Бояться нужно молча Мария Британ

        Город номер триста двадцать заботится о своих гражданах. В городе номер триста двадцать давно царят закон и порядок  - за этим пристально следят компьютеры. Но что, если идеальная система даст сбой? И что, если в действительности она не так уж идеальна?..

        Искать ответы на эти вопросы Шейру Бейкер заставляет встреча с таинственным незнакомцем. Чтобы спасти сестру и других невиновных, ей предстоит проникнуть в центр правосудия  - к серверам, где хранятся людские проступки. Но в обмен на чужие тайны Шейре придется пожертвовать собственными, даже если она привыкла бояться. Бояться молча.

        Мария Британ
        #Бояться нужно молча

        
* * *

        Спаси меня, я заблудилась.
        Ты слышишь? Я ещё жива.
        В тот день без устали молилась,
        Забыв все нужные слова.

        Я так слаба и так ничтожна.
        Скажи, ты жив? Я в темноте.
        Нам всё нельзя и много можно.
        Ты здесь… Ты рядом. Ты везде.

        Я слепну в этом полумраке.
        Забилась в угол и лежу.
        Я сломана. И пусть я с браком,
        Ты слышишь?
        Я
        ещё
        дышу.

        Пролог

        Мы сидим на белой твердой кушетке. Втроем. Мы всегда втроем, и в этом наша сила.
        Я улыбаюсь Альбе, но кажется, ей не страшно. Она отважная. Не то что я. Ник тянется к столу.
        - Чего тебе? Колбочку?  - будто взрослая, качаю головой я. Так делает мама, когда я плохо себя веду. Мне нравится за ней повторять.
        Я хочу порадовать друга, но колба лежит слишком высоко. Спрыгнуть с кушетки? Страшно. Обратно не залезу, и Утешители будут ругаться.
        - Шейра, не нужно! Он забыл, видишь?  - фыркает Альба, указывая на играющегося с дыркой в носке Ника.  - Да, братик?  - Она втягивает щеки.  - Привет, я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью.
        Я проглатываю смешинку. Этому мультику много-много лет, но он  - мой любимый.
        - Бяка-забияка,  - ворчит Ник.
        Альба рада такой реакции. Еще бы, поддела брата.
        Я не достаю до колбы, зато до странного прозрачного шарика  - запросто. Как интересно! Что это?
        - Дарю,  - говорю я и протягиваю добычу Нику.
        Тот мотает головой.
        - Ну и ладно.
        Я прячу шарик в карман, чтобы дома рассмотреть получше, и уже не грущу, что попала сюда. Оказывается, в больницах тоже бывает весело. Когда не больно.
        - Сколько здесь всего!  - бубнит подруга, поглядывая на шкаф.
        Она начинает нервничать. Как только мы вошли, я сразу приметила это деревянное чудовище со стеклянными дверцами. В нем хранятся и огромные шприцы, и ножницы, и еще куча страшных вещей. Не знаю, для чего они, но у меня море догадок. Одна ужаснее другой.
        Боюсь даже представить, что скрывается за белой ширмой возле окна.
        Родители хитрые  - подкупили меня шоколадкой. Но пусть не думают, что в следующий раз я соглашусь. Даже килограмма конфет мне будет мало. Даже второго прозрачного шарика. Я сюда не вернусь.
        Ни за что.
        - Давай сбежим,  - предлагаю я.
        - Нас будут ругать, Шейра!  - отрезает Альба.
        Вот всегда она такая правильная. Аж зубы сводит.
        - Хочешь, чтобы это,  - я кошусь на огромный шприц в шкафу,  - торчало из твоей руки?
        - Нет.  - Голос дрожит. Она вот-вот заплачет.
        - Альба, давай сбежим!  - кивает Ник, прижимаясь к сестре.  - Пожалуйста!
        Мы спрыгиваем. Обратной дороги нет. Без Утешителя нам не забраться на кушетку. Он ушел недавно и сказал его подождать.
        Крадемся к выходу. Мы с Ником едва сдерживаем радостный крик, Альба  - крик отчаяния. Дверь открыта. Выглядываем: никого. Впервые я иду здесь без родителей. Как взрослая. Видели бы они меня сейчас!
        Несемся вдоль закрытых кабинетов. Коридор разделяется на две части. Куда повернуть? Я не помню, как мы сюда пришли!
        - Альба, Ник, Шейра! Вы куда?  - летит нам вслед вопрос Утешителя.
        Я не сбавляю скорости. Подруга, наоборот, останавливается и визжит:
        - Бегите! Я его задержу!
        Я слышала эту фразу в фильме  - забыла, в каком,  - и не могу сдержать улыбку. Мы похожи на героев боевика! Смелые, сильные и… взрослые.
        Я хватаю Ника за руку и тяну за собой. Он не хочет бросать сестру, но я заставляю. Оглядываюсь: один Утешитель держит Альбу, другой идет за нами.
        Мне не страшно. Это игра. Веселая игра. Родители, наверное, удивятся, когда узнают о моих приключениях.
        Я толкаю первую попавшуюся дверь, и она поддается. Слабо мерцает настольная лампа. Здесь никого нет. Комната выглядит так же, как и та, в которой мы были.
        Мы с Ником прячемся за ширму. Я трясу указательным пальцем перед его лицом:
        - Сиди тихо!
        За нашими спинами ютится столик. На нем блестят ножницы и… колба. Я тянусь к ней, чтобы порадовать друга, но меня пугает грохот: кто-то вошел, и дверь ударилась о стену. Я дергаюсь. Ножницы падают.
        Слышится вскрик. Из шеи Ника торчат два кольца и лезвие. Капает кровь.
        Я моргаю, но ничего не проходит. Мир наполняется красными пятнами. Я вжимаюсь в ширму  - что скажет Альба? А мама с папой? Они бросят меня, точно.
        Набравшись смелости, я смотрю на того, кто недавно был моим другом. Он отчаянно цепляется за ножки кушетки, но не удерживается и падает. Рядом появляется алая лужица.
        Кап-кап.
        Кап.
        Прости, Ник. Я убила тебя… нечаянно.

        Глава 1

        Я окунаю кисть в бордовую краску и рисую на голени гематому. От напряжения слезятся глаза, но осталось совсем немного. Мы превращаемся в сущностей. Кир крутится перед зеркалом, довольный новой внешностью. В его руках  - парик с короткими седыми волосами, который он натягивает на почти лысую голову. Впрочем, почти лысая она для меня. Кир утверждает, что это  - «ежик».
        - Как-то ты долго сегодня,  - нетерпеливо прыгает он.
        Спортивная кофта трещит от резких движений. Она предназначена для парней-спичек, а Кир явно не вписывается в эту категорию. Миллион спичек  - да, но никак не одна. Когда-то я подарила ему свитер на пару размеров больше, и он не разговаривал со мной целый день.
        Кир хватает парик с длинными локонами. Целится. Мою макушку накрывает копна седых волос.
        - Я ведь ногу крашу! Слепой, что ли?
        Я срываю фальшивую прическу и швыряю ее в коробку с одеждой.
        Здесь, среди реквизита и немытой посуды, находится наша контора. Штаб. Убежище. Горы хлама подпирают потолки, в углах мигают лампы. Вместо обоев стены украшает паутина. Пол утыкан железками, и я боюсь, что когда-нибудь пасть конторы сомкнется и эти клыки окажутся у меня в ступне.
        Треснувшее зеркало (да, я не верю в приметы), стол с красками, прогнившая кровать  - вот и все, что нам нужно для счастья. И для кармы.
        Я не поступила в Университет и теперь отвоевываю жизненно важные гигабайты в Сети. Я зарабатываю на пранках[1 - Пранк  - розыгрыш.  - Здесь и далее примечания автора.].
        Мы с Киром дружим с детства. Когда нашли эту заброшку, были счастливы. Что здесь строили? Магазин? Лицей? Фитнес-центр?
        Плевать. Сейчас здесь наша жизнь.
        Второй этаж задыхается в пыли и плесени, но нам хватает и маленького зала. Деревянная лестница уже год как треснула.
        Я бросаю кисть в воду. Работа завершена.
        - Сегодня вообще улет!  - усмехается Кир, изучая гематомы на моей щеке и ногах.
        - Благодарю вас, коллега,  - шутливо кланяюсь я.  - Неужели мои уши не свернутся в трубочку от вашей «конструктивной» критики?
        - А вы хотите?
        - Нет, что вы. Я люблю свои уши.
        Я достаю из коробки парик и кручусь у зеркала. Вот теперь все готово: я  - сущность, голодное чудовище с белыми глазами и неестественно бледной кожей.
        Карие радужки и зрачки скрываются за линзами. Мои темные, почти черные волосы закреплены шпильками, лицо намазано серым, как грозовая туча, тональным кремом, и мне кажется, что скоро я начну метать молнии.
        - Возьми перчатки!  - кричит Кир.
        Последний штрих  - ладони. Линия жизни бойко пульсирует: я «наелась» кармы до отвала. Об этом говорит и маленький экран-индикатор, вшитый в кожу чуть выше правого запястья. Он светится зеленым. Десять гигов[2 - Гиг  - единицы измерения информации.].
        Я поправляю бежевое клетчатое платье и беру белые кашемировые перчатки.
        - Идем?
        - Ща, погоди.
        Кир увлекся очередной гематомой. У меня есть как минимум десять минут.
        Чем бы заняться?
        Бросив перчатки обратно, я снимаю белые линзы и хватаю со стола другие  - сетевые. Сеть засасывает реальный мир во тьму, словно сок в трубочку. Я попадаю в виртуальный коридор  - испещренную ранами-дверями гусеницу  - и приказываю нематериальному телу войти в ближайшую комнату.
        На стене висит экран. Я щелкаю пальцами, чтобы его активировать. Загружается архив моих фото. Первая же папка  - «Семья». То что нужно: я не видела родителей и сестренку, наверное, вечность.
        На этом снимке мы втроем  - мама, папа и я на фоне нового дивана. Здесь Элла задувает двенадцать свечей на торте. Свежее фото. А потом  - мы с папой играем в шахматы. В тот раз  - дебютный и последний  - я победила и записала свои ходы в планшет, чтобы не забыть, а мама подарила мне пояс с блестками, красивый такой, сейчас я ношу его как украшение и почти никогда не снимаю. Дальше мельтешат фото родителей и незнакомого мужчины в очках. Хмурые глаза, увеличенные толстыми линзами, дорогие часы… я бы дала ему лет шестьдесят. Глубокие морщины, тонкие губы и ни тени улыбки, в то время как мама и папа сияют во все тридцать два зуба.
        Комната начинает качаться  - это Кир трясет меня за плечо.
        Приходится вернуться в реальность.
        Он вырядился в порванную рубаху и черные бриджи. Вид у него хуже, чем у меня,  - перестарался с гримом.
        Мы выходим из штаба. Кир защелкивает на двери замок  - привычка. Здесь, на окраине, в траве по колено, все равно никто не гуляет. Конечно, чуть поодаль есть дорога, но она тоже пустует.
        - Может, вернемся за масками?  - Я оглядываюсь. Между деревьями мелькает двор, окруженный тремя коробками-домами. Сегодня он  - наша цель.
        - Сова, ты чего?
        Кир называет меня так, сколько я себя помню. Я действительно поздно ложусь и поздно встаю. Каждый раз, слыша прозвище, я не могу сдержать улыбку.
        - Ладно. Мы ведь недалеко.
        Я успокаиваю скорее себя, чем Кира: тот уже бодро продирается сквозь траву. Ее не косят. За штабом, где простирается заброшенная стройка, обитают сущности. Обычных горожан сюда даже кармой не заманишь.
        Но… Сегодня за нашим убежищем ошиваются люди в белых костюмах  - Утешители. Я кладу ладонь на плечо Кира.
        - Что там стряслось?
        - Ты не слыхала? Нынче модно по опасным местечкам шляться. Там подростков партиями вывозят. По сто штук. Вот дурные, да? Экстрима им подавай.
        - Да ладно,  - ужасаюсь я.
        Путь продолжается. Кир больше не говорит о несчастных детях, и я ему за это благодарна.
        Во дворе никого нет. Неудивительно: сейчас полдень, почти все на работе. Лишь гаражи да старая шелковица взяли пожизненный отпуск. Качели вяло играют с ветром.
        Настало время позаботиться о линиях на ладонях.
        Кир достает из кармана металлический шарик с рисунком глаза и объективом в зрачке.
        - Давай сюда!  - Я указываю на ветку яблони над дорогой.  - Как раз будет.
        Друг закрепляет камеру на дереве.
        Все готово.
        Я волнуюсь. Как долго мы будем ждать?
        Кир замечает мое нетерпение и ободряюще хлопает меня по плечу. Мы прячемся за угол дома. Я то и дело выглядываю, но ничего не меняется. Дорога пуста.
        Спустя, кажется, целую вечность, взявшись за руки, к нам приближается влюбленная парочка. Знали бы эти ребята, какое испытание мы приготовили их чувствам! И маловероятно, что они выдержат, по крайней мере, я таких еще не встречала.
        Когда влюбленные проходят мимо яблони в нескольких метрах от нас, Кир мне кивает.
        Пора.
        Мы тащим свои тела на дорогу. Дрожим. Спотыкаемся. Хрипло дышим. Мы голодны и ищем добычу.
        Мне неприятно разрушать иллюзии, но позже разочарование отступит и я разрешу себе посмеяться над чужой наивностью.
        В такие мгновения я начинаю бояться себя. После каждого такого спектакля мне сложно возвращаться в образ обычной девушки Шейры.
        Я… просто не могу этого сделать. Или не хочу.
        Сущности честнее нас  - вот единственное, во что я верю.
        Мы ухмыляемся. Те двое замедляют шаг. Расстояние между нами сокращается. Они все слабее держатся друг за друга.
        Да, влюбленные в биомасках, но от суеверного ужаса перед сущностями ни одного человека в городе это не спасает.
        Они пытаются сохранить спокойствие. И хоть их глаз не видно, я знаю: они смотрят на нас.
        Между нами остается не больше метра. Я улыбаюсь шире. А они стойкие! Обычно людям хватает двух секунд, чтобы смекнуть: время уносить ноги.
        Кир издает свой фирменный хрип. Влюбленные напрягаются. Я тянусь к ним руками, точно поломанными ветками.
        Оба взвизгивают  - так звучит последняя капля.
        Страх разрезает все связывающие парочку нити. «Их» больше нет. Есть только он, отталкивающий свою бывшую возлюбленную, и она, не жалеющая для нас, сущностей, криков и бессвязных слов.
        Юноша бежит, спотыкается, падает, поднимается и снова бежит. Не оглядывается. Не вспоминает о том, что именно минуту назад говорил ей, своей кошечке. Или зайке?
        Он отдает зайку на съедение волкам и не жалеет об этом.
        Я тащу ее, рыдающую и испуганную, за угол. К нам присоединяется Кир с камерой. Он прижимает указательный палец к губам девушки, но та его царапает.
        - Твою мать!..  - вскрикивает Кир, отдергивая руку.
        «Зайка» что-то нашептывает себе под нос.
        - Прости.  - Я протягиваю ей флешку с гигом кармы.  - Заслужила.
        Мы молча уходим. Я чувствую спиной тяжелый взгляд жертвы нашего розыгрыша. Мы раскрыли ей глаза, показали, что этот парень недостоин ее любви, но я уверена: она нас ненавидит. В городе номер триста двадцать не любят трезво смотреть на вещи. Это больно.
        До штаба Кир шагает впереди. Он знает, что сейчас меня лучше не трогать, и дает мне время прийти в себя.
        Кир скрывается за дверями конторы, а я прислоняюсь лопатками к стене. Пора превращаться в добрую Шейру. Я снимаю перчатки  - линии на ладонях короче, чем до пранка. Проверяю индикатор  - оранжевый. Прогулка без масок не прошла бесследно, но я ношу с собой запасную флешку. Поддеваю ногтем экран, обнажаю разъем USB и наполняю себя кармой. Легкое покалывание в пальцах, тепло  - индикатор окрашивается в зеленый.
        Ветер хлещет меня по лицу. Должно быть, у него черный пояс по карате и он ищет достойного соперника. Лето невзлюбило людей, но я его не осуждаю. Зачем нас, тех, кому предать  - раз плюнуть, вообще согревать лучами солнца?
        Я глотаю воздух. На небе танцуют облака. Их оплетают бесконечные сети путей, мелькающих машин и кабин. Все на работе  - мы отработали.
        Каждый такой розыгрыш изматывает не меньше целого дня, проведенного в офисе, но я все равно снова и снова возвращаюсь к пранкам. До сих пор надеюсь встретить нормальных людей. Людей, которые не предают. Попадутся ли они нам? Как жаль, что карма не понижается от подлости. А надо, чтобы обнулялась.
        Но если так… Почему я не поседела пятнадцать лет назад? Почему меня простили и я не стала сущностью? Я не заслуживаю того, чем живу сейчас.
        Кир в курсе всего, что произошло. Мы говорили об этом лишь однажды и с тех пор не затрагиваем тему «Х». Но я буду продолжать травить себя. Закрывать глаза и видеть полное ненависти лицо Альбы.
        Чужое.
        С того дня мы не общаемся. А когда сталкиваемся, делаем вид, что не знакомы, сильнее стискиваем зубы, внимательнее смотрим в стороны, жестче выпрямляем спины. И расстаемся, чтобы ночью снова вспомнить Ника.
        Он не умер, нет. По крайней мере, так сказали родители. Хотели утешить?.. Он больше не появлялся дома. Месяца через три после случившегося, подбежав ко мне в школе, Альба прошипела, что не верит ни людям в белых костюмах, ни маме с папой.
        А я верю. До сих пор. В свои двадцать четыре я храню каплю надежды.
        Сколько бы ему сейчас было? Двадцать?
        Я не лучше людей в наших видео. С этой мыслью я поворачиваюсь к стене и вожу по ней пальцами.
        Тишину нарушает рев мотора. Не в небе  - здесь, где уже вечность не ездит ничего, кроме детских велосипедов. Я смотрю через плечо: в сторону недостроек  - ну не к штабу же?  - несется огромная черная машина. Угловатая, с удивленными глазами-фарами и широкими колесами. Черная поверхность кузова блестит, будто свежепокрашенная. У автомобиля нет ни капота, ни крыльев, лишь спереди  - обнаженное железное сердце.
        Кажется, машина времени все-таки существует. Или хотя бы глючный портал. Иначе… откуда?
        Размышляя над этим, я плетусь к двери, но вздрагиваю от внезапной тишины: кажется, гость из прошлого притормозил за моей спиной. Он ехал не к развалинам. Он искал штаб. Определенно.
        Сердце замирает. Нет, Шейра, сейчас не время давать волю расшатавшимся нервам.
        - Здравствуй, солнышко,  - слышу я хриплый шепот.  - А почему мы без маски? Разве можно?
        Я напрягаюсь. Кто ты, гость из прошлого? Сущность? Маньяк? Военный?
        Мой локоть летит в незнакомца, но тот отбивается и хватает меня за кисти. Я не успеваю развернуться  - ладонь с черным безымянным пальцем зажимает мне рот. Из моей груди вырывается хрип.
        Я рисую щекой на стене красную линию.
        Кир рядом. Кир всегда чувствует, когда мне плохо. Кир найдет портал и швырнет туда гостя из прошлого. Кир…
        Я дергаюсь. Мужчина сильнее, и это раздражает. Кто дал ему право так поступать? Или… он из Семерки?
        А ведь без маски гулять незаконно. Я не сущность.
        Черт, мне не отделаться легким понижением кармы!
        - Я не причиню тебе вреда, солнышко. Успокойся,  - бубнит он.  - Я все объясн…
        Нет, я не отдам ему флешку. Даже если он из Семерки. Не для этого сегодня разбилось очередное «мы».
        - Х… Хорошо,  - киваю я, а сама собираю последние крохи смелости и вырываюсь из его рук.
        Незваный гость вскрикивает. Я отталкиваю его. Плевать, упал ли он,  - я мчусь на всей скорости в штаб, а после  - захлопываю дверь. К счастью, Кир позаботился и о внутренних замках. Теперь я рада такой привычке.
        - Эй, Сова, ты в порядке?  - Он сидит на кровати и хрустит сухарями. Воздух пропитан соленым запахом сыра.
        - Я же просила не есть при мне эту дрянь!  - Сдернутый мною парик летит в коробку.
        - Ты вроде была не при мне. И, кстати, ты сегодня быстро.
        Не обращая внимания на издевки, я бегу к зеркалу. Осталось полведра чистой воды, и я яростно стираю грим.
        - Сова, ты какая-то бешеная. Даже я никогда не запираю дверь изнутри.
        - На меня напали!  - выдыхаю я.  - Может, хотели обокрасть. А ведь флешка с двадцатью гигами кармы на дороге не валяется. Совсем люди сдурели! Они же обнулятся раньше, чем получат новый запас! Теория Семерки дает трещину.
        - Действительно, странно,  - соглашается Кир.  - Как думаешь, ушел?
        - Лучше выждать лишний час.  - Я рассматриваю в зеркале расцарапанную щеку.
        - Хорошо он тебя приложил,  - присвистывает друг.  - У меня мази были…
        - Не надо. Само заживет.
        - Но…
        - Решил поиграть в мамашу?
        - Понял. Давай тогда видео глянем.
        Как жаль, что в штабе нет водопровода. Придется потерпеть, а потом искупаться дома.
        - Ладно.  - Я усаживаюсь на кровать и надеваю сетевые линзы.  - Давай.
        Плюхнувшись рядом, Кир включает камеру.
        Мы погружаемся в мир недавних событий, но теперь стоим сбоку, у гаражей, и наблюдаем за двумя седыми сущностями со стороны.
        Они нервничают.
        Девчонка с гематомами на щеках и ногах постукивает пальцами по стене. Парень-миллион-спичек ее одергивает. Скрипят качели.
        - Это вырежи,  - фыркаю я.  - Кому интересно наблюдать за двумя дурачками?
        - Обижаешь,  - качает головой Кир.  - Конечно, вырежу. И еще эффектики разные добавлю. Яркость, контрастность, стилизацию. Нашел прогу шикарную! Ты будешь в шоке!
        Я изучаю двор. Пустой. Безжизненный. Вот только…
        Между качелями и шелковицей маячит темный силуэт, а за гаражами мелькают знакомые удивленные фары. Я щурюсь в попытке разглядеть все это получше. Мне уже нет дела до розыгрыша.
        - Кир!  - Я хочу потрясти друга за плечо, но тут же вспоминаю, что мы в виртуальном мире с виртуальными телами.  - Кир!..
        Я подаюсь вперед, но чем дальше иду, тем хуже изображение  - камера у нас не самая навороченная. И все же у меня получается разглядеть кое-что важное. Кое-что, от чего по спине пробегает целая армия мурашек.
        Черный безымянный палец.
        - Это он. Это тот человек!
        В плаще, слишком теплом даже для такого холодного лета. В шляпе и очках, но без биомаски. Мне не нужно всматриваться в прямоугольные стеклышки линз, чтобы понять: он не незнакомец.
        По крайней мере, для моих родителей.

        Глава 2

        Я вытягиваю Кира в реальность. Дрожащими руками снимаю линзы. Судорожно хватаю ртом воздух.
        - Сова!  - трясет меня он.  - Да это же хот-род[3 - Хот-род  - в 1930-1940 годы: автомобиль с модифицированными для максимально быстрой езды характеристиками.], чтоб его! Хот-род! Ты понимаешь? Понимаешь?!
        - Я понимаю лишь одно, Кир! Обладатель этой очаровательной развалюхи преследовал нас! И я не в курсе, что такое хот-род!
        - Только попробуй еще раз назвать ее развалюхой,  - обижается он.
        - О боги! Ты вообще хоть что-нибудь слышишь?
        - А ты?
        - Меня чуть не обокрали!
        - Да ей же, наверное, больше двухсот лет…
        - Кир!..
        - Ладно,  - сдается он.  - Ты безнадежна. Твои предположения: кто это был?
        - Вор.
        - Так чего ты тогда разволновалась?
        Я вспоминаю снимки родителей и этого любителя экстрим-поездок. Откуда они его знают? Чего он теперь добивается?
        Горло сжимает обидой. Я до сих пор ощущаю грубую ладонь на губах, а ссадина по-прежнему ноет. Нет, он пришел не с миром. Он хотел меня уничтожить. Это звучало в каждом слове.
        - Кир, я пойду. Мне… нужно отдохнуть.
        - Ты серьезно? А вдруг он все еще там и ждет тебя?
        - Тогда ты меня защитишь,  - веселюсь я.  - Защитишь же?
        - Сразу смоюсь,  - хохочет Кир.  - На фиг мне это надо? Сама спасайся.
        - Вот погибну в борьбе за справедливость и буду являться к тебе в страшных снах. А потом ты впадешь в вечную кому,  - зловеще шепчу я.
        Кир шутливо пятится.
        - Скинешь видео? Маловато кармы в запасе.  - Я достаю из джинсового рюкзака биомаску и мягко прислоняю ее к лицу. Она врастает в кожу. Нет, не так  - она становится мной.
        Я снова законопослушная жительница города номер триста двадцать. Безликая, как и все остальные.
        Я накидываю темно-коричневый плащ. Теперь гематомы на ногах никого не испугают.
        Кир вновь в сетевых линзах  - работает. Я не хочу его отвлекать, но все же говорю:
        - До завтра. Приду в полдень, подумаем над новым розыгрышем.
        - Ага, давай,  - отвечает он, явно меня не слыша.
        Я щелкаю пальцами перед его носом. Он вздрагивает: недоволен, что я прервала увлекательное путешествие во вселенную контрастности и яркости.
        - Чего тебе?
        - Ты бы тоже домой пошел. Умылся бы по-человечески.
        - Я съехал от родаков,  - отмахивается Кир.
        Я округляю глаза.
        - С чего вдруг?
        - Взрослая жизнь, все такое. Ты иди, иди.
        - Точно?
        Я хмурюсь. Почему он не сказал раньше? В этом весь Кир: волнующие темы держит при себе.
        - Сова, ну я не маленький уже, правда?
        - Да, да,  - улыбаюсь я, а сама мысленно молю небеса, чтобы он наконец повзрослел.  - Если что… Мой дом открыт для тебя.
        - Мы вроде не снимаем мыльную оперу. Расслабься.
        Нет, мне его не переубедить. Я обреченно плетусь к двери. Отпираю замок, выглядываю: снаружи никого. Неужели гость из прошлого починил свой глючный портал?
        Мне сразу становится и легче, и веселее, и вообще, мир уже не кажется таким злым. Возможно, это и правда был вор?
        Я мчусь через дворы к ближайшей остановке. За время работы с Киром я выучила все повороты наизусть: оббежать булочную, войти в магазин бижутерии с одной стороны и выйти с другой. Три перекрестка, четыре небоскреба  - и я у цели.
        Здесь я сливаюсь с потоком серых людей, наблюдающих за прохожими-близнецами. Они безлики, но я-то знаю, что каждый ищет на болезненно-чистой коже соседа хоть что-нибудь отличительное.
        Знаю.
        Потому что я  - одна из них.
        Здесь всегда одинаковая скорость. Два шага в секунду. Я как-то измерила ради эксперимента. Ничего не меняется. Монотонность разбавляют лишь тени машин и кабин.
        Я замираю у стеклянного цилиндра высотой с соседний многоэтажный дом. Впереди  - человек десять. Мало. Обычно в такое время у лифта собирается целая толпа.
        Полукруглые двери открываются. Я дожидаюсь своей очереди и становлюсь на прозрачную платформу. Миг  - и пространство наполняется вакуумной тишиной. С внешней суетой нас не связывает ничего, кроме стен. Мне нравится смотреть на улицы города через идеально вымытое стекло.
        Я лечу.
        Живот стягивается в узел. Каждый раз, когда лифт поднимает меня на остановку, я забываю дышать.
        За эти пятьдесят две секунды в воздухе я готова кататься от неба до земли и от земли до неба бесконечно.
        Створки дверей расходятся. Мы на крыше небоскреба. Перед нами  - блестящие на солнце коридоры, тросы и транспорт. Внизу змеятся улицы. Жителям квартир не слышно ни рокота поездов, ни шуршания кабин, ни разговоров пассажиров: стены и крыша звуконепроницаемы.
        В трех шагах от меня  - невесомость и пустота, но я не боюсь: нас окружает стеклянная ограда.
        Я подхожу к экрану оплаты. Он светится голубым, но, как только я прикасаюсь к нему индикатором, зеленеет. Всплывают буквы:
        «Шейра Бейкер, запас кармы удовлетворительный. Тем не менее после снятия мегабайтов на билет уровень понизится до среднего. Рекомендуем его повысить».
        Это стандартное сообщение. Правило безопасности. Что-то вроде: «Все отлично, но, если вам станет плохо, мы не при делах».
        Я нажимаю «Согласна»  - на индикаторе появляется белая полоска-билет  - и иду к кабинам. Мне везет: в той, что отправляется через минуту,  - два свободных места.
        Плюхаюсь на одинарное.
        Кабина слабо покачивается, и, хотя держатели надежно закреплены на тросе, мне неспокойно. Мы высоко. Слишком.
        Раздается мерное шуршание  - мы отправляемся. Я наслаждаюсь серой дымкой города. Сверху центральная улица напоминает огромного ящера, трусливо отбросившего хвост. Точнее, хвост ему передавил магазин «Караван», что возле штаба. Где-то там Кир хрустит солеными сухарями с сыром и монтирует видео.
        Меня высаживают на крыше моего небоскреба.
        Я живу в двух шагах от Университета. Мне повезло: для молодого поколения построили огромный парк с фонтаном и тропками, выложенными брусчаткой. Раньше, по вечерам, я бегала там, но потом забросила эту затею. Со спортом мы расстались друзьями.
        Дома меня встречает незастеленный диван. Я плетусь к нему, но сразу же себя останавливаю. Сначала  - душ.
        Когда грим смыт, а рюкзак разобран, я варю кофе. Этим летом он стал привычкой. Пока закипает коричневая гуща, я смотрю в окно, точнее  - в стеклянную стену. Занавесок нет, да и кому они нужны? Любопытных зевак здесь не так уж и много. Окна выходят на пустынную местность, к солнечной электростанции. Тысячи фотобатарей ловят свет так же отчаянно, как я пытаюсь согреться.
        Мой дом служит границей между бешеной жизнью студентов и спокойствием полей.
        Я беру планшет, надеваю сетевые линзы и погружаюсь в виртуальную комнату «Закладки». На стенах висят сотни наших с Киром работ. Под потолком написано, что пять минут назад был загружен новый ролик.
        Губы греет улыбка. Кир смонтировал.
        Заставка свежего пранка  - две седых головы. Я могу дотронуться, чтобы воспроизвести видео, но мне нужно другое.
        У нас три просмотра.
        Кир «съел» свои полтора. Моя очередь.
        Я снимаю сетевые линзы и втыкаю в планшет флешку. Она наполняется десятью метрами[4 - Метр  - сокращенное название мегабайта (единицы измерения информации)] кармы. Вот сколько стоит один просмотр. Вот сколько стоит предательство.
        Остаток дня проходит за блужданием по Сети и выискиванием веселых видео.
        В голову лезут мерзкие воспоминания о незнакомце с черным пальцем. Я прогоняю их и, чтобы отвлечься, планирую завтрашний день. Встреча с Киром, обсуждение новых пранков…
        Сон подкрадывается незаметно. Он увлекает меня в хоровод кошмаров о маленькой девочке и о том, что она сделала. Нечаянно.
        Не-ча-ян-но.
        Я не сопротивляюсь  - позволяю липкому ужасу подобраться к сердцу.

* * *

        Комнату наполняет истошный писк дверного звонка. Я поворачиваюсь на бок и зажимаю ухо подушкой, но это не помогает. Взгляд касается настенных часов: восемь утра. Кому приспичило встретиться со мной в такую рань?
        Чертыхаясь, я натягиваю футболку и шорты. Попутно расчесываю волосы, вьющиеся после вчерашнего. Звонить не перестают. Я открываю дверь  - на пороге топчутся родители.
        - Привет,  - говорю я хрипло.  - Что случилось?
        Мама хватается за сердце.
        - Шейра! Что у тебя с лицом?
        Я едва сдерживаю ругательства. Царапина вряд ли исчезнет в ближайшие дни.
        - Упала.
        - О, дорогая! Осторожнее! Мы пройдем?
        У меня закрадываются подозрения, что им что-то нужно.
        Через миг догадки подтверждаются: за спинами родителей прячется моя двенадцатилетняя сестра Элла.
        Мама бежит в кухню. Ее нос морщится, а пальцы перепрыгивают с одной немытой чашки на другую.
        - Шейра, когда ты в последний раз убирала? Честное слово, тебе рано жить отдельно!
        - Поверь, вы меня не выдержите и дня.
        Я съехала от родителей сразу после окончания школы. Мы с Киром разыгрываем людей с десятого класса. Накопленные гигабайты я потратила на однокомнатную квартиру и безумно этому рада.
        Папа и Элла падают на табуретки у окна.
        - Глория, чего ты завелась?  - хмурится отец.  - Она уже взрослая.
        - Спасибо, что заметили, когда мне стукнуло двадцать четыре,  - огрызаюсь я.
        Мама накручивает на палец локон светлых волос. Накрашенные ярко-красной помадой губы растягиваются в улыбке.
        - Доченька, женщины скрывают свой возр…
        - Что у вас случилось?  - перебиваю я.
        Срок демоверсии любезностей истек.
        - Командировка,  - объясняет папа.
        Мама обнимает его за плечи.
        - Я расскажу, Карл,  - мигом серьезнеет она.  - Милая, мы должны проверить кое-что важное. Тебе ведь известно, как нам дорога эта работа. А потом мы заберем Эллу домой.
        Как ни странно, я рада такому повороту событий. В последние месяцы мы с сестрой мало общались, и я соскучилась.
        А она? По серым равнодушным глазам не понять.
        Я в сотый раз восхищаюсь тем, как Элла похожа на маму. Обе низкого роста, обе круглолицые. Обе блондинки.
        - Вы надолго?  - прерываю я затянувшуюся паузу.
        - Недельки на две, не больше,  - отвечает мама, как мне кажется, слишком беззаботно и весело.
        - Надеюсь, исследования того стоят.
        Мои родители  - биологи, а я ничего не смыслю в митозе, мейозе и прочих научных премудростях.
        - Конечно, стоят! Ты ведь не против, солнышко?  - умоляюще шепчет мама.
        Солнышко.
        «Я не причиню тебе вреда, солнышко»,  - сказал тот, чьи грубые руки до сих пор ощущаются на губах.
        - А почему именно «солнышко»?
        В голове свистит, как в сломанном аккордеоне.
        Не играйте на мне, не играйте…
        Я массирую виски.
        - Не нравится?  - Сквозь маску беззаботности на мамином лице проступает тревога.  - Дорогая, у тебя все в порядке? Ты так побледнела…
        Я опираюсь на стол. Уши закладывает, будто под водой. Под водой, умеющей противно визжать. Мир наполняется ватой, и я не вижу ни родителей, ни кухню.
        - Шейра!  - Это голос папы.  - Твой индикатор! Когда ты в последний раз принимала карму?
        - Вчера…  - мямлю я.
        Вата везде. Скоро она забьет мне нос и рот. Скоро я задохнусь и, как рыба, всплыву кверху брюхом. Мелькают картинки привычных кошмаров. Пара вдохов  - и они защекочут рыбку лезвиями. Остается надеяться, что…
        «…Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью».
        Что ни завтра, ни через год я не вспомню того, что мне приснится.

* * *

        Ко мне тянется длинная рука. Чья она? Папина? Нет. Я смотрю на чужие ладони и кисти. Вены просвечивают сквозь тонкую белую кожу, и я, словно по тропе, следую взглядом выше. Миллиметр за миллиметром.
        Мне страшно, я задыхаюсь, но не могу, не имею права закрывать глаза. Внутри меня, под ребрами, сидит голодный червь, жаждущий ужаса и слез.
        Я  - марионетка.
        Рассматриваю чужое плечо. Медлить нельзя. Я не знаю, кого увижу, но этот кто-то выдавливает из меня жизнь, как зубную пасту из тюбика. Миг  - и я закончусь.
        Испарюсь.
        Я резко поднимаю глаза  - это единственный шанс не задохнуться от ужаса. Рывком Утешители вправляют вывихи, рывком же и я преодолеваю себя.
        Все просто.
        И до изнеможения сложно, потому что передо мной  - Ник. Высокий, сильный, но с детским и наивным лицом. Как пятнадцать лет назад. Он не изменился. Он по-прежнему мне доверяет.
        - Ты… жив?  - спрашиваю я.
        Мы в палате. Я  - пациентка, на мне белая футболка и штаны. Я топчусь у кушетки, а рядом  - мой друг.
        Взрослый.
        - Конечно,  - смеется он.  - Сомневалась?
        - Нет. Где ты был?
        - Искал.  - Ник теребит карман брюк. Он в черном костюме с белой рубашкой, будто мы не в больнице, а на празднике. В своей бесформенной одежде я чувствую себя рядом с ним неловко.
        - Кого искал?
        - Смысл жизни.
        Оказывается, Ник вырос философом.
        - И как?  - спрашиваю я и отворачиваюсь к окну. Мне легче разговаривать, не видя детского, не изменившегося лица.
        - Нашел,  - шепчет он мне на ухо.
        Я дергаюсь. Ник приблизился тихо. Без единого звука.
        - Рада за те…
        Что-то холодное и острое впивается в шею. Пламя отнимает у меня голос.
        Кажется, я в аду.
        Струйки тепла прокладывают дорожки на коже. На футболке расцветают ярко-красные розы.
        Спасибо за цветы, Ник. Они прекрасны.
        Я заслужила.
        Боль ослепляет. Я не могу стоять. Мне нужно двигаться, прыгать, бить посуду и окна. Чтобы отдать часть огня. Чтобы выжить.
        Зачем, Ник? Мы ведь были друзьями. Я ведь нечаянно сломала твою жизнь.
        Я устремляюсь к окну, но тут же падаю. Боль сменяется ватой. Я вновь марионетка, слабая и беззащитная, но моими нитями никто не управляет, потому что я почти мертва.
        Я собираю в кулак последние силы и нащупываю два кольца и лезвие.
        По полу стелется туман. Различимы только силуэты.
        Рядом со мной опускается Ник.
        - Теперь мы квиты.  - Он гладит меня по щеке.  - Шейра, Шейра… Прости.
        Ник заводит руку за мою голову. Я каждой клеточкой ощущаю, как он дотрагивается до ножниц.
        Давай, вытащи их, пожалуйста…
        - Прости,  - повторяет он и сжимает два кольца.
        Я ничего не чувствую. Меня нет.

* * *

        - Мама, она пошевелилась!  - слышится до боли родной голос. Элла?
        Я приоткрываю глаза. Сестра закусывает губу и виновато улыбается.
        Я лежу в спальне. За окном через сотни транспортных путей продираются солнечные лучи. Сколько же я проспала?
        В комнату вбегают родители. Хмурый папин взгляд вжимает меня в подушку. Мама ходит кругами. От утреннего веселья не осталось и следа.
        Что со мной произошло?
        Я впервые в жизни упала в обморок, а потом мне приснился кошмар с Ником.
        Сегодня сон был слишком правдоподобным.
        - Ты чуть не обнулилась, Шейра,  - сглатывает папа.  - Мы, конечно, поделились с тобой пятью гигабайтами, но ты же понимаешь, что так безответственно относиться к здоровью нельзя? Ты могла превратиться в сущность.
        Колючий ком близких слез раздирает мне горло.
        - Я правда вчера обновляла запас.
        Родители переглядываются. Они что-то решили. Что-то важное.
        Что-то, что мне не понравится.
        - Да чего вы,  - в надежде шепчу я.  - С кем не бывает? В обморок упала, ничего страшного…
        - Доченька, все не так просто.  - Мама едва не плачет. В последний раз я видела ее слезы в тот день.  - Ты болела в детстве. И… Сейчас у тебя рецидив. Шейра, пожалуйста, пройди повторное обследование.
        - Мне лучше.
        Возвращаться к источнику кошмаров  - самоубийство. Сны оживут, и я сойду с ума. Перестану казаться нормальной.
        Перестану существовать.
        - Шейра, это не обсуждается!  - Мамина шея покрывается красными пятнами.
        - Я достаточно взрослая, чтобы решать самостоятельно. Мне лучше. Езжайте, мы с Эллой справимся, правда?  - Я подмигиваю сестре, и та облегченно выдыхает.  - У меня есть такие конфеты… М-м!
        Я знаю, на что давить: Элла ужасная сладкоежка. Она радостно подпрыгивает, и я объясняю ей, где лежат карамельки. Сестра скрывается в коридоре, а у меня появляется время выпроводить родителей.
        Я приподнимаюсь на локтях. Будто опровергая слова о том, что мне лучше, комната так и пляшет перед глазами.
        - Куда вы едете?  - уточняю я.
        - В загородную лабораторию.
        Загородную! По спине пробегают мурашки. Я не была за пределами города, не представляю, как течет жизнь снаружи, да и не хочу представлять. Что там? Разруха? Война? Эпидемия? Мир разделился на маленькие клочки земли. У нас нет туристов. Нет иммигрантов. Понятие «гостеприимство» давно потеряло смысл.
        Наш город спасается кармой. Дисциплинирует себя. Здесь тридцать пять лет тихо. Нет взрывов, ограблений, стрельбы. А тот, кто осмеливается противостоять закону, превращается в сущность.
        Я ни на секунду об этом не пожалела. Может, потому что не видела иной жизни.
        - И как там?  - Мой голос оплетают ростки неуверенности.
        Папа гладит меня по голове.
        - Мы ведь не едем в другой город. Просто будем за пределами нашего. Лаборатория в поле. До ближайшего мегаполиса семьдесят километров. Не переживай, нас туда и не пустят.
        - Пообещай, что подумаешь насчет больницы,  - не сдается мама.
        - Обещаю.
        Еще раз проверив мой индикатор, родители меня обнимают. Крепче, чем обычно.
        Они взволнованы, но я не спрашиваю почему. Боюсь правды.
        За мамой и папой захлопывается дверь. Я встаю и чувствую себя мягкой игрушкой. Из кухни доносится шуршание фантиков  - Элла нашла конфеты.
        В животе урчит. На часах  - девять. Я пробыла без сознания не так уж и долго.
        Не так уж и долго Ник меня убивал.
        Я иду к сестре. Мир танцует еще энергичнее. Хип-хоп?
        Соберись, Шейра. Единственная твоя болезнь  - ночные кошмары.
        - Сегодня вечером на одной стройке будет Игра,  - сообщает Элла.  - Давай сходим, ну пожалуйста! Там весело, точно тебе говорю! Развеешься. Твой индикатор, карма… Это от депрессии!
        - Прости, но сегодня не могу.
        Как только я переступаю порог кухни, раздается звонок в дверь. Родители что-то забыли или привели Утешителя?
        Элла перестает жевать, а я, опираясь на стены, ковыляю к двери. Три раза поворачиваю замки.
        Щелк-щелк.
        - Да-да, нам нужно регулярно кушать и тепло одева…
        Слова превращаются в осколки, раздирающие горло. Душащие меня. Я не кричу  - нет сил.
        На пороге  - человек в шляпе. Гость из прошлого, чей портал до сих пор в ремонте.
        - Привет, солнышко.
        Мне не интересно, что он скажет, не интересно, почему он меня преследует. Я хочу забиться в угол. Укрыться от псевдодоброго взгляда.
        Я больше не кукла  - вата деревенеет и вспыхивает. Мышцы наливаются силой.
        Я хватаюсь за ручку и, когда мужчина подается вперед, захлопываю дверь, но что-то мешает. Что-то… хрустящее.
        Завершить начатое не позволяют пальцы. Четыре белых и один черный. В крови.
        Я играю на рояле.
        Так ему и надо.
        В душе поселяется гнилая радость, но я одергиваю себя. Приоткрываю дверь и, когда пальцы незнакомца исчезают из виду, запираю все три замка.
        Чего он хотел?
        Я начинаю жалеть, что не поговорила о нем с родителями.
        Меня трясет. Я сползаю на пол и прирастаю к холодному кафелю. Становлюсь его безвольным продолжением.
        - Шейра?  - Элла выглядывает из кухни.
        На лестничной площадке раздается ругань.
        - Ничего, все хорошо. Я сейчас приду.
        Сестра молча садится рядом. Она понимает, когда лучше не спрашивать.
        Сотни иголок покалывают ноги, Элла сопит у меня на плече.
        Спустя несколько минут ненавистный звонок вновь терзает слух. Я готова вырвать его к чертям, лишь бы остаться наконец в тишине.
        Элла подскакивает. Ее терпение готово лопнуть.
        Это утро не закончится. Или я в бреду и мне снится очередной кошмар?
        - Не открывай.
        Элла боится.
        Конечно, боится. Я бы тоже нервничала, если бы старшая сестра вела себя так странно.
        Я поднимаюсь на носочки  - с ростом мне не повезло  - и смотрю в глазок. На пороге  - парень в красных кепке и футболке, разносчик еды.
        Надо мной издеваются! Если так пойдет и дальше, от доброй Шейры не останется и следа.
        Я открываю дверь и заранее сжимаю кулаки. Нет никакой гарантии, что за спиной у юноши в биомаске не стоит тот, кто ласково называет меня солнышком и с кем я сделаю что угодно, лишь бы он не тронул нас с Эллой.
        Поздравляю, Шейра. У тебя паранойя.
        Парень отдает мне еду в белых вакуумных пакетах. Я прошу двойную порцию, и еще  - чтобы обед и ужин нам прислали по связному ящику. Мало ли куда нас занесет вечером.
        - Слушайте… Вы не встречали человека в очках, шляпе и с черным пальцем?
        - Ой, точно!  - Парень хлопает себя по лбу и извлекает из кармана письмо.  - Он просил передать вам это.
        Я сглатываю ком.
        - Спасибо.
        Разносчик уходит. Сердце стучит в бешеном ритме, ногти впиваются в пакеты. Индикатор на руке слабо попискивает.
        Прежде чем начать изучать письмо, я прошу Эллу отнести еду в кухню. Почему-то я уверена, что о послании никто не должен знать.
        Белая бумага сложена вдвое. Сверху небрежным почерком выведено одно-единственное предложение:
        «Я не причиню тебе вреда, солнышко».
        Мне с трудом удается подавить желание разорвать листок и сжечь то, что от него останется. А вдруг у меня действительно паранойя?
        Но я разворачиваю его и читаю написанное.

        Глава 3

        Я бегу. Мне жарко даже в такой холод, но я не останавливаюсь. Скорее бы обсудить все с Киром! Уж он-то посоветует, как поступить.
        Я умолчу лишь о падении кармы  - не переживу его жалости. Она окончательно меня обессилит.
        Когда я пересекаю двор, где вчера в очередной раз рассталась еще одна влюбленная парочка, с неба срываются капли. Внезапно налетели тучи, мечтающие выстирать небо и заодно  - нас.
        Штаб выглядывает из-за деревьев. Кир вот-вот превратит события этих двух дней в шутку, и я позволю себе забыться, слушая его смех.
        Я дергаю дверь за ручку. Незаперто, значит, друг дома.
        В пропитанной грязью и сыростью комнате ничего не изменилось. Кроме одного: Кир храпит в обнимку с какой-то блондинкой. К счастью, оба под одеялом.
        Зайти позже?
        «Но вы договаривались в полдень»,  - ворчит моя внутренняя зануда.
        Я проглатываю обиду. К черту разборки. Я не такая, мне нельзя быть такой.
        И Киру действительно давно пора завести подругу.
        Я пячусь на цыпочках, но в последний миг задеваю локтем замок, и тот с грохотом падает. Я проклинаю и привычку Кира вешать на двери железки, и свою неуклюжесть, и вообще весь белый свет. Кир, конечно, просыпается. Девчонка недовольно сопит.
        - Прошу прощения.  - Щеки полыхают огнем, и я мысленно боготворю биомаску. Хорошо хоть, что я ее не сняла.
        - Сова?  - Прикрываясь одеялом, Кир подскакивает и нервно ерошит волосы.
        - Расслабься. Зайду через часик,  - мямлю я.
        Он пристыженно хмыкает, а его подруга поворачивается на бок, и я вижу ее лицо.
        Лицо из моих кошмаров.
        Она не так молода, как кажется. Я помню ярко-синие радужки, болезненную бледность и слегка искривленный рот. Она мила. Асимметрия ей к лицу.
        Мы познакомились пятнадцать лет назад, когда она, младший Утешитель,  - наверное, ей только стукнуло восемнадцать  - мчалась за нами с Ником по больничному коридору, а потом нашла девочку с окровавленными ножницами и ее полумертвого друга.
        Помнит ли она меня?
        К горлу подступает тошнота. Не здесь, Шейра. Не здесь.
        Утешительница  - я помню, что ее зовут Карина,  - морщится. В глазах отражается тень злости, но она быстро сменяется доброжелательностью:
        - Кир, кто это?
        - Моя… Кхм… Моя коллега.
        Коллега?
        Мы дружим с первого класса, и теперь, когда я застукиваю его в постели с женщиной, все, на что он способен,  - «моя коллега»?
        Я не сдерживаюсь и шиплю:
        - Твоя коллега желает пообщаться с тобой наедине.
        И отворачиваюсь, чтобы они оделись.
        - Будь осторожен! Кажется, она хочет тебя съесть. Это не по-дружески, пусть для меня кусочек прибережет,  - фыркает Карина и хлопает дверью.
        В комнате кристаллизуется тишина, но уже через миг ее нарушает яростное сопение Кира.
        - Ну и что ты натворила?!
        - Угадай, сколько ей.
        - Как и мне.
        - Нет. Она старше нас лет на девять,  - выдаю я.
        - Врешь.
        - Серьезно.
        Я неохотно рассказываю, где познакомилась с Кариной, и хлопаю Кира по плечу.
        - Да ты не переживай. У меня есть новости покруче.
        Я протягиваю ему письмо.
        - О чем ты вообще? Ты только что выгнала мою…
        - Читай,  - перебиваю я.
        - То есть этот хмырь на самом деле не хмырь?  - после минутного молчания уточняет Кир.
        - А разве «не хмыри» предлагают шариться по больницам правительства?
        - Написано же, что ради благой цели. Ты как читала-то?  - Не замечая моего предостерегающего взгляда, он вытаскивает из коробки сухари.
        - Ну да! Благая цель полностью его оправдывает!
        По штабу расплывается запах сыра.
        - Черт, Кир!  - Я зажимаю нос.
        - Да забей. Будешь?
        - Нет.
        Сейчас я должна определиться, на чьей стороне играть. И стоит ли.
        Оскар  - так гость из прошлого назвал себя в письме  - предлагает пройти отборочный квест. Он ищет команду, чтобы проникнуть в третий блок. Туда, где держат сущностей. Говорит, что в моих интересах согласиться. Что мы спасем сотни людей. И что это связано с кармой.
        Но я не верю. Ни одному слову.
        По пути в контору я раз сто начинала набирать номер родителей, но останавливалась. Чутье подсказывало, что звонок все изменит. Я бы вылила море вопросов на Оскара, но…
        Мне страшно, черт возьми. Вдруг это ловушка? Вдруг он  - жертва наших пранков и мечтает о мести?
        - А что он имел в виду под фразой «в твоих интересах»?  - Это Кир перечитывает письмо.
        - Фиг его знает,  - вздыхаю я, а сама вспоминаю утренний приступ. Вдруг Оскар намекнул на мою болезнь?
        - Как хочешь,  - передергивает плечами Кир. Он подкидывает сухарик и пытается поймать, но тот летит мимо рта.  - Я бы пошел. Ты прикинь, как было бы весело! Погони, драки, перестрелки…
        - Кое-кто помешался на боевиках.
        - Согласен, такие приключения не для нежненьких девочек. А вот для меня… в самый раз!
        Я швыряю в него подушкой. Кир с возмущенным вскриком отвечает мне тем же. На счастливые полчаса мы забываем и о странном незнакомце, и о Карине.
        - Хватит уже, давай пранк обсудим,  - говорю я, когда мы оба окончательно выбиваемся из сил.
        Кир предлагает сюжет с клоуном-садистом, а я  - со смертью. Я уступаю, потому что костюм клоуна, в отличие от косы и черного плаща, у нас уже есть.
        Мы достаем зеленый комбинезон с разными пуговицами  - розовой большой и синей маленькой  - и репетируем. Кир молотом «пробивает» череп жертвы. Я прячусь под курткой, а удары отбивает макушка манекена.
        В шесть наши животы начинают урчать. Кир угощает меня порцией сухарей: у него скопилось пакетов десять.
        Еще одно преимущество города номер триста двадцать  - индикаторы, управляющие кармой, обследуют нас и при малейших изменениях передают информацию в Центр Питания. Там готовят кашу со всеми необходимыми веществами и витаминами. Бесплатно.
        Мы рискуем стать сущностями, и это наименьшее, что правительство может для нас сделать.
        Еду присылают по связным ящикам, но город заботится о лежачих больных и таких лентяях, как я. Одно слово  - и парнишка в красной футболке запакует тебе целый букет из витаминов и минералов и оформит заказ с доставкой на дом.
        Да, на каждом углу мелькают магазины, куда завозят все  - от стейков до ванильного печенья  - но там нужно платить поступками. Кармой.
        Меня же устраивает вкус каши. Сладковатый, с кислинкой. Впрочем, он и правда иногда надоедает, и тогда мой индикатор краснеет от незапланированных, но приятных растрат.
        Поужинав, я прощаюсь с Киром. Похоже, друг останется на моей стороне, какое бы решение я ни приняла. От этой мысли настроение улучшается.
        Сегодня тот редкий день, когда я иду в магазин на центральной улице  - в тот самый «Караван», оторвавший ящеру хвост. Здесь десять этажей. Найти товар помогают наушники-путеводители. Их мало, но мне везет, и я забираю последние.
        - Меня зовут Лори. Приветствую вас в «Караване»!  - вещает звонкий голосок.  - Удивительном мире покупок и счастливых неожиданностей!
        - Давайте без неожиданностей. Сыта ими по горло,  - фыркаю я.
        - А как насчет физической сытости?  - заговорщицки шепчет робот.  - Роллы? Пицца? Две по цене одной!
        - Сладости,  - командую я.  - Отдел скидок.
        - Они ждут вас на пятом этаже!
        По пути Лори умоляет меня заглянуть в сектор одежды, но я непреклонна.
        - Что делать, если работа небезопасна?  - продолжает голос.  - Если вы гуляете по ночам и даже биомаска кажется вам ненадежной защитой? Товары из магазина «Шок» избавят вас от навязчивых страхов!
        Я клюю на яркую светящуюся вывеску. В маленьком зале продаются электрошокеры  - единственное в городе легальное оружие.
        Я медлю, раздумывая. Если соглашусь на встречу с Оскаром, нужно быть готовой ко всему. В итоге покупаю себе один  - дешевенький и маломощный  - и прячу его в карман, подальше от любопытных глаз. Лори пищит от радости.
        На пятом этаже малолюдно. Я направляюсь к сектору с пирожными и шарю в холодильнике, разрываясь между моими любимыми эклерами и тортиками.
        Тишина давит на уши. Из колонок не льется музыка, да и Лори помалкивает. Мне становится неуютно.
        Стоп.
        Я почти физически чувствую, как по спине скользит чей-то взгляд.
        Парень в серой толстовке. Лицо скрывает тень капюшона, руки  - в карманах. Замечает меня и тут же отворачивается к полке с чипсами. Странный. Нервный. Жители города номер триста двадцать не ведут себя так… взволнованно.
        Вас слишком много, безумные незнакомцы.
        Я радуюсь тяжести электрошокера. Я готова, кем бы ты ни был. А ты?
        Беру семь эклеров. Чтобы добраться до касс, нужно пройти через отдел чипсов. Я втягиваю воздух. У тебя просто паранойя. Услышала? Теперь  - вперед.
        Незнакомец, кажется, тоже затаил дыхание. Он не смотрит на меня, но я чувствую его напряжение. Парень замирает над очередной пачкой чипсов, а заляпанный чем-то темным рукав подрагивает на весу.
        Небо, да это же засохшая кровь!
        Я ускоряюсь. Безумец из прошлого, молю, почини свой глючный портал и прихвати с собой этого типа! Я вам даже пару флешек подарю, только не трогайте меня, а?
        - О’кей, Лори, как лечить паранойю?  - хриплю я, почти доковыляв до кассы.  - Трусиха,  - прибавляю, обращаясь уже к себе.
        - Что делать, если работа небезопасна?  - заводит старую песню робот.
        - Плакать.
        Я кладу эклеры в считывающую коробку. Таких здесь штук сорок, чтобы не было очереди. Рядом  - экран как на остановке. Я подношу к нему запястье. Индикатор окрашивается в оранжевый. Странно. После того как родители пополнили мне карму на пять гигов, я добавила еще шесть. Для уверенности.
        Да, я перенервничала утром, и ярко-зеленый квадратик превратился в салатовый. Но сейчас он приближается к красному.
        У нормальных людей запас так быстро не тратится.
        У нормальных.
        Я не вписываюсь в эту категорию.
        Обдумываю события уходящего дня. Вроде не совершила ничего, за что у меня отняли бы карму. Наоборот, в кабине я уступила место ребенку. За такое прибавляют пару байтов. Немного, но приятно.
        Эклеры не стоят и четверти гига. Электрошокер я купила за тридцать метров.
        Спокойно. Заработки от просмотров немалые. Хватит.
        «На пару недель, если будешь пожирать карму такими темпами»,  - причитает моя внутренняя пессимистка. Или реалистка?
        Сейчас я с ней согласна.
        Я хватаю эклеры и мчусь домой.
        - Элла, угадай, что у меня есть!  - кричу я с порога.
        Мне отвечает тишина.
        - Элла?
        Я мечтаю, чтобы раздался истошный писк звонка. Топот, голоса, что угодно. Лишь бы не гнетущее молчание.
        Оббегаю комнаты  - сестры нет. Да, да, она взрослая и гуляет, когда захочет. Но она всегда предупреждает.
        Я переступаю порог кухни. На столе лежит записка: «Я на Игру. Буду в девять».
        Что за Игра?
        «Давай сходим. Пожалуйста!»
        «Развеешься».
        «Это все от депрессии!»
        Отлично. Увлеченная собственными призрачными страхами, я забыла о нашем утреннем разговоре.
        Прикрыв глаза, я опускаюсь на стул, и он жалобно скрипит под моим весом… Что?
        Я вскакиваю и тянусь к оставленной на столе биомаске.
        Элла вышла на улицу с открытым лицом.
        С открытым. Лицом.
        Я включаю планшет и набираю ее номер. Какие же длинные гудки! Из спальни доносится песня в жанре скримо[5 - Скримо  - музыкальный жанр, появившийся благодаря хардкор-панку и эмо в начале 90-х.], установленная на звонке у сестры.
        Элла обрезала ниточки, оборвала мосты и забаррикадировала дороги. Не оставила мне ни единого шанса.
        Ужас подкрадывается к сердцу, и оно отзывается: стучит, едва не проламывая ребра. Я ощущаю мир до боли пронзительно. Ноги несут меня на улицу.
        Я обязана найти Эллу. Вот что пульсирует в висках. Вот что обжигает мышцы.
        А если… Нет, забудь о плохом, Шейра. Ты не опоздаешь.
        Мелькают дома и дороги. Я прыгаю взглядом с небоскреба на небоскреб. Элла упоминала какую-то стройку. Стройку, на которой должна победить.
        Я застываю посреди центральной улицы. Монотонное движение подхватывает меня. Два шага в секунду.
        Крик не находит выхода и превращается в слезы. Я прижимаю кулак к губам.
        Думай, Шейра, думай!
        Где в городе опаснее всего?
        Ответ до смешного прост.
        Там, где Эллу поджидают сущности.
        Моя сестра отправилась на стройку, где обитают голодные и беспощадные существа. Люди, лишенные кармы.
        Люди, не прощающие ошибок.
        А если Игра заключается в том, чтобы выбраться со стройки не обнуленным, с зеленым индикатором? Если Элла не надела маску специально?
        «Нынче модно по опасным местечкам шляться. Там подростков партиями вывозят. По сто штук. Вот дурные, да? Экстрима им подавай».
        «Экстремалов» обезвреживают люди в белых костюмах и масках. Вчера перед пранком мы это обсуждали. Я помню. И до сих пор стою за черт знает сколько остановок до штаба.
        Я будто просыпаюсь  - расталкиваю прохожих, они ругаются, но это неважно. Два шага в секунду  - слишком медленно, чтобы не умереть.
        Глупая наивная девчонка! Во мне борются раскаленная злость и страх, всепоглощающий страх.
        Как она могла так поступить? Как я могла не прислушаться к ней?
        Я сажусь в кабину на неизвестном мне небоскребе. Еду в тысячный раз, но лишь сейчас понимаю, какой это нерасторопный транспорт. Клянусь себе, что теперь буду ездить на поездах.
        Разбить бы экран управления, растоптать, выкинуть в окно. Если бы в кабине был водитель, а не компьютер, я бы заставила его выставить максимальную скорость.
        Жарко. Струйки пота щекочут шею. Я задыхаюсь и начинаю подвывать. На меня косятся картонки-люди. Царапаю сиденье  - лишь бы отвлечься. Пусть из моего запаса вычтут полметра… Или какой там штраф за мелкое хулиганство?
        Наконец двери открываются. Остановка. Лифт. Долгие пятьдесят две секунды. Мне больше не нравится кататься в стеклянном цилиндре. Я его ненавижу.
        И возненавижу этот город, если он украдет у меня Эллу.
        Шаг. Еще шаг.
        Еще тысячи шагов до того места, где решится судьба сестры.
        Или уже решилась.
        Я несусь мимо домов и заросших садов. Справа маячит штаб. Мне некогда звать Кира. Я впервые пойду на стройку одна.
        Мы были там трижды, изучали поведение сущностей для пранка.
        Эти твари иногда охотятся в городе, поэтому людям запрещено снимать биомаски на улице.
        Я пытаюсь выровнять дыхание, но тело, словно проколотый шарик, сдувается.
        Может, я ошибаюсь и Элла выбрала менее опасное развлечение?
        Вскоре передо мной вырастают заплесневелые стены. Под ногами разбитые кирпичи, у зданий нет крыш  - сплошные серые лабиринты. На дорогах желтеет засохшая трава. Тихо. Здесь всегда тихо.
        Они любят молчать, когда нащупывают уязвимые места своих жертв.
        Я скольжу пальцами по лбу. Биомаска скрывает лицо. Они не увидят главного  - глаз.
        Я мягко ступаю по заросшей тропе. Между сухими стеблями-иголками похрустывают камни. Колени пружинят. Я готова убежать в любой момент.
        Или сделать так, чтобы убежали они.
        Я отошла от штаба метров на четыреста. Этого мало. Нужно пробраться в сердце их логова  - на арену разрушенного цирка.
        Раз в неделю Утешители обыскивают стройку. Как по мне, редко.
        Стены расступаются. Поздравляю, Шейра, ты прошла первый этап Игры. Правда, нечестно  - с маской.
        Трава и кусты обступают черный круг арены. Лет пятьдесят назад она была красной и сюда приходили дети, чтобы поглазеть на львов и смешных людей.
        Что теперь?
        Сюда приходят такие же дети. Приходят и отдают свои жизни сущностям  - непонятно во имя чего.
        Хруст.
        Им надоело молчать. Они пришли за мной.
        Я осматриваюсь: Эллы нигде не видно. Тварей тоже  - прячутся. Готовятся к нападению.
        - Шейра!  - раздается за спиной до дрожи знакомый голос. Я рада, я безумно рада его слышать.
        Я оборачиваюсь и молю небеса, чтобы волосы сестренки не оказались седыми. Чтобы ее море плескалось, а не спало подо льдом.
        Вот ты где, Элла. Моя родная Элла.
        - Зачем?  - слетает с моих губ. Я едва сдерживаю слезы.  - Вот…  - Испуганная до чертиков, я забыла маску сестры дома, поэтому делюсь своей.  - Тебе нужнее.
        Но Элла не спешит становиться безликой.
        Мне неуютно, будто с меня сняли одежду, а затем привязали к столбу на центральной улице.
        - Успокойся,  - качает головой Элла.  - Игра не окончена.
        Границы моего терпения постепенно стираются.
        - Что не так?
        - Игра заключается в том, чтобы добраться до арены и не обнулиться. Я последняя.
        - Тогда где остальные?
        - Вот.
        Из-за стен появляются десятки седых подростков с белыми зрачками и гематомами. Маленькие, худые, но больше не добрые и не наивные. Больше не дети.
        Мне хочется кричать, срывать голос, чтобы добраться до их сердец. Я уверена: чувства тех, чьи волосы больше не будут ни русыми, ни черными, еще теплятся в этих телах.
        И, возможно, они позволят нам уйти. Совершат последний добрый поступок, прежде чем перемолоть себя в мясорубке голода.
        - Пожалуйста…  - шепчу я.
        В городе, на улицах, дежурят Утешители. Появляется сущность  - ее увозят в третий блок. Туда, где она никого не «съест». Только это бессмысленно. Обнуленные все равно сбегают.
        Но кому нужна стройка? Люди в здравом уме сюда не суются. Кроме тех, для кого адреналин дороже жизни. Кроме тех, кто готов заплатить кармой за проигрыш в Игре.
        На фонарном столбе, у арены, краснеет кнопка. Она подает сигнал Утешителям.
        Если не нажму  - они приедут через неделю.
        Нас с Эллой найдут в понедельник, как раз тогда, когда мы, новые монстры, уже сойдем с ума от голода и забудем, что такое жалость.
        Я плавно приближаюсь к столбу. Сущности следят за каждым моим движением.
        - Надень маску,  - умоляю я сестру и замираю от ужаса.
        Элла отдает ее бывшим друзьям, а сама растет, худеет, бледнеет. Лицо теряет форму лишь на миг, затем  - становится овальным. Чужим.
        Волосы седеют. Зрачки покрываются белым налетом.
        Передо мной не моя сестра. Я отдала биомаску сущности и добровольно согласилась обнулиться.
        Дура.
        Я знаю, как эти твари умеют обезоруживать. Как притворяются, копируют голос и внешность. И все равно попалась.
        - Шейра, я здесь!  - Ко мне бежит еще одна Элла.
        Настоящая ли? Истерические всхлипы, трясущиеся пальцы, шрам на мизинце  - в пять лет ей на руку упала железная игрушка-птичка… Она. Она!
        Сущности скалятся. Ликуют. У них две жертвы. Первые жертвы, у которых они украдут здоровье.
        Сестра жмется ко мне. Я прикрываю ее собой. Пара шагов до столба  - и мы спасены. Утешители приедут быстро, вот только дождемся ли мы?
        Над стройкой тянется едва заметная дорога. Одна. Странно не видеть паутины маршрутов.
        - Давай я их отвлеку,  - предлагает Элла.
        - Не высовывайся.
        - Это я виновата.  - Голос дрожит. Она плачет.
        - Не спорю,  - мрачно хмыкаю я.  - Приготовься.
        Я нажимаю на кнопку. Арена тонет в тишине. Внезапно «недети» кидаются на Эллу. Я не успеваю ее защитить. Сущности выстраиваются в полукруг и шипят. Девчонка, одурачившая меня, подбегает к моей сестре. Из глаз этой твари к глазам Эллы тянутся нити.
        Она ее ест.
        Ко мне ковыляют две сущности.
        Я вспоминаю об электрошокере  - он слабый, но этого достаточно, чтобы их отпугнуть,  - и хватаю за кисть девочку лет одиннадцати. Раз за разом умираю, причиняя боль ребенку. У сущностей от малейшего удара током на теле возникают гематомы, но у меня нет выбора.
        Первая девочка испуганно отпрыгивает. Затем вторая. Спазмы в желудке не дают мне покоя  - ужин просится на свободу. Я со всех ног несусь к маске. Сущности бросили ее неподалеку от арены. Успею.
        Десять шагов в секунду. Вот, что мне нужно!
        Я прыгаю и растягиваюсь на земле. За мной идут. Захлебываясь в песке и пыли, я продолжаю ползти к маске.
        Пальцы касаются шершавого мягкого материала. Я отчаянно сжимаю наше спасение и поднимаюсь. Я вновь безлика. Вновь в одежде. И больше не боюсь маленьких монстров.
        Элла не кричит. Ниточки с каждым мгновением тоньше, а ее лицо  - бледнее. Сестра не шевелится  - не может. Когда из тебя выкачивают столько кармы, мышцы становятся деревянными.
        - Отпустите ее!  - визжу я и бросаюсь к Элле.
        На тросе появляется черная кабина. Крепление удлиняется и опускает ее к нам.
        Я рада. Счастлива.
        И мчусь к Элле, но кто-то бьет меня по голове. Я падаю. Хватаюсь за края реальности, только бы не выпустить из виду сестру. Сейчас я ничем не смогу ей помочь, но должна видеть. Я не потеряю сознание и не брошу ее одну наедине с этими тварями.
        Утешителям остается совсем чуть-чуть, когда локоны Эллы начинают седеть  - волосок за волоском, быстро, нестерпимо быстро.
        Я воплю, надрываюсь, но ползу к ней.
        А она как ни в чем не бывало смотрит на сущность, нагло выкачивающую из нее последние капли жизни. Методично и беспощадно. Для седой девчонки это  - способ утолить голод на пару часов, а для моей сестры  - конечная станция под названием «необратимость».
        - Элла!  - Я цепляюсь за ее лодыжку. Встать не получается. Мир танцует, а я не попадаю в ритм.  - Пожалуйста, опомнись! Умоляю!
        Элла ничего не замечает. В ней бурлит сомнение, но кокон слишком плотен, чтобы она смогла пробить его и разорвать связь между собой и сущностью. У моей любимой сестренки  - седые локоны.
        Они тебе не идут, Элла.
        Из кабины выпрыгивают две безликие женщины в светлых костюмах  - рубашках и брюках. Они безупречны. Идеальны. Одинаковы. Стройные фигуры, длинные ноги, сильные мышцы.
        Движения Утешительниц резки и четки. Без лишней суеты они оглушают сущностей. По очереди, одну за другой, словно щелкают орехи, без жалости и сожаления. Они понимают, что перед ними не дети, и работают.
        Маленьких монстров ждут палаты в третьем блоке. Им там даже понравится.
        Головы Утешительниц пропитаны информацией о болевых точках, а сердца тверды. Со временем привыкаешь к сломанным судьбам. Вырабатывается иммунитет. Эти женщины разучились жалеть. И я не знаю, завидовать им или сочувствовать.
        Сущности не сопротивляются  - вялые удары не в счет. Они истощены и поэтому слабее людей. Без кармы так будет всегда, а восполнить ее после черного порога невозможно.
        Не проходит и минуты, как Утешительницы побеждают. Седые дети без сознания. Теперь они не выглядят угрожающе. Они снова маленькие и наивные.
        Связь между сущностью и Эллой тает, и сестра хрипло втягивает воздух. Я до сих пор сжимаю ее лодыжку.
        - Все позади,  - шепчу я.  - Все позади…
        Женщины смотрят на Эллу.
        - Она не переступила черный порог,  - убеждаю я сама себя.  - Не успела.
        Поднимаю голову, чтобы обрадоваться светлым кудрям, и сердце тонет в море ужаса. Моя сестренка опускает глаза. Белые глаза.
        - Прости меня, Шейра. Мне… жаль. Не проболтайся родителям, хорошо?
        Она будто не понимает. Будто не ощущает, что пересекла черту.
        - Вставай, родная.  - Она подает мне руку, но я пячусь.
        Нет, это ложь. Я сплю.
        Давай, Шейра, просыпайся. Просыпайся!
        - Почему так светло?  - хмурится Элла, поворачиваясь к Утешительницам.
        О, сестренка, теперь ты всегда будешь видеть слишком ярко, слишком пронзительно. Чтобы не давать шансов жертве. Чтобы ни на миг не забывать, в кого превратилась. Ты наказана, как наказывают серийных убийц и маньяков. За что? За то, что проиграла.
        - Мы ее забираем,  - цедит одна из Утешительниц, а затем обращается к Элле:  - Надеюсь, тебя не надо обрабатывать, как этих?
        - Почему…  - Сестра закусывает губу.  - Почему так тошнит? И кружится все. Холодно. Мне… Мне плохо…
        - Пойдем.  - Женщина увлекает ее в кабину.
        Вторая Утешительница переносит в салон безжизненных детей.
        - Нет! Не надо!  - воплю я. Сердце-молот стучит в каждой клеточке тела. Откуда-то появляется немного силы, и я трачу ее на то, чтобы вскочить.  - Пожалуйста! Элла! ЭЛЛА!
        - Я сущность?  - одними губами спрашивает сестренка. Она спокойна, но мне ли не знать, что за тонкой корочкой льда  - отчаянное пламя.  - Шейра, не говори им. Хотя бы сейчас, пока они в командировке.
        Элла переступает порог кабины.
        - Да послушайте вы меня!  - Я цепляюсь за плечо Утешительницы, поднимающей чумазого мальчишку.  - Она не виновата! Она не хотела, чтобы так произошло!
        - А они хотели?
        - Нет,  - хриплю я.  - Разве это честно?
        - Понедельник и пятница  - дни открытых дверей. Блок номер три, отделение невиновных.
        - Так нельзя! Нельзя! Отпустите ее!  - Я пытаюсь ее ударить, но она перехватывает мой кулак.
        - Вы тоже поедете с нами. Мы довезем вас до первой безопасной остановки.
        Лицо Эллы не выражает ни грусти, ни страха, ни сожаления. Неужели она сдалась? Неужели смирилась с тем, что ее заберут? Неужели не поняла, что это… навсегда? На всю жизнь.
        Я задыхаюсь. В голове ни одного убедительного довода.
        Я  - марионетка. Снова.
        Что я скажу родителям? Как буду оправдываться перед собой? Мою сестру лишили жизни, счастливой и здоровой, а я не нашла в себе сил победить сущностей.
        Я ненавижу себя дважды. За Ника и за… Эллу.
        Из раздумий меня вытягивает писк. Он разносится по венам, превращается в хор. Индикатор краснеет, моргает, плавится.
        Стук-стук. Стук-стук.
        А дальше  - тишина. Я ослепла, оглохла, заблудилась во мраке. Но мне все равно. Я вдвойне заслуживаю кошмары. Заслуживаю обнуление. Заслуживаю.

        Глава 4

        Что-то мягкое и теплое обволакивает тело. Мне приятно слышать тихие разговоры и шаги. Но…
        Почему так болит голова?
        В нее будто налили кипящей воды и встряхнули.
        Я распахиваю веки и вижу белый потолок. Ярко, до чего же ярко.
        Колышутся занавески, открыто окно, сквозняк хлещет меня по высунутой из-под одеяла лодыжке.
        Что со мной случилось?
        Силюсь вспомнить  - не получается. Я в больнице. Почему? Как я здесь оказалась?
        Я закатываю рукав кофты. На запястье зеленеет индикатор. Значит, дело не в нем.
        Пытаюсь подняться  - затылок тянет к подушке, невидимая сила вжимает меня в постель, и я не смею сопротивляться.
        Набрать Кира? Или родителей? Но они в командировке, им лучше позвонить вечеро…
        Стоп.
        Элла. Сестренка.
        Словно внезапно налетевшая темная буря, в мой рай врываются воспоминания. Спокойствие гаснет, словно вывеска магазина с рассветом.
        Десятки седых макушек. Десятки мутных пар глаз без жалости и сожаления.
        Я не спасла Эллу. Я отдала ее не Утешительницам  - двум роботам в человеческом обличье. А ведь она не опасна.
        Я встаю и понимаю, что кровать слишком высокая. Или мне чудится?
        Соберись, Шейра.
        И беги, беги, беги… Быстро. Чтобы забыть, чего заслуживаешь дважды.
        Ноги совсем меня не держат, и я вынуждена опереться на кровать. Кипяток в голове превращается в раскаленный пар, я  - в беззащитный комок слабости.
        Громко выдыхаю и чертыхаюсь. Тело не слушается. Я падаю. Холодный пол пропитан запахом хлорки.
        Я багровею от стыда: за мной наблюдает Утешитель  - мужчина лет сорока с бородой, заплетенной в косичку.
        - Куда вы собрались, Шейра?  - Он поднимает меня и укладывает в кровать.
        - Мне… пора.
        Утешитель садится рядом.
        - Пойдете. Когда подлечитесь.
        - Что произошло?
        - Вы почти обнулились.
        - Как мне вас называть?
        - Джон.
        - Почему, Джон? Ведь я была в маске.  - При упоминании о недавних событиях болезненно сводит скулы.
        Он задумчиво чешет бороду.
        - У вас планемия. Понимаете меня?
        В детстве я слышала от родителей нечто подобное. А сейчас сжимаю кулаки и стискиваю зубы так, что вот-вот их сломаю.
        - Вам нужно успокоительное.
        - Нет, пожалуйста!  - прошу я странным высоким голосом. Слова мне не принадлежат.
        Не я контролирую тело  - оно контролирует меня. Я ищу, за что бы ухватиться, и не нахожу. Руки и ноги танцуют в собственном ритме и тянут, тянут меня в пропасть.
        Когда бешеная карусель разгоняется до отметки «потеря сознания», в вену вливается спасительная жидкость. Я расслабляюсь.
        - Умница.  - Утешитель выкидывает шприц в урну.
        На тумбочке возле кровати загорается планшет. Джон читает.
        - Не томите,  - прошу я.
        - Ваша карма не задерживается в организме.  - Он смотрит на меня с сочувствием.  - Сколько бы вы ни пополнялись, сколько бы благородных поступков ни совершали, она будет иссякать. Я подсоединился к вашему индикатору.  - Утешитель показывает на планшет.  - Вы больны с детства? Вас уже лечили?
        - Да,  - выдавливаю я.  - В девять.
        Но я ничего не знаю о том, что это за болезнь. Родители решили не предупреждать, что изо дня в день я балансирую на острие ножа. Наверное, именно об этом «рецидиве» шла речь в последнюю нашу встречу.
        - И пятнадцать лет все было нормально?  - удивляется Джон.  - Такое случается из-за стрессов. А вы как раз пережи…  - Он замолкает, видя, как я тереблю простыню.  - Извините.
        - Нет, продолжайте. Что с моей сестрой?
        - Она в третьем блоке. Не волнуйтесь, там о ней позаботятся.
        Я горько фыркаю.
        - Вы в своем уме? Она будет жить среди убийц, а вы меня успокаиваете?
        - У невиновных свое отделение. Там порядки помягче. Звоните ей.
        - Отлично!  - Я хлопаю в ладоши.  - О другой судьбе для Эллы и мечтать нельзя!
        - Уймитесь!  - рявкает Джон.  - Вашей сестре я не помогу. Зато вам  - попытаюсь. Не мешайте мне работать.
        Он прав. Я ощущаю это каждой клеточкой тела, но бессильная ярость отравляет сердце. Сестра в беде, а я слушаю бредни Утешителя, который не пережил и сотой доли того, что пережила я.
        Щеки наливаются предательской теплотой.
        - Что мне делать?  - по-детски наивно спрашиваю я.
        - Мы понаблюдаем за вами дня три. Проследим, с какой скоростью будет иссякать карма. Есть вероятность, что проблема уйдет. Но…
        - …Я могу обнулиться?  - Мне не страшно. Я даже получаю удовольствие от таких мыслей.
        - Именно. Убедимся, что этого не произойдет, и выпишем.  - Джон поднимается.  - Скоро завтрак. Вы проспали целую ночь. Индикаторная батарея на нуле. Поверните запястье к солнцу, зарядитесь. Или вам понравилось терять сознание?
        - Не смешно,  - бросаю я, но послушно закатываю рукав и тянусь к ярким утренним лучам. Сегодня на удивление тепло. Даже сквозняк не сеет по коже ледяные мурашки.
        - Я во втором блоке?
        - Да. Реабилитация для людей.
        …а не сущностей.
        Как жаль.
        - Можно воспользоваться планшетом?  - Я уточняю скорее из вежливости. «Техника во всех блоках  - бесплатная»,  - вещает Семерка с экранов Сети.
        - Конечно,  - говорит Джон и скрывается в коридоре.
        Я тянусь к планшету. Пальцы не трясутся, и, кажется, у меня получилось бы встать, но эксперименты  - потом.
        Я захожу в Сеть. Ищу информацию о третьем блоке. Копирую контакты и набираю номер.
        - Отделение невиновных. Чем могу помочь?  - раздается высокий женский голос.
        Я тереблю волосы.
        - Мне нужна Элла Бейкер.
        Молчание.
        - Вы меня слышите?  - шепчу я.
        - Хм… Пациентка не хочет ни с кем разговаривать. Прошу прощения.
        - Почему?
        - Такое бывает с молодыми сущностями. Дайте ей время прийти в себя.
        Прийти в себя.
        Эта женщина не понимает, о чем просит.
        Я отключаюсь. Ввожу номер, выученный еще в первом классе. Ответь, Кир. Преврати все в шутку…
        Хоть это и невозможно.
        Спустя сотни ударов сердца на экране появляется друг.
        - Сова, ты где пропадаешь?  - ворчит он вместо приветствия.  - Я вообще-то жду.
        - Странно. Я думала, с новой подружкой тебе некогда скучать.
        - А чего это ты в больничной одежде?  - С подозрением щурится он.  - Случилось что?
        Я до боли закусываю губу.
        Просто успокойся. Просто объясни.
        Просто уничтожь себя.
        Из горьких мыслей меня вытягивает недовольный голос Кира:
        - Сова? Ты там жива?
        Нет. Я умерла еще вчера.
        - Все хорошо,  - глупо улыбаюсь я.  - Тут такое случилось…
        - Не пугай меня.
        - Элла сбежала на стройку,  - начинаю я.
        С каждым словом Кир мрачнеет, а я исчезаю, разбираю себя по косточкам и все отчаяннее борюсь с желанием разрыдаться.
        - Ты это. Держись там. Я приеду. Лады?
        Мы прощаемся. Я вздыхаю и опускаю ступни на ледяной пол. Рядом валяются тапочки, но мне нужен холод. Чтобы очнуться. Чтобы вернуться в реальность.
        Я поднимаюсь.
        Мышцы бетонной тяжестью тянут меня ко дну. Я хватаюсь за тумбочку, а голова продолжает кипеть. Мне бы нырнуть в жидкий азот и не всплывать.
        В коридоре много людей: Утешителей и таких, как я. Потерянных, слабых до тошноты.
        Через пять дверей ядовито-белым светится вывеска столовой. Я не голодна, но сидеть в одиночестве не могу. Громкие голоса мешают думать. И пусть.
        Здесь люди живее, чем на улицах. Они не в масках. Они  - не картонки.
        Все кружится. Я замираю у входа. Боюсь смотреть на индикатор. Какой он? Красный? Оранжевый? Зеленый?
        Делаю шаг. Очередь к драгоценным пакетам с белой кашей тянется от самых дверей. Я становлюсь в конец и едва сдерживаю вскрик  - там та, чьи глаза до боли похожи на глаза Ника. Только эти  - в сто раз холоднее и жестче. В них нет ни капли наивности. Она, как и раньше, носит каре и красит волосы в русый цвет. Как и раньше, ненавидит меня. Ничего не меняется.
        И не поменяется. Никогда.
        Альба.
        Она тоже в белой пижаме. Опирается на стену и дрожит. Бежать поздно: мы слишком близко.
        - З… Здравствуй,  - заикаюсь я.
        - И ты здесь,  - горько фыркает она.  - Почему-то я не удивлена.
        - Карма?
        - Да.
        Мы разговариваем как подруги. Для остальных наши фразы  - вежливость, для меня  - напоминание о том дне. Во всем: в движениях, во взгляде, в интонации  - обвинение. Это забавляет Альбу. Ей нравится играть с моей слабостью.
        - Сколько лет,  - натянуто улыбается она.  - Как жизнь, Шейра?
        - Обычно.
        Проклинай меня. Мечтай о моей смерти. Тогда я не буду чувствовать себя так паршиво.
        Пакеты раздают быстро. За минуту очередь доходит до нас. Мы подносим индикаторы к считывающему экрану. Вспыхивают наши имена. Пышная женщина в фартуке протягивает еду и желает приятного аппетита. Мы берем посуду.
        - Я завтракаю в том углу.  - Альба кивает на столик у окна.  - Составишь мне компанию?
        Эта девчонка, с которой мы столько лет избегали встреч, хочет пообщаться. Хочет посмотреть, как я буду ковырять кашу, не в силах съесть ни грамма. Хочет насладиться моей недосмертью.
        - Ладно,  - вздыхаю я.
        Мы усаживаемся друг напротив друга. Альба бодро разрывает пакет. Ее тарелка пустеет с неимоверной скоростью.
        А я видеть не могу еду.
        - Что, плохо?  - Она наклоняется ко мне.  - Три дня назад я была хуже, чем ты сейчас.
        - У тебя тоже рецидив?
        - Да.
        Я пытаюсь понять, что прячется за доброжелательностью,  - безрезультатно.
        - Сейчас лучше. Надеюсь, пройдет. Хотя… Вдруг это только начало?  - В ее голосе дребезжит паника.
        Она напугана и жалуется той, кого ненавидит больше всех на свете.
        - Почему?  - щурюсь я.
        - О чем ты?
        - Почему мы за одним столиком? Зачем я тебе?
        Она смеется. Ей тяжело говорить об этом. Так же, как и мне.
        - Меня до сих пор бесит твоя прямолинейность, Шейра.
        - И все же.
        Прости, Альба, но ты не уйдешь от ответа.
        Она стареет лет на двадцать. Улыбка меркнет.
        - Мне кажется… Шейра, нам пора заканчивать молчаливую войну. Произошел несчастный случай.
        - Как будто твои слова что-то изменят,  - бросаю я холодно.
        - Но ведь ты веришь, что он жив. Веришь же?
        Да, да, он жив. Конечно, жив.
        - Он бы дал о себе знать.
        Я больше не притворяюсь, что ем. Вилка выскальзывает из пальцев.
        - Зачем ты так, Шейра?..
        Почему она общается со мной как с другом? Она не имеет права рыться в прошлом, ни на секунду не покидающем меня.
        Не имеет права подбираться к запретной двери.
        - Ты сошла с ума, Альба.
        - Послушай.  - Она поднимает руки.  - Я вела себя глупо. Тела Ника нет. Утешители сказали, что травма вызвала необратимые процессы в организме. Его изолировали, потому что он стал опасен. Потому что стал… сущностью. Я не верила. Мы ведь даже не знали, где он. Но вдруг это правда?
        Еще десять лет назад здоровым людям не разрешалось общаться с сущностями. Ради их же безопасности. Но потом закон отменили  - слишком много невиновных начало седеть, и у этих невиновных были близкие и родные.
        - Тогда почему Ник не позвонит? Почему?  - напираю я. Откуда во мне столько жестокости?..
        - Он думает, что я не верю.
        Я впервые вижу ее такой старой. Бледная кожа, тысячи морщин и пустые глаза. От девятилетней девочки, с которой я играла днями напролет, не осталось и следа.
        - Наивность убьет тебя,  - шиплю я, вскакивая.
        Сидеть рядом с Альбой невыносимо. Особенно сейчас, когда она простила меня.
        Когда я ненавижу себя дважды.
        Я, не оглядываясь, мчусь в уборную. Ряды душевых кабинок, точно зубы, выстроились вдоль стен. Я встаю под душ и поворачиваю кран. Ледяная вода впивается в кожу. Брызги мочат пижаму, висящую на двери, но я не уменьшаю напор в надежде смыть наш с Альбой разговор. Рьяно тру плечи, ноги, живот. Захлебываюсь. Кашляю. Слепну от слез.
        На обратном пути проверяю индикатор  - тускло-зеленый. Может, все налаживается?
        В палате меня ждет Кир. Он развалился на кровати в обнимку с большой походной сумкой.
        - Принес вещи. Зубную щетку, расческу…
        - Спасибо,  - выдыхаю я.
        Мы молчим. Долго-долго. Кир не достает меня вопросами  - лишь сочувствует опущенными глазами и слабыми кивками.
        - Мы навестим Эллу. Обязательно,  - произносит он, понимая, что я уже не разрыдаюсь от одного его слова.  - Когда тебя выписывают?
        - Я здесь не задержусь.
        - Завтра квест, не забыла?
        Квест?
        Кир будто отдал мне ключ от комнаты с воспоминаниями. Как же давно я не думала о господине с черным пальцем!
        - Вдруг он поможет Элле? Все-таки в письме шла речь о третьем блоке.
        И о том, что мне это выгодно. Оскар намекал на мою болезнь. На мое стремительное обнуление.
        - Я пойду на квест.
        - Вряд ли тебя выпишут так быстро.
        - И что?
        - Сова, ты… Короче, можешь на меня положиться.
        - Мы вроде не снимаем мыльную оперу,  - усмехаюсь я.
        Спустя час Кир уходит, а я отправляюсь на процедуры. Измерение кармы, обследование организма, лекарства… я выдерживаю с трудом, а когда возвращаюсь в палату, сразу засыпаю. Все равно, что уже обед. Мне по-прежнему противна белая каша. По-прежнему противна мысль встретить Альбу.

* * *

        Сегодня мне впервые за долгое время не снились кошмары.
        Я чувствую на себе пристальный взгляд. На кровати сидит Джон.
        - Поешьте,  - командует он и вертит в руках планшет.  - Или вы хотите, чтобы мы вас лечили и от анорексии?
        В столовой я делаю вид, что не замечаю Альбу. Во мне вновь просыпается злость.
        Не прощай меня. Иначе я умру.
        Сдерживая рвотные позывы, я запихиваю в себя кашу.
        Но что, если Ник жив? Что, если я гнию… напрасно?
        Я отодвигаю тарелку и выбегаю из столовой. Утешители не обращают внимания на нас, бледных и дрожащих. Я теряюсь в потоке больных и ищу то, что поможет мне убить надежду.
        Моя палата, бесконечные лабиринты, вывески, планы здания  - все искажается и искажает гостей. Мы в кривом зеркале. Нам не выбраться. Мы в параллельном мире с идеальными лампами, просвечивающими людей насквозь.
        Надпись «Архив» я замечаю издалека. Сердце пропускает удар, будто собираясь сломать пару ребер.
        Вот где хранятся истории болезней.
        Толпа вдавливает меня туда, где убивают надежду. За столом работает незнакомый Утешитель, вдоль стен тянутся серверы и планшеты.
        - Здравствуйте.
        - Чего тебе?  - Он осматривает меня с головы до ног.
        - Вас Джон зовет.
        - На кой черт?  - недовольно бухтит мужчина.  - Что за напасть! Золотце, ты это… Побудь здесь, лады? Замок барахлит… Если не откроется, Джон с меня семь шкур снимет. А технари как назло только завтра притащатся.
        - Без проблем.
        Утешитель уходит, а я бросаюсь к планшету. Ввожу в поисковик запрос на Ника Реймана. На экране появляются песочные часы. Я жду. Задыхаюсь, умираю от страха, но жду. Бойкие удары сердца отдаются в ушах.
        Скоро я узнаю, что действительно совершила пятнадцать лет назад. И заслуживаю ли прощения.
        На экране появляются строчки. Быстро, резко, безжалостно. Словно шприцы, они выкачивают из меня остатки жизни. Я читаю вслух: «Ник Рейман. Больной номер тысяча восемьдесят один. Планемия. В пять лет в результате травмы шейных позвонков переступил черный порог. Документы переведены в отдел сущностей. Запросить данные из третьего блока?»
        Я нажимаю «Да».
        Новая информация. На этот раз я не читаю все: взгляд впивается в последнее предложение  - короткое, сухое, жестокое.
        Произнеси его вслух, Шейра Бейкер, чтобы наивная девчонка в тебе наконец сдохла.
        - Умер в четырнадцать лет,  - говорю я.
        - Умер в четырнадцать лет,  - говорит Альба за моей спиной.

        Глава 5

        Я сворачиваюсь клубочком и зажмуриваюсь. Перед глазами  - лицо Альбы.
        Лучше бы я ослепла, увидев ее. Лучше бы оглохла, услышав ее крик. Лучше бы обнулилась и не узнала бы правду.
        Эта дурочка проследила за мной. Как же бесшумно она подошла!
        Ее новая маска сочувствия сменилась отвращением, ставшим за пятнадцать лет привычкой.
        Вернулся Утешитель.
        Мы разошлись по палатам молча, будто чужие. Будто. Я бы с радостью забыла о ней, но мы привязаны к концам одной нити. Ник  - вот кто не позволит нам существовать раздельно.
        На тумбочке пищит планшет. Не вышла из своей учетной записи, растяпа…
        Я нехотя тянусь к мигающему экрану. Звонят родители. Лицо Альбы заслоняют липкие ладони ужаса. Что я скажу им? Как объясню случившееся?
        Они не обрадуются, поняв, что я во втором блоке, и все же я принимаю вызов.
        - Простите, Сеть плохая, не поговорим с камерой.
        - Ничего, доченька,  - весело отвечает мама.  - Как вы там?
        Я впиваюсь ногтями в голени.
        - Нормально…
        Не верь мне. Ты не представляешь, насколько все изменилось.
        - А Эллочка? Слушается тебя?
        Если бы она меня слушалась.
        - Да, да, мам.
        - Позовешь ее? Мы соскучились.
        - Нет!  - восклицаю я слишком громко для банального «все хорошо».  - Она в ванной. И… Мне тоже пора. Кир пришел в гости!
        Я отключаюсь.
        Радуйся, Элла. Твоя просьба выполнена. Родители живут в счастливом мире и не замечают, что меня в нем уже нет.
        Я бы вернулась. Окунулась бы в серость, забыла бы белые зрачки. Если б не умерла вчера.
        Мне не спится. Но теперь я мечтаю провалиться в кошмар.

* * *

        Барабанит дождь. Я радуюсь, что вечером закрыла окно. Сверкают молнии, испытывая мое зрение, грохочет гром, проверяя мой слух.
        Да, я по-прежнему вижу и слышу. По-прежнему жива.
        Я потягиваюсь и встаю.
        Душ, завтрак, процедуры  - от монотонности кружится голова. Со вчерашнего дня цвет индикатора не изменился. Это хорошо: значит, во время квеста мне не придется экономить каждый метр.
        Игра начнется в двенадцать. Меньше чем через час.
        Я переодеваюсь в кофту и бриджи, принесенные Киром, подхватываю сумку с вещами и иду к Джону.
        - Выпишите меня.
        Утешитель откидывается на спинку стула.
        - Ваша карма не восстановилась. Да, ночь прошла спокойно, но это не значит…
        - Выпишите меня,  - повторяю я холодно.
        Он не поймет, что мне некогда болеть. Не поймет, что я обязана попытаться помочь Элле.
        - Уверены?
        Я киваю. Утешитель протягивает мне документы, и я расписываюсь в том, что несу полную ответственность за свое здоровье.
        Свободная и вновь безликая, я выхожу под дождь.
        Серые стены двадцатиэтажной коробки потемнели от влаги и давят, давят мрачными тенями, словно хотят опустить меня на колени. Я ежусь, но через секунду выпрямляю спину. До боли.
        Больничный блок примыкает к металлической ограде. За ней  - другие мегаполисы, другие люди. А еще  - реабилитация для сущностей и Элла.
        Одинокая дорога разделяет небо на две части и ведет за пределы города, навстречу северу и холодам. Ради тех, кто не боится иной жизни.
        Природа в ярости, а у меня нет зонтика.
        Еду поездом. В висках до сих пор пульсирует страх не успеть. На минуту забегаю в штаб и оставляю вещи.
        - Удачи, Сова!  - кричит Кир, дожевывая сухари.
        - Ох, она мне сегодня пригодится. Спасибо!  - отвечаю я уже с улицы.
        Дождь заканчивается, но ледяной ветер все еще проверяет деревья на прочность. Расчесывает их, заплетает ветви в косички.
        Я вновь слушаю мерное пыхтение поезда.
        В южной части города, вдали от небоскребов и вычищенных до блеска заводов, темнеет четырехэтажное здание, которое не подходит нашему городу. Серое, низкое, ободранное, оно напоминает о жизни до. Будто через тот глючный портал выкинуло и его.
        Заглянуть бы за ширму тридцати пяти лет. Что было там, в две тысячи сотом году?
        Рядом с домом Оскара  - амбар, по размерам не уступающий моей квартире. Чуть южнее  - трасса и поля. Интересно, кроме гостя из прошлого здесь кто-нибудь гоняет?
        На крыльце топчется парень в черной рубашке и джинсах.
        - Что, красотка, и ты сюда?
        Держу пари: за биомаской скрывается смазливая улыбка.
        - Сомневаюсь, что мы по одному и тому же делу,  - хмыкаю я.
        Незнакомец трясет головой, избавляясь от кудрявой мокрой челки. Он тоже без зонтика.
        - Можешь не смотреть на дверь. Я звонил  - никого. Закрыто.
        - Уже догадалась,  - фыркаю я, облокачиваясь на перила.
        - Ты рано.  - Он наклоняется ко мне.  - Десять минут до начала.
        - До начала чего?
        - Ты знаешь, о чем я.  - Видя, что я не настроена шутить, парень щелкает пальцами:  - Хорошо. Я попробую рассказать о тебе.
        - Иди ты…
        - Тебя зовут Лора. Ты пришла, чтобы убить время и повеселиться. Работаешь продавщицей пирожных, но сидишь на диете. Вечерами играешь со своей кошкой Алисой и засыпаешь под боевики. Так-так-так… Ага.  - Он воодушевленно чешет затылок.  - Еще занимаешься йогой. С парнями вроде меня ты не общаешься, потому что мы, болваны, тебя не достойны.
        - Поздравляю, ты кое-что угадал.
        - Что же?
        - Ты  - болван.
        Выскочка поднимает руки.
        - Понял. Красотка не в настроении.
        - Это мое лучшее из настроений,  - огрызаюсь я.
        Он не успевает ответить: приоткрывается дверь. Из темноты выглядывает безликий лысый парень.
        - Приветствую.
        Мы входим в огромный зал. Свет просачивается через щели и окна, касается кирпичей, столов, неработающих серверов и стопок бумаг. Пыль, словно мука, давит на шкафы и диваны. Впору замешивать тесто.
        Скорее всего, когда-то здесь был офис.
        Мы снимаем маски.
        В дальнем углу мерцает экран планшета: Оскар с кем-то разговаривает.
        - Да, у нас нет электричества!
        - Причина?  - гремит из динамиков равнодушный голос.
        - Причина, причина…  - Гость из прошлого косится на лысого парнишку, плюхнувшегося в офисное кресло.  - Матвей, общайся с ними сам!
        Бедняга едва успевает словить планшет.
        - Балбес,  - ворчит Оскар. Даже в доме он носит плащ. Неудивительно: здесь промозгло и грязно.  - Добрый день. Вы, наверное, звонили? Простите, у нас проблемы со светом. Ну, сами видите. Еще три человека  - и начина…
        - …Поставил на зарядку! Он не должен был столько «съесть»!  - тараторит Матвей, но, почувствовав наши взгляды, затихает.  - Приезжайте быстрее.
        Голубоватый свет экрана меркнет.
        - Может, вы объясните, почему мы здесь?  - не выдерживаю я.
        - Да-да, было бы неплохо,  - соглашается выскочка.
        Комок тревоги бьется о ребра.
        Успокойся, Шейра. Не понравится  - уйдешь. Если отпустят…
        - После квеста. Необходимую информацию я прислал письмом. Вас это заинтересовало, поэтому вы пришли. Я прав?  - Оскар садится на диван и закидывает ногу на ногу.
        - Я бы отказалась, но…
        - Обстоятельства изменились?
        Шею сжимают тиски горечи.
        - Да. Вам что-то известно?
        - Он у нас за пророка работает,  - хохочет Матвей.
        - А ты за кого?
        - За местного экспериментатора.
        - Местного разрушителя,  - качает головой гость из прошлого.
        - Почему вы напали? Вы считаете, что после такого я вам поверю?
        - Во-первых…  - Он пристально смотрит на меня.  - Я не нападал. Ты замахнулась, и я был вынужден защищаться. Во-вторых, я не тянул тебя сюда насильно. Если бы ты дала мне нормально объяснить, не было бы этого.  - Оскар показывает синие пальцы.
        - Зачем пугали?  - Я пристыженно закусываю губу.
        - Тебя никто не пугал, солнышко. Я пытался поговорить.
        Все-таки паранойя. Поздравляю, Шейра.
        - Большой у вас домик,  - замечает выскочка, расхаживая по залу.
        - Здесь не мешало бы прибраться, но Оскару чихать на все, кроме своей идеи. А мне  - на все, кроме этого.  - Матвей берет со стола нечто вроде листа бумаги. Странное приспособление вспыхивает.  - Сам собирал. Но пока что дела плохи. Глядите!
        Я провожу ладонью по экрану  - работает как настоящий планшет, только гнущийся.
        Раздаются шаги. К нам присоединяются еще два человека. У меня перехватывает дыхание: того, что справа, я знаю. Эту бородку с косичкой невозможно забыть. Джон снимает маску, и мы приветствуем друг друга удивленными взглядами.
        Не успевает закрыться дверь, как появляется последний игрок. Я закрываю глаза в надежде, что, когда их открою, все изменится. В горле трепыхается мотылек. Бьется, рыдает и мечтает о побеге.
        Потому что завершает список приглашенных Альба.
        Наша ниточка не исчезнет. Проще исчезнуть мне.
        Завесить бы окна черными тряпками, забиться в угол и забыть о той, что стоит на пороге.
        - Наконец-то!  - Матвей хлопает в ладоши, и напряжение исчезает. Спасибо тебе за это, парень в маске.
        Мы садимся в офисные кресла.
        - Приветствую, Альба. Все вопросы  - после.  - Оскар протягивает нам сетевые линзы.  - Не забывайте: это игра.
        Мы погружаемся в виртуальный коридор.
        Вдали мерцает лампа. Стены покрыты кафелем. Пляшут тени. Мы двигаемся в такт пульсации лучей.
        Три вспышки.
        Три шага.
        Одна секунда.
        Мы ныряем в маленькую комнатку. В нос бьет запах сырости. Впереди  - пять дверей. Свет моргает над нашими головами.
        Я готова вернуться в реальность и с позором сдаться, но лампа, потрескивая, загорается ярче и через миг гаснет.
        Мы тонем во тьме.
        - И что дальше?  - интересуется выскочка.
        - А у нас много вариантов?  - вздыхаю я.
        Мне не отвечают, потому что я права. Но и не шевелятся, потому что… Жутко.
        Не глупи, Шейра. Это всего лишь Сеть. Ничего не случится. Сделай шаг.
        И умри.
        На ощупь я дохожу до одной из комнат и переступаю порог. Щелкает замок.
        Сквозь щели в стенах сочится голос Оскара:
        - Без паники. В помещениях спрятаны лампы или фонари. Но помните: включив свет, вы увидите зеркала. Это кармопотребители. Я добавил их для правдоподобности. Будьте осторожны.  - Он на пару мгновений замолкает.  - А теперь  - сюжет. Вы  - Утешители. Осматриваете сущность. Отвлекаетесь, допустим, на планшет, а она вас запирает. Нужно выбраться за полчаса, иначе не избежать седых волос. Приятной игры.
        - Мы в ловушке?  - хриплю я.
        - Для кого как. Время пошло.
        Я слышу тиканье часов  - громкое, оглушительное  - и зажимаю уши. Меня кинули в океан ужаса и заставили барахтаться. А я не умею плавать.
        Прости, сестренка, я трусиха.
        Я касаюсь пальцами стены: холодная, гладкая. Ни намека на выключатель. Комната пуста.
        Тогда я опускаюсь на четвереньки.
        Ковер. Я отбрасываю его и задеваю что-то шершавое и мягкое. Волосы. Следую рукой выше. Человеческий силуэт. Кукла.
        С ней разберусь позже.
        Чувствую себя жертвой пранка. Ощущение не из приятных.
        Обследую пол. Кожу обжигает холод кафеля. Ощупываю каждую плиточку  - возможно, здесь тайник?  - но все они приклеены намертво.
        Думай, Шейра…
        Тик-так. Тик-так.
        Горло раздирает тошнотворный ком, точно я наелась гальки. Под ребрами теплеет вата. Снова.
        Что, если я обнулюсь раньше чем через полчаса?
        Или…
        Я закатываю рукав. Комната наполняется оранжевым светом.
        Мысленно боготворю индикатор: света маленького экранчика хватает на четверть помещения.
        Меня окружают зеркала  - высокие, от потолка до пола. Я всматриваюсь в мутное отражение. Откуда в нем столько сил поглощать метры?
        Я отскакиваю. Связь между мной и кармопотребителем лопается.
        В углу лежит манекен. Девушка с седыми волосами и белыми глазами. Я ощупываю ее платье, обыскиваю карманы  - ничего  - и поворачиваюсь к двери. Слева моргает алая кнопка  - на случай, если сдамся. Рядом виднеются синий датчик-зам?к и надпись: «Хлопни три раза».
        Ну конечно! Ха!
        Выполняю указания. Загорается свет.
        Как жаль, что нельзя регулировать яркость. Перед глазами расплываются красные пятна.
        Скоро индикатор запищит. Скоро я отключусь.
        Тик-так.
        Я опираюсь на стену.
        Зеркало щелкает и отталкивает меня. Распахиваются дверцы шкафа. На полке стоит телефон. Ему, должно быть, не меньше двухсот лет  - еще ребенком я глазела на такие в музее. С «кучерявым» проводом и трубкой. Я никогда не пользовалась подобными устройствами, но, к счастью, смотрела старые фильмы.
        Куда же позвонить?
        - Как ты думаешь?  - обращаюсь я к седой напарнице и дотрагиваюсь ладонью до трубки. Возле циферблата блестит надпись: «Игра».
        Я знаю, что делать дальше. Знаю! Впервые за долгое время мной управляет уверенность, а не страх.
        В детстве мы с Эллой шифровали друг для друга послания: искали нужную по счету букву в алфавите и записывали ее цифрами.
        Я загибаю пальцы, словно маленькая девочка, которая скучает по родителям, дружит с Альбой и Ником и даже не догадывается, как легко ножницы впиваются в шею.
        Индикатор пищит, но я не отвлекаюсь.
        «И»  - десять.
        «Г»  - четыре.
        Тик-так, тик-так…
        «Р»  - восемнадцать.
        «А»  - единица.
        Готово.
        Набираю цифры. Радоваться нет сил  - я все больше напоминаю куклу, а отражение все быстрее оживает.
        - Алло! Кто это?
        Мне хочется положить трубку, но я сдерживаюсь. На другом конце провода  - выскочка.
        - Какого черта?  - выдыхаю я.
        - Теперь я узнаю тебя, красотка.
        - Заткнись и подумай, для чего мне дали твой номер.
        - Может, судьба?
        Я бью кулаком в стену. Этот придурок не поймет, насколько мне важно выбраться. Он пришел развлечься и тащит меня на дно.
        - Послушай, Дон Жуан,  - рявкаю я,  - или ты шевелишь остатками мозгов и помогаешь мне, или…
        - Или что? Красотка, ты заперта в другой комнате.
        - Не называй меня так!  - взвизгиваю я, и розовеющий индикатор визжит вместе со мной.
        Линии на ладонях медленно стираются.
        - Ясно. Юмор  - не твой конек,  - ворчит он.  - Присмотрись к отражению. В нем есть что-то важное? Что-то, чего нет в комнате?
        - С-сейчас.
        Лопатки прижимаются к стене. Я иссякаю.
        - Красотка?
        - Меня зовут Шейра.
        - А меня  - Гений. Или просто крутой парнишка.
        Я содрогаюсь в нервном хохоте.
        - Ты плохой шутник.
        - Никто не шутил.
        - Уж лучше я буду называть тебя болваном.
        - Тогда я тебя  - красоткой.
        - Умеешь уговаривать,  - фыркаю я.  - Сейчас вернусь, не бросай трубку.
        - Если что, мое второе имя Ольви!
        Я поворачиваюсь к зеркалу. Нос упирается в стекло. Отражение в сто раз живее меня. В тысячу раз сильнее. И, наверное, в миллион раз счастливее.
        За гранью зеркал комната бесконечна. Стены смотрят друг на друга и будто соревнуются в количестве одинаковых картинок. Две плиты на полу выделяются цветом. Они не бежевые, как все, а ярко-зеленые. Такого оттенка лишь предельные пятнадцать гигов кармы.
        Я хватаю трубку и рассказываю о странном кафеле Ольви.
        - Благодарю,  - бормочет он.  - Переведу в метры, и код от сейфа готов.
        - А что делать мне?
        - Сейчас, введу пароль…  - Шуршание.  - Ага, здесь послание! Написано, что Анна хочет побеседовать. Ты понимаешь, о ком речь?
        От тиканья часов и мерного писка индикатора я схожу с ума. Меня бросает то в жар, то в холод. Струйки пота щекочут скулы. Я не различаю, что реально, а что только мерещится.
        - Шейра?
        Я брежу или он волнуется?
        - Алло!
        - Алло.  - Я жадно прислоняюсь к ледяному зеркалу и сползаю на пол.
        - У тебя все в порядке?
        - Частично.
        - Я вызываю Оскара.
        - Нет! Я пройду этот чертов квест! Не смей!
        Тяжелый вздох.
        - Ладно. Но на всякий случай не отключайся.
        Я молчу. Как бы он ни раздражал, мне лучше, когда на другом конце провода кто-то есть. Пусть даже этот кто-то  - наглец Ольви.
        Индикатор наливается красным. У меня в запасе пятьсот метров. Триста до черного порога. Переступив его, я навсегда потеряю каштановый цвет волос.
        Включаю громкую связь. Хм, телефон не такой уж и старый!
        - Не сиди,  - подгоняю я себя.  - Время идет.
        Будто в подтверждение раздается голос Матвея:
        - Осталось десять минут.
        Я подползаю к манекену. Если б Анна не была сущностью, она ничем бы не отличалась от кукол из магазинов.
        - Давай поговорим.
        Никакой реакции. Я глубоко дышу, но легкие, словно лопнувшие шарики, отказываются принимать кислород. Комната расплывается. Я вижу лишь белые пятна и серый силуэт куклы. Прижимаюсь губами к ее уху.
        - Анна, пожалуйста, поговори со мной.  - В рот набиваются пыльные волосы.  - Я Утешитель.
        - Привет, Утешитель.
        Есть!
        Тик-так.
        - Мне нужно выбраться. Отпустишь?
        - Хочу стих!  - требует она.
        - Какой?
        - Хочу стих!
        - Шейра, ты представляешь, я нашел ключ!  - вопит Ольви.  - Могу выйти хоть сейчас! А как там красотка?
        - Не так хорошо, как болван.
        - Хочу стих!
        Буквы-звенья разбирают меня на бусины и нанизывают на нить.
        - Тебе нужен стих?  - удивляется выскочка.
        - Как ты догадался?
        - На стенах нет?
        - Искала. Нет.
        - А на потолке? На полу? Там, где телефон?
        - Ты меня за дурочку держишь?  - положив голову на плечо Анны, выдыхаю я. Теперь мы с ней не разлей вода. В прямом смысле, если я пересеку черный порог.
        - А неиспользованные предметы?
        - Я все использовала.  - Взгляд упирается во что-то темное… Ковер.  - Ладно, сейчас проверю.
        Я собираю последние силы и фокусирую зрение. Глаза работают на пределе, но мне все равно. Сейчас не существует ничего, кроме меня, игры и времени.
        Тик-так.
        - Хочу стих!
        Спокойно, Шейра. Твоя жизнь  - квест. Твоя цель  - выбраться. Твой мир  - эта комната. За ней  - бездна. Ты мечтаешь увидеть ее. И будешь стучаться, пока не проломишь стену. Пока у тебя не отнимут последний метр кармы.
        Рассматриваю ковер. Ромбы, круги, линии… Ни намека на букву. Какой там стих.
        «Хочу, хочу, хочу»,  - стучит в висках голос Анны.
        Тик-так.
        Индикатор визжит все громче. Три раза хлопаю в ладоши  - свет выключается. Сейчас, когда я дышу разгадке в затылок, у меня остается два метра до черного порога.
        Неужели я не справилась?
        После дождя одежда не просохла, но мне жарко.
        - Хочу стих!
        - Заткнись,  - хриплю я.
        - Шейра!  - зовет Ольви.
        Индикатор бордовый. Удивительно, что я в сознании.
        Из темноты вырисовывается что-то яркое. Я щурюсь: на изнанке ковра, по центру, виднеется надпись.
        Стих.
        Наверное, буквы «зарядились» лучами и засветились.
        «Я жива, я здесь, за маской
        Белых глаз и серых снов.
        Я согрею тебя лаской.
        Ты готов?

        Пусть ты обратишься прахом.
        Я пойму тебя без слов,
        Прочитаю твои страхи.
        Ты готов?»

        - Хочу!  - бьется в истерике Анна.
        Я хватаю куклу за ногу.
        - Успокойся. Замолчи!
        Тик-так.
        - Ладно, сейчас.
        Я читаю, давясь волосами Анны.
        Строчки натянуты, вместе с ними натягиваюсь и разрываюсь я. Захлебываюсь в море слов и иду ко дну. Потому что вместо легких у меня два огромных камня.
        - Ты готов?  - хриплю я.
        Зрачки Анны зажигаются синим.
        - Ну что?  - кричит выскочка.
        - Не поверишь, но я рада, что ты здесь.
        Взгляд останавливается на датчике у двери. Таком же синем.
        Нет, это безумие. Но кто я, если не сумасшедшая?
        Я тащу Анну к выходу.
        У нее в глазах  - ключ. Он поможет мне сбежать.
        С каждым движением я умираю и вновь возрождаюсь. Сделаю шаг  - подруга-манекен пощадит меня. Всего шаг и тысячи микросмертей.
        Я не успеваю возродиться в последний раз, потому что голос из динамиков говорит:
        - Время вышло.

        Глава 6

        Пожалуйста, оставьте подушку, не пропускающую кислород. Дайте индикатору закончить свое дело. Разрешите мне иссякнуть.
        - Она в порядке.
        Меня душит карма. Я бы спалила ее, если бы во мне теплилась хоть крошечная искра. Только вот тело покрыто льдом.
        Внутренности сжимаются в болезненный сгусток. Кожу обжигают взгляды. Я бегу от внимания в объятия кошмаров, но даже они не принимают меня. Им тоже надоела карма.
        - Почему вы не прервали игру, Оскар?!  - разоряется Матвей. Мы с безликим парнишкой знакомы всего ничего, но в память уже въелся его панический фальцет.
        - Она не сдавалась!
        - А если бы из-за ваших грандиозных идей девчонка обнулилась?
        - Заткнись! Вопли ее не вылечат!
        Гремят тяжелые шаги. Чье-то дыхание греет висок.
        - Ты слышишь меня, Шейра?  - шепчет гость из прошлого.
        Наверное, его тембр окрасит мои ночные кошмары в новые оттенки.
        Я хмурюсь  - кивать и тем более говорить нет сил.
        - Мы влили в тебя карму до предела. Не переживай.
        - Да, ты чуть не сдохла, зачем переживать?  - огрызается Матвей.
        - Она бы не умерла. А вот в сущность превратилась бы.
        Я открываю глаза. На меня давит полумрак зала. Оскар ощупывает мою кисть. Я отдергиваю руку.
        - Что-то не так, солнышко?
        Да, кое-что не так. Кое-что, зеленеющее на запястье. Я родилась с браком. Город мне этого не простит.
        Как же смешно.
        Грудь содрогается. Я пытаюсь унять спазмы, но тщетно. Тело отвечает болью, однако ее не сравнить с той, какую я ощущала в квест-комнате.
        - Истерика,  - бормочет Ольви, наматывающий круги по залу.  - Есть успокоительное?
        - Не надо!  - вскрикиваю я.
        Нет ничего хуже, чем быть в неведении и не чувствовать мучений, сковывающих каждую мышцу.
        Невырвавшийся смех стучит по ребрам. Мир обретает черты и острые грани.
        Я оживила куклу, но хватило ли этого для победы?
        Вдали мелькают русые волосы. Альба тоже здесь и пойдет на все, чтобы остаться. В память о Нике. А я пойду на все, чтобы спасти сестру. Даже на работу с девушкой, едва не простившей меня.
        Джона и его приятеля нет.
        - Где… Утешители?
        - Не прошли квест,  - признается Оскар и обращается уже к Матвею:  - Погуляйте на улице. Мне нужно кое-что обсудить с Шейрой.
        - Хотите извиниться за то, что чуть не обесцветили ее волосы?  - скептически хмыкает тот.
        Захлопывается дверь. Оскар берет со стола лист бумаги и объясняет таким тоном, словно говорит с маленькой наивной девочкой:
        - Ты пролежала без сознания целый час. Вы играли в Сети, поэтому понижение кармы было виртуальным. Твой же запас понизился и в реальности. Разволновалась, да? Почему ты не нажала на красную кнопку, солнышко? Что вынудило тебя не нажать?  - В увеличенных линзами глазах тлеет волнение.
        - Не называйте меня так,  - морщусь я.
        - Хорошо, Шейра. У тебя, наверное, много вопросов.  - Он складывает лист пополам.
        - Да уж, многовато.
        - Я слушаю.
        - Откуда вы знаете моих родителей?
        - Мы вместе работали. Только я был программистом.  - Сквозь слова просачивается грусть.
        - Тогда пришли бы как нормальный человек на чашку чая. К чему все это?
        - Девочка, я ведь не в парк развлечений вас позвал. Я собираю команду. Ищу людей для задания в третьем блоке. Это незаконно,  - говорит он и загибает края листка.
        - Хм, разносчик еды идеально подходит для передачи незаконной информации. Вы гений.
        - Я стоял этажом ниже и ждал. Если бы что-то пошло не так, я бы стер ему память.
        - Как милосердно!  - горько усмехаюсь я.
        - Это все, что тебя интересует?
        - Вы написали, что я должна согласиться…
        - Да, да, да. В общем… Шесть лет назад я был связан с базами данных. Когда увольнялся, скопировал истории болезней. Кстати, это твои документы.  - Он продолжает изощряться над бумагой.
        - Оригами?
        - Кораблик.
        - Значит, у выскоч… у Ольви тоже планемия?
        - Дальше.
        - Ответьте.
        - Я не имею права отвечать. Захочет  - сам расскажет, правда?  - На его губах теплится улыбка, а в глазах леденеет серьезность.
        - Вы искали тех, кто заинтересован в деле?
        - Именно.  - Кораблик готов.
        Неужели и Джона болезнь не обошла стороной?
        - Почему вы ушли с работы?  - допытываюсь я.  - В чем ваш резон? Где ваше слабое место?
        Он замирает. Я попала в точку. Передо мной  - уставший человек, больше не прячущийся за ширмой самоуверенности.
        Я жалею, что начала допрос.
        - Извините.
        - В шестьдесят два не время для новых экспериментов. Я уволился, но сущности до сих пор мне снятся. Знаешь, как страшно наблюдать за обнулением?
        - Да.
        Мое «да» убивает его. Готова поклясться: не в первый раз. Будто это он отвел Эллу на Игру. Будто он перекрасил ее волосы.
        - Что вы задумали?  - меняю я тему.
        - Ты не открыла дверь.  - Он мнет кораблик и отбрасывает его в дальний угол комнаты.
        - Мне оставался всего шаг!
        - И ты не шагнула.  - С этими словами он вытаскивает из кармана флешку.  - Давай индикатор.
        - Чем вы хотите меня накачать?!
        - Программа поможет тебе забыть о нас с Матвеем. Ту же процедуру я готовил для разносчика еды. Ту же процедуру прошли Джон и Алан. Правда, я солгал им, что эта штука обновляет запас кармы. С тобой я честен.
        - Всего шаг!
        - Солнышко…
        - Я не солнышко, черт возьми!  - Я силюсь подняться, но тело не подчиняется.  - Моя сестра обнулилась! Я больна и слаба!  - Голос ломается, щеки обжигает отчаяние.  - Мне… Мне больше не за что держаться, Оскар.
        Он хочет что-то сказать, но слова тают, так и не выпорхнув. Каждая непроизнесенная буква разъедает меня.
        Я слишком слаба, чтобы принять ответ. Я слишком мертва, чтобы уйти.
        - Пожалуйста, дайте мне шанс.
        Оскар не здесь, не со мной. Сейчас, сжимая до дрожи губы, он стареет. Наверное, он рождался и умирал как минимум десять раз.
        - Угадай, чего тебе может стоить этот шанс?  - Он щурится. Пытается сфокусировать зрение, но воспоминания не отпускают его.  - Сначала появится гематома. Ты заметишь ее вечером в ванной. Испугаешься, из-за чего тут же потеряешь гиг-два. Запаникуешь, разревешься. А когда успокоишься, рванешь в комнату за флешкой. Но не успеешь  - обнулишься за шаг до спасения. Как тебе такая перспектива?
        - Не выгоняйте меня,  - молю я.  - Если это поможет Элле, я согласна платить сединой.
        - Я никому не делаю поблажек!  - рявкает Оскар, вскакивая.  - Думаешь, ты исключение?
        - Она пойдет с нами.
        Одна фраза  - и я забываю обо всем.
        Матвей стоит в дверях и, скрестив руки на груди, молчаливо упрашивает Оскара. Я чувствую тяжесть его взгляда даже через биомаску. Он добьется своего. Точно.
        Но… зачем ему я?
        - По-моему, я тебя не спрашивал,  - шипит гость из прошлого.
        - Я тоже могу вас не спрашивать, когда решу свалить из этой дыры,  - парирует Матвей.  - Придется вам искать нового прогера. Только сомневаюсь, что он будет хорошо ориентироваться в третьем блоке.
        - Шантажируешь? Да как ты смеешь?  - Оскар чуть сильнее сжимает флешку.  - Я и так дал тебе свободу действий!
        - Вот именно. Я гарантирую Шейре безопасность.
        Молчат. Минуту. Две. Смотрят друг на друга. Думают каждый о своем. Ищут точки пересечения и, кажется, находят.
        - Паршивец.  - В тоне Оскара больше нет раздражения. Он что-то решил, и это не связано со словами Матвея.
        Интересно, о чем они договорились… молча?
        - Я знал, что у вас доброе сердце,  - кланяется безликий парнишка.
        - А то, что я отлично владею ножами, ты знал?
        - Как и я. Особенно когда голоден.
        - Ха-ха, шутник.
        - Правда, Оскар,  - примирительно улыбается Матвей.  - Кому выполнять задание? Мне. Логично, что мне же выбирать коллег. Я чувствую в Шейре… потенциал.
        - Теперь это так называется?
        - Да послушайте, вы!  - не выдерживаю я.  - Мне не хватило секунды, чтобы пройти квест. Всего секунды!
        - Ладно,  - обреченно вздыхает Оскар.  - Зови остальных, Матвей.
        Я приподнимаюсь на локтях и, посматривая на зеленый индикатор, сажусь.
        Ребята опускаются рядом. Я благодарна Матвею  - его плечо закрывает меня от Альбы. Но та все же наклоняется ко мне и шепчет:
        - Поздравляю. Мы в одной лодке.
        - А значит, либо все, либо никто,  - огрызаюсь я.
        Расходимся. Резко. Как одинаково заряженные ионы.
        - Итак… с чего бы начать?  - Оскар поглядывает на скомканный кораблик, но не спешит портить новые документы.
        - Например, с главного,  - предлагает Альба.  - Зачем мы вам понадобились?
        - Я работал с кармой. Видел, какие страдания она причиняет невиновным. Не ради этого мы носим индикаторы. Я проводил исследования. Сущности могут не зависеть от кармы, понимаете?
        Квест только набирает обороты, Шейра. Выберешься  - вернешь Элле светлые волосы. Но что будет, если проиграешь?
        - А как же преступники?  - щурится Ольви.
        Я пристально слежу за реакцией Оскара, чтобы подловить его на фальши. Чтобы пробить маску доброты и убедиться, что он лжет.
        - Я скажу вам, над каким сервером поработать. Базу данных убийц вы трогать не будете.  - Он поднимает испорченный кораблик. Смотрит на него так, словно уничтожил настоящее судно.  - Да, вот еще что. Пожалуйста, носите с собой сетевые линзы. И ни в коем случае не снимайте маски.
        - Но вы этим правилом пренебрегаете,  - замечаю я.
        - Мне нечего терять, в отличие от вас. Давайте без самодеятельности.
        - Будто у них есть выбор,  - фыркает Матвей, откидываясь на спинку дивана.
        - Согласен.  - Оскар прячет бывший кораблик в карман и протягивает нам красную флешку.  - Это программа слежения. Нет, я не стану вас шантажировать. Решите уйти  - уйдете. Но в таком случае вы все забудете. И обо мне, и о моих планах.
        - А если мы против?  - уточняет Альба.
        - Вас никто не держит, солнышко.
        Ошибаетесь, Оскар.
        Город держит каждого. В ежовых рукавицах. И наказывает тех, кто родился с браком.
        Я подключаю к себе флешку. По венам распространяется чужой код. Попискивая, программа завершает установку.
        Ты  - марионетка, Шейра. Не забывай, что твои нити в руках Оскара.
        - А дальше?  - спрашиваю я, пока остальные разбираются с флешкой.
        - Освобожденные вылечатся, когда получат новые индикаторы.
        - Без них никак?  - Я все же надеялась  - не вернуться туда, откуда мы пришли, нет, но… хотя бы попытаться.
        - Карма контролирует нас. Это закон города. Нарушим его  - утонем в войнах.
        - Но почему вы не показали исследования Утешителям?  - Ольви передает программу Альбе.  - Почему все… так?
        - Меня не послушают. Я уволился. Я  - никто. Да и за городом я вам не помощник.
        - Вам нельзя за город?  - вскидываю я брови, но он пропускает вопрос мимо ушей.
        - Лучше поговорим о деле. Чтобы обезопасить себя, вам понадобится много кармы. Найдите коды от приграничных сейфов. Их хранят во втором блоке, но не в том крыле, где терапия…
        …а в том, где пишут истории болезней.
        Я гуляю там по ночам.
        В кошмарах.
        Чувствую кожей, как напрягается Альба. Как натягивается связывающая нас нить.
        Плевать.
        Пусть хоть задушит меня.
        Главное  - Элла вылечится. Люди будут относиться к обнулению, как к простуде. Мы с Киром перестанем снимать пранки о седых монстрах.
        Мы с Киром.
        Я хватаюсь за край мысли. Вот он, ответ, приближающий меня к сестре на крошечный шажок.
        - Я знаю, кто поможет нам проникнуть во второй блок.

* * *

        - Нет, это реально Dodge DC8 1930-го? Как вам удалось? Очуметь! Я хот-роды только в кино видел! Вы же меня прокатите? Крышу занизили, говорите? А где же швы?  - не унимается Кир.
        Разглядев, на чем мы подъехали к штабу, он потерял дар речи. Да я и сама потеряла, когда Оскар предложил свой транспорт. Оказывается, в ангаре у него стояла та самая машина с открытым двигателем. Угловатый монстр с удивленными добрыми глазами.
        Я могла бы долго изучать инструменты, аккуратно разложенные по полочкам, колеса, детали для машины, но гость из прошлого быстро затолкал нас в хот-род, и мы выехали на трассу.
        - Сейчас прокатимся вдоль полей, а дальше свернем во дворы. Днем нельзя гонять в центре,  - пояснил за Оскара Матвей, заметив наше удивление.  - Движение перекрыто, людей на дорогах  - толпы. То ли дело ночью: никого нет, красота!
        - И у вас не отнимают карму?  - изумился Ольви.
        - Разве что самую малость.  - Оскар вел машину так уверенно, будто был ее живым продолжением. В его руках груда металлолома превращалась в перышко. Куда там кабинам.
        - А я уж решила, что вы гость из прошлого,  - усмехнулась я.
        - Почти.
        И вот, видя, как Кир глотает воздух и восхищается этой чудо-машиной, я лишь недоуменно моргаю. Альба и Ольви  - тоже.
        Мы топчемся у штаба четверть часа, а он никак не успокоится.
        - Да, Dodge. Да, модифицированный. Крылья снял. И ступеньки, да. И капот, разумеется. Двигатель купил мощнее и новее, но машина действительно 1930-го. Где откопал? Долгая история. Нет, тот человек уже их не продает.  - Оскар явно получает удовольствие от вопросов Кира.
        - Вам не холодно, господа?  - прерывает затянувшуюся беседу Альба и в надежде косится на штаб.
        Здесь я с ней согласна.
        - И то правда. Еще будет время пообщаться,  - успокаивает Оскар.
        - Обещайте, что прокатите!  - продолжает сходить с ума Кир.
        - Обещаю.
        Штаб встречает нас запахом сырости, ведром с мутной водой и пачкой сухарей на кровати. Эти стены впитали меня настоящую. А теперь здесь гость из прошлого, выскочка, изобретатель и сестра того, кому я не оставила выбора. В моем доме. На моей территории. Мне страшно и дико соединять эти два мира. Я слишком разная в них. Разобранная на пазлы.
        Оскар кратко рассказывает Киру обо всем, что с нами произошло, и «обезвреживает» его, подключив к запястью красную флешку. Мы с Матвеем и Ольви усаживаемся на кровать, и только Альба не спешит к нам присоединяться. Она касается всего, что помогло мне не утонуть в прошлом. Коробок, пыльных ковров, баночек с красками. Она вскрывает меня раз за разом, а мне нечем защищаться. Здесь моя кожа непозволительно тонка.
        - Так вы пранки снимаете?  - вытягивает меня из раздумий вопрос Ольви.  - Надеюсь, меня в ваших планах нет?
        - Надейся.
        - А можно я когда-нибудь с вами сыграю?  - Матвей зачарованно рассматривает молот клоуна.
        - И я!  - вторит ему Ольви.
        - Можно, Матвей,  - киваю я, не обращая внимания на реплику выскочки.
        - Эй, красотка!
        - На роль глухого, так уж и быть, возьму.
        - Почему глухого?
        - Потому что я просила называть меня по имени!  - рычу я, отворачиваясь к окну, и упираюсь взглядом в Оскара и Кира.
        - Да звоню я ей, звоню!  - говорит Кир, включая планшет.  - А консультация по тоннелям не нужна?
        - Нет, спасибо,  - отказывается гость из прошлого.
        В нашем городе сотни подземных ходов. До внедрения кармы там прятались от стрельбы и взрывов.
        - Ну-у-у! Я там все лазейки изучил!  - возмущается Кир.
        - Мне дорога моя жизнь,  - повторяю я, наверное, в сотый раз. Кир пытается затянуть меня туда еще со школы.  - Звони своей красотке.
        Карина отвечает быстро. О, эти белые волосы и перекошенный рот… я помню: в тот день асимметрия была особенной. В тот день ее губы украшала не алая помада, а душераздирающий крик. Но Утешительница оставалась милой даже в таком состоянии.
        Я кошусь на друга. Пугливый зверек по имени Кир превращается в сердцееда с многозначительной улыбкой.
        - Ты соскучился?  - мурлычет Карина.  - Ладно, скоро буду.
        Минут через двадцать Кир исчезает за дверью. Я на цыпочках крадусь к выходу, а затем смотрю в замочную скважину.
        - Как нехорошо,  - цокает Ольви.
        - Тебя забыла спросить.
        Я не вижу их лиц, но это мне и не нужно. Утешительница обнимает Кира. В кармане ее платья что-то блестит. Я присматриваюсь  - пропуск, белый с золотистой полоской.
        В тот день она носила его на шее.
        - Что за машина?  - шепчет Карина, украшая слова ухмылкой.  - Где ты ее откопал, котик?
        - Да это приятель… приехал. Слу-у-шай, можно тебя кое о чем попросить?
        Нет, нет, нет! Поцелуй и укради карту! Она же так близко!
        - Что случилось?
        - Одолжи…
        Я с силой толкаю дверь. Карина теряет равновесие, Кир ловит ее, а я хватаю пропуск и запихиваю его в карман бриджей.
        - Простите!  - притворно сожалею я.  - Мне так неловко!
        - Снова вы… Твоя коллега, правильно, котик?
        - Неправильно. Вы ошиблись домом.  - Я увлекаю Кира в штаб и захлопываю перед ее носом дверь.
        - Сова, ты что, ревнуешь меня?
        - Делать нечего! Ты чуть не проболтался о наших планах!
        - Знаешь, на чем строятся отношения?
        - На чем же?
        - На доверии.
        Я вспыхиваю.
        - Так скажи своей кошечке сразу, что не защитишь ее, попадись вам на пути седой монстр! Зачем давать надежду? Думаешь, ты лучше тех, кого мы разыгрываем? Ни черта ты не лучше!
        Напряжение, гнившее во мне, прорывается. Я больше не могу сдерживаться. Не могу быть доброй Шейрой.
        Я просто не могу быть.
        - А ты лучше?  - выплевывает Альба.
        «Ты лучше?»  - стучит в висках.
        - Встретимся вечером,  - бросаю я, выбегая из штаба.
        - В одиннадцать у второго блока, солнышко!  - кричит вдогонку Оскар.
        По пути я надеваю маску.
        Холодно. Солнце не в настроении  - оно устало греть. В этом мы с ним похожи.
        Впереди сереет центральная площадь. Я не хочу домой, поэтому мчусь в другую сторону. Расталкиваю людей. Вслед сыплются крики.
        Прости, Кир. Ты  - искра, взорвавшая то, что копилось во мне. Ты не виноват, что у твоей подруги поехала крыша.
        Толпа позади. Мрачными лабиринтами тянутся дворы.
        Я останавливаюсь, чтобы отдышаться.
        Изнанка небоскреба скрывает продуктовый магазин. Рядом светится игровой автомат. Из динамиков доносятся странные звуки. Наверное, раньше это была веселая мелодия. Я подхожу ближе. На экране светится надпись: «Лаборатория Ларса. Предсказываю судьбу абсолютно бесплатно! Поднесите индикатор к датчику!».
        Посмотрим, на что ты способен, Ларс.
        Мелькают латинские буквы. Строчка за строчкой бегут неизвестные мне слова. Текст сдвигается, верхние предложения исчезают. Быстрее и быстрее.
        Это программный код.
        Числа, знаки умножения и деления… я ничего не понимаю и листаю дальше. Стройные ряды кружатся в бешеном танце.
        Вот он, заголовок программы: «LarsExper1058». Я перепрыгиваю взглядом на строку ниже. «SHEYRA». Так Ларс назвал первую переменную.
        Шейра. Он знает мое имя. Он… прочитал меня. От корки до корки.
        Я с ужасом отдергиваю руку. На улице  - никого. Из разъема под датчиком выезжает предсказание: «Хочешь выжить  - остановись».
        Ты опоздал, Ларс. На два дня.
        Я выкидываю записку в урну.
        Странная музыка начинает играть по второму кругу. На экране всплывает стартовая надпись.
        Где ты, Ларс? Покажись. Я бы взглянула на того, кто презирает меня. К тебе еще не приходила девочка-убийца?
        Я душ? поток мыслей. Ветер гонит меня прочь. Я открываюсь ему и ныряю в спокойствие дворов.
        Домой, скорее домой.
        Я спешу в душ, чтобы утопить чужое любопытство.
        В подъезде среди десятков связных ящиков я нахожу свой. Серая железная коробка не закрыта: из нее выглядывают вакуумные пакеты с кашей. Беру один и поднимаюсь к себе.
        Принимаю ванну, после чего, раскрасневшаяся, пью чай и падаю в объятия незастеленного дивана.
        На часах  - шесть вечера. Есть время насладиться кошмарами. В последний раз.
        Сегодня они станут явью.

        Глава 7

        - Что это за шарик?  - пристает Элла, пытаясь сорвать с моей шеи кулон.
        Мы сидим на траве. Где-то далеко предельный мир встречается с бесконечностью. Неестественная тишина давит на меня, но я не имею права жаловаться. Не имею права пугать сестру.
        - Шейра, пожалуйста, расскажи о шарике!  - не унимается она.
        - Я нашла его во втором блоке.
        Хотела порадовать Ника, а вместо этого  - убила.
        - Дай поносить!
        - Нет, Элла. Он напоминает мне о друге.
        - Пожалуйста!
        Дернув за цепочку, сестра забирает шарик. Он распадается на две части. Как флешка.
        Стоп. Это и есть флешка.
        - Что ты натворила?  - хмурюсь я.  - Он же прозрачный…
        - Иллюзия  - страшная вещь. Подари мне его.
        - Прости, не могу,  - жмурюсь я.
        - Подари! Подари, подари, подари!
        - Нет.  - Я открываю глаза, и желудок сжимается в спазмах.
        Рядом сидит двенадцатилетняя старуха.

* * *

        Будильник звенит по десятому кругу, а я до сих пор лежу. Губы дрожат.
        Это просто кошмар. Очередной. Слышишь? Кошмар.
        Моей крыше нужен суперклей, иначе она скоро поедет.
        Я заставляю себя подняться. Плетусь к шкафу. В выдвижном ящике под горой помятой одежды спрятан тот самый шарик. Я продеваю цепочку в маленький разъем и дотрагиваюсь до кулона подушечками пальцев. Ничего необычного. Да, он состоит из двух частей, но они намертво припаяны друг к другу. Я вешаю подвеску на шею, чтобы прошлое было рядом. Сейчас я в нем нуждаюсь.
        На планшете девять. Я надеваю сетевые линзы и мчусь в комнату с почтой. На стене мерцает тринадцать сообщений с подробным описанием нашей авантюры. От Матвея.
        - Выучи наизусть, солнышко.
        Это «солнышко» действует лучше любого удара. Отрезвляет, вытряхивает из головы лишние мысли… Разъедает.
        - Зачем же так пугать?  - Я оглядываюсь: в полумраке комнаты тонет силуэт Оскара.
        - Не поверишь, но ты тоже меня напугала.  - Он не шевелится. Наблюдает за мной, словно за подопытным зверьком.
        - Что вам нужно?
        - Просто знай: решение Матвея  - огромный аванс. Я не обижусь, если ты откажешься от дела.
        - Волнуетесь за меня?
        - Я за всех волнуюсь.  - Впервые за разговор он моргает.
        - Почему вы называете нас солнышками?
        - Потому что вы  - центр моих экспериментов.  - Оскар начинает исчезать. Теперь он похож на гостя из прошлого больше, чем обычно.
        - Починили глючный портал?
        - Что?
        - Ничего,  - глотаю я смешок.
        - Тогда выучи наизусть план, девочка. Меня с вами не будет. Слишком опасно. До связи.  - Оскар окончательно растворяется в воздухе.
        Я перечитываю сообщения, после чего тоже ныряю в свой «портал». Кидаю сетевые линзы в шкаф, натягиваю толстовку, беру золотистый пропуск.
        Обижайтесь, гость из прошлого. Я не откажусь от дела.
        Скоро, скоро, Элла, мы будем ближе на один шажок.

* * *

        Дымка сглаживает грани второго блока, фонари заменяют звезды, спрятавшиеся за тучами. Между серыми плитами пробивается трава. Завтра ее не будет  - Утешители любят порядок.
        Город играет с ночными огнями. Я бы многое отдала, чтобы с этой игрой он забыл обо мне.
        Сейчас я топчусь неподалеку от блока. Дышу на ладони. Холодно. Толстовка не спасает от мороси.
        - Пора на процедуры,  - шипит кто-то на ухо.
        Черт.
        Нас раскололи Утешители? Я вновь кому-то понадобилась?
        Быстро же закончился мой второй квест. Или…
        - Вы сговорились? Точно, это тест на слабонервность!  - говорю я и отпрыгиваю.
        - Шутка, красавица. Расслабься,  - поправляя челку, смеется Ольви.
        - Еще чуть-чуть  - и ты нарвешься на мое худшее из настроений,  - рычу я.  - Где остальные?
        Он кивает на стоящую чуть поодаль Альбу.
        - Встретились по пути. Насчет Матвея  - не знаю.
        Над нами мигает фонарь: скоро у него сядет аккумулятор. А вместе с ним  - мое терпение.
        Когда мы в тысячный раз выныриваем из темноты, я вижу знакомую лысую макушку.
        - Добрый вечер,  - машет нам Матвей.  - Готовы?
        Я сжимаю в руке золотистый билет в лабиринты блока.
        - Обыщем первый этаж. Выше  - другие отделени…  - Он внезапно осекается.  - Альба, чего ты там мнешься? Иди к нам. Хм. Все читали план?
        - Еще бы,  - киваю я.
        Квест начинается.
        У двери светится считывающий экран. Я подношу пропуск к датчику. Вспыхивает фотография Карины, щелкает замок.
        Болезненно-белые лучи пожирают ночной мир. Здесь всегда ярко. Я помню.
        Ребята переступают порог, и на миг мы с Альбой остаемся наедине.
        - Осторожнее с ножницами, Шейра.
        - В одной лодке,  - напоминаю я.  - Либо все, либо никто.
        - Угрожаешь?
        - Размышляю.
        В коридоре никого нет.
        Тишину нарушает лишь слабое потрескивание ламп. Белыми полосами тянутся кабинеты, изредка сменяющиеся лифтами. Под потолком подмигивают красные огни камер.
        Мы нарушаем спокойствие второго блока своими лихорадочными перемещениями. Без конца оглядываемся. Жмемся друг к другу. Ищем.
        - А вот и гардероб.  - Альба застывает у двери со значком вешалки.
        Лучей из коридора недостаточно для полного освещения комнаты, но нам этого и не нужно. Мы роемся в первом попавшемся шкафу с размером «L»  - подбирать форму нет времени  - и надеваем поверх своей одежды белые рубашки и брюки. Я тону в костюме: пальцы прячутся за манжетами, штаны спадают, хоть ремень затянут до предела. Я выгляжу как пациентка дурдома.
        Завяжите мне рукава, чтобы я больше ни в кого не всадила ножницы.
        У друзей дела не лучше: форма висит даже на высоком Матвее.
        - Ничего так костюмчик. Презентабельный,  - заключает Ольви.  - Я слышал, Утешителям платят по пять гигов! За день!
        - Почему не пошел работать на Семерку?  - недоумевает Альба.
        - Раньше была мода на системных аналитиков,  - мечтательно вздыхает Ольви.  - Эх, где же вы, студенческие годы…
        - Не представляю тебя студентом.  - Моя бывшая подруга застегивает последнюю пуговицу на рубахе.  - Долго я в этом мешке не протяну.
        - Бери пример с Шейры! Смотри, как уверенно держится. Кстати, я назвал тебя по имени,  - обращается выскочка уже ко мне.
        - Какая честь,  - ахаю я.
        - Хватит вам!  - обрывает наши препирательства изобретатель.  - Времени в обрез.
        Мы продолжаем путь. Во втором блоке настолько тихо, что кажется, я читаю мысли ребят. Все боятся не успеть. Все считают секунды. И ждут тех, кто уничтожает без оружия.
        Коридор разбивается на два крыла.
        - Давайте разделимся,  - предлагает Матвей.
        Я не пойду с Альбой. Не пойду. Бездна во мне хочет жить.
        - Мы с Шейрой обследуем правое…  - сообщает он.
        Спасибо, изобретатель. Ты спас часть меня, способную радоваться. Маленькую частичку, тонущую в прошлом. Когда-нибудь она вдохнет в последний раз и отправится на дно, но не сегодня.
        Мы расходимся. Я стараюсь копировать движения Утешителей. Хорошо ли? Долго ли я смогу притворяться роботом?
        - Кто писал код для удаления памяти?  - шепчу я, чтобы отвлечься.
        Не сбавляя скорости, Матвей отвечает:
        - Я.
        Улыбка. Я слышу его улыбку. Как жаль, что сквозь маску ее не разглядеть.
        - Увлекаюсь программированием. И техникой.
        - Ты сын Оскара?
        - Нет, мы вместе работаем.
        - Над чем?
        - Над прогами. Под заказ.
        - Вы живете в том доме? Он очень… странный.  - Задумавшись, я замедляю шаг.
        - Как раз для двух задротов,  - пожимает плечами изобретатель.  - Да и вообще, кто бы говорил. У вас с Киром не лучше.
        - Я там не живу.
        - Знаю.
        - Откуда?
        - Оскар  - надежный источник информации.  - Его голос обрастает ледяными колючками.  - Чего ты там копаешься?
        Пока я моргаю, избавляясь от мрачных мыслей, Матвей скрывается за поворотом.
        - Подожди!
        - Ты слишком медлительная.
        - А ты слишком прямолинейный,  - огрызаюсь я.
        - Спорить не буду,  - сдается он.  - Так что, допрос окончен?
        - Ты прячешь лицо. Почему?
        - Тогда и ты объясни, что произошло между тобой и Альбой. Вы избегаете друг друга?
        - Поняла. Можешь не отвеча…
        Нет, нет, нет. Унесите меня отсюда. Сотрите память. Похороните. Я едва сдерживаю визг, потому что вижу тот коридор, по которому мы, маленькие герои боевика, удирали от Утешителей.
        Будто взрослые.
        Нам с Матвеем остается пара шагов до кабинета, в котором решилась судьба Ника.
        Я толкаю дверь  - незаперто.
        Вот она, палата из кошмаров. С ширмой и высокой кушеткой. Все комнаты для осмотра оборудованы одинаково. Никто не отличит эту от других.
        Кроме меня.
        - Шейра?
        Я не слушаю  - дотрагиваюсь до поверхности стола с колбами и… ножницами.
        Тело щекочет волна мурашек. Здесь так же тихо, как и пятнадцать лет назад. Я возвращаюсь в прошлое.
        Что бы случилось, если бы я не дернула рукой? Если бы не предложила друзьям сбежать? Кем бы я стала?
        Сейчас стол мне по пояс.
        - Шейра, нам пора.  - На плечо ложится тяжелая ладонь.
        Я касаюсь кончиками пальцев колбы и отчаянно мотаю головой.
        - Он хотел с ней поиграть.
        Этот безликий парнишка не знает, что разговаривает с тенью. Меня не существует уже пятнадцать лет.
        - Нас могут засечь в любой момент.
        Я протягиваю ему колбу. Пустую. Ту, которую не достала для Ника. Мне не хватило роста. Всего лишь роста.
        - Он хотел…  - у меня больше нет сил скрывать прошлое. Матвей будто чувствует, что с каждой секундой я исчезаю все быстрее.
        - Нам лучше поторопиться.
        Палата обнажает меня, снимает кожу, чтобы показать безликому парню, как я гнию. Эти стены беспощадны. А я боюсь вспоминать.
        Беру ножницы. Холодные, блестящие. Чистые.
        - Я его убила.
        - Шейра…
        - Я воткнула их ему в горло.
        - Нам пора.
        Ха-ха.
        - И это все, что ты можешь сказать?  - давлюсь я от хохота.  - Просто «нам пора»?
        Ноги не держат, но Матвей меня подхватывает. Ножницы со звоном ударяются о ледяные плиты. А тогда они упали тихо. Беспощадно тихо.
        Здесь слишком ярко для лжи. И слишком холодно без кожи.
        - Да, Шейра, нам пора,  - цедит Матвей.  - Мы до сих пор ничего не нашли.
        Он тащит меня в коридор. Пытаюсь вырваться  - бесполезно.
        - А где презрение? Очнись!
        - Нам пора.
        - Ты сумасшедший! Вдруг ты отвернешься, а я воткну ножницы тебе в спину?
        Он прижимает меня к стене.
        - Ты не представляешь, какой я живучий.
        - Проверим?  - горько усмехаюсь я.
        - Обязательно. Но потом.
        Отстранившись, изобретатель окунается в спокойствие коридоров.
        Я прощаюсь с комнатой. Ты убила нас в тысячный раз. И лишь во второй  - наяву.
        - Почему ты выбрал меня? Почему защитил? Я ведь не прошла квест.
        Матвей замирает, но не спешит поворачиваться. Опускает голову. Стоит, уткнувшись взглядом в пол.
        - Я же объяснил…  - говорит он и замолкает на пару секунд.  - В тебе есть потенциал.
        - И все?
        Я бросаюсь к нему с твердым намерением вытрясти правду, но он перехватывает мой локоть. Из-под белой формы выглядывает серый рукав.
        - Ты… в толстовке?  - изумляюсь я.
        - И?
        - Она серая. Серая. Как тогда, в магазине. Ты рылся в чипсах.
        - Господи, Шейра! Да в таких полгорода ходит!  - начинает злиться он.
        - Но на твоей  - пятна от крови. Как я сразу не заметила?
        Матвей разжимает пальцы и опирается на дверь.
        - И что? Карму у меня вычтешь? Давай, мне не жалко.
        Ты проиграл, любитель чипсов. В блоке номер два нельзя лгать. Все всплывает, как шарики пенопласта. Все проявляется, как в рентгеновском кабинете. Сдавайся, силы неравны.
        - Откуда кровь?
        - Порезался.
        - Зачем ты следил за мной?
        - Приказ Оскара.  - Он натягивает рукав утешительской формы.  - Или ты думаешь, он рандомно[6 - Наугад.] приглашал? Нет, он изучал каждого. Истории болезней, биографии…
        - Биографии? Интересно, как много вы знаете?
        - Самую малость.
        - Не верю.
        - Нам пора.
        Матвей едва не бежит, а я боюсь догонять того, кто увидел меня без кожи. Да и окровавленная толстовка не дает покоя. Изобретатель все дальше. Я пересиливаю себя.
        Мы вновь роботы  - электризуем секунды молчанием. Миллионы секунд.
        Останавливаемся на передышку у внушительного стенда.
        План здания.
        В горле трепыхается мотылек. Отделение не пустует. Здесь дежурят Утешители, и рано или поздно мы на них наткнемся.
        - Гляди-ка, это же серверный зал.  - Матвей рассматривает широкие железные двери рядом со стендом.
        Я дергаю за ручку  - закрыто.
        - Без паники.  - Он изучает датчик.  - Автоматические. Попробуй-ка открыть пропуском.
        Я прислоняю карту к экрану. Щелкает замок. Никогда не думала, что буду благодарна Карине.
        Среагировав на движение, в зале включаются лампы. Бесконечными рядами тянутся серверы. Мерное гудение, море зеленых огоньков, столы с планшетами… От размеров этого помещения у меня кружится голова.
        Сколько же больных в городе номер триста двадцать? Скольким он не прощает стремительное обнуление?
        Сколько нас, проклинающих красный цвет индикатора?
        - Какие люди!  - разбивает тишину наглый смех.  - Ни фига себе! Вот это комнатка!  - На пороге появляется Ольви, а за ним  - Альба.
        - Ты не в музее,  - шикаю я.  - Как вы здесь оказались?
        - Левое крыло меньше раз в пять. Там ничего интересного,  - сообщает бывшая подруга.  - Вот и решили найти вас.
        Матвей садится у крайнего сервера и вставляет флешку. На экране грузится неизвестный мне код.
        - Помочь?  - неуверенно спрашиваю я.
        - Расслабься. Пару минут  - и пароли у нас,  - потирает он ладони.  - Ольви, постой в дверях. Свистнешь, если вдруг что.
        Гуляя вдоль столов, я сталкиваюсь с Альбой. Чтобы избежать неловкого молчания, я сворачиваю в другую сторону, но ее голос  - ровный, бесцветный  - парализует меня:
        - Шейра… Здесь кое-что о нас.
        - Что?
        Она отдает мне документ с печатью и подписью.
        «Указ о госпитализации пациентов. Причина: планемия. Даты обнуления прилагаются».
        Я бегло просматриваю список с фамилиями.
        «Бейкер Шейра  - 20.07.2135».
        Чуть ниже нахожу и Альбу. Ее время «Х» на день раньше.
        Мы превратимся в голодных монстров через две недели. Через четырнадцать суток я разучусь жалеть.
        Разучусь… ненавидеть себя.
        - Что нам делать?  - всхлипывает Альба.
        - Мы успеем,  - хрипло говорю я, пряча документ в карман.
        - А если нет?
        Я ввожу в планшет свое имя  - здесь тоже работает пропуск Карины  - и удаляю всю информацию. Затем форматирую историю болезни Альбы.
        Клянусь, Элла, я не опоздаю. Клянусь, на две недели я забуду о том, как быстро седеют волосы.
        - А если нет, Шейра?  - чеканит Альба.
        - Не говори никому,  - умоляю я.
        Так я буду чувствовать себя нормальной. Буду спокойной, будто впереди меня ждет много дней. Мне не страшно. Я проживу их в перемотке.
        - Ладно. Ты права.
        Наша нить прочнеет на одну тайну.
        - Ребят, пароли у меня,  - радостно шепчет Матвей.  - Они обновляются раз в сутки. Хорошо, что уже за полночь!  - Он подкидывает флешку и попадает в урну.
        - Ты такой меткий!  - улыбаюсь я сквозь слезы.
        - Старался!
        - Из тебя выйдет неплохой бармен,  - хмыкает Альба.  - Я работала официанткой в одном кафе, могу устроить.
        - Спасибо, воздержу…
        - А красный свет в коридоре  - это нормально?  - нервно хихикает Ольви.
        - Что?!  - вскрикиваем мы хором.
        На нас несется алая пульсирующая волна. Через долю секунды зал вспыхивает бордовыми красками.
        - Валим!  - вопит Матвей.
        Повторять не нужно. Мы срываемся с места ровно в тот миг, когда раздается топот.
        - Неизвестные в правом коридоре, у кабинета сто девять,  - гремит монотонный голос.
        - Черт, черт, черт!  - задыхаясь, визжит Ольви.  - Давайте в тоннели! Что там говорил Кир?! Шейра!
        - Если ты забыл, я рано ушла и ничего не слышала!
        Глаза режет яркий свет. Из-за алых вспышек я не вижу, куда бежать. Благо, голос не дремлет:
        - Неизвестные у кабинета сто тридцать.
        - Он упоминал двести пятый!  - осеняет Матвея.
        Легкие все неохотнее принимают кислород. Черный порог близко. Ближе, чем наши преследователи.
        - Неизвестные у кабинета сто девяносто.
        Писк индикатора сливается с воем сирены.
        - Я больше не могу!  - стонет Альба.
        - Да нам осталось всего ничего!  - рычит Матвей, хватая ее за руку.
        - Неизвестные у кабинета двести четыре.
        За следующей дверью  - наше спасение, но мы останавливаемся.
        - Нам конец,  - выдыхает Ольви.
        Путь преграждает Утешитель.
        Простите, Оскар. Мы проиграли.

        Глава 8

        Оскар прав. Я не готова. Страшнее всего  - осознавать это. Чувствовать свою ничтожность.
        Перед нами Утешитель. В белом костюме и маске. Он сильнее нас: его учат справляться с сущностями. Возможно, у него даже есть электрошокер.
        Мы жмемся друг к другу плечами и лихорадочно прокручиваем в голове пути отступления, но Утешитель говорит:
        - Повелись, да?
        Жестокий робот снимает маску и превращается  - у меня галлюцинации?  - В парня-миллион-спичек. Я не успеваю ничего сказать или сделать: Кир ныряет в двести пятый кабинет.
        - Быстрее, быстрее! Они будут здесь с минуты на минуту!
        Первым оживает Ольви.
        - Смываемся!
        Моргает красный свет. В нос бьет резкий запах гнили. Мы замираем в углу кабинета, у маленькой железной дверцы, распахнутой настежь.
        - Это мусоропровод?!  - недоумеваю я.
        - Раньше это был запасной выход, но теперь  - да,  - кивает Кир.
        Шум в коридоре усиливается.
        - Сова, я бы с радостью ответил на все твои вопросы, но давай потом!
        Я задерживаю дыхание и опускаюсь на четвереньки. Алые лучи скользят по ржавой лестнице.
        Вынырнув из очередной красной вспышки, я ставлю ногу на ступеньку. Один вдох  - один шаг. Стараясь забыть о запахе, я погружаюсь во тьму.
        - Девушки  - вперед,  - доносится до меня хихиканье Кира.
        - Благодарю,  - фыркает Альба.
        Мы почти на месте. Наверху раздается ругань Утешителей. Внизу, метрах в двух от меня, громоздится гора мусора.
        - Прыгай, Сова! Здесь только салфетки, смятые документы и использованные тюбики!
        - Ты же не думаешь, что я брошусь тебе на шею, когда это закончится?
        Я закрываю глаза и расслабляю пальцы.
        - Сгруппируйся! Попытайся защитить голову и согнуть ноги!
        - Как вовремя!  - воплю я, приземляясь.
        Ищу опору и не нахожу. Кубарем качусь с горы. Распластавшись на сырой бетонной поверхности, я позволяю себе выдохнуть. В висках стучит адреналин. Ничего не болит, кроме мелких царапин на тыльной стороне ладони.
        Я в тоннеле, уходящем в темноту. Вокруг ни одной лампы, и только моргающие лучи из мусоропровода освещают обрывки бумаг и использованные банки.
        Не успеваю я прийти в себя, как рядом падают друзья.
        - Ну и запах же здесь,  - недовольно бурчит Альба.
        - Некогда, девчонки, некогда!  - вскакивает Кир и достает из кармана фонарик.
        И снова бег до звона в ушах и ударов сердца на уровне «дай-ка мне выпрыгнуть».
        По-прежнему кто-то кричит. Серые заплесневелые стены, запах сырости и нечистот… я долго не протяну, но останавливаться не имею права.
        На этот раз я должна пройти квест.
        Преследователи все ближе. Кир тянет нас к нише, частично заваленной камнями. Мы прижимаемся к стене и ждем. Железная дверь напротив с царапиной-улыбкой, как у Джокера, выглядит так, будто приветствует нас.
        Семерка продолжает исследовать тоннели. Они ведут за город, и эта «веселая» дверь как раз упирается в неизведанное. Через такие пролеты к нам попадают сущности, поэтому коридоры блокируют.
        Кир выключает фонарик.
        Появляются Утешители  - одинаковые, резкие, монотонные.
        Я боюсь дышать. Сердце бьется слишком громко. Я слишком громко существую.
        Несмотря на опасения, преследователи нас не замечают. Звук шагов стихает.
        - За мной!  - Кир несется к перекрестку и ныряет в левый пролет.
        Нам плевать на царапины и ссадины, запах и плохую освещенность. Мы обязаны выбраться. Игра не окончена.
        Спустя несколько бесконечных минут мы застываем у лестницы. Люк. Мы нашли люк!
        Мы поднимаемся. Я дрожу все сильнее и, когда оказываюсь в пустынном дворе, едва не падаю.
        Мы добегаем до соседних домов и прячемся в темной подворотне. Тридцать пять лет назад люди боялись гулять по ночам. Теперь нас защищает карма. А кто защитит от нее  - неизвестно.
        - Спа… Спасибо,  - выдавливаю я.
        - Всегда пожалуйста,  - хрипит запыхавшийся Кир.  - Выглядишь не очень.
        - Так себе комплимент.
        - Кто еще скажет тебе правду?
        - Эй, не обижай красотку,  - вносит свой вклад в «беседу» Ольви.
        Правду…
        Голос Кира словно расслаивается. Я цепляюсь за плечо Матвея, чтобы не отключиться.
        - Осторожнее, солнышко.
        Желание терять сознание сразу пропадает.
        Из-за угла выходит Оскар. Усмехается, пробует наше удивление на вкус. Если бы не фырканье Кира, мы бы еще долго хлопали глазами.
        - Откуда вы здесь?  - недоумевает Матвей.  - Что за игры?
        - Ты спас нас, потому что он попросил,  - догадывается Альба, обращаясь к парню-миллион-спичек.  - Я права?
        - Элементарно, Ватсон!  - хохочет тот.
        - Пообщаетесь в машине,  - перебивает их Оскар.
        За раскидистой вишней, во дворе, прячется хот-род.
        Конечно, куда же без железного монстра. Как ни странно, меня завораживают его обнаженное сердце и огромные колеса.
        Мы с Матвеем, Ольви и Киром с трудом умещаемся на заднем сиденье. Альба садится спереди.
        За тепло в машине я готова простить и запах бензина, и оглушительный рев мотора. Да и бешеную скорость, чего уж.
        Сейчас дневное «перышко» Оскара больше напоминает орла Хааста[7 - Орел Хааста  - самая крупная хищная птица. В некоторых легендах его описывали людоедом.]  - дикого, неудержимого, беспощадного. Мы не летим навстречу смерти. С такими цифрами на спидометре мы ее олицетворяем.
        - Нельзя помедленнее?  - зеленеет Ольви.
        Мы выезжаем на трассу.
        - Потерпи, нужно отъехать на безопасное расстояние,  - чеканит Оскар, жадно втягивая воздух.
        Он  - крылья этого орла. Он  - его свобода. И его погибель, если отвлечется хотя бы на секунду.
        Я с ужасом понимаю, что мне нравится летать: есть шанс сбежать от кошмаров.
        - Если испачкаю ваши сиденья, я не виноват,  - стонет Ольви, уставившись в одну точку.
        - Притормозите, мы уже далеко.  - Матвей то и дело сжимает и разжимает кулаки.  - Мне не терпится услышать вашу историю, Оскар.
        Гость из прошлого резко сворачивает на обочину и заглушает двигатель. Если бы не цепкая хватка изобретателя, я бы вылетела через лобовое стекло.
        Оскар гладит руль кончиками пальцев.
        - Хотел посмотреть на вас в экстремальных условиях.
        - Серьезно?  - Я задыхаюсь от возмущения.  - Нас чуть не арестовали, а вы просто развлекались?
        - Не просто. Мне нужно знать, как вы ведете себя в нестандартных ситуациях. Но отпустить вас одних я не мог. Кир подкинул отличную идею и помог воплотить ее в жизнь.
        - Как ты согласился? Как смолчал?  - моргаю я.
        - Чтобы я не ввязался в такую авантюру? Да никогда в жизни! Тем более после пранка с Утешителями у нас остался белый костюмчик.
        - Ты не должен был следить за нами.  - Я дышу глубоко, но, чтобы унять волнение, этого мало.
        - За вами? Не смешите меня. Я шел по тоннелям.
        - Ребят…  - лепечет Ольви, открывая дверь.  - Я на воздух.
        - И что? Мы сдали экзамен?  - не обращая внимания на страдающего выскочку, уточняет Альба. Кажется, выходка Оскара ее не впечатлила.
        - Да.  - Гость из прошлого отпускает руль.  - Поздравляю.
        - Спасибо за доверие,  - язвит притихший Матвей.
        - Прости, ты был заинтересованным лицом,  - разводит руками Оскар.
        - Как вы поняли, что нам угрожает опасность?
        - Видеожучок. На одежде Матвея.
        - Вообще отлично!  - Изобретатель хлопает себя по лбу.  - Так посадите меня на цепь, чтобы забот меньше было!
        - Остынь.
        Оскар зовет Ольви, и орел снова расправляет крылья. Мы мчимся по знакомой трассе  - к штабу. Я каждой клеточкой чувствую яростную дрожь Матвея. Интересно, на что он способен в таком состоянии?
        Ох, лучше об этом не думать.
        За дозу адреналина индикатор платит писком и оранжевым свечением.
        - Переночуешь у меня,  - уверенно заявляет Кир.  - Возражения не принимаются.
        - Завтра созвонимся,  - командует гость из прошлого, когда мы добираемся до конторы.  - Спасибо за вечер. Мне понравилось.
        - Только помедленнее, умоляю,  - хнычет Ольви.
        Не успеваем мы шагнуть в сторону штаба, как хот-род растворяется в ночной дымке. Бедный выскочка. Или… сиденья Оскара.
        В штабе не так тепло, как в машине, но я слишком устала, чтобы искать одеяло.
        Спать. Скорее спать.
        - Это было опасно, Кир.
        - Говорит мне та, кого я вырвал из когтей злобных Утешителей.
        - Я серьезно.
        - Я тоже.
        - Сова,  - морщится Кир,  - переоденься. От тебя несет, как от бомжа.
        Я принюхиваюсь. И правда, кажется, будто я прихватила с собой добрую часть мусора.
        - Ты пахнешь не лучше… и да, я еще злюсь на тебя.
        - Давай, давай.  - Кир тянет меня к странному белому пятну. Я пытаюсь сфокусировать зрение  - тщетно.  - Пока ты в больничке валялась, я починил водопровод.
        - Серьезно?  - вскидываю я брови.  - Ничего себе… я ведь была здесь позавчера… Не заметила.
        - Ты вообще мало что замечаешь после недавних событий,  - многозначительно хмыкает Кир.
        Я впиваюсь пальцами в умывальник. Друг протягивает мне чистую одежду и тазик, а сам исчезает за дверью.
        Я открываю кран и подставляю рот.
        Пить. Я хочу пить. Захлебываться, мочить губы и подбородок.
        В тазик хлещет вода. Пора смыть с себя шелуху Утешителя.
        Я вновь Шейра. Или то, что от нее осталось.
        Покончив с купанием, я надеваю растянутый свитер и падаю на кровать. Сквозь пелену сна до меня доносятся шаги Кира, шум воды, а затем  - щелчок моего индикатора.
        - Все, экран зеленый,  - шепчет Кир.
        Я погружаюсь в себя и как никогда остро чувствую, что за толстой стеной сознания во мне кто-то трепещет. Но я его не впущу  - боюсь.
        И, пожалуй, спрячусь от него в кошмарах.

* * *

        Ровно в полдень я просыпаюсь от звонка Оскара.
        - Жду в Сети, солнышко. Комната номер пятьдесят три,  - говорит он и отключается.
        Поприветствовав зевающего в спальном мешке Кира, я надеваю линзы и погружаюсь в виртуальные коридоры.
        Хлопаю в ладоши  - включается голосовой поиск. Я называю адрес комнаты. Стены превращаются в пластилин, из которого «лепится» тесное помещение. Как и все залы в Сети, пустое. Конечно, если не считать раскрасневшегося Оскара, яростно жестикулирующего Матвея, Альбы и Ольви.
        - С вами невозможно работать!  - разоряется изобретатель.
        - С тобой  - тоже!  - парирует гость из прошлого.
        - По крайней мере, я нормально отношусь к людям!
        Похоже, эти двое убьют друг друга. Растерзают.
        Издавая странные звуки, отдаленно напоминающие пение, Альба скользит пальцами по стене. Я завидую ее умению отключаться в любой момент.
        - Тебе тоже кажется, что мы здесь лишние?  - Ольви сидит на полу и со скучающим видом наблюдает за перепалкой.
        - Не обобщай.
        - И не думал.
        - Доброе утро,  - громко произношу я.
        Все умолкают. Так тихо бывает только перед взрывом. Стоит пошевелиться  - и нам конец.
        - Доброе,  - неожиданно успокаивается Оскар. Он пристально смотрит на Матвея, а затем резко опускает глаза. Связь разорвана. Убийство отменяется.
        Громко выругавшись, изобретатель падает рядом с Ольви.
        - Начнем, пожалуй,  - чешет в затылке гость из прошлого.  - Поздравляю вас с успешным выполнением задания…
        - Я бы так не горячился,  - охлаждает его пыл Матвей.
        - Проясним это позже,  - обещает Оскар.  - Сейчас о карме. Запас будет обнуляться быстрее обычного, потому что мы балансируем на лезвии. Прогуляйтесь по приграничному полю, возьмите  - украдите, если точнее,  - себе флешки. Пароли вы вчера нашли. Но помните: зеркало, которое покрывает землю,  - кармопотребитель. От него заряжаются «плоды».
        За обсуждениями пролетает час. Альба больше не поет  - что-то царапает на стене. Я напрягаю зрение.
        «Динь-дили, дили-дон. Это все сон».
        Ты права, подруга. Наше настоящее замерло, когда нам было девять. Это все сон.
        Попрощавшись с ребятами, я возвращаюсь в реальность.
        Кир хрустит сухарями  - кто бы сомневался  - с сыром. У меня нет настроения спорить, поэтому я лишь обреченно вздыхаю.
        - Как прошло?
        - Сегодня вечером заберем карму и уже скоро отправимся в третий блок.
        - Точно?
        Я хлопаю его по плечу.
        - Более чем.
        - Как себя чувствуешь?
        - Отлично.  - Я закатываю глаза.  - Ты не моя мамаша. Чего паришься?
        - Не смешно.
        - Тебе ведь известно, ради чего я это затеяла.
        - Сова, очнись!  - Кир щелкает пальцами у меня перед носом.  - С чего ты взяла, что Оскар не кинет вас? Где гарантия?
        - Найди мне другой выход.
        - Иногда нужно смириться.  - Он отбрасывает пачку с сухарями.
        - Как ты можешь?!
        - Мы друзья?  - Это чужой голос, слишком холодный для Кира. Слишком жестокий.
        - О чем ты?  - Я прижимаюсь лбом к его виску.  - Конечно, друзья.
        - И никаких тайн?  - улыбается он, поворачиваясь ко мне.
        - Никаких.
        - Тогда что это?  - Отстраняясь, Кир вытаскивает из кармана помятый лист бумаги, бросает его мне и вскакивает.  - Что это, Сова?!
        Я касаюсь взглядом имен тех, чей таймер уже запущен.
        - Кир, послушай…
        - Нет, Сова! Я не хочу тебя слушать! Ты…  - Он пинает коробки. Поднимается столб пыли.  - Ты не сказала!
        - Я не успела. Не успела.
        - Врешь! Ты и не собиралась!
        Я до боли закусываю губу.
        - Да, вру. Ты прав. Наверное, боялась.
        - Утешители бы тебе помогли.  - Сквозь лед пробивается прежний Кир.
        - Нет. У меня есть шанс вылечить Эллу. Если получится  - вылечусь и я.
        - Спустись с небес!
        - Кир…
        - Я думал, мы друзья.
        - Друзья!
        - Уходи, Сова. Гробь свою жизнь, пожалуйста! Но не у меня на глазах. И кстати, Карину уволили.  - Он выбегает из штаба и хлопает дверью.
        Я стискиваю зубы и проглатываю обиду. Пора возвращаться домой. Переодевшись в толстовку и забрав костюм Утешителя,  - оказывается, Кир вчера все постирал,  - я несусь к небоскребам. Надежда догнать его по пути гаснет.
        Оставшиеся полдня я пересматриваю наши с Киром видео.
        Не обижайся. Незнание  - благо.
        С ребятами я встречаюсь в полночь у приграничья. Каждый из нас прихватил с собой по рюкзаку.
        Пыльная широкая дорога с обеих сторон зажата умирающими недостроенными зданиями. Она ведет к столам, чьи тонкие ножки впиваются в зеркальное поле. Флешки на поверхностях накрыты стеклянными полусферами. Вдоль стены, оберегающей от жизни за, тянутся камеры, но нам все равно: мы в непозволительно больших белых костюмах. Мы вновь безликие роботы.
        - Подождите здесь,  - бросает через плечо Матвей.  - С вашей планемией только по таким местам шляться.
        - Эй!  - Я обгоняю парней и преграждаю им дорогу.  - Мы же команда! И не стоит беспокоиться за мое самочувствие. Я не маленькая!
        - Шейра, он прав,  - вмешивается Альба.  - Они помнят о четверке сбежавших и будут искать нас. А двоих Утешителей, пришедших ночью за кармой для тяжелобольных, никто не заподозрит.
        - Да идите вы!
        - Успокойся, красотка,  - покатывается со смеху Ольви.  - Я не хочу лицезреть твое худшее из настроений.
        - Придется.
        Я сажусь на ступеньку одноэтажного дома. Изредка скрипят ставни  - недостройка плачет.
        Меня вряд ли кто-то заметит, зато я увижу все: троих Утешителей, работающих на горизонте, наших ребят, остановившихся у крайнего стола, отражения луны и звезд в стеклянных полусферах.
        Ветер спит, и мне кажется, что весь мир слышит мое дыхание.
        Альба опускается рядом и достает из рюкзака два кусочка бисквита. Воздух наполняется ароматом ванили.
        - Да, я все еще учусь на повара. Будешь?
        Я не сдерживаюсь и нервно хихикаю.
        - Хочешь меня отравить?
        - Зря ты так.  - Альба снимает маску.  - Он очень любил выпечку.
        - Да, я помню. Особенно бисквиты.
        - До маминых мне далеко, но я обязательно научусь. После Университета открою ресторан. Как жаль, что он не оценит.  - Она упирается взглядом в ботинки.  - Шейра, я… постараюсь не вспоминать о прошлом. Но ты знаешь, как это сложно.
        - Назови его по имени.
        - Что?
        - Почему ты не называешь его по имени?
        - Не понимаю.
        - Ник.  - Я впиваюсь пальцами в ее плечо.  - Чего ты боишься? Скажи!
        - Ник…
        - Ответь, кто его убил.
        - Ты сошла с ума!
        - Нормальным здесь не выжить. Скажи, Альба. Кто его убил?
        - Зачем?  - Она вот-вот заплачет.  - Что ты вытворяешь, Шейра?
        - Скажи!
        - Ты!  - выплевывает она.  - Ты, ты, ты! Но нам придется работать вместе, как бы тебя это ни раздражало!
        Индикатор Альбы начинает гудеть. Она надевает маску и закатывает рукав. Ярко-красное свечение тонет в ночной мгле.
        - Что это такое, черт подери?  - бормочет моя бывшая подруга.  - Я обновляла запас дома. Полчаса назад.
        Волосы Альбы плавно обесцвечиваются.
        Нет, не сейчас. Я нуждаюсь в твоей ненависти.
        Я оглядываюсь на поле: парни «обработали» первый ряд и идут ко второму.
        - Ты седеешь,  - в панике пищу я.
        - Что? Мне нехорошо…
        Это последнее, что произносит Альба. А потом  - теряет сознание.
        - Ты чего?  - всхлипываю я.  - Что с тобой?
        Едва сдерживая крик, я мчусь к Ольви и Матвею. Уже неважно, что подумают люди, следящие за полем через камеры; я должна ее спасти.
        Чем ближе я к полю, тем острее становится слабость. Зеркала высасывают из меня карму, но в запасе есть пара минут: парни ушли недалеко. Я не смотрю под ноги. Незачем радовать ту, что становится четче с каждым моим вдохом.
        - Помогите!
        - Что случилось?  - Матвей застегивает рюкзак, набитый флешками.
        - Альбе плохо! Она без сознания!
        Мы бежим к пыльным ступенькам. Это я ее спровоцировала. Я разрешила ей выпустить ненависть. Седую ненависть.
        - Дайте флешку!  - визжу я.
        Русых локонов все меньше и меньше.
        - Нет. Она близка к черному порогу. Если судить по волосам, у нее осталось не больше пятидесяти байтов,  - тараторит Матвей, запуская руку в рюкзак.  - Здесь нужно кое-что другое. Шейра, пожалуйста, отойди. Тебе будет неприятно за этим наблюдать.
        - Да за кого ты меня принимаешь?! Помоги ей, а я сама о себе позабочусь!
        - Может, отвезем ее во второй блок?  - предлагает Ольви.
        - Дайте мне время!  - гаркает Матвей.  - Я знаю, что делать в таких случаях!
        Он вытаскивает из рюкзака железную коробку. Достает перчатки, скальпель и вату.
        - Ты что задумал?  - ужасаюсь я.
        - Вы предупреждены.
        Надев перчатки, Матвей обрабатывает место соединения индикатора с кожей, а затем  - нож. Я умоляю себя отвернуться, но мышцы деревенеют.
        - Подсвети, Ольви,  - сосредоточенно просит он.
        Тот без лишних слов извлекает из рюкзака фонарик и опускается рядом. Крыльцо заброшенного дома наполняется бронзовым светом.
        Считай, Шейра. Стук сердца, секунды, что угодно.
        Один  - лезвие мягко входит в запястье Альбы.
        Два  - льется кровь. Матвей берет индикатор.
        Три  - у меня кружится голова. Я тороплюсь дышать и, кажется, не успеваю.
        Четыре  - в руках изобретателя чернеет новый чип. Щелк  - он вспыхивает зеленым. Запах спирта…
        Пять  - рану прикрывает индикатор. Матвей достает из коробки иглу, нить и пинцет.
        - Поднеси фонарик ближе!  - Тяжелое-тяжелое дыхание.
        Шесть  - Матвей зашивает рану.
        Семь. Я теряю сознание.

* * *

        - У тебя как запас? В норме?  - обращается к кому-то Матвей.  - Мы же все-таки воровали карму. Проверь индикатор Шейры.
        Шаги. Кто-то опускается рядом и осторожно закатывает рукав моей кофты. Кожа будто превратилась в камень, но стоит до нее дотронуться, как она даст трещину. Я полая.
        - Оранжевый,  - сообщает Ольви.  - Обновлю ей запас.
        - Нет! Это как наркотик. Чем чаще она будет «есть» карму, тем быстрее обнулится. Хватит мне одной операции.
        - Не знал, что ты Утешитель под прикрытием,  - хмыкает Ольви.
        - Я не Утешитель.
        - Да, и скальпель ты с собой просто так носишь.
        - Почему же? Я изучаю внутренности тех, кто слишком мне надоедает.
        - Понял. Вопросов нет.
        Вата душит меня, и я начинаю проклинать Матвея, запретившего Ольви вливать карму.
        Что со мной произошло? Неужели я настолько слаба, что не переношу вида крови?
        - Не самая лучшая идея  - оставаться здесь,  - после минутного молчания подает голос Матвей.
        - Может, она очнется?  - Ольви касается моего запястья.  - Или Альба?
        - Шейра без сознания уже полчаса! Черт, я же просил ее отвернуться!
        - В этом все женщины.
        Я силюсь ударить выскочку, но получается плохо.
        - Красотка очнулась!
        Вновь торопливые шаги.
        - Шейра!  - шипит Матвей.  - Шейра! Ты меня слышишь?
        Я открываю глаза.
        - Д… Да.
        - Не пугай нас больше.  - Он облегченно выдыхает.
        - Что с Альбой?
        - Ничего, скоро проснется. Даже шрама нет. Заживляющая мазь помогла.
        Я блуждаю взглядом по темноте и натыкаюсь на русые локоны бывшей подруги. Она в биомаске. Индикатор светится зеленым. Кровь темнеет на коже и одежде, но раны действительно нет.
        - Как ты это сделал?  - изумляюсь я.
        - Тебе так важен ответ?  - Матвей раздраженно передергивает плечами.
        - Если бы мне было до лампочки, я бы не спрашивала.
        - Когда есть проблемы с кармой, ты обязан знать многое.
        - Тоже планемия?  - догадываюсь я.
        Матвей молчит.
        - Я вот не понимаю,  - морщится Ольви.  - Оскар говорил, что после операции больные излечатся. Так на кой черт нам серверы?
        - По его теории полное выздоровление произойдет лишь после удаления всех данных, связанных с человеком. Кармой управляет программа, сохраняющая каждый наш шаг. Не будет данных  - чип выйдет из строя. Когда это случится, можно оперировать. А сейчас я отсрочил обнуление, только и всего.
        - Жесть.  - Ольви ерошит челку.  - А если мне к ним аналитиком пойти? Я как раз работу ищу. Махинации с кармой… Ох, я бы им все рассчитал! И в диаграммках бы представил!
        Оживленную болтовню прерывает джазовая мелодия. Кто-то звонит выскочке.
        - Алло.
        В его тоне нет ни намека на веселье. Исчез тот, кто был секунду назад. Ольви не теребит челку и не сидит с приторно-ровной осанкой. Не смеется и не шутит. Когда голос из динамика затихает, он без единого слова прячет планшет в рюкзак и идет к дороге.
        - Что случилось?  - спрашивает Матвей.
        Я приподнимаюсь на локти. Ольви не отвечает, и меня это тревожит. У него забрали маску клоуна. Он остался без защиты.
        - Да что с тобой?!  - Матвей догоняет его и несильно бьет по щеке.
        - Мне нужно домой.
        - Зачем?
        - Мама. Мама умирает.

        Глава 9

        Реальность в один миг стала картонной. Ненастоящей. Наигранной. Ольви превратился в тень.
        Я вспоминаю самоуверенную улыбку, насмешливый тон, непослушную челку. Выскочка умер.
        - Мы с тобой.  - Матвей хлопает Ольви по плечу и быстрым шагом подходит ко мне.  - Альбу я возьму на руки. Шейра, ты сможешь идти?
        Не обращая внимания на пляшущий мир, я поднимаюсь.
        У тебя впереди  - две недели. Не притворяйся.
        Мы едем в кабине к сердцу свободы  - к полям, окруженным трассами. Нас высаживают среди колосьев, чуть поодаль от дома Ольви. Как Утешителей у разрушенной арены. Они не успели. Успеем ли мы?
        До маленькой кирпичной хижины мы добираемся за пару минут.
        Никто не решается проронить ни слова. Я чувствую: Ольви благодарен за тишину.
        Мы нажимаем на кнопку звонка. Дверь открывает безликая женщина в белом костюме. Утешительница. Мы едва помещаемся в прихожей. От запаха сырости меня тошнит. Стулья завалены старыми кофтами и свитерами, вдоль стены разбросаны дырявые тапки.
        Матвей укладывает Альбу на маленький диван в углу. Синие губы и несколько седых волос  - вот что осталось ей в подарок после операции.
        - Где она?  - спрашивает Ольви, и я вновь его не узнаю. Этому парню незачем носить маску. Он умело прячется и без нее.  - В комнате?
        - Да. Будьте осторожны.  - Утешительница неестественно выпрямляет спину.  - Зря вы их привели, Ольви.
        - Что с ней?  - Его голос готов надломиться, как когда-то надломился мой.
        Мне страшно наблюдать за этим. Как же страшно…
        - Она раза три теряла сознание. А потом бредила.  - Женщина на миг умолкает.  - Я бы…
        - Говорите, как есть, Силия.
        - После таких скачков кармы организм слабеет. Боюсь, еще одного резкого понижения или повышения запаса сердце Марфы не выдержит.
        - Вы же Утешитель!  - Ольви срывает маску. Подбегает к ней. Отчаянно ищет воздух и не замечает, что мы уже на дне.  - Спасите ее!
        - Я сделала все, что от меня зависело. Утром к вам приедут люди из первого блока.
        Из первого блока. В нашем городе никого не хоронят. Эту традицию растоптали тридцать пять лет назад и на ее месте построили каменную коробку для исследования трупов. Их разбирают на органы, а остатки кремируют и высылают по связным ящикам родным.
        - Я не впущу их,  - отрезает Ольви.
        Воды сомкнулись над нами, мой друг. Задыхайся.
        - В таком случае попрощайтесь с кармой,  - передергивает плечами Утешительница.
        - Катитесь к черту,  - чеканит он.  - Выметайтесь из моего дома!..
        - Вы не заплатили мне за эту неделю,  - невозмутимо перебивает его Силия.  - Как только я получу тридцать гигабайтов кармы, тут же уйду.
        - Вы серьезно?  - истерически хохочет Ольви.  - А за что вам платить? За то, что моя мать при смерти? Или за то, что вы не соизволили ее госпитализировать?
        - Это бы не помогло.
        - Да мне плевать, что вы думаете! Выметайтесь!
        Нам так не хватает жабр…
        - Тогда у вас заберут карму силой. Из вашего индикатора будет вычитаться по пять гигабайтов каждый день. Готовьтесь заранее, чтобы не обнулиться.
        Я безвольно слежу за тем, как Силия выходит из дома. Как Ольви проклинает ее, переворачивает стул и раскидывает одежду. Как он пытается всплыть, но получается лишь кверху брюхом.
        - Успокойся! Тебя мама слышит, придурок!  - хватая Ольви за ворот и встряхивая его, рычит Матвей.
        - Я не хочу туда. Что ей сказать? Как вести себя? Нет,  - мотает головой он.  - Нет. Я не хочу.
        - Успокойся.
        - Я не пойду!
        - А ты и правда придурок.  - Матвей отпускает его и, оперевшись на стену, сползает на пол.  - У тебя есть шанс попрощаться с ней. Я бы многое за это отдал.
        - О чем ты?  - спрашиваю я.
        - О прошлом.
        В чем твой секрет, безликий парень? Почему ты здесь, с нами? Из-за планемии? Слабость почти отступила, и я все отчетливее понимаю: дело не в болезни.
        Я поворачиваюсь к Ольви:
        - Я с тобой.
        - Уверена?
        - Да.
        Он ведет меня в конец коридора, после чего мы оказываемся в тесной комнате, пропитанной полумраком. На окнах висят грязные занавески, на стенах  - зеркала, частично покрытые синей краской. За пыльным деревянным шкафом темнеет кровать.
        - Это ты, сынок?  - раздается нежный голос.
        Женщина лет семидесяти с длинными седыми волосами тянет к нам руку. Худую. Морщинистую. В ней нет ни капли жизни. Нет, Марфа не сущность. Она просто стара и слаба. Ей тяжело. Я вижу, какие неимоверные усилия она прилагает, чтобы наполнять легкие воздухом. Одеяло давит на нее. Душит. А она до сих пор надеется вырваться из его пут и не догадывается, что запущен обратный отсчет.
        Сколько еще отстучит ее сердце? Сколько отважится отстучать?
        - Привет, мам.
        Ольви садится рядом, и она, блуждая взглядом во мраке, нащупывает его запястье.
        - Зрение так упало…
        - И все же ты до сих пор рисуешь море,  - печально вздыхает Ольви, рассматривая зеркала.
        - Я делаю это ради тебя.
        - Пожалуйста, мама…  - Он подносит кулак к губам. Лицо меняется. В каждом изгибе, в каждой морщинке поселяется боль.
        Теперь я знаю, какой ты, Ольви.
        - А я привел гостью.
        - Как ее зовут?  - Марфа щурится, пытаясь разглядеть меня в полумраке.
        - Шейра.
        - Тебе нравятся мои картины, Шейра?  - На ее губах теплится улыбка.
        Сквозь неровные полосы краски проступает мое отражение.
        - Да. Ваше море прекрасно.
        Тело женщины сковывают судороги.
        - Тихо, тихо, тихо,  - гладит ее по шелковистым седым волосам Ольви.  - Успокойся, мама.
        - С… сынок.  - Марфа больше не улыбается  - сдается.  - Ты был таким маленьким! Зеркала…  - Она дергается, выискивает то, что поможет ей удержаться.  - Они убивали! Но я нашла решение. Никогда… Никогда не смотри в зеркала!
        - Мам, у тебя жар.
        - Это не ты, сын! Не ты!
        - Мам…
        - Не ты, не ты, не ты! Это не ты, сынок!  - Она судорожно глотает воздух.  - Не смотри в зеркала… Смотри на море. Отблагодари дядю Ларса…
        Дядю Ларса. В ушах начинает звенеть песенка из автомата.
        - Мама!  - вскрикивает Ольви, но тут же закусывает губу.  - Ты не в себе. Я сделаю укол успокоительного.
        - Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь!
        Я изучаю хаотические мазки на зеркале. Марфа не сумасшедшая. Я помню человека, прочитавшего меня.
        - А кто такой этот Ларс?
        - Шейра!  - Ольви набирает в шприц лекарство.
        - Он самый добрый ученый на свете. Спас моего сыночка от зеркал… Отблагодарите его.
        - У тебя жар.
        - Как его найти?  - допытываюсь я.  - Где он живет?
        - Это невыносимо!  - Ольви вкалывает матери лекарство.  - Отдохни.
        - Но мне некогда отдыхать! Ты должен…  - Глаза мутнеют. Тело расслабляется.
        Не забывайте дышать, Марфа. Вы же еще не на дне, правда?
        Ольви кидает шприц на стол.
        - А теперь объясни мне, Шейра, какого черта?
        - Она не сумасшедшая,  - выдыхаю я.
        - Серьезно? Тебе принести заключение Утешителей?
        - В таком случае у меня тоже поехала крыша. Я слышала о Ларсе. Этот человек существует.
        Я рассказываю Ольви все, что знаю о странном ученом.
        - Возможно, у твоей мамы проблемы с психикой, но это не связано с Ларсом.
        Он не успевает ответить  - в комнату врывается Матвей.
        - Разреши мне… попробовать. Я разбираюсь в индикаторах.  - Он вертит в руках серую коробку.
        - Откуда?  - Я сжимаю кулаки и подхожу к нему.  - Откуда, а, Матвей?
        Я открыла ему свою тайну, а он ничего не дал взамен. Меня охватывает желание сорвать с него маску, посмотреть в глаза того, кто так любит безликость. Нет, у него не планемия. Он прячет нечто большее, чем болезнь.
        - Где твое слабое место?  - тихо, но четко произношу я.  - Почему ты с нами? Как тебе доверять? Ты так усердно прячешься, что я начинаю сомневаться. А вдруг ты предатель?
        - Сейчас не лучшее время для допросов, Шейра.
        Нет, я не отпущу тебя, любитель чипсов. Бойся. Чем сильнее твой страх, тем увереннее я себя чувствую.
        - А когда оно будет лучшим?
        - Никогда,  - отрезает он.  - Я хочу помочь. Хотя бы попытаться.
        - Хорошо,  - внезапно соглашается Ольви.  - Ты прооперируешь ее?
        - Да.
        - Мы подождем на улице.
        - Чего ты боишься, Матвей?  - Я не двигаюсь с места.
        Он наклоняется ко мне и обжигает мое ухо дыханием.
        - О страхах я предпочитаю молчать.
        - Что же… Удачи,  - цежу я и выбегаю в коридор.
        Дышите, Марфа, дышите. Вы не на дне.
        Альба спит, дверь во двор распахнута. Ольви сидит на крыльце.
        - Можно?  - Я опускаюсь рядом.
        - Вряд ли тебя смутит мое «нет».
        - Здесь ты прав,  - грустно усмехаюсь я.
        Ветер гладит поле бесконечными сквозняками и где-то у горизонта встречается с суетой города. Из-за дорог в небе не видно Большую Медведицу.
        - Мне жаль.
        - Я знал, что ей осталось недолго.  - Ольви запрокидывает голову.  - Но надеялся, что успею добраться до серверов.
        - У Марфы планемия?
        - Да. Редкий случай. Мне не было и года  - так сказала сиделка, которую нанял отец. А сам он смылся, когда прочитал заключение Утешителей. Мама… закрашивала зеркала. И вечно повторяла, что любит море. Карма то падала, то резко подскакивала.  - Ольви втягивает воздух. И снова тонет.  - С этими «прыжками» мы боролись до сегодняшней ночи. Ты ни за что не поверишь, но маме всего пятьдесят. И как после этого любить Семерку?
        Я опускаю голову, но он берет меня за подбородок.
        - У нас нет войн, а люди продолжают гибнуть. Так какая разница из-за чего?  - Ольви закатывает рукав моей толстовки и с отвращением смотрит на индикатор.  - Она сошла с ума из-за этой штуки.
        - Мы должны наведаться к Ларсу.
        - А как же третий блок?
        - Подождет.
        По крайней мере, у нас в запасе две недели.
        Я достаю из кармана планшет  - полчетвертого утра. В левом углу высвечивается шестнадцать пропущенных. На протяжении этих трех дней родители звонили мне, а я никак не решалась ответить. Я слишком слаба, чтобы говорить правду.
        Планшет начинает вибрировать. Глория Бейкер онлайн. Теперь, когда я меньше всего настроена лгать, меня прижимают к стене.
        Улыбка. Ровный голос. Легенда. Кажется, ничего не забыла. Я принимаю вызов.
        - Доченька, что случилось?! Мы никак не дозвонимся ни до тебя, ни до Эллы!  - возмущается мама.  - Три дня, Шейра! Три!
        - У нас были некоторые… дела,  - чеканю я.
        - Включи видео! Немедленно!
        - Элла спит. А я не дома.
        Я с удивлением отмечаю, что не соврала. Наверное, сестра и правда отдыхает.
        - Глория…  - хмыкает папа.  - Успокойся, дорогая.
        - Успокоиться?! Да я не сплю уже трое суток!
        Я не могу расслабиться. Каждый мускул на лице дрожит, щеки пылают. Меня душат воспоминания, а я упорно повторяю легенду.
        - Мам, все хорошо. Я устроилась на работу и сейчас занята. А Элла…
        - Шейра,  - всхлипывает мама,  - где она?
        - Мне пора, прости,  - проглатывая рыдания, шепчу я.
        - Где она?! Шейра, не бросай трубку! Где Элла?!
        - Я тебе потом перезвоню, хорошо? Пока, мам!  - Я отключаюсь и даю волю слезам.
        К счастью, Ольви ни о чем не спрашивает. Мы сидим молча, прислушиваясь к пению сверчков и приглушенным звукам дорог.
        Динь-дили, дили-дон. Это все сон.
        - Пойду проверю, как там Матвей,  - через некоторое время нарушает тишину Ольви.
        Я не хочу подниматься. Мне нравится тонуть в неизвестности. Нравится верить. Но я пересиливаю себя и иду за… другом. Нет, он не выскочка. Сегодня я это поняла.
        Альба до сих пор без сознания. Я рада. Моя бывшая подруга не предложит мне бисквит.
        Прости меня. За Ника. За мою слабость. За то, что я питаюсь твоей ненавистью.
        Мы можем жить нормально, правда. Но в разных комнатах. В разных домах. В разных концах города. А желательно  - на разных планетах.
        Я замираю у двери в спальню Марфы. Открыть… Это же так легко.
        Интересно, о чем думала Карина пятнадцать лет назад, мчась по коридору? Догадывалась ли она, что ждет ее в палате?
        Я дергаю за ручку.
        Вдох. Сердце готовится к борьбе с ребрами. Ему не нравится жить в костяной клетке.
        Матвей стоит у окна в окровавленных перчатках. На запястье Марфы мигает индикатор. Черным. Ольви без устали гладит маму по плечу.
        - Она же проснется?  - ровным голосом спрашивает он.
        - Организм отторг чип. У меня не получилось ее спасти.
        Дальше все происходит под толстым слоем ваты.
        У вас тоже нет жабр, Марфа. Как жаль.
        Ольви бьет Матвея. Изобретатель уклоняется. Я прошу их успокоиться. Без толку. Смотрю на женщину, чей страх перед зеркалами угас минуту назад. Провожу ладонью по морским брызгам на ее «полотнах».
        За тонкой пленкой краски поселилась пустота. Сердце Марфы выпорхнуло на свободу.
        Я сажусь. Тру виски. Нет, это сон. Кошмар. Очередной кошмар. Город номер триста двадцать так не поступает. Он заботится о своих жителях.
        Я падаю рядом с Марфой, сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза.
        Все будет хорошо, Шейра. Страшное видение исчезнет. Ты вернешься на пятнадцать лет назад, чтобы прожить жизнь заново.
        На этот раз без ошибок.

* * *

        Боль в спине вытягивает меня из мрачной темноты. Я лежу на жесткой кровати в незнакомой комнате. По полу робко скользят лучи. На зеленом диване у поцарапанного пианино спит Альба.
        Здесь когда-то лилась музыка. Я слышу ее отголоски с примесью горечи и боли.
        Нет, это был не кошмар. За окном стелется поле. Я встаю и на цыпочках выхожу в коридор.
        Дверь в комнату Марфы закрыта. Мне страшно вновь смотреть в пустые зеркала. Я сбегаю от них на улицу.
        Солнце выглядывает из-за горизонта. Еще рано. Наверное, нет и пяти. Я проспала чуть больше часа.
        Матвей гуляет неподалеку от дома. Я стараюсь двигаться тихо, но он меня замечает.
        - Проснулась? Быстро.
        - Ты не виноват.  - Глупо, Шейра. Как же глупо.  - Она была обречена.
        - И все же я надеялся.
        - Где Ольви?
        - С ней. В шесть приедут люди из первого блока, так что не трогай его сейчас.
        - Хорошо…  - я моргаю, мучительно подбирая слова.  - Ты сделал все, что мог.
        - Утешать меня пришла?  - горько усмехается Матвей.  - А я думал, что раздражаю тебя.
        - Нет, конечно нет! Просто… Мне сложно общаться с человеком, ничего о нем не зная. Мы не договорили тогда…
        - Ошибаешься.
        - Ты что-то скрываешь.
        Я прикасаюсь к его биомаске и поддеваю край ногтем, но Матвей останавливает меня.
        - Пожалуйста,  - умоляю я.  - Позволь мне разобраться, кто ты. Я рассказала тебе, что со мной случилось. Взамен мне нужна твоя история.
        - Я не просил.
        - Осуждаешь?
        - За что?
        Я ищу в себе крохи смелости, но в висках стучит лишь бойкое «трусиха, трусиха, трусиха».
        - Ты ни разу не спросил меня о том случ…
        - Мне неинтересно.
        - Врешь.
        - Не твое дело. А Ник  - не мое дело.
        - Что?
        Я долго-долго моргаю, боюсь, что картинка исчезнет. Рассыплется, так и не собравшись до конца.
        - Я не говорила его имя.
        - Говорила.
        - Нет!
        Меня снова прочитали. Если бы я только могла, вырвала бы все страницы из этой проклятой книги и отдала бы их на съедение огню. А потом рассеяла бы пепел над полем. Пусть читают колосья. Им я доверяю.
        - Кто ты, Матвей?  - Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься.  - Твоя ложь лезет изо всех дыр. А я не буду работать с ненадежным человеком.
        - Положись на меня.
        - Почему? Мы ведь почти не знакомы!
        - Знакомы. Давно,  - медленно, разделяя каждое слово, произносит Матвей.
        - Сколько?
        - Тебе не понравится правда.
        - Мне мало что нравится.
        Я сжимаю шарик на шее. Изобретатель молчит, но я чувствую, как тяжело ему дается тишина.
        - Мы ведь команда?
        Он тянется к кулону.
        - Ты не представляешь, насколько мы команда.
        - Тогда в чем проблема?
        Я бы закричала во все горло, но голос иссякает вместе со мной.
        - Почему ты его носишь? Зачем ты убиваешь себя? Я же вижу, что тебе паршиво не из-за кармы.  - Он скользит ладонью по моей щеке, а затем, помедлив, отстраняется.
        - О чем ты?  - Я не моргаю. Не дрожу, не плачу. Не дышу. И, кажется, сердце замерло вместе со мной.
        Что-то в его тоне мне не нравится. Что-то страшное. Что-то, плавящее кокон звуков и выбирающееся на свободу.
        - Ты понимаешь, о чем я,  - шепчет он, впиваясь пальцами в мои плечи.
        - Нет,  - отчаянно мотаю головой я.  - Нет. Я не говорила тебе, откуда у меня кулон. Не говорила имя.  - Я давлюсь слезами, но барьер уже сломан.  - Твоя легенда рушится. Кто ты? Кто?
        - Ты знаешь ответ.
        Нет. Мне страшно знать. Страшно ошибаться.
        - Кто ты?  - повторяю я, проклиная себя за любопытство. Бойся молча, Шейра. Это главный закон выживания.  - Кто ты?
        - Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью,  - говорит он делано веселым голосом.
        Я не ощущаю ни рук, ни ног  - лишь мотылька в горле. Он все еще трепыхается. Сколько ему осталось?
        Жива ли во мне часть, жалевшая о произошедшем?
        В тот день умер не Ник  - я. И пусть я нечаянно вонзила ножницы в шею лучшего друга, никто не воскресит маленькую девочку Шейру. Не. Воскресит.
        Меня слишком давно не существует.

        Глава 10

        Матвей снимает маску. Ничто: ни грустные глаза, ни веснушки, ни нос, слишком большой для худого овального лица,  - не напоминает мне о пятилетнем мальчишке, моем друге Нике.
        - Шрам. Где твой шрам?  - Я тянусь к его шее.  - Где?
        - Заживляющая мазь, не забывай.
        - Я тебя не узнаю. Ты обманываешь.
        Я пячусь, но Матвей хватает меня за кисть.
        - Ты тоже изменилась.
        - С чего бы?  - Я вырываюсь.  - Тебе не снятся кошмары, Матвей? Или Ник? Как тебя называть, скажи мне? О, придумала! Лжец!
        - Успокойся…
        Я подношу палец к губам. Ник умолкает. Вязкая злость бурлит во мне, пенится, ищет выход.
        Все могло бы обойтись. Я бы не боялась засыпать и, возможно, мы с Альбой не отравляли бы друг другу жизнь. Если б только Ник вернулся раньше.
        - Шейра, не надо…
        - Где ты был?  - выплевываю я пропитанные слезами слова.  - Где ты был, черт возьми? Я ненавидела себя! Во мне не осталось ничего живого! Твое появление этого не исправит!
        - Прости.  - Ник кидает маску в колосья и обнимает меня.
        Я отбиваюсь, кричу, но сил слишком мало, чтобы победить его. Да и себя  - тоже.
        - Простить?! Как ты не понимаешь! Господи, почему ты молчал…  - с каждым ударом я слабею.  - Той маленькой девочки давно нет, Ник.
        Как же тяжело называть тебя по имени. Как же тяжело осознавать, что я определила твою судьбу. Нечаянно.
        - Того маленького мальчика тоже.
        - А где он?  - Я вдыхаю свежий запах его одеколона.
        - Умер вместе с Шейрой.
        - Как жаль.
        Ник касается ладонью моей щеки и, как бы я ни противилась, смотрит на меня.
        - Мы были детьми, я тебя не виню.
        - Почему ты говоришь, что не винишь меня, только сейчас?
        - У нас впереди много времени.
        - Ошибаешься…
        …лишь две недели.
        - Ошибаюсь?
        - Обсудим это после того, как я услышу правду.
        - Шейра, Шейра…  - Ник зарывается носом в мои волосы.  - Мне нравятся твои вечные допросы. И мы обязательно продолжим. Но не сейчас. Ладно?
        - Сколько бы ты прикидывался чужим, если б я не заставила тебя объясниться?
        - Какая же ты наивная. Если бы я не захотел, ты бы не узнала.
        - Странно, что ты захотел только через пятнадцать лет.
        Я больше не злюсь. Вот он, мой друг. Живой. Я так мечтала его обнять и забыть о кошмарах, что разучилась радоваться.
        - Прости, прости, прости…  - повторяю я, будто молитву.
        Я готова стоять так вечность. Десять вечностей. Вечность вечностей.
        - Шейра.  - Матвей отстраняется.  - Ты должна кое-что знать.
        Разве есть новость важнее его улыбки, дыхания и бойко бьющегося сердца?
        - Ты же не думала, что у меня такие яркие радужки?  - Ник снимает линзы и… исчезает. Хотя нет  - появляется заново.
        Сущность. Конечно, сущность. Я же читала его историю болезни, пусть и не до конца правдивую.
        Возведенный за пару минут замок надежд рушится.
        - Отпусти.  - Не будь монстром. Не кради мои две недели.
        - Обещаю, я не обнулю тебя.
        Почему, почему я верю? Почему я всегда верю?
        Наивная дура.
        - Мне нужно соблюдать диету: раз в два часа принимать карму. И каждый понедельник вшивать новый чип,  - объясняет он.
        Я хватаю Ника за руки: на его ладонях, как и у здоровых людей, темнеют линии жизни.
        - Откуда?
        - Я регулярно обновляю запас, Шейра. Этого достаточно, чтобы залечить гематомы и вернуть какие-никакие линии.
        Я пытаюсь ответить ему, но слова вянут, распадаются, как радиоактивный металл.
        - Это страшно?  - наконец выговариваю я.
        - Не страшнее, чем умереть.
        - Обнадеживает.
        - Еще как.
        - Ты носил маску, чтобы мы тебя не узнавали?  - Я поднимаюсь на носочки, но дотягиваюсь лишь до подбородка.  - Зря переживал. Ты очень изменился.
        - У меня страшная паранойя.
        - А волосы? Ты мог бы их перекрасить!
        - Тебе не нравится моя прическа?  - шутливо обижается Ник.
        - Нравится!  - заверяю я, но сразу же серьезнею.  - Что скажешь Альбе?
        - Ничего. По крайней мере, сейчас.
        - Ничего?
        - Это…  - Он закрывает глаза. На лбу образовывается едва заметная морщинка.  - Это сложно.
        - Это не сложно, Ник. Это жестоко.  - Я отступаю. Ты  - особый вид сущностей, обнуляющий души.  - Я рада. Я безумно рада, что ты жив. Но ты опоздал. На пятнадцать лет. Нам с Альбой, мягко говоря, тяжело находиться рядом.
        - Дай мне время.
        - Хорошо. Две недели. Хотя… Уже меньше.
        - О чем ты?
        - Не сейчас,  - передразниваю его я и тут же затихаю: над полем несется черная кабина.
        Утешители прибыли.
        Мы возвращаемся в мир пустых зеркал. На крыльце топчется Ольви. Мне стыдно. В то время, как он скорбел о матери, я позволила себе на миг наполниться жизнью.
        Ольви кивает Нику, затем  - мне. Опускает глаза, и я понимаю: он просит помолчать, чтобы наши соболезнования не стали последней каплей и его боль не вырвалась на свободу. В таких случаях лучшее, чем можно поделиться,  - тишина. И я с радостью отдам ее, если это поможет.
        Кабина опускается в колосья. В дверях появляются Утешители с носилками. Ольви безвольно пропускает их в дом.
        - Холодно как-то,  - ежится он, заглушая голосом шаги людей-роботов.  - Где вы были?
        - В поле,  - вздыхает Ник.  - Прости меня, я…
        - Нет!  - Ольви треплет челку.  - Молчи.
        Ни слова о боли. Нельзя, нельзя. Сейчас не время. Кто же тычет палкой в свежую рану?
        - Что там Альба?  - меняю тему я.
        - Очнулась, но я ей… не объяснил. Не смог.
        - Я разберусь,  - обещает Ник.
        Утешители выносят тело Марфы.
        - Мы свяжемся с вами,  - бросает один из них.
        В полумраке кабины тают седые волосы той, что любила зеркала. Захлопываются двери. Медленно угасает Ольви.
        Хватит ли тебе сил, друг мой?
        Умоляю, будь выносливее меня. Будь тверже. Будь мужественнее. Не позволяй отчаянию отравлять мысли. Не заставляй делиться пустотой. У тебя есть шанс, а я без нее умру.

* * *

        Я открываю дверь своей квартиры. Не верится, что страшная ночь позади.
        Мы бы остались у Ольви, но тот выпроводил нас, бормоча невнятные объяснения.
        Не жалей, если не хочешь ранить сильнее. Простое правило, но как же тяжело ему следовать.
        - Встретимся завтра. Попытаюсь что-нибудь нарыть на Ларса. Съезжу к автомату и выужу айпишник[8 - IP  - уникальный адрес узла в компьютерной сети.] сервера. А там и до адреса доберусь,  - обнадежил Ник, когда мы ждали кабину.  - Тем более Альбе нужно отлежаться. Оскар подождет…
        …пока мы научимся дышать под водой.
        Я не снимаю толстовку, не бегу в ванную. Мне плевать, что я не ела двенадцать часов, а индикатор краснеет с неимоверной скоростью. Я падаю на диван и с радостью погружаюсь в кошмары. У меня нет сомнений: после того, что произошло, они не исчезнут, а обретут новые оттенки. И это хорошо. На несколько часов я отвлекусь. Забуду, что гнила напрасно.
        Наконец я обмякаю в крепких объятиях сна, но что-то болезненно-громкое и настойчивое не отпускает меня окончательно.
        Я тянусь к планшету и включаю громкую связь.
        - Привет, Сова,  - наполняет комнату голос Кира. В нем нет ни капли привычного веселья.
        - Чего тебе?  - хриплю я, переворачиваясь на бок.
        - Извини, лады? Я… вспылил. Куда мне, дураку, без своей Совы, а? Ты там как? Я тебя очень прошу, будь осторожна! И возвращайся… живой. Хорошо?  - тараторит он.
        - Я дома, Кир. Пока что.
        - Можно я приеду?
        - Что-то не припомню, когда ты в последний раз об этом спрашивал.
        - Тогда обведи в кружочек сегодняшний день, Сова! Больше такого не повторится!
        Он отключается, а я вновь погружаюсь в тревожную дрему. Хотя бы на пятнадцать минут. А после у меня появятся силы рассказать обо всем Киру.

* * *

        - Сова, доброе утречко!  - Кир бесцеремонно забирает подушку.
        Я нехотя поднимаюсь.
        - Доброе утречко для сов наступает в час дня. Откуда ты?..
        - Кое-кто страдает плохой памятью и забывает о предназначении дверных замков!
        Я ковыляю к зеркалу. Кожа отдает синевой, дорожки сосудов оплетают лицо. Индикатор начинает попискивать, и мне не остается ничего другого, кроме как взять со стола флешку и «влить» в себя десять гигов кармы.
        Кир тем временем падает на диван и укутывается в одеяло.
        - Я тебя слушаю, Сова.
        - У Ольви умерла мама, а Ник жив,  - отвечаю я слишком спокойно, чтобы скрыть истерику. Затем сажусь рядом с Киром, прячу лицо в ладонях и рассказываю о случившемся.
        - Что будешь делать?  - спрашивает Кир, когда мои всхлипы затихают.
        - То же, что и планировала. Вроде бы я должна радоваться, что Ник жив, да?  - Я хватаю ртом воздух.  - Но я так привыкла к тому, что виновата… Как вести себя с ним? С Альбой? О чем думать, чего бояться?
        - А ты не думай. Тебя Элла ждет.
        - Кир…  - я упираюсь лбом в его плечо.  - Мне очень стыдно, что Карину из-за нас уволили. Я отдам ей карточку.
        - Ты с ума сошла? Вас поймают! Не смей!
        - А как же…
        - Она найдет работу, не сомневайся. А пока я о ней позабочусь.
        - Спасибо, что пришел. И прости, что не показала те документы.
        - Нет, ты права.  - Кир горячо мотает головой.  - Это  - единственный шанс.
        Он останавливает взгляд на моих волосах.
        - Хм…
        - Что?
        - Да ничего…
        - Что там?
        Я снова подбегаю к зеркалу.
        У меня первый седой волос.
        Молодец, Шейра. Ты ближе к сестре на пару шажков. Правда, идешь не по той дороге.
        - Сова, спокойно!  - Кир в два счета оказывается рядом.  - Волосинка, подумаешь! Все будет хорошо. Да мы с тобой таких пранков наснимаем!
        Я заставляю себя улыбнуться.
        - Да, ты прав. Я вернусь здоровой.
        - Обещаешь?
        - Конечно!  - Я шутливо пихаю его в бок.
        - Ну что, Сова… Это война!  - Он накрывает голову одеялом и падает на меня.  - Страдай, несчастная!
        Вскоре, прижатая к полу и обездвиженная, я принимаю поражение.
        - Один-ноль в мою пользу!  - тоном диктора объявляет Кир.  - Какой удар!
        - Ладно, ладно,  - кряхчу я.  - Поздравляю. Только слезь с меня. Дышать тяжело.
        - Опять твои намеки. Я вовсе не толстый.
        - При чем здесь намеки?
        В животе начинает урчать  - я давно не ела. Отдышавшись, мы плетемся на кухню. Достаем из холодильника пакеты с кашей. Кир уплетает еду с небывалой скоростью.
        - Слышишь,  - чавкает он.  - А что вы в походе есть будете?
        - Возьму с собой.
        - Не тяжело будет?
        - А что ты предлагаешь?
        - Например, себя.
        Я давлюсь со смеху.
        - Это, конечно, великодушно с твоей стороны, но…
        - Сова, у тебя совсем крыша поехала?
        - Нет, Кир, я не людоед.
        - Вообще-то, я хотел предложить связные ящики. Присылал бы тебе еду, к примеру, раз в день. А ты бы по Сети говорила мне координаты. Надеюсь, вдоль дороги к третьему блоку Семерка догадалась установить почтовые точки.
        - Без понятия,  - хмыкаю я.  - А если что-нибудь пойдет не так? Я же сгрызу своих коллег. И это будет на твоей совести.
        - Поверь, Сова, совесть сбежала от меня сразу после того, как увидела мои бесстыжие глаза. Ну что? Согласна?
        - Ладно, буду тебе писать. Мало ли что нам понадобится.
        Посидев у меня еще немного, друг уходит, сетуя, что его ждет Карина, а мне нужно поспать. Я забираюсь в постель и погружаюсь в мир новых кошмаров.
        Веселье, принесенное Киром, угасает с такой же скоростью, с какой нарастает тревога.
        Потерпи, Элла. Я буду с тобой в любом случае. А сущностью или человеком  - неважно.
        Глория

        Я изучаю отчеты и выкидываю старые документы. Клочки бумаги летят в мусорное ведро. Карл за своим столом паяет микросхемы. Мозг фонтанирует жуткими идеями  - впору писать ужасы. А все из-за того, что Шейра не берет трубку.
        Сегодня я набирала номер дочери раз десять, не меньше. Где ее носит? Работать она пошла… Наглая ложь. Ей чихать на мои предостережения и советы. Пранки ей подавай. Эгоцентричная дурочка.
        - Что-то случилось,  - бормочу я.  - Она… о боги, она…
        - Не накручивай себя,  - перебивает меня муж.  - Вдруг действительно работа?
        - А Элла?
        - Вот что я думаю…  - запинается Карл.  - Только не волнуйся. Я пролистаю списки обнулившихся.
        - Что?  - Он не в себе. Он просто не в себе.  - Что ты такое говоришь?!
        - Лучше убедиться, что Шейры и Эллы там нет.
        - Да…  - киваю я, стараясь задушить новый поток жутких догадок.  - Ты, наверное, прав. Я позже им позвоню. Если не ответят, завтра спустимся в отделение сущностей.
        Карл возвращается к микросхемам, а я никак не могу успокоиться. Папка-регистратор глядит удивленными прорезями и ждет, когда я облегчу ее ношу. Но ей придется потерпеть: мне не до бумажек. Готовясь заклевать меня, стервятники «а вдруг» расправляют крылья. Где мои девочки? Наткнулись на сущностей? Совершили что-то плохое? Поседели? Нет, они бы не обнулились. Они бы не поступили с нами так жестоко.
        От мрачных мыслей меня отвлекает стук. В кабинет вбегает главный Утешитель отделения последней стадии  - растрепанная и запыхавшаяся Рене. Что-то случилось. Или кто-то. Элла? Шейра? Карл сгребает микросхемы в ящик и спешит ко мне.
        - Надеюсь…  - осекается он, стискивая мои плечи.
        - Среди Последних ваших дочерей нет.  - Утешительница опирается на стол и прокашливается.  - Я по другому вопросу. У нас гости. Родители моей пациентки.
        - История болезни?
        - Скинула вам на планшет.
        - Ладно, почитаю.  - Я активирую экран и проверяю почту.
        - Ей семь, у нее планемия и проблемы с сердцем. Это все, что вам нужно знать,  - закусывает губу Рене.  - Есть вероятность, что обнуление она не выдержит. Но родители пообщались с Семеркой, и те одобрили.
        - Наши исследования не окончены,  - протестую я.
        Утешительница чувствует мою неуверенность и с нажимом произносит:
        - У нас нет выбора. Семерка подписала документы. Мне жаль.  - Она потупляет взор и, пошатываясь, шагает к двери.  - Хорошего дня. И, кстати, родители девочки уже здесь.
        Я напрягаюсь. Рене чего-то не договаривает. Я хочу догнать Утешительницу и вытрясти из нее правду, но ладони Карла все усерднее давят на плечи.
        - Пусть войдут!  - кричит он ей вслед.
        Мы тонем в неведении несколько секунд. Я бы осталась в них жить, но город не щедр на альтернативы: продает вечность взамен на жизнь. Валюта на любителя.
        Немолодые мужчина и женщина переступают порог. Она улыбается и, присев на диван, закидывает ногу на ногу. Ее муж осторожно, плавно опирается о стену, словно боится, что она картонная. На его теле цветут гематомы, а женщина излучает здоровье и наивность.
        - Я Эмили,  - представляется она.  - Это мой супруг, Вилли. Наслышаны о вас…
        - Очень приятно. Но давайте ближе к сути,  - мягко прошу я.
        - Мы хотим попробовать…  - Она дожидается кивка мужа и продолжает:  - Ваш метод лечения.
        - Вы понимаете, чем это может закончиться?  - Я давлю на столешницу так отчаянно, что пальцы начинают трястись.
        - Кажется, нет, Глория,  - цепенеет Карл.
        - Мы все обдумали!  - убеждает нас Эмили.  - Да, Вилли?
        Кабинет наполняет тишина. Мои стервятники едва не сжирают меня, прежде чем ее муж соглашается.
        Я проклинаю сегодняшний день и беспечность этих двоих. Во мне клокочет протест, но что я могу сделать, если они  - добровольцы? Если они устраивают пикник на рельсах, слыша стук колес? Если верят, что поезд подождет, пока их праздник не закончится?
        Я бессильна перед надеждой. К сожалению.
        - Хорошо,  - сглатываю я.  - В случае… обнуления. Вам нужна подстраховка?
        - Те разработки подойдут,  - мрачнеет Эмили.
        Вот оно. То, о чем молчала Рене. То, из-за чего я ненавижу свою работу и добровольцев.
        - Что?!
        - Пожалуйста,  - всхлипывает она,  - помогите.
        - Это слишком опасно.
        - Нам нечего терять, правда?
        - Всегда есть что терять,  - качает головой Карл.
        - Вам тоже,  - впервые за весь разговор подает голос Вилли.
        - Уважаемые…  - я поднимаюсь.  - Если мы заключаем договор, с нас снимается ответственность за операцию. Так что, прошу, давайте без угроз.  - Документы ложатся на стол.  - Подписывайте.
        Дальше все происходит в безмолвии. Сбившееся дыхание Эмили, ее синие пальцы, скрип ручки  - женщина вынуждает согласиться и себя, и мужа.
        Мы договариваемся провести операцию через пять дней. Попрощавшись, Эмили ныряет в коридор, а Вилли застывает в дверях и пронизывает меня будоражащим странным взглядом. Будто знает, чем это закончится. И умоляет меня отказаться.
        Но я не отказываю добровольцам.
        Загружаю историю болезни. Всплывает фото веселой рыжей девочки. Что бы она выбрала, если бы была совершеннолетней?
        Гореть мне в аду, если не то же, что и родители.
        Шейра

        Дождавшись вечера, я включаю планшет. Настало время звонка в блок номер три. Я помню голос секретарши  - жестокий, холодный, презрительный. Она не сущность  - хуже. Как и все Утешители, она не способна сострадать, и в этом ее проклятие.
        - Нет, Элла не хочет ни с кем общаться,  - в очередной раз чеканит женщина.
        Я знаю, знаю, как тяжело тебе привыкнуть к седине, сестренка. Ты постарела в двенадцать. Но умоляю, не старей душой.
        Я бросаю трубку. Утешительница слишком спокойна, а во мне бурлит желание растормошить ее. Нет, истерика здесь не поможет.
        Оскар  - последняя надежда.
        Прокручиваю в голове вчерашний разговор с… Ником. Как же умело он прятался за лживым образом Матвея! И как непривычно не сжигать себя ненавистью.
        Ночь проходит за поисками кармы. Под нашим пранком собралось двести тысяч просмотров. Я «съедаю» половину. Да, Ник и Ольви поделились со мной четвертью наворованного, но лучше перестраховаться.
        С трудом дождавшись утра, я спешу в офис. Из гостиной доносятся вопли:
        - …Он шарлатан! Матвей, ради бога, забудь о нем!
        Я окунаюсь в полумрак зала. Разъяренный гость из прошлого не замечает меня. Киваю сидящему в кресле Ольви. Мешки под глазами, синеватая кожа, отсутствующий взгляд  - все указывает на то, что он так и не уснул.
        Чуть поодаль, прижавшись плечом к стене и строча что-то на тонком планшете, стоит Ник.
        - Кто шарлатан?  - интересуюсь я.
        - Шейра! И ты здесь!  - цепенеет Оскар.  - Я вас умоляю, забудьте о Ларсе!
        - Почему?
        - Он не скажет вам ничего хорошего!
        - А вы попробуйте найти того, кто скажет,  - парирую я.
        Еще ни разу я не видела Оскара таким злым и… безумным.
        Он сметает бумаги со стола и трет виски. Я уверена: если бы в офис заглянул Ларс, гость из прошлого сыграл бы «Похоронный марш» на его костях.
        - Вместо того чтобы готовиться…
        - Подготовимся,  - перебивает его Ник.  - Альбе нужно отдохнуть хотя бы день. И это время мы потратим на просьбу Марфы.
        У каждого есть запретные имена  - раскаленные, сжигающие последнюю защиту. Чтобы даже биомаска не спасала. Сколько теперь их у Ольви? Сколько раз он не спасен?
        - Матвей,  - шипит Оскар,  - ты же понимаешь…
        - Да. Все будет хорошо. Не переживайте. Нам пора.
        Попрощавшись с гостем из прошлого и выслушав очередную гневную тираду, мы спешим к Ларсу. Сворачиваем на многолюдную улицу и подчиняемся ее правилам: безликости и скорости.
        - На остановку?  - перекрикивает толпу Ольви.
        Мне больно слышать его голос  - ненастоящий, изломанный.
        - Да. К Университету,  - подтверждает Ник.
        - Это же рядом с моим домом!  - удивляюсь я.  - Почему не позвонил? Я бы встретила вас уже там.
        - Не успел. Сам только узнал.
        Мы поднимаемся на лифте и запрыгиваем в кабину.
        - Что связывает Оскара и Ларса?  - Я не рвусь занимать место. Тем более пустуют лишь одинарные.
        - Ничего.  - Ник повисает на поручне.  - Просто лет пятнадцать назад все судачили о незаконных экспериментах сумасшедшего ученого.
        - И над чем же он…  - Ольви едва не падает  - мы отправляемся.  - Экспериментировал?
        - Вроде как над душами сущностей.
        Вскоре я замечаю Университет, с высоты небоскреба кажущийся игрушечным. Он состоит из двух десятиэтажных корпусов-коробк?в, вокруг которых выстроились фонари-спички. От них зигзагами расходятся тропки парка. И если с высоты центральная улица напоминает ящера, то Университет  - паука со сломанными ножками.
        Вскоре мы сливаемся с потоком студентов. Все как один  - в разрисованных биомасках. Новая мода. Издалека  - лицо, вблизи  - бездарная копия.
        Мы бежим по одной из «сломанных ножек». Шелестят клены и дубы, ветер разносит сладкий аромат роз с клумб и запах сырости  - налетели тучи.
        - Думаю, Ларс в исследовательском корпусе,  - предполагает Ник.
        Автоматические двери не успевают закрываться из-за бесконечного потока людей. Мы подстраиваемся под скорость толпы и оказываемся в просторном зале. Гудят лифты, к стенам прижимаются диваны. Галдеж давит на уши. Мы подходим к девушке, дежурящей у полукруглой стойки с ключами.
        - Чем могу помочь?
        - Мы к Ларсу,  - отвечает Ольви.
        - К кому?
        - К Ларсу.
        - Он… не принимает.  - Девушка закусывает губу и наклоняется к нам.  - Уносите ноги, пока можете. Он же тю-тю! Я боюсь с ним один на один оставаться, а он, как назло, до девяти вечера засиживается. Приходится ждать!
        - Это срочно,  - вмешиваюсь я.  - В каком он кабинете?
        - На десятом этаже. Выкупил все аудитории, чтобы никого рядом не было! Нет, этот Ларс точно того.  - Она крутит пальцем у виска.  - Удачи вам. И с вас метр кармы. На ремонт холла.
        Мы подносим индикаторы к маленькому экранчику в столе, после чего спешим к лифту.
        Я считаю этажи, мелькающие в щели между дверями, и радуюсь, когда кабина замедляется: мой внутренний калькулятор не ошибся. Мы на месте.
        Освещенный лампами дневного света коридор кажется бесконечным. Холодно. Пахнет чем-то сладким.
        Мы замираем перед единственным открытым кабинетом. Обычный офис: гудящий сервер, старый шкаф во всю стену, кондиционер. И лишь одна деталь выдает странность хозяина  - железная рука, свисающая с потолка. Длинная, вычищенная до блеска. Повсюду валяются фантики от конфет «Малибу». Немолодой мужчина, напоминающий по комплекции парня-миллион-спичек, стоит к нам спиной и что-то увлеченно читает на планшете.
        - Хло, подай мне флешку!  - командует чудак.
        Рука тянется к столу, хватает съемный носитель и в ту же секунду отдает его хозяину.
        - Молодчинка!  - Мужчина гладит железные пальцы.
        - Вы Ларс?  - прерываю я его странный монолог.
        Он резко поворачивается. Касается запутанных вьющихся волос и морщится, из-за чего огромная родинка на носу съеживается в сердечко.
        - Да. Что вы хотите?
        - Пообщаться,  - заверяю я.  - Просто пообщаться.
        - Я заплачу за свет завтра. У меня сейчас нет лишней кармы. Хло, выпроводи их!
        Наверное, эта «молодчинка» прибила бы нас, если бы не Ольви.
        - Нам не нужна ваша карма,  - говорит он.  - Мы по поводу Марфы Тэрри.
        - Марфы? Кхм. Ладно, Хло, отдохни пока.
        Его взгляд твердеет. В нем нет ни намека на прежний страх. Ученый берет Ольви за руку и рассматривает тыльную сторону ладони. Прищурившись, я замечаю на ней родимое пятно.
        - Давно не виделись,  - выдыхает Ларс.
        - Кто вы?
        - Марфа так и не призналась тебе?
        - Она попросила, чтобы я вас… отблагодарил,  - почти беззвучно произносит Ольви.
        - О, не стоит благодарности.
        - Вы мне объясните, в чем дело?  - начинает злиться тот.
        - С превеликим удовольствием. Надеюсь, у вас есть сетевые линзы?  - Ученый дожидается наших кивков и продолжает:  - Надевайте.
        Мы погружаемся в виртуальную реальность. Ларс скрывается за дверью с табличкой «Видео», и мы следуем за ним.
        Комната плавно превращается в палату. Даже в нематериальном теле я улавливаю тошнотворный запах лекарств.
        На диване сидит женщина в белой рубашке. Длинноволосая, стройная, смуглая. Лишь по глазам я догадываюсь, кто она.
        Как же изменила вас болезнь, Марфа.
        Она укачивает плачущего младенца, хоть сама едва сдерживает слезы.
        - Тихо, тихо, тихо…  - тает на ее губах.
        Раздается писк индикатора. Я готова пойти на все, чтобы прекратить это.
        - Да сделайте вы что-нибудь!  - Голос Марфы похож на вой раненого хищника.
        Видео меняется. Мы в лаборатории Ларса. На столе, в прозрачных капсулах, спят младенец и мальчик постарше, связанные проводами и планшетом. По экрану бегут строчки программного кода. Ученый внимательно следит за процессом.
        Он читает их.
        Не успеваю я опомниться, как картинка исчезает. Теперь мы в детской. Марфа поет колыбельную и поглаживает перила кроватки. Ее плечи сжимает незнакомый мне мужчина  - наверное, отец Ольви.
        - Где бы мы были без Ларса,  - устало шепчет женщина.
        Секунда  - и видео рассыпается на пиксели. Я снимаю линзы. Мне страшно смотреть на Ольви. Я чувствую кожей, как он иссякает.
        - Что это было?  - хрипит он.
        С каждым ударом сердца, с каждым вдохом мы все ближе к правде. И я не уверена, что хочу ее знать.
        - Твоя история, Ольви. Я снял ее от начала и до конца. Ты  - один из первых экспериментов.
        - Что вы со мной сделали?
        - О, дружочек, я сделал невозможное: спас тебя от планемии.
        Я замираю. Мне не нужен ни воздух, ни эта комната. Весь мир сузился до слов странного ученого.
        - Как? Вы лечите от обнуления?  - с трудом выговариваю я.
        - Да. Но это незаконно. Я плачу штраф  - десять гигов кармы за операцию. И, конечно, у меня нет достаточного количества пустых тел…
        - О чем вы?  - багровеет Ольви.
        - Что же, хорошо. Я программирую души. Двадцать лет работал на Семерку и пятнадцать на себя. Меня выгнали из-за некоторой… ошибки.  - Ученый прислоняется ладонью к шкафу.  - Что в нем, по-вашему?
        - Конфеты «Малибу»?  - мрачно ухмыляется Ник.
        - Ха-ха, смешно. Хло, гляди, какой юморист к нам пожаловал,  - закатывает глаза Ларс.  - Здесь флешки, на которых хранятся программные коды душ. Мысли, поступки, привычки, эмоции и увлечения  - все прячется в маленьком куске железа. Но! Что нужно душе для возвращения к прежней жизни?  - вскидывает брови Ларс и, не дождавшись ответа, продолжает:  - Правильно. Новая оболочка. У тебя, Ольви, было слабое, болезненное тело. Утешители вживили индикатор, но организм его отторг. Еще немного  - и ты бы обнулился. У младенцев это заканчивается смертью.
        - Вы хотите сказать,  - ужасается Ольви,  - что я мертв?
        - Не ты,  - поправляет его Ларс.  - Твое тело. Тогда я только начинал свою деятельность. Мы с Марфой отыскали новую оболочку. Мэт был старше тебя на два года. Конечно, это звучит жестоко, но мы взяли его тело. Родители  - сущности  - продали сына за сто гигов кармы. Твоя настоящая оболочка мертва, Ольви.
        Ларс открывает шкаф, и я невольно тянусь к кулону. Полки завалены прозрачными шариками. Такими же, как мой неудавшийся подарок Нику.
        Один в один.
        Научите меня дышать под водой.

        Глава 11

        Оказывается, все просто. Оказывается, страх, любовь, радость  - узоры слов в программном коде. Строки манипулируют нами. Мы состоим из букв и  - вот дураки!  - называем это романтикой.
        - Где хозяин моего тела?  - бледнеет Ольви.  - Где?
        Здесь, друг мой. В самом центре паутины. Угадай, кто паук.
        - Сейчас, сейчас.  - Ларс как ни в чем не бывало заглядывает в шкаф, достает флешку с надписью «пятнадцать» и прикасается к ней губами.  - Малибу!
        Шарик распадается на половинки.
        - Что?  - хмыкает Ларс, заметив наше удивление.  - Это пароль такой.
        - Двадцать три года Мэт спал в маленькой железке?  - ахает Ник.
        - Да. Хло, подай-ка планшет!
        «Молодчинка» покорно роется в ящиках стола.
        - Поймите вы! Я работаю над лекарством от смертельных болезней! Главное, чтобы было свободное тело…
        - И как успехи? Много тел нашли?  - перебивает его Ольви.
        - Оболочек без душ  - в глубокой коме  - катастрофически мало. Но они есть!
        - И сколько здоровых людей пожертвовало собой?
        Сколько людей запуталось в паутине?
        - Твоя ситуация уникальна. Марфа умоляла меня согласиться, а я был не против поэкспериментировать за вознаграждение,  - спокойно, будто мы обсуждаем сорта конфет, отвечает Ларс.
        - Вы сами-то себя слышите?  - не выдерживаю я.
        Глупый вопрос. Ольви всю жизнь не слышал мать, мы с Ником  - друг друга. В городе номер триста двадцать люди глухи с рождения. Да и немы  - тоже.
        - Золотце, если ты хочешь пробудить во мне совесть, спешу тебя огорчить: она мертва. Меня интересуют лишь эксперименты. А людей я ненави-и-и-жу,  - весело, нараспев произносит ученый.
        Хло протягивает ему планшет.
        - Благодарю, дорогая,  - улыбается он. Родинка вновь превращается в сердечко.  - Марфа вовремя появилась на моем пути, и я воспользовался случаем.
        - Нет.  - Ольви пятится, упирается в шкаф, прижимается к дверце. Понимает, что его дом здесь, на полке.  - Она бы так не поступила. Точно.
        - Почему?  - Ученый подключает флешку к планшету.  - Марфа мечтала о здоровом сыне. Нельзя винить ее в этом.
        - Но какой ценой?  - задыхается Ольви. Дергается, словно тело ему не по размеру. Примерил  - пора отдавать.
        - Ты болел, но начал выздоравливать. А потом Марфа купила зеркало. Обычное зеркало в прихожую. Паренек перепутал и продал кармопотребитель. Приступы вернулись.
        Вот почему вы любили море, Марфа. Я согласна с вами: зачем смотреть в отражение, когда шторм накрывает с головой?
        - Глядите-ка,  - поднимает указательный палец Ларс.  - Код загрузился.
        На экране вспыхивают строки. Не одна, не десять  - тысячи. Человеку, подарившему тело, было всего два года, а его душа разрослась в целый мир.
        - Уберите,  - сглатывает Ольви.
        Он массирует виски и отходит в сторону. Молчит. Громко-громко. Оглушительно. А потом бьет ногой дверцу шкафа. Снова. Снова. Снова. Несколько флешек падают с полок.
        - Извините за беспорядок,  - морщится он, пряча руки в карманы.  - Моя мать вчера умерла, Ларс. Она хотела, чтобы я вас отблагодарил. Да простят меня небеса, но я не скажу вам спасибо. Всего ужасного. Надеюсь, не свидимся,  - говорит он и ныряет в полумрак коридора.
        Паук отпускает Ольви. Или… Ольви отпускает паука.
        - Я догоню его.  - Ник устремляется следом.
        - Подождите в холле!  - кричу я.
        Мне нужно задать последний вопрос, но Ларс меня опережает:
        - Что у тебя на шее, девочка?  - Он бросает планшет Хло, и та сует его в ящик стола.
        - Не ваше дело.  - Я прячу кулон под толстовку.
        - «Не мое дело» напоминает флешку для душ. Где ты ее взяла?
        - Какая разница?
        Ларс внезапно начинает хохотать.
        - Девочка, если бы я хотел, то уже отобрал бы ее у тебя. Спрашиваю еще раз: откуда?
        - Из второго блока.
        - Лет эдак пятнадцать назад?  - догадывается он.
        - Откуда вы знаете?
        Где заканчивается ваша паутина?
        - Я отличаю свои ранние работы от теперешних. Та, что у тебя,  - бракованная: души могут терять память или, чего доброго, вообще не устанавливаться на тела.
        - Внутри кто-то есть?
        Кулон тяжелеет, леденеет и вообще уже не кажется мне таким родным. Нет, мой дом чересчур тесен для чужого мира.
        - Я не настолько сволочь, чтобы разбрасывать души где попало. Они все в шкафу.
        Слава небесам.
        Облегченно выдохнув, я продолжаю:
        - Вы записываете людей через индикаторы?
        - Конечно,  - подтверждает Ларс.  - Главное  - вставить флешку в запястье.
        - А зачем вам игровые автоматы?
        - Чтобы совершенствоваться и сравнивать души.
        - Вы имели в виду красть?  - поправляю я.
        - Нет, девочка. Сравнивать.
        Что ж, хорошо. Напросились.
        Я шумно втягиваю воздух и выдаю последний вопрос:
        - За что вас выгнали с работы?
        - За особые заслуги.
        Он отвечает слишком резко, слишком безразлично. Вот оно, его слабое место. Настало мое время читать.
        - Что вы натворили?
        - Это важно?
        О, ваша паутина не так прочна, господин паук. Как интересно.
        - Почему я должен отчитываться перед незнакомой девчонкой?  - Ларс подходит ко мне вплотную.
        - Перед незнакомой?  - С сарказмом фыркаю я.  - Заблуждаетесь. В игровых автоматах хранится обо мне многое.
        - Автоматы нужны для исследований.
        - А что, если я предложу Семерке принять новый закон? К примеру, о запрете на копирование душ. Как вам?
        - Хорошо,  - закатывает глаза Ларс.  - Пятнадцать лет назад я совершил… ошибку. Да зачем тебе это, черт возьми?
        Я обожаю читать. Вот зачем.
        - Ладно. Я провинился перед другом,  - помедлив, сдается он.  - Заигрался с экспериментами. С тех пор мы с Оскаром не общаемся.
        - С Оскаром?
        Шуршат, шуршат разорванные ниточки. Муха победила паука.
        - Т… Ты его… знаешь?  - заикается Ларс.
        - Мы работаем вместе.
        Он нервно цокает.
        - Над чем?
        - Программы пиш…
        - Хло, найди ее!
        «Молодчинка» ныряет в шкаф и достает шкатулку размером с ладонь ребенка.
        - Отнеси ему это,  - просит ученый.
        - Что в ней?
        - Какая тебе разница, золотце?
        Не успеваю я ответить, как Ларс хватает меня за запястье и вставляет синюю флешку.
        - Что это?!  - Я пытаюсь высвободиться  - бесполезно.
        - Программа-страховка. Не отдашь шкатулку сегодня  - обнулишься. Вскроешь  - обнулишься. Уяснила?
        Черт.
        - Что б я еще раз согласилась!  - багровею я, наконец вырвавшись.
        - Благодарю,  - надменно хмыкает ученый.  - И… Передай Ольви мои соболезнования.
        - Возможно, вам стоило сказать это, когда он был здесь?
        Я прячу шкатулку в карман и выбегаю из лаборатории. Боковым зрением замечаю, что мне машет Хло. Прощай, молодчинка. Прощай, паук.
        Всего ужасного. Надеюсь, не свидимся.
        На первом этаже, в холле, меня ждет только Ник.
        - А где…
        - Ему нужно время.
        - После такого любому нужно время,  - соглашаюсь я.
        Вчерашняя легкость обросла чешуей. Я не знаю, куда деть руки, не представляю, что ответить. Мне страшно быть нормальной. Ник несправедливо добр.
        Несправедливо.
        - Ларс хоть и сволочь, но кое-что я для себя выяснил,  - резюмирует он.
        - О чем ты?
        - Не забывай, я прогер-изобретатель.  - Ник на миг умолкает, напрягается.  - Звонила Альба. Она готова к походу, так что сегодня ночью мы будем уже за городом.
        - Это… отлично.
        Мы прощаемся на улице, прижатые толпой к стене Университета.
        - До вечера.  - Я делаю шаг к дому, но тут же замираю.  - Хорошо, что ты с нами, Ник.
        - Хорошо, что ты знаешь, что я с вами.
        Оставшуюся часть дня я собираю рюкзак. Еда, запасная толстовка, зарядка для планшета  - все на месте. Кир без конца звонит мне, и я снова и снова обещаю, что буду осторожна. К вечеру я получаю сообщение от гостя из прошлого с подробным планом действий. «Выучи наизусть, солнышко»,  - дописывает он спустя некоторое время.
        Мысленно повторяя наставления Оскара, я надеваю теплые штаны, свитер и пояс с блестками. Бросаю в рюкзак шкатулку. Несусь к кабинам.
        Наш путь начнется с самой бедной части города  - с нулевых районов. Это как воспалившийся аппендикс, который никак не удалят. Двухэтажные дома-гусеницы пожирают все новое, разрастаются, тонут в гнили и плесени. Небоскребы толпятся чуть поодаль, словно боясь провалиться в помойную яму. Они не любят гусениц. И ненавидят людей-личинок.
        Здесь не гуляют. Не живут. Не ездят на кабинах. Здесь умирают  - медленно и мучительно  - потому что бедность в городе номер триста двадцать приравнивается к обнулению.
        Однажды я была в этих местах: подыскивала дешевое жилье. А потом бежала без оглядки, лишь бы не смотреть в глаза тех, кто так отчаянно держится за здоровую жизнь.
        Я выхожу на неизвестном мне небоскребе. Здравствуй, помойная яма. Принимай новую личинку.
        На перекрестке у проржавевшего киоска топчутся человек шесть. Ждут кармы  - ежедневной нормы для бедных. Город заботится о каждом. И днем, и ночью.
        Первая в очереди  - немолодая женщина, кутающаяся в потрепанную шаль.
        - Дайте хотя бы метров пять! Индикатор уже пищит!
        Она судорожно взлохмачивает ярко-оранжевые волосы. Еще одно отличие «нулевых»: они до смерти боятся седины, поэтому покупают дешевые краски-порошки.
        - Вы получили сегодня двадцать метров,  - доносится из маленького окошка.
        Как же странно: вокруг этой женщины пульсирует карма, но ей она недоступна. У меня, у человека из киоска, в Сети  - спасительные байты есть везде. Везде, но не там, где они жизненно необходимы.
        Я шарю рукой в кармане и натыкаюсь на флешку. Здесь два гига, заработанные на пранках. Как хорошо, что я не оставила ее дома.
        - Вот.  - Флешка ложится в ее руки.  - Пользуйтесь.
        Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь к гусеничным домам, но она меня окликает:
        - Подождите!  - И сует мне в карман пакетик.  - Это красная пастель[9 - Пастель  - нестойкая сухая краска для волос. Уже после первого мытья возвращается естественный цвет.]. Спасибо вам.
        Я не поседею. Не поседею.
        Переборов желание выбросить пакетик в ближайшую урну  - некрасиво, женщина за мной наблюдает  - я надеваю капюшон. Готова поспорить, что именно в нулевых районах родилось ледяное лето. А вдруг оно тоже сущность?
        Я продолжаю путь к тому месту, откуда с минуты на минуту начнется обратный отсчет.
        Возле прокуренного бара, почти на дне помойной ямы, я нахожу Оскара, Ника и Ольви.
        - Где Альба?  - вместо приветствия интересуюсь я.
        За спиной раздается смешок:
        - Что, соскучилась?
        - Ты умеешь появляться, как нормальный человек?
        - Нет.
        - Кхм, не хочу вас перебивать,  - кряхтит гость из прошлого,  - но нам пора. Альба, как ты?
        - Лучше некуда.  - Даже сквозь биомаску я чувствую, как она посылает мне полный ненависти взгляд.
        - В таком случае  - вперед.
        Оскар исчезает за углом бара.
        - Почему молчите?  - раздраженно спрашивает он, когда мы его нагоняем.  - Как там Ларс?
        - Разве Матвей вам не рассказал?  - хмурюсь я, замирая у открытого люка.
        - От него добьешься,  - ворчит гость из прошлого, зло косясь на Ника.  - Ну, с богом.
        Мы спускаемся по ржавой мокрой лестнице и, лишь оказавшись в тоннеле, возобновляем разговор.
        - Как по мне, Ларс добрый. Просто прячется за образом злого ученого,  - тараторю я, боясь даже представить, о чем думает Ольви.
        Оскар включает фонарик, и перед нами вспыхивает длинный коридор. От запаха плесени еда отчаянно просится наружу.
        - Хорошо же он вас обработал.
        Мы останавливаемся у внушительных дверей с царапиной-улыбкой, на этот раз перевернутой вверх ногами. Оскар вводит код на экране сбоку. Замок щелкает.
        - Откуда у вас пароль?  - изумляется Альба.
        - Я же работал на Семерку. Да, коды периодически обновляются, но я знаю этот рандом-генератор наизусть.  - Оскар прислоняется затылком к двери.  - Дальше сами. Пересечете границу минут через пятнадцать, если будете идти прямо. И помните: вы можете вернуться в любое время.
        - К чему все это?  - недоумевает Ольви.  - Вы набрали тех, у кого нет выбора. Мы никуда от вас не денемся, как бы ни мечтали.
        Оскар касается запястьем перевернутой улыбки.
        - Ты прав, солнышко.  - Он выпрямляется так, что хрустят лопатки.  - Но не будем о плохом. Звоните мне почаще. И что бы ни случилось, отформатируйте серверы невиновных.
        - Мы не страдаем склерозом,  - успокаивает его Ник.
        - К утру вы дойдете до селения,  - не обращая внимания на реплику изобретателя, продолжает Оскар.  - Не пугайтесь. Тамошние люди носят индикаторы. Конечно, за границей есть и сущности. Постарайтесь не попадаться им на глаза.
        Оскар сжимает кулаки, и я замечаю черный палец. Сейчас, в свете фонарика, я отчетливо вижу, что это татуировка. Маленькие солнца покрывают кожу до самого ногтя.
        - Удачи,  - шепчет он.
        Ребята скрываются за дверью, а я не могу заставить себя пошевелиться.
        - Шейра?  - зовет Ник.
        - Вы лучше, чем когда-то был я.  - Оскар хлопает меня по плечу.
        - Сомневаюсь. Кстати… Вам подарок от Ларса.  - Я отдаю ему шкатулку и прислушиваюсь к ощущениям. Кажется, программа шизофреника-ученого меня не обнулит. Какое счастье.
        Я спешу вслед за друзьями.
        Здесь, как и в тоннелях города, пахнет плесенью и сыростью. Мы выбрали такой путь неслучайно: больных планемией не пропускают через таможню. Это незаконно.
        По пути я мысленно подсчитываю объем кармы на флешках. Скоро метры начнут «съедаться» быстрее.
        Как и обещал Оскар, мы находим лестницу. Карабкаемся по шершавым ледяным выступам, выползаем на рассекающую поле дорогу. С обеих сторон горят фонари.
        - А где дирижабли и драконы?  - мрачно осведомляется Ольви.
        Он старается изо всех сил, но у него не получается склеить маску беззаботности. Я бы с радостью отдала свою, если бы она не рассыпалась в пыль.
        Идем. Изредка перекидываемся фразами. Любуемся вышивкой звезд.
        Час. Два. Бесконечность.
        Мои ступни, по ощущениям, превращаются в кровавое месиво, мышцы  - в сгусток боли. Меня нет. А куклу по имени Шейра не пугает даже писк индикатора. Тело пронизывает странная слабость. Я уязвима до тошноты.
        - Шейра!  - подхватывает меня Ник.
        Я почти коснулась губами колосьев.
        - Сейчас обновлю запас…  - бормочу я и пытаюсь снять рюкзак.
        - Привал,  - объявляет изобретатель.
        - Да нам осталось чуть-чуть!  - возмущается Альба.  - Нельзя потерпеть?
        - Ты же понимаешь, что нет,  - отрезает Ник.
        - Со мной все в…  - Не отключайся, Шейра. Не сейчас.
        - Черт с вами,  - сдается моя бывшая подруга.  - Пойду проветрюсь.
        - Только под присмотром Ольви.
        Динь-дили, дили-дон. Это все сон.
        - Почему ты указываешь мне?
        - Ольви, умоляю тебя, пройдись с ней,  - просит Ник.
        Под восклицания Альбы они скрываются в ночной мгле.
        - Не переживай.  - Изобретатель роется в рюкзаке.
        - Почему ты так добр?
        Ник подключает флешку к моему индикатору и садится на бордюр. Я кладу голову ему на колени.
        - Потому что ты этого заслуживаешь,  - отзывается он.
        - Вряд ли.
        Он не отвечает, но мне и не нужно. Будто горячий чай, молчание обволакивает меня от макушки до кончиков пальцев.
        - Ник…  - нарушаю я тишину.  - А у сущностей ведь…
        - Да. Я могу питаться страхами и читать мысли, но… это не мое.
        - Почему?
        - Нечестно,  - по-детски наивно признается он.
        - И ты ни разу не пытался узнать, о чем я думаю?
        - Ты ведь расскажешь мне, правда?  - По голосу слышно, что Ник улыбается.
        - Правда. Хм…  - я закусываю губу.  - Даже не думала, что может быть так…
        - Как?
        - Так хорошо, когда все плохо,  - фыркаю я, уткнувшись носом в толстовку друга.
        - Это тревожный признак,  - смеется он, поглаживая мои волосы.
        Хочу сфотографировать сейчас и заблудиться в нем. Чтобы умерло «было» и «будет». Чтобы только «есть». Чтобы только сейчас.
        Мы вдыхаем обжигающе-ледяной воздух. Мерзнем. Чувствуем. Живем. Как тогда, пятнадцать лет назад.
        - Что-то Альба и Ольви не возвращаются,  - вспоминаю я через некоторое время.
        - Странно.  - Отстранившись, Ник встает.  - Сиди здесь.
        - Я с тобой.
        - Нет!  - рычит он.  - Сиди здесь, Шейра. Я  - сущность, мне нечего бояться. А как поступишь ты, если у тебя отнимут последние метры?
        - Не в первый раз,  - парирую я.
        - Это не игры. Посторожи рюкзаки.
        - Какое важное занятие.
        Ник растворяется в объятиях ночи.
        Вот ты какая, жизнь за стеной. Я представляла тебя иначе. Да, темной и жуткой, но не спокойной. Ты должна быть громкой, как взрывы и плач раненых. Ты должна быть многолюдной. Ты должна быть другой.
        Поля и ломкие колосья, пронзительный ветер, сеющий мурашки по коже,  - это я видела. Покажи мне свое лицо, новый мир.
        Я считаю секунды, чтобы хоть как-то развлечься, и ровно на тысячной понимаю, что Ника нет слишком долго. Смотрю на рюкзаки: я не унесу их. Успокаиваю себя тем, что скоро вернусь. К тому же за четыре часа мы не встретили ни одного человека.
        Я поднимаюсь. Стройные ряды фонарей обрываются у горизонта. Не обращая внимания на скалящуюся внутри меня зануду, я делаю шаг.
        Впереди мелькают темные силуэты. Ник, Альба и Ольви? Нет. Их больше, чем трое.
        Я замираю.
        Беги, дурочка. Беги что есть мочи.
        Тело каменеет и вновь наполняется слабостью. Скоро, скоро индикатор устанет светиться зеленым, и тогда я избавлюсь от страха перед обнулением.
        Они не идут. Они мчатся ко мне. Их давно не беспокоят гематомы.
        Я лихорадочно соображаю, как поступить. Рюкзаки далеко. Флешки с кармой меня не спасут. А вдруг Ольви и Альба среди тех, кто спешит навстречу? Вдруг они уже не контролируют себя?
        Я радуюсь, что не сняла биомаску. Правда, монстрам ничего не стоит ее отобрать.
        Шаги. Голоса. Оглушительные удары сердца.
        Сущности останавливаются неподалеку, и я готова поклясться, что это хуже моих кошмаров. В миллион раз. Потому что передо мной  - десять клонов. Десять лиц, заставляющих сердце рваться на свободу. Десять белых пар глаз, при виде которых я почти простила себя.
        Передо мной  - двойники моего друга. Моего родного Ника.
        - Шейра, не верь им!  - гаркает один из них.
        - Нет, Шейра, они обманывают тебя!  - убеждает второй, в два счета оказавшись рядом.
        Сущности становятся в круг.
        Где ты, Ник? Тот, кого даже красный индикатор не превратил в монстра? Я узнаю тебя. Клянусь, я узнаю.
        Крики-в?роны вырываются из глоток монстров. Теряют перья, но летят. И клюют, клюют все живое.
        Я зажимаю уши. Двойники пытаются разглядеть мое лицо под биомаской. Мне тошно не верить им. Мне мерзко понимать, что они лгут.
        - Станьте в круг! Быстро!  - ревет главный клон.
        Сущности нехотя подчиняются.
        - Снимай маску, дорогуша.
        - Нет,  - отступаю я.
        - Снимай!
        - Отпустите меня.
        Я спрячусь в колосьях. Залягу на дно. Только отдайте мне Ника и отпустите.
        Клон хватает меня за локоть и срывает маску. Я чувствую себя раздетой до костей.
        - Шейра-а-а,  - смакует «главарь» мое имя.  - Вот почему Ник хотел к тебе.
        Он ощущает меня. Теперь, когда я без маски, он читает не хуже Ларса.
        - Что вам нужно?  - проглатываю я слезы.
        - Правильный вопрос,  - усмехается «главарь».  - Поиграть с тобой. Всего лишь поиграть. Победишь  - вы свободны. Нет  - придется заплатить.
        - Какие правила?  - почти беззвучно спрашиваю я.
        - Держи.  - Он потягивает мне нож. Ржавый холодный нож.  - Всади его в горло того, кого не считаешь своим дружком. У меня сегодня хорошее настроение, так что я упрощу тебе задание. Два варианта. Два человека. Выбери одного.
        Нет. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не убью намеренно. Во мне и так много расплавленной пустоты.
        - Вы не боитесь?  - хриплю я.  - Не боитесь, что я убью вашего?
        - Нет. Он сдал нас Утешителям. Его судьбу решишь ты.
        Ко мне подходят две сущности. Один из двойников берет меня за руку, и я, подняв на него глаза, цежу:
        - Докажи. Докажи, черт возьми!
        - Ты хотела подарить мне этот шарик.  - Он тянется к кулону.
        - Не слушай его! Он же читает мысли!  - вопит второй.  - Шейра, не слушай!
        - Как… как зовут человека, с которым ты живешь?  - выдавливаю я.
        - Оскар. Я живу с Оскаром.
        - Шейра, да пойми ты!  - Второй Ник вырывает меня из хватки первого и встряхивает.  - Они ответят в любом случае!
        - Тогда как мне понять, что ты не лжешь?  - всхлипываю я.  - Как?
        Он наклоняется ко мне и шепчет:
        - Зажмурься. О чем ты думаешь?
        - Какая разница?!  - взвизгиваю я.  - Никто из вас не представляет, как страшно засыпать по вечерам! Вот ты. В тебе есть хоть капля самообладания? Ты когда-нибудь пытался перебороть голод? Чем ты живешь? О чем мечтаешь?
        - Мне нравятся твои бесконечные допросы, Шейра,  - говорит второй Ник так по-доброму и искренне, как может лишь мой друг.
        Ему всегда нравятся мои допросы.
        Всегда.
        Я помню тебя до мелочей, Ник. До атомов.
        Я кидаю нож и утыкаюсь носом в его толстовку.
        - Кое-кто нарушает правила. Ай-я-яй,  - шипит «главарь».  - Что же с тобой сделать, птичка? Обнулить?
        Сущности разочарованно гудят.
        - Конечно, это слишком просто,  - соглашается он.  - Я придумал развлечение получше. Ты обнулишься сама.
        Я заставляю себя вынырнуть из рук Ника.
        - Пожалуйста, отпустите нас…
        - Отпустим. Обязательно отпустим.
        Внешность этих монстров меняется с неимоверной скоростью. Кожа тает, деформируется, обрастает гематомами.
        «Главарь» подбирает нож. Сущности хватают псевдо-Ника. Изобретатель бросается к нему, но его тут же оглушают. Кто-то стискивает мои запястья. «Главарь» подходит к провинившемуся бедняге и скользит ладонью по его шее.
        - Готова, Шейра-а-а?  - ухмыляется он.
        - Нет!  - А вот и мой крик-ворон. Уродливый, облезший черный ком. Он не полетит  - он упадет и будет разлагаться.
        По толпе проносится смех. Бедняга умоляет о пощаде, но его не слушают. Мой индикатор начинает пищать.
        Пожалуйста, разрешите мне потерять сознание. Я не хочу, не хочу находиться здесь. Уж лучше в кошмарах.
        Ник лежит в колосьях. Я мечтаю поменяться с ним местами, но этим тварям нужен мой страх.
        Я слишком громко боялась.
        «Главарь» замахивается.
        - НЕТ!  - Лети, лети, мой умерший ворон.
        Мне зажимают рот и…
        Кап-кап.
        Кап.
        Ты вновь проиграла, Шейра.

        Глава 12

        Я крикнула «нет». Молодые жители города номер триста двадцать никогда не видели оружия. Только в фильмах. А я отчетливо почувствовала, что этим «нет» нажала на спусковой крючок. Теперь я не забуду, каково это  - быть последним рывком и последней надеждой. Бедняга умер быстро. Ему никто не помог. На этот раз рядом не оказалось Утешителей.
        Карма не щадит здоровых, но и не наказывает обнулившихся. Они продолжают убивать. Эти твари злы на судьбу и мстят нам за то, что мы по ту сторону жизни.
        Я подползаю к трупу. Касаюсь пальцами его гематом и в сотый раз задаюсь вопросом: почему такие, как он, превращаются в монстров?
        Кровь исчезает среди колосьев. Он мертв  - я громко боялась.
        Банда сущностей оставила нас, когда бедняга отключился. У меня не было сил ни на что, я лишь опустилась на колени. И сижу так до сих пор. Сколько времени прошло? Полчаса? Час?
        Ник лежит без сознания. Я глажу его по щеке. Просыпайся, мой друг. Ты же не разучился… просыпаться?
        - Шейра?  - Это голос Альбы.
        Как же долго ты гуляла.
        - Что случилось?  - Она подбегает ко мне.  - Ты…
        Я отчаянно мотаю головой. Индикатор снова пищит, а поле танцует под его музыку. Танго, определенно.
        - Кто это сделал?  - Из утренних сумерек выныривает Ольви.  - Черт…
        Альба сжимает запястье бедняги.
        - Пульса нет.  - Она снимает маску и окидывает меня пронзительным, холодящим душу взглядом.  - Скажи честно, Шейра… Пожалуйста, честно.
        - Они… Они ушли…  - Пару минут назад я бы разрыдалась, если бы настало время объяснять. Но слезы высохли. Во мне сгорело то, что люди называют эмоциями. Я  - картонная кукла. Должно быть, мой программный код сократился раз в сто.  - Десять человек. Похожие на Н…  - …что же ты творишь,  - на Матвея.
        Ольви тем временем бьет Ника по щекам, и тот приходит в себя. Мне страшно рядом с ним, безумно страшно и… стыдно. Я уверена на тысячу процентов, что сочувствие того, чьи белые глаза не пугают, убьет меня.
        - Что было потом?  - допытывается Альба.
        - Не заставляй…  - молю я.
        Вот бы превратиться в колосья. Слиться с небом. Рассеяться на ветру. И никогда-никогда не нажимать на спусковой крючок.
        Ник без маски, но Альба не узнает его. Наша нить по-прежнему меня душит.
        Мы обдумываем произошедшее. Светает. Алые струйки крови на шее сущности все заметнее. Все заметнее нож, прячущийся в колосьях. Все заметнее моя дрожь.
        - Тебе бы кармы,  - одними губами произносит Ник.  - Где рюкзаки?
        - Я оставила их там…
        - Ждите.
        Парни растворяются в утренней дымке. Я бы пошла за ними, только вот силы давно растворились в красном свечении индикатора. Мы с Альбой бережем хрустальную тишину, но когда ребята возвращаются, она разбивается.
        - Давайте похороним его,  - предлагает Ольви.
        - Ты серьезно?  - изумляется моя бывшая подруга.
        - У тебя другие предложения?
        - Например, отдать труп Утешителям.
        Вот всегда ты такая правильная. Аж зубы сводит.
        Здравствуй, девятилетняя девочка. Ты по-прежнему не умеешь спорить.
        - Нет. Мы его похороним,  - вмешивается Ник.
        - Вы хоть слышите, что…
        - Похороним.  - Я собираю крохи самообладания и улыбаюсь Ольви.
        Для него это важно. Важнее, чем для нас  - не поседеть.
        - Вы сошли с ума,  - обреченно вздыхает Альба.  - Трупы увозят в первый блок. Вас обнулят!
        - Больше девяти гигов не снимут,  - пожимаю плечами я.  - Это же не убийство.
        - Хорошо,  - сдается та.  - Но у нас нет лопаты.
        - Отнесем его в деревню,  - предлагает Ольви.  - Здесь недалеко. Мы дошли до нее, когда гуляли.
        Гуляли.
        - А почему так долго?  - рычу я. Если бы они вернулись чуть-чуть раньше, ничего бы не произошло.
        До смешного глупо. До слез страшно. И горько. Если бы необратимость была напитком, то однозначно кудином[10 - Кудин  - самый горький чай.].
        - Я решила передохнуть,  - признается Альба.  - Не думала, что скажу это, но… мне действительно жаль, Шейра. Ты не виновата, что они прочитали… тот день.
        - Какой день?  - недоумевает Ольви.
        - Неважно,  - поспешно отвечаю я.
        - Где твоя маска, Матвей?  - неожиданно спасает меня от объяснений Альба.  - Если честно, я удивилась, что ты без нее.
        - Почему?  - напрягается Ник.
        - Ты же за анонимность.
        - Потерял. Они появились слишком… внезапно. Я не успел ничего сделать. А когда эти твари приняли мой облик, мне пришлось следовать за ними.
        Я восполняю запас и надеваю маску. Теперь никто не заметит, что я на грани. Поле наливается пронзительным светом. Ник берет сущность на руки. Я стараюсь не смотреть, но взгляд вновь и вновь натыкается на окровавленную шею.
        Его убила не ты. Не ты.
        Мы идем медленно. Я гадаю, что ждет нас в третьем блоке, и отчаянно избегаю мыслей о недавних событиях.
        Впереди темнеет деревня.
        Двухэтажные коробки пропитаны влагой. По стенам ползет мох, разбавляя зеленью серость стен. Дома жмутся к потрескавшейся дороге, как мухи к липкой ленте. Селение окружают шпили-датчики, протыкающие хмурые облака. Я помню, как работают такие заборы. Он не впустит нас в деревню… Не впустит здоровыми.
        Когда Элла была ребенком, а я  - семнадцатилетней искательницей приключений, мы пытались пробраться в лабораторию родителей, окруженную похожими шпилями. Хотели обрадовать маму с папой. Благо, нас остановил охранник. В тот же день мы выслушали лекцию о том, что чужим людям путь в лабораторию заказан. Те, у кого в индикатор не вшита специальная программа, обнуляются за считаные секунды.
        Мы замираем перед похрапывающим мужчиной. Он положил локоть на связной ящик и прислонился к шпилю. На улице пустынно. Еще бы, в такую-то рань.
        - Кхм,  - как можно громче кашляет Ник.  - Доброе утро.
        Незнакомец подпрыгивает и едва не сносит кулаком связной ящик.
        - Зачем же пугать, а? Че надо?
        - Комната,  - устало заявляет Альба.
        Дрожь в пальцах, тяжелое дыхание… Как бы она ни бодрилась, новый индикатор пока не прижился.
        - И похороны,  - подхватывает Ольви.
        Мужчина косится на окровавленную сущность.
        - Кто его так?
        - Те, кому нечего терять,  - цедит Ник.
        - А как докажете, что это не вы?  - хмыкает незнакомец, вытаскивая из-за пояса нож.
        - Послушайте,  - умоляет Ник.  - Мы не сделаем ничего плохого. Обещаем, к вечеру нас здесь уже не будет.
        - Его убила банда сущностей.  - Ольви прикасается ладонью к внешней стороне шпиля.
        - Они, наверное, из сорок второй деревни. Здесь таких тьма-тьмущая, вот мы и раскошелились на забор,  - чешет затылок мужчина.
        - И их не увозят в третий блок?  - поражаюсь я.
        - А на кой ляд им новые пациенты? Кушетки разве что занимать. Пока твари не лезут в город, их не трогают…
        - Ну что?  - теряет терпение Ник.  - Впустите нас? Мы готовы заплатить кармой.
        - Мне твоя карма сто лет не нужна! А вот если едой отблагодаришь, буду не против. Нам сюда присылают кашу строго по графику, но некоторым этого мало.
        - Без проблем,  - соглашается Ник.  - Шейра, ты вроде бы держишь связь с Киром.
        - Да, я все улажу.
        Мне по-прежнему больно, неестественно больно с ним разговаривать.
        - Тогда милости просим, гости дорогие!  - расплывается в улыбке мужчина.  - Меня Грэди звать.
        Он вводит пароль на маленьком экранчике в шпиле, и тот издает скрипящий звук.
        - Чего стоите как не родные?
        Мы семеним вслед за охранником. Негостеприимный забор пропускает нас, но я все равно слежу за светло-зеленым свечением, проступающим сквозь рукав толстовки.
        - Я вас отведу к Эмили и ее мужу. У них комната есть.  - Грэди сбавляет скорость и переходит на шепот:  - Специально для их дочурки детскую отстроили. Только вот забрали деваху два года назад. Она здоровенькой родилась, но в пять лет заболела планемией. Эмили надеется, но мы-то понимаем, что в третий блок просто так не увозят. Не вылечится девчонка.
        Мы пробираемся через зигзаги простыней на веревках, изогнутых, как спины балерин. Вдыхаем аромат цветов и стирального порошка, слушаем приветственный собачий лай. Мол, на липкой ленте есть место для новых мух. Радуйтесь.
        Сухие умершие деревья тянутся к небу, будто молнии, бьющие вверх.
        Мы останавливается у ничем не примечательного дома. На пороге, прислонившись виском к распахнутой двери, курит женщина. Ее волосы растрепаны, а блеклый взгляд не выражает ни радости, ни печали. Она, как и я, давно мертва.
        - Ты кого приволок?  - морщится она, пуская кольца дыма.
        - Они заплатят, птичка моя,  - ласково отзывается Грэди.
        - Мне только трупов и не хватало.
        - Этим займусь я.
        - Ладно уж. С вас пятьдесят гигов кармы. И без фокусов. Иначе вы составите компанию вашему другу.
        - Он нам не друг,  - хмуро чеканит Ник.
        - Мне плевать. Пойдемте, покажу вашу комнату. Труп отдайте Грэди. Он все уладит. Правда же?  - С издевкой спрашивает Эмили, туша сигарету.  - Выполняй обещание.
        В пропитанном никотином доме тепло и чисто. На второй этаж ведет винтовая лестница, напротив нее  - кухня, а чуть поодаль покачивается от сквозняка розовая дверь. Наверное, в детскую.
        - Девушки могут отдохнуть в спальне моей дочери,  - сообщает Эмили, подтверждая мои догадки.
        Мы оказываемся в маленьком помещении. Кажется, даже мебель в комнатке лишняя  - настолько здесь тесно.
        - Кто-то поспит в кровати, кто-то  - на раскладном кресле,  - разводит руками хозяйка.  - Парни, для вас есть чердак. Или вы хотите вместе с барышнями?..
        - Нет,  - перебивает ее Альба.
        - Вот и славно. Располагайтесь. Душ на втором этаже.
        Ребята во главе с Эмили удаляются.
        Сейчас я бы отдала многое, чтобы отдохнуть на чердаке без Альбы. А в детстве  - за ночевку вместе. Как странно.
        Я кидаю рюкзак на кресло и достаю планшет.
        - Что, со своим дружком никак не можешь расстаться?  - фыркает Альба.
        - Матвею нужна биомаска.
        Я отправляю сообщение Киру. Друг онлайн, но сейчас я не в состоянии позвонить ему. Меня выпили до дна.
        Кир присылает мне миллион вопросов. Я ищу в Сети номер связного ящика деревни и отвечаю сухими цифрами. А о том, что я опустела чуть больше, чем до конца, он узнает, когда я вернусь.
        Если вернусь.
        Получив координаты, Кир обещает добыть еду в ближайшее время и снова начинает заваливать вопросами.
        Я не готова, прости. Прости то, что от меня осталось.
        Я отключаю планшет. Извлекаю из рюкзака припрятанный пакет каши. Аппетита нет. Во рту пересохло, желудок сжался, но я пересиливаю себя и ем. Все происходит как под водой: я ковыряю вилкой еду, шторы колышутся в такт ветру, ворвавшемуся через форточку, по комнате маячит Альба. Этот молчаливый разговор меня раздражает. Нам хватает опущенных ресниц и морщин на лбу, чтобы окунуться в прошлое. Вот только Альба там ищет свет, а я тону во тьме.
        Внезапно хрупкое спокойствие нарушает крик. Дикий, безумный. Словно он давно мечтал о свободе и наконец получил ее.
        Точно так же визжала Карина. Ее перекошенные губы были накрашены ярко-красной помадой. Она будто чувствовала, что я запомню их на всю жизнь, и выбрала цвет горячей, жгучей жидкости, от запаха которой меня тошнит до сих пор.
        Альба выбегает из комнаты. Я следую за ней. Пару секунд  - и мы на кухне. Сейчас, видя в чем дело, я бы растянула эти секунды в вечность. Я бы сфотографировала миг, а затем поселилась бы в нем навсегда.
        За столом сидит мужчина с гематомами по всему телу. Сущность. Да это и не важно, потому что левой рукой он держит нож, а правая, вместе с индикатором,  - отрублена. Незнакомец истекает кровью.
        Кап-кап.
        На полу краснеет лужица.
        В оцепенелую, мертвенно-тяжелую тишину просачиваются голоса Эмили и ребят.
        - Ольви, выведи их!..
        - Вилли, старый черт, что же ты натворил…
        - Да выведи же их!
        - Дорогая, я… д… должен был…
        - Дайте мне рюкзак!
        Ольви берет нас с Альбой под локти и увлекает за собой. Я иду монотонно, неестественно, как робот. Я и есть робот, программа которого сократилась еще в тысячу раз. Скоро мой мир уменьшится до одного слова. И тогда я разучусь чувствовать.
        - Жгут,  - бормочет моя бывшая подруга.  - Ему нужен жгут.
        Стараясь не дышать и не думать о том, что творится за нашими спинами, я развязываю пояс. Красивый такой, с блестками. Подарок родителей за первую победу в шахматной игре.
        Клянусь, я отдам его вам, Вилли, если вы победите смерть.
        Альба хватает пояс и бросается к Нику.
        Я выключаюсь из реальности и смотрю фильм о том, как Ольви вбегает на кухню с рюкзаком. Как Ник трясущимися пальцами вываливает все содержимое из серой коробки. Как затягивает жгут Альба. Как держится за края жизни Вилли и как, упав на колени, плачет Эмили. Как тикают часы и на улице кто-то насвистывает веселую мелодию. Жизнь замерла лишь здесь, в этом доме, и вместе с ней замерла я.
        Кап-кап.
        Кап.
        - Шейра, найди аптечку!  - вопит Ник.
        Следующие полчаса я мечусь по комнатам. Лекарства? Хорошо. Вата? Пожалуйста. Бинты? Я приносила их минуту назад. Все что угодно, только бы не видеть алую лужицу.
        Выполнив поручение Ника, я падаю на ступеньку винтовой лестницы и касаюсь ладонями пола. Холодный.
        Я погружаюсь в измерение звуков.
        Проходит вечность, прежде чем затихают крики Вилли.
        - Пусть отдохнет. К концу недели наведайтесь в третий блок,  - хрипит Ник.  - Иначе он… умрет.
        - Почему?  - Эмили спокойна, но в этом спокойствии больше отчаяния, чем в слезах.
        - По понедельникам обновляются базы данных. Вашего мужа в ней не найдут, и программа слежения остановит его сердце. Для нее Вилли  - преступник, который уклоняется от ответственности.
        - Он… он мечтал о свободе! Понимаете, он обнулился два года назад, когда забрали нашу дочь! Я договорилась с Утешителями,  - всхлипывает Эмили,  - и теперь он дома. О небеса, зачем? Зачем?!
        - Он думал, что избавится от индикатора, но вышло наоборот,  - произносит Ник.  - Индикатор едва не избавился от него…
        - Где ваша комната? На втором этаже?  - уточняет Ольви.
        Я вжимаюсь в стену. Сливаюсь с тенью. Мимо ковыляет Эмили. Вслед за ней ребята проносят Вилли  - неестественного, изуродованного гематомами, непропорционального. Растерявшего себя еще до того, как случилось это.
        Вы победили? Пояс ваш. Берегите его для следующей игры.
        Через несколько минут в мой молчаливый мирок вторгаются звук шагов и свежий запах одеколона.
        - Как ты?  - почти беззвучно спрашивает Ник, опускаясь рядом и пряча мою ладонь под своей.
        - Лучше, чем ты.
        - Сомневаюсь. Стрессы при планемии недопустимы. Тебе нужно поспать.
        - Где ты научился оказывать первую помощь?
        - Как, по-твоему…  - Он слабо улыбается и укоризненно качает головой.  - Человек, с детства борющийся с болезнью, имеет право на ошибку?
        - В нашем городе никто не имеет такого права,  - говорю я и упираюсь щекой в его плечо.
        - Именно.
        - Почему ты рассказал мне? Мне, а не Альбе?  - Я заглядываю ему в глаза. Вот бы увидеть снег, а не яркость линз… Теперь он меня не пугает.
        - Не кори себя. Я виноват, что не признался раньше.
        - Виноват?
        - Да. Ты иногда так смотришь… и внутри становится пусто.  - Он гладит меня по руке и, поднимаясь, скользит кончиками пальцев по моей шее.
        Наша связь, старая связь, обрастает новыми нитями. Теплыми, трепещущими, но такими же страшными. Такими же неправильными. Моя суть противится этому, и лишь частичка, до сих пор не утонувшая в прошлом, надеется и… ликует. Я не понимаю ее радости и неуверенно отстраняюсь.
        - Прости,  - шумно вздыхает Ник.  - Не знаю, что на меня нашло.
        - Ты устал. Просто устал,  - шепчу я.  - Где Альба?
        - В вашей комнате. Она сегодня герой. Не ожидал, что… она способна на такое.
        Я вспоминаю окровавленного Вилли, и меня пробирает дрожь.
        - Ложись,  - хлопает себя по коленям Ник и, наблюдая за моим вытягивающимся лицом, фыркает.  - Мы ведь друзья, так? А значит, должны заботиться друг о друге.
        Я силюсь забыть о теплом комке под ребрами и опускаю голову на колени Ника. Вязкая усталость тянет меня туда, где все растворится в колыбели кошмаров.

* * *

        По телу разливается тепло. Я в кровати. Мягкой, уютной кровати. Значит, Ник отнес меня в комнату.
        Я выскальзываю из-под одеяла и потягиваюсь. Солнце за окном плавно крадется к горизонту  - времени осталось мало. Ровно столько, чтобы принять ванну. Я поднимаюсь на второй этаж и замечаю на кухне Альбу и Эмили. Одна наливает воду в чайник, а вторая задумчиво за ней наблюдает.
        - Сейчас я вам успокоительного накапаю, выпьем чаю,  - щебечет моя бывшая подруга, не давая Эмили отвлечься.  - У вас в саду такие чудесные гвоздики!
        Я на цыпочках спешу в душ. Как жаль, что нельзя смыть события и воспоминания. Как жаль.
        Закончив с купанием, я рассматриваю себя в зеркале. Горячая вода наследила красными пятнами на коже, но в такое холодное лето я готова обжигаться бесконечно.
        На запястьях расцвели огромные синяки  - отпечатки пальцев сущности. Ничего, они быстро исчезнут, а вместе с ними и навязчивые мысли. Я укутываюсь в полотенце и расчесываю волосы. Выгляжу здоровой, хоть и хожу по грани.
        Взгляд цепляется за что-то яркое, укрытое мокрыми прядями, на плече.
        Ты не станешь нормальной, Шейра. Ни-ког-да. Этого не позволит красно-фиолетовое пятнышко, пока маленькое. Пока. Скоро оно разрастется до невероятных размеров. Скоро кожа покроется букетами роз.
        Нет, тело не предаст меня. Не предаст.
        Я одеваюсь и выбегаю из ванной. Больше всего на свете я хочу показать гематому девушке, с которой мы связаны капроновой нитью, но, спустившись, почему-то медлю.
        Ни Эмили, ни Альба меня не замечают.
        - А панкейки? Вы жарили когда-нибудь панкейки?  - Моя бывшая подруга размешивает сахар в чае.
        - Нет…
        - Их готовят на сухой сковородке, представляете? Без масла! Зато какая вкуснотища. Особенно если с творожным кремом. М-м!
        Эмили курит у форточки и украдкой смахивает подступающие слезы.
        - Спасибо, девочка. Вы вовремя подоспели.
        Альба резко бросает ложечку и серьезнеет.
        - Хорошо, когда вовремя, правда?  - Несколько тяжелых мгновений вянут в молчании, но затем она возвращает на лицо улыбку.  - Попейте.
        Я переступаю порог кухни.
        - Альба, можно тебя?
        - Простите, Эмили, я сейчас,  - бросает она, увлекая меня в прихожую.  - Что случилось?
        - Давай обсудим в комнате,  - сглатываю я и, лишь когда розовая дверь за нами захлопывается, облегченно выдыхаю.  - У тебя есть гематомы?
        Я показываю Альбе «цветок».
        - Слишком рано,  - ужасается она, пятясь.  - Рано!
        - Они могли просчитаться. Или…  - я проверяю индикатор.  - Зеленый. Мы будем обнуляться постепенно.
        Волосок за волоском. Гематома за гематомой.
        - Что… Что нам делать?
        - Сядь.
        Альба послушно опускается на кровать. Задрав футболку, я обследую ее спину, потом  - руки.
        Эти цветы любят тень. Любят, когда их находят слишком поздно. На шее у Альбы  - два маленьких пятнышка. Два кровоизлияния, приближающих ее к черному порогу.
        - Что там?
        - У тебя тоже.
        Она тихо всхлипывает.
        - Я боюсь, Шейра.
        - Скоро мы будем на месте.  - Я не верю себе и сомневаюсь, что мне поверит Альба.
        - Знаешь… я злилась на тебя. За тот разговор на приграничье. Но сейчас… будто отпустила то, что было раньше. Нам нельзя ссориться. Хотя бы ради общих целей. Мы же… в одной лодке, верно?
        Я горько усмехаюсь. Пусть Ник жив, я недостойна ее прощения. Я могла его убить. А этого больше чем достаточно, чтобы травить себя до конца жизни.
        И все же я не должна срываться на той, кто еще ищет в нашем городе что-то доброе и искреннее. Что-то, что поможет остаться нормальной. Я восхищаюсь силой этой девушки. Но не последую ее примеру. Во мне живет лишь желание вылечить Эллу. А после  - я иссякну.
        Окончательно.
        И даже теплый трепещущий комок под ребрами меня не спасет.

        Глава 13

        Я достаю из рюкзака пакет с недоеденной кашей. Альба без устали крутится перед зеркалом, будто надеется залечить гематомы пристальным взглядом.
        - Мне легче, когда ты не пытаешься быть хорошей.
        Выпусти демона. Он тебя душит, я знаю.
        - Шейра, давай не будем,  - закатывает она глаза.
        - Кстати… я видела, как ты накладывала жгут.
        - И?
        - Не прикидывайся,  - морщусь я.  - Ты же повар, а не Утешитель.
        Она перестает крутиться и взлохмачивает волосы.
        - Иногда я думаю, что могла бы помочь ему в тот день.
        - Ты не рассказывала, что училась спасать.
        - А кому рассказывать? Тебе?
        - Значит, все в порядке,  - фыркаю я.  - Ты меня по-прежнему не переносишь.
        Альба смеется в ответ.
        В комнату вламываются Ник и Ольви.
        - Вы готовы? Шейра, посылка Кира у тебя? Нет? Забери,  - командует Ник.  - Эмили я заплатил, осталось отблагодарить Грэди.
        - А похороны?
        - Мы…  - мнется Ольви.  - Все произошло, пока ты спала.
        - Почему не разбудили?!
        - Тебе нужно было отдохнуть.  - Ник извлекает из кармана планшет.  - Не злись, Шейра. Не до этого сейчас. Присядьте, я позвоню Оскару.
        Три гудка, и мы вновь слышим грубый низкий голос:
        - Как вы там? Добрались до селения?
        Мы переглядываемся. Никто не горит желанием вспоминать о ночных приключениях.
        - Да,  - отзывается Ник.  - Скоро будем в третьем блоке.
        Оскар тяжело вздыхает. Я чувствую: он хочет поделиться многим, но что-то его останавливает. Что-то тяжелое и страшное.
        - Простите меня. Я бы все отдал, чтобы пройти через это вместе с вами, но…  - осекается он.  - Ладно уж. Позвоните, когда доедете.
        Оскар отключается. Пока Ник объясняет Эмили, как ухаживать за Вилли, я иду к связному ящику. Надеюсь, Кир успел купить биомаску.
        Я до сих пор не понимаю, как это работает: положив вещь в коробку и написав адрес, тут же можно забрать ее в указанном месте. Город номер триста двадцать заботится о том, чтобы нужное всегда было под рукой.
        Биомаска и пакет с тридцатью порциями каши едва помещаются в ящике. Появившийся из ниоткуда Грэди нетерпеливо переминается с ноги на ногу и, когда я отдаю ему еду, радостно кивает.
        - Вот уж спасибо. Счастливого вам пути!
        Друзья ждут меня на окраине деревни.
        Эмили советует ехать на электричке. Объясняет, что неподалеку от деревни расположена станция. На земле. Я никогда не встречала ничего подобного.
        Наконец-то ты начинаешь удивлять меня, жизнь за. Не жестокостью, не сломанными судьбами  - это я видела. Ты показываешь мне новый мир, не гниющий в объятиях небоскребов.
        Перед нами простирается поле. У горизонта темнеет строение размером с одноэтажный дом.
        Надев маски, мы спешим к нему и, подойдя ближе, замечаем, как в землю врезаются стальные змеи, присыпанные щебенкой. Рельсы рассекают поле на две части. Электрические столбы вырастают прямо из колосьев.
        То, что я приняла за дом, превращается в остановку с лавочкой. Мы вдыхаем свежий воздух вечера. Как ни странно, сегодня тепло. Ветер устал плясать и ушел на отдых. Мне жарко в толстовке, я жалею, что не переоделась.
        Вскоре подъезжает электричка, и мы запрыгиваем в душный вагон.
        - С вас автоматически снято восемь мегабайт кармы,  - чеканит монотонный голос из динамиков.
        Впереди сидят три человека: женщина в красном берете, старушка и парень в костюме.
        Мы едем молча, и лишь Ольви с Ником время от времени лениво переговариваются. Я наблюдаю, как на землю опускаются сумерки. Мне слишком низко здесь. Я привыкла летать. Правда, только в реальности.
        Спустя часа два электричка тормозит у старой обветшалой лавки. Вдалеке, над тихой гладью озера, мерцает луна.
        - Станция номер семьдесят четыре,  - говорит динамик.  - Время остановки: тридцать минут. Приятного отдыха.
        - Ну, чего вы тупите? Пойдемте гулять,  - предлагает Ольви.
        Поздравляю, мой друг. Настало время обрастать чешуей. Запираться за семью дверями. Выцарапывать улыбку от замк? до петель. Гвоздем по железу. Больно. Настолько, что лопается кожа.
        Спрятав биомаски и рюкзаки под сиденья и взяв с собой лишь планшеты, мы мчимся к озеру. Теплый ветер щекочет кожу. Сняв кофту, Ольви ныряет в воду. За ним бежит Ник.
        - Да чего вы? В темноте не различить, купальники на вас или обычное белье,  - успокаивает Ольви.  - А может, вы под толстовками ничего не носите?
        Я в неуверенности закусываю губу.
        - Быстрее, иначе затащу в одежде!
        - Я бы с ним не спорил,  - предупреждает Ник.  - Опасный парень!
        - Ла-а-дно уж,  - тяну я.
        - Альба, тебя это тоже касается!  - веселится Ольви.
        - С чего вдруг я должна слушаться?
        - А с того!
        Он окатывает ее водой.
        - Что? Сейчас ты получишь!  - вопит она.  - Сейчас, сейчас!
        - Уже боюсь!  - Ольви стремительными гребками отплывает от берега.
        Бросив толстовку и джинсы на песок, я захожу в воду. Мне не холодно. После душного вагона я рада окунуться в прохладу.
        - Красиво, правда?  - кричу я Нику, ложась на спину.
        - Невероятно,  - кивает он, не сводя с меня глаз.
        - Не-ве-ро-ят-но,  - по слогам повторяю я.
        Эта ночь не соответствует атмосфере ледяного лета. Не соответствует нам, давно забывшим все человеческое. Но я погружаюсь в нее. Возможно, сегодняшнее тепло  - последнее, чему мне стоит порадоваться.
        Поплавав немного, я устраиваюсь на плоском валуне и отжимаю волосы. В ярком лунном свете видно, как Ольви откидывает челку, как чуть поодаль рисует на песке Альба, потерявшая интерес к обидчику. А у тонкой полосы фонарей нас ждет электричка.
        Ник усаживается рядом со мной, но тут же вскакивает.
        - Ну и холодина! Бр-р-р.
        Я блуждаю взглядом по берегу.
        - Пройдемся?
        Мокрые пряди неприятно облепляют спину. Я собираю их в хвост.
        - Эй,  - настораживается Ник.  - Что у тебя на плече?
        - Ничего.
        Он хватает меня за локоть.
        - Шейра, что это?
        - А ты не видишь?  - огрызаюсь я.
        - Почему ты не сказала?
        - Пожалуйста… Зачем ты все портишь?  - Я быстрым шагом иду вдоль берега.
        - Шейра!  - Ник обгоняет меня и преграждает путь.  - Черт, я должен был догадаться!
        - Сейчас не время.  - Я осторожно кладу ладонь ему на грудь и чувствую дрожь. Ночь уже не кажется мне такой теплой.
        - А когда? Когда будет время?
        - Когда я услышу твою историю.
        Ник корчится в истерическом смехе.
        - Ты серьезно? Шейра, от моего прошлого ничего не изменится. А вот из-за своих игр ты обнулишься!
        - Тогда чего ты медлишь? Сейчас мое будущее зависит от тебя.
        - О боже…  - Ник усаживается на песок.  - Ты невыносима. Я еще не встречал более упрямой девушки.
        - Приму это за комплимент,  - кланяюсь я.
        - Ты не представляешь, как тяжело мне возвращаться туда…  - шипит Ник. В каждом слове, в каждом звуке  - сила. Сила, приобретенная в бесконечной борьбе за жизнь.
        - Не бойся,  - шепчу я ему на ухо.  - На этот раз я буду рядом.
        - Ты всегда рядом,  - хрипит он, задыхаясь от волнения.  - Что же. Мне было…

* * *

        Мне было пять лет. Обычно сцены из детства стираются, превращаются в картинки, но я помню все. До тошноты отчетливо. Твою полуулыбку, вечные колкости Альбы, наши игры  - я помню все.
        Ножницы… Как же нелепо. Мы стали частью совсем не детской игры. Ты не проронила ни слова. Твоя полуулыбка завяла в один миг, а лицо окаменело. И до сих пор ты считаешь, что недостойна быть.
        Две недели я пролежал в коме. Не знаю, что со мной делали, как лечили, да это и не важно. После того как травма сошла на нет, меня отвезли в третий блок. Мой организм, и без того обезвоженный планемией, приближался к черному порогу. Никакие восполнения кармы не помогали. Я медленно обнулялся.
        Таких, как я, прячут в специальном отделении. Мы опасны для общества, ведь любой стресс может стать последней каплей. К тому же самые маленькие сущности ненасытны, сколько бы кармы ни «съедали». Их учат. Долго, упорно учат тому, чему не научились даже некоторые взрослые. А родителям… Родителям пишут письма, что их дети на лечении.
        Я балансировал на грани девять лет.
        За это время многое изменилось. Во мне проснулось желание программировать. Увлеченный кодом, я забыл о болезни и почувствовал себя лучше.
        Но чутье иногда обманывает. Когда ждешь чего-то страшного, а дни проходят один за другим, начинаешь верить, что так будет вечно. Что ничего не случится. Что если ты пережил эти двадцать четыре часа, то обязательно переживешь следующие. А ведь такие мысли следует гнать. Нещадно. Без раздумий. Потому что это  - проделки болезни. Она усыпляет бдительность, чтобы потом, когда ты сложил оружие, прикончить тебя.
        Был обычный день. Я проснулся рано утром и услышал, как пищит индикатор. Тело покрылось гематомами. Я обнулился. Меня перевели в отделение сущностей.
        Звонить родителям, Альбе, тебе было выше моих сил. Мне исполнилось четырнадцать. Я имел полное право набрать выученный наизусть номер. Но как бы вы повели себя? Да и кому сдался человек, потерявшийся под толщей лет? У всех была своя жизнь, и я прекрасно это понимал. К тому же в отделении сущностей жилось не так уж и плохо. У меня был друг.
        Марк разделял мое увлечение программированием. Мы могли целыми днями изучать базы данных.
        - Если бы мне подарили свободу, я бы отказался. Честно!  - клялся он.
        Я был погружен в хитросплетения вайлов и форов[11 - Вайлы и форы  - простейшие операторы в программировании.]. Для меня не существовало ничего, кроме кода. А Марк любил в нашем маленьком мирке под названием «отделение сущностей» абсолютно все  - от накрахмаленных простыней до молоденьких Утешительниц.
        Я предложил взломать одну из закрытых баз данных. Ничего сложного, но последствия могли быть серьезными. Мне хотелось развлечься, и он поддержал мою идею.
        Мы выискивали лазейки в коде, но тот был отшлифован до идеала.
        Прошло дня четыре, прежде чем нашелся узелок, который не заметили программисты третьего блока. Мы потянули за него. Все вышло… банально. Я даже слегка разочаровался. Зато Марк был в восторге.
        К сожалению, наш триумф продлился недолго: увлеченные победой, мы забыли сменить айпишник, и на следующий день меня (взламывали мы с моего планшета) вызвали на беседу к Семерке. Я не оправдывался и понимал, что ничего хорошего ждать не следует.
        Но меня спас Оскар. Тогда он работал в нашем отделении и предложил неплохую сделку.
        - Я уволился.  - Он был так же невозмутим, как и сейчас.  - И мне нужен смышленый программист. Напарник.
        Я согласился.
        Оскар поведал мне много чего о специфике индикаторов. К примеру, что карма  - это код, заставляющий наш организм подчиняться компьютерам.
        - Впервые я рад сотрудничать с преступником,  - увлеченно бормотал Оскар.  - Я улажу формальности с документами. Ты станешь другим человеком с новыми базой данных и индикатором.
        Мы пили чай в его кабинете. Он то и дело прислушивался к шуму в коридоре.
        - Сущностей не пускают в город,  - повторял я слова тех, кто все детство учил меня трем правилам обнулившихся: быть Человеком, быть Силой и… быть Тенью. Отражением. Право жить дано лишь людям по ту сторону.
        - Если соблюдать строжайшую диету, тебя не отличат от здоровых. Пройдешь краткий курс хирургии. Будешь раз в неделю менять индикатор…
        Я спросил у него только об одном.
        - Зачем? Почему вы уволились?
        Он долго молчал, а затем тихо произнес:
        - Меня здесь никто не держит.
        До Семерки я так и не дошел. Оскар им что-то наплел, а на следующий день в третьем блоке умер больной номер тысяча восемьдесят один. Ник Рейман. Вместо него появился никому не известный парнишка Матвей. Не сущность.
        Хоть Оскар и запретил рассказывать об этом Марку, я не смог оставить друга без объяснений. Ранним утром, пока он спал, я спрятал в его шкафу записку, что со мной все в порядке, и ушел.
        С тех пор мы с Оскаром живем в заброшенном офисе. Продаем проги и экспериментируем с кармой. Мы сделали нечто похожее на индикатор и базу данных обычного человека. Все аналогично. Разница в одном: мы использовали собственный сервер.
        Я согласился на роль подопытной мышки, и Оскар вшил мне в левое запястье маленький чип. Ночи напролет мы исследовали принципы работы «нашей кармы». Спустя несколько неудачных попыток у нас получилось. Мы создали алгоритм излечения. Сначала удаляется код, привязанный к человеку, а потом  - чип. Все просто.
        Это натолкнуло меня на мысль о программировании души. Собрав тонкий планшет, я попытался через него «превратить» себя в код. Оскар не одобрял мои занятия, но помогал, когда я просил совета.
        У Ларса я прояснил некоторые моменты  - о небеса, неужели кто-то еще пишет души?!  - И теперь жду не дождусь, когда снова сяду за код.
        Было в моей жизни и кое-что другое. Эти шесть лет, свободные шесть лет я думал о вас. О родителях, об Альбе… о тебе. Марк оказался неправ. Жизнь в городе лучше. В тысячу раз. Даже я, повернутый прогер, это заметил.
        Мне исполнилось семнадцать. Было начало лета, и мы с тобой случайно столкнулись на улице. Лицом к лицу. Нет, правильнее  - маска к маске. Но я узнал тебя. Как-то… вспомнил. По каштановым волосам и неразборчивому «простите». По неуверенным, но быстрым шагам. Ты бежала. И до сих пор не можешь остановиться.
        Я проследил за тобой. Вычислил, где ты живешь, потом нашел Альбу. Мне было интересно за вами наблюдать… Ник Рейман для вас умер, но меня привлекала жизнь, частичкой которой я мог бы быть. Утром ты ездила в магазин за печеньем, иногда навещала родителей, днем снимала пранки с вечно веселым толстячком. Смотреть на вас было забавно. Я выучил твое расписание наизусть. Издалека ты казалась счастливой… Как жаль, что я не разглядел тебя вблизи.
        Я уговорил Оскара взять на квест вас с Альбой, хоть и понимал, что вы не очень ладите. Мне хотелось изучить вас, ваши жизни. И только в день испытания я осознал, как ошибся. Вы заперлись в окровавленной комнате и никак из нее не выберетесь.
        Прости меня, Шейра.
        И прости себя.

* * *

        Мне нечего ответить Нику. Слова исчезли, а я осталась одна, наедине комком под ребрами. Его трепещущее волнение заставляет кожу покрываться мурашками.
        Мой друг был рядом, но прятался в тени, когда меня съедал самый страшный садист  - чувство вины. Я тонула с каждым днем все быстрее. А он видел во мне счастье. Я металась в панике и отчаянии. А он боялся напомнить о себе.
        Я умирала. А он наблюдал.
        Нет, я не зла на него. Я заслужила такую жизнь, и это мое наказание.
        До нас доносится крик Ольви. Повалив истерично хохочущую Альбу в воду, он пытается от нее сбежать.
        - Покажи руку,  - прошу я, хватая Ника за левое запястье.
        В кисть вшит темный чип, маленький, непохожий на тот, что следит за кармой.
        - Теперь ты ненавидишь меня?  - спрашивает он. В его голосе столько горечи и печали, что я не сдерживаюсь:
        - Нет, себя.
        Ник выводит пальцем на песке мое имя.
        - Не нужно было сталкивать вас с Альбой.  - Он сглатывает. Еще и еще. Колючие оправдания прочно засели в горле.  - Я пытаюсь. Честно. Я пытаюсь быть рассудительным. Чтобы выжить, я просчитываю все до мелочей, но иногда… не выдерживаю. Я просто хотел познакомиться с вами заново. Без прошлого. Но тогда я и не представлял, что вы в нем живете.
        Как жаль, что я оставила биомаску в электричке. Что-то горячее и пульсирующее обжигает щеки. Глаза наполняются предательской влагой.
        - Это жестоко… я скучала.
        Ник обнимает меня за плечи и упирается подбородком в мой висок.
        - Пойми кое-что. Я  - другой человек.
        - Ты Ник,  - хриплю я.
        Мне страшно на него смотреть. Я до сих пор не привыкла к бойким ударам его сердца.
        - Ты дрожишь,  - вздыхает он, обнимая меня сильнее.
        Я тону в нитях, связывающих нас, и ужасаюсь мысли, что мне это нравится. Ник слишком, слишком близко.
        - За что ты так добр?  - беззвучно лепечу я.
        Вот-вот произойдет что-то непоправимое. То, чего не должно быть никогда, ни при каких обстоятельствах.
        «Чего ты боишься?»  - стучит в висках.
        Я с трудом вырываюсь из его объятий.
        - Чуть больше, чем через неделю мы с Альбой обнулимся.
        Мой хриплый картонный голос разрывает связь, и я с облегчением чувствую, что комок под ребрами успокаивается.
        - Я… догадывался,  - рассеянно моргает Ник.  - Что же, у нас достаточно времени.  - Он кивает в сторону электрички.  - И… Нам пора.
        Пора. Конечно пора.
        Мы одеваемся и зовем ребят.
        Вагон встречает нас тоскливой тишиной. Женщина, парень и старушка по-прежнему на своих местах. Мы с Ником и Альбой удивленно переглядываемся, и лишь Ольви подкрадывается к ним и восклицает:
        - Господа пассажиры, я вас не понимаю. Водичка  - парное молоко, а вы в душном вагоне прячетесь!
        Никто не отзывается, и он осторожно трясет женщину за плечо.
        - Эй, вы что, спите? С открытыми глазами? Серьез… Что за чертовщина!
        Электричка трогается. Женщина безжизненно падает на пол. Ее белоснежная блузка покрыта красными пятнами. В тон берету.
        - Приятного пути, уважаемые пассажиры,  - гремят динамики.

        Глава 14

        Почему вы молчите? Поговорите с нами, умоляю.
        На спинах трех пассажиров видны алые пятна. Я слепну от такой яркости. И не расстраиваюсь.
        Мы отчаянно цепляемся за поручни. Электричку трясет. О, этот запах. Ледяной, с привкусом железа. Странно, что я не почувствовала его сразу.
        - Что здесь происходит?  - бледнеет Альба. Еще немного  - и она начнет светиться.
        Женщина лежит на полу. На ее губах тлеет улыбка. Она рада, что на блузке распустились цветы в тон берету.
        Старушка прижимается виском к окну. Если бы не было крови, я бы подумала, что она спит. Парень в костюме уткнулся лицом в спинку переднего сиденья. Рядом с левой лопаткой торчит нож.
        - Они были живы, когда мы ехали к озеру.  - Ник стискивает зубы. Он вот-вот потеряет контроль.
        - Нет, это безумие,  - говорит Ольви.  - Их убили, пока мы купались, да? Просто взяли и убили?
        - Тихо,  - шикает Ник.
        - Давайте выпрыгнем, а? Вдруг этот маньяк до сих пор здесь?  - Ольви тянется к висящему на двери молотку аварийной эвакуации.
        - Стой!  - Ник хватает его за плечо.  - Ты прикончишь себя!
        - Стоп-кран,  - бормочу я.  - В вагоне должен быть стоп-кран.
        - Я хочу домой,  - плачет Альба, медленно сползая на пол.  - Отвезите меня домой. Пожалуйста.
        Мы не успеваем ничего сделать: электричка сбавляет ход. Я считаю секунды, решающие секунды. Скоро все прояснится. Скоро мы поймем, правила чьей игры приняли. Мне не нравится этот квест. Он слишком реален.
        - И что дальше?  - истерически пищит Ольви.
        Сквозь постукивание колес до меня доносится стон Альбы. Неужели ты сломалась? Еще не время, потерпи. Еще не время.
        Я проглатываю колючий ком. Мне нужна эта жизнь. Не для того, чтобы по утрам радоваться новому дню. Не для того, чтобы завести мужа и детей. Всего на пару дней, чтобы спасти Эллу. А потом  - забирайте. Мне не жалко.
        - Твою налево, здесь нет никакой остановки!  - В панике вопит Ольви, и в такт ему всхлипывает Альба.
        - Отвезите меня…
        - Я могу выпрыгнуть и на ходу! По-моему, это лучше!
        - Отвезите…
        Из динамиков просачивается что-то, отдаленно похожее на прежний голос.
        - Ста-а-а-нция…  - Слова тонут в помехах.  - Конечна-а-а-я…
        Электричка в последний раз ухает и тормозит.
        - Теперь можно разбивать?  - вкрадчиво интересуется Ольви, косясь на молоток.
        - Да,  - разрешает Ник.
        Но нам не приходится ничего крушить: двери открываются сами. Будто кто-то услышал нас и сжалился. Надолго ли хватит этого благородства? Я кошусь на трупы и понимаю: если не хватило на них, то не хватит и на нас.
        Я думала, что видела все. Думала, город номер триста двадцать утопает в жестокости и даже карма его не спасет. Что мы обречены гнить в собственных страхах, пока Семерка выпускает законы, и что контролировать нас, мирных жителей, это уж слишком. Но я ошибалась. Если дать нам волю, от города не останется и следа. Он оглохнет от взрывов и ослепнет от вспышек огня. Он умрет.
        В каждом из нас живет демон, жаждущий уничтожить все до последней травинки. Его душит карма. И здесь, где сущностей (а я уверена, что убийца  - сущность) не пугают ни роботы в белых костюмах, ни осколки разума, простирается ад. Не скованный небоскребами. Не стесненный чипами в запястьях.
        Я иду медленно. Два шага в секунду  - удел города. Я мечтаю двигаться со скоростью шаг в миллион лет. Чтобы отсрочить встречу с монстром.
        Альба продолжает всхлипывать, и это действует мне на нервы. Она оплакивает нас, словно смирилась с крушением нашей лодки.
        В лицо бьет свежий ночной воздух. Недавно я была ему рада  - сейчас хочу обратно, в душный вагон. Лечь на пол, спрятаться под сиденьем и притвориться, что меня не существует.
        Мы напряженно всматриваемся во тьму.
        Где ты? Открой лицо, человек, выпустивший своего демона.
        - Да никого здесь нет! Наверное, он сбежал, пока мы купались! Давайте уйдем отсюда, а?  - Ольви без устали ерошит волосы.
        Снова всхлип Альбы.
        - Вот он,  - шипит Ник.  - И… это за мной.
        Я оборачиваюсь. Сердце стучит так громко, что, наверное, я скоро оглохну. Купаясь в скудных лучах вагона, невдалеке топчется парень. Белый костюм, галстук-бабочка, начищенные туфли. Да он джентльмен! Надеюсь, убивает он тоже по-джентльменски. Нежно и быстро.
        Шаря в карманах, он щурится и презрительно наблюдает за Ником.
        - Кто это? Ты его знаешь?  - шепчу я.
        - А как же! Еще бы он не знал! Да? Как там тебя сейчас зовут? Матвей?  - хохочет парень.
        - Домой, домой, пожалуйста, отвезите меня домой…  - Альба прислоняется виском к электрическому столбу и начинает петь:  - Динь-дили, дили-дон…
        - Стойте здесь,  - рычит Ник, подаваясь вперед. Я догоняю его и хватаю за запястье.
        - Ты с ума сошел?
        - Этот мир сошел с ума, а я ему лишь подыгрываю,  - вяло отшучивается он.  - Шейра…  - Ник на миг замолкает, а затем, кинув быстрый взгляд на незнакомца, прокашливается.  - Это Марк.
        Я разжимаю пальцы.
        - Ты же говорил, вы друзья.
        - О, мы друзья!  - соглашается тот, кто освободил своего демона.  - Настоящие.
        Настоящие. Каждый звук отгрызает от меня по кусочку надежды. Я далека от Эллы как никогда. Где автосохранение? Как начать квест заново?
        - Откуда ты взялся?  - чеканит Ник.
        Таким напряженно-сильным я его раньше не видела.
        - Из деревни. Жил себе спокойно, жил,  - фыркает Марк.  - А потом к нам на огонек заглянули путники. Уставшие. С трупом. Сечешь?  - Маска вежливости разбивается о презрение.
        - Почему ты не подошел ко мне?
        - Не узнал сразу. Друзья меняются. Не так ли, Н…
        - Замолчи!  - рявкает Ник.  - Замолчи.
        - О-о-о, они не в курсе, кто ты?  - потирает ладони Марк.  - Это может быть интересно. В любом случае я прокатился с вами.
        - Шейра.  - Ник поворачивается ко мне, и по его жесткому, чужому взгляду я понимаю: он умоляет меня отойти к Альбе и Ольви.
        - Нет, я не брошу тебя…
        - Все будет в порядке.
        Я делаю маленький шаг назад. Не надейся, Ник Рейман. Во мне умерло чувство самосохранения.
        - Что тебе нужно?  - спрашивает он Марка.
        - Да вот, решил поиграть со старым приятелем. Нельзя? Только скажи, если нельзя. Ты же у нас авторитетный человек. Напарник Оскара… Какая честь!
        - Их,  - Ник кивает в сторону вагона,  - ты тоже убил ради игры?
        - Ага. Интересно было, как поведет себя лидер. Спасет ли он своих дружков? Жаль, что электричка на самоуправлении, я потерял сноровку и долго взламывал программу.
        - Ты сошел с ума.
        - Конечно! А как иначе, если лучший друг бросает тебя на съедение Семерке?  - гогочет Марк.  - По-твоему, они настолько тупые, что не сообразили, кто помогал тебе с базами?
        - Я не знал…  - Тон Ника впервые смягчается.  - Что они натворили?
        - О, наши гуманные друзья были изобретательны! Невероятно изобретательны!
        - Прости…  - выдыхает Ник, но Марк его не слушает  - им завладело прошлое.
        - Что там написано в законе? Наивысшее наказание  - обнуление? Это не так, друзья! Они родом из того мира и умеют наказывать намного жестче. Они построили новый город, но остались в нем гостями из прошлого.
        Марк срывает с себя пиджак и рубашку, а затем поворачивается к нам спиной. Гематомы оплетают сотни мелких черных точек. Это индикаторы. Я вижу. Как жаль, что я вижу. Его тело  - улей, свалка программ, но никак не что-то живое.
        - Нравится? Они так любят эксперименты! Нововведения, открытия! Как думаете, на ком тестируются обновления кармы?
        Поле утопает в мертвой тишине, и лишь Альба время от времени нарушает ее:
        - Динь-дили, дили-дон…
        - На ком тестируются? На ком?!  - вопит Марк. Хотя нет. Это не Марк. Не парнишка и не сущность. Это раненый зверь. Мутант. Чудовище, сошедшее с ума от бессилия.
        Он так долго гулял рука об руку со смертью, что наконец принял ее облик.
        - Я обнулился четыреста тридцать девять раз. И помню каждый. Старые гематомы покрывались новыми, а тело все больше наполнялось гнилью.  - Его глаза расширяются, лицо искажает хищная ухмылка.  - Теперь мне чихать и на законы, и на последствия, связанные с кармой. Я свободен, потому что ничего не боюсь. Эти придурки решили, что я скоро сдохну, и выпустили меня. Два года назад. Наигрались. А я выжил, прикиньте? Выжил, чтобы отомстить тебе, мой друг.
        - Я не знал,  - повторяет Ник.  - Я правда не знал.
        - Это, конечно, все меняет!  - Марк переводит взгляд на меня.  - Что ты так испуганно смотришь, киса? Страшно? Не бойся, обнуляться не больно! По крайней мере, в четыреста тридцать девятый раз.
        - Не трогай ее,  - тихо, но жестко просит Ник.  - Что мне сделать, чтобы ты оставил нас в покое?
        - Умереть,  - хмыкает Марк.
        - Матвей…  - я цепляюсь за плечо Ника.  - Пойдем отсюда. Он нас не тронет.
        - Динь-дили, дили-дон…  - бубнит Альба.
        Они с Ольви стоят у столба. Их внимание приковано к Марку. Моя бывшая подруга даже не моргает.
        - Шейра, ради всего святого, отойди,  - умоляет Ник.
        - А разве в нас есть что-то святое? Не смеши.
        - Слушай своего дружка!  - гаркает Марк.  - Иначе я за себя не ручаюсь!
        - Шейра!  - шепчет Ольви.  - Не пори горячку!
        - У Шейры хобби,  - фыркает это чудовище.  - Пороть горячку. С детства.
        Я вздрагиваю, и вместе со мной вздрагивает Ник. Ты прав, Марк. Я с детства привыкла сжигать все живое. И ты не исключение.
        Сквозь зубы просачивается вой. Не лезь в мою голову, тварь. Ты даже не представляешь, кто там обитает. Во мне что-то бурлит, разносится по венам, обжигает. Напряжение невыносимо. Я не могу терпеть. Все  - поле, электричка, люди  - превращается в картинку. Не существует ничего, кроме этого монстра. Живого, такого неправильно живого.
        Меня попрекнули моим прошлым в тысячный раз. И лишь в тысячный раз я сломалась. Поздравляю, Марк, ты сорвал джекпот.
        Я срываюсь с места. Ник не успевает мне помешать. Удар. Мой или этого ублюдка  - не разобрать. Мы двигаемся синхронно. Мне удается продержаться пару мгновений, но потом я теряю равновесие.
        За спиной кричит Ник. Он не знает, что мой демон на свободе. Что, возможно, сегодня меня окончательно поглотит мрак.
        Я падаю и подставляю ладонь. В запястье вспыхивает резкая боль. Марк обхватывает мою шею. Я прижимаюсь спиной к тому, кого хотела прикончить. На нас налетает Ник, но тварь уклоняется.
        Злость отступает под напором боли. Какая же ты дура, Шейра.
        - Дернешься  - я сломаю ей шею!  - хрипит Марк.
        Ник поднимает руки.
        - Хорошо.
        - Сними линзы. Покажи им, кто ты на самом деле.
        Проходит секунда. Вторая. Третья. С каждым мгновением я старею лет на десять и, когда счетчик замирает на отметке «двести», вижу то, о чем мечтала: белые глаза, чересчур человечные для сущности.
        - Что…  - Альба прикрывает глаза и трясет головой.  - Что это значит?
        - Он обманывал вас, да?  - участливо спрашивает Марк.  - Скажи громко, кто ты.
        Нет, это не сон. Происходит что-то нехорошее. Что-то, не вписывающееся в законы Семерки. Что-то, наряженное в костюм джентльмена.
        Мне больно смотреть на метания Ника. Система нашего города сломана. Назовите дату, когда идея Семерки дала трещину. Что-то пошло не так. Только я не заметила, что именно.
        - Скажи, кто ты!  - Грудь Марка сотрясают судороги.
        - Я  - сущность,  - почти беззвучно шепчет Ник.
        - Громче!
        - Я  - сущность! Сущность!
        Держись, Альба, держись. Кто, если не ты, будет меня ненавидеть?
        - Это шутка, да?  - нервно смеется Ольви.  - Молодцы. Ха-ха.
        Не обращая внимания на друзей, Ник поворачивается к Марку.
        - А теперь отпусти ее.
        - Ты думаешь, это все? Судьба подкинула мне подарок. Я не надеялся тебя встретить, но ты пришел. Пришел, когда я только начал забывать. Грэди так приветливо вас принял… Он просто не знал, что приютил крысу.
        Мне жаль, как же мне жаль, Марк. Ты сошел с ума. Тебе не хватило мужества выстоять. Ты не лидер и поэтому не имеешь права жить. Наш мир не приспособлен для слабых.
        - Отпусти ее,  - цедит Ник. Лицо полыхает красными пятнами.
        - Смотри-ка! А твой индикатор не такой уж и зеленый! Ты пополняешь запас раз в два часа? По десять гигов, да? Непозволительная роскошь для третьего блока! Сколько же минут до следующей трапезы?
        Вот ты и перешел грань. Я так этого боялась…
        Ник бросается на нас с неестественным, нечеловеческим рыком. Мы падаем. Я не различаю, где заканчивается моя боль и начинается боль Марка. Я будто превращаюсь в фотокамеру: вспышка  - к нам подбегает Ольви. Еще одна  - чей-то кулак попадает мне в висок. Мысли улетучиваются. Зато я необычайно остро слышу.
        Обещаю, Элла, я выберусь отсюда. Я найду тебя, как бы далеко ни отшвырнул меня неудавшийся эксперимент Семерки. Найду. Полумертвой, чудовищем, призраком. Умоляю, не бойся. Ты единственная, кому мой демон ничего не сделает.

* * *

        - Это уже было. Дежавю какое-то,  - рассуждает Ольви.
        - Лучше заткнись,  - грубо перебивает Ник.
        - Не могу. У меня на нервной почве язык развязывается.
        - Тебе помочь его завязать?
        - Да ладно, успокойся!  - Ольви на миг умолкает, а затем хмыкает.  - Выходит, ты сущность… Это больно?
        - Как мы поняли, в четыреста тридцать девятый раз  - нет,  - неохотно отзывается Ник.
        - А в первый?
        - Ребят…  - я распахиваю веки. Небо по-прежнему темное  - спит. В этом его счастье: оно пропустило все, что с нами творилось.
        Надо мной наклоняются сразу два парня.
        - Что у нас здесь?  - хмурится Ник, осматривая мой индикатор.  - Зеленый. Жить будешь.
        Буду. Но главное  - как.
        Я приподнимаюсь.
        - Что произошло?
        - Когда я оглушил Марка, твой индикатор начал пищать,  - отстраненно сообщает Ник. Будто говорит не он, а голос из динамиков электрички.  - Ты пролежала без сознания минут пять, не больше.
        - Неужели он надеялся, что победит нас четверых?  - недоумеваю я.
        Голова кружится, на губах  - металлический привкус.
        - Иногда ненависть убивает рассудок.
        Неподалеку сидит Альба. Безучастно наблюдая за нами, она снова насвистывает свою песенку.
        Я кошусь на спящего в колосьях Марка.
        - Как мы с ним поступим?
        - Никак. Скоро он придет в себя,  - передергивает плечами Ник.
        - И… ты оставишь его здесь?
        - Тебе что-то не нравится?
        Почему, почему он больше не излучает тепло? Почему тот снег, который я мечтала увидеть, отталкивает меня?
        - Все так…  - я умолкаю, дотрагиваясь до запястья Ника.
        - Я к Альбе,  - быстро реагирует Ольви.
        Ник накидывает капюшон, отгораживается, и я чувствую себя идиоткой, поверившей в чудо. Я подбираю слова, но все до ужаса банальны.
        - Конечно, тебе тяжело.
        Что утешит человека, у которого отняли семью, здоровье, счастливое будущее? Что, черт возьми, утешит того, чей друг превратился в монстра?
        - Это тут ни при чем, Шейра.
        - А что при чем?
        - Зачем ты набросилась на него? Зачем? Это мой друг. Я бы разобрался с ним сам. А ты… Ты не понимала, что слабее его?
        Демон высвободился, но лишь на миг. Я успела ухватить его за крыло и затолкать обратно.
        - Это… как наводнение.
        Как сон длиной в пятнадцать лет.
        - Ты права,  - внезапно смягчается он и неуверенно касается моей кисти.  - Зря я на тебя накинулся. Не вини Марка. Просто ему не повезло.
        - Так ты оставишь его здесь?
        - Не совсем,  - горячо мотает головой Ник.  - Я… Ладно. Я установил в его индикатор программу. Вирус, что называется. Стер память. Марк забудет свои четыреста тридцать девять раз.
        - Возможно, ты и прав…
        Возможно, вместе с памятью исчезнет и монстр. Возможно, у Марка появится второй шанс.
        Все возможно, если бы он не был так слаб. Я не верю в него. Если честно, я давно ни во что не верю.
        Мы молчим, но это не та тишина, в которую я хотела бы окунуться. Напряженная, будто заряженная электричеством. После такого обычно случается взрыв.
        Тикает, тикает счетчик. Тикаем, тикаем мы.
        - К черту все!  - выплевывает Альба.
        А вот и взрыв.
        Ольви пытается ее удержать, но она вскакивает.
        - Ты! Ты врал нам! О небеса, как я согласилась на это?!  - Она прижимает пальцы к вискам.  - Команда! Да какая мы команда? Один обнулился давным-давно, у другой крыша поехала еще в детстве! Ну, Ольви, теперь твоя очередь удивить меня!
        - Альба,  - стонет Ник.
        Я чувствую. До боли, до слез, до тошноты. Он готов. Сейчас, сейчас он во всем признается. Нить перестанет нас душить.
        - Идите к черту!  - рявкает Альба, и мои надежды рушатся.
        Рушатся, потому что на руках и лице бывшей подруги расцветают гематомы.

        Глава 15

        Неужели это конец? Неужели Альба сдалась? На ее теле проступают гематомы, а волосы седеют. Быстро. Убийственно быстро.
        - Что со мной?  - выкрикивает она.  - Что это?!
        - Только не волнуйся,  - бледнеет Ник.  - У тебя пять байтов. Справимся. Ты слышишь меня?
        Но Альба ни на что не реагирует.
        - Ты слышишь меня?!  - Ник дает ей легкую пощечину.  - Постарайся успокоиться! Я сбегаю в вагон за рюкзаком. Шейра, поговори с ней! Отвлеки ее чем-нибудь!
        - Нет,  - качает головой Ольви.  - Нет, Матвей. Ты не будешь ее оперировать. Я вызову Утешителей.
        На электрическом столбе темнеет кнопка. Такая же, как возле заброшенной арены. Она должна спасать, но в тот день не помогла ничем.
        - Держись, Альба,  - лепечу я.
        Наша лодка не утонет. Мы заделаем дыры и сконструируем парус. А затем выиграем регату.
        Не обращая внимания на протесты Ольви, Ник исчезает в вагоне и вскоре возвращается с рюкзаком. Флешки падают на присыпанную щебенкой дорогу. Он извлекает серую коробку.
        - Сейчас, сейчас…
        - Эй, не трогай ее!  - рявкает Ольви.  - Я вызову Утешителей!
        Губы Ника кривятся в нервной ухмылке.
        - С каких это пор ты за главного?
        - Ты… у тебя не всегда получается,  - с трудом произносит Ольви.
        Я знаю, рисунки на зеркалах преследуют его. И никогда, никогда не отпустят.
        - У твоей матери не было шансов. Мне жаль, но…  - Ник трет лицо и устало вздыхает.  - Альба, давай присядем. Я вколю снотворное. Ты не почувствуешь боли.
        - Нет…  - На ее щеке блестит одинокая слеза.
        - У тебя три байта. Целых. Три. Байта. Я смогу.
        Но Ник не успевает начать: Ольви с силой давит на кнопку.
        - Прости, Матвей,  - хрипит он.  - Скоро приедут Утешители. Я читал. Здесь куча штабов.
        - Ты ненормальный! Альба может обнулиться в любую секунду!  - Ник вкалывает сестре лекарство, и она обмякает в его руках.
        - Не оперируй ее,  - умоляю я.  - Они все поймут!
        - А есть выбор?  - Он берет скальпель и перчатки.
        - Ты ставишь под угрозу наш план,  - рычит Ольви.
        - К черту план!
        Я опускаюсь на колени. Как неделю назад. Только тогда вместо девушки, ненавидящей меня всем сердцем, обнулялась Элла. Сейчас Альба откроет глаза. Белые глаза. Удивится, что видит чересчур четко. В ней умрет страх и завянет надежда.
        - Нет, Матвей!  - внезапно взвизгивает Ольви, прижимая Ника к земле.
        Они превращаются в пульсирующий комок ярости и горечи. Поднимается ветер, перебирающий струны-колосья. Фальшивая мелодия. И дурацкий танец этих двоих.
        - Хватит,  - выплевываю я.
        Нащупав в колосьях флешку, я вливаю в индикатор бывшей подруги спасительные метры. Ей станет легче. Ненадолго. Альба близка к черному порогу, но до приезда Утешителей дотянет.
        Ты же всегда искала свет. Вот и сейчас не ломайся. Это моя привилегия.
        - Еще раз что-нибудь выкинешь  - забудешь свое имя!  - кричит Ник, заламывая Ольви руку.  - Уяснил?
        - Пошел ты!
        - Пожалуйста…  - всхлипываю я.
        - Уяснил?
        - Да что ты о себе возомнил?! Жалкая сущность!
        - Даже я, сущность, не так жалок, как ты!
        - Заткнитесь!  - не выдерживаю я, зажимая уши.  - Пока вы выясняете отношения, она теряет последние байты!
        Их танец мерзок. Их ярость пахнет кровью. И ветер, поняв, что арфа не настроена, затихает.
        Чертыхнувшись, Ник отпускает Ольви, и занесенный для удара кулак врезается в землю. Ник подползает к нам и осматривает запястье Альбы.
        - Два гига… Это было рискованно, Шейра. А если бы она их потратила в один присест?
        - По-твоему, лучше было ждать, пока она обнулится?  - Я задыхаюсь от возмущения.  - Или пока вы наиграетесь?
        Дорога в небе, едва заметная во тьме, вздрагивает. Появляется черная точка. К нам едут Утешители. Я зачарованно слежу за их приближением.
        Все как тогда. Я не забуду зрачки «недетей», прячущуюся за мной Эллу и беспощадно седые волосы.
        Кабина приземляется. Две Утешительницы спешат к нам. Не из-за жалости или сострадания. Они выполняют свою работу. Холодно, бесчувственно. Их учат быть черствыми, чтобы они не сошли с ума.
        Одна наклоняется к Альбе, а другая поворачивается к нам.
        - Что произошло?
        - Ее нужно оперировать,  - хмуро отзывается Ник.  - А этому парню…
        - Ясно,  - перебивает женщина.  - Обсудим в третьем блоке.
        Я не знаю, радоваться или плакать. Нас отвезут к серверам. Оскар был бы счастлив, но мы не собирались сближаться с людьми по ту сторону.
        Утешительницы берут на руки Альбу и Марка. Мы ковыляем в кабину. Обычный салон, обычные сиденья. Сюда не вписываются лишь ослепительно-белые костюмы и резкие движения людей-роботов, отдавших себя и свою жизнь на съедение Семерке.
        Мы летим, но не так, как в городе,  - здесь воздух другой. И люди  - поломанные куклы. Здесь до шарканья сапог, выстиранных скрипящих простыней и лая собак честно. Но я больше не хочу правды. Меня от нее воротит.
        Я вспоминаю о забытых в вагоне рюкзаках и радуюсь тому, что планшет ношу в кармане.
        За окном светлеет небо. Под нами  - темное здание, врезавшееся в землю буквой «П». Во дворе мерцают фонари, грустно изучающие потрескавшийся асфальт. Левее, совсем как в городе, простирается зеркальное поле кармы.
        Кабина опускается к железным автоматическим дверям.
        Здравствуй, третий блок. Здравствуй, еще одна каменная коробка, ломающая жизни.
        На первом этаже нас встречает просторный зал. Справа вывеска столовой. Пусто. Выпотрошенная тушка птицы, не иначе. С обрезанными крыльями. Камеры наблюдают за нами, под потолком мерцают лампы. Утешительницы идут к центральной лестнице.
        Наш путь заканчивается на втором этаже  - в полумраке коридора. Возле окна горит экран с надписью: «Отделение последней стадии». По спине бегут мурашки. Вот как называются наши две недели.
        Утешительницы кивают на кожаные кресла.
        - Ждите здесь. Вашим друзьям мы поможем, не беспокойтесь.
        Они исчезают. Долго-долго стучат каблуки. Я молюсь, чтобы так же долго держалась Альба.
        Как по мне, проходит лет сто, прежде чем появляется немолодая женщина в белом костюме.
        - Доброй ночи, господа.  - Она заправляет за уши прядь седых волос. Седых из-за возраста.
        Ее зеленые глаза слишком добры, чтобы принадлежать Утешительнице, а голос слишком мягок, чтобы отдавать жестокие приказы.
        - Что…  - начинает Ник.
        - Альба в порядке, мы прооперировали ее. Сейчас она спит.
        Альба. Эта женщина знает о нас все. А я, наивная дурочка, уже поверила в ее человечность.
        - Откуда вам известно… имя?  - напряженно интересуюсь я.
        - Неужели вы думали, что мы не вскроем ее базу данных?  - закусывает губу она.  - Да и неважно это. Я Рене. Главный Утешитель отделения последней стадии. А как зовут вас?
        - Мы туристы,  - вымучиваю я.
        Рене опирается на ручку кресла и наклоняется к нам.
        - Надеюсь, вы понимаете, какие могут быть последствия?
        - Мы не…  - осекается Ник.
        - Мы ехали на электричке, а тут парень без сознания,  - прерывает молчание Ольви.  - Наша подруга испугалась и начала седеть.
        - Да?  - приподнимает брови Рене.  - Мне позвонили дежурные Утешители и сообщили, что нашли в вагоне три тела. Возможно, их убила Альба?
        - Что вы несете?  - сквозь зубы цедит Ник.  - При убийстве преступник обнуляется сразу!
        - Я ее не обвиняю. Но Семерка будет рассматривать две версии. И не факт, что выберет версию с Марком.  - Рене выпрямляет спину.  - Это не все. Альба покинула город незаконно. Появись она на таможне, ее бы направили во второй блок как больную планемией.
        Утешительница протягивает нам маленький планшет с синим датчиком.
        - Я вынуждена изучить ваши базы данных. Девушка первая.
        - Вы не имеете права,  - цепенею я.
        - Ошибаетесь, дорогая. У работников третьего блока неограниченные полномочия.
        Ник сжимает мое плечо. От его прикосновения я успокаиваюсь и подношу запястье к датчику. На экране вспыхивают фото, имя, фамилия и возраст. Внизу огромными красными буквами значится: «НЕДЕЛЯ ДО ОБНУЛЕНИЯ».
        Рене морщится, словно это сообщение причиняет ей боль.
        - Шейра, Шейра… Мы бы отвезли вас во второй блок, но…
        Это бесполезно.
        - Можете не продолжать,  - мрачнею я.
        Рене пролистывает анкету Ольви. В ней нет ничего, что могло бы заинтересовать Семерку.
        Когда очередь доходит до Ника, я все отчаяннее борюсь с желанием разбить планшет. Это наша тайна, и ни один Утешитель не имеет права к ней прикасаться.
        Миг.
        Еще миг.
        Появляются фото и имя  - Матвей Норман.
        Я мысленно отбиваю чечетку.
        - Так,  - говорит Рене,  - молодым людям придется пройти в гостевые комнаты. Вы побудете у нас, пока не завершится расследование. А вам, Шейра, я выделю палату здесь, среди Последних.
        - Это и весь допрос?  - удивляется Ольви.
        - Я не подозреваю пациентов. Я их лечу,  - передергивает плечами Рене.  - На беседу вас вызовут завтра вечером.
        Я провожаю друзей до лифта, после чего Утешительница отводит меня в палату. На маленьком диванчике спит девочка лет восьми. Еще одна кровать свободна.
        Рене грустно улыбается, будто знает что-то страшное, неправильное и  - без сомнения  - связанное со мной.
        - Доброй ночи, Шейра,  - шепчет она.  - Или, вернее, доброго утра. В тумбочке есть все необходимое.
        Я благодарю Утешительницу и падаю на кровать.
        Квест вновь проигран. Мы не герои. Лишь отчаянно-слабые будут бороться до последнего. Оскар на это и рассчитывал, предлагая нам сделку.
        - Тебя зовут Шейра, да?  - доносится до меня тоненький голосок.  - Я Дэнни.
        - Дэнни,  - повторяю я.  - Теперь мы соседи.
        - Это же отлично!  - восклицает девочка.  - Мне было так скучно одной! А ты умеешь разгадывать японские кроссворды?
        - Немножко.
        - Тогда сегодня попробуем, ладно?
        - Ладно,  - соглашаюсь я.
        Дэнни, Дэнни, как же ты напоминаешь мне Эллу. Она тоже обожает кроссворды.
        Глаза слипаются. Моя новая знакомая спрашивает что-то еще, но я не отвечаю. Пора возвращаться в кошмары.

* * *

        Я просыпаюсь от того, что за мной кто-то наблюдает. Распахиваю веки: перед кроватью на коленках стоит Дэнни.
        - Что случилось?
        - Уже пять вечера! Ты обещала поиграть со мной!  - Соседка накручивает на палец прядь ярко-рыжих волос и морщит усыпанный веснушками носик.
        - Извини…
        Мой планшет начинает вибрировать. Звонит Оскар. Кажется, мы не виделись целую вечность, и теперь он со своим хот-родом и правда превратился в гостя из прошлого. Я принимаю вызов.
        - Ни слова. Молчи,  - шикает он.  - Матвей мне все рассказал. Ничего не бойся. Вы хотели навестить Эллу. Вас бы не выпустили через таможню, и вы нашли обходной путь. Верь в это сама, и тебе поверит Семерка.
        - Хорошо…
        - Вот именно  - все хорошо. Я то же самое талдычу Киру, но его это не успокаивает. Так что позвони ему в ближайшее время.
        Он снова повторяет нашу легенду, в очередной раз называет меня солнышком и желает удачи. Нарочито весело. Будто мы нагрянули в третий блок отметить чей-то день рождения и обсуждаем крем на торте.
        Оскар отключается. Я растерянно бросаю планшет на подушку.
        - Дай мне немного времени, Дэнни. Чуть позже я разгадаю тебе любой кроссворд.
        - Подожди! Будешь бисквит? Я только что из столовой, взяла порцию и для тебя.  - Она протягивает мне пакет с выпечкой.
        - Спасибо.  - Я жадно вдыхаю сладкий аромат.  - Поиграй пока на моем планшете.
        Приведя себя в порядок, я нахожу Рене, и та провожает меня к Альбе.
        - Ваша подруга проснулась, но ей нужен покой,  - говорит Утешительница, пропуская меня в палату.  - Ах да, скоро приедет человек, желающий с вами пообщаться. Будьте готовы.
        Рене захлопывает дверь. Шум и суета остаются в коридоре, а здесь… Здесь слишком тихо. Слишком хрупко. Ослепительно-белые стены, умывальник, потрескавшийся кафель на полу и кровать  - все дышит болью.
        За одеялом Альбу почти не видно, выглядывают лишь глаза и нос. Она бледна. Среди привычных белокурых локонов проскальзывает седина.
        - Зачем пришла?  - хрипит она.
        Что-то в ней изменилось. Надломилось. Умерло. Но… что?
        - Как ты?  - Я опускаюсь на край кровати.
        - Глупый вопрос.
        - Все наладится.
        Идиотка. Ты сама-то в это веришь, а, Шейра?
        - Проваливай,  - глухо отзывается Альба, уткнувшись носом в одеяло.
        Теперь я понимаю: в ней нет надежды. Нет того света, который она так берегла.
        Пальцы немеют. Я взяла с собой пакет с выпечкой.
        - Будешь бисквит?
        - О боже, Шейра,  - стонет она. На ее лбу краснеет гематома. Это не та Альба. Это другой человек, слабый и беззащитный.  - Какого черта?
        - Просто… Мы команда. Даже сейчас.
        - Команда? Правда?  - горько усмехается она.  - А ничего, что мы провалили задание?
        - Почему же? Мы в третьем блоке. Вот найдем серверы…
        - Я выбываю из игры,  - отрезает бывшая подруга.  - С меня хватит.
        - Ты серьезно? После того, что мы пережили? У тебя всего несколько дней до обнуления. Очнись, Альба! Это единственный шанс!
        - Зачем?
        - Подумай, как бы отреагировал Ник на твое решение? Что бы он сказал?
        Услышав имя брата, Альба вздрагивает.
        - Проблема в том, что он уже ничего не скажет.
        Я смотрю на нее, изможденную, ослабшую, и мне до боли в скулах хочется признаться. Во всем.
        Но я прикусываю язык. Нельзя, я дала обещание Нику. Нельзя.
        - Иногда нужно просто верить,  - цежу я, пряча бисквит в тумбочку.  - Приятного аппетита и до скорого.
        В коридоре я снова и снова натыкаюсь на Утешителей и больных. Заворачиваю за угол и топчусь у своей палаты. Дверь открыта, но у меня не получается перебороть внутреннюю плаксу и улыбнуться. К сожалению, Дэнни меня все-таки замечает:
        - Помоги мне разгадать кроссворд!  - Она водит пальчиком по экрану планшета.  - Я где-то ошиблась.
        - Ты переоцениваешь свою соседку.
        Закрашенные клеточки отдаленно напоминают кота, однако почему-то у бедного животного целых три уха.
        - Давай-ка попробуем…
        Мы ищем ошибку, но спустя полчаса неудачных попыток открываем ответы. Не успеваю я найти нашего кота, как снова кто-то звонит.
        - Десятый раз,  - подсчитывает Дэнни.  - Кир какой-то. Кто это, а?
        - Друг,  - говорю я неохотно.
        А еще у меня миллион пропущенных от родителей. Лгать о подработке я устала. Так же, как устала утешать их банальным «все хорошо».
        - Чего ты ждешь?  - моргает Дэнни, и мне ничего не остается, кроме как ответить.
        - Алло,  - раздается глухой голос Кира.
        - Да, здравствуй.  - Соберись, соберись, соберись.
        - Шейра? Ну слава богу! Что с тобой? Где ты?
        - Я тебе все объясню, но позже, ладно?
        - Ничего не ладно!
        - Пожалуйста, Кир… Мне сложно. Я приеду и все расскажу.
        - Обещаешь?  - по-детски наивно уточняет он.
        - Конечно. В мельчайших подробностях.
        - Я не об этом, Шейра. Обещаешь, что приедешь?
        Я хватаю ртом воздух. Дэнни осуждающе морщит нос, будто знает, что сейчас я в очередной раз солгу.
        - Да, Кир. Я обещаю, что вернусь.
        Связь прерывается.
        - Зачем ты это сделала?  - грустно шепчет Дэнни, кладя голову на мое плечо.  - Отсюда же никто не возвращается. Мы здесь навсегда.
        Как жаль, что в моей жизни все навсегда.
        - Что за мысли такие?  - выдавливаю я.  - Давай-ка продолжим. Хм, здесь мы закрасили три клеточки, а не четыре…
        Дэнни чувствует фальшь и страх. Она смотрит на меня чистым детским взглядом и молчаливо спрашивает о том, на что я до сих пор не нашла ответа.
        - Бейкер!  - доносится из коридора.  - Бейкер, вас ждут в кабинете Рене.
        Я до боли выпрямляю спину. Мне не хочется идти на допрос, хоть я и выучила наизусть наставления Оскара. Что там… Не показывать страх и верить в легенду? Это тяжело, учитывая, что я давно ни во что не верю.
        Шаг. Я окунаюсь в суету коридоров. Из палаты выпархивает тихое «удачи». Спасибо, Дэнни.
        Замерев у двери Рене, я задерживаю кулак в воздухе. Давай, вдох-выдох, милая улыбка, и  - вперед. Это же так легко  - лгать.
        Я стучу и дергаю за ручку. Рене сидит за столом.
        - Добрый вечер, Шейра. Не бойтесь.
        Она гостеприимна. Это выбивается из общей атмосферы. В кресле развалился пожилой мужчина. Он осматривает меня с головы до ног. Наверное, уже уличил во лжи. Достаточно неуклюжего движения, неосторожного предположения  - и он прочитает ее по лицу.
        Я стискиваю зубы и опускаюсь на металлический табурет. Холодно. Не спасает даже мерно гудящий обогреватель. От ночного тепла не осталось и следа.
        - Бейкер Ше-е-е-йра,  - протягивает Утешитель.  - Очень приятно.
        Слова застревают в горле. Мне надоело изображать любезность.
        - Меня зовут Такер,  - представляется он.  - Я член Семерки.
        О, это же все меняет. Я упаду на колени и расцелую ваши руки.
        Меня тошнит от его слащавой усмешки и презрительного хмыканья. Мне не нужно быть сущностью  - я и так читаю его мысли. Он пришел сюда с намерением вынести приговор.
        - Шейра,  - подает голос Рене,  - вы должны ответить на кое-какие вопросы. Конечно, вам сложно…
        - С чего вдруг такое участие?  - перебиваю я.
        - Прошу прощения, если вас это задело. Начинайте, Такер,  - кивает она.
        Утешитель достает из кармана блокнот и перелистывает несколько страниц.
        - Вы покинули город, чтобы навестить сестру?
        - Да.
        Трещит, трещит канва нашего плана. Торчат нити. Летят пуговицы. Но я по-прежнему не показываю страх и верю в легенду. Не показываю и верю. Все просто.
        - Почему вы не воспользовались транспортом? Вам известно, что без разрешения выезд за город запрещен? У вас его не было  - вы больны планемией. Следовательно, вы нарушили закон, так ведь?
        - Так,  - говорю я и впиваюсь пальцами в колени.
        Не показывать страх…
        - А почему с вами отправились Альба Рейман, Ольви Тэрри и Матвей Норман? У них здесь нет родственников.
        - За компанию,  - натянуто улыбаюсь я.  - Вы же знаете, что творится за городом. Они за меня волновались.
        - Какие хорошие друзья,  - смеется Такер, захлопывая блокнот.  - И все же не понимаю. Какой смысл?  - Он мрачнеет и наклоняется ко мне.  - Вы увиделись бы с Эллой через две недели. Не могли потерпеть?
        - Такер!  - восклицает Рене.  - Соблюдайте рамки приличия!
        - Не волнуйтесь, дорогая, я спокоен.  - Утешитель сжимает блокнот настолько сильно, что белеют костяшки.  - Приятно было пообщаться, Шейра.  - Он склоняется к моему уху.  - Ты поставлена на учет.
        - Что?  - ужасаюсь я.
        Они будут следить за каждым моим шагом. Будут проверять мою базу данных с утра до вечера.
        - Вы не можете так поступить!
        - Кто там у нас дальше? Ольви Тэрри? Позовите Ольви!  - командует Такер.
        Я перевожу взгляд на Рене. В ее глазах плещется сочувствие. Она стара, но у нее до сих пор не выработался иммунитет против нас, тех, кого не спасти.
        - Идите в палату, Шейра,  - устало говорит она.  - Мы пообщаемся с вашими друзьями.
        Я поднимаюсь. Не показывать страх и верить в легенду…
        Не показывать…
        Верить…
        Приглушенный писк приборов из палат, чьи-то шаги  - все отдаляется. Я расправляю плечи. Докажи, что они ошибаются, Шейра, давай… Не подавай виду, что пару секунд назад они уничтожили твою последнюю надежду.
        Я медленно выхожу в коридор.
        Спокойно. Я что-нибудь придумаю. Все будет хорошо. Элла вылечится.
        - Шейра?  - пробивается сквозь туман мыслей знакомый голос.
        Слишком знакомый, чтобы не показывать страх и верить в легенду. Передо мной стоит мама.

        Глава 16

        Я смотрю на вьющиеся волосы и плотно сжатые губы. Мама. Ей не идет белый костюм. Не идет морщинка между бровями.
        - Что происходит?  - говорю я устало.
        - Пойдем-ка отсюда.  - Она увлекает меня в маленькую комнатку, заваленную коробками, и, закрывшись, облегченно вздыхает.
        - Ты Утешительница?  - спрашиваю я, до боли сжимая пальцами виски.
        - О, дорогая! Нет, конечно нет!
        Она обнимает меня. Что-то говорит, а я вновь превращаюсь в фотокамеру и вспышками запечатлеваю ее сожаление. О, если б я распечатала все снимки, наверное, по фрагментам воссоздала бы ад.
        Я прокручиваю в голове песенку Альбы. Только бы не думать, что делает здесь мама. И кто ее подопытные.
        Мне вспоминается Марк, поломанный человек, которому не хватило утешительской надежды. Он оказался в конце очереди. И мне больно осознавать, что к этому причастны мои родители.
        - Подожди.  - Я упираюсь ладонями в плечи мамы и отталкиваю ее.  - Вы должны быть в лаборатории!
        - Так и есть!  - энергично кивает она.  - На двадцатом этаже, рядом с учебным отделением.
        - Почему ты…
        - Дорогая, тебе лучше не знать о таких местах.
        - И, конечно, мне лучше не знать, что забыли в таких местах мои родители. Правильно? Это ты хотела сказать?
        Лицо мамы напряжено, она вот-вот расплачется. Мои слова почти добили ее. Я злюсь на себя за слезы мамы и на нее  - за дурацкие тайны.
        - Мы не тестируем обновления кармы, Шейра,  - отвечает она.  - Не заставляем участвовать в экспериментах.
        - В чем заключается ваша работа?  - щурюсь я.
        - Это тайна. Пока что тайна.
        Я сползаю на пол. Мы квиты, мама. И как бы ты ни умоляла, мои секреты тоже останутся при мне.
        - Шейра…  - Она падает на колени и гладит меня по щеке.  - Почему ты здесь, дорогая? Мы с папой столько раз тебе звонили!
        - Кое-что случилось…
        Я всего лишь не уследила за сестрой. Ее всего лишь обнулили сущности, и она поседела. Ты ведь простишь? Простишь дочь, ненавидящую себя дважды? Я мечтаю, чтобы ты, как раньше, ругала меня за невымытые чашки.
        - Элла. Она…
        - Молчи! Молчи, дорогая,  - шикает мама.  - Я не переживу этого снова.
        - Снова?
        - Да…  - Она прислоняется затылком к пирамиде из коробок.  - Мы с Карлом догадывались, что с Эллой творится неладное. На звонки она не отвечала, а ты постоянно оправдывалась. Мы запросили списки обнулившихся и больных планемией. Было… Было сложно, Шейра. Она не хочет ни с кем встречаться.
        - Я в курсе.
        - Рене…  - всхлипывает мама,  - моя подруга. Она рассказала мне все.
        - Я пришла к Элле.
        - Как это случилось?  - Ее трясущиеся губы умоляют меня промолчать.
        - Как у всех.
        - И что теперь?
        У тебя появятся две седых дочери, мама. Некого будет ругать за невымытые чашки.
        Мы считаем быстрые шаги за дверью и раз за разом переживаем тот день, когда я возненавидела себя дважды. Вспышками. Создаем свой воображаемый альбом и подписываем каждое фото.
        - Ты на учете, Шейра?  - подает голос мама.
        - Давай не будем, хорошо?  - как можно спокойнее улыбаюсь я.
        - Не хорошо.
        - Передавай папе привет. А мне… Мне пора.  - Не прощаясь, я выныриваю из полумрака комнаты.
        Кладовая расположена чуть поодаль от кабинета Рене, и сидящий на подоконнике Ольви не замечает меня. Ник появляется одновременно со мной. Его допросили.
        - Н… ну что?  - спрашиваю я, присоединяясь к ребятам.
        - Где ты была?  - недоумевает Ник.  - Пойдемте в столовую, там все обсудим.
        Мы устраиваемся за столиком в углу, подальше от галдящих больных и Утешителей. Зал наполнен сладким запахом выпечки. Странно. В блоках нечасто балуют сладостями. Желудок недовольно урчит, возмущенный моим наплевательским отношением к питанию.
        - Так что? Где пропадала?  - повторяет вопрос Ник.
        - Встретила кое-кого. Да это неважно…  - …просто мои родители всю жизнь скрывали от меня правду.  - Что у вас?
        - Учет,  - морщится Ольви.  - А у тебя, Матвей?
        - Тоже. Я попытаюсь разобраться с этим до завтра. Взломаю базу…  - Он чертыхается и откидывает вилку.  - Если бы ты держал свои гениальные идеи при себе, мы бы здесь не застряли.
        - Если бы я держал свои гениальные идеи при себе, Альба бы обнулилась,  - вспыхивает Ольви.  - Ты не Утешитель.
        - А ты не Оскар, чтобы читать мне нотации.
        - Ребят…  - вмешиваюсь я, с трудом проглатывая кусочек бисквита.
        - Кем ты себя возомнил? Ты не имеешь права решать за всех!
        - Я живу в этом мире!  - вскрикивает Ник, но тут же осекается.  - А что известно о сущностях тебе, Ольви?
        Я вскакиваю.
        - Хватит! Вместо того чтобы обсуждать план, вы занимаетесь ерундой!
        Прости, желудок, но ужин откладывается еще на пару часов.
        Не знаю, сколько времени я убиваю, бесцельно блуждая по пустому и безликому холлу. Утешители потрошат третий блок, а он  - тех, кто не защищается. Нас сотни. И все до одного  - бескрылые тушки птиц.
        - Шейра!  - окликает меня Ник и, прижав к стене, запускает пальцы в мои волосы.  - Я обещаю, мы выберемся.
        - Не надо. Не занимайся самообманом.
        Я умоляю себя оттолкнуть его, но мышцы не слушаются.
        - Не бойся…  - уверяет он.  - Я заменю наши базы данных на ботов. Такер ничего не заподозрит. Верь мне. Мы ведь команда, правда?
        - Нет.
        - Команда,  - фыркает Ник, взлохмачивая мне волосы.  - Навестим Марка, а?
        Возле лифтов нас ждет Ольви.
        - Только давайте без скандалов,  - вздыхаю я, когда мы добираемся до пятого этажа  - отделения сущностей.
        Там мы топчемся на маленькой площадке перед дверью с окошком. На шум выглядывает безликий Утешитель.
        - Вам кого?
        - Марка,  - отвечает Ник.
        - Сейчас уточню.
        Мужчина исчезает. Через минуту раздаются тяжелые шаги и громкие возгласы.
        - Входите!
        Мы переступаем порог отделения, где последняя стадия превращается в первую. Первую и бесконечно тяжелую стадию седых волос.
        - Биомаски наденьте.  - Утешитель кидает нам три запечатанных пакета.
        Мы сворачиваем в диагностический центр. Здесь людно и чересчур суетно для той стороны. Хотя где, если не в третьем блоке, обитать мужественным сущностям? Тем, кто борется с демонами? В городе таких нет. В городе одни монстры.
        Мужчина замирает перед палатой Марка.
        - Я буду здесь. Если что  - зовите.
        - Зачем?  - хмурюсь я.
        - Этот псих подозревается в убийстве. Клянется, что ничего не помнит, но кто ему поверит.
        - Договорились,  - обещает Ник.
        В палате царит полумрак. Сквозь задернутые занавески просачиваются робкие лучи. Ползут по потолку, играют в прятки. На кровати лежит тот, кто прошлой ночью убил троих человек. И все потому, что они были счастливы и здоровы. Потому что были частью безумной игры.
        А еще  - потому что стояли за утешительской надеждой не в конце очереди.
        - Здравствуй,  - вымучивает Ник.  - Как ты?
        Не отрывая взгляда от потолка, Марк передергивает плечами.
        - Ты кто?
        - Мы дружили в детстве. А потом как-то разошлись,  - шепчет он.  - Я Матвей.
        - Вот как… Со мной произошло что-то странное, Матвей. А спина… Ты в курсе, что у меня со спиной?
        От молочных зрачков Марка мне не по себе. Он начинает новую жизнь в старом теле. Не с белого листа. С обрывка, запятнанного чернилами. И где-то в углу нацарапаны его четыреста тридцать девять раз.
        - Без понятия,  - моргает Ник.  - Но, думаю, тебе повезло. Тысячи людей мечтают забыть прошлое, а получается у единиц.
        Мы с Ольви здесь лишние. Об этом не вопит разве что радио в соседней палате. Я теряю терпение и бросаю:
        - Общайтесь. Мы будем за дверью.
        Безликий Утешитель ждет нас у окна, вдали от суетливой толпы, но мы не спешим ему навстречу.
        - По-твоему, из этого что-то получится?  - хмыкает Ольви.
        - Нет. Но Матвею нужно с ним поговорить.
        - Почему ты его защищаешь? Что между вами, а?
        О, между нами многое. Кровавые ножницы, Альба, пятнадцать лет ночных кошмаров. Мой фотоальбом пестрит красным.
        - Ничего.
        - Так я тебе и поверил. Ничего-о-о,  - протягивает Ольви.  - Смешно.
        Ты прав. Смешно до смерти. В прямом смысле слова.
        Я слежу за монотонными движениями Утешителей, перебегающих из кабинета в кабинет, но что-то цветное и маленькое заставляет меня встрепенуться.
        Девчушка в синем халате. С сединой, не идущей ей. Элла. Моя дорогая Элла.
        Она исчезает в процедурной. Не заметила меня, растяпа. Или не пожелала замечать.
        - С… Стой здесь, Ольви,  - сглатываю я и перевожу взгляд на Утешителя. Он не смотрит на нас. Есть время.
        Я срываюсь с места, расталкиваю больных и людей-роботов и несусь в конец коридора. К ней. За спиной сыплются ругательства  - плевать.
        Я должна ее увидеть.
        Возможно, в последний раз. А возможно  - в последний раз седой. Все зависит от того, насколько мы команда.
        Мне остается два шага до процедурной, но меня прижимают к стене.
        - Вы что творите?!  - рявкает безликий Утешитель.  - Шевельнетесь  - с вас снимут десять гигов!
        - Там моя сестра!
        - К ней нельзя!
        - Что вы себе позволяете?!  - Рядом появляется Ольви, но на него никто не обращает внимания.
        - Элла!  - воплю я.  - ЭЛЛА!
        Давай, сестренка, я близка как никогда. С кем ты разгадываешь кроссворды?
        - Перестаньте! Ваша Элла не хочет ни с кем разговаривать!
        - Да почему?! Почему? Я чуть не сдохла, добираясь сюда! А вы мне о каких-то правилах!  - рыдаю я.
        - Наверное, она боится. Вы о таком не подумали?
        Предположение Утешителя действует лучше пощечины.
        - Кого боится?  - Я больше не рвусь в процедурную. Срастаюсь с полом. Превращаюсь в трещину на ледяном кафеле.
        - Обнулить вас, дурочка,  - смягчается мужчина.  - Или, может, чувствует себя виноватой. Мы сообщим, если что-то изменится. Из какого вы отделения?
        - Последняя стадия.
        - Да что случилось?  - не унимается Ольви, готовый в любой момент наброситься на Утешителя с кулаками.
        Я закрываю глаза и вытираю слезы. Элла боится не меня. Элла боится своего «нечаянно». И я не смею обвинять ее в этом.
        - Обещаю, я… Не побегу за ней.
        - Уж надеюсь,  - кивает Утешитель.
        - Шейра,  - зовет Ольви, но я, шатаясь, ковыляю к лифту.
        - Не сейчас.
        Вряд ли он слышит: шум и суета мгновенно поглощают мою жалкую просьбу.
        Второй этаж, коридор, больные и люди-роботы  - все краски смазываются, как на плохой картине. Мелькают кабинеты. Я не замечаю, как оказываюсь у безлюдной служебной лестницы. Пустые палаты и тишина  - вот, что мне нужно.
        Элла пряталась, пока я считала шаги до нашей встречи. Глупая, глупая девочка.
        Я снимаю биомаску. Кулак летит в косяк двери. Меня лихорадит. Все напрасно: нас не выпустят из этой клетки. Наша команда больше напоминает клуб для душевнобольных. А впрочем, так и есть. Герои, которые не могут спасти даже самих себя.
        Грудь сковывают судороги. Я прислоняюсь лбом к стене, чтобы никто не заподозрил меня в слабости, чувствуя себя раздетой и беспомощной. Без биомаски среди сущностей. Только это еще хуже.
        На плечо ложится чья-то ладонь. Я вздрагиваю. Кто бы ты ни был, проваливай. Испарись.
        - Мне рассказали, Шейра.
        Нежный, но старый голос. Рене.
        - Она…  - осекается Утешительница.  - Она сделала выбор.
        Я проглатываю нервный смешок. Как же глупо это звучит здесь, в третьем блоке, где слово «решение»  - бессмысленный набор букв.
        - А почему у меня никогда не было выбора?
        - Дайте ей время. Она сама вас найдет.
        Да, конечно. Как нашел Ник. Вы, Рене, не учли одного: это единственное, что держит меня на плаву.
        Утешительница со вздохом отстраняется. Щелкает зажигалка. Нас обволакивает сигаретный дым.
        - Курите?  - спрашивает Рене.
        - Нет.
        Я невольно оглядываюсь: устроившись на ступеньках, она смотрит куда-то мимо меня. Сейчас, облокачиваясь на перила и сжимая сигарету в руках, она больше похожа на обычную женщину. И даже форма «роботов» сидит на ней по-другому.
        Мне стыдно за красные глаза и пылающие щеки. Я сажусь ступенькой выше.
        - Теперь понятно, почему вас называют Утешителями.
        - Почему же?  - Рене поворачивается ко мне и вновь затягивается. В ней нет ни капли напряжения, а я до крови закусываю губу, чтобы не разреветься.
        - Вы обожаете успокаивать истеричек.
        Пожалуйста, не говорите об Элле. Ни слова, иначе все повторится. Пожалуйста…
        - А вы правы,  - соглашается Рене. Седые волосы окутаны дымом.  - Мы не просто врачи, как называли нас тридцать пять лет назад. Мы обязаны давать надежду, какой бы призрачной она ни была.
        - Надежду,  - фыркаю я.  - Некоторые Утешители убивают ее. Почему за это не наказывают?
        - Я… я не знаю, Шейра.  - Она хлопает меня по колену.  - Давай на «ты». Приходи завтра на тренировку Последних. Я бы хотела, чтобы ты там была.
        - Извините, Рене, я не имела в виду вас.
        - Тебе не за что извиняться. Занятие в шесть утра, перед завтраком. Возьми сетевые линзы. И не забывай: на «ты».  - Утешительница тушит сигарету и поднимается.  - До встречи.
        - Кто такие Последние?  - кричу я вдогонку.
        - Те, кто балансирует на грани.

* * *

        Мы ждем уже четверть часа. Собралось девять человек. Слишком мало для блока, переполненного людьми с браком. В комнате нет мебели. Из-за белого кафеля на полу и стенах помещение кажется безграничным, и это меня пугает. Словно нас загнали в ловушку. Я ежусь.
        - Не бойся,  - улыбается моя соседка.  - Рене добрая.
        - Это и страшно.
        Дэнни настояла, чтобы я пошла на занятие.
        Вчера мы весь вечер разгадывали кроссворды, а потом полночи болтали. О красивых платьях, танцах… Да много о чем, лишь бы забыть проклятое «навсегда».
        После разговора с Рене ко мне заглянул отец. Я никогда не видела его таким мрачным, а он никогда не видел меня такой слабой. Мы наконец-то с ним познакомились. Без глупых масок.
        Он принес шахматы. Настоящие. Те, за которыми мы провели все мое детство. И сейчас, заточенная в каменной коробке, я снова почувствовала себя ребенком. Мы сыграли две партии. Отец победил. Тот раз, когда я выиграла и записала ходы в планшет, так и остался единственным.
        После папы зашли Ник и Ольви, но я солгала, что слишком устала и мечтаю об отдыхе. Ник одолжил у меня гигабайты от просмотров в Сети, чтобы гематомы не мучили его как минимум неделю.
        Сквозь мысли доносится цоканье каблуков. На пороге появляется Рене. Наша глава, наш босс и наша… надежда?
        Волосы Утешительница собрала в тугой хвост. Накрашенные красной помадой губы плотно сжаты.
        - Доброе утро. Как прошла ночь?  - Рене дожидается слабых кивков и вынимает из кармана кольцо с синей кнопкой. У каждого из Последних такое же.  - Надевай, Шейра.
        - Зачем?  - вскидываю я брови.
        - Чтобы мы смогли помочь тебе в любую минуту. Нажмешь на кнопку  - тут же примчится дежурный Утешитель. Не теряй бдительность.
        - И оно… будет следить за мной?  - Я пытаюсь произнести это небрежно, но голос предательски дрожит.
        - Да.  - Рене берет мою ладонь и оставляет в ней кольцо.  - Тебе придется носить его хотя бы на занятиях. Я не всегда буду рядом.
        - А после? Я же и так на учете!
        - Учет не спасет от обнуления,  - с раздражением отрезает Утешительница.
        Я впервые вижу ее злой. Злой и взволнованной.
        - Не снимай,  - советует Дэнни.  - Это опасно.
        - И все же решать тебе,  - чеканит Рене.
        Я надеваю кольцо. Ничего, Шейра, после занятия ты выкинешь эту пластмасску. Ник взломает систему учета. Вы спасете больных. Если, конечно, спасетесь сами.
        - Перед тем как мы начнем, помните: лишь слабые превращаются в монстров,  - предостерегает Утешительница.  - Мы вам поможем. Ваша задача  - принять помощь. Не спорю, это сложно. Но мы не виноваты в том, что с вами случилось. По крайней мере, не все.
        Тишина. Угнетающая, холодная. Ровно дышит Дэнни. Ей не страшно. Девочке всего девять, и она не знает, чего бояться. В ее жизни не было того дня.
        - Перед обнулением в Последних просыпается любовь к живописи. Не у всех, но у многих. Это как попытка догнать уезжающий поезд. Ты понимаешь, что он не затормозит, но продолжаешь бежать.  - Рене прокашливается и неестественно, как солдат, выпрямляет спину.  - Я с вами честна. В отделении последней стадии не лечат, а облегчают обнуление.
        - Лучше бы солгала,  - шепчу я себе под нос так, чтобы никто не услышал, а затем уже громче добавляю:  - и где здесь надежда?
        - В правде. Нет ничего страшного в том, чтобы быть сущностью. Страшно не контролировать себя. Пока у нас два рисующих  - Бэн и Дэнни.  - Рене улыбается долговязому худому парню и моей соседке.  - На этаже есть зал с мольбертами. Иногда Последние становятся талантливыми художниками.  - Лицо ее приобретает резкие, острые черты.  - А сейчас наденьте сетевые линзы и разделитесь на пары.
        Мы погружаемся в виртуальную комнату. Я радуюсь, что у Дэнни были запасные линзы  - мои, наверное, по-прежнему лежат в потерянном рюкзаке.
        - Я включу программу.  - Рене проводит пальцем по стене, на которой тут же вспыхивает экран.  - Каждый из вас попробует себя в роли сущности. Попытайтесь не обнулить соперника.
        Не обнулить.
        У меня перехватывает дыхание. Дэнни не поседеет. В ней полыхает огонь, и я буду настоящим чудовищем, если украду его.
        - Нет,  - ровно произношу я.
        - Шейра, это виртуальная реальность. Ничего не произойдет, если ты не справишься,  - убеждает меня Рене.  - Не верь своим глазам  - прислушивайся к ощущениям.
        - Я не могу.
        Последние отдаляются друг от друга. Они спокойны. У них нет седых сестер. Они не догадываются, какими острыми бывают ножницы.
        - А ну не трусь!  - топает ножкой Дэнни.  - Я обнуляюсь здесь постоянно. Это даже весело!
        - Ты хочешь потом «съесть» кого-то в реальности?  - вторит ей Рене.
        «Хочешь?  - эхом звучит в голове.  - Хочешь возненавидеть себя заново, а, Шейра?»
        - Ладно, я попробую,  - сдаюсь я, стискивая зубы.
        - Тогда всем удачи.  - Утешительница хлопает в ладоши, активируя программу.
        В ушах начинает звенеть, кожа словно обугливается, а мышцы превращаются в вату. Зрение обостряется. Мне больно от такой четкости. И… кажется, я читаю страхи.
        О, эти люди обманывают: они не спокойны. В комнате девять сердец, молящих о свободе. И я могу им устроить побег.
        Стоп.
        Это же просто  - окаменеть, пока не закончится урок. Пока мои локоны вновь не потемнеют.
        Но зачем, когда девять сердец вот-вот вырвутся из грудных клеток?
        Я впиваюсь взглядом в Дэнни. Шум в ушах нарастает. За гранью реальности я слышу предупреждение:
        - Забудьте о зрительных контактах.
        - А ты боялась,  - смеется моя соседка.  - В этом нет ничего страшного!
        Зато в тебе  - есть. Я ломаю разделяющий нас барьер. Между мной и Дэнни появляется белая нить. Теперь я вижу, чего боится девочка, обожающая кроссворды. Не обнулиться, нет. Ей страшно остаться одной. Страшно, что ее бросят родители. Страшно забыть настоящий цвет своих волос.
        Мой разум трусливо отступает перед чем-то безумным и болезненным. Я слаба, и терпеть это невыносимо.
        - Шейра, отведи глаза!  - восклицает Рене.
        Она не представляет, как я голодна и какой я могу быть жестокой.
        Переживания об Элле и Нике всплывают лишь на миг, после чего рассыпаются в пыль,  - ко мне переливается карма Дэнни.
        - Отведи глаза!
        Интересно, моей соседке пойдет седина?
        Я проникаю в ее голову. Легко, как вирус проникает в клетку. Вспоминаю вместе с Дэнни, как ее мама и папа играли в мяч. Она болела за отца. Картинка смазана. Дальше  - как они красили забор. Родители смотрели на дочь, испачкавшуюся, но довольную.
        Я внезапно понимаю: мы знакомы. И с ее мамой, чьи волосы растрепаны, а лицо не выражает ни радости, ни печали,  - Эмили. И с отцом  - Вилли.
        Вот кого они так отчаянно ждут.
        И я не посмею забрать у них надежду. Даже в виртуальной реальности.
        Монстр продолжает выкачивать из девочки карму. Байт за байтом.
        Трясущимися пальцами я снимаю линзы. Во мне нет сил разорвать связь  - я сбегаю. Как трусиха. Хотя союз «как» смело можно вычеркнуть.
        Я вновь в комнате с белым кафелем. Последние неподвижно наблюдают за виртуальной реальностью, но спустя секунду «оживает» Рене.
        - Ты молодец,  - хвалит меня она.  - Принести воды?
        - Нет!  - Я вываливаюсь в коридор.  - Не ходите за мной!
        Подальше, подальше от позора. От слабости, заполняющей меня все быстрее. Я не лучше монстров, блуждающих за городом. В моих глазах есть и будет тьма, даже если зрачки побелеют. И как бы я ни сопротивлялась, во мне скоро угаснет жалость. Я перестану ненавидеть себя.
        Я втягиваю запах таблеток вперемешку со свежестью утра  - в третьем блоке вечно распахнуты окна  - и мчусь, не разбирая дороги. Благо, утром здесь безлюдно. И только когда легкие отказываются принимать кислород, а перед носом появляется вывеска лабораторного крыла, я замедляю шаг. В полумраке спит пустой коридор. На стуле похрапывает охранник.
        Я читаю вывески. Операционные, склады, фамилии ученых… и среди них  - имя человека, сохранившего меня. Того, чью флешку я до сих пор ношу под толстовкой.
        Рука тянется к кулону. Что же ты прячешь, Ларс? Вот оно, сердце твоих тайн. Сокровенные строки программного кода.
        Из кармана охранника торчит карточка. Я аккуратно вытягиваю пропуск и, затаив дыхание, прислушиваюсь к храпу.
        У лаборатории Ларса светится красный датчик. Я подношу карточку, и он загорается зеленым. Не оглядываюсь  - страшно.
        В нос бьет запах пыли. Здесь давно никого не было: потолок оброс паутиной, планшеты и серверы отключены от питания, стол завален флешками, а с потолка свисает железка, отдаленно напоминающая «молодчинку». На стуле лежит папка с электронным замком. Как ни странно, он до сих пор работает. Наверное, на солнечной батарее. Я пытаюсь открыть  - тщетно. Требуется пароль. Я прячу папку за пазуху и прикасаюсь к пыльному шкафу.
        - Эй!  - рявкают за моей спиной.
        Как же невовремя вы проснулись, господин охранник.

        Глава 17

        Тик-так. Тик-так. Часы словно отсчитывают секунды перед взрывом. Кажется, в том мире это называлось бомбой.
        Склонив голову и опершись на подоконник, Такер наблюдает за мной, а я что есть мочи втягиваю живот. Папка теперь моя, ищейка. И не надейся.
        Мы в кабинете Рене. Утешительница меряет шагами комнату и без конца повторяет:
        - Боги, ты же на учете! Как можно было забыть?
        - М-м…  - я проглатываю ком и собираюсь с мыслями.  - Я наткнулась на имя приятеля и заглянула в его лабораторию.
        - Откуда вы знаете Ларса?  - Такер прожигает меня взглядом. Скоро у него это получится. Я сгорю и поделюсь с ним пламенем.
        - Пересекались в городе. Очень… эксцентричный мужчина.
        Спина затекла, но сейчас я обязана сутулиться. Лишь бы кофта не обтягивала меня и заветная папка не попала к ищейке. Лишь бы я прочитала Ларса.
        Такер прикрывает глаза ладонью и проглатывает смешок. Как родитель, прощающий детскую шалость. Вот только я давно не ребенок, он  - не отец. Наша история изначально неправильна, а отношения гниют с первой встречи.
        Он ухмыляется и этим унижает меня.
        - Пересекались в городе… Очередное совпадение, Шейра. Вы  - настоящий сундук с секретами. Сколько в нем темных углов, а?
        - Двенадцать двугранных,  - огрызаюсь я.
        - Вы шутница,  - хихикает ищейка.
        - До вас мне далеко.
        - Что правда, то правда,  - мигом серьезнеет Такер.  - Вот еще что. Мы нашли в вагоне четыре рюкзака, набитых флешками. Интересно, кто у нас такой богатый?
        - Не представляю,  - отрезаю я.
        - Ладно,  - легко соглашается он.  - Последнее предупреждение. В следующий раз вы обнулитесь. И никто не будет ждать эти семь дней.  - Он гладит меня по голове и аккуратно заправляет за ухо прядь.  - Красивые волосы. А цвет какой…
        - Не смейте,  - шипит Рене, замирая посреди кабинета.  - Не смейте ее ломать. Она моя пациентка.
        - Как пожелаете,  - цедит Такер, подмигивая мне.  - До скорого, Шейра.
        Он уходит, а я усердно заглушаю его шаги мыслями. Держаться и молчать… Чему, если не молчанию, я научилась за эти пятнадцать лет?
        Рене садится за стол. Я позволяю себе расслабиться.
        - Иди в палату,  - чеканит Утешительница.
        - И вы ничего не спросите?
        - Тебе мало? Ради бога, Шейра, иди в палату.
        Моля небеса, чтобы папка не выпала, я бреду к двери.
        - Тот охранник чуть сердечный приступ не получил,  - хмыкает Утешительница.  - Но… нечего спать на работе, правда?
        - Да, соням здесь не место,  - подтверждаю я и выбегаю из кабинета.
        Свобода.
        Скоро завтрак, но я спешу не в столовую. Я мчусь на десятый этаж, к Нику и Ольви.
        Друзья приветствуют меня удивленными взглядами. Я запираю дверь и прислоняюсь спиной к ледяному кафелю. В коридоре снуют Утешители, стоит привычный шум, и я надеюсь, что наш разговор никто не подслушает.
        - Ты в порядке?  - наклонившись над умывальником, спрашивает Ник. Он не успел надеть футболку: на нем лишь штаны да полотенце, частично прикрывающее плечи.
        Я краснею и опускаю глаза. Изучаю кольцо с синей кнопкой. Как бы я ни злилась, мне гораздо спокойнее с ним, чем без него.
        - Красотка, ты язык проглотила?  - застилая кровать, веселится Ольви.
        - Нет, тебя.  - Я достаю из-под кофты папку.  - Нашла ее в лаборатории Ларса…
        - Что?!  - одновременно выкрикивают друзья.
        - …Но меня спалили.
        - Это было опасно.
        - Круто! Почему нас не позвала?
        Я касаюсь пальцем кодового замка  - по-прежнему включен. Разрядить аккумулятор? Нет, рискованно. Скорее всего, сработает защитный механизм, и документы самоуничтожатся. Склеятся или, чего доброго, сгорят.
        - Попытаюсь взломать.  - Ник выхватывает у меня из рук находку и прячет ее в тумбочку.  - Пусть побудет здесь.
        Он задвигает ящик. Громко. А потом каменеет и секунды три пялится в окно. Резкий и дерганный, как тогда, в магазине. Любитель чипсов.
        - Что-то случилось?  - хмурюсь я.
        Тупица. У нас давно что-то случилось. Только это «что-то» не уместится в один ответ.
        - Все хорошо,  - нервно сглатывает Ник.  - Здесь папка в безопасности. Ты без нее  - тоже.
        Мне по-прежнему неловко видеть его полураздетым. Будто не было той ночи, когда мы купались в нижнем белье. Или была, но в прошлой жизни. Хотя… Так и есть.
        - Как обстоят дела с учетом?  - интересуюсь я.
        - В процессе.
        - Ты же знаешь, у нас мало времени.
        Ты же знаешь, я обнуляюсь.
        - Он вчера весь вечер задротил,  - оправдывает его Ольви.  - Я чуть не сдох со скуки.
        - Не беспокойся, Шейра.  - Потянувшись, Ник наконец-то надевает футболку.  - Я проголодался как волк! А вы?
        А я смотрю на тумбочку со спрятанной папкой. В ушах до сих пор стоит грохот задвигаемого ящика. Хохот деревянного рта, не иначе. Нет, здесь что-то нечисто. И мне не отмыть пятно, не вписывающееся в картину нашей команды.
        - Стой.  - Я преграждаю Нику путь.  - Что ты скрываешь?
        - Ничего.
        Это звучит так честно и удивленно, что я тут же жалею о сказанном. Он просто голоден. Просто пытается защитить меня от Такера. А я, после всего случившегося, закидываю его вопросами.
        - Хотя, есть одна вещь,  - лукаво щурится он.  - Я бы признался раньше, но… в общем, Шейра, когда ты злишься, у тебя дергается нижнее веко.
        Вот дурак.
        - А еще пена изо рта идет,  - подтверждаю я.
        - Нет, серьезно. Не замечала?
        - Куда бы мне тебя послать? Может, к черту?
        Только я собираюсь покинуть этих балбесов, как вдруг Ник окликает меня:
        - Мне… нужно кое-что спросить. Без шуток. Ольви, ты иди, мы догоним.
        - Как первоклассники, честное слово,  - причитает тот, но все же подчиняется.
        Ник мгновенно превращается в «любителя чипсов»  - резкого и хмурого парня. Разве что капюшона не хватает.
        - Ты встретилась с Эллой.
        Я вздрагиваю и молюсь, чтобы он забыл мою историю и не позволял мне быть слабой. Теперь это  - запрещенный прием.
        - Да. И что?  - Я стараюсь преодолеть волнение  - бесполезно. Вот бы скрутить его в трубочку и выкурить, а потом бросить окурок под ноги. Распахнуть форточку, выпустить едкий дым и никогда-никогда о нем не вспоминать. Как о вредной привычке.
        - Ты с ней поговоришь. Отделение невиновных…  - Ник стискивает мои плечи так, что, наверное, кроме гематом у меня появятся синяки в форме его пальцев.  - Я помню каждый поворот, каждый кабинет. Где процедурные, где диагностика, а где наша с Марком палата. Черт. Ты не представляешь, что со мной творится. Я провел здесь полжизни. Столько изменилось за шесть лет! А проблемы все те же.  - Зажмурившись, он тихо стонет:  - я схожу с ума. Словно и побега не было, и наш план мне приснился, и ты ненастоящая…
        Я беру его ладонь и прижимаюсь к ней щекой.
        - Видишь? Настоящая.
        - Я обещаю, Шейра, ты навестишь Эллу,  - трясет головой он.  - До того, как мы доберемся до серверов.
        Он прав. После может не наступить.
        - Спасибо,  - шепчу я.  - А… Как там Марк? Прости, что вчера толком не поговорили.
        - Он забыл, как это случилось. И, надеюсь, больше не вспомнит.
        - Вот и хорошо,  - выдыхаю я.  - Пойдем в столовую? А то мое веко скоро оживет…

* * *

        - Шейра, я выиграла, выиграла!  - Звонко хохоча, Дэнни бросается мне на шею.
        Мы играем в гонки на планшете. После завтрака я хотела отправиться к Ольви и Нику, но соседка меня задержала.
        - Поздравляю.  - Я глажу прыгающую Дэнни по макушке.  - Моя очередь. Какой там счет?
        Коридор наполнен оживленными голосами. Сквозь щели они просачиваются сюда, в тихую и уютную палату. Еще утро, а в каменной клетке уже многолюдно.
        - Сегодня праздник?  - хмурюсь я.
        - День открытых дверей. У Последних всегда куча гостей,  - морщит носик Дэнни.  - Куда же деваются эти гости, когда мы превращаемся в сущностей?
        - Эй!  - Я откладываю планшет.  - Ты чего? К тебе кто-нибудь придет?
        Ох, о чем я спрашиваю. Конечно, конечно придет, детка. И отец, в отчаянии отрубивший себе руку, и изможденная мать  - все, кого ты любишь, примчатся к тебе. Обязательно. Мои проблемы  - ничто по сравнению с твоими. У меня нет надежды, а ты наблюдаешь за тем, как умирает твоя.
        - Да, родители приедут вечером,  - моргает Дэнни.  - Ой, ты же не в курсе… я выздоровею! Представляешь? Буду рыжей до самой старости! Меня прооперируют, но… мама запретила мне об этом болтать.
        - Прооперируют?
        Всего слово, и сердце начинает барабанить по ребрам. Слово, и я почти мертва. Эти нелюди, эти странные существа, называющие себя Утешителями, разберут маленькую девочку на атомы ради науки.
        Что, если будет как с Марком? Что, если Дэнни окажется очередным непригодным материалом?
        - А кто согласился? Твоя мама?  - Я говорю ровно, как робот. Робот с вырожденной программой.
        - Да. Не бойся, Шейра.
        - Я тоже пойду. Посижу с твоими родителями в коридоре, подожду окончания операции. Хорошо?
        - Ты  - моя лучшая подруга,  - радуется Дэнни.
        - Действительно, лучшая,  - вторит ей кто-то.
        Мы резко оглядываемся. На пороге появляется Альба. Полуседая, бледная. Она похудела и уменьшилась; форма висит на ее острых опущенных плечах. Еще чуть-чуть, и от девушки, так отчаянно ищущей надежду, не останется и следа.
        - Здравствуй,  - кусает синие губы она.  - Я… Нет. Это сложно. Не стоило мне…
        - Проходи.
        - Как тебя зовут?  - интересуется Дэнни, но поняв, что гостья не настроена играть, запускает гонки.
        - Что решила?  - хриплю я, подозвав Альбу к окну  - подальше от соседки.
        С опаской косясь на Дэнни, она признается:
        - Я долго думала над твоими словами. Ты права.
        - В нашем случае «долго» может сыграть злую шутку,  - говорю я жестко.
        - Давай без философии,  - огрызается Альба.  - Ты права во всем. Прости мне мою наивность. Я правда пыталась найти с тобой общий язык. Какая же я дура… Нам тесно в одной лодке, Бейкер. И я не удивлюсь, если из-за тебя мы утонем. Но не надейся, что избавишься от меня.  - Она переводит дух, и губ касается подобие улыбки.  - Я в игре.
        Нет, это не моя девятилетняя подруга. Не девушка, борющаяся с демонами. Она  - Последняя. И она разучилась прощать.
        - В игре… Отлично,  - заключаю я.  - Матвей снимет нас с учета, и  - начнем. Тебя же допрашивал Такер?
        - Да…
        - Ой, я вспомнила, кто ты!  - восклицает Дэнни, откладывая планшет.
        Мне остается гадать, с какого момента она подслушивала.
        - И откуда же?  - недоумевает Альба.
        - Ты тоже рисуешь! Я видела тебя утром в зале с мольбертами!
        Альба тихо чертыхается, на лице проступают красные пятна, а опущенные плечи внезапно расправляются.
        - Захотелось попробовать. Что такого? Нельзя? Это не симптом болезни, ясно?
        - Мне понравилась твоя картина,  - как ни в чем не бывало продолжает Дэнни.  - Ты не закончила ее, но она как… как настоящая. Давай сводим туда Шейру!
        - Шейру?  - презрительно фыркает Альба.  - О, она оценит мои старания как никто… Но прогуляйтесь без меня, ладно?
        Она ковыляет к двери и, бросив на прощание что-то вроде «хорошей экскурсии», удаляется. Я вздыхаю, но Дэнни не дает загрустить и легонько пихает меня в бок.
        - Пойдем. У нас красивая галерея.
        Давай, Шейра, уничтожь себя, взгляни на картину Альбы. Взгляни на то, что скрывается за ее надеждой.
        - Ладно,  - сдаюсь я.

* * *

        Мы окружены мольбертами. Над нами возвышается огромный купол: галерея занимает два этажа. Лучи крадутся сквозь окна и занавески. По-девичьи скромно, по-кошачьи мягко. Струйками меда застыли золотистые колонны. Человек пятнадцать рисуют последние картины. Молча. Увлеченно. Отчаянно.
        Идеальное место для тех, кто опоздал на поезд. Кто выкинул билеты и наконец перестал спешить.
        - Вот ее мольберт!  - хлопает в ладоши Дэнни.
        Я замираю перед работой Альбы. Хотя к черту приставку «за». Умираю.
        А чего ты ожидала, Шейра? Бабочек и единорогов?
        С картины за мной наблюдает пятилетний мальчик. Наш Ник. Он улыбается наивно и искренне и будто просит меня о чем-то. Едва заметная щелка между зубами, веснушки… Ник из жизни до.
        Наброски карандашом, четкие линии и тени  - все выглядит так, словно Альба ни секунды не сомневалась. Она вернулась в тот день и возненавидела меня заново. Но… мне это уже не нужно.
        Я учусь прощать себя. И я выдержу все, если Элла вылечится. Прошлое не утянет меня. У Ника… сильные руки.
        - Хочешь посмотреть мои рисунки?  - Дэнни вприпрыжку подбегает к плеяде миниатюрных мольбертов.  - Вот. И это, и это  - я рисовала!
        - Какая красота…
        На холстах Дэнни  - лица. Десятки лиц, странных, хмурых, мертвых. И все  - с голубыми глазами.
        - Почему?  - бормочу я, не в силах пошевелиться.  - Что с ними?
        - Это сущности. Я раскрашиваю им зрачки, чтобы они не грустили.
        - И много у тебя таких друзей?
        - Очень.
        Картина у колонны цепляет меня больше других: хрупкая девочка прижимается к краю холста, будто боится провалиться в бездну. У Дэнни получилось изобразить особо пронзительный взгляд и живое лицо. Настолько, что я с уверенностью могу сказать: девочке двенадцать лет. А еще  - что ее зовут Элла.
        Вот мы и встретились, сестренка. Правда, по разные стороны.
        - Откуда ты ее знаешь?
        - Она  - моя подруга,  - поясняет Дэнни.
        - И вы… часто видитесь?
        - Да. Это она научила меня разгадывать кроссворды.
        Конечно, как же я не догадалась.
        Наверное, из зала выкачали весь воздух. Создали абсолютный вакуум. Мне душно, жарко, а моя ненавистная плакса рвется на свободу.
        - Проведешь меня к ней?
        - Вы тоже дружите?  - С подозрением хмыкает Дэнни.  - Ты не врешь?
        - Мы сестры, но мне к ней нельзя.
        - Почему?
        - Она боится навредить…  - осекаюсь я.  - Пожалуйста, Дэнни, милая, помоги.
        - А что, если она обидится на меня?
        - Ладно. Что бы ты сделала, если бы родители жили в соседней комнате, но тебя бы к ним не пускали? Неужели не попыталась бы к ним пробраться?
        Дэнни осматривается по сторонам и, закусив губу, запрыгивает на подоконник. Исследует карман кофты. В ладони появляется золотистая карточка.
        - Я ношу ее с собой. Могут забрать.
        - Кто?
        - Утешители. Это ключ от отделения сущностей. Мы с Эллой стащили его у тамошних охранников.
        - Какая у нее палата?
        - Тридцать шестая. В конце коридора, рядом с залом серверов.
        - Спасибо.  - Я забираю у Дэнни карточку, а сама пританцовываю от нетерпения и радости. Мы не зря здесь. Не зря!
        - Навещай Эллу хоть каждую ночь,  - разводит руками соседка.  - А потом  - будем по очереди.
        - О’кей,  - соглашаюсь я, но сердце тут же сжимается от этого «потом».  - Пообещай, что ты вернешься… не седой.
        - В конце концов, можно купить краску для волос.
        Мне бы твой оптимизм, девочка. Где я потеряла часть своей программы, отвечающей за веру? Или это и есть мой брак, с которым я родилась?
        Мы возвращаемся в палату: к коту с тремя ушами и девятому уровню в гонках.

* * *

        В коридоре мигает одинокая лампа. Это действует на нервы, и я прикрываю глаза ладонью. В операционном блоке пусто  - за стеной два Утешителя готовятся к эксперименту. Дэнни вместе с ними. Скоро придут ее родители. Я жду их, отчаянно жду, чтобы попытаться отговорить от безумной затеи.
        Мы провели в палате целый день. Шутили, смеялись, обсуждали платья. Но, как и накануне, за улыбками прятались дребезжащая неуверенность и страх. Мы боялись молча.
        - Не ожидала тебя здесь встретить.
        Я открываю глаза  - чуть поодаль, у кресел, топчется Эмили. Заламывает пальцы, хрустит костяшками, снова и снова. Она в белой форме. Здесь все в белой форме  - иначе не впускают. Я одолжила одежду у Рене, и теперь чувствую себя слишком неправильной. Слишком… неживой.
        - Где Вилли?
        - Дома.
        - Рана… не заживает?
        - Заживает,  - отчаянно мотает головой Эмили.  - Просто медленно. Без лекарств не обойтись. Сегодня Утешитель вживил ему индикатор. Пообещал привезти таблетки завтра. Вилли расстроился, что не увидит Дэнни после операции.
        Каждым словом она подталкивает меня к обрыву. Вот-вот я не выдержу и продемонстрирую ей, насколько не верю.
        - Почему вы согласились?  - стараясь унять дрожь, спрашиваю я.
        - Разве у нас был выбор?  - фыркает Эмили.  - Когда есть шанс, почему бы им не воспользоваться?
        - Шанс? Какова вероятность того, что она вылечится? Пять процентов? Три? Или и того меньше?
        - И что? Да пусть хоть одна сотая.
        Спокойно. Посчитай до десяти, отвлекись. Не подталкивай Эмили к тому же обрыву.
        Она дойдет сама.
        - А вы не думали, что случится с вашей дочерью, если удача отвернется от нее? Что случится, если одной сотой окажется недостаточно?
        - Шейра-а-а…  - Хрусть. На этот раз палец чересчур «звонкий».  - По-твоему, лучше изо дня в день просыпаться с мыслью об обнулении? Понимать, что шанс был, но ты им не воспользовался? Эта одна сотая не отпустит нас.
        - Проблема в том, что Дэнни не в курсе, чем рискует,  - вспыхиваю я.  - Она же ребенок!
        - Ей нужна настоящая жизнь! Настоящее детство! Без гематом!  - Хрусть.  - Да что я тебе объясняю? Ты не чувствуешь того же, что и я.
        Вы правы, Эмили. Я не чувствую этой проклятой надежды и потому рассуждаю трезво, без розовой пелены.
        - Вы не в себе,  - распаляюсь я.  - Помните, в вашей деревне жил Марк? Вы видели его спину? Или он прятал от вас свое безумие?
        С трудом понимая, что творю, я вламываюсь в операционную. На минутку. Пообещать маленькой девочке, что мы найдем ошибку в «ушастом» коте.
        - Стой!  - кричит Эмили, но мне плевать.
        А если унести Дэнни отсюда? Спрятать от розовой пелены? Рене права. Не страшно обнулиться  - страшно стать монстром.
        Утешители оборачиваются. Дэнни лежит на операционном столе. Не спит  - машет мне.
        «На что ты надеешься?»  - визжит внутренний паникер.
        Мой мир сужается до одной цели: убедить девочку, по наивности родителей попавшую сюда, отказаться от операции. Объяснить, что здесь люди с браком превращаются в поломанных кукол. Что это  - плохое место для игр.
        - Дэнни, милая, ты не спишь…  - Закончить я не успеваю: кто-то хватает меня за локоть и тащит в коридор.
        - Да что вы творите?!  - воплю я.  - В вас есть хоть что-нибудь человеческое? Отпустите ее! Умоляю, отпустите!..
        Я извиваюсь, рычу  - тщетно. Они выполняют свою работу. Как всегда, безукоризненно. Как всегда, жестоко.
        Теперь я понимаю Ольви. Наш город не лучше того, что был тридцать пять лет назад. Людей по-прежнему ломают. Только сейчас это законно.
        Меня прижимают лицом к стене и вкалывают в шею какую-то дрянь. Последнее, что я слышу,  - тоненький голосок из операционной:
        - Не бойся, Шейра! В тумбочке новый журнал с кроссвордами. Мы разгадаем все до последнего…

        Глава 18
        Глория

        Я распахиваю окно и наполняю легкие обжигающе-свежим воздухом. Когда появилась карма, лето исчезло. А впрочем, не только оно.
        - Все в порядке?  - Карл греет щекой мой висок. Пожалуй, это единственное, что не меняется.
        - Почти.  - Я опираюсь на подоконник  - дрожат руки.  - Да что со мной!
        - Так дело не пойдет.  - Муж обнимает меня крепче обычного.  - Через пять минут операция, а ты вся на нервах.
        - Что, если… если у нас не получится?
        Отпускать страхи тяжело, но сдерживать их мучительно больно. И пусть в молчании таится надежда, я выбираю слова. Жизнь, если точнее. Я не из тех, кто верит в сказки.
        Да и Шейра тоже  - вся в меня. Но у нее есть существенный недостаток: она слишком честная для нашего мира. Если отмотать лет на тридцать пять назад, мне следовало бы восхищаться такими качествами дочери. Но сейчас… Спасет ли это, когда ее тело покроется гематомами? Я бы согласилась на что угодно, лишь бы помочь ей. И поэтому понимаю Эмили.
        - Не думай о плохом,  - шепчет Карл, целуя меня в макушку.  - Девочка обречена, а мы пытаемся ее вылечить. Разве это преступление?
        - Ты когда-нибудь жалел, что работаешь на Семерку?
        - Нет. Иначе мы бы не встретились, правда?
        Правда. Не было бы запредельного счастья. И нестерпимо больно не было бы тоже. Мы жили бы в гармонии, ровной, как кардиограмма мертвеца. Как нули. Хотя, если сложить наши слезы и улыбки, мы вернемся к началу координат. И… Нет, я не жалею. Лучше синусоида[12 - К-волна.], чем прямая. Лучше вместе.
        «Вместе обнулять»,  - поправляет внутренний голос.
        Мы не Утешители, не работаем в отделениях сущностей и Последних. Но разбираемся во многом: Карл закончил медицинский факультет и заочку кафедры информационных технологий, я  - хирургический. Мы имеем право оперировать добровольцев.
        Я в последний раз вдыхаю запах ночи и поворачиваюсь к мужу.
        - Пора.
        Я кручусь перед зеркалом, натягиваю на лицо маску беззаботности. Дэнни не должна бояться. Даже если что-то пойдет не так… она обнулится в неведении. Это единственное, что я могу обещать.
        В операционном блоке шумно. Я хмурюсь. Карл стискивает мою ладонь. Мы ускоряем шаг и, завернув за угол, натыкаемся на людей в белых костюмах. К нам несется плачущая Эмили.
        - Что произошло?  - спрашивает Карл.
        - У одной девушки… истерика. Она хотела забрать Дэнни, вломилась в операционную…
        - Шейра?  - Не дождавшись ответа, он срывается с места. Я бросаюсь следом.
        Расталкивая Утешителей, мы пробираемся в эпицентр событий. Заметив ее, бледную, изможденную, я леденею. Высокий худощавый мужчина прижимает мою девочку к стене, вводит ей прозрачную жидкость. Шейра в сознании: что-то бормочет, но слов не разобрать.
        - Отпустите ее!  - рявкаю я.  - Шейра? Ты как?  - Дотрагиваюсь до ее щеки и разворачиваю к себе.
        Она не видит меня. Не из-за снотворного  - уже давно. Мы очень давно не видим друг друга.
        - Глория,  - окликает Карл.  - Ее отнесут в палату.
        Высокий мужчина поднимает мою дочь, прожигает меня взглядом и чертыхается.
        - Нет,  - судорожно мотаю головой я.  - Ничего не в порядке.
        - О ней позаботятся,  - выплевывает громила.
        - Спасибо за участие,  - огрызаюсь я и отшатываюсь к Карлу.  - Она не простит нас.
        - Или скажет спасибо.
        - Не простит.
        - Твои пальцы… Ты трясешься. Остынь, иначе сама себя не простишь,  - ворчит Карл.
        Проходит вечность, прежде чем мне удается перебороть тревогу. Мы оставляем Эмили в коридоре и запираемся в операционной. Два Утешителя-программиста работают с сервером.
        Я мою руки. Смотрюсь в зеркало.
        Соберись, Глория. Улыбнись. Обнули ту, кто здесь добровольно. И завидуй, завидуй ей  - она свободна. А ты ничего не делаешь по собственной воле.
        Помощники набрасывают мне на плечи стерильный халат. Я надеваю маску и перчатки.
        - Привет, дорогая,  - здороваюсь я с Дэнни.  - Готова?
        Но девочка не в настроении: хмурится и без конца поглядывает на дверь.
        - Там моя подруга… Что с ней?
        - Ничего,  - отвечаю я.  - Завтра она навестит тебя.
        - Ну что, вперед?  - Карл вкалывает ей лекарство и устанавливает ширму.  - Ничего не бойся.
        - А я и не боюсь,  - храбрится Дэнни, слабо цепляясь за простыню.
        Один из программистов подключает к ней монитор. На экране появляется кардиограмма.
        - Спит,  - бросает Карл.
        Мерное попискивание приборов, тяжелое дыхание мужа, сосредоточенные движения Утешителей  - все намекает на то, что пора начинать.
        Я затягиваю на плече Дэнни жгут и обрабатываю запястье. Запах спирта бьет в нос. Скальпель поблескивает в жестких лучах операционной. Я стискиваю зубы и ловлю короткий кивок от Карла.
        Надрез. Кошусь на монитор  - все в порядке. Продолжаю. Пару мгновений, и индикатор Дэнни у меня. Я кидаю его на стол вместе со скальпелем.
        - Чип.
        Карл отдает мне микросхему. Вставляю ее в запястье девочки, беру пинцет с иголкой. Это легко, я оперировала тысячу раз. Но впервые не уверена в результате.
        Стежок за стежком стягивается разрез. Стежок за стежком исчезает путь к отступлению. Вот-вот прояснится, оправдан ли пикник на рельсах.
        Приборы гудят, а значит, все в норме. Пока.
        - Обновляйте карму,  - командую я.
        Карл снимает жгут. Я молю небеса, чтобы на этом операция закончилось. Чтобы нам не пришлось пользоваться теми разработками. На планшетах мелькает программный код. Я касаюсь кисти Дэнни и позволяю себе улыбнуться: индикатор вспыхивает зеленым. Карл облегченно хмыкает, я  - жду десять секунд. Так написано в инструкции.
        Время всегда замедляется перед необратимым. Хорошим или плохим  - неважно. Чтобы мы подумали, чего заслуживаем.
        - Семь,  - почти беззвучно произношу я.  - Восемь…
        Все замирает на девяти. Индикатор вспыхивает и выключается. Чернеет. Перед глазами мелькают зеленые огоньки.
        - Она не простит нам, Карл.
        На запястье и плече Дэнни появляются гематомы. Рыжие локоны теряют цвет. Меня вновь начинает трясти.
        Девочка тает. Ей слишком жарко этим холодным летом. А ведь она верила нам. Не боялась. Что она скажет, проснувшись сущностью?
        - Чего ты ждешь? Ее сердце может не выдержать,  - выводит меня из оцепенения Карл.  - Я прослежу за приборами.
        План «Б». Я бегу к Утешителям.
        - Базу данных!  - вскрикиваю я.  - Открывайте ее базу!
        Один из помощников протягивает мне планшет. На экране светится фото Дэнни. Вот где она точно будет рыжей.
        Я провожу пальцем влево. Вспыхивает программный код. Хранилище поступков. Место, где решилась ее судьба. Место, где сейчас она решится повторно.
        Я медлю. Карл замер у монитора  - следит за кардиограммой. Бесполезно. Уже бесполезно. Важно, что я предприму. И как это подействует. Шесть лет назад я клялась, что никогда не воспользуюсь его исследованиями. Я презирала этого человека. А сейчас презираю себя.
        Шкала форматирования окрашивается в зеленый. Я мчусь к Дэнни.
        Еще чуть-чуть, и ее тело привыкнет к пустоте. К тому, что в базе данных  - ни строчки. А затем  - следующая замена индикатора. Так написано в тех инструкциях.
        - Глория!  - Карл подзывает меня к монитору.
        Но мне незачем всматриваться в кардиограмму, чтобы понять: что-то не так. Писк приборов усиливается.
        - Дай ей минуту,  - умоляю я.  - Она справится.
        - Нам больше некуда торопиться.
        Он прав. Плана «В» у нас нет.
        - Дэнни очнется.
        Как же я завидую Эмили, надеющейся, что поезд затормозит.
        Я блуждаю взглядом по полу, но что-то резкое, неестественное заставляет меня поднять глаза. Девочка вздрагивает. Так, что падает ширма. Частота сердечных сокращений нарастает, приборы начинают непрерывно пищать. Кардиограмма вытягивается в прямую.
        Высокий звук превращает меня в робота. Нота «си», определенно.
        - Дефибриллятор. Дефибриллятор, срочно!  - воплю я.
        Утешители, Карл, приборы  - все отдаляется. Остаемся лишь мы. Вдвоем. Хотя, нет, втроем. С проклятой «си».
        - Четыре тысячи.  - Слышу, как дефибриллятор заряжается.  - Разряд! Еще!
        Давай, девочка, помоги мне спасти тебя.
        Толчок. Снова. Она не отзывается. Должно быть, больше не верит мне.
        Да я и сама себе не верю.
        - Еще, Карл! Еще!  - визжу я, но он хватает меня за плечи и заключает в объятия.
        Легкая пощечина. Голоса нанизываются на «си», как на шампур. Пахнет кровью. Я зажимаю уши.
        - Прекратите это…
        - Глория, мы сделали все возможное,  - рычит Карл.  - Все. Возможное.
        - Почему ты меня держишь? Ей нужен массаж сердца!
        - Она мертва, Глория.
        Мой маленький мирок разбивается. Мы боялись обнуления, проклятого недуга, обесцвечивающего волосы. Какая глупость. Гематомы, белые зрачки… Да какая разница, если это не смертельно?
        - Что же мы натворили…
        Я выполнила обещание: Дэнни обнулилась в неведении. И умерла  - тоже. Но этого мало, чтобы я не презирала себя.
        «Си» оглушает меня.
        Пикник на рельсах не удался. А жаль.

* * *

        Я снова и снова повторяю речь. Ругаю себя за слабость. Шейра позвала меня  - хочет докопаться до правды. Рене не сказала ей, что произошло ночью. Это моя забота. Карл пишет отчет Семерке. Он отпустил меня поспать и запретил идти к дочери без него. Но… не он был главным  - я. И мне отвечать.
        Я умерла вместе с Дэнни, услышав пронзительный писк. Умерла, когда Эмили вломилась в операционную.
        А сейчас умру, признавшись во всем дочери.
        Я стучу и толкаю дверь. Шейра сидит на кровати. Кусает ногти, бесцельно листает журнал с кроссвордами. На щеке краснеет гематома.
        - Доброе утро.  - Я устраиваюсь рядом, не в силах отделаться от ощущения, что Утешители начинают осмотр точно так же.
        - Ее оперировала ты,  - говорит Шейра, даже не посмотрев на меня.  - Да, я в курсе. Ты работаешь с добровольцами. Но Дэнни… За нее решили родители. Это нечестно.
        - Девочка была несовершеннолетняя…
        - Была?  - выдавливает она.
        Нет, приготовленные слова не сработают. Ничто не оправдает меня. Я потеряла больного. Добровольца, так легко согласившегося умереть.
        - Она…  - запинаюсь я. Ком в горле не дает мне закончить.
        - Молчи,  - шепчет Шейра. Как ни странно, в ее голосе нет льда и ненависти. В нем вообще ничего нет.
        - Мне жаль,  - всхлипываю я.  - У нас с папой не было выбора, правда. Мы бы отказались, но Семерка…
        - Ради этого эксперимента вы уехали в командировку?
        - Да. Но мы не планировали все сделать так быстро.  - Я закрываю лицо ладонями.  - Я знаю, Шейра, ты не простишь нас.
        Она не отвечает. Ее глаза пусты, а руки по-прежнему листают кроссворды.
        - С тобой что-то происходит, детка?
        Глупый вопрос, Глория. Очень глупый.
        Мы с Шейрой никогда не были близки. А сейчас и вовсе на разных планетах.
        - Мне правда жаль,  - хриплю я.  - Ты не представляешь, как паршиво я себя чувствую.
        Я поднимаюсь, но дочь заставляет меня замереть.
        - Не представляю? Ты ошибаешься, мама.
        Два предложения, и во мне все переворачивается. Мы не обсуждаем тот случай. Негласное правило нашей семьи. Каждый борется с воспоминаниями молча. Но я клянусь, ни Карл, ни я, ни Шейра не забыли мальчишку по имени Ник. Не забыли его заразительный смех, любимый мультик, время, когда он приходил к нам в гости.
        Он существует. До сих пор.
        Я не оглядываясь бегу прочь. Нормальная мать задержалась бы и поговорила, но, как бы я ни старалась, мне далеко до этой характеристики. Особенно сейчас, когда моя синусоида стремительно несется вниз.

        Глава 19
        Шейра

        Ей горько. Паршиво. Пусто. Она думает, я не знаю, как тяжело быть монстром. Но если бы устроили соревнования среди этих тварей, я бы заняла первое место. Прости, мама, ты в проигрыше.
        Тогда, пятнадцать лет назад, я слишком быстро сдалась. Слишком быстро наполнилась тьмой. Теперь никак от нее не избавлюсь.
        Я прислоняюсь лбом к стеклянной стене. От необратимого меня отделяет сантиметр. Кабинет открыт, но я не спешу. Боюсь сломаться. За ослепительно-белым столом Утешитель заполняет документы. Мама, папа и Эмили склонились над телом Дэнни. Седые пряди девочки сливаются с цветом каталки.
        Это не моя подруга. В ее волосах нет солнца. Но я нарисую ее рыжей, с улыбкой и карими глазами. Разгадаю кроссворды. Найду ошибку в коте с тремя ушами. Пройду гонки.
        Меня позвала Рене, чтобы я попрощалась с Дэнни. На часах  - почти восемь. Скоро девочку увезут в первый блок. Им мало исследований.
        Говорят, самые жестокие убийцы жили в том мире. Нет. Они живут сейчас и носят костюмы роботов.
        - Обещаю, я нарисую,  - роняю я одними губами.
        Будто услышав, меня замечает папа. Я чертыхаюсь. Они виноваты, а я не из тех, кто умеет жалеть. Плохой я Утешитель. Впрочем, как и эти роботы.
        «Мне жаль»,  - захлебывается внутренняя плакса. Ничего. Она исчезнет через пару дней, и тогда я осушу слезы и прошепчу: «Мне плевать».
        Папа проводит пальцами по стеклянной стене. Мама и Эмили видят это, но не двигаются с места. Я благодарю их взглядом. Наше прощание с Дэнни должно быть только нашим. Здесь и так много зрителей.
        Я смотрю на отца. Он ищет поддержку, я  - раскаяние. Не получив желаемого, мы подгоняем друг друга к обрыву.
        Я отстраняюсь от стекла. Пора уходить  - я вот-вот сдамся.
        Не бойся, Дэнни. Я нарисую, разгадаю, выиграю. Сделаю все что угодно, лишь бы воссоздать тебя по крупицам. Не сомневайся. Хотя ты и не сомневалась.
        В конце концов, можно купить краску для волос.
        Но мы не учли, что в конце концов никакая краска не понадобится. Я нащупываю в кармане подарок от женщины из нулевых районов. Теперь я знаю, кому его отдам. Ей это важно.
        Я проскальзываю в кабинет и подзываю к себе Эмили.
        - Она хотела проснуться прежней. Очень.  - Я оставляю в ладонях несчастной женщины пакетик.  - Красная пастель.
        Вот и все. Не люблю долго прощаться. Да и боюсь запомнить Дэнни седой. Бреду к лифту. Чувствую спиной тревогу родителей, но не позволяю себе смягчиться. День за днем мой демон сгорает и вновь возрождается. Мы с этим фениксом слишком крепко связаны.
        Глаза начинает щипать. Дэнни мертва. Девочка, с которой мы мечтали о платьях и танцах, мертва. Мы не успели пройти гонки. В висках пульсирует азбукой Морзе: «Навести Эллу. Успей навестить».
        Я поднимаюсь к друзьям, но застаю только Ника.
        - Все в порядке?  - спрашивает он хмуро.
        Звучит как свист пули. Раз, и меня нет. Я не выдерживаю, и моя слабость, боль, пепел феникса превращаются в слезы. И снова все видится фрагментами, как в плохо прорисованном мультике. Пальцы-ледышки на щеках, теплота толстовки, пьянящий запах одеколона, хриплое дыхание мне в макушку, зыбкая нерешительность и дрожь. Моя или Ника  - не важно.
        - Дэнни. Девочка, с которой я разгадывала кроссворды,  - бормочу я в перерывах между всхлипами.  - В общем… Ее прооперировали.
        Ник понимает. Руки напрягаются, мышцы каменеют, дыхание больше не греет мне макушку. Он не задает решающий вопрос. Тяжесть молчания давит на меня, ломает. Кажется, я даже слышу, как хрустят кости.
        - Да, она мертва.  - Я прижимаю палец к губам.  - Ничего не говори. Давай проведаем Эллу сегодня?
        - Х… хорошо,  - вымучивает он.  - Я разобрался с учетом. В полночь, после обновления баз данных, он перестанет работать. Завтра все закончится. Держись, Шейра. Мы у цели.
        - Когда я не держалась?  - горько усмехаюсь я.

* * *

        Утро пролетает за обсуждением плана. Мы собираемся в комнате друзей и звоним Оскару. Вчетвером. Наши линзы остались в рюкзаках, поэтому о виртуальной комнате можно забыть. Ольви караулит у двери, Альба маячит из угла в угол, Ник устанавливает громкость планшета на минимум.
        Сегодня гость из прошлого не похож на себя: напряженный, бледный, старый. Раньше я не замечала его шестидесяти двух  - сейчас он выглядит старше.
        Оскар объясняет нам, какие файлы нельзя удалять с сервера, что нас ждет после взлома и как обхитрить систему защиты. Впору писать конспект.
        - У вас все получится,  - заканчивает он, но между слов проступают волнение и неуверенность.  - Простите, что я не с вами.
        - Вы работали в том же крыле, что и Ларс?  - вырывается у меня. История этих двоих не дает мне покоя.
        - Да,  - подтверждает Оскар.
        - Мы нашли документы вашего коллеги…
        - Я в курсе. Матвей говорил.
        - И?
        - Рад за вас,  - небрежно бросает он.  - Если эта папка поможет вам спасти людей, то, конечно, она очень важна.
        Нет, из него не выбить правду. Остается надеяться на Ника и его способности хакера.
        После собрания, чтобы убить время, я прошу у Рене сетевые линзы и отправляюсь в учебное отделение.
        Вчера мне не хватило смелости, но сегодня я обязана перебороть своих демонов, чтобы они не перебороли меня. Если мы провалим операцию, у нас будет всего пара дней, чтобы научиться не красть чужие судьбы. Лучше начать сейчас, пока я не растеряла решимость.
        Белая комната. Чистый кафель. Идеально чистый. Так старательно убирают лишь там, где несет смертью. А здесь несет. До рвоты.
        Я не спешу надевать линзы. Переминаюсь с ноги на ногу, как мальчишка, который боится написать на заборе слово из трех букв. Мне не по себе заниматься в одиночестве. Я кошусь на кольцо  - Рене примчится, если со мной что-нибудь произойдет, правда, это «что-нибудь» рискует помешать нашим планам.
        Пора. Я проваливаюсь в виртуальную реальность. Комната для спаррингов обступает меня пустыми темными стенами. Я шагаю к сенсорной поверхности.
        Рене объяснила, как активировать бота-сущность и бота-жертву. Но не успеваю я нажать на кнопку «старт», как меня окликают:
        - Потренируйся на мне.  - Голос вытягивается в нить. Хотя нет, в леску удочки. И рыбак явно не я.
        Из полумрака выныривает Альба.
        - Что ты здесь делаешь?  - недоумеваю я и концентрируюсь на сенсорной поверхности. Незачем жертве наблюдать за охотником. Или охотнику за жертвой?
        - Гуляю.
        - Где линзы взяла?
        - Рене только рада, что мы занимаемся вместе.
        Мне бы ее энтузиазм.
        - Кем будешь?  - осведомляюсь я.
        - Жертвой.
        Значит, рыбак я. Интересно.
        - Почему?
        - Тебе же привычнее, когда так,  - шепчет она мне на ухо.
        Если бы я питалась словами Альбы, то сдохла бы от интоксикации организма. Сама не замечаю, как надавливаю на кнопку. И снова звон, будто голову спрессовали ударные тарелки. Снова демоны, выплясывающие странные танцы и грызущие жалость вместо тостов на завтрак.
        Я толкаю Альбу к стене. Она поддается, как лента в руках гимнастки. Да у нас неплохой дуэт. Включите музыку!
        Я начинаю поглощать карму «жертвы».
        - Нравится? Нра-а-а-вится,  - ехидно тянет она.  - Некоторые созданы для того, чтобы писать музыку или картины. А ты  - для того, чтобы обнулять.
        Альба попадает в цель. Словно на моем лице расчерчена мишень для игры в дартс и по центру вопящими буквами  - «НЕЧАЯННО».
        - Я не буду обнулять. Ясно?
        Гимнастка ломает ногу. Рыболов теряет удочку. Демоны прячутся в темные углы.
        - Не ясно. Порви связь. Чего ты медлишь?  - На губах гниет усмешка.  - Порви.
        Лицо Альбы бледнеет, вышивкой проступают гематомы.
        - У тебя десять секунд.
        - Я не знаю, как…
        - Ой, уже девять.
        - Как мне ее порвать, черт возьми?  - вспыхиваю я.
        - Восемь.
        Я бы сняла линзы и сбежала, как вчера, но моя рыбешка умоляет меня остаться. На суше или в воде  - решать мне.
        - Семь.
        - Хватит считать! Хватит!
        - Тебе не нравится? Боишься? Трусиха Шейра.
        Волосы Альбы седеют, а я наполняюсь чистой и горячей силой. Гимнастка танцует с травмированной ногой, как паучиха, осторожно семенящая по насту. Она учится ломать нежно.
        - Ноль, моя дорогая. Ты проиграла,  - говорит постаревшая Альба.
        Я ругаюсь и бью кулаком в стену. Я не монстр, нет, я устала быть мишенью для игры в дартс.
        - Что, все? Сдалась?  - интересуется «жертва».
        - Чего ты добиваешься?  - рычу я, вжимаясь лбом в сенсорный экран. На миг чудится, что он поддается, принимая форму моих морщин. Гимнастке пора на пенсию.
        - Борьбы,  - шипит Альба, встряхивая меня.  - Покажи, на что ты способна. Кто поймет тебя лучше врага? Друзья не разбудят твоих монстров. А спящими этих тварей убивать еще тяжелее.
        - Ты пробовала?
        - Да.
        - И помогаешь мне. С чего бы?
        - Взаимная ненависть,  - с наслаждением отвечает она.  - Что может быть прекраснее?
        - Например, любовь?  - предполагаю я.
        Альба сдерживает истерический хохот.
        - Да ты романтик. Не ожидала. Что-то… случилось?
        - Давай продолжим,  - меняю тему я и активирую программу.
        Кожа жжется, растягивается, изнашивается. И если я выгляжу, как выеденное молью пальто, то Альба преображается в новенькую шубу. Я пытаюсь игнорировать ее зеленый индикатор и яркость зрачков  - бесполезно. Обратный отсчет пинцетом выдергивает надежду. Я сдаюсь на пяти.
        Я кричу, ненавижу «жертву», борюсь с желанием бросить все и станцевать с демонами.
        - Сначала!  - командует Альба.  - Нет, ты не веришь в победу. Еще раз. Напрягись. Да что с тобой?
        В ушах звенят бесконечные советы. Я теряю счет времени. Поражение  - кулак в стену. Если бы мы занимались в реальности, мои костяшки были бы разбиты в кровь.
        Гимнастка-паук изощряется с ленточкой. Должно быть, зрелище не из приятных.
        - Соберись!  - вопит Альба, не давая мне расслабиться.
        Она тренер. Солдат, в прошлом тяжело раненный. Изголодавшаяся волчица. Нет, жарить панкейки  - не единственное ее призвание. Что-то таится в темных закоулках. Я знала, на что способна та Альба. Эта  - загадка. Квест под названием «Раскрой секрет и умри». Она переполнена решимостью и готовностью. Выяснить бы на что.
        - Вопи, если это тебе поможет! Срывай голос, выдирай волосы, царапай лицо!  - разоряется Альба, когда я в очередной раз проигрываю.  - Мы в виртуальной реальности, дура. Хоть сдохни здесь  - тебя выкинет в точку сохранения.
        Я даю волю крику. Во мне ему слишком тесно. Когда напряжение достигает пика, защита трескается и я цепляюсь за последнюю ниточку распарывающейся ленты  - за песню Альбы:
        - Динь-дили, дили-дон. Это все сон.
        На мгновение возвращается девушка, обожающая жарить панкейки. Беззащитная, ранимая, ищущая лучи там, где окна забиты наглухо. Она похожа на бабочку. Одно крыло обгорело и крошится на ветру, а второе  - яркое, живое. Она не полетит и уже смирилась с этим.
        - П… Пой. Пой!  - берет себя в руки Альба-солдат.
        Она не дышит. Чувствует, что крыло скоро рассыплется в прах.
        Мы продолжаем.
        Через несколько десятков  - или сотен?  - неудачных попыток я начинаю ощущать тьму. Она мягкая и податливая, как горячая карамель. Стоит нагреть до правильной температуры  - и лепи что угодно.
        Я уничтожаю связь за секунду до обнуления Альбы. Затем  - раньше. «Жертва» не отпускает меня, заставляя повторять все снова и снова. Хотя, кто из нас жертва  - большой вопрос.
        - Молодец,  - наконец произносит Альба.  - Но не обольщайся. Здесь важна практика. Пропустишь тренировку  - придется наверстывать.
        - Спасибо,  - хриплю я, опершись ладонями на колени.  - Теперь объясняй, что это было.
        - Я объяснила.
        - Скучно стало?
        Кивок.
        - И все?
        - Все.
        Нет, подруга. Не все.
        Я запускаю программу. Вновь превращаюсь в выеденное молью пальто, Альба  - в шубу. Пересекаю черту между своими мыслями и мыслями «жертвы». Нам не нужны рамки. У врагов не должно быть тайн, если они играют честно. А мой враг не сопротивляется. Он позволяет мне прочесть себя.
        Я погружаюсь в мир, которого так отчаянно избегала все пятнадцать лет.
        Кухня. Окна пристально наблюдают за центральной площадью-ящерицей. Пахнет выпечкой и выстиранным бельем. Как и раньше, в жизни до. Подоконник заставлен калачиками и фиалками.
        Маленькая Альба забирается на стул  - высокий, огромный  - и тянется к свежим круассанам. Из коридора доносятся шепот и всхлипы. Шлепают быстрые шаги. На кухне, смахивая слезы и улыбаясь, появляется мама Альбы  - Инна. Тетя Фея, как мы называли ее в детстве за невероятно вкусные пирожные.
        - Приятного аппетита, детка.  - Она опускается на колени рядом с дочерью.
        - Спасибо,  - чавкает та, откусывая от круассана.  - Ма, а когда вернется Ник? Его лечат?
        - Моя хорошая, он очень болен. Его не выписывают.
        - Но это же…  - запинается Альба.  - Это же не навсегда?
        Инна запрокидывает голову, а затем улыбается шире.
        - Ничего не бывает навсегда, детка. Ну, не грусти. Хочешь, я спою твою любимую песенку?  - Слезы капают на коленки дочери. Вместе с ними сочится колыбельная:  - «Динь-дили, дили-дон. Дремлет дракон. Динь-дили, дили-дон…»
        - Это все сон,  - заканчивает Альба.
        - Эй, такого не было!  - Инна гладит ее по щеке.  - Ты моя поэтесса.
        - Он не вернется,  - озвучивает дочь то, что не получилось у мамы. Круассан выпадает из рук.
        Инна обнимает Альбу, обещает, что все наладится и Ник приедет домой. Обе цепляются за эту ложь, лишь бы не покрыться трещинами и не рассыпаться на осколки. В дверях застывает отец. Семья Рейман оплакивает мое «нечаянно». И ждет до боли между лопатками весточки из второго блока.
        Только им не позвонят. Альба это знает. Здесь, на кухне, стягивается в рубцы то, что осталось от Ника. Кучка буковок. Одна фраза.
        Я буду спасать.
        А дальше  - в перемотке. Словно кто-то бесцельно переключает каналы телевизора. Школа, растущая неуверенность, что брат жив. Выпускной и странный парень, заглядывающий в окно ресторана. В толстовке с капюшоном.
        Дерганый любитель чипсов.
        Когда Альба выходит глотнуть свежего воздуха, он молчаливо вручает ей букет ландышей и удаляется.
        В тот вечер она не поняла, кто это был. И сейчас не понимает.
        Ник прятался за нашими спинами, а мы боялись обернуться.
        Хоровод событий ускоряется. Второй блок, занятия, стопки учебников и бесконечные спарринги. Альба по-прежнему мечтает спасать и поэтому выбрала курсы младшего Утешителя.
        Меня начинает укачивать, но все неожиданно успокаивается. Как колесо рулетки  - шарик попадает в ячейку «Спортзал».
        Альба в серой форме топчется босиком на мате. Солдат, точно. На затылке пружинит туго затянутый хвост. Каре отросло. Черты лица  - острее катаны Мурамаса[13 - Катана Мурамаса  - очень острый самурайский меч.]. Кулаки наготове. В глазах нет ни намека на страх. Напротив  - мужчина лет сорока с заплетенной в косичку бородкой. Джон.
        - Зачем ты сюда пришла?  - чеканит Утешитель. Его тон созвучен цокоту печатной машинки. Так же резко, так же фатально и поэтому выверено до миллиметра.
        - Побеждать,  - цедит Альба и нападает.
        Джон блокирует ее удар, не напрягаясь, будто отряхивается от крошек. Она пятится к краю мата и чертыхается, сбитая с толку чьим-то шушуканьем. Подняв голову, я замечаю троих Утешителей на балкончике за длинным столом. Судьи?
        - Бей! Чего ты боишься?  - выкрикивает раскрасневшийся Джон.
        Альба закусывает губу. Хвост растрепался. Вдоль лица свисают выбившиеся пряди.
        - Минус балл за нерешительность, Рейман,  - подает голос щуплый старичок с балкона.
        - Простите,  - бормочет та и бросается на Джона.
        «Я буду спасать»,  - звенит в каждом движении.
        Альба наносит удар и затем блокирует ответный. Хитро и грациозно. Не борется  - танцует. Здесь ее крылья еще целы. Здесь она еще умеет летать.
        Не успеваю я привыкнуть к ней такой, как Джон падает, и спарринг заканчивается победой Альбы.
        С балкона сыплются аплодисменты.
        - Поздравляем, Рейман,  - произносит старичок.  - Вы сдали экзамен по физической подготовке. Готовьтесь к следующему.
        Меня выбрасывает из спортзала, и жизнь бывшей подруги перематывается на несколько недель вперед.
        Виртуальная реальность. Комната завалена жгутами, тонометрами, бинтами. Альба едва не трескается в стойке смирно. За ней наблюдают Джон и старичок. На полу лежит отлично прорисованная кукла. Если бы не пустые глаза, я бы подумала, что это живой человек.
        - Остановка сердца,  - сообщает Джон, наклонившись над «потерпевшим».  - У тебя семь минут.
        Альба бросается к кукле и делает ей искусственное дыхание. Бьет в грудь. Приступает к массажу сердца. Четко, без промедления, как настоящий Утешитель. На этот раз она справляется быстро: комнату оглушают короткие гудки. «Потерпевший» спасен.
        - Умница, Рейман,  - хвалит ее старичок.  - Экзамен по первой помощи зачтен. Вы талантливая ученица. Я буду рад называть вас коллегой.
        Щелк  - и снова все меняется. Теперь мы с Альбой в кабинете Джона.
        - Ты почти выпускница,  - говорит Утешитель, скрестив руки на груди.  - Не передумала?
        - Нет,  - отрезает она.
        - Похвально,  - кивает Джон, накручивая на палец бородку-косичку.  - Ты так стараешься. Для кого?
        - Хочу помогать людям.
        - А почему не пошла в медицину? Была бы старшим Утешителем. Крутым хирургом, к примеру. В тебе есть потенциал.
        - Мне и этого достаточно. Я выкладываюсь на полную.
        - Верю.  - Джон протягивает ей стопку учебников.  - Время теории. Все о карме и сущностях. Тесты через неделю.
        Кабинет меркнет. Передо мной громоздятся горы книг, чашки кофе на завтрак, обед и ужин, недописанные конспекты, тонны печенья и покусанные карандаши.
        Мельтешение картинок замедляется в тесной аудитории. Экзамен принимает старичок. Бывшая подруга сдает на девяносто баллов и безумно этому рада.
        - Приглашаю вас на последний экзамен… Альба.  - Учитель впервые называет ее по имени. Осторожно, будто боится спугнуть.
        - А что там будет? Как готовиться?  - напряженно спрашивает она.
        - Проверка на прочность. Готовиться не надо, отдыхайте. Мы подберем для вас испытание, в зависимости от ваших качеств.
        - И какие у меня… качества?
        - Чрезмерная мягкость и нерешительность.
        Я слышу сердцебиение Альбы. Ей страшно. Страшнее, чем перед предыдущими экзаменами. Ее угнетает неизвестность. Она не ждет ничего хорошего, но пойдет на все, чтобы устроиться на работу младшим Утешителем.
        Во мне омелами прорастают мечты бывшей подруги. Сейчас, в этом странном кино, я чувствую себя крылом Альбы. Пока не сожженным.
        Во имя Ника. Вот, что она повторяла по вечерам, на экзаменах, в спарринге с Джоном, спасая куклу. Вот какова ее молитва. Она пообещала себе быть быстрой и выносливой, чтобы дарить надежду тем, кто пострадал из-за чьего-то «нечаянно».
        Из фрагментов складывается новая картинка: помещение, разделенное стеклянной стеной на две каморки. В одной  - Альба, изучающая что-то на огромном мониторе. В другой  - сутулый, почти облысевший мужчина. От его индикатора змейкой тянется провод.
        - Итак, Альба,  - нарочито ласково щебечут колонки, разбросанные по углам комнаты,  - вам нужно активировать функцию обнуления. Нажмете  - вы младший Утешитель. Успехов.
        Нет, это не голос Джона. Не печатная машинка  - пафосный серпантин. Щуплый старичок, обожающий свою ученицу.
        Вспыхивает спичка. Скоро крыло Альбы превратится в пепел.
        Я ощущаю до слепоты остро, как она сомневается. Ее идеалы расходятся по швам, а зашить их некому.
        - За что?  - выдавливает она.
        - Он укрывал сущность.
        - Н… Не могу. Нет. Не могу.
        - Вы сдали три экзамена, Рейман,  - свирепеет голос. Кажется, колонки вот-вот стошнит снегом.
        Альба пронизывает несчастного взглядом. Он что-то шепчет. Из-за стеклянной стены не разобрать, что именно. Но я и по губам прочту его мантру:
        «Спаси, спаси, спаси».
        - Я здесь не для этого,  - сглатывает Альба, ероша идеально уложенные волосы.
        - Он нарушил закон.
        - Выпустите меня,  - тихо просит она.
        - Вы в шаге до победы.
        Горит, горит крыло. Я задыхаюсь вместе с Альбой.
        - Выпустите меня,  - повторяет она увереннее.
        - Что ж, хорошо. Но позвольте прояснить кое-что,  - лукаво улыбается голос.  - Некоторые вещи не зависят от наших желаний. Не сделаешь ты  - сделает другой. А момент будет упущен.
        Колонки разражаются клацаньем. Старичок нажал на кнопку.
        Альба пятится, дергает за ручку дверь, но та отзывается хохотом запертого замка. Мужчина за стеклом с ужасом смотрит на ладони. Я не сомневаюсь: на них больше нет линий, а под рубашкой кляксами растекаются гематомы.
        Визг недосолдата комкает этот мир, как уродливое кривое оригами. Я чувствую себя струной гитары. Альба играет на мне. Пост-рок, определенно.
        «Теперь я буду печь пирожные»,  - вот во что деформируются рубцы.
        А после ледяные пальцы нащупывают мое кольцо и нажимают на кнопку.
        Я не сразу соображаю, где мы и что произошло, почему по щекам течет что-то горячее и мокрое, а покусанные губы щиплет от соли. Я не читаю мысли. Не поглощаю карму. Нас выплюнуло в реальность.
        Коридор ругается топотом.
        - Это слишком, подруга,  - каркает побледневшая Альба.
        Ее крыло сгорело и пылью осело в легких  - не выкашлять.
        - Пригодилось твое колечко, а?  - хмыкает она.
        - Мне жаль.  - Я размазываю слезы.  - Из тебя бы получился хороший Утешитель.
        - Не смеши.
        В комнату вваливаются два «робота» во главе с Рене.
        - Что случилось?  - щурится Утешительница, застыв на пороге.
        - Мне… не очень хорошо,  - отвечает Альба.  - Мы занимались, и я начала терять сознание.
        - А карма?
        - В норме.
        - Ну и что мне с вами делать?  - Рене берет ее за плечи и ведет к выходу.  - Шейра, у тебя все в порядке?
        - Да.
        - Почему ты плачешь?
        - Испугалась за… подругу.
        Утешительница с подозрением осматривает комнату, и троицу вместе с Альбой проглатывает коридор.
        Меня бьет озноб. Я скрючиваюсь, как поломанный зонтик. Чувствую себя сожженным крылом. Гимнасткой с травмированной ногой, ленточка которой вдруг обратилась в горсть пепла.
        Альба провалила экзамен. Она была чересчур мягкой для Утешителя. Для недосолдата  - в самый раз.
        По венам несется отчаянное «динь-дили, дили-дон», но я уверена: дракон не дремлет. Он готовится сжечь второе крыло.

        Глава 20

        В детстве я думала, что просить прощения легко. Обронил «извини»  - и все забыто. Я верила в каждую из шести букв. Они были моей панацеей, и лишь повзрослев, я поняла, что это  - обычные витамины в таблетках, недейственные, неэффективные. Чтобы укрепить иммунитет, нужно есть фрукты. Чтобы научиться прощать, нужно отпускать прошлое. Но что делать, если оно вцепилось в шею и не желает расставаться?
        Я с трудом дожидаюсь вечера. Надеваю костюм, который я так и не вернула Рене. В ушах звенит горькое «я буду спасать». Ник обещал зайди к одиннадцати, но я высматриваю его уже с десяти. Меня не покидают однокрылые образы Альбы-солдата и Эллы.
        Он появляется внезапно. Спину пронзает вопрос:
        - Готова?
        Я вздрагиваю. Ник застал меня врасплох. Я слишком громко проматывала в голове сцены сегодняшнего дня. К щекам приливает кровь. Бойкие удары сердца намекают, что разговор об Альбе лучше отложить на потом.
        - Готова,  - подтверждаю я.  - Спасибо, что согласился.
        Ник снимает линзы и сбрасывает часть кармы на флешку. Гематомы оплетают его тело робкими побегами, как гниль оплетает яблоко. Только Ник портится быстрее.
        - Да, мерзкое зрелище,  - кивает он.  - Гематомы… Непривычно.
        - Мне не страшно.  - Я касаюсь кончиками пальцев его запястья.  - Прочитай меня, если сомневаешься.
        - Я не лезу в чужие мысли.
        - В чужие…  - хмурюсь я.  - Ладно, пойдем.
        Я смотрюсь в зеркало. Каменная осанка, губы  - длинное тире, скупые движения  - ничто не выдает меня настоящую. Я  - робот, искренний до последней шестеренки. Прячу себя за биомаской.
        Мы поднимаемся на этаж сущностей и застываем напротив служебного входа. Рядом светится маленький экранчик. Я прислоняю к нему карточку Дэнни. Щелкает замок, и мы прыгаем в глотку отделения. Ядовито-белые лучи расщепляют нас не хуже желудочного сока.
        У порога дежурит охранник.
        - Куда идем?  - гаркает он.
        - В палату,  - отвечаю я, копируя жесткий и холодный тон людей-роботов.
        - Запоздали вы. Двенадцатый час. Совсем плохой, что ли?
        - Вас это не касается.
        Мы двигаемся по пищеводу коридора, спешим перевариться. Я шагаю впереди и отчаянно прислушиваюсь к шарканью Ника. Он ведет меня даже сейчас, когда я его не вижу.
        Сворачиваем за угол. Вдалеке корчится в спазмах неисправной лампочки массивная дверь. За ней таится желудок третьего блока  - серверное крыло. Вот куда нам предстоит попасть завтра.
        Палаты язвами въедаются в стены коридора. Комната номер тридцать шесть завершает цепочку ран. Я ускоряюсь, но Ник меня предостерегает:
        - Ты выдашь нас. Успокойся.
        Скрипнув зубами, я каменею перед палатой Эллы. Шестеренки заржавели, мне все тяжелее притворяться роботом.
        - Не бойся. Я с тобой.
        - Жаль, ты не признался в этом раньше.
        Я считаю секунды и ровно на шестой погружаюсь в полумрак палаты. Сквозь жалюзи сочится лунный свет, очерчивающий контуры двух кроватей. Одна пустует, а на другой, у окна, кто-то ворочается. На тумбочке мерцает планшет. Такие вручают после обнуления, с приложением обследования организма. Тонкий луч экрана скользит по лицу девочки. Это она. Моя Элла.
        Дома сестра засыпала с включенной лампой  - боялась темноты. Надевала наушники, рыдающие вокалом скримо, и отправлялась в мир грез. Ее колыбельные мне не нравились, но когда мы жили вместе, а громкость плеера зашкаливала, мелодия впитывалась в меня, как чернила,  - попробуй ототри.
        Я начинаю шепотом мурлыкать песню. Элла больше не ворочается. Она пристально смотрит в потолок, будто надеется проломить кромку льда и всплыть на поверхность.
        Ник отходит в тень. Я же, борясь с желанием разреветься и забиться в угол, сажусь рядом с сестрой. Эта девочка не похожа на ту, что нарисовала Дэнни. Не похожа на ту, с которой я столкнулась, придя к Марку.
        Она завяла.
        Я дотрагиваюсь до седых локонов. Элла усердно не реагирует. Несколько минут мы электризуем друг друга молчанием.
        - Ты не должна быть здесь,  - наконец вымучивает сестра.
        - Тише,  - умоляю я.
        - Проваливай, Шейра.
        - Почему? Ты…  - …моя последняя зацепка. Та, ради кого я до сих пор не седая.  - Ты поступаешь жестоко.
        - Жестоко будет, если… Черт!  - Элла хватается за голову.  - Это не навсегда. Дай мне месяц.
        - У нас нет месяца, родная.
        - О чем ты?  - Элла задыхается: она не смогла проломить кромку льда. Ее рот разрывают пузыри-всхлипы, а тело нежно окутывает водянистая тьма.
        - Я вытащу тебя отсюда.
        - Ты ничем не поможешь,  - пищит сестра, вжимаясь в подушку.  - Беги.
        Не она  - хищное существо, укравшее у нее внешность,  - бросается на меня. Элла нашла способ выжить под водой, но не учла, что вода умеет сопротивляться. Биомаска летит на пол. Наши взгляды встречаются.
        - Что ты творишь?  - шепчу я, не в силах пошевелиться.
        - Я… не контролирую себя.
        Мне на плечо ложится ладонь Ника.
        - Не лезь.
        Элла проникает в мое сознание. Я чувствую ее присутствие в каждой мысли. Сестра листает мой фотоальбом жадно и быстро, как конспект перед экзаменом. Правда, эти снимки вряд ли ее чему-то научат. Между нами вспыхивает нить.
        В перемотке мелькают кроссворды, гонки, рыжие волосы.
        - Она рисовала тебя,  - хриплю я.  - Прежнюю.
        - Зачем родители согласились?
        - Они жалеют. И ты… ты тоже будешь жалеть,  - заикаюсь я.  - Как же ты дружила с Дэнни, если не контролируешь себя?
        - Перед кармой родственников устоять сложнее.
        Это говорит не Элла  - демон, убивающий ее. Он тоскует по свободе и мстит ей гематомами.
        Уязвимость сладкой ватой обволакивает шею. Я пытаюсь глотнуть воздух, но легкие слиплись. Пытаюсь зажмуриться, но белые зрачки гипнотизируют меня. Пытаюсь спрятать фотоальбом, но тайников больше нет.
        - Я же просила оставить меня в покое,  - едва не плачет Элла.  - Подождать.
        - Я ждала. Звонка, сообщения  - да чего угодно. Что с тобой не так? Неужели из-за этого,  - я тыкаю в ее индикатор,  - ты забыла о родителях? Они сходили с ума, пока я сочиняла, куда ты пропала в очередной раз…  - Слова запекаются кровью на губах.  - Перестань бояться. Мы справимся.
        Элла силится уничтожить связь  - тщетно.
        - На тренировках у меня мало что получается,  - скулит она.
        Наверное, у нашей семьи такая патология  - нечаянно ломать жизни.
        Ник подается вперед. Я посылаю ему колючее «не лезь». По щеке Эллы стекает слеза  - моя сестра жива, просто ей тяжело бороться с демонами.
        Мой индикатор пищит, но я ждала этой встречи, считала шаги и с радостью обнулюсь, если такова цена за Игру.
        - Хватит.  - Ник прижимает Эллу к кровати. Теперь нить вспыхивает между ними. Внутри Ника клокочет безумие, плавя черты лица, будто оно сделано из воска.
        Это не он. Это сущность.
        - Что происходит?  - Тело не слушается меня. Я  - марионетка.
        - При резком разрыве связи появляются гематомы. Я отдам ей пару метров.
        Элла обмякает, сморщивается, высыхает. Ник обследует ее индикатор, а затем выпрямляется.
        - Не переживай. Очнется через час.
        - С… Спасибо.
        - Нам пора. Дойдешь до лифта?
        Я киваю, но проклятая вата меня не пускает. Сложно быть марионеткой  - ты идешь туда, куда тащит тебя кукловод. Мое «прощай» сплетается с дыханием Эллы.
        Пока, сестренка. Надеюсь, до завтра.
        Ник поддерживает меня за локоть.
        Давай, всего минута до конца квеста. На этот раз ты успеешь. На этот раз карета не превратится в тыкву и туфелька останется при тебе. Твой бал только начинается, Шейра.
        Мы бредем вверх по пищеводу. Мы не переварились. Мы  - испорченные продукты. Охранник с любопытством за нами наблюдает.
        - Что-то стряслось?
        - Помните? Это не ваше дело.
        Прыгаем в объятия лифта. Последнее, что я вижу,  - белые глаза того, кто победил демона.

* * *

        Я просыпаюсь в кровати Ника. Вокруг  - никого.
        Приподнявшись, я кошусь на мерцающий зеленым индикатор. Рука тут же взрывается болью  - кожу лиловой татуировкой украшает новая гематома.
        Я потягиваюсь и задеваю ладонью тумбочку. Из приоткрытого ящика торчит черный уголок. Документы Ларса?.. Рассудительная часть меня предлагает дождаться Ника, но любопытство быстро затыкает ей рот. Я вытаскиваю папку. Ник обещал, что откроет ее, но… замок уже взломан.
        В коридоре чавкают шаги. Я прячу документы под кофту, а папку  - под матрац. На пороге появляется Ник.
        - Ну как ты?
        - Отлично,  - зеваю я.  - Где ты был?
        - В душе.  - Он бросает полотенце на тумбочку.
        - А Ольви?
        - Без понятия. В столовке, наверное.
        - Что я здесь делаю?
        - Карма упала. Я решил понаблюдать за тобой.
        - И…
        - Да, ты проспала всю ночь. Нет, я не ложился,  - выдает Ник. Его кожа сияет чистотой. Он оттер гематомы, словно пятна от краски. В глазах  - привычные линзы.
        - Прости. Мог бы отнести меня к Рене.
        - Мне не спалось. Оскар прислал по связному ящику инструменты, я оперировал себя. Боялся, что тебя тоже придется.
        - Спасибо. Кстати… а что там с папкой?
        - Пока безрезультатно.
        - Ладно,  - не настаиваю я.  - Встретимся за завтраком.
        Я выскакиваю в коридор и бегу от того, кто лгал. Мы не команда и никогда ею не станем. Никому нельзя верить. Даже ему.
        Я запираюсь в своей палате. Вот-вот случится что-то плохое, непоправимое. Что-то, после чего третий блок окончательно нас переварит.
        Достав из-под кофты документы, я начинаю читать. Сползаю на пол. Сочусь сукровицей по ступенькам абзацев. Пробую на вкус каждое слово, правдивое, вычищенное, как серебряная ложка. По венам метанолом растекается ложь. Язык кромсают проклятия.
        Он знал. Знал и убеждал нас, что мы на правильном пути.
        Расталкивая Утешителей, я мчусь к Нику. Сейчас все решится. Я покажу ему, насколько мы не команда, и сдамся. А проиграет Оскар.
        Ослепленная злостью, я не замечаю возле комнаты недоколлег Такера и врезаюсь в него.
        - Здравствуйте, Шейра!  - радостно восклицает он.  - Вы как раз вовремя.
        Ольви тоже здесь: растерянно топчется у кровати. Ник, пользуясь минутой замешательства, крадется к тумбочке. Я криво усмехаюсь.
        Молись, чтобы я не потянула за ниточку, марионетка.
        - Мои дорогие!  - Такер пропускает меня в комнату.  - Вы в курсе, что брать чужие вещи нехорошо?
        На нас паутиной оседает молчание.
        - Так же нехорошо, как вламываться к людям и хамить?  - сквозь зубы цедит Ник.
        - Да. Но вы кое о чем забыли. Я член Семерки, уполномоченное лицо.
        - Что вам нужно?  - спрашиваю я.
        - Забрать одну вещицу. Ларс  - параноик, поэтому свои документы он сохранил в базе данных,  - говорит Такер.  - Вы не представляете, как мы удивились, заметив, что папка переместилась на гостевой этаж.
        Ник напрягается, Ольви с остервенением теребит край простыни. Вот-вот начнется спектакль. Кукловод Шейра готова.
        - Прошу прощения, но мне придется обыскать вашу комнату.
        Мы не двигаемся с места. Ищейка сгребает вещи Ольви и бросает их на пол. Ничего не найдя, он вытряхивает все из тумбочки Ника.
        - Та-а-а-к,  - протягивает Такер.  - Неужели вы умнее, чем я думал?
        - Да какое вы имеете право?  - теряет терпение Ник.  - Убирайтесь!
        - Минутку.  - Он стягивает с кровати Ника одеяло и простыню. Переворачивает матрац.
        - Нам конец,  - стонет Ольви.
        - Вы правы.  - Такер хватает папку и изучает взломанный замок.  - Если не признаетесь, где бумаги, вам конец. Итак, где они? Молчи-и-и-те. Что ж, продолжим обыск в палате Бейкер.
        - А вот тут вы ошибаетесь.  - Ник преграждает ему путь.  - Нет доказательств, что документы у Шейры, поэтому, будьте добры, предъявите письменное разрешение Семерки.
        Папка летит в дальний угол и со стуком приземляется на кафель. Такер хмыкает и встряхивает Ника за ворот.
        - Не беспокойтесь. Я добуду их в ближайшее время. А заодно  - и документ о вашем обнулении.
        - Ха-ха-ха,  - выплевывает Ник.  - Не того пугаете. У меня иммунитет.
        - Заодно и проверим его силу.  - Окинув нас свирепым взглядом, Такер исчезает в коридоре.
        Мы стоим и пялимся на выпотрошенную тумбочку. Долго-долго. Злость Такера по-прежнему витает в воздухе. На папке еще теплеют отпечатки его пальцев. А под потолком клубится ярость. Мы боимся спугнуть нашу маленькую победу.
        - Такер добьется своего,  - шепчет Ольви.  - Когда это закончится, а?
        - Тебя никто не держит,  - отрезает Ник.  - Погуляй. У меня разговор к Шейре.
        - Опять? Вы издеваетесь?
        - Все в порядке, Ольви,  - говорю я.  - Не уходи.
        До спектакля осталось всего три секунды.
        - Шейра…  - Ник цепляется за мою руку.  - Нет…
        Три.
        - Почему ты врал нам?
        Два.
        - Мы все обсудим,  - сглатывает он.  - Но наедине…
        Один.
        Аплодисменты. Кукловод дергает за ниточку.
        - Ольви, ты в курсе, кто изобрел карму? Нет? О, я тебя просвещу. Создателя зовут Оскар Кит.
        Тихо. Так тихо, что мысли этих двоих вот-вот всплывут на поверхность, как червячки в вишневом компоте.
        Мы никого не спасем, потому что идем не в ту сторону.
        - Смешно,  - фыркает Ольви, но поняв, что я не шучу, быстро становится серьезным.  - Бред какой-то.
        - И?  - Ник пинает папку.  - Да, он основатель. Что дальше?..
        - Следовать за убийцей и спасать его жертв?  - зло хохочу я.  - Оригинально.
        - Ты знал?  - бледнеет Ольви.  - Ты знал об этом, Матвей?
        - Мы как одна семья. Конечно, я знал,  - чеканит Ник.  - Но его прошлое ничего не меняет, ясно вам? Он хочет все исправить.
        - Все исправить не получится,  - разводит руками Ольви.  - Например, смерть моей матери. С этим он ничего не сделает, да? Зря я повелся.  - Задев Ника плечом, он плетется к двери и добавляет уже из коридора:  - Зря мы повелись, красотка.
        Я вжимаюсь в стену. Кафель под пальцами запотевает, и я вывожу аккуратное «зря».
        - Позвони Оскару,  - хрипит Ник, упираясь лбом в мой висок.  - Позвони. Выслушай его историю. Решишь сбежать  - я не буду тебя удерживать.
        - Зачем? А вдруг в следующий раз всплывет правда пострашнее?
        - В следующий раз… Это звучит слишком оптимистично, согласна?
        Ник отшатывается, судорожно шаря в карманах. Он на грани: брови приподняты, губы дрожат, на щеке проступает гематома.
        - Дать флешку?  - предлагаю я.
        - У меня есть. Иди к себе, Шейра. И… позвони ему.
        Я чувствую себя мягкой игрушкой, у которой садятся батарейки. Раньше она пищала «Я люблю тебя», теперь  - что-то невразумительное, до боли похожее на «Я убью тебя».
        В конце коридора, у открытого окна, я нахожу Ольви.
        - Пожалуйста, не говори ничего. Пожалуйста.  - Прогнувшись через подоконник, он вдыхает запах лета.
        - Я не буду ничего спрашивать.
        - Тогда что?
        - Шла к себе. Можно?
        И шагаю к лифту, но Ольви меня окликает:
        - Нам нужно валить.
        - Тебе,  - поправляю я.  - Тебе нужно валить. Я здесь надолго.
        Навсегда, если быть точной.
        - Альба не в курсе?
        - Нет. Ей и так несладко, поэтому… держи язык за зубами.
        Я врываюсь в палату и падаю на кровать. Тиканье часов сливается со стуком сердца. Поглядываю на отражение в зеркале. Внешне не седая, внутри  - давно старуха.
        Оскар  - гость из прошлого, а мы гости даже у себя, в настоящем.
        Собрав в комок крохи самообладания, я включаю планшет. Набираю его номер. Пусть попробует оправдаться. Пусть попробует убедить меня, что я все-таки параноик.
        - Да, Шейра. Что-то случилось?
        - Кто вы?  - Я прислоняю планшет к уху и убавляю громкость. Едва ли это та информация, которую нужно вопить в микрофон.
        - В смысл…
        - Не валяйте дурака. Вам придется искать другую команду. Не думаю, что Ник справится в одиночку.
        - Вижу, ты и без меня знаешь почти все, солнышко.
        Я прикусываю язык. Мне не следовало упоминать имя изобретателя. Даже сейчас, когда я мечтаю его придушить.
        - Пусть это останется между нами, ладно?  - спустя секундную паузу прошу я.
        - Ладно,  - соглашается Оскар.
        - А теперь рассказывайте. Иначе я пойду к Рене.
        - Солнышко!  - Он смеется, но в голосе ни намека на веселье.  - Ты ведь не такая, правда?
        - Такая,  - огрызаюсь я.  - Вы обещали спасти сестру. Что в итоге?
        - Мы ее спасем.
        - Тогда слушаю вас, Оскар Кит.

        Глава 21
        Оскар

        Моя история началась на шестом курсе. Я заканчивал кафедру информационных технологий, писал диплом о влиянии компьютерного излучения на человека. Работу я почти доделал, но эксперименты не бросил.
        Ларс учился на соседнем факультете. Он был прогером от бога и часами пропадал в своей комнате, оборудованной под мини-лабораторию.
        Мы часто прогуливали занятия в кофейне. Ларс обожал выпечку и покупал по пять круассанов за раз. Я ограничивался латте.
        В этом местечке меня раздражало лишь одно  - радио. Без конца передавали новости. День за днем крошечные динамики под потолком вопили о терактах. Дальше следовали жалкие утешения Семерки, обещания найти преступников и закрыть границы. Без толку. Все повторялось.
        Зато потом включали песни из хит-парада. Чтобы сгладить углы. Забыть. Глупо, но действенно. Мы клевали на эту наживку, и жизнь продолжалась. До следующего раза.
        Впервые я встретил Линду в понедельник. Как обычно, мы с Ларсом сидели у барной стойки. Он объяснял мне, кажется, метод пузырька[14 - Метод пузырька  - алгоритм сортировки в программировании.]. Я почти не слушал. В кофейню вломилась запыхавшаяся девушка и с трудом сложила зонтик. На улице лил дождь. В ноябре не стоило ждать другой погоды, но я считал месяцы до лета.
        Незнакомка купила чай и уселась рядом с нами. Уронила сумку, и содержимое чашки едва не выплеснулось на пальто.
        - Эй! Ты че залип?  - возмутился Ларс.
        Я получил ощутимый толчок в плечо.
        - Что? С чего ты…
        - Не отмазывайся. Завтра идем в клуб?  - Весь в сахарной пудре и крошках, он дожевывал последний круассан.
        - Давай сам, а?
        - Неужели тебе нравится постоянно зависать в этой дыре?
        - Я не фанат клубов, Ларс…
        Меня прервало фырканье незнакомки. Чуть не свалившись со стула, она повернулась к нам.
        - Вас действительно зовут Ларс?
        Она не в себе, решил я и собрался вернуться к методу пузырька, но моего друга она зацепила. Спина его выпрямилась, глаза заблестели. Мистер Обаяние, не иначе.
        Я ненавидел эту охоту на девушек. Однажды Ларс похвастался мне блокнотом с именами «жертв», и я насчитал пятьдесят восемь.
        - Просто…  - незнакомка закусила губу,  - мой любимый режиссер  - ваш тезка. Вот это совпадение, правда?  - Она вновь рассмеялась, да так заразительно, что я не смог сдержать улыбки.  - А вас как зовут?  - обратилась она ко мне.  - Я Линда.
        - Оскар.
        - Ну что, Тамара и ее пара…  - Она постучала ногтями по столу.  - Как жизнь?
        Мы проболтали часа два. Об универе, напитках, книгах  - девушка была отличной собеседницей. Ларс пригласил ее в клуб, но она отказалась.
        Линда училась в соседнем корпусе на факультете филологии. После кофе мы проводили ее на лекцию, а затем отправились домой.
        Дождь усиливался. Мистер Обаяние всю дорогу молчал. Я не придавал этому значения  - в ушах до сих пор звенел смех Линды.
        - Так уж и быть, забирай ее,  - хмыкнул Ларс, когда мы добрались до нашей многоэтажки.  - Или…
        Я представил, как он выводит в блокноте имя новой знакомой. Начал задыхаться, словно кто-то отжал мои легкие, будто влажную простыню. Кажется, я был готов придушить друга.
        - Шучу, брат. Шучу,  - своевременно буркнул Ларс и испарился за дверью подъезда.
        Дома меня ждала только мама  - отец с утра до ночи работал на хлебозаводе. Это было его бегством от алкоголизма.
        Эксперименты я отложил на потом и до вечера блуждал по Сети. В моем мире, где тоска заглушалась передачами и бесконечными сериалами, появилось новое место. Место для веселой девушки. Мне до хрипоты хотелось остаться с ней.
        Засыпая, я поклялся, что найду ее и приглашу в кафе.

* * *

        Я топтался на крыльце пятнадцатиэтажного здания, то и дело прокручивая в голове заготовленную речь. Расписание новой знакомой я откопал в Сети и примчался к ее корпусу после четвертой пары.
        Линда долго не появлялась, а когда выпорхнула, я восхитился ей заново. Ночью я вспоминал ее, но… при встрече понял, что она в тысячу раз живее. Черные кудри, ямочки на щеках, родинка под губой  - она была ярче, чем в моих снах.
        - Привет.  - Линда торопливо застегнула пальто.  - Ты откуда?
        - С занятий,  - пробормотал я.  - А ты?
        - И я.
        - Может…
        Но она уже ринулась в толпу студентов.
        - Ты чего там застрял?
        Я бросился следом. Миновав учебные корпуса, мы нырнули в сквер.
        - Куда-то спешишь?  - уточнил я, все еще надеясь воплотить в жизнь заготовленный сценарий.
        - На выставку ретроавтомобилей и хот-родов.
        - Хот чего?
        - Хот-родов. Машин с мощными двигателями,  - увлеченно начала Линда.  - Это тебе не кабины на самоуправлении  - хот-роды в миллион раз круче. Если бы они были людьми, то обязательно мужчинами. Смелыми, слегка грубоватыми, высокими и… с бородкой. Да, без бородки никак.  - Она мазнула по мне взглядом, будто только заметила.  - Хочешь со мной?
        - Конечно,  - тут же среагировал я.
        Мы покинули сквер и пересекли улицу.
        - Нам во двор музея.
        Между небоскребов виднелось двухэтажное здание. Оно напоминало торт, украшенный белковым кремом: у центральной лестницы белели колонны, соединенные балюстрадами, в углы вгрызались зубы-русты[15 - Русты  - массивные необработанные камни, рельефная кладка.], на балконах кучерявились цветы. Я бывал здесь редко и обычно рассматривал эту красоту из кабины.
        - А билеты?
        - Себе я купила неделю назад,  - отмахнулась Линда.
        - Где? Мне же тоже нужен,  - нахмурился я.
        - Не нужен. Подруга вчера последний забрала… Да успокойся!  - расхохоталась она, когда я замедлил шаг.  - Я отвлеку охранника, и ты пробежишь.
        - Нет,  - отрезал я.
        - Тебе не скучно быть таким занудой?
        - Нет.
        - Соглашайся! Повеселимся!
        - Нет.
        Увлеченные спором, мы обогнули музей и влились в толпу зевак. Со всех сторон на нас посыпались тычки, в мою новую кроссовку впилась чья-то шпилька. Люди, как пузырьки в нагревающейся воде, жались друг к другу и готовились вскипеть. Минут через десять мы с трудом пробрались к выставке  - живые и даже без увечий.
        Двор огромной белой тарелкой врезался в территорию небоскребов. Его окружали высокие шпили, соединенные сеткой, точно ножи и вилки, запутавшиеся в спагетти. На «блюде» кусками мяса выстроились странные угловатые машины. Если бы я фотографировал эту выставку, то назвал бы снимки «Обед для великана».
        В животе заурчало, и я, отогнав мысли о еде, увлек Линду ко входу.
        - Подожду тебя в сквере,  - сообщил я и вернулся к своему сценарию:  - Может, потом в кафе?
        - Только если ты согласишься пролезть без билета,  - подмигнула Линда.
        - Что за детский сад?
        - Решайся.
        Она обогнала меня и, когда я выбрался из месива тел, упала на высокого мускулистого охранника. Почти случайно. Схватилась за сердце, издала фирменный смешок и принялась что-то щебетать ему на ухо.
        Ругая себя за мягкость, я проскользнул мимо. Линда заметила меня и, потрепав громилу по макушке, протиснулась на «блюдо».
        Зря я согласился. Но перед ней сила воли и твердость становились двумя алкоголиками, хлещущими спирт в подворотнях моего сознания.
        Машины и правда были другими. В старых фильмах на таких разъезжали сумасшедшие гонщики да мафия. Я присвистнул.
        - Круто. Как тебя сюда занесло?
        - Объявления на каждом столбе висели,  - пояснила Линда.  - Это выставка Такера. Не слыхал? Член Семерки, уважаемый человек. Коллекционирует машины.
        Мы лавировали между группками людей, изучали молочного цвета колеса и оголенные двигатели, формы и изгибы. Несмотря на то, что «экспонатам» перевалило за сотню, выглядели они великолепно.
        - Почему тебе так нравятся автомобили?  - поинтересовался я, когда мы застыли возле угловатой машины, застенчиво наблюдающей за гостями огромными фарами.
        - Они искренние,  - выпалила Линда.  - Господи, я знаю их поименно!
        - Ла-а-а-дно,  - протянул я и тыкнул в «скромнягу».  - Как называется?
        - Dodge DC8. Родился в 1930-м. Полтора века скоротал и все равно как новенький. Мой любимый, кстати.
        - А этот?  - Я махнул на соседний хот-род.
        - Сделан из Ford Model B, 1932-го. Следующий  - из Ford Model A, старше брата на пять лет. А вон, видишь, через две от них? Это Chevy Sedan 1934-го.
        - Ты… у тебя в мозг вшит компьютер?  - опешил я, даже не представляя, что вскоре моя жалкая шутка покроется инеем правды.
        - Почти,  - ответила она и задумчиво уставилась на забор.
        - Чего ты?
        - Я ощущаю свое будущее,  - выдала Линда.  - А компьютеры? Они ощущают?
        - Без понятия,  - растерялся я.
        Она знала, что с ней случится. И знала из-за кого. А я ее не слушал.
        - Мой муж смастерит хот-род и научит меня водить. Будем гонять с утра до ночи. Как же повезет нашим детям с таким крутым папашей!
        - Папашей? У тебя есть парень?  - насторожился я.
        - Нет, но… это правда,  - с жаром заявила Линда.  - Он смастерит хот-род.

* * *

        В детстве накануне дня рождения я частенько находил приготовленный родителями подарок: то поезд под кроватью, то новые ботинки, то планшет на полке с шапками. Я молчал до даты «Х», чтобы не расстраивать маму и папу. И они молчали, думали, будет сюрприз. Эта тайна объединяла нас, но до праздника говорить о ней запрещалось.
        Наши отношения с Линдой повторяли историю моего детства. Мы чувствовали  - без сомнения, абсолютно точно,  - что нравимся друг другу, но дата «Х» еще не настала.
        Я боялся. В Линде бушевал торнадо, и он вполне мог разрушить все, что нас связывало.
        Осень плавно перетекала в зиму. Мы встречали ее вместе, но пока друзьями.
        Морозным вечером, в кафе, я вещал Линде об экспериментах.
        - Если верить расчетам, излучение развивает телепатию.
        - Круто!
        - Издеваешься?  - фыркнул я, добавив в чашку кубик сахара.
        - Как тебе моя кандидатура на роль подопытной мышки? Хочу, хочу читать мысли!
        Конечно, меня не оправдает то, что я отказывался три часа подряд. Не оправдает и то, что исследования не продвигались без опытов. Я согласился.
        Мои внутренние алкоголики обвязали руки и ноги нитями, а концы протянули Линде. Управляй нами. Оскар больше не в состоянии.
        Знаю, я тряпка. И что сволочь редкостная  - тоже знаю.
        Моя комната превратилась в лабораторию. Я обматывал «подопытную» проводами и наблюдал за ее реакцией. Ничего не происходило.
        Чашки чая пустели с неимоверной скоростью, пачки печенья исчезали по пять за день, а исследования катились к черту. Комната тонула в беспорядке, мама ругалась. Она не одобряла мои эксперименты, но я уже не мог остановиться.
        Дата «Х» случилась в один из таких дней. Я разозлился на себя и, когда Линда распутывала провода, поцеловал ее. Дергано, неумело. И, должно быть, совсем не романтично. Но затем она поцеловала меня в ответ  - наша тайна обволокла нас общим коконом.
        Повисла пауза. Я мучительно подбирал слова, а потом, дурак, выдал:
        - Сбегаю за печеньем. Быстро-быстро.
        - Насколько?
        - Со скоростью света подойдет?
        - Думаю, скорости звука хватит с головой,  - усмехнулась она, возвращаясь к приборам.
        А после мы продолжили исследования. Я был счастлив: ее торнадо пощадил нас. День «Х» удался.
        В середине декабря к нам наведался Ларс. Пригласил отметить конец полугодия. Да и вообще  - выпускной или что-то вроде того. Сдачу диплома назначили на десятое января, но Ларсу не сиделось на месте.
        - Вечеринка завтра,  - сказал он, плюхнувшись на диван.  - И не говорите, что заранее нельзя. Считайте, это ваш праздник. Еще бы, у Оскара появилась девушка!
        Пока я размышлял, врезать ему или просто выгнать, Линда выпалила:
        - У меня встречное предложение. Что, если отметить выпускной в кино? Сейчас неделя Ларса фон Триера[16 - Ларс фон Триер  - датский режиссер.]. У него такие атмосферные фильмы…
        - Нет!  - хором воскликнули мы.
        - Нет,  - повторил Ларс, словив грозный взгляд Линды.  - Пойду я. Если снизойдете до смертных  - жду завтра в восемь вечера.
        Он испарился, а мне пришлось отдуваться за двоих.
        - Я полмесяца обматываю себя проводами, Кит,  - отчеканила Линда, заправив за ухо прядь.  - Имей совесть. Мы давно не были на свидании.  - На ее щеках расцвел румянец.
        Я впервые увидел в ней смущение. Не веселье и не любопытство  - кашемировое тепло. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она прижала палец к моим губам.
        - Ну что? Согласен? Возьмем билеты на сегодня.
        - Хорошо, солнышко,  - улыбнулся я.
        - Почему солнышко?
        - Ты  - центр, вокруг которого крутятся мои эксперименты.
        - Это самый странный комплимент из всех, что я получала,  - прыснула она и, потрепав меня по макушке, отправилась заваривать чай.

* * *

        Я бы взял билеты на места в последнем ряду, но Линда поволокла меня вперед. Показывали «Идиотов».
        Как по мне, картина была слабовата даже для съемки столетней давности.
        - Это же Догма 95[17 - Догма 95  - направление в кинематографе, при котором большее внимание уделяют сюжету и игре актеров, а не спецэффектам и качеству съемки.]!  - разорялась Линда на обратном пути. Падал снег, мы пробирались через сугробы.  - Тебе лишь бы боевики смотреть!
        - Да,  - не отрицал я.
        - Скучно!
        - А что веселого в твоих фильмах?! Где логика?
        - В логике нет души. Я оцениваю по… другим критериям.
        Вечер мы провели у меня. Папа привез с работы сумку бракованных розанчиков  - без повидла. Я высыпал их в две тарелки.
        - Предлагаю сделку,  - подмигнула Линда.  - Кто быстрее съест порцию, тот и решит, на какой фильм мы пойдем в следующий раз.
        Конечно, выиграла она.

* * *

        Музыка из квартиры Ларса громыхала на весь двор. Странно, что соседи не возмущались.
        - Какие люди!  - Дверь открыл мистер Обаяние. Его слегка качало: наверное, он успел выпить пару рюмок. Или бутылок.
        Я был не в настроении. Посетить «праздник» уговорила Линда. На кухне шумели одногруппники.
        Я перекинулся парой фраз со знакомыми, съел бутерброд, закусил яблоком. Линду окружили пять девушек. Какая новость, Оскар влюбился!
        Тьфу.
        - Я зайду в Сеть через твой комп, лады? Планшет сел,  - предупредил я Ларса, обрабатывавшего очередную красотку, и, не дождавшись ответа, прошмыгнул в мини-лабораторию.
        Ларс обмотал комнату проводами лет шесть назад, когда вбил себе в голову, что хочет работать с искусственным интеллектом. Тогда же он соорудил что-то вроде полиграфа для изучения человеческих реакций.
        - Тук-тук.  - Линда переступила порог и замерла.  - Ничего себе… Это даже круче твоих экспериментов! Без обид, Оскар.
        Я вертел в руках коробку с двумя кнопками. Новый прибор, раньше я его не видел.
        - Он программирует разум,  - пояснил я, бросив странное приспособление на стол.
        - И как? Удачно?
        - Ларс не распространяется об исследованиях. В дипломе есть лишь малая часть, я уверен. Он гребаный гений.
        Линда уселась на диван.
        - Ты ему завидуешь.
        - Не без этого.
        Я направился к окну. С десятого этажа город казался могущественнее. Темнее. Опаснее. Воспаленными рубцами его оплетали кварталы. Где сегодня прогремел взрыв? Чья жизнь угасла на этот раз?
        Полицейские патрулировали улицы  - безрезультатно. Твари отыскивали лазейки лучше крыс.
        Я зажмурился, отгоняя тревогу. За дверью шумели одногруппники. Тикали часы. Непозволительно близко дышала Линда.
        Вдох-выдох. Вдох.
        Тишина.
        Не на кухне  - там веселье продолжалось. В нашем маленьком мирке что-то произошло. Я оглох.
        Обернулся: улыбка Линды растаяла, кожа сделалась ядовито-бледной, плечи опустились.
        - Мне нехорошо…
        Я подскочил к ней, но она, схватившись за голову, попросила отойти.
        - Тошнит. Черт. Как же громко…
        - Я принесу воды.
        Я принесу все, что захочешь, только держись. Будь со мной. Смейся.
        - Стой!  - воскликнула Линда.  - Слишком далеко. Вернись, пожалуйста.
        Страх покрыл меня ледяной корочкой. Бессилие обожгло кожу. Я упал на колени. Линда зарылась пальцами в мои волосы, словно намеревалась соскоблить ужас.
        Это эксперименты. И моя мягкость. Уж она-то не пьет спирт. Она всегда трезва, всегда готова сломить товарищей-алкоголиков. Но оправдать… Оправдать не отважится даже она.
        - А я отважусь. Мы осуществляем твою мечту,  - прошептала Линда.
        - Ты…
        - Да. Я слышу.
        Она прочла мои страхи, придала им форму, и, как искусный кузнец, выковала из них восемь букв: «СДАВАЙСЯ».
        Я поднялся и прижал Линду к себе. Она заплакала  - торнадо больше не бушевал.
        И пусть эксперимент удался, я представлял этот миг по-другому. Более торжественно, что ли. Победа с примесью слез  - не то, на что я рассчитывал.
        Тихо и осторожно мы встречали нечто. Тикали часы.

* * *

        Мы сбежали с вечеринки. Ларс развлекал новую пассию  - ради записи в блокноте он забыл и о гостях, и о цели праздника.
        К утру у Линды появился седой волос. Черные кудри обжигало нечто. Ему было тесно в ней, оно сочилось через поры вместе с потом.
        - Слабая пигментация,  - пожала плечами она, выдернув волос.  - У меня одногруппница вообще не может без краски. А ведь нам всего двадцать!
        Я поверил ей. Разрешил монстру развиваться и убивать ее. Да и себе  - успокоиться. Пока все не повторилось.
        Линда таяла без излучения.
        - Я… немного посижу здесь, ладно?  - Она наматывала на себя провода.
        После процедур кожа освежалась, лютиками на губах расцветала улыбка. «Дозы» хватало часов на восемь.
        - По-твоему, я наркоманка,  - однажды упрекнула меня Линда, прибежав раньше обычного.
        - Не ройся в моих мыслях,  - буркнул я, пропуская ее в комнату.
        - Оскар, пойми…  - замялась она.  - Я счастлива. Мне нравится то, что живет здесь.  - Линда похлопала себя по груди.
        Оно убивает тебя, дурочка.
        - Я все слышу!
        - Давай сходим в больницу.
        - И что мы скажем? Что я телепат?  - Она подмигнула мне и сгребла провода.  - Кстати! Пора выполнять обещание, Оскар. Ты ведь проиграл. Сегодня вечером идем на «Меланхолию»[18 - Меланхолия  - фильм Ларса фон Триера о конце света.].
        Мы потеряли день. Нечто крепло, а я ничего не мог сделать.

* * *

        Мы не купили попкорн. Линда считала, что он отвлекает и искажает атмосферу любого фильма.
        - Тебе понравится!  - подбодрила меня она, когда мы наконец нашли свои места.
        Работники кинотеатра закрыли двери. Погас свет. Секунду мы кипятились в тишине. Ощущение чего-то необратимого пустило ростки сквозь кожу. Будто мотыльки, зрители слетелись на свет, не зная, что внутри пульсирует сгусток тьмы. Или не хотели знать.
        Экран вспыхнул, из колонок полилась музыка.
        Какие глупые мотыльки.
        От фильма несло землей. Необратимость, безмолвие топи, гниющая невеста  - мир персонажей разлагался. Главная героиня Жюстин, как и мы, летела во мрак, но  - странное дело  - не боялась. И строила шалаш, чтобы торжественно встретить смерть.
        Глупые, глупые мотыльки…
        Мы не построили ничего, когда в зал вломилось человек тридцать, не меньше. С оружием. В черных масках.
        Они пришли нас убивать.
        На миг все замерло  - потом паника.
        Линда молчала. Ее отчаяние пряталось в трясущихся губах и ледяных кончиках пальцев. Она сжимала мою ладонь. Сильно. Как сжимают те, кому есть что терять. А ей было. Ее бесконечный мир тонул. Вторая Атлантида. Как ни кричи  - шансов мало.
        Она очнулась первой.
        - Падай!
        А я, тряпка, не смог даже пошевелиться. На экране до сих пор мелькала «Меланхолия», толпа ломилась к запасному выходу. Мы попали в мир фон Триера. Туда, где не бывает хеппи-эндов.
        Некоторым историям место в фильмах и книгах. В жизни это страшно. Настолько, что едет крыша.
        - Да проснись же ты!  - прорычала Линда. Исчез тонкий голосок. Торнадо окреп.
        Она толкнула меня в спину. Мы сидели сбоку и упали на ступеньки. Чьи-то каблуки задели мой локоть. Я превратился в бесполезную игрушку и ненавидел себя за это.
        Стиснул зубы. Чтобы отвлечься, начал бубнить детскую считалочку. Раз, два, три…
        Умри.
        Выстрел. Холостой. Но мне хватило  - я укрыл собой Линду.
        Запомни ее. Сегодня точно.
        Нас топтали обезумевшие от страха люди. На экране показывали финальную сцену «Меланхолии». Из колонок лился голос Жюстин: «Возьмите меня за руки».
        Я сжал ладонь Линды.
        Фильм вышел слишком реалистичным. Слишком качественным. Мы ждали конца света вместе с главной героиней.
        Я чувствовал, как подо мной задыхается Линда. Среди криков я слышал ее тихие всхлипы.
        Очередной выстрел  - и все замерло. На нас упал мужчина в очках. Струйка крови потекла по моей щеке. Его ранили. Или убили. Вокруг нас образовался остров из тел. Остров, тонущий в красной жидкости.
        «Закройте глаза»,  - шепнули колонки.
        Жюстин успела привыкнуть к неизбежному. Мы не успели ничего.
        - Мне страшно, Оскар,  - простонала Линда, содрогнувшись всем телом.
        - Т-с-с-с,  - шикнул я.  - Зажмурься.
        Чужая кровь текла по моим губам, во рту чувствовался металлический привкус. Пахло попкорном и смертью.
        Те, кто несся к запасному выходу, лежали на полу.
        Выстрел. Детский плач. Вопль женщины.
        Безмолвие.
        Шаги, все ближе и ближе. Взяться за руки и закрыть глаза. Взяться за руки… Не страшно умереть  - страшно умирать.
        Чем усерднее я старался не двигаться, тем сильнее напрягались мышцы. Ноги пытались выбить чечетку.
        Я плохой актер. До я не умел притворяться мертвым. После  - живым.
        Из колонок струилась музыка. Гремели шаги. Я считал секунды. Мне казалось, что меня выдает сердцебиение.
        Все пропало одновременно: фильм, суета возле нас, рыдания Линды.
        У нее получилось притвориться. У меня  - нет. Я по-прежнему танцевал чечетку.
        Щелчок. Рядом. Тварь зарядила оружие.
        В голове роились мысли о незаконченных разработках. О родителях. И о том, что мы с Линдой никогда не были так близки, как сейчас, на маленьком островке из людских тел. На нашей Атлантиде.
        Выстрел.
        Еще один  - мимо.
        Просто умри. Умри на пять минут…
        Снова выстрел.
        Визг и булькающие звуки. Близко. Кто-то плохо притворялся и его наказали.
        Не шевелиться, не открывать глаза, исчезнуть  - такие условия были на нашем кастинге. Победили лучшие.
        Тварь опять пальнула. По мертвым телам  - никто не закричал. Вновь шаги. И вопль, чуть дальше.
        Это продолжалось целую вечность. Конец света затянулся. Моя спина затекла, правая нога утонула в месиве тел. Позже выяснилось, что я растянул связки. Рот наполнился кровью  - чужой или своей, из прокушенной губы, не разобрать, но рвотные позывы я едва сдерживал.
        Мы умерли. После такого невозможно выжить, даже если сердце по-прежнему бьется.
        Лежа под трупами и захлебываясь в крови, я мечтал вернуть прежнюю жизнь. Но она угасла, когда я переступил порог кинотеатра.
        Наша Атлантида шла ко дну.

* * *

        Прижавшись к косяку дверного проема, Линда закусила губу. Я отвернулся к окну. Наблюдать за людьми стало интереснее. От резких звуков они вздрагивали, от скользких взглядов  - ускорялись. Оцепленный со всех сторон кинотеатр обходили десятой дорогой. И боялись. Боялись за свою Атлантиду.
        В тот вечер полиция ехала долго. Я уже не чувствовал тела, когда досчитал до тысячи. Мы были мертвы целых полтора часа. Твари успели смыться.
        Нас увезла неотложка.
        В больнице мне дали направление к психологу, но я тут же его выбросил. У Линды не обнаружили ничего серьезного. Нас отпустили. Мы дали показания полиции, затем  - с трудом протиснулись сквозь толпу журналистов.
        Узнав о случившемся, с бутылкой коньяка ко мне примчался Ларс. Ничего не спрашивал  - я благодарен ему по сей день.
        Родители не говорили со мной о том вечере. Провожали тревожными взглядами, смотрели все выпуски новостей и  - молчали.
        Пролетела неделя, а я так и не ожил.
        - Ты в порядке?  - подойдя ко мне, прошептала Линда. Я почувствовал ее тепло лопатками.
        - Почти.
        Так близки, как тогда, мы больше не были. Тот вечер медленно разъедал нас.
        - А ты как?  - выдавил я.
        - Оскар…  - Линда положила голову мне на плечо.  - Я не поблагодарила тебя.
        - За незабываемое свидание?  - криво усмехнулся я.
        - Да.
        Я повернулся к ней, скользнул ладонью по ее щеке. Из косы выбился седой локон. Не волос  - целая дорожка, ведущая в гости к нечто.
        - Почему ты не рассказала?  - Я разозлился  - на себя.  - Как давно это случилось?
        - День назад. Возможно, из-за стресса?
        Мы прекратили эксперименты. На время. Линда таяла на глазах, но ни о чем не просила. А я надеялся, что ее монстр умрет без «дозы».
        - Я… что-нибудь придумаю. Обещаю.
        Если бы она знала, что я не сдержу обещание. Если бы только знала.

* * *

        Наступило тридцать первое декабря. Из кухни доносилось жужжание миксера  - мама взбивала крем для торта. Отец пропадал на работе.
        Нарядив елку, я хотел набрать номер Линды, но меня отвлек звонок в дверь. На пороге стоял мужчина в черном костюме.
        - Кто там?  - Мама выбежала в коридор, вытирая ладони о фартук.
        - Добрый день. Я Такер,  - кивнул он.
        Я с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. К нам пожаловал хозяин ретроавтомобилей!
        - У меня дело к вашему сыну.
        - П… Прошу.
        Я пригласил его к себе. Несколько вежливых фраз, поздравление с наступающим  - он не спешил.
        - Чем могу помочь?  - поинтересовался я, теряя терпение.
        Такера развеселило мое волнение. Он достал из кармана блокнот, что-то написал и протянул мне.
        - Столько ты получишь, если будешь работать на нас.
        Я сглотнул.
        - Работать?
        - Мы в курсе, чем ты занимаешься. Твои исследования нас заинтересовали.  - Такер смотрел на меня с любопытством, будто наблюдал за зверьком, накачанным какой-то дрянью.
        Воображение нарисовало Линду  - беспощадно слабую, с посеревшей кожей и белым огнем в волосах. Во мне вспыхнуло что-то плохое, темное. Наверное, это отразилось на лице: гость прибавил к сумме пару нулей.
        - Откуда у вас информация?
        - От хороших людей,  - хмыкнул Такер.
        - Нет,  - процедил я.
        - Простите?
        Мне удалось его удивить: он выпрямился, кулаки сжались, лоб покрылся красными пятнами.
        - Я отказываюсь.
        - Не принимайте опрометчивых решений, Оскар.  - Он протянул мне визитку.  - Это может плохо закончиться.
        Выпрыгнув на лестничную площадку, Такер хлопнул дверью.
        - Оскар?  - опешила мама, скользнув в комнату.  - Что…
        - Ты все слышала,  - перебил ее я.
        - Ладно.  - Она села рядом и обняла меня.  - Чем ты недоволен? Сколько он предложил?
        - Неважно.
        - Отец пашет за двоих. Нам не помешают эти деньги…
        - Я не соглашусь. Никогда.  - Ни за что. Ни за какую сумму.  - Извини. Наши эксперименты… в общем, Линда начала седеть. Из-за меня. И еще… много чего начала.
        Это прозвучало слишком страшно. Я был не готов. Мама  - тоже.
        Мы угасали, тонули в ужасе, искажались, как отражения в комнате смеха. Долго. Нестерпимо долго.
        - Оскар…  - Мама отстранилась. Она что-то придумала, и это сделало ее сильнее.  - Почему бы вам не продолжить исследования? Чтобы найти лекарство от этой… болезни. А Такер поможет с оборудованием.
        Она была права. По крайней мере, мне так казалось. Я ведь не догадывался, как все обернется.
        Вечер подкрался незаметно. Мы с Линдой встречали Новый год на улице. Не из-за фейерверков  - после терактов их запретили, чтобы не пугать людей. Нам просто нравилось наблюдать за жизнью пустых дворов.
        Я не рассказывал Линде о Такере, а она не читала меня. Боялась или жалела  - не знаю. Шутки, детские воспоминания, большие города  - вот о чем мы тогда говорили.
        Мысли о визитке не покидали меня. Как бы я ни цеплялся за прежнюю жизнь, она умирала.
        Мы включили планшет за минуту до двенадцати. Когда дата в углу изменилась на первое января, из-под капюшона Линды выпорхнул седой локон. Он мечтал о полете, а крыльев не было.
        - Сейчас, солнышко,  - шепнул я, а сам отошел в сторону и набрал Такера.
        Я решил и жутко боялся, что утром передумаю. Да что там утром  - через секунду.
        - С наступившим, Оскар,  - прозвенел в трубке его голос.  - Слушаю тебя.
        - Я согласен, но с одним условием,  - выпалил я.
        - С каким же?
        - Мне нужен Dodge DC8.

        Глава 22

        - Она седеет,  - прошептал я, вломившись к Ларсу.
        Шло второе января. Стрелки неумолимо ползли к одиннадцати вечера, но ждать я не мог. Перед глазами стояли ее волосы. Я заблудился в них, состарился с ними за компанию. Черные локоны поредели, выпрямились, как серпантин после праздника. Я паниковал.
        Днем, прибежав ко мне в слезах, Линда умоляла возобновить эксперименты. А я, идиот, согласился.
        С Такером мы условились встретиться девятого, но нечто уже пускало в Линде корни и разрывало ее плоть. Неизвестно, что могло случиться за неделю. Последняя надежда  - хороший программист.
        - В смысле седеет?  - Ларс поплелся в комнату, но заметив, что я не последовал за ним, вернулся.  - Чего ты?
        - Это я виноват.
        Я рассказал нашу историю, сшил из нее фрак, лоскуток к лоскутку, выгладил. И вдруг понял: я не лучше тех тварей. Ларс пялился на свой свитер и будто примерял его на мой ужас. Свитер топорщился, тянулся, трескался, а в дырявом кармашке белой бутоньеркой приютилась Линда.
        Ларс, точно изголодавшаяся собака, глотал каждое слово. Черствое, сухое, с запекшейся сукровицей  - не важно. Главное  - насытиться. И слушал, слушал слишком внимательно для человека, которому все равно.
        - А сегодня… ее зрачки побелели. Мне страшно,  - произнес я.  - Мне очень страшно.
        Он прожевал мою историю, поморщился, мол, пересолено, и наклонился ко мне. Медленно, наслаждаясь моментом. А через миг его кулак отправил меня в дальний угол коридора. Я потянул за собой вешалки с куртками.
        - Я знал, что в тебе много гнили.  - Ларс плюнул мне в лицо и скрылся в комнате.
        Я лежал и все больше убеждался в его правоте. Эксперименты, провода, расчеты… я любил их сильнее, чем Линду. Даже когда мы умирали на островке из людских тел, я психовал из-за незаконченных исследований. Из-за проклятых цифр.
        Ссадина на виске пылала. Мысли превратились в горячий воск. Я не заслуживал такого наказания  - слишком милосердно.
        Спустя десять минут  - на этот раз я умер ненадолго,  - завязав в хлипкий узел оправдания, я поднялся и пошел вслед за Ларсом. Укутавшись в полумрак ночных огней, он подпирал спиной стену. Щелкал зажигалкой  - он закурил после Нового года, наблюдал за огнем и, готов поспорить, боролся с желанием прижечь меня, как воспаленную рану. Он не старался быть тем, кого я называл своим. Не друг. Не мистер Обаяние. Не Ларс.
        - Проваливай,  - обронил он.  - Проваливай, я за себя не ручаюсь.
        - Мне жаль.
        - Серьезно?  - хохотнул Ларс, и под потолком расправило крылья и закружило наше общее нечто.  - Тебе жаль? Это глупо, Оскар! Господи, ты даже не представляешь, насколько нелепо выглядишь!
        Я представлял. Еще как представлял. И продолжал переминаться с ноги на ногу.
        - Я ее вылечу.
        Лунный свет коснулся щеки Ларса. Что-то заблестело. Если бы я не знал его, то подумал бы, что он плачет. Хотя… как выяснилось, я его не знал.
        - Ты убиваешь ее, придурок.
        - Мы пытались прекрати…
        - Да плевать, что вы пытались!  - рявкнул Ларс.  - Плевать!  - Кулак врезался в дверной косяк, лоб испещрили морщины.  - Я подарил ее тебе. А ты? Что ты дал взамен?
        Он победил. Да и не только он. Куда ни посмотри, я был в проигрыше.
        В горле застрял вопрос. Последний и решающий. Я хотел убедиться, что потерял друга.
        - Ты… любишь ее?
        Она моя девушка. Моя пациентка. Мое солнышко. Моя во всех отношениях.
        Ларс запустил руки в карманы, будто где-то там, в сигаретах и хлебных крошках, затерялся ответ.
        - А ты спрашивал себя? Кажется, нет.
        - Мне нужна твоя помощь, Ларс. Приходил один человек…
        - …И предложил кругленькую сумму. Как, по-твоему, кто его к тебе направил?
        - Зачем?  - опешил я.
        - Меня тоже пригласили. Как хорошего прогера. Они интересовались излучениями, и я дал твои координаты. Все для друга,  - фыркнул Ларс и снова щелкнул зажигалкой.  - Вали отсюда. Пока я тебя не убил.
        - Мы должны работать вместе.
        - Ошибаешься. Я ничего тебе не должен. А вот чем ты собираешься возвращать долги?
        Я промолчал. Расплачиваться мне было нечем.

* * *

        Линда ерзала в кресле. Она не смотрела на провода, но ее пальцы тряслись, играли на воображаемом пианино, вытанцовывали квикстеп, когда я дотрагивался до приборов.
        - Давай проветримся. Я устала от всего этого.  - Она обвела взглядом комнату.
        Впервые за две недели, не считая Нового года, Линда предложила погулять. Неужели есть надежда?..
        - Давай не будем о надежде,  - поежилась она.  - И… передай Ларсу, что он ублюдок.
        - Но этот ублюдок прав.  - Скривившись, я пощупал ссадину.
        - Я бы нашла способ проверить влияние облучения и без твоего согласия. Так что расслабься.
        - А я бы с радостью стал тираном и закопал бы свои разработки где-нибудь на окраине города, если бы…
        - Не было так поздно?  - выдала она.
        - Прекрати.
        - Да ладно тебе.  - Линда выпорхнула в коридор.  - Куда пойдем?
        - Секрет.
        На улице валил снег. Кожа горела от тридцатиградусного мороза. Я нырнул носом в шарф. Наша цель находилась неподалеку  - в подвале соседнего небоскреба.
        - Ты… будешь моим солнышком?  - улыбнулся я, увлекая Линду за собой.
        - Что за глупые вопросы?  - расхохоталась она.
        Смех бусинами рассыпался по сугробам, и чудилось, что от его тепла ледяная корочка медленно таяла.
        - Тогда набьем татуировки в виде обручальных колец. Как тебе?
        Внезапно веселье угасло. Снег похоронил бусины, усмирил их, а вместе с ними и все, о чем я мечтал.
        - Это… предложение?
        Мы шагнули к подъезду, и она замерла. Вытаращилась на меня, точно на любимый Dodge DC8.
        - Да,  - подтвердил я и заключил ее в объятия.
        Под толстым слоем одежды ютилось хрупкое тело. Соломинка. Мне хотелось удержать ее, спрятать, чтобы она не ускользнула ни к Ларсу, ни к монстру, убивавшему ее. Я бы вогнал ее под кожу. Иглой, занозой  - чем угодно, лишь бы она никуда не делась.
        - Ты согласна?
        - Оскар.  - Линда отстранилась и поднялась на носочки.  - Что, если я не вылечусь?
        - Никаких «если»,  - отрезал я.  - Мы найдем лекарство.
        Она закусила губу. Как и тогда, на выставке, она знала, чем все закончится, но скрывала от меня правду, боялась проспойлерить, будто мы до сих пор бродили по вселенной фон Триера.
        - Ты так и не ответила.
        - А ты сомневаешься?
        - Нет, но…
        - Я согласна.
        Я обрадовался, даже не подозревая, что своим «согласна» она подписала себе приговор.
        Мы набили татуировки на безымянных пальцах. Бесконечные солнца. Я едва не потерял сознание от боли, а Линда  - от смеха, словно ее щекотали перышком. Она веселилась, вытряхивала оставшиеся бусины, неслась навстречу торнадо. Ее миг был ярче моей вечности. Я чувствовал: это потому что напоследок.
        Перед смертью цветок всегда благоухает слаще прежнего.

* * *

        Мы расписались через несколько недель. Без празднований и гостей. Сняли квартиру. Родители  - и ее, и мои  - не отговаривали. Я позвонил Такеру, так что деньги у нас были. Dodge DC8  - тоже.
        Узрев во дворе автомобиль, Линда, кажется, побила рекорд по прыжкам в высоту. А после завалила меня видео с инструкциями по созданию хот-рода. Мы делали его вместе. Он обрастал мускулами, привыкал к новому сердцу, более мощному и бойкому, обнажал его перед нами и требовал, чтобы мы обнажили свои.
        Но выходные заканчивались, и я погрязал в исследованиях. Линда седела. В городе гремели взрывы, люди паниковали. Семерка больше не могла закрывать на это глаза  - к осени мы отгородились от внешнего мира.
        Тюрьма номер триста двадцать оберегала заключенных. Но недостаточно: убийства продолжались. Разработки передали врачам, а излучение назвали кармой. Я протестовал, но меня не спрашивали. Анонимность  - единственное, чего мне удалось добиться. Люди возненавидели бы человека, сотворившего с ними это. А я… я боялся.
        Индикаторы вшивали всем без исключения. Чтобы контролировать каждый шаг и засыпать без страха. Но мы не учли, что по ту сторону нас ждет расплата.
        Я набирал команду Утешителей. Все, у кого имелось медицинское образование, пробовали себя в квесте на выносливость. Потом его отменили. Как по мне, глупость. Многие обнулялись, наблюдая за Последними. Многие сходили с ума. Без фильтра в третий блок попадали не те.
        И я был среди них.
        Спустя двадцать лет

        Линда заглянула ко мне в кабинет ранним утром. Я еще не ложился. Глаза слипались, но я строчил отчет  - теперь уже задним числом.
        Белая форма не шла ей, особенно сейчас, когда наш город отмечал двадцатый Новый год в заключении. Линда любила яркую одежду. Но теперь даже ее кудри утратили цвет. Кожа высохла, как осенний гербарий, зрачки посветлели, а вместо рук скрючились ветки умирающей осины. Линда медленно обнулялась. Она была самой долгой Последней. Но как могла цеплялась за жизнь.
        Раз в неделю мы выезжали из блока, чтобы исколесить на хот-роде город. Рев мотора, запах бензина и скорость на несколько часов возвращали Линду к точке отсчета, и она клялась мне, что ни о чем не жалеет.
        - Можно?  - робко улыбнулась она, скользнув в кабинет.  - Не спится что-то.
        Линда ссутулилась и, облокотившись на стену, окинула меня взглядом. За полмесяца она постарела лет на десять. Индикатор светился оранжевым  - зеленого не было ни разу.
        - Всю ночь не ложился?  - поинтересовалась она. Слова сочились горечью.  - Завал, да?
        - Такер сделает из меня отбивную, если я не закончу сегодня.
        Я помог ей дойти до кресла. Опустившись, она будто уменьшилась, впиталась в мягкую ткань.
        - Пора принимать карму.
        Запасная флешка лежала в шкафу, под отчетами.
        - Ты меня любишь?  - подала голос Линда.  - Не думай. Ответь.
        Вопрос резанул слух, пронесся по кабинету и прошмыгнул сквозь щели окна.
        - Почему ты…
        - Ответь, Оскар.
        - Конечно. Я тебя люблю.  - И поэтому заставляю страдать. Поэтому изо дня в день наблюдаю, как ты вянешь.
        Куда подевалось то время, когда мы жили? Когда не считали, сколько байтов до грани?
        - Почему ты со мной?  - спросил я, взъерошив волосы.  - Разве тебе не положено меня придушить?
        - Кем положено? Такого закона нет.
        - Седина  - совсем не то, что дарят любимым женщинам.
        Линда боялась поднимать глаза, точно мое присутствие доказывало нечто страшное, и верила в свою вымышленную магию: пока не посмотришь на хищника, он тебя не убьет.
        - Молчи-и-и-шь,  - протянул я.  - Ты всегда молчишь, когда я прав.
        И мысленно проклинаешь.
        Я злился. Злился, потому что позволил ей стать моим солнышком.
        - Да очнись ты, наконец! Ты ведь читаешь. Ты ведь чувствуешь это.  - Я сгреб отчеты, скомкал их и швырнул в урну.  - Чувствуешь! Я не вылечу тебя. Ни сегодня, ни завтра  - никогда! Удивлена? Нет, ты спокойна,  - рявкнул я.  - Может, ты хочешь отомстить? Всадить мне нож в спину?
        - Нет…
        - Я искалечил тебе жизнь. О какой любви мы говорим?
        Я наклонился к Линде и коснулся ее подбородка. Она съежилась, закрылась, как закрываются ночью цветы. Ее ночью был я.
        - И снова я прав.
        Все страхи, что копились во мне, бросились врассыпную, заполнили кабинет, стерли ластиком ту, без чьего смеха я умирал.
        - И снова ты придурок, Оскар,  - оттолкнув меня, заявила Линда.  - Я беременна.

* * *

        - Новый индикатор не навредит ребенку.  - Я поцеловал Линду в лоб.
        Она лежала на операционном столе: бледная, старая, исхудавшая.
        Я лгал ей. При планемии беременность заканчивается обнулением. Каждый Утешитель это знал, но все держали язык за зубами. По моей просьбе.
        Я свыкся с мыслью, что Линда меня возненавидит. И решился.
        За спиной суетились Утешители. Иногда я жалел, что не выучился на хирурга,  - так бы я спасал, а не калечил.
        - Очередной эксперимент, да?  - зажмурилась Линда.  - Мне страшно…
        - Не бойся.  - Я дотронулся ладонью до ее живота. Там жил кто-то родной. Наш. Но этот кто-то был обречен.  - Ты вылечишься.
        А он  - нет.
        Я проверил новые расчеты. Все сходилось. Организм Линды мог восстановиться, но без ребенка.
        Как ни странно, Ларс помогал мне. Он метался из блока в блок  - работы хватало везде  - но перед операцией мы сплотились.
        Пока я успокаивал Линду, он подключал сервер и время от времени косился на нас из-за мониторов.
        - Засыпай,  - прошептал я.
        Утешители ввели Линде лекарство, и ее дыхание выровнялось, растянулось, утратило форму.
        Не бойся, солнышко. Ты в надежных руках.
        Я отлучился к Ларсу. На экране светилась база данных.
        - Готово?
        - Да,  - подтвердил он.  - Оскар, можно я немного посижу с ней?
        - В смысле?
        - Не прикидывайся,  - вспыхнул Ларс.  - Я хочу побыть с ней, пока она спит. Подари мне ее всего на минуту.
        Он любил Линду. Линду, а не эксперименты. Я завидовал: он не засыпал с мыслью, что виноват, и не просыпался, чувствуя ее пересохшие губы. Он не видел, как она вянет.
        Я опустился к серверу. Ларс пробубнил что-то, отдаленно напоминавшее «спасибо», и помчался к ней.
        Впервые за тридцать лет Линда была не моей. Ее охранял тот, кто однажды подарил мне фарфоровое чудо. Чудо, которое я тут же разбил.
        Ларс не обманул и вскоре вернулся. Я шагнул к Линде, поцеловал ее в живот  - чтобы запечатлеть нашего ребенка живым, хоть и неродившимся. Кивнул Утешителям.
        Операция началась.

* * *

        Жужжал сервер. Пахло спиртом. Писк мониторов червями расползался по палате. Кокон новогодней мишуры окутывал комнату. Все как обычно, если не учитывать, что полчаса назад я убил собственного ребенка. И  - уверен  - потерял любимую.
        Новый индикатор светился оранжевым. По расчетам, через неделю он должен был позеленеть. Мы победили монстра, но цена оказалась слишком большой.
        Я считал минуты  - лишь бы поговорить. Поговорить так, чтобы Линда меня не проклинала. Она прощала мне все, даже эксперименты над собой. Но вряд ли простит убийство маленького существа. Я готовился к этому.
        Она не просыпалась. Оплетенный солнцами палец не вздрагивал, губ не касалась улыбка, но мониторы уверяли, что все в порядке.
        Спустя час ожидания я заволновался. Линда словно знала, что я натворил, и решила не возвращаться.
        - Извини,  - буркнул Ларс.
        Он стоял в дверях и пялился на меня, будто надеялся, что глаза сработают как лазерное оружие.
        - За что?
        - Ты был так наивен, когда позволил мне посидеть с ней.
        Секунда молчания стекала по мне кипятком, ожогами рисовала узоры.
        Это неправильный мир. И неправильные люди. Я бы отмотал жизнь на двадцать лет назад, но кто-то обрезал киноленту.
        - Плохая шутка,  - пролепетал я.  - Ты же шутишь, да?
        - Она не проснется, Оскар. Какие уж тут шутки.
        Я не помню, как оказался рядом с ним. Тело налилось силой. Я толкнул его, начал душить и по капле выдавливать жизнь, чтобы поделиться ею с Линдой.
        Ларс отбивался, что-то кричал, но я слышал лишь скрипучее «она не проснется». Я мечтал перерезать твари глотку, проверить, насколько прочны ребра, выдрать его артерии и развесить вместо гребаной мишуры.
        На вопли слетелись Утешители. Меня скрутили и отволокли прочь.
        Я возненавидел третий блок и всех, кто в нем работал. Ларс был первым в списке.
        Как только Утешитель ослабил хватку, я ринулся к твари, но тут же получил кулаком в челюсть и отлетел к шкафу. Сознание перегоревшей лампочкой заскрежетало и, вымолвив на прощание «не проснется», угасло.

* * *

        Я очнулся на больничной койке. На запястьях блестели наручники. Голова раскалывалась. Недавние события отдавали запахом лекарств с примесью крови.
        - Очухался?  - На тумбочке спиной ко мне ерзал Ларс.
        - Что тебе нужно?  - процедил я, встряхнув руками.  - Вот дрянь…
        - Не дрянь  - наручники. Ты же напал на меня. Это против правил.
        - Против правил?  - опешил я.  - Ты украл ее. О каких правилах речь?!
        - Украл…  - Ларс оглянулся. На виске красным пауком распласталась ссадина.  - Я вернул свое, придурок.
        - Что ты натворил?
        Только мне можно экспериментировать с Линдой. Только мне можно любить ее. Только мне  - другие не умеют делать хот-роды.
        - Забрал ее душу.  - Ларс достал из кармана прозрачный шарик-флешку.  - Оскар… я понимаю, почему ты бесишься. Но я не мог позволить тебе провести операцию. Она бы умерла. Я знаю.
        - С чего ты взял?
        - Просто знаю.
        - С чего ты взял?  - повторил я, теряя терпение.  - Ты не прочел ни строчки из моих исследований! Я отдал этому жизнь! Хотел спасти ее!
        - Я найду ей оболочку. Здоровую.
        - Тварь…  - прошипел я, уткнувшись носом в ладони.  - Я сдам тебя. Сдам. Обещаю.
        Ларс оскалился и, спрыгнув с тумбочки, потрепал меня по макушке.
        - Интересно, останется ли она с тобой в новом теле? Ты же предал ее, помнишь?
        - Мы любим друг друга.
        - Смешно слышать это от человека, едва не обнулившего ее. До скорых встреч.
        Я проиграл. Окончательно. Все битвы и все войны. Я был монстром. Монстром, который почему-то убеждал себя, что играет на светлой стороне.
        Ларс скрылся за дверью. В палате повисла тишина, словно меня спрятали под землей и ждали, пока я прорасту, пущу корни и наконец проснусь.
        Ты же предал ее, помнишь?
        Я бы с радостью забыл, но… монстрам нужна правда. Сладкого неведения они не заслуживают.

* * *

        Стена ютилась за огромным монитором. С экрана на нас смотрело семь пар глаз. Одинаково безразличных. Одинаково «утешительских». Меня и Ларса оплетали провода, подключенные к полиграфу. Я изо всех сил цеплялся за ручки кресла. Недруг  - тоже.
        Перед нами, на кушетке, лежала худенькая девушка. Пустая. Я боялся даже предположить, где Семерка нашла тело без души. Ее запястье подключили к коробке с двумя кнопками. Той самой, на которую я наткнулся в мини-лаборатории Ларса. Приспособление походило на шахматные часы без циферблатов. Я бы выкинул его в окно, если б знал, чем обернется увлечение друга. И в кого он превратится.
        Мы сидели в комнате Правды. Индикаторы подмигивали оранжевым  - полиграф тщательно следил за нашим состоянием. Нам угрожало обнуление. Попробуй солги.
        Мы не сопротивлялись. Бессмысленно. Против закона идти нельзя. Дернешься  - поседеешь. Все просто. Мы попали в ловушку.
        - Добрый день,  - заскрипели колонки голосом Такера.
        Он и шесть его коллег воззрились на нас, должно быть, мечтая разбить экран и изучить двух неудачников вживую.
        - Надеюсь, для вас не секрет, почему вы здесь.
        Это я. Я подал заявление с просьбой о встрече. Чтобы проучить того, кто украл у меня жену. Я, создатель такого мира, согласился пройти тест на лживость.
        - Итак, начнем,  - провозгласил Такер.  - Оскар, почему вы решили провести операцию?
        Насмешливый тон, ехидная улыбка  - он ждал, что мы сделаем раньше: обнулимся или сломаем друг другу шеи.
        - Чтобы найти лекарство от планемии. До операции я все проверил.
        - На ком?
        Такер играл со мной. Он знал наши методы. Знал, на ком мы экспериментируем. И сам предоставлял тех, кого… не жалко.
        - Вы понимаете, на каких пациентах…  - осекся я.
        Ларс расхохотался  - наигранно, громко, жестоко. Он презирал меня. Всегда. А я не замечал.
        - Сколько человек вы обнулили?
        - Четыреста шестьдесят восемь.
        Четыреста шестьдесят восемь. Столько раз я проклинал себя за то, что принял предложение Семерки. Потом отряхивался и продолжал наблюдать за реакцией поседевших. Правда, тайком от Линды. А она и не спрашивала. Боялась меня настоящего.
        - Сколько человек не пострадало?
        Такер веселился. Он видел цифры  - я присылал ему отчеты.
        - Сорок.
        - А мне клялся, что двести,  - резко посерьезнел Ларс.
        - У Линды были шансы,  - отчеканил я.  - Были. Пока не явился ты.
        - Пока я не спас ее.
        Он дернулся ко мне, но Такер хлестнул его вопросом:
        - Обнулиться захотели?
        Члены Семерки дружно закивали.
        - Чего мы ждем? Это же нарушители!  - шумели они.  - Пора исполнять приговор!
        - Послушайте!  - выкрикнул Ларс. Он едва сдерживал ярость: на лице вздувались вены, губы змеились тонкой полоской, а руки то и дело перебирали провода.  - Да послушайте, черт возьми! Мы здесь не для этого!  - Он подождал, пока люди по ту сторону экранов затихнут.  - Я пришел, чтобы продемонстрировать вам свое изобретение. Больных планемией можно вылечить, поменяв им тело. Клянусь, я не лгу.
        Ларс стянул с себя провода и на миг замер. Он ждал обнуления, готовился к этому. Но Семерка дала шанс.
        Он шагнул к девушке. Пальцы завозились с «шахматными часами»: сбоку вспыхнула зеленым флешка-шарик.
        За двадцать лет работы я научился пробовать на вкус безмолвие. В комнате Правды оно горчило, разъедало язык, гнило.
        Ларс нажал на кнопку «часов». Пространство наполнилось жужжанием. Мы ждали. Даже я позволил себе надеяться.
        Взгляд упал на безымянный палец. Мои солнца горели, ее  - нет. Она освободилась. Я позволил погибнуть ее Атлантиде.
        Минута.
        Две. Три. Ничего не происходило.
        Линда не будет со мной. Я убил нашего ребенка.
        Нашего.
        Ларс навис над «шахматными часами», спрятал их от меня, словно испугался, что от моего присутствия окислятся провода. Самовлюбленный идиот превратился в тень. Такую же, какой стал я.
        Мы верили не меньше четверти часа, потом  - флешка загорелась красным. Казалось, Ларс не замечал изменений, его выдавало лишь сбивчивое дыхание.
        - Итак…  - начал Такер, но мужчина по соседству прижал палец к губам.
        Жужжание потрепанной веревкой ускользнуло в «шахматные часы», на прощание обмотав Ларса и опустив его на колени.
        - Она проснется. Она сейчас проснется,  - тараторил тот, кто обещал спасти Линду.  - Проснется, проснется, проснется…
        Я поднялся, и он зашипел громче:
        - Проснется…
        Я был частицей «не», мешавшей ему обмануть себя. Он утонул лицом в подушке, пробормотал что-то неразборчивое. Это был третий Ларс, с которым я познакомился.
        Когда в комнату вломились Утешители, он посмотрел на меня, как смотрел прежде, в студенческие годы. А через миг мистер Обаяние умер, освободив тело для сумасшедшего ученого.
        - Позвольте мне… Уйти. Я уволюсь. Я все исправлю. Я… Устраню брак,  - сглотнул он, пятясь.
        Мы потеряли ее. Сотворили город, в котором нет места слабым, а сами загнулись.

* * *

        Через месяц я снова погрузился в работу. Такер лично извинился передо мной за наручники. Результаты операции Семерка аннулировала. Неизвестно, как повело бы себя заполненное тело. Линду отправили в первый блок. Я возмущался, доказывал, что так нельзя,  - тщетно. Конечно, зачем поддерживать жизнь, если человек не очнется? Если оболочка пуста?
        Это неразумно.
        Флешки Ларса были недоработанными. Душа Линды потеряла б?льшую часть кода. После комнаты Правды я нашел у себя на столе записку: «Она будет жить».
        «А ты  - нет»,  - нацарапал я на обратной стороне.
        Ларс смылся в город. Я настоял, чтобы Семерка его не обнуляла. Надеялся, что он попытается восстановить Линду. Но сколько я ему ни звонил  - он не брал трубку.
        Я готовился к новому эксперименту. Отправлял запросы на разрешение Семерке, но мне не отвечали. Я ждал. Совершенствовал методику, искал добровольцев. Ищеек ничего не устраивало.
        - Давай отложим,  - качал головой Такер.  - Сейчас к тебе и так приковано слишком много внимания. Что, если не получится? Ты же понимаешь, какие будут последствия?
        Я психовал.
        Исследования увлекали, вели за собой по бесконечному коридору, заставляли бежать. И я поддавался. Чтобы жить и ни о чем не думать.
        В метаниях прошло десять лет. Меня нагружали мелкой работой в лаборатории и отчетами, только бы я забыл о больных. Я часто ездил в город, к Ларсу, но тот никогда не открывал мне. И тогда я сунул ему под дверь его же записку.
        «Ты не будешь жить».
        Я снова отослал Такеру запрос и вскоре получил девяносто шестой отказ. В тот вечер во мне что-то надломилось. Я перестал бояться. Это был мой мир. А законы  - чужие. Несправедливо.
        Я провел операцию втайне ото всех. Ночью. И вновь ошибся. Молодой парнишка обнулился сразу после того, как я вживил ему новый индикатор.
        Такеру сообщили утром. Нужно ли говорить, что он был в бешенстве?
        Меня не просто выгнали. Мою базу данных поставили на учет, а в список законов добавили еще один, адресованный лишь мне: запрет на выезд из города. Перешагну черту  - обнулюсь.
        В то утро Семерка обсуждала и другую проблему: четырнадцатилетний мальчишка взломал систему третьего блока.
        К счастью, у меня была пара часов, чтобы замять скандал. Ник отправился со мной. Мы поселились в городе, в старом офисе, где двадцать лет назад я проводил квесты.
        Насчет родителей Линды… я боялся, но сказать пришлось. Они жили на окраине. Мы пересекались нечасто, а после случившегося  - и того реже. Со своими я общаюсь до сих пор, хоть и ловлю время от времени их испуганные взгляды.
        Миллион раз я пытался связаться с Такером, слал ему новые разработки, но тот молчал. И тогда я заводил мотор хот-рода и несся навстречу ночи.
        Чтобы дышать.
        Без нее. Без нашего ребенка. Без друга.
        Без себя.

        Глава 23
        Шейра

        Я сижу на табурете и гипнотизирую отражение в зеркале. Расчесываюсь. Волосы выпалываются не хуже сухой травы. Седые и каштановые клочья переплетаются между зубцами гребня. Странное зрелище. Словно молодость борется со старостью.
        На щеке краснеет новая гематома. Она появилась вчера, после рассказа Оскара. Расплылась потрепанной птицей, чтобы я не забывала о женщине, обожавшей хот-роды. И о мужчинах, для которых она превратилась в центр экспериментов. В солнышко.
        Я подключаю к запястью флешку  - Утешители приносят дозу по утрам. Они заботятся о нас, Последних, и ждут, когда мы обнулимся. С сущностями хлопот меньше.
        Лучи пробиваются сквозь закрытые жалюзи. Палата пронизана яркими полосками, точно помехами. Скоро все зарябит. Я рассыплюсь на тысячи серых точечек, и кто-то переключит канал. Кто-то будет есть печенье и хохотать над шутками в подростковом сериале, а я умру здесь, заключенная в рамки его телевизора.
        Я не спала всю ночь  - из-за двоих друзей, ломающих жизни. И думала, думала, что, наверное, у нас новая патология, не изученная Утешителями. «Нечаянно»  - так бы я ее назвала.
        Я пропустила завтрак. Рене приглашала меня на тренировку, но я сослалась на плохое самочувствие.
        Утром наша недокоманда собралась в сетевой комнате. С Оскаром. Мы готовились к главному квесту. Просчитывали все до секунд, до количества прыжков и частоты сердцебиений.
        Мысли трескались, сочились страхами, обескровливались. Чтобы успокоиться, я смотрела на Ника, питалась его бодростью и силой. Он выдержал эксперимент Оскара, и я молилась, чтобы выдержали остальные.
        Раздается короткий стук. Размышления, мелкими чаинками осевшие во мне, начинают предательски кружиться. Там, в коридоре, кто-то напуган. Кто-то сомневается, что выбрал ту дверь.
        В палату проскальзывает Рене. Брови нахмурены, губы сжаты, пальцы теребят седой локон.
        - Как ты?  - Она улыбается  - пытается меня утешить.
        - Все в порядке.  - Я откладываю расческу.  - А… у вас?
        - Почти.
        Рене топчется за моей спиной, дышит мне в макушку. Я вижу ее в зеркале.
        - Почти?
        Паршивое слово. Неизвестность угнетает, если не верить в счастливое будущее. А я не верю.
        - Да.  - Наклонившись, она упирается подбородком в мое плечо. Улыбка растягивается молодым месяцем.  - Ничего не бойся, ладно? Все будет хорошо.
        - Что случилось?
        Рене глотает воздух, наполняет себя, утяжеляет, будто боится, что земное притяжение подведет ее.
        - Прости меня, детка.
        Только сейчас я замечаю, что ее правая рука прячется в кармане, очерчивающем форму шприца.
        - Рене…
        Теперь я знаю, что такое гнилая тишина.
        - Прости,  - повторяет Утешительница.
        Я пытаюсь подняться, но она обхватывает меня и прижимает к спинке стула.
        - Не надо, прошу,  - лепечу я.
        - Мы подчиняемся им,  - каркает Рене.  - Я же просила, Шейра. О боги, я же просила не высовываться.
        Она вкалывает мне в шею прозрачную жидкость. Я мгновенно слепну. Кожа деревенеет. По венам расползаются змеи  - сильные, ядовитые, голодные.
        - Прости, детка. Если после этого сможешь прощать.
        Звук выключается. Мой канал рассыпается на тысячи серых точек. Кто-то выжидает еще минуту и забывает обо мне. Навсегда.

* * *

        Мне снова девять. Я в комнате, увешанной зеркалами. Ни мебели, ни картин, ни окон  - в этой коробке лишь я. На моих коленках приютился игрушечный мишка. У него добрые голубые глаза и белая шерсть. Правое ушко вот-вот оторвется. Больно, наверное, расходиться по швам. Я обязана утешить друга.
        Я хватаю шприц, закатившийся в темный угол. Мишке страшно. Глажу беднягу по спинке и  - вкалываю ему лекарство. В шею. На месте ранки появляется красное пятнышко. Я моргаю часто-часто, смахиваю ресничками алую точку, растушевываю ими комнату. Видение не исчезает. Вновь тыкаю в мишку шприцом. Вновь.
        Меня трясет, но я продолжаю. По лодыжкам струится кровь. Пациент плохо себя ведет. Пока он не выздоровеет, я буду его колоть. И буду плакать  - мне жалко белую шерсть, запятнанную красным. Слезы смешиваются с кровью и начинают разъедать игрушку. Моя жалость пропитана не солью  - кислотой.
        Ткань исчезает. Я с трудом сдерживаю визг: вместо ваты в мишку запихнули Ника. И он истекает кровью.
        Внутренности игрушки оказались чересчур настоящими.
        Шаги. Из зеркала выпрыгивает Карина. Я радуюсь: она поможет мне вылечить друга. Поможет утешить его.
        - Как тебе мой подарок?  - Накрашенные ярко-красной помадой губы расплываются в улыбке. Кривой улыбке.  - Он такой милый, правда?
        И такой мертвый…
        - Ему плохо,  - хнычу я. Меня тошнит от запаха гнили и железа.
        - Уже не плохо. Ты его спасла.  - Карина не обращает внимания на ранки Ника.  - Теперь я спасу тебя. Не волнуйся.
        Она гладит меня по спине, как недавно я гладила мишку.
        - Какая же ты красивая!  - Утешительница скользит пальцем по зеркалу, обводя мой силуэт.
        Я напрягаю зрение и немею от ужаса. Девятилетняя девочка по ту сторону стекла поражена змеями. Они выползают из ушей, рта, носа  - по очереди, цепочкой громоздких украшений.
        - Ложись.  - Карина целует меня в лоб, и я подчиняюсь.  - «Спи, малышка, засыпай»,  - поет она, улыбаясь шире.  - «Спи, родная… умирай».
        В лопатки впивается ледяной кафель. Тошнит. Я хочу стереть с лица Утешительницы кривой рот, выкорчевать ее заботливый голос.
        Убийственно заботливый.
        Во мне живут змеи, и  - без сомнения  - если Карина расплачется, меня разъест, как мишку.
        Она дотрагивается до губ, растягивает их, пытается выровнять, а затем начинает лечить меня. Вцепляется в шею, выдавливает змей  - ласково, как и все Утешители. Я не сопротивляюсь.
        - Спи, родная, умирай…
        Глаза слипаются, но окончательно уйти во тьму мне не дает пощечина. Карина морщится:
        - За что, Шейра? За что?
        Внезапно серые точечки возвращаются. Они выстраивают из меня кресло  - ободранное, пыльное, с протертой тканью. На мне нет пледа. Нет человека с книгой и чашкой чая. Я  - холодный и неуютный мусор.
        Мусор, не способный утешать.
        Снова пощечина.
        Картинка меняется  - я больше не кресло.
        - Ну слава богу!
        Передо мной на коленях стоит Ник.
        Мы в огромной белой комнате. Вдали темнеет сервер. От моей головы и индикатора тянутся провода; системный блок пожирает их не хуже спагетти. У меня крадут что-то важное. Что-то, что не должно храниться на жестком диске.
        Я лежу на ледяном столе. Руки словно попали под швейную машинку  - не шевелятся. По-прежнему пахнет железом. Я до крови прокусила губу. По соседству спят Ольви и Альба.
        Яркие лучи ламп проникают в меня через поры, просвечивают все мои тайны, как легкие на флюорографии.
        Пыточная, не иначе.
        - Вставай!  - рычит Ник.
        - Ты жив,  - растерянно шепчу я.  - Как хорошо.
        - Ничего хорошего! Они собираются вскрыть нашу память!
        - Что?  - Я приподнимаюсь на локтях.  - Где мы?
        - Рядом с серверным залом. Здесь Семерка роется в мозгах особо опасных преступников. Понимаешь?  - Ник отсоединяет от моих висков датчики.  - А потом люди впадают в кому. Или выживают из ума.
        - Но при чем здесь мы?
        - Думаю, это приказ Семерки. Такер добился своего. Быстрее, Шейра, у нас мало времени!
        - Ладно.  - Я касаюсь ногами пола. Швейная машинка начинает строчить усерднее. Равновесие гнется кривой проволокой.  - Что делать?
        - Тебе  - ничего. А я введу Альбу и Ольви в состояние стресса. Они очнутся.  - Ник демонстрирует мне флешку.  - Понижу им карму до черного порога и тут же повышу. Опасно, но здесь без вариантов.
        Он бросается к сестре. Ее оплетенное гематомами лицо пульсирует запекшейся раной. Эта девушка ненавидит весь мир  - он отобрал у нее мечту. Теперь она выпьет его до дна.
        - А как очнулся ты?  - недоумеваю я.
        Ник двигает на флешке ползунок  - настраивает ее на понижение кармы.
        - Они не в курсе, что я сущность. На нас такие штучки не действуют, мы сами кого угодно прочитаем. И кое-как сумеем защититься.
        Едва ли это плюс, когда гематом с каждым днем все больше, думаю я и тут же прикусываю язык: Нику незачем выслушивать мое нытье.
        Альба взвизгивает, но не просыпается. Крик белой бабочкой облетает нас и сливается со слабым гудением сервера.
        Мы с Ником переглядываемся. Что, если в комнату вломятся Утешители? Что, если кто-нибудь из этих двоих, блуждающих по закоулкам разума, не очнется? Что, если Оскар ошибается?
        Я догадываюсь, что снится Альбе и Ольви, с чем они борются изо дня в день, что заставляет их выворачиваться наизнанку.
        Ник переключает флешку на восполнение кармы и подается ко мне.
        - Это займет пару минут. Шейра…  - Он стискивает мои плечи. Холод пальцев ощущается даже через ткань.  - Что бы ни случилось, не вини себя, ладно? Я умоляю тебя, перестань жить прошлым.
        - Сумасшедший…  - бросаю я.  - На что ты намекаешь?
        Он тычет в экран сервера.
        - Видишь? Час ночи. Нам нужно все провернуть сегодня. Сейчас. К утру учет обновится, за нами будут следить. Я вряд ли смогу взломать по новой.
        - Мы рискуем.
        Ник корчится в приступе смеха, сдувается, как проколотый круг. Он больше не удержит меня на плаву. Мы утонем.
        - А когда мы не рисковали, Шейра?
        - Ты прав. Но… Мне страшно,  - признаюсь я. Признаюсь, потому что устала бояться молча.
        - Не надо,  - шепчет Ник мне на ухо.  - Все наладится.
        - Ладно. Я постараюсь не предать тебя снова.  - Мне хочется обнять его. Позаимствовать у него уверенность  - свою я потеряла.
        - Знаю.  - Будто прочитав мысли, Ник обнимает меня. Или…
        - Ты что, залез в мою голову?
        - Впервые.
        - Не читай меня. Здесь,  - я стучу пальцем по лбу,  - слишком много демонов.
        - И что? Они мне нравятся.
        Мотылек под ребрами трепещет: ему наскучила жизнь в клетке.
        Он ждет. Мечтает о том, чего я никогда себе не позволю. Но в нашем случае «никогда»  - это недолго. Всего несколько часов.
        Я не верю, что мы выберемся.
        - Как нам попасть в серверный зал?
        - Сориентируемся по пути.
        Ник наклоняется над Альбой и отсоединяет флешку. Тело его сестры бьется в судорогах. Гематомы на руках темнеют. Притаившись у края стола, я слежу за ее опущенными ресницами. Что там, под веками? Лишь бы не белый монстр…
        Солдаты не седеют, ведь так?
        Альба открывает глаза. По-прежнему голубые. По-прежнему живые. Я облегченно выдыхаю.
        - Побудь с ней, а я к Ольви,  - командует Ник.
        - Что случилось?  - Она смотрит на меня в упор, ломает барьер за барьером и, мстя за свои тайны, пытается выдрать с корнем мои.
        Я не успеваю вымолвить ни слова: комната погружается в тишину  - вязкую, материальную, стекающую по стенам растопленным маслом. Экран сервера гаснет. В нос бьет запах гари.
        - Что происходит?  - Ник, отпрыгнув от трясущегося Ольви, выдергивает из сети провода.
        Через секунду наш неунывающий друг просыпается и срывает с себя датчики. Мы бросаемся к нему, но он пятится, падает, ищет тень. Ему, как и мне, неуютно в лучах ламп. Он отбивается от нас так яростно, словно забыл, кто мы и где находимся.
        Альба дает ему пощечину.
        - Отстаньте от меня! Отстаньте!  - вопит он. Голос скачет звуками расстроенного пианино.
        - Что с ним?  - ужасаюсь я.
        - Он спалил сервер. Я…  - осекается Ник.  - Я не встречал ничего подобного.  - Он молча стискивает Ольви и ждет, пока тот успокоится.
        Бедняга обмякает и обводит нас усталым взглядом. Вспоминает. Гаснет. Таким он мне нравится еще меньше. На его голове  - ни седой волосинки, а ноги едва шевелятся. В зрачках  - ни намека на снег, а страхи прозорливее наших.
        - Идите без меня,  - шипит Ольви, выслушав объяснения Ника. Он силится подняться и чертыхается, когда мышцы его подводят.
        Мне тяжело наблюдать за тем, как он отчаянно цепляется за края жизни. Я не Утешитель. Я не смогу его вылечить. Да и они не смогли бы.
        - Давай без глупостей,  - предостерегает Альба.
        Она бродит у выхода и изучает красную кнопку, торчащую между белыми плитами воспаленным прыщем.
        - Что это?
        - Скорее всего, они не планировали наше пробуждение,  - говорит Ник.  - Им незачем было нас запирать. Нажимай.
        - А если там кто-нибудь есть?
        - Я не настолько крутой телепат, чтобы читать мысли сквозь стены.  - Ник усмехается, но, покосившись на Ольви, серьезнеет. Между бровями вырисовывается морщина, губы изгибаются в жестком «нажимай». Черты лица наливаются тяжестью, как тучи перед грозой.
        Меня передергивает. Он становится тем, кого боятся дети, кутаясь в одеяло. От кого защищаются взрослые, прячась за биомаской.
        - Матвей.  - Я впиваюсь ногтями в ладони.  - Мы же не бросим Ольви?
        - Пока не найдем надежное место  - нет.
        - Наивные,  - хохочет Альба.  - Надежные места выделяют мертвым в первом блоке.
        Она нажимает на кнопку, и дверь, гудя, отъезжает в сторону. Не обращая внимания на протесты, Ник закидывает руку Ольви себе на плечо.
        Мы выскальзываем в коридор. Светлый. Чистый. Пустой. Как и все коридоры, где ломаются жизни.
        По соседству с нашей «камерой» ютится комната. Оттуда доносится приглушенный свист. Кто-то поет. Кому-то весело.
        - Как ты? Лучше?  - Ник доводит Ольви до окна и усаживает его на подоконник.  - Пойду проверю…
        - Я с тобой!  - хором заявляем мы с Альбой.
        - Нет,  - отрезает он.
        Это не тот, кто недавно успокаивал меня. Ник-сущность понимает: ничего хорошего не будет. Никого  - тоже.
        Он крадется к источнику свиста. Я плюю на запреты  - мы же команда, к черту приставку «недо»  - и иду следом. Ник не отговаривает: слишком близко мы подобрались, не время для споров. Он толкает дверь, и та поддается.
        Человек в белом костюме и наушниках раскладывает пасьянс на огромном экране. Слева висит монитор, транслирующий «пыточную» и коридоры, но у незнакомца есть занятие поважнее  - рассортировать карты по мастям. Конечно, зачем следить за теми, чьи мозги скоро превратятся в кашу?
        Рядом, на полке, стопкой выложены наши планшеты.
        Охранник не успевает среагировать на вторжение: Ник опережает его на мгновение, вдох, удар сердца. Мужчина падает вместе с креслом. Руки Ника сцепляются на его шее. В глазах угасает сознание.
        Это не мой Ник. Не мой, не мой, не мой. Зрачки моего Ника меня не пугали. Он ни разу не был сущностью, а сейчас открывает засовы, огибает ловушки, которые сам же соорудил, и отпускает на волю седое нечто. Нечто, рыщущее под кожей, выцарапывающее внутри красные узоры.
        - Ты… убил его?
        - Надавил на сонную артерию, только и всего. Он вот-вот придет в себя, так что…  - Ник роется в ящиках, ручки, документы и флешки летят на пол.  - Слава небесам!  - Он вытаскивает из вороха хлама наручники и тащит охранника к батарее.  - Пора отдохнуть, братец.
        На пороге застывают друзья.
        - Отсюда можно следить за коридорами!  - восклицает Альба.  - Вот и нашлось надежное место, Ольви. Будешь докладывать, через сколько минут нас грохнут. Как тебе перспектива?
        - Не слишком радужная,  - сипит он сквозь зубы.  - Ладно, вперед. Радуги не будет в любом случае.
        Мы разбираем планшеты.
        - Хм.  - Ник, прилипнув к монитору, изучает повороты и людные участки.  - До серверного зала не так далеко. Ольви, ты точно справишься?
        - За идиота меня принимаешь?  - огрызается тот.
        - Будем на связи,  - киваю я.
        Мне не хочется бросать Ольви. Это противоречит духу команды даже с приставкой «недо».
        - Конечно, красотка. Дашь телефончик?  - подмигивает он, вытирая со лба испарину.
        Он  - тоже кресло, как и я. Различие в одном: на мне нет пледа и книги, а он изо всех сил цепляется за них торчащими пружинами.
        - А как же,  - всхлипываю я.  - Только… держись, ладно?
        Мы крадемся по коридору. Я звоню Ольви, и он сразу же заваливает меня информацией.
        - В правом крыле Утешители! Налево! Налево идите! Да, туда, где куча кабинетов. Да, да…  - тараторит он. Голос слабеет, тонкой нитью трется о связки, трещит.  - Нет, вернитесь обратно! Что вы как дети малые, а? На-ле-во!
        Я чувствую себя героем стелс-экшена[19 - Стелс-экшен  - жанр игры, в котором нужно незаметно перемещаться.]. И если так, наш командир  - опытный геймер, а мы  - плохо прописанные персонажи, которых вот-вот выкинет в точку возрождения.
        Мы останавливаемся, когда воздух в легких, по ощущениям, превращается в щебенку. Десятки поворотов и перекрестков, кабинетов, где кто-то копошится, и бесконечных «быстрее» от Ника  - все позади.
        Мы долго петляли в надежде не столкнуться лбами с роботами в белых костюмах. И сейчас, неподалеку от серверного зала, мы почти в безопасности. По крайней мере, так говорит Ольви.
        Ник прислоняется виском к стене. Руки трясутся  - он не разжимал кулаки с тех пор, как справился с охранником. Ни на миг. Он опять сущность.
        - Если мы сегодня выживем,  - стонет Альба, опираясь на колени,  - я уйду в запой.
        Она не пьет. Ее слова лишь подтверждают нереальность этого «если».
        - Не нагнетай,  - фыркаю я, успокаивая скорее себя, чем ее.  - Потому что…
        - …Мы не выберемся,  - заканчивает она.  - Эх, не быть мне алкоголиком.
        Нам легко шутить здесь, в белой артерии третьего блока. Ни упреков, ни душащих нитей  - мы напуганы. Страх отвлекает от любого прошлого.
        Планшет начинает вибрировать. Я подношу его к уху.
        - Ребят?  - гремят динамики голосом Ольви.  - Ну наконец-то! Они идут в вашу сторону! СВАЛИВАЙТЕ!
        - Поблизости есть перекрестки?  - холодею я.
        - Нет. Бегите. Это ваше единственное спасение. Серверный зал за поворотом, в тупике. Жаль, что я…  - запинается он.  - Да чего уж жалеть. Удачи вам.
        Я прячу планшет в карман. Взгляд Ника  - пристальный, мрачный  - теннисным мячиком скачет по коридору. Кажется, я даже слышу стук.
        Ник притягивает меня к себе.
        - Нам… Нам нельзя медлить,  - выдавливаю я.  - Они сейчас нагонят.
        Они сейчас ампутируют нашу память, как больную конечность, и законсервируют ее. А лет через четыреста разгорится война на аукционе за горькое было в закрытой баночке.
        Ник нащупывает мою ладонь и сует в нее клочок бумаги.
        - Логин и пароль. Введешь  - получишь админа. С замком вы справитесь.
        - В смысле?
        - Эй, ты что, бросаешь нас?  - вторит мне Альба.
        - Матвей…  - каменею я.  - Не смей…
        - Я их отвлеку. Ты же знаешь, я могу. Вы  - нет.
        Ник верит мне больше, чем я сама. Мой Ник. Определенно мой. Как странно, что в кабинете охранника я приняла его за чужого.
        - Но там заперто. Они ведь не дураки…
        - Попробуй взломать. Пароль у тебя.
        - Давай пойдем вместе. Пожалуйста! Ты… Ты же у нас главный.
        - Не подведи Оскара.
        Я дергаюсь в сторону серверного зала, но тут же возвращаюсь.
        - Пожалуйста…  - Слезы катятся по щекам. Мне стыдно чувствовать слабость, но с Ником я не умею быть другой.  - Нам нужна твоя помощь! Нужна! Здесь целое отделение сущностей! Неужели ты рискнешь невиновными?
        Он отстраняется и, утонув пальцами в моих волосах, заставляет посмотреть на него.
        - Неужели ты рискнешь невиновными?
        - Н… Нет…
        У меня в голове  - батут. Огромный батут для мыслей. Они скачут, скачут, рассыпаются крошечными бусинами и прячутся в щелях. Хоть сутками ищи  - бесполезно.
        - Через год мы будем вспоминать об этой вылазке с улыбкой. За ужином, с чашкой чая. И хохотать  - весь вечер. Ты напишешь о наших приключениях в Сети, а может, снимешь видео. И люди перестанут бояться, потому что появится лекарство от обнуления,  - обещает Ник.
        - Правда?  - спрашиваю я.
        - Я к вам присоединюсь, если… успею.
        - Ты не ответил.
        - Правда.
        Мой кокон разрушен. Феникс улетел. Тьма рассеялась. Мне нечем защищаться. Мотылек под ребрами растет, наполняет меня, и я сдаюсь. Снова.
        - Мы так долго тебя ждали.  - Вдох-выдох. Вдох-выдох.  - Ты не имеешь права не успеть. И… прости. За то, что усомнилась.
        Я поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к губам… друга? Лишь на миг, чтобы запечатлеть его в своем альбоме. Ямочки на щеках, шершавую кожу, болезненную бледность  - все до последнего штриха, чтобы хватило как минимум на вечность.
        Ник стискивает меня сильнее обычного, будто я вот-вот испарюсь, выкиплю до дна и расплавлюсь.
        - Успей,  - прошу я.  - Мы же команда?
        - Команда,  - подтверждает Ник.
        Я отступаю и, опустив глаза, делаю шаг. Теперь мы по разные стороны.
        - Нашли время,  - хмыкает Альба.
        И ты бы нашла, если бы знала, кто перед тобой.
        Мы продолжаем путь. Топот Утешителей слышится все отчетливее. Я умоляю себя не возвращаться. Ник справится. Ник успеет. Ник выживет. Он же… главный. А главным нельзя умирать.
        Двадцать прыжков и поворот налево  - столько я выдерживаю, чтобы не обернуться. Альба тянет меня за локоть, но я отталкиваю ее и выглядываю из-за угла.
        Ника окружают три Утешителя. Три робота. Им не обязательно седеть, чтобы стать монстрами. Между ними клубится слабое свечение. Нити. Длинные иглы из зрачков Ника.
        Я молюсь, чтобы тот, кто заставляет мотылька под ребрами трепыхаться, не перешел границу. Чтобы в этой битве он победил и Утешителей, и второго себя.
        - Ты долго будешь пялиться?  - багровеет Альба.
        Мы добираемся до тупика за пару минут. Железный блок прячет за собой серверный зал. Герметизирует его. Сбоку виднеется сенсорная панель, требующая пароль. В записке Ника кривыми цифрами и буквами нацарапана наша победа.
        Я ввожу комбинацию. Экран проглатывает ее и краснеет.
        Код неверен.
        - Попробуй еще,  - торопит Альба, переминаясь с ноги на ногу.
        Я где-то ошиблась, точно. По-другому и быть не может.
        Набираю заново, но цифры сразу же вспыхивают алым. Я готова выдрать панель вместе с проводами, расцарапать стены, чтобы третий блок не был таким идеальным. Это слишком омерзительно.
        - Давай быстрее, а?  - Альба наклоняется ко мне.  - Или тебе трудно ввести код?
        - Введи, если тебе не трудно,  - огрызаюсь я.
        - Матвей бы не ошибся!
        Бесцельно блуждая по меню устройства, я натыкаюсь на историю логинов. Загружается огромный список. Я, не моргая, читаю. Лишь бы найти знакомую фамилию. Лишь бы найти…
        Листаю вниз. «А» сменяется на «Б».
        - Стой, стой!  - рявкает Альба.  - Бейкер. Видишь? Бейкер Карл.
        Папа.
        Вне себя от волнения я выбираю его имя. Сенсорная панель привычно требует пароль.
        Что, если он поставил какую-нибудь дату? День рождения? День свадьбы? День, когда обнулился город?
        Экран раз за разом краснеет, и мне начинает казаться, что мой папа и этот Карл  - два разных человека. Мой не любил сложных кодов, но выбирал комбинации, которые мало кто знает. Мы с Эллой были этим «мало» и частенько взламывали папин планшет. Я учила сестру играть на нем в шахматы, а она ничего не понимала…
        Стоп.
        Шахматы.
        И мои победные ходы.
        - Ты… придумала?  - интересуется Альба, то и дело оглядываясь.  - Шейра, пожалуйста…
        Я вытаскиваю из кармана планшет. Запускаю блокнот. Аккуратно, чтобы не сбиться, ввожу цепочку из букв и цифр. Сенсор загорается зеленым.
        Шах и мат, папа.
        Игра окончена.
        Железный блок отъезжает в сторону.
        Перед нами обнажается сердце города номер триста двадцать. Синие провода-вены оплетают компьютеры. Ребрами выстроились три уровня, и на каждом  - ряды серверов. Повсюду мигают мониторы.
        Мы на месте.
        Здесь холодно и пахнет моющими средствами. Чересчур блестит пол. Беспощадно светят лампы. Странно, но от зала, где решаются судьбы, не несет кровью. Здесь хорошие уборщицы.
        - Быстрее, быстрее, быстрее…  - бормочу я, осматриваясь.  - Где невиновные? Где?
        - Не паникуй!  - рычит Альба.
        Ее тон  - тон девушки в форме, недоотличницы, недосолдата. Она умеет защищаться, но это бессмысленно  - она не научилась нападать. В ней нет ничего от моей подруги. Седая. Постаревшая. Сломленная.
        Движение фиксируют камеры. Все по плану. У нас в запасе не больше семи минут  - потом сработают датчики распознавания лиц и завизжит сирена.
        Мы крадемся на нижний уровень. Ищем, пытаемся слиться с жужжанием жестких дисков. Пощелкивание, гудение, стук  - компьютеры изнывают от памяти миллионов людей. И… ощущают свое будущее.
        Они ощущают, Линда.
        Мы включаем монитор за монитором. Везде  - окрашенные бордовым базы данных преступников. Убийц, похитителей, грабителей. Их здесь много. А в городе номер триста двадцать  - ни души.
        Чем не рай?
        Оскар предупреждал, что информация о невиновных умещается на одном сервере. Тысяча с лишним больных  - малая цена за спокойствие горожан.
        Я не замечаю, как пролетает пять минут. Мы у цели: осталось проверить последний ряд. Желательно до сирены.
        - Нашла!  - громким шепотом сообщает Альба.  - Зеленые базы данных! Точно они!
        - Точно мы,  - поправляю я, присоединяясь к ней.
        За сервером таится выход в отделение сущностей. Я узнаю его по массивной двери. Где-то за ней отдыхает Элла.
        Моя седая сестренка.
        Я разглаживаю записку и ввожу логин и пароль. На этот раз все правильно. Ник не просчитался: мы админы в мире третьего блока. В мире, почему-то замершем. Даже компьютеры больше не гудят. Они предупреждают нас.
        Предупреждают, что семь минут истекло.
        Включается сирена. Гремит топот. Сыплются ругательства. Сквозь щели двери просачивается красный свет. За нами бегут.
        Девять секунд на то, чтобы Утешители добрались до серверного зала,  - так рассчитали мы с Оскаром. Девять секунд на то, чтобы отформатировать диск. Мы успеем.
        Или умрем.
        - Ну что?  - Я кошусь на монитор. Ник был прав: ничего сложного. Он открыл доступ к базам данных, а мы должны удалить их. Нажать на кнопку. Нажать и  - выжить.
        - Мы сделали это,  - цепенеет Альба.  - О боже, мы сделали!..
        - Шейра!  - доносится до нас.
        Мы замираем.
        Двери в отделение сущностей распахиваются. В зал врывается моя мама. Лицо  - красная клякса, волосы  - свитер, покрывшийся катышками. Она изменилась со вчерашнего дня. Прошло всего ничего, а она постарела.
        За ее спиной топчутся трое Утешителей.
        - Глория, мы рискуем,  - ворчит низкий мускулистый мужчина в белом костюме.  - Я запускаю обнуление.
        - Нет! Дайте мне разобраться со своей дочерью!  - кричит она.  - Шейра, пожалуйста, не надо. Я умоляю тебя…
        - Почему?
        - Ты убьешь их! Неужели ты желаешь Элле зла?  - Она подается вперед и встряхивает руками, словно кукловод, обрезавший все ниточки и теперь жалеющий об этом. Мне нравится наблюдать за ее паникой. Или… нравится моему демону.
        - Не двигайся.  - Я сжимаю кулаки, чтобы хоть немного унять дрожь.  - Шаг  - и мы отформатируем диск. Ясно?
        Ты желаешь Элле зла?
        Я пытаюсь выбросить вопрос мамы из головы, но ничего не выходит. Оскар предупреждал, что нас постараются отговорить, а я оказалась не готова.
        - Они не умрут.
        Альба дотрагивается мизинцем до кнопки. Она сильнее, чем я. Ее научили быть сильнее.
        Утешители расступаются, и к маме присоединяется папа.
        - Вы никого не спасете,  - произносит он ровно и невозмутимо, будто мы беседуем за чашкой кофе.  - Это Оскар, да? Передайте ему, что в расчетах снова ошибка.
        - Здесь,  - я тычу в монитор,  - сотни баз данных и больных, мечтающих о здоровой жизни. Почему бы не попробовать? Разве может быть хуже?
        - Может,  - кивает мама.  - Мы опробовали эту методику на Дэнни. Ты в курсе, что… что с ней произошло.
        Не слушай их. Не слушай.
        - Но у нее было слабое сердце. Оно не выдержало.
        - Ничье не выдержит. Результаты экспертизы у Рене. Ознакомься, если хочешь.
        Я вспоминаю, как верила Дэнни. И как верила я, пересекая границу. Город номер триста двадцать не отпускает просто так.
        - Альба,  - хриплю я,  - они не лгут.
        - Тем лучше.
        Лучше. Странное слово для того, что сейчас происходит.
        - Отойди от клавиатуры,  - медленно, по слогам, чеканю я.
        Она смотрит на меня, как смотрела на Джона во время спарринга. Усмехается, как усмехалась, сдавая экзамены. Я вижу ту девочку, с которой дружила до девяти лет. Она словно простила меня. И себя  - тоже. Она больше не мечется, потому что… решилась.
        Я знаю на что. Я знаю почему. Я знаю, что теперь мы квиты, а она  - законный Утешитель.
        Щелчок. Альба нажимает на кнопку.

        Глава 24
        Ник

        Я отпустил их. Они готовы примириться с прошлым. А я готов уйти.
        Нити потрескивают. Мне тяжело удерживать троих Утешителей сразу. Но я должен  - больше некому. Они не моргают. Будто мертвецы. Хотя они и есть мертвецы, даже когда из них не выкачивают метры.
        Я не обнулю их. Не обнулю. Как там учил Оскар? «Когда паршиво, отвлекись на какое-нибудь важное воспоминание. Говори сам с собой, считай  - что пожелаешь».
        До того как мы устроили квест, у меня было мало важного. Программирование да встречи с Альбой и Шейрой  - мимолетные, пропитанные моим несуществованием. Перед каждой такой прогулкой я натягивал капюшон, прятался в тень подворотни и блуждал призраком, почему-то застрявшим в мире живых.
        Сколько раз?
        Один.
        Десять.
        Сто.
        Числа раздирают горло, и я выплевываю их  - пусть Утешители-марионетки слушают. Удивительная сегодня ночь. Кукловод выступает перед куклами.
        Во мне дремлет монстр, но я не боюсь. Оскар помог мне его убаюкать. Теперь я знаю: лучшая колыбельная для ничего  - мои тренировки. Если повезет, оно будет спать вечно.
        Если. Странно, но это «если» звучит лживее, чем «все наладится». В комнате Правды я бы обнулился в первую секунду.
        Кончики пальцев покалывает. Я переполнен кармой. Даже для меня, сущности, этого много.
        До нас доносится топот. Сюда спешат те, на кого тисков не хватит. Я сыт. Забит, как копилка с мелочью в старых фильмах. Где бы найти молоток?..
        Нити рассеиваются, когда запас кармы Утешителей приближается к черному порогу. Не марионетки  - роботы теряют сознание, словно по команде. Я забрал их батарейки. Батарейки, сжигающие меня.
        Из-за угла выпрыгивают двое Утешителей. Я разминаюсь: пора испытать приемы, которым я учился в свободное от программирования время. Этого мало, чтобы победить, но достаточно, чтобы ненадолго задержать противников.
        - И вам доброй ночи,  - шиплю я, когда они настигают меня.
        - Ты что задумал, пацан?!
        Удар локтем. Звон в ушах. Лицом к лицу с полом. Или стеной? Или, может, вообще с преисподней? Хруст костей.
        Нога. Как же болит нога. А еще нос. И кровь  - повсюду.
        Как там учил Оскар… Отгородиться от огня. Забыть о голоде. Уйти в себя.
        Закрыться.
        И считать, считать  - до одури.
        Один.
        Я вскакиваю. Первого Утешителя вырубаю ударом в висок. Второй скручивает мне руки. В конце коридора маячит третий.
        Я чертыхаюсь и наваливаюсь на второго. Толкаю его, вжимаю в стену. Он хрипит что-то нечленораздельное.
        Десять.
        Я высвобождаюсь, но на меня набрасывается третий. Равновесие вытекает из носа красной струйкой. Я падаю. Силюсь проломить барьер, высосать из Утешителя метры  - тщетно. Во мне мало места, а противник полон энергии.
        - Кто ты такой, черт бы тебя побрал?!  - рычит он, вцепившись в мою шею.
        Сто.
        К щекам приливает кровь. Я превращаюсь в вакуумную коробку  - чересчур качественную, не пропускающую кислород. В венах бурлит карма. Потолок, кафель и лампы покрываются рябью, искажаются. Наверное, сейчас выползет сообщение, что мы в игре и произошел баг. «Перезагрузите Сеть. Устраните неполадку». Устраните себя, и мы запустим игру заново.
        Нет, я не успею к Шейре. Дом, где я провел детство, встретил меня не очень гостеприимно.
        Сознание ускользает. Мне жарко, тесно, неуютно. Я с трудом различаю, где перекошенное лицо противника, а где…
        Стоп.
        Шаги. Кто-то рядом. И этот кто-то бьет по голове Утешителя. Планшетом, до боли мне знакомым.
        Ольви  - вот тебе и больной!  - отталкивает обмякшее тело и усмехается.
        - Ты действительно думал, что меня устроит роль комментатора? Нет, я, конечно, могу, но… это скучно.
        Он едва стоит на ногах, голос сипит бракованным динамиком, и лишь кудри торчат, как пружины из старой кровати. Ольви слаб, но все такой же придурок.
        Последнюю мысль я произношу вслух.
        - Взаимно.  - Он помогает мне подняться.  - Ты же обещал выбраться, разве нет?
        Я шарю рукой в кармане, достаю флешку и настраиваю ее на понижение кармы.
        - Спасибо…  - начинаю я, но тотчас замолкаю.
        Тишина изменилась за долю секунды. Будто что-то щелкнуло. Забрало лишние метры. Огрело меня молотком и украло всю мелочь.
        Сердце бьется яростно и громко. Должно быть, хочет успеть настучаться вдоволь.
        Успеть.
        Я крошусь, как разбитая копилка. Где мне искать осколки? Как их склеить? Тысячи меня потерялись в щелях третьего блока.
        - Матвей?
        - А? Что? Кажется, я сейчас отключусь…
        - Нет. Ты обещал ей. Пойдем.
        Шейра

        Когда происходит необратимое, маски стираются. Альба нажала на кнопку. Время коричневой карамелью расплылось по столам и мониторам, облепило нас и застыло в миллиметре от пола. Декорации рухнули. Актеры смыли грим.
        Спектакль окончен. К сожалению, наша игра слишком фальшива для аплодисментов.
        - Все честно,  - хмыкает Альба.  - У меня нет брата, у тебя  - сестры. А еще… Еще я сдала экзамен. Ты ведь знаешь, о чем я мечтала. Правда?
        - Ты… Какая же ты дура,  - выдавливаю я.
        Родители суетятся у сервера в надежде отменить форматирование. Но это бессмысленно: жестокие машины только и ждали команды. Ждали, чтобы убить нас.
        Я выбегаю из зала. Страхи гравируют в голове яркую картинку: синяя, сморщенная Элла. Предчувствуя плохое, сущности выползают в коридор. Взрослые, дети  - все с белыми зрачками. Все увядающие.
        Я вламываюсь к сестре в палату. На кровати лежат скомканное одеяло и планшет, поющий скримо. Элла не отключила музыку  - спешила. Спешила к тем, кто обречен.
        Я возвращаюсь в коридор и ныряю в толпу. Люди толкаются, ищут место, где карма не достанет их, а на индикаторах вспыхнет желанное «вне зоны действия». Зря: в городе и округах Сеть работает почти идеально. Сигнал ловит везде.
        - Элла!  - визжу я, но голос тонет в отчаянных стонах сущностей.
        - Пожалуйста, сохраняйте спокойствие!  - вопят колонки под потолком.  - Вернитесь в палаты. К вам зайдут Утешители.
        Чтобы спеть прощальную колыбельную.
        - Пожалуйста, сохраняйте…
        Элла должна быть здесь. Обязана. Сколько минут нам осталось? Одна? Две? Квест со звездочкой. Поторопись, пока все не сдохли.
        Толпа выплевывает меня перед стендом с расписанием тренировок, как рыбешку на сушу.
        - Пожалуйста, сохраняйте спокойствие…
        - Элла!
        Я найду ее. Найду.
        До того, как… мы исчезнем.
        Массируя виски, я кружусь и всматриваюсь в каждого, кто вот-вот упадет замертво. Ночные рубашки. Волосы. Гематомы.
        Горький всхлип заставляет меня обернуться.
        - И ты тут…
        В углу сидит  - как я ее не заметила?  - сестренка. От слез ее тело словно уменьшилось. Растрепанные седые волосы молоком стекают по плечам. Белая форма помялась. Элле не идут этот мир и этот город.
        Я опускаюсь на колени и глажу ее по щеке.
        - Все будет хорошо. Все будет…
        Она кивает, даже не взглянув на меня. Я пытаюсь забыть о времени и о том, сколько еще ударов отстучит ее сердце.
        - Что случилось, Шейра?  - Элла снова всхлипывает.  - Мне хуже, чем обычно.
        - Сейчас, сейчас. Не бойся…  - …ты просто умираешь.  - Я помогу тебе.
        Мы с Ларсом тебе поможем.
        Я срываю с шеи кулон. Прозрачный шарик. Мое прошлое. Ученый говорил, что в старых разработках много ошибок, но мне все равно. Мы и так ошиблись.
        Эмили была права. Когда есть шанс, почему бы им не воспользоваться?
        - Малибу!  - выкрикиваю я, и флешка распадается на части.
        Я тянусь к запястью Эллы.
        - Что ты творишь?  - почти беззвучно произносит она.
        Я будто слышу, как отчаянно трепыхается ее сердце, и невольно начинаю считать.
        - Клянусь, у тебя будет отличное тело.
        Я подключаю флешку к ее индикатору. Шарик загорается зеленым.
        Толпа рыдает и кружится, а может, кружусь я  - не разобрать. Стена срастается с моими лопатками, ступни впечатываются в пол. Меня не существует. Шейру выдумали больные, а я, глупая, поверила. Нет, это сон. Сон.
        Я тону в болоте третьего блока. Бетон размягчается. Толпа замолкает. Я достигаю дна.
        - Что с тобой?  - окликает меня кто-то.
        Элла?
        Шум возвращается. Сестра теребит рукав моей формы.
        - Тебе тоже плохо, да?
        - Нет. Я устала. Не выспалась, вот и клюю носом,  - выдыхаю я.
        Мир загустевает, уваривается: все тише гомонят сущности, все реже колонки призывают к спокойствию. Люди встречают нечто. А оно залепляет им рты, потому что не любит громких приветствий.
        - Вот вы где!
        Наш маленький островок без суеты и толчеи замечает мама. Она ахает, увидев шарик на запястье Эллы, и проводит по нему мизинцем.
        - Ты… Ты правильно сделала, Шейра.
        - Найди флешки в лаборатории Ларса,  - сиплю я.  - Найди…
        - Ты думаешь?..
        - Да.
        - Я постараюсь,  - обещает она и поворачивается к Элле.  - Мы справимся, детка.
        - Точно?  - Она косится на зеленеющий шарик.
        - Точнее не бывает.
        Мама бросается к лестничной площадке и ныряет в лифт. Она успеет. Когда спешишь на свидание к умирающим, нельзя опаздывать. Это… неэтично.
        Я обнимаю Эллу за плечи. Несколько сущностей уже лежат без сознания. Их утешают роботы в белых костюмах  - странное зрелище. Вспоминаю Карину из кошмара. Она так же заботилась обо мне.
        Мой взгляд блуждает по коридору. Дверь серверного зала оплетают чьи-то руки  - засохшие стебли с бутонами роз. Эти цветы не вянут. Они будут пить хозяйку, пока ее кожа не сморщится. Но хозяйке все равно  - она сдала экзамен. Она победила.
        У меня нет сил позвать Альбу. Нет сил поговорить… о нем.
        Комок под ребрами сжимается. Ник обречен. Он позволил мне уйти, потому что чувствовал.
        Я стискиваю зубы, чтобы не разреветься.
        Альба меня ненавидит. А я больше не хочу этого.
        Флешка по-прежнему моргает зеленым. Строчка за строчкой душа Эллы копируется туда, где обретет вечную жизнь.
        Вскоре прибегает мама и вручает коробку шариков Утешителям. Но даже издалека я вижу, что флешек не хватает.
        Меня начинает тошнить. Третий блок вновь теряет форму и размягчается. Толпа превращается в бесконечное месиво тел, безумных лиц, ладоней без линий.
        Мой индикатор сигналит оранжевым  - пусть. Я ведь не сущность. Я не умру.
        Не. Умру.
        Я продолжаю считать удары сердца. Своего или Эллы  - не знаю. Мне нужно отвлечься. Нужно забыться.
        Нужно.
        Коробка пустеет. Счастливцев, чьи души записались на флешки, относят в палаты, а ждущие своей очереди один за другим теряют сознание. Уже не кричат.
        Шарик на запястье Эллы гаснет. Я отсоединяю его и молю небеса, чтобы душа сестры скопировалась без брака.
        - Все будет хорошо,  - повторяю я.  - Правда-правда.
        Элла жмурится. Я, затаив дыхание, нащупываю ее пульс.
        - Эй, ты чего?
        Она не слышит меня: ее сердце замерло.
        Мне больше нечего считать.
        Не-че-го.
        - У тебя будут светлые волосы, как раньше,  - шепчу я сестре на ухо.  - И тело  - без гематом. Тебе понравится…
        Договорить я не успеваю: на пороге серверного зала появляется Ольви. Он едва не падает, но при этом поддерживает Ника.
        - Ребят, ему плохо. Мы вырубили Утешителей, а он… Раз  - и все. Съежился, посинел. Это же не опасно, да? Что тут творится-то?
        Друзья опускаются на пол.
        Если б я только знала код Ника, я бы проткнула палец и писала бы кровью на полу. А впрочем, проткнуть надо кое-кого другого.
        Я отгоняю страшные мысли и, спотыкаясь о тела, подползаю к друзьям. Ник трясется, задыхается и, кажется, скоро покроется трещинами.
        - Не засыпай. Постарайся не засыпать, ладно?  - прошу я.
        - Н… Не могу.
        - Можешь. Можешь! Ты все можешь!
        - Глупая, глупая Шейра…  - шипит он.
        - Мы же команда?
        Он гладит мой индикатор.
        Я ловлю его кисть и стискиваю что есть мочи. Люди не умирают, когда за них так держатся. Ведь не умирают же?
        - Ник, не засыпай. Умоляю.
        - Все случится. Сегодня точно.  - Он облизывает пересохшие губы.
        - Ты… Ты не понимаешь, что говоришь.  - Я поднимаюсь.  - Дождись меня, хорошо? Я сейчас. Я быстро.
        Но не успеваю я сделать и шагу, как между лопаток бьет вопрос Альбы:
        - Ник? Ты назвала Матвея Ником?
        О, этот голос… я не слышала его пятнадцать лет. И, скорее всего, больше не услышу.
        - Поздравляю,  - зло улыбаюсь я.  - Ты теперь Утешитель.
        В одной из палат я нахожу маму.
        - Где флешки?  - Я готова визжать, обнуляться, выдирать волосы, лишь бы она ответила.  - В коробке?
        Мама качает головой.
        - А в лаборатории Ларса? Ты же не все выгребла?
        - Все.
        Нет. Это ложь. Очередной кошмар. Что, если я сплю и когда проснусь, мы с Ником и Альбой пойдем гулять? Втроем.
        Мы всегда втроем.
        Были.
        Я возвращаюсь в коридор и окидываю взглядом месиво тел. Чем хуже сущности, лежащие здесь? Чего им не хватило, чтобы выжить? Мы совершили непростительную ошибку, а город не обнулил нас. Он тоже с браком.
        Я падаю на колени.
        Над Ником склонилась Альба. Она плачет. По-моему, кричит, но я не слышу. И отдала бы все, чтобы не видеть.
        Скажи его имя, Альба. А потом скажи, кто его убил.

* * *

        Мерно пищат приборы. К индикатору прикреплен провод. Одеяло прижимает меня к кровати, прессует, как груду хлама. Мгла борется с робкими лучами, тени расплываются по полу кровавыми лужицами.
        Я срываю с себя датчики. Приборы звякают и гаснут.
        На ключицы давит маленький шарик. Талисман. Дом Эллы.
        Мысли, дремавшие в пыли, кто-то полирует. Чистит, ставит на видные места и сбегает, обронив на прощание: «Любуйся».
        Я жалею, что отключилась от приборов. В тишине слишком громко звучат воспоминания. Но это лучше, чем щелканье. Теперь звук клавиш будет убивать меня. Снова. Снова. И кто знает, на какой раз я не воскресну.
        Я опираюсь на тумбочку и поднимаюсь. Касаюсь ступнями пола. Комната пляшет перед глазами.
        Я спала вечность. Или и того больше. Тело ноет и, словно неразношенная обувь, тянется, трескается, натирает. Мне, наверное, стукнуло триста.
        Проскальзываю в коридор. Над окном мерцает табличка: «Отделение Последних». Здесь пусто и пахнет спиртом.
        Странно, но сегодня жарко. Я иду на лестничную площадку  - там прохладнее. Хлопковая пижама пропитана потом. Еще немного  - и я превращусь в курагу.
        Лифт не работает. Не снуют Утешители. Не шумят больные.
        Третий блок переварил всех.
        В ушах по-прежнему щелкает клавиатура. И едкое «я сдала экзамен». Альба сошла с ума. Она устала бороться с демонами. Да и с собой  - тоже. А я… я научилась ненавидеть кого-то, кроме себя.
        Я провожу ладонью по железным перилам. Как ни странно, гематомы почти не болят. Как ни странно, я до сих пор существую. И чересчур хорошо соображаю, чтобы радоваться бодрости. Во сне кошмары обо мне забыли. А наяву  - вспомнили.
        Снимаю с шеи кулон. Ты здесь, дорогая? Твой код без брака?
        По щеке течет слеза. Я всхлипываю и вытираю ее рукавом. Элла всегда будет рядом. Я подарила ей бессмертие. Интересно, она… рада? Рада, конечно, рада. Ей повезло.
        А Нику  - нет.
        Он обещал ужин и чай. Хохотать  - весь вечер. Быть вместе. Быть командой. А потом взял и отпустил.
        Он не успел. За него успела Альба.
        Раздаются шаги. Тихие. Спокойные. В нос бьет сигаретный дым. Я до боли выпрямляю спину, но не поворачиваюсь.
        - Я долго спала?
        - Сутки.
        Утренние лучи сочатся через жалюзи и пробуют на вкус стены, лестницу, нас. Им горько, я точно знаю. Им очень горько.
        - Чем все закончилось?
        Рене опирается на перила. Я заставляю себя посмотреть на нее. Она пришла меня утешать, но лучше бы вколола какую-нибудь дрянь.
        - Некоторых удалось записать.  - Она закусывает губу.  - Мы позвонили Ларсу. Он согласился проверить, чьи души целы, а чьи  - нет. Потом… будем искать тела. Оболочек без душ не так уж и много…
        - Некоторых?  - перебиваю я.
        Молчание.
        В глазах двоится. Сущности заплатили за мое «нечаянно». Альба отомстила мне. Теперь она может по праву носить белую форму. По праву обнулять. И только жить  - без права.
        - Как ее накажут?  - Я не называю имени  - боюсь подавиться.
        - Наверное, учет. Вам всем.  - Рене затягивается и передергивает плечами.  - А вот Оскару… Здесь сложнее.
        - Она заслуживает более жестокого обращения.
        - А ты?
        Я вдыхаю сигаретный дым.
        - То, чего заслуживаю я, погребено в старом мире.
        - Ты несправедлива к себе.
        «Перестань жить прошлым»,  - просил Ник. Но как перестать, если кроме прошлого у меня ничего нет?
        - Есть и хорошие новости.  - Рене стискивает перила.  - Два человека уцелели. Две сущности. У нас получилось их излечить.
        - Кто?  - цепенею я.
        - Марк и Вилли.
        Вилли. Я рада за Эмили. Она всегда верила, в отличие от меня.
        - Почему им… повезло?
        - Твои родители работают над этим.
        - Подождите,  - моргаю я.  - База данных Марка на сервере преступников. Его мы не удаляли.
        - За хулиганство истории болезней не переносят, а недавний инцидент… Мы не успели. Как выяснилось, не зря. Будет кого обследовать.  - Утешительница бросает сигарету в пепельницу, прикрученную к перилам.  - Насчет вас, Последних… Ваши базы данных хранились на том же сервере. Но вы не сущности, вы сильнее. Поэтому выжили. У тебя появился шанс вылечиться, Шейра. Принимай карму, не нервничай. Для больных планемией форматирование пошло на пользу.
        - Вы соображаете, что говорите? Не нервничать?
        - Для начала вовремя пополняй запас,  - выдыхает Рене.  - Я не буду утешать. Если… если тебе сложно  - держи.  - Она протягивает мне флешку.  - Это вирус, стирающий память. Иногда без прошлого легче быть смелой.
        - Но оно ведь никуда не денется, верно?  - вскидываю я брови.  - Мне бы машину времени или что-то вроде того.
        - Возьми, Шейра. Решишь выкинуть в реку  - пожалуйста.
        - Спасибо.  - Помедлив, я прячу подарок в карман.
        - И прости за… Ну, ты понимаешь. Они подозревали вас, но не успели докопаться до истины.
        - Жаль.
        Рене кивает и, не поднимая глаз, скрывается за дверью отделения. Я остаюсь на лестнице  - думать о том, кто учил меня прощать, и о том, какой плохой ученицей я была.

        Глава 25

        Второй блок, палата, шаги в коридоре  - все идет рябью, словно река, потревоженная камешком. В город нас увезли утром, когда мы попрощались с умершими. Их заносили в кабины, а мы наблюдали.
        Ника и Эллу пронесли в метре от меня. Они были рядом, но уже не мои. И вроде бы я говорила с ними недавно, но  - прошла вечность.
        Я не плакала, нет. И не помню, чувствовала ли что-нибудь. Я просто была. Просто стояла. Просто смотрела, и, когда сказали, прижала ладонь к груди.
        Кто-то завизжал. У кого-то началась истерика. Кто-то потерял сознание. Мы скорбели. Каждый  - по-своему.
        А я была. И ничего больше.
        После всего нас, больных планемией, отправили первым поездом в город. Во второй блок. Мы отдалились от грани и упали в лапы мохнатого монстра по имени Нормальная жизнь. Он баюкал нас, клялся, что нам понравятся его заточенные когти, а мне хотелось обратно. К грани.
        Ольви положили в другое отделение  - на обследования. Альбу  - в мое. К счастью, мы были в разных палатах.
        У меня нет соседей. Это тоже к счастью.
        Я почти не включала планшет: все заголовки в Сети кричали о произошедшем. Кир звонил не переставая. Конечно, он бы примчался, но я попросила Утешителей не пускать его.
        Мне тяжело возвращаться в ту ночь. Я объясню ему. Обязательно.
        Но  - позже.
        И вот я вновь в белой форме. За окном клубятся сумерки. Лампочка на потолке следит за мной, не моргая. Кровать обнимает меня одеялом и подушками. Я наклоняюсь за тапками, но нащупываю лишь шершавый кафель.
        Палаты не разрешают жертвам отлучаться. Они не любят одиночество.
        Кто-то стучится. Не дождавшись ответа, входят родители.
        Должно быть, мы не виделись сто лет. Они сливаются с серыми стенами. Руки  - в морщинах. Их будто скомкали и разорвали, как визитки с телефоном стоматолога, а потом, когда разболелся зуб, торопливо склеили. Перемотали скотчем, но некоторые кусочки так и не нашли.
        - Как ты?  - шепчет папа, косясь на мой индикатор.  - Да ты молодчина, почти зеленый!
        - Я стараюсь не нервничать.
        Звучит как шутка. Мы улыбаемся, но глаза по-прежнему серьезны.
        Мама садится на край кровати и задерживает дыхание, точно надеется, что легкие преобразуют кислород в нужные слова. Папа застывает у окна. Мы молчим, отчаянно цепляясь за тишину.
        - Шейра,  - наконец отваживается мама.  - Мы пришли, чтобы извиниться.
        - Вам не за что извиняться,  - отрезаю я.  - А вот мы заслужили обнуление.
        - Вас поставили на учет,  - качает она головой.  - Обнуление заслужил только один.
        - Когда?
        - Через неделю.
        Да, Оскар виноват, но мне страшно даже представить, что с ним творится сейчас. Прошлое, настоящее, будущее  - он проиграл везде. Вместе с Атлантидой утонули его мечты. Тридцать пять лет он бьется о стену, а на ней ни царапины. Сам же  - едва шевелится.
        - Есть новость,  - сообщает папа.  - Мы поняли, почему выжили Марк и Вилли.
        Сердце пускается в пляс.
        - Почему?
        - У них амнезия. В программах  - ни слова о прошлом. Им не за что умирать.  - Папа взъерошивает волосы и прижимает кулак к губам.  - Когда удаляется база данных, карма убивает; но если у человека амнезия, она не работает.
        - Потому что действует в той части программы, где хранится память,  - прибавляет мама.
        Иногда без прошлого легче быть смелой.
        Вы правы, Рене. Как никогда.
        - Значит, сущности вылечатся, если пожертвуют памятью?
        - Все, кто мог, вылечились,  - возражает мама.
        - Два человека из сотни. Слишком много для определения «все».
        - Детка…
        - Что теперь?
        - Постараемся не доводить больных до обнуления,  - отвечает папа.  - Методы Оскара безвредны для Последних. Им не придется ничем жертвовать. Разве что в самых критичных случаях.
        - А Вилли? Разве у него амнезия?
        - Частичная. Побочное действие лекарств, которые он принимал,  - поясняет мама.  - Рана заживала тяжело, и Утешители назначили ему другой препарат.
        Когда Ник показывал мне вживленный Оскаром индикатор, мы не смели даже думать о возможной ошибке. А ведь в их базе данных не было ни строчки о жизни до, поэтому все получилось. Они не учли самую малость: выцветшие фото в потрепанном альбоме, первый выпавший зуб, завернутый в тряпочку, комбинезоны, внезапно ставшие маленькими.
        Как же банально. Настолько, что хочется сдохнуть.
        - Мы вернулись, Шейра. Окончательно. Будем работать дома.  - Мама, давясь этим «дома», тянется к стакану с водой на тумбочке.  - И еще… Флешка Эллы. Ты сама отдашь ее Ларсу?
        Пальцы невольно цепляются за кулон.
        - Да. Мне нужно время.
        - Конечно.
        - Тогда у меня тоже просьба,  - говорю я.  - Не проболтайтесь Киру. Я позже свяжусь с ним. Когда…
        …буду готова.
        - Хорошо.  - Мама сверлит взглядом папу. Кажется, через него уже можно просеивать муку.  - Нам пора, дорогая. Мы придем завтра. Звони.  - Она целует меня в лоб.
        - Выздоравливай,  - говорит папа.
        Родители толкают дверь. В палату проскальзывает хоровод звуков. Цокот каблуков, обрывки фраз, бусины женского смеха выцарапывают на мне улыбку.
        - Мы же сыграем в шахматы?  - кричу я вдогонку.
        Папа оборачивается. Секунду медлит и осторожно, словно боится, что от резких движений я передумаю, кивает. А затем, не проронив ни звука, они с мамой ныряют в суету коридора.
        Я нащупываю под матрацем флешку. Подарок Рене. Таблетку от кошмаров. Что, если… Нет, завтра. Сегодня плохая погода.
        Мы сыграем, пап. Мы обязательно сыграем.

* * *

        Проснувшись в семь, я отправляюсь на обследования и не замечаю, как пролетает день. Одинаковые лица и гусеницы-слова, шприцы и карта больного на планшете  - Утешители прочли меня до последней страницы. А я не осилила даже абзац.
        Я возвращаюсь в палату вечером, после ужина. Лампочка-надзиратель подмигивает мне. Запотевший от тепла пальцев кафель плачет. Ваза на тумбочке обнимает лилии. Рядом валяется записка.
        «Выздоравливай. С кем мне снимать пранки?»
        - Я же просила.
        Я опираюсь на тумбочку. Внушаю себе, что все в порядке. Утешители, мама с папой, Ольви, да кто бы это ни был… Он просто рассказал Киру. Он просто сдал меня и наплевал на мою просьбу.
        Считай до десяти, Шейра. Считай и душ? демона. Иначе он задушит тебя.
        В голове дохлыми рыбками всплывают недавние события.
        Я бы пережила. Я бы попыталась воссоздать себя. Но мой учитель мертв. Он не успел на последний урок.
        - Я же просила!  - Кулак летит в вазу. Дыхание комкают всхлипы. Щека проходится по кафелю.  - Я же просила…
        Опускаюсь на пол. Волосы лезут в рот. Осколки вазы колют ноги. Разлитая вода топит лилии и записку. В горле клокочет крик, и я складываюсь поломанным креслом.
        Пусть второй блок слышит это. И чувствует вместе со мной.
        Бью кулаком о стену и сдираю кожу. По кафелю размазываются красные узоры. Розы. Я украшу эту тюрьму цветами.
        В палату вламываются Утешители. Лампочка им доложила. Она на их стороне. Один готовит лекарство, другие бегут ко мне. В суете мелькает бородка, заплетенная в косичку. Ее хозяин, наверное, забыл, как мечтал попасть к нам в команду.
        - Катитесь к черту!  - кричу я, хватая осколок.  - Еще движение…  - Сердце на пределе. Если бы оно было двигателем хот-рода, то я бы взлетела к звездам. Каменные скулы Утешителей, кровать и шприц плавятся и, по ощущениям, я плавлюсь вместе с ними.  - Еще движение  - и я проткну себе шею.
        У меня есть опыт. Я встаю. Вжимаюсь в стену. Пытаюсь врасти в нее, уменьшиться до крошечной плиточки. Прикасаюсь осколком к коже. Пальцы трясутся. Дернусь  - убью себя нечаянно.
        - Не надо!  - На пороге замирает Ольви.
        Как же невовремя ты зашел в гости…
        - Выведите его,  - командует Джон.
        - Что ты творишь, Шейра?  - вопит друг.
        Молодой Утешитель скручивает ему руки.
        - Зачем?! Зачем, Шейра?
        - А зачем я? Незачем,  - всхлипываю я. Злость вытесняют слезы.
        Тот, ради кого я была сильной, умер. Сегодня мне двойка.
        - Он любил тебя не за это,  - цедит Ольви.
        Его выводят в коридор.
        Не за это. Осколок выпадает из пальцев. Я корчусь в беззвучных рыданиях. Джон поднимает меня и несет в кровать. Я  - маленькая заблудившаяся девочка. Я скоро приеду домой и забуду о страшных играх.
        Мне делают укол.
        Роботы в белых костюмах убирают осколки и уносят цветы. Оттирают с кафеля кровь, делают все, чтобы не осталось следов произошедшего. Здесь как в болоте. Ты не знаешь, что там, на дне, но правда зудит, как комариный укус, сочится из губы красными каплями. Ты натягиваешь кофту и вытираешь платком кровь, лишь бы не думать, сколько тел прячется под ровной зеленой пленкой.
        Я закрываю глаза.
        Прости, Ник, я забыла, за что ты меня любил.

* * *

        Лица. Дни. Глупые разговоры. С утра  - процедуры. После обеда  - Утешитель-психолог, конспектирующий каждую мою фразу. Мы общаемся о глобальном потеплении и пересоленной каше на завтрак. Он редко задает вопросы, я не пытаюсь быть вежливой.
        Идиллия.
        По вечерам я пересматриваю наши с Киром ролики. И фото, где мы в образе сущностей. Он больше не присылает цветы.
        Я стала засиживаться допоздна, только бы не возвращаться в ту ночь. Только бы забыть проклятое «теперь точно». Я не устраиваю истерик. Кожа обросла чешуей. Хоть об стену бейся  - мне все равно. Я ничего не чувствую.
        Прошлое нагнало меня, но я никак не привыкну к новой роли.
        За шесть дней я пару раз столкнулась с Альбой. Из-за случившегося наши взгляды потяжелели килограммов на триста.
        С Ольви мы видимся лишь в столовой. Ковыряем вилкой еду. Давимся. Хлопаем друг друга по спине. Но  - молчим.
        Он любил тебя не за это.
        Жаль, что меня вырвали с корнем. «Это» давно мертво.
        Я прошу Джона о выписке. Гематом мало, седины  - тоже. Пролетела почти неделя. Пора возвращаться и надевать маску. Нет, не защиту от сущностей. Скорее, защиту от себя. Мне нужно успеть к Оскару. Попрощаться.
        Альба

        Я помню все. До царапин на стенах. До букета криков. До липкой тишины. Со мной плотно сплелись события того вечера.
        Это не я. Точно-точно. Я потеряла ту, кем была недавно. Я вырыла ей могилу и пообещала поставить лучший из памятников.
        Но она боится. Ей проще выколоть глаза и умереть. Без памятника.
        Я провалила самый главный экзамен в жизни. И поэтому… я не буду спасать.
        Господи, как же глупо. Как же смешно, черт возьми. Я пыталась простить Шейру, сейчас  - не могу примириться с собой. Нет, не так. Я не хочу примиряться с собой. Потому что… я убила его. И мне отвечать.
        Все то время, пока заживали гематомы, я искала тропки, ведущие в прошлое, но находила лишь бетонную ограду с колючей проволокой. Я наблюдала, как волосы обретают цвет, и понимала, что не заслуживаю этого.
        И теперь, в час ночи, я стою у палаты Шейры. Прислушиваюсь к гудению датчиков и приборов. Я решилась. Спустя почти неделю.
        Ей вкололи успокоительное. Надеюсь, она спит, иначе… Нет, нельзя думать о плохом. Толкаю дверь. Погружаюсь во тьму. Лунный свет скользит по полу. Стены пахнут моющими средствами. В углу приютились тапочки.
        Крадусь к кровати. Вздрагиваю от каждого звука. Стискиваю прозрачный шарик. Я взяла его среди бракованных, когда мы провожали умерших. Три штуки валялось в урне.
        Я сую руку в карман и цепляюсь за колечко ножниц. Наклоняюсь над Шейрой.
        Прими мой подарок.
        Поддеваю ногтем нить кулона. Подруга что-то бормочет.
        Нет, нет, не просыпайся. Не время.
        Сжимаю кулаки. Кончики ножниц впиваются в палец.
        Шейра переворачивается ко мне лицом. Я снова поддеваю нить и разрезаю ее, а затем  - забираю шарик. На кровать кладу флешку с браком.
        Ты порвала подвеску, слышишь? Ты ее порвала.
        Я выскальзываю в коридор и спешу к себе в палату. Сегодня у меня в планах кое-что еще. Правда, нужно дождаться утра.
        Готова, Элла? Я знаю, что готова.
        Когда за окном начинает светать, я бегу к Джону. До выписки мне далеко, я до сих пор числюсь Последней. Моя цель  - отвоевать пару часов.
        Прости меня за нас двоих, подруга. Если сможешь.
        Шейра

        Я буду свободна в девять, после завтрака. Сегодня утром Джон подписал документы.
        По пути в столовую я натыкаюсь на Ольви. Впервые за неделю мы обмениваемся улыбками.
        - Меня выписывают.
        - Отлично,  - передергивает плечами он.
        - Давай поговорим. Через часик,  - предлагаю я.  - Где ты будешь?
        - У тренажерки.
        Город заботится о нашем здоровье. Теперь во втором блоке занимаются спортом. Нововведение.
        - Хорошо,  - соглашаюсь я.  - Постараюсь быстрее.
        Я не уйду, пока не попрощаюсь с тем, кого и правда можно назвать героем. Ольви заслуживает лучшей команды.
        Ольви и… Ник.

* * *

        Ольви сидит на полу и, катая между ладонями теннисный мячик, пялится в потолок. Кудри спадают на лоб, губы плотно сжаты.
        Раньше была хотя бы иллюзия нормальной жизни. Сейчас  - мы даже не пытаемся вернуться.
        Огромные двери тренажерки закрыты. В коридоре почти никого.
        - Привет.  - Я опускаясь рядом.  - Давно ждешь? Извини, если давно.
        - Я тоже задержался на процедурах,  - признается он.
        - Уже известно, что с тобой?
        Ольви фыркает, словно я спросила глупость. Впрочем, так и есть.
        - Мое тело,  - он стискивает мячик,  - не такое уж и мое.
        Добро пожаловать в клуб нечаянно ломающих жизни. У нас отличная компания.
        - В ту ночь… тебе было плохо из-за этого?  - Я прислоняюсь затылком к стене. Не хватает сигарет Рене.
        - Когда роются в мозгах  - роются в коде. Если есть нестыковки с прогой, они выявляются. Все мои симптомы: слабость, головная боль, озноб… Мне тесно в этом теле, Шейра.
        - Но ведь тебе лучше?
        Я ловлю взгляды редких больных. Пустые, как и у нас. Чем бы наполнить себя, чтобы не сгнить?
        - Лучше. Я не умру и не обнулюсь.  - Ольви со злостью кидает мячик.  - Но я решил отдать тело. Оно не мое и не станет моим.
        - И… что случится с тобой?
        - Мне найдут оболочку. Возможно, через пять лет, когда дойдет очередь. Возможно, через сто.  - Глаза блестят, темнеют, и, кажется, на меня смотрит тот, кому по праву принадлежит тело.  - Я не буду жить за счет кого-то. Хотя уже живу. Двадцать три года.
        - Ты уверен, что его код рабочий?  - Я поджимаю ноги и упираюсь лбом в колени.  - Что, если нет?
        - Разобьюсь в лепешку, но исправлю его. Буду работать с Ларсом.
        - Ты не обязан отдавать тело.
        - Да? А что я обязан?  - Голос подрагивает, хрипит, как ненастроенное радио.  - Это не моя жизнь.
        - Ты сильный. Я завидую тебе.
        - Глупости.
        - Мы же увидимся? Я о новом теле.
        - Конечно.
        - Буду доставать Ларса, чтобы он побыстрее нашел тебе оболочку.  - Я пихаю Ольви в бок.  - Ты только… приходи попрощаться, ладно?
        - Лады. Шейра…
        - Да?
        - Хочешь, угадаю, о чем ты думаешь?
        Я хмыкаю в кулак.
        - Попробуй.
        Ольви дотрагивается до моей руки.
        - Ты мечтаешь поскорее вернуться домой, чтобы спать под боевики и страдать фигней с Киром. Считаешь меня болваном, но мы  - команда, поэтому ты готова выслушивать мое нытье вечно. А насчет кошки Алисы… Не волнуйся  - я подарю ее тебе на день рождения.
        Из моей груди вырывается низкий звук, отдаленно напоминающий хохот. В этой тюрьме мы разучились смеяться.
        - Поздравляю, ты кое-что угадал.
        - Что же?
        - Мы  - команда.

        Глава 26
        Альба

        Я вижу его впервые, но сразу узнаю. Родинка-сердечко на носу, бесформенная фигура, как у взбитой подушки, взгляд  - черствее горбушки недельной давности. По-другому и не представишь человека, крадущего души. По комнате летает железная рука, то и дело норовящая ударить меня по лбу.
        Ларс сидит за столом. Под мои сбивчивые объяснения он рисует в блокноте цветочки. Я чувствую себя стареньким плеером, который включили для фона.
        - Протестируйте код.
        - Результаты будут через месяц.
        - Что?  - ужасаюсь я.  - Мне нужно сегодня!
        - Извини, у меня куча работы. Да и с телами проблемы…
        Новая завитушка на полосатой бумаге.
        - Нет уж. Вы протестируете код сейчас. Эту душу ждет оболочка.
        - Интересно, где ты ее откопала?  - Ручка замирает в миллиметре от лепестка ромашки.
        - Старые счеты.
        - Погоди. Ты о себе что ли?  - С цветочками покончено. Ларс пялится на меня так, словно я и правда плеер, начавший вдруг воспроизводить неизвестные песни.
        - Не отговаривайте.
        - Занятно. Но тебе же…  - запинается он.  - Тебе же придется ждать в такой же флешке лет сто.
        - Главное  - дождаться.
        Я проснусь другим человеком. Возможно, прозрачный шарик окажется с браком, и я все забуду. Возможно, больше не встречусь с Шейрой. Чем не счастье?
        - Ну что?  - прерываю я затянувшуюся паузу.  - Поможете?
        - Присядь пока,  - командует он.  - Работы часа на три, не меньше. Хло, подай-ка планшет!
        Железная рука бросается к подоконнику и через миг вручает Ларсу экранчик размером с ладонь.
        Я опускаюсь на диван. Терпеливо убиваю секунду за секундой. Молюсь, чтобы все получилось. Душу страх.
        Никогда не поздно вернуться к истокам и попытаться исправить ошибки.
        Я буду стараться ради Ника. Мы не успели поговорить. Помолчать  - тоже.
        Сон тащит меня за шкирку на край реальности, но мозг не отключается. Я блуждаю во тьме. Спокойной, ласкающей тьме. Скоро мы подружимся. Интересно, скучно ли душам в кусочке металла?
        Должно быть, нет. Должно быть, если умереть всего на немножко, там даже весело. Только смеяться нечем. Но в моем случае это плюс.
        Хрупкую гармонию нарушает вопрос Ларса:
        - Дорогуша, ты спишь, что ли?
        - Почти.
        - Нашла чем заняться перед новосельем. Выспишься еще! Ха-ха.
        Я морщусь. Левое плечо будто плавится: лучи протиснулись сквозь занавески и добрались до него. Солнце в зените и  - неужели?  - греет.
        - Я устранил пару опечаток,  - объясняет Ларс.  - Компилятор не ругается.
        - И вы готовы сделать это… сейчас?
        Тише, сердце. Сбавь обороты. Ты пригодишься ей.
        - А как же. Ты уверена?
        Хло вытаскивает из шкафа коробку с красными кнопками.
        - Да,  - отрезаю я.  - Начинайте.
        Не бойся. Не вспоминай. Не плачь. Стисни зубы и будь благородной. Ты же хорошая девочка, правда, Альба?
        Шейра

        Наконец-то. Я не Последняя. Но  - и не первая.
        Ветер танцует с волосами. Запоздавшее тепло прожигает асфальт. Дома дымятся, шипят, как бекон на сковороде. Люди рассыпаются горькими приправами.
        Я попросила Джона отправить мои вещи по связному ящику и теперь мчусь к Оскару. Кабиной. На одиночном сиденье. Я отвыкла от невесомости в животе и щемящей беззащитности. Ездить по земле не так… завораживающе. Я рада вернуться туда, где два шага в секунду  - предельная скорость.
        Мимо проплывает мой небоскреб. Там жила не я. Та Шейра была в тысячу раз счастливее. В миллион  - несчастнее. Она не представляла, как нежно трепещет комок под ребрами и как страшно щелкает клавиатура.
        Она боялась.
        И вновь остановки, кабины, раскаленные дома  - в перемотке. Вдали вырастает здание старого офиса. Оно по-прежнему уродует наш город. Черная клякса, въевшаяся в землю и пропитавшая ее гнилью. Скорее всего, после переезда Оскара в третий блок Семерка построит здесь очередную высотку. Жаль. Я хочу помнить о жизни до, а офис  - единственное, что уцелело с тех пор.
        Не стучусь  - вламываюсь в зал, припудренный пылью, загримированный мхом. Оскара нет. Горы бумаг, стулья, поломанные серверы сереют во мгле, будто вот-вот нырнут в машину времени за хозяином.
        Чертыхаюсь. Не успела.
        - Здесь кто-нибудь есть?
        Не. Успела.
        Борюсь со слезами и собираюсь уходить, но внезапно тишину разбивают уличный шум и скрип половиц.
        - Добрый день, солнышко.
        Слезы, мурашки, дрожь в пальцах  - все смешивается в один коктейль. Оскар прежний. Ни белых зрачков, ни гематом. Но какая разница, если Атлантиды больше нет и не будет? Он сражался за нее, а она подарила ему лишь синяки под глазами, болезненную бледность и парочку новых морщин.
        - Гуляли?
        - Да.
        - Я… Меня выписали, вот я и решила…
        - Хорошо решила, Шейра. Хорошо. Я сам собирался тебя найти.
        Оскар отодвигает скрипучую половицу. В маленьком углублении прячется шкатулка. Он открывает ее и вдыхает  - отчаянно глубоко, словно в последний раз. Словно перед прыжком в воду.
        Наши истории разные, но… нам одинаково больно. Патология «нечаянно». Неизлечимая.
        Я стараюсь не мешать, но не сдерживаюсь и заглядываю. Внутри скрывается шарик. Мне незачем читать письмо, лежащее рядом, чтобы понять, кто хранится на флешке.
        Ларс починил ее. Лучше любого Утешителя.
        - Надеюсь, у нее будут черные кудри и звонкий смех,  - хрипит Оскар.  - И коллекция ретроавтомобилей.
        - Я тоже.
        Он прикасается к шарику тыльной стороной ладони. Губами. Щекой. Нет, ему не шестьдесят. Ему три раза по двадцать, и сегодня отсчет начнется заново.
        - Отнеси ее Ларсу.  - Оскар захлопывает шкатулку, точно боится, что она уменьшит его до размеров кораблика из тетрадного листа и кинет в реку.
        - Но он подарил ее вам.
        - Линда не моя. Она свободна.
        - А как же вы?
        - Ты знаешь, что никак.
        За бессмысленными фразами кроется что-то важное. Я стучусь в запретную комнату, но мне не отвечают. Должно быть, я набиваю не тот ритм.
        - Они нашли ошибку,  - меняю я тему.
        «Что-то» заставляет меня трястись всем телом.
        - Я в курсе.  - Порывшись в столе, Оскар извлекает планшет Ника.  - Его тоже отнеси.
        - Вы считаете…
        Он же программировал себя. Он искал пути отступления. Осталось дописать его. Так легко. Так недосягаемо легко. Я встречусь с ним. Через сорок, пятьдесят, восемьдесят лет. Девушкой, женщиной, седой старушкой  - неважно. Мы найдем друг друга.
        - Но он не успел. Многое не успел,  - предупреждает Оскар.  - В его душе провалы. Даже Линда была целее. Сможет ли Ларс…
        - Хотя бы попробует,  - перебиваю я. Не крадите мою надежду.  - Спасибо.
        - Попытайся, девочка.  - «Что-то» просится наружу. Искажает черты лица, растягивает кожу, вылупляется из увядающего тела.
        Оскар ускользает от меня вместе с серверами, стульями и всем, что застряло здесь, в глотке города. Машина времени заждалась.
        - Какие люди,  - цокает кто-то мне в лопатки.  - Неужели вылечилась?
        Я отпрыгиваю. Обладатель голоса нарисовал меня заново. Неумело, вверх ногами, разобранной до основания. Такер плохой художник. Такер хороший дирижер.
        Теперь я знаю, кто его тень. Вся жизнь Оскара и он сам сжались до этого угловатого силуэта.
        - Тебе пора, Шейра,  - цедит гость из прошлого.  - Отдай Ларсу Линду и Ника. И…  - Он сует мне в карман ключи от хот-рода.  - Пусть Кир ездит, когда захочет.
        - Да… Хорошо,  - выдавливаю я.  - Мне жаль.
        Странная фраза для сотни смертей.
        Я шагаю за порог. Трасса разлагается на солнце. Полуденный свет слепит, злится, что его не пускают к черной кляксе. Уж у него-то есть корректор. Уж он-то выведет пятно.
        Я захлопываю дверь, но не двигаюсь с места. «Что-то» зовет меня, хватает за локоть и толкает к замочной скважине. Шелест листвы и цокот чьих-то каблуков сплетаются с яростными восклицаниями:
        - Здесь нельзя! Нельзя! Да что я тебе объясняю! Людям запрещено слышать это!  - разоряется Такер.
        Я вижу лишь маленький участок зала: силуэт того, кто ошибся в тысячный раз, его дирижера, шляпу на столе, гору бумаг.
        - Мой дом на отшибе. До ближайших многоэтажек идти и идти,  - отвечает Оскар.  - Пожалуйста, Такер. Пожалуйста.
        - Закон не позволяет…
        - Не смеши. Кем бы ты был без меня?
        - Кем бы ты был без меня?  - гаркает ищейка.
        - В этом доме все началось. Пусть и закончится здесь же.
        - Ладно. Здесь так здесь,  - сдается тот.
        А потом появляется «что-то». Пистолет срастается с пальцами Такера.
        Оскар прав. Некоторым историям лучше жить в фильмах.
        Я вяну, умираю и вновь возрождаюсь, распадаюсь на атомы, а за стеной воссоздается старый мир. Машина времени отправляется.
        Такер медлит. Готовится.
        Горло обжигает злость. Слова сочатся сквозь зубы, и я мечтаю их выплюнуть. Оскару в лицо.
        В городе это запрещено. Правительство бы не позволило. А Такера… Такера нужно обнулить.
        Я дергаю за ручку. Ищейка прячет пистолет за спину.
        - Что вы творите, черт возьми?!  - глотаю я слезы.  - Отдайте его мне! Отдайте!
        - Ты что-то забыла, Бейкер?  - осведомляется Такер, преграждая мне путь.
        - Не надо,  - молю я.  - Как вы могли…
        - Успокойся, солнышко,  - чеканит Оскар.  - Ты не понимаешь.
        - Да, не понимаю! Отдайте мне пистолет! Я отнесу его Семерке, и вас обнулят!
        - Уходи.
        - Да что с вами?! Неужели вы сдались?  - Я пинаю поломанный сервер.
        - Что со мной? Я искалечил жену, затем  - искалечил весь город. Сколько людей погибло из-за меня? Много, Шейра. Очень много,  - фыркает Оскар и хлопает ищейку по плечу.  - Дай мне минуту, Такер.
        Тот растворяется в полуденных лучах, но его тень остается здесь  - дирижировать.
        - Подумайте о Линде,  - шепчу я.
        Оскар подплывает к окну. Половицы больше не скрипят. Дом умолк. Город вот-вот его переварит, так зачем тратить силы?
        - Я только о ней и думаю.
        - Вы слабак! У каждого есть скелеты в шкафу! Но лишь единицы оживляют их и всучивают им пистолеты!
        Оскар смеряет меня ледяным взглядом.
        - Чего ты добиваешься? Можешь не рассказывать, как пятнадцать лет назад всадила ножницы в шею Ника.  - Он не называет меня солнышком, а в голосе нет прежней заботы.  - Ты ошиблась всего раз. И то  - не до конца. А я… я устал возрождаться. Ты  - нет. Пользуйся этим. Я в свое время пользовался.
        - Умоляю, не надо. Когда приедут другие члены Семерки? Они ведь должны приехать?
        - Нет. Приедут Утешители из первого блока. Я договорился с правительством. Они разрешили мне.
        Нет. Вранье. В городе нет оружия. Наш мир создан, чтобы следующие поколения забыли, как гремят взрывы и стреляют автоматы.
        Иначе… зачем нужна карма?
        - Не верю,  - шиплю я.  - Не верю! Это против правил!
        - Они предоставили мне выбор. Я создал такой город. Я.  - Оскар жадно втягивает воздух.  - Такер не посмел отказать.
        - Почему?
        Зал теряет четкие очертания. Мы превращаемся в два разбитых зеркала. В нас нельзя смотреться. Мы  - плохая примета.
        - Я из того мира. Обнуление… Нет, это не для меня.
        Мой кукловод обрезал нити. Теперь я свободна.
        - Ник бы не принял этого.
        - По-твоему, седые волосы  - справедливое наказание за столько смертей? Я решил сразу после той ночи. Уходи. И попытайся возродиться. Чтобы Ник принял.
        Ваше место в фильме, Оскар. Почему вы здесь, передо мной?
        Зал выплевывает меня на улицу. Я едва переставляю ноги.
        - Примирись с прошлым, солнышко. И с настоящим  - тоже.
        За спиной шаркают чьи-то ботинки  - наверное, Такера,  - и захлопывается дверь.
        Не смотреть на небо. Не искать ту кабину.
        Я шагаю по трассе. Где-то у горизонта  - центральная улица. Где-то снуют люди и шелестят голоса. Из окон какого-нибудь небоскреба льется музыка. Все по-прежнему. У кого-то рабочий день. Кто-то готовит обед. Кто-то бьет посуду и пакует вещи.
        А стены старого офиса скоро захлебнутся в крови. Беспокоиться не о чем  - Утешители все отмоют. Город заботится о своих жителях. Даже о мертвых.
        Секунда  - сквозь подошвы балеток ступни прожигает асфальт. Вторая  - поле замолкает. Третья  - леденеют пальцы.
        Я не хочу слышать. Не хочу.
        Опускаюсь в колосья. Зерна царапают кожу. Из рук выпадают планшет и шкатулка. Я уже не чувствую тепла. Я вообще ничего не чувствую.
        Прощайте, мой кукловод.
        Я буду по вам скучать.
        Я зажимаю уши ладонями. Губы кривятся в наивном «не надо».
        Выстрел.
        Громче, чем в фильмах.
        Я  - пораженный колос, бесформенный мешок с костями, камешек на обочине.
        Оставьте меня здесь, ладно? Оставьте…

* * *

        - Она только что пошевелилась. Хм… а у нас хлеб есть?  - Пауза.  - Ты же понимаешь…
        - Без проблем. Уже бегу.
        Шаги. Щелчок замка. Хмыканье.
        Кто-то садится рядом.
        Я распахиваю веки. Подо мной скрипит кровать. Коробки, реквизит, прогнившая лестница на второй этаж… я в штабе. Здесь больше не пыльно.
        - Сова?  - Кир касается моего запястья.  - Ну слава богу!
        Боль стучит в висках прибывающим поездом. Гонит по венам горючее. Разжигает во мне костер.
        - Что со мной? Паршиво как…
        - Резкое понижение кармы,  - сообщает он.  - Отголоски твоей болезни. Карина восполнила запас, будешь как огурец.
        - Долго я спала?
        - Ты скорее бредила, чем спала. Часа четыре, не меньше. Мы нашли тебя у порога, когда возвращались из магаза. Лежала без сознания. Когда тебя выписали?
        Такер. Конечно, Такер, больше некому. Благородная тварь.
        Я проживаю все заново. Холодный блеск пистолета, выстрел, слишком громкий для фильмов, и лицо того, кто устал.
        - Оскар…  - хриплю я.  - Нет, нет, нет… Нет.
        - Что с ним?
        - А вещи? Где мои вещи?
        - Шкатулка и планшет? Все здесь.  - Кир трясет передо мной коробкой.  - Да что случилось, Сова?
        Я не отвечаю. Кир наливает мне холодный чай.
        - Горячий в такую погоду  - это мазохизм.
        Я вмиг осушаю чашку. Перед глазами мелькает старый офис  - гость из прошлого, как и его хозяин.
        - Слушай…  - хмурится Кир.  - Мы это… Друзья же?
        - Конечно.
        - Я приносил цветы, видела?
        - Да, спасибо. Кто проболтался?
        - Сеть,  - кривится он.  - Пробовал снимать пранки. Хреново получается. Тебя не хватает.
        - Ничего, дай мне недельку. Придумаем что-нибудь.  - Только без гематом.  - Здесь… все изменилось.
        - Карина постаралась,  - краснеет Кир.
        - Живешь с ней?
        - Да. Она теперь на дому лечит. Желающих  - уйма…  - осекается он.  - Осуждаешь, да?
        - Я рада, что вы вместе. Очень рада.
        - А возраст? Тебе же не нравилось…
        - Неважно.
        Господи, как же неважно.
        - Пригласишь на свадьбу?  - вымучиваю я улыбку.
        - Сбавь обороты, Сова,  - хихикает он.  - У нас букетный период.
        Я наблюдаю за Киром, счастливым и беззаботным, и понимаю, что не воткну в запястье флешку Рене. Я хочу чувствовать. Хочу жить. Хочу знать, что со мной было. Пусть даже умирать от этого  - я хочу.
        - Сова? Тебе опять плохо? Черт, а я Карину за хлебом послал!
        - Нет, все в порядке,  - успокаиваю я его.
        - Ты странно себя ведешь.
        - Я просто решила.
        - Что?
        - Помнить,  - говорю я и встаю, отчаянно борясь с головокружением.
        - Куда ты торопишься? Полежала бы.
        - Мне лучше. Спишемся. Извини, что не звонила.
        - Да я не в обиде,  - чешет затылок Кир.  - Ты вернулась, это главное.
        Он не спрашивает о третьем блоке. Мы обмениваемся взглядами, плотнее сжимаем губы. Потому что не забудем тех, кто стоял в конце очереди. Банальное «мне жаль» здесь не прокатит.
        - Вот, держи.  - Я вытаскиваю из кармана ключи и протягиваю Киру.  - От хот-рода.
        Но друг на них даже не смотрит.
        - Не пугай меня. Что с Оскаром?
        - Он не простил себя.
        Я беру планшет Ника и шкатулку и выхожу на улицу.
        Я свободна. Индикатор светится зеленым. Со мной  - два мира, заключенных в капсулы. Я пересекаю дворы и окунаюсь в суету центральной площади. Как раньше, бреду по хребту ящера с передавленным хвостом.
        Я скучала, город. А ты?
        Я спешу. Пытаюсь быть. Думаю о завтрашнем дне, чтобы не утонуть прошлом.
        Возвращайся, мой феникс. Я мечтаю возродиться. Прости, мне и в голову не приходило, что тебя зовут Ник.

        Эпилог

        Я рисую. Вчера купила мольберт и ватман. Краски были  - со школы. Гуашь. И кисточки  - самые разные. У меня не получится, как у нее, но… я обещала ей карие глаза и рыжие волосы.
        Говорят, нужно рисовать на вытянутой руке. Я плохой художник. Кофта, штаны  - все в краске. Но я продолжаю. Мазок за мазком.
        Ты оживляла других  - я оживлю тебя.
        А потом отдам Эмили.
        Прошло четыре дня с тех пор, как я впервые услышала выстрел, а в ушах до сих пор звенит. Теперь вместо кошмаров шуршит тихое «уходи». Оскар создал наш мир, но остался в нем гостем из прошлого.
        Мое «нечаянно» случилось один раз. Его  - тысячу.
        Завтра я отнесу Ника, Эллу и Линду Ларсу. Он допишет программы и найдет тела. Я убеждаю себя, потому что… не могу по-другому.
        А еще  - потому что я обещала быть смелой. Он любил тебя не за это. Я повторяю фразу Ольви каждый день. Чтобы помнить, почему я здесь. Почему дышу.
        Я верну Ника. Верну. Когда он проснется в новом теле, я прощу себя. Он будет гордиться мной. Мы справимся. Как справился Вилли. Как справился Марк, которому подарили второй шанс. Надеюсь, он навестит Ника. Не тем, в кого превратился,  - прежним. Он изменится, я верю.
        Я теперь во многое верю.
        Город номер триста двадцать не прощает ошибок, но мы постараемся их не совершать. Где могли, мы уже ошиблись.
        В дверь звонят. Я подпрыгиваю и едва не смазываю губы Дэнни. Вытираю пальцы о валяющееся на полу полотенце и иду открывать.
        Родители? Они навещали меня вчера. Кир  - тоже. Ольви? Он сутками пропадает в лаборатории Ларса. Доставка каши? Я просила присылать еду по связному ящику.
        Сердце замирает.
        Больше некому.
        Внутренний параноик умоляет притаиться и подождать, пока гость уйдет, но я отгоняю трусливые мысли. Нельзя. Я же смелая. Я обещала.
        Отодвигаю щеколду. Толкаю дверь. Звон в ушах извещает, что поезд прибыл. Мне страшно, страшно поднимать глаза.
        Он любил тебя не за это.
        Я пересиливаю себя.
        На пороге стоит Альба.
        notes

        Примечания

        1

        Пранк  - розыгрыш.  - Здесь и далее примечания автора.

        2

        Гиг  - единицы измерения информации.

        3

        Хот-род  - в 1930-1940 годы: автомобиль с модифицированными для максимально быстрой езды характеристиками.

        4

        Метр  - сокращенное название мегабайта (единицы измерения информации)

        5

        Скримо  - музыкальный жанр, появившийся благодаря хардкор-панку и эмо в начале 90-х.

        6

        Наугад.

        7

        Орел Хааста  - самая крупная хищная птица. В некоторых легендах его описывали людоедом.

        8

        IP  - уникальный адрес узла в компьютерной сети.

        9

        Пастель  - нестойкая сухая краска для волос. Уже после первого мытья возвращается естественный цвет.

        10

        Кудин  - самый горький чай.

        11

        Вайлы и форы  - простейшие операторы в программировании.

        12

        К-волна.

        13

        Катана Мурамаса  - очень острый самурайский меч.

        14

        Метод пузырька  - алгоритм сортировки в программировании.

        15

        Русты  - массивные необработанные камни, рельефная кладка.

        16

        Ларс фон Триер  - датский режиссер.

        17

        Догма 95  - направление в кинематографе, при котором большее внимание уделяют сюжету и игре актеров, а не спецэффектам и качеству съемки.

        18

        Меланхолия  - фильм Ларса фон Триера о конце света.

        19

        Стелс-экшен  - жанр игры, в котором нужно незаметно перемещаться.