Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Давыдов Исай / Я Вернусь Через Тысячу Лет : " №02 Я Вернусь Через Тысячу Лет " - читать онлайн

Сохранить .
Я вернусь через тысячу лет. Книга 2 Исай Давыдов
        Я вернусь через тысячу лет #2
        Сандро Тарасов, отправившийся на «просветительскую» работу в дикие племена Западного континента планеты Рита, оказывается в центре конфликта между племенем купцов и племенем агрессивных урумту, в прошлом людоедов, живущих в радиоактивных пещерах и постоянно похищающих женщин из других племён. Сандро приходится защищать купцов и другие племена и обходиться при этом без трупов.
        Острые конфликты, в которых проходит жизнь Сандро среди аборигенов, выплёскиваются и в среду землян. Сильная, но короткая любовь к одной из самых ярких женщин земной общины настигает героя в это время…
        Исай Давыдов
        Я вернусь через тысячу лет
        Книга 2. Смена Эпох
        Пунктир
        Вместо пролога
        …Объяснив всё, что сегодня предстоит сделать, и рассказав последние новости ближних окрестностей, я закончил:
        - А теперь, братья мои, за работу! Труд каждого из вас приятен сынам неба. Они отблагодарят вас! Тун эм!
        Люди племени купов стали расходиться: за грибами и ягодами в лес, на огороды и кукурузные делянки, на рыбную ловлю и птицеферму. А я снял переливающийся всеми цветами радуги жреческий хитон (наши женщины в Городе клеили из этой ткани купальники), закинул за плечо и тоже отправился работать. Нужно коротко суммировать новую информацию для Совета, прикинуть заявку на следующую «посылку» и передать всё это на узел связи в Город.
        За столом пришлось просидеть полчасика. Ибо краткость передачи требует предварительной работы. А время дорого не только мне… В конце концов свёл на два листика самое необходимое и отправился через лесок к своему наглухо запертому вертолёту, так и не сняв тиары из оранжевых, с пурпурным и фиолетовым отливом, перьев ураху. Птичка эта водится только на островах северных озёр.
        Тиару сплёл мне Сар - лучший охотник племени купов. Она отлично закрывала голову от солнца, продувалась ветерком и гарантировала от всяких неожиданностей. Носят её только вожди да колдуны, и никто на северо-востоке материка не решится выпустить стрелу под такую тиару. Даже враждующие племена не убивают друг у друга вождей и колдунов. Их могут пленить и потребовать выкуп. Но не убить! Долго не мог понять я происхождение этого странного для дикарей обычая. Ведь гуманный обычай! С дальним прицелом! Откуда он взялся?
        Только расшифрованные биотоки Нур-Нура, этого трагического героя-одиночки, объяснили, в чём дело…
        Вот, наконец, и лесная полянка, на которой стоит мой пятнистый вертолёт. Для тех, с кем живу я скоро пять лет, этот вертолёт - не только транспорт, но и храм, в котором слушаю я «сынов неба», вижу их и говорю с ними. Да и не один я… А для меня тут рабочий кабинет, где всё привычно, удобно, и устроено на нормальном человеческом уровне.
        Отпираю дверцу, усаживаюсь перед экраном, нажимаю кнопку радиопередатчика. Обычный сеанс связи. Привычная работа. И, как обычно, даже не включаю экран. Всё идёт по заведённому в рядовом сеансе связи. Слушает и записывает Розита. Я диктую свежую информацию и хозяйственную заявку на дополнительные лопаты, вёдра, каёлки, геологические молотки и ручные пилы. Прошу новый аккумулятор для передатчика. Затем интересуюсь:
        - Что новенького у вас?
        - Ты слушал все наши передачи? - задаёт Розита встречный вопрос.
        - Все не удалось. Ты же по информации видишь, что был у килов. Опять мирил их с беспокойными оли. Только к ночи вернулся.
        - Значит, не знаешь, что прилетела «Рита-четыре»?
        - Нет, конечно. Сколько их?
        - Девятьсот.
        - Ого! Поздравляю!
        - И тебя! Тебе тоже полегчает.
        - Хорошо бы…
        - Тут, Сандро, собрались в клубе полсотни ребят с этого корабля. Первые, кто вышел. Юные такие, бледные… - Розита вздыхает. - Как мы шесть лет назад… Пришли, чтобы послушать и повидать тебя. Ты, оказывается, стал очень популярным на Земле изобретателем. Вместе с… - Розита как-то запинается. - Вместе с Евгением… Ваши коэмы пошли по всей планете! Евгения они затребовали прямо на корабль. Пока шли прививки… А тебя только что прослушали. Теперь хотят повидать. Может, включишь экран?
        - Пожалуйста.
        Нажимаю кнопку. Экран вспыхивает, мгновенные полосы торопливой лесенкой бегут по нему, и я вижу совсем молодых ребят в привычных зелёных костюмах, которые мы тут давным-давно сносили, заменив серо-голубыми. Когда-то в таких же зелёных мы улетали с Земли. Значит, форма не изменилась. Собственно, к их отлёту не изменилась… Сто лет они летели! А что на Земле сейчас - никто не знает…
        Ребята сидят в креслах небольшого клуба. А перед ними громадный, во всю сцену, экран. Ради концертов и редких самодеятельных спектаклей его поднимают. Но сейчас он в обычном положении. И на этом телеэкране я. В полный рост…
        Дружно, хором, видно потренировавшись, ребята кричат:
        - Здрав-ствуй, Сан-дро!
        Я улыбаюсь, здороваюсь и говорю, что рад видеть их, таких молодых и красивых. Мы давно их ждали и многого от них ждём.
        Мне хорошо видны лица. Вначале ребята тоже улыбаются, потом начинают смеяться. Всё сильней и дружней. Даже, по-моему, против своего желания. Они явно сдерживаются. Но смех неумолимо пробивается сквозь вежливую сдержанность. Ничуть не обидный - молодой здоровый непобедимый смех.
        Понятно, их рассмешил мой вид. Известный на Земле изобретатель сидит перед ними полуголый, раскрашенный цветными завитушками на груди и на животе, в хитроумной тиаре из пёстрых птичьих перьев. Почти как древний индейский вождь с иллюстраций к бессмертным детским книгам Майн-Рида и Фенимора Купера.
        Я скольжу взглядом по рядам, вижу прекрасные умные смеющиеся лица, и становится мне так же легко и весело, как этим ребятам. Я хохочу вместе с ними. Что тут придумаешь? И, чем отчётливее стараюсь увидеть себя их глазами, тем сильней хохочу. Такая вот вышла неожиданно весёлая встреча.
        На какие-то секунды удаётся сбросить с себя и щемящую боль невосстановимых утрат, и злую тоску по нормальному земному уровню человеческой жизни, и напускную солидность главного колдуна пяти могущественных племён на Западном материке, «сына неба», который может советовать племенным вождям, зная наверняка, что «советы» будут исполнены. На короткие секунды становлюсь я таким же, как они: весёлым, молодым, почти беззаботным. И бездумно, просто любуясь новым пополнением, скольжу взглядом по лицам.
        И вдруг взгляд мой спотыкается о лицо, которое не смеётся. Далёкое и не очень разборчивое девичье лицо. Чем-то до боли знакомое. Чем-то неожиданно кольнувшее душу. Но нечёткое, размытое. И даже в этой размытости - печальное.
        Я начинаю крутить ручку настройки, приближая лицо. Экран как бы поехал по рядам. Это совершенно незаметно для них. Они ничего не должны понять, но вдруг что-то понимают и затихают. Резко! Смех убегает с лиц стремительно. Должно быть потому, что изменилось моё лицо. Они догадались: я торопливо что-то делаю, чего-то жадно ищу и жду.
        А я кручу ручку настройки уже лихорадочно, приближая то далёкое девичье лицо и вытесняя с экрана остальные. Я уже понял, кто это. Но боюсь даже про себя произнести её имя.
        И вот лицо заполняет весь экран. Прекрасное, родное, когда-то очень любимое лицо. Оно из той, бесконечно далёкой, невозвратимой жизни. Оно уже не такое юное, как тогда, но ещё более прелестное.
        Сама Таня смотрит на меня с экрана. Друг детства, первая моя любовь и первая страшная боль. Когда-то она принесла нашу любовь в жертву этой загадочной - с Земли! - планете Рита. А я узнал полную правду лишь здесь, после гибели жены, перед уходом на Западный материк.
        Две блестящие неровные дорожки катятся из Таниных глаз по щекам. И я понимаю, что плачет она не из-за дикого моего вида, а из-за непоправимости того, что натворила судьба, когда-то не позволившая нам быть вместе.
        Восемь лет неумолимо и навсегда разделили нас. Не знаю, как прожила она эти года и как умудрилась попасть на Риту со своим неоперабельным в ту юношескую пору пороком сердца.
        Может, медики Земли уже перевели этот вид порока в разряд операбельных?
        Но зато я знаю точно, что прилетела она с мужем. Наверняка он сидит в этом же зале: добровольцев на Риту посылают только супружескими порами. Во избежание драм и трагедий. По земным представлениям…
        Много ли знают там о причинах наших трагедий?
        В то же время прилететь сюда Таня могла только из-за меня. Она всегда была равнодушна к далёкой планете Рита и воспринимала её лишь через мой интерес. Что же иное могло заставить её просочиться сквозь мелкое сито в лагерь астронавтов «Малахит»? Историей литературы - главной Таниной страстью - удобнее заниматься на Земле. Но кто-то, видимо, рассудил, что на Рите нет пока литературоведов. И, значит, надобно послать!
        А тут уже бегает среди смуглых мальчишек племени купов темноглазый мой сынишка Вик, записанный в городской метрике как Виктор Тарасов. И в геологической палатке - моём бунгало! - управляется с нехитрым хозяйством тихая послушная и ласковая Лу-у - дочка вождя купов. На неё метрика в Городе пока не заведена…
        Наверняка всё это Таня успела узнать. Если Женька Верхов был на их корабле, она просто не могла не расспросить его. Ведь мы трое учились когда-то в одном классе!
        Прекрасные печальные глаза Тани смотрят на меня с экрана одновременно с нежностью и ужасом. И пухлые губы доброго человека, которые когда-то я так любил целовать, чуть-чуть шевелятся, что-то шепчут. Я резко поворачиваю регулятор громкости и слышу её шёпот, не слышный в том зале никому:
        - Шур, милый, что с тобой? Как ты дошёл до этого, милый мой Шур?
        Как я до этого дошёл?
        Ну, что ж… Постепенно вспомню и расскажу…
        А кое-что не смогу рассказать. Невозможно. Только вспомню…
        1.Хорошо, когда есть великие предки!
        Море между двумя материками я пересёк в самом узком месте - над проливом, который в разговорном языке уже именуется «проливом Фуке». Когда-то неутомимый геолог Жюль Фуке, первый «чистый» путешественник этой планеты, первым «перескочил» здесь с нашего материка на Западный. Это был «прыжок» в полсотни километров - от наших Северных гор до безлюдного серого плато, которое ограничено полосой остроконечных снежных пиков с севера и ожерельем голубых прохладных озёр с юга.
        - Пока делать там нечего! - сказал Жюль, вернувшись в Нефть.
        Так, по крайней мере, поведали когда-то мне в Нефти Джим Смит и Вано Челидзе, прилетевшие сюда с Жюлем на первом звездолёте - «Рита-1».
        И больше никто туда не летал. Ведь даже если бы что-нибудь полезное там и сыскалось, пока нет порта, пока нет флота, добывать это полезное нереально.
        Вторым полетел туда я. Мимоходом. Потому что задерживаться на пустынном плато не собирался. Действительно, делать там нечего. Просто Совет не рекомендовал долго идти над морем. Флота нет, и, случись что, спасать сложно. Вертолёт на воду не сядет. Местные моря мы пока вынуждены «перепрыгивать» над самыми узкими проливами.
        В общем-то смерти я не боялся. После гибели Бируты чего мне бояться? Но и не искал специально. Другим хлопот много… Да и никуда не денется… Успею…
        Достигнув нагорья, я резко повернул на юго-юго-запад. Собственно, так поворачивала береговая линия. Но идти решил не над самым берегом, а западнее, так как приземляться предстояло в племени отнюдь не морском. От моря его отделяла почти сотня километров. И я только мечтать мог в отдалённом будущем как-нибудь, когда появятся у нас свой порт и свой флот, перебазировать это племя на морской берег, сделать его «морским народом». Сколько ещё лет до этого?.. Если жив буду…
        Прохладные голубые озёра были так же безлюдны, как и серое нагорье. Много островов и тучи разноцветных птиц увидел я на цепи небольших озёр, нанизанных на узкую, извилистую речку. Но ни одного огонька, ни одного человека и никаких его следов!
        За озёрами проскочила почти неизбежная в таких ландшафтах полоса тёмно-зелёных болот, а за ними - необозримые леса во все стороны, без конца и края.
        Игольчатая зелень хвойных лесов быстро разбавилась весёлой светлой зеленью лесов лиственных. Видимо, основная масса хвойных осталась севернее озёр и нагорья. Поначалу лиственные кущи казались островками в хвойном море. Потом стало наоборот.
        Шёл я на максимальной скорости ранца, и вот уже в лесах подо мной промелькнули первые нежно-зелёные проплешины лесостепи. Зоны тут сменялись очень быстро. Видимо, следствие стабильного климата, без особых капризов погоды.
        По данным спутников, за лесостепью, безо всякой полосы пустынь, начинались те субтропики, где мне и предстояло стать «богом». Ни севернее ни восточнее «моего» племени спутники не обнаруживали ничего жилого.
        Однако человека я увидел раньше, чем предполагал.
        Точнее, не человека, а цепочку людей, которые целенаправленно текли через лес в том же направлении, в каком летел и я.
        Пришлось сбросить скорость и понаблюдать.
        Люди с густыми тёмными гривами мелькали между деревьев, бегом пересекали полянки, скапливались на опушках перед проплешинами лесостепи и затем, будто набрав некую критическую массу, прорывались через проплешины тонкими, прямо прочерченными струйками.
        Достав из кармашка на поясе бинокль, я стал разглядывать цепочку людей с большой высоты. Их было три десятка, и, судя по всему, шли одни мужчины, налегке, только с оружием: луки, копья, суковатые палицы на плечах. Торопились они явно не с охоты, а на охоту - в тёплые края. И, значит, жили в более холодных. Об этом же свидетельствовали и мохнатые шкуры не только на бёдрах, но и на спине, на груди. Этакие мешки с дырами для головы и рук.
        Однако в прохладных северных лесах этого материка спутники не засекли ни одного селения.
        Откуда же взялись эти охотники, которые явно шли не домой, а из дому?
        Меня они не заметили: ни один не поднял головы - видимо, далёкий стрёкот моего ранца показался им не более чем странным криком птицы. Но шли они не за птицами. Пернатой дичью были полны озёра, оставшиеся у них далеко за спиной.
        И опасности сверху, похоже, они не ожидали. Потому и не придали значения далёкому незнакомому звуку.
        Вечное правило: мы видим только то, что понимаем, а чего не понимаем, того в упор не увидим. И видеть не захотим.
        До «моего» племени этим охотникам оставалось топать ещё больше суток - со стоянкой, понятно, и ночлегом.
        Если, конечно, они идут именно туда, а не ещё куда-нибудь.
        Так и хотелось мне задать им тот сакраментальный вопрос, который сам я услышал в безднах космоса, на полпути с Земли на Риту: «Откуда и куда идёте?»
        Может, наши земные звездолёты, проследовавшие один за другим мимо неизвестного того радиомаяка, показались какому-то могучему космическому разуму примерно тем же, что и мне эта целеустремлённая цепочка местных дикарей?
        …Похоже, дополнительной информации ждать долго, а время дорого. Поэтому я вновь увеличил скорость, оставил неведомых путешественников далеко позади и уже в сгущавшихся вечерних сумерках разглядел вдали три костра «своего» племени.
        Оно было небольшим и умещалось в двадцати четырёх хижинах, сфотографированных спутником на лесной полянке вблизи реки. Значит, примерно, сотня с лишним человек, Марат сообщал, что в племени ра каждая хижина вмещает пять-шесть постоянных жильцов. Из этого я и исходил, на крупное племя не замахивался. Дай Бог хоть как-нибудь управиться с малым!
        Для начала у меня был прекрасный пример - бессмертный учёный-путешественник Миклухо-Маклай. Книгу о нём я проштудировал ещё в «Малахите» по курсу истории первобытного общества. Хорошо, когда за спиной толпятся великие предки, которые могут подсказать хотя бы первые надёжные шаги! Только полный безумец способен не воспользоваться их опытом и, очертя голову, шпарить по целине. Для начала я и решил действовать в основном «по Маклаю» - понятно, с поправками на современный технический уровень.
        Довольно низко пролетел я над кострами и хижинами. Никакого переполоха это не вызвало. Никто не вскочил, не закричал, не замахал руками. Хотя многие подняли головы и явно следили за мной.
        Похоже, племя «моё» было не из пугливых, с ходу в стресс не бросалось.
        По соседству с селением, примерно в двух сотнях метров, обнаружил я в лесу ещё одну полянку - совершенно пустую. Это было как раз то, что необходимо!
        Опустившись, я огляделся, промерил полянку шагами наискосок и по периметру, и решил, что вертолёт тут вполне может приземлиться. Если, конечно, сядет строго вертикально, не будет планировать.
        И после этого я врубил радиофон.
        - Слушаю тебя, Сандро, - отозвался усталый голос Розиты. - Наконец-то прорезался!
        Я спокойненько летел, а она, оказывается, там переживала…
        - Вот по этому пеленгу, - попросил я, - высылаете вертолёт. Со строго вертикальной посадкой. Никакого планирования! Деревья высокие. Пеленгатор я оставлю посреди полянки. А второй пеленг дам из селения. По нему пусть вертолёт сбросит парашюты-палатки. Я лягу спать так, чтоб палатки могли приземлиться по обе стороны от меня. К утру всё спокойненько успеется.
        - Когда следующая связь? - спросила Розита.
        - Через сутки. Если всё будет нормально… Но если спутники засекут движение людей к «моему» селению, - сообщите сразу! Тут с севера движется цепочка. Как раз от нагорья к этой поляночке. Непонятно, откуда они взялись.
        - Может, местные охотники возвращаются? - предположила Розита.
        - Не похоже. Они в тёплых шкурах и налегке. Только с оружием. Никакой добычи!
        - Но ведь на севере нет селений!
        - А если нам только кажется, что их нет?
        - Удивительная планета! - Розита вздохнула. И так отчётливо, будто рядом стояла. - Сплошные неожиданности!
        - Чужая планета! Что поделаешь… Ну, пока, лапонька! Конец связи!
        - Успеха тебе! - Розита щёлкнула выключателем, но тут же вдруг включилась снова. - Я сейчас сдаю дежурство, - предупредила она. - Отосплюсь. Если что - на узле Омар.
        - Привет ему!
        Я отключился. Дружеских отношений с Омаром у меня пока не возникло. Прилетел Омар Кемаль на «Рите-1», создавал здесь и радиоузел, и телецентр, и спутниковую связь, считался главным связистом планеты. А кроме того, вёл радио - и телепередачи на пару с Розитой. На экране я видел этого чернобрового красавца часто, а в жизни - редко. Трижды слушал его из клубного зала, вместе с Бирутой, - в концертах. Прекрасным баритоном он исполнял турецкие песни. И ни разу с ним не разговаривал.
        Теперь придётся.
        Я привёл себя в порядок, застегнул все пуговицы и «молнии», даже причесался по привычке. И взлетел над лесной полянкой.
        Над селением сделал я три круга, постепенно снижаясь и выбирая подходящее место. Выбрать надо было сверху, чтобы не разгуливать в ЭМЗе между хижинами.
        В ноздри ударил резкий запах палёных костей. На кострах жарили мясо. Охота, значит, сегодня у них была удачной, и это позволяло надеяться на благожелательный приём. Сытый человек редко бывает агрессивным. И даже сытый зверь…
        Теперь, когда я снизился, десятки лиц поднялись к небу. Нечёткие в темноте, освещённые лишь пламенем костров, лица откровенно следили за моим полётом.
        Однако действий никаких по-прежнему не было. Никто никуда не побежал, никто не кричал. Видимо, опасности сверху не ждали.
        И это мне понравилось. Люди «моего» племени обладали выдержкой.
        Опустился я чуть севернее хижин, на небольшом взгорке. Рядом было достаточно места для двух просторных палаток.
        Вертолёт, прежде чем опуститься на соседней полянке, сбросит здесь два парашюта, пропитанных быстротвердеющими ароматическими смолами. Пока парашюты опустятся, смола превратят их купола в жёсткие палатки. Одна из них, по идее, достанется мне, другая обернётся главным и, пожалуй, наиболее эффектным подарком.
        Впрочем, кто знает, что произведёт на аборигенов самый сильный эффект?
        Я не стал объясняться с ними для начала, доказывать, что я не верблюд и что желаю им только добра. Как и Миклухо-Маклай, я решил сперва показать, что не боюсь их и доверяю им. И ещё - чего он сделать никак не мог! - показать, что неуязвим для них.
        Едва опустившись на землю, я скинул ранец с двигателем и суперЭМЗом, мгновенным нажатием ботинка надул матрасик с изголовьем, придвинул ранец к ногам и лёг на спину. Ещё секунда - и суперЭМЗ окутал меня непроницаемым электромагнитным полем.
        Дикари наверняка и опомниться не успели.
        В общем-то и на самом деле я хотел спать: дорога была дальней и утомительной. Но понимал, что мгновенно не уснуть. Да и Николай Николаевич Миклухо-Маклай, попав в незнакомую деревню папуасов и улёгшись там спать между хижинами, тоже наверняка уснул не сразу. Этой подробности в книге не имелось, но я и сам догадался… Был он безоружен, безо всяких ЭМЗов, неведомых в девятнадцатом веке, и вполне мог не проснуться вообще.
        Однако полностью доверился дикарям - и не ошибся.
        Ну, а я доверился им не полностью. Хотя они этого не поймут. Для них я выгляжу безоружным и беззащитным. А то, что электромагнитное поле суперЭМЗа никакой палицей не прошибёшь, пусть они отнесут на счёт моего «божественного происхождения». Всё-таки свалился я на них не откуда-нибудь, а с неба…
        Если, разумеется, они захотят попробовать меня палицей.
        Я закрыл глаза и вскоре услыхал лёгкие шаги с двух сторон. Кто-то подошёл ко мне, остановился и спокойно дышал надо мною.
        Очень хотелось поглядеть - кто? Но какое, собственно, это имело значение? Мужчина или женщина, ребёнок или старик?.. Не всё ли равно? Костры далеко, хорошо он меня не разглядит - так же, как и я его. Какие-то два лица, видимо, склонились сейчас надо мною. Всего два из сотни с гаком. Не всё ли равно, какие?
        Пока что все они одинаково мне милы. Хотя и не красавцы, наверное. Откуда тут взяться красавцам? Вряд ли повезёт встретить такое симпатичное племя, как леры, коих случайно обнаружил на Восточном материке неугомонный Жюль Фуке.
        Так открыть глаза или не открывать?
        Если откроешь - подумают, что боюсь.
        А чего бояться? Хуже, чем есть, уже не будет. С гибелью Бируты перешагнул я ту грань, за которой не должно быть страха. Привычка к осторожности, понятно, осталась. И только.
        Ещё шаги прошелестели с двух сторон и затихли возле меня. Потом ещё, ещё… Неужто всё племя двинулось разглядывать неведомого пришельца? Может, ещё сочтут упавшим с неба покойником и поторопятся похоронить?
        Ничего! Авось до рассвета не зароют.
        Я глубоко вздохнул, слегка потянулся, будто во сне, и медленно, лениво повернулся на бок, прижав икры ног к ранцу с двигателем и суперЭМЗом.
        Теперь, по крайней мере, покойником меня не сочтут.
        Это почему-то успокоило, и, кажется, именно на этой идее я уснул.
        …А проснулся как раз на рассвете. И первое, что увидел - два белоснежных купола справа и слева от себя. Пеленгатор и автоматика вертолёта сработали точно: парашюты не ушли в сторону и не накрыли меня самого. И ещё увидел двух нечёсаных «гвардейцев», которые дремали, сидя возле моих ног, опёршись спинами друг на друга. Возле каждого лежало копьё.
        То ли они охраняли племя от меня, то ли меня - от племени.
        А племя спокойно почивало в хижинах. И между хижинами никого не было. Только один костёр тлел. Два другие погасли.
        Хорошо мы поспали! Спокойное племя! Даже вертолёт не разбудил.
        Впрочем, все вертолёты для Риты изготовлялись бесшумными.
        В парашютных куполах, от которых исходил тонкий аромат родниковой воды, должны быть два тюка - «направляющий» груз. И к каждому приторочен снаружи геологический молоток - чтобы забить колышки, привязанные к парашютным куполам, и закрепить их на земле уже как будущие жилища.
        Если, разумеется, захотят аборигены жить в таких жилищах…
        Вот, пожалуй, и первое дело на сегодняшний день - забить колышки. Пока ветер не сдул палатки… А потом можно и знакомиться. На базе первого «подарка»…
        Однако день начался не так, как я предполагал.
        2.«Ты мне нравишься!»
        Не успел я сесть и оглядеться, как услышал зуммер.
        Лёгкое нажатие кнопочки, и вот уже звучит сочный красивый баритон Омара:
        - Тарасов! Тарасов! Слышишь меня?
        - Слышу. Доброе утро.
        - Как у тебя?
        - Нормально. Только проснулся. Меня охраняют. Палатки рядом. Спасибо!
        - Спутник проследил группу, которую ты обнаружил. - Голос Омара почему-то дрогнул, - Они дважды останавливались и жгли костры. Вектор от этих костров точно выходит на тебя. Между ними и тобой никаких племён не обнаружено.
        - А обратный конец вектора?
        - Упирается в подножье нагорья. Сделали сейсмолокацию со спутника. Там пустоты.
        - Значит, пещерные люди?
        - Возможно.
        - Когда они будут здесь? По вашим подсчётам…
        - Сегодня к вечеру.
        - Значит, в темноте ждать нападения?
        - На их месте я бы подождал, пока племя уснёт… Тебе помочь? Может, небольшой десантик прислать?
        - Ну, вот ещё!.. Чего я буду стоить, если не сумею защитить своё родное племя?
        - Уже и родное? - Омар хмыкнул.
        - Оно меня охраняет… Долг платежом красен…
        - Ракет тебе хватит?
        - Небось, и в вертолёте есть?
        - Должны быть.
        - Ну, пока! Пойду знакомиться с населением.
        Щелчок - и вокруг полная тишина. Племя спит, а часовые мои уже на ногах и таращат на меня глаза. Видно, не могут сообразить, с кем я только что разговаривал. Второй-то голос они слышали отчётливо…
        Надеюсь, сейчас, ушибленные удивлением, они не станут тыкать в меня копьями? Может, уже и пробовали, пока я спал? Попробовали - не получилось. Будем пока считать так…
        Я медленно поднялся - главное, не делать резких движений! - вытянул за хвостик тончайшую красную нейлоновую ленту из пояса, отрезал от неё кусок ножом, вытянул ещё и тоже отрезал. Первые подарки готовы. Теперь можно выключить суперЭМЗ и поблагодарить стражу.
        …Лента часовым сразу понравилась. Рассвело уже настолько, что яркий красный цвет просто бил в глаза. Позабыв про копья, охранники восторженно вертели в руках длинные огненно-красные тряпочки. Наконец один из них сообразил повязать ленту на шею. Тотчас же это сделал и другой. Радость от такой обновы буквально подбросила их в воздух. Они прыгали, били себя по бёдрам и по груди - но всё это молча. Я ждал, что они закричат от восторга и разбудят племя. Но ведь не закричали!
        Ещё одно свидетельство удивительной выдержки «моего» племени…
        Парни были молодыми - один вроде немного постарше меня, другой вроде ровесник. И оба на полголовы, примерно, пониже. Пока они прыгали, к ним бесшумно подошёл человек в возрасте, годившийся мне в отцы. Сухое смуглое обветренное лицо его избороздили тонкие неглубокие морщины. Прищуренные глаза глядели на меня пытливо и насторожённо. Широкие ноздри откровенно втягивали мой запах. И тёмная шевелюра его была не встрёпана, как у «часовых», а слегка прижата тонким пояском из скрученных трав.
        Увидев его, «часовые» перестали прыгать, подняли копья и дружно показали красные «галстуки» на груди.
        Пришлось мне быстренько отсечь ещё кусок нейлоновой ленты и поднести её прибывшему начальнику.
        Он принял подарок спокойно, с достоинством, что-то коротко произнёс, но повязывать на шею не спешил. И взгляд его задержался не столько на красной ленте, сколько на блестящем лезвии ножа. Начальник явно оценил его.
        «Может, сам вождь?» - подумал я.
        Вообще-то предполагалось отыскать его по всеобщему почтению и повиновению. Чтобы не делать «царских» подарков кому попало. От этого может произойти только вред… И никак не думалось, что не я вождя отыщу, а он меня.
        Но уж коли всё пошло наоборот…
        Ладно! Давайте знакомиться!
        - Сан! - произнёс я и ударил себя по груди. По моим понятиям, имя «Сандро» было бы для них длинновато.
        «Вождь» сразу схватил главное и, ударив себя по груди, отчётливо ответил:
        - Куп!
        Что ж, неплохо для начала.
        Однако, к удивлению моему, «гвардейцы» тоже ударили себя по груди и тоже один за другим проорали:
        - Куп! Куп!
        «А ведь очень патриотично! - подумалось мне. - Похоже, имя племени они предпочитают личному. Значит, я угодил в племя купов? Чем бы это отметить?»
        При мне был ещё только один подарок - пять коробочек со спичками в кармашке ранца. Всё остальное - в тюках под парашютными куполами. И в вертолёте. Но в купола ещё надо пробраться, обеспечив себе спокойствие с тыла. Глаз на затылке нет. И ЭМЗ меня сейчас не прикрывает.
        Быстро нагнувшись, я вынул спички, чиркнул одну и показал появившийся огонь. Потом протянул коробок «вождю». И ещё два коробка отдал «гвардейцам».
        Они растерянно держали спички в руках, явно не понимая, что с ними делать, куда деть. Судя по всему, карманов в их косматых набедренных повязках не водилось.
        Тогда я чиркнул ещё одну спичку и протянул «вождю» второй коробок. Авось, догадается попробовать сам?
        А вокруг уже неслышно замыкалось тонкое пока кольцо людей. Племя купав просыпалось и струйками текло из хижин в небольшое пространство между белоснежными куполами-палатками.
        Мне надо было пробиться в одну из них. Всё остальное - там. И пробиваться надо немедленно, пока кольцо людей не замкнулось.
        Эх, если бы ранец был за плечами! Можно было просто перепрыгнуть через головы.
        Но ранец стоял на земле.
        Правда, никто пока не обратил на него внимания.
        Что ж, придётся отдать и последнюю коробочку спичек…
        Я нагнулся за нею, чиркнул и поднял горящую спичку в правой руке. А ранец уже повис на левой.
        Сразу несколько рук протянулись за спичками. Я опустил коробку в одну из тёмных, сморщенных ладоней и, слегка помахивая горящей спичкой, двинулся к правой палатке.
        Передо мною расступились - спокойно, не испуганно.
        Спичка быстро погасла, но я уже был у входа в палатку и снова опустил ранец к ногам. Теперь пространство купола-палатки прикрывало меня с тыла. Разумеется, не закреплённая вбитыми в землю колышками, палатка была неустойчивой. Сдвинуть или перевернуть её не стоило ничего. Но они-то этого не знали!
        Что ж, пожалуй, теперь можно и поговорить!
        Тоненькие каркасы мыслеприёмников тоже были во внешнем кармашке ранца. Я быстро вынул два, надел один на голову и протянул второй «вождю», который опять оказался передо мною, словно закрывая от меня своей широкой грудью всё остальное племя.
        Он явно решил, что это очередной подарок и спокойно перекинул мыслеприёмник через локоть. Ладони его были заняты спичками и красной лентой. Ни одну из спичек он так и не зажёг.
        Пришлось мне стянуть свой мыслеприёмник с головы, слегка помахать им и снова надеть на голову. Авось, догадается…
        «Вождь» догадался по-своему. Тоже стянул каркас мыслеприёмника с локтя, помахал им и повесил опять же на локоть.
        Было от чего прийти в отчаянье!
        Надеть мыслеприёмник на его голову своими руками я не решался. Это могло быть понято как нападение. На подобные ошибки допусков у меня не имелось.
        В то же время разговор требовался срочный. С севера топали неведомые люди в шкурах. Может, «вождь» знает, чего им надо?
        В недоумении стояли мы друг перед другом. Он не понимал, чего я хочу, а я не знал, как втолковать ему единственную возможность общения.
        И возле нас, теперь уже плотным полукругом, собралось, видимо, всё племя, с голенькими детишками впереди.
        Сзади люди тихо переговаривались. Это я слышал. Впереди молчали.
        Лица были не то чтобы очень симпатичные. Но и не отталкивающие. Коричневые, широконосые, несколько сморщенных и обветренных, но больше гладких молодых, с густыми, нечёсаными шевелюрами и с коротким кудрявым ёжиком, с не знавшими бритвы усиками и жидкими бородёнками. Но единым было одно - напряжённые, насторожённые тёмные глаза. И, пожалуй, ещё одно - отсутствие украшений, даже у женщин.
        Мне это очень понравилось. Никогда не любил украшений.
        Я уже собирался отступить внутрь купола, взмахом ножа взрезать грузовой тюк и стремительно начать раздачу подарков - направо-налево, не глядя, в любые руки. Это дало бы мне хоть какой-то выигрыш времени. Пока они разглядят полученное… О большем я сейчас уже и не думал. Время явно начинало работать против меня.
        Неожиданная помощь появилась оттуда, откуда ждать её никак не приходилось.
        Бойкая невысокая девица, с обнажённой грудью, явно не знавшей кормления младенца, спокойно, уверенно выдвинулась из толпы, оставив за спиной крепких мужчин, сняла с локтя у «вождя» каркас мыслеприёмника и натянула его на свои буйные кудри. Значит, жест мой она поняла лучше всех остальных.
        «Вождь» удивлённо покосился на неё, но не воспрепятствовал.
        Я решил ловить момент. Не удаётся поговорить с «вождём» - поговорю с девицей. Важно начать!
        - Не снимай то, что ты надела на голову, - сказал я. - Тогда ты будешь понимать меня, а я - тебя. И мы обо всём договоримся.
        - Мы и так договоримся, - громко ответила она. - Ты мне нравишься.
        Вокруг засмеялись. «Вождь» сдержанно улыбнулся. Я - тоже. Смех везде сближает людей.
        - Ты тоже нравишься мне, - торопливо признался я. - И все купы мне очень нравятся. В этих белых хижинах для вас много подарков. - Я показал рукой на одну палатку, на другую. - И сами эти хижины - подарок вам. Если хотите - живите в них. Никакой дождь не протечёт в такую хижину.
        «Надо остановиться! - мелькнула мысль. - Слишком длинная речь!»
        - Меня зовут Сан! - Я хлопнул себя по груди. - А как зовут тебя, девушка?
        «Вдруг она тоже ответит «куп»? - подумал я. - Что тогда?»
        Но она и тут всё поняла. И ответила протяжно:
        - Лу-у. Меня зовут Лу-у… Из какого племени ты пришёл, такой беленький?
        - Моё племя далеко, за морем. Ты знаешь, что такое море?
        - Нет, не знаю! Зачем это мне?.. Ты прилетел с неба. Я видела. В твоём племени все летают?
        - Все, - согласился я.
        - Значит, вы сыны неба, - заключила Лу-у. - А мы дети лесов, купы.
        - У вас есть враги? - спросил я.
        - Есть! - ответила Лу-у.
        - Где они живут?
        - Там! - Она уверенно протянула руку к северу.
        - Сейчас они идут к вам, - сообщил я. - Вчера я пролетел над их тропой.
        Симпатичное широконосое лицо её исказила гримаса ужаса.
        - Хурум! Хурум! - отчаянно завопила она. - Сюда идут хуры! - услышал я в мыслеприёмнике.
        И по толпе прокатилось тревожное:
        - Хурум! Хурум!
        Теперь наконец всё понял и «вождь». Он сердито сдёрнул с головы Лу-у приёмник мыслей, торопливо натянул его на себя и задал мне сразу два вопроса:
        - Когда ты видел их? Где?
        - Вчера, - ответил я. - В лесах к холоду. Они идут медленнее, чем я летел. Сегодня вечером будут здесь. Зачем они идут, скажи мне?
        - За нашими женщинами, - уверенно ответил «вождь». - Им больше ничего не нужно. Но женщин мы спрячем. А хуров убьём. Хорошо, что предупредил.
        Он повернулся лицом к толпе и выкрикнул несколько коротких слов, из которых мыслеприёмник перевёл три: «Собирайтесь на остров!»
        И через полминуты толпы не было. Люда кинулись по хижинам, и началась суета. Похоже, он действительно был вождь, если уж так стремительно выполнялись его указания.
        Впрочем, и про меня он не забыл. Повернувшись ко мне, хмуро поинтересовался:
        - У тебя нет ни лука, ни копья. Мы можем дать. Ты уйдёшь на остров с женщинами или останешься здесь?
        - Я обрушу на хуров огни неба, - пообещал я. - Они убегут. Но один из них мне нужен. Живой!
        - Ты умеешь бросать огни с неба? - Вождь недоверчиво усмехнулся.
        - Умею.
        - Покажи!
        - Сейчас их нет. Вечером увидишь. Подожди немного. Скажи пока своё имя.
        - Тор моё имя.
        - Тебе нравится белая хижина, Тор? - Я показал на палатку.
        - В такой хижине я ещё не был, - ответил Тор.
        - Зайди посмотри. Я подарю тебе любую.
        Он неуверенно двинулся в ту палатку, возле которой мы стояли. Я посторонился. Он вошёл, огляделся, втянул воздух глубоким вдохом и показал на грузовой тюк.
        - Что это?
        - Подарки купам. От сынов неба.
        - Покажи!
        Я неторопливо расстегнул ремни и отложил в сторону притороченный геологический молоток. Затем отвязал тюк от строп затвердевшего в жёсткий купол парашюта и распутал горловину тюка. Сверху там лежал отрез красного сатина. Я вынул его и развернул на тюке.
        Однако взгляд Тора, ненадолго задержавшись на сатине, передвинулся на геологический молоток.
        - Что это? - показав на него, спросил Тор.
        - Молоток, - ответил я. - Чтобы закрепить белые хижины на земле. Хочешь, покажу, как это делают сыны неба?
        - Покажи!
        Это третье «Покажи!» он произнёс уже почти повелительно. А первое было сказано явно просительным тоном. Вождь, потрясённый бурными событиями, похоже, быстро возвращался к своим обычным функциям вождя.
        Вообще-то, забивать ребристые колышки палаток положено снаружи. Но сейчас это было неудобно. Всё приходилось делать быстро, бегом. На часы я не глядел, но неумолимый отсчёт минут ощущал буквально всем телом. До приближения хуров надо было сделать ещё очень многое! И, сберегая минутки, я стал выгибать петли с уже продетыми в них дюралевыми колышками внутрь палатки и вгонять их в землю одним ударом геологического молотка.
        Я двигался по кругу и звонко бил молотком по ребристым колышкам. Шаг - удар, шаг - удар… Вождь шёл за мной, не отставая и не отрывая взгляд от молотка. На второй половине круга спросил:
        - Сын неба научит купа этой работе?
        - Попробуй, - предложил я и протянул молоток.
        Вождь схватил его быстро, нетерпеливо, будто давно ждал этот минуты. А с петлёй следующей возился долго. Но, в конце концов, правильно выгнул её внутрь палатки и загнал колышек в землю. Хоть и не с одного удара, а с трёх. Мазал…
        Впрочем, следующие колышки он уже забивал с двух ударов. Потому что первый чаще всего попадал мимо. Один пришёлся по пальцу. Но вождь только поморщился.
        Пока он двигался по кругу, я захлопнул верхний клапан парашюта, и теперь он стал полной защитой от дождя. А шнур клапана - на всякий случай! - не срезал. Пусть себе висит.
        - Нравится тебе этот молоток? - спросил я Тора.
        - Нравится.
        - Возьми его себе.
        - Я отблагодарю тебя, - пообещал вождь.
        Отказываться от его благодарности не хотелось. Пусть лучше сделает мне хоть какое-нибудь добро и потом ждёт благодарности от меня. Авось, так оно и пойдёт…
        Довольно быстро забил он остальные колышки, полюбовался ещё на молоток и только после этого перевёл взгляд на красный сатин, лежавший поверх тюка.
        - Что это? - полюбопытствовал он.
        Ответить я не успел. В палатку буквально влетела Лу-у с двумя крупными плодами в руках. Цветом они напоминали недозрелые, зеленоватые бананы, а формой и размером - небольшую дыньку.
        Лу-у протянула эти плоды одновременно Тору и мне.
        Видимо, настало время завтрака.
        Я решил не торопиться и посмотреть, как управится с этим лакомством Тор.
        А он, похоже, догадался, что должен показать пример.
        Впившись в верхушку плода зубами, он буквально выкусил её и сплюнул себе под ноги. Потом пальцами стал обламывать корку по кругу и тоже бросал кусочки под ноги. А затем, достаточно расширив отверстие в вершине плода, запустил в него кисть руки, выгреб пахучую мякоть и отправил её в рот.
        Теперь была моя очередь. Жующий Тор и молчащая Лу-у глядели на меня. А я думал о том, что ложки где-то в тюке, отыскать их быстро невозможно, а чистота моих рук в сей момент весьма сомнительна. И, похоже, придётся нарушить классические правила хорошего тона, о коих, к счастью, ни Тор, ни Лу-у понятия пока не имеют.
        Посему я спокойно снял нож с пояса, вытер платочком его лезвие, срезал вершину плода и запустил лезвие в его середину. С ножа пришлось и пробовать. Хотя мама с малых лет моих внушала, что это крайне неприлично.
        Но до приличий ли тут, когда с севера движутся неведомые хуры за местными дамами, а селение вежливых купов пустеет прямо на глазах. Цепочка женщин и детей, так и не разведя утренних костров, тянется в лес, за коим где-то должна быть река. По крайней мере, была на карте.
        Содержимое плода оказалось не только ароматно, но и приятно на вкус. Что-то вроде подслащённой, хорошо проваренной и охлаждённой тыквенной каши, которую я очень уважал в детстве. А потом она как-то незаметно ушла из моего меню и стала редким лакомством.
        «Наверное, интерес к этому плоду, - подумалось мне, - достаточный предлог для того, чтобы включить Лу-у в разговор».
        Быстренько я выхватил из ранца ещё один мыслеприёмник и протянул девушке. Она так же стремительно схватила его и натянула на голову. Будто ждала этой возможности.
        Авось теперь у вождя не будет предлога отнять его? Ведь и на нём этот невесомый наушник…
        - Что за плод ты принесла? - спросил я Лу-у. - Как он называется?
        - Кхет называется, - ответила она. - Он растёт вдоль нашей реки. Был он тебе приятен?
        - Очень приятен, - согласился я. - Сыны неба прислали тебе за это са-тин.
        Подхватив красный отрез с тюка, я слегка развернул его и протянул Лу-у.
        О, женщина! Едва взглянув на яркую ткань, она тут же попыталась намотать её на свои бёдра поверх шкуры.
        Не знаю уж, на чём держалась эта шкура, но она вдруг упала. На какой-то миг девушка предстала перед мной совершенно обнажённой. Однако тут же замоталась материей, подхватила свою шкуру и убежала с весёлым криком: «Са-тин! Са-тин!»
        Мыслеприёмник так и остался на ней.
        Глядя ей вслед, я подумал, что придётся, похоже, обеспечить это племя ещё и английскими булавками.
        Впрочем, может, дело тут не только в ненадёжных завязках звериных шкур?
        - Моя дочка всегда была озорной, - услышал я сбоку голос Тора. Он как бы отвечал на мои мысли. - Когда она выберет себе мужа, ему придётся трудно.
        - У купов девушки сами выбирают мужей? - поинтересовался я.
        - А разве бывает иначе? - удивился вождь. - Когда мужей выбирают женщины, племя сыто. Каждый охотник старается… У сынов неба не так?
        - У нас это не имеет значения, - ответил я. - Мы всегда сыты. У нас не важно, кто кого выбирает.
        Плод и нож я всё ещё держал в руке. А Тор свой кхет уже вычистил и бросил под ноги опустевшую кожуру.
        Мне её так ножом не вычистить. Нужна ложка. Как бы порыться в тюке?
        - Тут немало подарков купам. - Я показал Тору на тюк. - Давай посмотрим, что прислали сыны неба?
        - Смотри, - милостиво разрешил вождь. - Я посмотрю тоже.
        Теперь я спокойно отложил в сторону пахучий кхет, воткнул нож в ножны на поясе и взялся, наконец, за тюк.
        Так… Стопка пластмассовых мисок. Опять отрез красного сатина… Стопка небольших пластмассовых вёдер… Снова сатин. Зелёный. Упаковка пластмассовых стаканчиков… Кулёк с цветными лентами… Ложки! Наконец-то, пластмассовые ложки в прозрачном пакете. И в непрозрачном, тёмно-сером - тугие тюбики с питательной пастой, дня на три запас. Если не больше… А под ним - две ракетницы с набором ракет и хлопушек. Ещё отрез сатина - голубого. А в нём три пары ножниц с закруглёнными концами. Толстые нитки с крупными иголками. И, наконец, новенький аккумулятор для ранца. Это надо сменить сейчас же - суперЭМЗ работал всю ночь… Да и дорожка у меня была не ближняя… ещё этих хуров гнать…
        - Теперь смотри! - разрешил я Тору. - Забирай себе что хочешь!
        Почему-то думалось, что аккумулятор и ракетницы он для начала не выберет.
        Пока он таращил глаза - в основном на цветные ленты и на сатин, - я сменил аккумулятор в ранце и неторопко воткнул в запасные гнёзда на поясе обе ракетницы. Теперь три ракетницы висели на мне: одна прежняя - справа, и две за спиной. По сути я был почти готов встречать нехороших хуров. Ещё осталось хлопушки рассовать по карманам на рукавах…
        Вождь явно колебался - между разноцветными лентами и пунцовым сатином. Миски, вёдра и ложки его внимания не привлекали. Я воспользовался его колебаниями, распечатал пакет с ложками, вынул одну и стал спокойненько доедать кхет. Теперь, с ложки, он казался ещё вкуснее.
        Тор, не обративший никакого внимания на мою возню с аккумулятором и ранцем, тут же, однако, заинтересовался моим завтраком. Но выдержка не изменила ему, и он не произнёс ни звука, пока я не доел кашицу из кхета, пока не опустил кожуру на тюк.
        Только после этого Тор произнёс уже привычное:
        - Покажи!
        И протянул руку за моей ложкой. Именно за моей! Остальные он, вроде, не заметил. Они ведь были в пакете, вложенные одна в другую.
        Радостно отдал я ему свою беленькую ложку. Тор тут же обнюхал её, облизал и так же радостно признался:
        - Я выбрал это.
        И я понял, что остальные ложки пока надо спрятать. Чтоб не лишить вождя счастья обладать уникальным предметом.
        Из кулька с лентами я выдернул моточек пронзительно синей и протянул Тору. Пока он разматывал его и любовался шелковистыми переливами, я засунул кулёк с ложками на дно опустевшего тюка и придавил отработанным аккумулятором. Авось, не доберутся?..
        И тут в палатку вошёл один из охранявших меня «гвардейцев» - тот, что постарше. На шее болтался «галстук» из подаренной на рассвете ленточки. Охранник сказал Тору несколько отрывистых слов - будто доложил о чём-то, а вождь выслушал его и довольно улыбнулся.
        - Теперь готовьтесь встречать хуров, - спокойно распорядился он. - На берегу Кривого ручья… Трёх охотников отправь навстречу. Пусть они идут к нам впереди хуров.
        Я выглянул из палатки. Между хижинами ходили только мужчины. Женщин и детей след простыл. И никому не было дела до подарков от «сынов неба», разложенных под куполом парашюта.
        3.Тактика и стратегия
        Пока я разглядывал из палатки селение, Тор и стороживший меня ночью «гвардеец» молчали. А я не торопился в этот момент. Надо обдумать ближайшие действия. Всё складывалось не так, как я напланировал раньше.
        По-хорошему, надо немедленно закрепить вторую палатку. Пока не перевернуло случайным порывом ветра, который запросто может обесценить мой подарочек.
        Но, чтобы закрепить палатку, надо перейти в неё вместе с ранцем. И лучше - вместе с Тором. Пусть и там помахает молоточком! Раз ему это в удовольствие…
        Затем следовало осмотреть поле предстоящего сражения у какого-то Кривого ручья. Пока светло… Конечно, и ночью светло станет - всё в моих руках! Но тогда будет не до спокойных прикидок.
        И ещё надо обдумать, как не украсть победу у вождя Тора. Если вдруг купы решат, что хуров прогнал именно я, Тор может стать моим врагом.
        А должен стать другом, иначе ничего не выйдет. Это всё, так сказать, тактика. Сегодняшние заботы. Но есть и завтрашние. Хуры тоже не должны стать моими врагами. Иначе потом к ним не подступишься. И стратегия, видимо, в том, чтобы путь к диалогу с воинственными хурами остался открытым. Несмотря на сегодняшнюю ситуацию.
        Хорошо бы засветло добраться до вертолёта! Может, догадались положить туда мегафон? Когда-то Марату, в племя ра, отправили мегафон по настоянию Розиты. Она уверяла, что с его помощью легче воздействовать на неорганизованную толпу. В ранней её юности, на прекрасном острове Куба, Розите это вроде неплохо удавалось. По её собственным рассказам…
        Ну, всё?
        Теперь надо чем-то одарить «гвардейца». Как-никак, он меня охранял. А я даже имени его не знаю.
        В ранце оставались ещё два мыслеприёмника. Остальные надо искать опять же в вертолёте. Невелик резерв! Но ведь и людей, мало-мальски связанных с моей персоной, тут тоже пока не густо!
        В общем, нагнулся я над кульком с лентами, выбрал моток ярко-зелёной и отчекрыжил от него второй галстук для «гвардейца». А пока он его разглядывал да приспосабливал рядышком с первым, я достал мыслеприёмник, протянул ему и показал на свой.
        «Гвардеец» внимательно посмотрел на Тора, вспомнил такую же дугу на голове у Лу-у и безбоязненно натянул аппарат на буйные чёрные кудри. Сообразил, похоже, что опасности тут никакой.
        - Ты хорошо охранял меня ночью, - сказал я ему. - Хочу знать твоё имя и считать тебя своим братом.
        - Я Сар, - ответил он со спокойным достоинством. - Я рад иметь такого неуязвимого брата, как ты.
        Значит, ночью он всё-таки «пробовал» меня копьём? Как же иначе обнаружишь мою «неуязвимость»? Но сейчас это уже неважно… Я протянул ему руку. Он нагнулся, обнюхал её и только после этого осторожно коснулся своей ладонью моей кисти.
        Ладонь его была сухой и горячей. Как нос у больной кошки. Выходит, он меня не боялся, иначе ладонь была бы холодной и потной.
        Что ж, всё нормально: не страх должен я тут внушать…
        - Хочу посмотреть берег Кривого ручья, - сказал я одновременно Тору и Сару. - Мне тоже надо подготовиться к битве с хурами.
        - Пойдём, - ответил вождь. - Покажу.
        - Но вначале надо прикрепить к земле вторую хижину, - напомнил я. - Там ещё один молоток.
        При слове «молоток» глаза вождя метнулись к его рукам. Обе были заняты: в одной подаренный геологический молоток, в другой - ложка и моток синей ленты.
        - Пойдём в другую хижину, - согласился вождь и двинулся к выходу. Сар кинулся за ним, явно прикрывая его спину. Но от кого же, кроме меня?.. Значит, всё-таки боялся - не за себя, за вождя?..
        За ними, подхватив ранец и кулёк с витаминными пастами, вышел и я.
        Между палатками невинно пестрел на прежнем месте надувной матрасик, на котором провёл я ночь. Примятая вокруг трава почти распрямилась.
        Никто его не тронул.
        В центре второй палатки так же лежал тюк, и к боку его так же был приторочен ремнём геологический молоток.
        И всё повторилось. Я выгнул внутрь лишь первые петли и вогнал в землю лишь первые колышки. А Тор уже пошёл по кругу на противоположной стороне парашютного купола. И Сар, поглядев на нас, сам попросил у меня молоток - протянул за ним руку.
        Пока они увлечённо стучали молотками по дюралевым колышкам, - им явно нравился этот звон! - я захлопнул верхний клапан, стремительно скинул на тюк верхнюю рубашку, затем - нижнюю, и снова натянул верхнюю - с карманами и радиофоном. У меня их было два - на руке и на рубашке.
        На это ушли секунды, шерстяная нижняя рубашка осталась на тюке.
        День разгорался. Становилось жарко. Помощники мои почти обнажены, а я - с севера - в двух рубашках…
        Переодевание моё интереса не вызвало. Тор и Сар взглянули мельком, искоса, и продолжали стучать. Пока они закончили, я ещё и тюбики витаминной пасты рассовал по карманам.
        - Тебе нравится этот молоток? - спросил я Сара, когда он выпрямился.
        - Нравится.
        - Возьми его себе.
        - Я отблагодарю тебя, - ответил он точно так, как Тор. Будто слышал его ответ.
        Хотя и не слыхал.
        Может, это привычная для племени формула? Вроде нашего «спасибо»?
        - Какая белая хижина тебе больше нравится? - спросил я Тора. - Бери любую! Живи в ней!
        - Потом, - ответил он. - Когда убьём хуров.
        - Пойдём на Кривой ручей, - предложил я и натянул ранец.
        - Пойдём, - согласился Тор.
        Ленту и ложку он оставил в палатке, рядом с тюком. А молоток из рук не выпускал. Как и Сар… Видно, сразу поняли, что это орудие годится не только для забивания колышков.
        Мы шли по лесу к северу минут пятнадцать. С километр, значит… Между деревьями мелькали иногда купы с копьями и луками. По пути присоединился к нам и второй «гвардеец». В руках его были два копья, за спиной - лук, справа - пучок длинных стрел. Одно копьё он сразу отдал Сару.
        Опушка пришлась как раз на высокий обрыв. Несколько деревьев, подмытых ливневыми водами, съехали по обрыву к видневшейся внизу воде. Чёрные корни поднимались над коричневой глиной славно угрожающие щупальца внушительных спрутов.
        Ручей внизу был невелик, хотя полную панораму и скрывал кустарник. Но обрыв оказался просто замечательный! И весь противоположный северный берег - как на ладони. Лучшего места для обороны не найти. Вождь знал своё дело!
        По ту сторону ручья лес начинался не сразу. Широкая низкая зелёная с песчаными проплешинами пойма подходила вначале к полосе кустарников, и только за ними поднималась опушка другого леса.
        При таком рельефе местности, хуры, знавшие сюда дорогу, могли рассчитывать только на темноту и полную внезапность нападения. Больше тут не на что надеяться.
        Однако внезапность испарилась. И если бы кто-нибудь предупредил об этом хуров, они спокойно могли бы поворачивать домой.
        Судя по всему, селение купов вовсе не случайно оказалось на нынешнем месте. С юга от него, очень близко, бежала река с островом. С севера прикрывал замечательный обрыв Кривого ручья. Вождь знал своё дело!
        Собственно, теперь всё главное стало мне ясно. Вряд ли высунутся хуры из противоположного леса до темноты. Это было бы совсем неразумно. И вряд ли в темноте опасны для них на широкой пойме стрелы купав. По сути это будут слепые стрелы.
        Главная битва предстояла на обрыве. Хуры - вверх, купы - сверху… Не зря вдоль опушки лежало на земле немало суковатых дубин. По лесу с этими палицами не разгуливали. Они ждали своего часа на месте.
        Купы на опушке пока не таились - ходили свободно. Видно, надеялись на разведчиков, которые предупредят о приближении врага. Однако костров не жгли и на обрыв не спускались. Пересчитать воинов мне сразу не удалось - они не сидели на месте, но, думаю, их было около тридцати. Как и хуров… При выигрышной позиции, у купов были все шансы на успех. Даже и без моей помощи.
        Но вот сколько голов тут размозжат дубины? Сколько животов проткнут копья? Скольких похоронят потом? Если не вмешаться…
        Ходил я по опушке как под конвоем - справа Тор, слева - Сар. Оба с молотками, которые при обороне могут быть гораздо полезнее дубин. У других воинов молотки вызывали явный интерес, но никто не просил их, даже и посмотреть. Только взглядами оглаживали купы новое незнакомое, но совершенно понятное оружие.
        На моей совести теперь было, чтоб оно не опускалось на головы других людей.
        …До темноты дел тут не оставалось. Сейчас бы к вертолёту! Вот там работы полно! Как бы повежливее оторваться от конвоя?
        А, собственно, в чём проблема? Летающим они меня уже видели.
        - Я вас покину сейчас, - сказал я вождю. - Надо подготовить огни неба. Чтоб обрушить их на хуров. К темноте вернусь.
        - Удачи тебе! - прозвучал в моём мозгу ответ Тора. И звуковой ряд я услышал:
        - Ухр!
        Что ж, первое слово на языке купов поймано.
        - Не снимайте дугу! - попросил я одновременно Тора и Сара и показал на свой мыслеприёмник. - Вечером нам надо поговорить.
        Оба не ответили. Только улыбнулись. И улыбки показались мне сожалеющими: вероятно, решили, что я трусливо убегаю с поля боя.
        Убедить их сейчас в чём-либо ином я никак не мог. И торчать тут полдня без дела - тоже. Пусть пока думают, что хотят. А меня ждут другие заботы.
        Я врубил движок, через минуту был над деревьями, и оборонительная линия купов скрылась за стеной леса.
        4.«Как жаль, что мы понимаем это только сейчас!»
        Мегафон висел в вертолёте на самом видном месте - напротив входа. Новенький, сверкающий, с регулятором громкости до самых оглушительных децибелов.
        «Спасибо, милая Розита! - мысленно поблагодарил я. - Ты даже не представляешь, сколько жизней может спасти сегодня твоя предусмотрительность!»
        За все три года нашего знакомства одни только приятности приносило общение с этой прелестной женщиной - и на Земле, в лагере астронавтов «Малахит», и в космосе, и здесь, на планете Рита. Многие события Розита словно предвидела, продумывала наиболее вероятный ход и незаметно готовила к ним окружающих. Она всегда умела сказать нужное слово в любой обстановке или просто разрядить её милой улыбкой. Она писала пронзительные собственные песни и бесподобно исполняла песни чужие. Она лихо плясала, и никогда мне не забыть, как в безднах космоса, на полпути к этой зелёной планете, и пятнадцати парсеках от родного дома, отплясывали мы с Розитой огненную кубинскую «байлю».
        У этого танца и название-то лихое: «веселись!»
        Хотя с чего нам тогда в космосе было особенно веселиться? С того, разве, что живыми вылезли из первой половины анабиоза?
        И лишь в одном Розита чудовищно промахнулась, одного не разглядела загодя - может, самого главного для себя! - глубин Женькиной души.
        Тогда, в знаменитом уральском «Малахите», который казался нам, юным, чуть ли не пупом Галактики, обаятельная кубинская девчонка, видимо, чувствовала себя поначалу почти провинциалочкой. Так, по крайней мере, думается мне сегодня… И высокий широкоплечий уверенный в себе Евгений Верхов, уже имевший известность молодого изобретателя, наверняка представлялся ей надёжной опорой и защитой на всю жизнь.
        Ясно ведь, что она его выбрала, а не он её. Столько парней крутилось вокруг этой красавицы… Она выбирала!
        И всё это лишь для того, чтобы здесь, на Рите, разглядеть, наконец, Женькину душу, уйти от него из удобной квартиры и вернуться на опустевший звездолёт, в узкий и тёмный «пенал» - каюту, где проспала она в анабиозе сорок лет ракетного времени - наш путь через космос…
        В «Малахите» я восхищался Розитой, как и все. Не представляю себе парня, которому она не нравилась бы. Но выбрать меня она никак не могла: не крутился я вокруг неё. И вообще никогда не крутился вокруг чересчур красивых девчонок. Они требовали слишком много времени. А мне с детства было некогда.
        И ведь как-то всё решалось у меня без этого коллективного верчения вокруг женской юбки. Не всегда, правда, удачно решалось… Но ведь и у других не всегда. Возможно, Розита и заметила меня лишь в космосе, когда наша смена разбудила их с Женькой на очередное дежурство и когда перед моим возвращением в анабиоз сплясали мы с нею совершенно случайно наш единственный в жизни танец. Она оставалась вести звездолёт, я уходил в двадцатилетний сон…
        И то после этого лихого танца такие страдающие глаза были у моей бедной Бируты!.. Даже если бы Розита пригласила меня тогда на второй танец, я отказался бы. Чтобы Бируту мою нежную не мучать.
        А теперь от Бируты - свежий могильный холмик по соседству с Городом. Да табличка на памятнике: «Бирута Тарасова (Аугшкап)». И даты двадцатилетней жизни. По земному летоисчислению…
        Нет радости от моих воспоминаний. И лучше не терзать себя ими. А так, думать в пределах ближайших задач: что надо сделать сейчас, что потом, что попозже…
        Сейчас хорошо бы перекусить, и не витаминной пастой, а консервами, капитально, чтоб хватило надолго. Сейчас надо собрать всё необходимое до завтра, разглядеть топографическую карту окрестностей, провести сеанс связи - чтоб вечером в Городе не волновались. Особенно - мама… Вечером будет не до связи… Ну, и затем осмотреть ближние окрестности - в свободном полёте. Хватит для начала?
        …Самый срочный багаж набирался солидный: мегафон, запасной матрасик, спички, зажигалки, налобный фонарь, фляжка с прохладной тайпой, телевизор и съёмочная камера, охапка мыслеприёмников, рулончик клейкой плёнки, чтоб наглухо запечатать хоть одну палатку, холодильник со стёклышками для анализов крови - ведь могут быть и раненые. Как этим не воспользоваться?.. А если воспользуюсь - значит, ещё и пеленгатор, потому что второй вертолёт на эту поляночку уже не сядет, для него придётся искать другое место… всё это спешно, бегом, без передыху! Вот уж никак не думал, что в стане дикарей попаду в такой цейтнот!..
        Вот опять же: если раненые - значит, прихватывай и аптечку. Сколько это набежит килограммов? Небось, пуда два? Не страшно! Жюль Фуке тащил свою Налу к берегу километров десять по Восточному материку, на одном ранце. Выдержал ранец! И Нала, очень в то время голодная и худая, весила, наверное, не меньше трёх пудов. Значит, и мой ранец выдержит. Мне-то тут полёта - две сотни метров…
        Теперь - карта! Недосуг было обстоятельно разглядывать её в Городе. Захлёстывали прощальные заботы, и думалось: разгляжу спокойно на месте. Потому и стала для меня полной неожиданностью превосходная оборонительная линия на Кривом ручье. Но ведь она вполне могла бы разместиться в моей голове и пораньше…
        Кстати, почему ручей - Кривой?.. Так… Карта - со спутника, по сути - контурная. Ни одного названия! Вот он, этот ручей! Действительно Кривой! За селением резко сворачивает к югу, впадает в реку и образует вокруг устья громадную болотистую низину. С востока сквозь это болото к селению не подступиться. Увязнешь! С юга - река. С севера - высокий обрыв Кривого ручья. Молодцы купы! Безо всяких карт найти такой защищённый и сухой уголочек!..
        Ну, и где тут на реке остров?.. Есть, вот он! Небольшой, вытянутый по течению, явно прижатый стрежнем к северному берегу. Узенький проливчик меж ними, видимо, спокойный. Течение должно быть южнее острова. Всё логично! Прекрасное убежище! Ай да купы! Если такое племя да меня полюбит!!!
        Теперь - связь! Время бежит. А с севера бегут хуры.
        - Город! Город! Ответьте Тарасову!
        - Город слушает. - Бесподобный контральто Розиты. - Что у тебя, Сандро?
        - Вечером связи не будет. Поэтому вызвал сейчас.
        - Что-то намечается?
        - Битва народов. Бородино! Или Аустерлиц. Как угодно.
        - У тебя есть всё необходимое?
        - Вроде, всё. Низкий поклон тебе за мегафон.
        - Пусть он будет самым главным оружием!
        - Есть просьба, Розита.
        - Записываю.
        - Может, подберёте концерт-солянку? Любые песни - хоть в записи, хоть в живом исполнении. И немного танцев. Местное или с Земли - всё равно! Минут на сорок. Больше они, вероятно, не выдержат.
        - Уже готовишься праздновать победу?
        - Как-то я не настроен на поражение… По логике, они должны отплясать победу сами. Племени наверняка понадобится разрядка.
        - Исполать тебе! Так, кажется, говорят в России?
        - Хочешь знать, как говорят здесь?
        - Записываю.
        - Ухр! Удачи! Ухр купум - удачи купам! Мне тоже пожелали «ухр»…
        - Как зовут твоего вождя?
        - Тор.
        - Значит, «ухр Тор»? Сделать это лозунгом концерта?
        - Ты самая мудрая женщина, Розита! Из тех, что встретились на моём тернистом пути…
        - Что тебе стоило сообразить это пораньше? - Розита вздохнула, и мне показалось - непритворно. Что уж она имела в виду? «Малахит», где в упор меня не замечала?
        В последние недели Розиту часто видели с архитектором Теодором Вебером. Он был одним из вдовцов «со стажем». Жена его давно умерла от ренцелита. Позже от этой страшной болезни избавил весь Материк микробиолог Натан Ренцел. Напрочь вывел смертоносного комара, переносчика заразы. Благодарные земляне назвали погибшего комара по фамилии Натана, а по комару - уже и болезнь. Натан не возмущался, принял с юмором. А было это ещё до прилёта нашего, третьего корабля. Мы получили готовые прививки.
        Что ж, Вебера можно понять: такая роскошная женщина освободилась! Но как понять Розиту? Пошутила? Не заметить? Вдруг это обидит её? Вот бы не хотел!
        - Я запомню твои слова, Розита!
        - Это угроза? - Розита рассмеялась.
        - Нет, обещание.
        - Говорят, ты выполняешь все свои обещания.
        - Это говорили только в школе.
        «Наверняка Женька брякнул!» - подумал я.
        - А потом уже не выполнял? - не без ехидства поинтересовалась Розита.
        - Потом этого не замечали.
        - Почему?
        - Может, потому, что трепачей не брали в «Малахит»? Вот я и стал незаметен…
        - Это тебе казалось… - Розита опять грустно вздохнула. - Как жаль, что мы понимаем это лишь сейчас!
        И уже другим, деловым тоном спросила:
        - У тебя всё?
        - Да. Конец связи.
        5.В свободном полёте
        Селение купов было пусто - ни людей, ни собак…
        Собственно, домашних животных я тут пока не видел. Ни одного! По Моргану, это свидетельство стадии дикости. Лишь в стадии варварства появляются домашние звери. Изучали мы Моргана в «Малахите» по курсу истории первобытного общества - вместе с Бебелем, Энгельсом, Ливингстоном, Миклухо-Маклаем…
        Загашенные с вечера костры, безмолвные хижины, крытые выгоревшими и свежими пальмовыми листьями, полная тишина - если не считать пения птиц. Таким увидел я сейчас селение… Только острый запах палёного мяса, обгоревших костей, раскиданных повсюду - остатки вчерашнего сытного пиршества - говорили, что люди здесь были совсем недавно.
        Весь багаж сложил я в той палатке, где лежала поверх тюка моя шерстяная рубашка. Сюда же перенёс из другой палатки использованный аккумулятор, ножницы, иголки с нитками, стопки ложек. Всё остальное надо раздать сразу, как только селение оживёт.
        В обеих палатках было душно. Купола парашютов, пропитанные быстротвердеющей смолой, совершенно не пропускали воздуха. Он шёл только через узкий дверной проём. Видимо, конструкторы понимали, что этого мало, и предусмотрели боковые вентиляционные клапаны. Но они застёгнуты короткими ремешками. Пришлось обойти обе палатки по периметру и ремешки отстегнуть, клапаны приподнять. Пусть уж вождь, когда вернётся, получит всё сразу в наилучшем виде!
        Вообще-то я мог отдать купам сразу обе палатки. Вторую, предположим, Сару, которого назвал своим братом. В вертолёте сложена ещё одна - брезентовая, геологическая, куда более просторная, чем эти.
        Но… Не навредить бы Сару! Если вождя может обидеть появление у всех таких же ложек, как у него, то что говорить о «царской» палатке для рядового охотника?
        Да и мне-то зачем иметь жилище лучшее, чем у вождя? Тоже может боком выйти…
        Марат Амиров давно сообщал из племени ра, что новые его соплеменники невероятно обидчивы. И, чтобы я не считал это особенностью только одного племени, Михаил Тушин на прощанье предупредил:
        - Чем менее образованны люди, тем более обидчивы. Совсем необразованные обижаются из-за любой мелочи. Преодолевать мелкие обиды - мука! Куда легче не допускать.
        В мудрость Тушина я верил с детства, с того времени, как ещё школьником слушал на Земле его многочисленные интервью, читал его книгу о том, как была открыта планета Рита, мечтал сам улететь когда-нибудь вслед за ним на эту планету.
        И улетел…
        А теперь приходится соразмерять широкие возможности современной цивилизации с узкими психологическими рамками людей каменного века. Не убудет у купов, если ещё недолго поедят руками… Лишь бы Тора не обидеть… А там найдутся для него и другие материальные привилегии. Ложки же пойдут в широкие народные массы.
        Когда-то и на Земле именно так распространялась материальная культура: из царских дворцов - в покои придворных вельмож, потом в каморки слуг, затем в среду городских мастеровых, и, в последнюю очередь, в деревенские избушки.
        Именно этим путём прошли прочная посуда и удобная мебель, водопровод и канализация, электричество и телефон, радио и телевидение. И даже самые эффективные лекарства. Всё новое и прогрессивное правители неизменно поначалу использовали для себя. И вряд ли удастся мне изменить этот порядок на Западном материке. Надо быть реалистом… Пусть уж хоть так!
        …Я перенёс в предназначенную Тору палатку его ложку и синюю ленту, а в свою убрал матрасик с улицы. Теперь можно запечатать свою палатку клейкой плёнкой, плотно прижав её по периметру входа. Авось не отдерут.
        Мегафон я решил взять с собой. Удастся ещё раз заглянуть сюда до вечера, не удастся - кто знает?
        Врубив движок, я снова поднялся над селением и решил осмотреть остров. Однако - свысока, чтоб не заметили. Потому что охотники могут не совсем правильно понять мой интерес, если в их отсутствие я стану подглядывать за их жёнами.
        С высоты остров казался бы почти необитаемым, если бы не два тонких дымка на противоположных его концах. Были тут временные хижины, нет - неведомо. Если и были, то сверху их прикрывали раскидистые кроны громадных лиственных деревьев. Под каждой могла уместиться не одна хижина.
        Интересовали меня, собственно, не столько хижины, сколько, так сказать, плавсредства. Есть ли у купов лодки? Как добираются они до острова? Долбить с ними челноки из стволов я, конечно, не собирался. Время дорого! Но можно попросить для них у Совета пластмассовые или надувные катамараны.
        Даже в бинокль лодок на острове я не обнаружил. Но заметил, что три небольших плотика из тонких стволов нежатся на песчаной отмели. Видимо, на них и переправлялись женщины с детьми. По очереди, понятно…
        Возле плотиков никто не мельтешил. И вообще никакой суеты на острове не просматривалось. Только костры дымили. Да ещё углядел я несколько рядов деревянных поплавков. Видимо, они держали рыболовные сети, перегородившие узкий пролив между островом и северным берегом.
        Что ж… Далеко купам до морского народа! Нет лодок, значит, нет и движения по реке. Только с острова да на остров. И катамараны они к тому же приспособят. А зачем, собственно? Пока я жив, может, им спасаться больше и не придётся?
        Всё! С островом ясно! Теперь - на север. Пора поглядеть, где топают хуры. И пройти к ним лучше над болотистым устьем Кривого ручья. Чтоб не докладывать о разведке вождю купов. У него своя разведка, у меня - своя.
        Низину перемахнул я быстро и не заметил ничего выдающегося. Болото как болото: кочки, кустарник, редкие и тощие лиственные деревья. На северном краю низины, перед тёмной опушкой, мирно паслись в салатно-зелёной траве два небольших светло-коричневых стада каких-то парнокопытных. Что-то вроде косуль… И ведь совсем близко от селения! Не зря так много костей на его просторах… Благодатный край! Потому и племя не агрессивно. Озлобляет людей обычно лишь очень долгая цепь сплошных несчастий. Вот как у племени ра, в которое окунулся знакомый мне со школьных лет Марат Амиров - теперь такой же молодой вдовец, как и я.
        За болотом я слегка крутанул на запад и вышел на прямую, по которой вчера прилетел в эти края. Под ней теперь топали за чужими женщинами пещерные хуры.
        Они оказались совсем недалеко - километрах в семи от опушки напротив Кривого ручья. На небольшой полянке догорал костёр - у же голубые огоньки перебегали по угольям. А вокруг в густой траве в живописном беспорядке спали воины - рядом с копьями, луками, стрелами, палицами. Кто спал на боку, кто на животе, кто на спине - раскинув руки. И часовых, похоже, не было. Агрессоры набирались сил, уверенные в полной безопасности, в полной неожиданности похода.
        Видно, в прежние походы так и было.
        Напугать бы их сейчас до полусмерти - всё ведь при мне! - да погнать назад. Но тогда никак не свяжут они это с купами и рано или поздно вновь притопают сюда же. И может пролиться кровь.
        Да и мне с купами жить будет труднее, если не на их глазах оберну я против их врагов всю мощь «сынов неба». Жди потом случая!
        К тому же и «язык» мне необходим - как говорили во времена Второй мировой войны, о коей готовил я доклад в школьные годы. Что за племя? Где живёт? Чем живёт? Почему охотится на чужих женщин? Чего от него ждать в будущем?.. А брать «языка» лучше возле селения. И допрашивать - дома. Я же его усыплю! Ему же проспаться надо!..
        Ладно уж! Пусть пройдут неразумные хуры свои семь километров…
        Через несколько минут я опустился на обрыв над Кривым ручьём и увидел, что воины-купы мирно обедают. У каждого в руках был кхет и кусок подвяленного мяса. И ещё целая горка бледно-зелёных плодов лежала на траве между палицами.
        Опершись спиной на ствол дерева, неторопливо ковырялся рукой в кхете вождь Тор. Геологический молоток лежал возле него на траве.
        «Гвардеец» Сар, отложив свой плод, приподнялся, взял из горки ещё один и протянул мне.
        Я взглянул на голову Сара. Мыслеприёмник был на нём. Значит, можно говорить.
        - Я отблагодарю тебя, - произнёс я знакомую формулу, принимая кхет. - А сейчас сбегаю к ручью и быстро вернусь.
        Надо помыть руки. Ложки при мне не имелось. Придётся есть руками. Как все купы.
        Плод я оставил возле Сара, а ранец не снял. Подниматься вверх быстрее на движке.
        Ручей бежал внизу неглубокий, прозрачный, прохладный. Он был столь неширок и неглубок, что я удивился: как сумел он отхватить себе такую просторную пойму и такой высокий обрыв? При отсутствии снежной зимы и бурных паводков…
        Вода на перекате приятно холодила пальцы. Я взмутил речной песок, протёр им потные горячие потемневшие ладони - как мылом. Когда песок унесло течением, в глаза ударил тёмно-зелёный слюдяной блеск. Под унесённым песком лежал кусок слюдита. Это интересно: я уралец, и с детства знаю, с чем кушают тёмно-зелёный слюдит. Никакого подходящего инструмента под рукой не было, и я выбил камень из воды носком ботинка.
        Слюдит вылетел на берег - совсем небольшой, с детский кулачок. В образовавшейся ямке вода замутилась, но серую муть быстро унесло течением, и хитро подмигнул мне оттуда чистый густо-зелёный зрачок. Его я уже осторожно выколупывал пальцами, и оказался он прекрасным ювелирным изумрудом - прозрачным, однотонным, без единой трещинки, без слюдяных вкраплений, всего с одним мутноватым пятнышком по самому краю. Ну, и, понятно, с мутноватым основанием. Всё как положено у ювелирных кристаллов. Когда-то почти такой же разглядывал я - как величайшую ценность! - в витрине Геологического музея у себя на Урале. Помню ещё и надпись на краешке витрины: «Изумруд в древности называли «смарагдом»».
        Неплохая находочка для первых суток! Да ещё в слюдяном кулачке может что-нибудь отыскаться, если неторопливо поковырять его ножичком да молоточком…
        Жаль только, что особой ценности это здесь, на Рите, не имеет: женщины не гоняются за украшениями, огранщиков сюда с Земли не посылают, никто о драгоценных камнях не говорит и не думает. Разве что рубины ищут - и то лишь для собственных лазеров. Пока у нас все лазеры - привозные.
        И всё-таки… Вдруг ещё один отыщется?
        Я слегка поковырялся возле ямки. И выудил из ручья ещё один изумруд. Чуть поменьше первого. Но такой же чистый, вполне ювелирный.
        Много же их тут может быть! Если за пять минут нашёл два. А если ещё поискать выше по течению?
        Однако пора и наверх. Купы, небось, заждались.
        Я спрятал нежданные находки в карман и нажал кнопку ранца. Через минуту я уже срезал ножом верхушку кхета, обломил края и запустил внутрь руку.
        Никого это не удивило, только Тора. Потому что он уже видел, как ел я кашицу из кхета ложкой. А другие - не видели.
        Расправившись с кхетом и убедившись, что Тор мыслеприёмника тоже не снял, я сказал вождю:
        - Когда хуры побегут от вас в свои пещеры, один из них упадёт и уснёт. - Я поднял вверх палец. - Или двое - пока не знаю. - Я поднял вверх два пальца. - Смогут твои воины связать его, спящего, и принести к белым хижинам? Достаточно одного! - Я снова поднял вверх палец. - Двоих не надо.
        - Ты не сможешь съесть двоих? - на всякий случай поинтересовался Тор.
        Я рассмеялся и успокоил его:
        - Сыны неба не едят своих врагов. Даже не убивают их. Я поговорю с хуром и отпущу его.
        - Тогда он опять придёт за нашими женщинами.
        - Я запрещу ему. Он не придёт.
        - Ты колдун? - удивился Тор.
        - Немного, - согласился я.
        - Тогда наколдуй нам успех.
        - Это я уже сделал.
        - Я не видел. Покажи!
        Что я мог им сейчас показать? Устроить фейерверк? Светло, никакого впечатления… Пустить осветительную ракету? - То же самое… Кричать, подпрыгивать? - Смешно. Это они и сами умеют… Дёрнуть хлопушку? - Это хорошо в сочетании с ракетами, в темноте.
        Может, мегафон их убедит?
        Я надавил кнопку средней громкости.
        - Ухр купум! - произнёс я без особого нажима, но с максимальной душевностью. - Ухр купум!
        И все сразу подскочили - кто сидел, кто лежал. Все оказались на ногах. Видимо, звуков такой силы ещё не слыхали. И глаза у всех, кроме Тора, были испуганы. Только вождь ждал чего-нибудь этакого. Всё-таки колдовство… И ответил он достойно. Выдернул из-под кустика роскошную тиару из пёстрых птичьих перьев, насадил её на голову - удивительно ровно, сразу точно по центру! - топнул ногой и, подняв копьё, проревел:
        - Шаш хурум!
        И мыслеприёмник послушно перевёл мне:
        - Смерть хурам!
        Стремительно выстроились в круг охотники и, подпрыгивая, пронзая копьями воздух, пошли колесом вокруг вождя с общим криком:
        - Шаш хурум! Шаш хурум!
        Только сейчас заметил я, что у всех появились ожерелья на шее. Утром их не было. Зубы и клыки животных бились на сухожилиях в тёмную грудь воинов-купов. У Тора болтались на груди пять длинных клыков и по шесть зубов с каждой стороны. У Сара клыков было три, а зубов всего восемь. У второго моего «гвардейца» висел всего один клык и по три зуба с его боков. У остальных охотников клыков вовсе не было, но зато зубов болталось немало. Видимо, это личные боевые регалии. Кто сколько заслужил… По-честному, по гамбургскому счёту… По зубам, как говорится, и почёт…
        Но вот красных ленточек, которые нацепили утром на шеи мои «гвардейцы», сейчас на них не было. Эти украшения не считались боевыми.
        А воины купов шли в бой!
        6.Бескровная победа
        Пока они крутили боевой танец вокруг вежда, я, наконец, пересчитал их - двадцать четыре. Численный перевес всё-таки у хуров. Да и качественный, пожалуй, тоже. Среди воинов три явных подростка, почти мальчишки - худенькие, порывистые, без ожерелий из зубов. Видно, лишь грозная опасность поставила их в число воинов.
        А вот стариков не было. Утром, в толпе, я их видел. Хоть и немного. Не сосчитал.
        Значит, они на острове? Гуманно! Племя, где берегут стариков, всегда имеет наилучшие перспективы.
        Однако военный мой подсчёт быстро устарел. В сгущающихся сумерках с двух разных флангов нашего «фронта» вылезли ещё трое молодых купов - посланные утром в разведку.
        Они молча врезались в общий танцующий круг и, приплясывая, по меньшей мере трижды прошлись по кольцу с общим криком «Шаш хурум!» Только после этого круг распался, и Тор громко спросил их:
        - Что видели? Сколько хуров?
        Мыслеприёмник перевёл его слова. Но не мог перевести ответ разведчиков. Говорили они долго, возбуждённо, перебивая друг друга. А я понял лишь одно: верный подсчёт. Шесть раз один из них разжал свою пятипалую ладонь перед глазами вождя. Значит, насчитал тридцать хуров.
        И больше ничего я не понял.
        Ладно хоть до тридцати считать умеют!
        Сумерки сгущались постепенно, а темнота упала как-то разом, словно на земном юге. Оглянуться не успел - уже темно.
        И, значит, пора! Хуры, наверное, прошли свои семь километров и затаились на противоположной опушке.
        Я достал из ранца и закрепил на лбу фонарь. К рукояткам двух ракетниц прижал резинками по две хлопушки. Сдвинул под правую руку гладкий белый уголок слипа.
        Всё?
        Купы следили за мной напряжённо, чего-то ждали - эффектного, видимо. Но я мог сейчас ободрить их лишь одним:
        - Шаш хурум! - произнёс я в мегафон на средней громкости. - Ухр купум!
        Затем надавил кнопку максимальной громкости и кнопку движка. И ринулся в темноту.
        Белую осветительную ракету я пустил, подлетая к кустам на другой стороне поймы. Хуры, конечно, были уже здесь. Ещё недолго - и полезли бы к ручью. А затем, по их планам - на обрыв, сквозь лес и к засыпающим хижинам купов. Кратчайший путь!
        Пока ракета висела в воздухе, хуры ошеломлённо таращили на неё глаза и молчали. Лишь один, вылезший из кустов на открытую пойму, закрылся рукой. Его-то и припечатал я быстренько к земле своим слипом. Чтоб не торопился за чужими женщинами… И чтоб на виду лежал - искать недолго…
        Вторая осветительная ракета была красной. И сопроводил я её явной угрозой на полной громкости мегафона:
        - Шаш хурум! Ухр купум!
        Это должны слышать и воины купов. Мегафон гремел на всю долину ручья. Даже мои собственные барабанные перепонки ощущались своим сопротивлением…
        Но надо же ещё и Тора помянуть! Как в боевом деле без вождя?
        - Ухр Тор! - проорал я. - Шаш хурум!
        И дёрнул хлопушку.
        Теперь наконец-то раздался ответ:
        - Нур-нур! - буквально завизжали внизу. - Нур-нур!
        Что означает этот боевой клич, я пока не знал и дал им полминуты на раздумье. Потом пустил зелёную ракету. В мертвенном её свете увидел, как ползут хуры из кустов под защиту опушки леса. Именно ползут. А надо, чтоб драпали. Иначе купы нагонят их, и крови не миновать.
        Может, звездопад их проймёт?
        Из другой ракетницы пустил я фейерверк. Сотни разноцветных звёзд - впервые на этом материке! - букетами распустились в тёмном небе и посыпались на бедные нечёсаные головы неразумных хуров.
        - Шаш хурум! - повторил я в мегафон угрожающе. - Ухр купум! Ухр Тор!
        И дёрнул вторую хлопушку.
        Ну, что я мог ещё им сообщить? Чем их прошибёшь?
        Следующая осветительная ракета - жёлтая - показала, что упрямые хуры не убегают от падающих на них звёзд, а прячут головы в траву. Как африканские страусы - в песок. Почти три десятка согнувшихся фигур увидел я на опушке леса. Скорчились, поджали под себя колени, и головы - в траву.
        Может, они не хотят бежать при освещении? Может, побегут в темноте? Чтоб никто не видел их трусости?
        Дождавшись, когда погаснет четвёртая осветительная ракета, я пригрозил в полной темноте:
        - Шаш хурум!
        И тут же услышал далёкий коллективный отклик:
        - Ухр купум! Шаш хурум!
        Это кричали с обрыва новые мои соплеменники. И, похоже, сыпались вниз с копьями, палицами и геологическими молотками. Луки наверняка оставили на обрыве. Зачем луки в темноте?
        Пошли, значит, в атаку… Не дай Бог, доберутся до врага!
        А что же хуры? Всё ещё кверху задницами?
        Пятая осветительная ракета была опять белой, цветов на них не хватает… И в рукоятке пусто.
        Опустевшую ракетницу я засунул за пояс сзади, а оттуда вынул третью, последнюю, пока ещё полную.
        Теперь хуры, наконец, побежали. Не от моих ракет и хлопушек, а от купов. От их коллективного «ура», которое оказалось куда страшней. Возможно - полной неожиданностью. Ибо оно перечёркивало планы лёгкой победы.
        «Бегите быстрей, будущие друзья мои! - подумал я. - Драпайте! Целей будете!»
        И пустил им вслед ещё один фейерверк. И не пожалел на них ещё хлопушку. И, включив налобный фонарь, закружился над ними с угрожающим рыком:
        - Шаш хурум! Шаш хурум!
        Лишь сейчас они увидели кого-то живого над собой. Со звездой во лбу! И догадались, что этот живой обрушил на них весь ночной кошар. И снова завизжали:
        - Нур-нур! Нур-нур!
        Может, страшней Нур-Нура для них и зверя нет?
        Ладно! Хорошо, что бегут. И пусть бегут быстрей купов!
        Гнал я их долго. Пока не увидел, что они, бедные, просто валятся от усталости. Спотыкаются, падают, пробежав несколько шагов, валятся снова… И нет уже при них ни палиц, ни копий, ни луков. Всё порастеряли! И устали визжать «Нур-нур». Бегут молча.
        За женщинами они теперь явно не вернутся. Не до того! Лишь бы их, обессиленных, не догнали и не перебили, как цыплят…
        Возвращаясь, я выпустил ещё три осветительные ракеты - искал купов. Но их не было нигде. Они не преследовали побеждённых.
        На краю поймы я прошёлся взад-вперёд вдоль кустарника, поискал усыплённого воина. Его тоже не было. Видимо, купы унесли. Сам он уползти не мог - слип не даёт осечек.
        За лесом над Кривым ручьём мерцали теперь два костра. Похоже, воины-купы вернулись в селение. Мне не стоило появляться там раньше них, и ещё одну ракету я истратил над лесом. Он был пуст.
        Значит, все дома?
        Ну, тогда можно и мне…
        Спящий хур лежал между белыми палатками. Как раз там, где предыдущую ночь провёл я. Не убери я отсюда надувной матрасик, может, на него и положили бы. Руки и ноги пленника были надёжно стянуты тонкими гибкими ветками - типа земных лиан. Всё как договорились!
        Женщин и детей в селении не было. У двух костров сидели только воины и ужинали - кхетами. Вождь Тор опорожнял свой кхет белой ложкой, которую я оставил на тюке в открытой палатке. Остальные поглядывали на него с некоторой завистью. Такой удобный инструмент, да ещё геологический молоток рядом…
        Мне тоже был предложен кхет. Поскольку руки мои не были стерильно чистыми, а воды поблизости я не видел, пришлось сразу же, на глазах воинов, отодрать клейкую плёнку от входа в палатку и достать из кулька ещё одну ложку, посветив себе налобным фонариком. После грандиозной победы над хурами я считал себя вправе по крайней мере питаться с такими же бытовыми удобствами, как вождь.
        Ложка моя была принята народными массами спокойно, без эмоций.
        А эмоции начались сразу после ужина.
        Опорожнив и отшвырнув кхеты, воины вновь выстроились в хоровод вокруг вождя и повторили боевой танец. Сар отплясывал его не с копьём, а с геологическим молотком. И грозно лупил им в темноту.
        Добавления к танцу были чисто звуковыми. Кроме «шаш хурум», воины прокричали теперь ещё и мои давешние лозунги:
        - Ухр купум! Ухр Тор!
        А потом сам вождь, ещё не снявший тиару, топнув ногой и помахав геологическим молотком в воздухе, проревел новый лозунг:
        - Ухр Сан!
        Я понял, что это и есть их «спасибо». И другого мне не требовалось.
        Прошли всего сутки с тех пор, как приземлился я в этом селении…
        7.«Сколько разливов ты живёшь?»
        Лу-у возникла неожиданно, как бы вынырнула из темноты, и наклонилась над спящим хуром. По-моему, она его обнюхивала - с мохнатой головы до связанных босых ног.
        На плечах, руках и ногах девушки поблёскивали в свете костра капельки воды. Видимо, плыла с острова не на плотике.
        Не знаю уж, почему она появилась тут первая изо всех женщин племени. Может, это привилегия дочери вождя? А, может, просто свойство её характера?
        Я остановился у входа в свой купол парашюта и понаблюдал за нею. Хотя вообще-то надо готовиться к допросу пленного. Ведь проснётся когда-то…
        Палатки вроде уже определились - как-то произошло это само собой. Там, где лежал распечатанный тюк с подарками, вождь Тор уже сложил своё оружие - копьё, лук, палицу. В другую палатку он пока не стремился.
        Появление Лу-у очень меня обрадовало. Острей всего не хватало сейчас воды, но искать в темноте тропинку к реке я не решался. И не решался послать за водой кого-нибудь из воинов. Может, и принесёт, но наверняка обидится. А Лу-у обижаться не должна - дело вроде женское.
        Однако для воды нужны вёдра.
        Распечатывать тюк в своей палатке и искать в нём вёдра - долго. Тюк завален вещами из вертолёта, как стол. Другой «мебели» пока нет.
        Придётся идти в палатку Тора.
        Впрочем, Тор - у костра, в палатке темно…
        Включив фонарь, я быстро выдернул из стопки вёдер два, прихватил два стаканчика и вынес всё наружу. И выключил фонарь - от костров света хватало.
        - Лу-у, - тихо позвал я.
        Она мгновенно оказалась передо мной. Будто ждала, что её позовут. Бёдра её были туго обёрнуты утренним сатином. Весь отрез намотала на себя! В несколько слоёв. И сатин был сухой. А на груди поблёскивали капельки воды.
        Мыслеприёмник держался на её голове. Умница! Ведь дважды переплыла речной пролив - не потеряла!
        - Принеси воды! - попросил я. И хотел добавить: «Пожалуйста!»
        Однако осёкся: как переведёт аппарат это неконкретное слово? Может, лучше без него?
        Лу-у приняла из моих рук белые лёгкие пластмассовые ведёрки, покачала их и тоже тихо поинтересовалась:
        - Что это?
        - Ведро. - Я показал на левую её руку. - Ведро. - Я показал на правую. - В них сыны неба носят воду. Одно ведро принеси мне. Второе возьми себе.
        - Я отблагодарю тебя! - пообещала она и убежала вприпрыжку с весёлым криком: - Вед-ро! Вед-ро!
        Почти автоматически я засёк время.
        Теперь надо разыскать в ворохе вещей съёмочную камеру. Весь разговор с пленным я решил записать на плёнку. Для Совета. Получится самая полная и самая объективная информация.
        Камера маленькая, с ладонь, с ремешком. Её можно пристегнуть к руке.
        И ещё предстояло приготовить матрасик для пленного. Как-то неудобно не на улице, а в палатке класть его на голую землю.
        И Лу-у появилась к этому моменту.
        Пятнадцать минут она бегала… Туда вприпрыжку, обратно с двумя небольшими вёдрами воды. Значит, до реки никак не больше полукилометра.
        Одно ведро она протянула мне, второе осторожно поставила у входа в палатку.
        Я зачерпнул воду пластмассовым стаканчиком, понюхал: пахнет свежестью. Попробовал: холодная, чистая, как родниковая. И поймал себя на мысли: первое движение получилось как у купов - понюхать. Может, это приблизит меня к ним?
        Вообще-то я почти не пил сырой воды. Дома, в детстве, для питья водилась только кипячёная. Всё-таки мама - врач, семья, значит, «медицинская». В «Малахите» тоже не принято было увлекаться сырой водичкой. За здоровьем нашим там следили в сто медицинских глаз. Разве что в лесных походах?.. И то если наткнёмся на чистый прозрачный уральский родничок… А если не наткнёмся, во фляжках всегда кипячёная…
        Собственно, и тут неплохо бы завести самовар. Только где его взять? На всю планету, наверное, один - у Марата в племени ра.
        Второй стаканчик я протянул Лу-у.
        - Что это? - традиционно спросила она.
        - Стакан, - пояснил я.
        Она тут же повторило новое слово и, зачерпнув воды, выпила немножко. Как и я - чуть-чуть.
        Но моей-то целью было не это. Для питья ещё болталась тайпа во фляжке. Мне бы умыться!
        В одном из вертолётных баулов нащупал я кусок мыла, кулёк с полотенцами, выдернул одно и заткнул за пояс. Потом зачерпнул воду стаканчиком и, выйдя из палатки, нарочито неумело плеснул себе на руку с мылом.
        Лу-у молча наблюдала за мной.
        - Помоги мне, - попросил я. - Слей воду на руки.
        Опять полезло на язык слово «пожалуйста». Опять я его задавил.
        Лу-у поняла и зачерпнула воду своим стаканчиком из своего ведра. Оно стояло поближе.
        С её помощью я помыл руки, лицо и шею. Сразу стало легче. Эх, целиком бы окатиться! Да обстановочка не та.
        Не успел я вытереться, как завозился и засопел пленник. Наверняка всё тело у него, бедного, затекло. И тут же из круга воинов у ближнего костра метнулся один, подлетел к пленному, наклонился и перевернул его с бока на спину.
        Это был Сар. Возможно, наблюдение за пленными и спящими гостями входило в его обязанности как наиболее «клыкастого» охотника. Клыки и зубы добытых животных ещё болтались на его мощной тёмной груди, да и другие воины не сняли боевые ожерелья.
        Момент был подходящий. Пленного предстояло перетащить в палатку. Иначе нормальную видеозапись не сделаешь. Света мало. А там хоть фон белый… Я уж собрался было тащить пленника один…
        - Помоги мне, Сар, - попросил я. - Хура надо перенести в белую хижину.
        Мыслеприёмника Сар, похоже, не снимал, понял всё, но ни о чём не спросил. Помог молча. И вдвоём мы быстренько отволокли в палатку охотника за чужими женщинами, уложили на надувной матрасик. Пленный протестующе мычал, бросался во сне односложными словами, но глаз не открыл. Ещё часа три ему предстояло спать.
        За помощь я наградил Сара ведром и стаканчиком. Он уже видел воду в первых двух вёдрах и не ждал объяснений. Пообещав отблагодарить меня, побежал с ведром в темноту - за водой.
        Сейчас же появился передо мной второй «гвардеец». Должно быть, наблюдал за происходящим. И протянул ко мне обе руки ладонями вверх. Первый, кто попросил у меня что-то. Может, на основе давнего знакомства?
        Снова сбегал я в палатку Тора и вложил в одну руду «гвардейца» стаканчик, а на другую повесил ведро.
        - Тун эм, - отчётливо произнёс он и исчез в темноте вслед за Саром.
        Жаль, что так быстро! Я-то собирался мыслеприёмник ему предложить да хоть именем поинтересоваться. Тоже на основе давнего знакомства.
        Выражение «тун эм» я уже слышал не раз. Да вот только что его произнёс Сар, когда получил ведро. Кажется, это и есть «я отблагодарю тебя». Запомнить бы!
        - Лу-у, - позвал я. - Как зовут этого воина? Который ушёл последним.
        - Кыр, - ответила она. И поморщилась. Потом сама спросила:
        - Что ты будешь делать с хуром?
        - Разговаривать. Когда проснётся.
        - О чём можно разговаривать с хуром?
        - С каждым человеком есть о чём поговорить.
        - Человек - ур, - спокойно объяснила мне местную лексику дочка вождя. - Хур - не человек. Они живут не так, как люди. И ведут себя не так, как люди. Когда-то они ели людей. Их ненавидят все ближние племена.
        Это было интересно! Но расспросить Лу-у я успею. Вначале хорошо бы расспросить самого пленного. Он наверняка знает больше.
        - Вот я и заставлю его самого об этом рассказать.
        - Зачем?
        - Сыны неба хотят получше узнать ваших врагов. Чтобы запретить им красть ваших женщин. Они ведь не впервые пришли за женщинами?
        - Они приходили пять разливов назад. Я была тогда ребёнком. Они сожгли наши хижины. Кого убили, кого угнали. Я всё видела. Я всё помню.
        Вот как!.. Ужас ребёнка вырастает во «взрослую» ненависть. Что посеял, то пожнёшь… не возмущайся, что тебя зовут «нечеловеком»!
        А время тут, значит, измеряют разливами? Не с этим ли связана такая громадная пойма у небольшого Кривого ручья?
        Что ж, вполне естественно. Зим тут нет, вёсен нет, луны не имеется. А отсчёт времени вести надо.
        - Сколько разливов ты живёшь? - задал я один из самых, может, нескромных вопросов в разговоре с женщинами.
        - Много! - Лу-у расхохоталась и стала раскрывать передо мной ладонь - словно камешки в меня бросала. Четыре раза раскрыла. Двадцать разливов, значит, живёт. А на вид ей никак не больше шестнадцати. Значит, разливы тут - по земному календарю - примерно через каждые три квартала? Ну, чуть больше, чуть меньше… Точный возраст женщины - всегда загадка!
        - Могу я послушать, что расскажет хур? - спросила Лу-у, отсчитав свой возраст.
        - Можешь.
        - Как я узнаю, что ты начал разговор?
        - Зажгу свет. - Я включил и выключил фонарь на голове. - Сейчас лягу спать. Когда хур проснётся, зажгу свет.
        - Свет, свет! - Она попрыгала на месте. Видно, ей нравилось узнавать новые слова вместе с новыми понятиями. - Спи! - разрешила она. - Я пока пойду в свою хижину.
        Она подхватила ведро с водой, прижала к груди стаканчик и хотела убежать вприпрыжку, но вода плеснула ей на ноги, и Лу-у ушла в темноту спокойно, плавно, слегка покачивая бёдрами.
        Невольно смотрел я ей вслед. По всем земным понятиям, прекрасная фигура у этой девчонки. Ничего общего с коренастыми приземистыми, будто «прямоугольными» женщинами племени ра или даже с грациозно-тяжеловесными лерами. И как угораздило меня залететь в такое любопытное племя?
        8.«Всех убить?»
        Пленный дал мне поспать два часа. Потом завозился, засопел, начал плеваться и, видимо, ругаться. На своём, понятно, хурском языке.
        Пришлось включить фонарь, натянуть его на голову, а затем - и мыслеприёмник на голову пленного.
        Он, понятно, сопротивлялся, как мог, мотал головой, корчился, извивался, но руки и ноги его были связаны, и я довёл дело до конца. И тут же предупредил:
        - Не снимай эту дугу с головы. Перестанешь меня понимать.
        - А зачем мне понимать тебя? - нагло спросил он.
        - Чтобы жить. Не будешь понимать - умрёшь.
        - Всё равно вы меня сожрёте, - вполне философски заметил пленник.
        - Будешь послушным - не сожрём, - пообещал я. - Отпустим. Но сначала поговорим.
        - Даже мои предки так не издевались, - признался он. - Жарили пленников сразу.
        - Почему ты решил, что мы тебя съедим? - спросил я.
        - А зачем ещё брать в плен мужчин?
        Мне показалось, что ответ его не лишён логики. Он шёл сюда за женщинами, и это ему понятно. И, значит, мужчин уводить в плен не собирался. А, следовательно, не собирался их есть. Уже хорошо!
        О том, что мужчин уводят в плен ради рабства, он, видимо, не знал. Тоже прекрасно!
        Я посадил пленника спиной к стенке палатки и, прежде, чем развязать руки, решил дать воды. Положено дать воды после слипа. И по медицинским соображениям и по гуманным.
        Уже когда я зачерпнул воду стаканчиком и поднёс к его рту, в палатку вбежала Лу-у.
        - У тебя свет, - сказала она. - Я пришла.
        Увидав, что я делаю, она ужаснулась.
        - Это же хур! - закричала она. - Зачем ты даёшь ему ста-кан?
        Видимо, стакан казался ей величайшей ценностью.
        - Чтобы он заговорил, - объяснил я. - Ему надо промочить горло.
        - Ему надо проткнуть горло! - жёстко уточнила Лу-у. - Копьём!
        В глазах пленника промелькнул ужас. Он же теперь всё понимал! Мыслеприёмники работали.
        - Не бойся! - успокоил его я. - Если будешь слушаться, тебя не убьют.
        От воды он, однако, отвернулся, демонстративно.
        Я поставил стаканчик рядом с ним на землю и снова предупредил:
        - Сейчас развяжу тебе руки. Захочешь пить - пей! - И показал на стакан. - Но не вставай. Встанешь - убью!
        Он обвёл воспалёнными маленькими глазками палатку, как бы отыскивая оружие. Чем, мол, тут можно убить? Ни палицы, ни копья, ни камня порядочного… Лишь на поблёскивающем тёмно-зелёном куске слюдита задержался его взгляд. И презрительная усмешка перекосила скуластое, нездорового землистого цвета лицо. Видимо, он подумал, что этим камешком с детский кулачок его не убить. А больше ничего подходящего не видно.
        Лиану на его руках я легко перерезал охотничьим ножом. И вот нож явно заинтересовал пленника. Он внимательно проследил, как опустил я его в ножны на поясе. Это был первый отчётливо заинтересованный взгляд моего невольного гостя.
        Я включил камеру, и на плёнку пошла запись того, как разминал он затёкшие руки, как оглаживал сильные плечи, как устраивался поудобнее спиной к стенке палатки. В конце концов так и прилип к ней, поставив руки позади и вытянув вперёд, прямо под объектив, связанные мускулистые и грязные ноги.
        - Как тебя зовут? - спросил я.
        - Вук, - неохотно ответил он.
        - Что означает твоё имя?
        - Мохнатый зверь.
        - У тебя есть жена, дети?
        - Наверно, есть дети. - Он усмехнулся. - Жёны у нас общие. И дети - тоже.
        «Групповой брак! - подумал я. - По Моргану - низшая стадия дикости. Может, это ещё и не племя, а стая?»
        - Зачем вы шли к купам?
        - Они знают. За женщинами.
        - Вам не хватает женщин?
        - Они умирают раньше мужчин. Вот и не хватает.
        - А почему они умирают раньше?
        - Не знаем! - Вук усмехнулся. - Боги знают. Колдун говорит: раньше умирает тот, кто достоин смерти.
        Последние слова пленника полоснули меня как ножом. Они почти дословно повторили вошедшее в историю изречение одного из российских политиков самого конца двадцатого века. «Что ж, - сказал он публично и спокойно, - погибает тот, кто достоин смерти».
        Он имел в виду, правда, не людей, а заводы и фабрики, которые, по его мнению, делали что-то не то или не так. Но за ними стояли люди, которых обрёк он на великую безработицу.
        Он был внуком сразу двух прекрасных, безупречных писателей, но в историю вошёл как великий разоритель российской экономики и виновник гибели бесчисленного количества людей. Прежде всего - стариков, у которых отнял необходимые лекарства, достойную пенсию и возможность заработать на жизнь. Миллионы детей он сделал беспризорниками, тысячи жуликов - миллионерами.
        Так вот, оказывается, кто товарищ тому давнему политику по уровню мышления - колдун бывших людоедов!
        Позже, в двадцать первом веке, эти зловещие слова потомка двух писателей периодически возникали в самом различном исполнении на его роскошном кладбищенском надгробии. Единственный в российской истории случай долгого народного злопамятства…
        … - Почему вы живёте в пещерах? - спросил я Вука. - А не в хижинах, как купы?
        - В наших пещерах тепло, - ответил пленник. - А в хижинах у нас замёрзнешь.
        Лицо его становилось напряжённым. Что-то он там, похоже, нащупывал за спиной. Но что там, у голой стены, нащупаешь? Может, какое-то насекомое его кусало?
        Он заметил мои интерес не к словам, а к движениям, сейчас же вынул одну руку из-за спины, протянул к стаканчику и очень грамотно, неторопливо, отпил из него воды. Будто всю жизнь пил из стаканов.
        И долго потом держал стаканчик в руке, отхлёбывая по глоточку. Явно получал удовольствие. Я и не заметил, как поставил он пустой стакан на место и убрал руку за спину.
        - Скажи, Вук, - продолжал я, - хуров больше, чем купов, или меньше?
        - Мы не хуры, - мрачно возразил он. - Это купы называют нас «хуры» - «нелюди». А мы называем себя урумту - люди пещер. Когда-то мы были урумку - люди лесов. И жили в этих местах.
        - Сколько вас?
        - Много! - гордо ответил он. - Сколько купов, и ещё столько, и ещё больше. В пещерах свободно. Нас будет ещё больше. Мы тут сильнее всех.
        - Почему вы ушли из лесов в пещеры?
        - Нас прогнали. - Вук опустил голову.
        - Кто?
        - Злые боги.
        - У них есть имена?
        - Нур-Нур главный. Он бросался огнями с неба. Его слушались громы и молнии. Он был страшен и не знал жалости.
        «Прямо Зевс-громовержец, - подумал я. - Так вот отчего они кричали «Нур-Нур!»… Только почему всё в прошедшем времени?»
        - Где он живёт? - спросил я.
        Пренебрежительная усмешка пробежала по лицу Вука. Немного, в его мнении, стоил человек, не знавший Нур-Нура. Однако пленник решил снизойти до ответа:
        - Когда-то он жил за рекой купов. Где сейчас айкупы. Потом ушёл на небо.
        - За что он прогнал вас?
        Вук помрачнел, опустил взгляд, задумался. Похоже, не хотел отвечать.
        - Отвечай! - потребовал я. - Хочешь жить - отвечай!
        Он поднял на меня маленькие глубоко посаженные тёмные глазки. Ничего, кроме лютой ненависти, не увидел я в них.
        - Это давно было, - тихо, как бы выдавливая из себя слова, произнёс он. - Столько разливов прошло - сосчитать невозможно. Но урумту всё помнят. Получилось, как сказал Нур-Нур… Он пришёл в наше племя после неудачной охоты. У нас не было тогда луков и стрел. Много было неудачных охот. Голодное племя ело двух своих стариков.
        Вук слегка подвигался, поудобнее упёрся руками в основание палатки. Искоса я взглянул на Лу-у. Она напряжённо, зло смотрела на пленного. Остренький подбородок её выдался вперёд. Надбровные дуги чуть опустились. Маленькая тёмная рука её лежала на тюке с подарками как раз возле тёмно-зелёного куска слюдита.
        - …Нур-Нур разозлился, - продолжал пленник. - Когда Нур-Нур злился, из ног у него вырастали огненные деревья. Он обрушил на урумту все громы и молнии, бросил на хижины все огни неба. Урумту бежали от своих хижин в холод. Нур-Нур гнал их ночью и днём. Он прогнал наше племя за большие озёра и сказал: «Живите здесь, в пещерах. У вас не будет стариков. Вы не будете есть людей. Вернётесь в тёплые леса - убью всех!»
        Вук остановился, глубоко вздохнул, поглядел прямо в зрачок тихо щебечущей съёмочной камеры, потом перевёл взгляд на опустевший стаканчик возле себя. Подумалось, что хорошо бы снова наполнить его. Но не сейчас, когда у пленника развязаны руки. Попозже.
        - Продолжай! - снова потребовал я. - Что было потом?
        - Всё как сказал Нур-Нур, - спокойно повторил Вук. - В пещерах текла горячая вода, и было тепло. Люди стали там жить. Старики умерли. Больше стариков не стало. Урумту не едят людей и умирают молодыми. Женщины умирают раньше мужчин. Забираем женщин в других…
        Он не договорил. Чем-то тяжёлым метнула в меня его рука, и я едва успел отклонить голову. Продолговатый предмет просвистел возле виска. Сзади раздался глухой удар в стенку палатки, затем металлический звон, металл ударил по металлу.
        Вук тем временем мгновенно передвинул свой зад и снова опёрся руками в основание стенки. Глазки его метались из стороны в сторону.
        И тут же в лоб ему врезался кусок слюдита, упал к его ногам, а на лбу отчётливо проступила и стала наливаться, набухать капелька крови.
        Это Лу-у вступилась за меня.
        Первая мысль была: «Кровь! Быстрей надо взять анализ. Пока кровь не запеклась!»
        Вторая мысль была: «Что же он метнул? Дюралевый колышек от палатки? Здесь забивали их Тор и Сар. Значит, не вогнали по шляпку?»
        Третья мысль была: «Сейчас он выдёргивает второй колышек. Вдруг не увернусь? ЭМЗ не включён… И анализ крови при его развязанных руках не взять…»
        Левая моя ладонь ещё держала щебечущую съёмочную камеру.
        А правая уже нащупала за поясом гладкий уголок слипа. Мысли и действия отмерялись, наверное, даже не секундами, а их долями.
        Похоже, не миновать!
        Я направил на бедного Вука слип, нажал курок и увидел предсмертный ужас в его глазах. Он успел понять: что-то страшное и неумолимое наваливается на него по моей воле. И тут же съехал по стенке палатки на матрасик, руки его непроизвольно выползли из-за спины. В правой был зажат выдернутый из земли второй колышек палатки.
        Не до конца забили…
        Ещё бы секунда - и сознание мог потерять я. А за ним - не исключено! - и жизнь.
        Где-то тут блестящий холодильничек среди набросанных в баулы вещей?
        Минута ушла на поиски. Кровь не успела остановиться, и анализ па стёклышки я снял дважды - на всякий случай. Тут же запечатал стёклышки обратно в холодильник. А потом залепил ранку на лбу пленника стептимиоловым пластырем. Пока проспится, ранка затянется.
        Лу-у следила за мной быстрыми испуганными глазами. Зрачки её метались из стороны в сторону. Того, что я делал - да ещё так стремительно! - она, естественно, не понимала. Может, это казалось ей колдовством. А может, она думала, что я стану пить его кровь?
        Затем, уже неторопливо, я разжал пальцы спящего, вынул колышек, показал его Лу-у и вбил каблуком обратно в гнездо. Потом нашёл второй колышек, упавший точно на шляпку своего собрата по другую сторону палатки, и его тоже вернул на место.
        И, разумеется, пришлось снова связать руки пленника. Уже, правда, не лианой, а шнуром от парашютных строп.
        Теперь хорошо бы сбегать в соседнюю - уже Торову! - палатку, взять геологический молоток да пройтись по всему кругу, забивая колышки по шляпку. Чтоб уже никто не выдернул… Но ведь звону будет!.. А купы давно спят…
        Ладно! До утра потерпит.
        - Ты, наконец, убьёшь его? - спросила Лу-у. - Он заслужил.
        - Не убью! - ответил я. - Проснётся - закончим разговор. Потом отпущу.
        - Я бы убила, - призналась Лу-у.
        - Надо, чтоб он унёс в своё племя приказ: не приходить больше сюда!
        - Они тебя не послушаются.
        - Заставлю!
        - Ты можешь наказать всё племя?
        Милая Лу-у! Не видела она, как драпали по лесу ненавистные ей хуры!.. Не успели, видимо, поведать ей об этом ни отец, ни другие воины. Разговоры у них ещё впереди. Да, по сути, и не видели они этого панического бегства. Увидели только результаты.
        - Сыны неба могут всё! - ответил я. - Для нас нет невозможного. Но мы не любим наказывать.
        - Ты их жалеешь?
        - Они несчастны.
        - Не мы виноваты в их несчастьях, - резонно заметила Лу-у.
        - Они этого не понимают.
        - Зачем жалеть таких глупых? Их надо убить! Всех!
        - Всех? - удивился я. - Там же есть женщины из вашего племени.
        - Не только из нашего… - Лу-у явно растерялась. - Там есть женщины из племени айкупов, из племени ту-пу…
        - И всех их убить? - повторил я. Лу-у молчала. Думала…
        9.Разрядка для племени
        Опять сверхсрочное дело - сообщить, что взят первый анализ. И вовсе не у тех, кто ближе. Как раз у дальних, агрессивных, труднодоступных. Самый неожиданный и нелёгкий анализ.
        Ночь вообще-то. Спят они там? Не спят?
        Впрочем, в Совете обещали, что поначалу ждут моих сообщений в любое время. И если что…
        Придётся, похоже, разговаривать при Лу-у. Не выгонять же. Ничего - пусть привыкает!
        Нажимаю кнопку на груди. Густой баритон Омара Кемаля звучит приглушённо:
        - Город слушает.
        - Это Тарасов.
        - Здоров? - Явно обрадованный тон. - Как там твой Аустерлиц?
        - Взят один пленный. А у него взят анализ крови. Это племя называет себя урумту, люди пещер. Живёт, похоже, под северным плато. Бывшие каннибалы. Другой такой анализ может попасться очень нескоро.
        - В холодильник упрятал?
        - Само собой.
        - Значит, двое суток терпит. - Омар вздыхает с облегчением. - Не хочется никого будить. К девяти сообщу Марии Челидзе. В полдесятого вызовешь нас? Розита будет дежурить.
        - Вызову. Спокойной ночи!
        Тихий щелчок. И тут же вопрос Лу-у:
        - С кем ты сейчас говорил?
        - С другим сыном неба.
        - Где он?
        - Очень далеко.
        - Он говорил так, будто рядом.
        - Мы умеем говорить друг с другом по воздуху.
        - У нас был колдун, - задумчиво, словно вспоминая, произносит Лу-у. - Он тоже говорил с богами по воздуху. Но их ответы слышал только он один. Мы не слышали.
        - Где он сейчас?
        - Ушёл к предкам. Он обещал нам прислать оттуда молодого колдуна. Может, это ты?
        - Может, - соглашаюсь я. - Он мог там встретиться с сынами неба, а они послали меня.
        - Ты научишь меня говорить по воздуху?
        - Научу.
        - Я отблагодарю тебя. Тун эм.
        - Ты уже отблагодарила. - Я поднимаю с земли тёмно-зелёный кусок слюдита, слегка подкидываю его на ладони и кладу на то место, с которого схватила его Лу-у. - Ты показала себя хорошим другом.
        - Ты - тоже, - тихо отвечает она. - Так сказал Тор. - И тут же поднимается. - Я пойду в свою хижину. Если буду тебе нужна - зажги свет.
        Она уходит, я укладываюсь на второй матрасик рядом с Вуком, пристраиваю в ногах ранец и включаю суперЭМЗ. Теперь можно немного поспать.

* * *
        Разбудили меня крики и плач детей, приглушённый шум голосов, перешлёп босых ног, довольно громкое пенье птиц. Потянуло дымком от близких костров. Сквозь неохотно улетающий сон, ворочаясь на матрасике, я понял, что женщины, дети и старики купов возвращаются в селение с острова. Видимо, движение людей и обеспокоило птиц. Вчера утром такого птичьего базара не было.
        Рядом опять завозился, заругался и заплевался спросонья пленник. Спать ему предстояло часа два-три. Не знаю, как действует слип по второму разу подряд… Не случалось прецедентов… Разговор с ним остался недолгий. Главное - ясно. Днём он побежит к себе. Хорошо бы ещё как-то покормить его на дорожку…
        Что ж, пора вставать. Сколько времени? Ого! В Городе как раз полдесятого. Это тут, на западе, только рассвело. А часы мои идут по-городскому. Часовой пояс земли купов пока неясен.
        Услышав мой голос, Розита сразу взяла быка за рога:
        - Как удалось тебе добыть анализ у людоеда?
        - Они бывшие людоеды! - успокоил я собеседницу. - А пленник сам боится быть съеденным. С вертолётом что-нибудь выяснилось? Пеленгатор ставить?
        - Подожди, Сандро. С юго-востока идёт по морю какая-то хмара. Штормовой ветер. Метеорологи не позволяют отправлять вертолёт. Но есть другой вариант. Днём я вылетаю в Нефть. Там создаётся радиостудия. Мог бы ты прилететь туда к вечеру на ранце? Обратный вертолёт сразу увёз бы твой анализ. К утру были бы результаты. Быстрей ничего не придумаешь. А утром ты вернёшься.
        - Что ж… Возьму у здешнего вождя отпуск на сутки. Концерт-солянку вы подготовили?
        - Готов. Когда передавать?
        - Сейчас погляжу. Они вернулись в хижины. Костры разжигают. Самое время! Через несколько минут вызову. Конец?
        - Подожди! Ещё вопросик. Мы знаем только одно имя - Тор. Какие ещё тебе известны?
        - Воины Сар и Кыр. Дочка вождя Лу-у. А зачем?
        - Вплетём их в концерт. Дочка хорошенькая?
        - Не уродка.
        - Стройная?
        - Вполне.
        - А как с интеллектом?
        - Схватывает всё на лету. Она же дочка вождя!
        - Ты только не спеши, Сандро!
        - Розита, милая! - Я опешил. - Мы знакомы всего сутки.
        - Иногда этого достаточно. - Розита вздохнула. - Иногда…
        И отключилась.
        Воспользовавшись минутным передыхом, я выдавил в себя полтюбика витаминной пасты и выглянул из палатки. Селение выглядело таким же оживлённым, как вчера утром. Разгорались три костра. Оглушительно кричали птицы. К запаху дыма примешивался резкий запах поджаренной рыбы. Бегали от костра к костру и от хижины к хижине голые ребятишки и полуголые женщины. Старухи, сидя на корточках или на камнях, колдовали у огня. Седой старик с жидкой бородёнкой, сидя на земле возле большого валуна, отбивал наконечник - то ли для копья, то ли для стрелы. Бил на камне камнем по камню…
        Белые купола парашютов стояли чуть-чуть выше остального селения. То, что надо! Достаточно вынести экран ко входу в палатку, и она сама станет прекрасным фоном, отрежет экран от леса.
        Дело было двухминутное. Вынести экран, подключить видеозапись - чтоб осталась и у меня копия концерта. Они ведь наверняка запросят когда-нибудь повтор… Да ещё подыскать удобное местечко на свободном валуне…
        Только дети и успели заметить мою суету и столпились вокруг, выставив вперёд животики. Остальные купы оглянуться не успели.
        Я нажал кнопку на груди и сообщил Розите:
        - Всё готово. Давай!
        И позволил себе лишь половину полной громкости.
        На экране быстро пробежали цветные полосы настройки, мелькнуло почему-то английское «Еnd» - «конец», и застыла обычная наша местная заставка - панорама Города-кольца с параболическими антеннами спутниковой связи и вертолётами на просторной крыше.
        А затем ожили динамики, и задушевный баритон Омара Кемаля произнёс:
        - Ухр купум! Ухр Тор! Ухр Сар! Ухр Кыр!
        И певучий контральто Розиты нежно добавил:
        - Ухр Лу-у!
        И все люди племени купов вначале застыли, а затем повернули головы к непонятному светящемуся экрану и незаметным динамикам по его бокам. Именно оттуда шли знакомые, понятные и необычно громкие слова.
        Нежное адажио из «Лебединого озера» тихо поплыло над стоянкой дикого племени. В немом изумлении, ничего не понимая, но и не в силах шелохнуться, слушали небесную музыку полуголые люди в шкурах и видели на экране светлые небоскрёбы Нью-Йорка и древние храмы Греции, подсвеченную Эйфелеву башню в ночном Париже и утреннюю панораму Кремля, киевскую Софию и храм Христа Спасителя, мосты и каналы Венеции и Петербурга, морские набережные Дубровника и Неаполя.
        И под эту же музыку проплыла по сцене Большого театра молодая Майя Плисецкая, плавно взмахивая своими удивительными руками «без костей».
        А потом запела Розита - давнюю нашу, вечную нашу песню, с которой улетали мы от родной Земли, с которой прилетели сюда: «Я вернусь через тысячу лет… Так хоть в чём-то оставь мне свой след!..»
        Промелькнул по экрану самый модный на Земле нашей юности пианист Ричардс со своим знаменитым «Марсианским прибоем». И голос Розиты пообещал:
        - Мы к нему ещё вернёмся, Сандро…
        Словно знала она то, чего ну никак не могла знать!.. Задолго до «Малахита», влюблёнными школьниками, в наш с Таней Праздник Первого снегопада, шли мы по родному уральскому городу и наблюдали над концертным залом бешеную пляску цветомузыки «Марсианского прибоя». В тот вечер играл в нашем городе заезжий Ричардс…
        В какой жизни это было?
        В каком краю Галактики?
        А на экране Омар Кемаль уже тешил мою славянскую душу «Очами чёрными, очами страстными, очами пылкими и прекрасными». Две трети романса, правда, шли на турецком языке, но купы этого не заметили.
        Затем вологодская девчонка Аня Бахрам, жена моего друга Али, вышла с бессмертной зыкинской «Издалека долго течёт река Волга…» На Рыбинском море, близ Волги, Анюта родилась, про Волгу пела… И сама Волга легко несла на экране медлительные теплоходы и стремительные «Метеоры».
        Рядом со мною тихо присел на землю Тор. Возле него тут же остановился, прислонившись спиной к дереву, Сар. Уже не раз наблюдал я, как спокойно и достойно следует он за вождём. Будто охраняет от всяких неожиданностей. На шее Тора и Сара уже не было «зубастых» боевых украшений, а мирно болтались вчерашние красные ленточки…
        В селении поопадали языки костров. Никто не подкидывал в них сучья, не бил камнем по камню старик с редкой бородёнкой. Глаза его не отрывались от экрана. Судя по запаху, где-то сгорела рыба…
        Веером прошлась Розита по лучшим певцам трёх веков - с тех пор, как только появилось на свете звуковое кино, - от Энрико Карузо и Фёдора Шаляпина до кумира нашей юности Евгении Недро. А потом решила показать ещё и массовость искусства у «сынов неба» - итальянский женский хор, весь в белом, с «Аве, Мария!» и пёстрый русский милицейский - с волшебной «Калинкой». Всегда почему-то мерещилось мне в этой песне некое волшебство…
        Завершил эту часть концерта редкий исторический кадр: военный оркестр уходил после парада с Красной площади под «Прощание славянки». И невольно вспомнилось тут наше, чисто уральское:
        …И марш «Прощание славянки»
        Оркестр проносит духовой.
        А на платформах танки, танки -
        Частица почты полевой…
        Когда прощаются славянки,
        Идут славяне в смертный бой!
        Мой город! Его история, его судьба, его древний поэт Лев Сорокин…
        Но нет их в этом концерте. Не уральцы составляли…
        Мудрый Тор повернулся ко мне и спросил:
        - Так живут сыны неба?
        Всё понял! Не зря он тут вождь!
        - Так, - ответил я.
        - Купы хотели бы стать их друзьями.
        - Сыны неба скрепляют дружбу кровью, - сообщил я.
        - Для этого крови не жалко, - ответил Тор. - Сколько надо её пролить?
        - Одну каплю.
        - Так мало?
        - Для дружбы - достаточно.
        - Я готов.
        - Сегодня мы это сделаем, - пообещал я.
        Тор сжал моё плечо и повернулся к экрану. А там прекрасное лицо Розиты уже глядело нам глаза в глаза, самым крупным планом, и необычно тихое, приглушённое её контральто предупреждало:
        - Сейчас прямой эфир, Сандро! Слышишь? Прямой эфир!
        И она запела свою песню - ту, которую впервые услышали мы с Бирутой в тёмном биолёте, мчащемся сквозь безлунную здешнюю ночь от Города к нашему межзвёздному кораблю на космодроме:
        На планету,
        Где нет зимы,
        Где весной
        Не журчат ручьи,
        Где леса и луга -
        Ничьи,
        Навсегда прилетели мы.
        Здесь не знали,
        Не ждали нас,
        Жизнь текла
        В первобытной мгле, -
        Как когда-то и на Земле,
        Где я родилась.
        Почему-то захотелось в эту минуту разыскать глазами Лу-у. Я повертел головой и обнаружил её сидящей на земле возле хижины и неотрывно, напряжённо глядящей на экран.
        Над селением плыл голос Розиты:
        Мы развеем ту мглу
        Навсегда!
        Мы зажжём над планетой
        Свет!
        Там, где нынче и зверя нет -
        Вознесём города!
        Будет радовать
        Море огня.
        Будет ждать племена
        Уют…
        Если прежде меня
        Убьют,
        Ты в туземке ищи
        Меня…
        Так вот почему предупредила она о прямом эфире! Вместо «племена» она пела раньше «дикарей», вместо «туземки» - «дикарку»… Отредактировала! На ходу! Вдруг что-то поймут?
        Мыслеприёмники на них… Не обидеть бы!
        Будет ласковым
        Море огня,
        Будет греть племена
        Уют…
        Ну, а если меня
        Убьют,
        Ты в туземке найди
        Меня!
        Удивительно! Биотоки от телевизора не идут. Мыслеприёмник не должен работать. И всё-таки что-то Лу-у поняла. Две слезинки поползли по её смуглым щекам. Знала бы сейчас Розита, как плачет дикарка от её песни!
        А Розита уже «сменила пластинку»! Уже понеслась из динамиков лихая мелодия кубинской «байли». Уже выпрыгнул в поле зрения телекамеры, весь в чёрном, тоненький изящный геолог Эрнесто Нуньес. Уже зашевелила Розита перед отъехавшим телеобъективом своими бесчисленными, как показалось, блестящими юбками…
        Когда плясали мы с нею давнюю «байлю» в космосе, - не юбки были на Розите, а зелёные форменные брюки. С юбками-то, оказывается, куда эффектней!
        И вдруг поднялась со своего места Лу-у, развела в стороны руки, и схватились за её кисти две другие женщины, и за их разведённые руки ещё кто-то схватился… За минуту образовался перед телевизором женский круг, и пошёл колесом с криком «Ухр! Ухр! Ухр купум!»
        Под руками женщин проскользнули голенькие ребятишки и образовали внутри круга своё крикливое «колесо». А затем неторопливо, будто неохотно, поднялись мужчины и окружили женское «колесо» своим, мужским, двигающимся в противоположном направлении.
        «Байля» на экране была недолгой. Её сменили пейзажи Земли, а звучал теперь «Марсианский прибой» Ричардса - то плавный, то бешеный.
        Но на полянке перед телевизором никто уже, кажется, кроме меня, не смотрел на экран. Племя увлечённо плясало под «Марсианский прибой», исполненный столетие назад на далёкой планете в окрестностях другого солнца.
        10.«Куда пролить кровь?»
        Договор о дружбе заключили мы с Тором быстро.
        - Чего купы хотят от сынов неба? - спросил я.
        - Защиты, - ответил Тор. - От хуров.
        - Я слышал, есть поблизости племена ту-цу и айкупов. От них тоже надо защищать?
        Тор рассмеялся.
        - Айкупы - это наше племя, - объяснил он. - Мы были раньше одним племенем. Их много. Мы не воюем с ними. Мы дети лесов. Айкупы - дети тёплых лесов. Они живут за нашей рекой.
        - А ту-цу?
        - Это «пещерные крысы». Они пришли с заката и живут в крутых обрывах. Вверх по нашей реке. Ни на кого не нападают. Всех боятся. У нас хорошие соседи.
        - Хуры тоже здесь жили?
        - Не здесь, - возразил Тор. - Дальше к закату. Нур-Нур прогнал их в холод. От них никогда не было покоя. Ни раньше, ни теперь.
        - Чего ещё хотят купы от сынов неба?
        - Только защиты! Куда пролить кровь для этого?
        Мы разговаривали у входа в мою палатку. Только что вернул я в неё телетехнику. И жестом пригласил Тора войти.
        Он вошёл осторожно, мелкими шажками, покосился на похрапывающего у стенки пленника и остановился возле тюка с подарками.
        Блестящий холодильник со стёклышками для анализов лежал поверх баула, достать из него двойные стёклышки и крошечные стерильные ланцеты было минутным делом. Я сорвал плёнку с одного ланцета, протёр себе палец спиртом, проколол, выдавил каплю крови на стёклышко, размазал её в круг и придавил вторым стёклышком. Затем налепил на палец кусочек пластыря.
        Тор внимательно следил за каждым моим движением.
        - Сын неба скрепил дружбу, - объяснил я. - Готовы ли купы пролить за это кровь?
        Тор протянул ко мне руку ладонью кверху.
        Я сорвал плёнку с другого ланцетика, протёр спиртом палец Тора не левой руке и протянул ланцет Тору.
        Он понял, что должен сделать всё сам и рубанул себя по пальцу сильнее, чем надо. Кровь не пришлось выдавливать - сама пошла. Вождь нарисовал на стекле неровный круг, и я залепил его ранку пластырем. До вечера заживёт.
        А я смогу сегодня же дать Городу вместо одного анализа - два.
        Ещё бы закончить и плёнку допроса!
        - Теперь, - сказал я Тору, - ты тоже сын неба. А я - тоже куп. Это скреплено нашей кровью. Сыны неба дарят тебе свой долгий огонь.
        Из нарукавного кармашка я вынул зажигалку, чиркнул, показал Тору язычок пламени и загасил его.
        - Попробуй сам! - предложил я.
        Не с первого, а с третьего раза, но научился он пользоваться зажигалкой. А поскольку в ней было отверстие для ношения в виде амулета (специально делали - для племени ра!), я показал Тору, как подвязать её к красной ленте на шее.
        И лента эта обрела теперь не только украшательскую функцию.
        Однако время бежало! Я взглянул на часы. Пробуждения пленника оставалось ждать уже недолго. Хорошо бы ещё и колышки в палатке забить до отлёта. Чтоб не сдуло её тут без меня ветерком.
        Только вот молоток - у Тора. Идти за ним самому - уже как-то неудобно. Палатка та - теперь не моя. И вещь - не моя. Просить, чтобы Тор принёс? - Он всё-таки вождь…
        А вот кхетом поинтересоваться - вроде удобно. Я ведь не завтракал.
        - Можешь ты попросить Лу-у принести мне кхет? - спросил я у Тора. - Он приятен, но не знаю, где растёт.
        - Лу-у принесёт кхет, - пообещал Тор и вышел. И унёс ланцет, которым проколол свой палец. Видел я, что он держит этот крошечный медицинский ножичек как великую ценность. Может, привяжет его к стреле вместо наконечника?
        Быстренько запрятал я оба анализа крови в крошечный холодильничек и сунул его в ранец. Это уже в дорогу! Вбежала Лу-у с двумя кхетами.
        - Ты голоден? - озабоченно спросила она. - Тор сказал…
        - Тун эм, - пообещал я, принимая у неё кхеты. - Ты хочешь помочь мне?
        - Хочу! - Она явно обрадовалась.
        - В соседней белой хижине много вёдер и много стаканов. Это подарки купам от сынов неба. Раздай их кому хочешь. А ко мне пусть придёт Сар. С молотком! Скажешь ему?
        - Скажу! - пообещала она и убежала.
        Я разыскал пакет с ложками и успел насладиться сладковатой кашицей кхета. Сар появился в проходе палатки с геологическим молотком и уточнил:
        - Брат мой звал меня?
        Я протянул ему использованный ланцет.
        - Ты можешь сделать из этого стрелу?
        Он осторожно принял крошечное лезвие на ладонь, понюхал его, перевернул и легонько провёл остриём по коже.
        Лезвие выскользнуло на землю.
        Сар неторопливо поднял его, снова положил на ладонь и, немного подумав, ответил:
        - Такая стрела убьёт сразу. Если попадёшь в глаз.
        - Возьми. Удачи тебе! А мне дай немного постучать молотком.
        Я осторожно вынул из его руки геологический молоток и быстро пошёл по кругу вдоль застывшего купола, вгоняя колышки по шляпку одним сильным ударом. Последние удары пришлись как раз возле пленника. Он вздрогнул и открыл глаза. Сна в них уже не было. Может, он давно не спал? Слушал наши разговоры? Мыслеприёмник-то на нём…
        В глазах пленника металась, кричала мука. Сколько часов он тут со связанными руками и ногами? Представить жутко, как мучился бы я на его месте!
        Но что же делать? Пожалеть и отпустить? Ему же хуже будет. Как и всему его племени. Опять пойдут на грабёж, прольётся кровь, будут убитые. Чтобы предотвратить это, нужна информация. Чем больше у нас будет информации, тем меньше у них прольётся крови. Только дьявол этот - давно покойный Нур-Нур - знал, наверное, почему они умирают молодыми и почему тепло в их северных пещерах. Может, там ещё и светло? Может, там стены светятся?.. Надо всё это выспросить! Со счётчиками Гейгера туда сейчас не сунешься… Вот и узелки у него под кожей - будто горошинки запрятаны на щеках да на шее. Может, и селезёнка увеличена? Пощупать бы! Так ведь если лезть под его мохнатую шкуру, - ни Сар этого не поймёт, ни Вук, разумеется. Да и зачем? Анализ крови всё скажет - не сегодня, так завтра.
        За две минуты добил я все колышки и вновь вложил геологический молоток в руку растерянного недоумевающего Сара. Может, ему показалось за это время, что я отобрал у него свой подарок?
        Пленник очень заинтересованно проследил за молотком и перевёл взгляд на утонувшую в земле шляпку колышка перед своим носом. Должно быть, догадался, что теперь ему этот колышек голыми пальцами из земли не выдернуть.
        Пора продолжать допрос. Время поджимало, вечером надо быть в Нефти, а Сар не уходил.
        Пришлось порыться в разбросанных вещах и отыскать пакет с ножницами, иголками и нитками. Положив на ладонь крупную иглу, я протянул её Сару и спросил:
        - А если это зажать в стрелу?
        Глаза воина буквально метнулись от восторга.
        - Что это? - тихо и восхищённо спросил он.
        - Иг-ла.
        - Иг-ла, - повторил он. - Я могу взять?
        - Возьми. Сделай стрелу.
        - Тун эм, - пообещал Сар и ушёл, зажав в пальцах иголку и ланцет.
        Пленник проводил его взглядом, в котором отчётливо читалось желание догнать и отобрать.
        Теперь можно продолжить допрос.
        11.Нур-Нур научил…
        - Пить хочешь? - спросил я Вука.
        - Хочу, - ответил он и сплюнул.
        - Сейчас я дам воды, развяжу тебе ноги, и ты сядешь. Но если попробуешь встать, снова опущу тебя в сон. Ты понял, что я это могу?
        - Понял, - согласился он. - Ты колдун.
        Я осторожно налил воду из ведра в стакан. Не хотелось опускать его в ведро, так как Вук из этого стакана уже пил, а другого под рукой не было. Другие в тюке.
        Налив воду, я перерезал лианы на ногах пленника. Со стоном Вук вытянул ноги, повертел ступнями и медленно сел. Руки его были связаны парашютными стропами. Резать их рано.
        Поить его пришлось из своих рук, как маленького. Он пил неторопливо, медленно, явно смакуя воду, и, возможно, думал, каким бы финтом немедленно вырваться на свободу.
        Однако, похоже, ничего не придумал. Просто напился. И отвернул голову. А я включил съёмочную камеру.
        - Теперь отвечай мне, - приказал я, - Когда ответишь, отпущу тебя. Дам на дорогу кхет. Ты знаешь, что такое кхет?
        - Знаю.
        - Когда пойдёшь по лесу, смотри под ноги. Найдёшь копья, луки, стрелы и палицы своих братьев. У тебя будет много оружия. Сможешь убить любого зверя. Я дам тебе с собой огонь, чтоб развести костёр.
        - Оружие не валяется в лесу, - заметил Вук и усмехнулся.
        - Твои братья побросали его. Когда убегали.
        Вук снова недоверчиво усмехнулся. Но спорить не стал. Может, начал понимать, что человеку со связанными руками не стоит спорить?
        - Скажи, Вук, в ваших пещерах светло? Стены светятся?
        - Где светло, где темно, - ответил он. - Есть светлые стены. У нас много разных пещер.
        - Вы живёте там, где светлые стены?
        - Нет.
        - Почему?
        - Там уходят силы. Света хватает и от костров. Нур-Нур научил нас добывать огонь из камня. Мы можем разжечь костёр где угодно. В самой тёмной пещере.
        Он произнёс это не без гордости. Значит, видел и такие племена, где этого не умеют.
        - Выходит, Нур-Нур не только прогнал вас, но и чему-то учил? Чему ещё?
        - Делать луки и стрелы. Собирать яйца птиц на озёрах. Печь их в золе костров. Ставить ловушки для птиц.
        - А ловить рыбу?
        - Это мы и раньше умели. Копьём. Нур-Нур научил плести сети.
        - Он жил один?
        - Говорят, у него была жена - Уйка. Был сын - Нуп-Нуп. Они исчезли, когда Нур-Нур ушёл к предкам.
        - Какие боги охраняют ваше племя?
        - Бог тёплой воды, Руум. - Тут Вук улыбнулся - впервые с тех пор, как попал в мою палатку. Видимо, с этим богом были у него связаны приятные воспоминания. - Есть бог огня - Дуул. Есть бог озёр - Воол. Все они охраняют наше племя.
        - Как они вас охраняют?
        - Воол не пропустит врагов через озёра. Враги потонут. - Пленник усмехнулся снисходительно. - Дуул заслонит огнём все входы в пещеры. Если кто прорвётся, Руум утопит его в пещерных озёрах. У нас там много озёр. Чужак не пройдёт.
        - А кто-нибудь пытался?
        - Все, кто хотел вернуть своих женщин, погибли! - Вук снова произнёс это с гордостью.
        - Купы пытались?
        - Купы трусливы! - Вук опять усмехнулся. - Купов мало. Пытались айкупы. Многих мы убили. Остальные ушли ни с чем.
        - Какие жертвы вы приносите богам?
        - Воол любит сердце мохнатых зверей, Дуул любит рыбу, Руум любит красивые камни. Вот такие… - Ногой пленник попытался показать на кусок тёмно-зелёного слюдита, который совсем недавно Лу-у швырнула ему в голову. - Красивые камни мы приносим к горячей воде.
        - Возле ваших пещер живут другие племена?
        - Нет.
        - Ваши дети рождаются здоровыми?
        - Не всегда. Уродов мы приносил в жертву Дуулу.
        - Ваше племя растёт?
        Вук задумался. Потом неохотно признался:
        - Нет. Не хватает женщин.
        - А кто ваш вождь?
        Пленник, не отвечая, опустил глаза.
        - Ты понял меня?
        - Понял.
        - Кто ваш вождь?
        Пленник смотрел в землю.
        - Отвечай!
        - Не знаю.
        Он поднял на меня взгляд. Опять ничего, кроме ненависти, в нём не было.
        - Не бойся, я не сделаю вашему вождю зла. Но хочу поговорить с ним.
        - Лучше убей меня! - неожиданно предложил Вук.
        Подумалось, что тут надо отступить мне. Ещё в «Малахите» нам говорили, что в некоторых племенах назвать имя вождя равносильно предательству. Неужто подфартило отыскать такое племя на другой планете?
        Ну, что ж… Вопросы иссякают…
        - Ваше племя держит в пещерах зверей? Или птиц?
        - Зачем? - Вук искренне удивился. Вздох облегчения вырвался у него. Видно, понял, что имя вождя выпытывать больше не станут. - Видим зверя - убиваем. Не удаётся убить - ловим птицу. Зачем держать их в пещерах?
        Меня, собственно, интересовали собаки. Но, ежели нет ничего, ещё лучше. Будущее общение упростится.
        Итак, всё?
        - Запомни, Вук! - приказал я. - Если урумту ещё придут сюда за женщинами - все погибнут. Никто не вернётся домой. Скажи это вождю и всему племени. Купов будут защищать сыны неба. Они не слабее Нур-Нура.
        Пленник молчал. Только глядел исподлобья.
        Я выключил съёмочную камеру, достал из нарукавного кармашка зажигалку и показал Вуку.
        - Сейчас научу тебя добывать огонь из пальцев. Смотри! - Чиркнул, зажёг и задул огонёк. - По дороге научишься. Понял?
        - Ты колдун! - убеждённо повторил Вук.
        - Учись! Тоже колдуном станешь.
        Зажигалку я вложил в пальцы его связанных рук. Пальцы зажали её намертво. Затем я перерезал парашютные стропы и тут же вложил в его руки кхет.
        - Вставай! Иди! - скомандовал я. - Ты свободен. Сейчас ты перестанешь понимать меня.
        И я сдёрнул мыслеприёмник с его головы.
        Ещё не веря свободе, он сидел и скованными движениями разминал плечи. Потом, не сводя с меня насторожённого взгляда, начал подниматься. Ни зажигалку, ни кхет из рук не выпускал. Значит, они имели для него какую-то ценность.
        Выход из палатки был открыт. Глаза Вука метались от этого выхода ко мне, от меня - к выходу. Возможно, он боялся, что снаружи его сразу схватят купы. Возможно, допускал, что в спину ему ударю я. Преодолеть этот страх ему предстояло самому. Не мог я выйти из палатки раньше него.
        Он двигался к выходу как в замедленной киносъёмке, крошечными шажками, боком, прижимаясь к стенке парашютного купола. Он выходил наружу тоже боком, а выйдя, - тут же прижался к палатке спиной.
        Никто не бросил в него копьё, никто не пустил стрелу. Хотя многие заметили, что он вышел. Я уже стоял рядом и старался охватить взглядом всё пространство вокруг. Люди видели, что в руках пленника кхет - и никакого оружия. Люди понимали, что он безопасен.
        Однако Тор, стоявший в проходе своей новой палатки, увидев пленника, нагнулся, и в руке его оказался геологический молоток. Видимо, приготовленный, лежал у входа… И Сар, мастеривший возле костра стрелу, увидев пленника, поднялся, и в руке его появилось копьё, да и Кыр, помогавший седому старику отбивать камни на валуне, тоже поднялся, и тоже с копьём.
        Но дальше этого дело не пошло.
        - Беги! - Я слегка подтолкнул Вука. - Не бойся!
        Он уже не мог понять моих слов, но наверняка понял жесты. И медленно, шаг за шагом, стал пятиться от палатки в лес. Лицом к селению, спиной к деревьям. И лишь добравшись до них, резко повернулся и припустил бегом.
        Я снова осмотрелся. Тор исчез в палатке. Сар вернулся к костру - доделывать стрелы с ланцетом и иголкой. Кыр вместе со стариком склонился над обломками кремня. Они выделывали наконечники для копий и стрел, которые я собирался совсем скоро заменить стальными. Для начала…
        12.Взять отпуск у вождя…
        Теперь и мне пора! Но хорошо бы доложиться Тору - чтоб не думал худого. В общем, взять отпуск у вождя… И надо ещё заглянуть перед дорожкой в вертолёт…
        Я нырнул в свою палатку, изъял из съёмочной камеры использованную кассету, сунул в нарукавный кармашек вместо подаренных зажигалок, уложил в ранец изумруды и слюдит, втиснул за ремешок клапана на ранце свёрнутую жгутом шерстяную рубашку, поискал взглядом, чем бы прикрыть ведро с водой, и не нашёл ничего плоского, отбросил ко входу разрезанные лианы и парашютные стропы - недавние узы пленника. Позже унесу их в лес. Сейчас некогда.
        Пожалуй, всё?
        А теперь - ранец на плечо, и размотать рулончик с клейкой плёнкой - запечатать вход. Авось, не тронут ничего, как вчера.?
        Впрочем, если и тронут - оберну всё шуткой. Хотя для шуток хорошо бы знать язык…
        Чтобы проститься с Тором, я заглянул в его палатку. Вождь сидел на земле и перебирал разноцветные ленты. Они размотались, разошлись по всей середине палатки, и я не был уверен, что Тор сумеет смотать их. Но, может, это ему и не понадобится? Перепилит их кремнёвым ножом на куски и раздаст… И завтра, небось, всё племя, наделает себе «галстуков»?..
        - Все сыны неба должны узнать о нашей дружбе, Тор! - как можно торжественнее произнёс я. - Всем надо показать нашу общую кровь. Всем надо рассказать о храбром племени купов. Я уйду к ним сегодня и вернусь завтра.
        - Ты слышишь, как кричат птицы? - вдруг спросил Тор, и глаза его хитровато прищурились.
        Птицы, на самом деле, орали оглушительно. С самого утра. И птичий: грай, по-моему, всё усиливался.
        - Слышу, - согласился я.
        - Ты понимаешь, что это значит?
        - Нет, - признался я.
        - А наш колдун понимал, - укорил меня Тор.
        - Я ещё не совсем колдун.
        - Ты молод. - Тор пожалел меня. - Научишься. Наш колдун был самый старый в племени. Он родился ещё у айкупов. Когда ты станешь такой же старый, будешь знать больше него.
        - Если ты поможешь…
        - Помогу! - Тор улыбнулся. - Птицы кричат о разливе. Они слетелись в наш лес с поймы ручья и реки. Ветер дует с тепла. Значит, скоро разлив. Ты вернёшься и не узнаешь наших мест.
        - Я отблагодарю тебя, Тор, - пообещал я. - Теперь ваши места узнаю. Кривой ручей станет рекой. Река станет озером. Так?
        - Кривой ручей станет озером, - поправил меня Тор, - На восход от нас тоже будет озеро. Мы будем жить среди воды.
        - Долго?
        - Никто не знает. Бывает по-разному. Только колдун знал.
        - У меня есть просьбы, Тор.
        - Говори.
        - Когда уйду, сними эту дугу. - Я приподнял над головой пружинящий полуобруч мыслеприёмника. - И сохрани её. Когда вернусь, нам снова надо будет говорить. Пусть Сар и Лу-у сделают то же самое. Передашь?
        - Передам, - отозвался Тор.
        - Сыны неба пришлют купам целую хижину подарков. Она будет стоять в лесу. Пусть купы не разводят рядом с нею костры. От огня все подарки уйдут в небо. И купам ничего не достанется. Когда вернусь, открою хижину и отдам подарки.
        - Мы отблагодарим тебя, - пообещал Тор. - У сынов неба хорошие подарки, никто ещё нам таких не дарил.
        - А какие дарили?
        - Мясо, рыбу, шкуры. Если наша девушка выбирала мужем айкупа… Он это приносил… Мне приносили стрелы, копья. Но я сам их делаю. А то, что дал ты, я сделать не могу.
        - А ваши девушки не выбирали в мужья кого-нибудь из ту-пу?
        Тор рассмеялся.
        - Кто захочет идти в это трусливое племя? Кто захочет жить в сырых пещерах? У нас нет таких девушек.
        - Вождя ту-пу ты знаешь?
        - Знаю. - Тор вздохнул. - Он всего боится.
        - Как его зовут?
        - Уйлу. Это значит «белая рыба».
        - А что значит твоё имя?
        - Твёрдый.
        - Девушки айкупов выбирают в мужья твоих охотников?
        - Редко. - Тор произнёс это с явной печалью. - Они наших не видят. Хотя наши не хуже.
        - Почему не видят?
        - Мы не охотимся в лесах айкупов. У нас много зверя. Айкупы охотятся у нас. Поэтому бывают в нашем селении. И наши девушки их видят.
        - Вместе вы охотитесь?
        - Да! - Довольная улыбка раздвинула толстые губы вождя. - Когда увидим стадо ломов. Чтобы убить одного лома, надо много охотников. Его мяса хватает на всех. И купы и айкупы бывают сыты. Даже ту-пу мы иногда зовём на такую охоту.
        - Ухр купум! - Пора было прощаться. Информации я нагрёб достаточно. Случайный разговор не должен превращаться в допрос. - Пусть встретится вам стадо ломов!
        - Ухр Сан! - пожелал мне на прощанье Тор. - Зверя сейчас будет много. Все сбегутся от разлива в наш лес.
        Я вышел наружу и включил движок. И уже поднимаясь вверх, увидел, как на звук его выскочила из своей хижины Лу-у, рванула к моей палатке, но тут же увидела заклеенный вход и меня, поднимающегося вверх, И остановилась, прикрыв ладонью глаза от солнца, смотрела мне вслед. И стояла так, пока лес не заслонил её.
        13.Безлюдный гостиничный сервис
        В вертолёте было тихо и прохладно. Прямые лучи полуденного солнца задержались на нём недолго и не успели раскалить металл. А от косых лучей заслоняла его со всех сторон высокая круговая стена леса.
        Здесь наконец-то смог я стянуть с себя не раз пропотевшую рубашку и спокойно помыться до пояса минеральной водой из пластмассовых бутылочек. Здесь смог я распечатать банки с тушёнкой и хлебом и досыта, по-человечески, поесть. Сутки уже питался только кхетами и витаминной пастой…
        После этого оставалось лишь сменить аккумулятор ранца да известить Город, что вылетаю.
        Разговор получился короткий.
        - Розита уже в пути, - сообщил Омар. - Ищи её или в клубе или в гостинице. Нефть невелика…
        Что она невелика, я знал и раньше. Десятки раз бывал там с бригадой киберремонтников.
        Когда я поднялся над лесом, впереди, на севере, было безоблачное голубое небо. А позади, на юге, стояла сплошная стена плотных серо-лиловых туч. Просветов в ней я не заметил. Только верхний слой сиял под солнцем ослепительной белизной - как далёкие, под вечными снегами, горные цепи.
        И сколько ни шёл я в этот день на север, стена туч на юге не отставала. Отдалилась она лишь тогда, когда я повернул к проливу Фуке и увидел далеко на востоке выплывающие из тумана снежные пики Северных гор на нашем материке.
        По пути искал я в лесах бегущего к родным пещерам Вука, но не увидел его. Густая сень лесов надёжно его скрыла. Зато обогнал я бредущих через громадную каменистую пустошь безоружных его соплеменников. Лишь несколько сухих корявых сучьев были в их руках. Подобрали по дороге… Другого оружия не имелось.
        Что-то общее померещилось мне в судьбе их племени и племени ра на нашем материке, в которое ушёл Марат Амиров, И то и другое племя испытало в далёком прошлом массовое насилие. И то и другое племя стало со временем бичом для окружающих. Потому что массовое насилие не проходит бесследно. Оно остаётся в массовом сознании чертами озлобленности, почти неискоренимой обиды на весь окружающий мир. Правых и виноватых массовое сознание первобытного племени различить не способно. Для него виноваты почти все, кто вокруг.
        Подлетая к полосе озёр, я ощутил холодное дуновение севера. Пришлось спуститься на полянку в лесу и натянуть на тело нижнюю шерстяную рубашку, которая болталась в клапане ранца. Без неё продолжать путь рискованно.
        Посёлок Нефть встретил меня безлунной здешней темнотой, светящимися окнами и почти деревенской тишиной. В знакомой гостинице неторопливо поворачивающийся куб кибера-портье сообщил, что меня ждёт номер восемь на втором этаже, что Розита Верхова занимает номер семь и сейчас находится в клубе, что анализы крови я должен положить в ящик со своим номерам. Сейчас же сигнал будет дан на вертолётную площадку, оттуда прибудет кто-то на биолёте, заберёт анализы и увезёт в Город. Вертолёт ждал только меня.
        Я взял со столика листок белой плёнки и написал, что анализов четыре. Два принадлежат Вуку из пещерного племени урумту, один - Тору из лесного племени купов и один - Тарасову из непутёвого племени землян. Затем завернул в листок блестящий холодильничек и сунул в ящичек номер восемь. Где-то что-то щёлкнуло - сигнал пошёл.
        В это время засветился экран возле кибера-портье, я увидел улыбающееся лицо Розиты и услышал её чудесный контральто:
        - Говорят, ты прилетел, Сандро?
        - Кто говорит?
        - Все!
        - Ты заказала меня киберу-портье?
        - Не могла же я упустить такое событие!
        Экран как бы отъехал подальше, и я увидел группу ребят в креслах возле низенького стола, заваленного бумагами. Должно быть, это и есть будущая местная радиостудия. Все глядели на меня, лица расплывчатые, не сфокусированные. Одно из них, женское, узкоглазое, удивительно нежное, показалось мне знакомым. Наверное, топограф Сумико, которая терпеливо лечила меня после взрыва на буровой. А может, и не она… Просто кто-то похожий… Плывут черты лица… Что у них тут с техникой?
        - Розита, - доложил я, - Тут не один анализ, а три. И мой между ними. Так уж получилось… Есть ещё плёнка допроса. Пока без перевода. Её тоже отправить?
        - Ни в коем случае! - Розита просто закричала. - Я посмотрю её сама. И сама увезу. Она же не протухнет!
        - Зачем тебе?
        - Мне ещё интервью с тобой делать.
        - Что?
        - Интервью. Ты наконец-то заслужил внимание прессы.
        - Вот уж не стремился…
        - Слушай, Сандро! - устало произнесла Розита, - Чего ты сейчас больше всего хочешь?
        - Помыться и спать.
        - Я надеялась, ты скажешь: «Ужинать».
        - Готов потерпеть до завтрака. Смертельно устал.
        - Хорошо, я согласна. Завтракаем вместе.
        Розита холодно, официально улыбнулась, и отключилась.
        Я заказал у портье аккумулятор на обратную дорогу, смену тёплого белья и дорожный костюм своего размера. Тот, что на мне, предстояло отправить в обработку, Трудолюбивые киберы вычистят его, починят и отгладят. И где-нибудь он будет ждать меня. В крайнем случае - в каюте на корабле.
        Однако не успел я набрать необходимую цифирь на пульте, как на экран выползло сообщение: «Два ваших дорожных костюма ждут вас в боксе 49 на втором этаже».
        А я и забыл про них!
        Это в прежние визиты в Нефть, ещё киберремонтником, менял я тут одежду. И старая меня дождалась!
        Когда-то на Земле, в «Малахите» на лекциях по основам экономики внушали нам, что для изобилия и богатства нужно не только много всего производить, но и бережно относиться к уже произведённому, беречь труд и сырьё, вложенные в готовые вещи, использовать их на максимальный ресурс. И в качестве трагического примера приводили лекторы Россию в последнем десятилетии двадцатого века, когда обезумевшая, вышедшая из-под народного контроля власть великой страны буквально истребляла и разбрасывала по всему миру её богатства, накопленные за предыдущие десятилетия.
        Долго потом несчастная Россия не могла оправиться от невиданного разорения.
        На Рите подобное невозможно. Предельная бережливость с самого начала была тут одним из главных принципов жизни. А особенно теперь, когда на землянах висят племена гезов и ра, да ещё предстоит заботиться о купах и урумту. Расточительному обществу такое не под силу.
        На втором этаже гостиницы я вынул из сорок девятого бокса один из прежних своих костюмов - хрустящий, почти новенький, в прозрачном пакете, - принёс его в свой номер, вывалил на стол всё, что было рассовано по карманам и за поясом, отстегнул от рубашки радиофон, разделся и опустил в люк обработки пыльную и пропотевшую одежду, в которой провёл больше двух суток.
        В угол возле двери я опустил ранец. Завтра его предстояло пропылесосить. Из придверного шкафчика вынул смену чистого белья, положенного туда роботом-коридорным, и перенёс на прикроватную тумбочку.
        Теперь оставалось залезть в ванную и потом добраться до постели.
        Уснул я мгновенно. Как в пропасть провалился.
        14.Сказка любви. День первый
        Прекрасней этого пробуждения не было в моей жизни ничего.
        Розита пришла ко мне на рассвете. И разбудила меня поцелуями. И страсть, мгновенно захлестнувшая нас в полутёмной зашторенной комнате, надолго поглотила обоих. Видно, оба мы до крайности изголодались по ласке. И как с цепи сорвались.
        Один вопрос всё время вертелся у меня в голове. Но по той жадности, с какой Розита целовалась и прижималась, можно было догадаться, что вопрос окажется беспочвенным.
        Всё первое любовное безумие происходило молча. Словно мы немые.
        Пока не показалось, что насытились…
        Было уже совсем светло, когда Розита сказала:
        - Мы теперь с тобой родные. На всю жизнь! До конца! Что бы с нами потом ни случилось - мы родные!
        - Ты права, - ответил я. - Как всегда.
        Она снова прижалась ко мне, и стало ясно, что мы ещё не насытились…
        На столе тихо зазуммерил радиофон, отстёгнутый вечером от рубашки. Тедр мой молчал. Я его отключил. Зачем дублировать? Рука невольно метнулась к столу, но Розита на лету перехватила её.
        - Ты ещё спишь, - объяснила она. - Ты сильно устал с дороги. Нечего звонить в такую рань!
        Я поднял глаза. Настенные часы гостиничного номера показывали десять. Наверное, пора завтракать и собираться в обратный путь. Да ещё интервью…
        - Ты, конечно, о многом хочешь меня спросить, - прошептала Розита, глядя мне в глаза. - Так же, как и я тебя… Но я спрашивать не боюсь, а ты боишься, верно?
        - Верно, - тоже шёпотом согласился я.
        - Правильно делаешь! - одобрила она. - Потерпи! Все твои вопросы я знаю. Сама их задам и сама отвечу. А ты ответишь на мои. Но потом! А сейчас…
        И она опять прижалось ко мне.
        Ничто так сильно не возбуждает мужчину, как неукротимое желание женщины. Когда-то я читал и слышал об этом. Теперь сам убедился.
        Через полчаса Розита неожиданно выскользнула из-под одеяла, совершенно обнажённая, присела перед клавиатурой настольного компьютера и надавила несколько клавиш.
        Я любовался её прекрасным, идеально сложённым телом, густыми чёрными волосами, которые разметались по плечам, а на дисплее компьютера подмигивала свеженькая метеосводка:
        «На всей территории Западного материка южнее 55-й параллели - обложные проливные дожди, грозы, шквальные ветры. На море - шторм».
        55-я параллель - это немного южнее полосы северных озёр. Значит, над пещерами урумту - приличная погода. А у купов, как и предсказывал Тор, ливни, разлив.
        В грозу же полёты на ранцах запрещены, да и на вертолётах…
        - Угадала я твой первый вопрос? - Розита чуть прищурилась.
        - Угадала, - согласился я.
        Хотя, вообще-то, этот вопрос был не первым. Первым вертелся в мозгу другой. Но, может, она и его угадает?
        - Значит, у нас впереди ещё ночь? - подумал я вслух. - Волшебная ночь сказочной любви…
        - Хочешь вольную трактовку классики по этому поводу? - лукаво поинтересовалась Розита.
        - Всего хочу, чего хочешь ты!
        - Царь Шахрияр сказал: «Давай продолжим эту волшебную сказку следующей ночью». - «Зачем же ночью? - ответила Шахразада. - Эту сказку можно продолжать и днём и вечером».
        - Тысяча и одна ночь?
        - Я же предупредила: вольная трактовка.
        - Ты чудо!
        - Если бы!.. - Розита вздохнула и вернулась под одеяло. - Увы! Я обыкновенная женщина, которая наконец-то дорвалась до своего мужчины. Знаешь, чем больше Евгений тебя ругал - и, значит, о тебе рассказывал! - тем ясней я понимала: мне нужен именно ты, а не он. Может, и не разглядела бы тебя без его помощи. Но ведь ты был далёк, как туманность в Андромеде! Никаких подступов к тебе не просматривалось. Ни в настоящем, ни в будущем! И только сейчас гиперболы наших судеб на минуточку соприкоснулись. Случайно! Грозы подфартили… Шторм на море… Только сегодня ночью я вдруг увидела этот редкостный чертёж судьбы. Единственный наш шанс! Потом тебе всё нарисую. Сам увидишь… Потом! А сейчас…
        Нет! Оказывается, мы ещё не насытились…
        Да и разве можно когда-нибудь насытиться такой фантастической женщиной?
        Осторожно провёл я пальцем по её высокому лбу, который она почти наполовину неизменно прикрывала чёлочкой, по её нежному, плавно загнутому аристократическому носу, по её пухлым зовущим губам, по мягкому, но чётко очерченному подбородку доброго и в то же время волевого человека. Весь её прелестный профиль говорил о нежности, уме и доброте. Слёзы подступали от умиления её нежностью. Впервые я ощутил такое. Даже и не представлял, что такое возможно.
        Почему-то вспомнился мягкий укор, брошенный моей маме её профессором ещё на исходе студенческих лет, задолго до моего рождения:
        - А лоб-то у вас, Лида, высокий!..
        Будущая мама моя тогда колебалась: то ли остаться в аспирантуре, то ли махнуть с молодым мужем в подлёдные посёлки Антарктиды. Профессору, конечно, хотелось получить толковую аспирантку. Но он был честен.
        Укор учителя всё поставил на место: мама полетела в Антарктиду. И никогда не жалела об этом.
        Не этот ли высокий лоб привёл Розиту сегодня на рассвете ко мне? Тоже ведь рисковала…
        - Мне сладко с тобой, Сандро! - прошептала она. - Ах, как сладко!
        Неожиданной острой болью отозвались во мне эти слова. Почти такие слышал я от Бируты в звездолёте, перед самым стартом с Земли. Думали ли мы тогда, чем всё это кончится?
        - Вообще-то женщины положено добиваться, - задумчиво продолжила Розита. - Даже и такой, как я… Ну, не чудо, как ты сказал, но и не из последних… Однако совершенно точно знаю, что ты добиваться меня никогда не стал бы. На это не было никаких шансов! Хотя и замечала, конечно, что нравлюсь тебе.
        - Ты всем нравишься! Даже не представляю, как ты можешь не понравиться кому-то.
        - Очень просто! - Розита усмехнулась, - Твой друг Али Бахрам в упор меня не видит. Хотя и бурно аплодирует на концертах. Для него я всего лишь певица. Так сказать, музыкальный ящик… Его глаза устроены так, что женщин он замечает только в блондинках. Посмотри как-нибудь на его рабочие рисунки - сплошные блондинки! И разве осудишь?..
        - Ты права, - согласился я и вспомнил, как сам Али говорил мне нечто похожее ещё в «Малахите», когда мы учились валить деревья. - Вообще, ты кругом права. И в том, что я не стал бы тебя добиваться… Ты ведь тоже казалась мне далёкой и недоступной, как туманность в Андромеде. Зачем добиваться невозможного?
        - А ты, по-моему, и возможного добиваться не станешь. - Розита грустно вздохнула, - Мне кажется, любовь для тебя вообще не главное в жизни. Берёшь то, что рядом, что попроще, не оказывает сопротивления, не требует времени. Не знаю уж, что для тебя главное в жизни. Неужто роботы?
        - Когда-то я читал, что главное в жизни - это как получше её прожить.
        - Неплохо! Как афоризм… Но к тебе, по-моему, тоже неприменимо. Однако с тобой спокойно. Мне почему-то всегда казалось, что ты защитишь, себя не пожалеешь. И не только любимую - просто товарища. Жизнь это подтвердила. Евгений струсил. Ты - нет. Для женщины это основное.
        Как просто и легко сопоставила она то, что мне и в голову не приходило сопоставлять! Действительно, Женька не решился выстрелить в туземца, чтобы спасти Ольгу Амирову. А я выстрелил, хотя и не спас этим от пропитанной ядом стрелы бедную мою Бируту… Не знаю уж, что думал Женька в тот страшный миг. Но не исключено - побоялся кары за убийство туземца. Ведь сам же и предложил её!.. А я об этой каре вспомнил лишь потом, в пустой след. Да и не изменилось бы ничто, если бы вспомнил раньше… Для меня в таких ситуациях выбора не возникает. Видимо, у меня преобладают эмоции, у него - рацио… Кому что Бог дал… Розита всё поняла совершенно точно! Она вообще понимает всё так, как есть, без искажений! Без скидок на «женскую логику»… В том числе, увы, и моё отношение к женщинам… А ведь она ещё многого не знает! И не узнает никогда!.. И от Женьки-то она ушла именно после того, как он не решился выстрелить, чтобы спасти Ольгу. Сама всё проанализировала - безжалостно, честно! - и не захотела больше терпеть. А может, просто постыдилась после случившегося быть с ним рядом? Не спросишь ведь…
        На столе опять зазуммерил радиофон. Кто же мог вызывать меня, кроме Совета да мамы?
        Розита поднесла палец к губам: молчи, мол!
        - Может, мама? - вслух подумал я.
        Розита протянула руку к столу и подала радиофон мне. А я нажал кнопку.
        - Тарасов слушает.
        - Алик, это я. - Голос мамы. - Куда ты пропал? Второй раз вызываю.
        - Отсыпаюсь, мамочка. Накрывшись подушкой. Двое суток почти не спал.
        - Может, включишь видик? Хотелось бы посмотреть, как ты выглядишь после своего Аустерлица. Тут столько разговоров!
        - Сейчас, ма! Это на другом конце комнаты. Секундочку!
        Пришлось натягивать трусы, бежать к двери и поворачивать видеофон так, чтобы, кроме двери, ничего не было видно.
        Розита насмешливо следила из-под одеяла за моей суетой. Наконец, видеофон был включён, на экране - лицо мамы, а за моей спиной - белая дверь.
        - Ужас, как ты оброс! - прокомментировала мама мой внешний вид. - Почему не бреешься?
        - Некогда. Вот отосплюсь…
        - Тебя интересуют результаты анализов?
        - Конечно!
        - Вождь твоих купов, в общем, здоров. Если не считать начинающегося артроза… Ему полезно вытеснять мясную пищу растительной.
        - Я не решусь ему это советовать.
        - Ну, может, не сразу… - Мама пожала плечами. - Когда он привыкнет к тебе… А вот с бывшим каннибалом - хуже. Если популярно - хронический радиоактивный лейкоз. Тут никакие советы не помогут. Понятен диагноз?
        - Всё-таки я медицинский ребёнок… У него подкожные узелки на щеках и на шее.
        - И это заметил? - Мама усмехнулась.
        - Довольно долго я его разглядывал.
        - Разумеется, - мама вздохнула, - если взять его в больницу, сделать пункцию, можно продлить его жизнь. Реально это?
        - Теперь его не найдёшь! И там, похоже, все такие. Всё племя! Они умирают молодыми. Стариков среди них нет.
        - Что же делать? - Мама задумалась, провела ладонью по лбу. - Спутнику сразу дали задание. К утру он обнаружил выходы радона над этими пещерами. Значит, там газа в избытке… Пещеры дышат - ты, наверно, это знаешь… Сейчас программируют спутник на урановую локацию.
        - Ма, там стены светятся! Пленник сам сказал! Вот Розита ещё привезёт вам плёнку допроса…
        - Кстати, куда она исчезла? Я уж её вызывала. Когда ты не ответил…
        - Понятия не имею! Всё проспал!
        Розита, зажимая рот, хохотала под одеялом. Радиофона она с собой не взяла, вызова этого мы не слыхали…
        Боже, как перемешалось всё в нашей жизни! Сладкая тайная любовь, обречённое на вымирание племя, мамины заботы о моём бритье… Всё в одной каше!
        - Я допускаю, Алик, - сказала мама, - что этими каннибалами займётся Совет. Вот соберём до кучи всю информацию… Может, ещё и тебя вызовут… Похоже, надо срочно выводить их из этих кошмарных пещер.
        - Куда, мамуля?
        - Дома им построить… Или из Нефти взять…
        - У них групповой брак! Кажется, медики называют это промискуитет… Они не станут жить в отдельных домах. Им нужно построить тёплый дворец. И сауны во всех углах… у них там полно тёплых источников. Привыкли к удобствам…
        - Что же с ними делать?
        - Пока не знаю. Даже подумать было некогда.
        - Ну, отсыпайся! - Мама опять вздохнула. - Полетишь обратно - дай знать. От Михаила привет!
        - Спасибо.
        Чуть было не сказал «тун эм»… Уже лезет на язык…
        Выключив видик, я вспомнил о своих геологических находках, Не увезти бы их обратно в этой суете…
        - Посмотри, Розита! - Я выложил из ранца на стол изумруды и слюдит. - Посмотри!
        - Я не сильна в геологии. - Розита махнула рукой.
        - Это изумруды.
        - Что?!
        О, женщина! Одно лишь упоминание драгоценных камней просто не может оставить её равнодушной.
        Розита мгновенно оказалась возле стола и повертела в пальцах прозрачные зелёные кристаллы.
        - А это зачем? - Она недоуменно взвесила на ладони слюдит.
        - Внутри тоже может оказаться изумруд. В этой породе он водится… Тихонечко отбить всё лишнее молоточком…
        - У нас ведь на всей планете не сыщется ни одного огранщика!
        - Но мы должны знать, что где лежит. Это я поднял из Кривого ручья, на котором надлежало быть Аустерлицу. Значит, выше есть жила! Совет нанесёт на карту. Отдай им слюдит и маленький изумруд. Для карты - достаточно. Большой оставь себе, на память. У нас теперь есть что вспомнить…
        - Раньше я вспоминала нашу «байлю» в космосе.
        - И я.
        - Ты тоже? - Почему-то очень удивило и явно образовало это Розиту. Она повернулась ко мне, и в тёмных глазах её было столько ликования, столько нежности, что вся местная геология мгновенно вылетела из моей бедной головы.
        …Через полчаса Розита решительно встала.
        - Мы пропустили завтрак, - констатировала она. - Не пропустить бы ещё и обед.
        - Там где-то витаминные тюбики, - лениво сообщил я. - То ли на столе, то ли в ранце. Может, перебьёмся?
        - Нам надо проветриться! - Розита была неумолима. - А потом ведь ещё и работа… В пять соберётся радиостудия. Мне надо там быть, до этого надо просмотреть твою плёнку, А тебе - перевести своего каннибала. Ребята ведь могут и поинтересоваться: что я узнала из твоего интервью?
        - А что ты из него узнала?
        - Только то, что ты доложил маме. Да ещё эти изумруды. - Розита подбросила в ладони два камешка. - Остальное сам продиктуешь на флешку. Пока я там заседаю… А я потом смонтирую. К твоим мудрым ответам добавлю свои глупые вопросы. Всё получится о'кэй!
        - Надеюсь. У тебя всё получается. И везде…
        - А ты циник, оказывается… - Розита усмехнулась, но не сердито - самодовольно. - Впрочем, ты преувеличиваешь, Мы хотим быть счастливыми назло всему, от отчаяния! Кто-то швырнул нас в космос, не заботясь о том, будем мы счастливыми, не будем ли… С нами поступили жестоко, цинично! Но это ведь так характерно для Земли!.. И нам ничего не остаётся, кроме как выполнять заданную программу. Словно роботам! Но мы люди и хотим быть счастливыми. Назло всему!
        Розита уже в цветастом халатике, в красных тапочках. Пышные чёрные волосы её наскоро схвачены двумя боковыми заколками. Наверное, такой и проскользнула она на рассвете в мой номер. Из двери в дверь… А двери в этой гостинице не запираются - без самой крайней нужды. Охотники племени ра в эти холодные края никогда не забредали. А земляне без приглашения друг к другу не хотят.
        - Одевайся! - командует Розита. - Я сейчас приведу себя в порядок, и побежим в столовую.
        Она отодвигает защёлку и исчезает за дверью. А я и не заметил, что дверь была заперта…
        15.Сказка любви. День второй
        - Сандро! Санюшка! - Розита целует и тормошит маня. - Ты опять хочешь проспать завтрак?
        - Только с тобой.
        - Ну, разве что так…
        Горячее божественное тело прижимается к моему, и лучшего пробуждения не надо!
        А потом уже сам я выбираюсь из-под одеяла, отыскиваю на компьютере клавиши метеоцентра и читаю на дисплее почти вчерашнюю сводку: «На территории Западного материка обложные проливные дожди, грозы, шквальные ветры. На море - шторм. Юго-восточный ветер слабеет, в течение суток сменится западным…»
        Значит, ещё сутки - наши!
        - Тебе сегодня опять в клуб к этим ребятам?
        - Ненадолго. Главное мы решили. Сегодня они принесут учебный выпуск последних известий. Прочтём, разберём - и разбежимся. Они, кстати, интересовались вчера, нельзя ли пообщаться с тобой? Так сказать, пресс-конференция…
        - Хочешь сделать меня подопытным кроликом?
        - Как раз не хочу! У нас с тобой времени в обрез! Но обязана проинформировать.
        - Скажи, что я отсыпаюсь. Пресс-конференция - в следующий раз.
        - Не очень удачный мотив! - Розита вздыхает. - Но за неимением лучшего…
        На этот раз Розита уже не в халатике выходит из моего номера, так как не в халатике сюда вечером вошла. Мы идём завтракать при полном параде - в дорожных костюмах, которые стали основной одеждой землян на этой планете. Женские платья и строгие пиджаки с брюками используются здесь редко - лишь на концертах да на спектаклях в Городе. В остальное время и в остальных местах все одеты по-рабочему.
        Утром Нефть не так тиха, как вечером. Позванивают два башенных крана на крыльях строящегося города-кольца. Очередные дирижабли привезли сюда очередные кубики-комнаты, и краны торопливо разгружают их, пока безветренно. Ибо ветры здесь часты, злы, и если ударит ветер неожиданно - комнаты раскачаются на подвеске, и придётся срочно увозить их обратно в Заводской район, укрытый от ветров лесистыми холмами. Бывает, не по разу возят их взад-вперёд дирижабли, если близкое Плато ветров выбросит сюда стремительную порцию холодного приполярного воздуха.
        По главной улице в обе стороны бегут юркие разноцветные грузовички - от вертолётной площадки к приземистым складам и ремонтным мастерским, а от них - обратно к вертолётной площадке. Значит, пришло новое оборудование и для нефтепромыслов, и для ремонтников. Часть его выгружают из бездонных трюмов двух последних звездолётов, часть уже производят в Заводском районе. Вертолёты приходят и с заводов, и с далёкого космодрома. Ещё совсем недавно и я возил сюда киберов с нашего корабля «Рита-3». Сейчас я потихоньку рассказываю об этом Розите.
        - Ты жалеешь о том времени? - робко спрашивает она.
        Что ей ответить?.. Ведь безжалостный вопрос. Хоть и тихий… Тогда я был беззаботен. Тогда жива была Бирута. Тогда и подумать было невозможно о сегодняшнем нашем тайном, пылком и запретном счастье с Розитой… Ведь совсем недавно были похороны! Ведь по сути мы с Розитой - преступники! Просто об этом никто не знает.
        - Молчишь? - Розита вздыхает. - Не хочешь признаться?
        - Почему? Могу признаться! Чувствую себя преступником. Хотя и до ужаса счастливым. Тяжко в этом признаваться. Никогда не думал, что бывают счастливые преступники.
        - Обычное интеллигентское самоедство! - Розита усмехается. - Мы с тобой не нарушили ни одного закона. Это я тебе говорю как недоучившийся юрист… У нас на факультете ходило такое присловье: «Всё хорошее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению». Характерная шуточка, правда? Уверяю тебя, нет таких законов, которые запрещали бы нам любить друг друга. И на Земле нет, и тут. Строго говоря, у нас тут вообще нет писаных законов. Только неписаные! Мы с тобой полностью свободные люди. Мы в конце концов уже взрослые, а не мальчик с девочкой. Посмотри на себя в зеркало - ты весь седой! Ну, может, немножко поспешили. Ну, не учли какие-то условности. Но ведь и не афишируем ничего, вызов обществу не бросаем! Мелочи со временем сгладятся. Важно, что мы нашли друг друга. Могли ведь и не найти… Да и кто посмеет нас упрекнуть? Сам подумай! Вспомни Шекспира: «Пусть грешен я, но не грешнее вас!» Мудрый был человек. Мы его не умнее…
        Розита раскраснелась, шаг её ускорился, я еле поспевал за ней. И расстояние до столовой сразу сократилось.
        Возле входа нажатием кнопок мы заказываем кому что понравилось из здешнего не очень длинного меню, устраиваемся за дальним угловым столиком в почти пустом зале и ждём, пока блюда поспеют. Здешние жители отзавтракали уже давно.
        Я вдруг соображаю, что Розита мимоходом чётко ответила на первый мой вопрос, который крутился в голове вчера на рассвете и произнести который - слава аллаху! - я не решился. «Мы с тобой полностью свободные люди», - сказала она. Значит, с Вебером у неё - ничего?.. Значит, то, что их не раз видели вместе, ни о чём не говорит?..
        Уточнять это невозможно, страшно, и я спрашиваю совсем о другом:
        - Ты сказала: «Как недоучившийся юрист…» Для меня это открытие! Ты училась на юридическом?
        - Два года. В Гаванском университете. Потом меня соблазнили бросить факультет, уйти на эстраду. Сулили всемирную славу. Но, когда я трезво оценила свои таланты, попросилась в «Малахит», на журналистику. Я года на два старше почти всех вас. Мне сделали исключение. За красивые глаза… Только когда приехали Монтелло и другие ребята, появились курсанты постарше меня.
        - Ловко ты это скрывала! Я всегда считал тебя ровесницей.
        - Ты разочарован?
        - Розита! Я влюблён!
        - Тогда пойдём к раздаче. Видишь, там мигают зелёные огоньки? Это сигналят наши заказы.
        За завтраком Розита как бы между прочим вынимает из стаканчика на столе бумажную салфетку и карандашом для подкрашивания губ лихо проводит по две гиперболы, сходящиеся вершинами в одной точке. А под ними - две другие гиперболы, вершины которых не сходятся, а словно повисают одиноко в пространстве, одна над другой. Близко, но не вместе!
        - Вот тот чертёж, что представился мне прошлой ночью, - поясняет Розита. - Гиперболы наших судеб… В ту ночь они случайно сомкнулись. - Она показывает две верхние линии. - И больше такое могло не повториться. Никогда! Было бы вот так… - Она показывает нижние линии. - Всю остальную жизнь было бы вот так! - Она слегка постукивает по нижним линиям карандашом. - И никакого значения не имело бы то, что меня тянет к тебе, что тебя тянет ко мне… Ты не решился бы допекать меня своими ухаживаниями. Как это делает Вебер… Это не в твоём характере! У меня не было бы случая показать, что ты мне небезразличен. Французы точно говорят: лучше сожалеть о сделанной ошибке, чем об упущенной возможности. И я решилась!
        Гиперболы её кажутся мне несколько надуманными. В конце концов, они не более, чем самооправдание. Но зачем оно? Оправдать и объяснить мы можем всё, что угодно, по любому заказу наших чувств. Мозг наш - послушный их раб. А вот вызвать сами чувства по заказу мы не можем. Но если они есть, - зачем оправдываться?
        - А что, Вебер сильно допекает тебя? - вроде бы лениво интересуюсь я и, не поднимая глаз, слегка подсаливаю любимые свои макароны по-флотски.
        Наконец-то выговорился этот проклятый первый вопрос! Сейчас вроде в нём не должно быть ничего острого и оскорбительного.
        - Как бы тебе объяснить… - Розита задумчиво двигает вилкой по тарелке половинку бифштекса. - С тобой всё просто, легко и естественно. Что ни сделаю - всё нормально. Никакой напряжённости! А с ним каждая мелочь - как под микроскопом. Будто он меня детально изучает. Но меня не надо изучать! Я не инопланетянка! Допускаю, он гениальный архитектор. Определяет архитектурный облик целой планеты! Однако связывать с ним судьбу страшно. А ты свой парень. Столько я о тебе знаю!.. И так давно!.. И про Таню твою всё знаю!
        - И это Женька разболтал? Больше говорить не о чем?
        - А что тут такого? У всех в школе бывает… Думаешь, меня миновало?
        Ладно, хоть этого я не видел. Хватит и «Малахита», где за ней гуртом ходили…
        Неужто я начинаю ревновать к её прошлому?
        Я кладу руку на её тонкие музыкальные пальцы и слегка сжимаю их. Она кладёт вторую руку поверх моей и отвечает таким же лёгким и нежным пожатием. Мы быстренько доедаем завтрак и бежим обратно в гостиницу. Надо многое успеть… В том числе закончить работу над интервью, по которому вчера вечером у Розиты возникли вовсе не глупые вопросы. В конце концов, её работа становится и моей тоже…
        Вчерашнее обещание - задать все мои вопросы и самой на них ответить - Розита уже выполнила. Теперь моя очередь отвечать на её вопросы!
        16.Интервью для любимой
        - Ты всё рассказал, как было. Не больше! - Розита улыбается. - Факты - и никаких комментариев, прогнозов, планов! Голый отчёт! Теперь давай делать интервью. Это другой жанр. Представляешь ты себе, как пойдут события дальше? Как ты будешь действовать? Чем тебе можно помочь?
        - Смутно, Розита… Некогда было об этом думать.
        - Ну, хотя бы смутно. Включить запись?
        - Попробуй… Допускаю, что урумту теперь потопают за женщинами в племя ту-пу. В переводе - пещерные крысы… Живёт оно западнее купов. В пещерах речных обрывов. Похоже, маленькое безобидное племя. Можно организовать его защиту. Потом урумту останется идти только на племя айкупов. Для этого надо форсировать реку. Тут тоже можно организовать защиту. Далее - опять купы. По кругу…
        - И долго они станут кружиться?
        - Пока не выдохнутся. В конце концов, ни одна война не кончалась так, как планировали её организаторы. Так всегда было на Земле. Так будет и здесь.
        - А потом? Когда выдохнутся…
        - В принципе им надо менять образ жизни. Тогда проблема станет разрешимой. Для парных семей можно строить тёплые дома. Для промискуитета дома в нашем понимании не годятся. А построить для них дворец со всеми удобствами нам пока не под силу.
        - И сколько лет понадобится на перемену образа жизни?
        - В естественной истории - столетия. Но тут ведь история получится не совсем естественная.
        - Как им всё это объяснить?
        - Пока не знаю. Их пещеры надо навещать в космических скафандрах. А из этих скафандров общедоступную беседу не проведёшь. Симпатию у слушателей не вызовешь.
        - Ты не допускаешь, что за время социальных преобразований урумту начнут вымирать?
        - Судя по всему, чистокровные урумту давно уже вымерли. Нынешний состав кажется мне чем-то вроде генетического котла из четырёх, как минимум, племён. Сохраняется это племенное образование искусственно - за счёт сексуальных рабынь. Путём постоянного притока свежей крови. Оно паразитирует на соседних племенах. Если урумту перестанут угонять чужих женщин, - племя их, понятно, быстро сократится. Но зато быстрее размножатся окрестные племена. Срок жизни женщин в родной ауре будет больше, чем в пещерах, наполненных радоном. И детей больше нарожают. И более здоровых. Я стараюсь мыслить масштабами не одного племени, а хотя бы группы племён. Племени-паразиту может стать хуже. Остальным племенам - лучше. Насилия над людьми будет меньше. Попытайся представить себе трагедию женщин, которых, как скот, угоняют в эти пещеры!.. Ведь выхода оттуда для них нет!
        - А не получится ли так, что насилие просто сменит вектор? Вместо насилия над одними возникнет насилие над другими …
        - Ну, если уж не говорить о человечности, о справедливости, можно просто измерить сумму насилия. В том и другом случае… Всё это поддаётся подсчёту. Есть компьютеры… И выбрать наименьшее зло…
        - Вообще-то мы летели на эту планету с расчётом не вмешиваться в местную историю, а только помогать. - Розита грустно вздыхает. - И у Марата это, вроде, получается. С племенами гезов и ра. А ты, ещё не успев помочь, уже вмешался.
        - Такая сложилась ситуация. Каждый из нас должен сделать всё возможное в той ситуации, в которую влип. Любые попытки чем-то помочь бедным купам ни к чему не привели бы. Если бы я их вначале не защитил… Сейчас, по крайней мере, они будут меня слушать. Может, в чём-то и послушаются. А если бы в ту страшную ночь я стал в сторонку, позволил спалить их селение, угнать их женщин… кто со мной разговаривал бы?
        - Но ведь вместе с друзьями ты обрёл и врагов! Более многочисленных и активных, чем друзья. Разговаривать придётся когда-то и с этими врагами. Не исключено - тебе же самому. Как ты себе это представляешь?
        - Тут, по-моему, два вопроса. Племена купов и айкупов - близкие, родственные. Допускаю, общая их численность - не меньше, чем у племени урумту. Дружба с купами облегчит и общение с айкупами. И арифметический просчёт отпадёт. Да и не в арифметике суть… Как придётся разговаривать с урумту, представляю себе смутно. Пока… Хорошо бы вообще судьбу этого беспокойного племени заложить в компьютеры и разработать несколько вариантов. Чтоб они постоянно были под рукой… Варианты облегчили бы будущие разговоры с сегодняшними врагами.
        - Ну, а если вернуться к бедным купам… У тебя есть планы развития племени?
        - На Земле я слышал, что самый верный способ провалить свои планы - это публично рассказать о них.
        - Тогда расскажи не всё. Расскажи только то, что провалить никто не сможет.
        - Попробую… На ходу отделить одно от другого… Столетия ушли на Земле на развитие гончарного производства. Зачем купам терять так много времени? Можно сразу привести их к посуде пластмассовой, потом - к металлической, потом - к стеклянной. Фантастическая экономия времени!
        - А трудовые навыки?
        - Их можно развивать в других сферах. Прежде всего - в сельскохозяйственных. Тут - неограниченный простор!
        - Ещё что?
        - Тысячелетия занял на Земле так называемый «бронзовый век». Зачем он купам? Они могут сразу перейти к веку стальному. Сейчас они отбивают кремнёвые наконечники для стрел и копий. Адский труд! Можно дать им стальные.
        - Куда они денут освободившееся время? На чтение?
        - Даже если на телевидение - как племя ра - уже хорошо. Тут всё в нашей власти, Можно увлечь их птицеводством, рыбной ловлей. Даже лодки будут для них открытием. Я не видел у них лодок, только плоты! Можно увлечь их разведением коз, строительством удобного жилья. Мы должны всё время распахивать перед ними новые ворота.
        - Ты был в их хижинах?
        - Не успел.
        - Стыдно!
        - Согласен. Но не успел.
        - Ещё что?
        - Мы хотим дать им медицинскую помощь. Но для этого, как минимум, необходим хотя бы крошечный медпункт. А чтоб он там появился, у всех должно быть в достатке жилья. Иначе, сколь медпунктов ни построй, их заселят новые семьи. А ведь кроме медпункта надо бы и школу! Хотя бы в пределах одного класса… Однако, если школа - значит, грамотность. И значит - алфавит.
        - Надеешься, твоей жизни хватит на всё это?
        - Рассчитываю не только на свою.
        - Оптимистично! Но не фантастично ли?
        - Если, конечно, считать фантастикой приход следующих земных кораблей…
        - Кстати о фантастике… В записи разговора с пленником, которую ты привёз, есть очень знакомая деталь. Помнишь? Огненные деревья, на которых поднимался бог Нур-Нур. По-твоему, это фантастический миф или реальный ключ к таинственному Нур-Нуру?
        - Мне видится ключ. По Библии ангелы тоже поднимались на «столпах огненных». Две тысячи лет это казалось чистой фантастикой, Пока американские солдаты не привязали к ногам ракетные цилиндры и не стали перешагивать на них реки. Потом из этих цилиндров родились наши сегодняшние ранцы. Как плоские батарейки для фонариков родились из отдельных круглых элементов… По Библии ангелы пугали землян «трубным гласом». А я позавчера пугал урумту твоим мегафоном. От Нур-Нура тоже было много шума. Столетиями помнят!
        - И что ты выводишь из этих параллелей?
        - Не я. Задолго до меня вывели. По курсу истории первобытного общества мы с тобой проходили в «Малахите» сенсационную публикацию. Ещё середины двадцатого века… «Боги приходят из космоса» - название запомнилось на всю жизнь! У нас многое получается точно по этой публикации. Она объясняла библейские чудеса инопланетными контактами. Так может, и Нур-Нур - всего лишь чей-то космонавт? Допустим, он откололся от тех, кто сжёг когда-то остров племени ра. Мог среди них отыскаться порядочный человек? Тянет это на рабочую гипотезу?
        - А хронология тебя не смущает? Полтысячи с лишком лет от того атомного взрыва…
        - На Земле, когда мы с неё улетали, жизнь в двести лет была обычной. Рекордсмены тянули на двести тридцать. Почему же земляки Нур-Нура и сам он не могут потянуть хотя бы на двести пятьдесят? А ведь в этом случае всё сойдётся.
        - Надеешься найти подтверждение своей «рабочей гипотезе»?
        - Скажем так: мечтаю!
        …Розита нажимает кнопку и подводит итог:
        - Ты сам поставил жирную точку в своём интервью. Теперь надо бы прослушать… Но мы это сделаем потом. А сейчас…
        Она идёт к двери и решительно щёлкает задвижкой.
        17.Утро прощания
        - Сегодня разлетимся по разным материкам. А мы ведь ещё о стольком не переговорили…
        - Неужели когда-нибудь мы переговорим всё, и останется молчать?
        - Это было бы кошмарно! - Розита в ужасе мотает головой. - Это было бы концом.
        - Надеюсь, такой конец нам не грозит.
        - А какой?
        - Никакого не хочу.
        - И я. Но ведь мы ничего не решили.
        - Ты хочешь, чтобы я вернулся?
        - А ты хочешь, чтобы я пошла жить в твоё дикое племя?
        - Может, прилетишь поглядеть? Репортаж сделаешь. Вдруг понравится? Рай в шалаше гарантирован.
        - А в это время, - произносит Розита неожиданным, «угрожающим» басом, - налетят урумту и угонят меня в свои жуткие пещеры.
        - Этого я как-нибудь не допущу.
        - Если сам жив будешь… - Голос Розиты опять повышается до обычного контральто. - Теперь я всё время буду жить в страхе. Они же в конце концов поймут, что ты для них - главная помеха. И могут начать охоту персонально на тебя. У них нет отравленных стрел?
        - Не знаю. Пока что я не позволил им стрелять.
        - Надеешься, это навечно?
        - Вечного нет ничего. Кроме моей любви к тебе.
        - Не говори так! Пока я воспринимаю это как балагурство. А за тебя на самом деле боюсь. Ночью сегодня проснулась в холодном поту. От того, что поняла возможность персональной охоты на тебя… Ты уютно сопишь рядышком… Думаешь, почему я тебя разбудила?
        - Я грешил на другое.
        - С другим можно было бы и подождать до утра. Уже не горит… Просто я испугалась.
        - По-моему, ты преувеличиваешь. Этому племени ещё очень далеко до понимания главной помехи. Им ещё надо усвоить, что я не бог, не Нур-Дур какой-нибудь, а вполне уязвимый человек. Там ещё не может быть понимания того, с чем они столкнулись.
        - Эти твои доводы - для меня поза-позавчерашней. А для меня сегодняшней - только страх за тебя. Что такое вообще любовь? Страх потерять любимого. Есть такое объяснение… Как раз за себя я не боюсь. Я неплохо стреляю.
        - Это ещё помнится. В «Малахите» меня когда-то поразили результаты женских стрельб: Розита Гальдос - впереди всех!
        - Ну, кто-то же должен быть впереди… Тебе тогда не всё ли равно было, кто?
        - Ты права: тогда - всё равно. Просто ещё один штрих твоей космической недоступности.
        - Может, хватит об этом? Тут мы, кажется, всё выяснили. Есть более актуальные темы.
        - Милая! Ты же знаешь - я подписал с ними договор. Нарушу - они больше никому из землян не поверят. А к ним всё равно идти.
        - К урумту - тоже. Уран нужен. Другого пока нет.
        - Да хоть и к урумту… Есть другие желающие? Может, очередь выстроилась заменить меня?
        - Ты зло шутишь.
        - Стараюсь быть реалистом. Только реалисты могут найти выход.
        - Выход? Значит, мы уже в тупике? Быстро… Впрочем, ладно - тупик, шалаш…
        И она прижимается ко мне вся - от горячих пухлых губ до холодных пальцев ног.
        …Перед выходом, уже одетый в дорожный костюм, я вызываю маму. Она сообщает последнюю новость: выходы урановой смолки спутник обнаружил вчера по всему нагорью над пещерами урумту. В этом минерале, как известно, всегда прячутся радий, полоний, актиний… На нашем материке найти урановую смолку до сих пор не удавалось.
        Строить атомную электростанцию всё равно придётся. Каждый звездолёт привозит всё более совершенные проекты. До сих пор начало строительства упиралось в отсутствие урана. Теперь оно будет упираться в переселение племени бывших каннибалов. И ради их собственного спасения, и ради спокойствия окружающих племён, и ради нашей атомной - надо выводить их из пещер.
        Куда? Как?
        - Думай! - просит мама. - Ищи! Все будем искать. Авось, найдём.
        Розита на прощанье вкладывает в карман моей рубашки две тоненькие микрофиши в прозрачном пакетике.
        - Проектор в твоём вертолёте есть, - говорит она. - Поищи в кармашках по стенкам… И с ним десяток книг в микрофишах. По первобытному обществу. В том числе книга Давида Ливингстона. Отыскала её специально для тебя. Надеюсь, ты там выкроишь время для чтения. Как без книги нормальному человеку? А это, - Розита постукивает пальцем по прозрачному пакетику, - из другой оперы. Исторические новеллы. Моя земная библиотека… Прочти сперва хотя бы «Молитву чужому богу» и «Начало города». Хотела с тобой об этом поговорить, да не успела. О стольком ещё надо поговорить! - Розита вздыхает. - Успеем ли за целую жизнь?
        Прекрасно! Она надеется на целую жизнь вместе! Чего ещё надо?
        Мы идём в столовую, потом в хозяйственный склад, где кибер-кладовщик по моему требованию выкладывает на транспортёр из своих бесчисленных ящиков десять пачек крупных иголок и десяток небольших, самых примитивных перочинных ножей. Безо всяких штопоров и ногтевых пилок. Зато с колечками на рукоятке - чтоб можно подвесить на шею или к поясу. Всё это я рассовываю по карманам - для подарков купам. Чтобы стрелы у них были получше. Чтобы не следили завистливым взглядом за моим охотничьим ножом. Дарить им длинные охотничьи ножи пока рано. Пусть поучатся обращению с перочинными!
        Теперь остаётся затребовать новый геологический молоток, несколько тюбиков витаминной пасты и хотя бы три мыслеприёмника. Однако с ними осечка. На экран вползает надпись: «Приёмников мыслей на складе нет».
        Что ж, это вполне естественно. Туземцы сюда не забредают.
        Розита, понаблюдав за моими хозяйственными заботами, спрашивает:
        - Что ты думаешь привезти дочке вождя?
        - Ленточки возьму. Может, и ножик ей дать? Не могу придумать, что допустимо ещё?
        - Нож - совершенно не женский подарок! - Розита взмахом руки как бы отметает эту мысль. - Лентами ты, наверно, уже обеспечил всё племя. Возьми ей зеркальце. Наверняка этого у неё нет.
        Набираю на клавиатуре карманное зеркальце. Оно приезжает ко мне на транспортёре прямоугольным - для бритья. Женское, по-моему, должно быть круглым. Но, надеюсь, Лу-у этой тонкости не заметит.
        Зато замечает Розита и молча усмехается.
        И вот уже ранец за плечами, и последний поцелуй на дорожку - долгий, горький.
        - Думай там не только о судьбе людоедов, - тихо просит Розита. - Но и о нашей с тобой судьбе. У нас всего одна жизнь. Можно прожить её счастливо и не мыкаться по холодным чужим постелям. Компьютеры нам не помогут, только собственные извилины…
        Нажимаю кнопку, поднимаюсь над жилой железобетонной дугой Нефти, над башенными кранами по её краям, и Розита, всё уменьшаясь, машет мне рукой. Через полчаса вертолёт ремонтников увезёт мою любовь в Город.
        Иду под тучами на запад, к морю, и всего одна мысль стучит в висках: «Я не один! Со мной Розита! Я не один! Со мной Розита!»
        Ничего невозможного, кажется, теперь для меня нет - всё по плечу! Придумать бы только, как устроить нам совместную жизнь!..
        Уже над холодной голубовато-серой морской водою, над проливом Фуке, разделяющем два материка, догоняет меня тонкий, высокий, почти детский голосок:
        - Сандро! Сандро! Это Сумико. Я знаю, ты был в Нефти. Жаль, не пришёл в нашу радиостудию. Я ждала! Если нужна тебе топографическая карта новой территории, позови. Я приду. Хоть на время, хоть навсегда. Моя волна - триста восьмая.
        - Спасибо, Сумико! - отвечаю я. - Ты не боишься, что тебя услышат?
        - Мне всё равно.
        - Прощай, Сумико! Я не забуду тебя!
        Что ещё могу я сказать этой прелестной маленькой женщине, чужой жене, которая терпеливо лечила мои ожоги после кошмарного взрыва на буровой, а потом плакала и неизвестно за что целовала меня на пустынном Плато ветров? Лечила как старшая, целовала как младшая, как девочка юная - чисто, безгрешно и беспричинно.
        Что вызвало тот её минутный порыв, до сих пор мне не ясно. Но ведь и я ему поддался… Как когда-то страшно давно и далеко, ещё на Земле, с пухленькой Линой, которая в конце концов рассердилась и обозвала меня юным старичком.
        Видно, в любви надо идти до конца. Иного женщины не понимают.
        Тогда, на Плато ветров, совсем не думалось о возрасте маленькой Сумико. А ведь она - со второго корабля, «Риты-2». Их волна - триста восьмая. Наши волны - после шестьсот пятидесятой. Лет на шесть она меня постарше. Но я - седой, а она - как девочка юная. Незаметен её возраст.
        Где же было мне заметить в «Малахите», что Розита - чуток постарше меня? Да и какое это имеет значение?
        Любила бы!
        18.Богатые мы люди!
        Возле северных озёр спокойно и безлюдно. Пасмурное небо, серый день, тишина и множество ослепительно белых точек внизу - неподвижных и движущихся, на воде и по берегам. Птицы здесь - любое племя прокормит! Не захотят урумту уходить из этих благословенных мест!.. Несчастья своего они не понимают и очень нескоро поймут. А счастье - вот оно, плавает и бегает. Всем понятное! Гарантированная сытость! Да тёплые пещеры… Да тёплая вода в них… Задал нам этот материк задачку! Не было забот…
        Хотя, собственно, не материк задал, а ошибка легендарного Нур-Нура.
        Только ошибка ли? Ведь худо-бедно от людоедства он всё-таки целое племя излечил. Пусть и безумной ценой! Так сказать, варварские средства борьбы против варварства. Мне ли, русскому человеку, удивляться?
        Какую же цену придётся теперь заплатить нам, чтобы излечить это несчастное племя ещё и от последствий нур-нурова «лечения»?
        Ах, как хочется найти где-нибудь реальные, а не мифические следы этого человека! Верится, что был он всё-таки человек, а не плод воображения дикарей.
        Обо всём этом думалось, пока шёл я на юг над лесами, речками и пустошами. Людей внизу на этот раз я не видел. Зато над этим тихим зелёным материком, как второе солнце, плыло прекрасное лицо Розиты. Оно нежно улыбалось и согревало бездонными тёмными глазами, и пухлые пылающие губы шептали на весь мир: «Как мне сладко с тобой! Ах, как сладко!»
        Что же будет с нами, прекрасная моя, если я уже не могу туда, а ты не хочешь сюда? Что же будет с нами? Неужто любовь наша, едва родившись, уже обречена?
        …Всего четыре дня назад летел я над этими местами и не видел серьёзных рек. Самой крупной казалась та, возле которой поставили своё селение купы.
        А сейчас таких речек насчитал я два десятка - и сбился. Вчерашние ручьи, порой незаметные под кронами деревьев, сегодня разлились широко, вольготно, заполнили поймы, образовали немало достойных прудов и озёр.
        Племя купов теперь жило, по сути, на полуострове. Как и предсказывал Тор, пойма Кривого ручья и болото в его устье стали озёрами, а сама река залила низкий южный берег и расширилась почти втрое. Остров, где всего три дня назад спасались женщины и дети, теперь едва высовывался из воды.
        И только к западу от селения, сколько хватало взгляда, тянулись нетронутые водой леса.
        Заглянул я и на полянку, где стоял вертолёт. Ничего с ним не случилось - как стоял, так и стоит.
        И белые палатки из парашютных куполов у северного края селения - тоже на своём месте. И клейкая плёночка, которой запечатал я вход, не сдёрнута, не подвёрнута, не разрезана.
        Значит, меня ждали.
        И даже больше - обо мне, оказывается, позаботились. По всему периметру палатки положены в два слоя куски свежего дёрна. И вокруг палатки Тора - то же самое. Такими же слоями дёрна - это я ещё раньше заметил! - «обёрнуты» и все хижины в селении. Ветер не задует, вода не затечёт, змеи не заберутся… Просто и удобно!
        И ведь всё это - голыми пальцами, крепкими ногтями! Лопаты для купов ещё не вынуты из вертолёта. Не до них было!
        «Тун эм! - сказал я себе. - Отблагодарю! Кого только? Всех?»
        Не успел я смотать рулончик клейкой плёнки и открыть вход в палатку, как рядом возникла Лу-у. Мыслеприёмник уже был у неё на голове.
        Отрез красного сатина тоже был на ней - прожжённый и зачернённый в нескольких местах, с отчётливыми жировыми пятнами…
        Глядя на него, я сообразил, что забыл в Нефти про английские булавки для местных модниц. Придётся им ещё подвязываться лианами, пока снова не полечу на материк. Список, что ли, завести? Память уже подводит. Ладно хоть модницы и не ведают, какого удобства лишились…
        Ну, раз уж Лу-у рядом, пришлось и мне, не заходя в палатку, натянуть мыслеприёмник и выудить из кармана бритвенное зеркальце.
        - Посмотри сюда, - сказал я Лу-у, - и ты увидишь себя.
        Она посмотрела и удивилась. Но не зеркальцу!
        - Кто это? - спросила она.
        - Ты.
        - Такая старая?
        - Ты совсем молодая.
        - Я знаю, что молодая. Но тут, - она показала в зеркальце, - совсем старая.
        Я вынул из ранца моток красной ленты, а из кармана - перочинный нож, отсёк кусок ленты, осторожно снял с головы Лу-у мыслеприёмник, связал лентой в пучок на затылке пышные нечёсаные и жёсткие волосы и снова надел поверх них лёгкую пружинящую дугу аппарата.
        И подумал: «Расчёску надо было для неё взять!»
        Открылись лоб, щёки и шея девушки. И она показалась куда моложе и красивее.
        Лу-у не сопротивлялась, не мешала мне, замерла.
        - Посмотри теперь, - сказал я.
        Она взглянула в зеркало, улыбнулась, одобрила:
        - Теперь я молодая. Что это? - Она помахала зеркальцем.
        - Мире, - назвал я.
        На английском «зеркало» произносится короче, чем на русском. Поэтому именно английское «mirror» вошло в «глобу». А учить купов предстояло прежде всего «глобе».
        Лу-у повторила новое слово, но глядела при этом не на зеркальце, а на ножик. Её удивило мгновенное превращение его из предмета непонятного - в понятный и необходимый.
        Я отдал ей и зеркальце и ножик, показал, как открывать и закрывать его. Ошиблась Розита: перочинный нож пришёлся девушке по вкусу больше, чем зеркало.
        Вокруг стояли голенькие ребятишки и глядели, выпятив животы. От ближнего костра следили за нами две старухи. Знакомый седой старик сидел между хижинами возле знакомого громадного валуна и терпеливо отбивал кремнёвые наконечники. На минутку и он прервал свою работу, взглянул на нас очень пронзительными глазами, усмехнулся и снова застучал камнем по камню. Других мужчин в селении я не видел. Женщины, сновавшие между кострами и хижинами, вроде бы нас не замечали.
        - Где Сар? - спросил я.
        - На охоте, - ответила Лу-у. - Все мужчины на охоте. Они должны убить ка. Разлив загнал в наши леса много ка.
        Лу-у приложила к мыслеприёмнику пальцы рожками. Значит, «ка» что-то вроде оленя.
        В палатке моей всё было нетронуто. Как положил, так и лежало. В непокрытое ведро с водой налетела пыль. Для питья вода теперь не годилась.
        Сняв ранец, я заглянул в палатку Тора. Голенькие малыши бегали и сидели в ней, кидались друг в друга грязными пластмассовыми мисками из мешка подарков. А сам опустевший мешок серой кучкой валялся у входа. Дальний сегмент палатки был застлан сплетённым из лиан полом. Что-то вроде плетёной корзины, развёрнутой строго горизонтально. Может, палатку начали готовить к заселению?
        Подумалось, что в моей палатке пол пока земляной и даже не утоптанный. Хорошо бы застелить его хоть чем-нибудь из «мебельного» контейнера, который дожидается в вертолёте. Четыре контейнера там с цифровыми замками - мебельный, инструментальный, продуктовый и «подарочный» - для купов. Да ещё в карманах по стенкам много чего наложено. И поверх контейнеров насыпаны банки консервов, бутылки с водой и соком, одеяла, пакеты с полотенцами и постельным бельём. А между контейнерами втиснута сложенная геологическая палатка. Бездна добра! Разобраться бы в нём, пока разлив сдерживает агрессивную активность урумту. Ведь спадёт вода - и наверняка бывшие каннибалы снова рванутся в эти места. Обставить бы до их визита своё бунгало, обследовать подступы к племени ту-пу да познакомиться бы с его вождём. Какой уж он там ни есть, мне с ним общаться.
        Сколько же спокойных дней разлив мне отвесил?
        …А начать, наверное, лучше с транспортировки из вертолёта самого необходимого. Пока светло…
        Снова залепил я вход в палатку, взмыл над селением и опустился возле вертолёта. Перешагнул через лесок. Как в старину американские солдаты перешагивали через реки.
        И только теперь заметил на самом дальнем краю «вертолётной» полянки относительно свежее кострище. Оно было влажным, как и всё вокруг после вчерашнего ливня, но в то же время явно недавним. Словно жгли здесь костёр буквально перед самым разливом, сразу после моего вылета в Нефть. Сидели, жарили рыбу - вот и головы рыбьи валяются, и хребты, и хвосты! - жевали, глядели на вертолёт и гадали: что это за диво такое? чего от него ждать?
        Может, сработала моя просьба Тору: не разжигать костры рядом с хижиной, которую пришлют «сыны неба»? Кострище - не рядом… На полянке вроде и нет более дальнего места… Значит, Тор тут ужинал?
        На алюминиевой лесенке в кабину прилип свежий зубчатый, совсем зелёный лист. То ли ветром принесло, то ли отклеился от босой пятки? Неужто кто-то стоял тут, дёргал ручку, пытался открыть дверку, не понимая, разумеется, что она на цифровом запоре?
        На минутку вдруг полностью стих ветер, перестали шелестеть листья, и я услышал едва уловимое журчание воды. Оно шло откуда-то из-за кустов, пониже кострища, и я чуть ли не на цыпочках двинулся на тихий, временами ускользающий звук. Именно родничка больше всего тут мне и не хватало! Чтоб не мыться минералкой. Чтоб не пить из реки.
        Родничок выбивался из-под небольшого серого утёса, окружённого замшелыми каменными глыбами, и убегал извилистой змейкой по высокой траве к пойме реки. Вода была хрустально прозрачная и холодная. Я помыл в ней руки, попробовал на вкус в горсти… Приятная! Не хуже, чем в уральских родничках близ «Малахита». Как кстати!
        Теперь можно открыть вертолёт, разыскать полотенце и мыло, избавиться от пропотевшей нижней рубашки, помыться до пояса, да и ноги помыть… Как хорошо, что вернулся я к вертолёту, не откладывая на завтра!
        Вместе с полотенцами, мылом и чистыми носками взял я к родничку и сапёрную лопатку, висевшую в гнезде на стенке машины. А когда помылся и напился - углубил и расширил лопатой ямку под утёсом, в которую стекала с камней вода. Теперь здесь образовался небольшой водоёмчик - вполне достаточный, чтобы и воду по-быстрому зачерпнуть, и ноги помыть, как в тазу.
        «Что ж, - подумалось, - так и придётся обрастать бытовыми удобствами. Постепенно!»
        Почему-то вспомнилось, как всего четыре дня назад шёл я в эти неведомые места с наивным намерением поскорее сделать «свой народ» морским, вывести его к устью реки, создать там порт, посёлок, а когда-нибудь - город. «Ногою твёрдой стать на море…» - как Пушкин сказал о Петре… Но от первого же столкновения с действительностью мечты эти если и не разлетелись вдребезги, то, по крайней мере, отодвинулись в заоблачные дали. И обступили заботы конкретные, жёсткие, несдвигаемые. Не увернуться теперь от них, не загородиться ничем!
        Ладно уже хоть и то, что всего через четыре дня после появления на этом материке сижу я спокойно возле тихого родничка в лесу, безо всяких ЭМЗов и суперЭМЗов. Сижу и не боюсь ни стрелы в глаз, ни копья в спину, ни палицы по голове. В этом ближнем лесу никто, кроме купов, не ходит. А купы, надеюсь, руку на меня уже не поднимут.
        И на том спасибо судьбе!
        И ещё спасибо ей за Розиту! Если бы не купы да не связанный с ними «Аустерлиц», вряд ли свела бы нас судьба в безлюдной провинциальной гостинице. Так и проходили бы мы в Городе всю жизнь друг возле друга с идиотским представлением о полной взаимной «космической» недоступности.
        …Впрочем, хватит таять под журчанье родничка! Время поджимает!
        Для первой транспортировки отобрал я надувную раскладушку, складные столик и табуретку из легчайшего сплава, одеяло и простыню, ножовку, топографическую карту и два шампура - на случай, если вдруг угостят олениной. Полусырое мясо жевать не привык, а жарить шашлыки отец научил меня в экскурсиях по Огненной Земле, в мальчишеском моём возрасте.
        Укладывая всё в безразмерный баул, я чувствовал радость Робинзона, разбирающего на своём острове драгоценные обломки кораблекрушения, выброшенные морем.
        Поверх всего кинул я в баул пяток банок тушёнки и три бутылочки тайпы. Угостят там кхетом или не угостят - дело тёмное…
        И осталось только «позвонить» домой: как там Розита?
        Ответил Омар. И прежде всего поинтересовался моими новостями. Но у меня их не было - кроме самого разлива.
        - Вот разлив-то нас и волнует, - сообщил Омар. - Собери как можно больше его примет. По всем параметрам! Вплоть до суточных колебаний температуры.
        - А термометр в вертолёт положен? - уточнил я.
        - Термометры являются деталью вертолёта. - Омар рассмеялся. - Наружный и внутренний. Разгляди пульт!
        Попал я пальцем в небо! Вертолётов на этой планете ведь ещё не изучал…
        - Как добралась Розита? - наконец спросил я.
        - Нормально. Заглянула в Совет, уехала на космодром, - доложил Омар. - Отсыпаться… Говорит, устала. Завтра здесь будет.
        Я попрощался, отключился, закрыл на минутку глаза и представил себе длинную, как пенал, каюту нашего почти пустого звездолёта, и прелестную Розиту, спящую на узенькой койке, где провела она сорок космических лет путевого анабиоза.
        Теперь эта каюта - единственный её личный дом на целой планете. Пока не подойдёт снова очередь на квартиру… А у меня уже три дома: такой же мой «пенал» на том же звёздном корабле, да затвердевший купол парашюта в селении купов, да этот вертолёт, где при острой необходимости тоже можно отоспаться в пилотском кресле, которое откидывается как зубоврачебное.
        Богатые мы всё-таки люди!
        19.Пещерный город племени ту-пу
        Охотники, ушедшие за оленями, явно не спешили домой. Видно полагали, что селение, окружённое большой водой, в полной безопасности. Пройти к нему по суше теперь можно только с запада. Но там-то они и охотились!
        Селение купов тем временем питалось рыбой и кхетами. Женщины вытаскивали и ставили сети. Рыбу здесь, как я заметил, жарили на костре чаще всего завёрнутой в большие листья, похожие на наши лопухи. Когда лопухи разворачивали, рыбья чешуя отходила вместе с кожей, открывая нежную мякоть. Получалось что-то вроде парового леща. Вкуснятина!
        На реке я пока не был, как ставили и вытаскивали сети, не видел, но рыба в селении не переводилась, и запах её плыл от всех костров.
        И ещё стойко держалась над селением вонь от плохо выделанных мокрых шкур, которые сушились на нижних ветвях деревьев. Видимо, местные дамы ходили в шкурах под двухдневным ливнем, а теперь решили посушить, сменив на другие, сухие шкуры. Иметь запасную шкуру для оборачивания талии, по моим спартанским понятиям, было признаком определённой зажиточности. По крайней мере история первобытного общества, которую изучали мы в «Малахите», молчаливо предполагала, что «смены белья» у земных дикарей не было. Обходились одной шкурой.
        Между шкурами болтались на деревьях и три отреза красного сатина - мокрые, грязные и неразвёрнутые. И думалось: когда дойдут у меня руки до того, чтобы научить купов кроить и резать ткань, оборачиваться всего одним слоем и хоть изредка стирать?
        Но пока день затишья я решил использовать не для курсов кройки и шитья, а для рекогносцировки - посмотреть, где и как живут ту-пу, которых вскоре наверняка придётся защищать от тех же бывших каннибалов.
        Карта, составленная спутником, показала вверх по реке известняковые холмы, перепиленные течением, как ножовкой. Полсотни километров на запад… С одного берега реки на другой была перекинута ровненькая тёмная чёрточка. Что она могла означать, кроме мостика, непонятно. А уж способно ли первобытное племя соорудить ровненький мостик над рекою, тоже загадка. Однако пещеры стоит искать именно тут. Сравнительно мягкий известняк - самая подходящая для них порода.
        Перепилить известняковые холмы река, разумеется, самостоятельно не смогла бы. Разлом тут, видимо, произошёл тектонический. А река лишь устремилась в него и проложила себе новое русло - пониже и покороче прежнего. И, значит, рано или поздно обнаружим мы русло более древнее. И, значит, землетрясения в этих краях вполне возможны и в дальнейшем.
        К этим перепиленным холмам и понёс меня ранец на следующий день после возвращения из Нефти. По пути завернул я в вертолёт, плотно позавтракал и прихватил фотоаппарат. Разведка так разведка…
        Шёл я всё время над речной поймой, а сейчас практически над водой. Пойма была широка и, судя по всему, отлично приспособилась к регулярным разливам. Почти нигде вода не заходила в зону кустарников, не заливала опушки. Ничего общего с необузданными весенними разливами российских рек, когда целые рощи неделями стоят «по колено» в ледяной воде.
        Природа тут как бы жёстко разграничила зоны воды и леса. И по чёткости, с которой соблюдали это разграничение две неизменно агрессивные стихии, можно было догадаться о строгой периодичности разливов и постоянстве их масштабов.
        Сказывалась неизменность положения планетной оси относительно местного Солнышка. На Земле ось вращения блуждает, описывая в пространстве небольшой конус - как затухающий волчок. Происходит такое, разумеется, только под влиянием внешних сил, прежде всего Луны, и называется прецессия. Известна она страшно давно, и на неё охотно списывают самые нелепые и неожиданные капризы земной погоды, непредсказуемые повороты циклонов, антициклонов, тайфунов и ураганов. А ось вращения Риты прецессии не имеет. Ибо нет здесь Луны. Не вихляет здешняя планетная ось. И оттого климат куда постояннее, чем на Земле.
        Всё как в песенке Розиты:
        На планету,
        Где нет зимы,
        Где весной
        Не журчат ручьи,
        Где леса и луга -
        Ничьи,
        Навсегда
        Прилетели мы…
        И как это она умеет всё лаконично сформулировать - и в песенках, и в будничных словах?.. «Мы в конце концов уже взрослые люди, а не мальчик с девочкой…»
        Где-то на полпути до известняковых холмов уходил к югу приток реки. Место слияния казалось сейчас громадным озером. На далёком южном его берегу виднелись высокие широколистные пальмы, каких на северном берегу не было. Вот, значит, откуда таскали купы массивные пальмовые листья для хижин! А я-то всё высматривал пальмы в окрестных лесах…
        Полюбовавшись далёкими пальмами в бинокль, я двинул дальше на запад.
        Пещеры ту-пу сверху были почти незаметны. Но хорошо просматривались площадки перед ними на разных уровнях в двух противоположных обрывах над бурлящей и стремительной здесь рекой, а также и ступенчатые тропки между площадками. На четырёх площадках, самых просторных, горели костры. Возле них сидели, стояли и ходили люди - как и купы, смуглые, полуголые, в шкурах. Кто-то поднял голову, услыхав треск моего движка. Но я не дал им возможности разглядывать себя, резко свернул на вершину холма, вырубил ранец и скрылся с чужих глаз в кустах. Надо самому спокойно оглядеть окрестности.
        Из кустарника я увидел вблизи, на самом краю обрыва, два корявых полусгнивших пенька, образованных явно не железной пилой, а каменными топорами. Казалось, деревья тут не пилили, а перегрызали.
        На противоположном берегу, тоже на самой вершине, торчали у края такие же два растрёпанных полусгнивших пенька. Я разглядел их в бинокль и поразился сходству. Будто один человек рубил тут деревья своей особой, только ему свойственной методой. Рубил невероятно долго, терпеливо, расчётливо, примериваясь так, чтобы деревья упали строго поперёк реки, навстречу друг другу вершинами - и никак иначе. Уроки валки деревьев, полученные в «Малахите», впервые пригодились мне - хотя бы для анализа того, что сделано другими людьми.
        Теперь можно глянуть и вниз. И как раз подо мною обнаружился отмеченный спутником на карте мостик - похоже, из тех самых четырёх деревьев, что были срублены на вершинах.
        Остались на противоположном обрыве даже глубокие царапины от корявых комлей, которые когда-то скользили вниз по мягкому белёсому известняку, перерезанному косыми полосами светлого песчаника. И остановились падающие деревья точно на заданной широкой площадке. А с этой стороны реки на ту же самую площадку легли вершины двух деревьев, срубленных некогда рядом со мною.
        Потом были обломаны с поваленных стволов сучья, глядящие вверх. Потом стволы, наполовину оголённые, были оплетены и связаны лианами, образовавшими вполне приемлемый для перехода настил. Потом лианы, как перила, были протянуты по оставленным сбоку сучьям. И получился мост. Будто инженерами рассчитанный. Но срубленный без железных топоров и пил, скреплённый без единого гвоздя.
        Наверное, недооцениваем мы людей каменного века. Если такой мостик смастерили…
        Впрочем, в «Малахите» нам рассказывали о ещё более удивительном факте. В двадцатом веке был найден череп, которому все точнейшие анализы установили возраст в семь тысяч лет. А на черепе - следы двух явно профессиональных трепанаций, сделанных каменными резцами. Не иначе тогдашние колдуны орудовали. Мне таким колдуном никогда не стать!
        …Зажатая в узком ущелье река сейчас наверняка поднялась намного выше обычного уровня. Прямо в воду уходили ступени и хорошо протоптанные тропки. Похоже, разлив затопил и часть лестниц и удобные площадки у самой воды - на постоянном уровне.
        Двенадцать пещерных входов насчитал я в противоположном обрыве. И сфотографировал их все вместе и каждый по отдельности. Перед всеми входами были площадки, ограждённые глыбами песчаника. Видимо, их кантовали из глубины пещер, когда расширяли там жилые помещения. Одна из площадок нависла над рекой балконом. И не боятся люди, что она обрушится! На балконе пылает костёр, сушатся на «перилах» шкуры, и людей больше, чем где-либо.
        Осторожно пододвинулся я к самому краю обрыва, высунул из куста голову, глянул вертикально вниз. Входы в пещеры подо мною не были видны. Хотелось хотя бы сосчитать площадки. Но и этого не успел - рядом просвистела стрела. Может, и попала бы в глаз, да куст помешал.
        Пришлось отпрянуть за край обрыва, надеть защитные очки, выбраться из кустов и включить ЭМЗ. Теперь я мог встать на краю в полный рост - стреляйте, сколько хотите!
        И в самом деле, несколько стрел полетели в меня с противоположного берега, будто магнитом притянутые. Но - ткнулись в круговые волны электромагнитной защиты, отскочили, как от резины, посыпались вниз, в реку.
        Всё это оказалось настолько убедительно, что больше не стреляли. То ли осмысливали увиденное, то ли всё поняли с первого раза. В любом случае это говорило о сообразительности аборигенов.
        Включив ранец, я перешагнул на другой берег и тоже остановился на краю, уже не скрываясь от взглядов людей. Отсюда я насчитал и сфотографировал в противоположном обрыве ещё полтора десятка входов в пещеры.
        Двадцать семь входов! Это слишком много для племени с групповым браком. Ему столько не требовалось. И этого вполне достаточно для маленького племени, вроде купов, которое жило парными семьями, вырубая в известково-песчаниковой круче «отдельные квартиры». Если в каждой хотя бы по пять жителей, то племя получается чуть побольше, чем у купов.
        О техническом уровне красноречиво говорили и удобный мостик над бурлящей рекой, и «балконные» площадки, и луки со стрелами, и ступеньки на самых крутых спусках тропинок, которые отлично просматривались в бинокль.
        Терпеливые и работящие люди живут тут! Любимые мои купы, пожалуй, многому могут поучиться у соседей, о коих Тор говорил довольно пренебрежительно. Этому бы племени - да пилы с топорами, да каёлки с геологическими молотками, да тачки с носилками, да лопаты совковые и штыковые! Они и без этого инструмента целый пещерный город отгрохали. А что соорудили бы с инструментом?
        Придёт ещё их время! Будет у них инструмент! Надо только вначале их защитить, спасти от разорения, от крови и от рабства… Потом уже всё остальное…
        В общем-то схема местного «Аустерлица» теперь была ясна. Опять же ночь, неожиданность и захват женщин прежде всего из пещер на северном берегу. Так проще, быстрее и безопаснее для налётчиков. Авось усложнять себе задачу они не станут. И, если вовремя предупредить это мирное племя, увести всех на южный берег, то защитить один лишь мостик - не проблема. Племя наверняка разожжёт перед ним костры. От них и можно погнать налётчиков вниз по тропкам и дальше - в родные леса. Наглядно, убедительно и, может, достаточно для подписания ещё одного договора о дружбе с «сынами небе», скреплённого кровью.
        Где вот только подписывать его? В пещере вождя? И ещё закавыка: как при этом очень удобном варианте избежать тучи стрел, которые наверняка полетят в бывших каннибалов с противоположного берега? Ведь расстреливать их можно почти в упор! Многие урумту при этом попадают в реку и погибнут. Кто сможет убедить обиженное преследуемое племя не пускать в ход оружие?
        20.Телемост для вождей
        На обратном пути завернул я снова в вертолёт, вызвал Город, подобно рассказал Розите о сегодняшнем путешествии и передал по факсу фотографии. Причём предварительно попросил записать мой рассказ, чтобы избавиться от будущих отчётов. А когда рассказ кончился, попросил запись вырубить.
        - Теперь надо посоветоваться, - объяснил я. - Tet-a-tet.
        - О чём? - спросила Розита нетерпеливым шёпотом.
        - О высокой политике.
        Розита расхохоталась. И включила экран. Я тоже включил экран и увидел, как прелестно она смеётся. Наслаждение смотреть на неё.
        - Ты имеешь в виду нас двоих? - уточнила Розита.
        - У нас всё безоблачно! - успокоил я. - А на остальных горизонтах - тучи. Нужны межматериковые переговоры. На самом высоком уровне.
        - Не доходит…
        - Я имею в виду буквальный смысл: один из здешних иерархов и один из тамошних.
        - Ради чего?
        - Ради того, чтоб не лить кровь. Кроме как для анализов. По-моему, сейчас подходящий момент для высокой дипломатии. Но ведь иерархи без нас, винтиков, об этом не догадаются.
        - Давай конкретнее!
        - Попробую… Уговорить племя ту-пу не стрелять в ненавистных хуров может, по-моему, только вождь Тор. Он знаком с тамошним вождём Уйлу. Хотя и невысокого мнения о его храбрости. А вот уговорить Тора отправиться к соседям с такой необычной просьбой может только вождь «сынов неба». Мне это явно не под силу. Он уже знает, что я не вождь.
        - Попросить Тушина?
        - Хорошо бы, конечно, если б он согласился! Но если ему идея не понравится, пусть будет любой, кто согласился. Ну, например, Бруно! Я согласен на всех! Кроме одного, которому не доверяю.
        - А с Тором ты уже беседовал?
        - Не успел. Звоню с дороги. Дома ещё не был. Да может, и рано? Решить бы сначала с Советом…
        - «Дома не был?» - грустно переспросила Розита.
        - Иного дома нет пока.
        - А наш корабль?
        - Он на другом материке.
        - Меж ними было море, меж ними было горе… - Розита вздохнула. - Это из кубинского поэта прошлого века. Поэма о кубинских эмигрантах. А как актуально, правда?
        - Ты всегда поразительно актуальна!
        - Хорошо, - согласилась Розита. - Провентилирую твою идею. Как мы её назовём?
        - Может, «телемост»?
        - Пусть «телемост». Но тебе тогда ещё есть работа.
        - Какая?
        - Лингвистическая. Вождь «сынов неба» должен оперировать хоть несколькими словами купов. Как земные вожди, когда приезжают в дружественную державу. Я читала в той книжке, которую тебе дала, что ваш Хрущёв часто кричал в Индии с трибун: «Хинди - руси бхай, бхай!» Друзья, значит… Вот хотя бы в этих пределах.
        - Попробую.
        - И ещё: сколько времени у нас в запасе?
        - Это только колдун в соседнем племени знает. Тор сказал, что точные сроки разливов известны лишь колдуну айкупов. А когда спадёт вода, рыцари с севера рванут на юг. Дней пять-шесть пути. Думаю, у нас не меньше недели.
        - Ты повезёшь Тора на вертолёте?
        - Если согласится…
        - А ты здесь хоть раз водил вертолёт?
        - Только к Нефти. Но на Земле, по сути, с детства.
        - То на Земле… Разные вертолёты… - Розита помолчала. - Ты не обидишься на моё вмешательство?
        - Не способен я на тебя обижаться. Да и вообще не обидчив.
        - Ну, что «вообще», я замечала… Может, на пробу слетаешь сам? А потом уже с Тором…
        - Согласен.
        - Тогда - удачи! - Розита улыбнулась. - Ухр Сан!
        21.Мы не имеем права…
        Купы в этот вечер пировали. Запах жареного и горелого мяса перебивал остальные запахи. На раскидистом дереве в центре селения две оленьи головы были насажены на короткие обрубки нижних сучьев. Кто-то переплёл оленьи рога красными и синими лентами. Под каждой головой высилась горка целеньких свеженьких кхетов. Это было явное жертвоприношение убитым оленям - извинение перед ними за убийство. На двух кхетах, как лихо сбитые набок шляпки, сидели грязные пластмассовые миски из распотрошённого в палатке Тора мешка подарков.
        Употребления мисок здесь, похоже, самостоятельно не поняли. Да и никаких супов или каш в племени не водилось. Потому и гуляли миски не там, где надо.
        Пылали в селении четыре костра вместо обычных трёх. От костра к костру перебегали женщины и дети. Мужчины не суетились. Они с достоинством поедали крупные куски мяса, насаженные на обгорелые ветки.
        Не успел я втащить в свою палатку баул, прихваченный из вертолёта, как вбежал Сар с двумя кусками мяса, насаженными на дымящиеся с тонких концов палочки. Мыслеприёмника на нём не было. На мне - тоже. Объясняться пришлось жестами.
        Я помахал ладонью над доставленной вчера вечером из вертолёта складной табуреткой. Посиди, мол…
        Сар с недоверием оглядел табуретку и сел рядом с нею на землю, скрестив ноги.
        Тогда я спокойно достал из ранца и надел свой мыслеприёмник, разыскал на дне вчерашнего баула шампур, взял перочинный нож со стола и лезвием перегнал на шампур оба куска полусырой оленины. Её явно надо дожаривать, чтобы довести до уровня съедобного шашлыка. Дымящиеся ветки я втоптал в землю, а Сару взамен них вручил перочинный нож и показал, как открывать и закрывать его.
        Нож вызвал у охотника полный восторг. Первым делом, конечно, Сар обнюхал его. Запах опасения не вызвал - от ножа пахло подгорелым мясом. Затем Сар осторожно провёл лезвием по пальцу, сложил и снова раскрыл нож и разразился длинной речью. Из неё я понял лишь неизменное «тун эм» и уловил часто употребляемое «кхон».
        Ни Сар сегодня, ни Лу-у вчера не спросили у меня про нож: «что это?» Назначение ножа им явно было понятно. Значит, имелось и слово для него. Может, как раз «кхон»?
        Под конец длинной речи Сара в палатку влетела Лу-у. Мыслеприёмник, к счастью, был на ней, и я спросил:
        - Что такое «кхон»?
        - Брат, - ответила она. - Разве ты этого не знаешь?
        - Теперь знаю. А как на вашем языке «друг»?
        - Кхун.
        Для телемоста этого было пока достаточно, и я не стал углубляться в дальнейшие лингвистические исследования. Тем более что видел: Лу-у пришла не просто так. Ей не терпелось что-то сообщить.
        - У купов удача, - сказала она.
        - Вижу. Рад за купов.
        - Купы хотят опять посмотреть сынов неба. Покажи!
        - Хорошо. Подержи пока…
        Я отдал ей шампур с мясом - больше некуда его деть! - и понёс к выходу телеэкран с динамиками. Потом вспомнил, что дискета с концертом второпях брошена в первый баул, который я приволок из вертолёта. Пришлось порыться. В конце концов всё было налажено, пошёл звук, пробежали настройка, заставка, и Омар стал приветствовать с экрана всех купов, Тора, Сара, Кыра…
        Теперь я мог присесть к костру и осторожненько дожаривать на шампуре мясо. Очень кстати подвернулась просьба Лу-у! Никто не смотрел на меня - все смотрели на экран. Никто не мог обидеться на то, что я дожариваю блюдо, которое купы считали вполне готовым к употреблению.
        Возле соседнего костра увидел я Тора. Он держал в одной руке ветку с мясом, а в другой - раскрытый перочинный нож. Тот, что вчера подарил я Лу-у. То ли отобрал у дочери, то ли сама она отдала…
        Значит, надо презентовать ей ещё один!
        Тор сидел возле своей хижины. Я уже вычислил её. Из неё часто выбегала Лу-у. А кроме неё, выходила оттуда и входила ещё одна женщина средних лет - возможно, жена Тора, и ещё голопузый кудрявый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Вероятно, братишка Лу-у. Вся семья вождя?
        Впрочем, распоряжался Тор только при появлении опасности. А в спокойной обстановке племя отлично обходилось безо всяких указаний.
        В первый раз телеконцерт захватил купов врасплох, и почти все они оставались на месте до тех пор, пока не началась заразительная пляска на экране. Сейчас реакция была иной. Ребятишки рванули поближе к телевизору и уселись перед ним на землю отчётливым амфитеатром: самые маленькие впереди, те что постарше, - за их спинами. За детьми расположились женщины, отложив остальные заботы. Мужчины или стояли поодаль или остались сидеть у костров, как Тор. Правда, перед ним никто не маячил - как-то само собой получилось. Трапезу оставили все. Один я потихоньку жевал мясо, откусывая крохотными кусочками и дожаривая оставшееся на шампуре. Со стороны можно было подумать, что я тут самый голодный.
        После концерта, как во всяком приличном обществе, начались танцы. Только на этот раз посреди концентрических кругов оказалась не пустота, а дерево с оленьими головами. И в припеве танцующих почти подряд звучало: ка, ка, кам… То есть, олень, олени… То ли славили животных за то, что позволили себя убить, то ли просили у них прощения.
        Не участвовали в танце только старухи - я насчитал их пять! - старик-оружейник, Тор да я.
        Оружейник, похоже, был отцом Кыра. И валун-наковальня лежал как раз возле их хижины. А может, хижину поставили возле удобного валуна. И в хижину эту не входила ни одна молодая женщина. Зато вбегали двое подростков, которые уже носили шкуры на поясе и даже участвовали в обороне у Кривого ручья.
        Внутрь хижин меня пока никто не звал. Посмотреть, конечно, хотелось, но не напрашиваться же!.. Всему своё время. Я видел возле себя постоянно одни и те же лица, и понимал, что сие значит. Остальные купы как бы маячили в отдалении. Не то чтобы сторонились, а просто не заговаривали. Если что-то надо, всегда рядом Лу-у, или Сар, или сам Тор. Даже Кыр, охранявший меня в первую ночь, держался как бы во второй шеренге. Словно центральный полузащитник на футбольном поле. Давно хотел дать ему мыслеприёмник, но случая не возникало.
        Может, именно так и было замыслено местными стратегами?
        Обижаться не приходилось. Надо потерпеть.
        Думалось во время телеконцерта ещё и о том, что на следующую охоту хорошо бы мне пойти вместе с купами. Чтоб не жить у них нахлебником. Вот только с чем пойти? Из пистолета убить оленя ещё можно. Но если попадётся стадо ломов, на коих положено охотиться соединёнными силами двух племён, пистолет вряд ли поможет. Не знаю уж, что такое лом, но почему-то кажется, что ему пистолетная пуля - как слону дробинка. Впору отыскивать в трюмах звездолёта крупнокалиберные охотничьи карабины. На этой планете они пока не употреблялись. Но не могут же «сыны неба» спасовать перед четвероногими ломами! Мы тут не имеем права ни в какой мелочи казаться слабыми. Первобытные люди даже жестокость могут нам простить - слабости не простят. Это мы должны всё прощать им…
        И ещё думалось о том, что за шестидневку моего общения с купами у них уже второй общенародный праздник. А у землян за почти год моей жизни на этой планете не было ни одного. И нет всеобщих выходных. И нет обязательных «календарных» отпусков. То есть каждый может при личной необходимости взять выходной в любой день и нырнуть в небольшой отпуск, если вдруг приспичит. Для этого - никаких препятствий! Кто-то всегда заменит тебя на твоём месте. Но общее дело не останавливается ни на день, ни на час, ни на минуту. Общество в целом трудится как роботы, без остановок. Никакого обязательного безделья! Никакого принудительного отдыха! Всё только индивидуально.
        И при этом нет никаких сожалений или сетований на то, что всё устроено именно так, а не иначе. Все довольны! Потому что заняты любимым делом, которое доставляет почти что наслаждение и от которого не хочется отдыхать. По сути, оно не утомляет.
        Одно лишь исключение из общего правила - школа. У детей есть и обязательные выходные и обязательные каникулы. Как на Земле.
        Когда мы улетали с Земли, так трудились там далеко не везде. Лишь в некоторых районах, городах или посёлках. Лишь в некоторых крупных коллективах. На каких-то, в общем, островках всепланетной жизни. А на остальной планете господствовал обязательный и не всегда приятный труд с гарантированными просветами в виде отпусков, праздников и общих выходных. Не всем на Земле удавалось безошибочно выбрать именно такое дело и место в жизни, которые доставляли бы удовольствие и не утомляли. Не всем удавалось достичь в своём деле высот, гарантирующих разумную свободу расписания. И те, кому такое не удавалось, вынуждены были трудиться по обязанности, за полное обеспечение со стороны общества. Сказывались тут и далеко не одинаковые природные данные самих людей и далеко не одинаковые природные условия их существования.
        Однако изнуряющего труда не было нигде. Он ушёл в прошлое безвозвратно - вслед за войнами, которые варварски, в гигантских масштабах, уничтожали результаты человеческого труда. Отказавшись от войн на Земле, поставив их вне закона, человек обрёл полную свободу перехода от труда обязательного к труду желанному. И в пределах одного дня, и в пределах целой судьбы. Ведь желанный труд есть у каждого! Даже у самого великого лентяя! Задача общества - сделать индивидуальный желанный труд полезным для других людей.
        Однако даже и до этого, далеко не идеального уровня жизни, земное человечество добиралось десятки тысяч лет - от сегодняшнего уровня племени купов на планете Рита.
        Мы не имеем права позволить им потерять столько же времени, сколько потеряли сами. Они должны пройти этот путь в сотни раз быстрее, как минимум. Их надо настолько заинтересовать, чтобы вприпрыжку бежали к труду, дающему удовольствие или хотя бы зримые, нужные им результаты. И, если нам это удастся, если труд их окажется интереснее, увлекательнее любого отдыха и всенародного праздника - они станут в конце концов счастливыми на достойном человека уровне. И, может, когда-нибудь скажут нам спасибо. Когда поймут, что для них сделано…
        А купы тем временем всё плясали, благодарили оленей за покладистость, но в конце концов решили поблагодарить ещё и самого удачливого охотника.
        - Шур! Шур! - закричала вдруг одна из женщин. - Шур!
        - Шур! Шур! - тут же завопили другие.
        Я и удивиться не успел, откуда узнали они то моё мальчишеское имя, которым пользовалась одна только Таня на далёкой Земле, как кто-то вытолкнул к дереву с оленьими головами высокого и тоненького парня с озорными глазами и обычной гривой нечёсаных волос. Он прижался спиной к стволу в полной растерянности, а купы кружились вокруг него и кричали:
        - Ухр Шур! Ухр Шур!
        Мне тоже захотелось отметить его охотничью удачу, я сбегал в палатку, прихватил перочинный нож и вернулся к костру. А когда распались танцующие круги, подошёл к своему инопланетному тёзке, всё ещё стоявшему у дерева, протянул ему раскрытый нож на ладони и тоже поздравил:
        - Ухр Шур!
        Он взял нож осторожно, не стал его обнюхивать, слегка воткнул в кору дерева, упал передо мной на колени и завопил:
        - Тун эм! Тун эм!
        Мне стало не по себе. Тут же я поднял его, подхватив подмышки, обнял, похлопал по плечам, трижды повторил «кхун» и отпустил.
        Схватив нож, он вприпрыжку умчался к дальним хижинам. А к дереву с оленьими рогами вдруг выскочил кудрявый голопузый сынишка вождя и звонко прокричал:
        - Ухр Сан!
        Внимания на это не обратили.
        Однако мальчишка не унялся и заорал снова:
        - Ухр Сан-Сан!
        И тут же получил звонкий отеческий шлепок по голому заднему месту. Никто и опомниться не успел, как Тор оказался рядом.
        И всем стало ясно, что если «Ухр Сан!» - это ещё в порядке вещей, то «Ухр Сан-Сан!» - это уже слишком.
        И мне впору было признать, что публичное награждение редкостным оружием - это всё-таки прерогатива местных вождей, а не приблудных кандидатов в колдуны.
        22.Лингвистическая заготовка для дипломатии
        Вообще-то лингвистикой положено заниматься профессионалам. И они у нас есть. Например, жена моего коллеги, электронщика Джима Смита - очаровательная американка Элизабет. Именно она, ни разу не побывав в племени ра, составила словарь его языка и сформулировала его морфологию. Для этого ей хватило бесед с теми представителями племени, которых поначалу у нас лечили, а теперь ещё и учат разным специальностям - в Городе, в Заводском районе и на ферме. Именно Лиз Смит и помогла Марату Амирову быстро освоить азы языка, когда он решил уйти в это племя.
        А теперь Марат по рации помогает Лиз пополнять словарь языка ра и накапливать материал для словаря племени гезов. Хотя от долгого соседства многие слова в этих языках стали общими и многие понятия полностью совпали.
        Однако, по слухам, морфология у них всё-таки разная. Сама Лиз иногда сопровождает Джима в его регулярных «ремонтных» поездках на север, в Нефть, и там подолгу беседует с двумя женщинами из племени леров, которых привёл на наш материк с материка Восточного неугомонный геолог-путешественник Жюль Фуке. Наверное, скоро появятся в привычной электронной версии и словарь языка леров и его морфология. Тому, кто уйдёт когда-нибудь в это племя, будет легче, чем мне: не придётся начинать с азов.
        Возможно, именно Лиз составит когда-нибудь и систематический словарь языка купов. И морфологию его сведёт в строгие чёткие правила, по которым будут учиться следующие поколения. Но начинать - по-дилетантски и бессистемно! - всё равно мне. Больше некому. И, даст Бог, станут мои намётки тем навозом, на котором взойдёт стройный лингвистический цветок Элизабет Смит.
        У купов, как я понял, большинство слов - односложные. И это естественно для первобытного человека, который привык объясняться восклицаниями.
        Соседство двух восклицаний образует уже сложное понятие. Например, Уй-ка, жена Нур-Нура, белая важенка. Или Уй-лу, вождь ту-пу, белая рыба. Причём «уй» - как я понял, - означает не только белый цвет, но и температурное состояние - «холодный». А «тёплый» - «ай» - означает ещё и «красный».
        «Уп» у купов - ребёнок, дитя. И купы, «лесные дети», если строго - «куупы».
        «Ур» - человек. «Хур» - нечеловек. Причём это же «ур» характерно и для племени урумту - люди пещер. «Ум» - окончание множественного числа у обоих племён. А если слово оканчивается гласной, то просто «м»: ка, ка, кам… Что и слыхал я на последнем «оленьем» празднике.
        Слово «ту» - «пещера» у бывших каннибалов - оно же и в племени ту-пу тоже «ту». «Пещерные крысы»… Языки вроде родственные, из одного корня. Как все славянские или все германские… А у айкупов с купами вообще один язык.
        Впрочем, языковые совпадения могут объясняться ещё и тем, что многие слова принесены в племя урумту угнанными женщинами из племён купов, айкупов и ту-пу. Ведь столетиями идёт этот процесс! Малыши в северных пещерах, вырастая на руках у женщин из других племён, впитывают их языки, и причудливая смесь постепенно становится живым языком всего племени. Пойди-ка разбери тут, что первично, что вторично! Сейчас не до этого! Сейчас найти бы возможность общения без мыслеприёмников! Дальше пока моя «исследовательская» мысль не идёт…
        Слова купов «кхет», «кхун», «кхон» показывают один и тот же звук «кх». В казахском языке его обозначают буквой «к» с хвостиком - «К,». Лиз Смит может и не знать такой тонкости далёкого от неё казахского языка. К Уралу он поближе… Наверное, стоит подсказать ей… Англичане даже один звук нередко обозначают двумя буквами. А то и тремя или четырьмя… Что же говорить о явном отчётливом и, возможно, стойком сочетании двух звуков? Стоит ли для них нагромождать знаки? Ведь потом детям всё это учить… Может, экономичный казахский опыт пригодится?
        Однако звук «кх», возможно, имеет и смысловое значение. «Кхон» - брат, «кхун» - друг, «кхет» - прекрасный плод. Все смысловые значения - положительные. Правда, маловато слов для обобщений… Подкопить ещё?
        Что же отобрать для нашего «вождя»? «Кхун Тор»? Или «кхон Тор»? Может, вначале - «друг», а потом уже - «брат»? Так сказать, по итогам… Ну и, понятно, «ухр» - для начала и для конца. Купы употребляют это и при встрече, и при прощании, и как боевой клич, и как праздничное поздравление… Экономно! А для поэзии бедновато. Но ведь им пока не до поэзии!
        В общем, лингвистическое задание Розиты вроде выполнено. Всё на одном листке, только продиктовать. И пусть сами выбирают!
        Теперь пора поговорить с Тором. Улетая в Нефть, я обещал ему обстоятельный разговор. Так может, прямо сейчас?
        Я вынул из неразобранного до сих пор мешка подарков стопку белых вёдер, стопку белых стаканчиков, пакет с ложками и заглянул в соседнюю палатку.
        Тор работал под куполом парашюта - плёл пол из лиан. Гибкие коричневые ветки были рассортированы возле него кучками - по длине, по толщине. И лежали рядом два ножа - перочинный, привезённый из Нефти, и кремнёвый, тоненький, со свежей мелкой насечкой. Тор пользовался то одним, то другим - явно сравнивал.
        Я остановился сбоку, положил на уже сплетённый пол вёдра, стаканчики и ложки, тихо произнёс: «Ухр Тор!», услышал в ответ такое же тихое: «Ухр Сан!» и заметил, что мыслеприёмника на голове вождя нет. Тор искоса глянул на меня, как-то по-необычному свистнул и продолжал протягивать гибкую лиану сквозь поперечные прутья.
        Не успел он покончить с этой лианой, как вбежала Лу-у. Видимо, свист предназначался ей. Короткого словечка «шух!» и быстрого движения пальцем вокруг головы было достаточно для того, чтобы Лу-у сняла с себя мыслеприёмник, протянула отцу и сейчас же исчезла, одарив меня торопливой улыбкой. Волосы её были по-прежнему подвязаны лентой, как я подвязал. Видимо, хотела казаться моложе.
        Тор неторопливо надел мыслеприёмник, пересел с земли на край сплетённого собственными руками пола и, как бы не заметив подарков, спросил:
        - Когда мы с тобой пойдём к колдуну айкупов?
        - Зачем?
        - Чтобы ты у него поучился. Нам нужен колдун.
        - Я пока не знаю ваш язык. Когда научусь говорить со всеми без этой дуги, - я показал на мыслеприёмник, - наверно, тогда.
        - Учись!
        - Хуры не дают.
        - Их же нет!
        - Они скоро пойдут на племя ту-пу. Вот спадёт вода…
        - Вода уже спадает.
        - Значит, совсем скоро.
        - А тебе какое дело?
        - Я смотрел селение ту-пу. Они хорошие строители. Мне будет жаль, если им принесут горе.
        - Ты хочешь им помочь?
        - Хочу.
        - А если хуры пойдут на айкупов? Поможешь айкупам?
        - Помогу.
        - Это хорошо. Айкупы - наши друзья. А ту-пу - трусы. Они никогда нам не помогали. Забьются в свои норы и сидят.
        - Если я помогу ту-пу, они потом помогут купам.
        Тор усмехнулся с явным недоверием к моему простодушному прогнозу. Но не возразил. Только поинтересовался:
        - Ты узнаешь, когда хуры пойдут на ту-пу?
        - Узнаю.
        - Откуда?
        - Сыны неба скажут. Они видят сразу всю землю. Когда хуры выйдут из своих пещер, я буду знать.
        Тор задумался. Ситуация вырисовывалась такая, какую дальновидный политик наверняка не упустил бы. Какой-то из прусских королей изрёк: «Искусство политика не в том, чтобы создавать благоприятные ситуации, а в том, чтобы умело их использовать». Похоже, Тор этим умением обладал. Однако душу его терзали сомнения.
        - Как ты узнаешь, куда пошли хуры? - хитро прищурившись, спросил он. - Может, они пойдут на айкупов?
        - По дороге хуры жгут костры, - объяснил я. - По этим кострам сыны неба определяют, куда идут хуры. Если они пойдут на айкупов, это быстро скажут их костры.
        Тор опять усмехнулся недоверчиво. Но тут уж помочь ему пока я не мог. Понятия «карта», «курс», «азимут», «космический спутник» ему ещё предстояло познать в будущем. Если поймёт когда-нибудь…
        Однако практичность дальновидного политика брала в нём верх.
        - Хорошо бы предупредить ту-пу, - явно размышляя произнёс он. - Может, на самом деле они за это отблагодарят купов?
        Это было именно то, чего я ждал! Умный человек всегда старается строить отношения с соседями на добрых делах. Только на этой основе отношения и могут сложиться прочными и выгодными для всех. Даже когда умный имеет дело с не очень умными. Ибо, как часто шутил мой отец: «Каждый дурак сам себе не дурак…»
        А уж в нехватке ума у вождей ту-пу были основания сомневаться. То, что видел я в их селении, не говорило о глупости местного начальства.
        - Если купы согласятся предупредить соседей, - неторопливо произнёс я, - то об этом узнает сам вождь сынов неба. И отблагодарит купов новыми подарками. А пока возьми вот эти. - Я показал на то, что принёс, - И раздай кому хочешь.
        - Тун эм, - коротко отозвался Тор, и я понял, что посуда принята. А уж как он распорядится ложками - его забота. Почему-то казалось, что за свою привилегию владеть единственной в племени ложкой он сегодня держаться не станет. Попользовался - хватит! Своею рукой может и ликвидировать эту привилегию. Поймёт, что возникают другие. Вот перочинный нож, единственное в селении зеркальце… Да и вообще, допускаю, у него достаточно ума, чтобы держаться не столько за конкретные привилегии, сколько за их источник. И, значит, о главном и самом трудном можно договориться: как удержать других людей от уничтожения общих злейших врагов?
        Непростая задачка!
        Впрочем, до этого дипломатического порога ещё предстояло дошагать. Пока он был не близок.
        А вот дипломатии-то нас в «Малахите» не учили. К сожалению…
        23.Кто выведет из пещер бывших каннибалов?
        - Включи запись, Розита, - попросил я. - Продиктую лингвистические крупицы. Может, что отберёшь?
        На диктовку ушли две минуты. Потом Розита сообщила:
        - Я говорила с Тушиным. Он согласен. Вызови его прямо сейчас. Он сам хочет пообщаться с тобой. Четвёртая волна.
        - Это я пока помню.
        Все мы знали личные волны командиров кораблей. Зазубрили в первые же дни. Хотя и пользовались этим крайне редко. Мне ещё ни разу не доводилось. Как-то не возникало необходимости. Всё до сих пор решалось на своём уровне. Как и привык с детства. Отец ещё с первого класса наставлял: «Не бегай жаловаться! Решай всё на своём уровне!»
        Тушин сразу попросил включить экран:
        - Я давно не видел тебя, Алик.
        Всё-то он хочет со мной как с сыном. И это приятно. Но почему я этого боюсь?
        - У тебя усталый вид, Алик, - сказал Тушин.
        - У тебя тоже, - ответил я. - Да ещё эти племенные заботы!
        - Они теперь наши. - Тушин вздохнул. Глубокие поперечные морщины на его лбу сбежались и разбежались. - Я согласен говорить с кем угодно. О чём угодно. Лишь бы не лилась кровь и тебе там было полегче. Какими средствами ты хочешь действовать?
        - Звуком и светом. Только!
        - Опасность какая-нибудь для тебя просматривается?
        - Никакой!
        - О чём же должен я просить твоего вождя?
        - О том, чтобы он попросил вождя «пещерных крыс» не стрелять в людей урумту. Когда я освещу их прожектором… Сам я до этого «пещерного» вождя дотянуться пока не могу. Если и дотянусь, он меня не послушается. А с Тором они знакомы. Условия там таковы, что расчёт урумту будет строиться только на внезапности. И если её нет, нападающих легко перебить стрелами всех. Будут как на экране! Попадают в реку. Никто не вернётся. А надо, чтоб вернулись - и зареклись!
        - Что можно пообещать твоему вождю?
        - Ему ничего не надо, кроме постоянной защиты от урумту. Сам так сказал.
        - Ну, это просто. - Тушин улыбнулся.
        - И ещё я хотел спросить, Михаил… Усыплять кого-нибудь? Нужен ещё анализ крови?
        - Тут у нас родился грандиозный план, Алик… С помощью компьютера… Нужен не только анализ. Нужны они сами. Здоровые, обученные у нас, способные вывести своё племя из пещер. Сами мы пока сделать этого не можем. Только с их помощью!
        - Хотите пленников для обучения?
        - Жажду! - Тушин рассмеялся. - Готов прислать вертолёт и двух-трёх ребят тебе в помощь. Чтоб привезли двух усыплённых агрессоров. Больше, увы, вертолёт не поднимет… Мы их тут вылечим, выучим, женим в ближних племенах и вернём в пещеры. Научим топить печи в деревянных домах. У нас в Нефти два десятка домов пустуют. Первые наши дома… Их можно перевезти на твой материк и хоть завтра начать вывод племени. Но там же север! В домах топить надо! Не умеючи, они эти дома сожгут!
        - Отличный план!
        - А мне тут в Совете говорят, что взять двух спящих пленников - это насилие над личностью.
        - Мне кажется, один из членов нашего Совета обладает поразительным уменьем ставить всё с ног на голову.
        - Почему тебе так кажется?
        - Потому что пленников возьмут в чужих пещерах, а не в своих. Потому что их возьмут с охоты на людей, а не с охоты на зверей. Тут будет всего лишь насилие над насильниками. Да ещё ради их же блага!.. Научатся уважать чужие личности, тогда уважим и их собственные.
        - Да вот полагают, что их надо бы пожалеть. Невежественны, глупы, несчастны…
        - Ох, Михаил! Послушай, пожалуйста, четыре строчки!
        - Слушаю.
        - Конечно, я должен глупца пожалеть.
        Но свищет в руке его страшная плеть!
        Жалеть же того, кто меня хлещет плетью?
        Для этого надо совсем ошалеть!
        - Кто сочинил такую прелесть?
        - Расул Гамзатов. Великий поэт из крошечного аварского народа. Россия, Дагестан, двадцатый век.
        - Сегодня же поищу в библиотеке! - пообещал Тушин. - Поэзию прошлых веков, увы, я представляю себе смутно. Видно, не знатоки поэзии комплектовали библиотеку нашего «Урала». А потом навёрстывать было некогда. - Тушин вздохнул, и снова сбежались и разбежались поперечные морщины на его лбу. - И от этого жизнь моя стала более тусклой, - грустно добавил он. - Никогда не всплывают в памяти подходящие стихотворные строчки. Будто я в чём-то дефектный… Так кого же послать тебе в помощь?
        - Бруно и Джима Смита. Если согласятся…
        - А в резерве? Мало ли что…
        - Нат О'Лири. Тоже надёжный парень.
        - Я слышал, Али Бахрам - твой друг.
        - Друг. Но он горяч. Тут нужны очень спокойные люди… Если пойдёт вертолёт, Михаил, то хорошо бы снабдить его сиреной погромче, и двумя-тремя прожекторами.
        - Опять же звук и свет?
        - И экономия! Ракеты-то у нас пока - земные. Запас не пополняется…
        - Ты ещё, оказывается, и хозяйственник? - Тушин хмыкнул. - Теперь я за твой материк спокоен.
        - Раз уж о хозяйстве… Есть ещё одна проблема…
        - Острая?
        - Горячая! Самовар! Соскучился по чаю.
        - Был у нас самовар на «Урале». На этой же планете пользовали. Кстати, и Марат его запросил. Уже делают. Тебе - тоже?
        - Хорошо бы! Он и аборигенам пригодится. Будет первый у них котёл, фундамент технического просвещения!
        - Обеспечим фундамент! - Тушин улыбнулся. - Остальное - по дипломатическим каналам? Так я понимаю?
        Он отключился, и тут же на экране появилась Розита.
        - Мне велено посмотреть, - сообщила она, - бреешься ты или нет?
        - Тут все мужики небриты. Зачем выделяться?
        - Когда назначим телемост?
        - Давай на послезавтра! Завтра я, по твоему совету, слетал бы к ту-пу. За пещерами-то присматривают?
        - Каждые полтора часа. Да, тебя приглашают на Совет.
        - По какому поводу?
        - По всем твоим племенам. Ориентировочно - после второго Аустерлица.
        - Далеко ещё!
        - Если бы ты только знал, как я тебя жду!
        - Если бы ты знала, как я!..
        24.«Нежная» из племени ту-пу
        Вертолёт поднялся легко, вертикаль удалось выдержать без отклонений, ни одна веточка не попала под винт, чего я очень боялся, И через минуту я уже пошёл над рекой на запад. Управление машиной оказалось не сложнее, чем в «Малахите».
        Вода действительно спадала, обнажая блестящую глинистую пойму. Кое-где на ней оставались поваленные грозами деревья с переломленными сучьями, с быстро увядающей листвой. За один из таких стволов зацепился аккуратненький квадратный плотик. Может, у племени ту-пу угнало его половодье? Но, может, и выше по реке живут племена, умеющие вязать плоты? Пока о них - никакой информации!
        Впрочем, течение могло пригнать этот плотик и по притоку, уходящему в зону айкупов. Устье его обозначилось сейчас более определённо, чем в день моей «рекогносцировки». Видимо, южнее преобладали глинистые почвы, и вода оттуда шла жёлтая. А по основному течению, от селения ту-пу - тёмная, более холодная и чистая. Два этих потока уходили далеко на восток, к устью, рядышком, почти не смешиваясь. С высоты вертолёта две струи в одном речном русле были видны очень хорошо. При этом чистая и холодная вода как бы отжималась к берегу купов.
        Чуть западнее впадения притока мелькнул на северном берегу крохотный круглый, как блюдце, заливчик, на котором высовывался из-под прибрежных кустов край ещё одного плотика. Я сделал над заливчиком круг и разглядел две отчётливые нити привязи, которые тянулись к плотику от основания кустов. Этот плотик уже никак не мог быть угнан течением из селения ту-пу. Кто-то держал его здесь про запас - для преодоления реки.
        Причём пользовался им нечасто. Иначе хватило бы и одной привязи.
        Хотелось увидеть на реке ещё и лодку-долблёнку, о которых столько читал в исторических книгах. Но ни одной не увидел. Неужто не только купы, но и ту-пу до лодок не доросли? Как не доросли до колеса и домашних животных. Не было собак у купов. Не слыхал я собачьего лая и в селении ту-пу. А ведь наверняка даже самые непородистые псы подняли бы тревогу при неожиданных ночных визитах урумту.
        Всем этим, похоже, придётся заниматься мне.
        По пути заметил я на маленькой полянке движущийся клубок покрытых коричневой шерстью животных. Тень вертолёта испугала их, клубок рассыпался, и лопоухие зверьки метнулись к вывернутым из земли корням упавшего дерева. За ними метнулся туда же из кустарника зверь покрупнее. То ли волк, то ли медведь, то ли помесь того и другого. Видимо, мать охраняла игру детёнышей. По быстроте движений звери были ближе к волкам. По величине - ближе к медведям. В общем, мохнатый зверь, «вук» на языке урумту.
        Как-то он там, в своих пещерах, мой бывший пленник? Опять, небось, собирается в поход? Или напротив, отговаривает сородичей от похода? Честно говоря, хотелось бы сегодня спокойно с ним побеседовать. Возможно, разговор теперь прошёл бы совсем на других тонах. Поостыли оба!
        Над селением ту-пу я сделал два круга, и тень вертолёта дважды прошлась по многим площадкам и входам в пещеры. Несмотря на то, что мотор работал бесшумно, машину заметили. Десятки людей высыпали на площадки перед пещерами и на тропинки между площадками. А когда я стал снижать вертолёт к вершине холма на левом, южном берегу, где совсем недавно стоял в ЭМЗе, люди разбежались, попрятались в пещерах. Ни одного не осталось на виду. Хотя и понимал я, что за машиной всё равно следят. Но уже из укрытий.
        На противоположной вершине холма приемлемой площадки для вертолёта не нашлось. Мешали крупные камни, кустарник и пеньки. Зато просматривалась на северном берегу подходящая свободная площадка внизу, у самой воды. В эту площадку вдавался крошечный заливчик, и в нём болтались на привязи два квадратных плотика. Точно такие же, какой заприметил я по пути в пойме реки. Должно быть, отсюда и унесло.
        Для ночной защиты селения площадка, на которую посадил я машину, была очень удобна. Северный берег отсюда легко осветить прожекторами, и все нападающие будут как на ладони. Не полетели бы только в них стрелы! Смогут ли удержаться от этого бедные ту-пу, увидев грабителей у своего порога?
        Может, не освещать их долго? Только шугануть светом?
        И куда всё-таки сажать Тора? От подножия холма он будет взирать на соседа снизу и вызывать его как проситель. С вершины - как повелитель.
        Но не просителем ведь придёт он сюда. Скорее - спасителем.
        … Главные задачи поездки решены. Можно возвращаться.
        Я поставил ногу на педаль включения, положил руки на штурвал, чтобы сразу потянуть на себя и подняться строго вертикально. Именно этот подъём отработать нужно «до белизны». Но что-то вдруг задержало, остановило меня. Какое-то шевеление в кустах у самого обрыва к реке. Никакого ветра не было, но там почему-то резко дёрнулись ветки. Я подождал секунду - и они дёрнулись вновь, что-то треснуло. Даже сквозь оргстекло кабины было слышно. А потом раздался вопль - чисто человеческий вопль ужаса.
        Я выскочил из кабины, бросился к кустам над обрывом. Как пуля в меня вонзился ещё один отчаянный вопль.
        За куст держались снизу, из-под обрыва, две тонкие смуглые руки. Куст трещал и выдирался из узкой щели в известняке, слегка присыпанной серой почвой. Кто-то подсматривал тут за мною и должен был сейчас ухнуть вниз…
        Я упал плашмя на землю и ухватился за руки. Сначала меня потащило к обрыву. Однако носки ботинок упёрлись в какие-то камни, и сползание остановилось. Почувствовав точку опоры, я рванул смуглые руки на себя вместе с кустом.
        И вместе с кустом, прямо на колючих ветках, обрушился на меня юный человек - то ли мальчишка, то ли девушка. Я заметил вначале лишь громадные серые глаза, наполненные почти предсмертным ужасом, перекошенное от страха лицо, копну нечёсаных длинных чёрных волос.
        Потом уже под волосами мелькнула девичья грудь.
        Я поднялся с земли весь перемазанный и хотел сперва отряхнуться. Но за это время девчонка могла убежать. А терять первое знакомство в неведомом племени не хотелось. Поэтому сначала я поднял её и потянул за руку к дверце вертолёта. Девчонка упиралась, как упрямая коза, но двигалась. Прямо возле дверцы, в кабине, на крючке, висели мыслеприёмники. На ощупь, не заглядывая в кабину, я снял два. Один тут же, левой рукой, натянул на себя. Другой подал девушке.
        Она отшатнулась, как будто я предложил ей змею.
        Пришлось надеть на неё мыслеприёмник своею рукой. Совершить, так сказать, насилие над личностью…
        - Не бойся! - тут же сказал я. - Зла тебе не сделаю. Ты красивая девочка. Ни один сын неба не сделает тебе зла.
        - Ты сын неба? - недоверчиво переспросила она.
        - Да. Меня зовут Сан. А как зовут тебя?
        - Тили. - Она улыбнулась. Буквально сквозь слёзы. - Ты спас меня. Я бы упала.
        - А зачем ты полезла сюда?
        - Хотела посмотреть.
        - Ты ничего не боишься?
        - Теперь - ничего. Если ты меня спас, значит, не убьёшь.
        - Твоя пещера отсюда видна?
        - Нет. Она тут прямо под обрывом. Самая верхняя. Отсюда не видно.
        - Сколько человек живёт в твоей пещере? Ты можешь сосчитать?
        - Много.
        Она стала загибать пальцы, бормоча что-то под нос. Потом разогнула перед моим лицом пятерню. До пяти, значит, считать умела. Совсем неплохо для столь юного и совсем необразованного создания.
        - Как зовут твоего отца?
        - Фор.
        - Что означает его имя?
        - Бесстрашный.
        «Ты вся в него», - подумал я. Но решил не перебарщивать с комплиментами.
        - А как зовут твою мать?
        - Тулю.
        - Что означает её имя?
        - Терпеливая.
        - А что твоё имя значит?
        Она вдруг засмущалась, растерянно улыбнулась, отвела взгляд.
        - Ты забыла, что значит твоё имя?
        - Не забыла. - Она вдруг посмотрела мне прямо в глаза - сердито и вызывающе. Зрачки её серых глаз стали крошечными, как булавочное остриё. - Моё имя значит «нежная». Но я совсем не такая!
        - Этого ты ещё не знаешь, - успокоил я её. - Жизнь покажет, какая ты. А подарки своим родителям можешь передать?
        - От кого?
        - От сынов неба. Они очень любят бесстрашных и терпеливых людей.
        В вертолёте стоял на три четверти полный контейнер с подарками для купов. Не грех было позаимствовать оттуда кое-что и для ту-пу. Раз уж подвернулся случай…
        - Подожди немного - вынесу подарки, - попросил я. - Или зайдём в эту хижину вместе со мной. Сама выберешь…
        Я показал на распахнутую дверцу кабины.
        Тили качнулась к дверце. Но испугалась и отшатнулась обратно.
        - Лучше вынеси, - сказала она. - Подожду.
        Я вынес ей три ведёрка одно в другом, стопку стаканчиков, три мотка разных лент, перочинный нож с колечком на рукоятке.
        Со стенок кабины я снял сапёрную лопатку, каёлку и геологический молоток. В «инструментальном» контейнере были другие, но искать сейчас - недосуг.
        - Это для твоего отца. - Я передал Тили молоток, каёлку и лопатку. - Это - всей семье. - Я передал стопку стаканчиков и показал, как вынимаются они один из другого. - Это тебе и Тулю. - Я показал на вёдра, опустил в них два мотка лент, а от третьего, ярко-красного, отсёк ножом полоску и повязал её галстуком на шею Тили. - А это только тебе.
        Я раскрыл перед нею нож, закрыл его и положил ей в руку, Пусть ей будет с этим ножом безопаснее!
        - Я в долгу у тебя, - тихо сказала девушка. - Никогда у нас не было таких подарков. Ни у кого! Я не забуду свой долг.
        - Никогда не бойся сынов неба, - посоветовал я, - Они не сделают зла ни тебе, ни твоему племени. Сыны неба - друзья ту-пу. Передай это всем. И скажи Уйлу, что скоро к нему придут гости.
        - Ты знаешь Уйлу? - удивилась она. Ресницы её распахнулись, зрачки увеличились.
        - Я слышал, он добрый, умный человек.
        Она помолчала, и я почувствовал в её молчании какое-то несогласие.
        - Он очень старый, - наконец сказала она.
        Я понял недоговорённость: ему уже трудно быть вождём.
        Всё сходилось с «диагнозом» Тора: старые вожди обычно сверхосторожны и нередко трусливы. Земная история дала тому немало примеров.
        - Сохрани эту дугу, Тили. - Я показал на мыслеприёмник. - Когда сыны неба снова придут к вам, ты сможешь говорить с ними свободно. А если потеряешь её, вы не поймёте друг друга.
        - Сохраню, - пообещала она. - Ты ещё придёшь?
        - Обязательно! А сейчас отойди подальше. Поднимется сильный ветер.
        Она подхватила вёдра с подарками, отошла к спуску с холма, а я забрался в машину и включил мотор.
        Поднявшись «столбиком» ввысь, я сделал круг над селением. Все площадки и тропинки его вновь были усеяны людьми. Видимо, вопли Тили выдернули их из пещер. А вокруг вершины холма, где стояла Тили с вёдрами в руках, лежали полукругом на земле люди. Как лучи восходящего солнца на детском рисунке.
        В общем-то теперь я мог бы обойтись и без помощи Тора. Но уже не имело смысла. В конце концов, весьма возможный союз соседних племён имел все шансы развиваться намного быстрее, чем любое отдельное племя.
        25.«Сар ходил вокруг пещер…»
        Уговаривать Тора не пришлось. Он и сам хотел повидать вождя «сынов неба» и давно знал дорогу к вертолёту. Не я повёл его через лесок на полянку, а он меня. И пошёл туда в тиаре, с ожерельями из клыков и зубов. Как положено вождю.
        - Там кто-то рыбу жарил, - сообщил я по пути. - Когда меня не было.
        - Я жарил её далеко от твоей хижины, - совершенно спокойно признался Тор. - Как ты просил.
        - Ты поступил мудро, - похвалил я. - Если бы хижина сгорела, ты никогда не увидел бы вождя сынов неба.
        - Он старый? - тихо поинтересовался Тор.
        - Такой, как ты.
        - Как его зовут?
        - Мих.
        - Что значит это имя?
        - Наши имена ничего не означают.
        - Откуда же они?
        - Из нашего прошлого. Многие люди оставили по себе добрый след. Их имена повторяются. А значение забылось.
        Брови Тора поднялись. Осмысливал. Потом подытожил:
        - У нас лучше.
        Я открыл дверцу вертолёта набором цифр и предложил Тору сесть в кресло пилота. Он пооглядывался, убедился, что дверь открыта настежь, и осторожно сел. Я устроился рядом, на откидном. Через минуту на экране уже улыбался Тушин.
        - Ухр кхун Тор! - начал он.
        - Ухр кхун Мих! - с достоинством ответил Тор.
        Это они поняли без перевода. Дальше пришлось переводить.
        Тушин признался вождю в своей прочной любви к мирным племён купов, айкупов и ту-пу. Пообещал, что сыны неба будут всегда помогать им. Теперь надо утихомирить хуров, заставить их жить мирно, как живут другие. Незачем их для этого убивать. А то озлобятся, и станет хуже. Достаточно напугать и прогнать. Их будут гнать столько раз, сколько раз нападут они на мирные племена. И хуры поймут, что нападать бесполезно. Вождь Мих просил передать всё это вождю Уйлу.
        - Айкупов вы тоже будете защищать? - недоверчиво переспросил Тор. Видимо, моего обещания было ему недостаточно.
        - Будем! - пообещал Тушин.
        - Я хочу сказать это вождю айкупов.
        - Скажи! - согласился Тушин.
        - Ему тоже не надо убивать хуров?
        - Хуры не дойдут до него. Мы не позволим им перейти реку.
        - Вождю айкупов надо будет пролить для этого свою кровь?
        Тушин помолчал, вопросительно посмотрел на меня.
        - Я не понимаю, Алик, - тихо произнёс он.
        - Речь идёт о договоре, подписанном кровью, - так же тихо пояснил я.
        Тушин улыбнулся, перевёл взгляд на Тора и ответил:
        - Мы прольём кровь вместе - сын неба и вождь айкупов. Мы пришлём подарки айкупам и тогда прольём кровь.
        Больше у Тора вопросов не было. Отправиться к вождю Уйлу он согласился. И на этом Тушин попрощался:
        - Ухр кхон Тор!
        - Ухр кхон Мих! - эхом отозвался Тор.
        Он был явно доволен разговором. Он стал другом и братом сильного, хотя и далёкого вождя. Сыны неба делали его своим вестником в соседних племенах и, значит, своим главным союзником. Опираясь на силу сынов неба, он и сам становился сильнее. А какому вождю не хочется стать сильнее?
        - Когда мне идти? - спросил Тор, спустившись из вертолёта.
        - Может, полетишь по небу на этой хижине? - поинтересовался я, показав на машину. - Хижина довезёт тебя до Уйлу, пока ты съешь два кхета.
        - Это невозможно, - спокойно возразил Тор. - Тут почти два дня пути.
        - Проверь, - предложил я.
        Он молчал, думал. На лице его явно читалось: и хочется, и колется…
        - Если я спущусь к ту-пу с неба, - как бы размышляя, вслух произнёс он, - значит, я сам буду сыном неба?
        - Конечно! - согласился я. - Все ту-пу сразу увидят, кто ты. И объяснять не надо.
        - Могу я взять с собой Сара?
        - Можешь. Если он согласится.
        - Он не спорит со мной, - с достоинством объяснил Тор. - Когда отправляться?
        - Когда хуры выйдут в поход. Сколько дней идут они до купов?
        - Не знаю. Сар шёл до их пещер пять дней. Сар ходит быстрее всех в племени.
        - Сар туда ходил? - удивился я.
        - Давно. - Тор вздохнул. - Когда хуры угнали его сестру. Хотел вернуть её.
        - Вернул?
        - Нет. - Тор опустил взгляд. - Сар ходил вокруг пещер. Долго ходил! Но хуры не выпускают женщин наружу. Сар принёс оттуда только перья для этой шапки. - Тор показал на свою тиару. - Женщин он не увидел.
        - Почему он пошёл один? Никто больше не захотел?
        - Он никому не сказал. Он сильный и смелый! - Тор произнёс это с гордостью. - Он ни у кого не просит помощи. А сам помогает всем. Когда я уйду к предкам, он станет вождём. Я обещал ему это. У купов должен быть хороший вождь. Иначе племя будет слабым, бессильным. Не бывает сильного племени с плохим вождём.
        - А какой вождь у хуров?
        - Не знаю. - Тор произнёс это с явным огорчением. - Не знаю его имени. Не знаю его лица. Хуры скрывают своего вождя. Он не носит такую шапку, как другие вожди. По всему видно, он злой и жестокий. Хурам от него хуже всех. Их все ненавидят. И живут они не как люди.
        Это я уже слышал от Лу-у. Видно, впитала мысли отца.
        Подумалось, что не вождь, наверное, диктует своему племени образ жизни, а, напротив, образ жизни выбирает подходящего вождя. Соответствующего желаниям большинства. И опирающегося на большинство. И значит, с племенем купов мне сильно повезло - если спокойный, неторопливый и справедливый Тор соответствует характеру большинства.
        … Ну, что ж… Впору позаботиться о подарках для официального визита к ту-пу!
        26.«Со мной это тоже могло случиться…»
        Воинственные урумту отвесили мне ещё два спокойных дня, пока реки вновь становились реками, а ручьи - ручьями. За эти дни удалось привести в порядок палатку, настелить пол из капролитовых решёток, поставить этажерку и кое-что разложить на ней, развешать на клапанах парашютного купола полотенца, рубашки и майки, разобрать складной столик, пристроить возле него батарейный холодильник, принести из вертолёта ещё три баула с разными вещами для себя и купов.
        К вертолёту я ходил теперь через лесок без ранца. Иногда в сопровождении мальчишек. Никто из них в машину не лез - пока побаивались, А взрослые, похоже, давно и обстоятельно осмотрели её без моего участия.
        Воду для питья я брал из родничка на вертолётной полянке. Никто больше им почему-то не пользовался. Племя носило воду из реки. Причём быстро привыкло к пластмассовым вёдрам, которые появились в каждой хижине. А в некоторых - и по два… В мешках из шкур воду уже не таскал никто. И женщины перестали шить их возле своих хижин.
        Это было первое полностью всеобщее изменение жизни.
        Второе заметное изменение касалось стаканчиков. Из них стали пить воду все дети и почти все молодые женщины. Мужчины и старухи по-прежнему предпочитали пустую кожуру кхетов, в которую влезало, по-моему, около литра воды. Но стаканчики я видел и у них в руках. Хватало на всех!
        На следующий день после «телемоста» попросил я Лу-у показать тропинку к реке. С собою прихватил стопку полотенец, мыло, надел плавки, взял запасные и сложил всё в прозрачный пакет. Решил искупаться, если не помешает ничто.
        Лу-у пошла с пустыми руками. Только мыслеприёмник надела.
        По пути она показала высокий куст, усыпанный крупными знакомыми плодами.
        - Кхет, - сказала Лу-у. - Он растёт только вдоль реки.
        - А по Кривому ручью? - спросил я.
        - Нет. И дальше к холоду - тоже нет. Поэтому купы никогда не уйдут от реки.
        «Граница распространения, - подумалось мне. - Как чётко обозначено! А ведь расстояния тут - чуть больше километра. Впрочем, чему удивляться? На Урале ясень с южного берега Туры на северный не перешагнул…»
        - А у айкупов кхет растёт?
        - Конечно! - Лу-у рассмеялась. - Чем дальше к теплу, тем больше кхета.
        - Ты ходила к теплу дальше айкупов?
        - Нет. Никогда!
        - Как называется ваша река?
        - Ака.
        - Это название одной вашей реки?
        - Мы знаем всего одну реку, - объяснила Лу-у. - Река - Ака. Других рек не знаем. Разве они есть?
        - На земле много рек, - сообщил я. - У каждой своё имя. Как у людей.
        Лу-у недоверчиво усмехнулась.
        - Разве у айкупов нет своей реки? - спросил я.
        - У них эта же река, - ответила Лу-у. - В тихую погоду они плывут к нам на плотах.
        Река шла с запада на восток. На западе жили ту-пу. Айкупы - на юге. Видимо, на притоке, который видел я дважды. А может, наоборот - притоком было то, что шло к ту-пу?
        Карта моя не давала ответа на этот вопрос. По сути, она была контурной.
        Лу-у вывела меня на берег напротив островка, где прятались женщины с детьми в день нашествия урумту. На островке, под густыми кронами деревьев, просматривались скороспелые шалаши, которые с высоты полёта на ранце не были видны. Как раз у моих ног болтались сейчас привязанные к дереву плотики для переправы и начиналась изогнутая линия поплавков от рыболовной сети, протянутой через пролив. Ниже по реке желтел чистым песочком крошечный пляж. Я разулся на нём, развесил на кусте одежду и осторожно пошёл в воду. Кто знает, какое тут дно?
        Оказалось, дно обычное, слегка илистое, без камней. Вода была тёплой, и я поплыл привычными саженками - до островка и обратно. Сколько месяцев уже не плавал!.. С тех пор, как длинной колонной разноцветных биолётов возили мы школьников в Зону отдыха на восточном побережье нашего материка. Бирута ехала тогда со своими учениками во главе колонны, я - в хвосте. И на прибрежном песочке резко объяснялись мы с Женькой Верховым из-за руководства киберлабораторией. Розита тогда ещё была его женой… Кто мог подумать в ту пору, что они станут первой среди землян на этой планете разведённой парой, а я - далеко не первым вдовцом?
        Лу-у сидела на берегу, поджав колени к подбородку, смотрела, как я плыву от островка обратно, но вдруг поднялась, скинула с себя на землю многослойный отрез сатина и, полностью обнажённая, пошла в воду навстречу мне. Она не рисовалась, не кокетничала, вела себя сдержанно и совершенно естественно. Видимо, так у них принято.
        Плыла она «по-собачьи» и, похоже, не уставала. Потому что легко «прогулялась» до островка и обратно, не останавливаясь, и вышла не задыхаясь. И так же естественно, спокойно, как вошла в воду, неторопливо вышла из неё, обмотала мокрые бёдра сатином и подпоясалась лианой.
        - Ты легко плывёшь, - сказал я.
        - Я же рыбка! - Она улыбнулась. - Лу-у - это «рыбка», А ты плывёшь как птица.
        - Тебе не понравилось?
        - Ты плывёшь быстро. Это понравилось. Но рыбу ты руками не поймаешь.
        - А ты?
        - Часто ловлю.
        - Без сети?
        - Зачем сеть, если есть руки? Сеть сама ловит, я - сама.
        «Ничего себе речка! - подумал я. - Если рыбу тут ловят руками… Понятно, от такой речки они не уйдут. Да ещё кхеты…»
        Я помылся у воды и протянул мыло Лу-у. Она взяла его осторожно, понюхала и брезгливо стёрла чистым песком с рук скользкую мыльную слизь. И больше к мылу не прикасалась. Тут, похоже, предстояла более долгая и трудная работа, чем с вёдрами и стаканчиками. Полезность мыла, видимо, была куда менее очевидной.
        Помывшись, я пошёл за кустик сменить планки. Лу-у тоже обошла кустик с другой стороны, стала напротив меня и невозмутимо наблюдала, как я переодеваюсь. Объяснять ей земные правила приличия я не решился. Отворачиваться нелепо. В конце концов, устроен я не хуже других людей. Пусть убедится! Проще отвлечь её внимание, и я спросил:
        - В твоей хижине живёт женщина с маленьким ребёнком. Это твоя сестра?
        - Была сестра. Стала мама, - спокойно ответила Лу-у.
        - Как это получилось? - удивился я.
        - Она из племени ту-пу, - начала объяснять Лу-у, не теряя, однако, откровенного интересе к тому, что я делаю. - Тор нашёл её маленькой девочкой на стоянке в лесу. Он возвращался с охоты. Девочка пряталась в кустах. Она была голодна и напугана.
        - Кем?
        - Хурами. Они угнали женщин ту-пу. И её вместе с матерью. Они всегда угоняют девочек вместе с матерями. А мальчиков убивают.
        - Всех?
        - Кого удастся. Кто не успеет убежать. Из мальчиков вырастают охотники. Все охотники здешних племён ненавидят хуров.
        - Тор привёл эту девочку к себе?
        - Куда же её было деть? - Лу-у опустила любопытный взгляд и задумалась. - Девочка выросла в нашей хижине. Была моей сестрой. Но помнила, что она ту-пу, что зовут её Нюлю. У нас нет таких имён… Она видела, как хуры насиловали женщин на привале. И девочек… Ей удалось спрятаться…
        Лу-у вдруг закрыла глаза, помолчала несколько секунд и резко выпалила:
        - Со мной это тоже могло случиться. Если бы не ты…
        - Лу-у, не думай об этом! - закричал я. - Никогда с тобой это не случится!
        - А если ты уйдёшь?
        - Придёт другой сын неба. Нас много! Мы не дадим в обиду купов! Да и я не уйду. Расскажи лучше, как Нюлю стала твоей мамой.
        - Когда пришло время выбирать мужа, Нюлю сказала: «Не хочу никого, кроме Тора!» Тор засмеялся. Ка-а пожалела Нюлю и сказала: «Пусть живёт с нами дальше. Я привыкла к ней».
        - Ка-а - твоя мама?
        - Да.
        - У вас в хижине ещё живёт старая женщина…
        - Бу-у - мама Тора. Она тоже сказала: «Пусть живёт с нами». А в нашей хижине как Бу-у скажет, так и будет. Тор не спорит с ней.
        - У кого-нибудь ещё есть две жены?
        - Сейчас - ни у кого. Но бывает.
        - От кого это зависит?
        - От девушек. Каждая может попроситься в хижину охотника младшей женой. Тихую семья возьмёт. Шумную - нет. Но редкая девушка этого захочет.
        - Почему?
        - Каждая хочет стать хозяйкой. А младшая жена хозяйкой не станет. В нашей хижине Нюлю слушается всех. Даже меня.
        Неожиданный получился разговор. И, может, нелёгкий для Лу-у. Но рано или поздно надо же узнавать, как живут купы…
        На обратном пути, возле куста кхетов, Лу-у вдруг остановилась и потёрлась носом о моё плечо. Совсем как сиамская кошка Мурка, которая жила у нас в семье, пока родители не улетели в командировку на Огненную Землю. Меня тогда вначале отправили в школьный интернат, а потом вызвали на самый юг Америки. Кошку Мурку отдали соседям. И от них она уже не вернулась.
        И как гладил я по чёрной головке дымчатую умненькую Мурку, когда тёрлась она носом о моё плечо или вылизывала с явным удовольствием потную подмышку, так погладил я по голове и черноволосую, гладко причёсанную моими стараниями Лу-у. Представить было невозможно, что всё это имело у купов значение символическое и куда более серьёзное, чем простая дружеская ласка.
        27.Куда идут урумту?
        Список необходимого увеличивался каждый день. За английскими булавками, расчёсками, зеркальцами попали в него широкие резинки, пояса, верёвки, опять же перочинные ножи. Тех, что взял в Нефти, могло не хватить. Без булавок и резинок бессмысленно показывать, как кроить сатин, как сделать из него не то чтобы юбку, а просто набедренную повязку.
        Многослойные цветные отрезы, которые уже разошлись по селению и обмотали женские бёдра, на моих глазах быстро превращались в связки грязных серых лохмотьев. И как бы наглядно демонстрировали преимущества прочных шкур, которые легко помыть в реке. Поэтому новые отрезы я из вертолёта не брал.
        Где-то в Городе или Заводском районе всё заказанное мною ложилось в контейнер с надписью «Тарасову». Но не гонять же из-за мелочей вертолёт через море!..
        Ускорили процесс неугомонные урумту. Утречком зазуммерил радиофон, и бархатный баритон Омара порадовал:
        - Твои каннибалы вчера к ночи разожгли восемь костров перед пещерами. Спутник передал сразу, но я не хотел тебя будить. Что ты по сему поводу думаешь?
        - Может, мясо в дорогу коптят? Перед прошлым походом жгли костры?
        - Никого это тогда не волновало. - Омар рассмеялся. - Наблюдений не было. Мы же не предполагали там племя… В общем, вертолёт тебе готовить?
        - Его всё равно готовить. Кто полетит?
        - Бруно и Джим согласились.
        - Хорошо бы забросить в машину инструменты для ту-пу. Отдельным контейнером. Лопаты, каёлки, геологические молотки, ножовки… Да и купам ножовки пригодятся.
        - Может, топоры? - вставил Омар.
        - Топоров боюсь, - признался я.
        - А Марату Амирову много доставили. По его же просьбе.
        - Это я помню. Но и тогда мне показалось, что с топорами он поспешил.
        - Ну, тебе виднее. Что для тебя лично?
        - Побольше тушёнки с макаронами. Баночки со свежим хлебом. Остальное - как всем.
        - Самовар тебе уже приготовили.
        - Тогда ещё и чаю. И туристический топорик - щепок нарубить.
        - Что ещё надо от спутника?
        - Вектор походных костров.
        Через два часа Розита сообщила, что костры возле пещер погасли, и цепочка людей двинулась на юг.
        - Сколько их?
        - Сорок. Будь осторожен! Умоляю!
        - Живи спокойно. Ничего не случится.
        Розита вырубилась, а я заглянул в соседнюю палатку: на месте ли Тор? Скоро и нам с ним в поход…
        Вождь был на месте - заканчивал плести пол под куполом парашюта. Может, надеялся, что здесь будет жить Лу-у с мужем?
        Посреди пола виднелся в палатке аккуратно оплетённый многоугольник чистой земли. Видимо, для очага. Как сочетался бы этот очаг с парашютным шёлком, пропитанным Бог знает какими смолами, я сообразить не мог. Ну, оттянуть для дыма верхний клапан - дело нехитрое. Но открытый огонь в такой палатке?.. Что-то мы недодумали…
        Вообще, бурного строительства в селении не ощущалось. Лишь «гвардеец» Кыр да удачливый Щур, мой тёзка, ставили новые хижины. Причём Щур начал работу сразу после всенародного признания своих успехов. Видимо, надеялся, что уж теперь-то какая-нибудь девица его выберет.
        Обе стройки были на виду, я не раз останавливался возле них, и постепенно выяснялось, как начинают купы хижину.
        Как и везде, они сперва выравнивали площадку, лили на неё воду, чтоб понять, куда она стекает. Туда и добавляли дёрн с речным песком, трамбовали пятками, пока вода не начинала застаиваться.
        После этого прокладывали узенький сток посередине и вкапывали обожжённые с нижнего конца вертикальные слеги, образуя многогранник, переплетённый и скреплённый лианами. Так создавался каркас.
        Поначалу Кыр и Щур долбили и ковыряли землю палками и копьями. Когда я понял их цель - принёс им по штыковой лопате, показал, как пользоваться. Однако они ходили босиком - сильно не надавишь… Пришлось к лопатам добавить по каёлке. И дело пошло.
        Каёлки вообще привели охотников в восторг. Их рассматривали и обсуждали у всех костров. И особенно пристально изучал их отец Кыра - местный оружейник Бир.
        Когда на стройках появились первые вертикальные слеги, я решился пустить в дело ножовку. У меня их было две.
        Предложив Кыру и Щуру мыслеприёмники, я позвал их в лес. Едва мы вышли из селения, Кыр сказал:
        - Наконец-то Сан заметил и нас.
        Это был первый упрёк мне в племени купов. Объяснять его несправедливость я не мог. Проще не услышать.
        Я попросил охотников выбрать два подходящих для них молодых дерева и спилил их неторопливо, по всем правилам, как учили нас в «Малахите». Потом предложил Кыру сделать то же самое.
        Он взял ножовку осторожно, обнюхал и ощупал всю, включая ручку, пилил медленно, по нескольку раз вынимая пилу из каждого разреза. Но все три разреза сделал нормально, и сообща мы свалили дерево именно туда, куда и было намечено.
        После этого я показал, как спиливать сучья.
        Следующее дерево Щур свалил быстрее Кыра. Они оказались способными учениками оба, и ножовку я им оставил. Чтобы валили деревья вдвоём. Так безопаснее.
        Мыслеприёмники я им оставил тоже. Это был первый прорыв за тот круг, который очертил для меня Тор. Всё получилось само собой, естественно, и обижаться на меня вроде не за что.
        Не знаю уж, что подумал обо всём этом Тор, но сделал вид, будто ничего не заметил. И я был благодарен ему за это.
        А вот помочь ему в плетении пола я не мог. И, поглядев на его обречённо неторопливую работу, отправился к вертолёту - готовить подарки для вождя ту-пу.
        В контейнерах, однако, попадались всё те же вёдра, стаканчики, лопаты, каёлки, геологические молотки… Всё это у Тили уже было. Повторить? Тили всё-таки живёт не в пещере вождя…
        Мелькнули ещё и лучковая пила, рубанок с шерхебелем… Совсем ни в какие ворота! Неужто кто-то думал, что я тут буду доски строгать? Или учить этому?..
        Конечно, можно подарить штыковую лопату. Или совковую. Но я представил, как Тор будет с этой лопатой торжественно вышагивать по тропинкам и ступенькам пещерного селения - и отказался от такой идеи. Вдруг смешным покажется не только мне? Разговор-то предстоял серьёзный…
        В итоге наполнились два ведра, и в это время меня вызвала Розита.
        - Первый костёр горит, - доложила она. - Вектор от ночных костров уходит западнее купов.
        - Они неплохо ориентируются на местности, - подумал я вслух.
        - Может, у них давно отработаны маршруты? - предположила Розита. - Ведь столетиями одно и то же.
        - Лучше твоего объяснения и не придумаешь! - согласился я.
        - Мне нравится твоё спокойствие.
        - Не вижу причин волноваться.
        - С тобой хотел поговорить Натан Ренцел.
        - О-о! Я ведь до сих пор его не видал. Кажется, это у нас самая таинственная знаменитость.
        - Ради него включишь экран?
        - А ты уже обиделась? Включаю! И ты покажись!
        У Розиты была новая причёска - без привычной чёлочки, с открытым высоким лбом, с крупными, вроде бы небрежными завитками пышных чёрных волос.
        - Ты сногсшибательная красавица! - выпалил я. - Даже не верится, что тебе может быть чем-то интересна небритая личность заморского собеседника.
        - Я бы тебя быстренько обрила! - Розита вздохнула. - Добраться бы!.. Так на Ренцела переключать?
        Натан Ренцел оказался лысоватым, большеухим, толстогубым, с доброй и беззащитной улыбкой, с грустным взглядом больших карих глаз. Ни за что не подумал бы, что этот, такого сверхдомашнего уютного вида человек, которому только в шлёпанцах перед телевизором млеть, мог спасти сотни людей от кошмарной смертельной болезни, мог избавить целый материк от опаснейших насекомых.
        А ведь война с ними была ничуть не легче войны с озверевшими людьми…
        - Комары донимают? - поинтересовался Натан.
        - Нет.
        - А вообще они водятся?
        - Полно! Рядом болото.
        - Значит, работают прививки?
        - Видимо. Спасибо за них!
        Вакцина от ренцелита тоже была его делом. Прививки нам сделали ещё на орбите, перед спуском звездолёта на планету.
        - А как относятся к комарам аборигены? - продолжал спрашивать Натан.
        - Примерно как мы на даче. Хлопают по рукам, по ногам.
        - Болезней за эти дни не случалось?
        - Если честно - не знаю. В хижины пока не зван. Может, там кто и болеет. Но переполохов не наблюдал. От похорон тоже Бог миловал.
        - Ну, похороны в небольшом племени - событие чрезвычайное! - Густой низкий раскатистый бас Ренцела прозвучал в этой фразе особенно выразительно. Почти артистически! Дал же Бог такой звучный убедительный голос человеку, которому для его работы это совершенно не требовалось! Мне бы таким басом с дикарями беседовать! Действительно был бы голос «сына неба»! - Значит, у них природный иммунитет, - подытожил Натан. - Всё прекрасно! Но твари эти нужны нам живьём. Рано или поздно заниматься ими придётся.
        - Не представляю, как сумею доставить их живьём. Разве что в бутылочке из-под тайпы? Так ведь передохнут!
        - А я пришлю ловушки, - спокойно объяснил Ренцел. - В них заложен корм. Есть вентиляция. Полный комфорт для комаров! Благоустроенная тюрьма! Вот ребята полетят… Тебе только расставить ловушки и собрать, когда заполнятся хоть на четверть. Возьмёшься?
        - Конечно.
        - А потом я за ними прилечу.
        - С удовольствием приму такого гостя!
        - За другими насекомыми ещё не наблюдал?
        - Не успел. Сплошные цейтноты.
        - Все наши цейтноты - обычно следствие чьей-то агрессивности. - Натан грустно вздохнул. - Мне тут легче всех - я могу уничтожить своего агрессора. А ты вынужден его спасать… Ну, ухр Сан! - Натан широко улыбнулся.
        - Уже знаешь?
        - Это мгновенно разошлось! Демоническая сила телевидения! Даже дети в школе кричат друг другу «ухр», обзываются «кхунами» и «кхонами». Первый зримый итог твоего телемоста двух вождей…
        28.Шофёр дипломатической миссии
        За ночь выяснилось однозначно: урумту идут к «пещерным крысам». Поэтому утром я сказал Тору, что пора лететь к Уйлу. Вождь сразу жёстко распорядился:
        - Иди к своей страшной хижине. Мы с Саром сейчас придём.
        Приближалась опасность. Тор начинал командовать.
        Они пришли к вертолёту вслед за мной. Оба - в боевых ожерельях. Оба - с геологическими молотками. У обоих висели на груди медальонами сложенные перочинные ножи на красных ленточках.
        Уже спокойно, привычно Тор забрался в машину первым. Сар, глядя на вождя, тоже не осторожничал, не оглядывался.
        Я усадил обоих на откидные сиденья и выставил перед ними два белых ведра со всем, что удалось туда уложить.
        - Посмотрите подарки для Уйду, - попросил я.
        Тор подарки одобрил. Сар тихо поинтересовался: есть ли ещё иглы для стрел?
        Я порылся в контейнере и выудил из-под стопы отрезов пакет с нитками, иголками и ножницами. Вынул из него пачку крупных иголок.
        Сар развернул её, оглядел иголки и с явным сожалением опустил в ведро. Как от души оторвал. Понял, что отдаёт по сути своё.
        Однако этого ему показалось мало. Он развязал ленту на груди, обмотал её вокруг перочинного ножа и тоже положил в ведро.
        Это было особенно трогательно.
        Полагалось пристегнуть обоих пассажиров к откидным сиденьям ремнями. Но я боялся, что они поймут это как ограничение свободы, причём самое унизительное. И поэтому лишь попросил на ноги не вставать, пока не прилетим в селение ту-пу. Хижина, мол, иногда качается, будто плывёшь на плоту. На плотах они плавали. Пусть будет безопасная ассоциация…
        Идти я решил на небольшой скорости и при минимальной высоте. Чтобы всё-таки не качнуло.
        После этого запер дверцу, включил мотор и в зеркало увидел, что оба вцепились в сиденья с напряжёнными, окаменевшими лицами. Молотки лежали у ног - не до них…
        Если бы Тор выгребал содержимое кхета руками, он съел бы плод минут за семь. Так что я не ошибся: за пятнадцать минут мы долетели, и я посадил вертолёт на вершину холма. За всю дорогу никто не произнёс ни слова. И я не уверен, что пассажиры мои были в состоянии осмысливать то, что видели.
        Заглушив мотор, я выбрался наружу и сообщил:
        - Мы в селении ту-пу. Можете выходить.
        Тор поднялся осторожно, на дрожащих ногах, медленно спустился по ступенькам и огляделся с удивлением, которое граничило с ужасом.
        Наверное, с таким же удивлением оглядывался бы я где-нибудь на окраине галактики в Андромеде, за тысячу семьсот световых лет от Земли, если бы некие инопланетяне перенесли меня туда из Солнечной системы за те же пятнадцать минут.
        Селение Тор узнал. Похоже, прежде бывал тут. Хотя и видел его тогда, в другом ракурсе - снизу. Но никак не мог осмыслить мгновенную для него дорогу. Значит, то, что видел он по пути сквозь стёкла кабины, не воспринималось как нечто реальное. Он ведь никогда раньше не глядел на землю с такой высоты… И поэтому реку не воспринимал рекой, лес - лесом…
        Сар вылез из машины внешне невозмутимо. Глядел он не столько по сторонам, сколько на Тора. Как бы страховал его безопасность. И не забыл прихватить геологический молоток. А Тор оставил свой в машине, и я вынес его вместе с вёдрами.
        Постепенно Тор сориентировался и подобрался к краю обрыва. Увидев, что десятки людей глядят вверх с тропинок и площадок, Тор вспомнил, что он вождь и прибыл сюда тоже к вождю. Он выпрямился, повёл головой направо, налево и крикнул:
        - Уйлу! Уйлу! Ухр Уйлу!
        Голос вдруг изменил ему, сел, и крик получился хриплым.
        Я решил поддержать его авторитет у местного населения и на средней громкости произнёс в мегафон:
        - Уйлу! Ухр Уйлу!
        Эхо, ударяясь то в один обрыв, то в другой, повторило слова многократно и затихло внизу, у самой воды.
        Невольно подумалось, как невероятно зазвучала бы здесь музыка. Возможно, одна гитара воспринималась бы как целый струнный оркестр, а фортепиано - как орган. Но, может, и ничего не получилось бы - только какофония.
        Попробовать бы когда-нибудь, хоть с магнитофоном!..
        Тем временем на противоположном берегу, на просторную площадку возле моста медленно вышел человек в тиаре из перьев и глухо прокричал несколько слов. Последнее было - «Уйлу». Возможно, поинтересовался: кто тут спрашивает вождя?
        В бинокль я увидел у него седую бородку, седые пряди на голове и морщинистую кожу лица. Он казался намного старше вождя купов.
        Вслед за ним выполз из пещеры совсем уж съёжившийся старичок и замер на камне у самого входа. Глядел он сразу вверх - понял источник событий! - и даже руку приложил к глазам, чтоб солнечные лучи не мешали.
        Тор помахал местному вождю рукой и трижды прокричал:
        - Тор ю купум!
        - «Тор из купов», - перевёл мой мыслеприёмник.
        После этого Тор подхватил молоток и направился к спуску. Сар послушно пошёл за ним с обоими вёдрами и со своим молотком. Я остался на месте. Меня не звали. Тут я был всего лишь шофёр дипломатической миссии.
        В бинокль я следил, как Тор и Сар спускались по тропинкам и лесенкам, как вышли на мост и как встретил их точно на середине моста старый вождь племени ту-пу. Они пошли рядом с Тором к его пещере. У входа Тор перехватил протянутые Саром вёдра, оставил ему свой молоток и скрылся в пещере вместе с вождём Уйлу. Вслед за ними уполз в пещеру и старичок с камня. А Сар с двумя молотками остался у входа. Один молоток он заткнул за пояс, второй держал в руке. Возле него собрались ребятишки, голенькие, как и в племени купов. Взрослые почтительным полукругом остановились подальше. Сар казался мне сверху повыше и покрепче местных мужчин.
        Я опустил бинокль и подумал, что если сейчас из-за какого-нибудь куста вдруг вынырнет Тили, мне нечего будет ей дать, кроме отрезов сатина. Все остальные подарки, на какие я способен, она уже получила.
        Честно говоря, хотелось бы её увидеть, рассказать о надвигающейся опасности и передать те же предупреждения и просьбы, о коих толковали сейчас внизу вожди. Подобную информацию всегда лучше дублировать на разных уровнях.
        Но Тили не появлялась, а вызвать её мегафоном я не решался. Это могло повредить и ей и её семье. Одно дело - случайный разговор при случайной встрече, другое - вызов на переговоры о том, что обсуждают вожди. Всё ведь происходило на глазах целого племени!
        А вожди беседовали около часа. И расстались, судя по всему, друзьями. Уйлу, обняв Тора за плечи, проводил его по мосту до другого берега, и только тут Тор, вроде бы небрежно, взял из рук Сара свой молоток.
        Вслед за вождями опять же выполз из пещеры и застыл на камне съёжившийся старичок.
        Уже забравшись в вертолёт, Тор сообщил:
        - Уйлу обещал выполнить просьбы вождя Миха. Уйлу видел оружие сынов неба и благодарен за него. Оружие дарил им ты?
        Пришлось признаться:
        - Я, больше некому. Но не вождю Уйлу, а дочке охотника Фора. Она подсматривала за мной на этом холме и чуть не упала.
        - Уйлу это видел, - спокойно доложил Тор. - Ты спас эту девушку, и, если захочешь, племя отдаст её в твою хижину. Так сказал Уйлу. Пещеры на холодном берегу будут пусты. Так он сказал. Но хуры не войдут на мост. Кто войдёт, того убьют. Ты доволен?
        - Доволен. Сыны неба отблагодарят тебя, Тор.
        - Мы договорились вместе охотиться, - добавил вождь. - На ломов.
        - Откуда они приходят? - поинтересовался я.
        - С холода. Когда долго дуют холодные ветры, ломам не хватает корма. И они уходят к теплу. А потом возвращаются в холод. У них длинная шерсть. Им жарко в наших местах.
        - Хуры тоже охотятся на ломов?
        - Наверно.
        - Охотятся, - вставил Сар. - Я видел, как они несли в пещеру мясо лома и его клыки. На шкурах ломов они спят.
        - А купы?
        - Купам на них жарко, - объяснил Сар. - Мы делаем из этих шкур стены хижин.
        Разговор шёл в вертолёте, и я всё тянул: вдруг выпрыгнет из кустов Тили? Всё-таки теперь она уже почти официальная моя невеста… Не грех презентовать ей сатин. Пусть даже и превратит она его быстренько в лохмотья. В конце концов, все женщины превращают свои одежды в лохмотья. Разница лишь в сроках…
        То Тили не появилась, и я поднял вертолёт над пещерами.
        Перед посадкой я сделал два круга над селением купов - показал его пассажирам с воздуха. Чтоб меньше высоты боялись.
        Исчез их страх или нет, не знаю. Но когда мотор на полянке заглох, Тор спросил:
        - К айкупам эта хижина летает?
        - Куда угодно! К айкупам - тоже.
        - Надо побывать у них! - В голосе Тора прорезалась жёсткость. - Я хочу, чтоб ты стал нашим колдуном. Молодой колдун лучше старого. Вот у ту-пу - совсем старый. Еле ходит, боится хуров. Сегодня сказал, что никто не сможет прогнать их. Они всё равно возьмут, что пожелают. Зачем нам такой колдун?
        Видимо, тот съёжившийся старичок, что выползал из пещеры и уползал в неё, и был колдуном ту-пу. Раз уж присутствовал при беседе вождей…
        Похоже, не отвертеться. Колдун тут имеет официальное положение. Как колдун купов, я мог бы, наверное, спуститься на переговоры вместе с Тором. А не ждать, как древний шофёр возле машины начальства…
        29.Голос крови
        Вечером я доложил Омару о дипломатической миссии, а он мне - о движении урумту. Шли они быстро. Особенно поражала их способность с ходу форсировать речки. Никаких задержек тут не возникало! Невольно вспомнился мне круглый, как блюдце, заливчик на северном берегу Аки с закреплённым на двух привязях плотиком. Может, предусмотрительные урумту его оставили? Может, и на других речках болтаются у них такие же плотики в уютных заливчиках? Отработанные маршруты, как точно подметила Розита?
        Наверное, такими же привычными отработанными маршрутами триста лет ходили на русские города неисчислимые орды золотоордынских ханов. И так же убивали мужчин, угоняли женщин, жгли селения… Наверное, голос крови бушует во мне, ярость предков, которые видели и пережили тот древний и, казалось, нескончаемый разбой. Вроде бы чужая планета, чужие племена - и просто неукротимая потребность прекратить этот ужас. Главное - не позволить ей сорваться в злобу! Не спутать защиту одних чужих жизней с правом распоряжаться другими чужими жизнями…
        Был такой кошмарный опыт в самом конце двадцатого века, когда сильнейшие государства мира методично и беспрепятственно уничтожали маленькую Сербию - вроде бы ради защиты албанцев. И, как водится, албанцев уничтожили куда больше, чем сербов. И на века посеяли на юге Европы мстительный и неукротимый голос крови, который миллионы людей неизменно призывал к отмщению. Столетиями аукалась Европе и Америке та вопиюще несправедливая война. Даже в наш международный «Малахит» всего одного курсанта согласилась отпустить Сербия за все годы. И то лишь потому, что «Малахит» - в России. Как могла, Россия тогда помогала Сербии, больше на словах, чем на деле… Но даже и за это Сербия была благодарна…
        Голос крови жив на Балканах до сих пор.
        Как и во мне живёт голос жертв золотоордынских полчищ…
        Не посеять бы что-то подобное на чужом материке чужой планеты! Хватит и того, что посеяно пришельцами в племени ра.
        … - Твои друзья с такой скоростью дойдут за четыре с половиной дня, - предположил Омар. - Мы тут прикинули…
        - Значит, у них будет долгая последняя стоянка, - ответил я. - Как и в прошлый раз. Перед ночным броском они отсыпались на поляночке. Я видел…
        - Вот пока они будут отсыпаться, к тебе придёт вертолёт. Место посадки присмотрел?
        - В пойме Кривого ручья. Ближняя полянка занята моей машиной.
        - Ставь там завтра пеленгатор. Контейнеры там же оставишь?
        - Больше негде.
        - И надолго!
        - Почему?
        - Тебя заберут в Город. На Совет. Два-три дня…
        - Тогда утяжелите контейнеры. Чтоб стали неподъёмны.
        - Они и так будут неподъёмны. - Омар хмыкнул.
        - Два мегафона пусть ребята прихватят. И ранцы.
        - Зачем ранцы?
        - С вертолёта пленников не усыпить.
        - Дополнения к списку есть? - уточнил Омар.
        - На перочинные ножи спрос. С колечками.
        - Почему именно с колечками?
        - Карманов нет. На шее носят. Вот оденем их в штаны…
        - Топоров ты боишься, а ножей - нет?
        - Перочинным не убьёшь.
        - Смотря куда ударить, - усомнился Омар. - И смотря когда. Спящего и перочинным можно.
        - Пока я сплю в суперЭМЗе.
        - Ладно, положим перочинные, - согласился Омар. - Спи спокойно!
        …Значит, послезавтра увижу Розиту?.. Наконец-то! И ведь наверняка она спросит, прочитал ли я хоть что-то из её исторических новелл. А я опущу глаза… Но ведь женщине, которая читает, наверняка станет в конце концов скучно с мужчиной, который не читает. Какими бы причинами ни объяснялась его сверхзанятость!.. Станет скучно хотя бы потому, что невозможно обсудить с ним бушующие мысли о прочитанном. Хотя бы потому, что с этими мыслями приходится идти к кому-то другому. А любимый не снисходит к твоим интересам…
        Зачем же мне такое? Ради чего? Разве заметят купы, что я отнял у них полдня на невинную просьбу своей любимой?
        В общем, завтра с утра - за чтение. Любимую не унижу, сам не одичаю… И купам, может, когда-нибудь сгодится. Кажется, я ввязываюсь в такую профессию, в которой ничто не пропадает. Если нужен купам колдун - всё равно он появится. И Бог знает, с каким умом и характером… Сейчас с Тором вроде нормальный контакт. Но вдруг какой-то другой колдун станет между нами? Договариваться с двоими всегда трудней, чем с одним. Зачем же уступать такую позицию?
        …Какую же новеллу просила Розита прочитать прежде всего? «Начало города»?.. Не к тому ли, что я мечтаю вывести купов к морю и с их помощью построить там порт?
        30.Начало города. Древняя новелла
        Рассказал эту страшную историю Толя Ульненко. Добродушный светловолосый и сероглазый гигант родился и вырос в приволжском Камышине, писал «акварельные» стихи о любви и потому регулярно посещал занятия литературной группы в редакции городской газеты. А газета охотно печатала его стихи.
        Работал Толя экскаваторщиком на стройке - рыл котлованы под фундаменты для цехов громадного текстильного комбината. Город наивно надеялся, что комбинат выведет его чуть ли не в число российских промышленных столиц.
        В конце пятидесятых годов Толя надолго исчез - уехал на заработки в Сибирь. Чтобы, вернувшись, построить свой дом. Года через два заявился в отпуск и рассказал, что участвовал в создании нового города на реке Обь, севернее Новосибирска. Город был «закрытым», создавали его для оборонного завода, и на географических картах он не появлялся до ХХII века. Обычная судьба российских «закрытых» городов…
        Первые строители города - и среди них Толя со своим новеньким экскаватором - прибыли к будущей стройке на самоходных баржах в начале лета. Просторная зелёная поляна на отлогом берегу Оби, казалось, радостно ожидала их. Щебетали непуганые птицы, прыгали белки по соснам, любопытными глазами глядел из-за кустов на людей глупый лосёнок. Ещё не боялся…
        - Здесь будет город заложён! - торжественно произнёс с борта первой баржи пушкинские слова седоголовый начальник стройотряда. - Давайте выгружаться?
        Выгружались весело. Безоблачное небо, нежаркое солнце таёжного края, яркая свежеумытая ночным дождём зелень, прохладный ветерок, тянущий вдоль реки обещали строителям одни только приятности.
        Геодезисты быстро разбрелись по окраинам поляны «привязывать» первые сборные бараки, которые приехали в трюмах тех же самоходных барж. Вечером начальник стройотряда повёл Толю Ульненко к прямоугольнику, очерченному свежими колышками, и распорядился:
        - Завтра с утра выроешь здесь котлованчик. Под первый барак. Будем ставить бараки капитально. Чтоб сто лет стояли! Когда-нибудь потом они станут складами.
        - Как тут с вечной мерзлотой? - поинтересовался Толя.
        - Есть! Есть! - Начальник кивнул. - Копать тебе неглубоко. Она и сама по себе - почти бетон. Упрёшься в неё - увидишь.
        С утра на прибрежный песочек выгружали первую бетономешалку и первый бункер со щебнем. А Толя тем временем завёл экскаватор и слегка копнул. И первый же ковш вместе с дёрном поднял из земли труп мужчины - полуразложившийся, но в совершенно целых яловых сапогах.
        Его приняли на быстро раскинутый брезент, унесли к опушке, Толя чуть отвёл экскаватор и копнул ещё раз. И снова ковш поднял вместе с дёрном мужской труп.
        К ужасу сбежавшихся строителей, мужскими трупами был буквально устелен весь прямоугольник, намеченный под первый барак. В сапогах трупов, в карманах брюк, пиджаков, галифе, полувоенных френчей, рубах и курток были найдены завёрнутые в вощёную бумагу или зашитые в клеёнку партбилеты. И во всех уплата партийных взносов заканчивалась летом 1937 года. И на всех печатях значились различные партийные организации Новосибирска и его окрестностей.
        Недалеко от полянки карта показывала деревню, которую в будущем предстояло перенести за пределы молодого города. Строители сбегали туда и привели на берег Оби стариков. Глядя на трупы, сняв шапки, старики истово крестились и говорили, что трупов должно быть куда больше, что около двадцати лет назад вся поляна, почитай, была ими густо усеяна. И люди из деревни, прибежавшие в ту далёкую пору на звонкую дробь пулемётной стрельбы, присыпали трупы землёй два дня полных, с рассвета до темна. А закопать по-человечески, глубоко, как положено, не было никакой возможности. Потому что вечная мерзлота тут почти под дёрном, могилу в ней вручную долбить - дело долгое, мучительное, а трупов не счесть. И от понятного страха, да ещё от боязни болезней, местные жители потом обходили эту поляну вот по сей день. И детей наказывали, если кто ненароком забредал сюда за грибами или ягодами. Этих грибов и ягод не ели, как не едят с кладбища.
        Колхоз состоял в основном из рыбаков да охотников. И председатель был охотником. Но, объяснил он, близ поляны никто не охотился, и рыбу тут тоже не ловили, несмотря на отличную отмель. Потому-то и белки и птица тут водились непуганые. Сам собою образовался заповедник.
        Председатель же и рассказал, что расстреляли здесь одних врагов народа, что везли их по Оби куда-то дальше, на север, на поселение, но по дороге они якобы взбунтовались, хотели захватить баржу, и потому пришлось их тут всех положить. Так позже объяснял случившееся заезжий районный начальник - в том же тридцать седьмом году. А председатель тогда был молодым парнем и только собирался на срочную службу в армию…
        Старики местные тоже были в ту далёкую пору сравнительно молодыми мужиками, насчёт врагов народа, понятное дело, слыхали, но в бунт их на барже не поверили. Потому что ни у одного из расстрелянных не было в руках никакого, даже мало-мальского оружия - ни наганов, ни ножей, ни топоров, ни кольев, ни лопат хотя бы. Зато у многих были зажаты в скрюченных пальцах узелки с едой. А с таким-то «вооружением» какой же бунт - против пулемётов у охраны? Видно, просто выгрузили бедолаг на поляну, положили из пулемётов безо всяких объяснений и уплыли себе по реке. То ли вверх, то ли вниз - вода следов не держит…
        - А бежать хоть кто-то из них мог? - поинтересовался в те минуты Толя Ульненко.
        - Отчего же нет? - согласился один из стариков. - Кто по краям стоял - может, и убег. Только не к нам же ему заявляться!.. Коли бежал - так куда подале…
        Правду сказали местные старики - трупы пришлось поднимать из-под дёрна буквально по всей поляне. И с краёв, вдоль опушки - тоже. Значит, и с опушки в людей стреляли - всё предусмотрели… Никто не убежал! И первое, что довелось тут рыть Толиному экскаватору, была братская могила. Взрывники ему помогали - чтоб углубиться в вечную мерзлоту. Памятник поставили поначалу временный, из прихваченного с собою тонкого сортового проката, и все имена, которые удалось выловить из аккуратно сбережённых партбилетов, на этом памятнике были обозначены. Однако некоторые трупы оказались без партбилетов, без документов, и их просто пересчитали.
        Партбилеты убитых не зарыли - отправили специальным катером в Новосибирск, областному начальству.
        С этого и начинался молодой «закрытий» город.

* * *
        Читая книгу Льва Разгона «Непридуманное» - о ГУЛАГе, - наткнулся я на пронзительный авторский вопрос: как убивали? Свои - своих! Как происходило это самое жуткое в жуткой трагедии великого народа?
        Давний рассказ добродушного экскаваторщика Толи Ульненко - один из ответов. Он пришёл ко мне куда раньше вопроса… Порою убивали вот так - просто и без затей. Брали людей среди ночи по спискам, неведомо кем составленным и утверждённым, везли неведомо куда сотнями и косили из пулемётов безо всяких разговоров. Потому что ежели провели бы хоть один допрос, первым делом отобрали бы партбилеты.
        Весной 1996 года «Литературная газета» сообщила, что в Новосибирской области тридцать седьмого года пятнадцать процентов арестованных были расстреляны в день ареста. Что тут добавишь?
        Спешили палачи. Куда? Зачем? Не исключено - вслед за жертвами.
        31.Молитва дикарки
        Пеленгатор - у ног, два свеженьких кхета - возле пеленгатора, и я тут же - весь увешанный ракетами, ракетницами и мегафоном. Так сказать, готовый к бою.
        Уходя в пойму Кривого ручья встречать вертолёт, я заглянул к Тору, предупредил, что вернусь дня через два-три, и спросил: не боится ли он, что хуры, которых сыны неба отбросят от селения ту-пу, могут по дороге домой «завернуть» к купам? Вроде бы тут недалеко… И меня не будет…
        - Боюсь, - признался Тор. - Они - хуры. Всё могут. Где они сейчас?
        - Недалеко от ту-пу. Спят.
        - Их можно всех убить. Спящих. Но мы уже не успеем. Пока дойдём - они проснутся.
        - Убьёте этих - придут другие, - возразил я. - Их много. Надо их напугать. Чтоб боялись и не приходили.
        - Страх забывается. - Тор философски почесал за ухом. - Сегодня страшно, завтра - нет. От страха излечиваешься, как от болезни. Наш колдун умел лечить и болезнь, и страх. У хуров тоже есть колдун. Испугаются - он вылечит.
        - Может, послать разведку? - осторожно спросил я. - Чтоб хуры не могли прийти неожиданно.
        - Разведка ушла на рассвете, - грустно сообщил Тор. - Сар, Кыр, Шур… Они встанут у Глубокого оврага. Хуры не минуют этот овраг, если пойдут к нам. Сар успеет предупредить. Он бегает быстрей любого хура. А ты не можешь остаться?
        - Вождь Мих зовёт.
        - Тогда иди. Вождя надо слушаться.
        Я вернулся в палатку, разложил карту на столе. Безымянный овраг тянулся в сторону Аки с северо-востока на юго-запад - как точная параллель курсу разбойников-урумту. Именно из этого оврага и вытекал Кривой ручей, упирался в небольшое плоское нагорье и резко поворачивал на восток, почти параллельно Аке. Не исключено, именно на этом повороте ручей и врезался в слюдитовую жилу, потихоньку вымывал из неё при разливах изумруды и уносил к селению купов. Самое подходящее место!.. А длина оврага немаленькая - восемь с половиной километров. Действительно, никак его не минуешь, если сворачивать на селение купов с ближних северных подходов к пещерному посёлку ту-пу.
        А если с дальних подходов?.. Кто знает, сколько пробегут разбойники в страхе перед светом прожекторов и воем вертолётной сирены?
        Как-то неспокойно стало на душе.
        По оврагу я аккуратно написал название - «Глубокий» - и сложил карту. Переносить Совет из-за меня не станут. Я не член его, и моё присутствие не обязательно. И что-то там решат без меня, но с непременным Женькиным участием? А выполнять потом мне… Не время для предчувствий и капризов!
        И вот теперь стою в широкой пойме, жду вертолёт, вспоминаю прочитанную вчера новеллу «Начало города» и ещё полкниги вслед за нею. Розита словно предупредила меня! Обдумала в Нефти за ночь моё жёсткое интервью и утречком вложила мне эти микрофиши в карман. Смотри, мол, не строй свой будущий город на человеческих костях! Как строили некоторые другие города. И особенно часто - в России… Вроде и не в лоб, но всё понятно…
        А приятно иметь дело с умными людьми! И раздражения не вызовут, и деликатненько предупредят тебя о возможности грубых ошибок, и не станут ковыряться в твоих душевных ранах, лезть с бестактными вопросами… На Земле всего этого в моей жизни хватало - и во дворе, и в школе, и в интернате. Каких только глупостей ни видел я и ни слышал!.. И если бы не улетел, полжизни потратил бы на борьбу с дураками и подлецами. А в «Малахите» - как отрезало. Мы там шутили: «Это лагерь без дураков». И в итоге получили общество без дураков на другой планете. Но ведь только временно! Вот в чём беда… Всё упорнее вторгаются в наше «избранное общество» местные племена. А они «Малахитов» не кончали…
        Сначала яростные упрямые и безжалостные ра. Теперь вот яростные упрямые и безжалостные урумту. И сколько ещё их будет!.. Никуда не денешься от их дикости и глупости. Придётся приспосабливаться. Потому что они к нам приспособиться не могут. Просто не понимают, чего от них хотят. И очень нескоро поймут.
        Совсем не тем должен я заниматься на Западном материке. Не гонять дикарей, а учить их - строить, одеваться, лечиться. Но ведь не дают!
        Впрочем, мелькают и отрадные моменты. Вот сегодня раненько утром побежал за кхетами - угостить Джима и Бруно. И, не дойдя до ближнего куста, услышал вдруг из леса знакомую до боли мелодию в простеньком незатейливом исполнении почти детского голоска. Кто-то напевал мелодию песенки Розиты «На планету, где нет зимы…» Начинял её словами купов. Мелькали знакомые «кхон», «кхун», «кхет», «шаш», «ухр», «хурум». И ещё - «Сан».
        Я остановился, замер. Девочка пела одно и то же. Как бы повторяла один куплет. Как бы настойчиво просила кого-то о чём-то. И оттого песня напоминала молитву. А в молитве сквозила печальная поэзия души, которая явно не была удовлетворена судьбой.
        Через листву я постепенно разглядел деревянный чурбан, вертикально привязанный лианами к изогнутому обломанному стволу дерева, поваленного порывом ветра. На верху чурбака торчал вбок толстый, тоже обломанный сук. Вся вместе конструкция напоминала чем-то голову и шею верблюда и была увешана шёлковыми и капроновыми ленточками, которые щедро раздавал я в первые дни. Кроме ленточек висели на чурбаке, на стволе и на суку ожерелья из звериных зубов, разноцветные куски сатина, хвосты каких-то животных и даже целая оленья голова с короткими рогами. А перед чурбаком, спиной ко мне, с красными моими ленточками на шее и на затылке, стояла на коленях Лу-у, качалась и тихо напевала песню-молитву - незнакомым мне голосом. Возможно, просила у лесного божества, чтобы оно дало ей удачу, спасло от смерти в руках хуров и от зловещих их пещер, которые хуже смерти, чтобы превратило Сана в друга и брата. Ведь столько кхетов Лу-у ему перетаскала…
        Почему уж выбрала и запомнила она именно эту мелодию - среди многих других, звучавших в телеконцерте? Только догадываться я мог… Потому ли, что именно голос Розиты произнёс «Ухр Лу-у»?.. Потому ли, что Розита так небесно красива, как никто больше? Потому ли, что на лице её было отчётливое страдание, когда пела она в концерте эту песенку? А дикарка увидела страдание и поняла… Пойди, догадайся!
        Неслышно отступил я назад и ушёл без кхетов. Попозже за ними сбегал. Когда увидел дочку вождя между хижинами.
        В селении она не пела. Ни разу. И вообще никто не пел. Никакие мелодии тут не звучали - кроме тех, что преподнесла купам телепередача.
        Но, если запомнила Лу-у из неё хоть одну мелодию, - значит, и другие способны что-то запомнить и повторить. И значит, музыкальными талантами Бог моё племя не обделил. Было бы время проверить это и развить!
        Марат вот часто крутит в племени ра магнитофон. Ко всеобщему удовольствию! А мне некогда! Всё время тревожное. И сегодня, похоже, Лу-у почувствовала тревогу раньше меня. Разведка ушла, когда я ещё спал. А Лу-у это уже знала… И вот побежала умилостивить лесное божество. Наверное, ещё и новую ленточку ему навесила. Ну что ещё могла она принести своему лесному богу?
        …Бесшумный вертолёт неожиданно вынырнул из-за сизого облачка, подсвеченного малиновыми закатными лучами, и быстро пошёл на снижение. Над кабиной его почему-то торчали два длинных чёрных раструба - как насторожённые уши крупного животного. Зачем они? Новая конструкция сирены, что ли?
        Через три минуты мы обнимались с Джимом и Бруно, они хлопали меня по плечам и утверждали, что вид у меня «очень свежий». Видимо, от постоянного пребывания в чистом лесном воздухе. Чем, понятно, городская жизнь не балует…
        Впрочем, долговязый Бруно за «отчётный период» тоже не побледнел, а полный мощный темнокожий Джим - не похудел. Какими были, такими и остались.
        Мы выкатили по сброшенному поверх лесенки трапу один контейнер, я вынес канистры с запасной горючкой для своего вертолёта и внёс вместо них в машину два кхета. На крыше контейнера я заметил густо-синий шишак и спросил, зачем он нужен.
        - Это пеленгатор, который ты включишь из Заводского района перед вылетом, - объяснил Бруно. - Когда пойдёшь сюда на вертолёте. После Совета.
        - Я рассчитывал на ранец.
        - Ты так часто жалуешься на нехватку времени… - Бруно усмехнулся. - Вертолётом быстрей! Да и второй свой контейнер прихватишь.
        - Я помню, что мне обещали два. Не успели второй заполнить?
        - Успели. - Бруно вздохнул. - Сняли в последний час. Потому что я взял «Контур». Больше вертолёт не поднял бы.
        - Эти раструбы на кабине - от «Контура»?
        - Догадался?
        - Нет. Я же никогда не видел его. Но раз уж ты сказал…
        - Мне подумалось, что «Контур» нам не помешает, - как-то грустно произнёс Бруно. - Если учесть мостик твоих «пещерных крыс»…
        «Контуром» называлось изобретение, в разработке которого Бруно участвовал ещё на Земле, и которое, собственно, привело его в «Малахит». Эта громадная электромагнитная петля висела в воздухе и создавала неодолимую преграду безо всяких тяжеловесных силовых колец. Кольца надо прокладывать звеньями по земле и привязывать хотя бы к временной передвижной электростанции. «Контур» же работал от аккумуляторов. Правда - недолго. Но нам ведь надолго и не надо!
        В «Малахите» мы про «Контур» только слыхали. На Рите он ещё не применялся - нужды не возникало. А применять его пока умели только Бруно и его жена Изольда. Она вообще-то работала учителем по физике. Но не раз говорила, что электромагнетизм знает профессионально. То есть, понималось, на уровне инженера.
        … - Так что второй контейнер привезёшь сюда сам, - добавил Бруно. - А сейчас машину поведёшь?
        - Могу. Дважды летал.
        Я сел в пилотское кресло, включил мотор, поднял вертолёт и спросил:
        - Показать селение купов?
        - Они не испугаются? - уточнил Бруно.
        - По-моему, уже привыкли.
        - Тогда покажи.
        Над селением я сделал два круга. Люди, понятно, глядели на машину, но никто не бегал, не суетился. Действительно, привыкли…
        Мы пошли над рекой. Я объяснил друзьям, как обращаться с кхетами и показал приток, уходящий во владения айкупов.
        - А что за ними? - пробасил Джим.
        - Теrra incognita. Где-то далеко на юге - могила Риты Тушиной.
        - Ничего, - успокоил Джим. - Доберёшься. Ты упорный. Вот когда прогоним хуров…
        - Вы смотрели допрос?
        - Все смотрели. Дали по телевидению.
        - А спящими хотите их поглядеть?
        - Это не разрушит сценарий? - уточнил Бруно.
        - Пройдём повыше. Возьмите бинокли. Урумту ещё не видели вертолёт. Авось не испугаются.
        Я развернул машину на север и вскоре обнаружил знакомые по карте очертания Глубокого оврага. У него почти не было ответвлений, характерных для оврагов, которые размываются водой. Значит, это тоже тектонический разлом, как бы поставленный под углом в сто двадцать градусов к тому, на котором жило племя ту-пу. Не исключено, из одного эпицентра ударила волна, разломившая землю тут и там. Найду ли я его когда-нибудь?
        Урумту спали на полянке - точно так же, как в прошлом походе. Спали открыто, вольготно, спокойно, раскинув руки и ноги, разбросав оружие. Но кто-то, видимо, дежурил на этот раз - дымил костёр. Остальные набирались сил. Закат пунцово догорал на западе, фиолетовые сумерки наползали с востока. Вот-вот упадёт темнота, разбойники проснутся, подкрепятся и рванут.
        Но не знают они - навстречу чему…
        32.Ночной набег
        Как и положено ночным татям, они шли в темноте, бесшумно, охватив северную часть холма с двух сторон и освещая себе дорогу горящими сучьями.
        Селение ту-пу было безмолвно, и внешне - безлюдно. Костры на площадках не пылали. Огонь унесли вглубь пещер. Женщины и дети ещё до нашего появления укрылись на южном берегу и не высунулись из пещер даже тогда, когда над селением появился вертолёт. Я посадил его на привычном месте под хмурыми взглядами мужчин.
        Мы быстро выкатили из машины контейнер с посудой и различными инструментами для пещерных жителей и перевели в горизонтальное положение из вертикального носилки для пленников. Попозже я прилечу сюда и раздам подарки из контейнера. А пока оставалось ждать. Люди ту-пу к нам не поднимались, мы к ним не спускались. Вождь Уйлу не подавал признаков жизни. Да и зачем ему? Мы с ним не знакомы, обещания он давал не нам. Вот если бы Тили появилась… Но и её не было.
        Бруно, что сменил меня в кресле пилота, покрутил две рукоятки, и чёрные раструбы на кабине задвигались, как насторожённые уши животного, слегка опустились, нацелились на деревянный мостик.
        В сумерках я видел с обрыва, что у моста на южном берегу организована засада, а сам мост перегорожен посередине грудой сучьев. За барьерами ближних к мосту площадок также укрылось немало мужчин с палицами и копьями. Под нами, в пещерах южного обрыва, наверняка нацелены на противоположный берег десятки луков. Оповещённое заранее, селение вполне могло бы сопротивляться и самостоятельно. Главная сила урумту была в полной неожиданности ночных нападений. Собак нет, тревогу поднять некому. А ночные посты не выставляются, потому что набеги довольно редки.
        Подарить этому племени щенков? Или возложить роль собак на спутники?.. Щенков ведь тоже надо воспитывать умеючи. А то вырастет Бог знает что…
        Между тем разбойники на противоположном берегу действовали явно не стихийно. У них был какой-то план, основанный на неплохом знакомстве с селением ту-пу. Они рассредоточились у входов в пещеры «нижнего этажа», блокировали лестницы и тропки на второй «этаж», и по какому-то бесшумному сигналу нырнули с факелами внутрь пещер. Быстро обнаружив в них пустоту, выскочили обратно и рванулись выше. Пускать их ещё выше было опасно: повалятся потом с высоты в воду, многие покалечатся или потонут. Да и у ту-пу на нашем берегу могут не выдержать нервы. Легко ли терпеть, когда на твоих глазах тати шарят в твоём доме?
        - Сейчас они могут кинуться на мост, - предположил Бруно, - и полетят стрелы. Пожалуй, пора включать «Контур».
        - А тебя он не заденет? - поинтересовался я. - Ты ведь не в скафандре.
        - Не больше, чем тебя задевает суперЭМЗ, в котором ты спишь. - Бруно усмехнулся. - «Контур» был бы опасен, если бы пронзил человека насквозь. Но он же не пронзит - вытолкнет из своего поля… А нам и вообще бояться нечего. Анабиоз гарантирует защиту от электромагнитных излучений почти на десяток лет. Как прививка! Мы в космосе неплохо подзарядились! Побочный эффект… Разве ты не слыхал?
        - Слыхал. Да как-то не связал с «Контуром».
        А «Контур» был совершенно невидим. Только лёгкое гудение пошло от контейнера с аккумуляторами, когда Бруно врубил петлю, нацеленную на северный конец моста. Теперь на этот мост урумту ступить не могли, и значит, не было оснований в них стрелять.
        - Наверно, и нам пора, - сказал я Джиму. - Пойдём на обрыв. Тут Бруно справится.
        Мы вышли из машины на край обрыва, и я для начала негромко произнёс в мегафон:
        - Шаш хурум!
        Вроде бы предупредил об опасности.
        Звук, отталкиваясь от вертикалей холма, разнёсся по ущелью, но движение на противоположном берегу замерло лишь на миг. А потом, наоборот, ускорилось. Как будто ночные тати заспешили ухватить хоть что-нибудь, угнать хоть кого-нибудь, пока неведомая опасность не обрушится на них и не лишит возможности вырвать свою добычу.
        - Шаш хурум! - взревели мы с Джимом в мегафоны на полную мощь.
        И тут Бруно врубил сирену вертолёта. Она выла по нарастающей, и даже нас с Джимом безжалостный звук, казалось, придавливал к земле.
        На противоположном берегу горящие сучья полетели вниз, в реку, и движение там сразу сделалось невидимым.
        Тогда Бруно включил все три прожектора. Стало светло, как днём. Разбойники на противоположном берегу замерли, остановилась - как в знаменитой немой сцене из «Ревизора». Но было понятно, что они скатываются по тропкам и лестницам. И почему-то не к восточному выходу из ущелья, а к западному. Эта неожиданность нарушала весь мой план. Бежать домой им предстояло на северо-восток, Я рассчитывал, что они сюда и рванут. Или, в крайнем случае, разделятся на два потока - как пробирались в ущелье. Из восточного потока и можно выхватить двух пленников. С востока у реки посадочная площадка для вертолёта. С запада такой не было.
        Почему же вдруг они устремились на запад?
        Высвечивать их долго было опасно - могли полететь стрелы. Бруно это понял, выключил прожекторы и снова врубил сирену. Давление звука я усилил фейерверком падающих звёзд сразу из двух ракетниц. Осветительная ракета, которую затем послал Джим, вновь показала, что все урумту бегут на запад. А там лес вплотную подступал к холму. Вертолёт не посадишь, пленников не возьмёшь…
        Видимо, Джим думал о том же, хоть и не знал местности. Потому что спросил:
        - Где будем «курсантов» брать? Здесь или подальше?
        - Теперь придётся подальше, - грустно ответил я. - Хуры почему-то бегут не туда.
        - Враги всегда бегут не туда, - пробасил Джим. - Это свойство врагов. Ты хочешь ночью сажать вертолёт в лесу?
        - Как раз не хочу! - признался я. - Надо здесь! Справа есть площадка у бухточки. Слева её нет. Значит, спящих тащить вокруг холма на себе. Пока тащим, остальные растворятся в лесу.
        - Найдём! - пообещал Джим. - Если тянуть не будем!
        Мы кинулись в машину, Бруно вырубил «Контур» и помог нам выкинуть контейнер с аккумуляторами на вершину холма. Плюхнувшись в пилотское кресло, я поднял вертолёт и через две минуты опустил возле бухточки.
        Дальше предстояла «ручная работа» - идти на ранцах, догонять ночных разбойников, усыплять их и по одному тащить в машину.
        Делать это было не столько тяжело, сколько противно и долго. Мы были достаточно массивны. И урумту тоже не тощих слабаков послали в дальний поход. Наш ранец никак не мог унести сразу два массивных мужских тела. Одного спящего мы волокли за руки и за ноги вместе с Бруно, другого Джим тащил на мощной спине, пока мы не вернулись к нему от вертолёта и не подставили руки. От будущих «курсантов» воняло, они были грязные, потные, скользкие - намазанные каким-то противным жиром. Возможно, спасались от комаров.
        Когда спящие были пристёгнуты к носилкам, Джим спросил:
        - Может, мне сесть за штурвал? Ты летал тут ночью?
        - Нет, конечно, - ответил я. - Ночью - только на Земле. И то - над родным городом.
        Джим молча уселся в пилотское кресло, поднял вертолёт, перелетел холм, в котором жили ту-пу, и осветил западные подступы к нему. Урумту, понятно, уже нигде не было. Никаких следов!
        - Растворились! - Бруно вздохнул. - Как думаешь их искать?
        - Лучше - зигзагами, - предложил я. - От реки вправо - до оврага, от оврага - обратно к реке. Угол в сто двадцать градусов. Реку они в темноте не перейдут. Да и незачем… Овраг тоже в темноте опасен. Купы называют его Глубоким. В темноте можно шею сломать. Пойдут где-нибудь посерёдке.
        Джим грустно вздохнул и развернул вертолёт к оврагу. Все три прожектора шарили по лесу. Никакого движения не обнаруживалось.
        От оврага мы вновь пошли к реке, уже по более длинной дуге. От реки - снова к оврагу. По ещё более длинной. Всё было напрасно. Разбойники исчезли в лесу, как иголка в сене.
        - Что будем делать? - спросил Бруно. - Завтра днём Совет. Может, наплевать на этих каннибалов?
        - А если они вернутся? - возразил я. - Оружие при них. Напуганы они, по-моему, недостаточно.
        - У тебя есть какой-нибудь план? - поинтересовался Бруно, и я почувствовал в его тоне некоторое раздражение. Причина была понятна: события начинали выходить из-под контроля.
        - Никакого плана нет, - признался я. - Можно сесть там, где вы меня взяли, переночевать в моём парашюте, а днём найти их и довершить дело. Днём лес не спрячет. И спутник подскажет координаты.
        - Но днём прожекторы не сработают, - заметил Бруно. - И ракеты тоже. Да ещё и Совет…
        - Попугаем звуком, - предположил я. - Отгоним подальше. Чтоб уже не вернулись… Совет попросим перенести. Зато с купами пообщаетесь, с вождём познакомитесь. Тоже не помешает.
        - Думаешь, ты один так занят? - Бруно усмехнулся. - У всех всё по минуткам. Собрать Совет - всегда проблема. Поверь мне! Не раз собирал… Любой перенос воспринимается почти как личная драма.
        - А тут может случиться трагедия.
        - Вот они! - вдруг радостно заорал Джим. - Вот они, дорогие!
        Мы глянули под ноги. В свете прожекторов было видно, как урумту, распластавшись на земле, лакали воду из родничка на крохотной полянке. И рядом лежали их копья, луки и палицы.
        - Засеки полянку, - попросил я Джима.
        - Тут всё равно не сядешь, - ответил он. - Мала!
        - Ну, где-нибудь рядом! Оружие бы собрать!
        - Сейчас шуганём их! Не до оружия станет!
        Почти физически я вдруг почувствовал, что Джим яростно стремится домой, к Лиз. Наверное, даже более яростно, чем я к Розите. Ни ему, ни, по-моему, Бруно, не улыбалось заночевать на этом материке. Они явно хотели сделать поскорее всё необходимое и вернуться. И тут я был бессилен. И, может, раньше, в той, первой своей жизни, когда ждала меня дома Бирута, я вёл бы себя точно так же.
        Собственно, они вели себя совершенно безупречно. Но я неожиданно уловил их биотоки. Или мне показалось, что уловил.
        Наверное, это от долгого общения с мыслеприёмниками, которые и улавливают биотоки. Никогда прежде не работал я с этими тонкими аппаратами так долго, как здесь. В прошлом были только короткие тренировочные занятия в «Малахите». А тут, за дни постоянного общения с мыслеприёмниками, мозг мой, видимо, приобрёл какие-то новые, неведомые дотоле свойства. Натренировался!
        Не дай Бог, ещё начну читать чужие мысли! Только этого не хватало! Но, если впереди должность колдуна, может, это и не помешало бы?
        - Шаш хурум! - взревел в микрофон Джим, и динамик вертолёта разнёс его густой басовитый рёв по всей округе. - Шаш хурум!
        Бедные урумту вскочили и стремительно бросились в лес. Оружие осталось возле родничка. Но и в лесу, под сенью дерев, нагнал их жуткий вой сирены. Они помчались, не останавливаясь, как обезумевшие лани, пересекая поляны почти мгновенно. Теперь они мчались точнёхонько на северо-восток, как по компасу. Видимо, путь домой был заложен в них не по ориентирам, а на каком-то подсознательном уровне. Обманная дуга их отступления на северо-запад от холма ту-пу иссякла, закончилась. Наверное, и забыли про неё. Спасали жизнь! Драпали! А над ними кругами носилось трёхглазое чудовище, и выло страшным неживым голосом, и грозило смертью именно им, их племени, и сыпало на них обычно неподвижные огни с ночного неба.
        Было чего испугаться!
        В эти минуты мне стало жалко их, хотя до сих пор жалости они не вызывали. Уж больно нагляден был их ужас, перешагнувшей, кажется, пределы человеческого восприятия и ставший ужасом обезумевших животных. Если бы они начали падать сейчас от инфарктов, я бы не удивился.
        Наверное, ничего они теперь не кричали, никакого Нур-Нура не вспоминали, как в прошлый раз. Не до того им было!
        - Ну, хватит? - спросил Джим, когда не только с урумту, но и с него самого катился пот. - Может, теперь они не вернутся?
        - Я бы не вернулся, - заметил Бруно. - На их месте…
        - Оружие бы собрать! - напомнил я. - Возле родничка.
        - Это невозможно! - резко возразил Бруно. - Там негде сесть. Да и они так напуганы, что всю жизнь теперь будут избегать этого проклятого места. Пошли домой!
        Джим развернул вертолёт на восток, прибавил скорость, и минут через десять далеко справа, в нескольких километрах южнее нас, промелькнули три яркие точки - костры селения купов. И больше по пути никаких огней не было. До самого нашего материка.
        Разумеется, Бруно был прав: собрать ночью оружие в лесу, да ещё с вертолёта, не удалось бы. В конце концов, и я в прошлый раз оружия этих разбойников не собирал. Даже и без вертолёта… Но по тому пути потом прошёл Вук, и многое наверняка подобрал. И, главное, рассказал в своём племени, что оружие собрать можно. А это ведь быстрее и легче, чем изготовлять новое.
        Не надумают ли отдохнувшие и отоспавшиеся урумту вернуться за оружием? И что им взбредёт в голову, когда они снова возьмут его в руки? Человек с оружием всегда мыслит не так, как безоружный. Даже и вполне цивилизованный человек… Что же говорить о племени агрессивных дикарей?
        Высказывать эти мысли вслух смысла не было. Я чувствовал настроение товарищей и понимал, что никакие доводы не заставят их вернуться. Вертолёт уже шёл над морем. Поздно возвращаться.
        - Что мне делать с твоими аккумуляторами? - спросил я у Бруно. - Вернуть при случае?
        - Они использованы примерно наполовину, - ответил Бруно. - «Контур» работал четверть часа. Так что, если тебе понадобится, ты можешь их потихоньку использовать. Разъединяются они легко. А когда контейнер опустеет, заберёшь и его.
        - Пытался кто-нибудь пробиться на мост? - поинтересовался я. - В суете мне не удалось понять…
        - Нет! - Бруно улыбнулся. - На дисплее не было колебаний. Я ж тебе толкую: их обуял страх! А пробиться на мост было бы проявлением смелости. Для них всё случившееся - сверхъестественно. А перед сверхъестественным дикари всегда пасуют. Общее правило!
        Можно было, конечно, возразить: правил нет без исключений. Но я устал. И, наверное, Бруно - тоже.
        На носилках сопели и храпели пленники. Один из них во сне то ли просил чего-то, то ли звал кого-то: «Зии! Зии!»
        Я наблюдал за работой Джима - послезавтра и мне идти через море! - и вдруг спохватился, что не известил пилота о своих планах.
        - Джим, ты мог бы по пути завернуть на космодром? Крюк вроде небольшой…
        - Конечно! - отозвался Джим. - Даже если был бы и большой.
        - Зачем? - удивился Бруно. - Остановишься у меня. Комната тебя ждёт. Мы с Изольдой это давно решили.
        - Спасибо, дорогой! - Я погладил его по плечу. - Но мне не комната нужна. Мне просто надо на корабль. Очень!
        - Зачем?
        - За охотничьим карабином. Для охоты на ломов. Вместе с купами. Зверь крупный, из пистолета не уложишь.
        - … А карабины только на корабле, - продолжил Бруно. - Ну, ладно! Возьмёшь карабин - и после Совета прошу ко мне. Можно с карабином…
        - Диспетчер! - пробасил в микрофон Джим. - Армен! Слышишь?
        - Слышу, - раздалось в динамике.
        - Говорит Смит. Поворачиваю на космодром. Оттуда в Город.
        - В Городе садись на восьмую, - посоветовал диспетчер.
        - Понял, - отозвался Джим.
        Вертолёт слегка качнуло вправо. Космодром располагался на узеньком полуострове с восточной стороны материка, южнее Города. Тринадцать лет назад там посадили корабль «Рита-1», на котором прилетели Джим, Омар Кемаль, Натан Ренцел, Теодор Вебер. Потом там же сел корабль «Рита-2», на котором прилетела Сумико. А затем уже наша «Рита-3», на которой прилетели сразу шестьсот ребят - столько же, сколько на двух первых кораблях, вместе взятых.
        Тёплый тот полуостров три корабля при посадке сожгли почти полностью. Ещё один корабль там наверняка уместится, взлётную площадку для местных ракет оборудовали, а вот Зону отдыха создавать уже не пришлось. Её создали на полсотни километров севернее, где тепла поменьше. Таков был выбор первых…
        Исходили они из того, что если уж и портить космодромом землю, то как можно меньшей площади. Радиоактивную пыль с космодрома на полуострове каждую минуту сдувают в море северные ветры. А космодром в середине материка загрязнил бы вокруг себя громадную территорию. Особенно учитывая последующие корабли…
        Для отдыха же в ту далёкую пору, тринадцать лет назад, вполне годился самый южный полуостров материка, спускавшийся почти к северному тропику. Но именно на этот полуостров переплыли вскоре с Восточного материка изгнанные людоедами племена ра и гезов. И тёплый южный полуостров как бы попал за границу.
        Даже для испытаний первых роботов-геологов нам пришлось строить там громадное кольцо силовой защиты, чтобы уберечься от ядовитых стрел охотников-ра. И за несколько часов до того, как мы замкнули это кольцо, именно там и погибла бедная моя Бирута.
        Ах, лучше не вспоминать всего этого!
        33.Ночь любви в звездолёте
        Каюта моя была пуста, холодна, и пахла нежилым. Я опустил у двери ранец и увидел на кровати прозрачный пакет со старым своим дорожным костюмом - вычищенным, отглаженным, зачиненным. За полдня до того, как прилетела на Южный полуостров Бирута, я переоделся, оставил пропотевшую одежду в вертолёте и потом забыл про неё. Но роботы не забыли. И вот тот костюм снова ждёт меня. Как ждали дорожные костюмы в гостинице северной Нефти.
        Принять душ и переодеться было делом нескольких минут. После этого я вызвал Розиту по корабельной связи.
        С минуту вызов был безответным. Сигналы как бы падали в пустоту, и я уж было решил, что Розиты на корабле нет.
        Однако тут же и прорезался в динамике заспанный родной контральто:
        - Верхова слушает. Кому это я понадобилась среди ночи?
        - Любимая, мне.
        - Сандро?! Ты на корабле?
        - У себя.
        - Беги ко мне!
        - Бегу!
        Я выскочил в коридор и помчался к корме корабля в носках, чтобы не поднимать шума ботинками. Хоть и мало осталось тут народа, но кто-то ведь наверняка спал. Однако до двери Розиты добежать не успел - она тоже бежала ко мне всё в том же цветастом халатике и красных тапочках. И мы остановились посреди полутёмного коридора, и целовались, и гладили друг друга, и насмотреться друг на друга не могли.
        Потом Розита легонько потянула меня в сторону своей каюты. А я её - в сторону своей. И она сразу же уступила, обмякла, и, обнявшись, молча, мы дошли до моей двери. И каюта, холодная, пустая, омертвелая ещё несколько минут назад, стала сразу уютной, тёплой, тесной, наполненной бешеной радостью жизни…

* * *
        - Сандро, почему ты не захотел пойти в мою каюту?
        - Она ведь не только твоя.
        - Но он никогда сюда не придёт! По крайней мере, без моего разрешения.
        - А Бирута вообще никогда сюда не придёт.
        - Скажи, долго нас будет преследовать наше прошлое?
        - Не знаю. Нет нужного опыта.
        - Разве у Бируты не было прошлого?
        - Она о нём никогда не говорила.
        - А сам ты догадаться не мог?
        - Не было оснований догадываться.
        - Как ты это мило сформулировал…
        - Ты хотела бы грубее?
        - Зачем? Всё понятно… Бирута всегда казалась мне человеком цельным и чистым. Поэтому и ты был недостижим, как чужая галактика. И скажу тебе честно: меня к ней тянуло. Работа над радиоальманахом была для меня удовольствием прежде всего из-за Бируты. И рассказ её был прелестен, и разговоры с ней - как магнит. Ближе неё, по сути, у меня тут никого и не образовалось. Но до личных откровений мы дойти не успели. А если бы успели - было бы тебе сейчас легче?
        - Возможно.
        - Ты пойдёшь сегодня на могилу?
        - Обязательно! Сразу после Совета.
        - Можно мне с тобой?
        - Даже нужно!
        - Я уже не раз была там с твоей мамой. Рядом могила Ольги, может, ты помнишь… За ними обеими мы с Лидой следим. Всё там одинаковое. Марат ведь туда не доберётся. Он в племени ра невыездной…
        - Ты молодчина! Спасибо! На Совет пойдёшь?
        - Омар там будет. Зачем мне?
        - Ты в радиостудию - к девяти? Как обычно?
        - Нет. Утром меня подменит Аня Бахрам. Мы договорились. Я с тобой поеду. Я ведь сегодня ждала тебя. Хотя и не знала, конечно, как там у вас повернётся, когда прилетишь, куда… Бруно обмолвился, что к нему… Я допускала, что к маме… Ты ведь мне ничего так и не рассказал… Ну, ладно, это потом… А сейчас…

* * *
        - Как ты пойдёшь на Совет? Ты ведь и минуточки не спал!
        - Кофейку напьюсь.
        - Евгений наверняка что-нибудь приготовил. Ты не боишься?
        - Я только двух вещей боюсь, любимая моя: хорошего человека обидеть и тебя потерять. А больше - ничего.
        - Крови у вас там не было?
        - Не заметил. Вроде все остались живы.
        - Лишь бы не было крови! У Евгения на случай крови приготовлен грандиозный проект.
        - Проект чего?
        - Государственного устройства. С конституцией, президентом, судом и даже органами безопасности.
        - Откуда ты знаешь?
        - Он советовался со мной. Как с юристом… Ещё когда были вместе.
        - И что ты присоветовала?
        - Прежде всего - убрать органы безопасности. А потом - положить всё в долгий ящик. Потому что нормально живём и без этого.
        - Государство - орудие насилия, подавления. Над кем он собирается это учинить?
        - Он понимает государство как орудие защиты.
        - От кого?
        - Землян - от дикарей. Хороших землян - от плохих.
        - Вот это самое страшное. Когда начнут делить на хороших и плохих… С этого начинается любая тирания.
        - Я ему сказала примерно то же самое.
        - Он не поверил?
        - Обещал подумать.
        - Он с детства обещает подумать, кажется, с третьего класса.
        - По-моему, он способен воспользоваться любым поводом. Не только кровью. Очень хочет стать отцом нации! Будь к этому готов!
        - Спасибо! Подготовлюсь.
        - Но - потом. А сейчас…

* * *
        Утром я набрал заказ на центральный пульт управления кораблём: крупнокалиберный охотничий карабин и ящик патронов к нему.
        «Заказ будет выполнен через час, - прочитал я на дисплее ответ электронного мозга. - Очищенный от смазки карабин и патроны будут доставлены в каюту Ф.Красного. Получение - из его рук».
        Фёдора Красного, командира корабля, я увижу на Совете, а сразу после Совета пойду на кладбище. Значит, вечером?..
        34.«Каждый мнит себя стратегом…»
        Насколько я понял, Совету не хватало информации. Поэтому нового я узнал немного. Информацию ждали от меня.
        Первое слово Тушин предложил мне, а я церемонно уступил его Бруно и Джиму. Для свежих впечатлений… Да и чтобы мне потом меньше говорить.
        Тушин поморщился: не понравилось. Но никогда я не заботился о том, чтобы нравиться начальству. Пусть даже оно и вошло со мною в родство… На Совете я был всего второй раз, и хотел вначале приглядеться.
        О событиях последней ночи Бруно рассказал настолько подробно, что Джиму осталось немногое. А мне - и вовсе ничего, слава аллаху! Всё было сказано.
        До утра у спящих урумту успели взять анализы, и они полностью совпали с тем, что было у Вука: хронический радиационный лейкоз. Довольно скоро эти внешне крепкие парни стали бы вялыми, бессильными, задыхающимися в кашле и затем ушли бы из жизни. Если бы не попали в наши руки… Церемониться с ними не станут - сменят им всю кровь, обновят костный мозг, обеспечат полноценной жизнью на десятки лет. Сколько уж там им запрограммировано… Если, конечно, не попадут они вновь в свои пещеры.
        Об этом и забота!
        Вокруг урановых пещер и судьбы их обитателей и пошёл основной разговор. А вовсе не о купах, как я надеялся…
        Тушин доложил, что можно отдать племени урумту все пустующие дома из Нефти. Перевезти их на Западный материк способны дирижабли - в спокойную погоду. Безветренных дней хватает. Их намного больше, чем пустых домов… Надо лишь определить и подготовить место… Вот это «подготовить» - самое сложное.
        Ну, а жизни в деревянных домах должны научить своё племя сегодняшние наши пленники. Для того они и взяты… Механику же вытеснения племени из урановых пещер объяснит Фёдор Красный.
        - Я должен извиниться, - начал Фёдор, - за то, что не вся информация о наших кораблях была доведена до астронавтов перед вылетом с Земли. Необходимости в том раньше не возникало. Всё равно, при срочном торможении положено будить командиров. И только командиры да связисты знали о голографической аппаратуре при каждом узле связи. Вот Омар должен знать…
        - До сих пор шифр помню, - тихо отозвался Омар. - Тринадцать лет прошло…
        - Да-а… - Фёдор кивнул. - Без того шифра дверку голографии не отопрёшь… Именно динамическими голограммами, - продолжил Фёдор, - мы и должны были общаться с чужими космическими кораблями. Если они встретятся… Наши бестелесные копии обеспечили бы взаимную передачу информации и не принесли бы никакой инфекции. Ни на наш корабль, ни на чужой.
        Фёдор слегка пожевал кончики своих длинных, «запорожских» усов, которые прикрывали давний, ещё в молодости, в первом космическом полёте полученный шрам. Затем командир подвигал по столу перед собой проектор для чтения микрофиш, и я вспомнил, что на столе моей каюты, среди вынутых из карманов ракетниц и ракет, остались так и не возвращённые Розите микрофиши её книги исторических новелл. Не до того было…
        Не забыть бы вернуть! Может, ей книга понадобится, а я когда дочитаю!..
        - Вот эту аппаратуру, - уточнил Фёдор, - можно расконсервировать. На трёх кораблях у нас три голографических узла. По три динамические голограммы можем мы одновременно послать в пещеры. Прозрачные, неуязвимые и настырные «привидения» постепенно вселят в дикарей ужас. По-моему, они побегут из пещер. Когда-то вселяли ужас привидения в старинных европейских замках. И замки пустели… А там всё-таки жили граждане более цивилизованные…
        - Это компьютерный вариант? - спросил я. И подумал: «Прекрасная идея! Просто и удобно. Не то что в скафандрах живьём бродить…»
        - Он самый, - согласился Фёдор. - Один из восьми. Тебе нравится?
        - Очень.
        - А мне - не очень, - хмуро произнёс Женька. - Рай, в который загоняют страхом или силой, всегда становится адом.
        - Никто и не считает раем для урумту жизнь в деревянных домах, - раздумчиво заметил Бруно. - Поначалу им, понятно, покажется хуже. Без тёплой водички… Зато станет лучше всем окружающим. А потом и самим урумту. Когда поймут, что жизнь удлинилась…
        - Главное - снять у них агрессивность, - вставил Тушин. - В домах они будут чувствовать себя более уязвимыми, чем в пещерах. Придётся стать более осторожными… Я читал английскую поговорку: тому, кто живёт в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями… Надеюсь, и до них это дойдёт.
        - Женщины в домах станут жить намного дольше, - добавил я. - Это тоже снизит агрессивность племени. Случайно выяснилось, что они вообще не выпускают женщин из пещер. Боятся массового бегства.
        - Как это выяснилось? - Мария Челидзе вскинула на меня пронзительный взгляд своих больших голубых глаз. После гибели её мужа, киберремонтника Вано, я никак не мог долго выдерживать её взгляд. Становилось стыдно за то, что я тогда остался жив. Хотя был рядом…
        - Рассказал охотник Сар, - ответил я. - Он бродил возле этих пещер. Хотел вызволить сестру.
        - А я-то гадала, - потрясённо произнесла Мария, - почему женщины у них живут меньше мужчин. Ведь должно быть наоборот! Оказывается, эти рабыни вообще света белого не видят! Свежим воздухом не дышат! Какое-то кошмарное племя!
        - Плохих народов нет! - глядя в потолок пробасил Джим. - Но есть рабовладельцы…
        «Молодец Джим! - подумал я. - Рискнёт теперь Женька вспомнить о правах их личностей?»
        Женька не рискнул. Трезво оценил обстановку. Один против всех он никогда не шёл. С детства. Только поинтересовался:
        - Имя их вождя так и осталось неизвестным?
        - Даже Тор его не знает, - ответил я. - Хотя с другими соседними вождями знаком.
        - А вообще, что такое Тор? - спросил Бруно. - Как личность. Он тебе ясен?
        - Пока ясен, - признался я. - Он считает себя только военным вождём. Не вмешивается в мирный быт. Ищет колдуна. То есть, готов поделиться властью. Справедлив в оценке охотников. Не корыстен. Предусмотрителен в военных решениях. Уважает разведку. А чего ещё надо от власти? Если она дальновидна, справедлива и бескорыстна - это идеальная власть! Тор всё это сочетает. Потому купы и производят впечатление счастливого племени. Если, конечно, не считать налёты урумту…
        - То есть, не считать главного! - Фёдор Красный слегка хохотнул и опять пожевал «запорожские» усы. - А как купы относятся к тебе?
        - Я у них ничего не прошу.
        - И?..
        - И не пытаюсь изменить их поведение.
        - То есть, не даёшь оснований для плохого отношения?
        - Стараюсь.
        - Тогда объясни мне вот что… Компьютер сообщил, что ты запросил крупнокалиберный карабин. Зачем?
        - Для охоты на ломов. Какие-то громадные мохнатые животные. Племена охотятся на них сообща, допускаю, пистолет их не возьмёт. А увиливать от охоты мне будет неудобно. Я уж вот Бруно по дороге объяснял…
        - Ну, карабин тебе не Бруно будет выдавать… - Фёдор усмехнулся. - Зайдёшь перед вылетом. Я пока живу на корабле. А какой-нибудь работе ты своих купов уже учил?
        - Меньше, чем хотелось бы, - признался я. И перечислил то немногое в строительстве, что успелось. - Приходится прежде всего заниматься обороной.
        - Хотя надо бы - экономикой, - вставил Женька. - А не в войну играть.
        - Без обороны там станет не до экономики, - возразил я. - Если бы урумту сожгли хижины, угнали женщин - кому нужны были бы мои экономические советы? И с какими глазами я бы их давал? Странно даже, что приходится это объяснять…
        - И вообще… - Фёдор тяжело вздохнул. - Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны… Это ещё великий Руставели подметил.
        Женька покосился на командира нашего корабля и умолк. Ни слова больше не произнёс.
        Зато, наконец, раскрыл рот Теодор Вебер, молчавший до сих пор.
        - Ты упомянул хижины, - произнёс он. - Был ты внутри их? Осматривал?
        - Внутрь не был зван. - Я усмехнулся. - Видно, пока не заслужил… Снаружи, понятно, осматривал. Раз уж помогал строить… Так что представление есть.
        - Можешь ты это своё представление изложить на бумаге? И лучше с чертёжиком. Чтоб у нас тоже было представление.
        - Когда нужно?
        - Ну, не горит… - Вебер пожал плечами. - Но рано или поздно придётся заниматься их жильём. Вот жильём для урумту уже пришлось заняться! Так что твоя информация не будет преждевременной.
        Никаких особых решений Совет так и не принял. Все согласились с тем, что надо продолжать выполнение отобранного компьютерного варианта. Ни у кого он не вызывал сомнений.
        И, наверное, это было самое печальное.
        35.Братское кладбище на Рите
        После Совета я зашёл за мамой - чтобы вместе отправиться на кладбище. А там уже была полна коробушка: Розита, Светлана - дочь Тушина, медик в Заводском районе, Райко Станев - муж Светланы, начальник завода железобетона. Это из его цехов шли кубики-комнаты по всему материку. Шапочно мы были знакомы - ещё с тех пор, когда я создавал в Заводском районе киберлабораторию. Но в семейном доме встретились впервые. Теперь мы были одной семьёй.
        При своём русском имени Светлана выглядела типичной женщиной из Индии: громадные миндалевидные карие глаза, густые чёрные незатейливо причёсанные волосы, смуглый цвет кожи, плавные неторопливые движения полных рук. Горячая южная кровь матери явно забила в ней спокойную русскую кровь Тушина. Казалось, ничего русского нет в этой женщине. Но по-русски говорила она прекрасно.
        Райко, напротив, выглядел быстрым, стремительным. Движения его были резки, порывисты, порой суетливы. Чёрный чубчик то и дело метался по лбу. Женщины готовили стол, а Райко всё порывался помочь им, и не всегда удачно.
        Я молча понаблюдал это несколько минут, мама заметила мою неподвижность и предложила:
        - Пойдёмте вниз. Потом тут закончим. Миша обещал прийти прямо на кладбище.
        По пути я забежал в оранжерею, и мне подали готовые букеты.
        - Верхова заказала, - объяснил садовод. - Ещё вчера.
        Могилы Бируты и Ольги были чистенькие, ухоженные, красивые. Собственно, все могилы на нашем кладбище чисты, все памятники одинаковы - из белого мрамора, привезённого с Плато Ветров, - и только цветы на могилах разнились, и свежие букеты все на особицу.
        Когда-то страшно давно, ещё в первой своей жизни, на Земле, перед отправкой в космос, провёл я три недели у Бируты дома, в Меллужи, на Рижском взморье. Бирута тогда возила меня в Ригу, показывала красивейший город, в который я попал впервые, и однажды мы забрели на воинское братское кладбище. Оно поразило меня прежде всего полной одинаковостью строгих скромных могил. Я удивился этому, а Бирута прочитала мне старинные стихи, из которых запомнились несколько строчек:
        …Что ж я нынче брожу, как по каменной книге,
        Между плитами братского кладбища в Риге?
        Белых стен и цементных могил панорама…
        Матерь-Латвия встала, одетая в мрамор…
        Перед нею рядами могильные плиты,
        А под этими плитами те, кто убиты
        Под знамёнами разными, в разные годы,
        Но всегда за неё и всегда за свободу…
        - Кто писал это? - спросил я тогда.
        - Наум Коржавин, - ответила Бирута. - Лучше него никто не написал об этом кладбище.
        - Латыш?
        - Нет. Русский поэт. Москвич.
        И вот теперь перед моими глазами другое братское кладбище, на другой планете, и сама Бирута под стандартной могильной плитой.
        Напишет ли кто-нибудь стихи об этом?
        Подошёл Тушин - сразу с тремя букетами. Два тихо положил на могилы Бируты и Ольги, постоял возле них и понёс третий букет к могиле Чанды - в самом центре небольшого кладбища. С этих центральных могил оно и начиналось.
        Мы молча двинулись за ним - большая для земной общины семья. И только Розита, по крайней мере, официально, ещё не была её членом.
        Позже, когда я вышел на кухню сполоснуть руки, мама шепнула мне:
        - Как я была бы рада, если бы вы поженились!
        А когда мы мчались в биолёте на космодром, уже в темноте, Розита призналась, что то же самое мама шепнула и ей. И, может, именно поэтому не настаивала, чтобы я остался ночевать в её квартире.
        Тушин весь вечер называл меня только «Аликом» и ни словом не обмолвился о том, что говорилось на Совете. Как будто подчёркивал, что здесь он всего лишь отчим - и никто больше.
        А я с детства бесконечно уважал его как астронавта, исследователя, бесстрашного и непреклонно последовательного человека - и в то же время инстинктивно страшился принять его как члена семьи. Ничего не мог с собой сделать - избегал этого. Тут действовало что-то сильнее меня.
        Может, если бы я не помнил отца, было бы легче?
        Умница Розита всё поняла. Потом в биолёте она спросила:
        - Почему ты отталкиваешь его?
        - Я не отталкиваю.
        - У тебя не видно сыновних чувств. По-моему, ты относишься к нему как к вождю Тору.
        - Может, эти чувства ещё не сложились? Тут ведь нужную кнопочку не нажмёшь…
        - Как хорошо, что мы с тобой обошлись безо всяких кнопочек! Сразу полыхнуло! Ну, ладно, потом обо этом! А сейчас…
        - Остановить биолёт?
        - Останови!
        36.«Когда-нибудь ты на ней женишься!»
        Зайти за карабинам я решил вечером. Чтоб не сковывать утром ни Фёдора, ни себя. Вдруг ему понадобится пораньше уехать в Город, а мне - попозже поспать?
        Фёдор вынес мне в рубку два ящика с цифровыми замками и уточнил:
        - Ты первый на этой планете, кому вручается такое оружие, не подведи! И пристреляй его вначале, до охоты. А то опозоришься. Наставление внутри.
        - Спасибо. Кое-что я помню с «Малахита».
        - Когда то было! - Фёдор махнул рукой. - Жена моя любит говорить: «Я не забыла, просто у меня память плохая».
        Прелестная парижанка Катрин, жена Фёдора, руководила детским интернатом, десятки малышек знала по имени и никогда их не путала. Так рассказывала Бирута… В голову мне не могло прийти, что на вооружении у этой женщины может быть такой безжалостный афоризм.
        Пластмассовые ящики я рассовал в каюте под койки и неслышно запер дверь. Розита молча наблюдала за мной, сидя у стола и покачивая ножкой. Потом тихо спросила:
        - Я вижу, ты привёз микрофиши. Всё прочитал?
        - Половину.
        - Зачем же привёз?
        - Вдруг тебе нужно?
        - Дочитай! Там ещё немало интересного.
        - Кажется, главное я уже понял.
        - Ты имеешь в виду город на костях?
        - Разве не это главное?
        - В общем-то, ты прав. Земля привыкла строить на костях крепости, города, дороги… Особенно у вас, в России… Что новая петровская столица на Балтике, что железная дорога к ней от старой Москвы…
        - Что египетские пирамиды, - в тон Розите продолжил я, - что ступенчатые храмы майя и римские колоннады… Традиция богатая!
        - Но в книге же не только это! - Розита усмехнулась, - Там ещё и депортация народов… Тоже может оказаться актуальным…
        - Ты намекаешь на урумту? По-моему, тут будет не наказание, а спасение.
        - Всё зависит от точки зрения. Почитай!
        - Спасибо. Почитаю.
        - Но потом, ладно? А сейчас…

* * *
        - Ты решил что-нибудь с нами?
        - Попрошу у Совета пустой домик из Нефти. Если ты согласишься в нём жить… Авось бывшие каннибалы и не заметят потери…
        - Всё балагуришь… А серьёзно?
        - Так это серьёзно! Представляешь, крепкий хвойный дух в доме… Залог здоровья! Ты жила когда-нибудь в доме из сосновых брёвен?
        - Нет. И не хочу. В крайнем случае соглашусь временно побыть в таком доме, если он останется в Нефти.
        - Почему именно там?
        - Ну, если ты стыдишься вернуться в Город… Поработай в Нефти. Дел там для тебя полно. И для меня есть. Студия потихоньку действует. Я подкинула мысль вывести её на всеобщую трансляцию. Могу взять это на себя.
        - Не устаю тобою восхищаться.
        - Мне не это нужно. Нужен ты - каждый день.
        - Натан Ренцел собирается ко мне в гости, за комарами. Может, прилетишь с ним, поглядишь? Или со мною - прямо сегодня. Там не так уж страшно. Никаких хуров я к тебе не допущу. На это меня хватит.
        - Меня и самой на это хватит! Но я не могу опуститься до уровня жизни первобытных людей. Почему ты не хочешь это понять?
        - Мне жутко это понять. Тебе когда-нибудь хотелось поскорее понять безысходность?
        - Опять мы с тобой забрели в тупик. А времени осталось - всего ничего. Разберёмся потом, ладно? А сейчас…

* * *
        - Когда ты сегодня поедешь на работу?
        - Когда провожу тебя. Уже из Заводского района. Сегодня опять Аня в студии вместо меня. Потихоньку я её готовлю. Если ты решишься жить в Нефти…
        - Она ушла из школы?
        - Да, в архив, к Лиз Смит. Оттуда проще отрываться в студию. Всё-таки не дети, а лишь бумажки…
        - Как чётко у тебя всё построено!
        - Стараюсь избегать случайностей. Но в главном это не удалось.
        - Ты имеешь в виду меня?
        - Поздно я к тебе пришла. Вот если бы до твоего отлёта!.. Тогда не гуляли бы мы в безысходности… Но ведь в те дни это казалось совершенно немыслимым! Ты не понял бы меня. Оттолкнул бы! И тогда ничего у нас не получилось бы - никогда!
        - Возможно.
        - Вот я и помедлила. А ты поторопился. В итоге - опять слёзы. Что назад поглядишь, что вперёд…
        - Живи настоящим! Оно не так уж плохо. Ведь мы любим друг друга.
        - Если бы я могла жить только настоящим!.. Если бы у меня так были скроены мозги!.. Но, по-моему, подобных девиц не допускали до «Малахита». Много ты их там видел?
        - Вроде ни одной. Но и не очень приглядывался.
        - Некогда было! Куда спешил?.. Но хоть к дочке вождя пригляделся? Успел?
        - По-моему, она славная девочка.
        - И когда-нибудь ты на ней женишься.
        - Только если ты меня бросишь… Что ещё останется?
        - Но это будет потом, да? А сейчас….
        37.Последняя остановка
        Поздним утром вынесли мы с Розитой два ящика и мой ранец из корабля и остановились в раздумье. На космодроме стояли и свободные биолёты, и вертолёты. На соседних площадках замерли полосатый и пятнистый' вертолёты, голубой, зелёный и малиновый биолёты. Медленно плыли с запада на восток лёгкие небольшие облака. Выглядывало меж ними и снова исчезало ненадолго солнце. Самая разлюбезная погода! Выбирать транспорт можно, не оглядываясь на неё. Вертолётом, конечно, быстрее. Но… Куда нам сегодня-то спешить?
        - Да и в пути не поцелуешься, - закончила Розита мою мысль. - А когда нам теперь удастся? Ты хоть смутно представляешь, когда?
        - Ничего не видно! Чернота! Если только сама не прилетишь.
        Розита недоумённо пожала плечами и решительно понесла мой ранец к ближайшему биолёту. Он был нежно-голубым. С двумя ящиками я последовал за нею.
        Мы действительно немало целовались в пути. Управлению биолётом это не мешает. И что-то надрывное чудилось мне в жарких поцелуях Розиты. Словно прощалась она со мной не до следующей моей поездки на материк, а чуть ли не навсегда.
        Перед самым выходом из корабля вспомнил я о вчерашней просьбе Вебера. Составить описание хижин и набросать чертёж было, наверное, делом десяти минут. И можно бы оставить всё здесь. Но это означало оставить всё Розите для того, чтобы она отнесла Веберу.
        Зачем же мне её к нему посылать? Зачем давать ему ещё один шанс? Может, он на то и рассчитывал?
        «Потом всё сделаю! - решил я. - И передам Омару».
        Тогда, на корабле, это решение как-то успокоило. Теперь, в биолёте, я вдруг понял, что никакого значения оно не имеет. А имеет значение только то, как Розита меня целует - с надрывом или спокойно, в полной уверенности, что никуда я от неё не денусь, и ничто нашему счастью не угрожает.
        Вот этой спокойной уверенности, которая, казалось, буквально переполняла Розиту в Нефти, сегодня я не чувствовал.
        В Заводском районе я попросил диспетчера догрузить кое-что в приготовленный для меня вертолёт.
        - Что именно? - спросил он.
        - Прежде всего, два складных слесарных верстака полегче, дюралевых. Причём у одного надо подрубить «ноги», чтоб за ним можно было сидеть, а не стоять. Это для старика… И стульчик ему дюралевый… Кроме того - две пары тисов, два ручных наждака, две наковаленки, десяток струбцин, по два набора молотков, напильников, рашпилей, стамесок, долот, точильных брусков, детский набор гвоздей и стопку слесарной шкурки.
        - Всё? - Диспетчер улыбнулся.
        - Нет, не всё… - Я развёл руками. - Пожалуйста, нивелир и две пары шортов на меня. Начну работать с инструментом, могу брюки порвать.
        - Открываешь слесарную мастерскую? - полюбопытствовал диспетчер.
        Был он инженером со второго корабля, звали его Армен Оганесян, и просчитал он в этом районе все ступенечки, начиная с мастера цеха, который управлял слесарными роботами. Именно Армен не так давно обеспечивал верстаками, слесарными и электромеханическими наборами ту киберлабораторию, которую мне поручили организовать. А потом его «бросили» на управление вертолётами. Не знаю уж, почему…
        - Не столько создаю мастерскую, - признался я, - сколько переоборудую. Мастерская уже есть - на двух валунах, с полным набором каменных орудий. Работает в ней невероятно трудолюбивый старикан Бир. Хочу ему помочь. И заодно выполнить вчерашнее указание Совета. А попутно и себе верстачок поставлю. С детства приучен всё по дому ремонтировать.
        - Список велик! - Армен покачал черноволосой головой. - Часик нам на это выделишь?
        - Сколько надо!.. Я ещё в киберлабораторию загляну: соскучился по ребятам… Топливную трубку в ранце сменю - много налетал… Действуйте!
        Мы вышли с Розитой из диспетчерского корпуса, отнесли к вертолёту свои два ящика и ранец, и Розита задумчиво произнесла:
        - Вообще-то у меня тоже есть плановое задание. Надо посмотреть, как строится дорога на Порт. Хотя бы общий взгляд… Давно об этом ничего не говорилось - ни по радио, ни по телеку. А тут всё рядом!
        - Ну, давай зайдём к ребятам, а потом - на дорогу.
        - Потом они наверняка увяжутся тебя провожать, - возразила Розита. - И на дорогу мы уже не вырвемся. И придётся мне одной… А тут всё-таки ра ходят. Их зона! Хоть сейчас и мир… Не очень-то верю я пока в этот мир… Да и стрелять в них не хочется.
        - Хорошо, давай наоборот! - согласился я. - Сначала на дорогу, потом - к ребятам. Чтоб не бродить тебе тут одной.
        Мы нырнули в биолёт, путь был не очень долгий, и вскоре послышался треск падающих деревьев и гул моторов. А в биолёт сквозь полуоткрытые окна набился густой запах горелой древесины, расплавленной смолы и горячего железа. Четыре громадные лесодорожные машины - почти всё путевое богатство землян! - медленно вели параллельные «нитки» на запад, к будущему морскому порту. Они подминали под себя девственный лес, прожигали путь в редких и невысоких скалах и выпускали из-под трамбовочных катков горячее, местами полупрозрачное янтарно-серое дорожное полотно. Оплавленные гранит, песок и глина перемешивались в нём со смолой и древесиной. Всё, что попадало под машину, становилось гладкой, слегка выпуклой вечной дорогой. Производство было безотходное.
        Горячий воздух высокой стеной поднимался над свежим дорожным полотном, и лес за прозрачной, колеблющейся стеной дрожал и дробился.
        Потом, после того, как выйдут дорожные машины к морю, они вернутся в Заводской район и потянут отсюда шоссе на север - через ферму и железо-марганцевый рудник к Нефти. Пока же тут чисто воздушная трасса.
        Подъехать близко к лесодорожным машинам невозможно. Горячее шоссе сожгло бы биолёт вместе с нами. Мы остановились поодаль. Розита вышла, записала на магнитофон треск деревьев и шум машин, поснимала издалека щебечущей камерой падающие деревья, дрожащие от напряжения лесодорожные машины, парящие горячие полосы шоссе, и после этого я развернул биолёт обратно. Всю остальную информацию Розита намеревалась получить в Городе, у дорожно-строительного начальства. Цифры были там. И разговаривать с операторами и механиками там удобнее. А здесь - только шум да пейзажи. Да ещё запах, который по телевидению не передашь.
        В середине обратного пути Розита попросила:
        - Останови!
        Я приказал киберу биолёта свернуть к обочине, выключил его и, на всякий случай, затемнил стёкла. Хотя никто тут не ездил - по неоконченной-то дороге… Кроме разве операторов лесодорожных машин - в начале и в конце рабочей смены. Да ещё механиков, при поломках.
        - Каждое наше свидание кажется мне последним, - как бы оправдываясь, произнесла Розита. - Я как моряцкая жена… Жила среди них на Кубе, наслышалась, насмотрелась… Только не думала, что сама такой стану.
        - Не оправдывайся, - попросил я. - Именно такую и люблю.
        - Бирута была не такая?
        - Не надо…
        - Конечно! Ты прав! Потом всё это… А сейчас…

* * *
        Киберлаборатория встретила нас гулом голосов. Грицько Доленко, Нат О'Лири и Ружена Мусамба выключили свои аппараты, окружили меня и засыпали вопросами. Один Бруно стоял в сторонке и молча улыбался. Свои вопросы он успел задать раньше и ответы получил порой наглядные.
        Розита села в кресло у стены и демонстративно выставила на ладони магнитофон - опять записывала шум. Потом к нему подверстается репортаж.
        В лаборатории размножали роботов-геологов для Южного полуострова и одновременно готовили новый образец - для Зелёной впадины, своеобразного заповедника племени ра. Решили понемногу, осторожно изучать её. Там ожидалось немало геологических находок. Пора брать их на учёт. Хотя бы для начала.
        Два робота стояли рядышком в одном углу - эталон для Южного полуострова и его новенький, почти законченный двойник. Один робот стоял в другом углу, и в нём полностью заменяли блоки местной памяти. Этому предстояло бродить по Зелёной впадине. Нат О'Лири терпеливо объяснял это - не столько мне, сколько Розите, которая впервые попала в киберлабораторию.
        На этом, собственно, закончилось просвещение гостей и началось просвещение хозяев. Их интересовало в моей новой жизни всё - от устройства собственного жилья до отношений с местным прекрасным полом. Как мог, я старался удовлетворить их любопытство. Розита это тоже добросовестно записывала. Репортаж у неё должен получиться шумный. Потому что разговор шёл, как говорится, не по протоколу.
        А потом все двинулись провожать меня. Розита многое знала наперёд…
        Вместе с Бруно мы сменили топливную трубку в ранце. Из диспетчерской я включил новенький синий пеленгатор, установленный на контейнере в пойме Кривого ручья. Со всеми равно перецеловался возле раскрытой двери вертолёта. И простить бы себе не мог, если б не было той прощальной, мимолётной и сладкой остановки на безлюдной дороге к будущему морскому порту…
        Всё Розита знала наперёд. Может, даже и то, что эта остановка будет для нас последней.
        Впрочем, если б знал это и я, - что мог бы я изменить?
        38.О каннибализме и человеческих жертвоприношениях. Размышления в пути
        Море подо мной было спокойным. Только узенькие белые барашки торопливо бегали по верхушкам небольших волн. А сами волны всё катили и катили с юго-востока на северо-запад. Значит, ветер переменился. Утром, когда мы вышли из звездолёта, ветер гнал облака с запада на восток.
        Курс выдерживался автопилотом строго. Фосфоресцирующая зелёная стрелочка на компасе точно закрывала ярко-фиолетовую полоску пеленга и почти не качалась. Можно думать не только о полёте.
        На Земле, наверное, светила бы Луна, поблёскивала бы серебристая полоска на волнах, прочерчивали бы тёмное небо светлые стрелы ионолётов. Здесь ничего этого нет. Только чёрное, безлунное небо с непривычно расположенными звёздами. Да ещё белые барашки на чёрных волнах… Ориентироваться по здешним звёздам я пока не умею. Надо учиться…
        «Кошмарное племя!» - сказала вчера на Совете Мария Челидзе. Действительно: стариков своих ели, женщин чужих крадут и на свежий воздух не выпускают, больных детей приносят в жертву богам, агрессивны, нахальны и, к сожалению, неутомимы.
        Что же с ними делать?
        Однако ведь и в древнегреческой Спарте больных детей бросали в пропасть. Ради того, чтобы спартанцы, как нация, были идеально здоровы. С начальной школы приучали нас восхищаться спартанцами. И нигде ещё не читал я хулы древним спартанским порядкам.
        Между прочим, в давней Спарте, как и в племени купов, дети и подростки долго ходили голенькими. Строгости нравов это не нарушало.
        Нравы таитянских маори вообще очень долго казались европейцам почти идиллическими. Прелестный народ на прелестной сказочной земле! Издали, конечно…
        Но и у маори, ещё задолго до прихода европейцев, зловещая правящая каста Ареои убивала всех своих детей, кроме перворождённых. Даже и здоровых! Ареои внушали народу, что человеческие жертвы угодны богам и приносили им в жертву прежде всего своих детей. Кто после этого возразил бы против любых других человеческих жертвоприношений?
        С потрясением душевным прочитал я о касте Ареои ещё в «Малахите», когда проглядывал книгу великого художника Поля Гогена и посредственного поэта Шарля Мориса «Ноа Ноа». Книга эта значилась у нас в дополнительном списке по курсу первобытной культуры. Многое из этого списка удалось прочитать. «Дополнительные» книги сплошь и рядом оказывались интереснее «основных». Всё было как у Пушкина: «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал…»
        Впрочем, единственное, чего так и не смог я переварить в «Ноа Ноа», - это стихи самого Шарля Мориса. Ни одной строчки не запомнилось!
        Кстати, тогда же, в «Малахите», поразил меня откровенный рассказ Поля Гогена о его недолгом «гражданском браке» с тринадцатилетней таитянкой Техааманой, которую он называл Техурой. Я покопался в других книгах о Гогене и узнал, что после Техуры, во второй приезд на Таити, была ещё тринадцатилетняя же Пауура, которую художник по инерции называл Пахурой. А ещё позже, на Маркизовых островах, была ровесница двух таитянок Ваеохо, которую Гоген называл Роз-Мари. Эти девочки позировали для знаменитых впоследствии картин, скрашивали одиночество художника, рожали ему детей. Впоследствии положение «дети Гогена» приносило не только известность, но и некоторый доход… Колониальные нравы…
        От них, однако, мысль снова возвращалась к проблеме «мы и каннибалы», к тому, что мне известно о каннибализме и человеческих жертвоприношениях на Земле.
        О массовых убийствах и пленников и соплеменников в государствах американских майя, тольтеков и ацтеков слыхал и читал я не раз. Тысячами резали своих же людей на религиозных церемониях, и черепа деловито сохраняли. Когда отряд Кортеса добрался до ацтекского города Хокотлан, испанцы обнаружили там тринадцать жертвенников с грудами человеческих черепов. Священник отряда насчитал их сто с лишним тысяч и отказался ставить крест в таком жутком месте.
        Порой ацтеки буквально подряд, непрерывным потоком приносили в жертву тысячи рабов и пленников. Знаменитый император Монтесума убил сразу двенадцать тысяч пленников в честь победы над восставшей провинцией. Дядя Монтесумы и предшественник его на престоле принёс в жертву двадцать тысяч человек в честь окончания стройки великого храма.
        Со временем выяснилось, что массовые эти жертвоприношения сплошь да рядом сопровождались массовым же поеданием убитых. У многих тысяч воинов и жрецов это входило в привычку, и человеческое мясо они начинали предпочитать любой другой пище. От такой информации - а в правдивости её не приходилось сомневаться! - детский мой романтический ореол вокруг жертв конкисты - долгой и кровавой испанской агрессии - постепенно рассеивался и сменялся ужасом перед теми кошмарными цивилизациями, которые существовали в Центральной Америке до прихода европейцев.
        Какие бы ни были у них удивительные астрономические или архитектурные достижения - всё это меркнет перед реками крови сотен тысяч невинных жертв. Даже командиров своих собственных спортивных команд правители майя приносили в жертву - то ли за то, что выиграл, то ли за то, что проиграл… Ну, не могут и не должны держаться вечно такие людоедские цивилизации! А уж какая там сила их разрушила - не всё ли равно?.. Не вмешалась бы внешняя сила - они неминуемо рухнули бы под напором внутренней, под тяжестью своих собственных преступлений.
        Людоедство в тех местах было первым, что вызвало ужас и отвращение европейцев, открывших Америку. Ещё Колумб застал на Кубе самых «чистых» и неутомимых дикарей-людоедов, которых называли caniba. Откуда и пошли «каннибалы», впервые собственноручно написанные в дневнике тем же Колумбом. И, по-моему, сопротивление каннибализму в любом нормальном человеке так же естественно, как желание жить.
        Мы летели сюда, на эту далёкую планету, с надеждой избавить здешних дикарей от кровавых ужасов земной человеческой истории. Посильная ли для нас задача? Хватит ли наших сил да и просто жизни на «исправление» целой планеты? Ведь и сегодня бегают по западному побережью Восточного материка те энергичные и многочисленные людоеды-рулы, от которых вплавь спасались племена гезов и ра. Никакого нашего укорота кровожадным рулам нет. Не до них!.. Но кого-то они и сейчас пожирают. Может, добрались уже до племени леров, которые живут севернее?
        Да и на Западном материке тоже отыщется наверняка не одно бывшее каннибальское племя урумту. Двинусь когда-нибудь на юг или на запад - глядишь и упрусь в сегодняшних каннибалов, как Колумб на Кубе…
        А нас ждут ещё двенадцать материков и тысячи островов. Что на них? Кто кого поедает? Кто кого угоняет? Какие люди на других людей охотятся, потому что у них мясо вкусное?
        Если обо всём этом думать часто - руки опустятся. Кажется, никаких сил и никакой жизни не хватит на то, чтобы остановить на этой планете непрерывное, бессмысленное и зверское уничтожение людей.
        Но ведь и на Земле было так же. Десятками тысяч лет! Докатилось до мировых войн, до войн на полное, тотальное уничтожение целых стран и народов. Германские фашисты подчистую истребляли цыган и евреев. Через полвека девятнадцать «передовых» стран сообща безжалостно и методично уничтожали маленькую Сербию. И при этом ежедневно твердили о «гуманизме». Жуткие эти события, завершавшие второе тысячелетие, получили в следующем веке устойчивое название «самой позорной войны в истории»…
        Но всё-таки войны остановили! В основном… Уже не убивают, не пожирают, не приносят людей в жертву - в масштабах целой планеты!
        Значит, возможно?
        Значит, и здесь есть такой шанс?
        Ну, пусть я не доживу - доживёт какой-нибудь другой Тарасов. Внук, правнук, праправнук…
        … - Тарасов! Тарасов! - раздаётся в динамике рокочущий баритон Армена Оганисяна.
        - Тарасов слушает.
        - Добавь скорость. До пятисот. Ветер на юге усиливается. Тебе надо добраться до берега в полчаса.
        - Выполняю. Скорость - пятьсот.
        - Успеха! Или «ухр» по-вашему?..
        39.Чем я обидел Лу-у?
        Вертолёт я разгружал целый день, почти до сумерек, ибо груз был в основном не контейнерный. Когда всё было закончено, сообщил Армену:
        - Можете забирать машину.
        - Не можем, - отозвался Армен. - Шторм! Если утихнет, утром заберём. Ухр!
        Всё я мог оставить в пойме Кривого ручья, кроме карабина. Открыть ящик никто на этом материке не сумел бы. Но унести - запросто. Поэтому, захлопнув вертолёт, я взял в руки ящики с карабином, патронами и поднялся на ранце - над поймой, над ручьём, над лесом.
        Костры купов остались на месте. Я видел их ещё с вертолёта, перед посадкой. И палатка моя стояла на месте. И вход был заклеен плёночкой - как я оставил. Почему-то только сейчас заметил я, что мой вход глядит совсем не в ту строну, куда остальные входы здешних хижин. Все они глядят на восток. А мой - на юг. И даже парашютный купол Тора развёрнут входом на юго-восток. Только мой - невпопад. Так уж они встали, когда выпали с вертолёта, эти затвердевшие купола парашютов. Хорошо хоть не на север развернуло мою палатку…
        Надо бы отметить это в описании для Вебера: все входы - на восток.
        Шумной встречи не было. Приняли как обычно - сдержанно. Встретилась налитая здоровьем, с пышной грудью Нюлю - дочка-жена вождя - и улыбнулась. Подбежала Лу-у, уже в мыслеприёмнике, потёрлась носом о моё плечо, сказала, что соскучилась, и я привычно погладил её по голове. Подошёл Тор, пристально поглядел на нас обоих, снял с Лу-у мыслеприёмник, надел на себя и поинтересовался, не видел ли я из своей летающей хижины разведку Сара. Она ещё не вернулась из Глубокого оврага. А пора бы…
        Лу-у я сообщил, что привёз ей новый «са-тин», поскольку старый истрепался. Тору пообещал слетать завтра к Глубокому оврагу, если утром Сар не вернётся.
        Сатин я не возил. Он лежал стопками в куполе парашюта и в вертолёте на полянке. Привезти Лу-у я надеялся стеклянные бусы, которые делали в стекольном цехе специально для Марата. Наши женщины их не носили. А он раздаривал их прекрасному полу в племенах гезов и ра, и завоевал тем самым стойкую к себе симпатию. Поскольку общественное мнение везде, даже у дикарей, это прежде всего мнение женщин. Отношение к Марату в обоих племенах становилось всё лучше, и об этом говорили мне и ребята в киберлаборатории, и дочка Тушина по пути на кладбище, и Розита обмолвилась в биолёте.
        Из-за неё-то, собственно, я те бусы и не взял. После её пророчества о том, что именно на Лу-у мне предстоит жениться, брать для дочки вождя специальные подарки было неловко. И так у нас с Розитой что-то неожиданно надломилось в эту поездку. Ничего такого не было ни сказано, ни сделано, но ощущение какой-то наметившейся трещины у меня осталось. Зачем увеличивать её?.. Как только Розита сказала, что поедет со мной в Заводской район, я молча решил, что перебьётся Лу-у пока без стеклянных бус. Авось и не заметит…
        В эту ночь, как обычно, уснул я в суперЭМЗе и с открытым входом. Как провалился в черноту - две ночи не спал в нашем звездолёте… И приснилась мне Бирута - впервые с тех пор, что погибла. Всю ночь она сидела возле меня, тихо качалась и пела какую-то грустную песенку. Будто оплакивала непутёвые наши с нею судьбы.
        Страшные сны я умел прерывать волевым усилием - заставлял себя проснуться. И потому они были у меня короткими. А этот сон был приятен, длился долго и растаял лишь вместе с ночью, на рассвете.
        Утром вернулся Сар, вместе с Кыром и Щуром - здоровые, невредимые, весёлые, с тушами двух молодых косуль, которых подстрелили по пути с Глубокого оврага.
        У костра Сар рассказывал что-то Тору, Биру и нескольким женщинам. Увидев меня, он сбегал в свою хижину, вернулся в мыслеприёмнике и сообщил, что видел через овраг, на другой его стороне, того самого вонючего хура, который лежал связанным в моей хижине. Видел его два раза - в самом начале и в самом конце разведки. И хур тоже видел Сара. Они долго глядели прямо в глаза друг другу. И не стреляли. Сар знал, что стрела потеряет силу, когда долетит до другого края оврага. И не убьёт. И хур, наверное, знал то же самое. Поэтому посмотрели друг на друга и исчезли в высокой траве.
        Такой вот привет пришёл мне от Вука…
        Привет этот кое-что объяснил и кое-чем обеспокоил.
        Объяснил он, почему урумту рванули ночью из пещерного посёлка не на восток, а на запад, почему они сделали тот громадный крюк по лесу, который заставил наш вертолёт метаться зигзагами.
        Очевидно, урумту боялись, что из Глубокого оврага ударят им во фланг затаившиеся купы. Не знали ведь они, сколько там купов… Если торчит один, может быть и много. И поэтому лучше бежать подальше.
        А вот второе появление Вука на том же самом месте говорило, что урумту возвращались по своим следам - то ли искали двух пропавших соплеменников, то ли собирали разбросанное оружие. Но возвращались! Как раз то, чего я и боялся…
        Видно, разбойники умеют учиться. Они сообразили, что и в первый раз и во второй «сыны неба» только пугали их - и не больше. Сообразили, что после безумного бегства можно вернуться за луками, копьями, палицами. Что пропавшие соплеменники не растерзаны на куски, а просто дрыхнут где-то, усыплённые коварными «сынами неба». И значит, можно отбить своих, когда проснутся.
        Выходит, в третий раз пугать их бессмысленно. Что же тогда делать с ними в третий раз? Усыплять всех подряд и везти на свой материк? А там распылять по разным точкам? Чтоб не встречались, не общались, и вели себя тихо, как всегда держатся одинокие новички в плотной массе коренных жителей… Потому что если держать этих необузданных аборигенов в одной куче, они станут опасны даже для нас.
        Собственно, именно такой тактики давно придерживается Совет в отношении пленных ра. Более чем по двое в одном месте они не работают. Исключение - цех детской игрушки. Там их пятеро.
        Сегодня же придётся попросить информацию со спутника - где сейчас эти разбойники? И поскорее надо слетать к ту-пу. На их холме остались контейнеры с инструментами и аккумуляторами. Инструменты можно раздать, часть аккумуляторов - забрать, и заодно кое-что прояснится. Дошли урумту во второй раз до чужих пещер или не дошли?.. Ведь и со второго захода они вполне могли натворить там беды…
        Но вначале надо поставить верстак Биру. Племя купов должно видеть конкретный и быстрый результат от каждой моей поездки в Город. Пусть небольшой, но полезный и понятный всем. Тогда возвращаться из поездок можно будет без тревоги. Тогда каждая поездка станет рывком вперёд не только в хозяйстве племени, но и в его психологии. Стану я колдуном или не стану - дело тёмное. А жизнь купов должна улучшаться непрерывно. Хоть понемножку, но каждый день! Хоть для кого-нибудь, но обязательно! Чтоб каждый ждал и верил: дойдёт очередь и до него.
        А уж тем более - Бир. Он работает на всех. И сделанное для Бира отзовётся на каждом. Это и умный поймёт, и глупый, и ленивый, и трудоголик.
        Собственно, пока трудновато мне определить, кто тут умён, кто глуп, кто ленив. Немногих я разглядел… Для остальных нужно время, знание языка и неторопливые наблюдения. Всего этого пока нет. И поэтому индивидуальные оценки приходится сдвигать на будущее. Выше головы не прыгнешь. Сейчас приходится делать то, что необходимо именно сейчас!
        …У костра меня угостили свеженькой олениной. Пришлось сбегать за шампуром и дожарить её до шашлыка. Сар и Тор на этот раз с интересом следили за моими манипуляциями. В прошлый раз телеконцерт помешал им наблюдать за мной. Сейчас отвлекающих моментов не было. И, попробовав готовность шашлыка, я предложил им попробовать тоже.
        Шашлык обоим понравился. Особенно если закусывать его прохладным кхетом или поливать кашицей кхета вместо соуса. Хотя менее осторожный (или просто не выспавшийся) Сар и обжёг слегка руку о шампур.
        Тут же я сунул его руку в стоявшее рядом ведро с водой. И придерживал там, пока Сар не начал улыбаться. Значит, боль отпустила. И я отпустил его руку.
        После этого можно было слетать к вертолёту в пойме за верстаком и хотя бы за одним ящиком инструментов для Бира.
        Вертолёт пока не забрали, я вызвал из него Город и передал Розите запрос для спутника. Голос её был усталым, грустным, и ничего «лишнего» она не сказала. Только поинтересовалась:
        - Ты, кажется, забыл о подарках для дочки вождя. Обошёлся?
        - Вроде. Точнее, она обошлась.
        - Смотри! Когда-нибудь она это припомнит.
        - Я уже говорил тебе, чего боюсь… Этого не боюсь.
        - И всё же не обижай женщин. Даже в мелочах. Мелочи - женская стихия.
        Розита отключилась, я снова запер вертолёт и поволок над лесом укороченный верстак, стульчик к нему и ящик с молотками. Прилетел весь потный и с удовольствием сменил в палатке брюки на шорты.
        Появление моё в шортах посреди посёлка вызвало осторожный интерес только у женщин, мужчины не обратили на это никакого внимания. Они все тут ходили с голыми ногами… А Лу-у в этот день вообще почему-то не появлялась. Обычно она везде мелькала. А тут - нигде не видать. Спрашивать же о ней никого не хотелось. Никаких дел к ней не возникало.
        Лопату и каёлку пришлось просить у Кыра. В моей палатке их не было, а лететь за ними к другому вертолёту - недосуг. День съёживался, как бальзаковская шагреневая кожа, и надо было хоть что-то успеть!
        К концу дня удалось не только вкопать верстак возле дерева и прибить к нему гвоздями с помощью изогнутой скобы - чтоб не шатался! - но и доставить наковаленку, наборы точильных брусков, рашпилей, напильников и долот. По одну сторону дерева теперь лежали «кузнечные» валуны каменного века, по другую стояла почти нормальная слесарная мастерская. Разве что без электромоторов… И оставалось лишь прикрепить тисы, ручной наждачок, парочку струбцин. Правда, их ещё предстояло доставить отдельным рейсом из поймы Кривого ручья.
        Седой морщинистый Бир смотрел на мою суету так же, как я в детстве смотрел на работу фокусника в цирке, - радовался, но ничего не понимал. Хотя и догадывался, что ему делают чудо. Он брал различные молотки, легко разбивал ими небольшие кремни на своём валуне, прыгал от радости, хлопая себя по тощим ляжкам, как трёхлетний ребёнок, и кричал: «Тунэм! Тунэм!» Его ещё предстояло учить пользоваться каждым инструментом, сочетать молоток и долото, рашпиль и напильник, брусок и шкурку… Всё было впереди и требовало бездну времени. А день кончался, и бешеные урумту опять врывались в мои дела.
        Зазуммерил радиофон, я включил его прямо возле верстака, и густой баритон Омара доложил:
        - Спутник засёк восемь фигур. Быстро двигаются по лесам на северо-восток, к пещерам. Не отдыхают. Примерно три четверти пути пройдено. Остальные тридцать урумту не обнаружены.
        - Где же они? - невольно вырвалось у меня.
        - И сам хотел бы знать! - Омар хмыкнул. - Не иголка в стоге сена.
        - Они не могли податься на запад? Есть какие-нибудь племена западнее ту-пу?
        - Костры там давно мелькали, - задумчиво произнёс Омар. - Но - в разных местах. Селений вплоть до нагорья не обнаружено. Это могли быть костры бродячих охотников. Хоть тех же урумту… Посмотрим сегодня ночью. У нас уже темнеет. Так что информацию жди завтра.
        - Ну, хоть завтра, - согласился я.
        - Вообще-то пора второй спутник переводить на твой меридиан, - сказал Омар. - Одного тебе явно не хватает. Я поговорю в спутниковой связи…
        Он отключился, и я успел до темноты ещё раз слетать в пойму - принёс для Бира тисы, наждак, струбцины и немного еды для себя. Кроме утреннего шашлыка с кхетом, ничего целый день не ел. Всё некогда…
        Когда тисы и наждак я закрепил на верстаке, появилась Лу-у. Заспанная. Впервые видел я её такою. Раньше она днём не спала… Я позвал её в свою палатку и протянул давно приготовленный отрез розового сатина. Лу-у посмотрела на него довольно равнодушно, развязала лиану на талии, и к ногам её упали лохмотья, оставшиеся от прежнего отреза. Опять она стояла передо мной полностью обнажённая и явно не торопилась. Медленно, даже как-то лениво развернула она новый отрез, подержала на руках, примерилась, обернула его целиком, как и в прошлый раз, вокруг бёдер и подпоясалась лианой. С досадой я вспомнил, что в контейнере у Кривого ручья полно верёвок, резинок, булавок, брошек и просто красивых поясов. Но до них надо добраться. А нам некогда. Обходимся лианами…
        Почему-то на этот раз Лу-у не сказала обычного «тунэм», не проявила никакой радости, молча перешагнула через валявшиеся на земле лохмотья и ушла, оставив их мне. Невольно всплыло в памяти утреннее предупреждение Розиты:
        «Смотри! Когда-нибудь она это припомнит… Не обижай женщин!»
        Чем же я обидел Лу-у? Когда успел? И как это Розита всё умеет видеть наперёд - сквозь расстояние и время?
        40.День начинался удачно…
        Опять ночью снилась Бирута, опять она возле меня качалась и мурлыкала какую-то песенку. И опять не хотелось просыпаться и прерывать мучительный и сладкий сон.
        Впервые один и тот же сон снился мне две ночи подряд, и, когда это добралось до моего сознания, я открыл глаза.
        Возле меня сидела, качалась и тихонько напевала Лу-у. Тянула мелодию той самой песенки Розиты, которая понравилась ей с первого телеконцерта. И что-то печально обречённое было в её позе, в её качании, в её тихом пении.
        «Ещё один сон, - подумал я. - Сон во сне…» И снова уснул.
        Утром Лу-у разбудила меня. Впервые. На ней был мыслеприёмник. Глаза её были красны, словно ночь не спала. Она стояла возле моей раскладушки и недовольно кричала:
        - Ухр Сан! Ухр Сан!
        Я открыл глаза, встретился с её сердитым взглядом, одним движением выключил суперЭМЗ и выдернул заземление, встал и надел мыслеприёмник.
        - Что случилось, Лу-у? - спросил я.
        - Тебя зовёт Тор! - ответила она и вылетела из палатки.
        Пришлось натягивать брюки, рубашку, ботинки и, как говорится, с неумытой рожей топать в хижину вождя.
        Впервые вошёл я в жилище купов. Согнуться пришлось почти до пояса. Но в самой хижине оказалось просторно, можно выпрямиться. На стенах из шкур висели три лука, связанные пучки стрел, копьё и палица. Сложенный из камней очаг в центре не горел. Но в нём стояло обмазанное глиной плетёное ведро, в котором тлел, хранился огонь. Купы так и не пользовались ни моими спичками, ни моими зажигалками, а по-прежнему хранили огонь в таких обмазанных глиной вёдрах. Их выносили к кострам и уносили обратно в хижины. Они были в каждом жилище.
        По плетёному полу разложены шкуры. Вдоль стен они лежали стопками, в несколько слоёв. Видимо, там спали. На шкурах в центре сидели Тор и представительный старик в тиаре из пёстрых перьев и с седой бородкой. Старик показался мне знакомым. Будто где-то видел его издали… Но кого тут мог я видеть издали? Только Уйлу… Неужто он? Вот удача!
        У стенок ютились сухонькая морщинистая мать и совсем не старая старшая жена Тора, которая держала младенца. Нюлю вошла в хижину вслед за мной и принесла от костра жирные куски мяса на сучках и жареную рыбу в пластмассовой миске. Наконец-то такая миска получила достойное применение…
        Между Тором и седобородым стариком лежала горка кхетов, стояло пластмассовое ведро с водой, а возле ведра - белые стаканчики.
        Тут угощали важного гостя.
        Тор посмотрел на Лу-у и молча обвёл рукой вокруг головы. Лу-у сняла мыслеприёмник и отдала старику. А он глянул на Тора, на меня и вполне грамотно натянул мыслеприёмник на свою нечёсаную голову, сняв предварительно тиару.
        - Уйлу хочет с тобой говорить, - сказал мне Тор, - Хуры всё-таки приходили к ним. Когда сыны неба ушли.
        - Как это случилось? - спросил я и поглядел сначала на Уйлу, потом на Тора. Вроде бы обоих спросил. Чтобы подучить побольше информации.
        Оба и рассказывали - торопясь и перебивая друг друга.
        Хотя первый и главный рассказ явно был до меня. Наверняка он был обстоятельным, долгим, и начался ещё на рассвете. Сейчас мне доставались от него только рожки да ножки. Но и они были ужасны.
        Урумту вернулись в селение ту-пу на следующую ночь. Никто, понятно, их не ждал, все сладко спали.
        Видимо, у разбойников было мало оружия - не всё удалось подобрать. Некоторые держали в руках только камня или палки. Поэтому ворвались всего в три крайние и нижние пещеры, но зато перебили там почти всех сонных мужчин и угнали оттуда всех женщин. Именно женщины подняли вой, дрались и разбудили селение. Но, пока сбежались охотники из других пещер, хуров уже след простыл.
        В одной из крайних пещер жила с мужем старшая дочь охотника Фора. А младшая была у неё в гостях. Обе они исчезли, а зять Фора был убит. Именно Фор и его сын организовали погоню. У них было хорошее оружие, подаренное сыном неба. Особенно это…
        Уйлу рукой обрисовал в воздухе линии каёлки и спросил меня:
        - Как называешь ты это оружие?
        - Кайло, - ответил я.
        - Кхайло, - с удовольствием повторил Уйлу. - Хорошее кхайло!
        Видимо, звук «кх» в языке ту-пу имел такую же положительную окраску, как и в языке купов.
        Уйлу отдал охотникам и всё то оружие, которое подарил ему Тор. Погоня ушла хорошо вооружённой. Ту-пу понимали, что у проклятых хуров такого оружия нет. И поэтому впервые пустились в погоню за врагами.
        Они нагнали разбойников на привале, где угнанных женщин насиловали, как это всегда водилось у хуров. Хуры не ждали, пока дойдут до пещер…
        Разъярённые ту-пу перебили почти всех налётчиков. Их глупые головы разламывались под оружием сынов неба, как спелые кхеты. Лишь несколько хуров убежали и угнали четырёх женщин. Две женщины погибли на этой стоянке. Ещё четырёх вернули. Но дочерей охотника Фора не было ни среди возвращённых, ни среди погибших. И теперь он требует похода к холодным пещерам. Чтобы навсегда покончить с проклятыми хурами. А охотники племени хотят сместить Уйлу и избрать Фора вождём - если Уйлу откажется мстить хурам.
        Уйлу успокоил своё племя лишь тем, что обещал сейчас же отправиться к сынам неба и попросить у них хорошее оружие для всех ту-пу. И ещё обещал уговорить своего друга и брата Тора присоединиться к походу на хуров. А Тор может ещё и айкупов позвать. У них хуры тоже жгли селение и угоняли женщин. Если три племени вместе пойдут к холодным пещерам с оружием сынов неба - хурам придёт конец. И тогда мирные племена вернут своих женщин и будут жить спокойно.
        Таков, примерно, был рассказ…
        - Как добрался ты сюда? - спросил я вождя. Мне надо было оттянуть время, обдумать ответ.
        - Я шёл сам, и меня несли, - ответил Уйлу. - Я стар, быстро и долго ходить не могу. Мои охотники не отдыхали всю дорогу. Сейчас они спят в твоей белой хижине. Тор сказал, что ты подарил её племени купов. Мы спешили. Все ту-пу ждут твоего ответа.
        - Вы зарыли убитых хуров? - спросил я.
        - Конечно! - Уйлу явно удивился вопросу. - Если их не зарыть, они отравят вокруг всю дичь. Их тут же зарыли. А кто не успел умереть, того добили. Отличным оружием кхайло…
        - У твоего племени были ещё потери?
        - Двух охотников хуры смогли убить. - Вождь печально покачал головой. - И семь мужчин убили в пещерах… У хуров было мало палиц. А то наших погибло бы больше… Всех наших мы зарыли возле селения. Мы не зарываем своих людей в лесу.
        - Как надеешься ты перебить хуров? - спросил я. - У них громадные пещеры. Не такие, как у вас. Там мало входов. Хуры не впустят вас в свои пещеры. Вы посидите возле них и уйдёте ни с чем.
        - Их можно выкурить, - возразил Уйлу. - Мы разведём большие костры возле каждого входа. Мы наполним пещеры дымом. Хуры сами выскочат оттуда. И мы перебьём всех мужчин, освободим всех женщин. Каждая вернётся в своё племя со своими дочками.
        - А куда денете сыновей?
        - Убьём. Иначе они вырастут и опять возьмутся за своё.
        В этот момент Тор коротко приказал Лу-у:
        - Приведи Сара!
        Лу-у выбралась из хижины, а Тор достал из-под шкуры, на которой сидел, три ложки и разложил их в миски с рыбой. Одну протянул гостю, другую - мне, третью взял себе. Он явно хотел прервать мои вопросы неторопливой едой. И ещё приказал Нюлю:
        - Принеси рыбу для Сара!
        Нюлю выскользнула наружу, а я впервые в жизни попробовал ковырять рыбу ложкой. Что ж, сам виноват! Наверное, пора приучать купов ещё и к вилкам. Ложки они, кажется, освоили…
        Сар прибежал быстро, с мыслеприёмником на голове, и тут же получил порцию жареной рыбы в пластмассовой миске и ложку из-под шкуры, на которой сидел Тор.
        Вождь купов позволил новому гостю съесть ровно половину поданной рыбы и попросил его:
        - Расскажи о пещерах хуров. Сколько там входов? Куда они смотрят? - Он повернулся к Уйлу и объяснил: - Сар долго ходил возле этих пещер.
        - Вот сколько входов насчитал я с тёплой стороны. - Сар растопырил пятерню. - Они открыты. Для тёплых ветров. А с холодной стороны входы закрыты. От холодных ветров. Хуры появляются там из-за скал, из-за камней. Входы не видны. Я не мог сосчитать их.
        - Твой дым протянет к холоду, - сказал Тор вождю ту-пу. - Он пройдёт по верху пещер и не наполнит их. Ты можешь там жечь костры всю жизнь. А хуры будут выходить с холодной стороны.
        - Как же нам покончить с ними? - в явном отчаянии спросил Уйлу.
        - Их надо убивать, когда выйдут из пещер, - спокойно ответил Тор. - У нас теперь есть хорошее оружие. У нас есть стрелы с иг-ла-ми. - Он поднялся, снял со стены пучок стрел и протянул его Уйлу. - Смотри!
        Я увидел стрелы, в расщеплённый конец которых вставлены крупные иголки, подаренные Сару.
        - Такие иг-лы я принёс тебе в подарок, - напомнил Тор. - Ты сделал из них стрелы?
        - Нет, - ответил вождь ту-пу. - Иг-лы взяла моя жена. Она всовывает в них сухожилия и сшивает шкуры.
        Сар громко рассмеялся. Тор сдержанно улыбнулся. Мне подумалось, что жена Уйлу вполне может оказаться умнее его самого. Именно она с максимальной точностью определила, для чего предназначены иглы.
        - Нам надо охотиться в лесах хуров, - предложил Тор. - Там, куда мы раньше не ходили. Мы сможем там убить и ломов, и самих хуров. Они ведь пойдут защищать свои леса… Только нас должно быть больше, чем их. Купы, ту-пу и айкупы должны охотиться там вместе. Тогда хуры будут бояться нас, а не мы - их. Скоро я пойду к айкупам и предложу это вождю Лару. Могу я сказать ему, что ту-пу будут охотиться с нами?
        Уйлу молчал. Он явно думал сейчас не об охоте на ломов, в которой, по старости, никак не мог принять участие, а о том, с чем вернётся в своё племя, и скинет оно старого вождя или не скинет. Короче, думал о себе, а не о племени. Так, по крайней мере, мне показалось. Потому что если бы думал о племени, сразу согласился бы.
        В этом, по-моему, прояснялась главная разница между двумя вождями. Тор думал вначале о племени, потом - о себе. Уйлу - наоборот.
        Пока он думал, я представил себе, как урумту гонят сейчас по лесам, будто скот, пленённых измученных изнасилованных женщин, и среди них - тоненькую любопытную ясноглазую Тили, - и мутная волна ненависти захлестнула меня. Может, потому, что женщины эти уже не казались мне абстрактными.
        Случившееся, понятно, было ужасным. Но я никак не мог задавить и свою радость от того, что тихие трусливые забитые ту-пу впервые дали разбойникам достойный отпор и что к этому хоть как-то я причастен.
        Не знаю уж, что скажет потом Совет и персонально защитник «прав личности» Верхов, но пока я тут - раздам племени ту-пу тот инструмент, который уже стоит на холме над его селением. Пусть защищаются! Каёлками, молотками, лопатами - чем угодно! Прав Фор: кончать надо с этим беспросветным разбоем!
        - Что же я скажу племени? - совершенно убитым тоном произнёс Уйлу. - С чем вернусь к нему? Ведь они меня прогонят…
        И тут Тор пристально поглядел в мои глаза. Кажется, наступил тот момент, ради которого он меня и позвал. Ведь не для того же я зван, чтобы расспрашивать Уйлу… Моё дело - дать или не дать, помочь или отказать. Но я уже решил: дать! И понимал, что это хоть ненадолго, но спасёт Уйлу. Как вождя… Хотя и не хотел бы этого спасения. Для племени сейчас, наверное, нужнее Фор.
        Однако не появился бы тут вместо одного агрессора другой…
        - Сыны неба дадут оружие твоему племени, - пообещал я Уйлу. - Такое оружие, какое вам понравилось. Оно будет у вас в каждой пещере. Все будут довольны и будут благодарить тебя. Ты можешь сказать это сразу, как вернёшься. И потому останешься вождём.
        - Я отблагодарю тебя, - тихо произнёс Уйлу. - Мы хотели отдать в твою хижину Тили. Ты её спас. Но Тили угнали. Мы отдадим тебе других девушек. Двух, трёх, сколько возьмёшь.
        Тор усмехнулся и покосился на Лу-у, которая сидела у стенки рядом с матерью и бесшумно делала «козу» младенцу.
        - У сынов неба есть только два условия, - сказал я Уйлу. - Ты можешь их выслушать?
        - Слушаю, - отозвался вождь «пещерных крыс».
        - Сыны неба своей кровью скрепляют дружбу с другими племенами. Ради дружбы с купами Тор пролил свою кровь, и я пролил свою кровь. Мы стали братьями, и нас никто не разлучит. Скажи, Тор!
        - Мы стали братьями! - подтвердил Тор. - Я видел вождя сынов неба, и он назвал меня другом и братом. Именно он послал меня к тебе, Уйлу. Чтобы предупредить о хурах. Он видел хуров издалека. Ради дружбы с сынами неба я готов каждый день проливать свою кровь.
        - И я готов, - покорно отозвался старый вождь. - Мне не жалко своей крови. Скажи, куда её пролить.
        - Сан скажет, - глухо произнёс Тор.
        - Есть ещё одно условие, Уйлу, - вставил я. - Второе условие. Ты можешь выслушать?
        - Слушаю.
        - Сыны неба никогда не помогают тем, кто нападает. Так приказали нам наши боги. Мы помогаем только тем, кто защищается. Пока хуры нападают на вас, мы будем помогать вам. Но если вы нападёте на хуров, нам придётся помочь хурам. Мы не можем нарушить приказ богов. Ты понял?
        Уйлу смотрел на меня широко раскрытыми глазами, не мигая, и я никак не мог сообразить, что в его глазах: страх или радость? Жуткий страх или бешеная радость? И для того и для другого я дал ему сейчас основания.
        - Понял, - почти бесшумно, одними губами произнёс он.
        - Сейчас приду за твоей кровью, - сказал я. - Подожди немного. Съешь кхет пока.
        Я выбрался из хижины, кинулся в свою палатку, сдёрнул блестящий медицинский холодильник с этажерки и вынул из него припас для анализов. Всё было в одном ящичке - и ланцеты, и вата, и стёклышки, и спирт, и пластырь…
        «Вертолёт бы задержать! - мелькнуло в голове. - Если его ещё не угнали…»
        Я нажал кнопку на радиофоне.
        - Диспетчерская?
        Голос незнакомый. Это не Армен. Но какая разница?
        - Говорит Тарасов. Вы забрали вертолёт с Западного материка?
        - Нет. Шторм на море. Синоптики обещают, что к вечеру утихнет.
        - Не забирайте, пожалуйста. Когда утихнет шторм, я сам прилечу.
        - Что-нибудь случилось?
        - Бегу за очередным анализом крови. Из другого племени.
        - А-а!.. Ухр тебе, Тарасов!
        - С кем хоть я говорил?
        - Ты меня не знаешь. Резников я. С первого корабля. Анатолий.
        - С детства тебя знаю. Спроси Верхова. Спорил с ним из-за тебя в третьем классе…
        - Ну-у?.. Из-за чего же было спорить?
        - Женился ты, на наш тогдашний взгляд, неправильно.
        - Вот это да! И не подозревал… Ну, ничего… Все мы неправильно женимся. На ком ни женись, всегда кто-нибудь останется недоволен.
        - А ты, оказывается, весёлый парень.
        - С тобой, Тарасов, тоже не заскучаешь.
        - Ну, ухр! Побежал!
        Я отключился, выскочил с медицинскими принадлежностями из палатки, и через полминуты снова был в хижине Тора. Разговор с сыном Аркадия Резникова, командира первого корабля, друга и соратника Михаила Тушина, как-то сразу изменил мрачное моё настроение. Вспомнилась детская Женькина уверенность в том, что сын Резникова должен был жениться обязательно на дочери Тушина. Это было бы, с тогдашней Женькиной точки зрения, экономично. С детства он отличался государственным подходом к любому делу…
        За моими приготовлениями к пролитию крови все в хижине следили очень напряжённо. Даже в полумраке было заметно, что Уйлу побледнел. Лу-у привстала со шкур. Сар буквально впился глазами в ланцеты, ещё покрытые прозрачной плёнкой. Когда-то я отдал ему такой ланцетик - для стрелы. Он сразу узнал его.
        Начал я, понятно, с себя, и Уйлу немного успокоился, увидав, что кровь не течёт ручьём. Я боялся, что рука его дёрнется, и ранка получится больше обычного. Но рука не дёрнулась. Он был когда-то крепким охотником. Иначе не стал бы вождём.
        Убрав стёклышки с кровью в холодильник, я отдал использованные ланцеты Сару. А он неожиданно спросил:
        - Ты можешь со мной скрепить дружбу кровью? Когда-нибудь я тоже стану вождём. Тор обещает.
        - Могу, - ответил я. - Давно считаю тебя братом. Пойдём в мою хижину. Мы сделаем это там. Пусть вожди беседуют без нас.
        - Пусть! - согласился Сар.
        - Ухр Уйлу! - сказал я. - Отвезу нашу кровь своему вождю и сразу прилечу к вам. У всех ту-пу будет хорошее оружие!
        Мы выбрались вместе с Саром наружу, сходу я взял ещё один анализ и отдарил Сару ещё два использованных ланцета. День начинался удачно.
        Только не знал я, как он кончится…
        41.Спасение «нежной» из ту-пу
        Когда, наконец, я остался один в своей палатке, первая мысль была о Тили: можно ли спасти её? Есть ли для этого хоть какие-нибудь шансы?
        Я раскинул на столе карту и попытался сообразить, где могут оказаться сейчас разбойники со своими жертвами. Жаль, конечно, что не взял вчера у Омара координаты. Но и ни к чему они были вчера. Состав уходящей к северу группы был тогда неведом.
        Всё выглядело очень печально. Даже самая примерная прикидка показывала, что максимум через полдня урумту доберутся до западных входов в свои пещеры, уже засечённых нашим спутником, и исчезнут там. Если, конечно, идут без отдыха, как и положено беглецам. Причём женщины исчезнут навсегда. И если даже минут через пятнадцать подниму я вертолёт, всё равно не успею. Да и не отбить мне одному, с вертолёта, женщин от мужчин, палачей от жертв. Не из карабина же в людей стрелять!.. Тут нужны хотя бы двое. Чтоб один сдерживал мужчин, другой загонял женщин в машину. Ведь они будут бояться и вертолёта и чужих людей не меньше, чем своих мучителей.
        А вот от Нефти это близко! Оттуда можно пойти беглецам навстречу, отрезать путь к пещерам, отогнать немного назад, разобщить мужчин и женщин. К этому времени подоспел бы я и увёз бы женщин в селение ту-пу. То есть на роль извозчика я сгодился бы. А на роль освободителя - вряд ли. Далеко!
        Вертолёты сегодня в ведении Резникова. Значит, и говорить надо опять с ним.
        Снова я вызвал диспетчерскую и коротко изложил Анатолию последние новости и всю ситуацию. Так, как она выглядела на карте. А он тут же распределил всё по пунктам:
        - Вертолёты в Нефти есть. Собрать команду - не проблема. Координаты возьму в спутниковой связи. А пока всё это копится, запрошу на всю операцию «добро» Совета. Всё-таки тут какое-то насилие… Можешь вызвать меня минут через пятнадцать? Или я тебя вызову…
        - Лучше я. Ты на месте, а я бегаю.
        За пятнадцать минут я приготовил всё к полёту, прихватил холодильничек с анализами, мегафон и пять банок консервов, увешал пояс ракетницами, заклеил палатку, добрался на ранце до вертолёта в пойме, внёс канистры с горючкой и прогрел мотор. Уже с пилотского кресла снова вызвал диспетчерскую.
        - Отбой! - грустно сообщил Резников. - Отбой всей операции. Совет сказал, что нечего разбойничать на территории другого племени. Даже если оно само разбойное.
        - Кто сегодня дежурит в Совете?
        - Верхов. Со вчерашнего дня он председатель. Он, кстати с удовольствием вспомнил ваши споры эпохи третьего класса. И от души посмеялся.
        - Привет ему! - мрачно произнёс я. - Дай, пожалуйста, координаты, которые сообщила спутниковая связь.
        - Ты хочешь лететь один? - в явном ужасе закричал Резников.
        - Подумаю. Пока дай координаты.
        - Вообще-то не положено. Если есть решение Совета.
        - Губить женщин тоже не положено. Даже если они не из разбойного племени. Дай координаты! И ты ничего не знаешь…
        - Но Верхов…
        - С Верховым мы без тебя разберёмся. С коротких штанишек знакомы… Сам убедился! Всё равно, я поднимаю машину в воздух. Тебя же потом совесть замучает!
        - Я не давал разрешения!
        - А мне оно и не нужно. Над Западным материком небо свободное!
        Он молчал, думал. Я поднимал вертолёт и считал: восемь секунд он думал. Потом сдался:
        - Ладно!
        Он продиктовал координаты, я поблагодарил и отключился. Вертолёт шёл на север.
        Лететь предстояло долго, и можно всё обдумать. От общего положения до конкретного плана операции. Уже одиночной операции… Хоть я-то надеялся на коллективную. И потому прихватил холодильничек с анализами. Их можно было передать ребятам из Нефти, и к ночи анализы были бы в Городе. Но не вышло…
        Итак, Женька дал мне карт-бланш. На целый месяц. Пока он в председателях, Совет теперь сможет разговаривать со мной только на заседаниях. Всем гамузом! А на заседаниях Женькин - даже и председательский! - голос ничуть не весомее любого другого. Тем более что деликатничать я не стану - нет смысла.
        Но, избавившись от необходимости согласовывать с Советом каждую мелочь, я лишился и возможности получать мелкую, почти ежедневную поддержку. Наверняка по любому поводу Женька скажет: «Это не было согласовано с Советом». И фиг что я получу… Если, конечно, не потребую заседания… Право такое есть у каждого члена земной общины. Только пока я не слышал, чтобы кто-то этим правом хоть разок воспользовался. Как-то обходилось без серьёзных конфликтов. Умные же люди собрались!.. И мне не стоит лезть в основоположники… Всего лишь месяц… Как-нибудь… Запасов у меня, по счастливой случайности, образовалось много. Да и карабин возник кстати. Чего-чего, а мяса добуду. И с приправой из кхетов месяц перебьюсь…
        Теперь - о самой операции. Рассчитывать, что с вертолёта я отобью женщин от мужчин, теперь не приходится. Все они будут в куче, значит, если усыплять - то всех. Потом сонных отсортирую… Если защищаться - то карларом по ногам. Никого не убью - ожоги заживут. И женщины потом простят. Лучше быть свободной с обожжёнными ногами, чем рабой с необожжёнными. Дойдёт до них это когда-нибудь… ЭМЗ включать не придётся. Сквозь него только пуля пролетает. А слип тебя самого усыпит в ЭМЗе, и карлар тебя самого сожжёт. Безжалостный закон электромагнитной защиты… Значит, я буду открыт. Глаза хоть от стрел заслонить, что ли?
        Пошарив за откидными стёклышками над пилотским креслом, я нащупал по паре защитных очков за каждым. Одни коричневые, другие - синеватые. Я выбрал синеватые. Для стрелы - всё равно, какие. А вот Тили в коричневых очках может меня и не узнать. Авось разглядит в синеватых.
        На активность Тили я рассчитывал особо. Если она узнает меня, если рванётся к вертолёту, если увлечёт за собой остальных женщин - считай, полдела сделано. Лишь бы женщины отделились от мужчин. Тут решают секунды. Отделившихся женщин уже можно отсечь и слипом, и карларом. Побежали бы!
        Но вот если они не побегут?..
        Собственно, ради того, чтобы отделить Тили, я и повесил на грудь мегафон. Единственное, что есть смысл кричать - «Тили! Тили!»
        Ракетницы - на поясе. Но не помогут они днём. Никого ракеты ни испугают - разве что на секунду отвлекут внимание, Ну, хоть это… Ни нож, ни пистолет не имею я права пускать в ход. Потому что на сей раз нападаю я. И на чужой территории, как тонко подметил мой школьный товарищ… Так что выбор средств невелик.
        По карте помнил я небольшую речушку, которая прорезала северное нагорье в южном направлении и впадала в озеро - одно из цепи озёр, протянувшейся с востока на запад. Где-то возле устья речушки находился самый западный вход в пещеры урумту. Спутник не раз засекал в эти дни возле него костры. И всё на одном месте… Остальные костры были блуждающими. Видимо, к этому входу беглецы и держат путь. Наверное, тут западный конец пещер. Вряд ли протянутся они под речушкой. Были бы под ней пещеры, она бы в них обязательно провалилась, и устья мы не обнаружили бы. Значит, в этот угол мне и лететь. Чтоб перехватить беглецов хотя бы в последний момент. А если их тут не окажется, тогда на юго-запад, по координатам, зигзагами над лесом. Как Джим искал этих разбойников близ селения ту-пу.
        Найти бы! Уж там как-нибудь…
        То, что увидел я на подходе к пещерам, мгновенно развалило мои планы. Горстку беглецов, уже переправившихся через речушку, окружала толпа. То ли кого-то послали вперёд - предупредить. То ли полсотни охотников сами, так сказать, по зову сердца, выбрались из пещер навстречу. То ли случайно встретились беглецы и возвращающиеся с охоты… Однако, пожалуй, не с охоты… Ни у кого в толпе нет луков - только у тех, кто идёт следом за женщинами. Вот эти - явно из дальнего похода. Остальные - только с копьями, без луков, без палиц. По-домашнему вышли, налегке - как в тапочках в собственный двор…
        Они идут к пещерам и впереди женщин, и сбоку, и позади. Пленниц ведут за руки. На вертолёт обращает внимание только толпа. А те, кто из похода, даже головы не поднимают. Видели они уже вертолёт, знают, что он только пугает. Не более.
        Значит, и садиться надо прямо на толпу, поперёк общего движения, перед женщинами. Толпа рассыплется, движение остановится, Тили увидит знакомую машину, может, узнает меня, может, рванётся…
        Эх, жаль, сирены нет! Другая машина в моих руках. Была бы сирена - разогнал бы толпу!
        Вертолёт опускается вертикально, бесшумно - к сожалению! - и сквозь нарастающий гул испуганной толпы доносится до меня через все стенки отчаянный, почти предсмертный девичий визг:
        - Сан! Сан! Сан!
        Тили поняла!
        Вертолёт садится на пустой круг, люди разбежались, и мотора я не выключаю, лопасти крутятся. Испуганные урумту притулились со всех сторон. Кто опустился на колено, кто сел, кто пал ниц. Лишь сопровождающие пленниц охотники стоят, показывают, что не боятся вертолёта. Но руки их заняты, они держат женщин, стрелу не пустят. Я распахиваю дверку и ору в мегафон, заранее поставленный на полную громкость:
        - Тили! Тили! Тили!
        Она вдруг вырывается из держащей её руки и словно птица летит - по спинам, по головам пригнувшихся людей, почти не касаясь их босыми ногами. Что-то не человеческое, а божественное чудится мне в её бесстрашном стремительном полёте. Наверное, только смертельная опасность делает человека богом…
        И вот она уже в машине, которая совсем недавно пугала её и в которую она побоялась войти в родном селении.
        А урумту уже поднимаются с колен, с земли, и кто-то вылезает из-под вертолёта и хватает мою ногу.
        Но я ещё не разучился бить ногами. Удар ботинком в челюсть - и с этой стороны, авось, никто пока не полезет.
        Тили высовывается из-под моей руки и отчаянно вопит:
        - Галю! Галю!
        Я повторяю это имя в мегафон и вижу, как рвётся из рук охотника ещё одна женщина. Наверное, сестра Тили. Но её удерживают. Вырваться ей не позволяют.
        А в меня уже летит копьё. Лучом карлара удаётся перехватить его, и горящие обломки падают на головы дикарей. Снова высовывается чья-то перекошенная физиономия справа из-под вертолёта, и я успокаиваю её лучом слипа. Пусть поспит неразумная головушка!.. Слева волосатая рука опять тянется к моей ноге. Мало тебе, что ли?.. По руке удаётся полоснуть карларом. Звериный рёв от острой боли врывается в гул толпы. Ничего, заживёт, но долго будешь помнить. Не хапай чужие ноги!.. Ещё одно копьё летит, и луч карлара опять пережигает его. Кажется, копья сейчас полетят тучей. Пора закрывать дверку. Ничего больше не удастся. Жаль!
        И на самом деле, в захлопнутую дверку копья тут же просто забарабанили. Я поднял вертолёт. Тили выла на полу машины за моей спиной. Внизу злобно гудела толпа, и над ней взлетали камни. Они хотели достать меня камнями…
        Постепенно всё это ушло вдаль, всё стихло, и только судорожные всхлипывания Тили нарушали тишину. Мы шли на юго-юго-запад, на посёлок ту-пу. Я вёз домой единственную, кого удалось спасти.
        Густые леса тянулись внизу. Тонкие голубоватые нити извилистых речек пересекали их. Мелькали блестящие блюдца спокойных небольших озёр. Хотелось показать эту красоту замученной девчонке - вечную красоту, которая до нас была, после нас, даст Бог, останется… Когда-то ещё удастся Тили увидеть всё это с высоты? И удастся ли вообще?.. Но ни на ней, ни на мне нет мыслеприёмников, и ничего ей не скажешь, не объяснишь, не попросишь хотя бы сесть на откидное сиденье, с которого кое-что видно. Она сидит на ворсистом линолеуме салона, обхватив голову руками, качается, всхлипывает и не видит ничего. И, похоже, немногое понимает. А мыслеприёмники висят на крючке возле дверки, как и в каждом вертолёте. Но, чтобы снять их со стенки и надеть на голову, надо посадить машину. Ибо в руках - штурвал. Не на автопилоте идём…
        Однако садиться надо - бак с горючим пустеет. Всё-таки и море позади, и дорога на север, и с севера… Стрелочка на пульте показывает, что до холма над селением ту-пу не дотянуть. Я уже ищу подходящую полянку в лесу и в конце концов нацеливаюсь на неё.
        На полянке поют птицы. Бесшумная машина их не распугала. Мотор заглушён. Ветер гуляет по вершинам деревьев и от этого жалобно скрипят стволы. Совсем как на моём Урале… Я надеваю на себя и на притихшую Тили мыслепрёмники, и она сейчас же гибко выскальзывает из машины в распахнутую дверку, бросив мне коротко:
        - Подожди меня!
        И вприпрыжку бежит в кусты.
        Выношу наружу две канистры, заливаю бак и чувствую, что мне тоже в кустики не мешало бы. И тут возвращается Тили - уже не стремительная, а какая-то спокойно-ленивая. Я опускаю канистру на траву и прошу девушку:
        - Теперь ты подожди меня.
        Иду к кустам на другой стороне полянки и слышу за спиной смех. Тоненький, неуверенный, как бы смех сквозь всхлипывания. Тили поняла мою шутку! Я-то без неё улететь мог, а вот она без меня…
        После этого я открываю две банки тушёнки, достаю две ложки, и мы с Тили подкрепляемся. Не знай уж, как она, а я с утра, кроме куска рыбы в хижине Тора, ничего не ел.
        Остальную часть пути Тили сидит на откидном сиденье, с удивлением, восторгом и ужасом смотрит вниз, и мы тихонько разговариваем.
        - Как тебе удалось вырваться? - спрашиваю я. - Вот Галю не удалось. Ты, наверное, очень сильная?
        - Я не сильная, - отвечает она. - Я не вырвалась. Хур сам отпустил меня. Даже подтолкнул.
        - Сам?! Ты не слышала, как его называли?
        - Слышала. Вук. Он злой, жестокий. Но когда увидел тебя в летающей хижине, сразу отпустил. Ты его знаешь?
        - Знаю. Он был моим пленником. Я тоже отпустил его.
        - Поэтому и он меня отпустил?
        - Давай думать так.
        - А как ты узнал, где мы?
        - К купам пришёл Уйлу. И всё рассказал. Поэтому я вас нашёл.
        - Это было страшно! - Тили снова всхлипывает. - Я кричала и дралась. Я воткнула твой нож в какого-то хура. Но нас всё равно угнали. Теперь у меня нет твоего ножа.
        - У тебя будет другой нож. Возьми мой.
        Не выпуская штурвала, одной рукой, я отстёгиваю с пояса ножны с охотничьим ножом и отдаю Тили.
        - Посмотри. Он тебе нравится?
        Она спокойно вынимает нож из ножен, как будто много раз делала это, глаза её расширяются от восторга, а потом наполняются слезами, и она опускает лоб на блестящее лезвие.
        - Почему ты плачешь, Тили? Тебе не понравился нож?
        - Понравился, - сквозь слёзы отвечает она. - Если бы у меня был такой нож, я убила бы в пути всех хуров. И Галю была бы свободна. Поздно ко мне пришёл твой нож.
        И она засовывает его за пояс шкуры с некоторой досадой.
        Я молчу: крыть нечем. Никогда не знаешь наперёд, кому можно доверить сильное оружие, кому нельзя. Всегда лучше поосторожничать. Но порой это оборачивается вот так…
        Наши контейнеры стоят на холме над селением ту-пу так же, как поставили мы их с Джимом и Бруно. Только возле них валяются хвосты и глаза убитых животных, лежит оленья голова с молодыми, будто обтянутыми мхом рожками, и рядом - целые рыбины, крупные и порядком подгнившие. Всё так же, как и возле того чурбака в лесу, перед которым молилась Лу-у. Ленточек только не видать… Похоже, контейнеры быстро стали у этого племени новыми божествами. Массивные, прочные, непонятные, и как-то связанные с «сынами неба» - чем не божества?
        Раз уж прилетел, надо раздать инструмент. Чтоб потом не терять на это ещё один день.
        - Как зовут твоего брата, Тили? - опрашиваю я.
        - Виг.
        И я ору в мегафон над селением:
        - Фор! Виг! Фор! Виг!
        Посадку вертолёта наблюдали многие, и Фор с Вигом появляются быстро. Благо топать им до вершины недалеко.
        Фора я почти узнаю - как старого знакомого. Он словно сошёл с картины «Das Kampf zum Weib», репродукцию которой разглядывали мы на семинарах по первобытной психологии в «Малахите». Полотно написал немецкий художник ещё в конце девятнадцатого века, и имя его давно вылетело из головы. А картина и сейчас перед глазами. Два крепких, полностью обнажённых заросших волосами мужика чуть присели перед яростной схваткой и оскалили зубы. Один постарше и пошире в плечах. Другой повыше, помоложе и поизящней. Оба мускулистые и злые. Оба написаны в тёмных тонах. А за ними - обнажённая белокожая пышноволосая красавица. Вполне современного немецкого типа. Стоит вальяжно, руки в боки, и ножку отставила. Ждёт результата схватки. А схватка определит, чья красавица будет, кому достанется…
        - Вот так это и решалось на самом деле? - наивно спросила Бирута академика истории Сиваконя, который вёл у нас психологические семинары.
        - Чаще всего именно так, - грустно ответил он. - Вы с этим ещё встретитесь, если долетите до планеты Рита.
        Долетели. Встретились. Хорошо хоть, не сильно удивились - были к этому готовы.
        Между прочим, жена Сиваконя вела в «Малахите» курс медсестры, обязательный для всех девушек. И были супруги Сиваконь рослые, крепкие, спортивно сложённые. Когда они шли рядом по «малахитским» аллеям, курсанты за их спинами шутили:
        - Вон Сиваконь и Сивалошадь пошли.
        Грубые порой гуляли у нас шуточки - на школьном уровне. Но ведь и были мы всего лишь вчерашними школярами. А сегодня, хочешь - не хочешь, приходится решать судьбы племён…
        Фор напоминает мне мужика постарше с той жестокой немецкой картины. Почти копия! Только шкура на поясе болтается… Грозный вообще-то у него вид. Но, когда он понимает, что возле вертолёта живая невредимая тоненькая Тили - всё в нём меняется. Сразу! Он как бы сползает на колени, огибается в дугу, опускает лоб к земле. А потом поднимает голову уже совсем другой человек - не грозный, а потрясённый, счастливый и несчастный одновременно, в какие-то секунды понявший, что одна дочь спасена, а другая погибла.
        Если бы он сыграл это на сцене - вызвал бы взрыв аплодисментов. В любом зале! Это было бы на уровне великих драматических актёров. Но, может, потому они и стали великими, что честно донесли до сцены сильные страсти из жизни?
        Ничего ему не надо объяснять. Он всё сразу сообразил. Первый признак умного человека.
        Виг сдержаннее - просто стоит неподвижно и молча плачет.
        Такой же тоненький и сероглазый как Тили, и очень на неё похожий. Может, старше её на годик, может, на годик моложе - не разберёшь.
        Я выношу из вертолёта ещё один мыслеприёмник и осторожно натягиваю на голову Фора. Он не сопротивляется, доверяет. Может, и видел и держал в руках эту тоненькую пружинящую дугу, когда Тили принесла мои подарки в свою пещеру?
        - Уйлу сегодня в племени купов, - сообщаю я. - Уйлу распорядился отдать вам оружие сынов неба. Оно годится и для защиты от хуров и для расширения ваших жилищ. Этим оружием можно работать каждый день и прогонять врагов. Уйлу распорядился, чтобы оно было в каждой пещере. Чтобы все могли работать и защищаться. Берите!
        Я открываю цифровой замок «инструментального» контейнера, распахиваю дверцы и подаю оттуда Фору первые геологические молотки, каёлки, лопаты. Он принимает их потрясённо, передаёт Вигу, а за Вигом уже стоят другие люди, и каёлки с молотками и лопатами быстро текут вниз по цепочке. Как вёдра с водой на деревенском пожаре… Организованное племя! Собственно, иное и не смогло бы построить такой удобный посёлок.
        - Оружие должно быть в каждой пещере, - напоминаю я. - В каждой!
        - Я понял, - кротко отзывается Фор.
        Впервые приходится мне осуществлять древнюю ленинскую идею вооружённого народа. Он должен стать непобедимым. Дай-то Бог!
        …Когда контейнер опустел, когда тихие ту-пу, как бы придавленные недавним несчастьем, постепенно ушли с вершины холма, Тили положила мне обе ладони на грудь и попросила:
        - Пойдём в мою пещеру!
        Это никак не входило в мои планы. Сейчас надо в Город - сдать анализы. И на космодром - там Розита… Конечно, полезно и пещеру посмотреть. Но только не сейчас! Всё как обычно: сейчас некогда!
        Но ведь и не откажешься - обидятся. И потом уж могут не позвать.
        - Зачем в пещеру? - спросил я.
        - Хочу тебе что-то показать.
        - Может, потом? В другой раз? Я ещё прилечу.
        - Нет! В этот! - Она опустилась к моим ногам и обняла их. - Пойдём в мою пещеру!
        И Фор снова осел на землю и попросил:
        - Пойдём в мою пещеру!
        И Виг стал на колени и что-то сказал. Но на нём не было мыслеприёмника. И я мог только догадываться о смысле его слов.
        - Пойдёмте! - согласился я и запер дверку вертолёта.
        Мы спускались по тропкам и ступенькам совсем недолго - минуты три-четыре. И вот я вхожу в жилище пещерного человека. Не того, который жил десятки тысяч лет назад, а того, который живёт в пещере сегодня, сейчас.
        Тут сумрачно, тихо, прохладно и просторно. У дальней стенки я вижу целый склад оружия: копья, палицы, луки, пучки стрел. И среди всего этого геологические молотки и каёлки, которые я подарил Тили. Видно, они воспринимаются тут прежде всего как оружие. Собственно, и Уйлу их так воспринял.
        Возле входа - несколько шкур и плоских плит песчаника. Между двумя плитами - следы небольшого костра. Здесь, видимо, готовят пищу в дождь. А в ясную погоду - на балконе. Там и сейчас тлеет костёр.
        Возле плит песчаника - завязанная пухлая шкура, явно наполненная водой. А рядом - два белых пластмассовых ведёрка, тоже с водой. Совсем недавно подарил я их Тили. А кажется, сто лет с тех пор прошло… Вёдра покрыты широкими кусками слегка выгнутой серой древесной коры. А я-то искал - чем мне своё ведёрко в палатке покрыть?.. До древесной коры не додумался…
        Из центральной «залы» узкие проходы ведут в разные стороны. Там, видимо, индивидуальные спальни. Но туда меня не приглашают. Тили подводит меня к одной из стен и говорит:
        - Посмотри.
        На стене рисунки. И всё очень странно. Сероватая известняковая поверхность, прилично выглаженная. На ней громадное чёрное пятно. А по этому чёрному пятну - белые процарапанные рисунки. Я вижу среди них вертолёт - с остановившимися, изогнутыми лопастями винта. Это как бы центральный рисунок. Он сразу бросается в глаза. Возле вертолёта - крупный зверь с распушённым, изогнутым вверх хвостом и острыми торчащими треугольником ушами. То ли рысь, то ли пантера. Глаза кошачьи, хищные, беспощадные… Для одного глаза умело использовано естественное углубление в стене. В нём только точка добавлена - зрачок. Глаз глядит как живой. А вся фигура зверя - по сути два треугольника, которые соприкасаются вершинами. На одном треугольнике хвост - вверх, на другом голова - вниз. Просто, лаконично…
        Пониже вертолёта - каёлка, геологический молоток, штыковая лопата. Всё в один ряд и совершенно точно. Так сказать, заготовка для натюрморта… Чуть подальше - группа людей, все со спины, впереди - низкорослые, узкоплечие, широкобёдрые и безоружные. Видимо, женщины. Позади - явно мужские широкоплечие фигуры, с копьями и палицами. Одно копьё наставлено в спину женщине.
        А над вертолётом - мужчина с волнистыми волосами, как бы подхваченными ветром. И тело закрыто неопределённой одеждой, намеченной волнистыми линиями.
        - Это ты, - говорит Тили.
        Видимо, одежду мою разглядеть она не успела. Или не запомнила.
        - Очень хорошо! - Я улыбаюсь. - А это кто? - И показываю на группу людей.
        - Это хуры. - Тили мрачнеет. - Угоняют наших женщин. Я это видела уже два раза.
        - Давно ты рисуешь?
        - Всю жизнь.
        - А где остальное?
        - Ещё вот здесь. - Она осторожно поворачивает меня к противоположному участку стены, сильно закопчённому, и я вижу бегущее стадо косуль. Лес тонких изогнутых в беге ног, колючую поросль маленьких рожек, вполне грамотное выдвижение одного контура из-за другого. Как будто знает Тили принцип мультипликации.
        А, собственно, почему бы ей этого и не знать, если аналогичные рисунки бегущих животных были когда-то найдены в пещерах эпохи палеолита на территории Франции? Нам в «Малахите» показывали снимки тех всемирно известных рисунков. Право же, они были не лучше этих, сделанных тонкими рукам Тили.
        - А ещё есть? - спрашиваю я.
        - Всё здесь. Сотру - и опять рисую. Все посмотрят - опять сотру.
        - Чем ты рисуешь?
        - Вот. - Она нагибается, подаёт мне камень. Кусок твёрдой красной яшмы с острым концом. Значит, где-то поблизости ещё и яшма есть? А в красной яшме нередко прячутся и золото и пирит. Знаю это по Берёзовскому золотому руднику на Урале, возле моего родного города. Сам в детстве рылся в берёзовских отвалах, искал красную яшму. И, вместе с нею, находил пирит.
        - Как ты делаешь чёрный фон? - интересуюсь я.
        - Вот так! - Тили подбегает к двум плитам песчаника возле входа, опускает между ними кисть руки, двигает её там вверх-вниз и показывает мне чёрную ладонь. Сажа!
        Ладонь Тили старательно обтирает о светлый кусок стены и он становится почти чёрным.
        - Теперь можно рисовать, - говорит девушка. - Или наоборот. Сначала нарисую, потом потру сажей. Она останется в царапинах.
        Входя в пещеру, я допускал, что здесь будет вонять. Но никакой вони нет. По верху пещеры отчётливо тянет свежий ветерок. Видимо, где-то в дальних «комнатах» открыта «форточка» наружу. И значит, у прекрасных этих строителей уже есть представление о вентиляции. И хватает физической закалки, чтобы выдерживать непрерывный сквозняк.
        А может, они умеют ещё и закрывать «форточки» подходящими камнями? Умеют же урумту закрывать северные входы…
        Из узкого «коридора» выходит женщина среднего возраста и протягивает мне кхет.
        - Тулю? - спрашиваю я.
        - И, - отвечает женщина.
        - Мама, - поясняет Тили.
        - Дай нож! - прошу я её. - Не умею откусывать кхет зубами.
        Тили снисходительно улыбается, будто сожалеет о слабости моих зубов, вынимает из-за пояса кожаные ножны, из ножен - охотничий нож, подаёт мне.
        Я отрезаю верхушку кхета и вынужденно выковыриваю содержимое ножом. Все следят за мной очень внимательно. Может, потому, что такого роскошного ножа никогда не видали. Может, потому, что интересно: как едят сыны неба? Потом пойди-ка объясни им, что ножом есть неприлично!.. Но ведь и с ложкой за голенищем ходить - тоже не очень-то…
        Впрочем, что там ложка!.. Читал я когда-то, что «миротворец» Александр Третий за голенищем носил резиновую фляжку с водкой. На любой момент!.. И каким только пьяницам ни доставалась бедная моя Россия!
        Выскрести ножом всю сладковатую кашицу из кхета, понятно, не удаётся. Да я к этому и не стремлюсь. Нож вытираю платком и возвращаю Тили. Кожуру кхета кладу к стенке. Мимоходом фиксирую пристальные завистливые взгляды Фора и Вига, направленные на нож. Они буквально глаз от него не отрывают. Вряд ли долго он у Тили удержится…
        - Мне пора, - говорю я. - Сыны неба ждут меня.
        - Тут твой дом, - отзывается Фор. - Когда захочешь.
        Выходя из пещеры, я обнаруживаю на площадке перед нею целую мастерскую, подобную той, что развёрнута в селении купов оружейником Биром: крупный гранитный валун и два «сидения» возле него - из тех же плит песчаника. А вокруг них - кучки кремнёвых осколков и необработанных кремней, недоделанные наконечники стрел и копий, изогнутые костяные «кинжалы» из коротких оленьих рогов. Таких «кинжалов» не видел я ни в мастерской Бира, ни в руках купов.
        Сюда бы тоже слесарный верстачок доставить!.. С набором инструментов… Здесь бы поняли, что к чему…
        Проводить меня идут все, кроме Тулю, и возле вертолёта Тили приглашает:
        - Приходи ещё! Я всегда жду тебя.
        - Приду! - обещаю я. - Берегите эти дуги! - Я показываю на мыслеприёмник. - Они ещё понадобятся.
        Я открываю дверку машины, закидываю в неё пустой контейнер и решаю не трогать, не открывать контейнер с аккумуляторами от «Контура». На материке он не нужен - аккумуляторы наполовину сели. Мне они тоже пока ни к чему. Пусть подождут.
        Через две минуты я уже в воздухе. А Фор и его семья стоят на холме, пока я не теряю их из виду.
        42.Что может быть прекрасней уходящей любви?
        День пролетел как одно мгновенье, впереди был вечер, а на Материке - про себя я впервые назвал его Центральным! - вечер уже наступил. Утих ли шторм на море?
        - Диспетчерская! - Я нажал кнопку на пульте. - Диспетчерская! Отзовись!
        - Диспетчер слушает.
        Голос Армена. Значит, Резников отработал свою смену.
        - Говорит Тарасов. Добрый вечер, Армен! Как там шторм? Утих?
        - Давно. Я уж тебя не тревожил. Анатолий мне всё объяснил. Ты, похоже, забегался?
        - Весь в мыле!
        - Идёшь к нам? Или забирать машину?
        - Иду. Включи, пожалуйста, пеленгатор на космодроме.
        - Ты не в Город?
        - В Город - потом. Сначала на корабль.
        - Что-то зачастил ты на корабль…
        - Там мой дом.
        - А я думал, твой дом у Тушина.
        Я промолчал. Обсуждать эту тему с кем-либо считал излишним. Подумалось, что сейчас Армен спросит о результатах моего полёта на север, во владения урумту. Раз уж Анатолий всё рассказал… Но Армен не спросил. Молодец! Чем меньше об этом знают, тем лучше.
        Почти одновременно мы с ним сказали друг другу ставшее уже привычным «Ухр!» - и отключились. Я остался один - на целый материк и на целое море.
        Поначалу я хотел идти вдоль правого берега Аки, который не знал. Ибо раньше всё летал над левым. Но потом сообразил, что минутки сейчас на меня не давят - может, впервые на Западном материке! - и я могу сделать небольшой крюк, чтобы посмотреть селение айкупов. Сейчас на это уйдут лишние минутки, а потом пришлось бы выложить целый день.
        Крутанув чуть направо, на юго-восток, я оторвался от Аки и пошёл над лесами вполне субтропическими. Пальмы широколистные и пальмы остролистые - типа южноамериканской араукарии; золотистые полянки, заросшие редкими кактусами, громадные пышные одиночные деревья на полянках, вроде наших чинар, платанов или баобабов, сплошной зелёный покров местных джунглей, в котором не различишь деталей и сквозь который ничего не видно - всё это ползло под вертолётом непрерывным ковром самых различных зелёных оттенков.
        В старой монографии о Поле Гогене, где выискивал я детали его жизни среди туземцев на острове Таити, вычитал когда-то, что художник различает в десятки раз больше цветовых оттенков, чем не художник. И одних только зелёных - чуть ли не полтора-два десятка. А моему глазу, наверное, больше семи зелёных не насчитать. Интересно, сколько зелёных оттенков видит Тили? Как вообще у неё с цветом? Пока что я видел только чёрный да белый… С композицией у неё нормально - справляется. Рисунок не рассыпается. Линия твёрдая - не мечется, как у меня, когда пытался рисовать… Привезти ей, что ли, из поездки набор хотя бы детских акварельных красок, фломастеров, цветных карандашей да бумагу для рисования? Таланты надо поддерживать! В «Малахите» это нам каждый день твердили…
        Впереди слева мелькнули костры, и я понял, что вышел на айкупов почти точно. Чуть довернул налево и увидел хижины. Такие же, как у купов. И так же поставленные входами на восток. Чтобы солнышко пораньше будило… Хижин было много. Понадобилось дважды облететь селение, чтобы досчитать примерно до полусотни. Фотоаппарата наверняка в машине не имелось, и некогда было его искать, но не беда: спутник сфотографирует.
        Селение стояло на высоком левом берегу притока Аки. Выше и ниже селения по берегу отлично просматривались естественные полянки, вполне пригодные для посадки вертолётов. Правый берег был низким, безлесым, и, видимо, на большое расстояние уходил под воду при разливах. А между правым и левым берегом торчал вытянутый по течению островок с чинарами-баобабами и временными шалашами. Совсем как у купов. Похоже, купы, вышедшие отсюда, искали у природы именно то, что видели и к чему привыкли в здешнем селении. И нашли! И от этого принципа их теперь не оторвёшь. По крайней мере, быстро…
        Невольно вспомнилось, что две речушки пересёк я по пути сюда. Они текли параллельно Аке и впадать могли только в её приток, на котором и стояло селение айкупов. Наверняка южнее можно найти ещё такие же речушки. Все они создают оборонительные рубежи - вроде Кривого ручья у купов. За водными преградами, с островом в тылу, племя может чувствовать себя неплохо защищённым.
        Айкупы, понятно, видели вертолёт впервые. Но реакция была сдержанная, как и у купов. Страха не обнаруживали. Может, потому, что шума не было? Или потому, что не чувствовали себя в чём-то виноватыми? Не чувствовали себя ворами?.. Стояли между хижинами спокойно, глядели вверх, возможно, что-то кричали. Да и я держался высоко.
        А ещё через полчаса я шёл над утопающим в вечерних сумерках морем, оно постепенно тонуло в быстро надвигающейся темноте, убаюкивающе плескалось внизу белыми барашками волн и казалось скучным. Впереди был притихший корабль, встреча с Розитой, ещё одна ночь любви в звездолёте, неизменные её «…это потом. А сейчас…», и думать хотелось только про то, что будет скоро, вот-вот…
        Давно известно: до середины пути человек думает о том, что осталось позади, а когда середина пройдена - о том, что ждёт впереди. Значит, прошёл я уже свою середину.
        На космодроме я сообщил Армену о посадке и запер вертолёт необычным цифровым шифром, чтобы кто-нибудь случайно на нём не улетел. В машине остались ранец и анализы крови. Не хотелось тащить это в корабль на несколько часов.
        На койке моей опять лежал прозрачный пакет с вычищенным и отглаженным костюмом, который снял я тут совсем недавно. Видно, хозяйственные роботы корабля не были перегружены. Оно и понятно: звездолёт почти опустел.
        Только сейчас подметилось: костюмы кладут именно на мою койку, а не на койку Бируты. Старые программы не стёрты, не отредактированы. Для роботов Бирута ещё жива. Только костюмов её нет…
        Опять я принял душ, отправил в переработку один костюм, надел другой и вызвал по корабельной связи Розиту.
        Отклика не было. Ни через минуту, ни через две, ни через пять.
        Тогда я вызвал её по личному радиофону. Где бы ни была она сейчас, везде должен был зуммерить её радиофон. По всему Материку. И даже по Западному и по Восточному, где нет сегодня ни одного землянина.
        Отклика не было.
        Вообще-то ни разу не вызывал я кого-либо по радиофону из корабля. Может, противорадиационная обшивка фонит?
        Я вышел наружу, спустился по трапу и снова вызвал Розиту.
        Отклика не было.
        Ну, что делать? Повезу кровь сдавать. Медицинские лаборатории работают круглосуточно.
        Когда идёшь куда-либо в вертолёте, положено доложиться. Диспетчер должен знать, где находится каждая машина и куда она идёт. Если идёт…
        - Диспетчерская! Тарасов говорит. Иду в Город.
        - Не поспалось тебе на корабле? - Армен явно усмехается там.
        - Не поспалось, - соглашаюсь я. - Кровь дикарей стучит в моё сердце.
        - Ты ещё помнишь «Тиля Уленшпигеля»?
        - А почему бы и не помнить? Вечная книга!
        - В Городе посади машину на восьмой квадрат. Она тогда сама отметится. Чтоб тебе не звонить…
        - И тебя не будить?
        - А что? Ты сейчас один в воздухе. На всей планете.
        - Спокойной ночи!
        - И тебе!
        На крыше Города я опять запираю вертолёт необычным шифром. Чтоб не таскать с собой ранец. Чтоб спуститься на второй этаж налегке. Будто из квартиры вышел… Перед дверью лаборатории проверяю надписи на холодильничках: «Вождь Уйлу», «Охотник Сар». Нормально! Не перепутают! Анализы прошу отдать Лидии Тарасовой. Всё! Спокойной ночи!
        И вот снова я на крыше и снова вызываю Розиту. Минуту, две, пять… Гудки падают в пустоту. Ведь где-то здесь она, подо мною. В одной из почти пятисот квартир. Может, заночевала у Бахрамов? Может, в студии уснула на диванчике? А что, если вдруг в больницу попала? С каким-нибудь прободным аппендицитом?
        В моём тедре больницы нет. Но на вертолётной площадке висит список служебных номеров. Как раз под фонарём. Ищу приёмный покой. Набираю его номер на своём радиофоне - медленно, осторожно, чтоб не ткнуть пальцем не в ту кнопку. Ошибёшься - разбудишь человека. Ночь!.. Представляюсь, спрашиваю:
        - Верхова в больницу не поступала?
        - Нет.
        - Спасибо.
        Совсем недавно вот так же мамочка моя меня вызывала. Когда был в Нефти, с Розитой… А я отмалчивался. Теперь я - в тогдашнем положении мамочки.
        А может, Розита в Нефть махнула? Говорила же, что там у неё дела, что выводит юную радиостудию на общий уровень…
        Однако вызов отсюда доходит и в Нефть. Мама как раз отсюда вызывала, там прекрасно зуммерило.
        И вообще: можно отсюда вызвать гостиничного портье и спросить, там ли Верхова. Так просто всё!.. И страшно от этой простоты. Ну, вызову, ну, спрошу, ну, получу «нет», - а потом что?
        Где же она? Вернулась к Женьке? Метнулась к Веберу? С какого отчаяния? Неужели конец?
        Что же делать сейчас? Что делать?
        Сядь, Сандро, не спеши, подумай! Не пори горячку! От того, что ты сейчас сделаешь, многое будет потом зависеть. И долго! Не наломай дров! Не спеши! «Ты всегда был торопыгой!» - так мама говорит. Не будь торопыгой сейчас! Ещё не вечер… Жизнь не кончилась…
        Недалеко от вертолётной площадки - открытое кафе. Столики, стулья, тенты… Пёстрый весёлый фонарик горит посреди поблёскивающих никелем автоматов с различными напитками, пирожными, пирожками, шариками мороженого и зефира. Никого нет. Ты один на крыше, Сандро. Никто не стоит над душой и не торопит. Сядь, подумай!
        Оставаться в Городе бессмысленно. Ни до утра, ни даже на час. Сдал кровь - и никаких дел тут нет. Все твои дела теперь на Западном материке. Вот там их невпроворот. Только успевай! И за них с тебя спрос. Правда, не сейчас. Пока Женька председатель, фиг он с меня спросит! Но потом целый год его не будет. Спрос вернётся…
        Значит, думать нужно прежде всего об этом. И всё подчинить этому. А не чему-нибудь другому. Не психовать!
        Где Розита? С кем она? Ну, не всё ли равно, с кем? Если не с тобой - так не всё ли равно?
        Не хочется думать об этом. Но думается. «Мы не вольны в течении наших мыслей так же, как и в обращении нашей крови». Эти слова великого древнего врача Галена мама повторяла много раз - с самого моего детства. И учила не стыдиться никаких мыслей. Хотя и предупреждала: не все мысли надо высказывать. Чем больше их при себе оставишь, тем богаче будешь. Если, конечно, не рвёшься в политические вожди и не стремишься к тому, чтобы твоя мысль непременно овладела народными массами.
        Сейчас надо уходить на Западный материк. Там теперь твоё место, Сандро! Там, а не тут… Как уходить? Заправить вертолёт и уйти прямо с этой крыши? Но ведь там не включён пеленгатор. Ночь. Луны тут нет. Море везде одинаково. Береговые ориентиры и не видны и не известны. Маяков на планете пока не водится. Можно залететь чёрт знает куда.
        Значит, прямо с крыши - отпадает.
        Из Нефти можно дойти на ранце. Дорога знакомая. К тому времени и светать начнёт. При всём желании не собьёшься. В Нефти склад автоматизирован, кибер включается за секунду, и можно ночью получить всё, что твоей душе угодно. Вплоть до красок и карандашей для пещерной художницы Тили… Не говоря уж о новом охотничьем ноже, без которого там трудновато. В Нефти можно оставить вертолёт, перескочить на ранец, заглянуть в гостиницу и справиться, не затерялась ли там случайно Верхова. Мало шансов, конечно, почти что ничего - но хоть один-то есть? Вот пусть он и светит всю дорогу в Нефть, и незачем тревожить сейчас автоматически отключаемого на ночь кибера-портье. Прилечу - разбужу…
        Из двух извечных российских вопросов - «Кто виноват?» и «Что делать?» - один, можно сказать, решён. Что сейчас делать, ясно. А уж кто виноват - разберусь в пути. Это не так срочно.
        Поднимая вертолёт, надо сообщить диспетчеру. Но Армен Оганисян наверняка спит сейчас на своём боевом посту сном праведника. И пусть спит себе спокойно! Найдётся утром вертолёт - не в Городе, так в Нефти. А то пойдут вопросы - почему? зачем? И утром разговоры: Тарасов, мол, тут всю ночь болтался, как пьяный из кабака… Бесцельно, бессмысленно… Каждый ведь понимает всё по-своему. А истинной причины никто не знает и не узнает никогда. Одна Розита поймёт, в чём дело, когда услышит о моих ночных метаниях. Но и она, разумеется, никому ничего не объяснит. Спишут всё на странности моего характера. И, в конце концов, догадаются, что никому я за эту ночь никакого худа не сделал. И на том спасибо! Большего сейчас я сам с себя спросить не могу.
        Итак - в вертолёт. И последнее «прости» перед его ступеньками: последний вызов. Минута, две, три… Хватит!
        И вот кольцо Города уходит под ноги, и надвигаются тёмные леса, и впереди одна светящаяся точка - рудник. Ферма останется слева, она спит, и все коровы там спят, и все куры, гуси, утки, кто там ещё… А рудник не спит. Роботы на нём трудятся круглосуточно, и потому железа с марганцем нам хватает, и приличные ножи в Нефти я наверняка выбрать смогу. Из отечественной, так сказать, стали. Из местной.
        Ну, а кто может быть виноват? - Конечно, я! Первый спрос - с себя! Так приучен… Дважды очень даже всерьёз Розита просила подумать о нашем будущем. А я отшучивался и предлагал ей рай в шалаше. Что она - Тили или Лу-у, которая в шалаше родилась и всегда будет ему рада? Нельзя же требовать от человека того, на что он органически не способен! И нельзя осуждать его за то, что он собою распорядился так, как ему показалось лучше. Каждый волен собою распорядиться. Даже я! И никто, кстати, не осуждал меня, когда я, распорядившись собою, впервые перескочил пролив Фуке. Все приняли это как должное. Человек всегда имеет право… перейти на этот материк…
        Всё, вроде, решил спокойненько - и кто виноват, и что делать. И надо чётко понимать, что происходит. Больно это понимать или не больно, страшно или не страшно - надо быть с собою честным до безжалостности. Как мамочка моя в крутых переломах…
        Уходит моя пылкая любовь. Неожиданно и быстро. Уходит… Какой-то древний поэт сказал: «Что может быть прекрасней уходящей любви?» Действительно, что?
        А дальше? Работать надо! Я ведь шёл на Западный материк ради работы, а не ради любви земной женщины. Мне же - великолепным сюрпризом! - была дана такая любовь - пылкая и сладкая. Пусть даже и ненадолго… Насколько беднее и темнее оказалась бы моя жизнь, если бы этой любви не случилось!
        Но вот уйти с Западного материка я уже не могу. Ни в Город, ни в Нефть, как предлагала Розита. Отец с малолетства учил: «Взялся за гуж - не говори, что не дюж!» И отступить от этой науки я не способен. Въелось! Таким, видно, и помру. И в смертный свой час снова и снова вспомню Розиту - как прекраснейший, хоть и краткий кусок своей жизни. Вспомню без обиды, без досады. Спасибо, красавица, что была! Подарок судьбы!
        …В Нефти я запираю вертолёт обычным шифром. Все земляне им пользуются. Ранец - на мне, кровь дикарей - в городской лаборатории, машина больше не нужна.
        Кибер-портье в гостинице, пробудившись по моему требованию, известил на экране, что Верхова тут не появлялась и номер для неё никто не заказывал.
        По безлюдной ночной улице потопал я на склад, разбудил кибера и там. Он охотно выдал мне стандартный школьный набор акварели, фломастеров, карандашей, кистей и тетрадей для рисования. Всё это сразу попало в сумку, стопки которых лежали прямо у входа. Охотничьи ножи выехали на транспортёре в трёх модификациях. Я подумал и взял все три. Пора дарить нож Тору. А может, и Сару. В общем-то, я им уже вполне доверяю. Перочинных ножей с колечками решил взять сразу два десятка. Уходят они быстро, а когда будет у меня следующее хозяйственное пополнение - дело тёмное. В любом случае за Женькино «царствие» снабжение осложнится. Разве что в еде не откажут. Теперь надо бы крупных иголок прихватить для Сара, дополнительную ножовку для Кыра, что-нибудь для Лу-у… Второе зеркальце, к примеру, покрупнее первого, и, наконец, бусы какие-нибудь.
        - Есть бусы? - спросил я кибера.
        - Стеклянные, - равнодушно ответил кибер на экране. - Три цепочки.
        Я взял все три. Не глядя. Они были в пакетиках.
        И прямо из дверей склада пошёл на ранце от Нефти к проливу Фуке.
        В Нефти начиналась наша любовь. В страну любви приходят вдвоём. Уходят из неё всегда по одиночке…
        Уже над Западным материком, над пещерами урумту, вдруг вспомнил я, что мегафон остался в вертолёте, и другого у меня нет.
        Но не возвращаться же! Как-нибудь перебьюсь.
        В конце концов, любимые мои урумту, похоже, перестали бояться и вертолёта, и мегафона. Кого ещё тут пугать?
        Мегафон был первым подарком Розиты, первым сигналом её заботы обо мне. И теперь он ушёл. Как и любовь Розиты уходит из моей жизни.
        Лет мне ещё очень мало. Физической жизни впереди - много! Но того, что было у нас с Розитой, никогда больше у меня не будет. Мы Богом созданы друг для друга. Это не повторяется. Однако, видно, не судьба… И надеяться не на что. Это бывает лишь раз в жизни. Да и не в каждой жизни вообще.
        Мне ещё очень крупно повезло!
        43.Зачем Лу-у пошла к айкупам?
        Лишь к полудню добрался я до селения купов. Оно было почти пустым, как и обычно в это время. Мужчины охотились по окрестностям. Женщины и дети собирали в лесу съедобные корешки и грибы. Корешки потом отмывали, очищали, иногда сушили и толкли на камнях. И затем съедали вместе с мясом и рыбой. Грибы жарили в огне на тонких прутиках. Порой грибной аромат забивал аромат рыбный. А рыба, вообще-то, в селении не переводилась. Узкий пролив на Аке ежедневно поставлял купам несколько крупных рыбин и, по меньшей мере, два-три ведёрка мелких. Племя не голодало.
        Ещё в воздухе услыхал я характерный металлический треск и восторженные стариковские возгласы: «Ва! Ва!»
        «Ва» - хорошо, хороший. Это я уже знал.
        Сделав небольшой круг, прежде чем спуститься к своей палатке, я увидел, как старик Бир увлечённо крутит рукоятку наждака, хлопает себя свободной рукой по ляжкам и чуть ли не подпрыгивает от удовольствия. Ничего он на наждаке не точил - просто крутил его, и сам процесс, похоже, доставлял ему великую радость.
        Значит, учить надо. Сам не понял.
        Может, с этого и начать сегодняшний день? Не спать же сейчас ложиться… Хоть и не спал ночь…
        В палатке я переоделся в шорты, пошёл к Биру с мыслеприёмниками на голове и в руке, подобрал по пути совершенно бесформенный кусок кремня.
        Увидев меня рядом, Бир убрал руку с наждака и протянул её за мыслеприёмником. Похоже, все в племени уже знали его употребление.
        Пока старый оружейник поудобнее пристраивал дугу на своей шевелюре, я попробовал кремень наждаком. Он легко поддался. Значит, диск наждака достаточно жёсткий. Минут за пять-шесть я выточил из бесформенного камешка заготовку для наконечника к копью. Бир следил за моей работой безотрывно и морально поддерживал своими «Ва! Ва! Ва!» Значит, понял, к чему идёт дело. И, похоже, скорость превращения камня в заготовку казалась ему таким же чудом, как мне в детстве фокусы в цирке. В конце концов, любой мастер любой эпохи умеет ценить своё рабочее время. Иначе какой он мастер?
        Пока шла работа, я мельком оглядел верстак. Всё, понятно, разбросано. Молотки перемешаны со стамесками, долота - с точильными брусками… Но, вроде, общее количество инструмента не говорило о пропаже чего-либо. И то ладно!
        Остановив наждак, я смочил заготовку в ямке с водой, осторожно зажал в тисы и прошёлся по бывшему камешку сначала рашпилем, потом плоским напильничком, потом мелким точильным брусочком. Всё это заняло ещё десяток минут. И каждый инструмент после моей работы Бир подносил к глазам, осматривал, обнюхивал, осторожненько клал на то же самое место, на которое положил я. Запоминал!
        По моим понятиям, наконечник был готов. Хотя, конечно, я не считал себя специалистом по данному виду оружия… Может, в нём и были изъяны. Но привязывать его к древку копья было уже допустимо.
        Бир взял в руки продукт моих стараний примерно так же, как мы берём на ладонь свежеогранённый бриллиант с рекордным количеством каратов. Похоже, он искал изъяны. Похоже, не нашёл. Обтерев наконечник о свою набедренную шкуру, Бир спросил:
        - Ты сделал это для себя?
        - Для тебя, - ответил я.
        - Тун эм! - отозвался Бир. - Подожди! Подожди!
        Прозвучало это как «бла-бла».
        Он убежал в свою хижину, вернулся оттуда тоже с небольшим камешком, примерно в ладонь, и протянул мне.
        Камешек оказался зелёной пейзажной яшмой, уже обточенной по краям и отшлифованной долгим пребыванием в реке. Так сказать, местная галька… И пейзаж на ней был вполне местный: далёкий берег, покрытый зубчаткой леса, а на переднем плане - продолговатый коричневый островок и совсем уж узенький проливчик перед ним. И по проливчику - лёгкая рябь. Течение! Просто прелесть!
        Ну, точно - здешний пейзаж! И создаст же такое изобретательная природа! Да ещё и занесёт в соответствующее место…
        Возможно, если пейзаж на яшме был бы морским или горным, какого Бир в жизни не видел, он и внимания на него не обратил бы. А тут - своё, родное, с детства привычное… Понятно, оно стало ценностью.
        Эту ценность Бир вложил в мою ладонь и своими пальцами загнул мои пальцы.
        - Возьми! - сказал он. - Охл! Охл!
        Так получил я первый подарок на этой земле.
        - Где твой Кыр? - спросил я. - На охоте?
        - Нет, - возразил старик. - Он пошёл с Тором и Лу-у. И ещё с Щуром.
        - Куда?
        - К айкупам. Они ушли вчера. Тор искал тебя. Лу-у искала тебя. Сар сказал им, что ты улетел.
        - А куда делся вождь ту-пу?
        - Они пошли его проводить. До притока. Потом вождя понесут домой, а они свернут к айкупам.
        - Зачем? Ты знаешь?
        - Нет. Тор не говорит нам, зачем ходит. Говорит только - куда.
        В общем-то, можно было догадаться, зачем Тор пошёл к айкупам. Он давно собирался. Дел скопилось немало. Особенно после визита Уйлу… Но вот зачем Лу-у пошла? Она вроде не собиралась…
        Впрочем, какое мне дело?
        - Сар тоже пошёл с ними? - спросил я.
        - Сар охотится на болотах, - ответил Бир. - С твоими стрелами. Он перестал брать у меня наконечники для стрел. Привязывает только твои.
        Любопытно! Уходя надолго, Тор не берёт с собой Сара - оставляет в племени. Как заместителя. С болот-то Сар к вечеру вернётся. На болотах купы не ночуют.
        - Теперь ты сможешь делать больше наконечников? - уточнил я у Бира.
        - Смогу, - согласился Бир. - У купов будет больше мяса. Племя станет сильнее. Может, и хуры начнут нас бояться?
        Возле верстака я подобрал кусок гранита, по моим понятиям, уже никуда не пригодный, положил его на наковаленку, наставил на него долото, слегка стукнул молоточком, - и камень разлетелся на две почти одинаковые половинки.
        - Ва! Ва! - закудахтал Бир. Такая мгновенная расправа с камнем, видимо, была для него открытием. - Тун эм! Тун эм!
        «Может, для первого урока хватит? - подумал я. - Посмотрю потом, как усвоилось пройдённое. Тогда и ещё добавлю…»
        Оставив Бира закреплять полученную информацию, я сунул яшму в карман и отправился к пойме Кривого ручья. Надо отыскать в последнем контейнере нивелир, подобрать площадки для двух геологических палаток, выровнять их и начать сборку. А для этого хорошо бы себе тоже верстачок поставить. При сборке каркасов пригодится. Алюминиевые их сочленения не с Земли привезены, тут сделаны. И не всегда бывают идеально пригнаны. По работе на Южном полуострове помню… Порой приходится и молоточком стукнуть, и напильничком царапнуть. Работы много! Для личных переживаний времени никак не останется…
        44.«Этого хура убила женщина!»
        На следующий день крутилось всё быстро. Впервые за последнее время выспался я вволю, хоть сны мои и были мрачны. Но, видно, к этому надо привыкать. Судьба моя, похоже, взяла пеленг на одиночество. Женщины, которые по душе, надолго мне не даются. Откуда же взяться светлым снам?
        Зато новенький нивелир показал, что площадки, выбранные для обеих геологических палаток, почти ровные. Срезать почвы нужно немного, подсыпать - и того меньше. Землю ниоткуда таскать не пришлось. В одном месте штыковой лопатой срезал, в другое совковой лопатой перекинул да каблуками утрамбовал. Больше нечем!
        Совковую лопату вынул я впервые, и посмотреть на неё пришли два старика, которые редко вылезали из хижин Сара и Шура, да голенькие ребятишки, которые быстро отличили совковую лопату от штыковой. Штыковую они видели не раз…
        Последним степенно приковылял Бир, посмотрел на мою работу, «повавакал» и утопал к своему верстаку. Похоже, теперь он впустую наждак не крутил. Первый урок пошёл впрок.
        Свой верстак решил я ставить сразу на «территории» будущей палатки. Чтоб потом не перетаскивать. И чтоб можно работать в дождь.
        К концу дня удалось вкопать верстак, собрать вокруг него всё самое позарез необходимое, и я порядком употел. Прежде чем развёртывать палатку, надо искупаться.
        Собрав в прозрачный пакет запасные плавки, мыло и стопку полотенец, я двинул к реке. И буквально наткнулся на Тора и Лу-у, подходивших к своей хижине как раз со стороны реки. Видно, приплыли на плоту… А Кыр и Щур в своих хижинах, похоже, уже исчезли.
        - Ухр Сан! - Тор улыбнулся.
        - Ухр Тор! - отозвался я.
        Мыслеприёмников на нас не было. Длинный разговор не заведёшь.
        Лу-у тоже улыбнулась, скользнула взглядом по моему прозрачному пакету и мгновенно поняла, куда я направился. С этим же пакетом и с этим же набором содержимого ходил я уже купаться в её милом обществе.
        - Бла-бла! - Она вдруг присела и похлопала ладонью над жидкими кустиками травы под деревом, где мы остановились. - Бла-бла, Сан!
        Я вспомнил вчерашнюю просьбу Бира подождать, после которой он вынес пейзажную яшму. То же самое «бла-бла»…
        И потому спокойно присел на травку.
        Лу-у вынесла два мыслеприёмника - свой и Тора. Один тут же надела на себя, второй протянула мне. Впервые не я предложил мыслеприёмник, а мне предложили…
        Кроме того, Лу-у успела заменить сатиновый отрез на бёдрах обычной шкурой. И значит, стала беречь сатин. Видно, айкупские женщины высоко его оценили… Что ж, всё нормально: в гости в одном, на речку - в другом. Как не порадоваться?
        Пора, давно пора провести с нею курс кройки и шитья! И ей будет легче жить, и сатина сразу резко прибавится. Походи-ка по такой жаре в восьми слоях сатина!.. А резать его она не умеет. Да и нечем. И всё некогда научить. Ну, как тут не помянуть худым словом тех же неразумных урумту?
        - Почему ты улетел? - спросила Лу-у по дороге. - Я тебя искала.
        - Зачем?
        - Тор хотел показать гостю, как живут сыны неба.
        Так! Телеконцерт понадобился? Это хорошо!
        - Я полетел спасать угнанных женщин ту-пу. Нельзя было медлить.
        - Кого-нибудь спас?
        - Одну девушку. Дочь охотника Фора. О нём говорил Уйлу.
        - Я помню… Ту девушку, которую тебе хотели отдать в хижину?
        - Да.
        Лу-у помрачнела, помолчала, тихо поинтересовалась:
        - А остальных?
        - Не удалось. Хуры успели втолкнуть их в пещеры.
        - Это страшнее смерти. - Лу-у опять помолчала. - А куда ты дел эту девушку?
        - Отвёз к ней домой.
        - Ты не возьмёшь её в свою хижину?
        - Не возьму.
        На реке Лу-у с чего-то развеселилась, стала бегать по воде и брызгаться, как малый ребёнок. Потом вдруг щёлкнула меня по носу и тут же подставила голую попку - чтоб я шлёпнул, наказал. Я не удержался и слегка шлёпнул. Благо никого поблизости не было. И Лу-у не обиделась, а напротив, просто взвилась от восторга. И снова стала бегать по воде и брызгаться.
        На этот раз купались мы не чуть пониже острова, как прежде, а чуть-чуть повыше, почти у самой западной оконечности. Пляж тут оказался пошире и, пожалуй, почище. Лу-у сама привела сюда. И, допускаю, потому, что торная тропинка к реке заканчивалась не здесь, а на прежнем месте. Именно туда все ходили за водой. А к этому пляжу и тропинки-то не протоптали. Мы по свеженькой траве шли. Похоже, Лу-у и хотела, чтобы никто не помешал нашему уединению.
        Однако ему помешали. В первой же нитке рыболовных сетей, протянувшихся поперёк узкого проливчика, задержалось что-то крупное, похожее издали на бревно. Оно могло порвать сети, оставить племя без рыбы. Заметили мы это не сразу.
        - Посмотрим, что это? - игриво предложила Лу-у.
        Мы поплыли рядом, и я сдерживал скорость, приспосабливаясь к движению девушки. Скоро стало ясно, что сети задержали не бревно, а распухший труп. Он болтался на воде лицом вверх, и в груди, в области сердца, торчал нож. И жёлтая пластмассовая рукоятка была с колечком. Сколько таких перочинных ножей уже раздарил я?..
        Лу-у бесстрашно подплыла поближе, разглядела лицо убитого и уверенно сказала:
        - Хур. И в нём твой нож.
        А я вспомнил слова Тили. О том, что она в пещере сестры кричала, дралась и в кого-то нож воткнула.
        - Это из селения ту-пу, - объяснил я. - Там сопротивлялись хурам. А я пока хуров не убивал.
        - Жаль, - жёстко произнесла Лу-у. - Откуда у пещерных крыс твой нож?
        - Тор и Сар отвезли Уйлу подарки. Среди них был этот нож. Сар снял его со своей шеи.
        Говорить о своём подарке Тили я не решился. Похоже, Лу-у не была к этой теме равнодушна.
        - Жаль, - жёстко повторила Лу-у.
        - Хура? Сара?
        - Нет, нож! - Лу-у как-то недобро усмехнулась.
        Я доплыл до острова, согнул и сломил тонкое деревце, отодрал сучья, снова пошёл в воду и голым стволом стал постепенно выводить труп из узенького пролива, вокруг западной оконечности острова, на стрежень Аки. Пониже купов никто на реке не жил, никакого вреда там труп принести не мог. Уйдёт в море - и конец. А поднимать сейчас селение, вытаскивать труп на берег, копать могилу - слишком много шума! И дурной пример для купов, среди которых мои ножички с колечками свободно гуляют.
        Когда река унесла труп на восток, уже и сумерки сгустились. Убитый бесшумно растворился в них. Мы с Лу-у возвращались в селение быстро и молча. Уже перед самыми хижинами она вдруг сказала:
        - Этого хура убила женщина.
        - Почему ты так думаешь? - спросил я.
        - Мужчина обязательно выдернул бы нож, - сердито объяснила Лу-у.
        45.Власть и информация. Теоретический вопрос
        В палатке отчаянно зуммерил радиофон. На реку я его не взял, оставил вместе с рубашкой, поскольку он к ней пристёгнут. Да и вернуться надеялся быстро. Но встретилась Лу-у. Потом труп обнаружился…
        - Тарасов слушает.
        - Ух, наконец-то! - В динамике сердитый голос Розиты. - Я уж думала, с тобой что-то случилось.
        - Ничего особенного. На реку бегал. Помыться. Иногда это необходимо.
        - Долго моешься!
        - Иначе чистым не быть.
        - От тебя давно никаких вестей.
        - А их и нет.
        - Как же это?
        - Хуров не слыхать. Занимаюсь экономикой. Как мне и подсказали на Совете. Мудрые люди…
        - А конкретнее?
        - Верстаки поставил. Оружейнику Биру и себе. Выбрал и выровнял площадки для геологических палаток. Поучил Бира обращению с инструментом. А то он тут крутил наждак вхолостую - играл… Побывал в хижине. Теперь могу сделать для Вебера полное описание…
        - Когда? - нетерпеливо перебила Розита.
        - Да хоть завтра.
        - Передашь Ане Бахрам. Она завтра подежурит. А я в Нефть улечу.
        - Может, мне привезти прямо в Нефть?
        Розита замолчала. Думала… Неделю назад думать над этим не стала бы…
        - Другие дела у тебя там есть? - как-то замедленно, словно неуверенно поинтересовалась она.
        - Нет.
        - Тогда не стоит. - Розита вздохнула. - Чего уж там вертеть… Мы взрослые люди! Ты выбрал свой путь. - Она помедлила, и как в омут головой бросилась: - А я выбрала свой.
        И отключилась.
        Всё! Точка! Она выбрала… И никуда не денешься от её выбора - надо жить дальше.
        Впрочем, точка ставится всего лишь в конце фразы. А сама фраза была сказана ещё в недавнюю сумасшедшую ночь. Сказана безмолвно, но вполне внятно.
        Приятно иметь дело с умными людьми! Не темнят, не водят за нос, не придуриваются, будто ничего не знают. Уважают собеседника.
        Я сидел за столом, на котором была расстелена рубашка с радиофоном, и никак не мог убрать с неё руки. Вообще никакого движения сделать не мог. Застыл. И как бы не понимал: зачем двигаться? Сидишь себе вот так - и сиди. И ничего больше не надо. И спешить больше некуда.
        Хотелось бы, конечно, в последний этот момент поглядеть в глаза Розиты. Выдержала бы она мой взгляд? Или заслонилась бы густыми чёрными ресницами? Не угадаешь… Непредсказуемая женщина! Всё может! Могла бы, наверное, и выдержать.
        Но поглядеть в её глаза не удалось. Видиков в наших радифонах не было. Спецзаказ для Риты. Чтоб полегче были. Видик ждал меня в вертолёте.
        …Опять зазуммерил радиофон. Может, Розита передумала? Вдруг у неё что-то ёкнуло в сердце, и сейчас она скажет: «Прилетай завтра в Нефть! Еду!»?
        Хотя что уж там ёкнет? После той-то сумасшедшей ночи… Подарит какой-нибудь последний писк уходящей любви… Нужен он?
        Ничто уже не изменится. Даже если она вдруг и сжалится надо мной ненадолго. Кажется, я сам стал другим.
        Клавиша нажата.
        - Тарасов слушает.
        - Алик, это мама.
        Что-то на меня сегодня повышенный спрос…
        - Слушаю, мамочка.
        - Ты здоров?
        - Вполне.
        - И, конечно, небрит?
        - Тут это модно.
        - Анализы тебя интересуют? Которые ты сдал…
        Не спрашивает: почему не зашёл?..
        - Господи! Я уже забыл про них.
        - Так много ярких впечатлений?
        - Бурный поток!
        - А меня-то гложет забота: как бы там не заскучал мой сыночек! Вдали от цивилизации… От скуки делается много глупостей.
        - Не мучься, мамуля! Скука мне не грозит. Глупостей не наделаю.
        - Хоть один камень с души! - Мама хмыкнула. - Значит, так… Охотник Сар практически здоров. Но можешь посоветовать ему не есть щавеля. И всего, что содержит щавелевую кислоту. Сам знаешь… У него формируются камни в почках. Как раз от щавелевой кислоты… Надеюсь, шоколадом он не злоупотребляет, а вот с травкой ему стоит поосторожничать. Иначе потом намается - или помрёт или камни начнёт рожать.
        - Весёлая перспектива! И когда это?
        - Лет через десять с небольшим. Сколько щавеля съест…
        - Спасибо. Постараюсь осторожно втолковать ему. Всё-таки он теперь мой брат. По крови.
        - А с вождём Уйлу дело плохо. - Мама вздохнула. - У него рак почек. Одна почка уже разлагается. Вторая вот-вот откажет. Метастазы везде. Думаю, боли у него постоянные и тяжкие. Кроме того - застарелый артроз. Суставы - как у заржавевшего робота. Удивляюсь, как он добрался до вашего селения.
        - Его несли почти всю дорогу.
        - Понятно.
        - Сколько ему осталось?
        - Думаю, не больше месяца. А может, и меньше. Как у тебя - спокойно?
        - Пока. Урумту поутихли.
        - Тут, Алик, ещё такая информация… - Мама помолчала, как бы собираясь с мыслями. - Кто-то подсчитал всё, что ты увёз на Западный материк. Составлен полный список - из Города, из Нефти, из Заводского района… Мне его показали. Не могу судить об остальном, но о моём скажу. Там совсем нет лекарств. Никаких! Прости меня, даже от насморка ты не сможешь избавиться. Не говоря уже о расстройстве желудка… И никого вокруг не сможешь вылечить. Если любимый твой вождь заболеет, ты бессилен. По-моему, это не в твоих интересах, Я тут набросала самый минимальный список. Прочесть?
        - Спасибо, мамуля! Полностью тебе доверяю. Передай этот список в Совет. Пусть готовят контейнер. Но с холодильником! Тут жарковато. Подготовят - заберу.
        - Я боялась, тебя придётся долго уговаривать… Но раз так - привет от Миши!
        Мама отключилась. Как она учуяла момент? Ведь не знала ничего о нас с Розитой. Всё у нас было тайком. Материнская интуиция?..
        А ведь стало чуть полегче!
        Значит, списочек составили? Кому, кроме Женьки, это может прийти в голову? И ему-то - зачем? Что можно оттуда извлечь? Персидские ковры под моей раскладушкой? Или биотуалет из золота?
        Вызову-ка Марата! Сто лет с ним не разговаривал…
        Маратова номера в моём тедре нет. Одной кнопкой не вызовешь. Набирать приходится тремя ударами.
        - Амиров слушает! - раздаётся в динамике.
        - Маратик, это Сандро. Добрый вечер!
        - О-о! Наконец-то! Ты, видно, настолько поглощён людоедами, что на старых друзей тебя не хватает.
        - Отбиваюсь, Маратик. У тебя-то хоть спокойно?
        - Пока - да. Просвещаю.
        - Нескромный вопрос: женился?
        - Нескромный ответ: всё по потребностям. Нет проблем!
        - А психологические?
        - Они могут возникнуть, если я заберу Даю в Город. Там - да! А тут она дома. И Город нам пока не светит. Розита нашла для меня точный термин: «невыездной». - Марат вздохнул. - Если отсюда уеду, то только навсегда. И опять стану «невыездным». Но уже в Городе… Они же начнут за мной охотиться. Как за предателем… Так что твоей свободе завидую белой завистью. Ты, говорят, на Материке частый гость.
        - Не такой уж частый.
        - Это мелочь. Всё лучше, чем моё глухое заточение. Дальше посёлка гезов мне ходить не рекомендуется.
        - Твоя жена из какого посёлка?
        - Как раз из гезов. Они как-то мягче, добрее, беззащитнее. Да и миловиднее, скажем прямо! Жена всё-таки должна соответствовать каким-то эстетическим критериям. А что, у тебя назревает эта проблема?
        - Может, и назреет. Но мне хотелось проконсультироваться у тебя не по этому поводу.
        - А по какому?
        - Представь себе: о кошках и собаках.
        - Ну-у! Уж лучше давай о женщинах. Это как-то ближе…
        - О женщинах сколько ни говори, никогда не наговоримся. А с кошками и собаками что-то можно решить.
        - Кого тебе не хватает, Жучки или Мурки?
        - Лично мне - Мурки. Под капроном в палатке бегают мыши. Сидел в хижине у вождя, там под плетёным полом тоже мыши. Одна скреблась в шкуру, на которой я сидел. Могла цапнуть за ракетоноситель.
        - О-о? - протянул Марат. - Эту деталь стоит беречь! А собаки кому нужны?
        - Аборигенам. Чтоб бывшие людоеды не могли напасть неожиданно. Вся их сила - только в неожиданности нападений. Особенно беспокоит меня селение ту-пу. Тут я сам, и меня предупредят спутники. А там - ни спутников, ни меня. Собак надо прежде всего туда.
        - У тебя есть там хорошие знакомые? Завязанные на тебя чем-то личным…
        - Только что появились.
        - Что-нибудь доброе ты для них успел сделать?
        - Кажется…
        - Вот - попроси их об одолжении. Недолго подержать щенка. Тебе сейчас почему-то он мешает… Они же за десяток дней так привяжутся к этому щенку, что уже не отдадут его. Щенки умилительны! А потом можно подарить второго - соседям. Третьего - родственникам. Но не бери в своё селение.
        - Почему?
        - Нормально спать не дадут. Я двух щенков подарил родителям жены, так когда у них ночую, не высыпаюсь. Брешут, проклятые! Воспитания-то там - никакого!
        - Спасибо, что предупредил. Спать я люблю.
        - И ещё одно, Сандрик… Если в каком селении заведёшь собак, кошек туда уже не тащи. Растерзают! А если сначала заведёшь кошек, то щенки потом примут их как неизбежность обстановки. И будут жить мирно. Так что, подарив своим ту-пу щенков, ты надолго избавишь их от кошек.
        - Спасибо! Теперь полная ясность… Да, Маратик, а щенков и котят включают в твой список довольствия, или это идёт мимо него?
        - Какой ещё список довольствия? - Марат хмыкнул. - Ты шутишь?
        - Ничуть! Ну, общий список того, что ты получаешь…
        - Впервые слышу о таком списке. А что, он существует?
        - На меня заведён. Я думал на тебя тоже. Нас всего двое…
        - Странно… Никто мне этого не говорил. Даже Фёдор Красный, когда был здесь… Никто ни в чём не ограничивал. А тебя?
        - Ограничений тоже пока не было. Но, если есть список, они могут возникнуть. Слишком много одного, другого…
        - А сам ты не замечаешь, чего у тебя слишком?
        - Думаю… Может, геологических молотков, каёлок… Зато я ни одного топора не взял. А ты, помню, с них начал.
        - Точно! Но в моих племенах и жилищных проблем нет! Ра и гезы строят столько, сколько им надо. С топорами это быстро! Может, ты зря избегаешь топоров?
        - Подумаю. Свои племена я пока знаю хуже, чем ты - свои.
        - Изучай! Если что - звони. Обнимаю!
        …Так… Списочек, значит, сугубо индивидуальная форма работы… Новая форма нового председателя… Что ж! Стихийно, кажется, я сегодня начал то, что надо продолжать вполне осмысленно. Поменьше информации! Пока Женька - председатель… Чем меньше будет знать, тем меньше сможет навредить. Чем меньше у него информации, тем меньше у меня запретов. Органов безопасности тут пока нет, следить за мной некому… Потом как-нибудь отчитаюсь… При следующем председателе!
        Интересно, чего будет стоить его власть, если полностью лишить его информации? Чего вообще стоит власть, лишённая информации о событиях на подведомственной территории? Ведь решения её автоматически становятся бредом, очевидным для всех.
        А что такое власть, принимающая явно бредовые решения? Власть ли это?
        И ведь всего-то и надо - не давать информацию! Чисто теоретически вопрос…
        46.Баллада, которую сочинила Лу-у
        Думалось, и не уснуть мне в эту ночь. Уж очень густой вечер обрушился после спокойного «хозяйственного» дня. И особенно этот распухший труп с моим ножичкам… Да и после него… Пока мозг всё переварит, рассортирует, уложит…
        С тем и лёг. И провалился в черноту.
        И опять снилась нежная моя Бирута: качалась и тихо пела возле меня. Будто к себе звала - печально и безответно. В третий раз! Во сне само сосчиталось. Нет, не может быть такого, чтоб один сон - в третий раз!
        Прерывать сон ещё в «Малахите» научился. Но, увы, так и не овладел умением Давида Ливингстона, знаменитого путешественника по Африке - засыпать прочти моментально, где угодно и когда угодно. Тот дар мне не даден. Но моё - всегда при мне. И я открыл глаза.
        Опять Лу-у сидит возле моей раскладушки, качается и поёт - на фоне открытого входа в палатку. Какая ни тьма - всё-таки вход светлее… И на голове девушки заметна дуга.
        Снова, что ли, сон во сне? Мыслеприёмники до сих пор ещё не снились…
        Я выключил суперЭМЗ, достал свой мыслеприёмник из-под подушки, натянул на голову и, не вставая, тихо спросил:
        - Лу-у, о чём поёшь ты?
        - О том, что с детства я мечтала о старшем брате, - ответила она. - Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но старшего брата не было…
        - А ещё о чём?
        - С детства я мечтала о друге. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но такого друга не было…
        - А ещё о чём?
        - С детства я мечтала о женихе, сильном и смелом. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! И он пришёл, прогнал хуров и трижды согласился стать моим мужем. Но не допускает меня к своему телу… За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?.. Вот что пою я. Если уж ты спросил…
        «Это стихи! - подумал я. - Но она ведь и понятия такого не знает. Скажи ей, она спросит: «А что такое стихи?»
        - Лу-у, кто же твой избранник?
        - Ты.
        - Когда же я трижды согласился?
        - Когда мы купались в Аке. Первый раз. Помнишь, я потёрлась носом о твоё плечо, а ты погладил мои волосы?
        - Помню.
        - Я этим сказала, что выберу тебя перед купами. А ты согласился, чтобы я тебя выбрала.
        - А второй раз?
        - Помнишь, ты вернулся от сынов неба и спешил в свою хижину?.. Я встретила тебя и потёрлась носом о плечо. Многие видели. Тор стоял рядом. А ты опять погладил мои волосы. Помнишь?
        - Помню. Но я не знал, что это значит.
        - Ты хочешь отказаться?
        - Нет! Как можно отказаться от такой девушки, как ты? Хочу понять. Я ведь пока не знаю обычаи купов.
        - После этого я пошла в твою хижину на ночь. И на другую ночь. Я уже не могла не пойти. Надо мной смеялись бы… Что за жена, если она ночью не в хижине мужа?.. Может, у неё не всё как у людей?.. Но ты не допустил меня к своему телу. Тогда я попросила Тора взять меня к колдуну.
        - К айкупам?
        - Да. У нас же нет своего колдуна.
        - И что сказал колдун айкупов?
        - Сказал, что у разных племён разные обычаи. То же, что ты сейчас сказал. Этого я не знала. Колдун сказал, что за могилой Нур-Нура есть племя килов. Девушка там тоже сама выбирает мужа. Она щёлкает жениха по носу. Если он за это шлёпнет её, значит, согласен. Отвернётся - ей надо искать другого. Колдун сам женился в этом племени. Его жена - из килов. «Может, у сынов неба - такой же обычай?» Это сказал колдун. «Попробуй!» - посоветовал он. Я вернулась и попробовала. Ты шлёпнул. А теперь опять не допускаешь меня к своему телу. За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?
        «Стихи! - опять подумал я. - Она тут целую балладу сочинила».
        - Лу-у, - тихо произнёс я, - разве купы не говорят со своими избранниками о любви?
        - А что такое любовь? - спросила Лу-у.
        Больше выдержать я не мог. В конце концов, оба мы совершенно свободные люди, как сказала бы сейчас Розита. Сколько же можно мучить девчонку? Зачем? Ради чего? Ради кого?
        Я поднялся, нащупал снаружи, над входом в палатку, свёрнутый валик клейкой плёнки, перенёс на внутреннюю сторону и размотал до самого низа. Так сказать, вход в спальню запечатан. Просим не беспокоить!..
        47.«Труп врага - хороший труп»
        Утром готовил описание хижины - раз уж обещал… Писал разборчиво, чтоб передать по факсу вместе с чертежом. Рулетки, конечно, не нашлось, и окружность измерял шагами вокруг хижины Тора. Глядели на меня при этом как на помешанного. Никому ведь ничего не объяснишь…
        Когда всё было готово, собрался топать через лесок к вертолёту. Факс там… Лу-у увязалась со мной. В этот день она от меня не отходила. И в машину поднялась вслед за мной. В салоне огляделась с любопытством, посидела на полу, потом на всех откидных поочерёдно и выбрала опять пол. Тут ей удобнее. В кресло пилота не садилась. Только погладила его и понюхала.
        - Тобой пахнет, - объявила она. - Твой запах лучше всех запахов.
        - Теперь сиди молча, - попросил я. - Надо поговорить с сынами неба.
        Аня Бахрам приняла по факсу описание хижины и чертёж, обещала быстро переправить Веберу, а потом вдруг предложила:
        - Включи экран! Давай покалякаем по-русски. А то кругом сплошная «глоба». Даже на собственной кухне… Раньше мы хоть с Ольгой по-русски шушукались. А когда её убили, совсем худо стало.
        - С Бирутой вы тоже шушукались! - Я включил экран и улыбнулся «беленькой» свеженькой голубоглазой гладко причёсанной «вологодской» Ане. - Не раз я видел…
        - Но не по-русски! - возразила она. - Бирута твоя, конечно, понимала по-нашему всё! Но спросишь её что-нибудь по-русски, она коротко ответит и тут же перейдёт на «глобу». Она как бы снисходила до русского языка.
        - Со мной она всегда говорила только по-русски, - признался я. - Латышского не знаю… Кроме отдельных слов да названий магазинов…
        - Она же любила тебя! - Аня как-то растерянно, беспомощно улыбнулась, словно извиняя крайнюю мою бестолковость. - И, наверно, сильнее, чем ты её. Со стороны это замечалось… С тобою русский был для неё языком любви. Как ты этого не понимаешь?.. А ты вот латышского, видишь, так и не освоил…
        - Ты, конечно, права, Анюта, - поспешно согласился я. - Интересно, кто у вас раньше освоит язык любви: ты - арабский или Али - русский?
        - Ну, ты даёшь! - Аня расхохоталась. - Тебе палец в рот не клади!.. Но нашу семейную тайну я тебе не открою!.. Скажи, для Совета у тебя какая-нибудь информация не завалялась?
        - Только что передал! Вебер же - член Совета.
        - А кроме?
        - Вчера всё доложил Розите. Ночь прошла спокойно… - Тут я слегка запнулся. Но не докладывать же о том, что было ночью! - Неужто Женька скучает без моей информации? Других забот у него нет?
        - Да плевать тебе на Женьку! - Аня махнула рукой. - Ну, все знают, что вы друг друга не терпите… Подежурит и уйдёт. Не бери к сердцу! Плевать! - Аня опять махнула рукой. - Я - о деле. Утром слышала, тебе снаряжают медицинский контейнер. Может, туда ещё чего сунуть?
        - Рулетку! - обрадовано заорал я. - Рулетки нет! Размеры хижины я шагами мерил.
        Аня буквально легла на стол, за которым сидела.
        - У тебя же там всё в метрах! - сказала она, отсмеявшись.
        - Так я ведь технарь! Не смогу перевести шаги в метры? Микроны всё-таки тут не ловят…
        - Да! - Аня хлопнула себя по лбу. - Тебе же предстоит ловить комаров! Совсем забыла… Натан Ренцел интересуется: заполнились ли ловушки? Когда позовёшь его в гости за комарами?
        - Ловушки пока в нераспакованном контейнере. Некуда его выгружать. Вот поставлю палатку, перетащу всё туда, доберусь до ловушек. Тогда и приму Натана.
        - Он собирается вместе с лаборанткой.
        - С кем угодно! Пусть только прихватят с собой раскладушки с матрасиками. У меня всего одна. Оставят тут - и для вас с Али пригодится. Он мечтал ко мне на пленэр…
        - Да плевать на раскладушки! - Аня снова махнула рукой. Очень энергично у неё это получалось. - Плевать! Мы можем переночевать и в вертолёте. Лишь бы действительно смотаться к тебе на спокойный пленэр! У нас ведь тут весь пленэр только на крыше Города… В иных местах сразу полетят стрелы…
        Ещё в «Малахите» Аня писала пронзительные акварельные пейзажи - миниатюрные, яркие, сочные, словно умытые родниковой водичкой. Я там как-то ляпнул: «Удивительно тонко ты чувствуешь Урал!» Она рассмеялась: «Какой Урал? Ты чо? Я свой вологодский посёлок написала… По памяти…»
        Потом, когда мы с Аней простились, и погас экран, Лу-у поднялась с пола и спросила:
        - Что такое «плевать»?
        И махнула при этом рукой. Точно как Аня.
        Я стал объяснять ей терпеливо, обтекаемо, хотя и сам догадывался, что неконкретные термины ей непонятны: не придавать значения, не обращать внимания, перешагивать через мелочи, неважно, несущественно… Всё это было не то. Лу-у слушала и не понимала. А буквальное значение слова объяснять ей я не хотел. Вдруг начнёт плеваться? Потом ведь не отучишь!
        Из вертолёта я унёс геологическую палатку и в тот же день её поставил. Как раз над своим верстаком. Наблюдали за этим делом только ребятишки. А у взрослых купов шла какая-то непонятная суета за моей спиной. Меня не тревожили, и я решил, что вникать не стоит. Но потихоньку посматривал… Женщины убегали к реке, прибегали обратно - кто с рыбой, кто с водой в ведёрках, уводили туда мужчин… Тор зачем-то ходил на реку с пустыми руками. И безо всякой ноши вернулся - нахмуренный, мрачный. Посидел у костра и исчез в своей хижине. После этого Лу-у перестала мне помогать и молча рванула реке. А попозже, когда мы вместе пошли купаться, она объявила:
        - Плавать будем там, где в первый раз!
        - Почему? - удивился я. - На вчерашнем месте лучше.
        - Туда опять приплыли хуры, - сказала Лу-у. - Двое мёртвых… Может, ещё приплывут. У обоих пробито темя. Копьём сверху не пробьёшь. Если палицей - тоже не так… Но знаю, чем их убили.
        «Каёлками, - подумал я. - Или геологическими молотками. Как раз придётся по темени…»
        Однако ей этого объяснить не стал. Повторил только, что это ту-пу сопротивляются, защищают своих женщин.
        - Молодцы! - одобрила Лу-у. - Тор был на реке, смотрел… Тор сказал: труп врага - хороший труп. Не всё ли равно, чем их убили? Лишь бы не приходили больше сюда!
        Трупы, приплывшие по реке, легли, разумеется, на мою совесть. Как и те, что были зарыты после боя в неведомом мне лесу… Но, если не нашлось бы у «пещерных крыс» четырёх каёлок, четырёх молотков и двух сапёрных лопаток, по Аке плыли бы сейчас другие трупы и в куда большем количестве. Плыли бы трупы не разбойников, а невинных жертв. И десятки молодых женщин навсегда сгинули бы в урановых пещерах. Подумать жутко, что их там ждало!
        И так зло - и эдак! Середины не отыщешь! Из двух зол выбирают меньшее. А оно всегда на той стороне, где присутствует справедливость, где защищаются, а не нападают.
        И особенно на той, где защищают женщин.
        Пожалуй, это единственное, что скажет когда-нибудь здешняя история в моё оправдание. И других оправданий мне нет.
        Совершенно того не желая, полез я, по сути дела, в политику. А тут уж всегда так - чистеньким не выскребешься….
        48.«Будем бить хуров вместе…»
        На следующий день удалось поставить вторую палатку и полностью разгрузить один из трёх контейнеров, стоявших в вертолёте. Внимательно оглядев пустой пластмассовый ящик, весом в шесть-семь килограммов, я понял, что из него несложно сделать шкаф. Если с полочками, то для инструментов или посуды, если с вешалками, то для одежды. Всё равно, какая-то мебель нужна, и работы тут совсем немного. Но говорить об этом с дамами - дело пустое. Это мужской разговор. Женщины непременно предложат прислать хорошую мебель, «настоящую». А зачем она тут?
        Однако мужской разговор в этот день случился не с Городом, а с Тором. Вроде бы и случайно. Потому что не считал я себя вправе специально допытываться у него, зачем ходил он к айкупам и что выходил. Понятно, не любовные переживания дочки двинули его в дальний путь…
        - Зачем ставишь ты новые белые хижины? - спросил в этот день Тор, оглядев обе геологические палатки. - Тебе тесно в старой?
        - Нам тесно! - Я улыбнулся. - Нас теперь двое. Мне нужен верстак под крышей. - Я показал на дюралевый стол, как бы знакомя вождя с новым словом. - Лу-у тоже нужно место.
        - Зачем ей место?
        - Я научу её делать лёгкую одежду. Для этого нужно место.
        - Одежду из шкур?
        - Нет. Из са-тина.
        Тор задумался. Что такое «са-тин», он уже знал, но какую из него можно сделать одежду, видимо, не представлял.
        - А зачем ещё одна белая хижина? - спросил он.
        - Ты помнишь, в маленькой белой хижине спали охотники из ту-пу?
        - Помню.
        - А если придут ещё и охотники айкупов? Ты хотел вместе с ними охотиться на ломов… Они согласились?
        - Лар согласился. Охотники айкупов придут. Они и раньше приходили. Спали между наших костров. Мы выносили им шкуры.
        - А теперь ты положишь их спать в двух белых хижинах. В одной - ту-пу. В другой - айкупов.
        Тор опять задумался. Я уже заметил, что каждый новый шаг в нормальной обстановке он обдумывал обстоятельно, неторопливо, спокойно. Взвешивал! А быстрые решения принимал только в минуты опасности.
        - Значит, надо плести пол, - сделал он вывод и вздохнул. - Большая хижина. Много работы.
        - Ты предупредил айкупов, что на них могут напасть хуры? - поинтересовался я.
        - Предупредил, - ответил Тор. - Айкупы будут следить за Акой. Если хуры пойдут, их увидят на Аке. И скажут нам. А мы скажем Уйлу. И тоже будем следить за Акой. Так мы решили с Ларом. Будем бить хуров вместе. Со всех сторон. Ты дашь оружие айкупам?
        - Дам. Как только появятся хуры. А может, и раньше. Если полечу к ним.
        - Тебя там ждут! - многозначительно произнёс Тор. - Ждёт Лар. Ждёт колдун Чат.
        - Тун-эм! - пообещал я. - Чат знает, где могила Нур-Нура?
        - Знает. Зачем она тебе?
        - Надо посмотреть. Если знает колдун айкупов, должен знать и колдун купов.
        Довод Тору понравился. Откуда я узнал про могилу Нур-Нура, он не поинтересовался, улыбнулся, погладил меня по плечу и пошёл в «свою» геологическую палатку - видимо, прикинуть объём работы по изготовлению пола.
        Именно туда я и принёс ему охотничий нож, который взял для него в Нефти. Как и положено, он обнюхал отдельно ножны и нож, погладил лезвие, осторожно лизнул его, пообещал мне «тун-эм», вернул нож в ножны и заткнул за пояс. Теперь он мог не завидовать моему ножу. Всё-таки мы с Тором стали совсем близкими родственниками…
        Дипломатические его способности порадовали меня особенно. Именно он сложил практически тот военный союз, который предложил Уйлу. А объединение мирных племён - вначале для отпора агрессору, потом для развития экономики - вот, собственно, и предел сегодняшних моих мечтаний. Без Тора тут теперь - никуда!
        Однако спешить с этой информацией в Совет пока не буду…
        Розита в этот вечер вызвала меня сама, не стала для начала допытываться о моих новостях, а передала свои.
        - Пленные урумту разговорились, - сообщила она. - Раскрыли политическое устройство племени. Тебе интересно?
        - Странный вопрос!
        - Не удивляйся. - Она вздохнула. - У нас сейчас много странного… И ты, кстати, в этом участвуешь… - Она помолчала, как бы приглашая меня удивиться, возмутиться или хотя бы уточнить, что она имеет в виду. Но я промолчал, потому что всё понял. А она догадалась, что я всё понял и ничего уточнять не стану. И потому продолжила: - У них руководит племенем пятёрка. Её никто не выбирает. Она сама пополняет свой состав, когда хоронит кого-то из своих членов. Один из этих пяти - вождь. Но племя не знает, кто конкретно. Пятёрка распоряжается от его имени. Имя всегда одно. А кто под этим именем - дело тёмное. Только пятёрка это знает… Распоряжения выполняются беспрекословно. У пленных и мысли нет, что можно не подчиниться пятёрке. Такое вот очень жёсткое коллективное руководство. Говорят, так научил Нур-Нур.
        - Опять Нур-Нур!
        - Опять! - согласилась Розита. - Может, мы ещё не раз о него споткнёмся.
        - Между прочим, сегодня я узнал, что могила Нур-Нура - южнее племени айкупов. А где-то за этой могилой - племя килов. Можете ориентировочно нанести на карту. Авось и спутник подскажет селение килов.
        - Любопытно! Значит, всё-таки Нур-Нур - не миф? Приметы могилы тебе не сообщили?
        - Увы…
        - Значит, со спутника её не возьмёшь. Будешь сам к ней пробираться?
        - Попробую… Как отнеслись пленники к своим перспективам?
        - Лояльно. На всё согласны, лишь бы вернуться в племя с новыми женщинами. Причём хотели бы получить не по одной.
        - Им ещё не объясняли преимущества парного брака?
        - Пытались. Но не доходит. - Розита хмыкнула. - По-моему, их легче научить топить печки. Это что-то конкретное. Абстрактное мышление у них не развито. - Она помолчала, как бы раздумывая. Потом уточнила: - У тебя какие-нибудь новости есть?
        - Вторую палатку поставил. Один контейнер разгрузил. Хватит! Да здравствует мирная жизнь!.. Кстати, костры перед пещерами ещё не зажглись?
        - Об этом тебе сообщили бы немедленно! - жёстко ответила Розита. - Ну, ухр!
        И отключилась.
        Деловой разговор. Без эмоций…
        Я посмотрел на часы. Раньше в это время её в студии уже не было, дежурил Омар. Похоже, у них сдвинулась сетка. И это вполне естественно, если не нужно после работы мчаться в биолёте на космодром за десятки километров, если можно просто подняться на лифте и спокойно войти в квартиру.
        Значит, в звездолёте Розиты уже нет…
        49.Дворцовый переворот
        - Сандро! Считай, что сегодня я вызываю тебя вместо Розиты. Понимаю, это неравноценно. Но разок переживёшь?
        - Всегда рад тебе, милый Бруно! В любых обстоятельствах.
        - У меня мужской разговор.
        - Как кстати! У меня к тебе - тоже.
        - Тогда, может, ты и начнёшь?
        - Уж лучше я кончу. Тут дело чисто хозяйственное. А у тебя, небось, высокая политика?
        - Как ты угадал?
        - Ну, какие ещё у нас с тобой могут быть мужские разговоры? Женщины меж нами не гуляли. И, надеюсь, не будут.
        - Я тоже надеюсь.
        - Слушаю тебя, Бруно.
        - Я тут, знаешь, мозаикой увлёкся… Выкладываю красочное панно из событий на Западном материке. Всё-таки краем ногтя и я теперь к ним прикоснулся… И почему-то мелькают белые пятна. Там, где их быть не должно.
        - Вообще-то это занятие скорее в характере Тушина.
        - Снова ты угадал! - Бруно коротко хохотнул. - Мы это делаем вместе.
        - Теперь всё понятно. Где пятна?
        - Ты летал куда-то на север. Освобождать каких-то женщин. Или собирался лететь… Был такой душевный порыв?
        - Был полёт.
        - Освободил?
        - Одну из четырёх.
        - Остальных уволокли в пещеры?
        - Увы.
        - Подробности помнишь?
        - На склероз не жалуюсь.
        Коротко я выложил ему подробности.
        - А почему ты пошёл туда один?
        - Если ты знаешь, что я туда пошёл, ты должен знать и то, почему один.
        - До меня докатилась такая крылатая фраза: «Нечего разбойничать на территории другого племени. Даже если оно само разбойное». Ты подобное слышал?
        - Слышал.
        - Тогда всё ясно. Теперь: что предшествовало угону прекрасных дам?
        - Ты помнишь, как я просил тебя и Джима собрать в лесу оружие?
        - Помню. Но помню и то, что это было практически невыполнимо. А что, они вернулись?
        - К сожалению.
        - Подробности ещё не забыл?
        Я снова выложил ему кошмарные подробности возвращения урумту в посёлок «пещерных крыс». Вплоть до трупов, которые плыли потом по Аке.
        Бруно слушал, не перебивая. Мне приходилось спрашивать его: «Ты тут? Слушаешь?» - «Тут, - отвечал он. - Жми дальше!»
        - Какие выводы сделали вожди? - поинтересовался потом Бруно. - Мы поняли, что какие-то выводы были, раз уж есть у нас анализ крови Уйлу.
        Я рассказал ему о выводах. В том числе - о визите Тора к айкупам.
        - Сколачиваешь союз трёх племён? - уточнил Бруно.
        - Его сколачивают урумту. А я лишь не препятствую. Союз-то оборонительный! Люди впервые почувствовали, что могут достойно сопротивляться. Я ведь тут ничего никому не навязываю. В «Малахите» нам не раз цитировали Герцена: «Взять неразвитие силой - невозможно». Это я помню. Всё происходит в меру их развития. Просто я приоткрываю им какие-то новые возможности. Коих раньше не было.
        - Почему же ты обо всём этом молчал?
        - Потому что нарвался на знакомую тебе крылатую фразу. Она погубила трёх женщин. Их вполне можно было отбить. Не хотел чего-нибудь ещё в том же духе. В конце концов, у каждого свои представления о справедливости. И каждый действует в соответствии с ними.
        - Но мне-то ты мог бы сказать! Или Михаилу…
        - С детства отучен жаловаться. Родители воспитывали фразой: «Решай всё на своём уровне!» Так и живу. Претензий никому не предъявляю.
        - Ты не берёшь на свою душу тех трёх женщин?
        - Нет. Я мог бы спасти их только ценой массового убийства. Устелить их путь к вертолёту трупами… Но не решился. Да и карабина с собой не прихватил. Однако: были бы три вертолёта и шесть человек - хватило бы и слипов. Вернули бы домой всех дам.
        - Ты и дальше собираешься зажимать информацию?
        - Для Совета - да. Для тебя всё открыто. Сменится председатель - всё вернётся на круги своя…
        - Ну что ж… - Бруно хмыкнул. - За Западный материк я теперь спокоен. С твоим характером он не пропадёт… А что у тебя за мужской разговор?
        - Так, мелочь… У меня тут скопились семь контейнеров. Два из них - холодильники. Один, я надеюсь, мне будет позволено оставить. Как раз в качестве холодильника. Из остальных пяти три тоже хотелось бы оставить, в качестве шкафов. Вчера я один очистил и прикинул. Работы немного. И тогда шкафы сюда не возить. Имею я право на какую-то мебель?
        - Ты имеешь право вообще эти вещи не согласовывать. Я не понимаю, почему ты об этом заговорил?
        - Потому что есть какой-то список моего довольствия. Раз список - значит, ограничения. Обсуждать их с Женькой - противно. Впутывать Розиту - не хочется. Сам понимаешь…
        - Да… - Бруно помолчал. - Сплошные неудобства… Но какой список? До меня только сейчас дошло… Ты там знаешь, а я тут - нет!.. Ты не шутишь?
        - Увы… Список существует. Так контейнерами я могу распорядиться?
        - Конечно! И не спрашивай больше никого ни о чём. За это отвечаю я. Как член Совета. Завтра я тебя вызову. В это же время. Не возражаешь?

* * *
        - Сандро? Это опять я. Сутки отстучали… Розита сегодня тебя вызывать не станет.
        - Я уже понял, Бруно. Ты взял её обязанности на себя?
        - Ты сильно огорчён?
        - Я люблю вас обоих.
        - А ей ты это когда-нибудь говорил?
        - Она не слышит.
        - Вы оба ещё так молоды! Всё впереди!
        - Спасибо! Теперь мне будет легче жить.
        - Тебе вообще будет легче жить. - Бруно хохотнул. - С сегодняшнего вечера председатель Совета я. И дальше, как обычно, пойдёт по кругу. Евгений из него выпал. Пока… А там видно будет.
        - Дворцовый переворот? Впервые на этой планете?
        - Всё проще, старина. Всё проще… - Бруно вздохнул. - Мелкое исправление в графике дежурств. Только и всего.
        - Как же это случилось?
        - Собрались командиры. Кофейку попили. Только командиры кораблей! Всё пошло от них… Толя Резников поделился с отцом своими соображениями. Отец - с Михаилом. Михаил приволок меня. Вы, мол, друзья… Выясни обстановку… Ну, я доложил. С твоей помощью… Рассудили они здраво. Тебя сейчас заменить невозможно. Некем! А Евгения заменить - никаких проблем. Собрали Совет. Он и заменил… А дальше передаю тебя снова в нежные объятия Розиты. Завтра вызывай её. Или она тебя… Информацию не прячь. Всё будет понято правильно. Мне ты веришь?
        50.Мир за чужой счёт?
        Утром я выгребал в вертолёте из второго контейнера остатки сатина, ленты, нитки, иголки, ножницы. Первый контейнер уже стоял в палатке, и по пути к вертолёту я подыскал в лесу длинный гладкий сучок. Чтобы сделать временную перекладинку для одежды.
        Сидел я в машине спиной к пульту управления, боком ко входу, и дверка была распахнута, И вдруг в ней мгновенно бесшумно возникла тёмная фигура в мешке из шкур. Кто-то прыгнул на ступеньку сбоку, подкравшись за фюзеляжем машины.
        Ни один из купов так не поступил бы - это я знал. Ни один из купов не ходил в мешке из шкур - только в набедренных повязках. Автоматически я схватился одной рукой за слип, другой - за карлар, и в ту же секунду слип был направлен на человека.
        - Сан! Сан! - услышал я.
        Человек протягивал ко мне открытые тёмные ладони. В них ничего не было.
        Я поднял взгляд от рук к лицу. Передо мной стоял Вук.
        Поймав мой взгляд, он тут же сделал молниеносное движение вокруг головы - попросил мыслеприёмник. Запомнил…
        Как обычно, три дуги висели возле дверки на стене салона. Я протянул одну неожиданному гостю, другую надел сам.
        - Ты отпустил меня, - сказал Вук. - Ты дал мне в дорогу еду и быстрый огонь. Я никогда этого не забуду.
        - Ты отпустил знакомую девушку, - ответил я. - Её удалось вернуть домой. Я тоже никогда этого не забуду.
        - Она сказала, что я отпустил? - Вук улыбнулся. Впервые увидел я на его мрачном лице не усмешку, а именно улыбку.
        - Сказала, - подтвердил я.
        - Она звала тебя, - вспомнил Бук. - Ты звал её. Поэтому я отпустил.
        - Вы насиловали её? - спросил я.
        Вук опустил голову и не ответил.
        - И ты?
        Вук глядел в пол вертолёта и молчал.
        Вообще-то теперь я имел моральное право выпнуть его из машины и с наслаждением растереть в порошок. И мускулы мои уже напряглись.
        Но пронзительная, как молния, мысль остановила меня: ведь он парламентёр! Он безоружен! И, значит, не пришёл бы сам по себе. Его послали! Он был единственный гонец из разбойного неукротимого племени, который вообще мог сюда прийти с каким-то разговором. Парламентёрами далеко не всегда посылают ангелов. Чаще всего посылают просто тех, кто способен о чём-то договориться. Значит, в племени урумту считают, что Вук - способен?
        Растереть в порошок безоружного парламентёра я не имел права. Политического права! Политикам сплошь и рядом приходится общаться с полными ублюдками и даже с явными убийцами. Это тошнотворное общение - их работа по защите интересов собственного народа. Пока был далёк я от политики, был свободен и от такой постылой обязанности. Но уж коли взялся за гуж…
        Да и что нам делать потом с этим племенем, если с парламентёром не договоримся? Ведь другого гонца может и не быть. А договариваться всё равно надо. Ибо вести войну на уничтожение мы не имеем права.
        - Что привело тебя сюда? - как-то невольно замедленно, заторможенно спросил я. И убрал за пояс оружие.
        - Пятёрка прислала. - Вук, похоже, быстро сообразил, что ни убивать его, ни усыплять я не намерен. Он осмелел и присел боком на порог салона.
        - Что она просила передать?
        - Чтобы ты не мешал нам идти к айкупам.
        - Все, кто пойдёт туда - погибнут, - пообещал я. - Никто не вернётся. Неужели вы не поняли?
        - Мы поняли, что у ту-пу есть твоё оружие. Раньше у них такого не было. Мы видели за оврагом купов. Мы не пошли на купов и больше не пойдём на ту-пу. Мы не можем отдавать десять охотников за одну женщину. - Вук говорил бойко, как будто выучил не свои слова. - Пропусти нас на айкупов! Иначе племя может погибнуть.
        - Я знаю, где стоят ваши плоты. - Рукой я показал в сторону бухточки, которую разглядывал однажды в полёте. - Недалеко отсюда… Если вы туда придёте, вас окружат сразу три племени. Сыны неба видят сверху все ваши походы. И предупредят ваших врагов. У них будет наше оружие. Ни один урумту не уйдёт живым. Лучше не приходите!
        - Что же нам делать? - растерянно спросил Вук. - Ведь племя погибнет.
        Я вспомнил его слова на «допросе»: «Раньше умирает тот, кто достоин смерти». Напомнить бы ему их сейчас!
        Но что-то сдержало меня. Наверное, с детства внушённое: «Лежачих не бьют»? Как и тому древнему политику, потомку двух прекрасных писателей, никто не напомнил его аналогичных безжалостных слов, когда погибала, рассыпалась от всенародного презрения его мертворождённая «партия» - последний оплот его так называемых «идей», надолго разоривших великую страну.
        «Наверное, надо о другом», - подумал я.
        - Вас убивают ваши пещеры, - сказал я Вуку. - Из их стен сочится смерть. Поэтому вы умираете молодыми. Поэтому и может погибнуть ваше племя - от пещер. Ваши женщины умирают раньше, потому что вы не выпускаете их на воздух. Без свежего воздуха любой человек умрёт раньше. Попробуй на себе - раньше всех помрёшь! Вам надо уйти из пещер в хижины, жить каждому со своей женой. Тогда будете жить долго, и вам хватит женщин. В других племенах женщины живут дольше мужчин. Но мужчины не держат их взаперти.
        - В твоём племени - тоже? - с явным любопытством поинтересовался Вук.
        - В моём - тоже, - успокоил я его. - Поэтому нам женщин хватает… Мы можем дать вам тёплые хижины. Два ваших охотника сейчас учатся жить в таких хижинах. Они вернутся к вам со своими жёнами и с тёплыми хижинами. Уйдёте из пещер - племя не погибнет!
        - Откуда у вас двое наших? - Вук очень удивился.
        - Мы навели на них сон и увезли спящими.
        - Они вернутся с жёнами из вашего племени?
        - Из племени наших друзей.
        Вук задумался. К такой новости он не был подготовлен теми, кто его послал.
        - Их не послушаются, - наконец заключил он. - В хижины не пойдут. Племя слушается только тех, кто в пятёрке. - Он растопырил пальцы в воздухе.
        - Но вы не помешаете им жить в хижинах со своими жёнами?
        - Пусть живут! - снисходительно согласился Вук. И неожиданно предложил: - Мы можем дать тебе много-много шкур ломов. Они тёплые и мягкие. В твоей хижине я не видел ни одной такой шкуры. А ты дай нам оружие, как у ту-пу.
        - Не дам! - ответил я. - Пока угоняете чужих женщин, оружия не получите. Переходите в хижины. Живите каждый со своей женой. Тогда женщины сами пойдут к вам из других племён. И хорошее оружие дадут вам сыны неба. Передай это «пятёрке».
        Он не удивился, что я знаю о «пятёрке». Может, ему казалось, весь мир про неё знает? Но над словами моими он опять задумался.
        Это, собственно, и было то, что мне надо. Понятно же, что никаких моих пожеланий с ходу они не примут, не могут принять. Но пусть хоть задумаются над ними! Для начала и то ладно…
        Обдумывая ответ, Вук обшаривал взглядом машину. Глубоко посаженные тёмные глазки его, одновременно и хищные и затравленные, словно ощупывали незнакомые предметы и прикидывали возможное употребление. Понятно, в пределах его знаний… А уровень их, по-моему, на столетия отставал от того, что знали охотники купов и ту-пу.
        Впрочем, может, я и ошибался? По крайней мере, способность к быстрому обучению племя Вука продемонстрировало очень даже наглядно.
        И вдруг этот дикарь выдал мысль, которая меня поразила.
        - Ты как Нур-Нур, - сказал он. - Ты не любишь тех, кто ест людей. А мы знаем такие племена. Там людей едят. Если мы у них возьмём женщин? Ты не будешь мешать?
        Впервые не нашёл я сразу, что ему ответить. Врасплох застал такой вопрос. Чем дальше уходила в прошлое «лесная победа» ту-пу над племенем Вука, тем яснее мне становилось, что «победа» эта оказалась полным моим поражением. Ни крови не удалось избежать, ни трупов, ни угона женщин… Ценой громадных жертв урумту продолжали действовать по-своему. Изменить их тактику - не получилось! Не говоря уж о стратегии…
        Что же сулит новый извив их тактики? Какое новое поражение ждёт меня на этом пути? Ведь какими бы беспросветно отсталыми ни были те людоедские племена, - когда-нибудь придётся иметь дело и с ними. И когда-нибудь урумту им доложат: «Это Сан разрешил похищать ваших женщин». Дойдёт сквозь любое время! Как доходят заветы и пристрастия Нур-Нура…
        Однако где те племена? Западнее селения ту-пу - вплоть до громадного безводного нагорья! - не обнаружено ни одного селения. Спутник всё там прощупал… Только блуждающие костры… На самом нагорье тоже безлюдно. И это естественно - раз безводно… Значит, в западных лесах, доступных пешим походам урумту? Значит, селений у людоедов нет? И значит, практически помешать налётам урумту я не способен. Как бы ни хотел… Защищать мы можем только селения, но не блуждающие по лесам дикие семьи.
        Однако Вук этого не понимает, раз спрашивает разрешения… Он не знает, что я лишь догадываюсь, где эти племена. Он явно преувеличивает мои возможности. Вот где их просчёт! Уж его личный или всей пятёрки - неважно…
        Ну, а для тех неведомых женщин из неведомых племён что лучше: стать секс-рабынями в чужих радиоактивных пещерах или быть съеденными собственными соплеменниками? Ведь каннибалы жрут и женщин, когда больше некого. Пожирают всегда тех, кто слабее.
        Вообще-то для людоедских племён характерен групповой брак. Иного там, по уровню развития, и быть не должно. Не все племена, живущие в групповом браке, едят людей. Но почти все людоеды живут в групповом браке. Это мы тоже проходили в «Малахите»…
        Значит, для женщины переход из одного группового брака в другой такой же не должен стать крушением основ, кошмарной трагедией и вообще концом нормальной жизни. Это не будет потерей личности, потому что женской личности там, по сути, пока нет. Там может быть только личность самки. Если, конечно, у самки бывает личность… И даже более того: переход из каннибальского племени в бывшее каннибальское можно считать почти прогрессивным. Пусть и насильственный переход!.. Хоть от человечьего мяса отвыкнут - и то ладно!.. Тех каннибалок я не видел, не знаю… Может, они вонючи, сплошь волосаты и даже с хвостами? Пожалеть их надо или, напротив, за них порадоваться?..
        Такая вот неожиданно вылезла логическая цепочка - как будто от меня на самом деле зависела судьба тех женщин. Ай да Вук! Ай да голова! А я его хотел в порошок…
        Может, и образуется тут какая-то передышка для окружающих мирных племён? Может, сдвинется на запад вековая война?
        Не очень-то, конечно, благородно решать свои проблемы за чужой счёт. Но если иначе пока не получается? Если иначе кровь потоком, трупы по реке и нормальные женщины в рабстве?
        Полез в политику - защищай свой народ! Точнее - свои народы…
        Зря, что ли, учил нас в «Малахите» хлёсткими афоризмами один знаменитый политолог: «Политика - это мисс Компромисс…»?
        Боже, да о чём тут столько думать?
        Вук, видно, понял, что сумел залезть мне под кожу. Он уже не осматривал вертолёт. Он напряжённо следил за моим взглядом. Глубоко посаженные глазки его смотрели на меня пронзительно и даже как-то сочувственно. Он словно догадывался: мне надо через себя перешагнуть, чтобы согласиться.
        И я решил подтвердить его догадки.
        - Пока не стану вам мешать, - пообещал я с таким мрачным видом, как будто кусок от сердца отрывал. - Не хочу гибели твоего племени. Как и Нур-Нур не хотел. Живите! Но - в мире с моими племенами! Не трогайте купов, айкупов, ту-пу и килов! У них будет наше оружие. Добывайте себе женщин только в лесах на закате.
        - Килов мы не знаем, - сказал Вук. - Где они?
        - Не знаете, и не надо! - Я усмехнулся. - Незачем вам их знать. Они людей не едят.
        - Если мы пойдём через леса ту-пу, - деловито поинтересовался Бук, - они нас пропустят?
        - Обходите эти леса подальше, - посоветовал я. - Если хотите быть живы… Идите вдоль озёр. Там много птиц. Будете сыты в пути.
        Вук помолчал, подумал - и согласился;
        - Ты прав. Там много птиц. И там есть по пути пустые пещеры. Я ночевал в них мальчишкой. Когда охотились на ломов.
        Я достал ложку, открыл банку тушёнки и дал Вуку попробовать. Всё-таки гостя положено попотчевать… Особенно после заключения мирного договора… Тушёнка Вуку понравилась. Ложка - тоже. Может, даже больше, чем тушёнка. И понравилась ему кисло-сладкая «Тайпа», которой он запил угощение. С собою я дал ему ещё две ложки, две банки тушёнки и полиэтиленовую бутылочку «Тайпы». Заодно научил открывать то и другое. Удержать в руках больше он не мог. Приучать его к сумкам казалось мне рановато. Но в пути пусть вспоминает добром второй наш разговор…
        Когда Вук спрыгнул с вертолёта, мне показалось, что в кустах на противоположной стороне полянки кто-то дёрнулся. При полном безветрии шелохнулась ветка. И как будто пальцы тёмной ноги мелькнули под кустом.
        ЭМЗа с собой не было - остался в палатке. Привык я к здешней безопасности… Купы, верилось, в меня не выстрелят. А если это какой-нибудь урумту, сопровождавший Вука, то вроде бы и он не должен. Вук выскочил из вертолёта целый, невредимый, даже весёлый. Видно, долгая моя задумчивость очень пришлась ему по душе.
        Однако на всякий случай дверку машины я тут же прихлопнул, и как ушёл Вук с полянки, не видел.
        За откидными солнцезащитными стёклышками я нащупал, как и положено, две пары очков - коричневые и синеватые. Коричневые приготовил на выход - чтоб стрела ненароком не залетела в глаз. Синеватые засунул обратно. И тут вспомнил, что мыслеприёмника с Вука я не снял. Так, с дугой на голове, он и ушёл.
        Жаль! Наверняка пропадёт!
        Набивая в сумку последние отрезы сатина и мотки ярких лент из контейнера с подарками для купов, я думал о том, что политика, как учили нас в «Малахите», это, конечно, искусство возможного. Выше головы, как говорится, не прыгнешь… И в то же время, как всем широко известно отнюдь не из учебных курсов, политика - дело грязное. И глядеть на неё порой просто невозможно, невыносимо!
        На своём опыте убедился.
        51.«Человеческие судьбы ненадёжны, как погода…»
        Вечером Розита, не спросив о моей информации, предложила свою:
        - Пленники добавили новую деталь. Оказывается, урумту не выпускают из пещер своих дам, оберегая их драгоценную жизнь. Мол, если разбегутся, их сожрут в лесах звери. Именно этот довод используется в племени. Пригодится тебе такая деталь?
        - Возможно. Спасибо.
        - И ещё новость. - Розита как бы торопилась чем-нибудь порадовать. - Расконсервировали на «Рите-два» цех для производства супердека. Из него будут отливать хижины по твоим чертежам. Ты хоть смутно представляешь себе, что такое супердек?
        - Даже и не смутно. Сплавы резины с пластмассами. Их сотни. С малолетства знаю. Слово звучало дома постоянно.
        - Вот как? - Розита удивилась. - А я его тут впервые услышала. Почему же оно звучало у вас дома?
        - Отец занимался пластмассами. Он был автором двух десятков различных супердеков. Если не больше… Из опытных образцов отливали мою детскую мебель. Мне разрешали стулья ломать. Если силы хватит… По сути, я был подопытным кроликом.
        - Как любопытно! - Розита отчётливо вздохнула. - Я не догадывалась о таких подробностях твоей бурной биографии. Теперь ясно, почему у твоей мамы слёзы навернулись, когда она услышала про этот цех. Я-то не могла понять… Ничего она не объяснила…
        - Она вообще ничего о себе не объясняет. Её принцип: понимайте, как хотите! В меру своего ума…
        - Так это и мой принцип! Ты был единственным исключением. Был… - Розита помолчала. - Может, поэтому мы с Лидой как родные?
        - Это я заметил.
        - Мы отвлеклись… - Розита опять вздохнула. - Хотя отвлечение было так любопытно!.. Тебе интересно, как будут отливать хижины?
        - Допускаю - по принципу термоса. С вакуумным утеплителем. Иначе ничего не получится.
        - Как ты догадался?
        - Всё-таки, я технарь. Просто не знал, что у нас есть в запасе такое производство. Вебер его извлёк?
        - Да.
        - Головастый парень! Проблему жилья для урумту он решил.
        Розита промолчала.
        - Как теперь будете учить пленников? Где? Всё ведь меняется…
        - Ну, уж, по крайней мере, не в деревянных домах Нефти. Теперь в них нет нужды. Хотят отлить для начала модель хижины. Из чистых пластмасс. И учить на модели. Пока учат, цех пойдёт. Модель поставят где-нибудь возле Города.
        - Для дикарей очень важен запах. Не забудьте про ароматику! Отец о ней очень заботился. Хоть и не для дикарей работал…
        - Спасибо. Передам. А что у тебя?
        - Сегодня в моём вертолёте был Вук. Помнишь его?
        - Ещё бы! Приходил мстить?
        - За что?! Я отпустил его с едой и зажигалкой. Он сказал сегодня, что не забудет этого никогда.
        - И ты с ним разговаривал? После того, как он угонял женщин из ту-пу?
        - Разговаривал же Рузвельт со Сталиным! И не раз! Хотя и знал, что Сталин - палач. Не мог не знать… А сколько политиков разговаривали с Гитлером и Пиночетом? Ручку им жали… Я хоть ручку не жал.
        - Не зря я всегда старалась держаться подальше от политиков. - Розита хмыкнула. - И руки у них не всегда чистые, и надёжности никакой.
        - Все люди надёжностью небогаты. Читай бессмертного Руставели: «Человеческие судьбы ненадёжны, как погода. Небеса то блещут солнцем, то обрушивают гнев…» Навсегда сказано!
        - А для политиков - особенно! - Розита помолчала, потом вдруг призналась: - Был у меня ранний опыт… И что же Вук у тебя выходил?
        - Как минимум - пакт о ненападении. А может и мирный договор. Первый на этом материке. И второй на планете. После маратовского…
        Я имел в виду «мирный договор» с племенем ра, который подготовил Марат Амиров и «подписал кровью» Фёдор Красный. Правда, уже после того договора ра убили мою Бируту… Но после Бируты - пока никого.
        Розита молчала. Должно быть, тоже вспоминала Бируту, Ольгу. Они ведь дружили… Потом тихо поинтересовалась:
        - И каковы пункты договора?
        Я коротко изложил. С полной самокритикой насчёт неведомых каннибалок, которыми пришлось при этом пожертвовать. Но ведь и не капитуляцию урумту я подписывал! Всего лишь мирный договор… Без жертв он невозможен.
        - И ты веришь этому дикарю? - ехидно спросила Розита.
        - Вынужден! Когда заключаешь договор, заставляешь себя верить. Иначе никакие договоры невозможны. Вот зажгутся костры перед пещерами, посмотрим, куда пойдут люди. Отыщем новые племена - проверим на каннибализм.
        - Как?! - Розита ужаснулась. - Кого на съеденье отдадим?
        - Подвернётся кто-нибудь. Не волнуйся! Сейчас карта нужна! На моей карте ту-пу - почти с краю. Что за ними? Кто за ними? Нужна карта ещё на две-три сотни километров к западу. Буду исследовать. Собирались ведь второй спутник перегнать сюда. Перегнали?
        - Перегоняют. Это не быстрый путь. Ещё что у тебя?
        - Записывай! Вот сегодняшний отчёт…
        - Включаю запись.
        - Итак. Утром - переговоры с парламентёром из урумту. Договорились о ненападении на племена купов, айкупов, ту-пу и килов. Расход: три банки тушёнки, три ложки, две бутылки «Тайпы». Мирные переговоры на Земле обходились куда дороже.
        - Кто такие килы?
        Я объяснил. Что сам знал.
        - Дальше…
        - Провёл первое занятие курсов кройки и шитья. Как разворачивать сатин в один слой, примерять на талию, резать ножницами, сшивать иголками. Выяснилось, что купы сшивают шкуры сухожилиями с костяными иголками.
        - Какие модели изучали?
        - Юбки, понятно. Штаны тут пока неведомы.
        - Сколько слушательниц?
        - Одна. Дочь вождя. Но она обещала учить других.
        - И какая у неё талия?
        - Шестьдесят.
        - Нормально. А почему сам других не учишь?
        - Осторожничаю. Не вызвать бы чью-то ревность. Этим ведь всё можно разрушить.
        - А тут?
        - Тут всё спокойно.
        - Значит, она в тебя влюблена. Я давно подозревала.
        - И поэтому…?
        - Нет! Не поэтому!
        - Сотри этот кусок!
        - Непременно!.. Ещё что успел?
        - Сходил на болото пристрелять карабин. В порядке пристрелки снёс голову косуле. Притащил её к кострам, отдал женщинам. Освежевали без меня. Очень удивились, что нет головы. Тут голова - трофей! Зубы идут на ожерелья. Но её разнесло на куски. Калибр крупный! Зубы собирать не стал.
        - Было ещё что-нибудь?
        - Добрался до самовара. Сегодня впервые на этом материке попил чаю. Угостил вождя, его жён и детей. Чай понравился. Ребятня получила первый урок обращения с котлом. Когда-нибудь пригодится… Мужчины заинтересовались не столько самоваром, сколько туристическим топориком. Я им щепки колол… Предлагали применять топорик в охоте. Этого я и опасаюсь. Поэтому надёжно прячу его в палатке. К счастью, тут не воруют.
        - Почитать ничего не успел?
        - Где уж!.. Может, завтра, если хуры с утра не придут.
        - А вечером?
        - Вокруг фонарика - туча комаров. Читать не дают.
        - Не будешь читать - одичаешь.
        - Это я помню.
        - Вот пока помнишь, ещё не безнадёжен. Как только забудешь, считай, одичал. Кстати, о комарах… Ренцел интересовался: как с ловушками?
        - Завтра расставлю. Они оказались под самоваром. Ты не знаешь, кто у Натана в лаборантках?
        - Неяку Нгуен. А зачем тебе?
        - Она собиралась сюда прилететь. Надо хоть имя знать… Она из Вьетнама?
        - Нет, из Салехарда. Где-то поблизости от твоего Урала. Сама так сказала. Когда я готовила репортаж об их лаборатории.
        - На Южном полуострове я работал с Нгуеном Тхи. Он из Вьетнама. Это не одна семья?
        - Одна.
        - Завидую твоей осведомлённости. Всех, наверное, знаешь.
        - Кроме себя! В себе никак разобраться не могу…
        Розита вздохнула и отключилась.
        …Даже в самой сладкой женщине есть что-то горькое. Помнится, это Заратустра говорил в знаменитой книге философа Ницше. Читали мы её потихоньку в «Малахите» вместе с Бирутой, и она этому наблюдению совершенно не поверила. И я - с нею.
        Однако Розита невольно напомнила мне об этом с самого начала. И чем дальше, тем больше убеждался я, что Фридриху Ницше встречались, видимо, именно такие женщины.
        Похоже, теперь эта горечь стала подступать и к горлу самой Розиты.
        Только моей горечи от этого не убывает. Но кому повем печаль мою?
        52.Молитва чужому Богу. Из книги исторических новелл
        Рассказывала уральская учительница, дочь «декабристки», добровольно уехавшей в 1938 году с двухлетней дочкой из тёплой подмосковной Тулы к ссыльному мужу в холодный Салехард на Полярном круге:.
        - Папа умер в Салехарде от чахотки. Она свирепствовала там среди ссыльных тридцать седьмого года. Спустя зиму после похорон маме удалось получить работу с квартирой в Берёзове. Мама не была осуждена, выезд ей разрешили. В Берёзове требовалась старшая медсестра, а у мамы был диплом врача. Но она согласилась работать медсестрой ради больничной квартиры. Берёзово южнее, там чуть-чуть теплее, чем в Салехарде, чуть-чуть меньше шансов на чахотку.
        Как раз в школу я пошла, в первый класс - в ту осень это было. В сорок третьем году. Снег уже прочно лёг - он рано там ложится. Но Обь ещё не стала, ещё только шуга забелела по ней. Ещё бегали торопливо пароходы, катера тянули баржи и плоты леса - к Лабытнангам. Там заключённые строили железную дорогу на запад, к Уралу.
        Утром, помню, пришли с юга две длинные баржи, и с них долго высаживали на пристань ссыльных калмыков - с детьми, узлами, в стёганых халатах, в жёлтых тюбетейках, в тоненьких сапожках без каблуков, в галошах, надетых на носки…
        С пристани хорошо видна была облезлая берёзовская церковь, и ссыльные почему-то потянулись именно к ней, окружили её плотным кольцом, уселись прямо на снег и стали молиться. При этом мужчины - по христианскому обычаю! - поснимали тюбетейки и шапки. Черно стало от их голов!
        Ссыльных были сотни, и заунывный вой поднялся над тихим обычно Берёзовом. В этом вое слышались и жалобные женские взвизги, и плач детей, и надрывный сухой кашель множества простуженных людей.
        Церковь, конечно, не действовала, священника в Берёзове не было, но несчастные люди, пригнанные в далёкий чужой невероятно холодный для них край, долго молились на непонятном мне языке. Видно, просили Бога - своего ли, нашего ли! - чтобы спас их. А больше просить было некого.
        Вокруг постепенно собрался берёзовский народ, и толстое тёмное кольцо сидящих на снегу ссыльных окружилось тонким пунктирным кольцом местных жителей. За спиной и вокруг себя слышала я негромкие переговоры:
        - Свой-то Бог призвал их хлебом-солью фашистов встречать. Теперь, вишь, нашему Богу молятся…
        - Ну, так ить не все! Бабы-то с детишками при чём?
        - Одних баб, что ль, в голой степи оставлять? Тоже не дело… Передохнут! Пожалели, видать, вместе сослали…
        - Ничо! Среди наших мансей обживутся, потеряются. Таки же косоглазые!
        - Оно, видно, сверху так и задумано.
        - А всё-тки жаль их! Люди же! Хоть на квартиру пускай от жалости… Собаку-ту бездомну в мороз пожалеешь…
        - И то сказать… Не помёрзли бы с непривычки… Дров-то с собой на барже не привезли.
        - Каки в степи дрова? Там кизяками топят.
        - Много с их тепла!.. Дерьмо оно и есть дерьмо…
        Днём ссыльных покормили из какой-то походной кухни, потом стали распределять по квартирам, развозить телегами по окрестным сёлам. Снега ещё мало было, сани не шли. Но уже было холодно, и калмыки дрожали в неподходящей для сибирской зимы одежде. Некоторые сразу попали в мамину больницу, особенно дети. Умирали они в первую зиму буквально как мухи. Три калмыцкие девочки, которые попали в наш первый класс, до весны не дожили. И по-русски они понимали плохо. А учили, понятно, на русском. Калмыцкого в Берёзове не знали.
        В конце пятьдесят шестого года я заканчивала педучилище в Ханты-Мансийске. Писала в окружную газету, часто бывала в редакции. И узнала там, что ездит по северу Тюменской области зампред Калмыцкого облисполкома, разыскивает и собирает калмыков для отправки в родные края. Не одни, видно, «берёзовские» баржи привезли ссыльных в наш округ… А Калмыкию уже потихоньку восстанавливали. Правда, была она ещё не автономной республикой, как до войны, а просто областью.
        Делалось всё это тихо, без огласки. В газетах - ни слова! А разыскивать калмыков в беспредельной сибирской тайге было, понятно, нелегко. Их широко разбросали, их мало осталось. Имена их и фамилии почти не отличались от хантыйских и мансийских. Возможно, на то и был когда-то сталинский расчёт - на полную бесследную навечную ассимиляцию «провинившегося» народа.
        - А почему бы не опубликовать объявления и статьи во всех районных газетах? - спросила я в окружной редакции. - Прочтут и сами объявятся.
        - Что ты! - ужаснулись местные журналисты. - Этого мы не можем! Это означало бы печатно признать, что был сослан целый народ. Невозможно такое признать!
        Я вспомнила плотное чёрное кольцо на заснеженной площади вокруг церкви в Берёзове. Вспомнила многоголосый вой, взвизги и кашель. Вспомнила жуткую бесполезную, чуть ли не предсмертную молитву чужому Богу.
        Сделать такое мы можем. Но признать!..

* * *
        Так вот почему Розита поторапливала меня с этим чтением! Страшный урок массовой депортации… Мотай на ус! Не повторяй чудовищных ошибок!.. Как и с той давней новеллой про начало города на костях…
        Спасибо, умница! Увы - уже не моя… Пока жив я, такого здесь не случится.
        53.«Зачем к тебе может прийти хур?»
        Языки мы с Лу-у изучали всё время. Днём она показывала и называла мне предметы быта, деревья, кустарники, травы, грибы и ягоды, птиц и зверюшек. Как правило, у меня были для них только обобщённые названия на «глобе». Конкретика не совпадала. Здешние хвойные были не елью, не сосной, не лиственницей и даже не пихтой, а чем-то средним. В ближних лесах существовал всего один тип хвойных деревьев - «кэш» на языке купов. То же самое и с лиственными. Севернее Аки я насчитал всего четыре вида лиственных деревьев. Южнее Аки добавлялись ещё два вида пальм. А вдоль реки гнула тонкие ветки над водой «уя», похожая на плакучую иву. Её ветками купы подвязывали шкуры на талии, и я поначалу принял их за лианы.
        Видимо, постоянство климата не способствует разнообразию флоры. Раз приспособившись, она уже, как говорится, не рыпается, не ищет. Природные условия не заставляют.
        По ночам мы с Лу-у тоже занимались языками. Руку, ногу, шею, уши, нос и прочее можно показать да назвать и в темноте. Порой за ночь удавалось выучить две-три фразы. Мне - на языке купов. Лу-у - на «глобе».
        Однако сплошь и рядом этого не хватало, и приходилось надевать мыслеприёмники. И в эту ночь тоже пришлось. Знакомых слов и заученных фраз было ещё слишком мало.
        - К нам скоро прилетят гости, - сообщил я. - Сын неба и его помощница.
        - Зачем? - спокойно поинтересовалась Лу-у.
        - За комарами, мухами и другими насекомыми.
        - Кому они нужны? - Лу-у рассмеялась.
        - От комаров и мух много болезней. Надо разглядеть насекомых, чтобы избавить людей от боли.
        - Их просто нужно убивать. Когда попадутся под руку.
        - Всех не перебьёшь.
        - Сын неба убьёт всех?
        - Тоже не сразу. Сначала избавит людей от болезней, которые приносят насекомые.
        - Он колдун?
        - Немного.
        - Ты тоже немного.
        - Он - больше, чем я.
        - Он старше тебя?
        - Да.
        - Тогда понятно. А его помощница?
        - Тоже старше.
        - Как их зовут?
        Я назвал.
        - Что я должна делать?
        - Помочь ей. Она скажет тебе, как… А ему помогу я.
        - Что я должна говорить?
        - Тому, кто выйдет из летающей хижины первым, протянешь руку и назовёшь своё имя. Потом протянешь руку тому, кто выйдет вторым, и тоже назовёшь имя. Остальное - когда спросят.
        - Что надеть? Шкуру или са-тин?
        О, женщина! Как же без главного вопроса: что надеть?
        - Завтра мы сошьём тебе новую одежду. Как у наших женщин. Она закроет грудь. Наши женщины закрывают грудь.
        - Это неудобно.
        - Они привыкли - и стало удобно. Ты тоже привыкнешь. И перестанешь замечать.
        - У Неяку грудь будет закрыта?
        - Да.
        - Тогда я согласна. - Лу-у помолчала. - Я постараюсь понять, зачем прилетит сын неба. А вот зачем к тебе может прийти хур, я понять не могу.
        - О ком ты говоришь?
        - О том, кто хотел тебя убить. Кому я швырнула камень в голову.
        - Ты его видела?
        - Кыр его видел.
        Так вот чья нога мелькнула под кустами! Так вот отчего дёрнулась ветка на другой стороне поляны!.. И вот отчего хмурым был Тор, когда я впервые угощал его сладким чаем!..
        Значит, они допускают, что я способен на предательство? Может, потому и чай показался вождю не таким уж сладким?
        - Хур приходил просить о мире.
        - И ты ему поверил? Его надо было убить!
        - Он пришёл без оружия. Нельзя убивать того, кто пришёл к тебе без оружия просить мира. Тогда мира не будет, а будет одна война. Но купам нужен мир. И ту-пу, и айкупам тоже нужен мир.
        - Он всем обещал мир? - Лу-у недоверчиво усмехнулась.
        - Всем.
        - А что ты ему обещал?
        Вот тут я замялся. Нельзя признаться ей, что я согласился на похищение неведомых женщин из неведомых племён. Нормы земной дипломатии безусловно чужды этой неиспорченной душе. Она, по-моему, никогда не поймёт и не примет такую цену собственной безопасности и безопасности своего племени. Её чувство справедливости будет оскорблено. У неё оно - абсолютное. У нас - давным-давно искажённое исторической неизбежностью бесчисленных и жестоких компромиссов. Сейчас ей ничего не объяснишь. Сейчас её можно только успокоить, по сути - обмануть. Как это ни печально…
        - Я обещал хурам новые хижины. Тёплые и чистые.
        - Такие же, как эта? - Лу-у плавно провела рукой по кругу, обозначая нашу пока ещё просторную геологическую палатку.
        - Лучше этой. Сыны неба начинают делать хижины теплее и прочнее этой.
        - Зачем же ты отдаёшь врагам то, чего у тебя самого нет?
        - Чтобы был мир. Ничего нет дороже мира. Будет мир - всё у нас появится. Всем хватит новых хижин. И нам с тобой.
        - Хуры не уйдут из пещер в ваши хижины.
        - Уйдут, если уж просят. Пещеры их убивают. Хуры начинают это понимать. Всем хочется жить долго.
        Я боялся: сейчас она додумается до того, что новые хижины несовместимы с групповым браком, что в них надо жить небольшими семьями. «Как люди…» Именно поэтому просьба Вука может показаться ей неправдоподобной.
        Но, к счастью, Лу-у до этого не додумалась. Она сняла мыслеприёмник, спрятала его, как и я, под подушку и спокойно уснула. Все её проблемы пока были разрешены.
        54.Затишье перед бурей
        Всё получилось «по протоколу». С вечера я включил пеленг в пойме Кривого ручья. Примерно за полчаса до посадки диспетчер Армен Оганисян предупредил меня, что вертолёт приближается к Западному материку. Мы с Лу-у рванули через лесок в пойму. Новый сарафан она надевала уже по ту сторону ручья. А подпоясывалась, когда вертолёт показался на востоке.
        Натан вышел первым, вытер платком вспотевшую лысину, и мы с ним обнялись, как старые друзья, хотя виделись впервые. Если, конечно, не считать телевизионного разговора… С Лу-у он поздоровался очень церемонно и даже чуть наклонился, как бы желая поцеловать ручку. Но Лу-у таких тонкостей не знала и руку поспешила убрать.
        Затем в дверном проёме машины появилась круглолицая и узкоглазая Неяку. Видимо, наблюдала издали за происходящим… Мы приняли её с Натаном вдвоём, и она сразу объявила:
        - Тебя, Сандро, я воспринимаю как старого знакомого. Муж рассказывал о тебе.
        Я вспомнил невысокого немногословного удивительно собранного и точного Нгуена Тхи, техника силовой защиты, и ответил:
        - Да, мы работали с ним душа в душу.
        - Надеюсь, и у нас так же получится. - Неяку улыбнулась и перевела понимающий взгляд на Лу-у. - А это мне помощница?
        - Угадала.
        Они познакомились, и я попросил гостей натянуть мыслеприёмники. Чтобы Лу-у понимала разговор. Хотя всего она понять, естественно, не могла. И уж никак не могла знать, что работа с Нгуеном Тхи на Южном полуострове связана для меня с гибелью Бируты.
        - Тут тебе два контейнера, - объявил Натан. - Медицинский и продуктовый. И две раскладушки, как ты заказывал. Давай выгрузим!
        - И загрузим эти… - Я показал на пустые контейнеры.
        За несколько минут мы произвели замену, и Натан деловито поинтересовался:
        - Где ловушки?
        - В палатке. Надеюсь, вы не на пять минут прилетели? Идёмте в селение.
        - Подожди! - Натан остановил меня. - В машине ещё подарки вождю. Ты нас представишь?
        - С удовольствием.
        - Это займёт много времени? У нас всего день.
        - Как разговоритесь… - Я пожал плечами. - Вообще-то раскладушки я просил именно для вас.
        - Нам они не понадобятся. - Натан махнул рукой. - Оставишь для других гостей. Мы же не последние…
        Он вынул из вертолёта сумку с подарками, захлопнул дверку, и мы двинулись к ручью.
        - Придётся разуться, - предупредил я. - Полотенца - на той стороне. Если не секрет: что в подарках? Чтоб я не растерялся…
        - Не бойся, не топоры! Твой пунктик известен! - Натан рассмеялся. Однако карие глаза его при этом оставались грустными. Они всё время были грустны, что бы он ни говорил. - Мы привезли в основном сладости. Ты этого, я знаю, не увозил и не просил. Пусть попробуют! Может, понравится?
        - А из несъедобного?
        - Лёгкие сумки через плечо. Стопка. Ты их тоже не брал. Я интересовался.
        «Может, для этого и понадобился список? - подумал я. - Может, зря грешил я на Женьку?»
        Заполненность ловушек Натана порадовала. Он поочерёдно подносил их к уху и с довольной улыбкой слушал, как гудят внутри комары. Похоже, их коллективный писк о многом говорил ему. Обстановка моих палаток его явно не интересовала. Зато Неяку интересовалась именно обстановкой: внимательно осмотрела и чуть ли не ощупала почти всё.
        - Если комары здесь те же, что и у нас, - сказал Натан, - мы сможем не пропитывать перметрином одежду для Западного материка. В первые годы для нас это было единственным спасением. Но, как сам знаешь, не всегда помогало.
        - Такой сильный яд? - уточнил я. - Этот перметрин…
        - Пока комар прокалывает ткань твоей рубашки, он получает смертельную дозу. - Натан усмехнулся. - Я видел, как упавшего отравленного комара подбирают муравьи. И тоже погибают. Но ведь не закроешь всю кожу до последнего квадратного миллиметра…
        - А репелленты для кожи?
        - Вот они на здешних комаров почему-то не действовали. - Натан вздохнул. - Пока химики искали новые, мы получили вакцину. Это оказалось проще.
        Так спокойно, вроде бы даже лениво он очертил первый смертный бой первых здесь астронавтов. Бой с природой. После него появились первые могилы землян. После него по всему Центральному материку исчез ядовитый комар.
        К хижине Тора мы шли церемонно, неторопливо, под взглядами всего селения. Впереди - Лу-у и Неяку, сзади - мы с Натаном. Я старался представить, что чувствовала в эти минуты Лу-у, и мне казалось, они были минутами наивысшего торжества в её жизни. Она шла среди сынов неба, одетая по их обычаям и защищённая всей их силой. Что может быть здесь выше этого?.. К тому же она знала уже, что проклятые хуры запросили мира и он будет оплачен сынами неба. А селение этого ещё не знало.
        И от того, что я старался по возможности смотреть на происходящее сейчас глазами Лу-у, чисто деловой визит двух биологов становился символом политического союза, очень выгодного для племени купов.
        Тор, как водится, угощал кхетами и жареной рыбой. Но между кхетами лежали в чистой миске чистые ложки и перочинные ножи. Из-под шкуры, на которой сидел, вождь сегодня ложек не вынимал.
        Не я об этом позаботился. Тут была явная работа Лу-у. Не раз она видела, как старательно перемываю я после еды всю использованную посуду. В конце концов она научилась мыть её сама. Она видела, где держу я ложки и ножи. Далеко не всё требовалось объяснять этой толковой девочке.
        Натан раскрывал праздничные яркие коробки конфет, пастилы, лимонных долек и зефира, протягивал всем попробовать, пробовал сам и нахваливал сладости, уверял, что они добавляют силы человеку. В сумке с подарками нашлись и фигурные изящные бутылочки «Тайпы», и весёлые жёлто-красно-зелёные стаканчики, не сравнимые с моими скучно-белыми. Натан поражал не только сутью подарков, но и их дизайном, расцветкой, праздничностью. И лёгкие сумки, которые потом раздал он всем в хижине, тоже оказались пёстрыми, весёлыми, нарядными. Одна такая сумка могла украсить любую одежду, даже грубую шкуру на бёдрах.
        Мне был безмолвно преподан превосходный урок воспитания вкуса и понимания человеческой психологии. Натан улетит, а пребывание его здесь долго будет помниться как яркий праздник. И прежде всего благодаря дизайну.
        Среди буйства красок и вкусных вещей Тор не растерялся, сохранил солидность и первым же вопросом гостю показал, кто такой он есть.
        - Как живёт мой друг и брат, великий вождь Мих? - степенно спросил Тор. - Я давно не разговаривал с ним.
        Натан сразу посерьёзнел. Мгновенно он понял, что должен передать от Тушина что-то особенное, именно Тору адресованное. Хотя, разумеется, ничего такого не было, и Тушин мог даже не знать, что Ренцел сюда полетел. Они работали в Городе в разных плоскостях и могли не общаться месяцами. Как и мы с Натаном. И как я с Тушиным - пока он не полюбил мою маму.
        - Вождь Мих просил передать великому вождю Тору, своему другу и брату, вот этот свет для тёмной ночи. - Натан торжественно вынул из кармана плоский фонарик, мягко нажал кнопочку и отдал Тору. - Вот здесь зажигается и гасится, - показал он. - А когда весь свет выгорит, отдашь Сану. Он вложит новый свет.
        Пока Тор разглядывал изящный фонарик, Ренцел тихо объяснял мне:
        - Батарейки стандартные. Коробку батареек Розита вложила в медицинский контейнер. Ты про них забыл, а она ничего не забывает. Удивительная женщина!
        - Скажи Миху, - попросил Тор, - что я был у айкупов. Их вождь Лар готов пролить кровь с сынами неба. Он тоже хочет стать другом и братом великого вождя Миха.
        - Передам! - на самых нижних, самых солидных басах пообещал Натан. - Вождь Мих всё время думает о союзе с купами и айкупами. Он никогда не даст их в обиду. Ухр Тор!
        Они остались очень довольны друг другом. И уже через час мы двинулись к болоту, где интересующих Ренцела насекомых было больше всего. А потом предстоял поход к реке и в сухой лес за моим вертолётом.
        По пути я заметил, что сумка, висевшая на плече Натана, была точно того же цвета, что и наши голубовато-серые походные костюмы. Всё буйство красок он оставил для других…
        Обсуждали мы, естественно, прежде всего проблему умиротворения буйных урумту.
        - Всё это может оказаться куда сложнее, чем расписали компьютеры, - тихо предположила Неяку. - Они учитывают только логику и психологию цивилизованного человека. Он создавал эти машины и ничего другого вложить в них не мог. Логика и психология человека нецивилизованного машинам недоступна. И не только машинам, но и далеко живущим цивилизованным людям. У моих предков был очень характерный пример. Прямо в моей семье. Вам это интересно?
        - Ещё бы! - отозвался я. - Прежде всего живого опыта здесь и не хватает!
        - В середине двадцатого века, - начала Неяку, - московские романтики решили перевести весь народ ненцев на осёдлость. Хватит, мол, кочевать семьями по тундре, жить всю жизнь в чумах, в антисанитарии, детей растить необразованными… Ведь до чего порой доходило? На вертолётах носились по тундре - искали детей, чтобы определить в интернаты, заставить учиться… В общем, построили деревянные дома в приобских посёлках, стали свозить туда семьи оленеводов. Вот вам дом и школа, вот вам детский сад и магазин под боком!.. Не держите детей с женщинами в чуме, где минус двадцать, когда «на улице» минус пятьдесят… кочуйте без детей, только с олешками, и недалеко от дома!.. А дети пусть учатся!.. Так распланировали далёкие от тундры романтики…
        Неяку вздохнула и сорвала с ближнего куста ворсистый листок, в «ложбинке» которого застыл неподвижный серый кокон какого-то насекомого, разглядела внимательно и опустила в прозрачный пакетик.
        Мы миновали «утоптанное» племенем купов лесное пространство вокруг селения и упёрлись в почти сплошную стену леса. Две едва заметные охотничьи тропки врезались вглубь этой стены - на восток, к болоту, где можно пострелять водоплавающих птиц, и на северо-восток - к излучине Кривого ручья, где можно перейти его вброд и где я «добыл» косулю в ходе пристрелки карабина. Идти было легче на северо-восток, но комаров водилось больше на востоке, в болоте. И шеренгой по тропке не пойдёшь…
        - Остановимся здесь, - предложил я. - Хочется дослушать Неяку. А потом уже врежемся в лес…
        Натан согласился со мной, и помощница его продолжила:
        - Бедные оленеводы, о которых позаботилась Москва, плохо понимали разницу между домом и чумом. Входили в дом, не замечали печь, считали её стенкой и разжигали посреди пола костёр. Немало домов сгорело! В том числе и дом моей пра-пра-прабабки. Звали её так же, как и меня в девичестве - Неяку Салиндер. Ничего из той реформы не вышло! Кочевать возле деревни долго нельзя - олешки быстро съедают вокруг весь ягель. И вообще, не человек ведёт оленей на новые пастбища, а сами олени выбирают путь. Порой - в сотни километров! Олень - животное полудикое. Он всего лишь терпит человека возле себя. В Москве этого не понимали, думали, что оленей пасут как коров. Уходить же в дальнюю тундру без жён оленеводы не хотели. А жёны не хотели надолго оставаться без мужей. Так реформа и разбилась о психологию… Когда я слышу, что урумту учат топить печи - вспоминаю своих предков. Может, дело тут не только в печах?
        - А я вспоминаю своих, - тихо вставил Натан. - Тоже есть подходящее семейное предание… Но расскажу я его на каком-нибудь привале. А то проговорим тут весь день… Будет у нас привал, Сандро?
        - Будет, - пообещал я. - Есть подходящий родничок. Всё равно хотел его вам показать…
        Мы врубились в лес, и началась работа. Укладывая в прозрачные, чётко пронумерованные коробочки, пакетики и баночки различных насекомых, Натан и Неяку интересовались у Лу-у местными названиями комаров, мух, жуков, пауков, бабочек, гусениц и муравьёв. Делалось это стремительно, на магнитофон: номер - название, номер - название… Чувствовалась подготовка. Всё до мелочей было продумано заранее. И потому работа шла как по маслу. А Лу-у, надиктовывая на плёнку здешние названия, по-моему, стала воспринимать это почти как забавную игру. И постепенно сама начала ловить насекомых - ради того, чтобы назвать их.
        Иногда Лу-у вскрикивала:
        - Шаш!
        И хватала за руку Натана или Неяку.
        «Шаш» - смерть. Насекомое было ядовитым. В ход тут же шли резиновые перчатки. И слово «шаш» ложилось на магнитофонную ленту. Порою вместо него записывалось слово «кур» - болезнь.
        Какая болезнь и почему - смерть, предстояло выяснить биологам. Но Лу-у предупреждала их «на бережку». И тем экономила время на исследования. Хотя вряд ли понимала это…
        Отобедали мы «на природе», возле родничка, который обнаружил я недалеко от своего вертолёта. Лу-у сбегала в сторону реки и вернулась с кхетами. Видимо, знала все плодовые места возле селения. Неяку тут же пожелала посмотреть, как растёт кхет, и Лу-у увела её. Вернулись они без плодов, но очень довольные друг другом.
        Натан за время их отсутствия успел рассказать, как ещё школьницей, на каникулах, Неяку избавила от мошки целый посёлок в Гыдоямской тундре. Чисто биологическими методами, безо всяких силовых полей… К сожалению, после её возвращения в Салехард та «дыра» в тундре затянулась, как затягиваются озоновые «дыры» в земной атмосфере… Но след её сказался на судьбе самой Неяку. Не попасть ей иначе в «Малахит» …
        - Ты полагаешь, ей в этом повезло? - усомнился я.
        - Она считает, что повезло, - спокойно ответил Натан. - Хоть и не все так считают. Это я знаю…
        Не решился я спросить его, что думает он о своём собственном «везении». А он об этом не сказал. Но подумалось вдруг, что вообще никто из прилетевших на первых двух кораблях не называл при мне свой выбор ошибкой, не жалел о том, что прилетел сюда. Разговоры такие шли только среди тех, кто прилетел на нашем, третьем звездолёте.
        Пойму ли я когда-нибудь, в чём тут дело?
        Когда вернулись Лу-у и Неяку, я напомнил Натану о его «семейном предании».
        - Хочешь намотать на ус? - Он усмехнулся.
        - Всюду ищу: что бы намотать! - отозвался я. - С учителями психологии из «Малахита» отсюда не посоветуешься…
        - Ну, ладно… - Натан кивнул. - Тоже моя пра-пра-прабабка видела… Похоже, была современницей Неечкиной… Отыскали в северной Сахаре далёкий затерянный в песках оазис, где полудикие люди говорили на чистейшем древнееврейском языке. Абсолютно неиспорченный тысячелетиями иврит!.. Израиль ещё только восстанавливался после двух тысячелетий небытия. Проблема языка была очень острой. Из разных стран стекались в Палестину люди, говорящие на разных языках и не знакомые со своим древним. А он уже стал государственным… И, понятно, люди, не знающие другого языка, кроме иврита, были почти на вес золота. Предложили обитателям затерянного оазиса перебраться в Израиль. Они согласились. Они считали себя потомками семьи, которая по каким-то забытым причинам откололась от народа, изгнанного со своей родины. И, если можно туда вернуться, то почему бы и нет? - Натан пожал плечами, развёл руки в стороны. - Посадили первых стариков в автобусы, привезли в ближний аэропорт, погрузили в «Боинг». А когда стюардесса объявила: «Мы пересекли границу Израиля», - старички быстренько разожгли в проходе самолёта костёр. Хорошо,
стюардессы не растерялись - так же быстро загасили его огнетушителями… Потом старичков спросили: «Зачем костёр?» - «По заветам предков! - гордо ответили они. - Вернулся на родину - разожги костёр!» От одной из этих стюардесс и пошёл мой род… - Натан помолчал немного, как бы давая нам возможность переключиться на более серьёзный тон, и закончил: - Язык-то там был один, а вот психология… Я согласен с Неечкой: если мы не научимся учитывать психологию того племени, они такие костры нам разожгут!..
        Вечером, перед прощаньем, уже в пойме Кривого ручья, освещённой красноватым закатом, я поинтересовался у Натана:
        - Как удалось тебе столь точно выловить мои пробелы в снабжении? Ведь что ни возьми - всё у тебя в десятку!
        - Так я давно об этой поездке думал, - охотно признался он. - Ещё до нашего телеразговора… Не хотелось повторяться. Прикидывал… В меру своего разумения… А когда ты поставил ловушки, я просто поинтересовался: что там уже есть? Хотя бы примерно… «Зачем примерно? - сказали мне. - Вот всё точно!» И подали список, дальше - просто…
        «Значит, список был до… - заключил я. - Значит, всё-таки Женька!»
        На прощанье Натан предупредил:
        - Сегодня у нас был редкостно спокойный день. Как в раю! По своему опыту знаю: затишье - всегда перед бурей. Где она грянет, когда, какая? Никто не знает. Но мест без громоотводов у нас всего два - у тебя да у Марата. Не обманывайся передышкой! Она ненадолго.
        Возле вертолёта мы снова обнялись с Натаном, а Неяку обняла и поцеловала Лу-у. Ответить ей поцелуем Лу-у не решилась. Она пока не знала, что целовать можно кого-то кроме меня. Она вообще этого раньше не умела и не понимала. Потихоньку я учил её этому увлекательному занятию. Но ещё предстояло объяснять, что поцеловать можно и свою подругу, и мою маму, к примеру… Повезу же я её когда-нибудь знакомить с мамой…
        Мы неподвижно стояли на заросшем редкой травою песке поймы, пока бесшумный вертолёт не скрылся в быстро надвигающихся с востока фиолетовых сумерках. А потом Лу-у радостно стянула с себя сарафан, вынула из кустов свёрнутую сатиновую юбку с двумя английскими булавками, быстро обернула её вокруг талии и сказала:
        - Пойдём в нашу хижину. Я соскучилась по тебе.

* * *
        Через два дня спутник засёк сразу десяток костров перед пещерами урумту. Бруно тут же вызвал меня и пообещал, что на помощь придут уже два вертолёта. И пожарникам велено было подготовить к транспортировке пяток водомётов, которые поставят вдоль Аки. Реку эту решено было сделать неприступной для разбойников. И при этом любой ценой избежать прямого столкновения туземцев. Чтобы жертв больше не было. Потому Бруно и посоветовал не тревожить ни одно из племён. Пусть ничего не знают! Сами справимся! Хватит психологических эффектов!
        Однако полсотни урумту потянулись следующим утром не на юг, не на юго-запад, а строго на запад, вдоль цепи озёр. Как я и советовал Вуку… Они шли в этом направлении двое суток - и вдруг исчезли. Ночью не удалось обнаружить их костров. Как сквозь землю провалились люди.
        На рассвете они вынырнули откуда-то и устремились строго на юг - в густые леса севернее верховий Аки. То есть, обошли охотничьи владения племени ту-пу. Опять же, как и советовал я Вуку… Потом отклонились ещё западнее - в сторону безводного нагорья. Именно в тех лесах и мелькали костры без определённой привязки к месту, именно там и предполагались каннибальские племена - вроде тех рулов на Восточном материке, которые когда-то вытеснили на Центральный материк оседлые племена гезов и ра.
        Рулы были - да видимо, и остались по сей день! - свирепыми людоедами. Они не знали ни лука, ни лёгких дротиков, не умели толком отделывать кремни. Их оружием были в основном палицы да примитивные копья. Но рулы были неуязвимы прежде всего потому, что не имели селений, спали на деревьях, разбойничали не только днём, но и ночью. Значит, и видели в темноте лучше других.
        Угонять женщин из таких племён, разумеется, куда хлопотнее, чем из мирных селений, где по ночам люди спали в хижинах. Но, похоже, урумту решились на это. Чтобы не терять по десять охотников за женщину, как подсчитал Вук или те, кто послал его. И значит, племя выполнило свои обещания.
        Может, и переночевали они в тех пещерах, которые Вук знал с детства?
        Я высказал эту догадку Бруно, и он пообещал:
        - Исследуем мы эти пещеры! По всем параметрам! Координаты засечены.
        О защите бродячих племён не могло быть и речи. И невозможно практически, и смысла нет - не поняли бы нас эти людоеды. А надежды на мир с племенем урумту были бы похоронены.
        Жизнь с детства учила меня: действовать надо тогда, когда хуже не будет, а лучше может быть. Если же надежд на улучшение нет, но можешь сделать хуже, чем есть - зачем действовать? Проще выждать!
        Тут вырисовывался как раз такой случай.
        Ещё за двое суток пещеры «на повороте», как и обещал Бруно, были исследованы. Они не давали выходов радона, не приводили в возбуждение спутниковые счётчики радиации, не обнаруживали никаких признаков урановой смолки - самой распространённой урансодержащей руды. И в то же время пещеры были просторны, сотнями метров тянулись на запад вдоль озёр. Возможно, эти две цепи - пещеры и озёра - были как-то связаны в тектонической истории материка, пока нам неведомой. Здесь мог когда-то образоваться грандиозный разлом, коему, наверное, миллионы лет, и до сути коего мы ещё не скоро доберёмся. Ибо у геофизиков наших совсем не тем заняты и головы и руки.
        Вроде бы пока всё складывалось относительно благополучно. Но беда всё же пришла именно от представителей племени урумту. Хотя и не с той стороны, с которой мы ждали.
        55.Отрубленные головы на шоссе
        Омар разбудил меня на рассвете.
        - Послушай утренние известия, - торопливо предупредил он. - Через час.
        И отключился. Видно, не до меня стало.
        Утро было дремотное. Птицы пели ошалело, женщины в селении только-только начинали ворошить почти заглохшие ночные костры. Короткий зуммер радиофона не успел разбудить Лу-у. Она бесшумно спала на соседней раскладушке, чуть приоткрыв пухлые губы и по-детски закинув кулачки к голове. Во сне она всегда больше походила на ребёнка, чем на взрослую женщину.
        Я знал, что уже не усну, потому что явно что-то тревожное случилось на Центральном материке. Сейчас сбегать бы на реку, если бы Лу-у опять же по-детски не обижалась, когда я купаюсь без неё. Дважды так случалось - и я зарёкся. Куда угодно она меня легко отпускала, а вот на реку - это было выше её сил. Почему? Мог только догадываться. Может, опасалась, что какая-нибудь другая молодая красотка из купов составит мне там компанию и ради этого полностью обнажится? Женщины, вообще-то, часто ходили к реке - за водой, за рыбой, за кхетами. Случайных встреч могло быть немало. Ничем больше не удавалось мне объяснить такой каприз юной моей супруги.
        Любое дело, за которое хотелось бы сейчас взяться, наверняка разбудило бы её. Всё, кроме чтения.
        Проектор мы давно перенесли из вертолёта в палатку, а все микрофиши уложили в пакет под проектором на дне опустевшего контейнера. И в двух плёнках, которые предстояло в первый же визит на Материк вернуть Розите, оставалось ещё около десятка непрочитанных исторических новелл. Примерно на час тихого чтения. Пора всё-таки кончать книгу - первую книгу, прочитанную в новой моей жизни, которая для чтения куда как мало оборудована…
        Одна из этих последних новелл запомнилась мне, кажется, до самого конца.
        Итальянское золото
        Историческая новелла
        Сейчас уже можно об этом рассказать - столько лет пролетело! А раньше ни за что не пробилось бы в печать. Потому что совершенно достоверные события никак не укладывались в прокрустово логе идеологических догм.
        Поведала эту историю дочка русского офицера, который создавал сразу после второй Мировой войны албанскую армию - из партизанских отрядов, спустившихся с гор, и полностью, без чьей-либо помощи, освободивших свою маленькую страну от итальянских оккупационных войск. Учились мы с этой дочкой - назовём её Валей! - в одной институтской группе редакторского факультета и были очень добрыми друзьями. Дважды ездила Валя к отцу в Албанию - на летние студенческие каникулы - и даже была шапочно знакома с главным героем этой печальной истории. Он как-то сказал ей:
        - У вас слишком румяные щёки и слишком здоровый вид, чтобы вы могли понимать некоторые жизненные сложности. Жизнь вообще-то ужасна, и полное её понимание приходит только с годами и болезнями… Вы уж извините…
        Говорили они на немецком, который Валя знала прилично. А собеседник её был итальянцем - блистательным профессором-хирургом. Его, как и многих других итальянских специалистов, задержал в Албании режим Энвера Ходжи, не отпускал на родину и вынуждал хоть в какой-то мере отрабатывать ущерб, нанесённый стране за годы итальянской оккупации. Длилась она, как известно из новейшей истории, шесть лет - с весны 1939 года, когда фашистская армия Муссолини оккупировала Албанию за три дня и, по сути, превратила Адриатику во внутреннее итальянское море. Разумеется, не «узкие» специалисты были в том виноваты, но расплачиваться пришлось им. Обычное дело…
        Профессор «отрабатывал» нанесённый Албании ущерб вполне добросовестно. Все операции его были успешными, все пациенты быстро поднимались на ноги, и равных ему хирургов в Тиране не находилось. Потому и доверили ему - кроме оперирования самих итальянцев - ещё и «обслуживание» албанского руководства и крохотной советской колонии. В ней, впрочем, хирургических больных не отыскалось. Ибо в Тирану посылали только абсолютно здоровых людей. Как потом в космос…
        В то же время сам профессор был болезненным, даже и на вид. Невысокий, тщедушный, черноволосый и лысоватый, с громадным лбом, грустными тёмными глазами и неизменной бледностью на лице, он как бы воплощал для Вали постоянно преодолеваемые физические страдания. В отличие от других итальянцев, обычно темпераментных, он медленно двигался, мало говорил, часто и надолго исчезал из виду. Похоже, болел. Вале он казался очень старым - ему было за сорок. И на контакты с кем-то шёл он неохотно.
        Впрочем, последнего правила вынужденно придерживалась и сама Валя. Задолго до каждой поездки в Албанию вызывали Валю на Старую площадь, в ЦК партии, и наставляли, как надобно столичной комсомолке вести себя за границей. Второй разговор на эту тему был особенно жёстким, ибо в первой поездке Валя «провинилась»: в неё влюбился официант столовой, где обедали советские специалисты и их семьи. Валя об этой влюблённости и понятия не имела, но её робкие возражения тут же сломили вескими уликами - пачкой писем, которые отправлял ей из Тираны в Москву влюблённый официант.
        Письма те были на итальянском, на коем Валя знала лишь «грацио, синьор» да «ариведерчи». Может, именно поэтому до адресата они не доходили - всё равно, мол, не поймёт! - а собирали их и дотошно изучали на Старой площади или поблизости - на Лубянке. Вероятно, они и сегодня хранятся в тамошних архивах второй половины сороковых годов.
        Отец Вали в своих наставлениях был ещё более краток - по-военному:
        - Здесь вокруг все - шпионы, - сказал он дочке ещё в первый приезд и в первый же день. - Соответственно себя и веди!
        - Все без исключения? - изумилась Валя.
        - Нет, с исключением, - уточнил отец. - Кроме меня и мамы.
        Во второй приезд Вали он напомнил об этом неумолимом обстоятельстве и, как на Старой площади, особо предупредил насчёт влюблённого официанта - очень, кстати, красивого и вежливого парня.
        - Неужели он тоже? - как и на Старой площади, простодушно усомнилась Валя.
        - Со стопроцентной гарантией! - заверил отец. - Иначе никак не попал бы в эту столовую на эту работу.
        Правда, чей шпион, не уточнил. Может, и сам не знал?
        Воспитанная такими наставлениями, московская студентка, понятно, держалась замкнуто. И тот разговор с хирургом был случайным, мимолётным. Простая дань вежливости: недолго стояли рядом на какой-то официальной церемонии и приблизительно знали друг про друга, кто есть кто…
        Во второй свой приезд в Тирану Валя застала душераздирающий финал истории, первые события которой тихо и незаметно начались за несколько месяцев до того.
        У профессора-итальянца вдруг стали умирать пациенты. И все как на подбор - итальянцы. Сами напрашивались к нему на операцию, порой по совершенно пустяковому поводу, умирали вскоре после неё и оставляли юридически оформленное завещание: похоронить на родине, в родном городе или посёлке.
        Из Албании увозили через море гробы, с ними уезжали на похороны близкие родственники, и никто, понятно, не возвращался. А из-под скальпеля блистательного хирурга выходили всё новые и новые покойники-соотечественники.
        В конце концов на эту странность обратили внимание и заменили у профессора часть ассистентов. А ими были только итальянцы.
        Однако с ассистентами-албанцами профессор быстро отказался работать.
        - Они не понимают меня, - заявил он. - И ничего не умеют.
        Ему вернули прежних помощников, но первый же после этого покойник был тайно вскрыт перед отправкой в Италию. В зоне операции обнаружили фирменный банковский слиток золота. Он-то и стал причиной смерти.
        В следующем покойнике нашли точно такой же золотой слиток.
        На этом операции профессора закончились, и начались допросы. Профессор не отпирался. Да и на квартирах ассистентов нашли такие же золотые слитки с итальянским банковским клеймом.
        Это оказалось не украденное золото, а государственное, итальянское. Таким вот чудовищным путём возвращалось оно в разорённую войной Италию из разорённой войной Албании. А в албанских горах его поспешно спрятали в ту пору войны, когда в Италию с юга ворвались союзники, а с севера - германские оккупанты. Золото спрятали от тех и других, поскольку Албания ещё была оккупирована итальянской армией. Вернуть же его после войны в Италию нормальным путём возможности не возникало.
        И, разумеется, никому из знающих эту тайну не пришло в голову поделиться спрятанным золотом с Албанией, тоже ограбленной до полной нищеты. Когда своя страна в глубокой беде, несчастья чужой страны воспринимаются плохо. Тем более той страны, которая держит тебя в положении интернированного.
        Ведь интернированные - те же пленники. И часто способны на любые крайности.
        Такой вот тут образовался клубок неразрешимых противоречий.
        Историю эту услыхал я в двадцать лет, и для меня она стала первым свидетельством того, что современный патриотизм бывает не только советским, как внушали мне с детства. Обнаружилось вдруг, что и представители других, не советских народов, других общественных формаций тоже готовы - не в далёком прошлом, а сегодня! - добровольно и бескорыстно идти на смерть даже ради такой малости, как золото для своей обедневшей родины.
        Непонятной только осталась мне позиция самого хирурга. Неужто не понимал он, высоколобый, что для нормального государства граждане всегда дороже золота? Сохранятся граждане - золото они добудут!
        Впрочем, нынешняя наша действительность дарит так много примеров аналогичного живодёрского «патриотизма» за чужой счёт, что тот давным-давно расстрелянный профессор перестаёт казаться явлением редкостно чудовищным и совершенно противоестественным.

* * *
        Новелла эта, со своей безоглядной отчаянностью интернированных, буквально врезалась по живому в то, что узнал я меньше чем через час.
        Утренние известия жёстко читал в этот день Омар. Видимо, Розита не решилась… Всё-таки не женское дело говорить о таких вещах.
        Первые же биолёты, примчавшиеся в этот день на рассвете в Заводской район с утренней сменой, остановились перед цепочкой из трёх отрубленных голов, которые были разложены поперёк шоссе. Одна из них принадлежала Марату Амирову. Две другие - усыплённым урумту, которых увезли в вертолёте с Западного материка Бруно, Джим и я.
        Предшествовали этому стремительные события в течение двух суток. Диких охотников, уже излеченных от лейкоза и обученных безопасному отоплению жилищ, перебросили в племя ра - за невестами. Марат представил их как своих друзей из-за моря, которые хотят дружбы с племенами ра и гезов и для этого готовы взять в жёны местных девушек. Чтобы племена подружились. Чтобы для гезов и ра всегда был родственный кров на другом берегу моря. Расчёт казался простым: кто же не захочет иметь верных друзей и родню в дальних краях?
        Легенду эту загодя изложили и в племени ра и будущим гостям этого племени. Урумту радостно с нею согласились. Им были обещаны уже обжитые хижины из супердека, в которых лежали подаренные им вещи: посуда, одежда, пилы, бусы, ленты и зажигалки. Эти хижины оставалось лишь подцепить к вертолётам да перенести к родным пещерам. В вертолёте - новая семья, под вертолётом, на тросах - её хижина. И непременное условие: жить в этих хижинах со своими жёнами, не передавать их в коллективное пользование.
        Быстрые урумту выбрали себе невест за день. Видимо, душевные качества девушек были вне сферы их интересов. А самим девушкам, как обычно, показалось, что за морем жизнь будет получше. Извечное свойство женской натуры…
        К вечеру «женихи» сообщили Марату, что готовы отправляться с невестами домой. Марат передал это в Город, и на утро был обещан вертолёт. Однако ждать его урумту не стали: ночью исчезли из селения, угнав каким-то образом с собою не только своих невест, но и ещё двух чужих жён.
        На рассвете в селении поднялся переполох. Разгневанные брошенные мужья собрали погоню. Марат сообщил об этом в Город, и приготовленный для молодожёнов вертолёт тоже отправился на поиски. Но охотники-ра, неплохие следопыты, настигли беглецов раньше. Похоже, заморские «друзья» Марата на первом же привале привычно насиловали свою добычу. С них озлобленные мужья снесли головы нашими топорами. А вернувшись в селение, видимо, снесли и голову Марата. Подробности этого пока неизвестны. Обезглавленные и брошенные у кострища в лесу трупы урумту вертолётчики нашли и привезли в Город.
        Как выяснилось, бежали «женихи» строго на северо-восток, будто на родном материке - из селения ту-пу. Откуда мы их и забрали… Видимо, по звёздам ориентировались неплохо. А что судьба забросила их на другой материк, - понятия, похоже, не имели. Их путь был направлен к нашему пустынному и холодному Плато Ветров. В этом углу на Западном материке и находились их пещеры.
        Поскольку Марат на вызовы не отвечал, спешно собрали экспедицию в космических скафандрах, чтобы вывезти его из селения. Но отрубленные головы нашли раньше, чем экспедиция вылетела.
        Вот, собственно, и всё, что узнал я в то утро из радиопередачи.
        Днём Розита сообщила мне, что экспедиция, которую возглавил Фёдор Красный, уже привезла тело Марата в Город. Вождя племени Фёдор не увидел, он спрятался. А жену Марата - Даю - отвезли по её просьбе к родителям, в селение гезов. В Город она лететь не захотела, ибо никогда там не была. Дая рассказала, что всё самое страшное произошло неожиданно и быстро. В палатку Марата вломились с топорами сразу со всех сторон, и включить защиту он не успел.
        К вечеру Розита снова вызвала меня.
        - Сегодня в девятнадцать по нашему, - сказала она, - как обычно, известия. А после них - выступление Евгения. Он только что записался и ушёл. Непременно послушай! Лучше - запиши! Он говорит страшные вещи. В том числе и про тебя. Видимо, это начало того, о чём я когда-то предупреждала. Помнишь?
        Предупреждала она меня только об одном: у Женьки есть какой-то план государственного переустройства. С органами безопасности… И, чтобы обнародовать его, Женька ждёт подходящего момента. Розита рассказала об этом в звездолёте, в одну из безумных наших ночей.
        Неужто теперь бывший одноклассник мой решил, что подходящий момент настал и лучшего не дождаться?
        - Помню. Всё помню! - ответил я Розите. - Он будет говорить от имени Совета или от своего?
        - Он член Совета.
        - Его уполномочили?
        - Насколько я знаю, Совет не собирался. Не успели ещё. Но ведь любой может высказать в эфире своё мнение и свои предложения. У нас пока свобода слова. - Я слышал, как Розита хмыкнула. - В том числе и ты можешь. Потому и сказала: запиши! Захочешь ответить, тут же передадим.
        - Доказывать, что я не верблюд?
        - Ты можешь ничего не доказывать. Ты не спорь - запиши! Пригодится! Речь идёт об устройстве нашего общества. Ты его член. Я не ошиблась?
        - Ты никогда не ошибаешься. Ты всё делаешь безупречно. И всегда вовремя.
        Розита помолчала, потом тихо укорила:
        - Нашёл время и место…
        И отключилась.
        Проглотил я этот вполне справедливый упрёк и невольно вспомнил, как в «Малахите» Марат бесшабашно отмахнулся от книги супругов Стивенсонов «Жизнь на Самоа». Она значилась у нас в том же дополнительном списке, что и «Ноа Ноа» Гогена. Но начиналась скучновато - с дотошных дневниковых записей Фэнни Стивенсон о том, как она со своим мужем Льюисом, автором бессмертного «Острова сокровищ», создавала усадьбу на острове Уполу в океанийском архипелаге Самоа.
        - Скукотища это! - сказал тогда Марат. - Времени жаль! Столько интересного прочитать не успеваешь…
        А мы с Бирутой прочитали. Мы были старательными курсантами. Потому и попали сразу в первый состав. А Марат со своими «вольностями» угодил сперва в дублёры.
        Кончалась скучноватая поначалу «Жизнь на Самоа» жестокой туземной войной на архипелаге, в которой безнадёжно больной писатель Стивенсон всё пытался примирить воюющие стороны.
        Сами же «стороны» вели счёт своим «подвигам» по числу отрубленных топориками голов. Снимали головы раненых «врагов» и, случалось, даже «вражеских» женщин. И приносили их своим вождям в корзинах - ради начальственной похвалы или награды.
        Происходило это в самом конце благополучнейшего девятнадцатого века, под неусыпным оком трёх колониальных держав, опекавших тогда архипелаг Самоа - Германии, Англии и США. Три консула могущественных держав долго не могли примирить двух крошечных местных вождей. Много голов там поснимали…
        С тех пор, видно, и засело во мне глухое предубеждение к топорам в руках дикарей. А Марат себя от этого избавил…
        Бог мой! От скольких же, возможно, несчастий избавила и меня и местные племена дальновидная Розита своей книгой исторических новелл! Ведь наверняка не знала она, что прочитал и что НЕ прочитал Марат в «Малахите»! Насколько я помню, они там не откровенничали друг с другом. Но как жутко сказалось непрочитанное Маратом на его собственной судьбе!..
        Похоже, какие-то общие и, может, даже самые главные закономерности жизни, которые я постигаю сейчас трудно, медленно, через пень-колоду, в прелестной голове Розиты уложены давно, прочно и в идеальнейшем порядке. Иначе как удавалось бы ей столь многое знать наперёд?
        Пожалуй, стоит послушаться её - записать Женьку. Вдруг на самом деле пригодится? Я тут впереди ничего конкретного не вижу - мутно всё. А Розита что-то различает.
        Пока я готовил магнитофон, чистую кассету и, на всякий случай, листок бумаги - вспоминал, как благородные самоанские туземцы, лишь после смерти Стивенсона понявшие его роль в прекращении их бессмысленной войны, прорубили сквозь непроходимые джунгли Дорогу Скорби к вершине горы, на которой писатель просил похоронить своё тело. На той горе нет памятника - просто мраморная плита со стихами самого Стивенсона. Но памятником стала сама Дорога Скорби.
        Протопают ли когда-нибудь здешние племена хотя бы узенькую тропинку к моей могиле?
        56.Остановим беспредел! Выступление Верхова по радио
        - Дорогие земляне! Братья и сёстры мои! Случилось ужасное: погиб Марат Амиров. Погиб мученической смертью. Вы слышали это сегодня уже дважды. Говорить об этом особенно тяжко мне…
        В динамике раздалось бульканье. Оно означало, что Женька волнуется и наливает в стакан воду. Все должны были услышать и понять его сдержанное волнение.
        - Мы с Маратом жили в соседних дворах, - продолжал Женька, - учились в соседних школах, занимались в соседних лабораториях одного детского центра. Были друзьями детства. Он был талантливым историком, удачливым археологом и уже к концу школы стал специалистом по первобытному обществу. Потому и попал в «Малахит». Все вы по себе знаете, как легко туда попасть… А здесь вначале погибла жена Марата, потом он сам…
        Опять послышалось бульканье. Женька смачно глотал воду: успокаивал нервы.
        - Доколе мы должны это терпеть? - вдруг закричал он. - Доколе нас будут убивать, как кроликов? Надо остановить эту страшную машину смерти! Надо, в конце концов, искать и наказывать виновных! Пора объяснить всем окружающим, что убийство человека Земли не проходит без последствий, что у землян есть мощная защита!..
        Неожиданно звонко зашелестела бумага. Видимо, Женька перелистывал перед микрофоном страницы книги, каким-то чудом попавшей на эту планету. Везли-то звездолёты в основном микрофиши, дискеты… Это, конечно, тоже впечатляет: книга, учёность, не хухры-мухры…
        - Вот передо мной сборник различных земных конституций, - с почтением в голосе произнёс мой бывший одноклассник. - От древнегреческих до современных… И везде главное - одно и то же. Государство защищает гражданина. Защищает его жизнь, свободу, его дом и личную собственность. Везде одно и то же! Почему же у нас нет такой защиты? Почему мы живём как Бог на душу положит? Почему нас можно безнаказанно убивать?
        Женька тяжело вздохнул - прямо в микрофон! - громко захлопнул книгу и продолжал уже тихо, задушевно, с отчётливо выраженным страданием в голосе:
        - Я сегодня утром, когда узнал об отрубленной голове Марата, пошёл на наше кладбище. И стоял перед скромными могилами Чанде Тушиной, Ольги Амировой - жены Марата, Бируты Тарасовой… Каждый из вас может продолжить этот скорбный список… Стоял и думал: ну, доколе? Как остановить беспредел? И пришёл к выводу, что никто нас не защитит, кроме государства, которое мы сами должны создать. Нам нужна конституция и общественное устройство, которое будет защищать своих граждан. И нужны органы безопасности, которые будут защищать само государство. Наконец, нам нужен авторитетный суд, который укажет и накажет виновных в убийстве. По сути, других преступлений у нас и нет. Здесь не воруют… Но убийц надо наказывать! Пусть не на плахе… Мы не станем палачами. Но главная сила наказания, как известно, не в его суровости, а в его неотвратимости. Это мы вполне в состоянии обеспечить и доходчиво объяснить всем окружающим… На эту планету, к сожалению, до сих пор не посылали юристов. Видно полагали, что у нас тут будет рай земной, и земные законы нам не понадобятся…
        Женька отчётливо хмыкнул в микрофон, и снова перед ним забулькала вода. На кого он все эти эффекты рассчитывал? На каких дураков? Где он их тут отыскал?
        - Однако рай не получился, - продолжил он. - И всё же хоть в чём-то нам повезло. В стройные наши ряды просочился по крайней мере один недоучившиеся юрист. Просочился за другие свои яркие таланты - прежде всего музыкальные. И он вполне способен создать у нас нормальную судебную систему и обеспечить нашу общину хотя бы элементарным набором грамотных законов. Как минимум, в пределах десяти заповедей Иисуса Христа… С соответствующими наказаниями за нарушение… Было бы на это общее наше согласие!.. И, думается, коли будут у нас конституция и судебная система, нужен и их гарант - президент. Как уж его выбирать - всеобщим голосованием или выборами в пределах Совета, - пусть решает вся община. Но необходим человек, который за всё отвечает и которого все слушаются. Хотя бы в пределах ограниченного конституцией срока. Как это принято в цивилизованном мире… На мой взгляд, для начала лучшей кандидатуры на этот пост, чем Михаил Тушин, не придумаешь. Более авторитетных людей на планете нет.
        Женька ещё раз захлопнул уже захлопнутую раньше книгу и ещё раз смачно глотнул из стакана.
        - Может, будущий наш президент… - Женька выдержал паузу. - Именно президент! - уточнил он, - распорядится найти конкретных виновников злодейского убийства Марата и поступит с ними по справедливости. И, может, именно президент обратит, наконец, внимание на то, что творится у нас под боком, на Западном материке.
        Женька опять тяжело вздохнул, показывая, как невыносимо говорить о том, о чём не сказать всё-таки нельзя.
        - К сожалению, тут опять придётся мне называть своего друга детства, - продолжил он. - Такая уж моя доля… С первого класса мы учились вместе с Сандро Тарасовым. Весь путь рядом: школа, «Малахит», космос, одна специальность на двоих. С лёгким сердцем рекомендовал я его на создание первой здесь киберлаборатории. Он создал её быстро, и она отлично работает. Но потом он полез в политику, в которой делать ему нечего. Конечно, можно было и промолчать, по старой дружбе. Но ведь невозможно молчать! Потому что гибнут люди.
        Поначалу Тарасов давал Совету объективную и полную информацию. Он быстро вошёл в доверие в одном племени, запугал другое, познакомился с третьим, привёз анализы крови из всех этих племён. Это был успех. Но успехи, увы, кружат голову. А бесконтрольная власть на целом материке развращает. Даже друзей детства…
        Женька скорбно умолк. Как бы призвал посочувствовать ему. Один друг детства погиб, другой зарвался…
        - В общем, - продолжил мой друг детства, - Тарасов стал скрывать от Совета информацию, которая ему невыгодна. Он подарил молотки, каёлки и лопаты пещерному племени якобы для дальнейшего рытья пещер. Но когда на это племя напало другое, агрессивное, когда этот налёт уже был отражён нашими вертолётами - пещерные жители вооружились подарками Тарасова, догнали агрессоров и убили тридцать четыре человека. А Тарасов после этого, должно быть в качестве награды, раздал убийцам ещё целый контейнер молотков, каёлок и лопат. Подчёркиваю: уже после массового убийства, совершённого нашим инструментом!..
        Однако и этого показалось ему мало. Он затребовал два вертолёта и команду из Нефти, чтобы догнать четырёх уцелевших беглецов и отбить у них угнанных из пещер женщин. Беглецы уже подходили к своему дому. Без нового кровопролития там было не обойтись. Совет тогда остановил эту операцию. Потому что нечего разбойничать на территории чужого племени, даже если само племя - разбойное. Вертолёты из Нефти не вышли. Тарасов полетел на своём вертолёте и одну женщину всё-таки отбил. Сколько при этом погибло туземцев - никто не знает. Свидетелей там не было.
        Женька опять вздохнул, на сей раз коротко, деловито, как бы понимая, что обращение его затянулось, пора кончать, но вот трагические события не кончаются.
        - Вся эта информация, - уточнил он, - о массовом убийстве людей племени урумту и о разбое Тарасова возле их пещер, добыта окольным путём. Сам Тарасов её в Совет так и не представил. Остаётся добавить лишь одно. Незадолго до этих событий Тарасов сумел получить крупнокалиберный карабин и ящик патронов к нему. Якобы для охоты на каких-то громадах ломов, которых никто не видал. Сегодня Тарасов - самый вооружённый на планете человек…
        «Так вот что он выловил из моего списка! - мелькнуло у меня. - Ничего больше не удалось… Но ведь о карабине на Совете говорили открыто!»
        - Из этого полуавтоматического карабина, - продолжал Верхов, - наши безоружные вертолёты можно сбивать подряд. И если завтра Тарасов объявит Западный материк независимым государством, я уже не удивлюсь. Сделать мы ничего не сможем. Практически там уже готовый диктатор!.. На этом кончаю, братья и сёстры мои! Нам надо собраться. Хотя бы покорабельно. Потому что не вижу помещения, где можно собрать сразу всех… Собраться, обсудить все эти жуткие события, переизбрать своих представителей в Совете, создать конституционную комиссию и учредить, в конце концов, государство. Как защиту от беспредела. Вместе мы его одолеем. Будем держаться поодиночке - он одолеет нас.
        У меня давно скопились разработки по конституции и государственному устройству. Готов передать их комиссии, как только она появится.
        Сегодня мы на развилке. Надо решать, куда пойдём, каковы будут последствия - ближние и дальние. Всё надо взвесить! Когда-то я читал, что русский царь Александр Третий, отправляя на виселицу отчаянного и благородного юношу с Волги Александра Ульянова, не представлял себе, что тем самым обрекает на пулю в тёмном уральском подвале своего сына Николая Второго и своих внуков. Но если можно безнаказанно повесить Ульянова, то можно и безнаказанно расстрелять Романова. Если можно безнаказанно уничтожить и зарыть в лесу как собак тридцать четыре туземца, то можно и отрубить голову бесстрашному и наивному просветителю туземцев Марату Амирову.
        Вот что писал первый политолог Земли Николо Макиавелли в своём труде «История Флоренции»…
        Женька снова зашелестел звонкими книжными страницами и процитировал:
        - Когда предел бедствий достигнут, вразумлённые им люди возвращаются к порядку…
        Он ещё раз вздохнул и закончил:
        - В этом отношении я согласен с Макиавелли. Давайте создадим порядок и остановим беспредел!
        57.«Пусть я стану Брутом, но ты не станешь Цезарем!»
        На второе общее собрание астронавты «Риты-3» съезжались со всех концов Материка - из Нефти и геологических палаток, с фермы и рудника, из Зоны отдыха и с космодрома, где жили командиры и астрономы. У астрономов - «звёздников» и «солнечников» - были две главные заботы: построить на северном побережье полуострова солнечный телескоп, и наладить телескоп звёздный, вмонтированный в наш корабль. На всех постах и работах ребят с нашего корабля подменяли в этот день астронавты с других кораблей.
        В этот же день и хоронили Марата. Те, кто приехал пораньше, пришли на кладбище. Оно было крохотное, а людей - сотни. И всё кладбище завалили цветами. Наверное, оранжерея наша в тот день опустела. Да и с ближних полянок поисчезали полевые цветы.
        Вылетел я на рассвете, шёл через море по пеленгу, без приключений, и посадил вертолёт на крышу Города, когда на кладбище уже стояла толпа. С крыши её было отлично видно.
        Мама ждала меня с готовыми букетами, мы спустились на лифте и пошли к кладбищу. И перед нами вдруг стали расступаться. Я вначале даже не понял, в чём дело. Но люди, увидев нас, молча расступались - пока мы в живом коридоре не дошли до могилы Ольги Амировой. То ли пропускали нас как «соседей» по кладбищу: рядом была могила Бируты, а Марата хоронили по другую сторону. То ли пропускали как друзей детства убитого: Женька в своём выступлении по радио и меня ведь назвал другом детства Марата. Никто мне ничего не объяснил - пропускали, и всё.
        Первым, разумеется, говорил Женька - от имени друзей детства. Значит, и от моего… Говорил, в общем, правильные вещи. Ничего не смог бы я возразить или добавить. На самом деле Марат был талантлив. На самом деле он был доверчив. Может, даже излишне… На самом деле из него мог бы выйти впоследствии учёный высокого уровня. И на самом деле жестокие и неразумные пока охотники-ра когда-нибудь сложат о нём легенды и поставят памятник. Как первому просветителю своего народа. Как своему Иисусу Христу. Не исключено ведь, что и земной Иисус Христос тоже был инопланетным астронавтом среди почти что дикарей древней Палестины.
        Хорошо говорил Женька! Да и зачем ему лицемерить или врать над свежей могилой?
        Остальные речи были покороче и похолоднее. Женька сказал главное. И вскоре уже поднялся могильный холмик из свежего песка, и опустили на него временную пирамидку с портретом Марата. Кончилась на этой планете семья Амировых. Никого не осталось. Разве что тихая Дая из племени гезов унесла в себе Маратов след?.. Но если даже и проявится он там, мы не узнаем.
        …Собрание шло не в школьном спортзале, как в первый раз, а в новеньком клубе. Рассчитан он был на пятьсот с небольшим мест, но, если расставить в проходах стулья из фойе, все усядутся. И уселись. И даже места с краю оставались - для припозднившихся.
        Розита вошла одной из последних, долго стояла возле сцены, обводя зал взглядом. Кого-то явно искала. Оказалось - меня. Подошла, подумала и, не решившись разделить меня с мамой, спросила сидевшего рядом Бруно:
        - Тебе не всё равно, с какого бока от Изольды сидеть?
        - Всё равно! - ошалело ответил Бруно. Он явно растерялся.
        - Тогда перекинься, пожалуйста, на соседнее кресло. Дай и мне потереться возле Сандро.
        Она была верна прежней своей причёске - с чёлочкой, закрывающей высокий лоб. Видно, нехитрая эта конструкция на голове требовала меньше времени.
        Села Розита рядышком, плотненько, и я боком ощутил её упругое тёплое тело. И дрожь пробежала… А когда утихла, я вспомнил про две микрофиши с историческими новеллами, которые лежали в кармане. Отдал их с положенной благодарностью и тихо поинтересовался:
        - Ты хоть счастлива на своём пути?
        Не надо было, конечно, спрашивать! Но не удержался…
        - Так себе… - Розита криво усмехнулась. - А ты?
        - Тоже так себе.
        - Давай как-нибудь сбежимся в Нефти?
        Я задохнулся. Ком к горлу подступил. Не мог сказать ни «да», ни «нет».
        Она поглядела на меня искоса, мгновенно всё поняла и легко погладила мои сразу похолодевшие пальцы.
        - Не волнуйся. Я пошутила.
        «Как кошка с мышью играет», - подумал я. Но почувствовал вдруг, что не всё ещё умерло, не всё убито. Что-то шевелится… Нужно ли только мне это «что-то»? Сейчас не решить…
        Собрание вели три командира: Михаил Тушин, Фёдор Красный и Пьер Эрвин.
        Рядом с крупным седогривым и громкоголосым Фёдором тихий невысокий и лысый Пьер обычно казался незаметным. У каждого из них были чёткие функции на корабле. Фёдор - пилот, и отвечал за навигацию. Пьер - инженер, и отвечал за технику. Тут пересечений не возникало. Но все знали, что мысли Пьера часто озвучивает Фёдор. У него это получалось эффектнее. Хотя, впрочем, и своих мыслей хватало… Именно Фёдор и взял на себя начало собрания - краткий обзор того, что успели сделать на планете астронавты нашего корабля. Роль наша получалась внушительной - даже при самом пунктирном перечислении.
        - Однако есть и проблемы. - Фёдор вздохнул. - Сегодня все ощутили это с печалью… О самых острых вызвался первым сказать Верхов.
        Когда откуда-то сзади Женька пошёл к трибуне, Розита прижалась ко мне, положила мою руку на подлокотник кресла, прикрыла своей и стала тихонько поглаживать, словно успокаивая меня. Это было приятно, и я не рыпался, хотя успокаивать меня не требовалось. Поглаживала же Розита все те минуты, которые Женька простоял на трибуне.
        А он, понятно, отыскал меня взглядом, заметил поглаживания Розиты, и лицо его потемнело прямо на глазах. Постепенно он стал запинаться, путаться, и явно думал уже не только о том, о чём говорил.
        Похоже, этого Розита и добивалась: дразнила, чтоб вспыхнул, разозлился и наговорил либо лишнего, либо что-нибудь не то.
        Однако главное у него было продумано, отрепетировано, и тут он не сбился.
        - Я с самого начала был против того, чтобы брать пленников-урумту, - признался он. - Это я особо хочу подчеркнуть, и это могут подтвердить все члены Совета. Я был против прежде всего потому, что нарушались права личности. Усыпить, увезти неведомо куда и начать воспитывать на свой лад… Почти рабовладельческие замашки! Но победил компьютерный вариант. Компьютер у нас оказался сильнее человека. Мне, как электронщику, это особенно обидно… Не было бы у нас этих пленников, жил бы Марат! А так всех потеряли! - Он махнул рукой. - И теперь заново надо начинать всё и с племенем ра и с племенем урумту…
        Насчёт племени ра он был, конечно, прав. Насчёт племени урумту то ли был не в курсе последних событий, то ли притворялся, что не в курсе.
        - Повторять сказанное по радио не хочется, - объявил Женька. - Все, наверное, слышали. Но ещё одну мысль хочу вынести на ваш суд… Все наши корабли представлены в Совете одинаково: два командира и два астронавта. А корабли - разные. В первом - двести, во втором - четыреста, а в нашем - шестьсот астронавтов. Следовательно, мы - как бы самые неравноправные. Пока мы оставались новичками, всё было понятно. Но теперь-то мы не новички! Только что наш командир это прекрасно обосновал! А уж тем более - ребята со второго корабля. Их-то, как говорится, за что?.. Не стоит ли пересмотреть этот принцип?
        - Не стоит! - с места отозвался Бруно. - Если Верхов кончил, дайте мне слово!
        Широкими шагами он прошёл к трибуне и повторил:
        - Не стоит! Совет тогда станет парламентом. Тут двенадцать человек никак не соберёшь - все по уши завалены срочными делами. А если будут восемнадцать? Получится этакий несобираемый Совет. Вместо рабочего органа. Вот создадим государство, конституцию, будет и парламент с пропорциональным представительством. Но при нём всё равно понадобится мобильный рабочий орган! - Бруно развёл руками. - Никуда от этого не уйдёшь, если мы хотим иметь управляемое хозяйство. Верхов убедил меня в том, что государство действительно нужно. И прежде всего для защиты. От настырных кандидатов в диктаторы… - Бруно усмехнулся. - Прежде всего - от них! Я всегда интересовался историей, хоть это и не моя специальность. Отлично помню те страницы, где говорилось, как целые страны - миллионы людей! - годами, десятилетиями ждали смерти своих тиранов в надежде на свободу. Но дожидались часто только новых тиранов… Спаси Бог нас от этого! Как бы ни называла сама себя тирания… Каждый тиран называет своё государство самым свободным, счастливым и демократичным. Любимый фиговый листок! Но, надеюсь, нас уже не обманешь… Я даже согласен с
Верховым насчёт органов безопасности. Но как только мы отделим их от себя - они поработят нас. Органами безопасности должны стать мы сами. Все вместе! И когда мы вместе - никакие опасности нам не страшны и никакие серьёзные враги на горизонтах не просматриваются… Конституционная комиссия, наверное, нам не помешает. Пусть подумают светлые головы! Если уж кому-то остро не хватает общеизвестных заповедей Иисуса Христа и сложившихся здесь обычаев. Запас кармана не тянет… Пока как-то обходимся. Но рано или поздно понадобится, конечно, конституция. Пусть готовят! А об остальном я скажу при перевыборах. И очень прошу других ораторов: все персоналии оставьте, пожалуйста, на час выборов! Иначе мы никогда не закончим. А до тех пор - только принципиальные вопросы!
        После Бруно слово для небольшой справки неожиданно попросил Пьер Эрвин. Зал сразу притих. Никогда прежде он не просился на трибуну - ни в «Малахите» ни здесь. Ограничивался репликами. А тут вдруг…
        - Зоологическая информация в Совете стекается ко мне, - тихо и будто бы оправдываясь, признался Пьер. - У нас всего два профессиональных зоолога на три корабля. Они пропадают на ферме и охраняют земной животный мир от здешнего. На большее их не хватает. А в Совете самым крупным зоологом оказался я. Поскольку в детстве увлекался голубями… - По залу пробежал лёгкий смешок. - И в моей папке копятся все зоологические новости. В том числе и наблюдения спутников. Среди них есть по Западному материку снимки очень крупных животных типа земных слонов. По величине - вроде африканского. По шерстистости - чистый мамонт. Хобот - сильно раздвоенный. Если у земного слона по сути одна рука, то у ритянского - две. Зверь наверняка опасный. Обитает на севере Западного материка. Но иногда целые стада спускаются на юг - до реки, которую мы знаем как река Ака. Может, этих животных туземцы и называют ломы?.. Так что говорить, будто их никто не видел, не стоит. Спутники видели! И мы, кстати, разглядывали вместе с Фёдором снимки со спутников, прежде чем выдать Тарасову карабин. Из пистолета такого зверя действительно не
уложишь…
        Хочу уж воспользоваться этим случаем, чтобы завербовать себе добровольных помощников. Во-первых, нам остро не хватает наблюдений. Всё, что можно, приносите! Ничто не пропадёт. Во-вторых, нам не хватает рабочих версий. Здесь полно загадок, над которыми предстоит спокойно думать. Вот одна из них…
        На нашем материке, как вы знаете, водятся крупные обезьяны. И лишь на самом юге - мелкие. На соседних материках мелкие обезьяны тоже есть в южных зонах. Но крупных нет нигде! Почему? Одна из версий - моя. Состоит она в том, что здесь совсем не было людей, когда посадили первый корабль. И некому было уничтожать крупных обезьян. А на соседних материках немало людоедов. Для них обезьяны - более лёгкая добыча, чем люди. Может, людоеды и извели там крупных обезьян? Возникнут у кого другие версии - буду за них благодарен. Загадка интересная!
        Пьер Эрвин сдержанно улыбнулся и ушёл. А на трибуну буквально вырвался черноволосый и белозубый красавец Майкл Доллинг. Он, как всегда, выглядел щёголем - даже в обычном голубовато-сером дорожном костюме. Мало кто умел носить этот костюм, как Майкл. На нём всё сидело словно на фотомодели. И в одинаковых костюмах мы оставались такими разными!
        - Я тут услышал в известиях, - сказал Майкл, - что Нат Ренцел и Нея Нгуен слетали на Западный материк за насекомыми. Мы с Энн, как вы знаете, фармацевты. Нам тоже нужны образцы здешних растений. Поэтому сходил я к Нату, спросил: «Как гуляли вы с Неей по западным лесам и болотам? В ЭМЗах? Под стрелами?» - «Нет, - ответил Нат. - Без ЭМЗов, без стрел, в сопровождении дочки местного вождя и после сытного завтрака у него». А мы тут на сто шагов от Города не можем отойти без ЭМЗа. Однажды отошли, так мою Энн ранили, все это знают… Спрашивается: чего ещё нам надо от Сандро Тарасова? До него нос боялись сунуть на Западный материк. А теперь гуляем там, как на даче… Когда жили мы в «Малахите», слышал такое местное выражение: какого рожна ещё надо?
        - Ты выступишь? - тихо спросила меня Розита.
        - Нет.
        - Почему?
        - Нет смысла.
        - Как это нет? - Глаза её расширились - то ли от удивления, то ли от возмущения.
        - Делать я всё равно буду то, что считаю нужным. Никто не сможет помешать. Поэтому нет смысла.
        - Тогда я…
        Она рванулась к трибуне и ещё по пути спросила:
        - Дадите мне слово?
        - Крой, Розита! - донеслось из зала.
        Её любили. Она знала это и спокойно держалась как всеобщая любимица. Она была действительной «первой леди» земной общины. Не по положению мужа, как обычно происходит, а по собственным достоинствам.
        - Тут делали рекламу недоучившемуся юристу, - объявила она. - Так это я.
        Смех пробежал по залу. Кажется, любой зацепке люди были рады - лишь бы сбросить угнетённость и напряжение после сегодняшних похорон. А Розита это чувствовала. И не боялась выглядеть смешной. Словно нарочно подставлялась.
        - Я окончила два курса юрфака в Гаване, - призналась Розита. - В общем, полуюрист… Так вот с точки зрения полуюриста есть несколько вопросов к будущим отцам нации. Можно?
        - Жми, Розита! - поддержали из зала. - Тебе всё можно!
        - Первый вопрос. Государство должно иметь границы. С кем мы будем о них договариваться? Кто письменно подтвердит их законность и незыблемость?.. Второй вопрос. Государство имеет право наказывать только своих граждан и тех чужих, которые совершили преступление на территории данного государства. Но если чужие нашкодили у себя дома? Имеем ли мы право их судить? Да ещё по своим законам… Всем понятно?
        - Всем! - отозвался зал. - Давай дальше!
        - Даю… - Розита улыбнулась, - Третий вопрос. Как должен будущий наш уважаемый президент добираться до преступников? Ворваться на территорию разбойного племени и кого-то там захватить? Причём мы ещё и не знаем, кого… В отличие от событий на Западном материке, где на территории разбойного племени кого-то освободили… Улавливаете разницу? Там на чужой территории кого-то из пленников спасли. А тут предлагают на чужой территории кого-то из хозяев захватить… Не будет ли это как раз беспределом?.. Ещё вопрос можно?
        - Ну, Розита, не ожидал от тебя! - Фёдор Красный развёл руками. - Кто же тебя ограничивает?
        - Спасибо! - Розита кивнула. - Теперь четвёртый вопрос. Как можно спросить с нашего гражданина за убийство не наших граждан опять же не нашими гражданами и не на нашей территории? И ещё в отсутствие нашего гражданина, который в это время находился совсем на другом материке и имеет несокрушимое алиби от всей киберлаборатории… Как раз шла загрузка вертолёта в Заводском районе, когда за морем не наши граждане дрались… Где взять законы для такого казуса? Уверяю: и на Земле их нет! И, наконец, пятый вопрос. Могут ли в племени ра считать Марата гражданином нашим, а не своим? Ведь по известной всем легенде, он бежал от нас и нашёл убежище у них. Так, по крайней мере, они считают. Мы же это все отлично знаем… Выходит, для них он свой среди своих. И, значит, расправа с ним как со своим. Внутреннее дело племени… Тут мы сами загнали себя в юридическую ловушку. Так мне кажется. Но, может, мудрые отцы нации знают выход из неё. Ещё кое-что добавить можно? Я пока не всем надоела?
        Не видел я Женьку в этот момент. Наверняка он покачал головой. Мол, не может она без выкрутасов… А зал неожиданно притих. Как бы почувствовал: сейчас будет сказано что-то более важное.
        - С точки зрения полуюриста, - призналась Розита, - мы сейчас живём в правовой пустыне. Пока мы сделаем её не то чтобы цветущим садом, а хотя бы зелёным огородом, пройдёт любой срок давности. Но и без него никогда наш будущий президент не получит права спрашивать с людей из другого народа за то, что они сделали на своей земле, по своим законам и обычаям, с тем, кого считали полностью своим. С этим надо смириться, как с неизбежностью. И думать не о мести, не о наказании, а исследовать цепь наших собственных ошибок, которая привела к такому ужасу. Исследовать, чтобы не повторить! По сути, мы сами поспешили и подставили Марата. Как это ни горько признать… Сейчас не подставить бы ещё и Сандро. Иначе провалим все отношения с аборигенами. Мы не властны над тем, что уже случилось. Но мы властны над своим отношением к этому. Так говорила мудрая поэтесса Рина на рубеже нашего и прошлого тысячелетий. Надо думать о будущем! Нам предстоит примирить две юридические тенденции. Одна воспитала Европу на римском праве: Dura lex, sed lex! - Жесток закон, но - закон! Про другую издревле говорили: закон что дышло,
куда повернёшь, туда и вышло… Для Европы закон был выше справедливости. Для России и некоторых других мест всё было наоборот. Поэтому нарушение многих законов стало там массовым и даже одобрялось народом. Как нам избежать такого? Ведь неприятие законов, которые мы в душе считаем несправедливыми, сидит во многих из нас очень глубоко, в подкорках. Поэтому на первом нашем собрании мы ратовали за строгости к нам самим - в защиту туземцев. Так нам тогда казалось справедливым. Теперь ратуем за строгости к туземцам - в защиту себя любимых. Так нам сегодня кажется справедливым. Понятие справедливости мобильно, меняется быстро. Закон должен быть незыблем, надолго! Но мы упорно пытаемся подмять его под сегодняшнее наше понятие справедливости. Поэтому прежде чем строчить законы, полезно было бы договориться о принципах. И прежде всего о таком: чью справедливость будут защищать наши законы? У нас одно понятие о справедливости, у племени ра - другое. Для купов и урумту понятия справедливости прямо противоположны. Что должны отражать наши законы? И какова должна быть сфера их применения? Подумали ли об этом наши
отцы нации?
        …Аплодировали Розите долго. Тушин сидел в президиуме, обхватив голову обеими руками. Я думал о том, что цепь наших ошибок началась с меня и с него. Я первый предложил поискать совет в компьютерах. И первый поддержал Тушина в реализации компьютерного варианта. Он казался вполне логичным. Правда, другие варианты до меня не дошли. Может, там было что-то получше?
        И ещё я вспоминал, как на первом собрании именно Женька предложил самое суровое наказание для тех, кто убьёт туземца. Об этом-то и говорила Розита!
        Она снова села рядом, и я сжал её пальцы. На этот раз они были холоднее моих, почти ледяные. Только они и объяснили мне, чего ей всё это стоило…
        - Ты молодец! - прошептал я.
        - Когда-то я обещала тебе, - ответила она тоже шёпотом: - мы теперь навсегда родные. Ты забыл?
        - Всё помню. Абсолютно всё!
        - Я не обманывала тебя тогда.
        - Теперь вижу.
        …Страсти прорвались при обсуждении кандидатур в Совет. И начал опять же Бруно.
        - Я не хочу и не буду жить при чьей-то тирании, - объявил он, - Я уверен, что вся затея Верхова направлена на то, чтобы хоть когда-нибудь добраться до поста президента и установить свою диктатуру. Так вот я при всех предупреждаю тебя, Евгений! - бросил он в зал. - Если увижу, что ты можешь установись диктатуру, я уничтожу тебя! Пусть я стану тут первым Брутом, но ты не станешь первым Цезарем! Какую бы кару мне потом ни назначили, она не может быть страшней, чем жизнь под твоей властью. Живи и помни!
        «Бруно сказал то, что должен был сказать я, - мелькнуло в голове. - На правах «друга детства»… Но, видно, мне слабо…»
        Буквально под одобрительный рёв всего зала Женьку из Совета выкинули. Никто за него не вступился. И так же под всеобщий одобрительный рёв ввели в Совет Розиту. Никто не возражал.
        Бруно попытался предложить в Совет ещё и меня:
        - Сандро теперь у нас единственный представитель дикарей…
        Зал буквально лёг от хохота. Сегодня так ещё не смеялись. Что-то чуть ли не истерическое померещилось мне в этой случайной разрядке.
        Пришлось встать и объяснить:
        - Ребята! Я же всё время на Западном материке. Дежурить в Совете не смогу. А если что-то по Западному материку - меня вызывают. Не каждый же день Совет занимается дикарями…
        Когда сел, услышал, как Розита, пригнувшись, говорит Бруно:
        - У тебя такие переходы от трагедии к комедии! Ты можешь стать актёром шекспировского толка! Приглашаю тебя в наш театр!..
        Не знаю, что ответил Бруно, но в Совете его оставили. А конституционную комиссию решили создать. И Женьку туда определили - от нашего корабля. И предложили астронавтам с других звездолётов тоже выделить подходящих «отцов нации».
        Тут же, после собрания, Женька попросил Тушина перевести его из бригады Заводского района в бригаду разъездных кибер-ремонтников.
        - В Нефти не был, - объяснил он, - на руднике не был, на ферме не был… Хочу побывать.
        - Побывай! - коротко согласился Тушин.
        И отвернулся.
        Вечером, за домашним ужином, он признался:
        - Я вот всё думаю: если бы мы сообразили посылать к Марату этих необузданных урумту по одному… В одиночку-то они вели бы себя куда спокойнее… Жил бы тогда Марат?
        - Наверное, жил бы, - безжалостно подтвердил я.
        Тушин хлопнул себя ладонью по затылку и горько произнёс:
        - Русский мужик, говорят, задним умом крепок!
        58.Что замышляют урумту?
        Дождалась-таки мама: в этот раз ночевал я под одним кровом с новым её мужем, и вместе сделали мы утром гимнастику, брились рядышком, перед одним зеркалом, за один стол сели завтракать. Всё как в нормальной семье. У мамы явно праздник был на душе. Она просто летала по квартире. А у меня всё ныло и болело, потому что в это самое время Розита наверняка завтракала с Вебером. На Западном материке хоть об этом я почти не думал. А тут - просто неотступно!
        После завтрака зазуммерил мой радиофон, и Неяку попросила разрешения зайти. Пришла она вся какая-то светлая, праздничная, улыбающаяся, в белом костюме, с большой круглой картонной коробкой, красиво перевязанной широкими блестящими красными лентами.
        - Можешь ты передать это Лу-у? - спросила Неяку.
        - Какой вопрос? - Я пожал плечами.
        - Мне хотелось бы, чтоб она меня запомнила, - тихо призналась Нея.
        - А ей хотелось бы, чтоб её запомнила ты.
        - Она говорила об этом?
        - Да.
        - Тогда всё в порядке.
        Нея попрощалась и ушла. Она видела, что я уже собираюсь, и мама укладывает в сумку пакеты, пахнущие домашней снедью. Участвовать в семейных проводах у Неи не было оснований. Вот если бы Розита!.. Но…
        А перед вечером, в нашей палатке, Лу-у повертела эту коробку и ничего не поняла. Развязывать ленты, затянутые бантиком, она не умела. И очень удивилась, когда я распустил их одним движением.
        В коробке оказался сарафан из роскошного перламутрового шёлка, переливающегося всеми цветами радуги. Ещё там были тапочки-шлёпки и тапочки спортивные - как намёк на то, что Лу-у пора учиться ходить в обуви. И ещё были три смены тонкого голубоватого женского белья, большое фото Неяку и Тхи. А на самом дне коробки - точно по её круглой форме! - лежал праздничный набор шоколадных конфет. Всё это опять же стало отличным уроком для меня: какие подарки надо делать женщинам, удалённым от цивилизации. В своём-то мире я привык к тому, что подобные вещи женщины выбирают себе сами, строго по своему вкусу. Ибо им доступно всё то же, что и мне, без каких-либо ограничений.
        Как это ни странно, Лу-у схватилась прежде всего за фото - узнала Нею. Но разглядывала не её, а Тхи. Суть фотографии ей не пришлось объяснять. Не понимая, разумеется, как это сделано, она сразу уловила суть: портрет, копия.
        - Это её муж? - Лу-у показала пальцем.
        - Да.
        - Он красив. Красивее только ты. Как его зовут?
        Я назвал.
        - У килов есть такие же имена. - Лу-у обрадовалась. - Жену колдуна айкупов зовут Тха. Когда ты к нему пойдёшь?
        - Скоро. Как только ты научишь меня разговаривать без дуги. Какой же я колдун, пока не знаю вашего языка?
        Когда я попытался объяснить Лу-у назначение белья, она кротко остановила меня:
        - Я знаю. Неяку мне всё показала.
        Она грамотно надела весь набор на себя, погляделась в зеркальце - и сняла.
        - Засмеют, - объяснила она. - Надену, если ты повезёшь меня к сынам неба. Повезёшь?
        - Конечно.
        По пути сюда, над морем, я думал, что пора показать Лу-у Город, Зону отдыха и космодром, погостить с нею на птицеферме. Пусть посмотрит, как выращивают кур. Может, заинтересуется? Может, выйдет из этого интереса первая птицеферма у купов? Вроде бы тут всё основное должно быть доступно для понимания Лу-у…
        Печальный пример Даи, второй жены Марата, не давал мне покоя. В Городе не бывала, жизни нашей не знала, и потому предпочла остаться у родителей в селении гезов. Конечно, Марата в этом не обвинишь: иной возможности у него не возникало. «Невыездной…» Но у меня-то возможность есть! Ни в чём не ограничивают меня купы. Однако если и со мной что-то случится? Не побывает Лу-у до тех пор ни в Городе, ни у мамы, не увидит всей нашей жизни - и тоже останется здесь, в своём селении. И будет лишь вспоминать меня - как краткий неправдоподобный сон. А жизнь её не изменится… Хотелось же именно изменить её жизнь, в любом случае! Хотелось, чтоб знала она: есть для неё удобный дом и за морем, есть там любящая мама. С таким знанием всегда легче.
        Грустные мысли одолевали меня и в дороге, и в селении купов. Лу-у заметила это.
        - У тебя ТАМ беда? - спросила она. И показала на восход.
        - Друга убили.
        - Хуры?
        - Не они. Но из-за них.
        - От них везде несчастье. Всю свою жизнь я жду от них беды. Даже ты не уберёг от них своего друга! А сильнее тебя я никого не встречала.
        Лу-у была права. Не уберёг Марата прежде всего я. Куда мы спешили? Зачем? Хотели спасти племя урумту от радиации? И всё равно не спасли… И потеряли Марата… И всякое влияние на два соседних племени… Полный провал!
        Ну, ладно, компьютер мог не знать, что изменения в человеческой психологии - может, самый медленный процесс в природе. Перед создателями всех доставшихся нам компьютеров стояли прежде всего технические задачи: преодолеть космос, наладить на дикой планете минимально удобную жизнь. Воспитание аборигенов считалось отдалённой целью. Так, по крайней мере, ориентировали нас в «Малахите». Мол, прилетите, устроитесь с необходимыми удобствами на изолированном участке суши, и оттуда потихоньку, без спешки и надрыва, начнёте вникать в жизнь дикарей.
        А пришлось почти сразу, с ходу. Особенно нашему кораблю.
        Для решения таких задач требовались другие компьютеры. Но мы их тут пока не создаём. А привозные могли выдать лишь «сюжет». Но не подробности. Могли использовать забытые нами технические резервы - например, динамическую голографию или супердековый цех в недрах «Риты-2». Возможно, именно компьютеры про него и вспомнили, а вовсе не головастый Вебер, как подумалось мне поначалу. Не зря, наверное, тогда отмолчалась Розита в ответ на торопливую мою догадку. Вероятно, знала она, кто именно вспомнил…
        Но уж никак не могли компьютеры с математической точностью рассчитать скорость психологических изменений в мозгах дикарей. Наверное, на это нужны не недели, а годы или десятилетия. Если не столетия… Мало ли что могут наобещать люди, находящиеся в плену!.. Даже и цивилизованные люди… Но сделают они совсем другое. Как показал тот итальянский профессор-хирург в Албании. Так ведь там - профессор!.. А тут недавние людоеды…
        На всё это надо было делать поправки к любому компьютерному варианту. Каждый шаг надо было страховать со всех сторон. А мы… И я первый! Все мы оказались излишне доверчивыми. Не один Марат…
        По крайней мере, именно к такому выводу привели первые же неторопливые размышления. И первый же вывод из них выскочил: а чем заняты сейчас лучшие друзья мои - урумту? Куда направили они свои стопы, пока я заседал в новеньком клубе Города? Не подобрались ли «с тыла» к тем же ту-пу?
        На вызов узла связи ответил Омар. Хотя время было ещё Розиты… Но, видимо, её задержали в Совете, а квартира Омара находились прямо рядом со студией - из двери в дверь. Поэтому он и брал на себя почти все ночные смены. На его месте я давно сделал бы проводку в собственную спальню и «дежурил» бы именно там. Может, так оно и было - не знаю, не вникал…
        - Летучий отряд урумту? - переспросил Омар. - Информация со спутника мелькала, но вроде безобидная. Сейчас я поищу… А почему ты не зашёл, когда был в Городе?
        - Видимо, ранний склероз. Прости уж меня… После похорон Марата, после собрания, какие-то участки мозга, похоже, отключились. Осталась голая генеральная линия: вертолёт, контейнеры, купы…
        - Вот! Нашёл! - Омар вздохнул с явным облегчением, - Урумту уже вернулись домой. Шли они точно с запада. Причём вернулось их вдвое больше, чем ушло. Может, теперь надолго успокоятся? Надо же переварить пополнение…
        - Спасибо! А более свежих данных нет?
        - Нет костров! Есть какое-то поступательно-возвратное движение. На запад и с запада. Мелкие группы тащат что-то к новым пещерам. Потом возвращаются и снова тащат. Всё!
        - Любопытно! Что они замышляют? Может, оборудуют себе удобную перевалочную базу?
        - Даже если и так, - задумчиво произнёс Омар, - надеюсь, нам это ничем не угрожает.
        Он так и сказал: «нам». И мне стало от этого теплее.
        59.Конец дикости?
        В это утро я надеялся закончить переоборудование опустевших контейнеров. По моим размерам в Заводском районе сделали полочки с кронштейнами и перекладины, подобрали болты. После собрания я всё это увёз, и оставалось лишь просверлить коловоротом отверстия в стенках. Вместо звонких пустых ящиков получатся удобные шкафы для чего угодно. Дёшево и сердито!
        А затем намечалось обучение старика Бира и его нового помощника Выха работе с коловоротом и свёрлами. У меня они освобождались, других дел для них пока не предвиделось, и я хотел передать инструмент оружейникам.
        Вых тоже был старик, возможно, ровесник Бира. Лет своих оба не знали. Как и числа разливов, которое протекли через их жизнь.
        Когда я пришёл к купам, Вых обычно сидел у костра или спал в хижине молодого охотника Щура. Делать оружие он не умел. Но вместе с женщинами обрабатывал туши убитых животных или сшивал набедренные повязки. Однако не часто… То ли болел, то ли просто ленился…
        Но, когда я установил верстак для Бира и привернул к нему наждак, Вых этим заинтересовался. Особенно наждаком. Часами смотрел он, как Бир его крутит. Потом сам стал пробовать. Потом напросился к Биру в помощники - крутить наждак. А там уж, естественно, стал помогать и в других делах.
        Вместе они снабжали охотников племени стрелами с иголками и с прежними наконечниками - костяными и кремнёвыми. А Сара я давно уже не видел за этим «производством». Он придумал стрелы с иголками, я обеспечил их поступление, старики обеспечили изготовление стрел. Пошли, наконец, из Заводского района и лёгкие стальные наконечники для копий. Мяса в селении стало больше. Рыбу ели реже. По всем законам диетологии, мужчины при этом должны стать сильнее. Но случая убедиться в их дополнительной силе у меня не возникало. Поскольку жизнь текла мирная. Ссорились у костров только дети и женщины. Ни одного громкого конфликта среди мужчин на моих глазах пока не произошло.
        Однако невинным планам моим на этот день не суждено было сбыться. Ибо, как сказано в Библии (а я её уже привёз в микрофишах!), «не хвались завтрашним днём, потому что не знаешь, что родит тот день».
        Зуммер прервал мои занятия почти в самом начале, и взволнованный контральто Розиты сообщил:
        - Сандро! Что-то происходит у твоих любимых хуров. Они валом валят из пещер. Сразу из нескольких выходов. С детьми! Такого вроде ещё не бывало.
        - Спасибо! Сейчас я в вертолёт и полечу туда.
        - Из Нефти машины поднимать?
        - Зачем? Выход детей из пещер, по-моему, никому не опасен. Пусть, наконец, подышат свежим воздухом! У них, может, несчастье? Наводнение, землетрясение, обвал какой-нибудь… Сейсмические данные есть?
        - В том-то и дело, что нет! Мы сейчас же схватились за сейсмические данные. Всё спокойно!
        - Уже легче! Но это не гарантирует от наводнений и обвалов. Кстати, те две хижины из супердека целы?
        - Никто их не трогал. Как стояли, так и стоят.
        - А опалубку для них не переплавили?
        - Понятия не имею!
        - Если она ещё цела, пусть не трогают. Можешь ты об этом прямо сейчас позаботиться?
        - Могу. А в чём твоя мысль?
        - В том, что если у них несчастье и если дать им в этот момент хижины, они могут изменить образ жизни. По принципу: не было бы счастья, да несчастье помогло.
        - Поняла. Лети, Сандро! Ухр!
        Розита отключилась, я подхватил ранец, засунул в пояс полный оружейный набор, оторвал Лу-у от раскроя очередной юбки для местных леди. Одну за другой Лу-у обеспечивала их новой одеждой. Однослойные сатиновые юбки энергично входили в моду. А Лу-у работала ножницами с таким же упоением, с каким Бир и Вых крутили наждак.
        - Бежим со мной, Лу-у! Я покатаю тебя в небе!
        - Что случилось, Сан? Я слышала тревожный голос.
        - Какое-то несчастье у хуров. Хочешь посмотреть?
        Лу-у поднялась рывком. Она не сказала ничего, но рывок её был радостным, и я понял, что несчастья хуров она готова смотреть всегда.
        Через лес мы почти бежали. В вертолёте Лу-у чувствовала себя почти привычно, но в воздух ещё не поднималась. А поскольку доверие между нами было теперь самое полное, я решил пристегнуть её ремнём. Как положено. Авось сейчас не сочтёт она это ограничением свободы. Тем более что через секунду я пристегнулся ремнём тоже.
        Мы шли на север. Лу-у потрясённо глядела на родную землю сверху, и я понемногу объяснял ей то, что удавалось: реки, пустоши, болота, озёра. Всё это в таком ракурсе Лу-у видела впервые. И, наверное, ей было страшно. Зрачки её расширились. Но держалась она спокойно.
        …А перед пещерами урумту, когда мы подошли к ним, было пусто. Ни души! Я сбросил высоту, надел очки-бинокль и прошёлся вдоль знакомых выходов взад-вперёд. Никого! Только мусора много.
        Странно!
        Если бы случилось несчастье, все скопились бы на довольно узкой полоске между пещерами и ближним озером. На той самой полоске, на которой когда-то посадил я вертолёт почти что на их головы и увёз домой отпущенную Вуком отчаянную Тили.
        Ну, что ж… Посмотрю хоть новые их пещеры - видимо, теперь перевалочную базу. По сути, они уже рядом. Полсотни километров для вертолёта - не расстояние.
        Снова набрал я высоту и пошёл строго на запад. И вскоре увидел впереди колышущееся серое скопление людей. Их было очень много, и они медленно двигались в одном со мной направлении.
        Опять я сбросил высоту, чтобы получше разглядеть то, что быстро надвигалось на меня.
        А надвигалась колонна. Отчётливая колонна, по бокам которой шли вооружённые копьями и луками охотники. Их грузом были, кажется, только палицы на плечах. В задних же рядах колонны безоружные мужчины тащили на плечах громадные мохнатые свёртки. Вероятно, шкуры. А перед этими «шкуроносцами» передвигалась бесформенная толпа длинноволосых женщин с детьми. Дети были и на руках, и рядом, и спереди, и сзади каждой женщины. Каждая шла как наседка со своим выводком. И только женщины впереди колонны шли без детей. Их было немного - может, полсотни. Возможно, тут шли те самые каннибалочки, которых урумту угнали в последнем своём походе. Детьми они обзавестись ещё не успели.
        Новые полонянки шли в мешках из шкур - как и все остальные женщины. Значит, их тут одели, позаботились. Из тёплых лесов наверняка угоняли в более лёгких нарядах. Если не совсем без оных…
        Может, пребывание в столь хорошо организованном обществе пойдёт им на пользу? Перестанут жрать людей, научатся выделывать шкуры ломов, сами не будут съедены… Тем более пещеры впереди их ждут без радона, без урановой смолки, и, следовательно, без лейкозов. Правда, с прогулками на свежем воздухе пока непорядок… Ну да не всё сразу… Движение уже обозначилось…
        И ещё шеренга шла перед этими каннибалочками - шеренга из пяти вооружённых мужчин. Без грузов и без палиц. Только с копьями и луками. Эти мужчины двигались, можно сказать, торжественно. Спокойно, ровно, соразмеряя своё движение с возможной скоростью идущей позади толпы.
        Я обогнал колонну, развернулся и пошёл навстречу. Если раньше вертолёт замечали немногие, то теперь его увидели все. Сотни лиц поднялись к небу. И один из тех пяти, что шли впереди, крайний справа, вдруг поднял руку и заорал:
        - Сан! Сан! Сан!
        Я прошёл прямо над его головой и разглядел его в бинокль. Это был Вук, конечно. Никто больше из них не сообразил бы, что в вертолёте именно я. И, значит, Вук теперь - один из руководящей пятёрки? Может, ещё и до вождя со временем доберётся?
        - Хуры уходят, - объяснил я Лу-у. - Они уходят жить в другие пещеры. Они будут теперь ещё дальше от купов.
        - И никогда не придут к нам? - уточнила Лу-у.
        - Надеюсь, никогда.
        Она вдруг заплакала - поняла то, что увидела. А увидела конец непрерывного страха, сопровождавшего всю её жизнь.
        Что-то очень знакомое почудилось мне в этой колышущейся серой колонне, ведомой спереди, охраняемой с боков - чтоб не разбежались! Что-то до боли знакомое! Когда-то где-то видел я это? В другой своей жизни. В той, которая ушла безвозвратно.
        Я пролетел далеко за хвост колонны, снова развернулся, снова обогнал её, чтобы развернуться опять перед нею и попытаться глянуть Вуку в глаза.
        И вдруг вспомнилось, где и когда видел я это. Давным-давно, на другой планете, в школьные годы, когда готовил доклад о второй мировой войне. Был в ней один эпизод, которой тогда ещё потряс меня - проход пленных фашистов по военной Москве летом 1944 года. Я видел его в документальных кинокадрах: грязную серую многокилометровую ленту гитлеровцев, которых окружили и пленили под Минском. Их провели по Москве от вокзала к вокзалу и засняли это на плёнку для вечной памяти и науки всем народам: нельзя ходить на Россию с оружием! Кончается это вот так!
        Впереди той колонны ровной шеренгой шагали бравые, всё ещё нарядные генералы. Давно ли мечтали они возглавлять колонны победителей в параде на Красной площади?.. За генералами двигались шеренги более или менее аккуратных офицеров. А дальше - километры грязных солдат с распущенными обмотками и кровавыми бинтами. Многие были ранены, хромали, еле тащились. Однополчане поддерживали их, порой просто волокли на загривках. По бокам же этой колонны шли густой цепью крепкие русские автоматчики с собаками. Чтоб никто не убежал! И уже позади колонны шли «лесенкой» поливальные машины - смывали грязь.
        Так ведь там, в середине жестокого двадцатого века, под суровой охраной вели чужих. Вели заклятых врагов, захватчиков, оккупантов, палачей. Очень многие из них не вернулись на родину из плена - и поделом!
        А тут ведут своих - своих жён, своих детей…
        Снова поднял руку и задрал голову Вук, когда вертолёт пошёл ему навстречу. Снова отчаянно завопил:
        - Сан! Сан! Сан!
        Почти как несчастная Тили, когда вёл он её в свои пещеры…
        Мне показалось, что на какую-то долю секунды я уловил его взгляд. И что в нём не было ничего, кроме мольбы.
        Что мог я ответить ему? Чем подать знак, что слышу? Ведь, по сути, он умолял как-то отличить его перед всем племенем. Видно, очень важно это было для него.
        Имелись бы крылья у вертолёта - покачал бы крыльями. Не жалко. Но нет у вертолёта крыльев.
        Да и вряд ли понял бы кто-нибудь здесь такой знак внимания. Для этого, как минимум, надо знать, что такое самолёт и что в принципе самолёты крыльями не качают.
        Впрочем… За поясом - нож. Вещь понятная всем. Вспомнилось, как при нашем разговоре под свеженьким ещё куполом парашюта, пахнущим только что затвердевшей смолой, первый же заинтересованный взгляд Вука был обращён именно к моему ножу. Сбросить?.. Вдруг поможет ему этот нож стать вождём? Ведь всё племя сразу увидит, какие высокие у Вука покровители… И появится, по крайней мере, тут вождь, с которым можно разговаривать и даже о чём-то договариваться. И хоть для меня будут у этого вождя имя и лицо. В отличие от нынешнего…
        Думаю я медленно, вертолёт идёт быстро. Поэтому снова пришлось развернуться, обогнать колонну и пойти ей навстречу. За это время нож я снял с пояса, отжал клапан на фонаре кабины и выбросил в него нож - так, что упал он как раз перед первой шеренгой.
        И снова ворвался в бесшумную кабину отчаянный крик Вука:
        - Сан! Сан! Сан!
        - Кто это кричит? - спросила, наконец, Лу-у. - Кому ты бросил нож?
        У неё не было бинокля. Она не могла разглядеть лиц.
        - Кричит тот, кому ты запустила камнем в голову. Теперь он уводит хуров в дальние пещеры.
        - Значит, хорошо, что я его тогда не убила?
        - Получается - хорошо.
        По сути, в этом углу Западного материка уходила сейчас в прошлое эпоха дикости. Научная классификация Моргана утверждала, что за нею неминуемо должна следовать эпоха варварства.
        Так неужто теперь ещё варварство тут наступит?
        Конец книги 2
        1997-2008

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к