История в Хайаннис-порте Курт Воннегут
Добро пожаловать в обезьянник
История в Хайаннис-порте
Одна из сфер моего бизнеса - доставка и установка противоураганных окон. Я живу в Норт-Кроуфорде, штат Нью-Гемпшир, и снабжаю своими стеклами всю округу - стараясь, впрочем, не забираться чересчур далеко. Но вот как-то меня занесло в Хайаннис-Порт (это штат Массачусетс), в дом, расположенный прямо напротив летней виллы президента Кеннеди. А случилось все из-за того, что один человек превратно истолковал мои слова и зачислил меня в страстные поклонники сенатора Голдуотера. (На самом же деле Голдуотер мне совершенно безразличен.)
Произошло это так. Председатель нашего городского клуба - республиканец и, естественно, стеной стоит за пресловутого Голдуотера. Он-то и пригласил к нам на собрание некоего Роберта Тафта Рэмфорда.
Совсем молодой парень, тот был ярым республиканцем и возглавлял какую-то студенческую организацию, стремившуюся вернуть страну к «первородным ценностям» (так он их называл). Помнится, одним из первых принципов являлась отмена подоходного налога. С этим кто не согласится!
А вообще Роберт Тафт Рэмфорд сразу произвел на меня странное впечатление: казалось, политика его совершенно не интересует. Под глазами у него темнели круги, речь напоминала заезженную пластинку, и было видно, что он мечтает как можно скорее отсюда смыться. Зал оживился лишь раз - когда юнец стал рассказывать о том, как играл в гольф с самим Кеннеди, а также с его родственниками и друзьями. Выяснилось, что президент играет неважно (хотя легенды утверждают обратное), а Пьер Сэлинджер и вовсе не умеет держать в руках клюшку.
Родители Роберта Тафта Рэмфорда тоже сидели в зале - они приехали из Хайаннис-Порта, чтобы послушать выступление своего чада. На лице Рэмфорда-старшего (публике он был представлен как коммодор Уильям Рэмфорд) читалась нескрываемая гордость. Невзирая на зиму, коммодор вырядился в белые брюки и белые туфли, а сверху надел синее двубортное пальто с медными пуговицами. Уильям Рэмфорд - невысокий, плотный и краснолицый - напоминал грубоватого, но вполне дружелюбного плюшевого медвежонка; отец и сын были похожи как две капли воды. (Один из охранников Кеннеди шепнул мне потом по секрету, что президент иногда называл Рэмфордов Винни-Пухами - из-за их разительного сходства с медвежонком из детской сказки.)
А вот супруга коммодора к семейству Винни-Пухов явно не принадлежала: она была стройна, подвижна и возвышалась над мужем чуть ли не на полголовы. Кроме того, игрушечные медведи обычно выглядят умиротворенными, всем на свете довольными - о миссис Рэмфорд я бы этого не сказал.
Наконец оратор обрушил на голову Кеннеди последнюю порцию громов и молний и под бурные аплодисменты папаши закончил свою речь. Тут с места поднялся Хэй Бойден - строительный мастер и приверженец демократов - и наговорил юнцу массу крайне нелицеприятных слов. Я запомнил только начало: «Сынок, не выпускай в отрочестве так много пара, а то к совершеннолетию напрочь сдуешься»; дальше было еще хуже.
Как ни странно, мальчишку это не взбесило - он лишь немного смутился и ляпнул пару глупостей. А вот коммодор… покраснев, словно свекла, Рэмфорд-старший вскочил на ноги и, не обращая внимания на то, что супруга дергала его за полу плаща и умоляла не устраивать скандала, дал Бойдену достойный отпор. Скандалы коммодор, судя по всему, любил. На этом не слишком приятном инциденте собрание и закончилось.
Я подошел к Хэю Бойдену потолковать, причем разговор наш, заметьте, не имел ни малейшего отношения ни к Кеннеди, ни к Голдуотеру: Хэй недавно купил у меня ограждение для ванны и вознамерился установить его самостоятельно, сэкономив таким образом семь с половиной долларов. Однако ограждение протекло, и в столовой у Бойденов обрушился потолок. Хэй утверждал, что ему подсунули дефектный товар, я же винил во всем его самого. Бойден еще не вполне остыл от перепалки с Рэмфордами и вылил на меня остатки своей желчи. Ну, я ответил ему тем же, повернулся и пошел. Тут Рэмфорд-старший схватил меня за руку и давай ее пожимать - решил, что я защищаю его сына и Барри Голдуотера.
- Кем вы работаете? - спросил он.
Я рассказал и тут же получил заказ на установку окон во всем огромном четырехэтажном доме Рэмфордов (коммодор скромно именовал его «коттеджем»).
- Вы военный моряк? - поинтересовался я.
- Нет, - ответил Рэмфорд. - Но мой отец в свое время командовал флотом. Его звали Уильям Говард Тафт. И меня зовут так же: Уильям Говард Тафт Рэмфорд.
- Значит, вы служите в береговой охране?
- Это в личном флоте Кеннеди, что ли? - усмехнулся коммодор.
- Простите, сэр, не понял?
- Ну, - пояснил он, - так сейчас называют береговую охрану. Ведь ее главная задача
- оберегать Кеннеди, покуда тот катается по морю на своей вонючей посудине.
- Так вы не служите в береговой охране? - Я ничего не понимал: в самом деле, какие же еще бывают коммодоры?
- В сорок шестом году, - гордо сообщил мне Рэмфорд, - я был начальником яхт-клуба в Хайаннис-Порте.
Он не шутил. Поэтому я не улыбнулся. Миссис Рэмфорд тоже не улыбнулась, а лишь тихо, почти неслышно вздохнула.
Смысл этого вздоха я понял несколько позднее - когда узнал, что супругу коммодора зовут Кларисса и что после 1946 года Уильям Рэмфорд никогда больше не работал. С тех давних пор он всецело посвятил себя борьбе с президентами и нещадно обливал их ушатами грязи, не пропуская никого, даже Эйзенхауэра.
Эйзенхауэра Рэмфорд-старший особенно недолюбливал.
Итак, незадолго до конца июня я завел свой грузовичок и отправился в Хайаннис-Порт, чтобы измерить окна в доме коммодора. Мистер Рэмфорд жил на Ирвинг-авеню - там же, где и Кеннеди, и вышло так, что мы с президентом приехали в город одновременно.
Пробка началась задолго до Хайаннис-Порта. Судя по номерным знакам, здесь собрались машины практически из всех штатов. Мы двигались со скоростью четырех миль в час, нас обгоняли даже пешеходы. Радиатор моего грузовичка то и дело закипал.
Что ж, торчать в пробках - удел простых смертных. От этой мысли я было немного расстроился, но, приглядевшись, вдруг узнал человека в соседней машине: им оказался сам Эдли Стивенсон.
Его лимузин тоже еле-еле полз, а из-под капота валил пар.
Когда движение окончательно застопорилось, мы с мистером Стивенсоном вышли наружу и немного прогулялись. Я поинтересовался, как идут дела в Организации Объединенных Наций, и он сказал, что нормально. Другого ответа я от него и не ожидал.
Добравшись наконец до нужного поворота, я увидел, что Ирвинг-авеню перекрыта полицией и службой безопасности и всех туристов сгоняют на соседнюю улицу. Эдли Стивенсона пропустили, а меня, естественно, нет. Я кое-как втиснулся обратно в поток машин и двинулся дальше, разглядывая витрины и вывески. Миновав мотель имени Президента и коктейль-бар имени Супруги Президента, я остановился возле кондитерского магазина имени Президентской Четы.
Оттуда я первым делом позвонил Рэмфорду - выяснить, может ли продавец оконного стекла попасть на Ирвинг-авеню, не рискуя быть застреленным. Трубку поднял дворецкий; он записал мой номерной знак, рост, цвет глаз и все такое прочее, после чего пообещал, что охрана меня пропустит.
Дело шло к обеду, и я решил немного перекусить. Все сладости, которые продавались в магазине, были названы в честь президента, а также его родственников и друзей. Например, пирожное с земляникой и кремом именовалось «Джеки», а мороженое в вафельном стаканчике - «Кэролайн». Имелся даже бисквит «Артур Шлезингер-младший».
В общем, я съел два «Тедди» и выпил чашку «Джо».
На следующем перекрестке меня действительно пропустили без помех. Ирвинг-авеню была совершенно пуста, лишь впереди маячила одинокая машина с пакистанским флажком.
Увидеть виллу Кеннеди мне не удалось - ее скрывал глухой трехметровый забор. А на другой стороне улицы, прямо напротив ворот, стоял «коттедж» Рэмфордов - огромное, прекрасно отделанное старинное здание со множеством причудливых башенок и балкончиков. На уровне третьего этажа его опоясывала крытая веранда, а чуть ниже висел громадный портрет Барри Голдуотера. Глаза сенатора, в зрачки которых были для пущего эффекта вделаны катафоты, смотрели на президентскую виллу. Судя по прожекторам, окружавшим портрет, ночью изображение подсвечивалось.
Человека, торгующего противоураганными окнами - тем более если он сам их и устанавливает, - вряд ли можно отнести к привилегированному сословию. Поэтому я был готов сразу приступить к работе, не вдаваясь в ненужные разговоры. Однако коммодор встретил меня как самого дорогого гостя: угостил коктейлем, пригласил к ужину и, сказав, что делами можно будет заняться завтра, даже предложил оставаться на ночь.
Мы взяли по бокалу мартини и вышли на веранду. Но коммодор не стал любоваться прекрасным голубым заливом - он с явным удовольствием не отрывал взгляда от огромной пробки на подступах к Ирвинг-авеню.
- Посмотрите-ка, - сказал мистер Рэмфорд, - на всех этих идиотов, возжаждавших романтики! Они и вправду думали, что их пригласят сыграть в гольф с президентом или на худой конец с министром здравоохранения - ведь они же за них голосовали! Черта с два! Оттуда, с дороги, не увидишь даже антенну на президентской вилле. А вся романтика - порция жутко дорогого мороженого, именуемого «Кэролайн».
Над верхушками деревьев с ревом пролетел вертолет и опустился на землю неподалеку от виллы Кеннеди.
- Интересно, кто бы это мог быть? - спросила Кларисса.
- Папа Иоанн Шестой, - пробурчал коммодор.
Из дома вышел Джон - дворецкий - с большим подносом, на котором желтели какие-то непонятные предметы, напоминавшие орешки или воздушную кукурузу. Выяснилось, что это значки с изображением Голдуотера. Джон направился к веренице машин и стал предлагать их разочарованным туристам. Усталые, раздраженные люди охотно разбирали значки.
Несколько человек приблизились к дому и попросили разрешения немного отдохнуть на лужайке - они шли пешком шестьдесят семь миль, от самого Бостона, а президент даже не вышел их поприветствовать.
- Надевайте значки и присаживайтесь, - ответил Рэмфорд. - Сейчас вам принесут лимонад.
- Послушайте, коммодор, - поинтересовался я, - а где же ваш мальчуган? Ну, тот, который выступал у нас в Нью-Гемпшире.
- У меня другого и нет.
- Замечательно он тогда говорил!
- А как же, - усмехнулся коммодор. - Весь в отца!
Кларисса опять тихо, печально вздохнула.
- Он ушел купаться, - сообщил Рэмфорд, - скоро придет. Если, конечно, его не утопит какой-нибудь псих на водных лыжах. У нас тут соседи, понимаете ли, водными лыжами увлекаются.
Мы перешли на другую часть веранды и стали смотреть на залив, но Роберта Тафта Рэмфорда нигде не было видно. Неподалеку от берега стоял катер охраны, отгонявший назойливых туристов, а чуть дальше качался на волнах прогулочный теплоход. На его палубах толпился народ; все смотрели в нашу сторону. Мощный громкоговоритель отчетливо доносил до нас слова экскурсовода.
- Вот тот белый корабль - личная яхта президента. А рядом - яхта его отца, Джозефа Кеннеди; она называется «Марлин».
- Вон вонючка президента, а вон вонючка его папаши, - прокомментировал Рэмфорд. (Все моторные суда он именовал вонючками.) - В нашем прекрасном заливе нужно плавать только под парусом!
На стене веранды висела большая, очень подробная карта залива. Я внимательно ее изучил и обнаружил мыс Рэмфорда, утес Рэмфорда, а также косу Рэмфорда.
- Ничего удивительного, - сказал коммодор, - мы ведь живем в Хайаннис-Порте с 1884 года.
- А почему здесь нет ни единого упоминания о Кеннеди?
- Откуда же ему взяться - они ж тут только позавчера поселились.
- Позавчера? - удивился я.
- Конечно. Всего-то в 1921-м!
Тем временем экскурсовод продолжал:
- Нет, сэр, это не дом президента. Сие огромное причудливое строение зовется
«коттеджем Рэмфорда». Да, слово «коттедж» действительно не больно-то к нему подходит, но богатые вообще живут немного по-другому.
- Подыхая под бременем непосильных налогов… - едко заметил коммодор. - А знаете, до Кеннеди в нашем городе бывали и другие президенты - Тафт, Гардинг, Кулидж, Гувер. Они нередко заходили в гости к моему отцу. И поверьте, при них не было и доли тех безобразий, которые творятся сейчас.
- Нет, мадам, - доносилось из залива, - я не знаю, откуда у Рэмфордов деньги. Зато мне точно известно, что они нигде не работают, а лишь сидят на веранде, попивая мартини, и в ус себе не дуют.
Эти слова окончательно взбесили коммодора. Кларисса попыталась было что-то возразить, но Рэмфорд уже закусил удила. Буркнув на ходу: «Вы свидетель. Меньше чем миллионом они от меня не отделаются!» - он ринулся звонить своему адвокату.
Однако телефон зазвонил прежде, чем коммодор успел протянуть к нему руку: с Рэмфордом-старшим желал поговорить один из охранников президента. Звали его Рэймонд Бойл. (Позже я узнал, что в семье Кеннеди Рэймонда именовали не иначе как
«специалист по Рэмфордам» или «посол в Рэмфордиании», - он улаживал все дела, связанные с коммодором и его сыном.)
- Поднимитесь наверх и возьмите трубку на другом аппарате, - прошептал мне Рэмфорд. - Послушаете, до чего дерзкой стала нынче прислуга.
- Общение с вашей секретной службой навевает ужасную тоску! - зарокотал в мембране голос коммодора. - От горнистов с барабанщиками и то больше толку. Кстати, я рассказывал вам, как Калвин Кулидж - он, между прочим, тоже был президентом - ходил с моим отцом на рыбную ловлю? Ему еще очень нравилось, как я управляю яхтой.
- Да, сэр, - ответил Бойл. - Вы мне об этом рассказывали, причем неоднократно. История очень интересная, и я охотно послушал бы ее еще раз, но сейчас я звоню по поводу вашего сына.
Тем не менее остановить Рэмфорда было невозможно.
- Президент Кулидж, - продолжал он, - всегда сам наживлял крючок. И военно-морской флот не болтался в то время по всему миру, а бороздил границы родины. И самолеты не коптили небо понапрасну. И тайные агенты соседских газонов не вытаптывали!
- Сэр, - невозмутимо сообщил ему Бойл, - ваш сын пытался незаконно проникнуть на борт президентской яхты и был задержан.
- Во времена Кулиджа по морю не носились армады разных вонючек, губящих все живое!
- Сэр! - повторил Бойл. - Коммодор Рэмфорд, вы слышали, что я вам сказал?
- Конечно, слышал! Вы сказали, что Роберт Рэмфорд, член местного яхт-клуба, был арестован за то, что прикоснулся к кораблю, принадлежащему другому члену клуба. А знаете ли вы, сухопутная крыса, что на море существует такой закон: если пловец устал, он может подплыть к любому судну, в том числе и чужому, дабы немного передохнуть? При этом береговой охране нельзя в него стрелять, а тайным агентам или, как я их называю, «придворным стражам Кеннеди», запрещено даже пальцем к нему прикасаться?!
- Сэр, в вашего сына никто не стрелял. И уставшим его тоже не назовешь - по якорной цепи молодой человек вскарабкался, словно обезьяна. Я хочу напомнить вам, сэр, что целенаправленные действия посторонних лиц, совершаемые в непосредственной близости от места нахождения президента, должны незамедлительно пресекаться. Пресекаться любой ценой - включая насилие.
- И что, Кеннеди лично приказал арестовать злоумышленника? - поинтересовался коммодор.
- Нет, сэр. Президента на борту яхты не было.
- Выходит, вонючка стояла пустой?
- Нет, сэр. На ней находились Эдли Стивенсон, Уолтер Рейтер и один из моих людей. Они сидели в каюте, поэтому заметили Роберта, только когда тот спрыгнул на палубу.
- Стивенсон и Рейтер, говорите? Никогда больше не выпущу сына из дому без кинжала! Полагаю, он собирался открыть кингстоны, но был схвачен вашей доблестной охраной?
- Очень смешно, сэр. - В голосе Бойда начали прорезаться металлические нотки.
- А вы уверены, что это мой Роберт?
- Кто же еще носит на плавках значок с изображением Голдуотера?
- Вот как! - гневно воскликнул коммодор. - Вы не разделяете его политических взглядов?
- Значок, - ответил ему Бойл, - я упомянул только как особую примету. Политические же взгляды вашего сына службу безопасности не интересуют. И чтоб вы знали: семь лет я охранял жизнь республиканца и три года - жизнь демократа.
- И чтоб вы знали, мистер Бойл: Дуайт Дэвид Эйзенхауэр не был республиканцем.
- Даже если бы он был анархистом, я все равно бы честно ему служил. Точно так же я буду охранять следующего президента. Кроме того, я занимаюсь тем, что оберегаю людей вроде вашего сына от пагубных последствий чересчур фамильярного общения с президентом и членами его семьи. - В словах Бойла все отчетливее звучал металл. - Я заявляю серьезно и вполне официально: ваш сын не должен использовать яхту президента в качестве места для любовных свиданий.
Последняя фраза смутила и несколько обескуражила коммодора.
- Каких любовных свиданий?
- Дело в том, что Роберт встречается с девушками на борту чужих яхт. Он побывал уже практически на всех и в конце концов добрался до президентской - видимо, думал, что та пуста, но неожиданно наткнулся на Стивенсона и Рейтера.
Рэмфорд на несколько секунд замолчал.
- Мистер Бойл, - наконец сказал коммодор, - меня возмущают ваши домыслы. Если вы намерены продолжать в том же духе, я советую вам сдать оружие и приготовиться к судебному разбирательству. Мой сын Роберт никогда не встречается с девушкой, не представив ее предварительно нам с мамой.
- Сейчас и представит, - пообещал Бойл. - Молодые люди уже направляются сюда.
С коммодора слетели остатки спеси.
- Извините, не могли бы вы сообщить, как ее зовут?
- Шейла Кеннеди, - ответил Бойл, - родственница президента Соединенных Штатов. Недавно приехала из Ирландии.
В этот момент в дверях появился Роберт Тафт Рэмфорд. Он представил родителям девушку и сказал, что они собираются пожениться.
Странный ужин получился в тот день у Рэмфордов - грустный, но одновременно радостный и красивый. В нем принимали участие Роберт, Шейла, я, Рэмфорд-старший и Кларисса.
Девушка была так воспитанна, так мила и привлекательна, так образованна и умна, что я просто не мог отвести от нее глаз. Слова казались излишними - столь глубоки и искренни были чувства молодых людей. Поэтому за столом царила тишина.
Политику коммодор упомянул лишь однажды. Он нерешительно взглянул на Роберта и спросил:
- Э-э… а как насчет твоих… э-э… публичных выступлений?
- Пока я хочу заняться другим, - ответил сын.
Рэмфорд-старший пробурчал что-то неразборчивое.
- Что? - переспросил его Роберт.
- Я… э-э… хотел сказать: «Ну понятно».
Я посмотрел на супругу коммодора. С лица Клариссы исчезли все морщины, она похорошела и помолодела - ибо сбросила с плеч огромный груз, который несла много лет.
Но был этот ужин печален - слишком надломленным и притихшим выглядел сам коммодор.
Молодые ушли к морю, а мы с Рэмфордом и его женой переместились на веранду, взяли по бокалу мартини и стали глядеть на залив. Солнце село, поток туристов наконец иссяк, и лишь на лужайке возле дома, где лежали вповалку утомленные путники, кто-то негромко наигрывал на гитаре.
По лестнице поднялся дворецкий.
- Не пора ли включать прожектора, сэр? - поинтересовался он у коммодора. - А то господина Голдуотера совсем уже не разглядеть.
- Знаешь, Джон, - ответил Рэмфорд-старший, немного подумав, - давай на сегодня оставим его в покое.
- Слушаюсь, сэр.
- Пойми меня правильно, Джон: я все равно за него. Просто… пусть он сегодня отдохнет.
- Слушаюсь, сэр, - повторил дворецкий и ушел.
Коммодор помолчал и добавил:
- Да, пусть сенатор из Аризоны отдыхает. В конце концов, все и так прекрасно знают, кто он такой… А вот кто такой я?
Это прозвучало несколько неожиданно. На веранде было темно, и я не мог как следует разглядеть лицо коммодора. Чувствовалось, что ему нелегко, но прекрасная ночь, бренди и негромкие звуки гитары помогли наконец Рэмфорду-старшему сказать правду о самом себе.
- Ты? Ты очень славный человек, - ответила Кларисса.
- Да нет… Теперь, когда портрет Голдуотера выключен, а мой сын помолвлен с девушкой из семьи Кеннеди, я могу честно признаться: давешний экскурсовод сказал правду. Я человек, который сидит на веранде и пьет мартини.
- Ты прекрасно образован, умен, хорошо воспитан и все еще сравнительно молод, - указала Кларисса.
Коммодор опять замолчал.
- Пожалуй, - произнес он задумчиво, - мне нужно подыскать себе какую-нибудь работу.
- Ну конечно, - сказала ему жена. - Так будет гораздо лучше для нас обоих. Понимаешь, дорогой, я все равно буду любить тебя таким, какой ты есть… но вот восхищаться мужчиной, который совершенно ничего не делает, ужасно тяжело, поверь.
Внезапно полутьма озарилась светом фар: из ворот президентской виллы не спеша выехали два автомобиля и остановились возле дома Рэмфорда. Коммодор пошел на ту часть веранды, которая была обращена к улице, - выяснить, что происходит.
- Коммодор Рэмфорд, - послышался снизу хорошо знакомый мне голос - голос президента Соединенных Штатов, - позвольте поинтересоваться: что случилось с портретом Голдуотера?
- С ним ничего не случилось, господин президент, - почтительно ответил Рэмфорд.
- Почему же тогда он не освещен?
- Видите ли, сэр, сегодня я решил его не включать.
- Дело в том, - сказал Кеннеди, - что у меня в гостях зять Хрущева, и он бы очень хотел взглянуть на портрет господина сенатора.
- Слушаюсь, сэр, - ответил коммодор и протянул руку к выключателю. Улицу залил ослепительный свет.
- Благодарю вас, - сказал президент. - И если вас не затруднит… будьте любезны - не выключайте его.
- Что, сэр? - удивился коммодор.
Машины тронулись с места.
- Так мне гораздо лучше видно дорогу, - ответил Кеннеди.
1963
|
