамьей и, зажмурившись, с усилием пережидал приступ острой душевной боли. Чем дальше от него отходило его прежнее счастье - счастье видеть Альдону рядом и смутно надеяться на будущее,- тем более ярким и драгоценным оно казалось и тем сильнее мучила утрата.
        После еды понемногу завязалась беседа. Асольв расспрашивал Торварда ярла, как живет его сестра Хёрдис теперь, Торвард расспрашивал, как она жила раньше. Но Асольв твердил, что немного может ему сообщить.
        -Я знал ее только тогда, когда она жила с нами,- говорил он, не смея упомянуть, что Хёрдис родилась от рабыни и сама считалась рабыней.- А потом, когда ее забрал к себе великан, мы ее больше не видели.
        -А где она жила у него? Говорят, это место называется Великанья долина? Это ведь недалеко отсюда?
        -Недалеко. Лейкнир проводит тебя, ярл, если ты непременно хочешь посмотреть это место. Но лучше бы тебе туда не ездить. Хоть великана давно нет в живых, в Великаньей долине сохранилось много злого колдовства. Там живут чары, а с чарами никому из людей лучше не встречаться.
        Вскоре речь зашла о путешествии Торварда и Хельги, о Бергвиде Черной Шкуре. Теперь Эйра оживилась и сыпала вопросами о Бергвиде, не заботясь, вежливо ли это по отношению к Торварду.
        -Как хорошо!- приговаривала она, и ее темные глаза горели воодушевлением.- Я всегда говорила, что Бергвид конунг - великий герой! Не каждый умеет и сражаться, и призывать к себе на помощь тайные силы земли и воды!
        -Еще бы - ведь он сын конунга!- соглашался Асольв и почтительно поглядывал на Торварда.- На сыне конунга лежит особое благословение богов. Ему многое подвластно, о чем нам не следует и мечтать!
        -Ну, здесь Бергвид не слишком отличился!- вставил Лейкнир.- Он бежал от битвы!
        -Не бежал, а отступил с честью!- возразила Эйра.- Ты подумай!- внушала она брату, беспокойно двигая пальцами перед грудью, как будто побуждала его думать поживее.- Ведь у него было меньше людей и кораблей! Да, Бьёрн, ты же сказал, было пять кораблей против четырех?
        -Четыре против трех.
        -Вот, видишь! Сколько у него было могущественных противников: двое конунговых сыновей,- Эйра бросила язвительный взгляд на Торварда,- да еще Даг Кремневый! И однако Бергвид не был разбит и даже посадил один корабль слэттов на камни!
        -Наоборот!- поправил Лейкнир.- Это слэтты посадили на камни Бергвидов корабль!
        -Ну, неважно!- Эйра отмахнулась от этой мелочи.- Но он ушел, а твои слэтты остались в дураках!
        При этом она снова посмотрела на Торварда, имея в виду, что к нему это тоже относится. Он недоуменно усмехнулся, не понимая, за что племянница матери так его невзлюбила, и не мог решить, чем отвечать на эту враждебность. Ссориться с женщиной он считал ниже своего достоинства, и недоброжелательность Эйры, для которой он не видел причины, скорее изумляла его, чем задевала.
        -Удача Бергвида в этот раз оказалась больше,- твердила Эйра.- Выходит, что один конунг весит побольше, чем два сына конунгов! Ведь он заставил вас с Хельги ярлом биться между собой, да, Торвард ярл?
        Это был первый раз за все время, когда она обратилась к нему.
        -Да, пожалуй,- вынужден был признать Торвард.- Но я надеюсь, это не последняя наша встреча. Моя мать наворожила, что именно мне суждено его убить. Я только не знаю, когда это будет. Думал, что в этот раз. Выходит, срок еще не пришел. Ну, ничего, я молодой, подожду.
        Эйра заносчиво вздернула нос, не желая признавать такого предсказания.
        -Если человек умеет и сражаться, и творить заклятья, налагать «боевые оковы» - это редкий, это великий человек!- с упрямым воодушевлением продолжала она. Эйра забыла о еде, ее большие глаза вдохновенно сияли на бледном лице, даже легкие прядки темных волос на висках трепетали, как будто тоже были возбуждены и взволнованы.- Бергвид конунг - редкий человек! Я всегда говорила! Это было видно с самого его рождения! С самого рождения его жизнь сопровождали знамения! Когда ему был всего год от роду, он остался старшим мужчиной в своем роду!
        -Ну, это еще не редкость, особенно у нас!- проворчал Лейкнир.- Я много таких видел.
        Даже сейчас он не забывал об Альдоне и, против воли сравнивая свою сестру с сестрой Бьёрна, страдал от сознания того, насколько уравновешенное, добродушное благоразумие Альдоны выше, чем эта глупая, как ему виделось, и неуместная восторженность Эйры.
        -Когда ему было три зимы, ему грозила гибель!- продолжала Эйра, не слушая брата.- Его могли захватить фьялли! Он вырос бы в заложниках, в пленниках у Торбранда Тролля, вырос бы среди позора, унижений, рабского труда! Да, его могли бы сделать рабом!
        -Его мать сама продала себя в рабство!- напомнил Торвард.- Фьялли ее даже не видели!
        -Значит, ей выпала судьба жить в рабстве!- проворчал Лейкнир.- Бергвид же вырос в рабах где-то на южных берегах. Все так и вышло: от чего он бежал, то и получил. Какая разница?
        -Зато никто из фьяллей не знал, где он!- горячо возразила Эйра, на сей раз его услышавшая.- Никто на всем свете не знал, где он, наш будущий мститель! Никто на всем свете, кроме его матери, не знал, что в облике простого раба скрывается настоящий конунг!
        Лейкнир свирепо вздохнул и отвернулся, словно хотел сказать кому-то в темном углу: видал ты где-нибудь еще такую дуру?
        -А когда пришел его час, он сбросил личину!- ликовала Эйра, в своем воображении снова и снова переживая эту волнующую и такую прекрасную в ее глазах сагу.- И он явился миру, герой, как молния является из темных туч, во всем блеске! Он воззвал к богам, и боги обрушили бурю на головы его врагов!
        -Да ты что, влюблена в него, что ли?- Лейкнир посмотрел на сестру, как на сумасшедшую.
        -Я не влюблена!- гордо ответила Эйра, будто это само по себе было подвигом.- Но я восхищаюсь им. Это настоящий мужчина, настоящий герой! Ты говоришь, он был рабом, а теперь он конунг! Он морской конунг, конунг всего Морского Пути! Весь Морской Путь дрожит при его имени! Фьялли разорили Квиттинг, они втоптали нас в грязь, унизили наше племя и поставили на колени, и никто не посмел, не смог вступиться за нашу честь, кроме него! Он заставил всех, кто презирал нас, бояться квиттов! Даже фьялли, даже те, кто смеялся над нашим унижением, теперь боятся плавать мимо наших берегов! Он мстит за нас, за каждого из наших убитых! Он мстит за род нашей матери, за разорение наших береговых владений! За каждого из убитых квиттов! И будет мстить! Вот это - настоящий мужчина, настоящий конунг!
        Торвард поставил кубок и выпрямился, поместив на стол перед собой два могучих смуглых кулака с золотыми обручьями на запястьях. Теперь он понимал, как в этом доме смотрят на Бергвида и почему относятся к нему самому с такой неприязнью. И даже ради уважения к хозяевам дома он больше не намерен терпеть это попрание своего достоинства.
        -Не надо, дочь моя, вспоминать об этом сейчас!- торопливо заговорил Асольв, которому слишком не понравился и вид тяжелых кулаков, и потемневшее лицо Торварда ярла.- Забудем о прошлом! Сейчас судьба переменилась, наступил мир. Мы в близком родстве с конунгами Фьялленланда, и надо надеяться, что этот мир никогда больше не будет нарушен.
        -Без прошлого нет будущего!- отчеканила Эйра и бросила на Торварда блестящий, многозначительный, непримиримый взгляд. Ее тонкие ноздри трепетали, весь облик был полон какого-то ликующего вызова, словно она знала, что мужчина ее не обидит, и потому смело пользовалась возможностью его дразнить своей нескрываемой неприязнью.
        -Не слушай болтовню глупой девчонки!- воскликнул Лейкнир, выведенный из себя этой заносчивой вздорностью.- И не думай, что вся твоя квиттинская родня так неучтива! И так глупа, что видит великого героя в бывшем рабе! У нее в голове одни саги, и она саму себя воображает спящей валькирией, которую кто-нибудь разбудит!
        -А кто разбудит тебя!- возмущенно откликнулась Эйра и вскочила на ноги.- Ты даже не думаешь когда-нибудь исполнить этот долг! Ты сидишь, смотришь в рот Вигмару и держишься за подол его дочери, и тебе больше ничего не надо!
        Лейкнир вскочил, бросил нож, которым резал мясо, так что тот вонзился в доску стола, и бегом выскочил из гридницы. Не бить же эту дуру, в самом деле! Эйра разозлила его своими восхвалениями Бергвида, но последний удар был сильнее, чем он мог стерпеть. Ворвавшись в спальный покой, Лейкнир бросился лицом вниз на лежанку и крепко зажмурил глаза. Мир без Альдоны, зато с Эйрой показался ему таким гадким, что хотелось выть.
        Через какое-то время, уже в сумерках, Эйра явилась к нему и стала ласкаться, выпрашивая прощение. Бьёрн рассказал про обручение Альдоны с Хельги ярлом, и теперь она жалела, что необдуманными словами так сильно ранила брата.
        -Я же не знала, что случилось!- шептала Эйра, взяв руку Лейкнира и покаянно прижимая ее к своей щеке.- Я глупая девушка, я сумасшедшая, ты не должен на меня сердиться! Я думала, ты ничего такого… что тут не на что тебе обижаться! Все же знают, что ты от нее не отходишь. Я же не знала, что она тебя бросила ради этого слэтта!
        -Это я ее бросил!- бормотал Лейкнир, сам зная, что это неправда.
        -Ну, вот! Вот и хорошо!- Эйра обрадовалась.- Значит, и тебе ничто теперь не мешает исполнить твой долг!
        -Какой еще долг?- Лейкнир за собой никаких долгов не помнил.
        -Теперь и ты тоже можешь пойти в дружину Бергвида. И исполнить свой долг мести за наших родичей и за весь Квиттинг!
        -Ты…- Лейкнир хотел сказать, что она с ума сошла, но ума ведь в ней никогда не бывало, а значит, сходить не с чего.- Постой!- Его вдруг осенило.- Что значит «и ты тоже можешь пойти»? А кто еще собирается?
        -Бьёрн! Он давно этого хотел! И теперь хочет! Бергвид конунг снова и снова доказывает, как велика его удача! Каждый, кто хочет прославиться, должен идти с ним!
        -О боги благие!
        Лейкнир был слишком измучен, чтобы сердиться. Да пусть он делает что хочет, этот Бьёрн: слава норнам, срок его воспитания давно уже кончился, и он давным-давно сам за себя отвечает. «Ты меня замучил со своим Бергвидом! Иди к нему и целуйся с ним, если он тебе так нравится…» О том, чтобы к Бергвиду идти самому Лейкниру, не могло быть и речи. За восемь лет он приобрел железную привычку во всех случаях жизни соотносить свои решения и поступки с мнением Альдоны, отлично ему известным, даже когда ее не оказывалось рядом. И Лейкнир был не из тех, кто от отчаяния или обиды может совершать опрометчивые поступки или резко менять убеждения. Любит его Альдона или не любит - Бергвид Черная Шкура от этого не станет более достойным человеком, а он, Лейкнир сын Асольва, не станет дураком, готовым служить проклятию Морского Пути.

* * *
        Через два дня Торвард ярл со своей дружиной покинул Кремнистый Склон и поехал к Великаньей долине, с тем чтобы оттуда двигаться на север - домой во Фьялленланд. За те три дня, что он прогостил у родичей, ему мало что удалось разузнать о молодости своей матери. Когда он заводил об этом речь, у Асольва делался растерянный и отрешенный вид, как будто его спрашивают о том, о чем он понятия не имеет. Та Хёрдис, которую он знал в юности, для него давно умерла. Он никак не мог увидеть своего племянника в этом рослом, сильном мужчине с заметным беловатым шрамом на смуглой щеке, и легкое, почти призрачное сходство с полузабытыми чертами Хёрдис, которое иногда мерещилось Асольву в карих глазах и черных бровях Торварда ярла, пугало его, как знак из мира мертвых. И Торвард видел, что здесь он не узнает ничего нового: как мать его забыла свою родину, так родина забыла ее.
        Напоследок Асольв еще раз пытался отговорить Торварда от поездки к Великаньей долине, но тот оказался упрям как истинный сын Хёрдис Колдуньи. Великанья долина была последним местом, где он мог узнать ее тайну; впрочем, если ему так мало рассказали люди, что расскажут камни, ели, пустая пещера?
        -Пусть едет!- говорила Эйра.- Он ведь ищет часть самого себя, так пусть найдет. А если ему не слишком понравится то, что он найдет, то никто другой не будет в этом виноват!
        Все эти дни Эйра старалась не замечать Торварда, почти не бывала дома, не захотела даже показать ему святилище. Торварда повел туда Асольв, но Торвард скоро заметил, что родич идет туда с большой неохотой, и отослал его назад.
        -Я сам найду то, что там можно найти,- сказал он.- А то, что не захотят рассказать мне камни, не расскажет ни один человек.
        -Ты прав,- согласился Асольв.- Камни лучше нас помнят ее. Сдается мне, они ее лучше понимали.
        Торвард медленно поднимался по склону горы к святилищу, чутко прислушиваясь к тому, как отзывается в его душе сила священной горы квиттов. Он был одной из тысяч и тысяч человеческих песчинок, когда-то поднимавшихся по этой тропе навстречу богам, и их невидимые следы вели его за собой. Он стал каплей воды, влившейся в реку, и эта река текла через столетия, сливая дух человека с духом человечества. Ширина тропы позволяла пропустить большие толпы людей, повозки, лошадей и другой жертвенный скот. Вдоль нее выстроились плотным строем поминальные камни разных цветов и размеров. Иные были обтесаны в виде щита, у иных имелся фигурный, закругленный или заостренный верхний конец, а некоторые сохранили свой природный вид, и только переднюю сторону резец мастера выровнял под надпись.
        Несколько раз Торвард останавливался и принимался разбирать полустертые руны. Поминальные письмена вились дорожками на причудливо переплетенных лентах, и, чтобы прочесть их, приходилось клонить голову то в одну сторону, то в другую. Непривычные, вышедшие из употребления, коряво и диковато звучащие старинные имена были ему незнакомы, но при виде этих камней его пронизывал священный трепет: возможно, именно так звались его родичи по матери, которых он не знал. В этих надписях дремали отголоски человеческих жизней, сложных судеб, чьи нити давно выпрядены, оборваны и завязаны в узел. В них уже ничего нельзя изменить, все прошло, умерло и окаменело.
        «Годагас и Турутхильд в память о Харибриге приказали поставить камень. Ваг вырезал руны». Торвард сидел на корточках возле камня, стараясь в причудливо переплетенной каменной ленте увидеть получше этого Харибрига. Кем ему приходились эти Годагас и Турутхильд? Брат и сестра или жена и сын, а может быть, внуки. Если камень поставлен не на могиле, а в святилище, значит, смерть свою Харибриг нашел где-то очень далеко от дома. И Торварду виделся этот Харибриг - могучий воин с обветренным лицом, чем-то похожий на Хальгейра Занозу, Рагнарова брата,- тот погиб в земле бьярров лет восемнадцать назад, Торвард плохо его помнил, и оттого образ казался еще значительнее. Может быть, и Харибриг там же сложил голову, добывая пушистые блестящие меха, «рыбий зуб», светловолосых, малорослых, испуганных рабов. И вот он лежит на погребальном костре, с застывшим лицом, с кровавой раной вместо правого глаза, и ветерок шевелит прядь полуседых волос над неподвижным лбом, а одет он в старинный доспех из бычьей кожи, вооружен старинной тяжелой секирой, вроде тех, что во многих домах висят на стенах. По бокам его стоят
кувшины, блюда, лежит все оружие, и молодой воин придерживает за связанные локти стройную пленницу, которая пойдет за ним… А кругом леса, леса, и в этих лесах, как в открытом море, нет ни дорог, ни тропинок к дому. Погибший на чужбине не вернется домой, и могилы на родной земле у него не будет. Каждый из этих камней означал погибшего на чужбине, воображение рисовало тысячи дальних дорог, и казалось, что все они начинались отсюда, от этой горы, и гора эта - источник всех земных путей, сколько их ни есть…
        А потом здесь, на тропе святилища, молодая женщина с вышитым покрывалом на голове и мужчина с сурово-опечаленным лицом указывают место для поминального камня… Это и есть Годагас и Турутхильд. И хотя Торвард отдавал себе отчет, что все это он придумал, на душе у него стало легче, как будто в этом хороводе молчаливых камней у него появились знакомые и друзья.
        Торвард с трудом отошел от камня. Его розоватые, с черными прожилками и белыми зернами кварца гранитные бока, полустертая, причудливо свитая надпись, старинный непривычный язык завораживали и не хотели отпускать человека, который вновь оживил своим вниманием и участием давно отжившее. Ничто не умирает. Харибриг хотел снова жить, и Годагас с Турутхильд хотели жить, и даже Ваг, резчик, хотел быть помянутым. Давно прошедшие и завязанные в узелок жизни ожили в его воображении и разворачивали перед взором цветные ленты - такова сила древнего святилища. Все умершие души продолжают жить здесь. Святилище веками принимало в себя мольбы, надежды, желания, горе и радость племени квиттов и копило их в своих священных камнях, копило, копило… Эта сила мощным облаком жила здесь и держала на себе священную гору. Она готова отозваться навстречу любой душе, что позовет ее.
        Отсюда уже видны были ворота святилища - два стоячих валуна, в промежуток между которыми вливалась тропа. Сердце сильно билось. Торвард дошел до конца тропы и остановился, собираясь с духом. Два суровых темно-серых стража смотрели на него безглазыми лицами, нависая над головой, как горы. Предание о великанах оправдалось: валуны казались окаменевшими существами, некогда живыми. В их более узкой верхней части Торварду виделась голова, а полустертые руны нижней половины напоминали узоры на одежде. Или это тоже… поминальные камни, только по другим, нечеловеческим существам? И они тоже приняли в себя духи тех, по кому поставлены? Они не двигаются, но они сохранили способность видеть, слышать, они сохранили власть впустить или не впустить сюда пришельца. Торвард знал, что должен что-то сказать, но слов не находилось.
        Ветер тихо гудел между валунами - невидимые ворота были открыты. Торвард прошел между двумя стражами, и глазам его открылось внутреннее пространство святилища. Широкая округлая площадка могла бы вместить сотни людей, и на мгновение Торварду померещились эти сотни, стоящие несколькими кругами, один внутри другого. В середине горел костер, и человеческие круги двигались вокруг него. У всех в руках ветки с полураспустившейся листвой - должно быть, встречают пробудившегося Бальдра… Торвард видел, как ветер треплет длинные бороды, распущенные волосы жрецов, видел высокие посохи с навершиями из бронзы и резной кости… Священный огонь, сердце святилища, на ветру взлетал могучими языками вверх, в два человеческих роста…
        И вмиг все растаяло. Торвард провел рукой по лбу. Ему примерещился, видно, один из тех праздников, в которых участвовали еще Годагас и Турутхильд… Перед ним расстилалась пустая площадка, особенно большая из-за пустоты, и он был здесь один перед строем каменных великанов.
        Торвард шагнул вперед, и тут же навстречу ему шагнула женская фигура. Их разделяло шагов десять. Она появилась прямо из воздуха, на ровном пустом месте. Торвард вздрогнул: молодая высокая женщина с густыми темно-русыми волосами, падавшими ниже колен, с маленькой повязкой из серого холста на голове, казалась очень знакомой, и в то же время такой странной, что он не сразу узнал свою мать. Она была слишком молода - такой молодой сын ее не помнил. Она улыбнулась ему, правая половина рта приподнялась, и одновременно правая бровь, густая и черная, тоже дернулась вверх. А кожа у нее была бледная, странного сероватого цвета и какая-то слишком твердая даже на вид, словно это не живое человеческое существо, а искусное изваяние из серого камня. Торвард невольно охнул, узнав лицо своей матери, и тут же видение исчезло. Торвард снова остался один.
        Он постоял у крайнего валуна, не решаясь идти дальше. Святилище откликнулось на его тайные мысли, откликнулось образом той Хёрдис Колдуньи, которую знали эти валуны. Но ему было жутко: эта, здешняя, Хёрдис состояла в родстве с камнями, но не с ним. Голова кружилась, во всем теле ощущалась странная неловкость, неуверенность, словно все привычные представления - верх и низ, право и лево - перемешались, и он не знал, где окажется, если сделает шаг в любую из сторон.
        Возле соседнего валуна что-то шевельнулось. Торвард глянул туда, и его прошиб холодный пот: какая-то тонкая коричневая фигурка словно бы выступала из каменной глыбы. Рука сама дернулась сделать знак молота, в мыслях мелькнуло: темный альв выходит из камня среди бела дня - невероятно! Но тут же фигурка повернулась к нему лицом, и он узнал Эйру.
        От облегчения у Торварда ослабели ноги, и он было прислонился плечом к ближайшему валуну, но испугался, как бы его самого не затянуло внутрь, и отстранился.
        -Что ты здесь делаешь?- окликнул он Эйру.
        -А ты что здесь делаешь, знатный ярл?- враждебно отозвалась она.- Это святилище принадлежит моему роду. Тебе здесь ничего не принадлежит. Ты чужой здесь - и в этом святилище, и на земле Квиттинга.
        -Боги сотворили землю для всех,- ответил Торвард и подошел ближе к ней. Эйра попятилась, и он остановился в трех шагах перед ней.- Ты напрасно меня боишься. Я твой родич, ты - племянница моей матери, и я не сделаю тебе ничего дурного. Почему ты обходишься со мной так не по-родственному? Не думаю, чтобы я успел причинить тебе какое-нибудь зло, а ты смотришь на меня так, как будто мы злейшие враги. В чем тут дело? За что ты меня ненавидишь?
        -За то!- Эйра посмотрела ему прямо в глаза, и ее темные глаза гневно сверкали.- За то, что ты - сын ведьмы и Торбранда Тролля!
        -Но ты - племянница моей матери! Она ничего тебе не сделала, она даже не была здесь за то время, что ты живешь на свете! И если тебе чем-то не нравится ее кровь, то ведь это и твоя кровь! Говорят же, что все женщины вашего рода - ведьмы!
        -И за это я ненавижу себя!- пылко воскликнула Эйра, и Торвард видел, что это правда.- Я ненавижу свою кровь, которая связала меня с предателями и губителями Квиттинга! Я хочу, чтобы во мне не было крови твоей матери! Я хочу, чтобы тебя не было! Я хочу изменить свою кровь, чтобы во мне не было родства с ней и с тобой! Но это невозможно, и я ненавижу и ее, и тебя, и себя! Ненавижу!
        Эйра оторвалась от валуна, проскользнула мимо Торварда и исчезла на тропе за валунами. Торвард посмотрел ей вслед. Он не совсем ее понял. Родство нужно принимать таким, какое оно есть, потому что себя не переделаешь.
        Сын ведьмы! Она думает, все они думают, что быть сыном ведьмы легко! А это совсем не так легко, как сам Торвард когда-то со смехом рассказывал Хельги ярлу. Его мать, благополучно живущая и здравствующая, была еще более загадочна и далека от него, чем мать Хельги, умершая двадцать лет назад. О ней охотно рассказывали, а о Хёрдис Колдунье никто не хотел и не мог рассказать. На Квиттинге его ненавидели за то, что он ее сын. Но и во Фьялленланде ему было не легче. Там он тоже звался сыном квиттингской ведьмы. С рождения Торвард ловил на себе недоверчивые, испытывающие, враждебные взгляды. «Сын ведьмы!» Еще в детстве он понял, что в этих словах заключается какой-то зловещий смысл, и приехал, надеясь постичь его до конца. Здесь, в святилище, он уже увидел образ той ведьмы, кровь которой отравила его рождение. Понять ее дух для него было гораздо важнее, чем отыскать какие-то там булатные мечи или раздобыть невесту. Это все внешнее. А его мать - это он сам.
        Торвард ярл ушел по тропе вниз и исчез за скальными выступами. Эйра, спрятавшаяся за одним из валунов, не смотрела ему вслед. Она надеялась, что он навсегда уходит из ее жизни и никогда больше не будет напоминать ей о том, о чем она хочет забыть. Отвернувшись от тропы, она подставила лицо свежему вечернему ветру, ветер сдувал назад от висков вьющиеся легкие прядки темных волос, и Эйра надеялась, что он сдует и унесет все ее горькие, тяжелые мысли.
        С этой высоты ей открылся широкий вид на Медный лес. Огромные горы, то зеленые от хвойного леса, то пестрые от лиственных рощиц и многообразных каменистых выступов, перетекали одна в другую, упирались друг в друга плечами в том вечном хороводе, который им не суждено разомкнуть, пока стоит мир. Горы казались живыми; за много лет Эйра изучила лицо каждой из них, а здесь, на высоте Раудберги, она стояла вровень с их головами и могла разговаривать с ними как равная.
        Как счастливы горы - им так спокойно живется, они не знают порывов тоски, не хотят изменить сами себя, не рвутся на волю из своей каменной оболочки. Эйра смотрела, стремясь проникнуть взглядом дальше, дальше, хотела увидеть край света, хотя и знала, что отсюда увидеть его нельзя. Даже у взгляда есть предел. И даже на самом краю, куда он достает, ему преграждает путь все то же - темно-зеленые горбы лесистых гор.
        Этими горами замыкался весь ее мир - и тот, который Эйра видела, и тот, который только воображала. Отсюда некуда уйти. Куда бы она ни повернула, везде будет одно: горы, лес, разговоры о фьяллях и слэттах, о былом величии Квиттинга и о его нынешнем разорении и бессилии. И везде она останется племянницей ведьмы Хёрдис, двоюродной сестрой Торварда ярла, сына Торбранда Тролля, разорившего Квиттинг. Двоюродной сестрой человека, которому суждено убить Бергвида конунга, мстителя за все племя квиттов! Эйра не надеялась, что предсказание Хёрдис - ложь. Если бы судьбу можно было изменить ударом ножа… Но ее нельзя изменить, и даже мертвые кости способны убивать, если так суждено. Этот человек убьет когда-нибудь надежду Квиттинга, а она останется его сестрой.
        Если бы можно было уйти отсюда, совсем уйти! В какую-нибудь другую жизнь, где ничего, ничего этого нет! Где сама она станет другой, где сбросит цепи этой проклятой крови, этого презренного родства, этой судьбы, которую нельзя изменить!
        Эйра пристально вглядывалась в знакомые очертания гор, глаза ее слезились от ветра. Полоска вечернего неба, видная между плечами самых дальних гор, начала шириться, заслонила все пространство взора. И темная синева начала яснеть, как будто в небе раскрывались ворота. Какое-то широкое видение спускалось навстречу Эйре. Она снова видела горы, но… другие. Под яркой голубизной горячего неба располагались светло-желтые, беловатые, розоватые острые скалы, кое-где покрытые зелеными лужайками и рощицами странных, причудливо искривленных и все же красивых деревьев. На ветвях деревьев росли цветы - крупные желтые, белые, розовые соцветия, не похожие ни на один знакомый ей цветок. Эйра смотрела широко открытыми глазами, зная, что перед ней разворачивается то, что она хотела увидеть,- другой мир. Все здесь было ослепительно ярким - и синева неба, и зелень деревьев, и прозрачность воздуха. От этой картины веяло теплом и привольем.
        В углублении ближайшей скалы бил источник, и струи прозрачной воды переливались через обтесанные розоватые камни. К источнику подошли две молодые женщины - обе высокого роста, смуглые, их блестящие черные волосы были уложены венцом на головах. Странные платья из легких светлых тканей оставляли свободными руки, и даже ноги были видны чуть ли не до бедра через длинные разрезы. На груди ткань собиралась в красивые пышные складки, талии стягивали блестящие пояса. На запястьях и даже над локтем у женщин сияли золотые браслеты, а на плечах они придерживали разрисованные глиняные кувшины непривычной формы с изогнутыми ручками.
        Одна из них поставила свой кувшин на камень возле источника, потом вдруг обернулась и застыла. Ее широко раскрытые темные глаза встретились со взглядом Эйры. В изумлении приоткрыв рот, женщина протянула смуглую руку к подруге, что-то оживленно говорившей, и сделал ей знак смотреть. Теперь уже две пары блестящих темных глаз впились в Эйру, и она как бы со стороны увидела себя - невысокую хрупкую девушку со светлой, бледноватой кожей и пушистыми темными волосами, вьющимися по ветру широкой волной, в прямом коричневом платье с узором из сложно переплетенных линий белой тесьмы, с бронзовыми застежками на плечах, под которыми на цепочках висят игольник, подвески, амулеты - увидела до кожаных башмаков с красными ремешками, плотно обвившими ногу. И вся она так отличалась от этих смуглых легких женщин, и рыжий камень под ее ногами, черно-серые валуны с полустертыми рунами, возле которых она стояла, так не походили на розоватые скалы и темно-зеленое дерево с блестящими листьями и тяжелыми розовыми соцветиями, бросавшее тень на тех женщин,- что Эйра задохнулась от ощущения огромности пространства между ними
и собой.
        Одна из женщин уронила глиняный кувшин в источник. Вода из каменной чаши плеснула через край, брызги осыпали замерших женщин и словно оживили их - дернув подругу за руку, хозяйка кувшина пустилась бежать, и вмиг обе они скрылись из виду - только мелькнули их смуглые точеные ноги и развевающиеся края светлых свободных одежд.
        Эйра покачнулась, закрыла лицо руками и прислонилась к валуну. Она сама не знала, что она видела,- то ли ее посетило видение из высших миров, то ли правда на земле где-то есть такая страна - где розовые скалы и деревья с блестящими листьями. Или эта страна находилась здесь, на этом самом месте, много-много веков назад? Эйра не знала, что подумать, на душе у нее стало и легче, и тяжелее. Перед ее глазами открылся другой мир, и стало легче жить, зная, что он где-то есть. Но горы Медного леса по-прежнему держали ее в плену, и даже в самой дали, где вершины упирались в небо, не видно ворот в ту чудесную страну. Эйра стояла перед гранью миров, эта грань болезненно резала ее душу, но уйти от нее невозможно, потому что она помещается внутри.
        После отъезда Торварда ярла домочадцы Кремнистого Склона еще долго обсуждали новости: знакомство со знатным родичем, обручение Альдоны с Хельги ярлом, битву Хельги и Торварда с Бергвидом Черной Шкурой. Приезд на Квиттинг Торварда и Хельги всколыхнул все застарелые обиды квиттов.
        -Бьёрн очень хорошо придумал!- горячилась теперь бабка Уннхильд.- С Бергвидом конунгом он отомстит за все, что мы потеряли, и поможет нам вернуть кое-что! Ты подумай, грива твоя нечесаная! Если ты пойдешь с Бергвидом конунгом и хорошо себя там покажешь, то он поможет тебе взять обратно все наши прежние земли! Бьёрну, в конце концов, что за дело до нас, а ты-то ведь, пойми, ты внук самого Бренна сына Гуннлейва! Ты - наследник рода Эйкингов, хоть и по женской линии, понимаешь ты этот или нет? Тебе бы все только в сторону Золотого озера глаза таращить, как будто ты этому Лисице всем обязан! А твой род ничем его не хуже! По женской линии хотя бы! Кто он такой, этот Вигмар, где его род был тридцать лет назад? А род твоего деда, род Эйкингов, гремел на земле и море! Ты небось там и не был никогда, не видел, что мы имели? Э, у нас было столько земли, сколько не снилось ни тебе, ни твоему Вигмару Желтоглазому! Сколько прекрасных пастбищ с густой травой, сколько полей, лесов! А на побережье теплее, там урожаи не те, что здесь! Гораздо лучше! Мы были так богаты, что нам не требовалось никаких золотых
ручьев!
        -Ой, бабка!- Лейкнир крутил головой. Все это его не очень вдохновляло: он подозревал, что в воображении старухи богатства тридцатилетней давности преувеличены раз в десять.- А что же вы так плохо встретили Торварда ярла? Он - очень могущественный человек и наш близкий родич. Вот кто мог бы помочь нам все вернуть!
        -Никогда не надо надеяться на чужих!- наставляла бабка.- Эти фьялли заботятся только о себе! Они и сюда плавают только посмотреть, нет ли еще чего пограбить. А Бергвид конунг поможет! Не знаю, какие наглецы сейчас сидят на наших землях, фьялли это или квитты, великаны или тролли, но всех их можно с хорошей дружиной погнать взашей! Бергвид конунг имеет эту хорошую дружину! И он ведь всегда плавает вдоль побережья! Он всегда охраняет тех, кто друг ему, и никогда не причиняет ему вреда, не трогает их домов, кораблей, полей и стад! Он - законный конунг квиттов! Наш род снова будет богат и знатен! Это нужно тебе же, ты понимаешь, лоб здоровый?
        -Понимаю!- Лейкнир усмехнулся.- Вот только что делать, если на наших старых землях уже сидит какой-нибудь хороший друг Бергвида?
        На это старуха не нашла ответа, и Лейкнир пошел вместе с отцом косить, дав ей сколько угодно времени на размышление.
        Вернувшись однажды к ужину, Лейкнир застал сестру за разбором рубашек, плащей, поясов, ковров и прочего такого добра.
        -Это что - подарки к свадьбе?- Он через силу усмехнулся.- Ну, давай. Полезное дело.
        -Да ну тебя, какая свадьба!- Эйра отмахнулась.- Я выбираю подарки для Бергвида конунга.
        -Что?
        -Ну ты что, оглох? Подарки для Бергвида конунга! Ведь Бьёрн поедет к нему, так не может же он поехать с пустыми руками! Мы передадим ему подарки от нашего рода! Чтобы он знал, как мы почитаем его доблесть и отвагу!
        Эйра выпрямилась, прижимая к груди вышитый пояс с такой пылкостью, словно это сам Бергвид конунг. Глаза ее горели, взгляд стремился в далекие дали. Лейкнир сел на скамью, точно его не держали ноги.
        -Отец!- Он оглянулся.- Это что, все взаправду?
        -Я сейчас. Переоденусь. Иди умойся пока,- пробормотал Асольв и исчез.
        В последние несколько лет собственный выросший сын, прижившийся в Каменном Кабане лучше, чем дома, олицетворял в глазах Асольва грозного Вигмара Лисицу. Поэтому он слегка робел перед Лейкниром, который всегда был так уверен в том, что правильно, а что нет, и в случае расхождений во взглядах старался уклониться от спора с сыном.
        Лейкнир снова посмотрел на Эйру. Она разглаживала на лавке тканый ковер. Целую зиму у ткацкого стана простояла. С матерью вдвоем, и еще фру Уннхильд все с советами лезла. И теперь собирается подарить! Бергвиду Черной Шкуре! В награду за то, что он в бою, вместо битвы, как прилично мужчине, прикрывается колдовством, как злобная старая баба! Он дружит с ведьмой и всякой нечистой дрянью вроде морских великанов, а Эйра видит в нем великого героя - глаза горят, дух захватывает от восторга! «Наш конунг! Наш мститель!» Они все сумасшедшие! Только скажи им «сын конунга», так все женщины сразу слепнут, глохнут и глупеют. И видят великого героя, сошедшего с небес, в любом напыщенном болване!
        -А что вы скажете, когда Вигмар спросит, где его сын?- Лейкнир вопросительно посмотрел на Эйру и поискал глазами Бьёрна, но того под рукой не оказалось.
        -А он не хватится!- беззаботно ответила Эйра, любуясь цветными узорами ковра. Вереница красных кораблей под парусами плыла по синему морю, и на одном из этих кораблей ей виделась мужественная фигура славного Бергвида конунга.- Ведь он не сказал, когда вам возвращаться назад? Бьёрн и раньше, бывало, подолгу у нас жил. Вигмар же обещал прислать людей с известием, когда ваши слэтты вернутся. А они, может, до зимы не вернутся. И он будет думать, что Бьёрн просто загостился у нас.
        -А потом?- мрачно спросил Лейкнир. Он, конечно, был бы очень рад, если бы слэтты не возвращались ни к зиме, ни вообще до самого Затмения богов.
        -А потом я совершу великие подвиги и прославлю мой род!- подал сзади голос сам Бьёрн, в это время вошедший в гридницу. Раздобуду много золота и всего прочего, и отец будет мной гордиться. И тогда он меня простит. Ты когда-нибудь слышал, чтобы героя, увенчанного добычей и славой, дома бранили за то, что он ушел в поход без спроса?
        -Ты так рассуждаешь, как будто тебе тринадцать лет,- сказал Лейкнир.
        Бьёрн заливисто расхохотался, и Лейкнир сообразил, что ответил в точности так, как могла бы сказать Альдона.
        -Ладно!- отсмеявшись, Бьёрн подошел к покрасневшему Лейкниру и хлопнул его по плечу.- Давай со мной, а? Вместе веселее! Мы же с тобой и так - все равно что братья, а разве братья ходят в походы один без другого? И битва - лучшее средство от любви, лучше всяких там рунических палочек![15 - Имеется в виду древнее магическое средство: рунами на освященной палочке вырезалось заклинание, которым предполагалось наслать или излечить болезнь, приворожить или отвратить и так далее, после этого палочку передавали или прятали в доме того, для кого заклинание предназначалось.] Верно говорю!
        -Верно!- досадливо передразнил Лейкнир.- Откуда тебе знать?
        -Чего? Я, по-твоему, не знаю, что такое битва?
        -Нет.
        «Что такое любовь»,- хотел сказать Лейкнир, но не стал: неловко было говорить о любви, вообще произносить это слово перед людьми, которые заняты совсем другим, а над его любовью, его неизлечимым мучением, умеют только смеяться. Переодеваясь для ужина, он все еще думал об этом разговоре. Говорят, от любви люди глупеют. Не похоже, чтобы сам он поглупел - иначе он побежал бы к Черной Шкуре, высунув язык от усердия и капая слюной в жажде славы. А Бьёрн бежит, не будучи ни в кого влюбленным. О боги благие, как говорит она. Каких же глупостей натворит Бьёрн, когда влюбится?

* * *
        По пути к Великаньей долине жилья и людей уже не встречалось, дорог и тропинок здесь не было, даже черных камней, отмечающих путь, на подходах к Турсдалену не имелось, и в этом словно бы содержался молчаливый намек, что человеческие дороги здесь оканчиваются и людям тут делать нечего. Этой глуши, самого сердца загадочной страны, опасались даже коренные жители Медного леса. Фьяллям, пожалуй, даже повезло в том, что они, чужаки, не слышали преданий и не знали жутковатой славы этих мест, иначе идти к Великаньей долине им было бы еще менее приятно. Но и сейчас они с непонятным тревожным чувством оглядывали глухие горы, казалось, от создания мира не видавшие людей, и, главное, не желавшие их видеть.
        -Надо было провожатого, что ли, попросить,- ворчал Халльмунд, с неудовольствием озираясь. В этих местах его доблестный отец уже не бывал, надеяться было не на кого, кроме себя.
        -Не заблудимся,- коротко отвечал Торвард.- Мне дорогу рассказали.
        -Может, и не заблудимся, тебе виднее,- покладисто отвечал Халльмунд, который и сам был далеко не глуп, но от отца унаследовал святую веру, что конунг всегда и все знает лучше простых смертных.- Но только мне все мерещится, что тут каждая гора мне морду набить хочет. Понимаешь?
        -Ну, ты скажешь!- Торвард усмехнулся, не подавая виду, что очень даже понимает.- Чем бы тут помог провожатый? Уж если набьют, так и с провожатым набьют.
        -Ну все-таки…
        Асольв Непризнанный и правда предлагал, чтобы кто-нибудь проводил их, но Торвард отказался. Он видел, что никому из квиттов не хочется приближаться к обиталищу последнего из квиттингских великанов. «Там живут злые чары…» Увидев в Стоячих Камнях призрак своей матери, Торвард стал гораздо лучше представлять себе эти самые «злые чары». Тот неподвижный, холодный, нечеловеческий дух, увиденный на сероватом лице молодой женщины, которой еще только предстояло стать его матерью, служил самым ярким знаком злых чар, потому что отрывал от человека человеческое и подчинял его власти совсем иной жизни. И все же не верилось, что это была она.
        Неживое в человеке, человеческое в неживом… Халльмунд не отличался особой чувствительностью, но общий дух этой местности уловил верно - так же, как почти все в дружине. Горы, лес, кусты и камни, даже мох под ногами казались недобрыми, словно за всем этим стоял живой, дикий, но отчасти осмысленный дух. Высокие старые ели стояли плечом к плечу, почти одного роста, как отборное войско, толпились на взгорках, и каждая ель казалась великаном, который только притворяется деревом, только на миг застыл, пряча свой истинный облик под мороком, а сам все следит и следит за чужаками скрытым недобрым взглядом, смотрит и смотрит в спину… Сердце древнего Квиттинга билось уже где-то совсем близко; казалось, сама земля ощущает, как по ней ступают ноги чужаков, и она недовольна этим. Ветер полз сквозь ветки со змеиной осторожностью, как невидимый дух, кусты перешептывались, показывая ветками друг другу: вон они, вон они идут!
        Призрак матери не шел у Торварда из ума и постоянно стоял перед глазами. В том сероватом лице жил дух скал и долин, а теперь со скал и склонов на него смотрело то же самое лицо. Ведьма Хёрдис ушла из Медного леса, но сам он остался.
        Ночевали под открытым небом у костров. Все было тихо, но Торварду плохо спалось. В полудреме он видел все то же, что и наяву: косой склон горы, покрытый густой растительностью, а между деревьями медленно двигалось нечто вроде маленькой, в человеческий рост, елочки. Странное создание не давало себя разглядеть: то елочка расплывалась и превращалась в темное пятно, просто дыру в живой ткани бытия, а то из-под ветвей проступало очертание человеческого тела, окутанного длинными тускло-рыжими волосами. В нем не было заметно явной угрозы, но его зыбкость, подвижность, расплывчатость пугали, наполняли душу жутью, и Торвард часто просыпался, каждый раз в холодном поту. Он вставал, ходил взад-вперед у костров, переговаривался с дозорными, потом опять ложился и опять видел тот же сон. Маленькое косматое существо, одетое в неряшливые шкуры, двигалось спиной к нему через редкий лесок, не показывая лица, придерживаясь искривленной рукой за каждый ствол по пути, как будто на ощупь считало их… Хотелось увидеть его лицо, но при мысли о нем пронзало чувство жути. Эта ночь вымотала больше, чем пеший переход, и
Торвард с тоской мечтал о том, чтобы скорее наступило утро.
        Второй день пути выдался сумрачным, пасмурным и тихим. Впереди виднелась Пещерная гора, и до нее можно было добраться еще сегодня, но Асольв описал Торварду одну полянку на склоне, возле маленького зеленого водопада, и заклинал остановиться там, чтобы достигнуть Пещерной горы на третий день к полудню, когда солнце в наибольшей силе, а всякая нечисть слаба. Тогда, по уверениям Асольва, пребывание возле Великаньей пещеры будет наиболее безопасно. Находиться возле нее в темноте и тем более ночевать Асольв очень и очень не советовал. И Торвард собирался внять его совету. Он уже двенадцать лет был взрослым и давно растратил глупый мальчишеский задор.
        Когда дошли до полянки у водопада, отвечавшей описанию Асольва, до темноты оставалось еще довольно много времени, но Торвард велел устраиваться на ночь. Пока варилась каша, Торвард решил взобраться на скалу, посмотреть дорогу дальше. Пещерная гора, хорошо видная отсюда, казалось, тянула к себе. Была она не выше и не круче окружавших ее гор, вот только леса на ней почти не росло, а на середине северного склона виднелась длинная, широкая щель пещеры, черный провал, ворота в Свартальвхейм. Казалось, невидимые глаза смотрят через эту щель, сторожат добычу. В Пещерной горе сквозил особый, глубоко скрытый и очень сильный дух. Торварду вспомнилась Кузнечная гора, к которой его водила Альдона: между этими двумя горами чувствовалось что-то общее, но только Смидирберг дышала не угрозой, а теплой, мощной, благотворной силой. Они были как светлый и темный альв - нечто весьма отличное от человека, но не схожее между собой.
        Торвард шел вверх по склону горы через мелкий редкий сосняк и вдруг заметил, что кто-то идет ему навстречу. Этот кто-то был маленький и косматый; Торвард вздрогнул и остановился, и то существо тоже мгновенно остановилось. Торвард вгляделся: перед ним стояла елочка ростом с маленькую женщину. Внутри что-то дрогнуло, Торвард застыл на месте, напряженно рассматривая ее: елочка была как елочка, но до странности напоминала его ночной сон. Та самая елочка-морок вышла из сна прямо в явь и двигалась ему навстречу. Торвард упрямо двинулся дальше, не сводя глаз со странного деревца и готовый к любым его превращениям. Рука его лежала на рукояти меча, отлитой в виде молота: Тор Гроза Великанов не оставил его одного в этом неприятном месте.
        Елочка снова пошла ему навстречу, но едва Торвард остановился, как она исчезла с глаз. Торвард резко обернулся, глянул по сторонам, словно боялся нападения сзади. Страха не было, была только острая настороженность и желание разобраться в причудах этого замороченного леса.
        Елочка нашлась шагах в десяти сбоку и чуть выше по склону. У Торварда мелькнуло впечатление, что у нее оробевший и смущенный вид. Она как будто не ждала, что человек так решительно пойдет ей навстречу, и теперь сама испугалась, захотела уйти с дороги. И вот тут Торвард встревожился, что она и вправду уйдет, а он останется как последний дурак протирать глаза и гадать, померещилось ему или нет. Он торопливо шагнул прямо к ней, и елочка на глазах у него метнулась назад, уже не притворяясь простым деревом, быстро побежала вверх, прыгая по рыжим выступам скал с таким проворством и ловкостью, как будто под нижними ветками у нее пряталось не меньше восьми ног. Торвард бегом бросился за ней, оленьими прыжками одолевая скальные уступы, и на бегу крикнул:
        -Не бойся!
        Ничего лучше не пришло ему в голову. Но елочка и правда остановилась. Теперь она стояла на выступе скалы чуть выше Торварда, шагах в пяти. Но это была уже не елочка, а маленькая женщина, девушка с распущенными тускло-рыжими волосами цвета засохшей еловой хвои, в косматой накидке из волчьего меха. Девушка прижималась спиной к скале, будто ей грозила опасность, и Торвард видел ее лицо - маленькое личико с мелкими острыми чертами, с выражением настороженной враждебности. Большие, желтые, ярко горящие глаза смотрели прямо на Торварда, и в первое мгновение он зажмурился, как будто в лицо ему полыхнуло огнем. Взгляд этих диких, острых глаз резал и жег; Торварду мельком вспомнилась Альдона на тропе среди елей, ее испуг, ее слова о нечеловеческом желтоглазом лице. «Оно смотрело на тебя, Торвард ярл…» Несомненно, это и есть то самое лицо. И Торвард сразу понял две вещи: что Альдоне не померещилось и что странное создание преследует именно его. Он даже на миг не подумал об этом существе как о человеке: с бледного человеческого лица на него смотрели холодные, дикие глаза самого Медного леса.
        -Кто ты?- спросил Торвард.
        -Я та, кого ты искал,- почти не размыкая губ, ответила нечисть. Голос у нее был глухой, но внятный.
        -Я искал не тебя,- ответил Торвард, глядя на нее в упор.- Но если ты хочешь что-то мне сказать…
        -Ты искал меня… хоть и сам этого не знал… брат мой,- отозвалась ведьма.
        Слово «брат» она выговорила с каким-то напряженным, тяжелым чувством, точно это был камень, который она с трудом выдавила изо рта, но в глазах ее сверкнуло злорадное торжество. На лице Торварда отразилось изумление - уж такого приветствия он никак не ждал! Его странная собеседница усмехнулась - правая половина ее рта дернулась вверх, черная бровь приподнялась. Это знак, безмолвный, но очень прямой и ясный намек на то, что знали они оба. Торвард стоял как окаменевший, не в силах совместить несовместимое: лицо Медного леса и улыбку, которую привык видеть с рождения… на другом лице. Каковы бы ни были странности кюны Хёрдис, она приходилась ему матерью, он любил ее и был привязан к ней, как всякий сын привязан к матери, кто бы она ни была. И эта ее улыбка на чужом, диком лице казалась краденой, оскорбительной.
        -Кто ты?- повторил Торвард, и теперь эти два простых слова дались ему с еще большим трудом, чем в первый раз.
        -Я - Медный лес,- медленно выговорила ведьма.- Я его дух, его сердце, его лицо и средоточие всех его сил. Я в нем, и он во мне. Отцом моим был Свальнир, последний из квиттингских великанов. А матерью - Хёрдис Колдунья.
        Торвард молчал, и ведьма молчала, в ее желтых глазах сверкало торжество, как будто она нанесла врагу неотразимый удар. Торвард не мог справиться с растерянностью: ее слова ворочались у него в голове, как тяжелые камни, с гулким стуком сталкивались, но никак не складывались в единый смысл. Это - порождение Свальнира и… его матери?
        -Так ты - моя сестра?- еле выговорил Торвард.
        Он рос единственным ребенком у родителей, и ему даже не приходило в голову, что еще до встречи с его отцом у матери могли быть другие дети. Появление ведьмы-сестры было таким же чудом, как если она возникла из пустоты, выросла и повзрослела прямо у него на глазах за несколько мгновений.
        -Да,- подтвердила ведьма, и Торвард видел, что под ее внешним спокойствием закипает ярость.- Я - твоя сестра. Спроси у своей матери, если не веришь. Спроси, и она вспомнит, как родила дочь в пещере великана, как великан назвал ее Дагейдой! Спроси, как она усыпила меня в ту ночь, когда задумала бежать отсюда! Спроси, как она убежала из пещеры с мечом Драконом Битвы и со своим новым мужем, а меня оставила одну, одну на всем свете! Спроси, может быть, она вспомнит!
        Торвард молчал. Теперь он знал, какую тайну скрывала от него и от всего света мать. Он не заподозрил ведьму во лжи: в ее внешности не было ничего от Хёрдис, но в Хёрдис было что-то от нее. В желтых блестящих глазах, в тусклых рыжих волосах, в бледной коже и мелких чертах ведьмы отражался сам Медный лес, и в глазах кюны Хёрдис, живущей так далеко отсюда, светился желтый отсвет этого лесного безумия.
        Дагейда стояла на выступе скалы, тесно прижавшись к камню спиной, и как будто составляла с ним единое целое. У нее за спиной раскинулся необъятноогромный лес, и она сливалась с ним: тысячи нитей связывали ее с каждым деревом и каждым камнем, в них текла общая кровь. От нее веяло лесной затхлостью и влажной прелью, ее грудью дышали мхи и деревья, ее голосом говорили сотни горных речек и ручьев. Их прозрачная хрустально-холодная вода бежала в ее жилах, не покидая своих берегов; вода и мхи, стволы и камни жили в ней, и она жила в них. Ее маленькое бледное личико было соткано из солнечных бликов на шершавом боку камня, из белой березовой коры; желтая вода мшистого болотца блестела в ее глазах, и рыжие ветки сухого можжевельника сплели копну ее спутанных волос.
        И она была его сестрой. Одна и та же мать дала им жизнь, и Торвард чувствовал, что какие-то невидимые узы связывают, сковывают его с этим странным существом, человеком только по виду. В них текла общая материнская кровь, и этого никак нельзя было изменить. Силы Медного леса тянули к нему руки, и он не мог их оттолкнуть.
        Ему вспомнилась Эйра. «Я хочу, чтобы тебя не было!» Он мог бы сказать то же самое Дагейде. Возникло чувство огромной ошибки, вины, которой можно было избежать. Нужно что-то исправить… Хотя бы в прошлом нужно было сделать что-то иначе, не допустить этого!
        -Ты… Почему она не взяла тебя с собой?- спросил Торвард. Ему казалось, что если бы Дагейда росла в человеческом доме все эти годы, то сейчас из ее глаз не смотрел бы Медный лес и родство с ней не было бы так ужасно.
        -Спроси у нее!- Дагейда хихикнула, черты ее лица дрогнули, как рябь на воде, а в глазах ее сверкнула острая, режущая ненависть.- Она хотела уйти от меня! Она хотела уйти от самой себя и навек забыть ту жизнь, которой жила здесь! Я ей мешала, и она бросила меня! Она думала, что сможет убежать от своего прошлого. Но от прошлого нельзя уйти, и ее прошлое привело сюда тебя! Ты, Торвард сын Торбранда, ты от меня не уйдешь! Твой отец убил моего отца и подрубил древний корень Квиттинга! Но я не буду тебе мстить за это. Ты прикован к горам Квиттинга цепью Глейпнир, и сколько бы ты ни прожил, ты не стряхнешь с себя его власти. Моей власти! Я знаю твое будущее! Ты еще не раз придешь ко мне. Я отомщу ей за то, что она меня бросила,- отныне ты, ее сын, принадлежишь мне!
        -Я могу забрать тебя отсюда,- сказал Торвард. От ее неясных угроз по его коже пробегала дрожь, и при этом он очень сильно ощущал, насколько он, человек, отличается от этого холодного существа и насколько другой жизнью живет.- Если хочешь, ты можешь поехать со мной. И ты будешь жить с матерью и со мной как моя сестра. Твоего отца я не могу тебе вернуть, но ты получишь все, на что имеешь право как дочь моей матери!
        Дагейда засмеялась, не раскрывая рта, и ее невеселый, дикий смех был похож на крик лесной птицы.
        -Попроси к себе в сестры вот эту сосну!- Она взмахнула рукой, показывая на маленькую, тощую, искривленную сосенку, свисавшую со скалы.- Она будет тебе такой же сестрой, как я!
        Торвард не возражал, понимая, что Дагейда так же невозможна у очага в человеческом доме, как эта сосна. Она - не человек.
        -Нет, мои владения получше твоих!- со смехом продолжала Дагейда.- Я знаю будущее! Белый дракон уже в моих руках. Я покажу тебе его. Смотри!
        Как птица, как ловкий маленький зверек, Дагейда соскочила со скалы, и Торвард с трудом удержался, чтобы не отшатнуться от нее подальше. И тут же он увидел, что во мху полянки среди камней бьет прозрачный источник, и чистая струя, играя, утекает куда-то вниз по склону горы. Ведьма встала на колени возле источника и погрузила в него руки. Бросив на Торварда дразнящий взгляд, она стала поднимать руки, кипение водяных струй приподнялось… и показалось, что она сам источник поднимает с земли. Волосы на голове шевельнулись, земля дрогнула под ногами - но что-то блеснуло, и Торвард с облегчением увидел, что Дагейда поднимает не источник, а большую серебряную чашу, скрытую на его дне. Это оказалась даже не чаша, а кубок на высокой ножке, отлитый в виде дракона: подставку образовывал свернутый хвост, тело служило ножкой, а сама чаша была головой дракона с широко раскрытой пастью. В глазах дракона блестели белые камешки, все тело покрывала тонко вырезанная черненая чешуя. Кубок блестел от воды, и Торварду подумалось, что он живой, хоть и серебряный. Дагейда подняла его на вытянутых руках, с ножки его стекала
вода, сверкающие капли падали назад в источник, а в самом кубке прозрачные струи продолжали кипеть вровень с краями.
        -Вот он, Дракон Памяти!- с торжеством провозгласила ведьма и встала на ноги, протягивая кубок Торварду.- Выпей, брат мой,- и ты забудешь все, что нужно забыть, но будешь помнить то, что тебе суждено помнить!
        Торвард попятился. Сверкающий серебряный кубок притягивал его: казалось, стоит только отпить из него один глоток, как тебе откроются все тайны Мимирова Источника Мудрости. Но только сумасшедший принял бы кубок из рук ведьмы! Дагейда засмеялась и отпила из кубка сама - над чашей полыхнуло ослепительное бело-серебряное пламя, и в лицо Торварду пахнуло свежим зимним холодом.
        Дагейда опустила кубок снова к воде, и он мгновенно канул вниз, исчез с глаз. Ведьма выпрямилась, стряхивая с белых рук ледяные капли, и ее тонкие пальцы даже не порозовели.
        -Я получила его!- с торжеством произнесла она, и Торвард понимал, что в свое время это было для нее большой победой.- Как я получила его, тебе не надо знать, но он вернулся ко мне! Много лет им владел род человеческий, но я вернула его в род великанов! И всю власть моего древнего племени, которое оно утратило, я верну себе! Так и передай ей!- Дагейда не хотела называть мать, но ненависть и чувство соперничества в ее голосе ясно указывали на кюну Хёрдис.- Белый Дракон уже у меня, и Черный Дракон будет у меня скоро, очень скоро! А потом ко мне вернется и Золотой Дракон! Ты принесешь мне его! Потому-то я и отпускаю тебя сейчас, чтобы ты принес мне его. Раньше или позже, но все будет так, как я хочу! У меня много времени впереди, мне некуда торопиться. Все три дракона, все наследство моего отца окажется у меня, хочешь ты того или нет! И весь Квиттинг будет принадлежать мне, только мне! В моих руках будет собрана вся власть над ним, видимая и невидимая! Власть великанов и власть конунгов! Уходи отсюда, Торвард сын Торбранда! Здесь - моя земля! Ни тебе, ни ей не владеть здесь больше ничем!
        Дагейда теснее прижалась спиной к скале и вдруг исчезла. Там больше не было даже елки - только ветки можжевельника вокруг покачивались, словно кто-то маленький ловко проскользнул между ними.
        Торвард потер лоб рукой. Перед глазами у него все мелькало и плыло, в лицо бил сильный запах древесной прели. В глазах рябило, очертания скалы и деревьев на ней мелькали, и мерещилось, что рядом с ним двигаются какие-то невидимые грани. От этого движения сам воздух стал ненадежным, в ткани бытия появились прорехи, и даже шаг сделать было страшновато из опасения угодить в одну из них.
        О каких драконах она говорила? Торвард вспомнил меч своего отца, который звали Драконом Битвы. А у матери есть золотое обручье в виде дракона, его называют Драконом Судьбы. То и другое она принесла в приданое, и обе эти вещи обладают чудесными свойствами. И теперь Дагейда показала ему кубок, который называет Белым Драконом Памяти…
        Пересилив нежелание, Торвард подошел к источнику. Тот играл прозрачными струями, золотистые песчинки кипели на дне, живая струя убегала прочь по пестрым камешкам, как будто дразнила, унося сокровища забытых тайн. Никакого кубка… но чем дольше Торвард смотрел на дно источника, тем сильнее ему мерещился серебряный блеск. Глубина затягивала взор, голова кружилась, ощущения окружающего таяли… Невидимые грани живее задвигались вокруг, открывая перед ним щель и грозя затянуть на иные стороны видимого мира… Встряхнув головой, Торвард повернулся и медленно побрел обратно к дружине.
        Ехать к Великаньей долине уже ни к чему. Ничего более важного он там не узнает. Теперь он знал самое главное - знал, чем связана его мать со своими бывшими лесными владениями. И эта связь наложит неизгладимый отпечаток на его собственную жизнь. Лучше бы ему этого не знать. Но если ведьма чего-то от него хочет, то она найдет способ добиться своего. Принести ей Дракон Судьбы! Обручье, с которым кюна Хёрдис не расстается ни днем ни ночью, ни зимой ни летом, не снимает, как говорят, даже в бане! Так она и отдала его любимому сыну, чтобы он отнес его в подарок дочери, отнюдь не любимой! Дожидайся!
        Это было даже смешно, и Торвард попытался усмехнуться, но ничего не вышло. Кюна Хёрдис сильна в колдовстве, и обручье ее, конечно, зачаровано от воров. Но как знать, не сильнее ли ее окажется дочь, дочь великана. «Я - Медный лес…» А ведь кюна Хёрдис боится ее. Боится, потому и скрывает ее существование от всех, даже от сына. И ее можно понять…
        Как там говорила Эйра? «Я хотела бы переменить свою кровь…» Из этого свидания Торвард унес мучительно-тяжелое чувство, и достижение цели ничуть его не радовало. Хотелось уйти с этого проклятого полуострова и никогда больше сюда не возвращаться.
        Глава 5
        И вот Хельги ярл снова дома и снова сидит на материнском кургане, глядя, как заходящее за дальние горы солнце бросает на воду красную дорожку. «Хеймир сын Хильмира, конунг слэттов, и сын его Хельги ярл велели поставить этот камень по жене и матери, Хельге дочери Хельги, из рода Птичьих Носов, что с Квиттингского Востока»,-гласила надпись на камне, к которому он прислонялся плечом, и это была первая надпись, которую восьмилетний Хельги когда-то прочел самостоятельно. Каждую весну Хеймир конунг приказывал заново подкрасить рисунок на камне и надпись красным, черным и белым. Нарядный и яркий поминальный камень издалека видели со всех подплывающих кораблей. Зимой на снегу, летом на зелени, камень сиял блестящими красками, но это не радовало тех, кто сожалел об умершей: свежесть красок на камне и самой утрате не давала поблекнуть.
        Но только здесь, возле этого камня, Хельги чувствовал себя по-настоящему дома. Теперь уже совсем лето, днем здесь слишком жарко, а сейчас, вечером, хорошо и прохладно. Еще светло, но воздух сер от сумерек, и вся земля прячется под серую дымку, таинственно подмигивает, будто обещает произвести с собой какие-то перемены и завтра утром предстать в новом, неожиданном виде. В детстве Хельги твердо верил, что земля и правда может измениться, если только захочет, да и сейчас еще в глубине души верил слегка. А главное - вечерняя дымка прятала все наперечет знакомые пригорки и крыши поселения Эльвенэс, множество кораблей на обоих берегах в устье реки, и Хельги легче было вообразить, что вокруг него снова расстилаются дикие горы Квиттинга, поросшие густым лесом, и та скала, что сплошь усеяна кристаллами граната, точно каплями крови.
        После его возвращения домой прошло уже три дня, но только сегодня Хельги впервые выбрался посидеть на кургане. Перед этим он все три дня рассказывал о своей долгой поездке, о свадьбе Альмара конунга и о своем собственном обручении. Последнее, конечно, потрясло Эльвенэс гораздо больше и показалось чудеснее иной саги. Уж слишком походила на сагу и поездка в зачарованную страну Медный лес, и пребывание в гостях у ее повелителя-колдуна, и обручение с его дочерью, красавицей и тоже, конечно, колдуньей.
        -Знаем, знаем мы, чем это кончится!- смеялись разговорчивые торговые гости, которых к праздникам середины лета собралось в Эльвенэсе видимо-невидимо.- Он женится на ней, у них родится ребенок, а его похитит чудовище, а она превратится в лебедя и улетит! И нашему Хельги ярлу придется лет семь их обоих искать, если не все двенадцать! На колдуньях лучше не жениться! До добра это не доводит!
        -Да нет, все должно быть не так! Она родит ребенка, а мать конунга… ох, она же умерла… Ну, мачеха или сестра, неважно, подменит его на щенка!
        И так три раза! А детей будет отсылать в заморские страны! А когда конунг решит казнить жену-колдунью, она превратится в лебедя!
        -Да нет, это сестра конунга должна быть колдуньей и превращать детей в лебедят, чтобы они улетали, а жене конунга во сне мазать рот кровью, как будто она их съела!
        -Она сама должна их съедать!
        -Вы что, совсем обалдели? Вы что там плетете про фру Альвборг! Да еще кюну Асту привязали - это же она жена конунга! Закройте свои глупые рты, а то я конунгу на вас пожалуюсь! У наших конунгов в роду никто не занимается колдовством, а болтать глупости плывите к себе домой! Чего придумали!
        Конечно, не самое удачное дело, если обручение конунгова наследника встречается такими разговорами. В усадьбе Хеймира конунга досужей болтовни было меньше, но к событию отнеслись скорее настороженно, чем с радостью. Конечно, подмены будущих детей щенками никто не ждал, но родичи и дружина в сомнениях обсуждали, к чему приведет подобное родство.
        Выложенные пять булатных мечей всех порадовали: по мечу досталось Хеймиру конунгу, Рагневальду Наковальне, как мужу конунговой сестры Альвборг, Рингольду, мужу ее дочери Сванхильд, Аудольву Медвежонку и Эгмунду Лосиной Голове, отцу кюны Асты. Но даже и получив такие подарки, родичи и дружина не слишком горячо приветствовали будущее родство.
        -Ты выяснил, кто их кует?- спрашивал сына Хеймир конунг.
        -У них говорят, что мечи ковал древний конунг Хродерик, а Вигмар достает их из кладовой в горе.
        -Но это саги. Работа современная и совсем свежая. Ты мог бы попытаться это все разузнать.
        -Я и сам вижу, что этим мечам не триста лет. Вигмар хёвдинг уверял, что Хродерик Кузнец и сейчас продолжает ковать их в кузнице под горой. И вся округа нередко слышит стук его молота в горе Смидирберг. Почему я не должен был поверить в это?
        -Потому что это не слишком похоже на правду.
        Этого Хельги не стал оспаривать: со стороны так оно и выглядело, но как передать на словах все диковатое обаяние Медного леса, в котором может быть даже то, чего в обычных представлениях быть не может?
        -Я не мог быть так навязчив и невежлив,- добавил он.- Если Вигмар хёвдинг говорит, что это работа Хродерика Кузнеца, я не мог ему сказать, что я в это не верю. Даже если Вигмар просто будет продавать такие вещи нам, это уже будет большой удачей.
        -Если бы нам удалось переманить к себе хоть одного такого мастера, это было бы гораздо большей удачей.
        -Это верно. Может быть, если из нашего обручения выйдет толк, со временем мы узнаем, кто и как их кует. Впрочем, я боюсь… Мы ведь не можем переманить с себе железную руду. У них целые горы сложены целиком из «крови великана». У нас такой руды нет, а без нее сам Вёлунд не много сумеет.
        -Да, верно…- Хеймир конунг вынужден был признать правоту сына, но его лицо оставалось недовольным. Хельги привез слишком много, чтобы разжечь в нем жажду новых богатств, но слишком мало, чтобы ее удовлетворить.
        Женщин - конунгову сестру Альвборг, ее дочь Сванхильд, кюну Асту - гораздо больше занимала сама невеста, девушка, которую Хельги собирался ввести в их круг и усадить с ними за стол, будущая кюна слэттов. Особенно волновалась кюна Аста. Со времени ее свадьбы с Хеймиром конунгом прошло уже семнадцать лет, но она, мать двоих подрастающих детей, все еще казалась той же семнадцатилетней девушкой, которую сюда привезли однажды под праздник Середины Зимы. После смерти кюны Хельги Хеймир конунг жил один три года, а потом выбрал девушку, которая напоминала ему прежнюю жену. Хоть при жизни кюны Хельги людям и казалось, что они с конунгом не очень-то подходят друг другу, он думал иначе и питал к ней нежность, которая пережила ее саму. Кюна Аста и впрямь походила на Хельгу, если не чертами лица, тоже весьма миловидного, то выражением непосредственной искренности, прямодушия, приветливости. Она была не так умна, как Хельга, но ума от нее и не требовалось: в роду слэттенландских конунгов хватало умных людей и без нее. Приближаясь к тридцатипятилетию, кюна Аста во многом оставалась добрым, но избалованным
ребенком, и ее собственная тринадцатилетняя дочь Вальборг, красивая и рассудительная девочка, казалась взрослее нее. Хельги ярл хорошо ладил со своей мачехой, которая трепетала перед ним лишь чуть меньше, чем перед конунгом, и относился к ней снисходительно-покровительственно. Он никак не мог увидеть в ней старшую, хоть и был моложе на семь лет.
        Новость насчет обручения Хельги порадовала кюну Асту - она давно мечтала о женитьбе пасынка, которого считала лучшим на свете мужчиной после Хеймира конунга, но ни одну на свете девушку не признавала достойной его.
        -Но все же она такого низкого рода!- сокрушалась теперь кюна Аста.- Кто он, этот Вигмар Лисица? Что у него за род? Все говорят, что его рода никто и не знал, никто о нем и не слышал, пока он не обосновался на этом своем Золотом озере и не стал дерзить всем подряд! Но она хотя бы красивая? Она искусна в рукоделии? Умеет ли она петь? Чем она еще славится?
        -Не слишком ли ты поспешил, Хельги ярл?- говорила фру Альвборг, стараясь сдержать досаду.- Я знаю, ты всегда был мечтателем, но я не думала, что ты сможешь спутать сагу и жизнь! Если тебе понравились песни об Альвкаре, это не значит, что надо свататься к первой встречной девушке, у которой рыжие волосы! Ты - будущий конунг и не имеешь права так легкомысленно распоряжаться собой!
        -А быть счастливым я имею право?- слегка улыбаясь, уточнил Хельги.
        -Да, но с чего ты взял, что будешь счастливым с ней? Ты же видел на Самоцветном мысу йомфру Ильмейду - она ведь более знатного рода и лучше годится тебе в жены!
        Хельги еще раз улыбнулся и не отвечал. Он хорошо понимал разницу между Альвкарой из песни и Альдоной дочерью Вигмара. Просто Альдона стала первой живой женщиной, в которой он сумел увидеть черты Альвкары, и способствовали тому не только рыжие волосы. Но едва ли тетка Альвборг сумеет это понять. Она ведь принимает в расчет только то, что можно увидеть глазами.
        -Если мы породнимся с Вигмаром Лисицей, это откроет нам путь в Медный лес!- рассуждали в дружине.
        -Да, но можно ли на него положиться?
        -Вместе с ним мы одолеем наконец этого проклятого Бергвида, и можно будет спокойно плавать по морям! Сколько кораблей мы теряем из-за него!
        -Но через брак Хельги ярла мы можем раздобыть родича и посильнее!
        -В этом браке нашему конунгу не много чести!
        -Его мать была не слишком знатного рода, и лучше бы для него сосватать дочь конунга! А то мы скатимся совсем на дно морское, нас никто не станет уважать!
        -Зато он натянул нос этому Торварду ярлу, сыну Торбранда Тролля! Ради такого удовольствия можно потерпеть невесту и похуже!
        -Как бы мы вместе с невестой не приобрели и врага! Думаете, Торбранд Тролль смирится с тем, что его сына оставили в дураках? Уж его жена-ведьма точно что-нибудь придумает!
        -Но вы посмотрите на эти мечи! Да ради такого я бы на хромой козе женился!
        Такие вот разговоры без передышки продолжались три дня и утомили Хельги, но так и не привели ни к какому решению. Устав от суеты, от шума и крика, от чужого упрямства, заносчивости и спеси, от борьбы жадности и осторожности, он наконец сбежал посидеть на кургане, где ему всегда было так хорошо, так спокойно… Он смотрел на воду фьорда, в память ему лезло раздосадованное лицо тетки Альвборг, но он гнал ее прочь и старался думать об Альдоне. Ему виделось, как она сидит перед горящим очагом, как отблески огня бросают золотые тени на ее рыжие волосы, слышался ее голос, звучный, свободно летящий туда, где нет суеты и возни, где все чувства сильны и прямы.
        Клятвы сдержу я,
        как ей обещал я…
        Светлая дева
        мне жизни дороже…
        Чудесная сага вошла в его жизнь вместе с Альдоной, Хельги носил эту сагу в груди, и оттого самые обыденные явления привычной жизни одевались яркими радужными красками. Даже суета вокруг раздражала его меньше, чем обычно: мысленно он находился далеко отсюда, он знал кое-что такое, рядом с чем весь этот шум не стоил и соломинки. Суета была мгновенна, преходяща, а ему открывалось вечное.
        В сером небе мелькнуло что-то, резкий крик ворона упал сверху, Хельги вскинул голову. Черный ворон, смутно видный на сумеречных облаках, прорезал воздух прямо над его головой. Краем глаза Хельги заметил перед собой какое-то едва уловимое движение и в удивлении опустил взгляд с неба к земле. В нескольких шагах от него вдруг появилась молодая женщина - Хельги увидел ее шагающей вперед, как будто она вышла из сумерек через дверь, которая сама не была видна.
        Хельги мигом вскочил на ноги и замер. Женщина тоже остановилась, разглядывая его, склонив голову немного набок. Это была совсем молодая женщина, хрупкая, маленького роста, с нарядным, вышитым золотом покрывалом на голове. На валькирию она совершенно не походила - и Хельги хорошо знал ее лицо. Эти черты часто ему снились, и всегда, проснувшись, он не мог их как следует вспомнить…
        -Здравствуй, мой сын,- тихо сказала женщина, и голос ее нежно дрогнул, в нем послышалось стеснение, какое бывает от слез. Она шагнула к Хельги, протягивая руки к нему, вперед и вверх - такой маленькой она была рядом с ним.- Ты узнал меня?- немного тревожно спросила она.
        -Да,- ответил Хельги, но голоса своего не услышал.
        Он узнал ее, и только теперь он впервые в жизни узнал, что такое настоящее волнение. Его как будто облила волна дрожи, в груди образовалась безграничная черная пропасть, в которую сорвалось сердце и билось там лихорадочно, прыгая с уступа на уступ все ниже и ниже. Отчаянная дрожь дергала каждый мускул и каждый сустав, он не мог говорить, не владел собой. Дыхание перехватило, горло сжалось. Перед ним раскрылись ворота иного мира, он их не видел, но ветры оттуда пронизывали Хельги насквозь. Двадцать лет он сидел на ее кургане, возле ее поминального камня, и пытался мысленно говорить с ней - что же случилось, если она наконец отозвалась!
        -Я так рада вернуться к тебе хотя бы ненадолго,- говорила она, и в голосе ее звучала нежная мольба, а тревожные глаза разглядывали его лицо, будто искали там хоть что-то от того семилетнего мальчика, с которым она рассталась на земле так давно.- Ты вырос таким большим, ты так красив, я всегда любуюсь тобой. Ты был так мал, когда… Я так не хотела тебя покидать, но я не могла выбрать часа…
        Хельги смотрел на этот призрак, на этот образ, слишком живой для выходца из мира мертвых, и противоречивые чувства рвали его на части: он был счастлив, что наконец-то увидел лицо своей матери, но ему было жутко видеть перед собой мертвую. И кюна Хельга как будто понимала его колебания: в ее лице отражалась смутная тревога, она не решалась приблизиться к нему, в ее глазах смешались тоска по сыну, радость от встречи и боязнь, что он от нее отшатнется.
        Он смотрел сверху вниз на нее, такую маленькую рядом с ним, и казалось совершенно невероятным, что когда-то он вышел из тела этой женщины, как орех из скорлупы. Она выглядела гораздо моложе его - в год смерти ей исполнилось двадцать пять, а на вид казалось еще меньше… Вид этой совсем юной женщины не вязался с туманным образом матери, который сложился в мыслях взрослого Хельги, но именно это убеждало его, что она сама стоит перед ним, а не плод его мечтательного воображения. Он придумал бы не так… Страх прошел, но Хельги смотрел на нее в растерянности, не находя ни одного слова.
        -Я пришла потому, что должна помочь тебе,- говорила кюна Хельга.- Никто на свете не поможет тебе, кроме меня.
        Хельги смотрел ей в глаза, и эти же кроткие, добрые глаза плыли ему навстречу из тумана детских воспоминаний; вся его тогдашняя любовь, вся его прошлая тоска по ней вдруг собрались и забились в нем, глаза странно защипало от навернувшихся слез. Именно сейчас, когда она стояла возле него, он по-настоящему ощутил всю полноту своей потери. Сердце сильно щемило от ощущения огромной дали между ними - между ним и его матерью, которая сейчас была моложе него.
        -Отец не хочет позволить тебе жениться на девушке, которую ты выбрал,- говорила Хельга.- Между вами много преград. Вам многое мешает и еще будет мешать. Но я могу помочь тебе. Я принесла тебе подарок.
        Кюна Хельга приподняла правую руку, и Хельги увидел на ней перстень с крупным красным камнем. Кюна Хельга сняла его и вложила в руку сына; ее прикосновения он не ощутил, но перстень в его ладони был настоящий, твердый, прохладный, как будто до этого лежал на земле.
        -Это перстень светлых альвов!- Кюна Хельга улыбнулась и показала куда-то вверх.- В нем заключена особая власть. Тебя полюбит та, которой ты его подаришь. Подари его своей невесте, и тогда ничто в мире не сможет разлучить вас. Никакие соперники, никакая вражда не помешает тем, кто хочет быть вместе. Если она будет носить перстень альвов, любовь к тебе будет гореть в ее сердце ровным, ясным светом. Перстень направит ваши пути друг к другу и свяжет вас навеки. У этого красного камня есть еще одно свойство. Он усиливает в человеке все его качества. Того, кого дух зовет на подвиг, он приводит к подвигам. Тому, в ком сердце тянется к любви, он дает любовь.
        Кюна Хельга говорила все быстрее и горячее, будто боялась не успеть сказать самого важного, в ее лице все сильнее проступало волнение, в глазах заблестели слезы.
        -Любовь раскрывает силы человека, такие огромные силы, которых он в себе не знал, и помогает направить их к добру. В человеке много сил, очень много! Больше, чем во всех чистых и нечистых существах, которым он привык поклоняться. А тебе нужно много сил. Родина твоей матери раздираема войной. Дракон раздора терзает землю квиттов, и нет никого, кто убил бы его. Убей его ты, мой сын!- с мольбой воскликнула она, и Хельги ощутил, что дракон раздора, терзавший ее сердце при жизни, и после смерти не дает ей покоя.- Убей того, в ком сердце этой войны! Прошу тебя! Для этого я дала тебе жизнь!
        Где-то рядом раздался резкий крик ворона. Что-то черное мелькнуло, как крылья птицы, перед глазами Хельги, а потом вдруг стало темно. Так темно, что у него закружилась голова, и он оперся рукой о прохладный шероховатый камень. Только потом он разглядел впереди светлую полосу закатного неба под темной ночной тучей. Стало темно, будто погас огонь или луна скрылась за тучи… Совсем стемнело, пока они разговаривали. Но ведь он ясно видел кюну Хельгу, видел каждую черту ее лица и даже траву у нее под ногами… Она сама и была тем светом, озарявшим курган, а теперь ее нет, вот и кажется темно. Ворон… Ворон принес ее сюда и забрал теперь назад… Ворон… Тот самый, что помог ему одолеть «боевые оковы» Бергвида Черной Шкуры.
        В кулаке было зажато что-то твердое, и Хельги вспомнил о материнском подарке. Она подарила ему перстень… Перстень альвов… Хотелось поскорее рассмотреть его, но здесь было слишком темно, и Хельги торопливо зашагал по склону вниз.
        У него было чувство, что он навсегда прощается с этим курганом, с поминальным камнем, с привычным видом на корабли в устье Видэльва. Больше ему нечего здесь делать. Больше она никогда к нему не придет.

* * *
        Когда Хельги вернулся в усадьбу конунга, здесь еще не спали. Шел священный «солнечный» месяц, темнело поздно, спать никому не хотелось: невольно жаль было времени на сон, когда воздух так чист и душист, когда юная, достигшая высшей силы расцвета земля в каждого вдыхает свою свежую, молодую силу.
        На пустыре перед усадьбой, где днем важные люди толковали о важных делах, теперь смеялись девушки; вгриднице конунга пели сагу о том, как светлый бог Фрейр увидел дочь великана Герд и полюбил ее. За Фрейра, Скирнира и пастуха пел Рагневальд Наковальня - он отличался голосом не слишком приятным, но зато очень громким и держался с надлежащей важностью, так что и сам бог Фрейр не смог бы больше гордиться собой; за богиню Скади и за Герд пела его жена Альвборг. Она уже не слишком походила на юную красавицу, но тщеславие и многолетний опыт пребывания на виду научили ее держаться, и теперь ее слабый, но не лишенный приятности голос уверенно передавал чувства то тревоги, то страха, то гордости, то смирения.
        Хельги не стал прерывать пение и постоял в дверном проеме, за спинами слушающей челяди. Ах, как старался посланец Фрейра склонить дочь великана к тому, чтобы она подарила любовь сыну Ньёрда! То предлагал ей золотые яблоки, дающие вечную юность, то кольцо, из которого на девятую ночь родится еще восемь таких же! То грозил лишить ее жизни и родичей, то пугал заключением в троллином подземелье! Вот здесь-то он преуспел, как поведал слушателям немного дрожащий, нарочито-нежный, слащаво-выразительный голосок Альвборг:
        Барри зовется
        тихая роща,
        знакомая нам;
        через девять ночей
        там Герд подарит
        любовь сыну Ньёрда.[16 - Старшая Эдда. Поездка Скирнира.]
        Сагу эту Хельги знал на память, но сейчас она обрела для него новый смысл. Как много трудиться приходится богам, чтобы каждый год давать земному миру новую весну! И как отличается от этих подвигов человеческая любовь, для которой приходится проделывать такие долгие пути внутри души.
        Когда сага кончилась к радости нетерпеливого Фрейра и слушателей, Хельги прошел к очагу и разжал ладонь. Он ничего еще не сказал, но прозрачный камень перстня вспыхнул таким ослепительно-красным светом, что вокруг раздались восклицания. Казалось, само закатное солнце бросило широкий луч в темную гридницу. То алый, то багровый свет выплескивался из крупного, с ягоду земляники, камня и бросал отсветы на стены; так, должно быть, бывало в палатах самих богов, где светильниками служило красное золото.
        Все столпились возле Хельги и разглядывали перстень в его руке.
        -Где ты раздобыл это чудо, Хельги ярл?- Сам Хеймир конунг спустился с сиденья, не дождавшись, когда перстень подадут ему.- Куда ты ходил? Из какой саги ты его вынул?
        Слушая Хельги, люди не сводили глаз с перстня. Рассказывая о беседе с матерью, Хельги неспешно поворачивал перстень перед глазами, и розовые, алые, багровые лучи разбегались по сторонам, скользили то по стенам, то по лицам слушателей. Казалось волшебством, что так много света помещается внутри одного драгоценного камня величиной с ягоду земляники. На золотом кольце между полосками тонкого узора виднелись руны - семь священных знаков шли по всему ободку и встречались у камня, так что последняя как бы опять переходила в первую и заклинание начиналось сначала. Семь - священное число любовных заклинаний.
        -Давайте посмотрим!- Хеймир конунг взял перстень в руки.
        Десяток голов сгрудилось возле подлокотников его сиденья, чтобы ничего не упустить. Факел освещал бородатое, с благородными чертами лицо конунга и сияющий перстень в его руках - и Хельги видел в нем Одина на престоле, держащего в руках заходящее солнце.
        -Так!- Хеймир конунг вглядывался в цепочку рун, повернув их к свету.- Значит, «турс»… Это значит… «Турс» ведь начинает дело любовных заклинаний, да?
        Все вокруг благоговейно кивали. Почти все гости конунга знали руны, но не верилось, что слабый человеческий разум сумеет постичь смысл подарка из Мира Светлых Альвов.
        -Потом «кано» - прибавляет сил, дает любовь и защищает то, что нам дорого…- бормотал Хеймир конунг, а сам все думал, неужели совсем недавно этот перстень держала в руках его первая жена. Он хорошо помнил Хельгу, но она была так далеко - в его молодости, в другой жизни.- Потом «гебо» - дар судьбы и богов, слияние умов, сердец и всех сил, чтобы одолеть преграды судьбы. Потом «суль» - солнце…
        -Руна Альвхейма,- подсказал Хельги.- Знак победы, истинной цели души и осуществление всех мечтаний.
        Эта руна, стоявшая в самой середине семисложного заклинания, особенно его порадовала. Красный блеск камня вдохнул такую радость в его душу, что он улыбнулся в полутьме сам себе. Это была его победа - то, что его мечты о матери вызвали ее из мира умерших и что она благословила другую его мечту - мечту о любви. Теперь даже тетка Альвборг убедится, что не все мечтания пустые.
        -Потом «эй»,- продолжал конунг.- «Два коня» усиливают предыдущие руны и помогают их силам работать… О, потом «беркана»! Какая хорошая руна! Руна богини Фригг, защиты очага. И кончает все дело «инг» - печать заклинания.
        -Я должен передать этот перстень моей невесте,- сказал Хельги, и теперь уже никто не возражал.
        Все споры теперь окончены - обручение Хельги ярла и Альдоны благословили боги. И тетка Альвборг, больше не возражая, лишь ахала, восхищаясь перстнем и завидуя той, что будет его носить. Она хотела примерить, но побоялась, что тогда чары обратятся на нее и она воспылает страстью к собственному племяннику.
        -Ну, по крайней мере, она красивая!- вздохнула кюна Аста.
        -Да, похоже, что нужно будет отослать те подарки, о которых ты говорил Вигмару Лисице,- Хеймир конунг кивнул.
        -Едва ли ты, конунг, найдешь более подходящего человека, чем я!- вмешался Рагневальд Наковальня.- Едва ли ты найдешь человека среди своих родичей, более достойного, и прославленного, и сведущего во всех искусствах!- Рагневальд никогда не упускал случая себя похвалить.- Лучше знающего обычаи и законы, более способного проделать любое дело так, чтобы оно не уронило нашей чести! Поручи это мне, конунг, и я все сделаю так, как тебе это понравится! Если этот Лисица и заупрямится в чем-то, то меня-то он не переспорит! Меня не мог переспорить сам Стюрмир конунг, а это что-нибудь да значит!
        -Смотри только, не подожги его дом!- вставил кто-то из старых ярлов.
        Все засмеялись, и Рагневальд громче всех. То, что двадцать семь лет назад казалось ужасным, неприятным происшествием, теперь стало сагой. Иные помнили, а большинство знало по рассказам, как Стюрмир конунг, за полгода до своей гибели тоже сватавшийся к Альвборг, едва не был сожжен в доме вместе со всей своей дружиной, и пытался это сделать как раз Рагневальд Наковальня, его соперник. И поскольку невеста в конце концов досталась ему, он получил на всю жизнь право хвастаться победой над весьма упрямым и неуступчивым конунгом квиттов.
        -Думаю, это хороший выбор!- Хеймир конунг посмотрел на сына.- Как тебе думается, Хельги ярл?
        Хельги опустил веки в знак согласия. В самом деле, почему бы не Рагневальд? Главное - чтобы Альдона получила перстень и подарки, а кто их передаст - не так уж важно.
        -Я буду рад, если ты возьмешь это дело на себя, родич,- согласился Хельги.- Надеюсь, ты будешь доволен приемом, который тебе окажут.
        -Уж наверное!- Рагневальд хохотнул.- Уж я-то сумею заставить уважать себя!
        Сомневаться не приходилось: Рагневальду Наковальне почти сравнялось шестьдесят лет, но стареть он не собирался: его голова и заплетенная в щегольскую косичку борода почти поседели, но крепость мышц нисколько не ослабла, и, ежедневно упражняясь с мечом и секирой, Рагневальд и сейчас готов был выйти на бой с любым противником. Всегда нарядно одетый, всегда украшенный золочеными гривнами, браслетами и перстнями, с дорогим оружием, он выступал важно, умел говорить красиво и мог достойно поддержать честь племени слэттов где угодно и в каких угодно обстоятельствах.
        Сразу, как отшумели пиры середины лета, Хеймир конунг принялся готовить подарки. В богатом торговом поселении ни за чем не приходилось далеко ездить, и ежедневно торговцы приносили и раскладывали перед престолом конунга ковры, ткани, узорную посуду, дорогое оружие, драгоценные украшения. Кое-кто предлагал послать Вигмару и его сыновьям несколько хороших коней, но Рагневальд не взялся их везти, и решили подарить коней уже здесь, на свадьбе - и пусть Лисица сам везет их домой. Отбором подарков занималась в основном кюна Аста, у которой глаза разгорались при виде каждой пестрой вещи; оружие выбирал сам Хеймир конунг. Хельги принимал в этом мало участия. Самым важным подарком был перстень альвов, зашитый в прочный кожаный мешочек и повешенный Рагневальдом на шею. Его он обещал передать прямо в руки дочери Вигмара. «Если она будет носить перстень альвов, любовь к тебе будет гореть в ее сердце ровным, ясным огнем…»

* * *
        -Сдается мне, что это не мой сын,- задумчиво, как будто размышляя вслух, сказала кюна Хёрдис.
        Сидевшие в гриднице поближе к ней приподняли головы, ровный гул болтовни, перемежаемый стуком костей по доске и азартными выкриками в дальнем углу, притих. Теперь раздавалось только потрескивание огня в очаге и шум ветра над крышей.
        Торбранд конунг повернул голову к жене. На седьмом десятке, в шестьдесят два года, он оставался так же невозмутим и даже сохранил привычку пожевывать соломинку. От дряхлости он был еще далек - спина его не горбилась, руки не ослабли, а огрубевшее, морщинистое лицо сохраняло выражение силы и твердости. Заостренный, низко опущенный кончик носа придавал его лицу немного зловещий вид, тонкие губы были сжаты, как будто не хотели выпустить наружу ни одного доброго слова. Блекло-голубые глаза смотрели умно и остро, но теперь наряду с прежней проницательностью в них появилась усмешка, которая уничтожала первое пугающее впечатление. Конунг фьяллей как будто смеялся в душе над чудачествами молодых, которые еще так мало жили и не знают всего того, что знает он, Торбранд по прозвищу Тролль. Его длинные волосы и борода, когда-то светлые, теперь приобрели серовато-рыжеватый оттенок и белели тонкими нитями седины.
        -Вот как?- вынув соломинку изо рта, Торбранд конунг бросил на жену насмешливо-вопросительный взгляд.- Ты сомневаешься в этом? Обычно отцам бывает свойственно сомневаться. Но чтобы мать сомневалась - я это вижу в первый раз.
        -Я тоже вижу в первый раз… кое-что!- многозначительно, с тайной язвительностью заметила кюна Хёрдис.
        Народ в гриднице переглядывался. Гридница конунговой усадьбы Аскегорд казалась тесноватой из-за огромного старого ясеня, который рос прямо в полу посреди помещения и уходил кроной выше крыши, а гостей всегда набиралось в избытке. Ясеневый фьорд был густо населен, в нем стояло множество усадеб, дворов и двориков, и все их хозяева считали своим долгом по вечерам являться к конунгу. Правда, многие из ярлов ушли в летние походы, но и оставшихся хватило, чтобы занять все места на скамьях и даже на полу возле двух очагов. Дальняя от дверей часть помещения считалась женской, и там журчала болтовня; при звуках голоса кюны женские скамьи притихли. Сама кюна Хёрдис сидела не там, а напротив конунга, чтобы не пропустить ничего из более важных мужских разговоров.
        -Но если сомнения посетили тебя впервые именно сейчас, этому должна быть причина!- намекнул конунг.- Троллиных подменышей, я так слышал, подкидывают в колыбель. Но чтобы подменили мужчину двадцати четырех лет от роду - это, хозяйка, что-то новое в земле фьяллей.
        -Боюсь, мне подменили сына где-то на Квиттинге!- с той же многозначительностью продолжала кюна Хёрдис. Вся гридница знала, что она имеет в виду, и этот разговор всем казался очень неприятным.- Квиттингские тролли могут и не то! Они могут вынуть у человека душу и прислать назад одну пустую оболочку! Мой сын был совсем другим. Мой сын был упрям и самолюбив. Мой сын однажды зубами взял обломок ножа без рукояти и перерезал веревку на руках товарища, чтобы тот мог освободить всех остальных. Мой сын предпочел этим обломком распороть себе щеку, но не оставаться связанным ни мгновения дольше. Вот это был мой сын! А тот, кто позволил обойти себя каким-то слэттам и увести невесту из-под носа,- это не мой сын!
        Конунговы гости потихоньку вжимали головы в плечи. Слова кюны падали на головы раскаленными углями, и каждому хотелось спрятаться от них. Даже те, кто не участвовал в походе на Квиттинг, невольно чувствовали себя виноватыми в том позоре. При этом все бросали сочувствующие глаза на Торварда ярла, сидевшего в кругу парней возле среднего очага. Все эти язвительные речи на самом деле предназначались ему, но его-то смутили меньше всех.
        -Перестань, госпожа моя!- спокойно сказал Торвард ярл, подняв голову. Торбранд конунг сунул в угол рта новую соломинку, с любопытством глядя на сына и располагаясь понаблюдать, как тот будет выкручиваться.- По-твоему, я непременно должен брать в жены любую девушку, даже если она мне не очень понравилась, лишь бы она не досталась никому другому? Если тебе уж так нужна невестка, что же ты раньше не говорила? Понятное дело: годы идут, силы уже не те, а по дому столько хлопот…- с мнимой степенностью, поддразнивая, рассуждал он, словно бы не видя, что мать тихо закипает. Торвард ярл не хвастал, когда говорил Хельги, что умеет с ней управляться.- Ну, ладно, я тебе привезу десяток новых рабынь с Зеленых островов. Даже дочь какого-нибудь тамошнего рига, если под руку попадется.
        -Не мели ерунды!- с досадой крикнула кюна, задетая рассуждением, что «годы идут».
        Это было чистейшим издевательством - никто не дал бы кюне Хёрдис ее сорока семи лет. Конечно, она уже не отличалась такой стройностью, как в далекий и роковой день начала Квиттингской войны, фигура ее приобрела дородность, но лицо оставалось свежим, румяным, морщины не бросались в глаза, а взгляд блестел напористо и оживленно, и знаменитые черные брови, правая чуть выше левой, не потеряли своей красоты.
        -Не каждый день бывает случай отнять что-нибудь у слэттов!- гневно продолжала она.- А ты упустил этот случай. И даже позволил слэттам отнять кое-что у тебя. Неважно что!- Кюна Хёрдис наклонилась вперед со своего высокого сиденья и впилась взглядом в лицо сына.- Боюсь, что ты опозорил нас, Торвард сын Торбранда!
        -Я так не думаю,- с упрямым спокойствием ответил Торвард.- У меня была там другая цель.
        -Какая же, хотелось бы знать?
        -Я хотел посмотреть Великанью долину,- небрежно бросил Торвард.
        Он никому не стал рассказывать о встрече с Дагейдой, даже матери. Но кюна Хёрдис была достаточно проницательна и поняла, что ее сын узнал на Квиттинге что-то такое, о чем не хочет говорить. Это обеспокоило ее, и на какое-то время она примолкла.
        -Дело не в девушках,- начала она чуть погодя, когда в гриднице опять загудела болтовня.- Дело в том, что теперь Хеймир конунг укрепится на Квиттинге, притом в самом сердце Квиттинга, в Медном лесу!
        -Вот это верно!- хрипло поддержал ее Ормкель Неспящий Глаз, крепкий хирдман лет сорока со шрамом, оттянувшим вниз угол правого глаза. Светлые волосы он зачесывал назад, так что широкий, залысый, блестящий лоб оставался открытым. Благодаря шраму и острому блеску серых глаз вид у Ормкеля был решительный и немного даже свирепый.- Пока слэтты ползали по восточному побережью, подальше от нас, это было еще ничего! Хотя этот Хеймир конунг уселся на все железо, а мы за каждый пеннинг железа должны платить по пеннингу серебра! А теперь он заберется еще и в Медный лес! И тогда мы, хозяйка, ржавого гвоздя не увидим! И будем биться каменными топорами, как бергбуры! Ну и войско у нас будет, случись что! Я тоже говорю: если бы ты, Торвард ярл, был порасторопнее, то железо Медного леса стало бы наше!
        -Не болтай чепухи, Ормкель!- крикнул Халльмунд, которого эти упреки задевали сильнее, чем самого Торварда.- Никакая расторопность там не помогла бы! Эту девчонку нам не отдали бы, даже если бы мы были ловчее Скирнира, когда он сватался к Герд! Эти квитты на Золотом озере знать нас не хотят! Чудо уже то, что нас вообще там принимали!
        Халльмунд бросил сердитый взгляд на кюну Хёрдис. В глазах квиттов Торвард был «сыном ведьмы», и не его матери было его винить, если он там не добился успеха.
        -Э, да тебя надо учить, что делать!- не смущаясь, отозвался Ормкель.- Ты еще не справляешься без воспитателя! Если вам не хотели отдать ее добром, почему бы вам не увезти ее силой?
        -И что бы это дало?- вступил отец Халльмунда, Эрнольв Одноглазый.- Можно украсть девушку, но нельзя вместе с ней украсть все железо Медного леса!
        -Но тогда Вигмар Лисица был бы с нами в родстве, хочет он того или нет!
        -Само по себе родство еще ничего не значит! Наш конунг через жену тоже в родстве с Асольвом Непризнанным. А много нам это помогло? Квитты и знать не хотят родства с нами!
        Эрнольв ярл глянул на кюну Хёрдис и смело встретил ее недобрый, колючий взгляд. Вся сага о том, как Хёрдис Колдунья стала кюной Хёрдис, прошла у него на глазах, и он когда-то ставил Торбранду конунгу от лица всей дружины те условия, на которых фьялли соглашались принять эту женщину и признать своей повелительницей. Кюна Хёрдис знала, что Эрнольв Одноглазый тогда подчинился необходимости, но не любит ее и не боится ее. Рослый, могучий, с длинными полуседыми волосами и бородой, с морщинистым лицом, сплошь покрытым мелкими багровыми шрамиками от давней болезни, с опущенным левым веком, Эрнольв ярл выглядел так жутко, что видевшие его впервые не могли удержать невольного крика, как при виде настоящего великана. В душе это был очень добрый, справедливый и преданный человек, но твердый в своих мнениях, и все эти двадцать пять лет он только мирился с ведьмой Хёрдис, но так и не смог в душе принять ее. Он не мог забыть той бури у квиттингских берегов, которую двадцать семь лет назад вызвала своими чарами ведьма Хёрдис и в которой погиб его старший брат Халльмунд.
        -Предложи какой-нибудь другой способ, Эрнольв ярл, если ты умнее других!- с ядовитой почтительностью сказала она.- Придумай что-нибудь такое, чтобы железо Медного леса досталось нам. А ту девчонку, так и быть, пусть забирают слэтты.
        -Я уже предлагал один способ. Торвард ярл должен посвататься к Хельге, дочери Дага Кремневого. И при этом нужно оказать ее родне все уважение, чтобы склонить их на нашу сторону. А если мы будем в родстве с таким человеком, как Даг Кремневый, то мы будем в равном положении со слэттами. И получим все железо, которое нам нужно.
        -Чтобы мы кланялись квиттам?!- Кюна Хёрдис возмущенно сверкнула глазами.- Ты уже знаешь, что я об этом думаю! Я надеялась, ты с тех пор придумал что-нибудь получше!
        -Ничего получше не придумаешь.
        -А этому не бывать! Чтобы фьялли «оказывали все уважение» квиттам, которых столько раз побеждали!
        -Восточных квиттов и Дага Кремневого мы не побеждали!
        -Тем более! Ты бы лучше подумал, как их победить, если ты еще мужчина, Эрнольв ярл!
        -Я - мужчина, в этом никому не приходится сомневаться!- Спокойное лицо Эрнольва изменилось, единственный глаз сверкнул. Даже у его терпения был предел.- И пока я мужчина, я не позволю, чтобы мной распоряжалась женщина и указывала, куда мне идти и что делать! Мой конунг - не ты, хозяйка!
        -Прекратите!- Торбранд конунг вынул изо рта соломинку и слегка повел ею в воздухе. Кюна Хёрдис бросила на него возбужденный взгляд, но промолчала, Эрнольв ярл тоже не ответил.- Этот спор ни к чему не ведет. Может быть, пока у нас нет средства заполучить железо Медного леса и эти чудесные мечи, которые ковал еще древний конунг, но можно что-нибудь придумать, чтобы их не заполучили слэтты. Я жду, что вы мне подскажете.
        Ярлы, хирдманы, простые жители фьорда переглядывались, шептались, но предложить никто ничего не брался. Фреймар ярл, сын недавно умершего Хродмара ярла и любимец конунга, посматривал на Торварда с легкой усмешкой, всем видом намекая, что сам на его месте справился бы с делом получше. Кюна Хёрдис сидела молча, крепко сжав губы, и только ее черная правая бровь подрагивала, выдавая внутреннее возбуждение.
        Прошло несколько дней, никто не возобновлял этого разговора. Торвард ярл целые дни проводил возле своих кораблей, почти готовых к отплытию на Зеленые острова. Железа, так необходимого фьяллям, там, правда, не было, зато племена уладов и эриннов славились изготовлением тонких и прочных льняных тканей, искусных изделий из золота и бронзы, отлично выделанной кожи, а также стройными зеленоглазыми девушками, которые везде ценились дороже прочих. В случае удачного похода все это можно будет потом на каком-нибудь из торгов Морского Пути обменять на то же самое квиттингское железо.
        Ормкель Неспящий Глаз собирался в числе прочих отплыть с Торвардом ярлом. Но однажды его разыскала девушка-рабыня и передала, что его зовет кюна Хёрдис. Хирдмана провели в женский покой, где кюна сидела на покрытой мехом лежанке. Отослав служанок к дверям, она велела Ормкелю сесть, и он опустился на деревянную приступку лежанки напротив нее.
        -Я позвала тебя, Ормкель, потому что я кое-что придумала насчет тебя,- сказала ему кюна. В руках она вертела маленький острый нож с бронзовой рукоятью в виде уродливой троллиной головы, которой почему-то приписывали колдовские свойства, чего на самом деле не было. На запястье кюны сверкало золотое обручье в виде свернувшегося дракона, с белыми камешками в глазах, похожими на застывшие льдинки.- Думаю, тебе нечего делать на Зеленых островах.
        -Вот как?- Ормкель хмыкнул.
        -Да. Я думаю, для тебя найдется дело в другом месте.
        -Где же?
        -На Квиттинге. В Медном лесу.
        Ормкель еще раз хмыкнул и покрутил головой.
        -Уж не хочешь ли ты, чтобы я приволок сюда эту девчонку? Из-за которой заварилась вся каша?
        -Нет, девчонка мне ни к чему. Торбранд конунг правильно сказал, что нам нужно делать. Если мы не можем сейчас прибрать к рукам квиттингское железо и эти мечи, надо постараться, чтобы их не прибрали к рукам слэтты. Надо поссорить слэттов и Вигмара Лисицу. Надо помешать этой свадьбе. Их согласие и так ненадежно. Надо только бросить камень, и все рассыплется. Я хочу, чтобы этим камнем был ты, Ормкель.
        Ормкель опять хмыкнул и покрутил головой.
        -Вот чем-чем, а камнем бывать еще не приходилось,- проворчал он.- Если бы у всех квиттов была одна шея, я бы их с удовольствием придушил!- И он сжал крупный жилистый кулак, будто уже душил кого-то невидимого.- Сволочное племя! Давить их всех к троллиной матери!
        -Потише!- Кюна Хёрдис усмехнулась.- Ты забыл, что я тоже квиттинка родом!
        -Ты!- Ормкель с сомнением глянул на нее.- Ты, кюна, родом ведьма, и человеческие племена тебе не родня.
        -Поговори у меня!- Хёрдис гневно нахмурила черные брови, ее глаза сверкнули, и Ормкеля пробрала дрожь.- Я выбрала тебя, потому что в тебе больше толку, чем в остальных. Не заставляй меня пожалеть об этом.
        -Ну, ладно. Чего ты хотела?
        -У всех квиттов нет одной шеи, но есть одна голова,- успокаиваясь, заговорила кюна Хёрдис.- Это Бергвид Черная Шкура. Ты знаешь, кто это такой.
        -Еще бы не знать! Покажи мне такого младенца больше трех дней от роду, чтобы он не знал Черную Шкуру! Но ты же говорила, что Торвард ярл должен убить его.
        -И это будет.- Хёрдис уверенно кивнула.- Но нескоро. До тех пор мой сын сам станет конунгом. А пока Бергвид жив, мы заставим его приносить нам пользу. Он ненавидит нас, утверждает, что мы продали его с матерью в рабство. Жаль, что мне тогда было не до них! Они бы у меня узнали рабство!
        Кюна Хёрдис досадливо прикусила губу: все эти долгие двадцать пять лет она не могла себе простить, что после Битвы Чудовищ так легко поверила, будто мертвая женщина в платье кюны Даллы и есть кюна Далла, вдова Стюрмира конунга. Ей бы тогда догадаться, что все не так просто! Она обязательно догадалась бы, не будь она такой усталой после битвы, в которой потрудилась не меньше любого воина. Ах, если бы она велела поискать среди пленных молодую женщину с трехлетним мальчиком! Ах, если бы их нашли и привезли в Аскефьорд! Даже сейчас у Хёрдис сладко сжималось сердце при мысли, что она, рожденная рабыней, могла бы повелевать кюной квиттов! Та, от которой она до войны была далека, как козявка от солнца, стала бы подавать ей башмаки и завязывать ремни! Вот когда она вполне насладилась бы победой над судьбой!
        Можно было бы здесь заметить, что побочная дочь Фрейвида Огниво, ставшая женой Торбранда конунга и кюной Фьялленланда, и так не осталась в убытке. Но такова была Хёрдис - рабыня она или повелительница, ее нрав оставался при ней. Ей всегда не хватало того, что она имела, никакие жизненные завоевания не казались ей достаточными, всегда перед глазами мелькало что-то еще, еще какая-то недостигнутая или недостижимая цель, без которой она не могла чувствовать себя удовлетворенной. Она так ненавидела Квиттинг, землю, на которой жила сначала рабыней, а потом женой великана Свальнира, но, когда она наконец ушла оттуда, Квиттинг не ушел из ее мыслей. Он не признал ее своей, он проклинал ее, а она хотела быть там, где ее не хотели видеть, хотела управлять тем, что не хотело ей подчиниться, управлять хотя бы чужими руками, даже не ожидая никаких особых выгод для себя. Просто она так хотела, и собственного желания ей было достаточно, чтобы сдвинуть горы.
        Не каждая рабыня может стать женой конунга.
        -Важно то, что слэттов Бергвид ненавидит тоже,- продолжала она.- И Вигмара Лисицу, как любого, кто не хочет подчиниться его власти, кто не желает признавать его конунгом квиттов. А Вигмар не признаёт его и никогда не признает - зачем ему такой конунг, когда у него и так есть все, что ему нужно? Если Бергвид узнает, что Вигмар выдает свою дочку за Хельги ярла, он взбесится и полезет на стену. Он захочет помешать этой свадьбе, если только сумеет. Вот я и хочу, чтобы он сумел. Чтобы кто-то помог ему. Например, ты.
        -Я?
        -Да. Ты пойдешь к нему, расскажешь ему об этом обручении и растолкуешь, чем ему это грозит, если он сам не понял. А когда он пойдет войной на Вигмара Лисицу, мы тоже придем и добьем победителя.
        -А чего мне там делать?- Ормкель не пришел в восторг от этих замыслов и казался озадаченным.- Он и сам все это сообразит.
        -А если нет? Умом он никогда не отличался, как и вся его родня. А главное - я должна знать, когда Торбранду конунгу собирать войско и когда вести его на Квиттинг. Для этого мне нужен там свой человек.
        -Но как я дам тебе знать? Пока я доберусь оттуда сюда, уже будет поздно.
        -Ничего не давай, я сама возьму!- Кюна Хёрдис усмехнулась.- Вот так!
        Она быстро протянула руки к голове Ормкеля и маленьким бронзовым ножом срезала прядь светлых волос. Ормкель охнул и отшатнулся, а кюна уже помахивала прядью, как боевой добычей.
        -Вот это расскажет мне все о тебе!- посмеиваясь, сказала она.- Я буду все о тебе знать, а тебе для этого больше ничего не придется делать.
        -Не думаю, чтобы из этого что-то вышло!- недовольно ответил Ормкель, видя, что попался. Прядь волос, как любая часть живого человека, дает власть над ним, и он с головой очутился в руках ведьмы Хёрдис.- Квитты меня знают. Да Бергвид и не поверит ни одному фьяллю.
        -Поверит!- уверенно ответила Хёрдис.- Он собирает к себе всякую шваль и никогда не смотрит, какого она племени. Он набирает себе в дружину всех, кто приходит: беглых рабов, объявленных вне закона, хоть троллей рогатых! Скажи ему, что поссорился с Торбрандом конунгом, и Бергвид примет тебя как лучшего друга! Можешь приносить какие угодно клятвы, я сама позабочусь, чтобы боги на тебя не гневались. Позаботься только о том, чтобы вовремя исчезнуть, когда дело дойдет до драки. Как там выжить, тебя не нужно учить. Ты это умеешь сам, потому я и выбрала тебя.
        -Не умел бы, хозяйка, не сидел бы я теперь тут… Ормкель ушел, а кюна Хёрдис еще некоторое время сидела на лежанке, играя маленьким ножом с троллиной головой. Она знала еще одну важную вещь, которой не сказала Ормкелю. Ворожба открыла ей, что сын ее Торвард когда-то убьет Бергвида Черную Шкуру. Но она также знала, что перед этим Бергвид убьет Ормкеля. До тех пор еще много, очень много времени, но тем больше у Ормкеля оснований пойти к Бергвиду и заставить его служить фьяллям. Хёрдис Колдунья давала Ормкелю возможность заранее отомстить за свою будущую смерть, а такая удача выпадает не каждому! Он должен быть ей благодарен! Вот и пусть постарается ради своей же будущей чести!

* * *
        Вскоре после праздника Середины лета Альдона собралась в Кремнистый Склон. Не было ничего особенного в том, что дочь Вигмара Лисицы хочет оказать внимание хёвдингу соседней округи и своему бывшему воспитателю в придачу. Но вся усадьба знала, что на самом деле она едет за Лейкниром. После их с Бьёрном отъезда полная людей усадьба стала казаться Альдоне пустой, и отсутствие брата Бьёрна здесь было ни при чем. Всегда, сколько она себя помнила, Лейкнир находился рядом с ней; стоило ей вызвать в памяти любой, выдающийся или обычный, случайно припомнившийся день восьми-, десяти-, двенадцатилетней давности, и Лейкнир Грива, то подросток, то взрослый молодой мужчина, но всегда одинаково непричесанный, обнаруживался в картине воспоминания где-то возле нее. А если его не было, то она точно знала, где он, зачем удалился и когда должен вернуться. Он принадлежал ей, как собственная рука, и так же всегда был наготове для любого дела. И теперь, когда он вдруг пропал, потерялся, уехал, ничего не сказав о возвращении, она чувствовала такую же растерянность, как если бы от нее впрямь сбежала рука или нога.
        Знатные гости разъехались, волнения улеглись, разговоры об этом надоели, все стало как всегда. Усадьба Каменный Кабан теперь казалась тихой, малолюдной, скучной. Раньше длинноногий, длиннорукий и шумный Лейкнир заполнял собой всю усадьбу: куда ни пойдешь, он то сидит у очага и оживленно с кем-то спорит, то борется с кем-то во дворе, одновременно поучая противника, что тому делать, то хохочет громче всех, если рассказывают что-то забавное. А теперь он исчез, и на его месте образовалась заметная пустота. Пустота эта шла за Альдоной, куда бы она ни направилась. Казалось, весь дом утратил что-то важное и стал бессмысленным и безвкусным, как каша без соли. Исчез человек, который все эти годы будил в душе Альдоны вкус к жизни и придавал смысл всему остальному, а теперь она в изумлении вглядывалась в окружающие предметы, пытаясь понять, что в них изменилось. Ей было скучно хлопотать утром по хозяйству, зная, что нигде она не наткнется на знакомое плечо и лохматый светло-желтый хвост волос, кое-как связанный ремешком, и скучно было прясть вечерами. Лейкнир имел привычку сидеть на полу возле ее прялки,
слева, там, где он не мешал ее руке с веретеном, и касаться плечом ее колен; она еще всегда грозила приплести к нити его «гриву». Теперь он там больше не сидел, и непонятно стало, зачем вообще прясть.
        Даже праздник Середины лета, самые счастливые и радостные дни в году, показался скучноватым. Никто не принес им в девичью спозаранку огромную охапку луговых цветов и не вывалил на лежанку, как в прошлом году, когда они с Гьёрдис и Эльгердой, тогда еще незамужней, еле выбрались из-под этого снопа, визжа от прикосновения к теплой коже отчаянно-холодной росы. И танцы в этот раз показались бессмысленным топтанием, потому что во всем мужском кругу не нашлось никого интересного. В усадьбе и округе имелось сколько угодно мужчин, и все они явились на луговину к большому праздничному костру, но Альдона смотрела на них равнодушно. Все они были в ее глазах одинаковы, потому что она знала: того, кто любит ее больше жизни, среди них нет. И все эти красавцы, одетые в лучшие цветные рубахи, казались ей не лучше стада баранов. И собственная красота утратила смысл, и новое платье не радовало Альдону, потому что кто же будет на нее смотреть? Того, кому она всегда нравилась, рядом с ней нет. Он сидит где-то на луговине под Раудбергой и бессмысленно кидает веточки в костер; ему так же скучно, как ей. И вот они имеют,
считай, два испорченных праздника.
        Дни тянулись, не принося облегчения, и после середины лета выносить эту пустоту стало невозможно: Альдона не спала по ночам, ворочалась, беспокоилась, как будто потеряла ключ от ларца с самым дорогим сокровищем. Так не могло больше продолжаться. Когда он вернется, все в мире встанет на свои места. А если для этого надо сесть на лошадь и пять дней потрястись в седле - ну, что ж, ничто хорошее не дается даром.
        Вигмар Лисица тоже знал, зачем она едет, но и не подумал ее отговаривать. Слэтты слэттами, а терять такого сильного и надежного человека из дружины он вовсе не хотел.
        Когда Альдона с братом Ульвигом и пятью хирдманами въехала в знакомый двор Кремнистого Склона, перед домом было пусто: вовсю шел сенокос, и в полдень мало кого удавалось застать. Но ей не требовалось провожатых: Альдона и сама знала тут каждую дверь. Она прошла в сени, заглянула в спальный покой. И сразу увидела более чем знакомую спину и светло-желтый нечесаный хвост, перевязанный ремешком и перекосившийся набок.
        Лейкнир только что вернулся с луга и переодевался, бросив на приступку серую от пыли рубаху с мокрыми пятнами от умывания. Вдруг что-то мягко толкнуло его сзади; впространстве вокруг что-то изменилось, словно новый луч прорезал воздух. Лейкнир обернулся и застыл, держа перед собой чистую рубашку со вдетыми в рукава руками. В дверном проеме стояла Альдона и смотрела на него. Из открытой двери во двор на нее падало достаточно света, он видел золотисто-огненный блеск ее волос и полинявшее, отлично ему знакомое синее платье с вышитыми на подоле красными драконами. С правой стороны, у самого низа, на ткани чернела подпалина - Лейкнир хоть сейчас мог бы рассказать, каким образом это платье так пострадало, что теперь годилось только в дорогу.
        Это не видение и не сон, это она сама, живая и настоящая. Он не спрашивал, что ее привело, это было неважно. Она появилась, и мир осветился, дышать стало легко. Жизнь обрела смысл, в ней сразу открылись какие-то широкие и светлые просторы - потому что она, его солнце, снова засияла перед глазами.
        Альдона немного постояла, рассматривая его: она слегка сомневалась, хорошо ли он ее встретит после того, что считал ее изменой, после прощания, которое считал последним. Но нельзя сказать, чтобы она слишком тревожилась. Первый же взгляд на его изумленно-просветленное лицо убедил ее, что никаких злых чудес не произошло, что Лейкнир остался прежним, тем, к которому она привыкла, а значит, ни мириться с ним, ни смирять его не нужно - нужно только немного его утешить.
        Он молчал, и она прошла в покой, взялась за подол рубашки и натянула ее на него. Лейкнир поспешно сунул голову в ворот и вынырнул опять, торопясь скорее увидеть ее. И увидел ту самую снисходительную улыбку, которая уже восемь лет была солнцем его жизни. Тоже мне, великий воин! Рубахи надеть не умеет!- казалось, говорила она, и это означало, что все пошло по-прежнему.
        -Ты заболел?- насмешливо осведомилась Альдона, когда он, торопливо оправив рубаху, схватил ее за руку.
        -Я?- переспросил Лейкнир, видя в этом простом вопросе внимание к его судьбе, которое для него составляло счастье.- Нет.
        -Тогда почему ты так долго пропадаешь? За это время можно было оповестить о наших делах весь Медный лес и даже сложить хвалебную песнь из двадцати вис с припевом. Ты этим занимался?
        -Нет,- все еще растерянно ответил Лейкнир, никогда не сочинявший стихов. Голос его звучал хрипловато: волнение так сдавило горло, что трудно было говорить.
        -А чем?
        «Думал о тебе»,- хотел он сказать, но молчал, потому что ответ ясно отражался в его глазах. Именно это было его основным занятием, от которого он всячески старался избавиться, но к которому против воли все время возвращался.
        -А ты с тех пор хоть раз причесывался?- Альдона дернула его за конец ремешка на волосах и снисходительно усмехнулась, отлично зная, как он не любит причесываться. В прежние времена его «грива» имела приличный вид, только если сама Альдона бралась привести ее в порядок.
        -Да,- честно ответил Лейкнир. После бани он два раза проводил гребнем по голове и считал дело сделанным.
        -Оно и видно. А гребень у тебя есть?
        Лейкнир кинулся к ларю и вынул костяной гребень с резьбой - его подарила сама Альдона лет пять назад, сопровождая своим любимым пожеланием причесаться, и Лейкнир берег его, как величайшее сокровище. Сейчас ему казалось, что Альдона спрашивает, сохранил ли он ее подарок, и он спешил предъявить его как доказательство своей преданности.
        Альдона взяла гребень, села на лежанку и знаком потребовала к себе его голову. Лейкнир встал на колени и опустил голову на руки своей богини, и в сердце его крепло и утверждалось ликование, по мере того как он убеждался, что это все наяву. Альдона стянула ремешок с его волос и принялась перебирать светлые, густые, порядком свалявшиеся пряди. Оно всегда так: запустишь работу, потом придется делать намного больше. И за этим привычным занятием она ощутила, что все в мире встало на свои места и душа ее успокаивается. Будущее готовило ей большие перемены, но пока срок не пришел, она желала, чтобы все оставалось по-старому как можно дольше. И Лейкнир тоже.
        Отложив гребень, она все перебирала его волосы одной рукой, а вторую он ей не давал вытащить из-под своей щеки; потом он приподнял голову и стал целовать эту руку, сначала ладонь, потом запястье, даже рукав, с такой самозабвенной жадностью, как будто каждый поцелуй был глотком воды для умирающего от жажды.
        -Ты скучал по мне?- сочувственно спросила она, ничуть не сомневаясь в ответе и своим вопросом только позволяя ему высказаться.
        -Я тут чуть не умер,- прямо ответил Лейкнир, подняв голову и глядя на нее снизу вверх.
        -Отчего?- Альдона улыбнулась, чтобы он не смотрел так отчаянно.- Съел чего-нибудь не то?
        -Нет.- Он еще не расположен был улыбаться.- Без тебя.
        Альдона усмехнулась, словно при ней ребенок сказал что-то очень забавное, но потом наклонилась к его лицу и поцеловала его совсем не как ребенка. Лейкнир снизу обхватил ее за плечи, чтобы продлить поцелуй как можно дольше, раз уж она так расщедрилась, потом приподнялся, сел с ней рядом, а ее опрокинул спиной на лежанку, продолжая целовать ее губы, щеки, шею. Это тоже не было между ними новостью, но случалось гораздо реже, чем ему хотелось бы, и позволялось только в исключительных случаях. Сейчас такой случай настал. И Альдона не очень скоро начала отбиваться, пока он совсем не забылся и не зашел слишком далеко. Здесь, в его доме, за пять дней пути от Золотого озера, ничто не напоминало ей о нареченном женихе и она о нем совершено не помнила. Лейкнир, часть ее самой, сейчас полностью занимал ее ум и сердце.
        На другое утро, пока мужчины были в лугах, фру Эйвильда с дочерью и бывшей воспитанницей сидели в девичьей за шитьем.
        -Должно быть, это обручение с сыном конунга все у вас почитают большой удачей? Тебе, должно быть, очень понравился этот слэтт?- вежливо, стараясь не быть навязчивой, расспрашивала фру Эйвильда. В первую очередь ее занимало, на что же еще может надеяться ее собственный сын.
        -Он меня удивил!- смеясь, отвечала Альдона. Здесь само ее знакомство с Хельги сыном Хеймира казалось неправдоподобным, как будто она вспоминает не события собственной жизни, а услышанную где-то сагу.- Я, правда, подозреваю, что он влюблен не в меня, а в валькирию Альвкару. Ту, что спит где-то на горе.
        -Он, я слышала, высок ростом и красив? Но только немного молчалив, да?
        -Да, разговорчивым его не назовешь. Но он совсем не глуп. Глупцы, знаешь ли, часто бывают разговорчивы, но и молчаливость сама по себе еще не признак ума. А Хельги ярл неглуп, он учтив, добросердечен, прямодушен, может быть хорошим собеседником. У него много достоинств. А если вспомнить, что он будет конунгом слэттов… Короче, лучшего мужа и не придумаешь. Я бы даже сказала, что он так хорош, что его надо хранить в сундуке под надежным замком.
        -Но только с нашим конунгом ему не сравниться!- вставила Эйра.- Вот кого я считаю лучшим из мужчин на всем свете!
        -С нашим конунгом?- Альдона не поняла ее.- О ком ты?
        -Конечно, о Бергвиде конунге. О ком же еще?
        -Ах, вот что!- Альдона сперва удивилась, потом рассмеялась.- Вот в чем дело! Так вы, значит, собрали тут «домашний тинг» и порешили признать Бергвида сына Стюрмира конунгом над вашим родом? У нас-то его конунгом не зовут.
        -И напрасно!- Эйра начала волноваться, ее глаза засверкали, брови задергались.- Бергвид конунг по праву должен владеть Квиттингом! Он - законный наследник Стюрмира конунга, его единственный сын!
        -Но тинг никогда не признавал его!
        -Это твой отец никогда не признавал его, потому-то тинг и не собран до сих пор! Бергвид конунг не нуждается в признаниях тинга! Он своими подвигами заслужил право быть конунгом квиттов! Он мстит за нас!
        -От его мести нам не меньше вреда, чем пользы! Ну, ладно, не волнуйся!- Альдона усмехнулась.- На тинге девичьей нам все равно не придумать ничего умного, оставим это для мужчин. Но я поостереглась бы назвать лучшим на свете человека, которого никогда не видела.
        -Мне не нужно его видеть!- пылко воскликнула Эйра, глядя куда-то в пространство над головой Альдоны, как будто там, на стене, находился образ Бергвида конунга во всем блеске, которым его одело ее живое воображение.- Зачем видеть, когда о нем столько говорят? Я его не видела, зато я ни о ком другом не слышала так много! Нет другого человека, о котором на Квиттинге так много говорят!
        Альдона усмехнулась и качнула головой: она вовсе не считала, что о Бергвиде говорят так уж много, но Эйра в своем увлечении слышала только то, что его касалось, и каждой мелочи придавала какое-то необычайно большое значение.
        -Я все о нем знаю! Я знаю все его подвиги, все качества, которые его так прославили!
        -Например, его редкую неучтивость!- смеясь, подсказала Альдона.- Хельги ярл рассказывал, что при встрече Бергвид бранил его безо всякой справедливости, обвинял во всяких бесчестных поступках и наговорил кучу бесстыдного вздора!
        -Откуда ты знаешь, вздор ли это был?- Эйра обиделась.- Он говорил то, что думал! Он всегда говорит то, что думает, прямо и честно, а никогда не бьет исподтишка, как свойственно трусам и подлецам! Он всегда открыто говорит со своими врагами! Даже если иные и считают его неучтивым, то и в этом можно найти достоинство. Если человек груб, то он, по меньшей мере, говорит то, что думает, и не лжет! Он правдив, и ты действительно знаешь, что он думает. А если человек улыбается тебе и произносит разные приятные слова,- подвижное лицо Эйры изобразило слащавую ухмылочку,- это значит только то, что он хорошо воспитан или притворяется ради своей выгоды! Мыслей учтивого человека ты никогда не узнаешь! Чего в этом хорошего? Он закрыт для тебя, ты говоришь с ним вслепую, ты блуждаешь в потемках, и он заведет тебя в пропасть, а ты и не будешь об этом заранее знать! И пропадешь!
        -Но если человек всем говорит то, что думает, у него будет гораздо больше врагов, чем нужно!- Эта защита грубости озадачила Альдону, она увлеклась спором и заговорила почти так же горячо и возбужденно, как Эйра.- Если он действительно думает, что весь Средний Мир ему должен за то, что его мать и он пятнадцать лет прожили в рабстве…
        -В этом и правда есть виноватые! И первый - Хельги хёвдинг, дед твоего Хельги ярла!
        -Оставь ты в покое Хельги хёвдинга! Он, говорят, уже умер, нам с тобой нет до него никакого дела!
        -Нет, есть!- настаивала Эйра.- Он ведь родной дед твоего обожаемого жениха! И твой Хельги ярл так же двуличен, как его дед! Он очень учтив, но знаешь ли ты его мысли? Любит ли он тебя? Он говорил тебе о своей любви?
        -У нас не было времени об этом побеседовать,- смеясь, заметила Альдона, надеясь прекратить этот ненужный спор.- Мы беседовали о более серьезных вещах, чем любовь.
        -Так что, может быть, он любит не тебя, а булатные мечи твоего отца.
        -Но, во всяком случае, ему нравится, как я пою. При том, что перед обручением мы были знакомы дней десять, это уже очень немало!
        -Ты чудесно поешь, этого достаточно, чтобы отдать тебе сердце любого мужчины, даже если бы ты и вполовину не была так красива!- Фру Эйвильда ласково закивала, тоже стараясь увести разговор в сторону от Бергвида. Если Вигмар Лисица узнает, что в Кремнистом Склоне завелись сторонники Бергвида Черной Шкуры, он будет очень недоволен.- Но, конечно, любовь мужа очень важна для девушки, если ей придется уехать с ним на чужбину, в такую даль от дома и родных…
        Альдона не ответила. Мысль об отъезде очень ее смущала, и теперь, когда после отъезда Хельги ярла его молчаливое обаяние на нее не действовало, отвязаться от неприятных мыслей о жизни среди чужих было трудно. Когда она думала о Слэттенланде, ей представлялась высоченная крутая гора, куда надо долго-долго подниматься мимо острых выступов и трещин, заросших серым льдом. А на вершине сидят на престолах двенадцать богов… то есть родичи Хельги ярла, сам его отец-конунг и прочая важная родня. В воображении Альдона видела их суровые, бледные, надменно-равнодушные лица, и все они смотрели на нее так строго, даже презрительно, точно спрашивали: «Ну, зачем ты явилась? Кто ты такая?» Это здесь, на Золотом озере, она сама считалась лучшей из лучших, дочерью хёвдинга и почти богиней Суль. А слэттам до этого нет дела, они будут ее презирать, потому что ее род совсем не знатен.
        -Он должен говорить со своей родней и прислать нам подарки, если его род согласится на свадьбу,- сказала Альдона чуть погодя.- Он обещал прислать их не позднее середины зимы. А если к середине зимы их не привезут, значит…
        -Конечно, их привезут!- Фру Эйвильда вздохнула и кивнула, стараясь ее подбодрить.- У тебя ведь такое приданое, какое не у каждой дочери конунга есть. И ты так красива. А Хельги ярл, надо думать, умеет настоять на своем.
        -Ну, а в крайнем случае у меня еще есть в запасе другой жених, ничуть не хуже, и тоже будущий конунг!- смеясь, сказала Альдона и постаралась прогнать все неприятные мысли.- Лучше давайте поговорим о Торварде ярле. Все-таки он вам родич. Вот про кого многие скажут, что он лучше всех мужчин! И даже шрам на лице его не слишком портит. Что ты о нем скажешь, Эйра?
        -Я не желаю его знать!- надменно отчеканила Эйра и вскинула голову, как будто ее пытались оскорбить.- Сын ведьмы и предательницы никогда не будет моим родичем! Он сын того, кто разорил Квиттинг, и он мне не брат!
        -Ах, ах!- Альдона всплеснула руками в насмешливом ужасе.- И, насколько я тебя знаю, ты и в лицо ему говорила, что не признаешь его за родню!
        -Боюсь, это так!- Фру Эйвильда попыталась улыбнуться, но на самом деле сумасбродная неучтивость дочери вовсе не казалась ей смешной.
        -Ну, ты истинная пара для Бергвида Черной Шкуры!- со смехом продолжала Альдона.- Вы с ним как два локтя от одного холста - оба вы отважны, прямодушны и непреклонны! Может, это и хорошо, когда мысли человека ясны всем вокруг!- уже серьезно заговорила она.- Но если его мысли злы, то радости в этом знании не будет. На пути ненависти еще никто не находил спасения. И чем искать себе врагов во фьяллях, слэттах и квиттах, лучше бы твоему Бергвиду подумать, как примирить эту вражду и дать Квиттингу мир! Если бы он нам его дал, вот тогда он стал бы конунгом по праву и мой отец признал бы его. Но он только злобствует, думает только о мести и тем подкармливает дракона, что терзает нас уже тридцать лет! И напрасно ты выбрала его себе в герои! Когда человек живет злобой, он никому не даст ничего хорошего! И если он так честен, что открыто заявляет о своей злобе, это его не украшает!
        -Гораздо лучше, если человек любит кого-то и не скрывает своей любви. Разве не так?- вмешалась фру Эйвильда, намекая на Лейкнира.
        -Это верно!- Альдона с удовольствием вспомнила о нем и улыбнулась.- Вон он, кстати, вернулся.
        Со двора послышались голоса, и Альдона вскочила с места. Конечно, Лейкнир недолго выдержал в луговинах с отцом и работниками, когда знал, что в доме его ждет сама богиня Суль. Она успела выскочить из дверей как раз вовремя, чтобы отнять ковшик у служанки и налить холодной воды ему на спину - со двора в гридницу долетали преувеличенно громкие вопли и смех. Бергвида Черную Шкуру Альдона выбросила из головы: он был ей не страшен, пока возле нее оставался Лейкнир. Разве он не обещал поддержать горящую крышу у нее над головой? А он всегда выполняет свои обещания и всегда говорит то, что думает.
        Через несколько дней Альдона поехала домой, к Золотому озеру. Вместе с ней отправился и Лейкнир: казалось, он принадлежит усадьбе Каменный Кабан так же прочно и неотделимо, как и она сама. Без нее родная усадьба была для него пустым местом, а его истинный дом был только возле Альдоны.

* * *
        Было еще совсем рано, но почти светло: в середине лета ночи почти что не бывает. Торвард ярл спустился по каменистой тропинке к площадке, откуда открывался вид на корабельные сараи Аскегорда у самой воды. Возле сараев уже раздавались голоса, а «Крылатый Дракон» стоял в воде у берега, готовый к отплытию. Этот корабль Торвард раздобыл в прошлогоднем походе и очень им гордился. Отличный, прекрасно построенный и почти новый дреки на двадцать восемь скамей имел на переднем штевне голову дракона, украшенную двумя большими ушами с гребнем на верхнем краю. Огромные уши скорее напоминали крылья; считалось, что название корабля «Крылатый Дракон», но между собой его называли просто «Ушастый».
        Несмотря на ранний час, Торвард ярл выглядел бодрым и сосредоточенным. Его черные волосы были тщательно расчесаны и заплетены в две косы, нарядный красный плащ был ровно посередине груди сколот большой серебряной застежкой с булавкой в виде молота. На башмаках красовались щегольские красные ремешки, на широком поясе блестели серебряные бляшки и подвески. Казалось, он собрался на праздник, и это утро действительно было для него праздничным: Торвард радовался, что наконец уплывает. В эту короткую летнюю ночь он почти не спал, выжидая, когда же пора будет уходить. Тайна Дагейды, которую он скрывал от всех, даже от той единственной, кто с ним ее делил,- от матери, измучила его. Его раздражало всеобщее любопытство, толки о неудачном сватовстве к дочери Вигмара Лисицы и предположения, что из этого выйдет. Ему хотелось забыть обо всем этом, и родной дом стал казаться душной темницей. И сейчас, перед выходом в море, его наполнял душевный подъем с примесью какой-то тревожной сосредоточенности. Мысленно он уже повернулся спиной ко всему тому, что его беспокоило здесь, но тревога еще не ушла из памяти и не
давала ему вздохнуть свободно.
        В стороне качнулись ветки орешника; Торвард поднял голову. Из-под ветвей выскользнула небольшая девичья фигурка и метнулась к нему. Быстро поднявшись, Торвард шагнул ей навстречу, обнял и приподнял на землей. Это была Тора, дочь Хумре рыбака из Серых Стен, дворика над самой водой, неподалеку от Аскегорда. Торвард любил всех девушек Аскефьорда, но Тору он в последний год любил больше прочих. Она не была самой красивой или самой веселой: небольшого роста, с коротким прямым носом и несколькими золотистыми веснушками, с зеленовато-серыми глазами и прямыми русыми волосами, она среди других не выделялась, но Торвард замечал в ней ум и внутреннюю силу, которые ценил и в мужчинах, и в женщинах.
        Тора отчаянно-крепко обхватила его за шею, как будто сила ее объятий могла кого-то спасти. Она тяжело дышала после того, как бежала всю дорогу от отцовского дворика, боясь опоздать. Но, обнимая Торварда, в то же время она знала, что все-таки опоздала. Она знала, что он, сидя на этом камне, думал вовсе не о ней, хотя им предстояли долгие месяцы разлуки. Потом встала на землю, отстранилась и посмотрела ему в лицо.
        -Собрался наконец,- сказала она.- А мне не сказал.
        -Так все же знали.- Торвард слегка пожал плечами.- Да и что меня провожать? Вчера напровожались.
        -Вчера - они,- Тора слегка кивнула в сторону Ясеневого Двора, имея в виду ярлов и дружину.- А сегодня - только я.
        Конечно, дочери рыбака не нашлось места на прощальном пиру.
        Они помолчали, Торвард опять сел на камень, Тора стояла рядом, слегка поглаживая его по волосам.
        -Хорошо, что ты не плывешь на Квиттинг,- сказала она чуть погодя.
        Торвард покосился на нее:
        -Все равно я не женюсь на дочери Вигмара. Не хочу иметь родню на Квиттинге.
        При этих словах он вспомнил свою квиттинскую родню - Асольва Непризнанного, Эйру… Дагейду. У него все-таки имелась родня на Квиттинге, и от этой родни ему не избавиться, но он мог хотя бы не связывать себя новыми узами с этим проклятым полуостровом. Впрочем, сватаясь к Альдоне, он еще ничего не знал о Дагейде. Ничего не знал…
        Но Тора думала о другом.
        -Если ты об этом, то мне все равно, женишься ты на ней или нет,- твердо, с независимым видом ответила она.- Рано или поздно ты все равно на ком-нибудь женишься, мне все равно. Но я не хочу, чтобы ты плавал на Квиттинг. Он тебя съест.
        Торвард промолчал. Еще недавно он только смеялся над теми баснями о квиттингских чудесах и чудовищах, которыми в Аскефьорде пугали детей, но теперь знал, как много в них правды. О самом главном, о Дагейде, никто никогда не рассказывал.
        -Я туда не пойду,- утешил он Тору.
        -Смотри не передумай,- предостерегла она.
        -Почему я должен…- Торвард поймал ее руку, подтянул ближе к себе и взял за талию, намереваясь посадить Тору к себе на колени, но она вдруг резко вырвалась, метнулась в сторону и пропала за кустами.
        Торвард обернулся: по тропинке от конунговой усадьбы к нему шла еще одна женщина. Это была его мать. Странно, она ведь не любительница подниматься так рано. Значит, у нее есть для этого причина.
        Говорить с матерью Торвард ярл не хотел: она уже сказала ему все, что могла, и он ей все ответил. Они знают мнение друг друга, и незачем сотрясать воздух бесполезными повторениями. Он поднялся на ноги, делая вид, что спускается к кораблю: там собралась уже почти вся дружина, на корабле суетился народ, привязывали парус - дул попутный ветер. Торвард с удовольствием думал, что еще немного - и он будет на корабле, а корабль отойдет от берега; потянутся мимо каменистые земли Аскефьорда, с рождения знакомые крыши усадеб и дворов, лужайки с серыми и белыми пятнами пасущихся коз, площадки для сушки сетей, корабельные сараи и все прочее; три старые ели, которые оживают по ночам, потом Дозорный мыс - и в море. Аскефьорд смотрел на Буревой Котел - одно из внешних морей Морского Пути, прямо выходящих в океан. И пусть ветер и волны несут его на юго-запад, прочь от земель Морского Пути, к Зеленым островам, где язык, обычаи и люди другие. Торвард ярл любил свою родину, но сейчас ему отчаянно хотелось чего-то другого, совсем другого!
        -Подожди, сын мой!- окликнула кюна Хёрдис, и Торвард остановился.- Я хочу сказать тебе еще пару слов.
        Она подошла к нему, но не говорила обещанных слов, а внимательно смотрела в лицо сына, сосредоточенное и немного хмурое. Торвард глянул на нее и отвел глаза. Раньше, пока он лишь смутно ощущал, что мать скрывает от него какую-то тайну, это создавало невидимую стену между ними; теперь же, когда он точно знал, что это за тайна, стена между ним и матерью стала еще выше и крепче.
        -Может быть, ты все-таки передумаешь?- сказала наконец кюна.
        Сейчас у нее был непривычно кроткий вид, она не приказывала, как обычно, а словно бы просила, но это смущало Торварда и усиливало его желание скорее от нее уйти.
        -Я не могу, госпожа моя.- Торвард коротко мотнул головой.- Дружина готова, корабль готов, а я не маленький ребенок, чтобы не знать, чего хочу.
        -Но тебе не надо отменять поход. Тебе надо будет лишь немного сменить направление - плыть не на юго-запад, а на юг. Там можно взять не меньше добычи. Я научу тебя, как это сделать.
        Торвард усмехнулся и покрутил головой. Ничего себе, немного сменить! Мать намекала на Квиттинг, а туда он хотел сейчас меньше всего. И никакой добычей его нельзя было туда заманить.
        -Туда поплывет твой отец. Неужели ты не хочешь быть рядом с ним?
        -Я дал клятву. Я не враг Вигмару Лисице. Он принимал меня в доме как друга.
        -Квитты и слэтты никогда не будут нашими друзьями. Пока боги не сотворят во Фьялленланде собственные железные копи, нам придется с ними воевать.
        Торвард смотрел под ноги и, как ребенок, поддавал носками башмаков мелкие камешки, которые прыгали вниз по тропе. Все это он знал, но решение принято, а упрямством сын Хёрдис мог поспорить и с матерью.
        Кюна фьяллей с неудовольствием хмурила свои черные брови, но молчала. Сын был вторым, кроме мужа, существом на свете, с которым она не всегда могла справиться. И он был первым и единственным созданием, которое она любила. Любовь эта выражалась в том, что Торварду ярлу удавалось, невольно и для себя самого неведомо, поколебать самое сильное качество его матери - ее упрямую самоуверенность. В жизни ей много приходилось спорить с разными людьми и не-людьми, но только Торварду удавалось заронить в ней сомнение в своей правоте.
        Она хотела, чтобы он отправился на Квиттинг, потому что родство с древними силами гор, о котором он сам, как думала Хёрдис, ничего не знал, обеспечило бы ему помощь, на которую не мог рассчитывать его отец. Но он этого не хотел. И кюна Хёрдис не могла с ним спорить. Она была рослой женщиной, но сын был выше ее на целую голову; она с досадой и гордостью оглядывала его мощную фигуру, широкие плечи, сильные руки, смуглое лицо с заметным шрамом на правой щеке, карие глаза и черные брови, так схожие с ее собственными, и сын казался ей очень красивым. Что бы она там ни говорила в гриднице - она бы своими руками передушила всех тех троллей, что попытались бы подменить ее второе, человеческое, любимое дитя. Ненависть к дочери великана Дагейде, которую Хёрдис не хотела признавать своей, но которая навек приковала ее к Медному лесу, сделала втрое сильнее ее любовь к сыну, который стал живым воплощением ее победы над злой судьбой, ее гордостью и счастьем. Сын конунга - ее сын!
        Не может быть, чтобы он был неправ. Ведь он свободен от власти тех темных сил, от которых ей уже не избавиться. Хёрдис любила сына за то, что он был лучше нее, и за ним, во всем свете единственным, она втайне это признавала.
        От вершины фьорда шел корабль Халльмунда, чтобы присоединиться к «Ушастому». Этот корабль, небольшой, всего на шестнадцать скамей, тоже был взят в походе; на штевне у него красовалось какое-то уладское божество - олень, скорее похожий на большеглазого теленка, с единственным крученым рогом посреди лба. Его называли «Однорогий». Сам Халльмунд сидел на месте кормчего, а его жена фру Вильминна стояла на носу - она хотела проводить мужа хотя бы до Аскегорда.
        При виде Халльмундова корабля в лице Торварда мелькнуло оживление - сбор дружины послужил отличным предлогом окончить бесполезный разговор.
        -Я хотела бы, чтобы мой сын создал себе славу на Квиттинге, а не где-нибудь еще!- быстрее, с напором заговорила кюна Хёрдис и взяла руку Торварда, украшенную тяжелым золотым браслетом. Его крупную сильную ладонь ей приходилось удерживать в двух руках.- И так будет! Тебе не уйти от твоей судьбы, сын мой! Не стоит ей противиться.
        Торвард хотел освободить руку, взгляд его упал на обручье в виде дракона, которое кюна Хёрдис неизменно носила.
        -А Драконов было только два?- вдруг спросил он неожиданно даже для себя.- Только Золотой и Черный?
        Кюна Хёрдис вскинула на него глаза, во взгляде ее читался тревожный, даже вызывающий вопрос: «Почему ты заговорил об этом?»
        -Таких вещей обычно бывает три,- сказал Торвард, выдержав ее взгляд.- Чего-то не хватает.
        Кюна Хёрдис не выпустила, а прямо-таки отбросила его руку.
        -Ну, плыви!- гневно воскликнула она.- Делай как знаешь! Ты уже давно взрослый и можешь сам выбирать свой путь! Если бы ты решил иначе, если бы ты послушался меня, то, может быть, ты и раздобыл бы третьего Дракона! А иначе дело может обернуться так, что мы потеряем одного из двух своих! Белый Дракон зовет братьев к себе!
        -На Квиттинге мне нечего делать!- отрезал Торвард.
        Ее последние слова он понял лучше, чем она думала: он ведь видел третьего Дракона и слышал пророчества Дагейды, что и Черный Дракон Битвы скоро будет у нее. Но его пробирала противная дрожь при мысли о новой встрече с душой Медного леса. Никогда больше он туда не пойдет!
        -Тебе некуда от него уйти!
        -И все-таки я попытаюсь. Человек - не игрушка в руках судьбы. Да хранят тебя боги, госпожа моя!
        Торвард приветственно взмахнул рукой и пошел вниз по тропе. Сложив руки на груди, кюна Хёрдис следила, как он спускается к морю, как дружина возле корабля радостно приветствует его. «Попытайся!- с досадой отвечала она ему в мыслях.- У тебя еще есть время попытаться».
        Она знала, чем ее сын так прочно привязан к ее далекой родине. И он теперь тоже это знал.
        Как складывался поход Торварда ярла на Зеленые острова - это совершенно отдельная сага, и нет никакой уверенности, что она сохранилась. Для саги же о перстне альвов важно только то, что Торвард ярл больше никогда не видел своего отца, Торбранда конунга. К возвращению он сам уже стал конунгом фьяллей, хотя и не знал об этом. И прошли еще годы, прежде чем он понял, что от Квиттинга ему действительно не уйти.
        Глава 6
        Еще в тот день, когда Альдона приехала в усадьбу Кремнистый Склон, она заметила отсутствие Бьёрна. На ее вопрос: «А где Бьёрн?» - семейство хозяина ответило смущенным молчанием. Тогда она повернулась к Лейкниру, подошла ближе, заглянула снизу вверх в его тающие от счастья глаза и движением бровей намекнула, что ждет ответа. «У Бергвида»,- немедленно ответил Лейкнир. Он не мог отказать ей в ответе, о чем бы ни шла речь. И Альдона в ужасе прижала руку ко рту, даже не смея вообразить, как разгневается Вигмар, когда об этом узнает.
        Сам же Бьёрн об этом не беспокоился, так как обладал счастливой способностью жить сегодняшним днем и не портить себе кровь мыслями о грозящих неприятностях, пока те не пришли. Пока же для него все складывалось удачно: Бергвида Черную Шкуру он нашел довольно быстро. Не имея постоянного пристанища, непризнанный конунг квиттов кочевал вдоль побережий, иногда проводил какое-то время в усадьбах, где жили преданные ему люди.
        Сейчас он находился в усадьбе Ежевика, лежавшей на самом побережье. Бьёрн слегка опасался по дороге, хорошо ли будет принят, поскольку отношения его отца и Бергвида никак нельзя было назвать дружескими. Но тревожился он напрасно: Бергвид оказался рад ему именно потому, что от самого Вигмара Лисицы никаких знаков дружбы никогда не видел.
        -Вот это настоящий мужчина - тот, кто сам думает своей головой и сам за себя решает!- объявил он своей дружине, когда Бьёрн назвал себя и объяснил свой приезд жаждой подвигов.- Пусть Вигмар Лисица сидит в своей глуши, в своей норе, как трус,- все, что в его роду есть лучшего, найдет правильную дорогу! Я рад тебе, Бьёрн сын Вигмара! Только маленькие дети во всем спрашивают отцов, воспитателей, нянек - настоящий мужчина сам знает, что ему делать! Конунг выше отца, так?
        -Так! Конунг выше всего! Конунг - это сам Один!- дружно заревела его дружина. У большинства этих людей не было ни отца, ни даже ясного представления об Одине, поэтому Бергвид заменял им все.
        Бергвид конунг сегодня находился в ровном, даже приподнятом расположении духа, и появление нового лица его развлекло. Весь остаток вечера он беседовал с Бьёрном, в основном о семействе его воспитателя. Значительное место в рассказах занимала Эйра: она сама просила Бьёрна упомянуть о ней тому, кого она считала величайшим из героев. Ей очень хотелось, чтобы он знал, как она восхищается им,- это поддержит его в испытаниях и придаст новых сил! И Бьёрн очень старательно расписал все достоинства дочери Асольва: как она хороша собой, как она умна, каким чудесным даром пророчества обладает. Последнее Бергвида очень заняло: вынужденный всегда полагаться на удачу, он был очень внимателен к предвестьям, предсказаниям и прочим проявлениям воли богов. То, что к нему так расположена девушка, которую боги наградили пророческим даром, очень его воодушевило: он принял это за самое верное обещание будущих удач.
        Его благосклонность еще возросла, когда гость выложил подарки от семьи своего воспитателя. Бергвид заметно обрадовался тканым коврам, серебряным блюдам и оружию: несмотря на временами перепадавшую добычу, богатым человеком его нельзя было назвать. Необходимость содержать корабли и дружину, при том что земельных владений у него не имелось, быстро истощала все его приобретения, и из всех ненадежных друзей, которые встречались ему в жизни, самым неверным другом был достаток.
        -Теперь я вижу, кто мне настоящий друг!- приговаривал Бергвид, любуясь серебряным блюдом с узором из цветущих стеблей и привычно прикидывая на руке его вес.- Я никогда не забуду, что Асольв сын Фрейвида друг мне! Если у него случится какая-то беда, он всегда может ко мне обратиться, так и передай ему! Теперь ты видишь!- крикнул он кому-то в глубину гридницы.- У меня есть настоящие друзья, которые знают, чего я заслуживаю! Ты видишь! Поднесите к ней поближе, она не видит!
        Бергвид взмахом руки показал на ковер, привезенный Бьёрном; несколько человек подняли его и развернули на полу перед очагом. В середине женского стола Бьёрну сразу бросилась в глаза фигура нарядной статной женщины. Он видел ее впервые, но по ее гордому виду сразу понял, что это Хильдвина дочь Халльбранда, жена Бергвида конунга. Это была молодая, лет двадцати пяти, красивая - на некрасивой Бергвид не женился бы,- знающая себе цену женщина. Судьба ее рода походила на многие другие: некогда знатный и богатый, он из-за войны с фьяллями потерял имущество и земли. К Бергвиду Халльбранд Жернов примкнул в надежде вернуть утраченное, ради той же надежды его гордая и честолюбивая дочь вышла замуж за молодого конунга. Замужество ее продолжалось уже лет шесть, но осуществления надежд она больше не ждала. Отбить прежние земли, на которых теперь жили рауды, у Бергвида не хватало сил, а занять где-то в глубинах Квиттинга новые он не мог, потому что свое время проводил вблизи побережья, выискивая богатые корабли. На содержание их уходила добыча, так что Хильдвина никогда не была уверена, не потребует ли завтра
муж назад все украшения, которые вчера подарил. Правда, отнять что-то у Хильдвины дочери Халльбранда он смог бы только силой, а она умела за себя постоять!
        На разложенный перед ней цветной ковер фру Хильдвина глянула с презрением и скривила губы.
        -Что?- Бергвид встал над ковром, расставив ноги и уперев руки в бока, как будто показывал собственную работу, которой очень гордился.- Скажешь, плохой ковер? Тебе все плохо! Да когда же ты сама соткала хоть вполовину такой ковер?
        -Когда?- язвительно ответила фру Хильдвина.- Когда у меня был дом и приличный ткацкий стан, и рабыни, у которых было время на тканье, тогда и я делала ковры не хуже! Не то что теперь!
        -Зачем возиться с ткацким станом и рабынями, когда есть друзья, которые подарят готовое? Скажешь, плохая работа?- не отставал Бергвид, и все его люди перемигивались и ухмылялись: ссоры конунга с женой составляли для дружины одно из главных развлечений.
        -Почему же?- Фру Хильдвина повела плечом, на котором сверкнула золотая застежка.- Зачем я буду бранить хорошую вещь? Но только долго ли этот ковер тебе прослужит? Да завтра ты, Барсук,- она посмотрела на одного из ярлов Бергвида,- или ты, Ульв Дубина,- чего ухмыляешься, как лягушка?- завтра же кто-нибудь из вас потеряет парус и явится сюда просить новый! В первом же бою вы перетопите в море все свои щиты и копья, и вам опять потребуются новые! А поскольку паруса и оружие не растут на деревьях, то ты, великий конунг, пошлешь кого-нибудь продать ковер и купить парус! Как будто я не знаю, как это у вас бывает! И что мне тогда до всех его узоров?
        -Что нам нужно, мы так возьмем!- ухмыльнулся Ульв Дубина.
        -Ха-ха-ха!- выразительно воскликнула Хильдвина и положила на стол перед собой белые руки, увитые множеством золотых браслетов и унизанные перстнями. Она даже не притворялась, будто на самом деле смеется.- Так возьмете! Где? Здесь, на Востоке, вы ничего не возьмете, потому что иначе Даг хёвдинг возьмется за вас! И не надо мне рассказывать, что вы его не боитесь,- я уже столько раз это слышала, что меня тошнит от вашей похвальбы!
        -Оставьте хозяйку в покое - ей дурно!- Бергвид усмехнулся и с видом победителя вернулся на свое место, бормоча под нос: - Может, она наконец-то беременна…
        Фру Хильдвина расслышала это бормотанье и послала вслед мужу такой ядовитый взгляд, что и Мировая Змея позавидовала бы. За шесть лет совместной жизни у них ни разу не появлялось даже надежды на ребенка, и в этом она молчаливо винила Бергвида. Вялым мужчиной его нельзя было назвать, и Хильдвина нарочно не мешала ему забавляться с рабынями, а сама зорко следила, не забеременеет ли хоть одна из них. Ничего похожего. Скорее всего, причиной послужила наведенная кем-то порча - в могущественных врагах у Бергвида не наблюдалось недостатка. Не считая упрямства и самовлюбленности, враги были единственным, что он всегда имел в изобилии.
        -Хватит тратить время на женскую болтовню, конунг!- хрипло сказал кто-то из сидящих за столом.
        Выговор был точь-в-точь такой же, как у фьяллей из дружины Торварда ярла, и Бьёрн с удивлением обернулся. Он увидел крепкого мужчину лет сорока, с залысым лбом, пересеченным длинным шрамом, из-за которого угол правого глаза слегка оттягивался книзу. Вид у говорившего был неприветливый и мрачный.
        -У тебя есть дела поважнее!- продолжал фьялль.- Ты бы лучше расспросил этого молодца, что у них дома слышно про ту проклятую свадьбу.
        -Да.- Бергвид нахмурился.- Я слышал, что твой отец, Бьёрн, надумал породниться со слэттами? Надумал выдать дочь замуж за сына Хеймира конунга? Трудно было в это поверить, но об этом говорят многие люди. Ормкель слышал об этом от сына Торбранда Тролля. Да!- Он хлопнул себя по колену.- Вигмар Лисица совсем сошел с ума. Он принимает у себя дома, как дорогих гостей, всех тех людей, которые… которые должны быть прокляты в каждом квиттингском доме!- Волнуясь, Бергвид стал запинаться и с трудом подбирал слова, а Бьёрн ерзал на скамье, стараясь скрыть беспокойство. Этот оборот разговора его не порадовал.- Принять у себя в доме сразу сыновей обоих этих предателей, этих… которые виноваты во всем! Которые продали в рабство мою мать! И Торбранд Тролль, и Хеймир одинаково виноваты в этом! Они - враги каждого квитта, а Вигмар Лисица принял их обоих, да еще и хотел с обоими породниться!
        -Он не захотел породниться с сыном ведьмы Хёрдис,- ответил Бьёрн.
        -Еще бы он этого захотел! Но этот Хеймир ничуть не лучше. Твой отец, я вижу, подружился со всеми врагами Квиттинга! Это пахнет предательством!
        Бьёрн молчал, чувствуя, что дело оборачивается плохо.
        -Я не допущу этого!- Бергвид ударил кулаком по столу.- Что у вас говорят? Когда должна быть свадьба?
        -Свадьба еще не назначена. Сперва Хельги ярл должен прислать невесте подарки в знак того, что его отец и прочие родичи согласны на свадьбу. А потом приедет и он сам.
        -Когда должны прислать подарки?- жадно спросил Бергвид.
        -Не позже середины зимы.
        -Я не допущу этого!- повторил Бергвид.- Я не позволю свершиться этому предательству! Я уничтожу слэттов, я уничтожу Вигмара Лисицу, если он задумал не подчиниться мне! Я никому не позволю дружить с предателями… с врагами конунга!
        -Самое умное, конунг, тебе будет подстеречь эти корабли на побережье и сделать так, чтобы они никогда не добрались до цели!- снова подал голос фьялль со шрамом.- А потом, когда Вигмар Лисица уже не сможет ждать помощи от слэттов, ты разберешься с ним и покажешь ему, кто конунг квиттов!
        -Да! Я покажу ему, кто конунг квиттов!- подхватил Бергвид. Лицо его помрачнело, от прежнего спокойствия не осталось и следа.- Я всех заставлю повиноваться мне! Я - единственный законный конунг квиттов, и кто противится мне - предатель!- выкрикивал он.- Я не дам Вигмару объединиться с моими врагами! Он только и думает, как бы уничтожить меня! Но я не дам ему… Я сам уничтожу его! И его, и слэттов, и всех моих врагов! Клянусь Эгиром!
        Дружина заревела в знак согласия с этими великими замыслами, Бьёрн помалкивал. Он не думал, что Бергвид примет обручение Альдоны и Хельги так близко к сердцу и сделает такие большие выводы, но спорить не мог и не мог даже защитить своего отца, которого тут называли предателем. Бергвид, к несчастью, прав: Вигмар был бы очень не прочь его уничтожить и не зря надеялся на поддержку слэттов в этом деле.
        На другой день Бьёрн впервые увидел «Черного быка», стоявшего в корабельном сарае. Даже ему, при всем его легкомыслии, невозможно было без трепета смотреть на этот знаменитый на Морском Пути корабль. Бычья морда на высоком штевне, выкрашенная в черный цвет, угрожающе клонила белые рога из настоящей кости и казалась чудовищем, живым, затаившимся на время, но в любой миг готовым броситься на первого, кто попадется его бессмысленным и жадным глазам. От корабля веяло безжалостной угрозой; Бьёрн знал по рассказам, что Бергвид почти не берет пленных, а отдает всех, кого сумеет захватить, в жертву морским великаншам. И «Черный бык» показался ему живым злобным чудовищем, которое пожрало уже сотни людей, продолжает пожирать их и теперь и в их крови черпает огромную силу для новых убийств. Во всем облике корабля дышала жуткая, слепая, бессмысленно-злобная сила разрушения: «Черный бык» был каким-то новым, другим обликом самого Бергвида и самим своим видом твердил: «Я уничтожу!» Бьёрн содрогнулся: плавать на этом корабле то же самое, что раскатывать на спине дракона Нидхёгга. Но эта честь ему предстояла, и он
даже сумел сделать вид, что очень ею гордится.
        Через несколько дней «Черный бык» и еще два корабля поменьше вышли в море. Плавая вдоль побережья, они искали добычу, подстерегая торговые корабли. В порядке мести фьяллям и слэттам Бергвид конунг не пропускал ни один корабль из этих племен, но если враги слишком долго ему не встречались, то годился и вообще любой торговый корабль. Пока же никакой добычи не попадалось вовсе, и съестные припасы пополнялись в мелких прибрежных усадьбах и дворах. Нельзя сказать, чтобы хозяева дворов радовались оказанной им чести: заплатить за все взятое Бергвид конунг обещал обыкновенно потом, после похода. Когда же добыча появлялась, Бергвид забывал о такой мелочи, как бонды,- расплачиваться надо в первую очередь с верной дружиной и не подвергать ее верность долгим испытаниям.
        Через несколько дней Бергвид конунг получил долгожданную весть: верный человек прислал сказать, что с севера идет богатый корабль слэттов.
        -Слэтты!- Бергвид даже вскочил, когда услышал об этом.- Проклятые слэтты! Боги посылают их нам навстречу, чтобы я мог отомстить! Должно быть, это и есть Хельги сын Хеймира с подарками! А если и кто-то другой, все равно - я поклялся, что ни один слэтт не уйдет от меня живым!
        Бергвид так боялся упустить противника, что «Черный бык» вышел в море еще до рассвета. Ветер дул с севера, гребцы налегали на весла. Волнение моря все усиливалось, и Бьёрн беспокоился: за его плечами было не так уж много морских схваток, и приобретать опыт битвы с врагом и бурей одновременно его не очень тянуло. Но Бергвид не беспокоился.
        -Буря утихнет, когда мне это будет нужно!- утешал он гребцов, прохаживаясь по днищу корабля между рядами скамей.
        Он выглядел сосредоточенным, настраиваясь на бешеную и беспощадную схватку. Кровь в нем бурлила, лицо то темнело, то бледнело, сильные руки безотчетно сжимали то рукоять меча, то нож, то любую случайно попавшую вещь.
        -Волны и ветер, сами морские великанши повинуются мне! Силы Медного леса, древняя кровь великанов помогает мне! Я непобедим! Я одолею всех моих врагов!- бормотал он, бессмысленно глядя перед собой, словно заклиная, и в эти мгновения удивительно напоминал своего отца, никогда им не виденного Стюрмира Метельного великана.
        С длинными черными волосами, раздуваемыми ветром, с огрубевшим суровым лицом, с густыми черными бровями, сросшимися на переносице, Бергвид и сам походил на кого-то из недобрых и грозных духов, не то морских, не то подземных. В его темных глазах мелькало что-то дикое и отрешенное, иногда по лицу пробегала судорожная дрожь. Гребцы опасливо косились на своего вожака, которым овладевал стихийный губительный дух, вытесняя человека.
        -Корабль!- закричали с носа, и Бергвид обернулся туда.
        Из-за скальных выступов показался корабль, идущий навстречу; он находился еще слишком далеко, чтобы рассмотреть его во всех подробностях, но заметно было, что это большой, богато снаряженный корабль. Красный парус с широкими синими полосами вверху и внизу парил над морем; гордо выгнутый и наполненный ветром, он издалека бросал вызов морскому конунгу.
        Бергвид вцепился в борт; его лицо напряглось и застыло, глаза сузились, взгляд невероятно заострился: про него говорили, что он умеет видеть на половину дневного перехода. И он действительно увидел на переднем штевне встречного корабля посеребренную голову ворона.
        -Это он!- воскликнул Бергвид.- Благодарю вас, о боги Асгарда! Судьба посылает нам того, кто нам нужен! «Ворон», слэттинский «Ворон»! Это или сам проклятый Хельги сын Хеймира, или кто-то из его родни! Благодарю вас, дочери Эгира!- Он бросил взгляд вниз, в серые волны, отражавшие серое, пасмурное небо.- Вы не останетесь без жертвы!
        Бросив ключи от оружейного сундука кому-то из хирдманов, Бергвид приказал готовиться к битве, а сам встал на носу и поднял руки вперед, будто хотел удержать ветер. Его черные волосы развевались, плащ из черной бычьей шкуры тяжело хлопал, как крылья дракона.
        Заклятье сплетали
        ветры и влага,
        пламя и камень
        чары плели!
        В жертвенный кубок
        кровь я вливаю,
        ветер и волны,
        служите «Быку»! -
        громко запел он, и его голос, сильный и грубый, был так же дик и страшен, как голос самого ветра.
        Рябь и Волна,
        Бурун и Прибой,
        все девять сестер,
        послушны мне будьте!
        Несите врага
        смерти навстречу,
        пусть сила удачи
        изменит ему!
        Бергвид творил свое дикое, нескладное заклинание, и Бьёрн старался его не слушать: в голосе морского конунга звучала такая сила, что Бьёрн сам чуть не терял опору под ногами. Волны качались медленнее, как будто кто-то снизу удерживал их, и Бьёрн старался не смотреть за борт, чтобы не встретиться глазами с холодным взглядом морской великанши. Корабль впереди спустил парус, на нем поднялась суета: там тоже передавали из рук в руки мечи и блестящие шлемы.
        С «Черного быка» затрубил боевой рог; с «Серебряного ворона» ему тут же ответили. Кто бы ни был предводитель слэттов, он не собирался уклоняться от боя. Два корабля уже настолько сблизились, что вожака стало видно - на носу стоял высокий, широкоплечий, мощный на вид мужчина с полуседой бородой, заплетенной в косу, как это делают знатные слэтты. На нем красовался шлем с золотыми накладками, кожаный доспех, усаженный серебряными бляшками, в руках он сжимал меч и длинное копье. Рядом хирдман держал огромный щит, обтянутый красной кожей и тоже украшенный множеством узорных бронзовых бляшек.
        -Уж не Бергвида ли Черного Хвоста я вижу перед собой!- громко закричал слэтт, как только его стало возможно услышать.
        -Ты видишь конунга Морского Пути, Бергвида сына Стюрмира, разряженный болван!- крикнул в ответ Бергвид.- Назови свое имя, чтобы я знал, кого отправлю к Ран!
        -Я - Рагневальд сын Гутхорма, по прозвищу Наковальня!- рявкнул тот.- Запомни хорошенько, чтобы знать, кто тебя убьет сегодня, раб и сын рабыни! Я когда-то проучил твоего отца, жалкого труса и хвастуна, и он убежал от меня, поджав хвост, а сегодня проучу тебя, да еще получше! Ты-то от меня не сумеешь уйти!
        -Я поклялся, что ни один из предательского племени слэттов не будет плавать мимо квиттингских берегов!- яростно прокричал в ответ Бергвид.- И уж тем более такой глупый крикун, как ты! Я перебил тысячи таких, как ты, сегодня их станет еще больше! Ты сам обрек себя на смерть, когда посмел противоречить моему отцу! И если он не успел отомстить за обиду, то я это сделаю!
        Корабли сблизились, два копья полетели друг другу навстречу, столкнулись в воздухе и разом рухнули в море. Над обоими кораблями взмыл изумленный вскрик - такого никому еще не доводилось видеть, но не всем впоследствии пришлось рассказывать об этом. С обеих сторон одновременно полетели железные крючья и впились в борта; почти тут же две человеческие волны с боевыми кличами устремились навстречу друг другу. Имена Одина и Тора столкнулись, как будто два грозных бога невидимо схватились в воздухе над кораблями. По переброшенным с борта на борт веслам люди перебегали с одного корабля на другой, и вскоре «Бык» и «Ворон» оба стали полем битвы.
        Мелкая зыбь качала корабли, и, похоже, она укачала слэттов до того, что они перестали понимать происходящее. У Бергвида было меньше людей, чем у Рагневальда, но почему-то во всех схватках на том или другом корабле квитты одерживали верх. Сам великан Рагневальд, с красным от ярости лицом, с дико горящими глазами, размахивал длинным мечом. Встретившись с его сероватым клинком, прочные щиты, окованные железом, разлетались, как глиняные, железные мечи и наконечники копий оказывались разрубленными, как дерево. Рагневальд двигался по кораблю и как вихрь сметал всех перед собой - своих и чужих, почему-то утратив способность отличать тех от других.
        И не его одного вдруг поразило боевое безумие. Там и здесь можно было видеть, как слэтты яростно сражались между собой, а того, кто одерживал верх, тут же укладывал квиттингский клинок. То и дело слышались тяжелые всплески от падения в воду тел, и немногие из тех, кто попал в воду живым, сумели добраться до недалекого берега. Постепенно битва замирала, слэттов оставалось все меньше. Только десятка полтора, вовремя попав за борт, сумели выплыть на берег и оттуда, свободные от оков боевого безумия, смотрели, как гибнет остаток их дружины. Наконец только Рагневальд еще сражался, и многим квиттам не удалось уйти от его страшного меча, пока навстречу ему не вышел сам Бергвид.
        Он намеревался сам окончить битву, как подобает вождю. Силой и опытом Рагневальд превосходил своего молодого противника, но они ему не помогали: исступленно размахивая мечом, он не видел, куда и как бьет. Его багровое лицо застыло, глаза со зверским выражением смотрели куда-то в пространство, и, казалось, в воображении он бился с чудовищем наподобие дракона Фафнира.
        Бергвид же отлично видел своего противника; его лицо было возбужденно-яростным, но глаза смотрели остро и осмысленно, он бился нетерпеливо и тем мешал себе покончить с делом быстрее. Шаг за шагом он теснил Рагневальда к борту, тот отступал, а Бергвид ловил возможность для одного, последнего удара. Рагневальд отбивался все более слабо, его лицо было обращено куда-то к небу, он даже не пытался увидеть своего противника и, похоже, вообще забыл о нем; жить ему оставалось считанные мгновения. Он коснулся края скамьи, покачнулся, и тут же Бергвид нанес ему удар по шее; Рагневальд упал лицом вниз, и возле его плеча по доскам корабельного днища потекла кипящая темно-красная кровь.
        -Теперь отомщена обида моего отца!- почти неразборчиво выговорил Бергвид и всей тяжестью оперся на клинок, как будто этот последний удар истощил его силы до конца.
        Он тяжело дышал, мокрые черные волосы прилипли к побледневшему лбу, а в темных глазах мерцало упоение местью, успокоение, словно он сделал главное дело своей жизни и теперь может умереть.
        Бьёрн отвернулся. Было сделано славное дело, но почему-то его мутило, как при виде величайшего позора.

* * *
        Оба корабля подвели к берегу, и морской конунг осмотрел свою добычу. Тело Рагневальда само по себе могло послужить хорошей наградой удачливому бойцу: дорогая одежда была попорчена, но золоченая гривна на шее, браслеты и перстни, пояс в серебре, дорогое оружие и доспех стали завидной добычей. Все это принадлежало по праву Бергвиду, и каждую вещь, как только ее снимали с тела, он тут же отдавал кому-то из своих людей. Серебряный пояс достался Бьёрну. Тот не считал, что заслужил такой дорогой подарок, поскольку в битве не усердствовал. Он подозревал, что эти слэтты, скорее всего, те самые, которых ждут отец и Альдона. Но вслух он этого не сказал, а Бергвид вялым взмахом руки отмел его сомнения.
        -Я награждаю за преданность, а подвиги успеются!- сказал он.- Тот, кто предан мне, заслуживает лучшую награду.
        Сейчас, после битвы, Бергвид конунг выглядел утомленным и измученным: силы его подорвало не столько само сражение, сколько напряжение духа. После недавнего воодушевления, после вспышек ярости и силы его как будто подменили: он побледнел, из-за чего его загорелая кожа приобрела какой-то неживой оттенок, даже отливала зеленью на висках, глаза потухли, речь замедлилась, движения стали вялыми. Бергвид сидел на краю корабельной скамьи, свесив кисти рук и даже не трудясь смыть с них сохнущую кровь. В ответ на радостные крики своей дружины он иногда поворачивал голову, но тут же, казалось, снова обо всем забывал.
        А у его верной дружины появились поводы радоваться. Такой богатой добычи им давно не случалось брать. У всех убитых или раненых слэттов было отличное оружие, много украшений, которые теперь перешли к победителям. Щиты пострадали в битве, много копий ушло на дно, но если кому-то из квиттов не хватало хорошего меча или шлема, то теперь он мог их получить.
        С трудом взломав замки на двух больших сундуках, даже много повидавшие Бергвидовы хирдманы застыли в изумлении и послали за своим вожаком. Такие богатства встречаются редко: дорогие ткани, пестреющие всеми красками радуги, такие тонкие, что к ним не решались прикоснуться загрубелые руки; большие серебряные блюда, украшенные позолотой, чернью, чеканкой, цветными камнями; красивые бронзовые светильники, отлитые в виде то корабля, то лебедя с расправленными крыльями, то вепря с огромными янтарными клыками; седла и уздечки из лучшей цветной кожи, украшенные бирюзой, которая предохраняет всадника от падения. Имелись здесь и ковры из цветных нитей, и ларцы, отделанные резной костью, и небольшая шкатулка с женскими украшениями. Бьёрн утвердился в своих неприятных подозрениях: это явно были те самые подарки, которыми Хельги ярл обещал закрепить обручение с Альдоной. И вот теперь он, брат невесты, принимает участие в разграблении ее подарков и разрушении надежд! Хороший брат, нечего сказать!
        -Все это будет ваше!- устало приговаривал Бергвид, равнодушно глядя на пестроту и блеск добычи.- Нам нужно вернуться в усадьбу и восстановить наши силы… Там мы решим, кто чего заслужил…
        Мертвых и раненых сбрасывали в море, и они шли на дно, чтобы через несколько дней тела их могли всплыть и волны рассеяли бы их по длинной полосе побережья к ужасу местных жителей.
        -Примите мои жертвы, властители моря, Эгир и Ран!- приговаривал Бергвид, стоя на скамье и с высоты глядя, как тела переваливают через борт.- Примите мои жертвы, Всплеск, Вал и Волна, Бурун и Прибой, Рябь и Голубка, Небесный Блеск и Кровавые Волосы… Примите мои жертвы и не забудьте помочь конунгу Морского Пути, когда судьба снова приведет его… исполнить долг мести… отомстить моим врагам…
        Тело Рагневальда волокли к борту втроем; перед тем как столкнуть его в воду, один из троих хирдманов решил проверить, нет ли на нем еще чего-нибудь. На шее, среди залитых кровью обрывков рубахи, он обнаружил кожаный ремешок, уходящий куда-то вниз. Перерезав ремешок, хирдман вытянул кожаный мешочек, немножко запачканный сохнущей кровью. В мешочке прощупывалось что-то маленькое, твердое, но края его были зашиты и запечатаны восковой печатью с какой-то руной, похожей на суровое лицо под шлемом. Не зная рун, хирдман побоялся сам нарушить печать и понес мешочек Бергвиду. А вдруг там внутри заключен злой дух-сторож?
        -Это… Ерунда какая-то…- вяло бросил Бергвид и хотел сломать печать, но удержался и огляделся в поисках кого-нибудь, кто сделает это за него. Некоторые руны способны убивать, если взяться за них без умения.
        Выросший в рабстве, в положенное время он не мог выучиться рунам, а потом, став конунгом, учиться не хотел, чтобы не дать кому-то повод подумать, будто конунг не знает чего-то такого, что ему нужно знать.
        -Это «одаль»… Охраняет имущество,- пояснил Бьёрн, со смесью отвращения и любопытства глянув на мешочек в руках Бергвида.- Не опасно.
        Концом ножа разрезав края мешочка, Бергвид вытряхнул на ладонь его содержимое. Несколько стоявших вокруг хирдманов ахнули: на темной, загрубелой ладони морского конунга сиял осколок закатного солнца - густо-алый прозрачный камень, вставленный в оправу золотого перстня. Среди тончайших узоров золотого ободка таилось еще какое-то руническое заклинание.
        -Хорошая вещь,- вяло одобрил Бергвид. За свою жизнь он повидал немало сокровищ и, не будучи человеком алчным, смотрел на них вполне равнодушно. Сейчас же он был так утомлен, что его не оживило бы и то кольцо Бальдра, из которого на девятую ночь родится еще восемь таких же.- Чуть не выбросили, болваны… Морским великаншам это ни к чему…
        -А кому ты отдашь это, конунг?- прерывисто, замирая от жадности, спросил Ульв Дубина, и его маленькие, слегка косящие глазки при этом жалобно замигали.
        -Моей жене, наверное.- Бергвид оторвал и бросил мешочек, продел ремешок в перстень и повесил себе на шею, даже не пробуя надеть небольшой перстень на какой-нибудь из своих крупных пальцев.- Тебе не к роже.
        Ульв сглотнул, вокруг злорадно засмеялись.
        По случаю славной победы в усадьбе Ежевика устроили пир, и угощением служили в основном взятые на «Серебряном вороне» съестные припасы. Надеясь поразить жену, так мало верившую в его доблесть и удачу, Бергвид приказал раскрыть сундуки и выложить на столы в гриднице все, что в них было. Но огромные, серые, полупрозрачные и сверкающие, как кристаллы горного хрусталя, глаза фру Хильдвины посматривали на него и его добычу без особого восторга.
        -Видела ты когда-нибудь такое?- напористо допрашивал Бергвид, стоя над разложенными сокровищами.- Скажи мне, ехидная женщина: видела ты хоть когда-нибудь, хоть в доме твоего отца, хоть в доме великанов, такие сокровища?
        -Добыча хороша!- фру Хильдвина усмехнулась, что, дескать, я не собираюсь ради спора кривить душой.- Да только надолго ли ее хватит?
        -Перестань, госпожа!- возражал ей Кетиль Хромой, хозяин усадьбы. Его глаза блестели от жадности, а пальцы сами собой шевелились, словно стремились ухватить что-нибудь поскорее. Голос его, когда он хвалил добычу, дрожал, как у неумелого лжеца: им владела надежда, что чем меньше добыча понравится жене конунга, тем больше достанется ему, Кетилю.- Нехорошо, конунг только взял добычу, не успел даже придумать, что с ней делать, а ты уже говоришь так, как будто ее нет!
        -Где ты еще видела, чтобы за три или четыре дня добывали столько, что хватит на целый год?- возмущался Ульв Дубина.
        -Что легко добыто, то легко уходит - как будто я не знаю, как это бывает! Погляжу я, как вам этого хватит на год! Этот ваш «год» и двух месяцев не продлится!
        -Так-то ты меня встречаешь после битвы?- Бергвид нахмурился, в его лице что-то беспокойно задрожало.- Вместо того чтобы подать мне кубок и поприветствовать, ты встречаешь меня попреками! Хорошая жена мне досталась! И это после того, как я привез такую отличную добычу!
        -Отличную добычу! Через месяц от нее и памяти не останется, так чего же мне приветствовать? Нет, прочный достаток дает только земля, только скот, рабы и работники, что пашут землю, и бонды, которые платят дань!
        -Мне платит дань весь Морской Путь!- надменно прервал жену Бергвид.- А если тебе нужна земля, так неужели тебе ее мало? Он гневно взмахнул рукой в сторону двери.- Разве тут вокруг мало земли? И на ней нет другого хозяина, кроме меня!
        -Тут нет вообще никакого хозяина! И на всем Квиттинге нет хозяина! Землю нужно обрабатывать, пахать, выбирать камни, сеять, боронить, косить, и жать, и веять! А я вечно переезжаю с тобой с места на место, из усадьбы в усадьбу! У меня десять усадеб и ни одной! И никогда у меня не будет прочного дома! Жить на побережье мы не можем, потому что тогда нас захватят и разграбят!- Стоя возле стола, фру Хильдвина колотила ладонью с золотыми перстнями по разложенным тонким тканям, и жалобный звон золотых браслетов сопровождал ее гневные слова.- Разграбят или Даг хёвдинг, или твой «любимый» родич Хагир Синеглазый, который на тебя десять лет точит зуб за какой-то кубок… Что ты на меня скрипишь зубами!- бросила она мужу, побледневшему от ярости при этих словах.- Я тебя не боюсь! Ты скрипи зубами на него, а еще лучше пойди и выясни, кто из вас имеет право на наследство Лейрингов, чтобы больше уже никогда об этом не думать! Или фьялли, или слэтты, или кто мимо поплывет - ты всему Морскому Пути стоишь поперек горла, как кость!
        -Весь Морской Путь боится меня!- Бергвид, с каплями пота на висках, жестко ударил кулаком по столу совсем рядом с белой ручкой жены, так что вся посуда на столе подпрыгнула и тревожно зазвенела.
        -Боится!- Фру Хильдвина нисколько не боялась этого человека, нависавшего над ней, как грозовая туча.- Боится, но уж не упустит случая посчитаться с тобой! Жить на побережье мы не можем, и жить в глуши мы тоже не можем, потому что раздобыть что-нибудь ты можешь только в море! Ты мотаешься по свету, как оторванный лист, ты никогда и нигде не пустишь корней, а без этого какая же сила! Вигмар Лисица, Хагир Синеглазый не зовут себя конунгами, зато они прочно сидят на своей земле, правят своими бондами, плавят свое железо, и каждый из них в десять раз больше конунг в своих владениях! Ты только плаваешь и ищешь своих врагов, только сражаешься и добываешь что-то, а все опять идет прахом! Это - большое богатство, что и говорить!- Она небрежно дернула за край драгоценной ткани.- Да только что от этого всего останется?
        -Останется… Останется…- С трудом дыша, словно только что вышел из битвы, Бергвид сел на скамью и тяжело оперся локтем о стол.- Останется месть!- Он вскинул голову и упер в лицо жены горящий, но отстраненный взгляд, словно уже не видел этой неуступчивой женщины и говорил со своей судьбой.- Месть моим врагам! У меня много врагов, они множатся, как морские волны, но я одолею их всех! Всех, слышишь ты?!- Как проснувшись, он со всей силы ударил кулаком по столу и заговорил бурно и яростно.- Всех, сколько их ни есть! Всех фьяллей, виновных в гибели моего отца! Всех слэттов, продавших в рабство мою мать! Всех граннов, среди которых она умерла как рабыня, она, жена и мать конунгов! Я всех их отправлю в Хель! Моя мать будет иметь там столько рабов, сколько не имела еще никакая женщина в мире! Пока я жив, к ней будут приходить все новые и новые спутники! Я всем отомщу, и пусть все земное богатство идет прахом, пусть все горит!- Бергвид яростно дернул край ткани, и шелк, как широкое розовое крыло, пролетел над скамьей и упал на земляной пол.- Я всем отомщу, и месть будет моим сокровищем, слышишь ты?!
        Фру Хильдвина пожала плечами и отошла, небрежно наступив башмачком на розовый шелк. Все это она уже слышала много, много раз.
        -Тебе покровительствует удача, конунг!- заговорил Ормкель.
        В битве со слэттами он так хорошо себя показал, что Бергвид остался им очень доволен и на пиру посадил на одно из самых почетных мест. Своей силой и твердостью Ормкель уже заслужил такое уважение в буйной Бергвидовой дружине, что сейчас стоило ему заговорить, как все примолкли и прислушались.
        -Да,- мрачно согласился Бергвид.
        После битвы и размолвки с женой, окончательно исчерпавшей его силы, он выглядел усталым и равнодушным ко всему. Говоря, он подбирал слова долго и произносил медленно, отрывисто, как будто в его усталой голове вместо мыслей с трудом вращались тяжеленные каменные жернова.
        -Удачными временами надо пользоваться,- продолжал Ормкель.- Ты сделал отличный первый шаг, так не останавливайся. Ты разбил одного из двух врагов, которые хотели сговориться против тебя. Теперь самое время сделать второй шаг и разбить второго - Вигмара Лисицу! Он дожидается подарков,- Ормкель презрительно кивнул на шелка, серебро и бронзу,- так пусть он дождется вместо этих побрякушек твои острые мечи!
        Дружина одобрительно загудела, но не очень громко, ожидая решения вождя.
        -Чем тебе искать новых врагов, лучше бы позаботился о друзьях!- не утерпев, вмешалась фру Хильдвина.- У тебя вроде бы завелся друг,- она посмотрела на Бьёрна,- Асольв Непризнанный хочет дружить с тобой. Лучше бы тебе как следует заручиться его дружбой, прежде чем ссориться с Вигмаром.
        -Я сам разберусь в моих делах! А учить меня не надо!- надменно отозвался Бергвид.- Если мне понадобится совет, я его попрошу!
        -Да как же тебя не учить, если ты делаешь одну глупость за другой!- Фру Хильдвина снова начала горячиться. Опыт многих лет убедил ее, что эти разговоры бесполезны, но справиться с собой и промолчать она не могла.- Я не хуже тебя разбираюсь в этих делах! Ты забыл, что я росла не в… Я росла в знатном роду!- Упомянуть о свинарнике она все же не решилась, потому что ее доблестный муж рос именно в свинарнике, и напоминание об этом привело бы только к новой бесполезной ссоре.- У моего отца хватало и друзей, и врагов. Я с детства следила, как он управляется с ними. Тебе-то было не у кого поучиться. Если бы ты побольше слушал меня, то сейчас наши дела были бы не так плохи!
        -Не надо меня учить!- Бергвид повысил голос, но смотрел мимо жены куда-то в стену, будто не желал удостоить ее взглядом.- Я сам помогу тому, кто у меня попросит помощи, но наставлений я не терплю!
        -Тут все ясно, конунг!- крикнул Ормкель и показал на меч, лежавший не в куче со всем прочим оружием, а отдельно, на столе. Подойдя ближе, Ормкель взял меч Рагневальда и передал его Бергвиду, словно хотел ощутимой тяжестью булатного клинка придать убедительности своим словам.- Ты же видел этот меч! Это - из тех мечей, что Вигмар Лисица добывает из древних кладовых! Это булат! А дрался им родич Хеймира! Вигмар Лисица снабжает твоих врагов оружием против тебя! Все тут ясно! Иди к нему и вырви это оружие у него из рук! Тогда никто уже не посмеет сомневаться, кто единственный хозяин на Квиттинге! Когда эти мечи будут в твоих руках, ты завоюешь весь Морской Путь!
        Ормкель говорил так уверенно и убедительно, что дружина восторженно заревела в ответ. Молчал только Бьёрн, вжимая голову в плечи. Если дальше так пойдет, то Бергвид, чего доброго, надумает пойти на Вигмара Лисицу войной, и тогда Бьёрну придется выбирать… Вернее, выбираться самому. О выборе речи не идет, не такой уж он закоренелый негодяй, чтобы поднять оружие против родного отца, который ничего плохого ему не сделал… Просто придется тайком уходить отсюда… Бежать от Бергвида, как бежал от отца… Если не удастся отговорить его. Асольв, провожая воспитанника в поход, как раз очень надеялся, что присутствие Бьёрна в дружине Бергвида несколько уменьшит вражду между морским конунгом и хёвдингом Железного Кольца.
        -Ну, я вижу, у тебя завелся советчик получше меня!- язвительно воскликнула фру Хильдвина и метнула на Ормкеля блестящий от гнева взгляд.- Раз ты так полюбил фьялля и во всем ему доверяешь, то мне лучше помолчать. От меня ты больше не услышишь ни слова! Напрасно я потратила шесть лет, пытаясь вразумить тебя хоть в чем-то! Ты слушаешь фьяллей, которые хотят делать свои дела твоими руками! Раз так, то мне лучше не вмешиваться!
        -Да, тебе лучше помолчать!- крикнул Бергвид, пропустив мимо ушей намек, который мог бы на многое открыть ему глаза. Его досада на жену была так велика, что он стал бы спорить с ней, что бы она ни сказала.- Шесть лет ты изводишь меня советами и наставлениями, а я не нуждаюсь в твоих наставлениях!
        -Больше их не будет! Хоть повесься на мачте своего «Быка», мне нет до тебя дела!
        -Я знаю, что тебе нет до меня дела! Тебе ни до чего нет дела, кроме себя самой! А меня ты никогда не любила!
        -Я?- Хильдвина изобразила на своем белом, румяном лице язвительное удивление.- Я не люблю тебя? А за что мне тебя любить? За то, что я таскаюсь с тобой из усадьбы в усадьбу, как нищая бродяжка? За то, что не знаю, будет ли у меня завтра кусок хлеба? За то, что ты вечно споришь со мной, бранишь меня, когда я хочу помочь тебе разумным советом? Я вышла за тебя замуж, когда я была самой красивой и знатной невестой на Квиттинге, я принесла тебе приданое, я старалась помочь тебе всеми силами, а что я получила взамен? Брань, попреки и неблагодарность! За что мне любить тебя? Богиня Фригг!
        -Если бы ты умела любить, ты никогда бы не спрашивала за что!- с горьким упреком ответил Бергвид, глядя на Хильдвину с презрением, как будто перед ним была не молодая и прекрасная женщина, а какое-то чудовище.- Если бы ты умела любить! В твоем сердце нет ничего, кроме гордости, зависти и злобы! Ты холодна, как лед Йотунхейма! Неблагодарность! Любовь - это когда готовы все отдать в обмен на самую черную неблагодарность! А ты не умеешь любить, ты умеешь только гордиться собой! Ты самодовольна, высокомерна и заносчива, ты считаешь себя одну всегда правой! Ты замучила меня своими поучениями! Ты ворчлива и занудлива, как старая бабка! Ты…
        -Вот оно как!- Хильдвина вскочила с места, не в силах больше выносить это. Ее лицо побелело от ярости, глаза засверкали, руки с золотыми браслетами сжались в кулаки.- Вот оно что! Я самодовольна! Я высокомерна! Я не умею любить! Посмотри на себя! Это ты себя одного считаешь правым и никого не слушаешь, даже если разбираешься в деле, как заяц в рунах! Приди к тебе сам Один, ты и его назовешь дураком, не смеющим тебя поучать! Ты правильно сказал! Черная неблагодарность! Только ее-то я от тебя и видела за все эти шесть лет! Кто ты был, сын рабыни, выросший в хлеву, конунг без земли и дружины, без корки хлеба, без тухлой селедки! Я вышла за тебя замуж, я принесла тебе приданое, я дала тебе уважение людей! Я видела от тебя одну черную неблагодарность, и ты еще меня упрекаешь, что я не умею любить! А ты-то умеешь любить? А ты-то в своей жизни полюбил хоть одно существо, кроме самого себя? Да ведь для тебя весь свет состоит из подлецов и предателей! Даже твоя мать, о которой ты столько кричишь,- да разве ты любил ее? Ты бросил ее умирать в рабстве, а сам отправился за подвигами и славой - думаешь, я не
знаю, как это было!
        -Молчи!- Бергвид стремительно вскочил с места, так что меч Рагневальда отлетел к середине палаты и со звоном ударился о камни очага.- Не смей! Это ложь! Гнусная ложь, которую распускают мои враги!
        -Ты и ей отплатил черной неблагодарностью за все, что она для тебя сделала!- яростно продолжала Хильдвина, и люди вокруг них забились в ужасе по углам, ожидая, что сейчас Бергвид убьет и ее, и всех, кто попадется.- Она на руках унесла тебя от фьяллей - и ты должен был на руках унести ее от Вебранда, когда сам ушел оттуда! Она пятнадцать лет делилась с тобой своими рабскими корками, чтобы ты вырос сильным и мог отомстить! Она спала с хозяином, чтобы тебе жилось легче! Думаешь, я не знаю, как это было! А когда твой час пришел, ты бросил ее, потому что она больше ничем не могла тебе помочь!
        -Это ложь! Чтоб молния сожгла твой язык! Я мщу за нее! Я отомстил за нее всем тем, кто виноват в ее участи, и буду мстить, пока я жив!- кричал Бергвид и колотил себя по груди, где блестело ожерелье из зеленых стеклянных бусин - память о матери.
        -Ну, поплыли!- вдруг спокойно, только с досадой сказала фру Хильдвина и ушла из гридницы.
        Про месть она слышала уже столько раз, что прибавить было нечего. После этой бурной и жестокой ссоры, еще чувствуя болезненное жжение в душе после услышанных оскорблений, она хотела побыть одной.
        Бергвид знаком велел поднять меч Рагневальда и убрал его в ножны. Руки конунга дрожали, пот капал с побледневшего лица прямо на ножны из дорогой цветной кожи с золочеными накладками. Чьи-то боязливые руки подали ему новый рог; Бергвид жадно выпил, проливая пиво на грудь, и отбросил рог в сторону.
        -Я… сумею… найти себе друзей…- пробормотал он, с трудом приходя в себя и стараясь прогнать из памяти только что произошедшее.- Без всяких… Очень нужно… Подойди сюда!- Он сделал знак Бьёрну.
        Бьёрн подошел довольно твердым шагом, но в коленках у него ощущалась слабость, в груди шевелился холодок, сердце как-то ухало и замирало. Но напрасно он беспокоился - Бергвид сейчас совершенно не помнил ни как его зовут, ни откуда он родом.
        -Ты возьмешь подарки для своего отца… Асольва Непри… знанного…- с трудом выговорил Бергвид, и Бьёрн, удивившийся было, сообразил, что Бергвид принимает его за сына Асольва. В его отуманенном сознании лицо Бьёрна связывалось именно с Асольвом и вестями о его дружелюбии.- Ему и всей семье. Я умею награждать моих друзей. Возьми это…- Он вяло обвел рукой стол, уставленный разным добром, и сундук с тканями, и Бьёрн не понял, что же ему предлагают взять.- Возьми светильники, и серебряные кубки, и тот розовый шелк… которые тут свиньи попирают копытами…- Он горько усмехнулся, вспомнив, как жена наступила на шелк, но сейчас у него не хватало сил даже на ярость. После дикой вспышки он всегда оставался без сил.- И еще…
        Дрожащей рукой Бергвид снял с шеи ремешок, на котором покачивался перстень с тяжелым красным камнем.
        -Отдай это своей сестре…- велел конунг и вложил перстень в руку опешившему Бьёрну.- Я хочу, чтобы это было у нее… У той, которая понимает меня… Мои друзья, у которых есть сердце, понимают меня… А кто меня не понимает, тот вовсе мне не друг… Таких я не хочу знать. Мне не надо такой жены!- с твердой злобой окончил он, ненавидяще глядя на дверь девичьей, за которой скрылась Хильдвина.
        Бьёрн сжал перстень в ладони и непроизвольно кивнул. Он был так потрясен и всем случившимся, и подарком, что не мог выговорить ни единого слова. Речи разгневанной Хильдвины все перевернули вверх дном и представили Бергвида конунга совсем в другом свете. Но Бьёрн еще не опомнился и не понял, что ему думать и как вести себя дальше.
        Одно он знал точно: ему хотелось уехать от Бергвида, и как можно скорее. Если тот собрался в поход на Вигмара, то сыну Вигмара в его дружине делать нечего. И поручение пришлось весьма кстати. Нет, Бьёрн не собирался обманывать доверие конунга и ехать намеревался действительно к Асольву, в Кремнистый Склон. А уж оттуда послать кого-нибудь с предупреждением Вигмару. Показываться ему на глаза самому, пожалуй, пока не стоит…

* * *
        Лето проходило, «высокий» месяц повернул к концу. В лесах вырастали грибы, созревала черника. Женщины часто ходили теперь по окрестным склонам с корзинами и деревянными ягодными гребнями. Их стайки всегда провожал кто-то из дружины: у Вигмара Лисицы со времен первой войны было заведено, чтобы женщины не удалялись от усадьбы одни. Хирдманы охраняли их в лесу от «врагов и нечисти», а по большей части от змей, которых в черничниках водилось гораздо больше, чем хотелось бы.
        Вообще-то ягодные прогулки считались делом подростков и парней помоложе, но Лейкнир не обращал внимания на эти мелочи и всегда сам провожал Альдону. Альдона собирала чернику, а он ходил вокруг, выискивал кочки, где побольше ягод, и шуршал в них длинной палкой для уверенности, что там не притаилась серая, черная, коричневая гадюка с грозным зигзагом на спине.
        День выдался холодный и дождливый, в лесу было сыро, пасмурно и скучно, в воздухе висела мелкая водяная пыль, с веток изредка капало. Сегодня выдался один из тех неприятных дней, когда вся природа как будто намекает, что летнее тепло кратко и уже почти позади, что скоро осень, а за ней настанет долгая зимняя тьма. Мох под ногами усеивали желтые березовые листья - береза чуть ли не с «ягнячьего» месяца начинает ронять листочки, словно желтые слезки по неизбежной будущей гибели. Глупая!
        Альдона высыпала ягоды с гребня в корзину, собрала с поверхности несколько зеленых листиков, твердых и блестящих, как застывшие капельки. Набралось уже больше половины корзины - скоро можно и домой. Ее пальцы, шарившие в корзине, влажные и розовые от холода, повиновались неохотно. Уже тянуло домой, к горящему очагу - она зябла, да и есть хотелось. В холодном лесу всегда хочется есть.
        К ней подошел Лейкнир, высыпал в корзину горсть ягод.
        -Надо же!- Альдона усмехнулась.- Сколько собрал! Как ты их только не передавил своими лапами!
        -Там малина есть. Немножко. Показать?- Лейкнир кивнул куда-то в сторону. На губах и даже почему-то на щеке у него виднелись багровые следы черничного сока.
        -Да ну ее!- Альдона поморщилась.- Она теперь водянистая, невкусная.
        -И то правда. Дай-ка… Подол разорвешь.
        Лейкнир отодвинул ее, присел возле корзины и стал вправлять вылезший прут, который все цеплялся за подол ее платья. Альдона посмотрела сверху на его склоненную голову, потом сняла с его волос мелкий березовый листик - точно такого же светло-желтого цвета.
        Бедный Лейкнир! Здесь, в лесу, было сыро и холодно, но так тихо, буднично и в общем хорошо. Вдали отдавались привычные гулкие удары - в Кузнечной горе кипела работа. Сегодня настала очередь Эгиля махать молотом, а Лейкнир мог отдохнуть. Альдона чувствовала бы себя совсем счастливой сейчас, если бы могла не думать о том, что их ждет. В последнее время отец стал иногда вспоминать о Хельги ярле - пора бы ему прислать обещанные подарки и самому приехать. Свадьбы не миновать. И Лейкнир опять потеряет ее, на этот раз окончательно. Добросердечная Альдона всей душой жалела его, стараясь даже не думать, как эта разлука скажется на ней самой. Выйдя замуж, ей придется привыкать к жизни в совсем другом мире, навек расстаться с родичами, со всем и всеми, к чему и к кому привыкла. Альдона не была особенно честолюбива и не думала, что положение будущей кюны вполне возместит ей все утраты. Но Лейкнир будет не самой легкой из ее потерь.
        -Что ты?- Лейкнир поднял голову и заметил ее огорченное лицо.- Замерзла? Может, домой пойдем?
        Альдона улыбнулась, стараясь скрыть свое расстройство, посмотрела на свои порозовевшие от холода, влажные от ягод руки.
        -Да… Так холодно…
        Лейкнир взял ее руки в свои и стал дышать на них, хотя тепла его рук уже вполне достаточно, чтобы ее согреть. Альдона смотрела в его спокойное, сосредоточенное на этом простом деле лицо, и в мыслях ее отдавалось: бедный Лейкнир! Он не лгал, когда обещал поддержать ради нее крышу горящего дома. Она верила, что ради нее Лейкнир готов на любое самопожертвование. Но только этого совсем не нужно. Держать горящую крышу над чьей-то головой приходится так редко - один раз в жизни, может быть, а может, и ни разу. Любовь проявляется в мелочах - в том, чтобы каждый день быть рядом и уметь подумать даже о такой ерунде, как вылезший прут корзины, цепляющий за подол. И именно сейчас Альдона поняла, что за все эти годы его преданность и ее привычка сделали Лейкнира самым близким ей на свете существом. Ближе отца и братьев… И конечно, не только в преданности и привычке дело. Что-то в нем есть такое, из-за чего он не надоел ей за эти двенадцать лет и никогда не надоест. Она привыкла подсмеиваться над ним, но по большому счету не находила в нем особых недостатков. Неглупый, добросердечный, прямодушный и смелый,
Лейкнир как мужчина не заслуживал ни единого упрека. Его «телячья влюбленность», как называл это Хлодвиг, была его единственной слабостью, но именно эту слабость Альдона охотно прощала! Конечно, до блестящего, благоразумного, обученного красиво говорить и даже слагать стихи Хельги ярла Лейкниру далеко, но зато он всегда рядом и на него во всем можно положиться. За эти годы они стали частями единого целого, и если ради какого-то сына конунга им придется разлучиться, это будет все равно что разрубить живое дерево пополам, от кроны до корней. Как глупо, что она не понимала этого раньше, еще до того как два доблестных ярла явились к Золотому озеру!
        Лейкнир мельком посмотрел ей в лицо, хотел что-то сказать, но промолчал. В ее глазах сияли слезы, а взгляд ее, нежный, трепетно-тревожный, сближающий, был значительнее и дороже, чем даже поцелуй. Лейкнир крепче сжал ее руки. Он тоже часто думал о том, что готовит им будущее, но не хотел тревожить ее разговорами об этом. То, что она ездила за ним в Кремнистый Склон, и то, как она после этого с ним обращалась, убедили Лейкнира, что для Альдоны их разлука будет столь же губительна, как и для него. Но это его не порадовало. Он вытерпел бы что угодно, у него нашлись бы силы для любых испытаний, если бы он знал, что этим служит ее счастью. Но если она не будет счастлива с этим Хельги ярлом…
        -Я сделаю все, что ты захочешь,- тихо сказал Лейкнир.
        Без долгих разговоров они поняли друг друга: и что ее мечты о будущем изменились, и что он готов на все ради ее счастья. Он имел в виду вообще все, что только можно было придумать в их положении, вплоть до побега из дома. И ничто, никакие обязанности и ничьи желания не повлияют на него, кроме ее воли.
        Альдона мелко закивала, стараясь сдержать слезы. Бедный Лейкнир! Бедная я! Если бы еще знать, чего она хочет! Чтобы ее обручение с Хельги ярлом расстроилось - а как же отец? Получится, что Вигмар нарушит слово, данное Хельги ярлу, а Альдона не могла навлечь на отца такой позор. Что делать? «Я хочу всегда быть с тобой!» - она могла сказать ему только это, но путей к достижению этого простого счастья она не видела так же, как и он. Ее не зря считали умницей, но здесь ее ум ничем не мог помочь.
        -Альдона! Альдона!- Размахивая палкой, к ним бежал через сосны брат Ульвиг, а за ним, отставая шагов на десять, ломился еще кто-то.- Ты где? К нам гости едут!
        Альдона ахнула от ужаса, как при самом страшном известии, и крепче прижалась к Лейкниру. Воображение уже нарисовало ей то, чего она боялась: Хельги ярла с подарками и со сроком свадьбы на устах.
        -Женщина! Какая-то женщина!- воодушевленно кричал Ульвиг, подбегая.- Мы ее не знаем! Мы видели с горы! Они на перевале! Человек… с полтора десятка! Половина служанок всяких, и мужчины тоже есть!
        -Шестнадцать!- кричал вслед за ним догоняющий Вальгейр.- Я точно подсчитал!
        -Это потому что тот дверг разорвал заклятья, и Блоса не успела наплести новых! Вот они и едут себе, как будто так и надо!
        -Там женщина главная, а при ней еще такой мужик, на волка похож! Полуседой, как оборотень!
        -Да разве оборотни полуседые!- Альдона отвлеклась и даже рассмеялась. Неизвестная женщина, путешествующая с полутора десятком хирдманов и челяди, не могла быть посланницей Хельги ярла.- А отец знает?
        -Гейрвиг и Хьёрт побежали. И там еще с ними парни. Пойдем домой!
        -Берите!- Лейкнир кивнул на корзину Альдоны, где так красиво блестела влажная черника.- Пойдем посмотрим, что это за женщина такая.
        -«И он увидел, как по небу скачут девять валькирий, и одна из них была самой статной!»-принялся торжественно выкрикивать Вальгейр, стуча палкой по мокрым стволам.
        Все четверо двинулись вниз по склону лесистой горы к усадьбе. Альдона старалась думать о неведомой гостье, разжигать в себе любопытство - только чтобы не сосредоточиваться на том душевном перевороте, который уже почти свершился в ней… Уже приблизился настолько, что закрывать на него глаза стало невозможно…
        На глазах Альдоны снова выступили слезы, и больше у нее не нашлось сил с ними бороться. Если бы мать была жива! Она помогла бы ей, посоветовала! Ей можно было бы все рассказать и всегда быть уверенной, что ее любовь, ее ум, ее опыт найдут какой-то выход, подскажут что-то! Лейкнир поможет ей, жизнь отдаст, но принять решение она должна сама. Отец любит ее, как собственное сердце, но он не сможет ей позволить взять назад добровольно данное слово и тем навлечь позор на весь род. Выхода не находилось. Но было бы так утешительно рассказать матери обо всем, ей, которая поймет ее, так недавно понявшую саму себя. Но матери больше нет, и Альдона уже не маленькая, ей не за кого спрятаться. Ей предстоит самой встать лицом к лицу со всеми этими людьми и со своей судьбой. Пустота, которая раскрылась перед Альдоной в день смерти Рагны-Гейды, теперь снова мучила ее. И никогда этого не одолеть. Она всегда будет нужна, но ее никогда не будет рядом…

* * *
        Спустившись по тропе с лесного склона, Альдона с двумя братьями и Лейкниром оказалась на дороге одновременно с незнакомой гостьей - прямо наткнулась на нее. Альдона едва успела одернуть плащ, засунуть выбившиеся пряди волос под капюшон и поправить повязку на лбу. (Спросила было у Лейкнира, не вымазано ли лицо черникой, он вместо ответа полез целоваться - тут добьешься толку, как же!)
        Женщина ехала первой и, увидев выходящих на дорогу девушку и трех парней с корзиной черники, придержала коня. Ее дружина остановилась чуть позади.
        -Вы из усадьбы Каменный Кабан?- спросила женщина. Первый же взгляд на Альдону убедил ее, что эта красивая, нарядная девушка с серебряными браслетами на белых руках не может быть простой служанкой, и она тут же добавила: - Да будет с вами милость Светлых Асов!
        -Да хранят боги ваш путь!- отозвалась Альдона, разглядывая ее.- Верно, мы из усадьбы…
        Знатное происхождение было ясно написано на красивом, горделивом лице гостьи, на гладком белом лбу, на нежных руках с золотыми обручьями, блестящими из-под цветных рукавов. Красивые русые кудри виднелись из-под капюшона и кольцами спускались до пояса. Даже сбрую ее лошади украшали бронзовые подвески и серебряные бляшки с голубыми глазками бирюзы.
        -Ты, йомфру, должно быть, дочь Вигмара Лисицы!- определила женщина, с тем же вниманием рассматривая Альдону блестящими светло-серыми глазами.- Такие же рыжие волосы и такое же белое лицо без единой веснушки. Я угадала?
        -Да.- Альдона усмехнулась.- Ты права, Фригг покрывала. Я - Альдона дочь Вигмара.
        -Вы проводите нас в усадьбу?- спросила женщина вместо того, чтобы назвать свое имя.- Там я скажу, кто я. Еще далеко?
        -Значительно меньше, чем ты уже проехала, Скади обручий!- Альдона усмехнулась. Она еще не знала, из какой дали едет гостья, но точно знала, что в обозримой округе таких нет.
        -Ты меня обрадовала!- Женщина тоже усмехнулась.- Знала бы ты, как мне хочется поскорее повидать твоего отца!
        -Он будет рад, что его торопилась повидать такая прекрасная женщина!- лукаво ответила Альдона, заметившая, что незнакомка весьма гордится своей красотой.
        Правда, ей было чем гордиться. Какие у нее красивые глаза - большие и блестящие, точь-в-точь сероватые кристаллы горного хрусталя! А горный хрусталь Альдона хорошо знала, потому что в кварцевых породах, залегавших во всех окрестных горах, он имелся во множестве. Эти золотые обручья, и черные брови, и яркий румянец на чистом белом лице… Странно, что волосы не покрыты, как у незамужней, но на девушку гостья тоже не походит… Альдону мучило любопытство, но она держалась непринужденно и ничем его не выдавала.
        -Ах, вот как!- Гостья усмехнулась с некоторым самодовольством, подтвердившим догадки Альдоны.- Так это правда, что рассказывают, будто он… Рассказывают, что у тебя очень много братьев?
        -Это верно. Вот эти двое, например.
        -А этот?- Быстрый взгляд гостьи коснулся мощной фигуры Лейкнира.
        -А это сын моего воспитателя.
        -А!- Любопытство гостьи сразу угасло.- Ну, ведите же нас!
        Ульвиг и Вальгейр всю дорогу перемигивались: ну и женщины! Им бы только языком болтать! Всю дорогу между Альдоной и гостьей, медленно ехавшей шагом рядом с ней, не прекращалась бойкая беседа: гостья задавала вопросы, стараясь как можно больше выведать об их отце и вообще о семье, а Альдона отвечала весело и непринужденно, но говорила только о том, что и так знала вся округа.
        -Что это стучит?- спрашивала между прочим гостья, прислушиваясь к отдаленным ударам в горах.
        -А это работает Хродерик Кузнец!- отвечала Альдона.- Там, в Кузнечной горе.
        -А! Готовит ваши знаменитые мечи? По одному в месяц?
        -Точно так!- подтвердил Лейкнир, сжимая и разжимая под плащом кисть руки с тяжелыми мозолями от кузнечного молота.
        Под удивленными взглядами челяди Альдона ввела незнакомку в дом и послала мальчишек за отцом. Когда Вигмар вошел в гридницу, Альдона поднялась ему навстречу, а за ней встала женщина в синем платье, уже освободившаяся от дорожного плаща и оправившая свои роскошные кудри.
        -У нас знатная гостья, хёвдинг!- сказала Альдона.- Свое имя она назовет тебе сама.
        -Я - Хильдвина дочь Халльбранда, из рода Хетберга!- сказала гостья.- Я приехала издалека, чтобы повидаться с тобой, Вигмар хёвдинг. У меня есть новости, которые тебе покажутся любопытными.
        -Даже если бы ты и не привезла никаких новостей, твой приезд в мой дом - само по себе весьма любопытное событие!- справившись с изумлением, Вигмар усмехнулся.- До сих пор твой муж, Бергвид сын Стюрмира, не жаловал меня своей дружбой!
        -Я ему больше не жена!- повысив голос, с надменностью ответила Хильдвина.- Довольно я терпела его оскорбления, но у всякого терпения есть предел! И если нам придется упоминать имя этого человека, то я надеюсь, называть его моим мужем больше никогда не придется! У меня есть свидетели нашего развода, и я готова подтвердить хоть на тинге Светлых Асов, что больше я не делю с ним ни еду, ни кров, ни постель!
        В честь приезда знатной гостьи Вигмар устроил пир и созвал, по своему обыкновению, всю родню. Хильдвину принимали учтиво, дружелюбно, женщины пялили глаза на ее платье и многочисленные украшения, мужчины любовались ею, не исключая и самого хёвдинга. Жена, да еще и бывшая жена Бергвида Черной Шкуры, возбудила бы много толков, даже будь она страшнее троллихи, но красота Хильдвины привлекала внимание сама по себе, а развод с Бергвидом подогревал любопытство до совершенно нестерпимого жара. Ведь не жаловаться же на бывшего мужа она приехала сюда! Но Вигмар не торопился с расспросами. Он уже знал главное: Хильдвина рассталась с Бергвидом, а значит, ее прежняя к нему любовь сменилась совсем другим чувством. Сюда ее привела жажда мести. У них теперь общий враг. А что она может предложить - это скоро выяснится. Хильдвина не походила на женщину, склонную терять время просто так.
        -Ты приехала сюда прямо от Бергвида?- спросил Вигмар как бы между прочим.- Любопытно, в каких местах он теперь обитает?
        -В последний раз я видела его в усадьбе Ежевика, у Кетиля Хромого,- отвечала Хильдвина, со вкусом обсасывая куриную ножку. Она, как оказалось, любила поесть, и никакие неприятности в прошлом не могли помешать ей получать удовольствие от хорошей еды.- Кстати, могу тебе передать, что твой сын Бьёрн здоров и весел. Он неплохо показал себя в битве, Бергвид конунг остался им доволен, даже дал ему из добычи прекрасный пояс с серебром.
        Хозяева не подали вида, что удивлены ее словами, и сидели невозмутимо, точно не хуже самой Хильдвины знали, о какой битве идет речь. А гостья весело поглядывала на них своими хрустальными глазами: ей доставляло удовольствие упиваться своей осведомленностью и испытывать их выдержку.
        -Бьёрн?- При этом имени Вигмар слегка двинул бровью. Конечно, Альдона рассказала ему об исчезновении брата, и судьба его занимала Вигмара больше, чем он хотел показать.- Да, такой сын у меня был. Не знаю, правда, сядет ли он за этот стол когда-нибудь еще. Я растил своих сыновей вовсе не для того, чтобы они сражались в битвах, в которые я их не посылал.
        -Ты сам не знаешь, насколько ты прав! Если я хоть что-нибудь понимаю, в эту битву ты не послал бы сыновей!- Хильдвина бросила обглоданную до блеска кость и окинула взглядом стол в поисках еще чего-нибудь. Служанка подала ей копченые медвежьи ребра на серебряном блюде, и она охотно взяла кусок.- Так вот, об этой битве я и хотела рассказать. Правду говорят, что твоя дочь обручена с сыном конунга слэттов?
        -Это правда.- Вигмар кивнул.- Но это обручение нельзя назвать окончательным. Хельги ярл дал слово без ведома отца, и мы условились, что он пришлет нам подарки в знак согласия Хеймира конунга. Не позже середины зимы.
        -Мне сдается, этих подарков вы не дождетесь ни к середине зимы, ни даже до самого Затмения Богов!- Хильдвина отняла ото рта кость и метнула на Вигмара многозначительный взгляд. Вся эта застольная беседа ее очень забавляла, в том числе и тем, что готовила неблагодарному бывшему мужу неприятности.- Но виноват в этом не Хельги ярл и даже не Хеймир конунг. Ваши подарки были вам отправлены, и повез их Рагневальд Наковальня, муж конунговой сестры Альвборг. Но только он не довез их даже до Тингваля. Рагневальду не так повезло, как он думал. Бергвид конунг отправил его к Ран и ее дочерям, а ваши подарки раздал своей дружине. Если я правильно поняла, немалая их часть отослана в Кремнистый Склон Асольву Непризнанному, и повез подарки твой сын Бьёрн. И, если я ничего не путаю, в Асольве Непризнанном Бергвид хочет найти союзника для борьбы с тобой. Ему, знаешь ли, совсем не понравилось то, что ты хочешь породниться с конунгом слэттов. Он решил непременно этому помешать. И пока, я бы сказала, у него неплохо получается! Он только не знал, что есть человек, способный помешать ему!
        Хильдвина бросила медвежью кость на стол и с гордым торжеством выпрямилась. Вот зачем она одолела этот долгий путь. Отомстить Бергвиду, расстроить его замыслы самой ей было не под силу, но есть на свете человек, который это может!
        Гридница изумленно гудела. Альдона, ходившая вдоль столов с кувшином пива, остановилась за спиной опешившего Лейкнира и положила руку ему на плечо. Ее мысли метались между двумя вещами: подарки Хельги ярла пропали, и обручение расстраивается, а еще грозит ссора с Асольвом Непризнанным, с отцом Лейкнира! Эти две вещи имели огромное значение, но их хорошее и плохое воздействие смешивалось, и Альдона не могла сообразить, радоваться ей или огорчаться. С бьющимся сердцем она смотрела то на Хильдвину, то на отца и других родичей, ожидая их мнений.
        -Подарки пропали!- жалобно, с детским отчаянием воскликнула Ингилетта, пока сообразившая только это.- Наши подарки!
        -Значит, плакало наше обручение!- протянул Эгиль.
        -Вот поганец!- воскликнул Хлодвиг. Он выступал самым горячим сторонником предстоящего брака и очень радовался будущему родству с конунгом.- Какое его собачье дело? Это дело нашего рода, за кого мы выдаем своих невест!
        -Ежу было ясно, что ему это не понравится!- вставил старый Хальм.- Умный человек не искал бы себе лишних неприятностей! Лучше меньше чести, да больше покоя! А мы - нет, вечно хотим прославиться! Кто только будет пить эту брагу, которую мы заварили!
        Его «мы» с подчеркнутым ехидством относилось к Вигмару, а весь вид старика говорил о том, что он-то никогда этих решений не одобрял. Двадцать пять лет прожив в доме Вигмара Лисицы в качестве его близкого родича, Хальм Длинная Голова никак не мог забыть, что когда-то давно его род, род Стролингов из Оленьей Рощи, был гораздо знатнее, чем род Вигмара и Хроара из Каменного Кабана, и мужем его племянницы Рагны-Гейды Вигмар стал против воли всех ее родных.
        -Кто он такой, чтобы мы с ним считались?- горячился Хлодвиг, от возбуждения вскочив на ноги и нисколько не смущаясь присутствием бывшей Бергвидовой жены. Впрочем, она посмеивалась и посматривала на Хлодвига весьма благосклонно. Она затем и приехала сюда, чтобы самовлюбленному бывшему муженьку хорошенько досталось!- Вонючий козел! Конунг из свинарника! Нам до него столько же дела, сколько до жаб и лягушек!
        -Это грабеж, родич!- воскликнул Тьодольв из Золотого Ручья, как будто даже довольный, что возник случай проявить доблесть.- Этого нельзя так оставить! Ты подумай, что там были за подарки! Сокровища Фафнира!
        -А откуда Бергвид об этом узнал?- Вигмар вопросительно посмотрел на Хильдвину.
        -Да уж, я думаю, все птицы поют об этом!- хмыкнул Хальм.
        -Кое-что мы слышали от птиц!- посмеиваясь, подтвердила Хильдвина.- А потом к нам приехал один фьялль и рассказал все подробно. А он слышал об этом от Торварда Рваной Щеки, который был при этом сам.
        -Торвард ярл!- воскликнуло разом множество голосов.
        Потом все заговорили и закричали, не слушая друг друга.
        -Это все фьялли! Всегда фьялли!- возмущался Гейр Длинный, намекая на свои давние предостережения.- Это всегда: если рядом появляются фьялли, то жди беды! Я уверен, сам Торвард ярл натравил на нас Бергвида!
        -Вот он, ваш Торвард ярл! Нечего было пускать его в дом! Я говорила тебе, Вигмар, говорила - ты сошел с ума, что принимал его в гостях!
        -При чем здесь Торвард ярл!- только один Эгиль пытался его защитить.- Я не поверю, чтобы он устроил это нарочно! А молчать - мы не брали с него клятвы молчать обо всем! Он клялся только не мешать браку! Да и разве мы делали из обручения тайну?
        -Это его мамаша-ведьма постаралась! Это ее дела!
        -Я знал, знал, что фьялли этого так не оставят!
        -Я тебя предупреждал, Вигмар: нельзя делать из собственной дочери кость, за которую дерутся собаки!
        -Ормкель сказал, что поссорился с Торбрандом Троллем и больше не желает ему служить,- продолжала Хильдвина, с удовольствием оглядывая бурю в гриднице, поднятую ее усилиями.
        -Ормкель?- переспросил Вигмар.- Неспящий Глаз? Сын Арне Стрелы?
        -Не знаю, чей он сын.
        -Но у него вот такой шрам через лоб?
        -Да. А разве ты его встречал?
        -Нет, не встречал. Но мне много о нем рассказывал Хагир Синеглазый. Это его давний враг. Он всегда ненавидел квиттов. Его отец, Арне Стрела, погиб в битве в Пестрой долине. Ормкель тогда был еще ребенком.
        -А потом квитты однажды продали в рабство его самого!- подхватил Тьодольв.- И если бы Хрейдар Гордый случайно там не оказался и его не выкупил, он и сейчас чинил бы ограды и чистил свинарники где-нибудь за морем.
        -Чтобы этот человек поссорился с Торбрандом конунгом - этого не может быть!- твердил Гейр Длинный.- То есть поссориться он может с кем угодно, но чтобы он стал служить квиттам! Скорее Тор помирится с Мировой Змеей! А Бергвид, что ни говори, квитт!
        -Не знаю, не знаю!- посмеивалась Хильдвина.- Он проломил там пару-тройку квиттинских голов, чтобы заставить себя уважать. Так что, очень может быть, он и ненавидит квиттов! Впрочем, тот сброд не стоит жалеть!
        -И это он подбивает Бергвида к походу против меня?- спросил Вигмар.
        -Похоже на то. Правда, к этому Бергвида и не нужно подбивать. Любви между вами никогда не водилось, ты это знаешь и сам. «Я заставлю всех покориться!» - это его любимый припев все те шесть лет, что я с ним прожила. А «все» - это в основном ты, Даг Кремневый и Хагир Синеглазый, потому что именно вы совершенно ему не подвластны. Это обручение с Хельги ярлом переполнило его терпение. А кроме того, ему понравился булатный меч, который взяли у Рагневальда Наковальни. Ведь этот меч вы ему подарили? Вы же добываете булатные мечи из древних кладовых в горе?
        Вигмар отрешенно кивнул, прикидывая возможные последствия этих событий.
        -Но я привезла тебе не только плохие вести,- продолжала Хильдвина.- Я могу подсказать тебе, где найти союзника.
        -Даг Кремневый поможет мне.
        -А что ты сказал бы о моем брате Вильбранде? Он ведь, ты знаешь, хёвдинг в округе Хетберга. Хетберг - это наша родовая усадьба на западном побережье, южнее округи Можжевельника. Мой брат был рад узнать, что я ушла от Бергвида - они давно поссорились, и я не смогла помирить их. Бергвид слишком упрям и никого не слушает. Как говорил Отец богов, обездолены те, в ком ума не хватает.
        При этих словах в ее голосе слышалась досада, хрустально-серые глаза негодующе сверкнули.
        -Если в человеке не хватает ума, это еще полбеды!- заметил Вигмар.- Гораздо хуже, если у него нет своего ума или опыта, но много гордости, которая не дает ему принимать ум или опыт чужой! Кто не хочет учиться, тот никогда не будет уметь!
        -В Бергвиде есть и полбеды, и полная беда! Они ссорились еще с моим отцом, но смерть их развела; потом он стал ссориться с братом. Что бы ты сказал, если бы мой брат предложил тебе союз против него?
        Вигмар не ответил, пристально глядя ей в глаза. Как видно, прежде чем ехать сюда, она обменялась мнением с братом, а значит, у них все продумано надолго вперед. Хильдвина крепилась: взгляд этих пронзительных желтых глаз пробирал ее насквозь.
        -Тебя удивляет, что этот разговор с тобой завела женщина?
        -Меня удивляет, что этот разговор не завел твой брат. Отчего Вильбранд хёвдинг не приехал сам?
        -Мой брат приехал бы сам, если бы был уверен в хорошем приеме. Ты помнишь, между вами случались… недоразумения.
        -Если он хочет быть другом мне сейчас, то мы готовы забыть старые раздоры. Я не хочу уподобиться Бергвиду, который проливает кровь живых во славу мертвых. Я хочу заботиться о живых. Ты можешь послать за Вильбрандом хёвдингом. Или я пошлю своих людей.
        -Всякая подмога может пригодиться!- поддержал Гейр Длинный.
        -Ты увидишь, что он может быть хорошим другом!- с благодарностью ответила Хильдвина.- Род из Хетберга никогда не предаст и не обманет доверия!
        Вигмар спокойно кивнул в ответ: дескать, иначе и быть не может.
        -А пока он не приедет, я надеюсь, тебе не прискучит быть гостьей в моем доме.- Вигмар улыбнулся, и Хильдвина улыбнулась ему в ответ.
        Она привыкла, что все мужчины, кроме уж совсем высохших пней, смотрят на нее с живым интересом, но внимание грозного властителя Железного Кольца было ей приятно вдвойне.
        В тот же день Хильдвина послала гонца за братом, а сама осталась ждать его в Каменном Кабане. Попав в подходящее женское общество, Хильдвина оказалась дружелюбна и разговорчива. Ни к каким рукоделиям она не имела склонности, не смотрела ни на прялку, ни на ткацкий стан. Не хотела она и шить, хотя привезла с собой не так уж много платья. Правда, все ее рубашки были из тончайшего эриннского льна и отделаны цветными шелковыми ленточками, так что женщины со всего дома сбежались на них посмотреть. Хильдвина охотно показывала свое «приданое», как она говорила, и ей нравилось завистливое восхищение здешних женщин.
        Целыми днями она сидела, сложив на коленях красивые белые руки и только перебирая свои многочисленные перстни и браслеты. Альдона посмеивалась, глядя на нее: вот, оказывается, как подобает себя вести жене конунга! Настроение у нее всегда было ровное, приподнятое, и только при воспоминаниях о бывшем муже в ее лице мелькала сильная досада, и Альдона думала, что эта женщина, при всем ее дружелюбии и бодрости, пожалуй, злопамятна и мстительна.
        Не скучая в обществе женщин, Хильдвина еще больше любила общество мужчин. Она охотно болтала с хирдманами, вовсе не задирая перед ними носа, со взрослыми сыновьями Вигмара, особенно с Хлодвигом, который сразу провозгласил ее лучшей из женщин, добродушно подшучивала над младшими. Но особенно ее привлекал сам хозяин дома. При Вигмаре глаза у Хильдвины разгорались звездами, и она бессознательно охорашивалась: то обручье повернет, то прядь волос поправит, то платье разгладит. Женщины многозначительно переглядывались, но гостья не смущалась. Неизвестно, что об этом думал сам Вигмар, но в кухне уже на третий день шепотом шли толки: можно ли считать разведенную жену вдовой - ведь Вигмар не раз говорил, что не женится на вдове. Ну, уж к девушкам ее никак не отнесешь! Впрочем, она так свежа, так хороша собой и совсем еще молода - вдвое моложе хёвдинга, а это что-нибудь да значит! И она такого знатного рода! Уж не затем ли она и приехала, чтобы найти себе тут нового мужа?
        Когда эти толки дошли до самой Хильдвины, она звонко расхохоталась, но Альдона расслышала в этом смехе капельку притворства.
        -Нового мужа!- повторила Хильдвина.- Слава Светлым Асам, я только что разделалась с одним мужем, так неужели я прямо сразу захочу найти другого! Тем более что твой отец не мягче нравом, чем Бергвид, и не даст собой вертеть! Найти мужа, моя дорогая, нетрудно, гораздо труднее потом от него избавиться! Надо же мне и отдохнуть, пожить немного на свободе!
        -Да уж!- насмешливо и многозначительно ответила Альдона.- От моего отца ведь нельзя будет уйти, когда вздумается!
        -А ты, я вижу, не очень огорчилась, что твое обручение с Хельги ярлом расстраивается!- Хильдвина в ответ глянула на нее с насмешливой проницательностью.
        -Во-первых, перед обручением мы едва успели познакомиться…
        -А во-вторых, тут в дружине есть парень, который тебе нравится,- окончила Хильдвина.
        -Откуда ты знаешь?- Альдона на миг растерялась, потом подумала, что их с Лейкниром лица и взгляды многое могли бы сказать проницательному взору.
        Хильдвина расхохоталась, довольная, что подловила-таки лукавую дочку Вигмара:
        -Когда у человека взрослая дочь и большая дружина, в дружине непременно сыщется парень, который ей нравится. Так уж водится.
        Альдона засмеялась - действительно, так оно и водится. Наверное, Хильдвина в юности пережила нечто подобное. У ее отца ведь тоже была большая дружина!
        Брат Хильдвины, Вильбранд сын Халльбранда, приехал дней через десять. Это оказался мужчина среднего роста, лет тридцати пяти, очень похожий на свою сестру и почти такой же красивый, с такими же серыми глазами, только чуть навыкате, отчего его верхние веки выглядели особенно резко очерченными. Взгляд его казался равнодушным, даже немного сонным, но это был умный и быстро соображающий человек. Его русые волосы вились приятными волнами, хотя и не такими крутыми, как у Хильдвины, и он тоже любил хорошо одеваться. На шее у него висела крупная золотая цепь, на запястьях обеих рук блестело по золотому обручью.
        -Если мы будем с тобой заодно, то никакому Бергвиду против нас не устоять!- говорил он хозяину без излишнего ратного пыла, а спокойно и даже чуть небрежно, как о непреложном деле. Он производил впечатление человека немножко тщеславного, но помнящего, что ради уважения людей надо отвечать за свои слова и выполнять обязательства, а значит, вполне заслуживал доверия.- Даже если ему удастся заручиться поддержкой Асольва Непризнанного, нам не следует слишком пугаться. В округе Раудберги мало людей, пригодных в войско. У меня вокруг Хетберга тоже не слишком людно, но можно набрать человек двести.
        -Откуда столько?- Вигмар удивился.- Я слышал, у вас там все разбежались от фьяллей.
        -Раньше да, но в последние годы народ появился. Фьялли к нам больше не ходят, стало нечего взять. Разве случайно кто-то, но мы обороняемся. Зажигаем огонь на высоком месте, и по знаку все соседи бегут на помощь. Мы как-то за один год разбили дружины пяти кораблей, и теперь нас опасаются. Так вот, смотри!- Вильбранд взял два кубка и поставил их по бокам бронзового блюда с остатками жареной свинины.- Это,- он показал на блюдо,- Раудберга.- А это,- он приподнял в обеих руках кубки,- это мы с тобой. В один день ты ударишь с севера, а я с запада от побережья - и Бергвид не будет знать, куда ему бежать. Правильно я говорю?
        И Вильбранд подмигнул Альдоне, как будто она и должна была разделить с ним будущие битвы и победы.
        -Так и мы же не будем знать, куда он побежит,- заметил Эгиль.
        -Он побежит на юг,- просветил Вильбранд.- К своей родне на озеро Фрейра.
        -У него родня в Сосновом Пригорке, это недалеко от озера,- небрежно добавила Хильдвина.- Я там жила одно время, я знаю. Там хозяйничает Гудрун, родственница Даллы, его матери. Она еще замужем за Донбергом Камышом. Тоже та еще коза!
        -А там, у озера, его накроет Хагир Синеглазый!- продолжал Вильбранд и подвинул к блюду острие ножа.- Говорят, он твой хороший друг, правильно? Ударит с востока, ему там близко. И Бергвиду останется только утопиться в море. Правильно я говорю?
        -Да, но на Хагира Синеглазого не стоит рассчитывать. Его нет дома. Он еще весной ушел в поход и велел целый год его не ждать. Он хочет добраться до тех мест, где меха стоят в десять раз дороже, а стеклянные бусы и шелка - в десять раз дешевле. Это его Гельд Подкидыш надоумил. За выгоду в двадцать раз стоит постараться.
        -Ну, справимся без него.- Вильбранд не слишком огорчился.- Еще ведь есть Даг Кремневый?
        -Бывает, что люди, которых убивают на словах, живут долго!- пословицей ответил Вигмар.- Но если бы сбылось так, как ты говоришь, я бы не огорчился.
        -А как ваш… будущий родич?- Вильбранд хитро прищурил глаз и покосился на Альдону.- Не хочет заслужить славу в этом деле?
        -Мы скоро ждем от него вести,- ответил Вигмар.- Но он ведь еще не знает, что его подарки не дошли до нас.
        -И что его родич убит! Но теперь уж он обязан мстить, и ему придется присоединиться к нам! Да, кстати!- Вильбранд сделал живое движение, как будто случайно вспомнил о важной вещи.- Говорят, ты подобрался к кладовым Хродерика Кузнеца? Или это страшная тайна? Об этом нельзя спрашивать?
        Вильбранд честными глазами оглядел лица хозяев, а Вигмар сдержанно усмехнулся: он был уверен, что мечи Хродерика его разговорчивый гость держал в мыслях с самого начала.
        -Итак, остается только Можжевельник,- продолжал Вильбранд.- Остальные все с нами. О ком стоит говорить, конечно. Ты, я, Даг Кремневый - а против нас только Бергвид и Асольв Непризнанный.
        Остается только Эндель Домосед. Но он, скорее всего, вообще ни с кем не пойдет. Он предпочтет выждать, чья нитка пойдет ровнее, и присоединится позже.
        -Тогда мы его не возьмем!- надменно заверил Хлодвиг.
        -Конечно!- Вильбранд кивнул.- Зачем он нам нужен? Пусть сидит у себя на севере и завидует нашим победам. Правильно я говорю?- И он опять подмигнул Альдоне.
        Дня через три Вильбранд уехал. В другое время такому знатному гостю полагалось бы побыть подольше, да он и сам был не прочь задержаться, но будущий поход требовал его возвращения в собственную округу. Сестра его пока осталась в Каменном Кабане: ее никакие дела не призывали в другое место, а раз уж сам Вигмар Лисица предложил ей погостить у него подольше, разве могла учтивая женщина отказаться?
        Глава 7
        С тех пор как Бьёрн привез ей перстень от Бергвида конунга, Эйра жила с постоянным чувством счастья. Она давно знала: что-то должно случиться. Еще только проводив Бьёрна в поход, она уже знала: что-то должно случиться. Ее переполняли предчувствия, то радостные, то тревожные. Эйра бродила по долине под Раудбергой, вглядывалась в облака, прислушивалась к птичьему крику, стараясь разобрать предвестья своей судьбы. Что-то должно измениться, ее мир не может оставаться прежним. Она вспоминала розовые горы своего видения и угадывала в нем счастливое предзнаменование, но боялась ему верить, заталкивала надежды подальше в глубину души, но они шевелились там, будоражили ее, не давали покоя.
        И вот оно случилось - Бьёрн привез ей подарок, дороже которого нет на свете. Что там кольцо Бальдра, рождающее на девятую ночь восемь таких же - важно не что подарено, а кем подарено. Едва Эйра увидела перстень в протянутой ладони Бьёрна, как вся кровь в ней вскипела от жестокого и сладкого волнения; это было слишком хорошо, слишком хорошо!
        Подарок от Бергвида конунга - ей! Значит, он не пропустил мимо ушей, он услышал, он запомнил, он тоже думает о ней, он ценит ее восхищение, ее уважение к нему! И не просто подарок, а именно перстень, знак любви! Алый отблеск драгоценного камня протянул между ними какую-то огненную, священную дорогу, и Эйра прижимала к себе кулак с зажатым перстнем, как будто Бергвид конунг подарил ей само свое сердце.
        Эйра без труда разобрала семь рун, обвивавших золотое кольцо. Это заклинание было признанием в любви; ей казалось, что Бергвид создал это кольцо одним усилием воли, нарочно для нее, и она изнемогала под грузом своего счастья. Сердце билось сильно и горячо; вершины гор, голубое небо, белые облака кружились вокруг нее, как будто предстояло родиться новой вселенной с новым солнцем. Заклинание любви! Любви и верности! Взор конунга через горы и дали читал в ее душе, его сердце живо откликнулось на зов ее сердца! Это судьба! Судьба предназначила их друг для друга, и не зря само имя Бергвида конунга уже давно вызывало трепет в ее душе. Эйра не сводила глаз с алого камня, любовалась им целыми днями, поворачивая руку под солнцем то так, то иначе; ей уже казалось, что она носит на руке, у всех на виду, свое собственное сердце, источающее этот горячий, пламенный свет.
        Ветер и облака пели ей об одном: Бергвид конунг полюбил ее! Эйра ходила по долине, ничего не видя перед собой и не замечая земли под ногами. Она словно хотела найти место, где поместилась бы ее любовь, но не могла - всей Вселенной было бы мало. Любая мелочь, которую она когда-то слышала о нем, теперь стала драгоценностью, полной глубокого и прекрасного значения. Образ Бергвида рос и рос в ее воображении и уже стоял вровень с горами, как один из бессмертных богов. Само имя его теперь приобрело какой-то особый смысл, и Эйра мысленно вслушивалась в каждую его часть, будто имя могло открыть ей саму его душу. «Берг» - «гора», «вид» - «широкий»; самые простые слова, встречающиеся во многих разных именах, вдруг показались исключительными, созданными и предназначенными только для него. И Эйра с чувством любви касалась взглядом каждой горной вершины вокруг, потому что у гор было с ним общее имя.
        Все мелочи обыденной жизни утратили смысл, Эйра ступала по облакам, вокруг нее носились образы героев древности, живущие в сказаниях. Как заклинание, Эйра повторяла про себя строки из древней песни, которая казалась ей песней ее собственной судьбы:
        …конунгу дева
        тогда полюбилась.
        Сказала ему,
        что Сигмунда сына
        она полюбила
        прежде, чем встретила.[17 - Старшая Эдда. Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга.]
        «Полюбила прежде, чем встретила!» Этих слов ей хватало, чтобы слить чувства валькирии Сигрун со своими и вместе с ней унестись от земли и от века - в вечность!
        Хёдбродду я
        в походе обещана,
        но за другого
        хотела бы выйти…[18 - Там же.] -
        твердила она шепотом, вспоминая, что Вигмар и Асольв задумали выдать ее за Бьёрна. Не питая к воспитаннику отца ровно никаких чувств, Эйра прежде не думала об этом, полагаясь на судьбу, но теперь старый замысел приобрел огромную важность: ведь это было препятствие на пути ее любви, препятствие, которое делает саму любовь еще горячее, ярче, выше! В мыслях ее само слово «другой», намекающее на Бергвида, вспыхивало и сияло, как капля росы под солнцем, жаркими радужными огнями. Ей приходилось таить свою любовь, как и той, ее древней сестре, и слезы горячего восторга вскипали на глазах, когда при смутном воспоминании о препятствиях Эйра ощущала, как много сходства между нею и Сигрун:
        …страшен мне гнев
        старшего родича:
        волю отца
        я не исполнила…[19 - Под дисами имеются в виду норны (замена обозначений в поэзии допускалась). Браги битв - кеннинг мужчины.] -
        повторяла она, страстно желая, чтобы разразился над ее головой чей-то страшный гнев и дал возможность его выдержать, как бурю, доказать силу и стойкость своей любви.
        Сразу после приезда Бьёрн послал геста на Золотое озеро - рассказать Вигмару о новостях. Но гест вернулся и сообщил, что в Железном Кольце уже все знают: туда приехала жена Бергвида Хильдвина, да еще в придачу объявила о своем разводе с мужем!
        -О разводе!- воскликнула Эйра и упала на скамью, прижимая руку к бьющемуся сердцу.
        Эта новость ее потрясла, но тут же она сообразила, что иначе и быть не могло. Бергвид конунг предназначен для нее, и теперь, когда пришел срок, судьба убирает все преграды между ними.
        Однажды утром Эйра заметила, как ветки хвороста возле кухонного очага упали из рук служанки и сами собой сложили руну «вин» - руну счастья. Она захлопала в ладоши и засмеялась, уверенная, что это - счастливое предзнаменование ей.
        Выйдя в долину, она шла по тропинке под соснами и вдруг споткнулась: выступившие из земли сосновые корни расположились руной «хагль» - суровое предостережение о грозящих бедах. Эйра остановилась и не смела идти дальше, настороженно огляделась, будто спрашивая у духов соснового бора, не скажут ли они ей еще чего-нибудь. Сосны шумели на ветру, но, сколько Эйра ни вслушивалась, она ничего не могла разобрать. Непонятная сила тянула ее назад, домой, туда, где есть люди и могут быть новости. Уже не первый день она бессознательно ждала новостей, ждала их каждый раз, возвращаясь домой, и сейчас вдруг ожидание стало нестерпимым. И Эйра осознала, что этот теплый летний день, так похожий на все остальные, совсем на них не похож, он совсем другой. Совсем другой! Это всегда так: то, что ты ждешь или чего совсем не ждешь, может случиться в любой миг - и все изменится. Она почти бегом бросилась назад.
        Ворота усадьбы стояли открытыми, во дворе толпилось много чужих людей и лошадей. Эйра вошла, с замирающим сердцем оглядываясь,- все эти люди и лошади казались необычными, на каждом из них, на человеке или животном, лежал отпечаток, какой-то тайный знак того, кого она никогда не видела, но так хорошо знала. У самых ворот ее перехватила служанка, Альдис:
        -Иди скорее переодевайся! У отца важные гости. Пойдем через заднюю дверь - там в гриднице сидят, а ты вся растрепалась. Бродишь весь день, как дух… Ну, идем, идем.
        Эйра послушно пошла за служанкой, едва передвигая ноги. Сердце проваливалось куда-то на желудок и неуверенно билось оттуда; от страшного волнения руки и ноги холодели; от судорожной внутренней дрожи было почти больно. Если бы не Альдис, сама Эйра едва ли справилась бы с одеждой: даже просунуть руку в рукав рубахи оказалось невероятно сложно, все выходило как-то нескладно, неловко. Альдис торопилась, причесывая ее, дергала гребнем ее густые, тонкие, пушистые и потому непослушные волосы, но Эйра ничего не замечала. Только когда служанка достала коричневое платье с красивой белой тесьмой на груди, нашитой старинным узором в виде угловатого, сложного переплетения лент, Эйра ахнула и замахала руками:
        -Нет, нет, не это! Это нельзя!
        -Хорошее платье!- ворчала Альдис, убирая его в сундук и пытаясь поскорее нашарить другое.- Чего еще надо…
        Она, конечно, уже не помнила, что именно в этом платье Эйра говорила с Торвардом ярлом в Стоячих Камнях, и потому надеть его сейчас ей казалось неуважением к конунгу.
        -Нет, лучше это!- Эйра вдруг передумала.- Это оно. Платье моей судьбы…
        Ведь в те мгновения, когда с неба к ней сошли видения розовых гор и внушили надежду, на ней оставалось это же самое платье.
        Альдис озадаченно посмотрела на нее, но это решение избавляло ее от хлопот, и она закрыла крышку сундука. Йомфру Эйра всегда была горазда на причуды, домочадцы привыкли и не удивлялись.
        Эйра вышла в гридницу в красной шелковой рубахе, в светло-коричневом, с белой тесьмой платье, с вышитой мелким речным жемчугом лентой на лбу, которая так красиво смотрелась на ее пушистых темных волосах. Но главным ее украшением был перстень с красным камнем; свое пылающее жаждой любви сердце она несла на руке и собиралась навсегда отдать вместе с этой рукой. Еще ничего не было сказано, все пережитое пока оставалось лишь плодом ее воображения, но Эйру не покидало чувство, что она идет навстречу повелителю своей судьбы.
        При ее появлении незнакомые гости встали, хозяева поднялись за ними. Кроме Асольва с женой и бабкой Уннхильд, присутствовал кое-кто из его старших хирдманов и Бьёрн, по молчаливому согласию как бы занявший место Лейкнира.
        -Это моя дочь,- сказал Асольв, хотя и так было ясно.- Мы ждем тебя, Эйра. Поприветствуй нашего гостя. Это Бергвид конунг.
        Он занимал почетное гостевое место; глянув на Бергвида, Эйра уже не могла оторвать глаз. Он оказался не таким, как она ожидала,- и в то же время именно таким. Не чувствуя пола под ногами, Эйра медленно шла к нему, не зная, что сказать. Первый взгляд на это обветренное, резковатое лицо обжег ее; внутри по всему телу пробежала мгновенная горячая молния, и ей казалось, что молнию видно даже снаружи.
        Бергвид пытливо смотрел на нее. При первом взгляде хозяйская дочь не показалась ему особенно красивой - лицо бледное, лоб высокий, а подбородка почти нет, какое-то невнятное лицо. Он даже был разочарован, после рассказов Бьёрна ожидая увидеть красавицу. Но едва он встретился с ней взглядом, ее глаза поразили его - их темный, глубокий, страстно блестящий взор пронзил его и согрел, и уже все лицо, освещенное этими глазами, казалось прекрасным. Никогда в жизни Бергвиду не приходилось видеть такой необычной женщины. Алый цвет ее рубахи, пышное облако темных волос, сияющие глаза создавали впечатление чего-то небесного, напоминали о валькириях.
        -Я рад, что ты приветствуешь меня в твоем доме, Эйра дочь Асольва,- сказал Бергвид, сам не заметив, что говорит то, что должна была сказать она.- Я много слышал о тебе…
        -И я много слышала о тебе, конунг,- тихо, едва владея голосом, ответила Эйра.- Я так ждала… Так хотела тебя увидеть… Поверь мне… Никакие дары не могли бы больше порадовать меня…
        Она подняла руку с перстнем и прижала ее к груди; ей хотелось высказать ему весь тот восторг, который в ней зажег его подарок, выплеснуть все то море чувств, что бурлило в ней, но слов не находилось и дыхания не хватало.
        Бергвид сначала удивился, но потом узнал кольцо, снятое с тела убитого слэтта, и вспомнил, что послал его ей через Бьёрна вместе с другими вещами из добычи.
        -Я рад, что тебе понравился мой дар,- сказал он.- Я всегда рад дать моим друзьям доказательства дружбы.
        Эйра смотрела на него все тем же обожающим взором: эти простые слова казались ей вершиной благородства, щедрости, доблести. И она видела в них признание, что он угадал ее чувства к нему и ценит их. Он знает, что она предана ему всей душой. Какое счастье!
        Наконец все снова уселись, разговор продолжился. Эйра ловила ухом имена Бергвидовых ярлов, приехавших с ним: Стейнрад Жеребенок, Асгрим Барсук, Грют Драчун, Ульв Дубина, но не понимала, что они означают. Ярлы много рассказывали, превознося доблесть Бергвида конунга, и она слышала только то, что имело к нему отношение, в чертах его лица читая подтверждение каждого слова. Самих говоривших она не замечала. Грют Драчун, молодой, довольно красивый, дерзкий по виду парень, с такой огромной серебряной гривной на шее, что она могла быть похищена только с идола из святилища, старался обратить на себя ее внимание, но к этому имелось только одно средство - назвать имя Бергвида конунга.
        Сам Бергвид говорил мало, но все, что он говорил, казалось Эйре умным, благородным и исполненным какого-то тайного смысла, который обязательно нужно разгадать. Она не сводила с него глаз, упиваясь каждой чертой его лица и видя в нем благородство и мужество всех героев древности. Мать шепотом подсказала ей, что нужно бы поднести кубок и ему, и его ярлам; Эйра поднялась, но шла по гриднице так осторожно, точно под ногами ее была не сухая, утоптанная поколениями предков земля, а скользкий неровный лед. Она боялась расплескать кубок; руки ее дрожали, соприкоснувшись с руками Бергвида, и его руки казались ей горячими, как огонь.
        -Вигмар Лисица предал меня и всех квиттов, когда обручил свою дочь с этим мерзавцем Хельги сыном Хеймира!- говорил Бергвид, сжимая кулак, и сердце Эйры переполнялось негодованием против людей, которых он считал недостойными.
        Ей не казалось странным, что Вигмар Лисица, который столько лет был им, в общем-то, добрым соседом, хотя не упускал случая показать свое превосходство, оказался таким низким человеком. Странно, что она не понимала этого раньше, хотя про обручение Альдоны с Хельги ярлом знала давным-давно! Но конечно, так и есть,- это обручение и не могло быть ничем иным, кроме как предательством. Она, глупая женщина, не понимала этого, а он, конунг, понял сразу.
        -Вигмар Лисица хочет сам править на Золотом озере, как конунг!- говорил Бергвид, и Эйра кивала, показывая, что она во всем согласна с его словами.- Он самовлюблен, заносчив, дерзок! Он никого не уважает, кроме себя, только за собой одним признает права на власть! Какие права на власть могут быть у выскочки, у безродного бродяги! Он жаден, он думает только о себе! Он не думает обо всех квиттах! Он заботится только о собственной славе, о собственном богатстве! Потому он не хочет признавать власти законного конунга квиттов. Но я не позволю ему! Этого брака не будет!
        -А в придачу он еще принял у себя твою жену… или, лучше сказать, твою бывшую жену,- добавил Асольв.- Ты ведь знаешь, что фру Хильдвина уехала к нему и объявила о разводе с тобой?
        Бергвид удивился, в лице его промелькнула яркая досада: он не терпел, чтобы решали за него, даже если само решение его устраивало. Эйра с мгновенной болью в сердце вглядывалась, не огорчило ли его это известие. Но его лицо тут же приняло небрежно-презрительное выражение: пусть никто не думает, что та коварная женщина имеет власть хоть как-то его задеть!
        -Я рад, что она избавила меня от забот!- сказал он.- Она может отправляться хоть к Вигмару Лисице, хоть к Фенриру Волку, и пусть не боится, что я потребую ее назад! Там, у Вигмара, ей самое место! Два локтя от одного полотна!
        Он посмотрел на Эйру, и ее облило чувство счастья: в этих словах отречения от прошлого, в этом взгляде, искавшем понимания, она увидела прямой призыв разделить его будущую судьбу, занять освободившееся место.
        Ничего особенного не было сказано, но Эйре мерещилась между ними какая-то важная связь. Она раньше обычного ушла в девичью: ей требовалось время и покой, чтобы волнение взбудораженной души хоть чуть-чуть улеглось. Все потоки сил души и тела в ней перемешались, взбаламутились; почти не прикасаясь к ней, Бергвид как бы взломал двери ее души и заставил все внутреннее здание перестраиваться, приспосабливаться к нему. Ночью Эйра спала плохо и беспокойно; ей мерещилось, что он рядом, его темные глубокие глаза не отпускали ее взгляд, его низкий, хрипловатый, страстно взволнованный голос, какого она еще не слышала наяву, что-то шептал ей неразборчиво в самые уши. Проснулась она с чувством беспокойного нетерпения: хотелось скорее увидеть его снова, чтобы душа могла продолжить трудную работу приспособления к чужой душе и скорее довести до конца.
        Ей пришлось подождать: гости, утомленные долгой дорогой, еще спали. Когда Бергвид вышел, лицо его казалось бледным, черты обострились, глаза смотрели устало, и сердце Эйры переворачивалось от нежности и сострадания. Она отдала бы свою жизнь, чтобы помочь ему.
        Несколько дней прошло так же: Бергвид был вял по утрам и воодушевлялся к вечеру, они с Асольвом вели бесконечные разговоры о низости слэттенландских конунгов и Вигмара Лисицы, Эйра слушала и сострадала ему, вынужденному все время думать о своих врагах. Однажды он заговорил о своей матери, показал ее зеленые стеклянные бусы, которые носил на шее в память о ней - ему привезли их вместе с известием о ее смерти. Душа Эйры трепетала; само имя его матери, женщины, давшей ему жизнь, казалось ей священным, как имя богини. Далла - «красавица». И уже невольно рождались мысли, что если у нее когда-нибудь будет дочь, то она непременно назовет ее Даллой: и в память этой женщины, и просто потому, что лучше этого имени нет.
        Каждый, кто знал Бергвида сына Стюрмира, удивился бы, увидев его в эти дни в усадьбе Кремнистый Склон. Хильдвина дочь Халльбранда, пожалуй, не узнала бы своего упрямого, самодовольного, обидчивого и безжалостного мужа. Никогда в своей жизни он не был так спокоен, сдержан, разумен и учтив, как в эти светлые дни уходящего лета. Возможно, уже очень давно ему не случалось бывать среди достойных людей, так хорошо к нему относившихся; здесь ему верили и почитали его, и не приходилось снова и снова доказывать свое превосходство, защищать и утверждать свое болезненное, отчаянно страдающее самолюбие. Эти люди считали его тем, кем он всю жизнь стремился быть,- конунгом, великим героем, мстителем за обиды своего племени. И в нем ожили все те качества, присущие герою, которым раньше жестокая борьба самоутверждения не давала развернуться: он невольно стал благороднее в мыслях, сдержаннее в словах, он мог презирать Хельги ярла и Вигмара Лисицу, смотреть на них свысока, и оттого его ненависть к ним ослабла. Сам будучи сыном рабыни, Асольв старательно избегал малейших намеков на рабство, и Бергвид мог быть
уверен, что в этом доме даже мимоходом не заденут его незаживающую душевную рану. Здесь в нем видели сына Стюрмира конунга; покладистый Асольв давно уже простил Стюрмиру конунгу убийство своего отца Фрейвида Огниво и видел в нем великого правителя, которого сломила жестокая судьба и смерть которого стала гибелью державы квиттов. А Бергвид был его сыном, наследником всех его прав, надеждой на возрождение племени. Здесь на все смотрели почти глазами самого Бергвида; сэтими людьми он отдыхал душой и потому считал их самыми добрыми из всех, кого ему только случалось встречать. И Эйра, глядевшая на него все тем же страстно-восторженным взором, что и в час первой встречи, казалась ему самой умной, доброй, благородной и прекрасной женщиной в мире. Женщиной, в которой судьба наконец-то послала ему то, чего он заслуживает.
        Дней через семь или восемь Асольв рано утром вошел в девичью, когда там только начали подниматься. Эйра сидела на лежанке в одной рубахе, расчесывая волосы; она нарочно медлила с выходом, наслаждаясь ожиданием того мгновения, когда увидит его. Ей доставляла живое блаженство та мысль, что он здесь, в доме, что она сможет видеть его целый день - как вчера, как и завтра. При виде отца она невольно привстала, ее рука с гребнем замерла. Отец пришел не просто так, его приход что-то предвещает. От волнения ее лицо побледнело и стало казаться совсем некрасивым. В сероватой простой рубахе, окутанная густым облаком пушистых темных волос, она сейчас походила на лесную ведьму. Но отец слишком к ней привык и не обращал внимания на перемены ее духа и внешности, зависимой от духа и столь же переменчивой.
        -Послушай, дочь моя, что я тебе скажу,- начал Асольв, сев на край ее лежанки и положив ладони обеих рук на колени. Служанки, зевающие и протирающие глаза, утихли, замерли и настороженно ловили каждое слово.- Вчера вечером Бергвид конунг говорил со мной. Он хочет взять тебя в жены. Сегодня мы должны дать ему ответ. Что ты скажешь?
        -Я…- Сердце Эйры снова оборвалось куда-то в пропасть, как будто сейчас, при произнесении этих слов, какая-то злая сила могла помешать назначенному судьбой.- Он обручился со мной, когда прислал перстень. Я полюбила его прежде, чем встретила. Он назначен мне… Я должна…
        -Ты должна или ты хочешь?- размеренно уточнил Асольв, привыкший к тому, что понять ее бывает нелегко.- Ты говоришь, что полюбила его?
        -Да.- Эйра кивнула.
        -Но только… Ты должна понять. Бергвид конунг - тяжелый человек,- осторожно подбирая слова, предостерег Асольв.- Когда человек приезжает свататься, он всегда ведет себя учтиво. Потом все будет иначе. У него тяжелый нрав, об этом мы так много слышали, что сомневаться не приходится.
        Асольв намеревался до конца выполнить свой отцовский долг, но этот разговор давался ему тяжело. Отказать Бергвиду он не решался и согласию дочери обрадовался; но радости мешали предчувствия множества сложностей и бед, и он предпочел бы, чтобы конунг не затевал этого сватовства.
        -Неважно,- шептала в ответ Эйра, почти не слушая отца и зная одно: пришел час судьбы.- Пусть… Я люблю его… Какой он есть… Мне все равно.
        -И еще одно я должен тебе сказать. Правда, это больше волнует нас с матерью, но и тебе надо об этом помнить. Если мы обручим тебя с Бергвидом конунгом, Вигмар Лисица станет нашим врагом. Ведь он думал женить на тебе Бьёрна.
        -Пусть,- так же отвечала Эйра. Отец мог бы сказать вместо «Вигмар Лисица» хоть «Фенрир Волк» - все это уже было далеко и безразлично ей.
        -Ты не забыла, что на Золотом озере живет твой брат? Если все выйдет так, как я опасаюсь, может статься, мы больше никогда не увидим Лейкнира.
        Эйра молчала, и Асольв видел, что имя брата для нее сейчас ничего не значит. Впрочем, как сказала фру Эйвильда, за благополучие самого Лейкнира можно не бояться. В Каменном Кабане у него есть защитник, перед которым бессилен даже сам грозный Вигмар Лисица, как сам Асольв бессилен перед желаниями Эйры.
        -Ну, хорошо.- Хёвдинг с трудом поднялся, как будто за время этого недолгого разговора на плечах его вырос тяжелый мешок.- Конунг - не тот человек, которому можно легко отказать хоть в чем-то. И уж если ты сама этого хочешь… Будь что будет, и да хранят нас силы Стоячих Камней!
        В тот же день Асольв Непризнанный позвал в усадьбу кое-кого из ближайших соседей и объявил им об обручении своей дочери Эйры и Бергвида конунга. Свадьбу назначили на время осенних жертвоприношений - осторожный Асольв не хотел торопиться. Ждать было еще долго, но Эйру отсрочка не огорчила. Ее любовь принадлежит вечности, и месяц-другой не имеют значения.
        После объявления о сговоре Бергвид взял ее за руку и посадил рядом с собой, и она повиновалась с мыслью, что отныне ее место в жизни - рядом с этим человеком.
        -Ты будешь меня любить?- спрашивал Бергвид, горячо сжимая ее руку и настойчиво заглядывая в глаза.
        -Я люблю тебя, конунг,- отвечала Эйра, и ее голос дрожал от переполнявшей сердце нежности. Ей хотелось говорить ему о своей любви много-много, но все приходившие на ум слова казались плоскими, затасканными, пустыми, недостойными ее живого, искреннего, неповторимого чувства к нему.- Я люблю тебя… Ты - солнце мира… Я всегда любила тебя, даже когда еще не видела. Я всегда знала - тебе нет равного. Я счастлива… Я всегда буду с тобой.
        -Ты всегда будешь меня так любить?- тревожно и требовательно шептал Бергвид, близко склоняясь к ее лицу, и она чувствовала на своей щеке жар от его дыхания.- Всегда? Что бы ни случилось? Тот, кого мы любим, может обидеть… Ты выдержишь это?
        -Ах, конунг!- Эйра вздыхала, эти опасения казались ей смешными.- Ты ошибаешься. Ты не можешь меня обидеть, именно потому не можешь, что я люблю тебя. Я все прощу тебе, я на все соглашусь, только бы ты был… Просто на свете. Что бы ты ни сделал… Возьми мою жизнь - я буду счастлива. Ты - мой бог, я живу на свете только для тебя.
        Таких слов Бергвид сын Стюрмира не слышал никогда и ни от кого, но его неутолимо страдающая душа жаждала именно этого. Столько лет он провел в борьбе, и вот чья-то жизнь сама предавалась ему, словно судьба, с которой он всю свою жизнь боролся, наконец уступила и позволила вырвать награду. Бергвид порывисто обнял Эйру и поцеловал так крепко, точно хотел навсегда запечатать на ее губах эти слова, эти клятвы, чтобы она навек сохранила их и никогда не переменилась к нему. Это была та любовь, в которой он нуждался,- та, что не рассуждает и не судит, та, что отдает все, не требуя взамен ничего.
        Когда несколько дней спустя он уехал, Эйра осталась как в тумане. Ее невероятные мечты стали явью: на ее пальце сверкал его перстень, ее руки помнили пожатия его горячих загрубелых рук, на ее губах горели его поцелуи, в ушах звучал его голос, его настойчивый шепот - его образ окружал ее и держал в плену, не давал даже подумать о чем-то другом. Он околдовал ее, он вытеснил из ее сердца весь мир и властвовал там, как хотел бы властвовать в мире. Она дышала горячим чувством любви, любовь была ее кровью, ее воздухом и хлебом. Для нее существовал только Бергвид, а весь зримый мир растаял и исчез. Как безумная, с горящим и отстраненным взором, Эйра бродила по долине и по склонам гор, точно искала место, где могла бы сложить свою любовь. Но как его найти - вся Вселенная не могла бы вместить ее.
        Известие о том, что Бергвид конунг обручился с Эйрой дочерью Асольва, на Золотое озеро привез Бьёрн. Асольв ясно осознавал, что грозный сосед будет весьма недоволен, страшился в душе, но решил не затягивать неведение Вигмара и свое мучительное ожидание: чему суждено случиться, пусть оно случится поскорее!
        Сам Бьёрн сильно сомневался, что будет наилучшим вестником. После свершенных «подвигов» мысль о встрече с отцом приводила его в ужас, который он не мог побороть.
        -Это для тебя прекрасный случай вернуться домой!- уговаривала его фру Эйвильда, а сама думала с тоской, вернется ли домой когда-нибудь ее собственный сын Лейкнир.- Не навек же ты покинул отца! А сейчас подходящий случай: он будет слишком занят нашими новостями, чтобы еще думать о твоих провинностях!
        Бьёрн изобразил «жабью морду» - с поднятыми бровями и по-дурацки растянутыми губами - в знак недоверия к ее словам и насмешливой покорности судьбе. У его отца хватает ума думать о совсем разных вещах одновременно, иначе он не был бы грозным и могущественным Вигмаром Лисицей!
        -Ну, не убьет же он тебя, в самом деле!- вздохнула фру Эйвильда и снова подумала о своем сыне.
        Когда Бьёрн, встреченный недоверчивыми и насмешливыми взглядами, появился в гриднице Каменного Кабана, сам Вигмар только что вернулся с поля, где присматривал за убирающими рожь работниками, и едва успел положить пыльный плащ на скамью.
        -Не верю своим глазам!- воскликнул он, увидев в дверях знакомую светловолосую голову.- Ты ли это, великий герой? Что же ты покинул своего вождя? Или тебя обделили добычей? Ты, как мы слышали, очень храбро бился против будущих родичей твоей сестры! Уж не твоей ли могучей рукой был сражен Рагневальд Наковальня? Ведь ты получил его пояс, наверное, не без заслуг? Ибо получать незаслуженное так же стыдно, как упускать принадлежащее по праву.
        Бьёрн не смел даже оглядеться. В словах отца звучала неприкрытая издевка, и он даже не мог поднять глаза, чтобы встретить гневный, пронизывающий до костей взгляд. На самом же деле все обстояло еще хуже, чем ему представлялось: самим правом войти в этот дом он был обязан уговорам Альдоны, Эгиля и Гьёрдис. Как отец, Вигмар с облегчением увидел одного из девяти, но отнюдь не лишнего сына живым и здоровым, но как глава рода он не мог примириться с его поступком. Хальм, Гейр Длинный и Хлодвиг настаивали, чтобы Бьёрн был навсегда изгнан из рода и лишен права называться сыном Вигмара; поскольку он являлся побочным сыном, Вигмар мог от него отречься, не слишком вредя своей чести. Отговорили его Эгиль и Альдона, упирая на то, что изгнание может толкнуть Бьёрна на еще более худшие проступки. Нельзя же заставить весь свет забыть, что он - сын Вигмара Лисицы!
        Прослышав о возвращении Бьёрна, в гридницу сбежались все родичи и домочадцы, кто находился поблизости. Одни вернулись с полей, другие пришли из кузницы, от рудных разработок, от плавильных печей,- все были заняты, все работали на благо рода, и только он один пропадал невесть где, служил недругу своего отца… Со всех сторон на него смотрели негодующие, недружелюбно-любопытные глаза. Хлодвиг издевательски усмехается: дескать, если кто родился от девки с хутора, то где уж от него ждать ума и чести? С сочувствием смотрели только Альдона и Эгиль, еще пахнущий горячим железом после целого дня возле наковальни. Но они молчали: побег Бьёрна имел самые глупые основания, а за свою глупость надо отвечать.
        -Что ты молчишь?- по виду спокойно спросил Вигмар, но от его голоса у Бьёрна подгибались колени. Дикий гнев Бергвида Черной Шкуры был пустяком по сравнению с этим спокойствием.
        -Я же не знал…- пробормотал Бьёрн наконец, поскольку от него ждали ответа.- Я же не знал, что ему взбредет в голову напасть на Рагневальда. Я думал, он будет биться с фьяллями. Он их ненавидит, а они ведь наши давние враги…
        Сам Вигмар в молодости прославился, сражаясь против фьяллей, но сейчас напоминание об этом не смягчило его.
        -Ты думал!- жестко передразнил он.- Ты не знал, что у Квиттинга нет худшего врага, чем Бергвид Черная Шкура? Кажется, в этом доме достаточно много об этом говорится!
        -На подвиги потянуло!- кашляя, хмыкнул Хальм.- Мальчишка! Выпороть его надо!
        -Лучше не носить меча, чем давать ему такое глупое применение!- сурово сказал Хроар.
        -Ты опозорил нас всех!- гневно продолжал Вигмар, и Бьёрну хотелось попятиться: он не поднимал глаз, но взгляд отца жег его, как молния, каждое слово казалось ударом молота по голове, и у него было чувство, что вот-вот он окажется вбит в землю по самую макушку.- Мало того что Бергвид направо и налево объявляет нас предателями! Теперь и слэтты имеют право сказать то же самое и объявить меня предателем! Весь Морской Путь заговорит, что я послал сына в дружину Бергвида, что мой сын с моего согласия напал на Рагневальда и участвовал в разделе добычи! Скажут, что я придумал это как средство разрушить обручение, не нарушая слова! Что я коварен, как сам Регин! Весь род будет обесчещен! А все потому, что у одного героя слишком много лишней храбрости, но слишком мало ума!
        Бьёрн молчал: эта сторона дела открылась ему впервые. И теперь он заподозрил, что ему грозит окончить свои дни на хуторе деда по матери, Скратте бонда, ходить за плугом и больше никогда не держать в руках меч.
        Вигмар тоже молчал, гневно раздувая ноздри и стараясь справиться с собой; ему тоже впервые пришло в голову, что, может быть, не стоило заводить детей от кого попало, если потом сыновья хорошеньких, но неумных женщин оказываются неумными и приносят роду одни несчастья.
        Альдона покусывала губы: она жалела брата и хотела, как в детстве, сказать за него, что «он больше не будет». Но она молчала, понимая, что проступок совершен не детский и детские оправдания не помогут.
        -А где Бергвид сейчас?- Не менее добросердечный Эгиль пришел на помощь Бьёрну единственным возможным способом.- Как ты от него уехал? Он отпустил тебя добром?
        Это действительно было спасением. Изредка бросая беглые взгляды на башмаки Вигмара, стоявшие на ступенях сиденья (выше он не смел поднять глаза), Бьёрн изложил новости Кремнистого Склона.
        И о нем забыли. Рассказ потряс и изумил слушателей, а негодование Вигмара обратилось в другую сторону, разгоревшись еще жарче.
        -Вот он что задумал!- восклицал он в ярости, крепко ударяя кулаком по подлокотнику своего сиденья.- Он теперь хочет породниться с Асольвом! Задумал подмять под себя Раудбергу! Конечно, когда там такой хозяин!
        -А наш Бьёрн, выходит, потерял невесту!- насмешливо заметил Хлодвиг.- Вот это, я понимаю, преданность! Отдал вождю даже свою невесту!
        -Тоже мне Сигурд![20 - Намек на миф: Сигурд Убийца Дракона обручился с Брюн-хильд, но потом, будучи околдованным и забыв о своей любви, отдал Брюнхильд в жены своему побратиму Гуннару.] - подхватил Эрнвиг, который обожал старшего брата и во всем его поддерживал.
        -Да он и рад!- сказала Альдона.- Он ведь никогда не хотел жениться на Эйре!
        -А ты, брат невесты, что скажешь?- спросил Хроар у Лейкнира, стоявшего за спиной Альдоны.- Что это твои родичи задумали?
        Лейкнир покраснел от волнения и глубоко дышал. Новость поразила его даже больше, чем родню хозяина, и он не находил слов.
        Альдона повернулась, придвинулась к нему вплотную и положила руки ему на грудь.
        -Ты никуда не поедешь!- внушительно произнесла она, глядя на Лейкнира тревожно и строго. Ей сразу же пришло на ум, что обручение Эйры и Бергвида грозит разлучить ее с Лейкниром, но Альдона намеревалась этого не допустить. Лейкнир был ее неоспоримым достоянием, и никто другой не имел на него прав.- Ты никуда не поедешь, ты понял? Что бы они там ни придумали - ты наш! Я тебя не отпущу!
        Лейкнир сжал ее руку, но ничего не ответил. Если уж его отцу в недобрый час пришлось рассориться с Вигмаром Лисицей, то ему нужно выбирать. Конечно, он уехал бы домой - если бы речь шла о другом вожде, не о Вигмаре. Если бы дело не касалось Альдоны и эта ссора между отцами не грозила навсегда разлучить его с ней, с той, без которой он не мог обходиться… Он знал, в чем его долг и где его место. Он знал, что Вигмар не стал бы мешать его отъезду и делать заложником человека, который был много лет связан с его семьей самым тесным образом. Но не хватало духу вот так выступить вперед, поблагодарить за дружбу и объявить, что уезжает. Ведь в другой раз Альдона за ним не приедет. И этот шаг вперед для него стал бы шагом в пропасть, потому что разлучил бы их навек. Каково жить без Альдоны, он уже знал. Лучше уж сразу утопиться!
        -Хотелось бы знать, что он об этом думает!- говорил между тем Вигмар, в котором первая ярость, по мере осмысления новости, быстро переходила в недоумение.- Не могу вообразить, как Асольв решился на такое дело. Он человек мудрый и осторожный, его никогда не тянуло на подвиги… Он не мог совершить такой глупости! Бергвид его заставил! Так ты говоришь, Бергвид уехал?- обратился он к Бьёрну, и Бьёрн с готовностью кивнул, довольный, что его замечают и признают его существование на свете. В его положении и это уже было хорошо.
        Вигмар нашел взглядом Лейкнира:
        -Поезжай домой и пригласи-ка твоего отца ко мне сюда. Я попробую по-дружески побеседовать с ним, пока этот сумасшедший брак не совершился. Может быть, он еще и одумается. Скажи ему, что я больше всего на свете хотел бы остаться с ним в добрых отношениях. Если Бергвид угрожал ему… Почему он сразу не послал ко мне? Я никому не позволю издеваться над моим другом и втравливать его в приключения! Никакому Бергвиду, будь он хоть сыном троих Стюрмиров!
        -И девяти Далл!- фыркнул Хлодвиг.[21 - Намек на бога Хеймдалля, который загадочным образом был сыном девяти сестер одновременно. Кто они, эти сестры,- науке неизвестно.]
        -Нет!- Альдона шагнула вперед.- Не он! Лейкнир не должен ехать туда! Пошли кого-нибудь другого!
        Вслед за тем она подбежала к отцу, поднялась к нему на ступеньку и стала торопливо нашептывать:
        -Нельзя посылать Лейкнира, он должен остаться с нами! Пока сын Асольва у нас, он будет гораздо благоразумнее!
        -Это верно!- Вигмар кивнул.- Но кого послать? Простым хирдманам этого не поручишь, Асольв обидится, а сыну… У него один сын, но и у меня, хоть их и много, они не лишние.
        -Давайте я поеду!- объявила Хильдвина.- Они не посмеют обидеть женщину!
        -А ты не боишься повстречать там бывшего мужа?- Вигмар, слегка удивленный этим неожиданным предложением, насмешливо прищурился, проверяя глубину ее отваги.
        -С какой это стати мне бояться?- Хильдвина задорно вскинула кудрявую голову, принимая вызов.- Что бы он там ни говорил - это я первой объявила о нашем разводе и покинула его!
        -Поезжай!- Вигмар усмехнулся и кивнул.- Если ты не только красива, но и смела, как валькирия, кто я такой, чтобы мешать тебе проявить себя?
        -Весь Квиттинг будет говорить о такой отважной женщине!- восхищенно воскликнул Хлодвиг.
        Хильдвина, порозовевшая от удовольствия под одобрительным взглядом Вигмара, бросила улыбку и его сыну. На самом деле она преследовала разом две цели: поразить Вигмара Лисицу своей отвагой и поглядеть на Эйру дочь Асольва, которая собиралась заменить ее возле Бергвида. Ничуть не ревнуя - берите это сокровище кто хочет!- Хильдвина испытывала любопытство с оттенком жалости. Бедная дурочка, Эйра дочь Асольва! Бедная дурочка! Хильдвина очень хорошо ее понимала. Издалека это выглядит так прекрасно - великий герой, неутомимый мститель! В девятнадцать лет сама Хильдвина была точно такой же. Она тоже слушала рассказы о доблести, об отваге и удачливости Бергвида конунга, тоже восторгалась его чудесной судьбой, боготворила в нем мстителя за разоренный и униженный Квиттинг. Выходя за него замуж, она уже видела себя новой Гудрун, отдающей любовь и руку новому Сигурду. И чем все кончилось? Скитаниями с места на место, жизнью среди разбойничьих морд, вечной тревогой, беспокойством, оскорблениями, вечными попреками, что она недостаточно ценит великого героя! Избранного богами! Чтоб ему провалиться!
        -А ты…- Перестав улыбаться, Вигмар сурово глянул на Бьёрна и помедлил.
        У Бьёрна перехватило дыхание. Сейчас ему скажут, жить ему или умереть. Если пару месяцев назад жизнь дома казалась ему скучной, то теперь он ясно осознавал, что жизнь вне рода Вигмара Лисицы будет для него хуже смерти. Его как будто тащили к пропасти, собираясь туда спихнуть; душа не верила, что отец будет так суров, но ум твердил, что Вигмар это может!
        -Я все же не думаю, что мой сын сознательно решился на предательство,- продолжал Вигмар.- Ты показал, что умом и понятиями ты не старше десятилетнего мальчишки. Я не хочу позорить род, отбирая меч у собственного сына. Отправляйся на пастбища и живи там, пока не повзрослеешь по-настоящему! Есть люди, которые умеют учиться на чужих ошибках, но не всем же так везет с умом! Посмотрим, научат ли тебя хотя бы твои собственные ошибки! На это способен всякий, кто не вовсе дурак! Ступай!
        Братья с мучительным стыдом смотрели в пол. Бьёрн пошел из гридницы, не поднимая глаз и делая вид, что ему тоже очень стыдно. На самом деле ему было почти весело: он понимал, что еще дешево отделался.
        В следующие десять или двенадцать дней усадьба Каменный Кабан гудела и жужжала, как пчелиное дупло. Каждый день по тропинкам гор и долин проезжали всадники: то из Совиного Камня явился Гейр Длинный с сыновьями, то Эгиль отправился в Ступенчатую Гору известить Эльгерду и ее мужа о надвигающихся событиях, то отец Торхильды, Ормульв Точило, прислал людей узнать, как идут дела. Округа ожидала всяческих бед: ведь Бергвид Черная Шкура провозгласил войну с Железным Кольцом. Пока он был просто морским конунгом, здесь из-за него особо не беспокоились. Но если он женится на дочери Асольва и, таким образом, станет распоряжаться всей округой Раудберги, сила его значительно возрастет и он станет опасен. А Асольв? Менее влиятельный и покладистый нравом сосед раньше во всем подчинялся Вигмару Лисице, но, как знать, что он скажет теперь, приобретя такого воинственного зятя?
        Хильдвина с шестью хирдманами отправилась в путь на следующий же день и через двенадцать дней уже вернулась с Асольвом Непризнанным. С собой он привез пятерых хирдманов, показывая тем самым, что не опасается ничего, кроме обычных сложностей пятидневного пути. К его приезду пол в гриднице посыпали свежим тростником, на стены повесили ковры, к скамьям приладили праздничные резные доски, из сундуков достали лучшие серебряные кубки и нарядные цветные одежды: Вигмар хотел показать, что уважает соседа и надеется быть с ним в добрых отношениях. Хроар вышел встречать Асольва во двор, сам Вигмар ждал его в гриднице. Старшие сыновья сидели на скамьях среди дружины, младшие расположились на ступеньках его высокого сиденья, и он казался могуч, как сам Один, возглавляющий пир Асгарда.
        Быстрым взглядом окинув знакомые лица, Асольв заметил отсутствие Бьёрна. После любезных, но с оттенком злорадства улыбок Хильдвины это послужило ему вторым предостережением о том, что обручение его дочери Вигмар Лисица принял без одобрения. Это если мягко сказать.
        Вигмар встретил гостя учтивыми словами, но его желтые глаза смотрели пристально и пронзительно. Отвечая на приветствия, Асольв избегал смотреть ему в лицо. Он был моложе Вигмара всего на несколько лет, сын знатного рода и хёвдинг целой округи, но перед хозяином Железного Кольца ощущал себя напроказившим мальчишкой. Огромная внутренняя сила Вигмара Лисицы ощущалась окружающими почти телесно. Выход из привычного, спокойного подчиненного положения Асольву давался очень нелегко, но он верил, что поступает правильно и его решимость послужит на благо всего племени квиттов.
        Помывшись и отдохнув от долгой дороги, приехавшие сели за стол. Вигмар с трудом дождался, когда гости насытятся: ему не терпелось приступить к разговору.
        -Меня очень удивило то, что сообщил мне мой сын Бьёрн,- наконец заговорил он.- Мы всегда были друзьями с тобой, Асольв, и я надеялся, что так будет всегда. Что дружба наша еще укрепится, когда мы станем родичами. А вместо этого ты отдаешь невесту моего сына другому. Многие посчитали бы это большой обидой! И хотя обетами мы не обменялись, ты прекрасно знал, чего я хочу! И не давал мне поводов думать, что тебе это не нравится! Отчего вдруг такая перемена?
        -Твой сын не слишком хочет брать ее в жены, да и ей он не по сердцу,- отвечал Асольв. Он держался спокойно и только старался избегать жгучего взгляда своего собеседника, который ломал его волю и словно бы выбивал землю из-под ног.- А заставлять мою дочь выходить за того, кто ей не мил, я не стану. У тебя тоже есть дочь…
        Только этим он и посмел намекнуть на то, что родичами можно стать по-разному. Но Вигмар предпочел этого намека не понять.
        -Я не держал бы на тебя обиды, если бы ты выбрал другого зятя, равно приятного и твоей дочери, и тебе, и мне,- сказал Вигмар, да Асольв и сам понимал, что дело здесь не в отказе от Бьёрна в качестве жениха для Эйры, а в том, кого именно ему предпочли.- Наша дружба не нуждалась бы в подпорках. Я достаточно выказал свое доверие, когда отдал тебе на воспитание моего сына и мою старшую дочь. Но твой выбор меня удивил. И многие, очень многие люди нашли бы его весьма удивительным! Ты всегда был благоразумным человеком, а теперь вдруг стал поддерживать этого… Это проклятье Квиттинга, этого грабителя, который своими разбоями восстанавливает все племена против квиттов, да и самим квиттам не приносит ничего хорошего.
        -Ничего хорошего квиттам не приносит ваша вражда,- негромко, с каким-то робким упорством отвечал Асольв.- Ты и другие, тебе подобные, владеют внутренними областями, Бергвид правит побережьем. Если бы вы объединились, то Квиттингу недолго пришлось бы жить так… так жалко и недостойно. Платить фьяллям дань…
        -Насколько я знаю, уже давно никто не платит фьяллям дани, даже южные и западные берега. Там давно уже нечего взять! И все это - по вине Бергвида! Раньше фьялли отбирали все, что люди успевали раздобыть, а теперь все отбирает он!
        Несмотря на все усилия держать себя в руках, Вигмар все больше горячился: опущенные глаза собеседника раздражали его. Больше самого бурного отпора Вигмару было противно это тихое упрямство, которое пугливо втягивает голову в плечи, слушает и не слышит, не опровергает твоих доводов, но не отступает ни на шаг!
        -Ему нужны средства для содержания дружины. Если бы он имел их другим путем, как подобает конунгу, мирным, если бы ему платили дань…
        -Ему - дань?- Вигмара приводила в негодование одна мысль об этом.- Этому разбойнику, другу ведьмы и морских великанш! Этому колдуну, который сражается не мечом, а «боевыми оковами», как старая ведьма! Если бы его не было, то побережья вздохнули бы свободно, квитты снова начали бы жить! А он пожирает все, ничего не оставляя, и Квиттинг никогда не войдет в прежнюю силу, пока вдоль берегов плавает это чудовище!
        -Чудовищем его делает вражда с тобой и другими хёвдингами. Если бы на Квиттинге было больше внутреннего мира, то и сила прибывала бы.
        -Пока жив Бергвид, мира на Квиттинге не будет!
        -Не будет, пока ты так думаешь. Я хотел бы примирить вас.
        -Примирить нас?- С таким же ядовитым недоверием мог бы ответить Тор на предложение помириться с Мировой Змеей.[22 - По предсказаниям о конце мира, бог Тор сойдется в последней битве с Мировой Змеей и будет ею убит.] Вигмар даже оперся о колени и наклонился ближе к собеседнику, чтобы придать своим словам больше внушительности.- Этого не будет.
        Примирить нас невозможно. Он хочет собирать с моей земли дань, потому что она почти единственная, где ему есть что взять. Это обычай такой: как только где заводятся достатки, туда сразу сбегаются любители поживиться незаработанным! За «правами» дело не станет! Квиттингский Восток, область Нагорья, Железное Кольцо, Раудберга - последние места, где есть люди и где пашут землю, снимают урожай, плавят железо, моют золото и тем создают какие-то богатства. Но я ничего ему не дам. Поэтому он никогда не примирится со мной. Он угрожает моей земле, моим кораблям и людям - поэтому я никогда не примирюсь с ним. И попытки будут бесполезны. Ты только зря наживешь неприятности. Советую тебе: откажись от этого брака, пока не поздно. И тогда можешь твердо полагаться на мою поддержку и защиту. Я не пущу на твою землю ни одного разбойника! Клянусь Поющим Жалом!
        -Я не отступлю от моего слова,- не поднимая глаз, тихо ответил Асольв.- Мне жаль, что тебе это неприятно, но…
        -Не будем больше говорить об этом,- гневно прервал его Вигмар, чувствуя, что бесполезный спор унижает его.- Ты теперь знаешь, что я думаю. И за последствия отвечай сам. Ты - хозяин самому себе и своей округе!
        -Так хочет моя дочь,- совсем тихо Асольв выложил свой последний довод, даже не желая, чтобы его кто-то услышал.
        Асольв прожил в Каменном Кабане еще пять или шесть дней, необходимых для отдыха перед обратной дорогой. О своих разногласиях они больше не говорили, зато все родичи и домочадцы украдкой толковали в основном об этом. Лейкнир был возмущен решением своей сестры и жалел, что вовремя не попытался ее образумить.
        -Я ведь еще тогда,- Лейкнир глянул на Альдону, напоминая о середине лета, когда он в последний раз посещал родной дом,- еще тогда знал, что Бергвид ей нравится. Но чтобы она с ним обручилась! Кому бы в голову пришло! Она всегда была… слегка того, но не настолько же!
        -У всего на свете есть предел, но только человеческая глупость беспредельна!- насмешливо мудрствовал Хлодвиг.
        -Обручиться с Бергвидом Черной Шкурой!- не слушая его, негодовал Лейкнир.- Да лучше бы она с… с любым троллем из лесу обручилась! Не ждал я от родной сестры такого! Конечно, от любви всякий с ума сходит, но чтобы в Бергвида влюбиться! Я думал, у нее в голове все-таки посветлее! Уж я бы ей сказал…
        -Ее не переубедишь!- Альдона махнула рукой, вспоминая свой разговор с Эйрой, когда та защищала вздорную грубость Бергвида как свидетельство прямодушия и откровенности.- Я ведь тоже знала, что он ей нравится. Но она же упряма, в точности как ваш дед Фрейвид хёвдинг. Уж если она забрала себе в голову, что любит Бергвида, этого из нее веслом не выбьешь. А тебя, мой хороший, она послушает меньше всех!
        -Почему меньше всех?- Лейкнир возмутился.- Я ее родной брат! А во всех сказаниях говорится, что как раз брат - первая опора и защита сестры! Она должна меня послушать!
        -Именно потому, что ты ее брат, она тебя и не послушает в этом деле!- Альдона посмеивалась над его недогадливостью.- Она думает, что ты ничего не понимаешь в любви.
        -Это я-то?- Лейкнир даже опешил, поскольку знал, что над его беззаветной любовью к Альдоне посмеиваются обе округи.
        -Как раз ты! Поверь мне - как раз собственных братьев девушки в этом отношении считают безнадежно тупыми и скучными! Брат должен жениться на лучшей подруге сестры, даже если лицом она страшнее троллихи. А если он сам кого-то выбрал - значит, с ума сошел! Все сестры так рассуждают! Ведь для каждой девушки свой брат - не мужчина, и очень трудно сообразить, что для всех остальных девушек он очень даже мужчина! Правда, и братья от них недалеко ушли - ты сам же не можешь понять, как это твоя сестра полюбила кого-то как женщина!
        -Да если бы полюбила! Но ты мне скажи, как женщина, если такая умная,- ну что там любить?
        Но еще больше, чем безрассудство сестры, Лейкнира мучила другая забота. В эти дни Асольв обращался с ним ровно, словно бы ничего не случилось. Он не приглашал сына ехать вместе с ним домой, но Лейкнир понимал, что идет время его выбора. Альдона почти не отпускала его от себя, будто боялась, что он как-нибудь тайком убежит. Эти дни были для Лейкнира сплошным мучением. Но вот настал день отъезда, и Асольв вышел к оседланным коням, где его ждали только пять его хирдманов.
        По-прежнему негодуя на безрассудное и опасное решение бывшего товарища, в память двадцатисемилетней дружбы Вигмар вышел проводить его.
        -Хотел бы я, чтобы мы и дальше встречались с тобой по-дружески,- на прощание сказал ему Асольв.- Если же судьба рассудит иначе, то ты, я надеюсь, будешь справедлив и не обратишь свой гнев на голову… того, кто ни в чем не виновен и вполне согласен с тобой… Я вернул тебе твоего сына… У тебя много сыновей, а у меня один. И тот уже не мой,- горько добавил Асольв и сел на коня.
        Гость уехал, Лейкнир несколько дней ходил сам не свой, и даже Альдона не могла его утешить. Он чувствовал себя предателем. Он не сомневался, что правота на стороне Вигмара, но долг сына перед отцом он считал нарушенным, и прощение Асольва мало его утешало. Сам себя он не мог простить.
        -Ты ничего не смог бы там сделать!- уговаривала его Альдона. Она понимала, что сама является главной причиной этих страданий, и всеми силами старалась успокоить Лейкнира и примирить с судьбой.- Ты не смог бы ничем помочь. Отговорить Асольва ты не смог бы, раз даже отец не смог. А Эйра и вовсе бы тебя не стала слушать. А потом приедет Бергвид… Чтоб его взяли морские великанши! Он начнет собирать войско! Подумай, тебе пришлось бы воевать против нас! Подумай, разве ты смог бы поднять оружие на моего отца и братьев! Какой ужас! О боги благие!
        И Альдона прижимала к себе голову Лейкнира, точно хотела спрятать от жестокости судьбы.
        -Если бы не ты…- уныло отвечал он. Он презирал сам себя, но оторваться от Альдоны, зная, что это насовсем или очень надолго, так и не хватило духу.- Если бы не ты, я должен…
        -Молчи!- Альдона решительно закрыла ему рот ладонью.- Молчи и не думай об этом. Ты здесь, ты наш, я тебя никуда не отпущу. Бергвид отнял у нас Эйру, но тебя я ему не отдам!- твердила она и целовала его, но Лейкнир сейчас был не способен радоваться этим милостям и даже едва ли их замечал.
        -Что же мне делать?- теряясь, Альдона искала помощи у Эгиля, которого считала самым умным из своих многочисленных братьев.- У меня уже нет сил на него смотреть! Ты видел, какие у него глаза? Страшно смотреть! Такая тоска, что… Может быть, все-таки отослать его домой в Кремнистый Склон? Отец отпустит его… я его уговорю.- Разлука с Лейкниром была бы для нее большой жертвой, но Альдона решилась даже на эту жертву.- Мне жаль… Ты понимаешь, как я не хочу его отпускать, но я не могу смотреть, как он мучается! Он же не будет сам себя уважать! Может быть, отослать его? Как ты думаешь?
        -Если бы он действительно хотел уехать, он бы сам это сделал!- Эгиль в ответ пожимал плечами.- Он не ребенок, он взрослый мужчина, неглупый, решительный и достаточно смелый… чтобы делать то, что он считает правильным. Ты можешь его отослать, но я не думаю, что он в Кремнистом Склоне будет счастливее.
        -Но он будет знать, что выполнил свой долг перед родом!
        -Зато нарушил свой долг перед нашим отцом. И ты… Он будет тосковать без тебя и ходить такой же мрачной тучей, как тут. И я не думаю, что Бергвид сумеет его утешить!- Эгиль ухмыльнулся, потирая подбородок, что у него служило признаком некоего смущения. Он очень хотел помочь сестре и Лейкниру, но ему было неловко касаться их любовных дел.- Ты ведь гораздо лучше Бергвида, а значит, здесь он утешится быстрее. Исполнить свой долг… это хорошо, но, ты знаешь… исполнение долга не всегда делает человека счастливым. Спокойным - да, но не счастливым. Не решай за него. Пусть он сам решает.
        Альдона молчала, пытаясь понять, что же все-таки будет лучше. Ей хотелось надеяться, что со временем Лейкнир переживет раздор с родичами и опять станет прежним, но сейчас он даже рядом с ней был очень далек от счастья. Она старалась быть ласковее с ним, часто его причесывала, подавала ему воду, когда он приходил из кузницы, приносила чистую рубашку - ухаживала за ним, как служанка, а в ответ получала лишь вялый благодарный кивок. Неизвестно, как с исполнением долга, но любовь при нарушенном долге его явно не делала счастливым.
        -Лучшее, что ты можешь сделать, это выйти за него замуж,- однажды сказал ей Эгиль.- Тогда этой свадьбы, может, и не случилось бы… Я имею в виду Бергвида и Эйру. Все-таки Лейкнир - наследник Асольва. Асольв не посмеет держаться за Бергвида, если его сын окажется так прочно связан с нашим родом. Да и Бергвид поймет, что ради наследственных прав своего зятя Вигмар Лисица выбьет его из Кремнистого Склона, даже если он женится на потолочной балке тамошнего хозяйского дома.
        Альдона попыталась рассмеяться. Выйти за Лейкнира замуж! Да, если бы ее брак с Лейкниром не казался отцу таким невозможным, то все решилось бы, может быть, еще несколько лет назад и сейчас не висели бы над головой все эти ужасы. Альдона чуть ли не с детства привыкла к мысли, что сын воспитателя не годится ей в женихи, но только сейчас всерьез задалась вопросом: почему? Родословные она знала достаточно хорошо. Если бы не одно-единственное обстоятельство, то не Лейкнир для нее, а она для Лейкнира была бы недостаточно хороша. Роды их матерей, северные Стролинги и западные Эйкинги, не уступали один другому древностью и знатностью. Род самого Вигмара, чистый и честный, не мог и равняться с родом Фрейвида Огниво, отца Асольва. Когда двадцать семь лет назад Фрейвид Огниво обручил свою дочь йомфру Ингвильду, сводную сестру Асольва, с сыном конунга, никто не говорил, что она его недостойна.
        Если бы только не одно обстоятельство! Матерью Асольва, а значит, бабкой Лейкнира, была рабыня, и это позорное пятно заслоняло собой все достоинства его прочих предков. Притом она еще и не думала умирать, и закрыть глаза на ее существование не получилось бы. В свои семьдесят (или около того) лет эта полная, еще крепкая старуха продолжала делать в усадьбе множество тяжелой работы. Асольв не раз уговаривал матушку посидеть и отдохнуть - довольно она в жизни потрудилась!- но она не слушала заботливого сына, боясь, что умрет, если вдруг перестанет работать, как работала всю жизнь.
        Нет, Вигмар никогда не пойдет на такое родство. Не к этому он стремится. Даже если бы она не обручилась с Хельги ярлом… А где он, Хельги ярл?
        Образ жениха казался Альдоне далеким и туманным, как давний сон. Их встреча, разговоры, обручение - все это было красиво и необычно, как в предании, но промелькнуло так быстро! Теперь уже не верилось, что все это случилось на самом деле, и Альдона даже не решалась упомянуть его имя, боясь услышать в ответ: «Какой Хельги ярл? Тебе приснилось, сестричка!» Обладатель этого имени жил в тех же непостижимых далях, что и его древний тезка - Хельги, сын Хьёрварда и Сигрлинн, что хотел жениться на валькирии Сваве. «Он был высок и красив, но немного молчалив… Он был великий воин…» Говорить и даже думать о нем Альдона могла бы только словами предания. Никакого близкого, живого, сердечного чувства не вызывало воспоминание о нем. Он приснился ей, и только.

* * *
        Когда Асольв вернулся с Золотого озера один, без Лейкнира, он сначала ничего не стал рассказывать и на вопросительные взгляды встречавших его женщин ответил только пожатием плеч: дескать, все как-то так.
        -А где Лейкнир?- не смолчала старая Уннхильд.- Не смог оторваться от Альдоны?
        -Альдона не пустила его!- с негодованием воскликнула Эйра.
        Фру Эйвильда вздохнула и прошептала про себя:
        -Она не даст его в обиду…
        Дней через десять вернулся Бергвид конунг. Он ездил на западное побережье в усадьбу Можжевельник, надеясь сделать ее хозяина, Энделя Домоседа, своим союзником. Расчет был прост и ясен: в бурях войны отец Энделя захватил усадьбу и власть в округе, которые раньше принадлежали Вальгауту Кукушке, отцу Тьодольва из Золотого Ручья. Тьодольв с тех пор породнился с Вигмаром Лисицей, и у Энделя имелись все основания выступить против последнего, пока тот не выступил против него за наследственные права родичей. Однако расчет не оправдался. Эндель отказался идти в поход: дескать, мне чужого не надо, свое бы уберечь, когда тут фьялли под самым боком.
        Эта неудача заранее испортила Бергвиду настроение, и новое неприятное известие - то, что Лейкнир остался у Вигмара Лисицы, несмотря на очевидную ссору того с Асольвом и обручение Эйры,- привело его в ярость.
        -Я хочу, чтобы весь род, который вступает в родство со мной, был предан мне!- заявил он.- Как я могу верить вам, если ваш сын служит этому мерзавцу? Второй мужчина в вашей семье, твой наследник, Асольв! И ты позволил ему остаться у моего врага, чтобы он потом выступил против меня!
        -Мой сын давно уже взрослый,- со сдержанной горечью ответил Асольв.- Я не могу им распоряжаться. Он сам выбирает свою дорогу.
        -Я не позволю ему выбирать такую дорогу, которая ведет к позору! Я! Твой род верен мне только наполовину, пока он остается там!
        -Он приносил Вигмару клятву верности, когда принимал от него меч,- тихо отвечал Асольв. Он понимал, что в глазах Бергвида это лишь ухудшит дело, но не мог молча слушать, как позорят его единственного сына.
        -А ты не приносил ему клятвы верности?- язвительно осведомился Бергвид.- Может, и ты тоже принимал от него меч?
        -Нет. У меня есть свой меч и своя земля, а наниматься в дружину я стар.
        -Пока твой сын там, он все равно что заложник в руках у Лисицы!- гневно продолжал Бергвид, едва ли слушая его.- И ты не посмеешь сделать то, что… к чему призывает… исполнить свой долг!- Волнуясь, Бергвид с трудом подбирал слова, а лицо его темнело от прилива крови, как будто невысказанные чувства рвались наружу таким способом.- И ты отступишься от меня в самый нужный час!
        -Конунг!- Даже кроткий Асольв глянул на Бергвида с изумлением - он не ожидал такого позорного подозрения.- Как ты можешь говорить… Я отдаю тебе мою дочь, мы уже все равно что родичи - как ты можешь ждать от меня предательства?
        -А что еще я должен ждать от человека, у которого сын служит моему врагу?- отрезал Бергвид с той самой прямотой, которая так восхищала его невесту.- Вот что: пока твой сын не вернется и не принесет клятв верности мне, свадьбы не будет! Я не могу взять в жены женщину, у которой брат остается заложником в руках моих врагов! Все равно что у него будет мой заложник! Это унизит меня! Я этого не потерплю! Я не позволю…
        И Бергвид, задыхаясь, упал на скамью, с которой перед этим в негодовании поднялся. Зато Эйра вскочила, и вся ее фигура трепетала от тревоги, негодования, сочувствия и нетерпения поправить дело.
        -Как можно! Как можно!- бессвязно восклицала она, горестно морщась и хмурясь.- Лейкнир! Почему он не возвращается? Я сама за ним поеду! Я привезу его!
        -Что ты!- Асольв поспешно взял дочь за рукав, будто она хотела бежать прямо сейчас.- И не думай даже! Если ты туда приедешь, Вигмар никогда не отпустит тебя обратно!
        -Он не посмеет не отпустить мою невесту!- крикнул Бергвид.
        -Посмеет!- решительно возразил Асольв.- Ему не по нраву этот брак, и будь уверен: он догадается, как его лучше всего предотвратить.
        Не слушая отца, Эйра целый день твердила, что поедет на Золотое озеро за братом. Бабка Уннхильд требовала, чтобы туда отправился сам Асольв и настоял на возвращении сына.
        -Куда ты раньше смотрел?- наступала она на зятя.- Что ты там делал те пять дней - пиво пил? Нет чтобы поговорить с сыном! Ты ему отец? Отец? Вот и скажи ему как отец! Он тебя послушается! Не может не послушаться! Пригрози, что проклянешь его, отречешься от него!
        Даже фру Эйвильда присоединилась к матери: она не слишком верила, что Лейкнира можно уговорить вернуться, но другого способа восстановить мир в семье не видела. Асольв качал головой:
        -Я мог бы поехать, если уж вам всем этого хочется, но мы только напрасно утомим лошадей. Вигмар тоже знает, что Лейкнир у него все равно что заложник. Он его не отпустит.
        -Он не будет держать его силой! Скажи ему, Лейкниру, что без его возвращения его сестра не может выйти замуж!
        -Да если он об этом узнает, он не вернется до Затмения Богов! Он будет очень рад, что своим отсутствием мешает свадьбе! Он-то ей совсем не рад!
        -Это Альдона его не пускает! Видел - как он ей понадобился, так она живо за ним сюда прискакала!
        -Ну, так что же?- Асольв развел руками.- Мы лет восемь знаем, что он любит ее, да, мать? И если за столько времени он не образумился, то это уже… Наш сын - упрямый человек. Как его дед Фрейвид.
        -Он - Эйкинг!- восклицала бабка Уннхильд, сама не зная, гордится она этим или досадует.- Он не отступится от своего!
        -Так что же я могу сделать?
        Но Эйра не сдавалась, убежденная, что непременно сумела бы уговорить брата, если бы только ей удалось его повидать. Альдис, служанка, шутливо заметила, что ведь Лейкнир тоже может отговорить ее от замужества, но Эйра не поняла шутки и пришла в негодование.
        -Никто на свете не отговорит меня!- горячо воскликнул она, даже уронив гребень от волнения.- Я люблю конунга и буду всегда его любить!
        -Так и Лейкнир любит Альдону!- Бестолковая Альдис не понимала, что Бергвид конунг не какая-то там Альдона.- Что же? Всю жизнь любит, еще пока она девочкой была. Чего же тут чудного? С каждым случается. Знаешь, как говорят: кошка коту - красавица.
        -Кошка! Какая кошка? При чем здесь кошка? Молчи!- Эйра плохо понимала шутки и не улыбнулась в ответ на улыбку простодушной служанки.- Он не понимает! Я объясню ему! Он не имеет права… Не имеет права оставаться там, когда от этого зависит мое счастье!
        Альдис покачала головой и отошла: что объяснишь человеку, для которого во всем мире существует только его собственное счастье?
        Только ночью мать уговорила Эйру отказаться от поездки на Золотое озеро. Но подействовали не столько уговоры, сколько нежелание расстаться с женихом в то время, когда у него столько забот.
        Ночи катились к полнолунию, и словно вслед за возрастающей луной в усадьбе прибывало гостей. За время своей поездки на запад Бергвид побывал во многих усадьбах, и вслед за ним в Кремнистый Склон стали съезжаться люди, пожелавшие присоединится к Бергвиду конунгу в его войне с Вигмаром Лисицей.
        Уже много лет, со времен, пожалуй, старого Фрейвида Огниво, старинная усадьба не видела такого многолюдства. Пришлось даже отпереть гостевой дом, много лет простоявший запертым, починить там протекающую крышу, срубить новые спальные помосты взамен старых, полугнилых. Окрестные хёльды, ближние и дальние соседи, порой даже совсем незнакомые люди привозили с собой кого-то из родных, друзей, из дружины, но мало кто привозил для себя съестные припасы. От обилия гостей фру Эйвильда временами терялась: как их всех накормить? Устраивали охоты, работники целыми днями пропадали на горных озерах и речках, добывая рыбу. Асольв никогда не был особенно богат, и пришлось отправить людей на побережье купить еду. Посланные увезли бoльшую часть подарков Бергвида, а вернутся они еще не скоро.
        -Мы должны подготовить хорошее войско!- раз за разом повторял Бергвид каждому, кто приезжал в усадьбу.- Мы должны разбить этих наглецов и предателей Железного Кольца, и тогда больше никто не будет оспаривать моих прав на власть. А там, на Золотом озере, найдется, чем вознаградить вас. У Вигмара Лисицы огромные богатства. Вы знаете, какие мечи он добывает?
        Меч Рагневальда теперь висел на поясе у Бергвида, и он показывал его всем. Серую сталь, покрытую узором черноватых пятен, внимательно осматривали, щупали загрубелыми пальцами. Даже Эйра однажды потрогала и, действительно, единственная из всех своими тонкими мягкими пальчиками сумела нащупать едва заметную «рябь» на стали.
        -Это умеют делать только свартальвы!- говорили люди.
        -Это из запасов конунга Хродерика Кузнеца!
        -Какого Хродерика Кузнеца?- спросил однажды Ормкель, который к тому времени занимал уже весьма почетное место в дружине Бергвида.- Я все слышу про какого-то Хродерика Кузнеца, все уши прожужжали, а никак не возьму в толк, что это такое. Он еще жив, этот кузнец?
        Бергвид конунг сидел молча с таким видом, будто погружен в глубочайшие думы. Он имел весьма расплывчатое понятие о Хродерике Кузнеце, но никогда не признавался в том, что чего-то не знает или не может объяснить.
        -Это был наш конунг в древние времена,- пустился объяснять Асгрим Барсук, умевший сражаться лучше, чем рассказывать.- Он жил давно. И был хороший кузнец. Он умел…
        -Помолчи, Асгрим, какой из тебя сказитель!- прервал его Стейнрад Жеребенок. Среди ярлов Бергвида он считался самым знатным и был научен кое-какой учтивости, а кроме того, не упускал случая подольститься к вожаку любым возможным способом.- Пусть лучше невеста нашего конунга споет нам «Песнь о Хродерике». У нее получится гораздо лучше! И всем гостям будет приятно послушать. Ты согласен, конунг?
        Бергвид вяло кивнул, будто бы не вникая, о чем идет речь, но Эйра с готовностью поднялась с места, как всегда хватаясь за малейшую возможность оказать Бергвиду услугу. Теперь, когда Бергвид конунг плотно занимался подготовкой похода, Эйре нечасто удавалось с ним поговорить. Чтобы проводить с ним побольше времени, она тоже сидела в гриднице с гостями. Держа на коленях какое-нибудь шитье, она по большей части не сводила глаз с жениха. Он казался ей и прекрасен, и грозен, и все чаще в его лице мелькало что-то такое, что пугало ее. Он был нетерпелив, горяч и неуступчив; говорили, что его отец, Стюрмир Метельный Великан, был точь-в-точь такой же. Эйра не сомневалась в его правоте, но его настойчивая, непримиримая враждебность, неотступное желание смести своих врагов с лица земли и стереть саму память о них смущали Эйру. Может быть, она отнеслась бы к этому легче, если бы речь шла о совсем чужих людях, но в Вигмаре и его семье она, при всей пылкости ее воображения, не могла увидеть великанов и троллей, подлежавших истреблению.
        Песни о Хродерике ее научила Альдона: эту песнь в Железном Кольце любили, и она чаще других звучала вечерами в усадьбе Каменный Кабан, когда домочадцы после дневных трудов собирались к огню. Эйра так привыкла слышать это сказание именно в Каменном Кабане, что даже сам Хродерик Кузнец представлялся ей похожим на Хальма Длинную Голову, только моложе, крепче, красивее. Стараясь отогнать образы людей, которые теперь считались врагами, Эйра начала рассказывать.
        Хродериком звали конунга, который правил на Квиттинге. Он был великий воин и всеми девятью искусствами владел в совершенстве:
        Умел он на лыжах
        на снежной равнине
        оленя догнать,
        состязаясь с ним в беге;
        из лука стреляя,
        мог он стрелою
        стрелу расщепить,
        вслед другую пустив ей.
        Знал конунг преданья
        и древние руны:
        резал заклятья,
        кровью их красил.
        Пел заклинанья
        властитель могучий
        ветвями руки[23 - То есть пальцами.]
        ударяя по струнам.
        Но превыше всех искусств ценил Хродерик конунг ковку оружия, и сами свартальвы наставляли его в этом искусстве. Никто не мог с ним сравниться умением, и за это был он прозван Хродериком Кузнецом. Он сам наковал оружия для всей своей дружины:
        Мечи и секиры,
        что в мире всех лучше,
        выковал конунг
        и в сталь вплавил чары.
        Золотом убраны
        змеи сражения,
        смерть в остриях,
        в рукоятях заклятья.
        И никто не мог одолеть Хродерика Кузнеца и его дружину, когда бились они этими мечами.
        На тинге мечей[24 - То есть в битве.]
        с врагами он спорил,
        всех поражая
        могучим оружьем;
        сильной дружине,
        во всем ему верной,
        перстни и кубки
        щедро дарил он.
        Стурвальдом звали конунга, который пришел из-за моря и хотел завоевать все земли. Он сказал:
        Край твой мне, конунг,
        покорствовать должен,
        дань мне платить,
        как того я желаю.
        Скот и одежды,
        рабы и рабыни -
        все ты отдашь мне,
        чем сам ты владеешь.
        Когда Хродерик узнал об этом, он стал собирать войско. Он послал ратную стрелу по своей земле. Но войско еще не успело собраться, когда Стурвальд с большой дружиной был уже близко. Альвберг зовется та гора, возле которой они встретились. Оба они были могучие воины. Стурвальд принес жертвы Одину, и Один послал валькирий, чтобы они отдали победу Стурвальду.
        В бранных уборах
        девы скакали
        на диких конях,
        с острыми копьями.
        Стурвальда в битве
        щитами укрыли -
        Одина воля
        сражением правила.
        Битва продолжалась долго, и много в ней погибло славных воинов:
        Солнце черно было
        днем над равниною
        в час, когда Одину
        жертвы готовились;
        волки и вороны
        празднуют трапезу:
        тысячи трупов
        поле усеяли.
        И вышло так, что Хродерик конунг был разбит в этой битве и ушел с поля с немногими своими людьми. Тогда вошел он в гору, где была устроена его кузница, и гора закрылась за ним. И сейчас еще она зовется Хродерикберг - гора Хродерика, и иначе Смидирберг - Кузнечная гора. И там Хродерик конунг снова принялся за работу.
        Много сковал он
        шлемов и копий,
        мечи и секиры
        конунг готовил.
        «Для новых сражений
        я выставлю войско,
        сам с ним я выйду» -
        так обещал он.
        Молот огромный
        плющит железо,
        сила родится
        от рук Хродерика;
        огонь рвется к небу,
        горы грохочут:
        на миг не престанет
        работа подземная.
        Мехи качает
        ветров дыханье,
        кровь великанов
        плавится в горне;
        золото троллей
        клинки украшает,
        камни свартальвов
        горят в рукоятях.
        Радость из гнева
        творит мощный молот,
        горные реки
        сталь закаляют;
        солнце сраженья
        родится из мрака:
        норны лишь знают
        час его битвы.
        И с тех пор Хродерик конунг не выходил еще из Кузнечной горы, но рассказывают, что он наготовил очень много оружия и сейчас еще продолжает готовить его. Возле той горы, что зовется горой Хродерика, можно нередко расслышать удары кузнечного молота в подземелье, и ночью видно, как над горой вылетают снопы огненных искр. Иным людям удается раздобыть некоторое оружие из кладовых Хродерика, и оружию этому нет равных.
        Эйра замолчала, и в гриднице еще некоторое время стояла тишина: песнь очаровала слушателей. Бергвид застывшим взглядом смотрел перед собой: он не видел гридницы и людей, перед глазами его сверкали стальные клинки с золотой насечкой, с черными рунами, с красными камнями в рукоятях, пламенеющими, словно раскаленные угли. Слышались глухие подземные удары, от которых содрогается огромная гора и лес волнуется, как трава под ветром. Виделась исполинская фигура кузнеца, ростом с саму гору, без устали бьющего и бьющего огромным молотом по наковальне, и красные искры снопами вылетают из жерла горы прямо в ночное небо…
        -Всю мою жизнь я бьюсь с врагами Квиттинга,- пробормотал Бергвид, с трудом поддерживая рассеянную мысль. Ему казалось, что песня эта говорила и о нем, предрекая Квиттингу его рождение, что он и есть та новая битва, ради которой работает Хродерик.- Мне нужно оружие. Я не позволю этому негодяю раздаривать за моря, отдавать слэттам наше древнее сокровище! Хродерик Кузнец готовит мечи для мести, и они будут мстить!
        -Кузнечная гора совсем рядом с Каменным Кабаном,- добавила Эйра.- Это одна из трех гор, что ограждают Золотое озеро. Там хорошо слышно, как Хродерик Кузнец работает. Удары молота постоянно отдаются. Там все привыкли.
        -Но как туда попасть? Ведь должен быть какой-то вход! Ты знаешь, как туда проникнуть?
        Эйра растерянно покачала головой. Никогда раньше ей не было дела до Кузнечной горы.
        -Думается мне, что если какой-то вход и есть, то он у Вигмара под надежной охраной!- со вздохом заметил Асольв.
        -Твой сын знает!- сказал Ормкель, глядя на Асольва так, будто уличил в проступке.- Не может не знать, если он там как дома!
        Асольв обреченно кивнул, будто признавал свою вину. Лейкнир не просто знал все на Золотом озере, но и сам много лет работал в древней кузнице Смидирберга, восстановленной Вигмаром лет двадцать назад.
        -Вот и доставь его сюда!- вызывающе продолжал Ормкель.- А мы уж тут его хорошенько расспросим!
        Асольв не ответил. Доставить Лейкнира домой он мог так же, как снять звезду с неба.
        -Я все равно найду!- с угрюмой решимостью твердил Бергвид.- Я вырву это оружие у него из рук! Я вырву!
        Но большого воодушевления не наблюдалось. При виде булатного меча у многих глаза загорались жадностью, но все же округа Раудберги могла собрать и выставить слишком маленькое войско, чтобы можно было сражаться с Вигмаром Лисицей, у которого дружина вооружена мечами Хродерика Кузнеца.
        -Он, Вигмар, тоже ведь сложа руки не сидит,- шептали соседи.- Он ведь тоже собирает войско. Наверняка уже и в Нагорье послал, и в Поле Тинга послал… К Дагу хёвдингу… И к этому… ну, к слэтту, к своему будущему зятю. Слэтты такое войско выставят, что только держись!
        Говорить так при конунге боялись, но какие-то обрывки до него все же доходили. Он был мрачен почти постоянно и оживлялся только по вечерам, изрядно выпив пива. При всей ненависти к Вигмару Лисице у Бергвида хватало благоразумия понять, что выходить на бой можно только с достаточно сильным войском. Раудберга его дать не могла.
        Вот если бы… Если бы войско Бергвида было вооружено мечами из подгорных кладовых Хродерика Кузнеца! Чем больше Бергвид думал об этих чудесных мечах, тем сильнее ему хотелось ими завладеть и лишить своего противника такого мощного оружия.
        Эйра беспокоилась и тосковала, видя его в таком настроении и не имея возможности ему помочь. Приближающееся полнолуние тоже сказывалось на ней сильнее обычного. Она волновалась без видимой причины, не могла спать ночью и не находила себе места днем. Ей все казалось, что она опаздывает куда-то или забыла, упустила что-то важное; что где-то поблизости ее ждет очень нужное, необходимое дело, а если она промедлит, то все погибло! Что это за дело, она не знала и сама, но Бергвид делался все более беспокойным, сердился, кричал, так что собственные ярлы не решались к нему подступиться, и все заботы Эйры сосредоточились на нем. Не ломая голову над заботами Бергвида, она считала бы, что не исполняет свой долг и предает свою любовь.
        «Такие мечи делают только темные альвы…» Проклиная свою прежнюю невнимательность, Эйра изо всех сил старалась припомнить, не слышала ли от брата или Альдоны что-нибудь о путях в кладовые. Если бы Лейкнир все-таки приехал! Но в это не верила даже она, весьма склонная верить в то, чего ей хотелось.
        Бергвид иногда уезжал или уходил из усадьбы один, никого с собой не брал и потом не говорил, куда ездил; Эйра каждый раз беспокоилась о нем, ждала за воротами, но тоже не смела расспрашивать, и каждый раз он возвращался еще более раздосадованный, чем уезжал.
        -Спросил бы ты у Дагейды!- посоветовал ему однажды Грют Драчун.- Уж кому тут все троллиные норы знать, как не ей! Ты ей отдал такое сокровище - она за это всю жизнь обязана тебе служить!
        -Я спрашивал!- огрызнулся Бергвид, и голос его был так страшен, что Эйра отпрянула от дверей спального покоя, в которые уже хотела постучаться.- Нечего меня учить! Я знаю, что мне делать, и без мудрецов вроде тебя! Дагейда не знает! Этими путями, если они только есть, владеют только темные альвы! А Дагейда не может ими распоряжаться! В Свартальвхейме у них своя власть, и им столько же дела до Дагейды, сколько мне до твоих дурацких советов!
        Этот обрывок разговора потом не раз вспоминался Эйре. Ее переполняло горячее желание помочь, и через день или два она решилась поделиться с Бергвидом тем, что надумала.
        -Ты говорил, конунг, что путями в подземелья Хродерика могут владеть темные альвы,- заговорила она вечером, когда поднесла ему пива и потом присела рядом с ним.
        -Да,- мрачновато ответил Бергвид.- Вигмар столковался с ними… Он сам - тролль!
        -Но ведь и другие могут с ними столковаться,- заметила Эйра.- Если бы тебе поискать вход на те пути, которыми ходят темные альвы…
        Она не успела договорить: Бергвид вдруг резко наклонился к ней с высоты своего почетного сиденья и крепко сжал ее запястье.
        -Откуда ты знаешь?- с негодованием воскликнул он.- Ты что, послала за мной подглядывать? Да? Не смей этого делать! Я сам знаю, что мне делать, и никаких советов не прошу! Я никому не позволю совать нос в мои дела! Так и запомни!
        -Но конунг, я же хочу помочь тебе!- взмолилась Эйра, напуганная этой вспышкой.- И я вовсе не подсматривала за тобой и никого не посылала! Конечно, ты знаешь сам! Просто я подумала: ведь тут неподалеку Черные Ворота…
        -Что это такое?- Бергвид немного ослабил хватку.
        -Это вход в Свартальвхейм. В Великаньей долине стоит Пещерная гора - та самая, в которой жил великан Свальнир.
        -Я знаю!
        -В задней части пещеры и есть вход в Свартальвхейм. Можно пойти туда и попытаться вызвать темных альвов. И поговорить с ними.
        -Вызвать темных альвов! Ты думаешь, это так легко сделать?
        -Вовсе не легко. Но можно попытаться.
        -Ты попытаешься?- Бергвид насмешливо дернул углом рта.
        -Да.- Эйра кивнула.- Я знаю, как вызвать их. И они, может быть, откроют тебе эту тайну.
        -Значит, ты думаешь, что сумеешь их вызвать?- с усмешкой повторил Бергвид, но видно было, что он задумался.
        -Я помогу тебе, конунг!- горячо заговорила Эйра, чувствуя, что он готов согласиться.- Я помогу! Я сумею!
        -Глупости!- вдруг прервал ее Бергвид.- Чушь собачья! Как ты сможешь это сделать! Это невозможно, и уж точно это дело не для тебя! Занимайся своей прялкой и не суйся в дела мужчин! Я сам разберусь со своими делами!
        Эйра отвернулась, чтобы скрыть слезы. Она не понимала, что своими последними словами сама все испортила. Бергвид не выносил предложений о помощи, поскольку это давало ему чувство зависимости и унижало его в собственных глазах. Ее горячее желание помочь, которое Эйра преподносила как главное доказательство своей любви, только отталкивало от нее Бергвида, поскольку выставляло его перед ней слабым, нуждающимся в помощи. Вовсе того не желая, Эйра задевала его болезненное самолюбие и не догадывалась, что рушит хрупкое согласие между ними тем самым, чем хотела его укрепить. Она как будто ушиблась о горделивое упрямство своего жениха, и душа ее болела после этого удара. Слезы текли по щекам и капали с подбородка на руки, а она даже не смела поднять руки отереть их, чтобы не привлечь к ним внимания. Но все заметили и так: Асольв и фру Эйвильда горестно переглядывались, чувствуя, что предполагаемый брак не очень-то осчастливит их дочь.
        На другой день Бергвид снова уехал, но Эйра впервые не огорчилась, а скорее испытала облегчение. Не желая никого видеть, она с самого рассвета ушла из дома и весь день бродила по окрестным долинам, перебирая в памяти каждое из сказанных слов. Обидные слова и резкий, лишенный и тени любви голос Бергвида болезненно жгли ее душу. Но вместо гнева она чувствовала жгучее желание его оправдать, и вскоре она уже не столько страдала, сколько жалела Бергвида. Ему приходится так тяжело! Он должен думать о стольких вещах! У него так много врагов и так мало друзей! Он так мало любви и доброты видел в жизни, что нечего удивляться, если его истерзанное сердце не умеет отвечать на любовь. Тяжкая память о рабстве язвит и мучает его, и несправедливо требовать жалости к другим от того, кто сам испытывает такую боль. Ему так горько самому, его так мучит бессилие и досада, что разве может он еще думать о ее, Эйры, огорчениях? Она сама виновата! Лезет не в свое дело! И Эйра поспешно отирала слезы. «Только ты один во всем мире не можешь меня обидеть…» - ведь она сама так сказала, а она не из тех, кто берет слова
обратно!
        Эйре стало стыдно. Да! В этом будет сила ее любви. Брюнхильд дочь Будли взошла на погребальный костер мужчины, который не любил ее. Она саму жизнь отдала тому, кто не был ей благодарен за это, и в том ее подвиг. За это ее помнят и прославляют в веках.
        И я… В душе Эйры поднималась решимость, крепла сила, и на сердце становилось легко. Что же это за любовь, которая требует благодарности? Это сделка, а не любовь! А она, Эйра дочь Асольва из Кремнистого Склона, не торгует своим сердцем, а по велению судьбы отдает его беззаветно, навсегда! Сигурду Убийце Дракона тоже некогда было думать о любви - его ждали подвиги. Пусть он делает свое дело. А она будет делать свое - любить его, чего бы ей это ни стоило.
        Она подняла к глазам руку с подаренным перстнем. Во всех сложностях последнего времени перстень служил ей поддержкой и утешением. В его алом сиянии она видела живой отблеск встающего солнца; когда она вглядывалась в него, на душе у нее делалось спокойнее, а мысли яснели. Алое пламя перстня согревало ее и укрепляло внутреннюю силу; сама душа ее была таким же осколком огня, и Эйра любила перстень, как образ собственной души.
        Вечер застал ее на вершине Раудберги. Всегда, когда ей было тяжело или грустно, Эйра приходила сюда, в святилище, дышавшее памятью о многовековой жизни ее племени, и здесь она всегда находила облегчение. Все ее заботы казались такими мелкими рядом со священной горой, такими быстротечными рядом с вечностью. Она встала на то самое место между валунами, откуда увидела однажды розовые горы, сиявшие в небесах. Душа ее стремилась снова их увидеть, снова испытать то легкое, утешительное чувство общения с иным миром, в котором нет здешних забот и огорчений.
        Уже вечерело, на небе горела желтовато-розовая полоса заката между слоями темных, густых, как будто из нечесаной шерсти сделанных облаков. Вокруг постепенно темнело, свежий воздух летнего вечера казался густым и прозрачным. Эйра смотрела на засыпающий вечерний мир сверху, как смотрят боги, мягкая полутьма скрывала привычные очертания земли, и уже казалось, что перед ней расстилается другой мир, совсем другой, в котором и сама она - совсем другая… Он шел ей навстречу, не показывая образов глазам, но постепенно проникая в душу. Эйра как будто плыла по темному морю вечерних облаков, уходя все дальше и дальше от того, что ее томило.
        Эйра медленно шла вниз по тропе; за много лет ее ноги выучили эту каменистую тропу до последней выемки, и она легко прошла бы тут с закрытыми глазами. Но ее переполняло ощущение, что она идет через другой мир, и какой-то иной свет все яснее сиял перед ее глазами. Не чувствуя своего тела, Эйра присела на широкий валун, поросший толстой моховой подушкой. У нее кружилась голова, все вокруг казалось иным.
        И она находилсь здесь не одна. Где-то рядом ощущалось присутствие другого существа - доброго, мудрого, прекрасного. Богиня иного мира шла навстречу Эйре, и ее душа сливалась с душой богини. Не видя и не чувствуя вокруг себя ничего земного, Эйра прилегла на прохладный мох, подложив руку под голову. Тихий и мягкий женский голос, родившийся из розового сияния заката, напевно полился ей в уши, и Эйра слушала, переживая каждое слово с такой остротой и ясностью, словно это было ее собственное живое воспоминание. А голос рассказывал:
        -Мы долго плыли через море на юг, пока земля не преградила нам путь. Это была пространная страна, полная желтых и бурых скал; вущельях росли причудливо изломанные, корявые деревья с зеленой пыльной листвой, и корни их, вцепившиеся в камень, походили на жадные скрюченные пальцы. По дну ущелий бежали шумные, прозрачные, бурные ручьи, и нам казалось, что эта страна говорит с нами. Но мы не понимали ее языка.
        Небо над ней было очень синее, а солнце горячее. С вершины каждого холма было видно очень далеко, и вечерами зелень лугов на самом горизонте отделялась от неба резкой серовато-синей чертой. Сначала мы думали, что боги сотворили эту землю только для нас, потому что в ней не было людей. Ни единого человека.
        Но потом мы узнали, что у этой земли были когда-то хозяева. Везде мы стали замечать их следы. К вершинам гор вели выбитые в скалах широкие ступени, а на горах над морем стояли огромные дома из белого, как снег, розоватого, серого или голубоватого камня, гладкого и чистого, как шелк. Каменные резные столбы, подпиравшие их высокие крыши, были огромны, как столетние сосны. Каждый из этих домов мог бы вместить сотни людей, но внутри было совсем пусто. Их строили великаны, потому что только великаны могли бы жить в этих домах, длиною в целый перестрел.
        А потом мы нашли и самих великанов. Только все они были каменные. Они стояли, сидели, лежали на каменных ложах в самой глубине домов, и все они были очень красивы. Мужчины держали в руках щиты и копья, женщины - сосуды и цветы; уиных сидели на плечах птицы, а у ног лежали лани или волки. Воля богов обратила их в камень, но их причудливые каменные одежды лежали красивыми складками, а волосы вились, как живые. Все они были так прекрасны, что красота их поражала, как молния; мы не могли оторвать от них глаз, изумленные красотой этого племени и теми ужасными преступлениями, за которые боги так покарали их.
        Мы стали жить в опустевших домах. Сначала мы боялись, что протопить эти огромные помещения будет трудно, но дни складывались в месяцы, а солнце сияло все так же жарко, деревья и травы так же зеленели, в рощах зрели яркие желтые и красные плоды, для которых у нас еще не было названий. Луна обернулась двенадцать раз, и мы поняли, что здесь не бывает зимы. Мы поняли, что нашли ту страну, о которой боги когда-то поведали нашим предкам. Страну окаменевших великанов…
        Эйра слушала, волны мягкого, ласкового голоса качали ее и несли все дальше, дальше, и хотелось, чтобы это не кончалось никогда, чтобы плыл и плыл навстречу, смыкаясь вокруг, этот чудесный неведомый мир. Голос лился так ровно, безмятежно, будто для него не существует ни времени, ни пространства, он жил в вечности и в вечность уносил за собой Эйру. Она не понимала, на каком языке ведется рассказ, живые и яркие образы заполняли ее внутреннее пространство, она как свои ощущала чувства тех людей, о которых ей говорили: их изумление перед новой страной, подаренной им богами, недоверие, страх и робкое восхищение. Все начиналось сначала - на остатках умершего мира появились новые люди, и Эйру переполняло живое и горячее чувство счастья. Она была и той землей, и теми людьми, от встречи которых родился новый мир, еще не знающий себя, не умеющий говорить. Мир, у которого все впереди, в котором так много работы для ума и рук, в котором так много места для доблести и созидания…
        Но вот голос умолк, постепенно отойдя назад, словно обещая когда-нибудь вернуться и продолжить. Старый мир занял вокруг Эйры свое законное место; но и открыв глаза, она продолжала видеть перед собой Землю окаменевших великанов. Зеленые холмы, в сумерках отделенные от неба резкой синей чертой, искривленные деревья, вцепившиеся корнями в трещины камня,- все это висело у нее перед глазами, а сквозь видения лишь смутно проступали привычные очертания тропы и поминальных камней, несущих свой вечный дозор у священной горы. Она шла вниз по тропе и одновременно двигалась через Землю окаменевших, как те люди из неведомого племени, что долго плыли к ней через море на юг…
        Чем дальше она спускалась, тем более прозрачными делались видения холмов и развесистых лиственных деревьев, а рыжие скалы Раудберги и гранитные поминальные камни обретали привычную плотность и вес. Вот зеленые холмы растаяли совсем, а Эйра все еще смотрела вокруг изумленно-ищущим взглядом. Старый мир уже никогда не будет для нее таким, как прежде, потому что сама она изменилась. Богиня, с которой ненадолго слилась ее душа, не ушла совсем, и Эйра знала, что теперь она останется с ней навсегда.

* * *
        Через несколько дней после ссоры Эйра столкнулась с Бергвидом возле дверей гридницы, и он вдруг схватил ее за руку. Эйра вздрогнула и вскинула на него глаза, как в ожидании большой опасности. Несмотря на самоотверженные попытки оправдать его вздорную грубость, в душе она утратила веру в его любовь и приготовилась к новым неприятностям. Бергвид несколько мгновений пристально смотрел ей в лицо, потом наклонился и тихо сказал:
        -Так ты думаешь, что можешь вызвать темных альвов?
        Поначалу Эйра растерялась, но тут же в ней бурным ключом забилась радость: он готов принять ее помощь!
        -Да, конунг!- горячо заговорила она.- Я много думала… я сумею. Твой перстень поможет мне!
        -Когда можно туда идти?- спросил Бергвид.
        -Уже скоро. Скоро будет полнолуние, и мы пойдем. Это самое хорошее время для встречи с темными альвами. В полнолуние они ближе к Среднему Миру, потому что луна - подземное солнце. Когда она в полной силе…
        -Луна в полной силе! А ты?- Бергвид требовательно взглянул ей в глаза.- Ты уверена, что сумеешь это сделать? Самоуверенность, тебе бы неплохо помнить, до добра не доводит. Может, Вигмар завладел и темными альвами тоже! И их нанял себе служить за пару сухих корок!
        -Нет, нет! Темные альвы с ним не дружат. Он даже воевал с ними когда-то давно, когда только поселился на Золотом озере. Я не знаю точно. Но он никогда не будет с ними дружить! Нет, нет!- уверяла Эйра, молясь в душе, чтобы сейчас он не оттолкнул ее руку, как в прошлый раз.
        Ей хотелось упрашивать его не отказываться, но она уже знала по опыту, что уговоры могут оказать обратное действие. Все силы ее души были устремлены на то, чтобы понять его и быть для него понятной, но ничего не выходило. При встрече с ним все ее внутренне спокойствие, с таким трудом выстроенное, рассыпалось в прах, и она оставалась слабой, зависимой, беспомощной. Эйра изумлялась, обнаруживая, что любовь и даже обручение не дают людям полного согласия и счастья, тосковала, день и ночь думала, но ничего не могла придумать. Бергвид глядел на мир совсем другими глазами.
        В день перед полнолунием Бергвид, Эйра и трое его хирдманов отправились в дорогу. С собой они везли черного барана, а Эйра взяла священный жезл из орехового дерева, оставшийся от прежнего жреца Стоячих Камней, старого Горма.
        В сумерках второго дня пути пять всадников оказались у подножия Пещерной горы. Огромный зев пещеры был заметен издалека и внушал содрогание. Бергвид выглядел еще мрачнее обычного, его люди тревожно оглядывались и невольно ежились. Сама Великанья долина, сумрачная, затененная высокими окрестными горами, каменистая, безлесная, покрытая только кустами можжевельника, мхами, лишайниками да тонкими, худосочными елочками в человеческий рост, внушала неудержимый трепет. Дух исполинского «племени камней» жил в ней и никуда не ушел даже со смертью последнего из квиттингских великанов. Утратив воплощение, он стал невидим, и неизвестность пугала не меньше, чем сам прежний хозяин пещеры.
        И Эйре было не по себе, хотя она лучше своих спутников представляла это место. Сама Эйра никогда не видела последнего хозяина Пещерной горы, великана по имени Свальнир: он погиб за несколько лет до ее рождения. Свою тетку Хёрдис, ставшую причиной Свальнировой смерти, Эйра тоже знала лишь по рассказам отца, но из-за их родства все минувшие события в Великаньей долине казались ей близкими. Но если раньше она точно знала, что ей следует об этом думать - о чем и говорила Торварду ярлу со всей свойственной ей прямодушной гордостью,- то теперь, растерянная и подавленная пугающим величием Пещерной горы, она усомнилась в своих суждениях. Способность к ворожбе, присущая всем женщинам их рода, тоже сближала ее с Хёрдис, и сейчас при мысли о Колдунье Эйра почувствовала не прежнее негодование, а какое-то тревожное любопытство. От своей крови ведь никуда не денешься… как говорил Торвард ярл. Эйра поспешно прогнала его образ, словно Бергвид мог как-то прочитать в ее мыслях имя ненавистного врага.
        Издалека зев пещеры казался слишком высоким, а склон под ним - неприступным, и мужчины с беспокойством думали, удастся ли подняться к пещере. Во времена Свальнира и Хёрдис этот подъем был недоступен для человеческих ног. Но когда всадники приблизились, стало видно, что оползни и обвалы сделали склон не таким крутым - с трудом, но по нему можно было пробраться, цепляясь за каменные обломки. Кое-где даже выросли чахлые кустики, способные дать опору рукам и ногам.
        -Это очень опасно!- Задрав головы, хирдманы осматривали склон.- Тут могут быть оползни. Наступишь - и поедет. Прямо тебе на голову.
        -Это во время последней битвы…- От волнения Эйра едва могла говорить. Здесь каждый камень был для нее живым и священным.- Когда Свальнир бился с Торбрандом Троллем, от их борьбы летели камни и падали на склон. Оттого здесь теперь так. Эти оползни - застывшая кровь великанов.
        -Из нее выходит железная руда?- Один из хирдманов пнул сапогом рыжевато-черный комок породы.
        -Да. Самая лучшая руда и зовется «кровью великанов». Она появилась в этой долине только после смерти Свальнира. А в других горах ее много. Гора Ярнехатт - Железная Шапка - возле Золотого озера целиком из нее состоит. Ведь когда-то всю эту землю населяли великаны.
        -Должно быть, из нее-то и кует Хродерик?
        -Конечно. В песни о нем так и говорится: «кровь великанов» плавится в горне.
        -Хватит болтать попусту!- оборвал их Бергвид. Разговор о Хродерике его только раздражал.- Ты сможешь туда подняться?- Он показал на склон.
        -Да,- Эйра кивнула.- Я умею ходить по таким кручам.
        Хирдманы разложили костер и сварили кашу на ужин. Потом Бергвид и Эйра поднялись к пещере, пока не угас дневной свет. Камни дрожали, кое-где сыпались вниз. Бергвиду было особенно трудно, потому что он нес на плечах связанного барана, но подъем закончился благополучно. Теперь им оставалось только ждать.
        До полной темноты они просидели у входа в пещеру. Внизу горел костер, трое хирдманов время от времени окликали их, чтобы убедиться, что конунга еще не съели духи жуткой пещеры. Сверху трое мужчин казались маленькими-маленькими, как глиняные человечки, что лепят дети.
        В саму пещеру оглядываться было неприятно: весь ее пол устилали огромные, острые, беспорядочно и тесно наваленные обломки камня. В глубине зияла чернота: задней стены у пещеры не было вовсе. Оттуда веяло мертвенным, глубинным холодом подгорья, от создания мира не видавшего солнца. Эйра мерзла и куталась в плащ. Из мыслей у нее не шла тетка Хёрдис. Не верилось, что это жуткое место целых два года служило домом живой женщине: ни скамей, ни лежанок, ни очага - ничего. Как она жила здесь? Холодно, пусто, дико.
        Стараясь отделаться от неприятного чувства, Эйра смотрела вдаль - из высоко поднятой пещеры было видно очень далеко. Вершины гор чернели на темном небе, и уже казалось, что вот-вот между двумя вершинами покажется исполинская фигура великана - это Свальнир возвращается домой и несет на плече оленью тушу, точно щенка… Он придет, поднимется в пещеру, разложит огонь… Эйра так живо видела все это, что ей уже казалось, будто сама она - не Эйра, а Хёрдис, женщина со странной судьбой, наделенная бoльшими силами, чем может удержать в повиновении… Так много тайн Медного леса было ей подвластно, каждый камень и каждая травинка здесь были послушны ей. Она повелевала лавинами и водопадами, она могла передвинуть гору или создать пропасть глубиной до самого Нифльгейма. Но она не была счастлива своей силой и властью. Не была, потому что живой человек не может быть счастлив среди этих мертвых, голых, холодных камней, здесь просто не место живому человеку. И впервые Эйре пришло в голову, что на предательство своего племени Хёрдис толкнул ужас ее существования: эти чернеющие молчаливые горы, эти каменные стены
пещеры, неотступно веющий из глубины мертвенный холод. Она хотела уйти от великана к живым людям. Но никто из квиттов не пришел к ней на помощь… Племя квиттов само виновато, что она отдала древний меч великанов в руки врага, как оно отдало ее саму в руки великана…
        -Ну, еще не пора?- Бергвид прервал ее размышления, и Эйра опомнилась.
        На душе у нее полегчало: как хорошо, что все-таки она не Хёрдис, и мужем ее будет не каменный великан, а живой человек!
        -Еще не пора, конунг,- ответила она.- Нужно идти в полночь. Когда луна войдет в полную силу и осветит пути темных альвов.
        Бергвид смотрел на нее с досадой, как будто она в чем-то перед ним провинилась. Опять ждать! И опять женщина учит его, что и как делать! Они преследовали его с рождения - сначала мать, потом Дагейда, потом Хильдвина, теперь вот Эйра! Бергвиду не везло с женщинами, он уже привык к этой мысли и от новых не ждал ничего хорошего. Он давно узнал им цену - еще десять лет назад его первая невеста, Гуннфрида дочь Гуннвида, нагло обманула и опозорила его. Они были обручены, но ее упрямый отец все время ставил какие-то глупые условия, чего-то требовал от него - как будто чести породниться с конунгом ему мало! А потом, когда он одержал победу над фьяллями, свою первую славную победу… эта дрянь Гуннфрида вдруг объявила, что беременна от Хагира Синеглазого, который и без того стоял Бергвиду как кость поперек горла. Он уже не помнил того, что именно Хагир, родич по матери, первым поддержал его и вывез из тех проклятых мест, где он пятнадцать лет прозябал в рабстве. Хагир помог ему заявить о себе и занять нынешнее положение конунга квиттов, хотя и не всеми признаваемого, но об этом он забыл. Гораздо лучше
Бергвид помнил то, что Хагир отказался сам подчиниться ему. Случай с Гуннфридой стал последним камнем в лавине их с Хагиром споров и ссор, после чего они из союзников стали врагами. И именно Хагир был повинен в том, что сын Стюрмира стал изгнанником в собственной стране. По крайней мере, сам Бергвид так считал. После этого он и слышать не хотел ни о Гуннфриде, ни о Хагире, но язвительная Хильдвина несколько лет спустя однажды сообщила ему, что Гуннфрида родила мальчика, назвала его Хагвардом и что потом, когда Гуннфрида вышла замуж, Хагир Синеглазый взял мальчика к себе и воспитывает в Нагорье. В той усадьбе, которая принадлежала роду Лейрингов и которой должен владеть он, Бергвид! Об этом ей рассказала жена Хагира, Хлейна, с которой Хильдвина случайно встретилась на чьей-то свадьбе, пока Бергвид был в море. Как теперь выяснилось, Хлейна поведала Хильдвине не только это! Их гнусные языки посмели коснуться… Бергвид заскрипел зубами, вспоминая упреки, которые Хильдвина бросила ему в день их последней ссоры. Что он оставил свою мать умирать в рабстве… Этого Бергвид не мог опровергнуть, но его душило
возмущение, яростный гнев на тех, кто смеет напоминать ему об этом и не понимает, что это неважно! Он должен был уйти оттуда сам, сделать то, что ему предназначили боги! Это главное! И когда-нибудь он со всеми рассчитается, со всеми своими врагами!
        -Теперь пора, конунг!- На этот раз Эйра отвлекла его от тяжелых мыслей, и звук ее голоса принес ему облегчение.- Уже близка полночь. Надо зажечь факелы.
        Была глубокая ночь, вокруг царила тьма - глухая, черная в стороне пещеры и чуть прозрачная, синеватая в стороне склона, с огоньком костра на самом дне. И луна смотрела с высоты во всем блеске своего величия. Полнолуние пришло.
        Бергвид выбил огонь и зажег факел. Эйра взяла его, держа в другой руке свой ореховый жезл, а Бергвид поднял на плечи связанного черного барана. Эйра освещала путь, и они стали пробираться по камням в глубь пещеры.
        Поначалу продвижение вперед давалось с большим трудом, но шагов через тридцать каменный завал кончился. Дальше пол пещеры стал почти гладким, с заметным уклоном в глубину горы. Было жутко: каменный завал преграждал дорогу назад, к простору, воздуху и свету, к миру живых людей, а впереди простирался лишь путь в мертвящие подземелья. Ни стен, ни потолка огромной пещеры в густой темноте не удавалось разглядеть. Два незваных гостя Пещерной горы словно бы висели в пустоте, и твердая пустота снизу давала опору ногам. Пронзительный холод пронимал до костей, выстуживал кровь; казалось, в этом воздухе можно захлебнуться, как в зимней воде. Но Эйра шла вперед, освещая путь своим факелом: раз уж она решилась, ни тьма, ни холод не могли заставить ее отступить. Красный камень на ее руке сверкал острым и живым блеском, придавая ей сил. В эту черную, вечную ночь она несла с собой отсвет небесного пламени, и здесь он служил ей и защитой, и оружием.
        Несмотря на гладкость пола, идти становилось все труднее. Сам воздух, казалось, застывал, как вода застывает в лед, уплотнялся и задерживал движение. Дышать становилось все труднее, руки и ноги замерзали и наливались тяжестью, словно каменные. И все существо заполняло жуткое ощущение: туда нельзя! Сама кровь человеческих тел сопротивлялась продвижению в глубины горы, внутренний голос предостерегал: там - гибель всему живому! Впереди лежал мир, в котором не находилось места для существ, привыкших дышать воздухом и видеть солнце. В Мире Темных Альвов была совсем иная жизнь и иной воздух.
        Наконец Эйра остановилась. Дальше идти нельзя: темнота встала прочной стеной и не пускала. Здесь пролегала невидимая граница миров, предел того, что может выдержать живой человек. Дальше заходила только Хёрдис Колдунья и только однажды. К тому времени в ней так мало оставалось от живого человека, что Поля Мрака приняли ее как свою.
        -Здесь,- Эйра указала ореховым жезлом на камень, и Бергвид с облегчением сбросил барана.- Пора.
        Бергвид вынул нож. Руки его дрожали, он двигался с трудом и старался не думать о той плотной темноте, которая давила и душила его со всех сторон. Душа и ум его были в оцепенении. Он двигался почти безотчетно, лишь краем сознания улавливая слова Эйры, но чувствовал с ней какую-то странно сильную и прямую связь. Должно быть, так же чувствует свою мать еще не родившийся ребенок, не отдавая себе в том отчета. Она привела его сюда, и существовать здесь он мог только с ней.
        Эйра двигалась медленно и размеренно: она вполне владела собой, но здесь было не место суете и торопливости. Жизнь здесь текла медленно, гораздо медленнее, чем на земле. Потому и здешние обитатели гораздо более долговечны, чем быстро сгорающие человеческие существа. Душа Эйры раскрывалась навстречу познанию этого чуждого, медленно дышащего мира, и она безотчетно подстраивалась к медленному току его темной крови. Красный камень на руке согревал ее во мраке горы и казался ей могучим источником, из которого в ее кровь вливается безостановочный поток сил. Ее не страшили мрак и неизвестность, она чувствовала себя спокойной и могучей, как та безымянная богиня, что рассказывала ей о Земле окаменевших. Ей под силу одолеть тьму и холод, она умеет говорить со Вселенной и с самыми непостижимыми ее обитателями.
        Эйра зажгла второй факел и вставила его в трещину стены. Бергвид перерезал горло барану и повернул тушу так, чтобы кровь текла вниз, под уклон пещеры.
        Кровью горячей
        согрею я гору,
        очи и уши
        ее отворю!
        Пусть нас услышит
        Мир Подземельный,
        Мир Темных Альвов -
        тебя я зову! -
        заговорила Эйра, и голос ее ровной звучной волной потек куда-то в глубины по невидимому во тьме проходу.
        Она обмакнула в кровь конец своего орехового посоха и начертила на полу пещеры руну «яра» - руну Среднего Мира, а потом заговорила снова:
        Именем Мидгарда
        я заклинаю:
        пусть нас дыханье
        горы не коснется!
        Пусть сохранят нас
        светлые силы;
        вот руна «яра» -
        лед и огонь!
        Вслед за тем она начертила напротив первой другую руну - «эйва», руну Свартальвхейма. Встав лицом к подземелью и подняв заклинающий жезл, она продолжала:
        Духов Подгорья
        я заклинаю,
        руною «эйва»
        заклятье креплю.
        Горные корни,
        подземные реки -
        Мир Становленья
        из мрака зову!
        Эйра замолчала, и настала тишина. Жертвенная кровь живым ручейком убегала в глубину горы, так быстро, точно ручеек тянули за дальний конец. Потрескивали факелы, но вот они догорели. Стало совершенно темно и тихо. Мгновения повисли неподвижно, два живых человека не ощущали своих тел, ум и восприятие оцепенели. Не было даже страха, одно застывшее в неподвижности ожидание. Как море соединяет далекие друг от друга земли, так первозданная тьма перебросила мост из земного мира в мир подземный, из среднего в нижний уровень Вселенной. Руны «яра» и «эйва» мерцали багряным огнем на темном невидимом камне, и их близость знаменовала встречу двух миров.
        Впереди замелькали багровые искры. Нельзя было определить, велики ли источники света, далеко они или близко. Преодолевая океан тьмы, иная жизнь шла навстречу жителям Среднего Мира. Сперва эти искры казались лишь трещинками в неоглядной прочной громаде тьмы, но трещинки эти ширились, темнота бесшумно распадалась на подвижные куски, они дрожали, шевелились. Искры приближались и росли, вот они уже обратились в лепестки огня, потом стали видны факелы, на которых они росли, точно на стеблях. Под факелами виднелись головы и плечи. Оцепенев, Эйра и Бергвид ждали. Сейчас они не смогли бы уйти отсюда, как не мог не прийти призванный ими подземный мир.
        Озаренные дрожащим багровым светом, из глубины подземелья по широкому проходу поднималось около десятка подгорных обитателей. Темные альвы оказались ростом чуть ниже Эйры, но сложения гораздо более крепкого и плотного - с широкими плечами, длинными сильными руками, крупными головами. Разглядеть больше не удавалось из-за широких плащей с капюшонами, из-под которых виднелись только густые, короткие, темные бороды. Каждый из двергов нес факел, как молчаливый знак приветствия.
        Шагов за десять до начертанных рун дверги остановились. Из-под капюшонов блеснули в свете факелов темные глаза, и взгляд их был так тяжел, что казалось, будто к сердцу прикасается гладкий холодный камешек. Некоторое время люди и дверги молча разглядывали друг друга. Лица темных альвов, точно вырубленные из камня, казались одинаковыми, и Эйра не знала, можно ли их как-нибудь различать. Сердце замирало от чувства отчуждения, исходившего от этих темных неподвижных фигур. Сходство двергов с людьми было чисто внешним - по этому образцу богами сотворены все обитатели девяти миров, хотя дух в разные породы вложен совсем разный. Существа, которые стояли перед Эйрой и Бергвидом, были сынами самой горы; сами их тела, крепкие и плотные, напоминали камни. Казалось, стоит двергу прислониться к каменной стене - и он исчезнет, вольется в нее и растворится в громаде горы, как ручей растворяется в море.
        -Кто вы, люди, зачем вы пришли сюда? Зачем вы звали народ подземелья?- прозвучал голос.- Зачем разбудили вы силу рун?
        Эйра не успела увидеть, который из двергов заговорил. Голос был низким, невыразительным, и от него возникало ощущение, будто тебя гладят по руке ровным холодным камнем.
        -Здесь Бергвид сын Стюрмира, конунг племени квиттов!- ответила она, сжимая ореховый жезл, как опору. Все ее силы и чувства были в напряжении, но голос не дрожал.- И я, Эйра дочь Асольва, из рода Кремнистого Склона, силою рун призвала вас, чтобы вы помогли ему.
        Один из темных альвов выдвинулся чуть вперед и пристально посмотрел на нее:
        -Ты происходишь из рода Синн?
        -Одну из праматерей моего рода звали Синн-Ур-Берге,- ответила Эйра, вспомнив это имя.
        Синн-Из-Горы звали ту женщину из древнего сказания, что якобы стала женой далекого предка Эйры. Ее истинное имя едва ли знал хоть кто-то на земной поверхности, и среди людей ее прозвали Синн, что значит Разумная, поскольку она знала и умела много такого, чего не умел никто из людей. Говорили, что она происходит из народа ундербергов, живущих не на поверхности земли, а под горами. Эйра знала «Сагу о клятве в Меняльной пещере» и не раз горячо спорила с Лейкниром, который сомневался в истинности тех давних событий, но никак не ждала получить здесь подтверждение своей правоты!
        -Синн-Овер-Вальв,- поправил дверг.- Синн-Над-Сводом, так ее зовут у нас. Хоть ее народ и другой, но корень у нас един. Если ты из ее потомков, я буду говорить с вами. Зовите меня Летанди.[25 - То есть «ищущий».]
        Выходит, это правда! Эйра на миг растерялась: ее потрясло и обрадовало то, что в древней саге оказалось так много правды, но ужаснуло то, что эти каменные существа с ней в родстве!
        -Что вам нужно?- спросил Летанди.
        -Люди рассказывают, что Хродерик Кузнец наготовил множество чудесных мечей и кладовые его полны оружием,- заговорила Эйра.- Это правда?
        -Да, это так,- ответил дверг, помолчав.- Огромны сокровища древних гор, и сотням поколений не исчерпать их.
        -И говорят, что один человек, Вигмар Лисица, нашел вход в кладовые Хродерика,- продолжала Эйра.
        -И это верно,- опять не сразу ответил Летанди.- У него есть мечи Хродерика. Сокровища гор терпят из-за него урон.
        -Вы знаете дорогу туда?
        -Мы знаем все дороги.
        -Не согласитесь ли вы показать их нам? Что вы возьмете за это?
        -Вы враждуете с Вигмаром Лисицей?
        -Да.
        -Что вы делите с ним?
        -Власть над Квиттингом.
        Эйра говорила то, что, как ей казалось, хотел сказать Бергвид. Он стоял рядом с ней, и всех сил его упрямой души хватало только на то, чтобы сохранять рассудок, видеть и слышать. Говорить и даже толком осмыслить происходящее он не мог - для этого требовалась совсем другая сила, которая была у Эйры и которой не было у него.
        -Мы тоже враждуем с ним,- сказал Летанди, и факел в его руке дрогнул.- Он крадет наши богатства. Он берет то, что по праву принадлежит только нам. Он берет золото, руду, цветные камни и ничем не возмещает нам потери. Он вторгается в наши владения. Если он ваш враг, мы готовы к дружбе с вами.
        -Укажите нам дорогу к мечам Хродерика.
        -Это невозможно. Дорога заклята Грюлой. Чары огненных великанов нам недоступны.
        -Но нам нужно пройти туда!
        -В чем ваша конечная цель? В мечах Хродерика или во власти над людьми?
        -Во власти над людьми. Но она невозможна без мечей Хродерика. Вигмар Лисица слишком силен. Пока мечами Хродерика владеет он, его никак нельзя одолеть.
        Невольно Эйра подлаживалась под речь дверга и тоже начала говорить коротко и отрывисто. Ей казалось, что так ее лучше поймут.
        Летанди промолчал, другие дверги придвинулись к нему головами. До Эйры долетали краткие отзвуки их беседы. Разобрать слова было невозможно, голоса походили на стук катящихся камней. Потом дверги снова расступились, Летанди вышел вперед:
        -Мы дадим вам иные средства. Мы дадим вам золото, оно тоже дает власть над людьми. Наш уговор будет таков. Мы дадим золота Бергвиду сыну Стюрмира. Бергвид сын Стюрмира взамен избавит нас от врага. Все мужчины рода Вигмара Лисицы должны умереть. Все, кто старше двенадцати лет. Все, кто носит меч и держал в руках кузнечный молот. Все, кто знает руны.
        -И тогда вы укажете нам путь?
        -Нет. Мы сами будем давать вам все нужное. Когда вы убьете нашего врага.
        -А сами вы разве не можете…
        -Нет. Он владеет копьем с Небесным Огнем в острие. Оно грозит смертью Народу Подгорья. Вы принимаете уговор?
        -Когда вы дадите золото?
        -Скоро. Но Бергвид сын Стюрмира должен дать нам клятву.
        -В чем?
        -Когда ему будет принадлежать власть над землей, он не станет посягать на нашу власть над недрами. Люди не должны трогать недра Медного леса.
        -Люди должны уйти?
        -Уйти на поверхность земли и не посягать на то, что в глубине. Создавая мир, боги поделили его между светлыми альвами, великанами и темными альвами. Каждому племени отвели свой уровень бытия: верх, середина, низ. Каждое племя получило во владение тот мир, для которого его создали. Но человек - ошибка богов. Ему не предназначался ни один из миров, а он хочет получить их все. Он истоптал ногами Средний Мир, он бьет пешнями недра и залетает мыслью в заоблачный высший мир. Он беспокоен и переменчив, он создан колебать устои Вселенной и толкать ее к гибели. Без человека мир пребывал бы неизменным и существовал бы вечно. Много веков Медный лес противостоял разрушению. Но люди проникли сюда. Они были дичью и рабами великанов, но постепенно погубили и изгнали их. Племя двергов не даст истребить и прогнать себя. Мы поможем вам изгнать Вигмара Лисицу, но пусть никто не роет здесь землю, не моет золото, не копает руду. Все это наше. Вы согласны?
        -Да.
        Бергвид кивнул вслед за ее ответом, и это простое движение стоило ему невиданных усилий. Подтвердить обещание вслух он не мог, язык ему не повиновался.
        -Ждите. Вы получите все, что обещано,- произнес дверг и попятился назад.- Именем Мирового Ясеня - прощайте. Теперь пути наши расходятся. Да хранит вас руна «яра».
        -Прощайте,- прошептала Эйра.- Да хранит вас руна «эйва».
        В глазах у нее зарябило, она уже не видела темных невысоких фигур, а видела только блеск дрожащего багрового пламени. Постепенно он тускнел, тьма сжимала кольцо. Красные искры исчезли, руны на каменном полу погасли. Мир Темных Альвов ушел от людей.
        Пояснительный словарь
        АЛЬВХЕЙМ - один из девяти миров, составляющих Вселенную, место обитания светлых альвов. Считается, что Альвхейм «есть место просветления, где властвует свет Разума. Это царство интеллекта и воображения» (Кеннет Медоуз. Магия рун).
        АЛЬВЫ - духи плодородия, по положению ниже богов. Делятся на две группы: темные (свартальвы, см.) и светлые (льесальвы, они же просто альвы). Светлые альвы обитают в Альвхейме (см.). Как говорит о них «Младшая Эдда», «светлые альвы обликом своим прекраснее солнца». (Далее «Младшая Эдда» - МЭ, перевод О. А. Смирницкой.)
        АСГАРД - небесная крепость, место обитания богов-асов (см.). Буквально означает «ограда асов». В нем находится множество прекрасных чертогов, в которых обитают боги. Асгард окружен высокой каменной стеной, построенной великаном, и ведет в него радужный мост Биврест, непреодолимый для врагов.
        АСК И ЭМБЛА - первые люди, сотворенные богами из ясеня и ольхи (или ивы). Три бога (Один, Локи и Хенир) нашли однажды на берегу два дерева и сделали из них людей. «Первый дал им жизнь и душу, второй - разум и движение, третий - облик, речь, слух и зрение. Дали они им одежду и имена: мужчину нарекли Ясенем, а женщину - Ивой. И от них-то и пошел род людской…» МЭ.
        АСЫ - род богов, предмет основного культа древней Скандинавии. В союзе с ними выступает другой божественный род - ваны (см.). Главой асов является Один, а прочие - в основном его дети и внуки.
        БАЛЬДР - второй сын Одина. «О нем можно сказать только доброе. Он лучше всех, и все его прославляют. Так он прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние. Он самый мудрый из асов, самый красноречивый и благостный. Он живет в месте, что зовется Брейдаблик, на небесах. В этом месте не может быть никакого порока…» (МЭ). Был убит слепым Хедом стрелой из побега омелы и остался у Хель, несмотря на попытки вызволить его. Видимо, в его образе отразились культовые жертвоприношения: Бальдр - «умирающий и воскресающий бог», известный всем мифологиям, символ ежегодно обновляющейся растительности. Бальдру было посвящено воскресенье.
        БЕРСЕРК - буквально «медвежья шкура» или «медвежья рубашка». Так называли могучего воина, способного во время битвы приходить в исступление (впадать в «боевое безумие»), когда сила его увеличивалась многократно и он не замечал боли. Про одного берсерка рассказывают, что он сражался со стрелой в спине. В исступленном состоянии берсерк отождествлял себя со зверем - волком или медведем. Толком неизвестно, было ли это явление результатом тренировок или видом психического расстройства. Есть также сведения, что берсерки приходили в это состояние с помощью специальных наркотических средств. Стать берсерком мог не каждый. Конунги считали нужным иметь в числе своей дружины берсерков, но обыкновенные люди предпочитали избегать общения с ними, поскольку, судя по сагам, «беспризорный» берсерк представлял большую опасность для окружающих, а справиться с ним было очень трудно.
        БИВРЕСТ - мост Асов. На нем горит пламя, заграждающее великанам путь на небо, и красный цвет, видимый в радуге,- пламя Бивреста.
        «БОЕВЫЕ ОКОВЫ» - приступ бессилия, который ворожбой наводился на врага во время битвы.
        БОНД - мелкий землевладелец, лично свободный.
        БРАГИ - один из асов. «Он славится своей мудростью, а пуще того даром слова и красноречием. Особенно искусен он в поэзии». Есть мнение, что образ возник из реального исторического лица, скальда по имени Браги.
        БРЮНХИЛЬД ДОЧЬ БУДЛИ - героиня сказаний о Сигурде. Она была валькирией, но за ослушание Один уколол ее «шипом сна» и погрузил в многолетний сон, после которого она должна была выйти замуж. Сигурд одолел огненную стену и ограду из щитов, за которыми она спала на вершине горы, рассек мечом ее кольчугу и разрушил чары сна. Они полюбили друг друга, но колдунья Гримхильд чарами заставила Сигурда забыть об этой любви и сосватать Брюнхильд для его побратима Гуннара, ради чего Сигурд «поменялся с Гуннаром обличьями». Сам Сигурд женился на Гудрун, сестре Гуннара. Брюнхильд не простила обмана и спустя годы заставила мужа погубить Сигурда. После этого она взошла на его погребальный костер и покончила с собой.
        ВАЛХАЛЛА - небесный чертог Одина, где собираются павшие воины. «Великое множество там народу, а будет и того больше, хоть и этого покажется мало, когда придет Волк. Но сколько бы ни было людей в Валгалле, всегда хватает им мяса вепря по имени Сэхримнир. Каждый день его варят, а к вечеру он снова цел» (МЭ). В Валхалле пятьсот сорок дверей, и из каждой в день битвы с Волком выйдут восемьсот воинов.
        ВАЛЬКИРИИ - воинственные небесные девы, подчиненные Одину. «МЭ» называет их имена: Христ, Мист, Хильд, Труд, Регинлейв и т.д. «Один шлет их во все сражения, они избирают тех, кто должен пасть, и решают исход сражения. Гунн, Рота и младшая норна по имени Скульд всякий раз скачут на поле брани и выбирают, кому пасть в битве, и решают ее исход». По сведениям сказаний, валькирии могли быть дочерями земных конунгов и вступать в брак со смертными. Разделение валькирий по родам (Девы Молний, Гроз, Сумерек и Рассвета) является плодом фантазии автора.
        ВАР - одна из богинь Асгарда. Она «подслушивает людские клятвы и обеты, которыми обмениваются наедине мужчины и женщины».
        ВЁЛУНД - герой сказания, чудесный кузнец-полубог. Назван сыном конунга финнов, а еще властителем альвов, но неизвестно, на каком основании. О судьбе его рассказывает «Песнь о Вёлунде». Вёлунд и два его брата раздобыли себе в жены валькирий, но через семь лет жизни валькирии покинули их, и братья отправились на поиски. Вёлунд выковал чудесное золотое кольцо, предназначенное для его жены Сванхвит. Но конунг Нидуд завладел кольцом и захватил в плен самого Вёлунда, которого заставил работать на себя. Но Вёлун сумел отомстить: хитростью он заманил к себе и убил двух сыновей Нидуда, а дочь его Бодвильд, которой досталось кольцо Сванхвит, обесчестил. После этого Вёлунд улетел с острова, где его держали «на крыльях», неизвестно каким образом. Видимо, в образе его отразился древний «культурный герой», отец наук и ремесел, своеобразный древнегерманский Прометей. Также есть мнение, что образ Вёлунда связан с богом иного мира (славянский Велес).
        ВЕНО - выкуп за невесту, который оставался в ее роду и служил, вместе с приданым, формальным признаком законности брака. Без выплаты вена и приданого брак считался незаконным и дети от него не являлись полноправными наследниками отца. Кроме того, муж подносил жене свадебные дары, которые вместе с приданым оставались в ее личной собственности и в случае развода могли быть потребованы обратно через суд тинга.
        ВИСА - строфа в поэзии скальдов, могла быть самостоятельной или частью длинного произведения. Строки висы связывались в целое аллитерирующими слогами (созвучиями) и внутренними рифмами (хендингами), которые и расположены в определенном порядке. Размеры существовали разные, самым распространенным был дротткветт. Виса дротткветтом состоит из восьми строк, разбитых на четыре двустишия. В каждой его строке по шесть слогов, из которых три несут метрическое ударение.
        ВОСПИТАТЕЛЬ - наставник, который приставлялся к детям знатного человека, как мальчикам, так и девочкам. Мог быть выбран из собственных домочадцев. Если же ребенка отдавали воспитывать на сторону, то выбор определялся общественным положением: была даже пословица: «Кто кому воспитывает ребенка, тот из двоих и младший». Один конунг ухитрился как бы между прочим посадить своего сына на колени к другому конунгу, и тем самым он формально закрепил свое главенство и право собирать с того дань.
        ВЫСОКИЙ МЕСЯЦ - июль.
        ГЕСТЫ - букв. «гости» - члены дружины знатного человека, исполнители поручений. Занимали среднее положение между телохранителями-хирдманами и челядью.
        ГЛЕЙПНИР - волшебная цепь, которой скован Фенрир Волк. Раньше нее были изготовлены две другие цепи, Лединг и Дроми, но Волк был так силен, что разорвал их. Тогда темные альвы изготовили Глейпнир. «Шесть сутей соединены были в них: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, медвежьи жилы, рыбье дыхание и птичья слюна. И если ты прежде о таком и не слыхивал, ты можешь и сам, рассудив, убедиться, что нет тут обману: верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор… Путы были гладки и мягки, как шелковая лента…» Этих пут Фенрир Волк не сумел разорвать и попал в неволю.
        ГРИВНА - шейное украшение, обычно из драгоценных металлов. Могло служить признаком знатного происхождения или высокого положения человека.
        ГРИДНИЦА - центральное помещение в доме знатного человека, своеобразный приемный зал, место пиров и собраний. Русское слово «гридница» происходит от скандинавского слова «грид», означавшего «дом для дружины».
        ГРЮЛА - персонаж исландского фольклора, лисица-великан с пятнадцатью хвостами. Ее имя означает «страшилище, пугало».
        ГУДРУН ДОЧЬ ГЬЮКИ - жена Сигурда, сестра Гуннара и Хегни. Одна из самых несчастных женщин в древних сказаниях. При подстрекательстве Брюнхильд братья Гудрун убили ее мужа Сигурда, после чего она вышла замуж за Атли. В споре за золото Фафнира Атли погубил Гуннара и Хегни, и тогда Гудрун отомстила мужу, убив собственных сыновей от него. После этого она очутилась за морем и там вышла замуж в третий раз, но этот брак привел к трагической гибели ее дочери от Сигурда, Сванхильд. Гудрун побудила трех сыновей от ее последнего брака к мести за сестру, в результате чего все трое погибли. Таким образом, Гудрун трагически потеряла двух мужей и двух братьев, а из семерых ее детей шестеро безвременно погибли. Притом большинство этих несчастий она подготовила своими руками, повинуясь долгу мести.
        ДВЕРГИ - то же самое, что свартальвы (см.).
        ДЕВЯТЬ ИСКУССТВ - умения, необходимые благородному человеку: сочинять стихи, играть в тавлеи, бегать на лыжах, плавать, грести, ковать оружие, играть на арфе, стрелять из лука, знать руны. В наборе могли быть некоторые варианты.
        ДЕВЯТЬ МИРОВ - вселенная: Асгард (мир богов), Ванахейм (мир ванов), Альвхейм (мир светлых альвов), Мидгард (мир людей), Йотунхейм (ледяной мир великанов), Муспелльсхейм (мир огня и огненных великанов), Свартальвхейм (мир темных альвов), Нифльхейм (преисподняя), Хель (мир мертвых).
        ДИСЫ - низшие женские божества, духи-покровители плодородия.
        ДРЕКИ - букв. «дракон» - большой боевой корабль, как правило, со змеиной или драконьей головой на штевне. Часто этот тип называют драккаром, но здесь, возможно, множественное число «дрекар» было ошибочно принято за название самого типа.
        ИМИР - древний прародитель племени великанов, из тела которого создана земля, а из крови - море и все воды. Горы созданы из его костей, валуны и камни - из его зубов и осколков костей. Из черепа Имира сделан небосвод, из мозга - тучи и облака, из волос - лес.
        ЙОЛЬ - праздник зимнего солнцеворота. В современной Скандинавии этим словом обозначают Рождество.
        ЙОТУНХЕЙМ - ледяной мир великанов.
        КЕННИНГИ - поэтические обозначения, род метафоры. Кеннинг мужчины строится из имени какого-либо бога или названия дерева мужского рода в сочетании с названием какого-либо предмета из области действия мужчины. Например: ясень копья, Бальдр битвы, клен корабля. Кеннинг женщины строится по тому же принципу: имя богини или дерева женского рода в сочетании с предметом из женской области деятельности: Фрейя пряжи, береза нарядов, ветвь покрывала. Кеннингами также могут обозначаться другие понятия: битва - «пляска валькирий», корабль - «волк моря», лес - «море оленей», море - «поле сельди» и т.д. Простые кеннинги - двусложные, но они могли состоять из трех, четырех и более слов, которые шли цепочкой, поясняя одно другое (Тор волка поля китов - мужчина, так как поле китов - море, волк моря - корабль, Тор корабля - воин). Составление и разгадывание кеннингов служило своеобразным «интеллектуальным развлечением».
        КОНУНГ - князь, племенной и военный вождь, власть которого могла быть наследственной.
        КРИЦА - порция выплавленного из руды железа, слегка прокованная, в форме каравая.
        КЮНА - королева, жена конунга. Слово «кюна» введено автором и образовано из древнескандинавского слова со значением «просто женщина», так как подлинное слово «дроттнинг» до крайности неудобно использовать в русском языке, а слово «королева» требует для пары слово «король», что вызовет у читающего ассоциации с совсем другими культурными пластами.
        ЛОКИ - так называемый Коварный Ас, бог огня, воплощение лжи и коварства. Сказания изобилуют эпизодами, в которых Локи сначала навлекает на богов множество неприятностей, а потом своим хитроумием избавляет от них. Стал отцом трех чудовищ, будущих губителей мира: Фенрира Волка, Мирового Змея и Хель, повелительницы мертвых. В наказание за пакости был прикован богами к скале, а богиня Скади в порядке мести за своего отца, погубленного Локи, повесила над ним ядовитую змею. Жена Локи Сигюн стоит рядом и держит над ним чашу, в которую капает змеиный яд. Когда Сигюн отходит выплеснуть чашу, капли яда капают на Локи и он корчится: от этого происходят землетрясения.
        ЛОКОТЬ - имеется в виду мера длины 44см.
        МАНИ - брат Суль, юноша, что возит в колеснице луну.
        МАРКА - мера веса, обычно для драгоценных металлов, около 215г.
        МИДГАРД - см. Средний Мир.
        МИМИР - древний великан, хранитель источника, в котором сокрыты знания и мудрость.
        МИРОВОЙ ЗМЕЙ - чудовищный змей, сын Локи. Он лежит на дне моря и так велик, что обвивает всю землю и сам себя кусает за хвост. Тор однажды пытался сразиться с ним, но он же будет его противником и убийцей в последней битве при конце мира: «Тор умертвил Мирового Змея, но, отойдя на девять шагов, он падает наземь мертвым, отравленный ядом Змея» (МЭ).
        МЙОЛЬНИР - волшебный молот, оружие Тора, «лучшее из всех сокровищ». Изготовлен карлом по имени Брокк. Имеет свойство при метании всегда попадать в цель и тут же возвращаться в руки к хозяину. По желанию Тора молот делается таким маленьким, что его можно носить за пазухой. Недостатком его названа слишком короткая рукоять, но, несмотря на это, Мйольнир принес смерть множеству великанов. По происхождению слово «Мйольнир» родственному русскому слову «молния».
        МОРСКОЙ КОНУНГ - предводитель морской дружины, не имеющий никаких земельных владений и прав на власть за пределами своего корабля. Морские конунги могли наниматься на службу или просто разбойничать.
        НИДХЕГГ - дракон, живущий в подземном мире и подгрызающий один из трех корней Мирового Ясеня. Нидхегг гложет «тела охладелые» «изменников мертвых, убийц и предателей, тех также, что жен соблазняли чужих» (СЭ).
        НИФЛЬХЕЛЬ - девятый мир, принимающий мертвых «дурных людей».
        НОРНЫ - низшие женские божества, определяющие судьбы. Три «главные» норны живут у священного источника, их имена Урд, Верданди и Скульд. «Слово „урд“ означает „то, что произошло“ и подразумевает результат поступков, совершенных в прошлом. Имя второй норны, Верданди, означает „то, что есть“ и подразумевает управление процессами, происходящими в настоящем. Младшую норну звали Скульд, что означает „то, чему суждено быть“. Считалось, что она сплетает будущее из нитей прошлого и настоящего» (Кеннет Медоуз). «Есть еще и другие норны, те, что приходят ко всякому младенцу, родившемуся на свет, и наделяют его судьбою. Некоторые из них ведут свой род от богов, другие - от альвов и третьи - от карлов… Добрые норны и славного рода наделяют доброю судьбою. Если же человеку выпали на долю несчастья, так судили злые норны» (МЭ). Норнам была посвящена суббота.
        НЬЁРД - бог из рода ванов, но живет в Асгарде, будучи отдан богам как заложник мира. Он управляет движением ветра и усмиряет огонь и воды. Его нужно призывать в морских странствиях и промышляя зверя и рыбу. «Столько у него богатств, что он может наделить землями и всяким добром любого, кто будет просить его об этом» (МЭ). Женат на великанше Скади, но детей Фрейра и Фрейю имеет не от нее, а, по-видимому, от своей сестры богини Ньёрунн, которая в «СЭ» и «МЭ» не упоминается.
        ОДИН - «Один знатнее и старше всех асов, он вершит всем в мире, и, как ни могущественны другие боги, все они ему служат, как дети отцу… Одина называют Всеотцом, ибо он отец всем богам. И еще зовут его Отцом Павших, ибо все, кто пал в бою,- его приемные сыновья» (МЭ). Одину человечество обязано знанием рун и умением слагать стихи. У него один глаз - вторым он пожертвовал ради права испить из источника мудрости, но единственным глазом он озирает весь мир, и ничто от него не укроется. Волки и вороны служат ему и являются его священными животными. Описывается Один как высокий одноглазый старик с седой бородой, в серой шляпе. В таком виде он любит бродить среди людей. Считался покровителем воинов и правителей. Днем Одина была среда.
        ПЕННИНГ - мера веса, одна шестидесятая часть эйрира.
        ПЕРЕСТРЕЛ - древняя мера длины, около двухсот метров.
        ПРАЗДНИК ДИС - праздник начала лета, отмечался в конце апреля.
        РАН - морская великанша, что раскидывает сеть и ловит в нее всех утонувших.
        РАТНАЯ СТРЕЛА - специально изготовленная стрела, которую посылали по стране в знак начала войны и призыва к сбору ополчения.
        РЕГИН - колдун-кузнец, воспитавший Сигурда. Регин выковал для Сигурда меч Грам, которым тот рассек наковальню. Регин подбил Сигурда на убийство дракона Фафнира, но позже хотел убить самого Сигурда и завладеть всей добычей. Сигурд избежал опасности, подслушав разговор птиц.
        РУНЫ - священные знаки древнегерманской письменности, раздобытые Одином, который ради них сам себя принес в жертву и девять дней провисел на дереве. Каждая руна имеет буквенное значение и поэтому может быть использована для записей, а также магическое значение, что делает любой предмет с нанесенной руной амулетом способным оказывать помощь в тех или иных делах.
        «РЫБНЫЙ МЕСЯЦ» - сентябрь.
        СВАВА - валькирия, возлюбленная одного из древних героев, героиня трагического сказания.
        СВАРТАЛЬВЫ - иначе карлы - темные альвы. Они «завелись в почве и глубоко в земле, подобно червям в мертвом теле. Карлики зародились сначала в теле Имира, были они и вправду червями. Но по воле богов они обрели человеческий разум и приняли облик людей. Живут они, однако же, в земле и в камнях» (МЭ). В «СЭ» перечислены имена великого множества карлов. Они славятся как искуснейшие мастера, и большинство (если не все) сокровищ богов: украшения, оружие, обладающее волшебными свойствами, даже верховые животные и золотые волосы богини Сив - изготовлено руками карлов.
        СЕКИРА - боевой топор.
        СЕРЕДИНА ЗИМЫ - один из важнейших годовых праздников, отмечался пирами и жертвоприношениями. Приходился примерно на начало января.
        СЕРЕДИНА ЛЕТА - один из важнейших годовых праздников, отмечался около дня летнего солнцестояния. Сохранился в скандинавских странах до сих пор и называется «Мидсоммарен», то есть «Середина лета».
        СИГУРД УБИЙЦА ДРАКОНА - величайший герой древнегерманского эпоса. «Сигурд был наиславнейшим из всех конунгов-воителей по своему роду, силе и мужеству» (МЭ). Сын Сигмунда из рода Вельсунгов и Гьёрдис, дочери конунга Эйлими. Воспитывался вдали от родины у конунга Хьяльпрека, который впоследствии дал ему дружину, чтобы отомстить за убийство отца. Также воспитателем Сигурда был кузнец-колдун Регин, злобный и коварный. Сигурд убил дракона Фафнира и завладел его несметными богатствами. Промчавшись сквозь огонь, он разбудил валькирию Брюнхильд и обручился с ней, но колдунья Гримхильд чарами заставила его забыть об этом и сосватать Брюнхильд для Гуннара. Сигурд женился на Гудрун, но был убит побратимами из-за подстрекательств оскорбленной его изменой Брюнхильд. Сюжеты о Сигурде имеют множество вариантов и противоречий. Считается, что прообразами героев послужили фракские или бургундские короли IV и V веков, но весьма вероятно, что страшная жестокость сюжетов, переполненных убийствами, отражает представления о ритуальных жертвоприношениях.
        СКАДИ - одна из богинь, по происхождению дочь великана, в Асгард попала благодаря браку с Ньердом. «И часто встает она на лыжи, берет лук и стреляет дичь». Ее называют богиней лыжницей.
        СЛЕЙПНИР - восьминогий жеребец, на котором ездит Один. Был рожден Локи, который в то время принял облик кобылы.
        СНЕКА - корабль среднего размера, мог быть использован и в военных, и в торговых походах.
        «СОЛНЕЧНЫЙ МЕСЯЦ» - июнь.
        СРЕДНИЙ МИР - иначе Мидгард - земля, обитаемая людьми.
        СУЛЬ - дева, которая правит конями, впряженными в колесницу солнца. Ей приходится торопиться, потому что за ней бежит волк по имени Обман.
        СУРТ - огненный великан, охраняющий Муспелльсхейм. В будущем - один из губителей мира. Отцом Грюлы его сделал автор.
        ТИНГ - собрание свободных людей, как правило, ежегодное, но могло собираться и чаще. Был местом разбора судебных дел и принятия общественно важных решений. В особенных случаях созывался «домашний тинг», нечто вроде «общего собрания» - в усадьбе или даже на корабле.
        ТОР - ас, стоящий во главе всех. Он сильнее всех богов и людей и постоянно сражается с великанами, осаждающими Асгард. Тор ездит на колеснице, запряженной двумя козлами. Владеет тремя сокровищами: молотом Мйольниром, Поясом Силы и железными рукавицами. Совершил великое множество подвигов и является героем наибольшего числа сказаний. Днем Тора был четверг, вообще самый удачный день недели.
        ТОРОВА НОЧЬ - ночь на 12 января. По некоторым данным, считалась серединой зимы.
        ТРОЛЛИ - злобные сверхъестественные существа скандинавского фольклора. В источниках их часто путают с великанами, но позднее тролли заняли место «мелкой нечисти», обитателей гор и лесов.
        ТУРСЫ - племя великанов.
        ТЮР - иначе Однорукий Ас. «Он самый отважный и смелый, от него зависит победа в бою. Его хорошо призывать храбрым мужам. Смелым, как Тюр, называют того, кто всех одолевает и не ведает страха. Он к тому же умен, так что мудрым, как Тюр, называют того, кто всех умней» (МЭ). Когда на Волка хотели надеть цепь Глейпнир, тот потребовал залога, что его освободят, если он не сумеет разорвать цепь. Тюр вложил в пасть Волка свою правую руку, цепь была надета, и Волк, не сумев освободиться, откусил руку Тюра. «И потому Тюр однорукий, и не зовут его миротворцем». Днем Тюра считался вторник, он был покровителем войн и побед.
        УМБОН - металлическая бляха в середине щита.
        УРД - источник на небесах, возле которого обитают три «главные» норны (см.).
        ФАФНИР - дракон, вернее, брат Регина, принявший облик дракона, чтобы охранять свое золото. Сигурд выкопал яму на тропе дракона и убил его, когда тот проползaл, снизу вспоров ему брюхо.
        ФЕНРИР - иначе Фенрир Волк или просто Волк - чудовище, сын Локи и великанши Ангрбоды, будущий губитель мира, которому суждено поглотить луну, солнце и даже самого Одина.
        ФРЕЙР - бог, сын Ньёрда, а значит, ведет свой род из ванов, но живет в Асгарде. «Нет аса славнее Фрейра, ему подвластны дожди и солнечный свет, а значит, и плоды земные, и его хорошо молить об урожае и мире. От него зависит и достаток людей» (МЭ). Женат на прекрасной девушке из рода великанов, Герд. Но, по некоторым данным, состоял в близких отношениях и со своей сестрой Фрейей, в чем видно отражение древнейшего внутриродового брака.
        ФРЕЙЯ - богиня, дочь Ньёрда. Ее имя означает «госпожа». «Она всех благосклоннее к людским мольбам, и по ее имени знатных жен величают госпожами. Ей очень по душе любовные песни. И хорошо призывать ее помощь в любви». «А ездит она на двух кошках, впряженных в колесницу» (МЭ). Ей достается половина убитых на поле брани. Мужем Фрейи назван «человек по имени Од», но исследователи считают, что в этом образе отразился тот же Один.
        ФРИГГ - старшая из богинь, жена Одина. «Ей ведомы людские судьбы, хоть она и не делает предсказаний» (МЭ). Днем Фригг считалась пятница, она покровительствовала домашнему очагу, любви и плодовитости.
        ФЮЛЬГЪЯ - иначе, дух-двойник - сверхъестественное существо, которое является человеку незадолго до смерти.
        Обычно принимает облик женщины, но может предстать и в виде животного.
        ХЁВДИНГ - от слова «хёвид» - голова, то есть «главарь» - правитель области, избираемый тингом из местной знати.
        ХЕЙМДАЛЛЬ - «Его называют белым асом. Он велик и священен. Он сын девяти дев, и все они сестры. Еще зовут его Круторогий и Златозубый. Он страж богов и обитает у края небес, чтобы охранять мост от горных великанов. Ему нужно меньше сна, чем птице. Как ночью, так и днем видит он на сотни поприщ. И слышит он, как растет трава на земле, и шерсть на овце, и все, что можно услышать. Есть у него рог, что зовется Гьяллархорн, и когда трубит он, слышно по всем мирам» (МЭ). Под именем Рига Хеймдалль когда-то обошел человеческие роды и дал начала сословиям: рабам, бондам, ярлам, конунгам.
        ХЕЛЬ - дочь Локи и великанши Ангрбоды. «А великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил ее владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан, а это люди, умершие от болезней или от старости. Там у нее большие селения, и на диво высоки ее ограды и крепки решетки… Она наполовину синяя, а наполовину - цвета мяса, и ее легко признать потому, что она сутулится и вид у нее свирепый» (МЭ).
        ХЕЛЬГИ СЫН ХЬЕРВАРДА - древний герой, возлюбленный валькирии.
        ХЁЛЬД - богатый землевладелец, способный выставить собственную дружину.
        ХИРДМАН - воин из высшего слоя дружины, телохранитель знатного вождя.
        ХЮЛЬДРА - мелкая нечисть вроде лесовицы. Может прикидываться красивой девушкой, только с хвостом.
        ХЮМИР - великан, персонаж «Старшей Эдды». Тор и Тюр, названный в данном тексте сыном Хюмира, пришли к нему просить котел для пира асов, но Хюмир в качестве условия предложил Тору разбить кубок, который оказался тверже всего в доме. По совету жены великана Тор метнул кубок в лоб хозяина, и кубок оказался разбит.
        ШТЕВЕНЬ - приподнятая оконечность кормы или носа корабля. Передний штевень украшался резным изображением какого-либо животного, которое и давало кораблю название.
        ЭГИР - морской великан, отец девяти дочерей, которых зовут Вал, Волна, Всплеск, Бурун, Прибой, Рябь, Небесный Блеск, Кровавые Волосы, Голубка.
        ЭЙНХЕРИИ - павшие воины, живущие в палатах Одина. «Всякий день, лишь встанут, облекаются они в доспехи и, выйдя из палат, бьются и поражают друг друга насмерть. В том их забава. А как подходит время к завтраку, они едут обратно в Валгаллу и садятся пировать» (МЭ).
        «ЯГНЯЧИЙ МЕСЯЦ» - май.
        ЯРЛ - правитель или военачальник, назначаемый конунгом, исполнитель важных поручений вроде сбора дани, то есть тот, кто распоряжается от лица более высокого властителя. В текстах автор называет ярлом знатного человека, который руководит отрядом конунговых войск, а не только собственной дружиной. Звание это сохраняется за человеком и после исполнения поручения. Также ярлом называется наследник конунга. В исторической традиции конунгами называли конунговых сыновей, если им было больше 12 лет и они номинально руководили войсками, но автор посчитал, что слишком много конунгов в одном месте ни к чему.
        Указатель имен и названий[В указатель включены не все персонажи, а только переходящие. Историзмы и мифологические понятия см. вПояснительном словаре.]
        АЛЬВКАРА - валькирия, Дева Грозы, покровительница Вигмара Лисицы. Защитив его в битве вопреки приказу Одина, была погружена в долгий сон (СЗ, ПА[27 - Сокращение названий романов цикла: СК - «Стоячие Камни», СЗ - «Спящее золото», ЩП - «Щит побережья», КГ - «Корни гор», ВЗ - «Ведьмина звезда», ПА - «Перстень аль-вов», ЯЯ - «Ясень и яблоня», ЛЧ - «Лань в чаще».]).
        АЛЬРИК СНОВИДЕЦ - колдун с Квиттингского Запада, толкователь снов. На втором году войны, после Битвы Чудовищ, был утоплен по приказу Хёрдис Колдуньи и стал одним из четырех призраков Острого мыса.
        АСВАЛЬД СУТУЛЫЙ, сын Кольбейна Косматого - фьялленландский ярл, сподвижник Торбранда конунга и частично Торварда конунга, отец Эйнара Дерзкого (СК, КГ, ЯЯ).
        АСКЕГОРД(Ясеневый Двор) - усадьба фьялленландских конунгов в Аскефьорде. Главное здание выстроено вокруг живого ясеня.
        АСКЕФЬОРД(Фьорд Ясеня) - центральная область Фьялленланда, место жительства конунгов и других знатнейших родов.
        АСОЛЬВ НЕПРИЗНАННЫЙ - единственный сын Фрейвида Огниво, рожденный от рабыни, сводный брат Хёрдис Колдуньи. После гибели отца унаследовал его дом и имущество, но получил прозвище Непризнанный, поскольку Фрейвид не успел его узаконить. Имел дочь Эйру, ставшую женой слэттенландского конунга Хельги, и сына Лейкнира (СК, ПА).
        БАРСКУГИ - одно из северных племен Морского Пути (Барланд). Имеет в основном лесистую территорию, живет скотоводством и меховой торговлей.
        БЕРГВИД ЧЕРНАЯ ШКУРА - квиттингский конунг, сын Стюрмира Метельного Великана и Даллы из рода Лейрингов. В годовалом возрасте лишился отца, трехлетним попал в плен вместе с матерью, был продан в рабство и вырос за морем под чужим именем, не зная, кто он такой. В возрасте восемнадцати лет начал борьбу за власть над Квиттингом. Много лет вел жизнь «морского конунга» и мстил фьяллям, пользовался покровительством ведьмы Дагейды. Какое-то время был признанным конунгом некоторых квиттингских областей. Был убит на поединке Торвардом Рваной Щекой. Оставил дочь Даллу (КГ, ВЗ, ПА, ЯЯ, ЛЧ).
        БИТВА КОНУНГОВ - сражение первого года войны между квиттами и фьяллями, состоялось на западном побережье Квиттинга. Выиграно фьяллями. Название получило из-за того, что войсками руководили Торбранд конунг и Стюрмир конунг. Последний погиб сразу после этой битвы, попытавшись бежать от преследования в Медный лес (СК).
        БИТВА ЧУДОВИЩ - сражение третьего года войны между квиттами и фьяллями, состоялась на восточном побережье Квиттинга, выиграно фьяллями. Название получило из-за того, что обеими сторонами использовались чары, творящие чудовищ (КГ).
        БОЛЬШОЙ ТЮЛЕНЬ - дух-покровитель западного побережья Квиттинга, имевший облик огромного тюленя (СК).
        БЬЯРТМАР МИРОЛЮБИВЫЙ, иначе БЕЗБОРОДЫЙ - конунг раудов, отец кюны Ульврун.
        ВАЛЬДОНА - валькирия, Дева Сумерек, переносит павших в чертоги Одина (ЩП).
        ВАНДРЫ - самое северное из племен Морского Пути, частично занимает побережье замерзающего на зиму Ледяного моря и соседствует с кочевыми полудикими племенами других языков. Сами вандры не имеют пригодной для обработки земли, живут скотоводством, рыбной ловлей, охотой и меновой торговлей. Имеют самую архаичную общественную структуру, не имеют верховной власти, каждый знатный человек по своей воле распоряжается территорией, на которую в силах распространить свое влияние. Много промышляют морским разбоем, поэтому среди других племен Морском Пути имеют репутацию дикарей и разбойников.
        ВИГМАР ЛИСИЦА, сын Хроара - первый хёвдинг Медного леса. Происходит из малознатного рода Квиттингского Севера, в начале Фьялленландской войны был вынужден покинуть родные места и обосновался на северной окраине Медного леса, на Золотом озере, где приобрел большую силу и влияние. Пользовался покровительством Грюлы - лисицы-великана, духа Квиттингского Севера. Владел чудесным копьем Поющее Жало. Имел полтора десятка детей. Первая жена - Рагна-Гейда из рода Стролингов, вторая - Хильдвина из рода Хетбергов, бывшая жена Бергвида Черной Шкуры (СЗ, КГ, ВЗ, ПА, ЛЧ).
        ВИЛЬМУНД СЫН СТЮРМИРА - старший сын Стюрмира Метельного Великана, воспитанник Фрейвида Огниво, был обручен с его дочерью Ингвильдой. Во время отсутствия в стране отца, поддавшись влиянию своей мачехи Даллы, провозгласил себя конунгом квиттов, но через несколько месяцев попал в плен к Торбранду конунгу и был принесен в жертву Одину (СК).
        ВИНДЕНЭС(Ветровой мыс) - место жительства конунгов Квартинга, там же находится один из двух постоянно действующих торгов Морского Пути.
        ВОЛЧИЙ КАМЕНЬ - святыня святилища Тюрсхейм на Остром мысу. Обладал способностью произносить пророчества. После гибели независимости Квиттинга был выброшен Тюром в Медный лес с предсказанием, что камень запоет, когда новый конунг квиттов возложит на него руку (СК, КГ).
        ВОСТОЧНЫЙ ВОРОН - дух-покровитель Квиттингского Востока. Мог принимать облик ворона или человека (ЩП).
        ГРАННЫ - одно из самых южных племен Морского Пути. Живут скотоводством и земледелием.
        ГРИМКЕЛЬ ЧЕРНАЯ БОРОДА, сын Бергтора Железного Дуба и Йорунн - хёвдинг Квиттингского Юга, из рода Лейрингов, брат кюны Даллы и дядя Бергвида Черной Шкуры. Некоторое время был конунгом квиттов. Погиб в одной из первых битв Бергвида в борьбе за власть (СК, КГ, ВЗ).
        ГРЮННИНГИ - одно из восточных племен Морского Пути, живет скотоводством, земледелием и торговлей.
        ДАГ КРЕМНЕВЫЙ, сын Хельги Птичьего Носа - хёвдинг Квиттингского Востока. Был женат на Борглинде из рода Лейрингов, имел детей Халькеля, Дагварда и Хельгу (ЩП, ВЗ).
        ДАГЕЙДА - ведьма Медного леса, дочь великана Свальнира и Хёрдис Колдуньи. Осталась последней из рода квиттингских великанов (КГ, ВЗ, ПА, ЯЯ, ЛЧ).
        ДАЛЛА ДОЧЬ БЕРГТОРА - вторая жена квиттингского конунга Стюрмира по прозвищу Метельный Великан. Отличалась тщеславной, себялюбивой натурой, хитростью, но недалеким умом. Овдовела в молодости, с трехлетним сыном Бергвидом была продана в рабство, где и умерла после того, как ее сын вырос и отправился бороться за отцовское наследство (СК, ЩП, КГ, ВЗ).
        ДРАКОН БИТВЫ - меч с головой дракона на рукояти, с алмазными глазами. Изготовлен свартальвами, принадлежал великану Свальниру, потом Торбранду конунгу, далее передавался по мужской линии в его роду. Обладал способностью приходиться по руке любому, кто его возьмет, приносить победу в любом сражении, но сам решал, когда ему покинуть очередного владельца (СК, ЛЧ).
        ДРАКОН ПАМЯТИ - серебряный кубок в виде дракона с алмазными глазами. Изготовлен свартальвами, принадлежал великану Свальниру, но довольно рано перешел от него в род квиттингских Лейрингов, а потом к ведьме Дагейде, дочери Свальнира. Открывал доступ к Источнику Мимира, то есть к божественному сознанию, но только для подготовленного человека (ВЗ, ЯЯ)
        ДРАКОН СУДЬБЫ - золотое обручье в виде свернувшегося дракона с алмазными глазами. Изготовлен свартальвами, принадлежал великану Свальниру, потом его жене Хёрдис Колдунье, далее передавался по наследству ее потомками. Обладал способностью приносить удачу владельцу при условии, что был получен по добровольному соглашению. В противном случае приводил к гибели (СК, ЛЧ).
        ЗОЛОТОЕ ОЗЕРО - озеро на северной границе Медного леса. Называется так потому, что всем чужакам представляется, будто его дно выложено золотыми самородками (СЗ).
        ИНГВИЛЬДА ДОЧЬ ФРЕЙВИДА - ясновидящая. Сводная сестра Хёрдис Колдуньи, жена Хродмара Удачливого (СК).
        ИНГИРИД ДОЧЬ БЬЯРТМАРА - младшая дочь конунга раудов. Была первой женой Эрнольва Одноглазого, но вскоре погибла, не оставив потомства (СЗ).
        КАР КОЛДУН - колдун, жил в доме Даллы, перед тем как она попала в рабство. Сам себя лишил жизни ради мести врагам и стал одним из призраков Острого мыса (КГ, ВЗ, ЛЧ).
        КВАРГИ - одно из срединных племен Морского Пути, занимает полуостров Квартинг. Живут сельским хозяйством и торговлей, на их территории располагается Винденэс, один из двух постоянно действующих торгов.
        КВИТТЫ - одно из срединных племен Морского Пути, занимает полуостров Квиттинг. Земля их имеет благоприятный климат для сельского хозяйства, а также располагает большими запасами качественной железной руды.
        ЛЕЙРИНГИ - один из знатнейших родов Квиттингского Юга, живший на Остром мысу. Имел многочисленные родственные связи с конунгами как Квиттинга, так и других земель. В течение нескольких веков владел кубком Дракон Судьбы.
        МОРСКОЙ ПУТЬ - двенадцать близкородственных по языку и культуре племен. Называется так потому, что все племенные территории имеют выход к морю и от любого из них можно морем добраться до любого. Оно же - Сэвейг.
        МЕДНЫЙ ЛЕС - внутренняя область полуострова Квиттинг, сохранившая наибольшее количество нечеловеческих существ и колдовских сил. Обладает также большими запасами железной руды высокого качества, из-за чего всегда являлась объектом притязаний.
        МОДОЛЬВ ЗОЛОТАЯ ПРЯЖКА - фьялленландский ярл, родственник Хродмара Удачливого. Погиб в битве в Пестрой долине (СК, КГ).
        ОДДБРАНД НАСЛЕДСТВО - колдун, происходит из дома Фрейвида Огниво, был помощником и советчиком Ингвильды дочери Фрейвида, а потом, вместе с ней попав во Фьялленланд, занял то же место при Хёрдис Колдунье (СК, ЯЯ, ЛЧ).
        ОЗЕРО ФРЕЙРА - место жительства квиттингских конунгов. На озере находилось главное святилище квиттов - мыс Коней, в котором был убит Бергвид Черная Шкура.
        ОСТРЫЙ МЫС - южная оконечность Квиттинга, место жительства южных хёвдингов, владение рода Лейрингов. На Остром мысу проводился общий тинг племени квиттов и было торговое место. В ходе войны был разорен, потом попал под власть Хильды Отважной и понемногу возродился.
        ПОЮЩЕЕ ЖАЛО - волшебное копье, когда-то принадлежало оборотню Старому Оленю. Имело свойство издавать поющий звук перед тем, как нанести смертельный удар. Досталось Вигмару Лисице, после чего была заклято таким образом, что не может нанести вреда своему владельцу и само возвращается в руки после броска (СЗ).
        ПРЕСТОЛ ЗАКОНА - скала на Остром мысу, с которой во время тинга произносились речи.
        РАМ РЕЗЧИК - кузнец, резчик, чародей с восточного побережья Квиттинга. Участвовал в Битве Чудовищ, был утоплен по приказу Хёрдис Колдуньи и стал одним из призраков Острого мыса (КГ).
        РАУДЫ - одно из срединных племен Морского Пути. Живет в основном скотоводством и торговлей. Отличается тем, что в нем власть с некоторых пор передается по женской линии.
        РЕГИНЛЕЙВ - валькирия, Дева Грозы, покровительница рода фьялленландских конунгов. Помогает в битве каждому из них, но только пока он не женат. Раз в девять поколений сама становится женой очередного конунга и рождает сына. Таким образом, является не только покровительницей, но и кровной родственницей каждого конунга фьяллей в той или иной степени (СК, СЗ, ЛЧ).
        СВАЛЬНИР - последний из рода квиттингских великанов, жил в Медном лесу. Обладал способностью не бояться дневного света и принимать облик обычного человека. Владел тремя сокровищами свартальвов: мечом Дракон Битвы, обручьем Дракон Судьбы и кубком Дракон Памяти. Взял в жены женщину по имени Хёрдис Колдунья, имел от нее дочь Дагейду. Был убит фьялленландским конунгом Торбрандом по наущению Хёрдис (СК, КГ).
        СЁЛЬВИ РАССУДИТЕЛЬНЫЙ - сын Стуре-Одда, хирдман Торбранда Погубителя Обетов, потом его сына Торварда Рваной Щеки. Брат-близнец Слагви Хромого (СК, КГ, ЯЯ, ЛЧ).
        СИГГЕЙР ГОЛОС КАМНЯ - колдун, прорицатель, жрец святилища Тюрсхейм. Был утоплен по приказу Хёрдис Колдуньи и стал одним из призраков Острого мыса (СК, КГ).
        СЛАГВИ ХРОМОЙ - сын Стуре-Одда, хирдман Торбранда Погубителя Обетов. Охромел в битве в Пестрой долине, после чего унаследовал отцовскую кузницу. Брат-близнец Сёльви Рассудительного, отец Сэлы и Сольвейг Красотки (СК, КГ, ЯЯ, ЛЧ).
        СЛЭТТЫ - одно из восточных племен Морского Пути. Имеет климат, благоприятный для сельского хозяйства, и положение, благоприятное для торговли, поэтому считается одним из самых богатых, могущественных и высокоразвитых племен.
        СОЛЬВЕЙГ КРАСОТКА(Сольвейг Младшая) - дочь Слагви Хромого, невестка Эрнольва Одноглазого (ЯЯ).
        СОЛЬВЕЙГ СТАРШАЯ - дочь Стуре-Одда, по прозвищу Светлый Альв Аскефьорда. Была взята морскими великаншами в качестве платы за помощь в войне, после чего стала духом-покровителем Аскефьорда (СЗ, КГ, ЯЯ).
        СТАРЫЙ ОЛЕНЬ - колдун с Квиттингского Севера, оборотень, живой мертвец, пятьсот лет после смерти охранявший в могиле свои сокровища, в том числе копье Поющее Жало. Был окончательно уничтожен Вигмаром Лисицей, после чего стал легендой (СЗ).
        СТОРВАЛЬД СКАЛЬД - эльденландец по происхождению, знаменитый скальд, жил при дворе разных конунгов Морского Пути (СЗ, ЩП).
        СТОЯЧИЕ КАМНИ - святилище на священной горе Раудберге, в самом сердце Медного леса. По преданию, построено великанами. Содержалось хозяевами ближайшей усадьбы Кремнистый Склон, то есть людьми рода Фрейвида Огниво (СК, КГ, ПА).
        СТРОЛИНГИ - знатный род Квиттингского Севера. Был изгнан из своих владений, когда Квиттингский Север оказался под властью раудов, частично был истреблен, после обосновался в Медном лесу и там снова приобрел силу и влияние (СЗ).
        СТУРЕ-ОДД - кузнец и чародей Аскефьорда, отец Сёльви, Слагви и Сольвейг Старшей (КГ).
        СТЮРМИР МЕТЕЛЬНЫЙ ВЕЛИКАН - квиттингский конунг. Отличался отвагой и упрямством, проиграл Битву Конунгов и вскоре был убит ведьмой Хёрдис, которая мстила ему за своего отца Фрейвида Огниво. От первой жены имел сына Вильмунда, от второй - Бергвида (СК, СЗ, ЩП).
        ТИММЕРЫ - одно из южных племен Морского Пути, живет сельским хозяйством и торговлей.
        ТОРБРАНД ПОГУБИТЕЛЬ ОБЕТОВ, сын Тородда - конунг фьяллей. Начал войну с Квиттингом, был убит на поединке Хельги ярлом, сыном Хеймира конунга. Был женат вторым браком на Хёрдис Колдунье. Оставил от нее единственного сына и наследника - Торварда Рваную Щеку (СК, СЗ, ЩП, КГ, ПА).
        ТОРВАРД РВАНАЯ ЩЕКА - конунг Фьялленланда, сын Торбранда Погубителя Обетов и Хёрдис Колдуньи. Один из величайших воинов Морского Пути, особенно прославился завоеваниями уладских земель. Был женат на слэттенландке Ингиторе дочери Скельвира, оставил сыновей Торбранда и Торлейва (ПА, ЯЯ, ЛЧ).
        ТЮЛЕНИЙ КАМЕНЬ - скала на западном побережье Квиттинга, под которой жил Большой Тюлень.
        ТЮРСХЕЙМ - святилище на Остром мысу, посвященное Тюру. Славилось огромными столбами ворот, украшенными резьбой, и Волчьим камнем, который произносил пророчества, пока не был выброшен из святилища самим Тюром (СК, КГ).
        УЛЬВРУН ДОЧЬ БЬЯРТМАРА - кюна раудов, дочь Бьяртмара Миролюбивого, двоюродная сестра Торбранда Погубителя Обетов и тетка Торварда Рваной Щеки. После гибели брата осталась единственной наследницей отца и была провозглашена правительницей. Не имела сыновей, передала власть дочери Инге-Ульвине, после чего в Рауденланде вошло в традицию передавать престол по женской линии.
        ФРЕЙВИД ОГНИВО - хёвдинг Квиттингского Запада времен начала войны с Фьялленландом. Был убит Стюрмиром конунгом, и их раздор считался одной из важнейших причин поражения квиттов. Имел детей Асольва, Хёрдис, Ингвильду (СК).
        ФЬЯЛЛИ - одно из северных племен Морского Пути. Почти не имеет земледелия, живет скотоводством и рыбной ловлей. Традиционно воинственное племя, хранящее многие тайны боевых искусств.
        ХЕЙМИР НАСЛЕДНИК, сын Хильмира - конунг слэттов. Был женат первым браком на квиттинке Хельге, имел от нее сына по имени Хельги, вторым браком - на Асте, от нее имел сына Эгвальда и дочь Вальборг (ЩП, ПА, ЛЧ).
        ХЕЛЬГА ДОЧЬ ХЕЛЬГИ - дочь Хельги Птичьего Носа, хёвдинга Квиттингского Востока. Обладала неразвитыми задатками ясновидения, пользовалась покровительством Восточного Ворона. Была первой женой Хеймира конунга и матерью его старшего сына и наследника Хельги (ЩП, ПА).
        ХЕЛЬГИ ПТИЧИЙ НОС - хёвдинг Квиттингского Востока времен начала Фьялленландской войны. Отец Дага Кремневого и Хельги, жены Хеймира конунга (ЩП).
        ХЁРДИС ДОЧЬ ФРЕЙВИДА - колдунья, жена фьялленландского конунга Торбранда сына Тородда, мать конунга Торварда Рваной Щеки. Родилась на Квиттинге, дочь Фрейвида Огниво, хёвдинга Квиттингского Запада, от рабыни из племени круитне. Обладала врожденными способностями к колдовству и невыносимым характером. Спровоцировала войну между Квиттингом и Фьялленландом, длившуюся с перерывами около тридцати лет. Попала в плен к великану Свальниру и прожила с ним около двух лет, после чего стала женой Торбранда конунга, который убил великана и вместе с его женой получил меч Дракон Битвы. Кроме Торварда, имела дочь Дагейду, ведьму Медного леса (СК, КГ, ВЗ, ПА, ЯЯ, ЛЧ).
        ХИЛЬМИР КУПЕЦ - конунг слэттов, отец Хеймира конунга (ЩП).
        ХОРДЫ - одно из южных племен Морского Пути, живет сельским хозяйством.
        ХРОДМАР УДАЧЛИВЫЙ, СЫН КАРИ ЯРЛА,- ФЬЯЛЛЕНЛАНДСКИЙ ЯРЛ (СК, СЗ, КГ).
        ЭГИЛЬ УГРЮМЫЙ - эльденландец по происхождению, знаменитый корабельный мастер. Все созданные им корабли обладали начатками души и разума, и у каждого на переднем штевне помещалась голова того или иного животного с рогами (ЩП, КГ).
        ЭЛЬВЕНЭС(Речной мыс) - центральное поселение Слэттенланда, место проведения общеплеменного тинга, постоянно действующего торга и место жительства слэттенландских конунгов.
        ЭРЕНГЕРДА, дочь Кольбейна Косматого - сестра Асвальда Сутулого, в молодости была первой красавицей Аскефьорда и какое-то время считалась невестой Торбранда конунга, но стала женой Хьёрлейва Беспалого (КГ).
        ЭРНОЛЬВ ОДНОГЛАЗЫЙ, сын Хравна - родственник Торбранда конунга и Торварда конунга, ланд-хёвдинг Фьялленланда. Переболев «гнилой смертью», ослеп на левый глаз (СЗ, КГ, ЯЯ, ЛЧ).
        notes
        Примечания
        1
        Все извлечения из «Старшей Эдды» даются в переводе А. Корсуна. Стихи без указания источника принадлежат автору. Историзмы и мифологические понятия даны в Пояснительном словарев конце книги. Там же Указатель имен и названий(персонажи, события и т.д.).
        2
        Старшая Эдда. Песнь о Хельги сыне Хьёрварда.
        3
        Старшая Эдда. Речи Фафнира. «Ясеня гибель - кеннинг огня».
        4
        То есть огонь.
        5
        То есть по морю.
        6
        То есть щиты, повешенные на борта.
        7
        Скаллир значит «лысый», а Кнар - «скрипучий».
        8
        Старшая Эдда.
        9
        Блоса значит «пузырь».
        10
        Имя Дьярв означает «дерзкий, отважный».
        11
        Лес головы - волосы, кровля волос - шлем, дуб шлема - кеннинг мужчины, воина.
        12
        Имеется в виду древний обычай, согласно которому младший брат был обязан жениться на вдове преждевременно погибшего старшего брата.
        13
        Под дисами имеются в виду норны (замена обозначений в поэзии допускалась). Браги битв - кеннинг мужчины.
        14
        Вершиной фьорда называется наиболее удаленная от моря (то есть от устья) точка.
        15
        Имеется в виду древнее магическое средство: рунами на освященной палочке вырезалось заклинание, которым предполагалось наслать или излечить болезнь, приворожить или отвратить и так далее, после этого палочку передавали или прятали в доме того, для кого заклинание предназначалось.
        16
        Старшая Эдда. Поездка Скирнира.
        17
        Старшая Эдда. Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга.
        18
        Там же.
        19
        Под дисами имеются в виду норны (замена обозначений в поэзии допускалась). Браги битв - кеннинг мужчины.
        20
        Намек на миф: Сигурд Убийца Дракона обручился с Брюн-хильд, но потом, будучи околдованным и забыв о своей любви, отдал Брюнхильд в жены своему побратиму Гуннару.
        21
        Намек на бога Хеймдалля, который загадочным образом был сыном девяти сестер одновременно. Кто они, эти сестры,- науке неизвестно.
        22
        По предсказаниям о конце мира, бог Тор сойдется в последней битве с Мировой Змеей и будет ею убит.
        23
        То есть пальцами.
        24
        То есть в битве.
        25
        То есть «ищущий».
        26
        В указатель включены не все персонажи, а только переходящие. Историзмы и мифологические понятия см. вПояснительном словаре.
        27
        Сокращение названий романов цикла: СК - «Стоячие Камни», СЗ - «Спящее золото», ЩП - «Щит побережья», КГ - «Корни гор», ВЗ - «Ведьмина звезда», ПА - «Перстень аль-вов», ЯЯ - «Ясень и яблоня», ЛЧ - «Лань в чаще».

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к