Необычайная сделка жилищного агента Гилберт Кийт Честертон



        Честертон Гилберт Кийт Необычайная сделка жилищного агента


        Г.К. Честертон
        Необычайная сделка жилищного агента
        Лейтенант Драммонд Кийт принадлежал к тем людям, разговоры которых, словно гроза, разражаются сразу после их ухода. Причин было много. Он носил легкие просторные костюмы, словно в тропиках, да и сам был легок и проворен, а точнее - тонок и изящен как пантера, правда, с черными и беспокойными глазами.
        Денег у него не было, и, подобно многим беднякам, он беспрестанно переезжал. Есть в Лондоне места, где, в самом сердце искусственной цивилизации, люди снова стали кочевниками. Но даже и там нет такого неутомимого бродяги, как элегантный офицер в белых и просторных одеждах. Судя по его рассказам, в свое время он перестрелял много дичи - от куропаток до слонов, но злоязычные знакомые пола гали, что среди его жертв бывала и луна. Занятная поговорка! Когда о человеке, тайно съехавшем с квартиры, говорят, что он выстрелил в луну, так и видишь ночную охоту во всем ее волшебстве.
        Из дома в дом, из квартала в квартал он перевозил такой багаж: два связанных вместе копья, которыми, по всей вероятности, пользуется какое-то дикое племя; зеленый зонтик; большой растрепанный том "Записок Пиквикского клуба"; большое ружье; большую бутыль нечестивого восточного вина. Все это переезжало на каждую новую квартиру, хотя бы на сутки, и не в ящике, а в неприкрытом виде, едва пере вязанное бечевкой, к радости поэтичных уличных мальчишек.
        Забыл сказать, что он переносил и старую саблю тех времен, когда служил в полку. И тут вставал еще один вопрос: при всей своей подвижности и стройности, он был не так уж молод. Волосы уже поседели, хотя пышные итальянские усы остава лись черными, а лицо казалось немолодым, несмотря на итальянскую живость. Странно и не очень приятно видеть стареющего человека, который ушел в отставку лейтенан том. Именно это, равно как и непоседливость, внушали подозрение осторожным, поч тенным людям.
        Наконец самые его рассказы вызывали восхищение, но не уважение. Дела проис ходили в сомнительных местах, куда приличный человек не пойдет, - в курильнях опиума, в игорных притонах, так и казалось, что ты слышишь запах воровской кухни или каннибальских пиршеств. Словом, такие рассказы позорят рассказчика незави симо от того, поверили ему или нет. Если Кийт сочинил все это то он лжец; если не сочинил - по меньшей мере авантюрист. Он только что вышел из комнаты, где были мы с Бэзилом и брат Бэзила Руперт, занимавшийся сыском. Конечно, мы сразу заго ворили о нем. Руперт Грант был молод и умен, но молодость и ум, сплетаясь, нередко порождают какой-то странный скептицизм. Сыщик-любитель видел повсюду сомнительное и преступное, он этим питался, этим жил. Меня часто раздражала его мальчишеская недоверчивость, но сейчас, должен признаться, я согласился с ним и удивился, почему Бэзил спорит. Человек я простой, проглотить могу многое, но автобиографию лейтенанта Кийта я проглотить не мог.
        - Вы же не верите, Бэзил, - сказал я, - что он тайно бежал в экспедицию Нан сена или был безумным муллой.
        - У него один недостаток, - задумчиво произнес Бэзил, или одно достоинство, как хотите. Он говорит правду слишком точно, слишком буквально. Он чересчур правдив. - Если тебя потянуло на парадоксы, - недовольно бросил Руперт. - будь поостроумней. Скажи, что он не выезжал из родового поместья.
        - Нет, он все время переезжает, - бесстрастно ответил Бэзил, - и в самые странные места. Но это не мешает правдивости. Вы никак не поймете, что букваль ный, точный рассказ звучит очень странно. Такое не рассказывают ради славы, это слишком нелепо.
        - Я вижу, - ехидно заметил брат, - ты переходишь к избитым истинам. По- твоему, правда удивительней вымысла?
        - Конечно, - согласился Бэзил. - Вымысел - плод нашего разума, он ему сораз мерен.
        - Ну, правда твоего лейтенанта удивительней всего, сказал Руперт. - Неужели ты веришь в этот бред про акулу и камеру?
        - Я верю Кийту, - ответил Бэзил. - Он честный человек.
        - Надо бы спросить его бесчисленных хозяек, - не без цинизма возразил Руперт.
        - Мне кажется, - мягко вмешался я, - он не так уж безупречен. Ею образ жизни... - прежде, чем я докончил фразу, дверь распахнулась, и на пороге появился Драммонд Кийт в белой панаме.
        - Вот что, Грант, - сказал он, стряхивая о косяк пепел сигареты, - я без денег до апреля. Вы не одолжите мне сто фунтов?
        Мы с Рупертом молча переглянулись. Бэзил, сидевший у стола, неспешно повер нулся на вращающемся стуле и взял перо.
        - Выписать? - спросил он, открывая чековую книжку.
        - Все-таки, - начал Руперт как-то слишком громко, поскольку лейтенант Кийт решился высказать такую просьбу при мне, члене семьи...
        - Вот, прошу, - сказал Руперт, бросая чек беспечному офицеру. - Вы спешите?
        - Да, - отрывисто ответил тот. - Я должен повидаться с... э... моим агентом.
        Руперт ехидно смотрел на Кийта, словно вот-вот спросит: "Со скупщиком краде ного?", но он спросил:
        - Агента? Какого же именно, лейтенант?
        Кийт недружелюбно глянул на него и отвечал без особой любезности:
        - Жилищного.
        - Вот как, жилищного? - мрачно спросил Руперт. - Не пойти ли с вами и мне?
        Бэзил затрясся от беззвучного смеха. Лейтенант Кийт замялся и нахмурился.
        - Простите, - переспросил он, - что вы сказали?
        Проходя все фазы жестокой иронии, Руперт ответил:
        - Я говорю, что хотел бы пойти с вами к жилищному агенту. Вы не возражаете, если пойдем мы все?
        Гость буйно взмахнул тростью.
        - Прошу! - воскликнул он. - Ради Бога! И в спальню. И под кровать. И в мусорный ящик. Прошу, прошу, прошу.
        И выскочил из комнаты так быстро, что у нас перехватило дыхание.
        Неспокойные синие глаза Руперта Гранта озарились сыщицким пылом. Он догнал Кийта и заговорил именно с той фальшивой развязностью, с какой переодетый полисмен должен говорить с переодетым преступником. Подозрениям его способство вала особая нервность спутника. Мы с Бэзилом шли за ними, зная без слов, что оба мы это заметили.
        Лейтенант Драммонд Кийт вел нас через очень странные, сомнительные места. По мере того, как улицы становились извилистей и теснее, дома - ниже, канавы - неп риятней, Бэзил все больше хмурился с каким-то угрюмым любопытством, а Руперт (вид сзади) победно ликовал. Пройдя четыре или пять серых улочек бесприютного квар тала, мы остановились; таинственный лейтенант еще раз оглянулся в мрачном отча янии. Над ставнями и дверью, слишком обшарпанными даже для самой жалкой лавчонки, висела вывеска: "П. Монморенси, жилищный агент".
        - Вот его контора, - язвительно сказал Кийт. - Подождете минутку или ваша поразительная заботливость велит вам выслушать нашу беседу?
        Руперт побледнел, его трясло. Ни за что на свете он бы не выпустил добычу.
        - Если позволите, - сказал он, сжимая за спиной руки, - Я имею некоторое право...
        - Идемте, идемте, - вскричал лейтенант, безнадежно и дико махнув рукой. И ринулся в контору. Мы пошли за ним.
        П. Монморенси, жилищный агент, одинокий и пожилой, сидел за голой бурой кон торкой. Голова у него была как яйцо, рот - как у лягушки, бородка - в виде серо ватой бахромы, а нос красноватый и ровный. Носил он потертый сюртук и какой-то пасторский галстук, завязанный совсем не по-пасторски. Словом, он так же мало походил на агента по продаже недвижимости, как на разносчика реклам или на шот ландского горца.
        Простояли мы секунд сорок, но странный старый человечек на нас не смотрел. Правда, и мы на него не смотрели, при всей его странности. Мы, как и он, смот рели на хорька, ползавшего по конторке.
        Молчание нарушил Руперт. Сладким и стальным голосом, который приберегался для самых важных случаев, а репетировался в спальне, он произнес:
        - Мистер Монморенси, надеюсь?
        Человечек вздрогнул, удивленно и кротко поглядел на нас, взял хорька за шкирку и сунул в карман. После чего виновато выговорил:
        - Простите?
        - Вы жилищный агент? - осведомился Руперт.
        К великой его радости, человечек вопросительно взглянул на Кийта.
        - Вы агент или нет? - заорал Руперт так, словно спрашивал: "Вы громила?"
        - Да... о, да!.. - ответил тот с нервной, почти кокетливой улыбкой. - Именно жилищный агент! Да, да.
        - Так вот, - с ехидной мягкостью сказал Руперт, лейтенант Кийт хочет с вами потолковать. Мы пришли сюда по его просьбе.
        Лейтенант, мрачно молчавший, заговорил:
        - Я пришел, мистер Монморенси, по поводу моего дома.
        - Да, да, - откликнулся жилищный агент, барабаня по конторке, - все готово, сэр. Я все выполнил... это... ну...
        - Хорошо, - оборвал его Кийт, словно выстрелил из ружья. - Не беспокойтесь. Сделали все - и прекрасно.
        И он резко повернулся к дверям.
        Мистер Монморенси, немыслимо жалобный, что-то забормотал, потом решился:
        - Извините, мистер Кийт... я спрошу... я не совсем уверен. Отопительные при боры там есть... но зимой... на такой высоте...
        - Нельзя много ждать? - оборвал его лейтенант. - Ну, конечно, я и не буду. Все в порядке, мой дорогой. Вы не беспокойтесь, - и он взялся за ручку.
        - Мне кажется, - с сатанинской вкрадчивостью произнес Руперт, - мистер Мон моренси хочет еще что-то сказать.
        - Я про птиц, - в отчаянии воскликнул агент. - Что с ними делать?
        - Простите? - в полном недоумении выговорил Руперт.
        - Как насчет птиц? - повторил Монморенси.
        Бэзил, стоявший до сей поры спокойно или, точнее, тупо, как Наполеон, вне запно поднял львиную голову.
        - Прежде, чем вы уйдете, лейтенант, - спросил он, скажите, что будет с пти цами?
        - Я о них позабочусь, - ответил Кийт. - Они не пострадают.
        - Спасибо, спасибо! - вскричал в полном восторге загнанный агент. - Не сер дитесь, пожалуйста. Вы знаете, как я люблю животных. Я такой же дикий, как они. Спасибо, сэр. Но вот еще одно...
        Лейтенант очень странно засмеялся и повернулся к нам. Смысл его смеха был примерно такой: "Ну что ж, хотите все испортить - пожалуйста. Но если бы вы знали, что вы портите!"
        - Еще одно, - тихо повторил мистер Монморенси. Конечно, если вы не хотите, чтобы к вам ходили гости, надо его покрасить зеленым, но...
        - Красьте! - заорал Кийт. - Зеленым, и только зеленым. И прежде, чем мы опомнились, вылетел на улицу. Руперт Грант собрался не сразу, но заговорил раньше, чем затихло эхо хлопнувшей двери.
        - Ваш клиент взволнован, - сказал он. - Что с ним? Ему плохо?
        - Нет, что вы! - смутился Монморенси. - Дело у нас непростое. Дом, знаете ли...
        - Зеленый, - невозмутимо сказал Руперт. - Видимо, это очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси, часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?
        - Понимаете, - дрожащим голосом отвечал агент, - это для того, чтобы он не бросался в глаза.
        Руперт безжалостно улыбнулся.
        - Можете вы сказать мне, - спросил он, - где не бросается в глаза зеленое?
        Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух ящериц, пустил их по конторке и ответил:
        - Нет, не могу.
        - Вы не можете объяснить, в чем дело?
        - Вот именно. - Жилищный агент медленно встал. - Не могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?
        Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился, и взял себя в руки.
        - Простите, - благоразумно ответил он. - Ваши реплики так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз простите мою дерзость.
        - Что вы, что вы! - проговорил жилищный агент, не спеша вынимая южноамери канского паука из жилетного кармана и пуская его на конторку сбоку. - Что вы, сэр! Заходите к нам, окажите честь.
        Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними звездами была пуста.
        - Ну, что ты теперь скажешь? - крикнул он брату. Брат не ответил.
        Молча пошли мы по улице, Руперт - в ярости, я - в удивлении, Бэзил - просто скучая. Мы проходили улицы, одну за другой, огибали углы, пересекали площади - и не встретили никого, кроме пьяниц по двое, по трое.
        На одной улочке их стало пятеро, потом - шестеро, а там и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках пальцев была кровь. Хуже того - на камнях лежал или очень длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости. Однако на ней крови не было.
        Полиция во всем своем тяжком всемогуществе тоже пробилась в центр, и Руперт кинулся к ней, не в силах удержать своей великой тайны.
        - Вот он, констебль! - крикнул он, указывая на лейтенанта. - Вот кто убил.
        - Никто никого не убивал, сэр, - с автоматической вежливостью ответил страж порядка. - Бедняга ранен. Я запишу фамилию и адреса свидетелей и буду за ними приглядывать.
        - Приглядывайте лучше за ним! - воскликнул бедный Руперт, имея в виду лейте нанта.
        - Хорошо, сэр, - бесстрастно ответил полицейский и пошел собирать адреса. Когда он их собрал, уже стемнело, и многие разошлись. Но Руперт Грант остался.
        - Констебль, - сказал он, - у меня есть важные причины задать вам один воп рос. Дал ли вам адрес человек, который уронил трость со шпагой?
        - Дал, сэр, - ответил, подумав, полицейский, - да, он его дал.
        - Я Руперт Грант, - не без гордости сказал Руперт. - Я не раз помогал полиции в важных делах. Не дадите ли вы адрес мне?
        Констебль на него посмотрел.
        - Хорошо, - опять сказал он. - Адрес такой: Вязы, Бакстонский луг, непода леку от Перли, графство Серрей.
        - Спасибо, - кивнул Руперт и побежал сквозь мглу, как только мог быстрее, повторяя про себя адрес.
        Обычно Руперт Грант вставал поздно, как лорд, и поздно завтракал; ему как-то удавалось сохранять положение балованного младшего брата. Однако наутро мы с Бэзилом застали его на ногах.
        - Ну вот, - резко произнес он прежде, чем мы сели к столу, - что ты теперь думаешь о Кийте?
        - Думаю? - переспросил Бэзил. - Да ничего.
        - Очень рад, - сказал Руперт, с недолжным пылом намазав маслом тостик. - Я знал, что ты со мной согласишься. Этот лейтенант - отпетый лжец и мерзавец.
        - Постой, - монотонно и весомо проговорил Бэзил. - Ты меня не понял. Я хотел сказать именно то, что и сказал: я не думаю о нем, он не занимает моих мыслей. А ты вот думаешь, и слишком много, иначе ты бы не счел его мерзавцем. На мой взг ляд, он был великолепен.
        - Иногда мне кажется, - сообщил Руперт, с излишним гневно разбивая яйцо, - что ты изрекаешь парадоксы ради искусства. Что ты говоришь? Перед нами - весьма подозрительная личность, бродяга, авантюрист, не скрывающий причастности к черным и кровавым событиям. Мы идем за ним на какое-то свидание и видим, как они с этим агентом запинаются и лгут. В тот же вечер он встревает в страшную драку, причем только он вооружен. Если это великолепно, я не разбираюсь в великолепии.
        Бэзил остался невозмутимым.
        - Да, - сказал он, - его добродетели не совсем обычны. Он очень любит риск и перемены. Твои же выводы случайны. Он не хотел говорить о деле при нас. А кто захочет? У него в трости шпага. Что ж, не у него одного. Он вынул ее во время уличной драки. Вполне понятно. Ничего подозрительного здесь нет. Ничего не подт верждает...
        Тут раздался стук в дверь.
        - Простите, сэр, - сказала встревоженная хозяйка, - к вам полицейский.
        - Пускай войдет, - сказал Бэзил; мы молчали.
        Тяжеловесный, приятный с виду констебль заговорил уже в дверях.
        - Вчера, на Коппер-стрит, во время драки, - почтительно произнес он, - кто- то из вас, господа, посоветовал мне приглядывать за одним человеком.
        Руперт медленно приподнялся, глаза его сверкали, как бриллианты, но конс тебль спокойно продолжал, глядя в бумажку:
        - Он не старый, но седой. Костюм светлый, очень хороший, но рваный, порвали в драке. Назвался Драммондом Кийтом.
        - Занятно, - сказал Бэзил. - Я как раз собирался очистить его от подозрений. Так что с ним такое?
        - Понимаете, сэр, - отвечал констебль, - все адреса правильные, а он дал фальшивый. Такого места нет. Руперт едва не опрокинул стол вместе с завтраком.
        - Вот оно! - крикнул он. - Знамение небес.
        - Странно, - нахмурился Бэзил. - Зачем ему давать фальшивый адрес, когда он ни в чем не...
        - О, кретин! - завопил Руперт. - О, ранний христианин! Ни удивляюсь, что ты уже не служишь в суде. По-твоему, все вроде тебя, такие же хорошие. Неужели еще не понял? Сомнительные знакомства, подозрительные рассказы, странные беседы, глухие улицы, спрятанный кинжал, полумертвый человек и, наконец, фальшивый адрес. Великолепно, ничего не скажешь!
        - Это очень странно, - повторил Бэзил, шагая по комнате. - Вы уверены, конс тебль, здесь нет ошибки? Адрес записан правильно, а там никого не нашли?
        - Все очень просто, сэр, - отвечал полицейский. - Место известное, в приго роде, наши люди съездили туда, когда вы еще спали. Только дома нет. Там вообще нет домов. Хоть это и под самым Лондоном, там только луг, штук пять деревьев, а людей нет и в помине. Нет, сэр, он нас обманул. Умный человек, хитрый, теперь таких мало. Никто не знает, вдруг там есть дома, а их нету.
        Слушая эту разумную речь, Бэзил мрачнел. Едва ли впервые я видел, что он загнан в угол, и, честно говоря, удивлялся детскому упрямству, с которым он защищает сомнительного лейтенанта. Наконец он сказал:
        - Кстати, какой это адрес?
        Констебль отыскал нужную бумажку, но Руперт его опередил. Небрежно опираясь о подоконник, как и следует спокойно торжествующему сыщику, он заговорил резко и вкрадчиво.
        - Что ж, я скажу тебе, Бэзил, - произнес он, лениво ощипывая какой-то цве ток. - Я догадался его записать. Констебль поправит меня, если ошибусь. - И, нежно глядя ввысь, отчеканил: - Вязы, Бакстонский луг, неподалеку от Перли, графство Серрей.
        - Правильно, сэр, - сказал полицейский, смеясь и складывая листочки.
        Мы помолчали. Голубые глаза Бэзила мгновение-другое глядели в пустоту. Потом он откинул голову, и так резко, что я испугался, не плохо ли ему. Но прежде, чем я шевельнулся, губы его разверзлись (не подберу другого слова) и дикий, неудер жимый, оглушительный хохот сотряс комнату.
        Хозяин наш словно заболел смехом; а мы в те минуты заболели страхом.
        - Простите, - сказал безумец, вставая наконец на ноги. Не сердитесь, пожа луйста! Это невежливо, да и нелепо, что там - бессмысленно, ведь мы спешим. Поезда туда ходят плохо.
        - Туда? - повторил я. - Куда это?
        - Ах ты, забыл! - огорчился Бэзил. - Какой-то луг... Есть у кого-нибудь рас писание?
        - Ты что, хочешь ехать по этому адресу? - вскричал растерянный Руперт. - Не может быть!
        - А что? - спросил Бэзил.
        - Зачем тебе это нужно? - спросил его брат, вцепляясь в цветок на окне.
        - Как зачем? - удивился Бэзил. - Чтобы найти нашего друга. Ты не хочешь его найти?
        Руперт безжалостно обломил веточку и швырнул ее на пол.
        - Ну уж там ты его не найдешь! - воскликнул он. - Где угодно, только не там.
        Мы с констеблем поневоле засмеялись, а Руперт, наделенный фамильным красно речием, ободрился и продолжал спокойнее:
        - Быть может, он в Бекингемском дворце; быть может, он на куполе Святого Павла; быть может, он в тюрьме (это скорее всего), в моем подвале, в твоем буфете, где угодно, только не там, где ты собираешься его искать!
        - Да, собираюсь, - спокойно сказал Бэзил, надевая пальто. Я думал, и ты со мной пойдешь. А не хочешь, располагайся тут пока я туда съезжу.
        Человек гонится за тем, что от него ускользает; и мы вскочили с места, когда Бэзил взял трость и шляпу.
        - Постой! - крикнул Руперт. - Да там ничего нет, только луг и деревья. Он дал этот адрес нарочно. Неужели ты туда едешь?
        - Еду, еду, - отвечал Бэзил, на ходу вынимая часы. Жалко что мы упустили поезд. Что ж, это к лучшему, мы его могли не застать. А вот поезд 5,5 придет примерно к шести. На нем и отправимся, тогда уж мы точно поймаем твоего Кийта.
        - Поймаем! - воскликнул вконец разозлившийся Руперт. Где же ты думаешь его поймать?
        - Все не запомню толком, - посетовал Бэзил, застегав, пальто. - Вязы... ну как там дальше? Да, Бакстонский луг. Значит, на этом лугу. |
        - Такого места нет, - повторил Руперт, но пошел за братом! Пошел и я, сам не знаю, почему. Мы всегда за ним шли; удивительнее всего, что особенно мы его слу шались, когда он делал что-то нелепое. Если бы он сказал: "Надо найти священную свинью о десяти хвостах", мы пошли бы за ним на край света.
        Быть может, это мистическое чувство окрасилось в тот раз темными, словно туча, цветами нашего странствия. Когда мы шли от станции, сумерки сменялись полутьмой. Лондонские пригороды чаще всего будничны и уютны, но если уж они пус тынны, они безотрадней йоркширских болот или шотландских гор, путник падает в тишину, словно в царство злых эльфов. Так и кажется, что ты - на обочине мироз дания, о которой забыл Бог.
        Место само по себе было бессмысленным и неприютным, но свойства эти стократ увеличивала бессмысленность нашего странствия. Все было нелепо, нескладно, ненужно - и редкие клочья унылой травы, и совсем уж редкие деревья, и мы, трое людей под началом безумца, который ищет отсутствующего человека в несуществующем месте. Мертвенно-лиловый закат глядел на нас, болезненно улыбаясь перед смертью.
        Бэзил шагал впереди, подняв воротник, вглядываясь в сумерки, словно какой-то гротескный Наполеон. Сгущалась мгла, стояла тишина, мы шли против ветра, по лугу, когда наш вожатый повернулся, и я разглядел на его лице широкую улыбку победителя.
        - Ну, вот! - воскликнул он, вынимая руки из карманов. Пришли. - И он хлопнул в ладоши, не снимая перчаток.
        Ветер горестно выл над неприютным лугом; два вяза нависли над нами бесфор менными тучами. До самого горизонта здесь не было никого, даже зверя, а посреди пустыни стоял Бэзил Грант, потирая руки, словно гостеприимный кабатчик в дверях своего кабачка.
        - Хорошо вернуться к цивилизации! - весело сказал он. Вот говорят, что в ней нет поэзии. Не верьте, это заблуждение цивилизованных людей. Подождите, пока вы и впрямь затеряетесь в природе, среди бесовских лесов и жестоких цветов. Тогда вы и поймете, что нет звезды, подобной звезде очага; нет реки, подобной реке вина, доброго красного вина, которое вы, мистер Руперт Грант, будете через две- три минуты поглощать без всякой меры.
        Ветер в деревьях затих, мы тревожно переглянулись. Бэзил радостно продолжал:
        - Вот увидите, у себя дома наш хозяин куда проще. Я как-то был у него в Ярмуте, там он жил в такой хижине, и в Лондоне, в порту, он жил на складе. Он славный человек, а самое лучшее в нем - то, о чем я говорил.
        - О чем вы говорите сейчас? - спросил я, не видя смысла в этих словах. - Что в нем самое лучшее?
        - Правдивость, - отвечал Бэзил. - Скрупулезная, буквальная правдивость.
        - Ну, знаешь! - вскричал Руперт, притопывая то ли от злости, то ли от холода, словно кебмен. - Что-то сейчас он не очень скрупулезен. Да и ты, надо сказать. Какого черта ты затащил нас в эту дыру.
        - Он слишком правдив, - продолжал Бэзил, - слишком строг и точен. Надо бы подбавить намеков, неясностей, вполне законной романтики. Однако пора идти. Мы опоздаем к ужину.
        Руперт страшно побледнел и прошептал мне на ухо:
        - Неужели галлюцинации? Неужели ему мерещится дом?
        - Да, наверное, - сказал я и громко, весело, здраво прибавил, обращаясь к Бэзилу: - Ну, ну, что это вы! Куда вы нас зовете? Голос мой показался мне таким же странным, как ветер.
        - Сюда, наверх! - Бэзил прыгнул и стал карабкаться по серой колонне ствола. - Лезьте, лезьте! - кричал он из тьмы весело, словно школьник. - А то опоздаем.
        Огромные вязы стояли совсем рядом, зазор был меньше ярда, а то и меньше фута, словно деревья эти - сиамские близнецы растительного царства. И сучья, и выемки стволов образовали ступеньки, какую-то природную лестницу.
        Так и не знаю, почему мы послушались. Быть может, тайна тьмы и бесприютности умножила мистику первенства, которым наделен Бэзил. Великанья лестница над нами вела куда-то, видимо, к звездам, и ликующий голос звал нас на небо.
        На полпути меня лизнул и отрезвил холодный ночной воздух. Гипноз безумца рассеялся; и я увидел, как на чертеже или на карте, современных людей в пальто, которые лезут на дерево где-то в болотах, тогда как проходимец, которого они ищут, смеется над ними в каком-нибудь низкопробном ресторане. Да и как ему и смеяться? Но подумать жутко, что бы он делал, как хохотал, если бы нас увидел! От этой мысли я чуть не свалился с дерева.
        - Суинберн, - раздался вверху голос Руперта, - что же мы делаем? Давайте спустимся вниз. - И я понял по самому звуку, что и он проснулся.
        - Нельзя бросить Бэзила, - сказал я. - Схватите-ка его ногу!
        - Он слишком высоко, - ответил Руперт, - почти на вершине. Ищет этого лейте нанта в вороньих гнездах.
        Мы и сами были высоко, там, где могучие стволы уже дрожали и качались от ветра. Я взглянул вниз и увидел, что почти прямые линии чуть-чуть сближаются. Раньше я видел, как деревья сближаются в вышине; сейчас они сближались внизу, у земли, и я ощутил что затерян в космосе, словно падающая звезда.
        - Неужели его не остановить? - крикнул я.
        - Что поделаешь! - ответил мой собрат по лазанью. Пусть доберется до вер шины. Когда он увидит, что там только ветер и листья, он может отрезветь. Слы шите, он разговаривает сам с собой.
        - Может быть, с нами? - предположил я.
        - Нет, - сказал Руперт, - он бы кричал. Раньше он с собой не говорил. Боюсь, ему очень плохо. Это же первый признак безумия.
        - Да, - горько согласился я и вслушался. Голос Бэзила действительно звучал над нами, но в нем уже не было ликования. Друг наш говорил спокойно, хотя иногда и смеялся среди листьев и звезд.
        Вдруг Руперт яростно вскрикнул:
        - О, Господи!
        - Вы ударились? - всполошился я.
        - Нет, - отвечал он. - Прислушайтесь. Бэзил беседует не с собой.
        - Значит, с нами, - сказал я.
        - Нет, - снова сказал Руперт, - и не с нами.
        Отягощенные листвой ветви рванулись, заглушая звуки, и потом я снова услышал разумный, спокойный голос, вернее два голоса. Тут Бэзил крикнул вниз:
        - Идите, идите! Он здесь.
        А через секунду мы услышали:
        - Очень рад вас видеть. Прошу!
        Среди ветвей, словно осиное гнездо, висел какой-то яйцевидный предмет. В нем была дырка, а из дырки на нас глядел бледный и усатый лейтенант, сверкая южной улыбкой.
        Потеряв и чувства, и голос, мы как-то влезли в странную дверь и очутились в ярко освещенной, очень маленькой комнатке с массой подушек, множеством книг у овальной стены, круглым столом и круглой скамьей. За столом сидели три человека: Бэзил, такой непринужденный, словно живет тут с детства; лейтенант Кийт, очень радостный, но далеко не столь спокойный и величественный; и, наконец, жилищный агент, назвавшийся Монморенси. У стены стояли ружье и зеленый зонтик, сабля и шпоры висели рядком, на полочке мы увидели запечатанную бутыль, на столе - шам панское и бокалы.
        Вечерний ветер ревел внизу, как океан у маяка, и комнатка слегка покачива лась, словно каюта в тихих водах.
        Бокалы наполнили, а мы все не могли прийти в себя. Тогда заговорил Бэзил:
        - Кажется, Руперт, ты еще не совсем уверен. Видишь, как правдив наш хозяин, а мы его обижали.
        - Я не все понимаю, - признался, моргая на свету, Руперт. - Лейтенант Кийт сказал, что его адрес... Лейтенант Кийт широко и приветливо улыбнулся.
        - Бобби спросил, где я живу, - пояснит он, - я и ответил совершенно точно, что живу на вязах, недалеко от Перли. Тут Бакстонский луг. Мистер Монморенси - жилищный агент, его специальность - дома на деревьях. У него почти нет клиентов, люди как-то не хотят, чтобы этих домов стало слишком много. А вот для таких, как я, это самое подходящее жилище.
        - Вы агент по домам на деревьях? - живо осведомился Руперт, исцеленный романтикой реальности.
        Мистер Монморенси, вконец смутившись, сунул руку в один из карманов и нервно извлек оттуда змею, которая поползла по скатерти.
        - Д-да, сэр, - отвечал он. - П-понимаете, родители хотели, чтобы я занялся недвижимостью, а я люблю естественную историю. Они умерли, надо чтить их волю... Вот я и решил, что такие дома... это... это... компромисс между ботаникой и жилищным делом.
        Руперт рассмеялся.
        - Есть у вас клиенты? - спросил он.
        - Н-не совсем, - ответил мистер Монморенси, бросая робкий взгляд на единст венного заказчика. - Зато они из самого высшего общества.
        - Дорогие друзья, - сказал Бэзил, пыхтя сигарой, помните о двух вещах. Пер вое: когда вы размышляете о нормальном человеке, знайте, что вероятнее всего - самое простое. Когда вы размышляете о человеке безумном, как наш хозяин, веро ятнее всего - самое невероятное. Второе: если изложить факты очень точно, они непременно кажутся дикими. Представьте, что лейтенант купил кирпичный домик в Клепеме без единого деревца и написал на калитке: "Вязы". Удивитесь вы? Ничуть, вы поверите, ибо это - явная, беззастенчивая ложь.
        - Пейте вино, джентльмены, - весело сказал Кийт, - а то этот ветер пере вернет бокалы.
        Висячий дом почти совсем не качался, и все же, радуясь вину, мы ощущали, что огромная крона мечется в небесах, словно головка чертополоха.