Кровавая наследница Амели Вэнь Чжао
        Кровавая наследница #1
        Кирилийская империя погрязла в беззаконии и взяточничестве. У богатых в руках привилегии и власть, у бедных - ничего, а аффинитов, чья магическая сила способна управлять неосязаемым, принято бояться и избегать. Разрушить старые устои могут лишь двое:

        АНАСТАСИЯ - бывшая наследница престола Кирилии. Теперь она просто аффинитка, обладающая магическим даром управлять кровью человека. Гонимая и обвиняемая в убийстве собственного отца, она поклялась разыскать настоящего убийцу и восстановить свое честное имя.

        РАМСОН - гений преступности. В прошлом - правая рука самого могущественного криминального лорда Кирилии. Теперь - человек без будущего, гниющий в тюрьме. Он жаждет отомстить обидчику и вернуть себе былую власть.

        Они стали союзниками: Рамсон обещает помочь Анастасии найти виновника всех ее несчастий, если та согласится применить свою силу для уничтожения его врагов. Но мир меняется, и теперь каждому из них предстоит сделать свой судьбоносный выбор…

        Амели Вэнь Чжао
        Кровавая наследница

        BLOOD HEIR
        AMELIE WEN ZHAO

        
* * *

        Посвящается ?? и ??, которые научили меня смотреть на мир открыто, с добротой и энтузиазмом

        1

        Тюрьма явственно напоминала подземелья из детства Анастасии: мрачная и сырая, она была сооружена из несокрушимых глыб, покрытых налетом грязи и страданий. Здесь тоже пролилось много крови: Анастасия чувствовала, как она сочится из выбоин в каменных ступенях, расползается по покрытым копотью стенам и таится на задворках ее сознания, подобно вездесущей тени.
        Стоило лишь захотеть, щелчок пальцев - и вся эта кровь подчинилась бы ей.
        От этой мысли Ана крепче сжала одетыми в перчатки руками потрепанный мех капюшона и сконцентрировала свое внимание на ничего не подозревающем охраннике, шедшем в нескольких шагах впереди. Его сапоги из бычьей кожи издавали ритмичный тонкий скрип. И если внимательно прислушаться, можно было разобрать тихий звон _златников_ в его карманах. Она дала ему взятку.
        В этот раз она не ощущала себя заключенной: она была клиентом, и сладкое дребезжание монет неустанно напоминало о том, что охранник - на данный момент - был на ее стороне.
        И тем не менее на стенах дрожал свет факела, и было невозможно видеть в этом месте что-то иное, а не воплощение ее ночных кошмаров, и не слышать перешептывания голосов.
        Монстр. Убийца.
        Когда-то папа рассказывал ей, что это место кишит демонами, что в нем находятся в заключении самые опасные злодеи. И даже теперь, спустя почти год после его смерти, у Аны пересохло во рту, когда она попыталась представить, что он сказал бы, увидев ее здесь.
        Ана отогнала эти мысли и устремила взгляд вперед. Может, она монстр и убийца, но это никак не относилось к делу, ради которого она сюда пришла.
        Она пришла, чтобы очистить свое имя от обвинений в государственной измене. Все зависело от того, удастся ли ей найти нужного заключенного.
        - Я вам говорю, ничего вы от него не добьетесь,  - грубый голос охранника вырвал ее из омута шепчущих голосов.  - Слыхал, что у него было задание убить какое-то высокопоставленное лицо, когда его повязали.
        Он говорил о заключенном. Ее заключенном. Ана выпрямилась и выдала заранее отрепетированную ложь.
        - Он расскажет мне, где он спрятал мои деньги.
        Охранник бросил сочувствующий взгляд через плечо.
        - Лучше бы вам проводить время где светло и солнечно, сударыня. Уж с дюжину, а то и больше благородных господ заплатили кому нужно, чтобы попасть в Гоуст Фолз[1 - Гоуст Фолз - тюрьма у водопада.] и увидеть его. И никому он ничего не выдал до сей поры. Нажил же себе могущественных врагов этот Острослов.
        Конец фразы было сложно разобрать из-за затяжного мучительного вопля. В крике было столько страдания, что у Аны зашевелились волосы на затылке. Рука охранника взлетела на рукоять меча. Свет факела подсвечивал половину его лица - вторая оставалась в тени.
        - Скоро камеры начнут ломиться от этих аффинитов.
        Ана чуть не споткнулась: она резко втянула воздух и, заставляя себя сохранять спокойствие, медленно выдохнула. Ей нельзя было отставать от охранника.
        Должно быть, на ее лице отразился страх, потому что ее спутник быстро проговорил:
        - Не беспокойтесь, сударыня. Мы вооружены до зубов _божевосхом_, а _аффиниты_ заперты в особых камерах из _черного_камня_. Мы к ним и близко не будем подходить. Все эти деимховы надежно упрятаны под замок.
        _Деимхов._ Демон.
        У Аны засосало под ложечкой, она натянула капюшон еще ниже на лицо и сильно сжала кулаки. Об аффинитах обычно говорили, понизив голос и сначала боязливо оглянувшись по сторонам, только затем следовали истории о горстке людей, обладающих силой родства с определенными элементами. Монстрах, способных творить удивительные вещи с помощью своего дара. Вызывать огонь. Метать молнии. Оседлать ветер. Видоизменять плоть. Если верить слухам, были даже те, чьи способности выходили за пределы физического мира.
        Силы, которыми не должен обладать ни один смертный. Силы, которые могли принадлежать либо богам, либо демонам.
        Охранник улыбался ей. Возможно, он пытался проявить дружелюбие. А может, гадал, что такая девушка, как она, в мехах и замшевых перчатках - потертых, но явно дорогих,  - делает в этой тюрьме.
        Он бы не улыбался, если бы знал, что она собой представляет.
        Кто она на самом деле.
        Окружающий мир внезапно приобрел четкие очертания, и впервые с того момента, как она ступила на территорию тюрьмы, Ана присмотрелась к охраннику. Кирилийская императорская символика - голова рычащего белого тигра - была выгравирована на усиленном черным камнем нагруднике. Меч у бедра, наточенный так, что его острие со свистом рассекало разреженный воздух, был сделан из того же материала, что и доспехи,  - сплава металла с черным камнем, непроницаемого для магии аффинитов. Наконец ее взгляд опустился на пузырек с зеленоватой жидкостью, закрепленный под пряжкой его поясного ремня. Изогнутая форма пузырька придавала ему сходство со змеиным клыком.
        Божевосх, или божья вода,  - единственный известный яд, который может подавлять способности аффинитов.
        И вновь Ана вернулась в мир своих кошмаров. Подземелья, высеченные в холодном, темнее, чем ночь, черном камне. Бело-костяная улыбка ее опекуна, когда он вливает ей в горло пряный божевосх, чтобы изгнать демона, который с ней с самого рождения. Чудовище, даже по меркам аффинитов.
        Монстр.
        Под замшей перчаток ее ладони стали мокрыми от пота.
        - У нас большой выбор трудовых договоров на продажу, сударыня,  - голос охранника звучал будто бы издалека.  - За эту сумму, что вы заплатили, чтобы увидеть Острослова, вы бы лучше наняли одного-двух аффинитов. Не тревожьтесь, они никаких серьезных преступлений не совершали. Просто иноземцы без документов. Дешевая рабочая сила.
        Ее сердце замерло. Она слышала о подобных незаконных схемах. Аффинитов из других государств заманивали в Кирилию ложными обещаниями предоставить работу. Но приехав, они могли рассчитывать лишь на милость контрабандистов. До нее даже доходили слухи, что тюремные охранники и солдаты из разных уголков империи помогали торговцам аффинитами набивать карманы, пока златники лились рекой к ним в руки.
        Но Ана никогда не думала, что встретит одного из них.
        Она попыталась ответить спокойным голосом:
        - Нет, спасибо.
        Нужно было как можно скорее выбираться из этой тюрьмы.
        Огромных усилий ей стоило продолжать двигаться дальше, переставляя ноги, держать спину прямо, а голову высоко поднятой, как ее учили. Всегда, когда ее окутывал туман страха, она старалась думать о брате - Лука бы не струсил, для нее он бы сделал то же самое.
        А она должна была постараться ради него. Подземелья, охранник, голоса и потревоженные ими воспоминания - она все вынесет. И переживет еще сто раз, если это поможет ей снова увидеться с Лукой.
        Когда Ана думала о нем, у нее болело сердце. Ее горе было бездонной черной ямой, но нельзя было в нее падать. Не сейчас, когда она была так близка к тому, чтобы найти единственного человека, способного помочь ей вернуть честное имя.
        - Рамсон Острослов!  - рявкнул охранник, останавливаясь у камеры.  - К тебе пришли.
        Зазвенели ключи, дверь неохотно и со скрипом открылась. Охранник повернулся к ней, подняв факел, и Ана заметила, что его взгляд вновь скользнул по ее капюшону.
        - Он внутри. Я буду здесь - крикните, когда будете готовы выйти.
        Собрав всю свою смелость, Ана резко вдохнула, расправила плечи и сделала шаг внутрь камеры.
        Ее встретил едкий запах рвоты, к которому примешивалась вонь человеческих экскрементов и пота. В дальнем углу, привалившись к засаленной стене, сидел человек. Его рваные рубаха и штаны были запачканы кровью, на его запястьях виднелись ссадины от кандалов, приковывавших его к стене. Лица Ана не могла разглядеть - она видела только спутанные темные волосы. Но затем он поднял голову, и она поняла, что часть его лица скрывала грязная борода, в которой виднелись остатки пищи.
        И это гений преступного мира, чье имя она выпытывала у дюжины воришек и жуликов? Человек, на которого она возлагала все свои надежды последние одиннадцать месяцев?
        Однако, почувствовав на себе внимательный взгляд, Ана застыла. Он был молод - намного моложе, чем, по ее представлению, следовало быть знаменитому на всю империю преступному лорду. От удивления у нее сжался живот.
        - Острослов,  - сказала она осторожно, проверяя, не подведет ли ее голос, а затем добавила громче:  - Рамсон Острослов. Это твое настоящее имя?
        Уголок рта заключенного пополз вверх, изображая ухмылку.
        - Смотря что ты понимаешь под настоящим. В местах, подобных этому, настоящее и вымышленное часто меняются местами.
        Говорил он плавно, но в его голосе звучали резкие нотки, характерные для речи кирилийской знати.
        - Как тебя зовут, дорогая?
        Вопрос застал Ану врасплох. Уже год она ни с кем не обменивалась любезностями, если не считать Мэй. Анастасия Михайлова,  - хотелось ей ответить. Меня зовут Анастасия Михайлова.
        Хотя так ее никто не звал. Анастасия Михайлова была принцессой, наследницей престола Кирилийской империи, утонувшей одиннадцать месяцев назад в попытке избежать казни за убийство и измену Кирилийской короне. Анастасия Михайлова была призраком, монстром, который не имел права на существование.
        Ана сильнее сжала края своего капюшона.
        - Мои имя тебя не касается. Как быстро ты можешь найти человека в пределах империи?
        Заключенный рассмеялся.
        - Сколько ты можешь мне заплатить?
        - Отвечай на вопрос.
        Он наклонил голову набок, на губах играла насмешливая улыбка.
        - Зависит от того, кого ты ищешь. Возможно, несколько недель. У меня целая сеть коварных шпионов и законченных прощелыг, которым я поручу найти следы нужного тебе человека.  - Он замолчал и сложил руки, звеня цепями.  - Гипотетически, конечно же. Даже у меня не безграничные возможности, пока я сижу за решеткой.
        Во время разговора у Аны складывалось ощущение, что она ходит по натянутому канату, одно неправильно сказанное слово - и она сорвется. Лука учил ее основам ведения переговоров: воспоминание об этом подобно свече озарило тьму камеры.
        - У меня нет нескольких недель,  - сказала Ана.  - И мне не нужно от тебя никаких иных действий. Только имя и место.
        - С тобой непросто договориться, моя милая.
        Острослов оскалил зубы, а Ана прищурилась. По его свободной манере речи и веселому огоньку в глазах было понятно, что он находит ее отчаянье забавным, хотя не представляет, кто она и зачем пришла.
        - Но, к счастью, я сговорчивый. Давай договоримся, дорогая. Освободи меня, и можешь распоряжаться мной как хочешь. Я найду твоего прекрасного принца или твоего злейшего врага за две недели, будь он на краю пустыни Арамаби или в небе Кемейранской империи.
        Манерная медлительность его речи чуть не вывела Ану из себя. Она догадывалась, как действовали подобные коварные преступники. Дашь им то, что они просят, и они тут же воткнут тебе нож в спину - не успеешь и глазом моргнуть.
        Она не попадет в эту ловушку.
        Ана запустила руку в складки своего потрепанного плаща и извлекла оттуда кусок пергамента. Это была копия одного из рисунков, которые она сделала сразу после смерти папы. В тот период кошмары заставляли ее просыпаться посреди ночи, а образ этого лица, преследуя, не покидал ни на секунду.
        Быстрым движением она развернула пергамент.
        Даже в льющемся из коридора тусклом свете факела Ана могла разобрать черты человека на портрете: лысая голова и меланхоличные, преувеличенно большие глаза, придававшие владельцу сходство с ребенком.
        - Я ищу мужчину. Кирилийского алхимика. Он когда-то был врачом во дворце в Сальскове.  - Она помедлила, но решила рискнуть.  - Назови мне его имя и где его найти, и я освобожу тебя.
        Внимание Острослова было приковано к рисунку с того момента, как она его развернула. Он смотрел, как голодный волк на добычу. На мгновение его лицо застыло и стало непроницаемым. А потом его глаза широко распахнулись.
        - Он,  - прошептал Острослов. И это слово зажгло огонек надежды в ее сердце, теплый, как лучи восходящего солнца после долгой-долгой ночи.
        Наконец-то.
        Наконец-то.
        Одиннадцать лун она пряталась, в одиночестве проводила темные ночи в холодных северных лесах Кирилии, а днями обыскивала город за городом и в конце концов нашла человека, который знал убийцу ее отца.
        Рамсон Острослов - это имя шептали бармены, завсегдатаи пивнушек и охотники за головами, когда возвращались ни с чем после поисков неуловимого алхимика. Самый могущественный криминальный лорд кирилийского подполья, имеет много связей. Он мог отыскать даже принадлежащую благородной даме гужкину мышку на другом краю империи и всего за неделю.
        Возможно, они были правы.
        Ана всеми силами пыталась унять дрожь в руках: она настолько сосредоточилась на его реакции, что почти забыла дышать.
        Глаза Острослова все еще были прикованы к портрету, он, словно завороженный, протянул руку:
        - Дай посмотреть.
        Сердце Аны бешено билось, когда она рванулась вперед, чуть не запнувшись в спешке. Она протянула заключенному пергамент. На мгновение, тянущееся бесконечно, Острослов, подавшись вперед, прикоснулся большим пальцем к углу рисунка.
        И вдруг набросился на нее. Его рука сжала ее запястье мертвой хваткой. Другой рукой он зажал ей рот, прежде чем она успела закричать. Он резко толкнул ее вперед, развернул и прижал к себе. Почувствовав смрад его грязных волос, Ана приглушенно застонала.
        - У этой истории не обязательно должен быть плохой конец,  - его голос звучал низко, былое спокойствие сменилось спешкой.  - Ключи висят снаружи, у двери. Помоги мне выбраться, и я предоставлю тебе информацию, о ком пожелаешь.
        Ана вывернулась и сбросила его грязную ладонь с лица.
        - Отпусти меня,  - прорычала она, пытаясь высвободиться из его хватки.
        Но он лишь сжал ее сильнее. Вблизи, в свете факела, было заметно, как сквозь острый блеск его карих глаз вдруг проступило что-то дикое, почти безумное.
        Он собирается причинить ей боль.
        Ану обуял страх. Но благодаря годам тренировок, сквозь пелену паники, которая охватила ее, пробился единственный инстинкт.
        Она тоже может заставить его страдать.
        В ответ на теплое пульсирование его крови внутри ее зашевелилась сила родства, разливаясь по венам и наполняя ощущением могущества. Стоит только захотеть, каждая капля крови в его теле будет подчиняться ее воле.
        _Нет,_  - подумала Ана. Сила родства - это крайняя мера. Как и у любого аффинита, сила меняла ее внешний облик. Самое незначительное отклонение силы от состояния покоя - и радужная оболочка глаз окрашивалась в багряный цвет, а на кистях и предплечьях темнели вены. По этим признакам можно было безошибочно определить, кто она такая,  - нужно было только знать как. Ана подумала об охраннике, стоявшем снаружи, об изгибе горлышка пузырька с божевосхом, о зловещем блеске меча из черного камня.
        Она была так занята, пытаясь усмирить силу родства, что произошедшее дальше стало для нее полной неожиданностью.
        Острослов резко вскинул руку и сдернул с Аны капюшон.
        Она подалась назад, но было уже поздно. Острослов пристально смотрел ей в глаза, выражение предвкушения на его лице сменилось триумфом. Он заметил багряный цвет ее глаз: он знал, как определить наличие у нее силы родства. Губы его растянулись в ухмылке. Он отпустил ее и закричал:
        - Помогите! Аффинит!
        Прежде чем Ана осознала, что все-таки попалась в его ловушку, она услышала громкий топот шагов за спиной.
        Ана развернулась. Охранник ворвался в камеру, подняв черный меч: божевосх, которым он полил лезвие, зеленовато мерцал в свете факела.
        Ана уклонилась. Но недостаточно быстро.
        Она ощутила резкую боль: меч успел полоснуть ее по предплечью. Ана кинулась в противоположный конец камеры, тяжело дыша. Меч разрезал перчатку: ткань разошлась, обнажив тонкую струйку крови.
        На миг весь мир остановился. Существовали лишь эти капли крови, слабый изгиб оставленной ими дорожки, спускающейся к запястью, мерцание на свету бусинок, похожих на рубины.
        Кровь. Сила родства пробуждалась, отвечая на зов своего элемента. Ана сорвала перчатку, поморщившись от того, как воздух ожег рану.
        Началось - вены на руках налились иссиня-фиолетовым цветом, проявляясь на коже неровными полосами. Она знала, как это выглядит со стороны, часами изучая себя в зеркале, с глазами, опухшими от слез, и руками, окровавленными от попыток выцарапать вены.
        Из темноты донесся тихий голос.
        Деимхов.
        Ана подняла голову и встретилась взглядом с охранником, поднимавшим факел.
        Его лицо исказил ужас. Он попятился в угол, где сидел Острослов, и направил на нее меч.
        Ана провела по ране пальцем. Он стал влажным, на нем виднелись следы зеленоватой жидкости, которая теперь смешалась с ее кровью.
        Божевосх. Ее сердце начало колотиться, а в голове пронеслись воспоминания: подземелья, Садов, заливающий ей горькую жидкость в горло, слабость и головокружение, следовавшие за этим. И каждый раз пустота там, где раньше была сила родства. Как будто она потеряла зрение или обоняние.
        Она провела годы, поглощая этот яд в надежде, что он изгонит силу родства из ее тела. Но вместо этого у нее выработалась устойчивость к божевосху. В то время как яд практически мгновенно блокировал способности большинства аффинитов, у Аны было пятнадцать-двадцать минут, прежде чем он сведет к нулю ее силу родства. В отчаянной попытке выжить, ее тело адаптировалось.
        - Дернешься, и я снова тебя ударю,  - прорычал охранник нетвердым голосом.  - Мерзкая аффинитка.
        Звон металла, свет, скользнувший по запутанным темным волосам. Прежде чем кто-либо успел среагировать, Острослов затянул цепи на шее охранника. Последний начал давиться и хватать ртом воздух, пытаясь сорвать цепи, все глубже впивающиеся в его шею. В тени за его спиной сверкнули, оскалившись в улыбке, белые зубы Острослова.
        К горлу Аны подступила желчь, и ее накрыла волна головокружения - яд распространялся по телу. Она схватилась за стену, а на лбу, несмотря на холод, проступили капли пота.
        Острослов повернулся к ней, не отпуская пытавшегося высвободиться охранника. У заключенного было хищное выражение лица, небрежное равнодушие переросло в волчий голод.
        - Давай-ка попробуем еще раз, дорогая. Ключи должны висеть на гвозде у двери в камеру - согласно стандартным правилам, их там оставляет охранник, прежде чем зайти внутрь. Мои кандалы открываются железными ключами, напоминающими по форме вилку, четвертые сверху. Освободи меня от цепей, помоги нам обоим выбраться отсюда невредимыми - и поговорим о твоем алхимике.
        Ана попыталась унять дрожь в теле. Ее взгляд метался между Острословом и охранником. Глаза охранника закатились, а на губах пузырилась слюна - он задыхался.
        Ана знала, насколько опасен Острослов, когда отправилась на его поиски. Но она не ожидала, что узник, прикованный к каменным стенам Гоуст Фолз, так далеко зайдет.
        Снять с него оковы было бы ужаснейшей ошибкой.
        - Давай скорее,  - голос Острослова подталкивал ее к пугающему выбору.  - У нас мало времени. Через две минуты здесь будет новая смена охраны. Тебя бросят в одну из этих камер и продадут по рабочему контракту - все мы знаем, как это бывает. А я останусь здесь.
        Он дернулся и крепче затянул цепи. У охранника надулись щеки.
        - Если ты предпочитаешь такой сценарий, то, надо признать, я разочарован.
        Тени в камере перемещались и искажались. Ана зажмурилась, пытаясь успокоить свой бешеный пульс, который был первой реакцией на действие яда. Следом должны начаться озноб и тошнота. Затем энергия уйдет из тела. Все это время сила родства будет медленно затухать, как догорающая свеча.
        Думай, Ана,  - сказала она самой себе, сжимая зубы. Ее взгляд перемещался по камере.
        Пока у нее еще оставалась сила, она могла пытать заключенного. Она могла пролить кровь, причинить ему боль, угрожать и выбить из него местоположение алхимика.
        У нее выступили слезы, и Ана плотно сжала глаза, чтобы не видеть образы, угрожающие заполонить ее сознание. Среди всех воспоминаний одно пылало, как пламя среди хаоса. Ты не монстр, сестричка. Голос Луки, ровный и твердый. Сила родства не определяет, кто ты есть. Что делает тебя тобой - это то, как ты выбираешь ее использовать.
        Это правда,  - подумала Ана, вздыхая и пытаясь найти поддержку в словах брата. Она не была палачом. Она не была монстром. Она - хороший человек, и она не станет подвергать этого заключенного - как бы ни были темны его помыслы - тем же пыткам, через которые она сама прошла однажды.
        Это означало, что оставался единственный выбор.
        Прежде чем она успела осознать, что делает, Ана пересекла камеру, сняла со стены ключи и занялась замком на кандалах заключенного. Раздался щелчок, и они упали на землю. Острослов бросился в сторону и преодолел расстояние до двери в мгновение ока, растирая саднящие запястья. Охранник повалился на пол, потеряв сознание, со свистом втягивая воздух через полуоткрытый рот.
        На Ану накатила новая волна тошноты. Она ухватилась за стену.
        - Мой алхимик,  - сказала она.  - У нас был договор.
        - А, это,  - Острослов подошел к двери и выглянул в коридор.  - Буду с тобой честен, милая. Я понятия не имею, кто этот человек. Прощай.
        Не успела она и глазом моргнуть, как он уже был по ту сторону решетки. Ана подалась вперед, но дверь с лязгом захлопнулась.
        Острослов погремел для нее связкой ключей.
        - Не принимай это лично. В конце концов, я аферист.
        Он шутливо отдал честь, развернулся на каблуках и исчез в темноте.

        2

        Секунду Ана просто стояла и смотрела в спину удаляющемуся Острослову, ощущая, как мир уходит у нее из-под ног. Аферист кинул ее. Она выдавила горький смешок. Разве это не было ожидаемо? Вероятно, несмотря на все месяцы, которые она провела, учась выживать самостоятельно, она так и осталась наивной принцессой, неспособной существовать вне стен дворца _Сальскова_.
        Ее рана пульсировала, по руке стекала извилистая струйка крови, смешанной с божевосхом. В воздухе стоял металлический запах яда.
        Сила родства всколыхнулась.
        «Нет»,  - резко подумала Ана, дотрагиваясь до раны. Капли крови, казалось, вибрировали на кончиках ее пальцев. Нет, она не была наивной принцессой. Принцессы не обладали властью над кровью. Принцессы не убивали ни в чем не повинных людей посреди бела дня на городской площади. Принцессы не были монстрами.
        Внутри у Аны что-то надломилось, и внезапно она стала задыхаться от прилива копившегося годами гнева, который закипал со знакомым тошнотворным чувством.
        Мир вокруг померк, осталась лишь кровь, медленно стекавшая по руке на пол, капля за каплей.
        _Хочешь,_чтобы_я_была_монстром?_ Ана подняла голову и устремила взгляд в ту сторону, где исчез Рамсон. _Я_буду_монстром._
        Ана выпустила силу родства, затаившуюся в потаенном уголке внутри нее.
        Казалось, она зажгла свечу в кромешной тьме. Свет озарил тени, играющие ее сознанием, а сила родства нашла тот самый элемент, из-за которого ее считали монстром: кровь.
        Кровь была повсюду: внутри каждого заключенного в соседних камерах, на грязных стенах, разбрызганная и размазанная, как краска, разнящаяся от ярко-красной до выцветшей ржаво-медной. Ана могла закрыть глаза и не видеть, но чувствовать, как кровь вырисовывает очертания окружающего пространства, которое постепенно, на расстоянии двух коридоров отсюда, растворяется в небытии, потому что дальше Ана не могла заглянуть. Она чувствовала, как кровь циркулирует по венам мощным, как река, потоком, или течет спокойно, как ручеек, или неподвижная и застывшая, как смерть.
        Ана раскинула руки, как будто впервые за долгое время смогла глубоко вдохнуть. Вся кровь. Вся сила. Все это подчиняется ей.
        Ана с легкостью обнаружила афериста: адреналин, бегущий по его телу, подсвечивал его, и он напоминал пылающий факел среди тлеющих свечей. Она направила силу родства на его кровь и потянула.
        Странное чувство радостного возбуждения наполнило ее, когда его кровь подчинилась. Каждая капля крови в теле Острослова исполняла ее команды. Ана глубоко вдохнула и поняла, что улыбается.
        Маленький монстр, прошептал голос в ее сознании, в этот раз - ее собственный. Возможно, Садов все-таки был прав.
        Возможно, какая-то часть внутри нее действительно была искажена, делая ее монстром, несмотря на то как рьяно она пыталась с этим бороться.
        В коридоре раздался крик, за ним последовал глухой удар и звуки борьбы. Затем медленно из темноты показалась ступня. Потом нога. Потом все тело. Ана тянула его к себе, завладев его кровью. Она наслаждалась ее полным подчинением и тем, как преступник дергался, подобно марионетке, которой она управляет.
        По ту сторону решетки Острослов извивался на земле.
        - Прекрати,  - еле дыша проговорил он. На его покрытой пятнами пота рубахе проступила красная клякса, пропитывая грязную ткань.  - Прошу - что бы это ни было…
        Ана просунула руку меж прутьев решетки и, ухватив Рамсона за воротник, притянула так близко, что его лицо ударилось о металл.
        - Молчать,  - ее голос напоминал рычание, и она еще раз потянула его кровь, провоцируя тихий стон.  - Теперь слушай меня. С этого момента ты делаешь то, что я говорю, иначе боль, что ты сейчас ощущаешь, станет лишь началом.
        Ей казалось, что за нее говорит кто-то другой, а она слушает со стороны.
        - Все ясно?
        Он тяжело дышал, зрачки были расширены, лицо бледным. Ана подавила подступавшее чувство вины и жалости.
        Ее черед отдавать приказы. Ее черед командовать.
        - Теперь открой дверь.
        Медленно, пошатываясь, аферист поднялся на ноги. Его била дрожь. Лицо лоснилось от пота. Он некоторое время теребил замок в руках, потом послышался скрип двери.
        Ана вышла из камеры и повернулась к Острослову. Ее немного покачивало из-за нового приступа головокружения. Когда Рамсон при виде ее съежился от страха, внутри Аны что-то сжалось от извращенного удовольствия. В тех местах, где под кожей лопнули сосуды, на рубахе расплывались пятна крови. Завтра, подобно страшной болезни, его тело покроет россыпь безобразных синяков. Дело рук дьявола, говорил Садов. Прикосновение деимхова.
        Ана отвернулась прежде, чем ее охватило чувство отвращения от содеянного. Она машинально потянулась к капюшону, накидывая его, чтобы спрятать глаза. В руках ощущалась тяжесть, они были покрыты выступающими венами, набухшими от крови. Она спрятала голые ладони под плащ, пальцы вцепились в холодную ткань. Без перчаток она чувствовала себя незащищенной.
        Волосы на затылке зашевелились, когда Ана поняла, что в тюрьме воцарилась абсолютная тишина.
        Что-то было не так.
        Стоны и перешептывания заключенных смолкли - затишье перед бурей. И вдруг в одном из дальних коридоров послышался металлический лязг.
        Ана напряглась. Сердце быстро забилось.
        - Нам нужно выбираться отсюда.
        - Боги всемогущие,  - выругался Острослов. Он встал с земли и снова сел, припав к стене. Он тяжело дышал, а на шее вздулись жилы.  - Ты кто такая?
        Вопрос застал Ану врасплох: она могла дать на него тысячу разных ответов. Череда непрошеных воспоминаний пронеслась перед ее внутренним взором, как будто кто-то перелистывал страницы пыльной книги. Замок из белого мрамора на фоне зимнего пейзажа. Очаг, треск огня, спокойный низкий голос папы. Брат, золотоволосый, с глазами-изумрудами. Его смех лучистый, как солнце. Милая тетя, ее глаза всегда такие выразительные: голова склонена в молитве, темная коса, спадающая на плечи…
        Ана загнала эти воспоминания обратно в глубины памяти, отгораживая их стеной, которую строила весь прошедший год. Ее жизнь, ее прошлое, ее преступления - это ее тайны. Она не могла позволить, чтобы человек, находящийся перед ней, разглядел в ней какую-то слабость.
        Прежде чем она успела ответить, Острослов вскочил на ноги. Он двигался так быстро, что она едва успела издать удивленный возглас - а его рука уже вновь зажала ей рот. Рамсон толкнул ее за каменную колонну.
        - Охранники,  - прошептал он.
        Ана врезала ему коленом в пах. Острослов согнулся надвое, но сквозь произносимые шепотом проклятия она расслышала звук шагов.
        Сапоги стучали по подземному коридору - ритмичные шаги нескольких солдат. Ана смогла различить тусклый отсвет далекого факела, который становился все ярче. По коридору разносилось эхо голосов. Судя по звучащему смеху, охранники перекидывались шутками.
        Ана выдохнула. Их пока не заметили. Эти солдаты просто совершали положенный обход.
        Острослов выпрямился и, прячась за колонной, притянул Ану ближе. Прижавшиеся друг к другу, с одной мольбой в сердце, они могли бы быть сообщниками или даже союзниками. Но свирепый блеск его глаз напомнил ей, как это было далеко от реальности.
        Когда охранники проходили мимо колонны, Ана старалась не дышать. Они были так близко, что она слышала шорох их дорогих меховых плащей, шарканье сапог по засаленному полу.
        От внезапной мысли она содрогнулась. Охранник. Они оставили его лежать без сознания на полу камеры Острослова.
        Рядом с ней Рамсон тоже напрягся. Казалось, он думал о том же самом. Шепотом он выругался.
        Раздался испуганный крик, за которым последовал скрежет открывающейся двери. Ана зажмурила глаза. Страх расцветал ледяным цветком в ее груди. Они нашли отключившегося охранника.
        - Слушай меня,  - Острослов говорил тихо и быстро.  - Я изучал план этой тюрьмы, я знаю ее устройство так же хорошо, как сколько в моих карманах златников. Мы оба понимаем, что без моей помощи ты отсюда не выберешься, а мне, в свою очередь, пригодится твоя сила родства. Поэтому я прошу тебя довериться мне сейчас. Как только мы покинем это проклятое место, можем продолжить вгрызаться друг другу в глотки с того момента, на котором остановились. Звучит неплохо?
        Она ненавидела его - ненавидела тот факт, что он ее обманул, и то, что он был прав.
        - Ладно,  - едва слышно ответила Ана.  - Но если тебе в голову придет выкинуть какой-нибудь фокус, просто помни, что я могу с тобой сделать. Что я обязательно сделаю.
        Острослов осматривал коридор впереди, кивая головой в знак согласия.
        - Справедливо.
        Из-за колонны они видели, как один из солдат зашел в камеру и безо всякой надежды потряс своего павшего товарища. Еще двое продвигались в глубь подземелий, вынув мечи из ножен и высоко подняв факелы. Началась охота.
        Борода Острослова щекотала ей ухо.
        - Когда я скажу беги…
        Свет факела удалялся.
        - Беги.
        Ана выскочила из-за колонны. Она не могла вспомнить, чтобы когда-либо так быстро бежала. Камеры проносились по обе стороны от нее темными пятнами. В конце коридора, который был так далек, что его можно было закрыть большим пальцем, виднелся серебристый свет - выход.
        Ана решилась обернуться назад. Прямо за ней несся Острослов.
        - Беги!  - кричал он.  - Не останавливайся!
        Перед ней был яркий свет, под ногами - твердый каменный пол. Не успев понять, что происходит, Ана уже взбиралась вверх по ступеням, перепрыгивая через одну. Частое дыхание раздирало горло.
        Она очутилась среди ослепительного дневного света.
        Тут же из глаз побежали слезы.
        Все было белым: мраморные полы, уходящие ввысь стены, сводчатые потолки. Сквозь узкие окна над их головами струился солнечный свет, отражаясь в мраморе. Ана читала, что так было задумано при строительстве тюрьмы. Узники оставались в темноте под землей так долго, что свет ослеплял их, стоило им выбраться из подземелий.
        И хотя Ана внимательно читала книги и собрала всю возможную информацию о тюрьме, у нее не оставалось другого выхода из этой ловушки - только ждать, пока глаза привыкнут к свету.
        Громкий лязг донесся из-за спины. Сквозь слезы Ана увидела, как Острослов запирает двери в подземелье. Он взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступени. Наверху он закрыл глаза руками, сыпля проклятиями.
        За пределами этого зала - Ана не могла понять, где именно, слышались отзвуки голосов. Слабый стук эхом разлетался по мраморному полу и отражался от невыносимо белых стен - топот сапог и звук мечей, вытаскиваемых из ножен.
        Охрана забила тревогу. Ана посмотрела на Острослова. Сквозь пелену слез она смогла увидеть, что на его лице показалось выражение абсолютной паники. Ана вдруг поняла, что, несмотря на всю его хитрость и браваду, Рамсон Острослов не имел никакого плана.
        Страх заставил ее думать быстрее. Жгучая боль в глазах проходила, и окружающий мир вновь приобретал четкие очертания. Несколько коридоров веером расходились из той точки, где они стояли: три налево, три направо, три вперед, три назад. Все белые и абсолютно одинаковые.
        Голова трещала от боли, вызванной действием божевосха: Ана не могла вспомнить, из какого коридора она вышла. Это место было лабиринтом, построенным, чтобы загонять заключенных и посетителей в ловушку, как добычу в паутину.
        Ана ухватила Острослова за рубаху.
        - Куда дальше?
        Он выглянул в щель между пальцами и застонал.
        - Черный ход,  - пролепетал он.
        Ана замерла. Безусловно, она собирала данные о Гоуст Фолз - скудные сведения, которые пока не помогали,  - но нигде не упоминалось о черном ходе. Ана знала, что главный вход представлял три охраняемые двери. Внутренний двор стерегли лучники, которые расстреляют их, как мишени в тире, высунь они туда нос. Все это она успела спокойно рассмотреть, пока шла за охранником внутрь - тогда еще в качестве посетителя.
        Никогда, даже в своих самых безумных фантазиях, Ана не представляла, что будет бежать из тюрьмы в паре с осужденным преступником, а преследовать их будут десятки солдат.
        Ану накрыл приступ ярости. Она схватила Острослова за грязную рубашку и потрясла его.
        - Ты заварил эту кашу,  - прохрипела она.  - Тебе и расхлебывать. Как пройти к черному ходу?
        - Вторая дверь… вторая дверь справа от нас.
        Ана бросилась бежать и потащила Рамсона за собой. В одном из коридоров был слышен топот, но она не могла понять, в каком именно. В любой момент сюда могло прибыть подкрепление.
        Они добежали почти до середины зала, когда позади раздался крик.
        - Стоять! Остановитесь именем Кольст[2 - Кольст - великий; обращение наподобие «Ваше величество/высочество».] императора Михайлова!
        Великий император Михайлов. Имя Луки звучало из их уст так привычно, так внушительно. Как будто они знали что-то о ее брате. Как будто у них было право приказывать от его имени.
        Она повернулась к тюремным охранникам. Их было пятеро. На их белой форме красовался серебряный кирилийский тигр, лезвия их черных мечей блестели на солнце. Они были в полной экипировке, в шлемах, их сияющие доспехи отливали серыми оттенками сплава.
        Они скалились и рассредотачивались, как охотники, окружавшие дикого зверя. Раньше они бы встали на колени в ее присутствии, поднесли бы два пальца к груди и очертили ими круг в знак уважения. «Кольст принцесса»,  - прошептали бы они.
        Но это время было далеко в прошлом.
        Одной рукой Ана пониже натянула капюшон. Другую руку, раненую, без перчатки, она подняла навстречу охранникам. Кровь по спирали стекала по ее руке, оставляя яркий темно-красный след на ее смуглой оливковой коже.
        Живот скрутило, и к горлу подступила тошнота. В отличие от аффинитов, которые обучались или работали, таким образом оттачивая свои умения годами, умение Аны управлять силой родства было слабым и незрелым. Вступать в поединок с таким количеством людей одновременно было чревато полной потерей контроля. Такое уже случалось - почти десять лет назад,  - и ей становилось дурно лишь при мысли об этом.
        Согнув колено, лучник занял позицию, наконечники его стрел блестели от божевосха. Анна сглотнула.
        - Прикрой меня,  - сказала она Острослову, и ее сила родства с ревом пробудилась.
        Покажи им, что ты есть на самом деле, мой маленький монстр.
        Покажи им.
        Ана дала волю своей силе, и она разлилась по ее телу, со звоном, криком заполняя вены. Сквозь помутнение неистового буйства Ана нацелилась на очертания пяти охранников. Их кровь бежала по венам, смешиваясь с адреналином и страхом.
        Сосредоточившись на возникшей с их кровью связи, Ана изо всех сил потянула ее на себя - плоть разорвалась. Воздух наполнился кровью. Сила родства резко схлынула. Материальный мир вновь ворвался в ее сознание водоворотом из мраморных полов и холодного солнечного света. Почему-то она стояла на четвереньках, ее руки и ноги дрожали, пока она пыталась сделать вдох. Бежево-золотые прожилки на мраморе вращались перед ее глазами - божевосх добрался до головы. Меньше чем через десять минут он распространится по всему телу, и сила родства исчезнет.
        Ана подалась вперед, сгибаясь от приступа кашля. Белый пол оросили красные брызги.
        Рука легла ей на плечо. Ана вздрогнула. Над ней склонился Острослов, который, раскрыв рот, осматривался вокруг.
        Коридор был зловеще пуст. Разбросанные по залу, лежали пять искореженных фигур. Лежали неподвижно, в лужах собственной крови. Темные пятна медленно расплывались по полу и просачивались в сознание Аны.
        Прикосновение деимхова.
        - Невероятно,  - прошептал Острослов, смотря на нее со смесью восхищения и восторга.  - Ты ведьма.
        Ана пропустила оскорбление мимо ушей и, тяжело дыша, рухнула на отполированный мрамор пола. Использование силы родства отняло у нее всю энергию, как это всегда и бывало.
        - Оставайся здесь,  - приказал Острослов и исчез.
        Ана поднялась на колени. Внезапно она остро осознала присутствие тел вокруг нее, холодных, неподвижных и безжизненных. Она ощущала их кровь - бурные реки, обернувшиеся лужами стоячей воды, необыкновенно тихой. В контрасте с багровым мрамор сиял белизной. Солнечный свет ярко озарял сцену, как будто пытаясь сказать: _посмотри._Посмотри,_что_ты_наделала._
        Ана нагнулась вперед и обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. «Я не хотела. Я потеряла контроль. Я не просила эту силу родства. Я никому никогда не хотела причинять боль».
        Возможно, монстры тоже никому не хотели причинять боль. Возможно, монстры даже не знали, что они монстры.
        Ана сосчитала от десяти до одного, давая себе время перестать плакать и подняться с пола. Ее ладони оставляли за собой кровавый след. Она прислонилась к стене и сделала несколько глубоких вдохов. Ее глаза были закрыты, чтобы не смотреть на открывающееся перед ней зрелище.
        - Ведьма!
        Ана вздрогнула. Острослов стоял у второго коридора справа от нее с перекинутым через плечо мотком веревки. Он махнул ей и, развернувшись, исчез в глубине коридора.
        Как давно он стоял там, наблюдая за ее бессилием? Она смотрела ему вслед, ее накрывала сильнейшая усталость и усиливающееся чувство тревоги.
        - Пошевеливайся!  - послышался его голос, сопровождаемый слабым эхом.
        Потребовалась каждая частица ее силы воли, чтобы выпрямить спину и поковылять за Острословом.
        Тюрьма была построена в виде лабиринта. Капитан Макаров объяснял Ане принципы проектирования тюрем, когда она была еще маленькой девочкой. На его лице появлялись складки морщин, когда он улыбался ей из-под пряди тронутых сединой волос, а привычный запах крема для бритья и металла его обмундирования успокаивал Ану.
        Спокойным баритоном капитан Макаров рассказывал ей, что кирилийские тюрьмы были лабиринтами, где пытавшиеся сбежать заключенные оказывались в ловушке. От паники и неопределенности они теряли рассудок еще до того, как их успевали поймать. Внешние стены лабиринтов-тюрем усиленно охранялись, но внутри было не так много солдат: всех заключенных, которым удавалось подобраться к наружным укреплениям, тут же застреливали из лука.
        Ане оставалось только надеяться, что черный ход, известный Острослову, не сулил им такой быстрой смерти.
        Впереди аферист передвигался с такой хищной грацией, что напомнил Ане пантеру, которую ей довелось однажды видеть на выставке экзотических животных в Сальскове. Она заметила, что в его руках поблескивает украденный кинжал - на его рукояти переливался символ белого тигра.
        Как будто прочитав мысли Аны, Рамсон бросил на нее взгляд.
        - Устала?  - шепотом спросил он.  - Это цена, которую аффиниты платят за свои способности, не так ли? Вдобавок, благодаря нашему другу из камеры, не обошлось без легкого мазка божевосхом.
        Из-за угла показался охранник, и Ане не пришлось придумывать остроумный ответ.
        Три бесшумных прыжка - и Острослов уже подносил кинжал к его шее. Росчерк металла - и охранник упал, из груди торчала рукоять с белым тигром. В глазах Аны мутилось, но она смогла отметить отработанную точность в движениях Острослова. Угол, под которым он вонзил лезвие, был выверен с поистине научной точностью.
        Привычным жестом Рамсон вытащил кинжал.
        - Почти пришли,  - сказал он.
        На стенах попадалось все меньше и меньше факелов, и становилось темнее. Мрамор сменился неотесанным камнем. Раз или два Ане казалось, что вот-вот наступит полная тьма. Она использовала силу родства как факел, но понимала, что дальность действия ее уменьшается, так как божевосх постепенно берет свое. Даже быстротекущая кровь Острослова то появлялась, то исчезала с радара Аны, как тень.
        На фоне мерного постукивания их каблуков послышался другой шум - слабый, но нарастающий, как шепот ветра в ветвях сибирских лиственниц, которые раньше росли у нее за окном.
        Шум… воды.
        Они, должно быть, находились в задней части тюрьмы, куда сливали нечистоты, сваливали мусор, а также тела умерших заключенных. В отличие от большинства кирилийских тюрем, которые были построены у рек для облегчения ликвидации отходов, Гоуст Фолз стоял на вершине утеса, рассекаемого водопадом. Поэтому он так и назывался. Была даже такая старая шутка: узники застряли между скалой и водопадом.
        Скалой и водопадом.
        Ноги Аны стали ватными.
        - Острослов,  - напряглась Ана, а потом закричала:  - Острослов!
        Но он скрылся за углом. Ана побежала. Шум воды становился все громче, пока не стал заглушать ее собственные шаги.
        Следующий коридор неожиданно заканчивался аркой с дверью из черного камня. Холодная, поглощающая свет, она словно что-то шептала Ане.
        Острослов опустился у двери на колени: из-за своей длинной серой рубашки он был похож на призрака. В полутьме движения его рук были так же точны, как у дворцовых физиков, обучавших Ану. Под его пальцами что-то мелькнуло - он резко дернул вниз, и дверь открылась.
        Приглушенный плеск перерос в оглушительный шум, отражавшийся от каменных стен и низких потолков. Острослов распахнул дверь, и у Аны сердце ушло в пятки.
        За чернокаменной дверью коридор внезапно заканчивался, как будто кто-то взял столовый нож и аккуратно отрезал кусок. Конец коридора венчали две массивные колонны, упиравшиеся вершинами в выступы утеса. Над головой вдаль уходило серо-голубое кирилийское небо, соединяясь на горизонте с покрытой блестящим снегом равниной. Под ними пенилась и падала вниз ледяная вода. У Аны подкосились ноги от страха вновь ощутить, как вода заполняет внутренности. Этот страх был высечен глубоко в ее памяти благодаря случаю, произошедшему давным-давно. Безжалостные воды реки - другой реки, непохожей на эту,  - чуть не погубили ее дважды много-много лет назад.
        Острослов был уже занят делом. Он снял с плеча толстую веревку. Ловкими движениями обвязал один конец веревки вокруг колонны. Его пальцы сплели какой-то сложный узел.
        Боги всемогущие. Ана прижалась к дальней стене и молила свои колени не подгибаться. Это и был черный ход, о котором говорил Острослов: спуск для отходов, откуда сбрасывали экскременты и тела покойников.
        И они собирались прыгать.
        - Я не стану с тобой туда спрыгивать!  - прокричала Ана, пятясь к коридору за чернокаменной дверью.
        Острослов присел у края.
        - Не знаю, чему тебя в школе учили, но вот пара уроков с улиц. Любой, кто решится прыгнуть отсюда, умрет. Удар о воду переломает тебе все кости.
        Водопад бросался вперед, словно ревущий зверь, растворяясь внизу в таком густом тумане, что не было видно, где он заканчивался.
        Острослов проверил прочность узла. Веревка туго натянулась.
        - Ты идешь, ведьма?
        Ана была абсолютно уверена, что он сошел с ума.
        - Ты только что сказал, что любой, кто решится прыгнуть отсюда, умрет.
        Острослов выпрямился в полный рост. На фоне подернутого дымкой голубого кирилийского неба и бурлящей белой воды у него был почти геройский вид.
        - Да, сказал. Но, дорогая, мы и не собираемся прыгать.
        Он указал на длинную веревку, большая часть которой лежала между ними, как змея, свернувшаяся кольцами. Конец ее обвивался вокруг колонны.
        - Я планирую спустить нас к реке. Я все просчитал. Это сработает,  - он широко улыбнулся и соединил большой и указательный палец в подобие кольца.  - Один крошечный, маленький шаг. Как спуститься из кареты. Только не из кареты, а… с обрыва.
        Его глаза задорно блеснули, и Ане захотелось его задушить. Боги всемогущие, она погибнет. За спиной - охранники, которые упекут ее за решетку и продадут в трудовое рабство. Перед ней - сумасшедший аферист, который собирается прыгнуть навстречу своей смерти.
        - Ну?
        Острослов наклонил голову. Своими ловкими пальцами он уже надежно обвязал свободный конец веревки вокруг пояса и протягивал ей оставшуюся часть.
        - Мы как минимум пять минут потратили, чтобы добраться сюда. Они подняли тревогу, так что новые охранники слетятся к нам, как пчелы на мед. Ты тратишь мое время, дорогая.
        Ана вновь посмотрела на водопад, наблюдая за бурлящей белой водой, несущейся вниз с силой, которая раздробит ее кости. И вдруг представила себя, барахтающуюся в этих потоках, как десять лет назад. Пена и волны бьют в грудь, выворачивают конечности и давят на нос и губы.
        Я не могу.
        Позади в лабиринте сквозь рокот воды были слышны крики. Она призвала силу родства, но та настолько ослабела, что Ана чувствовала лишь едва различимые отзвуки крови. Рана на руке кольнула сильнее прежнего. Через пару минут от ее силы родства ничего не останется, и она будет бесполезна в драке.
        Теперь обратного пути не было.
        Ане хотелось плакать, но за годы, проведенные в подземельях с Садовым, она усвоила, что слезами делу не поможешь. Стоя лицом к лицу со своим страхом, можно было либо сбежать, либо преодолеть себя.
        И Ана сглотнула подступающую дурноту, сдержала слезы, подняла подбородок и прошла сквозь черную дверь. Пол был неровный и мокрый, а запах - как будто что-то, много чего-то, гниет здесь - не давал дышать, пока она продвигалась вперед.
        - Я пришла сюда не затем, чтобы умереть, аферист,  - вырвалось у Аны, когда она подходила к Острослову.  - Если ты что-то выкинешь, я убью тебя прежде, чем это сделает вода. И поверь мне, ты будешь умолять позволить тебе спокойно утонуть.
        Острослов балансировал на краю мраморного пола, держась за веревку. Пока он крепко привязывал Ану к своей груди остатками веревки, на губах у него играла ехидная ухмылка.
        - Справедливо.
        Ана задержала дыхание, почувствовав, как веревка врезается ей в спину и талию. Острослов криво улыбнулся.
        - Я знаю, что воняю, милая, но поблагодаришь меня позже, когда выберешься отсюда живой.
        Ветер хлестал ей по лицу. Она заглянула за край, где кончалась почва под ногами и начиналось ничто. Ее волосы выбились из тугого пучка, темные каштановые пряди развевались на фоне открытого голубого неба.
        Острослов еще раз дернул за веревку.
        - Держись крепче!  - прокричал он.
        Переборов себя, Ана обвила руки вокруг него, стараясь держать лицо как можно дальше от его груди, не потянув при этом шею.
        Он шагнул с обрыва.
        Отвращение, которое Ана испытывала к Острослову, испарилось, и она обнаружила, что прижимается к нему так крепко, будто от этого зависела ее жизнь.
        Так и было.
        Они повисли прямо на краю Гоуст Фолз, медленно раскручиваясь по спирали. В ушах гремел рев водопада, который был так близко, что она могла протянуть руку и дотронуться до него. Веревка, которой они были привязаны к колонне, покачивалась под ними длинной петлей, уходящей в белый туман.
        Медленно Острослов начал их опускать. Его мышцы были туго натянуты, на шее проступали вены, пока он переставлял руки.
        Ана решилась посмотреть вниз. Увиденное заставило ее еще крепче вцепиться в Острослова, чтобы заглушить панику. Она, должно быть, прочитала тысячу молитв своим богам, но это не имело значения. В этот момент существовали только она и аферист.
        Ана взглянула вверх. Туман был такой густой, что она еле-еле могла различить очертания тюрьмы. Это хорошо.
        - Сколько еще?  - прокричала она, практически не слыша собственного голоса из-за водопада.
        - Почти на месте!  - Рамсон кричал, но слов было не разобрать.  - Нужно добраться до конца веревки, иначе падение убьет нас.
        Ана прищурилась. Что-то - движение в тумане - заставило ее инстинктивно призвать свою силу родства. Та откликнулась: ничтожные крохи, эхо ее сил, все еще противостоящих божевосху.
        Она нахмурилась, почувствовав что-то всем своим существом - нечто незаметное, почти ускользнувшее от нее.
        В них ударил порыв ветра, и Ана закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от вызывающего тошноту покачивания. Когда она вновь открыла глаза, ветер рассеял часть тумана. Наверху, у края обрыва, был виден силуэт прицеливающего лучника.
        - Осторожно!  - закричала Ана, когда первая стрела просвистела над их головами.
        Вторая попала в Острослова.
        Он застонал от боли, когда она, порвав рукав, пронзила его плечо. Из раны сочилась кровь. Ана сдержала крик, когда рука Острослова начала скользить по гладкой веревке. Они накренились, раскачиваясь на расстоянии ладони от водопада, грозившего разорвать их в клочья. Над ними лучник снова натягивал тетиву.
        Внизу Ана увидела конец веревки: петля уменьшалась, приближаясь к поясу Острослова. Конец веревки. Они должны добраться до конца веревки, иначе они умрут.
        Ана заглянула в себя: она перевернула все, пока не остались лишь плоть да кости. И нашла последние остатки силы родства, слабые, как угасающая свеча, все еще борющиеся с божевосхом.
        Ана вскинула руку, ухватилась за кровь лучника. И потянула.
        Последний сжался, покачнулся, как будто его толкнул резкий порыв ветра. Ана позволила руке упасть. Что-то теплое заструилось по ее губам, и она почувствовала вкус собственной крови.
        Вот и все. Божевосх победил, ей больше нечего дать.
        Но этого было достаточно, чтобы отвлечь лучника и добраться до конца веревки.
        Острослов отпустил руки и потянулся к бедру. Там тускло блестел серебристый кинжал. Он наклонился к Ане, сощурив глаза. На его лице было мертвенно-спокойное выражение.
        - Не сопротивляйся, не двигайся. Просто держись за меня. Ногами вперед, вытянув носки.
        Ана с трудом поняла, о чем он говорит, крик ужаса замер у нее на языке.
        Острослов поднял руку.
        - Прежде всего бандит должен научиться падать.
        Блеснуло лезвие. Он стремительно опустил занесенную руку.
        И вот они уже падали.

        3

        Река поглотила их, как только они коснулись ее вод. Белые вихрящиеся потоки мстительно тянули их на дно, швыряя в разные стороны, как листья во время сильного ветра. Рамсон поддался течению.
        Он знал эти воды, знал, когда нужно смириться и когда нужно бороться. Река всегда оказывалась сильнее. Нужно было учиться плыть по течению.
        Эта вода отличалась от бескрайних морей из детства Рамсона. В Брегоне волны были насыщенно-синими, с блестящими на солнце гребешками. Он мог плавать часами, нырять и смотреть вверх на далекое небо из глубин мира приглушенных цветов и звуков.
        В Кирилии реки были белыми, бурными и холодными. Рамсон изо всех сил старался не смыкать глаз, пока течение кидало его из стороны в сторону. Грудь сдавливало все сильнее. Вода проникала в нос и рот.
        Аффинитка все еще была привязана к нему веревкой. Он чувствовал всем телом, как она извивалась, брыкалась и боролась с терзавшим ее течением.
        Рамсон отвязал веревку. Шансы выжить были выше без лишнего балласта. Когда он это делал, то думал только о себе. Но когда он наблюдал, как течение уносит ведьму, ему пришло в голову, что ей это тоже может помочь.
        «Не дергайся»,  - хотелось ему сказать ей. «Чем сильнее ты сопротивляешься, тем быстрее ты утонешь».
        Его легкие жгло, в руках и ногах стала ощущаться знакомая слабость. Ему нужен был воздух, иначе появлялся риск остаться частью течения навсегда.
        Рамсон начал барахтаться. Но как только он выровнялся, течение вновь перевернуло его. В груди закипала паника. Голова была легкой. Вода давила на нос и губы, но что-то подсказывало ему, что нельзя открывать рот. Тело отяжелело. Перед глазами кружились белые водовороты. Холод пронизывал.
        «Плыви»,  - раздался голос. Рамсон тут же его узнал - спокойный, звонкий голос, который был неотъемлемой частью его детства и с тех пор не покидал его ни на день. И здесь, в бушующем хаосе, он звучал так близко. _Плыви,_или_мы_оба_погибнем._
        Выгнув спину, Рамсон выпрямил ноги. Течение немного ослабело. Где-то над ним, совсем близко, был свет.
        «Плыви».
        Свет становился ярче. Рамсон вынырнул на поверхность, кашляя и жадно глотая свежий, морозный воздух. Силы возвращались к нему.
        Он выбирался на берег, впиваясь пальцами в полузамерзшую грязь и волоча ноги по припорошенной снегом траве. Он отчаянно дрожал, двигался рывками, постоянно останавливаясь, и дергал руками и ногами, чтобы стимулировать ток крови.
        Река отнесла его на довольно большое расстояние: Гоуст Фолз превратился в пятнышко вдалеке, едва ли больше его ладони. Внутри у Рамсона все сжалось, когда он осознал высоту утеса и водопада, который сейчас напоминал туманную ленточку, спускающуюся в реку. Несмотря на все расчеты и тщательно продуманный план, который родился во тьме его камеры, нужны были чудо и помощь богов, чтобы они выжили.
        Хотя не то чтобы Рамсон верил в богов.
        Он повернулся к тюрьме спиной. Перед ним разворачивался заснеженный лес в подсвеченной полуденным солнцем золотистой дымке. А вдалеке были видны склоны и белые вершины уходящих за горизонт гор.
        Но Рамсон чувствовал лишь холод, пробиравший до костей, и видел лишь длинные темные тени сосен. Это была Кирилия, северная империя, где осенняя ночь была холоднее любого зимнего дня в других королевствах. И если он не найдет укрытие до заката, он умрет.
        Раздавшийся за спиной кашель заставил его развернуться, сжимая в руке кинжал. С некоторым удивлением он смотрел на аффинитку, взбирающуюся на берег, словно умирающий зверь. Она ползла на четвереньках, голова ее повисла, с прилипших к лицу темных локонов стекала вода. Без его помощи она бы больше не встала.
        Рамсон отвернулся.
        Снег заметал его следы, пока он шагал по направлению к лесу. Вскоре кашель девушки и шум воды стихли. Деревья росли плотно, их кроны закрывали солнце. С каждым шагом Рамсона все больше сковывал холод.
        Он попытался вспомнить, что находилось вокруг Гоуст Фолз, но растущее чувство неуверенности помешало ему продвинуться далеко в этом деле. Его везли сюда в наручниках, с завязанными глазами. Повозка ехала несколько дней, а потом его вытащили оттуда и бросили в камеру. Насколько Рамсону было известно, вокруг тюрьмы была пустошь - необитаемые земли покрытой льдом тундры и северная тайга, которая занимала половину Кирилийской империи.
        Каким-то образом его мысли вернулись к ведьме. Досадно, что их побег так ее обессилил. Она могла быть полезным союзником со своей мощной силой родства, а вместо этого она будет лишь тормозить его в пути. Он сомневался, что она сможет встать на ноги. О том, чтобы выбраться из леса, и речи не шло. Но если бы ей удалось, мрачно подумал он, куда бы она пошла?
        Что-то щелкнуло в его голове, и он резко остановился. Ну конечно же. Как он мог быть таким идиотом? Он развернулся и, пошатываясь, побежал к тому месту, где оставил ведьму.
        Девушка пришла в Гоуст Фолз, чтобы увидеть его. Что означало, у нее был путь для отступления. И транспортное средство.
        Он нашел ее, припавшую к земле в нескольких метрах от реки. Ее голова была опущена, она обвила тело руками, быстро растирая его, будто пытаясь помешать теплу испаряться. Когда он подошел, она подняла голову и взглянула на него, полуоткрыв глаза. За несколько минут кончики ее волос заледенели.
        Рамсон опустился на колени рядом, обхватил рукой ее шею, чтобы проверить пульс. Она вздрогнула, но не сопротивлялась.
        - Как ты себя чувствуешь?  - спросил Рамсон с притворной обеспокоенностью. Он положил ладони на ее ледяные щеки.  - Можешь говорить?
        Она приоткрыла потрескавшиеся синеватые губы.
        - Д-да.
        - Голова кружится? Клонит в сон?
        - Н-нет.
        Это была явная ложь, но она упрямо вздернула подбородок и смерила его таким непримиримым взглядом, что Рамсон не мог не восхититься твердостью ее характера.
        - Нам нужно до заката найти укрытие,  - Рамсон оглядел верхушки деревьев, над которыми нависало солнце, скрытое пеленой серых туч и тумана.  - Откуда ты? Как добралась сюда?
        - П-пешком.
        От одного этого слова сердце его почти запело. Это означало, что рядом должно быть укрытие. Он правильно поступил, вернувшись за ней.
        - Откуда? Рядом есть город?
        Она потрясла головой.
        - Изб-ба. Я там живу.
        - Далеко?
        Она содрогнулась всем телом, и он прижал ее ближе.
        От мокрой одежды создавалось ощущение, будто к коже прикладывали мешок со льдом, но Рамсон знал, что тепло его тела должно помочь ей. Когда она отвечала, из ее губ вырвалось облачко пара.
        - Два часа.
        Рамсон посмотрел на затянутое туманом солнце, которое уже опасно приблизилось к кромке деревьев. Впервые за все это время у него появилась надежда. Он встал, поправил промерзшую одежду и немного размял мышцы. Судороги он еще ощущал - хороший знак.
        - Можешь идти, дорогая?
        Ведьма начала подниматься, вставать на ноги и чуть снова не рухнула. Рамсон поймал ее за локоть, прежде чем она успела упасть.
        - Я держу.
        Втереться к ней в доверие, добраться до укрытия. Он посадил ее на спину, тут же почувствовав ледяную твердость ее плаща.
        - Обними меня за шею. Чем больше соприкасается наша кожа, тем меньше шансов, что у тебя будет переохлаждение.
        Она подчинилась, и он перераспределил вес, поднимая ее повыше. От мышечного напряжения у него разогналась кровь. Это хорошо.
        Рамсон сжал зубы. Переставляя ноги, одну за другой, он начал двигаться. На него давило безмолвие белоснежного пейзажа, прерываемое лишь хрустом снега у него под ногами и периодическим треском веток, пока он продолжал углубляться в лес. Неровным голосом, дрожа от холода, ведьма давала указания куда идти.
        Вскоре они оказались в чаще леса, в окружении множества высоких северных сосен и сибирских лиственниц, отбрасывавших на них свои тени. Тишина пронзала воздух. Казалось, что лес живой и наблюдает. Холод постепенно пробирался к Рамсону под одежду, под кожу, сковывал кости.
        Ведьма замолкла и не шевелилась. Несколько раз ему пришлось растрясти ее, чтобы она оставалась в сознании.
        - Поговори со мной, дорогая,  - сказал он наконец.  - Если ты сейчас заснешь, ты никогда не проснешься.
        Он почувствовал, как она встрепенулась в ответ на его слова.
        - Как тебя зовут?
        - Ана,  - выпалила она подозрительно поспешно.
        Очередная ложь, но Рамсон лишь серьезно кивнул.
        - Ана. Я Рамсон, хотя ты уже и так знаешь. Откуда ты, Ана?
        - Добрск.
        Он усмехнулся.
        - Какая ты разговорчивая.
        Он знал городишко Добрск - крошечная, незначительная точка на карте в южной части Кирилии. И все же - несмотря на все усилия скрыть это - в ее речи слышались отзвуки северного акцента, а манера говорить немного напоминала манеру кирилийской знати.
        - Чем ты занималась в Добрске?
        Он почувствовал, как она напряглась, и вдруг пожалел, что задал этот вопрос. Ему показалось, что ее полузамерзшее и полусознательное состояние было неплохой возможностью разузнать побольше информации. Выпытать ее секреты, а потом шантажировать ее. Во-первых, она была аффиниткой. Но пока это была единственная зацепка. Безусловно, такая могущественная сила родства, как у нее, гарантировала бы ей место в императорских патрулях.
        Шестеренки в его мозгу вращались, и он вспомнил ее приказывающий тон, ее осуждающий взгляд, когда он впервые заговорил с ней, наклон ее острого подбородка. Ее, без сомнения, воспитывали в благородной среде - возможно, она скрывала свою силу, чтобы обезопасить себя. В Кирилии подобное было частой практикой: как только у ребенка проявлялась сила родства, ее начинали прятать или подавлять. Это было доступно богачам, наделенным властью и разнообразными привилегиями. Бедняки же, подумал Рамсон, не могли себе позволить никакой защиты.
        Аффиниты, у которых не было средств подкупить представителей власти, были вынуждены регистрироваться, и сведения об их силе родства указывались в удостоверении личности. Как граждане империи, они имели право искать работу - но штамп в документах ставил на них клеймо иных, отличающихся от большинства, существ, от которых стоит держаться подальше и даже бояться.
        Кирилия придумала способ контролировать этих людей с их данным богами даром с помощью черного камня и божевосха. Когда в Кирилию потянулись иммигранты из других государств, желающие попытать счастья в богатейшей империи мира, торговцы тут же воспользовались шансом наживиться на них.
        Так появились брокеры. Они стали заманивать ищущих работу иностранцев в Кирилию лживыми обещаниями лучших условий труда и большего заработка, чтобы потом вынудить их подписать невыгодный для них договор и запереть в далекой империи, поймав в ловушку. Со временем торговля аффинитами набирала обороты, оставаясь при этом в тени закона.
        Благородная или нет, девушка была аффинитом в бегах. И Рамсону не хотелось ввязываться в подобную историю.
        Проще было закрыть глаза на этот факт.
        В любом случае ей было что скрывать. Если Рамсон и обладал каким-то талантом, это была способность выведывать секреты, не важно, как глубоко они были запрятаны.
        Она продолжала упрямо молчать, и Рамсон решил задать относительно безобидный вопрос:
        - Это правда, что солнечное вино вкуснее на юге?
        Дальше они продолжали в том же духе: Рамсон без остановки говорил и вытягивал из девушки ответы из одного-двух слов. Несмотря на болтовню, он чувствовал, как немеют руки и ноги и как растет усталость в мышцах. Вокруг постепенно темнело, и ему приходилось напрягать глаза, чтобы понять, где деревья, а где их тени.
        Время, казалось, шло по кругу, и Рамсон стал сомневаться, не плутает ли он сам. Невыносимый холод сковал его мысли; он постоянно оглядывался через плечо, когда ему слышался то хруст ветки, то скрип снега. Опасности, подстерегавшие на просторах Кирилийской империи, отличались от тех, с которыми он имел дело дома; он слышал о духах льда - сивинциях,  - что возникали из снега, а потом, годы спустя, пропавших путников находили в скованной мерзлотой земле. Ледоволки появлялись из ниоткуда и охотились в стаях. Рамсон никогда не путешествовал без _огнешара_, ровный свет которого по ночам отпугивал обитателей северной тайги. Сейчас же казалось, что тьма наступает.
        Рамсон остановился. В ушах звенел пульс… и что-то еще. Он прислушался. Ему не хватало успокаивающей теплоты огнешара: обычно он лежал в его ладонях и освещал путь. Темнота же порождала темные мысли.
        И вдруг он услышал: _хрусть-хрусть-хрусть  -_ ломались ветки, шумел подлесок в нескольких десятках шагов позади.
        Кто-то или что-то преследовало их.
        Рамсона обуял страх. Он спрятался за ближайшим деревом и, удобнее перехватив ведьму на спине, застыл и попытался прислушаться, чтобы различить хоть что-нибудь, помимо стука собственного сердца.
        Вот оно. Треск приближался, будто нечто огромное двигалось через лес. Затаив дыхание, он решился выглянуть из-за дерева и почувствовал, что его ноги подгибаются.
        Громадная темная фигура, пошатываясь, проходила мимо, так близко, что Рамсон почувствовал затхлый запах влажной шерсти. Существо остановилось, принюхалось. Раздался хриплый рык. Когда оно повернуло голову, чтобы осмотреться по сторонам, сердце Рамсона ушло в пятки. Он различил массивную тушу, бледную морду и блестящие белые глаза. Лунный медведь. Грозный хищник северной империи: рассказы о нем передавались охотниками шепотом, каждый из них молился, чтобы не встретиться со зверем.
        Рамсон почувствовал, как тело ведьмы начинает сползать со спины. Ему в голову пришла мысль - такая мерзкая, что стало стыдно. Но это не помешало обдумать ее получше. Если он бросит девушку на растерзание медведю и побежит, возможно, он спасется. Она уже была без сознания. И если они в ближайшее время не доберутся до теплого места, шансы на то, что она очнется, предельно малы. Он чуть не издал что-то среднее между смехом и всхлипом, когда неизбежно вспомнил известную кирилийскую шутку. Он буквально оказался между Медведем и Дураком.
        Лунный медведь вскинул косматую голову. Его огромная фигура замерла. Зверь навострил уши.
        И повернулся к ним.
        Рамсон увидел мертвенно-бледный блеск его глаз и острых как лезвие клыков. Невзирая на дрожь в ногах, он принял оборонительную стойку. В свободной руке у него появился кинжал.
        Не было ни одного чертового шанса, что он, замерзший, скованный судорогами, с девушкой без сознания за плечами, победит в этой схватке. Но несмотря на жизни, которые разрушил, на зло, что сотворил, Рамсон знал, что он не был бы собой, если бы не попытался.
        В дюжине шагов внезапно раздался шорох кустарника, как будто на них набрело напуганное животное. Рамсон застыл на месте.
        Внимание лунного медведя переключилось. Его огромная, больше, чем человеческое туловище, голова медленно повернулась.
        Кусты снова зашевелились. Что-то пулей вылетело оттуда и бросилось бежать в противоположном от них направлении. Рамсон слышал, как оно ломает ветки деревьев и кустов на пути.
        Лунный медведь издал утробный рык. Его гигантская туша развернулась, и он, не оборачиваясь, устремился в сторону звука.
        Рамсон дождался, пока треск и рык стихли, и только тогда позволил себе выдохнуть. Он привалился к дереву, перекладывая вес аффинитки на плечи. Наступала ночь, а их укрытия нигде не было видно.
        За спиной раздался хруст ветки. Рамсон повернулся, сильнее сжимая кинжал. И вгляделся.
        У дерева на фоне снега и лунного света вырисовывался силуэт. Нет, не силуэт - ребенок. Девочка подняла руку и жестом пригласила следовать за ней.
        Рамсон пошел. Если ему предстоит драться, уж лучше с ребенком, который едва достает ему до пояса, чем с лунным медведем.
        Казалось, они шли целую вечность. Усталость становилась все более невыносимой, и Рамсон заметил, что он все чаще и чаще спотыкается. Девочка брела меж теней как лесной дух.
        Еще несколько десятков шагов. Снег серебрился, на его фоне четко вырисовывались деревья. Свет,  - догадался Рамсон. Свет, исходящий откуда-то неподалеку.
        Постепенно лес расступился, и показалась опушка с деревянной избой. Горящий в одном из окон свет лился на ровный снег. У Рамсона чуть не подогнулись колени от прилива счастья.
        Поспешив вперед, девочка открыла тонкую деревянную дверь и вошла в дом.
        В очаге потрескивал огонь. Тепло окутало Рамсона, как объятья матери. Он застонал, уложил ведьму рядом с огнем и стал стягивать с себя ледяную одежду. Пальцы соскальзывали с пуговиц, и ему едва хватило сил снять рубаху. Полураздевшись, он сполз на пол, впитывая в себя тепло сухого дерева.
        Ему хотелось больше никогда не вставать, не напрягать хоть один мускул. Но через некоторое время он услышал шуршание и шаги легких маленьких ножек. Рамсон открыл один глаз.
        Девочка сидела, согнувшись над ведьмой. Ее руки порхали над телом аффинитки, как две беспокойные птички. Он оглядел ее волосы, мягко спадавшие на плечи, ее блестящие бирюзовые глаза - их цвет напомнил ему о теплых южных морях.
        «Ребенок одного из Азеатских королевств»,  - подумал Рамсон, а внутри дрогнуло сочувствие. Он был примерно в ее возрасте - может, на пару лет старше,  - когда впервые прибыл на кирилийские берега. Голодный, напуганный и безнадежно потерянный.
        Но чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее становилось дурное предчувствие, от которого бежали мурашки по коже. Будучи капитаном порта, одного из крупнейших торговых центров Кирилии, он мог предположить множество мрачных причин, почему ребенок из далекого королевства остался здесь один. Азеатский регион был известен тем, что множество эмигрантов оттуда искали работу в других государствах - особенно в безжалостной, зацикленной на торговле Кирилийской империи. Рамсон видел, как корабли-призраки причаливали к его пристани безлунными ночами, наблюдал за крадущимися в темноте фигурами - мужчины, женщины, дети.
        Аффиниты становились призраками в этой империи: ни документов, ни дома. Не к кому обратиться за помощью. Их мольбы уносили волны в сиянии жестокой луны.
        Рамсон тоже закрывал глаза на это.
        Девочка прижала два пальца к шее ведьмы. На ее лице отражалось беспокойство.
        Рамсон глубоко вдохнул.
        - Она жива?
        Его голос походил на скрип.
        Выражение нежной заботы тут же исчезло с лица девочки, как будто кто-то резко захлопнул книгу. Она смерила его таким же взглядом, которым на него смотрела ведьма, и поджала губы.
        Рамсон попытался снова:
        - Кто ты? Как ты нас нашла?
        Ее глаза превратились в щелки. Рамсон не мог понять, как этой малютке удавалось выглядеть яростнее ведьмы.
        - Кто ты такой?  - ответила она вопросом на вопрос.
        - Я друг.
        - Ты лжешь. У нас с Аной нет друзей. Но ничего страшного,  - уверенно добавила она.  - Если ты злой, я тебя убью.
        Рамсон вздохнул. Почему ему сегодня так везло на кровожадных дев?
        - Смотри,  - сказал он.  - Она дрожит. Это хороший знак. Нам нужно медленно ее отогреть.
        Он осмотрел помещение. У дальней стены стояли нары, с краю которых были сложены одеяла. Напротив располагался очаг - его веселый треск разлетался по маленькой комнате. У двери находился старый деревянный стол, заваленный пергаментами и перьями.
        - Принеси одеяла и сухую одежду. И давай переместим ее ближе к огню. Я думаю, она в полусне. Нагрей воды.
        Девочка несколько секунд смотрела на него оценивающим взглядом кошки, которая решала, доверять ему или нападать. В конце концов она выбрала первый вариант и побрела к двери в банную комнату в задней части избы.
        Значит, ему оставалось лишь… одно.
        Со стоном Рамсон встал на колени, потом на ноги. Он наклонился и, рискуя надорвать спину, поднял ведьму на руки. Его потряхивало, пока несколькими шагами он пересекал комнату. Локтем он толкнул дверь в маленькую комнатушку. Внутри горела одинокая свеча, освещая мокрую деревянную лохань.
        Рамсон осторожно опустил девушку внутрь. Когда он отпускал ее, она начала дрожать и прошептала что-то. Нахмурившись, он убрал темную прядь с ее лица, разглядывая острые линии скул и полные, четко очерченные губы. Она была похожа на смуглых жителей южной Кирилии, обитавших в горах Дживеха на границе с королевством Нандьян. Их было относительно немного по сравнению с бледнокожими кирилийцами, в руках которых сосредоточивались власть и привилегии на всей территории империи.
        И… у него появилось очень странное чувство… будто он ее уже где-то видел.
        Он тряхнул головой. Это холод на него так действует.
        Он оставил ведьму наедине с азеатской девочкой и пятью ведрами теплой воды. Прислонившись к закрытой двери, Рамсон слушал тишину, прерываемую плеском. Подобно водоворотам, в его голове крутились мысли.
        Почему он спас ее от лунного медведя, хотя она замерзла до полусмерти и была бесполезным грузом? Рамсон Острослов, которого он знал - которого остерегался весь криминальный мир,  - держал при себе только сильных и нужных людей. От слабых же быстро избавлялся или приносил в жертву, необходимую в каком-нибудь деле. Но в темноте и одиночестве кирилийского леса холод изменил его, лишил хладнокровной расчетливости и остались лишь инстинкты, которые его создавали.
        Он зажмурил глаза. Рамсон считал, что семь лет назад ему удалось заглушить в себе эту искру доброты. Он тогда поклялся, что больше никогда не будет одним из слабых, никогда не будет отдавать больше, чем взял.
        Он сделал глубокий вдох. Открыл глаза. Снова увидел комнату, четко и ясно.
        До сих пор он помогал ведьме. Он отдавал. Теперь ей придется вернуть долг.

        4

        Дважды в жизни Ана чуть не утонула. Первый раз это произошло десять лет назад в разгар зимы. Снег покрыл землю блестящим белым покрывалом, играющим рубиново-красными, изумрудно-зелеными и сапфирово-голубыми огнями Зимней ярмарки Сальскова. Похожие на крошечных ледяных духов, елочные украшения мерцали золотом и серебром, когда мимо них проходила королевская семья, участвовавшая в ежегодном городском параде. Его устраивали, приветствуя бога-покровителя. Звенели бубны, играла музыка, люди кружились в танце в облаках белой кисеи и серебряных лент.
        Всеобщая суматоха, как ни странно, облегчила головную боль, которая не давала Ане встать с постели последние несколько дней. Она держала за руку Луку: они были в предвкушении того, что вот-вот карета остановится, и они будут гулять по похожему на сказку городу. А люди их империи станут выкрикивать их имена, окружать вниманием и осыпать подарками.
        Но как только открылись двери кареты и внутрь ворвался запах жареного мяса, сдобренных специями овощей и запеченной рыбы, на Ану накатил приступ тошноты. За внешним шумом толпы, меж разноцветных декораций, мехов и драгоценностей, накрученных вокруг шей, среди ароматов и взглядов чувствовалось какое-то движение. Оно отдавало эхом у нее в голове, сдавливало виски.
        Она отчетливо запомнила котелок со свекольным супом, густым, бурлящим и ослепительно-красным.
        И вдруг копившаяся у нее внутри энергия взорвалась, мир заволокло багряной пеленой, в венах закипела кровь. Горячий, пульсирующий ток крови проник в ее сознание, заглушая все остальное.
        В памяти сохранились лишь последствия. Изувеченные тела на брусчатке перед их каретой; красные, как цветущие маки, пятна на бесцветном снежном холсте.
        В тот день Ана убила восьмерых.
        Дворцовый алхимик, странный и тихий лысый мужчина со слишком большими глазами, в тот же вечер поставил ей диагноз. Она помнила холодный блеск его серебряного божекруга, когда он поднял дрожащую ладонь и прошептал на ухо императору.
        «Аффинитка»,  - сказал он папе. Кровяная аффинитка. Папа склонил голову, и мир Аны перевернулся. Стоя в своей комнате, в окне напротив она увидела свое отражение. После ярмарки на лице остались следы крови и слез, волосы склеились от пота и спадали на глаза - чудовищные красные глаза. В руках чувствовалась тяжесть, а кожа туго натянулась из-за разбухших, выступающих вен.
        В тот день Ана посмотрела в зеркало и увидела монстра.
        После этого она попыталась сбежать. Мимо служанок, начинавших кричать при виде ее, мимо стражников, терявшихся и не знавших, что делать. Она не имела представления, куда держит путь, знала одно - нужно выбраться отсюда, подальше от дворца, подальше от мамы, папы и мамики Морганьи, чтобы обезопасить их.
        Сквозь пелену слез стал вырисовываться мост Катерьянны. Статуи богов смотрели на нее, как живые стражи. Мост был назван в честь мамы, и Ана видела его каждый день из окон своих покоев. Мост был перекинут через реку Хвост Тигра, которая огибала дворец.
        Это был знак, ни что иное.
        По щекам Аны текли слезы, она подняла взгляд на небо.  - «Я люблю тебя, мама,  - подумала она. Отнеси меня туда, где я буду в безопасности».
        Ана вскарабкалась на каменное ограждение моста и бросилась в реку.
        Как только она погрузилась в воду, холод сковал ее кости. Течение беспощадно тянуло ее вглубь. В тот же миг она поняла, что глупо было надеяться, что река унесет ее в прекрасную страну, где она начнет все сначала. Вода пенилась вокруг, била - все это рождало совершенно новое чувство страха, неуправляемого и буйного. Поддавшись инстинкту, она открыла рот, чтобы закричать, но внутрь ворвалась вода, вытесняя из легких воздух.
        Паника ослепила ее, перед глазами расплывались пятна, но Ана боролась с водой.
        Она не хотела умирать. Но, быть может, боги хотели ее забрать в тот день.
        Что-то обхватило ее талию с силой, непохожей на ту, что давила ей на грудь и окутывала холодом легкие. Мир превратился в водоворот ледяных потоков и безмолвного хаоса, но Ана поняла, что она больше не во власти течения. Ее тянуло вверх, к свету.
        Она вынырнула на поверхность и стала жадно глотать сладостный воздух. Ее ноги и руки безвольно болтались в стремительном потоке, но чья-то твердая рука обхватила грудную клетку - кто-то, продолжая держать ее, быстро и умело греб к берегу.
        Ее спаситель с трудом выбрался на сушу и наконец опустил ее на скованную льдом землю, простиравшуюся на километры вдаль.
        У Аны кровь застыла в жилах, когда она осознала, что смотрит в глаза брату. В них горел огонь ярости. Привычное веселое выражение исчезло с лица Луки - Ана поняла, что видит перед собой принца, будущего императора Луку Александровича Михайлова.
        Брат тяжело дышал, пряди его волос приклеились ко лбу и свернулись завитками на затылке. Вырывавшийся из его губ воздух превращался в белесый пар.
        - Малая,  - сердито прорычал он и ударил кулаком по замерзшей земле так сильно, что лед треснул.  - Какого черта ты творишь?
        Его слова хлестнули Ану больнее, чем удар кнута, и она поморщилась. Ее брат - добрый, мягкий Лука - ни разу на нее так не кричал.
        Она вспомнила о восьми трупах, лежащих в лужах крови посреди Винтрмахта, и потупила взгляд.
        - Я монстр,  - пролепетала она непослушными губами.
        Лука склонился над ней, опершись на локти. Его плечи дрожали, и когда он поднял на нее глаза, в них стояли слезы. Он вдруг заключил ее в объятия и крепко прижал к себе.
        - Никогда больше не пугай меня так. Ты могла погибнуть.
        В стихшем водовороте ее мыслей осталась лишь одна: Лука испугался из-за того, что она чуть не умерла. Он не… не хотел, чтобы она умирала.
        - Прости меня,  - в ее резком голосе слышался надрыв.  - Я… Винтрмахт…
        - Ш-ш-ш,  - прошептал Лука, покачивая ее.  - Это не твоя вина.
        Это не твоя вина.
        И тут Ана перестала себя сдерживать, дала волю потоку горя, чувству вины и беспомощности. На некоторое время его объятья стали для нее единственным прибежищем и спасением.
        Когда он отпустил ее, его глаза - у Аны их цвет всегда вызывал ассоциации с травой, появлявшейся в дворцовых садах весной,  - смотрели жестче, в них читалась решительность, горело пламя. Он обхватил ее лицо ладонями:
        - Ты не монстр, сестричка.
        Блеск серебряного божекруга алхимика. Склоненная голова папы.
        Ответ вертелся у нее на языке. Аффинитка. Шепот алхимика. Кровяная аффинитка.
        - Моя сила родства…
        - Сила родства не определяет, кто ты есть,  - он смотрел ей в глаза, его слова звенели, как металл, бьющийся о камень.  - Что делает тебя тобой - это то, как ты выбираешь ее использовать. Нужно, чтобы кто-то научил тебя ее контролировать.
        Ей нравилось, как он говорил: ты не монстр; нужно, чтобы кто-то научил тебя ее контролировать. Будто это была неоспоримая истина. Будто он верил в свои слова, и она тоже начинала в них верить.
        - Как Юрий?  - спросила Ана, вспоминая своего друга, огненного аффинита.
        Он был на несколько лет старше ее и работал на дворцовой кухне учеником главного повара. Его сила родства делала его незаменимым.
        - Точно. Как Юрий.
        Лука поднялся на ноги и помог встать Ане. Они были на берегу реки прямо у стен дворца. Заброшенный участок земли. Течение отнесло их на задворки дворца Сальскова. За рекой стояли в ряд припорошенные снегом сосны - начиналась северная тайга.
        Лука взял Ану за руку и повел ее в противоположную от моста сторону.
        - Что нам теперь делать?
        При мысли о возвращении во дворец Ану охватил страх. Ей придется встретиться с отцом и признаться в том, что она натворила.
        Но брат лишь крепче сжал ее руку, поднес ее к губам и поцеловал запачканные кровью ногти. Его брови были нахмурены, а в глазах отражались бушующий шторм и нежность.
        - Вернемся через тайный ход, который показал мне Марков. В своих покоях приведешь себя в порядок. Никто не знает правду о Винтрмахте, она затерялась в толпе и общем замешательстве. Никому и не следует знать.
        Его губы сложились в тонкую линию, и он слегка приподнял подбородок, принимая хорошо ей известный упрямый вид.
        - Я поговорю с папой. Скажу, что тебе нужен учитель, как у аффинитов, которые работают во дворце, чтобы отточить навыки использования силы.
        И все-таки тем вечером папа зашел к ней в покои, хмурясь. Он обычно приходил с мамой, и они вместе укладывали ее спать. Но в этот раз он один стоял у изножья кровати, и между ними будто пролегал океан.
        Спокойно он объяснил Ане, что ей придется не покидать стены дворца некоторое время. По крайней мере, пока ее «недуг» не пройдет. Официальной версией будет болезнь принцессы, чье хрупкое здоровье не позволяет ей выходить наружу.
        Ана упала на колени, протягивая к нему руки, но он не сдвинулся с места, его лицо казалось высеченным изо льда. Это разбивало ей сердце.
        - Прошу,  - шептала Ана.  - Этого больше не повторится. Я больше никогда не использую… силу родства. Я буду твоей послушной дочерью.
        Взгляд отца помутнел.
        - Это… неприемлемо для тебя  - быть аффинитом,  - сказал он.  - А принимая в расчет твой особый вид силы… Люди не должны знать, этой отметки не должно быть в твоих документах. Мы примем меры, чтобы вылечить тебя от этого недуга… для твоего же блага.
        Ана ухватилась за этот тонкий лучик надежды. Возможно, если она излечится, папа снова будет ее любить.
        Не прошло и месяца, как отец нанял для нее учителя, чтобы тот «вылечил» Ану от ее силы родства. Консультант императора Садов - так его звали. Когда Ана впервые его увидела, тут же поняла, что он соткан из кошмаров. Он, казалось, родился из тени: тщедушная высокая фигура, с волосами и глазами темными, как черный камень, и с длинными, неестественно белыми ногтями. Его методика лечения основывалась на теории, что страх и яд помогут вытравить из Аны силу родства.
        И с тех пор Ана стала обитательницей тайных уголков и глубоких подземелий дворца, где черный камень высасывал из воздуха весь свет и тепло, а тьма смотрела на нее, будто была живым существом.
        - Сила большинства аффинитов проявляется постепенно, их родство с теми или иными элементами растет,  - говорил Садов своим холодным и мягким, как шелк, голосом.  - Но твоя взорвалась, не поддаваясь никакому контролю. Знаешь, почему так произошло?
        Ану трясло.
        - Почему, консультант императора?
        - Потому что ты управляешь кровью,  - он поднес палец к ее подбородку, и Ане понадобилась вся имеющаяся у нее сила воли, чтобы не отпрянуть.  - Потому что ты монстр.
        В то время заболела мама. Спустя год после происшествия на Зимней ярмарке она умерла. Среди придворных ходили разговоры, что зря император взял в жены представительницу южных народов Кирилии: из-за смуглой кожи и темных волос ее всегда считали иной.
        И это унаследовали ее дети. Слышались приглушенные перешептывания, что принц и принцесса выглядели как настоящие южане, что они выделялись на фоне бледных, светловолосых северян, которые составляли подавляющую часть правящей элиты Кирилии. После смерти мамы и вынужденного заточения Аны слухи еще больше расползлись.
        Люди, казалось, боялись тех, кто от них отличался.
        И все же сказанные братом в тот ужасный день слова оставались с Аной долгие годы: в одиночестве и тьме, в моменты самых жестоких пыток Садова, несмотря на безразличие и холодность папы.
        _Твоя_сила_родства_не_определяет,_кто_ты_есть._
        Горький привкус божевосха, обжигающий горло и выворачивающий желудок.
        _Что_делает_тебя_тобой_ - это_то,_как_ты_выбираешь_ее_использовать._
        Вызывающий тошноту страх, холодное прикосновение черного камня, пульсация крови в тушках маленьких кроликов, которых Садов использовал для проверки ее способностей. Которые за десять лет так и не ослабели.
        _Ты_не_монстр,_сестричка._
        Она так отчаянно хотела в это верить.
        Быть может, боги все-таки хотели, чтобы она жила - а если не боги, то сама Ана.
        Именно за эту мысль она держалась, полузамерзшая, полуживая, когда течение реки Гоуст Фолз несло ее. Это и воспоминания о брате, подобно негасимому, непоколебимому огоньку в ее сердце, указывали ей путь на поверхность.
        Потому что у нее была причина жить, осознала Ана, выбираясь из объятий сна и переходя в стадию смутного бодрствования. Упрямо, своевольно, сквозь мрак и холод, ее мысли отыскали путь на поверхность, как в тот день, когда она нашла выход из ледяных глубин реки.
        Да, у нее была причина жить. И эта причина - найти убийцу папы.
        Второй раз Ана чуть не утонула в свете костяной луны - непохожей на ту, что светила над северной тайгой сегодняшней ночью. В лучах той луны мир стал черно-белым. На исходе одиннадцатого месяца зимняя ночь нарядилась в ризу смерти. Ана вошла в покои отца и увидела, как он бьется в конвульсиях. Его лицо было бесцветным, глаза закатывались, а в венах бурлила кровь с ядом, издавая странный звук, похожий на плеск волн в реке. Она увидела его убийцу, облаченного в белые молитвенные одежды. Склонившись над ее папой, он закупоривал пузырек с ядом.
        За секунду, прежде чем он пустился бежать, Ана увидела его лицо - странное, но в то же время знакомое, мертвенно-бледное, с глазами навыкате - и лысую голову. В лунном свете его божекруг блеснул, как коса. Дворцовый алхимик.
        Алхимик. Убийца. Предатель.
        Он был виной тому, что Ану арестовали в ту ночь. Он сбежал, а ее нашли позже, она прижималась к телу отца, покрытая его кровью - отравленной кровью, которую она пыталась очистить, чтобы спасти ему жизнь. Но под конец она потеряла контроль над своими силами, и папа все равно умер прямо у нее на глазах.
        И лучше бы она тоже умерла. Ее обвинили в убийстве императора и в измене короне. В тот день, свернувшись у холодных прутьев камеры в дворцовом подземелье, с пятнами отцовской крови на руках, она больше всего хотела перестать существовать.
        _Потому_что_ты_монстр._
        И вновь в ту ночь, по велению судьбы, или богов, или иного ухищренного диктатора, что управляет жизнями людей, ее освободили. Она проснулась от звона ключей и скрежета открывающейся двери. В темноте показалось волевое лицо с серыми, как тучи, глазами, обрамленное волосами, в которых проглядывала проседь.
        - Я был с тобой с самого рождения. Так что не проси меня просто стоять и смотреть, как ты умираешь,  - сказал ей Марков.
        - Это не я, я не виновата,  - бормотала она, хватаясь за него и опускаясь на колени.
        Лицо Маркова смягчилось.
        - Я верю тебе. Убегай через туннель, принцесса. Я скажу им, что ты сбежала, пока я вел тебя в камеру, и утонула в Хвосте Тигра.
        Огрубевшими большими пальцами он смахнул слезы с ее глаз.
        - Убегай и живи.
        Живи. Это казалось невыполнимой задачей.
        Но Ана закрыла глаза, и перед ней вновь предстало это лицо: мертвенно-бледное, с совиными глазами. Алхимик, который не появлялся во дворце, после того как поставил ей диагноз. Снова увидев его, призрака из прошлого, она почувствовала себя как в кошмарном сне.
        Но этот призрак наполнил смыслом ее жизнь. Именно из-за алхимика она убежала из подземелий через тайный ход и во второй раз бросилась в Хвост Тигра. Именно из-за него она выбралась на берег в чаще северной тайги, замерзшая и омертвевшая. Она желала, чтобы боги забрали ее. Но снова из-за него она поднялась на ноги в ту ночь, посмотрела на дворец и мост Катерьянны, видневшиеся вдалеке, и поклялась, что она вернется только после того, как отыщет его.
        Да, у нее все еще была причина жить, поняла Ана, и ее мысли обрели ясность. Она жила, чтобы найти убийцу отца, человека, который поставил на ней клеймо дьявольского недуга и поломал следующие десять лет ее жизни. Она жила, чтобы очистить свое имя, чтобы доказать, что, несмотря на чудовищную природу ее силы, она не монстр.
        «Я найду тебя, Алхимик»,  - повторяла про себя Ана снова и снова, как мантру. «Я найду тебя».

        5

        Ана резко распахнула глаза - образ лица, которое она видела во сне, начал растворяться. Ей понадобилось некоторое время, чтобы понять, где она находится. Треск огня, догоравшего в очаге, прогорклый запах старых деревянных полов и шершавый бок подушки из грубой ткани под щекой.
        О прошлом вечере у нее сохранились лишь отрывочные воспоминания: холод, темнота, запах и серебряный блеск снега, теплая вода. Она справилась. Она добралась до избы.
        Ана сжала одеяло из свалявшейся шерсти - внутри нее все перевернулось от удивления. Как ей удалось вернуться? Она помнила падение в реку, чувство абсолютной беспомощности под ударами течения. Помнила, как взбиралась на пустой замерзший берег. Ее одежда была покрыта льдом, и она едва могла двигаться.
        _Можешь_идти,_дорогая?_
        Ана моргнула. Голос доносился из ниоткуда, из туманного, далекого уголка ее памяти. Там был лес, крупица теплоты и этот бесконечно раздражающий голос, который вытаскивал ее из уютного забытья.
        Аной овладел страх. Она распознала признаки переохлаждения и поняла, как близка была к смерти. Уютная тьма была угрозой… и голос ее спас.
        «Рамсон Острослов»,  - подумала Ана, а ее заспанное сознание прояснилось, пока она осматривалась вокруг. С тех пор как она ушла, ничего не изменилось. Ее заплечный мешок стоял у стены, а вещи были разложены на маленьком столе. Никаких изменений, никаких признаков присутствия незваных гостей.
        Ана вздохнула и села в кровати. Кто-то смыл кровь с ее руки, но рана все еще была свежей и болела. Теперь она вспомнила девочку с темными волосами, черты ее лица, нечеткие в свете свечей, образующем вокруг нее ореол.
        - Мэй?  - тихо позвала Ана. Но никто не откликнулся. Она прислонилась спиной к стене, пытаясь унять беспокойство. Афериста тоже нигде не было видно. В теле еще ощущались следы божевосха, но Ана чувствовала, что сила родства начинает возвращаться, то появляясь, то исчезая. Призвать ее сейчас было подобно попытке поджечь сырой хворост.
        Из-за двери в банную доносился плеск воды. Движения были слишком небрежными для Мэй. Ее подозрения подтвердил раздавшийся мужской кашель.
        Аферист все еще был здесь.
        Ана стиснула зубы, заглушая стон недовольства. Она потратила месяцы на поиск этого человека, возлагала на него все свои надежды - и даже больше. А он обманул ее и признал, что не знал абсолютно ничего об алхимике.
        И теперь Ана не могла от него избавиться.
        Дверь в избу распахнулась. Ее грустные мысли рассеялись, когда она увидела, как внутрь заходит ребенок, неся бадью снега. Как только Мэй увидела Ану, ее глаза широко раскрылись и она уронила свою ношу. Мэй забралась на кровать и прижалась к Ане.
        В ее объятьях Ана облегченно вздохнула.
        - Привет,  - нежно прошептала она. Рядом с Мэй она всегда чувствовала себя как дома.
        В ночь, когда Ана бежала в тайгу, в северном лесу была абсолютная тьма. Хотя в сердце девушки было еще темнее. Но Мэй нашла ее и, освещая путь мягким светом огнешара, отвела в укрытие. В то время Мэй была связана контрактом, но это не помешало ей спасти Ану и ничего не сказать своему работодателю.
        Мэй выпрямилась и окинула Ану жестким взглядом. Ее глаза аквамаринового цвета напоминали Ане воды океана, омывавшего Азеатские острова, которые она однажды видела на залитой солнцем и теплом картине. Ана и Мэй соприкоснулись лбами, на их лицах играла улыбка.
        - Ты уже поймала своего алхимика?  - осведомилась Мэй.
        Одиннадцать лун назад, когда они впервые встретились, девочка вела себя намного скромнее, а говорила легким, как шорох перышка, шепотом. И только по ее беспокойным глазам было понятно, что она сполна хлебнула горя, пропустила его через свое сердце и вернула в мир в виде доброты, какой Ана еще ни разу не видела.
        - Почти.
        При виде Мэй мысли Аны всегда становились яснее, а напряжение спадало. Появлялось ощущение реальности происходящего.
        - Ты тут одна нормально справлялась?
        Мэй кивнула, и в ее руке появился медник.
        - У меня осталось три монетки. Хочешь, я верну их тебе?
        На меднике отражались блики огня, а в центре был выгравирован маленький листик.
        Ана помедлила. Она знала, что эта мелочь значила для Мэй. Она всю жизнь собирала деньги, чтобы выкупить себя из кабалы договора, который ее заставили подписать. В прошлом Ана тратила дюжину медников на кусочек торта «Птичье молоко». Деньги утекали сквозь пальцы как вода, и она не задумывалась об их ценности.
        Встреча с Мэй изменила ее взляд на такие вещи.
        Ана аккуратно закрыла ладошку Мэй, на которой лежала монетка.
        - Мы вместе это заработали. Оставь у себя. А в следующем городе купим себе что-нибудь вкусненькое.
        Мэй аккуратно опустила медник обратно в карман платья.
        - Как думаешь, мы найдем ма-ма в следующем городе?  - спросила она.
        Ана молчала, внимательно изучая лицо Мэй. Но в полном надежды взгляде ребенка не проглядывало и тени сомнения. Ана никак не могла понять, как этой девочке удавалось так легко отдавать свою любовь после всего, что с ней было. Постепенно Ана собрала по крупицам историю Мэй: долгое путешествие из королевства Чигон - ее дома в Азеатском регионе - вместе с матерью в поисках светлого будущего. Но эти мечты разбились на осколки, а ее мать увезли, потому что так диктовали условия подписанного ею договора.
        Мэй обладала силой родства с землей, из-за которой ее нещадно эксплуатировали, а тем временем ее долг рос.
        И с каждым днем в голове Аны все чаще мелькала мысль: я могла бы быть на ее месте.
        - Обязательно,  - ответила Ана.  - Мы найдем твою ма-ма, даже если мне придется постучать во все двери, что есть в этой империи.
        Губы Мэй расплылись в улыбке, и она обняла Ану, пряча лицо в складках ее рубашки.
        - Ты же больше не уйдешь, правда?
        Ее голос звучал приглушенно, и когда Ана опустила взгляд, то увидела яркие глаза-океаны, робко взирающие на нее.
        - Не ходи туда, куда я не могу пойти за тобой.
        К горлу Аны подступил ком. Она знала, что такое потерять мать, когда ты еще совсем ребенок. Чувство, что ты сделал что-то не так, что тебя снова могут покинуть люди, которых ты любишь, никогда не оставляло ее.
        Поэтому она сжала Мэй в объятьях и прошептала:
        - Я всегда буду с тобой.
        Плеск воды, доносящийся из банной, отвлек их внимание.
        Глаза Мэй сузились.
        - Этот странный человек принес тебя домой, и раз он вроде как спас тебе жизнь, я разрешила ему помыться в теплой воде, прежде чем он уйдет,  - сказала она.
        Ана почувствовала, что уголки ее губ невольно ползут вверх.
        - Умница,  - заговорщически подмигнула она.
        - Он очень плохо пах. И был грязным.
        - Я знаю,  - ответила Ана.  - Он отвратительный, и тупой, и страшный.
        Это звучало по-детски, но Ане стало легче.
        Затем дверь в банную распахнулась.
        В ту же секунду Ана взметнулась с кровати и спрятала Мэй за спину. От резких движений рана на ее руке разболелась, но все внимание Аны было сосредоточено на Рамсоне Острослове.
        Он побрился и смыл черноту с лица. Теперь Ана увидела, что он был намного моложе, чем она думала: возможно, на пару лет старше ее. Его взъерошенные песочные волосы спадали завитками на лоб, а по острым скулам стекали капельки воды. По сравнению с мерзким, неопрятным существом, которым он был ранее, сейчас Рамсон казался просто красавцем - его смазливое плутовское лицо было больше под стать брегонскому моряку или солдату из имперского патруля Кирилии. Но никак не таинственному подпольному преступнику.
        Острослов улыбнулся Мэй. Ане показалось, что у него есть клыки.
        - Привет, крошка.
        - Не смей говорить с ней,  - гаркнула Ана. Она повернулась и быстро проговорила:  - Мэй, пожалуйста, сходи искупайся.
        Девочка взяла бадью со снегом и проскользнула в банную. Прежде чем захлопнуть дверь, она развернулась, смерила Рамсона взглядом и провела указательным пальцем по шее. Дверь со щелчком закрылась, и сердце Аны успокоилось.
        Ана сосредоточилась на Острослове.
        У него появились синяки. На запястьях, где заканчивались рукава его рубахи, расползлись насыщенно-красные пятна - там лопнули кровеносные сосуды. От чувства вины у Аны засосало под ложечкой, но она не поддалась этому ощущению. Он не раздумывая использовал ее и предал. Такие люди не достойны сожалений.
        Губы Острослова сложились в улыбку, хитрую, но очаровательную.
        - Что ж, Ана, милая,  - сказал он, и у нее внутри все похолодело.  - Что мы имеем? Ты хотела моей помощи, а я просил тебя помочь мне выбраться из Гоуст Фолз. Наши желания исполнились. Вот бы каждый день так.
        - Я выполнила свою часть сделки,  - сказала она в ответ.  - Теперь твоя очередь.
        Она удержала порыв напомнить ему о своей силе родства и доказать, что она может заставить его страдать, если захочет. У нее до сих пор оставалась власть над ним. И ее план еще не… провалился.
        - Мне все равно, знаешь ли ты, кто он или где он. Но ты поможешь мне найти алхимика и сделаешь это за две недели. Я достаточно наслышана о твоей репутации, и знаю, на что ты способен.
        Ему придется оправдать свою репутацию. Все нанятые ею охотники за головами и ищейки не смогли напасть на нужный след. Рамсон Острослов был ее последним шансом.
        Но этого Ана ему не сказала.
        Острослов вскинул брови.
        - Ты достаточно наслышана о моей репутации,  - повторил он, наслаждаясь звучанием этих слов. Он выглядел довольным, но тут его глаза сузились.  - И почему ты думаешь, что я буду тебе помогать? Теперь я свободен, как птица.
        Коварный, подлый аферист. Что ж, если он хотел вести игру не по правилам, так тому и быть.
        Ана могла бы ему угрожать. Эта мысль уже некоторое время не давала ей покоя: уродливая, извращенная идея, которую она не хотела бы воплотить.
        Покажи ему, на что ты способна, мой маленький монстр.
        - Помнишь, что я сделала в тюрьме?
        Воспоминание о багровых лужах на белом мраморе промелькнуло в ее памяти. Ане было не по себе от этих образов, но она продолжила.
        - То же самое я могу сделать и с тобой,  - она подошла на шаг ближе. Ею двигало странное возбуждение, предвкушение опасности.  - Можешь себе представить, каково это - умереть от потери крови, которая вытекает из твоего тела капля за каплей?
        - Признаю, это, должно быть, больно,  - он облизнул губы.  - Но в жизни есть вещи и пострашнее. И какую бы ты пытку ни придумала, скорее всего, я уже проходил через нее раньше. Думаю, по этой причине меня сложно запугать.
        Ана нервно вдохнула. Блеф - это не могло быть правдой. Он ждал, пока она догадается, что он лукавит. Он смотрел на нее с прищуром и ожидал реакции. Его глаза были хитрыми, живыми, в них читался ум… и это не были глаза труса. В них не было страха.
        Но он еще научится ее бояться. Как и все научились.
        Она продемонстрировала ему свою самую жестокую улыбку. Ее сила родства зашевелилась. Она все еще была слаба из-за божевосха, но уже восстанавливалась.
        - Ох, сколько же людей пели эту же песню. А через минуту лежали, умоляя о пощаде, у моих ног.
        - Кажется, у тебя есть некий опыт.
        - Ты даже не знаешь, через что мне пришлось пройти. Спрашиваю в последний раз и надеюсь, что ради своего же блага ты дашь правильный ответ. Поможешь мне найти алхимика?
        - Да.
        Ана моргнула. Мрачные мысли, болезненные воспоминания и исходящее от силы родства напряжение - все вмиг рассеялось. Остался треск огня в очаге, плеск воды в банной и приглушенное пение ребенка.
        - Ты удивлена,  - Рамсон Острослов поднял брови.
        Ана добилась, чего хотела, но почему же у нее было чувство, что он победил? Она скрестила руки на груди, а ее мозг бешено работал. Что она упустила?
        - Я тебе не верю.
        _Чего_ты_добиваешься?_
        - Мудрое решение. В конце концов, я делец,  - его взгляд стал жестче.  - Я ничего не делаю просто так.
        У Аны внутри закипала бурная белая злость.
        - Просто так? Я помогла тебе бежать из тюрьмы. Я освободила тебя, а иначе ты бы сгнил в этой камере. За тобой долг.
        - Я не просил тебя меня освобождать. Я предложил сделку, но мы ни о чем не договаривались.
        Острослов так ненавязчиво об этом говорил, будто они торговались за свеклу на рынке.
        А на кону стояла жизнь Аны.
        - Итак, я тебе ничего не должен, ведьма,  - продолжил он, выковыривая грязь из-под ногтя.  - Но у меня есть к тебе деловое предложение.
        Голос Аны напоминал рычание.
        - Ты думаешь, ты в том положении, чтобы что-то предлагать?
        - Ах да, последние несколько минут ты грозилась устроить мне пытки. Но если бы ты на самом деле намеревалась воплотить свои угрозы в реальность, ты бы уже это сделала. Очевидно, я тебе нужен. Так что давай перестанем ходить вокруг да около и поговорим о деле?
        Он догадался, что она блефовала. Сердце Аны бешено колотилось, пока она смотрела в глаза аферисту, не намереваясь отводить взгляд. Папа всегда говорил ей, что прямой зрительный контакт доказывает уверенность в себе. Но пока Ана пыталась сформулировать ответ, ее уверенность ослабела.
        _Малая._ В голове зазвучал голос брата. Ана вспомнила, как он наклонялся над шахматной доской, какой у него был умный взгляд. _Подумай._
        Лука учил ее, что переговоры подобны партии в шахматы. Чтобы победить, игрок прежде всего должен продумать эндшпиль. Тогда это казалось элементарным уроком, но сейчас он ей очень пригодился. Ее цель - ее эндшпиль - заставить Острослова найти алхимика, настоящего убийцу. И сейчас аферист хотел от нее чего-то большего в обмен.
        Почему бы и нет? В конечном счете, что ей терять?
        Быть может, нужно сделать и провальный ход, если в итоге он приведет ее к победе.
        - Что ты хочешь?  - спросила Ана, поднимая подбородок.
        Так ей было легче представить, что она принцесса, которая проявляет милость, а не простолюдинка, молящая о помощи.
        - Отомстить,  - ответил аферист.
        - И ты считаешь, я тебе могу помочь?
        - Может быть. Ты же постоянно напоминаешь мне о своей власти над моим смертным телом.
        Конечно же - кто бы сомневался - он хочет использовать ее силу родства.
        Ана прищурилась. В голове звучал голос Луки, подсказывавший ей, что делать. Нужна конкретика. Выведай подробности.
        - И каков же твой план мести? Будь конкретнее.
        Улыбка Острослова стала шире, как будто она сказала что-то смешное.
        - Хорошо. Я буду конкретнее. Я планирую уничтожить своих врагов, одного за другим, вернуть свое положение и то, что принадлежит мне по праву. Для этого мне нужен союзник. Кто-то сильный. И, боги мне свидетели,  - он обвел ее взглядом, одновременно одобрительным и оценивающим,  - ты самый сильный аффинит плоти, которого я когда-либо видел.
        Аффинит плоти. Ана чуть не выдохнула от облегчения. Плоти, не крови. Она хорошо замаскировала свою тайну, и нужно было, чтобы Рамсон Острослов продолжал думать, что она управляла плотью. Аффинитов плоти были сотни: они работали мясниками, солдатами, охранниками. Но существовала лишь одна кровавая ведьма Сальскова.
        Рамсон Острослов переоценивал свои интеллектуальные способности.
        - Ради тебя я никого убивать не стану, если ты этого хочешь.
        - Убивать? Я не сказал «убивать». Я сказал «уничтожить». Уничтожить человека можно разными способами, при этом сохранив ему жизнь.
        Бармены и охотники за головами описывали Острослова как хитрого и безжалостного. Только сейчас она поняла почему.
        Ана приказала себе успокоиться. Она диктовала условия, а не он. А она никогда не будет причинять вред невинным людям.
        «Правда ли это?»  - прошептал в ее голове голос Садова. _Ты_считаешь_себя_порядочным_человеком,_маленький_монстр?_Ты_думаешь,_ты_лучше_этого_афериста?_После_всей_той_крови,_что_ты_пролила…_
        - Никаких пыток,  - сказала Ана вслух.  - Никаких убийств. В нашем соглашении я сама решаю, как распоряжаться своей силой родства. Я отвечаю только за сохранность твоего здоровья, а ты можешь расправляться со своими врагами, как хочешь. Если ты согласен на эти условия, я стану твоим партнером на две недели. Но после того, как ты найдешь моего алхимика.
        Он сузил глаза, задумчиво постукивая указательным пальцем по подбородку.
        - Три недели,  - сказал он.  - И, в свою очередь, мне тоже понадобится три недели, чтобы отыскать твоего алхимика.
        - Мы сошлись на двух неделях.
        - Я не давал своего согласия, я просто рассматривал такой вариант.
        - Не надо вдаваться в технические подробности.
        - Не будь такой упрямой. Мы оба понимаем, что я нужен тебе, а ты нужна мне. Именно поэтому мы все еще здесь, цивилизованно беседуем друг с другом. Три недели, ведьма,  - все честно. Слушай, я даже заключу с тобой сделку чести, чтобы подтвердить чистоту моих намерений.
        Он говорил искренне, что заставило Ану проявить еще больше осторожности.
        - Что-что?
        - Сделку чести. Честное слово афериста.
        - Ты же понимаешь, что сейчас противоречишь сам себе?
        В уголках его глаз появились морщинки.
        - Хочешь верь, а хочешь - нет, но в подпольном мире мошенников существует кодекс чести. Сделка чести. Это договор о взаимовыгодном обмене. Можешь считать его… чем-то вроде валюты. Как только ты вступаешь в сделку, ты не можешь ее нарушать, иначе придется столкнуться с ужасными последствиями.
        - Какой в этом смысл? Ты и так столкнешься с ужасными последствиями, если нарушишь свое обещание. Со сделкой или без нее.
        Аферист вздохнул.
        - Слушай, найду я твоего алхимика,  - сказал он, и Ана почувствовала, что за спиной выросли крылья надежды.  - Я сделаю это за три недели. Я мог бы найти выброшенный на берег груз и отследить, какой корабль его перевозил, если бы захотел. Ты в ответ обязуешься быть моим верным соратником три недели.
        Казалось, все достаточно просто.
        - Ладно,  - согласилась Ана. Ее мозг бешено работал, пытаясь обнаружить подводные камни и добавляя последние штрихи к договору.  - То есть ты тоже согласен на мои условия?
        Рамсон Острослов посмотрел на нее загадочным взглядом, что-то про себя рассчитывая. Но что-то еще Ана уловила в его глазах. Что-то вроде… любопытства.
        - Хорошо,  - в конце концов сказал он и отошел от стены, бросая полотенце на пол.  - Я согласен на твои условия. Шесть недель вместе, за это время я не буду совать нос в твои дела, а ты не будешь лезть в мои. Ты осуществишь свою месть, я - свою. А потом мы разойдемся и будем вспоминать друг друга исключительно добрым словом.
        Он развел руки в стороны.
        - Ну, что скажешь, ведьма? По рукам?
        Голова Аны затуманилась от воодушевления, к которому примешивалось недоверие. Казалось, с ее плеч упал огромный груз.
        Она пережила побег из одной из самых охраняемых тюрем в империи и заставила известнейшего мошенника в Кирилии заключить с ней сделку на ее условиях. И что важнее всего, через три недели настоящий убийца той страшной ночи будет у нее в руках.
        Ане потребовался почти год, чтобы добиться этого. Несколько лун, чтобы выбраться из темной ямы, в которую ее погрузила смерть папы; еще парочка была потрачена на охотников за головами и следопытов, которые ей ничем не помогли; и еще парочка, чтобы найти Острослова и придумать план проникновения в Гоуст Фолз.
        Она была так близка. Так близка.
        Почти год назад папа был убит, и ее жизнь развалилась на части. Но уже через три недели она будет на пути в Сальсков, чтобы очистить свою репутацию.
        Это и был ее эндшпиль.
        Ана посмотрела на протянутую руку Острослова. На кривую ухмылку на его лице. Взглянула в его полные решимости глаза.
        - По рукам,  - подтвердила она и сжала его ладонь.

        6

        Рамсон проснулся задолго до восхода солнца: первые холодные утренние лучи пробивались сквозь дырявые занавески, подсвечивали квадрат ветхого окошка. Он оперся спиной о деревянную стену, ощупывая тыльную сторону своего левого запястья.
        На том месте была татуировка размером с большой палец. Простой, но элегантный рисунок, изображающий соцветие ландыша с тремя маленькими, похожими на колокольчики цветочками и острым, как бритва, стеблем. Чернила темнее самой ночи так глубоко впитались в кожу, что стали частью его плоти подобно _Ордену_Ландыша_. Который разрушил его жизнь.
        Вид татуировки вызывал в памяти яркие и болезненные воспоминания. То ли вчера, то ли много веков назад Рамсон поднимался по отполированным до блеска мраморным ступеням особняка Аларика Эссена Керлана. Керлан был основателем самого большого бизнеса Кирилии. Неустанно разраставшаяся торговая группа «Голдвотер» монополизировала все ключевые отрасли производства в империи: лесозаготовку, цветные металлы, вооружение и разработку месторождений особо ценного минерала - черного камня, залежи которого находились в Кряжистом треугольнике. Они также в частном порядке владели самым оживленным торговым портом в Кирилии - портом Голдвотер.
        Именно им и управлял Рамсон, пока несколько лун назад все не изменилось.
        Немногие могли уловить связь между торговой группой «Голдвотер» и ставшей притчей во языцех криминальной организацией - Орденом Ландыша. Последние вели подпольный бизнес, сотрудничали с работорговцами и нелегально продавали аффинитов. Полурабский труд являлся краеугольным камнем, на котором была построена группа «Голдвотер», а дешевая рабочая сила, поставляемая теневым бизнесом владельца, позволяла поддерживать самые низкие цены на рынке Кирилии.
        И в центре всего этого стоял Аларик Керлан: успешный предприниматель, построивший свою торговую империю с нуля, будучи иммигрантом без медника в кармане, он же, по совместительству, беспощадный криминальный лорд подпольного мира Кирилии.
        В день инициации Рамсона Керлан привязал его к массивному железному столу в подвале и раскаленным до бела клеймом выжег на его груди знак.
        - Чувствуешь это, мальчик?  - сквозь зубы цедил он, обращаясь к кричащему, находящемуся на грани исступления Рамсону.  - Подобную боль можно ощутить лишь дважды за всю жизнь. В первый раз, когда завоевываешь мое доверие и проходишь через врата ада, вступая в Орден Ландыша. Во второй раз, когда предаешь мое доверие и я возвращаю тебя обратно в ад. Поэтому запомни этот момент, запомни хорошо. И спроси себя, готов ли ты испытать эту боль снова.
        Керлан швырнул железный прут на пол и попросил кольщика набить Рамсону татуировку.
        Рамсон положил ладонь на запястье, закрывая рисунок и отгоняя мысли о боли, с которой он ассоциировался. В серебристо-голубом свете наступающего зимнего рассвета он едва мог разглядеть силуэты двух спящих девушек, свернувшихся под потрепанным меховым покрывалом. Они мерно дышали.
        Что означало - ему пора действовать.
        Рамсон прокрался в противоположный угол комнаты, аккуратно ступая вдоль стен, где старые деревянные полы не так скрипели. Маленький стол у двери он заметил еще прошлым вечером, как только вошел в избу. Обшарпанная столешница была завалена бумагами, свитками и перьями.
        Жизнь научила Рамсона не позволять себе оставаться в дураках. Когда он озвучивал свои условия сделки чести, изящные, как жемчуг, в его голове уже родился новый план.
        Девушка определенно была самым сильным аффинитом из тех, что ему удалось повидать за время работы на Керлана. Рамсон кое-что знал об этих существах и мог предположить, что ведьма обладает силой родства с плотью. Он мог составить бесконечный список людей, которые убили бы за подобный дар. И это был ключ, чтобы восстановить свое положение в Ордене Ландыша.
        Аларик Керлан был суровым, жестоким человеком, похожим на выточенного из камня демона с холодным взглядом - таким и должен быть глава огромной криминальной империи. Тем не менее ему не чужда была логика. В Рамсоне он с самого начала разглядел уникальный талант к ведению бизнеса и переговоров. Керлан постепенно готовил его: сначала выполнение мелких поручений, а потом управление частями его предприятия. К восемнадцати годам Рамсон стал правой рукой главы Ордена, и в его распоряжении находился важный порт Голдвотер. Быть капитаном самого крупного порта означало, что он имел свою щедрую долю прибыли в наиболее доходном секторе экономики Кирилии - международных торговых сделках начиная от закупок брегонской рыбы и нандийского какао и заканчивая импортом мощного кемейранского оружия.
        Это также означало, что он мог постепенно дистанцироваться от Ордена Ландыша. Во время службы у Керлана Рамсон был лишь пешкой, выполнявшей черную работу и проводившей мелкие махинации, чтобы расширить сферу влияния организации. Он был наслышан о сделках с живым товаром, но, обладая ограниченной свободой выбора, продолжал обманом вытягивать деньги из богачей и обводить вокруг пальца бизнесменов. Таким образом он избавлял торговую группу «Голдвотер» от конкурентов, что позволяло ей оставаться главным монополистом империи.
        Темные дела Ордена - убийства и работорговля - были не по зубам Рамсону, и он всячески ухищрялся, чтобы держаться от них подальше.
        И ему это удавалось, пока год назад Керлан не выбрал его для выполнения задания, которое сулило верную смерть. Рамсон отделался арестом, потерей всех своих позиций в Ордене и заточением в Гоуст Фолз.
        Рамсон подвел Керлана по множеству причин: провалил самое важное дело в своей жизни, оставил главу Ордена без заместителя и позволил человеку, подставившему его, гулять на свободе, пока сам гнил в тюрьме.
        Он все это исправит, с ведьминой помощью он вычислит агента в рядах Керлана и снова станет правой рукой главы Ордена и капитаном порта Голдвотер. А когда все будет достигнуто… он отдаст ведьму Керлану. Привести в Орден такого сильного аффинита будет вишенкой на торте.
        Он вернет принадлежащее ему по праву. Должность. Деньги. Власть.
        Конечно, Рамсон не стал правой рукой главы самой крупной криминальной сети просто потому, что ему везло. Он тщательно просчитывал каждый свой шаг, старался знать все - вплоть до цвета занавесок и простыней в домах своих подельников. Для него не существовало такого понятия, как лишняя информация.
        Если в этой ветхой избе и было что-то ценное, с чем стоит ознакомиться, оно, должно быть, лежало на столе.
        Заваленный предметами стол обещал много рассказать. Рамсон убрал пару пыльных выгоревших огнешаров, превратившихся в горстку пепла в стеклянной оболочке, аккуратно отложил в сторону несколько чистых пергаментов и угольных карандашей.
        Первым, что он увидел, была книга. Обложка ее так обтрепалась, что едва можно было разобрать название: _Детские_сказки_народов_Азеатских_островов_. На обороте обложки кто-то написал коротенькое стихотворение, элегантный почерк мог принадлежать профессиональному писарю:

        _Дитя_мое,_мы_всего_лишь_пыль_и_звезды._

        Рамсон отложил книгу.
        Он просмотрел около дюжины пустых свитков, прежде чем наткнулся на сокровище - карту.
        Ловкими пальцами он развернул пергамент. Карта с шелестом раскрылась.
        Как и детская книга, она была старой. По всей территории империи были нанесены записи, также сделанные красивым почерком. Некоторые заметки стерлись от старости, а некоторые были новыми, как свежий трудовой договор.
        Записи были краткими, написанными на официальном кирилийском. _Бужный_, гласила одна из них, расположенная в том месте, где на карте мог быть обозначен маленький городок Бужный. Результаты поиска: следов алхимика не обнаружено.
        _Пьедбогородск_ - еще запись. _Поиск_охотника_за_головами._Имя_получено_от_торговца._
        Карта была настоящей находкой. Ведьма - если, конечно, это была ее карта и ее почерк - описала историю своего таинственного поиска, оставила след. Рамсон осторожно отложил карту в сторону, чтобы изучить другие предметы и вернуться к ней позже.
        В уголке листа он заметил рисунок: из стопки на него смотрела половина чьего-то лица.
        Рамсон слишком резко потянулся за ним, и рукав его рубахи зацепил свиток. Бумаги разлетелись по поверхности стола. Как будто сами хотели, чтобы их увидели.
        Это были карандашные рисунки. Десятки зарисовок, развернувшихся веером на грубой столешнице и выглядывавших друг из-под друга. Он увидел лохматую собаку, свернувшуюся у камина; куски увенчанных куполами стен дворца на фоне зимнего пейзажа; прекрасную волоокую женщину с длинными вьющимися волосами…
        Его взгляд привлек рисунок, одиноко дрожащий на краю стола. На нем был изображен смеющийся юный мальчик - радость в его глазах была такой реалистичной, что, казалось, до нее можно дотронуться. В этот портрет было вложено столько любви и сил: линии были совершенными, детали были прорисованы, начиная от морщинок в уголках глаз и заканчивая изгибами его губ. Возможно, художник хотел запечатлеть живой смех.
        - Отойди оттуда.
        Рамсон выругался и развернулся. Ведьма стояла перед ним, ее напряженная поза выражала ярость. В полутемной комнате он разглядел, как сильно сжаты ее губы и как блестят ее хмурые глаза.
        - Положи на место, если не хочешь, чтобы я разорвала тебя на кусочки.
        Все заранее подготовленные оправдания растворились как дым. Ему уже приходилось быть пойманным с поличным. Рамсон выяснил, что лучшей тактикой было признать свою вину и выкрутиться с помощью лжи. До настоящего момента эта схема не подводила.
        Он аккуратно опустил рисунки на стол. Девушка пристально следила за каждым его движением.
        - Прости,  - сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более искренне.  - Я искал карту.
        - Отойди оттуда,  - вновь прорычала она, и Рамсон подчинился. Девушка тут же подскочила к столу и начала перебирать бумаги, проверяя, ничего ли не пропало. Она взяла портрет мальчика и свирепо взглянула на Рамсона. Тут ему показалось, что она передумает и убьет его на месте. Но она сделала глубокий вдох и смахнула с лица темную прядь. Ярость стерлась с ее лица так же легко, как мел с грифельной доски. Появилась холодная строгость.
        - Вчера мы заключили сделку чести. У тебя странный способ применять дипломатический подход.
        - Знаешь, что говорят о дипломатии? Это единственный способ для двух сторон лгать друг другу в лицо и оставаться при этом довольными.
        - Не нужно умничать.
        Рамсон поднял руки.
        - Ладно-ладно, любопытство взяло верх. Но, как ты уже сказала, мы заключили сделку. Раз мы связаны вместе на следующие шесть недель, нужно учиться доверять друг другу.
        Сзади на кровати сидела Мэй и слушала их диалог, склонив голову набок. Ведьма перевела взгляд на девочку, и выражение ее лица тут же смягчилось.
        - Хорошо,  - сказала она, понизив голос и повернувшись к Рамсону.  - Раз ты заговорил о доверии, смотри.
        Рамсон взял в руки протянутый ею рисунок. На нем преобладали тени. Другие ее работы были попыткой запечатлеть момент или увековечить воспоминание. Здесь же целью было максимально точное изображение. Рамсон узнал этого мужчину: лысый, с широко поставленными недоверчивыми глазами и тонким носом. Его же портрет она показывала Рамсону в тюрьме.
        Ее алхимик.
        Как и на тюремном портрете, который, вероятно, был уничтожен во время их речной прогулки, на этом рисунке было множество тщательно проработанных деталей. Рамсон вгляделся в изображение, подмечая его белую рясу и круг четырех богов, свисающий с его шеи.
        - Неплохое начало, ведьма. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.
        - Десять лет назад он служил во дворце Сальскова. Затем он исчез и вернулся в… в Сальсков одиннадцать лун спустя.
        Рамсон ждал продолжения, но ведьма не изрекла больше ни слова.
        - Это все?
        - Больше я ничего не знаю,  - коротко ответила она.
        Пока она говорила, ее глаза горели, а руки сжимались в кулаки. Кем бы ни был этот человек, он серьезно ей насолил.
        Скоро Рамсон выяснит, как именно. А пока он сосредоточится на другом вопросе.
        - Алхимик, значит,  - задумчиво проговорил он.  - Он был аффинитом?
        Многие алхимики обладали уникальной силой родства, и представители высших слоев Кирилии нанимали их, чтобы с их помощью укрепить здоровье или продлить себе жизнь. Рамсон слышал, что у самых сильных аффинитов было родство с метафизическими элементами. Боль. Спокойствие. Счастье. Нечто неосязаемое, но желанное теми, у кого имелись лишние монеты.
        - Я не уверена,  - сказала ведьма, закладывая прядь волос за ухо.
        Рамсон уже успел приметить этот ее нервный жест. Еще один - постоянно поправлять капюшон.
        - Он варил божевосх и другие снадобья.
        Значит, скорее всего аффинит. Его внимание привлекла еще одна деталь - божекруг и монашья ряса.
        - Он был священником - набожным человеком? Ты пыталась зайти с этой стороны?
        - Не был он набожным человеком,  - горько сказала она и вздохнула.  - Да, я пробовала. Я искала его по всей империи, но ничего не нашла. Охотники за головами, которых я нанимала, тоже не добились ровным счетом ничего.
        - Любители.
        Судя по ее виду, ей хотелось его ударить.
        - Я бы не была так уверена. Если через три недели этот человек не будет стоять передо мной, я выпущу из тебя всю кровь.
        - Расслабься,  - лениво протянул Рамсон, размахивая портретом перед ее носом.  - У меня есть план.
        Он постучал пальцем по рисунку. Два изображения десятилетней давности - след был холодным, как смерть. Но у него было две зацепки. Во-первых, алхимик служил во дворце.
        Во-вторых, он с большой вероятностью был аффинитом в бегах, то есть ему пришлось сменить личность и начать жизнь заново.
        Если кто и отслеживал перемещения аффинитов так же хищно, как орел следит за своей добычей, так это брокеры Керлана. И одна мысль о вторжении на их территорию вызывала у Рамсона тяжелое чувство. Он посмотрел на ведьму и на девочку, терзаемый неприятным ощущением, поднимающимся из глубины. Могли ли они быть жертвами тех же самых брокеров, помощь которых требовалась в поисках алхимика?
        - Хорошо.
        Ана отошла от стола и вернулась к кровати. Из-под меховых одеял она достала небольшой мешок. Мэй поглядела на Рамсона, а потом вскочила, разложила на кровати одежду и стала складывать ее в мешок.
        - Выходим через час. Надеюсь, к этому времени ты решишь, в каком направлении нужно идти.
        - Я уже знаю.
        В окрестностях Гоуст Фолз был лишь один город, кишащий беспринципными торговцами аффинитами, снующими в поисках информации и выгоды.
        - Мы пойдем в Киров.

        7

        Когда они отправились в путь, утренний воздух был свеж, а снег искрился и отливал золотом в солнечных лучах. Тишину нарушало лишь дыхание, клубящееся в холодном воздухе, и хруст наста под ногами. Тайга простиралась от Кряжистого треугольника в самой северной части Кирилии до гор Дживеха, граничащих на юге с королевством Нандьян. Здесь на севере снег никогда не таял, но в южных землях, насколько знала Ана, летом пробивалась зеленая трава, а хвойные деревья сбрасывали свою белую вуаль.
        Ана подтянула сползавший с плеча мешок, и раздалось успокаивающее шуршание пергамента и звон оставшихся у них огнешаров. Рядом с ней брела Мэй, крутя головой то влево, то вправо в ответ на ощущения, которые приходили к ней от покоящейся глубоко под снегом земли. В ладонях она держала только что разожженный огнешар. Пламя внутри расползалось по покрывавшему стекло маслу, согревая руки и освещая путь по ночам. Много лун они провели так - дорога, она и Мэй, огнешар, компас в руках и незыблемая тишина леса.
        Которая только что была нарушена самым раздражающим образом.
        - Итак, как же две такие прекрасные дамы оказались в такой глуши?  - донесся откуда-то сзади безмятежный голос Острослова.
        Ана сжала зубы. Мэй понимающе взглянула на нее и закатила глаза.
        - Не слишком ли глубоко на север занесло девочку с Азеатских островов?  - продолжил аферист. Где-то впереди из кустов выпорхнула стайка луней.
        Ана хотела было развернуться и наорать на него, но значение его вопроса вдруг дошло до нее и потрясло до дрожи. Все, что говорил Рамсон Острослов, было хорошо обдумано, каждое слово подобрано тщательнейшим образом. Его интерес к происхождению Мэй был неслучайным. И меньше всего Ане хотелось, чтобы аферист узнал о ситуации Мэй: потерянная аффинитка без документов и какой-либо защиты.
        - Не твое дело,  - ответила она.
        - Напротив,  - продолжил настаивать Острослов таким тоном, что Ане хотелось его задушить.  - Учитывая, что на шесть недель мы партнеры.
        - Давай оставим все как есть. Партнеры, которые разговаривают друг с другом только в случае крайней необходимости.
        - Это и есть крайняя необходимость.
        Он догонял их, и его голос с каждой секундой становился все более громким и противным. По хрусту снега под его сапогами можно было понять, что он уже близко.
        - Я отвечаю за вашу безопасность, особенно если мы столкнемся с Белыми плащами.
        Ана резко повернулась. Последняя его фраза зажгла в ее голове серию искорок, которые переросли в пожар ярости.
        - Отвечаешь за нашу безопасность?  - переспросила она, не обращая внимания на вращающуюся стрелку компаса.  - Что ты о себе возомнил? Мы с Мэй самостоятельно прекрасно справлялись, и нам не нужна твоя защита, или что ты там собираешься делать. Это всего лишь сделка, и я прослежу, чтобы ты выполнил взятые на себя обязательства. Ни больше ни меньше.
        Под конец речи у Аны сбилось дыхание. Также она поняла, что подошла ближе к Острослову, и теперь расстояние между ними составляло всего пару шагов. Он встал как вкопанный, а на его замершем, подобно окружающему лесу, лице не отражалось никаких эмоций. Его карие глаза, однако, смотрели на нее внимательно и по-лисьему хитро.
        - Ладно,  - сказал он мягко, и из его рта вырвался клубок пара.  - Но позволь спросить лишь одно: ты когда-нибудь бывала в Кирове?
        Ана вспомнила, что она читала об этом городе: он процветал благодаря соседству с Кряжистым треугольником и торговле черным камнем. Правда состояла в том, что она могла процитировать фактов о Кирове на целую книгу… и все же она ни разу не была в этом городе.
        - Нет,  - кисло ответила Ана.  - Но я его изучала.
        На лице Острослова появилась неприятная улыбка.
        - Историю пишут победители, милая. Никогда не задавалась вопросом, почему в учебниках так скудно освещена тема эксплуатации аффинитов?
        Казалось, ей дали пощечину. Ана вспомнила мягкие ковры дворца в Сальскове, треск огня в камине, запах кожаных кресел и старых книг в кабинете папы. Они с Лукой проводили часы, сидя за его высоким дубовым столом и слушая, как он читает историю Кирилии своим низким, спокойным голосом.
        Еще до болезни отец лично занимался ее образованием. Он не смог полюбить ее силу родства… но он любил Ану по-своему.
        Она искренне верила в это.
        - Если ты хочешь сказать что-то по существу - говори,  - сказала Ана, хотя ей совершенно не хотелось с ним спорить.
        - Киров - опасное место. В любой другой ситуации я бы посоветовал аффиниту держаться от него подальше. Но учитывая, что кое-кто следит за тем, чтобы я выполнил взятые на себя обязательства, я готов пойти на риск.
        Острослов пожал плечами и обогнул ее, взметая ногами снег.
        - Тем более я не аффинит.
        Он говорил так, будто в ее империи был огромный город, куда небезопасно идти аффиниту. Ана знала о существовании коррупции, но аффинитов никто не вылавливал на улицах.
        Стрелка компаса вновь повернулась, когда Ана последовала за Острословом на северо-восток, в сторону Кирова.
        По ее подсчетам, идти было еще полдня. По странной причине лес стал выглядеть менее умиротворенно, солнечный свет стал холодным, а растянувшиеся на снегу тени сосен дрожали. И только когда Мэй взяла ее за руку, Ане стало легче дышать.
        С земли поднялся небольшой комок грязи и замер над ладошкой Мэй. По щелчку ее пальца он полетел в сторону Острослова и врезался ему прямо в спину.
        - Я знаю, как ты любишь болтать, выскочка,  - сказала Мэй, когда они с Аной проходили мимо него.  - Но еще одно слово, и следующий я швырну тебе в лицо.
        Она замолкла и злобно улыбнулась.
        - Может, станешь посимпатичнее.

        8

        Серебристо-белые шпили, возвышавшиеся над заснеженными деревьями, были первым, что Ана увидела на подходе к Кирову. Путь занял целый день, и теперь солнце клонилось к западу, окрашивая город в золотистые оттенки. Когда показались кирпичные стены коттеджей, Ана вспомнила о пряничных домиках, которые она в детстве делала каждый год в честь пришествия бога зимы.
        Когда грунтовую дорогу сменила грифельно-серая брусчатка и стал слышаться шум оживленного города, Ана натянула пониже капюшон. Мэй не отходила от нее ни на шаг, широко распахнув глаза и с любопытством осматриваясь по сторонам. После побега от работодателя Мэй они бывали только в небольших деревеньках и заброшенных охотничьих домиках. Толпы людей, шум и разнообразие запахов большого города заставляли Ану нервничать, и даже сейчас, пока они шли, она пыталась успокоить неприятное чувство, разрастающееся внутри.
        И тем не менее она невольно рассматривала попадавшиеся на глаза предметы: традиционная серебристо-голубая мантия-кечан, ярко-красная матрешка-дамашка, блестящие серьги-кольца из белого золота. Она могла без труда воссоздать в памяти образы этих предметов, как помнила их из прошлой жизни во дворце Сальскова. Лука, надевавший свой кечан с эмблемой белого тигра; папа, опустившийся на колени у кровати Аны с ее первой дамашкой в руках; мама, сидящая на кушетке под дворцовым окном,  - ее серьги ловят солнечные блики, когда она отбрасывает назад пряди темных волос.
        К горлу внезапно подступили горячие слезы. Ана моргнула и переключила внимание на первое, что попалось на глаза: мастерскую с открытыми воротами.
        Оттуда заманчиво веяло теплом, а звон молота по расплавленному металлу дополнял вечернюю симфонию города. Но в тени было что-то еще.
        У печи на коленях стоял темноволосый мальчик с уставшими глазами, согнувшись вопросительным знаком и повернув ладони вверх. Лицо его было покрыто сажей, но даже смотрящий издалека мог догадаться, что он родом с одного из Азеатских островов. Взгляд его был потухшим, лишенным жизни, а щеки - впалыми.
        - Эй, малец!  - закричал кузнец. Его рука, держащая молот, замерла в воздухе.  - Огонь должен гореть ярче.
        Мальчик сверкнул глазами в сторону кузнеца. Еще сильнее сгорбившись, он повернул ладони к языкам пламени. Они разгорелись, заплясали, золото-оранжевые сверху и кроваво-красные в глубине печи.
        Год назад Ана посмотрела бы на подобную сцену как на естественную часть жизни в ее империи. Просто очередной аффинит, который пытается заработать на жизнь, подобно Юрию и другим таким же, как он, во дворце. Она вспомнила, как Юрий отправлялся в город и возвращался с каким-нибудь гостинцем для нее. Он пробирался в ее покои поздним вечером, когда на пост заступал Марков. Юрий был всем доволен: он зарабатывал достаточно, чтобы кормить мать и сестру, живущих в одной из деревень на юге.
        Но сейчас, при взгляде на азеатского мальчика, который склонился над огнем, на его лицо, испачканное сажей и лоснящееся от пота, в душу Аны закрались сомнения.
        Меньше года назад она заметила такую же печаль в глазах Мэй, в ее впалых щеках, в опущенных, тощих плечах, на которых висело грязное, безразмерное платье, выданное ей работодателем. Безмолвное отчаяние в глазах мальчика было отражением прошлой Мэй.
        Ану охватило дурное предчувствие, она замедлила шаг. На улицах было полно смеющихся, оживленно болтающих людей, которые проходили мимо мастерской кузнеца, ничего не замечая. Неужели она была такой же год назад? Ане хотелось подойти к мальчику, поговорить с ним, сделать что-нибудь.
        Но кто-то схватил ее за запястье, выводя из задумчивости. Вокруг снова закрутился мир, с его цветами и звуками, и Ана услышала, как Рамсон Острослов зовет ее. Не успела она отмахнуться от него, как он увлек ее и Мэй внутрь ближайшей лавки.
        Захлопнулась дверь, над головой зазвенел колокольчик, и они почувствовали запах дерева, исходящий от камина в задней части комнаты.
        Они находились в мастерской, где изделия покрывали лаком. Полки занимали тигры и вазы, а на подоконниках были заботливо расставлены лебеди, снежные ястребы и фениксы. Фигурки были расписаны узорами из листьев, снежинок и фруктов. Ана вклинилась между Рамсоном и Мэй и, смерив афериста злым взглядом, спросила:
        - Что ты делаешь?
        Он нагнулся, высматривая что-то за окном. За лакированными птицами было видно, как по мостовой двигалась процессия. Лошади бежали по улице рысью, а седоки были облачены в белые плащи, горделиво развевающиеся за их спинами. На груди у всадников сиял герб с серебряным тигром, а на поясе поблескивали мечи из черного камня.
        - Белые плащи,  - прошептал Рамсон ей на ухо.
        Имперские патрули - самый престижный род войск в вооруженных силах Кирилийской империи. Они выступали миротворцами, следили за порядком и пресекали стычки между обычными людьми и аффинитами. И, что важнее всего, они были обучены обезвреживать с помощью боговосха и черного камня аффинитов, если те выходили из-под контроля.
        Ана помнила, как в детстве, еще до проявления ее способностей, они наносили визиты в разные города. Наблюдая за колышущимися плащами и блестящими шлемами патрульных из окна своей кареты, Ана чувствовала себя в полной безопасности. Она думала тогда, что Белые плащи могли защитить ее от любых монстров, которые намеревались напасть на нее.
        Только вот теперь она сама была монстром.
        - Рамсон,  - тихо сказала Ана, наблюдая за процессией.  - Когда ты говорил про имперские патрули и что нам надо держаться от них подальше, что ты имел в виду?
        Она не хотела знать ответ на этот вопрос, но выхода не было.
        Рамсон окинул Ану взглядом, и на мгновенье ей показалось, что он вот-вот сделает язвительную ремарку. Но вместо этого он щелкнул пальцами, и между ними появился медник.
        - Все сводится к одной вещи,  - сказал Рамсон, вертя в руках монетку, которая то появлялась, то исчезала из виду.  - Кто правит балом в прогнившей системе?
        Рамсон зажал монету между указательным и большим пальцем и поднял ее на уровень глаз.
        - Как ты думаешь, кто им больше платит? Империя? Или прибыльный бизнес, которому они нужны, чтобы заполучить больше нуждающихся в работе аффинитов?
        Сердце Аны колотилось: ей казалось, что она падает, а почва медленно уходит из-под ног.
        - Ты это видел своими глазами?
        Рамсон не отрывал взгляд от медника, чьи округлые грани сияли, как лезвие косы.
        - Я уже говорил, что я делец.
        Ана раскрыла рот, но у нее не нашлось ни слов, ни сил для спора.
        - Империя разваливается,  - продолжал Рамсон.  - Император и императрица скончались, принцесса умерла, а стервятники уже слетелись и ждут, сколько протянет Лукас Михайлов.
        Он подбросил монету в воздух - она сверкнула огненным бликом и исчезла в его ладони.
        - Здесь каждый сам за себя, времена шакалов и падальщиков. Ты гарантированно побеждаешь, если играешь на стороне сильнейшего.
        Все вокруг померкло и притихло, пока Ана смотрела, как Рамсон разворачивается и идет к выходу. Белые плащи исчезли. По улице вновь потекли люди, но все, казалось, изменилось.
        - Сделай мне одолжение,  - попросил Рамсон.  - Держись подальше от Белых плащей. Особенно если с ними егерь.
        Когда он открывал дверь, снова зазвенел колокольчик.
        - Что-то мне подсказывает, что ни у тебя, ни у девочки нет документов… уверен, ты знаешь, что бывает с теми, кого ловят.
        По рукам Аны побежали мурашки, и порыв холодного ветра с улицы был в этом вовсе не виноват. Должно быть, он преувеличивает. Он говорит так, будто среди белого дня в центре империи им может грозить опасность. Но дальнейшие расспросы лишь польстят самолюбию Рамсона и обнаружат пробел в знаниях Аны, ее слабость.
        - На этом месте мы на время расходимся,  - сказал Рамсон.  - Там, куда пойду я, не жалуют аффинитов. К счастью, дальше по этой улице Зимняя ярмарка.
        Он подмигнул Мэй.
        - Ты же хочешь конфетку, милая?
        Мэй оскалила зубы.
        - Ана учила меня не брать конфеты у незнакомых людей,  - ответила она.
        Рамсон выглядел уязвленным.
        - Подожди,  - Ана зло посмотрела на него.  - Ты должен сказать нам, куда идешь.
        - Ах, как мне льстит твое доверие.
        Рамсон указал на безлюдный переулок, отходивший от главной улицы.
        - Логово серого медведя. Там, под красной гонтовой крышей. Я не долго. Встречаемся здесь через полчаса.
        Ана наблюдала, как он прогулочным шагом удалялся вниз по улице. Если бы он хотел ее предать, он мог бы просто оставить ее умирать на берегу реки в северной тайге. Ей не нравилось, что он ушел, но пришлось его отпустить.
        - Ана!  - воскликнула Мэй дрожащим от радости голосом.  - Винтрмахт!
        Перед ними открылся такой вид, что Ане показалось, будто она смотрит на миниатюрное резное изображение города в одной из рельефных картин, что ей дарили в детстве. Яркие деревянные домики нежились в золотом сиянии послеполуденного солнца, блестящая мишура украшала парусинные навесы над прилавками, на которых были разложены безделушки и лакомства, да такие, что любой ребенок запищал бы от восторга.
        Что и сделала Мэй, сжимая руку Аны и увлекая ее вперед, маневрируя в толпе. Над входом висело колышущееся на ветру полотно, изображавшее голову белого тигра. Надпись на полотне гласила: _Винтрмахт_. Под ней был девиз Кирилийской империи: _Торговля,_Боги,_Империя_.
        Зимняя ярмарка - на старокирилийском Винтрмахт - традиционно проводилась по всей Кирилии. Поздней осенью в каждом городе украшали самую большую площадь и ждали Первоснежа - дня первого снега. Ночь, когда наступал этот праздник, символизировала начало зимы и пробуждение божества-покровителя.
        Зимняя ярмарка в Кирове могла соперничать с сальсковской в изобилии еды, от которой ломились прилавки, в великолепии переливающихся всеми цветами радуги драгоценностей и шелков, выставленных в витринах, в филигранности исполнения резных изображений кирилийских святых на белом золоте. В окнах булочных висели буханки в форме рыбок, а на уличных прилавках предлагали капустный суп, пироги с картошкой и мясом и ягненка на вертеле, обжаренного с оливками.
        Но среди этого праздника взгляд Аны неизбежно привлек один-единственный котелок с кипящим свекольным супом, который стоял рядом с деревянным прилавком. От багровой жижи поднимался горячий пар, наполняя воздух пикантным ароматом.
        В голове Аны возникла знакомая сцена, и к горлу подступила тошнота. Восемь тел, распростертых на снегу, как жуткое произведение искусства. Темная красная кровь на снегу.
        Деимхов. Монстр.
        - …Ана!
        Ее вырвали из объятий воспоминаний о багряных реках и криках. Эти образы постепенно исчезали, а кировская Зимняя ярмарка возвращалась. Мэй дергала ее за руку. Взгляд девочки был прикован к прилавку, на котором красовались ряды яблочно-медовых открытых пирогов, хвороста и других сладостей.
        Ана пересчитала в уме свои скромные накопления. Их хватало на ночлег и еду на пару дней, и Ане не хотелось тратить и медника сверх запланированного бюджета… и все же. Она вспомнила, как впервые увидела Мэй, как была поражена ее худобой. И даже тогда Мэй делила с Аной поровну свой скудный ужин, выданный работодателем. Каждый день Мэй шла полтора километра, пробираясь сквозь снег, до амбара, где она прятала Ану, и помогла ей выжить.
        Мэй заслуживала всего, чего захочет.
        - Пойдем что-нибудь купим,  - предложила Ана, увлекая Мэй вперед, но девочка лишь покачала головой.
        - Нет, посмотри,  - прошептала она, указывая в пространство между прилавком и Аной.  - Девочка.
        Спустя пару секунд Ана поняла, что Мэй говорит о продавщице сладостей - девочке, которая едва ли была старше Мэй. На ее голову был накинут изорванный капюшон, из-под него виднелось бледное лицо и песочного цвета волосы.
        - Она похожа на меня,  - мягко сказала Мэй. Слова падали с ее губ, как хлопья снега, быстро тая. Она стояла неподвижно, в глазах плескался немой океан воспоминаний.  - На нас.
        Ана присмотрелась. Очень внимательно. И вдруг все поняла. Сгорбленная поза продавщицы - она съежилась, как будто хотела исчезнуть из этого мира,  - исходящая от нее неуверенность, граничащая со страхом. И глаза - колодцы, полные печали, как у Мэй в конце зимы.
        Но в глазах Мэй всегда оставалась надежда. Прежде чем Ана успела что-то сказать, Мэй отпустила ее руку и растворилась в толпе. Ана поспешила за ней, и, догнав, увидела, как Мэй достает из кармана своего серого мехового пальто медник. Это была одна из тех монеток, которые Ана позволила ей оставить, чтобы потом купить что-нибудь вкусненькое.
        Мэй осторожно взяла руку продавщицы сладостей и вложила в нее монету.
        - Возьми,  - прошептала Мэй, прижимая к губам девочки свой маленький пальчик. Продавщица украдкой взглянула на Ану, и этот короткий взгляд был до крайности красноречив: он выдавал вспышки гнева и волны горя, бушующие внутри. И с резкой болью пришло осознание, что Мэй увидела в этой аффинитке родную душу, что она искала свою ма-ма, когда ее взгляд упал на продавщицу сладостей.
        Внезапно пироги и булочки стали казаться слишком яркими, фальшивыми, а все вокруг превратилось в бессмысленную какофонию звуков и вспышек цвета.
        Словно мир, каким она его видела последние восемнадцать лет, был всего лишь оболочкой, теперь медленно расползавшейся, чтобы обнажить истинную суть вещей. Сколько раз она покупала товары у продавца, который был связан рабскими условиями договора? Скольким истощенным работой, нещадно эксплуатируемым аффинитам она махала рукой, когда они с папой приветствовали толпу, путешествуя по империи?
        Кирилийские законы гласили, что трудовые отношения должны скрепляться честным договором… но они не разъясняли, какими именно должны быть условия договора. Как работодатель должен обращаться с работниками. Сколько платить. Должен ли договор подписываться по собственной воле… или возможно вмешательство посторонних.
        - Постой,  - тихо сказала продавщица сладостей. Она протянула руку к рядам выставленных на прилавке сладостей, выбрала одну и протянула Мэй.  - Это торт «Птичье молоко». Возьми.
        Ана понимала, почему девушка говорила шепотом, украдкой смотрела по сторонам и следила, чтобы никто не заметил их обмена.
        Мэй, улыбаясь, откусила первый кусочек. Ана отдала бы все златники мира, чтобы увидеть подобную улыбку на губах девочки еще раз.
        - Вкусно,  - сказала Мэй, протягивая ей кусочек торта.
        Ане сложно было улыбаться, и виной тому поселившееся в ее душе осознание, от которого веяло холодом.
        - В детстве это был мой любимый десерт,  - сказала она, вспоминая о Юрии с его угольно-серыми глазами, которые горели, когда он приносил еще горячие сладости с кухни для нее и Луки.  - Доедай.
        Лицо Мэй просияло.
        - Мне нравится твердый коричневый слой,  - сказала она, отвлекаясь от торта.
        - Это шоколад,  - продавщица наблюдала за Мэй, и ее глаза едва заметно улыбались.  - Он сделан из нандийских какао-бобов.
        - Эй!
        Через толпу пробирался укутанный в меха мужчина. Он впился взглядом в Мэй. Лицо продавщицы сладостей стало белее мела.
        - Она заплатила?  - сердито спросил господин, подбегая к ним. Казалось, он был готов вырвать торт из рук Мэй.
        Ана не выдержала.
        - Не смейте ее трогать,  - прорычала она.
        В глазах мужчины мелькнул яростный огонь, он повернулся к продавщице, следившей за ним с выражением ужаса на лице.
        - Сегодня я все пересчитаю, и если я узнаю, что ты воруешь…  - Он понизил голос и прошипел:  - Ты получишь по заслугам, ведьма.
        - Ана,  - голос Мэй дрожал, она настойчиво тянула руку Аны, уводя ее от прилавка.  - Нам нужно идти. Здесь мы ничем не поможем. Прошу.
        Ана нерешительно пошла за Мэй. На ее сердце было неспокойно от того, что она отвернулась и оставила человека в беде. Человека, отличавшегося от всех прочих данной ему силой родства, которая сделала его изгоем. Человека, так похожего на нее.
        Раздался крик - Ана и Мэй развернулись посмотреть и застыли на месте. Вместе с прочими зеваками они ахнули, когда мужчина наотмашь со всей силы ударил юную продавщицу сладостей.
        Похожий на свист кнута, звук удара разлетелся эхом по площади. Продавщица попятилась и упала на аккуратно разложенную на прилавке сладкую выпечку.
        Ану охватила белая ярость. Она была принцессой Кирилии. Раньше подонки вроде этого мужчины кланялись ей. Раньше ей было достаточно сказать лишь слово, и ему пришел бы конец.
        Это время прошло, но Ана все еще могла поступить правильно.
        - Прошу, мессир,  - умоляла аффинитка.
        Но он снова занес руку. Ана потянулась к нему своей силой родства. Она умела лишь тянуть и рвать, но сейчас, используя всю свою силу до последней капли, она приказала крови в его теле оставаться на месте. Несколько секунд мужчина стоял неподвижно, с поднятой рукой. На его лице чередовались выражения паники и злости. Он начал задыхаться, глаза его закатились. Когда Ана отпустила его кровь, его тело упало на землю, как мешок с картошкой. Толпа охнула. Изо рта мужчины доносился пугающий свист.
        - Ана,  - взвизгнула Мэй.  - Нам нужно уходить, пока не…
        Кто-то закричал. На Винтрмахте началась паника, и Ана поняла, что зашла слишком далеко.
        - Мэй,  - задыхаясь, проговорила она, и девочка схватила ее руку. Вместе они стали пробираться сквозь толпу, удаляясь от лежащего на земле господина и продавщицы сладостей.
        Но вдруг толпа подозрительно притихла, и по спине Аны пробежали мурашки. Спустя мгновение она поняла, что на всей площади не было слышно ни звука. Продавцы и горожане с благоговейным страхом глазели на что-то позади Аны.
        Ана медленно повернулась. Она смотрела на отряд имперского патруля Кирилии.

        9

        Внутри захудалого паба было темно - его освещали только мерцающие огоньки свечей, догоравших на столах. На расколотой деревянной вывеске неуверенной рукой было выведено: _Логово_серого_медведя._
        Прежде чем ступить на скрипящие доски деревянного пола, Рамсон остановился у двери и провел рукой по рукояти украденного кинжала. Он пришел взыскать долг.
        Несколько секунд его глаза привыкали к темноте. Он увидел, что несколько столов было занято - посетители сидели, склонившись над выпивкой, и разговаривали шепотом. Что-то угрожающее было в плавящемся свете свечей и приглушенных беседах, прерываемых звоном бокалов.
        Несколько человек повернулись, чтобы посмотреть на проходящего мимо них Рамсона. Он же оценивал эффект, производимый его новым костюмом. Он приобрел его в ближайшей лавке без ведома продавца. Простая рубашка, черный жилет, серые брюки, сапоги для верховой езды и добротное кириллийское меховое пальто. Рамсон выглядел как идеальный завсегдатай подобных мест: пижонский, холеный вид и абсолютно непримечательная внешность.
        Рамсон огляделся по сторонам. Только наметанным глазом можно было заметить доску на дальней стене, на которой развешаны объявления по найму аффинитов. Рядом с барной стойкой была узкая лестница с перекошенной вывеской «_Вход_только_по_предварительному_бронированию»_. На черной полке среди бутылок с алкоголем притаилась склянка зеленоватого божевосха. Это был не обычный паб. Это была точка торговли аффинитами.
        Рамсон незаметно подошел к барной стойке, присел на высокий стул, спрятался за дорогим на вид самоваром и опустил голову. К нему неторопливо подошел бармен. Ростом и телосложением он напоминал медведя. У него была густая седая борода, которая все росла, как и количество секретов, не покидавших стены его заведения - самого известного обиталища преступников в Кирилии. И хотя на нем был фартук из грубой ткани, заляпанный жиром, в разводах от различных алкогольных напитков, нельзя было не заметить, как сверкало его золотое кольцо, пока он протирал стакан.
        - Почтенно приветствую вас, благородный месир. Считаю честью принять вас в своем скромном пабе! Игорь, к вашим услугам.
        - Здравствуйте-здравствуйте, дорогой друг. А какая же это честь… для меня.
        Тут Рамсон поднял голову.
        Игорь чуть не уронил стакан.
        - Черт бы тебя побрал,  - пролепетал он, демонстрируя манеру речи низших слоев Кирилии.
        - Не черт, а сам дьявол,  - поправил Рамсон и, подняв вверх два пальца, добавил:  - Бренди. И не какое-нибудь дешевое дерьмо.
        Игорь слегка нагнулся, заглядывая Рамсону в лицо.
        - Это и правда ты. А мне все было интересно, когда же ты вернешься.
        - Тебе было интересно, вернусь ли я в принципе.
        Игорь громко усмехнулся.
        - Не буду отрицать. Новость разнеслась по всей проклятой империи. Ну и кашу ты заварил, Острослов.
        Он отвернулся и потянулся к одной из полок за баром. Последовал звон и журчание льющейся жидкости.
        Рамсон наблюдал за здоровенной спиной бармена, пока тот готовил напиток.
        - Я со всем разберусь, Игорь. Те, кто меня предал, заплатят,  - он достал кинжал из ножен.  - Но для начала я пришел забрать долг.
        Игорь развернулся со стаканом и бутылкой брегонского бренди. В его темных глазах мелькнуло беспокойство.
        - Послушай, Острослов. Дела в последнее время идут не очень, император болен, экономика на спаде.
        Он провел ладонью по своей лысине и кивком указал на доску на дальней стене. Объявлений было множество, их прикрепляли друг на друга, на некоторых виднелись примитивные рисунки.
        - Продажи не идут.
        Рамсон заинтересовался и взглянул на доску. Написанная на объявлениях фраза «_Найми_аффинита»_ на самом деле для сведущих людей означала, что можно было купить по договору аффинита-иммигранта.
        - Мне не нужны твои деньги. Мне нужна информация.
        - Ах,  - плечи Игоря с облегчением опустились, и он поставил стакан перед Рамсоном.  - Ты же знаешь, что мои сведения ценнее златников.
        Он замолчал и перевел взгляд на темную лестницу позади барной стойки.
        - Быть может, обсудим это с глазу на глаз в комнате для переговоров?
        Рамсон встал и взял стакан.
        Игорь замялся.
        - Я сейчас подойду. Нужно рассчитать парочку посетителей и сделать себе что-нибудь выпить. Потом я в твоем распоряжении. Буквально минутку.
        - Не торопись. Я подожду тебя там.
        В комнату для переговоров вела узкая лестница, встроенная в холодную каменную стену паба. Рамсон поднялся по ступенькам и открыл деревянную дверь, ведущую в освещенную свечами комнату. Она была обставлена со вкусом: красные бархатные диваны, дорогой дубовый стол. От Рамсона не ускользнули бутыльки божевосха, выстроившиеся на полках в конце комнаты и поблескивающие в дрожащем пламени свечей.
        Он постарался отогнать навязчивые мысли, поднял стакан и, глубоко вдохнув, сделал глоток. Игорь его не обманул. Это был настоящий брегонский бренди: жгучая горечь с легким оттенком сладости, нотки розы и острота цитруса создавали приятное послевкусие.
        На лестнице застучали шаги, и в комнату вошел Игорь с кружкой в каждой руке. Он осторожно закрыл за собой дверь. Рамсон дожидался знакомого щелчка замка. В комнате для переговоров ни одна беседа не проходила при открытых дверях. Когда щелчка не последовало, Рамсон насторожился. Громко вздохнув, Игорь поставил выпивку на стол и опустился на один из диванов. На его лице плясали тени от свечей.
        - Я смотрю, тюремщикам не удалось выбить из тебя боевой дух. Ты здоров, как молодой бычок. Только бледноват. Сколько времени прошло? Четыре луны?
        - Три луны и двадцать один день. Я считал.
        Рамсон откинулся на мягкую бархатную подушку дивана, как кот, разлегшийся на солнышке, и смотрел на Игоря из-под прикрытых век.
        - В тюрьме таким не поят.
        - Будем,  - Игорь поднял свою кружку.  - Это стоило бы парочки золотых.
        - Поговаривают, ты задолжал мне больше, чем парочку золотых.
        Рамсон подался вперед. Забыв о бренди, он наслаждался выражением отчаянной паники, проскользнувшим на лице Игоря.
        - Я знаю, что ты меня сдал. Ой, не делай такую скорбную мину, дружище. Будь мужчиной и отвечай за свои поступки.
        Со стороны Рамсона это был выстрел в небо, но других вариантов у него не было. В тот вечер он отсиживался в пабе Игоря, как вдруг ворвались Белые плащи и арестовали его по обвинению в заговоре против короны. После этого месяцами в тюрьме он обдумывал все узловатые отношения, связывавшие его с подельниками, пока не пришел к выводу: его заложил Игорь, но он лишь выполнял чью-то грязную работу. Кого-то приближенного к Керлану и знавшего о задании Рамсона.
        Игорь нервно покосился на дверь, вытер испарину с лица, размазывая по лбу жир с фартука.
        - Рамсон, друг мой, ты должен знать…
        - Не смей называть меня другом.
        Рамсон ударил кулаком по столу, наконец позволяя себе выпустить на волю часть злости, что копилась в нем, пока он гнил в тюрьме.
        - Если хочешь жить - рассказывай, почему ты это сделал и кто заставил тебя пойти на это.
        - Он с-служил при императорском дворе,  - дыхание Игоря было отрывистым и неглубоким. Казалось, его вот-вот стошнит.  - Т-ты должен понимать, Р-рамсон…
        - Я прекрасно понимаю, что здесь чертовски смердит предательством.
        - Тебя послали убить императора!  - воскликнул Игорь.  - О боги, это задание было изначально невыполнимо!
        Рамсон задумался. К одному вопросу он возвращался снова и снова, сидя в Гоуст Фолз. И на него не было ответа. Почему самый могущественный криминальный лорд империи хотел убить императора Лукаса Михайлова?
        Рамсон помнил, в ту ночь была гроза, и ливень барабанил в окна. Легкая кривая улыбка Керлана, его медленная речь. Как будто он попросту просил Рамсона сбегать за свекольным супом на обед.
        Уже тогда Рамсон понимал, что это его главный тест. Если он справится, Керлан назначит его наследником главы Ордена, навсегда закрепляя за ним силу и власть. Вся его дальнейшая жизнь зависела от этого задания.
        Но Рамсон забыл, что в игре с такими высокими ставками, ты можешь как сорвать банк, так и проиграться до последнего.
        И он проиграл.
        Возможно, заточение, назначенное Имперским судом, было более привлекательной перспективой, чем смерть от рук Керлана.
        - Я был его правой рукой,  - сквозь зубы процедил Рамсон.  - Он полностью мне доверял. Кто-то слил детали задания. И я хочу отследить эту утечку и уничтожить всех, кто к ней причастен, начиная с тебя.
        - Рамсон, прошу…
        - Заткни свой поганый рот. Терпеть не могу бесхребетных трусов.
        Рамсон расставил руки на полированном дубовом столе. Следующие несколько фраз он не проговорил, а прорычал.
        - Единственная причина, по которой ты все еще дышишь,  - это потому, что ты все еще можешь быть мне полезен. Назови мне имя, Игорь.
        - Петр Тециев!  - тут же сорвалось у того с языка.  - Он приходил расспросить о тебе и заплатил, чтобы я заложил тебя, если ты придешь в паб. И через неделю ты появился на пороге.
        У Игоря был маленький рот, но говорил он на удивление быстро. Он умоляюще смотрел на Рамсона.
        - Это все, что я знаю, клянусь, дружище. Он очень щедро заплатил мне.
        - Петр Тециев,  - Рамсон покрутил в голове это имя, но оно ни о чем не говорило.  - Кто он? И где я могу его найти?
        - Он работает на Керлана, варит для него божевосх. Возник из ниоткуда, подошвы моих ботинок чище, чем его прошлое.
        - Хм,  - Рамсон прилег на диван, сделал глоток и облизал губы.
        Игорь следил за каждым его движением влажными глазами. Интерес Рамсона к напитку, казалось, успокоил бармена, его лицо приняло заискивающее выражение.
        - Что ж, в таком случае придется съездить в Ново-Минск.
        - В Ново-Минск? Но это же территория Керлана!  - притворное беспокойство Игоря усиливалось чувством подлинного облегчения.  - Думаешь… Думаешь, Керлан простит тебе невыполнение условий сделки чести?
        Рамсон потягивал бренди и почувствовал, что его губы вот-вот растянутся в улыбке. Вот теперь начинается настоящее шоу.
        - О, да он будет умолять меня вернуться. Я вышел из этой проклятой дыры не с пустыми руками. Я нарушил сделку, но я могу предложить ему кое-что получше.  - Он выдержал драматическую паузу.  - Нового потенциального союзника.
        У Игоря приоткрылся рот. Рамсон почти видел, как в его голове роятся десятки вопросов. В конце концов любопытство и жадность взяли верх, озаряя его морщинистое лицо.
        - Кого?
        - Самого сильного аффинита империи.
        Игорь тут же стал оглядываться, как будто ожидая, что аффинит выпрыгнет из-за одного из книжных шкафов.
        - Где?..
        - Она прямо за углом, ждет меня. Аффинитка плоти. Щелчком пальца она уложила пятерых тренированных охранников.
        Когда челюсть бармена отвисла, Рамсону пришлось сдерживать улыбку.
        - Она бы стоила целое состояние,  - прошептал Игорь.  - Божечки, неудивительно, что Керлан все еще не нашел тебе замену. Это сложно сделать.
        Рамсон решил осмыслить эту информацию позже. Он лишь фыркнул.
        - Деньги. Это все, о чем ты можешь думать,  - сказал он, поднимая свой стакан.  - Знаешь, сколько заплатят за такую бутылку бренди? Десять златников? А теперь представь, что я собираюсь построить для Керлана виноградник. Сколько у него тогда будет бутылок с бредни? И сколько сотен тысяч златников они ему будут приносить каждый год?
        Рамсон опустошил свой стакан одним глотком и с приятным звоном опустил его на стол.
        - Мысли шире, Игорь, друг мой.
        По правде говоря, эту же теорию Рамсон излагал Керлану, когда тот предложил ему долю в работорговле, которой промышлял Орден. Рамсон отказался. Он убедил Керлана, что его талантам найдется лучшее применение где-нибудь в порту, торговле оружием, казино или в другой сфере.
        На самом же деле ему это просто было не по зубам. Он ходил по улице мимо детей-аффинитов, вынужденных работать. Их рты были запечатаны ужасом, а в широко открытых глазах читалась едва заметная мольба. В них ему виделся призрак друга детства, которого он поклялся никогда не предавать.
        Может, именно из-за этого Керлан назначил Рамсона на невыполнимое задание - убить императора Кирилии. Может, Керлан видел семя сомнений, прорастающее в сердце Рамсона все эти годы, и хотел, чтобы тот доказал, что верен своему господину до конца.
        Сейчас Рамсон откинул эти мысли и улыбался, холодно глядя на Игоря. Он только что обеспечил себе страховку, о чем бармен даже не догадывался. Игорь растреплет эту любопытную новость всем торговцам, которые захаживают в его паб. И известие о неизбежном возвращении Рамсона - на пару с аффиниткой плоти - распространится как лесной пожар. К тому времени, как Рамсон доберется до Ново-Минска, Аларик Керлан будет ждать его с распростертыми объятиями. Это был отличный ход - двух зайцев одним выстрелом. Рамсон выдаст Керлану и имя предателя, и ведьму. Без сомнений, его снова назначат правой рукой главы Ордена и капитаном порта Голдвотер.
        Ему лишь нужен был подходящий случай для возвращения: так, чтобы застать Петра Тециева врасплох. Нельзя же просто, в ритме вальса, войти в имение Керлана.
        Вальс. Что-то щелкнуло в голове Рамсона.
        - Игорь, какой сегодня день?
        Игорь моргнул.
        - Двадцатое число третьего месяца. Осени,  - зачем-то уточнил он.
        Через десять дней придет зима.
        Каждый год в начале зимы по всей Кирилийской империи проходили празднования в честь первого снега. А в Ново-Минске не было более изысканных праздников, чем те, что устраивались в имении Керлана лордом Алариком Керланом лично. Все сливки городского общества будут приглашены - люди, имеющие власть, деньги и связи с преступным миром.
        Вот это будет запоминающееся возвращение. Все недоброжелатели узнают, что Рамсон Острослов снова в строю и что он уничтожит любого, кто встанет у него на пути.
        На лице Рамсона снова заиграла улыбка, острая, как лезвие.
        - Игорь, мне нужны две лошади.
        - Конечно, конечно,  - было видно, что Игорь испытывает несказанное облегчение.  - Есть у меня две кобылки, которых я тебе могу одолжить.
        - Хорошо,  - Рамсон собирался было встать, но в памяти всплыла одна деталь.  - Еще кое-что.
        Он швырнул сверток бумаги на дубовый стол. На один край свитка он со звоном опустил пустой стакан, а оставшуюся часть разгладил рукой, разворачивая рисунок с изображением лысого алхимика с тонким носом и огромными серыми глазами.
        - Ты узнаешь этого человека?
        Игорь замер.
        - Ты шутишь?
        - Если это и шутка, то совсем не смешная. Просвети меня.
        Игорь ткнул в рисунок пальцем и поднял глаза на Рамсона. На лице его читалось недоверие.
        - Это Петр Тециев.

        10

        Рамсон секунд пять пристально смотрел на Игоря, пытаясь понять, не врет ли он. Но физиономия бармена выражала такое же недоумение, что было написано на лице Рамсона.
        Игорь обладал множеством отвратительных пороков, но не талантом лжеца. Для этого он был слишком труслив. Достаточно сильно надавив на нужное место, его легко было сломать.
        - Выглядит в точности как он,  - промямлил Игорь, нахмурившись, разглядывая рисунок.  - Я никогда не забуду тот вечер, когда он возник у меня на пороге. Промокший до нитки, он сразу направился ко мне. Странный человек. Сказал, что работает во дворце, и показал мне какие-то бумаги. Хотел узнать твое имя и где тебя найти.
        Он прервал рассказ, понимая, что вновь себя дискредитирует, и поспешно сменил тему:
        - Отличный портрет.
        Вопросы загорались в голове у Рамсона, как звезды на вечернем небе, но он сосредоточился на одной мысли. У него и у аффинитки плоти был один и тот же враг.
        _Враг_моего_врага_мой_друг._
        День однозначно задался. Все, что было в его планах: поиск предателя, алхимика и, самое главное, передача ведьмы в руки Керлана,  - сходилось в одной точке - Ново-Минске. Два зайца одним выстрелом - это неплохо. Ну а три зайца одним выстрелом - эта перспектива вызывала искреннюю улыбку на губах Рамсона Острослова.
        - Мой старый товарищ Игорь. Сегодня ты сообщаешь мне исключительно хорошие новости.
        Игорь выдохнул с нескрываемым облегчением, как будто гора свалилась у него с плеч.
        - Благодарю богов, Острослов. Я думал, что поплачусь за… за то, к чему привел мой длинный язык…
        - Считай, что мы в расчете,  - Рамсон встал и потянулся.  - Тебе повезло, что я сегодня расположен к щедрости.
        Игорь выдавил неуверенный смешок. Он вновь посмотрел на дверь.
        - По этому поводу тост,  - сказал он, поднимаясь с дивана и протягивая Рамсону одну из принесенных им кружек.  - За отданные долги и честный обмен.
        - Такая невиданная щедрость сегодня, Игорь. Обычно мне с трудом удается получить от тебя даже одну кружку дешевого эля.  - Рамсон поднял натертую до блеска медную кружку:  - За правду и честных людей.
        Он поднес напиток к губам и вдохнул аромат кирилийского солнечного вина.
        Игорь осушил половину своей кружки одним глотком. Он взглядом следил за Рамсоном поверх края.
        Рамсон выдохнул. Медленно, считая удары своего сердца, он опустил сосуд. Его губы застыли в улыбке.
        - Очень польщен, что ты решил поднять за меня бокал солнечного вина из Миркова, дружище.  - Он замолчал, наклоняя голову.  - Но я искренне считаю, что вкус гораздо приятнее, если не подливать в него яда.
        _Дзынь!_
        Кружка Игоря покатилась по полу, вино разливалось по вощеным деревянным доскам. Поджав губы, Игорь кинулся за спинку дивана. Рамсон отпрыгнул в другой конец комнаты. В одной руке он все еще держал эль, в другой сжимал кинжал.
        - Я и забыл, как хорошо ты разбираешься в алкоголе,  - проворчал бармен.
        - А я забыл, как хорошо ты вживаешься в роль болвана. Чуть не повелся на это раз,  - и это было правдой.  - Кого ждешь, Игорь?
        - Даже если убьешь меня, отсюда ты не выберешься,  - бармен не сводил глаз с кинжала.  - Когда Керлан узнал о твоем побеге, он назначил цену за твою голову. Как только ты вошел, я послал мальчишку-слугу к наемникам. Мне оставалось лишь развлекать тебя, пока они сюда доберутся.
        Конечно, слухи о его побеге из тюрьмы дошли до Керлана. Рамсон бы не удивился, скажи ему, что у криминального лорда были свои люди из числа охранников.
        Рамсон наклонил голову. Внутри него разгоралась ярость. Но он укротил это пламя, чтобы превратить его в оружие. Так учил его Керлан.
        - Я могу убить тебя исключительно забавы ради. Чтобы посмотреть, как ты корчишься, пока я потрошу тебя, как визгливую свинью.
        Лицо Игоря побледнело. Неожиданно он закричал:
        - Он собирается бежать!
        Рамсон повернулся к двери, чтобы запереть ее изнутри. Но опоздал буквально на секунду.
        Дверь в комнату для переговоров распахнулась настежь. Внутрь ворвались два наемника и стали надвигаться на Рамсона, оголив мечи.
        Со всей силы Рамсон швырнул свою медную кружку в одного из них. С убедительным хрустом она врезалась ему в висок. Наемник закричал и начал пятиться, предоставляя Рамсону необходимые драгоценные секунды.
        Одним прыжком он подскочил к раненому наемнику и ударил его в грудь кинжалом. Раздался тошнотворный звук пронзаемой плоти и разрывающихся сухожилий. Тут же Рамсон выхватил из его слабеющей руки меч и развернулся, чтобы отразить атаку второго охотника за головами.
        Когда их мечи скрестились, запел металл. Рамсон пренебрежительно фыркнул, уворачиваясь от удара, но тут на пороге появился третий наемник. Не выпуская меч из рук, Рамсон повернулся к нему, чтобы оценить телосложение, экипировку и оружие. Но ни одно из боевых искусств не готовило его к тому, что последовало дальше. Затылок пронзил укол острой боли, распространяющейся волной по нервам и конечностям до самых кончиков пальцев. Перед глазами запрыгали звезды, и Рамсон рухнул на пол.
        - Он ваш, ребята,  - тяжело дыша, Игорь поставил на стол свою медную кружку.  - Мою помощь вам придется оплатить отдельно. И замолвите за меня словечко перед лордом Керланом.
        Рамсон пытался не терять сознания, но темнота пеленой застилала глаза. В полудреме он почувствовал, что ему в рот вставили кляп, а руки связали веревками. Перед тем как окончательно отключиться, Рамсон понял, что Игорь обхитрил его, и подумал, что когда все идет слишком гладко, скорее всего, это наваждение.

        11

        В детстве Ана стояла рядом с папой на заснеженных улицах Сальскова и с восхищением смотрела на имперский патруль. Ей нравилось, как переливаются на солнце их усиленные черным камнем доспехи, как развеваются белые плащи на фоне ярко-голубого неба. Даже их лошади заслуживали восхищенных взглядов: высокие северные валькрифы с глазами синими, как лед. Эта порода отличалась своей скоростью и выносливостью и очень ценилась за способность животных взбираться на заснеженные горы благодаря своим многопалым копытам. Именно на спинах этих лошадок Ана училась верховой езде. Она мечтала о дне, когда под ее командованием будет армия валькрифов и их всадников.
        Солдаты имперского патруля: героические, исполненные величия и всеми почитаемые.
        Сейчас Ана смотрела на них, стоя у разваленного прилавка со сладкой выпечкой, а их темные фигуры надвигались на нее. От учтивых взглядов и любезных слов не осталось и следа. Капитан, на груди которого сиял значок с белым тигром, зло щерился, кожа на его обветренном лице сморщилась. Примерно в дюжине шагов позади еще двое из отряда охраняли тюремный фургон, обшитый черным камнем.
        По пятам за капитаном как тень следовал третий человек. В отличие от солдат патруля, он был одет в черный плащ, шитый золотой нитью; его волосы были бесцветными, как выгоревшая на солнце рожь, а глаза напоминали ледники северного Безмолвного моря. Что-то в его суровом лице заставило Ану крепче сжать руку Мэй.
        - В чем причина беспорядка?  - спросил капитан.
        Его холодные глаза бегло осмотрели Ану и Мэй, чуть дольше задержались на продавщице сладостей и наконец остановились на господине.
        - Мессир?
        Ана медленно сделала шаг назад, затем еще один, не выпуская руку Мэй. Возможно, ей удастся отступить и смешаться с толпой зевак. В нескольких шагах справа от нее стоял прилавок с кечанами, за которым можно было спрятаться. Белые плащи не найдут ее. Если, конечно, с ними нет егеря. Но такое случалось исключительно редко.
        - А-аффинитка,  - прохрипел господин, к этому моменту вставший на ноги и дрожащими руками отряхивавший свои дорогие меха от щепок.  - Мерзкие ведьмы!
        Три, четыре шага. До прилавка с кечанами уже рукой подать.
        - Куда это ты собралась?
        Кровь застыла в жилах Аны. Бесстрастные глаза капитана, такие же равнодушные, как его голос, смотрели прямо на нее.
        - Оставайся на месте,  - продолжил он.  - Это всего лишь рядовая проверка.
        У нее под боком дрожала Мэй, быстро дыша. Медленно и нарочито спокойно капитан протянул руку в черной перчатке к продавщице сладостей.
        - Трудовой договор и документы, удостоверяющие личность.
        - Ана,  - Мэй начинала задыхаться от волнения, из ее рта стремительно вылетали обрывки слов.  - Нам нужно идти - это плохие люди.
        Продавщица, порывшись в своем пальто, достала свитки и протянула их капитану. У наблюдавшей Аны по затылку струился холодный пот.
        - Злаковая аффинитка,  - безо всякого интереса отметил капитан. Он рассеянно пробежался взглядом по бумагам, прежде чем бросить их на землю.
        - Ана,  - умоляюще звала Мэй. Она пятилась назад, на побледневшем лице глаза ее казались огромными.  - У нас нет документов…
        Внутри у Аны все похолодело от страха, когда капитан перевел на них с Мэй свой ледяной взгляд. Она не могла двинуться с места, в голове от испуга разбежались все мысли.
        Рука капитана в черной перчатке протянулась к ним.
        - Документ, удостоверяющий личность или трудовой договор.
        Нет, звенело внутри черепной коробки Аны. Нет, нет, нет, нет, нет…
        Она попыталась овладеть собой, сделала глубокий вдох, чтобы выровнять сердцебиение. Это же имперский патруль - стражи закона, защитники ее империи. И тем не менее… до этого у нее ни разу не проверяли документы.
        Резко втянув глоток воздуха, Ана постаралась ответить ровным голосом:
        - У нас нет документов.
        Капитан прищурился, взгляд его метнулся в сторону чернокаменного фургона. В этот момент Ана ощутила, что за ней следят. Волоски на руках и затылке встали дыбом.
        Один из солдат наблюдал за ней из-за тюремного фургона. Как и капитан, он был облачен в белую форму, но оставался в тени. Взгляд его был острым, как лезвие кинжала. Ана почувствовала странное ощущение по всему телу: едва заметное тянущее чувство, как будто кто-то дергал за невидимые ниточки - так же, как она, когда взывала к чужой крови.
        Егерь, подсказало ей чутье. Он егерь.
        На старокирилийском это слово означало «охотник». Этот тип аффинитов был способен чувствовать и управлять силами других. Капитан Марков рассказывал ей, что подобные аффиниты считаются самыми могущественными и встречаются крайне редко. Часто их нанимают на службу в имперские патрули, чтобы они помогали поддерживать мир между аффинитами и обычными людьми.
        Егерь перевел взгляд на капитана и странного мужчину в черном и сдержанно кивнул.
        Капитан снова повернулся к Ане.
        - По закону всем положено иметь при себе документы, особенно это касается аффинитов. Нам придется задержать вас и допросить. Наш сотрудник все вам объяснит,  - он кивнул в сторону мужчины в черном плаще.
        - Нет,  - всхлипнула Мэй так тихо, что лишь Ана могла ее услышать.  - Не слушай его, Ана. Он плохой человек. Он брокер.
        Брокер. Ана уставилась на него. В голове у нее все перемешалось. Белые плащи должны были отыскивать и арестовывать брокеров.
        Как же так вышло, что поборники закона и преступники работали сообща?
        «Как ты думаешь, кто им больше платит? Империя? Или прибыльный бизнес, которому они нужны, чтобы заполучить больше нуждающихся в работе аффинитов?»  - вспомнила она слова Рамсона.
        И вдруг, под грохот рушашихся иллюзий, все стало на свои места, и картина, которую она собирала в темноте, сложилась и засияла красками.
        Ана отшатнулась назад.
        Все должно быть не так - это все неправильно. Торговцы аффинитами были негодяями, а брокеров ее мамика Морганья сравнивала с самыми страшными злодеями из детских сказок. С этим образом никак не вязались солдаты, служившие ее отцу и брату, поклявшиеся защищать империю.
        Что это за государство, которым управлял ее отец?
        - Мы не…  - голос Аны дрогнул, и отпираться не было смысла. Продавщица сладостей встала рядом со своим успокоившимся работодателем, опустила глаза. В руках у нее трепетал трудовой договор.
        «Я Анастасия Катерьянна Михайлова»,  - хотелось закричать Ане сквозь жгущие глаза слезы. «Я принцесса и наследница короны Кирилии».
        Но Ана поняла: ирония в том, что она стояла под пристальными взглядами солдат имперского патруля с пустыми руками и в прохудившемся плаще. Правда стала бы пустым звуком, потому что ее нельзя было доказать.
        И в это мгновение Ана полностью осознала, что между ней и злаковой аффиниткой не было никакой разницы.
        Как будто издалека доносился голос капитана, раздававшего команды членам своего отряда.
        - В случае неподчинения вы будете арестованы силой на законных основаниях.
        Егерь двинулся в их сторону. Мэй завизжала. Не выдержав, Ана схватила ее и, сдерживая крик, бросилась бежать сквозь толпу. Она знала, что, Белые плащи наступают им на пятки. Чувствовала, что подобно волнам, контроль егеря над ее силами то усиливается, то ослабевает. Из-за него Ана лишь смутно ощущала присутствие чужой крови вокруг и теряла равновесие. Он стремительно настигал их. А Мэй была тяжелой.
        Ана приняла молниеносное решение. Она опустила Мэй на землю и подтолкнула ее вперед. Мэй замялась.
        - Беги,  - приказала Ана.  - Я тебя догоню.
        - Нет!  - закричала Мэй.  - Ана…
        В этот момент контроль егеря над силами Аны ослаб. Ее сила родства разгорелась ярким пламенем, и Ана, воспользовавшись моментом, подчинила себе кровь Мэй. Я тебя люблю, хотелось ей сказать. Но вслух она выдавила лишь:
        - Прости.
        Ана ухватилась за кровь в маленьком теле Мэй и отбросила ребенка настолько далеко, насколько ей позволила ее сила.
        А затем повернулась навстречу егерю. Она дрожала и отчаянно цеплялась за силу родства, порой ускользавшую из ее власти. Люди вокруг в панике разбегались, освобождая дорогу шагавшему ей навстречу егерю.
        Страх застилал глаза, и Ана продолжала отступать.
        Остановись, хотелось ей просить. Я принцесса Кирилии, твоя принцесса.
        Но принцесса должна носить на голове корону и сидеть во дворце, чьи стены защищают ее от судьбы подобной той, что ожидает Ану.
        Судьбы тех, кто был рожден аффинитом.
        Егерь был от нее в каких-то двенадцати шагах. Она уже могла различить глубокие морщины у него на лице, острые грани его выступающих мышц, словно высеченных из мрамора, натренированных, чтобы убивать. Его сила родства опускалась на нее, как непроницаемая невидимая стена. Ее собственная сила исчезла.
        И все же Ана подняла трясущуюся руку.
        Земля взорвалась. Егерь даже не успел удивиться - его отшвырнуло назад, на другую сторону улицы. Брусчатка сыпалась на него дождем. На дороге, разделявшей теперь Ану и егеря, образовался раскол. На их лицах отображалось общее недоумение, пока они наблюдали, как из расщелины поднимались в воздух камни и куски грязи.
        Из-за ряда прилавков, расположенных позади, в центр улицы вышла маленькая фигурка.
        Кулаки Мэй были сжаты, она сосредоточенно хмурила брови. Ее звонкий чистый голос пронзил мертвую тишину:
        - Ты не тронешь ее.
        Девочка склонила голову набок. Тут же зависшие в воздухе камни полетели в сторону егеря. Дюжина булыжников, каждый размером с кулак, обрушилась на стонущего егеря и пригвоздила его к земле.
        Его контроль над силой родства Аны пошатнулся.
        Ана начала действовать. Она устремила свою силу навстречу егерю с его невидимыми оковами, схватила его и швырнула вниз по мостовой, подальше от Мэй, исключая любую возможность добраться до девочки. Сначала ему придется убить Ану.
        Волна триумфа накрыла Ану, когда его тело шлепнулось на землю и осталось лежать неподвижно.
        Она не видела второго из Белых плащей, пока не стало слишком поздно.
        За спиной Мэй в проходах между прилавками промелькнула тень: солдат с луком и стрелой, захвативший цель и готовый выстрелить.
        Ана, крича, рванулась к Мэй. Часть ее сознания твердила, что все это было сном, сном, сном. Время, казалось, текло медленнее, хоть она и бежала во всю прыть.
        Лучник пустил стрелу. Мэй пошатнулась, а затем упала, медленно, мягко и изящно, как осенний листик.
        Время остановилось. Ана оказалась в том самом сне, когда изо всех сил пытаешься бежать, но двигаешься слишком медленно.
        Двенадцать шагов.
        Не. Достаточно.
        Из-за прилавков показался брокер в черном плаще, его шитый золотом воротник блестел на солнце, когда он наклонялся. Голова Мэй безвольно болталась в его руках, как будто она была тряпичной куклой. Мужчина развернулся и побежал в сторону тюремного фургона.
        Ану обуяла ярость.
        - Нет!  - закричала она, вскидывая руку и взывая к своей силе родства.
        Но та не отозвалась. Вместо этого Ана наткнулась на огородившую ее силу незнакомую стену, непреступную и непоколебимую.
        В нескольких шагах от нее егерь уже вставал на четвереньки. Его безупречно белый плащ был запачкан кровью и грязью, а на открытых участках кожи начинали проступать синяки. Несмотря на это, Ана не чувствовала удовлетворения. Встретившись с ним взглядом, она ощущала лишь ярость. Ана замедлила шаг.
        Впереди брокер был уже на подходе к фургону. Обмякшее тельце Мэй свисало с его плеча. Ана видела, как сияли на солнце ее волосы.
        Она вновь взглянула на егеря. И снова на удаляющуюся Мэй. И пустилась бежать еще быстрее.
        Егерь сделал выпад вперед. Он схватил Ану за лодыжки и повалил на землю. Ана подставила руки, чтобы смягчить удар от встречи с мостовой.
        Извернувшись и выплевывая изо рта волосы, она приподнялась над землей.
        - Пусти меня!  - крикнула Ана, болтая ногами, но это не помогло ослабить железную хватку егеря.
        Над широким полотном дороги возвышалась громада тюремного фургона. Его двери были открыты, как пасть голодного зверя. Наполовину погрузившись в его мрак, брокер отправил туда маленькое, обмякшее тело. Голова Мэй еще раз качнулась, прежде чем исчезнуть за чернокаменными стенами фургона.
        Другой белый плащ запер дверь.
        Ану накрыло невиданной силы отчаяние. Слезы лились из ее глаз. Надрывая горло, она кричала «Мэй!», и голос ее срывался. «МЭЙ!»
        Кое-кто обернулся на ее крик, но это была не Мэй.
        К ней повернулся брокер с выгоревшими на солнце волосами. Его бледные глаза впились в нее. Он прищурился, развернулся и исчез.
        В ладонь Аны легло что-то твердое - кусок брусчатки, ранее вырванный из земли Мэй. Все еще видя перед собой эти наполненные ненавистью глаза, Ана впечатала камень в лицо егеря. Он испустил утробный стон, а впивающиеся в ее ноги пальцы разомкнулись. Его контроль над ее силой вновь ослабел. Прежде чем егерь, прижимавший к кровоточащему носу руку, успел перевернуться, Ана уже вскочила на ноги. Она смутно слышала, как егерь что-то кричал своему отряду, видела, как на лицах солдат промелькнула паника, как они сели на лошадей.
        Ана собрала остатки сил и побежала, борясь с блоком, поставленным егерем. Она отчаянно перебирала ногами, пытаясь сократить расстояние до черного фургона.
        Один из белых плащей подстегнул лошадь, и фургон пришел в движение, быстро набирая скорость. Остался только капитан, который, приготовив лук и стрелы, скакал навстречу Ане и егерю. Плащ развевался у него за спиной.
        - Каис!  - прокричал он.
        Ана не расслышала ответный клич егеря, пытаясь вызволить свою силу родства из его оков. На секунду ей показалось, что в стене появилась трещина; она почувствовала отклик крови в теле капитана и ухватилась за нее…
        Глаза капитана широко раскрылись, его лошадь резко качнулась вбок. Его тело повиновалось Ане. «Милостивые боги, что…» Из его рук выпали стрела и стеклянный пузырек - последний разбился о землю. Даже на расстоянии нескольких десятков шагов Ана видела, как зеленая жидкость стекает в трещины на мостовой.
        - Капитан!  - донесся сзади пробивающийся сквозь кашель голос егеря.  - Вам нужно уходить! Она опасна!
        Капитан замялся, переводя взгляд с Аны на раненого солдата из своего отряда. Ана не упустила этой возможности.
        - Ну давай, арестуй меня, больной ублюдок!  - прокричала она. Разозлить его. Спровоцировать. Все что угодно, лишь бы остановить фургон из черного камня, не позволить ему уехать с этой площади.
        Но когда Ана собралась было вновь применить силу родства против капитана, тот уже принял решение. Еще раз окинув взглядом поле битвы, он развернул лошадь и помчался догонять свой отряд.
        - Нет!  - задыхаясь, крикнула Ана. Но фургон и сопровождавшие его наездники удалялись, петляя меж прилавками.
        Безвыходность положения душила Ану.
        Не отдавая себе отчета, она продолжала бежать за фургоном, даже когда он скрылся за кирпичными стенами кировских домов. Споткнувшись о выбоину в мощеной дороге, Ана упала на землю, порвала перчатки и поранила ладони. Только тогда она заметила, что плачет. В ее голове раздался голос Мэй, которая просила: «Не ходи туда, куда я не могу пойти за тобой».
        Ана позволила случиться тому, от чего она поклялась оберегать Мэй. Девочка спасла Ану в тот момент, когда ей больше всего требовалась помощь. А она подвела ее.
        И… это была полностью ее вина. Ана вонзилась зубами в свой кулак, чтобы не закричать. Ее слезы смешивались с кровью и пылью. В какой-нибудь другой жизни, где она родилась бы нормальной, Ана так и оставалась бы Кольст принцессой Анастасией Михайловой, второй наследницей престола Кирилии. Эта жизнь была бы лучше, законы были бы справедливыми, власть имущие были бы хорошими людьми, и добро бы всегда побеждало.
        Ана ударила ногой по брусчатке, на пыльной дороге остался алый след. Силой родства она чувствовала, что вокруг нее толкутся люди, замедляя свой шаг, чтобы поглазеть. Но ни один из них не попытался помочь ей.
        «Может, в другой жизни»,  - подумала Ана. «В этом мире нет ни справедливости, ни доброты. Ты либо продолжаешь бороться, либо сдаешься».
        Ана поднялась на ноги, стряхнула пыль со своего изодранного плаща и повернулась в сторону Винтрмахта. Она пустилась бежать, и с каждым шагом сила родства все больше вспыхивала, реагируя на кровь вокруг.
        Егерь был на том же месте, где она его оставила. Вокруг него собралась небольшая толпа, несколько человек опустились на колени и протягивали ему носовые платки и обрывки марли. Как же им хотелось помочь этому чудовищу, облаченному в белый плащ.
        Ана сосредоточилась и с помощью силы родства раскидала наблюдателей по сторонам, для большей драматичности вытянув вперед руки.
        - Бегите,  - прорычала она, обращаясь к визжащей толпе.  - Бегите, или я вас всех убью.
        Ана посмотрела на егеря. От удара камнем на лице образовались раны, и теперь ручейки крови стекали по его щекам. Он посмотрел на нее, над его глазом образовалась гематома, и мышцы его напряглись.
        Он был нандийцем. Ана поняла это и с иступленным удивлением продолжила разглядывать его оливковую кожу и темные волосы. Она вспомнила послов, которые занимали почетные места в большом тронном зале во время судебных заседаний, возглавляемых папой.
        Интересно, он попал в Кирилию по собственному желанию?
        Ана почувствовала, как сила егеря обволакивает ее, но в этот раз не железным хватом, а мягкой пеленой. Он стал слабее.
        Ана легко стряхнула его чары и, овладев его кровью, переместила его в сидячее положение. Егерь закашлялся, и с его губ заструились красные ручейки.
        - Брокер. Куда он ее везет?
        Егерь посмотрел на Ану и плотнее сжал губы.
        Ана откинула его голову назад и повернула ее так, чтобы он почти не мог дышать. Почему-то перед ее глазами возникло лицо Рамсона Острослова. Тот бы не стал без разбора угрожать, а нашел бы слабое место неприятеля и… надавил.
        Ана практически ничего не знала об этом мерзавце. В ее голове не укладывалось, как он мог носить орден чести с кирилийским тигром на груди… и позволить своему товарищу стрелять из лука в десятилетнюю девочку. Ане хотелось сорвать этот знак отличия с его обмундирования.
        - Не заставляй меня спрашивать дважды,  - сказала она.
        Его ответ удивил ее.
        - Ты Кровавая ведьма Сальскова,  - прохрипел он.
        У Аны сперло дыхание. Легенда гласила, что Кровавая ведьма появилась в Сальскове на Зимней ярмарке в праздник Первоснежа и убила десятки ни в чем не повинных людей. Они попросту испарились, от них осталась лишь реки крови на белом снегу мостовой. У ведьмы были красные глаза, в которых светилась магия крови, а зубы ее были острее, чем у тигра. Деимхов из ада, монстр среди людей.
        Никому и в голову не приходило искать связь между Кровавой ведьмой и больной принцессой, с детства сидящей взаперти во дворце Сальскова.
        Ана сильнее ухватилась за кровь егеря.
        - Значит, ты знаешь, на что я способна,  - тихо сказала она.
        - Я знаю, что ты убила восемь невинных людей.
        Это была случайность. Мне было всего семь лет. Слова почти - почти - сорвались с ее губ. Вместо этого она сказала:
        - И сделаю это снова, если ты не ответишь на вопрос.
        Егерь замешкался.
        Она повернула свою голову так, чтобы на ее багряные глаза падали кроваво-красные лучи заходящего солнца.
        - Оглянись по сторонам. Посмотри на людей вокруг: матери, отцы, их дети. Они все могут погибнуть за считаные секунды, и все по твоей вине. Ты считаешь себя солдатом? Значит, защищай мирное население,  - она еще сильнее сжала его кровь, чтобы придать своим словам веса.  - Скажи, куда он повез ребенка.
        На щеках егеря заиграли желваки, а его глаза впились в нее испепеляющим взглядом. Казалось, прошла целая вечность. Потом он кашлянул, и огонь погас.
        - Ново-Минск,  - прошептал он.
        - Куда именно в Ново-Минске?  - не отставала Ана. Егерь молчал, и она подняла голову, чтобы осмотреться по сторонам, и обнаружила нескольких продавцов и зевак, прячущихся за прилавками.
        - Тебе нужно подтверждение моих слов? С кого бы начать? С ребенка? Или его матери? И как бы мне сделать так, чтобы их крики…
        - Манеж. Брокер из Ордера Ландыша. С девочкой заключат договор, и она будет выступать в Манеже.
        Ана тут же отпустила его и отвернулась, чтобы он не видел разбирающую ее дрожь. Казалось, кто-то вселился в нее, шептал эти жестокие, варварские угрозы. Как будто за нее говорил Садов, озвучивая свои безумные идеи.
        Ана накинула капюшон, и в голову ей пришла еще более темная мысль: неужели голос Садова стал ее собственным голосом?
        - Не убивай их,  - сказал егерь.  - Прошу.
        Лучше бы Ана не слышала этой жалостливой мольбы. Она обернулась. Егерь сидел на том же самом месте, но в выражении его лица что-то изменилось. Он умолял ее. И был напуган.
        Ана вспомнила о беспомощности зерновой аффинитки, о печали, переполнявшей Мэй при их первой встрече. И теперь отголоски этих чувств она видела в глазах солдата.
        Ее злость растворилась, как облако пара.
        - Зачем ты это делаешь?  - спросила она.  - Ты один из них.
        Молчание.
        - Один из нас.
        - Думаешь, у меня есть выбор?  - спросил он грубо.  - В этой империи ты либо охотник, либо дичь.
        Ана никогда не забудет его взгляда - аффинит и егерь в одном лице. Жертва коррумпированной системы.
        Твой выбор, шептал в голове голос Луки. Но после года, проведенного вне стен дворца, что-то в словах ее брата казалось неправильным, искаженным. Выбором обладали те, у кого была власть и привилегии. Без этого оставалось только выживать.
        Ана ушла, чтобы егерь не заметил, насколько ее потрясла их встреча. Она грозилась убить невинных людей. Она пытала человека.
        «Я делала это ради Мэй», твердила себе Ана. Но быть может, все чудовища представляются героями в собственных глазах.

        12

        Новости о стычке на Винтрмахте, подобно пожару, разнеслись по Кирову. Ана бежала по улицам, на которых совсем недавно мирно праздновали приход зимы.
        Теперь кирпичные стены домов казались кроваво-красными в лучах заката, а разбитые витрины магазинов напоминали пустые глазницы. По пути Ана слышала обрывки разговоров горожан, спешивших с работы домой.
        Натянув капюшон пониже, Ана влилась в толпу людей, покидавших Винтрмахт. Он чувствовала подкрадывавшуюся усталость, за которой последует полное изнеможение - последствия использования силы родства. Ей нужно было уйти сейчас, до того как сюда прибудет подкрепление, вызванное отрядом Белых плащей.
        Каким-то чудом ей удалось победить одного солдата, но от мысли, что придется сражаться с целым отрядом, ее пробирала дрожь. Сила родства была мышцей, которую нужно тренировать ежедневно и никогда не пытаться использовать ее на полную, потому что есть риск потерять контроль. Последние несколько лет Ана не тренировалась, и вот теперь ее ресурсы практически исчерпались.
        За стеклом витрины кружились покрытые лаком фениксы и снежные ястребы, разбрасывая тусклые блики света. Они с Мэй были в этом магазине всего полчаса назад, шепотом говорили о Белых плащах как о какой-то эфемерной угрозе. Ана быстро отвела взгляд и повернула за угол, но сердце болело и истекало слезами.
        Она оказалась на узкой пустынной улочке. Здесь не было шикарных кирпичных особняков, пестрых витрин магазинов и фонарей. Каменные дома с деревянными крышами жались друг к другу, кривобокие и разваливающиеся. В конце улицы стояло здание с красной гонтовой крышей. На деревянной табличке выцветшими золотыми буквами было выведено: _Логово_серого_медведя_.
        Что-то было не так с этим заведением - она подходила ближе, но ни музыки, ни голосов посетителей не было слышно. А может, все дело в ветхости стен, в дверях, сколоченных из полированного дуба.
        Ана машинально замедлила шаг и остановилась в нескольких метрах от входа. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь паранойя, но в этот момент дубовые двери распахнулись, и оттуда показались двое мужчин.
        Ана спряталась в тень ближайшего дверного проема и стала наблюдать. Мужчины тоже казались странными. Один из них, одетый в черный дорожный плащ и кожаные сапоги, двигался с неестественной хищной грацией. Когда он приподнял полы плаща, чтобы достать увесистый мешочек, Ана заметила, что у него на поясе сверкнуло целых два кинжала. Наемник.
        На поясе второго, высокого и неповоротливого, как медведь, был завязан грязный фартук. Он украдкой осмотрелся по сторонам, прежде чем протянуть руку к мешочку. Даже издали было заметно, как жадно он на него смотрел.
        Наемник кинул мешок бармену. Когда последний поймал его в полете, раздался звон монет. Наемник насмешливо смотрел на бармена, пока тот развязывал веревку и изучал содержимое мешочка. Но здоровяк не заметил - или предпочел не замечать - этот взгляд.
        Наемник отвернулся и стал смотреть на угол улицы, но там никого не было. Он ждал.
        По телу Аны пробежала дрожь. Несмотря на утомление, она держала силу родства наготове.
        Как по сигналу, из-за угла появился третий человек, ведя под уздцы двух лошадей. Этот мужчина был одет так же, как первый: черный плащ, черные сапоги, черный капюшон, скрывающий его лицо. Он развернул лошадей. Когда наемники их оседлали, сердце Аны ушло в пятки.
        Сначала ей показалось, что на спине у одной из лошадей огромный мешок. Но теперь она поняла, что на самом деле это был человек. Когда лошади тронулись с места и в поле зрения попало лицо пленника, ее охватило ужасное чувство, сковавшее дыхание. Песочные волосы, мужественный подбородок, сломанный нос. Добычей наемников был Рамсон Острослов.
        От ужаса у Аны засосало под ложечкой. Она хотела было остановить их немедленно, применив силу родства. Но ее кости протестующе заныли, и ей пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. В таком состоянии шансов против троих противников у нее не было. К тому же их могло оказаться гораздо больше.
        Но и потерять Рамсона Острослова Ана не могла.
        Силой ей было их не победить. Но можно было взять хитростью. Атаковать с тыла.
        «О боги»,  - подумала она. Всего сутки с Острословом, и она уже мыслила, как он. Год назад Ана чтила законы чести и встречалась со своими врагами лицом к лицу. Но, видимо, в мире жуликов, преступных лордов и головорезов не существовало ни чести, ни правил игры. Все средства хороши на пути к победе.
        Ана проследила, как двое наемников повернули за угол, задержала дыхание и досчитала до десяти. Когда она вышла из тени, на улице оставался один бармен, баюкающий мешочек с монетами.
        Когда он повернулся на шум, Ана находилась в нескольких шагах от него и было уже слишком поздно. Девушка выставила вперед руку, и бармен застыл. На его лице отразились паника и шок от неизбежного осознания того, что она контролирует его кровь. Ана немного потянула, просто для убедительности, и мешочек с золотом выпал из его рук. Златники рассыпались по земле.
        - Дернешься, и я убью тебя прежде, чем ты успеешь пошевелить мизинцем,  - сказала Ана. Бармен был ужасно напуган.  - Теперь я тебя отпущу, потому что мне нужно задать несколько вопросов.
        Новая волна усталости накрыла Ану, как только она отозвала свою силу. Нужно было постараться уберечь то, что от нее осталось.
        Бармен стоял неподвижно, как статуя. Ана наклонила голову.
        - Скажи-ка, кто эти люди?
        Его глаза забегали, оглядывая улицу. Он как будто боялся, что наемники вдруг выйдут из тени. Тем не менее страх - это хорошо. Это оружие, как учил ее Садов.
        - Охотники за головами,  - сказал бармен, проглатывая звуки. Манера речи выдавала его низкое происхождение.
        - Куда они его везут?
        - К Керлану,  - прошептал бармен, бледнея еще больше. Это имя, казалось, погрузило его в тень, затянуло петлю страха на шее.
        - К кому?
        - К Керлану. Лорду Керлану.
        - Кто он такой? И где можно его найти?
        - Глава Ордена, живет в Ново-Минске.
        Ана хотела спросить, что за Орден он имеет в виду, но ее сердце екнуло при упоминании Ново-Минска. Туда же везли Мэй. Все мысли, кроме этой, улетучились. Ана ясно знала, что делать.
        - Мне нужна лошадь,  - рискнула она.
        Бармен лихорадочно закивал головой.
        - В конюшне. Выбирайте любую.
        Она наградила его натянутой улыбкой - такую она часто видела на лице Садова.
        - И еще кое-что. Это я тоже заберу с собой.
        Ана подобрала мешок златников, лежащий на пыльной улице. И ее не мучила за это совесть. Ана развернулась на пятках и пошла к конюшне на заднем дворе. В конце концов, охотники за головами заплатили это золото за Острослова. А он был ее пленником, так что взять деньги было логично.
        - Оставайся на месте, пока не перестанешь слышать стук копыт моей лошади,  - крикнула она через плечо.  - Дернешься, и я выпушу из тебя всю кровь.
        В конюшне был на удивление образцовый порядок. Ана выбрала молочного цвета валькрифа, на котором уже было седло, как будто его владелец не собирался здесь надолго задерживаться. Верхом на лошади, бежавшей бодрой рысью, Ана выехала из конюшни, а бармен все еще стоял там, где она его оставила. Ана следила за ним с помощью силы родства, пока по мере удаления свечение его крови не превратилось в мерцание, а потом не исчезло вовсе.
        Солнце почти село, его свет орошал алыми реками просторы северной тайги, которая, казалось, вот-вот издаст последний вздох перед отходом ко сну. Над горизонтом собирались тучи, а воздух был влажным в преддверии дождя.
        С помощью силы родства Ана сканировала местность в поисках следов охотников за головами. Логово серого медведя располагалось на самой окраине города, так что ей даже не пришлось пробиваться сквозь многолюдную толпу, прежде чем захватить цель. Никакой ошибки быть не могло - она чувствовала три фигуры вдали: в жилах двоих кровь бежала быстро, а у одного еле-еле. Они были в сотне шагов впереди.
        Объезжая последний дом на своем пути, Ана увидела двух всадников, спешащих оказаться в тени деревьев северной тайги. Жаль, она не носила никакого оружия. Она ведь так и не научилась рукопашному бою - и даже не умела обращаться с мечом,  - а ввязываться в драку, когда ее сила истощена, сулило поражение.
        Но выбора не было. Мэй увезли, алхимик так и не найден, а ее единственная надежда без сознания болталась на спине одной из лошадей наемников. У Аны не было оружия, не было плана, но зато ей больше нечего было терять.
        Сто шагов. Она постепенно приближалась. В любой момент наемники могли развернуться и заметить ее.
        Пятьдесят шагов. Теперь Ана отчетливо видела их - с бесчувственным телом афериста, привязанным к лошади, они двигались намного медленнее, чем она.
        И они ее засекли.
        Они придержали лошадей и пошли вдоль кромки леса, опустив руки на рукояти мечей. Дул холодный ветер, шурша сухими листьями в мертвой траве. По лицам мужчин скользили тени.
        Ана потянула свой капюшон. Глухие удары сердца отдавались болью в груди, и она призвала свою силу родства, выбросила ее перед собой, как нож. Когда сила родства дотянулась до крови, пульсирующий в венах наемников, Ана почувствовала спокойствие. Теперь, если будет нужно, их кровь в ее власти.
        Она ухватилась за эту мысль, подпитывая ею свою смелость.
        - Отпустите этого человека. Он принадлежит мне,  - прокричала Ана.
        Первым заговорил главарь. Несмотря на то что он ехал верхом, Ане бросился в глаза его непомерно высокий рост. У него была черная борода, и именно он передавал мешок с деньгами бармену. Ана находилась недалеко и могла слышать его низкий рычащий голос:
        - Ты, видимо, смелая девка, раз поехала за нами в одиночку. Есть предсмертное желание?
        - Вы, наверное, уже слышали,  - начала Ана,  - что произошло на Винтрмахте в Кирове?
        - И что же? Ты потеряла матрешку-дамашку?
        За этим последовал взрыв хохота чернобородого и его товарища.
        Ана сохраняла невозмутимое лицо. Брат учил, что во время некоторых переговоров очень важно сохранять спокойствие. А в каких-то ситуациях нужно проявлять жесткость. И в самых редких случаях требовалась демонстрация силы.
        Ана медленно стянула перчатку и выпрямила пальцы, затем подняла руку.
        Она призвала силу родства.
        Усмешка исчезла с лиц наемников. Ей на смену пришли ужас и отвращение. Вены на руках Аны темнели, начиная от кончиков пальцев по направлению к локтю.
        - Аффинитка,  - усмехнулся чернобородый.  - Думаешь, можешь нас запугать, только потому что ты одна из этих демонов? Эй, Станис. Смотри, сейчас я ее порублю.
        - Нужна помощь, шеф?  - спросил второй.
        - Отвези добычу в безопасное место,  - чернобородый повернулся к Ане и зловеще ухмыльнулся.  - А ведьма моя.
        Злость душила Ану, но она помнила о Луке и не давала ей взять верх. Брат всегда ратовал за мир. Ана сделала последнюю попытку:
        - Передайте его мне, и никто не пострадает.
        Лицо чернобородого помрачнело.
        - Сейчас ты узнаешь все о страданиях,  - прорычал он и, пришпорив лошадь, понесся на нее.
        Лошадь Аны от неожиданности заржала и встала на дыбы. Ана чувствовала, как меняется центр тяжести. Седло наклонилось, и девушка выпала из него. Инстинктивно она схватилась за кровь чернобородого и потянула.
        Раздался крик - лежа на земле, Ана увидела, что наемник тоже падал. Но послышался глухой звук - чернобородый сделал сальто вперед и приземлился на ноги.
        Ана сделал глубокий вдох, приказывая телу начать двигаться. Она услышала, как чиркнуло о ножны лезвие клинка.
        - Проклятый деимхов,  - проворчал наемник и бросился на нее.
        В голове стоял туман, и Ана призвала силу родства.
        Чернобородый ударил ее клинком. Раскат грома заглушил крик от боли, которая разливалась по плечу. Все ее чувства затмил запах крови.
        Наемник, улыбаясь, обнажил белые зубы. Придавливая ее своим телом, он поднес клинок к щеке Аны. В тусклом свете сумерек она различила каплю зеленоватой жидкости, стекавшей с острия лезвия. Ану охватил ужас.
        - Узнаешь это, ведьма?  - голос чернобородого звучал насмешливо.  - Думаешь, раз ты аффинитка, ты сильнее нас?
        К Ане медленно возвращалась власть над телом, а туман в голове рассеивался. Она пошевелила пальцем.
        - Подумай еще раз. Очень глупо с твоей стороны вот так раскрывать нам свою тайну, деимхов. Я ловлю таких монстров, как ты. И продаю таких монстров, как ты.  - Лицо чернобородого придвинулось ближе к ней.  - Я тебя не боюсь.
        Свободной рукой он поднес к ее губам пузырек божевосха. Горькая жидкость наполнила рот. Ана снова вернулась в подземелья, снова была связана цепями и ремнями и не могла пошевелиться, и снова едкий яд дурманил ее чувства. Мой маленький монстр, шептал Садов.
        Ана давилась, ее мозг сковывал страх, а в горло лился божевосх.
        Что-то влажное оросило ее лицо. Сначала Ана подумала, что это были ее собственные слезы, но потом на щеку приземлилась капля, за ней - еще одна. Пошел дождь.
        Небо озарила вспышка молнии, и под раскаты грома начался ливень. Волосы Аны трепал ветер, его холодный шепот привел ее в чувства. Вокруг было не подземелье, перед ней не Садов, и она сама больше не была беспомощной запуганной девочкой.
        И она развила иммунитет к божевосху.
        Чернобородый швырнул пузырек в траву. Сверкнула молния, и стекло блеснуло в траве на расстоянии вытянутой руки от Аны.
        - Где теперь твоя сила, ведьма?  - прошипел он ей на ухо.  - Лично я не испытываю особого интереса к таким чарам, как у тебя, но я знаю людей, которым ты понравишься.
        Он сильно сжал ее подбородок. Ана заставляла себя смотреть ему в глаза, пока ее рука шарила в траве.
        - Твое хорошенькое личико так и напрашивается. За тебя заплатят кучу денег.  - Его оскал растянулся, он потянулся к ремню.  - Но сначала я попробую тебя сам…
        Ана схватила стеклянный пузырек. Со всей силы она впечатала его в лицо наемника.
        Осколки пронзили ее ладони, посылая острые импульсы боли в плечо, но Ана почувствовала лишь мрачное удовлетворение, когда здоровяк застонал и схватился за лицо. По щекам его струилась кровь, а когда он убрал руки, Ана увидела осколок, торчащий из его правого глаза.
        Она сделал это. И сила родства все еще не покинула ее, не рассеялась, несмотря на пелену божевосха, туманящую ее чувства. Ана сфокусировалась на крови, стекающей с лица чернобородого, ухватилась за нее, забралась внутрь его тела и сконцентрировала всю свою ярость в одном-единственном рывке.
        Это было как откупорить бутылку с вином: кровь послушно полилась изо рта чернобородого по приказу Аны, спускаясь в траву и смешиваясь с ручейками дождевой воды.
        «Сдохни»,  - подумала Ана, снедаемая раскаленной яростью. То, что он собирался с ней сделать - что он, возможно, уже сделал с десятками других беспомощных аффиниток… она должна удостовериться, что этого больше ни с кем никогда не произойдет.
        _Сдохни._
        Вспышка молнии осветила окровавленное лицо чернобородого, и на секунду Ане показалось, что она видит лицо брокера, похитившего Мэй. Он сверлил ее своими бесцветными, ледяными глазами.
        В венах закипел гнев, и Ана со всей силы дернула. Послышался хлюпающий звук разрывающейся плоти. Чернобородый хрипел. Его грудная клетка разорвалась, и на миг он замер - рот широко открыт, глаза круглые, капли крови, как рубины, блестят под дождем.
        Потом его веки опустились, и он замертво рухнул в траву.
        Переутомление накатило на Ану так внезапно, что все вокруг вдруг стало расплывчатым. Руки и ноги налились свинцом - ей казалось, что она проваливается глубже в грязь. Причина дурноты была ей не совсем понятна: это могла быть реакция организма на действие ядовитого божевосха или последствие перенапряжения.
        - Какого…
        В двадцати шагах от нее с лошади слезал второй наемник, Станис. Он, не веря своим глазам, уставился на тело шефа, а потом посмотрел на Ану.
        - Что ты с ним сделала, демон?
        Когда Ана попыталась встать на ноги, голова закружилась. В грязи, рядом с телом чернобородого, валялся его кинжал. Но вряд ли ей хватит сил подобрать его.
        - Беги, иначе тебя я тоже убью.
        Дождь практически заглушил ее голос.
        Станис схватился за рукоять своего клинка. В его глазах был вызов, он сделал шаг вперед. И еще один. И еще.
        Он пробовал почву, выяснял, как близко успеет подобраться, прежде чем Ана использует силу родства, если она, в принципе, сможет это сделать.
        Ана стояла, и ноги ее дрожали. Когда она попыталась призвать силу родства, мир накренился. Пожалуйста. Раньше она ненавидела свою силу, саму мысль о возможности применить ее… но теперь она была ей необходима. Больше ничего не могло заслонить ее от лезвия кинжала Станиса.
        Голова раскалывалась от боли. Ана упала на колени. Она подняла глаза, чтобы посмотреть на Станиса, и поняла, что ее возможности достигли предела. С таким же успехом можно было пытаться поймать за хвост порыв ветра.
        Нет, подумала Ана. Ее била дрожь, а в голове болью отзывался каждый шаг наступающего наемника.
        Над ней нависла тень Станиса, она видела мех на его сапогах, изгиб лезвия его чернокаменного клинка, омываемого дождем. Руки тряслись. Неужели так все и закончится?
        Росчерк блестящего металла разрезал воздух. Небо пронзила молния, подсвечивая его… и подкрадывавшуюся сзади тень.
        Станис устремил клинок вниз.
        И наткнулся на меч. Пронзительный лязг прозвенел в ночи. Боевой клич.
        - Уходи!  - проорал Рамсон. Собрав жалкие остатки сил, Ана перекатилась на бок, и Рамсон тут же поставил ногу на то место, где она лежала.
        Она подняла голову и смотрела, как Рамсон Острослов, корыстный и эгоистичный мерзавец, собирался драться, чтобы спасти их жизни.

        13

        Наемник шел в наступление, размахивая парными клинками, демонически блестевшими за пеленой проливного дождя. Рамсон энергично отражал атаку. Крякнув, он едва увернулся от лезвия второго клинка. Обернувшись вокруг своей оси, Рамсон резко нанес удар. Острие его меча описало в воздухе изящную арку - но не достало до наемника.
        Его противник снова занес грозные парные лезвия. Звякнул металл - Рамсон остановил один клинок в полете. Второй оставил глубокий порез на его предплечье.
        Сморщившись от боли, Рамсон сплюнул в сторону и начал отступать, стараясь не позволить наемнику приблизиться к ведьме. Из раны текла кровь, смешиваясь с дождевой водой. «Вот дерьмо»,  - подумал он, покрепче хватаясь за влажную рукоять меча и мотая головой, пытаясь избавиться от головокружения, которое он все еще испытывал после удара Игоря. Черт. Его враг был выше и сильнее.
        А сам Рамсон с трудом мог двигаться. «Думай»,  - в отчаянье приказал он себе. Нужно было выиграть время. Противник сделал выпад. Рамсон занес меч и ударил в ответ, перехватывая парные клинки у земли. Раздался лязг. Рамсон развернул лезвие своего меча вертикально - прием, который он перенял от своего учителя по фехтованию,  - и два клинка скрестились друг с другом. Охотник за головами посмотрел на него исподлобья и оскалился.
        - Небольшое напоминание,  - прокричал Рамсон поверх схлестнутых мечей.  - Думаю, лорд Керлан хочет, чтобы меня доставили целым и невредимым.
        - Я доставлю тебя целым,  - прорычал наемник.  - Сначала я тебя порублю, а потом соберу по кускам и сошью.
        Это подтверждало догадку Рамсона о том, что Керлан объявил на него охоту. И все-таки он готов был поклясться жизнью, что преступный лорд хотел заполучить его живьем. Если Керлан принимал решение кого-то убить, несчастный просыпался от прикосновения кинжала к шее. Глотку ему перерезали, прежде чем он успевал закричать.
        Во всяком случае, так бывало с большинством его врагов. Но Рамсон был заместителем Керлана не из-за своих выразительных глаз.
        Пока Керлану он нужен живым, у него был козырь в рукаве.
        Со стоном Рамсон развернул и высвободил оружие, затем описал вокруг себя полный круг, создавая возможность отступить на несколько шагов назад.
        - Не стоит так убиваться из-за смерти твоего товарища. Теперь ты сможешь забрать себе все вознаграждение.
        - Мне на него плевать с высокой колокольни,  - наемник поднял клинок, нацеливаясь чуть выше плеч Рамсона.  - Сначала я разберусь с тобой, а потом устрою этой ведьме ад на земле, прежде чем убью ее.
        Кровь в жилах Рамсона сковало льдом. Он понял, что за человек этот наемник - головорез, который в этой жизни не знал ничего, кроме насилия. Для Рамсона насилие было способом положить чему-то конец. Для этого человека насилие не имело конца.
        _Ты_можешь_бежать,_ подначивал внутренний голос. _Оставь_ему_девчонку_и_уноси_ноги._
        Он убьет ее. В лучшем случае.
        _Какая_тебе_разница_, настаивал голос. _Ты_уже_проявлял_неравнодушие_однажды._И_все_погибли._
        Логика подсказывала, что побег был наилучшим вариантом, что наемник был выше и сильнее и шансы на победу Рамсона ничтожно малы.
        Но что-то более весомое, чем логика, и более убедительное, чем расчет, пульсировало в венах, когда Рамсон наводил острие меча на наемника. Он уперся пятками в землю.
        - Она моя,  - угрожающе сказал Рамсон.  - И я не умею делиться.
        Рыча, его враг ринулся вперед. Рамсон отскочил, уклоняясь от взмахов парных клинков, как от ударов кнута. Наклон, разворот, защита - движения ловкие и быстрые, будто он танцует смертельный танец. Рамсон вспоминал уроки фехтования из детства, и ему казалось, что он перенесся во времени и пространстве. Туда, где они с учителем вели поединок под покровом голубого бергонского неба.
        Быстрый, как речка, сильный, как море.
        Это был еще один урок, еще один танец.
        Рамсон отпрыгнул, спасаясь от резкого удара клинков, такого стремительного, что вместо лезвий был виден лишь серебристо-серый росчерк под дождем. Выпад за выпадом - наемник пытался вымотать его, его атаки становились быстрее и сильнее. Рамсон отступал. Лицо, глотка, грудь, ноги - назад шаг за шагом, под звон лезвий, перерастающий в крещендо.
        Рамсон сделал ложный выпад влево; его противник последовал за ним. Рамсон нанес рубящий удар справа; его противник уклонился. Понемногу стала проявляться усталость. Тело Рамсона болело. Если так пойдет дальше, ему придется поплатиться за свою слабость.
        Наемник занес клинки за голову и обрушил их вниз - Рамсон отскочил, но почувствовал, как металлическое жало чиркануло по груди. Одежда стала теплой от крови. Он едва успел поднять голову, как получил кулаком в лицо.
        Сильная боль сковала челюсть. В глазах замелькали темные пятна, а горизонт поплыл. Рамсон упал спиной в холодную мокрую грязь.
        Пытаясь вдохнуть, он перекатился на бок и потянулся за мечом.
        Из-за пелены дождя проступила темная фигура. Наемник кинулся на него, нанося один, два, три яростных удара в живот. Рамсон отбивался. Его глаза застилали вспышки взрывающихся звезд.
        Блеск металла. Склонившийся над Рамсоном противник занес клинок.
        Рамсон перехватил удар. Мышцы рук скрутило от боли, ноги были ватными, а голова кружилась от недостатка кислорода.
        Лицо наемника исказила жестокая улыбка. Он всем весом навалился на клинок, стальное острие угрожающе сияло. Наемник собирался проткнуть сердце Рамсона, медленно погружая в него лезвие.
        _Я_умру._
        Кончик клинка впился в грудь, полилась кровь. Из горла Рамсона вырвался сдавленный крик, когда наемник со всей силой в последний раз надавил на клинок.
        И вдруг Рамсон перестал чувствовать давление на грудь и руки. Голова наемника резко откинулась назад, обнажая горло. Несколько секунд он оставался неподвижен - контуры его фигуры резко выделялись на фоне дождя, как будто невидимая сила удерживала его. А затем он повалился в грязь.
        Рамсон с трудом привстал и начал отползать. Наемник тоже поднимался.
        Но внимание Рамсона было приковано к едва видневшемуся за стеной дождя силуэту, находящемуся в десяти шагах за спиной охотника за головами.
        Ведьма стояла на четвереньках, а радужная оболочка ее глаз горела багрянцем, который стал тускнеть, когда она отвела взгляд от наемника. Из ее носа и рта капала кровь. На секунду они с Рамсоном встретились взглядами, а потом ведьма упала без сознания.
        Рамсон слышал об аффинитах, выходящих за пределы своей силы. Аффиниты черпали энергию из собственного тела, и перенапряжение могло привести к потере сознания или, в редких случаях, к смерти.
        Разглядывая неподвижную фигуру ведьмы, Рамсон задавался вопросом, не умерла ли она и что он будет делать, если это так. Она была его ценным вкладом, и ее смерть стала бы огромной потерей… но что-то еще не давало ему покоя.
        Она спасла его. Снова. Во второй раз он был обязан ей жизнью.
        Давным-давно его отец - подонок, который называл себя его отцом,  - объяснял ему, что значит быть обязанным жизнью, что такое честь и отвага. Рамсон заставил себя стереть воспоминания об этом человеке. Но сегодня, под проливным дождем, из-под земли восстали призраки и нашептали ему слова отца.
        Вспыхнула молния и осветила возвышающегося в полный рост наемника. Его оружие влажно мерцало, когда он поворачивался к скорченному телу Аны.
        У Рамсона кружилась голова. Почва под ногами расплывалась.
        Шевелись. Рамсон вонзил пальцы в грязь в попытке заставить мышцы слушаться. Что-то грубое и твердое воткнулось в его ладонь. Он поднял руку. В грязной воде лежала толстая веревка. Некоторое время назад он с легкостью выпутался из нее, пока наемники были заняты Аной.
        Рамсон схватил веревку, внушительную, как якорный канат корабля.
        И вдруг его посетило вдохновение.
        Он был слаб и вымотан, не обладал преимуществом перед наемником в схватке на мечах. Но кое-что Рамсон все-таки мог ему противопоставить.
        Прежде чем стать кирилийским подпольным лордом, Рамсон был матросом. Входил в элиту брегонских военно-морских сил.
        Он встал, подхватил меч и растянул кусок веревки меж ладоней. За несколько секунд его руки завязали узел и свернули конец веревки в петлю, в которую могла пролезть человеческая голова. Быстрый, как речка, подумал он.
        Дождь еще больше усилился, и ничего не было видно на расстоянии десяти шагов. Оглушительный шум воды заглушал любые звуки. Рамсон снова оказался на корабле, в эпицентре шторма, со сломанным компасом и стоящим бок о бок с ним мальчишкой с пронзительным голосом.
        Рамсон крепче сжал в руках аркан, его мышцы напряглись, как перед прыжком.
        - Эй, лошадиная морда!  - крикнул он.  - Будь мужчиной и выбери кого-нибудь из своей весовой категории!
        Наемник повернулся. Его уродливое лицо сморщилось, а ладони сжали рукояти клинков.
        - Я тебя пополам сломаю, как ветку,  - прорычал он и помчался на Рамсона.
        Острослов бросился назад, одновременно взмахнув веревкой и накинув ее на голову противника. Движение было отработанным и отточенным. В далекой прошлой жизни Рамсону не раз приходилось его применять на практике.
        Веревка обхватила цель. Как живая, она обвилась вокруг шеи наемника.
        Рамсон отклонился назад и резко со всей силы потянул. Наемник потерял равновесие и, запутавшись в собственных ногах, упал на землю. Он хватался пальцами за удушающую петлю, пытаясь ее ослабить.
        Рамсон подскочил к нему, крепко сжимая в руке скользкую рукоять кинжала. Он пронзил им кожу, затем сухожилия, затем плоть врага, а потом потянул кинжал вверх, вспарывая тело.
        Наемник дернулся, но после нескольких конвульсий перестал сопротивляться и обмяк. Кровь хлестала, образуя лужу вокруг.
        Рамсон упал на колени. Дождь все лил, смывая кровь с его рук. Он сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить бешеный стук сердца и дрожь в теле.
        Он поступил безрассудно и чуть не погиб. Возможно, в тюрьме он размяк и расслабился. Но подобного больше нельзя допустить, потому что в следующий раз ведьмы рядом может не оказаться, и никто его не спасет.
        Рамсон замерз, промок, был ранен. Он с легкостью прямо сейчас отдал бы половину своих златников за мягкую кровать, теплый очаг и бутылку брегонского бренди. Но нужно было уходить - быстро. Существовала вероятность, что неподалеку были и другие наемники.
        Со стоном он встал на ноги.
        Ведьма неподвижно лежала у дерева, но Рамсон смотрел не на нее. Он остановился у тела первого наемника. У того был раскрыт рот - его лицо замерло в безмолвном крике, а кожа была подозрительно бледной, словно в ней не осталось ни кровинки.
        И с тошнотворным ужасом Рамсон осознал, что так оно и было на самом деле. Собиравшаяся вокруг тела дождевая вода окрашивалась в красный - почва была пропитана кровью.
        Как-то раз Рамсон слышал историю: десять лет назад одна аффинитка устроила жестокую охоту. Изуродованные тела, напоминавшие гротескные скульптуры. Застывшее выражение ужаса на лицах жертв. Ни единой раны. И кровь, реки крови…
        Ее нарекли Кровавая ведьма Сальскова. Теперь этой истории было уже лет десять, виновница происшествия исчезла, и с тех пор о ней ничего не было слышно. Кто-то считал это знаком, что аффиниты становились более могущественными, что эти сотворенные демонами монстры были наделены темными силами.
        Рамсон считал подобные разговоры бредом сумасшедшего. Но тем не менее он хотел бы найти эту могучую аффинитку - героиню легенды.
        Он и не предполагал, что когда-нибудь она сама его найдет.
        Кашель отвлек его от своих мыслей. Рамсон поспешно подошел к ведьме. Из носа у нее лилась кровь. Она дрожала, но была в сознании.
        - Ты в порядке?
        Он дотронулся до ее щеки - кожа была холоднее, чем лед. Во второй раз с момента их первой встречи он присмотрелся к ней: скользнул взглядом по изящным скулам, овалу лица, напоминающему сердце, острому подбородку, благодаря которому она напоминала прекрасного дикого зверя. Она была юной, слишком юной, чтобы быть Кровавой ведьмой Сальскова. Но, наклонившись, он приподнял ее голову и увидел блекнувший красный оттенок ее глаз.
        Что-то снова шевельнулось в его памяти: ее лицо казалось ему знакомым. Как будто он видел его мельком на портрете много лет назад, и оно произвело на него глубокое впечатление. Но это было невозможно.
        Рамсон опустил руки.
        - Как ты меня нашла?
        - «Логово серого медведя». Бармен.
        - Он сказал тебе?
        Она кивнула. Рамсон выругался.
        - Нам нужно идти. Он пошлет кого-нибудь за нами. Ты можешь встать?
        Не было понятно, кивает она или отрицательно качает головой.
        - У меня есть лошадь,  - она едва могла говорить, но указала подбородком на растущие позади деревья.  - Она там.
        Лошади наемников разбежались, остался лишь один вариант - лошадь, которую украла Ана. Смиренно вздохнув, Рамсон отправился ее искать.
        Поиски были нелегкой задачей: дождь смешался с мокрым снегом, ничего не было видно, а сапоги вязли в грязи. Когда Рамсон увидел бледные очертания лошади, он чуть не рассмеялся.
        - Валькриф?  - спросил он, вернувшись назад вместе с животным.  - Игорь, наверное, проклинает всех богов, ведь ты забрала самое ценное живое существо во всей его таверне.
        Ведьма все так же лежала, опершись на ствол дерева. Не дождавшись ее ответа, Рамсон бросил узду, опустился на колени и приподнял голову девушки за подбородок, чтобы посмотреть на нее.
        - Ведьма?  - едва слышно позвал он.  - Ана?
        Ее ресницы затрепетали. Рамсон снова выругался. Она была в полубессознательном состоянии, а это значительно осложняло задачу усадить ее на лошадь.
        - Ана,  - настаивал он, потряхивая ее за плечо.  - Нужно, чтобы ты еще немного потерпела и не засыпала. Справишься?
        Она почти незаметно кивнула.
        Рамсон встал и осознал, что чего-то не хватает. А именно любопытных глаз цвета океана.
        - Где Мэй?
        Хотя Ана была разбита и измучена, в ее глазах продолжал гореть стойкий огонек. Однако при упоминании Мэй вся ее решительность улетучилась. Лицо Аны исказилось от боли, такой явной печали и беспомощности, что Рамсону стало невыносимо смотреть на нее, и он отвернулся. Будто он увидел что-то личное, не предназначавшееся для чужих глаз.
        Ана всхлипнула.
        - Они ее забрали,  - она ссутулилась и обняла себя трясущимися руками.  - Белые плащи. Я не смогла… я не…
        - Мы ее вернем.
        Рамсон выпалил первую фразу, которая пришла на ум и могла утешить Ану. Это не было продуманной ложью.
        - Но прямо сейчас нам нужно уходить. Можешь встать?
        Ана сделала слабую попытку. Кровь продолжала идти у нее из носа.
        Не обращая внимания на дрожь в собственном теле, Рамсон наклонился, обнял ее за талию и поставил на ноги.
        Они, пошатываясь, направились к лошади Аны, которая спокойно стояла под проливным дождем, демонстрируя уникальную выдержку валькрифа.
        Со стоном Рамсон помог ведьме - Ане - забраться в седло. Придерживая ее за спину, чтобы она не упала, он сам запрыгнул на лошадь и сел позади. Взяв узду в свои руки, он почувствовал новый прилив сил, хотя его тело было побито. Он был жив, рядом с ним находился могущественный аффинит, валькриф нес их на своей спине в тихое место. Его перспективы значительно улучшились по сравнению с тем, что ожидало пленника наемников.
        Ана зашевелилась, пытаясь что-то достать. С огромным усилием она вынула увесистый кожаный мешочек и продемонстрировала ему.
        - Я отобрала это у бармена,  - прохрипела она.  - Раз я отбила тебя у охотников за головами, полагаю, это по праву принадлежит мне.
        Рамсон уставился на пузатый мешок с монетами у нее в руках и расхохотался. Впервые ему не интересно было золото. Он столько всего хотел сказать ей, столько слов вертелось у него на языке. Спасибо, что пошла меня искать. Спасибо, что сражалась за меня. Спасибо, что спасла мне жизнь.
        Но ничего из этого Рамсон не смог произнести вслух. Вместо этого он усмехнулся, похлопал по мешку рукой и сказал:
        - Не даром я тебя учил.

        14

        Ана проснулась. После дождя воздух был пропитан влагой, рядом слышался треск огня. Все болело. Ане чудилось, что тело ее обернулось в камень - тяжелый, холодный камень - и больше никогда она не сможет сдвинуться ни на сантиметр.
        Она не спеша открыла заспанные глаза. Медленно и неохотно мир, состоящий из размытых светотеней, стал приобретать четкие контуры. Она лежала на жестком каменном полу. Вокруг нее возвышались колонны, плавно перетекая в потолочные своды над головой. Стены, пол и потолок были украшены орнаментами, и Ана вспомнила о храмах, которые регулярно посещала в Сальскове. Мужчины и женщины водили бесконечный хоровод, символизирующий смену четырех времен года. От цветов, к опавшим листьям, потом к хлопьям снега.
        Весна. Лето. Осень. Зима.
        Она находилась в храме всех богов, расположенном, судя по доносящемуся снаружи шелесту деревьев, в гуще северной тайги. Сквозь потрескавшиеся стекла длинных окон пробивался лунный свет, очерчивая силуэты окружающих предметов. У вершины купола окна были расположены по окружности, заключая центр в кольцо. Каждое было разбито на четыре квадрата, внутри которых были изображены цветок, солнце, листок и снежинка. Круг богов, или божекруг.
        Сквозь витражи пробивался свет и разбрасывал по белому мраморному полу переплетающиеся тени. Подул легкий ветер и, как обычно бывало с ней в храме, Ана вспомнила о своей тете. Мамика Морганья глубоко и искренне верила в богов. Ана представила, как та стоит на коленях в дворцовом храме, темные волосы собраны в косу, большие выразительные глаза закрыты. Если бы Ана сейчас опустила веки, услышала бы шорох тетиного шелкового кечана и тихое позвякивание божекруга у нее на шее.
        Ана думала о мамике, и сердце ее болело. Не кто иной, как тетя, научил ее толкованию священных легенд, чтобы найти толику света в мире, который презирал Ану и ей подобных.
        Ана попыталась подняться. Она сделала глубокий вдох и вздрогнула, почувствовав острую боль. Одной рукой она схватилась за живот, а другую вытянула, надеясь наткнуться на Мэй.
        Но рядом никого не было.
        Подробности прошлой ночи начали стремительно всплывать в памяти Аны. Дождь. Наемники. Кровь. К горлу подступила желчь. Она потерла глаза, чтобы избавиться от образа чернобородого: его лицо искажено муками, изо рта льется алая жидкость.
        Буквально выпустила всю кровь до последней капли.
        Дело рук демона.
        Но…было что-то еще. Кто-то помог ей взобраться на лошадь, поддерживал весь ночной путь, чтобы она не упала, пока они ехали по темному промокшему лесу. В какой-то момент она потеряла сознание… и тем не менее…
        Ана дотронулась до грубой ткани своей рубахи, ее руки машинально потянулись к капюшону плаща, но его не было на месте. Расправленный, он лежал на полу у огня и сушился. Ее заплечный мешок стоял там же.
        - Наконец-то,  - услышала Ана знакомый голос и вздрогнула. В тени колонны с высеченным изображением выпрыгивающей из воды рыбы зашевелилась фигура. Свет пламени упал на лицо Рамсона Острослова: его глаза блестели, а губы были сложены в его особую, раздражающую улыбку.
        - Я уже стал сомневаться, жива ли ты.
        Тяжесть сдавила плечи Аны. Как долго он сидел и наблюдал за ней? Прошлая ночь была ошибкой - она истощила свою силу родства и осталась без защиты. Он мог запросто ее убить.
        Но… не убил.
        Ана сощурила глаза.
        - Со мной все в порядке, спасибо, что спросил.
        Вместо голоса раздался хрип, как будто кто-то натер ее горло изнутри наждачной бумагой.
        Рамсон усмехнулся, встал и поднес ей бурдюк с водой. Когда он подошел поближе, Ана поняла, что темные пятна на его лице были не тенью, а уродливыми фиолетовыми синяками.
        - Спасибо, что спас мне жизнь, Рамсон,  - скромно напомнил он, разводя в стороны руки и приближаясь к Ане.  - Спасибо, что обогрел и высушил меня, Рамсон. Спасибо, что поил меня водой и следил за мной, Рамсон.
        Он замолчал, подошел к ней и поклонился.
        - Не за что, сударыня.
        Ана зло посмотрела на него, но смягчилась, когда он подал ей бурдюк. Она жадно глотала прохладную дождевую воду, осознав вдруг, насколько она хотела пить и была голодна.
        - Сколько я проспала?
        - Один день.
        Слова хлестнули, как пощечина. Они провели целый день ничего - ничего - не делая, а ведь они могли отправиться по следам Белых плащей, забравших Мэй.
        Мэй.
        Ану охватила паника. Она с трудом встала на ноги, и мир пошатнулся. Ана повалилась на стену, сильно ударившись плечом.
        - Нужно идти,  - задыхаясь, проговорила она.  - Мы потеряли слишком много времени, мы…
        Рамсон перебил ее, громко заметив:
        - Придержи коней. Сейчас мы не можем никуда идти…
        - Но они забрали ее!  - в тоне Аны проступали истеричные нотки.  - Они забрали Мэй. Егерь… он сказал, они будут держать ее взаперти…
        - Ана, остановись!
        Голос Рамсона эхом прозвенел под сводами пустого храма. Непринужденная улыбка исчезла с его лица. Он поднял руки, пытаясь ее осадить.
        - Остановись и подумай.
        К горлу Аны подступил ком, когда она подумала о Мэй, стоящей в одиночестве посреди пустой площади со сжатыми кулаками. Ты не тронешь ее. Накатили горячие слезы. Она пообещала до конца жизни защищать Мэй.
        - Ладно,  - сказала Ана, овладевая дрожащим голосом.
        Она вернет Мэй. И она будет руководствоваться методом Рамсона - тщательно все обдумает и составит один основной и десять запасных планов.
        - Сядь.
        Брови Рамсона поползли вверх, но он лишь смиренно пожал плечами и сел напротив нее.
        - Ты поможешь мне вернуть ее, аферист.
        - Я? О боги, кто бы мог подумать?
        - Я не шучу. И мне плевать, если это не является частью сделки. Я вытащила тебя из лап охотников за головами. И раз уж ты так хорошо владеешь деловым языком, как тебе такая формулировка: ты мне должен, и ты отдашь мне этот долг.
        - Раз ты думаешь, что ты так хорошо владеешь деловым языком, то послушай сюда.
        В глазах Рамсона появилась азартная искорка, он наклонился ближе и сказал:
        - Если бы ты не спасла меня, сделка бы аннулировалась и ты потеряла своего драгоценного алхимика.
        Его издевательства не собьют ее с толку.
        - Я оставила тебя одного на полчаса, и ты позволил бармену и двум наемникам заманить себя в ловушку.
        При виде его помрачневшего лица настроение Аны немного улучшилось. Она подалась вперед, имитируя его позу. Они находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
        - Почему они тебя украли? Кто за тобой охотится?
        - Я же говорил. Чем успешней подпольный лорд, тем больше у него врагов.
        - А еще успешный подпольный лорд умеет победить своих врагов,  - Ана открыто посмотрела на него.  - Я тебе нужна. Тебе нужна моя сила. Я твой партнер. И я буду придерживаться договора, только если ты согласишься мне помочь.
        Рамсон провел рукой по волосам.
        - Если мы собираемся спасать Мэй, можем не успеть отыскать твоего алхимика. Чье имя и местоположение я теперь знаю, между прочим.
        И снова по вине Рамсона Ана забыла, как дышать. И тем не менее она наклонилась еще ближе к нему, завороженная его словами.
        - Где он? Почему мы не успеем?
        - Единственный шанс найти его,  - начал Рамсон,  - это приехать в Ново-Минск до Первоснежа. Там состоится… мероприятие, которое нам нужно будет посетить.
        - Ново-Минск,  - не дыша, повторила Ана.  - Именно туда они и везут Мэй. Они хотят заставить ее выступать в месте, которое называется Манеж.
        - Кто тебе это сказал?
        - Егерь, один из Белых плащей.
        - Ааа,  - протянул Рамсон.  - Это… немного усложняет положение вещей.
        - Нисколько. Наш пункт назначения - Ново-Минск.
        Рамсон вздохнул.
        - Тебе стоит узнать одно имя. Аларик Керлан. Хорошенько запомни его.
        Снова это имя. Бармен из «Логова серого медведя» упоминал его. Он называл его лордом, но в его поведении было что-то настораживающее, необъяснимое до этого момента…
        - Аларик Керлан,  - прошептала она.  - Ты имеешь в виду А. Э. Керлана? Основателя торговой группы «Голдвотер»?
        С этим именем было знакомо большинство кирилийской знати. Ана читала многотомные учебники кирилийской истории, провозглашавшие появление торговой группы «Голдвотер» переломным моментом в развитии современной экономики страны. Однако, несмотря на статус величайшего предпринимателя империи, А. Э. Керлан не был публичной фигурой. О нем знали лишь, что он вырос из ничего, выбрался из брегонских трущоб и собственноручно наладил прибыльные торговые связи между прогнивающим на тот момент портом Голдвотер и остальным миром.
        Рамсон посмотрел на нее настороженно.
        - Да,  - подтвердил он,  - а еще самый крупный торговец аффинитами в империи.
        - Что?  - мир Аны вновь пошатнулся. Она сжала кулаки, вонзая ногти в ладони.  - Ты лжешь.
        Слова звенели, как острые осколки.
        Основатель торговой группы «Голдвотер»  - самого крупного предприятия в Кирилийской империи - торговец аффинитами?
        - Уверяю, я лгал тебе множество раз, но это не тот случай,  - невозмутимо ответил Рамсон.
        Что-то сломалось у Аны внутри. Образ ее империи раскололся на множество кусков, и при попытке вновь сложить его получалось нечто зловещее, странное и абсолютно ей чуждое.
        - Откуда ты знаешь?
        Какой наивный вопрос. Знали ли об этом все вокруг?
        Знал ли ее папа?
        - Меня профессия обязывает быть в курсе всего,  - ответил Рамсон.  - Итак, я остановился на том, что Керлан создает дополнительные осложнения для нашего плана.

        Он подтянул к себе ее заплечный мешок, порылся в нем и извлек оттуда карту. Одним взмахом он развернул ее, поднял и стал показывать.
        - Ново-Минск - это территория Керлана. Раз Мэй туда везут, значит, брокер служит Ордену. Говоришь, она будет выступать в Манеже? Его владелец - Керлан. И так уж сложилось, что твой алхимик тоже является его преданным соратником.
        Ана с трудом вникала в смысл его слов. Она пыталась усмирить водоворот мыслей, очистить сознание. Раньше она могла себе позволить сокрушаться о несправедливости мира, но теперь ее единственной задачей было спасти Мэй.
        - Так в чем, собственно, трудность?  - устало поинтересовалась она.  - Мы вызволим Мэй, потом найдем алхимика.
        Рамсон продолжил говорить, не обращая внимания на ее реплику.
        - Каждый год Керлан устраивает грандиозный бал в честь праздника Первоснежа. Все его подельники - криминальные лорды, воры и торговцы живым товаром - будут там. И в том числе твой алхимик.
        Он выразительно посмотрел на нее. Ана напряглась.
        - Я могу достать нам приглашения. Но это будет сложно. Даже опасно.
        Рамсон спросил с вызовом:
        - Ты готова пойти на такое?
        Ана ждала этого момента почти двенадцать долгих лун. Она смерила Рамсона прохладным взглядом.
        - Да.
        Ткнув в карту пальцем, она сказала:
        - Значит, нам придется найти Мэй до Первоснежа.
        Рамсон опустил карту.
        - Нужно выбрать что-то одно. Прийти за Мэй в Манеж - это то же самое, что постучаться в дверь Керлана и сообщить ему, что мы здесь. Нам нужно застать его врасплох на Первоснеже.
        - Это не обсуждается.
        - Синица в руках лучше, чем…
        - Речь идет о жизни Мэй - это не обсуждается.
        Ана перешла на крик. Потом наступила тишина. На лицо Рамсона опустились тени; в его сощуренных глазах плясали блики языков пламени.
        - Ты должна решить,  - наконец изрек он.  - Чего ты хочешь?
        - Исправить свои ошибки. А чего хочешь ты?
        - Я уже говорил. Отомстить.
        - Кому отомстить?
        Ана наклонилась ближе, настойчиво заглядывая ему в глаза. Надо отдать Рамсону должное - он не отвел взгляда.
        - Почему те наемники собирались отвезти тебя к Керлану?
        Рамсон подвинулся поближе к ней. Они смотрели друг на друга, склонившись над костром, чей жар вился вокруг, как живое существо. Угли мерцали между ними.
        - Я не выполнил его поручения. Не выполнил сделку. Теперь ты осознаешь последствия?
        Ана ничего не ответила, и Рамсон со вздохом встал.
        - Керлан в курсе всего, что происходит на подконтрольной ему территории. Если попытаешься спасти Мэй, рискуешь потерять алхимика. Подумай об этом хорошенько.
        Прежде чем выйти из храма, он остановился.
        - И, Ана, запомни мои слова. Ты не бог. Ты не император. Ты не можешь спасти всех. Так что выбери то, что лучше для тебя.
        - Куда ты собрался?  - спросила Ана.
        - Очистить свою душу.
        Она смотрела ему в спину, и вдруг ей захотелось, чтобы он остался. Тишина давила, и казалось, что храм, каменные фигуры, вырезанные на стенах, за ней наблюдают.
        Ана стала рассматривать рельефы. Должно быть, когда-то они были покрыты позолотой и серебром, украшены лазуритом и изумрудами, но мародеры давно забрали все ценное из заброшенного храма. И тем не менее он был прекрасен. Вызывал благоговейный трепет.
        Как всегда, Ана съежилась под внимательным взором богов, остро ощущая свою сущность. Монстр. Ведьма. Деимхов. Она до сих пор слышала крики - напоминание о том далеком дне на Зимней ярмарке в Сальскове. Она тогда сидела не шевелясь в лужах пролитой крови, показывая всем, что они были правы насчет ее. Чудовище.
        Но какая-то часть Аны - крошечная часть - тянулась к свету, жаждала справедливости и добра. Огонек надежды зажгла в ней ее тетя много лет назад, сказав всего одну фразу.
        Они находились в подобном храме, над занесенной снегом землей сияла луна, освещая холодными лучами свежую могилу ее матери. Ане было восемь лет. Она встала на колени у статуи четырех богов, казавшихся суровыми и бескомпромиссными. Она дотронулась до мрамора, на котором было высечено изображение ее матери: длинные ресницы, отбрасывающие полукруглые тени на высокие скулы, густые локоны - изображение казалось наполненным жизнью. Проводя пальцами по изгибу лица мамы, Ана поняла, что единственное, что не удавалось передать мрамору,  - это богатый оттенок ее кожи и сияние улыбки, делавшей окружающий мир светлее, когда она была жива.
        Пальцы Аны снова и снова пробегали по чертам холодного белого лица. Из глаз капали слезы.
        Прошел всего месяц, но без матери сковавшая Сальсков зима казалась ей холодной и суровой, со своим колким равнодушным снегом.
        - Почему?  - тихий сиротливый шепот Аны, обращенный к мраморным богам, завис в воздухе.  - Почему вы забрали ее?
        Они упрямо молчали. Возможно, боги действительно не слышали молитв аффинитов.
        На ее плечо опустилась теплая ладонь, и Ана подскочила. Она быстро утерла слезы, прежде чем повернуться.
        На нее смотрели спокойные светло-карие глаза великой графини. Спустя пару секунд Морганья заговорила.
        - Твоя мать была очень важным человеком в моей жизни,  - прошептала она, и Ана нисколько не сомневалась в искренности ее слов.
        Мама встретила Морганью много лет назад в одной из деревень. Последняя была побита и истерзана людьми, которые похитили ее из детского приюта и издевались над ней. Мама забрала Морганью во дворец, и со временем они стали близки, как сестры.
        - Твои молитвы помогают?
        Даже спустя столько лет Морганья говорила тихо и осторожно, ее голос сохранил воспоминания о прошлых лишениях.
        Ана замялась.
        - Я не… Они не… Не думаю, что…
        - Ты не думаешь, что они слышат твои молитвы.
        Слова были сказаны мягко, но ранили больнее ножа. Ана, склонив голову, стыдливо промолчала.
        Морганья заправила прядь волос Аны за ухо. Так же делала мама, и от воспоминаний Ане захотелось расплакаться.
        - Я раскрою тебе тайну,  - продолжила графиня.  - На мои они тоже никогда не отвечали.
        - Но ты не…
        Ты не аффинитка.
        Морганья приподняла подбородок Аны, чтобы заглянуть ей в глаза.
        - Между тобой и мной нет никакой разницы, Анастасия,  - проникновенно сказала она.  - Многолетнее молчание богов стало для меня ответом.
        Во взгляде Морганьи мелькнула сталь.
        - Они не обязаны совершать для нас чудеса, Кольст принцесса. Нет, маленькая тигрица, мы сами должны уметь постоять за себя.
        Тетя назвала ее прозвищем, придуманным матерью, и на глазах Аны выступили слезы. Сглотнув ком в горле, она повторила тихим, но уверенным голосом:
        - Мы сами должны уметь постоять за себя.
        Морганья кивнула.
        - Запомни это. Чтобы добиться своей цели, тебе придется бороться. И ты, Кольст принцесса, была избрана богами вести на земле бой, в котором они бессильны.
        В тот момент было сложно понять суть слов мамики. В заточении, внутри четырех стен своего дворца, за двойными окнами, Ане казалась немыслимой мысль, что она способна за что-то бороться. О том, что боги ее выбрали, и речи не шло.
        Но, быть может, ее тетя была права. Под холодным лунным взором тех же безмолвных богов Ана осознала это. Боги никогда не отвечали на ее молитвы, но, возможно, годы молчания были знаком. Мы сами должны уметь постоять за себя.
        Взгляд Аны упал на рельеф с изображением маленького ребенка, сидящего посреди поля. Невидимый ветер кружил вокруг нее лепестки цветов, а глаза девочки были полны смеха. Когда Ана в первый раз проснулась в пустом амбаре, она увидела, как Мэй, сидя снаружи на корточках, пытается оживить замерзший в снегу цветок. Ана вспомнила, как пошла за Мэй в дом ее работодательницы; как та гневно ругалась и размахивала руками.
        Она также вспомнила брокера из Кирова, его ледяные глаза и выцветшие волосы; имперские патрули, в ослепительно-белых с голубым плащах, со знаком гордого рычащего кирилийского тигра на груди.
        Егеря, который лежал у ее ног, сраженный. Охотник, ставший добычей.
        Мэй, которая, широко раскрыв от удивления глаза, пошатнулась, когда в нее попала стрела. Захлопывающиеся двери чернокаменного фургона.
        Как империя докатилась до такого? Кирилийская империя, которую Ана всю жизнь преданно и горячо любила, как гордое и могучее государство, под стать своему символу - белому тигру. Законы ее были неоспоримы и великодушны. Но то, что Ана видела последние несколько дней, говорило об обратном. Мрачные тени существовали вне закона и процветали за счет тех, кто не обладал положением в обществе или деньгами.
        А может, так было всегда? Кровь в жилах превратилась в лед, когда она вспомнила, как быстро заставили замолчать мамику Морганью, когда она завела речь об узаконивании прав аффинитов. Как придворные перешептывались о южно-кирилийском происхождении ее матери. Как Ану клеймили монстром только лишь за ее силу родства.
        Быть может, размышляла Ана, мир никогда не был справедливым. Просто она слишком поздно об этом узнала.
        Но ее мамика оказалась права.
        Если и существовала в этом мире справедливость, то у богов ее просить бесполезно. Нужно было действовать, продумав все.
        Когда у входа послышались шаги Рамсона, Ана уже приняла решение.
        - Мы идем за Мэй,  - спокойно сказала она, когда он показался в поле зрения с двумя круглыми буханками хлеба, завернутыми в платок.
        Рамсон сел напротив нее и положил хлеб на колено.
        - Твой голос звучит уверенно,  - он наклонил голову назад и обвел взглядом настенные рельефы.  - Дай угадаю: будучи дамой набожной, ты, наверное, помолилась богам, и те, конечно же, подсказали тебе, как поступить правильно, вопреки жажде мести и эгоизму.
        - Боги не отвечают на мои молитвы,  - ответила Ана.
        Рамсон криво улыбнулся.
        - Значит, я не один такой.
        Ана потянулась за булкой. Она была холодной и черствой, но девушка с аппетитом вгрызлась в нее.
        - Почему боги не любят тебя? Что с тобой не так?
        Ане казалось, что у нее гора упала с плеч: раньше она предпочитала обходить такие острые темы стороной, но сейчас слова сами лились.
        Рамсон фыркнул.
        - Что со мной не так?  - повторил он, отламывая кусок хлеба.  - Это риторический вопрос? Давай разберемся.
        Он почесал подбородок, имитируя полную сосредоточенность, а потом начал загибать пальцы.
        - Самый молодой подпольный лорд империи, эгоистичный, расчетливый, способный на подлость, о, да и к тому же такой красавец, что сразу греховные мысли в голову лезут. Мне продолжать?
        - Ты можешь серьезно ответить на вопрос?
        - Я всегда серьезно отвечаю на вопросы.
        Ана закатила глаза и проглотила последний кусок хлеба. Ее желудок урчал от голода, но мысли ее были заняты Мэй. Она что-нибудь ела? Ей было тепло?
        - Я хочу выдвигаться на рассвете.
        Рамсон кивнул.
        - Хорошая мысль.
        Они думали об одном и том же: северная тайга кишела опаснейшими существами Кирилии, которые предпочитали ночной образ жизни. Ана слышала о блуждающих огнях, сбивавших с пути уставших путников, гигантских лунных медведях, в три человеческих роста, духов ледоволков, выпрыгивающих из-под снега.
        - Путь от Гоуст Фолз до Кирова занял целый день,  - размышляла она вслух.  - Путь до Ново-Минска в десять раз длиннее.
        - У нас есть валькриф,  - напомнил Рамсон.  - По моим подсчетам, нам понадобится чуть больше пяти дней. Тогда у нас останется четыре дня до Первоснежа, чтобы спасти Мэй, попасть в список гостей Керлана и найти твоего алхимика.
        Он вздохнул и провел ладонью по волосам.
        - Шанс, что все пойдет по плану, невелик.
        - Ты самый знаменитый аферист в Кирилии,  - сухо отозвалась Ана.  - Какой бы ни был шанс, ты сможешь им воспользоваться.
        - Но у меня не осталось связей. И если Керлан узнает о запланированном нами ограблении века, виновата будешь ты. Я не собираюсь лечь в могилу из-за твоей добродетели.
        - Я могу убить тебя первой.  - Ана наблюдала, как Рамсон встал и подошел к кучке дров.  - Рамсон?
        - Что?
        Ана немного помолчала, а потом выпалила:
        - Как его зовут, алхимика? Ты сказал, что знаешь его настоящее имя.
        Она ждала, что он напомнит ей о сделке, что за эту информацию ей придется предложить что-нибудь взамен. Но Рамсон всего лишь взглянул на нее и тихо сказал:
        - Петр Тециев.
        Петр Тециев. Закрыв глаза, она повторяла имя, пробуя его на вкус. Петр Тециев. Оно не звучало зловеще и могло принадлежать кому угодно - ученому, профессору, прохожему.
        Петр Тециев. Дворцовый алхимик действительно существовал. Последний год она гонялась не за призраком, а за реальным человеком. И он был близко. Виновник смерти ее отца находился меньше чем в недели пути отсюда.
        Ана снова и снова повторяла имя, пока не уснула. Оно звучало как храмовое пение, как клятва мести.

        15

        Детство Рамсона прошло среди бескрайних океанов и болотистых вересковых пустошей, в Кирилии же никогда не прекращалась зима. Лес сохранял свой вечный обет молчания, ветви высоких сосен блестели под серебряным покровом, и то тут, то там встречались сугробы нетронутого белого снега. Дыхание превращалось в клубящиеся облака пара, а бодрящая свежесть воздуха не давала расслабиться. Рамсон управлял валькрифом, а рядом, непривычно близко к нему, сидела аффинитка. С туманного серого неба над головой скоро должен был повалить снег.
        В течение первого дня пути Рамсон и Ана обсуждали свой план. Рамсон подробно рассказал о Манеже, имении Керлана и бале. Конечно, он не расписал все детали - лишь те, что Ане следовало знать. И наконец-то, наконец-то, после долгих часов настойчивых расспросов и споров с этой упрямой девчонкой, они пришли к соглашению.
        На вторую ночь они разбили лагерь в заброшенной избе на окраине небольшого городка под названием Ветцк. Убедившись, что окна плотно зашторены, Рамсон развел огонь и уселся обрабатывать свои раны. Ведьма сидела напротив, подтянув колени к груди. Она казалась маленькой и уязвимой. Чего и стоило ожидать от девушки ее возраста.
        Но Рамсон знал, что это впечатление обманчиво. С тех пор, как он увидел бескровное тело наемника, ему хотелось спросить о ее силе родства. За годы работы на Керлана Рамсон, как он считал, видел все: уродства, странные и извращенные силы родства,  - но мертвый наемник поразил его. Он был видением из ночных кошмаров.
        - Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты спасла меня,  - сказал он, нарушая тишину.
        Ана вздрогнула и моргнула, словно выходя из забытья. Впервые она не заняла оборонительную позицию. Она кивнула с изяществом царицы.
        - Пожалуйста.
        - Ты самая сильная из всех аффинитов, что мне приходилось встречать,  - сказал он.  - Что именно представляет твоя сила родства?
        По изменившемуся выражению ее лица Рамсон понял, что между ними снова выросла оборонительная стена.
        - Родство с плотью.
        Это была хитрая ложь, и поначалу ей удавалось его обмануть. Действие двух этих сил было практически одинаковым. Но аффиниты плоти, хоть и обладали большим потенциалом, чаще всего устраивались работать помощниками мясников, нечто в этом роде. Родство с кровью, с другой стороны… Кровавая ведьма Сальскова, судя по слухам, была единственным кровяным аффинитом. Рамсон продолжил расспрос:
        - То есть так ты выпустила всю кровь из того наемника? С помощью силы родства с плотью?
        Ана поджала губы.
        - Существует история,  - продолжил Рамсон,  - об аффинитке, которая оказалась в Сальскове десять лет назад.
        Глаза Аны отражали огненные блики, но ничего не выражали.
        - Она убила восемь человек, и пальцем не пошевелив. Ее назвали Кровавой ведьмой Сальскова. Больше ее не видели. У нее был особый способ убивать - она не оставляла в телах своих жертв и капли крови. Много лет о подобных случаях ничего не было слышно.
        Огонь мерно трещал. Рамсон ходил по краю - неверный шаг, и он сорвется.
        - Мне всегда хотелось повстречать ее.
        Во взгляде Аны что-то промелькнуло - подозрение, может, удивление,  - и она отвернулась.
        - Зачем?
        Рамсон чуть шумно не выдохнул.
        - Чтобы понять ее. Спросить, зачем она это сделала.
        - Она не хотела,  - голос Аны был слабым, как вздох. Она смотрела на пламя, а на лице отражалась бездонная печаль.  - Она не хотела никому причинять боль.
        Неожиданное признание затронуло потайную струну в сердце Рамсона, которую он глубоко прятал, прикрывал создаваемой в течение многих лет грандиозной легендой о Рамсоне Острослове. Он знал, что такое причинять боль и не быть способным никак это изменить.
        А страдают от наших поступков чаще всего самые близкие люди.
        Когда Рамсону было семь лет, он познакомился с мальчиком по имени Иона Фишер. Это был их первый день в военной школе. Рамсон смерил взглядом долговязого темноволосого мальчишку. Он выглядел так, будто его только что вытащили из мрака каменных залов, по которым он прогуливался своей неспешной походкой, втягивая голову в плечи. Когда на перекличке назвали его имя, мальчики и девочки начали хихикать. Фишер - не настоящая фамилия. Ее давали брегонцам, вышедшим из сиротских приютов порта Сапфир.
        В случае с Ионой так и было.
        Рамсон сам чуть не стал Фишером. Как он понимал, его мать не была официальной женой отца. Обычно дети, получавшиеся от подобных связей, куда-то исчезали. Но вместо этого отец Рамсона - адмирал Роран Фарральд, второй по влиятельности человек в королевстве Брегон,  - забрал его из крошечного городка Элмфорд, где жила его мать, и устроил в Блу Форт, элитную военную школу. Туда зачисляли только самых способных детей, в том числе аффинитов, и Рамсон воспринял этот жест отца как знак веры в него. Он поклялся никогда не разочаровывать родителя, который держался от сына на расстоянии и был недосягаем, как яркая луна в ночном небе, излучающая монохромный холодный свет.
        Но дети - самые догадливые и тонко чувствующие существа, и от Рамсона не ускользнуло пренебрежение, с которым к нему относились. До его ушей долетали произнесенные шепотом слова: бастард, незаконнорожденный.
        Насмешки новых одноклассников вызывали у Рамсона страх, и он решил примкнуть к ним, и стал отпускать самые язвительные шутки и кричать громче всех.
        Однажды Иона Фишер остановился. Он осмотрелся, на лице его была написана скука, как будто он бы предпочел оказаться где угодно, лишь бы не здесь.
        - Вам больше нечего делать или как?  - спросил он.
        Весь класс разразился хохотом, и Рамсон не был исключением. Он уже слышал такой же акцент, как у Ионы Фишера,  - на рыбных рынках и в самых бедных захолустьях порта Сапфир. Рамсон вырос в городе, и отец оплачивал ему учителей с пяти лет. Он гордился тем, что молниеносно соображал и быстрее всех в классе говорил.
        В коридоре послышался щелчок. Он эхом отражался от стен в моментально образовавшейся тишине.
        Иона Фишер держал в руках тренировочный меч, который извлек из стоящего рядом стеллажа с инвентарем. Он стоял перед классом с тем же незаинтересованным выражением на лице.
        - Вам бы уметь отвечать за свои слова,  - его голос звучал спокойно, но в нем отчетливо ощущалась угроза.  - Ну, кто по-настоящему умеет драться? Я жду.
        Он подначивал, но дети стояли как вкопанные.
        Рамсон покрутил головой. Тренер вышел, взрослых рядом не было. Только несколько десятков кадетов, которые в один прекрасный день станут элитой военно-морских сил Брегона. Которые будут бороться за высокие должности в войсках, возглавляемых его отцом.
        Незаконнорожденный.
        Он им покажет. Докажет, что он не какой-нибудь Фишер, не бастард, не отродье, от которого отвернулся собственный отец. Он - сын адмирала Рорана Фарральда.
        И это не пустые слова.
        Рамсон вышел вперед. Взгляды всех одноклассников моментально обратились к нему, и их внимание только дразнило его, толкало вперед, поднимало боевой дух.
        - В Блу Форте мы умеем отвечать за свои слова,  - холодно сказал он, доставая для себя оружие.
        Ему ни разу до этого момента не приходилось держать в руках меч: он оказался тяжелее, чем он рассчитывал, а его деревянная рукоять неприятно давила на ладонь.
        Фишер устремил взор своих черных глаз на Рамсона. С пугающей легкостью он поднял меч, свободно играя им, словно тот был продолжением тела.
        Рамсон повторил за ним и тоже поднял меч. Тот неуклюже накренился. Сердце Рамсона бешено стучало в груди, а боевой дух испарялся, как вода из лужи жарким летним днем.
        Иона Фишер нанес удар. В тот момент Рамсону показалось, что он похож на птицу - на ворона, темного, растрепанного, невзрачного, но удивительно быстрого.
        Меч задел Рамсона, и он попятился назад, стискивая зубы от растекающейся по груди боли. Прицелившись, он сделал неловкий выпад в сторону Фишера, но противник с легкостью увернулся. Следующий удар пришелся по бедру Рамсона, и тут он вскрикнул. После третьего удара у него подкосились колени. Рамсон не успел даже вздохнуть, как оказался лежащим плашмя на каменном полу. Драка была окончена, Иона Фишер стоял над ним. Рамсон тяжело дышал и смотрел на своего победителя. На языке ощущался соленый привкус подступающих слез. Дальше последовало то, что вызвало у Рамсона неподдельное удивление, что случалось всего пару раз за всю жизнь. Фишер протянул ему руку. На его бледном худом лице не было ни намека на чванство. Но все то же скучающее выражение, как будто ничего в мире не способно было его заинтересовать.
        Рамсон сделал то, что считал единственно правильным. Он оттолкнул руку Фишера в сторону.
        - Мне не нужна твоя помощь,  - пробурчал он, поднимаясь на ноги.  - Мы не друзья. И никогда ими не станем.
        Рамсон поковылял назад к своим ошарашенным одноклассникам. Отвернувшись от Фишера, он заметил в дверях фигуру. Загорелая кожа, песочного цвета волосы, голубой военный китель, украшенный золотом, меч на поясе.
        Роран Фарральд развернулся и ушел.
        Щеки Рамсона разгорелись от разочарования и стыда. Он еще раз бросил взгляд на Фишера, стоящего в одиночестве в противоположном конце коридора, и поклялся, что одержит верх над этим мальчишкой, даже если победа будет стоить ему жизни.
        Все изменилось на лодке в шторм. Там был голос. Брегонцы славились лучшим флотом в мире, ведь прежде всего они были прирожденными моряками. С малых лет каждый брегонец проводил половину жизни в море.
        На второй год обучения Рамсон участвовал в ночных учениях. Луна оказалась затянута тучами, вода была черной и холодной, неспокойной из-за нарастающего ветра.
        Рано утром начался шторм. Свирепствовал ветер, волны вздымались высотой со стену, швыряя крошечный бриг с десятью кадетами на борту, как листик. Даже десять лет спустя Рамсон просыпался посреди ночи от ощущения, что его бросает по волнам, и сильного привкуса всеобъятного страха на языке.
        Будучи капитаном брига, он стоял на выбленке и раздавал команды. Но тут из ночной тьмы появилась волна и захлестнула его. Рамсон помнил, как он падал, а перед глазами вращались мачты, паруса и дерево. Он погрузился под воду и оказался в объятиях тьмы и тишины.
        Первые несколько секунд он пребывал в ужасе и не мог разобраться, что происходит. Рамсон дергался, бил ногами, не понимая, куда его несет: вверх, вниз или в сторону. Мир вокруг переворачивался с ног на голову каждый раз, когда его накрывала очередная волна. В легких почти не оставалось воздуха, они начинали сжиматься, а мышцы болеть от недостатка кислорода. Рамсон начал молиться.
        Вдруг вокруг пояса обвилась чья-то рука и, поймав попутное течение, потянула его наверх. Рамсон думал, что он умирает, пока не оказался над поверхностью воды. Вокруг снова возникли потоки волн, ветер и дождь.
        - Плыви,  - приказал спокойный голос у него над ухом. Кашляя и захлебываясь, Рамсон повернулся и увидел, что его крепко держит и тащит по бушующим волнам сирота. Мальчик посмотрел на Рамсона, его мокрые темные волосы прилипли к бледному лицу. В этих тонких, худых чертах Рамсон впервые увидел настоящую отвагу.
        - Плыви,  - повторил мальчик,  - иначе мы оба умрем.
        Рамсон начал грести.
        Разгневанный океан то подбрасывал их вверх, то опускал вниз, как двух незначительных крошек, которыми они и были. Их жизни были подобны дрожащему огоньку свечи среди бушующего шторма. Но Рамсон крепко прижался к Ионе Фишеру и плыл, совершая один вымученный рывок за другим. В холодной воде отнимались конечности, и усталость накрывала все быстрее.
        Покачивание волн убаюкивало мальчишек, и в конце концов они перестали понимать, что происходит. В какой-то момент Рамсон закрыл глаза и уснул, не переставая грести. Следующим воспоминанием были крики людей над головой, плеск воды. Кто-то обернул вокруг него веревку, его потащили наверх, на корабль. Его руки болтались, как веточки, и вода текла с него ручьем.
        Сырое дерево палубы казалось настоящим раем, и несмотря на качку, крики, топот ног, прикосновения рук, заворачивающих его в одеяла, он чуть не заснул прямо на месте.
        Рамсон поднял голову. В глазах все расплывалось.
        - Фишер,  - прохрипел он.
        Из темноты выглянуло лицо мальчика, белое на фоне ночи, с синими дрожащими губами.
        С тех пор как Рамсон увидел его, похожего на призрака, рядом с собой среди беснующихся черных волн, на языке у него вертелся один вопрос.
        - Почему ты спас меня?
        Фишер пожал плечами.
        - Потому что я мог.
        Это мало что объясняло, но Рамсона устроил такой ответ. Замерзший, сбитый с толку, он почувствовал вину, и щеки его зарделись. Он смотрел на Иону Фишера свысока… а тот спас ему жизнь.
        - Спасибо.
        Его голос прозвучал очень тихо, и вряд ли Фишер услышал его на фоне свирепствовавшего шторма.
        Даже на пороге смерти Иона имел скучающий вид. Но тут он сделал кое-что, благодаря чему поразил Рамсона во второй раз за время их непродолжительной дружбы.
        Иона Фишер улыбнулся. Это была обескураживающая, неловкая улыбка - скорее даже гримаса,  - которая естественно смотрелась на его угловатом лице, окаймленном длинными мокрыми волосами, и сочеталась с темными глазами.
        - Можешь звать меня Иона,  - прохрипел он.
        Вскоре Рамсон узнал, что Иону назвали в честь пророка морского бога, который после смерти превратился в таинственного призрачного кита. Рамсон никогда не мечтал о брате, но обрел его в лице Ионы. Сирота, казалось, знал обо всем на свете, начиная с брегонской политики и заканчивая секретными ходами внутри форта и лучшими способами списать во время контрольной. Через некоторое время он начал интересоваться другими вещами, которые обычных учеников Блу Форта нисколько не занимали. Иона особенно был увлечен политикой, брегонской тактикой ведения морского боя, товарами, импортируемыми с Азеатских островов, и новыми кирилийскими законами, касающимися найма аффинитов. Он иногда тайком убегал в город, а когда возвращался, несколько дней выглядел задумчивым и отстраненным.
        - Ты должен лучше учиться,  - читал ему нотации Рамсон.  - Как ты собираешься получить высокое звание, если ты не выполняешь задания учителей? Девочкам нравятся умные и сильные парни.
        Тут он ухмыльнулся.
        - Как я.
        - Девочки будут любить меня за мою внешность,  - лениво отвечал Иона.
        Рамсон расхохотался.
        - Внешность? Ты выглядишь как ощипанная ворона, Иона Фишер!
        - А ты как выпотрошенная рыба, с этим вечным идиотским выражением лица,  - язвительно парировал Иона. Но потом он мрачно замолчал, обдумывая вопрос Рамсона.
        - Думаю, я просто не вижу смысла усваивать эти устаревшие знания, когда на нашем пороге происходят настоящие трагедии.
        - Какие, например?
        - Люди умирают от голода, а у нас куча еды. Люди гибнут от болезней, а у нас целый склад медикаментов.
        - Потому что мы важны,  - сказал Рамсон.  - Нас выбрали, чтобы сделать из нас будущих лидеров Брегона…
        - Не будь наивным, Рамсон. Раньше я был одним из голодающих. Между ними и нами нет никакой разницы.
        - Но…
        Эта мысль выбила Рамсона из колеи. Неужели его по часам расписанная жизнь, состоящая из учебы и тренировки навыков, необходимых будущему морскому офицеру, может быть неправильной?
        - Как только мы выбьемся в верха, станем адмиралами, мы сможем все изменить. Поэтому нужно делать задания, понимаешь. Иначе ты ничего не добьешься.
        Рамсон не рассчитывал, что его слова повлияют на Иону, но это случилось. В тот год Иона усердно занимался. И, безусловно, очень преуспел, не прикладывая особых усилий и не кичась своими достижениями, что немного раздражало его друга.
        Рамсон, в свою очередь, гордился тем, что он превосходно умеет вести диалог. Что уж там, он был лучшим оратором среди кадетов брегонского морского училища.
        - В чем смысл быть лучшим во всем, если ты даже похвастаться этим не можешь?  - подначивал он как-то Иону на четвертом году их учебы.
        Иона укоризненно посмотрел на него, пережевывая украденную с кухни еду. Он был все таким же худым, как и в день их первой встречи, и сколько бы он ни ел, его вес не менялся.
        - Смысл в том, что когда ты закончишь болтать, Острый-на-язык Рамсон, я надеру тебе задницу.
        Рамсон не нашелся, что ответить.
        Иона макнул палец в воду и лениво начертил круг. Они растянулись на палубе рыболовецкой баржи и наслаждались теплом летнего солнышка, лучи которого играли на белых гребнях волн, заставляя все вокруг ярко сиять. Спокойный океан, ароматный воздух, полный желудок. Иона и Рамсон пахли потом, солью и мокрым деревом.
        - Слушай,  - продолжил Иона, и Рамсон тяжело вздохнул. Иона был до нелепости честен, и Рамсон часто от этого страдал.  - Я знаю, что это такая своеобразная сверхкомпенсация.
        - Сверхкомпенсация? Я думал, что умные слова - моя тема, Фишер.
        - Твой отец,  - продолжал Иона, поворачивая голову и впиваясь в Рамсона своими темными глазами-крючками.
        Глаза ворона. До сих пор он говорил с этим помойным акцентом. Вместо того чтобы избавиться от него, Иона добился, чтобы его приняли. Некоторые даже восхищались.
        - Ты делаешь все это для него.
        Рамсон сел.
        - Это неправда.
        - Правда,  - спокойно продолжал Иона.  - Теперь у него есть дочь, но ты все еще надеешься, что однажды унаследуешь его должность.
        Что-то сжалось внутри Рамсона при упоминании его сводной сестры. Поговаривали, что уже через год она сможет начать обучение в Блу Форте. А он с ней ни разу не виделся.
        Рамсон сомневался, что они когда-нибудь встретятся.
        - Каждый может стать адмиралом,  - выпалил он и, не подумав, добавил:  - Даже ты.
        Палец Ионы остановился, круги на воде рассеялись, а Рамсон замер. Жаль, что он не сумел вовремя заткнуться. Волны, казалось, затихли, а дерево палубы под его ладонями стало невыносимо горячим.
        - По правде говоря, мне это вряд ли светит,  - наконец изрек Иона. Рамсон тревожно взглянул на друга, но тот спокойно продолжал:  - Этот мир поделен на две половины, Рамсон: весомые фигуры и пешки. Таким, как я, сиротам, без семьи, состояния и даже без имени, нам никогда ничего не добиться. Власть порождается властью, и очень немногие могут пробиться наверх, не обладая ею.
        Шум волн вновь наполнил уши Рамсона, а соленые брызги кололи лицо.
        - Это неправда,  - сказал он в конце концов.  - Лучший командир флота становится адмиралом. У всех нас есть шанс.
        У меня есть шанс.
        - Тебе это внушают. Через пару лет ты все поймешь.  - Иона поежился.  - Все в порядке. Я уже смирился. Просто хотел сказать, что не стоит ничего делать ради кого-то - только ради себя. Особенно если кому-то на тебя плевать.
        Рамсона душили слезы. Слова Ионы звенели у него в голове, обесценивая единственную в его жизни цель. Все свободные часы, что он провел в тренировочном зале Блу Форта, оттачивая свои навыки, чтобы стать лучшим из лучших.
        Чтобы стать адмиралом.
        - Я не думаю, что…  - начал было он, но Иона что-то кинул в него.
        Рамсон инстинктивно схватил предмет на лету. Он отливал бронзой и был размером больше его ладони.
        Компас.
        - Мне сказали, что это единственная вещь, которую нашли у меня, когда я поступил в приют,  - сказал Иона.  - Я тогда не знал, что это за штука, но часто думал о ней. Дело в том, Рамсон, что ты можешь достичь каких угодно высот, но если ты делаешь это ради кого-то,  - все бессмысленно. Реши, чего хочется именно тебе. Живи для себя. Даже самый мощный боевой корабль не может идти по курсу без компаса.
        Иона отвернулся и подставил лицо солнцу, закрывая глаза. На его лице играло слабое подобие улыбки, когда он вновь опустил руку в океан и стал чертить круги на воде.
        - Оставь его себе и запомни: сердце - твой компас, Острый-на-язык Рамсон.
        Компас был старый и ржавый, бронзовое покрытие потемнело от времени и прикосновений. Стекло пожелтело, а маленькая бумажная карта под ним выглядела так, будто на нее пролили чай, а потом подожгли. Но он все еще работал. Рамсон положил его в карман и с тех пор всегда носил с собой. Он тер его на удачу и чтобы набраться смелости. Или просто чтобы напомнить себе, что у него был друг Иона и все будет хорошо.
        Рамсон хранил этот компас до дня смерти Ионы, которая настигла его ровно через год. Тогда Рамсон швырнул компас в стену, а потом поднял и увидел, что под растрескавшимся стеклом стрелка вращалась, как неисправный штурвал, все быстрее и быстрее, пока ее очертания не превратились в размытый круг. После смерти Ионы Рамсон чувствовал себя так же: он был разбит, не мог выбрать правильное направление и бешено крутился.
        Рамсон моргнул, и следы его воспоминаний исчезли. Он снова находился в небольшой избе. Огонь практически погас, а аффинитка - Ана,  - прислонившись к стене напротив, смотрела на него поверх мерцающих угольков. Вокруг них плясали призраки, принимая обличья света и тени, и Рамсону казалось, что не он один сегодня встретился с призраками из прошлого.
        - Я бы сказал Кровавой ведьме, что понимаю ее,  - прошептал Рамсон.  - Я тоже никому не хотел причинять боль.
        Это было правдой лишь наполовину. После смерти Ионы Рамсон стал безжалостен. Он причинял боль всем, кто попадался ему на пути. И даже тем, кто просто проходил мимо.
        Но Ана, широко раскрыв глаза, посмотрела на него. Любопытство на ее открытом, как книга, лице заставило его задуматься.
        _Чего_ты_хочешь?_Исправить_свои_ошибки._
        _Чего_ты_хочешь?_Я_уже_говорил._
        _Отомстить._
        Таким было его кредо на протяжении последних семи лет, даже когда раскаленный сплав его ярости остывал до состояния холодной стали. Отомстить за то, что сделал его отец, за все уродливые недостатки этого чертового мира.
        За собственные недостатки Рамсона, которые стоили Ионе Фишеру жизни.
        Но он смотрел на свою ладонь, освещаемую угасающим пламенем костра, и, казалось, видел очертания лежащего в ней компаса. В ушах прозвучали слова Ионы. Ты можешь достичь каких угодно высот, но если ты делаешь это ради кого-то,  - все бессмысленно. Живи для себя.
        Казалось, что, подняв голову, Рамсон увидит у стены рядом с собой Иону, наблюдающего за ним из-под прикрытых ресниц.
        Рамсон резко сжал кулак. Призраки исчезли, осталась только ведьма, сидящая перед ним. Она заснула, прислонившись к стене.
        Такая легкая добыча. Он добился ее расположения, обманом заставил доверять ему, чтобы использовать потом в собственных целях.
        Если бы все было так на самом деле, он запросто смог бы передать печально известную Кровавую ведьму Сальскова Аларику Керлану. Самая лучшая сделка, которую когда-либо совершал Рамсон, девчонка в обмен на возможность начать все с чистого листа.
        Но лежа на твердом полу, подложив под голову руку вместо подушки, Рамсон задавался вопросом, почему то, что обещало быть таким легким, становилось все тяжелее и тяжелее.

        16

        За пять дней Рамсон и Ана добрались до Ново-Минска - огромного, многолюдного города на севере империи. Это был город контрастов, где белые мраморные дома с позолоченными крышами кичились своим богатством, возвышаясь над темными переулками, в которых можно было задохнуться от смрада сточных вод. По обеим сторонам мощеных мостовых сияли стеклянные витрины с выставленными на них роскошными шелковыми кечанами, золотыми украшениями, инкрустированными драгоценными камнями всех цветов и размеров, и другими блестящими безделушками, которые игриво подмигивали проходящим мимо Ане и Рамсону. Завернутая в шубы знать наводняла улицы. Люди с круглыми животами и пузатыми кошельками расхаживали в шаге от мрачных переулков, где, скрючившись, собирали милостыню полураздетые попрошайки.
        Пока они шли по улице, Ана старалась держаться поближе к Рамсону. День клонился к вечеру, и косые лучи солнца падали на мраморные особняки. Пятидневная дорога утомила Ану. В одном из многочисленных трактиров, разбросанных по городу, они сняли комнату, и Ана с благодарностью упала на холодную кровать.
        На часть денег, которые Ана отобрала у охотников за головами, Рамсон купил им одежду. Перекусив пирожками с говядиной и луком, Ана помылась и надела новый наряд. План на вечер: наведаться в Манеж.
        Шелк и шифон мягко скользнули по ее коже. Когда Ана повернулась к единственному в ее съемной комнате разбитому зеркалу, чтобы посмотреть на себя, она вздрогнула. Платье было роскошным - ничего подобного за последний год она не надевала. Рамсон говорил, что только богачи могут позволить себе отдыхать в Манеже. Поэтому, чтобы попасть туда, им нужно было выглядеть и вести себя соответствующим образом.
        Платье, как ей казалось, едва вписывалось в рамки приличия. Полуночно-черная ткань струилась по изгибам ее фигуры, как прохладная вода, и спадала на пол у ее ног. Глубокий вырез на спине заканчивался на уровне талии, и Ана была очень рада, что Рамсон купил ей еще и меховую накидку. Но все равно, без своего капюшона она чувствовала себя нагой.
        Ана заплела косу и завернула ее в высокий пучок, пытаясь повторить одну из причесок, которую делали ей служанки во дворце. Она нанесла немного красной помады на губы, припудрила щеки и подвела сурьмой глаза. Она так давно не смотрелась в зеркало, а все эти сборы казались ей странной игрой, пародией на ее прошлое, которое уже не вернуть. За последний год ее кожа огрубела, на ней появились росчерки крошечных шрамов и царапин от падений, веток или столкновений со стихией. Губы ее были сухими и потрескавшимися.
        Ана отклонилась назад, и ей показалось, что в зеркале она видит призрака: далекое эхо кронпринцессы Анастасии Катерьянны Михайловой.
        Подумав о всех возможных вариантах развития ее жизни, о том, кем бы она стала, если бы какое-нибудь крошечное событие изменило ее судьбу, Ана ощутила, как к горлу подступил ком.
        Она отогнала эти мысли и надела пару новеньких перчаток из черной замши. Глубоко вдохнула. Подняла подбородок.
        В дверь три раза громко постучали. Итак, пришла пора действовать.
        Ана с трудом узнала молодого человека, стоящего у двери. Рамсон, чисто выбритый, с зачесанными назад волосами. Грубый черный бушлат идеально сидел на его стройной фигуре. В таком костюме и с высокомерной улыбкой на лице он мог с легкостью сойти за сына какого-нибудь дворянина, спесивого молодого князя, который приехал в Ново-Минск, чтобы хорошенько покутить.
        Несколько секунд они смотрели друг на друга. Ане было интересно, считает ли Рамсон, что она выглядит странно в этом дорогом наряде. Ее щеки зарделись, она отвернулась, судорожно придумывая тему для разговора. Лоск, который навел аферист, не обманет ее - сущность его это нисколько не изменило. Он все еще был опасен: волк в шкуре овечки. Стоит ей расслабиться, как его челюсти сомкнутся на ее шее.
        - Для преступника ты выглядишь неплохо.
        - Дорогая, запомни, преступники чаще всего одеты лучше всех,  - Рамсон зашел в комнату и бросил что-то на кровать.  - Документы. Всегда носи их с собой.
        Ана пробежалась глазами по бумагам.
        - Эльга Сокова, водяной аффинит?  - скептически спросила она. Надо отдать Рамсону должное, документы выглядели как настоящие - со всеми необходимыми подписями и печатями, они были оформлены по всем правилам.
        - Я подумал, что после случая в Кирове неплохо было бы тебе иметь документы. На всякий пожарный,  - ответил он и указал на другой предмет, лежащий на кровати.  - Еще я купил маски. Это традиция Манежа.
        Ана спрятала документы в карман своего пальто и, взяв в руки маску, поднесла ее к свету. Она была украшена серебряными блестками, а прорези для глаз оплетали позолоченные завитушки. Покрашенные золотой краской губы были растянуты в жестокой, насмешливой улыбке.
        Рамсон взял свою маску. С задумчивым видом он рассматривал ее.
        - Некоторые считают, что их действия не имеют последствий, если они носят маску.
        - От богов не скроешь грехов,  - Ана применяла эту истину и по отношению к своим преступлениям.
        - Точно,  - Рамсон приложил маску к лицу и завязал ее на затылке быстрым и ловким движением.  - Но этот мир - маскарад. Все носят маски.
        Возможно, так оно и есть, думала Ана, надевая маску.
        Держась за ручку двери, Рамсон развернулся. Его черная маска переливалась позолотой и поддельными драгоценностями, которые смотрелись как настоящие.
        - Ты когда-нибудь отдыхала вечером в Ново-Минске, Ана?
        Что-то в тоне его голоса заставило ее сердце биться чаще - за напускным спокойствием слышались опасные нотки.
        - Нет.
        Он кивнул.
        - Тогда не отходи от меня далеко.
        Улицы Ново-Минска преобразились. Не было больше украшенных витрин, тележек с фруктами и овощами, золоченых карет с запряженными в них белоснежными валькрифами. Исчезли разгуливающие в шикарных мехах семьи, обвешанные кольцами торговцы, спешащие по делам. Казалось, город тоже надел маску, прикрывая идиллический дневной фасад темным и опасным покровом ночи.
        На улицах зажглись фонари, отбрасывающие дрожащие тени на группки наблюдателей и гуляк. В темных переулках жизнь кипела в пабах и трактирах, из которых доносились похабные песни и смех. В воздухе стоял запах табака и алкоголя.
        Ана шла чуть позади Рамсона, прижимая края своей меховой накидки к груди. Вместо заплечного мешка она взяла изящную сумочку, в которую сложила все свои рисунки. Они были единственным напоминанием о ее былой жизни, и ею двигал иррациональный страх, что если она потеряет их, потеряет и свое прошлое.
        Ана радовалась, что они надели маски до выхода из трактира. Женщины, одетые в причудливые маски животных и кричащие вечерние платья, проходили в опасной близости от них с Рамсоном, улыбались им и мурлыкали. Желтокожие мужчины, с поблескивающими на их ремнях клинками, обнажали свои золотые зубы и махали Ане руками в знак приветствия.
        Ане чудилось, что она оказалась в сюрреалистическом подпольном мире, нисколько не похожем на Кирилию, в которой она прожила всю свою жизнь.
        Рамсон склонился над ее ухом и сухо прошептал:
        - С первого взгляда Манеж покажется просто клубом, где на сцене выступают аффиниты. Но, как и многое в этом мире, он не то, чем кажется. В задних комнатах там продают контракты аффинитов.
        Ана не могла выбросить из головы эти слова, пока шла через хохочущую толпу по направлению к клубу, сам факт существования которого казался ей неприемлемым.
        Когда все пошло не так? Она помнила, что в последние годы жизни папа резко стал хилым и слабым, его рассудок и память помутились от потери зрения и спровоцированных болезнью приступов гнева. Шло время, и периоды, когда его сознание сохраняло ясность, становились все короче и короче.
        Ана погрузилась в воспоминания. Папа отворачивается от нее, когда она умоляет его не отдавать ее Садову. _Мы_примем_меры,_чтобы_вылечить_твой_недуг._Это…_ради_твоего_же_блага._
        Рамсон дотронулся до плеча Аны - она дернулась, мысли ее рассеялись. Они стояли посреди оживленной улицы. Рядом толкались люди: шаткая походка, пьяные крики, бутылки с алкоголем, сверкающие в свете фонарей.
        Впереди стояло самое ярко освещенное здание на улице. Архитектура его напоминала кирилийские соборы: купола сужались у верхушки и плавно перетекали в шпили, устремленные в ночное небо. Но вместо мрамора и витражей с изображением божекруга его экстерьер состоял из дешевых красных кирпичей, а на окнах были нарисованы фигуры женщин, извивающихся в гротескном танце - нелепая пародия на место святого поклонения.
        Ана поняла, что пока она с отвращением смотрела на здание перед ними, Рамсон тоже не шевелился. Взгляд его был устремлен в сторону, а очертания его фигуры четко вырисовывались на фоне огней. С маской на лице он казался ей незнакомцем, а не молодым подпольным лордом, с которым они стали союзниками за последнюю неделю.
        Он повернулся, и взгляд его карих глаз устремился на нее. Тоном, лишенным юмора, он сказал:
        - Добро пожаловать в Манеж.
        Еще более обеспокоенным, чем в первый раз, голосом он повторил:
        - Не отходи от меня далеко.
        Ана постаралась исполнить его просьбу, и вместе они переступили порог дверей из красного дерева. Когда ее глаза привыкли к темноте, она стала различать силуэты женщин, томно лежащих на двухместных диванчиках, склоняющихся через перила, чтобы что-то нашептать на ухо своему покровителю. В пурпурных светильниках горели свечи, освещая бар светом соблазнительного оттенка.
        Были ли все эти девушки аффинитками? Скольких из них привезли из-за границы, наобещав им золотых гор? А вместо этого они оказались в этом отвратительном месте.
        Рамсон уверенно вел их по лабиринту изогнутых арок с занавесками из бусин, пока наконец они не оказались в коридоре с еще одними дверьми из красного дерева. Рядом на красном диванчике сидели две женщины. На обеих были черные маски кошек и совсем немного одежды. Их взгляды устремились на Рамсона.
        Одна из них встала, улыбнулась и подплыла к ним. Ана заметила, что на щеках у нее нарисованы усы, а чуть ниже спины прикреплен хвост.
        - Если вы хотите посмотреть шоу, мессир, я могу его вам устроить,  - она не говорила, а урчала, проводя рукой по плечу Рамсона.
        - Грех от такого отказываться,  - сказал Рамсон.  - Но сегодня я хочу посмотреть шоу, которое состоится за этими дверьми.
        - Ммм,  - задумчиво протянула куртизанка в маске кошки.  - Что ж, надеюсь, мне удастся вас уговорить в следующий раз. Можете проходить.
        Ана с облегчением выдохнула. Она даже не заметила, что не дышала все это время. Она сделала шаг вперед, чтобы поскорее покинуть эту химерную комнату.
        - Стой.
        Заговорила вторая женщина. В отличие от первой, у нее был резкий голос и пронзительный взгляд, который воткнулся в Ану, как кинжал. Женщина встала, не сводя с нее глаз.
        С нарастающим чувством страха Ана наблюдала, как она приближалась. Она почувствовала, как напрягся стоящий впереди Рамсон. Краем глаза она заметила, что первая куртизанка отошла в сторону.
        - Что у тебя за дела?
        Вторая женщина остановилась в нескольких шагах от Аны. Ее глаза впились в нее, как булавки, которыми крепят бабочек к пробковой доске. Мозг Аны начал бешено подбирать ответ на вопрос. Это была загадка? Был ли предусмотрен правильный ответ - кодовое слово,  - которое она должна была знать, но Рамсон забыл ей сказать? А может, у этого вопроса был другой, более зловещий подтекст?
        У Аны похолодело в животе, когда первая женщина подошла к своей партнерше и подняла руки, принимая оборонительную позу. Из ниоткуда возникли два небольших стальных лезвия. Они зависли над ее плечами, наведенные на цель и готовые нанести удар. Аффинитка, догадалась Ана и призвала свои собственные силы.
        Вторая женщина ощерилась, и Ана почувствовала странное, холодное давление на свою силу родства: знакомое, но не такое сильное, как стена блокировки егеря с Зимней ярмарки в Кирове. Ана тихонечко ахнула. Эта женщина была егерем.
        В голове у Аны все перемешалось. Машинально она ухватилась за свою силу родства, готовясь к притоку крови и энергии, которая потечет сквозь ее тело.
        Ей помешал голос.
        - О боги, какой я растяпа,  - Рамсон вздохнул. Тут же он оказался у нее под боком, обнял ее за талию и притянул к себе.  - Она моя.
        Ана попыталась высвободиться из его рук, но Рамсон легонько сжал ее. Предупреждение - сигнал. Позволь мне с этим разобраться. Ана перестала сопротивляться.
        - Покажи свой трудовой договор,  - прорычала егерь.
        Ее воздействие на силу родства Аны нисколько не ослабло.
        Договор, подумала Ана, сглатывая и пытаясь успокоить колотящееся сердце. Конечно же. В отеле Рамсон дал ей документы и сказал держать их при себе в качестве меры предосторожности.
        Трясущимися руками она достала их и передала егерю.
        - Хмм,  - промычала женщина с недовольным выражением лица. Она бегло просмотрела бумаги, пожала плечами и швырнула их в сторону. Ана наблюдала, как они, шелестя, опускаются на пол.  - Нет.
        - Нет?  - переспросил Рамсон, но Ану уже охватил приступ гнева при виде небрежности, с которой егерь обошлась с ее документами. Ана уже поняла, что эти бумаги могут быть вопросом жизни и смерти для аффинита.
        - Почему нет?  - спросила она.  - Я предъявила вам свои документы!
        - Они нужны, чтобы подтвердить твой статус,  - глаза егеря сверкнули.  - Но мы не обязаны пускать тебя, ведьма.
        Оскорбление было особенно обидно слышать из уст той, которая должна была быть на одной стороне с Аной. Почему?  - хотелось ей спросить. Зачем ты это делаешь?
        Но она знала ответ на этот вопрос. По той же причине, по которой егерь с Кировского Винтрмахта дрался с ней. Если я не буду охотником, то я стану дичью.
        Рамсон, казалось, что-то задумал.
        - Вы обладаете полномочиями в принятии таких решений?
        Из его голоса исчезли высокомерие и недовольство, остался только холодный расчет.
        Егерь приподняла подбородок.
        - Да.
        - Значит, вам стоит помнить, где ваше место.
        Рамсон отпустил Ану и подошел к двум женщинам грациозной и властной походкой. Он стал к Ане спиной, но пропуск, который он предъявил двум женщинам, заставил их обведенные черным глаза расшириться и уставиться на Рамсона с нескрываемым страхом.
        - Прошу, мессир,  - прошептала женщина в маске кошки.  - Мы не хотели… мы не знали…
        - Довольно,  - грубость тона Рамсона заставила Ану подскочить.  - Открывайте двери.
        - Да, мессир,  - сказала первая куртизанка, а ее партнерша в ужасе таращилась на Рамсона.  - Благодарим за вашу доброту, мессир.
        Она вскинула руку, и внутри дверей из красного дерева прозвучала череда металлических щелчков. Они распахнулись, за ними находилась винтовая лестница, освещенная факелами.
        Рамсон протянул руку, отбрасывая длинную тень.
        - Иди сюда,  - вполголоса сказал он.
        Ана поспешила к нему, подбирая на ходу разбросанные по полу документы. Она чувствовала себя неловко под взглядами куртизанок, но Рамсон приобнял ее, и они пошли дальше. Двойные двери захлопнулись, и они оказались в темноте.
        Тогда Рамсон остановился и прислонился к двери. Его рука все еще обнимала Ану, как будто он позабыл о ней, и Ана оказалась прижатой к нему. Их сердца бились в унисон, наслаждаясь победой.
        Рамсон дышал. Прошла секунда, за ней - другая, и он, кажется, заметил их странную близость.
        - Чуть не попались,  - хрипло сказал Рамсон и направился к ступеням. Его маска и глаза блеснули, поймав странные далекие отсветы.
        Ана посмотрела на его запястье, скрытое рукавом бушлата.
        - Что ты им показал?
        - Фокус афериста,  - прохладно отозвался он, и Ана не поняла, то ли он все еще играет роль, то ли говорит правду.  - Пойдем. Мы же не хотим опоздать.
        Ана взглянула на каменные ступени, спускавшиеся в неизвестность, и вдруг почувствовала волну холода и страха. Эта лестница вела к ответу на вопрос, который мучал ее с того дня в Кирове. Эта лестница вела к ответу, которого она одновременно и ждала, и боялась.
        Была ли Мэй жива?
        Ее руки взметнулись к груди, готовые сложиться для молитвы. Находясь в храме богов, она была абсолютно уверена, что сможет самостоятельно спасти Мэй. Но сейчас она отдала бы все за то, чтобы боги ответили на ее просьбу.
        - Ана,  - Рамсон остановился на ступенях. На секунду он замялся, как будто подбирая слова, а затем сказал.  - Мы опаздываем.
        Это правда. Внизу могла ждать Мэй. Должна была ждать.
        Ана глубоко вдохнула и расправила плечи. Она кратко кивнула и последовала за Рамсоном вниз по ступеням, во тьму.

        17

        Они спускались целую вечность. На стенах горели факелы, на лестнице стояла тишина, нарушаемая лишь шуршанием юбок Аны и стуком каблуков Рамсона.
        В какой-то момент Ана услышала слабый звук. Сначала он был не громче жужжания пчелы, но потом стал нарастать и превратился в ритмичную мелодию.
        Винтовая лестница заканчивалась длинным темным коридором, распахнувшимся перед ними. Тут музыка пульсировала и дышала, как живая. Темная маска Рамсона блестела в свете факелов. Облаченный в черный бушлат и скрытый за украшенной драгоценностями маской, он выглядел как фантасмагорическое ночное существо.
        Ана посмотрела в его глаза - проницательные и умные. Их взгляды встретились, на его лице появилась призрачная улыбка, и он едва заметно кивнул. После вас.
        Ана приподняла подбородок. После меня.
        За поворотом коридор кончался. За сводчатой дверью располагался огромный зал с просторной сценой, освещенной дрожащим светом факелов. Четыре высокие каменные колонны стояли в углах сцены, верхушку каждой из них венчали изображения богов. Еще выше по периметру зала размещались пустые балконы.
        Странное ощущение холода и пустоты окутывало Ану, как невидимый плащ. По какой-то причине это место оживляло воспоминания о темноте и беспомощности.
        Откуда-то из-за сцены доносился бой барабанов. Зал наполняли люди. Драгоценности на их масках сияли в свете факелов, дорогие меха шуршали, когда дамы и их спутники чокались. Смеясь, они подносили бокалы вина к губам, и на их руках блестело золото.
        - Что это будет за шоу?  - прошептала Ана на ухо Рамсону, когда они протискивались мимо пары, одетой в маски тигров. По мере приближения Ана могла рассмотреть сцену: она была построена из мрамора с голубыми прожилками, а края покрыты позолотой. Колонны были декорированы дорогими шелками и серебряными лентами. Что-то в этой сцене было сюрреалистическое - но, как ни пыталась, Ана не могла выразить словами, что именно.
        - Они заставляют аффинитов развлекать публику, демонстрируя свои силы,  - ответил Рамсон, аккуратно протискиваясь между двумя подвыпившими женщинами.
        Он отвел назад руку и взял Ану за запястье. Она чуть не подскочила от неожиданности. Ее сердце непривычно быстро застучало.
        - Представители высшего общества платят за хорошие развлечения. И еще это прикрытие. Немногие знают о манипуляциях с наймом аффинитов, проходящих за закрытыми дверями.
        Ана содрогнулась.
        - Аффиниты не пытаются сбежать? Даже самые слабые могут справиться с обычными людьми.
        Рамсон кивком указал на расположенные на самом вверху смотровые ниши.
        - Через несколько минут на позиции выйдут стрелки. У них пропитанные божевосхом стрелы, и бьют они на поражение.
        Он кивнул в сторону сцены.
        - Посмотри внимательно.
        Ана напрягла глаза и наконец поняла, что не так было со сценой. За колоннами был установлен экран из сплава стекла и черного камня, высотой доходящий до смотровых ниш. Перед его краем оставалось пространство для ведущего.
        Черный камень. Это объясняло холод и пустоту, которые она ощутила, войдя в этот зал. Те же самые чувства она испытывала, когда Садов забирал ее в комнату в подземельях.
        Помрачневшим голосом Рамсон сказал:
        - Если кто-то из аффинитов попытается что-то выкинуть, его пристрелят еще до того, как он пробьет стекло.
        Задумка была жестокой, но эффективной. Ни одна сила родства не могла преодолеть барьер из черного камня. Это означало, что аффиниты могли воспользоваться лишь тем, что нужно было для их выступления. Неудивительно, что никто не пытался бежать.
        Ана вспомнила, как пыталась пробить чернокаменные двери в подземельях Сальскова. Она сканировала пространство с помощью силы родства, но ощущала лишь холодное темное ничто. Когда ее голос садился от криков, а слез больше не было, ей оставалось только припасть к дверям и, дрожа, царапать их окровавленными ногтями.
        Она отогнала это воспоминание и сосредоточилась на другом вопросе:
        - Откуда ты все это знаешь?
        Рамсон сжал челюсти.
        - Я уже смотрел пару шоу здесь. И видел, как все устроено. Люди могут обсуждать покупки и продажи аффинитов по трудовым договорам, пока продолжается веселье. И все это происходит втайне, за закрытыми дверьми.
        Он помедлил.
        - Когда мы увидим Мэй, нам тоже стоит попробовать договориться.
        Ана выдернула внезапно похолодевшую руку из его пальцев. Конечно, Рамсон знал об этих шоу - он был преступником, подпольным мошенником. Но она должна была спросить, ей нужно было знать.
        - Рамсон,  - ачала она едва слышным голосом.  - Ты когда-нибудь… ты когда-нибудь был одним из них? Брокером?
        - Нет.
        Резкий ответ был несомненной правдой, но, когда Рамсон посмотрел на нее, что-то в его взгляде заставило Ану ощутить непреодолимую грусть.
        - Но сложа руки наблюдать за этим тоже преступление, не так ли?
        Ей нечего было сказать на это. Ана поежилась и отвернулась как раз в тот момент, когда затих бой барабанов. Как по команде толпа разразилась бурными аплодисментами. На сцену вышел человек и занял место перед прозрачным экраном из черного камня, за которым висел бархатный занавес. Это был поджарый золотоволосый мужчина. Его обаяние было таким же кричащим, как его шелковый темно-синий жилет, украшенный бриллиантами, блестками и золотой вышивкой. Он помахал рукой, и усыпанные драгоценностями кольца заиграли в свете факелов.
        - Господа и дамы, дорогие гости!  - приветствовал он, и его звучный голос эхом разлетелся по залу.  - Вы готовы к сегодняшнему шоу?
        Толпа гудела все громче, а потом начала скандировать:
        - Богдан! Богдан! Богдан!
        - Это управляющий Манежа,  - пояснил Рамсон.
        Управляющий - Богдан - поднял руки и, сияя, сообщил:
        - Этим вечером мы подготовили для вас великолепную программу! Грозная Ледяная королева перенесет нас в зиму до наступления Первоснежа! Лесная нимфа вырастит цветы из воздуха! Мастер мрамора создаст потрясающие статуи! И ни в коем случае не пропустите смертельный бой Стального стрелка и Духа ветра! Кто же из них выйдет из поединка живым? Одно мы знаем наверняка: покидать этот зал вы будете в абсолютном восторге!
        Раздались крики и аплодисменты. У Аны сжался желудок, но она не проронила ни слова, пока наблюдала, как то, что не должно было существовать, разворачивалось перед ее глазами.
        Богдан вновь поднял руки, и толпа утихла.
        Тут же снова вступили барабаны. Бум-ба-да-бум. Пульс Аны звучал в унисон с их боем. Затаив дыхание, она смотрела на ярко освещенную сцену.
        За стеклом распахнулся занавес. Толпа взвыла, когда огромное облако дыма заволокло сцену, клубясь у стекла и переваливая через его верхний край белыми завитками. Когда туман рассеялся, в центре сцены уже стояла фигура. Высокая, бледная и тонкая, со струящимися пепельно-белыми локонами, облаченная в бледно-голубое платье. Это была зима во плоти.
        Ледяная королева взмахнула руками, и под ее ногами появился лед. За стеклянной стеной она летала по кругу, волосы ее развевались, а платье колыхалось. Ледяная королева сделала жест, и из ее запястий выстрелили ледяные дуги, якорем цепляясь за землю. Сделав кувырок в воздухе, она приземлилась у другого края сцены.
        Толпа пребывала в восторге. Ледяная королева самодовольно улыбнулась и с артистической грацией отвесила реверанс.
        - Кажется, ей это нравится,  - прошептала Ана.
        - Она здесь постоянно выступает,  - тихо отозвался Рамсон, медленно хлопая в ладоши. Он не сводил взгляда со сцены, зубы его были сжаты, а плечи напряжены.
        - Она сотрудничает с брокерами.
        - По договору?
        - Да, но…  - Рамсон замялся, и впервые за время их знакомства Ана видела, как он не может подобрать нужных слов.  - Ее не заставляли работать на них, если ты об этом. Она сотрудничает с брокерами.
        Не заставляли, мысленно повторила Ана, поворачиваясь обратно к сцене, где Ледяная королева крутила пируэты, танцуя на распускающихся под ее ногами ледяных цветах.
        Публика охала и ахала, когда аффинитка взмахом руки создавала живые скульптуры изо льда. Розовый всполох в воздухе превращался в изящного скачущего оленя. Другие всполохи приняли форму стаи бегущих волков, крадущегося кирилийского тигра, валькрифа.
        «Это было больше, чем просто шоу»,  - подумала Ана. Это была чертова демонстрация того, как приходится аффинитам работать, чтобы выжить… Укор тем, кто слепо верил в собственную добродетель и правоту и в то же время безучастно смотрел на насилие и издевательства над теми, кто не мог сопротивляться. Мэй. Зерновая аффинитка в Кирове. И аффиниты, стоявшие в коридорах и ждавшие своей очереди быть выставленными на всеобщее обозрение, как куклы.
        Все те страдания и боль, скрытые за помпезным шоу, сияющими ледяными скульптурами, блестящими костюмами…
        Ледяная королева опустила ладони на землю. Под ее ногами выросла ледяная колонна. Она поднималась все выше и выше, пока не сравнялась с краем защитного экрана…
        Ледяная королева перемахнула через стеклянную стену, приземлилась на два ледяных столба, которые, постепенно уменьшаясь, спускали ее прямо к Богдану. Лучники, стоящие на позициях под потолком, не пытались ее остановить.
        Ледяная королева ступила на мраморную сцену и низко поклонилась.
        - Дамы и господа,  - вскричал Богдан.  - Ледяная королева!
        Под гром аплодисментов Богдан взял руки королевы и поднес к губам. Она лукаво ему улыбнулась, а потом, сияя, повернулась к публике и помахала рукой.
        - Следующая на нашей сцене - Лесная нимфа!
        - Рамсон,  - голос Аны звучал тихо и тревожно.  - Он не объявлял земляных аффинитов.
        - Богдан сам выбирает, кого объявлять, а кого нет,  - Рамсон бросил на нее беглый взгляд.  - Терпение. Все лучшее достается тем, кто умеет ждать.
        Дальше Ана молча смотрела шоу. Аффиниты друг за другом появлялись из-за занавеса, чтобы продемонстрировать свои силы. Сцена усеивалась лепестками цветов, ветками, землей; стекло экрана покрывалось туманом, инеем и водой. Толпа подбадривала или освистывала выступавших. А иногда, за пару златников, Богдан принимал заявки от аудитории, заставляя аффинитов на сцене выполнять просьбы зрителей. Самые популярные номера оборачивались золотым дождем, падающим к его ногам.
        Ночь продолжалась, а Мэй все еще не появлялась. И все же Ана чувствовала, как по телу пробегает холодок. Она ничем не отличалась от аффинитов со сцены, чьи страдания были скрыты за тонким слоем краски и ярких костюмов. Чье существование презирали, но делали на нем деньги.
        Мы будем продолжать лечение твоего недуга, говорил ей папа. Это для твоего же блага.
        Ана сдерживала подступающие от осознания всего этого слезы, грудь сдавливало, и было трудно дышать. Папа любил только Ану, которая не была аффинитом, монстром или, как он сам говорил, деимховом. Он хотел спасти лишь эту Ану…
        Подобным образом он хотел сохранить лишь ту часть своей империи, которую не считал безнадежной.
        И до этого момента она тоже принимала только часть себя, а другую отторгала, прятала алые глаза и уродливые вены под капюшонами и перчатками. До сих пор она отчаянно хотела вырвать это из себя, превратиться в человека, которого можно любить целиком. В человека, который может показаться на свет, который достоин божьей милости.
        Но кто… кто сказал, что другая часть, ее ли, или ее империи, не имеет ценности? Кто решил, что аффиниты не имеют права на любовь, не могут считаться людьми? И почему? Просто из-за того, что они отличаются от остальных?
        В голову Ане пришла новая мысль, заглушившая крики толпы и бой барабанов.
        Я должна это исправить.
        - Дамы и господа! А теперь представление, которого вы так долго ждали,  - голос Богдана вернул Ану в реальность. Толпа в предвкушении взволнованно загудела.  - Выступления закончены, но ночь не состоится без поединка богов. Поприветствуйте нашего стального стрелка, непобедимого чемпиона Манежа!
        Раздался одобрительный рев аудитории, барабаны стали отбивать новый ритм: низкий, зловещий и ровный. Ана потеряла всякую надежду.
        В задней части сцены распахнулся занавес. На свет вышла массивная фигура. Он был огромен, броня его сияла, а мускулы вздымались под стальными пластинами. Дюжины белых шрамов покрывали его лысую голову и лицо, которое выглядело так, будто его протащили несколько километров по каменистой дороге. Он окинул зрителей злобным взглядом и оскалил свои металлические зубы.
        - А сейчас,  - прокричал Богдан:  - на сцену выйдет наш новичок: ваши аплодисменты Духу ветра!
        _Бум-бум…_да-бум-БУМ_. Из-за драпировки, спотыкаясь на ходу, показалась еще одна фигура. При первом взгляде на нее Ана подумала, что это ребенок. Напрягая глаза в надежде рассмотреть синие, как море, глаза Мэй, она обнаружила, что новичок вовсе не ребенок. Это была молодая девушка. Темные облегающие брюки и рубашка только подчеркивали тщедушность ее тела. Она посмотрела наверх, и ореол черных волос вокруг ее лица засиял в огне факелов.
        Кемейранка. Шепот пронесся сквозь толпу. Некоторые показывали на девушку пальцем.
        Ана готова была сказать Рамсону, что им пора, но что-то привлекло ее внимание. Фигура, стоящая у выхода на сцену, прямо перед бархатным занавесом. Его бледно-голубые глаза внимательно изучали зрительный зал, а белесые волосы из-за освещения отливали красным.
        Брокер. Тот, который в Кирове забрал Мэй у Аны.
        Долго не раздумывая, Ана рванулась вперед и столкнулась со спинами стоявших перед ней людей. Кто-то выронил из рук стакан, и тот разбился о пол.
        Мужчина, в которого она врезалась, развернулся. На его золотой маске было изображено карикатурное лицо с огромным ртом, уголки которого были завернуты вниз.
        - Какого…  - начал было он.
        - Уйди с дороги,  - выпалила Ана. Голубоглазый брокер мог исчезнуть в любую секунду - у нее не было времени. Ана призвала силу родства…
        - Прощу прощения, милостивый господин.
        На талию Аны опустилась рука. Между ней и мужчиной возник Рамсон, загораживая сцену. Ана попыталась вывернуться, но он крепко держал ее.
        - Моя дама немного переборщила с вином! Еще бы, такое представление, как сегодня, не каждый день увидишь!
        Глаза мужчины вспыхнули, но он лишь презрительно фыркнул и отвернулся.
        - Пусти меня,  - шипела Ана, но Рамсон сжал ее еще сильнее.
        - Что ты творишь?  - прошептал он.
        Она отталкивала его, но безуспешно.
        - Брокер,  - прорычала Ана, уже применяя свою силу родства к Рамсону.  - Тот, который забрал Мэй,  - я видела его. Отпусти меня сейчас же!
        Она отбросила его в сторону силой родства, закипая от гнева.
        Рамсон отшатнулся, но не упал. Он не обращал внимания на озадаченные взгляды стоящих неподалеку людей. Его челюсть была сжата, а прядь волос упала на маску.
        - И?  - с вызовом спросил он, понижая голос.  - Что ты собиралась делать?
        Что-нибудь,  - рассерженно подумала Ана. Что угодно.
        Ана ринулась вперед, но Рамсон поймал ее и заключил в стальные объятья. В голове Аны все кипело от злости, и она хотела было вырваться из его хвата с помощью силы, какими бы ни были последствия.
        - Подумай,  - прошептал Рамсон прямо над ее ухом. Сторонним наблюдателям они казались страстно обнимающейся парочкой, но Ана была в шаге от того, чтобы швырнуть его через весь зал.  - Ты пришла сюда, чтобы спасти Мэй. Каким образом ты это сделаешь, если нападешь на брокера и выдашь себя?
        Слова Рамсона лились подобно холодной воде на раскаленный металл ее злости. Ана перестала бороться. Когда она взглянула на кемейранку, у нее перехватило дыхание. Та сиротливо стояла на сцене в тени стального стрелка. За ее спиной - там, где Ана видела брокера,  - колыхался занавес, как будто от порыва призрачного ветра. Теперь там никого не было.
        Рамсон был прав. Использование силы против брокера или иной безрассудный поступок приведут лишь к тому, что она раскроет себя и сорвет их план.
        Рамсон ослабил свою хватку, и несколько секунд Ана просто стояла в его объятьях. Прижавшись щекой к его плечу, она наблюдала за сценой и вдыхала свежий, успокаивающий аромат его одеколона.
        В руках стальной стрелок держал четыре ножа для метания. Он покрутил головой, щелкая суставами на шее и в мускулистых плечах.
        Рамсон отстранился. Он внимательно посмотрел в лицо Аны. Она воображала, что он следит за каждым ее движением в попытке найти слова, которые успокоили бы ее.
        - Не везде все устроено так, запомни,  - мягко сказал он. Его руки все еще лежали у нее на плечах.  - В Кемейре, например, аффинитов назначают хранителями храмов, защитниками деревень. В Нандьяне аффинитов очень уважают, а в Брегоне…
        Ана оттолкнула его руки.
        - И мне от этого должно стать легче?  - разозлилась она.
        На сцене тем временем Стальной стрелок издал боевой клич и понесся на крошечную ветреную аффинитку.
        Ана отвернулась. Сегодня Мэй здесь не было - а может, ее не было даже поблизости,  - и Ане становилось дурно от мысли, что аффиниты станут убивать друг друга для развлечения толпы.
        Горячая слеза бессилия скатилась по ее щеке. Она подняла руку, чтобы ее смахнуть, но тут случилось нечто необычное. Толпа издала общий вздох.
        Ана повернула голову. Стальной стрелок ревел, наступая на Душу ветра, которая на другой стороне сцены пятилась к стеклу. Но она держала боевую стойку. Ее ладони были подняты, одна чуть позади другой, а ноги были широко расставлены и твердо стояли на мраморном полу.
        Стальной стрелок атаковал. Из тайников в его броне выстрелили стальные ножи. Они с лязгом обрушились на усиленное черным камнем стекло. Толпа ахнула, люди тыкали пальцами.
        Душа ветра взметнулась в воздух, разведя руки и поджав ноги, она была похожа на диковинную птицу. Она пролетела над головой Стального стрелка, описав элегантную арку. В мгновение ока ее ноги оказались на плечах гиганта, она легонько постучала по ним, описала полный круг вокруг его головы и с акробатической точностью приземлилась прямо за гигантом.
        В полете она выбросила вперед руки. В ее ладонях блеснули ножи Стального стрелка. К тому времени, как растерявшийся гигант развернулся, все было предрешено. Душа ветра набросилась на него, грациозная и смертоносная, как ягуар.
        Она запрыгнула к нему на плечи и перерезала глотку.
        Мертвую тишину зала сотрясло эхо от удара тела Стального стрелка о мраморную сцену. Кровь полилась на пол, окрашивая прожилки камня в красный. Сила родства Аны шевельнулась, глубоко в подсознании послышался тихий шепот.
        Все это действо заняло меньше десяти секунд.
        - Господа и дамы!  - прогремел над залом голос Богдана.  - Кажется, у нас новый чемпион и новый рекорд! Представляю вашему вниманию: Душа ветра!
        Толпа разорвалась восторженным криком и свистом. Пара человек, которые ставили на Душу ветра, размахивали своими талонами и во всю глотку орали, требуя денег.
        Ана отвернулась и начала пробираться к выходу. У нее не осталось сил, чтобы вынести еще хотя бы секунду в этом проклятом месте. Но проталкиваясь сквозь беснующуюся, пьяную толпу, Ана не могла не обернуться. Возбуждение зрителей дошло до истерики, и они стали скандировать имя победительницы. Но на сцене, за заляпанным кровью стеклом, Душа ветра молчала. Склонив голову и безвольно опустив руки, она стояла в нескольких шагах от растекающейся вокруг тела противника лужи крови.
        Ана отвернулась. Как и Душе ветра, поражение Стального стрелка не казалось ей победой. Было совсем неважно, что девушка боролась и победила сегодня, ведь она была обречена. И как ни крути, на полу лежало остывающее тело. Жизнь оборвалась. И пока все подобные площадки вместе с брокерами не будут сожжены дотла, Кирилия не выиграет.
        Ана в последний раз взглянула на четыре сияющие статуи мраморных богов. Она не могла понять, как они могли спокойно смотреть свысока на это безбожное место.

        18

        Холодный осенний воздух щипал за щеки и казался настоящим облегчением после душного тесного зала Манежа. Рамсон маневрировал сквозь толпу, не выпуская из виду быстро удаляющиеся каштановые волосы и изящные очертания черного платья Аны. Он звал ее, достаточно громко, чтобы привлечь внимание и вызвать насмешки нескольких пьяных гуляк.
        Он схватил ее за запястье. Повинуясь инстинкту, он свернул в темный переулок и повлек Ану за собой. Ана издала утробный стон и замолкла.
        - Ана,  - тяжело дыша, сказал Рамсон. Взглянув на нее, он почувствовал, как внутри что-то перевернулось. Она стояла, скрестив руки и опустив плечи, словно пытаясь сжаться и исчезнуть.
        Она была невероятно наивна, видела все в черно-белом цвете - но что-то в ее взгляде на мир напоминало Рамсону его самого во времена, когда был жив Иона. И почему-то в глубине души ему хотелось ее защищать.
        Рамсон обнаружил, что его пальцы тянутся к ее подбородку. Дотронувшись, он аккуратно приподнял его вверх.
        Она сделала шаг назад, вырываясь из его рук, и сорвала маску. Она упала в нечистоты пустого переулка.
        Ана плакала. Слезы смешивались с сурьмой и оставляли на щеках темные полосы, размывая пудру. Она смотрела на него, и Рамсону хотелось прижать ее к себе.
        - Это,  - прошептала она,  - было не просто бесчеловечно. У меня нет слов.
        Тепло, циркулирующее по его венам, куда-то растворилось, и Рамсон вдруг стал замерзать.
        - Так и есть,  - хрипло согласился он.
        Ана подняла на него глаза, тлеющие, как угольки.
        - Как ты мог работать рядом с этими людьми? Как ты мог смотреть на то, что они вытворяют, и ничего не чувствовать?
        Много лет Рамсон поступал как трус и отказывался опускаться до уровня брокеров под руководством Керлана. Но быть наблюдателем и не пытаться помешать тоже было мерзко. Он понимал это, всякий раз опуская глаза к земле. И судьба в некотором роде отплатила ему за это.
        Рамсон молчал.
        Ана глубоко вдохнула. Она раздраженно утерла слезы и, казалось, взяла себя в руки. Она подняла подбородок и выпрямилась.
        - Мне нужно побыть одной.
        Ее тон был плоским и ничего не выражал, как и в тот день, когда она впервые заговорила с ним в Гоуст Фолз. В какой-то момент жизни она научилась скрывать эмоции. И теперь ей это почти так же хорошо удавалось, как и ему.
        Рамсон посмотрел на нее - глаза горят, плечи расправлены, осанка прямая и царственная, под стать ее вечернему платью. Он подумал, что она светится, как маяк. И что-то шевельнулось в нем, что-то влекло его на ее свет.
        Рамсон отмахнулся от этого порыва.
        - Хорошо,  - ответил он, пожимая плечами.  - Мне тоже нужно решить пару вопрсов.
        Береги себя. Увидимся в трактире. Но вслух он этого не сказал, лишь резко развернулся и ушел, оставляя ее одну в темном переулке. Рамсон Острослов из Ново-Минска, капитан порта и правая рука главы Ордена Ландыша, никому не давал надежд и обещаний.
        Рамсон шагал по улицам, которые знал как свои пять пальцев. Он начинал в этом городе мелким воришкой, выполняя поручения Ордена и познавая жестокий и порочный мир, в котором ему посчастливилось родиться. Со временем красные черепичные крыши домов стали его убежищем, а тени грязных переулков приветствовали как старого друга.
        Рамсон остановился у паба. Он перекинулся парой слов с его клиентами, чьи лица были скрыты в тени капюшонов. Под столом он передал им несколько медников. Потом они пожали руки, закрепляя соглашение. И Рамсон отправился к Дамбе.
        Дамба не была гидротехническим сооружением, а скорее напоминала обширную сеть узких улиц и подземных туннелей, которая разделяла бедные и богатые районы Ново-Минска. Именно здесь обитали все банды и преступные кланы города. По краю дамбы был проложен желоб для сброса отходов, который и служил источником характерной для этого места вони - смеси сырости и гнили. Если остаться здесь надолго, то одежда обязательно пропитается этим запахом. Это также было удобным местом, чтобы избавляться от трупов. Каждые несколько дней в смрадном зеленом потоке нечистот всплывали тела - мирных жителей и криминальных авторитетов. Городская стража и Белые плащи предпочитали не обращать на них внимания.
        Фонари давно были разбиты, а их осколки, валяющиеся на земле, хрустели под подошвами лакированных ботинок Рамсона. Луна скрылась за тучами - скоро пойдет снег. Первый снег ожидался через четыре дня, и Рамсон был несказанно рад, что вонь нечистот уменьшилась из-за холода. Он шел быстрым шагом, уверенно выбирая нужные улочки и повороты, как будто гулял по собственному саду.
        На углу ничем не примечательной улицы он резко остановился. Рамсон прижался к стене и слился с тенью.
        Он ждал.
        Шли минуты. Темнота давила на глаза. Сквозь кучку мусора за его спиной пробежало какое-то мелкое животное.
        И вдруг он услышал отдаленный стук копыт и скрип колес кареты. Он знал, что это за карета и кто в ней едет.
        Из всех приступных лордов, управляющих Кирилией, самым крупным и жестоким был Аларик Керлан. Его обширные связи, неизмеримое богатство и армия прекрасно обученных брокеров и головорезов заставляли людей дрожать от одного звука его имени. Поэтому ничего необычного не было в том, что люди Керлана могли разгуливать по Дамбе в шелках и швырять золото направо и налево. Другие банды лишь кланялись им и помогали поднять монеты, которые те обронили. Никто не хотел навлечь на себя гнев Аларика Керлана.
        Карету было уже видно: позолоченная, украшенная лазуритом, запряженная двумя валькрифами. На двери красовался огромный выгравированный ландыш: его стебель был выложен сияющими изумрудами, а головка-колокольчик была выполнена из белого золота.
        Рамсон дождался, когда дверь сравняется с ним. Легко подпрыгнув, он оказался на ступеньке. Лысый верзила, управлявший каретой, даже не обернулся, когда Рамсон открыл дверь и бесшумно проник внутрь.
        Богдан развернулся в пол-оборота. Рамсон зажал ему рот рукой. Он чувствовал, как его бывший коллега разомкнул губы, чтобы закричать.
        - Снаружи на позиции стоит стрелок. Пикнешь, и он продырявит твое сердце быстрее, чем ты успеешь намочить свои голубые шелковые штанишки.
        Богдан моргнул и устремил взгляд в сторону окна кареты. Мимо промелькнула тень, глаза управляющего Манежа комично расширились. Он вжался в сиденье и кивнул.
        Рамсон широко улыбнулся и снял маску. Тень за окном исчезла.
        - Расслабься,  - лениво сказал Рамсон.  - Не для того я пробирался по дерьму, чтобы убить тебя.
        Богдан фыркнул и сел поудобнее, поправил свой галстук-бабочку и шелковый воротник.
        - Я думал, что больше никогда тебя не увижу, Острослов.
        Рамсон закатил глаза.
        - Давали бы мне медник всякий раз, когда я это слышу, Богдан.
        Богдан выпрямился.
        - Другие в курсе, что ты вернулся,  - осторожно поинтересовался он.  - Керлан знает?
        - Немногие. Мне нужно, чтобы Керлан знал правду. Или то, что может считаться за правду в рамках нашего договора.  - Рамсон одарил Богдана очаровательной улыбкой.  - И поэтому я пришел к тебе. Чтобы забрать долг.
        - Долг,  - повторил шоумен, принимая вид кирилийского дворянина, который только что обнаружил какую-то гадость в своем свекольном салате. Богдан не был самым умным и сообразительным членом Ордена; он был красив и высокомерен, повернут на деталях и считал каждую копейку, вместо того чтобы смотреть на вещи шире. Однажды, несколько лет назад, его заносчивость чуть не стоила ему жизни.
        - Мой дорогой Богдан, конечно же, ты не рассчитывал, что я буду держать твой секрет в тайне от Керлана все эти годы за просто так?  - Рамсон наклонился вперед и сложил пальцы в замок.  - Что бы сказал наш главарь, если бы узнал, что часть контрактов ты продаешь на стороне?
        Лицо Богдана скривилось.
        - Что мешает мне натравить на тебя моего охранника, Острослов?  - прорычал он.  - Я нанял Света, потому что он раскатал в лепешку двух кемейранских головорезов…
        - Потому что ты знаешь, что еще до того, как он остановит карету и откроет эту дверь, я перережу тебе горло и пролью твою кровь на эти дорогие бархатные подушки.
        - Одни только угрозы, Острослов,  - зло отозвался Богдан.  - Ты забываешь, что я тоже был учеником Керлана. Неизвестно, чья кровь прольется первой в этой карете.
        - Ты хочешь, чтобы я выдумывал более извращенные угрозы, Богдан? Ну что ж,  - Рамсон опустил взгляд на пальцы ведущего.  - Ты всегда был неравнодушен к кольцам, Богдан. Каждое из них украшено драгоценным камнем, добытым в одном из королевств.
        Богдан вдруг отпрянул назад, в его лице проступало напряжение. Он сложил пальцы в замок, постукивая ногтями по рубинам, изумрудам и сапфирам.
        - Очень неплохо смотрится новое кольцо с бриллиантом. Кажется, его добыли на востоке, в Голубых пещерах.  - Рамсон резко поднял глаза.  - Как поживает Олюша?
        Богдан побледнел.
        - Представь себе, что скажет Керлан, если узнает, что ты спишь с одним из его ценнейших кадров,  - Рамсон нахмурился, изображая задумчивый вид.  - Даже так: представь, что скажет Керлан, если узнает, что ты женился на одном из его ценнейших кадров?
        Оскал Рамсона был острее бритвы.
        - Так-то лучше. Аффинитка и управляющий Манежа. Любопытная парочка, как мне кажется.
        Лицо Богдана сначала побледнело, потом покраснело, потом приобрело фиолетовый оттенок. Он едва сдерживал приступ ярости.
        - Ты презренное человеческое отродье,  - прошипел он.
        - Я презренное человеческое отродье, которое всегда добивается своего. В следующий раз ты вряд ли попросишь меня проявить больше воображения.
        Богдан несколько секунд смотрел на него с отвращением.
        - Ладно,  - наконец пробормотал он.  - Называй свои условия.
        Рамсон был доволен, как пригревшийся на солнце кот. Люди были так предсказуемы. На самом деле он не нанимал никакого стрелка. Это стоило бы ему не один серебряник. К тому же ночью было бы сложно найти свободного наемного убийцу. Это был целый бизнес в Ново-Минске. Но иногда заставить поверить в эфемерную угрозу было намного эффективнее, чем создавать реальную. А тенью за окном был какой-то уличный пройдоха, которого Рамсон нашел в одной из пивных и который согласился рискнуть и пойти на Дамбу всего за медник.
        Кроме того, Рамсон не любил тратить лишние монеты в работе. С годами он выяснил, что существует более надежное средство обмена. В сделках валютой Рамсона были тайны и секреты.
        - Ты сообщишь Керлану, что я вернулся,  - сказал он.
        Нужно подстроить его план под упрямое намерение Аны спасти Мэй. Теперь, когда застать противника врасплох не представляется возможным, он громко заявит о своем возвращении. Он играл с Керланом в эту игру уже много лет и правила знал на отлично. Пока ты был на шаг впереди, пока подогревал его интерес, ты продолжал жить.
        - Ты скажешь ему, что я приду на бал в честь Первоснежа и что я вернулся, чтобы предложить ему крупнейшую сделку в его жизни.
        - И что же такое ты хочешь ему предложить?
        Рамсон старался выдержать паузу, но слова сами вылетали у него изо рта.
        - Кровавую ведьму Сальскова.
        Рот Богдана округлился. Враждебность на его лице сменилась откровенной жадностью.
        - Это лишь сказка,  - сказал он с явной надеждой, что Рамсон его переубедит.
        - Она так же реальна, как твои золотые зубы, Богдан. Одним взмахом руки она уложила пятерых солдат.
        - Она будет стоить целое состояние,  - прошептал Богдан.  - Больше, чем нандийский Огненный дворец. Я имею в виду… как думаешь, сколько она будет стоить?
        Сколько она будет стоить? Вопрос покоробил Рамсона, и он почувствовал приступ дурноты. Он подумал об Ане, о ее губах, о том, как она хмурилась, когда находилась в раздумьях, как в Манеже она упорно сохраняла суровое выражение лица, хотя наполненные ужасом глаза выдавали ее с потрохами.
        Как она сияла, словно факел в ночи.
        Что-то в его груди зашевелилось: оно было погребено за стенами, которые он возвел из осколков своего сердца. Как будто в его тщательно выстроенном мире кто-то сдвинул один кирпичик, и впервые за семь лет все изменилось. За семь лет, в течение которых он бежал от оставленного позади прошлого и никогда не останавливался, чтобы подумать, что он делает со своей жизнью.
        Что ты хочешь? Я уже говорил. Отомстить. Но теперь он понял, что это больше не было правдой. Все это время он считал, что ключи от его судьбы в его руках, когда на самом деле он был заперт в клетке. Всего лишь очередная марионетка Керлана с пафосным титулом, отчаянно пытающаяся набить себе цену, но когда в ней отпала необходимость, ее вышвырнули на обочину.
        Отдать Ану означало продолжать играть картами, которые раздал ему Керлан.
        Пришло время перевернуть игру.
        - Она стоит больше, чем ты можешь себе представить,  - быстро ответил Рамсон.
        Шестеренки в его голове уже вращались, просчитывая все на два-три шага вперед и перебирая всевозможные варианты того, чем может обернуться эта беседа. Строя сценарии, в которых он победит, и выводя условия, которые позволят ему это сделать.
        Он продолжил говорить, закладывая фундамент своего нового плана.
        - Слушай внимательно, Богдан, ты скажешь Керлану, что на балу я убью человека, который меня предал, верну свой титул и передам ему самого могущественного из аффинитов.
        Богдан сглотнул.
        - Хорошо.
        - Это еще не все,  - сказал Рамсон.  - Достань мне список гостей, которые приглашены на бал в этом году. Завтра в семь утра у твоего дома будет ждать мальчишка-посыльный. Отдай ему список.
        - Но времени почти не остается!  - пролепетал Богдан, но, увидев лицо Рамсона, согласился:  - Ладно.
        - И ты внесешь меня в этот список. Меня и мою… жену. Я надеюсь, что вместе со списком посыльный передаст мне приглашения. И я пойму, если они будут поддельными, так что даже не думай, Богдан.
        По выражению лица Богдана можно было предположить, что он съел кучку кошачьего дерьма и теперь хотел плюнуть им Рамсону в лицо. Медленно, с невероятным усилием он сглотнул и сказал:
        - Будет сделано.
        - Если что-то пойдет не так и я не смогу попасть на Первоснеж Керлана, виноват будешь ты.
        Богдан шмыгнул носом.
        - Безусловно.  - Он мрачно достал из кармана пиджака ручку с золотой гравировкой и блокнот, в котором вел записи о свои финансах.  - Какое имя мне нужно вписать в список приглашенных?
        Рамсон ответил не сразу. Не Острослов - безвкусный, нелепый псевдоним, который он придумал для Ордена Ландыша, нужно было имя, известное одному Керлану, чтобы оно послужило сигналом. Кодовым словом.
        - Фарральд,  - тихо сказал он.
        Богдан записал имя. Как только ручка с бумагой исчезли в одном из многочисленных карманов шелкового костюма Богдана, Рамсон подался вперед.
        - И еще кое-что.
        - Богов ради!  - Богдан поднял вверх руки, а потом понизил голос до озлобленного шепота:  - Ты хочешь три условия всего за два секрета.
        - Четыре условия,  - поправил Рамсон и продолжил говорить, несмотря на возмущенные восклицания Богдана:  - В лучших сделках не бывает соотношения один к одному. Взгляни на вещи шире, Богдан. Что потеряю я, если ты не выполнишь мои условия? Я не смогу вернуться в Орден и уеду из империи, чтобы начать свое собственное дело в другом месте. Но если твои секреты будут разглашены, чем это обернется для тебя?
        Рамсон вскинул брови и пожал плечами.
        Лицо Богдана было красным, Рамсон мог видеть, как в его голове крутятся шестеренки, пока он взвешивает все «за» и «против» их сделки.
        - Ладно,  - прошипел он.  - Но после этого я не хочу иметь с тобой никаких дел, Острослов. После этого все кончено.
        Чтобы сказанное звучало убедительнее, шоумен сопровождал свои слова постукиванием пальцев.
        Рамсон поднял два пальца к груди и начертил круг.
        - Клянусь богами и всем, что свято во мне, добрый человек.
        - Ой, перестань придуриваться. Каково третье условие?
        - В распоряжение Керлана поступила маленькая девочка, земляная аффинитка. Ее поймали в Кирове Белые плащи. Что-то знаешь об этом?
        Глаза Богдана сузились, и он нахмурился. Наверное, вспоминал программы грядущих шоу.
        - Да,  - сказал он наконец, и Рамсон почувствовал облегчение.  - Она должна выступать через три дня. Слушай, я не могу отдать тебе ее просто так. Керлан убьет…
        - Понимаю. Я знаю правила.
        Рамсон надеялся на другой ответ, но Керлан внимательно следил за своим бизнесом.
        - Я не прошу отдать ее мне. Через три дня я буду предлагать цену за ее договор. А ты сделаешь так, чтобы мое предложение выиграло.
        - Хм,  - Богдан почесал подбородок, явно обрадованный перспективе заработать больше денег.  - Думаю, это можно устроить. Придется заранее подготовиться, но… сделаю. Ну что ж.
        Он спесиво фыркнул.
        - И четвертое?
        Рамсон придвинулся ближе.
        - Я хотел спросить о Душе ветра,  - мягко начал он, а дальше обговорил детали, которые помогут воплотить финальный этап его плана.
        Когда он протянул Богдану руку, кошелек в его бушлате стал вполовину легче, а ему нужно было заглянуть в еще одно место этой ночью.
        - По рукам,  - сказал Рамсон.
        - По рукам,  - эхом отозвался Богдан.
        Они обменялись рукопожатием.
        Рамсон решил пойти обратно по Дамбе. Подобным ему людям суждено таиться в тени и чахнуть без света и надежды на лучшее. В конце концов, Иона оказался прав - в мире сирот, внебрачных детей и уличных оборванцев не было места добродетели и доброте. Мир делился на победителей и побежденных; обладавшие властью сметали с пути неимущих, как пешки с шахматной доски.
        Когда Иона умер, Рамсон поклялся душой своего друга, что никогда не станет одной из пешек.
        Если план Рамсона сработает, он больше не будет пешкой в тени Керлана. Керлан умрет, а Рамсон будет править балом, сидя на легендарном троне владельца самого крупного торгового предприятия Кирилии.
        За годы, проведенные на обочине жизни, годы попыток угнаться за ускользающей тенью отца, годы, в которые он слушал перешептывания за спиной - незаконнорожденный, бастард,  - наконец он получит свое. И он выполнит клятву, данную Ионе.
        Живи ради себя.
        Это для тебя, Иона,  - подумал он и посмотрел в небо. Затянутое, как в тот день, когда их корабль попал в шторм и над его ухом прозвучал высокий спокойный голос.
        Но и выйдя за территорию Дамбы, Рамсон не мог избавиться от невесомого чувства сожаления. Ана воссоединится с Мэй, и они уедут далеко-далеко, где будут свободны.
        Что-то менялось в нем, когда он находился рядом с Аной. Тьма, махинации, холодный расчет уходили на второй план, обнажая едва заметные следы того, кем он был раньше. Мальчика, который был влюблен в океан. Мальчика, который хотел вечно бороздить его просторы, чтобы солнце светило ему в спину и волны облизывали руки. Он позабыл об этом мальчугане, у которого когда-то были большие мечты и глупые надежды. Он был добрым. Он был серебряным лучиком надежды.
        Но чего стоила доброта, если миром управляли злые и жестокие?
        Рамсон глубоко вдохнул, и лишь добравшись до трактира, где они остановились, вновь снял маску. Сегодня на Дамбе он был безжалостным, расчетливым, и во взгляде его не было жизни. Рамсон не хотел, чтобы Ана когда-нибудь увидела его таким.

        19

        В трактир Рамсон вернулся на рассвете, когда солнце уже поднималось над красными черепичными крышами и сияющими мраморными особняками Ново-Минска. Когда он с помощью запасного ключа открыл дверь в комнату Аны, девушка закрыла глаза и притворилась спящей. Она слышала, что некоторое время он стоял на пороге, а потом исчез, как тень.
        Утром они встретились внизу во время завтрака, состоящего из каши с кусочками лосося и дрожжевого хлеба. В выражении лица Рамсона что-то переменилось.
        - У меня есть новости,  - сказал он с набитым ртом. Он вымылся и надел чистую белую рубашку с открытым воротом. Он прищурился и махнул в ее сторону ложкой.  - Ты никогда не снимаешь этот капюшон?
        - А ты всегда такой недалекий?
        Ана рассердилась и отвернулась изучать трактир. Он был почти пустой, только парочка изнуренных путешественников за рассохшимся деревянным столом склонилась над кружками темного эля. И тем не менее Ана сидела напротив Рамсона, низко надвинув капюшон.
        - Более того, разве тебе не стоит быть осторожнее? После того случая с наемниками?
        Рамсон откинулся на спинку стула и, угрожающе размахивая ложкой, сказал:
        - Осторожность мое второе имя, милая моя.
        - Поэтому тебя связали и увезли спустя тридцать минут, как я оставила тебя одного?
        - У меня все было под контролем,  - Рамсон ухмыльнулся, увидев реакцию Аны.  - Ладно-ладно, скажем так: я подстраховался. Один важный человек заинтересован в том, чтобы я жил.
        Ана опустила ложку в тарелку с густой кашей.
        - Так что за новости?
        - Мэй будет выступать через три дня. За день до бала у Керлана.
        Ложка выпала у Аны из рук. На стол пролилась каша. Весь мир - скудно освещенный трактир, витающий в воздухе запах копченой рыбы, выщербленный деревянный стол - исчез.
        - Как ты узнал?
        - Я все знаю.
        - Ты абсолютно в этом уверен?
        Ворот рубахи вдруг показался слишком узким, и ей стало сложно дышать.
        - Да. И когда ты закончишь меня допрашивать, мы сможем обсудить финальные детали нашего плана.
        План. Она не могла сосредоточиться, не могла думать ни о чем, кроме Мэй, напуганной, одинокой и беспомощно сидящей за дверьми из черного камня.
        - Не беспокойся так сильно.  - Ана моргнула и поняла, что Рамсон все это время наблюдал за ней с улыбкой на губах.  - План очень прост. Мы предложим цену за ее контракт после выступления. Помнишь, я говорил тебе, что в задних комнатах это частая практика.
        Ана не могла сообразить.
        - Я не понимаю. Предложить за нее цену? А что, если мы не выиграем?
        - Выиграем. Я попросил старого знакомого сделать нам одолжение.
        Рамсон проглотил последний кусок хлеба и вытер руки салфеткой.
        - Не можешь победить - подтасовывай результаты.
        - Это не игра, аферист,  - не выдержала Ана.
        Когда она представляла, что Мэй сидит в клетке в чреве этого проклятого места, ее охватывал гнев.
        - Если хоть что-то пойдет не так, то под угрозой окажется жизнь Мэй.
        Ухмылка исчезла с лица Рамсона. Он положил ложку обратно в тарелку, аккуратно и вдумчиво, как будто это было оружие.
        - Ты думаешь, я не понимаю разницы между жизнью и смертью?  - спросил он.  - Я занимался этим семь лет. Я был уличным оборванцем, но я поднялся туда, где я сейчас - где я был недавно. Если бы я хоть раз оступился, преодолевая этот подъем, я был бы мертв.
        Он стал дышать мелко и часто. Рамсон Острослов был всегда осторожен и делился с ней только самой необходимой личной информацией. Но что-то изменилось. Но Ана не могла понять… что.
        - И поэтому у нас есть несколько запасных планов,  - сказал он, и время откровений закончилось.  - Для каждого варианта развития событий. И во всех задействованы тайные ходы и подземные туннели.
        Он наклонился к ней ближе. При утреннем свете его карие глаза казались еще ярче, а завитки взъерошенных волос спадали на виски.
        - Как только мы вернем Мэй, нужно быть готовыми к балу в честь Первоснежа.
        Он что-то подвинул к ней по столу. Кусок пергамента с именами, выведенными в явной спешке. Ана прочла заголовок. Список гостей Первоснежа Керлана? Она хотела было спросить, как ему удалось это достать, но пытаться выведать источники Рамсона Острослова было бесполезным занятием.
        - Ага.
        Рамсон ткнул пальцем в одно из имен в середине списка, и Ане показалось, что оно вспыхнуло и смотрит на ее. _Мессир_Петр_Тециев_.
        Ана втянула воздух.
        - В подвале дома Керлана есть тайная комната. Она звуконепроницаема. Из проверенного источника мне известно, что никто не будет охранять ее во время бала,  - он отбивал пальцами по столу неугомонный ритм.  - Нам это идеально подходит. Там есть туннель, выходящий из подвала к торцу здания. Туда отгружают все закупки: еду, цветы, одежду… и все такое. Я договорюсь, чтобы туда подъехала карета. Нам нужно только согласовать все по времени.
        Они вернулись в комнату, чтобы обсудить оставшуюся часть плана. Они расписали все поминутно, обозначили каждую позицию, проработали все возможные сценарии и выстроили детальную окончательную версию.
        За два дня Рамсон и Ана сто раз оговорили каждую деталь планов по спасению Мэй и проникновению на бал Керлана. Даже Ана, со всем своим усердием, порядочно утомилась.
        - Мы точно не можем забрать ее сегодня или завтра?  - надоедала она Рамсону.
        - Нет,  - отвечал Рамсон в полдень второго дня, развалившись на кровати Аны.  - Мы должны прийти на шоу и сделать все по правилам.
        - Но…
        - Ты правда хочешь сначала ограбить человека, а потом заявиться к нему на праздник?
        В руках Рамсон вертел златник; монетка отражала свет солнца, сверкая всякий раз, когда Рамсон то прятал ее меж пальцев, то вновь доставал.
        - Мы идем в логово льва. И не все зависит от нас. Но если Керлан решил нас убить, мы были бы уже мертвы.
        - Почему ты так говоришь?
        Ана подняла голову. Она сидела в углу, выпрямив спину и скрестив ноги, а вокруг нее валялась дюжина пергаментов с картами и составленными ими схемами. Их пожитки были аккуратно сложены у стены. В основном это была одежда, необходимая им в ближайшие пару дней. Они потратили большую часть своих монет, а остальное… Ана полагала, что они с Рамсоном разделят остаток пополам, когда придет время расходиться.
        От этой мысли ей стало странно, и она вновь бросила быстрый взгляд на Рамсона, чьи взъерошенные песочные волосы были рассыпаны по подушке, чтобы убедиться, что он все еще здесь.
        - Я разговаривал с людьми, которые его знают. Он ждет нас на балу. Поэтому, пока ты будешь разбираться с Тециевым, я буду наверху отвлекать Керлана и следить, чтобы он ничего не заподозрил.  - Он подбросил златник в воздух и снова поймал, а когда раскрыл ладонь, там ничего не было.  - Он думает, что я предложу ему сделку.
        Ана покусывала кончик карандаша.
        - А что ты на самом деле собираешься сделать?
        - Убить его? Очаровать его? Кто знает.
        Рамсон хитро ей улыбнулся, и Ана заподозрила, что он-то точно знает. Но она научилась не задавать вопросы, на которые не получит ответа.
        Поэтому Ана вернулась к своим бумагам, думая о том, что может получить: Мэй, алхимика и билет обратно к брату.

* * *

        _Бум-ба-да-БУМ_.
        Бой барабанов. Сияние факелов. Восторженные крики зрителей. Но этой ночью в сердце Аны они создавали иной ритм. Это был обратный отсчет, звучащий, пока она протискивалась сквозь толпу сонных и пьяных представителей высшего света.
        Шли четвертые сутки их пребывания в Ново-Минске, и пришло время выступления Мэй. Все зависело от исхода сегодняшней ночи.
        Богдан вышагивал по сцене, его голос гремел над залом. Ане казалось или его лоб действительно покрывала испарина?
        Ледяная королева завершила свое выступление; она стояла на краю сцены по эту сторону стекла и улыбалась зрителям. Она не сходила со сцены, пока остальные аффиниты сменяли друг друга. В ходе их представлений арена наполнялась водой, камнями, огнем и множеством других элементов.
        Богдан развел руки.
        - Далее в нашей программе, дамы и господа, земляной аффинит.
        Каждая клеточка в теле Аны напряглась.
        - Она может сотворить жизнь даже из грязи, может заставить ваши любимые цветы распуститься и засиять ярче, чем звезды на ночном небе!
        На сцене распахнулся занавес. На площадку выбежал ассистент и установил у границы стекла горшочек, а потом скрылся.
        Из тьмы появился силуэт - и Ана изо всех сил напрягла глаза. Перебирая ножками, аффинитка продвигалась вперед, облаченная в безразмерное темно-коричневое платье, декорированное красными блестящими цветами, чьи стебли закручивались вокруг ее тела. Плечи ее были опущены, а фигурка казалась Ане еще более маленькой и худой. Голову она не поднимала, и ее славные глаза-океаны были спрятаны.
        Ана пыталась сдержать слезы, когда Мэй, будучи вдвое меньше других аффинитов, споткнулась на сцене по пути к центру. В зале послышались смешки, и Богдан под стать им захихикал.
        - Ну же, дорогая,  - прогремел он.  - Мы не можем ждать тебя весь день!
        Мэй не сводила глаз с пола и попыталась ускорить шаг. Юбки мешали ей идти; под конец она запуталась в них и упала.
        Ана тихонько ахнула, а толпа начала улюлюкать. Рамсон взял ее за руку. Его глаза сверкнули.
        - Все хорошее достается тем…  - прошептал он.
        …кто умеет ждать.
        Но внутри Аны рождалась и множилась раскаленная ярость. Она призвала свою силу родства, и та, голодная, стала прочесывать толпу. Как бы ей хотелось перестать ее сдерживать и натравить на этих ублюдков - заставить их ощутить боль, почувствовать себя беспомощными.
        - Может, она и маленькая, зато очень талантливая,  - хвастался Богдан.  - Она может сотворить каменную глыбу и расколоть ее. Она может управлять камнями. А еще у нее животворящие руки - она может оживить любое растение. Наши почетные гости, поприветствуйте Дитя Земли!
        По толпе прокатилась волна шепота. На сцене Мэй присела у горшочка с засохшими цветами. Несмотря ни на что, когда она протянула к растениям руки, на лице ее была смесь печали и надежды.
        Несколько секунд ничего не происходило. А потом стебли начали зеленеть, как будто по ним поднимались цветные чернила, и толпа ахнула. Перед их глазами Мэй вдохнула жизнь в цветок. Ана немного подалась вперед.
        Удивленные вздохи зрителей, маски животных, факелы и чернокаменное стекло исчезли, осталась одна Мэй. Она сидела в центре полянки, окруженной высокими заснеженными соснами. В ладонях она держала белую маргаритку, увядшую от снега и заключенную в твердой промерзшей почве. Ее глаза были закрыты, и она тихонько напевала. Ана наблюдала, как маргаритка медленно поднималась, ее лепестки выпрямлялись навстречу зимнему солнцу.
        Перед ее глазами совершалось настоящее чудо.
        Толпа в Манеже разразилась аплодисментами, и воспоминание Аны рассеялось. На сцене Ледяная королева сияла. Богдан развел руки.
        - Малышей очень часто недооценивают, а они оказываются сильнее, чем от них ожидали.  - Он держал театральную паузу и махал руками. Кольца на его пальцах блестели.  - Что ж, у кого-нибудь есть особые просьбы для нашего Дитя Земли?
        Тут же раздались крики.
        - Пускай она вырастит дерево!
        - Заставьте ее жонглировать камнями!
        - Попросите ее сделать статую из земли!
        Дальше продолжалось в том же духе: к начищенным черным туфлям Богдана летели медники, серебряники и златники, а Мэй продолжала стоять, опустив голову. Ане становилось дурно от непрекращающихся глумливых выкриков и насмешливых просьб и от того, как Богдан отдавал Мэй приказы.
        - Эй,  - на нее смотрели карие глаза, она ощутила уверенное прикосновение теплой руки к ее плечу.  - Скоро все закончится. Она будет в безопасности, с нами.
        Ана опустила взгляд и обнаружила, что впивается пальцами в его бушлат. Она отдернула руку.
        Что-то привлекло ее внимание. На сцену упал кожаный мешок размером с голову Богдана. На ноги ведущего высыпались золотые монеты, ярко сияя в огненном свете.
        Толпа притихла. Рамсон выпрямился.
        Рядом со сценой зазвенел чей-то чистый тенор.
        - Господин ведущий, у меня особая просьба, и я думаю, публика меня поддержит!
        Богдан нагнулся и подобрал златники. У него отвисла челюсть. Монеты, как вода, лились из переполненного мешка.
        - Ну, мессир,  - воскликнул Богдан, немного задыхаясь,  - вы уж точно большой поклонник развлечений!
        За его спиной Мэй наконец подняла голову и наблюдала за происходящим очень сосредоточенно. Улыбка Ледяной королевы выглядела вымученно и неестественно. В тени занавеса стоял светлоглазый брокер и следил за происходящим со спокойным интересом.
        У Аны появилось дурное предчувствие. С возрастающей паникой она высматривала в толпе обладателя голоса. Это было неправильно. Такого количества златников хватило бы, чтобы кормить пятьдесят семей в течение целого года. Его было достаточно, чтобы купить небольшой дом.
        Никто в здравом уме не потратит столько денег на мимолетное развлечение.
        Глаза Богдана блестели от удовольствия.
        - А как же еще,  - продолжил ведущий, говоря все громче и поднимая мешок с монетами все выше,  - если не с помощью золотых монет, решаются вопросы в Манеже? Господа, дамы, дорогие гости - я предлагаю выслушать человека, который намерен устроить нам незабываемое шоу!
        Раздались громогласные аплодисменты и одобрительные крики. Но в толпе началось какое-то движение. Золотая вспышка, фигура в капюшоне.
        Мужчина с легкостью запрыгнул на сцену. Ана увидела знакомую золотую маску.
        Не было никаких сомнений. Мужчина на сцене - это тот, с кем она столкнулась в первую ночь в Манеже. На нем была та же самая маска с трагичным плачущим лицом, но больше всего ей запомнился огонь в его глазах. В прошлый раз она недолго его разглядывала, но помнила, что он выглядел взбешенным.
        Что-то было не так.
        - Рамсон,  - прошептала Ана, но мужчина начал говорить.
        - Я видел множество, множество шоу аффинитов,  - прокричал господин в золотой маске. Голос его звучал надменно, а руки элегантно жестикулировали.  - И я так долго ждал этого момента.
        Ана начала пробираться вперед. Она не знала, зачем, но все быстрее расталкивала людей на пути к сцене. Чтобы быть ближе к Мэй. Она слышала, как Рамсон шепотом зовет ее, чувствовала, как пульсирует его кровь, когда он двинулся за ней.
        - Мы очень вам рады, благородный господин!  - Богдан ликовал, похлопывая свой мешок с золотом. Улыбка у него была до ушей.  - Дайте мне знать, есть ли у вас просьбы к этому аффиниту и могу ли я…
        - Я хочу, чтобы все присутствующие вместе со мной запомнили этот великий момент!  - радостно прокричал мужчина в золотой маске. Он торжественно скинул капюшон. Когда он сделал шаг к краю сцены, его волосы засияли красным. Он сорвал маску и швырнул ее на пол перед стеклом.
        Ана резко остановилась. Лицо на сцене было озарено триумфом и красно-оранжевым сиянием факелов. И оно было ей до боли знакомо.
        Чьи-то руки схватили ее за запястья. Издалека до нее доносился голос Рамсона.
        - Ана, послушай меня…
        Но она не могла. Она не сводила взгляда с лица мужчины; оно вернуло ее в детство, обратно во дворец. Он приносил ей горячий чай и свежие пирожки, но согревали ее его слова и ясные глаза.
        - Я знаю его,  - отрешенно проговорила Ана.
        - Ты - что?
        На сцене рыжеволосый мужчина взял в руки факел.
        - Дорогие благородные гости, я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь.
        Он поднял факел вверх, и триумф на его лице сменился ненавистью.
        - Я знаю его,  - вздохнула Ана.  - Рамсон, он…
        - Да здравствует революция!
        Со всей силы рыжеволосый обрушил горящий факел на сцену.

        20

        Пламя яростно разгоралось, поджигая ручеек выливающегося из факела масла, которое напоминало извивающегося на беломраморном полу блестящего полупрозрачного змея. На несколько мгновений мужчина скрылся за стеной огня. А затем он прошел сквозь нее, раскинув руки, и два столба пламени поднялись от его ладоней в воздух.
        Люди начали кричать. Ана побежала к сцене. Толпа ринулась ей навстречу, благородные господа бежали, как напуганные цыплята, высокомерие в их взглядах превратилось в неподдельный страх. Но Ана смотрела на огненного аффинита.
        Юрий.
        Она с детства помнила искорки в его угольно-серых глазах, когда он тайком клал ей на поднос с обедом птичье молоко. Эти искорки превратились в бушующий пожар - дикий и неуправляемый.
        Он что-то задумал - она не знала, что,  - но шоу и золото были приманкой, чтобы он мог оказаться на сцене. И теперь жизнь Мэй была в опасности.
        Движение в потолочных нишах привлекло ее внимание. Стрелки зашевелились, на их чернокаменных стрелах блестели огненные блики.
        Ана перевела взгляд на сцену. За пламенем, за стеклом из черного камня, стояла Мэй, одна-одинешенька. Брокер исчез; Ане показалось, что она успела увидеть его удаляющуюся спину.
        Лучники натянули тетиву и прицелились.
        На страшную секунду время замедлилось, и Ана могла слышать, как свистят летящие к сцене стрелы.
        Ана попыталась дотянуться до Мэй силой родства, но та, как всегда, уткнулась в холодный, пустой черный камень. В груди нарастала паника.
        Сцена утонула. Не в крови и не в огне… а во льду. Кристально-белый лед вздымался над площадкой, формируя твердый блестящий купол, укрывающий всю сцену целиком. Стрелы срикошетили и посыпались на пол.
        Ледяная королева выпрямилась: ее руки были вытянуты, а пепельно-белые волосы разлетались в жаре пламени. Она повернулась и обменялась взглядом с Юрием. Королева медленно ему кивнула.
        Вместе они повернулись к чернокаменному стеклу. Огонь и лед рождались из воздуха, серебристо-белые и огненно-красные вихри ударили в стекло.
        Они собирались уничтожить арену. И если это стекло упадет, если сцена развалится, все, кто находятся там, погибнут.
        Это означало, что Ана должна вытащить оттуда Мэй до этого момента.
        - Мэй!  - крикнула она, пытаясь увидеть девочку за бушующими у стекла стихиями. Она была так близко, но недостаточно близко, чтобы защитить Мэй.
        Бегущая от сцены волна жара захлестнула Ану. Она заслонила лицо руками и прищурилась из-за невозможно яркого света.
        По пылающим каналам огонь тянулся от факелов, расположенных вокруг арены. Жар сковал сцену мощным сияющим кольцом. В Манеже занимался пожар, а испуганные зрители бежали к выходу. Он стал сильнее - намного сильнее, чем он был во дворце. Или он тогда скрывал от нее настоящее могущество своей силы родства? Он мог управлять таким количеством огня, в то время как большинство аффинитов с трудом могли зажечь свечку…
        Ана должна была пробраться на ту сторону стеклянной тюрьмы. Должна была добраться до Мэй.
        Ана призвала силу родства, и та вспыхнула ярче любого пламени. Она сфокусировалась на Юрии и Ледяной королеве и потянула.
        Глаза слезились, но она видела, как ноги у них подкосились, и они упали на пол. Неистовый поток огня и льда остановился, обнажая неровное, покрытое изморозью стекло. По его поверхности, как вены, разбежались трещины.
        Юрий перекатился на спину, и его пылающий взгляд остановился на Ане. Он поднял ладони.
        - Юрий…
        Из его рук вырвались языки пламени, и что-то больно ударило ей в живот. Ану отбросило к краю сцены. Следующее, что она увидела, было лицо Рамсона, который пытался выбраться из-под нее. Его щеки были измазаны сажей.
        - Ана,  - прохрипел он, но она оттолкнула его и запрыгнула обратно на сцену.
        Под слоем медленно тающего льда, за покрытым пеплом стеклом стояла маленькая фигурка. Из-за разделяющей их полупрозрачной преграды она казалась нереальной, похожей на сон.
        Мэй подняла руку. Из стоящего перед ней горшочка поднялся земляной ком. Со скрежетом он сжался, затвердел и превратился в камень. Мэй сделала выпад, и камень полетел в чернокаменное стекло.
        Бум.
        Еще раз. И снова. На пятый раз послышался хруст. По стеклу побежала паутина трещин; лед с хлопками взрывался.
        Она почти разбила стену.
        Ана смотрела на девочку, которая подняла руки и снова занесла камень, и ее внезапно осенило, что Мэй, Юрий и Ледяная королева действовали сообща.
        Мэй была частью плана. Она выбрала свою позицию, решила сражаться вместе с мятежниками, чтобы остановить жестокости, творящиеся в Манеже, чтобы разрушить - буквально - стеклянную тюрьму.
        Камень полетел вперед. С окончательным звонким треском стекло разбилось. На секунду дрожащие осколки зависли в воздухе, стекло и лед вперемешку переливались в ярком свете факелов. А потом они тяжело посыпались на землю, угрожая уничтожить все на своем пути.
        Ана кинулась к Мэй. Юрий кинулся к Ане. На другом краю сцены Ледяная королева выбросила вперед руку. Из пола поднялась твердая белая волна льда и застыла, заслоняя их головы.
        Фрагменты чернокаменного стекла дождем сыпались сверху и отскакивали от ледяной арки над ними, наполняя воздух тихим перезвоном.
        Юрий повалил Ану на сцену, удар пришелся ей на плечо. Его руки впились в ее шею, а на лице Юрия играл яростный оскал. Ана сопротивлялась, пыталась расцепить его пальцы. Под маской было жарко и по лицу стекал пот.
        - Юрий,  - задыхаясь, выдавила она.  - Остановись…
        - Ты узнаешь, что такое умереть от рук аффинита,  - прорычал он, приподнимая одну руку.
        - Юрий!  - Ана сорвала маску.  - Это я!
        Он застыл, рука замерла над ее головой. На лице у Юрия отражалась смесь ненависти и непонимания. А потом он ее узнал - потрясение отразилось в его глазах. Юрий отстранился, отдернул руки, как будто обжег их.
        - Кольст…
        - Ана!  - прозвенел сладкий голос, который Ана узнала бы где угодно.
        Мэй стояла на коленях в десяти шагах от Аны, ее удивление быстро переросло в радость.
        Ана испытала огромное облегчение и попыталась рассмеяться, но ее смех больше напоминал всхлип.
        - Мэй!  - прокричала она, протягивая ей навстречу руки.
        Рядом с Мэй просвистела стрела и уткнулась в мраморный пол.
        - Мэй!  - теперь в голосе Аны звучала паника, еще одна стрела отскочила от сцены на расстоянии вытянутой руки от девочки.
        - Диана!  - послышался истошный крик Юрия.
        На краю сцены Ледяная королева - Диана - подняла голову. Ее лицо было того же оттенка, что и ее пепельные волосы. На фоне этой бледности кровь, струящаяся из ее носа, казалась особенно яркой.
        Рассекая воздух, что-то неслось к ней. Тело Дианы содрогнулось от неожиданности. Она повалилась на пол, а из спины у нее торчало древко стрелы. Сильный запах крови наполнил воздух.
        - Диана! Ди…  - крик Юрия превратился в сдавленный плач.  - Нет. Нет.
        - Юрий!  - Ана схватила его за руку, чтобы удержать под ледяной аркой.  - Нам нужно выбираться отсюда…
        Рядом с Мэй вновь упала стрела. Глаза девочки расширились, когда она посмотрела вверх. Она развернулась и побежала к бархатному занавесу.
        На обзорных позициях под крышей стрелки натягивали тетиву и целились. Несмотря на обстрел, Ана уже вставала на ноги, хоть и понимала, что не успеет добраться до Мэй прежде, чем это сделает стрела.
        Но кто-то уже подбегал к девочке. По разбитому мраморному полу проехались дорогущие брюки и бушлат - Рамсон накрыл своим телом Мэй. Под ним скрипело разбитое стекло и лед. Он перевернулся, обхватив руками Мэй, и, пригнувшись, побежал к занавесу.
        Вжух. Стрела задела его бок. Он выгнул спину от боли, сдавленно простонал, но, шатаясь, продолжил идти.
        Ана уже неслась к ним. Одновременно с Юрием они подбежали к Рамсону. Вместе они добрались до бархатного занавеса, за которыми их ожидала темнота.

        21

        За сценой пахло плесенью и потом. Еле передвигая ноги, они прошли сквозь кулисы, спустились со сцены и попали в помещение, тускло освещенное несколькими настенными факелами. Справа и слева от них находились коридоры. Как будто из другой вселенной доносились крики толпы - плотный занавес отгородил их от всеобщего хаоса и предложил им временное убежище.
        В полутьме раздался детский голос:
        - Ана?
        Ана всхлипнула.
        - Мэй,  - прошептала она. Одновременно они ринулись навстречу друг другу и слились в объятьях. Ана крепко прижала к себе Мэй.
        - Твои волосы,  - слезы обжигали глаза,  - они все в саже.
        Мэй засмеялась и обхватила ладонями щеки Аны, смахивая слезы своими маленькими пальчиками.
        - Это ты. Это действительно ты.
        Ана не могла перестать плакать. Она издала хлюпающий смешок и прижалась лбом к Мэй.
        - Конечно, это я. И я теперь всегда буду рядом.
        Где-то впереди кашлянул Юрий. На его ладони танцевал маленький язычок пламени, освещая уходящий вдаль коридор.
        - Нам сюда.
        Ана взяла Мэй за руку, и они поспешили за ним.
        - Куда мы идем?
        - Это революция, Ана,  - сказала Мэй. Ее глаза горели.  - Юрий - Красный плащ, мятежник, борющийся за права аффинитов. Я встретилась и с другими Красными плащами, когда меня привезли сюда. Сейчас мы идем их освободить.
        За ними послышался громкий кашель Рамсона. Он споткнулся и резко остановился, опираясь на каменную стену и прижимая руку к тому месту, где чиркнула стрела. У Аны сжало живот. Она почувствовала, как кровь пропитывает ткань его рубахи.
        - Рамсон!
        - Со мной все будет в порядке,  - проскрипел он.  - Просто не повезло. Черт возьми… Революция.
        - Белые плащи слишком долго наблюдали за нашими страданиями и ничего не предпринимали.  - Кулаки Юрия были сжаты, а слова резко вырывались из его рта.  - Пришло время вмешаться. Мы - напоминание, что их плащи не белые, а красные, запятнанные кровью аффинитов. Мы символизируем пламя надежды…
        - Дружище, сейчас неподходящее время для поэтических разглагольствований,  - сквозь зубы процедил Рамсон.  - Если мы не поспешим унести отсюда ноги, красной будет твоя кровь на мече Белого плаща.
        - Да, нужно уходить,  - согласилась Ана, крепче сжимая руку Мэй.  - Сейчас.
        Юрий несколько опешил, но тут заговорила Мэй.
        - Нет,  - запротестовала она, выдергивая руку из ладони Аны.  - Я не брошу остальных.
        Складывалось ощущение, что за неделю Мэй повзрослела на годы.
        Губы Мэй сжались в тонкую нить, и когда она снова взглянула на Ану, в ее глазах читалась мольба.
        - Юрий и Диана спланировали побег, и они спасли меня. И множество других аффинитов. И я тоже хочу… тоже хочу помочь.  - Мэй взяла Ану за руку.  - Помнишь девушку, которая подарила мне птичье молоко на Винтрмахте? Каждый день, что я провела здесь, я думала о ней.
        Ее голос дрожал, но Ана могла различить решительные стальные нотки.
        - Ты спасла меня, Ана. Теперь я хочу помочь ей и другим таким, как она. Я хочу…  - Мэй глубоко вдохнула, а когда она посмотрела вверх, ее глаза сияли.  - Я хочу, чтобы каждый аффинит в этой империи знал, каково это… иметь надежду.
        Искра в глазах ребенка и сила, с которой были сказаны эти слова, всколыхнули что-то в груди Аны.
        Но прежде чем она успела ответить, в конце коридора справа от них раздался какой-то шум. Ритмичные удары становились сильнее с каждой секундой.
        Рамсон выругался.
        - Стража,  - прошептал он, выпрямляясь.  - Эй, поэт. Где остальные аффиниты?
        - Коридор слева,  - быстро ответил Юрий.  - Помещение в самом конце.
        Он залез в карман и достал связку ключей.
        - Я приведу их,  - Мэй сделала шаг вперед и взяла у Юрия ключи.
        С горящими глазами она повернулась к Ане. Дрожащий свет факелов освещал ее, и на стену падала маленькая тень.
        - Подожди здесь, Ана.
        И она исчезла - лучик света растворился во тьме. Ана обратилась к Рамсону:
        - Иди с ней. Мы с Юрием останемся здесь и задержим стражников.
        Рамсон помедлил.
        - Постарайся не умереть,  - сказал он.
        - Постарайся не стать жертвой похищения,  - ответила она.
        Ана услышала его хриплый смешок и незаметно улыбнулась, поворачиваясь навстречу шуму приближающихся шагов. Она чувствовала, как стоящий сзади Юрий сверлит ее взглядом.
        - Ты жива,  - еле слышно сказал он, и Ана наконец решилась на него посмотреть. Глаза его были широко раскрыты, как будто он пытался впитать ее образ.  - Я… не могу поверить.
        - А ты,  - сказала Ана.  - Ты… мятежник.
        За углом гремели сапоги.
        - Потом обсудим,  - сказал Юрий, склоняя голову.
        - Позже,  - поддержала Ана и подняла руки.
        Перед ними возникло шесть стражников, как и предполагал Рамсон. У них округлились глаза, когда навстречу им полетело два столба огня. Ана отошла в сторону, наблюдая, как щуплый мальчишка из ее детства надвигается на солдат. Пламя вырывалось из его ладоней, заполняло весь коридор и клубилось у каменных стен.
        Слева от нее, на ведущей со сцены лестнице, промелькнула тень.
        Ана повернулась, ощущая мощную пульсацию крови, а потом увидела женщину. Когда она вышла из тьмы, сверкнули стальные лезвия и ее черная маска засияла в свете факелов.
        - Ты,  - спокойно сказала Ана.
        Женщина сменила откровенный костюм куртизанки на облегающие черные штаны и кофту, но это была все та же стальная аффинитка, которая каждую ночь охраняла вход в Манеж. Та, которая не хотела пускать Ану. Ее компаньонки, егеря, нигде не было видно. Женщина встала напротив Аны, перегородив собой проход. На ее бедрах были ремни, из-под которых виднелись блестящие, как зубы, небольшие ножи.
        Инстинкт настойчиво требовал, чтобы Ана применила силу родства, чтобы со всей мощи нанесла удар.
        Но ее сдерживали слова Мэй. Ана и эта стальная аффинитка были очень похожи: их боялись из-за качеств, которые выделяли их среди других, и по этой же причине подвергали гонениям.
        Ана подняла руку.
        - Прошу, не делай этого.
        Глаза женщины вспыхнули.
        - Если к исходу ночи ты не будешь мертва, он убьет меня.
        - Кто?  - спросила Ана, хотя, казалось, знала ответ на вопрос.
        - Лорд Керлан,  - стальная аффинитка подняла клинок.  - Прости.
        Ана не дала ей шанса сказать что-то еще. Она взяла под контроль кровь аффинитки и швырнула ее в стену. Глаза женщины расширились от сильнейшего удивления. Она извернулась в полете, и из-под ремня выстрелил нож.
        Ана бросилась в сторону, и нож со звоном воткнулся в стену чуть позади нее. Она перекатилась, вскочила на ноги, но в эту секунду она потеряла контроль над стальной аффиниткой.
        Второй нож ранил руку Аны. Она вскрикнула и упала на стену. Сила родства рассеялась, сбитая с толку стекающей по руке теплой жидкостью и болью от пореза.
        Сверкнул третий нож, но Ана оказалась быстрее. Она ухватилась за кровь аффинитки и сжала ее. Женщина яростно закричала, но крик быстро превратился в булькающий звук - кровь начала заполнять легкие.
        - Ты не обязана это делать,  - резко заговорила Ана.  - Присоединяйся к нам. Будем сражаться вместе.
        Стальная аффинитка вздрогнула. Ее голова была наклонена, а на полу под ней уже натекла лужа крови. Она подняла лицо: глаза ее были налиты кровью, которая также капала с носа и изо рта.
        - Я…
        Ана почувствовала на себе давление, такое напористое, что она вскрикнула. Ее сила родства исчезла, и мир потерял краски. Голова Аны оказалась окружена знакомой холодной стеной.
        Из-за бархатного занавеса показалась тень. Егерь вышла на свет. Но впервые с тех пор, как Ана ее встретила, но ее лице отражался страх.
        Ана не понимала почему, пока не услышала плавный, окутывающий, как ночь, голос:
        - Убей ее, Нуряша.
        За стальной аффиниткой и егерем мелькнула еще одна фигура. Огонь не освещал ее целиком, но Ана все равно смогла различить мерцание бесцветных ледяных глаз смотрящего на нее брокера.
        Стальная аффинитка - Нуряша - сплюнула кровь и взяла в руку нож. Она медлила.
        - Убей ее,  - снова приказал брокер. Глаза егеря сузились. Давление на голову Аны усилилось. Она опустилась на колени, теряя равновесие от боли и пытаясь за что-нибудь удержаться, как будто ее это спасет. И лишь одна мысль успокаивала Ану: Мэй была в безопасности с Рамсоном.
        Нуряша метнула нож.
        Серебристый предмет несся из коридора навстречу. Он пролетел мимо, но задел ее. Ана повалилась на бок и ударилась о стену, чувствуя прилив боли в спине и в раненой руке.
        В глазах мелькали темные пятна. Ана несколько раз моргнула и посмотрела вверх.
        На том месте, где только что была Ана, теперь стояла Мэй. Из ее живота торчала рукоять метательного ножа. На ее платье быстро расползалось темное пятно. Девочка пыталась остановить его, пальцы ее стали алыми. Когда она посмотрела на Ану, в глазах ее застыло удивление, а рот округлился буквой «О».
        Мэй пошатнулась и бесшумно упала на землю.
        Время, казалось, замерло, и весь мир исчез, в голове Аны осталось лишь яркое изображение маленького тела Мэй, свернувшегося на залитом красным полу. В ушах Аны звенела тишина, пока она подползала к девочке. Она слышала крик, но не понимала, кому он принадлежит.
        Ана взяла Мэй на руки. Она всегда была такой легкой?
        - Мэй,  - прошептала Ана. Руки ее стали липкими и покрылись темной жидкостью.
        Окружающий мир резко вернулся к ней, наполненный запахом дыма и крови. Ана поняла, что сковывающий ее сознание барьер исчез.
        Краем глаза она видела, как Рамсон отшвырнул егеря в сторону, а из ее спины торчал его кинжал. Нуряша неподвижно лежала у его ног в луже собственной крови. Брокера нигде не было.
        Взгляд Рамсона был прикован к Мэй. Он тихо выругался.
        - Ана,  - прошептала Мэй.
        - Шшш,  - Ана прижала к ране Мэй дрожащие руки.  - Я остановлю кровотечение, и мы тебя перевяжем.
        Грудная клетка Мэй часто и резко вздымалась. Головокружительное количество крови наполнило чувства Аны: ее сила родства дрогнула. Но Ана боролась с тошнотой.
        - Моя мама говорила,  - прошептала Мэй и с хрипом втянула воздух.  - Мы всего лишь пыль и звезды. Она сказала мне… до того, как нас разлучили… искать ее в земле и среди звезд.
        Ана всхлипнула.
        - Нет,  - едва дыша сказала она.  - Мы найдем ее Мэй…Мэй!
        Она бережно держала в руках голову своей маленькой девочки, смотря, как трепещут ее веки.
        - Слушай меня. Твоя мама где-то ждет тебя. Мечтает тебя увидеть. Мы вместе отыщем ее, хорошо?
        - Я не… я не хочу умирать,  - Мэй с трудом дышала, глаза ее наполняли слезы.  - Я хочу… жить.
        Ана водила рукой по ране Мэй, отчаянно пытаясь вернуть ее кровь обратно в тело. Но она утекала сквозь ее пальцы и ее силу родства. Она никогда не умела применять свои способности в таких целях. За всю свою жизнь она научилась только истязать и пытать. Но не исцелять.
        Душераздирающий крик вырвался из ее горла.
        - Я не могу,  - беззвучно проговорила Ана.  - Рамсон… Юрий… кто-нибудь! Помогите!
        - Революция!  - маленькие пальчики Мэй обхватили руку Аны, аккуратно, но настойчиво сжимая ее.  - Ана, пообещай, что ты поможешь. Ради моей мамы. Ради всех аффинитов. И обещай… что ты найдешь ее.
        - Обещаю, обещаю,  - рыдая отвечала Ана. В этот момент она бы пообещала что угодно, лишь бы Мэй продолжала говорить.  - Я это сделаю, Мэй, но ты нужна мне…
        Мир перевернулся. Кровь Мэй текла, как песок в песочных часах. Время неумолимо неслось навстречу неизбежному концу.
        - Пыль и звезды,  - прошептала Мэй. Она начала дрожать.  - Мы всего лишь пыль и звезды.
        - Прошу, Мэй,  - Ана не могла дышать.  - Прошу, не ходи туда, куда я не могу пойти за тобой.
        Мэй втянула воздух.
        - Я всегда буду с тобой, Ана,  - прошептала она и закрыла свои синие, как океан, глаза. Слова ее растворялись, подобно шепоту ветра.
        - Ты найдешь меня среди звезд.

        22

        Ана обняла Мэй, прижимаясь к ней всем телом. Существует ли слово, способное описать бездонное, разрывающее на части горе, что прожигает внутри пропасть, которую невозможно заполнить?
        Ана едва заметила, что драка уже закончилась, и теперь коридор впереди был усеян телами охранников. Вокруг нее собралось несколько человек. Они наблюдали. Теплые руки опускались ей на плечи. Ее позвал знакомый голос.
        На щеку Аны легла ладонь, кто-то приподнял ее подбородок. Она увидела перед собой Рамсона. В его взгляде не было обычной веселости, лишь печаль в карих глазах. Он нежно убрал прядь ее волос за ухо, проводя пальцами по щеке. Ана понимала, что он хотел сказать этим жестом. Мне жаль. Эти слова зависли в воздухе между ними.
        - Ана,  - голос Юрия звучал опустошенно.  - Мне жаль.
        Рамсон резко развернулся вокруг своей оси и прижал Юрия к стене.
        - Ты,  - прорычал он,  - не имеешь права говорить такие вещи.
        Задыхаясь, Юрий схватился за запястья Рамсона, но тот не отпускал. Юрий не сопротивлялся.
        - Если бы не твой идиотский мятеж, ничего бы не случилось. Думаешь, революция - это игра? Считаешь, что твое грандиозное шоу на заднем дворе Керлана достойно уважения?
        Рамсон отдернул руку, и Юрий с трудом устоял на ногах. Он держался за шею.
        - Это не революция. Это резня. И крови будет больше, если мы не выберемся отсюда прямо сейчас.
        Ана не расслышала его слов, до нее дошли лишь их отголоски. Из ее груди что-то вырвали, и теперь там была зияющая рана, свежая и кровоточащая. Ана находилась в оцепенении, в одном шаге от бездны, как и почти год назад.
        - Рамсон,  - произнесла она.
        Рамсон вздрогнул и отошел от Юрия.
        Ану окружали аффиниты. На их лицах отражались разные эмоции, начиная от скорби и заканчивая страхом. Среди них были и дети, и взрослые из разных уголков мира, одетые в броские, безвкусные костюмы, которые они не успели сменить после вечернего шоу. По подсчетам Аны, их было девять.
        Девять аффинитов. Девять жизней в обмен на жизнь Мэй. Стоило ли оно того? Как выяснить, чья жизнь более ценная? Существует ли способ измерения?
        Не существует, подумала Ана и положила ладонь на щеку Мэй. Она все еще была теплой.
        После смерти мамы папа сказал ей, что существует два вида горя. Первый разрушает тебя, уничтожает твою душу, разбивает на осколки сердце и превращает тебя в пустую оболочку. Второй делает тебя сильнее. Ты превозмогаешь горе, оттачиваешь его, превращаешь в оружие. И становишься лучше.
        Во втором случае ты не теряешь человека. Он навсегда остается с тобой. Ана закрыла глаза и спрятала лицо в изгибе шеи Мэй. Из ее глаз текли слезы и исчезали в волосах Мэй.
        Ана, пообещай, что ты поможешь. Ради моей мамы. Ради всех аффинитов.
        Ана тяжело вздохнула. Необходимость действовать и двигаться разожгла среди тьмы внутри нее маленький огонек. Она по-настоящему стала рассматривать лица собравшихся рядом с ней аффинитов, которые молча смотрели на нее. И ждали.
        Ана с трудом встала на ноги, прижимая тело Мэй к груди. Она осмотрела помещение и встретилась взглядом с Юрием; он потупил глаза, а на лице его горел отпечаток вины, как будто его выжгли раскаленным утюгом.
        - Нам нужно выбраться наружу через туннель,  - сказала Ана.
        - Диана объяснила нам, как ориентироваться в этих туннелях,  - сказал Юрий полным горечи голосом.  - Она годами сотрудничала с брокерами, готовясь к этому моменту. Прямо за чертой города есть дом, где нам предоставят убежище.
        - Значит, нужно выдвигаться и скорее направляться туда,  - встрял Рамсон.  - Вы только что уложили целый отряд охраны, через некоторое время должно прибыть подкрепление. Если не пошевелимся, мы обязательно с ними встретимся.
        Юрий прищурил глаза.
        - Кто назначил тебя лидером?
        - Ты и твоя некомпетентность,  - тут же зло парировал Рамсон.  - Что конкретно ты планировал делать после того, как разнесешь в щепки сцену и натравишь на себя всех до одного охранников? Сидеть здесь и читать по памяти стихи?
        - Хватит,  - сказала Ана так резко, что оба молодых человека обернулись посмотреть на нее. Она сделала глубокий, пробирающий до дрожи вдох, чтобы привести в порядок свои мысли. Тело в ее руках было легким; казалось, Мэй просто закрыла глаза, уснула после долгого дня.
        Соберись, приказала Ана себе. Она не подведет Мэй. Ана повернулась к Юрию.
        - Как и вы, мы с Рамсоном собирались выбраться из этого места через туннели. Нам нужно держаться вместе.
        Юрий кивнул.
        - Здесь целый лабиринт подземных ходов. Но это может сыграть нам на руку, потому что вновь прибывшим охранникам придется разделиться.
        - Тогда чего мы ждем?  - Рамсон оттолкнулся от стены, на которую опирался, и пошел, зажимая рукой раненый бок. Ана чувствовала, что кровотечение остановилось.
        Юрий обратился к молчаливым аффинитам, стоявшим у стены.
        - Красные плащи,  - сказал он серьезным и уверенным голосом.  - Пришло наше время. Любой, кто встанет на нашем пути к свободе,  - враг. Устраняйте препятствие не раздумывая.
        Он замолчал, глаза его сверкали.
        - И я клянусь всеми существующими богами, что я жизнь отдам, чтобы защитить вас.
        Его речь была маслом, которое подлили в огонь. По рядам аффинитов пробежала невидимая сила, под действием которой выпрямились их спины и страх на лицах сменился решительностью.
        Юрий щелкнул пальцами, и на его ладони разожглись огни, сияющие ярче, чем свет любого огнешара. От их света тени на стенах дрожали, а кровь и трупы на полу стали черно-белыми.
        - Сюда,  - пробормотал он, и Ана, Рамсон и аффиниты последовали за ним.
        Они шли в тишине, нарушаемой лишь стуком каблуков о пол и шелестом их дыхания. Рамсон не отходил от Аны и бросал на нее косые взгляды. Она же продолжала смотреть прямо, на огненно-рыжие волосы Юрия, и старалась не думать о ноше в своих руках.
        Постепенно камень под ногами становился более грубым и скользким от мха. Туннели ветвились, как корни дерева, проход сужался, пока им не пришлось идти гуськом. Несколько раз Ану охватывал страх, что они потерялись и никогда не выберутся отсюда, и так и умрут в недрах лабиринта, построенного торговцами аффинитами. С помощью своей силы родства она сканировала местность, ища теплую, движущуюся им навстречу кровь…
        По ее ощущениям прошло несколько часов, и воздух изменился. Он стал холоднее, заставил огонь на ладони Юрия плясать и коснулся щек Аны. Окружающая их тьма медленно рассеивалась, а вдали появился свет. Вскоре они подошли к сломанной двери, качающейся на петлях.
        Юрий распахнул ее и держал, пока аффиниты, один за другим, делали свои первые робкие шаги к свободе.
        Над их головами сияли холодные белые звезды, пока они, как тени, крались через город по темным закоулкам, следуя за Юрием. Улицы пустели, брусчатка становилась все более крупной, а потом вовсе исчезла. Плотные ряды коттеджей с красными черепичными крышами сменились на простенькие домишки, облицованные глиной.
        Впереди маячила северная тайга, зубасто оскаливаясь рядом деревьев. У кромки леса стоял одинокий дом, из окон которого лился свет. Когда они подошли поближе, Ана заметила деревянную табличку на двери, на которой размашистым курсивом было написано: _У_Шамиры,_товары_для_спиритизма._
        Процессия остановилась у крыльца, дрожа и тяжело дыша. Юрий поднялся по ступенькам и постучал.
        Дверь открылась после первого же удара. Следом за остальными аффинитами Ана вошла внутрь. Руки ее болели от усталости.
        Тепло окутало Ану. В очаге под перекошенным столом горел огонь, а воздух наполнял аромат ладана и благовоний. Ана обратила внимание, что дом чисто прибран. В глаза также бросалось необычное убранство. Вдоль стен стояли ряды книжных полок, заставленных томами с элегантными золотыми надписями на корешках. Посреди комнаты на полу раскинулся огромный золотисто-красный ковер, украшенный утонченными узорами, изображающими птиц и розы. Вокруг ковра стояли мягкие диваны, а в центре - низкий кофейный столик, на котором возвышался большой серебряный самовар.
        Юрий снял обувь и вошел в гостиную. Ане больше всего хотелось упасть на один из диванов и, проснувшись, увидеть перед собой ясные синие глаза Мэй.
        - Предстаньте перед Всеведущей матерью, смертные,  - раздался низкий голос, заставивший Ану вздрогнуть.
        - Шамира, это я,  - отозвался Юрий.
        За этим последовал странный шорох, и из-за тяжелого парчового занавеса вышла женщина средних лет. Глаза ее были подведены сурьмой и ярко выделялись на фоне оливковой кожи. На голове у нее был шелковый платок, свободно спадающий ей на плечи. Внимание Аны привлекли ярко выраженные скулы и огненный взгляд. Женщина была красива. Словно миниатюрная львица.
        - Ах, это всего лишь ты,  - пробурчала женщина хриплым голосом, выдававшим ее пристрастие к курению трубки.
        Потом она перевела взгляд на остальных присутствующих и замолчала. Вдруг ее лицо озарила ясная, как солнце, улыбка.
        - Добро пожаловать.
        - Не сегодня, Шамира,  - устало сказал Юрий и кивком указал на Ану.
        Взгляд женщины смягчился.
        - О,  - только и сказала она, а затем подошла и положила руку на Мэй. Ана напряглась, но прикосновение женщины было нежным. Она подняла глаза, и в них отражалась такая глубокая печаль, что Ана почувствовала, как по возведенной ею беспросветной стене бесчувствия поползли трещины.
        - Аффинитка из Чигона,  - прошептала Шамира.  - Нужно вернуть ее душу домой. Позволишь?
        Ана крепче сжала Мэй. Ей казалось, что если она будет продолжать ее держать, то встреча с ужасающей действительностью отодвинется на неопределенный срок. Встреча с миром, где нет ее лучшей подруги.
        - Она покинула нас, дитя,  - мягко сказала Шамира.  - И мы должны вернуть ее богам и близким. Мертвым не следует скитаться в этом мире.
        Со второй попытки Ана позволила Шамире забрать Мэй. Она взяла девочку аккуратно, как новорожденного. Голова Мэй упала Шамире на плечо, и Ана вспомнила, как несла ее в конце дня после долгого пути. Тогда она тоже была совсем легкой.
        Теперь у Аны остались только воспоминания и призрачное ощущение, что вес Мэй все еще оттягивает ее пустые руки.

        23

        При доме Шамиры был сад, где все было обвито разросшейся виноградной лозой и уставлено разнообразнейшими растениями в горшочках. Несмотря на обучение во дворце, некоторые из них Ана никогда не видела. Она прошла мимо папоротников, продвигаясь в молчаливую глубину сада. Запах свежей рыхлой глины и подтаявшего снега, а также таинственные ароматы растений витали в прохладном ночном воздухе. За изгородью простирались темные очертания северной тайги.
        Ана прислонилась к деревянному трельяжу и обхватила себя руками. Холод пробирал до костей, но ей было все равно. Девочка, высеченная изо льда.
        За спиной послышалось какое-то движение. Ана сразу поняла, кто подошел к ней: теплота, свет, пламя, запах кухонного очага, свежего птичьего молока и горячего чая, заваренного в серебряном самоваре. Но когда она обернулась, ей показалось, что перед ней стоит незнакомец. Мальчик, которого Ана знала, был мягким, с пухлыми бледными щеками - следствием хорошей жизни во дворце - и коротко остриженными волосами. Он был смешлив, глаза его сверкали. Ана могла легко представить, как он отворачивается от кухонного огня, на его лбу блестят капельки пота, а по лицу размазана сажа.
        А теперь, всего лишь двенадцать лун спустя, он возвышался над ней, как башня, на его тонких веснушчатых руках появились мускулы, подбородок стал мужественным, а на щеках росла щетина. Волосы его доставали до плеч и были собраны в хвост, который сиял, как пламя, если на него падал свет. В его угольно-серых глазах появилась жесткость, которой раньше там не было.
        Около минуты они смотрели друг на друга. Ана пыталась обнаружить следы хорошо знакомого ей мальчика. Но она не узнавала этого человека. Она осторожно протянула вперед руку, чтобы дотронуться до шрама на его шее.
        В выражении лица Юрия появилась мягкость.
        - Это я, Кольст принцесса,  - прошептал он и взял ее за руку.
        Кожа его была грубой и шероховатой. Ана всхлипнула, когда взглянула на него и вспомнила, что раньше его пальцы всегда были в муке.
        Юрий притянул ее к себе и обнял. Ана спрятала лицо на сильном плече, пытаясь уловить запах выпечки, пота и кухонной сажи. Но вместо этого ей в нос ударил дух дыма и огня.
        Но все же он был Юрием - ее Юрием, тем самым, который сидел под дверью ее покоев, когда ей снились кошмары. Который приносил ей подносы с пирожками, чтобы потом сидеть у приоткрытой двери и перешептываться с ней через щель.
        - Называй меня Ана,  - сказала она, наконец отстраняясь и смахивая выступившие слезы.
        - Я думал, ты умерла,  - выдавил Юрий. Он тоже плакал.  - Суд объявил…
        - Я не убивала папу,  - голос Аны звучал умоляюще, надломленно.  - Я пыталась его спасти - но я не смогла…
        - Я знаю,  - сказал Юрий.  - Я знаю тебя, Ана. Ты всегда делилась со мной сладостями, даже самыми любимыми. Ты плакала месяцами, когда умер твой ручной кролик. Ты бы никогда не сделала ничего подобного.
        Его уверенность заставила Ану расплакаться еще больше, она чувствовала себя слабее и сильнее одновременно.
        - Папу отравили, Юрий.
        - Отравили?
        Ана кивнула.
        - Той ночью я видела мужчину. Это был дворцовый алхимик, который покинул свой пост много лет назад. Он заставил папу что-то принять, и потом я смотрела, как отец умирает.
        Ану пробила дрожь, и Юрий крепко ее обнял.
        - Я пыталась извлечь яд.  - Ана закрыла глаза, прижалась к своему другу и слова полились из нее:  - Яд действовал медленно, Юрий. Он пах так же, как горькое лекарство, которое папа принимал все это время. Оно не помогало ему выздороветь. Наоборот, его состояние ухудшалось. Той ночью он принял последнюю дозу.
        Ана почувствовала, как Юрий напрягся.
        - Боги,  - тихо выдохнул он. Ана взглянула в его исполненное ужасом лицо.
        - Ана,  - сказал он, сжимая рукой ее плечо.  - Ты должна кое-что знать. Кольст император - твой брат …он болен.
        У Аны закружилась голова от его слов.
        - Что?
        - Он страдает от того же недуга, что и ваш отец. Во дворце считают, что это генетическое заболевание, передающееся из поколения в поколение. Кашель, слабость и помутнение сознания,  - Юрий вздрогнул.  - Но если то, что ты говоришь,  - правда, тогда его тоже опаивают ядом.
        Кашель. Слабость. Помутнение сознания. Ана схватилась за трельяж, чтобы не потерять равновесия. Перед ней возникло лицо отца, мертвенно-бледное, с пенящейся у рта кровью, с выпученными глазами, корчащееся в муках.
        Ане стало дурно.
        - Это невозможно,  - сказала она, но даже ей самой эти слова показались пустыми. Луку не могли опаивать ядом. Петр Тециев уже много лет не служил во дворце.
        Но вдруг у него там были свои люди? Ана вспомнила страшную ночь: никто не помешал алхимику спокойно войти в покои отца.
        Но пока она не найдет самого Тециева, ей остается только гадать, как все было на самом деле.
        Только он мог дать ответы на ее вопросы.
        Ана обхватила себя руками, чтобы перестать дрожать.
        - Я возвращаюсь к Луке. Еще день здесь, а потом я отправляюсь в Сальсков.
        Она поговорит с Рамсоном о выполнении своей части сделки после. Она и так уже многого лишилась и не могла позволить себе потерять еще и Луку.
        - Мой брат… в каком он состоянии?
        - Я покинул дворец почти десять лун назад,  - Юрий склонил голову.  - Когда я уходил… он все еще проводил заседания суда, но все остальное время не выходил из своих покоев.
        Ане сделалось дурно от мысли, что Лука лежит один в своей спальне, а яд тем временем медленно уничтожает его тело и мозг. Отчаяние жестоким острым лезвием пронзило ее плоть, и ей захотелось прямо сейчас запрыгнуть на лошадь и помчаться в Сальсков.
        _Думай,_Ана._
        Если она вернется с пустыми руками, без Петра Тециева, ее продолжат считать убийцей и изменницей.
        Государственный закон Кирилийской империи гарантировал право на справедливый суд. Из законов, которые Ана изучала под руководством папы, она знала, что вновь раскрывшиеся обстоятельства дела послужат поводом для дальнейшего расследования.
        Тециев был нужен ей, чтобы очистить свое имя. Как только ей вернут ее титул и признают невиновной, она все выяснит и покарает заговорщиков.
        - Я собираюсь найти алхимика, а потом вернуться назад,  - повторила Ана, и на этот раз ее голос звучал уверенно.
        Что-то промелькнуло во взгляде Юрия.
        - Ты вернешься назад? Ана,  - сказал он и взял ее за руки.  - Будущее не за Лукой и не за дворцом Сальскова. Кирилийские законы веками неизменно молчали, пока права нашего народа ущемляли. Если будущее и есть, то оно точно не там, Ана.
        Ей казалось, что маленький огонек надежды, едва разгоревшийся в ее сердце, медленно превратился в пепел.
        - Почему нет?  - шепотом спросила Ана.  - Как только я расскажу Луке обо всем, он примет меры. Мы все исправим. Вместе, как…
        Ее голос дрогнул.
        - Как я и обещала Мэй.
        Но в глазах Юрия застыла печаль, которую Ана никогда раньше там не видела; она заслонила собой воспоминания о беззаботном детстве, как осень, опустившаяся на мир после теплого лета.
        - Я видел всякое и слишком многое пережил с тех пор, как ушел из дворца, Ана. Трещины, которые пронизывают нашу империю… один человек не способен устранить их. Время, когда мы можем полагаться на милость благосклонного правителя, прошло.
        Ана выдернула руку из его ладоней. Ей было очень холодно. Молодой человек, стоявший напротив нее, был высоким, далеким и совершенно чужим. Он превратился в незнакомца.
        Но Ана не успела ответить, как раздался стук шагов.
        Он остановился, и на пороге появилась Шамира с мрачным лицом. Она поймала взгляд Аны и подошла поближе.
        Следом шел Рамсон. Он осторожно нес тело Мэй. Следом за ними шагали аффиниты из Манежа. В руках они держали лампы, которые покачивались и излучали мягкий свет в окружающей тьме.
        Ана взяла из рук Рамсона ребенка.
        Как чигонцы хоронили мертвых? Мэй покинула родное королевство в очень раннем возрасте. Лишь благодаря сказкам и песням, которым мама когда-то научила Мэй, Ана получила некоторое представление об этом азеатском королевстве.
        Вместе с легким порывом ветра, принесшим глинистый запах почвы, Ану окутало воспоминание. Зима, склонившийся ребенок, пытающийся оживить маленький белый цветочек. Дитя, мы всего лишь пыль и звезды.
        - Мы закопаем ее в землю,  - тихо сказала Ана.
        Шамира кивнула.
        - Время пришло,  - прошептала она.  - Пора вернуть ее домой.
        Они хоронили Мэй в месте, окруженном цветами, травами и другой растительностью, бушующей в саду Шамиры. Они осыпали ее лепестками. Шамира напевала нандийский гимн.
        Ана положила цветок - одну белую маргаритку - в ручки Мэй и поцеловала девочку в лоб. В последний раз она провела ладонью по волосам ребенка, а потом отошла назад. Рамсон и Юрий взялись за лопаты, и Ана смотрела, как Мэй исчезала в мягкой земле.
        Налетевший ветерок заколыхал виноградные лозы и листья папоротника, принося с собой аромат снега и цветов. Мэй была светом, жизнью и надеждой; боги вернут ее на землю в виде цветов и зелени, что будут и дальше расти вокруг нее. Она будет жить в солнечных лучах, согревающих землю, и в звездах, что разгоняют своим светом ночную мглу.
        Она будет жить в глазах каждого аффинита, увидевшего надежду.
        Они долго стояли в саду, склонив головы и закрыв глаза. Ветер что-то шептал, мурлыкали цветы, а песня Шамиры уносилась прямо в небо, к молчаливым внимательным звездам.

        24

        Когда все потянулись в дом, чтобы готовиться ко сну, Ана все еще оставалась в саду. Она опустилась на колени у рыхлой земли и положила руки на небольшую насыпь, где теперь покоилась Мэй. Она подумала о птичьем молоке, о медных монетах, что она подарила Мэй, о лучике света среди белой снежной мглы, о шепоте ангела холодной темной ночью.
        Звезды сыпали свой свет на землю, как слезы.
        - Я вижу тебя, Маленькая тигрица.
        Ана обернулась на голос. В свете единственной лампы стояла Шамира.
        - Как вы меня назвали?  - прошептала Ана. Вместо ответа Шамира пересекла сад и подошла к Ане. На ней были плетеные башмаки, а в руках она держала серебряный поднос, но котором стояли самовар и лампа. Она аккуратно поставила их на землю, прежде чем сесть самой. Лампа теплым светом освещала землю, в которой лежала Мэй.
        - День был длинный,  - сказала Шамира и стала наливать дымящийся чай из самовара в два стакана. В стеклянной мисочке в центре подноса лежали кусочки сахара.  - Мы, нандийцы, пьем чай по поводу и без.
        Ана промямлила слова благодарности и взяла согревающий руки стакан. Он был помещен в металлический подстаканник с серебристыми узорами.
        - Ты не единственная, кто понес потери в безмолвной войне, что мы ведем,  - сказала женщина, отхлебнув из своего стакана.  - Давным-давно из-за торговли аффинитами я потеряла сына. С тех пор я ищу его. Двенадцать лет прошло, а я не сдаюсь. Иначе какого черта мне сидеть в этой прогнившей империи и развлекать кирилийцев гаданием на чайных листьях и стихами? Какой еще ненормальный будет укрывать у себя мятежников - предвестников революции, до которой я могу не дожить?
        Глаза Шамиры горели.
        - Немногим в этом мире выпала счастливая жизнь в комфорте. Боги знают, что смысл не в этом. Нет, Маленькая тигрица: мы берем то, что нам дают, а потом сражаемся до последнего, чтобы было лучше.
        Повисла долгая тишина, но слова Шамиры все еще вибрировали в воздухе между ними. Слезы на лице Аны замерзли, и она смахнула их украдкой. Ее мысли были сосредоточены на двух словах. _Маленькая_тигрица._
        Это было прозвище, которое дала ей мама.
        - Почему вы меня так называете?  - тихо спросила Ана.
        - Я знаю, кто ты,  - в голосе Шамиры чувствовалась сталь.  - Я видела, что произошло в тот день на Винтрмахте в Сальскове. Сестра показала мне. Она также нашептала мне об огне, что полыхает у тебя внутри, и о твоей грандиозной судьбе.
        Ана набралась смелости и заглянула женщине в глаза.
        - Кто вы?
        - Я та, кто видит скрытое от глаз, моя дорогая,  - под шалью улыбка Шамиры казалась очаровательной, но опасной.  - В Нандьяне сосуществует несметное число религий, но мои духовные практики связаны с магией. Нечто похожее на то, что вы, кирилийцы, зовете силой родства. Мы верим в небесный Дух, разделенный на две части между Братом и Сестрой.
        Она подняла лампу.
        - Брат, Владыка света и Даритель огня, властвует над всем зримым и материальным в этом мире. А Сестра,  - Шамира опустила лампу,  - богиня тьмы и Первый провидец, господствует над духовным и метафизическим миром. Моя сила - родство с ней, а в особенности со временем: с тем, что произошло и что грядет.
        Ана нахмурилась.
        - Вы можете… управлять временем?
        Это звучало смешно.
        - Нет, дитя мое. Но я могу видеть его потоки, как человек, который опускает палец в полноводную, стремительную реку,  - Шамира положила руку на сердце.  - Я вижу незримое, Анастасия.
        - Тогда почему вы не можете увидеть своего сына?
        Вызов был слишком очевидным; но эта женщина была для нее как ложная надежда, от которой сложно отказаться.
        - Почему вы не можете его найти?
        И, подумала она, стесняясь сказать вслух, можете ли вы видеть, куда мне дальше идти?
        Шамира рассмеялась.
        - Чтобы увидеть скрытое, надо сначала увидеть очевидное. Если бы ты не сидела передо мной, я бы ничего не видела,  - ее улыбка стала грустной.  - Если сына нет рядом, я не могу видеть его путь.
        - Значит, вы, как и я, прокляты,  - сказала Ана,  - вашей силой родства.
        - Любая сила родства - это обоюдоострый меч. Нужно просто научиться им владеть.
        За этим последовало непродолжительное молчание, когда Шамира поднесла к губам стакан.
        - Пей свой чай, он остывает.
        Ана сделала глоток, и ей показалось, что чай имеет привкус роз.
        - Вы можете сказать, куда мне идти дальше?
        Тихий вопрос слетел с ее губ вместе с выдохом.
        Шамира осторожно опустила стакан. Она налила себе еще кипятка из самовара и наполнила стакан Аны.
        - Время - очень забавная вещь, дитя мое. Это великая река, состоящая из бесчисленного количества небольших потоков. Только от твоего выбора будет зависеть твой путь.
        Твой выбор. От этих слов на Ану повеяло теплым ветром. Твоя сила родства не определяет, кто ты есть.
        Не важно, насколько сильно ей хотелось, чтобы ее сила родства исчезла или изменилась, Ана была аффинитом. Похожа на нас, шептала Мэй на Винтрмахте в Кирове и в Манеже. Мы.
        Мэй и множество других аффинитов стали жертвами коррупции в империи. Ана вернется к Луке с Петром Тециевым и его чистосердечным признанием. Она положит конец торговле аффинитами.
        _Обещай._
        Они с Лукой все исправят, заделают все трещины.
        Ана сделала глубокий вдох, и легкие наполнил освежающий кирилийский воздух. Над головой рассеялись тучи, и на бескрайнем полотне безлунного ночного неба засверкали звезды. Чувствовалось приближение снегопада. Скоро он начнется.
        - Было приятно с вами познакомиться, Шамира.
        Смех Шамиры напомнил скрежет металла.
        - У меня есть чувство, что мы еще встретимся. Наши пути пересекутся, Маленькая тигрица,  - она положила руку на плечо Аны.  - Но сейчас, дорогая моя, Сестра подсказывает мне, что в дальней комнате тебя кто-то ждет. Кто-то, кого ты тоже хочешь видеть.
        В гостиной Шамиры приглушенно горели лампы. Ана вошла. Аффиниты и Юрий расстелили одеяла и разложили подушки на полу. Большинство из них уже спали. В комнате приятно пахло рагу и жареным рисом, которые Шамира подавала к ужину. В тишине Ана слушала, как поскрипывали дверь и окна от порывов усиливающегося ветра. Затаив дыхание, она раздвинула тяжелые парчовые шторы, отделявшие гостиную от маленькой дальней комнаты. Внутри все четыре стены были уставлены книжными полками со старыми, пыльными фолиантами и свитками. В центре стоял единственный бордовый диван.
        Сердце Аны подпрыгнуло, когда она увидела хорошо знакомую копну песочных волос.
        Рамсон поднял голову. Прежде чем взглянуть ей в глаза, он замер. В руке у него был обрывок ткани. Щеки Аны вспыхнули, когда она заметила, что Рамсон снял рубашку и смывал кровь со своего тела. Перед ним стояло небольшое ведро с побагровевшей водой. Ана перестала дышать, вспомнив, что Рамсона задела стрела, когда он пытался увести Мэй со сцены в безопасное место.
        Вдруг ей захотелось развернуться, убежать и спрятаться под одеялом, которое для нее расстелила Шамира. Но что-то подтолкнуло ее вперед.
        - Тебе нужна…  - Ана беспомощно махнула в сторону полотенца.
        Рамсон смотрел на нее, но на его лице ничего не выражалось, а хитрые глаза его, как всегда, оценивали. Он протянул ей полотенце и спокойный голосом сказал:
        - Давай.
        Ана осторожно присела на край дивана так, чтобы дотянуться до раны, но в то же время находиться как можно дальше от Рамсона. Когда она начала промакивать засохшие пятна крови, мокрое полотенце то и дело норовило выскользнуть из рук.
        От него пахло потом и кровью с послевкусием железа. Все это смешивалось с ароматом дорогого одеколона. Как Ана и предполагала, тело Рамсона состояло из натянутых жил и упругих мышц: они были довольно рельефными, что говорило об их силе, но и достаточно сухощавыми, чтобы вывернуться в нужный момент из лап врага. Его кожа была расчерчена белыми полосами шрамов - возможно, полученных в прошлой жизни, которую он упорно скрывал от Аны. А на его груди… она взглянула и вздрогнула: на груди у него был участок бледной изувеченной кожи. Клеймо.
        - Ана,  - сказал Рамсон, и она виновато посмотрела на него - образ клейма все еще стоял перед мысленным взором. Рамсон смотрел на нее прямо, его глаза в свете лампы казались золотыми.
        - Я очень сожалею о том, что случилось с Мэй.
        Ана старалась не обращать внимания на завывания нарастающего ветра, не думать о том, что Мэй может быть холодно и одиноко.
        - Они остаются с нами,  - сказал Рамсон таким мягким голосом, какого Ана никогда за ним не замечала. Он постучал по своей груди:  - Здесь. Пока мы не забудем их или то, что они олицетворяли.
        Рамсон был прав. Ничто никогда не заполнит горькой пустоты, образовавшейся в результате потери… но Ана выполнит обещания, данные Мэй. И в них Мэй продолжит жить.
        Рамсон взял ее руку, и Ана чуть не подскочила от неожиданности.
        - Спасибо,  - хрипло сказал он. Он забрал у нее полотенце и ополоснул его в воде.
        Продолжая с неожиданной нежностью держать ее руку, Рамсон начал промывать рану у нее на плече, оставшуюся от стального лезвия Нуряши. Ана почти дрожала, а в том месте, где его пальцы касались ее кожи, побежали мурашки. Несколько секунд они сидели в тишине, нарушаемой лишь плеском воды. Там, где он смывал кровь, появились холодные, круговые следы от мокрого полотенца. Капельки воды стекали по ее коже, пробегая по теплым следам от его пальцев.
        Ана закрыла глаза. Нужно было отвлечься. Что угодно сгодится. Прежде чем она успела все обдумать и осознать, слова уже звучали.
        - Ты был охранником или солдатом до… до этого?
        Рамсон рассмеялся.
        - Шамира и тебя научила видеть прошлое?
        - Ты сражаешься, как солдат,  - сказала она.  - Я видела воинов, прошедших специальное обучение. Как и у них, твои движения выверенные и точные. На руках у тебя мозоли, а на теле шрамы. И не все они от кинжалов - многие длинные и широкие, как от мечей.
        Она не собиралась говорить так много, ей просто хотелось собраться с мыслями. Но находясь так близко к нему, все еще ощущая на коже его прикосновения, она почувствовала, что хочет быть более искренней. Вопрос его прошлого уже давно не давал ей покоя. И хотя в их сделке не было условий, принуждающих раскрывать друг перед другом все карты… ей хотелось знать.
        Он смотрел на нее, и глаза его характерно блестели, а губы были изогнуты в фирменной усмешке.
        - Даю подсказку,  - сдался он.  - Я не был ни солдатом, ни охранником, так что тут ты не угадала. Однако я учился ведению боя.
        Ана нахмурилась. Он был новобранцем в какой-то организованной военной группировке, но, видимо, так и не принял участия в боевых действиях. Он был дезертиром? Или бросил обучение, отыскав более прибыльный способ зарабатывать на жизнь?
        - Как ты сюда попал?
        Рамсон постучал указательным пальцем по подбородку.
        - Дай-ка подумаю. Если я правильно помню, мы приехали в Ново-Минск на лошади, чуть не погибли в Манеже, а потом у меня не было выбора, и я пошел за твоим другом Красным плащом…
        - Рамсон,  - устало одернула Ана. Зря она ожидала от него прямого ответа.
        Но то, что он сказал дальше, удивило ее. Рамсон опустил глаза, прядь волос упала ему на лицо.
        - Я связался не с теми людьми.
        Ана подалась вперед. В этот момент он выглядел таким ранимым, с опущенными обнаженными плечами и склоненной головой. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него.
        Но Ана подавила этот порыв. Вместо этого она с жаром вылила на него слова Шамиры.
        - Жизнь не может быть постоянно счастливой и состоять исключительно из чудес. Мы берем то, что нам дают, а потом сражаемся до последнего, чтобы было лучше. Так мне сказала Шамира, и она права, Рамсон.
        Рамсон молчал. Потом он медленно выдохнул и поднял на нее удивленные глаза.
        - Дворянка.
        Ана моргнула.
        - Что?
        - У тебя была попытка отгадать мое прошлое. Теперь моя очередь,  - он склонил голову и игриво улыбнулся.  - Дворянка. Ты говоришь на благородном кирилийском наречии нараспев и четко артикулируешь гласные.
        Он прищурил глаза, продолжая думать и постукивать пальцем по подбородку.
        - Ты очень образованна, иногда мне кажется, что выучила наизусть содержание целой библиотеки. А еще ты ведешь себя, как будто я тебе принадлежу, даешь мне приказы, важничаешь и сыплешь пустые угрозы…
        - Они не пустые.
        - А как ты задираешь подбородок, когда смотришь на что-то с презрением. Я часто удостаиваюсь такого взгляда.
        Рамсон улыбался, и что-то в его глазах заставило ее затаить дыхание, но в то же время она чувствовала себя легко.
        - Когда ты напугана, ты поднимаешь голову и расправляешь плечи, как будто приказываешь себе не бояться. Когда ты над чем-то серьезно задумываешься, ты хмуришь брови, совсем немного, вот тут. А иногда, когда ты думаешь, что тебя никто не видит, ты смотришь вдаль отсутствующим грустным взглядом.
        Улыбка исчезла с его губ, а теплый огонек в глазах разгорелся еще сильнее, грозясь поглотить ее. Уничтожить ее.
        - Когда ты заходишь в комнату, ты грациозна и степенна, как настоящая императрица, и, клянусь, даже боги откладывают свои дела, чтобы взглянуть на тебя в этот момент.
        Ана поняла, что забыла, как дышать. Сердце колотилось в грудной клетке, притягиваемое к нему необъяснимой магнетической силой. Все, что она смогла сказать, было:
        - Не думаю, что все это обязательно свойственно дворянкам.
        - Ну, значит, я встречал не так много дворянок на своем веку,  - мягко отозвался Рамсон.  - По крайней мере, ни одна из них не была похожа на тебя.
        Ее пульс участился, когда он потянулся к ней, чтобы убрать выбившуюся прядь волос за ухо. От его прикосновения по ее телу пронеслась волна тепла. В комнате было слишком жарко, а запах ладана дурманил. Ана перевела взгляд на его руку.
        И кое-что заметила.
        - Что это?  - прошептала она, неуловимо проводя пальцем по внутренней стороне его запястья. Там была татуировка, чьи темные линии складывались в растение с тремя маленькими цветками-колокольчиками, простое и элегантное.
        Рамсон резко втянул воздух и отдернул руку. Он потер то место, на котором была татуировка.
        - Ничего.
        - Рамсон…
        - Нам нужно отдохнуть. Уже поздно.
        Его лицо снова стало непроницаемым. Ана спрашивала себя, не причудились ли ей, измученной горем и уставшей, эти последние несколько минут.
        В комнате стало вдруг душно, жара, благовония и захламленные полки стали давить на нее, и нужно было немедленно уходить. Ана встала. Ее щеки горели  - от чего? Стыда? Разочарования? Но что она ожидала от Рамсона? Она действительно вошла в эту комнату, полагая, что он раскроет перед ней душу и все свои секреты? Что он перестанет сменять маски и она сможет ненадолго взглянуть в его настоящее лицо?
        Или это была очередная маска?
        Отвернувшись от нее, Рамсон надевал рубашку, и Ана почувствовала жжение подступающих к горлу слез. Она спрашивала себя, правда ли она увидела в этом темном беспросветном тумане человека, которого стоит спасать, или же все это время это была просто игра света и тени?
        На задворках сознания она услышала зов крови и призвала свою силу родства. Кровь Рамсона пылала ярко и жарко, кровь остальных аффинитов мерно текла по их венам, пока они спали в гостиной.
        Но снаружи было что-то еще.
        - Рамсон,  - она схватила его за руки, и на его лице отобразилось удивление,  - там люди…
        В этот момент в дверь трижды тихо постучали. Ана чувствовала, что один из аффинитов встал, чтобы открыть.
        Дурное предчувствие овладело Аной. Она не успела издать и звука, как из гостиной послышался грохот распахнутой настежь двери.
        Раздался крик. Воздух наполнился кровью.

        25

        Ана рванулась к парчовой занавеске, но Рамсон крепко схватил ее за плечо, с усилием потянул назад и зажал ей рот рукой.
        - Нас еще не обнаружили,  - он говорил настойчивым и быстрым шепотом.  - Мы должны воспользоваться этим преимуществом. Сохраняй спокойствие, оцени ситуацию и реши, что делать.
        Из гостиной доносился дребезг бьющегося стекла, крики и визг. В замкнутом пространстве маленького дома эти звуки, казалось, раздавались над самым ухом. Ана затаила дыхание, пока Рамсон аккуратно просунул руку меж занавесок и отодвинул одну из них, создавая щелочку для обзора.
        За разноцветными диванами и разбросанными по полу покрывалами дверь была настежь открыта; по дому гулял холодный ветер. В дверном проеме стоял незнакомец, схвативший аффинитку. В его руке поблескивал кинжал; он прижимал его лезвие к ее шее.
        - Дернешься, и эта девчонка умрет.
        И тогда Ана заметила Юрия, стоящего спиной к ним и лицом к двери. Руки его были опущены и сжаты в кулаки. Остальные аффиниты спрятались за диванами, на их лицах застыл ужас, такой жуткий, что даже Ана не могла себе его вообразить.
        Вдруг из ночной тьмы за спиной незваного гостя вышел еще один мужчина.
        - Боюсь, вам всем придется вернуться в Манеж.
        Свет ламп упал на белесые волосы этого человека, а его глаза сверкнули бледно-голубым. Казалось, кто-то высосал из него жизнь и цвет. В Ане всколыхнулась волна гнева.
        Это был брокер. Она вспомнила чернокаменные двери тюремного фургона, захлопнувшиеся у нее перед носом, бледную тень Мэй у него на плече, пока он утаскивал ее прочь.
        Он стоял на сцене в Манеже и наблюдал, как сотни аффинитов заставляли выступать и сражаться на смерть.
        А потом, за сценой, он приказал напасть на них. _Убей_ее,_Нуряша._
        Ана вспомнила тело Мэй на своих руках, такое легкое и беспомощное.
        _Я_хочу_жить._
        А теперь Мэй была зарыта в безмолвной земле до скончания веков.
        Ану обуял раскаленный гнев, она начала трястись, ярость нарастала, а сдерживаемое горе рвалось наружу.
        Мэй никогда больше не будет живой. И все это было… его… виной. Руки Рамсона обвились вокруг ее талии, но она сбросила их силой родства. Когда он тяжело обрушился на диван, Ана уже распахнула шторы и сделала шаг в гостиную.
        Долго не думая, Ана подняла незваного гостя в воздух. Она была едина со своей силой родства, которая откликалась на любую ее команду, как фантомная рука, продолжение ее тела. Кинжал чужака выпал и с лязгом ударился о деревянные доски пола. Мужчина стал задыхаться, когда Ана взяла под контроль кровь в его теле и нарушила ее естественный ток.
        Она остро ощущала, что была одета лишь в облегающее черное платье: ее плащ с капюшоном остался в дальней комнате, а ее замшевые перчатки были порваны и оставлены в Манеже. Зависший в воздухе мужчина брыкался, извивался, как сломанная марионетка. Его лицо постепенно бледнело, а глаза закатывались.
        Ана отшвырнула его в сторону. Он врезался в стену с характерным хрустом и остался лежать неподвижно. Как сквозь сон Ана слышала крики аффинитов, видела, как Юрий подскочил к девочке и помог ей укрыться за диваном.
        Ана прошла мимо них.
        Светлоглазый брокер стоял в дверном проеме. В руке он держал один-единственный кинжал, который все сильнее дрожал по мере ее приближения.
        Ана тяжело дышала, мир виделся ей в красном цвете, в голове звенело. Она подняла трясущуюся руку. Вены на предплечье стали темными и набухли. Они извивались по ладоням и вокруг запястий, поднимались к локтевому сгибу, ужасающие и чудовищные, подсвеченные ламповым светом и выставленные на всеобщее обозрение.
        Но Ане было все равно. Ее ярость жила своей жизнью, окрашивая мир в красный и искажая его.
        Брокер упал на колени. Он трясся крупной дрожью, лицо его покрылось потом.
        - Прошу,  - шептал он.  - Керлан, он убьет меня…
        Он так и не закончил предложение. Ана окутала его своей силой родства и подняла в воздух. Он убил Мэй. Больше всего на свете ей хотелось разорвать его в клочья, выпустить из него всю кровь капля за каплей, смотреть, как он страдает…
        - Ана!
        Издалека она услышала звук своего имени. Кто-то накинулся на нее сзади и сбил с ног.
        Они повалились вниз, и Ана оказалась прижатой к полу телом Рамсона. Он тяжело дышал, из раскрывшейся раны на животе сквозь бинты проступала кровь. Он прижал ее руки к полу, надавливая всем своим весом.
        - Возьми себя в руки,  - рычал он.  - Думай.
        - Слезь с меня!  - кричала Ана.
        - Нам нужны ответы. Кто послал его? Как он нас нашел? Можем ли мы использовать его…
        - Слезь. С. Меня,  - слова, как плевки, летели ему в лицо.
        Рамсон сверлил ее взглядом. Он еще сильнее сжал ее запястья.
        - Нет.
        Это был сигнал, которого она ждала. Не отпуская брокера, она направила силу родства на Рамсона. Тот застыл, глаза его расширились, а вены на шее и на висках выступили, когда Ана овладела его кровью.
        Она швырнула его через всю комнату.
        Она слышала, как его тело врезалось в дальнюю стену и сползло на пол. Краем сознания они понимала, что Юрий и другие аффиниты наблюдают за ней, застыв в своих укрытиях за диванами Шамиры.
        Но Ана не обращала на них внимания. Она вернулась к брокеру. Тот лежал на полу, скрючившись, но девушка с легкостью вновь его подняла. Когда она приблизилась к нему, на нее снизошло странное ощущение спокойствия.
        - Ты узнаешь меня?  - как будто кто-то другой говорил за нее, губы произносили чужие слова.
        Мужчина висел в воздухе, его тело выгибалось, а глаза выкатывались из глазниц. Он открыл рот, чтобы ответить, но по его подбородку потекла кровь.
        - Нет?  - Ана продолжала наступление. Ее охватил азарт.  - Быть может, ты вспомнишь маленькую земляную аффинитку, которую ты схватил в Кирове. Ребенка, которого ты заставил выступать этой ночью. Девочку, которую ты убил.
        По лицу брокера было понятно, что он понял, о ком идет речь. Он боролся с ее хваткой, рот его открывался, как у рыбы, выброшенной из воды. Ана стояла на расстоянии вытянутой руки от него; она видела, как лопаются вены в его глазах, а белки глаз окрашиваются красным. Кровь хлестала из его губ.
        В этот момент она вспомнила Зимнюю ярмарку в Сальскове, крики и ужас, охвативший народ, когда ее сила родства лишила жизни восьмерых ни в чем не повинных людей. Она услышала голос Луки - голос разума, который направил ее руку и ее силу.
        _Лука_бы_помиловал_его._
        Заглянув в молящее лицо брокера, Ана пыталась обнаружить в себе хоть толику жалости.
        Но вместо этого она нашла воспоминания о том, как ясные глаза Мэй угасают и становятся пустыми.
        И тогда другой голос прошептал:
        _Монстр._
        Ана улыбнулась, подняла обвитую венами руку и сжала шею брокера. Она блестела, красная и скользкая. Кровь приятно покалывала кончики ее пальцев.
        - Ты боишься?  - прошептала Ана.  - Знаешь, иногда, чтобы убить одного монстра, нужен другой монстр.
        Она приблизилась к его лицу, чтобы он смог заглянуть в устрашающие алые недра ее глаз.
        - Вспоминай мое лицо, когда будешь гореть в аду, деимхов.
        Резко сжав пальцы в кулак, она потянула. Раздался влажный звук разрыва. Красная жидкость полилась из него, как из откупоренной бутылки, заливая пол и образуя лужи под ногами Аны.
        Когда кровь вытекла из него, Ана больше не контролировала его безжизненное тело. С грохотом оно упало на землю.
        Ее сила родства отхлынула, как отлив, унося с собой красный оттенок в ее видении мира, звон в ушах и адреналин. Тело брокера лежало у ее ног, конечности его были выгнуты под странными углами, как у сломанной куклы.
        Ана отшатнулась назад. Тошнота подступала к горлу, во рту появился привкус желчи, сильный и горький. Смутно стала вырисовываться гостиная и все в ней находящееся. Перевернутые диваны и канапе. Разбитые огнешары и разорванные книги. Сломанные книжные полки. И в дальнем конце комнаты - свернувшееся в клубочек тело Рамсона, на том же месте, куда она его швырнула.
        Ана всхлипнула. В какой-то момент комната опустела; но теперь тяжелые парчовые занавески, ведущие в дальнюю комнату, и остальная часть дома возникли вновь. Ана встретилась взглядом с Юрием. За его спиной стояла Шамира, держа на руках ребенка-аффинита. Остальные аффиниты стояли чуть позади.
        Слезы затуманили глаза Аны.
        - Простите меня… я не… я…
        Слова застыли у нее на губах. Что бы она ни сказала, это не оправдает содеянного в глазах дюжины свидетелей.
        _Потому_что_ты_монстр._
        Голова Аны закружилась, она начала погружаться во времена, когда ей было восемь и мир казался калейдоскопом криков и ужасов. Она дышала часто и поверхностно.
        Ана развернулась и выбежала за дверь. Предрассветный воздух щипал ее щеки, холод пробирал до костей и высасывал из ее тела тепло. Перед ней раскинулось темное пятно северной тайги, и Ана вспомнила ночь, когда она потеряла все и сбежала во тьму.
        Этой ночью она снова рисковала все потерять. Мэй, лучик света в ее жизни, которая усмиряла ее, заставляла быть лучше, учила, как важно любить.
        Теперь ее не стало.
        Но остался еще один человек. Ана поняла это, когда дом Шамиры превратился в светящееся золотое пятно далеко позади.
        Лука был все еще жив. И он нуждался в ней.
        Ана дрожала, но продолжала идти вперед. Город Ново-Минск спал под колпаком неба, переливающегося из черного в темно-фиолетовый с едва заметными оттенками голубого у горизонта.
        Позади послышался топот. Знакомый голос позвал ее по имени. Ана замедлила шаг. Обернулась. Со стороны дома Шамиры виднелась приближающаяся копна ярко-рыжих волос Юрия.
        - Не уходи,  - сказал он.
        Ана вспомнила времена, когда они были детьми и жили во дворце. Бывало, в гневе или после многодневного молчания Ана кричала на Юрия, чтобы он убирался прочь. Но Юрий сидел у нее под дверью до утра, сторожа ее давно остывший чай. С тех времен она помнила шорох, издаваемый грубой тканью его рубашки, трущейся о дерево двери, его осторожный стук и тихий шепот, сообщающий о том, что скоро будет подан завтрак, звяканье чашки рано поутру, пока он прокрадывался в ее покои, как мышка. Такие мелочи помогали ей сохранять ощущение реальности происходящего. Это были незначительные напоминания о том, что неважно, кем она стала и во что превратила ее сила родства, по ту сторону двери ее всегда кто-то ждал. И что ей стоило продолжать жить и надеяться.
        - Мне жаль,  - тихо сказала Ана.
        - Останься,  - настаивал Юрий. Он протянул ей навстречу руку. Ана почти ответила тем же. Но в темноте она заметила неестественные вены, все еще пульсирующие под ее кожей. Она вспомнила о кроваво-красной радужной оболочке своих глаз. О телах двух брокеров, о лужах крови вокруг них. О Рамсоне, лежащем на полу без сознания.
        Ана сделала шаг назад.
        - Мне не следует,  - прошептала она.
        Печаль застелила глаза Юрия.
        - Я верю в то, что я недавно говорил тебе,  - тихо сказал он.  - Будущее здесь, с нами. Оно в руках народа.
        - Я все исправлю,  - машинально шептала Ана. Но значение этого предложения было неясно. Что именно она собиралась исправить, вернувшись во дворец? Она подумала о Луке и его словах, которые во многом определили ход ее жизни; о папе, отвернувшемся от нее, бьющемся в конвульсиях в ее перепачканных кровью руках. О красном на белом снегу во время Винтрмахта в Сальскове; о багряных пятнах на коже брокера.
        Монстр. Деимхов. Ей нужно исправить себя, поняла Ана. Чувство вины переполняло. Как долго она считала, что, найдя алхимика и отомстив за смерть отца, она сама сможет спастись.
        Но спасение нужно было заслужить; прежде чем она сможет бороться за других, ей нужно научиться прощать себя.
        Но ведь аффиниты, живущие в ее империи, не могут ждать, когда наступит равноправие. И уже появился человек, который может привести их к свободе.
        Ана взяла руки Юрия.
        - Ты станешь прекрасным лидером, Юрий,  - сказала она.  - Мое сердце с тобой в твоей борьбе за аффинитов, и я обещаю сделать все возможное, чтобы помочь. Но сначала мне нужно исправить свои собственные ошибки.
        Юрий припал губами к ее кисти.
        - Как только ты будешь готова,  - сказал он,  - отправь снежного ястреба в порт Голдвотер. Я собираюсь возвести на юге укрепления. Революция начнется там.
        Он обнял ее.
        - И помни, что я люблю тебя, что бы ты ни решила.
        - Я тоже люблю тебя, друг мой.
        Она крепко прижалась к нему, вдыхая запах дыма и огня, закрывая глаза и желая простоять так целую вечность.
        Она почувствовала, как Юрий повесил ей что-то на шею: оно звенело и согревало кожу. Ана положила предмет себе на ладонь. Это был переливающийся кулон: небольшой серебряный круг, разделенный на четыре равные части в честь каждого из времен года.
        - Божекруг,  - сказал Юрий и взял ее за руку.  - Мы совершим новый цикл.
        - Мы снова друг друга найдем,  - подтвердила Ана, не осмелясь озвучить предположение, что это могла быть их последняя встреча.  - Попроси Шамиру позаботиться о Рамсоне. Скажи ему, что мне очень жаль и… что я найду его, когда все закончится, чтобы выполнить свою часть сделки.
        По дороге от дома Шамиры, под бескрайним покровом ночи Ана приняла решение. Это она швырнула Рамсона через комнату, из-за нее он лежал у стены в крови.
        Она не могла позволить себе причинить вред кому-нибудь еще. Она найдет его - или он найдет ее,  - когда все закончится, и она отплатит ему за его помощь. Но сейчас она найдет своего алхимика сама.
        Если у Юрия и были вопросы, он придержал их. Вместо этого он сказал:
        - Хорошо.
        Ана нежно отпустила его руки и отошла.
        - Благословят тебя боги, Юрий.
        В Кирилии эта фраза произносилась не как прощание, а чтобы выразить надежду и наилучшие пожелания. Ее говорили только самым близким людям.
        - Благословят тебя боги, Кольст принцесса.
        В ночной тишине его голос был едва слышен. Ана отвернулась от него и направилась в Ново-Минск. Обратно в трактир, где лежали ее вещи, одежда, пергаменты с планами и картами. Ждали ее и начала бала у Керлана.
        Ана чувствовала, как теплый огонек крови Юрия удаляется и уменьшается, растворяясь на фоне северной тайги, он смотрит ей вслед, пока под ее ногами не расстилается брусчатка, а вокруг не вырастают стены домов. Когда она наконец обернулась к лесу, ни Юрия, ни дома Шамиры не было видно. Их поглотила бесконечная ночь, как будто их никогда и не существовало.
        К рассвету она добралась до трактира, где поселились они с Рамсоном. Сквозь растрескавшиеся ставни в комнату пробивалось немного света, вещи лежали на своих местах, никем не тронутые. Ана закрыла дверь на задвижку, сделала два шага и упала на узкую кровать.
        Она тут же провалилась в сон.

        26

        Когда Ана проснулась, небо горело огнем. У нее кружилась голова, ее тошнило и очень хотелось пить. Казалось, она проспала несколько суток. На западе собирались облака, и заходящее солнце окрашивало их в яркие оттенки красного, кораллового и фиолетового. Когда Ана распахнула окна, в воздухе стоял привкус зимы и надвигающегося снегопада.
        Она помылась в небольшой банной в конце коридора, стараясь не думать о происхождении запекшейся крови у нее на лице и руках. События прошлой ночи казались сном: Юрий, Красные плащи, дом Шамиры, брокеры. И Мэй.
        Нет, она не станет об этом думать. Точно не сейчас, ведь сегодняшний вечер был апофеозом всего, к чему она шла в течение последних одиннадцати месяцев.
        Она переживет эту ночь, найдет алхимика и уедет отсюда. И поэтому Ана взяла все воспоминания о последних сутках и спрятала их под замок. Сегодня ей нужно быть максимально собранной, сильной и сообразительной.
        Она осматривала содержимое всех конвертов, которые они с Рамсоном прикрепили к стене, пока не нашла нужный. Платье, купленное пару дней назад, мягко скользнуло по ее фигуре. Оно было сшито из белого шифона, вышито крошечными бусинами, переливающимися белым, серебристым и голубым цветом, которые вместе с полупрозрачными складками юбки водопадом спадали на пол у ее ног. Она посмотрелась в разбитое зеркало, висящее на стене, сделала вдох, и платье засияло, как падающий снег.
        Ана взяла коробочки с новыми кремами и пудрами и начала краситься, стараясь подражать своим служанкам, которые в детстве делали ей макияж. Она равномерно распределила по коже крем с бронзовым оттенком, чтобы замаскировать синяки и ссадины. Затем нанесла на лицо розоватую пудру, от которой кожа заблестела. Темные румяна под скулы и немного алой помады на губы.
        Когда она закончила и посмотрела на свое отражение, ей стало немного легче. Ана едва узнавала девушку, хмуро глядящую на нее из зеркала. Эта девушка выглядела нарочито ухоженно и неестественно. Как любая благородная дама в Ново-Минске.
        Никто ее сегодня не узнает. Она превратилась в призрака.
        И тем не менее, когда Ана надела выбранную маску, она ощутила облегчение во всем теле. Цвет маски сочетался с платьем, а по краям у нее вились узоры из снежинок. Согласно традиции, маски не были обязательным атрибутом Первоснежа. Но… жители Ново-Минска, очевидно, питали к ним особую слабость.
        «Все балы в Ново-Минске маскарады?»  - спросила она Рамсона пару дней назад.
        Он улыбнулся ей из-под своей черной маски.
        Новоминчанам есть что скрывать.
        Ана запихнула оставшиеся вещи в небольшую шитую бисером сумочку, которую она купила специально для бала: портреты Луки, родителей, мамики Морганьи и Петра Тециева. Новый огнешар. Карта. Добравшись до дна своего заплечного мешка, Ана ненадолго замерла, а потом извлекла оттуда один медник.
        Это был последний из тех трех, что она отдала Мэй. В следующем городе купим себе что-нибудь вкусненькое.
        К горлу подступил ком. Ана моргнула, и призрак широкой улыбки Мэй исчез в опускающихся на город сумерках.
        Она убила брокера, который убил Мэй. Но стоит ли одна жизнь другой?
        Ана поцеловала монету и спрятала ее в недрах своей сумочки, которую потом повесила себе на запястье. Она нашла обрывок бумаги с адресом имения Керлана, который Рамсон дал ей несколько дней назад, и взяла его с собой вместе с фальшивыми документами.
        Затем она собрала остатки бумаг и планов в жестяное ведро, предназначенное для водных процедур, подожгла их и смотрела, как они горят, пока от них не остался лишь пепел.
        Ана надела серебристо-белые перчатки в тон, набросила на плечи меховую накидку и, прежде чем уйти, в последний раз осмотрела опустевшую комнату. Она была готова. Рамсон внес их в список приглашенных как господина и госпожу Фарральд - распространенная брегонская фамилия, которая подстегнула любопытство Аны, но она ни о чем не спрашивала. У Рамсона на все были свои причины; и сейчас было неподходящее время, чтобы пытаться в них разобраться. Итак, она в одиночку предстанет перед воротами поместья, придумает причину отсутствия своего мужа. Оставшаяся часть плана остается неизменной: найти Тециева, заманить его в подвал, путь к которому Рамсон схематически изобразил в виде карты и заставил ее запомнить, покинуть особняк через секретный ход. Рамсон нанял экипаж, чтобы он увез их далеко-далеко отсюда.
        Смеркалось; последние лучи солнца уступили темно-фиолетовому пологу ночи. На небе собирались тучи. Вдоль улицы зажглись фонари, и Ново-Минск ожил, наполнился искрящимся светом, шумным смехом и приглушенными, но вездесущими музыкой и песнями из баров. Жители Сальскова зажигали в окнах светильники из голубой бумаги и сидели дома, чтобы встретить Первый снег со своими близкими. Жители Ново-Минска выходили на улицы. Ана проходила мимо толп гуляк, поющих песни на старокирилийском, одетых в белые одежды и блестящие голубые уборы с карикатурным изображением богов. Они танцевали, смеялись и пили, свет фонарей отражался от их масок и от монет в их руках.
        Ана шла быстрым шагом, держа наготове силу родства. Нервы ее были на пределе. Она изучила карту Ново-Минска: владения Керлана находились в получасе ходьбы от ее трактира.
        Постепенно заполненные людьми мостовые расширялись, дома по сторонам становились больше, пока не превратились в кремовые особняки, резкий запах выпивки и канализации сменился ароматом ромашки, орхидеи и розы.
        Наконец, в очередной раз повернув за угол, Ана увидела перед собой пункт назначения. Она ахнула.
        Под серыми снеговыми тучами раскинулись пышные сады, краев которых не было видно, среди зелени были расставлены фонтаны и мраморные статуи. Посреди этого великолепия стоял особняк - бело-золотой исполин, подсвеченный сиянием фонарей.
        Гости уже прибывали; кареты проезжали сквозь распахнутые золотистые ворота мимо неподвижных стражников, одетых в ливреи. Пешком приходили немногие, но все без исключения были облачены в ослепительные платья, пижонские черные костюмы и меха. Они проходили через ворота, а маски их ловили свет фонарей, тянущихся чередой через сад к главному дому.
        Ана последовала за вереницей людей и нырнула в раскрытую пасть ворот. В имении Керлана она увидела самые претенциозные способы демонстрации богатства. По обе стороны от извилистых цементных дорожек, ведущих сквозь сад, были выставлены разные диковинки: кусты самых редких цветов, начиная от кирилийского ириса и заканчивая нандийской розой пустыни, вольеры с разноцветными птицами всевозможных видов. Ана прошла мимо небольшого загона, где обитали самые редкие животные в мире. Ей показалось, что она видела кемейранского снежного леопарда и бассейн с мифическим созданием - брегонским призрачным китом.
        Ана чувствовала себя не в своей тарелке. Очевидно, Аларик Керлан был коллекционером.
        Она постепенно приближалась к огромному особняку. Ей почудилось, что оконные стекла переливаются серым отливом, и по укутанной мехами спине пробежал холодок. Ана не удивилась бы, скажи ей, что при строительстве имения Керлана использовался черный камень, а обеспечение безопасности было организовано тщательнейшим образом. Дом возвышался и угрожающе нависал над ней, и Ана подумала, что он похож на громадного паука, восседающего в центре паутины из шпионов, брокеров и преступников, скармливающих ему секретные сведения и золото.
        Из двустворчатых дверей красного дерева лились свет и музыка. Гости толпились на мраморных ступенях, и сквозь толпу Ана рассмотрела стоящую у входа шеренгу стражников и человека в черно-золотом камзоле, держащего в руках стопку пергаментов.
        Ее сердце взволнованно колотилось, страх заставил ее замедлить шаг. Думать мешала кровь, пульсирующая в венах возбужденных гостей. Усиленные черным камнем стены угрожающе вибрировали.
        Фарральд, напомнила себе Ана. Она была госпожой Фарральд. Швейцар не мог ее не пустить, у него не было на то причины. И выглядела она соответствующим образом.
        Теперь нужно было соответствующим образом себя вести, и обманом и хитростью проложить себе путь внутрь.
        Она подумала про Рамсона и его способность молниеносно переключаться с одной роли на другую. Ана расправила плечи, вздернула подбородок и влилась в поток гостей на ступенях.
        Швейцар даже не посмотрел на нее.
        - Имя и приглашение.
        Ана остановилась, как будто наткнувшись на подводный камень. Приглашение. Почему Рамсон не говорил ничего о приглашении? Она прокручивала в памяти события последних нескольких дней, в течение которых они занимались разработкой плана.
        - Г-госпожа Фарральд.
        И ни разу Рамсон не упомянул эту жизненно важную деталь. Но почему? Удары ее сердца резонировали в висках.
        Все это время он пытался ее обмануть?
        Или же он просто отыгрывал какую-ту аферу, предоставляя ей ровно то количество информации, которое позволило бы завоевать ее доверие… но не больше, чтобы она не смогла обойтись без него?
        Руками в белых перчатках швейцар перебирал пергаменты.
        - Приглашение, будьте так любезны, госпожа Фарральд.
        - Я…  - У Аны вспотели ладони, а во рту пересохло. Она никогда не умела лгать.  - Боюсь, я потеряла его.
        Швейцар сочувственно посмотрел на нее; люди за спиной стали перешептываться.
        - Прошу прощения, сударыня. Мы не пропускаем гостей без приглашения. Вы не могли бы отойти в сторону? Я пошлю за дворецким лорда Керлана.
        Должно быть, от него не ускользнуло выражение паники на ее лице, потому что он добавил, как бы утешая ее:
        - Не беспокойтесь, это всего лишь вынужденная мера предосторожности. Дворецкий лорда Керлана знает в лицо всех приглашенных гостей.
        Чтобы перестать дрожать, Ана сильнее вцепилась в свою сумочку. Дворецкий лорда Керлана не узнает ее - и ее выставят отсюда, а может, даже арестуют. А ведь она даже не успела войти и попробовать разыскать Петра Тециева.
        _Думай,_Ана._ Она практически слышала упрекающий ее голос Рамсона, видела его выражение «я же тебе говорил», появляющееся на его лице всякий раз, когда она принимала необдуманное решение.
        _Думай._Что_бы_сделал_Рамсон?_
        Швейцар поднял бровь.
        - Сударыня, прошу вас отойти в сторону, чтобы мы могли продолжить принимать гостей.
        Ана не могла сдвинуться с места, в голове ее роились идеи, но ни одна из них не была подходящей. Она могла бы украсть приглашение, вернуться в качестве другого гостя. Но швейцар гарантированно ее узнает и выведет на чистую воду. Она могла бы… могла бы…
        - Прошу, мессир, я…
        - Ах, вот ты где.
        В ночи раздался голос. Ана почувствовала, как кто-то подошел сзади, от него веяло теплом и уверенностью. Рука легла ей на талию. Она почувствовала знакомый аромат одеколона, который стал частью ее повседневной рутины за последние несколько недель.
        У Аны чуть не подкосились ноги от облегчения.
        Рамсон стоял рядом с ней, его черный смокинг подчеркивал изящные и точеные линии его фигуры. Его глаза блестели в прорезях черной маски, когда он, с небольшой долей бахвальства, протянул швейцару два запечатанных восковой печатью приглашения.
        - Господин и госпожа Фарральд,  - объявил он.  - Приношу свои извинения за путаницу, я потерял свою жену в толпе.
        Он так крепко сжимал руку Аны, что ей было немного больно, а острая как бритва улыбка, которой он ее одарил, отметала все глупые надежды на то, что он был рад ее видеть. Ана чувствовала, что в его движениях и мимике появилась жесткость, которой она раньше не видела даже в моменты их самых крупных ссор.
        Рамсон был зол. Неудивительно. Она швырнула его в стену и ушла.
        - Прошу вас, господин и госпожа Фарральд,  - швейцар склонил голову.  - Приношу извинения за доставленные неудобства.
        Не сводя с них глаз, он поклонился и жестом пригласил их внутрь.
        Они оказались в просторном банкетном зале со стеклянным потолком. Он был в два этажа высотой. Хрустальные люстры излучали теплый золотой свет. По стенам в два яруса тянулись ниши, обрамленные затейливой мраморной лепниной. Гости уже восседали в мягких бархатных креслах или с напитками в руках вели беседы, опираясь на балюстраду на втором этаже.
        Рамсон крепко держал Ану за талию, маневрируя по бальному залу.
        - Ты же не думала, что я отпущу тебя, так и не поблагодарив за чудесный прощальный подарок?  - тихо спросил он.
        Его слова резали ножом. При ней Рамсон бывал холоден, расчетлив, безразличен - но он никогда еще не был зол. Это было что-то новое. Злость была… личной.
        - Я больше не хотела подвергать тебя опасности,  - ответила Ана, когда он подвел ее к винтовой лестнице, ведущей на менее людный второй этаж, с которого открывался вид на банкетный зал.  - Тебе не следовало приходить.
        Он фыркнул.
        - Мне следовало позволить тебе так по-идиотски подставиться?
        Ана почувствовала укол раздражения.
        - Если бы ты изначально сказал мне о приглашениях, а не пытался одурачить меня,  - прошипела она.  - Ты никогда мне не доверял. А мне не следовало доверять тебе.
        Глаза Рамсона сверкнули.
        - С каких это пор кто-то ставит слово «доверие» в одну строчку с моим именем?
        Второй этаж был почти пустой - большинство гостей собралось внизу. Рамсон украдкой огляделся.
        - Сюда,  - грубо сказал он, раздвигая тяжелые красные шторы, отделяющие вход в нишу. Внутри на противоположной стене была стеклянная дверь, ведущая на балкон. Было темно.
        Ана вошла. Когда она повернулась к Рамсону, тот снял маску. Лицо его было чисто выбритым, а выражение на нем холодным и строгим. Он был невероятно зол и, судя по тому, что он держал руку на ребрах, испытывал боль. Ане стало стыдно, но под влиянием его ярости она заняла оборонительную позицию.
        - Прости. Доволен?  - выпалила она.
        - Ты извиняешься,  - ответил Рамсон и угрожающе выступил вперед. Ана попятилась.  - И за что именно ты извиняешься? За то, что убила двоих людей Керлана в ночь, перед его балом? За то, что чуть не убила меня? Сбежала, не сказав ни слова, и заставила меня гадать о твоих намерениях, зная лишь то, что мне передал Юрий?
        Если она и чувствовала сожаление, то после этой страстной обвинительной речи от него не осталось и следа. Ана разозлилась.
        - Люди Керлана убили Мэй и занимались тем, что эксплуатировали аффинитов,  - прорычала она.  - Они получили по заслугам.
        Рамсон размахивал рукой.
        - Да, но ты чуть не подставила нас. Как швейцар смотрел на нас, когда мы заходили! Я не удивлюсь, если он уже предупредил Керлана и охранников. Одним из условий с моей стороны было то, что мы мирно попадем на этот бал, и ты его нарушила. Ты так сосредоточилась на одном сражении, что забыла о победе в войне.
        Они стояли так близко друг к другу; Ана могла схватить его за лацканы и трясти, пока не услышит, как стучат его зубы. Она мысленно вернулась в дом Шамиры, к мирному огню, запаху дыма и благовоний и искорке надежды, которая промелькнула между ними. Там ей показалось, что в Рамсоне есть что-то, что достойно спасения.
        Ана говорила низко и резко, акцентируя каждое слово.
        - Не смей говорить о Мэй так, как будто она была необходимой жертвой в войне, которую ты, кажется, воспринимаешь как игру.
        Рамсон сузил глаза.
        - Ана, тихо…
        - Тебе, должно быть, легко говорить,  - не унималась она. Злость и слезы начинали душить ее, как и всякий раз, когда она думала о Мэй.  - Ты никогда никого не любил, кроме себя самого.
        Рамсон быстро подошел к ней вплотную. Ана машинально отшатнулась назад и ударилась головой о стекло. Рамсон в это время наклонился вперед и положил руку на дверь, находящуюся прямо за ней. Потом он протянул вперед вторую руку. В этот момент Ане показалось, что он либо ударит ее, либо поцелует - но он всего лишь прижал палец к ее губам.
        - Прошу, замолчи,  - прошептал он, и тревога в его тоне заставила ее прикусить язык.
        Он был так близко, что Ана могла рассмотреть царапины и порезы на его подбородке, небольшую кривизну его носа, взмахи ресниц над карими глазами, широко раскрытыми от удивления. Он нагнулся к ее уху. Его шепот был тише дыхания.
        - За нами следят.
        Она выглянула посмотреть из-за его плеча. Сквозь пелену накативших слез проступали очертания ниши, такой узкой, что даже руки в стороны не вытянуть. Она вдруг заметила, что по ту сторону штор подозрительно тихо, что музыки и шума практически не слышно. Любому, кто стоял снаружи, было легко услышать их голоса.
        Рамсон положил руку ей на плечо, он пристально посмотрел на нее, как будто она была не в себе и могла в любую секунду съехать с катушек. Ана сглотнула. Поток эмоций схлынул так же быстро, как и накатил, усмиренный холодком страха и необходимостью действовать.
        Продолжая смотреть на Рамсона, Ана просканировала окружающее пространство силой родства. Это было подобно факелу, зажженному в темноте: с помощью силы она видела кровь. В теле стоящего перед ней Рамсона она была горячей и яркой, пульсирующей, подгоняемой мощными ударами его сердца. Ана продолжила смотреть дальше. В поле зрения ее силы оказался весь второй этаж банкетного зала Керлана, темнота, отсутствие крови, пока…
        Вот оно.
        Одиночная фигура, неподвижно стоящая у лестницы в нескольких шагах от их ниши.
        В груди у нее похолодело.
        Рамсон следил за ее лицом, как будто он уже знал, что она делает.
        - Ты кого-то чувствуешь?  - его губы почти не двигались.
        Ана кивнула.
        - Можешь что-то сказать о них? Что на них надето, как они выглядят?
        Как будто в ответ на его вопрос и на действие ее силы родства, Ана почувствовала, как что-то надвигается - ледяная стена, которая обрушилась на ее силу родства, как поток воды на горящий факел.
        Это чувство было Ане знакомо. У нее чуть не подогнулись коленки, когда она вспомнила обстоятельства, при которых она с ним сталкивалась.
        - Егерь,  - прошептала она.
        Рамсон едва заметно кивнул.
        - Не двигайся. Парочки постоянно приходят сюда, чтобы… уединиться. Пусть он и о нас так подумает.
        Ана заметила, что крепко держится за Рамсона: одной рукой она вцепилась ему в плечо, а другую положила ему на спину. Рамсон придерживал ее за талию, его теплая ладонь так и оставалась у нее на плече. От него пахло одеколоном, ненавязчивым, с легкими нотками пряностей и тайны.
        Он прижался к ней сильнее и уперся лбом в холодное стекло двери, ведущей на внешний балкон.
        - Доверься мне,  - прошептал он, его дыхание обжигало ее шею.  - И скажи мне, если он будет двигаться.
        _Доверься_мне._
        Ее сердце, казалось, грозилось вырваться из груди от страха, что их поймают, и от какого-то еще чувства, которое она совсем не понимала. Ткань их нарядов шелестела, и в тусклом свете, проникающем из-за штор, они казались сплетением шифона, рук и ног, и осторожного дыхания.
        Рамсон вздохнул, жилистые мышцы на его шее дернулись. Его голова была склонена, а дыхание согревало изгиб ее шеи и голые плечи. Еще немного ближе и…
        Сила родства подсказала Ане, что что-то изменилось. Она встрепенулась.
        Человек, стоявший снаружи, исчез.
        Она чувствовала, как егерь спускался по лестнице, пятно его крови становилось все более размытым, пока не растворилось в хаосе банкетного зала.
        - Он ушел,  - прошептала она.
        Ана почувствовала, как Рамсон облегченно выдохнул, его ладонь соскользнула с ее плеча, царапая мозолями ее обнаженную кожу. Он сжал ее руку и отступил. Выбившаяся прядь волос свисала ему на глаза; почему-то Ане хотелось подойти и смахнуть ее.
        Рамсон взглянул на нее. Ана ответила тем же, в глубине души ей было стыдно за свой недавний приступ гнева. Рамсон тоже, казалось, перестал злиться. Он продолжал смотреть на нее озадаченно. Губы его были полуоткрыты, как будто он хотел что-то сказать и в то же время ждал, что она заговорит первая.
        Ана сглотнула. По затылку поднималась волна жара, молчание становилось невыносимым. Ей нужно было его нарушить.
        - Рамсон,  - вдруг произнесла она.  - Больше никогда не приказывай мне замолчать.
        Он моргнул, уголки его губ поползли вверх, пока не превратились в улыбку. Она не была хитрой или язвительной: самая обычная широкая улыбка. Глаза его тоже улыбались, как будто он находил в Ане что-то невероятно забавное. И впервые ей показалось, что между ними возникло что-то настоящее, нежное.
        В ее груди зашевелилось светлое чувство. Но Ана отвернулась, прежде чем улыбнуться.
        Она попробовала повернуть латунную ручку стеклянной двери, и та поддалась. В комнату ворвался прохладный ветерок, и Ана вдохнула аромат зимней ночи. Она обернулась посмотреть на красные шторы в поисках тени, которая все еще тревожила ее воображение. И вздрогнула.
        - Мы можем выйти на улицу?
        На губах Рамсона все еще остался след улыбки.
        - Конечно, можем,  - ответил он и раскрыл перед ней дверь.  - После вас, сударыня.
        Веранда со всех сторон обвивала особняк Керлана. Снаружи было всего лишь несколько гостей, а редко расставленные фонари освещали ночь мягким светом. Небо над головой было беспросветно темным и затянутым тучами. Воздух, казалось, застыл, как будто сама земля затаила дыхание, ожидая прихода бога зимы.
        Ана облокотилась о мраморную балюстраду, выдыхая и наблюдая за тем, как воздух превращается в облако пара. Она почувствовала, что Рамсон подошел к ней и встал совсем рядом. Первоснеж, безмолвие ночи, вибрации воздуха в преддверии снега наполнили ее непривычным чувством надежды. В Сальскове ей приходилось оставаться во дворце, пока ее семья посещала ежегодный парад, но вечером, когда все слуги уходили спать и все стихало, мама, папа, Лука и мамика Морганья собирались в отцовской спальне. Они все вместе смотрели, как падал снег. И даже после смерти мамы, после случая на Винтрмахте, после обнаружившейся болезни папы, Лука и мамика Морганья всегда оставались с ней.
        Ана втянула воздух. Ей стало интересно, не выглядывает ли в этот самым момент из окна Лука. Думает ли он о ней.
        - Ты знаешь,  - сказала она тихо, как будто обращаясь к самой себе.  - Первоснеж нужно встречать не плясками и пьянками. Это праздник молчаливого поклонения первому снегопаду, первому дыханию нашего бога-покровителя.
        Ана замялась, но что-то подсказало ей, что нужно продолжать.
        - Дома мы зажигали свечи и выходили на улицу, ожидая первых снежинок.
        Прошло несколько секунд молчания, и затем заговорил Рамсон.
        - Дома мы поклоняемся другим богам. У нас их трое: Море, Небо и Земля,  - в его голосе была неведомая ей доселе уязвимость, тихая откровенная честность.
        Три бога. Тут Ана сообразила. Она вспомнила сотни страниц, которые в старых фолиантах были посвящены брегонцам, их богам, ценностям и флоту. Брегонская фамилия, которую он выбрал для приглашений. Неуловимый акцент в его голосе, такой легкий, что она не понимала, к какому народу он принадлежит. До этого момента.
        Ана молниеносно развернулась к нему.
        - Ты из Брегона.
        Это открытие было подобно кусочку пазла, который встал на свое место.
        Маска Рамсона была у него в руках. Он встретился с Аной взглядом, его глаза бегали, выражая неуверенность. И как она раньше не догадалась? Она вспомнила о мозолях на его руках, о длинных шрамах на его спине, о его блестящих навыках владения мечом - ни один стражник так не умел.
        - Ты служил в Брегонском королевском флоте, да?
        - Я готовился в него вступить,  - тихо отозвался Рамсон.
        Все складывалось. Брегонцы высоко ценили честь и отвагу; и не важно, кем он стал и что ему пришлось пережить, Ана видела в нем зачатки и того, и другого. Возможно… возможно, он все еще может быть смелым и честным. Возможно, он еще может измениться.
        Она смотрела на Рамсона, чьи черты, наполовину скрытые тенью, резко выделялись на фоне беззвездной ночи. Он был человеком в маске, загадкой, которую она пыталась разгадать со дня их первой встречи. Она все еще много о нем не знала - и, может, никогда не узнает.
        - Как кадет Королевского военно-морского училища превратился к кирилийского криминального лорда?
        Рамсон покачал головой.
        - Это не важно.
        На плечах его, казалось, лежал тяжкий груз. Когда он повернулся к ней, глаза его были затуманены.
        - Итак, ты помнишь план. Экипаж будет ждать тебя у выхода ровно в десять часов. Задержишься хоть на минуту - и он уедет без тебя.
        - Я знаю,  - сказала Ана.
        Рамсон достал что-то из карманов своего черного фрака и вложил ей это в руку.
        Серебряные карманные часы. Практичность его подарка вызывала у Аны улыбку, но она сдержалась.
        Но то, что он сказал следом, прозвучало как удар молотка в суде.
        - Ана, времени не остается. Полагаю, нам пора прощаться.
        Ана уставилась на него. Внутри зародилось дурное предчувствие. Ей казалось, что эта часть плана предельно ясна: поймать Тециева, вернуться к брату, восстановить справедливость. И затем, разобравшись со всем этим, она сможет выполнить свою часть сделки.
        Ана не ожидала, что прощаться придется так скоро.
        Ее тщательно сконструированный план возможностей и вариантов развития событий погрузился во мглу.
        - Но… наша сделка,  - вопреки всему, возмутилась Ана.  - Ты не просил меня выполнить мои обязательства.
        Он шумно выдохнул, из его рта вырвалось кольцо пара.
        - Мне от тебя больше ничего не нужно. Все закончится сегодня вечером.
        Что-то в этих словах было не так, и Ана несколько секунд усердно пыталась придумать, что ответить. Но Рамсон уже разворачивался, надевая на лицо маску.
        Она вдруг протянула к нему руки. Схватила его за запястья. Рамсон устремил на нее свой взгляд, губы его приоткрылись:
        - Что…
        Не дав ему договорить, Ана выпалила:
        - Пойдем со мной. Ты можешь исправиться.
        Слова сыпались у нее изо рта, необдуманные, скоропалительные. После этого она уже не знала, что сказать.
        В выражении лица Рамсона что-то изменилось. Будто туман рассеялся, и она впервые видела его ясно. Когда он заговорил, в его ярких карих глазах читалась искренность.
        - Когда я был маленьким, отец сказал мне, что в мире нет абсолютного зла и абсолютного добра. Он считал, что люди существуют среди множества оттенков серого.  - Рамсон поменял положение рук и обхватил пальцами ее запястья. Даже сквозь перчатки от его прикосновения у нее побежали мурашки.  - Я верил в это, пока не встретил тебя, Ана. И… спасибо тебе.
        Оттенки серого. Почему ей это что-то напоминало? Люди существуют среди множества оттенков серого…
        _Что_делает_тебя_тобой_ - это_то,_как_ты_выбираешь_ее_использовать._ Легкий ветер коснулся ее щек и принес ей слова ее брата.
        - Ты прав,  - тихо сказала Ана, смотря Рамсону в глаза.  - Мир не черно-белый. Но я верю в то, что наши решения определяют то, кем мы станем.
        Его теплые уверенные руки все еще продолжали держать ее.
        - Прими правильное решение, Рамсон.
        На ее щеку опустилось что-то мокрое, и на лице Рамсона отразилось удивление. Ана снова почувствовала холодное и влажное прикосновение. И еще. И еще. И когда она увидела, как на волосы Рамсона медленно опускаются первые снежинки, она поняла - пошел снег.
        Они оба подняли лица к небу, посмотреть на серебряные хлопья, бесшумно кружащиеся в воздухе и приземляющиеся к ним на плечи, на одежду, на щеки, губы и шею. Если бы ей позволили выбрать один-единственный момент, чтобы запечатлеть его на бумаге, она бы выбрала этот. Потому что ей хотелось его запомнить.
        Рамсон отпустил ее руки. Среди плавно падающих снежинок, остающихся у него на волосах, ресницах и щеках, он выглядел моложе, уязвимее, чем когда-либо. Он кутался в пиджак своего фрака, чтобы спастись от холода. Что-то промелькнула на его лице, а потом он закрыл глаза.
        - Прощай, Ана.
        Подожди, хотелось ей сказать. Назови свое настоящее имя. Расскажи мне, кто ты. Что угодно, лишь бы он остался.
        Но она всего лишь выдохнула:
        - Прощай, Рамсон.
        И наблюдала, как его удаляющийся силуэт исчезает в ночи за пологом немого снега.
        Ана повернулась к балюстраде. Она пыталась взять себя в руки, распутать переплетенные, связанные в узлы нити эмоций. Снег усиливался и превращался в сплошной белый вихрь.
        Внизу, на веранде, выходящей в сад, появилась фигура, облаченная в белые одежды. И когда взгляд Аны упал на нее, сердце ее быстро забилась, в ушах начала пульсировать кровь.
        Мужчина поднял голову к небу, и Ана увидела призрака.
        Тециев был здесь.

        27

        За свою жизнь Рамсон перемерил немало масок, надевая и снимая их, как вторую кожу. Он всегда готов был сыграть роль, необходимую для успеха дела. Этим вечером он смотрел на себя в зеркало - чисто выбритый, в черном смокинге, с зачесанными назад волосами,  - и ему казалось, что он просто надел очередную маску и готовится к еще одному шоу.
        Но…
        Когда он стоял с Аной под снегопадом, на нем не было маски, он был настоящим. Что-то в этой девушке заставило выбраться на свет того мальчишку, которым он был когда-то. Что-то в этой девушке заставило его хотеть снова им стать. И в его груди появилась тяжесть от мысли, что было бы, если бы он был честным человеком и делал правильный выбор.
        _Пойдем_со_мной._Ты_можешь_исправиться._
        Ана и была таким выбором. И в каком-то смысле Рамсон это предвидел. Прежде чем прийти к Керлану этим вечером, он заглянул кое-куда еще. Он зашел к связному и отправил от него снежного ястреба с белыми, как свежевыпавший снег, перьями.

        _Сегодня,_в_поместье_Керлана,_в_час_первого_снега._

        В клюв снежного ястреба он вложил локон темных волос. Эти птицы обладают невероятным обонянием и могут по запаху выследить добычу на расстоянии нескольких миль в холодных, суровых кирилийских горах. Если их обучить, то из них получаются лучшие почтовые птицы.
        Записка была отправлена, и его замысел пришел в движение. А что касается Аны - она выберется из этого поместья, этого города и рассадника преступности и мрака и уедет как можно дальше. Она рождена для лучшего. Ей суждено сражаться на стороне света. И она унесет эту возможность - призрак человека, которым он мог бы быть,  - вместе с собой.
        Все равно было уже слишком поздно. Человек, в которого он превратился, не верил ни в добро, ни в зло. Для него существовали лишь разнообразные оттенки серого.
        Этим вечером он будет помнить об этом, когда убьет Аларика Керлана.
        Рамсон закрыл глаза. Когда он вновь открыл их, его холодный расчет добавил окружающему миру резкости. В его груди обосновалось зловещее спокойствие. Он Рамсон Острослов, будущий глава Ордена ландыша. Он смотрел сверху на банкетный зал - театр, состоящий из людей в аляповатых бальных платьях и сверкающих украшениях.
        Рамсон надел маску. Мир был его сценой, сегодня было очередное шоу.
        Самое грандиозное шоу в его жизни. Огромные часы, висящие в центре зала, показывали девять семнадцать. У него было ровно сорок три минуты, чтобы отыскать Керлана и убедить его вернуть Рамсону должность своего заместителя. Об этом должна быть сделана запись в официальном уставе Ор-дена.
        И как только Керлан выведет последнюю букву, Рамсон убьет его.
        В рукаве у него прятался небольшой кинжал, по размеру не длиннее предплечья. Мизерикорд, как называли его брегонцы, или кинжал милосердия, которым добивали поверженного противника. По щелчку его пальцев хитроумное приспособление, привязанное к его руке, вытолкнет оружие прямо ему на ладонь.
        Впервые за этот вечер он стал рассматривать залы особняка. Непрошеные воспоминания заполнили сознание. Он все еще явственно видел лежащие на мягких красных коврах скорченные тела людей, от которых он избавился просто потому, что они стояли у него на пути. Рыбаки, торговцы оружием, владельцы предприятий, пытавшиеся обвести его вокруг пальца. Рамсон все еще слышал их приглушенные крики, доносящиеся из-за закрытых дверей, ведущих в подвалы. Шаг за шагом он помогал Керлану очистить Кирилию от тех, кто мешал им. Он устанавливал новые подпольные связи, чтобы невидимая лапа Ордена могла дотянуться дальше и дальше, держа на ладони всю разваливающуюся империю.
        _С_меня_хватит,_ думал Рамсон, вышагивая по коридору в противоположную сторону от музыки, танцев и света. Ковры здесь были не такие потертые, на стенах висели картины в резных рамах, изображающие удаленные уголки, таинственные земли, океаны, сияющие бирюзой.
        Рамсон знал эти места. Ему не давала покоя мысль, что они с Керланом были родом из одного королевства, что он, спустя столько лет, пошел по стопам своего старшего товарища, практически досконально повторяя его путь, сбежал от собственных провалов в другое государство.
        Казалось, что в попытке не превратиться в подобного своему отцу демона, Рамсон выбрал путь, который все равно превратил его в монстра.
        Люстры под потолком светили очень ярко, что слегка раздражало. Керлан всегда появлялся на собственных праздниках только после девяти. Рамсон уже приближался к крылу, где жил Керлан, и был удивлен, что ему ни разу не встретился охранник…
        - Стоять.
        В коридоре перед ним из тени выступил человек. Он холодно смотрел на Рамсона. Острослов узнал его. Его звали Феликс.
        - Для гостей отведен банкетный зал лорда Керлана,  - сказал он.  - В жилое крыло вход воспрещен.
        Рамсон плотоядно улыбнулся.
        - Я не обычный гость, Феликс,  - сказал он и снял маску.
        Феликс среагировал не сразу; глаза его округлились. Он стал пятиться к стене, а рука его потянулась к мечу.
        - Остро…Острослов.
        Рамсон отвесил шуточный поклон.
        - Собственной персоной. Ты, кажется, рад меня видеть.  - Затем насмешливость исчезла из его голоса.  - Я хочу видеть Аларика.
        Феликс замешкался.
        - Я… я не могу тебе этого позволить,  - наконец выдавил он и вытащил из ножен меч.  - В поместье Керлана строгие правила.
        - Правила, которые придумал я,  - сказал Рамсон и подошел ближе к стражнику. Он наслаждался растерянностью Феликса.  - Пропусти меня, или я сдеру с тебя шкуру и буду использовать ее как коврик для ног.
        - Думаю, можно обойтись и без этого,  - послышался негромкий знакомый голос с кристальными нотками произношения кирилийской знати. У поворота в прилежащий коридор из ниоткуда возник мужчина. Его яркий шелковый пиджак цвета индиго струился по стройной фигуре, а ботинки с золотыми мысками ритмично стучали в такт каждому шагу, пока он приближался.
        - Снова здравствуй, Рамсон,  - сказал Аларик Керлан. Глаза его блестели.  - Я пришел, чтобы лично поприветствовать тебя.
        При виде начальника Феликс вытянулся в струнку. Но тот прошел мимо, как будто стражник был частью стены. Рамсон не двигался, внутри он был очень напряжен. Его как будто приковало к месту, где он стоял, и его охватила необъяснимая беспомощность, периодически случавшаяся с ним в присутствии Аларика Керлана.
        - Рамсон, сынок,  - зубы Керлана ослепительно сияли, когда он улыбался.  - Сколько лет, сколько зим.
        - Я считал дни до нашей встречи,  - щеки Рамсона похолодели, а губы застыли в улыбке.
        - Весьма польщен,  - Керлан жестом указал на ближайшую дверь.  - Что я за хозяин, если не предложу тебе чашечку чаю. Прошу, я за тобой.
        Рамсон прошел через дверь и оказался в ничем не примечательном кабинете. Стены занимали книжные полки, уставленные фолиантами в позолоченных обложках, пыльными книгами и различными декоративными мелочами - или, как Керан их называл, диковинками. Нефритовая статуэтка дракона из Кемейре; изогнутая латунная лампа, предположительно, произведенная в одном из южных королевств; кусок радужного камня из глубин Безмолвного моря. В углу стояли и мерно тикали огромные медные часы, размечая тишину.
        Но как только Рамсон присмотрелся внимательнее, к нему пришло внезапное осознание, от которого закружилась голова. Он хорошо помнил этот кабинет, слишком хорошо. Казалось, он только вчера стоял здесь, промокший до нитки, потерянный и близкий к безумию мальчик, которому некуда пойти и негде укрыться.
        После смерти Ионы единственное, чего хотелось Рамсону,  - это покинуть ряды вооруженных сил, оказаться подальше от отца, Брегона, от всего, что связано с миром, который он считал правильным и безопасным и который его предал.
        В двенадцать лет он глубокой ночью пробрался в один из грузовых фургонов, поставлявших снабжение в военные части. С собой у него не было ничего, кроме мешочка монет и обрывка бумаги с адресом и именем, написанными в спешке. Он до сих пор помнил, как сидел, съежившись, между ящиком с несвежими овощами и бочкой гниющего мяса и смотрел, как уплывают вдаль огни Блу Форта.
        Кучер нашел его на следующее утро и вышвырнул из фургона. Рамсон встал на ноги. Вокруг - никого, лишь затянутое тучами небо, раскинувшиеся до горизонта болота и бесконечный дождь во всех направлениях. Без Ионы и его компаса он потерялся. Он хотел спуститься в залитую водой канаву и умереть прямо там, среди грязи. Но он был слишком зол и напуган.
        Поэтому он стал просто перебирать ногами, и каждый день он говорил себе: еще один день. Еще один день, и ты снова увидишь Иону.
        С божей ли помощью, или иным чудом, но Рамсон добрался до города. Он ввалился в бар, выставив вперед собой мешочек с монетами и умоляя накормить и напоить его.
        В тот же день несколько мальчишек постарше подкараулили его. Несмотря на то что он кричал и отбивался, они утащили его в узкий переулок, избили, забрали деньги и кинжал и бросили умирать.
        Но Рамсон не умер.
        Когда он набрался наконец смелости выползти из переулка, уже стояла ночь. Разбитая губа распухла, нос был сломан, на ребрах темнели синяки, но он остался жив.
        Вот каков был реальный мир. Не добрый, не яркий, не наполненный светом. Скорее цвета индиго, мрачное место, где, как и говорил Иона, сильные подчиняли себе слабых, а зло господствовало и процветало.
        Здесь не было ни добродетели, ни доброты. И Иона говорил об этом Рамсону, но тьма забрала и его.
        Рамсон молил первого встречного - старика, правящего конной повозкой,  - дать ему приют. Той ночью он лежал, свернувшись клубочком, у старика в амбаре и не мог уснуть. Он вытащил из кармана скомканный, промокший клочок бумаги с именем. Чернила размылись и пачкали пальцы, пока Рамсон пытался расправить складки. После этого он всю ночь повторял про себя имя. В его сердце сформировалась цель, наполняющая его вены бурлящей энергией гнева.
        Рано утром он украл у спасшего его старика телегу и лошадь и уехал. В тот же вечер он сел на корабль и больше не оглядывался, даже когда Брегон превратился в крошечное пятно на горизонте, которое потом целиком проглотило бескрайнее темное море.
        Спустя две недели Рамсон оказался за океаном. Сжимая в руках обрывок с именем, он оказался у золоченых ворот самого красивого особняка цвета индиго, из тех, что ему доводилось видеть.
        Когда он потребовал аудиенции у Аларика Керлана, стражник рассмеялся.
        - Уверяю вас, он захочет принять меня,  - убеждал его Рамсон на своем угловатом школьном кирилийском.
        Второй стражник ухахатывался.
        - Что ты на это скажешь, Николай?  - сквозь смех проговорил он.
        Рамсон был разъярен.
        - Вы не знаете, кто я,  - рычал он.  - Вы не представляете, насколько я буду полезен лорду Керлану. И бьюсь об заклад, если он узнает, что вы дали мне от ворот поворот, ваши дети к утру станут сиротами.
        Оба стражника умирали со смеху.
        - Ух, ничего себе. Надеюсь, соседи не подумают, что я действительно на такое способен.
        Рамсон развернулся.
        Перед ним стоял сухопарый мужчина в фиолетовой шляпе-котелке. Он был средних лет, но ростом и комплекцией не отличался от Рамсона. Из-под шляпы виднелась редеющая копна каштановых волос, глаза его блестели. На нем были обыкновенные брюки и рубашка, и в целом он выглядел как чей-то любезный сосед.
        Стражники замерли, лица их стали гипсовыми.
        - Лорд Керлан,  - прошептали они.
        Рамсон уставился на него. Отец рассказывал ему о брегонце, который уехал в Кирилию и построил империю воровства и деспотии, сравнимую по могуществу с кирилийской короной. Аларик Керлан был легендой и чудовищем, зловещим обитателем тьмы, чья улыбка была острая, как бритва.
        Но вот он стоял напротив, ростом с мальчишку-подростка, и лицо его дружелюбно сияло. Неужели это был тот самый человек, о котором его отец, адмирал Роран Фарральд, отзывался с такой глубокой ненавистью и которого хотел уничтожить?
        - Что я могу для тебя сделать, мальчик?
        Острый-на-язык Рамсон не мог найти слов. Он бессвязно промямлил.
        - Я… я могу вам помочь.
        Керлана это позабавило.
        - Как тебя зовут, мальчик?
        - Р-Рамсон. Рамсон Фарральд.
        Уголки губ Керлана едва заметно дрогнули.
        - Стало быть, брегонец,  - сказал он.  - Проводите его в дом, Николай. Хочу узнать, как же брегонского мальчишку занесло так далеко от дома.
        Керлан знал, кем был отец Рамсона - в этом не было никаких сомнений. Но высокомерие мальчика ослепило его. Спустя полчаса Рамсон оказался в комнате. Его переодели в болтающиеся на нем жилет и брюки, а вместо запачканных грязью ботинок выдали шелковые тапочки.
        В комнате стены занимали полки, забитые книгами в кожаных переплетах. Когда Рамсон присмотрелся, он увидел сияющие золотые надписи на корешках. На полу в центре лежал огромный красный ковер, на нем стоял кофейный столик из черного дерева. Комната не была завалена до потолка золотыми статуями, но ее роскошь изящно проявлялась в инкрустированном лазуритом столе и в расставленных по полкам редких кемейранских вазах.
        - Ну что ж.
        Рамсон подпрыгнул - он даже не слышал, что кто-то вошел. Лорд Керлан достал из нагрудного кармана золотую перьевую ручку и аккуратно прикрыл за собой дверь.
        - Присаживайся, сынок. Рамсон, не так ли? Хочешь чаю? Ты, кажется, замерз.
        Рамсон неловко сел на красный бархатный диван напротив кофейного столика. Лорд Керлан все еще смотрел на него с интересом, и Рамсон вспомнил, что не ответил на вопрос.
        - Нет,  - сказал он.  - Спасибо.
        Лорд Керлан наклонил голову.
        - Воля ваша,  - он подошел к кофейному столику, продолжая держать ручку в руках.  - Что я могу для тебя сделать, Рамсон Фарральд?
        Рамсон открыл было рот. Он репетировал эту фразу с той ночи в амбаре, когда он, лежа на сене, не мог уснуть, потому что каждый мускул и сустав в его теле изнывал от боли.
        - Вы знаете моего отца, Рорана Фарральда.
        Лорд Керлан перебирал стопку бумаг. Он остановился и перевел взгляд на лицо Рамсона, и в нем было что-то змеиное.
        - Знаю.
        Рамсон наклонился вперед, вцепившись руками в край дивана так сильно, что костяшки его пальцев побелели.
        - Я помогу вам уничтожить его.
        Это было в прошлой жизни. Обозлившийся на весь мир мальчик с разбитым сердцем умер много лет назад в темном переулке. В тот день из грязи выбрался кто-то другой. Теперь он стоял в этой самой комнате, спокойный и хладнокровный, одетый в шелковый костюм, который смог купить благодаря своему кровавому ремеслу.
        Но в глубине души он знал, что сейчас он был таким же потерянным, что и тот сломленный мальчишка семь лет назад.
        - Итак.
        Керлан закрыл дверь и бесшумно пересек комнату. Рамсон к этому привык. Керлан мог быть как тень.
        Он стоял у своего кофейного столика, облаченный в уверенность, как в дорогой костюм, а глаза его все так же блестели. Можно было подойти чуть поближе и почувствовать исходящий от него дух власти, тлетворный запах жадности и коррупции, скрытый за многослойным ароматом одеколона. Семь лет назад мальчик по фамилии Фарральд не заметил этого: для него Керлан был средством расплаты. Расплаты с отцом, отнявшим у него все.
        Но теперь от Рамсона Острослова ничего не скрылось.
        - Садись, сынок,  - сказал Керлан, и сам устроился на диване у кофейного столика, жестом приглашая Рамсона занять место напротив.  - Я думал, мои агенты ошибались, когда они принесли мне новости, что ты сбежал. Но, очевидно, ошибался я.
        Рамсон изобразил такую же улыбку, что играла на губах Керлана.
        - Я долго до тебя добирался, Аларик.
        - Так убеди меня, почему не стоит отправить тебя туда, откуда ты пришел.
        - Тебя не нужно убеждать. Ты до сих пор меня не убил, а значит, слышал вести, что у меня для тебя кое-что есть. Кое-что более ценное, чем любое соглашение или сделка, которые ты заключал в своей жизни.
        Керлан постукивал золотой перьевой ручкой по огромному перстню на своем среднем пальце.
        - Подобные слухи до меня действительно доносились. Мой егерь учуял что-то странное в этой молодой даме.
        Кажется, Игорь и Богдан выполнили свою роль и передали его сообщение, как и планировал Рамсон. Рамсон стер с лица улыбку и взглянул на своего бывшего господина таким же, как у того, металлически-мрачным взглядом.
        - Слышал когда-нибудь о Кровавой ведьме Сальскова?  - спросил он.
        Керлан ничего не ответил, и Рамсон продолжил:
        - Я привел ее тебе.
        Керлан усмехнулся, дважды ударив ручкой точно по кончику пальца.
        - Не совсем так, Рамсон. Ты хочешь что-то взамен.
        - Я учился у лучших.
        - Ты выбрался из тюрьмы, явился ко мне, не соблюдая субординацию, и теперь хочешь заключить со мной сделку? Даже не знаю, восхищаться твоей смелостью или смеяться над твоей глупостью.
        - И все же ты продолжаешь меня развлекать. Всем известно, что лорд Керлан избавляется от неугодных гостей за доли секунды. Прошло уже больше минуты, а ты все еще слушаешь меня.  - Рамсон наклонился вперед через кофейный столик.  - Тебя интересует моя Сделка.
        Керлан прищурил глаза - он делал так всегда, когда кто-то из его подчиненных достойно себя проявлял. Рамсона до сих пор пробирала дрожь, когда он вспоминал взгляд этих серых глаз, когда кто-то из членов Ордена совершал ошибку.
        - Продолжай, милый мальчик.
        - Снова назначь меня своим заместителем, и я заставлю Кровавую ведьму выполнять любые твои поручения. Я вычислю кротов в рядах Ордена. Я похороню твоих врагов. Я сделаю Орден неуязимым,  - Рамсон изобразил коварную улыбку.  - Она могущественна, но непостоянна. И так уж вышло, что мне она доверяет. Я знаю, как манипулировать ей, а так близко к ней еще никто не подбирался.
        Керлан потер свой тяжелый перстень о перьевую ручку. Звук напоминал скрежет лезвия по кости, и, видимо, он помогал ему думать.
        - Ты подвел меня, парень. Я дал тебе задание - личное,  - и ты провалил его. Ты знаешь, как я отношусь к провалам… особенно это касается моих старших офицеров.
        - Люди учатся на своих ошибках. У меня это очень хорошо получается.
        Рамсон старался не думать о той ночи, когда Керлан вызвал его и дал самое сложное поручение за семь лет его пребывания в Ордене. Убей императора, сказал Керлан в этой самой комнате. Убей его, и если кто-то найдет свидетельства того, что это сделал ты, я первым отправлю тебя на виселицу.
        Спустя пару дней Рамсон был на пути в Сальсков. Тогда-то его и схватили. Белые плащи арестовали его без объяснения причины и отправили гнить в Гоуст Фолз.
        Бессонными ночами, проведенными среди покрытых грязью стен и невыносимого смрада мочи и пота, его не покидала одна мысль. Если бы его не остановили, он бы выполнил поручение? Как далеко бы он зашел в своей верности Ордену?
        Керлан снова замолчал, и Рамсон отогнал эти мысли. Сейчас было неподходящее время для бессмысленных сантиментов.
        - Я знаю, чем для меня обернулся этот провал, Аларик. Наши интересы совпадали. Утечка произошла с твоей стороны. И я убью того, кто это сделал.
        Скрежет ручки о перстень прекратился. Керлан наконец поднял голову. Он улыбался. Не в первый раз Рамсон не знал, как истолковать эту улыбку. Он уже видел ее, когда Керлан повысил его до своего заместителя. Он также видел ее за секунды перед тем, как Керлан перерезал кому-то глотку.
        - Я уже принял решение,  - объявил он, и у Рамсона внутри все сжалось. Прежде чем Керлан успел договорить, мозг Рамсона уже просчитывал на шесть, семь шагов вперед все возможные варианты развития этой беседы.
        - Я просто хотел убедиться, что ты будешь за себя бороться. Ты же знаешь, я люблю играть с едой.
        Рамсон взглянул на часы. Девять сорок восемь. Через двенадцать минут Ана выберется отсюда и будет в безопасности.
        - Ты постоянно смотришь на часы, сынок,  - сказал Керлан, и Рамсон тут же сконцентрировал все свое внимание на нем.  - Ты ждешь кого-то… или чего-то?
        По телу Рамсона пробежал холодок. В разговоре Кердан тщательно обдумывал каждое слово. Как будто не своим голосом Рамсон ответил:
        - Я не хочу, чтобы ты опоздал на собственный праздник, Аларик.
        - Ах, вот в чем дело.
        Из одного из ящиков стола Керлан вытащил лист пергамента. Он стал скрупулезно откручивать колпачок своей золотой ручки, за каждым оборотом следовал пронзительный скрип, от которого по спине Рамсона пробегала дрожь.
        - В таком случае давай заключим твою сделку? Я искал себе заместителя с тех пор, как ты покинул этот пост. Но такого умного и амбициозного, как ты, Рамсон, я так и не нашел.
        Рамсон склонил голову. Когда он снова выпрямился, кинжал в его рукаве шевельнулся.
        - Я польщен, мой лорд.
        Керлан не торопился. Запястьем он расправлял пергамент с контрактом.
        - Ты, конечно же, слышал старую притчу о Коте и Льве?
        Рамсон нахмурился.
        - Нет.
        Керлан положил ручку и слегка сощурил глаза так, что человеку, не знающему его, могла привидеться в них доброта.
        - Это старая брегонская притча, сынок. Полагаю, твоя мать умерла раньше, чем успела ее тебе рассказать.
        Рамсон старался сохранять хладнокровие.
        - Кот был прародителем и господином Льва,  - продолжал Керлан.  - Лев умолял Кота обучить его разного рода мастерству. «Господин»,  - клянчил Лев, и Кот сжалился над ним и каждый день учил его чему-то новому. И с каждым днем Лев становился более умным, сообразительным и циничным. Он захотел свергнуть Кота и стать царем горы.
        Однажды он напал на Кота. Он использовал свою силу, свою молодую энергию, свой размер и свои острые когти, чтобы победить. Но Кот был старше и, видишь ли, хитрее. Существовал один прием, которому он не научил Льва. Взбираться по деревьям.
        Керлан сложил руки домиком, перстни его блестели.
        - И это позволило Коту выжить. Он понимал, как опасно подпускать к себе близко ученика, не уступавшего ему в амбициях и интеллекте; он понимал, что это приведет его к краху, и поэтому последний трюк он оставил при себе.
        Керлан замолчал. Его серые глаза сверлили Рамсона, а на губах играла легкая улыбка. В горле у Острослова пересохло. Сердце его колотилось, а мозг бешено работал.
        Рамсон медленно вытянул руки, чувствуя, как тяжесть кинжала давит на предплечье.
        - И именно поэтому,  - мягко сказал Керлан, подаваясь вперед и широко улыбаясь,  - я считаю, что не в моих интересах назначать заместителя, который собирается убить меня прямо в этой комнате.
        Керлан еще не успел закончить, а Рамсон уже был на ногах. Он сделал резкое движение запястьем  - вжух, и кинжал был у него в руке, и лезвие его переливалось на свету. Он запрыгнул на письменный стол Керлана, занес руку, подался вперед…
        Но рука его онемела. Кижал с лязгом упал на дубовую столешницу. И напрасно Рамсон пытался подцепить его непослушными пальцами. На секунду он в недоумении уставился на свою руку. И услышал смех Керлана.
        По его телу расползалось странное ощущение. Так он себя чувствовал много лет назад, когда скитался по улицам и не ел по нескольку дней. Казалось, его мышцы атрофировались и перестали работать, как будто кто-то высосал из него все силы.
        Он схватил глоток воздуха и сполз на пол. Давай же, приказывал он своему телу, но руки его были неподвижны, как камень на мягком красном ковре, как будто они ему не принадлежали.
        Из-за стола показались начищенные черные туфли. Керлан нагнулся и медленно, демонстративно поднял оброненный Рамсоном кинжал.
        - Неплохой маленький ножик,  - прошептал он, а затем снова взглянул на Рамсона. Выражение лица его можно было принять за сочувствие, но Рамсона было не одурачить. Керлан смаковал этот момент.
        Из коридора в комнату вошла женщина. Ее волосы были такими темными, что в свете ламп приобретали синеватый оттенок, а по ее бронзовой коже было понятно, что родом она с одного из королевств Азеатских островов. Она встала у стены, высокая и стройная, и стала смотреть на Рамсона взглядом пумы, выслеживающей добычу.
        - Как же я мог забыть,  - вздохнул Керлан, постукивая по виску и принимая растерянный вид.  - Я не представил тебе Ниту, нашу новую коллегу и заместителя главы Ордена Ландыша.
        У Рамсона кружилась голова. Ему чудилось, что его мышцы превратились в воду, а легкие отказывали. Как будто издалека до него доносился голос Керлана.
        - Я думаю, что ее можно считать аффинитом плоти, хотя ее сила родства может контролировать физическую силу твоих мышц, органов, сердца…
        Пока он говорил, в груди Рамсона пульсировала боль, отдаваясь рвотными позывами. Он закашлялся.
        Керлан усмехнулся. Нита улыбнулась. А потом он почувствовал, как Керлан приставил к его лицу кинжал, и смачно провел лезвием по щеке.
        Горло Рамсона сковал ужас. Он видел, как Керлан пытал людей; он стоял рядом и подавал ему скальпели.
        - Как я и говорил, милый мальчик, я люблю играть с едой, так что не беспокойся. Я оставлю тебя на потом.
        Керлан выпрямился, расправил свой безукоризненный костюм цвета индиго и положил кинжал в карман. Его тень падала на Рамсона, закрывая весь обзор.
        - Приношу свои извинения, но мне нужно отлучиться. Надеюсь, как хозяин, я оказал тебе достойный прием. Но меня ждут на балу - сегодня там собралось немало очень важных гостей,  - Керлан сверкнул зубами.  - И, очевидно, среди них мне нужно отыскать одну очень особенную девушку.
        Нет. Но крик Рамсона так и застрял у него в горле. Тело его было парализовано, и он просто смотрел в спину Керлана, исчезающую в коридоре. Затем вперед вышла Нита, и давление на его грудь усилилось. Горло его сжалось, а конечности онемели.
        Перед глазами замаячили темные пятна, и вскоре он погрузился во тьму.

        28

        Снегопад усиливался. Вихри снежинок кружились в лучах освещающих веранду подвесных ламп. Отбрасываемые ими тени покачивались, пока Ана бежала мимо. Немногочисленные гости, вышедшие на улицу, уже торопились вернуться в дом. Из высоких окон и открытых дверей бального зала лился свет, звучали музыка и смех, заглушившие топот ног Аны. Вниз, по мраморным ступеням, мимо балюстрады веранды - и вот она уже на первом этаже, прячется за колонной, поддерживающей балконы.
        Сердце сбивчиво отбивало ритм в ее груди, пока она затаилась в тени и наблюдала. Это он, без сомнений, подумала Ана, рассматривая его белый плащ, гладкую кожу на голове, бледные пальцы, вознесенные к небу. На его шее блестел серебряный божекруг, и Ана с отвращением вспомнила, что почти в этом же виде она застала его год назад, когда он убивал папу.
        Тециев обвел пальцами круг у своей груди - этот жест выражал почтение кирилийским богам. Он поднял лицо к небу.
        Рамсон придумал для нее идеальную уловку: она должна была представиться посыльным Керлана и попросить Тециева проверить божевосх в подвале дома, прежде чем прибудет новая партия аффинитов.
        Но ложь и хитрость были оружием Рамсона. Сейчас Ана понимала, что она решает проблемы по-другому.
        Она призвала свою силу родства. Сад превратился в картинку, состоящую из света и тени, и пылающего пятна крови, наполняющей тело Тециева. Он находился в дюжине шагов от нее.
        Ана уверенно пошла вперед. Тециев стоял к ней спиной, а благодаря снегу шаги ее сделались бесшумными. Она дрожала всем телом. Чувство опасности таилось у нее в животе.
        Она поскользнулась и чуть не вскрикнула.
        Тециев обернулся.
        - Что…  - начал было он, широко распахивая глаза, но Ана уже применила к нему свою силу родства и крепко взялась за его кровь. Тециев стал давиться, взгляд его метался, пытаясь высмотреть ее силуэт в ночи.
        - Чувствуешь это?  - Ана резко дернула его кровь, заранее позаботившись о том, чтобы его лицо не повернулось к свету.  - Это лишь пустяки по сравнению с тем, что я могу с тобой сделать. Сейчас ты молча пойдешь за мной, и тогда я сохраню тебе жизнь.
        Сердце Тециева неистово колотилось, пока она вела его через стеклянные двери в банкетный зал. Ее сила родства, как петля, обвивала его шею. Ана шла в шести шагах впереди, но в своем сознании она практически видела кровавые очертания следовавшей за ней фигуры. Он следовал за ней, как призрак, руки его были сцеплены в замок, и шаги его были эхом ее поступи.
        Огромные медные часы в центре зала отбили девять двадцать пять, когда они скользнули из банкетного зала в лабиринт коридоров особняка Керлана. Ана про себя повторяла указания, которые заставил ее заучить Рамсон,  - второй поворот налево, первый направо, пятый налево,  - и вспоминала карту, которую Рамсон вдалбливал ей в голову так, будто хотел, чтобы она научилась находить нужный путь даже во сне.
        Чем дальше они шли, тем ?же становились извилистые проходы, а полы уже не были покрыты экзотическими коврами. Дорогой декор сменился обычным мрамором и голыми стенами. За этой частью дома не следили, здесь было неестественно тихо. Ане казалось, что они вторглись на запретную территорию.
        Когда Ана просканировала помещения силой родства, вокруг не обнаружилось ни одного слуги или стражника. Она начала беспокоиться. Тем временем они сделали последний поворот и уперлись в конец коридора. Перед ними стояла обыкновенная дубовая дверь с круглой потертой медной ручкой.
        Сделав глубокий вдох, Ана взялась за ручку и начала ее поворачивать. _Два_поворота_по_часовой_стрелке,_пять_против,_и_снова_два_по_часовой._ Голос Рамсона будто бы шептал ей на ухо, и ей показалось, что он касается ее руки, помогая совершать необходимые манипуляции. _А_потом_толкай._
        Ана чуть не подпрыгнула от лязга и жужжания. Звук доносился изнутри двери, как будто там вращались шестеренки. Ана всем своим весом надавила на дверь и толкнула.
        Дверь тяжело поддавалась, раскрываясь сантиметр за сантиметром, и Ана поняла, что это не обычная дверь. Она была толще, чем длина ее предплечья. Когда она окончательно распахнулась и на нее упал свет, на внутренней стороне Ана увидела сверкающий темный материал. Подобно удушающему покрову, ее накрыла волна холода и слабости. Черный камень.
        У мысков ее туфель начиналось темное пятно, тянущееся до ведущих в темноту каменных ступеней. Как будто кто-то набрал на кисть чернил и сделал длинный мазок. Кровь, закричала ее сила родства.
        - Сюда,  - приказала она Тециеву, и он медленно начал спускаться.
        Ана достала из настенного держателя ближайший факел. Впереди нее Тециев погружался во тьму, его белый плащ отражал свет факела. Ана закрыла за собой дверь и последовала за алхимиком. В конце лестницы было небольшое помещение, стены которого были сложены из неотесанного камня. По стенам, напоминая виноградную лозу, тянулись цепи, а справа находился коридор, ведущий глубже в темноту.
        Ана расправила плечи. Наконец человек, которого она искала, стоял перед ней.
        Тециев стоял лицом к ведущему вглубь туннелю и спиной к Ане. Он был неподвижным, будто высеченным из камня. Ана помнила эту же фигуру в черно-белом свете костяно-белой луны, стоящую у кровати ее отца.
        - Развернись,  - сказала она.
        Он медленно подчинился. Под взглядом его напуганных серых глаз она аккуратно опустила факел в держатель.
        - Ты узнаешь меня?
        В трепещущем свете факела казалось, что Тециев дрожит. Он ответил:
        - Нет.
        Внутри Аны забурлила ярость. Она развязала ленты и сняла с лица маску.
        - А теперь что скажешь, мессир Тециев?
        Глаза Тециева расширялись, пока он рассматривал ее лицо, глаза, нос, форму губ.
        - Кольст принцесса Анастасия,  - прошептал он.
        - У меня не осталось этого титула,  - ей было сложно говорить спокойно.  - На самом деле у меня не осталось ничего. И все из-за тебя…
        Голос ее дрожал. Стена, которую она выстроила вокруг черного колодца своего горя, начала давать трещины.
        Спроси его о Луке. Скажи ему, что он едет с тобой обратно в Сальсков. И убирайтесь отсюда.
        Но вопросы, которые она столь долго мечтала задать, которые она обдумывала снова и снова, сдавливали грудь. Ана повернулась к убийце своего отца и, часто дыша, спросила:
        - Зачем ты это сделал?
        Тециев отвернул лицо от света.
        - Я не хотел.
        Это признание стало для нее физически ощутимым ударом. Она отвернулась от него, грудь ее вздымалась.
        - Ты не хотел,  - сквозь зубы процедила Ана.  - То есть ты убил моего отца случайно? Потому что обстоятельства так сложились?
        - Это не было случайностью,  - прошептал Тециев.  - Но также это случилось не по моей воле. Меня заставили. Она годами управляла моим сознанием… я не понимал, что я делаю…
        Одно слово привлекло ее внимание.
        - Она?  - переспросила Ана.  - О чем ты говоришь?
        Тециев провел дрожащей рукой по лицу.
        - О боги, вы не знаете.
        Ее сердце екнуло.
        - Не знаю чего?
        - Кольст графиня Морганья все подстроила.
        Ана секунду таращилась на него, впитывая значение этой фразы. А потом издала лающий невеселый смешок.
        - Ты убил моего отца и теперь ты пытаешь обвинить в этом мою тетю? Ты настоящий…
        Слова подводили ее, и поэтому она махнула в воздухе рукой.
        - Псих.
        - Вы правы. Нечестно с моей стороны винить во всем Морганью,  - прошептал Тециев.  - Я был с ней заодно. Поначалу. До того, как все пошло наперекосяк.
        - Ты ненормальный,  - прорычала Ана.
        Но слово «ненормальный» было не совсем точным определением. Ана поняла, когда посмотрела на то, как дрожащий оранжевый свет пламени подсвечивает выступающие скулы и отрешенные глаза Тециева. Он не выглядел ненормальным, его что-то съедало.
        - Мы с Морганьей встретились много лет назад,  - начал он мягко, и Ану увлек за собой мерный поток его слов. Помимо своей воли, с ужасом она осознала, что несмотря на то, что ее инстинкты запрещают ему доверять, она не может отделаться от ощущения, что он говорит правду.
        - Вы, должно быть, уже знаете, Кольст принцесса, что аффинитам в империи живется несладко. Я потерял обоих своих родителей-аффинитов, а Морганья провела месяц в плену, страдая от издевательств не-аффинитов. Мы были растерзаны, разбиты, но не настолько, чтобы не собрать себя по частям и не начать мечтать. Мы представляли себе светлое будущее, где аффиниты были бы свободны от гнета и осуждений. Но ни один из нас не был достаточно силен, чтобы начать строить это будущее. Мы вместе развивали наши способности: моя сила родства позволяла объединять и видоизменять элементы, а ее - манипулировать плотью и разумом.
        Голос Тециева звучал издалека, как будто она слушала невероятную, абсурдную историю. Мамика. Он говорил о ее мамике Морганье, с ее нежными глазами цвета теплого чая, длинной темной косой, верой в богов.
        Он говорил о ее силе родства, о ее плане… убить отца Аны.
        - Один случай изменил жизнь Морганьи навсегда… по многим причинам,  - сказал Тециев, и холодок дурного предчувствия пробежал по телу Аны - она поняла, о каком случае он говорит. В один из дней, когда мама и папа в сопровождении патруля совершали поездку по империи, они нашли совсем юную девушку. Вся в синяках, полуодетая и плачущая, она выбиралась из развалин какого-то дома.
        - Мы все спланировали. Когда императрица прониклась жалостью к Морганье и забрала ее с собой во дворец, мы поняли, что привели в движение нечто огромное… и что мы изменим этот мир.
        Дальнейшие события Тециев описывал быстро, и они разворачивались перед Аной, как ночной кошмар.
        - Она сблизилась с императрицей. Ей присвоили титул графини Кирилии, что давало ей право претендовать на престол, если не оставалось иных членов королевской семьи. Она взяла меня на работу во дворец. Свою силу родства она скрывала, ежедневно выпивая дозу божевосха. Шли годы, но Морганья была терпелива. Ее целью был трон.
        За это время я изобрел идеальный яд. Он действовал медленно; мы должны были убедиться, что он не убьет королевских дегустаторов, чтобы не вызвать подозрений. Он был бесцветным, обнаружить его можно было только благодаря горькому запаху, что давало нам возможность подмешивать его в еду и выдавать за лекарство.
        Через год умерла Катерьянна, и мы стали на шаг ближе к трону.
        У Аны подкашивались колени; ей казалось, что она вот-вот упадет без чувств. В ее голове мелькали картинки: алхимик в белом плаще, молодая и красивая графиня, добрая императрица, император с разбитым сердцем; части истории пришли в движение и стали выстраиваться вереницей по направлению к неизбежному исходу.
        - Но прошлое Морганьи оставило в ней след,  - продолжал Тециев.  - Неизлечимую гниющую рану, которая превратилась со временем в нечто зловещее. Пока не стало слишком поздно, я не замечал, что в ее планы не входило установить справедливость. Морганья хотела перевернуть мир с ног на голову, превратить обычных людей в рабов аффинитов… или вовсе уничтожить их.
        Нет. Она не станет в это верить - это уму непостижимо: ее кроткая, набожная мамика - мстительная, расчетливая убийца… и аффинит плоти, способный управлять сознанием.
        Ана стряхнула с себя странные чары его истории. Мир вокруг снова начал существовать, горячая кровь в теле Тециева пульсировала, и Ана сосредоточила на ней свою силу и швырнула алхимика в стену.
        - Ты лжешь,  - прорычала она.
        Тециев тяжело дышал; белки его глаз блестели в свете факела.
        - Я был заложником своей собственной лжи,  - прохрипел он.  - Впервые за много лет я говорю правду.
        - Лжец!  - кричала Ана, вжимая его в стену. Ее сила родства становилась жестока, когда Ана была в гневе, она остановила ток его крови.  - Я убью тебя.
        Тециев впился ногтями в стену.
        - П-прошу, Кольст принцесса,  - полушипел, полуплакал он.  - Если я вру, если я единственный виновник, кто же тогда травит ядом вашего брата во дворце?
        Лука.
        При упоминании брата гнев Аны превратился в холодный страх, сковавший ей грудь.
        - Я говорю правду, Кольст принцесса,  - шептал Тециев, по щеке его катилась слеза.  - А что делать с правдой - решать вам.
        Ана швырнула его на землю. Она отвернулась, ее трясло и на глаза наворачивались слезы, превращая все вокруг в размытое пятно. Тециев продолжал свой рассказ, который увлекал за собой Ану, как мутные воды бурной реки.
        - Я ушел от Морганьи, когда умерла Катерьянна,  - голос Тециева дрогнул, и Ана закрыла глаза.
        Она пыталась сопоставить его историю с реальными фактами, которые знала сама. Вместе она сшивала части изорванного гобелена, внутри которого скрывалась правда.
        - Я скрывался несколько лет, но она снова меня нашла. В этот раз она забрала мой разум.
        Мы сами должны уметь постоять за себя, говорила Морганья.
        - За время, что я ее не видел, ее сила возросла. Вы с братом уже почти достигли совершеннолетия, и у Морганьи не оставалось времени. Она сделала меня узником собственного разума на год и заставила готовить яд для императора. Идея подставить и обвинить во всем вас пришла ей в голову в тот вечер, когда мы должны были дать ему последнюю дозу.
        Ана знала слишком хорошо, что последовало за этим. В своей голове она переживала эту ночь тысячи раз - ночь, что изменила ее жизнь навсегда.
        - Я давал императору последнюю дозу, когда вы ворвались в спальню и сковали мою кровь,  - голос Тециева изменился, как будто он наконец поднял голову.  - Своей силой родства вы разрушили оковы Морганьи. Сами того не осознавая, вы спасли меня.
        Лунный свет. Силуэт алхимика на фоне открытого окна. Плачь, тихий, как дуновение ветра. Серебряный божекруг у него на груди.
        Ана повернулась к нему лицом. В водовороте мыслей, она цеплялась за одну фразу.
        - Что ты имеешь в виду, говоря, что я разрушила оковы Морганьи?
        Тециев поднял на нее глаза. Он сидел на земле, сгорбившийся и сломленный. Белый плащ его был выпачкан в грязи.
        - Морганья сильна, но она уязвима. Она может контролировать лишь один разум в конкретный момент времени. И ее контроль можно разрушить. Когда вы применили ко мне силу родства, она вытеснила силу родства Морганьи. Вы разрушили ее контроль над моим разумом; вы спасли меня, сделав меня недосягаемым для Морганьи, и в последующие после убийства месяцы я оставался собой.
        Ана смотрела в его полное сожаления лицо, и ее гнев сменился холодной злобой.
        - И ты сбежал.
        Он опустил голову ниже.
        - Я трус, Кольст принцесса. Это я не боюсь признать.
        Шестеренки в голове Аны вращались, сквозь хаос ее гнева пробивалась ясность.
        Тециев вел речь о заговоре, которой существовал десятилетие и во главе которого стоял не кто иной, как тетя Аны. И она была в одном шаге от успеха.
        Ане нужно было возвращаться в Сальсков с Тециевым. Рассказать все Императорскому суду. Посадить Морганью в тюрьму. Спасти Луку. А потом вместе с Юрием они начнут раскручивать в обратную сторону механизмы громадной машины, которая позволяла империи процветать за счет угнетения аффинитов.
        Но прежде всего ей нужно было спасти жизнь брата.
        - Противоядие,  - сказала Ана.  - Ты должен приготовить противоядие.
        - Оно существует,  - сказал Тециев, и ноги у Аны чуть не подогнулись от облегчения…  - Я сделал его на случай, если дегустаторы начнут тяжело болеть. Оно находится в дворцовой аптеке вместе с ядом.
        Противоядие существовало, Лука будет жить.
        - Вы должны меня выслушать, Кольст принцесса,  - нарушил тишину Тециев.  - На своем пути вы встретите больше врагов, чем ожидаете. Морганья стала союзником Аларика Керлана и Ордена ландыша. Он заключил с ней сделку и пообещал, что положит конец рабскому труду аффинитов, как только она займет трон. А взамен она отправит его завоевывать Брегон.
        - Я втерся в доверие к Керлану,  - продолжал Тециев.  - Все эти годы я служил ему издалека. Почти четыре луны назад Керлан послал своего заместителя убить твоего брата.
        Кровь Аны застыла в венах.
        - Я помешал ему; я предупредил имперские патрули. Они арестовали того человека и бросили его в тюрьму. Но я слышал, что он снова на свободе. И этой ночью он здесь.
        Тециев неуверенно усмехнулся.
        - Как же забавно порой боги играют судьбами людей, Кольст принцесса. Если бы вы не нашли меня сегодня, я бы покончил с собой. Я не могу больше жить среди обмана и лжи, постоянно озираться и хранить под подушкой яд.
        Его голос звучал откуда-то издалека. В ушах Аны стоял шум, и она внезапно вернулась в избу в северной тайге. Напротив нее стоял улыбающийся волчьим оскалом Рамсон.
        _Чего_ты_хочешь?_
        _Отомстить._Я_планирую_уничтожить_своих_врагов,_одного_за_одним,_и_вернуть_свое_положение_и_то,_что_принадлежит_мне_по_праву._
        Декорации сменились, и она очутилась в доме Шамиры, в комнате, утопающей в дурманящей теплоте и благовониях. Она вспомнила, как перевернула руку Рамсона и мельком увидела татуировку с цветком у него на запястье. Это был ландыш.
        Орден Ландыша.
        И все сложилось воедино. До сих пор она словно бродила в густом тумане, пытаясь что-то отыскать… и вдруг оно само возникло перед ней.
        Рамсон все это время работал на Керлана. А Керлан был союзником Морганьи.
        Глаза жгли слезы. Она подумала о Рамсоне, о том, как он смотрел на нее сквозь падающий снег, о его глазах, ясных глазах мальчишки.
        Это было всего лишь ролью, все до последней секунды. Каждая частица этого человека была пронизана ложью. И она ему поверила.
        Но теперь не было времени жалеть себя.
        Ана подняла взгляд на алхимика. Говорить было не о чем, все части головоломки встали на свои места.
        - Я возвращаюсь в Сальсков, чтобы остановить Морганью,  - сказала она,  - и ты поедешь со мной.
        Тециев вытер пот со лба.
        - Меня казнят за государственную измену,  - прошептал он.
        - Я помилую тебя, если ты мне поможешь.
        Ей было трудно произносить эти слова, после того как она целый год ждала шанса увидеть смерть алхимика. Но она была не просто Аной, напуганной девочкой, которая брела по северной тайге и больше всего на свете хотела вернуться домой к своей семье.
        Она была Анастасией Михайловой, кронпринцессой Кирилии, и судьба ее империи зависела от нее.
        Тециев подполз к ней, слезы стекали по его щекам и оставляли мокрые следы. Он припал к подолу ее платья и начал его целовать.
        - Спасибо вам, Кольст принцесса,  - плакал он.  - Добрая, хорошая, милосердная…
        Ана вырвала юбки из его рук.
        - Ничего подобного,  - сказала она.  - Я помилую тебя лишь потому, что твоя жизнь для меня не имеет ценности. Но если ты еще раз совершишь хоть одну ошибку, я не раздумывая тебя убью.
        Ана в отвращении отвернулась от него и достала карманные часы Рамсона. Ей очень хотелось бросить их в стену и посмотреть, как они разобьются на части.
        Она проверила время. Девять сорок восемь.
        - Мы уходим,  - сказала она, разворачиваясь и хватая со стены факел. Рамсон говорил ей, что чтобы добраться до конца туннеля, нужно примерно пять минут.
        - Иди за мной.
        С помощью силы родства Ана осматривала туннель, пока они шли, прислушиваясь к теплому бурлению крови в телах, выискивая ловушки. Существовала вероятность, что в конце туннеля ее не будет ждать экипаж, что Рамсон провел ее и устроил западню. Но все же это был единственный выход.
        Проходы были пусты. Тишину нарушали лишь звуки их дыхания и эхо их тяжелых шагов, отражающиеся от стен. Камень под ногами становился более грубым, воздух то влажным, то снова сухим.
        В конце туннеля их ожидала дверь. Сквозь ее щели просачивался лунный свет. Ана затушила факел и повернула ручку так же, как и у двери наверху. Она отворилась.
        Ана облегченно выдохнула.
        Они были в задней части садов Керлана. Отсюда вела всего одна извилистая тропинка, скрытая меж высоких деревьев. Выход загораживал трельяж, увитый плющом и мелкими белыми цветами.
        В тени трельяжа на зеленой лужайке стоял экипаж. Два валькрифа били копытами о землю, реагируя на ее приближение.
        Рамсон сказал правду.
        Она повернулась к Тециеву.
        - Садись,  - начала было Ана, но Тециева за ее спиной не оказалось.
        Но его месте стоял другой человек, одетый в черный камзол. В лунном свете он отбрасывал длинную тень, напоминавшую ей об ином подземелье, наполненном резким запахом страха и божевосха.
        - Привет, Кольст принцесса.
        Ей широко улыбался Владимир Садов, сплетая свои длинные белые пальцы.
        - Я тебя ждал.
        Что-то свистнуло, и острая боль пронзила ее плечо. В глазах потемнело.

        29

        Тьма то накрывала его, то отступала, но боль не прекращалась ни на миг. Рамсон пытался выкарабкаться из глубокого сна. Вдруг кто-то начал его трясти.
        Он застонал и приоткрыл один глаз, о чем немедленно пожалел. Яркий свет обжег сетчатку, и все вокруг закружилось.
        В воздухе витали отголоски запаха крови и пота. Рамсон узнал это помещение, с запятнанными красным стенами, множеством цепей и шкафом, в котором стояли склянки с невиданными ядами. Он снова оказался в подвале имения Керлана. Только вот в этот раз он был узником.
        Плечи его болели. Он подался вперед и почувствовал знакомое давление наручников на запястьях. Рамсон вновь прислонился к стене.
        Он провел здесь уже несколько часов, а может, и больше - трудно сказать. Амбала в черной маске, пришедшего его допрашивать, нигде не было видно. Рамсон заметил бадью с темной водой в углу. Когда он вспомнил удушающее чувство, возникающее при утоплении, по его спине пробежали мурашки.
        - Ты проснулся.
        Этот голос он узнал бы где угодно. Рамсон повернул голову к его источнику.
        - Ты.
        - Я,  - благодушно согласился Керлан, как будто он стоял у двери соседа.  - Моему костолому тоже нужно поспать, поэтому я решил его сменить. Ну, и еще потому, что в таких делах я могу доверять только себе.
        Рамсон понял, что Керлан хочет запугать его. И попытался не думать о нем.
        Ана.
        В груди его что-то сжалось, но он заставил себя дышать ровно. Сейчас она должна быть уже далеко, в недрах северной тайги в экипаже вместе с алхимиком.
        Рамсон не имел представления, куда она направлялась и увидит ли он ее снова. Он осознанно не задавал ей подобных вопросов.
        Керлан наблюдал за ним с улыбкой.
        - Думаешь о своей девушке, Рамсон? Не беспокойся. Мой друг позаботится о том, чтобы с ней было все хорошо.
        По венам пробежала ледяная волна паники. Рамсону стоило огромных усилий не просить у него дальнейших объяснений. Он изобразил на лице злобную ухмылку.
        - И когда же ты, Керлан, начнешь решать свои проблемы сам, а не поручать их своим верзилам…
        Удар был неожиданным, как разряд молнии, попавший в голову. Рамсона мутило. Он стонал и кашлял, пачкая кровью сырой каменный пол.
        - Кажется, это уже личное, Аларик,  - прохрипел он.
        - Неужели? Что ж, полагаю, следующие несколько дней тебя не будет покидать это ощущение. Скажи мне, как ты хочешь умереть, Рамсон Острослов?  - Керлан выдерживал паузу.  - Или мне стоит называть тебя Рамсон Фарральд?
        До сегодняшней ночи Рамсон не использовал это имя семь лет; оно было прошлым, которое он пытался похоронить, придумав себе новую фамилию и новую жизнь. Керлан об этом знал; и теперь он использовал это, чтобы нанести раны там, куда не достал бы ни один нож.
        Рамсон прорычал:
        - Ты не имеешь права произносить это имя, ублюдок.
        - Ты правда думаешь, что когда-нибудь обыграешь меня, мальчик?  - прошипел Керлан.  - Я всегда на шаг впереди тебя. Для меня ты навсегда останешься нищим, жалким, сопливым попрошайкой, приползшим ко мне на порог семь лет назад.
        Смех Керлана резал, как рифленый нож. Он приблизил свое лицо к Рамсону.
        - Ты мог бы стать великим, сынок. Вместе со мной ты мог бы навсегда изменить течение жизни этой империи. Этого мира. Но теперь, очевидно, ты так и умрешь, безвестный и незначительный. Твое безымянное тело будет гнить в помоях Дамбы,  - он ухмыльнулся.  - Повторишь судьбу своей матери-потаскухи.
        Рамсон плюнул ему в лицо.
        Керлан выпрямился, невозмутимо вытер плевок, как будто это была попавшая на щеку капля подливки.
        - Кажется, это уже личное, Рамсон,  - благодушно сказал он, но Рамсон знал, что это был самый опасный тон.  - Посмотрим, что ты скажешь об этом.
        По знаку Керлана в комнату вошли двое членов Ордена и поставили Рамсона на колени. От ударов кнута он чуть не потерял сознание. Но лишь когда его лицо опустили в ведро с темной водой, начались настоящие пытки.
        Рамсону хорошо было известно ощущение того, что ты тонешь. Будучи кадетом в Брегоне, он уяснил, что инструктора в Блу Форте не тратят время на то, чтобы рассказать своим подопечным о прихотях и законах моря. Их учили нырять, плавать, лежать на воде, но не тонуть. В океане они задерживали дыхание, отрицая потребность в воздухе, и иногда едва не захлебывались.
        Только после смерти Ионы Фишера Рамсон понял, что никто не может по-настоящему научиться тонуть.
        Это случилось за месяц до эмбаркмента - главного экзамена в карьере брегонского кадета. В двенадцать лет, на пороге вступления во взрослую жизнь, каждый из них проходил через суровое с психологической и физической точки зрения испытание, за ходом которого наблюдала комиссия из заслуженных офицеров военно-морского флота. Каждому классу присваивался ранг, информация об этом печаталась в газетах, и капитаны судов Брегонского флота приезжали, чтобы выбрать одного из кадетов и взять его стажером к себе на корабль.
        Ровно за месяц до этого Рамсон получил письмо. Оно было составлено лекарем и пришло из маленького городка Элмфорда.
        Его мать умирала. Причиной болезни была грязная вода, которую пили бедняки. Она вызывала розовую сыпь, боли в желудке и, на последней стадии, высокую температуру.
        Его мать послала за лекарем, только когда у нее начался жар.
        Силы покинули Рамсона прямо в столовой Блу Форта. Кадеты училища редко посещали дом - максимум раз в год,  - но Рамсон ни разу не бывал в родном городе с тех пор, как на пороге появился отец и увел его посреди ночи.
        Рамсон до сих пор помнил выражение лица матери - смесь ужаса и страха, как будто она ждала этого момента. В ее каштановых волосах уже виднелись седые пряди, появившиеся от тяжелой жизни. Ее карие глаза (у него были глаза матери) умоляюще смотрели с порога.
        Но его отец отвернулся и больше не оборачивался. Так же повел себя Рамсон.
        Он побежал прочь из столовой. Его ноги стремительно несли его вперед, и он думал, что никогда не сможет остановиться. Мимо двойных железных дверей, сквозь арки на улице, пока он не оказался на пристани. Океанические волны блестели, как драгоценности, в лучах солнца. Ему нужно было отвлечься, избавиться от мыслей на некоторое время.
        Рамсон нырнул в океан и поплыл.
        Когда он вынырнул, то увидел мальчика, ждущего его на пирсе.
        - Не хочешь поговорить?  - спросил Иона, лениво вычерчивая ногой круги на воде.
        Рамсон взобрался на нагревшуюся поверхность пристани и рассказал другу все. С его волос капала вода, а солнце высушило его, пока кожа не стала липкой от соли. Накатывали волны, принося с собой особый запах океана. В воздухе кружили чайки, и ветер разносил их крики. День был такой прекрасный, что в этом просматривалась какая-то злая ирония.
        - Я знаю, где можно достать лекарство, которое ей поможет,  - сказал Иона, выслушав Рамсона.
        Волны плескались у деревянных оснований пирса. Рамсон затаил дыхание.
        - Откуда?
        - Розовая лихорадка. В моем городе ее еще называют болезнью бедняков. Ее вызывают грязная вода и пища.
        Иона откинул голову назад, прищуривая глаза от солнца, подобно коту.
        - Лекарство от нее есть в Блу Форте. Оно слишком дорогое, чтобы снабжать им все города и деревни. Его берегут для флота. Для тех, на кого не жалко его тратить. Лекарство хранят на складах.
        Конечно, Иона знает такие вещи. Его искренне интересует все, что происходит в Брегоне, особенно это касается экономики, торговли и распределения ресурсов.
        В груди Рамсона зародился лучик надежды.
        - Мой отец,  - сказал он, поднимаясь на ноги.  - Он знает, где оно лежит. Он…
        Иона схватил его за лодыжку.
        - Твоему отцу глубоко плевать на твою мать.
        - Он сделает это ради меня,  - разозлился Рамсон.
        - Не будь наивным.
        - Не будь таким жестоким!  - крикнул Рамсон.  - Ты этого не понимаешь, потому что у тебя никогда не было семьи!
        Глаза Ионы потемнели, а брови нахмурились.
        - Все я понимаю. Ты моя семья, Рамсон. Мой морской брат и мой лучший друг. Для тебя я сделаю что угодно.
        Рамсон отдернул ногу, как будто его обожгли.
        - Подожди, Рамсон,  - начал Иона, но того уже и след простыл.
        Он бежал мимо ольхи в саду Блу Форта, направляясь к кабинету своего отца. Штаб флота располагался в соседнем с академией здании, но кадеты почти никогда туда не заходили. Рамсон иногда проходил мимо вместе со своими одноклассниками и украдкой рассматривал затененный двор, решетчатые окна и надеялся хоть мельком увидеть отца.
        У входа стоял человек. Сердце Рамсона подпрыгнуло при виде песочных волос и статной фигуры отца.
        - Адмирал!  - окликнул он. Его отец не отзывался ни на какие обращения, кроме этого.  - Адмирал…
        Отец обернулся. Тень от ольхи скрывала его лицо. Теперь Рамсон увидел, что он с кем-то беседовал. Рядом стоял темноволосый командующий первым флотом. Отец Рамсона хотел, чтобы сын произвел на него впечатление на экзамене. Если бы все пошло по плану адмирала, Рамсон вступил бы в ряды Первого флота и нес службу на корабле командующего Даллона.
        Лицо Рорана Фарральда оставалось непроницаемым, даже когда он увидел сына.
        - Мне нужно с вами поговорить,  - тяжело дыша, сообщил Рамсон.
        Роран Фрральд слегка прищурился.
        - Я очень занят.
        - Прошу, сэр!
        - В другой раз!
        Роран Фарральд отвернулся и пошел следом за командующим Даллоном.
        - Моя мама умирает!  - выпалил Рамсон.  - Прошу, ей нужна ваша помощь.
        Роран Фарральд замер. Он стоял спиной к Рамсону, но даже в тени садовых деревьев можно было заметить, как он напрягся. Командующий Даллон тем временем беспристрастно наблюдал за сценой.
        Роран Фарральд немного повернул голову; Рамсон видел его четко прорисованный профиль, угловатый и аскетичный.
        - И какое же отношение,  - тихо начал он, и слова его пронзали как легкий бриз, колышущий листья деревьев,  - твоя мать имеет ко мне?
        Когда отец ушел, Рамсон так и остался стоять на том же месте, под раскачивающимися ветками ольхи. Листья шелестели на ветру, и их тени плясали вокруг Рамсона. Яркое пламя его сердца в тот день превратилось в камень. Когда он вернулся к Ионе, он говорил тихо и по делу.
        - Покажи мне, где хранится лекарство.
        Ночью, когда луна скрылась за облаками, они выскользнули из спальни.
        Территория штаба начиналась у западной границы Блу Форта, захватывала скалы и утесы и простиралась до самого океана. Это был символ морского превосходства Брегонского флота, и обычных людей туда не пускали. Иона предполагал, что там хранилась секретная информация, например, военные тайны и тактики ведения боевых действий.
        Стояла непроглядная тьма, дул соленый морской бриз, принося с собой частички песка, а трава под их ногами была мягкой. Они крались, как тени, и через несколько минут были уже около штаба.
        Мимо шла пара патрульных, и Иона увлек Рамсона за дерево. Рамсон никогда не испытывал подобного: его кровь наполнил адреналин, сердце билось так бешено, как будто пыталось выпрыгнуть из груди. Через секунду Иона уже направился к задней части здания. Затаив дыхание, Рамсон с восхищением наблюдал, как его друг куда-то нажал и в каменной стене появилась дверь.
        - Выход на случай чрезвычайных ситуаций,  - шепотом пояснил Иона.  - Я изучал планы и схемы замков. Везде есть такое. И в здании штаба тоже.
        Внутри было темно и тихо, пахло солью. Пол был неровным, и Рамсон старался держаться ближе к Ионе. Через некоторое время они добрались до конца туннеля. Они прошли через железную дверь и оказались внутри штаба Брегонских военно-морских сил.
        Эта часть здания была темной, но в дальних коридорах виднелись отблески света факелов. Они шли мимо бесконечной вереницы одинаковых дверей. Ступали они осторожно, но мраморный пол был скользким. Наконец Иона остановился у одной из железных дверей, которая ничем не отличалась от других.
        - Здесь,  - прошептал он и толкнул ее. Тишину пронзил резкий звон. Рамсон закрыл уши руками, но, казалось, звук повлек за собой цепную реакцию. Он услышал приглушенный перезвон далеких колокольчиков. Сигнал тревоги смешивался с какофонией голосов. Иона кричал на него, тянул за руку, но ноги Рамсона подкосились, и он сел на пол, сбитый с толку и парализованный страхом.
        Послышался топот шагов, эхом разносящийся по коридорам, и за ними показался свет факела.
        - Рамсон!  - позвал Иона и отчаянным рывком поднял друга на ноги. Они побежали в противоположную сторону от света, обратно к запасному выходу…
        Перед ними сверкнул свет - патрульный вышел из-за угла. Он подал сигнал, и к нему присоединился второй солдат. При виде Рамсона и Ионы он зарядил свой лук и прицелился.
        - Стоять!
        Рамсона так сильно трясло, что его колени бились друг о друга.
        - Руки вверх!
        Краем глаза Рамсон видел, как Иона послушно подчиняется приказу.
        - Постойте, мы кадеты из Блу Форта,  - сказал он.  - Мы потерялись…
        - И оказались на охраняемом объекте?  - раздался голос за их спиной, от которого волосы на затылке Рамсона встали дыбом. Одолеваемый страхом, он повернулся.
        За ним стоял Роран Фарральд, одетый в простую серую тунику. Его лицо было спокойным, как поверхность воды в озере в безветренную погоду. Но Рамсон никогда еще не видел такой злости в глазах отца - они потемнели и приобрели цвет грозовых облаков или воды в полночь. Они, казалось, дрожали, когда смотрели на Рамсона.
        - Адмирал Фарральд.
        Патрульные в знак уважения склонили головы, но лучник продолжал держать на прицеле Иону и Рамсона.
        - Какого черты вы здесь делаете?  - голос Рорана Фарральда был хлестким, как кнут.
        Прежде чем Рамсон успел ответить, послышался стук шагов; из-за угла вышло четверо или пятеро человек, и Рамсон узнал в них почетных офицеров морского флота. Среди них был командующий Даллон.
        - Что здесь происходит?  - спросил офицер с седыми волосами.
        Глаза Рорана Фарральда полыхали, когда он делал шаг вперед. Он переводил взгляд с Рамсона на Иону, пока не остановился на своем сыне.
        - Вы обвиняетесь в незаконном вторжении на территорию государственного объекта. Известно ли вам, что подобный поступок карается смертью?
        Рамсону казалось, что его сейчас вырвет. Смертью. Он изучал брегонские законы, но не подозревал, что однажды они будут применены против них. Безусловно, они касались обычных людей, но… но не кадетов академии Блу Форт.
        Угольно-черные глаза отца все еще смотрели на него.
        - Это была твоя идея, мальчик?
        Рамсон попытался что-то сказать, но от страха у него сдавило горло. Он несколько раз открывал и закрывал рот, не издавая никаких звуков. Послышались еще шаги; прибыло больше патрульных, больше морских офицеров в пижамах.
        - Это была моя идея.
        Рамсон резко повернул голову к другу. Иона стоял в дверном проеме, отбрасывая длинную тень в пространство за полуоткрытой дверью. Лицо его было бледным, а черные глаза блестели в свете факела.
        - Я хотел украсть лекарство,  - продолжил Иона. Слова правды рвались из груди Рамсона.
        Но им противостоял инстинктивный страх, который не давал ему двинуться с места.
        - Зачем?  - спросил седовласый офицер.
        Никто, кроме Рамсона, не заметил секундного замешательства Ионы.
        - Я продаю его в городе. Люди за него отдают большие деньги. Я предложил Рамсону присоединиться ко мне. Он бы стал отличным партнером.
        В рядах офицеров поднялся шум.
        - Это организованная преступность!  - кричал седовласый.  - Нельзя отпускать этих молодых людей!
        Пока офицеры продолжали возмущаться, один человек стоял молча. На лице Рорана Фарральда появилось странное выражение… триумфа.
        - Довольно,  - громогласно заявил он.  - Лучник, стреляй!
        - Нет!
        Тихий и робкий крик сорвался с губ Рамсона и утонул в общем шуме. Он протянул руку, отталкивая и заслоняя собой Иону, чтобы защитить его.
        - Отпусти моего сына,  - кричал Роран, но у Рамсона подкосились колени, и он, тяжело дыша, ухватился за Иону. В ушах звенели колокольчики, сверля его мозг.
        - Отец,  - молил Рамсон.  - Прошу…
        - Отпусти моего сына!  - вновь проревел Роран.
        - Я не трогаю его!  - кричал Иона.
        - Стража!  - взвыл Роран.
        Все произошло очень быстро. Рамсон видел, как лучник туго натянул тетиву. Когда он ее отпустил, в воздухе сверкнул наконечник стрелы, изящно рассекая свет. Годы спустя Рамсон не мог объяснить, почему он поступил именно так. Он хотел быть храбрым, самоотверженным, как Иона,  - но оказалось, что до мозга костей он был трусом и эгоистом.
        Рамсон присел.
        Над ним послышался тихий влажный звук, как будто нож разрезал яблоко. Иона негромко ахнул и медленно, бесшумно упал, как последний листик с ветки ольхи.
        Рамсон смутно помнил, что происходило дальше. Кто-то кричал. Он опустился на колени, подполз к Ионе и стал трясти его за плечи, уверенный, что друг откроет глаза и засмеется, потому что ему удалось всех одурачить.
        Рамсон не сразу понял, что кричал он сам. Иона лежал неподвижно, и его тело безвольно тряслось, как кукольное, под натиском Рамсона. Единственное, что Рамсон видел в тот момент,  - беспросветно черные глаза друга, широко распахнутые от удивления, его темные волосы, разбросанные по полу, как перья ворона. Это не имело смысла - Иона, лежащий на полу, кровь, беззвучно собирающаяся в лужи, древко стрелы, торчащее из его груди. Всего несколько секунд назад он был жив, кричал.
        Рамсон не забыл эту сцену, она была высечена в его памяти. Его отец и остальные офицеры мрачно перешептывались, а его утащили стражники. Луна была невозможно яркой, в ветвях ольхи завывал ветер и хлестал его по лицу.
        Его отвели в комнату, которая казалась ему и знакомой, и незнакомой одновременно. Темно-бордовые стены были увешаны портретами счастливого семейства. Младшая дочка смеялась, ее золотисто-каштановые локоны сияли. Рабочий стол из вишни был чистым и холодным на ощупь. Все в комнате было дотошно организовано, прибрано и лишено тепла.
        Кабинет его отца.
        Дверь захлопнулась. В руки Рамсона вложили кружку с чем-то теплым и пахучим.
        - Шокодал с бренди,  - произнес прохладный баритон Рорана Фарральда.  - Пей.
        Рамсон склонился над чашкой, и его вырвало.
        - Ты бесхребетный,  - услышал он комментарий отца.  - Ты собираешься блевать всякий раз, когда увидишь смерть человека?
        - Почему я еще жив?  - шепотом спросил Рамсон.
        - Сирота признался. Он тобой манипулировал. Тебя накажут, но основная вина лежит на нем. И с ним поступили, как того требовал закон.
        - Закон…
        Руки Рамсона тряслись, и он поднял взгляд на отца.
        - Я собирался украсть лекарство,  - прошептал он.  - Я говорил тебе, что моя мать больна.
        Роран Фарральд смерил Рамсона холодным, как сталь, взглядом.
        - Иона Фишер был приговорен к смерти за незаконное проникновение на территорию государственного объекта, организацию преступной деятельности с привлечением несовершеннолетнего…
        - Ты знаешь, что это неправда.  - в глазах Рамсона стояли слезы.  - Это все моя вина.
        Он снова услышал ровный голос Ионы, когда тот брал на себя вину за преступление, совершенное Рамсоном. Снова увидел блик света на наконечнике стрелы, отскакивающую тетиву лука, вращающееся в воздухе оперение летящего прямо на него древка.
        И он присел.
        - Я убил его,  - он запинаясь произнес эти слова и замер.
        - Нет,  - пробурчал Роран Фарральд и сжал своими пальцами подбородок сына так сильно, что там могли появиться синяки.
        Во взгляде его была печаль.
        - Ты так слаб, глупец. Ты что, не видишь? Ты должен вынести из этого урок, если планируешь чего-то добиться в этом мире. Дружба - это слабость. Существуют только союзы, которые можно расторгать, если это для тебя выгодно.  - он понизил голос.  - Из каждой трагедии, каждой потери можно что-то для себя извлечь. И ты, и я знаем, что Фишер бы уделал тебя на Эмбаркменте. Поэтому он умер в очень подходящее время. Теперь тебе присвоят…
        За спиной Рорана о стену разбилась кружка. Шоколад с бренди стекали вниз, как кровь. Рамсон стоял на ногах, руки его тряслись. Медленно томящийся в нем гнев достиг точки кипения, и Рамсон неожиданно для себя начал кричать на отца.
        - Мой лучший друг - мой морской брат - умер, а ты только и можешь думать о каком-то проклятом экзамене?
        - Такие люди, как я - как мы,  - не могут тратить свое время на дружбу и любовь.
        - Моя мама…
        - Скончалась,  - спокойно закончил за него Роран.
        Рамсон поперхнулся и чуть не задохнулся от ярости, но он хотел, чтобы отец почувствовал его боль - почувствовал хоть что-то. Он в спешке подыскивал слова, которые, как ножи, можно было вонзить в сердце отца.
        - Ты поэтому не стал помогать? Потому что она не стоила твоего времени?
        Отец лишь посмотрел на него холодно и рассудительно.
        - Как, по-твоему, я добился всего того, что сейчас имею?  - спокойно сказал Роран. Слова его были правдивы, и это приносило боль.
        Не может быть. Не может быть. Голова шла кругом. Руки Рамсона нащупали стену и пытались за нее ухватиться. Роран отошел назад и отвернулся.
        - Я избавился от слабостей - дружбы, любви,  - потому что я знал, что существуют более важные вещи.
        Рамсон задыхался.
        - Власть и мое королевство, мальчик. Вот что я получил, сделав выбор. И я бы никогда его не изменил.
        Когда отец снова повернулся к нему, глаза его были темными и пустыми, как смерть. Рамсон увидел отражение того, чем он мог стать. Человек-демон, бесчувственный, помешанный, способный уничтожить любое препятствие на своем пути. Способный убить невинного ребенка. Способный позволить женщине, которую он когда-то любил, умереть.
        Роран Фарральд выпрямился, отводя руки за спину. Адмирал, воин, бесстрашный предводитель во плоти.
        - Это цена, которую мы и подобные нам люди должны заплатить, мальчик. Вот что это.
        На следующий день Рамсон Фарральд не явился на занятия. Солдаты и разведчики, которых послал его отец, не обнаружили никаких следов. Казалось, что за ночь он исчез и они пытались найти призрак.
        Подобные нам люди.
        С каждым жгучим ударом кнута, с каждым удушающим погружением в ведро с темной водой, правда становилась более очевидной. Рамсон сбежал к Аларику Керлану, брегонскому дворянину, превратившемуся в подпольного лорда, человеку, которого годами пытался уничтожить Роран Фарральд, потому что он надеялся использовать его против отца. Ярость противника - твой меч: научись им управлять. Его надежда - твой щит: используй ее против него. Это было любимой боевой мантрой отца, которая его и погубила. Ирония сама по себе уже была успехом.
        Но скольких людей отправлял Керлан в этот подвал, чтобы сковать их цепями, избивать и пытать? Скольких аффинитов его Орден приговорил к пожизненному рабству? И все это время Рамсон помогал ему вести дела и управлять портами, руководил его кровавыми сделками и был образцовым мальчиком на побегушках.
        Он лишил себя друзей, любви, сочувствия и стыда. Он заключал бесчисленные союзы и разрывал их, как только они становились ему невыгодны. Хорошим людям он наносил удары в спину, аферистов обводил вокруг пальца, крал у воров, врал лжецам.
        _Это_цена,_которую_мы_и_подобные_нам_люди_должны_заплатить._
        Он сам стал демоном, которого той ночью он увидел в отце. Он стал тенью чудовища - Аларика Керлана. И несмотря на то, что эти двое сражались по разные стороны линии фронта, Рамсон теперь видел между ними сходство. Жестокие. Заботящиеся только о себе. Нарушающие клятвы. Аморальные. Беспощадные.
        _Подобные_нам_люди._
        «Нет»,  - с жаром подумал Рамсон в порыве внезапного озарения. «Я не такой».
        И первое, что он увидел, было лицо Аны: ее упрямый подбородок, то, как она кусала губы, когда думала. Разве он не помог ей? Не защищал ее, когда она не могла за себя постоять? Не спас ее от наемников?
        Потому что она была частью сделки, язвительно прошептал внутренний голос. _Ты_использовал_ее,_чтобы_добраться_до_Керлана;_а когда_добился_своего,_избавился_от_нее._ Он все еще помнил сказанные ею напоследок слова. Я верю в то, что наши решения определяют то, кем мы станем. И пока его снова и снова окунали в бадью с водой, пока кнут Керлана беспощадно полосовал его спину, Рамсон цеплялся за эти слова.
        Нас определяет наш выбор.
        - Пришло время для моего любимого трюка.
        Сквозь рассеянные мысли Рамсона пробился голос Керлана. Он с трудом открыл глаза. Спина его полыхала огнем, а тело было в шаге от того, чтобы сдаться. Но несмотря то что силы оставляли его, страх подстегивал все его чувства.
        Керлан разжег в очаге огонь. На полу лежал металлический прут, железный конец которого накалялся в языках пламени. Рамсон рванул цепи. Они начали греметь, но не поддались. Он сжал зубы, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но он не закричит, не доставит Керлану такого удовольствия. Керлан улыбнулся.
        - Так-то лучше. Приступ страха. Я бы многое отдал, чтобы постоянно видеть это выражение на твоем лице, неисправимый мальчишка. Возможно, я дольше оставлю тебя в живых. Нет,  - сказал он костолому, который собирался вставить кляп Рамсону в рот.  - Я хочу, чтобы он умолял.
        Нутро Рамсона заполнил страх, и он снова тонул, задыхаясь. Конечности его были тяжелыми, их словно парализовало. Рамсон так сильно рванул оковы, что почувствовал, как из стены выпал гвоздь.
        - Я лучше съем собачьего дерьма, чем буду тебя умолять.
        Керлан взял горячий железный прут.
        - Я тебе уже говорил, так? Подобную боль можно ощутить лишь дважды за всю жизнь. В первый раз, когда завоевываешь мое доверие и проходишь через врата ада, вступая в Орден Ландыша. Во второй раз… когда предаешь мое доверие и я возвращаю тебя обратно в ад.
        Он подул на раскаленное клеймо, и оно разгорелось ярче, желтое в центре и красное по краям.
        - Надеюсь, тебе понравится в аду, сынок.
        Смелость и ясность рассудка оставили Рамсона. Не чудовище… твои решения… Ана.
        В голове его появилась одна отчетливая картинка: темное ночное небо, кружащий вокруг снег, она держит его за руки и шепчет, что он может исправиться, что может сделать правильный выбор. Когда он отпустит ее, его жизнь разделится надвое: то, кем он мог бы стать, и то, что происходило с ним сейчас. Он так и не сказал, чего хотел, той ночью. И призраки непроизнесенных слов маячили среди безмолвных снежинок.
        Она была сломлена, разбита, как и он,  - но она все еще верила в справедливость, старалась быть сильной и доброй. Прогибаясь под тяжестью своего кровавого прошлого, она все равно выбирала свет. А Рамсон повернулся в сторону тьмы.
        _Сердце_ - твой_компас_, шептал Иона. Если бы у него снова появился выбор, что бы он сделал? Когда раскаленное клеймо коснулось его, Рамсон сдался.

        30

        Мир вокруг никак не приходил в равновесие, и голова пульсировала от боли. Ана неохотно просыпалась. На закрытые веки падал тусклый свет, и отовсюду был слышен скрип. Что-то холодное сковывало оба ее запястья. Она распахнула глаза. Из небольшого окна, находящегося высоко на противоположной стене, виднелась луна, освещающая деревянные брусья на потолке. Пол под ней наклонялся то в одну, то в другую сторону в такт скрипу. Она была в фургоне.
        - О, ты проснулась.
        Сердце Аны ушло в пятки. В темном углу у двери виднелась фигура человека. Она попыталась дернуться, но ее руки удерживали ее у стены. Под слоями шифона и шелка платья виднелись кандалы. Она была прикована.
        Разум затуманила паника. Она призвала силу родства, инстинктивно ощущая присутствие пульсирующей крови вокруг, но ничего не произошло. Божевосх. Вот причина отсутствия ясности в мыслях и неотступающей тошноты.
        Мужчина подался вперед, его длинные пальцы были сцеплены в замок. Лицо было бледным, а глаза такими черными, что посмотреть в них было все равно что заглянуть в бездну. Вид его навевал воспоминания о темных подземельях, холодных каменных стенах и горьком привкусе крови во рту. Ана отшатнулась.
        Садов улыбнулся.
        - И снова здравствуй, Кольст принцесса.
        Ане стало тяжело дышать, а собраться с мыслями вовсе не представлялось возможным. Руки тряслись в кандалах. На языке остался вкус божевосха: горький и кислый. Она слышала шепот. Монстр. Ана ухватилась за первый вопрос, который пришел ей в голову.
        - Куда ты меня везешь?
        - Во дворец Сальскова,  - он посмотрел на нее, как будто она была драгоценным камнем.  - Кольст императрица будет очень рада снова тебя увидеть.
        Ее императорское величество. Он мог говорить так лишь об одном человеке. Морганье. У Аны кружилась голова; воспоминания о ее нежной тетушке чередовались с эпизодами из рассказа Тециева о хладнокровной, расчетливой убийце.
        Но Морганья не была императрицей.
        - Мой брат,  - сказала Ана.  - Мой брат является императором. И он будет рад меня видеть.
        Губы Садова расползлись в улыбке. Это была та же мягкая улыбка, с которой он уводил ее в самые темные закутки подземелий дворца.
        - Ты разве не слышала, принцесса? Через пять дней твой брат отречется от престола из-за слабого здоровья и назначит Кольст графиню Морганью своим регентом.
        Пять дней. У нее засосало под ложечкой. Она знала, что Лука болен из-за действия яда, но пять дней? Времени было даже меньше, чем она ожидала.
        - Через несколько недель твой брат умрет, и Морганья станет императрицей Кирилии.
        - Нет!  - Ана рванулась вперед, и цепи загремели, удерживая ее.
        - Мне не хватало твоей воодушевленности, принцесса,  - нараспев произнес Садов.  - Ты не представляешь, как долго я ждал этого момента. Полагаю, Петр поведал тебе о наших с Морганьей планах?
        Петр - Петр Тециев. Какая часть его истории была правдой? И какова доля лжи? Он все еще работал на Морганью? Может, он рассказал ей все это, только чтобы ее подставить?
        Я говорю правду, Кольст принцесса. А что делать с правдой - решать тебе.
        Осознав всю безвыходность своего положения, Ана закрыла глаза. Мэй умерла; ее брат умирал. Юрий и Красные плащи были далеко. Тециев исчез. Рамсон предал ее.
        - Ну же, принцесса, отчего такое страдальческое выражение лица?  - Садов наклонился вперед и провел пальцем по ее щеке. От его прикосновения по телу Аны пробежала волна отвращения.  - Ты можешь присоединиться к нам.
        Ана подняла на него взгляд. В его глазах светилось настоящее безумие.
        - Столь долго аффиниты жили под подошвой не-аффинитов. Наши способности даны нам свыше, и тем не менее нас смешивают с грязью, контролируют слабые людишки. Они используют против нас божевосх и черный камень. Разве мы не должны им отомстить? Разве не можем мы подчинить себе их?
        Мы. Она с неверием смотрела на Садова, пока не осознала важную деталь.
        - Ты аффинит.
        Тонкие губы Садова сложились в гротескной улыбке.
        - О да.
        Ану трясло. Воспоминания о его тонких белых пальцах, протягивающихся из темноты подземелий; о сковывающем страхе, от которого практически невозможно дышать.
        - Ты контролируешь разум, как и Морганья.
        Садов наклонил голову набок, подобно учителю, который пытается вытянуть из ученика правильный ответ.
        - Почти, Кольст Принцесса. Моя сила родства имеет связь с эмоциями. Особенно со страхом.
        Страх. Он был аффинитом страха. Ана вспомнила необъяснимый ужас, в котором она тонула всякий раз, когда спускалась по ступеням в подземелье. Как у нее потели ладони, как она задыхалась, как ноги ее становились ватными, вне зависимости от того, как сильно она старалась быть стойкой перед лицом страха.
        И всему этому виной был Садов, играющий с ее разумом.
        - Но ты… ты поил меня божевосхом. Ты меня пытал,  - ее голос дрогнул.
        - Да, чтобы сделать тебя сильнее,  - пропел Садов. Его глаза горели.  - Божевосх усиливает твой иммунитет: он отравляет твое тело, но вынуждает твою силу родства сопротивляться. Именно таким способом мы с графиней увеличивали годами свои силы. Мы постоянно подавляли свою силу родства, и она становилась сильнее.
        Ане было дурно.
        - Зачем?
        Но она уже знала ответ.
        - Чтобы ты могла сражаться вместе с нами,  - Садов протянул руку и взял ее за подбородок.  - Присоединяйся к нам, мы воскресим этот мир из пепла. Мы будем править, как того и заслуживаем, и мы очистим мир от недостойных.
        Ана смотрела в глаза своему мучителю - огромные, горящие азартом. Это не было игрой, не было блефом. Садов действительно верил в то, что он ей говорил.
        - Ты сошел с ума.
        Огонь в глазах Садова дрогнул и погас. Он отстранился, снова стал холодным и спокойным.
        - Графиня говорила, что ты будешь сопротивляться. Ты слишком правильная, по ее словам.
        Он переплел свои пальцы и прищурил глаза.
        - Но это не имеет значения. Ты все равно присоединишься к нам, по доброй воле или принудительно.
        - Я никогда не буду с вами заодно,  - ее голос был похож на звучный рык.  - Ты говоришь о массовых убийствах на территории моей империи. И я погибну прежде, чем позволю этому случиться.
        - Жаль,  - тихо сказал Садов.  - Другие мои жертвы тоже были храбрыми, пока не прогибались под действием моей силы родства. Ты еще не знаешь, принцесса, каково это  - в полной мере ощутить абсолютное отсутствие надежды. Я покажу тебе.
        В фургоне потемнело. Глаза Садова превратились в бездонные ямы, и Ана почувствовала, как бесконечно падает и падает. И нет никакого выхода. Вокруг нее тени меняли свой облик, собирались у окон, протягивали к ней когти. Ана прикусила язык, чтобы не кричать. Ее пульс зашкаливал, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Ноги и руки ее задеревенели, и она ничего не могла поделать с поглощающим ее ужасом…
        И в следующий миг все исчезло. Чудовища в окнах превратились в очертания листьев, а страх испарился, оставляя внутри зияющую пустоту. Ее лоб и конечности покрылись потом, ладони были липкими и влажными. Она встала, издав один-единственный странный всхлип. Садов, напоминающий завороженного ребенка, подался вперед.
        - Как ощущения?  - прошептал он. Ана плюнула ему в лицо.
        - Я никогда не сдамся,  - сказала она.
        Фургон покачнулся на яме. По крыше застучали ветки.
        - Ты никогда не победишь, если твоим оружием является страх.
        Садов провел рукой по лицу и состроил уродливую мину.
        - Ты проиграла,  - сказал он.  - Думаешь, Петр Тециев на твоей стороне? Он всегда был с нами. Он нам нужен до тех пор, пока не умрет молодой император Михайлов.
        Мысль о том, что Тециев ее подставил, укрепилась в сознании Аны. Она поняла, что, встретившись с алхимиком в следующий раз, она убьет его.
        - Думаешь, этот жалкий аферист будет тебе помогать?  - продолжил Садов, все более воодушевляясь.  - Он мертв. Ты осталась одна, Кольст принцесса.
        Он мертв. Несмотря на все то, что Ана узнала о Рамсоне, слова ранили ее сердце, как нож. Она вспомнила Первоснеж, как они стояли на балконе и следили за бесшумно кружащимися снежинками, падающими с неба.
        Что из сказанного тогда было настоящим?
        Не важно. Садов был прав - она осталась одна. И поэтому сражаться ей придется самой. Как и было всегда.
        - Мне никто не нужен,  - фыркнула Ана.
        Фургон дернулся и остановился. На крышу что-то упало. И Ана, и Садов подняли головы к небольшому окошку наверху. По стеклу поползла паутина трещин, рассеивающих поступающий снаружи лунный свет.
        Промелькнула тень. Фургон покачнулся. Раздался грохот, и стекло раскололось на более мелкие части. Стены вагона дрожали. Чутье подсказало Ане, что нужно прятать голову. Прогремел последний толчок, и окно рассыпалось на тысячи сверкающих осколков, которые падали вниз, как дождь.
        Когда все утихло, Ана подняла голову. Стекло сыпалось с ее волос и плеч и со звоном падало на пол. Кто-то - или что-то - остановил фургон и разбил окно.
        Из угла донесся стон Садова и хруст стекла.
        Наверху промелькнула тень. Ана вытянула шею. Снаружи не было видно ничего, кроме покачивающихся веток деревьев и краешка луны, напоминающего лезвие косы.
        Ана сначала почувствовала, а потом услышала признаки чьего-то присутствия. Ее запястья коснулась ткань, а прямо над ухом раздался шорох.
        Она повернула голову и чуть не охнула. Перед ней был ребенок, щуплый мальчишка лет десяти в облегающей одежде. Он перемещался вдоль стен фургона, то сливаясь с тенью, то показываясь на свет, и наконец остановился позади нее. Не успела она сказать и слова, как руки мальчика оказались у нее на запястьях и послышалось тихое позвякивание ключей. Оно было похоже на перезвон маленьких колокольчиков. Прикосновения мальчика были невесомыми, как перышко, его пальцы, холодные и мягкие, проворно управлялись с замками. Левая рука. Правая рука. Лодыжки.
        Ана встала на ноги, оперлась на стену и сжала руки в кулаки.
        Мальчик сделал шаг назад и с грацией танцора встал перед ней на колени. Из разбитого окна лился лунный свет и освещал его фигуру, как будто он стоял на сцене Дворцового хрустального театра.
        - Госпожа.
        Женский голос. Тихий, ровный и мелодичный, как звон серебряных колокольчиков. Гость поднял глаза. Это девушка. Девушка с маленьким худым лицом и большими темными глазами. Ее черные волосы длиной до подбородка лежали легкими волнами. На вид она была немногим старше Аны.
        _Кемейранка,_  - удивленно догадалась Ана. За этими последовало более шокирующее откровение. Она уже видела эту девушку. Много ночей назад, в удушливом свете факелов и под негромкий бой боевых барабанов.
        - Душа ветра,  - выдохнула она.
        Девушка встала в полный рост. Не успела она ответить, как из угла фургона послышался стон. Садов зашевелился.
        Одно неуловимое движение - и в ладонях Души ветра оказались ножи. Когда взгляд Садова остановился на них, Ана уже знала, что произойдет.
        Обрушившаяся на нее стена страха снова наступала: мрачный, чистый ужас сковал ее нутро и парализовал конечности. Она сползла на пол. В голове маячили образы. Рамсон, лежащий в луже крови в банкетном зале. Папа, содрогающийся в конвульсиях, и кровь, фонтаном бьющая у него изо рта. Восемь тел, распростертых на брусчатке и корчащихся, их выцветающие глаза.
        Она услышала приглушенный удар - Душа ветра упала на пол. Девушка издала слабый стон, и ее лицо затянула пелена кошмаров, давно преследовавших ее.
        Садов пополз к ним, придерживаясь за рану на боку, которую нанесла ему Душа ветра. Он поднял руку, и в руке у него блеснул нож.
        Садов собирался убить девушку.
        Ана подбежала и заслонила Душу ветра своим телом. Садов остановился и замялся.
        - Уйди с дороги,  - прорычал он,  - или я убью вас обеих.
        За спиной Аны послышался шорох, и вдруг по фургону пронесся порыв ветра, который повалил Садова на пол. Ана пыталась схватиться за что-нибудь, пока не почувствовала крепко обвившие ее за пояс руки Души ветра.
        Они держались друг за друга, пока гул вокруг нарастал, превращаясь в ор и отшвыривая Садова к двери. Следующий порыв - и дверь распахнулась, и Садов исчез из виду.
        Ветер ослаб, все стихло.
        Ана отпустила Душу ветра. Сердце ее колотилось. Она смотрела на девушку, которая беззвучно вставала на ноги. По щекам Души ветра текли слезы. Одной рукой она придерживалась за стену, а в другой держала нож. Грудь ее вздымалась от частого дыхания.
        - Ты в порядке?  - спросила Ана и снова посмотрела на открытую дверь. За ней простирался лес, утопая в тени, в некоторых местах разбавленной светом луны.
        - Да,  - голос ее был не громче вздоха.  - Кто он?
        - Это долгая история,  - Ана нагнулась, чтобы подобрать осколок стекла. Его можно использовать как оружие.  - Мы должны догнать его. Ты можешь идти?
        Девушка быстро кивнула. Шаги ее были легкими, как взмахи крыльев маленькой птички. Она пронеслась мимо Аны, выпорхнула в открытую дверь и мягко приземлилась на недавно выпавший снег. Снаружи лежали тела шести стражников, сопровождавших фургон. В их стеклянных глазах, как в зеркалах, отражались раскачивающиеся макушки деревьев. Из их шей и грудных клеток торчали лезвия ножей. Снегопад прекратился, и небо прояснилось, обнажая яркую луну и россыпь звезд. Садова нигде не было видно.
        Душа ветра указала пальцем на вереницу следов, ведущих от фургона к тени ближайших деревьев.
        - Я могу последовать за ним. Он не мог далеко уйти.
        Ана закрыла глаза. Если бы она только могла использовать свою силу родства, чтобы проследить, где сейчас был Садов…
        Но божевосх уже прочно обосновался в ее организме, и чтобы переработать дозу, которую дал ей Садов, мог понадобиться целый день.
        Ана покачала головой.
        - У него сила родства со страхом. Тебе опасно идти одной.
        Душа ветра кивнула. Затем она обошла тела стражников, вытаскивая из них ножи и забирая их сухпаек. Впервые за все время Ана вспомнила, что все еще была в бальном платье. С ее запястья свисала украшенная бусинами сумочка. Холод щипал ее кожу, и она обхватила себя руками.
        - Держи.
        Душа ветра передала ей охапку одежды.
        Ана замялась. Она слышала столько историй о разрастающейся Кемейранской империи. О том, как дальневосточное королевство готовило смертоносных убийц и отправляло их в другие государства в качестве шпионов, служащих его жестокому режиму. Недоверие к нации засело глубоко в душе каждого кирилийца. Папа предупреждал ее, учителя предостерегали ее, и Лука рассказывал ей о затяжной войне между двумя империями.
        Но… выражение лица девушки, ее неуверенность, неприкрытый страх, который охватил ее перед Садовым - все говорило об обратном. Она спасла Ане жизнь.
        Враг моего врага - мой друг.
        Ана протянула руку и взяла одежду.
        - Спасибо,  - сказала она. Она хотела задать этой девушке миллион вопросов.
        - Как ты меня нашла?
        Девушка была ошарашена. Она пристально смотрела на Ану.
        - Это была часть сделки.
        Что-то это Ане напомнило.
        - Сделки?  - вырвалось у нее.
        - Да,  - резкий кивок, недоуменно сложенные брови.  - Мой трудовой договор был куплен после мой драки со Стальным стрелком в Манеже. Он пришел и забрал меня той же ночью.
        Ее взгляд смягчился.
        - Он не назвал своего имени. Он сказал, что у меня есть выбор: я могу заключить с ним сделку и получить свою свободу прямо сейчас.
        Ана едва могла дышать.
        - Взамен он попросил защитить тебя, когда придет время. Он освободил меня и сказал ждать в Ново-Минске, пока он не пришлет мне послание со снежным ястребом - Душа ветра стала перебирать свои волосы.  - Сегодня я получила послание, и поэтому я здесь.
        Несмотря на то, что ей сказал Тециев, несмотря на все противоречивые свидетельства и факты, в которые не хотелось верить, Ана тут же поняла, что это был Рамсон. Рамсон послал эту девушку.
        Воздух стал невыносимо холодным, каждый вдох резал легкие, как осколки стекла.
        Керлан оставил его в живых, чтобы я пришла к нему.
        Рамсон не был хорошим человеком - но, возможно, часть его хотела изменить этот факт. В мире оттенков серого он сделал свой выбор. И этот выбор спас ей жизнь сегодняшней ночью.
        Ана моргнула, чтобы не заплакать. Она не могла позволить себе думать о Рамсоне или собирать воедино отрывки его истории, пытаясь найти объяснение его поступкам и решениям… сейчас не время. Через пять дней Луку заставят отказаться от престола и передать бразды правления Морганье, которая, придя к власти, начнет сеять ужас и проливать кровь.
        За пять дней было сложно успеть добраться до Сальскова, но Ана должна была успеть. Она прибудет во дворец и, даже без помощи Тециева, обвинит Морганью в государственной измене.
        У нее уже имелись доказательства. Противоядие находилось в дворцовой аптеке вместе с ядом. И Лука - Лука послушает ее. Он ей поверит.
        Внезапно ночь стала менее темной.
        Кемейранка отвязывала запряженных в фургон лошадей. Ана подошла к ней.
        - Как тебя зовут?
        - Линнет,  - прошептала девушка, как будто ей непривычно было произносить собственное имя.  - Меня зовут Линнет.
        Ана глубоко вдохнула. То, что она собиралась сказать, было рискованно. Но ей нечего больше терять.
        - Меня зовут Анастасия Катерьянна Михайлова,  - сказала она.  - Кронпринцесса Кирилии. И… мне нужна твоя помощь. Прошу.
        Линнет подняла лицо к небу и закрыла ненадолго глаза навстречу серебристым лучам луны.
        - Мой народ верит в судьбу. Тот человек освободил меня из рабства, чтобы я могла тебя защитить; а ты спасла мою жизнь от того аффинита. Боги взяли наши судьбы в свои руки, и я должна завершить круг. Я стану лезвием в твоих руках, попутным ветром в спину.
        Она замолчала, и на лице ее отражалась решимость.
        - Зови меня Линн.

        31

        В темноте рядом с ним стоял светлоокий призрак. Рамсон застонал. Это было единственным звуком, который он мог издавать. Призрак не сводил с него глаз. На его лице дрожали блики свечи.
        Рамсон уже где-то видел его, но где?
        - Не трогай меня. Я все скажу,  - промямлил он.
        Но потом ему в голову пришел вопрос. «Я умер?»
        Он постепенно начинал ощущать свое тело. Все конечности горели. В голове была такая тяжесть - кажется, ее использовали в качестве тарана. А его грудная клетка… о, боги, что творилось с ней…
        - Еще нет, Рамсон Острослов,  - ответил облаченный в капюшон призрак. Он несколько раз ткнул пальцем в Рамсона, что вызвало острую боль.
        - Очевидно, нет,  - задумчиво пробормотал Рамсон.  - Если бы я был мертв, то не чувствовал бы себя так паршиво. И рядом бы сидела какая-нибудь красавица с нежными глазами, а не старое страшилище.
        Призрак изобразил что-то вроде сердитого взгляда. Он казался все более знакомым, но боль в голове мешала Рамсону вспомнить, кто это.
        - Где я?  - спросил он. Вокруг было слишком темно, чтобы понять.
        - В поместье Керлана. В подвале.
        Поместье Керлана. Рамсон напряг свой рассохшийся мозг, морщась от усилий. Воспоминания просачивались в него тонкой болезненной струйкой. Он вдруг посмотрел на человека-привидение с подозрением.
        - Ты кто?
        Под капюшоном призрак поднял на него взгляд. Большые круглые глаза, тонкий нос, лысина.
        В голове возникло имя.
        - Тециев,  - прохрипел Рамсон.  - Зачем пришел? Что ты со мной делаешь?
        - Я тебя лечу,  - спокойно отозвался тот.  - Но если ты еще раз меня оскорбишь, я могу и передумать.
        Теперь Рамсон заметил специфический запах трав и реагентов, а также холодок по телу от нанесенной на него желеобразной субстанции. Он посмотрел на свою грудь и поморщился.
        Кожа напоминала окровавленный кусок мяса, испещренный десятками порезов. А на том месте, где было сердце, блестело новое клеймо, выжженное поверх старого. Знак Ордена Ландыша.
        Он вспомнил раскаленное добела железо. Концентрированный непреодолимый страх, прижатый к его груди. Неописуемая боль, и последовавшая за ней упоительная темнота.
        Решимость Рамсона пошатнулась, и он чуть не утонул в чувстве собственной беспомощности.
        - Зачем ты меня лечишь?  - спросил он, и, несмотря на все усилия, голос его дрожал.  - Готовишь меня к очередной серии пыток?
        Тециев отошел назад и пристально посмотрел на грудь Рамсона. В руках у него была миска с полупрозрачной мазью.
        - Нет,  - только и сказал он.
        Рамсона трясло, и он с трудом мог заставить себя говорить спокойно. Воспоминаний о холодной темной воде, затапливающей его горло и легкие, было достаточно, чтобы сломить его. Он до сих пор ощущал привкус желчи на языке и чувствовал невыносимую боль от железа, прожигающего его плоть.
        - Прошу,  - хрипло сказал он.  - Просто убей меня.
        Тециев поднял бровь.
        - Нет,  - повторил он и отошел к ближайшей полке. Когда он вернулся, в руках у него был моток бинта. Лысый мужчина начал медленно оборачивать марлю вокруг конечностей Рамсона, останавливаясь иногда, чтобы поправить витки. Все это время он молчал.
        Наконец Тециев выпрямился и вновь окинул Рамсона придирчивым взглядом. Затем он кивнул и стал рыться в складках своего плаща. Рамсон заметил блеск металла.
        Нет, хотелось ему молить. Прошу.
        Но Тециев потянулся к его оковам. Последовал несколько щелчков, и Рамсон начал падать вперед - цепи больше не приковывали его к стене. Руки и ноги его бесполезно болтались за спиной. Когда он ударился о землю, ему показалось, что он переломал все кости. Рамсон приглушенно всхлипнул.
        - Вставай,  - сказал Тециев.  - Кольст принцесса ждет.
        Мозг Рамсона напоминал квашню, и было трудно понять, о чем говорит алхимик. Рамсон дождался, пока неконтролируемая дрожь в мышцах исчезнет, кровь разгонится и развеется ощущение холода. Медленно, рывками он сел. Раны на груди запротестовали, отдаваясь тупой, пульсирующей болью. Что-то подсказывало Рамсону, что он должен был чувствовать себя намного слабее, чем на самом деле.
        - Мазь способствует скорейшему заживлению кожи,  - сказал Тециев, как будто отвечая на мысли Рамсона.  - Я также ввел тебе сыворотку, которая помогает восстановиться мышцам.
        Рамсон сидел, прислонившись к стене, и глубоко и прерывисто дышал. Он вытянул вперед руки, посмотрел на свои ладони. Несколько минут или часов назад (он потерял счет времени) каждый сантиметр его плоти горел огнем и отслаивался от костей. Он все еще чувствовал боль, но она была слабой и угасающей.
        - Зачем ты это делаешь?
        - Я искупаю грехи. Быть может, мою душу спасать уже поздно, но попробовать стоит. Я сделал свой выбор.
        - Чудесненько,  - прохрипел Рамсон.  - Боги щедро тебе отплатят за спасение моей жизни.
        - Я спасаю не тебя, а принцессу.
        - Даже лучше,  - крякнул Рамсон.  - В глазах богов жизнь благородной особы стоит намного дороже, я уверен.
        Тециев вздохнул.
        - Я всю жизнь провел в сожалениях,  - прошептал он, и его слова странно отозвались в душе Рамсона.  - И я решил исправить свои ошибки.
        Он скорбно взглянул на Рамсона.
        - Мы нужны Кольст принцессе Анастасии. Ты ей нужен. Так что же выберешь, Рамсон Фарральд?
        Выбор. Мозг Рамсона все еще был в тумане от боли, но он вспомнил девушку. Нас определяет наш выбор.
        - Принцесса,  - медленно повторил он, и тут же расплывчатый мир приобрел четкие контуры.
        Ана. Принцесса Анастасия.
        Воспоминания вспыхивали перед его глазами, как искры. Когда он смотрел на нее у заброшенной избы недалеко от Гоуст Фолз, ему показалось, что он знает ее. Это лицо было в десятках учебников, которые он читал в детстве, рядом с портретами императора, императрицы и кронпринца Кирилии. А потом она исчезла, когда, как утверждала официальная версия, заболела. Шли годы, и ее постепенно забыли. Он вспомнил ее благородный кирилийский говор. Ее вздернутый подбородок, властный тон и серьезность.
        Ана была кронпринцессой Кирилии, младшей сестрой императора Луки Александровича Михайлова, наследницей Кирилийской империи и ее больного, умирающего императора.
        - Я вижу, ты наконец сопоставил все факты,  - Тециев наблюдал за ним с интересом.
        Голова Рамсона шла кругом. Но… нет.
        - Это невозможно,  - слабо возразил он.  - Она умерла год назад. Ее казнили за государственную измену.
        - Нет. Год назад я убил ныне покойного императора Александра Михайлова,  - голос Тециева дрогнул.  - Принцесса Анастасия… ее подставили в ту ночь. Ее обвинили в убийстве, но она сбежала и утонула еще до суда. Так гласит официальная версия.
        Рамсон схватился за сердце и, тяжело дыша, смотрел на Тециева. _Алхимик_. В голове его звучал голос Аны, такой тревожный, когда она говорила об этом человеке. За время их путешествия Рамсон неоднократно спрашивал о нем, но Ана так и не рассказала, зачем она искала алхимика.
        - Ты убил ее отца и заставил всех думать, что это сделала она?
        С чувством отвращения Рамсон осознал, сколько раз он шантажировал Ану ее алхимиком, сколько раз размахивал ее добычей у нее перед носом и вынуждал ее принимать его условия. А оказывается, вот почему она его искала.
        Тециев говорил с сожалением.
        - Ситуация была намного сложнее.
        Рамсон подумал о выборах, которые делал он сам. Ситуация всегда намного сложнее. Но это не является оправданием. И это ничего не меняет.
        - Пожалуйста, выслушай меня. У нас мало времени,  - в голосе Тециева слышалась мольба.  - Графиня Морганья готовится свергнуть династию Михайловых. Принцесса направляется в Сальсков, чтобы ее остановить.
        Тециев встал на колени перед Рамсоном.
        - Я умолял Керлана позволить мне тебя вылечить. Я убеждал его, что пытки можно продлить, что тебя можно заставить дольше жить и страдать.
        Но я спас тебя не без причины. Принцессе нужна помощь. Империи нужна помощь. Анастасия не справится в одиночку.
        Лицо Тециева стало уверенным, в его глазах горела решительность.
        - Если ты не пойдешь за ней, пойду я. Потому что на долгие годы меня лишили способности принимать решения. Но теперь я делаю свой выбор.
        Он расправил свои щуплые плечи и одернул белый плащ алхимика. На его шее висел серебряный божекруг, теряющийся в складках ткани.
        - Я пойду за принцессой и помогу ей.
        _Твой_выбор,_ шептал тихий голос. Голос Ионы. _Сердце_ - твой_компас._
        Некоторое время Рамсон уже знал, чувствовал внутри непреодолимую тягу к ней. Всякий раз, когда она улыбалась, хмурила брови, что-то говорила, она медленно и неотвратимо притягивала его к себе. И под снегопадом этот тлеющий уголек превратился в ревущее пламя, сияющее ярче, чем все остальное в его жизни. Она была стрелкой на его компасе, рассветом над пустым горизонтом, за которым столь долго гнался его корабль.
        _Мое_сердце_ - мой_компас._
        Разум Рамсона прояснился. В темноте подвала он едва мог различить фигуру алхимика. Белые всполохи его плаща мелькнули у выхода.
        - Подожди,  - сказал Рамсон.

        32

        Ана открыла глаза. Вокруг - тишина, снег и звезды. Через разбитые оконные рамы избы, найденной ими с Линн, просачивался сквозняк. Разведенный в очаге огонь угас. Сквозь рваные занавески пробивался мягкий, серебристо-голубой свет, и Ана поняла, что была еще ночь. Где-то занимался далекий рассвет.
        Что-то изменилось в ее ощущениях. Спустя секунду она догадалась, что вернулась сила родства.
        Ана испытала прилив облегчения. Она села на импровизированной кровати, сложенной из одеял и мехов, которые они с Линн собрали в одну кучу. Девушки нигде не было видно, но негромкое ржание их лошадей, стоящих у дверей, подсказало ей, что ее спутница ушла недалеко.
        Ана схватилась руками за голову. Когда возвращалась сила родства, страдало ее чувство равновесия. Это было подобно прозрению: темнота медленно рассеивалась и уступала место свету и размытым формам.
        С тех пор как она покинула имение Керлана и вырвалась из лап Садова в северной тайге, прошел день. В сумерках она острее чувствовала оставшийся на языке привкус тошнотворного страха и слышала шипение Садова, доносящееся из тени.
        Через пять дней твой брат отречется от престола из-за слабого здоровья и назначит Кольст графиню Морганью своим регентом.
        Ана сфокусировалась. У нее оставалось четыре дня, чтобы добраться до столицы собственной империи.
        Она порылась под одеялами, пока не нащупала шитую бисером сумочку, которая была привязана к ее запястью, когда Ану похитил Садов. Сейчас она была испачкана пылью и кровью, но все еще хранила последние оставшиеся у Аны вещи.
        Ана вытащила огнешар и потрясла его. Внутри сферы смешались порошковые химикаты, и вскоре появилась искра, которая подожгла масло, покрывающее стекло изнутри. Свет озарил небольшое помещение. Ана поставила огнешар рядом и продолжила копаться в сумке.
        Ее потрепанная и испачканная карта была на месте. Поднеся к ней огнешар, Ана нашла название деревни, мимо которой они проходили вчера, прежде чем остановиться в этой пустующей избе. Берошк.
        С помощью большого пальца она измерила расстояние до Сальскова и стала считать.
        Ровно четыре дня, если ехать верхом. Ее желудок сжался. Они едва успевают, нужно выезжать как можно скорее. Ана сделала неосторожное движение, и остальное содержимое сумки высыпалось на одеяло. Медник и серебряные карманные часы блестели в лучах огнешара. При виде этих предметов Ану накрыли болезненные воспоминания.
        У нее была целая сумка вещей, принадлежавших людям, которых уже не вернуть, как бы она ни старалась.
        Ана швырнула сумку через комнату.
        За спиной открылась дверь, и в комнату ворвался холодный ветер. Повернув голову, Ана увидела Линн, прижимающую к груди заплечный мешок. На ее талии висели ножи, движения ее были точными и грациозными.
        Ана отвернулась, стесняясь своих слез.
        Не произнося ни слова, Линн пересекла комнату и начала собирать рассыпавшиеся вещи и аккуратно складывать их обратно в сумку. Линн взглянула на Ану и остановилась.
        - Кажется, ты ими дорожишь,  - сказала она.
        Ана вытерла слезы, прекращая заглядывать в темный колодец своего горя.
        - Какой смысл хранить эти вещи, если людей, которым они принадлежали, больше нет?
        Линн положила сумочку у вороха одеял, в котором сидела Ана.
        - Знаешь, что я поняла?
        - Что?
        - Только потеряв, мы начинаем осознавать настоящую ценность вещей,  - шурша одеждами, Линн присела рядом с Аной и взяла ее за руки.  - Мы ничего не можем сделать, кроме как продолжить жить дальше, день за днем. Они помнят о нас, а мы вдыхаем воздух, который они уже не могут вдохнуть, ощущаем тепло солнца, которое они уже не почувствуют.
        Ане стало немного легче, и она смахнула со щеки слезы тыльной стороной ладони.
        Линн протянула руки.
        - Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
        Линн открыла дверь избы и исчезла. Ана пошла за ней. Когда она вышла на улицу, от холода и открывшегося ей вида сперло дыхание.
        Небо переливалось: подернутые дымкой синие полосы света меняли свою форму и колыхались, как тихие волны. Их мягкое свечение отражалось на темных верхушках деревьев северной тайги. Россыпи сияющих звезд напоминали серебряную пыль. Иногда волна могла схлынуть вниз и скрыться за очертаниями леса.
        - Божественное сияние,  - прошептала Ана. Она читала о нем в учебниках и даже пыталась увидеть его из окна своей спальни, вытягивая шею. Но стены дворца Сальскова были слишком высоки.
        - Оно… прекрасно.
        Линн схватила ее за руку и ткнула вдаль пальцем.
        - Смотри.
        Мимо них пронесся порыв ветра, и лес, казалось, что-то прошептал ему в ответ. У кромки деревьев поднялись снежные вихри, как будто их всколыхнули невидимые пальцы. Ана наблюдала, как один из круговоротов взметнулся в воздух, вращаясь все быстрее и быстрее, пока не приобрел форму оленя. На фоне божественного сияния призрачное снежное животное сделало шаг вперед.
        - Ледяные духи,  - прошептала Линн, спертым от волнения голосом.
        При следующем порыве ветра взметенный в воздух снег превратился в бегущую лисицу. Потом они увидели скачущего зайца и парящего в переливающемся небе орла, который был как живой.
        Завороженная, но слегка напуганная Ана сделала шаг назад.
        - Линн, эти духи могут быть опасны.
        Линн потрясла головой.
        - Только некоторые из них. Когда я была у брокеров, они часто заставляли нас спать на улице в качестве наказания. Ледяные духи всегда оставались для меня хорошей компанией.
        Она повернулась к Ане, и свет и снег отражались серебром в ее глазах. «Я хотела, чтобы ты это увидела, потому что я считаю, что во всем есть светлая и темная сторона, Ана. И мир не безнадежен, пока в нем существует добро».
        Ана закрыла глаза. Благодаря тишине, сиянию и снегу все происходящее было похоже на сон, и она хотела, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
        - Когда Рамсон пришел за тобой, ты могла бы стать свободной, не заключая с ним сделки. Почему ты поступила иначе?
        Линн сложила руки вместе так, что между ее пальцами образовалось овальное отверстие.
        - Действие и противодействие,  - терпеливо ответила она.  - Мой народ верит, что каждое действие влечет за собой противодействие. Инь и ян; солнце и луна; день и ночь. Рамсон спас меня, поэтому я спасла тебя.
        Она так легко и уверенно об этом говорила, что, казалось, это было просто, как отличить черное от белого.
        Ана обхватила себя руками. В абсолютной тишине они были единственными живыми существами, и из ее уст в облаке пара вырвалось признание.
        - Мне страшно, Линн.
        - Это хорошо,  - Линн смотрела вдаль, где резвились ледяные духи, принимающие всевозможные формы под синим сиянием света богов.  - Моя мама говорила мне, что страх помогает нам быть смелыми.
        - Но от этого не легче.
        Линн опустила глаза и улыбнулась.
        - Хочешь, расскажу секрет?
        Ана улыбалась ей в ответ.
        - Конечно.
        - Я тоже боюсь,  - слова были тихими, как шепот ветра.  - Но… у меня есть цель, которая пересиливает страх.
        - Какая?
        - Свобода.
        Над головой в переливающемся синем светом небе парила тень ястреба. Его крик пронзил тишину ночи.
        - Работорговцы украли мою свободу и мой голос. Они заставили меня поверить, что с этим ничего нельзя сделать. Что надежды нет.
        Глаза Линн были закрыты. Она сделала вдох и подняла лицо навстречу мерцающему сиянию.
        - Я так долго ждала, чтобы принять решение. На одного освобожденного аффинита, подобного мне, приходятся тысячи тех, кто остается в тени, продолжая быть заложником системы. Я для себя решила бороться за них. Что решила ты?
        Хриплым голосом Ана ответила:
        - Я решила бороться.
        Глаза Линн открылись, и Ана готова была поклясться, что в них светились все звезды ночного неба.
        - Хорошо. Теперь я хочу тебе кое-что показать.
        Они вернулись в дом, и Линн передала Ане свиток пергамента.
        - Я нашла это на рынке.
        Ана развернула свиток, и мир вокруг обратился в пепел.
        Это был портрет Луки. Он выглядел старше, чем год назад,  - а может, так его увидел художник. У него был мужественный подбородок, и плечи как будто стали шире. Но одно оставалось неизменным - его сияющая, освещающая лицо улыбка. Он был изображен в серебряном плаще с меховой оторочкой и застежкой в виде тигра на шее. На голове у него, как влитая, возвышалась корона из белого золота.
        Ана нежно провела рукой по его лицу, обводя его выпуклый подбородок и место, где должна быть ямочка. Художник не заметил этой детали. Она еще несколько секунд смотрела на брата, а потом прочла строчку золотого текста, выведенного ниже.

        _Пятого_дня_первого_месяца_зимы_Кольст_император_Лукас_Александрович_Михайлов_объявит_о_своем_желании_отречься_от_престола_в_пользу_Кольст_графини_Морганьи_Михайловой._

        _Торжественная_церемония_состоится_в_Большом_тронном_зале_Дворца_Сальскова._

        Ана стиснула зубы. По крайней мере об этом Тециев не соврал. Четыре дня - они должны успеть к вечеру, когда состоится коронация.
        Она доберется туда или умрет, пытаясь туда добраться. Держись, Лука, подумала Ана. Я иду.
        - Он очень красив,  - вздохнула Линн, рассматривая влажный от снега портрет Луки.  - Я всегда представляла себе императора Михайлова… ну… чудовищем.
        От этих слов внутри Аны вспыхнула искорка злости.
        - Почему?
        - Я росла в Кемейре, и нам рассказывали об ужасах, творящихся в Кирилийской империи, о том, как там обращаются с аффинитами.
        На лице девушки не было признаков враждебности. Нахмурив брови, она смотрела на портрет в глубокой задумчивости.
        - А после того, как я приехала сюда, я узнала, как ваш народ воспринимает кемейранцев: как беспощадных, хладнокровных воинов. Наверное, пока мы считаем себя героями, другие видят в нас монстров.
        Ана вспомнила кировский Винтрмахт и то, как смотрел на нее егерь. Как будто она была чудовищем.
        - В кирилийских школах и учебниках об этом не говорят, но я знаю, что в других странах к аффинитам относятся иначе,  - сказала она.
        - Да,  - подтвердила Линн.  - В Кемейре нас назначают хранителями храмов. И мы используем данную нам богами силу родства, чтобы служить родине. Я оттачивала свою силу родства под руководством Мастеров Ветра, чтобы потом защищать мое королевство.
        По телу Аны пробежал холодок.
        - Тебя учили Мастера Ветра?
        О кемейранских Мастерах Ветра в Кирилии говорили исключительно шепотом. Они были самыми опасными убийцами в мире, и ходили слухи, что они умели летать. Это были мужчины и женщины, сотканные из ветра и теней. Их невозможно было услышать, невозможно было увидеть. Поговаривали, что единственный раз, когда можно увидеть Мастера Ветра - это за секунду до того, как он перережет тебе глотку.
        - Меня обучали, чтобы я служила Кемейре; меня готовили к великой судьбе. Я думала, что смогу ее найти,  - на ее лице отразилась боль.  - Я села на корабль, плывущий в Кирилию, в надежде, что там я найду своего брата, и мы вернемся домой. Но как только мы подошли к порту, они забрали мои вещи и документы. Мне сказали, что меня арестуют, если я не подпишу трудовой договор. Я даже не предполагала, что у меня отнимут свободу в тот день.
        Линн повесила голову.
        - Мастера Ветра готовили меня к великой судьбе. Я еще не знаю, какова она, но думаю… думаю, ты можешь быть ее частью.
        Линн сделала вдох и подняла глаза, набираясь смелости, она расправила плечи.
        - Мой народ верит в судьбу. Поэтому я последую за тобой на твоем пути, Ана… в поисках своего предназначения.
        Ана взяла Линн за руки и сжала их в своих ладонях.
        - Ты проложишь свой собственный путь,  - сказала она.  - И построишь собственную судьбу.
        Уголки губ Линн поползли вверх. Она улыбнулась милой и полной надежды улыбкой.
        Следующие три дня, от рассвета до заката, они провели в пути. Они кутались в меха и плащи, а лошади без устали несли их вперед. С серых небес продолжал падать снег, и мир казался белым водоворотом. До наступления сумерек они останавливались в каком-нибудь городе или деревне, а ранним утром, перед рассветом, когда в вышине еще виднелись отголоски божественного сияния и призрачные силуэты ледяных духов, они оставляли занесенный снегом трактир и отправлялись в дорогу.
        Ночью они обсуждали план действий. Они прибудут как раз к началу коронации - им нужно успеть разоблачить Морганью до того, как Лука отречется от престола.
        Во время коронации во дворец придет огромное количество людей, и поэтому им удастся проникнуть туда незамеченными. Ана знала, как проходили подобные мероприятия: у входа выстроится многокилометровая очередь из карет. Стража будет стоять на мосте Катерьянны и пропускать гостей по билетам.
        Их единственным шансом было перехватить какую-нибудь карету и занять места едущих в ней гостей.
        Как только Ана окажется во дворце рядом с Лукой, она заявит о себе. Она все расскажет своему брату и суду, а Линн в это время доберется до аптеки, отыщет яд и противоядие, которые послужат уликами в поддержку обвинений Аны.
        В последний, четвертый день их путешествия в воздухе витало непривычное спокойствие. Снегопад прекратился. Солнце озарило землю золотым светом, и их лошади бесшумно ступали по мягкому снежному покрову.
        Ана провела свою лошадь меж двух сосен и оказалась у края утеса. Она резко потянула на себя поводья, а когда посмотрела вперед, ее обуяла буря эмоций.
        Солнце вставало над белыми шапками гор, превращая заснеженный ландшафт в сияющий коралловый, красно-розовый ковер. Рассветное небо было подернуто белой дымкой облаков, пронзаемой огненно-оранжевыми лучами. Куда ни посмотри - везде виднелись уходящие за горизонт просторы тундры, по которым были разбросаны одиночные елки и высокие сопки. И где-то вдали, едва выделяясь на фоне пейзажа, стояли поблескивающие белокаменные колокольни и красные черепичные крыши Сальскова.
        Дом.
        Ветер - свежий, холодный и пахнущий зимой - прикоснулся к щекам Аны, дотронулся до ее плеч и шеи. Капюшон сдуло с головы, и выбившиеся волосы стали танцевать в его потоке.
        Дом. Она смотрела на далекий дворец - ее дворец,  - и вдруг ее сильное желание попасть туда омрачила тень сомнений. Раньше все было просто: в коридорах звенел их с Лукой смех, а по ночам она устраивалась у двери своих покоев с кружкой горячего шоколада и перешептывалась с Юрием. Мама и мамика Морганья, бывало, сидели вместе у ее кровати, гладили ее по голове и что-то рассказывали, пока она не погружалась в сон.
        Но сейчас невозможно было думать о дворце, не вспоминая об испещривших его трещинах. Отвернувшийся от нее папа. Садов, который наслаждался ее болью. Все погрязло в коррупции, позволяющей богачам процветать за счет мучений аффинитов.
        Дом никогда больше не будет для нее прежним, поняла Ана. Она выпрямилась в седле и услышала, как ветер нашептывал ей слова Шамиры. _Нет,_Маленькая_тигрица:_мы_берем_то,_что_нам_дают,_а_потом_сражаемся_до_последнего,_чтобы_было_лучше._
        Ана открыла глаза. Она была наследницей династии Михайловых, Маленькой тигрицей Сальскова, и она возвращалась домой.

        33

        За десять лет в ее городе не изменилось ничего и изменилось все. Она шла по освещенным лунным светом и занесенным снегом улицам, скрывая лицо под капюшоном, и ей казалось, что все это странный сон. Все воспоминания о Сальскове сложились еще до того, как ее заперли во дворце. Домики из ее детства, которые она нежно называла «пряничными», стояли на своих местах, и из каминных труб беззаботно вился дымок. Рынки, которые они с Лукой так любили посещать (под строгим надзором капитана Маркова), были украшены серебряными гирляндами. На главных улицах и площадях гордо возвышались высокие арки с мраморными статуями богов и кирилийского белого тигра.
        В это время года город озарялся праздничным настроением. Серебристые вывески с белым тигром висели у каждой двери, меж фонарей трепетали вырезанные из бумаги снежинки, и на каждом пороге мягко мерцали свечи, приветствуя бога зимы, их покровителя. Большая часть горожан проводила время в пабах у Тигровьего Хвоста, откуда можно было видеть дворец, и ожидала новостей об отречении императора от престола.
        Ана и Линн переоделись в скромные, обшитые мехом шерстяные платья, чтобы смешаться с толпой на коронации. Наряд Аны был зеленого цвета, а Линн - темно-синего. В лучах луны фигура кемейранки казалась такой хрупкой, но Ана знала, что под складками юбок прятались ножи, закрепленные на ее лодыжках, руках и талии.
        Они шли узким переулком, который выходил к набережной реки. Даже издалека было понятно, что на набережной было столпотворение. Свет фонарей отражался от золоченых карет и снежно-белой шерсти валькрифов.
        Ана и Линн хотели найти укромный уголок, где можно было бы скрыться от любопытных глаз.
        Ана была очень благодарна ночи за ее темноту, когда они с Линн скрылись за углом под козырьком закрытого магазина. Взмахнув рукой, Линн вызвала порывы ветра, которые затушили стоящие рядом фонари. Улица погрузилась во тьму.
        Они ждали. Шли минуты. А потом вдалеке послышался приближающийся стук копыт и скрип колес.
        Ана не успела и глазом моргнуть, а Линн уже не было рядом - она, как тень, подкрадывалась к карете. Линн обошла ее сзади и с акробатической точностью проскользнула через дверь.
        Тишина. Сердце Аны выпрыгивало из груди. Ладони ее потели. Карета продолжала катиться - извозчик даже не подозревал, что происходило внутри.
        Затем дверь бесшумно открылась. Из нее выглянула Линн. Она подняла руку и показала один палец, подавая сигнал Ане. Один.
        В карете был всего один пассажир. Им нужно было еще одно приглашение.
        Ана жестом показала Линн, чтобы та ехала во дворец. А она пока дождется другую карету.
        В почти в кромешной тьме было видно, как силуэт Линн напрягся от страха. Ана снова покачала головой и махнула рукой. Поезжай.
        За этим последовала небольшая пауза. А потом Линн исчезла внутри. Дверь закрылась, не слышно было даже хлопка.
        Все это действо заняло меньше минуты.
        Ана спряталась обратно в тень, наблюдая, как карета повезла Линн по направлению к речной набережной, ведущей ко дворцу.
        В скором времени появилась следующая карета.
        Следуя тактике Линн, Ана спряталась позади экипажа, когда он проезжал мимо, а потом запрыгнула на запятки. Когда это делала Линн, казалось, что она не прикладывала никаких усилий, но из-за тряски Ану чуть не отбросило в сторону. Но она устояла.
        Крепко ухватившись за карету, Ана сделала глубокий вдох и с помощью силы родства осмотрела внутреннюю часть кареты. Одно тело, кровь теплая и пульсирующая.
        Ана открыла дверцу и запрыгнула внутрь. Силой родства она сжала шею женщины, а потом закрыла дверь. Несчастная дворянка извивалась на сиденье, задыхаясь. Лицо ее быстро краснело.
        Ана зажала ей рот рукой, чтобы она не начала кричать. Она тянула на себя кровь женщины, пока ее глаза не закатились, и она не обмякла.
        Карета продолжала катиться вперед. Снаружи все выглядело так, будто бы ничего не случилось.
        Ана положила благородную даму на пол кареты, порылась в складках ее шелкового платья, и нашла то, что искала: пригласительное письмо, вложенное в конверт из золотой фольги и пахнущее розами.
        И хотя женщина не была мертва, глядя на ее бесчувственную фигуру у своих ног, Ана ощущала чувство вины. Она раздвинула бархатные занавески и посмотрела в окно.
        Ее сердце екнуло. Они уже свернули на набережную, и в поле зрения оказался дворец, находящийся по ту сторону реки.
        Ее родной дом был самой прекрасной вещью, которую ей доводилось видеть. Крепость достигала огромной высоты, бело-желтые кирпичи блестели от налипшего снега и льда. За зубчатой стеной виднелись купола и шпили дворца. В серо-белой дымке мерцали огни, оживляя снежную каменную громаду чертога.
        Ана была дома.
        Мост Катерьянны был увешен плакатами и серебристыми украшениями. По обеим его сторонам сияли факелы, а статуи богов опустили свои сияющие лики и смотрели вниз на проходящих людей. Ана шепотом поприветствовала родителей и начертила на груди божекруг. Этой ночью мама помогала ей быть смелой, а отец сильной, чтобы исправить его же ошибки.
        В конце моста, прямо у массивных золоченых ворот, ведущих во дворец, стояла шеренга стражников в синих плащах. У Аны засосало под ложечкой, и она вжалась в сиденье. Она обвела взглядом очередь из карет и увидела что-то такое, от чего ее сердце чуть не остановилось.
        В десяти шагах, у края моста, стояли Садов и егерь с кировского Винтрмахта. Они, как ястребы, следили за движущейся процессией.
        Как будто почувствовав ее взгляд, егерь резко повернул голову в сторону Аны. Он ее нашел.
        Егерь что-то прошептал Садову и двинулся к карете Аны. На нее опустилось знакомое давление, и ощущение чужой крови погасло, как свеча. Ана знала, было уже слишком поздно.
        Она распахнула дверь и спрыгнула на брусчатку. Вокруг слышались крики, топот сапог по мосту и лязг вынимаемых из ножен мечей. Чьи-то руки крепко схватили ее. Ану потащили назад и прижали к ограде моста.
        Она машинально потянулась за своей силой родства, чтобы избавиться от удерживающих ее солдат, но ее ожидала непробиваемая стена, возведенная егерем.
        Ана подняла голову. И встретилась взглядом с Садовым.
        - Ах,  - мягко произнес он.  - Я тебя ждал.
        Ана снова попыталась призвать силу родства, но стену было невозможно сдвинуть.
        Стоящий рядом с Садовым егерь прищурил глаза. Она попалась прямо в расставленную ими ловушку. Линн. Ана бросила взгляд на вереницу карет, медленно движущихся по мосту и исчезающих в воротах дворца. Либо карета Линн уже была внутри, либо все еще ждала в очереди перед мостом. Во втором случае у нее было полно времени, чтобы сбежать.
        По крайней мере, Линн будет в безопасности.
        - Отпустите меня,  - рычала Ана на стражников, пытаясь вывернуться из их рук.  - Я кронпринцесса. И я требую аудиенции с братом.
        У некоторых стражников округлились глаза, но тут выступил вперед Садов.
        - Я знал, что ты вернешься,  - протянул он, чтобы все услышали.  - Ты вернешься, чтобы закончить начатое: убить своего брата так же, как и отца.
        - Нет!  - вскричала Ана, бросаясь на него. Давление на ее разум увеличилось, и она осела на землю.
        Глаза Садова оставались холодными.
        - Мой егерь опознал тебя как опасного аффинита. Тебя нужно усмирить.
        Из складок плаща он достал хорошо знакомый ей пузырек и поднял его в воздух, как будто собирался произнести тост. Божевосх мелькнул в сияющем свете факелов.
        Стражники крепко прижимали Ану к ограде моста. Под ней пенился и бушевал Хвост Тигра.
        Выхода не было - если только она не сможет оказаться достаточно далеко от егеря, чтобы вернуть себе силу родства. Ана посмотрела на солдат, окружающих ее со всех сторон. Она напрасно попыталась установить связь с кровью своих захватчиков. Садов подошел к ней ближе и взял за подбородок. Его ногти вонзились в щеки, и Ана знала, что произойдет дальше, еще до того, как он пронзил ее своим черным взглядом…
        Первая волна страха, вызванного Садовым, нахлынула на нее и выбила из головы все здравые мысли. Ноги Аны подкосились. Ее тело онемело; она обмякла в руках стражников, хватая ртом воздух. Перед глазами вращались мокрые камни брусчатки.
        - Отпустите ее,  - как сквозь пелену услышала она приказ Садова. Они отпустили ее и отступили на шаг назад. Ана тяжело опустилась на землю. Ее трясло, из глаз лились слезы.
        - Я контролирую ее.
        Между приливами волн страха Ана держалась за одну мысль. Скорее даже чувство, инстинкт, кричащий из воспоминаний. Десять лет назад.
        Отсюда был только один выход.
        Корчась в очередном приступе страха, Ана согнулась пополам и зажала рот рукой.
        - Иди сюда, мой маленький монстр,  - напевал Садов.  - Будь паинькой, слушайся меня. Выпей божевосх, и мы отведем тебя к будущей императрице. Она хочет стать твоим союзником, а не врагом.
        Ее тело дрожало, но Ана ухватилась за ограду моста и помогла себе встать. Перила упирались ей в поясницу, и она оперлась на них. Волосы липли к потному лицу. Сила родства Садова давила на нее, и она вспомнила о своих кошмарах, как падала с моста в Хвост Тигра. Образы беспощадных пенящихся водоворотов заполонили ее сознание, а вспомнив, как ее швыряло в бурлящих водах, она закрыла глаза.
        Я боюсь.
        И тогда она услышала голос Линн, пронзающий оболочку ужаса. Страх помогает нам решиться быть смелыми.
        Ана так плакала, что казалось, она вот-вот сломается. Ее руки крепче сжали перила.
        Переместив вес своего тела назад, она перевернулась через ограду моста Катерьянны и полетела в ледяные глубины Хвоста Тигра.

        34

        Когда Рамсон увидел, как она падает, он стоял у уличного фонаря на речной набережной рядом с мостом Катерьянны и ждал сигнала Тециева, означающего, что ему можно войти во дворец.
        Принцесса Анастасия остановит Морганью, говорил алхимик. И мы должны найти ее прежде, чем это сделают люди Морганьи.
        Но люди Морганьи опередили их.
        Увидев ее на мосту, он не поверил своим глазам, но потом понял, что только Ана со своей упрямой гордостью может попытаться провернуть такую дерзкую и вопиюще глупую затею. Он наблюдал за столпотворением на мосту с возрастающим чувством страха, его мозг уже просчитывал все варианты развития событий на пять, десять шагов вперед, продумывая различные сценарии, в которых эта затея может выгореть.
        Но он и подумать не мог, что она прыгнет.
        И Рамсон сделал единственную вещь, которая пришла ему в голову. Он нырнул за ней.
        Он успел сделать глубокий вдох перед тем, как, подобно мешку с камнями, удариться о поверхность воды. Течение увлекало его вниз, бросало то в одну, то в другую сторону, затягивая на глубину.
        Он ничего не видел, ничего не слышал, не мог дышать. Его швыряло во всех направлениях. И случилось неизбежное: гнев реки напомнил ему о ночи и буре, которые изменили его жизнь навсегда.
        Ему снова было восемь, и он тонул в темных водах бурного моря, в тот день оно чуть не отняло их с Ионой жизни. Но настоящим кошмаром было выжженное в памяти Рамсона воспоминание об угольно-черных глазах Ионы, пустых и незрячих.
        Рамсон задыхался от ужаса. Тьма была непроницаемой. Он не знал, в какую сторону плыть.
        «Нет»,  - подумал Рамсон, и призраки исчезли. Что бы ни свело его с Ионой - совпадение, судьба, замысел богов,  - его друг не хотел бы, чтобы Рамсон хранил в памяти только воспоминание о его смерти.
        Самыми ценными были уроки, которые Иона преподнес ему, пока был жив.
        _Плыви._ Голос звучал так реалистично, что Рамсон распахнул глаза. Но вместо бледного темноволосого мальчика увидел девушку: смелую, самоотверженную, упрямую. Она завоевала место в его сердце рядом с Ионой.
        Он не может ее потерять. Только не снова. Плыви, приказал голос, в этот раз его собственный. Рамсон начал двигать ногами. Течения уносили ее вниз, во тьму. Она металась, ее платье вздулось и тянуло ко дну.
        Предплечье пронзила острая боль, и Рамсон дернулся, со злостью пытаясь схватить то, что его поранило.
        Стрела.
        Рядом с ним пронеслась еще одна. И еще одна. Лучники. Эти засранцы были серьезно намерены их убить.
        Рамсон знал, что лучшим способом спастись от стрел, было погрузиться глубже. В метре под поверхностью воды стрелы начинали замедляться. У них с Аной было больше шансов выжить, если они не будут всплывать и позволят реке унести их достаточно далеко.
        Он поплыл к Ане. Она била руками по воде, но ее движения становились слабее. Еще один толчок, и он обхватил ее руками и потянул вниз.
        Им нужно было оставаться на глубине, пока лучники не посчитают их мертвыми,  - но была одна проблема: им нужен воздух.
        Ана раскрыла рот. Из него вырвались пузырьки. Рамсон чувствовал, как она бьется в судорогах у его груди. Он вспомнил уроки, усвоенные во время обучения в брегонском Блу Форте. Ее легкие расширялись от непреодолимой жажды кислорода. И в них попадала вода. Вскоре она потеряет сознание. А потом остановится ее сердце.
        Его легкие тоже горели, а ноги становились слабее с каждым толчком. Как кадета военно-морского училища его обучали находиться под водой и бороться с желанием вдохнуть. Они тренировались в самых холодных водах, чтобы выработать стойкость.
        Но даже кадет военно-морского училища не мог бороться с законами природы.
        К черту стрелы - они утонут, если останутся здесь.
        Рамсон стал грести. Вверх, вверх. Но где находился верх? Голова шла кругом, а течения били все сильнее, бурлили яростней.
        Это был свет? Ему нужен воздух. Необходимо понять, куда плыть. Пузыри - ему помогут пузыри. Они выведут его к поверхности. Но если он выдохнет хоть чуть-чуть воздуха, то быстрее утонет.
        Борясь с тьмой, что застилала глаза, Рамсон открыл рот.
        И пробил поверхность воды. В легкие ворвался холодный воздух, он сделал несколько глубоких благословенных глотков. Тяжело дыша, повернулся к Ане.
        Ее голова болталась. Рот был приоткрыт, а глаза закрыты; он не понимал, дышит ли она.
        Подавляя страх, Рамсон положил ее подбородок себе на плечо и поплыл к берегу.
        Путь до берега был сам по себе трудным: река достигала более чем ста метров в ширину, и с каждым усилием берег, казалось, был все дальше и дальше. Рамсон плыл по течению и старался, чтобы голова Аны и его собственная оставались над водой.
        Наконец он добрался до замерзшего берега, по снегу и грязи выволок Ану на сушу. Вдалеке, размером с ладонь, в тумане светился мост Катерьянны. Мышцы молили об отдыхе; так хорошо было бы прилечь на пару минут.
        Но Рамсон повернулся к Ане. Когда он поднес палец к ее губам, его руки тряслись, и виной этому был не только холод.
        Не дышит. Он этого и ожидал, но надежда превращает людей в глупцов.
        Рамсон встал рядом с ней на колени, положил руки ей на грудь, одну на другую. И затем, задавая ритм, он начал надавливать. Раз, два, три, четыре…
        Больше всего ему хотелось ударить кулаком по земле и закричать. Но Рамсон заставлял себя считать и поддерживать равномерный темп.
        Пять, шесть, семь…
        В его груди сжимался болезненный ком, одновременно и горячий, и холодный, грозящий разорвать его. Под его руками Ана оставалась неподвижной, глаза закрыты, а губы плотно сжаты.
        Восемь, девять, десять.
        Рамсон приблизил к ней свое лицо, приоткрыл ей рот. Один, два вдоха. Сквозь белый туман паники в голове начинал пробиваться жестокий голос логики, и он отчаянно пытался уловить движение ее грудной клетки.
        _Десять_нажатий._Два_вдоха._Десять_нажатий._Два_вдоха._ Это было похоже на своеобразную молитву, монотонную песню, пробиравшую до самого нутра. Согнувшись пополам, Рамсон стоял на коленях, руки сложены перед ним. В этот раз он умолял. Он просил трех богов, тех самых, которых многие годы яростно ненавидел и в которых отказывался верить. Он молил кирилийских богов, которых не уважал за то, что они оставили империю. Он обращался ко всему и всем, кто готов был его услышать.
        _Десять_нажатий._Два_вдоха._Прошу._Я_сделаю_все_что_угодно._
        Она закашлялась, потом сплюнула воду. Когда она открыла глаза, мир снова пришел в движение. Она перекатилась на бок, и ее вырвало в снег, а он потянулся к ней. И когда ее неистовый кашель стих до шумных вздохов, она взял ее на руки и крепко прижал к себе. Она обняла его в ответ, и в этот момент Рамсон понял, что все это время именно он нуждался в спасении.
        По его щекам катились теплые слезы, и он спрятал лицо у нее на плече. И в ее объятьях Рамсон наконец-то понял, что имел в виду отец, когда говорил, что любовь - это слабость.

        35

        Ана была словно во сне. Рамсон обнимал ее, его фигура серебрилась в лунном свете, а руки были обвиты вокруг нее так, как будто он никогда не собирался отпускать ее. Ана прижалась к нему, и их сердца, разделенные только тканью одежды, бились в унисон.
        И… она чувствовала, как холод сковывает тело, как вода стекает с волос Рамсона ей на шею, как на его коже появляются мурашки, когда она прижимается к нему щекой. Шум в ушах медленно нарастал.
        Постепенно, с каждым вдохом холодного воздуха, она возвращалась в реальный мир. На земле лежал нетронутый снег. Перед ними бежала вдаль река. За ними возвышались стены замка. Течением их унесло к месту за стенами замка, куда нельзя попасть иначе, как переплыв реку.
        Ана резко вздохнула и оттолкнула Рамсона. Он упал на спину, кашлянул, но не отвел от нее глаз. Плоским голосом он сказал:
        - Я думал, ты умерла.
        - Я думала, ты умер,  - выдавила она, уставившись на него.  - Садов сказал - Керлан…
        И тут она наконец в полной мере осознала, что он сделал, точнее, что он собирался сделать. Орден Ландыша. Попытка убить Луку.
        - Прежде чем ты что-то скажешь,  - тихо начал Рамсон,  - учти, что я все знаю, Кольст принцесса.
        - Как и я.
        Она схватила его левое запястье, где была татуировка, изображающая изогнутый стебель с тремя маленькими цветочками. Рамсон вздрогнул. Ана посмотрела ему прямо в глаза.
        - Я знаю, что ты работал с Керланом. И что он послал тебя убить моего брата. Поэтому объясни мне, почему я не должна сейчас же сбросить тебя обратно в реку.
        Ее трясло, рук и ног она не чувствовала от холода. Нужно было спешить, но прежде всего ей нужно было знать.
        Рамсона тоже разбирала дрожь, но он улыбнулся одними уголками рта.
        - Потому что я попросту выплыву обратно на берег.
        Рамсон вывернул руку, хватая Ану за запястье. Он поднял на нее глаза, и взгляд его был полон сомнения и надежды. Ресницы слиплись от воды.
        - Я знаю, что в прошлом делал ужасные вещи Ана. Я связался не с теми людьми. И с тех пор я двигался не в том направлении.
        Он сглотнул, и на шее его дернулся кадык. Он провел большим пальцем по тыльной стороне запястья Аны.
        - Но потом я встретил девушку, и она сказала мне, что нас определяет наш выбор. И я… я хочу сделать правильный выбор. Если еще не слишком поздно.
        Ана не знала, что ответить. Вдруг это очередная ловушка? Она думала, что увидела в нем мальчика, которым когда-то был Рамсон, когда он стоял рядом с ней под первым зимним снегом. Но, быть может, это тоже было ложью.
        Ана отдернула руку и встала на ноги. Река унесла их довольно далеко. Подобно забытым звездам, мерцали факелы на мосту Катерьянны. Она едва могла различить столпившихся там людей - они были меньше ноготка. Ана была рада, что над ними нависают стены крепости, укрывая их в тени.
        - Мне пора, Рамсон.
        - Я пойду с тобой.
        - Нет,  - сказала Ана, медленно, шаг за шагом, удаляясь. Ее сковывал холод. Платье оттягивала вода, грозившаяся в скором времени превратиться в лед.
        - Ана. Кольст принцесса,  - поправил себя Рамсон.
        Он взял ее за руки и перегородил путь. Очень серьезно он сказал:
        - Я вернулся не за принцессой. Я вернулся за девушкой, которую встретил в тюрьме строгого режима. Она прыгнула со мной с водопада, сражалась плечом к плечу последние несколько недель.
        Ана застыла, а он протянул руку и положил ладонь ей на щеку.
        - За девушкой, которая не боится давать мне отпор, грозится утопить меня в моей собственной крови, намного сильнее многих знакомых мне людей, но всегда ото всех прячет свои улыбки и слезы.
        - Тогда скажи мне,  - Ана подняла взгляд.  - Ты бы убил Луку, если бы тебе представилась такая возможность?
        Рамсон растерялся. С его волос стекала вода, оставляя мокрые следы на шее.
        - Я не знаю.
        Ана отстранилась. Он спас ее - она была обязана ему жизнью. Но разве это оправдывало все преступления, которые он совершал ранее?
        «Наш выбор»,  - шептал Лука, и Ана увидела свое отражение в затуманенных карих глазах Рамсона. Она убивала; она пытала - но разве она не хотела бы еще одного шанса? Разве она не желала, упорно и отчаянно, чтобы, несмотря на все ее злодеяния, на всех убитых людей, у нее был выбор, кем стать?
        В ее голове крутился вихрь эмоций. Она не знала, что делать. Но мороз сковывал ее, а время утекало сквозь пальцы. Скоро начнется коронация. Ей пора. Ей нужно сделать выбор.
        - Один друг сказал мне, что во всем есть светлая и темная сторона,  - неожиданно для себя сказала Ана.  - И мир не безнадежен, пока в нем существует добро. Надеюсь, в тебе его достаточно, Рамсон.
        Она отвернулась и услышала, как он выдохнул. Ана посмотрела назад, прикидывая расстояние до моста Катерьянны. За ними начиналась северная тайга - ее темная громада заслоняла звезды.
        Ана знала это место.
        - Впереди есть вход в подземелья,  - тихо сказа-ла она.
        Рамсон покачал головой.
        - Он будет закрыт. Поверь мне, я тщательно изучал планы дворца.
        - Этот - не будет.
        Ана брела по снегу, ее дыхание клубилось в морозном воздухе. Они шли вдоль края берега. Хвост Тигра был так близко, что если нога соскользнет, то ужасающих объятий реки не избежать. Берег круто поднимался к основанию крепостной стены. Ана благодарила богов, что они были достаточно далеко от позиций лучников, которые стреляли во всех приближающихся к стене.
        От холода было тяжело и сложно дышать. С ее волос и платья стекала вода. Ану била такая сильная дрожь, что говорить было невозможно.
        Рамсон, казалось, тоже понимал всю опасность их положения. Слишком много времени на морозе после купания в ледяной воде - температура их тел могла опуститься до отметки, при которой все системы перестают функционировать. Когда он заговорил, в голосе его не было привычных шутливых ноток.
        - Нам еще далеко?
        - Почти пришли,  - шепотом ответила Ана.
        И - наконец. Ана заметила узкую трещину, бегущую по дворцовой стене. Она была достаточно крупной, чтобы ее можно было разглядеть с небольшого расстояния, но в целом незаметной. Кто-то сделал ее много лет назад.
        Что означало… проход в замок был…
        Прямо здесь, под ними.
        Ана пригнулась к земле, ощупывая край берега. Как она и ожидала, над пенящимися волнами, наполовину погруженная в воды Хвоста Тигра, зияла трещина.
        - Гениально,  - сказал Рамсон. Он стоял на коленях и осматривал вход в тоннель.  - Человек, спроектировавший этот маршрут эвакуации, считал членов императорской семьи отличными пловцами.
        - Это не маршрут эвакуации. Сотни лет назад, когда в подземельях проходили казни, тоннель использовался, чтобы сбрасывать тела в реку.
        - Я и не знал, что принцессы прекрасно осведомлены, какими именно путями в их дворцах избавляются от отходов.
        - Не осведомлены,  - в ее памяти всплыло морщинистое лицо Маркова.  - Когда меня арестовали за убийство папы, один из охранников помог мне сбежать. Для меня это был единственный выход из подземелий.
        Что-то промелькнуло во взгляде Рамсона - жалость? сочувствие?  - но в следующую же секунду исчезло. Он протянул ей руки.
        - В этот раз я тебе помогу.
        Ана взялась за склон речного берега и впилась пальцами в замерзшую грязь.
        - Сама справлюсь,  - пробурчала она и исчезла внизу.
        Около секунды она свисала с края берега, над рекой. В ушах, пугающе близко, ревели волны. Ее ноги коснулись твердой поверхности, и, сделав усилие, Ана качнулась вперед. Когда ступни опустились на влажный камень, Ана стала искать, за что ухватиться.
        И вот она уже оказалась в тоннеле и держалась за выемку в наклонной стене. Сердце билось так часто, что Ане показалось, ее сейчас вырвет.
        Через несколько секунд в тоннель впрыгнул Рамсон. Он врезался в стену рядом с ней и выругался.
        Тоннель под наклоном поднимался вверх, и Ана подумала о трупах, которые скатывались сверху прямо в воды реки. Предполагалось, что этот путь будет вести из дворца, а не служить входом.
        Ана нашаривала руками уступы и поднималась вверх по тоннелю.
        Холод сильнее сковывал ее тело. Мышцы, казалось, окаменевали. Не раз ее рука соскальзывала, и она съезжала вниз. И каждый раз с ужасом думала, что вот-вот сорвется и упадет обратно в реку.
        - Перестань кидать грязь мне в лицо,  - послышался шепот снизу.
        Ана сжала челюсти.
        - Помнишь мои угрозы насчет смерти?
        - Очаровательно. Я собирался поступить как настоящий джентльмен и сказать, что поймаю тебя, если ты будешь падать.
        - А я собиралась поступить как настоящая леди и сказать, что убью тебя, если услышу еще хоть одно слово.
        Обмениваясь колкостями, они продолжали подъем. И каждый язвительный комментарий Рамсона отвлекал Ану от предательской мысли, что преодолеть боль и подняться выше невозможно. Рев реки стих и превратился в негромкий шум. Вокруг была темнота, и слышалось тихое капанье воды.
        Неожиданно путь им преградила дверь: квадратный монолит, спроектированный так, чтобы со стороны подземелья он выглядел как часть стены. Ана зацепилась за его край и потянула. Издав резкий звук, дверь поддалась.
        Ана подтянулась и встала на ноги. Она всегда считала, что в подземельях жутко холодно, но сейчас сухой воздух казался ей теплым. Рамсон закрыл за ними дверь, и они оказались заперты внутри.
        - При строительстве дворца было создано множество тайных ходов для слуг,  - Ана старалась говорить громко и уверенно, но получался шепот.  - Юрий водил меня по ним, поэтому я хорошо их знаю. Мы обсохнем и переоденемся в одной из комнат для слуг, а потом…
        Она поморщилась.
        - Ворвемся на коронацию.
        Ответ Рамсона не заставил себя ждать:
        - После вас.
        Было больно заставлять обмороженные ноги снова двигаться. Во тьме на Ану нахлынули воспоминания: Садов, его нависающая тень, его белые длинные пальцы, переплетенные в ожидании чего-то. Маленький монстр…
        Ана призвала свою силу родства и выставила перед собой, как сияющий факел, разгоняющий тени. Ана чувствовала кровь вокруг. Ею был орошен каждый сантиметр подземелий, она была размазана по стенам, покрывала засохшей потрескавшейся коркой ржавые оковы.
        Ничего. Кроме следов крови и ее собственного страха.
        За спиной слышалось резкое дыхание Рамсона. Вскоре тьму стали разбавлять далекие оранжевые блики факелов. Они подошли ближе, и Ана почувствовала ток теплой крови в двух телах.
        Они с Рамсоном остановились за углом. Вход в основную часть дворца находился прямо перед ними.
        Два стражника, охранявшие дверь, не успели и шелохнуться, как Ана обрушила на них силу родства. Теперь они не могли сдвинуться с места. Рамсон вышел из-за угла, спокойно снял наручники с их поясов, и приковал стражников к дверям одной из камер. Он заткнул им рты их же рубашками.
        - Это было несложно,  - прошептал он, догоняя Ану у двери.
        - Раньше тут было больше узников и стражи,  - сказала Ана. Надеясь, что по ту сторону двери никого не будет, она ее приоткрыла.
        Винтовая лестница поднималась на первый этаж дворца и заканчивалась коридором, ведущим в помещения для слуг. Рядом со спуском в подземелья была дверь, которая вела в комнаты слуг. Ана десятки раз видела выходящего оттуда Юрия, который всегда замирал и наблюдал, как Садов сопровождает ее в подземелье.
        Ана и Рамсон закрыли за собой дверь и начали крадучись пониматься по крученым ступеням.
        Они вышли в пустой коридор. Подземелья располагались в задней части дворца, и в такую ночь, как сегодня, местным обитателям делать здесь было нечего. Они быстро шагали по мраморным полам, среди серебристых стен, напоминающих Ане о детстве, пока не оказались у постамента с кемейранской вазой. В стене рядом с ней была тончайшая щель. Потайная дверь - одна из многих во дворце,  - которая вела к скрытым служебным помещениям.
        Ана навалилась на нее всем телом и толкнула. Дверь поддалась, и она скользнула внутрь - на ее памяти Юрий делал так много раз.
        Они оказались в узком коридоре с множеством полок, загруженных льняным постельным бельем и чистыми скатертями, готовыми сослужить свою службу.
        Они обнаружили вешалку с платьями для гостей и туниками. Дрожа, они скинули мокрую одежду. Вздохнув, Ана провела по коже мягким хлопковым полотенцем. Она надела походящее по размеру платье - алое и лаконичное. Высушила волосы, насколько это было возможно, расчесывая пряди пальцами, чтобы они не торчали в разные стороны. И пока ждала, когда Рамсон закончит переодеваться, наконец позволила себе дотронуться до молочно-белой стены. Это был не сон. Она снова дома.
        Ана глубоко вдохнула. А когда вновь открыла глаза, ей показалось, что она сбросила кожу потерянной девочки, которая ненавидела себя и боялась мира. Она выпрямила спину, расправила плечи и подняла подбородок.
        Она была кронпринцессой Кирилии и Кровавой ведьмой Сальскова в одном лице. И этим вечером она вернет свою империю.
        - Кольст принцесса.
        Рамсон стоял у двери в чистом синем камзоле, его влажные волосы были взъерошены и завивались на затылке.
        - Ты готова?
        Когда они вышли, коридоры, к счастью, были пусты. Но с каждым поворотом Ана все дальше заглядывала силой родства, ожидая, что в любой момент на их пути могут попасться стражники, слуги или гости.
        Когда они повернули в коридор, ведущий к большому тронному залу, она тихонько вздохнула. Она была так сосредоточена и совсем не обращала внимания на то, где они шли.
        Но вдруг как во сне перед ней развернулся огромный зал с массивными мраморными балюстрадами и хрустальными люстрами, освещавшими пространство золотым светом. Устремленные ввысь колонны заканчивались арочными сводами потолка. Сверху смотрели словно только что сошедшие с небес статуи богов и ангелов. Зал богов.
        - Снова здравствуйте, старые друзья.
        Ана и Рамсон резко развернулись. Ана пока не видела говорящего, но от его голоса кровь застыла в жилах.
        В безукоризненном темно-фиолетовом костюме, с золотой перьевой ручкой в нагрудном кармане стоял мужчина и лучезарно улыбался. Ана услышала, как Рамсон резко втянул воздух, заметила прикрепленное к лацкану пиджака незнакомца растение с маленькими цветочками-колокольчиками. И тогда она поняла, кто это.
        Аларик Керлан, глава Ордена ландыша, развел руками в великодушном жесте.
        - Ах, ну и выдающаяся компания здесь собралась. Принцесса и аферист.
        Аларик Керлан стоял в десяти шагах от них и широко улыбался.
        - Я вас ждал.

        36

        Ана пригнулась, принимая защитную позу. Ее сила родства пылала, окутывая Керлана и трех телохранителей у него за спиной. Один из них выглядел таким огромным, что, казалось, может разломать человека надвое. Со своими мускулами он напоминал статую бога. Двое других - мужчина и женщина - не были ни большими, ни страшными. Что, вероятнее всего, означало, что они аффиниты. Их взгляды были прикованы к Ане.
        - Трое против двоих,  - сказал Рамсон, примирительно вздыхая.  - Ты, как всегда, дерешься по правилам, Аларик.
        Рука Рамсона взметнулась в воздух быстрее, чем взмах кнута. Мелькнула серебряная вспышка кинжала. Ане понадобились доли секунды, чтобы понять, что происходит. Она тут же направила силу родства на цель - женщину - и обездвижила ее. Женщина не успела и рта открыть от удивления, как кинжал Рамсона воткнулся ей прямо в живот.
        Она опустилась на колени и упала лицом на землю. На девственно-белый мрамор пролилась кровь.
        Где-то рядом послышался крик; Ана повернула голосу и увидела отряд дворцовой стражи, приближающийся со стороны большого тронного зала.
        Керлан оторвал взгляд от тела женщины. Его лицо сохраняло спокойное выражение, но глаза горели.
        - К счастью, я играю не честно.
        Высокомерная улыбка исчезла с губ Рамсона, и он закричал:
        - Еще раз, Ана!
        Ана готовила свою силу родства к удару, как вдруг наткнулась на холодную, непробиваемую стену. Ее сила тут же угасла. Кинжал Рамсона с лязгом упал на пол - второму аффиниту удалось уклониться от его удара.
        Ана развернулась, уже зная, кого она сейчас увидит.
        За ее спиной стоял нандийский егерь и не сводил с Аны пылающих глаз. На его коже блестел пот. Он сделал шаг вперед и достал меч.
        Ана выругалась. От тронного зала прибывало все больше стражников. Справа егерь блокировал путь к отступлению. И впереди аффинит Керлана разминал руки. Ближайшая мраморная колонна отделилась от стены с оглушительным, раскатистым треском. Стоящий за спиной аффинита Керлан улыбался.
        - Рамсон, сын мой,  - сказал Керлан.  - Я подготовил для тебя сюрприз, если ты выживешь. Бросай ведьму и спасай собственную шкуру. У тебя это получается лучше всего.
        Ана опустилась на колени - егерь все сильнее давил на ее сознание. Краем глаза она видела, как он приближается, слышала, как его каблуки стучат по мрамору. С другой стороны подходили дворцовые стражники, обнажив серебристые мечи.
        Воздух пронзил крик; Рамсон врезался в нее с такой силой, что у Аны перехватило дыхание. Они повалились на землю, проскользили по полу и остановились. От удара у Аны разболелось плечо.
        Ана подняла глаза и увидела, как на то место, где они стояли мгновение назад, обрушилась мраморная колонна. Во все стороны разлетелись осколки мрамора.
        Спина болела. Ана и Рамсон переплелись в ворохе шелков ее платья. Рамсон встал на ноги и поднял Ану.
        - Ана.
        Он положил ладонь ей на щеку и сказал тихим, не подразумевающим возражений голосом:
        - Коронация. Тебе нужно идти.
        - Ты здесь сам не справишься.
        Ее голос звучал грубее, чем ей хотелось бы, но только так она могла скрыть дрожь.
        - Если останешься здесь - потеряешь брата и империю,  - строго сказал Рамсон.
        Ана медлила.
        Она сомневалась в Рамсоне и его намерениях до этого момента. Но теперь он рисковал ради нее жизнью.
        Ана сожалела, что поняла все так поздно.
        Керлан хохотал, мраморный аффинит поднимал в воздух следующую колонну, стражники подобрались совсем близко, а коронация начиналась. Ана должна была сделать выбор, и она выбрала не Рамсона.
        Ана схватила его за камзол, притянула к себе близко, на расстояние вдоха. Их глаза встретились.
        - Даже не думай умирать, аферист,  - прошептала Ана и отпустила его. В следующую секунду она уже бежала по залу богов.
        Отряд дворцовой стражи двигался ей навстречу, за их спинами мелькали синие плащи, а мечи из сплава черного камня блестели в свете люстр. Ана продолжала бежать, пока блокировка егеря не ослабла, и она не перестала чувствовать его присутствие.
        В десяти шагах от стражников Ана замедлила бег. Внезапно она осознала, что почти все лица ей знакомы - еще год назад они служили ей.
        Они, кажется, тоже ее узнали; несколько стражников притормозили в нерешительности. Командир отряда остановился. Он уверенно держал меч, но взгляд его выдавал внутреннюю борьбу.
        - Лейтенант Хенрик,  - спокойно произнесла Ана.
        Глаза его вспыхнули.
        - Это вы, Кольст принцесса.
        Он стоял, не двигаясь, а еще год назад он бы упал на колени и кланялся ей в ноги. Ана склонила голову.
        - А где капитан Марков?
        Лейтенант не ответил, и Ана сделала шаг вперед.
        - Где Марков, Хенрик?
        Но тот лишь сжал губы.
        - Мне приказали арестовать вас, принцесса.
        - Кто приказал?
        - Кольст графиня,  - его голос был тверд, а лицо не выражало никаких эмоций.  - Прошу, не сопротивляйтесь. Я не хочу причинять вам боль.
        - Я тебе верю,  - сказала Ана и подняла руку.  - Мне жаль, лейтенант. Но мне нужно пройти.
        Под действием силы родства все шесть стражников упали на колени, их мечи со звоном повалились на пол. Последним сдался лейтенант Хенрик. Он открывал и закрывал рот, как будто стараясь что-то ей сказать.
        Ана обошла стоящих на коленях стражников. Ее шаги разносились громким эхом, пока она подходила к дверям в тронный зал. Еще несколько метров, и вот перед ней массивные двери из красного дерева с ручками в виде белого тигра.
        Подобно мрачному облаку, на Ану опустилась усталость. Она одернула себя, напрягла дрожащие мышцы. Подбородок вверх, плечи назад. Так ее всегда учил Лука.
        Ана взялась за белых тигров и распахнула двери.
        Прежде чем у нее обнаружилась сила родства, Ана много раз бывала в большом тронном зале, всегда по особым случаям. Папа с мамой сидели на тронах из белого золота, установленных на помосте в конце длинного зала, а они с Лукой располагались по обе стороны от них, на специальных стульях. После случая на ярмарке папа больше не брал ее в тронный зал, но его великолепие прочно закрепилось в памяти Аны.
        Ослепительный свет люстры озарял просторное помещение. По центру бежала бледно-голубая ковровая дорожка, тянущаяся до самого помоста. Купольные своды были расписаны фресками с изображением богов в разных обличьях, трепетными ангелами и мифическими животными. Они будто наблюдали за происходящим в зале.
        А под этими сводами на Ану уставилось пятьдесят пар настоящих глаз. На золоченых стульях по обе стороны от прохода расположились самые важные представители кирилийской знати. Эмоции на их лицах варьировались от недоумения до шока.
        Но взгляд Аны был прикован к тронам и сидящим на них фигурам. Первой она увидела Морганью - ее сложно было не заметить: она восседала на троне в изысканном сияющем серебристо-голубом платье, а ее темные локоны спадали с плеч, подобно водопадам. Со времени их последней встречи она, казалось, стала еще красивее. Мягкий свет люстр подчеркивал ее высокие скулы, полные губы и мягкие огромные глаза. На секунду Ане захотелось броситься к ней в объятья, зарыться в ее шелковистые темные волосы. Но эта женщина, ее тетя, была убийцей ее родителей.
        Ана перевела взгляд на фигуру, сидящую рядом с Морганьей. Он тоже возвышался на троне, но в отличие от Морганьи, чья поза излучала силу и власть, он выглядел едва живым. У него было изнуренное худое лицо, впалые щеки и кожа цвета пепла.
        Но больнее всего было смотреть ему в глаза, и когда Ана встретилась с ним взглядом, к ней пришло страшное осознание.
        Некогда прекрасные травянисто-зеленые глаза брата теперь были пусты. На Ану глядел призрак. И сердце ее разрывалось.
        - Ни с места!
        Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с командиром. Держа руки на ножнах, к ней подходили четыре стражника. Они смотрели на нее с опаской, но приближались. В этом платье она, должно быть, казалась им какой-то потерявшей рассудок гостьей.
        - Вы не имеете права здесь находиться, сударыня. Гостям вход в большой тронный зал воспрещен. Эти меры призваны защитить нашу императрицу от попыток покушения…
        Стражник не успел договорить - Ана завладела его кровью и отшвырнула его к стене. Он упал туда, где сидели члены Имперского совета, и опрокинул несколько кресел с гостями. Послышались крики. Ана сдержалась и отозвала силу родства. Она повернулась к помосту. Морганья выпрямилась и пристально смотрела на Ану, как будто только что ее заметила. Из-за помоста вышли еще восемь солдат, занимая оборонительные позиции перед тронами. Их мечи пели, когда они доставали их из ножен.
        Ана сделала шаг вперед. Сейчас или никогда.
        - Меня зовут Анастасия Катерьянна Михайлова,  - сказала она.
        Пока она шла, голос ее разносился по залу, звеня под расписными сводами потолка среди богов и резных ангелов.
        - Дочь Александра Михайлова и Катерьянны Михайловой. Кронпринцесса Кирилии.
        В помещении зазвучали удивленные возгласы и перешептывания. Гости заерзали в своих креслах, вытягивая шеи, чтобы лучше рассмотреть Ану. Даже обученные сохранять невозмутимость стражники у помоста разинули рты.
        Сидящий на троне Лука смотрел на Ану и не узнавал ее.
        - Отставить.
        Тихий, мелодичный голос Морганьи успокаивал Ану страшными ночами, убаюкивал ее так же, как и голос давно умершей матери. Теперь от этой мысли Ане становилось тошно.
        Шеренга защищавших графиню солдат немедленно повиновалась: они опустили мечи и одновременно, как полы раскрывающегося театрального занавеса, расступились в стороны. На помосте возвышалась грациозная фигура Морганьи - главной героини этой абсурдной пьесы. Она осмотрела Ану с ног до головы, прищурив глаза.
        И затем ее лицо смягчилось. Исказилось.
        - Анастасия?  - прошептала Морганья, хватаясь за подлокотники трона.  - Ана?
        Справа и слева от прохода нарастал шепот, но Ана продолжала идти к тронам. Это она. Исчезнувшая принцесса. Сумасшедшая принцесса. Мертвая принцесса.
        Ана не спускала глаз с тети.
        - Ты отрицаешь обвинения, которые я тебе предъявляю?  - спросила она, повышая голос, чтобы перекричать наполнивший тронный зал шум.
        - Ана?  - Морганья потрясла головой, изображая крайнее удивление и неверие.  - Я не понимаю. О чем ты говоришь?
        - Я непонятно изъясняюсь?
        Ана сделала еще шаг вперед, медленно приближаясь к помосту.
        - Тогда позволь мне объяснить все по порядку. Обвиняю тебя в убийстве моей матери, покойной императрицы Катерьянны Михайловой,  - шепот толпы перерастал в гвалт,  - убийстве моего отца, покойного императора Александра Михайлова,  - все присутствующие разом ахнули,  - и попытке убить моего брата, императора Лукаса Александра Михайлова.
        Теперь и члены Имперского совета громко требовали показать им Ану, а перепуганные взгляды гостей метались от нее к Моргане.
        - Ты отрицаешь свою вину?
        Морганья трясла головой, на ее лице появлялось выражение ужаса.
        - Ты… о чем ты говоришь?  - она ткнула пальцем в Ану и визгливо прокричала:  - Ты убила своего отца.
        - Ты меня подставила.
        В мгновение ока ужас стерся с лица Морганьи. Ее выражение стало по-змеиному спокойным и расчетливо-холодным.
        - Довольно!  - проревела она.
        Перемена была разительной. Было очевидно, что все слова и действия Морганьи были просто постановкой.
        - Не знаю, как тебе удалось пройти мимо дворцовой стражи, но одно очевидно: ты опасна.  - Морганья щелкнула пальцами:  - Стража. Схватить ее.
        - Нет!  - прокричала Ана, но солдаты уже спешили к ней с мечами наготове, лезвия отливали черным камнем.
        Ана повернула голову и заметила, что тусклые зеленые глаза брата все еще смотрят на нее.
        - Лука,  - позвала она.  - Лука, прошу… это я!
        Стражники окружали ее. Ана медленно пятилась назад. Она могла легко справиться с ними силой родства. Но это поставит на ней клеймо монстра, которым эти люди ее и так считали. Это была не драка - это было представление.
        Ей необходимо было показать им, что она пришла с миром; ей нужно было сражаться с помощью слов.
        - Стойте,  - сказала Ана, и стражники приостановились. Она подняла взгляд на Морганью.  - Ты отрицаешь, что ты аффинит с силой родства к плоти и мысли?
        По тронному залу вновь прокатился удивленный возглас толпы.
        - Что ты подчинила себе дворцового алхимика и заставила его изготовить яд, который впоследствии убил моих родителей? Что ты прямо сейчас управляешь разумом моего брата-императора?
        - Это безумие,  - воскликнула Морганья, и Ана была рада услышать нотку тревоги в ее голосе. Ее глаза, напротив, горели огнем грядущего возмездия.
        - Стража! Схватить ее! И мы сможем продолжить коронацию!
        - Кольст графиня Морганья,  - ровно произнесла Ана.  - С подобными обвинениями в твой адрес ты не можешь стать императрицей, пока не будешь оправдана. Это закон Кирилии - наш закон.
        - Она права,  - раздался чей-то голос.
        Со своего места встал один из членов Имперского совета, и в зале повисла тишина. Его волосы с проседью были аккуратно причесаны, а лицо испещряли многочисленные морщины - признак мудрости, возраста и, в его случае, силы. Ана узнала его. Это был советник Дагислав Тарас. Он был ближайшим другом отца, его доверенным лицом, и поговаривали, что его собирались назначить советником императора, но потом эту должность занял Садов.
        - Это закон, Кольст графиня.
        - Ты забываешь, Тарас!
        Встал еще один советник с короткими светлыми волосами, которые выдавали в нем северного кирилийца. На носу у него виднелась полоска шрама. Ана узнала его по неукротимой, воинственной энергии. Максим Золотов, бывший командующий Кирилийской армией, ныне - член Имперского совета. Он устремил горящий взгляд на Ану.
        - Принцесса - точнее, бывшая принцесса - все еще обвиняется в убийстве и государственной измене. Исходящие от нее обвинения не рассматриваются.
        Ана воззрилась на него, и Золотов тактично отвернулся. Внутри она почувствовала острую боль, причиненную предательством. Во времена своего заточения она тайком перемещалась по дворцу и издалека наблюдала за работой советников. Она запомнила их имена, выделила тех, кто нравился ей больше других. В числе последних был Золотов. Он поразил ее своей смелостью, преданностью и прямолинейностью. Теперь он выступал против нее, и это было больно.
        Тарас пронзил Золотова взглядом.
        - Ты прав, Максим. Статус принцессы ставит под сомнения ее обвинения. Но в своде кирилийских законов нет правила, запрещающего подсудимым предъявлять обвинения третьим лицам.
        Они не были за нее, но и не были против. Они просто трактовали закон.
        Тарас повернулся к трону.
        - Когда в законах нет подходящих предписаний, мы обращаемся к императору.  - он помедлил.  - Кольст император?
        Наконец Ана смогла посмотреть на фигуру подле Морганьи. Брат наблюдал за происходящим безо всякого участия, как будто смотрел на дерущихся на улице крыс.
        - Лука,  - снова позвала Ана.  - Лука, прошу тебя, посмотри на меня. Я говорю правду. У меня есть доказательства - клянусь жизнью. Она отравила твое тело и твой разум, Лука.
        На последних словах она взмолилась.
        - Прошу. Послушай меня.
        - Ты убежала, когда тебя обвинили в убийстве,  - прокричал член совета.  - Разве это не признание вины?
        - Я убежала, потому что была невиновна и знала, что мне нужно найти доказательства, чтобы в тюрьму сел настоящий убийца.
        Все это время Ана не сводила глаз с брата.
        - Лука. Умоляю,  - ее голос превратился в хриплый шепот.  - Ты знаешь меня, братик. Ты знаешь, как я люблю империю. Поверь мне.
        Во взгляде Луки что-то мелькнуло, он посмотрел на нее безумными глазами. Ана никогда не забудет этот взор - взор человека с мертвой душой.
        Ее сердце надрывалось.
        Лука открыл рот. Оттуда прозвучал голос тише шепота:
        - Мы продолжим коронацию.
        - Нет!  - Ана бросилась вперед.  - Нет, Лука,  - она тобой манипулирует…
        - Стража, бросить ее в темницу!
        Морганья снова обрела уверенность; она стояла у трона и сжимала кулаки. Стражники одновременно двинулись вперед, но Ана удержала их силой родства. Она знала, что в зал прибежали лучники и уже нацелили свои стрелы ей в спину. Они ждали команды стрелять.
        - Нам нужен божевосх. Я знаю, что она может делать своей силой родства - я своими глазами видела. Владимир! Владимир!
        - Кольст графиня, позвольте мне.
        Ана застыла, услышав мягкий, вкрадчивый голос. Среди членов совета, сидевших ближе всего к трону, стояла фигура, облаченная в белые одежды алхимика. Тециев дотронулся до своего божекруга и посмотрел на Морганью.
        Лицо Морганьи смягчилось.
        - Давай, Петр.
        В ее глазах светилось тайное торжество.
        Тециев повернулся к Ане.
        - Предатель,  - фыркнула Ана.
        Ее больше не одолевала злоба. В ее груди поселилась уверенность. Если ей и суждено погибнуть, по крайней мере она заберет этого убийцу с собой.
        Ана уже направила на него свои силы, как вдруг вспомнила кое-что. Подвал, в нем плачущий, напуганный человек.
        Морганья сильна, но она уязвима.
        Что из сказанного Тециевым тем вечером было правдой?
        Она может контролировать лишь один разум в конкретный момент времени. И ее контроль можно разрушить. Когда ты применила ко мне силу родства, она вытеснила силу родства Морганьи, сказал Тециев.
        Возможно ли это? Что ее сила родства может заглушить силу родства Морганьи и прервать контроль тети над Лукой хотя бы ненадолго? Ана сомневалась. Может, все, что говорил Тециев, было ложью. Но… Она вспомнила его глаза, полный сожалений голос, слова, произнесенные шепотом в темноте. Она не могла избавиться от чувства, что он тогда говорил правду. Надо попытаться. Ана направила силу родства на Луку и очень аккуратно потянула. Даже на расстоянии она чувствовала, что с его кровью было что-то не так: большое количество инородной субстанции. Кровь была вялая и холодная, когда ей следовало быть пульсирующей и теплой. Сердце Аны сжималось, но она потянула еще раз.
        Она сосредоточила все свои усилия на брате, поэтому почти не обратила внимания, когда ее схватили стражники, приставив мечи к горлу. Сплав металла с черным камнем холодил шею.
        Ана потянула в третий раз. Лука моргнул. Тихо вздохнул. Ану захлестнула радость, когда он посмотрел на нее. По-настоящему посмотрел.
        Глаза Луки стали ярче, в них отражалась тревога, как будто его разбудили после долгой спячки.
        Прошу, Лука. Проснись.
        - Остановитесь,  - сказал Лука.
        Весь собравшийся императорский двор смотрел на него в изумлении. Тециев моргнул и повернулся к нему.
        - Кольст император?..
        Но глаза Луки вновь тускнели. Он откинулся на спинку трона и выглядел еще более потерянным, чем раньше. Он выдохнул, как будто потратил слишком много энергии. Совершенно равнодушно он произнес:
        - Мы должны продолжать коронацию.
        Ану охватило отчаяние. Морганья смотрела прямо на нее; уголок ее губ изгибался, напоминая ухмылку.
        - Я, Лукас Александр Михайлов…
        - Нет!  - кричала Ана, но брат лишь строго посмотрел на нее, как когда-то смотрел папа.
        Все катилось в пропасть.
        - Заставьте ее замолчать,  - скомандовал Лука солдатам. Он резко перевел на нее взгляд, в котором светилась уверенность и императорская сила.  - Тихо, малая.
        Малая. Ана уставилась на брата. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку и выскочит наружу.
        Собрав остатки сил, Лука выпрямился. Прерывающимся голосом он стал повторять заученные фразы:
        - Я, Лукас Александр Михайлов, объявляю о своем временном отречении от престола Кирилийской империи по причине слабого здоровья.
        Лицо Морганьи торжествующе светилось.
        - В случае моего отречения или смерти, корона Кирилийской империи переходит наследнику престола,  - Лука так сосредоточенно смотрел на Ану, что она забыла, как дышать.  - Наследницей престола и будущей императрицей Кирилийской империи я назначаю кронпринцессу Анастасию Катерьянну Михайлову.

        37

        Рамсон был на волоске от смерти. Под его ногами вибрировал пол, когда он уклонялся от очередной врезающейся в стену мраморной колонны. Дыхание было прерывистым, а по лицу стекала кровь.
        Он потряс головой, чтобы в глазах перестало двоиться. Ана все еще была в тронном зале. И ради нее Рамсон удерживал Керлана и его дружков здесь.
        До сих пор Рамсону удавалось не пропустить вперед егеря. Когда высокий мужчина с глазами цвета льда побежал за ней, Рамсон преградил ему путь. Но с тех пор, как в драку вступил мраморный аффинит, шансы Рамсона на победу были равны нулю.
        Рамсон подобрал свои клинки, встал на ноги и утер нос. На руке остались следы крови.
        Трое на одного. Огромный телохранитель Керлана не представлял опасности. Этот кабан мог только пугать своим весом и избивать скованных цепями жертв в подвалах. В настоящей драке он был бесполезен. И, судя по тому, как он вился возле Керлана, его первостепенной задачей было охранять начальника. Но за двумя другими нужен был глаз да глаз.
        Рамсон посмотрел на егеря, доставшего мечи из ножен. Рамсон собирался на него кинуться, но заметил резкое движение справа.
        Мраморный аффинит выбросил вперед руку, и два мраморных шара размером с кулак взлетели в воздух. Рамсон укрылся за ближайшей колонной, дрогнувшей при попадании в нее двух ядер.
        Он почувствовал внезапный холодок в руке. У его запястья вился мраморный осколок. В мгновение ока он трансформировался в подобие наручника. Рамсон почувствовал, что земля ушла из-под ног. Его начало швырять по залу, а мрамор на его запястье стягивался так сильно, что казалось, руку вырвет из плечевого сустава. Мир перед глазами стал размытым.
        Рамсон ударился о стену. Его тело разрывалось от боли, но Керлан намеренно не убивал его, чтобы продлить мучения. Тяжело дыша, Рамсон попытался встать. Это было в стиле Керлана: знать, что он превосходит противника в числе и силе, и смаковать победу, постепенно лишая Рамсона всякой надежды.
        Мрамор на запястье снова задвигался. Он потащил Рамсона по земле по направлению к Керлану и его телохранителю. По пути Рамсон пытался зацепиться за что-нибудь, но его предательское, скованное мрамором запястье продолжало тянуть.
        Краем глаза Рамсон заметил скорчившееся на полу тело аффинитки, которую он убил. Егерь стоял в противоположной части зала. Он прищурил глаза, а потом развернулся и пошел в сторону тронного зала.
        «Нет, только не к Ане»,  - подумал Рамсон. Он попытался сопротивляться тяге наручника, но ничего не вышло.
        - Что ж, сынок,  - глаза Керлана дружелюбно блестели, когда он опустил взгляд на Рамсона, не отходя от своего огромного телохранителя.  - Тебе достаточно?
        Рамсон закашлял кровью. Он лежал, свернувшись, на полу, и каждая клеточка тела пульсировала от боли. Заключенное в мраморный наручник запястье вздрагивало, подчиняясь силе мраморного аффинита. Но Рамсон изобразил улыбку на своих разбитых губах.
        - Это все, что ты можешь?  - выдавил он.  - Ты стал мягок, Керлан.
        Улыбка Керлана не дрогнула, но в глазах читалось обещание смерти. Он сделал жест мраморному аффиниту. Второй обломок камня замкнулся кольцом на свободном запястье Рамсона, поднимая его руку в воздух и заставляя встать перед Керланом на колени. Кинжал упал на пол, и лязг прокатился эхом по пустому залу.
        _Дзинь…_дзинь…_дзинь._
        Рамсон не сразу понял, откуда исходит звук. Керлан наблюдал за ним с улыбкой умиления и стучал своей золотой перьевой ручкой о перстень.
        _Дзинь…_дзинь…_дзинь._
        От звука по телу Рамсона пробежала дрожь.
        - Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «мягок»,  - сказал Керлан, поднимая вверх ручку и любуясь отразившимися на ее корпусе бликами света люстр.
        Он надавил пальцем на ее кончик, и с другой стороны со щелчком выскочило кольцо крошечных острых лезвий, блестящих, как зубы.
        - Может, поделишься своими ощущениями.
        Он вонзил ручку в грудь Рамсона, в то самое место, где было выжжено клеймо Ордена ландыша.
        Рамсон закричал. Керлан смеялся и поворачивал ручку. Острые, как бритвы, лезвия впивались в плоть Рамсона. Керлан резко выдернул ручку.
        Рамсон из последних сил пытался оставаться в сознании. Ему казалось, что его тело горело в огне, от боли в глазах темнело.
        Его трясло и рвало. Слезы смешивались с потом. В ушах звенел маниакальный смех Керлана.
        «Я умру»,  - подумал Рамсон.
        Но даже когда его тело стало обмякать, он осматривался по сторонам, а его мозг пытался судорожно найти путь к спасению.
        В коридоре за спиной Керлана промелькнула тень.
        Послышался негромкий свист и звук удара. Мраморный аффинит пошатнулся. Изо рта у него лилась кровь.
        Аффинит повалился на пол, глаза его были открыты, а из спины торчала рукоять ножа. Мраморные наручники Рамсона треснули и осыпались.
        Керлан и его телохранитель развернулись. Пользуясь возможностью, Рамсон схватил свой кинжал, лежавший неподалеку, и швырнул его в Керлана.
        Глаза застилали слезы, кровь и пот, и он не смог как следует прицелиться. Лезвие прошло по касательной и оставило лишь неглубокую царапину на теле Керлана. Тот отшатнулся назад, лицо его исказила ярость.
        Телохранитель завопил, подпрыгнул и занес над ним кулаки. Рамсон сделал кувырок вперед. Грудь разрывалась от боли, но он прокатился по полу под ногами здоровяка и сел на корточки у стены за его спиной.
        Телохранитель повернулся. В этот раз Рамсону некуда было отступать.
        Тут ударил порыв ветра такой силы, что даже громадный телохранитель пошатнулся и стал закрываться руками. Рядом с Рамсоном мелькнуло размытое темное пятно. Он почувствовал чью-то руку у себя на животе, а потом они заскользили по усеянному обломками полу, толкаемые воздушным потоком.
        Руки бережно уложили его на пол. Затем он увидел лицо, худое, с острыми чертами. Черные волосы и глаза темные, как полночь. Он видел это лицо на сцене, стоя в толпе, а потом в полутьме бара в Ново-Минске, после того как купил ее трудовой договор.
        - Душа ветра,  - прохрипел Рамсон.  - Линн.
        - Ана,  - сказала Линн.  - Ты ее видел?
        У него было столько вопросов. Выполнила ли Душа ветра свою часть сделки? Но в его голове стоял туман.
        - Церемония коронации,  - выдавил он.  - Я сказал ей, что задержу этих аффинитов.
        Она с сомнением посмотрела на него.
        - Ты?  - спросила она и с ловкостью профессионального акробата поднялась на ноги. Вокруг ее талии был обернут кожаный пояс, из-за которого выглядывали метательные ножи разнообразных форм и размеров.
        Линн создала поток ветра, который отшвырнул кричащего Керлана прямо в телохранителя. Здоровяк приподнял руки и повернулся к ним.
        Лин сделала движение кистью.
        Телохранитель завопил от боли. Из его живота торчал небольшой нож - полилась кровь.
        Вдруг ветер стих и на зал опустилась зловещая тишина.
        Линн пискнула, как раненый маленький зверек. Рамсон заметил всполох белого плаща среди обломков. Егерь вернулся. Он блокировал силу родства Линн. Он вышел из-за колонны, взгляд его был прикован к Линн.
        Она метнула в него два ножа. Он легко отразил их мечом.
        Раны Рамсона кровоточили, но в груди его зарождалась надежда. Он понял, что ни один из аффинитов Керлана не был обученным воином, как Линн.
        В двадцати шагах от них Керлан ощупывал свой дорогой пиджак, его лицо было белее простыни. «Забавно,  - подумал Рамсон,  - что человек, цель которого причинить как можно больше боли, сам ее переносит с трудом». Керлан подбежал к телохранителю, из раны которого обильно текла кровь. Здоровяк согнулся и обнял Керлана за пояс.
        Они торопливо развернулись и поковыляли прочь.
        Руки Линн метнулись к бедрам, и в ее ладонях появилось еще два ножа. Она припала к земле рядом с лежащим Рамсоном, зафиксировав взгляд на егере. Тот ждал на другой стороне зала у разрушенной мраморной колонны.
        Удаляющиеся шаги Керлана и его охранника заглушил другой звук: ритмичный топот, который эхом отражался от сводчатых потолков и разбитых мраморных стен. Рамсон узнал этот шум - он слышал его много, много лет назад в Блу Форте. Это был стук сапогов приближающейся армии. Он попытался вспомнить, что предписано делать охране дворца Сальскова в подобных ситуациях. В случае нападения дворцовые стражники сдерживали натиск, пока не прибудет подкрепление. А подкрепление состояло не из обычных солдат. Это были элитные подразделения империи, самые грозные воины.
        К ним направлялись Белые плащи.
        - Можешь идти?  - Рамсон не сразу понял, что Линн обращается к нему.
        Он попытался подняться, в груди словно бушевал пожар. Из горла вырвался стон.
        - Да.
        Линн что-то сняла с пояса: маленький кожаный мешочек, неприметный среди оружия. Когда она опустила его в руки Рамсона, содержимое его тихо звякнуло.
        - Отнеси это Ане. Это улики, которые ей необходимы.
        - Ты же не думаешь, что я брошу тебя сражаться в одиночку?
        - Иди,  - ответила Линн, не оборачиваясь. Егерь приближался к ним, держа мечи вдоль тела. От их лезвий отражался свет люстр.
        Рамсон встал, и с него посыпались осколки мрамора и обломки пола. На груди, в том месте, куда ударил Керлан, была кровоточащая рана. Но она не была глубокой и не угрожала жизни.
        Он не умрет - по крайней мере, пока не доберется до Аны.
        Рамсон посмотрел назад. Линн стояла на том же месте, приняв оборонительную стойку, с ножами в руках. Ее внимательный взгляд был сосредоточен на приближающемся егере.
        Это был бой между воробышком и орлом.
        Рамсон хотел было благословить Линн, как это принято в Кемейре. Но благословения и молитвы для трусов, и Рамсон никогда не доверял свою судьбу богам.
        Кроме того, у него будет шанс поблагодарить ее лично, когда это все закончится.
        Рамсон отвернулся и побежал по руинам зала богов.

        38

        В большом тронном зале повисла напряженная тишина. На лицах присутствующих - членов Имперского совета, гостей - застыло выражение недоумения и крайнего удивления. Ана уставилась на Луку, пытаясь осмыслить его слова.
        Но вместо изможденного и истощенного человека-оболочки, каким ее брат был еще секунду назад, Ана увидела Луку, который выпрямил спину, его лицо светилось триумфом. Он смотрел на нее в ответ. Его ухмылка преобразилась в широкую заговорщическую улыбку, и он прижал к губам палец. На миг они снова стали детьми, защищавшими друг друга от несправедливостей этого мира. Это был их акт неповиновения. Их секрет.
        Вскоре тронный зал наполнила какофония голосов. Члены Имперского совета вставали на свои кресла, перевешивались через балюстраду из красного дерева, кричали что-то в адрес Луки и Морганьи. На лице последней застыл ужас. Стражники, оставшиеся у помоста, были не менее ошарашены. Они поднимали руки, пытаясь успокоить толпу.
        _Мы_победили._
        Эта мысль привела Ану в оцепенение, и она могла лишь стоять и наблюдать за разворачивающейся перед ней сценой. Морганью будут судить за государственную измену и убийство; яд, который послужит уликой против Морганьи, и противоядие, которое спасет жизнь Луке, в аптекарском крыле.
        Стражников, удерживающих Ану, тоже обуяли сомнения. Они немного отступили и опустили мечи, наставленные на новопровозглашенную наследницу империи.
        Ана направила на них силу родства и оттолкнула. Она выпрямилась и вышла вперед. Гвалт стих, и множество глаз следило за ней, пока она шла по проходу к помосту.
        Кто-то крикнул:
        - Остановите ее!
        Морганья стояла у трона. Еще минуту назад она была уверена, что он будет ее. Одну руку она положила на спинку, как будто хотела одновременно и защить свое право на трон, и спрятаться за него.
        - Стража!
        - Нет!  - скомандовал Лука. Он пытался встать, и Ане было больно смотреть на его мучения.  - Моя сестра - наследница империи, и обращаться с ней необходимо соответственно.
        Морганья молниеносно развернулась к нему.
        - Кольст император,  - сказала она.  - Я понимаю вашу любовь к сестре, но вы не можете отрицать, кто она есть на самом деле! Кровавая ведьма Сальскова!
        Она повернулась к толпе.
        - Разве не были вы в тот день на Винтрмахте, когда она убила восемь невинных людей, повинуясь своей чудовищной жажде крови?
        По комнате прокатилась волна вздохов; несколько гостей и советников вскрикнули.
        - Ты права,  - сказала Ана, и взгляды всего зала были прикованы к ней, пока она медленно подходила к трону.  - Я делала ужасные вещи, и мир неустанно напоминал мне о том, что я чудовище. Но ты, Морганья, такая же.
        Ана замедлила шаг. Теперь их с тетей разделял лишь помост.
        - Ты разве не видишь? Мы одинаковые. Но кое-кто однажды сказал мне, что сила родства не определяет нас. Нас определяет то, как мы решаем ее применить.
        Глаза Луки излучали гордость.
        - Мы обе знаем, что эта империя разваливается. Но мы не сможем это исправить с помощью страха или мести.
        Ана подумала о словах Садова и как глубоко они врезались в ее память. Она постепенно начинала в них верить, верить, что она действительно та, кем ее считали. Монстр. Деимхов. Она прошептала хрипло:
        - Прошу, мамика. Выбери светлую сторону. Мы можем помочь нашему народу… вместе.
        Несколько мгновений Морганья стояла, не двигаясь. Она была похожа на каменную статую. А потом она прищурила глаза. Ее голос, спокойный и холодный, отозвался эхом во всех уголках зала.
        - Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Анастасия.
        Ана почувствовала странное давление, пригвоздившее ее к месту, не позволяющее двигаться. Ее разум накрыла пелена тьмы.
        Аффинит плоти, способный управлять сознанием.
        Ана поняла, что они были отражением друг друга, она и ее мамика. Обе были рождены со страшной силой родства. Обеих мир воспринимал как зло.
        Во всем есть светлая и темная сторона.
        Морганья сделала свой выбор.
        Со всей силой и яростью, Ана потянула за кровь Морганьи.
        Морганья открыла рот и вскрикнула. Она споткнулась, начала падать, пытаясь удержаться за трон. Меньше чем за секунду она снова превратилась в сломленную, напуганную девочку.
        - Прошу,  - плакала она, протягивая дрожащую руку к Луке.
        - Стража!  - Лука поднялся на ноги, придерживаясь за трон, чтобы устоять.  - Отведите графиню Морганью в подземелья для допроса. Как ваш император, я приказываю вам подчиняться указаниям наследницы престола. Мы перевернем этот дворец, но найдем яд, которым пользовалась Морганья.
        Большой тронный зал погрузился в хаос. Советники и гости кричали, пытаясь осмыслить разворачивающиеся у них перед глазами события. Ана не сводила глаз с помоста.
        Она одна заметила, как Морганья посмотрела на Луку. Взглядом, сулившим смерть.
        Ану внезапно обуял страх. Что-то подсказывало ей: вот-вот случится нечто неописуемо ужасное.
        Ана подбежала к помосту.
        - Лука!  - крикнула она.
        Она не знала, почему зовет его. Она понимала лишь, что ей нужно быть рядом с ним.
        Брат повернулся к ней. Улыбка стерлась с его лица, когда он увидел испуг сестры.
        - Лука!
        Ана сосредоточенно следила за скрюченной фигурой Морганьи и направляла всю мощь силы родства на нее, прижимая ее к полу и не позволяя двигаться.
        Камень в груди стал немного легче. Еще десять шагов. Она еще сильнее надавила на Морганью. Ты не причинишь ему боль.
        Краем глаза она заметила движение. Из-за бело-золотого трона Луки появилась рука. Пальцы, бледные, длинные и страшно знакомые, обвивались вокруг какого-то предмета. И это был не кнут.
        Улыбаясь, Садов вонзил клинок в грудь Луки.
        Время остановилось. Весь мир - со своей кровью, телами, криками - отошел на второй план. Остался только Лука, и медный привкус его крови в воздухе, усиленный силой родства.
        Брат упал. На лице его было умиротворение, и лишь в глазах блеснул огонек удивления.
        Кто-то кричал. Нет, она кричала. Сила родства росла, вырывалась наружу, не подчиняясь ей. Люди исчезали с ее пути, как фигуры, сброшенные с шахматной доски.
        Ана взлетела по ступеням помоста и бросилась к телу брата. Трясущимися руками она осторожно обняла его. Голубой ковер был запачкан кровью; она стекала Ане на ладони и ноги, впитывалась в мягкую ткань ее платья.
        Кровь. Ее сила родства, ее дар и ее проклятие.
        - Лука,  - голос Аны сорвался. Его взгляд был затуманен болью, но безмятежен, как травяной луг в лучах солнца. Он дышал со страшным хрипом. Ана положила руку на его рану, приказывая крови вернуться назад, назад, назад в тело.
        - Тссс,  - прошептала она.  - Я здесь, братик. Тссс.
        Лука раскрыл рот. Она поднесла ухо к его губам.
        - Малая,  - прошептал он слабым голосом.
        - Я… скучал по тебе.
        Ана плакала.
        - Мне так много нужно тебе рассказать. Мы… мы это исправим. Мы все исправим. Вместе, Лука.
        - Ты… вернулась,  - прохрипел он.
        - Да, вернулась,  - всхлипнула Ана, укачивая его в своих руках и прижимаясь лбом к его лбу. А потом она вдруг подняла голову и крикнула:  - Лекарь! Нам нужен лекарь - немедленно!
        - Ана,  - прохрипел Лука.  - Сестричка. Я… устал.
        - Держись,  - умоляла Ана.  - Сейчас прибудет помощь - лекарь!
        Ее голос сорвался.
        - Пожалуйста!
        Она повернулась к Луке.
        - Держись. Я здесь. Сестричка здесь.
        Ресницы его затрепетали; он пытался не закрывать глаз. Он сделал попытку покачать головой.
        - Не сестричка,  - прошептал он, и его глаза вдруг расширились, загораясь ярким огнем. Напрягшись, он втянул побольше воздуха.
        - Императрица.
        - Лука,  - в слезах звала Ана.
        - Обещай… мне.
        Слова пронзили ее сердце.
        - Я обещаю.
        Лицо Луки осветила улыбка, как будто солнышко показалось после дождя. Его тело расслабилось. Он смотрел на нее с любовью, взгляд его был светел, и на секунду они снова стали детьми, улыбающимися друг другу и данному про себя обещанию.
        - Я передам папе и маме…
        Он не закончил фразу. Лицо его стало умиротворенным. Он замер, а его травянисто-зеленые глаза продолжали смотреть на нее, как будто он вот-вот собирался раскрыть ей секрет.

        39

        Ана крепко обнимала брата, уткнувшись носом в его шею,  - она так делала, еще будучи ребенком. Ее слезы намочили белый шелк его камзола. Ана думала, что будет сидеть так вечно и никогда больше не встанет.
        - Она убила императора!  - раздался истошный крик Морганьи.
        Медленно, капля за каплей, восприятие реального мира возвращалось. Окровавленный ковер под ногами. Вопли паникующих и умирающих. Алая жидкость, пропитывающая ее платье.
        Ана опустила голову Луки на пол, пригладила волосы и закрыла глаза. На его лице замер призрак улыбки.
        Мир окрасился в красные тона: она видела его, как картинку, от краев которой полз живой, дышащий туман. Все заполнилось запахом крови.
        Ана выпрямилась. На месте сердца у нее теперь зияла дыра. Она не чувствовала горя. Пока что. Как только она даст волю печали, Ану накроют ее волны, и она больше никогда не всплывет.
        Нет… в пустоте внутри нее разгоралась ярость. Тлеющая. Бурлящая.
        Краснота застилала глаза, щупальца потянулись ко всем источникам пульсирующей крови. Ана опускалась в сладостную тьму. Ана тянулась к ней.
        Мир взорвался алым цветом. Ана отшатнулась назад, зажмурила глаза, задыхалась, пытаясь схватить ртом воздух. Медленно, как в тумане, перед ее внутренним взором проявлялись кровавые силуэты. Изображение становилось ярче и четче, и когда оно перестало расти, Ана почувствовала, что все это время смотрела на мир через затемненное стекло… до этого момента.
        Все было ясным, первобытным. Ее сила родства заменила ей зрение, обоняние, слух, тактильные ощущения и вкус - все слилось воедино. Она видела каждую отдельную капельку крови на полу, как будто она была ярко сияющей в небе звездой. Она чувствовала запах алкоголя, циркулирующего в венах гостей, привкус смешавшихся адреналина и страха; слышала, как отчаянно бились их сердца.
        На нее опустилось некое извращенное чувство умиротворения. Она просканировала окружающее пространство, и ее внимание привлекла медленно пятящаяся назад фигура у нее за спиной. Его кровь была холодной, как сама тьма; она пахла гнилью и на вкус напоминала смерть.
        Не двигаясь, даже не открывая глаз, она притянула его к себе, как ребенок тряпичную куклу. По вибрации его вен она поняла, что он кричит.
        Он сжался при виде ее, его сила родства была поглощена ее мощью. Ана открыла глаза.
        - Садов,  - прошептала она.
        Садов таращился на нее, кинжал в его руке был покрыт кровью Луки.
        Мысленный щелчок, и он повис в воздухе перед ней, руки и ноги распростерты в разные стороны, как у пришпиленной к дощечке бабочки. С чего бы мне начать? Как бы сделать больнее?
        Черты Садова исказил страх.
        - Н-нет, Кольст принцесса,  - шептал он.  - П-прошу…
        Ана ему улыбнулась.
        - Ты маленький монстр,  - протянула она, сжимая его сильнее и заставляя вскрикнуть от боли.  - Разве не так ты всегда называл меня?
        Он кричал, лицо становилось красным от того, как крепко она ухватила его кровь. У губ появилась пена. С перекошенным от боли лицом он выглядел точно как существо из преисподней, деимхов из ночного кошмара.
        - Ты хотел монстра,  - прошипела Ана. Послышался треск, и из носа Садова начала сочиться кровь.  - Получай.
        Она и не подозревала, какое наслаждение принесет ей отразившийся на его лице первобытный ужас, какой восторг она испытает от каждой капли крови, упавшей на пол.
        Сквозь красную пелену своей силы родства она почувствовала, как за ней кто-то наблюдает. Взгляд был одновременно и знакомым, и чужим. Морганья не сводила с нее своих светлых глаз, и Ане показалось, что она вернулась в детство. И в этом взоре светилось нечто похожее на одобрение.
        Одобрение. У Аны скрутило живот. Она посмотрела на Садова, болтающегося перед ней, как марионетка, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Все это время Морганья наблюдала.
        Она не собиралась остановить Ану и предотвратить убийство Садова. Нет - Морганья хотела, чтобы Ана убила Садова.
        Перед ней промелькнуло воспоминание: серебристая, заснеженная площадь, толпа, алая лужа, разливающаяся по брусчатке. Восемь скорченных тел, чьи конечности изогнуты под неестественными углами. Они лежали по кругу, как огромные лепестки угловатого цветка, в котором она была сердцевиной.
        Ана упала на колени и закричала. Высокий, протяжный крик, грозивший расколоть ее разум, как стекло.
        _Все_в_порядке,_сестричка._Я_здесь._Братик_здесь._
        В подсознании она находилась в своих покоях, Лука обнимал ее за плечи и шептал слова утешения.
        Воспоминание сменилось, и теперь он, умирая, лежал у нее на руках, и красное пятно расползалось по его одежде.
        _Обещай_мне_, сказал он.
        Он не просто просил ее пообещать стать императрицей. Нет - Лука всегда мыслил шире. Всю жизнь брат присматривал за ней, оберегал… от чего он оберегал ее? Не от смерти. Не от несправедливости мира. И даже не от Садова или Морганьи.
        Лука защищал ее от темной сущности ее силы родства; от той Аны, которой она все еще могла стать.
        Убить Садова, отомстить… Если она сделает этот выбор, то превратится в монстра.
        _Обещай_мне._
        Мир стал терять цвет. Краснота меркла. Она отпустила Садова, и он свалился на пол. Гнев, жажда крови, ослепительная ярость сначала поглотили ее, а теперь отступали, как отлив, оставляя ее избитой и растерянной.
        Ана сдалась. Как будто издалека доносились до нее выкрикиваемые Морганьей приказы. «Убить ее!»  - командовала ее тетя. Она опасный аффинит. Она могла нас всех погубить.
        Постанывая, Садов отполз от Аны, оставляя за собой кровавый след. Вокруг метались гости, кто-то выбегал через дверь, а оставшиеся члены совета забились в самые дальние уголки тронного зала.
        На Ану опустилась тень. Лицо было знакомо: огромные глаза на бледной коже, лысый череп. Он смотрел на нее загадочным взглядом.
        Ана почувствовала, что к ее губам поднесли холодный стеклянный пузырек; сладковатая, похожая на мед жидкость полилась в ее горло. Это был не божевосх. Какой-то другой яд. Ана начала сопротивляться. Но в серых глазах застыло упорство. Тециев зажал ей нос. У нее не оставалось сил бороться.
        В голове стало душно.
        От горла к животу и дальше в конечности распространялось онемение.
        - Я все сделал, Кольст императрица,  - Тециев отстранился, и его голос стал далеким.  - Кровавая ведьма умрет.
        Яд действовал быстро. Он льдом бежал по ее венам, сковывая ее мышцы.
        В нескольких шагах от нее на помосте лежал Лука. Он выглядел умиротворенно.
        _Я_люблю_тебя_Лука,_ подумала Ана. _Прости_меня._
        К ней приблизилась фигура. В глазах Морганьи стояли слезы, и когда она опустилась на колени рядом с Аной, они покатились по ее щекам. Она положила ладонь на щеку Аны; ее пальцы были ледяными. Морганья медленно поднесла свои губы к лицу Аны, останавливаясь на расстоянии вздоха.
        - Ты, жалкое создание,  - прошептала Морганья, гладя ее по волосам.  - Тециев поступил человечно. Мой талантливый алхимик, он всегда был мягче меня. Я бы не убивала тебя, а отправила в подземелья Садова.
        Ана хотела выцарапать Морганье глаза. Но ее руки не двигались и не хотели подниматься.
        Дыхание Морганьи согревало щеку Аны. Она негромко смеялась. Издалека казалось, что она склонилась над телом Аны в скорби.
        - Я бы приняла тебя в наши ряды,  - прошептала Морганья.  - В конце концов, мы очищаем мир от чудовищ, которые притесняли нас, относились к нам как к отбросам.
        Она остановилась, а потом ее голос наполнила притворная грусть.
        - Ты смотришь на меня с такой ненавистью. Ты думаешь, я злодейка. Но ты не понимаешь, что иногда нам приходится совершать ужасные поступки, чтобы достичь всеобщего блага. Мои деяния - жертва, которую я приношу, чтобы проложить дорогу в лучший мир, Маленькая тигрица.
        Ана уставилась на свою тетю, пытаясь понять смысл сказанных слов. Только сейчас она догадалась, что тетя совершала преступления не потому, что желала всем зла. С точки зрения Морганьи, она делала все правильно.
        - Ты выбрала не ту сторону,  - продолжала Морганья.  - И теперь ты заплатишь за это, умирая в одиночестве, позоре и бесчестии. Все в этом зале видели, как ты издевалась над Владимиром; а я героиня, которая спасла их от деимхова. И мрачная легенда о Кровавой ведьме Сальскова обретет продолжение.
        Она наклонилась и нежно поцеловала Ану в лоб. Когда она подняла голову, ее милое лицо безобразно сморщилось, а на щеках блестели слезы, предназначенные для глаз наблюдателей.
        - Петр,  - хрипло позвала она, пятясь в сторону помоста.  - Она?.. Ты не мог бы?.. Я не могу смотреть на нее.
        У Аны было еще столько планов; сколько всего она не успела сделать для своей империи. Но силы покидали ее. Им на смену пришло смирение, как будто ее тело погружалось в забытье. Голова повернулась набок, и Ана ждала, когда наступит кромешная тьма. Если это была смерть, то она не была так ужасна.
        Ана почувствовала, как легкий ветерок коснулся щеки - Тециев встал на колени рядом с ней, его белые одежды шелестели. Он положил ей на шею палец, чтобы проверить пульс. К удивлению Аны, он тоже склонил голову в знак уважения и траура. С его губ сорвался тихий-тихий шепот:
        - Это парализующий яд,  - затем, встав, он повернулся к Морганье.  - Кровавая ведьма мертва.
        Разум Аны был мутным, но удивление пронзило его, как лезвие. Парализующий яд.
        Она не умирала.
        Неужели? Тециев спас ей жизнь? Все, что он говорил, было правдой?
        Где-то за стеной прозвенел крик. Резкие, быстрые шаги нарушили тишину огромного зала. Топот ускорялся и приближался.
        - Нет!  - крикнул кто-то.
        Ана узнала этот голос. Он был так хорошо знаком, что ей захотелось протянуть руку и дотронуться до его обладателя. Положить ладонь ему на плечо, или просто подвинуться поближе, чтобы ощутить его присутствие. Рамсон упал на колени рядом.
        - Нет.
        Голос его сорвался, в нем слышалось чувство, которое коснулось самых глубин ее души. Она никогда не видела Рамсона таким уязвимым, замешательство на его лице сменилось мукой. Он нежно взял ее на руки. Ана чувствовала прикосновение его кожи, теплоту дыхания, когда он опустил голову ниже. Он крепко ее обнял и склонился над ней, как будто внутри у него что-то сломалось.
        - Капитан!  - кричала Морганья.  - Арестуйте этого преступника.
        - Нет!  - взревел Рамсон. Он встал, держа Ану на руках.  - Члены Имперского совета, у меня есть неопровержимое доказательство, что графиня  - убийца и предательница.
        Его голос заглушили шаги окружающих его стражников. При виде мертвого тела Аны они стали смелее.
        _Нет,_ молила Ана. _Брось_меня_и_убегай._
        Но драка не состоялась - чей-то низкий голос произнес:
        - Я возьму принцессу.
        Стражники расступились.
        Приблизилась знакомая фигура. Волосы с проседью спадали на морщинистое лицо, а глаза - все такие же серые, цвета туч,  - напоминали бездонные колодцы, наполненные горем. Аккуратно, очень аккуратно, капитан Марков взял Ану на руки.
        На помосте отряд солдат поднимал тело Луки. Тециев стоял рядом с Морганьей и что-то шептал. Морганья взглядом следила за Аной.
        - Отнеси тело принцессы в подземелье. Мой алхимик еще не закончил с ней.
        На секунду лицо Маркова исказила ярость, чего Ана ни разу не видела прежде. Но он сдержал свою злость и невозмутимо повернулся к Морганье.
        - Слушаюсь, Кольст графиня.
        - Кольст императрица,  - поправила Морганья.  - Ваше императорское величество.
        Краем глаза Ана заметила, как переглядываются два оставшихся в зале советника. Один из них был Тарас.
        - Кольст императрица,  - тон Маркова резал, как нож.  - Что делать с преступником?
        - Отведите его в подземелья,  - приказала Морганья.  - Назначьте время казни. Я хочу, чтобы все знали, что происходит с изменниками короне.
        _Нет!_  - хотелось закричать Ане. Но ее тело было ее тюрьмой.
        Последним, что она видела, когда ее выносили из большого тронного зала, была Морганья, стоящая на помосте и с улыбкой наблюдающая за тем, как Рамсон сопротивляется аресту. Тециев стоял рядом, в ее тени. Садов опирался на трон и вытирал кровь с лица.
        Марков закрыл за собой массивные двери и молча понес Ану. Его шаги были такими же тяжелыми, как траурный бой барабанов.

        40

        Из самой высокой башни дворца Сальскова были видны звезды. Шаги Линн были легкими, но бежать ей становилось все труднее. Она часто дышала, проносясь по белым мраморным коридорам. Взлетела по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Ей в спину дул попутный ветер.
        Позади ухали приближающиеся шаги.
        Линн перепрыгнула лестничный пролет. Тут желудок сжался - она оказалась на сторожевой башне. К ней повернулись два стражника; они даже не успели выразить удивления, как она ударила каждого в висок, и оба сползли на пол.
        Лин отвернулась и заставила себя дышать осознанно, ровно. Сложно было не поддаться естественному порыву и не начать жадно хватать ртом воздух, но она знала, что через несколько секунд здесь появится ее преследователь. Она должна быть готова к драке, а сейчас у нее слишком частый пульс.
        Она осмотрелась по сторонам: белые мраморные стены и узкие окна. Прекрасно для наблюдения и ведения обстрела, для сокращения вероятности попадания стрел извне. Сквозь единственную дверь пробивался лунный свет: она вела на открытый балкон, нависающий над крепостной стеной.
        На пол упала тень. Линн развернулась.
        Глаза преследователя блестели плавленым серебром; белый плащ развевался за спиной, создавая легкий порыв ветра, всколыхнувший воздух между ним и Линн. Линн крепко схватилась за последний нож.
        Егерь замер на месте, как будто он был высечен из камня и мрамора. Линн заметила его отточенную позу. Разработанные мышцы свидетельствовали о годах тренировок. И лишь глаза сверкали, словно по залитому лунным светом пруду шла рябь.
        - Я тебе не враг.
        - Ты мне не друг,  - ответила Линн.
        - Я не хочу причинять тебе боль.
        - Где-то я это уже слышала.
        Его взгляд скользнул по ее поясу, на котором не осталось ножей, по порезу на ее туловище. Рана была неглубокой, но Линн не пыталась вытереть кровь, и она выглядела страшнее, чем была на самом деле. Если противник тебя недооценивает, это дает тебе лучшее преимущество в драке.
        - Ты ранена, у тебя нет оружия. Ты не победишь в этом поединке,  - он подошел на шаг ближе.  - Пока мы беседуем, мои люди врываются в большой тронный зал. Кровавая ведьма убийца и чудовище. Она не победит. Прошу, сдайся и спаси себе жизнь.
        Они смотрели друг на друга две, три секунды. Линн молчала.
        Егерь слегка переместил руку. Линн намеренно дернулась. Чтобы показаться перепуганной.
        В следующий же миг она атаковала. Ее метательный нож сверкнул серебристым росчерком в воздухе. Он врезался в мраморную стену на расстоянии ладони от лица егеря и с лязгом упал на пол.
        В глазах егеря промелькнула эмоция, которую Линн не удалось понять. Возможно, это было удивление, или злость, или даже восхищение. Не спеша, точными движениями пальцев егерь расстегнул ремни на плечах и скинул свой белый плащ. Не сводя взгляда с Линн, он достал из ножен два меча.
        - Ты сделала свой выбор,  - сказал он.  - Жаль. Мне бы не хотелось убивать такого искусного воина.
        - И не убьешь,  - тихо ответила Линн.
        Каждая мышца в ее теле напряглась в предвкушении боя.
        Ее силу родства отгородила твердая, непробиваемая стена. Внутри у Линн все перевернулось; она думала, что ее вырвет. Казалось, она лишилась одного из своих органов чувств, как если бы потеряла способность воспринимать запах, вкус или слышать, видеть. Ветра, которые всегда шептались у нее за спиной, утихли. Тишина была невыносимой.
        Линн справилась с тошнотой. Действие и противодействие.
        Линн выбросила вперед руку, делая ложный выпад. Егерь дернулся и переместился влево. За долю секунды Линн отскочила назад, и обеими руками вырвала из бесчувственных тел стражников два ножа. Продолжая это движение, она метнула ножи в егеря.
        Когда послышался звон ударяющегося о стену ножа, Линн уже развернулась и бежала в сторону открытой двери. Она услышала тихий звук металла, вонзающегося в плоть, последовавший стон. Один из ножей попал в цель. Рана не была смертельной, но достаточной, чтобы задержать егеря.
        Линн ворвалась в ночь, ветреную и звездную. Здесь, наверху, высоко над стенами и зданиями, кирилийские зимние ветра хлестали по лицу и трепали волосы. Она позвала их, но они не откликнулись. Сила родства исчезла.
        За оградой балкона в огнях факелов и сиянии праздничной мишуры блистал Сальсков. Вокруг дворца извивался Хвост Тигра, и даже отсюда были видны его белые ледяные воды. Когда Линн посмотрела вниз, на крошечные далекие огоньки, на отделяющее их огромное пространство воздуха и пустоты, на нее накатила волна головокружения и страха. Даже толстая крепостная стена у основания сторожевой башни казалась слишком далеко. Если бы Линн не оставили ее ветра, она бы могла спрыгнуть.
        Прежде чем услышать или увидеть, она его почувствовала. Он вышел из темноты, белый блик в лунном свете - рассекающие воздух мечи. В последний момент Линн пригнулась и увернулась. Она надеялась, что по инерции он упадет на балконное ограждение, но он не потерял равновесия, а резко остановился, развернулся к ней и нанес колющий удар.
        Линн прогнулась назад, перемещая центр тяжести в верхнюю часть тела, а потом в голову. Когда она переворачивалась в воздухе через голову, то почувствовала жгучий укол в бок. Приземление было немного неточным; ей пришлось сделать шаг в сторону, чтобы не упасть. Егерь уже снова атаковал, размахивая мечами и просчитывая каждый ее шаг.
        Она проиграет. У нее не были ни ножей, ни силы родства. Да, ей удалось ранить его, но и он ответил тем же.
        Движения Линн уже не были такими проворными, каждый последующий уклон и поворот давался сложнее, чем предыдущий. Ей едва удавалось уклониться от лезвия одного меча, как другое уже нависало над ней. Она теряла бдительность, и с каждым ударом, с каждым выпадом ее храбрость истощалась.
        Второй порез от его меча был глубже первого, и Линн чуть не вскрикнула. Она споткнулась, и от боли на секунду здравый смысл и опыт, приобретенный за годы тренировок, оставили ее. Егерь только этого и ждал. Краем глаза Линн заметила, что он собирается нанести удар ногой. Она отпрыгнула, но слишком медленно и слишком поздно.
        Ступня егеря ударила ей в живот, отчего Линн отшатнулась назад. Она наткнулась спиной на холодное мраморное ограждение балкона и оказалась зажатой в углу.
        Егерь встал перед ней. Линн отклонилась назад и старалась не думать, что половина ее тела висит над пропастью. Бескрылая птица - так стали называть ее Мастера Ветра, после того как она перестала летать. Разве может птица бояться высоты?
        Она вжалась в ограждение. Одежда промокла от пота, раны кровоточили, а дыхание было прерывистым и неглубоким. Линн оценила имеющиеся варианты, и к горлу подступил ком. Позади рискованный полет, впереди - драка, в которой она не победит.
        Егерь нахмурился и сжал челюсти.
        - Я же говорил, что не хочу убивать такого искусного воина. В наши времена редко встречаешь кого-то с подобным талантом.
        Линн дрожала.
        - Мы, кемейранцы, верим, что в жизни происходит то, что суждено; все случающиеся с нами события предначертаны судьбой.
        Она не знала, зачем говорит ему это, но слова, произнесенные Мастерами Ветра на родине, стали для нее утешением в последние мгновения жизни.
        - Возможно… возможно, ты - моя смерть.
        Он сощурил глаза. Она не понимала, что за эмоции они выражают.
        - Почему ты не пытаешься убить меня?  - спросил он.
        - Действие и противодействие,  - прошептала она.  - Мы верим, что за каждым действием следует противодействие. Ты атаковал, я защищалась. У тебя не было намерения отнимать у меня жизнь, поэтому у меня нет права убивать тебя. И теперь я плачу за этот выбор своей жизнью.
        Она умрет, без ножа в руке, без ветра в лицо, в углу, как последняя трусиха.
        Линн зажмурила глаза, стараясь не дрожать. Она много раз думала о смерти, но не предполагала, что все произойдет так. Нет, она всегда воображала себе славную смерть на войне, падение с неба, бок о бок со своими товарищами, бегущими по ветру. Так и следует умирать кемейранцам.
        За спиной зашелестел легкий ветерок, шевеля складки ее одежд и охлаждая вспотевшую спину. _Смелость,_ казалось, шептал он. _Смелость._
        Пустота за ней будто бы расширялась. И вдруг Линн поняла, что она все еще может сражаться, и попутный ветер будет дуть ей в спину, и звезды будут сиять у нее над головой.
        В его глазах промелькнуло нечто похожее на сожаление.
        - Мне правда жаль,  - сказал он.
        - Не стоит,  - ответила Линн.
        Она выгнула спину и оттолкнулась ногами. Ухватившись руками за перила, она переместила свой вес назад.
        И вот она падала.
        Это одновременно и пугало, и приводило в восторг: в ушах ревел ветер, мир вокруг вращался, и она знала, что никто и ничто не ждет ее внизу, чтобы поймать и спасти. Крик так и замер в горле, и впервые за долгое время она почувствовала, как внутри пробуждается ее настоящая сущность. Линн расставила в стороны руки. Она поддалась инстинктам и развернулась так, чтобы ноги оказались впереди.
        Она находилась в состоянии свободного падения. Ощущение невесомости, неизведанности и свободы отзывалось в каждом вдохе и было пугающим, но в то же время очень знакомым.
        Ей казалось, что она… летит. Белая зубчатая крепостная стена становилась все больше, приветствуя ее.
        Линн приземлилась, сгибая колени и перебирая ногами, чтобы установить равновесие. Но встреча с землей все равно была очень жесткой.
        Линн подставила руку. Ладонь уперлась в землю, и из-за сильного удара запястье пронзила острая боль. Линн вскрикнула, но, не обращая внимания на дымку боли и слез, встала и побежала, каким-то чудом толкая себя вперед, к стене.
        В ночи послышался крик. Линн продолжила движение.
        Десять, пятнадцать шагов. Луна спряталась за тучи, погружая мир в кромешную тьму.
        _Я_тени_и_ветер._Я_невидимка._
        Давление на ее силу родства ослабло, рассеиваясь, как туман над озером. Линн почувствовала безмятежность, за которой последовал душевный подъем, когда слева и справа от нее зашумели ее ветра.
        Линн хотела было остановиться, развернуться и посмотреть на сторожевую башню.
        Но вместо этого ускорилась и продолжила приближаться к стене.
        Двадцать, тридцать шагов. Ветер, подобно стае невидимых волков, несся с ней рядом и торжествующе завывал.
        Тридцать девять, сорок шагов…
        Линн подпрыгнула. И воспарила, поддерживаемая бушующими вокруг ветрами, реагирующими на любые ее команды, несущими ее легкое тело. Она раскинула руки и весело, по-детски засмеялась. На один прекрасный миг она снова очутилась в Кемейре, снова летала по бесконечному голубому небу среди окутанных туманом гор.
        Луна показалась из-за туч, погружая Линн в свое холодное сияние. Под ней бурлили белые воды Хвоста Тигра, его волны тянулись вверх, как будто приветствуя ее. Краем глаза она увидела темную фигуру человека, стоявшего на балконе сторожевой башни. Наблюдавшего за ней.
        Действие и противодействие.
        Линн еще секунду смотрела на него, замедляя полет, чтобы спуститься на землю. Когда она приближалась навстречу Хвосту Тигра, она поняла, что этот солдат пощадил ее сегодня. И ей стало интересно, переплелись ли нити ее судьбы с судьбой ее хладнокровного врага, этого беспощадного воина. На счастье или на беду.
        Линн прижала к груди колени как можно крепче. И погрузилась в ледяные воды реки.

        41

        Сначала она почувствовала холод. А потом затхлый запах сырого камня и застоявшегося воздуха - его ни с чем не перепутаешь. Ана пошевелила рукой и ощупала ладонью прохладную, твердую поверхность. Она повернула голову. В теле ощущалась вялость, как будто она только что вышла из глубокого сна. Мышцы были скованы, но она чувствовала, как эффект парализующего яда рассеивается.
        Ана открыла глаза. Вокруг стояла кромешная тьма, но она узнала это место. Больше нигде в мире не стоял такой смрад безысходности и чистейшего ужаса. Папа всегда говорил, что это место кишит демонами.
        Но Ана усвоила, что демоны не самые страшные существа. В отличие от людей.
        Она глубоко вдохнула и обратилась к своей силе родства. Она отозвалась на ее зов, и помещение озарилось: полы и стены были усеяны пятнами и брызгами крови, на старые слои накладывались свежие, как будто это была краска.
        Ана пошевелила пальцами рук и ног. Никто не надел на нее кандалы, не влил в горло божевосха… потому что все думали, что она мертва.
        И Лука. Луки больше не было.
        И хотя она пыталась занять себя составлением плана, как выбраться отсюда, спасти Рамсона, найти Линн - глаза застилали слезы. Словно ее печаль была наводнением, проломившим плотину ее железной воли и разливаюшимся теперь повсюду. Она лежала на столе в холодном темном подземелье, зажимая рот обеими руками, чтобы никто не услышал ее плача. И с каждым долгим, затяжным всхлипом она все сильнее сворачивалась клубочком, как будто не собиралась больше дышать.
        Она выглядела жалко. Лука выстоял год под пытками Морганьи, в то время как жизнь постепенно покидала его, но даже под конец он был способен оказывать ей сопротивление.
        _Вставай,_малая,_ сказал бы он ей прямо сейчас. _Ты_нужна_нашей_империи._ Ее империя звала ее. Сейчас у нее не было права на горе. Ана стиснула зубы и сжала кулаки. Тело все еще содрогалось от беззвучных всхлипов, но сознание стало ясным.
        _Обещай_мне._
        Где-то далеко хлопнула дверь. В пустых коридорах послышались шаги. Усмирив дрожь, Ана замерла на месте. Этот звук пробудил в ней неописуемый страх: она ожидала увидеть тонкие белые пальцы, обвивающие прутья тюремной решетки, садистскую улыбку на невыразительном лице и ощутить привкус божевосха на губах.
        Затаив дыхание, она просканировала коридоры силой родства. Кто-то спустился в подземелье и направлялся к ней. Он шел быстро, но спокойно - размеренным шагом человека, который хорошо ориентировался в этом пространстве. Он не спеша приближался, а кровь его сияла, как свеча.
        Тихий шепот. Кто-то звал ее по имени. Голос был знаком до боли, и Ана подумала, что он ей чудится.
        У решетки ее камеры остановился мужчина. Свет далекого факела освещал белые и серебристые пряди его волос. К тому моменту, как дверь со щелчком открылась, Ана уже встала на ноги.
        И упала в крепкие объятия капитана. Со слезами на глазах она вдыхала аромат крема после бритья и металлический запах доспехов.
        - Кольст…  - голос Маркова сорвался.
        Не закончив фразы, он упал на колени и нарисовал у груди круг. Приветствие и знак уважения. Сдерживая слезы, Ана помогла ему встать, дотронулась до его обветренного лица, смахнула слезы с его окруженных морщинами глаз. Капитан Марков стал для нее вторым отцом, после того как папа отвернулся от нее.
        - Я так скучала по тебе, капитан.
        В конце коридора снова застучали шаги, и Ана напряглась, призывая свою силу.
        Из-за угла показались два человека с факелом, осветившим камеру ярким светом.
        Лейтенент Хенрик отдал ей честь. Его щеки залились краской стыда. В этот момент и он, и Ана вспомнили, как он пытался арестовать ее этим вечером. Но он не сводил с нее глаз.
        Рядом с ним… а рядом с ним…
        - Привет, ведьма,  - негромко сказал Рамсон. Его лицо было покрыто синяками, а ворот рубашки был разорван. Кто-то второпях перебинтовал его грудь, но кровь уже проступала сквозь марлю.
        Ана вспомнила тронный зал, врывающегося туда Рамсона, опустошение на его лице. Тень пережитого горя все еще застилала его глаза. Он выглядел таким хрупким.
        У Аны скребло в горле, но усилием воли она заставила себя стоять на месте.
        - Привет, аферист,  - прошептала она.
        По виду Рамсона казалось, что он хочет сказать что-то еще, но капитан Марков не дал ему такого шанса.
        - Обращайтесь к ней как к императрице,  - строго сказал старый солдат.
        Ана заметила, что Рамсон выпрямился.
        - Да, сэр.
        Не хватало только одного человека.
        - Линн,  - сказала Ана, глядя на Рамсона.  - Где она?
        - Она сражалась с Белыми плащами, когда я оставил ее,  - ответил он.  - Она отдала мне мешочек и попросила передать тебе. Сказала, что это доказательства. Капитан, вы никого не арестовывали этой ночью?
        Когда капитан отрицательно покачал головой, Аной овладело отчаяние.
        - Пожалуйста, капитан,  - прошептала Ана.  - Она мой друг. Попросите стражников найти девушку-кемейранку.
        - Сделаем, Кольст императрица,  - угрюмо отозвался Марков,  - но я не думаю, что вы можете оставаться здесь, ожидая результатов поиска.
        Скрытое значение его слов заставило ее замереть от страха.
        - Морганья,  - тихо произнесла Ана.  - Что случилось? Что решил имперский совет?
        Марков ответил не сразу.
        - Больше не… не существует Имперского совета,  - сказал он наконец.  - Морганья теперь полностью контролирует суд, и она распустила совет. Оставшиеся члены совета принесли ей клятву верности.
        Очевидная правда опустилась как тень. Ана вернулась к тому, с чего начинала: ни армии, ни власти, ни титула.
        - Я проиграла.
        От этих слов ее губы онемели.
        - Нет, Кольст императрица.
        Хенрик сжимал кулаки.
        - Несколько советников уверены, что Морганья совершила акт государственной измены и узурпировала власть. Вы должны вернуться. Объявить, что вы живы, отправить Морганью под суд и вернуть корону.
        - Ты думаешь, это все имеет значение?  - вдруг произнес Рамсон, пытаясь скрыть свою злость.  - Если Ана вернется, ее убьют. Прошу прощения,  - добавил он.  - Принцесса. Наследница. Императрица. Как бы вы ее ни называли - все это не важно. Это государственный переворот, и Морганья уже укрепила свою власть - большая часть кирилийского императорского двора на ее стороне. Нас обыграли. Но у нас есть одно преимущество - все уверены, что Ана мертва.
        Ана поняла, что он прав. В этой войне она не могла одержать победу своей дерзостью и силой родства. Эта игра затягивалась, и Ане нужно было перехитрить, одурачить Морганью, обвести ее вокруг пальца.
        Ана подняла руку, и все трое мужчин замолчали, внимательно смотря на нее.
        - Мне нужно уходить,  - сказала Ана.  - Но я не исчезну. Морганья жаждет массовых казней и террора. Ее необходимо остановить.
        У нее перед глазами возникло непокорное лицо Юрия, копна его ярких, как пламя, волос.
        - У меня есть небольшая группа союзников на юге империи. Я отправлюсь туда и начну свою кампанию. Я найду единомышленников; соберу армию. И когда я буду готова доказать этой империи - этому миру,  - что я имею право занять трон… я вернусь.
        Марков медленно кивнул.
        - Как же ты выросла, Маленькая тигрица.
        - Капитан, лейтенант,  - продолжала Ана.  - Если вы на моей стороне, оставайтесь здесь. Если мне суждено победить и вернуться, мне нужны мои люди в тылу врага. Вы должны стать моими глазами и ушами во дворце, в имперском суде. Можете сделать это?
        Хенрик отдал ей честь. В его глазах стояли слезы.
        - Мы вас не подведем, Кольст императрица.
        - Тебе нужно идти,  - сказал Марков, и Ана видела, какими усилиями дались ему эти слова.
        Она посмотрела ему в глаза.
        - Я вернусь, капитан,  - прошептала она.  - И мы увидимся снова.
        Следуя за светом факела Хенрика, они вышли из подземелий через тайный ход. Узкая дверь в камеру была открыта еще с тех пор, как они входили сюда.
        Марков взял Ану за руку и сжал ее ладонь.
        - Благословят тебя боги, Кольст императрица.
        - Благословят тебя боги,  - ответила Ана.
        Скрежет эхом разнесся по подземельям. Вздыхая от усилия, Хенрик выпрямился. Вход в тоннель зиял своей темнотой.
        Рамсон поднес два пальца ко лбу, отдавая четь, и скользнул внутрь. Ана последовала за ним, придерживаясь за стену, чтобы не упасть.
        Она обернулась. За ней стояли Марков и Хенрик, их факел сверкал, как маяк. Всего год назад она бежала этим же путем, напуганная, одинокая и совершенно потерянная. Впереди ее ожидали мрак, неизвестность и долгая-долгая дорога, по которой ей пришлось идти сражаясь. Позади нее была разваливающаяся империя, гибнущие люди, мир, раздробленный надвое.
        _Обещай_мне._
        Ана развернулась и погрузилась во тьму, приветствуя ее, как старую подругу.

        42

        Звезды уже описали дугу на небосклоне, и с востока на горизонте появлялось слабое голубое свечение. Очертания дворца Сальскова были едва различимы вдали, за бесконечным заснеженным лесом и холмами. Его осенило предрассветным золотым сиянием, и густые клубы утреннего тумана замерли у его шпилей и зубчатых стен.
        Ана выдохнула, и перед ней сформировалось облако водного пара. Они стояли на вершине холма, и она с трудом могла разглядеть изгиб моста Катерьянны, соединяющий замок со спящим у его подножия городом. Сальсков раскинулся как на ладони, под внимательным взором своего дворца, а Хвост Тигра обвился вокруг него, оберегая от опасностей.
        - Он очень красив с этого ракурса, правда?
        Рядом с ней безмятежно любовался видом Рамсон.
        - Я думаю, так его видят боги, или кто там есть на небе. Кому важны мелочные людские перепалки и их войны? Они сверху могут наблюдать за всем миром.
        - Поэтому нам и приходится самим вести свой бой. Не богам.
        - Я всегда говорил об этом. Боже, мне надо было стать проповедником.
        Ана невольно прыснула со смеха.
        - Ты? Проповедник? Тогда точно наступит конец света, Рамсон.
        Он ухмыльнулся, и Ана поняла, что, несмотря ни на что, Рамсону удалось рассмешить ее.
        - Значит, нам нужно отправляться в путь, чтобы успеть предотвратить конец света. Если, конечно, ты все же не хочешь, чтобы я заделался проповедником.
        Ана еще раз посмотрела на свой дом. На ее плечи снова опустилась тяжкая ноша. Как долго она находилась вне дома. И все это время он казался ей далеким, но существующим, близким, но недоступным. С тяжелым сердцем она готовилась к неизбежному.
        Рамсон положил ладонь ей на руку. Пальцем он поднял ее подбородок, чтобы она заглянула в его теплые ясные глаза.
        - Будь смелой, принцесса.
        Ана на короткий миг закрыла глаза, наслаждаясь его легким прикосновением.
        - Я боюсь, Рамсон. Мне кажется, я так долго боролась и все же… вернулась туда, откуда начала.
        - Это жизнь,  - тихо произнес он.  - Она не похожа ни на одну из детских волшебных сказок, где герой всегда побеждает в конце. Тебе предстоит множество сражений, но не во всех ты победишь. И на исходе каждого дня перед тобой будет стоять один и тот же выбор: продолжать бороться или сдаться.
        Наш выбор. Подул легкий ветерок, и ей показалось, что в шорохе сосновых ветвей она услышала голос своего брата. Высоко в небе над их головами раздался пронзительный крик орла.
        Лука назначил ее наследницей престола. Но этот титул ничего не значил, если она не сможет доказать, что достойна его.
        Ана подняла голову.
        - Я уже сделала свой выбор. Я поеду на юг, чтобы отыскать Юрия и Красных плащей.
        Рамсон отшатнулся.
        - Ты присоединишься к мятежникам?
        Подул прохладный ветер, и Ана вспомнила прощальные слова Юрия. Будущее здесь, с нами. Оно в руках народа.
        - На первое время,  - ответила Ана, укутываясь в плащ. Морганья избавилась от инструментов контроля и сдерживания власти монарха. А Красные плащи… они, кажется, вовсе были против монархии.
        - Ветер в этом мире меняется, Рамсон, и я… мне нужно понять, где в нем мое место. Но прежде всего нужно остановить Морганью. И мне нужна армия. Я буду искать способы получить поддержку других королевств. И так как Брегон - наш самый нейтральный союзник, я начну с него.
        Она замолчала и, набравшись смелости, заглянула ему в глаза.
        - Мне бы не помешала помощь брегонского матроса.
        Он выдержал ее взгляд.
        - Я подумаю над этим. Но у меня есть вопрос,  - в его глазах отразилось смущение.  - Каковы условия сделки, ведьма?
        Она чуть не выдохнула от облегчения; ее сердце забилось от радости.
        - Как насчет того, что взамен я не утоплю тебя в твоей же собственной крови?
        - Превосходно. Чем же я заслужил такое счастье? Наконец боги улыбнулись мне.
        - Не спеши считать это даром богов.
        - Справедливо,  - сказал он и перевел взгляд на что-то за ее спиной. Над верхушками деревьев вырисовывался темный силуэт спускающегося к ним снежного ястреба. Рамсон вытянул руку, и птица приземлилась на нее, шумно хлопая белыми крыльями. Рамсон достал что-то из кармана и протянул ястребу. Птица взяла предмет в клюв.
        - Что ты делаешь?  - спросила Ана. Нечто в клюве снежного ястреба было похоже на… волосы. Черные, как полночь, волосы.
        - Линн,  - попросту ответил Рамсон, нежно поглаживая птицу.  - Если капитан Марков ее не найдет, значит, она не во дворце. Когда Фишер ее обнаружит, он приведет ее к нам.
        Ана посмотрела на прядь волос, извивающуюся в клюве птицы, и попросила богов, чтобы ее подруга была в безопасности. Чтобы так или иначе они вновь друг друга нашли.
        - Фишер,  - повторила она.  - Итересное имя для кирилийского снежного ястреба.
        На губах Рамсона заиграла незаметная улыбка.
        - Это имя старого друга,  - тихо сказал он.  - Он всегда знал путь, как и эта птица.
        Ана внимательнее присмотрелась к снежному ястребу. Он смотрел прямо на нее своими умными золотыми глазами. В легендах говорилось, что снежные ястребы благословлены богами; что зима подула на замерзшую землю и сотворила этих существ из ветра и снега.
        Рамсон дернул рукой. Хлопнув могучими крыльями, снежный ястреб взмыл в небо. Будь быстр, подумала Ана. И пусть боги, которые присматривают за Линн, позаботятся и о тебе тоже.
        Будто отвечая на ее просьбу, легкий ветерок дотронулся до ее щек.
        - Ты знаешь, что они магические существа?  - спросил Рамсон, пока они наблюдали за удаляющейся птицей.  - По крайней мере, так утверждают брегонские легенды.
        Ана удивленно посмотрела на него.
        - И кирилийские тоже.
        - Говорят, что аффиниты, снежные ястребы, лунные медведи и другие магические существа - это отражение богов, которые когда-то ходили по земле.
        - Я и не знала, что ты веришь в подобные истории.
        Рамсон опустил на нее взгляд. В свете раннего утра его глаза были яркими, щеки румяными от холода, а волосы растрепались от ветра.
        - Меня можно переубедить,  - прошептал он.
        Что-то в его открытом, пронзительном взгляде, его честном тоне напомнило о мальчике, которого она увидела перед собой во время Первоснежа. Ану неумолимо влекло к нему: она любовалась завитками его волос на затылке; мужественной, точеной линией его челюсти; хитрыми изгибами его улыбки. Рамсон тихо выдохнул и наклонил к ней голову, не сводя глаз с ее лица. Его взгляд говорил, что ничего, кроме них, не существует, и от этого ее сердце забилось быстрее, а дыхание стало чаще.
        Это чувство - словно она падала и летела одновременно - напугало ее.
        В спину ей ударил настойчивый порыв ветра, и она снова посмотрела на возвышающийся вдали дворец. Он послужил напоминанием, что она не могла сейчас позволить себе отвлекаться. Ей предстояло спасти империю.
        Ана резко отвернулась. В образовавшемся между ними пространстве пробежала волна холода.
        - Что ж,  - сказала она растерянно.  - Вот мы и здесь.
        Она все еще чувствовала взгляд Рамсона, более мягкий и более далекий.
        - Вот мы и здесь,  - повторил он. Ана продолжала смотреть вперед, на дворец. Она снова была безымянной девочкой в поношенном плаще, которой некуда было идти. Но неведомым образом за год все изменилось.
        _Я_вижу_тебя,_Маленькая_тигрица._
        Нет, она изменилась. Это открытие удивило ее и сделало зимний воздух сладким на вкус. Она больше не была той напуганной девочкой, которая отчаянно пыталась найти способ исправить себя, избавиться от своей чудовищной сущности. Если граница между добром и злом - это наши решения, тогда она выбирает использовать свою силу родства, чтобы бороться за тех, кто сам не может за себя постоять.
        Рамсон был прав. Это не волшебная сказка, где в конце непременно восторжествует добро. Прямо сейчас в ее империи люди мучились, а законы, призванные защитить их, бездействовали. Тут торжествовали зло и тьма - деспоты и те, кто жил с жестокостью, ненавистью и жадностью в сердце.
        Но существовало и добро, существовал свет, осколки которого проявлялись в этом мире или в виде маленького земельного аффинита, который выращивал цветы на бесплодной земле, или огненного аффинита, втайне ото всех угощавшего ее шоколадом, или ветряного аффинита, который поднимал лицо к небу и говорил, что и она, и этот мир достойны спасения.
        Этот мир - этот прекрасный сломанный мир, утопающий в серости,  - все, что у них было. Другого не дано. И именно за него ей предстояло сражаться.
        Но сначала ей придется доказать своему народу, что она достойна стать их лидером. Что, несмотря на титул, она не будет стоять и смотреть, как невинные люди погибают под гнетом жестокого режима. Что она, Анастасия Катерьянна Михайлова, до глубины души, до мозга костей кровная наследница Кирилийской империи.

        Словарь

        АФФИНИТ - человек, наделенный особой способностью управлять физическими или метафизическими элементами.
        БЕЛЫЕ ПЛАЩИ - разговорное наименование имперских патрулей.
        БОЖЕВОСХ - яд, блокирующий силу родства и ослабляющий аффинитов. Также известен как божья вода.
        ВАЛЬКРИФ - редкая порода лошадей; прекрасные скакуны с многопалыми копытами и непревзойденной способностью взбираться на горы и переносить низкие температуры.
        ВИНТРМАХТ - зимняя ярмарка; уличный рынок, который обычно организуется на городской площади перед приходом зимы.
        ГУЖКИНА МЫШКА - грызун, обитающий в Гужкине - районе северной Кирилии, популярный домашний любимец.
        ДЕИМХОВ - демон.
        ЕГЕРЬ - редкий аффинит, имеющий связь с силой родства других аффинитов; может чувствовать чужую силу родства и контролировать ее.
        ЗЛАТНИК - самая крупная по номиналу монета.
        КЕЧАН - традиционный кирилийский предмет одежды, сшитый из цветного шелка с узорами.
        КОЛЬСТ - великий ( -ая).
        КРАСНЫЕ ПЛАЩИ - мятежники; игра слов, по аналогии с Белыми плащами.
        МАМИКА - «маленький монстр», уменьшительно-ласкательная форма обращения к тете.
        МЕДНИК - самая мелкая по номиналу монета.
        МЕССИР - господин.
        ОГНЕШАР  - шар-лампа с рассыпчатыми химикатами. Если ее потрясти, она загорается и светит.
        ПЕРВОСНЕЖ - первый снег.
        ОРДЕН ЛАНДЫША  - крупнейшая преступная организация Кирилии.
        СЕРЕБРЯНИК - монета со средним номиналом.
        СОЛНЕЧНОЕ ВИНО - теплое вино с медом и пряностями, которое готовят летом.
        САЛЬСКОВ  - столица Кирилийской империи.
        ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ - минерал, который добывают в Кряжистом треугольнике; единственный элемент, которым не могут управлять аффиниты и который способен снижать или блокировать силу родства.

        Благодарности

        Я начала изучать английский, когда мне было семь лет. Тогда меня буквально «выдернули» из Парижа - города, где я родилась,  - и отправили в частную американскую школу в пыльном и сером Пекине 1990-х. С тех пор я преодолела долгий путь. В первый учебный день я была растеряна, и слова, которые говорили мне мои учителя и одноклассники, влетали в одно ухо и вылетали из другого - я ничего не понимала.
        Все изменили книги. Их страницы переносили меня в сотни разных миров и позволяли прожить тысячи разных жизней. Я начинала читать усердно, медленно, но с каждой страницей моя мечта становилась все более явной. Я хотела быть автором; я хотела придумывать миры и изменять жизни силой слова. Я хотела бы выразить мою искреннюю благодарность каждому человеку, который помогал и принимал участие в процессе создания этой книги - вы воплотили мою мечту в реальность.

        Благодарю:
        Моего чудесного агента, Питера Нэппа, который открыл для меня двери и отправил в это удивительное путешествие. И продолжает быть чемпионом во всем. Спасибо за то, что одним пасмурным ноябрьским утром в Пекине ты изменил мою жизнь.
        Моего невероятного редактора, Кристу Марино, и ее острые, как бритва, ум и ручку, которые подмечали все прорехи в сюжете и прочие оплошности. Мне очень повезло работать с тобой. Каждым своим прочтением ты подталкивала меня к тому, чтобы я создала наилучшую версию этой книги. Я (настоящая эгоистка) безумно рада, что ты опоздала на свой рейс в Париж в прошлом декабре, и мы с тобой во второй раз созвонились.
        «Delacorte Press» и издателя-провидца Беверли Хоровитс, помощника редактора экстраординарную Монику Джин, издателей Барбару Маркус и Джудит От, а также весь коллектив издательства «Random House Children’s Books». Вы приняли меня в свою огромную чудесную семью! Фелицию Фрейзер и Марка Сантеллу из отдела продаж; художников-оформителей Анжелу Карлино, Элисон Импей, Рэя Шэппела, Реджину Флэс и Кэна Кроссланда; бесстрашных корректоров Колин Феллингхэм и Элисон Колани, а также ответственного редактора Тамару Швартс (которой, возможно, придется править и этот абзац - заранее приношу извинения); Трэйси Хейдвейллер, специалиста по производству; Мэри МакКью и Доминик Симинию из отдела по связям с общественностью; чудесную команду отдела маркетинга: Джона Адамо, Дженну Лизанти и Келли МакГоли; Кэйт Китинг, Элизабет Уорд и Кайлу Рази из цифрового маркетинга; Эдриенн Вейнтроб, Лизу Нэйдл и Кристен Шульц из отдела школьного и библиотечного маркетинга. Эта книга существует благодаря вам!
        Команду «Park Literary», включая Эбби Кунс и Блэр Уилсон, чья неустанная работа позволяет этой книге путешествовать по свету.
        Моих читателей и критиков с сайта «Absolute Write», которые читали разные версии первых глав книги с 2014 по 2017 год и чьи комментарии помогали моему писательскому мастерству стремительно расти.
        Моего первого товарища-критика и друга-писателя Кэсси Клищ, чьи ежедневные сообщения вдохновляли меня на продолжение работы и чья критика ранних вариантов книги помогла мне дописать ее. Не могу дождаться дня, когда увижу твои книги на полках магазинов.
        Одну из моих первых читательниц и дорогую подругу Хезер Касснер, чьи сообщения в Твиттере изменили мою жизнь одним осенним днем и чьи волшебные, уморительные и прекрасные слова продолжают вдохновлять меня. Однажды мы обязательно встретимся лично и у нас появится совместная фотография (а не та, где мое лицо приставлено в фотошопе к голове твоей мамы).
        Моих любимых друзей-писателей: Бекку Микс, мастерицу мемов и вирусных постов, за ее назойливую и милую поддержку, которая радует меня по утрам. Я продолжаю учиться у тебя скромности и пониманию, а еще тому, как ладить с кошками. Кати Чжао, Воина-Дракона и, возможно, мою давно потерянную двоюродную сестру. Ты не просто писатель, а настоящий энерджайзер, чья рабочая этика воодушевляет и мотивирует меня, чьи книги идеально подошли бы для маленькой Амели и, уверена, вдохновят целое поколение детей. Молли Чанг, Тайпо Квин, которые продолжают держать меня за руку на протяжении всего издательского пути, учат меня тайнам расчета налоговых вычетов и, кроме того, разделяют мою любовь к тушеному мясу с картошкой. Надеюсь, когда эта книга выйдет, у меня появится время посмотреть все китайские драмы. Грэйс Ли из Спарты, чья захватывающая дух проза продолжает служить источником вдохновения (и жгучей зависти) и которая убивает моих любимых детей и смеется над этим. #2Blood2Furious, 2020, твоя очередь. Андрею Тэнг, страшно умную _jiejie_[3 - Старшая сестра - _(кит.)._], чьи остроумные романтические комедийные
истории, основанные на реальной жизни, и добродушные шутки над моей книгой добавляют в мою жизнь красок. Фрэн, мою милую сестру-агента (и практически сестру по книжному дебюту!); Али, Лайлу, и всю группу поддержки лета 2018 года, а также всех прекрасных интернет-друзей, с которыми мне еще предстоит познакомиться лично - спасибо за вашу дружбу и поддержку, за вечерние разговоры с бокалом вина и смех над приколами в Твиттере.
        Моих ближайших поверенных, которые с самого начала были хранителями моей тайной мечты: Эми Чжао, злого двойника и самую лучшую девушку, которая читала первые версии этой книги и поддерживала меня все это время, которая вместе со мной зависала на «Virtual Hogwarts» и других сайтах, когда мы учились в средней школе. Твой пресс - повод для зависти, а походы к тебе в зал были для меня единственными часами отдыха во времена, когда меня обступали дедлайны. Кристал Вонг, которая читала ранний вариант этой книги и нашла множество опечаток, чья дружба помогла мне пройти Нью-Йоркский университет и Orgcomm и продолжает помогать мне доживать до конца каждого напряженного рабочего дня: тост за будущих Настоящих Домохозяек из Восточного Манхэттена и Санта-Моники. Бэтти Лэм, которая разделяла мое увлечение историями жанра Young Adult в Калифорнийском университете и которая прочла первые главы книги и дала замечательный отзыв. Ты до сих пор не знаешь, чем все закончилось (прости!).
        Моих друзей из бизнес-школы, Джека, Сару, Джессику, Кевина, Алекса, Даррена и Алана, чьи юмор, поддержка и глупые проделки сопровождали меня большую часть жизни и которые были рядом в этом году. Мне повезло жить в окружении таких умных и любящих жизнь людей, коими и являются мои лучшие друзья. (Кроме тебя, Джек.)
        Моих друзей, авторов и писателей, которые оставались рядом и в хорошие, и в плохие времена: когда опускается тьма, тени исчезают, и ты остаешься с теми, кто соткан из света. Этой книги не было бы без вас.
        Авторов, которые связались со мной и предложили свое наставничество и мудрость: спасибо вам за тот телефонный разговор, то электронное письмо, то сообщение. Надеюсь, вы понимаете, как много это для меня значит.
        Клемента, Рамсона моей Аны, Пупа моей Милли, любовь всей моей жизни. Спасибо тебе за то, что ты скала, на которую можно опереться во время любых взлетов и падений; за то, что берешь на себя домашние обязанности и моешь посуду, когда я хочу поработать подольше; за то, что готовишь и кормишь меня, пока я пытаюсь вписаться в дедлайны; за то, что поддерживаешь меня, когда я рассказываю тебе о новостях, связанных с книгой; и за то, что любишь меня в мои лучшие и худшие дни. Я читала о стольких сказочных принцах и героях, но ты настоящий герой (ну и что, что ты любишь спорт, пьешь пиво и называешь своих друзей «бро»). Я люблю тебя и влюбляюсь в тебя все сильнее каждый день.
        Мою младшую сестру, Витси, лучшую подругу, сестру по крови, соучастника преступлений, с которой мы придумывали истории с тех самых пор, как научились говорить; которая читала мои ужасные романы, пока мы взрослели, и злилась на меня за мою неумелую писанину; которая сидела рядом со мной жарким пекинским летом и писала незаконченные романы о волшебных принцессах и девушках с магическими силами. Без тебя мне было бы очень одиноко. Знай, что я всегда буду рядом.
        И, наконец, маму и папу - за то, что они такая чудесная семья. Лучшего воспитания нельзя и желать. Мне повезло - перед моими глазами всегда был пример двух умных и любящих людей, которые научили меня доброте, преданности, человечности и настойчивости; которые подарили мне возможность мечтать. Каждая поездка во время летних каникул, каждый поход в музей, каждая книга, которую вы купили мне, каждый жизненный урок, который вы мне преподали, каждая капля ценнейших знаний, которую вы со мной разделили, превратила меня в того человека, которым я сейчас являюсь и силами которого была написана эта книга. Надеюсь, вы мной гордитесь.
        notes

        Примечания

        1

        Гоуст Фолз - тюрьма у водопада.

        2

        Кольст - великий; обращение наподобие «Ваше величество/высочество».

        3

        Старшая сестра - _(кит.)._