Встреча в глухом уголке Фрэнк Герберт
Фрэнк Герберт (1920-1986) успел написать много, однако в истории мировой фантастики остался прежде всего как автор «Дюны» - прославленной научно-фантастической саги, заслонившей от читателя остальные произведения этого писателя.
Однако - стали ли они от этого хуже? Вряд ли!
Откройте эту книгу - и вы обнаружите полет авторского воображения, смелость идей и, главное, удивительный «реализм фантастического» - все то, что по праву считается «фирменной маркой» творчества Фрэнка Герберта. Не верите? Прочитайте - и проверьте сами!
Фрэнк Герберт
«Встреча в глухом уголке»
- Интересуетесь экстрасенсорным восприятием? Ну что ж, я думаю, я в этом понимаю не меньше, чем этот парень, и это чистая правда.
Говоривший был маленьким лысым субъектом в очках без оправы. Он подсел ко мне на скамейку возле деревенской почты, где я наслаждался полуденными лучами апрельского солнца и при этом читал статью под названием «Статистический аргумент в пользу ЭСВ» в ежеквартальном научном обозрении.
Я увидел, что он изучает заголовок, заглядывая мне через плечо.
Это был настоящий коротышка - по фамилии Кранстон, - и он всегда жил в этой деревне, сколько я себя помню. Он появился на свет в хижине дровосека в Харли Крик, а сейчас жил вместе с овдовевшей сестрой по фамилии Берстаубл; ее муж был капитаном дальнего плавания. Именно капитан построил один из тех больших крытых дранкой домов с башенками, которые видны издалека при въезде в деревню и за которыми уединенно протекает речка Саунд. Сейчас дом немного покосился, его наполовину скрывали густо разросшиеся ели и тсуги,[1 - Тсуга - американская порода хвойных деревьев.] и все живущие в нем были окружены флером таинственности.
Для меня являлось великой тайной уже то, зачем Кранстон сам отправился на почту. Для подобных поручений они обычно нанимали кого-нибудь. Члены этого семейства весьма редко показывались в деревне, несмотря на крайнюю общительность Кранстона, если встретить его в Грандж-холле: он всегда увлекался беседами и обожал играть в шашки.
Росту в нем было пять футов четыре дюйма, а весил он, как мне кажется, около ста пятидесяти фунтов - так что худощавым он не выглядел. Его одежда, зимой и летом, состояла из кепки с козырьком, какие обычно носят художники, комбинезона и темно-коричневой рубашки, как у лесорубов, но не припомню, чтобы Кранстон в своей жизни хоть раз занимался физическим трудом.
- Вас привело сюда, на почту, нечто особенное? - спросил я его в лоб, как это принято у деревенских. - Что-то давненько вас тут, в низине, не видали…
- Надеялся… повидаться кое с кем, - отозвался он и кивнул на раскрытое издание у меня на коленях. - Вот уж не знал, что вы интересуетесь экстрасенсорным восприятием.
Я понимал, что деваться мне некуда; Я принадлежу к той породе людей, которая вечно вызывает у других желание пооткровенничать, даже если у меня нет такой охоты. Кроме того, совершенно очевидно, что у Кранстона есть своя «история». Я еще раз попытался отделаться от него, ибо пребывал в таком настроении, которое частенько посещает писателей и вызывает острое нежелание контактировать с кем бы то ни было.
- Я думаю, вся эта экстрасенсорика - сплошное надувательство, - сказал я. - Противно видеть, как они из кожи вон лезут, пытаясь найти научные подтверждения своим…
- Что ж, будь я на вашем месте, я бы тоже не особенно в это верил, - перебил меня он. - Но зато могу рассказать вам парочку историй, где нет ни слова лжи.
- Вы читаете мысли, - предположил я.
- Слово «чтение» тут не совсем подходит, - ответил он. - И речь идет не о мыслях… - при этих словах он воззрился на дорожную развилку перед зданием почты, а потом снова повернулся ко мне. - Речь идет о сознании.
- Вы читаете чужое сознание.
- Вижу, вы мне не верите, - заметил он. - Ну что ж, тем не менее я все-таки расскажу вам. Никогда не говорите с неудачником перед тем, как… Но вы-то не неудачник. Вы видите людей как они есть и, будучи писателем, сможете кое-что сделать с этой историей.
Я вздохнул и закрыл журнал.
- Я тогда только что переехал с ручья и стал жить вместе с сестрой, - начал Кранстон. - Мне было семнадцать. Она была замужем - дайте-ка подумать - уж года три, а муж ее - капитан - ушел в море. В Гонконг, если я ничего не путаю. Ее свекор, старый мистер Джерусалем Берстаубл, был еще жив тогда. Занимал комнату внизу, которая выходила на задний двор. Был он глух, как пень, и не мог выбраться из своего инвалидного кресла без посторонней помощи. Вот поэтому они и пригласили меня жить с ними. Он был живучий мерзавец, старый мистер Джерусалем, если вы помните. Но вы, конечно, не были с ним знакомы.
Это была скользкая тема, которую ни один деревенский житель не мог обойти, обсуждая со мной «старые времена», - хотя они приняли меня за своего, так как мои дед с бабкой родом из этой деревни, и все в долине знали: я «вернулся домой», чтобы поправиться после ранения на войне.
- Старый мистер Джерусалем обожал играть в криббидж по вечерам, - продолжал свой рассказ Кранстон. - В тот вечер, о котором идет речь, они с моей сестрой сидели за игрой в студии. Говорили они мало из-за его глухоты, и все, что можно было расслышать, это стук карт и бормотание моей сестры, тасующей колоду.
- Мы погасили свет в гостиной, но в камине горел огонь. Из студии тоже пробивался свет. Мы сидели в гостиной - я и Ольна, норвежская девушка, помогавшая в то время моей сестре. Через пару лет она вышла за Гаса Билза - того самого, которого убило при взрыве паровой машины в Индиан-Кэмп. Мы с Ольной играли в норвежскую карточную игру. У них она называется «рип» и чем-то напоминает вист. Потом она нам надоела, и мы просто сидели по обе стороны от камина, слушая, как стучат карты по столу в студии.
Кранстон сдвинул назад кепку и кинул взгляд на зеленые воды Саунда, где буксир вытаскивал связку бревен из неглубокого водоема.
- Ох, и хороша она была, Ольна, - наконец заговорил он. - Волосы у нее были - словно белое золото. А кожа - в нее можно было смотреться.
- Да вы просто увлекались ею.
- Не то слово - просто потерял голову. А она… совсем нет, ни капельки.
И он снова замолчал. Постучал по козырьку кепки.
- Я пытаюсь вспомнить, моя это была идея или ее. Моя. Ольна держала в руках колоду карт. Я сказал ей: «Ольна, перетасуй колоду, так, чтобы я ее не видел». Да, так оно и было. Я попросил ее перетасовать колоду и взять одну карту сверху, а я попробую ее угадать. В то время много говорили об этом докторе из Университета Дьюка, не помню его имени, угадывавшем карты. Наверное, эта мысль как-то отложилась в моем сознании.
Кранстон помолчал еще минуту, и - я готов был поклясться - на какой-то миг его лицо стало выглядеть моложе, особенно глаза.
- Итак, карты перемешали, - и что было дальше? - спросил я с неожиданным для самого себя интересом.
- А? Да, она сказала: «Тааа, посмотрим, мошет, ты укатаешь фот эту…» Она говорила с сильным акцентом, Ольна. Можно было подумать, что она родилась в старой Норвегии, а не на окраине Порт Орчарда. Итак, она взяла первую карту и посмотрела на нее. Боже, до чего она была хороша - в полумраке, когда свет падал на нее из-за полуоткрытой двери студии. И, знаете, я как будто воочию увидел взятую ею карту - это был валет бубен. Как будто это отпечаталось… где-то в глубине моего сознания. Я не увидел, а просто узнал. И назвал карту. «Ты взяла одну из пятидесяти двух - и не самую плохую», - вот что я сказал. Потом мы прошли всю колоду, и я назвал их все - каждую карту, без единой ошибки.
Конечно, я ему не поверил. В литературе по экстрасенсорике таких историй - десятки и сотни. Ни одна из них не подтверждается. Но мне стало любопытно, почему он рассказал мне все это. Неужели старый деревенский холостяк, ничего из себя не представляющий, которого приютила у себя сестра, пытается показаться более важным, чем есть на самом деле?
- Так вы назвали ей каждую карту? - спросил я. - И вы никогда не высчитывали вероятность совпадения?
- Один профессор в Государственном Колледже как-то раз сделал для меня такие расчеты, - отвечал Кранстон. - Забыл, сколько это стоило. Сказал, что случайность исключена.
- Невероятно, - я пытался ничем не выдать свое недоверие. - А что Ольна подумала по этому поводу?
- Подумала, что все это трюк - ловкость рук, не более, салонная магия.
- Она носила очки, и вы увидели отражения карт в стеклах?
- Тогда она не носила очков.
- Значит, карты отразились в ее глазах.
- Она сидела в тени в десяти футах от меня, - сказал он. - Свет падал только из двери студии. Ей пришлось держать карты так, чтобы свет из камина падал на них. Кроме того, время от времени я держал глаза закрытыми. Я как будто видел карты… внутри своего сознания. Мне не приходилось гадать. Я просто ЗНАЛ.
- Что ж, все это очень интересно, - проговорил я, открывая свое ежеквартальное обозрение. - Вам, пожалуй, имеет смысл вернуться в Дьюк и помочь доктору Райну.
- Клянусь вам, я был потрясен, - сказал он, пропуская мимо ушей мое замечание. - Этот знаменитый доктор сказал, что люди могут совершать такое. И тут являюсь я - живое тому доказательство.
- Ну вот, вам нужно было написать доктору Райну и все ему рассказать.
- Я попросил Ольну смешать колоду, и мы попробовали снова, - продолжал Кранстон, и в его голосе зазвучало отчаяние. - Ей не очень-то этого хотелось, но она уступила. Я заметил, что ее руки дрожали.
- Вы напугали бедное дитя своими фокусами, - заметил я.
Он вздохнул и сидел молча, глядя на воды Саунда. Буксир тащился с грузом бревен. Я почувствовал острую жалость к маленькому человечку. Я был уверен, что он никогда не отлучался от деревни больше, чем на пятьдесят миль, привязанный к старому дому на горе, карточным играм раз в неделю в Грейндже и случайным походам в бакалею. Сомневаюсь, чтобы у них был телевизор. Сестра его известна своей репутацией старомодной ведьмы.
- И вы опять назвали все карты? - спросил я, стараясь выглядеть заинтересованным.
- Без единой ошибки, - ответил он. - Каждая из них заняла свое место в моем сознании. И я просто находил их там.
- А Ольна захотела узнать, как вы это сделали?
Он судорожно сглотнул.
- Нет. Мне кажется… она почувствовала, как я это сделал. Мы проверили едва ли пятнадцать карт, как она швырнула колоду на пол. Она дрожала, глядя на меня во все глаза. Внезапно она назвала меня каким-то странным словом - никогда не слышал такого прежде - и, вскочив, бросилась вон из дома. Все случилось так быстро! Когда я поднялся на ноги, она была уже у входной двери. Я выбежал за ней, но не догнал ее. Позднее мы обнаружили, что она остановила хлебный фургон и поехала домой в Порт Орчард. И больше не возвращалась.
- Это скверно, - произнес я. - Единственный человек, чье сознание вы могли прочесть, - и так неожиданно исчезает.
- Она больше не возвращалась, - повторил он, и в его голосе я уловил слезы. - Все думали… вы знаете, будто я делал ей непристойные предложения. Моя сестра просто взбесилась. Брат Ольны явился к ней на следующий день. Он угрожал мне расправой, если я осмелюсь сделать хотя бы шаг…
Кранстон прервался на полуслове, повернувшись к дорожке, усыпанной гравием, что вела в деревню, спускаясь с горных ферм на западе. Высокая женщина в зеленом платье, доходящем до середины икры, только что миновала полусгоревшее дерево и теперь приближалась к зданию почты. Она шла, опустив голову так низко, что можно было видеть ее макушку. Ее золотистые волосы разделял пробор, тугие косы обвивали голову, подобно короне. Она была крупной женщиной с хорошей фигурой.
- Я слышал, что ее племянник заболел, - сказал Кранстон.
Я быстро взглянул на Кранстона, и его лицо - печальное и отстраненное - ответило на мой невысказанный вопрос.
- Это Ольна! - воскликнул я. Я начал ощущать странное возбуждение. Хотя по-прежнему не верил в его безумный рассказ…
- Она весьма нечасто спускается вниз, в долину, - сообщил Кранстон. - Но, раз ее племянник заболел, я надеюсь…
Она повернула на тропинку, ведущую к почте, и угол здания скрыл ее от наших взоров. Мы услышали, как с другой стороны открылась дверь, до нас долетели негромкие звуки разговора. Наконец дверь снова открылась, женщина завернула за угол и пошла по дорожке, проходящей мимо нас в гору. Она склонила голову, но сейчас оттого, что читала письмо.
Когда между нами оставалось не более шести футов, Кранстон окликнул женщину.
- Ольна?
Ее голова качнулась назад, она остановилась как вкопанная. Готов поклясться, я никогда еще не видел выражения такого ужаса на лице человека. Она смотрела на Кранстона, застыв, словно скованная льдом.
- Мне жаль мальчика твоей сестры, - произнес Кранстон и добавил: - Будь я на твоем месте, я бы предложил, чтобы она отвезла ребенка к тем специалистам в Миннеаполисе. В наше время они творят чудеса в области пластической хирургии…
- Ты! - простонала она. Ее правая рука поднялась в отвращающем жесте, и тонкие пальцы сложились в магическую фигуру для изгнания дьявола, которая, как я считал, забылась еще в средневековье. - Исчезни из моей головы… ты… ты… коттис!
Ее слова разрушили чары. Она подхватила юбки и помчалась по тропе, ведущей к подъему на гору. Последнее, что мы увидели, была ее бегущая фигура, скрывшаяся за углом гаража.
Я пытался подобрать слова, но не мог. Коттис, козлоногий Пан, овладевавший девушками, вторгаясь в их сознание. Я никогда не думал, что в Норвегии знали эту легенду.
- Ее сестра написала в письме про своего младшего сына, который сильно обварился, когда чайник упал на него с плиты. Это случилось всего лишь позавчера. Письмо доставлено авиапочтой. Сюда приходит немного таких писем.
- Вы пытаетесь убедить меня, будто прочли письмо ее глазами?
- Я никогда не терял того места, которое обнаружил, - отозвался он. - Бог свидетель, я пытался. Особенно после ее замужества с Гасом Биллзом.
Меня охватило возбуждение. Возможности…
- Послушайте! - сказал я. - Я сам напишу в Университет Дьюка. - Мы сможем…
- Попробуйте только! - прорычал он. - То, что всякий в долине знает про нас двоих, - уже скверно. Конечно, они не верят, но вдруг… - Он покачал головой. - Я не буду стоять на ее пути, если она найдет подходящего мужчину…
- Но послушайте же. Если вы…
- Теперь-то вы мне верите, не правда ли? - спросил он, и мне не очень понравилась его интонация.
- Ну, в общем, лучше бы проверить все это с помощью специалистов…
- Подготовьте экстренный выпуск, - предложил он. - Истории в воскресном выпуске. И об этом узнает весь мир.
- Но если…
- Я не буду ей нужен! - взревел он. - Вы еще не поняли этого? Она никогда не потеряет меня, но и не захочет быть со мной. Даже когда она вернулась из Миннеаполиса… через неделю после побега из нашего дома…
Его голос предательски оборвался.
- Но подумайте, что это может значить для…
- Она единственная женщина, которую я когда-либо любил, - сказал Кранстон. - Единственная, на ком я мог жениться… а она считает меня дьяволом! - Он повернулся и взглянул на меня. - Вы думаете, я хочу выставлять это напоказ? Мне бы найти это место в моей голове и избавиться от него навсегда!
С этими словами он поднялся на ноги и направился к дорожке, ведущей в гору.
notes
Примечания
1
Тсуга - американская порода хвойных деревьев.
|
