Покушение на убийство Карел Чапек

        Рассказы из одного кармана #22 Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевёл коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.

        Карел Чапек


        Покушение на убийство


        В тот вечер советник Томса кейфовал и, нацепив радионаушники, с благодушной улыбкой слушал славянские танцы Дворжака. «Вот это музыка!» - удовлетворенно приговаривал он. Вдруг на улице что-то дважды хлопнуло, и из окна на голову советника со звоном посыпались стекла. Томса жил в первом этаже.



        Советник поступил так, как поступил бы каждый из нас: он несколько секунд подождал, что будет дальше, потом снял наушники и со строгим видом огляделся: что такое произошло? И только после этого перепугался, увидев, что окно, у которого он сидел, прострелено в двух местах, а дверь напротив расщеплена и в ней засела пуля. Первым побуждением Томсы было с пустыми руками выбежать на улицу и схватить преступника за шиворот. Но когда человек в летах и ему свойственна известная степенность, он обычно пропускает первый импульс и действует уже по второму. Поэтому Томса кинулся к телефону и вызвал полицейский участок.

        - Алло, срочно пошлите кого-нибудь ко мне. На меня только что покушались.

        - А где это?  - осведомился сонный и апатичный голос.

        - У меня дома!  - вскипел Томса, словно полиция была в чем-то виновата.  - Это же безобразие - ни с того ни с сего стрелять в мирного гражданина, который сидит у себя дома. Необходимо строжайшее расследование! Этого еще не хватало, чтобы…

        - Ладно,  - прервал его сонный голос.  - Пошлем кого-нибудь. Советник сгорал от нетерпения; ему казалось, что этот кто-то тащится целую вечность. А на самом деле уже через двадцать минут к нему явился рассудительный полицейский инспектор и с интересом осмотрел простреленное окно.

        - Кто-то выстрелил в окно, сударь,  - деловито объявил он.

        - Это я и без вас знаю,  - рассердился Томса.  - Ведь я сидел тут, у самого окна.

        - Калибр семь миллиметров,  - заметил инспектор, выколупывая ножом пулю из двери.  - Похоже, что из армейского револьвера старого образца. Обратите внимание, этот тип должен был влезть на забор. Стой он на тротуаре, пуля пролетела бы выше. Значит, он целился в вас, сударь.

        - Это замечательно!  - с горечью отозвался Томса.  - А я было подумал, что он просто хотел угодить в дверь.

        - Кто же это сделал?  - осведомился инспектор, не давая сбить себя с толку.

        - Извините, я не могу дать вам его адрес,  - иронически ответил советник.  - Я этого господина не видел и позабыл пригласить его в дом.

        - М-да, дело не так-то просто,  - невозмутимо сказал инспектор.  - Ну, а кого вы подозреваете?
        У Томсы уже лопалось терпение.

        - Что значит подозреваю!  - воскликнул он раздраженно.  - Молодой человек, я ведь не видел этого мерзавца. Даже если бы он постоял там, ожидая от меня воздушного поцелуя, в темноте я его все равно не узнал бы. Знай я, кто он такой, стал бы я вас беспокоить, как вы думаете!

        - Ну да,  - успокоительно отозвался инспектор.  - Но, может быть, вы вспомните, кому ваша смерть могла быть выгодна, кто хотел бы вам отомстить? Учтите, это не грабеж. Грабитель не стреляет без крайней необходимости. Может быть, у вас есть враги? Вот об этом вы и скажите, а мы расследуем.
        Томса смутился: об этой стороне дела он не подумал.

        - Понятия не имею,  - неуверенно начал он, мысленным взором окидывая всю свою тихую жизнь чиновника и старого холостяка.  - Откуда бы у меня взялись враги?  - продолжал он с удивлением.  - Честное слово, я ни одного не знаю. Нет, это исключено.  - И он покачал головой.  - Я ведь ни с кем не встречаюсь, живу замкнуто, никуда не хожу, ни во что не вмешиваюсь… За что мне мстить?
        Инспектор пожал плечами.

        - Я тем более не знаю, сударь. Но, может быть, к завтрашнему дню вы вспомните? Вы не боитесь оставаться здесь?

        - Нет, не боюсь,  - сказал Томса и задумался.

«Странное дело,  - смущенно твердил он себе, оставшись один - почему да, почему в меня стреляли? Ведь я живу прямо-таки отшельником. Отсижу на службе и иду домой… у меня и знакомых-то нет! Почему же меня хотели застрелить?» - удивлялся он. В душе росла горечь от такой несправедливости. Ему становилось жаль самого себя. «Работаю как вол,  - думал он,  - даже беру работу на дом, не расточительствую, не знаю никаких радостей, живу, как улитка в раковине, и вдруг, бац! Кому-то вздумалось пристукнуть меня. Боже, откуда у людей такая беспричинная злоба?» Советник был изумлен и подавлен. «Кого я обидел? Почему кто-то так неистово ненавидит меня?»

«Нет, тут, наверное, ошибка,  - размышлял он, сидя на кровати с одним ботинком в руке.  - Ну, конечно, меня спутали с кем-то. С тем, кому хотели отомстить. Да, это так,  - решил он с облегчением.  - За что, за что кто-нибудь может ненавидеть именно меня?»
        Ботинок вдруг выпал из руки советника. Не без смущения он вспомнил, как недавно сболтнул страшную глупость: в разговоре со знакомым, неким Роубалом, допустил бестактный намек на его жену. Всему свету известно, что жена изменяет Роубалу и путается с кем попало; да и сам Роубал знает, но не хочет подавать виду. А я, олух этакий, так глупо брякнул об этом!… Советнику вспомнилось, как Роубал с трудом перевел дыхание и стиснул кулаки. «Боже,  - ужаснулся Томса,  - как я обидел человека! Ведь он безумно любит свою жену. Я, конечно, попытался перевести разговор на другую тему, но как Роубал закусил губу! Вот уж у кого есть причина меня ненавидеть! Конечно, не может быть и речи о том, что в меня стрелял он. Но я бы не удивился, если…»
        Томса оторопело уставился в пол. "Или вот, например, мой портной… - вспомнил он с тягостным чувством,  - пятнадцать лет он шил на меня, а потом мне сказали, что у него открытая форма туберкулеза. Понятное дело, всякий побоится носить платье, на которое кашлял чахоточный. И я перестал у него шить. А он пришел просить, сижу, мол, без работы, жена болеет, надо отправить детей в деревню… не удостою ли я его вновь своим доверием. О господи, как он был бледен и как болезненно обливался потом! «Господин Колинский,  - сказал я ему,  - ничего не выйдет, мне нужен портной получше, я был вами недоволен».  - «Я буду стараться, господин Томса»,  - умолял он, потный от испуга и растерянности, и чуть не расплакался. «А я,  - вспомнил советник,  - я спровадил его, сказав: „Ну, там видно будет“,  - хорошо известная беднякам фраза! Портной тоже может меня ненавидеть,  - ужаснулся советник,  - ведь это страшно: просить кого-нибудь о спасении жизни и получить такой бездушный отказ! Но что мне было делать? Я знаю, он в меня не стрелял, но…»
        У советника становилось все тяжелее на душе. Вспомнилось еще кое-что… «Как это было нехорошо, когда я на службе взъелся на нашего курьера. Никак не мог найти один документ, ну, и вызвал этого старика, накричал на него при всех, как на мальчишку. Что, мол, за беспорядок, вы идиот, во всем здесь хаос, надо гнать вас в шею!… А документ потом нашелся у меня в столе! Старик тогда даже не пикнул, только дрожал и моргал глазами…» Советника бросило в жар. «Но ведь не следует извиняться перед подчиненными, даже если немного обидишь их,  - успокаивал он себя.  - Как, должно быть, подчиненные ненавидят своих начальников. Ладно, я подарю этому старику какой-нибудь старый костюм… Нет, ведь и это его унизит…»
        Советник уже не мог лежать в постели, одеяло душило его. Он сел и, обняв колени, уставился в темноту; мучительные воспоминания не покидали его… «Или, например, инцидент с молодым сослуживцем Моравеком; Моравек - образованный человек, пишет стихи. Однажды он плохо составил письмо, и я сказал ему: „Переделайте, коллега!“ И хотел бросить эту бумагу на стол, а она упала на пол, и Моравек нагнулся, покраснев до ушей… Избил бы себя за это!  - пробормотал советник.  - Я же люблю этого юношу, и так его унизить, пусть даже неумышленно!…»
        В памяти Томсы всплыло еще одно лицо: бледная, одутловатая физиономия сослуживца Ванкла. «Бедняга Ванкл, он хотел стать начальником вместо меня. Это дало бы ему на несколько сотен в год больше, у него шестеро детей… Говорят, он мечтает отдать свою старшую дочь учиться пению, а денег не хватает. И вот я обогнал его по службе, потому что он такой тяжелодум и работяга. Жена у него злая, тощая, ожесточенная вечными нехватками. В обед он жует сухую булку…»
        Советник тоскливо задумался. «Бедняга Ванкл, ему должно быть обидно, что я, одинокий, получаю больше, чем он. Но разве я виноват? Мне всегда бывает неловко, когда этот человек укоризненно глядит на меня…»
        Советник потер вспотевший лоб. «Да,  - сказал он себе,  - а вот на днях кельнер обсчитал меня на несколько крон. Я вызвал владельца ресторана, и он немедля уволил этого кельнера. „Вор!  - кричал он.  - Я позабочусь о том, чтобы никто во всей Праге не взял вас на работу!“ А кельнер не сказал ни слова, повернулся и пошел. Тощие лопатки вздрагивали у него под фраком…»
        Советнику не сиделось на постели. Он пересел к радиоприемнику и надел наушники. Но радио молчало, была безмолвная ночь, тихие ночные часы. Томса опустил голову на руки и стал вспоминать людей, встреченных им в жизни, непонятных маленьких людей, с которыми он не находил общего языка и о которых прежде никогда не думал.
        Утром, немного бледный и растерянный, зашел он в полицейский участок.

        - Ну, что,  - спросил инспектор,  - вспомнили вы, кто вас может ненавидеть?
        Советник покачал головой.

        - Не знаю,  - нерешительно сказал он.  - Таких людей столько, что… - Он безнадежно махнул рукой.  - Кто из нас знает; сколько человек он обидел… Сидеть у окна я больше не буду. И, знаете, я пришел попросить вас прекратить это дело…



1928