В Обители Крыльев Мари Бреннан
        Мемуары леди Трент #5
        «В Обители Крыльев» - пятая, заключительная часть увлекательных «Мемуаров леди Трент», созданных Мари Бреннан.

        Минуло более четырех десятилетий (и, кстати, столько же томов), и, вероятно, вы уже хорошо знаете Изабеллу, леди Трент, выдающуюся натуралистку, персону весьма одиозную, благодаря окружению и героическим подвигам снискавшую скандальную известность, вполне сравнимую с всемирной славой первооткрывательницы, внесшей неоценимый вклад в науку драконоведения.

        Теперь, после первых своих приключений в горах Выштраны, после экспедиции в раздираемую войнами Эригу, после кругосветного плавания на борту «Василиска», после раскаленных ахиатских песков, леди Трент покорила немало сердец и энергичных умов. В этом, заключительном, томе серии она наконец-то поведает нам всю правду о самой нашумевшей из своих авантюр - о путешествии к сердцу высочайших гор мира, укрытому далеко в глубине территории заклятых врагов Ширландии, и о том, что обнаружила там - в Обители Крыльев.

        Мари Бреннан
        В Обители Крыльев: Мемуары леди Трент

        Marie Brennan
        Within the Sanctuary of Wings

        Cover and interior art
* * *

        Предисловие

        Работа над последним томом собственных мемуаров внушает крайне странные чувства. Нет, книга сия не станет хроникой окончания моей жизни - я, слава богу, пока жива и даже настолько крепка, что надеюсь прожить в счастье и радости еще немало лет. Не станет она и хроникой завершения моей научной карьеры: со времени описываемых здесь событий я сделала еще немало и кое-чем из сделанного весьма горжусь.
        Однако, подозреваю, все последующее неизбежно разочарует читателя. В последние десятилетия жизнь моя, по сравнению с предшествовавшими годами, сделалась крайне размеренной. Горького опыта - кот наплакал, слухи о моей личной жизни давным-давно утратили свежесть, и… да, я очень горда тем, что сумела узнать об особенностях пищеварения так называемых «драконов-метеоров», обитающих в северной части Отоле, однако вряд ли это способно заинтересовать кого-либо, кроме специалистов-драконоведов (каковые, конечно же, могут утолить профессиональное любопытство, обратившись к моим научным работам). Одним словом, эта книга не завершит повести о моей жизни, но послужит финалом истории о том, как интерес к драконам привел меня к череде открытий, благодаря которым я прославилась на весь мир.
        Должно быть, читателям, уже знакомым с развязкой данной истории, я покажусь на этих страницах ужасной тупицей и тугодумкой. Что ж, считайте меня кем-то сродни нашим предкам, твердо верившим, что солнце вращается вокруг земли: подобно им, я могла строить свои суждения только на наблюдаемых фактах, а наблюдения многие годы не складывались в полную картину. Не отыскав последних кусочков мозаики, я не могла увидеть целого, а поиски эти потребовали немалых усилий (не говоря уж о риске для здоровья и жизни). Здесь, на этих страницах, я пытаюсь воссоздать мир в том виде, каким он выглядел для меня в те дни, не позволяя себе слишком уж расцвечивать его современными знаниями. Пользуясь случаем, прошу прощения за неизбежные упущения и неточности, порожденные сим обстоятельством.
        Однако не стоит забегать вперед. Прежде чем мы достигнем конца моего путешествия, рассказать предстоит о многом: о достижениях научного прогресса того времени, о различных конфликтах, известных под общим названием «воздушная война», и о судьбоносной встрече, подтолкнувшей меня к головокружительным высотам Мритьяхаймских гор. Надеюсь, мои слова окажутся способны передать вам хотя бы четверть пережитого мной изумления, восторга, а может, и толику ужаса. В конце концов, как узнать, чего стоит монета, не видя обеих ее сторон?

        Изабелла, леди Трент
        Касселтуэйт, Линшир,
        10 вентиса, 5662 г.

        Часть первая

        в которой мемуаристка обзаводится весьма неожиданным союзником

        Глава первая

        Жизнь леди - Лекция в Кэффри-холле - Ученица мужа - О полноте наших знаний - Теория Сухайла - Гость из-за границы

        Вряд ли для вас окажется новостью, что члены сословия пэров отнюдь не всегда отличаются благонравием. Возвысившись до их положения, я вполне могла бы удариться в разгул и начать проматывать свое состояние самыми разными способами, от безоговорочно респектабельных до совершенно им противоположных. Могла бы окунуться в жизнь высшего света, проводить дни в визитах в гостиные других леди, сплетничая о модах и очередных скандалах. А будь я мужчиной, могла бы окунуться в политику и попытаться занять место в окружении кого-либо из более влиятельных лиц.
        Думаю, немногие из читателей будут удивлены, услышав, что от всего этого я воздержалась. Я никогда не питала склонности к азартным играм (особенно на собственные деньги), моды и скандалы нахожу крайне скучными, а ввязываться в политику стараюсь как можно меньше.
        Конечно, это не означает, что я устранилась от подобных материй целиком. Точнее сказать, тут имел место некоторый самообман: преследовать определенные цели, рассуждала я, это ведь вовсе никакая не политика! Правда, я поддерживала своим именем и авторитетом Люси Деверье, многие годы неустанно боровшуюся за избирательные права для женщин, и тут уж я не вправе делать вид, будто мотивы сего к политике отношения не имели. Имя мое к тому времени обрело определенный вес, и моя поддержка могла послужить значительным подспорьем. В конце концов, разве не я была знаменитой леди Трент, дамой, выигравшей Баталию при Кеонге? Разве не я во главе собственной армии явилась под стены Пойнт-Мириам, когда в Байембе вторглись иквунде? Разве не я раскрыла секреты драконианского языка, не поддававшегося расшифровке со времен упадка сей древней империи?
        Ответом на все эти вопросы, конечно же, было «нет». Расхожие описания моей жизни всегда сверкали так ярко, что совершенно затмевали реальность. Однако, памятуя о сем обстоятельстве, я чувствовала себя обязанной использовать его, где и когда смогу.
        Но, безусловно, во всех остальных случаях я пользовалась им только во благо науке. Например, помогла основать в Фальчестере «Женскую школу Трент», где ученицам преподавали не только обычные для девочек музыку и литературу, но и математику, и ряд прочих точных наук. Когда в Меррифордском университете начали защищать первые диссертации в области драконоведения, я с радостью учредила для избравших эту стезю стипендию своего имени, а кроме этого поддерживала деньгами и иной помощью Международное Общество Драконоведов - результат работы, начатой нами с сэром Томасом Уикером в поместье Дар аль-Таннанин близ Куррата. Не столь официально я также поощряла рост Летучего Университета, пока он не оплел паутиной дружеских связей и общедоступных библиотек всю Ширландию, поймав в свои сети множество тех, кому не представилось иных возможностей получить образование.
        Подобные вещи копятся незаметно, мало-помалу, одна за другой, так что их и не замечаешь, пока они не поглотят всю вашу жизнь без остатка.
        Вот и в тот день, когда мне предстояло отправиться на некую лекцию в Кэффри-холле, я снова выбилась из расписания (что сделалось в моей жизни состоянием вполне обычным). Говоря откровенно, единственной причиной тому, что я не пропустила лекции вовсе, послужили недавно купленные часы - феноменально уродливый агрегат, единственным достоинством коего, хотя многие сочтут сие недостатком, являлся невыносимо громкий бой. Бой этот был единственной силой, способной вырвать меня из эпистолярного забытья, поскольку мой дворецкий недавно поступил на военную службу, экономка оставила нас ради заботы о престарелой матери, а с теми, кто пришел им на смену, я еще не состояла в достаточно близких отношениях и полагаться на то, что они выдворят меня из кабинета насильно, не могла.
        Однако, когда я сбежала по лестнице вниз, карета была готова. Вскоре я уже ехала к Кэффри-холлу, чему была немало рада, так как, пропустив эту лекцию, расстроилась бы до глубины души. В то время я еще не знала, что могла упустить много больше, чем предполагала изначально.
        Снаружи собралась такая толпа, что я велела кучеру свернуть за угол, где вышла из кареты и проникла в Кэффри-холл через боковой вход. Таким образом, я оказалась куда ближе к первому порту назначения, то есть - к комнате рядом с главным лекционным залом. Приложив ухо к двери, я услышала за нею негромкое бормотание, означавшее, что тревожить лектора стуком не стоит, а посему тихонько приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.
        Сухайл расхаживал из угла в угол, сжимая в одной руке стопку бумажных листов, другой же рукой поигрывая концом развязанного галстука, словно углом головного платка. При этом он быстро, негромко бормотал себе под нос - с тем чтобы перед началом лекции, как всегда, в последний раз пробежаться по тезисам. Увидев меня, он остановился и вынул из кармана часы.
        - Пора начинать?
        - Еще нет,  - ответила я. Об этом нетрудно было догадаться по гомону, слышному даже сквозь двери.  - А вот я ужасно опоздала. Пришел новый отчет из Дар аль-Таннанина.
        Дар аль-Таннанин был штаб-квартирой Международного Общества Драконоведов, а отчет касался работ по разведению медоежек с целью установить пределы лабильности - то есть, гибкости - развития их организма. Мы с Томом Уикером открыли сие явление совершенно случайно, пытаясь определить, сколь значительные изменения окружающей среды способно выдержать драконье яйцо, не утратив жизнестойкости и не породив на свет дефективную особь. Дальнейшие исследования показали, что речь идет скорее не о дефективности, а о мутациях, каковые (если они удачны) адаптируют новорожденное животное к ожидаемым природным условиям.
        Конечно, общепринятой наша теория еще не стала. С подобными теориями такое бывает всегда: даже микробная теория инфекционных заболеваний, спасшая в итоге множество жизней, приживалась в обществе поразительно долгое время. Приписать столь же колоссальное значение своей теории я не могу, однако мало-помалу, поколение за поколением медоежек, работа Общества закладывала фундамент, поколебать коего не удавалось и самым недоверчивым из критиков.
        Лицо Сухайла озарилось улыбкой.
        - Мне бы сказать, что я удивлен…
        - Но это окажется ложью. У них появилась новая идея касательно того, как можно добиться увеличения медоежек в размерах. Я должна была прочесть отчет и подумать, не сумею ли помочь какими-либо рекомендациями. Да, кстати: может, тебе что-то нужно, прежде чем отправишься на съедение волкам?
        Сухайл спрятал бумаги в кожаную папку, чтоб не измять их во взмокшей от пота ладони.
        - Пожалуй, второго Камня с Великого Порога даже при твоих колоссальных способностях поблизости не найти, а именно это и было бы нужнее всего.
        Возможно, вторая такая реликвия где-либо и существовала, но нам и с первой невероятно повезло, так что рассчитывать на подобное везение дважды не стоило. Камень с Великого Порога, на который мне посчастливилось наткнуться в джунглях Мулина, хранил драгоценнейший дар для языковедов - текст-билингву, верхняя часть коего состояла из непостижимых драконианских письмен, но нижняя, написанная на нгару, вполне поддавалась расшифровке. Основываясь на допущении, что содержание обеих частей идентично, мы впервые сумели понять, о чем говорится в драконианской надписи.
        Не будучи лингвистом-языковедом, я наивно полагала, что этого довольно, что теперь-то, когда дверь отперта, драконианский язык разом раскроет все свои тайны, словно цветок - лепестки. Но все, конечно же, оказалось не так просто: прочесть надпись на Камне с Великого Порога как подобает мы еще не могли. Мы лишь узнали, что на нем написано, однако помочь в расшифровке других надписей это знание само по себе ничем не могло. Камень являлся всего-навсего первой зацепкой, отправной точкой, и не более того.
        Конечно, отправная точка - это было гораздо больше, чем мы имели прежде, однако она являла собою лишь крохотный плацдарм для поисков следующего шага. Сухайл потянулся к голове, чтоб запустить пальцы в волосы, но вовремя сообразил, что приведет в беспорядок прическу, и опустил руку.
        - Без более четкой структуры силлабария[1 - Слоговая азбука. Здесь и далее - примеч. пер.], - задумчиво проговорил он,  - большая часть того, что я имею сказать на сегодня,  - только догадки.
        - Однако догадки прекрасно обоснованные,  - напомнила я, протягивая руки к его галстуку.
        В помощи с галстуком муж совершенно не нуждался. Начав одеваться на ширландский манер, он клялся, что не принадлежит к аристократам, неспособным даже самостоятельно завязать галстук, но и затейливых узлов и складок, столь любимых ширландскими денди в те дни, конечно, не жаловал. К тому же это занятие доставляло мне скромную радость. Мне нравилось, складывая ткань, вывязывая узел и закалывая галстук, чувствовать, как вздымается и опадает его грудь.
        - Но все равно догадки,  - возразил он.
        - Если ты ошибаешься, со временем это выяснится: гипотезу опровергнут. Но ты не ошибаешься.
        - Все в руках Господа.
        Поцеловав меня в лоб, Сухайл отступил назад. Хоть в ширландском сюртуке, хоть в ахиатском узорчатом халате муж выглядел блестяще - особенно в подобные моменты, когда его мысли были заняты академическими материями. Сердца некоторых дам можно завоевать искусством в танцах, сердца других - поэзией или экстравагантными подарками. Думаю, никого не удивит, что мое сердце сразила острота его ума.
        Между тем шум в зале нарастал.
        - Внушительная же толпа тебя ждет,  - заметила я.  - Если тебе все равно, я сяду сзади, чтоб остальным было лучше видно.
        Сама я и без того любовалась развитием идей Сухайла, так сказать, из личной ложи, ну а сегодня сии идеи должны были всего лишь предстать перед широкой публикой. Учитывая количество собравшихся, я подозревала, что многим придется слушать лекцию стоя, и с радостью уступила бы кресло кому-либо другому, однако, принадлежа к сословию пэров, да еще будучи дамой, знала: из этого ничего не выйдет. Самое лучшее, на что я могла надеяться,  - лишить кресла какого-либо крепкого молодого человека, а не престарелого джентльмена, нуждавшегося в сидячем месте много более моего.
        Сухайл рассеянно кивнул. Перед выступлениями он всегда становился ужасно рассеян, и я на него не обиделась.
        - Тогда взгляну, не требуется ли помощь мисс Пантел,  - сказала я, выскальзывая из комнаты.
        Снаружи что-то скандировали, причем - в определенно враждебном тоне. Росту интереса к загадкам древних дракониан сопутствовал рост сегулистского фанатизма. Фанатики яростно осуждали новомодное увлечение богопротивным языческим прошлым, а лекция Сухайла, по всей вероятности, должна была распалить их пуще прежнего. По счастью, управляющий Кэффри-холла загодя нанял людей и расставил их у входов, дабы не допустить в зал самых отъявленных скандалистов.
        Однако народу в здании и без них собралось немало. Расшифровка Камня с Великого Порога и открытие в глубине ахиатских пустынь Сердца Стражей породили моду на все, связанное с цивилизацией дракониан. О драконианах издавали множество дешевых брошюр сомнительной точности и научной ценности, а драконианские мотивы сделались популярны во всем - от вечерних туалетов до внутреннего убранства гостиных. Не далее как в начале той самой недели, поэт Питер Флиндерс в надежде на одобрение и поощрение прислал мне экземпляр собственной эпической поэмы «Дракониада».
        Но даже во времена подобных поветрий сравнительно-историческое языкознание - предмет слишком мудреный, чтобы привлечь внимание такой широкой аудитории, вдобавок (осмелюсь заметить) не обязательно принадлежащей к высшим классам общества. В зале собралось немало людей, коих в силу бедности и низкого происхождения ни за что не допустили бы в священные стены Общества Языковедов, но, судя по серьезным выражениям лиц, в теме они хоть немного да разбирались, и очень хотели узнать нечто новое.
        Можете судить сами, насколько изменилось ширландское общество со времен моей молодости: я оказалась отнюдь не единственной дамой среди публики. Даже в скромных дневных нарядах мои сестры по полу ярко выделялись на фоне черных и серых мужских костюмов, и таких ярких пятен в зале имелось гораздо больше, чем я ожидала. Конечно, ученые дамы существовали на свете не первый век; перемены состояли в том, что они вышли на люди, не довольствуясь чтением научных журналов и книг наедине с самими собой либо в узком кругу подруг-единомышленниц.
        Одна из подобных дам находилась на сцене и устанавливала на место большой мольберт, предназначавшийся для вывешивания плакатов, иллюстрирующих аргументы Сухайла. Ныне изрядная порция скандальных слухов, в былые времена связанных со мной и Томом Уикером, перешла по наследству к Эрике Пантел с моим мужем: многие люди никак не могли поверить, что мужчина может взять юную девушку в ученицы в буквальном, а не эвфемистическом смысле этого слова. Я уже сбилась со счета, сколько раз собственными ушами слышала намеки на то, что, должно быть, ужасно ревную - ведь годы-то идут, и мне уже под сорок.
        Впрочем, беспокойства - по крайней мере, на собственный счет - все это во мне не вызывало: уж я-то знала, насколько эти слухи лживы. Во-первых, Сухайл был ничуть не склонен к интрижкам на стороне, во-вторых, сердце Эрики Пантел безраздельно принадлежало юному офицеру торгового флота. Молодые самозабвенно любили друг друга и были решительно настроены пожениться, как только жених вернется из очередного плавания. В ожидании суженого Эрика предавалась второй своей страсти, а именно - изучению мертвых языков. Ее привязанность к Сухайлу коренилась лишь в его знакомстве с драконианским, и более ни в чем. Я же, сколь бы ни различались наши научные пристрастия, считала мисс Пантел коллегой, спутницей на дороге познания: она чем-то напоминала меня саму в молодости.
        - Все в порядке?  - спросила я, подойдя к ней.
        - Пока - да,  - ответила она, бросив многозначительный взгляд в публику.
        Да, управляющий Кэффри-холлом старался не допускать в зал явных возмутителей спокойствия, но я не сомневалась: хоть нескольким да удалось проникнуть внутрь. Вдобавок, те, кто явился на лекцию в сугубо научных целях, услышав, что скажет Сухайл, легко могли поддаться гневу.
        - Я имела в виду плакаты и прочее в том же роде,  - пояснила я.
        - Понимаю,  - сверкнув улыбкой, ответила мисс Пантел.  - Лорд Трент готов?
        - Почти. Давайте-ка я вам помогу.
        Плакаты, дабы их смогли разглядеть сидящие в задних рядах, были такими большими, что чехол, сшитый для них мисс Пантел, едва не превосходил ее высотой: ростом ученица моего мужа не вышла. Вдвоем мы подтащили чехол к мольберту и расстегнули пряжки. Мисс Пантел позаботилась уложить плакаты так, чтобы они оказались повернуты лицевой стороной к стене, причем первый из них лежал сверху, и посему мы могли не опасаться, что кто-либо сумеет увидеть их раньше времени.
        Если, конечно, не поднимется на сцену и не начнет их просматривать.
        - Только через мой труп,  - заверила меня мисс Пантел, прежде чем я успела сказать хоть слово.  - Я буду стеречь.
        Стражем более надежным не смог бы стать даже дракон.
        - Не думаю, что в этом возникнет надобность, но все равно благодарю вас,  - со смехом сказала я.  - Если помощь больше не нужна, пойду играть роль хозяйки.
        Выражением сим я воспользовалась всего лишь как эвфемизмом. Конечно, нужда научила меня играть роль хозяйки в обычном смысле этого слова, однако я в любой момент предпочла бы официальному званому ужину встречу Летучего Университета. Увы, от определенных обязанностей не избавлены даже баронессы, и если в юности я отвергла бы их как бессмысленные условности, то в зрелые годы начала постигать их ценность. Невзирая на это, истинная цель моего променада по залу и вестибюлю состояла в том, чтобы взять на заметку зрителей, от коих стоило ожидать бед. Особо отметила я некоего магистра, чьего имени здесь не назову. Судя по его прошлым деяниям, он мог бы отыскать причину для перепалки даже в лекции, не затрагивающей ничего существеннее погоды, а между тем муж вот-вот подкинет ему куда более основательный повод для возмущения.
        Когда настал час начинать, я постаралась задержаться в вестибюле как можно дольше, а войдя в зал, обнаружила, что все места заняты. Те, кому не хватило кресел, выстроились вдоль стен. Как и ожидалось, все мои старания незаметно примкнуть к джентльменам у задней стены пошли прахом. Оставалось одно: сесть в кресло, предложенное коллегой чуть старше меня годами, а не почтенным джентльменом за восемьдесят.
        После краткой вступительной речи председателя общества с пышным названием «Ассоциация содействия постижению драконианского языка» на сцену под шумные аплодисменты вышел Сухайл. Совершенное нами открытие Сердца Стражей (не говоря уж о нашем браке, стараниями прессы окруженном в глазах общества весьма и весьма романтическим ореолом) принесло ему славу, а дальнейшая научная работа - и общее уважение. Таким образом, столь обширную аудиторию собрал в тот день в Кэффри-холле не только интерес к драконианам.
        Лекцию Сухайл начал с краткого изложения того, что удалось установить о языке дракониан наверняка, и того, о чем можно было судить с достаточной долей уверенности. Выступай он перед Обществом Языковедов, в подобных преамбулах не было бы нужды: сей темой прекрасно владели все члены Общества до одного, поскольку после публикации текстов с Камня ею увлеклись даже те, кто прежде не проявлял к ней ни малейшего интереса. Но, будучи старейшей научной организацией Ширландии, Общество имело удручающую склонность сидеть на научных данных, точно собака на сене, распространяя информацию только среди собственных членов, в виде циркулярных писем, а между тем Сухайл намеревался расширить кругозор общественности в целом. Не стоит забывать: то было время дилетантов, ученых-любителей, и новичок в данной области науки еще мог чисто случайно, не обладая сколь-нибудь систематическими знаниями, наткнуться на мысль колоссальной важности. Поэтому-то Сухайл и адресовал свою лекцию всем без разбору, не пренебрегая даже теми, кто не отличит деепричастия от декольте.
        Вначале он рассказал о той части текста, что описывала родословную древних эриганских королей. Она представляла собой немалый интерес для исследователей эриганской истории, но куда больший интерес - для лингвистов, поскольку имена собственные с вероятностью много большей, чем обычные слова, переходят из языка в язык в более-менее неизменном виде. Таким образом, имена королей могли послужить фундаментом, набором слогов, переданных и в драконианской части текста, причем догадаться, где именно находятся эти слоги, было не слишком сложно. Пусть и неполный, в сравнении с прежними знаниями полученный силлабарий являл собою колоссальный шаг вперед.
        Однако, получив представление о произношении драконианских символов, продвинулись мы не так уж далеко. Много ли проку в знании, что данный символ должен читаться как «ка», если мне неизвестно, что означает любое из слов, это самое «ка» содержащих? Вот потому, чтобы двигаться далее, лингвисту необходимо прибегнуть к новой тактике.
        В упомянутом описании родословной восемь раз встречается слово «король». И вот Сухайл с соотечественниками начал анализировать частоту, с коей в драконианском тексте встречаются различные группы символов, отыскивая и фиксируя те, что попадаются восемь (и только восемь) раз. Нашли, конечно же, немало, по большей части - благодаря случайным совпадениям, а тут уж судите сами: много ли значит, например, тот факт, что буквосочетание «во» встречается в данном абзаце до слов «в данном» ровно восемь раз? (Тем, кто читает сии мемуары в переводе, по-видимому, придется поверить мне на слово, что подсчет верен.) Однако лингвисты пришли к убеждению, что статистические методы позволили им опознать драконианское слово, означающее «король».
        Что касается методов лингвистической дешифровки, все вышеизложенное - лишь кончик драконьего носа, но углубляться в объяснения далее не рискну: во-первых, я быстро исчерпаю свои невеликие познания, а во-вторых, способы идентификации форм множественного числа существительных и прочая языковедческая магия для понимания дальнейшего ни к чему. Довольно будет упомянуть, что на тот день мы более-менее точно выяснили две вещи: правильное произношение примерно двух пятых драконианского силлабария и жалкую горстку приблизительно реконструированных слов, не все из коих мы могли верно произнести. Да, много более чем раньше, однако от той полноты знаний, на которую рассчитывали, все это пока было прискорбно далеко.
        Муж мой, прекрасный лектор, изложил все это публике быстро и доходчиво (надо заметить, последнего качества весьма и весьма не хватает многим ученым), после чего перешел к основной части лекции.
        - В идеале,  - сказал Сухайл,  - продолжая работу, следует полагаться только на прямые доказательства. На одних гипотезах далеко не уедешь: имеющихся данных так мало, что, громоздя одно предположение на другое - тогда как истинность их невозможно ни доказать, ни опровергнуть,  - нетрудно соорудить целый замок, совершенно лишенный какого-либо прочного фундамента. Увы, за неимением второго Камня с Великого Порога или новых серьезных открытий, далее остается лишь строить гипотезы и смотреть, что из этого выйдет.
        Помня о своей роли, мисс Пантел продемонстрировала публике следующий плакат. На этом был представлен весь драконианский силлабарий, организованный в виде таблицы, а символы, произношение коих мы установили, были помечены красным. Подобные таблицы - причем самой разной конфигурации - составлялись исследователями не раз и не два: как только что предупредил Сухайл, из имевшихся фактов легко было вылепить великое множество гипотетических форм. Данная, однако ж, была подкреплена не только догадками.
        Звучный голос мужа легко разносился по всему залу:
        - Перед вами модифицированная версия таблицы, составленной Шакуром ибн Джибраном, основанная на том, что нам известно о произношении расшифрованных драконианских символов. Шакур ибн Джибран отметил общее сходство символов, читающихся как «ка» и «ки», подобие символов «ми» и «му» и так далее. На основании этого он предположил, что всякой начальной согласной соответствует определенный графический шаблон - основа, относительно предсказуемым образом дополняемая знаками огласовки. Сгруппировав символы по основам и знакам огласовки, мы можем предположить, как читаются символы, не входящие в перечисленные на Камне имена собственные.
        Конечно, процесс сей был не так прост, как могло показаться по данному описанию. Языки, за исключением разве что фонетического письма «каэганг», разработанного для чиосанского языка около ста лет назад, опрятностью обычно не блещут и, как это ни печально, склонны нарушать собственные правила на каждом шагу. Да, многие лингвисты согласились с принципом организации символов, разработанным Шакуром ибн Джибраном в общем, но до сих пор оспаривали частности; таким образом, подобных таблиц с различными вариациями на данный момент существовало около полудюжины, и каждая имела своих ярых сторонников. Неудивительно, что в зале поднялся ропот: не видя на плакате своего любимого варианта, джентльмены тут и там недовольно загудели.
        Вскоре ропот усилился. Таблица служила нам отправной точкой, позволяла Сухайлу строить дальнейшие предположения, основанные на работе, проделанной его соотечественником. Мисс Пантел явила взорам публики новый плакат - с отпечатанными на нем строками драконианского текста, перемежавшимися буквенной транскрипцией.
        - Допустим на минуту,  - продолжал муж,  - что наше предположение верно. Тогда этот фрагмент, следующий фрагмент текста Камня с Великого Порога, будет читаться, как показано здесь. Но проверить эту гипотезу мы не можем: здесь нет имен собственных, что могли бы послужить нам подсказкой. Верно ли это, не узнать никак… если не развить гипотезу далее.
        Взяв в руки длинную указку, Сухайл подчеркнул ею слово из первой строки.
        - Если наша таблица верна, эти символы должны произноситься, как «арис». Один из фундаментальных принципов исторического языкознания гласит: со временем языки меняются, и наречия, на которых говорят в наши дни, могут иметь корни в более древних, ныне вышедших из употребления. Так, тьессинское слово «терре» и мараньонское «тьерра» происходят от спуренского «терра», что означает «земля». Вот и в данном случае мы вполне можем предположить, что это «арис» могло породить лашонское «эрец» и ахиатское «ард», что также означает «земля».
        Будь у меня в обычае держать пари с самою собой, в эту минуту я осталась бы в выигрыше: лекционный зал взорвался воплями.
        Лингвисты и прежде строили схожие гипотезы, воображая драконианский язык предком самых различных языков современности, в том числе и ахиатского, и лашона. В конце концов, именно в пустынях Южной Антиопы, по всей вероятности, и зародилась эта древняя цивилизация. Однако общественное мнение ратовало за то, что драконианский язык лингвистически умер, не оставив наследников: ведь дракониане были обособленной этнической группой, правили подданными примерно так же, как Ширландия ныне правит частью Видваты, и после падения драконианской империи язык их исчез навсегда. То был в почти буквальном смысле догмат веры, поскольку все, от ширландских магистров до байтистских священников и аманианских имамов сходились во мнении, будто мы, современные люди, не обязаны сим древним тиранам ровным счетом ничем.
        Я загодя советовала Сухайлу сделать после данного заявления паузу, дабы следующие слова не утонули в реве толпы. Так он и сделал, однако пауза затянулась куда сильнее, чем мы ожидали. Наконец он решил не дожидаться тишины и продолжил, возвысив голос так, чтобы его расслышали сквозь гомон публики. Рассуждения его не ограничивались единственным примером: он полагал, что сумел отыскать немало слов, родственных современным, и теперь методически связывал их со словами из ахиатского, лашона, сегара и прочих хорошо известных лингвистам древних языков, ныне вышедших из употребления. Все это были, как он сказал мне, только догадки: за неимением лучшего варианта, ему оставалось лишь в порядке рабочих гипотез увязывать драконианские глоссы с возможными их толкованиями из текста на нгару, а затем - снова в порядке гипотез - распространять свои предположения на другие образчики драконианской письменности. На одной табличке, найденной в Ишнаце и, по-видимому, представлявшей собой нечто вроде податного реестра, Сухайлу удалось отыскать слова, могущие означать «овца», «корова», «зерно» и тому подобное.
        Каждый отдельный пример несложно было раскритиковать и разгромить подчистую. Однако, собранные вместе, они складывались в весьма осмысленную - по крайней мере, на мой взгляд - теорию. Впрочем, я-то не лингвист, а в тот день на лекцию явилось немало джентльменов, претендовавших на сие звание по праву и вполне готовых не согласиться с Сухайлом.
        Услышав за спиной разговор на повышенных тонах, я поначалу решила, что спор идет о предмете лекции. Упомянутый выше магистр, сидевший в десяти рядах впереди меня, уже вскочил на ноги, чтоб заявить о несогласии с мужем как можно громче - возможно, к явлениям того же рода относился и шум за спиной. Однако, обернувшись, я увидела в дверях кучку людей, смотревших вовсе не на сцену, а друг на друга.
        Не затевают же они ссору на почве исторического языкознания? Впрочем, проведя столько времени среди ученых, я знала, что академические конфликты и кулачная драка связаны меж собой куда теснее, чем принято считать. Поднявшись с места, я отправилась посмотреть, не удастся ли разрядить обстановку, прежде чем дело дойдет до кулаков.
        Как выяснилось, спор у дверей не имел к Сухайловой лекции ни малейшего отношения. Того, кто находился в центре кучки, с места было не разглядеть; теперь же, подойдя ближе, я смогла заглянуть за плечи остальных. Окруженный был одет на североантиопейский манер и коротко стрижен, однако никакое платье не могло изменить черт его лица. Человек этот был йеланцем.
        На первый взгляд ничего ужасно странного в том, что йеланец пришел посетить публичную лекцию в Фальчестере, быть не могло. С тех самых пор, как морская торговля с дальними странами стала явлением распространенным, моряков и прочих иммигрантов со всего света, не исключая и йеланцев, можно было встретить в любом ширландском порту. Но во время той лекции все мы находились во власти событий, окрещенных газетами «воздушной войной против Йеланя»: наши и вражеские целигеры[2 - От лат. caelum («небо; воздух; атмосфера») + gero («нести; держать»).] маневрировали по всему земному шару, занимая удобные позиции, и обе стороны то и дело сталкивались лбами в незначительных стычках, грозивших перерасти в полномасштабную войну. Посему йеланцев в Фальчестере не жаловали, вне зависимости от того, давно ли они перестали считать Йеланскую империю родиной.
        Более того, постоянные читатели сих мемуаров знают, что я сама не раз ссорилась с ними - когда была выдворена из Ва-Хина, когда угнала один из их целигеров на Кеонгских островах и наконец, когда йеланцы устроили организованное вредительство, дабы помешать нашей работе в Дар аль-Таннанине. Все эти факты также были в то время общеизвестны, и посему джентльмены у дверей, увидев йеланца, явившегося на лекцию моего мужа, немедля заподозрили его в самых недобрых намерениях.
        По счастью, вскочивший с места магистр еще не угомонился, а кто-то неподалеку, также вскочив на ноги, изо всех сил старался его перекричать. Не желая привлекать к инциденту у входа излишнего внимания, я негромко сказала:
        - Джентльмены, предлагаю перенести разговор в вестибюль. Не стоит мешать лекции.
        Да, в известности есть определенные преимущества. Меня тут же узнали, и это убедило бдительных граждан прислушаться к моему предложению (точнее, кое-как замаскированному под оное распоряжению) со всем надлежащим вниманием. Один из них толкнул плечом дверь, и мы вышли в относительно тихий и безлюдный вестибюль.
        - Ну, а теперь,  - продолжала я, как только дверь за нами затворилась,  - будьте любезны объяснить, в чем проблема.
        - В нем,  - отвечал самый рослый из ширландцев, указав подбородком в сторону иноземца. Ростом он превосходил йеланца на целую голову, чем и воспользовался, дабы угрожающе нависнуть над ним.  - Уж не знаю, что он задумал и ради чего сюда пожаловал…
        - Не пробовали ли вы спросить его об этом?
        Последовала недолгая пауза.
        - Ну да, спрашивали,  - признался другой.  - Говорит, лекцию пришел послушать.
        - Этак всякий может сказать,  - презрительно ухмыльнулся рослый.  - Но это ж не обязательно правда.
        - Но и не обязательно ложь,  - возразила я.
        Сознаться откровенно, я уже в тот момент заподозрила, что дело не так-то просто. Заезжий йеланец, хоть и изо всех сил старался сохранить равнодушный вид, явно узнал меня. Казалось бы, ну, узнал и узнал (как уже говорилось, известностью я пользовалась немалой), но что-то в его поведении внушало подозрения, будто на самом деле в Кэффри-холл он явился не ради лекции, а по мою душу.
        Посему, когда я заговорила с ним, тон мой был довольно резок:
        - Как вас зовут?
        - Фу Пим-лат, леди Трент,  - с сильным акцентом ответил йеланец.
        Таким образом, притворяться, будто не узнает меня, он и не думал. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах никто из нас в это бы не поверил.
        - Давно ли вы в Ширландии?
        - Три недели.
        Сердце так и затрепетало в груди. Возможно, вы сочтете сию реакцию глупой - не стану спорить, однако некогда мне уже пришлось оказаться лицом к лицу с йеланцем, вознамерившимся меня убить, и так просто забыть этого я не могла. Окажись Фу Пим-лат давним фальчестерским жителем, я сумела бы убедить себя, что он не опасен. Но если он только недавно прибыл…
        Я решила продолжить расспросы.
        - Возможно, вы, мистер Фу, и пришли на лекцию, но я сомневаюсь, что цель ваша - исключительно научный интерес. Скажите, чего вы надеетесь добиться?

        Фу Пим-лат

        Йеланец повел взглядом из стороны в сторону, приглядываясь к столпившимся вокруг. Те, кто его задержал, придвинулись почти вплотную, явно готовые заслонить меня собой, вздумай только мистер Фу сделать в мою сторону хоть шаг.
        - Ах, оставьте,  - сказала я не столько им, сколько самой себе. Испытывать страх посреди родного города мне было вовсе не по душе, тем более что и повод для страха столь незначителен.  - Желай он мне дурного, мог бы добиться цели куда проще, а не являться за этим в общественный лекционный зал.
        Например, напасть на улице, появившись из толпы так, что я и не замечу. Удар по затылку короткой дубинкой, налитой свинцом, нож под ребро… нет, глупо, глупо. Йеланцы угрожали мне только тогда, когда я сама угрожала им, исследуя драконов их родины либо пытаясь выращивать и разводить собственных для Королевских Вооруженных Сил. Причин покушаться на меня посреди ширландской столицы у них не имелось… если только я, сама того не ведая, не нажила среди них личного врага. А даже если и так, представьте, как бы они после этого выглядели перед судом общественного мнения!
        Судя по всему, ширландцев это ни в чем не убедило, но, подавив собственные страхи, мне удалось внушить мистеру Фу, что опасаться ему нечего.
        - Я хотел встретиться с вами,  - невероятно медленно ответил он. Причину этой медлительности я поняла позже: его ширландский был далек от совершенства, и он хотел убедиться, что не допустит в грамматике или выборе слов ошибок, из-за которых его могут превратно понять.  - У меня есть новости. Думаю, вы будете рады их слышать.
        - Новости можно сообщить письмом,  - заметила я.  - Или явившись с визитом в мой фальчестерский дом - адрес тайны не составляет. Зачем приходить для этого на публичную лекцию?
        - Разве меня пустили бы в ваш дом, приди я в гости?  - спросил он.  - Ну, а письмо… прочел бы его хоть кто-нибудь?
        - Да, иначе слугам пришлось бы за это ответить. Они наняты не затем, чтоб принимать подобные решения от моего имени.
        - О,  - покачал головой мистер Фу, разобравшись в моих словах.  - Но как бы вы об этом узнали?
        Я отмела его опасения небрежным взмахом руки.
        - Очевидно, с подобным обхождением вы в моем доме не сталкивались, иначе уже упомянули бы об этом. Не будем тратить времени на домыслы. Что за известия вы столь решительно настроены мне сообщить?
        Как часто я сама оказывалась на месте мистера Фу, спотыкаясь о трудности языков, коими почти не владела! Быстрота моей речи и витиеватость фразы оставили его в полном недоумении.
        - Ваши новости,  - пояснила я, видя непонимание в его взгляде.  - Вы отыскали меня, так говорите же, что хотели сказать.
        Мистер Фу вновь покосился на джентльменов, придвинувшихся к нему почти вплотную.
        - Дракон,  - наконец сказал он.  - Тело дракона. Неизвестной мне породы. Возможно, в наши дни вымершей.
        Сердце снова затрепетало в груди - на сей раз не от иррационального страха, а от возбуждения. «Неизвестной породы… возможно, в наши дни вымершей». Вымершая разновидность… Я разъезжала по свету, писала ученым из доброй дюжины стран, разыскивая хоть какие-то сведения о драконах, созданных драконианами тысячи лет назад! Неужели этому человеку удалось отыскать именно то, что ищу я?
        Маловероятно, однако… Даже если его находка относилась к какой-то иной ныне вымершей породе, это было крайне интересно.
        - Где?
        - В горах,  - ответил мистер Фу.  - Я расскажу.

        Глава вторая

        У меня дома - Мритьяхаймы - Болотные тела и мохнатые мамонты - Гьям-су - Моя поддержка

        С продолжением дискуссии о вымерших разновидностях драконов пришлось подождать. Вестибюль Кэффри-холла не слишком-то подходил для подобных бесед, особенно в присутствии фаланги чрезмерно усердных телохранителей, готовых в любую минуту выгнать мистера Фу взашей. К тому же языковой барьер значительно затруднял его попытки объясниться, а с помощью Сухайла это вышло бы куда быстрее и проще.
        Заверив мистера Фу, что мой лакей и не подумает воспрепятствовать визиту, я пригласила его навестить наш дом в тот же вечер. Кроме этого, я поинтересовалась именами задержавших его джентльменов - якобы с тем, чтобы как следует отблагодарить их за помощь, но также и ради гарантии его безопасности. Когда мистер Фу удалился, я обратилась к ним и предупредила:
        - Если он не придет ко мне вечером живым и здоровым, я буду крайне недовольна.
        Вполне возможно, они и не замышляли ничего дурного, однако я рассудила, что предостеречь их на всякий случай не помешает.
        Когда я вернулась в зал, лекция Сухайла, как и ожидалось, переросла в публичные дебаты. Спор бушевал, пока владелец зала не выдворил нас из его пределов, после чего некоторое время продолжался на улице: с десяток самых упрямых коллег окружили мужа и никак не желали его отпускать.
        - Спасибо,  - с облегчением сказал Сухайл после того, как я протолкалась к нему и заявила о своих преимущественных правах на персону мужа.  - Уверен, по собственной воле они не остановились бы до завтрашнего утра.
        - Надеюсь, ты не слишком устал,  - заметила я.  - Полагаю, сегодня нас ждет интересный вечер.
        Рассказ о Фу Пим-лате Сухайл слушал с нарастающим изумлением, а стоило мне закончить, сказал:
        - Ну, не он первый заявляет, будто открыл неизвестную прежде породу - драконианскую или нет.
        - О, я и сама настроена весьма скептически,  - заверила я.  - Однако мне любопытно. Если все это - действительно некий йеланский заговор против меня, задумано просто прекрасно. Отпустить мистера Фу, не расспросив его подробнее, я не могу.
        Задержка предоставила мне время связаться с Томом Уикером, и через пару часов, когда гость наконец-то явился, мы ждали его втроем. Во время ожидания прибывший раньше гостя Том не давал мне покоя вопросами:
        - Что он имел в виду под «телом дракона»? Скелет или свежий труп? В каких горах? Чем его находка так отличается от современных пород?
        - Я говорила с ним всего пять минут, и половину этого времени потратила на разбирательства с не в меру ретивыми заступниками,  - не без раздражения отвечала я.  - Дождитесь его, а там уж и расспрашивайте, сколько душа пожелает.
        Судя по поведению мистера Фу по прибытии, именно такого допроса, коему вскоре подвергся, он и ожидал. Я по возможности постаралась успокоить его, представив мужу и Тому и предложив чего-нибудь выпить, однако от чая и бренди он решительно отказался, а на краешке кресла устроился так, словно стоит ему расслабиться - и на его запястьях тут же сомкнутся стальные оковы, таящиеся в подлокотниках.
        - Мой муж немного говорит по-йелански, хоть и не слишком бегло,  - сказала я.  - Надеюсь, этого вкупе с вашим знанием ширландского хватит, чтобы составить внятное объяснение. Ну, а теперь расскажите нам все, что знаете.
        Дабы не испытывать терпения читателей сверх необходимого, в сих мемуарах я не раз сглаживала неуклюжесть собственных разговоров на иных языках, и здесь окажу ту же услугу мистеру Фу, опустив множество заминок и переговоров по-йелански, коими перемежалась его ширландская речь, а также эпизодические ошибки в грамматике и выборе слов. Помимо всего остального, в йеланском языке множество диалектов, причем тот, которым владел Сухайл, не был родным для мистера Фу. Однако оба говорили на нем достаточно бегло, чтоб понимать друг друга, хоть и не без затруднений.
        - Я нашел тело дракона,  - сказал мистер Фу.  - Точнее, часть тела. Многого недоставало, но найденного было довольно, чтобы понять: эта порода мне незнакома.
        - Вы - натуралист, и посему хорошо знакомы с различными видами драконов?
        Мистер Фу покачал головой.
        - Нет, леди Трент. Но я не раз бывал в этих горах и знаю драконов, которые там обитают. Этот ни к одной из знакомых мне пород не принадлежал.
        Том сдвинул брови. Расспросы нередко приносят куда больше плодов, если один из расспрашивающих ведет себя самым скептическим образом, в то время как другой более доверчив, однако, боюсь, в тот вечер и я, и Том приняли роли скептиков с самого начала.
        - Возможно, это не горная разновидность,  - предположил Том.
        - Возможно. Но тогда что он мог там делать?
        - Где «там»?  - уточнила я.  - Что это за горы?
        - Мритьяхаймы.
        Его ответ лишил меня дара речи. Мритьяхаймские горы - одно из крупнейших геологических образований дайцзинского континента. Состоящие из множества примыкающих друг к другу хребтов, они превосходят размерами все, что называется «горами» в иных частях света. Если картографы не ошибаются в измерениях, в данном регионе находятся все пятнадцать высочайших пиков мира, и каждый - более восьми тысяч метров в высоту.
        Народы Дайцзина слагали о Мритьяхаймах легенды, а с возникновением и развитием нового вида спорта - скалолазания - они приобрели широкую известность и в Антиопе. Первые скалолазы довольствовались испытанием собственных сил в восхождениях на более скромные пики Выштранских гор либо Нетсьязов, что в Бульскево, но по мере покорения этих вершин самые амбициозные спортсмены устремили взоры в сторону Дайцзина и Мритьяхайм. Никто даже не знал, возможно ли подняться на восьмитысячеметровый пик: сможет ли человек выжить там, на такой высоте? (В наши дни мы полагаем это возможным, однако покорить подобную вершину пока не удалось никому.)
        Для интереса к Мритьяхаймам имелись и иные причины. Объединенные данным названием горные хребты тянутся почти от самого северного побережья Дайцзина далеко в глубь материка, рассекая континент почти напополам. К востоку от Мритьяхайм лежит Видвата, к западу же - Йелань. В Видвате Ширландия имела немало колониальных владений, и две мировые державы многие годы испепеляли друг дружку взглядами через почти непреодолимую преграду гор.
        Я покопалась в памяти в поисках того, что знала о разновидностях драконов Мритьяхайм. Знаний обнаружилось прискорбно мало: сей регион был очень далек и труднодоступен, отчего основная часть сведений о нем поступала из источников, к науке отношения не имевших. Источники эти описывали все что угодно - от маленьких котоподобных драконов, якобы содержащихся при дворах жителей высокогорных равнин в виде домашних животных, до демонических чудищ, сплошь состоящих изо льда.
        - Опишите, что вы видели. Труп был свежим?
        Мистер Фу покачал головой.
        - Нет. Не знаю, давно ли этот зверь погиб, но, должно быть, не меньше года назад. Или даже больше.
        Могла ли драконья кость в местных геологических условиях сохраниться естественным путем? Об этом я могла только гадать.
        - Как вы, осмотрев один только скелет, смогли убедиться, что перед вами дракон неизвестной породы?
        - Это был не скелет,  - ответил мистер Фу.  - Костей не было вовсе. Только мясо и шкура.
        Тут в разговоре возникла ужасно долгая пауза. Мы с Томом не сомневались, что здесь какая-то ошибка в переводе, однако Сухайл, расспросив мистера Фу по-йелански, внезапно выругался и, перейдя на ширландский, воскликнул:
        - Как болотное тело!
        - Что?  - переспросила я, сбитая с толку сильнее прежнего.
        Сухайл поспешил объяснить. В древних культурах Уэйна и некоторых областей Хойваара существовал обычай приносить в жертву людей, удушая их и погружая тела в торфяные болота. Кислоты, выделяемые торфяным мхом, естественным образом консервировали плоть, предохраняя мягкие ткани от разложения, однако вода вымывала из костей кальций и растворяла их, пока от тела, по выражению Сухайла, не оставался лишь «осклизлый бескостный мешок».
        Нечто подобное произошло и с образчиком, обнаруженным Фу Пим-латом, хотя и по совершенно иным причинам. Кости погибшего существа давным-давно распались, что свойственно драконам любых пород. Тело же, находясь высоко в Мритьяхаймских горах, после смерти замерзло, что и предохранило его от гниения.
        - В вечной мерзлоте Сиоре находили мамонтов,  - заметил Том.  - Тоже очень похожий случай.
        - Наполовину мамонт, наполовину болотное тело,  - пробормотала я.
        Перспектива выглядела просто завораживающей. Палеонтологи - ученые, изучающие организмы, существовавшие в прошлом и сохранившиеся только в виде ископаемых останков,  - привыкли работать, имея под рукой одни лишь скелеты. В нашей научной области доступный для изучения скелет - редкая удача, и потому происхождение видов драконов представляло собой почти неразрешимую загадку. Некоторые теории на сей счет имелись, но открытие лабильности развития обратило их в прах. Фактов было столь мало, что сохранившиеся мягкие ткани казались настоящим чудом.
        Но когда я спросила мистера Фу, где его находка теперь, он с грустью покачал головой.
        - У меня ее больше нет,  - ответил он.  - Думаю, тело замерзло над нижней границей вечных снегов, а после лавина унесла его ниже, в долину, где не так холодно. К тому времени, как я отыскал его, большая часть разложилась либо была съедена падальщиками.
        - Большая часть,  - подчеркнула я.  - Но что-то, очевидно, сохранилось, иначе вы не явились бы ко мне уверять, что тело принадлежит дракону неизвестной породы.
        - Да. Голова, шея и кое-что ниже, сильно истерзанное и деформированное. Я отнес то, что нашел, в наш лагерь, но…  - Мистер Фу беспомощно развел руками.  - Сохранить находку было невозможно. Однако я зарисовал все, что смог.
        - В ваш лагерь?  - переспросил Том, прежде чем я успела ухватиться за слово «зарисовал». Продолжая хмуриться, он забарабанил кончиком пальца по колену.  - Сколько вас было? Где именно это произошло? И что вы, скажите на милость, там делали?
        Тон его был еще холоднее, чем мой, и вовсе не без причины: если меня размышления о драконах тут же унесли ввысь, то Том твердо стоял обеими ногами на грешной земле. Самой восточной областью Йеланя являлся Кафтлай, нагорная равнина к западу от Мритьяхаймских гор. На сами горы йеланцы не претендовали - по крайней мере, до сих пор. Что же там могла делать йеланская экспедиция?
        Мистер Фу не спешил с ответом. Переглянувшись с Сухайлом, я увидела, что тот также немало встревожен. Наконец мистер Фу кивнул, будто подводя итог некоего мысленного спора, и сказал:
        - Мы были горной экспедицией. Исследовали некоторые высоты.
        - Другими словами, искали проход через горы,  - уточнил Том.
        Кровь в моих жилах словно застыла, как лед. Путь через Мритьяхаймы… конечно, ничего невозможного в этом не было. Проходы с запада на восток имелись - просто не так уж много. Горные государства - Цер-нга, Кафтлай, Лептанг и Дрендж - торговали между собой сотни лет, однако главные торговые пути старались держать в секрете от чужеземцев, да к тому же бдительно охраняли их и любую попытку провести через горы армию встретили бы ожесточенным сопротивлением. Йелань искал иные пути, способы незаметно переправить на восток существенные силы и закрепиться в предгорьях, дабы оттуда контролировать целый район.
        В Эриге почти ту же самую тактику пытались применить иквунде, вторгшись в Байембе со стороны теоретически неприступных южных границ - болот Мулина.
        Совладать с голосом стоило немалых усилий.
        - Единственное, что препятствует мне сей же час вышвырнуть вас за порог,  - это растерянность. Отчего вы вдруг решили признаться, что вы - йеланский военный разведчик?
        - Оттого, что рано или поздно это обнаружится, и, не признавшись, я буду выглядеть бесчестным,  - со вздохом ответил мистер Фу.  - А еще оттого, что я - не военный разведчик. Да, когда-то я был им. Но больше - нет.
        - Почему же?
        - Начальство узнало, что я - гьям-су,  - пояснил он.
        Возможно, мои интересы и принадлежат главным образом научным материям, но не узнать этого названия не могла даже я. Около пятнадцати лет тому назад в Йелане начались внутренние неурядицы в виде революционного движения, стремившегося ниспровергнуть правящую династию Тайсен, царствовавшую без малого три сотни лет, и заменить императора новым претендентом на престол. Движение это называло себя «гьям», что в переводе означает «обновление», а сторонники его назывались «гьям-су».
        Как объяснил мистер Фу, военнослужащим он, строго говоря, не являлся. Он был скалолазом, нанятым в помощь топографам, дабы составить более точные карты гор к востоку от Йеланя. И все бы ничего, но мистер Фу снимал с новых карт копии и передавал их своим соратникам, вожди коих были изгнаны из Йеланя после сокрушительного поражения при Дэцзыо. Некто, стоявший выше него в имперской иерархии, обнаружил сей факт, и мистеру Фу едва удалось уйти живым.
        Обо всем этом он рассказывал ровно, спокойно, будто о новостях из газет. Многим это могло бы показаться свидетельством фальши, для меня же, напротив, послужило подтверждением правдивости его истории. Этот тон был мне прекрасно знаком: будучи чем-то глубоко расстроена, я сама прибегала к нему, дабы несколько отстраниться от причины расстройства и не ронять достоинства перед посторонними.
        - Теперь я, как видите, в изгнании,  - закончил он.
        Сердце защемило от жалости.
        - Мне очень жаль это слышать,  - абсолютно чистосердечно ответила я.
        Нарушить неловкое молчание, воцарившееся после этого, первым решился Том.
        - Но зачем вы приехали сюда?
        - Из-за леди Трент,  - с легким поклоном в мою сторону ответил мистер Фу.  - Хотел просить ее о помощи, а взамен предложить то, что мне известно.
        - О помощи какого рода?  - насторожилась я.
        Мистер Фу выпрямил спину и уперся ладонями в колени. Очевидно, дело дошло до самой сути, тогда как все остальное было лишь прелюдией к ней.
        - О поддержке. Мы, гьям-су, обратились к вашему правительству, предлагая союз против Тайсен. Но многие, глядя на нас, видят в нас только йеланцев и говорят, что союз между нами невозможен. Вы можете им объяснить. Можете помочь нам добиться цели.
        Пожалуй, ответить, не подобрав прежде челюсти, отвисшей до самого пола, было бы затруднительно. Вокруг союза, предлагаемого гьям-су, разгорелись ожесточенные дебаты. Журналы и газеты разделились на два лагеря: на тех, кто, как и говорил мистер Фу, видел в гьям-су лишь йеланцев, которым нельзя доверять ни на грош, и тех кто сознавал, что гьям-су - противники Тайсен, но не понимал, отчего бы нам попросту не остаться в стороне, предоставив этим двум силам грызться друг с дружкой сколько душа пожелает. В кругах более узких признавали, что вопрос намного сложнее, однако немногие из наделенных реальной властью склонялись оказать гьям-су помощь. Таким образом, мистер Фу был абсолютно прав: гьям-су отчаянно нуждались в поддержке.
        С его рассуждениями я не могла согласиться в другом - в том, что моя поддержка принесет гьям-су хоть какую-то пользу. Возможно, я и ввязывалась в политику много чаще, чем хотелось бы - стоит ли делать вид, будто образование для девочек и укрепление международных связей ради блага драконов к политике не относятся?  - однако все это не превращало меня в политическую фигуру, с коей следует считаться на дипломатическом фронте.
        Пока я собиралась с мыслями, Том вновь принял на себя роль скептика.
        - Откуда мы можем знать, что ваши сведения хоть чего-нибудь стоят? Что, если вы собираетесь скормить нам кучу вздора, а мы и не узнаем об этом, пока леди Трент не рискнет ради вас и вашего союза своей репутацией?
        - Это не… вздор,  - ответил мистер Фу, воспользовавшись новым словом с тихим, спокойным достоинством.  - И я верю, что вы и леди Трент сможете отличить правду от выдумки.
        У меня тоже имелся к мистеру Фу вопрос, порожденный не только искренним интересом, но и желанием его испытать.
        - Отчего вы полагаете, будто я вам поверю?  - спросила я, глядя ему прямо в глаза.  - История моих отношений с вашими соотечественниками далека от идиллической.
        Ничуть не удивленный, мистер Фу кивнул.
        - Да, вы не любите йеланцев, и я это понимаю. Но, говорят, ваш интерес к драконам выше подобных вещей. Надеюсь, это правда.
        Что ж, именно так оно и было.

        Глава третья

        Подозрения политиков - Деяния Джастина Бродмея - Чаепитие с леди Эстонби - Находка мистера Фу - Второй экземпляр

        Обратившись к членам Синедриона и обрисовав им положение дел, мы столкнулись с вполне предсказуемым недоверием.
        Брат Пол попросту рассмеялся мне в лицо. К нему я обратилась первым делом, так как мы, хоть и не были близки, по крайней мере, поддерживали довольно теплые отношения (мой новый титул в значительной мере способствовал налаживанию отношений с большей частью родных). Он все еще занимал кресло в Открытой Палате Синедриона, и я решила, что с ним договорюсь скорее, чем с любым из тех, с кем знакома лишь по официальным делам.
        - Это западня, Изабелла,  - сказал он за ужином у меня дома.  - Я думал, ты достаточно разумна, чтоб распознать ее сама.
        - Западня? С какой целью?  - спросила я (боюсь, не сумев должным образом скрыть нетерпения).  - Заманить меня в Мритьяхаймские горы и там убить? Святые небеса! Если кто-то намеревается меня убить, на это есть куда менее мудреные способы.
        - Что, если тебя собираются не убить, а захватить?
        - Да-да,  - сухо сказала я.  - Ведь захватить меня, выследив в ледяных дебрях высочайших гор в мире, намного проще, чем, скажем, ударив по затылку на улице, по пути к подруге. Кроме того, он - гьям-су, а не сторонник Тайсен. Гьям-су ищут нашей помощи, и нечистая игра вряд ли поможет им достичь цели.
        О том, что некоторые члены Синедриона рукоплескали бы гьям-су, если б те меня прикончили, я упоминать не стала.
        Пол отложил нож, раздраженно звякнув им о тарелку.
        - А какие еще причины могли заставить этих йеланцев обратиться к тебе? Если они уверены, что их информация настолько ценна - с чем я, кстати, ничуть не готов согласиться,  - так отчего бы их эмиссарам не предоставить ее Синедриону официально?
        Сухайл рассмеялся - не столько из-за веселья, сколько с тем, чтоб разрядить напряженность.
        - Да оттого, что они, зная нашу дорогую леди Трент, прекрасно понимают, насколько это хорошая наживка!
        Я бросила на него раздраженный взгляд. В ответ Сухайл только пожал плечами.
        - Сердце мое, ты же сама знаешь, что это так.
        Действительно, наживка уже возымела столь явный эффект, что отрицать его правоту было бы глупо.
        - Да, наживка хороша,  - признала я.  - Но что они могут выиграть, поймав меня на крючок?
        - Хотя бы твой голос.
        Страна как раз переживала тот самый весьма странный период между принятием Акта о пэрессах и Акта о всеобщем избирательном праве. Первый давал мне, как баронессе, получившей сей титул не по мужу, а за собственные заслуги, право голоса в Закрытой Палате Синедриона: до принятия данного билля занимать мое кресло и голосовать от моего имени полагалось члену семьи мужского пола. (В обычных обстоятельствах это был бы мой муж, но так как другой закон запрещает уроженцам иных стран занимать места в любой из палат Синедриона, пришлось бы искать родственника более дальнего.) Ну, а последний, конечно же, распространял избирательные права на всех женщин, однако в то время я пользовалась крайне странной привилегией вотировать билли Синедриона, но не имела права голосовать на выборах в Открытую Палату данного представительного и законодательного государственного органа.
        Однако мой голос вряд ли многого стоил.
        - Если дошло до таких разногласий, что один голос может что-то значить, они хватаются за крайне тонкую соломинку.
        - У них будет одним голосом больше, чем прежде,  - возразил Сухайл.  - И я бы на твоем месте не стал себя настолько недооценивать. Если ты выскажешься в их пользу, это возымеет эффект.
        Я смерила его холодным взглядом.
        - Эффект - да, возымеет. Но позитивный ли - это еще вопрос.
        Таким образом, предприятие мое не заладилось с самого начала, и с течением дней положение не улучшилось. Казалось, гипотеза насчет возможных целей сего предполагаемого заговора имеется буквально у каждого.
        - Да он же скармливает нам дезинформацию,  - сказал лорд Россмер, встретившись со мной спустя пару дней.
        Возможно, читатели его помнят. Бригадир, отправивший нас с Томом в Ахию, он прекрасно знал: ничто на свете не способно побудить меня к действию вернее, чем перспектива новых знаний о драконах.
        - Рассказывает сказки о Мритьяхаймах, чтоб сбить с толку наших людей и помешать им отыскать путь через горы на запад,  - пояснил он в ответ на мой недоуменный взгляд.
        - Так мы тоже ведем там разведку?  - с удивлением спросила я.
        - Конечно же, ведем. Наши топографы работают в Мритьяхаймах уже два года - якобы для того, чтобы точнее замерить высоту пиков, однако йеланцы прекрасно знают, чем мы там занимаемся на самом деле. Как и мы знаем, что они затевают.
        Я сдвинула брови, коснувшись пальцем нижней губы.
        - А не докладывал ли кто-нибудь о необычных останках? О трупах, костях…
        Пожалуй, взгляд лорда Россмера мог бы превратить живое существо в глыбу льда.
        - Наши люди там не ради изучения животного мира, леди Трент. У них имеются иные дела.
        Однако Фу Пим-лат уделил находке толику времени… если, конечно, допустить, что он не лжет. Правда, о своей находке он не распространялся, и это просто сводило с ума. Впрочем, неудивительно: помимо знания географии Мритьяхайм, сии сведения были его единственным козырем, предметом торгов, с коим гьям-су не желали расстаться, не получив взамен чего-то существенного. Проговорился он лишь об одном - о том, что данная местность не подходит для вторжения в Йелань, поскольку там перевалить через горы весьма затруднительно.
        Это сокращало список возможных мест… примерно до половины невероятно обширной территории. Слишком, слишком обширной. Я вновь попыталась прибегнуть к помощи Пола, на сей раз пристав к нему на светском приеме в саду.
        - Мистер Фу уверен: поискав как следует, в этом районе можно найти еще не один образчик. Но если мы будем тянуть, кто-нибудь другой откроет их первым, и столь блестящее научное достижение достанется иной стране. Возможно, даже Йеланю!
        Пол только фыркнул в ответ.
        - Изабелла, в правительстве это никого не волнует. Новые виды драконов - вещь интересная, но с военной точки зрения бесполезная.
        Я подавила желание напомнить, что образцы драконьей кости, обнаруженные нами в Выштране, оказались открытием невероятно полезным - как с военной точки зрения, так и со многих других. Разговор на эту тему принес бы больше вреда, чем пользы.
        Невзирая на сию сдержанность, некий член Синедриона (который и в этом томе мемуаров останется безымянным) был достаточно откровенен, чтобы при встрече в вестибюле здания, где проходили заседания Закрытой Палаты, заявить мне в лицо:
        - Леди Трент, скажите, бога ради: отчего вы рассчитываете, будто здесь кто-то пойдет вам навстречу? Ведь это по вашей вине нам приходится вести воздушную войну с целигерами полудюжины государств, а не одного Йеланя.
        - К действиям мистера Бродмея я никакого отношения не имею!  - прорычала я.
        Слова эти слетели с языка чисто рефлекторно: произносить их пришлось далеко не впервые.
        Мой собеседник крякнул, словно сдерживая куда более вульгарный ответ.
        - Вы отрицаете, что это вы его подстрекнули?
        - Определенно да! Признаюсь, я не раз выступала против истребления драконов ради их кости, но никогда не разговаривала с мистером Бродмеем лично. А если бы он обратился ко мне и поставил меня в известность о своих планах, непременно бы его отговорила.
        По крайней мере, попробовала бы. Но, говоря откровенно, даже сейчас я не знаю, насколько искренней была бы эта гипотетическая попытка остановить его. Наслушавшись моих лекций и начитавшись моих эссе, Джастин Бродмей сумел получить должность на одной из фабрик, производивших синтетическую драконью кость. С заранее обдуманным, как он позже признался суду, намерением разузнать и химический состав сего вещества, и технологию придания ему нужной структуры, после чего распространил собранные сведения по всему миру.
        Я не могу даже сказать, будто считаю его неправым. Некогда, в давние-давние времена, я опасалась, что метод консервации, предохранения натуральной драконьей кости от распада, повлечет за собой катастрофические последствия для популяции драконов, поскольку люди начнут истреблять их в погоне за ценным материалом. Посему я вложила все, что могла себе позволить, и даже более, в поиски замены - особенно после того, как метод консервации стал известен в других странах. Однако, когда ширландские ученые наконец разработали синтетический заменитель, я осознала, что это создает новую проблему.
        Доступность драконьей кости в любых видах и формах, создаваемых нами по своему усмотрению, послужила толчком к великому множеству дальнейших разработок, не обязательно военного назначения. И другим странам, не желавшим отстать, осталось только одно - добывать ее как можно больше… из натуральных источников.
        Единственным решением этой проблемы могло стать лишь распространение формулы заменителя, столь же глобальное, как и известность методики консервации. Конечно, это не могло исключить конкуренции полностью: теперь все наперебой кинулись добывать необходимое сырье и подстегивать инженеров к разработке новых чудесных машин из нового чудесного материала. Однако назад в бутылку этого джинна было уже не загнать. Открытие методики консервации (а не состояться рано или поздно оно попросту не могло) иного пути, кроме дальнейших разработок этого направления, человечеству не оставляло.
        К лучшему или к худшему, а Джастину Бродмею хватило того, чего недоставало мне,  - мужества, дабы поступить согласно своим убеждениям. Как следствие, два года назад суд приговорил его к тюремному заключению, в конечном счете продлившемуся без малого десять лет. Если бы не старания моих отзывчивых и юридически подкованных друзей, он ни за что не вышел бы на свободу так быстро.
        Думаю, вы понимаете, что весь этот инцидент с Бродмеем поставил меня не в самое удобное положение перед правительством Ее Величества. В конце концов я смогла достичь цели, лишь без зазрения совести воспользовавшись связью, коей мне и иметь-то было не по чину - той давней встречей с самой королевой Мириам.
        Нет, второй личной встречи с Ее Величеством я не удостоилась. Пусть я и баронесса, но титул сам по себе не обеспечивает влияния, достаточного, чтоб обращаться к монарху, когда только заблагорассудится - тем более что обстоятельства, при коих мы встретились, все еще считались государственной тайной. Вместо этого я встретилась за чаем с леди Эстонби, которую мои читатели могут помнить как «Анну», даму, встреченную мною на острове Лаане в Немирном море вместе с Мириам (в то время еще принцессой).
        Беседы за чашкой чая не так уж незначительны, как можно подумать. Получившая титул в замужестве, леди Эстонби не принадлежала к пэрству сама по себе и посему не имела права голоса в Синедрионе, однако в качестве дамы из окружения королевы могла участвовать в политической жизни иными способами. Подобно прочим придворным дамам, выполняя обязанности хозяйки на званых вечерах, она собирала информацию, а политические вопросы решала при помощи денег и обширных дружеских связей (метод, конечно, косвенный, однако отнюдь не лишенный эффективности, да вдобавок позволявший королеве контролировать Синедрион в степени куда большей, нежели прямые).
        - Вы полагаете предложение этого человека ценным?  - спросила леди Эстонби, как только я объяснила ей ситуацию.
        - Да. Я понимаю, что большинство сочтет подобные сведения в лучшем случае незначительными, но уверена: они могут оказаться неоценимым вкладом в область науки, которой я занимаюсь. Конечно, изучение драконов - дело не столь впечатляющее, как движение войск, однако достижения в этой области заметно поднимут наш престиж в глазах иных стран.
        Устремленные на меня глаза леди Эстонби вбирали, впитывали все, но ровным счетом ничего не выдавали.
        - Но ради этих сведений вам придется оказать поддержку революционерам гьям-су. Не ожидала от вас такой милости к йеланцам.
        Баталию при Кеонге она наблюдала собственными глазами, а об иных моих неприятных столкновениях с йеланцами, по-видимому, была прекрасно осведомлена.
        - Я претерпела похищения, угрозы и прочее безобразное обхождение от айвершей, бульских, чиаворцев, йембе, иквунде, кеонган, ахиатов и даже от собственных соотечественников. И, если бы позволила всему этому обескуражить меня, пришлось бы мне стать затворницей, не доверяющей никому на свете.
        Ответ был не столько честен, сколько дерзок, однако леди Эстонби почла за лучшее на время оставить сие без внимания.
        - В своих публикациях и письмах вы выражаете уверенность, будто дракониане разводили для собственных нужд драконов особой породы. И вы уверены, что найденный в Мритьяхаймах образчик принадлежит к ней?
        Теоретически, любая вымершая разновидность представляла немалый интерес для науки, но такое, конечно же, было бы для палеодраконоведения все равно что находка утраченного Ковчега Завета. Я отлично понимала, что если отвечу «да», шансы на успех существенно возрастут. К несчастью, это было бы неправдой, а убедительно врать я так до сих пор и не научилась.
        - Как бы я ни надеялась на лучшее, я в этом сильно сомневаюсь. Да, в нижних пределах Мритьяхайм драконианские поселения имелись, но не на тех высотах, где могут сохраниться мягкие ткани тела. К тому же, хоть мы и обнаружили свидетельства существования этой породы в различных частях света, лабильность развития вряд ли позволила бы выращивать тех же самых животных в столь холодном климате. По крайней мере, без значительных затрат сил.
        Несомненно, в глазах леди Эстонби мои колебания и оговорки выглядели притворством. Но, к чести своей, должна заметить: лишь самые искренние побуждения заставили меня продолжить мысль и сказать:
        - Вот разве что они разводили не одну породу… Полагаю, это вполне возможно.
        Графиня приподняла брови.
        - Понимаю. Но все это - не более чем предположения.
        - Боюсь, что да. И все же…  - Я прикусила губу и подняла взгляд к потолку.  - Не помню, находили ли среди мритьяхаймских руин помещения для инкубации. Муж должен знать наверняка. Хотя, конечно, многое зависит от того, какие из них принимать в расчет… поскольку мы еще не знаем, в какой части Мритьяхайм была сделана находка.
        Мой энтузиазм исследователя устремился было в горние выси, однако конкретный вопрос, заданный леди Эстонби, тут же вернул меня на землю.
        - Что выиграет Ширландия, протянув руку дружбы этим революционерам, помимо новых научных открытий?
        Дело было ясным: мои доводы явно не произвели на нее впечатления и вряд ли произведут. Однако сдаться так просто я не могла.
        - Они противостоят Тайсен,  - смущенно сказала я.
        - И, если их восстание продвигается успешно, могут оказаться нам полезными. Да. Но если бы оно продвигалось успешно, они не нуждались бы в нашей помощи. Таким образом, нас просят сделать ставку на то, что им удастся низвергнуть Тайсен.
        В долгосрочной перспективе такой исход был бы нам выгоден, поскольку удалил бы со сцены враждебную Ширландии династию, заменив ее той, у коей есть резон видеть в нас друзей. Однако в ближайшем будущем нам предстояло бы выложить для этого немало материальных и человеческих ресурсов, причем без всякой гарантии возмещения… От этакой математики у меня началась мигрень. Нет, я ничуть не возражаю против риска для собственной жизни, но рисковать жизнями наших солдат не согласна - потому-то и старалась всеми силами избегать политики.
        Во взгляде леди Эстонби мелькнуло любопытство.
        - Забудем на минуту о шансах революционеров на победу и о достигнутых ими успехах. Забудем также и о науке, и о драконах, и об этой находке, которой вы столь очарованы. Говоря только о личных побуждениях, об искренности - о морали, если угодно,  - действительно ли вы поддерживаете этот союз?
        Когда люди интересуются моим мнением касательно вопросов политики, на деле вопрос следует понимать несколько иначе: поддерживаю ли я ту точку зрения, что им мила, или нет. Но если леди Эстонби и имела в виду нечто подобное, то ничем этого не выдала, и посему я надолго умолкла, надлежащим образом обдумывая ответ.
        - Есть в нашем противоборстве с Тайсен некая фальшь,  - поразмыслив, сказала я.  - Наши державы испытывают друг друга на прочность, так как мы слишком уж схожи: мы так же, как и они, стремимся прибрать к рукам побольше ресурсов и территорий. Мы обвиняем их в ненасытности, и я не удивлюсь, если они со своей стороны обвиняют нас в том же. Но, на мой взгляд, мы вряд ли добьемся мира с Тайсен, а продолжение воздушной войны не пойдет на пользу никому - особенно тем, за чьи земли мы бьемся. Если же к власти придут гьям-су, мы, по крайней мере, сможем покончить с этим конфликтом. Посему - да, я поддерживаю этот союз.  - Тут я позволила себе легкую самокритичную улыбку.  - Но если вы попросите поклясться, что мои личные интересы на данное мнение никак не влияют, боюсь, я буду вынуждена отказаться.
        Леди Эстонби кивнула, словно приняв решение.
        - Итак, леди Трент поддерживает гьям-су. Этим можно воспользоваться.
        В последующие недели я не раз имела случай пожалеть о своих словах. Мною действительно воспользовались, причем вполне предсказуемым (не будь я столь потрясающе наивна в делах политики) образом. С учетом истории былой вражды, леди Трент, протянувшая руку дружбы йеланцам, сделалась великолепным символом, причем не в метафорическом, а во вполне буквальном смысле слова: благодаря стараниям леди Эстонби, символическое рукопожатие состоялось во время официальной встречи представителей мятежников-гьям (включая их кандидата в императоры, Гуань Цзи-по) с членами Синедриона. И это, конечно же, было только началом. Пришлось посещать бесконечные дипломатические приемы, улыбаться, вести пустопорожние светские беседы с йеланцами и йеланками, столь же всецело преданными своему делу, как я - изучению драконов. Общего между нами почти не имелось, и вскоре я обнаружила, что вспоминаю рискованные приключения в иных частях света едва ли не с тоской. По крайней мере, в те времена я чувствовала, что занимаюсь своим делом.
        В итоге, однако ж, жаловаться мне оказалось не на что: Фу Пим-лат получил вожделенный союз с ширландским правительством, а я - доступ к его записям.

* * *

        - И это все?  - спросила я, кивнув в сторону небольшого блокнота, лежавшего на столе в моем кабинете.
        Мистер Фу виновато пожал плечами.
        - Леди Трент, образчик был всего один, и то изодранный в клочья. Многое ли я мог зафиксировать?
        Да, он был прав, однако я вопреки всякой логике надеялась на большее. С Сухайлом за левым плечом и с Томом за правым, я открыла блокнот и увидела карандашную зарисовку, изображавшую разлагающееся тело дракона.
        По крайней мере, фрагменты оного. Описывая скудость материала для исследований, мистер Фу нимало не преувеличивал. Нам еще повезло, что он отыскал большую часть головы: согласно его предположениям, она освободилась от снега и льда последней, в силу чего и пострадала от более высоких температур и зубов случившихся поблизости падальщиков в наименьшей степени. Рядом обнаружились несколько фрагментов мягких тканей, один из коих мог оказаться частью лапы, да кусок крыла, словно бы оторванный от тела каким-то зверем.
        - Или лавиной,  - добавил мистер Фу.  - Либо до, либо после гибели.
        Представив себе такую разрушительную мощь, я не смогла сдержать дрожи. В последние годы я упражнялась в восхождении на горы - отчасти в качестве хобби, но в основном ради закалки перед будущими экспедициями. Выше границы снегов я поднималась всего несколько раз: прошлым летом, когда сын, Джейк, уговорил меня взять его на праздники с собой, а также в компании с исследователями гор мистером и миссис Уинстоу в южной части Нетсьязских гор - и едва не угодила под совсем крохотную (согласно заверениям бульских проводников) снежную лавину. Силу удара, способного отделить крыло от туловища, страшно было даже представить.
        - Правильной формой морды это оказаться не может,  - заметил Том.  - Даже с учетом распада костей черепа.
        - Мышечные ткани очень…  - Мистер Фу сделал паузу, подыскивая нужное слово.  - Сухи и тонки.
        - Обезвожены,  - подсказала я.
        Мистер Фу кивнул.
        - Да, обезвожены при заморозке. И, я думаю, голова со временем утратила форму под тяжестью снега.
        - С телами замерзших такое случается,  - согласился Сухайл.  - Например, с той парой, найденной в Нетсьязах тридцать лет назад. Ну, а без поддержки костей эффект, несомненно, будет выражен намного ярче.
        При помощи Сухайла Фу перевел нам записи, окружавшие рисунок. Длина головы от кончика носа до затылка составляла около сорока сантиметров, а в высоту, от темени до основания черепа,  - около тридцати. Многие зубы отсутствовали, и посему сказать что-либо о зубочелюстной системе было затруднительно. Изображение сохранившихся зубов имелось на следующей странице: несколько передних резцов, один на удивление небольшой клык или «глазной зуб», без особой уверенности отнесенный мистером Фу к нижним, плюс обломок еще одного - возможно, «плотоядного». Впрочем, учитывая отсутствие удерживающих зубы челюстных костей, нам и с этими весьма повезло. Основание шеи располагалось не в задней, а в нижней части черепа, следовательно, шея была направлена скорее вверх, чем вперед. Об общей длине шеи мистер Фу мог лишь догадываться, но полагал, что она, вероятнее всего, довольно коротка.
        - Неудивительно,  - заметил Том.  - В таком холодном климате длинная шея - только лишние потери жизненно важного тепла.
        Действительно, шея горного змея много короче и толще шеи пустынного дракона, а ведь Выштранские горы в сравнении с Мритьяхаймами - невзрачные холмики.
        - А что скажете о шкуре?  - спросила я.
        Вместо ответа мистер Фу вынул из кармана небольшой шелковый мешочек, с великой осторожностью развязал стягивавший горловину шнурок и высыпал содержимое на стол.
        В мешочке оказалась пара… естественно, чешуек, но совершенно непохожих на все, что я когда-либо видела. Одна, длинная и узкая, судя по размерам, должна была принадлежать животному куда более крупному, чем предполагаемый обладатель головы; другая же намного уступала ей в величине и правильности формы. Обе имели исключительно блеклый, чуть синеватый оттенок, однако большая отличалась от меньшей темными серыми крапинками. Взяв ее в руки, я постучала по ней ногтем. Звук вышел отчетливым, довольно громким, хотя сама чешуйка была легка.
        - Было больше,  - сказал мистер Фу.  - Остальные конфисковал старший офицер. Эти удалось сохранить только потому, что я спрятал их за подкладкой одежды.
        Мы с Томом принялись изводить его вопросами относительно размеров, формы и толщины утраченных, а также мест на теле, откуда была взята сохранившаяся пара. В какой-то момент этого разговора Сухайл с досадой ударил кулаком по столу, что обычно ему было вовсе не свойственно.
        - Эх, оказаться бы там самому! Я понимаю, у вас не было времени на поиски,  - поспешил он заверить мистера Фу,  - но рядом, на земле, могли оказаться другие чешуйки, а то и зубы, не заметные с первого взгляда. Хотя бы увидев, где и как они лежат… мы могли бы судить, насколько тело пострадало от лавины, насколько изъедено падальщиками, и более-менее точно определить, где находились утерянные чешуйки.
        Досаду мужа я вполне понимала и разделяла. Более того, разрозненность и скудость фрагментов просто сводила с ума. Я ведь не археолог, привыкший довольствоваться тем немногим, что сочли нужным пощадить неумолимое время и тлен! Мои объекты исследований, как правило, живы или недавно убиты, и в любом случае не разъяты на части! Ах, если бы в нужный момент мы были рядом и смогли увидеть находку собственными глазами…
        Разум еще не довел эту мысль до логического завершения, а я уже поднялась и потянула за шнурок, разворачивая карту мира, висевшую на стене. Голова была занята лишь одним: высотой, температурой, возможными источниками провизии.
        - Можете показать, где была сделана находка?
        Мистер Фу подошел ко мне.
        - А более подробной карты у вас нет?
        - Для этого региона - нет. Хотя достать ее я, безусловно, могу.
        Склонившись к карте, он пригляделся к темным контурам, изображавшим высоты Мритьяхайм, и по недолгом размышлении ткнул пальцем в бумагу.
        - Здесь. Примерно здесь.
        Взглянув, куда он указывает, я разом поникла головой.
        - Ну да, конечно…
        Палец мистера Фу уткнулся в самую глушь Цер-нга, страны, крайне скверно изученной иноземцами. В былые времена Цер-нга посещали и шелухим[3 - Посланники, апостолы (ивр.), здесь - миссионеры.], и посольства различных государств, однако сие королевство периодически закрывало границы, и в данный момент они как раз были закрыты. Неудивительно, что мистер Фу с соотечественниками исследовали Мритьяхаймы именно там: к западу оттуда тянулись высокогорные равнины Кафтлая, принадлежавшего Йеланю уже более ста лет. Учитывая удаленность и изоляцию Цер-нга, если йеланцам удастся пересечь там горы, они успеют прочно закрепиться на востоке задолго до того, как вести об этом дойдут до нас.
        Вдобавок, добраться туда самостоятельно было весьма и весьма затруднительно.
        Только в этот момент я осознала, какие планы начали зреть в голове сами собой, однако говорить о них до поры до времени воздержалась.
        - А каков был рельеф местности, где вы обнаружили этот экземпляр?  - спросила я мистера Фу.  - Вы говорили, он находился выше границы снегов?
        - Когда я обнаружил его - нет,  - ответил он, вернувшись на свое место и раскрыв блокнот на другой странице.
        Как выяснилось позднее, блокнот был не тем же самым, куда мистер Фу занес свои наблюдения изначально. Тот, первый, содержал слишком много иной информации, которой йеланец не желал разглашать. Скопировав все, касавшееся находки, он передал первый блокнот соратникам, гьям-су. Однако среди скопированного имелись кроки неких крайне неприветливых гор и долин между ними.
        - Вот,  - пояснил мистер Фу, указав кончиком пальца нужное место.  - Здесь. Но я полагаю, его принесло туда сверху.
        - Шесть тысяч метров,  - сказал Сухайл, вглядевшись в незнакомые мне йеланские цифры, начертанные выше.  - Или около того. Если, конечно, я не ошибся с переводом в метрическую систему.
        Этими цифрами была помечена высокая седловина, верхняя точка перевала между двух горных пиков. Если мистер Фу был прав, его экземпляр упал на перевал с практически отвесного обрыва примерно семисотметровой высоты.
        - Отчего вы полагаете, что изначально он находился здесь?  - спросил Том.
        - Иначе он не остался бы замороженным,  - уверенно ответил мистер Фу.  - Долина внизу слишком хорошо укрыта от ветров, и там бывает довольно жарко. А кроме того…
        Его запинка не могла бы разжечь мой интерес эффективнее, даже будь она допущена нарочно, именно с этой целью.
        - Кроме того?  - поторопила его я.
        - Я думаю…
        Казалось, сомнения хватают каждое его слово за хвост и тянут назад.
        - Я думаю, там, наверху, может оказаться еще один.

        Глава четвертая

        Ищем дорогу в Цер-нга - Отчего мне так нужно туда - Идея Джейка - Генерал-майор Гумбольдт - Строим планы - Еще о Мритьяхаймах - Прощание с Джейком

        Пожалуй, в тот момент, как мистер Фу произнес «еще один», судьба моя и была решена.
        Да, границы Цер-нга были закрыты для иностранцев, но это меня не пугало. Я должна была поехать туда и все увидеть сама.
        - Это место вообще вне их территории,  - твердила я в ответ на все возражения.  - Поднимемся вверх по течению Лэрг-па - и даже границ почти не затронем…
        Но все, знакомые с теми местами из первых рук, в один голос уверяли, что дело безнадежное. Сколь бы заманчиво ни выглядела эта река на карте, на самом деле она практически непроходима.
        - Прекрасно,  - отвечала я,  - тогда зайдем с запада…
        Но это, конечно же, означало Кафтлай, что в свою очередь означало Йелань, а желающих помочь мне тайно проникнуть в страну, из коей меня официально выдворили, да к тому же находившуюся с нами в состоянии войны, не находилось. Путь через саму Цер-нга также был закрыт.
        Мы оказались в тупике.
        - Проще всего подождать,  - повторяли мне снова и снова.  - Через пару лет воздушная война кончится, Цер-нга откроет границы…
        Конечно, все эти предположения исходили из того, что воздушная война завершится в пользу Ширландии, и Йелань не оккупирует Цер-нга, перекрыв мне дорогу туда еще надежнее, чем местные власти. Подразумевалось также, что второй экземпляр, замеченный мистером Фу (если их вправду существовало более одного), все эти пару лет будет лежать на месте, не тронутый временем, а не свалится вниз, в долину, и не истлеет, подобно первому.
        - Каким бы древним ни был тот, первый,  - утешал меня Том,  - пролежал же он в целости все это время. Нет причин полагать, что другой не переживет каких-то нескольких лет.
        Стараясь сохранять оптимизм, он умалчивал еще об одном обстоятельстве, о коем оба мы не могли забыть ни на минуту: с тех пор, как мистер Фу нашел первый экземпляр, уже прошло больше года. И пройдет еще больше, прежде чем я доберусь до места, даже если отправлюсь в дорогу немедля. Возможно, шанс был уже упущен.
        Нет, позволить себе поверить в это я не могла. Тут следовало цепляться за любую соломинку и действовать как можно быстрее. По крайней мере, если надежд не останется вовсе, я буду знать, что сделала все возможное.
        Вот только как же добраться до места назначения?
        Впрочем, все могло бы оказаться еще труднее. Если бы мистер Фу обнаружил сей экземпляр на западной стороне гор, пришлось бы на каждом шагу прятаться от йеланских войск. Но границы Мритьяхайм с Кафтлаем его экспедиции исследовать не удалось: разразившаяся в тех краях эпидемия вынудила их повернуть назад и искать проходы с другой стороны. Вдобавок, указанная им область находилась так далеко от центра земель цер-жагов, что ее государственная принадлежность менялась в зависимости от того, чьей карте верить. На одних картах она принадлежала Цер-нга, на других - Кафтлаю, а значит, Йеланю, и в любом случае сие являло собою чистую фикцию, так как пограничные горы необитаемы.
        Еще ни разу в жизни перед моим носом не появлялось столь лакомой приманки, путь к коей преграждало бы такое множество преград!
        Сухайл наблюдал, как я мучаюсь над этой проблемой не день и не два, но наконец, однажды вечером, сидя со мной в кабинете, сказал:
        - Пожалуйста, не пойми меня превратно, но… отчего ты так непреклонно туда стремишься?
        Кто-либо другой мог и не понимать всей глубины моей одержимости драконами. Любой другой, но только не Сухайл. Он путешествовал со мной в самое сердце пустыни Джефи среди лета и знал, что рисковать здоровьем и жизнью ради знаний для меня не в новинку. Смысл вопроса заключался в ином.
        - Ты спрашиваешь, отчего я так упорно добиваюсь этого, когда вокруг много других, куда более достижимых целей? Причем предоставляющих гораздо больше шансов расширить наши знания о драконах?
        - Даже сам мистер Фу не уверен, что там, на седловине, есть еще один экземпляр. Он видел его только в бинокль, а не вблизи.
        Все это значило, что я могу добиться своего, перевернув небо и землю, и все усилия будут потрачены впустую. Поднявшись с места, я зашагала из угла в угол (я делала это столь часто, что вытоптала в ворсе ковра отчетливую тропинку).
        - В последнее время мой вклад в науку…  - со вздохом сказала я.  - Такое чувство, будто я не сделала ровным счетом ничего.
        Сухайл изумленно поднял брови.
        - А как же работа Общества в Куррате? Как же твоя переписка с драконоводами Байембе, твои…
        - Да, письма, письма, письма… Просиживаю кресло, вкладываю в дело разум, но не душу. А сколько времени отнимают другие дела? Благотворительность, публичные выступления, советы другим. Конечно, все это весьма полезно…
        Последнее было сказано вполне искренне, однако прозвучало резко, зло. Плечи поникли сами собой.
        - Я не бывала в поле с тех самых пор, как мы с тобой открыли Сердце Стражей. Можно бы и поехать куда-нибудь - хотя бы в Отоле,  - но что я там буду делать? Какую решать задачу, кроме первичного изучения еще не исследованных видов драконов?
        Сухайл поднялся и остановил меня посреди комнаты, положив руки мне на плечи.
        - Изабелла… откуда эти сомнения? Раньше ты никогда не гнушалась первичных исследований,  - с улыбкой, пытаясь хоть немного развеселить и меня, заговорил он.  - Порой мне кажется, будто ты больше всего на свете любишь описывать характеристики или повадки, о коих еще никем ничего не напечатано.
        На это ответить было нечего. Как объяснить свое беспокойство, непреходящее чувство, будто я должна, обязана совершить нечто грандиозное, иначе время уходит зря? Может быть, я настолько привыкла совершать впечатляющие открытия, что одна мысль об обычной научной работе не вызывает ничего, кроме скуки? Боже правый, если так, пора прикладывать лед к голове, пока пухнуть не перестанет! Удача и без того сопутствовала мне куда чаще, чем большинству ученых за всю их жизнь.
        И тут мне все стало ясно. Без раздумий высвободившись из рук Сухайла, я развернулась и вновь зашагала по кабинету.
        - Изабелла,  - сказал он (негромко, но от того не менее горячо).  - Ответь же!
        Сознаваясь в этом, я не могла смотреть ему в глаза, но не могла бы и промолчать. Я отвернулась к стене - вернее, к карте, усеянной значками и приписками, означавшими породы обитавших в данной местности драконов и местоположение драконианских руин, и, обращаясь к ней, сказала:
        - Наверное, я завидую.
        Последовало долгое молчание.
        - Мне?!  - наконец спросил Сухайл.
        Судя по тону, он не мог поверить собственным ушам - и вполне понятно отчего.
        - Нет, я не завидую твоей работе,  - торопливо заговорила я, с силой сцепив пальцы перед грудью.  - Не подумай, что я ревную тебя к ней - наоборот, за нее-то и за твою увлеченность я тебя больше всего и люблю. Однако…
        Продолжить я не смогла. Пришлось Сухайлу заканчивать мысль за меня:
        - Однако я добился в своей области науки немалых успехов, а ты сидишь здесь и отвечаешь на письма?
        - Нет. Твои успехи ценят по достоинству,  - пояснила я. Внезапно вырвавшаяся наружу горечь адресовалась отнюдь не ему, а мне самой, наконец-то осознавшей, в чем истинная суть моего беспокойства.  - Твоя лекция состоялась в Кэффри-холле, а не в зале Общества Языковедов, не из-за того, что тебя там отвергли, а потому, что ты сам решил рассказать о результатах своей работы более широкой аудитории. А вот меня в Коллоквиум Натурфилософов не примут. Никогда.
        Если только я не продолжу совершать открытия столь великие, что даже этому табуну закоснелых узколобых ретроградов придется их признать. В то время я ни за что не произнесла бы подобного на публике, но про себя считала их именно таковыми. Однако, несмотря на все к ним пренебрежение… да, мне до сих пор очень хотелось вступить в их ряды.
        Сухайл обнял меня, коснувшись щекой волос, и на сей раз я не стала высвобождаться из его объятий. Больше он не спросил ни о чем, а лишь прошептал:
        - Что ж, если будет на то воля Господа, способ мы отыщем.

* * *

        После этого вечера ни дня не проходило без раздумий о том, как достичь цели - то есть Мритьяхаймских гор. Я раздобыла более подробную карту, кнопками закрепила ее на стене и начала изучать рельеф нужного района с одержимостью, свойственной всякому скалолазу. Нельзя ли пробраться к седловине вдоль самого горного массива, отправившись в путь от его северных границ? Нет, заверил мистер Фу, если нам желательно прибыть на место в течение ближайших десяти лет. Тогда может, все-таки, с запада? Проскользнуть мимо йеланских войск и подобраться к седловине с другой стороны? И плевать, что рельеф местности с кафтлайской стороны мистеру Фу совершенно незнаком, а предприятие сие выглядит чистым самоубийством! Нет, я еще не отчаялась настолько, чтоб рисковать собой ради столь ничтожного шанса, однако твердо решила не пренебрегать ни единой возможностью, какой бы невероятной ни показалась она на первый взгляд.
        Пожалуй, поэтому-то ответ и нашелся однажды вечером, во время ужина, когда мой сын Джейк приехал из Меррифорда погостить.
        Конечно же, я изложила ему ситуацию и представила его мистеру Фу. Первым делом Джейк, естественно, принялся настаивать, чтоб я взяла с собой и его.
        - Оттуда до ближайшего моря - тысячи километров,  - напомнила я ему, когда мы садились за ужин.
        Джейк едва начал учебу в университете, но уже явно выразил намерение посвятить жизнь изучению морей и океанов: путешествие на «Василиске» произвело на него впечатление столь глубокое, что это оказалось неожиданностью даже для меня.
        - Ничего, как-нибудь переживу,  - с театральным вздохом ответил он.  - Но Мритьяхаймы! Многие ли могут похвастать возможностью попасть туда?
        - На одного меньше, чем ты надеешься.
        - Ты же знаешь, что это только толкает меня на поиски способа,  - ухмыльнулся Джейк.
        - Ты слишком велик, чтоб поместиться в ее багаже,  - заметил Сухайл.  - И вряд ли сумеешь проникнуть на борт так, чтоб она не заметила.
        - Кроме этого,  - со вздохом отнюдь не театральным, но обескураженным, добавила я,  - мы пока даже представления не имеем, как туда попадем. Если дело и дальше пойдет с той же быстротой, к тому времени, как у меня появится план, ты достигнешь совершеннолетия, и помешать тебе я уже не смогу.
        Нет, Джейк не зашел бы столь далеко, чтобы последовать за нами тайком, но об отыскании способа - если не для себя, то для нас - говорил вполне серьезно.
        - А дядю Эндрю ты спрашивала?  - сказал он.
        К немалому удивлению всей нашей семьи, младший из моих братьев до сих пор служил в армии. Нет, она не сделалась страстью всей его жизни, однако придавала ей направление и цель (и вдобавок, осмелюсь заметить, дисциплинировала брата), и это было много более того, что он мог бы обеспечить себе сам.
        - Да, я писала ему, но ведь он - всего лишь капитан. Не в его власти отправить в Цер-нга войска, чтобы расчистить нам путь.
        Джейк погрузился в мрачные раздумья. В этот момент лакей подал суп. Мы с Сухайлом приступили к еде, но Джейк только бесцельно поигрывал ложкой, хотя обычно поглощал еду едва ли не до того, как тарелка касалась стола. Тревожный знак… однако прежде, чем я успела спросить, в чем дело, он громко захохотал.
        - Говоришь, через земли Цер-нга не пройти? Так нужно пролететь над ними по воздуху!
        Ложка выскользнула из моих пальцев и погрузилась в тарелку с супом до кончика черенка. Даже не пытаясь достать ее, я слепо уставилась в поверхность жидкости.
        Пролететь над ней?!
        - Извините,  - сказала я.
        Забыв про суп, а также про сына и мужа, лишь усмехнувшихся мне вслед, я отправилась писать письмо.

* * *

        Мои отношения с военными властями Ширландии всегда были крайне неоднозначны. Невзначай сорвав их планы в Байембе, я помогла им на Кеонге; после чего при содействии Тома едва ли не силой вырвала у них должность, которой мне не желали давать, однако оправдала сие находкой в Лабиринте Змеев и открытием принципа лабильности развития. Благодаря мне Ширландия узнала, как предохранять драконью кость от распада, но я же выдала этот секрет иностранным державам; я финансировала первые попытки синтеза драконьей кости, но сама же вдохновила человека распространить информацию о результатах на весь мир… Конечно, утверждать, будто военные меня ненавидят, было бы преувеличением, но и любви ко мне они также отнюдь не питали.
        Посему не добиться бы мне никакого содействия, если бы не мой брат Эндрю. Да, как я и сказала Джейку, простой капитан особым влиянием в армии не пользуется, но однажды, в Койяхуаке, Эндрю спас жизнь одного человека. В то время полковник, ныне Сэмюэл Гумбольдт дослужился до генерал-майора и имел самое непосредственное отношение к едва зарождавшейся службе, которая через несколько лет, отделившись от армии, превратилась в Ширландские Королевские Военно-воздушные силы. Благодаря его дружеским отношениям с братом, мне удалось добиться аудиенции и изложить свое дело.
        - Покажите, где это,  - сказал Гумбольдт, выслушав меня до конца.
        По выражению лица или тону голоса сложно было догадаться о его мыслях. Правда, на смех он меня не поднял, и я сочла это обнадеживающим знаком. Подойдя к большому столу, заваленному множеством бумаг, я развернула принесенную с собою карту. Вычерчена она была не столь подробно, как нам хотелось бы,  - в те дни карты Цер-нга отличались скорее не точностью, а украшательствами, но эта, дополненная собственными наблюдениями мистера Фу, являла собой наилучшую из имевшихся.
        - Вот здесь есть деревня,  - сказала я, указывая на точку у подножия горного массива, по коему проходила граница обитаемых земель.  - Мы надеемся, что туда возможно переправиться на целигере - или, если он не способен подняться так высоко, подлететь как можно ближе. Тогда мы сможем обследовать окрестности седловины между этими двумя пиками.
        Я ожидала, что генерал-майор спросит, какой от этого будет прок. Денежные затраты я готова была возместить - времена, когда для финансирования экспедиций приходилось клянчить пожертвования, навсегда миновали в тот день, когда мы объявили об открытии Сердца Стражей, однако содействия армии за одни только деньги не купишь.
        Но Гумбольдт не сказал об этом ни слова. Вглядевшись в карту, он провел кончиком короткого толстого пальца вдоль границы горного массива, а затем устремил взгляд к белому пятну между нею и восточным краем Кафтлая.
        «Интересно,  - подумала я,  - как высоко может подняться целигер?»
        Ответ на этот вопрос представлял собою строжайшую государственную тайну. Во время своих полетов я никогда не поднималась на значительную высоту, но совершены они были на первых целигерах из натуральной драконьей кости, в те времена, когда искусство их строительства еще не достигло современного уровня. Вдобавок, и управление полетом присутствовавшие на борту представляли себе в лучшем случае смутно. А вот современный целигер с умелым пилотом на борту… его возможности оставались для меня полной загадкой.
        Но это вполне можно было выяснить.
        - Дело весьма опасное,  - задумчиво проговорил Гумбольдт, глядя на карту.  - На таких больших высотах ветры очень сильны. Конечно, в небе, вдали от земли, целигеру ничто не угрожает, но при посадке и взлете судно может снести на склон горы.
        Все это было сказано не в сослагательном наклонении, не в рассуждениях о том, что могло бы случиться, если бы целигеру лишь предстояло исследовать эти высоты. Выходит, кто-то когда-то уже летал на сем аппарате над столь же опасной местностью - возможно, даже в самих Мритьяхаймах, но, очевидно, не у западных границ Цер-нга, где необитаемые горы предоставляли целигеру и его пассажирам возможность проникнуть туда, где их не ждут.
        Я крепко сцепила пальцы, не зная, что и сказать. Еще в те времена, когда нас с Томом наняли разводить драконов, у меня имелись сомнения, разумно ли позволять использовать результаты наших исследований в военных целях. Теперь же я, сама того не желая, заронила в голову Гумбольдта тактическую идею.
        Тут можно было сказать, что со временем до этого кто-нибудь непременно бы додумался - если не сам генерал-майор, то еще кто-либо из военных или в правительстве, но сия мысль меня ничуть не утешала. Если и мы, и Йелань вели в Мритьяхаймах разведку, то рано или поздно хоть кто-то да обратил бы внимание на белое пятно на карте и задумался о его потенциале. В конце концов, не за этим ли самым отправили туда мистера Фу? Ну, а куда не добраться пешком, вполне можно долететь на целигере…
        Я понимала, что все это так… однако всерьез опасалась, что оказалась первой, кому пришла на ум такая возможность.
        С другой стороны, у меня имелось нешуточное подозрение, что, даже если я откажусь от своих амбиций сию же минуту, целигер пошлют в Мритьяхаймы без нас. Подобно формуле консервации кости, идея Джейка стала новорожденным драконом, и запихать ее обратно в скорлупу было не так-то просто.
        С глубоким вздохом я вспомнила любимую присказку Сухайла, гласившую, что его жена - самая практичная, но и самая безрассудная женщина на всем белом свете.
        - Если армия готова рассмотреть такую опасную операцию,  - сказала я,  - мне нужно выяснить, что необходимо для экспедиции. Подобные вещи не планируются за один вечер.

* * *

        Ни за один вечер, ни даже за целый месяц. Дело решалось значительно дольше, чем мне потребовалось на приготовления, и каждый потерянный день раздражал до глубины души.
        Более месяца прожили мы меж раем и адом, не имея даже предварительного обещания, что нас попробуют доставить в Мритьяхаймские горы целигером. Несмотря на это, мы проводили большую часть времени в подготовке, зная, что, если проект получит одобрение, отбытие не стоит задерживать даже на час (ведь это предоставит военному начальству время еще раз подумать о разумности его решения).
        Услышав о нашем плане, Том позеленел и естественный цвет лица обрел далеко не сразу. На целигере он летал всего один раз, когда Натали и ее друзья-инженеры впервые продемонстрировали на выставке свою экспериментальную модель (без использования драконьей кости). Утесы и вершины не пугали его ни в коей мере, но, как только земная твердь под ногами превратилась в эфемерную палубу из ткани и реек, от его обычного хладнокровия не осталось и следа. Джейк ткнул его локтем в бок, ухмыльнувшись с неукротимым озорством восемнадцатилетнего юнца:
        - Как думаете, старина, справитесь?
        - Об этом я стараюсь не думать,  - буркнул Том (впрочем, довольно беззлобно).
        Сухайл поднимался в небо и на наполненных горячим воздухом шарах, и на целигерах. Все это его ничуть не пугало; складка меж его бровей образовалась совсем по иной причине.
        - Прекрасно, туда мы долетим, но как потом выберемся обратно?  - сказал он.
        - В случае крайней нужды пойдем пешком. Ну, а у цер-жагов принято высылать иностранцев из пределов страны, а не сажать их в тюрьму и не казнить,  - со смехом ответила я. Мое настроение серьезно улучшилось с тех пор, как Джейк подал эту идею. Неважно, что возможность была столь маловероятной: одна мечта о ней окрыляла дух.  - Если нас поймают, это может даже упростить нам жизнь - лишь бы не до того, как мы закончим работу. Тогда у нас, по крайней мере, будут опытные проводники, которые покажут нам обратный путь.
        Том глубоко вздохнул и сел попрямее.
        - Кстати о проводниках. Фу говорит, что нашел тот экземпляр в четырех дневных переходах от деревни… как ее?.. Лам-це Ронг. Путь, если руководствоваться только наброском в блокноте, неблизкий.
        - Он говорил, что экспедиция нанимала в деревне носильщиков. Думаю, эти люди должны знать, куда ходили йеланцы.
        - При условии, что они все еще там, а не умерли или не подались куда-нибудь на заработки,  - поморщился Том.  - И при этом готовы опять наняться к иностранцам, а не решили, что к месту, где были найдены те останки, лучше никого не пускать.
        Да, он был во всем прав, и после стольких лет дружбы я сразу поняла, к чему он клонит.
        - Вы полагаете, нам нужно взять с собой мистера Фу?
        Джейк, как обычно, качался на стуле (отучить его от сей привычки мне так и не удалось) и при этих словах едва не опрокинулся на спину, звучно грохнув об пол ножками стула.
        - Этого йеланца?! Генерал-майор будет в восторге.
        Я принялась медленно, по мере того как очередная мысль обретала ясность, размышлять вслух:
        - Естественно, он заявит, что об этом не может быть и речи, так как они все еще не уверены в нем… или в гьям-су… но ведь нас будет трое, а Фу Пим-лат - только один. Это - не считая солдат, которых, без сомнения, пошлют с нами. Хорошо, допустим, он в самом деле замыслил что-то недоброе, но не оставил же там, на месте, ожидающую нас засаду! Хотя бы потому, что наше прибытие туда крайне маловероятно. Если йеланцы занимаются там чем-то, не предназначенным для наших глаз, то не послали бы его привлечь наше внимание, а если затеяли нечто подобное после его изгнания, мы с равной вероятностью наткнемся на них хоть с ним, хоть без него. Самая большая опасность состоит в том, что он решил завести нас в глушь, на погибель, из каких-либо тайных личных резонов.
        - Ну, а погибнуть,  - мрачно добавил Сухайл,  - мы, опять-таки, в равной мере рискуем хоть с ним, хоть без него. В последнем случае, пожалуй, даже больше.
        Здесь он ничуть не преувеличивал. Да, в последние годы мы немного занимались скалолазанием, но ныне оказались в положении тех, кто, едва научившись плавать по-собачьи в тихом пруду, задумал переплыть пролив, отделяющий Ширландию от Айверхайма. Мистер Фу значительно превосходил в опыте любого из нас.
        - Можно взять с собой других скалолазов. Вот, например, мистер Брукер уже бывал в Мритьяхаймах… только ни он, ни кто-либо другой не знает нужных нам мест.
        Я вопросительно взглянула на Тома с Сухайлом: ведь вверить свою жизнь незнакомцу предстояло не только мне, но и им.
        Муж согласно кивнул.
        - Без помощи нам все равно не обойтись, так пусть с нами будет человек, совершивший находку лично.
        Я поднялась, подошла к столу и положила на наклонную доску чистый лист бумаги.
        - Тогда для начала посмотрим, согласится ли он.

* * *

        Фу Пим-лат воззрился на меня так, точно я повредилась в уме.
        - Не так давно меня вывели с лекции, не дав ее дослушать, а вы доверяете мне такое дело?
        - Не вижу причин для обратного.
        Мистер Фу открыл было рот, но тут же закрыл его, словно возражений у него имелось так много, что они столпились в его горле и ни одному не удалось протолкаться наружу. Впрочем, сколько бы их ни было, я бы и слушать не стала.
        - А что, если я не хочу возвращаться туда?  - глубоко вздохнув, спросил он.
        - Тогда я спрошу, в чем причина.
        Мистер Фу развел руками.
        - Здесь я в безопасности - по крайней мере, насколько это вообще возможно. Вы просите снова вернуться туда, где моя жизнь и свобода окажется под угрозой.
        - Большая часть маршрута пролегает в пределах видватских территорий, контролируемых Ширландией, а у Йеланя плацдарма на востоке пока нет. К тому же… Есть ли у них причины ожидать вашего возвращения в Цер-нга?
        Мистер Фу отрицательно покачал головой, и я ответила на это лучезарной улыбкой.
        - Тогда там вы, пожалуй, даже в большей безопасности, чем здесь - по той простой причине, что там никому не придет в голову вас искать. Хотя, должна отметить, риск попасть под лавину или камнепад в Мритьяхаймах, определенно, выше.
        - Лавин и камнепадов я опасаюсь не более, чем они того заслуживают.
        Это утверждение обнадеживало. Куда хуже было бы, объяви он, что не боится ничего: в горах человек, не боящийся ничего, очень скоро превращается в темное пятно на дне пропасти.
        Между тем мистер Фу сделал паузу, поразмыслил, затаив дух, и задал последний вопрос:
        - Если я откажусь, это повредит делу гьям?
        - Нет,  - ответила я.
        Генерал-майор пока даже не подозревал, что мы хотим взять с собой мистера Фу, поскольку мы решили, что его помощью следует заручиться прежде, чем согласием властей. Однако в этот момент я пожалела, что мы не поступили наоборот: раскрой я сейчас всю правду о том, как обстоят дела, сие непременно заставило бы мистера Фу отказаться.
        - Однако мое участие может помочь нашему народу.
        - Да. Оно привлечет на вашу сторону тех, кто сочтет его знаком готовности к сотрудничеству. Но есть и другие, готовые заподозрить измену в каждом вашем чихе. Не могу поручиться, чья возьмет. Однако, если для вас это что-нибудь значит, я была бы рада видеть вас с нами. И не только потому,  - поспешно добавила я,  - что ваш опыт может оказаться полезен.
        - Тогда почему?  - с интересом спросил он.
        В последний раз я звала в подобную экспедицию мужчину из-за того, что любила его. В случае Фу Пим-лата ответ был совсем не столь предосудителен.
        - Потому что это вы нашли первый экземпляр. И заслуживаете того, чтобы быть с нами, когда - и если - мы отыщем второй и оповестим об этом весь мир.
        Это было сказано совершенно искренне, без всякого расчета. Слишком мало зная мистера Фу, я не могла судить, насколько тронут его мои слова.
        Невзирая на сие неведение, ответ попал в яблочко.
        - Тогда я согласен,  - сказал мистер Фу.

* * *

        В тот самый день, когда разрешение на поездку наконец-то было получено, в моем кабинете состоялся еще один решающий разговор - на сей раз с сыном.
        - Если ты возражаешь,  - сказала я,  - я не поеду.
        Джейк изумленно разинул рот.
        - Отчего бы мне возражать?
        - Хотя бы оттого, что Мритьяхаймы - по всей вероятности, самый опасный регион в мире. Я не могу обещать, что вернусь оттуда живой.
        Точно так же я не могла обещать вернуться живой из Зеленого Ада… но в то время я слишком тосковала по первому мужу, не говоря уж о стараниях заявить о себе как об ученом и избежать не очень-то желанной ответственности. Мало этого: я была так молода и наивна, что просто не смогла оценить степени предстоящего риска. Теперь-то я все понимала и где-то в глубине души была бы рада остаться дома, удовольствовавшись тем, чего уже достигла.
        Однако в общем и целом душа моя отказывалась почивать на лаврах наотрез, и Джейк это понимал.
        - Хотел бы, чтоб ты осталась,  - давно бы так и сказал,  - отвечал он.  - Нет, мам, я знаю: тебя не переделать. Если останешься дома - будешь мучиться всю оставшуюся жизнь, гадать, что могло бы случиться и что ты могла бы узнать. Кроме этого, тебе ведь нужно сунуть что-то новенькое под нос этим…
        Фразы, коей он описал джентльменов из Коллоквиума Натурфилософов, я приводить здесь не стану.
        В глазах отчаянно защипало.
        - Только не вздумай погибнуть,  - добавил Джейк.  - Или попасть под арест где-нибудь за границей. Арестов на родине вполне достаточно.
        В глазах защипало сильнее прежнего.
        - Такое случилось всего один раз,  - сказала я.
        Быть может, тон наш со стороны и мог бы показаться небрежным, однако оба мы знали, сколь глубоки скрывающиеся за ним чувства. Слегка шмыгнув носом, я обняла сына и спустя недолгое время покинула Ширландию. Впереди ждали высоты Мритьяхайм.

        Часть вторая

        в которой мемуаристка ищет гибели, но терпит в сем предприятии полную неудачу

        Глава пятая

        Вкратце о путешествии - База целигеров - Полет в Мритьяхаймы - Не слишком-то мягкая посадка - Третий целигер - Мы остаемся одни

        В любых иных обстоятельствах одного путешествия из Фальчестера в Лам-це Ронг хватило бы, чтобы заполнить добрую половину книги. Экспедиция наша состояла из меня самой, Сухайла, Тома, Фу Пим-лата и некоего лейтенанта Чендлея, приставленного к нам Вооруженными Силами Ее Величества для помощи в восхождении на горы (главным образом, из-за недоверия к мистеру Фу со стороны военных). Путешествовали раздельно, небольшими группами, дабы с меньшей вероятностью привлечь к себе излишнее внимание: вместе трое ширландцев (в том числе одна дама), ахиат и йеланец производят впечатление пестроты, достойной начала избитого анекдота.
        Покинув Фальчестер, мы, шаг за шагом, пересекли Дестанический океан и двинулись вдоль восточного побережья Дайцзина к Альхидре, а там погрузились на речные барки и отправились в глубь материка вверх по течению реки Махаянья. Там, на берегах Отца Видваты, одной из двух великих рек, в междуречье коих и расцвела древняя видватская цивилизация, я с радостью задержалась бы не на один месяц. Подобно большей части Дайцзина, Видвата славится множеством обитающих в реках драконов, каковых туземные крестьяне весьма почитают и даже приносят им жертвы в надежде, что эти животные уберегут их от разрушительных наводнений и засухи. Особенно интересно было бы узнать, есть ли хоть толика истины в народных преданиях, гласящих, будто в Махаянье живут исключительно драконьи самцы, тогда как все самки обитают в реке Махаяни; вместе же, для брачных игр, те и другие якобы сходятся лишь раз в году, на праздник Свадьбы Рек. Все это, будь оно правдой, изумительно перекликалось бы с жизнью болотных змеев Зеленого Ада, где у мулинцев в обычае переносить отборных самцов для спаривания с матками к озеру под Великим Порогом.
(Как выяснилось позже, предания оказались неверны: внешние различия между драконами двух этих рек обусловлены вовсе не половой, а видовой принадлежностью.)
        Однако нас ожидала воздухоплавательная карета, и посему я продолжила путь, устремив все помыслы к западу. К несчастью для нас, в те дни Махаянья находилась под ширландским контролем лишь частично: уж очень людям этих земель не нравилось видеть одного из своих духовных предков во власти иноземцев (вот отчего ныне Ширландия не контролирует сию реку вовсе). Пришлось нам вновь высадиться на берег и огибать спорные территории по суше, что в скором времени потребовало переодеваний и множества лжи (как оказалось, от реки наша экспедиция удалилась недостаточно), ну а затем, после долгого оживленного бегства от разбойников, нападавших на всех проезжих без разбору, мы наконец прибыли в деревушку под названием Пар-ше. Однако эта часть путешествия, сколь бы ни увлекательным могло оказаться ее описание, была лишь прелюдией главных событий - то есть, полету к вершинам Мритьяхайм.
        Здесь экспедицию повел за собой лейтенант Чендлей: один он среди нас знал, где расположена база ширландских целигеров. Мало этого: я ее местонахождения так никогда и не узнала, поскольку лейтенант отправился к базе один и вернулся в сопровождении солдат, после чего нам завязали глаза и повели наших лошадей в поводу. Могу сказать лишь одно: находилась она примерно в двух дневных переходах от Пар-ше, почти на границе с цер-жагами, дабы сократить перелет над закрытой территорией до минимума.
        Мритьяхаймы были видны даже отсюда, издали.
        Правда, не слишком детально, хотя мне говорили, будто в те дни, когда воздух действительно чист, вид приобретает такую четкость, что знающий человек может с уверенностью распознать все горные пики. Однако все то недолгое время, что мы провели в Пар-ше, воздух оставался настолько влажен, что горы казались всего-навсего расплывчатой темной массой на горизонте. В те дни я полагала, что вижу, где нам предстоит побывать, и любовалась открывшимся зрелищем. И даже не подозревала, что на самом-то деле это только краешек огромного горного хребта, известного топографам под названием Дашават. Сами же Мритьяхаймы лежали дальше, за пределами зрения, и уходили в небо много выше, чем я могла бы вообразить. Сумей я разглядеть, что меня ждет, еще там, в Пар-ше… Нет, пожалуй, не отказалась бы от задуманного, ведь вся моя жизнь - сплошная история неспособности оценить опасность вовремя, пока еще не поздно повернуть назад, однако с полной уверенностью утверждать этого я не могу.
        Вопреки обычным стандартам ширландских военных, база целигеров выглядела сляпанной кое-как, на скорую руку. Подозреваю, она была устроена временно, что и неудивительно: ближайший гарнизон находился довольно далеко, а надолго задерживать целигеры там, где их мог захватить противник, не следовало. Однако жизнь на базе била ключом, и первым, кого я увидела, оторвав взгляд от гор, оказался мой брат, Эндрю.
        В мгновение ока спешившись, я бросилась ему на шею.
        - Я подозревала, что встречу тебя здесь! Но точно мне никто ничего не сказал.
        Эндрю от души, точно я была ему не сестрой, а братом, хлопнул меня по спине.
        - Да-да, у всех рот на замке. Боятся шпионов и все такое. Но, конечно, я здесь: не мог же я отпустить самую любимую сестру в Мритьяхаймы, даже не попрощавшись!
        Сия трогательная забота могла бы показаться несколько более трогательной, не назови он меня самой любимой сестрой. Поскольку я была его единственной сестрой, эти слова без всяких сомнений означали: ему от меня что-то нужно.
        - Эндрю,  - сказала я,  - ты ведь не надеешься, что мы возьмем тебя с собой?
        - Ну, я бы, конечно, не возражал, но… Эй, там! Осторожней неси!
        С этими словами он метнулся прочь, дабы выбранить рядового, таскавшего наши пожитки недостаточно бережно. Да, сомнений быть не могло: без задней мысли братец никогда в жизни не стал бы проявлять столь великой заботы.
        К несчастью для Эндрю, взять его с собой было не в моей власти. Включить в экспедицию еще одного человека несложно, если проделать путь к месту предстоит на лодке, верхом либо пешком, а съестные припасы не так ограничены. Целигер же - дело иное. Тут главный ограничивающий фактор - даже не место, а вес, а между тем все экипажи для дальних перелетов уступали брату в росте на добрых двадцать сантиметров. (Да, здесь армии пришлось поступиться требованиями уставов и активно вербовать на службу в новорожденные военно-воздушные силы тех, кого в иных обстоятельствах браковали, как чрезмерно субтильных.)
        Судите сами: для доставки на место небольшой экспедиции из пяти человек потребовалось целых три целигера - ни один, ни даже два не увезли бы всех нас, нашего снаряжения, пилотов и все необходимое для самих целигеров, вроде топлива для машин и емкостей с несущим газом, сообщающим воздушным судам способность подниматься в небо.
        - Они что же, оставят нас в Цер-нга и двинутся прямиком на запад?  - пробормотал Том, оглядев стройный ряд целигеров и оценив количество топлива в хранилище неподалеку.
        Ответа никто из нас не знал и вряд ли узнал бы, спросив о том же кого-либо из военных.
        Да, целигеры являли собою просто потрясающее зрелище. Какая жалость, что мир никогда не способствует развитию техники столь же эффективно, как война! Эти воздушные суда походили на целигеры, парившие над Немирным морем всего-то восемь лет назад, не более, чем современный фрегат похож на древнюю ладью-драккар. Те, первые целигеры были связаны проволокой из натуральной драконьей кости, опиленной, где возможно, и хитроумно подогнанной деталь к детали, вид имели довольно нелепый и для наших целей никак бы не подошли. Каркасы современных целигеров, сооруженные из синтетической драконьей кости, состояли из тоненьких реек и планок, а уж воздушные винты были куда длиннее и шире костей дракона любой существующей разновидности (позже мне объяснили, что это необходимо для полетов в разреженном воздухе больших высот). Все это выглядело вполне обыденно; на происхождение материала намекал лишь его характерный цвет.
        Цвет этот подходил для постройки воздушных судов военного назначения как нельзя более удачно. Нижняя часть баллонов, днища гондол, предназначенных для экипажей,  - снизу все, что только возможно, до последней детали, было обесцвечено или выкрашено блекло-белой краской. В объяснении причин я, будучи натуралистом, не нуждалась: из-за такой окраски всякому, наблюдающему с земли, было бы весьма затруднительно разглядеть целигер на фоне неба. Ну, а верхняя часть баллонов, естественно, была расписана пятнами камуфляжа, дабы наблюдатель с другого целигера, имеющего превосходство в высоте, или тот, кто находился бы на горе, в то время как судно приземлилось в долину, не смог отличить его от нижележащей местности.

        Целигеры Королевского Военно-воздушного флота

        Экипажи, чтоб переправить на место все необходимое, пришлось сократить до минимума. Наш багаж представлял собой колоссальную гору всякой всячины, возможно, превосходившую объемом снаряжение для всех моих прежних экспедиций вместе взятых (не считая разве что поездки в Выштрану, куда лорд Хилфорд прихватил множество вещей, предназначавшихся исключительно для комфорта и, строго говоря, отнюдь не необходимых). Конечно же, мы взяли с собой исследовательское оборудование, включая инструмент для раскопок экземпляров, находящихся подо льдом, и все, потребное для сохранения образцов. Запаслись также теплой одеждой, занявшей куда больше места, чем следовало бы, палатками, веревками, альпенштоками[4 - Длинный посох с острым металлическим наконечником и петлей для руки, предшественник ледоруба.], снегоступами и прочей экипировкой для восхождений на горы, включая подарок от наших друзей-скалолазов мистера и миссис Уинстоу, весьма пригодившийся нам в будущем.
        Но самый больший объем занимали съестные припасы, поскольку рассчитывать на покупку провизии и даже охоту не стоило. Полковник Дорсон, командующий базой, сделал все возможное, чтоб обеспечить нас цер-жагскими деньгами, но сумма оказалась не слишком значительной, а привлекать к себе внимание, расплачиваясь иностранной валютой, нам не хотелось. Кроме этого, предупреждал мистер Фу, у местных жителей могло попросту не найтись провизии на продажу: туземцы влачат скудное существование на скудной земле, и деньги им, в отсутствие возможности спуститься вниз, туда, где их можно потратить, и вовремя вернуться домой, ни к чему. Что до охоты… да, медведи в этих краях обитают, но самые распространенные крупные животные - дикие сородичи разводимых туземцами яков. Однако, вытесняемые с пастбищ своими домашними собратьями, встречаются они все реже и реже, а если нас угораздит по ошибке сократить поголовье домашнего скота, спасибо нам уж точно никто не скажет.
        Оставалось надеяться, что взятых с собою припасов будет довольно. Планировали экспедицию со всей возможной тщательностью, поскольку два из четырех времен года в Цер-нга для работы особенно трудны: во-первых, недавно закончившаяся зима, во-вторых - период муссонов, ждавший нас впереди. В низинах это означает сезон дождей, однако в высокогорной долине, указанной мистером Фу, дожди обернутся обильными снегопадами. Между тем, благодаря скверной погоде во время морского плавания и приключениям по дороге к верховьям Махаяньи, мы заметно выбились из графика: по всем расчетам, нам следовало отбыть в Цер-нга в первых числах небулиса, а на дворе был почти гелис. Таким образом, до прихода муссонов оставался примерно месяц, а то и меньше. Но, даже если мы не успеем спуститься с гор до начала снегопадов, провизии должно было хватить.
        К несчастью для наших планов, все и дальше пошло вкривь да вкось. Вначале Дорсон недооценил вес нашего багажа, и после загрузки целигеров мы нашли распределение груза абсолютно неприемлемым, из-за чего погрузку пришлось повторить. Затем против нас обратилась погода - точнее, жаркие пыльные суховеи, грозившие засорить машины целигеров, если мы попытаемся отправиться в полет. Солдаты приняли надлежащие меры предосторожности, дабы уберечь машины от проникновения пыли, но, наконец-то вылетев в Цер-нга, мы убедились (на собственном горьком опыте), что сих мер предосторожности было недостаточно.
        Хвала небесам, это случилось прежде, чем мы успели подняться в воздух хотя бы на сотню футов. Откажи машины целигера позднее - и мы оказались бы в отчаянном положении: пришлось бы нам садиться на территории видвати или цер-жагов и чиниться собственными силами. Но даже при сем везении нам пришлось пережить немало волнений, пока пилот вел целигер к земле. К тому же, сколь бы мягкой ни оказалась посадка, Том, бледный, будто пергамент, еле выбрался из гондолы и, дрожа всем телом, рухнул наземь.
        Я опустилась рядом с ним на колени.
        - Том, если для вас это так трудно…
        Том скрипнул зубами и впился пальцами в землю.
        - Нет, Изабелла, я назад не поверну. Все будет хорошо.
        Я ничего не ответила. Оба мы понимали: это ложь.
        Наконец Том покачал головой.
        - Я надеялся, что обойдется без этого, но… ладно. Нет ли для меня каких-либо дел во время полета?
        - Не думаю. Если пилотам потребуется помощь, ее вполне смогут оказать остальные.
        Если уж четырех пар рук для этого не хватит, вряд ли пятая чем-то поможет.
        Том поднялся на ноги, отряхнул ладони и колени.
        - Тогда я просто выпью настойки опия. Лучше уж быть бесполезным в полете, чем вовсе не полететь.
        Претворить слова в дело ему предстояло через два дня. После починки машин целигеры следовало заново загрузить, а груз еще раз распределить по-новому, причем большая часть нашего багажа оказалась на борту одного судна из трех, что мне не слишком-то нравилось. Эндрю помог Тому взойти в гондолу и спустился на землю, дабы помочь подняться на борт мне.
        - Ты уверена, что я не могу полететь с вами?  - спросил он.
        В его голосе слышались разом тревога и зависть. Он словно бы опасался за мою жизнь и в то же время жалел, что пропустит великое приключение, согласно его фантазиям, ждавшее нас впереди.
        Я не стала напоминать ни о том, что скалолаз из него еще хуже, чем из меня, ни о том, что у нас нет теплой одежды его размера, ни о прочих практических соображениях, а просто сказала:
        - Полетев с нами, ты окажешься в самовольной отлучке, а я слышала, в армии на это смотрят неодобрительно. Кроме того, возможно, через пару месяцев тебе придется выкупать нас у цер-жагского правительства, так что ты нужен здесь.
        Шутка, как я и надеялась, заставила его рассмеяться.
        - Ты полагаешься на мою выручку в сложной дипломатической ситуации? Бог мой, тогда ты обречена!
        Ответ был, прямо скажем, не из тех, что успокоили бы мои нервы. Но, несмотря ни на что, я была полна решимости не отступать. На следующее утро Сухайл, взглянув мне в глаза, спросил:
        - Ну, как? Не передумала?
        - Ни в коей мере!
        В последний раз поцеловав мужа, я выпрямилась, расправила плечи и твердым шагом двинулась через лагерь к ожидавшему нас целигеру.

* * *

        Да, летать по воздуху мне было не впервой, однако в глубине души очень хотелось опуститься на пол и съежиться в комок рядом с Томом: в подобных полетах мне бывать еще не доводилось.
        На угнанном целигере мы с Сухайлом ни разу не набрали хоть сколь-нибудь внушительной высоты. К тому же полет проходил над открытым морем, где вокруг не было ничего, грозящего столкновением либо помогающего оценить, насколько мы высоко поднялись. На сей раз мы прекрасно это понимали - тем более что судно было снабжено прибором под названием «альтиметр», предназначенным именно для измерения высоты, а старший пилот, некто капитан Адлер, постоянно сигналил двум остальным целигерам флагами, сообщая о намерении подняться или снизиться. Он пока не испытывал, каких предельных высот способен достичь целигер, однако летели мы весьма высоко - с тем чтобы скрыть свое появление от людей внизу.
        С такой высоты все эти люди казались лишь крохотными точками - такими, что и не разглядишь, если об их присутствии не оповещает темная полоса стада яков, бредущего своей дорогой через горный луг. Видели мы и селения, но старались огибать их по мере возможности. Земля внизу поднималась и опускалась, поднималась и опускалась… но поднималась много чаще, чем опускалась, и нам приходилось снова и снова набирать высоту.
        А впереди лежали горы.
        Несмотря на все, известное мне о Мритьяхаймах, я представляла их чем-то сродни тем горам, что видела прежде, во время экспедиции в Выштрану. Представляла себе темные леса - и не ошиблась, думала о высокогорных лугах - и они, окаймленные снегом в местах, надежно укрытых от солнца, также имелись внизу в изобилии. Однако в Выштране горные пики казались лишь крохотными снежными шапками над изобилием пышной зелени. Здесь же, в гористой части Цер-нга, жизнь тянулась вдоль долин, будто множество ветвящихся пальцев, отчаянно, точно боясь в любой миг утратить опору, цепляющихся за подножия гор. Над долинами высились колоссальные зубья изо льда, снега и сурового голого камня. Там и сям виднелись каменистые осыпи без единой травинки и перевалы, поднимавшиеся к стерильным, лишенным всякой жизни высотам и вновь спускавшиеся туда, где горы нехотя позволяют существовать человеку. Никогда бы не подумала, что такая холодная местность может напомнить мне Ахию… однако лишь там, в безводной Джефи, мне довелось видеть земли, столь равнодушные к моему присутствию. Погибни мы здесь, подобно многим - Мритьяхаймы и не
заметят.
        Чем выше мы поднимались, тем ближе, тем вероятнее казалась гибель. Дабы воздушные винты лучше захватывали разреженный воздух, подниматься слишком высоко не следовало, однако лететь низко означало отдаться на волю капризных ветров, сплетающихся среди гор в дьявольские узлы. В начале перелета капитан Адлер непринужденно болтал с Сухайлом, теперь же болтовня сменилась молчанием, порой прерываемым резкой, отрывистой командой подать другим целигерам новый сигнал, и Сухайл немедля спешил исполнить приказ. Глядя на руки пилота (подолгу задерживать взгляд на ближайших вершинах и склонах мне было не по силам), я отметила, как побелели костяшки его пальцев, крепко стиснувших штурвал. Однако ж костяшки пальцев Тома, отчаянно цеплявшегося за поручни, так как целигер нередко рыскал из стороны в сторону, раскачиваясь под напором то и дело менявшегося ветра, были куда бледнее.
        Я присела рядом.
        - Может, дать вам еще настойки?
        Том с явным усилием покачал головой.
        - Нет. В конце концов, я тоже могу понадобиться, и очень скоро.
        Да, на его месте и мне не хотелось бы одурманивать голову до полного ступора. Полет, со всей очевидностью, шел не по плану. Сидевший неподалеку Фу развернул трепещущую на ветру карту, нахмурился и что-то крикнул Сухайлу по-йелански.
        Муж прокричал что-то в ответ. Слов я не разобрала, однако смысл их был ясен и по тону: что бы Фу ни сказал, Сухайла его слова не на шутку встревожили. Склонившись к капитану Адлеру, муж заговорил с ним.
        - Что случилось?  - спросила я, придвинувшись поближе.
        - Нас отнесло слишком далеко к югу,  - ответил Сухайл.  - По крайней мере, Фу так считает - поди тут разбери, при такой-то карте… И с этим ни черта не поделаешь. Взяв курс на север, придется идти прямо против ветра, а для этого машинам на такой высоте не хватит мощности.
        Зеленый ковер впереди заканчивался, упираясь в неприступную черно-белую стену - горный хребет, что привел бы в восторг любителей скалолазания, но для нас, врежься мы в него с лету, означал неизбежную гибель. Внизу простирались западные окраины Цер-нга, редкие пастушеские поселения, считавшиеся подвластными королю цер-жагов лишь потому, что иных желающих объявить их своими поблизости не нашлось.
        - И что теперь делать?
        - Искать место для посадки,  - ответил Сухайл.  - Если получится.
        Мои первые два полета на целигере завершились падениями. Сделав глубокий вдох, я напомнила себе, что другие, более поздние, закончились вполне благополучно. Оставалось надеяться, что и сегодняшний последует их примеру. Сердце, и без того трепетавшее в груди от высоты и разреженного воздуха, забилось чаще прежнего.
        Целигер встряхнуло. Адлер выругался. Мне захотелось спросить Сухайла, далеко ли мы от места назначения, но я промолчала. Ответ все равно никакого значения не имел. Вначале нам следовало приземлиться, где возможно,  - только после этого все прочие материи обретут хоть какой-то смысл.
        - Вон там,  - сказал Сухайл, указывая вперед.
        - Вижу,  - сквозь зубы буркнул Адлер.
        Впереди простиралась каменная осыпь. Пологая, не слишком-то ровная, однако, выбирая между скольжением по сыпучему камню и риском повредить баллон о вершину дерева, наш пилот, естественно, предпочел бы первое. Единственная трудность заключалась в ее расположении: осыпь находилась впереди и выше. Чтоб приземлиться на нее, целигеру было необходимо еще раз набрать высоту.
        Если бы не холодный разреженный воздух, я могла бы подумать, что вновь оказалась на Кеонгских островах: с той же слепой верой, как и в тот раз, сейчас я выполняла указания Сухайла и нашего пилота и помогала им всем, чем могла. Целигер задрал нос и начал подниматься, но не так быстро, как приближался, будто вырастая, склон горы впереди, а еще даже я могла видеть, что нас слишком сносит вправо.
        - Если держать тот же курс,  - крикнула я,  - мы промахнемся!
        - Терпение!  - прорычал в ответ Адлер, не сводя взгляда с земли впереди. Большего внимания он мне уделить не мог.
        Как только мы поравнялись с целью, порыв ветра, ударивший в борт, швырнул целигер в сторону, и борт гондолы врезался в каменистый склон с такой силой, что все мы попадали с ног. На миг мне, вопреки всякой логике, почудилось, что гондола вот-вот рассыплется на части, но, конечно же, сломать драконью кость не так-то просто.
        - Трави газ!  - выдохнул Адлер, с трудом поднимаясь на ноги.
        Целигер волокло по наклонной каменной осыпи - частью вперед, частью вниз, и вскоре судно могло и вовсе миновать ее.
        Сухайл подскочил к клапану первым. Движение целигера замедлилось, и я с облегчением перевела дух. Вскоре один из двух других целигеров опустился на склон чуть выше, однако второй пронесло мимо цели. Адлер беспомощно выругался ему вслед. Мы замерли на месте, затаив дух. Не прошло и минуты, как третий целигер скрылся из виду за гребнем возвышенности.
        Естественно, тот самый, на котором находилась большая часть припасов и снаряжения. Но, если уж пострадать суждено было лишь одному из трех, я, безусловно, выбрала бы тот, на коем меньше людей.
        Как самая легкая на борту, я выпрыгнула из гондолы с мешком и принялась набивать его щебнем. Однако стоило мне повернуться, чтоб передать добычу Сухайлу, как судно угрожающе дрогнуло и соскользнуло еще на несколько метров вниз. Много мешков пришлось наполнить, прежде чем целигер надежно утвердился на склоне.
        Наконец оба целигера были надлежащим образом закреплены. К этому времени я так устала, что охотнее всего рухнула бы на камни и объявила, что мой день окончен, но ничего подобного мы себе, конечно же, позволить не могли. Лейтенант Чендлей немедля перешнуровал башмаки и заявил о намерении отправиться на поиски третьего целигера.
        - Я с вами,  - сказал Том, вскочив на ноги.
        Очевидно, ему очень не хотелось сидеть без дела. Однако я не знала, много ли опия осталось в его крови, и крепко сомневалась, что ему стоит предпринимать нечто, требующее серьезных усилий, пока в голове не прояснится. Но от моих возражений Том отмахнулся:
        - Теперь под ногами земля, и я в полном порядке. Кроме того, им может потребоваться медицинская помощь.
        С последним спорить было трудно, а в доказательство своей способности отправиться на поиски Том взобрался на огромный валун неподалеку. Одного этого зрелища хватило, чтоб окончательно лишить меня сил: на такой высоте самая незначительная нагрузка крайне изнурительна, а воздушный перелет означал, что возможности для постепенной акклиматизации у нас нет. Подъем на валун дался Тому не без труда: яркие красные пятна, выступившие на его бледных щеках, свидетельствовали о сильном учащении пульса, однако опий, по всей видимости, ослабил хватку, и мы сочли возможным отправить его на поиски с Чендлеем.
        Остальные - то есть мы с Сухайлом и четверо пилотов оставшихся целигеров - принялись осматривать воздушные суда на предмет оценки повреждений. Вскоре я с облегчением обнаружила, что весь ущерб ограничивается несколькими дырами в парусиновых бортах гондол - ни единой поломки, не поддающейся починке.
        Помогая выкраивать заплаты из запасного куска парусины, я услышала, как Сухайл обратился к Адлеру:
        - Каковы ваши дальнейшие приказы?
        Ответом ему была тишина - если, конечно, не принимать в расчет воя ветра, не смолкавшего ни на минуту до самого конца моего пребывания в Цер-нга. Тогда Сухайл заговорил вновь.
        - Ну да, конечно, полученных приказов вам разглашать не положено,  - со вздохом раздражения сказал он. Впрочем, возможно, то была просто одышка: говорить всем нам удавалось лишь короткими рваными фразами, так как легкие то и дело требовали новой порции воздуха.  - Тогда позвольте сформулировать вопрос иначе: не лучше ли стравить газ из баллонов до конца? Со спущенными баллонами мы меньше рискуем оказаться замеченными.
        - Нет, баллоны оставим наполненными.
        Взятых с собою запасов несущего газа вполне хватило бы, чтобы наполнить все три баллона заново и лететь обратно на восток. Если старший пилот не желал их трогать, это могло означать лишь одно: военные намерены продолжать путь вперед - через Мритьяхаймские горы, или, по крайней мере, как можно дальше на запад. Но смогут ли они вернуться из разведки тем же маршрутом? Сомнительно. В таком случае, как же они доберутся домой? Это на нашем месте легко было шутить о сдаче цер-жагам с тем, чтоб нас взяли под стражу и препроводили к видватским границам. Да, мы не находились на дружественной территории, однако и войны с туземцами Ширландия не вела. А вот любое место, коего могли достичь целигеры, либо было негостеприимным до полной необитаемости, либо находилось в руках йеланцев. Если пилотам не удастся найти и разграбить там вражескую базу снабжения целигеров, на обратный перелет надежд не останется. Целигеры - возможно, предварительно уничтожив - придется бросить и каким-то образом пробираться к границам более дружественных земель.
        На мой взгляд, подобный план казался просто умопомрачительным - и, пожалуй, сие обстоятельство может сказать кое-что о моем темпераменте. Проникнуть во враждебное окружение ради новых научных открытий - это я вполне понимаю, но то же самое, предпринятое ради военного преимущества - по-моему, слишком уж страшно, пусть даже большинство сочтет последнюю цель гораздо более понятной.
        Приземлись мы без затруднений, думаю, целигеры отправились бы дальше, едва починив порванные гондолы и выгрузив наше снаряжение. Однако пилоты, люди военные, не бросили бы товарищей так запросто. Да, задержкой (и сопутствующим оной риску быть обнаруженными) они явно были недовольны, и все же безропотно остались ждать возвращения Чендлея с Томом.
        Спутники наши не возвращались до сумерек, наступающих в этих местах удивительно рано, пока солнце не скрылось за снежными зубцами на западе. Все тепло (на мой вкус, и до этого совершенно недостаточное) мигом исчезло из воздуха, как не бывало, и мы, посовещавшись, решили спуститься ниже, в более защищенное место.
        Сидя на камне, я любовалась западным небом, все еще озаренным солнечным светом, но словно бы рассеченным надвое черным лезвием гор.
        - Даже если тот целигер и разбился,  - заговорил Сухайл, присаживаясь рядом,  - груз по большей части должен был уцелеть. Хотя разлетелся, наверное, чуть не до самой Ахии, так что собрать его будет нелегко.
        Сейчас, задним числом, эти слова и мысли кажутся бессердечными. Да, на пропавшем целигере находилось почти все наше снаряжение, но также и капралы Вооруженных Сил Ее Величества Марбери и Лоу. Что сталось с ними? Однако пока судьба двух человек оставалась неизвестной, разговаривать о неживых предметах было несколько легче. И Том, и Чендлей имели немалый опыт в полевой медицине - если кто-либо ранен, они сделали бы все, что в их силах, дабы оказать ему помощь. Мы же, не имея вестей от них, не могли помочь ничем, а возникшие перед экспедицией трудности, по крайней мере, предоставляли нам хоть какую-то иную пищу для размышлений.
        Не имея палаток, мы соорудили из камней и сухих веток импровизированное убежище, дабы укрыться от ветра и спрятать огонь костра от взглядов снизу. Воздух, несмотря на начало гелиса (для данного полушария - месяца летнего), был неприятно холоден. Ежась у крохотного костерка, я старательно гнала прочь все сожаления о том, что ввязалась в эту безумную затею, пока Фу не сказал:
        - Вижу свет!
        Покончив с сооружением укрытия, он оставался начеку и неотрывно смотрел в ту сторону, где исчез третий целигер. Мы повскакали с мест и устремили взгляды туда же. Действительно, вдали быстро моргал огонек. Вскоре он исчез, но почти сразу же заморгал снова. И снова.
        - Это они,  - с облегчением сказал один из младших пилотов.  - Сигналят армейским кодом. У одного сломана рука, но оба живы.
        Воистину, просто чудо, насколько разительно обстоятельства могут менять восприятие положения. Не стану утверждать, будто спала в ту ночь в тепле и покое, но, узнав, что остальные живы и относительно невредимы, почувствовала себя много лучше. Наутро, дождавшись рассвета, все четверо благополучно вернулись в лагерь.
        Согласно сведениям Тома, багаж наш несколько помяло, однако ничего существенного не пропало.
        - Значит, остаемся?  - спросила я, обведя взглядом Сухайла, лейтенанта Чендлея и Фу. В собственных намерениях я не сомневалась, однако у нас был последний шанс изменить решение: еще немного, и мы останемся одни.
        Все трое кивнули.
        - Поскольку у одного из пилотов сломана рука, третьего целигера отсюда не увести,  - сказал капитан Адлер.
        Признаться, в сердце моем на миг затеплилась надежда, но логика тут же взяла свое и вернула меня с небес на землю. Оставить нам судно с запасом топлива и несущего газа военные никак не могли: слишком велик был риск, что целигер попадет в руки врага, а должным опытом его пилотирования никто из нас не обладал.
        - По-видимому, вам надлежит его уничтожить,  - констатировала я.
        Сухайл сдавленно охнул. Каждый целигер стоил Ширландии колоссальных затрат сил и ресурсов, а я предлагаю попросту выбросить все это на ветер! Однако мои рассуждения он вполне понимал, как понимал и то, что я высказываю всего лишь предположения, догадки о логике военных.
        - Кое-что заберем на запчасти,  - сказал Адлер.  - Но, в общем, да. И с этим нужно поспешить, пока нас здесь не обнаружили.
        Так оно и вышло. Переход к пострадавшему судну занял весь остаток утра, но уже к полудню пилоты сняли с него все оборудование и запасные части, которые могли им пригодиться.
        - И что теперь?  - спросил Том.  - Вызовете сход лавины и завалите остальное?
        - Слишком рискованно,  - ответил Адлер.  - К тому же у нас есть кое-что получше.
        До этого я не обращала особого внимания на небольшие бачки среди прочих судовых припасов, рассудив, что это, должно быть, машинное масло или еще что-либо в том же роде. Теперь же пилоты вскрыли их и начали поливать ключевые узлы целигера какой-то жидкостью. Соприкоснувшись с драконьей костью, жидкость зашипела, и кость, к немалому моему изумлению, начала крошиться и распадаться.
        - Ага,  - негромко промычал стоявший рядом со мною Том.  - Конечно, они прихватили с собой нечто подобное. Нельзя же допустить, чтобы воздушные суда попали в руки противника. Любопытно… Выходит, кому-то удалось воссоздать и процесс распада драконьей кости? Или это что-то совершенно новое?
        Однако вопросы прозвучали так тихо, что слышно было только мне да Сухайлу. Как известно, военные не жалуют штатских, сующих нос в государственные секреты.
        Поливать растворяющим реагентом всю конструкцию без остатка пилоты не стали - вероятно, из соображений экономии. Однако судно пришло в полную непригодность, а драконья кость продолжала шипеть и распадаться даже после того, как они собрали все снятое и приготовились выступить в обратный путь.
        - Завтра утром мы отправимся дальше,  - сообщил Адлер нашей группе.  - Если что-то пойдет не так, если вдруг передумаете, до рассвета зажгите сигнальный огонь, и мы подождем вас.
        Насколько искренним было его предложение? Как знать… Потеряв один целигер, военные явно не горели желанием лишиться еще одного, дабы переправить нас на восток. Так ли, иначе - в любезности капитану было не отказать.
        - Благодарю вас, капитан,  - ответила я, и остальные подхватили мою благодарность словно горное эхо.
        Сигнального огня мы не зажгли. На следующее утро, с первыми же лучами рассвета, мы услышали рокот машин и увидели уцелевшие целигеры, поднявшиеся в воздух. Бледная раскраска их нижних поверхностей работала, как задумано, и различить воздушные суда в небе было непросто, однако я провожала их взглядом на северо-восток, пока они, поравнявшись с прорехой меж двух горных пиков, не взяли курс к западу и не скрылись из виду.
        Так мы, и глазом моргнуть не успев, остались одни лицом к лицу с Мритьяхаймами.

        Глава шестая

        Пони - Через горы в Лам-це Ронг - Тревога в ночи - В Лам-це Ронг - Часуйма - Мужья - Период муссонов

        Как только целигеры ушли, Фу развернул лист бумаги, на коем, как мог, набросал свои предположения о нашем местонахождении и о рельефе окрестных гор.
        - Мы здесь,  - пояснил он, указав пальцем точку рядом с зубцами бастиона гор у западной границы Цер-нга.  - Деревня Лам-це Ронг - здесь.
        Вторая указанная точка располагалась севернее, отделенная от нас устрашающей полосой примерно в том месте, где продолжившие путь целигеры свернули на запад.
        - Что это?  - спросила я.
        - Ущелье реки,  - ответил Фу.  - Думаю, одного из притоков Лэрг-па.
        Пролететь над каковым было невозможно… Но прежде, чем я успела выбрать из рвущихся с языка проклятий подходящее, в разговор вмешался Сухайл.
        - А каков масштаб карты?  - спросил он.
        - Если бы мы могли пройти туда прямо, это заняло бы… дня два. Но нам придется идти на восток, затем на север, затем обратно на запад. Если повезет… возможно, дней пять. Если не повезет…
        Не завершив фразы, Фу только пожал плечами.
        Проклинать встречные ветры, помешавшие нам приземлиться поближе к месту назначения, было бессмысленно. Два целигера ушли, один был уничтожен, и нам оставалось только одно - преодолеть возникшие трудности или повернуть назад, а поворачивать назад никто из нас, конечно же, не желал.
        К несчастью, перетащить на необходимое расстояние все свое снаряжение мы не могли никак. Чтоб унести на спинах по одной пятой груза, нужно было обладать силой, сравнимой с муравьиной (с поправкой на разницу в размере), и это - без учета труднопроходимой местности.
        - Придется оставить часть здесь,  - нехотя сказал Том,  - и послать за ней людей, как только обустроимся в Лам-це Ронг.
        Чендлей помрачнел.
        - Если даже оставить все ваше исследовательское оборудование, все равно выйдет слишком много. В пути понадобится провизия, укрытие, одежда, снаряжение для переправы через реку. Значит, либо проделать весь путь дважды, устроив склад у края ущелья, либо…
        - Либо нам нужна помощь,  - сказала я, завершив фразу, которой так не хотелось заканчивать лейтенанту.
        Последний вариант был вполне осуществим, но, чтоб получить помощь, нужно о ней попросить. Между тем из нас пятерых прилично объясняться на языке цер-жагов мог один только Фу (хотя Сухайл тоже усердно изучал его и делал заметные успехи). К тому же Фу наверняка привлек бы к себе куда меньше внимания, поскольку не так разительно отличался от местных жителей чертами лица и цветом кожи, чтобы в нем издали узнали иностранца. Вот Том, напротив, выделялся бы ярко, как ромашка среди травы, а остальные из нас немногим ему в сем уступали.
        Предложение послать Фу за помощью в ближайшую деревню одного встретило яростные протесты со стороны Чендлея.
        - Да вы, должно быть, шутите,  - сказал он.  - Вручить ему кучу добра и отпустить одного…
        - Полноте, лейтенант,  - с притворной мягкостью возразила я.  - Что с ним, по-вашему, может случиться? Ваша забота о его безопасности весьма трогательна, но я полагаю, здесь, в этой глуши, он вряд ли рискует пасть жертвой придорожных разбойников.
        Конечно же, тревожила лейтенанта отнюдь не безопасность мистера Фу. Да, официально он был придан нам для помощи в восхождении на горы, однако все мы прекрасно понимали, что, кроме этого, ему вменено в обязанность следить за Фу: невзирая на новоиспеченный союз ширландских властей с гьям-су, подавляющее большинство военных, вообще отличающихся крайней подозрительностью, не склонно было доверять никому из носящих йеланские имена. К несчастью для лейтенанта Чендлея, командование не наделило его никакой властью над экспедицией, и посему Фу отправился в деревню один.
        На второй день, незадолго до заката, он вернулся в лагерь с двумя пони. Хмурый, как грозовая туча, Чендлей объявил, что для наших нужд этого и близко не хватит, однако никакие сетования улучшить положение не могли: лишних пони, кроме этой пары, в деревне не нашлось, какие бы блага Фу ни сулил взамен. (Скажу больше: нам и с этими двумя невероятно повезло.) По-видимому, Чендлей воображал, что мы, все пятеро, поедем верхом, ведя за собой караван вьючных пони, нагруженных нашим имуществом, как часто делают те, кто отправляется в горы ради забавы. Что ж, надежды его не сбылись, и это, пожалуй, к лучшему. Я видела, как ездят верхом на мритьяхаймских пони, накрыв седло такой кипой одеял, что никакое управление животным посредством шенкелей или шпор становится невозможным. С тем же успехом можно пытаться пришпорить гору сквозь метровый слой снега. Таким образом, всадникам остается только восседать сверху и молиться любым почитаемым ими божествам, чтоб пони не взбрело на ум чего-либо непотребного. За отсутствием возможности ехать верхом мы до отказа нагрузили имеющуюся пару провизией и прочими необходимыми
вещами (хвала нашей счастливой звезде, цер-жагские пони выносливы, точно мулы), а остальное, что смогли, взвалили на спины, и так, постанывая под тяжестью груза, пошли в Лам-це Ронг.
        Впрочем, глагол «пошли» совершенно не отражает сути последовавшего далее. Одним словом этого просто не описать: преодолевая путь к месту назначения, мы шли, ползли, карабкались, съезжали, тащили, спотыкались, а порой даже падали. Дорожные мытарства усугублялись еще одним обстоятельством - пониманием, что, спустившись самую малость пониже, мы окажемся в местности куда более гостеприимной, вне пределов скальных гребней, превращавших пересекаемые нами земли в гигантскую стиральную доску. Однако чем ниже мы спустимся, тем больше привлечем внимания. Конечно, никто из нас не питал иллюзий, будто наше появление осталось незамеченным: во-первых, в деревне показался Фу, во-вторых, нас, несомненно, раз десять, если не больше, видели издали проезжие торговцы и пастухи. Возможно, населения в этих краях немного, но это отнюдь не означает полного его отсутствия. Однако, чем меньше мы бросаемся в глаза, тем скорее встречные цер-жаги просто пожмут плечами да предоставят нам спокойно идти своей дорогой.
        Прежде чем выйти в путь, мы с Сухайлом и Томом обсудили, что будем делать, если между нашими самыми опытными скалолазами, Чендлеем и Фу, возникнут размолвки касательно маршрута либо способов преодоления препятствий. В конечном счете решили, несмотря на возможные обиды лейтенанта, полагаться на мнение Фу, человека, знакомого с данной местностью. Естественно, без обид дело не обошлось, и все же в одном отношении путешествие в деревню Лам-це Ронг принесло нам немалую пользу: оно предоставило Фу возможность и время подтвердить свою компетентность в глазах недоверчивого лейтенанта. Следуя в связке, мы делились на две группы: я, идущая позади Чендлея, и Том с Сухайлом, шедшие за Фу, поскольку Чендлей, полагавший священным долгом во что бы то ни стало уберечь меня от гибели, нипочем не позволил бы мне болтаться на веревке, привязанной к поясу нашего йеланского спутника. Но к тому времени, как мы достигли Лам-це Ронг, он успел убедиться в сноровке и мужестве Фу и даже проникнуться к оному некоторым уважением. В конце концов, трудно поставить под сомнение искренность человека, на твоих глазах
наваливающегося всей тяжестью на альпеншток, дабы воспрепятствовать падению спутников в реку, и удерживающего обоих, пока ты не отвяжешься от охваченной ужасом баронессы и не придешь на помощь со спасительной страховкой.
        Когда Сухайл с Томом вновь вернулись на твердую землю, я, отринув обычную прилюдную сдержанность, долго не выпускала мужа из крепких объятий.
        - Скажи, пожалуйста,  - заговорила я, на сей раз выражая нервозность посредством сомнительного юмора,  - ведь ты не подстроил все это только затем, чтобы Чендлей убедился в порядочности Фу?
        В ответном смехе Сухайла слышалось столько дрожи, что его вряд ли можно было назвать смехом, однако с тех пор среди нас пятерых вошло в обычай объявлять любую задержку либо трудность хитроумным заговором с целью завоевания доверия лейтенанта.
        Двигались мы крайне медленно, и это раздражало до глубины души. И как тут не раздражаться? С каждым днем, проведенным в пути к Лам-це Ронг, до начала муссонов оставалось днем меньше. Между тем мы были вынуждены тащиться вперед черепашьим шагом, так как не могли постоянно нести все необходимое на спинах и тратили едва ли не половину времени на переправу поклажи через те же преграды, что преодолели сами, включая сюда подъем и спуск пони. Мы выбивались из сил, жадно глотали воздух, при малейшем усилии кровь начинала стучать в висках. Долгий подъем в предгорья, к Пар-ше, позволил отчасти привыкнуть к изменению высоты, но затем мы преодолели одним прыжком более тысячи метров, и каждый из этих метров чувствовали всеми фибрами тела. Хуже всех приходилось Сухайлу: ладони и ступни его покрылись мозолями, усталость и головокружение то и дело грозили утратой равновесия на ходу. Идя в разных с ним связках, я постоянно волновалась за него, хотя и понимала, что с Томом и Фу ему куда безопаснее, и осматривала его на предмет жара и мокроты в легких всякий раз, как мы останавливались на привал. К невероятному
моему облегчению, через несколько дней тревожные симптомы пошли на убыль.
        Но если я заявлю, будто во время пути мне недоставало сил для научной работы, вы, полагаю, сразу догадаетесь, что меня похитили и подменили самозванкой.
        Выше я упоминала о котоподобных драконах, коих местные жители якобы держат в хозяйстве наравне с иными домашними животными. Так вот, однажды ночью, выгнанная из палатки, которую мы делили с Сухайлом, некоей насущной нуждой, я вспугнула с десяток зверьков, увлеченно исследовавших наши запасы провизии. Завидев меня, они замерли, а стоило мне шагнуть к ним - с громким хлопаньем крыльев взвились в небо.
        С меня же разом слетел весь сон.
        - Драконы!  - в восторге воскликнула я.
        Боюсь, восклицание оказалось слишком громким. Мой голос потревожил Сухайла, а тот, не расслышав меня как следует, решил, что я попала в беду, и, полусонный, выскочил (точнее, попытался выскочить) из палатки столь неловко, что разбудил Тома с Чендлеем. Ну, а после того, как и они оба поднялись и выбрались наружу, Фу тоже недолго оставалось спать.
        - А-а,  - ничуть не впечатленный, протянул Фу, выслушав мой рассказ.  - Да. Съестное нужно прятать надежнее, иначе сожрут все подчистую. Сало они обожают.
        Еще бы - на таких-то высотах. Зная, что холод и разреженный воздух потребуют самой жирной и сытной пищи, какой только можно набить животы, мы взяли с собой огромное количество пеммикана (истолченного в порошок мяса, смешанного с салом и ягодами). Этот-то пеммикан, наряду с прочими своими достоинствами, и оказался чудесной приманкой для драконов.
        - Это те самые животные, о которых вы рассказывали?  - восхищенно спросила я.  - Мьяу?
        Конечно же, «мьяу» - название вовсе не официальное. Туземцы называют их по-разному: «друк-ши», «удракор» (что означает «шумный озорник») и прочими, куда менее лестными именами. Однако Фу с товарищами окрестили этих зверьков йеланским эквивалентом звукоподражания «мяу», так как их крики весьма напоминают кошачье мяуканье.
        Вопреки слухам, разнесенным по миру путешественниками, цер-жаги вовсе не держат их в хозяйстве. Совсем наоборот: мьяу - падальщики. Они роются в мусоре, воруют блестящие предметы и даже, собираясь большими стаями, бросаются сверху на спины яков. Туземцы говорят, будто таким образом мьяу пытаются, раздвинув густую шерсть, отхватить с ячьей холки толику сала, но я ни разу не видела, чтобы хоть одному из них это удалось. К тому же и як, если он не совсем уж при смерти, не оставит подобного обхождения без ответа. Но, невзирая на сии неудачи, среди живущих в этих краях людей популярностью мьяу отнюдь не пользуются. Вскоре Сухайл с Чендлеем прониклись к ним той же страстной ненавистью, что и Фу: крылатые проказники то и дело пытались добраться до наших припасов либо попортить и привести в полный беспорядок снаряжение.
        Однако нас с Томом мьяу заинтересовали почти в той же мере, как и замороженный экземпляр, который мы надеялись отыскать. «Драконами настоящими» считаться они не могли, поскольку не обладали ничем, хотя бы отдаленно напоминающим экстраординарное дуновение, но любая возможность покончить с заблуждениями коллег, не говоря уже о получении ответов на новые вопросы, была бы очень и очень кстати. Особенно мне не терпелось выяснить, как мьяу удается избегать колоссальных потерь тепла через тонкие перепонки крыльев.
        Впрочем, причиной для задержек в пути сие любопытство послужить не могло. Если фазан в руках стоит двух в кустах, то дракон во льду стоил не менее полудюжины своих миниатюрных сородичей, рывшихся в наших припасах. В конце концов, последние никуда не денутся и на будущий год, чего никак нельзя сказать о первом. И все же по пути в Лам-це Ронг мы по мере возможности вели наблюдения, оставляя на ночь приманки, изучая оставленные мьяу следы и не спуская с них глаз во время дневных переходов…
        Но о мьяу я расскажу подробнее позже. Вначале - о месте нашего назначения, о деревне Лам-це Ронг.

* * *

        Лам-це Ронг названа именем долины, в которой находится, тянущейся прямо к ближайшему горному пику, Лам-це, словно пролегла здесь согласно воле архитектора-ландшафтоустроителя. В те дни деревня была лишь крохотной мушиной точкой, недостойной даже появления на цер-жагских картах, не говоря уж о тех, что составлены иностранцами, и ныне увеличилась ненамного. Если бы не Фу, мы не нашли бы ее ни за что, да и искать бы причин не имели. Население ее насчитывает менее ста человек, кое-как добывающих пропитание, сочетая выращивание ячменя на узких террасах, что удается вырубить в склонах, с разведением яков. Единственная причина тому, что кто-либо вообще пожелал здесь поселиться, состояла в том, что земля здесь была ничейной: местные жители принадлежали к числу ньингов, национального меньшинства, изгнанного из лучших земель более многочисленными цер-жагами.
        Живущие в подобных местах, на самом краю страны, в коей не обладают никакой силой, жители Лам-це Ронг относились ко всем чужим крайне настороженно. Войдя в деревню, можно было подумать, что она брошена: вокруг - ни на узкой грунтовой дороге, служившей главной улицей, ни перед домами, ни даже за их окнами - не наблюдалось ни единой живой души. Однако, судя по взглядам, украдкой брошенным из-за невысоких оград, по стуку в спешке захлопнутых ставень, за нами пристально наблюдали со всех сторон.
        Вот тут-то Фу и оказался нам полезен не только как опытный скалолаз. Он крикнул что-то на языке цер-жагов - для ньингов не родном, однако хорошо им знакомом.
        - И вот откуда нам знать, что он им говорит?  - буркнул себе под нос Чендлей (впрочем, уже скорее по привычке, чем от души).
        Не стану отрицать: в этот момент мы все находились во власти Фу в той же мере, что и Том с Сухайлом, едва не упавшие с обрыва в реку. Однако, что бы там йеланец ни сказал, на зов из дома напротив вышел невысокий, по-ньингски скуластый и широколицый малый. Остановившись перед Фу, он вопросительно воззрился на него, и Фу заговорил с ним - столь сбивчиво, что это было очевидно даже мне. Я наблюдала то за ними, то за Сухайлом, судя по рассеянному виду, целиком поглощенным попытками разобрать их разговор. В который раз мне представился случай позавидовать его способности к языкам!
        Наконец местный житель кивнул, и Фу испустил вздох облегчения.
        - Меня здесь помнят,  - сообщил он нам.  - И неприятностей из-за нашего прошлого появления им никто не чинил.
        Именно это, помимо погоды да самих гор, и представляло для нас наибольшую опасность. Ньинги из Лам-це Ронг так мало соприкасались с соотечественниками, цер-жагами из «низин» (под коими подразумевались земли, лежащие на высоте каких-то трех тысяч метров над уровнем моря), что нимало не заботились об объявленном правительством из То-кха закрытии границ. Однако они вполне могли проговориться о йеланских исследователях кому-либо в другой деревне, и далее, по цепочке, весть непременно достигла бы ушей какого-нибудь чиновника, а уж тот проявил бы к ней самый пристальный интерес. Предприми власти что-либо против деревни, оказанный нам прием стал бы холоднее окрестных гор.
        Преодолев сие препятствие, мы, точно послы иноземных государств, положили к ногам весьма оборванного владыки принесенные дары. Для этой цели мы прихватили с собой немало полезного для ньингов: медные котлы, хорошие стальные ножи, водонепроницаемый шелк. Вид всего этого выманил из укрытий прочих жителей деревни, и вскоре наши подарки принялись разглядывать и щупать все, от мала до велика, от древних старух до детишек, едва выучившихся ходить. Не оставили без внимания и нашу пятерку. Фу в деревне уже видели, да и чертами лица и цветом кожи он почти не отличался от туземцев, но ахиатский нос и скулы Сухайла вызвали немало удивления, а уж моя бледная кожа и светлые волосы - и того больше. Но пуще всего поразил местных жителей Том: лицо его за время пути, как обычно, сделалось красным и шелушилось от солнца, в горах еще более интенсивного, чем на море или в пустыне.
        В обмен на подарки (вкупе с нежданным развлечением) мы получили позволение использовать деревню как экспедиционную базу, опорный пункт для поисков второго замороженного экземпляра.
        - Вы не спрашивали, не видали ли они сами каких-либо еще замороженных тел?  - спросила я Фу за перетаскиванием багажа в дом, где нам предстояло остановиться.
        Фу покачал головой.
        - Туземцам пока не говорите об этом ни слова.
        - Даже если бы я этого захотела, не смогла бы,  - с иронией ответила я, сбросив с плеч очередной тюк в пределах огораживавшей двор стены.  - Не забывайте: из их языка я знаю всего дюжину слов.
        Фу извинился за недомыслие и продолжал:
        - Они считают Гьяп-це, ближайшую гору, местом очень скверным. Дурным. Ее название означает, что она проклята. Им и в тот, первый раз очень не понравилось, что мы пошли к ней, но там ведь самая низкая седловина в окрестностях. В других местах искать проход было вовсе бессмысленно.
        Мне тут же вспомнились драконианские руины близ Друштанева и запретный остров Рауаане.
        - А каких-либо древних руин вы там не видели?
        Взгляд, брошенный на меня в ответ, явно означал, что я ляпнула несусветную глупость. И, пожалуй, вполне справедливо: подобных сооружений на такой высоте не строят. Даже монастыри Цер-нга расположены не выше пяти тысяч метров.
        - Нет,  - ответил Фу, как только я объяснила, в чем причина вопроса.  - Она считается проклятой только потому, что те, кто слишком часто бродит поблизости, гибнут.
        Однако мы вызвались идти туда по собственной воле… Что ж, то был не первый безрассудный поступок в моей жизни.
        Все дома в деревне были выстроены на один и тот же манер, свойственный высокогорным районам: круглые, многоэтажные, с помещениями для домашнего скота внизу и жилыми комнатами выше, а чердаки использовались для хранения припасов (и заодно изолировали жилые помещения от холода). В момент нашего появления Шу-ва, хозяйка дома, тоже была со всеми на улице и поспешила вперед, чтоб приготовить все необходимое - то есть, с учетом отсутствия в доме комнаты для гостей, попросту заварить чаю. Когда мы взошли по крутой лестнице на второй этаж, нас уже ждал поднос с пятью исходившими паром чашками.
        Естественно, как только нам на глаза попадается слово «чай», сознание тут же подсовывает самую очевидную его интерпретацию, основанную на прежнем жизненном опыте. Для всякого ширландца оно означает черный чай, сдобренный сахаром и молоком, а для йеланца - скорее один из сортов зеленого чая. Но дело-то было в Цер-нга, и это значило, что в пяти чашках на подносе - часуйма, то есть, чай с ячьим маслом.
        Я вполне понимаю, что заставляет жителей данного региона это пить. Когда каждая жилка тела отчаянно требует тепла и сытости, а окружающая среда всячески противится и тому и другому, ячье масло - прекрасное средство для поддержания сил. И посему оно, конечно же, непременно входит в состав любой пищи, в какую только может быть добавлено, против чего я лично ничуть не возражаю. Но, на мой взгляд, добавлять его также в напитки - это уже слишком. Сколько бы я ни напоминала себе о его благотворных свойствах (и как бы настоятельно организм в некоторых случаях ни требовал пищи), обрести вкус к этой гадости мне так и не удалось.
        Однако путешествия приучат поедать многое такое, что дома покажется абсолютно немыслимым, а часуйма, хоть и отдавала специфическим запахом сыра, была стряпней далеко не столь сомнительной, как некоторые блюда, подававшиеся на стол в джунглях Мулина. Мы чинно уселись на пол вокруг подноса, я улыбнулась хозяйке и поблагодарила ее, применив два из дюжины известных мне цер-жагских слов.
        В ответ она склонила голову и с явными вопросительными интонациями в голосе заговорила, с очевидным недоумением оглядывая нашу группу.
        - Что стряслось?  - спросила я Фу.  - Уж не обидела ли я ее чем-нибудь?
        За месяцы, прошедшие со дня появления Фу в Кэффри-холле, я успела получить некоторое представление о его характере и теперь, видя, как он потирает затылок в том месте, где некогда носил косу, поняла, что ему неловко. (Тайсен объявили косу обязательной для всех мужчин, и посему отрезание косы вошло в обычай среди гьям-су, желавших публично заявить о своих политических воззрениях.)
        - Нет. Она… она только хочет узнать, что… э-э… что связывает нас пятерых между собой.
        Между тем Шу-ва указала на четверых мужчин, словно собирая их в группу, затем - на меня, и повторила вопрос.
        - А-а,  - догадалась я.  - Она не понимает, что делаю здесь я, женщина?
        Фу расправил плечи и выпрямил спину.
        - Нет,  - быстро проговорил он.  - Она спрашивает, все ли мы, четверо, ваши мужья.
        Спустя некое неопределенное время я осознала, что сижу с отвисшей челюстью, и осторожно закрыла рот.
        - Все ли вы… мои мужья?
        - Да, мне как-то не пришло в голову вам рассказать… казалось, это неважно… В этих местах женщины имеют по нескольку мужей. Точнее, выходят замуж за нескольких братьев. Ее смутило то, что на братьев мы не похожи.
        - О подобном я даже не подозревала,  - пролепетала я.
        Действительно, обычай не из распространенных: полигиния - брак одного мужчины с несколькими женщинами - встречается много чаще. Однако полиандрия - брак одной женщины с несколькими мужчинами - играет важную роль в имущественном праве Цер-нга и некоторых прилегающих территорий. Скотоводство и возделывание земли в этих местах - занятия крайне трудные, а если отцовский земельный участок делить между сыновьями-наследниками, спустя два-три поколения урожая с каждой доли не хватит, чтоб прокормить даже мьяу, не говоря уж о человеческой семье. Между тем, майорат, переход наследства к старшему сыну, оставил бы без дела и крова множество молодых людей, что повлекло бы за собой набеги, войны и убийства. В иных частях Мритьяхайм «лишних» сыновей гонят из дому в монастыри, а какое-либо наследство достается только старшему. Но здесь, в горах Цер-нга, поступают иначе: все братья женятся на одной и той же девушке, и собственностью владеют сообща.
        Сухайл взглянул на меня с легкой улыбкой. Боюсь, я лишь тупо уставилась на него. Да, в жизни я вступала в брак не раз - трижды, если считать временный уговор с Лилуакаме на Кеонге,  - но вовсе не в одно и то же время! Я попыталась вообразить, каково это - быть замужем сразу и за Сухайлом, и за Джейкобом, но тут же почувствовала, что вот-вот вывихну что-нибудь в голове. О Джейкобе я горевала до сих пор… но, не погибни он в Выштране, даже не представляю, как смогла бы познакомиться с Сухайлом, а если б и познакомилась, то как бы могла счесть его кем-то еще, кроме друга. Как сравнить понесенную утрату с тем, что приобрела после? Нет, пожалуй, даже в Цер-нга я не смогла бы жить сразу с двумя мужьями, ширландцем и ахиатом, в браке, что в равной мере устроен моим отцом и заключен мною самой по велению сердца. Ну, а насколько беднее сделалась бы моя жизнь без союза с Сухайлом, принесшего мне столько счастья?
        Простых ответов на такие вопросы не существует. Как сложилась бы жизнь, обернись все иначе,  - этого нам знать не дано. Знаю одно: без Сухайла я никогда не стала бы той, кем являюсь теперь.
        Неловкое молчание нарушил кашель Тома.
        - Можете ответить: нет, Изабелла претендует только на одного - вот этого.
        - Да, конечно,  - пробормотал Фу и перевел ответ на цер-жагский.
        Естественно, он и сам это знал, но, видимо, вопрос хозяйки смутил его настолько, что Фу какое-то время не мог подобрать подходящих слов на ее языке.
        Хозяйка наша имела трех мужей - естественно, братьев. Двое в данный момент отсутствовали - отправились вниз, в Фэн Ронг, выменять кое-какие крайне необходимые припасы. Потому-то она и смогла приютить нас в своем доме, хотя с пятью гостями в жилой комнате сделалось довольно тесно. Нет, я не считала, что это так уж плохо: конечно, о всякой приватности следовало забыть, однако, по крайней мере, спать предстояло в тепле. Яки в коровнике внизу были довольно пахучи, но тепло их тел, поднимаясь наверх, согревало дощатый пол, и с Сухайлом под одним боком, а Шу-ва - под другим, повода для сетований у меня не возникло ни разу.
        По крайней мере, во время ночлега в доме. Вот снаружи - совсем иное дело.
        Наутро после прибытия нас разбудил монотонный шум дождя. Это не помешало Фу сговориться с несколькими местными мужчинами о походе за остатками нашего имущества, однако его уход поставил бы нас в положение несколько затруднительное, поскольку больше из нас цер-жагским не владел никто, а Фу не мог быть в двух местах одновременно. В конце концов с туземцами отправили Чендлея, а Фу остался в деревне: здесь разговоры на необходимые темы куда сложнее было вести при помощи одной лишь мимики да жестов.
        Я была рада, что не пойду с Чендлеем сама. Да, организм мой кое-как приспособился к высоте, однако я очень устала и знала, что перед походом к седловине должна как следует отдохнуть. Но на следующий день опять пошел дождь… затем, после дневного перерыва, полил снова… и тут-то, задолго до возвращения Чендлея, мы поняли, в чем дело.
        Начался период муссонов.

        Глава седьмая

        Сезонные обстоятельства - Ловля мьяу - Зачем им бросаться на яков?  - Попытки дрессуры - О размножении и о костях

        Если бы нам удалось приземлиться ближе к деревне… если бы первая попытка отлета на запад оказалась успешной… если бы мы не были вынуждены спасаться от разбойников по дороге к Пар-ше… если бы мы покинули Ширландию раньше… Подобных потерь драгоценного времени я могла бы насчитать целую дюжину, однако жалеть обо всем этом было бессмысленно. Факт оставался фактом: в Лам-це Ронг мы прибыли слишком поздно, и посему обследовать седловину до начала снегопадов не успевали.
        Несмотря на всю свою досаду, я понимала: задержки эти - истинное благословение. В этом году период муссонов начался раньше обычного, но предсказать этого заранее мы никак не могли. Прибудь мы в деревню неделей раньше, отправились бы к седловине в полной уверенности, будто времени на изыскания полным-полно - тогда снегопады застигли бы нас наверху, и там, вдали от укрытия и помощи, мы вполне могли бы погибнуть все до одного. Однако сия гипотетическая опасность отнюдь не перевешивала реального сиюминутного раздражения. Сидя на пороге дома Шу-ва, я хмуро взирала наружу, видя лишь серую, беспросветную пелену дождя.
        Сухайл сидел рядом, отчего мокрый, холодный мир казался немного уютнее. Том вместе с Фу ушел к деревенскому старосте, но все мы знали, с каким ответом они вернутся: в поход нам не выступить ни сегодня, ни завтра, ни в любое иное время в ближайшем будущем. Если, конечно, не направимся вниз, на восток, обратно в сторону Видваты. Наверху, в горах, сейчас было слишком опасно.
        - Вентис,  - наконец заговорила я. Молчание длилось уже около часа, однако Сухайл прекрасно понимал ход моих мыслей.  - Говорят, период муссонов длится месяца три…
        При условии, что не задержится в гостях, подобно тому, как явился раньше обычного.
        - Выходит, ты хочешь подождать,  - подытожил Сухайл,  - и попробовать поискать от окончания муссонов до начала зимы.
        Где-то там, за стеною дождя, шли к нам Чендлей с несколькими мужчинами из деревни, нагруженные нашим снаряжением и припасами.
        - А если нет, все путешествие пропадет даром. Будь я уверена, что позже удастся попробовать снова - дело другое, тогда на ветер окажутся выкинуты только ресурсы и время. Но неужели ты всерьез думаешь, что кто-нибудь одолжит нам еще один целигер? И что цер-жагское правительство не усилит охрану границ, и что сюда не вторгнутся йеланцы?
        Не говоря уж о сохранности того, ради чего мы сюда прибыли - о том, что шансы на успех убывают с каждым прошедшим днем. Освобожденный от снега и льда, экземпляр может сгнить дотла, а если он погребен под слоем свежего снега, мы можем его попросту не найти. Сделав ставку на возможное открытие, я, как азартный игрок, стремящийся отыграться, и думать не желала о том, чтоб отойти от стола.
        Но целых три месяца гнить здесь, в Лам-це Ронг… Надеяться… Ждать…
        Со стороны соседнего дома донесся хор отчаянных кошачьих воплей. Хозяйка, вооружившись метлой, с руганью гнала за порог нескольких дракончиков, по-видимому, решивших поселиться среди ее домашнего скота.
        Сухайл с улыбкой взглянул на меня.
        - И чем же ты займешься от скуки?

* * *

        Услышав о нашем намерении изучать мьяу, Шу-ва с соседями воззрились на нас, будто на умалишенных.
        Конечно, с подобной реакцией я сталкивалась не раз и не два, однако нигде и никогда она еще не бывала выражена столь ярко, как здесь, в Лам-це Ронг, где наш предмет изучения считался не более чем докучливыми вредителями, паразитами наподобие мышей или крыс. Да, горные змеи и пустынные драконы, охотящиеся на домашний скот, также навлекают на себя нешуточную неприязнь местных жителей, но все же их размер внушает некоторое уважение. Мьяу подобной репутации не удостоились. В Цер-нга ими, несносными озорниками, восторгаются не более, чем в Ширландии - горностаями (и даже менее того, так как с мьяу не взять даже шкурки).
        Точно так же отреагировал на наше решение и Чендлей. По его возвращении мы, на демократический манер, устроили голосование, и бросить всю эту затею как дело заведомо гиблое предпочел только он, однако его энергичные доводы - признаться честно, вполне разумные - не смогли поколебать остальных. Не его вина, что им не хватило силы проникнуть сквозь наши твердые лбы и что-либо изменить там, внутри. Так мы и порешили остаться в Лам-це Ронг до окончания муссонов, а там уж выступить в поход. Ну, а до этого, в ожидании, можно изучать драконов, имеющихся под рукой.
        Расспросив местных жителей, мы выяснили, что охота на мьяу, если сие предприятие достойно столь громкого имени, отдана на откуп незамужним старым девам, каковых в деревне, благодаря описанным выше брачным обычаям, имелось достаточно. Хозяйка, обнаружившая поселившихся в доме мьяу, звала на помощь, и одна из означенных старых дев принималась мастерить ловушки и расставлять их в местах, привлекающих внимание незваных гостей,  - то есть в кухонных кладовых и у мусорных ям.
        - Вы же не старая дева,  - сказала мне Шу-ва (согласно переводу Фу).  - Зачем, скажите на милость, вам это нужно?
        Я поразмыслила, подыскивая как можно более дипломатичную формулировку, но вскоре махнула на это рукой: что ни скажи, любым моим словам все равно еще предстояло пройти сквозь жернова языкового барьера.
        - Пожалуйста, скажите ей как можно учтивее,  - попросила я Фу,  - что таким образом я могу узнать нечто новое, способное помочь ньингам оградить от мьяу свои кладовые. Только чтоб это не выглядело так, будто я полагаю их собственный опыт несостоятельным - в конце концов, они живут бок о бок с этими животными многие поколения. Но я изучила множество разновидностей драконов в других частях света, и, может статься, сравнение мьяу с ними пойдет делу на пользу.
        Понятия не имею, что и как объяснял Шу-ва Фу. Знаю одно: после нескольких минут переговоров она отчаялась постичь и его объяснения, и мои намерения окончательно и бесповоротно. Покачав головой, она попросту сказала, что если уж мы желаем возиться с мьяу, то это наши проблемы.

        Мритьяхаймские мьяу

        Начали мы с Томом с изучения воровских повадок вредителей, благо для этого не требовалось отходить сколь-нибудь далеко от дома - правда, ради исследований пришлось пожертвовать сном. Не раз и не два мы ночь напролет наблюдали, как мьяу устраивают набеги на продуктовые кладовые, мусорные ямы, амбары либо коровники. Животные исключительно хитрые, они нередко посылали вперед, на разведку, кого-либо одного из числа стаи и только затем спускались вниз все вместе. Возможно, этого первого лучше всего сравнить с канарейкой в шахте: попавшись в ловушку, зверек издавал предостерегающий клич, после чего остальные бежали.
        - Возможно, было бы эффективнее, если бы ловушка срабатывала только на всех разом?  - сказала я Тому.
        - Да, но как? Караулить до утра во всех возможных местах, куда мьяу могут забраться, и захлопывать ловушку вручную?
        С учетом количества возможных мест, подобное требование выглядело абсолютно непрактичным. Однако при ныне принятом подходе каждый инцидент, на мой взгляд, только учил мьяу, как лучше избегать ловушек в будущем. Одна из старых дев, с которыми мы обсуждали сии материи, пожилая женщина по имени Кье-ва, с этой теорией согласилась. Врожденное искривление ног покончило с ее перспективами на замужество еще до возраста возможного возникновения означенных перспектив, но она мастерила прекрасные ловушки и не забывала чередовать используемые типы по кругу. По словам Фу, делалось это затем, чтоб мьяу успевали забыть о прежних ловушках и попадались в них снова.
        - Любопытно бы это проверить,  - пробормотала я, обращаясь как к Тому, так и к себе самой.  - Начать с чередования всего двух типов, затем трех, затем четырех, и установить, действительно ли мьяу способны учиться на ошибках, а если да, надолго ли запоминают полученный урок…
        Увы моему любопытству, об экспериментах, которые могли бы способствовать исчезновению съестных припасов в желудках драконов-малышей, ньинги не пожелали бы и слушать. И это вполне понятно: слишком уж часто приходится им жить на грани голода, чтоб рисковать будущим на подобный манер. Своими запасами мы жертвовать также не могли: для осенней экспедиции следовало сберечь их как можно больше. Поэтому Чендлей, Сухайл и Фу (когда мы могли без него обойтись) взялись помогать пастухам и охотились при каждом удобном случае. Продолжительность нашего пребывания в Лам-це Ронг прямо зависела от нашей необременительности для хозяев.
        Мы с Томом тоже нередко помогали пастухам и наблюдали за тем, как мьяу бросаются сверху на спины яков. Сухайл, посвящавший долгие часы улучшению своего цер-жагского, решил применить обретенные навыки к делу и принялся расспрашивать о мьяу местных мужчин.
        - Все в один голос утверждают,  - сказал он нам,  - что мьяу пожирают сало с горбов яков, но я осмотрел животных и ни у одного не обнаружил каких-либо шрамов или следов укусов.
        - Может, просто бабкины сказки,  - пожал плечами Том.  - В Нидди все бабки говорят, что к младенцам нельзя подпускать кошек, так как кошки высасывают дыхание из их груди. Я видел, как кошки обнюхивали лица младенцев, но не более того. Теперь мы наблюдаем, как мьяу бросаются на спины яков - это вполне могло быть преувеличено таким же образом.
        - Но главное все же в другом: зачем, ради какой надобности, они это делают?
        Я задумчиво забарабанила пальцами по локтям. День выдался ясный, горный луг вокруг был усеян цветами - в такие минуты трудно было поверить, что дурная погода преграждает путь к цели. Типичная для антиопейцев картина периода муссонов - дождь, льющий двадцать четыре часа в сутки, но это даже для более влажных регионов неверно. Ну, а в горах небо прояснялось регулярно, хотя дожди довольно быстро превратили прекрасно утоптанную дорогу через деревню в целую реку вязкой жидкой грязи. Впрочем, стоило только поднять взгляд к стене высоких горных пиков, и я тут же вспомнила, отчего мы проводим время здесь, наблюдая за мьяу.
        Том, однако ж, размышлял не о погоде, а о моем вопросе.
        - Своего рода охота?  - с сомнением предположил он.  - В надежде загнать яков к обрыву и полакомиться убоиной? Не наблюдали ли пастухи таких случаев?
        Сухайл расспросил об этом местных жителей, но никто из них ни с чем подобным не сталкивался.
        - Возможно, благодаря бдительности пастухов,  - пояснил он.  - Похоже, они всерьез обеспокоены тем, что вспугнутый мьяу скот может если и не разбиться насмерть, то, к примеру, переломать ноги.
        Мы провели в наблюдениях еще неделю, однако удовлетворительных ответов так и не нашли.
        - Может, это своего рода игровое поведение?  - предположила я.  - Как у кошки, играющей с мышью. Возможно, мьяу просто забавляются, пугая яков и обращая их в бегство?
        Куда больших успехов мы достигли в другом предприятии, а именно в поимке мьяу, но не затем, чтобы убить зверька, как поступают туземцы, а для изучения. Изловить мьяу также оказалось нелегко: как я уже говорила, эти животные весьма сообразительны и быстро учатся избегать ловушек. Первый был пойман уже на вторую ночь, однако затем мы допустили ошибку - отправились спать вместо того, чтоб сидеть и караулить, из опасений отпугнуть других мьяу своим присутствием. Ошибку мы осознали, проснувшись наутро и обнаружив тонкие деревянные прутья клетки перегрызенными. Цветисто выругавшись на нескольких языках, освоенных нами в путешествиях, Том соорудил новую клетку. Поскольку теперь мьяу были предупреждены, второго удалось поймать лишь через пять, а то и шесть ночей, но наконец-то мы добились своего - и, памятуя о печальной судьбе прежней клетки, позаботились заточить нового пленника в намного более надежную тюрьму.
        До этого мне доводилось содержать в неволе только медоежек и пустынных драконов. Размерами мьяу более схожи с первыми, однако медоежки относительно смирны, если им не докучать (на что они реагируют, плюя в обидчика токсичной слюной), тогда как мьяу куда менее покладисты. Глядя, как пойманный мьяу меряет шагами пол новой клетки и пробует на зуб прутья решетки, я сказала Тому:
        - Действительно, несколько напоминает кота, даже если не считать схожести голосов. Однажды Эндрю посадил в клетку бродячего кота, пойманного в деревне - тот вел себя точно так же.
        - Жаль, ньинги не могут приучить их охотиться на крыс и землероек. С зерном сразу сделалось бы на диво легче.
        К немалому изумлению не только ньингов, но и наших товарищей, мы с Томом взялись проверять, поддаются ли мьяу дрессировке. Здесь нам очень помог Сухайл, хоть он и счел всю эту затею смешной до колик. Пока он жил на воспитании среди ахиатских кочевников, его «пустынный отец» Абу Азали обучил его благородному искусству соколиной охоты, в коей Сухайл продолжил практиковаться после того, как мы купили в Линшире поместье Касселтуэйт. Он показал нам, как изготовить путы и клобук, а затем начал учить изловленного мьяу садиться на перчатку. Делал он это так: клал на перчатку кусочки пищи и свистел на особый манер, чтоб в голове дракончика постепенно запечатлелась взаимосвязь между ним, перчаткой, свистом и вознаграждением. На этой стадии процесс дрессировки шел довольно успешно, однако Сухайл на сей счет особых иллюзий не питал.
        - По-моему,  - заявил он, понаблюдав за мьяу,  - он умнее большинства соколов. Я бы сказал, чересчур умен. Его почти наверняка удастся научить лететь на приманку, но… стоит впервые выпустить на открытом воздухе - только вы его и видели.
        Тут Сухайл ненадолго задумался, и, поразмыслив, добавил:
        - Вот интересно, не признают ли их детеныши за родителя первое увиденное живое существо, как птенцы сокола? Вырастить птицу из яйца стоит немалых усилий, и, как мне кажется, с мьяу вряд ли будет проще, но это действительно дает наилучший результат.
        Рисковать упустить мьяу, продолжая учить его лететь на приманку, не хотелось: ловля замены принесла бы нам больше хлопот, чем пользы. Посему пленник наш единовластно царствовал в сарайчике, сооруженном нами специально для него,  - в «мяушне», как неизменно называл сие строение Сухайл, всякий раз улыбаясь собственному каламбуру во все тридцать два зуба.
        Том помышлял о поимке самки, но не для дрессировки.
        - Интересно было бы взглянуть, не свойственна ли и им лабильность развития. Мы получили доказательства ее существования у нескольких других разновидностей, но, чтобы с уверенностью объявить ее общевидовой характеристикой, этого мало.
        Сказано это было с консервативных позиций. На самом же деле мы уже начали формулировать теорию, призванную покончить с шестью критериями, предложенными сэром Ричардом Эджуортом для различения «драконов настоящих» и «драконоподобных существ», и заменить их одним - лабильностью развития. До полного понимания природы родства между различными видами нам было еще далеко (скажу более: этот вопрос не дает покоя натуралистам-драконоведам по сей день), однако мы довольно давно начали подозревать, что, каков бы ни оказался ответ, лабильность развития сыграла в их современном разнообразии немалую роль. Ну, а поскольку сей характеристики вне пределов семейства драконов никем не обнаружено, она вполне могла служить восхитительно простым критерием отличия членов данного семейства от неродственных видов.
        Мне тоже очень хотелось бы попробовать разводить мьяу или хотя бы поэкспериментировать с их яйцами. После фальчестерского разговора с Сухайлом я в глубине души постоянно оценивала свои исследования, на каждом шагу задаваясь вопросом: «Ну хорошо, и что дальше?». Странное то было ощущение… С одной стороны, я горевала об утрате былого девичьего ликования, чувства, будто мне вполне довольно увидеть нечто новое и передать полученные знания другим. С другой стороны, это заметно кружило голову: ведь я призывала себя заглядывать дальше, думать усерднее, встраивать узнанное в общую картину, а затем вычленять из массы деталей общие выводы.
        К несчастью для всех наших дерзаний касательно мьяу, сезон оказался неподходящим и для них. В отличие от медоежек, готовых спариваться в любое время года, мьяу делают это только ближе к концу зимы, а их детеныши выводятся из яиц в середине весны.
        - А если мы к тому времени еще будем здесь,  - заметил Том,  - это будет означать, что случилось нечто ужасное.
        - А отчего бы вам не изловить пару и не попробовать увезти с собой?  - предложил Чендлей, услышав об этом.
        Судите сами, насколько нашему лейтенанту наскучило ожидание, если он проявил хоть какой-то энтузиазм к подобной перспективе! Пусть даже назад предстояло тащить куда меньше клади, чем по пути в горы, прибавка к груде вещей лишней пары клеток дела отнюдь не упрощала. Однако идея Чендлея, вне зависимости от этого, была в лучшем случае, спорной.
        - Если они хоть чем-то похожи на яков,  - с сухой усмешкой ответил Том,  - то немедля протянут ноги на страшной жаре в целых пятнадцать градусов выше нуля. Но… как знать? Если из всего остального ничего не выйдет, лично я бы попробовал.
        Единственное, с чем мы не экспериментировали, это с консервацией их костей. Поскольку Фу сообщил, что в найденном им загадочном экземпляре костей не сохранилось, мы не прихватили с собой необходимых химикалий. Кроме того, процесс консервации драконьей кости из дела чрезвычайной промышленной важности превратился в мелкий курьез, достойный разве что сноски в истории разработки ее синтеза, но в остальном полезный лишь для таких, как мы - для исследователей, желающих изучать строение скелета драконов без спешки. Мы препарировали несколько экземпляров, воспользовавшись для этого трупами, предоставленными охотившимися на мьяу старыми девами, и убедились, что кости их распадаются, подобно костям иных драконов, однако в дальнейшей работе были вынуждены полагаться на точность моих зарисовок.
        Помимо всего перечисленного, в период муссонов нам не давало скучать еще одно занятие, а именно - скалолазание. Как только Сухайл освоил цер-жагский в достаточной для решения незначительных повседневных вопросов мере, Чендлей начал регулярно устраивать вылазки, дабы в паре с ним либо с Фу оттачивать мастерство скалолазания на окрестных хребтах и пиках. Мы с Томом упражнялись в восхождении на горы реже, однако в течение недель, проведенных с пастухами, немало полазали по самым разным маршрутам (под дружный хохот наблюдателей-ньингов). Все это было подготовкой к предстоящему походу: выпавший снег сделал наш путь много опаснее прежнего, и ни один из нас пятерых не мог позволить себе ни излишней мнительности, ни нехватки слаженности, значительно затруднявших дорогу в Лам-це Ронг. К концу периода муссонов все мы находились на пике боевой готовности - то есть, как мы полагали, были готовы к преодолению любых преград.

        Глава восьмая

        Покидаем Лам-це Ронг - Через ледник - Гьяп-це и Че-джа - Гипотезы - Погода проясняется - Восхождение - Погребенный в снегу

        Да, ньинги даже не подумали отказывать нам в гостеприимстве, однако из-за скудости припасов уходу нашему в деревне были рады, хоть и остались весьма недовольны выбранным нами направлением.
        Выше уже говорилось о том, что ближайшая вершина, Гьяп-це, названа так оттого, что якобы проклята. Луга у ее подножья вполне пригодны для выпаса яков, но никто из туземцев никогда не водил туда стад: все поголовно были уверены, будто всякого дерзнувшего отправиться туда ждет неминуемая гибель. Сей веры ньинги держались твердо, хотя в ответ на наши расспросы никто не смог припомнить ни единого человека, погибшего возле Гьяп-це на памяти ныне живущих - так уж устроен фольклор.
        Что могло породить такое поверье? В иных частях света (иными словами, в Выштране и на Кеонге) схожие страхи внушали драконианские руины, но, как я упоминала выше, наличие подобных сооружений на данных высотах крайне маловероятно, да и Фу во время разведки тех мест ничего подобного не видел. Нет, корень этого страха, по всей видимости, был куда более материален…
        В других частях Мритьяхайм имеются сказания о чудовищных снежных обезьянах, называемых где «йети», где «ми-го», где еще какими-либо именами. Однако сказания Цер-нга повествуют о другом - о ледяных демонах. Любопытно… Уж не порождены ли они существами, одно из которых нашел Фу?
        За время, прожитое в Лам-це Ронг, нам никаких подобных существ не встречалось, хотя туземцы клялись и божились, будто видели ледяных демонов собственными глазами. Подобное также свойственно фольклору всего мира: ширландские крестьяне столь же истово будут клясться, будто сами видели ночами на проселках великанов и гончих Дикой Охоты. Однако все это не означает, что некогда, в давние времена, нечто подобное не существовало в действительности и не бродило по окрестным горам. Возможно, в наши дни эти существа и вымерли без остатка, но память о них вполне могла сохраниться…
        Потратив на уговоры не одну неделю, Фу с Сухайлом сумели упросить троих деревенских юношей помочь нам переправить припасы со снаряжением к подножью Че-джа, соседней с Гьяп-це вершины, чтобы устроить там склад, полевую базу для исследования окрестностей. Вдобавок, у нас оставалась та же пара пони. Правда, для переноски всей поклажи этого не хватало, однако долгая задержка предоставила нам время выяснить, без чего мы, по зрелом размышлении, сумеем обойтись. Восьми человек и двух вьючных животных вполне хватало, чтоб унести остальное, хотя и на это не стоило бы рассчитывать, окажись пони и юные ньинги не столь крепки и неутомимы.
        В теории переход до долины под той седловиной, где Фу обнаружил свой экземпляр, должен был занять четыре-пять дней. Но он-то шел туда весной, а сейчас была осень, и верхние склоны, которые нам предстояло одолеть, покрыли глубокие снега.
        Что ж, мы их одолели. В первый день поднялись минимум метров на пятьсот, от души радуясь, что вызванная муссонами задержка дала нам время набрать столь хорошую физическую форму. Ночь выдалась снежной, так как завершение периода муссонов не отличается той же резкостью, что и его начало, а к тому времени мы достигли высоты, на коей атмосферная влага принимает кристаллическую форму. Но самым скверным оказался не снег, а ветер. Завыв за стенами палаток, он тут же показал, что одна из них закреплена плохо. Пожалуй, если бы не груз, палатку сдуло бы и унесло. Спали мы, нужно заметить, по четверо в палатках, рассчитанных на троих, чтобы не оставлять носильщиков под открытым небом, и я в кои-то веки имела случай порадоваться накрепко заложенному носу, уберегшему мои чувства от аромата стольких немытых тел (не исключая и моего собственного) в непосредственной близости.
        Но все это было сущими пустяками в сравнении с преградой, лежавшей впереди, а именно - Чеджайским ледником.
        Назван он по имени ближайшей горной вершины, меньшой соседки исполинской Гьяп-це. Ледник спускается с Че-джа длинной неровной дугой, охватывая ее подножье с восточной стороны, словно огромный язык. До праздничной поездки на юг Бульскево я неизменно представляла себе ледники в виде высоченных глыб льда, ярко-голубых в центре, окаймляющих берега замерзших северных морей. Однако ледники, конечно же, могут образовываться также среди гор в глубине материка при условии достаточной высоты, и эти ледники не имеют ничего общего с однородными массивами льда из моего воображения. Льды горных ледников текут - безусловно, медленнее воды, но все же движутся. Там, где течение льда убыстряется, образуются ледопады - то же, что водопады, только не жидкие, а твердые. Подобные области изобилуют трещинами (в которые можно упасть) и сераками (высокими ледяными зубцами, что в любую минуту могут обрушиться на голову неосторожному путнику). Даже короткий переход по леднику в лучшем случае весьма утомителен, в худшем же может закончиться травмами, а то и гибелью.
        Достигнув кромки Чеджайского ледника, мы отослали одного из носильщиков с пони, нашим прощальным подарком жителям Лам-це Ронг, назад. Таким образом, дальше поклажу предстояло переносить частями, однако этого никак нельзя было избежать: подобной преграды не смог бы преодолеть ни один, даже самый крепконогий пони на свете.
        С технической точки зрения переправа через ледник оказалась не самым сложным из того, что ожидало нас в последующие дни. По большей части она представляла собой предельно осторожное передвижение друг за другом, пока Фу или Чендлей шли впереди, пробуя лед альпенштоками - остроконечными, увенчанными небольшой каелкой посохами, незаменимыми помощниками всякого серьезного скалолаза. Преграждавшие путь трещины мы порой пересекали по снежным мостам (если наши вожаки считали их достаточно прочными), но чаще шли в обход - при условии, что замечали трещину вовремя: многие снег полностью скрывал от глаз, однако тяжести человека выдержать не мог.
        Вот и той, в которую провалилась я, мы не заметили.
        Нет, обвинять в невнимательности Чендлея я даже не думаю: неосторожность проявила я сама, уклонившись от курса влево вместо того, чтобы идти за ним след в след. Далее мне едва хватило времени подумать, что снег под ногой подается как-то легче обычного, после чего он рухнул вниз, увлекая в потаенную синюю бездну и меня.
        Визг мой эхом отразился от ледяных стен и резко оборвался - это веревка, обвязанная вокруг пояса, сделала свое дело и остановила падение. Выскользнувший из пальцев альпеншток отправился дальше, разведывать глубины трещины. Его удара о дно я не услышала, хотя, должна признаться, не слишком-то и прислушивалась.
        Когда мне удалось перевести дух, я судорожно нащупала веревку, ухватилась за нее и подняла взгляд. И, к немалому своему ужасу, увидела ноги Чендлея, свисавшие с края трещины. Обрушение незаметного снежного моста застало его врасплох, а внезапный рывок при моем падении не дал ему возможности устоять на ногах. Как всякий опытный скалолаз, он попытался остановить скольжение, вонзив в снег альпеншток, однако обрести опору сумел лишь в последний миг, едва не упав в трещину следом за мной.
        Спас нас упомянутый мною выше подарок от скалолазов, учивших восхождению на горы Тома, Сухайла и меня. Прежде чем мы покинули Ширландию, бесценная миссис Уинстоу вручила нам великолепную новинку собственного изобретения, с тех самых пор сделавшуюся неотъемлемой принадлежностью всех, кому предстоит ходить по льду,  - привязываемые к подошвам башмаков рамки с направленными вниз шипами, цепляющимися за лед куда надежнее гвоздей-оковок с трехгранными шляпками и притом не передающими ступне так много холода. Приспособления эти назывались «кошками», а пары, подаренные нам миссис Уинстоу, были изготовлены из синтетической драконьей кости.
        Позади, в одной связке со мной, шел Сухайл. Провалившись в бездну и едва не утащив за собою Чендлея, я могла бы увлечь вниз и мужа, если бы не его кошки. Благодаря их шипам, он сумел удержаться на ногах и вонзить острие альпенштока в снег, закрепившись на месте еще надежнее. Если бы Чендлей не удержался на краю и повис на веревке вместе со мной всею тяжестью, этого могло не хватить, однако лейтенант вовремя остановился, и Сухайл удержал нас.
        Конечно, обо всем этом я узнала только после того, как вновь оказалась наверху, в безопасности. До этого мне оставалось лишь беспомощно болтаться на веревке, поскольку до стенок трещины было не дотянуться, а качнуться к ближайшей из них я не осмеливалась. Однако вскоре Чендлей поднялся на ноги, а к Сухайлу присоединился Том. Вдвоем они взялись страховать Фу, после чего наш йеланский товарищ, приблизившись к краю, спустил мне веревки и с помощью носильщиков поднял меня наверх.
        Выбравшись из трещины, я не сразу обрела способность сказать хоть слово. Сухайл стиснул меня в пылких объятиях. Я, как могла, ответила ему тем же, не обращая внимания на боль в ушибленном боку. Помнится, в голову еще пришла довольно глупая мысль о том, сколь далеко я продвинулась со времен первого выштранского опыта спуска на веревке, однако в тот раз ребра вроде бы так не болели. В то время я отнесла это на счет разницы в возрасте, и лишь впоследствии поняла, что минимум одно из помянутых ребер, по всей видимости, треснуло - о чем, естественно, следовало предупредить остальных… но нет, похоже, от девичьей глупости мне не избавиться до самой смерти.
        Пожалуй, Сухайл так и не выпустил бы меня из объятий, не окликни нас Чендлей, оставшийся по ту сторону трещины. Вспомнив о нем, я одернула одежды, кое-как улыбнулась остальным и сказала:
        - Я там, внизу, огляделась в поисках других образчиков замороженных драконов… но, увы, ни одного не нашла.
        Фу вытаращил глаза, очевидно, усомнившись, верно ли перевел мои слова. Том выругался и расхохотался. Чендлей же снова окликнул нас, интересуясь, как мы намерены выйти из положения.
        Оставаясь в связке, трещины мы обогнуть не могли, а отвязываться после пережитого страха никому не хотелось. По счастью, совсем рядом края трещины сходились значительно ближе, и мы сумели организовать переправу, ну а поклажу затем перенесли в обход.
        Примерно таковы были инциденты, замедлявшие путь. Не стану перечислять их все, поскольку отчет о нашем походе был напечатан многие годы назад в циркулярах Горного Клуба. Любой энтузиаст скалолазания, интересующийся подробностями, может найти сей отчет и вдоволь подивиться примитивному состоянию данного вида спорта в те времена и невероятной слепой удаче, позволившей нам остаться в живых. Для меня же следующий важный момент настал после того, как мы пересекли ледник, отпустили оставшихся носильщиков и вошли в ту небольшую долину, где Фу отыскал свой экземпляр.

* * *

        Тут я должна сделать паузу, дабы подробно описать окрестности, поскольку далеко не все читатели знакомы хотя бы с топографией гор в целом, не говоря уж о данной конкретной местности, а между тем подробности жизненно важны для дальнейшего развития сюжета.
        Гьяп-це - высочайшая вершина горной цепи, протянувшейся вдоль западных границ обитаемых земель Цер-нга, и горы более неприступной отыскать весьма затруднительно. Есть в мире горы повыше - в этом отношении Гьяп-це не претендует ни на какие титулы, но лишь немногие из них столь же зловещи на вид. Ее южный склон, на тот момент обращенный к нам, спускается книзу каскадом почти отвесных скальных обрывов такого темного цвета, что гора кажется почти черной, если только солнечный свет не падает прямо на нее. Льды и снега держатся лишь на крохотных каменных уступах, и их резкие, косые штрихи тогда помимо воли сложились в моем воображении в нечто наподобие лица: казалось, гора хмурится, злится, взирая прямо на нас. Силуэт ее имеет странную, необычную форму, очень похожую на башню, и башни более неприступной я не видала за всю свою жизнь. В последние годы ее пытались покорить трижды, но все три экспедиции потерпели неудачу, причем одна погибла едва ли не до последнего человека.
        К счастью, нам подниматься на вершину было ни к чему. Нас интересовала долина у ее подножья, цирк между двух кряжей или хребтов, спускающихся книзу с Че-джа и Гьяп-це. Последний, по коему недавние экспедиции и пытались взойти на Гьяп-це, впоследствии был назван хребтом Дюмона - в честь начальника первой из них. Второй я, в честь нашего спутника и товарища, без какового никто из нас не попал бы в эти края, попыталась окрестить хребтом Фу. Под этим названием он ныне известен в Йелане, однако в Ширландии все мои попытки потерпели крах, и наши скалолазы предпочитают называть его хребтом Трент.
        Фу и его соотечественники пришли сюда в поисках прохода через горы. Взглянув вверх, на седловину между двумя вершинами, я повернулась к Фу.
        - Вы… думали… отыскать проход… здесь?!
        Причиною моей одышки послужили усталость и разреженный воздух, но лишь отчасти. Седловина в том месте, где смыкаются склоны Че-джа и Гьяп-це, находится много ниже их вершин, однако куда выше долины внизу. Подобно южному склону Гьяп-це, спуск с седловины в долину почти отвесен - скорее это обрыв, нежели склон. Прямого пути из долины наверх не имелось. Хребет Дюмона также не примыкал к седловине вплотную; чтобы взобраться на нее с нашей стороны, следовало пересечь склон Гьяп-це поперек. Самый разумный (сие прилагательное так и хочется заключить в кавычки) маршрут пролегал по гребню хребта, ответвлявшегося от Че-джа, поперек ее склона, и далее - снова наверх, к седловине. Пожалуй, это было вполне по силам любому более-менее умелому скалолазу, но вовсе не всем и каждому.
        - Им не рассчитывали пользоваться постоянно,  - с сухой усмешкой ответил Фу.  - Мы просто искали хоть какой-то проход, и этот перевал - самый легкодоступный на двести километров в любую сторону; хотите верьте, хотите нет.
        В отличие от его прежней экспедиции, нас проход через горы не интересовал: наше внимание - по крайней мере, поначалу - было приковано к долине внизу. На наше счастье, ее не так сильно завалило снегом, как мы опасались. Окрестные горы частично загораживают эту долину от превалирующих муссонных ветров, тогда как с юга она в полной мере открыта солнцу. Слишком уставшие даже для первоначальной рекогносцировки, мы разбили палатки на дне долины, у быстрого ручейка талой воды, стекавшей со склонов гор, и устроились отдыхать.
        По причине сильных ветров «краткая передышка» растянулась на два дня дольше запланированного. Фортуна уберегла нас от новых снегопадов, которые вполне могли бы осложнить и без того сложную задачу еще сильнее, однако ни Чендлей, ни Фу даже не думали позволять кому-либо из нас отправиться в путь на седловину. Там, где мы разбили бивак, ветры не отличались особой силой, однако наверху дела обстояли куда хуже, и они опасались схода лавин. Именно снежная лавина, полагал Фу, и вынесла в долину его находку, так как здесь, внизу, мышечные ткани ни за что не могли бы храниться замороженными круглый год. И вправду: на дне долины порой становилось жарковато даже мне - весьма несуразное ощущение, когда находишься высоко в горах, со всех сторон окруженная снегом.
        Впрочем, задержка не мешала Сухайлу обозревать окрестности на предмет планирования поисков. Взглянув на груды снега, принесенного недавними лавинами, он задумчиво покачал головой.
        - Если там, под снегом, что-нибудь есть, даже не знаю, как его отыскать. Среди развалин поселения хотя бы можно понять, где копать,  - судя по расположению зданий, улиц и тому подобного. Но здесь… Окажешься в полуметре от того, что ищешь, и не заметишь. А перекопать все это… тут целого года не хватит.
        - Тем более когда горы роняют на голову еще и еще,  - проворчал Том.
        - Нет,  - поспешил заверить нас Фу,  - останки лежали не там, где снег настолько глубок. По-моему, вон там, правее… хотя с уверенностью сказать трудно,  - смущенно прибавил он.
        - С тех пор, как вы побывали здесь, прошло немало времени,  - сказала я.  - Любому на вашем месте трудно было бы вспомнить.

        Седловина

        В части долины, указанной Фу, снег был вовсе не так глубок, и Сухайл решил, что попытка систематического поиска может принести результат. Он приготовил множество тонких бечевок, дождался, когда ветер утихнет до пределов разумного, добрался до места будущих раскопок и, растянув бечевки по снегу при помощи колышков, разбил участок на квадраты.
        - Будем копать по порядку,  - пояснил он.  - Один квадрат - один человек. Глубина снега всего около полуметра. Найдя что-либо необычное - кости, клыки, когти, мышечные ткани, все что угодно,  - копать прекращайте и зовите меня взглянуть.
        Труд оказался тяжел. Спину ломило, пальцы немели. Сколь бы теплым ни был воздух, копать-то нам приходилось снег, на глубину полуметра, вплоть до редкой травы - единственной растительной жизни в долине. Мало этого: отброшенный снег следовало просеять, дабы удостовериться, что в нем нет каких-либо мелких останков, указывающих на близость чего-нибудь покрупнее.
        Работать подолгу удавалось не каждый день. Горы, окружавшие долину, заслоняли солнечный свет с потрясающей быстротой даже в ясную погоду, а между тем небо частенько бывало беспросветно пасмурным. Порой тучи, окутывавшие Гьяп-це почти ежедневно, спускались так низко, что полностью укрывали от глаз и седловину. К тому же копали мы одновременно лишь вчетвером: пятый отдыхал и следил за Гьяп-це - на случай внезапной лавины.
        Внимательно осмотрев участок, Чендлей усомнился в предположении Фу.
        - По-моему, вряд ли эту штуку принесло лавиной,  - сказал он.
        Мы прекратили копать и повернулись к нему, разминая костяшками пальцев ноющие спины.
        Взмахом руки лейтенант указал на место раскопок.
        - Либо вы не там ищете, а на самом деле раскапывать следует вон те большие кучи, либо ее вынесло не туда, куда сходит большая часть лавин. Не стану исключать возможности, что некоторые лавины ведут себя нетипично, быть может, та как раз к подобным исключениям и относилась - но вероятность очень уж мала.
        - Как же тогда наш экземпляр попал в долину?  - спросил Том.
        - Могло сдуть, например. Так вышло с одним малым на Фейлоне. Не слышали этой истории? Он погиб лет десять, а то и пятнадцать назад, пытаясь доказать, что эту вершину можно покорить еще одним способом. Тело лежало у всех на виду, но никто не хотел рисковать жизнью только ради того, чтобы его достать. Но вот однажды оно исчезло, и вскоре на него наткнулась группа пеших туристок - каких-то дам на активном отдыхе. После разобрались, что труп снесло штормовым ветром.
        Излагая свою историю, Чендлей ни разу не извинился передо мною за то, что завел речь о столь мрачных материях в присутствии дамы, и я была этому втайне рада.
        - А как вы полагаете, где мог находиться наш экземпляр, если его сдуло сюда ветром?
        Возможно, лейтенант и не стал извиняться за неделикатность, однако сохранил достаточно учтивости, чтобы не закатить глаза. Указующий жест в сторону гор и без того демонстрировал меру глупости моего вопроса со всею возможной наглядностью: в тот день Че-джа и Гьяп-це были окутаны туманом настолько, что сквозь густую серую пелену мы едва могли различить седловину.
        И все же никто из нас не забывал, что говорил Фу: там, наверху, вполне мог оказаться еще один экземпляр. Если удастся определить, откуда принесло первый…
        Сомнений быть не могло: каждый из нас всей душой надеялся на перемену погоды, которая позволила бы наконец подняться на седловину. Раскопки внизу мы вели не столько оттого, что ожидали найти здесь нечто полезное, сколько потому, что пока не могли рискнуть подняться повыше. Обычно я отнюдь не религиозна, однако в те дни горячо молилась об очищении небес и стихании ветров.
        Пока что нам удалось отыскать всего лишь несколько ошметков мышечных тканей, истлевших настолько, что трудно было судить, какому животному они могли бы принадлежать. В тот вечер, когда раскопки завершились, мы с Томом и Сухайлом, сидя у костра, обсуждали сложившееся положение.
        - По-моему, там, на высоте седловины, драконам не выжить,  - сказала я, поджав колени к груди и крепко обхватив их руками. Даже у самого огня, закутанная во всю имеющуюся теплую одежду, мерзла я нестерпимо: дневное тепло исчезало без следа сразу же после захода солнца.  - Конечно, лабильность развития может творить чудеса… но не сотворит же животных, способных прокормиться лишь камнем да льдом!
        Том согласно кивнул.
        - Да. Люди и яки могут адаптироваться к жизни в горах, а уж драконы - тем более. Изоляция от холода, более эффективное дыхание, и так далее, и тому подобное. Но им нужно чем-то питаться, а на такой высоте ничего не растет.
        В самом деле, поживы для животных почти не имелось даже в долине, где мы разбили бивак.
        - Итак, прежде всего: что дракон мог там делать?  - сказал Сухайл.
        Судя по интонации, это был не столько вопрос, сколько формулировка проблемы.
        - Возможно, миграция,  - предположила я.  - Как известно, дикие яки совершают переходы через бесплодные горные перевалы. Вот и дракон мог оказаться там таким же образом.
        Том откинулся назад, оперся на локти, и поднял взгляд к небу, обдумывая эту мысль.
        - Тогда имеем несколько возможных вариантов. Первый: Фу ошибается, труп сохранился только один, а то, что он видел на седловине, было просто камнем или наледью странной формы. Второй: здесь погиб не один дракон, пытаясь перебраться через эти горы.
        - В этих местах гибли люди,  - заметила я.  - Вспомните рассказы ньингов. Отчего то же самое не может происходить и с животными?
        - И третий: данная разновидность живет стаями,  - продолжал Том.  - Что для драконов такой величины весьма необычно.
        Да, необычно, однако и не исключено.
        - Возможно у них, как у эриганских степных змеев, самцы, не имеющие пары, охотятся группами - особенно если состоят в родстве.  - Сделав паузу, я забарабанила пальцами по локтям. В последнее время это сделалось привычкой, поскольку я часто крепко обхватывала руками туловище, дабы сохранить тепло.  - Только миграция в составе подобных групп абсолютно бессмысленна: ведь группа самцов лишена возможности к размножению.
        Внезапно Сухайл фыркнул и разразился безудержным смехом. Сев прямо, Том вместе со мной уставился на моего мужа, словно бы окончательно утратившего здравый смысл.
        - Прошу прощения,  - сказал Сухайл, кое-как совладав с собой и утерев глаза.  - Видимо, это от усталости. Мне вспомнился твой рассказ о тех лягушках, что умеют менять пол по мере необходимости. А затем представилась этакая помесь лягушки с драконом, скачущая по горам своей дорогой…
        Тут он проиллюстрировал свои слова взмахами ладони, изображая лягушачьи прыжки через воображаемые вершины.
        Я захихикала, но Том задумчиво наморщил лоб.
        - Вполне возможно. Нет, не прыжки по горам, но все прочее. Мы уже знаем, что из яйца болотного змея может вывестись детеныш любого пола. А способность менять пол по достижении зрелости оказалась бы для драконов, живущих в подобных местах изолированными группами, весьма кстати.
        - Вряд ли это удастся определить по трупу погибшей особи,  - заметила я.  - Если мы вообще его найдем. Но - да, мысль интересная…
        Уж не способны ли к таким изменениям и мьяу? Если гнезда из листьев тамариска и инкубация яиц при высокой температуре способны порождать на свет оранжевых медоежек, плюющихся соленой слюной, кто знает, какие вариации драконов могут возникнуть в природной среде?
        Увы, искать ответы на подобные вопросы, сидя у костра в тени Гьяп-це, было невозможно. Пока погода не переменится к лучшему, оставалось одно - строить гипотезы.

* * *

        И тут некое доброе божество благосклонно улыбнулось нам с высоты. Проснувшись утром, мы увидели над головами чистое небо, сияющее невообразимо яркой стылой синевой.
        Единственным облачком в пределах видимости была легкая дымка, зацепившаяся за пик Гьяп-це, словно прядь белой шерсти (довольно распространенный феномен на подобных высотах). Едва завидев такую удачу, мы бросились за биноклями и принялись осматривать седловину.
        Смотреть на нее прямо оказалось довольно болезненно для глаз; нам то и дело приходилось отводить взгляд. Лучи того же самого яркого солнца, что даровало нам превосходный обзор, отражаясь от снега, просто ослепляли - в буквальном смысле слова ослепляли, если забыть об осторожности. Конечно, при нас имелись очки-консервы с дымчатыми стеклами, но если сочетать их с биноклем, картинка утрачивала четкость настолько, что наши старания теряли всякий смысл. Пришлось обходиться без всякой защиты глаз, рискуя зрением по очереди.
        - Видите ту горизонтальную полосу голого камня?  - сказал Фу.  - По-моему, где-то чуть ниже.
        Сказано это было не так уверенно, как подобало бы говорить человеку, затащившему нас сюда через полмира.
        Мы продолжали поиски. Со временем выяснилось, что горизонтальная полоса голого камня, возле которой ищем мы с Томом и Сухайлом, не та, что имел в виду Фу. Отыскали целую дюжину подозрительных с виду бугорков, всякий раз тратили уйму времени, пытаясь указать на них остальным, после чего понимали, что это всего лишь валуны или груды снега. Но, может быть, нет? Мы разглядывали их так и сяк, спорили о размерах и форме, громоздили догадки на догадки, оптимизм повергал в прах пессимизм и тут же сам терпел от него сокрушительное поражение.
        Конец всему этому положил Том.
        - Отсюда ничего не разглядеть,  - сказал он, опуская бинокль.  - Что бы вы ни видели, Фу… если оно еще там, то завалено снегом настолько, что с такого расстояния мы не найдем его никогда.
        Я обескураженно поникла головой. Столько усилий - и все напрасно… В иной ситуации я была бы вполне довольна работой с мьяу, но, отправляясь сюда, надеялась на гораздо большее!
        И тут мне сделалось ясно, что имел в виду Том.
        Подняв голову, я обнаружила, что он смотрит прямо на меня. Я, в свою очередь, взглянула на мужа. Разочарование на его лице сменилось тихой задумчивостью, плечи вздрогнули от беззвучного смеха. Мне даже не потребовалось ничего объяснять.
        - Все в руках Господа,  - с легкой улыбкой сказал он.
        Чендлей окинул нас непонимающим взглядом, но в следующий миг смысл нашего почти безмолвного диалога дошел и до него - проведя в нашем обществе столько времени, он несколько освоился с нашими обычаями.
        - Да вы шутите! Вы ведь даже не знаете, есть ли там, что искать!
        - Единственный способ выяснить - подняться и посмотреть,  - откликнулась я.
        Конечно же, это было чистым безумием. Уже само решение покинуть Ширландию представляло собою немалый риск, и теперь этот риск увеличивался во сто крат. Да, погода улучшилась, но надолго ли?
        - Придя сюда в первый раз,  - с осторожностью человека, предлагающего спутникам тонкую нить надежды, заговорил Фу,  - мы наметили план восхождения на седловину. Пробовать не стали, так как в этом не было смысла - в военных целях он пригодиться не мог, однако, я думаю, нашей группе этот маршрут по силам.
        При условии, что нам хватит сноровки. При условии, что погода не переменится к худшему. При условии, что Гьяп-це не вознамерится подтвердить свою репутацию, сокрушив пятерку безрассудных человечков, дерзнувших показать нос истинной повелительнице здешних мест.
        Но я добиралась сюда через полмира отнюдь не затем, чтобы в последний момент повернуть назад!
        Том покачал головой. Нет, это вовсе не означало несогласия: сим жестом, столь памятным мне после долгих лет научного партнерства, Том выражал изумление перед тем, что сам же вот-вот собирался сказать.
        - Ну что ж, если уж мы собираемся отправиться на погибель, так к чему медлить?

* * *

        Согласно меркам современного скалолазания, сложность предложенного Фу маршрута можно счесть в лучшем случае средней, но уж никак не запредельной. Возможно, достаточной, чтоб отпугнуть случайного туриста, однако вполне посильной для тех, кто вооружен веревками, альпенштоками, кошками и техникой страховки. И этому я рада всем сердцем: окажись подъем несколько сложнее, мы не смогли бы добраться до седловины ни за что, и тогда не только моя жизнь, но и наука драконоведения, и даже весь мир в целом приняли бы совершенно иной облик.
        Первая часть маршрута являла собою простой пеший переход через долину к подножьям соседнего пика Че-джа. Там мы взобрались на уже упомянутый мною хребет, прошли поперек нижних склонов горы и снова направились к темной башне Гьяп-це. Здесь путь нам преграждали две технические проблемы, для преодоления коих пришлось применить все мои скромные способности к скалолазанию без остатка.
        Дабы достичь высшей точки траверса (отрога, позволявшего выйти на седловину), следовало подняться наверх по «камину», узкой вертикальной расщелине, по коей нужно взбираться изнутри, враспор - то есть, упираясь руками и ногами в ее стенки и удерживаясь на месте за счет силы трения. Труднее и опаснее всего приходится тому, кто идет первым, поскольку страховать его сверху некому и в случае падения он обречен. Этот камин тянулся вверх самое большее метров на пять, и наш ведущий мог избежать серьезных повреждений при первом ударе, но площадка у нижней части камина была такова, что после этого он сильно рисковал упасть с гребня хребта вниз, и тогда останавливать его падение пришлось бы идущим следом. Между тем, для этого мы не имели надежной точки опоры: ближе к камину относительно твердая скала сделалась хрупкой и начала угрожающе крошиться под ногами.
        Первым в камин вызвался идти Фу. Чендлей уступил ему сию честь только ввиду того, что из нас пятерых Фу был легче всех, кроме меня, а значит, и удержать его, если случится самое худшее, было бы проще. С камином наш йеланский друг расправился в мгновение ока, однако я вряд ли сумела сделать хотя бы вдох, пока он благополучно не поднялся наверх. Вторым, страхуемый Фу, пошел Том, и я вновь затаила дыхание. Покончив с подъемом, Том протиснулся мимо Фу, закрепился сам, привязался к нему, и наверх отправилась я.
        В горах Антиопы - точнее, в тех их частях, что считаются подходящими для хрупких женщин - нередко можно увидеть облаченных в юбки дам, поднимаемых вверх на веревках при помощи грубой силы мужчин наверху. Мало этого, опытным в скалолазании дамам наподобие мисс Колье или миссис Уинстоу частенько приходится вступать в энергичные споры, дабы уберечься от подобной помощи. Не сумев обойтись без нее в тот день, я оказалась бы в пиковом положении: скала наверху была столь же ненадежна, что и внизу, и, хотя Том мог бы привязаться веревкой к ближайшему валуну, втащить меня наверх, не подвергаясь опасности, они с Фу не могли. Да, меня страховали в четыре руки, однако взбираться наверх предстояло самой - иного выхода не было. К тому времени, как я выбралась из трещины, колени и плечи отчаянно ныли, треснувшее ребро (а то и не одно) отзывалось на каждое движение колющей болью в боку… но, нужно признаться, я немало гордилась своим достижением, и широко улыбнулась спутникам, занимая место в связке.
        Второе препятствие мы, с общего согласия, окрестили Проклятой Трещиной. Несомненно, преграды более нелепой мне преодолевать еще не приходилось, и, надеюсь, никогда не придется. То был еще один камин, но такой узкий, что внутрь не удалось бы втиснуться даже ребенку. Единственный способ подняться наверх - заклинивать в трещине кисть или стопу, а свободной рукой и ногой нащупывать снаружи возможные точки опоры для продолжения движения. Инстинкт побуждает жаться к трещине как можно ближе, но этого делать нельзя: безопаснее всего - раскинуться как можно шире, словно в попытке обнять гору. Положение, надо заметить, не слишком-то обнадеживающее, и посему Сухайл по пути наверх без умолку упражнялся в изобретательности, слагая замысловатые проклятия на поразительной смеси самых разных языков.
        Преодолев эту трещину, никакой гордости я уже не испытывала, поскольку совершенно выбилась из сил. С момента ухода из Лам-це Ронг мы поднялись как минимум на тысячу метров, а то и выше, и разница чувствовалась, да еще как. Малейшее напряжение сил вызывало сильную одышку, что приводило в ужас пострадавшие ребра, а сердце стучало так, словно вот-вот вырвется из груди. Конечно, теперь единственным препятствием оставался лишь относительно легкий переход через ледяной простор седловины к месту поисков, но от этого было ничуть не легче: казалось, руки и ноги весят втрое больше обычного.
        Однако никакие силы в мире не заставили бы меня повернуть назад. Я с трудом примирилась даже с тем, что палатки пришлось разбить здесь же, у трещины, так как достичь иного укрытия до наступления ночи мы не успевали, а ветры в средней части седловины исключительно сильны. Данному факту следовало бы радоваться: если б не эти ветры, любые возможные находки оказались бы погребены под снегом на недосягаемой глубине, и все же за ночь мне, кажется, так и не удалось хоть на минуту уснуть.
        Светает в подобных местах рано: на такой высоте солнце закрывают лишь несколько горных вершин. Но я проснулась еще до рассвета и, хотя воздух был чрезвычайно студен, этот рассвет оказался одним из самых ярких впечатлений всей моей жизни. Озаренные первыми лучами солнца, снежные шапки Че-джа и Гьяп-це засверкали ослепительным огнем, тогда как укрытые тенью склоны внизу еще оставались темны и мрачны. Контраста более разительного не сыскать на всем белом свете - даже в пустынях Ахии. Казалось, свет, нисходящий с небес, метр за метром несет ко мне жизнь, а с ее приходом изменился весь мир. Мучительные сомнения в правильности решения о поездке в Цер-нга уступили место глубочайшей уверенности в успехе наших поисков. Конечно, никакой научной основы для сих перемен настроения я бы найти не смогла, и все же значительно воспрянула духом.
        Все это оказалось весьма кстати, как только мы тронулись в путь и оказались на открытом месте. Стоило нам выйти из-за спасительного склона Че-джа, ветер, несущий с собой множество мелких бритвенно-острых кристалликов льда, ударил по нам с силою сказочного исполина. С великой осторожностью двинулись мы вперед, на каждом шагу помня о том, что любая неловкость, любое падение может послужить толчком к началу лавины. Но главная опасность грозила нам с высоты: Гьяп-це несла на плечах колоссальный груз снега и была готова стряхнуть его вниз в любую минуту.
        Естественно, все мое внимание было устремлено на ледники вверху и под ноги. Однако все мы, пусть и не покоряли могучих вершин, по праву делили с их покорителями редкие, бесценные впечатления. Мы знали, что, по всей видимости, первыми из людей ступили на эту землю, а, в зависимости от успехов целигеров-разведчиков, возможно окажемся и первыми, кому удалось бросить взгляд на необитаемые земли, лежащие к западу.
        Западный склон перевала спускался книзу много положе восточного. Горы, тянувшиеся направо и налево, окружали величавой стеной центральный пик - почти совершенную пирамиду, казавшуюся выше самой Гьяп-це, царившую над местностью, будто королева среди подданных. Озаренная утренним солнцем, вершина ее сверкала, словно алмаз. Внизу, в тени, простирались долины, столь глубокие, что на дне их росли деревья и травы, местами еще не укрытые снегом. Все это вместе создавало образ настоящего горного рая.
        Залюбовавшись им, я далеко не сразу вспомнила о Томе, остановившемся рядом. Разговаривать негромко мы не могли, так как ветер немедля уносил голоса прочь, и посему Тому пришлось кричать.
        - Изабелла, туда нам нельзя!
        - Знаю!  - крикнула я в ответ.
        Дабы совершить восхождение, большую часть снаряжения и припасов пришлось оставить внизу, у подножья Че-джа, не взяв с собой ничего, кроме провизии на несколько дней - даже ружей для охоты. Углубиться в западные долины означало бы обречь себя на голодную смерть.
        Но мыслили мы с Томом совершенно одинаково. Глядя вниз, на неизведанные земли, оба мы думали: «Возможно, они не вымерли? Возможно, этот неизвестный науке вид живет там, в этом месте, в полной изоляции от людских взоров, и мы, спустившись туда, увидим его воочию?»
        Однако благоприятный сезон шел к концу; планировать экспедицию в эти края имело смысл разве что на будущий год, а, вероятно, и много позднее. К тому же, как ни прост спуск в западную долину, поднять на седловину достаточно людей и груза было бы крайне нелегко. И все же, видя перед собою столь многообещающие перспективы, я не испугалась бы никаких трудностей - сколько бы денег ни ушло на подобное предприятие, в какие бы политические дрязги ни пришлось бы ввязаться, я непременно вернусь сюда и исследую этот затерянный мир.
        Да, космос обладает на редкость своеобразным чувством юмора…

* * *

        Строго говоря, седловина между Че-джа и Гьяп-це не слишком похожа на обычные горные хребты: вершина ее плоска и даже слегка понижается к центру, образуя неглубокую впадину. В разгар семиниса, в южном полушарии, на высоте шести тысяч метров над уровнем моря трудно ожидать, что существо столь теплолюбивое, как я, будет страдать от перегрева, однако так оно и вышло. Скопившийся в этой впадине снег отражал солнечные лучи, словно зеркало, а края несколько защищали ее от ветра, и я, закутанная в несколько слоев шелка, шерсти и меха, быстро взмокла от пота. Но останавливаться ради того, чтоб сбросить заплечный мешок и избавиться от лишних одежд, мне вовсе не хотелось. Потея, увязая в глубоком мокром снегу, я шла и шла вперед.
        Снег слепил глаза даже сквозь темные стекла очков. Пока мы продирались сквозь сугробы, на эффективные поиски можно было не рассчитывать. Через равные промежутки времени тот или иной из нас останавливался перевести дух и оглядеться, нет ли вокруг хоть намека на что-либо, кроме снегов, камней да наших собственных следов, непрестанно молясь о том, чтобы подъем наверх не оказался напрасным. Как ни прекрасен, как ни соблазнителен был открывшийся вид, мы ведь явились сюда ради определенной цели. И вот наконец Том, самый зоркий из нас, отыскал нужное место.
        - Там!
        То был лишь крохотный бугорок среди снежной глади у северного края седловины, невдалеке от невысокого отрога Гьяп-це, возвышавшийся над окрестными снегами всего-то сантиметров на пятнадцать-двадцать. Окажись снег самую малость глубже, а ветры не столь сильны, мы не заметили бы его вовсе: муссоны от души постарались похоронить его без следа. Однако этого бугорка оказалось довольно. Воспрянув духом, забыв об усталости, мы устремились к нему.
        Сухайл остановил нас за несколько метров до бугорка, в буквальном смысле слова вцепившись в наши рукава.
        - Стоп! Подождите!
        Меньше всего на свете мне в эту минуту хотелось бы ждать. Пусть глаза и были ослеплены солнцем, разглядеть удалось достаточно, чтобы дыхание участилось сильнее прежнего. Бледная, шероховатая с виду поверхность, очень похожая на чешую, что показывал Фу… Уплощенная шишка - возможно, до того, как кость распалась и плоть просела внутрь, являвшаяся надбровной дугой… Да, по крайней мере, часть мертвой особи была у нас в руках, а остальное вполне могло лежать совсем рядом, под снегом!
        Однако, если мы с Томом отправились сюда как специалисты-драконоведы, а Фу с Чендлеем - как опытные скалолазы, то Сухайл был нашим штатным археологом, специалистом по раскопкам, и именно ему надлежало удостовериться, что мы не повредим находку, ради которой проделали столь долгий и нелегкий путь.
        Как и в тот раз, когда мы с ним обнаружили Сердце Стражей, он призвал всех к величайшей осторожности. Пока мы в нетерпении переминались с ноги на ногу да тянули шеи вперед, он обошел видимые останки по кругу, оценил их расположение и наконец, обозначив жестом участок снежной поверхности, сказал:
        - Если голова не отделена от тела, оно, вероятнее всего, находится здесь. Хотя в отсутствие скелета с уверенностью сказать сложно: туловище могло изогнуться в любом направлении.
        Чтобы узнать правду, следовало копать.
        Начали мы (точнее сказать, Сухайл) с головы. Дабы не раздавить что-либо хрупкое, муж не хотел, чтобы по снегу возле нее расхаживало более одного человека. Он смел покрывавший голову снег рукавицами, обнажив ее настолько, что мы смогли удостовериться: да, это действительно голова некоего драконоподобного существа,  - а затем вооружился небольшой каелкой и принялся осторожно обкалывать старую наледь.
        Пока он занимался этим, остальные очищали пространство вокруг головы, черпая снег горстями. В обычных обстоятельствах я стояла бы поодаль и зарисовывала все это, но только не в данном случае. Причин тому было две: во-первых, работать карандашом в толстых рукавицах весьма неудобно, а во-вторых, остаться в стороне я не смогла бы ни за какие деньги. Я взяла себе южный сектор, где, по мнению Сухайла, вероятнее всего находилось туловище, слева от меня работал Фу, а справа - Том.
        Долго копать не пришлось.
        - Здесь что-то есть!  - воскликнула я.
        Лишь резкий окрик Сухайла помешал Тому с Фу броситься ко мне. Вместо этого они направили усилия в мою сторону, и мы продолжили раскопки, сантиметр за сантиметром освобождая останки из-под снега. Со стороны Сухайла оказалась сплюснутая голова, с моей - нечто бесформенное, далеко не сразу опознанное мною как стопа. Не углубляясь книзу, я продолжила копать по горизонтали, следуя вдоль линии лапы. Задняя или передняя? Работая, я склонялась то к первому, то ко второму: для полной уверенности расчистили мы пока маловато. Судя по расстоянию от головы и соотношению размеров, лапа должна была оказаться передней… но вот я достигла какой-то части тела, абсолютно не похожей на плечо. Вдруг Том, работавший между мной и Сухайлом лежа во весь рост, дабы распределить свою тяжесть по большей площади, остановился и замер.
        - Изабелла,  - сказал он.  - Взгляните-ка.
        В науке такое случается нередко: излишне внимательно изучая кору, некто может совершенно забыть, что перед ним дерево, не говоря уж о том, что существует оно не само по себе, а растет среди других деревьев, в лесу. Распрямив ноющую спину, я села и оглядела место раскопок.
        У коленей Сухайла - голова. У моих - сплюснутая, вывернутая лапа, ведущая к структуре, совершенно не похожей на плечо. А там, где копал Том - еще одна конечность, меньше обнаруженной мною, столь же скрученная и сплюснутая, однако ведущая к структуре, без всяких сомнений являющейся плечом!
        От головы до ступни насчитывалось не более двух с половиной метров. И обладатель их был бипедален. Двуног.
        Мы замерли и умолкли, потрясенно взирая на свою находку под вой ледяного ветра. Если представить себе это создание живым, со скелетом внутри, стоящим во весь рост, выставив ногу вперед и гордо расправив плечи… Да, каждый из нас видел сей образ тысячи раз - воплощенным в камне статуй и барельефов.
        То был драконианский бог.

        Глава девятая

        Гонка со временем - Гнев Гьяп-це - Из снежной могилы

        Что делают люди, обнаружившие в снегах Мритьяхайм существо из легенд и мифов?
        Конечно же, продолжают копать!
        Времени на рассуждения, что все это может означать, не было. Мы слишком выбились из сил, а подходящего места для бивака на седловине со стороны Гьяп-це не имелось, и, дабы успеть вернуться на прежнюю стоянку, долго задерживаться здесь не следовало. Однако все мы не на шутку опасались, что, если оставить находку как есть, освобожденной от снега, она будет уничтожена либо, подобно первой, исчезнет в долине внизу. Ее следовало поскорее освободить ото льда и унести с собой. Скорее всего, обойтись без повреждений не удастся, но с этим следовало смириться, как с меньшим из зол.
        Дальнейшие раскопки лишь подтвердили, что перед нами не галлюцинация, порожденная высотной болезнью. Останки действительно принадлежали двуногому драконоглавому существу с довольно крупной относительно пропорций тела головой, что свойственно и человеку. Первое откопанное нами крыло сохранилось так скверно, что не позволяло судить, выдержит ли оно тяжесть тела. Как вообще подобное существо, судя по телосложению, явно прямоходящее, могло бы летать? Каков был его вес при жизни, к какому оно принадлежало полу, кто перед нами - детеныш или зрелая особь? Мышечные ткани были так иссушены холодом и обезвожены, что обо всем этом оставалось только гадать.
        Тут началась настоящая гонка со временем. Едва мы снова взялись за работу, как Чендлей, то и дело тревожно поглядывавший на небо, объявил:
        - Погода меняется!
        В Мритьяхаймах буря может начаться потрясающе быстро и почти без предупреждений. Вскоре я смогла снять темные очки, так как солнце скрылось за быстро набежавшей пеленой туч. Едва мы расчистили второе крыло, поднялся ветер, принесший с собой новую порцию острых кристалликов льда. Вдобавок, что хуже всего, начался снегопад.
        Работая, я без умолку ругалась себе под нос. Слишком уж все это было несправедливо - отыскать нечто столь невероятное только затем, чтоб против нас обернулось само небо. Погода не просто менялась к худшему - на нас надвигалась настоящая буря! Оставаться на месте с каждой минутой становилось все опаснее и опаснее. Нам предстояло освободить ото льда еще целый бок, но тут Сухайл бросил работу и поднял меня на ноги.
        - Нет!  - отчаянно сопротивляясь, закричала я.  - Нельзя его оставлять! Мы же не сможем сюда вернуться, а без доказательств нам никто не поверит!
        В те времена я еще не пользовалась в научных кругах репутацией столь неоспоримой, чтобы подобное заявление приняли на веру. Люди просто сочли бы, что я любыми средствами привлекаю к себе внимание и сочиняю сказки, дабы стереть из памяти общества свою скандальную славу. Если не заткнуть маловерам рты найденным мертвым телом, нас просто поднимут на смех.

        Драконианин во льду

        Но Том, подошедший с другой стороны, вместе с Сухайлом поволок меня прочь. Да, я знала, что они правы, я понимала, что оставаться на месте - самоубийство чистой воды, однако брыкалась, рвалась из их рук что есть сил.
        Увязая в глубоком снегу, мы двигались через седловину к безопасному месту, но тут против меня восстала сама Гьяп-це.
        - Лавина!!!  - заорал Чендлей.
        И грянул гром.

* * *

        Иди мы в связке, как во время подъема - погибли бы все до единого. Веревка переломала бы наши кости, дергая нас вправо-влево, увлекая вниз, в глубину,  - а нам-то, наоборот, необходимо было держаться поверхности.
        Как остаться в живых, угодив под лавину? Это очень похоже на плавание - плавание в бурной, твердой воде. Нас почти сразу накрыло волною снега, но перед тем мы со всех ног устремились направо, подальше от отвесного склона, спускавшегося в ту долину, где Фу обнаружил первое тело. Сорвавшись с него, мы, несомненно, разбились бы вдребезги. Сжимая в руке руку Сухайла, я рванулась вперед. Спотыкаясь в сугробах, мы помогали друг другу подняться на ноги, и тут молот Господа нанес нам удар со спины.
        Руку Сухайла вмиг вырвало из моей. Я потеряла из виду и его, и Тома, и всех остальных, но не могла уделить внимания ничему, кроме попыток уцелеть. Снег с ужасающей скоростью повлек меня за собой. Я забарахталась, забилась, пытаясь держаться под углом к его ходу, как можно ближе к поверхности, но… Где здесь верх, а где низ? Потеряв всякое чувство направления, я судорожно замахала руками, уверенная, что вот-вот буду погребена под лавиной навеки.
        Сильный удар по ноге. Ослепительная вспышка боли. Нечто твердое, подвернувшееся было под руку, исчезло прежде, чем я успела за него ухватиться. Меня несло все дальше и дальше, кружило так, что к горлу подступила тошнота… но вот наконец падение прекратилось.

* * *

        Очнулась я в снегу.
        Волей слепого случая, во время остановки я поднесла руки ко рту. И благодаря этому, забившись в панике, сделала самое разумное и полезное, что могла сделать в сложившихся обстоятельствах - примяла снег и, таким образом, создала в нем полость, воздушный мешок прямо напротив лица.
        Должно быть, без чувств я пролежала недолго, иначе погибла бы от удушья. Вдобавок (хотя это сделалось ясно лишь позже), завалило меня не так уж сильно, не то снег оказался бы настолько плотным, что ни о каком воздушном мешке не было бы и речи. Из уголка рта по щеке стекала струйка слюны. Остатков хладнокровия оказалось довольно, чтобы сообразить: поверхность нужно искать в противоположной стороне.
        Разгребая снег, я чувствовала себя так, словно выбираюсь из могилы - каковой этот сугроб легко мог оказаться в действительности. Пожалуй, до поверхности было не более полуметра, однако под тяжестью снега любое движение давалось с великим трудом. Только животный страх перед западней придал мне сил, чтобы освободиться.
        Вокруг все так же выл ветер, с небес все так же валил снег. Поднявшись и ступив на левую ногу, я едва не прикусила язык и удержалась от этого лишь благодаря холоду, в значительной мере притупившему боль. Однако я осталась жива, а между тем дело вполне могло обернуться иначе.
        Но где же остальные?
        В кои-то веки от мыслей о том, что они погибли, меня удержал не упрямый отказ рассчитывать на худшее. Я получила сотрясение мозга, страдала от переохлаждения и ясностью мысли вовсе не отличалась, хотя наивно полагала, будто рассуждаю абсолютно логично. Поскольку я не погибла, значит, меня не сбросило вниз с отвесного восточного склона перевала, а если меня не сбросило с обрыва, значит, унесло вниз по западному склону, к коему я и стремилась в попытках избежать лавины. Следовательно (согласно логике моего затуманенного разума), чтоб отыскать остальных, нужно было подняться наверх.
        Увязая в глубоком снегу, я двинулась в путь.
        На ходу боль в ноге поутихла, дрожь в теле унялась. В поисках нужного склона я перевалила невысокий пригорок и продолжала брести вперед. Увы, упрямая местность клонилась все ниже, и ниже, и ниже, никак не желая мне уступать. Оступившись, я покатилась вниз и долго не могла остановиться, а когда поднялась на ноги, то не сумела понять, в какую сторону смотрю. Небо так потемнело, что все вокруг окуталось мглой. Но вот впереди мелькнул огонек. Должно быть, это остальные! Однако огонек тут же погас. Я завертела головой, пытаясь отыскать его вновь. От этого мне сделалось дурно, и я снова рухнула в снег, показавшийся едва ли не горячим.
        Прежде чем потерять сознание, я увидела их, идущих ко мне, и засмеялась от облегчения. Все было в порядке! Сухайл меня нашел. Вместе с Томом и Джейкобом они подхватили меня на руки и понесли под крышу, в тепло.

        Часть третья

        в которой мемуаристка переживает весьма необычную зиму

        Глава десятая

        Бредовые видения - Мои спасители - Гипотезы, дабы отвлечься от ненужных мыслей - Благотворное воздействие злорадства - Множество наблюдений - Лингвистические эксперименты - Имена

        После этого я долгое время провела в бреду, терзаемая жаром и последствиями того, в чем впоследствии опознала сотрясение мозга.
        Перед глазами вновь и вновь возникала лавина, стремительный снежный вал, с исполинской силой уносящий меня прочь, только на сей раз меня влекло к восточному краю седловины. Порой я падала навстречу гибели, порой улетала в небо на драконьих крыльях.
        А вот я откапываю из-под снега обезвоженного, лишенного костей драконианского бога, а он открывает глаза и говорит мне что-то на совершенно незнакомом, непонятном языке.
        А вот я дома, в Ширландии, читаю публичную лекцию о том, что видела, но мне никто не верит, хотя весь зал перед кафедрой от края до края заполнен двуногими драконоглавыми существами.
        А вот я вновь погребена под снегом, задыхаюсь и, несомненно, вот-вот умру, хотя снег, не дающий мне встать, необычайно мягкий и теплый.
        Все это время я продолжала звать тех, кто мне дорог… но никто из них так и не откликнулся.

* * *

        И вот настал день, когда я пришла в себя с относительно ясною головой.
        Нет, это был не наш лагерь. Где я? В доме Шу-ва, или у кого-то другого? При свете единственной лампы, заправленной ячьим маслом, судить было трудно. Вдобавок, кто-то загородил меня со всех сторон плотными шерстяными занавесями, создававшими странное ощущение, будто я вновь оказалась в шатре ахиатских кочевников. Лежала я на мохнатой ячьей шкуре, а другой шкурой была укрыта вместо одеяла. Губы дрогнули в слабой улыбке: так вот он, «снег», заваливавший меня во время болезни…
        Достаточно ли я оправилась, чтобы откинуть его? Для пробы приподняв шкуру, я безо всякого удивления обнаружила, что теплые одежды для восхождения на горы куда-то исчезли. На мне была лишь тонкая сорочка, которую легко снять, заботясь о больном. Воздух оказался довольно прохладным, однако я твердо решила встать и заявить о себе, как о живом человеке, а не полутрупе, от коего, по всей видимости, я мало чем отличалась с момента спасения.
        Стоило мне подняться, левая нога отозвалась болью. Осторожно ощупав голень, я обнаружила чувствительное место и сделала вывод, что во время лавины получила перелом малоберцовой кости. Несомненно, блуждания по снегу также отнюдь не пошли поврежденной ноге на пользу, но если болезнь и принесла мне что-то хорошее, так это - время, необходимое, чтоб кость успела несколько срастись. Однако ж, поднявшись, я постаралась перенести как можно больше веса на правую ногу и взглянула вниз. Вопреки ожиданиям, под ногами оказались не дощатые половицы, а нечто вроде стеганого покрывала из грубого джутового полотна, набитого чем-то мелким и твердым.
        Удостоверившись в том, что твердо держусь на ногах, я раздвинула занавеси и выступила наружу, в еще более прохладное помещение. Всего лишь шаг… после чего вовсе не низкая температура заставила меня замереть на месте.
        Навстречу мне подняли взгляды трое, сидевшие по ту сторону очага. Нет, не Сухайл. Не Том. Не Фу, не лейтенант Чендлей, не кто-либо из знакомых ньингов Лам-це Ронг…
        Три драконоглавых существа!
        Чтоб удержать равновесие, я изо всех сил вцепилась в занавесь. Плотная ткань сорвалась с крюков, и мы - я и занавесь - вместе рухнули на пол. Одно из существ поднялось на ноги. Сколь бы ни хотелось мне отнести увиденное на счет возобновившегося горячечного бреда, об этом нечего было и мечтать. Я пребывала в полном сознании, в здравом уме и твердой памяти, а на меня, выпустив когти, шел, надвигался живой сородич легендарного существа, откопанного мною из-под снега!
        Реакция моя не имела ничего общего ни с изумлением, ни с восторгом, ни даже с любопытством ученого - признаться откровенно, я самым постыдным образом завизжала. После чего попыталась было уползти, засучила ногами, словно перевернутый на спину краб, но запуталась в занавеси, да и сломанная голень подвела… одним словом, далеко уйти мне не удалось.
        Существо, двинувшееся ко мне, тут же замерло, как вкопанное. Одно из остальных, сидевших по ту сторону очага, вздрогнуло, расправило плечи и растопырило гребень во всю его ширину. Второе метнулось к нему и сомкнуло когтистые пальцы на его морде.
        Язык поз и жестов различен даже среди разных народов, не говоря уж о представителях разных видов. Эти драконоподобные существа вели себя не совсем как люди и не совсем как драконы, но унаследовали кое-какие повадки и от тех, и от других. Растопыренный гребень, придающий животному более крупный и грозный вид, означал либо враждебность, либо страх. Размышления на сию тему помогли обуздать собственные проявления страха… но от этого страх вовсе не рассеялся без следа.
        Да, держаться следовало как разумное существо, а не как охапка инстинктов, связанных воедино весьма и весьма ненадежной нитью, однако принять данное решение было много легче, чем его выполнить - к примеру, связать воедино внятную фразу. Я облизнула губы, набрала полную грудь воздуха, собралась с силами и, невзирая ни на что, сумела явить миру настоящий триумф красноречия:
        - Где я?
        Но, как только слова эти слетели с языка, я поняла: все тщетно. Драконоподобные создания переглянулись, не проявляя ни малейших признаков понимания. Ну да, конечно: откуда же им знать ширландский? Несмотря на то, что мое знание цер-жагского стремилось к нулю, сформулировать столь простой вопрос я смогла, но ответа вновь не добилась. Возможно, они не умеют говорить вовсе?
        Глупое предположение. Создание, пытавшееся приблизиться ко мне, перевело дух и заговорило, вот только я не поняла ни единого сказанного слова.
        Еще немного, и страх вновь перехватит горло. В каких бы странных, опасных ситуациях ни доводилось мне побывать прежде, с этой они и сравниться не могли. Все мои прежние пленители были людьми, и с большинством из них я была в силах хоть как-то объясниться. Теперь же - ни того, ни другого. Ясно было одно: по всей вероятности, нахожусь я в горной котловине по ту сторону Гьяп-це и Че-джа, а сделанные на седловине предположения о том, что данный вид не вымер без остатка, целиком и полностью подтвердились. Однако отсюда следовал неутешительный вывод: от людей я отрезана. И даже не могу спросить, где остальные - Чендлей, Фу, Том, а прежде всего - Сухайл.
        Тем не менее спрашивать я пыталась, пусть даже зная, что меня не поймут. Когда же ответа на вопрос не последовало, я уцепилась за одни лишь имена: начала повторять их громче и громче, как будто громкость голоса позволила бы добиться успеха там, где бессильны слова. Одно из существ по ту сторону очага снова растопырило гребень, а существо, вышедшее вперед, искоса глянуло на…
        На дверь.
        Из-за дрожи в ногах, одна из коих была еще слаба после перелома, рвануться к выходу я не могла. Но постаралась изо всех сил - поспешно заковыляла к двери, сильно припадая на левую ногу. Не успела я сделать и трех шагов, как существо, пытавшееся подойти ко мне, наполовину расправило крылья и сдвинулось в сторону, преграждая мне путь.
        Голос дрожал почти так же скверно, как ноги, но я со всею возможной твердостью объявила:
        - Мне нужно увидеться с остальными. Плевать, что вы меня не понимаете, я должна…
        Прежде чем я успела возвысить голос до полновесного крика, существо напротив подняло руку и сомкнуло пальцы на собственной морде. Точно так же минуту назад поступил один из его сородичей с другим, растопырившим гребень. Точно так же при мне не раз поступали люди со слишком брехливыми собаками, и я поняла: должно быть, это - эквивалент приложенного к губам пальца. Преградившее мне путь существо пыталось призвать меня к молчанию.
        Я едва не заорала во всю глотку. Нет, не от страха - из чувства противоречия. Если они хотят, чтоб я сидела молчком, возможно, лучшее, что я могу сделать - это поднять как можно больше шума? В конце концов, я много раз бывала в плену, но не нашла в этом ничего хорошего.
        Однако эти существа взяли на себя труд позаботиться обо мне. Я не страдала от голода, не была перепачкана собственными испражнениями, а главное - осталась жива. Кто бы ни спас меня из снегов, то явно были не мои спутники. Кто же тогда? Эти трое? Или другие, им подобные? Так ли, иначе - разницы никакой. Они позаботились о моем благополучии, по всей вероятности, ценою немалых неудобств для самих себя. Таким образом, я была обязана жизнью трем крылатым драконоглавым существам из драконианских мифов.
        Нет, не из мифов. Рослое создание, стоявшее передо мной, расставив ноги и слегка расправив крылья, в той самой позе, которую я много раз видела раньше, было вполне настоящим. Прозрение оказалось внезапным, словно удар молнии, и столь поразительным, что мигом заставило меня забыть весь свой страх и отчаяние. Все эти древние статуи, барельефы и фрески изображали крылатых человекоподобных существ с драконьими головами и людей, приносящих им жертвы… и из этого мы сделали вывод, будто данные существа - боги. Вполне возможно, древние люди действительно поклонялись им…
        Однако они вовсе не были богами.
        Со всей очевидностью, они и были самими драконианами.
        Выходит, сия древняя цивилизация была сотворена не человеком. Ее создали существа, подобные тому, что стояло напротив, правившие подданными-людьми, пока те не восстали против них. Свидетельства сему лежали у нас под носом тысячи лет… однако после низвержения дракониан их существование превратилось в легенду, в которой легко усомниться, не имея перед собой наглядных ее подтверждений.
        Стоявшее напротив существо указало на мою постель и что-то сказало. Конечно же, я опять не поняла ни слова, однако враждебности в них не чувствовалось. Немо повинуясь, я захромала обратно к своему ложу. Два других крылатых существа пристроили на место сорванную мной занавесь и снова замкнули меня в теплом убежище, скрыв от моих глаз свой невероятный, получеловеческий-полудраконий облик.
        Укрывшись мохнатой ячьей шкурой, я начала дрожать, но вовсе не от холода. Пока я была занята другими материями, истина тихой сапой прокрадывалась в мозг, и теперь, наедине с собой в укромном гнезде, я больше не могла закрывать на нее глаза.
        Я одна. Хотя лавина и осталась в воспоминаниях лишь ужасным стремительным водоворотом событий, хаос был не столь велик, чтобы стереть из сознания один простой факт: катастрофа разлучила меня с товарищами и с мужем. Меня понесло в одну сторону, их же - в другую, а затем, утратив способность к ориентации, я побрела на запад, чем только увеличила разрыв. Теперь они либо находятся по ту сторону гор, либо…
        Нет, я старалась прогнать эту мысль прочь, однако подобная умственная дисциплина оказалась выше моих сил.
        «Либо погибли».
        Чем бы ни сочли дракониане мои рыдания, они оставили меня в покое.

* * *

        Позже кто-то из них принес мне еды - густой ячменной похлебки, почти ничем не отличавшейся от той, которую готовили ньинги. Принимая миску, я попробовала разглядеть драконианскую зубочелюстную систему, но существо держало пасть закрытой. По-видимому, дракониане не являлись видом чисто плотоядным, хотя и у замороженной особи, и у живых имелись весьма выдающиеся клыки. Не выращивая ячменя, они не смогли бы угостить меня ячменной похлебкой, а не употребляя ячменя в пищу, не стали бы утруждаться его выращиванием. С учетом характера местности, это было вполне разумно: вряд ли данный регион мог бы обеспечить пищей крупную популяцию облигатных хищников - то есть живых существ, способных питаться лишь мясом. Вероятнее всего, дракониане, подобно медведям, были всеядны.
        Подобные рассуждения были спасательным линем, позволившим удержаться на плаву, пока я хлебала драконианское угощение.
        Дракониане были вполне реальными. Живыми. Но как же уместить этот факт в голове, как уложить его в общую картину?
        Тут мне невольно вспомнилось яйцо, вывезенное с Рауаане, и слепок, сделанный мною с пустот в его окаменевшем белке. Шишковатый, неточный, сей слепок не давал отчетливого представления об облике погибшего эмбриона, однако демонстрировал достаточно, чтоб вызывать недоумение. Неожиданные пропорции, странная конфигурация конечностей - все это было совсем не таким, как у четвероногих существ… но, если вдуматься, выглядело вполне естественным для двуногого!
        Однако как же такое возможно?
        Не стану тревожить читателей перечислением всех случаев, когда я, теряя нить рассуждений, вновь ударялась в слезы. Вспоминая Рауаане, я не могла не вспоминать о Сухайле - ведь там со мной был и он. Думая о яйце, не могла не думать о Томе, вместе со мной гадавшем над его тайнами. Мало этого: я еще не оправилась от пережитых испытаний, а слезы лишали меня последних запасов сил, и посему я куда больше времени, чем хотелось бы, проводила во сне. Я знала, что должна, обязана выбраться из этого места и вернуться в мир людей, а, дабы подстегнуть собственную решимость, снова и снова твердила себе, что остальные ждут меня там. Однако знала я и другое: если пытаться бежать сейчас же, то, как бы ни поступили дракониане, меня ждет верная и скорая гибель. Одолеть горы я была просто не в состоянии.

        Мои спасители

        Сколько же я прожила в этом доме? Кисти и пальцы ног несли на себе явные следы проходящих обморожений. Не думаю, что они были слишком уж сильны, так как все пострадавшие места полностью сохранили чувствительность, а кожный покров не шелушился и не отставал, однако на них успели образоваться опухоли, следовательно, меня не просто слегка пощипало морозцем. Судя по общему положению дел и состоянию ноги… следовало опасаться, что я провела здесь по меньшей мере полмесяца, а то и более.
        Таким образом, если остальные и выжили, меня, несомненно, считают погибшей. Осознав это, я потеряла даром кучу времени и едва справлялась с едой, оставляемой возле моей постели.
        Вновь поднять меня на ноги смогла лишь близость величайшей научной загадки - неоспоримого существования живых и здоровых драконоглавых существ. Что ж, если от них не уйти, буду их изучать, и, может быть, изучение натолкнет меня на какие-либо полезные выводы.
        Но прежде необходимо был достичь некоего равновесия в вопросе о спутниках и товарищах, и я заставила себя перебрать возможные варианты развития событий с точки зрения неумолимой логики.
        Если принять за данность, что они погибли, а они окажутся живы, то вся моя скорбь ни к чему. Если же я приму за данность, что они погибли, и окажусь права, страдания ничего не исправят, а когда их гибель подтвердится, печаль охватит меня с новой силой. Напротив, если принять за данность, что они живы, и ошибиться, печаль впоследствии будет ужасна, однако до этого я смогу найти своим способностям лучшее применение, что, несомненно, поспособствует возвращению в большой мир, к людям. И наконец, если надеяться на лучшее и надежды сбудутся… это будет лучшим из всех возможных исходов. Рассудив так, я решила держаться и действовать так, словно все они живы, пока не получу доказательств обратного.
        Получилось ли? Конечно, нет: никакие решения не в силах разом избавить от страха и неуверенности. Однако это мне помогло. При поддержке сего зарока я смогла в надлежащей мере обратиться к насущной проблеме: как же дракониане могли возникнуть и существовать?
        Ответ должен был заключаться в лабильности развития - другого объяснения не находилось. Что ж, хорошо; тогда при каких же условиях из драконьего яйца может вывестись человекоподобное существо?
        Очевидно, здесь сыграл роль некий человеческий фактор в среде инкубации. Нет, не людское жилище, не чтение над яйцами вслух литературных произведений - ничего подобного. Фактор обязан быть биологическим. И тут мне вспомнились настенные росписи Сердца Стражей - надписи из алых символов, словно спускающиеся к лежащему снизу яйцу. Вспомнились и «самоцветы драгоценного дождя», упомянутые на Камне с Великого Порога, и следующее выражение, которое вполне могло служить уточнением предыдущего, а именно - «священные излияния наших сердец».
        Кровь. Погрузи драконье яйцо в человечью кровь, и, может быть, из него выведется драконианин.
        Сколь часто подобное могло иметь место? Чем радикальнее обусловленные мутацией изменения, тем меньше вероятность выживания эмбриона - эксперименты, проведенные в курратском Доме Драконов как мною, так и моими преемниками, демонстрировали это вполне однозначно. Пожалуй, нечто подобное не могло бы завершиться успехом даже один раз на тысячу. Возможно, это проделывалось как-то иначе, более постепенно - тут уж оставалось только гадать. С уверенностью можно было сказать одно: это было достигнуто, поскольку живое доказательство сего утверждения день за днем приносило мне миску с ячменной похлебкой.
        Лежа в гнезде из шерстяных одеял и ячьих шкур, мало-помалу набираясь сил, я представляла себе, как делюсь своими гипотезами с Сухайлом и Томом. От этого становилось уютнее. Вскоре я вообразила себя в каком-то зале наподобие Кэффри-холла, читающей публике лекцию о своих встречах с драконианами, и, к собственному удивлению, захихикала. Возможно, смех звучал несколько истерично, и я приглушила его одеялами. Мне сделалось ясно: так ли, иначе, а я одержала победу. Либо это открытие наконец-то вынудит Коллоквиум Натурфилософов признать меня и принять в свои ряды, а я получу долгожданное удовлетворение, прорвавшись и в эту дверь… либо они продолжат меня игнорировать, и тогда я смогу со спокойной душой умыть руки. Да, я столько лет мечтала о статусе действительного члена Коллоквиума Натурфилософов, что не могла так запросто отказаться от сей мечты, но если уж этого будет мало, они окончательно и бесповоротно выставят себя закоснелыми ретроградами, не стоящими более даже минуты моего драгоценного времени.
        Конечно же, все это - при условии, что я получу возможность поведать им о своем открытии.
        Следовательно, я была просто обязана остаться в живых и вернуться во внешний мир. Нет, я не доставлю им удовольствия цокать языком и качать головами над печальной кончиной женщины, чьи притязания оказались превыше умений!
        Не стану притворяться, будто все это разом избавило меня от всех горестей. Каждая минута, проведенная здесь, была еще одной минутой, проведенной мужем в уверенности, что я мертва. Слишком уж хорошо помнила я собственную скорбь после гибели Джейкоба, и посему мысли о Сухайле, переживающем подобную утрату, выворачивали наизнанку всю душу. Каким бы радостным ни обещало быть наше воссоединение, я не могла представить его себе, не подумав прежде о страданиях мужа, и это сводило весь благотворный эффект к нулю. Но вот ткнуть весь Коллоквиум Натурфилософов носом в свое достижение… Этот мотив обладал просто-таки волшебной силой, и всякий раз, как воля к продолжению работы давала сбой, я вспоминала о предстоящем удовольствии и снова бралась за дело.

* * *

        Трое хозяев-дракониан не препятствовали мне подниматься с постели и ковылять по дому, пока я не поднимаю шума и не рвусь к дверям. Я то и дело задавалась вопросом, что произойдет, если закричать. Громкий звук вызовет сход лавины? Или приманит хищника? Или нарушит мир и покой и навлечет на моих пленителей гнев окружающих? Кроме этих троих в доме не появлялось ни души, посему я даже не знала, живет ли поблизости кто-то еще, но подозревала, что да. Что же я могла бы увидеть, будь у меня возможность задержаться на седловине и понаблюдать за долиной внизу?
        Но вскоре я отбросила эти мысли в пользу материй более насущных. Дабы легче ходить и не нанести сломанной ноге нового вреда, следовало соорудить для нее лубок. Сообразив, что я затеяла, дракониане попытались прибинтовать лубок поверх моего колена, и мои настойчивые требования зафиксировать лубком голень вызвали средь них немало разговоров. Естественно: при несокрушимой прочности собственных костей им вряд ли часто приходилось иметь дело с переломами. А вот что такое костыли - это они понимали прекрасно, так как повредить сухожилия могли наравне с любыми другими живыми существами.
        Позаботившись таким манером о своем здравии, я приступила к наблюдениям. Начала с самих дракониан. Все трое имели рост чуть более двух метров - вполне довольно для превосходства над большей частью людей, однако мне доводилось видеть немало мужчин того же роста, особенно среди кеонган. Грудь их и плечи были широки - вероятно, затем, чтобы поддерживать мускулатуру крыльев. Отсюда возникал вопрос: способны ли дракониане летать? На мой взгляд, полеты дались бы им труднее, чем их четвероногим сородичам: тела двуногих прямоходящих не слишком-то приспособлены к удержанию горизонтального равновесия. Впрочем, они вполне могли бы если не летать, то планировать. Кроме этого - вероятно, из-за адаптации к холоду - современные дракониане выглядели мощнее, коренастее своих предков. Чешуя их имела окрас более темный, чем у замерзшего драконианина, найденного нами на седловине. Что это - сезонное различие? Половой диморфизм? Просто эквивалент вариации мастей, свойственной лошадям? Об этом судить было рано.
        Возможностей для наблюдений у меня оказалось предостаточно: в закрытом помещении дракониане обходились минимумом одежды. Лично я находила воздух за пределами огороженного одеялами убежища довольно студеным, однако хозяева, очевидно, чувствовали себя вполне удобно в одних лишь свободных простых штанах, едва доходивших им до колен. Тем не менее я знала, что это далеко не вся их одежда. Хозяева приходили и уходили, а я, хоть и держалась подальше от двери, смогла разглядеть за ней некую комнату - должно быть, прихожую, где они снимали и надевали одежду более существенную: верхние куртки, валяные сапоги и прочее в том же роде. Этого было бы крайне мало, чтобы согреть меня, но их устойчивость к холоду, очевидно, изрядно превосходила мою.
        Отчего же тот драконианин на седловине был не одет? Ответа я так и не узнала, но знаю, что переохлаждение воздействует на них практически так же, как и на людей. Люди в подобных случаях нередко впадают в особого вида безумие и начинают рвать на себе одежду: им чудится, будто они погибают от страшной жары. Возможно, замерзшего драконианина постигла та же судьба?
        Покончив - по крайней мере, на время - со всем, что касалось дракониан, я обратила внимание на их среду обитания. В данный момент мир снаружи находился вне пределов досягаемости, однако я вполне могла изучить их жилище - и так и сделала. Оно ничем не напоминало монументальные строения, ассоциировавшиеся в моем сознании с драконианами, но от Сухайла я, конечно же, знала: руины, ныне внушающие нам благоговейный трепет,  - на самом деле величайшие из зданий, возведенных драконианской цивилизацией, сравнимые с Храмом в Аггаде или фальчестерским Залом Синедриона. Простой народ жил в домах поскромнее.
        Из кого же мог состоять этот простой народ? Из людей? Или дракониане были столь многочисленны, что на свете существовали не только драконианские правители, но и драконианские простолюдины? Реестр вопросов, требующих ответа, рос, становился длиннее день ото дня.
        Внутреннее устройство драконианского дома во многих отношениях отличалось от ньингского. Да, их дом тоже имел круглую форму, однако выстроен был не поверх коровника, как заведено в Цер-нга. Вместо этого пол был застелен тем самым, примеченным мною ранее, стеганым покрывалом из джутового полотна, с отменной эффективностью защищавшим нас от холода (в чем заключалась причина этого, я выяснила несколько позже). Мебели было немного - всего несколько сундуков и полок, где хранилось самое нужное, наподобие посуды и одеял. Очаг представлял собой широкое мелкое углубление в камне; возле него, на тонких подстилках, убираемых на день, спали хозяева дома. Дым уходил наружу сквозь дыру в невысоком (чуть выше макушек обитателей) потолке. Должно быть, сверху сей дымоход был чем-то защищен: заглянув в него, неба я не увидела.
        Единственными источниками света служили огонь очага да горстка ламп, судя по запаху, заправлявшихся ячьим маслом. Отсюда вывод: если только дракониане не торгуют с ньингами (причем весь регион сговорился ни словом не упоминать об этом кому-либо из экспедиции), у них имеются собственные яки. В самом деле, рацион дракониан оказался смешанным: питались они и ячменем, и мясом, и сушеными фруктами, а уж масло и сало, подобно ньингам, поглощали в количествах просто-таки невероятных. Данное обстоятельство также склоняло к мысли, что эти трое здесь отнюдь не одни, так как втроем им вряд ли удалось бы обеспечить себе подобное разнообразие в еде - тем более что из дома одновременно выходили максимум двое.
        Однако спросить о чем-либо их самих было невозможно, пока мы не сумеем найти общего языка. Таким образом, передо мной возникла следующая задача.
        Начали без промедлений. Наложив на ногу лубок, я завернулась в одеяло, подошла к очагу и села рядом с хозяевами, взиравшими на меня с явной настороженностью.
        - Аневраи?  - спросила я, глядя на них.
        Так Сухайл произносил одно из слов, высеченных на Камне с Великого Порога. В то время мы еще не знали, означает ли оно дракониан или же их крылатых богов, но теперь, раз уж две сии категории объединились, я решила, что попробовать стоит. Однако все трое только склонили головы набок и не откликнулись ни словом.
        Я не обладала и половиной лингвистических познаний мужа… но ведь Сухайла рядом не было, так что рассчитывать приходилось только на себя. Вспомнив его рассказы о том, что основные, наиболее часто используемые слова меньше всего изменяются с течением времени, я огляделась в поисках чего-либо, находящегося поблизости и называющегося одним из реконструированных нами слов.
        - Ирр?  - спросила я, указав на огонь?
        По всей видимости, это лишь усугубило замешательство хозяев, но я не сдавалась. Склонившись вперед, я постучала пальцем по одному из камней, окружавших очаг, и сказала:
        - Абун.
        А затем, вновь указав на огонь, повторила:
        - Ирр?
        Дракониане переглянулись и быстро, негромко заговорили о чем-то между собой. Похоже, один в чем-то сомневался, а двое других пытались его ободрить, но, может быть, я и ошиблась, возможно, то были лишь мои домыслы, наложенные на их непонятное поведение. Наконец первый снова взглянул на меня и, указав на огонь, сказал:
        - Ррт.
        Затем, постучав по камню, добавил:
        - Вун.
        Сердце затрепетало. «Огонь» и «камень». Две крохотные опоры на склоне невообразимо высокой горы… как же далек был путь от них до полноценного разговора! Однако, на мой неискушенный в языковедении слух, все выглядело так, будто Сухайл прав. Драконианский язык был предком языков Южной Антиопы, а значит, не совсем чужим и для меня. Отыскивая их общие черты, точки соприкосновения, я вполне могла со временем начать его понимать.
        Нет, не подумайте, будто сие озарение разом разрешило все загадки. Ничего подобного - ведь и Камень с Великого Порога отнюдь не раскрыл нам всех тайн драконианской письменности в одночасье. Воспитанная в магистрианской вере, я никогда в жизни не изучала лашон (и в этот момент проклинала свое невежество от всей души), однако ахиатским владела сносно. Он-то и послужил мне куда лучшей отправной точкой, чем немногочисленные фрагменты драконианского лексикона, приблизительно реконструированные Сухайлом. Но с древних времен, конечно же, многое изменилось: язык, на коем изъяснялись хозяева, значительно отличался от языка, что был в ходу среди их предков тысячи лет назад. Согласно правилам, возможно, известным мужу, но не мне, некоторые звуки изменились до полной неузнаваемости. Одни слова покинули насиженные места, полностью отделившись от изначальных значений, и образовавшаяся пустота заполнилась другими: например, ахиатский глагол «ткать», по-видимому, являлся дальним родственником современному драконианскому слову «одежда», тогда как их глагол «ткать» вовсе не походил ни на что знакомое… Короче
говоря, дело двигалось мучительно медленно.
        Но чем еще было занять время? Пока мне не позволят выйти наружу, самое полезное, что я могла предпринять,  - это научиться объясняться. «Что ж,  - с новым приглушенным смехом подумала я,  - если Коллоквиум откажется меня признать, найду себе местечко в Обществе Языковедов». Да, способностями к языкам я не обладала, но чего только не сможет достичь человек, если ему больше не на чем сосредоточить мысли!
        Впрочем, не могу утверждать, будто заняться действительно больше было нечем. Однажды днем (по-моему, это был день, хотя судить о времени суток я могла лишь по бодрствованию дракониан да собственному чувству голода) хозяева завели тихий, напряженный разговор, сгрудившись вместе в манере, явно свидетельствовавшей о том, что беседа не предназначена для моих ушей, пусть даже я их пока не понимаю. Затем, очевидно встревоженные, двое из них ушли, а третий остался со мной.
        Оставшийся драконианин снял мои занавеси и жестом велел мне отойти как можно дальше от входа. Здесь, у стены, он устроил из занавесей нечто вроде гнезда и изобразил целую пантомиму. От меня требовалось сидеть в этом гнезде, а если кто-либо войдет в дверь, спрятаться, укрывшись одной из занавесей с головой.
        То было первым намеком, что мне здесь совсем не место.
        Устроившись в гнезде из занавесей, я принялась наблюдать за драконианином. К этому моменту я начала различать их. Тот, что разговаривал со мной, помогая медленно, с трудом осваивать язык, был выше остальных ростом и отличался от них косыми светлыми полосами по обе стороны шеи, посему я нарекла его Полосатым. Другой, несколько ?же в плечах, чаще всего брал на себя приготовление пищи - его я окрестила Поваром. Оставшийся со мной был самым низким и коренастым из всех троих. Его я мысленно называла Трусом, поскольку он относился ко мне с очевидной опаской.
        Бояться меня?! Я была на добрых полметра ниже и вдвое легче, напрочь лишена достойных внимания когтей и зубов, однако Трус относился ко мне с неподдельным, искренним страхом. По-видимому, большую часть разговора двое остальных уламывали его остаться со мной, пока их нет. Надолго ли они решили уйти?
        Наблюдая за драконианином, я поняла кое-что еще. Все это время я смотрела на хозяев глазами натуралиста, примечая особенности телосложения, окрас, повадки. Вдобавок, мы уже начали общаться… но до сих пор не видели друг в друге людей.
        Дождавшись, когда драконианин в очередной раз повернется ко мне, я привлекла его внимание и указала на себя.
        - Изабелла.
        Ответа не последовало. Не понимает? Или слишком напуган, чтоб говорить?
        Дабы объяснить, о чем речь, я перебрала все знакомые драконианские слова - огонь, камень, одеяло и прочие, всякий раз указывая на соответствующий слову предмет, а затем вновь указала на себя:
        - Изабелла.
        Повторив это еще несколько раз - медленно, старательно выговаривая звуки, я указала на драконианина и вопросительно хмыкнула.
        Без всякого сомнения, он меня понял, однако в ответ просто отвернулся и принялся мыть котелок из-под похлебки.
        Либо имена у них не в ходу, либо этот не желает называть своего. Лично я бы сделала ставку на последнее.
        Остальные не возвращались довольно долго, и все это время мы с Трусом провели молча. Наконец снаружи раздались голоса и шаги. Трус яростно замахал рукой, призывая меня спрятаться. Я без колебаний послушалась, но выглянула наружу сквозь оставленную щелку, и, когда дверь надежно затворилась за знакомой парой, вновь выбралась из укрытия.
        Я надеялась, что после их возвращения мне позволят выйти наружу. Прежде прятать меня никогда не утруждались, а это значило, что сегодняшний день чем-то отличается от остальных, что, в свою очередь, вполне могло знаменовать собою сию долгожданную перемену. Увы, в этом мне не посчастливилось. Зато я снова тем же манером представилась по имени, и на этот раз процедура принесла плоды.
        Полосатый сразу же понял, в чем дело. Переглянувшись с остальными (причем даже я ясно видела, что Трус, хоть и хранит молчание, очень не хочет, чтобы его товарищ говорил), драконианин повернулся ко мне, указал когтем на кончик собственного носа и ответил:
        - Рузд.
        - Каххе,  - последовал его примеру тот, кого я нарекла Поваром.
        После чего оба устремили требовательные взгляды на Труса.
        - Зам,  - после долгой паузы буркнул тот.
        Теперь у всех у нас имелись имена. Теперь они стали для меня не просто живыми существами, но живыми существами сродни человеку. Это и послужило началом многих перемен в наших отношениях.

        Глава одиннадцатая

        Снаружи - Яки и мьяу - Зима познания - Новые лица - Крылья Каххе - Частичная гибернация - Польза искусства

        «Забель». Именно так дракониане были склонны выговаривать мое имя. Нет, они вполне могли дополнять его начальными и конечными гласными, однако из их речи подобные звуки склонны выпадать, а я охотно отзывалась и на сокращенную форму. Однажды Рузд куда-то ушел, а через некоторое время вернулся, неся с собою мою горную одежду - причем аккуратно заштопанную.
        Голова тут же закружилась от тысячи возможных выводов. Быть может, меня вот-вот препроводят домой? Или возьмут за ухо и выставят за порог? Или я наконец-то увижу других дракониан? Или меня поведут на казнь? Хотя - стали бы они утруждаться штопкой моей одежды, собираясь меня казнить… Упрекнув себя в глупости, я поспешила одеться. С уверенностью можно было сказать одно: я наконец-то выйду наружу! После долгого сидения в доме это казалось настоящим чудом.
        Легким, несмотря на лубок на ноге, шагом я последовала за Руздом к выходу - к той самой двери, к которой меня до этого столь непреклонно не подпускали. Прихожая оказалась сплошь уставлена всевозможными мешками и ящиками: очевидно, она служила кладовой для всего, что не боялось холода. Стена, примыкавшая к внутреннему помещению, была обита все тем же стеганым джутовым покрывалом, а одежда, снятая Руздом с ближайшей вешалки,  - так густо покрыта снегом, что я немедля поняла: внутрь ее не вносят, чтоб не залить весь пол лужами талой воды. Сия картина со всею возможной наглядностью предупреждала, что меня ждет снаружи, но я, целиком поглощенная мыслями о свободе, не сделала из данного наблюдения должных логических выводов.
        Рузд подошел к внешней двери, устроенной на небольшом расстоянии от внутренней (с тем, чтобы холодный ветер не задувал прямо в комнату), и отворил ее передо мной.
        Ступив за порог, я оказалась в мире, полном алмазов. Небо над головой сияло беспощадной синевой, солнечный свет отражался от мириадов снежных зеркал. Сверху, с седловины, я видела внизу зелень, но теперь, если только Рузд с остальными не перенесли меня в некое совершенно иное место, от этой зелени не осталось и следа. Карнизы домов и ветви деревьев украшали гирлянды сосулек. Прямо передо мной, возвышаясь над горной котловиной, тянулся к небу величавый центральный пик, сплошь облаченный в белое. С первым же шагом я по колено увязла в снегу, а воздух оказался студен, как никогда в жизни.
        Пока я хворала, а затем выздоравливала, сидя взаперти, настала зима.
        О, согласно календарю она, возможно, еще и не начиналась, но здесь, в Мритьяхаймах, зима не ждет дня солнцестояния, чтобы вступить в свои права - приходит она рано и остается надолго. Хотя большая часть осадков - в виде дождя в долинах и снега на высоте - выпадает в период муссонов, зима также не обходится без снежных бурь, и путешествовать по горам в это время года практически невозможно.
        Я замерла, будто сама обернулась ледяной глыбой. Все мысли о возвращении к людям зачахли на корню. Насколько мне удалось оправиться, помогут ли дракониане, или, наоборот, воспрепятствуют - все это больше не имело никакого значения. Любая попытка покинуть эти края до весны означала смертный приговор, а между тем весна не покажет сюда и носа как минимум до самого фруктиса. По самым скромным подсчетам, мне предстояло прожить здесь не меньше четырех месяцев.
        Четыре месяца… и все это время те, кого я люблю, будут считать меня погибшей!
        Рузд что-то сказал, но я не смогла понять его слов. Не дождавшись ответа, он наклонился и взглянул мне в глаза. Я, кое-как встряхнувшись и вернувшись к жизни, молча кивнула. Нет, я еще не могла принять этой мысли. Чтоб мало-помалу свыкнуться с ней, требовалось время: разом взвалить на себя такой груз я была просто не в силах. Пришлось до поры отвлечься, озирая окрестности - отныне я могла исследовать их сколько душе угодно.
        Дом наш стоял на самом краю деревни. Помнится, мне подумалось, что он должен был выглядеть более экзотично: в конце концов, селение ведь драконианское. Однако истина заключалась в том, что разумные, целесообразные архитектурные принципы примерно одинаковы для всех, невзирая на видовую принадлежность. Крутые островерхие крыши почти ничем не отличались от ньингских - а также от тех, что можно увидеть в Сиоре или в северной части Бульскево. Где снега много, он должен как можно легче соскальзывать вниз, иначе крыша не выдержит его тяжести.
        Повернувшись в другую сторону, я обнаружила, что забрела не так уж далеко. Позади гордо высилась Гьяп-це, а рядом, бок о бок с нею - Че-джа. Подняться на седловину отсюда было сравнительно просто, однако обольщаться сей видимой простотой я даже не помышляла. Поднявшись наверх, я непременно погибла бы, пытаясь спуститься с той стороны в одиночку, и даже справившись с этим, оказалась бы в дебрях Мритьяхайм, отделенная от ближайшего человеческого селения Чеджайским ледником.
        Со вздохом я повернулась к дому и обнаружила позади всех трех хозяев-дракониан, пристально наблюдавших за мной. Наверняка утверждать не могу, однако думаю, что ход моих мыслей был им ясен.
        Всех трех хозяев-дракониан… Но где же остальные?
        На тропках между домами, совсем как в день нашего прибытия в Лам-це Ронг, не было видно ни души. Мало этого: в отличие от ньингской деревни, здесь никто не подглядывал за мною из укрытия. Даже следов на снегу почти не было: все отпечатки, имевшиеся поблизости, очевидно, оставили Рузд, Каххе и Зам.
        Так вот отчего мне позволили выйти из дома! Оттого, что вокруг нет никого, и никто, кроме них, меня не увидит…
        Но куда же исчезли все жители? Возможно, откочевали на зимние квартиры? Тогда почему оставили здесь мою троицу?
        Я неуверенно двинулась вперед, и трое хозяев даже не подумали мне воспрепятствовать. Не встретив возражений, я подошла к одному из соседних домов, а мой стук в дверь только поверг дракониан в недоумение. Очевидно, у них не было заведено оповещать хозяев о приходе подобным образом. Возможно, здесь принято хлопать в ладоши, как делают в иных частях света? Об этом оставалось только гадать. Но, стоило мне потянуть дверь на себя, она отворилась, и мне - пусть не одной, а под присмотром Каххе - позволили войти внутрь. Изнутри дом был устроен почти так же, как и тот, из коего я недавно вышла, но явно был прибран на зиму - следовательно, обитатели вернутся не скоро. Однако здесь в стеганом джутовом покрывале на полу имелась прореха, обнажившая набивку. Ткнув в нее пальцем, я обнаружила, что покрывало набито чешуей - точно такой же, какая украшала тела моих спутников, только заметно светлее.
        - Изоляция,  - пробормотала я, отступив назад и приглядевшись.
        Судя по всему, тот самый материал, что защищал тела дракониан от холода, вполне мог сберегать тепло и в их жилищах. Быть может, дракониане сбрасывают чешую каждый год? Ее количество позволяло предположить, что да, а окрас намекал, что их чешуя со временем выцветает - возможно, адаптируясь к времени года. Зимой светлая шкура послужит более эффективным камуфляжем на фоне снега, тогда как темная будет выглядеть куда менее подозрительно среди деревьев и голых скал с приходом лета. Ну, а сброшенную чешую дракониане, по-видимому, бережно собирали и зашивали в новые покрывала по мере того, как старые ветшали и приходили в негодность.
        Вновь выйдя наружу, я услышала, как Зам горячо шепчет что-то Рузду. Очевидно, он все еще не доверял мне. Хотелось бы спросить, чем я так ему не угодила…
        Однако спросить об этом я не могла и потому продолжила исследования. Входить в другие дома смысла явно не имело, но несколько ниже по склону стояло здание, совершенно непохожее на остальные - приземистое, квадратное, но занимавшее невероятно огромную площадь, сравнимую с площадью всех прочих построек в деревне, вместе взятых. Будь скаты его кровли круто наклонены вниз, конек крыши достиг бы небес, однако кровля спускалась книзу полого, причем имела странную форму - неровную, бугристую, так как (об этом я узнала чуть позже) была сложена из сосновых лап. По мере надобности лапник, покрывшийся снегом и льдом, несложно было снять и заменить чистым, хранившимся в сарае, выстроенном рядом специально для этой цели.
        Конечно же, я первым делом подумала, что это храм. Мы, люди, издавна привыкли присваивать сие звание любой монументальной драконианской постройке, назначения коей не понимаем. Пусть эта и была сооружена из дерева и грубых валунов, а не из ровных каменных блоков, подобно постройкам древних, какая иная цель могла бы подвигнуть дракониан на строительство столь большого дома?
        Об ответе мне следовало бы догадаться с самого начала, поскольку в осмотренных частях деревни явно и очевидно недоставало кое-чего существенного. Однако я поняла, в чем дело, только подойдя ближе и почуяв исходящий от огромной постройки аромат.
        Рузд отодвинул засов и подтолкнул меня внутрь - в коровник.
        По-видимому, здесь, во множестве небольших отдельных загонов, содержались все принадлежавшие жителям деревни яки до единого. Животные, собранные в каждом загоне, отличались от остальных особой формой колец в носу - видимо, то были знаки их владельцев. Куда бы ни ушли прочие дракониане, скот их остался в деревне, и, как мне вскоре сделалось ясно, троим моим спутникам вменялось в обязанность ухаживать за всем деревенским стадом до весны.
        Живя в драконианской деревне, я провела в этом коровнике немало времени. Из прежнего опыта, обретенного в других частях света, явствовало, что помощь в повседневных делах значительно способствует установлению дружеских отношений. Здесь все обстояло точно так же, хоть моей помощи и не хватило, чтобы смягчить сердце Зама. Но, помогая хозяевам, я руководствовалась отнюдь не только альтруистическими побуждениями: учитывая количество животных, коровник был самым теплым местом во всей деревне (если, конечно, не сидеть, съежившись у драконианского очага, месяцы напролет). Более того: там, в коровнике обнаружилось нечто, весьма для меня интересное.
        Сверху, над головой, раздался знакомый крик.
        - Мьяу!  - изумленно воскликнула я, оглянувшись на дракониан.
        Естественно, для них это ничего не значило, как и любое другое из испробованных мною цер-жагских слов, но все же Рузд проводил меня к лестнице на чердак. «В мяушню»,  - с улыбкой подумала я, вспомнив Сухайла, всякий раз от души смеявшегося над собственным каламбуром.
        Чердак оказался полон знакомых крылатых зверьков. Все мьяу также были помечены - только в их случае не кольцами в носу, а краской на спинах. В следующие же дни я обнаружила, что именно благодаря им всего лишь трое дракониан способны самостоятельно управиться с таким огромным стадом. Помните, в Лам-це Ронг мы гадали, поддаются ли мьяу дрессировке? Так вот, в драконианской деревне, которая, кстати, называлась Имсали, я выяснила, что - да. Правда, намного лучше, если дрессировщик - не человек, хотя причина сему до сих пор остается загадкой. Однако я наконец-то получила ответ на вопрос, откуда у диких мьяу взялось обыкновение бросаться с воздуха на спины яков: яснее ясного, то были смутные отголоски тех действий, при помощи коих ручные мьяу сгоняют скот в стадо.
        Да, мьяу служили моим хозяевам-драконианам чем-то наподобие летучих овчарок. Маленькие дракончики помогали гонять стада туда, где их еще можно было пасти - ведь яки умеют откапывать траву из-под снега и, успев как следует откормиться за лето, способны протянуть таким образом всю зиму. В коровнике мы дополняли рацион яков сеном, но держать животных взаперти всю зиму было бы вредно для их здоровья. Посему хозяева поочередно выводили стада на пастбища - по одному драконианину со сворой мьяу на стадо, при этом по крайней мере один из троих оставался в деревне.
        Все мое восхищение повадками мьяу не могло бы убедить меня отправиться на этакую прогулку по собственной воле. Нет! Только не мритьяхаймской зимой! В сем отношении явное нежелание дракониан, чтоб я покидала пределы деревни, играло мне на руку. Вместо этого я помогала остававшимся в повседневных делах - чистила коровник, ухаживала за свободными от службы мьяу, и с помощью Рузда усердно осваивала местный язык.
        Рассказывать историю зимы, проведенной с драконианами, нелегко. Во время пребывания у них я, не имея ни блокнота, ни пера, не вела дневников. А если бы и вела, все равно не смогла бы поведать вам, как именно узнавала то или иное: слишком уж многое просачивалось в голову, так сказать, осмотически, собиралось из сотен крохотных подсказок, пока в один прекрасный день они не складывались в цельное знание, о коем я даже не задумывалась. Последовательность и причины трудно вспомнить даже в тех случаях, когда процесс познания шел более осознанно. Конечно, некоторые важные для развития повествования детали я расставлю по местам как подобает, но что касается остальных - размещу, как бог на душу положит, нимало не заботясь о хронологии.
        Прогресс частенько казался мучительно медленным - отчасти потому, что так оно и было, в остальном же - оттого, что продвигался вперед отнюдь не огромными скачками, а постепенно, шажок за шажком. Определенного момента, после которого мы с Руздом смогли вести разговоры, я не могу назвать точно. Начали со словаря, с названий окружающих предметов, от него перешли к основным глаголам, затем, методом множества проб и огромной кучи ошибок, преодолели трясины грамматики, и наконец, при помощи пространных описаний и рассуждений, взялись за абстрактные понятия. Да, в сравнении с изначальным состоянием прогресс был немал, но все это тянулось так долго, что временами мне казалось, будто на самом деле никакого прогресса и нет.
        Такие успехи я во многом отношу на счет блестящих умозаключений мужа, установившего родство драконианского с языками Южной Антиопы. Конечно, с концепцией эволюции я была знакома, однако как-то не привыкла применять ее к языкам. Посему даже не знаю, смогла бы я додуматься сама до поиска закономерностей, которые позволили бы провести параллели между знакомым языком и незнакомым, или мне даже не пришло бы это в голову. (В скобках замечу, что слишком полагаться на подобные аналогии опасно: в рассеянности я то и дело инстинктивно возвращалась к грамматике более знакомого языка; как следствие, мой драконианский оказался щедро приправлен ахиатским.) Однако, вооруженная данной теорией, я получила возможность подойти к проблеме с точки зрения натуралиста и спустя некоторое время смогла начать строить обоснованные предположения касательно еще не знакомых мне драконианских слов. Сами по себе предположения эти редко оказывались верными, но зачастую приводили к верному слову более кратким путем.
        В остальном своими успехами я обязана Рузд. Если, по аналогии с биологической эволюцией, представить себе лашон и ахиатский, соответственно, домашним котом и львом - во многих отношениях различными, но явно близкими родичами, то современный драконианский можно уподобить собаке: все три языка ведут происхождение от общего предка, от коего унаследовали некоторые важные характеристики, но за тысячи лет изменений драконианский отдалился от двух остальных много сильнее. По счастью, Рузд владела языком, в коем я впоследствии опознала более древнюю, литургическую форму драконианского, наподобие лашона Писания, а он куда ближе к древним корням, чем современный. Язык, на котором она говорила с Каххе и Зам, содержал огромное количество слов, по-видимому, заимствованных из некоего совсем другого языка - возможно, человеческого, хотя, на мой неискушенный слух, они были вовсе не похожи ни на ньингские, ни на цер-жагские.
        Невзирая на это, мне удалось узнать кое-что новое. Некую перемену внимательные читатели, возможно, уже подметили: да, хозяева дома на деле оказались хозяйками. Рузд, Каххе и Зам были сестрами и вместе вели хозяйство - типичное явление драконианского быта. Дракониан мужского пола много меньше, однако их общество не обратилось к полигамии, как, вероятно, поступили бы люди: браков в нашем понимании у них попросту нет. Их мужчины живут в нескольких общих домах, разделенные по возрастам, а группы сестер хозяйствуют сами по себе. Братские узы среди дракониан почитаются куда более значимыми, чем родительские, а сестринские - более значимыми, чем братские.
        Имсали была не единственной деревней в окрестностях. В ясные дни я могла видеть дымы, тянувшиеся к небу над другими участками Обители (так я сама мысленно нарекла котловину, окружавшую центральный пик, называемую драконианами Аншаккар). Окружающее ее кольцо гор (Че-джа и Гьяп-це - всего две из них) практически непроходимо: седловина, через которую в котловину попала я,  - одно из самых низких мест в сем кольце, и даже ее, как видите, преодолеть непросто. Конечно, скалолазам это под силу, но таковые - прекрасно снаряженные для восхождения на горы, движимые не столько поиском новых пастбищ, пахотных земель либо торговых путей, сколько стремлением покорить никем еще не покоренные высоты - начали появляться в Мритьяхаймах лишь в самое недавнее время. Для местных жителей с востока и запада подобные авантюры просто лишены целесообразности. Что проку пробираться сюда? Вернуться назад слишком трудно, и всякий, поселившийся внутри, окажется в полной изоляции от внешнего мира.
        Однако земли котловины для жизни вполне благоприятны - как минимум, по меркам Мритьяхайм. Долины весьма глубоки, а горы большую часть года заслоняют их от ветров, так что климат внутри относительно мягок. Здесь можно сеять ячмень и пасти яков - правда, люди сочли бы то и другое делом нелегким, но дракониане, благодаря их адаптивной биологии, справляются очень и очень неплохо.
        Как же они могли здесь оказаться? Одни лишь гипотезы ответа дать не могли, но мое знание языка еще не позволяло вести разговор о столь сложных абстрактных материях. Имелось у меня сильное подозрение, что, как я и предполагала ранее, в фольклоре Цер-нга сохранилась память о драконианах - несомненно, они-то и были «ледяными демонами», наводившими страх на жителей Лам-це Ронг. Неужели они обитают здесь со времен древности? Да, местная архитектура ничем не напоминала руины, встречавшиеся мне в иных частях света… но, конечно же, строить подобные здания в этих краях - просто нелепо. Как-то, в минуту безумия, мне даже пришла в голову мысль: а знают ли жители Обители, что драконианская цивилизация там, далеко за пределами их уединенной родины, пала, исчезла тысячи лет тому назад?
        Будь у меня возможность исследовать котловину, я могла бы узнать больше, причем намного быстрее. Однако уходу из Имсали препятствовали целых три обстоятельства. Первым, конечно же, была моя собственная слабость вкупе со сломанной ногой, но это я со временем преодолела. Второе состояло в том, что, хотя зима здесь не так снежна, как период муссонов, снегопады случаются и зимой; к тому же именно во время зимы в котловине наиболее ветрено.
        И, напоследок, в котловине мы были не одни.
        В нашей деревне - да (если только мне позволительно называть ее «нашей», будучи здесь лишь временной гостьей). Но, как оказалось, в каждой из деревень Обители имелись свои скотники, присматривавшие за яками. Сие открылось совершенно неожиданно: в один прекрасный день Каххе спикировала мне на голову, будто сокол на зайца, и безо всяких «извольте-позвольте» уволокла в коровник.
        Да, буквально «как сокол на зайца». В тот день я также обнаружила, что драконианские крылья, хоть и не позволяют их обладателям полноценно летать, вполне годятся для планирования. Приземлившись в снег прямо у моих ног, Каххе зажала мне рот, а свободной рукой подхватила меня и потащила внутрь. Судите сами, насколько возросло к тому времени мое доверие к сестрам: приглушенно вскрикнув от изумления, я не возразила против подобного обхождения ни звуком. Если Каххе сочла необходимым убрать меня с глаз долой, то, несомненно, ради моей же безопасности, рассудила я - и ничуть не ошиблась.
        Снаружи раздались голоса. К тому времени я начала узнавать трех сестер не только с виду и сразу же поняла, что там, за дверью, не Зам и не Рузд. Каххе указала когтем на ближайшее стойло. Я удивленно подняла брови. Каххе вновь указала на стойло и хлопнула крыльями. Нет, я понимала, чего она хочет - только нежелание отправляться к якам удерживало меня на месте. Однако выбора не было. Повинуясь ее указаниям, я перелезла через загородку в стойло и надежно укрылась за тушами яков. Удостоверившись, что меня не видно, Каххе вышла за порог.
        Здравый смысл велел оставаться на месте. Однако моя практичность, как любил выражаться Сухайл, может сравниться только с моим безрассудством. Во-первых, я могла узнать много нового, наблюдая за тем, как мои драконианки общаются с другими… а во-вторых, мне вовсе не улыбалось сидеть среди яков, пропитываясь вонью коровника.
        Тихонько выбравшись из стойла, я подкралась к двери и выглянула в щелку. Снаружи, посреди улицы, стояли, беседуя с Каххе, две незнакомые драконианки. Вскоре к ним присоединились и Рузд с Зам, после чего беседа переросла в спор.
        День выдался столь ветреным, что большую часть разговора я не расслышала, да и расслышав, вряд ли поняла бы хоть одно слово из десяти. Да, к тому времени я несколько освоилась с драконианским - по крайней мере, в части, касавшейся узкого круга бытовых проблем, однако мне все еще требовалось, чтоб собеседник говорил медленно и внятно, что наблюдается в естественном разговоре лишь изредка.
        Однако наблюдать за мимикой и жестами дракониан было так любопытно, что я совершенно забыла о сильном холоде, струившемся внутрь сквозь щель. Жестикуляция их значительно отличалась от человеческой: Рузд снова и снова поднимала руку, растопырив пальцы и развернув наружу ладонь, что для меня могло бы выражать призыв успокоиться или же требование не перебивать. Но для дракониан это, по всей видимости, служило знаком решительного отказа, наподобие покачивания головой. В какой-то момент одна из новоприбывших наполовину расправила крылья, а Каххе в ответ развернула свои во всю длину. Оппонентка последовала ее примеру, и между ними началось нечто сродни игре в гляделки, только с крыльями вместо глаз. Когда Зам в день моего первого пробуждения растопырила гребень, я интерпретировала это как проявление страха; здесь же стремление казаться крупнее, пожалуй, означало претензию на превосходство.
        Состязание выиграла Каххе, но под конец Рузд сжала кулак и развернула руку ладонью к груди (жест, означающий согласие). Все пятеро драконианок развернулись и двинулись ко мне.
        Я вновь поспешила спрятаться. Не знаю, обратил ли кто-нибудь из драконианок внимание на беспокойство и протестующее мычание яков в одном из стойл: к тому моменту я забилась в угол, пригнувшись как можно ниже и горячо молясь о том, чтобы ближайшему яку не взбрело в голову отодвинуться, открыв меня всем взглядам. Могу сказать одно: никто не обмолвился о моем присутствии ни словом - следовательно, никто из посторонних его не заметил.
        Все пятеро поднялись по лестнице и на какое-то время скрылись из виду. С верхнего яруса чердака - над мяушней, оттуда, где хранилось сено - послышался скрип. Я поразмыслила, не укрыться ли понадежнее, но не осмелилась: слишком велик был риск, что меня застанут на открытом месте. Наконец хозяйки и гостьи спустились вниз, неся с собою мешки лучшего сена, предназначавшегося для яков, начинавших хворать и чахнуть на зимних квартирах. Так, значит, спор шел о корме и о том, поделится ли им наша деревня с соседями! Может, их яки отощали? Или с их собственными запасами корма что-то стряслось? А может, новоприбывшие - попросту наглые вымогатели, решившие поживиться за счет соседей? Этого я так никогда и не выяснила.
        Как только они ушли, Каххе извлекла меня из укрытия. Выходя из коровника, я увидела нечто, заставившее меня тут же замереть на месте. Снег у дверей был плотно утоптан, но ранее я имела неосторожность сойти с тропинки, и теперь там, на снежной целине, явственно виднелись отпечатки моих ног.
        Человеческие следы. Опознал ли их кто-нибудь как таковые? Обратил ли внимание? Размером и длиной шага они ничуть не походили на драконианские.
        Увидев, что меня встревожило, Каххе тут же принялась совещаться с сестрами. После этого мне вручили метлу, чтоб замести следы, и начали косо поглядывать на все мои попытки сойти с натоптанных тропинок. (Потаскав за собою метлу день-другой, я соорудила вместо нее нечто наподобие соломенной юбки, тащившейся позади на ходу и заметавшей следы без всяких сознательных усилий с моей стороны. Поскольку кроме этого она служила добавочной защитой от холода, против лишней тяжести я ничуть не возражала.)
        - Что могло бы случиться, если б они меня увидели?  - спросила я, глядя в ту сторону, куда ушли чужаки.
        Говорила я по-ахиатски, что к тому времени успело войти в привычку: конечно, главным образом я старалась освоить язык Рузд, а не обучить ее тем, какими владею сама, но ахиатский значительно повышал шансы на понимание, если я где-либо невзначай ошибусь.
        Рузд не ответила - возможно, не поняла. Пожалуй, оно и к лучшему: получив ответ сразу, я оказалась бы не готова к тому, что последует дальше.

* * *

        В тот вечер я обратилась к Каххе и жестами попросила позволения осмотреть ее крылья.
        С тех самых пор как я, придя в чувство, обнаружила, что дракониане не только когда-то существовали в природе, но и здравствуют по сей день (или, по крайней мере, с того момента, как собралась с мыслями после данного открытия), мне не давал покоя вопрос об их крыльях. И вот почему: их древние родичи населяли теплые земли наподобие Ахии или Кеонги, но эти трое жили здесь, в невероятно холодном климате. Между тем структуры столь тонкие, как крылья, очень быстро теряют тепло, поскольку кровеносные сосуды в них неизбежно расположены близко к поверхности. Как же дракониане решают эту проблему?
        Я не раз отмечала, что мои спасительницы имеют привычку сидеть у огня, частично расправив крылья - точно улавливая ими тепло, исходящее от очага. Чаще всего они делали это сразу же после того, как возвращались снаружи, подобно людям, греющим руки у камина, и это казалось вполне логичным, однако то же самое они проделывали и перед уходом, и мне хотелось понять, зачем.
        Итак, я указала на крылья Каххе и спросила на ее языке:
        - Что?
        К тому времени это прочно утвердилось в качестве просьбы подсказать нужное слово.
        - Каппу,  - без долгих раздумий ответила Каххе.
        Повторив тот же процесс с собственными глазами, я получила взамен слово «ика». При помощи сих новых знаний и мимики (плюс драконианское слово «пожалуйста») мне удалось составить вопрос, могу ли я осмотреть ее крылья. Мой интерес немало ее озадачил, однако Каххе позволила мне приблизиться и даже не дрогнула, когда я коснулась ее крыла.
        На протяжении своей научной карьеры мне довелось осмотреть бессчетное множество драконьих крыльев. Правда, большая их часть принадлежала мертвым особям, а остальные - драконам самых мелких разновидностей, наподобие медоежек. Подержать в руках крыло дракона более крупного мне удалось лишь однажды, в Ахии, помогая Тому лечить одного из пустынных драконов, да и в этом случае животное было накачано успокоительным по самый гребень.
        Крыло Каххе оказалось совершенно другим. Нет, не в анатомическом смысле, но оттого, что принадлежало живому существу в здравом уме и полном сознании. Поскольку Каххе никак не могла избавиться от некоторой напряженности, мускулы крыла то и дело сокращались под кожей. На ощупь крыло оказалось теплым: вернувшись домой, мы успели согреться.
        Отыскав плечевую артерию крыла, я ощутила мерное биение пульса, однако секундой позже пульс исчез. По-видимому, Каххе подумала, что я хочу пережать артерию, и решила мне помочь - и в самом деле помогла, только не так, как рассчитывала.
        Ее поступок подсказал мне то, чего я никогда не обнаружила бы сама: дракониане способны по собственному желанию управлять токами крови в крыльях. На солнце или у огня они открывают кровеносные сосуды, вбирая как можно больше тепла, но, выходя на холод, сокращают приток крови к крыльям, тем самым сберегая тепло.
        Естественно, до бесконечности сдерживать токи крови они не в силах, так как это значительно препятствует подвижности крыла, а чем дольше конечности пребывают в таком состоянии, тем больше нужно времени, чтоб они в полной мере вернулись к жизни. По этой-то причине расправленные крылья и означают претензию на превосходство - по крайней мере зимой: таким образом дракониане состязаются в выносливости. Судя по некоторой скованности движений Каххе после визита чужих, спеша спрятать меня, она растянула мускулы - скорее всего, из-за холода и недостаточного притока крови. Однако в целом способность к этакой местной, частичной гибернации приносит драконианам немало пользы.
        Мысли о гибернации - точнее, о зимней спячке - должны были прийти мне в голову много быстрее. Несомненно, те из читателей, кто более других склонен к научному мышлению, уже подумали о ней и недоумевают, отчего я до сих пор не упомянула о данном явлении ни словом. В свое оправдание могу сказать лишь одно: все время, прожитое в драконианской деревне до данного момента, я провела либо без сознания, либо в истерике, либо захлебываясь в потоке новых данных. Как следствие, и продолжительность концентрации внимания у меня не превышала комариную: стоило только задуматься над одним аспектом задачи, как в поле зрения возникало нечто новое, не менее интересное.
        Однако, вспомнив о гибернации, я тут же поняла: нет, прочие жители деревни не перекочевали на зимние квартиры - вернее, «зимние квартиры» означали для них зимнюю спячку. Гибернация - весьма распространенная биологическая реакция на похолодание, позволяющая организму пережить период бескормицы, обходясь минимумом пищи. Среди пустынных драконов Ахии мне довелось наблюдать эстивацию - летнюю родственницу гибернации, встречающуюся в природе значительно реже.
        Конечно, дракониане не могли погрузиться в зимнюю спячку все до единого, иначе, пробудившись, обнаружили бы, что все их стада уничтожены суровой зимой (да, дикие яки способны пережить зиму без особых проблем, но их одомашненным родичам пришлось бы гораздо труднее). Посему Рузд, Каххе и Зам, наперекор всем инстинктам, не улеглись спать, пережидая холода, дабы стада односельчан благополучно дожили до прихода весны. Ели они невероятно много - сей факт я отметила сразу же, но, не имея данных для сравнения, сделала вывод, будто таков их обычный рацион,  - да вдобавок жевали лист некоего растения примерно так же, как некоторые люди жуют табак. Поначалу сама я, зная, что не все, пригодное в пищу для них, может оказаться съедобным и для меня, от употребления этого листа воздерживалась, однако когда у меня загноилась десна, Рузд едва ли не силой впихнула его мне в рот. Вкус оказался неприятно вяжущим, но рот онемел настолько, что гнойник был вскрыт практически без боли. После я начала жевать этот лист регулярно: как обнаружилось, он заметно укреплял здоровье и уменьшал воздействие горной болезни.
        Вскоре после осмотра крыла Каххе я попыталась расспросить сестер о гибернации. Познания в языке пока что не позволяли без труда вести подобные разговоры, отчего мне вновь пришлось прибегнуть к помощи жестов и мимики, указывая на пустые дома, а затем притворяясь спящей. Вначале казалось, будто я выражаюсь слишком невнятно: Рузд молча склонила голову набок и отошла прочь. Но затем то же самое повторилось и в другой раз, и в третий, и мне сделалось ясно: она прекрасно все поняла, а притворным непониманием ограждает себя от дальнейших расспросов. Что ж, настаивать на своем я не стала.
        Нет, не подумайте, будто мне вдруг изменила обычная любознательность. Список неразрешенных загадок уже достигал километровой длины, но поиску ответов страшно мешал языковой барьер. Мало этого: я ни на минуту не забывала о том, что грань между «гостьей» и «пленницей» может оказаться исчезающе тонкой. Нет, в дружелюбии хозяек я нимало не сомневалась - по крайней мере, в двух случаях из трех (Зам при всякой возможности обходила меня стороной и поглядывала на меня косо), но быстрота, с коей Каххе поспешила спрятать меня при появлении соседей, недвусмысленно свидетельствовала: от прочих дракониан подобного гостеприимства ожидать не стоит.
        Права я была насчет гибернации или же ошибалась, а сомневаться не приходилось: настанет время, и остальные жители Имсали вернутся домой. К этому времени мне нужно было оставить Обитель и вернуться к людям, о чем без помощи хозяек не стоило и мечтать… ну, а в противном случае оставалось одно - положиться на их заступничество.

* * *

        Общаться с Рузд и остальными сделалось значительно проще, стоило только понять, что я сверх меры следую образу мыслей мужа.
        Ирония ситуации заключалась в том, что о муже я старалась не вспоминать вовсе. Правда, это нередко заканчивалось неудачей: за последние пять лет я привыкла к Сухайлу настолько, что без него чувствовала себя словно без руки или ноги. Но, как уже говорилось, в те дни я нередко поддавалась отчаянию: слишком уж легко было вообразить себя обреченной остаться в пределах Обители до конца жизни (представьте, какой иронии исполнилось бы тогда сие название!) и, таким образом, не встретиться с ним никогда. Да, этих демонов можно было изгнать непреклонной волей к победе… но действовало это лишь временно, и невероятно утомляло. Уж лучше было отвлечься насущными задачами, тем, что находится рядом, не позволяя мыслям слишком забегать вперед.
        Однако живя в браке, подобном нашему, когда одна из главных твоих радостей - делить с супругом интересы и знания, и не оказывать влияния друг на друга, попросту невозможно. Своими лингвистическими достижениями я целиком обязана Сухайлу: именно его теории и принципы помогли отыскать общий язык со спасительницами.
        Толчком к изменению курса послужил великолепный рассвет. Разбуженная кошмарным сном (что случалось со мною нередко), я, не желая тревожить хозяек возней, тихо выскользнула за дверь, в прихожую. Естественно, с собой пришлось взять теплую одежду: в прихожей стояла такая стужа, что, забыв об осторожности, нетрудно было получить обморожение.
        Надо заметить, ничто на свете не способно разбудить человека надежнее, чем беспощадная пощечина ледяного воздуха. Поскольку о сне теперь не могло быть и речи, а одевание во все необходимое потребовало стольких сил, я решила немного прогуляться.
        К этому времени рассвет озарил пик горы Аншаккар, возвышавшейся в центре котловины. Большая часть Обители еще лежала во мраке, однако гора в лучах восходящего солнца сверкала, словно огромный алмаз. Глядя на нее, я вспомнила то утро, когда стояла с Томом на седловине и смотрела на запад, и поняла, отчего некоторые народы обожествляют горы. Красота Аншаккар была просто божественной - разительной, недоступной, далекой от моих тревог и забот в той же мере, как я далека от тревог и забот муравья. Карандаш и бумага, будь они в ту минуту при мне, ни за что не смогли бы передать всего ее великолепия, а масляной живописи я так толком и не освоила… но еще никогда в жизни не испытывала столь сильного желания запечатлеть открывшийся вид на холсте, пусть даже зная, что все старания будут тщетны. В тот миг, в то студеное утро, захваченной на полпути от сна к пробуждению, мне показалось, что никому на всем свете не понять, не постичь пережитого мною в Обители, не увидев этой вершины, сверкающей в лучах зари.
        Ощущение вскоре прошло, но зароненная им в голову мысль осталась.
        До открытия Камня с Великого Порога и последующего прорыва в расшифровке драконианской письменности мы черпали разрозненные, зачастую ошибочные сведения о цивилизации дракониан из двух источников. Первым служил фольклор - память, сохранившаяся в Писании и немногочисленных сказках, с течением времени изменившаяся до полной неузнаваемости. Вторым были материальные реликвии той эпохи: постройки, предметы и, самое главное, изображения - настенные росписи и барельефы, некогда украшавшие драконианский мир. Да, многое мы интерпретировали неверно, однако то был единственный способ, коим древние могли говорить с нами, людьми современности, сквозь время и языковой барьер.
        Что, если и мне попробовать общаться с хозяевами тем же образом?
        Подходящих для этого материалов, кроме нескольких клочков бумаги, сохранившихся в карманах шубы, при мне не имелось: карандаш бесследно пропал во время лавины или моих последующих блужданий. Но люди начали рисовать задолго до появления бумаги и карандашей, и я ни за что не отступила бы перед подобными мелочами.
        Холстом послужила стена коровника, выбеленная изнутри известью. К тому времени, как сестры пришли задать скоту корма и почистить стойла, я изложила на ней углем свою историю, по возможности стараясь подражать стилю древних дракониан: Фу находит в долине останки замерзшего драконианина; Фу встречается со мной, Сухайлом и Томом; далее мы впятером взбираемся на седловину, где находим второй труп; ну, а затем - лавина. И в заключение: я в скорбной позе стою по одну сторону гор, а спутники в тех же позах - по другую.
        К счастью, в коровнике, населенном таким множеством яков, было настолько тепло, что слезы не замерзали на щеках. Только из носа жутко текло, а носовой платок для устранения сей проблемы при мне имелся всего один, да и тот уже истерся до дыр (а клочья ячьей шерсти, надо сказать, подходят для этой цели крайне скверно).
        В коровник сестры вошли уже не на шутку встревоженными - думаю, тем, что, проснувшись, обнаружили мое отсутствие и были вынуждены отыскивать меня по заметенным следам. Одного вида моей картины оказалось довольно, чтоб напугать их еще сильнее задолго до того, как я получила возможность объяснить, что здесь, собственно, изображено. Особенно злилась Зам: возможно, в случае надобности уголь и нетрудно смыть или хотя бы размазать рисунок до полной неразборчивости, однако я ведь оставила след своего присутствия в общем здании!
        Но со временем все успокоились, и после этого Рузд с Каххе принялись изучать рисунки, а я - упражняться в драконианском, указывая на каждую деталь, словно учительница:
        - Драконианин… Забель… гора…
        А после того, как Рузд поняла, о чем речь, нарисовала последнюю картинку. Эта изображала меня и остальных снова вместе - в позах, по нашему мнению символизировавших в искусстве древних дракониан радость.
        Уверена, Рузд поняла меня сразу же, едва я обратила к ней умоляющий, полный надежды взгляд. Однако драконианка продолжала смотреть на стену, не глядя на меня и не отвечая.
        Каххе (по моему рассуждению, с сомнением) о чем-то спросила ее, кивнув головой в сторону горы Аншаккар.
        Зам взорвалась, точно шутиха. Что бы ни предлагала Каххе, Зам явно непреклонно возражала. Рузд хлопнула крыльями, заставив обеих замолчать. Я взялась за ведро с водой, и, повинуясь ее кивку, принялась смывать рисунки со стены.
        Что там, на этой горе? Кое-какие предположения у меня имелись, но уверенности в них не было никакой. Проверять их, рискуя тем, что мне перестанут доверять, а то и вовсе убьют на месте, я была не готова.
        Однако теперь у нас появилось новое средство общения, что помогло мне в пополнении лексикона. Кроме этого я, в надежде достоверно установить произношение различных символов, поэкспериментировала с драконианским письмом, но далеко не продвинулась: Каххе с Зам явно были неграмотны, а кое-что понимавшая Рузд помогала мне с великой неохотой. Заподозрив некий религиозный контроль над грамотой, я отказалась от сей затеи. Для моих целей письменность все равно практически не годилась, так как могла передать только знакомые мне слова. Другое дело - изображения: они извлекали на свет слова совершенно новые.
        По всей видимости, Рузд с Каххе отнеслись к проявленному мной мастерству художника с немалым почтением. Их деревянная утварь и посуда были украшены лишь абстрактным орнаментом: подобно многим народам, живущим в холодном климате, они коротали большую часть свободного времени за резьбой. Однако изобразительного искусства нигде не наблюдалось. Некая часть сознания, вопреки всем доказательствам обратного еще державшаяся мнения, будто передо мной - просто на удивление смышленые драконы, полагала это вполне естественным, но ведь на самом деле дракониане были не животными, а существами вполне разумными, хоть и похожими на человека лишь отчасти. К тому же их древние предки были вполне способны и рисовать, и ваять. У современных дракониан изобразительное искусство также имеется, только не для бытовых нужд, и в этом мне невероятно повезло: не обладая пониманием художественного отображения действительности, они попросту не поняли бы моих рисунков.
        Со временем я узнала, что в драконианском обществе художники образуют особое сословие, пользующееся всеобщим восхищением. Продемонстрировав искусство рисовальщицы, я, сама того не сознавая, значительно упрочила свое положение.

        Глава двенадцатая

        Пожар в коровнике - В глубь Обители - Как пасут стадо при помощи мьяу - Извечный вопрос - В поисках яков - Дорога наверх

        На мой взгляд, в истории научных открытий до сих пор не оценены по заслугам повадки скромного яка.
        О, можно сказать: все, что случилось дальше, произошло из-за пожара в коровнике. И это, в общем и целом, чистая правда: не будь пожара, животные не ударились бы в панику, повлекшую за собой столько интересного. Но если бы дело обошлось без дальнейших осложнений со стороны яков, пожалуй, я провела бы в пределах деревни всю зиму, а далее все пошло бы согласно замыслам моих спасительниц. Однако я покинула границы Имсали, узнала то, что хотели скрыть от меня сестры, и добилась такого прогресса, о коем даже не помышляла.
        В небрежности, из-за которой начался пожар, моей вины нет. В коровнике было крайне темно даже при распахнутых настежь дверях, и посему, дабы лучше видеть, мы часто размещали в стратегических пунктах масляные лампы. Обычно расставляли их с осторожностью, понадежнее, но ошибки случались, и в тот знаменательный день Каххе допустила оплошность.
        Один из яков, бродя по загону, боднул поперечину, на которой стояла лампа.
        Будь кто-то из нас рядом, мы бы заметили ее падение и, вероятнее всего, загасили огонь прежде, чем он успел бы разгореться, но я во время начала этого бедствия находилась снаружи, а Каххе отправилась за новой корзиной, чтоб выносить в ней наружу ячий навоз. Первая подвернувшаяся под руку оказалась дырявой, а к тому времени, как Каххе нашла ей подходящую замену, пожар полыхал вовсю.
        Рузд с Зам повели часть деревенского скота на пастбища, посему бороться с огнем нам пришлось вдвоем. Вначале мы попробовали потушить пламя, забрасывая его лучшим материалом, что оказался под рукой, а именно - ячьим навозом (высушенный, помет яков нередко используется как топливо, но этот-то высохнуть не успел). Веди себя яки спокойно, все бы у нас получилось. Увы нам с Каххе, не тут-то было.
        Ближайшее к огню стадо запаниковало первым, а следом за ним страх охватил и соседние. Ограды загонов, отнюдь не рассчитанные на попытки массового прорыва наружу, не выдержали; жерди затрещали, щепки брызнули во все стороны. Каххе подогнула колени, прыгнула вверх, отчаянно замахала крыльями, стараясь набрать высоту, и сумела ухватиться за потолочную балку. Я, неспособная на высокие прыжки и лишенная крыльев, могла только бежать - вначале в сторону, уклоняясь от стремительного потока мохнатых туш, точно от снежной лавины, занесшей меня в Имсали, а затем вперед, прочь из коровника, так как разгоравшийся огонь и разбегавшиеся яки породили внутри полную неразбериху.
        Нужно отметить, Каххе ничуть не растерялась. К тому времени, как я, взяв себя в руки, смогла вернуться в коровник без страха оказаться размазанной по полу, она спустилась вниз и гасила пламя всем, что подворачивалось под руку. И дело было не только в ее отваге: лишившись коровника, сестрам не стоило и надеяться сохранить весь скот в Имсали втроем, а лишившись скота, деревня вымерла бы от голода на следующий же год. У меня еще не имелось случая выяснить, насколько среди дракониан развито чувство локтя, и, таким образом, я не знала, согласятся ли другие деревни поделиться быками и коровами, дабы помочь попавшим в беду соседям. Но спрашивать времени не было. Обвязав лицо тряпкой, я схватила ведро и принялась заливать огонь водой из ближайшей поилки.
        Пожар потушили вовремя - только один угол здания успел серьезно пострадать. Подобную дыру сестры вполне могли на скорую руку залатать ячьими шкурами и бревнами. Куда страшнее, в краткосрочной перспективе, было другое: почти целиком разбежавшиеся стада.
        С данной точки зрения я являла собой и обузу, и в то же время немалую ценность. Да, мой организм не мог похвастать теми особенностями, что позволяли местным драконианам легче переносить холод, однако в случае надобности я вполне могла его выдержать. Между тем мое присутствие означало, что у сестер имеется лишняя пара рук, дабы помочь в восстановлении порядка. К сожалению, тут и четверых было маловато: чтоб отыскать и пригнать в деревню разбежавшийся скот, требовалось несколько пастухов, однако и деревня требовала присмотра - особенно по возвращении яков. Таким образом, сестры были вынуждены просить о помощи в соседних деревнях… что, в свою очередь, сильно увеличивало риск моего обнаружения. Единственным приемлемым выходом сочли отправить меня с двумя из сестер на поиски яков, а между тем несколько соседей из ближайших деревень помогут оставшейся поддерживать порядок дома.
        Возможно, я обману ваши ожидания, однако перспектива блужданий по землям Обители меня ничуть не обрадовала. Сказать по правде, условия, что мне предстояло вынести, были просто ужасны, и встречи со всеми этими ужасами я отнюдь не жаждала. И все же в моем положении, ограниченном пределами дома сестер, коровника да тропки между ними, я начала понемногу сходить с ума от клаустрофобии, и даже думала, что с радостью вытерплю толику дикого холода, если это позволит сменить обстановку, увидеть что-нибудь новое.
        Конечно, предаваться подобным мыслям, сидя в уютном и относительно теплом доме, проще простого… Сколь часто я жалела об этом порыве в последующие дни!
        Итак, на поиски мы - я, Рузд и Зам - вышли втроем, а Каххе осталась в деревне, чинить коровник. Перед этим, дабы не попасться на глаза прибывающим подкреплениям, мне пришлось провести крайне скверную ночь одной в крохотной снежной пещерке, затем ко мне присоединились спутницы в сопровождении своры мьяу, и все мы отправились в путь, в глубь Обители.

* * *

        Большая часть того, что последовало далее, для увлекательного повествования не годится - разве что кто-либо из читателей живо интересуется нюансами выпаса яков в условиях горной местности. В ближайшее время разбежавшимся якам не угрожало ничто: они прекрасно приспособлены к подобной среде обитания и, будучи здоровы и хорошо упитаны, не требуют много подножного корма. Однако они вполне могли поскользнуться и сорваться со скалы, либо не найти травы под снегом, либо просто забрести так далеко, что хозяевам вовсе не удалось бы их найти. Посему пришлось нам более трех недель топтать ближайшие пади и долы Обители, идя по ячьим следам, а, отыскав животных, гнать их назад, в деревню.
        Как вы, наверное, догадываетесь, мерзла я все это время ужасно. По приблизительным оценкам, пожар случился в середине мессиса, что в южном полушарии означает разгар зимы. Не баловавшая разнообразием диета начинала брать свое: цинга высасывала все силы, зубы шатались, десны кровоточили. Гоняясь за яками, еще удавалось хоть как-то согреться - хуже всего становилось по ночам, когда от стужи не спасало ни солнце, ни движение. Рузд с Зам взяли с собой палатку, где все мы, включая мьяу, устраивались на ночлег. Дракончики укладывались по периметру, у стен, а я спала, зажатая с обеих сторон сестрами-драконианками - крайне странное, надо сказать, ощущение, но иначе от холода было не уберечься. На ощупь тела их были не так теплы, как человеческие, однако куда теплее ледяных стенок палатки.
        С головой погрузиться в страдания и жалость к самой себе не давало лишь понимание, как тяжело приходится спутницам. Пока пожар не выгнал нас из деревни, я даже не подозревала, насколько теплое жилище помогает преодолеть инстинкт, побуждающий погрузиться в спячку. Лишенные данного преимущества, драконианки, дабы не уснуть, жевали те самые взбадривающие листья в неимоверных количествах. В сравнении с этим мои страдания не стоили ломаного гроша - тем более что им было вовсе не обязательно терпеть такие лишения.
        Дело в том, что, блуждая таким манером по землям Обители, мы неизбежно натыкались на другие деревни. Разбросаны они были довольно широко, поскольку поддерживать более высокую плотность населения сей регион не способен, однако мы отдалились от Имсали настолько, что миновали семь, а то и восемь других поселений. В каждом случае мы с Рузд обходили их десятой дорогой, а Зам отправлялась разговаривать с жителями. За годы работы в поле я более-менее выучилась передвигаться скрытно, однако никогда в жизни не практиковалась в сем искусстве так много, как во время этой вылазки: даже если деревень поблизости не имелось, нам постоянно приходилось держаться настороже, дабы не попасться на глаза пастухам, ведущим стада на выпас.
        Что из всего этого следовало, я осознала в полной мере лишь после того, как Зам вернулась из второй по счету деревни с запасом провизии и мрачным выражением на лице. Подойдя к нам, она что-то буркнула Рузд. Слов мне разобрать не удалось, но в голосе ее явно слышалось раздражение.
        И тут меня осенило.
        - Не будь с вами меня, вы ночевали бы в деревне,  - сказала я.
        На самом деле сказано было: «Я здесь нет, вы спать в деревне». Да, к тому времени я уже научилась сносно беседовать на самые обыденные темы, но условного и сослагательного наклонения глаголов еще не постигла.
        - Да,  - откликнулась Зам, смерив меня хмурым взглядом.
        В кои-то веки причина ее неприязни ко мне сомнений не вызывала!
        - Простите,  - медленно, старательно припоминая нужные слова, заговорила я.  - Я буду спать в палатке одна. Все будет в порядке.
        Конечно, то была чистой воды бравада, порожденная желанием наладить отношения с Зам, и Рузд пресекла ее без малейших колебаний.
        - Нет, Забель. Мы должны…
        Прочие слова оказались мне непонятны: ничего подобного я прежде не слышала. Однако в ответ на просьбу объяснить, о чем речь, Рузд лишь махнула рукой, и мы тронулись в путь.
        Что ж, если предоставить сестрам возможность отдохнуть в тепле и уюте чьего-нибудь дома я не могла, оставалось одно: всеми имеющимися силами помогать им в поисках разбежавшихся яков. Подозреваю, однако, что в этом отношении ни Рузд, ни Зам на мою помощь не рассчитывали, а с собой меня взяли только затем, чтобы я невзначай не попалась на глаза кому-либо из дракониан, помогавших Каххе. Да, к тому времени я помогала драконианкам ухаживать за скотом уже два месяца, но пастушкой пока что была, в лучшем случае, очень и очень неопытной.
        Этим перечень моих недостатков отнюдь не исчерпывался. Как я уже говорила, дракониане пасут скот при помощи мьяу, точно так же, как ширландские пастухи прибегают к помощи овчарок. В Лам-це Ронг, пережидая период муссонов, мы с Сухайлом и Томом экспериментировали с их дрессировкой, но взяли за образец дрессировку соколов, тогда как метод дракониан совершенно иной. Они не пользуются ни путами, ни клобуками, а управляют животными посредством сложной системы команд, отдаваемых свистом. Вдобавок, каждая свора мьяу раз и навсегда закреплена за определенным стадом, и в выпасе незнакомых яков почти никакой пользы не принесет.
        Каким образом все это достигается, оставалось для меня полной загадкой. Рузд пыталась объяснить, но при этом мы тратили столько времени на одно лишь выяснение значения того или иного слова, что углубляться в смысловые дебри далее просто не оставалось сил (дома, в тепле и уюте, я бы, пожалуй, справилась; теперь же мозг словно замерз в ледышку). Впрочем, это остается загадкой и по сей день. Общепринятое объяснение гласит, будто в основе взаимопонимания между драконианами и мьяу лежит некая «общность драконьих инстинктов», но это, конечно же, не объясняет ровным счетом ничего. Это все равно, что объяснять способность рыб жить в воде некоей «особенностью, изначально присущей рыбам». Рыба способна жить в воде благодаря жабрам, а что помогает драконианам достичь взаимопонимания с мьяу, мне неизвестно.
        Что бы это ни было, у меня оно отсутствовало начисто, и посему прибегнуть к помощи мьяу я не могла. Однако в походе я оказалась не столь бесполезной, как ожидала Зам. Проведя жизнь во всевозможных диких местах, какие только имеются на свете, в поисках обитающих там зверей, просто невозможно не освоить хоть малой толики искусства читать следы, а уж я овладела им в куда большей мере. Конечно, вряд ли я сумела бы выследить человека или драконианина, сознательно путающего след, но яки не столь хитроумны. Яка я, пожалуй, выслежу даже сейчас, хотя мое зрение уже совсем не то, что прежде.
        По сей причине я проводила большую часть времени в разведке, отделившись от спутниц, отыскивая следы и определяя, принадлежит ли данный след стаду, гуляющему само по себе, или же стаду, за коим присматривает драконианин из другой деревни. Когда мы находили своих яков, Рузд с Зам посылали соответствующую свору мьяу согнать их вместе, а затем Зам препровождала и яков и мьяу обратно в Имсали. То были самые холодные ночи в моей жизни - особенно после того, как дело приблизилось к концу: в отсутствие Зам, да при том, что количество мьяу неуклонно шло на убыль, воздух в палатке согревало куда меньше тел.
        Однажды ночью, когда Зам с нами не было, начался снегопад, и Рузд решила укрыться в небольшой пещерке в склоне самой Аншаккар, центральной горы котловины (впрочем, это я называю ее центральной; на самом же деле она несколько смещена от центра котловины в сторону восточной границы Обители). Здесь Рузд развела костер и разбила палатку между огнем и входом в пещерку, оставив небольшой проем, чтоб дым выходил наружу. Думаю, без этих предосторожностей я бы не дожила до утра, и даже Рузд вполне могла заснуть и не проснуться до прихода весны.
        Покончив с ужином, я уделила некоторое время осмотру одного из мьяу. Те, что разводят дракониане, значительно смирнее, чем их цер-жагские родственники - различие неудивительное, но в чем его причина? Как было дело: дракониане ли приручили и одомашнили диких мьяу, или же за пределами Обители разбойничают одичавшие потомки беглецов?
        То был один из множества вопросов, задать который я, слабо владея драконианским, не могла. Пришлось ограничиться внешним осмотром, для коего в предшествовавшие дни никак не находилось времени. Память о нескольких мьяу, препарированных нами с Томом в Лам-це Ронг, подсказывала, что плечевая артерия крыла у них расположена не так, как у дракониан,  - она тянулась вдоль особого углубления в кости, где ее нельзя было нащупать пальцами. Приподняв изучаемого мьяу, я обратилась к Рузд:
        - Они закрывают… это? Это, в крыльях, как вы?
        Рузд поняла вопрос и повертела головой (жест, означавший, что ответ - ни да, ни нет).
        - Нет, не как мы. Они закрывают… их часть? А по весне…
        Крылья она держала слегка расправленными, улавливая тепло костра, и теперь, постучав когтем по перепонке, сделала вид, будто бросает что-то наземь.
        На ощупь перепонка крыла мьяу не казалась ни особо теплой, ни особо холодной: по зрелом размышлении, температура ее примерно совпадала с температурой воздуха. Единственным теплым местом была передняя кромка крыла, словно только там и сохранялось еще кровообращение.
        - Они линяют!  - изумленно выдохнула я, глядя на мьяу во все глаза.
        Но, стоило мне потянуть за крыло, зверек негодующе взвыл и вывернулся из рук. И, вероятно, правильно сделал: позже, наблюдая за дракой двух соперничавших стай мьяу, мне довелось увидеть, как одна из особей начисто оторвала перепонку крыла другой. То же самое по незнанию, чисто случайно, вполне могла сделать и я. Мьяу действительно линяют с приходом весны, сбрасывая старые перепонки и отращивая новые. Для хозяев-дракониан это весьма неудобно, поскольку в период линьки от мьяу нет никакого прока, да и с течением зимы пользы от них все меньше и меньше: в силу данной особенности, позволяющей легче переносить холода, зверьку легко получить повреждение крыла, даже не почувствовав. Из-за этого они значительно теряют в подвижности.
        Я без особого воодушевления попыталась изловить еще одного мьяу, но те не пожелали об этом и слышать, а я слишком устала, чтобы настаивать на своем. Рузд наблюдала за сим процессом, не говоря ни слова, но, стоило мне угомониться, спросила:
        - Зачем ты обо всем этом спрашиваешь?
        Еще никогда в жизни я не была столь скверно подготовлена к ответу на сей вопрос. Разъяснять подобные материи и на родном-то языке нелегко, а на драконианском я едва могла связать законченное предложение, если дело не касалось яков. Куда ни сверни - тут же упрешься в границы лексикона.
        - Это… мое дело. Моя работа,  - после долгих раздумий ответила я.  - Я… занимаюсь узнаванием? Как занимаюсь узнаванием ваших слов…
        - Азкант,  - подсказала Рузд.
        Оставалось только надеяться, что это слово действительно означает «изучать». Да, оно, бесспорно, являлось глаголом, однако в прошлом я нередко, полагая, что спрашиваю о вещи вполне определенной, впоследствии обнаруживала, что Рузд, поняв мои расспросы превратно, пополнила мой лексикон совсем не тем словом.
        - Я… изучаю мьяу,  - сказала я.  - И других… зверей.
        До этого я даже не сознавала, что в моем словаре до сих отсутствует слово, означающее драконов вообще. Что и неудивительно: других драконов, кроме мьяу и самих дракониан, в Обители не имелось. В следующий же раз, когда мне представится возможность для рисования, нужно изобразить ряд драконов иных пород - горных змеев, пустынных драконов, кецалькоатлей - и посмотреть, найдется ли у Рузд слово, охватывающее всех их разом. Вполне возможно, нет. Быть может, ее древние предки и создали достаточно разновидностей, чтобы для них потребовался обобщающий термин, но здесь, в Обители, он с немалой долей вероятности мог выйти из употребления и забыться.
        Тем временем Рузд все еще оставалась в недоумении.
        - Как ты пасешь яков,  - пояснила я,  - так я изучаю зверей. Это моя работа.
        Яснее выразиться было бы невозможно, однако мой род занятий так и остался для Рузд загадкой. Как и в Лам-це Ронг, и на Кеонге, и в Мулине, в Обители не имелось ни университетов, ни научных обществ, ни даже ученых-одиночек, стремящихся к новым знаниям вне зависимости от их практической пользы. С тем же успехом я могла бы сказать, что моя профессия - летать на луну в пушечном снаряде; подобное в той же мере лежало бы вне пределов ее понимания. Для дальнейших объяснений не оставалось ни сил, ни желания. Оставив этот разговор, мы улеглись спать и изо всех сил постарались поскорее уснуть.

* * *

        Наутро я не смогла бы расстаться с одеялом ни за какие блага в мире, если бы не понимание, что в движении станет теплее. Рузд тоже держалась вяло, и мы, по молчаливому согласию, оставили наши пожитки, как есть: если следующая ночь будет не лучше минувшей, пещера нам еще пригодится, а если все-таки лучше… что ж, относительно удобный ночлег, до коего не нужно далеко идти, тоже не помешает.
        Покинув палатку, мы разделились и начали поиски. Окрестная местность была не столь сурова, чтобы кому-либо из нас грозила опасность - в противном случае яки навряд ли забрели бы на склоны Аншаккар. К несчастью, нас привели сюда вчерашние зрительные наблюдения, но не следы. Оставалось одно: поделить местность на два участка и искать в надежде наткнуться на новые свидетельства их присутствия.
        Пожалуй, не окажись ночь столь студена, Рузд послала бы меня в направлении, противоположном собственному, однако в тот день ее мозг действовал куда медленнее обычного.
        Рассудив, что для начала неплохо бы оглядеть окрестности с высоты, я двинулась вверх, к гребню небольшого хребта. Можете оценить, как действует на человека жизнь в Мритьяхаймах: я совершенно искренне сочла сей хребет «небольшим», хотя на родине подобная прогулка считалась бы крайне нелегкой. Но я, ежась от холода, увязая в снегу, шагала наверх, как хингезский автоматон, пока не приблизилась к гребню. Здесь меня отыскали лучи утреннего солнца, и я, словно нежный цветок, робко отгибающий краешек лепестка, дабы убедиться, что ему ничто не грозит, рискнула несколько расправить плечи.
        Ранее в данной главе упоминалось, что лишь понимание, сколь тяжело спутницам переносить постоянный холод, не позволяло мне с головой погрузиться в страдания и жалость к самой себе. Так вот, этому также немало помог вид, открывшийся сверху.
        Сказки о тайном, укромном горном парадизе можно услышать в любом уголке Мритьяхайм. Природа сего парадиза варьируется от места к месту: в одних краях считается, будто это обитель богов, в других - что там находят приют души умерших, а кое-где (хотя об этом я узнала только впоследствии) полагают его последним оплотом некоего забытого, затерянного идиллического общества. Не стану утверждать, что Обитель - парадиз в истинном смысле слова: ничего божественного или идиллического в ней, конечно же, нет… но красоты ее я отрицать не могу. Отсюда, с гребня хребта, я могла охватить взглядом ее всю - от окружившего котловину кольца гор до величавого пика Аншаккар над головой, от скалистых утесов до реки, исчезающей в крутом ущелье, от укрытых снежными шапками деревьев до ровных земель, где после таяния снегов, по-видимому, зазеленеют поля. Вокруг простиралась страна чудес, волшебная сказка из снега и льда, и красота ее была столь величественна, что я на несколько благословенных минут совершенно забыла о холоде.
        В чувство меня привела лишь мысль, что я стою на самом верху горного гребня, будто отважная путешественница, позирующая для собственного портрета, и, таким образом, прекрасно заметна издали. Торчать у всех на виду, пусть даже вокруг нет ни единого драконианина, кроме Рузд, в моем положении было далеко не самым разумным, и я поспешила присесть.
        И, благодаря данной перемене позы, приметила кое-что новое. На гребень местами пришлось карабкаться на четвереньках, но лишь потому, что я выбрала самый прямой путь к вершине вместо того, чтобы зайти оттуда, где склон полого спускался книзу. Пойди я в обход, подъем оказался бы много легче: гребень хребта был так широк, что по нему могли бы идти в ряд по меньшей мере пять человек, и совершенно ровен.
        Подозрительно ровен. Конечно, осмотреть его поверхность под толстым покровом снега не представлялось возможным, однако манера, в коей он поднимался кверху со дна долины, с первого же взгляда наталкивала на мысль о дороге.
        Ну, а дорога, конечно же, должна куда-то вести.
        Будто марионетка, влекомая вперед самим Любопытством, я повернулась в другую сторону и взглянула наверх, на склон Аншаккар.
        Нет, сомнений быть не могло: передо мною действительно лежала дорога, тянувшаяся по пологому скату - возможно, естественному, возможно, сооруженному драконианами. Конца ее я не могла разглядеть, однако странность горного склона там, наверху, казалась отнюдь не игрою природы.
        Я быстро огляделась вокруг. Ушедшая на поиски в другом направлении, Рузд скрылась из виду за склоном Аншаккар; вдали, над пройденными деревнями, поднимались к небесам струйки дыма, но вокруг не было видно ни единого движения. К несчастью, ни одному из яков не пришло в голову пойти по дороге наверх и предоставить мне удобный предлог последовать за ним…
        …однако несколько яков паслось совсем рядом, по ту сторону дороги.
        Отбить одну из коров от стада и затащить на дорогу оказалось не так-то просто, но я настояла на своем. Конечно, я понимала: то, что находится там, наверху, для моих глаз не предназначено. Пожелай Рузд показать мне это - наверняка отвела бы туда сама. Но горная лавина отняла у меня все самое дорогое, и радость открытий оставалась единственным, что поддерживало во мне жизнь, а посему я просто не сумела заставить себя отвернуться и уйти прочь. Что ж, в крайнем случае смогу честно (хоть и не вполне) сказать, что последовала за заблудившимся яком.
        В конце концов упрямая скотина уступила моим понуканиям и неспешно побрела наверх. Подъем был крут, но отнюдь не труден. Дорога вилась серпантином, змеясь наверх по склону горы. Куда она ведет, я смогла разглядеть задолго до того, как добралась до конца: там, впереди, виднелась, дразня воображение, верхняя часть неких монументальных дверей, тогда как нижняя была скрыта от глаз краем серпантина. Казалось, чуть выше имеется что-то еще, но что - этого пока не удавалось разобрать.
        С тех пор как я впервые очнулась в доме сестер-драконианок, выносливость моя значительно улучшилась, а сломанная кость успела срастись. Дойдя до конца дороги, дышала я с некоторым трудом, однако ничуть не запыхалась. Если у меня и перехватило дух, то лишь от открывшегося зрелища, а вовсе не из-за физической слабости моего организма.
        Вход, вырубленный в склоне горы, выглядел так, будто явился прямиком из древности - но не вполне. Наследие древних дракониан чувствовалось в пламенеющих, разворачивающихся кверху, будто лепестки, капителях колонн по обе стороны дверей, но столь широких, массивных подножий я не видела больше нигде, да и поверхность колонн не украшала ни одна надпись. Обнаружься сия находка посреди Лабиринта Змеев, каменная перемычка, покоившаяся на капителях колонн, была бы украшена затейливым резным фризом, но здесь ее украшал лишь абстрактный геометрический орнамент, наподобие тех, что я видела на посуде и деревянной домашней утвари в Имсали. Двери же… что ж, пожалуй, сравнивать двери мне не с чем: единственные уцелевшие с древних времен я видела только в Сердце Стражей. Створки дверей были тяжелы и окованы изъеденной патиной бронзой - словно затем, чтобы наверняка выдержать натиск зимы.
        Столкнувшись с необходимостью отворить одну из их колоссальных створок, я ни за что не попала бы внутрь. Снег, укрывавший ровную, будто дворик, площадку перед дверьми, благодаря непрестанному ветру был не так уж глубок, но все же в значительной мере мешал ходу створок, которые и без того были столь велики, что я даже в разгаре лета управилась бы с ними не без труда. По счастью, в одной из них имелась небольшая дверца, какие нередко устраивают в парадных дверях больших антиопейских молелен, дабы любой прихожанин мог пройти в храм, не утруждаясь отворять этакую тяжесть. Стоило мне толкнуть ее, дверца подалась.
        Что бы ни находилось внутри, я понимала: мне там вовсе не место. Застань меня здесь кто-нибудь, и не миновать бы мне больших неприятностей - причем вполне заслуженных.
        Но я отнюдь не забыла того дня, когда взялась рисовать на стене коровника. Вполне возможно, в тот день Каххе предлагала отвести меня сюда, или хотя бы рассказать мне об этом месте: она ведь явно кивнула в сторону Аншаккар, и одна мысль об этом привела Зам в бешенство. Чего Каххе думала этим достичь, оставалось только гадать, однако знание есть сила, и в этот момент данного ресурса отчаянно не хватало. Рано или поздно моя жизнь здесь должна была измениться, а столкновение с сими переменами вслепую, на мой взгляд, не сулило ничего хорошего. Сколь бы я ни доверяла Рузд и ее сестрам, полностью полагаться на их милость мне вовсе не хотелось.
        Я бросила взгляд на корову. Та слонялась поблизости и тыкалась носом в снег, словно недоумевая, зачем ее привели сюда, если здесь не растет ни травинки.
        - Вряд ли хоть кто-то поверит, что я догнала тебя только внутри,  - сказала я.
        Корова равнодушно шевельнула ухом.
        - Но и отпускать тебя я не собираюсь. Следовательно, придется тебе подождать тут.
        На площадке у дверей было установлено пять столбов, несомненно, предназначавшихся для неких неведомых мне ритуалов. Привязав корову к одному из них, я поскорее, дабы не передумать, приоткрыла дверцу - как раз настолько, чтобы пройти в нее боком - и проскользнула внутрь.

        Глава тринадцатая

        В храме - Открытие на втором этаже - Дальнейшие исследования - Вторжение обнаружено - Хроники прошлого - Бежать больше некуда

        За дверью оказалось довольно сумрачно, но не вполне темно. Несколько неостекленных окон над входом пропускали свет, вместе с которым внутрь проникло и немного снега. Освещения было довольно, чтоб различить напольные жаровни, расставленные у стен, и некие мелкие предметы на полках, установленных между ножек жаровен. Склонившись, чтоб рассмотреть их, я обнаружила, что это лампы - примерно такие же, как те, которыми я пользовалась последние два месяца, только более изящной работы. Ячье масло внутри затвердело, однако растопка, лежавшая наготове в жаровнях, оказалась совершенно суха. Разжечь жаровню не составило никакого труда, а затем я, держа над ней лампу, чтоб растопить содержимое, принялась оглядывать помещение.
        Мы, люди, издавна склонны считать любые величественные драконианские здания храмами, однако в этот момент я нимало не сомневалась, что нахожусь в аванзале священного места. Как показывает история, больше всего труда люди во все времена вкладывали в постройки двух типов - в культовые сооружения и королевские дворцы. Возможно, драконианами Обители и правил некий король или подобный королю властелин, но удаленность этого места от жилья делала его малопригодным для политических целей. Конечно же, если драконианские соображения на сей счет схожи с человеческими… однако весь мой опыт общения с Рузд, Каххе и Зам свидетельствовал, что их образ мыслей не настолько чужд нашему.
        Стены аванзала были обильно украшены замысловатыми круговыми орнаментами, весьма напоминавшими мандалы, которые можно увидеть во многих дайцзинских странах, но выполненными в ином стиле. Смысл их был для меня неясен: я могла догадаться, что он есть, так как среди спиралей и геометрических фигур тут и там гнездились строки повторяющихся символов, но означать эти символы могли все что угодно. Каждый из них был ярко раскрашен - преимущественно желтым, синим либо белым с нечастыми вкраплениями красного. Мне, как художнице, тут же захотелось разглядеть их поближе. Интересно, какими пигментами могут пользоваться дракониане? Не ведут же они торговли с внешним миром, дабы раздобыть необходимые материалы! Впрочем, белый и желтый несложно получить из богатых свинцом минералов, а синий… Из меди? Из кобальта? А может, где-либо в котловине имеются залежи лазурита? Как известно, в Мритьяхаймах он встречается нередко…
        Однако углубляться в подобные размышления было не ко времени. Ячье масло согрелось настолько, что я смогла зажечь лампу и с нею в руке отправилась на разведку.
        Путей передо мною открывалось три. Напротив входа, справа и слева по углам аванзала поднимались наверх винтовые лестницы, а между ними располагалась пара дверей, почти не уступавших в размерах тем, сквозь которые я вошла, но гораздо богаче украшенных резьбой. Пожалуй, отворить их было бы нетрудно, так как они пострадали от стихий вдесятеро меньше, чем их собратья снаружи, но с этим я решила повременить и двинулась к правой лестнице.
        Где-то на середине долгого извилистого пути наверх я поняла, отчего подъем столь утомителен: ступени лестницы не были рассчитаны на человеческие ноги. Известные мне драконианки превосходили меня ростом на добрых тридцать сантиметров, и ноги их были значительно длиннее моих; все это означало, что удобная для них высота ступеней не слишком-то удобна для меня.
        - Снова как в детстве,  - проворчала я, одолевая последние ступени, и тут же захлопнула рот, словно каким-то чудом могла проглотить вырвавшиеся наружу слова.
        Пройдя последний оборот, я обнаружила перед собой огромный пустой зал… полный спящих дракониан!
        Их аккуратные ряды тянулись вдаль, далеко за пределы круга, освещенного моей жалкой лампой, однако и здесь под потолком имелся ряд окошек, пропускавших внутрь неяркий дневной свет, позволявший различить контуры тел, устилавших пол от стены до стены, точно ковер. Явись я сюда без лампы - чего доброго, наступила бы на ближайших, прежде чем заметила бы их.
        Я замерла на месте, словно мышь под пристальным взглядом ястреба. Не потревожил ли спящих мой голос? В колеблющихся (не в последнюю очередь из-за дрожи в руках) отсветах лампы мне показалось, что лежащие у порога зашевелились. Инстинкт понуждал бежать, да поскорее, но я собрала волю в кулак и осталась на месте. Секунды тянулись, как каучуковая нить. Со временем я осознала, что сдерживаю дыхание, и осторожно перевела дух. Нет, никто из спящих не шевельнулся и не издал ни звука.
        Похоже, в ближайшем будущем мне ничто не грозило. Вдобавок, я отыскала остальных дракониан. Неужели передо мной все население Обители? Об этом судить было трудно: зал уходил в глубь горы столь далеко, что в свете от лампы и окон я не могла разглядеть его полностью, а красться вперед среди неподвижных тел из одного лишь пустопорожнего любопытства вовсе не собиралась. Их были сотни, это уж несомненно. В этот момент я впервые задумалась о численности местной популяции дракониан. Не угрожает ли им инбридинг и, как следствие оного, вырождение? Не исключено, однако, что лабильность развития вполне может уменьшить сию опасность… Вопрос был крайне интересным, но не из тех, на которые можно ответить, не сходя с места.
        Все эти рассуждения помогли окончательно совладать с собой. Что ж, хорошо - по крайней мере одна гипотеза подтвердилась: как я и предполагала, на зиму дракониане погружаются в спячку.
        Оконца под потолком были забраны частыми решетками, а несколько ниже располагались окна пошире, наглухо забранные ставнями. Отчего первые открыты, а вторые - нет? Возможно, для регулирования освещения, а еще затем, чтоб внутрь проникала толика холодного воздуха, несомненно, способствующего продолжительному сну?
        В кои-то веки у меня возник повод порадоваться холоду!
        Осторожно, шажок за шажком, я снова спустилась вниз. Непродолжительный осмотр левой лестницы показал, что, как я и подозревала, ведет она в тот же зал. Отчего их две? Из ритуальных соображений? Или, напротив, практических? Лично мне, будь я драконианкой, вовсе не хотелось бы стоять в длинной очереди, когда все население Обители поднимается в зал или покидает его. Уж не сюда ли, не в этот ли зал предлагала отвести меня Каххе? Зачем? Чтоб разбудить кого-либо из спящих и познакомить с ним? А может, и с некоей совершенно иной целью: ведь я осмотрела еще не все.
        С этими мыслями я повернулась к огромным резным дверям и с радостью отметила, что петли их лоснятся от смазки: спящие наверху дракониане никак не шли из головы, хотя скрип дверной петли вряд ли мог пробудить их от зимней спячки. Дверными ручками служили тяжелые бронзовые кольца, не в пример зеленой от патины бронзе наружных дверей блестевшие, точно золото. Подумав, что створки вряд ли удастся сдвинуть с места, я ухватилась за кольцо и потянула.

        Зимняя спячка

        С момента постройки Сердца Стражей минули многие тысячи лет, однако дракониане либо не забыли техник навешивания невероятно массивных дверей, либо открыли их заново. Створка отворилась куда легче, чем я ожидала.
        - Ну что ж,  - тихо, почти беззвучно пробормотала я себе под нос,  - семь бед - один ответ.
        Повторюсь: круг света от крохотной лампы был невелик, а свет из окон над наружными дверями также совершенно не проникал за порог. Однако стоило мне шагнуть вперед, огонек лампы отразился во множестве блестящих поверхностей по всему залу - ближайшая, справа, оказалась боком еще одной жаровни. Затаив дух (глупый импульс, но попробуй с ним совладай), я подожгла налитое в нее масло.
        Миг - и все вокруг ожило, заиграло множеством красок. Стены этого зала тоже оказались расписаны теми же самыми мандалоподобными орнаментами вперемежку с некими элементами, на мой взгляд, чисто декоративного характера. Но самую большую фреску, довлевшую над всем остальным,  - круглый диск, от коего расходились в стороны два стилизованных распростертых крыла - я много раз видела в драконианских руинах. Нарисованный краской на стенах, этот диск неизменно был желтым, но здесь, как и в Сердце Стражей, его отчеканили из чистого золота.
        Самые убедительные из наших гипотез гласили, что диск этот олицетворяет солнце, хотя отчего оно изображено крылатым, никто не понимал. Вооруженная знанием о том, что драконоглавые люди существовали и существуют, я невольно начала переосмысливать основы драконианской религии: возможно, объектом их поклонения являлось само солнце? Крылатый диск нередко занимал главное место в любом из драконианских зданий, либо нависая над фигурами дракониан, либо сам по себе. Хотя, с другой стороны, существование реальных дракониан отнюдь не исключало существования дракониан мифических. В конце концов, многие человеческие религии наделяют богов человеческим обликом. Мало этого: как я могла судить, держатся ли местные дракониане той же самой веры, что превалировала во времена их мирового господства? Напротив, сохрани они свои верования в виде полностью неизменном, я была бы немало удивлена.
        Криво улыбнувшись, я добавила религию в список тем, которые следовало непременно обсудить с сестрами, когда позволит время и словарный запас. Сей список уже разросся до тысячи пунктов и день ото дня продолжал расти.
        Покончив с этими мыслями, я вновь принялась оглядывать помещение. Зал был просторен, но не настолько, чтобы вместить разом всех дракониан, обнаруженных мной наверху. Мебели внутри практически не наблюдалось. Свет лампы отражался от крылатого диска и ажурного золотого плетения, украшавшего жаровни, все как одна начищенные до зеркального блеска. Часть пола занимали резные скамьи. Под солнечным диском возвышалось нечто наподобие алтаря - по-видимому, с возложенными на него приношениями. Подойдя ближе, я разглядела зеленые ветви и чашу с зерном. Первые до сих пор сохраняли упругость, а значит, срезаны были не более дня или двух тому назад.
        Следовательно, кто-то посещает это место и зимой. Возможно, при храме, как и при яках, также имеется свой смотритель? Или бодрствующие пастушки захаживают поклониться святыне?
        В любом случае задерживаться не следовало. Я и без того провела в храме куда больше времени, чем собиралась поначалу - пора было забирать корову и уходить. Однако в зале имелись укрытые занавесями ниши, две по сторонам алтаря и с десяток - в боковых стенах, и я никак не могла уйти, не заглянув в них хотя бы одним глазком. Раздвинув ближайшие к входу занавеси, я обнаружила за ними коридор, как и все прочие помещения храма, выбитый в каменной толще горы.
        (В скобках замечу: да, я задавалась вопросом, нет ли и здесь потайных дверей, как в Сердце Стражей. Но в данном случае тратить время на поиски подобных вещей - тем более не имея под рукою подсказок, подобных тем, какими порадовала нас находка в Лабиринте Змеев,  - вряд ли было разумно.)
        Коридор оказался коротким и вскоре привел меня в комнату поменьше. Одну из стен ее украшала очередная мандала, несколько отличавшаяся от прежних: центр кругового орнамента занимала фигура драконианина. Я тут же, помимо собственной воли, принялась оценивать ее взглядом художника, примечая сходство с искусством древних и явные признаки новых веяний. Исчезла странная перспектива, манера изображать голову и ноги в профиль, а тело - развернутым анфас, однако крылатое существо стояло все в той же знакомой позе - словно шагало вперед, слегка отставив в стороны руки.
        Поймав себя на том, что думаю о нем как о существе, не имеющем пола, я сокрушенно покачала головой.
        - Нет,  - пробормотала я себе под нос,  - я просто обязана исхитриться взглянуть на драконианина мужского пола.
        Пока что у меня не было ровным счетом никаких данных об их половом диморфизме. Естественно, молочные железы у сестер отсутствовали, чего и следовало ожидать от яйцекладущих (не считая однопроходных, или птицезверей, а именно утконосов и некоторых представителей семейства ехидновых, овипария млекопитающим не свойственна). Вполне возможно, дракониане мужского пола имелись среди спавших на втором этаже, но я ни за что не дерзнула бы вернуться туда на поиски.
        Более того: мне давно пора было идти. Я напоследок оглядела комнату, вышла в коридор и двинулась к выходу столь поспешно, что огонек лампы в руке угрожающе замерцал.
        Раздвинув занавеси, я обнаружила перед собой двух драконианок, немедля обернувшихся на звук шагов.

* * *

        Рузд прыгнула вперед, крепко зажав мне рот ладонью. Однако так утруждаться ей было вовсе ни к чему: к этому времени инстинкт соблюдения тишины укоренился в моем сознании глубже некуда. Осознав, что обнаружена всего-навсего Рузд и Зам, а не кем-то чужим, я обмякла от облегчения так, точно разом лишилась костей.
        Увы, облегчение оказалось недолгим.
        Зам с рыком вырвала меня из рук Рузд. Да, я помнила отповедь, данную сестрами, явившимся попрошайничать соседям, но еще ни разу не видела ни одной из них в истинной ярости. Гребень Зам поднялся дыбом, крылья раскинулись в стороны, весьма впечатляющие клыки обнажились в жутком оскале. Гортанное звучание слов, брошенных ею мне и сестре, не оставляло никакой надежды на понимание, однако смысл их был вполне ясен: мое вторжение в священное место разгневало Зам до глубины души.
        Соображения, побудившие меня войти в храм, выглядели вполне логично, но в данных обстоятельствах на логику уповать не стоило. Охваченной страхом и чувством вины, мне оставалось лишь одно - бормотать извинения на ломаном драконианском. «Я не думать плохо» оказалось лучшим из найденных мною эквивалентов для «я не имела в виду ничего дурного», зато «прошу прощения» соскользнуло с языка как по маслу: этой фразой я пользовалась уже не менее тысячи раз, хотя и с куда меньшей проникновенностью.
        Но злости Зам все это отнюдь не уменьшило. Она продолжала рычать - то на меня, то на сестру, а когда Рузд, протянув вперед руки, шагнула к нам, швырнула меня к алтарю. Я не раз видела, с какой легкостью она вскидывает на плечо тяжелые мешки ячьего корма, но никогда прежде не испытывала ее силу на себе. Миг - и я взвилась в воздух, ударилась о скамью и распростерлась на полу. Инстинкт велел замереть и лежать смирно, дабы принять как можно более покаянный и безобидный вид. Зам меня не любила, с самого начала боялась, и в этот момент могла бы прикончить одним ударом когтей.
        Когда она вновь схватила меня за ворот, даже все самообладание в мире не помогло бы мне сдержать крик. Зам рывком подняла меня на ноги и толкнула вперед - словно преступницу, ведомую на казнь. Однако, в ужасе оглянувшись назад, я увидела, что Рузд зажигает оброненную мной лампу и следует за нами. Стоит ли полагаться на ее заступничество, если Зам намерена прикончить меня? Этого я не знала. Вполне возможно, Рузд также пришла к выводу, что вся ее затея потерпела крах, что спасение замерзавшего в снегу человека оказалось напрасной тратой сил… В наших легендах, да и в самом Писании немало говорилось о кровавых ритуалах дракониан. Не суждено ли мне вот-вот пасть жертвой одного из них?
        Между тем Зам втолкнула меня в нишу слева от алтаря. Не ожидая, что сразу же за занавесью начнутся ступени, я споткнулась и едва не покатилась вниз, но, к счастью, сумела вовремя опереться о стену. Когда шедшая позади Рузд раздвинула занавеси и хоть как-то осветила путь, я увидела перед собою винтовую лестницу, точно такую же, по какой поднималась наверх. Что может быть там, внизу? Снова спящие дракониане? Или местный правитель, который решит мою судьбу?
        Нет, все мои догадки оказались неверны. Преодолев последнюю ступень, я очутилась в еще одной небольшой комнате, расписанной фресками в стиле много более далеком от современного.
        Здесь Зам вновь ухватила меня за ворот и прорычала:
        - Смотри!
        То было первое внятное слово, услышанное мной от нее в тот день, однако в понуканиях на сей счет я вовсе не нуждалась. Настенные росписи оказались лишь грубым подражанием тем, что я видела в Сердце Стражей, но смысл их был предельно ясен. Справа (обычное начало любой драконианской последовательности изображений) восхищенные люди преклоняли колени у ног великолепного драконоглавого существа, щедро оделявшего подданных скотом, корзинами зерна и прочими дарами. Но вскоре за этим последовали сцены противоборства - череда изображений, на коих люди, отвергая все мольбы дракониан, жгли дома и без всякого видимого смысла резали скот. Затем разразилась война.
        - Так это прошлое,  - прошептала я, сама не понимая, на каком языке (возможно, по-ахиатски, а может, и по-ширландски, этого я совершенно не помню).  - Прошлое, каким его помните вы…
        Драконианская версия событий во многом отличалась от наших: сегулистские и аманианские священные книги повествуют о правителях-тиранах, погрязших в распутстве и жестоко угнетавших подданных, пока пророки Господа не призвали народ к восстанию. Сказания иных земель по всему миру представляют собой не более чем местные вариации на ту же самую тему.
        Главное изображение, занимавшее большую часть задней стены, также имело параллели в наших преданиях, хотя без него мне и в голову не пришло бы связать их со своими открытиями. Здесь люди, выросшие до чудовищной величины, поливали некоей черной жидкостью огромную кладку яиц. Фигурки крохотных дракониан внутри яичной скорлупы корчились в муках, обращаясь в безжизненный серый камень.
        Колени мои подогнулись, и Зам разжала пальцы, позволив мне упасть.
        Яйца на Рауаане… А я-то гадала, каким образом они могли окаменеть, что за процесс мог превратить их белок в самоцвет, называемый нами огневиком! Сей драгоценный камень находили в самых разных местах по всему свету, и чаще всего - близ поселений древних дракониан… Но, думая только о распавшихся без остатка эмбрионах и совершенно забыв о том, что некогда их окружало, я даже не задавалась мыслью, откуда на свете взялось столько огневика? Откуда такое обилие окаменевших яиц?
        Теперь ответ был ясен: их отравили люди древности. Им, нашим предкам, удалось найти некий химический состав, каковой, будучи вылит на яйца дракониан, и вызывал в них сии фатальные изменения. Вот оно, то самое избиение младенцев из Писания, кара, ниспосланная Господом на головы древних тиранов за их прегрешения! Вот он, корень легенды о кеонгском герое Ло-аламаоири, отправившемся на проклятый остров Рауаане и обратившем накаи в камень!
        Да, это сделали мы - мы, люди. Это наши пращуры истребили несказанное множество дракониан, не успевших родиться на свет.
        Зам отпустила мой ворот и отступила на шаг, оставив меня на полу; я же без всякого принуждения повернулась налево, дабы увидеть конец повествования: плачущие дракониане гибнут под ножами людей или в панике бегут прочь. Вот уцелевшие отступают в горы и прячутся там. То есть, в Обители, где с тех пор и живут…
        Немудрено, что Зам так боялась меня. Немудрено, что сестры столь старательно прятали меня от посторонних глаз. Для них я была монстром, чудовищем из древних мифов - человеком, жестоким, безжалостным зверем! Неважно, что каждая превосходит меня ростом на добрых тридцать сантиметров, а зубы и ногти мои не идут ни в какое сравнение с их когтями и клыками: ядовитая змея тоже во сто крат меньше человека, однако убить его способна в мгновение ока.

        Низвержение

        Может быть, где-то здесь, в храме, спрятаны яйца дракониан? Может быть, Зам решила, что я явилась сюда, дабы превратить их в камень?
        Если так, выражения следовало выбирать с особой тщательностью. Поддаваться душевному смятению и мямлить нельзя: Зам явно не в настроении дожидаться разрешения недоразумений. Три вдоха потребовалось, чтоб взять себя в руки, и я, не вставая с колен, повернулась к сестрам.
        - Мне очень жаль,  - заговорила я, указав на настенные росписи.
        Споры об исторических интерпретациях, дискуссии о том, кем являлись на деле древние дракониане - заботливыми правителями или же жуткими тиранами,  - были сейчас неуместны. Мы истребили их детей, и я сожалела об этом совершенно искренне.
        - Теперь, мы, люди…
        Здесь мне пришлось прибегнуть к ахиатскому слову: как нас называют дракониане, я в то время не знала. Ясно было одно: на что-либо лестное в этом отношении рассчитывать не стоит.
        - Мы не знаем об этом - и о вас. Мы забыли. Я не желаю вам зла. Никто не желает вам зла.
        Последнее было правдой только потому, что об их существовании не знал никто на свете (туманные легенды о жутких ледяных демонах, оберегающих границы Обители, не в счет), а посему мне и в голову не пришло бы упрекнуть их в излишней скрытности.
        Умолкнув, я взглянула на Рузд. Убедить в чем-либо Зам в данный момент не представлялось возможным - тем более что мой архаический лексикон даже в минуты спокойствия был ей практически непонятен. Другое дело Рузд: несомненно, именно она и разработала весь этот план, именно она и задумала спрятать меня и научить говорить.
        - Зачем?  - спросила я.  - Если я…  - Тут мне, за нехваткою слов, вновь пришлось указать на стены.  - Зачем вы тогда принесли меня в свой дом?
        Этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как я пришла в себя. Прежде я, полагая свои познания в драконианском недостаточными для обсуждения столь сложных материй, не рисковала его задавать, но сейчас, похоже, иного выбора не было.
        Думаю, Рузд откладывала сей разговор по той же причине. Вопрос заставил ее задуматься - очевидно, тщательно выбирая слова, доступные моему пониманию. Наконец она указала налево, на финальные картины хроники, и заговорила:
        - Долгое время мы бежали. Люди приходят - мы прячемся. Люди приходят снова - мы снова прячемся. Теперь мы здесь - куда нам еще идти? Есть ли другие? Такие, как мы?
        Запертые в Обители кто знает, сколько лет, десятилетий, веков… если б на свете и сохранились другие подобные анклавы, местные дракониане, несомненно, давно утратили бы с ними всякую связь.
        - Думаю, нет,  - еле слышным шепотом ответила я.
        Рузд сокрушенно склонила голову.
        - Так думали и мы. Значит, мы - последние. Когда люди пытаются прийти сюда, мы защищаемся. То один, то двое. Немного. Но мы начеку: что, если однажды придет больше?
        Да, это неизбежно должно было случиться. Земли Обители были слишком труднодоступны, чтобы здесь стоило поселиться - по крайней мере тем, кто не желает скрыться от всего мира,  - но рано или поздно кому-либо из людей удастся уйти от драконианской пограничной стражи и поведать внешнему миру об обитающих здесь драконоглавых существах. Конечно, многие просто поднимут его на смех, но некоторые призадумаются… и за первым последует второй, а за ним - третий, и так - пока кому-нибудь не придет в голову явиться сюда с целой армией. И вот тогда драконианам уж точно бежать будет некуда.
        Спасая мне жизнь, сестры отважились на эксперимент: возможен ли разговор с людьми с точки зрения разума?
        Таким образом, мне, под угрозой смерти, следовало говорить с ними как можно разумнее.
        - Люди рано или поздно найдут вас,  - сказала я, на сей раз употребив слово, только что услышанное от Рузд. Никакого родства с ахиатским «люди» в нем не чувствовалось, и я невольно задумалась, от какого же корня оно могло произойти.  - Вы правы. Хотелось бы мне, чтоб это было не так, но…
        Объяснить сестрам, что такое воздушная война, было бы выше моих сил. Но Рузд это и не требовалось. Она обреченно кивнула.
        Я медленно, не выпуская из поля зрения Зам, поднялась на ноги. Зам все еще смотрела на меня откровенно враждебно, однако и не подумала нанести удар. Она привела меня сюда, чтоб обвинить в причастности к людским преступлениям, но вовсе не затем, чтобы убить.
        - Я готова помочь вам,  - сказала я, обращаясь к обеим сестрам.  - Что я могу для вас сделать?

        Часть четвертая

        в которой положение усложняется сверх всякой меры

        Глава четырнадцатая

        Планы на будущее - Как меня нашли - Перемены в мировоззрении - Уход за яйцами дракониан - История происхождения - Дела политические

        Как только последний из беглых яков был изловлен и я вместе с Рузд и Зам вернулась в Имсали, мне сразу же выпала возможность порадоваться тому, что мой лексикон, два месяца не выходивший за рамки выпаса яков, значительно обогатился. Теперь повседневным делам уделялся лишь самый минимум внимания: драконья доля наших стараний была посвящена материям совершенно иным.
        План Рузд (да, этот план, несомненно, принадлежал ей, хотя сама она, излагая его мне, неизменно употребляла множественное число, как будто он был разработан ею, Каххе и Зам вместе) оказался пугающе прост. Меня продолжат прятать до весны, пока не проснутся от зимней спячки остальные… и вот тогда известят о моем присутствии всех, предъявив меня, как доказательство тому, что люди - разумные существа, с которыми вполне можно договориться миром. Мне же за время, оставшееся до весны, предстояло со всем возможным старанием готовиться к последующим дискуссиям.
        - Что, если весна придет, а я не буду готова?
        Зам полоснула меня сердитым взглядом. Каххе же засмеялась, хотя особого веселья в ее смехе не чувствовалось, и ответила:
        - Будь готова.
        Прятать меня еще дольше не годилось бы, даже если бы я не успела подготовиться к встрече с драконианами должным образом. План сестер удался только потому, что все остальные жители деревни готовились к зимней спячке: в тот день, когда меня оставили дома вдвоем с Зам, Рузд с Каххе как раз ходили уговаривать тех, на кого в этом году пал жребий, передоверить заботу о яках им. Конечно, вряд ли тех пришлось долго уговаривать: бодрствование во время зимы считается среди дракониан обязанностью крайне неприятной, и если в Имсали дело решается демократическим путем - жеребьевкой, то в других деревнях (об этом я слышала позже) уход за стадами во время зимы взваливают на тех, кто не пользуется популярностью среди соседей. По счастью, в Обители существовал закон, строго-настрого запрещавший нести сие бремя две зимы кряду, так как зимнее бодрствование дракониане полагают крайне пагубным для здоровья.
        Таким образом, когда дракониане проснутся, прятаться в доме сестер я больше не смогу. Подготовленной или нет, придется браться за дело и представлять перед лицом жителей Обители Крыльев весь свой вид - все человечество.
        Да, как оказалось, Обителью эти места называла не только я. По-дракониански они назывались точно так же - Шратар Враи, Обитель Крыльев.
        - Аневраи,  - сказала я Рузд, узнав от нее об этом.  - Так мы называем ваш народ - или, по крайней мере, полагаем, что это слово означает ваш народ. Но вы себя так не называете.
        Действительно, сестры называли дракониан «мранин» - словом, явно происходившим от совершенно иного корня.
        - Это очень древнее слово,  - пояснила Рузд.  - Оно означает тех, кто правил в дни древности. Мы не пользуемся им со времен Низвержения.  - Рузд помолчала, что-то припоминая.  - Ты ведь уже говорила его однажды, верно? Когда только-только пришла в себя. А я так нервничала, что даже не узнала его. Ты его так странно произнесла…
        Да… Интересно, каково это - спасти умирающее чудовище в надежде подружиться с ним? Лично мне это казалось просто непостижимым.
        - Как вы нашли меня? Я очень давно хотела об этом спросить, только не могла.
        Здесь я немного слукавила. Задайся я такой целью - могла бы справиться, как справлялась теперь. Нет, не стоит думать, будто наши беседы действительно были такими простыми и понятными, какими представлены здесь. Напротив: дабы объяснить, что я имею в виду, нередко приходилось прибегать к многословным косвенным описаниям, пантомиме и рисованию углем. В этом случае я сознательно позволила трудностям воспрепятствовать собственному любопытству: любые мысли о том дне неизменно порождали множество нежеланных грустных воспоминаний о лавине и о неизвестной судьбе моих спутников.
        И вот теперь я наконец-то набралась храбрости спросить об этом.
        - В тот день мы втроем несли караул,  - ответила Рузд.  - Следили, нет ли людей возле наших границ.
        - А за горы вы ходите?  - заинтригованная, спросила я.
        - Когда-то ходили, но то было очень давно. Теперь - нет.
        По-видимому, со временем поселения ньингов придвинулись вплотную к пределам пригодных для жилья земель, едва не добравшись до самой Обители. Патрулирование за кольцом гор могло повлечь за собой те самые столкновения, коих дракониане так долго старались избегать.
        - Но меня вы заметили?
        - Мы увидели двух человек. Там, наверху,  - отвечала Рузд, указав когтем на седловину.
        Я подняла взгляд. День выдался солнечным, почти безоблачным - казалось, до седловины рукой подать. Впервые ступив на нее, мы с Томом слегка прогулялись на запад, дабы взглянуть вниз, в долину - по всей вероятности, тогда-то нас и увидела Рузд.
        Однако от нашего появления до того момента, как я, полумертвая, убрела по западному склону вниз, прошло немало времени, не говоря уж о снежной буре.
        - Вы наблюдали, как мы копаем?
        Пусть даже сестры стали моими друзьями (по крайней мере, две из трех - стоит ли считать другом Зам, я пока что не знала), представив себе, как они следят за нами из засады, я едва сумела сдержать дрожь.
        Но Рузд ответила:
        - Нет. Зам настаивала, что вначале нужно сходить за оружием. Начался спор. Когда мы полезли наверх, гора… упала, и Зам сказала, что все вы, должно быть, погибли. Но прежде, чем с ней согласиться, мы решили пойти поискать.
        - И с этим мне очень повезло,  - пробормотала я.  - Иначе я уж точно бы погибла.
        Вооруженными сестер я еще ни разу не видела. Где же они держат оружие? И чем вооружены? По всей вероятности, огнестрельного оружия у них быть не могло: никаких признаков наличия у дракониан технологии производства настолько сложных вещей в Обители не наблюдалось. Что же тогда? Луки и стрелы? Копья, мечи? И как же Зам, живя рядом со мной, согласилась остаться безоружной хоть на одну минуту?
        Как выяснилось, все эти месяцы любопытство приходилось сдерживать не только мне.
        - Забель, зачем ты пришла туда?  - спросила Рузд.  - Ты не живешь здесь.
        Нет, под «здесь» имелась в виду вовсе не Обитель. Из моих сбивчивых рассказов, дополненных великим множеством рисунков, сестры смогли уяснить, что я родилась в некоей далекой стране, ну, а ньингов они, конечно же, не раз видели издали, и знали: к местным жителям я не принадлежу. Но, судя по всему, мои неуклюжие попытки изобразить углем на выбеленной стене коровника погибших дракониан не произвели на них особого впечатления.
        Чтобы ответить на вопрос Рузд, пришлось вновь взяться за уголь и нарисовать целый ряд самых разных драконов и драконоподобных существ, от искровичков и стрекодраков до пустынных драконов, болотных змеев, йеланских ти лен и ящериц-огневок.
        - Все это - драконы,  - сказала я, воспользовавшись ахиатским словом и продолжая беседу, оборванную на полпути в тот вечер, в пещере, когда я осматривала крылья мьяу.  - Как все птицы - птицы, только разных пород. Понимаешь?
        Рузд кивнула.
        - Моя работа - изучать драконов. Это и есть то, что я делаю для своего народа большую часть жизни. Мы думаем, что…
        Тут я на время умолкла, подыскивая нужные слова.
        - В мире есть много… таких же домов, как ваш храм, только древних и… э-э… сломанных? Испорченных?
        - Обветшавших,  - подсказала Рузд.
        - Да, обветшавших. Оставшихся со времен аневраи. В этих домах есть изображения аневраи, но мы не понимали их смысла. Мы думали, на них изображены…
        Не зная слова «боги», я снова запнулась, но углубляться в религиозные материи не стала, а просто сказала:
        - Мы думали, что на свете нет таких существ. Что они - выдумка. Мы не знали, что вы существуете.
        Рузд изумленно вскинула голову.
        - Так ты ничего не знала о нас?
        - Ничего. А очнувшись и увидев вас, очень удивилась!
        Теперь, когда горячечный бред и ужас остались далеко позади, над этим вполне можно было посмеяться.
        Ответ мой привел Рузд в такое изумление, что она потребовала прервать разговор, дабы поделиться новостью с Каххе и Зам. Зам воззрилась на меня с откровенным недоверием.
        - Да, это чистая правда,  - подтвердила я.
        Сестры удалились посовещаться - думаю, не из желания сохранить дискуссию в секрете от меня, но лишь затем, чтобы не замедлять ради меня разговор. Что же получается? Выходит, весь их план основывался на убеждении, будто люди прекрасно знают о том, что они живут в Обители (или как минимум об их существовании вообще), но попросту никак не соберутся истребить последних дракониан?!
        Конечно же, в краткосрочной перспективе это ничего не меняло. Нам предстояло дожидаться весны, а мне - готовиться к встрече. На следующий же день мы с Рузд вернулись к прерванному разговору.
        - Я думала,  - сказала я,  - что аневраи были людьми, разводившими драконов особой породы для собственных надобностей. И, когда человек по имени Фу Пим-лат сообщил мне, что нашел здесь, в горах, странное мертвое тело, захотела взглянуть своими глазами, что это за существо.
        - Тело кого-то из наших?  - спросила Рузд.
        Я описала, что мы нашли на седловине - мертвое тело, скелет коего распался без остатка, а плоть замерзла под действием постоянного холода.
        - Тогда-то мы и обнаружили, что аневраи не были выдумкой,  - с невеселым смешком заключила я.  - Как раз перед тем, как на нас… упала гора.
        Выяснить драконианское слово «лавина» мы так и не удосужились - думаю, оттого, что обе находили сей оборот забавным. Вдобавок, я даже не знала подходящего ахиатского слова: в пустыне надобность в нем возникает нечасто.
        В эту минуту мир вновь предстал передо мной в ином ракурсе. Откапывая из-под снега погибшего драконианина, я видела в нем всего лишь любопытный образец, труп загадочного животного, представителя неизвестного науке вида. Но если Рузд сделалась для меня разумным существом, личностью… значит, и это тело было останками существа, способного мыслить и чувствовать, насмерть замерзшего среди ледяных горных высот!
        - Те двое, которых мы нашли в снегу… Ты знаешь, кто это был?  - тихо спросила я.
        - По-моему, да,  - ответила Рузд.  - Много лет назад - я только-только на свет появилась - дожди ужасно запоздали. Земля так пересохла, что начались пожары… а по ту сторону гор, пожалуй, было еще хуже, чем здесь. Дымы были видны даже отсюда. После этого старейшины решили, что нужно на время усилить охрану границ. В тот год пара караульных исчезла, попав под снежную бурю незадолго до зимнего сна.
        - А как их звали?
        Судя по слегка дрогнувшему гребню, вопрос мой явно показался Рузд странным.
        - Сеймель и Яминет,  - ответила она.
        На одну из них Фу наткнулся в долине, другую мы отыскали под снегом впятером. Кто из них кто - этого, пожалуй, уже никогда не узнать.
        - Как у вас принято поступать с умершими? Хоронить в земле, сжигать на кострах, или?..
        - Они уходят в небо,  - ответила Рузд.
        Поначалу я приняла это за эвфемизм - как у нас говорится, что покойный родственник отправился в лучший мир. Действительно, небу в драконианской религии отводится очень важная роль, однако сие выражение имело смысл куда более буквальный. Согласно обычаям дракониан, тела усопших оставляют на открытом месте, где птицы-стервятники пожирают их плоть и уносят ее на небеса, ну а кости, конечно же, распадаются в прах.
        Что ж, если драконианина, упавшего с седловины, постигла та самая судьба, коей желали бы ему его близкие, это отчасти утешало. Правда, другой, скорее всего, исчез в снегу навсегда…
        Тут сии рассуждения столкнулись с еще одной мыслью, спешившей им навстречу.
        - Эти пропавшие караульные… кем они были, мужчинами или женщинами?
        - Женщинами,  - отвечала Рузд таким тоном, словно иначе и быть не могло.  - Мужчины в караулы не ходят.
        Следовательно, дракониан мужского пола я до сих пор не видела - пусть даже замерзших и сплющенных в лепешку. Еще немного, и они стали бы для меня чем-то мифическим, фикцией, выдуманной драконианками для объяснения, откуда берутся детеныши!
        Естественно, мужчины-дракониане были отнюдь не мифом, и с некоторыми мне в свое время довелось познакомиться. Однако все эти мысли не могли не привести к расспросам о размножении дракониан: быть натуралистом и не утратить значительной доли той деликатности, с каковой подобает обсуждать данные материи, просто невозможно.
        - Я не спрашиваю, где ваши яйца,  - поспешила заверить я, помня о враждебности Зам. Теперь она опасалась меня куда меньше, чем раньше, но лишний раз провоцировать ее вовсе не стоило.  - Но вот интересно: права ли я, полагая, что вы должны внимательно следить за условиями, в которых они содержатся?
        Этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как я получила возможность сравнить гнездовья на Рауаане и в Лабиринте Змеев. Учитывая чувствительность драконьих яиц к окружающей среде, каким образом драконианам удается производить на свет потомство в условиях совершенно иного климата?
        Отчасти ответ на сей вопрос был связан с объяснением, почему мы так долго принимали огневик за обычный минерал. Дело в том, что температура воздуха в подземных хранилищах много стабильнее, чем на поверхности. Нет, Рузд не упоминала об этом ни словом, однако я ни минуты не сомневалась: дракониане Обители выводят потомство в горных подземельях, надежно изолированных от губительных холодов снаружи. Сколько у них гнездовий - одно или несколько, и не расположены ли они в том храме, вырубленном в склоне Аншаккар,  - от подобных вопросов я почла за лучшее воздержаться. Однако сколь глубоко ни заройся под гору, Мритьяхаймы - совсем не то, что Немирное море!
        Ошибка моя, как сделалось ясно впоследствии, заключалась в том, что я с самого начала сочла дракониан единым видом, напрочь лишенным каких-либо вариаций. Если среди людей существует множество разных народов, в значительной мере отличных один от другого, отчего то же самое не может быть верным и в случае дракониан? Естественно, Рузд никогда в жизни не видела своих древних пращуров и даже не подозревала, чем островные дракониане отличались от обитавших в пустыне, но с тем, что подобное разнообразие весьма вероятно, охотно согласилась. Мало этого, она подтвердила: держать яйца в слишком теплом помещении «вредно» для будущего потомства. Конечно, слишком сильный мороз погубил бы эмбрионы еще в скорлупе, однако излишек тепла мог породить на свет вполне здоровых детенышей… но те непременно погибли бы, не пережив первой же зимней спячки.
        Возможно, мои читатели уже недоумевают: как дракониане, бессчетное множество поколений прервавшие любые контакты с людьми, смогли сохранить свое гибридное естество? В ответ на этот вопрос по миру было пущено немало жутких россказней с одним и тем же лейтмотивом - Кровавыми Человеческими Жертвоприношениями. Одни утверждали, будто дракониане питают свои ненасытные яйца кровью похищенных ньингов, цер-жагов и прочих жителей прилегающих земель, другие склонялись к мысли, что ради этой цели они содержат целое стадо людей-рабов, коих выращивают, как скот, после чего пускают на убой. Одна особенно омерзительная вариация последнего сюжета гласила, что последние из этих рабов погибли незадолго до моего появления - потому-то дракониане, нуждавшиеся в пополнении человеческого поголовья, и задумали воспользоваться мною как послом.
        Конечно, все эти сказки были полным абсурдом. Возможно, когда-то, на заре драконианской цивилизации, для создания дракониан и требовалась человеческая кровь (приносимая в жертву древними людьми в рамках каких-либо примитивных обрядов), но едва популяция сформировалась, дракониане начали размножаться естественным образом. С тех пор особых условий инкубации для появления на свет новых поколений драконоглавых двуногих существ не требовалось: довольно было ограждать будущее потомство от факторов, способных вызвать нежелательные мутации.
        Однако Рузд отреагировала на эти соображения довольно странно, и я не сразу сумела выяснить, почему. В конце концов я спросила:
        - Как ты считаешь, откуда пошел ваш род?
        - А как ты думаешь, откуда пошел твой род?  - парировала Рузд.
        По-моему, отчасти это было неким вызовом, так как мои вопросы нередко ее раздражали, но в то же время служило и способом удостовериться, верно ли она понимает, о чем я спрашиваю.
        В целом все это наталкивало на мысль, что вопрос значительно сложнее, чем я думаю.
        - У нас об этом есть много историй,  - поразмыслив, ответила я.  - Каждая мировая религия рассказывает свое: будто первые люди были вырезаны из деревьев, или сделаны из тела принесенного в жертву бога, или что человеком после множества долгих испытаний стал медведь… Вера, в которой меня воспитывали с детства, утверждает, что первый мужчина был вылеплен из глины, а первая женщина - сделана из его ребра. Но такие люди, как я… ученые…  - Здесь вновь пришлось воспользоваться ахиатским словом: в языке Рузд соответствующего не было.  - Наши ученые установили, что мы произошли от крупных обезьян. Ты знаешь, что это за животные?
        Нет, об обезьянах Рузд не знала ровным счетом ничего, поскольку в Обители и ее окрестностях их не водится.
        - Они очень похожи на людей,  - за неимением лучшего описания пояснила я.  - Как мьяу слегка похожи на вас, хотя тут разница, конечно, намного больше.
        Это Рузд приняла как нечто вполне естественное.
        - Конечно, мьяу похожи на нас. Но ваши ученые ошибаются. Вы происходите не от обезьян.
        Тут я невольно вскинула брови.
        - Вот как? От кого же мы происходим? И откуда тебе это знать, если до меня ты не разговаривала ни с одним из людей?
        - Вы, как и мьяу, происходите от нас,  - отвечала Рузд.  - А мы, дракониане, рождены небом. Солнечный жар породил ветер, а ветер, отвердев, принял обличье четырех сестер, а из сброшенной ими чешуи получились горы. Тяжесть гор совлекла сестер вниз. Заплакали они, утратив способность летать, и слезы их породили все воды мира. Когда же они в первый раз искупались, на земле появились новые создания: из воды с их губ получился первый брат, из воды с их животов и груди - люди, а из воды с их спин - драконы. Обычно мы говорим «мьяу», но, думаю, тут имеются в виду и все остальные драконы, какие только бывают на свете.
        Это сказание поразило меня настолько, что я на время потеряла дар речи. Некая поэтическая логика в нем определенно присутствовала: спины дракониан, отличающиеся крыльями и более крупной, рельефной чешуей, в первую очередь напоминали о драконах, тогда как строение передней части их туловищ имело гораздо большее сходство с человеческим. Ну, а замечание о тяжести гор, совлекшей сестер вниз - чем не мифологическое объяснение земного притяжения?
        Да, в качестве космогонического мифа история Рузд была просто великолепна, однако, во-первых, она не имела ничего общего с наукой, а во-вторых, совершенно не совпадала с повествованием, изображенным на стене храма древних дракониан в Лабиринте Змеев.
        - Вот потому-то вы и были подданными аневраи,  - сказала Рузд, очевидно, заметив мои колебания и недоверие.  - Потому, что происходите от нас.
        Все-таки ограниченное знание языка не лишено, по крайней мере, одного преимущества: прежде чем что-то сказать, говорящий вынужден помолчать и обдумать свои слова.
        - Аневраи рассказывали иное,  - в конце концов сказала я.  - Я видела древнее гнездовье, оставшееся нетронутым после Низвержения. Там, на стене, было нарисовано драконье яйцо, погруженное в кровь, чтоб из него родился драконианин. И мои собственные исследования подтверждают: изменения среды, в которой находится яйцо, могут служить причиной самых разных мутаций. Многие из них пагубны, но некоторые и удачны - как, например, гибрид человека с драконом.
        (Стоит отметить: изложенный мною по-дракониански, сей аргумент оказался раз в восемь длиннее, чем в предыдущем абзаце.)
        - От кого же произошли драконы, если не от нас?  - с очевидным скепсисом спросил Рузд.
        - Превосходный вопрос,  - со вздохом сказала я.  - Хотелось бы мне знать ответ… Явно от какого-то родственного пресмыкающегося. Но как и когда возникла ваша уникальная способность к мутациям, этого я сказать не могу.
        В последующие дни мы еще много спорили об этом. Принять теорию эволюции Рузд оказалось нелегко, и это меня ничуть не удивляло: во-первых, до нашего разговора ей даже в голову ничего подобного не приходило, а во-вторых, поначалу эволюционизм и среди людей встретили в штыки (более того, некоторые пытаются опровергнуть теорию эволюции и по сей день, невзирая на новые и новые доказательства ее истинности). Бросать вызов глубоко укоренившимся убеждениям - вообще задача не из простых, ведь это угрожает самим основам, на коих оные зиждутся испокон веков.
        Полагаю, Рузд попросту отмахнулась бы от моих слов, если бы не тот факт, что я могла подкрепить свою точку зрения ссылкой на искусство аневраи. Как странно было видеть, что для нее ее прародители - существа столь же мифические, сколь и для меня… хотя, конечно, тысячи лет, катаклизм и вечное бегство во все более и более отдаленные уголки земного шара не могли оставить культуру без изменений. Да что там: мне довелось повидать куда больше следов существования ее предков, чем ей! Тем не менее, как бы ни затуманилась, как бы ни исказилась со временем память об аневраи, авторитет их остался незыблем: уж если они полагали, что появились на свет благодаря человеческой крови, значит, это, по всей вероятности, правда.
        Дебаты на эту тему заронили в душу неприятные опасения: что, если мое научное любопытство послужит искрой, из коей разгорится пламя религиозной схизмы? Как известно, конфессии разделялись на враждебные лагеря и по менее значительным поводам.
        Однако не думайте, будто мы провели весь остаток зимы в беседах о древней истории и теологии либо в научных дискуссиях о природе дракониан. Большая часть сего времени была посвящена мыслям о том, какой оборот могут принять события, когда проснутся остальные.
        С немалым трепетом вспоминая опыт экспедиций в другие страны, я почла необходимым расспросить Рузд о политическом устройстве Обители. Как выяснилось, каждой деревней правит группа сестер - то есть драконианок, рожденных на свет из одной кладки, числом от двух до пяти, но чаще всего их три либо четыре. Драконианки, рожденные от одной матери в разные годы, также считаются сестрами, но в меньшей мере; эта степень родства обозначается у дракониан другим, особым словом. К этой группе примыкает один представитель мужского пола, избранный своими собратьями, дабы служить при сестрах советником и руководить определенными аспектами общественной жизни.
        Но, когда дело доходит до Обители в целом, вверять власть группе сестер дракониане - в силу крепости родственных уз - полагают нежелательным. Посему Обителью правит совет старейшин - драконианок, достигших лет столь преклонных, что сестры их по большей части ушли в небо. При них также имеется советник мужского пола из рядов упомянутых выше выборных представителей, завоевавший более высокое положение в напряженном состязании с коллегами.
        Этот совет старейшин и был тем правящим органом, коему Рузд собиралась представить меня: принимать решения от лица всей Обители имели право только они.
        - Надеюсь, при виде меня никого из этих достопочтенных старушек не постигнет смерть от апоплексического удара,  - пробормотала я себе под нос, услышав об этом.
        Как уже говорилось, столкнувшись с нехваткой познаний в драконианском, я обычно переходила на ахиатский: это давало надежду, что Рузд сумеет понять хоть немного из сказанного. «Достопочтенные» и «апоплексический удар» оказались слишком мудреными, но слово «смерть» она вполне поняла и подозрительно прищурилась. Я успокаивающе махнула рукой:
        - Расскажи, как с ними держаться, чтоб не напугать их и не оскорбить.
        Этот вопрос тоже повлек за собой немало споров - в основном среди Рузд, Каххе и Зам, так как я не разбиралась в сих материях совершенно. Мы строили планы и отвергали их один за другим, порой по три раза на дню. Не однажды жалели мы обо всей этой затее и сетовали на то, что ввязались в нее, хотя лично я - не всерьез: обернись все иначе, я бы погибла под снегом либо не отправилась в Мритьяхаймы вовсе. Истинной цены последнего решения я в то время еще не знала… но, не имея никаких доказательств грядущего трагического исхода, сожалений о нем не испытывала.
        Однако это не означало, что предстоящий путь будет легок. По мере того, как дни становились длиннее, а холод мало-помалу отступал, мысли мои все чаще обращались в сторону внешнего мира - в сторону человечества, абсолютно не готового к встрече с уцелевшими потомками своих древних повелителей.
        По ночам, когда сестры засыпали, я, лежа в гнезде из одеял ячьей шерсти, глядя в тлеющие угли очага, снова и снова ломала голову над неразрешимым вопросом: что делать? Как спасти жителей Обители Крыльев от поголовного уничтожения?

        Глава пятнадцатая

        Дракониане пробуждаются - Встреча с советом старейшин - Снова в глубь Обители - Оппозиция заявляет протест

        Времена года отнюдь не замедлили ради меня свой бег. Готова я была к ней или нет, весна наступила в свой срок. Дни, остававшиеся до пробуждения дракониан, я считала с таким трепетом, с каким не ждала даже первой свадьбы. В конце концов, в тот давний день решалась лишь моя собственная судьба, а то, что должно было вскоре случиться в Обители Крыльев, касалось великого множества жизней и судеб.
        «Считала дни» здесь - вовсе не фигура речи: пробуждение было назначено на вполне определенный срок. При храме имелись свои смотрители (мне крайне повезло, что я тогда не наткнулась на них), и на рассвете дня пробуждения им предстояло войти в зал зимней спячки и настежь распахнуть ставни закрытых окон. Окна обращены туда, где в это время года встает солнце, и посему проникший внутрь свет потревожит сон дракониан настолько, что звона колоссального гонга в глубине зала будет довольно, чтоб пробудить их от спячки. Проснувшись, дракониане сойдут вниз, воздадут должное приготовленному смотрителями угощению, а затем разойдутся по родным деревням.
        - Долгое это дело,  - с чувством сказала Каххе в ответ на мои расспросы о подробностях процедуры.  - Лестницы узкие. Окажешься в задних рядах - все самое вкусное съедят без тебя.
        Услышанное не могло не обрадовать: полученные сведения очеловечивали (если, конечно, данное выражение здесь применимо) дракониан в моих глазах. К тому времени я привыкла относиться к хозяйкам дома как к личностям, но в окружении толпы, охваченной страхом или гневом, не на шутку опасалась забыть об этом.
        На заре дня пробуждения я в последний раз вышла наружу, подставив лицо лучам неяркого весеннего солнца. Все мы были согласны, что волновать проснувшихся дракониан внезапным появлением человека не стоит - уж лучше подождать пару дней, дать им вернуться к обычной жизни и только потом оповестить обо мне. Но все это время мне надлежало безвылазно сидеть в доме, а увлекательного, сказать откровенно, в этом было мало.
        Действительно, самые худшие мои опасения целиком и полностью оправдались. Конечно, ко дню пробуждения погода значительно улучшилась, однако снаружи все еще было довольно холодно, и некто мог бы вполне разумно предположить, что я буду рада поводу побыть в тепле. Тем не менее после долгого пребывания на природе вынужденное затворничество весьма тяготило. Отчаянно не хватало свежего воздуха, а более того - солнечного света, как бы он ни был скуден и слаб.
        Нетерпение значительно усугублял проникавший снаружи шум. Возвращение домой после спячки в каждой деревне праздновали на свой лад. Выглянуть за наружную дверь и посмотреть, как отмечают пробуждение жители Имсали, я не осмеливалась, но бой барабанов и звуки флейт были отчетливо слышны даже без этого. Проходя мимо, дракониане оживленно болтали, спрашивали, что случилось с коровником, звуки их голосов подхлестывали любопытство, но в то же время вселяли страх. С одной стороны, мне не терпелось выйти наружу - ведь я так долго не видела ни единой живой души, кроме трех сестер, что едва не сходила с ума от одиночества и тоски по родному дому. Обычно подобные чувства удавалось держать в узде, сосредоточившись на текущих проблемах… однако теперь, взаперти, в ожидании, на фоне радостного шума за стеной, тоска сделалась нестерпимой, словно зубная боль. Здесь не могли помочь и размышления о текущих проблемах: они лишь порождали страх.
        Да, страху я натерпелась в избытке! Вдруг кто-либо в поисках сестер заглянет в дом, а я не успею вовремя спрятаться? Вдруг оптимизм Рузд неоправдан, и ее соседи разорвут меня на части, даже не слушая? Сколько бы раз ни доводилось мне смотреть в лицо опасности, угроза, исходящая от мыслящих, разумных существ неизменно казалась страшнее всех остальных.
        Но самым страшным было даже не это. Что, если я подведу сестер, спасших мне жизнь? Что, если не сумею завоевать доверие дракониан, либо, преуспев в этом, не смогу защитить их от моих собственных соплеменников?
        Я согласилась выждать три дня, но в глубине души была бы рада выбежать за дверь и предстать перед драконианами без всякого предупреждения - лишь бы покончить с этим невыносимым напряжением.
        Но нет, я ждала. Возможно, терпения у меня маловато, однако ослиного упрямства - не занимать. Уговор есть уговор, и посему мы с Рузд, Каххе и Зам честно выждали трое суток, прежде чем выйти наружу и навсегда изменить мир.

* * *

        - Ты готова?  - спросила Рузд.
        - Пожалуй, более нелепых вопросов мне в жизни не задавали,  - ответила я (по-ахиатски, так что слов моих Рузд почти не поняла, однако тон их был предельно ясен).
        По такому случаю я облачилась в одежды, сшитые для меня за зиму: не стоит думать, будто облачение для скалолазания выдержало целый сезон носки без значительных повреждений, а между тем мне еще предстояло воспользоваться им, когда настанет время покинуть Обитель. Конечно, мы обсуждали, не лучше ли мне появиться перед драконианами в собственной одежде, но в конце концов отдали предпочтение точке зрения Каххе, считавшей, что в привычной ее сородичам шерсти и ячьих шкурах я буду выглядеть куда более безобидно. В доме было тепло, спина под одеждой немедленно взмокла от пота, но руки и ноги остались холодны как лед.
        Незадолго до этого Зам принесла весть, что совет старейшин в Имсали. Более недели назад Рузд отправилась к смотрителям храма с просьбой собрать совет здесь в этот день, смотрители передали просьбу проснувшимся от спячки старейшинам, и те, очевидно, ответили согласием. Теперь девять престарелых драконианок ожидали меня снаружи, сами не зная, что их ждет.
        Девять престарелых драконианок… не считая всего населения Имсали, несомненно, также гадавшего, что затевают сестры.
        Немалым усилием воли я отбросила посторонние мысли и перешла на драконианский:
        - Лишнее ожидание готовности не прибавит.
        Рузд согласно кивнула. Я по привычке отметила особенности ее осанки и движений, мысленно сложив данные наблюдений в папку «дракониане, нервозность, внешние признаки». В такие минуты подобные вещи действуют на меня успокаивающе.
        Рузд распахнула дверь и вывела меня в прихожую.
        Из-за наружной двери внутрь заструился солнечный свет и холод. Сквозь прямоугольник дверного проема я увидела впереди целую толпу дракониан - нас ждали все, от мала до велика. Один из них - судя по размерам, ребенок - заметил меня в полумраке прихожей и в безошибочно узнаваемой манере постучал стоявшую рядом драконианку по бедру. Слов его в общем гомоне было не разобрать, но этого и не требовалось.
        - Мама, кто это?!
        Возможно, драконианский эквивалент выглядел несколько иначе, но общего смысла это, определенно, не меняло.
        Я выступила на свет, и все вокруг стихло.
        Казалось, дракониан не меньше тысячи (на самом деле количество их не достигало даже сотни, однако когда все взгляды устремлены на вас, толпа всегда кажется многочисленнее). В следующий миг над толпой дуновением ветра прошелестело знакомое слово:
        - Человек…
        Тишина взорвалась оглушительным ревом, и вокруг разверзся сущий ад.

* * *

        Сестры немедля окружили меня с трех сторон. Они ожидали общего натиска и ничуть не ошиблись: самые деятельные и воинственные из их сородичей бросились вперед, защищать совет от меня - маленькой, хрупкой, изголодавшейся за зиму. Зам, не так давно схватившая меня и швырнувшая через храмовый зал, оттеснила плечом одного из дракониан, явно вознамерившегося сделать то же самое. Рузд что-то закричала, расправив крылья и высоко вскинув руки. Каххе приготовилась в случае надобности втолкнуть меня назад в дом, где сестрам будет проще отразить нападение.
        По счастью, до схватки дело не дошло. Одна из старейшин широко распростерла крылья, другая, стоявшая рядом,  - тоже, а вскоре их примеру последовали и остальные. Словно повинуясь стуку судейского молотка, толпа приглушенно зароптала и смолкла. Резкий окрик одной из старейшин разогнал дракониан по местам, и утоптанный снег вокруг меня вновь опустел.
        Я рассудила, что мой час настал. Сложить перед собою крылья, за неимением таковых, я не могла и посему изобразила сей драконианский жест почтения на человеческий манер, сложив впереди опущенные руки. Возвысив голос, я начала ту самую речь, которую так долго, мучительно репетировала перед сестрами. Слова мои искажала лишь легкая, едва различимая дрожь.
        - Да благословит и согреет вас солнце! Меня зовут Изабелла, и я не желаю вам зла. Я обязана жизнью этим трем сестрам, спасшим меня от неминуемой смерти в горах. С вашего общего одобрения, достопочтенные старейшины Обители, мне хотелось бы отплатить добром за добро и помочь вашему народу всем, что в моих силах.
        Если бы один из имсалийских яков вдруг поднялся на задние ноги и заговорил, пожалуй, слушатели и тогда не были бы изумлены сильнее. Вокруг не слышалось ни звука, кроме неумолчного шелеста ветра да стука капель, падавших на снег с бахромы сосулек, украшавшей карниз.
        - От… откуда она… знает наш язык?  - заикаясь, вымолвила одна из старейшин.
        Теперь я оказалась в куда более коварных водах. Благодаря репетициям, моя первая речь звучала безукоризненно правильно, однако далее оставалось рассчитывать только на собственную способность понимать сказанное и отвечать без промедлений. Ну а поскольку я все еще владела древней, литургической формой драконианского лучше, чем повседневной речью, вероятность ошибок была весьма высока. Между тем в этом разговоре, подобно тому, как я сама, получив возможность разговаривать с сестрами, увидела в них не просто живых существ, но людей, мне предстояло доказать старейшинам, что и я - личность, наделенная разумом и чувствами.
        Ответ получился не таким гладким, как приветственная речь.
        - Вашему языку я училась всю зиму. Среди человеческих языков есть немного похожий. Знание этого языка помогло.
        - И вы взялись учить эту тварь?  - прорычала одна из старейшин, оскалившись на сестер.
        - Не изучив его,  - откликнулась я, прежде чем Рузд успела что-либо ответить,  - я не смогла бы сегодня поблагодарить вас.
        На этот раз произношение вышло не таким гладким, как хотелось бы, да и ахиатских элементов во фразе оказалось многовато: не забывайте, я все еще то и дело сбивалась на ахиатский, стоило только перестать следить за речью. Тем не менее меня поняли, и этого было довольно.
        Одна из старейшин двинулась вперед. Рузд ей не воспрепятствовала, а посему не дрогнула и я. Этого мы также ожидали и были готовы: взяв меня за подбородок, старейшина подняла его кверху, дабы лучше разглядеть мое лицо. Смотреть ей прямо в глаза означало бы вызов, опустив же взгляд долу, я выглядела бы слабой и беззащитной. Вместо этого я, не пытаясь противиться, устремила взгляд на кончик ее носа.
        Старейшина повертела мою голову из стороны в сторону, сняла с меня шапку и подцепила когтем прядь волос, должно быть, казавшихся ей весьма странными. На миг я вспомнила, насколько они грязны и нечесаны, а заодно и об их запахе (за зиму мне удалось несколько раз вымыть голову, но сейчас, учитывая обстоятельства, выходить из дому с мокрыми волосами было бы не слишком разумно). Однако когда старейшина попыталась приподнять мне губу, я отстранилась.
        - Если хочешь взглянуть на мои зубы,  - учтиво, но твердо сказала я,  - достаточно об этом попросить.
        Ответ ее явно позабавил, но это ничуть не помешало ей бросить суровый взгляд на Рузд с сестрами.
        - Вы знаете, что преступили закон?
        Сестры, как по команде, сложили перед собою крылья.
        - Да, мы это знаем,  - ответила Рузд.  - И никогда не пошли бы на такое без веской причины.
        - В чем же причина?
        Вопрос был задан одной из прочих старейшин - на мой взгляд, самой старшей. В сравнении со свойственной людям сединой и морщинами, внешние признаки старости у дракониан выражены далеко не столь ярко, однако глубоко запавшие глаза, выступающие скулы и неторопливая осторожность в движениях говорили сами за себя.
        Моих познаний в драконианском недоставало, чтобы понять ответ Рузд во всей его полноте, но содержание его было известно. Местные дракониане и прежде прекрасно понимали, что заперты в границах Обители, так как убежища более надежного и удаленного им не сыскать; теперь же Рузд сообщила, что они - по всей вероятности, последние в своем роде. Таким образом, предупреждала она, контакты с людьми неизбежны. Хочешь - не хочешь, а нужно решать, как быть: не предпринимать ничего и ждать, пока встреча не произойдет на наших (то есть человеческих) условиях, либо сделать первый шаг к ней самим, что оставляет надежду на некоторый контроль над ситуацией. Но для начала необходимо проверить, возможно ли договориться с людьми миром, на примере отдельного человека.
        - Но зачем вы ее прятали?  - спросила еще одна из старейшин (та, что осматривала меня, вновь заняла место среди остальных и умолкла, задумчиво взирая на происходящее).  - Отчего не сообщили нам сразу?
        - Думали, не выживет,  - ответила Зам.
        Ее прямота потрясла меня до глубины души, пусть даже опасность давным-давно миновала (по крайней мере, опасность умереть после пережитого в горах; что до текущего положения, вопрос пока оставался открытым). Конечно, Рузд обещала сделать все возможное, чтобы помочь мне, если дела примут скверный оборот, но вряд ли ее возможности простирались дальше временной отсрочки казни.
        По счастью, прежде, чем кто-либо успел всерьез задуматься, не будет ли самым разумным предать меня смерти, в разговор вмешалась Каххе.
        - К тому же приближалось время зимней спячки. Просить достопочтенных старейшин остаться бодрствовать мы не могли, вот и рассудили: если уж что-то решать, так, самое раннее, весной. А за зиму успеем проверить, как она к нам отнесется и можно ли выучить ее говорить.
        Мне сразу же вспомнились собственные крики и плач. Определенно, благоприятным первое впечатление быть не могло, но оповещать об этом собравшихся было совсем ни к чему, и посему я рискнула заметить:
        - Я помогала пасти яков.
        Услышав об этом, осматривавшая меня драконианка рассмеялась. Сия реакция обнадеживала: смех превосходно снимает напряженность. Немало дракониан - и старейшин, и деревенских жителей - полоснули ее гневными взглядами, но с этой минуты рядом со мной появилась еще одна живая душа, кроме сестер, не усматривавшая во мне непременной угрозы.
        Однако говорить о каком-либо прогрессе было рано: для этого мне предстояло убедить еще многих и многих.
        - С вашего позволения,  - сказала я,  - мне хотелось бы рассказать вам о землях за пределами Обители. Что бы вы ни решили, есть вещи, которые вам нужно знать. Но рассказ займет очень долгое время: ведь речь моя еще не столь хороша, как хотелось бы. Помощь этой (легкий поклон в сторону Рузд) достопочтенной сестры очень облегчит дело.
        Последнее я добавила от себя, и Рузд вздрогнула от неожиданности. Литургическим, богослужебным языком владела вовсе не только она: на нем неплохо говорили почти все старейшины, и посему я вполне могла бы беседовать с ними не хуже, чем с Рузд. Однако все началось именно с нее - ведь это она убедила Каххе и Зам рискнуть установить связь с миром людей. Если все наши старания пойдут прахом, она уже обречена, и мне ее никак не спасти. Но на случай, если все завершится успешно, следовало позаботиться, чтобы ее старания были оценены по заслугам, а для этого ей надлежало принять участие в том, что последует далее.
        Как выяснилось, мое замечание было целиком и полностью основано на неразумном оптимизме.
        - С нами пойдут все три,  - ответила старейшая из драконианок.  - Они должны предстать перед…
        Последнее слово оказалось мне незнакомым, однако о его значении нетрудно было догадаться.
        «Перед судом»…

* * *

        Возможно, старейшинам не пришло в голову принять меры к тому, чтобы весть о моем появлении не разнеслась по всей Обители, а может, они с самого начала сочли сие делом безнадежным - это мне неизвестно. Если справедливо первое, они были глупы, если второе - мыслили весьма разумно.
        Утверждать, будто вся Обитель узнала о моем появлении еще до конца дня, было бы преувеличением, но не слишком уж большим. До этого я даже не подозревала, что из мьяу можно выдрессировать не только летучих овчарок, но и нечто вроде почтовых голубей. Во время зимы, из-за холодов и отсутствия необходимости в почтовой связи, их для этого не использовали, однако теперь погода сделалась теплее, и новости о человеке в Имсали в буквальном смысле слова разлетелись по окрестным селениям. В силу незнания драконианских обычаев я пыталась настоять на присутствии Рузд, даже не подозревая, что сопровождать нас призовут всех трех сестер - и это действительно оказалось совершенно необходимым, так как путешествие из Имсали к дому совета старейшин без происшествий не обошлось.
        С тех пор, как мы гонялись по горам и долам за разбежавшимися яками, а я без позволения сунула нос в храм, горная котловина приняла совсем иной вид. Хотя во многих местах - особенно на северных склонах гор и в тени деревьев - снег был еще глубок, повсюду без умолку, соперничая с шумом ветра, журчали ручьи талых вод. Еще полгода назад мне бы и в голову не пришло назвать подобную температуру приятно теплой, но после всего пережитого за зиму сейчас я, пожалуй, вполне обошлась бы всего тремя слоями одежды.
        Но самой разительной переменой было всеобщее оживление. Всю зиму Обитель пребывала в тиши и покое, лишь изредка нарушаемом стадом яков в сопровождении пастуха и своры мьяу. Теперь же нам на пути то и дело попадались дракониане - одни гнали стада на пастбища, другие шли из деревни в деревню, третьи осматривали поля и ограды либо рубили лес для починки того, что пострадало за время их отсутствия. В целом их было не так уж много: даже самые густонаселенные уголки Обители, что лежат к западу от Аншаккар, в сравнении с сельской Ширландией, более ровной и лучше пригодной для вспашки, практически необитаемы. Но после многих месяцев почти полного одиночества я чувствовала себя так, точно очутилась посреди самой людной из фальчестерских улиц - тем более что всякий драконианин в радиусе пяти километров непременно сворачивал с дороги, дабы собственными глазами взглянуть на меня.
        Отряд наш был не из тех, коим легко остаться незамеченными. Девять старейшин уже представляли собой немалую толпу - тем более что путешествовать без удобств им, в силу преклонных лет и высоты положения, не подобало. Конечно, их окружение смешно было бы и сравнивать со свитой любого из антиопейских владык, однако каждую, дабы облегчить ей путь, сопровождала как минимум одна служанка, а то и две. Прибавьте к этому меня, Рузд, Каххе и Зам, а также еще четырех сестер из Имсали, вызвавшихся пойти с нами в качестве дополнительной охраны. Главная среди них, рослая драконианка по имени Эсдарр, даже не старалась скрыть, что мне они не доверяют ни на грош. В дороге я выяснила, что бодрствовать в прошедшую зиму по жребию выпало именно им, и предложению Рузд, Каххе и Зам они были очень рады, однако теперь, стоило им узнать, в чем была причина, от этой радости не осталось ни следа.
        Таким образом, наша кавалькада насчитывала, ни много ни мало, тридцать голов. Возможно, сию процессию вернее было бы назвать драконикадой, однако это слово здесь не годится. Дело в том, что дракониане не держат пони - и не без веских причин: увидев либо почуяв вблизи драконианина, бедные животные всерьез рискуют умереть от испуга. Я шла в центре, отделенная от встречных зевак кольцом старейшин, а от старейшин - драконианками из Имсали.
        Все эти предосторожности не принесли никакого проку, когда мы оказались в теснине не более десяти метров в ширину.
        На протяжении путешествия я, дабы никто не заподозрил меня в шпионаже, старалась сдерживать естественное любопытство. Как ни хотелось увидеть в Обители все, что только возможно (особенно дракониан мужского пола, поскольку во время появления перед жителями Имсали я совершенно о них позабыла), я смотрела прямо перед собой, на дорогу, ограничив поле зрения пределами нашей группы. Однако когда откуда-то сверху донесся шорох, я не смогла удержаться и вскинула голову: слишком уж часто мне доводилось странствовать по безлюдной глуши, где этот звук вполне может возвещать о близости хищника или начале камнепада, а посему оставлять его без внимания было опасно для здоровья и жизни.
        Стоило мне поднять взгляд, солнце затмили крылья.
        С леденящими душу боевыми кличами противники бросились на нас, спрыгнув из укрытия на скале в самую гущу наших рядов. Повинуясь инстинкту всякого живого существа, подвергшегося нападению с воздуха, я присела, и когти свистнули над головой - так близко, что удар сорвал с меня шапку. Совсем как в тот день, по пути в Друштанев, когда я, девятнадцатилетняя, впервые столкнулась с диким драконом!
        Миг, и я вновь вернулась из прошлого в настоящее. На сей раз на меня напал вовсе не горный змей - то была драконианка, одна из нескольких, спикировавших на нас со скалы. Вторая группа сестер-имсалиек отправилась с нами затем, чтоб защищать остальных от меня, и на новую опасность их четверка отреагировала не сразу. Однако Рузд, Каххе и Зам не замешкались. Совершенно верно рассудив, что цель нападения - я, сестры немедля обступили меня со всех сторон.
        Мне оставалось только одно - сжаться в комок за их спинами да глядеть во все стороны разом, не проскользнет ли враг. Нападавшие были вооружены кривыми ножами, угрожающе сверкавшими в лучах солнца. Сквозь шум схватки я услышала крики старейшин, призывающих прекратить бой, но никто из остальных и ухом не повел. Среди общего рычания раздался пронзительный вопль, кто-то упал, но в воцарившемся хаосе я даже не разглядела, друг это или враг. Водоворот тел дрогнул, отхлынул от меня, одна из драконианок прыгнула вверх и отчаянно заработала крыльями, пытаясь набрать высоту и выбраться из гущи боя, но другая - Зам - прыгнула следом и вновь повергла беглянку на землю.
        В итоге три из восьми нападавших - из двух групп сестер, сговорившихся устроить засаду - оказались убиты. Пять наших - в том числе Рузд и Зам - получили ранения той или иной степени тяжести, однако с нашей стороны никто не погиб. Стоило мне осознать это, от неимоверного облегчения колени словно превратились в желе. Я прекрасно понимала: если бы кто-либо умер, защищая меня, сия утрата настроила бы против меня многих - возможно, необратимо. Даже гибель трех нападавших была фактом достаточно скверным: ведь до крайности их довело не что иное, как мое появление!
        После того, как порядок был восстановлен, одна из старейшин учинила мне выговор. По-моему, ее звали Тарши: по дороге я изо всех сил старалась познакомиться со всеми до одной.
        - Ты не дралась,  - не тратя времени на предисловия сказала она.
        - Я не умею,  - ответила я.
        В какой-то мере так оно и было: мой брат Эндрю сдержал слово и обучил меня некоторым ухваткам, при помощи коих я могла постоять за себя, однако против дракониан, намного превосходивших меня ростом и весом, не говоря уже о когтях и ножах, все это оказалось бы бесполезным. Честность подтолкнула меня добавить:
        - И, вступи я в бой, что ты подумала бы обо мне?
        Ничего не ответив, старейшина повернулась ко мне спиной и отошла к остальным. Да, то был не самый славный момент моей жизни, но в данной ситуации слава победительницы пошла бы мне только во вред. А вот ужасный человек, наследница мятежников и убийц, прячущаяся за чужие спины перед лицом драконианского гнева… О, с учетом положения это можно было приравнять к мастерскому дипломатическому маневру, пусть и совершенно неумышленному.

        Глава шестнадцатая

        Дом старейшин - Мужчина-драконианин - Разговоры с советом старейшин - Долгожданное решение

        По-видимому, засада потрясла всех до одного: дальше мы шли куда осторожнее прежнего. Старейшины явно не привыкли к мысли о том, что могут оказаться жертвами нападения, да и в данном случае оными не являлись, поскольку нападение было направлено в первую очередь на меня, а во вторую - на трех сестер, приведших меня в Обитель. Однако аграрное общество дракониан настолько разрозненно, что конфликты, прекрасно знакомые правителям более густонаселенных государств, возникают в нем крайне редко (если возникают вообще), и тот факт, что мое присутствие может породить в Обители настоящий бунт, оказался для старейшин весьма неприятным сюрпризом.
        Что до меня, мне вовсе не нравилось чувство, будто каждый сделанный мною шаг сотрясает землю, и даже попросту находясь в пределах Обители, я сею вокруг ужас и распри. Но насколько хуже, рассуждала я, могло обернуться дело, если бы первая встреча людей и дракониан состоялась в иных условиях? Все, делавшее меня уязвимой,  - и отсутствие спутников, и неумение драться - снижало вероятность какой-либо угрозы с моей стороны. Можно сказать, я обменяла собственную безопасность на безопасность жителей Обители… хоть и не по своей воле. Таково было решение Рузд, Каххе и Зам, увидевших во мне, одиноком беспомощном человеке, возможность наладить отношения с людьми и рискнувших ею воспользоваться.
        К «дому старейшин» я приближалась с немалым трепетом в сердце. Именно так все вокруг называли цель нашего путешествия, но название это было столь общим, что я даже не представляла себе, какой она может оказаться. Ясно было одно: это не храм, поскольку мы обогнули подножье Аншаккар, оставив сии священные чертоги далеко позади. Возможно, нечто вроде дворца?
        Да, слово «дворец» подошло бы не хуже любого другого, хотя обычно оно означает строение куда более грандиозное. Реальность оказалась гораздо скромнее. Дом старейшин представлял собой кучку строений, в коих и жили девять престарелых драконианок с приданным им советником. Самое большое из них намного уступало в величине имсалийскому коровнику, однако значительно превосходило обычные дома как размерами, так и красотой: снаружи его украшала затейливая резьба, изнутри же - настенные росписи. В летние месяцы участок вокруг дома старейшин превращался в своего рода сад, по большей части состоявший из выдолбленных валунов, в которых сажали цветы и прочие приятные для глаз растения, однако во время нашего прибытия сии своеобразные цветники, конечно же, еще не успели очистить от грязи и зимнего мусора.
        Нам с Рузд, Каххе и Зам отвели комнату для ночлега, а группа сестер, охранявших нас в дороге, отправилась назад в Имсали. И не по собственной воле, но повинуясь приказу: охраны в доме старейшин хватало, а разлад, что могли учинить наши самозваные надзиратели, по-видимому, был им совсем ни к чему. Решение старейшин я сочла обнадеживающим: отослав прочь нескольких враждебных мне драконианок, они предоставили нам возможность поговорить в относительной тишине и покое. Конечно, покой этот оказался недолгим. Вскоре к старейшинам чередой потянулись представители каждой деревни Обители, дабы осмотреть меня либо изложить общее мнение касательно того, как со мной надлежит поступить, однако до их появления мы смогли хоть немного перевести дух.
        Я полагала, что наши встречи будут проходить в главном зале самого большого здания, служившем старейшинам приемной, и не ошиблась. Действительно, в стенах этой приемной мы провели массу времени, и под конец она надоела мне почти в той же мере, как и дом сестер, хотя желание поскорее покинуть Обитель тоже сыграло в этом не последнюю роль. Однако при благоприятной погоде мы проводили немало времени и снаружи, поскольку краеугольным камнем драконианской религии (в том виде, в коем она существует в Обители) является единство двух крайностей, двух противоположностей - потаенности и неприступности темных подземелий и жизнетворной силы солнца, нисходящей с небес.
        Все это я узнала от первого из представителей мужского пола, с коими познакомилась в Обители - от драконианина по имени Абарз, советника девяти старейшин. Представленная ему, я изо всех сил старалась не выказывать восторга и любопытства, но, боюсь, не слишком-то в сем преуспела.
        Внешне Абарз почти не отличался от драконианок: половой диморфизм у дракониан выражен далеко не так ярко, как у людей. Основное отличие представляет собою гребень, имеющий больший размер и более интересный рисунок и считающийся среди дракониан самой привлекательной из мужских черт. Нужно заметить, гребень Абарза оказался далеко не самым впечатляющим, хотя в момент знакомства данных для сравнения у меня не имелось. В отличие от большинства дракониан мужского пола, зарабатывающих на жизнь трудом, который я могу назвать лишь услугами племенных жеребцов, Абарз был ученым.
        Конечно, его деятельность имела мало общего с моей: наукой в Обители считается, скорее, теология, чем собственно наука. Как я уже упоминала, представители мужского пола среди дракониан в меньшинстве и составляют не более двадцати процентов населения: любая наугад выбранная кладка обычно порождает на свет от трех до семи сестер при одном брате. Хотя открыто этого никто не признал, я, читая, так сказать, между строк, поняла, что яйца дракониане хранят сообща - вероятнее всего, где-то в храме либо поблизости (расспрашивать подробнее я не решилась), под присмотром штата старших мужчин. После рождения дети на время остаются при гнездовье, а после того, как достаточно подрастут для путешествий, их отсылают по родительским деревням, где вновь отдают под надзор группы мужчин старшего возраста. За тем, кому какая кладка принадлежит, внимательно следят, причем матерью рожденных из нее детей считается не только драконианка, отложившая яйца, но и любая из ее непосредственных сестер, однако забота о детях и их образовании целиком отданы на откуп мужчинам.
        В свете всего этого ничуть не удивительно, что оные мужчины в большинстве своем и составляют интеллектуальные круги драконианского общества. К немалому моему веселью, я снова выставила себя необычайно мужеподобной, хотя на сей раз причины этого несколько отличались от привычных мне. Моя склонность странствовать по миру, невзирая на опасности, есть качество, обычно присущее драконианкам (намного превосходящие дракониан-мужчин числом, они куда более склонны к риску), однако искусство рисования, освоенное мною в юности в качестве одного из достоинств благовоспитанной девицы, в Обители традиционно полагали делом сугубо мужским. Если геометрические узоры сестры резали на дереве чуть ли не каждый день, то изобразительным искусством занимались только их братья.
        Изобразительным… и, конечно же, религиозным, так как искусство и религия нередко идут рука об руку. Поэтому мужчины составляют большую часть не только упомянутого выше творческого сословия, но и большую часть духовенства (точнее, об этом следовало бы рассказывать в обратном порядке, так как здесь первое следует из второго). Принадлежностью к духовенству также обусловлен и более высокий уровень грамотности среди мужчин: модернизированная версия древнего письма используется главным образом для религиозных писаний и важных исторических документов. В конце концов, тем, кто большую часть лета проводит в поле либо на пастбище, а долгую праздную зиму - во сне, читать и писать ни к чему.
        Возможно, в этот момент некоторые из читателей спросят: «А как же Рузд?» Да, в ней я действительно нашла родственную душу, не укладывавшуюся в рамки общественных норм в той же мере, что и я: знание архаичного языка и хоть какое-то умение читать для ее пола весьма нетипичны.
        Одним словом, вот что представляли собой мужчины-дракониане, а Абарз был главным их представителем. За время моего пребывания в доме старейшин он часто беседовал со мной и причины сему объяснил вполне откровенно.
        - Как с тобой ни поступят в итоге,  - сказал он,  - все это нужно записать и сохранить в назидание потомкам.
        - Что ж, тогда остается надеяться, что в ваших хрониках не окажется записи: «Такого-то года такого-то дня человеческой женщине отрубили голову».
        Абарз рассмеялся, и после этого разговора общаться с ним сделалось легче. Однако не стал он и утверждать, будто страхи мои беспочвенны… поскольку оба мы понимали: это вовсе не так.

* * *

        Установление новых дипломатических отношений - дело в любых обстоятельствах непростое. Теперь, если угодно, представьте себе, что трудность его усугубляется не только языковыми затруднениями, но и дипломатической некомпетентностью посла. Казалось, переговоры будут тянуться до начала будущего столетия!
        Самым мучительным, спорным вопросом для нас было: что делать дальше? Успешный контакт с одним человеком - это прекрасно, однако то был лишь первый шаг на долгом, опасном пути. Я, как могла, подготовила почву, описав старейшинам обстановку во внешнем мире (только на эту тему даже без трудностей в общении мог бы уйти целый год, но я строго держалась в рамках самого основного). Все эти разговоры должны были донести до них одну фундаментальную мысль: как бы они ни решили поступить со мной, новых контактов не избежать. Если по обе стороны Мритьяхайм вострят друг против друга штыки самые сильные армии мира, рано или поздно кто-то из их разведчиков да доберется до Обители - причем, вероятнее всего, он будет вооружен. Когда же это случится…
        После того как мы научились предохранять от распада и применять в промышленности драконью кость, судьба драконов многие годы внушала мне нешуточные опасения. Однако в сравнении с ними сей новый страх был все равно что Великий Порог рядом с сосульками на карнизах окрестных домов. Дракониане столь малочисленны, что истребить их не составит никакого труда.
        К тому же, как бы мне ни хотелось думать, будто я ошибаюсь, я прекрасно понимала: вероятность такого исхода весьма велика. Волею экстраординарных обстоятельств сама я смогла увидеть в сестрах разумных существ, а не жутких чудовищ, но многие ли из нас сумеют сдержаться и преодолеть влияние первого впечатления?
        Кроме этого, любой план, не подразумевавший моего заточения или казни, требовал, чтоб и старейшины увидели во мне разумное существо, а не жуткое легендарное чудище. Немало времени провели мы в дискуссиях об истории Низвержения, где я ссылалась на знания человечества, складывавшиеся в картину восстания, поднятого людьми в ответ на произвол жестоких тиранов. Основной спор шел не о фактической стороне Низвержения (хотя в этом скверное знание Писания подводило меня не раз и не два), а о его причинах, и продолжался, пока у меня не разболелась голова. В итоге я совершенно выбилась из сил и сказала:
        - О, какая, в конце концов, разница? Не сомневаюсь: в те времена были и добрые дракониане, и злые люди. Но все они тысячи лет как мертвы. Что бы они ни думали, что бы ни сделали, это не так уж важно. Куда важнее другое: что все мы думаем, что будем делать сейчас.
        - Человеческая женщина права,  - сказала прочим старейшинам Тарши.  - Если не отложить этот вопрос до лучших времен, мы еще тысячу лет ни до чего не договоримся.
        Абарз недовольно заворчал - его душа ученого жаждала установить истину, но совет, к немалому моему облегчению, согласился с Тарши, и мы двинулись дальше.
        В одном отношении пребывание в гостях у старейшин, определенно, пошло мне на пользу: так хорошо я не питалась с самого отъезда из Видваты. Старейшины получали со всех деревень Обители нечто вроде налога, и, хотя вся эта пища была сушеной, копченой или иным способом заготовленной впрок (свежей еще следовало подождать), разнообразие блюд не шло ни в какое сравнение с тем, чем меня потчевали у Шу-ва и в доме сестер. Признаться, я уничтожила весь их запас неких сушеных ягод, которые полюбила в тот же миг, как впервые попробовала: обладавшие теми же свойствами, что и плоды цитрусовых, ягоды эти весьма способствовали улучшению моего здоровья. Невольно приходит в голову, что это также способствовало и успеху моих дипломатических стараний, так как ослабевший от недоедания посол - зрелище отнюдь не впечатляющее.
        Я позаботилась прогуляться в саду с каждой из девяти старейшин, начиная с Седжит - с той, что при первой встрече пыталась осмотреть мои зубы (и хорошо, что мне хватило духу этому воспрепятствовать: в огромных количествах поедая те самые ягоды, я избавилась от цинги ценою лишь одного зуба, но там, в Имсали, моя ротовая полость выглядела просто безобразно). Намного превосходившая прочих старейшин в любознательности, Седжит относилась ко мне благосклоннее остальных, тогда как, к немалому моему удивлению, полной ее противоположностью в этом смысле оказалась Урте, самая младшая из девяти. Что ж, косность во взглядах и закрытость для новых идей среди стариков - не редкость, однако сие справедливо далеко не всегда. По-видимому, Урте, не только самая младшая, но и совсем недавно принятая в совет, полагала необходимым явить сородичам твердую приверженность драконианским традициям.
        - А что твои сестры?  - спросила однажды Седжит.  - Их уже нет в живых?
        - У меня их никогда не было,  - с негромким смехом ответила я.  - Пожалуй, в этом я - полная противоположность драконианкам: одна среди множества братьев. Но мать моя, хвала солнцу, рожала всех нас не группами, а поодиночке.
        Раз в жизни перенесшая роды, я неизменно вздрагивала при одной мысли о двойне, не говоря уж о тройне либо о четверых.
        Разговор о братьях был бы вполне безобиден, однако Седжит продолжала расспрашивать о моей семье, что неизбежно вело к мыслям о тех, кто мне дороже всего: о Сухайле, о сыне и об остальных, навсегда вошедших в мою жизнь - кто с личной стороны, кто с профессиональной. Поначалу я изо всех сил сдерживала дрожь в губах, но вскоре подумала: а стоит ли? Быть может, пусть дракониане увидят, что и люди способны чувствовать?
        Тот день, когда нас накрыло лавиной, остался далеко позади, и теперь я вполне могла говорить о любимых, не ударяясь в слезы, как прежде. Наоборот, подобные беседы придавали сил и решимости добиться цели: в Обители день ото дня становилось теплее, и каждый из этих дней приближал возможность подняться на седловину между Че-джа и Гьяп-це. Упорное желание воссоединиться с Сухайлом и остальными близкими и друзьями тесно сплеталось с упорным желанием помочь драконианам, и оба чувства крепли, разгорались сильнее с каждым днем.
        Дабы я смогла изложить совету свое видение дальнейшего пути без заминок, мы с Рузд трудились полночи. На следующее утро я попросила старейшин о встрече в саду, сказав, что сии материи - для солнца, а не для подземелья (последнее было местом не-деяния, вдумчивых размышлений, предварявших решения, я же хотела подтолкнуть совет к действию).
        Слуги дома старейшин навели порядок в саду, приготовив его к весенним посадкам, но в каменных цветниках еще чернела земля. Запрокинув голову, я обратила лицо к солнцу (этот естественный для меня жест многое значил для дракониан: для них он был чем-то сродни безмолвной молитве), набрала в грудь воздуха и начала.
        - Прежде чем люди увидят хоть одного из вас во плоти,  - заговорила я,  - им нужно привыкнуть к мысли о вашем существовании. Возможно, начало уже положено: если только мои спутники не погибли под лавиной все до единого, о нашей находке в горах людям уже известно. Если вы позволите мне вернуться во внешний мир, я позабочусь о том, чтоб огонь интереса ко всему драконианскому, вспыхнувший после того, как мы нашли в Лабиринте Змеев забытое гнездовье, разгорелся сильнее прежнего.
        Да, я рассказала старейшинам о потайной комнате под Сердцем Стражей, не умолчав и о том, как плакала над следами детенышей древних дракониан, умерших от голода в ожидании так и не явившихся к ним смотрителей. В эту минуту воспоминания о них потрясли меня еще более, чем тогда (ведь прежде я полагала их лишь неразумными животными), однако я продолжала:
        - Я объявлю о намерении отыскать популяцию ныне живущих дракониан. Моя известность и обширные связи в научных кругах обеспечат этому предприятию внушительную поддержку, и я смогу начать движение за сохранение Обители еще до того, как она будет «найдена». Когда же мир узнает о вашем существовании, многие будут готовы оказать вам поддержку и вместе встать на защиту вашего благополучия.
        Совету этот план пришелся не по вкусу, и тут мне абсолютно не в чем их упрекнуть. Масштаб риска был настолько велик, что его не могло охватить ни одно слово любого из наших языков, хотя старейшины, несомненно, подыскивали его со всем возможным старанием, а уж их-то лексикон намного превосходил мой. На мою сторону встала Седжит, и Тарши явно готова была к ней прислушаться, но остальные…
        - О нас должны знать лишь немногие,  - сказала Кюври (самая старшая из девяти, она была склонна подчеркивать данный факт при всяком удобном случае).  - Если ты передашь послание совета какому-нибудь человеческому правительству…
        - То это правительство тут же возьмет ситуацию в свои руки, и ни я, ни вы уже никак не сможем на нее повлиять,  - поспешила ответить я прежде, чем эта идея получит поддержку среди остальных.  - Они смогут истребить вас всех втайне, и человеческое общество никогда не узнает об этом. Допустим, я расскажу миру правду, но что в этом толку, если дракониане погибнут? А может, они просто явятся в Обитель и…
        Драконианского эквивалента слову «поработить» я, не подумав заранее выяснить оное, не знала, и вновь прибегла к языку жестов - крепко стиснула перед собою кулак.
        - И будут держать вас в стойлах, как вы держите яков. И к какому правительству я ни обращусь, риск останется тем же.
        Конечно, королева Мириам мне нравилась, и в целом я была о ней хорошего мнения, однако не следовало забывать о Синедрионе. При дворе же видватского или цер-жагского короля, не говоря уж об императоре Йеланя, мое влияние вовсе не стоило ни гроша.
        Мой план также не исключал риска, однако умонастроения общества, по крайней мере, имели реальный шанс предотвратить подобные действия. Иных, более действенных средств я не видела.
        - Что, если мы сами пошлем к ним представителей для переговоров?  - спросила Седжит.  - А ты втайне от всех отведешь их, куда нужно.
        Пожалуй, ответ прозвучал резче, чем мне хотелось, но и язык, и все тело словно бы онемели от напряжения.
        - Куда я их поведу? И как? Нас заметят прежде, чем мы доберемся хоть до То-кха, не говоря уж о моей родине. И они окажутся в куда большей опасности, чем я здесь: ведь защитить-то их, кроме меня, будет некому! Ваших…  - Запнувшись, я оглянулась на Рузд, чтоб та подсказала мне нужное слово, успевшее выскользнуть из прохудившейся головы.  - Ваших представителей попросту перебьют. Хотелось бы мне ошибаться, но так оно и будет.
        Драконианское слово «самоубийство» было мне неизвестно, и я не сумела собраться с духом, чтобы спросить о нем, но, полагаю, смысл моих слов и без того оказался предельно ясен.
        В конечном счете, преодолеть трясины затруднений нам помог только тот факт, что контакт с внешним миром был вопросом, не дававшим покоя старейшинам уже целое поколение, а то и более. Все соглашались: да, контакт неизбежен и необходим,  - но дальше этого дело не шло. Как водится во всем мире, старейшины год за годом топтались на месте, не приходя ни к какому решению, однако главная причина их колебаний заключалась в нехватке информации, а теперь с нею было покончено. Более того: мое присутствие также побуждало их к действиям.
        - Закрыть на проблему глаза мы не вправе,  - без всяких околичностей сказала Тарши.  - Варианта у нас три: посадить ее под замок, отправить восвояси или убить.
        Дабы не дрогнуть, услышав последнее, пришлось собрать в кулак всю свою волю. К тому времени я была вполне уверена, что Тарши на моей стороне и третья, последняя возможность упомянута ею исключительно ради точности, однако некоторые члены совета - в первую очередь Урте - подобных симпатий ко мне отнюдь не питали. Вдобавок, к старейшинам что ни день прибывали гонцы (гонцы-дракониане, так как посылать со столь важными сообщениями мьяу не подобало) изо всех уголков Обители, подталкивавшие совет именно к данному, третьему пути. По счастью, остальные понимали, что моя казнь проблемы не решит, а между тем другой подобной возможности может и не представиться. Судите сами: часто ли в Обитель захаживали чужеземки, дружественно расположенные к драконам, да к тому же имеющие веские причины быть благодарными ее жителям?
        Как ни странно, общая враждебность сослужила мне добрую службу, так как отвратила совет от мысли оставить меня в Обители. Да, теоретически мое продолжительное присутствие могло дать драконианам шанс попривыкнуть к представителям человечества, однако на практике только распалило бы их пуще прежнего. Ну а мое убийство, о чем я прямо сказала Седжит, повлекло бы за собой не только все дурное, связанное с казнью, но и углубило бы трещину, разделявшую прогрессивную, заинтересованную в контакте с внешним миром группировку и реакционеров, ратовавших за изоляцию. Более того: прознай о моей казни люди, мнение общества о жителях Обители будет испорчено навсегда.
        Таким образом, полностью удачного выхода у нас не имелось, однако и медлить было нельзя, и посему мы, за отсутствием лучшего, выбрали то, что представлялось наименьшим из зол. С невероятным скрипом, ценою множества ожесточенных прений и склок, мы наконец-то пришли к единому мнению.
        По такому случаю старейшины собрались в саду, при свете солнца, где надлежит принимать решения.
        - Ты покинешь Обитель,  - объявила Кюври от лица всех девяти.  - Ступай к своему народу, расскажи о нас людям, а когда они будут готовы, возвращайся к нам.
        Мне бы ответить: «они никогда не будут готовы»… но я промолчала. Я тоже была не готова к встрече с советом, однако не повернула назад, поскольку иного выбора не было. Если уж упал со скалы, ищи возможность взлететь, пока не разбился о землю.

        Глава семнадцатая

        Снова к седловине - Отчетливая граница - Чудеса - Множество разговоров - Молчание, принятое за вопрос - Новый план - В небе над седловиной

        К рубежам Обители, к седловине меж склонов Гьяп-це и Че-джа, я отправилась не одна. Назад, в Имсали, меня провожала не только тройка спасительниц, но и почетный караул из дома старейшин - отчасти ради моей безопасности, отчасти же для охраны отправившихся со мной важных лиц. За место среди последних отчаянно боролась Урте, ничуть не скрывавшая, что ей не терпится выставить меня за порог. По счастью, ее кандидатуру забаллотировали, иначе путешествие оказалось бы куда менее приятным. От лица совета с нами пошли Седжит и Кюври, а также Абарз - дабы благословить мой путь. На сей раз мы избегали теснин и добрались до Имсали без помех.
        Будь я в Обители хоть самой желанной гостьей, то и тогда не стала бы надолго задерживаться в Имсали. За долгую зиму я почти отвыкла от воспоминаний об обстоятельствах, сопутствовавших моему исчезновению,  - и о снежной лавине, и о неведомой судьбе спутников, и об уверенности, что весь мир считает меня погибшей. Теперь же, когда до отбытия было рукой подать, все эти заботы навалились на меня с новой силой, и любая задержка раздражала до глубины души.
        Не стану притворяться, будто не испытывала никакого волнения. Пока я оставалась в Обители, все за ее пределами казалось чем-то сродни игральным картам, розданным, однако еще не вскрытым. Возможно, расклад хорош, возможно, плох, но стоит взять карты в руки, перевернуть - и все варианты, кроме одного, исчезнут, как не бывало. Что же меня ждет? Избавление от страха перед трагедией… или утрата всех надежд? Не видя розданных карт, я то и дело страдала от первого, но и не выпускала из рук второго.
        Но не в моем характере прятаться от подобных вещей, если мне предоставлена возможность идти вперед. На мой взгляд, неизвестность и вынужденное бездействие - одна из самых мучительных пыток в мире, а потому и идти к седловине было гораздо легче, чем сидеть в Обители, не ведая, что там, за ее пределами.
        Итак, я вновь облачилась в одежду для восхождения на горы, благодаря потерянному за зиму весу сидевшую на мне довольно мешковато. Да, теперь я была вовсе не той подтянутой, тренированной дамой, что шла к седловине с востока, хотя путешествие к дому старейшин и обратно до некоторой степени привело меня в форму. Волосы мои были кое-как подрезаны ножом, кожа обветрилась от солнца и студеного ветра, руки побледнели, сделались жилисты, как сыромятная кожа. Преодолеть границы Обители в одиночку шансов у меня почти не имелось: возможно, западный склон седловины и был столь снисходителен, что пощадил замерзшую, контуженую женщину со сломанной ногой, но восточный покончил бы со мною, нимало не медля. Пожалуй, своими силами я бы не смогла одолеть даже Проклятой Трещины - разве что попросту свалившись вниз.
        К счастью, в начале пути мне согласились помочь драконианки. Конечно, провожать меня далеко за пределы Обители сестры бы не осмелились, но их ограниченная способность к полету вполне позволяла перенести меня через самые трудные участки склона Че-джа. Ну, а потом… неминуемые умственные и физические трудности одиночной переправы через Чеджайский ледник, пожалуй, вытеснят из головы все более личные страхи.
        План был таков. Вначале - седловина, затем - переход в Лам-це Ронг, ну, а затем я намеревалась сдаться цер-жагским властям, дабы меня депортировали (да, то, что некогда было сказано в шутку, действительно стало самым целесообразным способом покинуть страну). А вот когда я окажусь в Видвате… тут-то и начнется самое сложное!
        Одним словом, перспектива казалась пугающей даже мне, благополучно пережившей такое множество испытаний.
        Благословение Абарза оказалось простым. При помощи какой-то пыльцы нарисовав посреди моего лба желтую точку - символ солнца, он произнес молитву, в которой сравнил мое путешествие с путешествием солнца, каждую ночь исчезающего в глубокой пещере только затем, чтоб вновь взойти в небо с началом нового дня. Не обошлось и без масляных ламп, пламя и топливо коих также напоминали о солнце, и без колокольчика, дабы звон его прогнал прочь все несчастья, что вздумают последовать за мной. Жаль было одного - что ритуал мне неизвестен, иначе я могла бы найти успокоение в его знакомых чертах. В сложившемся же положении благословение не уняло моих тревог ни на йоту, из-за чего, боюсь, я распрощалась с Седжит и Кюври несколько резче, чем следовало.
        Однако старейшины не сочли это за обиду.
        - Ступай. И да увидимся мы вновь поскорее,  - сказала Кюври.
        Склонившись перед обеими в неловком реверансе, я отправилась в путь.

* * *

        Из Имсали вышли вчетвером: я, Рузд, Каххе и Зам. Синее небо, пение птиц… Казалось, мы на весенней прогулке, вот только сестры сделались крайне раздражительны, так как начали сбрасывать чешую. Я с радостью отметила, что гипотеза моя подтвердилась: действительно, за зиму их чешуя сильно выцвела, и новый слой оказался намного темнее старого. Вдобавок они, как я и предполагала, бережно собирали сброшенную чешую, чтобы впоследствии использовать ее для утепления дома.
        Думаю, причины раздражительности сестер одним лишь процессом линьки не ограничивались: должно быть, немалую роль в их настроении играла и тревога. Однако мы с радостью валили всю вину на биологию, лишь бы не вспоминать о безрассудстве предстоящей затеи. По мере приближения к седловине разговоры стихли, и остаток пути мы проделали в почти полном молчании.
        Я была этому только рада. Подъем даже на самую незначительную высоту может оказаться серьезным шоком для организма, а за зиму я ослабла настолько, что запыхалась задолго до того, как мы взошли на седловину. Нередко я оскальзывалась на каменных осыпях, то и дело совершала ошибки, каких ни за что не допустила бы годом раньше, и вскоре начала сомневаться, что сумею добраться до Лам-це Ронг живой. Но каждое падение побуждало сосредоточиться, и мало-помалу мы достигли границы вечных снегов - той линии, выше которой снег в горах никогда не тает.
        Здесь я остановилась, глядя на седловину. Нечасто случается, чтоб кардинальные перемены в человеческой жизни были отмечены столь резкой, отчетливой географической границей: к востоку от этой возвышенности я была вовсе не той, кем стала сейчас, к западу от нее. Вот только обратный путь отнюдь не сделает меня прежней, да я и не согласилась бы на подобную перемену, даже если бы мне ее предложили. Я лишь надеялась, что возвращение не повлечет за собой второй трансформации - не превратит мою жизнь в жалкое существование, исполненное всех скорбей.
        Похоже, усталость и нервы обладают неким особым волшебством, способным превратить человека в слезливо-сентиментальную размазню. Заставив себя встряхнуться, я повернулась к сестрам и спросила:
        - Может, сегодня и переправимся?
        Недолго посовещавшись, мы пришли к решению устроить бивак у границы снегов и подождать следующего дня. Если не считать сильных ветров, стихий в это время года можно было не опасаться (поэтому-то мы со спутниками изначально стремились попасть сюда именно весной), и, как бы ни хотелось поскорее продолжить путь, я понимала: привал пойдет мне на пользу.
        Той ночью, сидя у входа в палатку и глядя на звезды, я вспоминала другую ночь - ночь накануне штурма седловины. Вот мы с Сухайлом и Томом сидим у костра за разговором о биологии неизвестных науке драконов… При мысли о том, что кто-то из них мертв - а то и оба,  - так защемило сердце, что на миг я всерьез решила, будто это сердечный приступ. Подобные вещи - не редкость после перенапряжения сил на больших высотах. Но нет, в моем случае то был всего лишь страх, а излечить его могло только возвращение к людям. Там, твердо сказала я самой себе, я непременно найду обоих живыми и в добром здравии, и иных перспектив не приму.
        Ну, а чтобы найти их, нужно самой пережить и преодолеть все, что ждет впереди.

* * *

        Рассвет по эту сторону гор был холоден и сер, однако сверкавшая, как факел, Аншаккар освещала нам путь. Несмотря на яростный ветер, обещавший значительно осложнить переправу через седловину, мы, дабы ранние сумерки не застали нас, замерзших и усталых, на спуске, вышли в путь рано.
        Я несказанно благодарна сестрам, работавшим сообща не хуже связки опытных скалолазов. Раздражительность или не раздражительность, а гармония их взаимодействия казалась чем-то сверхъестественным: друг друга они понимали в буквальном смысле без слов. Конечно, до мастерства людей, штурмующих склоны и пики гор всего мира, им было далеко, однако благодаря структуре драконианского общества, почитающего родство сестер-одногодок превыше любого другого, взаимопонимание внутри подобных групп может достигать удивительных высот (конечно же, в идеальном случае: не стану утверждать, будто всякой группе сестер удается развить и поддерживать столь задушевные отношения). Да, мне, не знавшей сестер столь коротко, в этой гармонии места не нашлось, однако и я получила от нее немалую выгоду, и к тому времени, как мы приблизились к седловине, возросшая уверенность в успехе словно бы вдохнула в натруженные ноги новые силы. Солнце поднялось так высоко, что осветило и наш склон, и, дабы уменьшить риск снова попасть под лавину, мы двинулись вдоль небольшого скального выступа на границе снежного склона, по коему я многие
месяцы назад брела вниз.
        Вдруг сильная рука Зам взметнулась в воздух, рванула меня вбок и прижала к земле.
        Нет, Зам не желала мне зла. То был инстинкт драконианки, долгое время охранявшей границы родных земель: заметив движение впереди, она поспешила укрыться и укрыть от чужих глаз остальных.
        До этой минуты я беззаботно полагала, что риск засады остался позади, в Имсали. Но если кому-либо нужно было расправиться с нами тихо, не поднимая шума… где лучше всего напасть, как не здесь, на краю Обители, вдали от посторонних глаз?
        Мои темные очки давным-давно пропали, исчезли во время лавины вместе с запасным альпенштоком, но, дабы уберечь зрение от ослепительного сияния снегов, я догадалась смастерить нечто наподобие маски с узкой прорезью для глаз и теперь, чтобы лучше видеть, сдвинула ее на лоб.
        Движение наверху, на седловине, близ склона Че-джа… Фигура… нет, две фигуры, расхаживающие вдоль границы снегов взад-вперед! Помнится, на миг я замерла, скованная леденящим ужасом, но хладнокровный расчет тут же взял свое: устроившие засаду определенно не хотели бы быть замеченными прежде, чем нанесут удар.
        А если сравнить их рост с окружающей местностью…
        Остановить меня Зам не успела. Забыв всякую осторожность, я вскочила и с громким криком рванулась вперед, к седловине. Ветер рвал слова с губ и уносил прочь. Я то и дело теряла фигуры людей из виду: чтоб не сорваться вниз и не разбиться насмерть, нужно было смотреть, за что ухватиться и во что упереться ногой, а попытавшись срезать путь по сугробам, я увязла бы в снегу, как в трясине. Однако я поднимала взгляд при всякой возможности и вскоре увидела, что один из двоих скользит вниз, мне навстречу, также забыв всякую осторожность: камни, сыпавшиеся из-под его ног, вполне могли увлечь за собой новую лавину - причем прямо на нас.
        Но горы - даже моя капризная союзница Гьяп-це - хранили покой. Остановив скольжение, спускавшийся навстречу замер на месте, словно разом лишился всех сил. Преодолеть остаток разделявшего нас расстояния выпало мне, и я заковыляла наверх с его именем на губах. Пусть человек впереди был так закутан в меха, что утверждение, будто я узнала его, может показаться гордыней чистой воды, однако это было сущей правдой. Этого человека я узнала бы где угодно.
        - Сухайл…
        Сухайл дрожащими пальцами поднял на лоб темные очки-консервы. Лицо под ними оказалось столь же обветренным, как и мое, глаза - полны слез недоверия. Ветер унес его слова прочь, но я сумела прочесть их и по движениям губ:
        - Хвала Господу…
        Ничто иное в моей жизни еще не казалось мне столь дивным чудом! Я рухнула на колени рядом с ним, и когда к нам, дабы стать свидетелем нашего воссоединения, с куда большей осторожностью спустился Фу, мы еще не успели разжать объятий.

* * *

        То, о чем я поведаю далее, складывалась по кусочкам, поскольку ни одному из нас никак не удавалось связать фразу более чем наполовину.
        Хоть вся моя карьера и зиждется на фундаменте аккуратности в наблюдениях, в этот момент я не могла поверить собственным глазам. Как эти двое могли здесь оказаться? Вернуться сюда из-за границы так рано по весне они попросту не успевали: я добралась сюда в этот день только потому, что отправная точка была совсем рядом. Позволь я себе возмечтать о возвращении спутников - ждала бы их как минимум месяцем позже.
        Ответ, конечно же, состоял в том, что и их отправная точка находилась неподалеку. Сухайл и Фу провели зиму в Лам-це Ронг, но не из-за снегов, как я, а потому, что отказались уходить.
        На то, что мне удалось выжить, они не рассчитывали, однако Сухайл, не желавший и слышать о том, чтобы бросить мое тело в горах, решил дождаться весны, прочесать путь лавины, отыскать мои останки и похоронить их как подобает. Вопрос, на его взгляд, состоял лишь в том, кто останется с ним, а кто отправится сообщить ширландским военным о моей гибели и результатах экспедиции.
        Все мои спутники остались живы. Узнав об этом, я, подобно Сухайлу, на время лишилась сил и не смогла бы подняться на ноги даже ради всего железа в мире. В отличие от меня, им посчастливилось не попасть под основную массу лавины, после чего они, не считаясь с риском для жизни, отправились искать меня, однако поиски ровным счетом ни к чему не привели. Только уверенность в том, что, оставшись на седловине, все четверо погибнут, и вынудила их спуститься вниз - и то троим остальным пришлось тащить Сухайла силой. Когда же снежная буря закончилась, надежд найти меня живой не оставалось (действительно, если бы не спасительницы-драконианки, к тому времени я давно была бы мертва). Со скорбью в сердце вернулись они в Лам-це Ронг и решили, что Чендлей с Томом отправятся к военным, а Сухайл с Фу останутся в деревне до весны.
        Отчего они разделились именно так? Спрашивать об этом немедля я не стала, однако не на шутку удивилась. Конечно, долг призывал Чендлея на восток, а Сухайл, как я уже говорила, настаивал на том, чтобы дождаться весны. Отправлять Чендлея в обратный путь в одиночку было бы слишком рискованно, и посему ему был нужен напарник. Но отчего же с ним пошел Том, а не Фу?
        Ответ я узнала позднее. Между тем Фу с Сухайлом также было чему удивляться: каким, ради всего святого, образом, мне удалось остаться в живых?
        Только теперь мне удалось стряхнуть с себя оцепенение и оглядеться. Сестры, что и неудивительно, не бросились наверх вслед за мной. Но как мне, скажите на милость, объяснить свое появление, не сославшись на дракониан?
        Должно быть, пока я, воссоединившись с мужем, была потеряна для всего прочего мира, меж ними состоялся недолгий спор. Оглянувшись, я увидела Рузд, укрывшуюся неподалеку среди камней и не сводившую с меня глаз. Стоило мне встретиться с нею взглядом, я поняла ее вопрос без слов. Конечно, не будучи сестрами, мы не достигли той же степени взаимопонимания, какой я восхищалась выше, но за зиму, общаясь и вербально, и иными способами, успели неплохо изучить друг друга, и этого оказалось довольно.
        Сердце забилось в груди с такой силой, что биение пульса отдалось на языке. Я согласно кивнула.
        Выступив из-за камней на солнце, Рузд выпрямилась во весь рост.
        - Вот,  - сказала я, мимоходом порадовавшись твердости собственного голоса.  - От смерти меня спасли дракониане.

* * *

        Склон горы над границей вечных снегов - отнюдь не лучшее место для долгих бесед, и вскоре мы все решили подыскать нечто более удобное (естественно, не покидая западного склона седловины).
        О существовании крылатых драконоглавых гуманоидов Сухайл с Фу знали не первый месяц. К тому же археологические познания и знакомство с моими драконоведческими достижениями вполне позволяли Сухайлу сделать из сего факта определенные выводы, не говоря уж о том, что долгой мритьяхаймской зимой времени для этого у него имелось в избытке. Но, как я не столь уж давно убедилась на собственном опыте, одно дело - найти замороженное тело погибшего существа, и совсем иное - встретиться с его живой и здоровой соплеменницей лицом к лицу (и даже не с одной, а с тремя, так как вскоре к Рузд с явной неохотой присоединились Каххе и Зам).
        Все это время я едва находила в себе силы хоть ненадолго оторвать взгляд от мужа. Как и для меня, минувшая зима не прошла для него бесследно. Многие годы родные пытались заставить его стать имамом - согласно поговорке, «отпустить бороду», так как аманианские предстоятели на молитве не бреют лиц. Скорее всего, к религиозной жизни Сухайл был склонен не более чем прежде, однако бороду отпустил: мритьяхаймской зимой дополнительная растительность на лице вовсе не помешает, хотя я надеялась, что он не намерен отныне носить ее вечно. Мало-помалу я поняла, что вид его бороды немало забавляет Зам, не устававшую дивиться моим волосам, однако о способности мужчин нашего вида отращивать волосы и на подбородке даже не подозревавшую.
        Но в первые моменты встречи нам было не до забавы: все мы никак не могли оправиться от множества различных потрясений. Взгляд Сухайла блуждал между мной и драконианками, словно неимоверное облегчение и жгучее любопытство наперебой тянули его к себе. Когда же я начала объяснять ситуацию своим спасительницам, на лице его отразилась до боли знакомая отстраненность, означавшая, что он с головой погружен в лингвистические размышления.
        - Ты был прав,  - сказала я, прервав объяснения.  - Их язык действительно родственен лашону и ахиатскому. Уверена, не пройдет и недели, как ты освоишь его куда лучше, чем я.
        Пестрая смесь языков создавала немало трудностей. К тому, что я нередко бормочу про себя по-ахиатски, мои спутницы-драконианки давно привыкли, но ширландский был им совершенно незнаком, и это заставило их немало понервничать. В ширландском им слышался некий шифр, используемый затем, чтобы у них не осталось ни малейшей надежды понять, о чем мы таком говорим. Однако то был единственный язык, на коем я могла разговаривать с Фу, а, говоря между собой, они с Сухайлом то и дело переходили на йеланский, каковым много пользовались во время совместной зимовки. Считая драконианский, в разговоре путались, то и дело сталкиваясь лбами, ни много ни мало четыре языка, из-за чего беседу нередко приходилось прерывать, дожидаясь, пока очередное понятие не преодолеет всей необходимой цепочки переводов звено за звеном.
        Первым делом мне требовалось объяснить сестрам, кто эти люди. Это особых затруднений не вызвало - ведь они помнили мой рассказ о том, как я попала в Обитель, и, кажется, Рузд с Каххе были за меня рады, а вот Зам сии материи были по большей части безразличны. Однако после этого вопросы градом посыпались на меня с обеих сторон. Отчего Сухайл с Фу вернулись? Много ли в Обители дракониан? Нет ли поблизости, по ту сторону седловины, и других людей? Где я жила всю зиму? Можно ли верить, что эти двое не проболтаются об увиденном раньше времени? Нельзя ли взглянуть на драконианский город?
        - Довольно!  - в конце концов воскликнула я (честно сказать, даже не помню, на каком языке, но смысл возгласа поняли все).
        Прижав ладони к гудящей голове, я умолкла, приводя в порядок мысли, а затем повернулась к драконианкам и сказала:
        - Пока вам ничто не угрожает: их всего двое, а что делать дальше - еще обсудим. Только позвольте мне вначале объяснить им, как обстоят дела. Думаю, они сбиты с толку еще сильнее, чем вы.
        Заручившись согласием сестер, я, признаться откровенно, начала управлять ходом разговора в манере деспотической до самодурства. То был единственный способ остаться в здравом уме, так как обе стороны продолжали перебивать меня новыми и новыми вопросами. К тому времени, как первоначальное любопытство каждого было в достаточной мере удовлетворено, дело шло к полудню, а в горле так пересохло, что проглоти я хоть все снега со склонов Гьяп-це - и то не утолила бы жажды.
        После того как я умолкла, наступила тишина. Наконец Сухайл отпустил мою руку (которую не выпускал с самого момента встречи - разве что ненадолго, когда это потребовалось для перехода в более укромное место) и поднялся на ноги. Ближе всех из сестер к нему оказалась Каххе, и он, слегка разведя руками, обратился к ней.
        - Вы позволите?  - сказал он, не забывая об учтивости, пусть даже Каххе не могла понять его слов.
        Я перевела просьбу мужа, объяснив ее суть, и Каххе согласно кивнула. Сухайл обошел драконианку кругом, изучая ее с откровенным изумлением и любопытством. Вернувшись к отправной точке, он начал процедуру, знакомую мне с первых дней жизни в доме сестер - принялся указывать на разные предметы и называть их по-дракониански, основываясь на собственных попытках реконструкции древнего языка. Я было решила помочь, но муж с нежной улыбкой отмахнулся.
        - Ты и без того уже наговорилась до хрипоты,  - сказал он.  - А я не могу упустить возможности поучиться у них самих.
        Возможность поучиться у сестер представилась бы ему и без этого - ведь нам еще предстояло решить, что делать дальше, однако сей темы пока никто не поднимал. Приняв от Рузд бурдюк с водой, я села рядом с Фу. Тот большей частью наблюдал за происходящим молча да вертел в руках небольшой круглый камешек.
        - Спасибо, что вернулись за мной, хоть и считали меня погибшей,  - сказала я.
        - Причины этого далеки от благородных,  - откликнулся Фу, не отрывая взгляда от камешка.
        Я растерялась, не зная, что на это ответить, да и язык после стольких разговоров повиновался мне с неохотой, однако Фу принял мое молчание за невысказанный вопрос и продолжал:
        - Вы прибыли сюда из-за меня. Если бы я вернулся с гор с известием о вашей гибели - о том, что вы так кстати пропали без вести во время лавины…
        Это «кстати» тут же заставило вспомнить обо всех подозрениях, с коими Фу столкнулся по прибытии в Фальчестер. Сколько людей предупреждало, что этот йеланец наверняка замышляет заманить меня в горы на погибель - и вот, вы только поглядите: я действительно погибла (по крайней мере, так рассуждал он сам).
        - Но ведь за вас поручились бы Том с Сухайлом,  - возразила я.
        Наверняка их ручательства поддержал бы и Чендлей (я далека от мысли возводить на лейтенанта напраслину, но в тот момент попросту позабыла о нем).
        Фу выронил камешек, с негромким стуком покатившийся вниз, и наклонился за новым.
        - Безусловно. Но если бы Уикер остался, а я пошел с Чендлеем, ни одного из них не оказалось бы рядом. И я рассудил так: если помочь в поисках ваших останков, мне будет больше доверия. Прошу простить мое своекорыстие.
        - Вам вовсе не за что извиняться!  - в изумлении воскликнула я.  - Если б я в самом деле погибла, то вовсе не хотела бы, чтобы в этом винили вас. Сделав все, чтобы обезопасить себя, вы поступили совершенно разумно. Если я о чем-то и сожалею, то лишь о необходимости подобных предосторожностей. И, конечно, о том, что вы были вынуждены прожить здесь целую зиму.
        Последнее, как я и надеялась, заставило его улыбнуться, и наше молчание сделалось куда более компанейским. Я опорожняла бурдюк с водой так быстро, как только позволяли размеры желудка, а остальные тем временем препоясывали чресла, готовясь к штурму новой вершины.
        Конечно, под нею я отнюдь не имею в виду Че-джа или Гьяп-це. Речь идет о вопросе, что делать дальше.
        Отчасти восстановив голос, я изложила Сухайлу с Фу план, разработанный мною с драконианками, пославшими меня в этот день на седловину. В подробности наподобие рассказов о совете старейшин вдаваться не стала: во-первых, к первоочередному вопросу все это прямого отношения не имело, а во-вторых, я сомневалась, стоит ли делиться с Сухайлом и Фу подобными сведениями, пока мы не решим, отправятся ли они в Обитель. Однако проблему оба поняли с полуслова, а я, пока они размышляли над ней, вновь обратилась к драконианкам.
        - Как, по-вашему, лучше поступить дальше?  - спросила я.  - Я могу действовать примерно так, как мы договаривались: при помощи этих двоих мне будет проще покинуть горы. Однако они могут принести куда больше пользы, если перед уходом хотя бы немного познакомятся с вашим народом.
        Все это время Сухайл негромко беседовал с Фу, а Зам не сводила с них недоверчивого взгляда.
        - Тебя мы знаем. Этих двоих - не знаем.
        - Они не проболтаются,  - заверила я.  - Скажу больше: я уверена, что они помогут мне в осуществлении нашего плана. Вы верите мне, а я верю им.
        В помощи Сухайла я не сомневалась ни на минуту. Что до Фу, тот вполне мог предпочесть остаться в стороне, однако я твердо знала: противодействовать он не станет.
        Зам с Каххе мои слова ни в чем не убедили. Сомнения охватили даже Рузд.
        - Ты прожила с нами не один месяц, прежде чем встретилась с остальными,  - напомнила она.  - И в тот день была одна, а теперь вас трое.
        Да, появление в Обители трех человек могло взволновать дракониан даже не в три, а в семь раз сильнее прежнего. Что ж, по крайней мере, попыток взять Фу с Сухайлом в заложники, дабы я, выполняя возложенную на меня миссию, вела себя примерно, можно было не опасаться. От этого вышло бы только хуже: присутствие людей вновь породит в Обители хаос, а между тем весть о существовании дракониан пойдет гулять по внешнему миру.
        - Тогда можно продолжать, как задумано,  - предложила я.  - Хотя не сразу. Сегодня для переправы через седловину уже поздно: спуститься с той стороны до сумерек нам не успеть, а в полутьме это слишком опасно. Но мы можем переночевать здесь, а в путь отправиться завтра.
        Я думала, это обрадует Зам - ведь ей, несомненно, не терпелось дождаться нашего ухода. К моему удивлению, ее раздражение не унялось. Рузд, также приметив это, спросила сестру, в чем причина.
        - Ты хочешь, чтоб мы снова врали,  - ответила Зам.
        Снова? Ах да, видимо, речь о том, что, пряча меня в своем доме, сестры обманывали остальных. Правда, с судом над ними старейшины решили подождать - ведь если моя миссия завершится успехом, те, благодаря кому это стало возможным, вряд ли заслуживают наказания, однако если сестры вздумают умолчать о появлении и уходе еще двух человек, совет вряд ли отнесется к их прегрешению столь же снисходительно.
        Я развела руками.
        - Хорошо, как вы решите, так я и сделаю. Можете не спешить: подобные вещи вовсе ни к чему решать в какие-нибудь…
        Как же дракониане меряют время суток? В то время я этого еще не выяснила и посему не могла сказать «пять минут» или назвать что-либо эквивалентное. Я сделала паузу, пытаясь измыслить способ донести до сестер свою мысль, но вскоре махнула на это рукой: учитывая степень моего умственного утомления, не стоило и стараться. Впрочем, меня вполне поняли без объяснений. Кивнув, Рузд повернулась к Каххе и Зам, и сестры вновь принялись совещаться между собой.
        Взглянув на своих спутников-людей, я обнаружила, что Сухайл, хоть и старался сдержаться, утратил самообладание. Встреча с драконианками помогла мужу сдержать прилив чувств лишь на время, но теперь радость и облегчение оттого, что я, вопреки всем его ожиданиям, оказалась жива, обрушились на него в полную силу. Не говоря ни слова, я подошла к нему, села рядом и крепко стиснула его руку в меховой рукавице, а Фу тактично сделал вид, будто все его внимание без остатка поглощено красотой весенней Обители.
        Как выяснилось несколько позже, яростный ветер с запада, заглушавший все прочие звуки вокруг, оказался для нас сущим благословением. Не слыша ничего, кроме его свиста, я даже не подозревала, что происходит, пока не заметила Зам, глядевшую мимо меня вверх, в сторону седловины, и не обернулась назад.
        В небе над перевалом парил целигер. Судно качалось, виляло из стороны в сторону, но оставалось на месте. Что происходит? Почему пилоты не ведут целигер вперед? Может быть, ищут Сухайла с Фу?
        Внезапно целигер заложил крутой вираж, едва разминувшись с верхним склоном Че-джа, и тут все сделалось ясно. Пилоты пытались проникнуть в Обитель с воздуха, да только ветер не позволял.
        Целигер скрылся за громадой Че-джа, но вскоре появился вновь: пытаясь одолеть поток воздуха мощью машин, команда пошла на второй заход. Только тут я заметила, что сдерживаю дыхание, а в следующий миг осознала отчего. Нет, отнюдь не в надежде на успех пилота. В точности наоборот.
        Картина окончательно прояснилась. Те целигеры, что в прошлом году доставили нас в Цер-нга, не приземлялись здесь, но, по всей вероятности, преодолели стены Обители, воспользовавшись тем самым речным ущельем, которое я не раз видела издали во время собственных походов по ее землям. Таким образом, если они не разбились, то курс их лежал прямо над потаенной горной котловиной.
        Сумели ли их пилоты разглядеть с высоты дома и поля внизу? Возможно, да, а может, и нет, однако, не приземлившись в Обители, узнать, что здесь обитают дракониане, они никак не могли. Между тем в Обители они не приземлялись - в противном случае я бы наверняка об этом услышала. Поскольку все полагают меня погибшей, этот целигер прислан не за мной, и не ради разгадки местных тайн. Прислан он потому, что разведка донесла командованию об относительно гостеприимной местности вне пределов, подвластных цер-жагскому королю. Естественно, военные решили приглядеться к нему повнимательнее!
        Зам за моею спиной подала голос.
        - Что это?  - прорычала она столь гортанно, что я едва сумела разобрать ее слова.
        - Это…
        Едва рожденная, фраза моя умерла в колыбели. Конечно же, понятия «целигер» в драконианском языке не имелось. Между тем любое из моих объяснений оказалось бы лишь простым описанием того, что Зам и так видела собственными глазами. Из-за неровностей местности дракониане не пользовались даже повозками. Что тут прикажете делать? Не называть же целигер летучим яком…
        - Это вроде корзины,  - так неуверенно, что Зам вполне могла и не расслышать, ответила я.  - Корзины, которую держит… несет воздух.
        - Люди?  - хриплым от напряжения голосом спросила Рузд.
        - Да.
        Целигер вновь вильнул в сторону. Повскакав на ноги и крепко стиснув кулаки, мы в нетерпении устремили взгляды в небо над седловиной. Секунды тянулись мучительно медленно. Нет, целигер больше не появлялся.
        - Похоже, они оставили эту затею,  - сказал Сухайл.
        - Да, на сегодня,  - откликнулась я.  - Но при благоприятном ветре попробуют снова.
        Возможно, не далее как завтра.
        Я повернулась к сестрам:
        - Как только эта корзина опустится на землю, я должна тут же ее встретить. Иначе…
        Иначе все мои самые худшие опасения могли стать явью намного раньше, чем ожидалось.

        Часть пятая

        в которой решается судьба Обители

        Глава восемнадцатая

        Нежданное возвращение - Молитва солнцу - Бессонная ночь - В ожидании целигера - Все снова в сборе - Посланница иного народа - Тайна раскрыта

        Угнаться за целигером пешком невозможно даже на местности, гладкой, как скатерть. В Обители Крыльев попытку проделать нечто в этом духе можно было смело считать самоубийством: пустившись бежать, я сломала бы шею не далее как через полминуты.
        Таким образом, встретить целигер сразу же по приземлении я могла лишь в одном-единственном случае - если место посадки будет выбрано мною самой. Рассудив так, я со всех ног поспешила за Рузд, Каххе и Зам назад в Имсали, где, не успев отдышаться, потребовала самую яркую ткань или краску, какую только удастся найти.
        Сухайл и Фу с нами не пошли. Врываться в деревню в компании еще двух человек было совсем ни к чему: подобное только взбудоражило бы дракониан пуще прежнего. Конечно, я и возвращалась затем, чтобы встревожить их в должной мере, но появление мужа с нашим йеланским другом, по всей вероятности, разом превратило бы «в должной мере» в «чрезмерно». В конце концов об их приходе придется сообщить… но только после того, как я объясню, что такое целигер и что предвещает его появление.
        Прощаясь со мною, Кюври говорила, что вскоре надеется увидеть меня вновь. Теперь же она сказала:
        - Так скоро мы тебя не ждали. Что произошло?
        Не сомневаясь, что лексикон Рузд много богаче моего, я попыталась доверить объяснения ей, но не тут-то было. Подобно всем остальным, она попросту не понимала, что означает появление целигера. В пути я изложила ей собственные соображения, но разговор вышел весьма путаным и сбивчивым. Между тем весть о появлении новых людей, стремящихся проникнуть в Обитель, наделала немало шума. Самые воинственные из дракониан (прежде всего Эсдарр с сестрами - те самые, что провожали нас к дому старейшин) стояли за то, чтобы встретить вторжение ножами и короткими копьями, использовавшимися для охоты.
        - Тогда вы погибнете,  - прямо, ничуть не пытаясь смягчить выражений, ответила я.  - У них есть вещи, мечущие… э-э… наконечники копий дальше самой сильной руки, и так быстро, что от них нет надежды увернуться. Начнете угрожать им - вас перебьют всех до одной, просто затем, чтоб защитить свою жизнь.
        Незадолго до этого я уверяла дракониан, что люди - отнюдь не кровожадные монстры из древних легенд, и теперь все мои старания пошли прахом. Но я была согласна смириться с временным ущербом для репутации своего вида, лишь бы не спровоцировать столкновения, которое гарантированно повлечет за собой дальнейшее усиление вражды.
        - Я смогу убедить их не чинить вам зла,  - продолжала я, вложив в эти слова уверенность, коей отнюдь не испытывала.  - Но, когда они появятся, я должна встретить их на земле.
        - Ты с самого начала это и замышляла!  - расправив крылья, прорычала Эсдарр.  - Это ты привела их сюда!
        Упрекать ее за подобные мысли вовсе не стоило. Более того: в какой-то мере она была права - ведь первые целигеры появились над Обителью из-за моего решения отправиться в Цер-нга. Возможно, военные рано или поздно предприняли бы нечто в этом роде и без меня, но, скорее всего, не здесь. Не в тех местах, где создали бы угрозу для дракониан - в конце концов, Мритьяхаймы так велики…
        Я повернулась к старейшинам.
        - Видели ли вы такое раньше? Прошлой весной, незадолго до начала муссонов? Две корзины, такие же, как эта. Они могли пролететь вдоль реки.
        - Кто-то из Эбери говорил, будто видел,  - отвечала Седжит.  - Но им никто не поверил.
        Благодаря сливавшейся с небом раскраске, целигеры легко было не заметить - особенно если не ожидаешь увидеть в воздухе нечто подобное.
        - Вот та пара и привела за собой новые,  - пояснила я.  - А может, они заблудились, и третью отправили на их поиски. Но это неважно. Важно другое: вот-вот здесь появятся новые люди, и времени свыкнуться с этаким откровением у них не окажется. А если при встрече не будет меня, вы не сможете говорить друг с другом, что только усилит страхи с обеих сторон и тем самым увеличит опасность. Прошу вас… умоляю: дайте мне ткань или краску - что-нибудь яркое, и они спустятся на землю там, где мы захотим.
        Все это прозвучало еще более бессвязно, бестолково, чем обычно. Казалось, под тяжестью треволнений и сложных тем речь путается, расползается по всем швам, но, к счастью, Рузд давным-давно привыкла сводить обрывки моей речи воедино.
        - Чем поможет ткань или краска?  - спросила она.
        Я прикрыла глаза, подсчитывая, сколь велико должно быть изображение, чтобы его наверняка заметили с неба.
        - Мне нужно… сделать для них знак.

* * *

        Седжит была весьма наблюдательна. За то недолгое время, что я провела в доме старейшин, она прекрасно научилась понимать, что у меня на душе, и теперь, посреди взбудораженного муравейника, в каковой превратилась вся Имсали, отвела меня в сторону и спросила:
        - Что ты скрываешь?
        Я с самого начала понимала, что Сухайла с Фу нельзя прятать вечно. Не отведи меня Седжит в сторону, то же самое сделала бы я сама: и я, и сестры были согласны, что в первую очередь лучше всего рассказать о встрече со спутниками именно ей.
        - Думаю, ты помнишь, что в эти горы я пришла не одна,  - ответила я, не тратя времени на околичности.  - Двое моих спутников остались на зиму неподалеку от границ Обители. Сегодня мы встретили их на седловине, за поисками моего тела. А после вместе с ними увидели целигер.
        Возможно, то был результат множества потрясений, наложившихся одно на другое: в конце концов наступает момент, когда новые не оказывают почти никакого воздействия. Секунду Седжит смотрела на меня немигающим, точно у ящерицы, взглядом, затем развернулась и закричала во всю силу голоса, веля немедля собрать и доставить к себе горстку почтовых мьяу, еще не отправленных в дом старейшин.
        Вскоре мьяу отправились в путь с дополнением к предыдущему известию. Покончив с этим, Седжит послала Каххе привести в деревню Сухайла и Фу. Не думаю, что она так уж горела желанием усугубить хаос, охвативший Имсали, но если бы кто-то случайно наткнулся на них, предоставленных самим себе, все могло обернуться куда хуже.
        Не стану утомлять читателей подробным описанием фурора, вызванного их появлением. Все это вы вполне можете представить себе и сами: для любопытных в деревню будто приехал второй бродячий цирк зверей, ну а опасливые и недоверчивые получили новое несомненное доказательство тому, что люди вот-вот явятся истребить их всех до одного. Что до меня, я была превыше всяких слов рада двум обстоятельствам: во-первых, присутствию двух старейшин и Абарза, иначе дело наверняка не обошлось бы без крови, а во-вторых, превосходной памяти мужа. Едва появившись в деревне, он, под общие крики и вопли, склонился к моему уху и прошептал:
        - Нет ли в этой толпе кого-нибудь из духовенства?
        - Двое,  - шепнула я в ответ.  - Эсмин - местный, деревенский, а вот Абарз - что-то вроде верховного священника всей Обители. А что?
        В ответной улыбке Сухайла явственно чувствовалась нешуточная нервозность.
        - Что ж, надеюсь, я провел время ожидания не без пользы.
        Медленно, дабы никого не напугать, Сухайл подошел к Абарзу. Крики практически стихли; только Эсдарр с сестрами страсть как хотелось рвануться вперед, на защиту старейшин. Однако Сухайл остановился в безопасном отдалении от Абарза, преклонил колени и громко, отчетливо заговорил нараспев. Говорил он на приблизительно реконструированном древнем драконианском, так что я понимала его слова лишь с пятого на десятое. То был один из текстов, над коим муж работал дома, в Ширландии. Его транслитерация драконианских символов не отличалась совершенством, произношение изобиловало изъянами, да и сам язык был еще более архаичен, чем литургическая форма драконианского, использовавшаяся в Обители для богослужений… однако вполне узнаваем. Эти слова были молитвой к солнцу, просьбой наставить молящего на путь истинный.
        Если мою первую речь дракониане восприняли, как если бы один из их яков встал на задние ноги и сказал «привет», теперь перед ними оказался як, отправляющий богослужение. Не будь ситуация столь напряженной, реакция толпы выглядела бы крайне забавно - сказать по правде, мне даже в сложившихся обстоятельствах пришлось сдерживать смех. От изумления крылья Абарза поникли так, что кончики их едва не окунулись в грязь. Шум окончательно стих, сменившись негромким ропотом: имсалийцы зашушукались, спрашивая друг друга, что там, скажите на милость, говорит этот человек.
        Первой оправилась от потрясения Кюври.
        - Великолепно,  - сухо сказала она.  - Но я думаю, одной помощью солнца нам сейчас не обойтись.
        - Так пусть нам помогут мои товарищи,  - ответила я.  - Я ручаюсь за них. А вы зовите на подмогу всех, кого захотите, хоть всех жителей соседних деревень с ножами и копьями. Но прошу тебя: не причиняйте новым людям вреда.
        Старейшины отошли в сторону и принялись совещаться с группой сестер, правивших Имсали. Сухайл поднялся и, даже не наклонившись, чтобы стряхнуть грязь с колен, вернулся ко мне. Фу наблюдал за происходящим с непроницаемым лицом. Держался он с явной настороженностью, и, судя по всему, лихорадочно размышлял, однако я не знала его настолько, чтоб догадаться, о чем.
        Вскоре старейшины вернулись к нам. Уже по одному виду Седжит было ясно: их решение не придется мне по душе.
        - Ты можешь делать свой знак и встретить людей. Но эти двое останутся у нас,  - сказала Кюври, указав на Сухайла и Фу.  - Если ты права и те, другие, что идут сюда, настолько опасны, нам нужна против них защита.
        Колени мои дрогнули. Заложники! Сухайла с Фу все же решили взять в заложники, и если у меня ничего не выйдет…
        Как же мучительно долго пришлось составлять ответ на драконианском!
        - Я не могу…  - Слово «обещать» выскользнуло из головы в самый неподходящий момент.  - Люди, которые летят в корзине… Я не могу приказывать им. Я постараюсь, но моих стараний может оказаться недостаточно.
        Мои спутники молча глядели на нас. Слов они не понимали, однако прекрасно видели внезапно охвативший меня страх.
        - Пока эти двое остаются у нас,  - сказала Кюври,  - ты будешь стараться изо всех сил.

* * *

        В ту ночь я почти не сомкнула глаз. Рисование знака заняло немалое время: настоящей краски в деревне не нашлось, но белая известь, которой обычно белили коровник, вполне подошла. Перед этим пришлось посоветоваться с имсалийцами, выбирая лучшее место. Нам требовался достаточно просторный ровный луг, где снег стаял настолько, что мой знак смогли бы увидеть с целигера над седловиной и успешно посадить судно. Кроме этого, конечно же, следовало обсудить, кто будет присутствовать при посадке - включая и моих спутников-людей.
        После всего этого у меня еще оставалось несколько часов для сна, однако я предпочла провести их в объятиях Сухайла - впрочем, даже сие обстоятельство не помогло унять нервную дрожь.
        - Прости… прости,  - бормотала я, сама понимая, что это звучит до смешного нелепо.  - Не стоило тащить тебя с собой.
        - В Имсали?  - спросил муж, стиснув объятия чуть крепче.
        - Да и вообще в Мритьяхаймы…
        - Не говори глупостей,  - с лучезарной улыбкой сказал он.  - Я сам хотел ехать. Ну, может, не так целеустремленно, как ты - в этом с тобой сравниться трудно. Но одну тебя я бы уж точно не отпустил. А если бы ты не поехала, не случилось бы вообще ничего - ни хорошего, ни плохого.
        - Но теперь ты взят в заложники, и все из-за меня. Надо было отправить тебя с седловины назад. Обратно в Видвату, а там ты смог бы предупредить кого-нибудь, что…
        Сухайл сжал меня в объятиях сильнее прежнего.
        - Даже не думай. Никакая сила в мире не заставит меня расстаться с тобой. Особенно сейчас, когда я только-только вновь отыскал тебя.
        Его слова заставили меня на время умолкнуть. Отослать Сухайла в Видвату… нет, с моей стороны сие было чистой бравадой: теперь я и сама не рассталась бы с ним ни за что на свете.
        Вот только выбор в конечном итоге мог оказаться отнюдь не за нами.
        - А что, если мне не удастся?  - прошептала я.  - Что, если…
        Сухайл поцеловал меня в лоб.
        - Ты справишься самым лучшим образом. Никто в мире не смог бы справиться с этим делом лучше, чем ты.
        Все тело вздрогнуло от горького, тревожного смешка.
        - Верно. Но лишь потому, что больше никто в мире не знает их языка.
        - И вовсе не поэтому, хотя язык - условие, конечно, необходимое. Но, Изабелла… ты и прежде не раз кидалась очертя голову в самую гущу событий. Ты бесстрашна. Нет, не в том смысле, что вовсе не чувствуешь страха - уж я-то знаю: ты не настолько глупа. Ты не позволяешь страху остановить себя, в этом и есть твоя сила. Ты грудью встанешь перед этим целигером, не захочешь и слышать ни о чем, кроме объединения усилий, и подчинишь своей воле всех до единого. Лично я убежден в этом всем сердцем.
        Мы вновь на время замолчали.
        - И все равно,  - заговорила я, удостоверившись, что голос не задрожит слишком уж сильно.  - Я хочу, чтоб вы с Фу были готовы… готовы сделать, что потребуется.
        «Защищаться,  - думала я.  - Бежать. Все что угодно. Мой первый муж погиб в горах, но гибели второго я не допущу».
        - Будем, будем,  - заверил меня Сухайл.  - Ну, а теперь поспи.
        Возможно, я ненадолго уснула. Но мне помнится только одно - сколь быстро промелькнуло отпущенное нам время. Казалось, я и глазом не успела моргнуть, прежде чем Сухайл поднялся и вышел наружу для утренней молитвы, а Каххе явилась с известием, что нам пора.

* * *

        Теперь предстояло самое худшее - ожидание.
        Знак разложили на выбранном нами лугу, чуть ниже границы, где зелень первой весенней травы редела, переходя в бесплодный камень горного склона. То было колоссальное полотнище, наскоро сметанное из шерстяных одеял, подозрительно ровный коричневый квадрат с огромной белой звездой - фигурой, которую вряд ли может образовать тающий снег - в центре. Чуть ниже я самыми крупными буквами, для коих хватило оставшегося свободного места, приписала «САДИТЕСЬ ЗДЕСЬ», но не могла с уверенностью сказать, удастся ли прочесть надпись с воздуха.
        Сколь многое оставалось под сомнением! Что, если пилоты, отчаявшись проникнуть внутрь над седловиной между Че-джа и Гьяп-це, выберут иной путь - один из других перевалов или речное ущелье, которым прошли первые два целигера? Вдобавок, я не имела ни малейшего представления, когда ожидать их появления: если база слишком далеко, целигер вполне мог не вернуться ни сегодня, ни даже завтра. Мы могли просидеть здесь впустую целую неделю, после чего я непременно задалась бы вопросом, что делать - ждать дальше или со всех ног бежать во внешний мир в надежде предотвратить новые полеты (причем как это сделать - оставалось только гадать). Пилоты вполне могли не заметить мой знак, либо разбиться при посадке, либо, увидев движение неподалеку, открыть огонь из винтовок прежде, чем судно коснется земли.
        Времени на измышление все новых и новых возможных сценариев катастрофы у меня оказалось в избытке. Минуло утро, настал полдень, а целигер все не появлялся. Одна радость - ожидание притупило лезвие страха, неспособное подолгу сохранять остроту, если его нечем подтачивать. Точильный камень вновь взялся за дело после обеда: в воздухе над седловиной появился знакомый силуэт. Целигер возвращался, и на сей раз ему, по всей видимости, удастся одолеть перевал.
        Губы мои зашевелились в беззвучной молитве. Обычно я не уделяю религии особого внимания, но в этот момент молила о милосердии всех богов, кто только согласился бы меня выслушать - от Господа из детских воспоминаний о посещении Дома Собраний до солнца, коему поклоняются дракониане.
        По-видимому, внезапно попав в нисходящий поток воздуха, целигер клюнул носом, едва не зацепил днищем гондолы снега седловины, но тут же полого, словно съезжая со склона, рванулся вперед и достиг воздушных просторов Обители.
        Рядом со мной на земле лежала длинная жердь. Схватив ее, я что было сил замахала над головой флагом - куском шерстяной ткани самого яркого синего цвета, какой только удалось сыскать среди скудной палитры драконианских ткачей. Несомненно, на борту имеются наблюдатели, смотрящие вниз - должны же они заметить движение, и пятно необычного цвета на фоне обычных весенних красок, и формы, столь правильные, что они не могут оказаться естественными! Понимая, что голосу моему не достичь такой высоты, говорить я не собиралась, но удержаться оказалась не в силах. Я запрокинула голову и закричала во весь голос, прося, умоляя людей на борту заметить меня.
        Целигер повернул ко мне, но, несмотря на все мои отчаянные крики, пронесся мимо, медленно снижаясь, пока не оказался почти вровень со мной. Затем судно начало разворот. Сообразив, что пилот просто готовится к посадке, я вместе со своим флагом помчалась к краю луга, дабы поскорее убраться с дороги.
        Направление я выбрала отнюдь не случайно. На близлежащей местности укрыться драконианам было бы практически негде: пусть даже по-весеннему серая чешуя помогала им слиться с нею, шансы на то, что с воздуха их заметят, были слишком велики. Однако рядом имелось небольшое углубление, вполне способное вместить кого-то одного, и сейчас в нем пряталась Рузд. Если дела обернутся скверно, она покинет укрытие и сможет предупредить остальных. Положив флаг на землю возле нее и изо всех сил стараясь не смотреть вниз, я повернулась к садящемуся целигеру.
        Процесс посадки целигера порядком затянулся, и мне хватило времени возблагодарить всех слышащих меня богов за то, что разработка синтеза драконьей кости удалась. Явись мой народ в Обитель на воздушном судне, явно построенном из останков убитых драконов… нет, о подобном невозможно было даже помыслить. Со временем мы объясним драконианам, в чем тут дело, но только не сегодня.
        Со стороны целигера раздался крик, но близкий рокот машин был так громок, что слов я не разобрала. Людей в гондоле оказалось гораздо больше, чем на борту целигеров, доставивших нас из Видваты в Цер-нга, и все они суетились, надежно закрепляя целигер на земле. В подобных операциях я несколько разбиралась, а посему видела, что до конца процедуры еще далеко, однако кто-то из команды перепрыгнул через борт гондолы и со всех ног, оскальзываясь на редкой весенней траве, бросился ко мне.
        - Изабелла!!!
        То был мой брат Эндрю, оставленный мною в Видвате около года назад! Мы столкнулись посреди луга, и Эндрю обнял меня так крепко, что на минуту мне показалось, будто ребра, сломанные при переходе через Чеджайский ледник, вот-вот треснут снова. В его радостном смехе отчетливо слышались истерические нотки, и удивляться тут было нечему: очевидно, Том с лейтенантом Чендлеем, благополучно спустившись с гор, добрались до военной базы, а значит, Эндрю все это время считал меня погибшей.
        При столкновении меня развернуло спиной к целигеру. Едва опомнившись, я высвободилась из объятий брата и вновь повернулась к нему. В иных обстоятельствах я с радостью осталась бы на месте - ведь каждая новая встреча с близкими придавала мне сил лучше любого лекарства… однако сейчас ничто не могло бы заставить меня забыть о бремени возлагаемых на меня ожиданий.
        К этому времени целигер надежно расчалили посреди луга. Количество людей на борту не оставляло сомнений: на сей раз пункт отправления находился отнюдь не в Видвате, но много ближе - возможно, в Лам-це Ронг, а то и в каком-либо еще более глухом месте, где целигер вряд ли заметят цер-жаги. Так близко, что нашим военным требовалось всего лишь поднять судно в воздух да провести его над седловиной, после чего отыскать на той стороне подходящую посадочную площадку.
        По-видимому, стоявший неподалеку человек в зимнем обмундировании понимал, что должен бы приказать Эндрю немедля выпустить меня и вести себя, как подобает офицеру, но не хотел мешать нашей радости. Как только он сдвинул на лоб очки-консервы, я без труда узнала в нем полковника Дорсона, командовавшего базой целигеров в Видвате.
        - Боже правый, леди Трент,  - сказал он, увидев мое лицо.  - Как же вам удалось остаться в живых?
        - Тебя спасли туземцы?  - спросил и Эндрю, не отпускавший моей руки, будто, стоит ему разжать пальцы, я тут же рассеюсь в воздухе, как облако дыма.
        Я резко повернулась к нему.
        - Что ты о них знаешь?
        - О ком? О туземцах? Честно сказать, ничего.
        - Пилоты, совершившие первый разведывательный полет,  - вмешался Дорсон в явной попытке восстановить хоть некоторый контроль над ситуацией,  - доложили, что видели внизу дома. Это ведь не цер-жаги, не так ли? По всем нашим сведениям, сейчас мы вне пределов подвластной Цер-нга территории.
        - Да, эта территория им совершенно неподвластна,  - твердо ответила я.  - Дело в том, что местный народ долгое время не имел никакой связи с внешним миром. Они…
        Взвыв от восторга, Эндрю от души хлопнул меня по плечу.
        - Так ты отыскала заповедное горное царство?! Как в тех легендах? И золотой дворец тут где-нибудь есть?
        Брат принялся оглядываться вокруг, будто и вправду ожидал увидеть неподалеку золотой дворец, и я не на шутку заволновалась, как бы он вместо этого не заметил Рузд. По счастью, Дорсон поспешил призвать его к порядку.
        - Капитан Эндмор!  - рявкнул он.
        Брат развернулся к командиру, щелкнув каблуками и, кажется, едва не вскинув ладонь к козырьку.
        - Виноват, сэр! Просто… бог ты мой, она жива!
        - Это я вижу,  - проворчал Дорсон.
        Внезапно пришедшая в голову мысль разом заставила забыть обо всем остальном. Сбитая с намеченного курса, я крепко стиснула руку Эндрю.
        - А Том?! Где Том?!
        Эндрю оглянулся, словно ожидая, что Том сей же момент возникнет рядом.
        - Вот странность. Отчего же он не…
        Дорсон кашлянул.
        - Боюсь, сэр Томас все еще спит.
        - Спит?!  - переспросила я, изумленно вскинув брови, но тут же вспомнила наш перелет из Видваты.  - Боже правый… Настойка опия!
        - Да, накачать его пришлось - будь здоров,  - смущенно пояснил Эндрю.  - Но он сам настаивал. Сказал, что твой муж с тем йеланским малым здесь, ищут твое тело, а в одиночку ему проще подняться на седловину отсюда. Вчерашний полет он еще как-то выдержал, но вот второй кряду - это для него, пожалуй, слишком.
        В самом деле, Том лежал в уголке гондолы, свернувшись клубком под грудой одеял. Нет, он не спал, как утверждал Дорсон - он просто был сильно одурманен опием.
        - Том!  - окликнула я, присев перед ним на корточки.  - Том, очнитесь.
        Эндрю навалился на борт гондолы.
        - Уикер, взгляните, кого мы нашли! Искать ее тело уже ни к чему: она была так любезна, что сама доставила его вам в целости и сохранности!
        Я понимала, что непринужденный, беззаботный тон брата - всего лишь маска, под коей сокрыты истинные чувства. В ответ Том встряхнул головой и заплетающимся языком пробормотал:
        - Может, чтобы летать на этой дьявольской штуке, без опия и не обойтись, но опиоманом, разговаривающим с собственными иллюзиями, я становиться не желаю.
        - Я отнюдь не иллюзия,  - ответила я. Ответ прозвучал не так язвительно, как хотелось бы, поскольку слегка застрял в горле: в уголке глаза Тома блеснула слезинка, угрожавшая вот-вот скатиться вниз по щеке.  - Иллюзия не смогла бы сказать, что разгадала загадку гипсового слепка - вы понимаете, о чем я. И скажу более: если подниметесь на ноги, то вскоре получите шанс увидеть ответ собственными глазами.
        Этого оказалось довольно, чтоб Том поднял голову.
        - На самом деле, иллюзия вполне могла бы сказать что угодно. Но…  - Губы его задрожали.  - Но при этом не выглядела бы так, точно вернулась из сущего ада. Изабелла…
        - Да, это и вправду я,  - заверила я.
        Том сбросил одеяла, вскочил и крепко обнял меня, и в эту минуту меня ни капли не тревожило ни множество солдат вокруг, ни мысль о том, что это может послужить толчком к возобновлению ходивших о нас с Томом сплетен. Я знала одно: после целой зимы в изоляции среди дракониан объятия родных и близких не смогут надоесть мне еще очень и очень долго.
        Однако прежде, чем разжать руки, я не забыла тихо шепнуть ему на ухо:
        - Приходите в себя как можно скорее. Сухайл с Фу здесь, но если мы не сумеем добиться мира, им угрожает опасность.
        Том смерил меня изумленным взглядом, но большего я сказать не осмелилась. Оставив его приходить в чувство, я вновь выбралась из гондолы.
        Полковник Дорсон ждал меня на лугу, едва скрывая нетерпение.
        - Если не ошибаюсь, леди Трент, вам есть о чем рассказать.
        - Вы совершенно правы, полковник. Но для начала я должна знать, с какими намерениями вы сюда прибыли.
        Такого поворота беседы Дорсон, очевидно, не ожидал.
        - Это дело военное, леди Трент. Я очень рад видеть вас живой, но должен напомнить, что ни статус ученого, ни даже принадлежность к сословию пэров не дают вам полномочий задавать подобные вопросы.
        У меня пересохло в горле.
        - О, я спрашиваю об этом не как ширландский пэр и даже не как ученый. В данный момент перед вами полномочная посланница иного… иного народа.
        Эндрю поспешно убрал с моего плеча руку. К этому времени целигеру уже ничто не угрожало, и вся его команда с немалым интересом наблюдала за разговором, а посему на меня изумленно воззрились вовсе не только брат с полковником Дорсоном. Как ни удивительно, среди экипажа оказалось немало йеланцев. Гьям-су? Должно быть, да: кто, кроме наших союзников-повстанцев мог бы беспрепятственно появиться здесь в составе военной экспедиции?
        Присутствие гьям-су лишь усугубило мои подозрения.
        - Позвольте предположить: вы ищете воздушные пути вторжения в Йелань. Нет, даже нечто большее. Нашим целигерам не преодолеть Мритьяхаймских гор одним прыжком - разве что самым легким, при минимуме экипажа и пассажиров.
        Перед нами простиралась вся Обитель со сверкающим пиком Аншаккар посреди. Язык продолжал работу, принимая от разума все, кроме предостережений:
        - Посему вы намерены устроить здесь базу. Эти земли недосягаемы для цер-жагских властей и неизвестны внешнему миру; сумев закрепиться здесь, вы получите возможность патрулировать с воздуха западные границы гор либо устраивать вылазки на вражескую территорию, когда пожелаете. Это позволит вам взять под контроль весь прилегающий регион.
        - Э-э… ну да,  - сказал Эндрю, будто не видя смысла отрицать мою правоту.
        - Капитан Эндмор!!!
        На сей раз Эндрю действительно вытянулся в струнку и отсалютовал, но Дорсон не обратил на него ни малейшего внимания.
        - Я вижу, леди Трент, проницательность вашего ума ничуть не преувеличена. Но объясните же, Господа ради, что вы имели в виду, объявив себя полномочной посланницей иного народа? Уж не о местных ли пастухах идет речь? По-моему, они вряд ли достойны называться народом, а кроме того, я не могу понять, отчего им потребовалось прибегнуть к вашему посредничеству. Быть может, вы выполняете поручение цер-жагского короля?
        Интересно, многое ли он знает о моих похождениях в Байембе, где я, можно сказать, ненамеренно лишила Ширландию эриганской колонии? В свое время все это вызвало громкий скандал, а меня даже обвинили в государственной измене, однако в последующие годы я добилась такого признания, что о том инциденте многие успели забыть.
        - Нет, все это никак не связано с Цер-нга,  - ответила я,  - за исключением того факта, что у цер-жагов есть соседи, о которых они даже не подозревают. Сейчас я здесь затем, чтобы предотвратить конфликт, способный причинить колоссальный вред и этой стране, и Ширландии. Ведь я, полковник, не просто осталась в живых: я совершила открытие такого масштаба, что вся моя прежняя работа в сравнении с ним отходит на второй план. Таким образом, Ширландия имеет возможность оповестить об этом открытии весь мир и заявить о своем превосходстве не одной лишь силой оружия, что пойдет нам только на пользу.
        Как я и рассчитывала, сие заявление вызвало в окружающих немалое любопытство, однако ничуть не поколебало сомнений Дорсона.
        - Вы о замерзших останках, по словам сэра Томаса обнаруженных в горах? Что ж, если все действительно так, как он описывает, они, несомненно, заинтересуют ученых. Дракон нового вида, о существовании которого мы и не подозревали… Но я не понимаю, какое отношение это может иметь к нашей задаче.
        Оглянувшись назад, я обнаружила, что Том уже на ногах, однако опирается на борт гондолы, как будто для сохранения вертикального положения без этого не обойтись. Хотелось бы мне, чтоб он держался тверже… но мешкать далее, пожалуй, не следовало.
        Я заставила себя улыбнуться, словно не испытываю ни малейшего страха, но лишь воодушевлена тем, что имею сообщить.
        - Нет, полковник, речь о гораздо большем. Могу ли я просить вас поручиться, что ваши люди не откроют огня?
        Каждый солдат был вооружен винтовкой, и, хотя никто не снимал оружия с плеч, готовясь к стрельбе, я не сомневалась: любой из них способен проделать это в мгновение ока.
        Слова мои заставили Дорсона насторожиться.
        - Леди Трент, просьба воздержаться от огня, обращенная к военнослужащему, только подтверждает, что для стрельбы могут найтись причины.
        - У жителей Обители нет оружия, сравнимого с вашим,  - заверила я.  - Я лишь хочу предотвратить любые недоразумения, что могут привести к ненужному кровопролитию. Итак, не будете ли вы столь любезны?..
        За сим последовало долгое напряженное молчание. Все это время я не осмеливалась отвести взгляда от Дорсона, хотя Эндрю, несомненно, таращился на меня во все глаза, а кроме того мне отчаянно хотелось выяснить, догадывается ли Том, в чем дело. Наконец Дорсон ответил:
        - Что ж, леди Трент, будь по-вашему. Ребята, не стрелять… без моего приказа.
        На лучшее нельзя было и надеяться. Переглянувшись с Томом, я улыбнулась - несмотря на нервозность, совершенно чистосердечно.
        - Это - тоже отнюдь не иллюзия.
        Предупредив таким образом давнего коллегу, я звонко заговорила, обращаясь разом ко всем:
        - Там, на седловине, мы обнаружили не просто дракона неизвестной породы. То были бренные останки одной из жительниц этой долины.
        И, перейдя на драконианский, окликнула:
        - Рузд! Пожалуйста, поднимись!

        Глава девятнадцатая

        Новые знакомства - Проницательность Тома - Неполадки в машине - Доброе знамение для гьям-су - Отвлекающий маневр - Гуань Цзи-по и старейшины

        Рузд вызвалась сопровождать меня сама, поскольку близость людей не внушала ей такого волнения, как всем остальным, за исключением разве что Каххе, и я приняла ее предложение, так как доверяла ей больше, чем любому из прочих дракониан - и Каххе в том числе. Однако обе мы понимали: если при первой встрече что-то пойдет не так, главный удар достанется ей, и посему в этот момент я была не в силах даже вздохнуть.
        Нет, люди Дорсона не открыли огня - разве что Эндрю от неожиданности выругался затейливее любого матроса, но на сей раз полковник даже не подумал его одергивать. Поднявшись из укрытия, Рузд, к нескончаемому моему изумлению, приветствовала собравшихся прекрасным подражанием реверансу, отвешенному мною при прощании со старейшинами (в дороге я объяснила сестрам, что это один из наших традиционных жестов почтения). Правда, смысл сего телодвижения вряд ли сумел постичь кто-либо, кроме меня, но это было не так уж важно.
        - Эта драконианка и ее сестры,  - объявила я,  - спасли мне жизнь после того, как я попала в лавину. Именно ради них, а также ради всех прочих дракониан Обители, я подала вам сигнал приземлиться здесь. Полковник Дорсон! С вашего соизволения я отведу вас и сэра Томаса с небольшой группой сопровождающих к представителям их правительства - совета старейшин.
        Не наблюдая никаких поползновений к насилию, я наконец-то рискнула отвести взгляд от солдат и Рузд и оглянуться на Тома. Судя по выражению его лица, с того момента, как Рузд поднялась из укрытия, он, вполне вероятно, не сделал ни единого вдоха. Невзирая на напряженность ситуации, я не смогла сдержать улыбки. Какая же это радость - поделиться своим открытием с тем, кто столько лет был мне коллегой и другом! Сколько нам предстоит обсудить, как только опий окончательно выветрится из его головы!
        Дорсон взирал на Рузд с тем же потрясением, что и Том, однако, в отличие от последнего, ровным счетом ничего не понимал.
        - Как же… такое… возможно?  - с дрожью в голосе проговорил он.
        По счастью, вчерашняя встреча с Сухайлом и Фу предоставила мне возможность попрактиковаться в объяснениях. Благословляя в душе армейскую дисциплину, благодаря которой никто не перебил меня ни единым вопросом, я рассказала обо всем так коротко, как только смогла. О происхождении дракониан с точки зрения биологии удалось умолчать, сославшись на лабильность развития: к этому времени Том уже и сам о многом догадывался, а для Дорсона эти слова попросту ничего не значили, а посему и в зловещем слове «кровь» надобности не возникло. Затем я вкратце, в меру сил увязав драконианскую версию событий с нашей, рассказала о Низвержении и о том, как последние из дракониан тысячи лет прятались здесь.
        - Надеюсь, теперь вам, полковник, понятно, отчего я назвала их особым народом? Как видите, к цер-жагам они не принадлежат.
        - Да уж конечно не принадлежат, будь я проклят,  - едва шевеля губами, согласился Дорсон. Однако он тут же встряхнулся и взял себя в руки.  - Выходит, вы можете говорить с этими… существами?
        - Да, и обязана этим работе мужа, реконструировавшего ряд элементов драконианского языка,  - ответила я.  - Ну, а зима, в течение коей выбор собеседников весьма небогат, чудесно способствует стремлению пополнить лексикон. И если вы, полковник, готовы к встрече со старейшинами, я вполне могу послужить вам переводчиком.
        Тут разразился нешуточный скандал. Дорсон настаивал на том, чтобы взять с собой весь экипаж при оружии, но я ни о чем подобном не желала и слышать.
        - Полковник,  - в конце концов сказала я,  - вам следует знать, что вчера, незадолго до вашей первой попытки преодолеть седловину, в Обитель спустились Фу Пим-лат и мой муж. В настоящий момент они - гости дракониан…
        - То есть взяты в заложники,  - перебил меня Дорсон, напрягшись всем телом.  - Одно ваше слово, леди Трент, и мы вызволим их из лап этих зверей.
        - Боже правый,  - раздраженно откликнулась я,  - сколько раз повторять: я не желаю кровопролития! От вас требуется одно: учтиво поговорить со старейшинами - каковые, позволю себе напомнить, являются зверями ровно в той же степени, что и мы,  - и не выглядеть при этом так, будто явились завершить начатое во времена Низвержения, и тогда все будет в порядке. Таким образом, с нами могут пойти не более двух человек, не считая Тома.
        Да, и тогда все будет в порядке… если только Эсдарр или кому-нибудь из ее единомышленниц не вздумается затеять свару. Однако во всем, что касалось поддержания порядка со стороны дракониан, приходилось полностью полагаться на старейшин, мне же хватало иных забот.
        Вот, например: настоять на сопровождении не более чем из двух человек, это чудесно, но кто из военных пойдет с Дорсоном? Увидев, сколь изменила характер брата армейская служба, я была поражена до глубины души: когда Дорсон приказал Эндрю остаться у целигера и охранять судно, дело, вопреки моим ожиданиям, обошлось почти без возражений. Куда больше споров породил отказ полковника взять с собой кого-либо из гьям-су.
        - Если дойдет до драки, вы мне там вовсе ни к чему,  - сказал Дорсон их предводителю.
        Этот йеланец казался мне смутно знакомым: возможно, когда-то (целую жизнь тому назад!) я встречалась с ним в Ширландии, на одном из тех самых дипломатических приемов. В конце концов он уступил, хотя в душе явно остался при своем мнении.
        Тем временем Том подошел поближе к Рузд. Друг друга они, естественно не понимали, а у меня не было времени ни переводить, ни даже присматривать за ними, но позже Том рассказал, что с помощью жестов и мимики сумел выразить ей благодарность за мое спасение. Когда я наконец-то смогла вновь присоединиться к нему, он только покачал головой, словно не в силах поверить в происходящее. Взгляд его непрерывно блуждал по склону горы, не задерживаясь ни на чем в отдельности.
        - В Видвате я размышлял об этом целую зиму,  - сказал он.  - Помните, как мы задавались вопросом, не может ли здесь оказаться живых экземпляров? Вот я и подумал: а что, если так оно и есть? И что, если…
        Тут Том ненадолго умолк, беззвучно шевеля губами, и только после этого сумел высказать остальное:
        - И что, если им каким-то образом удалось вас спасти?
        Я положила руку ему на плечо. Том отвернулся, так что его лица сделалось не разглядеть, да и голос его прозвучал едва слышно:
        - Я охотно готов был поверить во все, означавшее, что вы живы. Даже в самое невероятное.
        С этим он замолчал, прижав к губам тыльную сторону кисти. Когда же он опустил руку и расправил плечи, я как ни в чем не бывало сказала:
        - Все это лишний раз подтверждает вашу проницательность. Ну, а теперь идемте. Думаю, увидев, как выглядит гребень драконианина мужского пола, вы позабудете обо всем на свете!

* * *

        К невыразимому моему облегчению, встреча со старейшинами обошлась без происшествий.
        В этом сыграл немалую роль Том: проведя зиму в Видвате, он успел изучить Дорсона гораздо лучше, чем я. Полковник был отнюдь не лишен тщеславия, а мысль о том, чтобы войти в историю как первый человек, заключивший мирный договор с драконианами, показалась ему весьма лестной (конечно же, он полагал, что лавры триумфатора достанутся именно ему: в конце концов, я-то - всего лишь переводчица). Что ж, чувствуя себя хозяином положения, Дорсон с меньшей вероятностью будет склонен решить дело силой оружия, и я позволила Тому развивать сию точку зрения - до поры до времени.
        Сухайл с Фу, также присутствовавшие при встрече, вполне могли сойти скорее за гостей, нежели за заложников. Ободряющий кивок мужа дал мне понять, что с ними действительно не обходились дурно: по счастью, надзор за ними доверили Каххе и Зам. Но после этого мне пришлось оставить их обоих без внимания, отдав все силы без остатка обязанностям переводчицы, сколь сие ни печально, намного превышавшим мои познания в языке.
        Переговоры тянулись не один день. Не стану пытаться воссоздать их здесь во всех подробностях: все это крайне утомительно для чтения, да к тому же лишь отвлечет читателя от истинных переломных событий, решивших судьбу Обители и населявших оную дракониан. Первое из них произошло благодаря Эндрю, второе же - благодаря Фу.

* * *

        Едва завершив первый день переговоров, Дорсон загорелся идеей отправить целигер обратно за горы. Сам он с большинством подчиненных собирался остаться в Обители, однако там, за горами, ждали другие: как я и заподозрила, военным удалось втайне от цер-жагских властей устроить неподалеку временную базу, и ему очень хотелось незамедлительно сообщить о своем открытии остальным. Однако, едва он вернулся к месту посадки, Эндрю с унынием на лице доложил, что в машине целигера обнаружены неполадки.
        - Полагаю, сэр, вчера, пытаясь одолеть лобовой ветер, мы здорово перестарались,  - сказал он.  - Работаем, чиним, но сейчас судно ни к каким полетам не готово.
        Благоразумно подождав, пока Дорсон не разбранит всех и каждого за все их проступки, я улучила момент и быстро переговорила с Эндрю там, где нас никто не мог слышать.
        - Значит, неполадки в машине?
        Эндрю пожал плечами.
        - Я же вижу, как тебе хочется до поры сохранить все это в секрете. Но знай: если меня поймают и отдадут под трибунал, ты просто обязана примчаться верхом на драконе и спасти меня от казни!
        Нет, под трибунал он не угодил. Однако впоследствии я на всякий случай, из осторожности, позаботилась выхлопотать ему прощение.
        Доброхотный саботаж брата обеспечил мне крайне необходимую передышку. Благодаря ей я надеялась успеть обработать Дорсона - заставить полковника увидеть в драконианах разумных существ, а не животных, а может, даже убедить его, что Ширландии следует встать на защиту Обители от вторжений. К несчастью, для этого, скорее всего, потребовалось бы куда больше времени, чем мог предоставить мне Эндрю. По всему судя, Дорсон вполне готов был поладить с драконианами без кровопролития… однако у меня имелись нешуточные опасения, что в конечном счете Обитель объявят владениями Ширландской Короны, а с обитателями ее начнут обходиться немногим лучше, чем с экзотическими животными - возможно, даже поместят в зверинец, и способа предотвратить сей исход я не видела.
        - Будь у меня шанс подготовить почву во внешнем мире - дело иное,  - с досадой сказала я Тому, изложив ему план, разработанный со старейшинами и ныне трещавший по всем швам.  - Но без подготовки общественного мнения… что помешает армии и Короне поступить, как им заблагорассудится?
        Том покачал головой.
        - Не знаю. Дорсон… он - человек по-своему неплохой, но непременно передаст все это место под контроль военных и даже не усомнится, что так будет лучше для всех и каждого.
        - А это только убедит Урте, Эсдарр и им подобных, что с людьми нужно драться,  - подхватила я.  - О, Господи, спаси нас и сохрани…
        - Нужен рычаг давления. Способ повлиять на ситуацию,  - резюмировал Том.  - Но мне ничего толкового в голову не приходит.
        Единственным утешением служила свобода передвижений меж лагерем на месте посадки целигера и Имсали. До прибытия прочих членов совета оставался не один день, решить что-либо без них было невозможно, а между тем я хотя бы могла видеться с мужем и Фу.
        Оба они еще считались заложниками, однако надзор за ними строгостью не отличался. Сухайл проводил каждую свободную минуту за изучением драконианского языка, прерываясь лишь для пяти ежедневных молитв - сей ритуал он, из умопомрачительной благодарности за мое спасение, соблюдал много аккуратнее обычного. Что же до Фу - тот, несколько утомленный вынужденным бездельем, крайне досадовал на невозможность переговорить с кем-либо из гьям-су. Через два дня после прилета целигера у меня возник к нему вопрос.
        Разговор состоялся в доме Рузд, Каххе и Зам, благодаря присутствию мужа более не казавшемся мне таким уж тесным и душным.
        - По-моему, вашим соотечественникам очень хочется встретиться с драконианами,  - начала я.  - Возможно, это всего лишь любопытство, однако дело явно не только в нем. Не знаете ли вы, в чем причина?
        Фу еще не имел возможности пообщаться с ними, но, очевидно, уже задавал себе тот же вопрос.
        - Я на их месте подумал бы, что все это - очень хорошее… доброе…
        Запнувшись, он оглянулся на Сухайла, и тот подсказал ему позабытое слово.
        - Да, знамение. Доброе знамение для дела гьям.
        Мои познания о драконах Дайцзина все еще были прискорбно скудны, а уж о том, как йеланцы общаются с сими животными, я, в результате преждевременного выдворения из пределов их страны, не знала почти ничего, однако сумела припомнить нечто достойное внимания.
        - Потому что драконы - символ империи?  - спросила я, после чего цепочка рассуждений продолжилась, словно сама по себе.  - Боже правый… Драконы - символ империи, а Тайсен истребляют их ради драконьей кости!
        Фу согласно закивал.
        - У нас говорят, что первый император Йеланя сумел объединить страну, потому что получил на то благословение драконов. Вот отчего драконов всегда держали при дворе и так высоко почитали. То, что Тайсен убивает их,  - очень, очень возмутительно.
        - А для гьям-су случайная встреча с ними перед вторжением в страну - добрая примета. Ну, если не с драконами, то хотя бы с полудраконами…
        Услышав сие дополнение, Фу вытаращил глаза.
        - Похоже, вам пришла на ум некая мысль,  - заметила я.  - Полезная?
        Прямого ответа не последовало.
        - В некоторых вариантах этого сказания,  - медленно, как можно аккуратнее подбирая выражения, сказал Фу,  - говорится, что драконы могли принимать человеческий облик.
        Наступила тишина - молчание из тех, что сродни ясновидению, когда в словах нет надобности, поскольку каждому очевидно: все остальные размышляют в точности так же, как и он, а посему для выражения следующей мысли довольно лишь склонить голову или поднять палец.
        Молчание нарушил Фу.
        - Если Гуань Цзи-по…
        - Ну, Гуань Цзи-по для начала нужно доставить сюда,  - мрачно заметила я,  - а это займет не один месяц.
        Фу удивленно поднял брови.
        - Разве он не с солдатами? Отсиживаться за чужими спинами, отправив вперед других… это на него не похоже.
        - Он…
        Я осеклась и заморгала. С Гуань Цзи-по мне доводилось встречаться дома, в Ширландии, во время той бесконечной череды дипломатических приемов, однако разговаривали мы хорошо если дважды. В грубом походном облачении, с редкой щетиной на подбородке, он выглядел совершенно иначе.
        Да, в эту самую минуту претендент на йеланский престол находился в лагере у места посадки целигера.
        Теперь-то я прекрасно понимала, отчего Дорсон не желает допускать кого-либо из гьям-су к драконианам!
        - Как думаешь, сумеешь организовать встречу?  - спросил Сухайл.
        - Во всем, что касается дракониан - да,  - ответила я.  - Уверена, Кюври, Седжит и Абарз охотно согласятся. Но вот ширландская сторона… Дорсон непременно сочтет это попыткой узурпировать его роль. И, если говорить откровенно, ничуть не ошибется.
        - Значит, ему не скажем,  - подытожил Сухайл.

* * *

        Язык тела и выражения лиц дракониан мне удавалось верно понять далеко не всегда, пусть я и провела среди них целую зиму. Конечно, манеры сестер я изучила от и до, но со старейшинами дело обстояло куда как хуже. Таким образом, о сильной неприязни Кюври, Седжит и Абарза к полковнику Дорсону я узнала только после того, как предложила им встретиться с Гуань Цзи-по.
        - Да, нам хотелось бы поговорить с кем-то другим,  - сказала Кюври, выслушав мое предложение.
        Не думаю, что я ошиблась, сочтя ее слова весьма сдержанными. Ведь я переводила все, сказанное Дорсоном, и изо всех сил старалась придать его речам подобающий лоск, однако дракониане быстро освоили человеческий язык тела настолько, чтоб уловить его вечную снисходительность. Даже ведя с драконианами переговоры о мирном соглашении, Дорсон держался так, точно перед ним - не более чем группа особо смышленых животных, и это вполне могло кончиться очень и очень скверно.
        Воротившись в лагерь у целигера, я завела тихий разговор с Томом и Эндрю.
        - Думаю, я смогу разрешить ситуацию так, что все останутся в выигрыше, но для этого нужно незаметно для Дорсона вывести из лагеря Гуань Цзи-по. Лучше всего не только его, но и кого-нибудь из его соотечественников, но как минимум - хотя бы его одного.
        Эндрю задумчиво прикусил губу.
        - Могу учинить небольшую диверсию. Скажем, поджечь что-нибудь, или…
        - Нет!  - воскликнула я, испуганно подавшись назад, но тут же велела себе успокоиться. Если нас кто-то увидит, мы не должны выглядеть как заговорщики (тем более что так оно и есть).  - Нет, Эндрю. Ты и так уже ходишь по лезвию ножа. Мне не хотелось бы видеть тебя перед расстрельной командой.
        - Дорсон на такое не пойдет,  - пренебрежительно хмыкнул брат, но даже вся его самоуверенность не убедила бы меня подвергнуть его подобному риску.
        - А если привлечь к этому дракониан?  - предложил Том.  - Допустим, кто-то из них пожелает увидеться с Дорсоном, а остальные…
        - Тогда я потребуюсь Дорсону в качестве переводчицы и, таким образом, не смогу переводить разговор остальных с гьям-су.
        Будь у нас время (коего как раз и не имелось), часть обязанностей переводчика мог бы взять на себя Сухайл, однако даже его потрясающая способность к обучению имеет свои пределы.
        Том тут же понял изъян своего замысла и согласно кивнул.
        - Значит, ночью. Когда большая часть лагеря будет спать. Хм-м-м… Кстати, мы вполне можем позаботиться, чтоб они спали покрепче. Настойки опия у меня еще полно.
        Представив себе последствия, я побледнела, как полотно.
        - Ну уж нет. Ничуть не лучше идеи Эндрю. Все сразу поймут, что их одурманили вы, либо обвинят в этом гьям-су. Нет, нам всего-то и нужно, чтоб часовые ненадолго отвернулись.
        - И это снова возвращает нас к диверсии,  - сказал Эндрю.  - Только тихой, чтоб не перебудить весь лагерь. Сегодня мне заступать в караул, так что тебе остается только назначить встречу на нужный час, однако со мной будет еще один часовой. И старым номером - указать ему за спину да спросить: «Ой, что это там?» - дело, пожалуй, не обойдется.
        Действительно, дабы гьям-су сумели выскользнуть из лагеря незамеченными, этого было бы мало. Какое-то время мы сидели в молчании, лишь изредка прерываемом отрывистыми «что если… хотя нет, вздор» и тому подобным.
        Наконец мне в голову пришла достойная мысль, и я широко улыбнулась.
        - Кажется, решение есть. Но вначале мне нужно сходить кое за чем в Имсали.

* * *

        Чтоб организовать все вовремя, пришлось ужасно спешить. Том (он мог сделать это, не привлекая столь пристального внимания, как я) предупредил обо всем Гуань Цзи-по, а на мою долю выпало обговорить со старейшинами место и время, после чего обратиться за помощью к Рузд. Та - полагаю, не без оснований - усомнилась в моей способности осуществить задуманное самостоятельно. Посему, когда наконец-то настала ночь, я втихомолку вышла из Имсали и направилась к месту посадки в компании Зам, пряча за пазухой пару отчаянно извивавшихся свертков.
        - Одни люди, другие люди… Велика ли разница?  - проворчала Зам, пока мы еще не успели приблизиться к лугу настолько, что нас могли бы услышать.
        Лично я от всей души надеялась, что разница просто огромна, однако сказала другое:
        - А велика ли была бы разница, если бы на меня вместо вас наткнулась Эсдарр с сестрами?
        В ответ Зам неразборчиво буркнула что-то, по всей вероятности, весьма нелестное, и на том разговор завершился.
        Близ границы лагеря, держась в темноте, вне досягаемости света фонарей и костра, мы укрылись в том же углублении, где в день первой встречи пряталась Рузд. Здесь Зам развернула свои свертки и негромко свистнула, отдавая команду. Моя пара свертков забрыкалась под одеждой энергичнее прежнего. Развернув и их, я выпустила на волю еще пару мьяу. Те подняли головы, принюхались, и один из них улизнул в темноту. Съестные припасы в лагере обещали стать для них легкой добычей: ни сам Дорсон, ни его люди не озаботились поучиться у ньингов ставить ловушки.
        Предупрежденный обо всем заранее, Эндрю ждал свиста Зам, однако выждал еще минут десять, дабы мьяу-разведчики успели позвать за собой остальных. Как только мьяу приступили к организованному грабежу, он вполголоса выругался, словно только сейчас заметил крылатых разбойников, и поволок напарника-караульного разгонять мьяу.
        Спугнуть дрессированных мьяу куда труднее, чем их диких сородичей - тем более что Эндрю не слишком-то и старался в сем преуспеть. Мьяу еще шипели, хлопая крыльями над головой караульных, а я уже обошла лагерь кругом, встретилась с претендентом на титул йеланского императора и повела его к драконианам.

* * *

        Тут мне вновь пришлось взять на себя роль переводчицы, но на сей раз разговор оказался совершенно иным.
        Гуань Цзи-по прекрасно говорил по-ширландски - много лучше, чем Фу, однако я очень жалела, что моего спутника нет рядом. В конце концов, ведь не кто иной, как он, обнаружил первое тело погибшей драконианки, чем указал путь всем нам, а уж устраивать эту встречу мне без него и в голову бы не пришло. К несчастью, старейшины настояли на том, чтоб Фу вместе с Сухайлом остался под стражей, в Имсали, ради страховки на случай какой-либо хитрости со стороны людей. Я, со своей стороны, ни минуты не сомневалась, что гьям-су не замышляют ничего непотребного, и тревожилась лишь об одном - о том, чтоб как можно скорее вернуть потенциального императора в лагерь. Конечно, особых надежд на возвращение столь же незаметное, сколь и уход, никто из нас не питал, однако я полагала, что если нам удастся завершить переговоры прежде, чем отсутствие Гуань Цзи-по будет замечено, все кончится благополучно.
        Когда мы прибыли в рощицу карликовых деревьев, где ждали старейшины с охраной, Гуань Цзи-по, по моему совету, выразил им почтение, скрестив руки перед туловищем наподобие крыльев. Затем он приветствовал старейшин на собственный манер - едва заметно, сообразно высоте своего положения, склонившись всем телом вперед - и подал мне какой-то небольшой предмет.
        - Леди Трент, не будете ли вы любезны вручить им это? Это подарок, знак благодарности за гостеприимство.
        Света нескольких факелов, освещавших полянку, оказалось довольно, чтоб я разглядела предмет на его ладони. То была резная статуэтка, весьма искусной работы каменный дракон, совсем небольшой, но от того лишь еще более удивительный - ведь вырезан он был из нефрита, камня очень и очень твердого. Инстинкт натуралиста немедля внушил мне желание рассмотреть статуэтку поближе, проверить, не удастся ли опознать породу, однако я без промедлений передала подарок одной из охранниц, а та вручила его Абарзу.
        Проторив таким образом путь к продолжению, я рассказала драконианам легенду о первом императоре Йеланя в том виде, в каком услышала ее от Фу - о том, как драконы, приняв человеческий облик, благословили его на царство, а после их благословение переходило по наследству от императора к императору и от династии к династии. Рассказала я и о том, что Тайсен истребляет драконов для добычи драконьей кости, однако честность не позволила на этом остановиться.
        - Мой народ делал то же самое,  - сказала я, покаянно склонив голову,  - хотя теперь мы научились создавать вещество, во всем подобное драконьей кости, из другого сырья, как вы создаете масло из молока. Мало этого… к убийству драконов приложила руку и я сама. Это необходимо для их изучения. Но, признаться, после того, как я побывала здесь, в Обители, мои взгляды на этот вопрос совсем не таковы, как прежде.
        Да и как же им было не измениться? Ведь мы еще не знали, какая из разновидностей драконов положила начало роду дракониан! Возможно, она давным-давно исчезла, но все же отныне, глядя на драконов, я не могла не видеть в них сородичей дракониан. Этого не удалось бы избежать, даже если бы Рузд не рассказала мне тот самый миф, согласно коему люди рождены от животов четырех сестер, а дракониане - от их спин. Конечно, фактически точной я сию сказку вовсе не полагаю, но это нимало не мешает ей содержать истину иного, более символического характера. Случается, что смерть драконов неизбежна - в конце концов, это же крупные хищники, которым порой взбредает в голову угрожать жизни других, однако у меня с тех самых пор, как я познакомилась с Обителью, вошло в обычай избегать убийств, когда это только возможно.
        В ответ на мою откровенность дракониане глухо зароптали, а затем Кюври, Седжит и Абарз принялись совещаться; я же держалась в сторонке и изо всех сил старалась не подслушивать. Наконец Кюври повернулась ко мне и сказала:
        - Это не то дело, ради которого ты позвала нас сюда среди ночи.
        Глубоко вздохнув, я откинула со лба прядь волос. Старейшины были правы: мои прошлые поступки были отнюдь не самым важным из неотложных дел. В эту минуту речь шла о целых народах, а не об отдельных их представителях.
        - Да, так и есть. Гуань Цзи-по предлагает вам союз. Если совет согласится благословить его на царство - прилюдно, для чего одному или нескольким драконианам потребуется сопровождать его в Йелань, то после того, как он взойдет на трон, Йелань в свою очередь признает и обязуется оберегать суверенитет Обители.
        Дабы объяснить, что такое «суверенитет», нам с Рузд пришлось потратить немало времени. Если у дракониан когда-либо и имелось такое понятие, за тысячи лет изоляции от каких-либо иных народов оно не только вышло из употребления, но и исчезло из памяти.
        Прежде чем старейшины успели хоть что-то ответить, я поспешила добавить:
        - Вдобавок, этот союз послужит надежной защитой от моего народа. От дружбы с новой династией йеланских правителей Ширландия выиграет много больше, чем от захвата Обители Крыльев. Вторгшись в ваши границы, она лишится союза с гьям-су. Ну, а если гьям-су нарушат заключенный с вами договор, вы лишите их своего благословения, что сильно повредит их репутации в глазах йеланского народа. Выходит, ваша независимость выгодна и тем и другим, и вместе они послужат вам надежной защитой от всякого, кто вздумает ей угрожать.
        Да, я вполне понимала: все эти предложения - нечто вроде карточного домика. Подобные здания люди строили и до нас, и видели, как они рушатся (нередко самым катастрофическим образом). Однако иного, лучшего решения никто из нас не находил - ни я, ни мои спутники, хоть люди, хоть дракониане. Между тем судьба моего плана всецело зависела от одного вопроса: согласятся ли дракониане удостоить поддержки группу людей? Обошлось бы им это недорого, а выиграть они могли очень и очень много… но частью цены сего выигрыша была готовность закрыть глаза на спорные моменты истории Низвержения, преодолеть древний страх перед людьми и протянуть им руку дружбы на глазах всего мира.
        Кюври взглянула на Гуань Цзи-по. Тот выдержал ее взгляд, не опуская глаз. Согласно обычаям дракониан - а отчасти и человеческим,  - смелость его являла собою вызов, однако я поняла, что дело в ином: не может же претендент на престол выказать слабость перед лицом потенциальных союзников! Этот человек претендовал на трон одной из самых могущественных мировых держав и просто не имел права начать сей путь с выражения покорности перед кем бы то ни было. Уже один его приветственный поклон был весьма значительной уступкой.
        В конце концов Кюври заговорила:
        - Сегодня он ответа не получит. До прихода остальных старейшин никаким решениям не бывать. Но мы подумаем над этим предложением, Забель. Подумаем и сравним с тем, что сказал тот, другой человек.
        Условия Дорсона были далеко не так заманчивы, не говоря уж о том, что полковник навлек на себя неприязнь старейшин. Чтобы они предпочли его предложения предложению гьям-су… нет, такого я не могла себе и вообразить.
        Впрочем, радоваться было рано: кто сказал, будто драконианам не из чего больше выбирать? Старейшины вполне могли решить последовать каким-либо третьим путем, а каким - об этом оставалось только гадать.
        - Наши сестры, которых ты хочешь послать с ним… Не грозит ли им опасность?  - спросила Седжит.
        Я перевела ее вопрос Гуань Цзи-по.
        - Чтоб защитить их, я сделаю все, что в моей власти,  - ответил он.  - Но гарантировать их безопасности не могу - точно так же, как и своей собственной.
        Что ж, ответ был абсолютно честен. Я передала его старейшинам, те молча кивнули, и на сем встреча завершилась.

        Глава двадцатая

        Общие заслуги - Союз заключен - Неумелые переводчики - Эффектное появление - На равнинах - Взятие Тьен-го - План Гуань Цзи-по

        Говоря, будто Дорсон был недоволен предпринятым нами в ту ночь, я рискую весьма и весьма погрешить против истины, однако более точное описание требует выражений, которые, на мой взгляд, совершенно не предназначены для печати.
        Добросовестно разбуженный Эндрю после того, как второй караульный заметил возвращение потенциального императора, полковник был недоволен тем, что Гуань Цзи-по покидал лагерь. Полковник был недоволен, услышав о том, что вождь гьям-су встречался с драконианами, а встречу устроила я. А уж как он был недоволен, осознав, что не может покарать меня отстранением от собственных переговоров со старейшинами, поскольку без меня никаким переговорам попросту не бывать!.. В своем недовольстве он зашел столь далеко, что вслух усомнился в моей честности при переводе сих переговоров, и взял свои слова назад только после того, как Том пригрозил вызвать его на дуэль - сейчас же, на этом самом месте.
        Мне пришло было в голову умиротворить полковника, предложив ему славу иного рода - то есть позволив ему объявить тройственный союз между Обителью, Ширландией и новой династией императоров Йеланя собственным достижением. Однако стоило открыть рот - слова будто застряли в горле. Нет уж, с подобными уступками покончено! Если кто-то другой вносит вклад в мои достижения, я более чем охотно разделю с ним славу. Если бы не Фу, первым обнаруживший останки погибшей драконианки и опознавший в них нечто необычное, ноги моей не было бы в Мритьяхаймах; если бы не Том, заметивший второе мертвое тело в снегах седловины, я ни за что не очутилась бы в Обители, в руках Рузд, Каххе и Зам; если бы не муж, отворивший передо мною первую дверь к познанию драконианского языка, я ни за что не сумела бы освоить его до такой степени, а значит, вряд ли смогла бы добиться взаимопонимания с сестрами… и это еще далеко не все. Глубочайшей, искренней благодарности заслуживали многие и многие, от моего отца до покойного первого мужа Джейкоба и лорда Хилфорда, от Йейуамы из Зеленого Ада до ньингки по имени Шу-ва из Лам-це Ронг. Да
что там говорить - я была в неоплатном долгу даже перед безвестной самкой пустынного дракона, отложившей яйца в песке над засыпанным входом в Сердце Стражей!
        Конечно, Дорсон обеспечил мне перелет в Мритьяхаймы и, можно сказать, подобно катализатору, ускорил процесс сих весенних переговоров - не в последнюю очередь тем, что взял в экспедицию Гуань Цзи-по. Однако для союза полковник не сделал ровным счетом ничего - в этом отношении он только мешал, и я не собиралась делиться с ним сими лаврами только затем, чтобы добиться его благоволения. Так и сказала Тому:
        - Захочет - пусть присоединяется к нам и делает дело, за что я буду ему благодарна… а не захочет - пусть убирается с дороги.
        Под данной дорогой, конечно же, имелся в виду союз. Заключен он был отнюдь не сразу: остальные старейшины прибыли в Имсали в тот самый день, когда Дорсон наконец отправил целигер назад, за горы, дабы сообщить остальным, что обнаружил, и после этого положение весьма осложнилось. Однако в итоге совет большинством голосов согласился принять наш план, благословив на царство первого императора новой династии.
        Охваченная безудержным оптимизмом, я полагала, будто, едва только все устроится, смогу отправиться домой. Я редко склонна к ностальгии, но к тому времени тоска по Ширландии сделалась так сильна, что, казалось, отдавала горечью на языке. Да, Сухайл и Том вновь были рядом, однако сын до сих пор считал меня погибшей, а с ним и Натали, и все родные, кроме Эндрю, и все добрые друзья и коллеги, обретенные на жизненном пути. Как ни жаль было расставаться с Рузд, Каххе и даже с Зам, Обитель отнюдь не являлась и никогда не смогла бы стать моим домом.
        Впрочем, практичность моя вскоре взяла свое. Сухайл изучал драконианский язык с целеустремленностью, поражавшей даже меня, и столь успешно, что мне оставалось только краснеть от стыда. Гуань Цзи-по и еще несколько гьям-су также прилагали к этому немало сил, хотя у них дело шло куда медленнее, а кроме этого мы, в свою очередь, учили нескольких дракониан начаткам человеческих языков. С точки зрения дипломатии наибольшую пользу могли принести ширландский и одно-два йеланских наречия, однако лучше всего драконианам давался ахиатский - в силу родства с их собственным. И все же, как бы мы ни старались, я оставалась единственной, кто мог разговаривать с обеими сторонами хоть сколь-нибудь бегло (хотя и я до сих пор сталкивалась с затруднениями чуть не на каждом шагу). В конце концов, никому, кроме меня, не пришлось провести целую зиму, не имея иных доступных занятий, кроме присмотра за яками да пополнения лексикона.
        Все это означало, что экспедиции союзных сил без меня никак не обойтись - и вот, спустя десять лет после выдворения из Йеланя, я вновь ступила на йеланскую землю, сопровождаемая ширландцами, гьям-су и несколькими драконианами.

* * *

        Считая вместе тех, кто прибыл в Обитель первым целигером, и тех, кто ожидал их за горами, гьям-су, сопровождавших силы полковника Дорсона, было чуть менее двух десятков, плюс Фу Пим-лат. Двоим из них предстояло остаться в Обители, остальные же составили ядро нашей смехотворно малочисленной армии вторжения.
        К этому следует прибавить ровно дюжину ширландцев, включая меня, Тома и полковника Дорсона, и четверку дракониан. Старейшины наконец-то измыслили сообразную прегрешениям Рузд, Каххе и Зам кару: именно они отправятся с нами, рисковать собой в мире, полном людей. Однако в конце концов дракониан стало не трое, а четверо, поскольку их брат-одногодок Атлим настоял на том, что пойдет с ними.
        Это вызвало новые разногласия - мне уже начинало казаться, что спорам не будет конца. Среди дракониан, в память о четырех сестрах, от коих, согласно легенде, пошел весь драконианский род, четыре считается числом счастливым. Между тем для йеланцев четверка - примета определенно дурная: на большинстве йеланских языков «четыре» является омофоном слову «смерть». Однако Атлим наотрез отказывался остаться дома. В конечном счете пришлось прибегнуть к этакой нумерологической уловке: пусть дракониан будет не четверо, а трое плюс один. Публично благословят нового императора только сестры, а Атлим постоит в стороне.
        Таким образом, нас оказалось тридцать три. Конечно, столь малыми силами революции нам не удалось бы совершить. Дойди дело до такого - мы бы, можно сказать, уже проиграли, поскольку сие означало бы, что основные силы движения гьям-су, революционеры, остававшиеся в Йелане, не встали под знамя Гуань Цзи-по. Без них на успех нечего было и надеяться, сколько бы солдат с нами ни пошло.
        Вдобавок, ожидая подкрепления, мы только рисковали бы утратить элемент внезапности. Конечно, сообщение Дорсона внешнему миру несло на себе гриф строжайшей секретности, но ни один из нас (в том числе и сам Дорсон после того, как бахвальство его поутихло) не верил, что новость надолго останется тайной. А как только об Обители станет известно Тайсен, их солдаты окажутся здесь с тою же быстротой, с какой способны летать йеланские целигеры. Дабы избежать решительного сражения в нашей укромной долине и поразить весь Йелань первым появлением дракониан, следовало действовать как можно скорее.
        Прочие ширландские солдаты оставались в Обители вместе с двумя гьям-су. Эндрю до хрипоты требовал взять в Йелань и его, но я отвела брата в сторону и упросила принять командование силами Обители на себя.
        - Из всех людей Дорсона я могу доверить защиту нашего союза только тебе,  - сказала я.
        Брат упрямо стиснул зубы.
        - Здесь остается Сухайл,  - напомнил он.
        Нет, сей аргумент не мог меня поколебать. Решение оставить мужа здесь, у дракониан, далось мне мучительнее любых других решений за всю мою жизнь: проведя в разлуке целую зиму, мы были отнюдь не готовы расстаться вновь. Однако иного выбора не имелось: после того как я покину Обитель, за переводчика мог бы сойти только Сухайл. Конечно, драконианским он владел еще слабо, но совершенствовался в нем с быстротой, на какую никто иной не мог и надеяться.
        - Военные Сухайлу не подчиняются,  - ответила я.  - Вы оба нужны мне здесь. И…  - Внезапно к горлу подступил комок.  - Пожалуйста, присмотри за ним. Как бы совет ни проголосовал, в Обители хватает дракониан, которым очень не нравится этот союз. Если с ним без меня что-то случится…
        Пальцы Эндрю крепко стиснули мои плечи.
        - Ни слова больше. Я о нем позабочусь.
        Я никогда не спрашивала, кто позаботился о том, чтобы мою последнюю ночь в Обители мы с Сухайлом провели вдвоем, а Рузд, Каххе, Зам и Фу устроились на ночлег где-то еще. Скорее всего, сам муж, однако это вполне могла оказаться и одна из сестер. Конечно, не Зам, поскольку человеческие взгляды на личную жизнь и парные связи были ей практически неизвестны, но Рузд или Каххе понимали в этом гораздо больше. Так или иначе, на одну ночь нам удалось забыть обо всех тревогах и заботах, кроме своих собственных.
        Нежелания расставаться Сухайл ничуть не скрывал, но понимал, что это необходимо, и, пока мы опустошали миски с ужином, с его губ не сходила улыбка. В иных обстоятельствах я непременно лишилась бы всякого аппетита, но после долгой зимы на крайне скудном питании тело не обращало на волнения души ни малейшего внимания. (Надо заметить, жестянки лаймового сока из запасов Дорсона пришлись очень кстати: я уж и позабыла, каково это - когда зубы во рту не шатаются.)
        - Да как ты можешь веселиться в такую минуту?  - спросила я, хотя и мои губы дрогнули в невольной улыбке.
        - Просто подумал кое о чем,  - отвечал он.  - Ведь люди в большинстве своем еще не знают, что ты жива. Представляешь, каким эффектным будет твое появление!
        Все это настолько противоречило моему расположению духа, что я лишь молча уставилась на мужа. Тогда он придвинулся ближе и обнял меня, и я, к собственному удивлению, рассмеялась.
        - Действительно,  - наконец согласилась я.
        Если к тому времени, когда я отстранилась, плечо рубашки Сухайла и сделалось несколько влажным, то ни один из нас об этом даже не заикнулся.
        На сем рассказу о той ночи и конец.

* * *

        Итак, в начале гелиса, за считаные дни до моего сорокового дня рождения, мы преодолели стену Обители (дальнюю стену, с западной стороны). Здесь горы оказались еще более пустынными, чем у западных границ Цер-нга, но вскоре они словно бы съежились, превратившись в холмы, примыкавшие к высокогорным равнинам Кафтлая. Местные жители уже более века считались йеланскими подданными, однако присутствия Тайсен в этих местах почти не чувствовалось: имперские солдаты предпочитали отсиживаться по фортам, оставив бездорожье степей туземным пастухам-кочевникам.
        Успешно скрываясь от Тайсен, мы не могли избежать внимания кафтлеков: местные жители знали, кто ходит по бескрайним просторам их родины, не хуже кочевников-ахиатов. На наше счастье, особой любви к своим владыкам они не питали, и посему убедить их помалкивать о нашем появлении не составляло труда. Оставалось лишь прятать от посторонних глаз наших спутников-дракониан: сколь бы нам ни хотелось, чтоб их появление взволновало народ, время для этого еще не настало.
        Первые трудности мне следовало бы предвидеть заранее. Но после стольких месяцев взаперти, среди холодных вершин Мритьяхайм, я была откровенно счастлива наконец-то покинуть их, а посему до первой ночи на кафтлекской территории даже не замечала, что чувства мои разделяют далеко не все.
        Молчание дракониан во время дневного перехода я отнесла на счет необходимости кутаться ради маскировки в плащи. Однако проворство, с коим они нырнули в палатку, явно свидетельствовало: тут что-то не так.
        - Можно войти?  - сказала я, подойдя к клапану входа, и, дождавшись ответа Каххе, заглянула внутрь.
        Все четверо уселись в кружок лицами внутрь, слегка расправив крылья и прикрывая ими спины соседей (для дракониан это успокаивающий жест, сродни руке на плечах среди людей).
        - Все в порядке?  - спросила я, но тут же отмела сей вопрос, как заведомо глупый.  - Чем я могу помочь?
        - Сделай небо поменьше,  - проворчала Зам, съежившись сильнее прежнего.
        Да, великолепный (с моей точки зрения) простор равнин казался драконианам жуткой бездной. С каждым днем путешествия их любимые горы уменьшались вдали, сменяясь засушливой степью под огромным бездонным небом, не менее чуждым для них, чем для меня - скажем, своды подземного города. Дома они привыкли, расправив крылья, планировать с высот вниз, в долины, здесь же едва смогли бы взлететь, даже если бы мы отважились устроить этакое представление. Плащи оказались для них и благословением, и проклятием: с одной стороны, капюшоны скрывали от взгляда большую часть открытого пространства, с другой же - под ними дракониане чувствовали себя еще более стесненно, чем я в их доме.
        К великому моему сожалению, тут я не могла помочь им ничем - разве что отправить назад, домой, но об этом не могло быть и речи. Во-первых, мы нуждались в их помощи, во-вторых, именно к такому наказанию приговорили сестер старейшины. Что ж, кара действительно вышла - лучше не придумать. До завершения всего предприятия вернуться в Обитель мог бы только Атлим, но от этого он отказался столь же решительно, как отказался остаться дома; сестрам же оставалось только крепиться и терпеть.
        Стоило нам достичь мест более густонаселенных, положение сделалось разом и лучше, и хуже. Мы направлялись в город под названием Тьен-го, расположенный в холмах предгорий, вдоль коих пролегала дальняя граница равнин Кафтлая. Там находился оплот гьям-су, оставшихся без вождей после неудачной попытки восстания в Дэцзыо, и именно там Гуань Цзи-по собирался провозгласить себя первым императором Гьям.
        В первом проникновении в Тьен-го я не участвовала - и не только из одного нежелания: ширландка среди толпы йеланцев настолько заметна, что мое присутствие принесло бы много больше вреда, чем пользы. Мы с соотечественниками и драконианами укрылись за городом и принялись ждать. Нет, не подумайте, будто нам пришлось прятаться по кустам. Один из местных магнатов, владевший поместьем невдалеке от города, втайне сочувствовал делу гьям и согласился приютить нас. Тем временем Гуань Цзи-по с избранными соратниками, переодевшись, отправился в Тьен-го на поиски единомышленников.
        Сколь ни мало бы мне хотелось участвовать в новых битвах, ожидание оказалось сущей мукой. Дорсон расхаживал из угла в угол, не в силах усидеть на месте, пока йеланцы заняты делом. Вынужденное безделье раздражало его до глубины души, однако появление в Тьен-го ширландских солдат, пусть даже без мундиров, только усилило бы риск попасться в лапы Тайсен. В отличие от полковника, я по комнате не расхаживала, но волновалась не меньше. В голове, один за другим, возникали все новые и новые варианты развития событий, в результате коих нам придется спешно бежать на восток - назад, под защиту гор.
        Нет, ничего страшного не произошло. Как часто бывает в подобных случаях, ожидание длилось дольше главных событий. Не стану и пытаться описывать то, чего не видела своими глазами; скажу лишь, что бои, едва начавшись, продолжались менее двух дней. Правда, кое-какие очаги сопротивления после этого еще оставались, однако губернатор был низложен и арестован, а ключевые позиции в городе заняты силами гьям-су. На исходе второго дня в поместье с перевязанной рукой вернулся Фу и объявил, что Гуань Цзи-по просит нас прибыть в город.
        Когда мы с Томом добрались до губернаторского дворца, я выглядела далеко не самым выгодным образом. Прилет целигера и появление в Обители новых лиц позволили мне в какой-то мере заново привыкнуть к человеческому обществу, но оказаться посреди города, полного представителей собственного вида, я была совершенно не готова. В последний раз я видела их в таком множестве год назад, в Котранагаре, по пути из Видваты в Цер-нга, и не на шутку забеспокоилась: как же все это перенесут дракониане? К счастью, их из соображений безопасности решили доставить в Тьен-го глубокой ночью, под покровом темноты.
        Претендент на императорский трон остановился в покоях бывшего губернатора. В силу личной склонности к аскетической простоте и принятого на себя политического образа, Гуань Цзи-по приказал очистить комнаты от ненужного роскошного убранства, однако и то, что осталось,  - лаковые ширмы, узорные рамы окон, выходивших в сад - выглядело более чем изящно. Среди всего этого я даже после первой настоящей ванны за целый год чувствовала себя совершенно не в своей тарелке.
        Не тратя времени даром, Гуань Цзи-по объяснил, ради чего вызвал нас.
        - Подобно многим персонам своего положения, губернатор этого города содержал зверинец, и в нем имеются драконы. Насколько мне известно, дракониане Обители умеют дрессировать ради собственных нужд тех животных - мьяу. Мне нужно, чтобы они кое-чему обучили и этих драконов.
        Мы с Томом переглянулись, и он едва заметно пожал плечами (сие означало, что в данном вопросе он целиком полагается на мои познания). Сказать по правде, ни одна из моих инстинктивных реакций не отличалась учтивостью, но я сумела заменить их вопросом:
        - Обучить… чему именно?
        - Вы ворвались в битву у берегов Кеонгских островов верхом на морском змее,  - ответил Гуань Цзи-по.  - Эти драконы достаточно крупны, чтоб удержать на спине всадника.
        Боюсь, тут я разинула рот, словно выброшенная на берег рыба. Множество слов, готовых сорваться с языка, наглухо закупорили разум, оставив меня ни с чем. По счастью, Том, видя это, пришел мне на выручку:
        - Милорд, это скорее напоминает скачку на диком мустанге, чем на боевом коне. Кеонгане используют в бою морских змеев главным образом потому, что не имеют ни огнестрельного оружия, ни современной артиллерии, вы же недостатка ни в том ни в другом не испытываете. В качестве оружия драконы особой пользы не принесут.
        Гуань Цзи-по коротко рассек воздух ребром ладони, отвергая сии возражения.
        - Использовать их как оружие - это, в лучшем случае, вторично. Но если враги увидят моих генералов, скачущих в бой верхом на драконах, такое зрелище подорвет их боевой дух, как ни одно оружие в мире.
        Что ж, тут он, вероятнее всего, был прав, однако от этого его идея отнюдь не становилась лучше. Едва обретя дар речи, я не замедлила им воспользоваться:
        - Милорд, дракониане одомашнивали и разводили мьяу не одно столетие - примерно так же люди вырастили из волков собак. Мало этого: тот факт, что мы можем использовать собак для своих нужд, не означает, что того же самого можно добиться от тигров; полагаю, разница между мьяу и вашими драконами, как минимум, не менее велика. Возможно, мы сумеем достичь результата, если вы готовы потратить на это предприятие лет десять, но осмелюсь предположить, столь долгий срок с вашими планами не совпадает.
        Вот тут бы мне и остановиться, однако язык, не спрашивая позволения разума, продолжал:
        - И даже если это выполнимо… по-моему, не стоит.
        Гуань Цзи-по устремил на меня немигающий взгляд.
        - Объяснитесь.
        Мне разом вспомнились и горные змеи, напавшие на боярских людей в Выштране, и саблезубы, пожиравшие воинов иквунде заживо, и малыш Эсклин, загрызший агента Тайсен в Куррате, и морские змеи, буйствовавшие у берегов Кеонги… Однако ни сомнения в сих прошлых моих поступках, ни мое новообретенное нежелание видеть, как убивают драконов без крайней на то необходимости, ни в чем убедить Гуань Цзи-по не могли. Он думал о будущем своего народа, а не о благополучии нескольких зверей, и посему я предпочла ответить с практической точки зрения.
        - Битвы - дело опасное, милорд, и вам это известно не хуже, чем мне. Подумайте: каким знамением для вашего правления послужит гибель этих драконов на поле боя?
        - Но ведь они погибнут от пуль Тайсен, а значит, на Тайсен и падет вся вина.
        - Возможно. Но ведь не они же повели их в бой, а потому их министры будут утверждать, что в гибели драконов виновны вы. Одни согласятся с вами, другие с Тайсен. Выходит, затраты сил предстоят немалые, а выгода в лучшем случае сомнительна - тем более что ваших драконов можно попробовать обучить другим, более полезным вещам.
        Последнее прозвучало так, точно у меня на уме имелся некий план, прибереженный до данного момента. На самом же деле сформировался он только сию минуту и даже вряд ли мог быть удостоен гордого имени «план». Однако Гуань Цзи-по выслушал начатки моего замысла с живейшим интересом, вместе с Томом принялся развивать его и уточнять, и вскоре план действительно был готов.
        По крайней мере с нашей стороны.
        - Но прежде, чем я смогу сказать что-либо точно,  - напомнила я,  - мне нужно посоветоваться с драконианами.
        - Тогда действуйте поскорее,  - ответил Гуань Цзи-по.  - Так или иначе, а времени у нас нет.

        Глава двадцать первая

        Лазурные драконы - Благословение - Гьям-су набирают силу - Конец восстания - Письмо - Возвращение домой

        Успех плана целиком зависел от помощи дракониан. Их доставили в Тьен-го глубокой ночью, когда на улицах, кроме патрулей гьям-су, не осталось ни души, и тайком, с черного хода, провели во дворец.
        Путь через город, пусть даже ночной, поверг их в немалый шок.
        - Я должна извиниться перед тобой, Забель,  - сказала Рузд, встретившись со мною и Томом вскоре после рассвета.  - Ты говорила, что людей в мире много, но я не верила, будто они могут существовать в таких количествах. Сколько на свете еще таких мест?
        - Столько, что не сосчитать,  - ответила я.  - И некоторые гораздо больше. Но сейчас пусть это тебя не заботит: я должна тебе кое-что показать.
        Губернаторский зверинец оказался отнюдь не каким-нибудь жалким бродячим цирком, где держат зверей в тесных железных клетках. Напротив, он представлял собой целую череду прекрасных садов, ну а решетки, где они требовались, были спрятаны за деревьями и цветущими кустами. Самый великолепный из этих садов служил домом паре ци лен, известных в Ширландии как «лазурные» или «восточные драконы» (последнее название восходит к их естественным местам обитания - то есть восточной части Йеланя, первое же - к их прекрасной лазоревой чешуе).
        Наши спутницы-драконианки отреагировали на них восторженным изумлением. В Обители я рассказывала им не только о бессчетном множестве людей в мире, но и об иных породах драконов, но ни в том ни в другом случае не смогла передать словами истинного положения дел. Несмотря на мои предостережения, сестры поспешили в сад, сели и замерли. Вскоре ци лен перестали опасаться гостий и подошли взглянуть на них поближе.
        Ни одно зрелище в мире не может сравниться с троицей некогда мифических дракониан, сидящих в йеланском саду в компании двух лазурных драконов, расхаживающих среди них, точно любопытные кошки. Поистине, этот момент стоил всех моих зимних страданий!
        Однако нам предстояло переделать множество дел, а особым запасом времени мы не располагали. Необходимыми для работы ресурсами, кстати заметить, тоже. На помощь приставленных к драконам людей губернатора рассчитывать не стоило: все они были верны Тайсен, а мы с Томом были вышвырнуты из Йеланя, не успев изучить хотя бы несколько местных разновидностей, и потому знали о драконах западной части Дайцзина до обидного мало. К счастью, от губернаторских драконоведов остались рабочие дневники. Переведенные Фу, они послужили нам хоть каким-то источником сведений о кормлении и содержании наших подопечных, а также о попытках их дрессировки. Услышав рассказ о последних, Каххе, лучшая дрессировщица мьяу среди трех сестер, только покачала головой.
        - Вот, значит, как заведено у людей… Тогда понятно, почему у вас ничего не выходит.
        Воодушевленная ее словами, я дерзко улыбнулась.
        - Прекрасно! Давай посмотрим, как справишься ты!
        И сестры охотно взялись за дело, несмотря на определенные трудности. Прогнозы Тома касательно мьяу целиком и полностью подтвердились. Наши друзья из Обители были слишком хорошо приспособлены к большой высоте и низким температурам; приятно теплый климат восточного Йеланя в середине гелиса оказался для них столь же изнурителен, как для меня - жара ахиатской пустыни в разгар калориса. По счастью, во дворце губернатора, человека отнюдь не бедного, имелись запасы льда, доставленного с гор. В самые жаркие дневные часы четверо дракониан укрывались в ледяных погребах, а с лазурными драконами работали по утрам и вечерам.
        Несмотря на все это, они старались изо всех сил, так как Гуань Цзи-по настаивал на быстроте действий - и вовсе не без причин. Достигнутый восставшими успех отчаянно нуждался в дальнейшем развитии, иначе победа в Тьен-го утратит новизну, а Тайсен соберут силы для ответного удара. И вот момент истины настал - да так скоро, что мы и оглянуться не успели.

* * *

        Настал он великолепным солнечным днем. Накануне последние очаги сопротивления в Тьен-го наконец-то были подавлены, и в ознаменование сего события гьям-су с горожанами устроили пышный праздник. Несмотря на разрушения, учиненные во время уличных боев, догорающие дома и скорбь по погибшим, к площади перед дворцом губернатора двинулось шумное многолюдное шествие. Были здесь и барабаны, и фейерверки, и плясуны, и жрецы, и, конечно же, огромная карнавальная кукла-марионетка, изображавшая хон лен - дракона, считающегося символом самого йеланского императора. Управляла ею целая толпа кукловодов. Едва увидев сию картину, я немедля вспомнила легамбва бому, при помощи коего мулинцы много лет назад устыдили меня, побудив избавиться от бремени злого колдовства, только эта кукла была куда больше и богаче украшена.
        Впрочем, огромную марионетку я увидела лишь позднее, поскольку не стояла с солдатами на ступенях дворца в ожидании появления Гуань Цзи-по. Мы с Томом в это время с немалой опаской шли по дворцовым коридорам, ведя за собою на привязи, точно огромных борзых, пару лазурных драконов и от души надеясь, что тем не придет в голову внезапно обратиться против нас. Да, по драконьим меркам ци лен относительно смирны, однако если даже лошадь или кошка порой могут огрызнуться на хозяина, то подобные создания - тем более, и с крайне печальными последствиями.
        Коридоры, пусть и широкие, на драконов рассчитаны не были. Сзади раздался глухой удар и громкий звон осколков фарфора. Мы с Томом вздрогнули и остановились. Оглянувшись назад, я обнаружила, что Томов дракон смахнул хвостом на пол вазу, стоявшую в стенной нише.
        - Стоит ли мне знать, что это было?  - спросил Том.
        - Поскольку горю все равно ничем не помочь,  - ответила я,  - уж лучше идемте дальше.
        Без новых приключений добравшись до просторного вестибюля, мы встали в стороне, где нас не могли бы заметить снаружи, сквозь проем колоссальных парадных дверей. Вскоре я услышала приближающиеся шаги множества ног, а затем и йеланскую речь. Обернувшись на звуки, я увидела одного из капитанов гьям-су - тот вытирал пол шелковой занавесью, спеша очистить путь от презента, оставленного одним из драконов, пока в него невзначай не вступил император.
        - О боже!  - невольно вырвалось у меня.  - Я… э-э… прошу прощения.
        Если сей инцидент и обеспокоил Гуань Цзи-по, претендент на престол никак этого не проявил. Возможно, мысли его были настолько заняты предстоящей церемонией, что для каких-либо новых возбуждающих факторов места попросту не оставалось (со мной непременно именно так бы и вышло). Подойдя к нам, он просто спросил:
        - Получится?
        - Думаю, да,  - ответила я, но тут же осознала, что этого явно мало.  - Да, получится.
        Теперь оставалось только молиться, чтоб ответ оказался верен.
        Гуань Цзи-по коротко кивнул, и его свита устремилась мимо нас наружу.
        Собравшиеся перед дворцом встретили появление Гуань Цзи-по оглушительным ревом. Украдкой выглянув из-за колонны, я увидела, как он поднял руки, призывая к тишине, и толпа стихла (конечно же, относительно, до некоторой степени, насколько вообще может стихнуть такая масса народу). Однако выслушать его речь я не смогла бы, даже если бы мой йеланский - точнее, один из множества йеланских диалектов - не ограничивался жалкой дюжиной слов: моя четвероногая подопечная твердо решила попробовать на зуб золоченую резьбу, украшавшую соседнюю колонну, а я делала все, что могла, дабы она не наглоталась щепок пополам с позолотой.
        Впрочем, отчасти я была ей благодарна: ее проказа заставила меня забыть обо всех сомнениях в исходе нашей затеи.
        Тут рядом, словно по волшебству, возник Фу, едва сдерживавший дрожь возбуждения.
        - Пора.
        Выйдя из вестибюля, мы с Томом на миг ослепли от яркого солнца и оглохли от возобновившегося рева толпы. Казалось, внизу, на площади, собрался весь город, и в этот миг все, от мала до велика, разразились восторженными воплями, приветствуя ци лен (ни малейших иллюзий, будто на фоне великолепия лазурных драконов хоть кто-то заметил пару заезжих ширландцев, у меня не имелось). До этой минуты простые жители Тьен-го видели подобных животных разве что на картинах, и появление оных рядом с самопровозглашенным императором Йеланя оказалось для них таким же невероятным чудом, как для меня - встреча с драконианами.
        Однако это было только началом: мы приготовили для них еще немало чудес.
        Над моей головой мелькнули три тени, и на площади воцарилась гробовая тишина.
        Оттолкнувшись от карниза, Рузд, Каххе и Зам расправили крылья, пронеслись над высокопоставленными гостями на дворцовых ступенях и приземлились на площади, на равном расстоянии меж императором и толпой. Здесь они надолго задержались, дабы все успели их разглядеть и увидеть, что это отнюдь не люди в драконьих масках и с шелковыми крыльями за спиной, но воистину полулюди-полудраконы, существа из древних легенд. Затем сестры развернулись, слегка расправили крылья, величаво приподняли гребни и взошли на крыльцо, к ожидавшему их Гуань Цзи-по.
        Вот так дракониане впервые предстали перед лицом мира людей.
        В этот момент все наши старания сохранить их существование в тайне благополучно завершились, и результат стоил каждой унции затраченных сил. Стоило сестрам воздеть руки к солнцу и благословить Гуань Цзи-по на местном языке, мимолетный ужас толпы сменился благоговейным восторгом. Изобретенный Атлимом ритуал - частью драконианский, частью йеланский, частью попросту вымышленный - напомнил горожанам о множестве древних йеланских поверий. Фу возложил на плечи Гуань Цзи-по золотую мантию, тот сделал шаг вперед и звучно, во всю силу голоса, дабы его расслышали даже в задних рядах, провозгласил себя первым императором Гьям.
        И тут лазурные драконы начали танец.
        Пока сестры благословляли Гуань Цзи-по на царство, мы с Томом спустили ци лен с привязи. Повинуясь свисту Каххе, драконы плавно двинулись вперед, обошли Гуань Цзи-по по кругу, сделали несколько шагов вниз по ступеням и вновь вернулись к нам с Томом.
        Несомненно, уже одно присутствие на церемонии драконов изрядно усилило народную веру в правомерность притязаний Гуань Цзи-по, однако то были всего лишь ци лен - драконы, дозволенные высшим сановникам, но не хон лен, символизировавшие особу самого императора. Зато дракониане, словно сошедшие к нему с небес, и ци лен, танцующие по их повелению… что могло бы подтвердить его избранность нагляднее?
        Конечно же, в тот день Революция Гьям еще не достигла окончательной победы. Да, события в Тьен-го привлекли под ее знамена великое множество новых бойцов, но многие остались в стороне, а Тайсен боролись за власть изо всех сил, что повлекло за собой немало решительных битв, в коих мне, к счастью, побывать не пришлось. Когда я - спустя почти год - покинула Йелань, триумф династии Гьям уже ни у кого не вызывал сомнений, однако бои еще продолжались. К тому времени мы, дабы подтвердить, что события в Тьен-го - отнюдь не досужие выдумки, повторили свое грандиозное представление не менее полудюжины раз. Правда, далеко не все породы драконов поддаются хотя бы столь незначительной дрессировке, но это было неважно: весть разносилась по стране и повсеместно склоняла симпатии народа в нашу пользу. Что бы там ни думали Тайсен, война была выиграна в тот день, когда вокруг Гуань Цзи-по перед захваченным восставшими императорским дворцом повела хоровод пара хон лен.
        Моим друзьям-драконианам пришлось весьма нелегко. Все это время - особенно в низменных регионах - они ужасно страдали от жары, и однажды Зам даже выразила мне сдержанное сочувствие, сказав:
        - Думаю, теперь я понимаю, каково было тебе гоняться за яками.
        Лазутчики Тайсен совершили целых восемь попыток покушения на их жизнь, но так в сем и не преуспели. По словам Фу, то был лишь жест отчаяния, поскольку обвинение в подобном деянии пошло бы Тайсен только во вред, но это, конечно же, слабое утешение, когда по ночам глаз не можешь сомкнуть. Кстати заметить, не обошлось и без покушений на мою скромную персону (думаю, исключительно по злобе - ведь я-то не представляла для них такой же страшной угрозы, как дракониане или новый император). Но время шло, дело двигалось, и наконец, устроившись в отведенной мне комнате императорского дворца, под надежной охраной ширландских солдат и гьям-су, я смогла вздохнуть с облегчением.
        К тому времени мы с Томом, невзирая на все величие происходящего вокруг, все чаще и чаще начали подумывать о возвращении в Ширландию.
        - Пойдешь ли ты с нами назад, в Обитель?  - спросила однажды Рузд.
        Их ссылка подошла к концу: весьма довольные свершениями сестер, старейшины позволили им вернуться домой.
        С одной стороны, мне очень хотелось ответить «да». Мы столько пережили вместе, что о расставании с подругами-драконианками странно было и подумать. И все же… Во-первых, в Обители я была разве что гостьей (и то не для всех желанной), а во-вторых, мне ничуть не хотелось туда возвращаться - по крайней мере так скоро. Меня всей душой тянуло в общество соотечественников, к легкости общения на родном языке, в привычный уют своего фальчестерского дома. Увы, обо всем этом думать было рано, однако меня ждала скорая встреча с мужем.
        - Сухайл сейчас в Цер-нга,  - сказала я.  - Скоро ваши старейшины начнут переговоры с цер-жагским королем. Мне тоже хотелось бы там присутствовать. Ну, а добраться до восточного берега Дайцзина морем выйдет куда быстрее - и к тому же безопаснее, чем тащиться пешком через горы.
        Крылья Рузд слегка дрогнули.
        - А еще ты не хочешь туда возвращаться,  - сказала она.
        Тут я ненадолго замялась, подыскивая подходящий ответ, однако Рузд только махнула рукой.
        - Я понимаю, Забель… И-забель-ла. В горах тебе нелегко. Но знай: мы всегда рады видеть тебя в своем доме.
        - А я вас - у себя,  - машинально откликнулась я, но тут же рассмеялась над собственными словами.  - Хотя я тоже вполне пойму, если вам не захочется плыть по морю через полсвета, чтоб навестить меня!
        Да, морские просторы оказались для дракониан еще страшнее, чем равнины Кафтлая. Пройдет еще долгое-долгое время, прежде чем кто-либо из них рискнет отправиться в плавание.
        Фу доставил нас с Томом в порт Ва-Нуран: туда, дабы установить дипломатические отношения с новым императором честь по чести, прибыло на борту судна Королевского Военно-морского флота официальное посольство Короны. Тот же корабль привез и письмо, адресованное мне. Узнав почерк сына, я едва не лишилась чувств - столь велико было испытанное мной облегчение: ведь Джейк не стал бы писать мне, не дойди до него весть, что я жива.
        Однако содержание письма оказалось поистине ошеломительным.

        Дорогая мама!
        Очень рад слышать, что ты жива.
        Возможно, ты уже заметила, что это письмо отправлено не из Ширландии. Боюсь, то, что я должен тебе сообщить, очень тебя рассердит, но, пожалуйста, пойми: я этого вовсе не хотел. Я был твердо намерен дождаться твоего возвращения из Мритьяхайм и прежде, чем принять какое-либо решение, поговорить с тобой (как и подобает доброму, послушному сыну, роль коего мне обычно не удается). Но затем я получил известие о твоей гибели в горах, и это поставило на всех планах о разговоре крест - ну, разве что спиритуалисты не врут, в чем я лично сомневаюсь. Вдобавок, все это привело меня в настроение учинить какое-нибудь безрассудство, как я и поступил. Теперь я знаю, что ты вовсе не погибла, но сделанного уже не исправить - даже при желании, которого у меня вовсе нет.

        Благословляя императора

        Все это - так сказать, предисловие, а суть в том, что я более не учусь в Меррифорде и возвращаться туда намерений не имею. Видишь ли, у моего школьного товарища Милполла есть дядюшка, плавающий на судах Торговой Компании Четырех Морей, однако он не купец, а ученый, исследователь океанов. Вскоре после твоего отъезда в горы он выступил в Меррифорде с лекцией, а по окончании лекции мы с ним разговорились, и… Одним словом, он предложил взять меня в ассистенты - думаю, подразумевая, что прежде я завершу образование, однако я бросил учебу и присоединился к нему. И это письмо пишу на борту «Оспри», в порту Вуррагин. Кто знает, как оно попадет к тебе и где ты сейчас? Наверное, где-то в Йелане, если итог революции удачен? В йеланские порты мы, думаю, не попадем, но… в конце концов, случались на свете и не такие чудеса - причем в самое недавнее время.
        Надеюсь, ты на меня не очень сердишься. Клянусь, это не потому, что мне не нравилось в университете. Я просто не понимаю, чему можно научиться, сидя в аудитории за сотни миль от ближайших соленых вод, быстрее и вернее, чем в море. А Милполл-старший - отличный малый, действительно блестящий ученый. Если честно, очень напоминает тебя, разве что вместо крыльев у него море, ну и, конечно же, он - не женщина. Когда-нибудь я вас непременно познакомлю, только бы нам с тобой изловчиться оказаться в одном и том же месте одновременно. Возможно, в Сенсмуте, когда мы в следующий раз туда зайдем… но ведь я тебя знаю - к тому времени работа наверняка увлечет тебя на равнины Отоле, или на Северный полюс, или еще куда-нибудь в том же духе. Однако я обещаю писать. К тому же я просто обязан собственными глазами увидеть дракониан. Поверить не могу, что ты действительно их отыскала! Или это попросту нелепые слухи? Логика за последнее, но я-то знаю, на что способна моя мать!
        Только, пожалуйста, не надо больше погибать, даже если на поверку это снова окажется неправдой.
        Твой пусть и блудный, но любящий сын Джейк

        От всех этих новостей я на время опешила, но затем неудержимо расхохоталась и показала письмо Тому. Ну, как тут можно было сердиться на сына? Родись я мальчишкой, вполне могла бы поступить точно так же. Вдобавок, я и сама наделала в жизни немало глупостей, а посему - мне ли бросать в блудного сына камень?
        Из Ва-Нурана мы отбыли на том же корабле, что доставил в Йелань посольство. Нас провожал Фу, и на сей раз прощание было совсем не таким, какого мы удостоились при выдворении из Йеланя.
        - Благодарю вас,  - сказала я при расставании. Да, этого было до обидного мало, но лучшей альтернативы у меня не нашлось: истинной глубины моей благодарности не могли передать никакие слова на всем белом свете.  - Не обнаружь вы этих останков… не догадайся покачать ими у меня перед носом, как превосходной наживкой…
        Фу поклонился с неловкостью человека, вполне сознающего, что этого жеста до обидного мало, но не нашедшего лучшей альтернативы.
        - Для меня это было великой честью и удовольствием, леди Трент.

* * *

        Том отправился прямо в Ширландию, а я, сойдя с корабля в Видвате, вернулась в Цер-нга - к счастью, уже не столь потаенными окольными путями, как в первый раз. Здесь мы с Сухайлом приняли на себя обязанности переводчиков на переговорах между драконианским советом старейшин и цер-жагским королем. Из-за трудностей с доставкой почты во время разлуки писали мы друг другу нечасто, и теперь, не будучи заняты официальными делами, до хрипоты рассказывали друг другу обо всем, случившемся за этот год. Я рассказала о танцевавших драконах, а он - о том, как завоевал доверие Эсдарр и ее сестер (что, на мой взгляд, было куда более впечатляющим достижением). Кроме этого, муж показал мне современный драконианский силлабарий, изученный при помощи Абарза.
        - Так значит,  - спросила я,  - мы наконец-то сумеем прочесть все древние письмена?
        - По крайней мере, теперь мы сможем их верно произнести,  - со смехом ответил Сухайл.  - И, конечно, с большей уверенностью судить о содержании. Кстати, я при первом же удобном случае отошлю в Обитель последние издания собраний памятников драконианской письменности: Абарз проявил к ним колоссальный интерес.
        Улыбка мужа озарила комнату, точно солнечный луч.
        - Я думал, тебе не по силам найти для меня второй Камень с Великого Порога. А ты вместо этого отыскала нечто куда лучшее.
        Едва переговоры подошли к концу, мы, вопреки настойчивым просьбам остаться, поспешили покинуть Цер-нга. Провести в Мритьяхаймах еще одну зиму… Нет! Это уж слишком - тем более что и среди людей, и среди дракониан уже имелись те, кто успел освоить чужой язык в достаточной для общения мере. Вдобавок, мое желание оказаться дома давно превысило «неодолимое», достигнув той степени, для коей в природе нет подходящего прилагательного.
        Кроме этого, на родине у меня имелось важное дело.
        - По возвращении,  - с улыбкой человека, предвкушающего минуту полной и окончательной победы, напомнила я Сухайлу,  - мне нужно кое о чем сообщить Коллоквиуму Натурфилософов.

        Эпилог

        Что ж, можно сказать, все остальное - уже история, но это, пожалуй, излишне, поскольку сии мемуары изначально посвящены историческим материям от первой до последней страницы.
        Дома меня ожидали почести и хвалы, тысяча просьб о публичных лекциях и почти столько же приглашений на званые ужины. В то время как мне более всего остального хотелось бы вновь запереться в своем кабинете, мир требовал моего присутствия, и в попытках утолить его ненасытное любопытство я едва не валилась с ног.
        Но одно приглашение я приняла бы даже лежа на смертном одре в полном истощении сил.
        Прекрасным вечером атмера, в самом начале граминиса, в известном здании на Герон-корт я была торжественно объявлена первой дамой, удостоенной звания действительного члена Коллоквиума Натурфилософов.
        В отличие от возведения в пэрское достоинство, церемония сия не отличалась особой пышностью. Прием в Коллоквиум новых членов проходит в Большом Зале, у столика с книгой - Книгой Хартии Коллоквиума. На первых ее страницах начертана королевская хартия о создании сего научного сообщества, а далее, под текстом Присяги, связующей всех его членов, следуют столбцы подписей. Текст Присяги гласит:

        Мы, нижеименованные и руку к сему приложившие, сим обещаемся и клянемся, что хотим и должны всеми силами приумножению славы Коллоквиума Натурфилософов споспешествовать и к той цели, с коею оный основан, сиречь к Сокровищницы Человеческих Знаний пополнению, стремиться, во всем поступать и исполнение чинить сообразно указаниям, от имени Совета Коллоквиума полученным, Уложения же и Регламенты означенного Коллоквиума неуклонно блюсти. Однако, ежели кто из нас, сочтя нужным оставить ряды Коллоквиума, Президенту, согласно Регламентам, об оном желании своем сообщит, того надлежит от Присяги сей числить свободным.

        В тот день зал был битком набит действительными членами Коллоквиума, а снаружи собралась внушительная толпа газетных репортеров, доброжелателей и критиканов. Мне отнюдь не хотелось заставлять их всех ждать, и посему я при первой же возможности, не откладывая дела в долгий ящик, принялась листать плотные пергаментные страницы, отыскивая подписи предшествовавших мне светил науки - основоположника таксономической классификации живых организмов Филиппа Дени; великого астронома, первооткрывателя лун, обращающихся вокруг иных планет, Евгения Иванова; создателя периодической системы химических элементов Рэндольфа Кремлея; выдающегося мыслителя, автора теории эволюции Альберта Веджвуда и, конечно, сэра Ричарда Эджуорта, чья книга оказала столь значительное влияние на мою юность и область деятельности.
        Детально изучать ряды тех, с кем я отныне становлюсь вровень, времени не было - и, думаю, это только к лучшему: я ведь и так едва сумела унять дрожь в пальцах, когда настал момент добавить к их подписям свою. Однако я не пожалела минутки, дабы немножко заглянуть в прошлое, и отыскала страницу с именем Максвелла Оскотта. Подписываясь под Присягой, он еще не носил титула эрла Хилфордского, но, безусловно, был тем самым человеком, чье покровительство положило начало моей карьере. Если бы не он, не бывать бы мне в этот день в Большом Зале…
        Впрочем, долго разглядывать его подпись не стоило. Хлюпанье носом, а то и слеза, упавшая на страницу сей драгоценной книги, сказалась бы на моей репутации отнюдь не лучшим образом. Тем не менее я подняла голову и оглянулась на Тома Уикера - ведь он был обязан покровительству лорда Хилфорда не менее моего. Мы обменялись улыбками, а затем я, склонившись над книгой, вписала в нее свое имя. Если вам выпадет шанс увидеть его там, знайте: небольшой пробел над ним оставлен не случайно: я была твердо убеждена, что моя подпись должна стоять справа от подписи Тома.
        Затем состоялся банкет, в начале коего президент Коллоквиума поднялся и сказал обо мне великое множество лестного, после чего в мою честь прозвучало немало тостов. В большинстве оных так или иначе фигурировал тот факт, что звания действительного члена Коллоквиума меня удостоили единогласно. Правда, Том по секрету поведал мне, что президент, отведя нескольких самых строптивых джентльменов в сторонку, дал им понять: если они проголосуют против, в стенах Коллоквиума им будут отнюдь не рады, ибо, отказавшись признать заслуги натуралистки, открывшей популяцию последних доживших до наших времен дракониан, сие почтенное научное сообщество покроет себя несмываемым позором. В знак протеста означенные джентльмены, почтив своим присутствием церемонию подписания Присяги, воздержались от банкета, но я по ним нимало не скучала: стоит ли портить день триумфа видом их кислых мин? Выше я говорила, что если Коллоквиум и на этот раз откажется принять меня в свои ряды, я смогу со спокойной душой умыть руки, но наконец-то добиться исполнения юношеской мечты - ведь это куда как приятнее!
        Да, узколобых ретроградов в Коллоквиуме немало, но все же это прекрасное учреждение, содействующее развитию научного знания в бессчетном множестве направлений. Ныне действительным его членом стал и мой сын Джейкоб, добившийся признания благодаря работам в области океанографии. Подумать только: когда я родилась, этой науке еще и названия не было! Натали Оскотт с друзьями, на время отвлекшись от небес, разработали и изготовили ему превосходное оборудование для исследования подводного мира, и Джейкоб распорядился им как нельзя лучше.
        Сухайл много лет занимал пост президента Общества Языковедов, однако не столь уж давно ушел в отставку, сказав:
        - Если мне больше никогда в жизни не придется сидеть на заседаниях, буду считать, что я почти попал в рай.
        Кстати заметить, я в глубине души рада, что никому до сих пор не хватает духу предложить на пост президента Коллоквиума даму. Несомненно, в один прекрасный день это произойдет. Возможно, я даже еще успею поаплодировать леди, увенчанной сими лаврами, но… уж лучше пусть это буду не я.
        Здесь у меня возникло было желание сравнить мир, каким я знала его в те дни, когда забальзамировала при помощи уксуса своего первого искровичка, с тем миром, в котором живу сегодня. Однако последний знаком читателям настолько, что любое пространное его описание окажется крайне утомительным, а что до первого - если уж мне не удалось передать основных его черт в предыдущих томах мемуаров, на то, чтоб сделать это сейчас, нечего и надеяться. Переменам подверглось всё и вся, начиная с практических фактов будничной жизни (как то - путешествий на целигерах и широкого применения для самых разных задач машин из драконьей кости), продолжая структурой ширландского общества (ныне женщины имеют не только множество возможностей для получения образования, но и избирательные права), и заканчивая развитием науки во всех ее областях, включая мою. Те, кто гораздо лучше меня разбирается в анатомии и химии, начали исследовать различные механизмы образования экстраординарного дуновения,  - а ведь я, не имея систематического образования, к подобной задаче не смогла бы и подступиться. Естественно, и о лабильности
развития и о том, как благодаря ей в древние времена на свет появились первые дракониане, теперь известно значительно больше.
        Я далека от мысли утверждать, будто все эти знания - только на пользу. Как я и ожидала, за новыми открытиями неизбежно последовало великое множество неэтичных экспериментов, в ходе коих некие бесчестные типы, вряд ли достойные звания ученых, пытались вывести новые разновидности драконов для самых разных целей. Некоторые дошли даже до попыток создания новых дракониан - точнее, новых гибридов дракона и человека. Старания их подтвердили, что гипотеза, сформулированная мною во время жизни в Обители (драконьи яйца, омываемые человеческой кровью), скорее всего, верна, однако жизнеспособность полученного в результате потомства столь мала, что для возникновения устойчивой популяции потребовались многие сотни лет примитивного поклонения человека драконам. Лично я склоняюсь к мысли, что весь драконианский род ведет начало от одной-единственной пары, двух жизнестойких разнополых особей, волей счастливого случая появившихся на свет в достаточной временной и географической близости, чтоб дать потомство, а далее лабильность развития позаботилась о внутрипопуляционной изменчивости и таким образом уберегла новый
вид от вырождения вследствие близкородственного скрещивания.
        Впрочем, точно мы этого, скорее всего, уже никогда не узнаем. Да, мы научились читать древние драконианские письмена, но даже писцы сей древней цивилизации не имели о происхождении дракониан никаких сведений, помимо мифов. Хроники Низвержения также весьма скудны, поскольку данное событие настолько дестабилизировало общество, что за сим следует долгое молчание, огромный пробел, отделивший эпоху дракониан от времен возвышения великих человеческих королей. Однако объединенные усилия языковедов и археологов создают довольно отчетливую картину - образ цивилизации, погрязшей в разврате и жестокости, и беспощадного ее истребления, начавшегося после того, как некий безымянный человек создал снадобье, способное губить нерожденных дракониан в зародыше.
        Конечно же, некоторые тут же взялись открывать сие снадобье заново, а цены на огневик в сравнении с ценами времен моей юности колоссально снизились, так как в силу общедоступности и пугающего происхождения данного самоцвета многие из богатых перестали его носить.
        Но все эти неприятности вполне уравновешиваются переменами в драконианском обществе. С тех пор, как последние дракониане перестали прятаться в Обители Крыльев, жизнь их значительно изменилась к лучшему. Не стану утверждать, будто их возвращение во внешний мир обошлось без трудностей: многие люди действительно настроены к ним враждебно, да и драконианская оппозиция не устает призывать к возобновлению изоляции, однако менее зашоренная часть драконианского общества не преминула воспользоваться новообретенной свободой, в результате чего с момента заключения Союза Обители численность дракониан почти удвоилась. При этом немалая доля новых поколений рождается и растет в более мягких условиях, что, в свою очередь, облегчает молодым путешествия за пределы Мритьяхайм. Со временем они надеются возродить поселение в Ахии, колыбели драконианского рода, хотя определенные группы сегулистов и аманиан противятся этому изо всех сил. На мой взгляд, в силу ряда причин, как биологических, так и политических, на моем веку сему уж точно не бывать.
        Однако кое-какие перемены могут произойти очень и очень скоро. В соглашении о Союзе Обители имеется пункт о сооружении в ее пределах с целью защиты суверенитета дракониан ширландской военно-воздушной базы. В ранние годы наше военное присутствие раз или два пришлось кстати, однако с тех пор ни с какими хоть сколь-нибудь значительными угрозами гарнизону базы столкнуться не довелось. Оговоренный срок ее размещения истекает на будущий год, и, я уверена, Синедрион даже не подумает нарушить данные некогда обещания, а, следовательно, базу ликвидируют, и Обитель вновь целиком и полностью передадут в руки дракониан.
        Я до сих пор веду переписку с Рузд, ныне - одной из членов совета старейшин. Вот еще одно чудо, воплощенное в жизнь благодаря целигерам: когда мы с ней познакомились, доставка письма из Ширландии в самое сердце Мритьяхайм заняла бы не менее полугода, после чего мне еще полгода пришлось бы дожидаться ответа. В наши же дни я могу регулярно общаться с друзьями по всему миру, от Обители Крыльев и Йеланя до Байембе, и получать известия об открытиях коллег-ученых из бессчетного множества разных стран. Поскольку с возрастом мое увлечение нелегкими дальними экспедициями несколько поугасло, удобство данного новшества не вызывает ни малейших сомнений.
        Если у этой повести и есть какой-либо итог (помимо моей смерти, до коей, надеюсь, еще очень и очень далеко), то состоит он в том, что по сути своей она не кончится никогда. Да, сии мемуары - история моей жизни и карьеры, но в то же время - история научного поиска, история любопытства, исследования и познания, причем одними вопросами драконоведения все это отнюдь не ограничивается. Скажу откровенно: мне весьма отрадно сознавать, что далее мою повесть, раскрывая новые и новые тайны мира, в котором мы с вами живем, и, смею надеяться, используя обретенные знания чаще во благо ему, чем во вред, продолжат молодые коллеги.
        Итак, вверяю ее в твои руки, мой благосклонный читатель. Смотри же, продолжи ее как подобает.

        Изабелла, леди Трент,
        д. ч. К. Н.

        Об авторе

        В литературных целях Мари Бреннан не стесняется использовать свои обширные познания в антропологии, археологии и фольклористике. Кроме «Мемуаров леди Трент», ее перу принадлежит серия романов о Халцедоновом дворе, дилогия «Доппельгангеры», состоящая из романов «Воительница» и «Ведьма», городская сказка «Обман и пророчество», а также более тридцати рассказов. Первый том серии «Мемуары леди Трент», «Естественная история драконов», был выдвинут на соискание Всемирной премии фэнтези в номинации «Лучший роман».
        Веб-сайт автора: www.swantower.com.
        notes

        Примечания

        1

        Слоговая азбука. Здесь и далее - примеч. пер.

        2

        От лат. caelum («небо; воздух; атмосфера») + gero («нести; держать»).

        3

        Посланники, апостолы (ивр.), здесь - миссионеры.

        4

        Длинный посох с острым металлическим наконечником и петлей для руки, предшественник ледоруба.