Случай с младенцем Карел Чапек
Рассказы из другого кармана #7 Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Карел Чапек
Случай с младенцем
- Уж коли речь зашла о комиссаре Бартошеке, - заметил пан Кратохвил, - то мне припоминается один случай, который тоже не стал достоянием широкой публики; я имею в виду случай с младенцем. Так вот, значит, прибегает однажды к этому Бартошеку в полицейский участок молодая особа, жена пана Ланды, советника из управления государственными имениями, - вся в слезах, едва переводит дыхание. Бартошек пожалел женщину, хотя от рыданий у нее распух нос и все лицо пошло пятнами. Принялся он ее успокаивать - насколько это в силах старого холостяка, да еще полицейского чиновника.
- Бросьте вы, ей-богу, - говорил Бартошек, - он же с вас головы не снимет, проспится, и все снова будет в порядке; ну, а если уж он и впрямь чересчур бедокурит, так я отправлю с вами пана Гохмана, он влепит ему разок-другой и приведет в чувство; а уж вы, милочка, лучше не давайте мужу поводов для ревности, так-то!
Подобным образом - да будет вам известно - в полицейских отделениях улаживают большинство семейных трагедий.
Но дамочка только трясла головой и рыдала так, что страшно было смотреть.
- Ах, черт побери. - Пан Бартошек решил подобраться к делу с другого боку. - Значит, это он от вас сбежал, вот оно что! Послушайте, да ведь он вернется, паршивец несчастный; ну стоит ли этакий мерзавец того, чтобы вы по нем убивались!
- Па-а-н… комиссар, - пролепетала молодая женщина, - У меня… на улице… украли ребенка!
- Бог с вами, - недоверчиво проговорил комиссар. - Зачем жуликам понадобился ребенок? Наверно, убежал куда-нибудь…
- Нет, не убежал… Не могла она убежать! - безутешно рыдала мамаша. - Ведь Руженке всего три месяца!
- Ах, так, - протянул пан Бартошек, который не имел ни малейшего понятия о том, когда дети начинают ходить. - Каким же образом, позвольте узнать, они ее украли?
С трудом, после долгих клятвенных заверений, что ребенок найдется непременно, пану Бартошеку удалось успокоить молодую мамашу и вытянуть из нее, как было дело.
Оказывается, дело было так: пан Ланда только что отбыл в командировку осматривать свои имения, а пани Ландова задумала вышить Руженке красивый нагрудничек. Отправилась она в галантерею выбрать шелк для этого самого нагрудничка, а коляску с Руженкой оставила на улице; когда же возвратилась - ни коляски, ни Руженки уже не было. Вот и все, что за добрых полчаса удалось понять из слов безутешной женщины.
- Стало быть, пани Ландова, - подытожил пан Бартошек, - в общем не так уж все плохо; вы посудите сами, кому придет в голову красть сосунка? Обычно младенцев подкидывают, в моей практике случалось нечто подобное. По-моему, этакая кроха ничего не стоит; в большинстве случаев ее невозможно
сбыть; а вот за колясочку кое-что дадут; и перинки - там ведь были перинки? - тоже можно продать. Уж ради них можно решиться на кражу. Я полагаю, кому-то понадобились коляска и перинки. По-моему, тут замешана женщина, потому как верзила с колясочкой сразу обращает на себя внимание. А ребенка она где-нибудь да бросит,
- успокаивал пан Бартошек мамашу, - ну скажите на милость, что ей с ним делать? Мне кажется, мы еще сегодня доставим вам вашу птаху, как только она найдется.
- А что, если моя Руженка проголодается? - горевала молоденькая мама, - ее уже давно пора кормить…
- Мы сами ее накормим, - пообещал комиссар, - а теперь идите-ка лучше домой.
И вызвал шпика в штатском, чтобы тот проводил несчастную женщину.
Во второй половине дня сам комиссар позвонил у дверей квартиры пани Ландовой.
- Ну вот, милая пани, - объявил он, - коляска уже нашлась. Теперь недостает лишь младенца. Пустую повозочку мы обнаружили под аркой одного дома, где и детей-то никаких нет. Правда, к дворничихе заходила одна женщина, позвольте, дескать, покормить грудного ребенка, гм-м… и сразу ушла… Черт побери, - заметил он, покачав головой, - выходит, эта особа хотела похитить именно младенца, и ничего другого. Стало быть, голубушка, коли уж так он ей понадобился, похитительница ему не повредит и не проглотит; короче говоря, горевать вам не о чем - и все тут.
- Но я хочу получить свою Руженку обратно! - в отчаянии воскликнула пани Ландова.
- В таком случае, пани, предоставьте нам фотографию или описание вашего ребенка, - объявил комиссар официальным тоном.
- Ах, какой вы, пан комиссар, - расплакалась пани Ландова, - неужели вы не знаете, что детей до года нельзя фотографировать? Говорят, это дурная примета, ребенок потом расти не будет…
- Гм, - буркнул комиссар, - тогда, по крайней мере. Дайте нам его точное описание.
Описание мамаша сделала весьма пространное: такие, мол, у ее Руженки хорошенькие волосики, и носик, а глазки какие прекрасные! И весит она четыре килограмма четыреста девяносто граммов. И попка у нее такая розовая, а какие складочки на ножках!
- Какие такие складочки? - насторожился комиссар.
- Такие, что поцеловать хочется! - всхлипывала мамаша - И такие же сладенькие пальчики! А как она улыбалась маме, если бы вы только знали!
- Но помилуйте, голубушка, - взорвался пан Бартошек, - ведь по такому описанию мы не сможем ее опознать! Нет ли у нее особых примет?
- У нее розовые ленточки на чепчике, - рыдала молодая женщина. - Девочкам всегда пришивают розовые ленточки! Ради всех святых, разыщите мне мою Руженку!
- А какие у нее зубы? - попытался еще уточнить пан Бартошек.
- Никаких, ведь ей всего три месяца. Знали бы вы, как она улыбалась своей мамочке!
- Пани Ландова упала на колени: - Пан комиссар, обещайте, что вы ее отыщете!
- Будем стараться, - проворчал пан Бартошек в смущении, - прошу вас, встаньте. Ну, посудите сами, зачем ей было ее красть? Можете вы мне объяснить, какой от него прок, от этого сосунка?
Изумленная пани Ландова широко раскрыла глаза
- Но ведь прекраснее детей нет ничего на свете! Неужели у вас, пан комиссар, совсем нет материнских чувств?
Пан Бартошек не захотел признаться в этом своем недостатке и поспешно заметил-
- На мой взгляд, такого рода кражу могла совершить только мать, лишившаяся собственного ребенка и очень желавшая его иметь. Это, видите ли, как в трактире - если кто-нибудь по ошибке надел вашу шляпу, вы, уходя домой, выберете себе чью-нибудь чужую. Но тут я уже предпринял кое-какие шаги: приказал выяснить, где и у кого в Праге померла трехмесячная малютка, чтоб наши люди пошли туда и проверили Но только по вашему описанию, извините, мы опознать ее не сможем.
- Но я-то ее узнаю, - всхлипнула пани Ландова.
Пан комиссар пожал плечами.
- И все-таки, - произнес он задумчиво, - голову даю на отсечение, что баба это украла ребенка ради какой-то корысти. Кражи, дорогая моя, очень редко совершают из-за любви; обычно - из-за денег. Да не убивайтесь вы так, черт побери! Мы сделаем все, что от нас зависит.
Вернувшись в участок, пан Бартошек обратился к своим сослуживцам.
- Послушайте, нет ли у кого из вас трехмесячной козявки? Пришлите мне ее сюда!
Жена одного из полицейских принесла ему свою меньшенькую. Пан комиссар приказал развернуть ее и говорит:
- Э, да она вся мокрая! Ну что же - волосенки на голове есть, складочки - тоже… А это ведь нос, правда? И зубов тоже - ни одного… Объясните, голубушка, как же отличить одного младенца от другого?
Супруга полицейского, крепко прижала малютку к груди и гордо этак заявила:
- Да ведь это же моя Маничка! Разве вы не видите, пан комиссар, она же - вылитый папа?
Пан комиссар с сомнением покосился на полицейского Гохмана; ощетинив усы и надувая дряблые щеки, тот строил своему чаду гримасы, делал толстыми пальцами козу-березу и лаял собачкой: «Гаф-гаф-гаф!»
- Ну, не знаю, буркнул комиссар, - по-моему, и нос у нее совсем не такой, разве что вырастет… Пойду-ка я в парк, посмотрю, как выглядят сосунки Что правда, то правда, всяких там жуликов и бродяг наш брат тотчас распознает, а вот этакую мелюзгу в перинках просто неизвестно, как и разыскивать.
Примерно через час Бартошек вернулся, вконец расстроенный.
- Послушайте, Гохман, - обратился он к своему подчиненному, - ведь это же кошмар какой-то, - все дети на одно лицо! Какое уж тут описание внешности! «Разыскивается трехмесячный младенец, полу женского, с волосиками, носиком, глазками, вся попка в ямочках, весит четыре тысячи четыреста девяносто граммов». Разве этого достаточно?
- Пан комиссар, я бы об этих граммах не упоминал, - серьезно посоветовал Гохман, - ведь он, этот несмышленыш, весит то больше, то меньше, - в зависимости от того, какой у него стул.
- Господи Иисусе, - взмолился пан комиссар, - ну откуда мне все это знать? Сосунки
- это ведь не по нашему ведомству! Послушайте, - внезапно с надеждой произнес он,
- а что, если взять да и спихнуть это кому-нибудь, скажем, «Охране матери и ребенка»?
- Но ведь кража налицо, - возразил Гохман.
- Конечно, кража налицо, - буркнул комиссар - Господи, украли бы часы или другую какую полезную вещь - тут я бы знал, что делать; но как разыскивают украденных детей - я понятия не имею, ей-богу'
В это мгновение отворились двери, и один из полицейских ввел плачущую пани Ландову.
- Пан комиссар, - отрапортовал он, эта дамочка пыталась вырвать младенца из рук другой мамаши, и при том учинила безобразный скандал, чуть ли не драку. Я ее и забрал.
- Бога ради, пани Ландова, - принялся увещевать нарушительницу Бартошек, - что вы с нами делаете?!
- Но ведь это была моя Руженка! - рыдала молодая женщина
- Никакая не Руженка! - парировал полицейский. - Фамилия этой женщины - Роубалова, живет в Будечской улице, а на руках у нее был трехмесячный мальчик.
- Вот видите, неразумная вы женщина! - вскипел пан Бартошек - Если вы еще раз впутаетесь не в свое дело, мы перестанем им заниматься, понятно?! Погодите-ка! - вспомнил он вдруг. - А на какое имя откликается ваша дочка?
- Мы называли ее Руженка, - простонала молодая мамаша. - А еще Крошечка, Лапонька, пупсик, золотце, ангелочек, манюнечка, Кутичка, Лялечка, куколка, заинька, кисонька, голубушка, солнышко.
- И на все на это она откликается? - поразился комиссар-
- Она все-все понимает! - уверяла мамаша, заливаясь слезами. - И так смеется, когда мы показываем козу-дерезу, лаем собачкой, лопочем «ти-ти-ти», «бу-бу-бу» или щекочем.
- Нам от этого не легче, пани Ландова К сожалению, я вынужден признаться, что у нас ничего не вышло. В семьях, которые заявили о смерти ребенка, вашей Руженки не обнаружено; мои люди уже всех обежали.
Пани Ландова застывшим взглядом тупо смотрела перед собой.
- Пан комиссар, - выпалила она, внезапно озаряясь надеждой, - я десять тысяч дам тому, кто мне отыщет Руженку. Объявите повсюду, что награду десять тысяч получит тот, кто наведет вас на след моей девочки.
- Я бы вам не советовал этого делать, милая пани, - с сомнением проговорил пан Бартошек
- Вы бесчувственный человек! - горестно воскликнула молодая женщина. - Да за свою Руженку я готова весь свет отдать!
- Ну, вам виднее, мрачно проворчал пан Бартошек. - Объявить я объявлю, только вы уж, бога ради, в это дело больше не вмешивайтесь!
- Тяжелый случай, - вздохнул он, едва за пани Ландовой захлопнулась дверь. - Вот посмотрите, что теперь начнется!
И в самом деле началось: на следующий день три сыскных агента принесли ему по зареванной трехмесячной девчушке каждый, а один - небезызвестный Пиштора - просунул голову в кабинет и осклабился: «Пан комиссар, а парнишка не подойдет? Парнишку я достал бы по дешевке».
- А все эта ваша дурацкая премия, - чертыхался пан Бартошек. - Еще немного - и нам придется открыть сиротский дом. Вот проклятие!
«Вот проклятие! - раздраженно ворчал он, возвращаясь в свою холостяцкую квартиру.
- Хотелось бы мне знать, как теперь мы разыщем этого карапуза!»
Дома его встретила прислуга, этакая языкастая бой-баба, но сегодня она прямо так и сияла от удовольствия.
- Вы только подите посмотрите, пан комиссар, - произнесла она вместо приветствия,
- на вашу Барину!
А Бариной, да будет вам известно, звали чистокровную боксершу, согрешившую с каким-то немецким волкодавом, - пан Бартошек получил ее от пана Юстица. К слову сказать, я просто диву даюсь, как эти собаки вообще признают друг друга, хоть убей, не могу понять, по каким признакам борзая определяет, что такса - тоже собака Мы, люди, отличаемся лишь языком да верой, а готовы проглотить друг друга Ну вот, значит. Барина эта прижила с немецким волкодавом девятерых щенят, и теперь, развалясь подле них, вертела хвостом и блаженно улыбалась
- Вы только подумайте, - без умолку трещала служанка, - как она ими гордится, как она ими хвастает, стерва! Оно и понятно - мамаша.
Пан Бартошек задумался и спрашивает
- Мамаша, говорите? И что же, все матери так себя ведут?
- Еще бы! - громко удивилась служанка - Попробуйте похвалите при какой-никакой маме ее ребенка!
- Любопытно! - буркнул пан Бартошек - Погодите, я попробую
Дня через два все мамаши Большой Праги были прямо вне себя от восторга Стоило им выйти на улицу с колясочкой или с младенцем на руках, как возле них появлялся полицейский в полном параде либо этакий, знаете ли, обходительный господин в черном котелке, он улыбался их восхитительной деточке и щекотал ее под подбородочком
- Какое замечательное дите! - восхищался он - Сколько же ему?
Словом, для всех мамаш это был самый настоящий радостный праздник
И уже в одиннадцать утра один из агентов привел к комиссару Бартошеку бледную, дрожащую женщину
- Это она, пан комиссар, - доложил он Бартошеку, - я встретил ее когда она прогуливалась с колясочкой, но стоило мне произнести «Ай-яй-яй, какое у вас замечательное дите, сколько же ему?» - эта женщина зло стрельнула на меня взглядом и задернула занавесочки Ну вот я и предложил ей, пойдем, дескать, со мной, только без шума!
- Бегите за пани Ландовой, - приказал комиссар - А вы, мамзель, объясните, Христа ради, на кой ляд вам понадобился краденый ребенок?
Мамзель недолго отпиралась, ибо тут же запуталась. Это была незамужняя девица, и от какого то господина родила она девочку. Последние два дня девочка что-то недомогала. У нее болел животик, две ночи подряд она кричала. На третью ночь мать взяла ее к себе, дала грудь да и уснула, а когда проснулась ребенок уже лежал мертвый Право, не знаю, возможно ли это, - заметил пан Кратохвил с некоторым сомнением
- Почему же нет, - вмешался в разговор доктор Витасек - Во-первых, мать два дня почти не спала, во вторых, Ребенок, скорее всего, перенес катар и несколько дней не брал
грудь. От этого грудь была слишком тяжелой; мать задремала и придавила девочку, вот она и задохнулась. Разумеется, так вполне могло получиться. Ну а дальше что?
- Ну, значит, так оно и было, - продолжал прерванный рассказ пан Кратохвил. - Когда эта женщина увидела, что ребенок мертв, она пошла об этом заявить в церковь, да по дороге увидела колясочку пани Ландовой и передумала: ей пришло в голову, что и за чужое дите этот господин будет платить ей алименты, как и прежде. А еще, говорят, - добавил пан Кратохвил, смутившись, и густо покраснел, - у нее страшно болела грудь от избытка молока.
Пан Витасек кивнул, подтверждая.
- Это тоже верно.
- Знаете ли, - оправдывался пан Кратохвил, я в таких делах не разбираюсь. Так вот, украла она колясочку пани Ландовой, бросила ее в подъезде чужого дома, а Руженку отнесла к себе вместо своей Зденочки. По-видимому, странная это была женщина, с заскоком: свою мертвую дочку она положила в холодильник, ночью, дескать, отнесу и закопаю где-нибудь, - но духу у нее на это не достало.
Между тем явилась пани Ландова.
- Ну мамаша, - говорит ей пан Бартошек, - получайте свою манюнечку.
У пани Ландовой из глаз брызнули слезы.
- Да это же не Руженка! - разрыдалась она. - На Руженке был другой чепчик!
- Черт побери! - взревел комиссар. - Да распакуйте же вы ее!
И когда младенца развязали, положив на письменный стол, пан Бартошек поднял его за ножки и обронил:
- А теперь полюбуйтесь, какие у нее на попочке ямочки!
Но пани Ландова уже упала на колени и облизывала малышку с головы до пят.
- Ах ты, моя Руженочка, - плача, восклицала она, - ах ты, моя птичка, манюнечка, крошечка, мамина доченька, золотце ты мое…
- Пожалуйста, пани Ландова, - попросил ее недовольный этой сценой пан Бартошек, - перестаньте сейчас же, либо я, ей-ей, сам оженюсь. А обещанные десять тысяч отдайте в фонд помощи одиноким матерям, договорились?
- Пан комиссар, - восторженно обратилась к нему пани Ландова. - Подержите немножко Руженку и благословите ее!
- А без этого - нельзя? - ворчал пан Бартошек. - Да как их берут-то? Ах, так. Но смотрите, она вот-вот расплачется. Нате-ка, забирайте ее поскорее!
Тем и закончился случай с младенцем.
|
