Парень без понедельника
Хван Хи


        Ранним утром в круглосуточный магазин на окраине Сеула входит девушка. У нее разбит нос, щека порозовела, как от удара, на внутренней стороне бедра сквозь синяки виднеются татуировки. Этой девушке, Ко Ынсе, предстоит пережить еще не одно утро субботы, провалившись во временную петлю из воскресенья назад в субботу 7 июня. За восемь суббот она станет участницей ужасающих событий, попытается спасти жизнь девушке, раскроет убийцу и тайную секту, обретет настоящих друзей, влюбится и примет себя такой, какая она есть.




        Хван Хи
        Парень без понедельника


        Печатается с разрешения Hwang Hee
        ???? ?? ?? (A boy without Monday) by ?? (Hwang Hee)
        This book is published with the support of the Literature Translation Institute of Korea (LTI Korea)
        



        © Hwang Hee ??, 2015
        © Чун Ин Сун, А. Е. Шмелева, перевод на русский язык, 2022
        © М. Р. Брагина, художественное оформление, 2022
          , 2022



        Комментарии к терминам


Прыжок сознания

        Под прыжком сознания в этом романе понимается защитный механизм, созданный Временем, стремящимся сохранить уже произошедшие события.

Временная петля

        Временная петля – это разновидность путешествия во времени. Увязший в ней человек не может по своей воле перемещаться в конкретное время в прошлое или будущее, а только повторно проживает один и тот же отрезок времени, каждый раз возвращаясь к его началу, крутясь словно белка в колесе. Поэтому словосочетание «временная петля» употребляется с глаголом «попасть» и предлогом «в». Потому что вряд ли кто-то добровольно захотел бы бесконечно переживать один и тот же отрезок времени. С повторением временной петли Время само постепенно начинает обладать сознанием, из-за чего прошлое и будущее потихоньку изменяются. По этой причине временная петля может быть небезопасна.



        Воскресенье

        Под разбитым носом запеклась кровь. Одна сторона бледного лица порозовела, как после сильной пощечины, взгляд был встревоженный, словно она сбежала от чего-то ужасного. На заплаканном лице изогнулись в презрительной усмешке алые губы. На торчащих из-под шорт тощих ногах виднелись покрытые корками шрамы и темно-синие следы синяков.
        Она зашла в круглосуточный магазин. Часы на стене напротив входа показывали 7 часов 35 минут. Было утро понедельника.
        Перед кассой выстроилась очередь из пяти-шести человек. Когда Ынсе вошла, продавец слегка скосил взгляд в сторону двери, и она, закусив губу, как можно скорее отвела глаза. Он снова переключил внимание на телевизор. Посетители, к счастью, тоже были увлечены происходившим на экране и не обратили на Ынсе никакого внимания. Успокоенная этим равнодушием, она направилась к витрине с напитками.
        Взяв бутылку воды, она сразу же с жадностью начала пить. Когда в бутылке осталось не больше половины, Ынсе закрутила крышку и убрала ее в карман куртки. Затем она направилась к стойке с лекарствами, где взяла пластырь. Приклеив его на разбитую переносицу, она направилась к кассе, чтобы расплатиться.
        Когда Ынсе двигалась, на покрытой ушибами внутренней стороне бедра то и дело показывались тату-надписи на английском: “Time travelling” («Путешествую во времени»), “I am a girl” («Я девушка»), “The fucking ugly life” («Эта гребаная уродская жизнь»), на затылке неровно обрезанные в градуированное каре волосы свисали, словно крылья черной птицы. По мере того как очередь сокращалась, Ынсе все сильнее закусывала губу.
        И продавец, и покупатели завороженно смотрели утренние новости.
        – Найдена шестая голова…
        Диктор говорил о серийных убийствах, совершаемых так называемым Ангелом-карателем. «Уже шестая…» – про себя удивилась Ынсе. Внизу экрана показали лицо жертвы.
        Доставая из кармана бутылку, чтобы расплатиться, Ынсе бросила рассеянный взгляд на фотографию.
        – В пакете с шестой головой было обнаружено кимчи.
        Бледное лицо девушки окаменело. Ресницы, окаймлявшие черные глаза, задрожали.
        «Не может быть…»
        Услышав о том, что голова жертвы была найдена в пакете вместе с кимчи, Ынсе прикрыла рот рукой и резко отшатнулась. Бутылка выпала из ее рук и с гулким звуком ударилась об пол. Продавец и несколько покупателей обернулись в ее сторону, но быстро потеряли интерес и перевели глаза обратно на экран.
        – Жертва – некая Ким, владелица ресторанчика неподалеку от Университета иностранных языков. Она была членом защищающей права ЛГБТ организации «Нормальные сердца» и занималась подготовкой первого в Корее фестиваля квир-культуры. В черном полиэтиленовом пакете, в котором была обнаружена голова, содержалась оставленная убийцей записка, обвиняющая жертву в том, что она «осквернила имя Божье». Напоминаем, что полиция открыла горячую линию для звонков по делу Ангела-карателя. Анонимные сообщения тоже разрешены.
        Тело, лежавшее в ванной под черным пакетом, принадлежало шестой жертве? Это значит, отец – Ангел-каратель? Хотя она знала, что и черный полиэтиленовый пакет, и отрезанные головы были почерком Ангела, в тот момент Ынсе была как будто не в себе и даже не задумалась, что отец может быть с этим как-то связан. Ее ярко-алые губы задрожали. Ей стало нечем дышать.
        Она выскочила из магазина, согнулась пополам, и ее вырвало с такой силой, что казалось, все органы вот-вот выскочат наружу.
        – Внемлите истине Евангелия, смойте грехи кровью Иисуса и поверьте в него, – донесся до нее приближающийся голос.
        Едва Ынсе немного пришла в себя и начала подниматься, как ей в лицо подсунули флаер: «Гей-бар, хост-бар, клуб для трансгендеров, 25 % мультискидка». Эти рекламные листовки – грязные, растоптанные и порванные – выглядели так, будто проповедница их где-то подобрала. «Говорит про Евангелие, но сует флаеры со скидками в гей-бары… Что за чушь?» – удивилась Ынсе.
        Проповедницей оказалась невысокая худая женщина лет пятидесяти, с короткими, выкрашенными в красный волосами. На бледном, словно у гейши, лице выделялись красные тени на веках и накрашенные ярко-алой помадой губы. Она походила на сумасшедшую, сжимая в руках что-то напоминающее коробку из-под печенья и ворох смятых газет и листовок, которые выглядели так, будто она вытащила их из мусорки.
        – Тебе надо поверить Иисусу. Тогда обретешь Спасение и попадешь в Рай.
        Проповедница пристально уставилась на Ынсе. На ее веках можно было заметить шрамы от пластической операции – она сделала себе двойное веко. Было что-то угрожающее в ее горящем взгляде, отчего Ынсе невольно отступила назад. Вероятно, она показалась проповеднице легкой жертвой, так как та встала напротив и схватила ее за руку.
        – Не хочешь? В Рай, спрашиваю, не хочешь?
        – Отпустите! – выкрикнула Ынсе.
        – Ты, невежда, не понимаешь, как страшен Ад. Покайся в своих грехах, и обретешь Спасение!
        Проповедница вновь крепко схватила за руку вырывающуюся Ынсе. Та не смогла сдержать подступившую волну гнева.
        – Вот сама и спасайся! Отправляйся в свой рай, а меня отставь в покое! Поняла?
        Сотрясаясь от ярости, Ынсе орала как сумасшедшая. Ей едва удалось подавить отвратительное желание броситься на проповедницу и убить ее. Неизвестно, какая у нее история, что ее сделало такой… С другой стороны, Ынсе и не хотела знать, не хотела испытывать сочувствие. Достаточно ей религиозного фанатика-отца.
        Ранее такая воодушевленная, проповедница под напором Ынсе как-то съежилась, рот ее искривился в жалостливом выражении, будто она вот-вот заплачет. Словно это она тут жертва.
        – Не иди за мной! А не то убью! – прокричала Ынсе.
        Вероятно, почувствовав, какой чудовищный гнев охватил Ынсе, проповедница осталась стоять на месте.
        «Почему такое все время происходит со мной? Да оставьте меня уже в покое!» – в отчаянии подумала Ынсе.
        Она всегда старалась жить тихо, боясь обидеть кого-то и не желая, чтобы обижали ее, но почему-то другие без угрызения совести постоянно причиняли ей боль. В таких обстоятельствах всегда кто-то страдает, и почему-то все раны всегда доставались Ынсе. Со временем, однако, ее кожа как будто загрубела, покрывшись плотными корками мозолей. Места для новых, кажется, уже не осталось.

* * *

        Позже в метро Ынсе какое-то время, глядя на рельсы, размышляла о том, насколько просто было бы умереть, и о том, как страшно все-таки прыгнуть, как вдруг осознала, что находится на станции «Университет иностранных языков». По новостям сказали, что шестая жертва держала ресторанчик где-то неподалеку. Ынсе пришло в голову, что здесь можно встретить полицейских или родственников убитой. Решив, что не стоит задерживаться на этой станции, она было поднялась, как вдруг услышала всхлипывания и инстинктивно обернулась.
        Рядом на лавочке плакал какой-то мужчина, на вид лет двадцати пяти. На нем были кроссовки, голубые джинсы и белая рубашка, рукава которой были закатаны до локтей. Он закрывал лицо руками, пытаясь скрыть свои слезы, но усилия были тщетны – не заметить это было невозможно.
        То ли она заразилась, глядя на то, как сотрясаются от рыданий его плечи, то ли у нее самой еще остались слезы (хотя ей казалось, что она выплакала их все), но Ынсе снова чуть не заплакала.
        Несколько часов назад отец вышел из ванной с пакетом с отрубленной головой, сел на мотоцикл и растворился в рассвете. Когда рев мотора за окном затих, Ынсе подумала, что теперь можно сбежать, но стоило ей вспомнить, как она, словно в припадке, разрезала на части тело, по лицу потекли слезы. Ее несколько раз вырвало, после чего она окончательно разрыдалась. Она плакала так долго и так сильно, что тогда казалось: она истратила весь свой запас слез. Однако, видимо, остались еще.
        «Черт, обещала же себе плакать только в одиночестве», – проворчала Ынсе про себя и перевела все еще застилаемые горячими слезами глаза на молодого человека.
        В этот момент раздалось оповещение о том, что скоро приедет поезд. Ожидавшие на скамейках пассажиры начали подниматься. Когда молодой человек повернул голову в сторону платформы, Ынсе удалось рассмотреть его лицо – у него были приятные, правильные черты.
        С гудком прибыл поезд. Ынсе заметила, как печаль на лице молодого человека внезапно уступила место какому-то другому чувству. В этот момент она почему-то с удивительной ясностью поняла, что он совершит самоубийство. Охваченная этим ужасным предчувствием, Ынсе бросилась в его сторону.

* * *

        Единым комом они рухнули на платформу. На какое-то время Ынсе, кажется, потеряла сознание, а как только пришла в себя, увидела, что молодой человек лежит, распластавшись на полу, и все внимание направлено в их сторону. Повернули головы даже те, кто ждал поезда на другой стороне платформы. Позади с грохотом остановился поезд. Пытаясь понять, что случилось, пассажиры выглядывали наружу, прилепившись к окнам, словно улитки. Их белые лица, на которых сливались все черты, выглядели угрожающе.
        – Все в порядке? – прокричал кто-то из подбежавших дежурных по станции. Один из них просвистел в свисток, наводя порядок в сформировавшемся хаосе.
        Пассажиры в вагоне отодвинулись от стекол, и их удушающее внимание схлынуло. Ынсе наконец вернулась в реальность.
        Пытавшийся покончить с собой молодой человек, словно мертвый, недвижимо лежал на полу и беззвучно плакал. Почему он хотел совершить самоубийство? Это ведь она думала о том, чтобы прыгнуть…
        Дежурный по станции поднял юношу и усадил.
        – Извините, – едва слышно пробормотал молодой человек.
        – Нельзя таким молодым сдаваться. Кто из нас хоть раз не хотел это сделать? Бывает, по нескольку раз в день отгоняешь такие мысли. Потому что думаешь о семье.
        В ответ на теплые слова дежурного глаза молодого человека снова наполнились слезами.
        На перрон выбежал машинист поезда. На его лице смешались облегчение и гнев.
        – Ох… Ну как так можно…
        Перепугавшийся машинист приложил ко лбу тыльную сторону ладони и застыл, будто утратив дар речи.
        Только тогда молодой человек медленно поднялся и, опустив голову, извинился перед машинистом.
        – Да что мне от ваших извинений… Пять лет мучаюсь кошмарами. В этот раз точно брошу это все. Ей-богу, брошу. И почему все они, чуть что, бросаются под поезд?
        – Наверняка была причина. Должно быть, ему было очень тяжело. В любом случае хорошо, что он не погиб.
        – И не говорите. Пять лет назад здесь прыгнула пьяная девушка. Ее не смогли остановить, и она умерла. После этого каждый раз, как сажусь за пульт…
        Охваченный внезапно нахлынувшими воспоминаниями, машинист резко оборвал себя и вернулся в кабину.

* * *

        Разошлись подбежавшие в тревоге дежурные и медики, отправился простоявший дольше обычного поезд. На платформе остались только молодой человек и Ынсе.
        Попытка сдвинуться с места отозвалась резкой болью в коленях. На них, остро выступавших на тощих ногах, расцвели багровые синяки. Хромая, Ынсе дошла до скамейки и села.
        Мужчина стоял в какой-то неловкой позе, словно не знал, куда себя деть, и без выражения смотрел на Ынсе.
        «Хочет извиниться? – размышляла девушка. – Или, наоборот, обвинить в том, что я не дала ему прыгнуть? Или, может, он меня сейчас изучает, прищурив глаза, потому что что-то в моей внешности показалось ему странным? Если так, то скоро он потеряет интерес. Как же меня достали такие взгляды…»
        В груди поднимался гнев. Хотя она старалась не смотреть в его сторону, он все это время не сводил с нее глаз. В конце концов Ынсе собралась с силами и вопросительно взглянула на него. Он не реагировал. Он смотрел на нее с нечитаемым выражением, и казалось, что, хотя глаза его прикованы к Ынсе, он ее на самом деле не видит. Он смотрел ей прямо в лицо, но мысли его будто витали где-то в другом месте. В этом взгляде Ынсе увидела боль от утраты. На его лице по-прежнему виднелись невысохшие дорожки слез, и Ынсе, внезапно смутившись, отвернулась. Он вернулся к скамейке, на которой сидел до того, как все это произошло. После сообщения о том, что движение восстановлено, заиграло оповещение, извещавшее о прибытии поезда.
        – Послушай… – молодой человек наконец обратился к Ынсе.
        В этот момент раздался звонок ее мобильного. Странно, она вроде бы ставила на вибрацию. Как он мог звонить? Трыыынь. Трыыынь. Это был звук ее обычного рингтона. Молодой человек, который только набрался храбрости заговорить, опустил взгляд и тихо сидел, намереваясь, по-видимому, дождаться, когда Ынсе закончит разговор.
        Это, несомненно, отец. Он, должно быть, пришел в ярость, увидев, что «этот сукин сын» поджег дом и сбежал, и теперь будет, брызжа слюной, грозить убийством. «Сукин сын» – это она.
        Ынсе достала телефон, намереваясь бросить его на рельсы, как вдруг застыла, удивленно уставившись на экран, на котором высветилось совсем другое имя контакта. Подумав, что ей могло показаться, она посмотрела еще раз. Ей звонил не отец, это была мама.
        Мама, которая попала в аварию по дороге в аэропорт и погибла на месте.
        Должно быть, отец сохранил ее мобильный. Раз Ынсе не отвечает на его звонки, он решил выследить ее, позвонив с телефона матери. Но, как ни страшно ей было быть пойманной отцом, Ынсе все равно нажала на кнопку «принять».
        С другого конца послышался перемежаемый помехами женский голос. Это был не отец. Голос точно принадлежал женщине и очень походил на мамин. По спине Ынсе побежали мурашки. Мама же умерла. Ынсе понимала, что это невозможно, но все равно не могла подавить слабый голосок надежды. Она раскрыла дрожащие губы и выдавила:
        «Мааам…?»



        Первая суббота

        Из радио доносился специальный репортаж о серийных убийствах Ангела-карателя. Взбудоражившая всю страну серия преступлений приковала особое внимание публики тем, что убийца якобы убивал только грешников, нарушавших божьи заповеди. Стоило собраться хотя бы трем корейцам, как взгляды на то, кем считать Ангела – добродетельным христианином или обычным убийцей, – непременно расходились.
        Пассажиры автобуса в полном молчании слушали передачу.
        Выступал профайлер, занимавшийся составлением психологического портрета убийцы.
        – Вместе с головой пятой жертвы была обнаружена живая крыса. Она была примотана кабельной стяжкой к лицу сквозь дыру в переносице, проделанную убийцей, и за то время, что она находилась в пакете, успела сгрызть губы и десны убитого. Когда полиция обнаружила голову, крыса была еще жива. Мы полагаем, что это либо дело рук религиозного фанатика, ожидающего Второго пришествия Христа, либо психопата, воспринимающего людей как объекты. Но самое тревожное во всей этой истории то, что некоторые граждане одобряют действия Ангела. Даже верующие.
        – Как они могут одобрять? Он же убийца! – изумился ведущий.
        – Ну, так ведь он убивает только тех, кого общество само хотело бы покарать. И проблема в том, что многие граждане начинают верить, что, хотя Ангел вроде бы и повинен в грехе убийства, он совершает суд только над преступниками, ловко избежавшими правосудия. Первой жертвой стал диакон, посещавший дома нерелигиозных людей. Твердя, что грядет день Страшного Суда, он продавал «билеты в Рай». Когда один из «потенциальных клиентов» начал его высмеивать, он сначала устроил с ним спор, а потом его задушил.
        – Какой кошмар… Может, как атеист, я чего-то не понимаю, но мне интересно. Почему разного рода пасторы и проповедники чаще говорят про Суд, чем про Спасение?
        – В Евангелии от Иоанна говорится о Спасении, но это было еще до смерти Христа. А вот в Откровении Иоанна Богослова говорится о Суде. Может, поэтому?
        – Священники и проповедники действительно так переживают, что, когда наступит день Страшного Суда, неверующие попадут в Ад? Поэтому постоянно о нем твердят?
        – Думаю, тут скорее дело в том, что людей проще запугать наказанием, чем привлечь разговорами о спасении. Говоря о Страшном Суде, можно внушить людям страх и завлечь их в свою паству.
        – Ну, наверняка не все такие.
        – Вы правы. Есть разные религиозные организации и разные пасторы.
        – Давайте, однако, вернемся к преступлениям.
        – Да. Так вот, первая жертва была убита, так как точно соответствовала третьему из выдвинутых Ангелом трех грехов: он, как было написано в записке, «осквернил имя Божье». Вторым убитым стал религиозный фанатик, вечно твердивший, что все неверующие попадут в Ад. Он пытался заставить свою бабушку-буддистку пойти в церковь. Когда она отказалась, он задушил и расчленил ее. Ангел оказался на шаг впереди полиции, которая тоже занималась этим делом, выследил мужчину и наказал его. Если бы полицейские успели первыми, то он мог бы отсидеть несколько лет в тюрьме и выйти по условно-досрочному. Согласно записке Ангела, повинность второй жертвы заключалась в том, что он, «основываясь на своих ограниченных знаниях, сеял вражду среди детей Христовых». Это второй грех в его списке.
        – Каким образом ему удалось выследить преступника быстрее полиции? Уж не работает ли он сам полицейским?
        – Сложно сказать. Может, и так, а может, и нет. Сейчас не время для поспешных умозаключений.
        – Третий убитый был пастором, много лет растлевавшим мальчиков из церковного хора. Четвертая жертва – проповедник, что публично клеймил позором прихожанина, не сдававшего десятину. Сделав его изгоем, он фактически довел его до самоубийства. Пятым убитым Ангелом стал пастор одной из Новых религий. Он основал свою секту в заброшенном здании и запугивал своих прихожан скорым наступлением Конца света, убеждал жертвовать имущество и каждый день устраивал оргии, утверждая, что так должно продолжаться до самого конца.
        – Получается, Ангел-каратель действительно убивает отъявленных мерзавцев.
        – К счастью, действительно, все убитые на данный момент, без сомнения, были врагами общества.
        Ынсе, спавшая прислонив голову к окну автобуса, резко открыла глаза. Перед взглядом успела промелькнуть и исчезнуть синяя вспышка.
        Проснувшись, девушка какое-то время не могла понять, где она находится. Она вроде бы была в метро, но почему-то оказалась в автобусе. Испугавшись, что уже проехала свою остановку, она выглянула в окно. Только убедившись, что ехать еще долго, она успокоилась и, глубоко вздохнув, откинулась на спинку сиденья.
        В голове всплывали подробности сна. Ей снилось, что ей звонила погибшая мама. Жаль, что она проснулась, прежде чем сумела с ней поговорить. Хотелось бы услышать ее голос хотя бы во сне. Но почему ей приснилось такое? К чему вообще снятся покойники? Ынсе вспомнилось и то, как сжималось сердце, когда она смотрела на того молодого человека. Странный все-таки сон.
        Завибрировал телефон. Ынсе знала, что это отец. От этого ей еще меньше хотелось брать трубку. Она даже подумала оставить телефон вибрировать, но затем снова занервничала.
        «Возьми трубку. Я могу убить тебя, если не ответишь», – голос отца в голове острыми гвоздями впивался в мозг. Именно в этот момент Ынсе внезапно показалось, что все это уже происходило раньше. Во сне.
        «Как будто и правда уже не в первый раз», – подумала она.
        Сколько себя помнила, она жила в тревожном ожидании таких внезапных звонков отца, от которых в напряжении каменело все тело. В ней бурлило раздражение.
        Стоявшие, держась за поручни, пассажиры бросали на Ынсе почти укоризненные взгляды, словно вопрошая, почему она не берет трубку. От этого она еще больше стушевалась и, только чтобы заткнуть так раздражавший окружающих телефон, сделав глубокий вдох, нажала кнопку «принять».
        – Ты где? – донесся с того конца грубый голос отца.
        – Еду на подработку.
        – Сегодня домой не приходи, переночуй у какого-нибудь друга.
        С этими словами отец резко бросил трубку.
        «У какого-нибудь друга…» Откуда ему знать, что у нее нет никаких друзей? Впрочем, ему и не было необходимости об этом знать, и Ынсе не стала бы рассказывать. Да и их дом не был местом, куда ей бы хотелось возвращаться.
        – Мы вернемся после рекламной паузы, – диалог ведущего и профайлера на время приостановился, и заиграла реклама пособий для домашнего обучения.
        – Да наверняка он воспринимает людей как вещи. Как пластмассовые куклы, – сказал стоявший держась за поручень молодой человек лет двадцати.
        – Ну, тех его жертв и я бы готов был убить. Не знаю уж, кто этот Ангел, но, по-моему, он восстанавливает справедливость там, где закон оказался не в силах это сделать. Я лично ожидал, что будет новый случай. Интересно, вместе с чем обнаружат шестую голову.
        «Так была же новость о шестой голове, найденной с кимчи!»
        Ынсе потрясла головой и усмехнулась, удивившись про себя тому, что сон был настолько яркий, что то и дело путался с реальностью.
        «Наверняка мне это все приснилось после того, как я наслушалась по радио всех этих разговоров про серийные убийства», – подумала она.
        Во сне ее отец был Ангелом-карателем, и, не в силах ему сопротивляться, Ынсе помогала распиливать шестую жертву. Девушка испытывала облегчение от того, что этот отвратительный кошмар оказался всего лишь сном. От одних воспоминаний ей почудилось, что от нее исходит запах крови.
        В любом случае серийные убийства Ангела, по-видимому, стали для многих будоражащим воображение и щекочущим нервы развлечением: поводом для сплетен и пересудов. Но, так или иначе, а преступника когда-нибудь поймают. Люди по всему миру постоянно умирают по разным причинам в обстоятельствах таких жутких, что и в триллере не встретишь. Даже сегодня в новостях упоминалось несколько таких эпизодов. Убийства Ангела всего лишь один из них. Людям было главное, что отрубленные головы с записками с обвинениями в грехах принадлежали не им. У них и так своих забот по горло.
        Ынсе бросила взгляд в окно автобуса, за которым пробегал залитый солнечным светом город. Вдруг этот яркий пейзаж сверху накрыла черная тень, причем так резко, словно что-то застлало взгляд девушки. Ынсе моргнула и снова уставилась в окно на тотчас померкнувший город. Она поразилась тому, как сильно меняется мир, стоит только исчезнуть солнцу.
        «Да, пожалуй, все-таки человеческим глазам нельзя верить», – подумала она.
        Кто знает, вполне возможно, мир был совсем не таким, каким она его видела.
        В этот миг Ынсе охватило странное ощущение. Это уже происходило раньше: этот момент, этот выпуск новостей, этот автобус с этими пассажирами и их разговорами – в точности так, как было во сне. Это на самом деле был просто сон? В задумчивости она наклонила голову.
        – Эй, девка! Куда едешь?
        Неожиданно услышав этот голос, Ынсе побледнела и начала беспокойно озираться, оглядывая пассажиров. Голос принадлежал ее однокласснику Чо Дусоку. Он со своей шайкой не раз ее изводил. Как и следовало ожидать, именно он показался среди других пассажиров. Ынсе не думала, что может встретить его в этом автобусе. Девушка прикрыла глаза и опустила голову. Не будет ничего хорошего, если встретиться с ним взглядом.
        Пробравшись сквозь толпу людей, Чо Дусок встал перед Ынсе, ухватившись за ближайший поручень.
        – А ну, подними голову. А то подумают, будто ты меня стесняешься, – Дусок говорил громко, очевидно, желая ее унизить. Он ухватил девушку за подбородок и заставил поднять голову. Все это привлекло внимание других пассажиров, которые теперь уставились на них.
        С насильно поднятой головой Ынсе все равно старательно отводила взгляд к окну. Это было лучшим сопротивлением, на которое она была способна.
        – Эй, ты что глаза отводишь? Меня это обижает. Давай, посмотри на меня.
        Она продолжала молчать.
        – Я спрашиваю, куда ты едешь, придурок? Ты что, ушами менструируешь? Не пора поменять прокладку?
        При слове «прокладка» стоявшие рядом мужчины беззвучно захихикали. Женщины зашептались, оглядывая одетую в мужскую школьную форму Ынсе. Даже стоявшие в других концах автобуса пассажиры принялись вытягивать шеи и поворачивать головы, стараясь ее разглядеть. Дусока только раззадорило это внимание, и он заговорил еще громче:
        – Встань-ка и сними штаны. Покажи, какое там у тебя хозяйство. Может, выросло что.
        Ну вот. Случилось то, чего опасалась Ынсе. Он решил устроить в автобусе то, что уже не раз проделывал в школе.
        – Эй, ты че меня игноришь? Сука какая.
        Слово «сука» было еще более оскорбительным, чем «прокладка».
        Другие пассажиры, недоумевавшие, почему парень Дусок обращается к другому парню, используя слова «прокладка» и «сука», не отводили от них глаз, хотя и старательно делали вид, что это все их не касается.
        Упавшая из глаз Ынсе слеза образовала темное пятно на школьных брюках. У нее не было сил поднять голову. Было страшно встретиться со взглядами людей, считавших ее каким-то выродком.
        – Ну, если не хочешь снимать штаны, то задери рубашку. Покажи грудь!
        Он схватил ее за ворот. И в этот момент раздался громкий женский голос.
        – Эй, полегче! – выкрикнула какая-то девушка.
        Ынсе еще ниже опустила голову, в то время как Дусок развернулся посмотреть на обладательницу голоса.
        Это была обычная на вид студентка, в джинсах, кроссовках и белой рубашке, с рюкзаком на плечах и книгой в руках. Она выглядела как те хрупкие девушки, которые визжат при виде таракана, однако, хотя Дусок и выглядел как один из тех парней, с которыми лучше не связываться, она не просто не отводила взгляд, а напротив, смотрела на него с вызовом. Это картина вызвала еще большее внимание других пассажиров. Сидевшая с опущенной головой Ынсе тоже украдкой бросала взгляды на девушку.
        – Тетенькааа, а вам до него какое дело?
        Он говорил с вызовом, лениво растягивая слова, провоцируя девушку. Некоторые пассажиры достали мобильные телефоны и принялись снимать происходящее на видео.
        – Он из тех выродков, что строят из себя девушек, в то время как у них яйца между ног болтаются. Ну, посмотрите на него, каким местом он вообще парень? И ведет себя как баба. Я поймал его, когда он ходил в женский туалет. Считает себя женщиной. Разве нормальный человек может такое понять?
        – Да, может. Может. А ты думаешь, можно вот так перед всеми выставлять на посмешище своего одноклассника? Из-за таких бесчувственных хамов, как ты, в школах столько затравленных подростков, многие из которых совершают самоубийство!
        Хотя девушка и выглядела хрупкой, голос ее, напротив, был тверд.
        – Да он заслуживает такое отношение. Да и какое мне дело, если такие кончают с собой? Отец говорит, что это просто типаж такой – суицидники: они бы сделали это в любом случае. Да и посмотрите на него. Как над ним ни издеваешься, он не кончает с собой. Упрямый потому что. А с теми, кто от стыда сразу вены себе режет или еще что, ничего не поделаешь. Так что, если кто-то и кончает с собой, моей вины в этом нет.
        – Да ты, я смотрю, запущенный случай…
        – Эй, потише там, пожалуйста! Выходите, чья остановка, – раздраженно прокричал водитель.
        Двери со скрипом разъехались. Ынсе вскочила, толкнула Дусока и, протиснувшись сквозь толпу пассажиров, выпрыгнула из автобуса.
        Дусок открыл окно, высунул верхнюю часть туловища наружу и, вытаращив глаза, закричал:
        – В понедельник увидимся в школе, выродок! Тогда я тебя и убью!
        Ынсе бежала, не оглядываясь.
        Ей вспомнились насмешливые взгляды и хихиканье мужчин из автобуса. Эти насмешки были еще более невыносимы, чем полные любопытства взгляды женщин, недоумевавших, как парень может считать себя девушкой. Как быстро ни беги, невозможно сбежать от воспоминаний об испытанном в автобусе унижении.
        В голове всплыли слова девушки: «Из-за таких бесчувственных хамов, как ты, в школах столько затравленных подростков, многие из которых совершают самоубийство!» Ынсе девятнадцать лет жила, сопротивляясь соблазну покончить с собой. Через год ей исполнится двадцать. Осталось потерпеть всего год. «Но смогу ли я дожить?» – в очередной раз спросила она себя.
        Ынсе испытывала благодарность к защитившей ее девушке. Она раньше и подумать не могла, что найдется человек, способный вступиться за нее в общественном месте. Она подумала, что, если доведется снова ее встретить, нужно будет обязательно поблагодарить за поддержку.
        Ынсе прошла пешком одну остановку и добралась до станции метро, где, как обычно, зашла в общественный туалет. Возле входа располагались камеры хранения. Она вытащила из одного из ящиков сумку, извлекла все содержимое и запихнула в карман, а сумку убрала на место.
        Зайдя в кабинку и закрыв за собой дверь, Ынсе сняла с себя мужскую школьную рубашку с бейджиком «Ко Ынхёк». Вспомнив перенесенное в автобусе унижение, она забралась с ногами на опущенную крышку унитаза, съежилась и долго плакала. Мерзавец. Когда-нибудь она его убьет.
        Вдруг снаружи кто-то постучал.
        – Занято! – выкрикнула Ынсе.
        Ынсе быстро поднялась, стянула брюки и надела шорты цвета хаки. На грудь она нацепила силиконовый лифчик.


        – Примерь-ка вот это.
        Когда Ынсе начала упрямо твердить, что хочет сделать операцию по смене пола, мама принесла ей лифчик с силиконовыми подкладками и немного косметики.
        – Ты и так красива как девушка, нет нужды пока ничего делать, а когда захочется, можешь носить это. А мы уж постараемся с тобой накопить на операцию. Операции по смене пола могут быть очень опасны, так что если делать, то после совершеннолетия. Хорошо? – сказала тогда мама. – Мне как матери важно лишь, чтобы мой ребенок был счастлив, так что я всегда на твоей стороне. Никто не знает, что будет завтра, но пока я жива, я буду делать все, что в моих силах, чтобы порадовать тебя.
        – Мамочка, живи долго-долго. Если ты умрешь, то и я умру тоже.
        В ту ночь Ынсе плакала, прижавшись к матери.
        Этот момент единения «матери и дочери» был накануне запланированной на осень поездки в Таиланд, которая должна была стать первым для Ынсе путешествием за границу. Чтобы отец ни о чем не догадался, они даже из дома выехали в разное время, договорившись встретиться в аэропорту. Вот только встретиться они уже не смогли. Когда Ынсе услышала о смерти матери, она подумала, что лучше всего ей будет покончить с собой. Но ее решимость исчезла, стоило ей надеть оставленную мамой золотую цепочку. Каждый раз, когда Ынсе застегивала это украшение на своей шее, ей казалось, что мама где-то рядом, и она продолжала бороться.
        Ынсе потрогала цепочку. Ей придала сил мысль о том, что она должна жить за двоих.
        Она надела рубашку с коротким рукавом и накинула сверху бомбер, сняла кроссовки и надела черные армейские ботинки. Затем она припудрила переносицу и щеки с помощью взятого в магазине пробника пудры и нанесла на губы немного тинта. Этот ежедневный процесс превращения в девушку был ее самой любимой частью дня. Ынсе попыталась улыбнуться, но, хотя алые губы и искривились в подобии улыбки, ей никак не удавалось избавиться от переполнявшей ее грусти.
        Когда Ынсе вышла из кабинки, перед зеркалом в туалете стояли две девушки и поправляли макияж. Притворяясь, что занята исключительно мытьем рук, Ынсе то и дело осторожно бросала взгляды на свое отражение. Легкий, неброский макияж как будто делал ее даже более женственной. В то время как подбородки ее одноклассников покрывались щетиной, а кадык на шее выступал все больше, с Ынсе подобных изменений не происходило. Как будто она и впрямь была девушкой и только по некой ошибке Бога родилась с мужскими гениталиями. Ынсе улыбнулась, подумав, что когда-нибудь сможет уже по-настоящему, уверенно жить в женском теле.

* * *

        Ынсе добралась до кафе на улице Хондэ. Когда она вошла, хозяйка, убиравшая столик за посетителями, бросила взгляд на дверь. Ынсе не хотелось, чтобы та заметила, что она плакала, поэтому она опустила голову, чтобы спрятать лицо.
        Зайдя в женский туалет, она переоделась в форму бариста. Белая рубашка, черный жилет и длинный передник – эта гендерно-нейтральная униформа отлично смотрелась на Ынсе. В каком-то смысле она и впрямь походила на «миловидного мальчика», как сначала описала ее хозяйка.
        Когда Ынсе впервые пришла на собеседование, у нее были длинные волосы, но хозяйка все равно сначала не могла понять, кто перед ней: красивый мальчик или красивая девочка, и лишь увидев вздымающуюся под одеждой грудь, окончательно решила, что имеет дело с существом женского пола. Она бы наверняка была шокирована, узнав, что грудь не настоящая. Не желая выглядеть как «мальчик», Ынсе достала тинт, чтобы добавить еще слой, когда дверь в туалет распахнулась и зашла какая-то девушка.
        Она прошла в дальний угол и встала, опершись спиной о стену. Ынсе бросила на вошедшую рассеянный взгляд через зеркало и остолбенела. Это, без сомнения, была та студентка из автобуса. Хотя нельзя было сказать точно, казалось, что она либо одного возраста с Ынсе, либо всего на пару лет старше. Она, по-видимому, не узнала в девушке, одетой в униформу бариста, сидевшего с опущенной головой парня из автобуса.
        Ынсе, у которой до этого не было возможности как следует рассмотреть свою защитницу, потихоньку разглядывала ее в зеркало. У девушки было в целом очень красивое лицо, но особенно Ынсе понравились ее прямые плотно закрытые губы. Это была форма губ, которая особенно нравилась маме Ынсе, интересовавшейся физиогномикой. Она говорила, что такие губы бывают у людей, которые не прогибаются под обстоятельства, не впадают в отчаяние из-за трудностей и всегда действуют решительно и твердо. Интересно, люди и правда ведут себя так, как предсказывает физиогномика?
        Ынсе размышляла, поблагодарить или не поблагодарить девушку, но никак не могла решиться. Если та поймет, что тот школьник из автобуса наряжается в девушку и пользуется женским туалетом, это может вызвать у нее отторжение, несмотря на всю ее доброжелательность.
        Когда Ынсе уже было окончательно решила, что лучше всего будет сделать вид, что они никогда не встречались, у нее в голове всплыла фотография отрубленной головы шестой жертвы Ангела-карателя из выпуска новостей. Лицо девушки очень напоминало лицо на фото. Неужели это один и тот же человек? Ынсе смотрела на девушку округлившимися глазами. По спине внезапно побежали мурашки. Она вспомнила, как при виде той фотографии из выпуска новостей ей показалось, что она уже видела девушку в туалете кафе.
        «Как может быть, что мне вчера приснился человек, которого я впервые увидела сегодня?» – это в голове не укладывалось.
        Ынсе задумалась о том, что мурашки по телу побежали еще до того, как она вспомнила про сон, как будто за всем этим крылась еще какая-то причина.
        Во сне шестая жертва была некой Ким. Впрочем, большой пользы от этой информации не было, так как это была очень распространенная фамилия. Когда Ынсе стала рыться в памяти, в голове начали всплывать похожие женщины, которых она где-то когда-то видела, от чего она еще больше запуталась. Она начала сомневаться, что девушка, которая сейчас стояла прислонившись к стене, была той же, чью голову она видела во сне.
        Девушка тоже искоса поглядывала на Ынсе, видимо, заметив ее напряженную позу. Она стояла, держа сигарету между тонких пальцев одной руки, а другую руку прижимая к груди, и медленно выдыхала дым.
        Ей удалось снова удивить Ынсе. Она казалась такой невинной и хрупкой, но уверенно давала отпор Дусоку в автобусе, а теперь оказалось, что она еще и курит. Она явно была не из тех, о ком можно составить верное представление, основываясь только на внешности.
        То, как она курила, не выглядело вульгарным. Ее лицо без макияжа казалось интеллигентным. Но почему она стоит в туалете и курит с таким мрачным видом? Впрочем, наверное, у каждого есть свои демоны, о которых невозможно рассказать другим.
        Ынсе отвела взгляд. Казалось, ее защитница сама нуждается в утешении. Ынсе подумала, что хотела бы стать ей другом, если бы только она не была против. Девушка тем временем выбросила окурок в урну, включила воду, помыла руки и вышла из туалета.

* * *

        Ынсе безотчетно последовала за девушкой в холл кафе. Стоило ей увидеть, как та садится за столик напротив какого-то молодого человека, ее внезапно охватило дежа-вю. Ей показалось, что мужчина вот-вот ударит свою собеседницу. Внезапно молодой человек и правда вскочил и с криком: «Говорил же тебе бросить курить!» залепил девушке пощечину. Другие посетители обернулись в их сторону. Ынсе тоже уставилась на них, прикрыв рот рукой и округлив глаза. В голове беспорядочно скакали мысли. Все было в точности как ей привиделось. Получив пощечину, девушка плотно стиснула зубы, стараясь не заплакать, но из глаз ее все равно потекли слезы.
        «Он снова ее ударит», – подумала Ынсе.
        И действительно, молодой человек опять замахнулся.
        Но Ынсе вовремя успела перехватить его руку, прежде чем она успела долететь до лица девушки. Взгляды всех троих пересеклись в одной точке. Подняв глаза на лицо молодого человека, Ынсе обомлела. Она знала его имя. И имя девушки тоже.
        Его звали Кан Чхульчжун, а ее – Ким Чжехи. Ынсе и сама не могла понять, откуда знала их имена и почему они всплыли у нее в голове только сейчас.
        – Что за…? Что ты, блядь, делаешь?! – выпучив глаза, заорал Кан Чхульчжун. Он выглядел угрожающе, но Ынсе не собиралась уступать только потому, что он физически сильнее ее. Когда Ынсе подверглась унижению в автобусе, Чжехи пришла ей на помощь. Ынсе хотела отплатить ей за ее доброту, даже понимая, что Чхульчжун может ударить и ее.
        – Не смейте ее бить! – твердо сказала Ынсе, удерживая его руку.
        – Я тебя, что ли, ударил? Ты почему лезешь в чужие дела? Этому тут учат сотрудников?
        – Как вы можете бить девушку?
        Постепенно Ынсе начала привыкать к тому, что с ее памятью творятся странные вещи. Но все эти дежа-вю, которые начались с тех пор, как она встретила Чжехи, не имели сейчас значения. Важно было лишь то, что было перед глазами.
        Чхульчжун оторвал от себя руку Ынсе и в ярости вскочил, отодвинув стул так резко, что он покачнулся и с грохотом опрокинулся на пол. На этот раз удар Чхульчжуна пришелся по лицу Ынсе. Раздался хлесткий звук пощечины. Ынсе не смогла удержаться на ногах и упала. Шокированные посетители уставились на происходящее. Подбежала хозяйка, которая до этого читала книгу за кассой.
        – Что вы делаете?! – закричала она.
        – Отпусти меня! – молодой человек сбросил руку пытавшейся вмешаться хозяйки и, наклонившись, схватил Ынсе за воротник. В этот момент оторвалась силиконовая грудь, которая была закреплена внутри ее лифчика. Чхульчжун застыл, держа в руке мягкую силиконовую накладку телесного цвета. Хотя он, кажется, не понял, что это такое, было очевидно, что Ынсе вот-вот раскроют. Чжехи, которая стояла чуть поодаль, какое-то время переводила взгляд с Ынсе на накладку и обратно, а затем подошла, выхватила ее из рук Чхульчжуна и засунула себе в карман.
        – Что это за хрень? – спросил Чхульчжун.
        – Не твое дело.
        Не обращая на него внимания, Чжехи протянула руку лежавшей на полу Ынсе. Ее взгляд как будто говорил: «Теперь все в порядке», и Ынсе поняла, что девушка узнала в ней школьника из автобуса. Она крепко ухватилась за руку Чжехи.

* * *

        Ким Чжехи и Кан Чхульчжун. Ынсе пробормотала про себя эти имена, идя по перерытой из-за дорожных работ дороге. Как она ни ломала голову, она не могла вспомнить, откуда знала эти имена.
        Идти по асфальту, где тут и там зияли выбоины, было неудобно, а безлюдность улицы производила гнетущее впечатление. В сопровождаемом неприятным электрическим поскрипыванием унылом свете уличных фонарей контуры предметов казались причудливыми, от чего пустынный переулок делался словно бы еще более мрачным. Казалось, такое освещение способствовало росту преступности в этом районе куда больше, чем могло бы его полное отсутствие. Внезапно у Ынсе возникло ощущение, что она уже думала те же самые мысли, идя по той же самой дороге. Она встряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения.
        В ветеринарной клинике «Херим» ярко горел свет. Когда Ынсе шла по этому переулку, она обычно заглядывала в окна, чтобы посмотреть на забавных котят и щенков в странных колпаках. Перед зданием стояло частное такси с включенными фарами. Двери клиники открылись, и оттуда вышли сама ветеринар Херим и ее жених, водитель такси. Оба держали в руках пластиковые контейнеры, которые они сгрузили в багажник машины.
        – Здравствуйте! – Ынсе, как обычно, поприветствовала их.
        – О, привет, Ынсе! – водитель такси с улыбкой обернулся в ее сторону. У Ынсе даже поднялось настроение оттого, что он обратился к ней по имени.
        – А куда вы так поздно едете? – спросила Ынсе.
        Стоило ей сказать это, как она оцепенела. Она заранее знала ответ ветеринара.
        «В деревню “Край земли”. У них там нет ветеринара, так что я езжу туда помогать», – пробормотала Ынсе про себя.
        – В деревню «Край земли». У них там нет ветеринара, так что я езжу туда помогать, – вслух произнесла Херим.
        «Аааа… Да что же это такое?» – подумала Ынсе.
        Эта сцена ей тоже снилась.
        – А вы ее подвозите, да? – спросила она у водителя.
        – Ага. Обычно упрямится, говорит, что сама доберется, но сегодня вот почему-то предложила вместе поехать.
        Водитель широко улыбался, лицо его светилось от радости. Однако Ынсе было не до улыбок. У нее было состояние, при котором волосы дыбом встают.
        – У вас нет ощущения, что у нас уже когда-то был похожий разговор?
        Оба недоуменно взглянули на Ынсе, явно не понимая, о чем она говорит.
        – Ой, не берите в голову. Я пошла.
        Ынсе кивнула на прощание удивленно смотревшим водителю и ветеринару и развернулась.
        Она не могла понять, почему все сегодня казалось таким странным. Ынсе завернула за угол, растерянно тряся головой.
        Прямо за поворотом располагалось здание закрытого клуба, куда ходила Ынсе. Там каждый, невзирая на пол, мог исполнять песни, как мужским, так и женским голосом. Туда приходили люди разного возраста и с разными целями. Среди них были те, кто мечтал стать актером, комиком или заниматься озвучкой, а также те, кто, насмотревшись японского аниме, мечтал научиться петь голосом противоположного пола.
        Очень немногие мужчины способны петь женским голосом, но Ынсе это давалось легко. Именно потому, что и мужской, и женский голос у нее выходили естественно, она работала инструктором, обучавшим новичков. За уроки она не получала никакой оплаты, но была избавлена от необходимости платить членский взнос клуба.
        В школе она поневоле была изгоем, но здесь, где никто не знал ее биологический пол, она могла чувствовать себя свободно. Ее лицо и фигура были настолько женственными, что, разве только она не сняла бы штаны, никто не смог бы догадаться, что она родилась в мужском теле.

* * *

        Ынсе спустилась вниз по узкой лестнице и оказалась в тускло освещенном помещении. В этом сумраке Тэчхоль, потягивая пиво, слушал оглушительно громкую гитарную музыку. Играла “The Messiah Will Come Again” Роя Бьюкенена. Тэчхоль слушал ее настолько часто, что ему давно уже должно было надоесть, но он включал ее снова и снова. Дошло до того, что стоило Ынсе услышать его имя, как у нее в ушах начинала звучать эта мелодия.
        Он окончил отделение восточной живописи Художественного института, но сидел без работы. Не было похоже, что он вообще ее искал. Можно было подумать, что он из богатой семьи, раз владеет таким заведением, будучи безработным. Но так совсем не казалось, когда он без конца занимал у членов клуба. Судя по тому, как он постоянно выпрашивал деньги, он явно быстро транжирил все, что получал в качестве членских взносов. Так или иначе, а Ынсе он не нравился. Однажды рассказывая о себе на встрече клуба, Тэчхоль заявил, что хотя раньше он грезил о том, чтобы стать художником, специализирующимся на восточной живописи, больше он не тратит время на такие непрактичные мечты. Судя по его виду, он очень хотел, чтобы его спросили, а какие мечты практичные, но никто этого не сделал.
        – О, привет! – сказал Тэчхоль, открывая новую банку пива. На Ынсе он даже не взглянул.
        Должно быть, потому что было уже поздно, в клубе был только он. На полу были раскиданы пустые стеклянные бутылки из-под виски, алюминиевые пивные банки, порванные пакеты от сушеных кальмаров и коробки из-под рамёна быстрого приготовления. В этом похожем на свалку месте Ынсе и Тэчхоль тоже казались мусором.
        – А Сугён не придет? – спросил Тэчхоль, открывая банку пива.
        – Почему ты меня об этом спрашиваешь?
        – Дай ее телефон.
        Тэчхолю нравилась Сугён. Он, всегда такой бесцеремонный с другими, перед ней как будто терялся.
        – Я собираюсь здесь сегодня переночевать. Больше никого нет, так что, если ты уйдешь, я смогу спокойно поспать. Если уйдешь, завтра дам ее телефон.
        – Завтра?
        – Да, завтра.
        – Бля, почему завтра?
        Тэчхоль отбросил пустую банку. В стакане густо пенилось пиво.
        – Да что ты так дергаешься? Я же сама не знаю ее номер. Завтра придет – спрошу.
        Тэчхоль обнажил в усмешке пожелтевшие от постоянного курения кривые зубы. Было очевидно, что он пьян. У него было худое лицо с выступающими скулами и впалыми щеками, и единственной привлекательной чертой были большие черные глаза с двойным веком. Но и то, когда он улыбался, кожа под ними некрасиво обвисала, словно лапша удон, а зрачки беспокойно бегали.
        – Ну, решай, уходишь? Нет? Не хочешь – не надо.
        – Ухожу, ухожу. Но мне тоже идти некуда, так что дай хотя бы двадцатку.
        Посверлив Тэчхоля негодующим взглядом, Ынсе достала кошелек, вынула оттуда две купюры по десять тысяч вон и протянула ему.
        Тэчхоль, по своей привычке, сложил пальцы в кулак, а затем большим и указательным взял у нее купюры и с непринужденным видом положил в карман. Затем он усмехнулся и громко проговорил: «Кадешбарнеачреззеред*». Это напоминало странное заклинание на непонятном языке – он не был похож ни на английский, ни на японский. У Тэчхоля был сиплый и грубый голос. Ынсе он казался на редкость неприятным типом. Стоило дать ему деньги, как он, будучи владельцем клуба, тут же безропотно покидал свое обиталище. Трудно было понять, было это следствием отзывчивости или глупости.
        Ынсе налила горячую воду в лапшу быстрого приготовления, села перед компьютером и включила фильм «Солдатская девушка». Героиня этого фильма, Кальперния, была трансгендерной женщиной, которая находилась в процессе перехода. Она уже сделала себе грудь, но гениталии оставались мужскими. Она была такой красивой и изящной, что даже Ынсе не могла оторвать от нее глаз. Ей хотелось стать такой же грациозной и женственной, как героиня этого фильма. Хотя Ынсе смотрела его далеко не впервые, она и в этот раз завороженно наблюдала за изящными движениями ее рук, тем, как светятся ее глаза и как двигаются красивые губы, когда она что-то проникновенно говорит. Если слово «завораживающий» можно было бы применить только к одному случаю, это относилось бы к актерской игре Ли Пейса, исполнившего роль Кальпернии.
        «Если я сделаю операцию и стану настоящей женщиной, смогу ли я встретиться с таким мужчиной, как Бэрри?» – спрашивала себя Ынсе.
        Она планировала сделать операцию по смене пола в следующем году, когда ей исполнится двадцать лет, но пока она смогла накопить только на маммопластику[1 - Увеличение груди и ее коррекция (прим. переводчика).]. Когда она впервые посмотрела «Солдатскую девушку», она начала искать на YouTube видео с Ли Пейсом. Она тогда подумала, что он, должно быть, сам трансгендер, раз смог так безупречно вжиться в роль, но это оказалось не так. Этот актер был цисгендерным мужчиной. Ынсе выключила фильм до того, как началась сцена, где Бэрри жестоко убивают, и села есть разбухшую лапшу. Хотя это и был всего-навсего фильм, он был снят на основе реальных событий, поэтому она не могла спокойно смотреть на сцену убийства.
        После того как Ынсе поела, ее начало клонить ко сну – усталость полностью ее охватила. Закрыв рот рукой, она широко зевнула. Лежа съежившись на диване, она начала размышлять, почему у нее то и дело возникает странное чувство, что вокруг нее все повторяется, но довольно скоро уснула.
        Вдруг входная дверь резко распахнулась, и отец, держа в руке горящий деревянный крест, с криком «Кадешбарнеачреззеред» бросился на нее. Из его красных глаз лилась кровь.
        – Ааааа!
        Ынсе с криком проснулась.
        – Кадешбарнеачреззеред… Хи-хи-хи.
        Полностью раздетый, пьяный вдрызг Тэчхоль трогал ее грудь.
        Ынсе укусила его за нос.
        С воплем он откатился по бетонному полу. Задрав зад и приложив руки к пострадавшему лицу, он громко закричал:
        – Бля… Да ты, сука, мужчина!
        Ее раскрыли. Сердце оборвалось от страха.
        Ынсе стремглав выбежала из клуба.
        И реальность, и сон – все для нее было адом.

* * *

        Время уже приближалось к 11 ночи. Ынсе вышла на автобусной остановке в районе Мёнхвадон, где находился ее дом, и с потерянным видом застыла на дороге. Почему-то она уже знала, что случится, когда она вернется домой, хотя она и не могла понять, откуда ей это известно.


        Во сне, когда Ынсе туда пришла, рольставни на дверях овощного магазина «Вера», который принадлежал их семье, были полностью опущены. Ынсе открыла заржавевшую железную дверь, которая отделяла торговый центр «Новый мир» от соседнего жилого здания, и вошла. Дом был полностью пропитан запахом крови. Ванная походила на кровавый ад. Отец угрозами заставил Ынсе помочь ему расчленить труп. Он несколько раз ударил ее, и ей пришлось подчиниться. Он положил голову шестой жертвы в черный пакет вместе с кимчи и, уходя из дома, велел ей прибраться до его возвращения.
        После его ухода Ынсе в каком-то отрешенном состоянии открыла окно ванной, затем полила весь дом, включая ванную, бензином и вышла на улицу. Через открытое окно виднелась кухня. В темном помещении мерцал только синий огонек, горевший на электрической рисоварке.
        «Надо же, в этом, похожем на пещеру, темном доме последним остался живым огонек рисоварки. Словно символ, что люди живут ради того, чтобы есть. При этом они еще и истязают других, и сами в итоге страдают от этого», – размышляла Ынсе. Она ухмыльнулась, подумав, что ее жалкая жизнь похожа на этот самый огонек рисоварки, после чего подожгла давным-давно повешенные мамой занавески на окне ванной.
        Она бежала изо всех сил, боясь, что отец может ее поймать, и в итоге добралась до станции метро, которая находилось недалеко от Университета иностранных языков. Почувствовав сильную жажду, она зашла в круглосуточный магазин, чтобы купить воду, и там увидела тот самый выпуск новостей, где говорили о том, что обнаружили шестую голову.
        Ынсе захотелось проверить, было ли все это сном или произошло на самом деле.
        Она направилась домой.

* * *

        В темном переулке было очень тихо. Электрическая лампочка, висевшая на ограждении торгового центра «Новый мир», горела холодным синим светом. В этом старом здании на первом этаже располагались магазин овощей и мясная лавка. К ним были пристроены жилые помещения, отделяемые от торговой части небольшим двором. В самом здании этажи со второго по четвертый были торговыми, а на пятом и шестом располагались квартиры, с балконами, выходившими во двор.
        Рольставни на дверях магазина овощей, принадлежавшего семье Ынсе, были полностью опущены. Поэтому Ынсе вошла через железную дверь, ведущую во двор, которым они пользовались совместно с владельцами мясной лавки. Он был завален кучей разного хлама: везде были раскиданы сломанные деревянные лотки, заржавевшие железные стулья и куски разбитого кирпича. Во дворе стоял отвратительный запах гнили и канализации.
        Ынсе, стараясь не издать ни единого звука, открыла дверь и проникла в дом. В комнате отца было темно. Во всем доме было тихо. Это была очень странная тишина. Из-под дверной щели ванной пробивалась полоска света.
        Стоило ей сделать шаг в ту сторону, как в нос ей ударил непонятный запах. Он был не из тех, что обычно можно почувствовать в жилом доме. Источником была ванная.
        Когда Ынсе открыла дверь и шагнула внутрь, вонь стала совсем невыносимой. Как раз когда ей пришло в голову, что это может быть за запах, перед ней уже открылись залитые кровью белые плиты ванной. На полу лежал труп. Это была полностью обнаженная женщина, голова которой находилась в черном пакете. «Господи, что это?!» – Ынсе остолбенела от ужаса.
        Ноги подкосились, а затем и все тело начало дрожать как осиновый лист. Она почти что рухнула на пол. Отец, который сидел на корточках и ножом разрезал труп, поднял голову и сердито посмотрел на Ынсе. Но его лицо быстро начало расплываться перед ее глазами. Ынсе не могла сосредоточиться: ее сознание ускользало, словно песок сквозь пальцы.

* * *

        – Поезд прибывает. Уважаемые пассажиры, отойдите от края платформы.
        Перед глазами Ынсе, отрешенно сидевшей на лавочке, резко возникла и исчезла синяя вспышка. Повторно прозвучало объявление.
        Станцию сотряс грохот прибывающего поезда.
        Взгляд Ынсе упал на мужчину, который с каким-то растерянным, отсутствующим видом обернулся в сторону, откуда доносился звук.
        – …!
        Ынсе рефлекторно встала и побежала к нему именно в тот момент, когда он, пошатнувшись, чуть не упал на рельсы. Послышались испуганные крики пассажиров. Все произошло молниеносно. Схватив мужчину, Ынсе отлетела на другую сторону платформы и ударилась головой. Она почувствовала, как затылок намок от крови и влажных кусков оторвавшейся плоти. По лицу ее тоже струилась кровь. Левая нога Ынсе изогнулась под странным углом. Она была в сознании, но не могла пошевелиться.
        Глядя на нее, люди кричали от ужаса. Откуда-то издалека бежали дежурные по станции. Мужчина, который, казалось, благодаря ей не пострадал, держал ее в руках и громко кричал: «“Скорую”, вызовите “Скорую”!» С сильно побледневшим лицом он смотрел на Ынсе. Их взгляды встретились.
        Лицо молодого человека было искажено ужасом, но черты показались Ынсе знакомыми. Да и весь этот момент, все это как будто уже происходило. Конечно, события совпадали не полностью, но она точно уже однажды пыталась его спасти.
        «Что со мной происходит?» – недоумевала Ынсе.
        Молодой человек, заливаясь слезами, шептал извинения. Но Ынсе и не думала обижаться. Это было ее решением. Она улыбнулась ему, стараясь дать понять, что не держит на него зла.
        «Это очень странно. Я же была в ванной. Как я могла неожиданно оказаться в метро?» – мысли в голове Ынсе беспорядочно метались. Была поздняя ночь, а сейчас сквозь окна наземной станции пробивались солнечные лучи. «А как я заранее поняла, что он хочет броситься под поезд? Откуда я знала имена Ким Чжехи и Кан Чхульчжун? Звонок от мамы…»
        Именно в тот момент, когда ее спутанное сознание начало угасать, взгляд Ынсе внезапно вновь оживился. Она начала лихорадочно ощупывать карман куртки.
        – Что вы ищете? Нельзя вам двигаться.
        – Мой мобильный…
        Трррынь. Трррынь. Откуда-то донесся звонок мобильного Ынсе. Она вспомнила, что уже удивлялась, как он может звонить, если она ставила на беззвучный. У нее вновь возникло странное чувство, что она проживает сегодняшний день во второй раз.
        Молодой человек, оглядевшись по сторонам, заметил валявшийся на платформе телефон Ынсе.
        – Подождите, не теряйте сознание.
        Мужчина аккуратно опустил ее, пошел за телефоном, принес и положил в ее руку.
        – Мне так жаль, мне правда так жаль.
        Он плакал.
        Ынсе нравилось его лицо, даже перекошенное от рыданий.
        Именно в этот момент она осознала. До сих пор она всячески пыталась понять, что происходит, но думала только, что это дежа-вю из-за сна. Однако вспомнив, как ответила тогда на мамин звонок, сразу все поняла. Это был не сон. Это действительно произошло.
        Ее единственным способом выжить было ответить на звонок погибшей мамы. Она ухватилась за эту мысль. Как только она вернется в субботу, все, что произошло сегодня, исчезнет и она сможет заново прожить этот день.
        Это был ее единственный шанс. Было уже не важно, кто ей на самом деле звонил: отец, который притворялся мамой, чтобы ее поймать, или действительно мама. Главное, что, ответив на звонок, она могла вернуться в субботу.
        Ынсе нажала кнопку «принять», с трудом подняв руку, приложила трубку к уху и из последних сил произнесла:
        – Мама?



        Вторая суббота

        Ынсе дернулась и открыла глаза. Как она и ожидала, очнулась она в автобусе. Девушка прикусила нижнюю губу. Стараясь усмирить бешено бьющееся сердце, она посмотрела на свое отражение в окне автобуса. На ее лице, которое многие люди называли красивым, не было ни одной капли крови, только лишь сияли блики от солнечных лучей, скользивших по чистому стеклу.
        Она потрогала затылок, который еще пару минут назад был мокрым от крови и отслаивавшихся кусков кожи, но пальцы ее ощутили лишь мягкие шелковистые волосы. Ынсе невольно захихикала. И нога, что была сломана и странно изогнута, тоже оказалась здоровой.
        «Как это возможно?» – изумленно подумала Ынсе.
        Она посмотрела на наручные часы и проверила время. 12.30 дня, суббота.
        Судя по всему, это и правда был не сон, и она на самом деле вернулась назад во времени, переместившись из метро в автобус. Поскольку она вернулась обратно в субботу, воскресные травмы с ней еще не случились. К тому же на станции метро Ынсе была в обычной одежде, а сейчас была одета в мужскую школьную форму.
        «Ничего себе!» – воскликнула она про себя.
        От сильного удивления она сидела, глубоко задумавшись, с полуоткрытым ртом.
        «Если я отвечаю на звонок мамы, то возвращаюсь в субботу. Со станции метро в автобус, из утра воскресенья 8 июня в субботу 7 июня, примерно в 12.30. Значит, из будущего в прошлое», – размышляла она.
        Конечно, разница была всего один день, но одно было ясно – день этот повторялся.
        Ынсе оглянулась в поисках Чжехи. Та стояла, держась одной рукой за поручень, и читала книгу в мягкой обложке.
        «Сегодня она умрет», – подумала Ынсе и глаза ее заблестели. – «Я бы не могла этого знать, если бы суббота не повторялась».
        – …
        Ынсе тихо улыбнулась.
        Ради нее Чжехи отняла у Чхульчжуна и спрятала силиконовую грудь. Увидев эту накладку, она явно поняла, что Ынсе из тех «ненормальных», что переодеваются в девушек, но отнеслась к ней с сочувствием и даже решила оградить от унижения, как будто из женской солидарности. От позорного разоблачения ее спасла именно стремительная реакция Чжехи, сумевшей понять ее чувства, в то время как Чжехи, подобно многим, могла посчитать ее каким-то выродком. Ынсе чуть не заплакала от переполнивших ее чувств.
        До этого Чжехи была для нее просто несчастной, погибшей от рук отца, изуродованным трупом в ванной, но теперь Ынсе начала испытывать к ней теплые чувства. Она стала иметь для нее особое значение.
        Конечно, кто знает, почему такая девушка, как Чжехи, курит, скрываясь в туалете, и плачет, терпя пощечины от Чхульчжуна, но что Ынсе знала точно, так это то, что Чжехи явно не была малодушным человеком, способным молчать при виде несправедливости или просто пройти мимо. Она была смелой девушкой.
        «Мой отец действительно убил всех шестерых? Может, я могу вернуться во времени к моменту первого убийства?» – задумалась Ынсе.
        Но она инстинктивно почувствовала, что это невозможно.
        «До сих пор повторялись только суббота и воскресенье. Значит, я не могу вернуться к моменту гибели мамы или во времена до моего рождения. Непонятно, почему я вообще оказалась в такой временной петле, но, может быть, по крайней мере, эту девушку смогу спасти», – Ынсе очень хотелось, чтобы Чжехи выжила.
        Она спокойно посмотрела на завибрировавший мобильный. Она уже знала, как будут разворачиваться события. Отец звонит потребовать, чтобы Ынсе не возвращалась домой, чтобы у него было время убить Чжехи и расчленить труп.
        «Поскольку я знаю, почему он мне звонит, я нанесу удар первой», – решила Ынсе.
        Она взяла мобильный и еще раз проверила время и дату на экране. Суббота, 7 июня. Ынсе нажала кнопку «ответить».
        – Ты где?
        С другого конца провода донесся грубый голос отца.
        – Ты что, Ангел-каратель?
        Ынсе намеревалась напугать отца и остановить убийства. Люди, стоявшие вокруг нее, услышав прозвище серийного убийцы, о котором только что говорили в новостях по радио, ошарашенно посмотрели на Ынсе.
        – Откуда ты узнал? – после короткой заминки ответил отец. В его голосе почувствовалось напряжение.
        – Ты намереваешься убить сегодня вечером шестую жертву, так?
        – Откуда ты знаешь? Немедленно отвечай!
        – Божье откровение.
        – Божье откровение? – отец немного поколебался и добавил: – Она осквернила имя Божье.
        – Что она такое сказала?
        – Опошлила Его имя.
        – Все же говорят, что Ангел-каратель убивает только врагов общества, не так ли?
        – Ну, это…
        – Как только ты убьешь шестую жертву, ты совершишь непоправимый грех. Ты не только не попадешь в рай, тебя даже в ад не пустят. Если убьешь ее, быть беде.
        – Беде? Тебе было сказано, что беда придет? Он так не говорил…
        – Он? Кто это он?
        – Тебе точно было Божье откровение? Давно у тебя их не было.
        – …
        – Ты, сукин сын, отвечай скорее!
        Отец начал орать на другом конце провода, требуя немедленного ответа. Ынсе совсем не хотелось это слушать, поэтому она держала телефон подальше от уха, но крики продолжались. Раньше, когда он угрожал Ынсе, отец всегда говорил, что, если она не послушается, он поколотит маму. Когда та погибла, он начал говорить, что расскажет всем, каким выродком является Ынсе. Просто удивительно, что отец всегда находил способ ей угрожать. Ее передернуло от отвращения.
        Вместо ответа она бросила трубку. Взгляды удивленных пассажиров были устремлены на нее. Когда Ынсе с вызовом посмотрела наверх, мужчина, который стоял прямо над ней, начал передвигаться в поисках другого места.
        Божье откровение было ложью. Ынсе уже не раз устраивала отцу этот спектакль.
        Он, однако, ей верил. Хотя в отношениях с людьми он был очень хитрым, когда дело доходило до религии, готов был слепо поверить чему угодно.
        Отец был самым сильным и страшным среди мужчин, которых знала Ынсе. Да и он сам всегда говорил, что ему в этом мире страшиться нечего. Однако все же было два существа, которых он очень боялся: Бог Отец и Спаситель Христос.
        Однажды Ынсе пришло в голову, что, чтобы защитить себя и маму от деспота-отца, нужно стать человеком, который связан с Богом. В каком-то смысле это напоминало то, как некоторые дети стараются всегда быть на стороне самого сильного в классе.
        Это случилось во время летних каникул в девятом классе. Поздним вечером в субботу она смотрела по телевизору «Страсти Христовы». Она невольно закусила нижнюю губу, когда ей наконец пришел в голову тот самый способ, который способен был сделать ее ближе к Богу в глазах отца.
        После этого Ынсе тренировалась повторять жесты и манеру речи актера, игравшего Иисуса, и даже выучила несколько реплик. Потом она нашла на YouTube видео, связанные со снисхождением божественных откровений, и позаимствовала оттуда некоторые реплики. Однажды ей представился шанс продемонстрировать отцу свой свежеотточенный навык.
        У них была одна соседка, которая всегда с мрачным выражением лица сидела на корточках в углу крыши и курила. Ынсе совсем не нравилось, когда отец интересовался этой женщиной, и ее больше всего раздражало то, как та широко улыбалась в ответ. Когда отец с широкой улыбкой заявил, что должен донести до нее Слово Божье, Ынсе сказала ему, что это ни к чему.
        – Эта женщина скоро покончит с собой, – пояснила она.
        Эти слова вырвались, потому что она хотела сделать больно отцу, но они при этом не были лишены основания.
        В то время чуть ли не раз в два дня в новостях рассказывали о самоубийствах женщин, страдавших от депрессии. В поведении соседки можно было отметить признаки подобного состояния. Еще в новостях говорили, что эти женщины в основном кончали с собой вместе с детьми, что тоже вполне вязалось с ее мрачным видом.
        – Что? – испуганно переспросил отец. Ынсе с уверенностью добавила, что эта женщина покончит с собой вместе с ребенком.
        – Сукин сын, откуда тебе это знать? – спросил отец.
        «Слышала в новостях», – подумала Ынсе про себя.
        – Божье откровение.
        Она соврала отцу, что во время молитвы на нее снизошло откровение.
        Когда отец начал требовать сказать правду, Ынсе испугалась, но решила, что, если соседка не покончит с собой, всегда можно будет сказать, что Бог передумал и это тоже проявление Его воли. И все. В конце концов, отец и сам всю жизнь так говорил, поэтому не будет сомневаться. Однако, к большому удивлению Ынсе, эта женщина действительно покончила с собой. Она спрыгнула с крыши, держа в руках своего трехлетнего ребенка.
        Ынсе сама была поражена, когда ее выдумка, базировавшаяся на подспудных ощущениях, осуществилась с такой точностью, словно это и правда было божественное откровение.
        Как бы там ни было, но отец после этого случая стал смотреть на нее по-другому и вести себя осторожнее.
        После этого Ынсе стала увереннее и с еще большим увлечением принялась оттачивать свои актерские навыки.
        Это был день, когда отец вернулся домой пьяным. Как только он зашел в прихожую, он начал громко орать и звать маму. Чтобы защитить ее от побоев, Ынсе решила прибегнуть к своему трюку с божественным откровением. Как только отец достал кожаный кнут, она закатила глаза так, чтобы были видны только белки, и начала трясти руками и ногами. Это скорее напоминало эпилептический припадок, но Ынсе старалась, чтобы отец поверил, что на нее снисходит откровение.
        – Что с этим сукиным сыном?
        Ко Чжимён сощурил глаза и, подняв сползшие на нос очки, пристально уставился на Ынсе.
        Та, несколько раз хлопнув веками, рухнула на пол, а через несколько секунд поднялась как ни в чем не бывало. Ко Чжимён оторопело смотрел на нее.
        – Не бей маму. Бог сказал, если будешь продолжать ее колотить, он тебя бросит, – сказала Ынсе.
        Перепуганный Ко Чжимён, шатаясь, направился в свою комнату для молитвы и закрыл за собой дверь. Обрадованная Ынсе посмотрела на маму. Та молча обняла ее, а потом сказала:
        – Делай так, только когда отец пьян, иначе он тебя раскусит.
        Ынсе пообещала. С этого дня она еще усерднее тренировалась изображать божественное откровение. Она брала в библиотеке книги о религиях и много читала о людях, одержимых духами, намереваясь освоить их поведение, манеру речи и выражения лиц.
        Однако после того, как мама погибла в автомобильной аварии, Ынсе по мере сил избегала отца, и поскольку уже не стало человека, которого нужно было защищать с помощью спектакля с божественным откровением, это увлечение постепенно забылось.

* * *

        Автобус остановился. Люди выходили и заходили. В поле зрения Ынсе попался самоуверенно проталкивавшийся сквозь пассажиров Чо Дусок. Когда их взгляды встретились, он усмехнулся.
        «Даже если я сейчас на этом месте убью его, я не стану убийцей», – подумала Ынсе.
        Она вынула из сумки канцелярский нож и положила в карман. Ее алые губы, уголки которых до этого были грустно опущены, растянулись в холодной улыбке.
        Заметив Ынсе, Чо Дусок направился к ней. Она не отводила взгляд. Это отличалось от того, как она вела себя обычно. Дусок с ухмылкой подошел к Ынсе. Вид у него был донельзя довольный, видимо, потому что он нашел себе жертву.
        – Эй, девка, куда едешь? – спросил он, ухватившись за поручень.
        Именно в этот момент Ынсе головой ударила Дусока по лицу. Тот схватился за нос, изо всех сил стараясь терпеть боль, и ошарашенно уставился на нее, пытаясь понять, что случилось. Из носа у него пошла кровь.
        – Сука сумасше…
        В этот момент Ынсе ударила его второй раз. На этот раз Чо Дусок чуть не упал. Когда он пошатнулся, Ынсе изо всех сил ударила его ногой по груди. Именно в этот момент автобус остановился. Чо Дусок рухнул на пол к ногам пассажиров.
        Нож даже не понадобился. Он был не таким сильным, как она думала. Сквозь толпу на Ынсе смотрела Чжехи.
        «Не бойся, я найду способ тебя спасти. Не ради тебя, а чтобы спасти саму себя», – подумала Ынсе.
        Ынсе улыбнулась Чжехи и вышла из автобуса. Настроение у нее улучшилось. Когда автобус тронулся, Чо Дусок открыл окно, высунул верхнюю часть туловища и с выпученными глазами заорал:
        – В понедельник увидимся в школе, выродок! Тогда я тебя и прикончу!!
        Ынсе левой рукой ударила локоть правой и подняла средний палец.
        «Как хочешь. А я могу и дальше отвечать на звонок мамы и вместо понедельника возвращаться в субботу».

* * *

        Ынсе спустилась в метро, на станцию рядом с автобусной остановкой. Она остановилась, села на корточки, достала мобильный телефон и открыла список контактов.
        Там было всего несколько номеров: «Мудак-отец», «Владелица кафе», «Мама».
        Ынсе не стерла номер телефона мамы даже после ее смерти, хотя по нему уже нельзя было позвонить. Она не могла его удалить – казалось, что так она как будто сотрет часть памяти о ней. Внезапно Ынсе осознала, что даже не поинтересовалась, куда делся мамин мобильный после ее смерти.
        Мама, с которой они договорились встретиться в аэропорту, не приехала, хотя прошло несколько часов с назначенного времени. Ынсе несколько десятков раз звонила, но ответа не было. Подумав, что отец наверняка поймал маму, когда та уходила из дома, Ынсе вышла из аэропорта. Ей не было обидно из-за сорванной поездки. Она вернулась домой, чтобы спасти маму от побоев отца. Она твердо решила, что сделает так, чтобы отец маму и пальцем больше не тронул, даже если за это ее отправят в колонию для малолетних. Однако когда она вернулась домой, магазин был закрыт.
        Она позже узнала, что автобус, на котором мама ехала в аэропорт, попал в аварию, и она погибла на месте. Отец, которому полицейские сообщили о трагедии, поехал забрать тело, куда-то перевез труп и похоронил. Ынсе он с собой не взял и не сказал даже, где могила матери.
        Поскольку Ынсе не видела ее похороны, когда поступил звонок от мамы, она даже на секунду подумала, что та может быть жива. В таком состоянии она и ответила на звонок. Когда сквозь помехи донесся женский голос, она произнесла «мама» и попала во временную петлю.
        «Возможно ли повторить это в другое время?» – задумалась Ынсе.
        Размышляя об этом, она позвонила по номеру мамы. Звонок шел. Сердце бешено заколотилось. Она напряженно ожидала, думая, какой голос услышит в трубке. Наконец гудки прекратились, и Ынсе напряженно застыла, ожидая, чтобы заговорили на другом конце провода.
        – Этот номер отсутствует… – прозвучал голос машины.
        «Черт, – расстроилась Ынсе. – Значит, временная петля случается, только когда я отвечаю на звонок мамы. Видимо, в ней есть свои правила».
        Именно в этот момент кто-то, указывая на нее, закричал.
        – Это тот мальчик!
        Какой-то тип тыкал в Ынсе пальцем. Рядом с ним стоял высокий мужчина с густыми бровями. На его поясе висел полицейский жетон. Видимо, он был детективом. А второй наверняка был пассажиром автобуса. Должно быть, он заявил в полицию, услышав ее разговор с отцом. Мужчина и детектив вместе побежали в сторону Ынсе. Та стремглав бросилась прочь.
        Так как она отвечала отцу довольно вызывающе, если она вернется домой, ей не жить.
        С другой стороны, поскольку она сказала ему, что получила божественное откровение, может быть, он не убьет Чжехи. Однако, если она все равно умрет, надо будет еще раз попасть в петлю и придумать другой способ. У Ынсе была уникальная возможность – временная петля, позволявшая менять то, что уже произошло.
        В любом случае новости о Чжехи можно было услышать только утром следующего дня, а сейчас она не могла узнать, каким будет результат ее телефонного разговора с отцом.
        Поскольку нужно было дождаться воскресенья, когда появится возможность, если что, вернуться в субботу, чтобы изменить прошлое и будущее, ей захотелось пока заняться чем-то другим. Убежав от детектива, Ынсе решила поехать в район Итхэвон, где давно мечтала побывать. Она решила прогулять подработку и отправиться туда. Вообще несовершеннолетних туда не пускали, но она подумала, что это можно решить с помощью густого макияжа.
        Для того чтобы попасть в Итхэвон, Ынсе должна была выглядеть старше, поэтому она зашла в ближайший магазин одежды. Сначала она думала купить красное платье, но, вспомнив Кальпернию из фильма «Солдатская девушка», выбрала более классический образ: серую юбку и белую блузку. Ынсе понравилось, что на юбке было два больших глубоких кармана. В том же магазине она купила и туфли на высоком каблуке. Оплачивая покупки, она подумала, что, когда вернется в субботу, деньги опять окажутся в ее кошельке. Эта мысль ее воодушевила.
        Ынсе достала вещи, которые находились в камере хранения у общественного туалета, и зашла туда, чтобы переодеться и нанести макияж. Накрасившись, она посмотрела на свое отражение. Перед ней была девушка даже более красивая, чем Кальперния. Ынсе улыбнулась так широко, что стали видны ее белые зубы.
        Она надела сумку на плечо и крепко схватила мобильный в кармане юбки.
        Он мечтала хотя бы разок посмотреть на такую сцену, как та, на которой Кальперния пела под фонограмму в фильме «Солдатская девушка». Хотя Ынсе все еще немного переживала за Чжехи, она уже села на автобус, идущий до Итхэвона.

* * *

        Ынсе вышла из автобуса в вечно переполненном корейцами и иностранцами районе Итхэвон и, свернув в переулок, где были сконцентрированы бары для трансгендеров, принялась осматриваться. Повсюду были видны яркие, причудливые здания.
        Перед барами тут и там стояли трансгендерные женщины, зазывавшие клиентов. Они привлекали к себе внимание мужчин полуобнаженными грудями или вызывающими позами. Ынсе увидела, как в соседнем переулке сильно пьяные транс-женщины, держась за руки с мужчинами, громогласно призывали выпить еще по одной. Их одежда и макияж были очень яркими и даже пугающими, и это производило какое-то гнетущее впечатление. Первоначальное любопытство Ынсе стало понемногу сходить на нет, по мере того как она начала думать, что именно это – реальность взрослых трансгендеров.
        «Неужели и мне тоже придется так жить, когда я стану взрослой и сделаю операцию?» – ужаснулась она про себя.
        Именно в тот момент, когда она уже подумала, что стоит уйти, ее внимание привлекла вывеска на одном из баров – «Солдатская девушка».
        Как только она увидела это название, у нее перехватило дыхание. Ведь это означало, что человек, давший имя этому бару, тоже смотрел фильм «Солдатская девушка». Ынсе захотелось увидеть его или ее.
        Зайдя в бар, она сразу попала в просторный зал, в центре которого была сцена, на которой танцевали несколько трансгендеров. Возможно, потому что время было еще раннее, большинство столиков пустовало, однако взгляды всех присутствующих были прикованы к сцене.
        Ынсе подошла к столику в самом углу и села.
        Девушка, которая пришла принять заказ, сначала пристально посмотрела на Ынсе, а затем положила меню на стол и села рядом с ней. Она точно была уже женщиной, с лицом, на котором были заметны следы пластической операции, округлыми ягодицами и сильно обнаженными женскими грудями.
        – Я Мёнхи, – представилась она.
        – Меня зовут Ынсе.
        – А у тебя деньги-то есть? Ты знаешь, сколько здесь стоит самое дешевое пиво?
        – Д-д-деньги у меня есть.
        – Ой, классный голос у тебя. Ты принимаешь гормоны?
        – Нет.
        – У тебя без гормонов такой голос?
        – Да.
        – Ой, ой, ничего себе.
        Ынсе опустила голову, почувствовав прилив гордости. «Не зря же я работаю инструктором в клубе «Два голоса».
        – Так, тебе еще не делали операцию. Меня не обмануть. Твои груди не настоящие же? – спросила Мёнхи, без стеснения разглядывая грудь Ынсе.
        – …
        – Что, ты тоже хочешь заработать деньги на операцию?
        «Нет, я пришла сюда увидеть трансгендерную женщину, похожую на Кальпернию».
        – Да, я поэтому подрабатываю в кафе.
        – Пхахахаха, – расхохоталась Мёнхи.
        – …?
        – Если ты собираешься делать операцию на деньги с подработки в кафе, то сделаешь, разве что, когда бабушкой станешь. Однако тут… Давай-ка посмотрим, ты сможешь за одну ночь заработать несколько миллионов вон.
        – П-правда?
        Мёнхи рассмеялась.
        – Ну, все-таки опасно делать сразу все операции, поэтому, как только накопишь деньги, начинай с гормонов.
        – Я слышала, что гормоны не вводят без разрешения родителей.
        – Так-то оно так, но есть еще подпольные способы, и даже есть люди, которые сами покупают и себе вводят. Если тебе страшно самой, приходи, я могу помочь. Хотя я сама не закончила еще переход, вводить гормоны могу.
        – Не закончила?
        – Глупенькая.
        Мёнхи посмотрела на Ынсе как на дурочку и указала пальцем себе между ног.
        – Тут почти все работают, перенося всяческие унижения, чтобы заработать деньги на операции. Потому что без денег все это очень трудно. А за короткий срок заработать много можно только этим способом.
        – Что, клиенты даже бьют? – спросила Ынсе, отводя взгляд от подбородка Мёнхи, где был заметен яркий синяк.
        – Само собой. Сюда ведь приходят всякие: от более-менее приличных клиентов, которые относятся к нам как к людям, до психопатов, что считают нас сексуальными игрушками, с которыми можно вытворять любые извращения. Поэтому если собираешься заниматься этой работой, нужно сразу забыть про чувство собственного достоинства. Поскольку деньги важнее гордости. Чтобы их заработать, нужно быть готовой делать все. На самом деле для нас и нет другой работы, а если внешность не очень, то даже в подобных барах места не найти. Таким приходится торговать телами на улицах, и часто дело заканчивается тем, что они подцепляют что-нибудь и погибают. Тебе повезло, ты родилась красивой.
        Мёнхи курила, рассказывая Ынсе обо всем, словно заботливая старшая сестра.
        – А где сейчас человек, который дал имя этому бару?
        – «Солдатская девушка»?
        – Да.
        – Ммм… Она несколько лет назад уехала в Америку с американским солдатом. Потом они вроде расстались. Мы потеряли с ней связь.
        В этот момент Мёнхи сердито позвала управляющая.
        – Ты тоже иди домой. Это не для таких детишек, как ты. По крайней мере, пока.
        Мёнхи ногтем с белым маникюром раздавила окурок и встала.

* * *

        Ынсе вышла из бара и какое-то время просто шла куда глаза глядят. Ей было грустно. «После операции на половом органе возможен половой акт? Можно ли считаться женщиной, если даже в полностью женском теле не можешь родить ребенка? С другой стороны, не обязательно же рожать детей? Чтобы быть счастливой, нужно встретить мужчину, который будет тебя искренне любить, и жить с ним до конца жизни. Хотя у каждого человека наверняка свои ответы на эти вопросы – все зависит от личных ценностей». Ынсе подняла голову, посмотрела на узкие и яркие, похожие на лабиринт, переулки Итхэвона и вздохнула.
        «Неужели мы не сможем выбраться из этих переулков?»
        Вернувшись в район Синчхон, Ынсе купила печенье, кровяные колбаски сунде и рисовое вино макколли и, найдя приличный мотель, сняла комнату. Она решила потратить все деньги. До сих пор она даже представить себе не могла такое расточительство, так как копила деньги на операцию. Вместо того чтобы вернуться домой к отцу, она лежала на чистой кровати мотеля и смотрела фильм «Парни не плачут».
        Судя по тому, какими опухшими были ее глаза, когда она потом посмотрела на себя в зеркало, во время просмотра фильма она много плакала. Ынсе набрала ванну с пеной и некоторое время там полежала. Она выпила целую бутылку макколли, но не могла уснуть. Ее сердце сжималось от боли, стоило ей вспомнить события из фильма. Чем больше она старалась уснуть, тем меньше ей хотелось спать. Когда Ынсе увидела, что за окном мотеля начинает светать, она поднялась.
        Ей вспомнился молодой человек, который хотел броситься под поезд в метро.
        «Наверное, он и сегодня попытается прыгнуть на рельсы. И машинист опять разозлится и почти заплачет».
        Мокрое от слез лицо молодого человека стояло перед внутренним взором Ынсе. Ей хотелось строго сказать ему, если они снова встретятся, чтобы он больше не пытался покончить с собой. Но ей пришла в голову и другая мысль. Если ей вновь доведется его увидеть, ей захотелось просто подойти к нему и молча обнять.
        «Мне можно вас обнять?»
        Ынсе представила, как она спрашивает его, стоя с надписью «Я обнимаю» на груди.
        Каждый раз, когда Ынсе возвращалась после школы, злясь на обижавших ее одноклассников, когда она плакала из-за побоев отца и даже когда она раздражалась безо всякой причины, мама всегда ее молча обнимала. Она всегда первым делом просто обнимала. Ынсе не знала почему, но после этого неизменно происходило маленькое чудо.
        Колючие иголки, которыми она покрывалась, стремясь защититься от мира, втягивались, и она могла понемногу успокоиться и посмотреть на себя со стороны. Мама это объяснила тем, что, когда сердца людей соприкасаются друг с другом, возникает какая-то положительная энергия.
        Ынсе подумала, что хочет поделиться с этим молодым человеком положительной энергией. Но стоило ей вспомнить, что ее отец – убийца, как лицо ее вновь помрачнело.

* * *

        Ынсе вышла из комнаты мотеля, крепко сжимая в руке мобильный. Наступило воскресенье – день, когда была возможна временная петля. Ынсе снова начала переживать из-за Чжехи.
        Она зашла в круглосуточный магазин и купила там лапшу быстрого приготовления и онигири. Она медленно завтракала и ожидала новости. Пока она ела, в магазин зашли другие посетители. Спустя полчаса раздался голос ведущего, сообщившего, что у него есть срочные новости по делу серийного убийцы Ангела-карателя.
        – Нашли шестую голову.
        «Черт».
        Ынсе поднялась с места.
        – Жертва – некая Ким, владелица ресторанчика неподалеку от Университета иностранных языков…
        Слушая новости, Ынсе выбросила пустой стакан от рамёна и сделала пару глотков воды.
        «Тот мужчина, похоже, опять попытается броситься на рельсы», – подумала она.
        Ынсе почувствовала беспокойство и стремительно вышла из магазина.

* * *

        Молодой человек сидел на скамейке, закрыв лицо руками. Ынсе тихо села рядом с ним. Он выглядел старше ее на три-четыре года. Она размышляла, как лучше к нему обратиться.
        Ынсе подумала, что, если начнет просто: «Меня зовут Ынсе. А вас?», он может встать с места и уйти. Вариант: «У вас есть время?» ей тоже не очень понравился. В ответ на «Почему вы плачете? Кто-то умер?» он мог разозлиться и даже залепить ей пощечину. Если спросить, не собирается ли он броситься под поезд, он наверняка ошарашенно уставится на нее.
        Когда она уже подумала, что последний вариант все-таки лучше, молодой человек поднял голову и перевел взгляд на нее. Ынсе, которая до сих пор пристально смотрела на него, немного смутилась, когда их взгляды встретились, но улыбнулась спокойно. Молодой человек повернул голову в другую сторону и ладонью протер мокрое от слез лицо.
        – Если бы вы могли вернуться в прошлое, какое время вы бы выбрали? – изо рта Ынсе вырвались слова, о которых она даже не думала.
        Услышав неожиданный вопрос незнакомки, молодой человек долго молчал. Ынсе волновалась, ожидая, когда он ответит. В конце концов он заговорил:
        – Я только что ходил на опознание трупа моей сестры.
        Ынсе немного испугалась, но ожидала следующие его слова.
        – Если я смогу вернуться в прошлое, я хочу вернуться в то время, когда дорогие мне люди были еще живы. Вернувшись…
        На глаза молодого человека навернулись слезы.
        – Вернувшись, я хочу спасти тех, кого я люблю. Жить без них…
        В этот момент раздалось объявление о том, что поезд прибывает.
        Мужчина обернулся в сторону туннеля. Ынсе, наблюдавшая за тем, как с лица молодого человека исчезают все эмоции, крепко схватила его за руку. Собиравшийся было подняться, молодой человек удивленно посмотрел на Ынсе.
        – Если вы сейчас броситесь под поезд, что будет с машинистом, который сидит за пультом?
        Мужчина продолжал с недоумением смотреть на Ынсе.
        – Вы сосредотачиваетесь на своих чувствах и совсем не думаете о чужих ночных кошмарах? Это эгоистично.
        Молодой человек, который был не ниже метра восемьдесят, молча смотрел на Ынсе с высоты своего роста.
        Его взгляд показался Ынсе странно настойчивым.
        – Я не собирался кончать с собой, – сказал он тихо.
        – …!
        Что-то изменилось.
        – Мы раньше не встречались? – спросил он.
        Тррынь. Тррынь. Мобильник Ынсе зазвонил. Молодой человек как будто узнал Ынсе, и от этой мысли она приободрилась. Ей захотелось побыть с ним подольше.
        Но Ынсе нервничала, что если звонок мамы прекратится и она не ответит, она может не вернуться в прошлое. Этого молодого человека можно будет встретить и в следующей временной петле. Ынсе слегка улыбнулась, нажала на кнопку «ответить» и произнесла:
        – Мама?



        Третья суббота

        Очнувшись в автобусе, Ынсе поняла, что вернулась обратно в субботу, и удовлетворенно улыбнулась. Она подумала, что за всю ее жизнь с ней не случалось таких удивительных событий. В новостях говорили об Ангеле-карателе, а мобильный в руке Ынсе вибрировал.
        Она сильно вытянула шею, чтобы посмотреть в заднюю часть автобуса. Там стояла Чжехи, держась за поручень, и читала книжку. «Наверное, у нее тоже есть родители или братья и сестры». Ынсе до сих пор даже не задумывалась о горе, которое испытали родные девушки после ее смерти. Она вспомнила слова молодого человека, сказавшего, что если бы он мог вернуться в прошлое, то отправился бы в то время, когда дорогие ему люди были еще живы, и спас бы их. «Как его зовут? Кто у него умер, кроме сестры? Мама, возлюбленная или друг, или, может, оба родителя?» – Ынсе хотелось узнать больше. – «В следующей временной петле надо спросить его имя».
        Вранье о божественном откровении, которым Ынсе надеялась напугать отца, чтобы тот не убил Чжехи, не очень-то сработало.
        Успокоив колотившееся сердце, она ответила на звонок отца. В этот раз она не стала менять обычный ход разговора. После того как тот бросил трубку, Ынсе, размышлявшая, как спасти Чжехи, набрала номер горячей линии по расследованию серийных убийств Ангела-карателя.
        – Я знаю шестую жертву, которая сегодня погибнет. <….> Нет, я скажу при встрече. <….> Спросить детектива Кан Чхольмин? Хорошо.
        Ынсе положила трубку. Она планировала пойти в полицейский участок, как только выйдет из автобуса.
        Автобус медленно останавливался. Теперь должен был появиться Чо Дусок. Ынсе даже ожидала его появление. Ей захотелось еще раз ощутить тот трогательный момент, когда Чжехи заступится за нее.
        Заметив Ынсе, Чо Дусок подошел к ней и принялся издеваться, а девушка, закрыв свою книгу, начала упрекать его. Их разговор был таким же, как в прошлый раз.
        – Да, может. Может. А ты думаешь, можно вот так перед всеми выставлять на посмешище своего одноклассника? Из-за таких бесчувственных хамов, как ты, в школах столько затравленных подростков, многие из которых совершают самоубийство! – твердо произнесла Чжехи.
        Ынсе очень нравилась именно эта часть, поэтому она хихикала, сидя с опущенной головой.
        Ей захотелось увидеть лицо Чжехи, не боявшейся такого типа, как Чо Дусок, и дававшей ему отпор. Бросив украдкой взгляд на девушку, Ынсе сразу же немного встревожилась. Она думала, что Чжехи очень смелая, но это оказалось не так. Ее голос дрожал, кулак был крепко сжат, а на глазах даже выступили слезы. Значит, Чжехи, противостоя такому, как Дусок, тоже боялась и дрожала. Когда Ынсе увидела ее такой, сердце у нее защемило.
        В этот момент водитель громко закричал: «Драться будете снаружи!» и остановил автобус.
        Что ж, пора прекращать это развлечение. Ынсе резко встала и ударила Дусока головой в лицо. Чжехи испугалась и, широко раскрыв глаза, уставилась на происходящее. Ынсе схватила ее за запястье и вытянула за собой из автобуса.
        Высунув туловище из окна, Чо Дусок закричал:
        – В понедельник увидимся в школе, выродок! Тогда я тебя и убью!
        Судя по тому, как он держался рукой за нос, кровь у него, похоже, пошла из обеих ноздрей.
        Ынсе левой рукой ударила локоть правой руки и подняла средний палец.
        Чжехи, которая наблюдала за действиями Ынсе, засмеялась, когда их взгляды встретились. Ынсе испытала странное чувство от того, что Чжехи, чье изуродованное тело она видела у них в ванной, смеялась, стоя перед ней. Девушка и представить не могла, что ей сегодня предстоит умереть от рук убийцы. Ей и во сне не могло присниться, что ее ожидает такое будущее.
        Ынсе улыбнулась Чжехи, потому что ей приятно было видеть девушку живой.
        – Спасибо вам, – поблагодарила она.
        Чжехи посмотрела на Ынсе взглядом, в котором читалось много вопросов. Ынсе прекрасно понимала, что та хочет узнать.
        – В каком классе?
        – В двенадцатом.
        – Ой, ты всего на один год младше. Давай на «ты». Меня зовут Ким Чжехи. А тебя?
        Узнав, что разница между ними всего в год, Ынсе расслабилась и улыбнулась.
        – Зови меня Ынсе.
        Когда Ынсе пошла, Чжехи последовала за ней.
        – Ты родилась очень красивой, хоть и в мужском теле. А голос вообще как женский.
        – Извини, что я так тебя вытащил из автобуса, не спросив. Спасибо, что вышла со мной, – сказала Ынсе мужским голосом.
        – О боже, как интересно!
        – Это бесполезная способность.
        – Почему бесполезная? Ты могла бы работать актрисой в радиоспектаклях или заниматься озвучкой.
        – Кто пригласит трансгендера работать актером?
        – Я, конечно, не могу ничего сказать уверенно, но я сейчас занимаюсь как раз такими вопросами.
        – Что? Чем ты занимаешься? – спросила Ынсе, хотя и знала ответ.
        – Я мечтаю стать правозащитницей. Я сейчас работаю в организации, которая защищает права ЛГБТ.
        – Правда?
        – Моя цель – побороть предубеждения и дискриминацию по отношению к представителям меньшинств как раз примерно к тому времени, как ты выйдешь на рынок труда. Потому что я терпеть не могу эгоизм людей, которые не могут спокойно принимать тех, кто отличается от них. Но твой голос правда удивительный. В районе возле моего ресторанчика тоже есть трансгендеры, однако трудно найти тех, кто может так здорово говорить и женским, и мужским голосом.
        – А что ты чувствуешь при виде трансгендерных женщин?
        – Сначала мне было неудобно, потому что я старалась вести себя аккуратно и говорить очень осторожно, чтобы не задеть их чувства, однако, когда я немножко подружилась с ними, поняла, что они очень хорошие люди. Конечно, это тоже зависит от конкретного человека. Мой старший брат встречался с женщиной-трансгендером. Она всегда выступала за справедливость и была очень красивой, но…
        Чжехи, которая до сих пор возбужденно рассказывала, внезапно помрачнев, замолчала.
        Ынсе же, услышав, что та девушка выступала за справедливость и была очень красивой, вспомнила Кальпернию из своего любимого фильма. Ей очень захотелось узнать, что дальше случилось с ней и братом Чжехи.
        – И что? Что дальше? Расскажи про нее.
        – Она умерла.
        – Боже мой! От чего?
        Ынсе, прикрыв рот рукой, широко раскрыла глаза.
        – Ее зарезал один мудак извращенец-трансфоб. Об этом даже говорили в новостях.
        Ынсе понравилось то, как Чжехи обозвала ненавидящих трансгендеров людей «мудаками извращенцами-трансфобами». Казалось, эндорфины в ее теле прыгают, словно капли воды.
        – Однако когда я тебя вытащила из автобуса, ты даже не испугалась. Почему ты так послушно вышла за мной?
        – Не знаю. Думаю, мне захотелось с тобой поговорить.
        – Кажется, мне повезло, что я встретилась с тобой.
        Ынсе, глядя на Чжехи, игриво поиграла бровями.
        Ынсе ожидала, что Чжехи просто улыбнется и все на этом закончится, но та тоже два раза подняла брови в ответ. Ынсе улыбнулась и еще раз подняла брови. Чжехи повторила.
        Обе девушки из-за этих пустяковых действий громко засмеялись. Ынсе подумала, что смеется впервые за миллион лет.
        – А куда ты, кстати, направляешься?
        – В кафе «Тайм сквер», у меня там встреча с другом.
        – О, а я там подрабатываю.
        – Ничего себе, правда?
        «Когда я вернусь в кафе, переоденусь в так идущую мне форму бариста, надену лифчик и покажу свой настоящий облик, как поведет себя Чжехи?» – задумалась Ынсе. Ей казалось, что Чжехи даже не удивится, потому что они до странности хорошо понимали друг друга.
        – Но скажи, почему такая положительная девушка курит?
        – Ой, от меня пахнет?
        – Твоему парню это наверняка не понравится.
        – Парню? Откуда ты знаешь?
        – Видела вас в нашем кафе.
        Чжехи остановилась.
        – Что ты несешь?
        – …?
        – Я действительно иду в кафе «Тайм сквер», но я там раньше никогда не была!
        Ынсе поняла, что совершила ошибку. Однако не знала, как оправдаться.
        – Ты что, сталкер?
        – Н-н-нет.
        Чжехи пошла в другую сторону.
        – Чжехи, стой!!
        Ынсе побежала за сильно рассердившейся девушкой, но та даже не оборачивалась. Она схватила ее за руку.
        – Какие у тебя сегодня планы? После кафе куда ты пойдешь? Ты сегодня можешь погибнуть! Я хочу тебя предупредить!
        – Да что с тобой? Прямо мурашки по коже!
        Чжехи оторвала от себя руки Ынсе и убежала.
        «Что же делать?!» – в отчаянии воскликнула Ынсе про себя.
        Она в оцепенении смотрела на убегавшую Чжехи. Именно в этот момент какой-то мужчина привел детектива, которого Ынсе видела в прошлый раз, и указал пальцем на Ынсе.
        – Вот тот мальчик. Он сказал, что знает шестую жертву, которая сегодня погибнет.
        Когда детектив побежал в сторону Ынсе, перед ее глазами помутнело. И мобильный, и Ким Чжехи, которая застыла на месте и смотрела в ее сторону, и городской пейзаж вокруг – все стало размытым. Ынсе потеряла ориентацию в пространстве и бессмысленно махала руками в воздухе.
        Опять те же симптомы. Как и в первую субботу, когда ее сознание резко перескочило из ванной в субботу на станцию метро в воскресенье. Ынсе тогда недоумевала, почему она не могла вспомнить, что произошло в этом промежутке.
        «Получается, сознание, которое все время перемещалось из будущего в прошлое, в тот момент перескочило, наоборот, из прошлого в будущее?» – Ынсе не могла понять.
        «Что со мной происходит?»
        Почувствовав головокружение, Ынсе потеряла сознание.

* * *

        – Ты очнулся? – донесся чей-то голос.
        Под веками пронеслась синяя вспышка. Ынсе открыла глаза. Она лежала животом на кровати в незнакомом месте. Неизвестный ей мужчина средних лет смотрел на нее, наклонив голову. Это был худой человек невысокого роста. Лицо у него было квадратное, губы насыщенного темно-бордового цвета. Ынсе стало немного не по себе от его внимательного, проницательного взгляда. Она хотела подняться, но почувствовала сильную режущую боль в спине. Она невольно вскрикнула, но потом сжала зубы.
        – Все хорошо. Тебе нужно лежать на животе. Ты в безопасности, – успокоил напуганную Ынсе невысокий мужчина. Из-за его спины показался другой, высокого роста. У него был достаточно темный цвет кожи и густые брови. Это был тот детектив, который хотел задержать Ынсе. На поясах у обоих висели полицейские жетоны.
        – Я детектив Ха, а это мой напарник – детектив Кан, – представился невысокий мужчина.
        Когда Ынсе звонила по горячей линии для поимки Ангела-карателя, полицейский, который ей ответил, сказал ей найти детектива Кан Чхольмина.
        «Детектив Кан и детектив Кан Чхольмин – это один и тот же человек?» – задалась вопросом Ынсе.
        В отличие от детектива Ха, во взгляде пристально смотревшего на Ынсе детектива Кана сквозило нечто неприятное: казалось, что на дне его черных зрачков что-то скрывалось.
        – Ну, привет! – когда детектив Кан с улыбкой помахал ей рукой, Ынсе заметила кое-что необычное: ниже мизинца на ладони левой руки у него была татуировка в форме креста. Лицо Ынсе стало каменным, потому что такой же по форме и размеру крест был вытатуирован у отца на том же самом месте. Взгляд детектива Кана, направленный на Ынсе, был исполнен злобы. Она не могла понять, почему детектив, которого она увидела впервые в жизни, так на нее смотрел. Хотя оба были полицейскими, взгляды их кардинально отличались.
        – А что случилось с моей спиной?
        – Врачи говорят, что тебя, судя по всему, исхлестали кнутом. Рана очень серьезная. Несколько минут назад приходили медсестры и сменили бинты.
        «Исхлестали кнутом??» – Ынсе совсем этого не помнила. Как и в первую субботу, у нее случился провал в памяти.
        – Какой сегодня день недели?
        – Утро воскресенья.
        Ынсе немного успокоилась, подумав, что и это исчезнет, стоит ей ответить на звонок мамы. Однако она очень сильно переживала, так как не могла вспомнить, что случилось между субботой и воскресеньем и как она в таком виде оказалась в больнице.
        – А где мой телефон? – Ынсе резко широко раскрыла глаза. Она почувствовала зуд в бедре, но, потянувшись почесать, не почувствовала того, чего ожидала. Подняв верхнюю часть туловища, она отбросила простыню, посмотрела на нижнюю часть тела и завопила.
        – Ааааа!! Что со мной?!
        Ниже колена у нее не было одной ноги.
        – Ты получил ожог третьей степени на ноге. Мало того, что нервы пострадали, из-за воспаления очень быстро начали погибать клетки, и ногу пришлось ампутировать. Врачи сказали, что, если бы ее не отрезали, ниже пояса ты был бы полностью парализован. Еще у тебя была высокая температура, ты все время находился без сознания. Положение очень серьезное, поэтому, даже если тебя выпишут, придется долго ходить в больницу, продолжать лечение, – сказал детектив Ха.
        – Что?!
        – Когда тебя обнаружили в доме, где случился пожар, ты лежал без сознания, животом привязанный к обеденному столу, а дверь была закрыта извне.
        «Я была привязана в доме, где случился пожар?» – Ынсе изо всех сил пыталась вспомнить, что случилось, от чего у нее началась страшная головная боль.
        – Аааа! – Ынсе кричала, схватившись за голову, которая, казалось, вот-вот готова была взорваться от боли.
        Испуганный детектив Ха резко вскочил и нажал кнопку вызова в изголовье кровати.
        Какие-то образы стремительно заполонили сознание Ынсе. Это были воспоминания. До этого застрявшие где-то, они в один момент резко нахлынули, словно их ввели шприцом сквозь затылок.
        Тело Ынсе задрожало, погрузившись в калейдоскоп воспоминаний. К ней вернулась память о тех событиях, что произошли с того момента. как она потеряла сознание в субботу после того, как вышла из автобуса, поссорилась с Чжехи и увидела, как какой-то мужчина привел детектива Кана и указал на нее.
        Ынсе теряла сознание, глядя на полицейского, который бежал в ее сторону, и тому в итоге удалось ее поймать. Ынсе, что пришла в себя, была другой Ынсе – она вообще ничего не помнила про временную петлю и то, что произошло в автобусе. Детектив Кан отпустил мужчину и посадил Ынсе в машину. Но привез он ее не в полицейский участок, а в принадлежавший ее семье магазин овощей.
        – Вам стоит быть осторожнее. Ынхёк позвонил в полицию, сказав, что знает все о шестой жертве.
        Детектив, нахмурившись, бросил быстрый взгляд на отца Ынсе, Ко Чжимёна, а затем сел в машину и уехал. После того как Кан уехал, Ко Чжимён опустил рольставни на дверях магазина. Ынсе было очень страшно, она вся дрожала. Отец подтолкнул ее к сцене и, схватив за воротник, наклонил свое лицо близко к ее лицу и тихо спросил:
        – Что это значит?
        – Что ты имеешь в виду?
        – То, что только что сказал детектив Кан.
        – Что за детектив? Я этого человека впервые увидел сегодня. Я даже ни разу с ним не разговаривал.
        – Ты знаешь Ким Чжехи?
        – А это еще кто?
        – Откуда ты узнал, что Ким Чжехи станет шестой жертвой?
        – Я совсем не понимаю, о чем ты говоришь.
        – Именно! Ты и не должен. Потому что об этом знаем только я и он. Однако ты как-то пронюхал.
        – Я правда не понимаю, о чем ты!
        – То, что ты говорил, под силу узнать лишь Сатане, и поэтому сейчас, когда его сила покинула тебя, ты ничего и не помнишь. Все те, кого мы убили, они – грешники, на которых указал он. И верующие, и даже атеисты – все радовались их смерти. Это значит, он повел меня так, чтобы я совершил правое дело. И он меня предупредил, чтобы я остерегался Сатаны, который может принимать любой облик. Он может вселиться в любое тело. Он вводит людей в заблуждение, заставляя впадать в нездоровые иллюзии и совершать непотребные, отвратительные дела. Чтобы построить на этой земле Царство Божье, мы должны иметь глаза, способные замечать Сатану. Ты одержим им.
        Ко Чжимён схватил Ынсе за волосы. Та отчаянно трясла головой, твердя, что ничего не знает. Она сопротивлялась изо всех сил и даже укусила отца за руку.
        – Ты что, совсем свихнулся?! – завопил тот.
        Ко Чжимён резко ударил Ынсе, которая противилась ему сильнее обычного, по голове. Та упала на стоявшие на полу ящики от овощей. Картошка, лук и другие овощи выпали и раскатились во все стороны.
        Ынсе не могла понять, сколько прошло времени. Когда она пришла в себя, ее ноздри заполнил запах крови. Резкий люминесцентный свет проник под веки. Она открыла глаза.
        Вся ванная комната была залита кровью. Там лежал обнаженный женский труп без головы. При виде этого жуткого зрелища Ынсе застонала и резко зажмурила глаза.
        – Смотри внимательно, это тело – тело Ким Чжехи, убийство которой ты пытался предотвратить. Ты точно одержим Сатаной. Он проник в твое тело. Очнись, ты, сукин сын!
        Ко Чжимён вытряхнул из пакета на пол силиконовый бюстгальтер, лак для ногтей и парик. Это были вещи Ынсе.
        – Ты что, рылся в моей сумке?
        – Да. Рылся. Что это такое, сукин сын? Ты просто какой-то выродок! Впрочем, сейчас ты – не ты. Тобой управляет Сатана. Но я выбью его из твоего тела.
        Ко Чжимён принес из своей комнаты кнут.
        – Ааааааа, перестань, папа, перестань!
        Ынсе двумя руками закрыла лицо и сильно задрожала. Это был кнут, которым отец бил маму, по его словам, для воспитания. Кнут этот был изготовлен из бычей кожи. Отец говорил, что он сделан словом Бога. Ынсе не знала, что это значит и откуда он его взял, но с тех пор, как они переехали в это место, он не выпускал его из рук.
        Отец вытащил Ынсе из ванной и положил животом на обеденный стол на кухне.
        Синей клейкой лентой, которой он перевязывал коробки, он примотал Ынсе к столу через спину.
        – Я виноват! Прости, пожалуйста!
        Ынсе не понимала, в чем ее вина, но все равно умоляла о прощении. Ко Чжимён скомкал полотенце и засунул ей в рот.
        Донесся звук удара кнутом.
        Затем крик Ынсе.
        – Поскольку я это делаю от имени Бога и Библии, у меня нет страха даже размером с песчинку.
        Удар.
        Крик.
        – Не оставляй юноши без наказания[2 - Ветхий Завет. Книга Притчей Соломоновых. Глава 23. Стих 13.].
        Удар.
        Крик.
        – Если накажешь его розгою, он не умрет.
        Удар.
        Крик.
        – Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней.
        Звук кнута, ударявшего плоть Ынсе, ее крик и голос отца, который произносил стихи из Библии. Этот монотонный ритм стремительно повторялся. Однако с течением времени из голоса отца потихоньку уходили эмоции, скорость ударов снижалась, и в конце концов в его расфокусированном взгляде появился странный безумный жар. Из-за тихого голоса отца, повторявшего строки из Библии, и его неровного дыхания воздух в комнате прогрелся и стал тяжелым. Примерно в то время, когда речь отца стала совсем медленной, словно заевшая кассета, крики Ынсе также остановились. В тихой комнате, регулярно повторяясь, звучал лишь звук удара кнутом.
        Вдруг отец отбросил кнут и взял мобильный.
        – Да, алло. Детектив Кан, это я. Ынхёк говорит, что ни разу не разговаривал с тобой. Говорит, не знает, кто ты такой и кто такая Ким Чжехи. Что это, блядь, по-твоему, означает, а?
        Дальше Ынсе, видимо, потеряла сознание, потому что больше ничего не помнила.

* * *

        Когда Ынсе приняла все воспоминания, головная боль исчезла, словно ее и не было. Значит, после того как пожарные спасли ее, она все время провела в этой больнице. Видимо, пропавшая память все же могла восстановиться, хотя воспоминания из первой петли так и не вернулись. Если решение насчет того, отвечать или нет на мамин звонок, чтобы попасть во временную петлю, она могла принимать сама, то над этими провалами была не властна. Сознание перепрыгивало во времени и пространстве, перескакивая в будущее само по себе.
        В субботу в теле Ынсе как бы все время сосуществовало два сознания, две Ынсе, и во времени перескакивала лишь та, что застряла в петле, в то время как оставшаяся вообще ничего про это не знала. В голове у этой, оставшейся Ынсе, была полная путаница, и она могла попасть в беду. В итоге все старания Ынсе из временной петли, пытавшейся исправить то, что уже случилось, оказывались тщетными.
        Ынсе, оказавшись поневоле во временной петле, пыталась изменить события, которые уже произошли, однако само Время, похоже, совсем не желало этих изменений. По этой причине вернувшееся в прошлое сознание перепрыгивало в будущее. Все это, похоже, являлось защитным механизмом, созданным Временем, которое стремилось к тому, чтобы все, что уже случилось, оставалось как было. Вероятно, для Времени, которое обычно двигается линейно, из прошлого в будущее, временная петля являлась некой мутацией.
        Выходило, что будущее Ынсе зависело от того, как поведет себя та Ынсе, которая не знает ничего про петлю. Более того, из-за того, что Ынсе не могла заранее узнать, когда произойдет скачок, она постоянно находилась в опасности – могло произойти что угодно, даже похуже, чем ампутация ноги. Ынсе думала, что раз все можно повторять раз за разом, ей будет по силам в конце концов спасти Чжехи. Все, однако, оказалось куда сложнее. Казалось, люди в субботу во временной петле вели себя и думали немного иначе, чем в предыдущие разы. Это касалось также и самой Ынсе. Невозможно было точно узнать принципы работы временной петли, что делало перемещения крайне небезопасными. Вернув потерянные воспоминания, Ынсе наконец поняла, почему детектив Кан так странно на нее смотрел. Он хотел понять, помнит ли Ынсе его.
        Ынсе была шокирована тем, что детектив Кан оказался сообщником отца, бывшего Ангелом-карателем. Все это означало, что ей не удастся спасти Чжехи, просто сказав той не приходить в магазин отца или заявив в полицию.
        Несмотря на все старания Ынсе, отец снова и снова убивал девушку.
        Когда суббота повторялась заново, все ее попытки спасти Чжехи оказывались тщетными, так как все исчезало, и день убийства полностью повторялся. Ынсе начала думать, что во временной петле вообще нет никакого смысла. Хорошо, что повторять ее или нет зависело от ее решения. Можно было просто не отвечать на звонок мамы. Хотя с прыжками сознания ничего нельзя было поделать, хорошо, что хоть что-то от нее зависело. Однако Ынсе не могла остановить временную петлю сейчас.
        – Все хорошо? Может, попросить еще обезболивающего? – спросил детектив Ха, заметив, что Ынсе начинает морщиться, как от боли.
        – Нет. Пожалуйста, разрешите мне вернуться домой.
        – Домой?
        – Да, прошу.
        – Я же только что сказал, что твой дом сгорел.
        – Даже магазин?
        – Да, почти все.
        Ынсе нужно было найти свой мобильный, который, должно быть, валялся где-то там.
        – Ты случайно не встречался с Ким Чжехи при ее жизни?
        – Что? Да нет. Когда я вернулся домой, она уже была мертва.
        – Понятно.
        Ха поморщился. Ынсе заметила, что лицо детектива Кана, который стоял у двери и слушал их разговор, стало каменным. Когда их взгляды встретились, он как-то неловко попытался улыбнуться Ынсе. Но было совсем не время для улыбок.
        Мобильный детектива Ха громко зазвонил.
        – Минутку.
        Детектив, приложив мобильный к уху, спиной прислонился к стене и внимательно слушал. Сказав «понял», он положил трубку.
        – За дверью тебя будет охранять детектив Кан. Ничего не бойся и отдыхай.
        Оба полицейских вышли из палаты.
        «А может и Ха заодно с Каном?» – Ынсе подумала, что нужно проверить ладонь его левой руки.
        Заурчал живот. Ынсе вспомнила, что не ела ничего с обеда в субботу. Она жутко проголодалась. Желудок болел, и даже началась голодная отрыжка. Ынсе нажала на кнопку у головной части кровати. Вскоре пришла медсестра.
        – Как твоя нога? Терпимо?
        – Да. Терпимо. Но я голоден. Есть что-нибудь поесть?
        Ынсе ногтями отрывала корочки от губ. Медсестре, кажется, не понравился этот девичий жест в исполнении Ынсе, и она невольно поморщилась. С нечитаемым выражением лица она сказала «сейчас принесу» и вышла.
        Через некоторое время она принесла упаковку рамёна быстрого приготовления и одноразовые палочки и поставила на столик возле кровати.
        – Так как прошло время обеда для пациентов, осталось только это. Извини.
        – Ничего страшного. Я люблю такой рамён.
        Ынсе набрала полный рот лапши и принялась жевать. Тем временем медсестра втайне сфотографировала на свой телефон, как та жадно ест.
        Сделав несколько снимков, она холодно улыбнулась в сторону Ынсе, которая ела, не замечая, что ее фотографируют. Сестра пошла в туалет и там выложила в соцсети фото Ынсе с комментарием: «Сын серийного убийцы Ангела-карателя, кажется, либо извращенец, либо трансгендер. Он был в женском белье, хотя физически полностью мужчина. Ведет себя, как женщина. Жрет рамён, чтобы не помереть с голоду. Судя по всему, стыда у него нет».
        Медсестра нажала кнопку «опубликовать» и улыбнулась.

* * *

        Когда Ынсе, лежа на койке на животе, размышляла, где потеряла мобильный, из-за двери вдруг послышался голос детектива Кан.
        – Что вы делаете?
        В этот момент весь коридор заполнился шумом.
        – Я слышал, здесь лежит сын Ангела-карателя, правильно?
        – А что с того?
        – Я слышала, что он гей. Хочу посмотреть на его рожу.
        – Не гей, а трансгендер, – поправила какая-то женщина, судя по голосу, зрелого возраста, и вслед за ней заговорил очень сердитый мужчина.
        – Пусть он выйдет! Как он может спокойно есть, будучи сыном серийного убийцы, расчленившего шесть человек?
        Все голоса были разными. Ситуация за дверью становилась все более напряженной, словно началась массовая потасовка.
        – Шесть человек? А я думала, их пять.
        – Женщина, вы что, не смотрите новости?
        – Ну что вы делаете? Идите, пожалуйста, по домам, – вновь донесся голос детектива Кана.
        – Служитель порядка толкает человека?
        – Я же не толкал…
        Донеслись звуки физической борьбы, и кто-то ударился о дверь палаты. Она приоткрылась, чьи-то четыре пальца схватились за край, и сквозь щель показались люди в коридоре. Они явно пришли к Ынсе не для того, чтобы посочувствовать.
        – Из какой-то церкви, что ли, толпой пришли?
        – Этот сукин сын – отродье Дьявола. Надо побрызгать святой водой.
        – Хватит нести чушь!
        – Я слышал, что он с отцом вместе расчленил тело, – некто за дверью поцокал языком. – Он же еще совсем ребенок. Мир совсем с ума сошел.
        Продолжалось противостояние между людьми, пытавшимися ворваться в палату, и детективом Каном, который явно проигрывал. Ынсе казалось, что дверь вот-вот откроется и ворвется разъяренная толпа.
        – Да что с вами такое? Погибли только те, кто достоин смерти. Что вы вообще знаете, что так злитесь?
        – Что? Только те, кто достоин смерти? Мой старший брат погиб от рук этого убийцы!
        – А какая он голова по счету?
        – Почему я должен отвечать на это?!
        – Неважно, какая голова. Раз погиб от рук Ангела-карателя, значит, был достоин кары.
        – Достоин кары? Да что ты вообще знаешь о нем?
        – Ангел-каратель – наш герой. Я имею в виду, он герой нашего времени. Одна из жертв – пастор, что насиловал прихожанок и обманом вытягивал деньги у своей паствы. Да они все достойны смерти, но избежали суда. Даже этот Чо Дусун, насильник и убийца, получил всего двенадцать лет. И причем он скоро выйдет. Таких надо всех изничтожить.
        – Чтооо? Изничтожить?!
        У Ынсе по спине пробежал холод. Потому что все голоса, которые доносились сквозь дверную щель, были наполнены или страшной ненавистью, или нездоровым восхищением.
        За дверью кричала куча народа, но детектива Кана больше не было слышно.
        В этот момент раздался голос детектива Ха.
        – Что вы делаете? Если не хотите, чтобы я вас задержал за препятствование исполнению служебных обязанностей, лучше идите домой.
        В коридоре резко стало тихо.
        – Как они узнали об этом месте? Черт. – Детектив Ха зашел в палату. Он немного виновато посмотрел на Ынсе.
        – Извини, я хотел, чтобы твое местонахождение оставалось тайной. Если ты не против, я бы хотел перевезти тебя в безопасную квартиру.
        – Безопасную квартиру?
        – С этого момента ты какое-то время будешь под защитой полиции. Когда немного поправишься, тебе придется давать показания.
        – Показания?
        – В комнате твоего отца мы нашли паспорта шести жертв и несколько десятков фотографий. Они были в папках, в которых содержалась информация об убитых, включая их преступления. Кажется, твой отец – Ангел-каратель. Так как, возможно, есть подельники, ты должен рассказать о своем отце все, что знаешь. Надо скорее их поймать, пока жертв не стало больше.
        Смерть Чжехи по-прежнему оставалась фактом. Одним звонком в полицию оказалось невозможно изменить ее будущее. «Конечно, непонятно, что там могут быть за «они» и что за «он», о котором говорил отец, но вполне возможно, что люди с татуировкой в виде креста на левой руке связаны между собой. Никому нельзя доверять, пока не смогу рассмотреть ладонь. И нужно найти мобильный», – решила Ынсе.
        – Судя по тому, что твой отец поджег ваш дом и оставил тебя там, он, похоже, хотел тебя убить. Когда он узнает, что ты жив, он может вернуться за тобой. Поэтому мы в новостях официально подтвердим, что ты жив. Нужно его поймать, прежде чем он успеет убить кого-то еще. Извини, но я планирую использовать тебя в качестве приманки. Ты ведь понимаешь, почему?
        – Нет. Я хочу вернуться домой. Умоляю, отвезите меня домой.
        Ынсе казалось, что если она сейчас вернется домой, то сможет найти мобильный. Однако у нее были сомнения, что, даже найдя его, она обязательно сможет вернуться в прошлое. Потому что очень много времени прошло с того времени, когда она обычно отвечала на звонок мамы. Кроме того, она находилась не на станции метро. С другой стороны, Ынсе не была уверена, что временная петля случается только там.
        – Умоляю. Домой…
        Ынсе заплакала. Она впала в отчаяние от всего, что случилось. Чжехи умерла. Она сама стала инвалидом. Ей приходилось хранить тайну, о которой никому нельзя было рассказать.
        Опять зазвонил мобильный детектива Ха. Какое-то время он без выражения слушал рассказ собеседника, а затем вдруг закричал.
        – Что? Ко Чжимён умер? Самоубийство?
        «Отец покончил с собой?» – Ынсе задрожала, словно в нее ударила молния.
        – Да, понял. Сейчас приеду.
        Ынсе не могла поверить, что отец покончил с собой. Он всегда твердил, что пока Бог не забрал твою жизнь, нужно жить изо всех сил, потому что самоубийцы отправляются в ад. Ынсе поморщилась. Он был фанатиком, который мог пойти на убийство, для того чтобы истребить «человеческий мусор», чтобы построить царство Бога. Однако он ни в коем случае не был человеком, который мог покончить с собой.
        «Папа умер…» – Ынсе не могла поверить. Чтобы так умереть, он слишком фанатично верил. Он все время твердил про рай. Что же, он теперь там? Ынсе живо вспомнились те дни, когда он избивал ее и маму с дикими выпученными глазами. Хотя услышав о смерти отца, полагается плакать, когда Ынсе вспомнила свою адскую жизнь, в ней закипела ярость, и ей захотелось только плюнуть на его труп. Она к тому же стала из-за него инвалидом. Ненависть Ынсе к отцу была огромной. Когда отцы умирают, не все дети плачут. Потому что не все отцы в мире хорошие.
        Ынсе сильно пугала мысль о том, что, раз отец умер, с его смертью также закончатся и ее перемещения во времени.
        Ынсе должна была вернуться в субботу. Ей очень хотелось оказаться в том времени, когда Чжехи была еще жива. Кроме того, она очень хотела увидеть себя с двумя здоровыми ногами.
        – Пойдем.
        – Куда?
        – Надо опознать труп твоего отца, – ответил детектив Ха.
        – Детектив, я совсем не хочу видеть его труп. Отвезите меня домой. Хорошо? – еще раз попросила Ынсе.
        – Сперва давай опознаем тело. Потом подумаем, – ответил Ха.

* * *

        По мере приближения к судебно-медицинскому моргу на дороге становилось шумно. Всюду стояли фургоны телекомпаний и машины журналистов. Была также и группа верующих, державших какие-то плакаты. Посмотреть на сына серийного убийцы Ко Чжимёна собралось и много обычных горожан.
        – С этими я справлюсь, а вы с ребенком пройдите в здание, – сказал Кан.
        Как только детектив Ха вышел из автомобиля, со всех сторон засверкали вспышки камер. Детектив Кан, отгораживая журналистов, расчищал дорогу, а детектив Ха поднял Ынсе и посадил в инвалидную коляску. Кан изо всех сил старался мешать журналистам, как будто намеревался как можно лучше исполнять свои служебные обязанности. Может быть, он поверил, когда отец по телефону сказал ему, что Ынхёк не помнит разговора с ним и не знает, кто он такой? Хотя именно он был тем детективом, который ответил, когда Ынсе позвонила в полицию.
        Однако взяв трубку, вместо того, чтобы назвать свои имя и звание, Кан Чхольмин сказал лишь, что это горячая линия для поимки Ангела-карателя. Возможно, он решил, что, поскольку он не представился тогда, Ынсе не поняла, с кем она разговаривала. А когда в палате он своим внимательным змеиным взглядом наблюдал за ней, воспоминания к ней еще не вернулись. Поэтому он, должно быть, поверил, что Ынсе не помнит ничего про Ким Чжехи. Видимо, это его немного успокоило. Ынсе никак не могла понять, что у него на уме.
        Откуда-то прилетел камень, сопровождаемый отвратительной руганью.
        – Сдохни, сука!
        Этот камень ударил Ынсе по лбу.
        – Перестаньте все! – закричал детектив Ха.
        Другие камни попали в спину, плечи, голову Ынсе, а детектив Ха старался закрыть ее собой. Журналисты не пытались защитить Ынсе. Они, наоборот, воспрянули, словно пришли от происходившего в восторг, и начали громко щелкать вспышками фотоаппаратов. Когда один камень попал в лицо детектива Ха, кто-то резко поднял Ынсе, которая, съежившись, закрывала руками голову, чтобы защититься от ударов.
        – Чжемин, как ты оказался здесь? – удивленно обернулся детектив Кан.
        Ынсе, думая, что это еще за Чжемин, пыталась разглядеть лицо мужчины, но видела только белую шею и подбородок. Мужчина тихо прошептал:
        – Держись.
        Ынсе обхватила его шею.
        Тот, держа Ынсе на руках, бросился в сторону здания. Рядом бежал детектив Ха со сложенной коляской.
        Охранники морга выбежали и в спешке открыли перед ними двери.
        – Господи, камень попал мне прямо по лицу! – воскликнул детектив Ха, поглаживая щеку. Кажется, удар был сильным – щека покраснела, и в одном месте кожа была немного разодрана. Чжемин опустил Ынсе в коляску.
        Только тогда она смогла увидеть его лицо.
        Ее глаза широко распахнулись. Это был он. Молодой человек, который плакал на станции метро. Который пытался броситься под поезд.
        – Вы друг друга не знаете? Это старший брат последней жертвы, Ким Чжехи.
        Дыхание Ынсе резко перехватило. Она вспомнила слова Чжемина, который в предыдущей временной петле сказал, что пришел на станцию метро после опознания тела сестры. «Значит, та сестра была Чжехи?! Боже мой, что за ужасное совпадение!» Ынсе резко опустила взгляд.
        – А это… – детектив Ха собирался представить Ынсе, но Чжемин перебил его.
        – Я знаю. Я подожду в фойе.
        Хотя этого и следовало ожидать, его резкий тон уколол Ынсе. Она, однако, была готова принять все, что он скажет.

* * *

        В морге их ожидали двое мужчин: один был в белом халате, другой держал в руках фотоаппарат.
        – Извините, мы на несколько минут задержались, – сказал детектив Ха.
        Мужчина в халате, на бейджике которого было написано «патологоанатом», слегка кивнул детективу и украдкой бросил взгляд на Ынсе, сидевшую в коляске. Заметив, что у нее ампутирована нога, он неловко прочистил горло, словно хотел скрыть жалость, и протянул Ынсе документы.
        – Поставь подпись, где отмечено. Труп твоего отца…
        Ынсе, не дождавшись объяснений патологоанатома, расписалась на документе. Ей было все равно, что там написано, поэтому читать она не собиралась. Она старалась смотреть в пространство, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Патологоанатом кивнул головой своему помощнику.
        Тот откинул верх простыни, чтобы показать лицо трупа. Это было лицо человека, который всю жизнь мучил Ынсе и маму.
        – Я хотел бы помолиться. Можно мне взять отца за руку? – спросила Ынсе.
        В знак разрешения мужчины на несколько шагов отошли от тела. Заметив, что помощник собрался поднять простыню справа, Ынсе передвинулась на коляске так, чтобы оказаться с другой стороны и взять именно левую руку отца. Она надеялась, что детектив Ха не заметил ее манипуляций.
        Как Ынсе и предполагала, помощник достал оказавшуюся ближе к ней левую руку, вложил ей в ладонь и отошел. Если бы она осталась на прежнем месте, он дал бы ей правую. Ей была нужна левая, потому что именно там располагалась татуировка, которую Ынсе собиралась проверить.
        Взяв руку отца, Ынсе опустила голову и посмотрела на ладонь ниже мизинца. К ее удивлению, кожа на месте, где раньше была татуировка, была срезана.
        «Кто-то убил отца и содрал кожу».
        Рука Ынсе сильно задрожала. Это было не самоубийство, а убийство.
        «Отец, ты тоже осквернил имя Божье, так как совершал убийства и насилие, прикрываясь Его именем, поэтому в раю тебе не место. Не говори, что тебе откроется дверь в рай, потому что ты покаялся перед смертью. Да даже если тебе откроется дверь в ад, туда тоже не смей идти. Потому что мне страшно, что там ты обратишься каким-нибудь демоном и возродишься. Ни в коем случае не смей перерождаться. Аминь».
        Ынсе попрощалась с отцом, глядя на его труп расфокусированным взглядом. Ей стало намного легче.
        – Пока нельзя утверждать с уверенностью, но после вскрытия должна окончательно проясниться причина смерти. Поскольку есть свидетель, видевший, как твой отец сам прыгнул, если не появится особых улик, говорящих об обратном, его смерть будет официально признана самоубийством, – сказал патологоанатом.
        Особые улики. Как насчет того, что у отца оторван кусок кожи на левой руке под мизинцем?
        Впрочем, Ынсе мало волновало, сам ли отец покончил с собой или стал жертвой убийства. Потому что даже если прояснится причина смерти, это не изменит того факта, что он убил Чжехи.

* * *

        Когда Ынсе выкатилась в фойе, Чжемин, который стоял, прислонившись к стене, подошел к ней.
        – Я хотел бы поговорить с этим ребенком, – сказал он, обращаясь к детективу Ха.
        – Это запрещено.
        – Можете не беспокоиться насчет меня, детектив, – прервала ответ Ха Ынсе. Полицейский еще немного поколебался, переводя взгляд с Ынсе на Чжемина, но поскольку она сама сказала, что все нормально, в конце концов кивнул головой.
        Сначала Ынсе на миг показалось, что Чжемин тоже ее вспомнит, однако в следующий момент она поняла, что это невозможно. Чжемин не мог знать Ынсе. В этой временной петле он ее не встречал. Они впервые увиделись возле здания морга.
        – Здесь везде есть камеры наблюдения, – предупредил детектив Ха Чжемина. Тот по-прежнему стоял с каменным лицом.
        – Десять минут. Через десять минут я вернусь за ним.
        Когда детектив Ха вышел из фойе, Чжемин покатил коляску к дивану. Он оставил ее так, чтобы Ынсе была лицом к лицу с ним, и опустился на диван напротив.
        Чжемин очень долго ничего не говорил и смотрел в пространство. Они сидели в неуютном молчании. Чжемин, словно смог наконец заставить себя посмотреть прямо на сына убийцы, медленно повернул голову в сторону Ынсе. Кажется, он много плакал. Его глаза были опухшими. Это лицо для Ынсе стало уже привычным и знакомым.
        – Что бы я ни сказал, вы не поверите, что это искренне, но мне правда очень жаль, – прошептала Ынсе, опустив голову.
        – Я видел твое фото в интернете. Не знаю, кто его выложил, но ты там сидел в палате и ел рамён. Сначала я не мог поверить, что ты сын и подельник убийцы, который убил мою младшую сестру. Потому что ты не выглядел таким человеком. Конечно, фото вышло в духе тех, что делают преступникам под арестом.
        – Простите.
        – Я пришел сюда, чтобы тебя похитить и отомстить за сестру, – сказал Чжемин, переведя взгляд с ног Ынсе на пустое пространство у нее за плечом.
        Он выглядел таким опустошенным и потерянным, что у Ынсе внутри заклокотал гнев. Не зная, о чем она думает, Чжемин глубоко вздохнул.
        – Я слышал, отец тебя запер и поджег дом. Это правда?
        – Да. И моя нога получила серьезный ожог, и из-за этого…
        Молодой человек помолчал какое-то время.
        – Чжехи вдруг исчезла, и у меня очень странное ощущение. Наш ресторан кажется пустым, и я больше нигде не могу почувствовать тепло. Я не представляю, что мне вообще теперь делать. Каждый раз, когда мне было трудно, я старался держаться хотя бы ради Чжехи. А теперь жизнь вдруг стала совсем бессмысленной. Даже в том, чтобы злиться на тебя и твоего умершего отца, нет никакого смысла. Поэтому я уже было решил броситься под поезд метро, когда мне вдруг позвонил парень, который ходил за Чжехи по пятам. Он сказал, что знает, где сейчас находится сын убийцы, потому что услышал про это от старшего брата. Его старший брат – детектив Кан, который недавно с тобой был. Услышав это, я захотел перед смертью хотя бы разок посмотреть тебе в глаза.
        «Почему он захотел меня увидеть? Он что, ожидал, что лицо сына убийцы – лицо чудовища?» Ынсе хотелось спросить, почему он хотел увидеть ее.
        – Я тоже какое-то время думал, что Ангел-каратель может быть необходимым злом. Потому что он и правда убивал тех мерзавцев, которые заслуживали смерти. Однако он убил и мою сестру. Это стало для меня шоком.
        Именно в этот момент у Ынсе в голове промелькнула странная мысль. Однако она не могла понять, что именно не так.
        – Теперь даже невозможно спросить, потому что твой отец сам умер. Поэтому скажи ты. Почему он убил Чжехи? Он в записке сказал, что сделал это, потому что она осквернила имя Божье, но Чжехи никогда так не делала. Она не могла такого сделать. Поэтому хочу узнать, в чем именно она виновата. Ты же тоже подельник. Ты должен знать. Ответь мне.
        Ынсе опустила голову.
        Она не могла ответить на вопрос Чжемина, но он был прав. Чжехи не была врагом общества, который заслуживал смерти. Что-то не вязалось.
        – Простите. Когда я вернулся домой, там уже…
        Ынсе не хотела жалко оправдываться тем, что она расчленила тело Чжехи по принуждению отца. Чжемин также больше ничего не говорил.
        Вместо Ха к ним подошел Кан.
        – Поговорили? Нам пора.
        Чжемин молча стоял. Детектив Кан протянул Ынсе желтый пакет.
        – Это вещи твоего отца.
        Открыв пакет, Ынсе увидела среди всяких мелких предметов мобильный отца.
        – Извините, а это все? Другого мобильного там не было?
        – Да, это все. Да, кстати, у тебя есть родственники, с кем можно связаться?
        – Нет.
        – Я так и подумал. Какое-то время можешь остановиться в нашей общине в церкви. Церковь находится недалеко от Южных ворот «Намдемун» в центре Сеула. Церковная община находится в лесу города Капхён. Там очень много людей, которые могут о тебе позаботиться. И даже есть врач. Все люди хорошие, и там очень спокойное, мирное место. Сядешь в машину, тебя до церкви отвезет детектив Ким. А до общины поедешь с пастором и старейшинами. Мы с детективом Ха об этом уже договорились.
        «Церковь, куда ходит детектив Кан? Интересно, она имеет какое-то отношение к моему отцу?» Это решение Ынсе не понравилось, но, если не получится вернуться в субботу, ничего не поделаешь. Потому что она теперь в таком положении, что ей нужен чей-то уход. Хотя нет, если нельзя вернуться в субботу, лучше уж умереть. Поэтому она кивнула головой.
        – Детектив, умоляю, отвезите меня домой. Мы же закончили опознание. Прошу.
        – Времени нет. Люди, которые тебя отвезут в церковную общину, скоро приедут.
        – Я покачу, – Чжемин, опередив детектива Кана, схватил ручки коляски. Ынсе удивилась – она думала, он просто уйдет.
        – Идите вперед. Мы за вами.
        Чжемин кончиком пальца постучал по плечу Ынсе. Это был сигнал. Ынсе повернула голову и быстро посмотрела на его лицо.
        – Ту. А. Лет.
        – Что?
        – Ту. А. Лет, – еще четче одними губами проговорил Чжемин.
        – Детектив, мне нужно в туалет.
        – Да?
        – Мне кажется, это займет какое-то время.
        Детектив Кан посмотрел на наручные часы.
        – Вы идите к машине, там отдохните. Я возьму его в туалет, потом к вам придем, – сказал Чжемин.
        – Я могу сам. Ты же уже устал. Можешь уйти домой.
        – Вообще-то я тоже хочу в туалет.
        – Правда? Ну, тогда давай, если тебе не трудно. Как раз я еще не ужинал.
        – Когда я ехал сюда, видел, что недалеко есть палаточный ресторан. Можете там хотя бы удон поесть. Как только мы закончим, мы сами пойдем к машине и подождем вас.
        – Хорошо. Детектив Ха будет в машине. Люди из церкви приедут через десять минут, так что можете сходить пока в туалет.
        Они вместе вышли из фойе и разошлись.
        В конце коридора, где располагались туалетные комнаты, была дверь, над которой горела зеленая лампочка с надписью «выход». Чжемин взял Ынсе на руки и вышел через экстренный выход.

* * *

        Они немного обошли здание морга, а затем Чжемин остановился перед старым микровэном Damas, на борту которого была надпись «Папина кухня». Молодой человек посадил Ынсе на переднее сиденье и перетянул ремень безопасности.
        – Почему вы передумали?
        – Потому что у меня есть еще к тебе вопросы.
        – …
        – Что ты собираешься делать в сгоревшем доме? Ты даже двигаться самостоятельно не можешь, – включив зажигание, Чжемин посмотрел на Ынсе.
        Поняв, что он собирается отвезти ее домой, она прямо посмотрела на молодого человека и невольно широко улыбнулась. Ынсе заметила, что он слегка вздрогнул, когда их взгляды встретились.
        Молодой человек отвел взгляд от Ынсе. Он дал задний ход и выехал на перекресток.
        – В какую церковь ходил твой отец?
        – Он не ходил в церковь.
        – Не ходил в церковь?
        – Нет, у нас были службы дома.
        Пастором был отец, а прихожанами – мама и Ынсе. С тех пор как мама умерла, на молебнах присутствовали только двое. Отец называл эти службы самым скромным и самым священным действом, а дом – самой чистой церковью в мире.
        – На всякий случай скажу: не ходи в общину, о которой говорил детектив Кан.
        – Почему?
        – Это очень странное место. Я передумал только потому, что он хотел тебя отвезти туда.
        – Что вы имеете в виду под «странным местом»?
        – У этой церкви репутация секты, однако из-за пастора, похожего на Иисуса, там каждый день толпы верующих.
        – А как она называется?
        – «Новое царство», – после этого Чжемин замолчал. Ынсе вздохнула и краем глаза посмотрела на него.
        Во всем его облике – плотно сомкнутые губы, нахмуренные брови, направленный вперед взгляд – чувствовалось напряжение, словно он хотел что-то сказать и выжидал подходящий момент. Ынсе решила дождаться, пока он сам не заговорит.
        – Наверное, тебе тоже было очень тяжело.
        – …?
        Это было совсем не то, что она ожидала услышать. Он не знала, как на это отвечать. Потому что не могла признать, что ей было тяжело. Неважно, по какой причине. Если кому и было тяжело, так это ему.
        – Я раньше работал в баре для трансгендеров. Потому что мой друг был трансгендером.
        – …!
        Он и правда это сказал? Видимо, Чжемин уже понял, что Ынсе тоже трансгендер. Он смотрел прямо и тихо улыбался. Похоже, что он вспомнил женщину, которую любил.
        – Ты умеешь драться? – внезапно спросил он.
        – …
        Когда Ынсе не ответила, края его губ слегка поднялись, что, по-видимому, означало, что он так и знал.
        – Прежде всего, чтобы себя защитить, постарайся обрести силу. В мире полным-полно больных ненавистников, которые хотят навредить таким, как ты.
        – О какой силе вы говорите?
        – Ну, можно научиться приемам самозащиты. Или потихоньку построить карьеру и обрести влияние, чтобы никто не мог тебя обидеть.
        – Трансгендерам запрещено служить в армии, и образование они не могут нормально получить. О какой карьере вы говорите? Мы можем обретаться лишь в полутемных клубах, состариться, работая дрэг дивами, и умереть.
        Ынсе вспомнила переулки Итхэвона и бар «Солдатская девушка», куда она ездила во вторую субботу.
        – Да, ты трансгендер, но прежде всего ты человек. Такой же, как я. Мне не нравится, когда ЛГБТ об этом забывают и мучают себя, сводя всю свою идентичность к своему полу или ориентации.
        – …
        – Нужно хотя бы ненадолго отодвинуть свою гендерную идентичность и найти уважаемую профессию. Например, в Таиланде есть актриса и модель Тричада Петчарат, в Америке известная модель – Кармен Каррера. У трансгендерных людей часто удивительно много творческих способностей. Ты можешь получить такую же профессию, как другие люди.
        – Я все это знаю. Но на практике это почти неосуществимо.
        – Как и для обычных людей. Препятствие для твоего будущего кроется не в негативном отношении общества, а в тебе самой. Потому что ты заранее боишься и думаешь, что для тебя это невозможно.
        – …!
        – Есть один американский журналист, которого я очень уважаю. Его зовут Андерсон Купер, он работает на CNN. Он открытый гей, но является главным ведущим новостей на канале. В Корее есть Хон Сокчхон и Харису. Представь, через что им пришлось пройти, чтобы добраться до этих высот. Однако они все-таки добились. Это и есть настоящая сила. Такие люди даже после каминг-аута не все теряют. Это относится и к трансгендерам. Когда смотришь в зеркало, смотри не на себя как на трансгендера, а на себя как человека.
        В душе Ынсе поднялась теплая волна. Ей вспомнилось то время, когда она увлекалась актерским мастерством с получением божественного откровения, чтобы защитить маму от отца. В то время Ынсе и правда полностью забывала о проблеме со своей гендерной идентичностью. Ей никто никогда не говорил такого. До сих пор другие люди, когда они понимали, что Ынсе не такая, как все, избегали ее, чтобы не попасть в неприятности, или относились подчеркнуто безразлично, чтобы не обидеть представителя ЛГБТ. Чжемин был первым, кто сказал ей подобные вещи. «Однако они все-таки добились. Это и есть настоящая сила». Эти слова эхом раздавались в голове Ынсе. В этот момент с ее души словно упали оковы.
        Образы трансгендеров из фильмов или романов не давали Ынсе возможности мечтать. Она никогда не думала, что будущее, о котором говорил Чжемин, возможно для такой, как она. Ей захотелось когда-нибудь также с уверенностью сказать: «Все-таки я добилась».
        Когда Ынсе начала дрожать от переполнявшей ее новой надежды, Чжемин вдруг ухмыльнулся.
        – Да, говорить легко. Но осуществить трудно. Тем более в таком виде… Извини, забудь.
        Ынсе сразу упала духом. Казалось, он сначала позволил ей взлететь, широко раскрыв крылья, а затем сам же вдруг резко их оборвал. Ынсе очень хотела заставить его взять обратно слово «забудь». В этот момент позади машины раздался громкий звук сирены. Бросив быстрый взгляд назад, Ынсе увидела автомобиль с мигалками.
        – Это детектив Кан. Наверное, думает, я тебя похитил.
        Чжемин, кажется, намереваясь остановить машину, поменял полосу и двинулся в сторону обочины. Ынсе громко закричала.
        – Нельзя. Отвезите меня домой! Умоляю! – она была в отчаянии. – Если меня поймают, я не смогу поехать домой.
        Чжемин прямо посмотрел в глаза Ынсе и сказал:
        – Назови хотя бы одну причину, почему я должен тебе помочь.
        – Только так я смогу спасти Чжехи, – поколебавшись, выдавила Ынсе. Такой ответ сильно разозлил Чжемина.
        – Ты что, издеваешься? Чжехи умерла. Умерла уже! Ты и твой отец убили ее! Так что даже в шутку не смей говорить такое. Я могу сейчас бросить тебя здесь или похитить и убить.
        Ынсе сказала правду, но он ей не поверил. Конечно, она знала, что так просто его не убедить, но от его реакции ей стало очень обидно.
        – Да, вы во всем правы. Знаю, что у меня нет права вас просить. Но все равно прошу, потому что я правда хочу спасти Чжехи. Почему и как – я не могу сказать. Вы все равно не поверите. Так что умоляю, просто отвезите меня домой. Отвезете и уедете. Если вы остановите машину, я лучше выброшусь, – сказала Ынсе решительно.
        «Это правда. Я делала все это, чтобы спасти Чжехи. Но есть и более важная причина – я не готова жить инвалидом».
        Теперь жизнь Ынсе зависела от Чжемина. Из-за нее погибла его сестра. А она теперь еще и просит ей помочь.
        – Говори. Каким образом ты хочешь спасти уже умершего человека?
        – Если скажу, вы решите, что это бред.
        – Мне все равно, бред это или нет. Мне нужно за что-то зацепиться. Если это для спасения Чжехи, я поверю чему угодно.
        – Трансгендер, которого вы назвали другом, – это была ваша возлюбленная.
        Лицо Чжемина стало холодным.
        – И скорее всего, вы захотели встретиться со мной, увидев мое фото в соцсетях, потому что я очень похожа на нее. Ваша возлюбленная умерла от ножа извращенца-трансфоба.
        – Ты э-это как…?
        – Как я это узнала? Мне об этом сказала вчера днем Чжехи.
        – Господи… Ты что, убил Чжехи, даже зная ее?
        Чжемин схватил ее за грудки.
        В этот момент Ынсе почувствовала сильную боль, словно незажившие раны на спине начали расходиться. Она изо всех сил пыталась упереться в пол ногой, которой не было.
        – Это не так! Я путешествую во времени!
        Ынсе разрыдалась. После слов о путешествиях во времени лицо Чжемина окаменело. По-видимому, хотя он и обещал поверить чему угодно, это было уже слишком. Он посмотрел на Ынсе, как на чокнутую. Однако она не могла на этом сдаться.
        – Недавно, когда мы сидели в фойе морга, вы мне говорили про младшего брата детектива Кана, который везде ходил за ней по пятам?
        – …?
        – Этот младший брат детектива Кана, его ведь зовут Кан Чхульчжун?
        – …!
        – Мне надо вернуться домой и найти мобильный. Если я его найду, я смогу вернуться в субботу. Когда Чжехи еще жива.
        – Субботу, когда Чжехи жива?
        – Да.
        Чжемин усмехнулся и сразу же сделал серьезный вид.
        – Не говори, что это ради Чжехи. Даже имя ее не произноси. Понял?
        С каменным лицом Чжемин нажал на газ.
        – Сначала оторвемся от них. Затем вернемся к магазину. Хотя они и полицейские, вряд ли они догадаются, что я везу тебя в твой сгоревший дом.
        Ынсе ненадолго успокоилась, поняв, что Чжемин решил помочь, но быстро очнулась.
        Она вспомнила, что все время, начиная с больницы, умоляла детектива Ха отвезти ее домой. Он точно поедет туда. И туда же приедет и его напарник, детектив Кан, который, хотя и притворялся, что ничего не знает, был сообщником отца. Ынсе еле удалось уговорить Чжемина, а теперь возникли новые проблемы с детективами. Она поняла, что находится в безвыходном положении.

* * *

        Даже у входа в переулок чувствовался запах гари. Чжемин припарковал машину так, чтобы ее не было видно с трассы, затем открыл дверь автомобиля со стороны, где сидела Ынсе.
        Когда молодой человек наклонился, чтобы отстегнуть ее ремень безопасности, она почувствовала аромат мыла, исходивший от его шеи. Ее сердце забилось быстрее.
        – Я и сама могу.
        Почувствовав неловкость, она повернулась и сама отстегнула ремень.
        В конце концов, пусть даже у нее не было одной ноги, руки-то были целы. Извернувшись и левой ногой опершись о пол, она обеими руками ухватилась за дверь и встала. Когда она напрягла тело, боль, которая на какое-то время отступила на задний план, опять резко вернулась.
        Ынсе подумала, что ей нужно обезболивающее, но решила, что сможет пока потерпеть. Лишь бы поскорее вернуться в прошлое.
        Чжемин положил одну руку Ынсе на свое плечо, поддерживая ее.
        – Как тебя зовут?
        – Ко Ынсе.
        – Настоящее имя.
        – Ко Ынхёк. Неважно, как вы будете меня называть. Все равно ко мне никто не обращается по имени.
        – Что ты имеешь в виду?
        – Отец обращался ко мне «сукин сын», владелица кафе «эй, ты». Еще есть один такой ублюдок, так он зовет меня «девка». Классный руководитель обращается ко мне, только когда моя очередь дежурить, и называет меня «дежурный». А имя «Ынсе»…
        Ынсе не договорила.
        Так к ней обращалась только мама. В тот день, когда Ынсе вернулась поздно домой, еще не зная, что мама погибла, отец, передав ей золотую цепочку с крестиком, сказал:
        – Твоя мама ушла в рай.
        Смерть мамы была для Ынсе чем-то невообразимым, поэтому ей все время казалось, что она еще жива где-то. Ынсе тогда несколько десятков раз повторяла слова отца про то, что мама ушла в рай, и губы ее искажала горькая ухмылка.
        Когда Ынсе резко замолчала, Чжемин пробормотал, словно понял, каково ей было.
        – Дааа, жизнь у тебя…

* * *

        Магазин овощей, находившийся на первом этаже торгового здания «Новый мир» с левой стороны от центральной лестницы, по большей части сгорел, стены и даже рольставни стали полностью черными от гари. К счастью, огонь, кажется, не перекинулся на мясную лавку справа от лестницы. Ынсе, подняв голову, посмотрела на пятый-шестой этажи. Там жили люди, которые арендовали магазины со второго по четвертый этаж. Почти во всех окнах не горел свет, но было ощущение, словно жильцы, спрятавшись в тени, втайне наблюдали за ними.
        И в первое, и во второе воскресенье Ынсе отвечала на звонок мамы утром до обеда, находясь на станции метро. Она сильно переживала, так как не была уверена, что получится попасть во временную петлю, если время и место совершенно другие.
        – Если раздастся шум, люди могут проснуться, поэтому давайте войдем туда через заднюю дверь.
        Ынсе с помощью Чжемина вошла через дверь между зданиями.
        Стекло в ней разбилось, и на его месте зияла дыра. Они убрали желтую полицейскую ленту и вошли. Оба сразу почувствовали резкий запах гари и почти одновременно сморщились.
        – Что ты ищешь?
        – Мой мобильный. Это раскладушка.
        – Если он был здесь, он, должно быть, совсем расплавился.
        Ынсе не хотела на это отвечать. Если бы она хоть на минуту поверила, что это так, могла просто рухнуть от отчаяния.
        – Отведите меня, пожалуйста, туда, – Ынсе указала на внутреннюю часть магазина.
        Там царил беспорядок. Но телефон мог быть только там, где она упала в субботу во время драки с отцом, или где-то рядом с тем местом.
        Ынсе попыталась лечь на пол и рухнула, потому что почувствовала острую боль в нижней части ампутированной ноги. Чжемин не мог равнодушно смотреть на такое, поэтому опустился рядом с ней, приподнял и усадил в угол так, чтобы она опиралась спиной о стену.
        – Я сам попробую найти.
        – И что ты хочешь найти?
        Неожиданно раздался голос бесшумно вошедшего детектива Кана.
        Непонятно было, когда они приехали, но в коридоре, который вел к задней двери, стояли детектив Кан и детектив Ха.
        – Сукин сын, – детектив Ха подошел и ударил Чжемина по щеке. – Что ты творишь? Хочешь, чтобы тебя посадили за похищение?
        – Он меня не похищал, это была просьба! – громко закричала Ынсе. Она разозлилась, увидев, как Чжемин получил по лицу. – Я сам попросил. Потому что вы не хотели меня слушать!
        – Ты, мерзавец, да как ты посмел?
        Детективы полностью проигнорировали Ынсе. Чжемин стоял молча, словно решил вообще ничего не говорить.
        – Я спросил, что вы тут ищете?
        – Доказательство.
        Чтобы выбраться из этого ужасного положения, нужно было что-то придумать. Все удивленно посмотрели на Ынсе.
        – Доказательство? Какое еще доказательство?
        – Доказательство того, что у Ангела-карателя были еще подельники.
        Детектив Кан вопросительно прищурил глаза.
        Детектив Ха внимательно наблюдал за всей этой ситуацией. Судя по тому, как Чжемин украдкой на нее посмотрел, парень, по-видимому, понял, чего добивается Ынсе. Между ними возникло безмолвное соглашение. От этого сердце Ынсе забилось быстрее.
        – Что за доказательство?
        – Это мой мобильный. Он старого типа. Раскладушка. В нем есть телефон человека, который может свидетельствовать об этом.
        – Криминалисты уже полностью осмотрели это место. Такого телефона тут не было, – сказал детектив Ха.
        – Это место совершенно не выглядит так, как будто здесь кто-то что-то смотрел, – сердито сказал Чжемин и сам начал рыться среди пепла. Тогда и детектив Кан, и детектив Ха тоже начали искать. Когда их руки и одежда стали полностью черными от сажи, взгляд Чжемина упал на что-то, напоминавшее край мобиль-ного.
        – …!
        Разрыв кучу пепла, Чжемин достал телефон. Он выглядел немного помятым, однако, казалось, что огонь до него не добрался. Детектив Кан остановился и обернулся в сторону Чжемина.
        – Дай-ка мне, – он протянул руку.
        Чжемин усмехнулся и попятился назад, отдал телефон Ынсе и встал перед ней.
        – Ты что творишь?!
        – Детектив Кан, подожди, – Ха, нахмурившись, посмотрел на своего напарника, который вел себя крайне нервозно.
        Когда Ынсе бросила взгляд на батарею телефона, она увидела, что осталось всего два процента заряда.
        «И что теперь делать? Что мне сделать, чтобы ответить на звонок мамы?»
        Отчаяние и надежда стремительно сменяли друг друга.
        Ынсе смотрела на Чжемина. Ей казалось, что время, проведенное с ним, это дар. Она думала, что человек, пострадавший от рук отца, будет только ненавидеть ее, но все случилось наоборот: между ними возникло чувство понимания. Ее сердце сжималось, стоило ей подумать об этом. Возможно, если бы она не потеряла ногу и была здоровой, Чжемин ударил бы ее несколько раз вместо того, чтобы помочь.
        «Наверное, это как две стороны монеты. У несчастья бывает и другая сторона». Этот дар был порожден именно несчастьем Ынсе. Если она вернется в прошлое, для Чжемина она снова станет незнакомкой. Общие воспоминания и чувства исчезнут.
        – Имя. Назови имя подельника, – детектив Кан резко двинулся в ее сторону, намереваясь, по-видимому, отобрать мобильный.
        – Минутку, я вам скажу.
        Ынсе открыла сотовый и проверила список звонков. Три пропущенных от мамы. Все три поступили до обеда в воскресенье. Ынсе беспокоилась, поскольку момент, когда временная петля точно была возможна, прошел. После обеда во вторую субботу Ынсе, чтобы проверить, можно ли в любой момент попасть в петлю, звонила по номеру мамы, но тогда автоматический голос сообщил ей, что такого номера нет. Однако сейчас было воскресенье, и к тому же уже были пропущенные звонки от мамы, так что попробовать стоило.
        Ынсе посмотрела на Чжемина. Тот прочитал надежду в ее глазах. Оба детектива не могли понять смысл взглядов, которыми они обменялись, и просто наблюдали за действиями Ынсе.
        – Быстрее, – поторопил с угрожающим видом детектив Кан.
        Ынсе, выбрав пропущенный звонок от мамы, нажала на кнопку «звонок». Гудки пошли. Пытаясь усмирить стремительно бьющееся сердце, Ынсе ждала. Ей казалось, что на звонок вот-вот ответят, но трубку никто не брал. В прошлый раз хотя бы голос автомата сказал, что такой номер не зарегистрирован, а на этот раз звонок просто резко прервался. Перед глазами Ынсе помутнело. «Может, не получается потому, что, хотя сегодня и воскресенье, сейчас уже вторая половина дня?» Ынсе решила, что это конец.
        От страха сознание у нее помутнело. «Что теперь делать?» Она не могла вернуться в прошлое. Это был сущий кошмар.
        – Дай сюда.
        Детектив Кан попытался схватить мобильный Ынсе. Однако Чжемин встал между ними, показывая, что, если полицейский применит силу, он этого так не оставит. Кан от ярости выпучил глаза.
        – Минутку. Пожалуйста, подождите немного, я вам отдам телефон.
        Ынсе не могла сдаться на этом.
        Когда она хотела еще раз нажать на вызов, телефон зазвонил.
        Ынсе изумленно уставилась на экран. Звонок был от мамы. Получилось. От нахлынувших чувств защипало в носу. Пора бежать. Как она этого ждала. «Получается, временная петля возможна, только когда я звоню в ответ на пропущенный звонок от мамы?» – задумалась Ынсе. Точно узнать было невозможно, но она почувствовала облегчение.
        Она простилась про себя с Чжемином.
        Что будет с этим миром, когда сознание Ынсе покинет его? Этот ответ узнают только те, кто останется. Ынсе знала, что не сможет больше встретиться с ними. Как только она вернется в прошлое, этот мир исчезнет. Она осторожно нажала на кнопку и произнесла:
        – Мама?



        Четвертая суббота

        По лицу тек холодный пот. Ынсе рефлекторно опустила взгляд на ноги ниже колена. Там были две кроссовки. Она закрыла рот и хрипло всхлипнула. Она раньше не думала, что две целые ноги могут быть такой радостью. И представить себе не могла, что ее сделает настолько счастливой просто тот факт, что у нее здоровое тело. Только теперь она поняла, как страшно потерять часть тела и стать инвалидом.
        Ынсе посмотрела на мобильный, который сжимала в руке. Звонок от «Мудака». Отец, который связал Ынсе и бил кнутом. Который вытряхивал из сумки ее вещи: силиконовый лифчик и лак. Именно эти образы всплыли у нее в голове. Она разозлилась. Биологически Ынсе родилась мужчиной, но душой она была женщиной и всегда себя таковой считала. Именно эта мысль помогала ей пережить тот факт, что она родилась в мужском теле. Каждую секунду, каждую минуту она была для родителей дочерью, а не сыном. Именно по этой причине она так злилась, когда отец звал ее «сукиным сыном». И когда в школе ее называли «девка» или «Ко Ынхёк», она страшно это ненавидела. Однако она знала, что, если сейчас не справится со своим гневом, неизвестно, что может произойти. Поэтому Ынсе ответила на звонок.
        – Ты где?
        – Еду на подработку.
        – Сегодня домой не приходи, переночуй у какого-нибудь друга.
        Подавив гнев, Ынсе положила трубку.
        По радио в автобусе говорили то же, что и раньше – про то, что нашли пятую голову. «Завтра утром найдут шестую». Ынсе решила изменить будущее Чжехи. Однако была проблема. То, что Ынсе не могла контролировать. А именно внезапные прыжки сознания во времени. Из-за этого она не могла ничего нормально сделать. Она прикусила губу. Надо подготовиться к тому, что это может случиться. Она достала из сумки ручку и записную книжку и быстро что-то записала. Скоро появится Чо Дусок. Надо до этого успеть дописать записку для Чжехи.
        Сложив бумагу пополам, Ынсе бросила взгляд в заднюю часть автобуса. Чжехи стояла, держась за поручень, и читала.
        Автобус сбавил скорость, и раздалось объявление об остановке. Люди двинулись в сторону двери. Ынсе встала и пошла к Чжехи.
        – Ким Чжехи?
        – Кто ты…?
        Чо Дусок двигался в их сторону.
        – Вы знаете детектива Кан?
        – Да, знаю, а что?
        – Можно с вами поговорить?
        Увидев Ынсе, Чо Дусок направился к ним.
        – Эй, девка, куда…?
        Ынсе, как и планировала, коленом ударила Чо Дусока между ног. Тот выпучил глаза и согнулся пополам, жилы на шее вздулись. Ынсе толкнула его и вышла из автобуса вместе с Чжехи.
        Теперь Чо Дусок должен был открыть окно, чтобы выругаться ей вслед. Ынсе отвела Чжехи за остановку.
        Дусок резко открыл окно автобуса и высунул туловище, намереваясь выкрикнуть свои угрозы, но, не увидев ее, принялся оглядываться с глупым видом.
        Когда автобус уехал, Ынсе захихикала и вышла из-за остановки.
        Чжехи растерянно уставилась на Ынсе.
        – Поскольку разница между нами всего в год, я буду на «ты».
        – А как ты…? Ты что, меня знаешь?
        – Я много слышал о тебе от Чжемина.
        – Правда? Ты и моего брата знаешь? Ты же хотел поговорить о детективе Кане?
        – Ты ведь знаешь об убийствах Ангела-карателя?
        – Конечно, знаю.
        – Пожалуйста, не пугайся того, что я сейчас скажу, просто выслушай меня.
        Чжехи недоуменно посмотрела на Ынсе. Та сглотнула комок в горле.
        – Сегодня ночью ты станешь шестой головой. Поэтому…
        Ынсе намеревалась продолжить, но Чжехи замахнулась и ударила ее по щеке. Раздался хлесткий звук пощечины.
        – Кошмар. Сумасшедший. Прямо мурашки по коже.
        Чжехи нахмурилась и посмотрела на свою руку. Получилось неудачно. Девушка с отвращением отвернулась и ушла.
        Ынсе поняла, что из-за того, что она всю жизнь была одинока, она не умеет заботиться о чувствах других людей. «Как я могла так равнодушно сказать такие страшные вещи про то, что она станет шестой головой?» – спросила она себя. Ынсе-то уже несколько раз видела залитое кровью место убийства, поэтому не испытывала особого страха, однако как же, должно быть, отвратительно было услышать такие вещи тому, кому это было адресовано. Она ведь сказала даже не «шестой жертвой», а «шестой головой». Еще бы Чжехи не пришла в ужас.

* * *

        Ынсе безо всякой цели села на пригородный автобус и поехала до Пусана. Она прибыла туда уже к вечеру. Впервые за долгое время ей довелось увидеть море. Прогуливаясь на пляже, она пыталась прочистить голову. Чувствуя силу в шагавших по песку здоровых ногах, Ынсе даже улыбалась и вспоминала Чжемина, которого оставила в будущем.
        Глядя на море, она поняла, что, хотя она и застряла во временной петле, она все еще может проживать этот день по-другому, не вмешиваясь в судьбы Чжехи и Чжемина. Чжехи, которая ушла, ударив Ынсе по щеке, наверняка направилась в кафе. Когда Ынсе перестала нарушать ход уже произошедших событий, ее сознание перестало перескакивать во времени. Она могла наблюдать за всем немножко со стороны.
        Удивительно было то, что Кан Чхульчжун, парень Чжехи, оказался братом детектива Кана. Судя по тому, что Чжемин предостерег Ынсе против того, чтобы ехать в общину, кажется, и Чжехи, и Чжемин что-то знали о церкви, в которую ходили братья. Почему отец поджег магазин после того, как позвонил детективу Кану? Ынсе вспомнила их разговор, когда отец кричал на полицейского. Какие отношения связывают этих двоих? В свете всех этих вопросов, ответа на которые она не знала, ей пришло в голову, что все вокруг скрывают свои истинные обличья.
        Чжехи, которая говорила, что мечтает стать правозащитницей, у которой было такое наивное, чистое лицо, что казалось, у нее в жизни не было никаких проблем, курила в общественном туалете и терпела пощечины от мужчины. При этом она смотрела на Ынсе, трансгендерную девушку, с выражением бесконечного понимания на лице. Однако она связана с братом детектива Кана, ходившего в церковь, насчет которой Чжемин предостерег Ынсе. И при этом она была целью Ко Чжимёна, у которого на ладони была татуировка, полностью идентичная татуировке детектива Кана.
        Ынсе решила, что, если она еще раз вернется в субботу, нужно побольше узнать о религиозной жизни Чжехи. Но она не могла придумать подходящий способ заговорить об этом и поэтому просто бесцельно смотрела на море в окно кафе.
        Ынсе заметила чайку, которая опустилась на террасу. Затем та снова взлетела в небо. Взгляд Ынсе последовал за ней. Чайка летала по кругу на фоне оранжевого заката. Ынсе пришло в голову, что она хотела бы гулять на этом пляже вместе с Чжемином.
        Она пошла в туалет кафе. Внутри висело зеркало в полный рост. Там отражалась Ко Ынсе, которая одновременно была и красивым мальчиком, и красивой девочкой.
        Ынсе протянула руку к своему двойнику. Ынхёк из зеркала отразил ее жест. Когда пальцы Ынсе соприкоснулись с пальцами Ынхёка, ей в голову вдруг пришел способ, как предупредить Чжехи, не напугав ее.
        Ынсе уже поняла, что временная петля не зависит от конкретного времени и места, но при этом случается только в воскресенье и только после того, как поступит звонок от мамы. Поэтому она ждала воскресного утра, сидя в круглосуточном интернет-кафе. Яркие неоновые отсветы просвечивали сквозь морской туман. В этой ночи было что-то волшебное.
        Ынсе встретила утро воскресенья, за всю ночь не сомкнув глаз. Туман на пляже уже приблизился к окнам кафе.
        Ынсе ни во что не вмешивалась, поэтому Чжехи, как обычно, стала шестой головой, а Чжемин стал неким молодым человеком Кимом, который в воскресенье утром бросился под поезд метро и погиб. Все это Ынсе прочитала в интернете, завтракая сэндвичем и колой.
        Она вышла из кафе и медленно шла в густом тумане, где на пятьдесят метров вперед ничего не было видно. К тому моменту, как она добралась до метро «Хэундэ», она уже вся промокла насквозь. Ынсе вынула записку, которую написала в субботу в автобусе, прочитала, порвала и выбросила. Все равно когда она вернется в прошлое, нужно будет написать заново. Когда прошло несколько поездов, зазвенел мобильный Ынсе. Это был звонок от мамы.



        Пятая суббота

        Должно быть, потому, что она занималась защитой прав ЛГБТ, Чжехи достаточно было увидеть то, как Ынсе, с ее миловидной внешностью, страдает от издевок Чо Дусока, чтобы понять, что она трансгендер, и проявить к ней участие. А еще она тогда спрятала выпавшую накладку от лифчика. Поэтому Ынсе решила, что Чжехи все поймет без лишних слов.
        Вместо того чтобы спрашивать, знает ли она детектива Кана, Ынсе просто сказала:
        – Чжехи, я хочу с вами поговорить.
        Девушка пристально на нее посмотрела, затем закрыла книгу и улыбнулась. «Есть!» – радостно воскликнула Ынсе про себя. Судя по тому, что Чжехи согласилась выйти с ней из автобуса, несмотря на то что у нее была встреча с Кан Чхульчжуном, она с первого взгляда определила ее истинную идентичность.
        В отличие от прошлого раза Ынсе не стала сразу говорить Чжехи, что та станет шестой головой. Вместо этого она просто предложила ей немного пройтись. Чжехи молча улыбнулась и пошла с ней бок о бок.
        На обочине дороги возле перекрестка теснилось множество разных магазинчиков. Увидев, как у кафе на лотке продавали жареные роллы со стеклянной лапшой, Ынсе вспомнила о маме. Мама, когда их готовила, всегда щедро добавляла перец чили. После ее смерти Ынсе ни разу не ела это блюдо.
        – Тебе нравятся жареные роллы со стеклянной лапшой?
        – Разве есть кто-то, кто их не любит?
        – Угостить тебя?
        Ынсе всегда завидовала одноклассникам, которые после занятий вместе с близкими друзьями отправлялись куда-нибудь поесть вместе ттокпокки[3 - Жареные рисовые палочки в остром соусе.]или кровяные колбаски сундэ. Ынсе ни разу ни с кем так не ходила. Хотя она и говорила себе, что, так как она копит на операцию по смене пола, у нее нет лишних денег, чтобы тратить на еду вне дома, на самом деле ей всегда этого хотелось.
        – Не хочу. Мне не нравится получать без повода подобные знаки внимания, – твердо отказалась Чжехи.
        – А, понятно.
        Столкнувшись с отказом, Ынсе почувствовала себя униженной и уязвленной. Она упала духом и не знала, что еще сказать, однако Чжехи вдруг потянула ее за руку.
        – На самом деле я тоже немного проголодалась. Не успела пообедать. Только, чур, я угощаю, – она захихикала и озорно улыбнулась. Они зашли в кафе.
        – Скажите, а у вас нет роллов с перцем чили?
        – Нет. Но я положу много перца в соевый соус, так что будет достаточно остро.
        Ынсе широко улыбнулась и кивнула. От одних мыслей у нее во рту распространилось приятное острое жжение.
        – Тогда давайте ттокпокки, колбаски сундэ, рыбные пирожки и роллы. Да, и роллов побольше.
        Она столько всего назаказывала, что в итоге еды оказалось очень много. Чжехи, удивившись, спросила:
        – Ты правда собираешься все это съесть?
        – Мы вместе все сметем.
        В ответ на слова Ынсе Чжехи усмехнулась и взяла палочками колбаску.
        – До последней крошки! – прокричали они вместе. Чжехи набила рот колбасками, а Ынсе запихнула в рот ролл, и обе принялись жевать.
        – Мы нигде раньше не встречались?
        – Что?
        – Ты как будто кажешься мне знакомой.
        – Ты тоже попробуй. Вот.
        Ынсе взяла палочками ролл и поднесла ко рту Чжехи. Должно быть, потому что ей стало неловко от того, что ей вот так протягивают еду, Чжехи ненадолго смутилась, но в конце концов приняла угощение. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Хотя Чжехи могла бы спросить, зачем Ынсе вытащила ее из автобуса, она терпеливо ждала, пока та сама не решится поднять эту тему.
        – Я всегда так хотела. Угостить друга чем-то вкусным. Ты можешь стать моей подругой?
        Ынсе неловко улыбнулась, словно спрашивая «ты же понимаешь, о чем я?», и легонько стукнула по руке Чжехи.
        – Конечно, – улыбнулась в ответ девушка.
        Ынсе ощутила прилив огромной благодарности. Рядом с Чжехи она все время радостно улыбалась, словно человек, не знавший слез.
        – Да, слушай, тогда в автобусе…
        – Да?
        – Что ты подумала, когда тот парень сказал, что поймал меня в женском туалете?
        – Мне было стыдно за него.
        – Почему? Ты не подумала, что я просто какой-то извращенец?
        – Если честно, еще когда я тебя увидела, у меня возникла догадка, но когда этот придурок начал к тебе приставать, я точно поняла. Я по опыту знаю, у моей знакомой девушки-трансгендера была такая проблема. И у других тоже. Когда они еще не сделали операцию, но пользуются женским туалетом, и это вызывает негативную реакцию. Я занимаюсь такими вопросами, поэтому кое-что знаю. Но когда этот придурок начал над тобой издеваться в общественном месте, мне стало за него стыдно и захотелось ему врезать. Вот так.
        Ынсе, задумавшись, медленно кивнула.
        – У тебя перец на губах.
        Чжехи взяла салфетку и поднесла ко рту Ынсе. Та выпятила губы, словно ребенок. Чжехи стерла с ее рта перец и сделала серьезный вид.
        – Ну вот, красотка!
        – …
        Момент, когда Чжехи вытирала ей губы, был одним из самых счастливых в жизни Ынсе. О ней не раз говорили: «привлекательный юноша», «красив, как девушка», но «красоткой» не называли никогда. На глаза Ынсе навернулись слезы. Потому что именно в этот момент ей вспомнилась мама. Ее очень подкосил каминг-аут Ынсе, и той хотелось умереть, глядя на реакцию самого дорогого для нее человека. Но потом мама поняла, что то, что нужно ее ребенку, – это не обвинения, увещевания, осуждение или попытки показать, как сильно она ранена, а только лишь безусловная любовь. После этого она все время всецело была на ее стороне.
        Она всегда обнимала ее и говорила: «Моя красавица».
        Какое-то время Ынсе без выражения смотрела на Чжехи, а затем на ее глаза снова навернулись слезы.
        «Как же ее спасти?» – в отчаянии подумала она.
        – Эй, что с тобой? Почему ты так смотришь?
        – Минутку.
        Сидеть вот так лицом к лицу с близким другом и есть вкусную еду было давней мечтой Ынсе.
        Она не хотела, чтобы Чжехи увидела, как она плачет. Она поднялась с места.
        – Я впервые за долгое время столько съела, похоже, у меня несварение.
        Вдвоем они дошли до туалета и смешались перед дверьми.
        – Я использую женский.
        На секунду Ынсе подумала, что Чжехи может смутить ее признание, но она тревожилась понапрасну. Вместо этого девушка прошептала:
        – Я посторожу.
        Чжехи осмотрела коридор и махнула Ынсе рукой, чтобы та заходила.
        Ынсе сидела, обхватив руками унитаз. Чжехи зашла в кабинку и постучала Ынсе по спине. Та вспомнила, как вместе с отцом расчленяла тело девушки у них в ванной. Разрезала тело такого хорошего друга. Опустив голову, притворяясь, что ей плохо, Ынсе захлебывалась слезами от переполнявшего ее чувства вины.
        – Ты как, нормально? Похоже, тебе совсем нехорошо. Я сбегаю за лекарством.
        Чжехи с беспокойством заглянула в покрасневшие глаза Ынсе.
        – Нет, не надо. Тебе никуда нельзя ходить одной, – сказала Ынсе, крепко схватив за руку Чжехи, которая собиралась бежать в аптеку. Кажется, настал момент. Момент сказать правду. Даже если она снова получит пощечину, неважно.
        – Да, ты же что-то хотела мне сказать?
        Ынсе кивнула.
        – У меня есть к тебе просьба.
        – Какая просьба?
        – Возьми это, пожалуйста. Если я вдруг ничего не смогу вспомнить, дай мне эту письмо.
        Ынсе протянула Чжехи то, что написала в автобусе.
        – Что это?
        – Заклинание, которое убережет тебя сегодня ночью от демонов.
        – Что? Ты, ты меня знаешь. Где ты меня видела?
        «Впервые я увидела тебя на полу в ванной у нас дома».
        «Второй раз я увидела тебя на экране телевизора в магазине».
        – Ты и сегодня пойдешь в штаб организации «Нормальные сердца»?
        – А, так ты там меня видела. Ты тоже там работаешь волонтером?
        Чжехи наклонила голову и пробормотала: «Я что-то тебя не помню».
        – Я один раз тебя там увидела, и мне почему-то очень захотелось с тобой поговорить. Не думала, что вот так вот встречу тебя в автобусе.
        – На самом деле хоть я и занимаюсь ресторанчиком, это в основном дело брата. А я мечтаю стать правозащитницей. Моя подруга со старших курсов – активистка, и я понемногу у нее учусь. Хотя официальное разрешение было отменено, завтра в 10 часов мы, как обычно, напротив мэрии собираемся провести фестиваль квир-культуры, поэтому много чего нужно подготовить. Вообще-то я отвечаю за вступительную речь. Я попозже пойду в штаб. Хочешь со мной?
        Поскольку Ынсе не знала, где и как отец поймал Чжехи, она и так намеревалась весь день следовать за девушкой. Однако та первая ее пригласила. Ынсе показалось, что она как будто получила приглашение в личный мир Чжехи.
        Именно в этот момент перед глазами у нее помутнело. Наступило время прыжка сознания. А она так и не успела ни предупредить Чжехи о том, что она может умереть, ни расспросить ее про ее бойфренда Кан Чхульчжуна, детектива Кана и ее религиозную жизнь.
        Так же как и каждый раз до этого, при прыжке сознания она почувствовала такой сильный обжигающий холод, словно ее нервы вот-вот сгорят. В какой момент она на этот раз придет в себя? Как другая Ынсе поведет себя в оставшееся время субботы? Время загнало ее в такие ужасные обстоятельства, и теперь она изо всех сил пыталась выбраться.
        Очертания лица Чжехи расплылись перед глазами.

* * *

        Горел яркий неоновый свет, но вокруг было тихо. На асфальте, подобно осенним листьям, тут и там валялись растоптанные ногами прохожих листовки, рекламировавшие клубы и караоке.
        Перед глазами Ынсе, семенившей мимо тесно прижатых друг к другу магазинчиков и баров, промелькнула синяя вспышка. Последним, что она помнила, было то, как она потеряла сознание в кафе, где они ели с Чжехи. Ынсе решила спокойно оценить обстановку, поэтому принялась внимательно осматриваться по сторонам. Впереди нее шагал Ко Чжимён, а сзади, словно надзиратель, шел их сосед, державший мясную лавку. На Ынсе была не школьная форма, а обычная одежда.
        «Почему я переоделась? Не означает ли это, что Чжехи умерла? – похолодела Ынсе. – Я написала ей письмо, но, кажется, та, «другая я», его не получила. Если бы она его прочитала, она бы не отпустила Чжехи в магазин овощей. Однако куда отец меня ведет?»
        – Куда мы идем?
        – Закрой рот и топай.
        Хотя она опять ничего не помнила и понятия не имела, как здесь оказалась, она не нервничала так сильно, как в прошлые разы. Теперь она знала, что хоть и невозможно предугадать, когда именно, но воспоминания в конце концов вернутся.
        Ко Чжимён зашел в торговый центр, в котором располагались бар, бильярдная, мотель и караоке. Ынсе впервые видела это здание, но на первый взгляд оно не уступало универмагу: внутри были просторные залы с высокими потолками.
        В здании даже был лифт, внутри него висел постер группы «Новый порядок». Она была наиболее популярна среди подростков и молодых людей до тридцати, большинство из которых были либо христианами, либо, как ни странно, убежденными противниками этой религии.
        Когда они вышли на 14-м этаже и вступили в широкий холл, до них донеслись громкие звуки музыкального выступления. Кажется, это была именно группа «Новый порядок». Музыка звучала из церкви, называвшейся «Новое царство», которой, судя по надписи на главной входной двери, принадлежал весь 14-й этаж.
        Помимо названия организации на акриловой табличке было написано: «Спаситель придет в этот погрязший в грехах мир, и только лишь членам церкви «Новое царство» откроются двери в новую землю».
        Если бы не эта табличка, никому бы и в голову не пришло, что это место является неким религиозным учреждением. Казалось нелепым, что посреди шумной торговой улицы может располагаться церковь.
        Ынсе наклонила голову из-за внезапно посетившей ее мысли. Торговое здание, где располагался их магазин, называлось «Новый мир», церковь – «Новое царство», а музыкальная группа – «Новый порядок». Что это все могло означать?
        Внезапно, словно об их приходе знали, дверь распахнулась, и из церкви вышла какая-то женщина. Она почти сразу закрыла за собой дверь. Стоявших в коридоре успела окатить волна громких звуков живого выступления.
        Это была красивая женщина с длинными волосами. На ней были легинсы, плотно обтягивавшие изгибы ее фигуры, черная кружевная блузка, спускавшаяся до бедер, и черные лоферы. Невозможно было точно определить ее возраст, но на вид ей не могло быть больше тридцати с хвостиком. Она пристально посмотрела на Ынсе. Из-за нахмуренных бровей ее лицо производило впечатление требовательного и въедливого человека.
        – Что с Чжехи?
        Как только с губ женщины слетело имя «Чжехи», Ынсе навострила уши.
        – После очистительной молитвы она ушла, сказав, что собирается встретиться с друзьями.
        – Да? Молебен прошел хорошо?
        – Угу.
        «Чжехи благополучно ушла?» – удивилась Ынсе, к которой так и не вернулись воспоминания. Если Чжехи невредимой покинула магазин, тогда все сложилось как нельзя удачнее. Но как эта женщина узнала, что Чжехи вообще туда ходила?
        – А Чжемин внутри. И как так получилось, что всеми одновременно овладел Сатана? В одном этом здании таких полно. Пастор все время начеку. Сегодня вот еще нескольких обнаружил. И правда, чувствуется, что приближается Второе пришествие.
        – А вы Чжемину кто? – с удивлением спросила Ынсе.
        – Откуда ты его знаешь? – спросил Ко Чжимён.
        – …
        – Поздоровайся. Это мать Чжемина, – велел отец, кивнув в сторону женщины.
        – Ээ, здравствуйте.
        Ынсе кивнула женщине.
        – Ну что за глаза! Какой взгляд – это нечто! Но ладно глаза, посмотрите-ка на эти красные губы! Ты их что, красишь?
        – Нет. Они у него с детства такие яркие. А поскольку кожа бледная, особенно заметно.
        – Да?
        Женщина внезапно кончиком пальца провела по губам Ынсе. Поскольку на нем ничего не отпечаталось, она недовольно скривила губы и сказала:
        – Я думала, ты что-то нанес. Мужчина ты или женщина, а с такими яркими от рождения губами легко войти во грех. Чувствуется в этом что-то недоброе.
        – Знаю, субдиакон. Поэтому и привел его. Старейшина тут?
        Хотя Ынсе удивилась, что Чжимён был любезен с этой женщиной, ее куда больше поразило то, что отец, который вечно твердил, что домашние службы – самое священное действо, а дом – самая чистая церковь, и который постоянно поносил «общественные» церкви, оказался прихожанином одной из них. Да еще и той, что находилась на шумной торговой улице.
        Телефон женщины зазвонил.
        – Да, это субдиакон Чхве. Ну что вы, какие опоздания. Я уже еду. Тут небольшие пробки. Да, поняла.
        Женщина положила трубку.
        – Я пойду. Нельзя опоздать на эфир.
        – Будь осторожна. Будешь слишком торопиться, можешь и в аварию попасть.
        – Хорошо-хорошо. Не нужно нотаций.
        С каких это пор отец стал таким заботливым? Как долго эти двое друг друга знают? Ынсе покачала головой, увидев эту новую для нее сторону отца. Хотя наверняка поначалу он и с мамой был добрым.
        После того как субдиакон Чхве исчезла в лифте, Ко Чжимён подтолкнул Ынсе в спину, в то время как она старалась придать лицу нейтральное выражение, словно не была уверена, не отразилась ли на нем ухмылка.
        – Заходи.
        – Ким Чжехи правда ушла?
        Ко Чжимён слегка закатил глаза, зыркнул на нее, как волк на овцу, схватил за шиворот и грубо затолкал внутрь помещения.
        Стоило ей войти, как по ушам ударила музыка «Нового порядка».
        На кафедре члены группы играли на гитаре, пианино, барабанах, а солист K. исполнял одну из песен группы. Крутились осветительные приборы на потолке, а разновозрастная публика, от стариков до детей, подпевала, подняв руки вверх и раскачиваясь, словно в трансе. Невозможно было понять, что это: концертный зал или церковь. Даже аранжировка песен напоминала гимны.
        Перед Ынсе женщина средних лет с химической завивкой, у которой в слинге на спине сидел ребенок, отчаянно мотала головой. Рядом согбенная старушка махала руками, качалась из стороны в сторону и подпевала. От этой дикой картины у Ынсе по коже побежали мурашки.
        Когда она споткнулась об оставленную тут и там у входа обувь, отец опять подтолкнул ее и негромко выругался:
        – Тихо ты, придурок.

* * *

        Музыка стихла. Вокалист стоял, сжимая в руках микрофон. В зале потухло все освещение, кроме одного луча прожектора, направленного на него. Он высветил покрытое потом симпатичное лицо солиста. Это был высокий подросток, выросший уже достаточно, чтобы на шее заметно выступал кадык. Молитву он произносил совсем как взрослый.
        – Настало время готовиться ко Второму пришествию Иисуса Христа. Прислужники Сатаны неустанно искушают прихожан «Нового царства», стремясь утянуть нас в ад. Мы должны объединиться, чтобы распознать тех, кто погряз в пороке. Второе пришествие наступит совсем скоро. Иисус Христос вынесет людям приговор и отдаст власть прихожанам «Нового царства». Аминь. Аминь. Кадешбарнеачреззеред.
        Тишину внезапно разорвал громкий возглас. Ынсе вспомнила, что Тэчхоль тогда в клубе тоже произнес эту странную, похожую на заклинание фразу – «кадешбарнеачреззеред». Неужели и он был прихожанином этой церкви? Ей даже показалось, что она услышала его голос, но как она ни поворачивала голову, ей не удалось разглядеть его в толпе.
        – Кадешбарнеачреззеред! Кадешбарнеачреззеред! Кадешбарнеачреззеред! Кадешбарнеачреззеред!
        Прихожане, которые до этого тихо молились, вдруг, встав на колени, слились в единый хор, принявшись выкрикивать «кадешбарнеачреззеред». Их голоса постепенно становились все громче и громче. Рядом отец тоже приглушенно повторял «кадешбарнеачреззеред». В ушах было странное покалывание, перед глазами помутнело, и в голове все мысли как будто спутались, поэтому Ынсе закрыла уши руками.
        Она однажды где-то читала, что, если очень долго петь гимны и читать «Отче наш», это может оказывать гипнотическое воздействие.
        – Согласно библейскому пророчеству во плоти явившийся к нам, наш господин, наш повелитель, наш спаситель – Эмэс! – громко произнес К. Тотчас же все прихожане разразились аплодисментами. Некто прошел сквозь толпу и поднялся за кафедру. Даже когда он уже встал перед публикой, встречавшие его овации еще долго продолжались.
        Взглянув на «их повелителя» Эмэс, Ынсе вздрогнула.
        Она не могла поверить своим глазам, настолько это походило на странную галлюцинацию. За кафедрой стоял Иисус.
        На голове у этого человека был терновый венок, длинные волнистые волосы спускались ниже плеч. У него были темные густые брови, под которыми влажно блестели, словно исполненные немой мольбы, глаза. Из-под белой робы даже виднелись босые ступни. Этот человек выглядел точь-в-точь как Иисус.
        Внезапно Ынсе охватило сильное желание, задержав дыхание, упасть на колени и вымаливать прощение за свои грехи. Когда пастор открыл богато украшенную позолоченную Библию и сказал: «А теперь давайте помолимся в тишине», Ынсе усилием воли пришла в себя.
        Этот человек в точности воплощал образ Иисуса, который она до этого часто встречала в религиозных книгах или газетах, журналах, календарях и других медиа.
        Пастор, по бледному лицу которого невозможно было угадать возраст, широко улыбнулся. Весь его облик производил впечатление доброго и кроткого человека. Ко Чжимён согнул поясницу в глубоком, исполненном уважения поклоне, словно один лишь взгляд «повелителя» являлся благословением.
        Пастор начал свою проповедь.
        – Иисус говорил, что надо любить ближнего своего как самого себя. Этот «ближний», о котором говорится в Библии, не кто иной, как такой же, как вы, прихожанин «Нового царства». Какие еще могут быть ближние у истинных верующих, приглашенных в Небесное царство, в этом погрязшем в хаосе мире, где в каждом соседнем доме живут преступники-рецидивисты, замышляющие новые злодеяния?
        – Аминь! Аллилуйя!
        – В этих словах из Библии сокрыт особый смысл. Ближний для граждан Небесного царства – это такой же, как они, прихожанин нашей церкви, который разделяет истинную веру. Мы должны любить друг друга и поддерживать веру друг в друге. Если мы не будем держаться вместе, заблудшие безбожники будут пытаться нас погубить. Исполненные зависти, они клеймят нас сектантами и распространяют лживые слухи, желая нас разделить. Деяния, творимые во внешнем мире Ангелом-карателем, ясно указывают на то, что Второе пришествие не за горами. Жаль, что простые граждане видят в этом лишь череду серийных убийств. Сатана закрывает им глаза и уши. Однако сила Святого Духа защищает нашу церковь, не давая Ему проникнуть в наши ряды. Давайте же помолимся нашему Богу.
        Верующие упали на колени и сложили руки в молитве.
        – Господи, то, в чем мы сейчас нуждаемся, – не любовь. Не деньги и не слава. То, что нам нужно, – это мудрость распознавать Сатану, какое бы обличье он ни принял. Дай же нам эту мудрость, Господи, дай нам твердость не усомниться и без сожалений покинуть земное тело в час, когда наступит Судный день. Дай нам веру, чтобы побороть сомнения и клевету, что сеют противники наши.
        Пастор повторял и повторял эту молитву. Прихожане вторили его словам.
        Молился вслед за Эмэс и стоявший на коленях Ко Чжимён. По мере того как проповедник вновь и вновь повторял свою молитву, воздух в церкви нагревался все больше.

* * *

        Ко Чжимён, тихо ускользнув из церковного зала посреди службы, открыл какую-то дверь и втолкнул туда Ынсе.
        – Сиди тихо, – приказал он.
        – Где Чжемин? Его мать ведь сказала, что он здесь.
        – Не знаю.
        – Нельзя сказать?
        – Ты свихнулся?
        Ко Чжимён ударил Ынсе по голове.
        – Почему ты, чуть что, бьешь меня по голове? Почему, черт возьми, ты постоянно меня бьешь? Может, поэтому я и схожу с ума? И то и дело теряю память! – закричала Ынсе, упав на пол после удара отца. Ей пришло в голову, что они вместе сходят с ума.
        – Я тебя щас…
        – «Кадешбарнеачреззеред» – что это значит?
        – Это ты хорошо спросил. Кадешбарнеачреззеред! Прокричи это громко пятьсот раз. Если так сделаешь, Сатана, что вселился в твое тело, покинет тебя.
        Ко Чжимён отобрал мобильный Ынсе, засунул в карман и вышел, закрыв дверь с громким ударом.
        В комнате были четырехместный диван, компьютер, шкаф с комиксами и огромный телевизор с присоединенными к нему игровыми приставками.
        Ынсе легла на диван. Она потирала пальцами место, куда пришелся удар отца, уставившись на флуоресцентные лампы на потолке. Сжав зубы, она тихо плакала, пока в какой-то момент невольно не начала повторять «Кадешбарнеачреззеред».
        «Кадешбарнеа чрез зеред. Ка деш бар неа чрез зеред. И почему это так сложно запомнить?» – проворчала она про себя. Ее мокрые от слез веки потяжелели, она закрыла глаза и провалилась в сон. Ей снился очень длинный кошмар. Кровь, разлитая на полу в ванной, пролилась и в ее сон. Ее пальцы вцепились в диван, глаза вытаращились, а искаженное от страха лицо покрылось потом.
        – Ааааа!
        Ынсе услышала чей-то крик и проснулась, подскочив от испуга. Сидя на диване, она какое-то время прислушивалась, но больше до нее не донеслось ни звука. Должно быть, ей показалось.
        Ынсе открыла окно. Она подумала, нельзя ли сбежать из этой комнаты, но на окне были установлены решетки, да и находилось оно на 14-м этаже. Она просунула лицо сквозь прутья и взглянула вниз. Дул ветер. Со всех сторон гудели клаксоны автомобилей. Повернув голову, она посмотрела вперед. Пейзаж заслоняли высотные здания. На фоне брезжущего над синим морем рассвета тускло светили огни города и отблески неоновых вывесок. Наступало утро воскресенья.
        Внезапно перед внутренним взором Ынсе появился образ пастора. «Интересно, почему он наряжается в Иисуса? Хочет таким образом привлечь верующих?» – размышляла она.
        Если бы не атмосфера, созданная освещением сцены, меланхоличной музыкой группы и прочтенной солистом молитвой «Отче Наш», которая вызвала странное возбуждение у публики, Ынсе бы наверняка издевательски спросила: «Это что, косплей Иисуса?»
        «Наш повелитель, Эмэс» – вспомнились ей слова K.
        «Эм-эс. Что за странное имя?» – размышляя об этом, она опять опустилась на диван.
        Похоже, Тэчхоль из клуба «Два голоса» тоже ходил в эту церковь. Кажется, тут он и подхватил эту привычку повторять «кадешба» или как там. И та странная церковь детектива Кана, про которую ее предупредил Чжемин, тоже случайно не «Новое царство»? Полицейский сказал, что это хорошее место, Чжемин – странное.
        Кто-то резко распахнул дверь. Увидев человека, стоявшего в проеме, Ынсе от удивления разинула рот. Это был Чжемин.
        – Заходи.
        Ко Чжимён затолкнул молодого человека в комнату и захлопнул дверь.
        Волосы Чжемина выглядели беспорядочно, как будто он получил несколько ударов по голове, полуоторванные пуговицы болтались на растянутых нитях рубашки. Скулы и зона вокруг покраснела. Чжемин тяжело опустился на диван и облокотил голову о спинку. Какое-то время оба они молчали. Снаружи тоже не доносилось ни звука, как будто комната была с шумоизоляцией.
        – Как вы здесь оказались?
        Ынсе первая подала голос, не в силах больше находиться в этой тишине.
        Чжемин бросил на нее быстрый взгляд. Он словно хотел спросить, кто она такая, чтобы задавать ему подобные вопросы.
        – Я, например, тут, потому что мой отец ходит в эту церковь.
        – То есть он прихожанин?
        – Ага.
        – Тогда ты случайно не знаешь, кто такая Ко Ынсе?
        Кажется, это представляло для него интерес, потому что он даже сел прямо.
        – Не знаю.
        – А Ко Ынхёк?
        Сердце Ынсе екнуло. Судя по тону Чжемина, стоило ему увидеть перед собой Ынхёка, дело могло дойти и до кулаков.
        – Почему вы спрашиваете?
        – Ага, значит, знаешь его?
        От Чжемина Ынсе готова была стерпеть даже удары. Ынсе призналась.
        – Это я. Ко Ынсе.
        Чжемин пристально на нее посмотрел.
        – Ты Ынсе из воскресенья?
        Ынсе жутко удивилась. Кажется, Чжемин прочитал то письмо, которое она отдала Чжехи. Значит ли это, что Чжехи не отдала его Ынсе после того, как та потеряла сознание? Что вообще произошло? Ынсе чувствовала дискомфорт от того, что потерянные воспоминания не возвращались.
        Словно заподозрив что-то по ее лицу, Чжемин схватил ее за воротник.
        – Что с Чжехи? Что с ней? Ты ведь тоже там был. Этот черный пакет? Это Чжехи?
        Глаза Чжемина сверкали. Ынсе смотрела, как они наполняются злыми слезами. Ей нельзя было отводить глаза. Потому что он сказал про черный пакет.
        – Чжемин, ты…
        – «Ты»? Мы еще и на «ты»? Наглец!
        Тогда это и произошло. Нахлынула волна вернувшихся воспоминаний.
        Глаза смотревшей на Чжемина Ынсе внезапно засияли синим цветом. Хотя это свечение быстро погасло, Чжемин успел хорошо его рассмотреть. Его внезапно охватил невыразимый ужас, и, отпустив Ынсе, он попятился назад.
        – Что это? Что с твоими глазами?
        Ынсе сжалась, прижимая руки к вискам.
        Под закрытыми веками стремительно проносились воспоминания о том, что произошло в субботу в кафе.


        – Ты в порядке?
        Незнакомая девушка поддерживала ее под руку и смотрела с озабоченным выражением лица. Это, конечно, была никто иная как Чжехи, но та Ынсе, что проживала субботу впервые, разумеется, не могла ее узнать. С настороженным видом она вырвалась из рук Чжехи и попятилась.
        – Кто вы?
        Чжехи, вспомнив о просьбе Ынсе, протянула ей письмо.
        – Ты просила дать тебе это.
        Ынсе действительно получила письмо, но поскольку она не помнила ни как ехала в автобусе, ни как писала его, читала она в полном недоумении.


        Ынсе из субботы,
        Может быть такое, что другие люди будут говорить тебе вещи, которые не будут иметь для тебя никакого смысла, и даже твои собственные поступки будут казаться странными. На такой случай я и оставляю эту записку. Это твой почерк. Поэтому поверь, это письмо написано тобой.
        Тебе ни при каких обстоятельствах нельзя идти домой. Если пойдешь к отцу, можешь даже умереть. Иди в полицейский участок и найди детектива, который вызовет наибольшее доверие. Но запомни: детективу Кан Чхольмину верить ни за что нельзя. Любым способом избегай людей с татуировкой в виде креста на левой ладони под безымянным пальцем. Скажи полицейскому, что люди с такими татуировками имеют прямое отношение к серийным убийствам Ангела-карателя. И про отца тоже сообщи – что он убивал по указаниям, полученным от некоего «его». И что арендаторы соседних магазинов тоже замешаны в делах Ангела. И что магазин тоже получен от «него». Если детектив попадется толковый, то придумает, как узнать, кто этот «он». Тебе нужно пойти в ресторанчик под названием «Папина кухня» и найти там Чжемина. Или просто оставайся вместе с Чжехи. Главное – не дай ей пойти к вам домой. Если Чжехи пойдет в овощную лавку, она умрет.
    – От Ынсе из воскресенья

        – Это я вам дал?
        Ынсе посмотрела на Чжехи так, будто видела ее впервые. Девушка смешалась от того, как та уставилась на нее встревоженными глазами, словно чего-то боялась.
        – Можно мне взглянуть на письмо?
        – Ты ведь Чжехи, да?
        – Да.
        – Это не ты ли случайно написала? Написала и теперь пытаешься меня обмануть? Что ты задумала?
        Ынсе с негодованием сверлила Чжехи взглядом сверху вниз.
        – Да, это так. Я его написала. Поэтому верни.
        Должно быть, Чжехи показалось странным поведение Ынсе, поэтому она решила узнать, что в письме.
        – А если я не хочу, то что?
        Лицевые мускулы Ынсе дернулись, и она развернулась.

* * *

        Придя на работу в кафе «Тайм сквер», Ынсе переоделась в униформу и перечитала письмо. Однако сколько бы раз она его ни читала, она не могла вспомнить, как писала это, и содержание казалось все таким же бредом. «Ынсе из субботы». А потом эти разговоры о будущем. Ынсе подумала, что, если отец поймает ее с таким письмом, остаток жизни ей придется провести в психушке.
        Скомкав бумагу и бросив ее в мусорную корзину, Ынсе было собралась выйти из туалета, как столкнулась с той девушкой, которую видела в кафе, – Чжехи. Ее взгляд опустился на накрашенные тинтом губы Ынсе, а затем на вздымавшуюся под униформой грудь (она же – впопыхах надетый лифчик с подкладкой). Ынсе напряглась, будучи застигнутой в своем женском облике. Если Чжехи расскажет хозяйке, ее сто процентов уволят.
        – Ну привет, – сказала Чжехи.
        «Привет». Ну и наглость. Подумав, что на ее месте ей бы совершенно не хотелось здороваться, Ынсе со скованным видом неопределенно кивнула и вышла из туалета.

* * *

        Работая, Ынсе нет-нет, да посматривала на Чжехи. Она и ее собеседник – молодой человек грубой наружности (вероятно, ее парень) – тоже то и дело украдкой бросали на нее взгляды. «Чертов транс». «Совсем совести нет, одевается девушкой и работает в кафе». «Нужно рассказать хозяйке». Наверняка они шептались о чем-то в этом роде. Это задевало чувства Ынсе.
        Когда они ушли, Ынсе внезапно вспомнила о смятом и выброшенном письме. Неужели они поэтому так на нее смотрели? Она бросилась в туалет и порылась в урне. Письмо пропало. Она вспомнила о том, как Чжехи просила вернуть ее письмо. Не она ли забрала эту смятую записку? У Ынсе возникло недоброе предчувствие.
        Когда смена закончилась, она направилась прямиком домой.
        Стоило ей войти в магазин, как находившийся там отец закричал:
        – Я же сказал тебе остаться у друга!
        – А? Что? Когда?
        – Придурок, у тебя с головой не в порядке? Я же тебе звонил!
        – Эээ. Я ничего такого не помню.
        – Совсем свихнулся. А ну, выметайся!
        – Что?
        – Выметайся, я говорю. Иди хоть в интернет-кафе, хоть в баню, мне все равно. Вали.
        – Но почему? Что ты здесь собираешься делать? Я же могу просто тихо посидеть в своей комнате.
        – Хочешь, чтобы я тебе врезал?
        – Можно я хотя бы переоденусь?
        – Убирайся сейчас же, черт тебя дери!
        Ко Чжимён пнул Ынсе, и та, ослабев, грохнулась на пол.
        – Посмотрите-ка на это. Ну и зрелище! Парень, а плачет, как баба. И что с таким делать? Выметайся к чертям, видеть тебя не могу.
        Ынсе вышла из дома в школьной форме.
        – Ааа, как же это бесит. Что такое сегодня творится?

* * *

        «Тебе ни при каких обстоятельствах нельзя идти домой. Если пойдешь к отцу, можешь даже умереть. Оставайся вместе с Чжехи. Главное – не дай ей пойти к вам домой. Если Чжехи пойдет в овощную лавку, она умрет».
        Ынсе совершенно некуда было пойти, поэтому она сидела, съежившись в комок, и вспоминала содержание письма.
        «Неужели это и правда я написала? Я пришла домой, но предостережение из письма не сбылось».
        Кто-то зашел в переулок. Когда ей показалось, что выхваченная тусклым светом уличного фонаря фигура напоминает ту девушку, она непроизвольно спряталась в тень.
        На Чжехи была та же одежда, что и днем. Она была одна. Чжехи открыла дверь овощного магазина и зашла внутрь. Сердцебиение Ынсе, казалось, отдавалось где-то в горле.
        «Почему эта девушка пошла в наш магазин? Она ведь наверняка прочитала письмо, которое я выбросила, так почему она пришла?»
        Ынсе по внезапному наитию вслед за Чжехи вошла в магазин.
        В зале сидела Чжехи и пила йогурт через трубочку.
        Ко Чжимён вышел из жилой части и тяжелой поступью направился в сторону Ынсе. Пока он шел, Чжехи достала какие-то документы. На дверь она не смотрела.
        В тишине отец подошел к окну и опустил штору.
        Услышав этот звук, Чжехи резко обернулась. Ее взгляд остановился на Ынсе.
        В ее растерянном взгляде читался вопрос: «Это что, твой дом?» В этот момент, как будто она впервые почувствовала, что что-то не так, документы выпали из ее рук, и вскоре она сама упала на пол. Следом о пол ударилась пустая бутылочка от питьевого йогурта.
        – Ты тоже смотри мне. А то можешь стать следующим, – сказал отец.
        – Я? Почему? – осипшим голосом прокричала Ынсе.
        – А то ты не знаешь? Сукин сын!
        – Не знаю! Не знаю я! – истошно, словно раненое животное, завопила Ынсе.
        – Он сказал, что ты противен Богу.
        – Что? Противен Богу? Потому что я хочу стать женщиной?
        – Именно. Ты стремишься нарушить установленный Господом порядок.
        – Кто этот «он», о котором ты говоришь? Этот поехавший…
        Ко Чжимён с размаху ударил ее по лицу.
        – Не смей о нем так говорить! Этот тот человек, который дал нам этот магазин, помогал с тем, чтобы торговля шла хорошо, и даже обещал выделить деньги на твое образование. Как, по-твоему, бывший зэк, как я, мог стать владельцем такого магазина? Ничего уже не исправишь. А теперь слушай: если ты только попридержишь язык, все будет хорошо. Я стану пастором нового филиала церкви. Он обещал помочь. И мы заживем отлично. Просто выкинь всю эту дурь из головы, сукин ты сын.
        – Ахахах. Ты? Пастор?
        – Христа тоже распяли как преступника. В чем между нами разница? Чем я хуже? Подобно Христу, я пролил кровь, а затем раскаялся в тюрьме.
        – Христос был распят за наши грехи. Чтобы твои в том числе грехи были прощены. Ты ходишь в церковь? Ты же всегда говорил, что терпеть не можешь «общественные» церкви, и поэтому проводил службы дома?
        – Да, я хожу в церковь. Но тебе туда нельзя. У тебя нет права переступать ее порог.
        – Да мне и не хочется вступать в эту секту.
        – Хватит распускать язык! Наш пастор возложит на меня руки и посвятит в пасторство. Если он даст мне свое благословение, то это, считай, равнозначно благословению Божьему.
        Ынсе отчаянно хотелось высмеять отца, но она понимала, что это ничего не изменит.
        – Что ты намерен сделать с этой девушкой? Ты собираешься ее убить? Тебя только выпустили из-за решетки, а ты опять за свое!
        – Я не убиваю людей. Я убиваю Сатану.
        – Эта девушка, по-твоему, Сатана?
        – Нам этого не увидеть. Только его глаза способны распознать Сатану. Если он сказал, что это Сатана, значит, это и правда так.
        – То есть «он» – это тот пастор, что пообещал посвятить тебя в священство? И сколько, он сказал, ты ему за это должен? Два миллиона вон? Триста? Или это бесплатно?
        – Заткнись, ты, сукин сын!
        Ко Чжимён вновь ударил ее по лицу.
        В этот момент до Ынсе начало доходить, что содержание письма могло иметь под собой какие-то основания.
        «От Ынсе из воскресенья».
        Получается, Ынсе из воскресенья знала, что все это произойдет.
        «Но как может быть так, что я уже проживаю день, который еще не начался, и знаю о событиях, которые еще не произошли? Неужели и правда я написала это письмо?» – Ынсе была в полном замешательстве.

* * *

        Появился Ко Чжимён с выкрашенным ярко-красной краской ручным топором и контейнером с кимчи. В таких они развозили клиентам кимчи, которое сами квасили в магазине.
        – Ну, приступим, – сказал отец.
        – Не хочу. Не хочу я! Понял? Не смей больше мне приказывать! Я уйду отсюда! – отчаянно завопила Ынсе. Казалось, если не закричать что есть мочи, она погрязнет в этом безумии и ее голова взорвется.
        – Он говорит, Сатана выходит через темя. Прежде чем он покинет тело и вселится в кого-то из нас, нужно надеть это на голову. Быстрее! – Ко Чжимён протянул ей пакет.
        – Сам и надевай!
        Отец замер и злобно уставился на Ынсе. У него было покрытое потом, оплывшее лицо. За толстыми стеклами очков прятались маленькие глазки. Почему ей так страшно было смотреть на него? Ынсе опустила взгляд.
        Она помогла ему распилить тело и разложить части по пакетам.
        – Я скоро вернусь, а ты пока закончи тут.
        Ко Чжимён как ни в чем не бывало снял с себя залитые кровью майку и семейные трусы, принял душ в той же самой ванной, где находились Ынсе и рассованное по пакетам тело, и переоделся в чистую одежду. После этого, взяв только тот пакет, в котором была голова, вышел из магазина.
        Ынсе как завороженная смотрела ему вслед.
        «Господи, я распиливала человека…»
        Из глаз ручьем потекли слезы. Это ее успокоило. Все-таки она еще осталась человеком. Когда, сдавшись перед угрозами сжимавшего топор отца, она начала помогать ему распиливать тело, она была сама не своя. Но потом все ее чувства как будто притупились. Она могла думать только о том, чтобы это поскорее закончилось. Однако когда ей удалось перевести дух и немного прийти в себя, она осознала, что совершила поступок, который не имеет права совершать никто, кто считает себя человеком, и вместе с этим ее накрыло волной отвращения к себе. Ей лишь отчаянно хотелось поскорее забыть пережитый сегодня ад.
        Когда она очнулась спустя какое-то время, над ней нависал отец.
        – Ты что, так и не переоделся?
        Ко Чжимён резко ударил кулаком по лицу Ынсе, которая сидела неподвижно, словно каменная статуя. От сильного удара ее голова отлетела, и она ударилась лицом об стену. Когда она повернулась в его сторону, вид у нее был такой, словно она готова была его убить. Отец поморщился и поправил сползшие на кончик носа тяжелые очки.
        – Тоже мне…
        В этот раз он ударил ее по щеке. Хотя это была всего лишь пощечина, Ынсе не могла справиться с его силой. Ее шея извернулась, из носа потекла кровь.
        – Может, еще ногу тебе сломать?
        Его кулак на какое-то время завис в воздухе. Она понимала, что скоро он снова ее ударит. Нужно будет отступить. Ынсе надавила пальцем на ушибленное место.
        – Уходи! Уходи, я сказал! Я пойду в душ, только когда ты выйдешь.
        Может, стоит покончить с собой? Кажется, лучше уж повеситься, чем жить с отцом.
        – Сукин ты сын! Ты мужик, ублюдок! Мужик!
        Ко Чжимён резко стащил с нее верх школьной формы. Об пол зазвякали оторвавшиеся пуговицы.
        – Отпусти! А не то я покончу с собой! Если я умру, все это будет кончено. Мне давно пора было это сделать! – заорала Ынсе, схватив окровавленный нож. Широкие и плоские пальцы отца тоже потянулись к рукояти.
        Лицо Ынсе, перед расфокусированным взглядом которой замелькали воспоминания, было залито слезами.
        Чжехи, стиравшая соус с ее губ. Которая бесстрашно противостояла такому типу, как Чо Дусок. Образ Чжехи, что читала книгу в автобусе и широко улыбалась, заявляя, что мечтает о том, чтобы стать правозащитницей, перекрыл воспоминания о залитой кровью отрезанной голове. Ынсе рыдала с искаженным лицом.
        Воспоминания продолжали возвращаться.
        Отец вышел из дома, сжимая в обеих руках оставшиеся черные пакеты, а затем вернулся, таща на спине какого-то молодого человека, находившегося без сознания. Это был Чжемин.
        Отец обыскал его карманы. Вынув из одного телефон и кошелек, он обнаружил в другом написанное Ынсе письмо. Прочитав его, он резко вытащил отмывавшую залитый кровью пол ванной Ынсе и связал ее руки кабельной стяжкой. Сколько та ни спрашивала, в чем дело, он не проронил ни слова.
        Затем он ненадолго ушел в свою комнату, но вскоре вернулся. Некоторое время спустя задняя дверь открылась, и внутрь начали заходить люди. Это были арендаторы других заведений торгового центра: мясной лавки, кафе-столовой, салона красоты, обувного магазина, куриного ресторанчика и борделя.
        Может, оттого, что они только недавно проснулись, вид у них был несколько сонный, однако на всех была уличная одежда, поверх которой были надеты резиновые фартуки. На руках у них были резиновые перчатки.
        – Кто это? – спросила хозяйка салона красоты, ткнув пальцем в подбородок Чжемина.
        – Старший сын субдиакона Чхве.
        Заговорил владелец мясной лавки:
        – И что же он тут делает?
        Отец сказал:
        – Я тоже не знаю. Я его схватил, потому что он тут околачивался, как будто следил за нашим зданием.
        Какое-то время они что-то негромко обсуждали. До Ынсе доносились лишь обрывки разговора: «Дьявол», «Сатана», «субдиакон Чхве», «старейшина». Когда кто-то из них периодически оборачивался, можно было заметить, что лица их были искажены от страха.
        – Но по словам старейшины, она и Ынхёка может привести в чувство. Сказала, что ей уже случалось лечить гомосексуалов наложением рук. Нужно, чтобы она потом помогла твоему сыну, – шепотом сказал Ко Чжимёну владелец борделя.
        Некоторое время спустя трое из собравшейся группы взяли бесчувственное тело Чжемина и вынесли через заднюю дверь.
        – Давайте же помолимся.
        Ко Чжимён опустился на колени и сложил руки для молитвы.
        – Ынхёк, иди сюда и тоже сядь с нами, – сквозь открытую дверь ванной владелица куриного ресторанчика указала на место на влажной от крови плитке ванной.
        – Давай скорее, – поторопила она.
        Ынсе поднялась и сделала вид, что двигается в их сторону, но затем резко развернулась и бросилась к задней двери.
        – Эй, Ынхёк убегает! – закричала хозяйка салона красоты и вскочила, чтобы догнать Ынсе. Дверь была совсем близко. Сердце колотилось в ушах.
        – Стой, сукин сын! – заорал отец и вытянул руку. В тот момент, когда она коснулась затылка Ынсе, та успела открыть дверь и выскочить наружу. Задыхавшаяся от пропитавшего весь дом запаха крови, Ынсе жадно вдохнула свежий июньский воздух.
        Но спустя пару мгновений рука отца ухватила ее за худую шею.
        Судя по всему, они собирались провести некий религиозный обряд. Отец снял крест со стены ванной, перевернул и повесил вверх ногами. Увидев это, Ынсе содрогнулась всем телом. Перевернутый крест. Она никогда раньше не видела, чтобы отец молился перед перевернутым крестом. На таком повесили святого Петра, но позднее он стал символом Антихриста. Интересно, а они это знают? Это точно не был нормальный религиозный обряд.
        Отец стянул с себя майку и надел наизнанку. То же самое проделали с верхней одеждой и две женщины: хозяйки куриного ресторанчика и салона красоты. Ынсе содрогнулась от того, что бог, которому они поклонялись, мог оказаться Дьяволом или Антихристом.
        Ко Чжимён начал молитву.
        – Сила, в которой мы сейчас нуждаемся, – это не прощение и не любовь. То, что нам нужно, – это мудрость, чтобы защитить Граждан Небесного царства от ухищрений Сатаны, что пытается выведать наши тайны. Дай же нам силу выстоять до тех пор, пока Ты не спустишься с небес, чтобы очистить землю от всего людского мусора, погрязшего в пороке. Кадешбарнеачреззеред. Кадешбарнеачреззеред! Сила, в которой мы сейчас нуждаемся, – это не прощение и не любовь. То, что нам нужно, – это мудрость, чтобы защитить Граждан Небесного царства от ухищрений Сатаны, что пытается выведать наши тайны. Дай же нам силу выстоять до тех пор, пока Ты не спустишься с небес, чтобы вычистить землю от всего людского мусора, погрязшего в пороке. Кадешбарнеачреззеред. Кадешбарнеачреззеред!
        По мере того как они бесконечно повторяли и повторяли свою молитву, их речь ускорялась, а интонации становились выше. Слова сливались, будто молящиеся не прерывались, даже чтобы вздохнуть. От неровного дыхания и повторяющейся молитвы в пропахшей кровью ванной стало душно.
        – Верую! Аминь! – внезапно вскричали посреди молитвы хозяйка салона красоты и владелец мясной лавки. Словно почувствовали, что их молитва была услышана.
        И вновь продолжился тот же речитатив. На этот раз хозяйка куриного ресторанчика закричала «Аллилуйя!»
        Когда четверо собравшихся наконец закончили молитву, на их лицах сияла причудливая уверенность, а глаза блестели, как стекло.
        – Только умея распознавать Сатану, какое бы обличье он ни принял, мы сможем оставить плоть и покинуть эту грешную землю. Так давайте же соберемся с силами, – сказал Ко Чжимён, поднимаясь. В то время как хозяйки салона красоты и куриного ресторанчика, натянув резиновые перчатки, доходившие аж до локтей, принялись за уборку, двое мужчин схватили Ынсе и вытащили ее за собой на улицу.

* * *

        На этом вернувшиеся воспоминания заканчивались. Что за люди будут с молитвой обращаться к Богу, сидя в залитом кровью аду? Ынсе пробила дрожь от одних воспоминаний об этом безумии. Конечно, она и до этого считала отца фанатиком, но чтобы до такой степени… Казалось, все прихожане этой церкви, словно глупцы, поверили в жестокий розыгрыш пастора Эмэс, изображавшего из себя Иисуса.
        Ынсе бросилась к Чжемину на шею.
        – Ты тоже читал это письмо! Как же ты отпустил Чжехи в магазин овощей?
        – Откуда мне было знать, что тот «дом», о котором говорилось в письме, – магазин овощей? Нормально нужно объяснять!
        Чжемин с ужасом смотрел в глаза Ынсе.
        – Что сейчас было с твоими глазами?
        – Разве это сейчас важно? А теперь слушай внимательно. Чжехи умерла. Я даже написала письмо, чтобы ее спасти, но в итоге не смогла справиться с прыжком сознания.
        – Прыжком сознания?
        Ынсе подняла свои глубокие черные глаза и внимательно посмотрела на Чжемина.
        – Я застряла в дне смерти Чжехи.
        – …!
        – Я имею в виду, что для меня снова и снова повторяется лишь этот день.
        Из-за кипевшего внутри гнева вид Ынсе преобразился. Это было уже не исполненное ужаса и отчаяния безвольное лицо. Ее губы покраснели еще больше, а в глазах, сверкавших сквозь слезы из-под длинных черных ресниц, чувствовались твердость и сила.
        – Мой отец убил Чжехи, а мне ничего не оставалось, кроме как помогать ему разделывать тело. Я пытаюсь использовать временную петлю, чтобы ее спасти.
        – Так вот почему письмо было отправлено Ынсе из субботы от Ынсе из еще не наступившего воскресенья…
        Ынсе коротко кивнула.
        – То есть, вернувшись в субботу, ты сможешь увидеть Чжехи живой?
        Ынсе снова кивнула.
        – Слушай, а не было такого, чтобы я пытался броситься под поезд метро?
        – Что? Почему ты спрашиваешь?
        – Не знаю, стоит мне оказаться недалеко от метро, у меня возникает дежа-вю. Как будто я пытался броситься на рельсы, а кто-то меня спас.
        – …
        Чжемин приковал взгляд к глазам Ынсе, словно надеясь в них увидеть объяснение своему странному ощущению, и в конце концов нашел:
        – Это действительно случилось! А тот человек, который меня спас, это ведь ты?
        – Достаточно того, что ты все понял. Теперь мне понадобится твоя помощь. Для того чтобы вернуться в субботу, мне нужен мой мобильный. А его забрал мой отец.
        – А твой отец…?
        – Тот человек, что втолкнул тебя сюда.
        – Понял. И?
        То, что Чжемин увидел, как ее глаза сияли синим, оказалось в итоге только к лучшему. Благодаря этому он легко ей поверил.
        – Я думала, что Чжехи была похищена, но оказалось, что она сама пришла к нам в магазин. Ты знаешь почему?
        – Мама ее отправила.
        Ынсе вспомнился разговор между Ко Чжимёном и субдиаконом Чхве у дверей церкви.
        Мать Чжехи и Чжемина знала, что ее дочь пошла в магазин Ко Чжимёна.
        – У нашего ресторанчика уже был поставщик овощей, но мама внезапно разорвала контракт с ним и сказала, что нашла нового. Возможно, она отправила к вам Чжехи для того, чтобы подписать договор.
        – Нет. Настоящей причиной была очистительная молитва. Договор был только предлогом. Потому что ваша мама знала, что мой отец намерен провести над Чжехи некий экзорцистский обряд. Я узнала это из их разговора, который услышала, когда мы только пришли сюда. Кажется, вашу маму тоже убедили в том, что Чжехи одержима Сатаной. Но я понятия не имею, почему обряд должен был проводить именно мой отец.
        – А у твоего отца, случайно, нет татуировки в виде креста под безымянным пальцем левой руки?
        – Есть. Как и у детектива Кана. Ты ведь его знаешь?
        Чжемин кивнул и сказал:
        – Помнишь, в письме ты писала, что люди с такими татуировками имеют прямое отношение к серийным убийствам Ангела-карателя? Чжехи знала, кто они. У нее тоже была такая татуировка.
        – …
        «Неужели и Чжехи была сатанисткой? Или, заподозрив, что с этой церковью что-то не так, она решила покинуть ее?» В конце концов, может быть, то, какой эта организация виделась обычным прихожанам, отличалось от того, какой она была для внутреннего круга?
        – А как ты оказался возле нашего магазина?
        – Чжехи рассказала мне о тебе. И показала письмо. Тогда ей и позвонила мама, после чего Чжехи ушла из нашего ресторанчика. Сначала я подумал, что это письмо написано каким-то сумасшедшим. Но несколько слов зацепили мое внимание. Среди них было имя детектива Кан Чхольмина. Поэтому я позвонил Кан Чхульчжуну и спросил, не писал ли он письмо от имени некой Ынсе, но он ответил, что ничего про это не знает. Можно было и еще побольше его поспрашивать, но я не хотел лишний раз возбуждать чрезмерной пытливостью человека, который страдал от серьезных проблем с контролем гнева и проходил психотерапию.
        – Психотерапию?
        – Да. Он был на стационарном лечении, но сбежал и пришел к Чжехи. Она пыталась убедить его снова лечь в больницу.
        Кажется, стало наконец понятно, какие отношения связывали Чжехи и Кан Чхульчжуна.
        – Ты сказал, что твое внимание зацепили несколько слов. Что это были за слова?
        Читая ту часть письма, где было предупреждение о людях с татуировками в виде креста, Чжемин интуитивно понял, что это все связано с Чжехи, и выписал отдельно некоторые слова.
        «Дом». «Магазин». «Арендаторы других магазинов». Он подумал, что они как-то связаны с убийствами Ангела-карателя. С ними же связаны и люди с татуировками. Тогда-то ему и пришла в голову мысль: «Неужели Двенадцать апостолов решили убить Чжехи?» Эту догадку подтверждало и письмо, в котором Ынсе писала, что нельзя отпускать Чжехи в овощную лавку – иначе она умрет.
        После этого Чжемин подумал, что если допустить, что упоминавшийся в послании «дом» и есть «овощная лавка», а предполагаемые убийцы – арендаторы соседних магазинов, то вполне вероятно, что они и есть те самые люди с татуировками в виде креста. То есть Двенадцать апостолов. Такие татуировки, насколько ему было известно, были только у последователей церкви, которую раньше посещала Чжехи.
        Но неужели…? Чжемин знал, что они следят за ней, но ему и в голову не приходило, что они могут похитить ее и убить.
        Письмо было слишком поверхностным: было написано только то, что Чжехи умрет, но когда, где и как, детально не объяснялось. Однако его содержание все-таки внушало тревогу.
        Чжемин попробовал связаться с Чжехи, но та не взяла трубку. И где этот магазин, куда мама ее отправила? Не то ли это место, где ей суждено умереть? Если так, то почему мама послала ее туда? Чжемин уже давно не понимал маму, ставшую религиозной фанатичкой. Еще до пропажи отца она совсем помешалась на религиозной почве.
        Встревоженный, он внезапно вспомнил про адресную книгу. Когда Чжехи решила оставить эту церковь, он собрал разные материалы, связанные с деятельностью этой организации, чтобы не дать угрозами заманить сестру обратно. Где-то среди них должна была быть и адресная книга. Чжемин немедленно вытащил все ящики и принялся рыться в них. В конце концов он отыскал тот самый список адресов, что на всякий случай сохранил. В перечне была информация как об обычных прихожанах, так и о тех, кто принадлежал к внутреннему кругу. Чжемин пробежал глазами по списку тех, кто занимал среди членов церкви особое положение. Он искал повторяющиеся адреса. Большинство из них оказались в торговом центре «Новый мир».
        – ……!
        Ынсе была поражена дедуктивными способностями Чжемина.
        – А что это за Двенадцать апостолов, про которых ты говорил…?
        Именно в этот момент дверь открылась, и вошел Ко Чжимён. Двое в комнате тотчас же замолчали.
        – Ты. Выходи, – Ко Чжимён указал на Чжемина.
        Двигаясь к выходу, молодой человек украдкой обернулся на Ынсе. Этим он хотел показать ей, что помнит о ее просьбе принести мобильный.
        Звуконепроницаемая дверь закрылась перед лицом Ынсе. Сколько бы она ни прислушивалась, до нее не доносилось ни звука. Десять минут спустя за дверью по-прежнему была тишина. Казалось, она может сойти с ума, гадая, что там происходит.
        Прошло еще пять минут, когда дверь распахнулась. В открывшемся проеме виднелся темный церковный зал, словно кто-то намеренно выключил свет, чтобы ей ничего не удалось разглядеть. В комнату зашла группа людей в черных балахонах с низко надвинутыми на лица глубокими капюшонами.
        Дверь за ними закрылась.
        Фигура, что стояла впереди, откинула капюшон. Показалось жесткое лицо пожилой женщины с выкрашенными в черный волосами. Она выглядела на пятьдесят-шестьдесят лет, и хотя ее щеки, лоб и скулы покрывал толстый слой тонального крема, он не мог скрыть россыпь веснушек.
        В покрытых возрастными пятнами руках женщина держала измятый лист бумаги. Остальные фигуры в робах тоже сбросили свои капюшоны.
        Увидев открывшиеся лица в свете флуоресцентных ламп, Ынсе остолбенела. Это были арендаторы соседних магазинов. Должно быть, потому что их не связывало ничего, кроме редких приветствий, во взглядах, которыми они смотрели на Ынсе, не читалось никаких эмоций.
        Надавив Ынсе на затылок, хозяин мясной лавки попытался силой заставить ее опуститься на колени.
        – Отпустите! Не хочу!
        Хотя она и пыталась сбросить руки мужчины, ее сил было недостаточно, чтобы справиться с ним. В конце концов она опустилась на колени.
        Заговорила пожилая женщина.
        – Это ведь ты написал это письмо?
        Ынсе упрямо молчала.
        – Откуда ты все это узнал? Про «него», о котором говорится в письме, тебе отец рассказал?
        – Да, и мне теперь очень любопытно, это ты и есть он? – издевательским тоном спросила Ынсе.
        В ответ на ее слова женщина прищурилась.
        – Нахал.
        Хозяин мясной лавки с силой ударил ее по затылку. Волосы Ынсе растрепались.
        – Называй ее старейшиной.
        – Эта…
        – Старейшина! – с криком он снова дал ей сильный подзатыльник.
        – Да какое право ты имеешь меня бить?
        Тогда он резко ударил ее по спине.

* * *

        Хотя старейшина и подняла брови, ее лицо по-прежнему оставалось нечитаемой маской, по которой нельзя было угадать, о чем она думает.
        – Тебя давно было пора убить. Ты жалкое отродье, что, считая, будто Бог способен совершить ошибку, нарушает установленный Им порядок и желает вмешаться в законы природы. Такие, как ты, не более чем орудие тех еретиков, что желают разрушить нашу страну, наши семьи и бросить вызов Божьему царству.
        – А не вы ли еретики, что желают разрушить нашу страну, наши семьи и бросить вызов Божьему царству? Вы вешаете на уши бывшему преступнику, который нуждается в помощи, сказки о Божьем прощении, притворяясь, что искренне желаете помочь, а в итоге заставляете использовать тот магазин, что ему дали как место убийства. Это разве не худшее преступление?
        – В Ветхом Завете написано, что если не судить таких, как ты, то и мы совершим такие же грехи. Подобные тебе существа – символ разложения человечества. Но радуйся, что, поскольку Бог спас твоего отца, а родители и дети суть одно существо, дело ограничится очистительной молитвой.
        Свою речь старейшина произносила, опустив глаза. Говорила она холодным безэмоциональным тоном, от которого у Ынсе по коже бежали мурашки. То, что она даже не смотрела на собеседника, как бы подразумевало, что, какой бы ни была реакция, ей не было дела – она все равно все сделает по-своему.
        – Это письмо было написано до смерти Ким Чжехи. Говори, как ты узнал о том, что еще не случилось? Твой отец утверждает, что точно не раскрывал тебе нашего плана.
        – А он не рассказывал вам, что у меня случаются откровения?
        – Откровения?
        Хозяин мясной лавки что-то зашептал на ухо старейшине.
        Выслушав его, женщина воскликнула «Ха!» и скривила губы в циничной усмешке.
        – Ты получаешь откровения не от Бога, а от Сатаны.
        Ынсе очень хотелось ответить, что это они, похоже, поклоняются Дьяволу. Как, интересно, этот пастор Эмэс промыл прихожанам мозги? То, что, как кажется сатанистам, они могут получить от Дьявола, кардинально отличается от того, что они могут получить от Иисуса. Может, пастор это как-то использовал?
        – Это Дьявол приказал тебе сдать отца. – Затем добавила, обращаясь к прихожанам: – Я видела много демонов. Дьявол способен сделать что угодно. Даже предстать в обличье Господа. Пока он не расскажет, как написал это письмо, изгоняйте из него Сатану.
        Старейшина отступила назад.
        – Мальчик, потерпи еще немного. Мы сделаем так, что Сатана покинет твое тело. Он вселяется в тела людей и причиняет им страдания. Так вышло, что на сей раз это оказался ты.
        Хозяйка салона красоты – женщина с химической завивкой – плотно сжала свои накрашенные фиолетовой глиттерной помадой губы и двинулась в сторону Ынсе с поднятым кулаком, в котором сжимала железный крест. Она резко ударила его острием в левую часть лба Ынсе, сбив ту с ног.
        – Дьявол, выходи через левую часть его лба. Оставь его! Приказываю тебе именем нашего всесильного повелителя, – ударив Ынсе со всей силы, владелица салона закричала низким глубоким голосом.
        Хотя в голове Ынсе все смешалось, она не была намерена покорно терпеть удары.
        Перед глазами всплыло сначала улыбающееся лицо Чжехи. Затем лицо Чжехи, накрытое черным пластиковым пакетом. Ынсе широко, словно грабли, растопырила пальцы одной руки и нацелила их на лицо хозяйки салона.
        – Почему вы меня бьете?
        – Ааа!
        Женщина закричала и закрыла руками лицо.
        В сторону Ынсе двинулся хозяин борделя. Что-то быстро пробормотав, он занес руку для пощечины. Тогда Ынсе удалось четко разглядеть татуировку в виде креста на его левой руке. В следующий момент его ладонь с хлестким ударом опустилась на ее щеку.
        Несколько человек схватили Ынсе и повалили на пол.
        – Да кто вы такие??
        Они окружили Ынсе и принялись вопить:
        – Сатана, выходи! Приказываем именем нашего нового повелителя!
        Ынсе сопротивлялась изо всех сил, но справиться с целой толпой ей было не по силам. Она каталась по полу, получая один за другим удары по всему телу. Это были страшные существа. Это были люди, что сделали себе татуировки в виде креста, поклявшись сделать все ради того, чтобы достичь своего Небесного царства. Они были способы пожертвовать чем угодно ради своей веры.
        Старейшина, наблюдавшая с циничной усмешкой за тем, как Ынсе избивают под видом очистительного обряда, пошла было открывать дверь, как внезапно упала на пол. Раздался вскрик. В этот же миг до Ынсе донесся также звонок ее телефона. В комнату вбежал Чжемин, сжимавший в руке отобранный у Ко Чжимёна мобильный. Он закричал:
        – Ко Ынсе! Звонок!
        За ним гнались Ко Чжимён, Тэчхоль и еще двое незнакомых мужчин, вооруженных дубинками. Как Ынсе и предполагала, Тэчхоль тоже оказался прихожанином этой церкви. Опрокинув преграждавших ему путь мужчин, Чжемин вытянул руку, бросив Ынсе телефон.
        Ынсе действительно думала, что время звонка должно вот-вот наступить, но момент оказался идеальным. Ей повезло. Ынсе поймала пролетевший дугой мобильный.
        Чжемин оттолкнул двигавшихся к нему мужчин и встал перед Ынсе, защищая ее. Он хотел дать ей возможность ответить на звонок. Ко Чжимён ударил дубинкой по голове Чжемина. Донесся звук глухого удара. Через несколько мгновений по лбу молодого человека потекла темно-алая кровь.
        – Когда вернешься в субботу, спаси Чжехи!
        В этот раз по голове Чжемина ударил Тэчхоль. Колени молодого человека подкосились, и он упал на пол.
        – Отдай сейчас же!
        Ко Чжимён протянул руку, чтобы отобрать у Ынсе мобильный. Она уклонилась и открыла рот:
        – Алло, мама?



        Шестая суббота

        Ынсе подняла руку, в которой сжимала телефон, чтобы отец не смог его выхватить, и открыла глаза. На ужасную долю секунды ей показалось, что послеобраз отца отправился вслед за ней в прошлое. Пассажиры автобуса недоуменно смотрели на Ынсе. Смутившись, она опустила правую руку. Страшно было даже представить, что могло случиться, если бы отцу удалось выхватить мобильный из ее рук.
        Перед глазами живо вставал образ того, как падал, получив удар по голове, Чжемин. Он не отрывал от нее глаз до самого конца – пока она не исчезла, возвращаясь в субботу. В этом взгляде отражалось отчаянное желание, чтобы временная петля действительно была возможна и Чжехи еще можно было спасти.
        – Когда вернешься в субботу, спаси Чжехи!
        Вспомнив слова, которые прокричал ей вслед Чжемин, Ынсе слегка прикусила нижнюю губу. Она подумала, что ей ни в коем случае нельзя прекращать временную петлю до тех пор, пока ей не удастся предотвратить смерть Чжехи.
        Мобильный в руке Ынсе завибрировал. Крепко сжимая его, она погрузилась в размышления. Ей вспомнился взгляд отца. В нем не было никаких эмоций. Так же как и в глазах арендаторов соседних магазинов, когда они под предлогом очистительной молитвы избивали Ынсе. Это были глаза людей, неспособных испытывать чувство вины.
        Ынсе поговорила с отцом как обычно, а затем какое-то время смотрела на Чжехи, читавшую книгу в другом конце автобуса.
        Живая, она была прекрасна. Пальцы, переворачивавшие страницы книги, зрачки, пробегавшие по тексту, длинные ресницы, легкая улыбка, в которой время от времени растягивались ее губы. Взгляд, который она иногда бросала в окно, рассматривая городской пейзаж. И главное, дыхание.
        Лежавшая у них в ванной Чжехи не двигалась. Это было печальное и жалкое зрелище, как покинутый всеми заброшенный дом, как остановившиеся старые напольные часы, как всплывшая брюхом верх дохлая рыба.
        Поглощенная проблемами своей гендерной идентичности, Ынсе естественно неоднократно наталкивалась на мысли о самоубийстве. Она как будто смотрела на мир, на других людей сквозь маленькую, темную щель. А она должна была радоваться тому, что хотя бы жива.
        Казалось, она вот-вот заплачет. Ее единственной мечтой было сделать операцию по смене пола, чтобы другие воспринимали ее как женщину. Кроме этого, у нее как будто и не было других целей. Она не думала о том, что будет делать, совершив переход.
        Ынсе вспомнила слова, которые ей когда-то сказал Чжемин:
        «Тебе нужно найти уважаемую профессию <….> Представь, через что им пришлось пройти, чтобы добраться до этих высот. Однако они все-таки добились. Это и есть настоящая сила. Такие люди даже после каминг-аута не все теряют. Это относится и к трансгендерам».
        «Может, мне теперь и правда стоит начать мечтать?»
        Словно почувствовав, что Ынсе на нее смотрит, Чжехи повернула голову. Их взгляды встретились. Ынсе тепло посмотрела на Чжехи и слегка улыбнулась. Обычные люди, столкнувшись взглядом с незнакомцами, либо с угрюмыми лицами отворачиваются, либо продолжают смотреть с равнодушным видом, но Чжехи, смотря на «незнакомку» Ынсе, улыбнулась ей в ответ. Это была смелая, уверенная улыбка.
        Ынсе поднялась с места, подошла к Чжехи и встала рядом. Девушка закрыла книгу, которую читала, и посмотрела на нее. Книга называлась «Сериалист**».
        – Интересно? – кивнув на книгу, спросила Ынсе мужским голосом.
        – Ты читал?
        – Нет. Но если скажете, что книга стоящая, куплю.
        – Да не очень вообще-то. Там только одно место, где есть что подчеркнуть.
        – И о чем эта часть?
        Чжехи слегка рассмеялась, словно ее позабавило то, что она ведет такой разговор с незнакомцем.
        – Я спросил, потому что знаю, что вы хотите стать правозащитницей, и подумал, что вы читаете что-то по этой теме.
        Чжехи широко раскрыла глаза, явно желая спросить, откуда Ынсе это узнала.
        Та в ответ озорно улыбнулась, глядя сверху вниз на девушку, которая была на голову ее ниже.
        – Я знаю Чжемина. И тебя тоже видел.
        – А, так ты друг Чжемина.
        Напряженное лицо Чжехи мгновенно разгладилось.
        – Я увидел тебя в автобусе и написал ему сообщение. Он сказал приехать с тобой к вам в ресторанчик.
        – Да? Но вообще у меня встреча…
        Именно в этот момент кто-то положил руку на плечо Ынсе.
        Ей не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, кто это.
        Когда Чо Дусок усмехнулся и раскрыл рот, Ынсе сказала вместо него:
        – «Эй, девка, куда едешь?» Ты это хотел спросить?
        – Откуда ты узнал?
        Ударив Чо Дусока рюкзаком по лицу, Ынсе схватила Чжехи за руку и выбежала с ней из автобуса.
        – Извини, Чжехи. Но мне придется похитить тебя на денек.
        Она предупреждающе схватила руку Чжехи, мешая ей достать телефон, подозвала первое попавшееся пустое такси и затащила девушку внутрь.
        – Эй!
        Чжехи, смешавшись, пыталась вырвать свою руку.
        – Не волнуйся. Я похищаю тебя к вам в ресторан, – сказала ей Ынсе и добавила, обращаясь к таксисту, – остановите у ресторанчика «Папина кухня» на станции «Университет иностранных языков», пожалуйста.
        После того как Ынсе назвала водителю адрес, Чжехи заметно расслабилась.
        Хотя Ынсе продолжала сжимать ее руку, она не выглядела недовольной.
        Ынсе крепче стиснула руку Чжехи. «Странно, что она не пытается вырваться, – подумала она. – Ей приглянулся Ынхёк? Или она уже поняла, что я девушка, поэтому не волнуется?» Так или иначе, это было неважно. Ынсе нравилась Чжехи.
        «До совершеннолетия ждать еще долго, а пока неплохо бы тебе попытаться вести себя как парень, хотя бы разок», – так, немного помолчав и подумав, сказала ей мама после того, как Ынсе поделилась с ней своими переживаниями. Ей тогда казалось, что желание сына стать девушкой просто любопытство или что-то, что можно побороть усилием воли. Ынсе не знала, как ей объяснить, что ей, девушке, просто от рождения дали неправильное, мужское, тело.
        – Когда я пытаюсь вести себя как парень, я чувствую себя глупо и некомфортно. Как будто, нарядившись в неподходящую одежду, играю какую-то роль. Я – ошибка Бога.
        Она считала себя женщиной на таком глубоком, фундаментальном уровне, что не могла даже пытаться вести себя как мужчина. Ынсе подумала, что, может быть, стоит попробовать хоть раз говорить и вести себя как Ко Ынхёк, однако заметила, что уже сидит, плотно соединив ноги, как воспитанная девушка.
        Чжехи печатала что-то в телефоне. Должно быть, писала Кан Чхульчжуну, с которым должна была встретиться. Отправив сообщение, девушка убрала мобильный в карман и внимательно посмотрела на Ынсе.
        – Очень странно, но мне кажется, я тебя где-то уже видела. Твое лицо выглядит знакомым.
        Услышав это, Ынсе тихо улыбнулась.
        «Так странно, что Чжехи подспудно чувствует, что мы встречались. Может быть, сознание в каком-то смысле не зависит от времени и пространства?» – задумалась она.
        Ынсе потихоньку начала чувствовать беспокойство, опасаясь, что опять перепрыгнет во времени. В прошлой петле отец прервал ее разговор с Чжемином, и она так и не успела до конца расспросить его про Двенадцать апостолов. Поэтому она надеялась услышать обо всем этом от Чжехи. Еще она хотела узнать, действительно ли девушка была одной из Двенадцати. Однако она не знала, как начать этот разговор. В то же время удержать вопросы внутри было еще труднее.
        – А что за татуировка в виде крестика у тебя под безымянным пальцем левой руки?
        – Эта?
        Чжехи распрямила ладонь.
        – Да так, нарисовала фломастером от скуки.
        Ынсе поняла, что Чжехи вряд ли просто так про все расскажет.
        Она знала, что нужно предупредить девушку, чтобы та не шла в магазин отца, но не представляла, как это лучше сделать.
        – Сегодня твоя мама отправит тебя в овощной магазин «Вера», чтобы ты заключила договор с хозяином.
        – Откуда ты это знаешь?
        – Я знаю твою маму.
        – Откуда?
        – Я видел ее в церкви, куда ходит мой отец.
        – Ты ходишь в нашу церковь? Я тебя там ни разу не видела.
        – Ну вообще я тот еще прогульщик.
        – Ты хочешь мне что-то сказать, да?
        Ынсе поняла, что это тот самый момент.
        – Я кое-что подслушал. И, мне кажется, тебе нужно об этом узнать.
        – …?
        – Твоя мама отправит тебя сегодня в магазин моего отца. Он называется «Овощной магазин «Вера».
        Ынсе тоном подчеркнула название магазина.
        – Ну и что?
        – Договор – это просто предлог. Истинная цель – очистительная молитва для изгнания бесов.
        – Почему ты мне об этом говоришь?
        Взгляд Чжехи изменился, и ее тон стал резким. Ынсе подумала, что девушка вполне может понять, если рассказать ей правду.
        – Потому что я сам через это прошел.
        – А за что?
        – Меня поймали, когда я был в силиконовом лифчике и с маникюром. Все узнали о моей идентичности. Конечно, ты уже поняла… Меня тогда избили почти до смерти.
        Чжехи кивнула головой.
        – В таком случае либо твой отец, либо мама – один из Двенадцати апостолов церкви «Новое царство».
        – Двенадцать апостолов? – Ынсе переспросила, словно впервые об этом услышала. – А что это?
        – В «Новом царстве» есть несколько иерархий. Двенадцать апостолов занимают самое высокое положение. Они специализируются в основном на очистительных молитвах. Ну и еще они обстряпывают для церкви всякие грязные дела. На руке твоего отца наверняка тоже есть татуировка в виде креста. Ты видела?
        – Да.
        – Это не обычный крест. Он перевернутый. Такой же, как на моей руке.
        Ынсе вспомнила отца, который перед началом своего странного религиозного обряда перевернул крест на стене в ванной.
        – То есть ты тоже была одним из Двенадцати апостолов?
        Чжехи кивнула.
        – Я в основном занималась сбором информации о людях. Став одним из Двенадцати апостолов, ты можешь получить особое благословление Бога. Тебя полностью обеспечивает сама церковь. Как члена семьи.
        – Да. Это я знаю. Однако почему твоя мама хочет, чтобы над тобой провели очистительный обряд?
        – Потому что мне надоела эта церковь, и я ушла оттуда. Несколько раз дьякон пытался уговорить меня вернуться, и от старейшины мне досталось. Я тогда чуть с ума не сошла. Они так искусно мучали меня, а я даже в полицию не могла заявить. Хорошо, что мой старший брат меня защитил. Чжемин изначально был против того, чтобы я ходила в эту церковь. Они уже какое-то время меня не трогали, так что я даже расслабилась. Спасибо, что предупредил меня. Мне очень страшно. Ты знаешь, эта их очистительная молитва жуткая вещь. Эти люди, им так промыли мозги, что они уже не способны испытывать чувство вины и могут даже убить без зазрения совести.
        Ынсе вспомнила глаза отца и арендаторов.
        – Им промыли мозги, так что они уже не испытывают чувство вины? – переспросила она.
        Чжехи вдруг замолчала и пристально посмотрела на затылок таксиста. Она почувствовала что-то неладное. Чжехи прошептала Ынсе на ухо: «Давай здесь выйдем».
        – Мы здесь выйдем.
        Ынсе быстро оплатила проезд, боясь, что Чжехи ее опередит.
        – Давай до ресторана пешком пойдем.
        Они так и сделали.
        – С тех пор как пришел новый пастор, численность прихожан увеличивается в геометрической прогрессии. Теперь даже друг друга не знаем. Вдруг этот таксист тоже один из прихожан. А ты сказала, что ты прогульщица?
        Поскольку Ынсе посещала только домашние службы, которые проводил отец, и ни разу даже не была в церкви, она решила не заострять на этом внимание и ответила коротко:
        – Да.
        – Тогда и близко не подходи к этой церкви.
        – Так на чем мы остановились?
        – На промывании мозгов, предотвращающем чувство вины.
        – «Двенадцать апостолов» – организация, которая была создана внутри церкви для выполнения заданий Бога для подготовки ко Второму пришествию. Пастор очень страшный человек. Он прекрасно разбирается в том, как у людей возникает чувство вины. «Двенадцать апостолов» – это его детище. Обычно люди, совершившие преступление, испытывают страх, потому что знают, что, если их раскроют, они понесут наказание. Они боятся возмездия и внутренних терзаний. Именно это и есть чувство вины. А пастор промывает мозги так, чтобы люди вообще не думали о таких последствиях.
        – Очень хитроумно.
        – Весьма. Прихожане «Нового царства» должны следовать только законам Бога, а мирские их не касаются. В этом суть его учения.
        Ынсе кивнула головой.
        – Когда человек становится прихожанином церкви, пастор дарует ему индульгенцию. Но у них тоже есть степень. Татуировку в виде креста делают только Двенадцати апостолам и людям из ближнего круга. Этот крест означает, что люди стали Гражданами Небесного царства. Это своего рода паспорт. Имуществом каждого прихожанина управляет банк, принадлежащий церкви. Поэтому только тело верующих пребывает в этом мире, а души уже в раю. Граждане Небесного царства уже получили свое спасение, и даже если они совершат убийство или изнасилование, это не будет считаться преступлением. Им даже каяться не нужно. Таким образом, пастор как будто заново перенастраивает мыслительные процессы прихожан.
        Это все звучало одновременно жутко и крайне любопытно.
        – Когда ты начинаешь думать, что законы мира придуманы лишь для того, чтобы несколько процентов богатых могли подавлять и контролировать бедные слои населения, невозможно понять, зачем тебе, Гражданину Небесного царства, душа которого уже спасена, следовать им.
        – Да уж, если так посмотреть, неудивительно, что они даже не испытывают чувство вины.
        – Правильно. Когда ты вступаешь в группу «Двенадцать апостолов», ты должен произнести тайную клятву о том, что ты до самой смерти не разгласишь то, что происходило в этой организации. До сих пор не было ни одного случая, чтобы кто-то ее покидал. Но, с другой стороны, их вообще трудно предать. Потому что в таких организациях все друг с другом повязаны. Я тоже сохраню их тайну о том, что Двенадцать апостолов совершали до сих пор. Однако помимо этих вещей я собираюсь рассказать миру о «Новом царстве». Мне достаточно примера мамы, которая совсем помешалась на этой секте и бросила семью.
        – А почему именно ты ушла?
        – Когда я ходила в церковь, я в чем-то была согласна с тем, что закон Божий выше мирских, но когда начали талдычить о Конце света и Втором пришествии, призывая прихожан очистить этот мир от скверны, мне стало противно. Как мне известно, когда какая-то организация начинает без конца твердить о Конце света, это все чаще всего заканчивается массовым самоубийством. Церковь «Новое царство» тоже была в начале другой. Она изменилась с приходом нового пастора. А до него даже иерархии никакой не было.
        Ынсе не знала, что Эмэс не первый пастор в этой церкви.
        – В церкви его называют Эмэс. Это правда его настоящее имя?
        – Нет. Это по первым буквам от слов «мой спаситель». «Эм» от «мой», а «эс» от «спаситель».
        Ынсе вдруг пошатнулась.
        – Что с тобой?
        Сознание начало мутнеть. Вот-вот должен был случиться прыжок сознания. Ынсе прямо посмотрела Чжехи в глаза.
        – Обещай мне, что ты не пойдешь в магазин отца.
        Чжехи перед ней кивнула головой. Улицы покачнулись.
        «Я не хочу еще раз увидеть твою смерть», – стало последней мыслью Ынсе прежде, чем она потеряла сознание.

* * *

        Ко Чжимён с холодным выражением лица положил трубку. Звонок был от одного из верующих церкви «Новое царство», который сообщил, что в его такси вместе ехали Ынхёк и Ким Чжехи, которая ушла из церкви и которую они должны были сегодня вечером убить. Ко Чжимёна тревожило содержание их разговора.
        По словам таксиста, Ынхёк сказал Чжехи, что договор просто предлог, а настоящая цель – молитва… Время, когда Чжехи должна была прийти в магазин, уже давно прошло. Значит, она не придет. Однако как они встретились и почему разговаривали об этом? Ко Чжимён испугался, потому что ему показалось, что такой неожиданный поворот событий непременно дело рук Сатаны.
        Ынсе из субботы, которой было неизвестно о временной петле, вернулась домой. Ко Чжимён принялся ее допрашивать о том, как она оказалась в такси с Ким Чжехи. Ынсе говорила, что не знает никакую Ким Чжехи. В ответ он принялся ее пинать, в то время как она лежала, съежившись на полу. Он избивал ничего не понимающую Ынсе, а она плакала от обиды и боли. Вдруг ее глаза зажглись синим.
        – …?
        Ко Чжимён, прищурив глаза, сел перед Ынсе на корточки и резко схватил за подбородок. Он пристально посмотрел в ее глаза, синий свет в которых уже потух, и сказал:
        – Ты… Чем-то ты одержим…
        Ынсе широко раскрыла глаза. Она думала, что сегодня все будет в порядке, и не могла понять, что происходит.
        Отец сжимал в руке нож, которым, похоже, до этого очищал лежавшие на столешнице кочаны пекинской капусты. По телу Ынсе пробежали мурашки. Дыхание отца было неровным. Каждый раз, когда он вдыхал, кончик ножа то поднимался, то опускался.
        – Ким Чжехи? Ты убил ее?
        – Ты же сказал, что не знаешь никакой Ким Чжехи.
        – Я спрашиваю, что ты с ней сделал?
        Ынсе начала пятиться, пристально глядя на острие ножа, боясь, что он пырнет ее.
        Ко Чжимён, который стоял уставившись на лицо Ынсе, смотрел на нее недоуменно, не понимая причину такой перемены.
        – Ты кто? Ты не Ынхёк?
        Его зрачки расширились, взгляд наполнился злобой.
        – Оболочка его, но внутри не он. И твои глаза – не глаза Ынхёка. Кто ты такой? Я спрашиваю, кто ты? Если ты бес, назови свое имя!
        Ко Чжимён рухнул на пол и встал на колени. Его широкая и мокрая рука схватила нежное плечо Ынсе. Она почувствовала, как что-то холодное проникло в живот, только когда он уже вынул нож.
        – Боже мой!
        С этим восклицанием Ко Чжимён медленно встал, положил нож в раковину и набрал чей-то номер.
        – Пастор. Это я. Ко Чжимён.
        Отец сел на расстоянии от Ынсе. Та сжимала руками живот, из которого текла кровь. Она искала возможность убежать.
        – Я ненадолго усомнился в ваших словах. Но, кажется, в моего сына вселился Сатана. Только что его глаза светились демоническим огнем…
        Ко Чжимён поднял веки, обернулся и посмотрел на Ынсе.
        – Да? Вы сами посмотрите? Сейчас они стали нормальными. И больше ничего такого не происходит. Нормально…
        Ко Чжимён разговаривал по телефону и двигался в сторону Ынсе. Она из последних сил поднялась, схватила нож из раковины и направила его на отца.
        – Не подходи! – крикнула Ынсе.
        Отец ухмыльнулся.
        Рольставни были опущены. Когда Ынсе посмотрела на них, взгляд Ко Чжимёна последовал в том же направлении. Поняв, что она хочет сбежать, он ухмыльнулся и встал, загородив собой заднюю дверь.
        – Да, я его задержу до того, как вы приедете.
        Ынсе же побежала в ванную и закрыла за собой дверь.
        – Открой, сукин ты сын! Ты одержим Сатаной. Вместо пастора скоро приедет старейшина и будет за тебя молиться. Открой дверь!
        Пока Ко Чжимён стучал в дверь, Ынсе вылезла в окно.
        Увидев, что в ванной было чисто и не видно ни одной капли крови, Ынсе поняла, что Чжехи жива. Значит, она послушалась Ынсе. Она все еще держалась за живот, откуда сильно текла кровь, но у нее как будто прибавилось сил. Она улыбнулась.

* * *

        Голос ведущей радиоканала «Благая весть» казался очень знакомым. Слушая его, он ощущал какое-то родство. Однако это было не все. Иногда этот голос, напротив, по каким-то причинам вызывал у него беспокойство и неприязнь. Он не понимал, почему слушает эту передачу, раз испытывает такие противоречивые чувства и, по сути, портит себе настроение, но все равно, когда наступало время, он неизменно включал этот канал.
        – Вообще бесконечные преступления на сексуальной почве среди священников – это явление, характерное не только для нашей страны, но и для всего мира. Это знак того, что скоро наступит Конец света. В такое время верующие должны быть бдительны. Молитесь, чтобы Бог дал вам мудрость отличить настоящего пастора от лжесвященника, ибо они есть Сатана, надевший священные одежды. Они есть слуги Антихриста, которых мы должны наказать.
        – Аминь, – тихо сказала старуха, сидевшая на заднем сиденье.
        Таксист посмотрел на нее через зеркало. Прямой пробор. Плотно закрытые тонкие губы. Она казалась жестким и упрямым человеком. Почувствовав, что таксист на нее смотрит, она прямо посмотрела в ответ. Ее глаза странно сверкали, и он быстро отвел взгляд.
        – Мы, верующие, должны иметь глаза, чтобы различать детей Христа и детей Антихриста. Наш Христос спустил в наш мир Ангелов, которые должны защищать нас от Сатаны. Этих Ангелов мир не понимает, однако настоящий верующий сможет их распознать. Любовь Господа настолько велика. Весь мир должен проповедовать только его любовь. Только она сможет спасти грешные души. Только кровь Христа сможет очистить нас от грехов.
        Внутри такси было тихо – звучал лишь голос ведущей.
        – Верующие, которые превращают церковь в место супружеской измены. Пасторы, которые используют десятину для своего обогащения, а женщин-прихожанок – для своих утех. Сестры, которые завидуют и распускают слухи о других верующих. Все они есть Сатана. В церкви «Новое царство» таких нет. Наш пастор сказал, что, если человек не из нашей церкви ударит по одной щеке, не стоит подставлять другую. Он велел относиться к людям вне церкви по принципу «око за око, зуб за зуб». Прихожане нашей церкви являются Гражданами Небесного царства и имеют святость, не свойственную людям этого мира. Поэтому они должны наказать тех, кто живет не зная Бога.
        – Аллилуйя, – подала голос дама сзади.
        Зазвучал гимн.
        Старуха принялась тихо подпевать. Так как таксисту было противно это слушать, он выключил радио.
        – Включите.
        – Что?
        – Я же слушаю радио.
        – А, да.
        У нее был твердый, настойчивый взгляд, и таксист, не найдя, что сказать, снова включил радио.
        – Вам же страшно из-за новостей о серийном убийце Ангеле-карателе? Нашли пятую голову. Неверующие его называют беспрецедентным дьяволом. Но в нашей церкви его таковым не считают. Аминь. Аллилуйя.
        – Аминь…
        – Именно этот убийца, возможно, является Ангелом, которого нам прислал Христос, чтобы защитить от Сатаны. Безгрешный не должен бояться Ангела-карателя. Он не убивает без причины. Он убивает лишь три типа грешников.
        Ведущая на радио фактически прямым текстом сказала, что Ангел-каратель есть посланник от Бога. Она восхваляла его. Потому что эта церковь считает этого убийцу ангелом, которого послал Господь, чтобы победить Антихриста. Чтобы мир узнал о сути его преступлений, убийца нагло отправил в телерадиокомпании и полицию описание грешников, которых он убивает.
        Человек, который противен Богу.
        Человек, который ничтожными знаниями сеет раздор среди детей Христовых.
        Человек, который осквернил имя Божье.
        Таксист тоже когда-то ходил в церковь и немного читал Библию, но всегда чувствовал внутреннее сопротивление. Он посещал богослужения и читал Священное Писание, чтобы понять, откуда это приходит, но ему было противно двуличие пастора, разделявшего верующих и неверующих. Поэтому он перестал ходить. Конечно, вряд ли все церкви такие.
        Ныне покойные супруги, что его выходили, говорили, что Бог есть именно в церкви, а не в словах пастора. Их родители были верующими, поэтому они тоже всегда жили по заветам Библии. Однако они не ходили в церковь, а даже если ходили, никогда не сидели на службе, которую вел бы пастор. Для таксиста эти супруги были как родители. Он очень уважал их жизнь и убеждения.
        Надо же. По радио защищают серийного убийцу. Ему это не понравилось. Но он знал, что, несмотря ни на что, завтра в то же самое время он вновь будет слушать этот канал. Ему даже казалось, что он включал его не потому что ему нравилось то, что он слышал, а потому что он как будто приглядывал за этой организацией.
        – Вы, кажется, любите эту программу? – спросила старая женщина.
        – Э, ну да…
        – Ее ведет субдиакон Чхве из нашей церкви. У нее не только голос замечательный, она еще и такая красавица. Поклонников много. Если у вас нет церкви, куда вы ходите, приходите к нам в «Новое царство».
        – Нет, у меня есть церковь. Приехали.
        Он обычно таким способом отклонял назойливых проповедников. Такси остановилось перед зданием «Новый мир».

* * *

        Таксист высадил пассажирку в начале переулка и собирался было уехать, когда прятавшаяся Ынсе поднялась и из последних сил зашагала в сторону машины. Стоило ей попасть в свет фар, как водитель сразу заметил кровь. Ынсе думала, что таксист просто проедет мимо, но он остановил машину и побежал к ней.
        – Что с тобой?
        Когда Ынсе увидела лицо таксиста, она немного успокоилась. Это был жених Херим, ветеринара.
        – О, Ынсе?
        – Помогите мне.
        – Сукин сын, ты куда?! – увидев Ынсе, в их сторону с криком бежал Ко Чжимён.
        – Если меня поймают, мне конец.
        Ынсе, держась за таксиста, пошатнулась. На самом верхнем этаже, где жили арендаторы, в окнах, в которых до сих пор было темно, начал зажигаться свет. Кто-то открыл окно и что-то крикнул. Откуда-то донеслись звуки свистка.
        – Водитель. Нельзя дать ему его увезти! – послышался чей-то возглас. Казалось, что люди в здании начали спускаться вниз. И старая женщина, которую таксист только что высадил, с встревоженным лицом бежала обратно к машине и кричала:
        – Он одержим Сатаной!
        Как только он услышал слово «Сатана», взгляд таксиста резко переменился. Он, поддерживая Ынсе, помог ей сесть в такси и быстро уехал.
        – Спасибо.
        – Сперва поедем в центр неотложной помощи.
        – Нельзя. Если туда поедем, я точно умру, да и вы тоже подвергнетесь опасности.
        – Что за люди за тобой гнались? Они сказали, что ты одержима Сатаной.
        Таксист обернулся. Ынсе потеряла сознание. На ней была мужская школьная форма с бейджиком «Ко Ынхёк».

* * *

        Херим вышла из операционной.
        – Как она? – спросил таксист, смывший кровь с рук и лица.
        – Рана неглубокая. Достаточно было и поверхностной быстрой помощи. Ребенка пырнули ножом. А что вообще случилось?
        – Мы можем узнать только тогда, когда Ынсе проснется. Когда я ее увидел, я только высадил пассажирку. Вдруг кто-то побежал в нашу сторону с криком «Сатана», и еще какие-то люди из ближайшего здания бегом спускались по лестнице.
        – Мне кажется, Ынсе – это мальчик, который просто ходил, переодевшись в девочку, – осторожно сказала Херим.
        – …!
        – Когда ты привез Ынсе, я удивилась, что на ней мужская школьная форма. Я поняла, что он мужчина. До сих пор я думала, что это девочка.
        – Я тоже.
        Долгое время таксист молчал, затем заговорил:
        – Я пока точно не знаю, но мне кажется, она была в секте и когда поняла, с чем имеет дело, пыталась убежать, и ей за это досталось. Или это были какие-то незнакомые ей фанатики, которые просто посчитали, что ее поведение противоречит их религии, и решили ее покарать. Сектанты постоянно совершают жуткие вещи и оправдывают себя, трактуя Библию, как им удобно.
        – Слушай, не может быть такого… Даже если они сектанты, зачем им похищать человека, который не имеет к ним никакого отношения?
        – Ты не понимаешь. Для сектантов ничего странного нет. Был такой влиятельный пастор крупной церкви. Он, заявив, что действует по воле Бога, поил прихожан афродизиаком, контролировал их половую жизнь и даже заставлял сексуально обслуживать власть имущих. Еще я слышал про родителей, сын которых признался, что он гей. Так они привели домой членов их церкви, вместе избили и убили его.
        – А, про это я слышала. Я помню, это была нашумевшая история, но про нее быстро забыли. Тем более в последнее время все говорят про убийства Ангела-карателя. Хотя у меня нет предвзятого мнения относительно таких людей, все же надо признать, во многих местах в Библии открыто осуждаются гомосексуальные отношения. Например, запрещено переодевание мужчины в женщину или наоборот. Значит, согласно Библии, те, кто хочет сменить пол, и правда являются грешниками.
        – Это не так. Бог не может совершить ошибок. Он совершенный. Если человек родился слепым от рождения, в этом тоже проявляется Его замысел. В Евангелии от Иоанна говорится, что, когда ученики спросили, по чьей вине человек родился слепым, Иисус ответил, что ни он сам, ни его родители не виноваты в этом – это для того, чтобы на нем явились дела Божии[4 - Евангелие от Иоанна, гл. 9.]. Может, это же относится и к сексуальным меньшинствам? Они же родились такими не потому, что хотели. Я думаю, что это через них тоже выражается воля Божья.
        Таксист считал, что желательно по возможности избегать разговоров о религии и политике, но ничего не мог с собой поделать. Тем не менее, чтобы не ранить чувства Херим, он старался выражать свое мнение как можно осторожнее.
        – Слушай, нельзя толковать Библию как угодно. Там определенно написано…
        В этот момент зазвонил мобильный Херим.
        – Минутку.
        Ветеринар ответила на звонок. Судя по всему, это был кто-то из ее семьи. Таксист вздохнул с облегчением, потому что этот разговор грозил закончиться ссорой. Он сам не понимал, почему каждый раз, когда речь заходила о религии, в его душе поднималась такая волна гнева.

* * *

        До Ынсе доносился голос. Это диктор новостей говорил о Чжехи. Ынсе лежала с закрытыми глазами, недвижимо, словно мертвая, но внимательно прислушивалась.
        – «…Погибли как хозяин ресторанчика «Папина кухня», некий Ким, так и его младшая сестра. Ким Чжехи, младшая сестра владельца, являлась членом организации «Нормальные сердца», защищавшей права ЛГБТ. Она должна была сегодня в 10 утра произнести поздравительную речь на церемонии открытия фестиваля квир-культуры. Полиция проводит расследование, но по первоначальной версии пожар случился из-за утечки газа».
        – …!
        «Что? Утечка газа?» – недоуменно подумала Ынсе.
        Она растерялась. Она так обрадовалась, когда решила, что сумела спасти Чжехи, а оказалось… Черт.
        Значит, Ынсе ошиблась, подумав, что если девушка не придет в магазин отца, она останется живой.
        Она спасла Чжехи от Ко Чжимёна, но в результате погибли и Чжехи, и Чжемин.
        Может, когда первоначальный план не сработал, кого-то отправили устроить пожар, замаскированный под утечку газа?
        В начале Ынсе думала, что убить Чжехи хочет именно ее отец, однако за время своих перемещений во времени она узнала, что таких людей намного больше. Среди них были и члены этой страшной организации «Двенадцать апостолов», стремившиеся избежать раскрытия их деятельности, и старейшина с дьяконом.
        Ынсе теперь со всей ясностью поняла, что эти люди твердо намерены убить Чжехи.
        А отец был для них просто пешкой.
        В третью субботу отец Ынсе был обнаружен мертвым после ссоры по телефону с детективом Каном. Это было убийство, замаскированное под самоубийство.
        «Кто же убил моего отца? Возможно, именно этот человек является преступником, который поджег ресторанчик Чжемина?» – задумалась Ынсе. Впрочем, она была уверена, что, кто бы он ни был, пока она будет перемещаться во времени, он когда-нибудь да покажется.
        Ынсе медленно открыла глаза и увидела белый потолок и белые стены. На стене была фотография в рамочке, на которой была собака с хозяйкой. Ынсе вспомнила, что она села в такси друга ветеринара Херим. Слава богу, он ее привез именно сюда, а не в больницу.
        Когда Ынсе попыталась встать, она ощутила сильную боль в животе, куда отец пырнул ножом. Застонав, она нажала на это место. Рана была обработана и забинтована.
        В этот момент Ынсе вспомнила про мобильный. Когда она поняла, что его нет в ее руках, ее волосы встали дыбом. В поисках телефона она принялась рыться в карманах и оглядывать комнату, но его нигде не было видно. Более того, судя по тому, что за окном было светло, уже наступило утро воскресенья. От того, что сотового не было, ее охватила паника.
        Ынсе, опустив ноги на холодный пол операционной, встала. В этот момент из-за двери вдруг послышался женский голос. Он принадлежал ветеринару Херим. Затем послышался и голос таксиста.
        – Я приготовил кашу. Ынсе очнулась?
        Ынсе открыла дверь и вышла.
        Таксист в этот момент положил свою сумку.
        – Как себя чувствуешь?
        – Нормально, спасибо. А вы не видели мой мобильный? – обратилась она к мужчине.
        Таксист достал телефон Ынсе из кармана и протянул ей.
        В этот момент перед ее глазами пробежали картины того, как Чжемин помогал ей найти мобильный. Слава богу, что каждый раз находился кто-то, кто мог ей помочь. «Как просто в этот раз я его получила», – подумала Ынсе. Страшно бледная от страха, она, получив сотовый, вздохнула с облегчением.
        – Спасибо, – она глубоко поклонилась таксисту и врачу.
        – Похоже, лезвие ножа было очень тупым. Ты наверняка испытал огромную боль, когда оно вошло, но органы не пострадали. Только жировой слой немного разрезан. Поэтому мы тебя и не отвезли в больницу, а тут обработали рану. И он сказал, чтобы мы сначала подождали, как ты очнешься, а не звонили в полицию, – сказала Херим.
        – Спасибо. Огромное вам спасибо.
        – Сядь сюда. Скажи, ты случайно не в какой-то секте? – спросил таксист. – Сначала я тебя не узнал, потому что до сих пор думал, что ты девушка. А ты же вдруг прибежал в мужской школьной форме. Сначала я сильно удивился этому, но куда страннее были люди, которые выбежали из торгового центра, громко крича, что ты одержим Сатаной. Я не мог понять, что происходит.
        Таксист вложил ложку в руку Ынсе, открыл крышку банки с кашей и подтолкнул в ее сторону.
        – Это рисовая каша с морскими ушками. Херим, ты тоже ешь, пока горячо.
        – Ой, как вкусно! Слушай, а что ты сюда положил? Почему так вкусно? – попробовав кашу, восторженно спросила ветеринар.
        – Обычно получается такой аромат, когда кладешь внутренности морских ушек в кашу. Однако это не все. Секрет в другом.
        – А в чем? Расскажи.
        – В коже. Когда ты готовишь бульон из морского ушка, надо обязательно положить кожу. Тогда получается ароматный вкусный бульон.
        – Ничего себе. Слушай, как же ты хорошо готовишь!
        – А я впервые попробовала кашу с морскими ушками. Но правда очень вкусно и ароматно. Только почему я никогда не слышала, чтобы вы обращались к нему по имени? – не зная, как ответить на вопрос таксиста, Ынсе решила сменить тему.
        – Я просто не знаю своего имени, – ответил за Херим мужчина.
        – Как так?
        – Он Джон Доу.
        – Что? А что это?
        – Джон Доу – это имя, которое используют в американской юридической системе, когда не знают имя мужчины или надо его скрыть.
        – Десять лет назад меня обнаружили на морском пляже потерявшим память. Нашли меня пожилые супруги, которые там в это время гуляли. Я совершенно ничего не помнил. Была ли у меня семья, жена, где мой дом – ничего. И до сих пор память не вернулась. Больше всего меня тревожило, каким я был человеком. Супруги сказали мне пойти в полицию, чтобы меня нашли в базе пропавших без вести. Однако я боялся, что в прошлом я был преступником, и поэтому даже близко к полиции не подходил. Примерно год назад я подумал, может, смогу найти семью, поместив свое фото в соцсетях, но тогда мне попалась одна новость. Один иностранец, мужчина, после потери памяти поместил в соцсети фото и историю. Потом оказалось, что он был наркоторговцем-контрабандистом в розыске.
        – Мне кажется, ты очень хороший человек. И был таким. Говорят же, что люди не меняются, – сказала Херим.
        – Мне тоже так кажется. Я даже думаю, что вы наверняка были борцом за справедливость. Обычно люди не горят желанием сажать в машину истекающего кровью человека.
        – Ну, пожалуй, ты прав. Никто не хочет попасть в неприятности. Сначала я не знал, что это ты. Просто, когда за тобой гнались люди, крича, что ты одержим Сатаной, я жутко рассердился. Не знаю почему, но я очень плохо реагирую на сектантов и религиозных фанатиков.
        – Да, таких людей довольно много. Тех, кто испытывает к ним отвращение.
        – Это точно.
        – Если бы у меня была способность перемещаться во времени, я бы вернулась за несколько дней до того, как вас обнаружили на пляже, и нашла вашу семью.
        – Что? – ветеринар и таксист недоуменно посмотрели на Ынсе из-за странной шутки. Ей стало неловко, и она, похихикав, сменила тему.
        – Боже, какая вкусная каша!
        – Спасибо. Оказалось, я так хорошо готовлю.
        Раздался мобильный Ынсе. Она напряженно посмотрела на экран. Это был звонок от мамы.
        Ынсе была очень благодарна этим двум за то, что они, хотя им наверняка было любопытно, не допрашивали ее. Они очень подходили друг другу.
        «Еще увидимся, дорогой дядя таксист».
        Ынсе ответила на звонок.



        Седьмая суббота

        Ынсе когда-то думала, что перемещения во времени бессмысленны, потому что все ее попытки спасти Чжехи были безрезультатными, и все возвращалось к началу. Однако оказалось, что это отнюдь не так. Ынсе поняла, что до сих пор в поисках способа спасти Чжехи она как будто проходила различные симуляции. С каждым перемещением она узнавала все больше. Поведение Ынсе в петле иногда вызывало новые события, что подвергало ее опасности, однако именно это оказывалось катализатором, открывавшим ранее скрытые факты. Ынсе каждый раз возвращалась в настоящее время с новой зацепкой. Она подумала, что в конце концов сможет собрать всю картину.
        Поговорив по телефону с отцом, Ынсе встала с места. Она подошла к Чжехи, которая, как обычно, читала книгу.
        – Извините, вы ведь Ким Чжехи из организации «Нормальные сердца»?
        Чтобы привлечь внимание окружающих, Ынсе произнесла это более высоким и нежным голосом, чем обычно. Услышав, что парень говорит женским голосом, пассажиры зашептались и принялись украдкой оглядываться.
        – Да, это я.
        Взгляд Чжехи быстро просканировал Ынсе.
        – Завтра в 10 утра в районе Синчхон на улице Ёнсэро должен начаться фестиваль квир-культуры, да?
        – Да. Вообще неделю назад отменили разрешение на место проведения мероприятия, но мы все равно планируем его провести.
        – Я тоже буду там, – Ынсе, изобразив очаровательную улыбку, обвела глазами окружающих. Пассажирам, чьи взгляды встретились с ее, она улыбнулась еще более широко и дружелюбно. Хотя были люди, которые быстро отвели глаза, были и те, кто улыбнулся в ответ. Ынсе очень обрадовалась этому. За время своего пребывания во временной петле Ынсе осознала, что она красива. Она поняла, что люди часто украдкой поглядывают на нее не потому, что она выглядит как какой-то выродок, а потому что их привлекает ее очарование. Это осознание дало ей такую уверенность в себе, которой у нее никогда раньше не было. Ей очень хотелось, чтобы побольше людей пришло на фестиваль, хотя бы только посмотреть на нее. Поэтому она специально заговорила про это, выдав себя. Кажется, Чжехи понравилась уверенность Ынсе.
        – Ой, правда? У тебя очень красивая улыбка.
        – Эй, девка. Куда едешь?
        Заметив Ынсе, Чо Дусок сам подошел к ним. Ынсе, сделав расстроенное лицо, отвела взгляд. Она решила воспользоваться актерскими способностями, которые натренировала, изображая божественное откровение.
        – Эй, подними голову. А то подумают, будто ты меня стесняешься, – Дусок грубо схватил ее за подбородок и поднял. – Я спрашиваю, куда ты едешь, сукин сын? Ты что, ушами менструируешь? Не пора поменять прокладку?
        При слове «прокладка» выражения лиц пассажиров стали холодными. Это сильно отличалось от того, как в предыдущие разы люди, хихикая, поощряли Дусока. Ынсе украдкой посмотрела на выражение лица Чжехи. Ее взгляд, направленный на одноклассника Ынсе, был наполнен гневом. Ынсе именно этого ожидала.
        – Встань-ка и сними штаны. Покажи, какое там у тебя хозяйство. Может, выросло что.
        В глазах Ынсе стояли слезы. На лице отражалась обида.
        Чо Дусок схватил ее за ремень. Именно в этот момент Чжехи перехватила его руку.
        – Эй, полегче!
        – Тетенькааа, а вам до него какое дело?
        Дусок с удовольствием начал еще больше провоцировать Чжехи.
        – Он из тех выродков, что строят из себя девушек, в то время как у них яйца между ног болтаются. Ну, посмотрите на него. Каким местом он вообще парень? И ведет себя как баба. Я поймал его, когда он ходил в женский туалет. Считает себя женщиной. Разве нормальный человек может такое понять?
        – Да, может. Может. А ты думаешь, можно вот так перед всеми выставлять на посмешище своего одноклассника? Из-за таких бесчувственных хамов, как ты, в школах столько затравленных подростков, многие из которых совершают самоубийство!
        Дусок начал отвечать так же, как и в первой временной петле. Чжехи спорила с ним.
        Когда парень сказал, что это просто типаж такой – суицидники, одна женщина средних лет, которая до этого молчала, очень сердито на него посмотрела.
        – Девушка права.
        Ынсе сильно удивилась, увидев, что кто-то еще поддержал Чжехи.
        – Этот мальчишка – совсем запущенный случай.
        – Что вы сказали?
        – Моего сына сделали изгоем и травили так сильно, что в конце концов он спрыгнул с крыши школы и погиб. В его дневнике было написано, что его мучало как раз такое чудовище, как ты. Ты говоришь, что самоубийцы в любом случае покончат с собой. Это просто бред. Если бы над ним не издевались такие мерзавцы, как ты, он бы ни за что этого не сделал. Сегодня ему бы исполнилось семнадцать лет. Именно такие, как ты, и есть выродки, а не этот мальчик.
        Было заметно, что другие люди соглашались с этой женщиной.
        – Блин, да куда ты-то лезешь, чертова тетка…
        Чо Дусок злобно зыркнул на эту женщину и толкнул Чжехи. Та пошатнулась и чуть не упала на другого пассажира. Именно в этот момент Ынсе ударила головой по лицу Дусока. Тот пальцем потрогал потекшую из носа кровь, затем толкнул Ынсе так, что она упала на пол автобуса, и принялся пинать. Ынсе терпеливо сносила удары.
        Чем больше она повторяла временную петлю, тем больше ей казалось, что мир, где живут люди, в сущности не более чем пустота. То есть пустота, где нет ничего настоящего, лишь виртуальная воображаемая реальность, где все возникает и развивается в результате поступков, мыслей, действий, которые соединяют одних людей с другими, одну волю с другой. Но даже после того, как она пришла к этой мысли, издевательства Чо Дусока все еще вызывали в Ынсе клокочущую ярость.
        Даже в этом мире, где невозможно было отличить ложь от истины, где все могло поменяться в зависимости от действий человека, застрявшего во временной петле, чувства всегда казались настоящими. Хотя Ынсе не могла не морщиться от сильной боли в животе, она все равно ухмыльнулась.
        – Перестань! – Чжехи с криком встала между ними. В этот же момент какой-то мужчина в военной форме схватил Дусока за шиворот.
        – Выйдем, – сказал он ему.
        Люди, которые до этого молча смотрели, принялись со всех сторон ругать Чо Дусока. Военный попросил водителя открыть двери. Когда автобус остановился, мужчина вытолкнул Дусока и вышел следом.
        Такого до этого не случалось. То, что Ынсе смогла расположить к себе пассажиров, наверняка было одним из факторов, но это явно было не все. Казалось, будто за время ее путешествий во времени подсознание и поведение людей из субботы и воскресенья понемногу менялись, словно бы под влиянием временной петли. Ынсе растерялась, увидев новую реакцию пассажиров, но была ей рада.
        Ынсе и Чжехи вместе вышли на следующей остановке. Чжехи буквально рухнула на корточки, словно ноги у нее внезапно ослабели. Глаза девушки были влажными. Ынсе тоже опустилась рядом ней.
        – Почему ты плачешь?
        – Сама не знаю. Наверное, из-за того, что так рассердилась. А ты в порядке?
        Ынсе вынула из кармана носовой платок и протянула Чжехи. Взяв его, девушка резко расхохоталась.
        – Боже, цветочный орнамент!
        Это был мамин платок. На нем были вышиты желтые ромашки. Ынсе не понимала, что так ее развеселило, но Чжехи смеялась до слез.
        – Что смешного? Вот, твои сумка и книга, – Ынсе с надутым видом протянула Чжехи ее вещи.
        – А где твоя сумка?
        Действительно, оказалось, что, схватив вещи Чжехи, Ынсе забыла свою сумку. С другой стороны, когда она опять вернется в субботу, все снова будет на месте. Ынсе пожала плечами и улыбнулась. В ответ на это Чжехи опять расхохоталась. Ее взгляд, обращенный на Ынсе, светился теплотой.
        Чжехи молча шагала. Ынсе старалась идти с ней в ногу.
        Она заметила, что девушка с беспокойством посмотрела на часы, очевидно, переживая из-за встречи с Кан Чхульчжуном.
        – У тебя, наверное, свидание с твоим парнем?
        – Ну, не то чтобы он был…
        – А что, он сердится, когда ты опаздываешь?
        – Почему так говоришь?
        – Ну, кажется, ты очень переживаешь.
        – Переживаю?
        – Да, довольно заметно.
        – Ааа. Ну, если честно, он немножко болен. Ох, зачем я это говорю?
        Однако Ынсе не дала ей уйти от темы.
        – А что с ним?
        – Ну, он ментально не совсем здоров. Мы с ним познакомились в церкви, я очень долго старалась помочь ему поверить в Бога. Но он не мой парень.
        – Ааа, но если у него психологические проблемы, разве он не должен быть в больнице? Ну или о нем должны заботиться члены семьи, – хладнокровно спросила Ынсе, вспомнив, как в какой-то временной петле Чжемин сказал ей, что Кан Чхульчжун сбежал из психиатрической больницы.
        Чжехи какое-то время молча шла, задумавшись о чем-то. Вдруг она набрала чей-то номер. Ынсе навострила уши, слушая разговор.
        – Детектив Кан, это Ким Чжехи. У вас все хорошо? Я хотела поговорить про Чхульчжуна. <….> Да, я знаю, где он. Если вы сейчас поедете в кафе «Тайм сквер» на улице Хондэ, вы его там найдете. Мы с ним договорились там встретиться, но, мне кажется, ему будет лучше, если вместо этого вы отвезете его в больницу. <….> Да, до свиданья.
        «Молодец, Чжехи!»
        Ынсе обрадовалась, что их мысли совпали.
        Видимо, добрая Чжехи встречалась с Кан Чхульчжуном только как с другом по церкви, который был нездоров и нуждался в помощи. Однако она ему не мама и не девушка. Почему она должна быть рядом с ним, тем более что он ее даже бьет? Ей давно надо было так поступить. Ынсе было любопытно, что повлияло на решение Чжехи, но она старалась вести себя, будто ничего не знает.
        Ынсе хотелось побольше времени провести с этой девушкой. Она была счастлива от того, что сейчас идет рядом с человеком, который ее понимает. Ынсе шла, погрузившись в размышления, как лучше убедить Чжехи не идти в магазин отца. Внезапно девушка прямо посмотрела на нее.
        – …?
        – У тебя есть время? – спросила Чжехи. Вид у нее был задумчивый.
        – Сейчас?
        – Да.
        – Полно.
        Чжехи крепко взяла ее за руку и сказала:
        – Тогда пойдем.
        – Куда?

* * *

        Местом, куда Чжехи привела Ынсе, оказался ресторанчик «Папина кухня», который она давно хотела увидеть. В выпуске новостей в одной из временных петель говорилось, что этим заведением управляют брат и сестра. Ей было любопытно, почему тогда он назывался «Папина кухня».
        Когда Ынсе, чувствуя себя неловко, застыла у входа, Чжехи гордо сказала:
        – Наш ресторан.
        Она открыла дверь и вошла. У Ынсе сердце бешено забилось при мысли, что она может увидеть внутри Чжемина. «Как мне себя с ним вести? Как мальчик или как девочка?» – она не могла решить. Ынсе глубоко вздохнула и следом за Чжехи вошла в ресторан.
        – Добро пожаловать! – из глубины ресторанчика звонким голосом прокричал мужчина. На поясе у него был фартук, на голове повязан черный платок. Обратив свой взгляд в его сторону, Ынсе растерялась. Это был Чжемин. Он широко улыбался. Она впервые видела на его лице такую беспечную улыбку. До этого он представал перед ней лишь плачущим, печальным или сердитым. Стоило ей увидеть его улыбающееся лицо, как сердце Ынсе отчаянно заколотилось. Она не знала, что делать.
        – А что с Чхульчжуном? – спросил Чжемин сестру.
        – Я его передала детективу Кану.
        – Молодец, давно было пора. А это кто? – когда Чжемин бросил быстрый взгляд на Ынсе, его лицо окаменело.
        Та немного напряженно кивнула. Ынсе заметила, как Чжехи быстро перевела взгляд с Ынсе на Чжемина и обратно, отмечая реакцию обоих. Девушка явно знала, почему Чжемин так растерялся, но старалась не подать виду.
        – Мой друг. Потом представлю, – Чжехи схватила Ынсе за запястье и повела в коридор. – Моя комната на чердаке.
        Чжехи распахнула дверь, и перед Ынсе открылся вид на деревянную лестницу.
        «Как в наше странное время Чжехи может так безоговорочно доверять, по сути, совершенно чужому человеку, пуская его в свою жизнь? О чем она думает?» – Ынсе не понимала, была ли Чжехи просто по характеру таким открытым и доверчивым человеком, или у нее сформировалось какое-то чувство к Ынсе благодаря предыдущим виткам временной петли.
        На стене в комнате девушки висело распятие: руки и ноги Иисуса были прибиты к кресту, над головой сиял нимб. Чжехи опустилась на колени перед изображением и перекрестилась. Сложив руки, она коротко помолилась, затем пошла к низкому столику и села перед ним на пол. «Наверное, она каждый день так молилась. И что это за Бог, который ее не спас?» – с горькой иронией подумала Ынсе. Она стояла неловко, немного согнув спину. Чжехи дала Ынсе подушку и рукой указала, чтобы та села на нее.
        – Ты веришь в Бога? – спросила Ынсе.
        – Да, – услышав ответ Чжехи, Ынсе едва удержалась, чтобы не сказать ей, чтобы та перестала нести чушь.
        – Наверняка тебе хочется отрицать Бога, но мы должны отрицать не Его, а лишь некоторых невежд. Я имею в виду таких людей, которые пытаются опустить и растоптать Бога. Он же ничего от нас не требует. Он просто показывает нам мир. Однако эти глупцы толкуют Его слова как им угодно и используют религию, чтобы контролировать людей и захватывать власть. Конечно, в нашем мире полно разных негодяев, но, как ты видела в автобусе, есть и те, кто пытается противостоять злу. Да, их сила невелика, но они не могут не вдохновлять. Я считаю, что именно они – доказательство того, что Бог есть.
        Чжехи тепло улыбнулась.
        – Даже если я погибну в какой-нибудь аварии, это не будет значить, что Бога нет. Это лишь дело рук людей.
        – Ты погибнешь? О чем ты?
        «Может, Чжехи предчувствует, что умрет сегодня ночью? Или она сказала это, потому что ей угрожает «Новое царство?» – Ынсе чувствовала, что за словами девушки крылся какой-то смысл.
        – Да нет, это так, к слову, – Чжехи не призналась, о чем она думала.
        – Сперва сними школьную форму. Я тебе дам платье. Это платье моей знакомой девушки. Я думаю, что размер тебе подойдет, – Чжехи достала из шкафа платье нежного персикового цвета. – Ты делала себе гормональные инъекции?
        – Еще нет.
        – Я так и подумала. Тогда возьми это.
        К удивлению Ынсе, Чжехи дала ей силиконовый лифчик, такой, какой носила сама Ынсе. Однако тот, что дала ей Чжехи, был более пышным, чем те, что можно было купить на рынке.
        Увидев платье и силиконовый лифчик, Ынсе подумала, что они, возможно, принадлежали той самой погибшей девушке Чжемина. Ынсе надела их на себя. При виде ее по лицу Чжехи на секунду прошла тень, но Ынсе притворилась, что не заметила.
        – Тебе очень идет. Теперь давай сделаем макияж и прическу. Твоя мама наверняка была красавицей!
        – Да, она когда-то была актрисой. Даже играла в сериале «Театр бестселлеров». Но потом ее агентство прекратило с ней договор, и ей стало трудно находить роли. В итоге люди потихоньку ее забыли.
        – Да, выходит, красота все-таки от природы.
        Все забыли маму, поскольку она больше не снималась, но она не была человеком, который живет прошлым. Ынсе вспомнила тот день, когда мама впервые сделала ей макияж.
        Ынсе училась во втором классе средней школы. Папа был в тюрьме. Ынсе жила вдвоем с мамой в арендуемой подвальной комнате. Каждый вечер она врала маме, что идет в библиотеку, а сама раздавала листовки, переодевшись в девочку. Это был неблагодарный труд, потому что никто не хотел их брать, но она радовалась тому, что стояла среди людей в женском облике. Она дрожала от радости, когда люди принимали у нее листовки и видели в ней девочку. В тот день, когда Ынсе возвращалась домой после работы, к ней пристали трое мужчин.
        – Ох, у тебя глаза так сексуально блестят! Пойдем с нами, мы угостим тебя выпивкой.
        Сладкий тон мужчин немного взволновал Ынсе, но она не хотела подвергаться опасности разоблачения. Когда вместо ответа она бросилась бежать, мужчины схватили ее за руку. Они потащили ее в темный переулок между старым рынком и жилыми домами. На входе была железная сетка и даже висела табличка «Преступная зона». Хотя Ынсе изо всех сил сопротивлялась, больше всего она боялась, что с нее может слететь парик. Сначала, когда они только начали к ней приставать, ей было даже немного приятно, что они приняли ее за девушку. Однако когда ее бросили на землю и ударили по щеке, она ясно осознала опасность.
        Она отчаянно боролась с мужчинами, стараясь избежать насилия, но силы были не равны.
        Первым делом они стащили парик. Обнажилась короткая мужская стрижка. Кажется, именно в этот момент насильники почувствовали что-то неладное. Тот, у которого в руке был парик, отбросил его и грубо разорвал ее блузку. Маленькие пуговицы оторвались и рассыпались. Ынсе двумя руками изо всех сил закрывала грудь и сжимала ноги, но не могла справиться с мужской силой. Даже в этот момент она больше всего боялась, что они узнают, что физически она не девушка. Однако когда мужчины подняли ей руки за голову и прижали к земле, ничего уже нельзя было сделать.
        Увидев, что под лифчиком силиконовые подкладки, а между ног совсем не то, что они ожидали увидеть, мужчины пришли в ужас. Они отшатнулись от Ынсе и, смотря на нее как на сумасшедшую, извергали ругательства.
        – Эй, что вы… Отойдите все! – внезапно в темном переулке раздался резкий крик какой-то женщины. Только тогда мужчины ушли. На их месте появилась женщина средних лет, прижимавшая к груди Библию.
        Это была мама, которая не знала, что Ынсе ходила по ночным улицам в женской одежде и с макияжем. Если бы она в тот день не появилась, ее ребенку наверняка бы сильно досталось.
        Вечером следующего дня мама вместе с Ынсе вышла из дома. Они сели на автобус и вышли перед универмагом Lotte в районе Мёндон. Мама привела Ынсе в семейный туалет внутри универмага. Она когда-то давно там работала уборщицей.
        Она посадила Ынсе на крышку унитаза, надела на нее длинный парик и сделала ей макияж. Затем достала из сумки длинную широкую юбку и белые туфли с каблуками около трех сантиметров.
        – Я сначала хотела купить тебе облегающее платье, но потом передумала, потому что испугалась, что будет заметно, что у тебя между ног. Я купила это на блошином рынке, так что стоило не дорого, но, мне кажется, тебе очень пойдет. Надень, и мы погуляем по универмагу. Потом поужинаем и попьем кофе. Или, может быть, сначала зайдем посмотреть косметику или заколки.
        Ынсе подумала, как мама мучилась с той самой ночи, когда нашла своего ребенка в том переулке. Но у мамы был характер человека, который, столкнувшись с проблемой, изо всех сил старается найти выход. И на этот раз вместо того, чтобы изводить себя, она решила принять Ынсе как есть. Отважившись встать на сторону сына, который живет совсем не той жизнью, которую для него хотели бы родители, она сразу претворила свою решимость в жизнь. Ынсе ненавидела школу, у нее не было друзей, отец сидел в тюрьме, но благодаря маме, которая полностью была на ее стороне, Ынсе чувствовала себя так, словно весь мир был у ее ног.
        Закончив макияж, мама сказала рассматривавшей в зеркале свое отражение Ынсе:
        – Ой, какая у меня красивая дочь!
        Она назвала ее дочерью. Они обнялись как мама и дочь. В объятьях матери Ынсе мысленно проговорила слова благодарности.
        Закончив необходимую подготовку, они встали перед дверью туалета, готовые противостоять миру.
        – Ну, готова? – мама спросила Ынсе перед тем, как открыть дверь. – Ты впервые носишь туфли на каблуках?
        – Да.
        – Если будет трудно, обопрись на меня.
        Мама приглашающе подставила локоть. Ынсе маленькими шажками подбежала к ней и взяла под руку.
        Ынсе положила голову на мамино плечо и захихикала, словно маленький ребенок.
        Они вышли из туалета и направились в торговый зал. Проходившие мимо люди оглядывались на них. Ынсе не понимала, что означают их взгляды, но было ясно, что именно она привлекает их внимание. Она постепенно теряла уверенность в себе, думая, что в ее образе проступает что-то мужское.
        – Похоже, ты очень красива, – улыбнувшись, тихо сказала ей мама. Хотя она этого и не показывала, она тоже очень боялась, переодевая сына в дочь и выйдя с ним в люди.
        – Правда? Это не потому, что со мной что-то не так?
        – Мне кажется, да.
        Раз мама говорила, значит, так оно и было. Ынсе обрадовалась и слегка прикусила нижнюю губу. Она старалась ступать как можно более женственно.
        Они купили себе по мороженому и разговаривали, рассматривая товары на витринах универмага.
        Зайдя в магазин косметики, они и впрямь почувствовали себя как мать и дочь.
        – Что вам показать? – спросила консультантка.
        – Уходовую косметику для моей дочери.
        Консультантка мельком посмотрела на Ынсе. На ее лице ненадолго возникло какое-то сомнение, однако она тут же кивнула и принялась показывать им различную косметику. Ынсе сильно удивила стоимость товаров, которые предлагала девушка. Она впервые узнала, что в универмагах такие цены. Мама покупала себе косметику с большими скидками в обычных магазинах на улице. Но у нее кожа всегда была хорошей.
        – Мама, я могу просто пользоваться твоей косметикой.
        Ынсе утащила маму из магазина. Они пошли дальше, обсуждая цены: «в универмагах ненормально дорого», «дорогое – необязательно хорошее», «специально повышают, чтобы продавать по скидкам».
        – Мам, я не хочу больше ходить в школу.
        Ынсе сказала то, что давно хотела. Мама сначала опустила глаза, затем прямо посмотрела на Ынсе и твердо сказала:
        – Нельзя. Я знаю, как тебя в школе мучают другие дети и как тебе от этого плохо. Но ты ведь знаешь, дома тебя всегда жду я. Хотя бы ради меня окончи школу. Я знаю, тебе хочется уйти сейчас, но считай, что это первое твое поле битвы в нашем обществе. Если ты проиграешь эту битву, как ты сможешь пережить еще более страшную войну?
        – А почему только я должна вечно сражаться?
        – Нет, не только ты. Все люди в этом мире переживают маленькие или большие войны. Просто нам часто кажется, что другие живут счастливо.
        – Ладно.
        В этот момент Ынсе вспомнила одноклассников, которые ее мучали. Особенно Чо Дусока. «У него тоже своя война?»
        – В шестом классе начальной школы тебе очень плохо давалась математика.
        – Мне?
        – Да.
        – И что?
        – Когда я спросила учительницу, она мне посоветовала купить много пособий с заданиями и прорешать их все. Но я вместо этого купила набор для выпечки. Ты тогда говорила, что хочешь научиться печь булочки или печеньки. Мне не нравилась мысль заставлять тебя решать все эти задания, кричать, если ошибаешься, и ранить таким образом.
        – Ой, мама, ты такая добрая, – Ынсе слегка ткнула ее локтем.
        – Я купила этот набор, потому что для того, чтобы выпечь булочку, ты должна была понимать температуру, время, уметь измерять массу. Я сделала так, чтобы ты, занимаясь любимым делом, естественным образом всему научилась. Я тебе совсем не помогала, и ты сама находила рецепты, читала и разбиралась. Тебе это очень нравилось, и ты постоянно что-то готовила. Помнишь?
        – Да, помню. Скажи, а булочки хоть были съедобными?
        Мама изобразила рвотные позывы. Затем расхохоталась.
        – Чшшш.
        Ынсе игриво искривила лицо.
        – Поскольку у нас не было духовки, ты готовила в мультиварке. Но когда каникулы закончились и ты пошла в школу, математики ты уже совсем не боялась. А еще я тогда поправилась, потому что ела те ужасные булочки и печеньки.
        Они обе хихикали. В этот момент к ним сзади подошла какая-то женщина и постучала маму по плечу.
        – О, здравствуйте, – это была соседка, которая дружила с мамой. Она была старше мамы и обращалась к ней слегка покровительственно. Когда она перевела свой улыбающийся взгляд на Ынсе, ее глаза широко раскрылись.
        – Ты ведь Ынхёк?
        Узнав ее, соседка, кажется, потеряла дар речи.
        С каменным лицом она перевела взгляд на груди Ынсе. Ее взгляд наполнился отвращением.
        – Ох… ой, – мама совсем растерялась от резкой реакции соседки. Она очень боялась за Ынсе: что женщина может сказать ей что-то грубое.
        – Я… я… он, ну…
        Ынсе испугалась и спряталась за спину мамы.
        – Так вот, значит, как.
        – Что?
        – Ну, я имею в виду, что я никогда не видела… я только слышала про таких детей.
        – …!
        – Давай на секунду отойдем.
        Соседка взяла маму за руку и отошла в угол.
        – Тебе, наверное, очень тяжело. Как ты такое допустила?
        – …!
        Мама, испугавшись, что страшные слова соседки могут сильно ранить ее ребенка, взяла Ынсе за руку и быстро ушла.
        С этого дня соседи стали смотреть на них косо.
        – У меня началась новая война, – сказала ей мама. Хотя война была не только ее.
        – Они могут нас выжить из района. Но я не сдамся, – твердо сказала она.
        Он говорила уверенно, однако, когда на следующей неделе жители района проводили собрание, она не пошла. Сдалась, потому что понимала, что вряд ли сможет убедить других. Они знали, что теперь, если хозяин попросит их покинуть комнату, они должны будут съехать. Но результат собрания оказался неожиданным. К ним пришел председатель и сказал:
        – Живите как жили. Главное, чтобы Ынхёк не ходил в женской одежде в нашем районе. Многие говорят, что такое поведение может плохо повлиять на их детей. Вы понимаете, это не полностью лишено логики. И раз все узнали, вам будет нелегко и дальше тут жить. Но дайте им тоже время.
        – Время?
        – Я имею в виду, чтобы привыкнуть.
        – Ох, спасибо вам…
        – Что бы то ни было, людям всегда нужно время привыкнуть. Вначале будет нелегко, но со временем Ынхёк может стать одним из детей нашего района.
        Услышав слова председателя, мама Ынсе ничего не могла сказать, просто благодарно взяла его за руку.
        Многие из соседей, с которыми они дружили, отвернулись. Однако некоторые относились к ним дружелюбно, как раньше. Именно благодаря им они остались жить в том районе.
        «Конечно, в нашем мире полно разных негодяев, но есть и те люди, которые пытаются противостоять злу. Да, их сила невелика, но они не могут не вдохновлять. Я считаю, что именно они – доказательство, что Бог есть».


        Ынсе вспомнила слова, которые Чжехи произнесла несколько минут назад. Возможно, девушка была права.
        Чжехи во многом была похожа на маму. Ынсе вдруг поняла, что очень долго не вспоминала, какой смелой была ее мать. После ее смерти она ослепла от отчаяния и совсем забыла, что в ее венах текла кровь ее храброй мамы.
        Ынсе посмотрела на Чжехи, которая аккуратно чертила линию стрелок подводкой-фломастером.
        – Что?
        Чжехи, которая сконцентрировалась, чтобы нарисовать острый уголок на левом глазу, мельком посмотрела Ынсе в глаза, затем отодвинулась, проверяя, как получилось.
        – Нет, просто.
        – Почему ты все время, начиная с автобуса, смотришь на меня таким взглядом? Так ты смотрела и на моего брата. Чжемин красавец, правда? У него еще и характер хороший.
        Ынсе поняла, зачем Чжехи привела ее сюда. Она не ответила, а Чжехи начала рисовать стрелку на правом глазу.
        – У тебя замечательная кожа, поэтому достаточно добавить немного румян на щеки и легко накрасить глаза. Трансгендеры часто делают густой макияж, поэтому выглядят как драг-дивы. На это тяжело смотреть. Последний штрих – блеск для губ. Сделай губы вот так.
        Чжехи вытянула губы.
        Когда Ынсе повторила за ней, Чжехи улыбнулась и нанесла на ее губы розовый блеск.
        На столе лежали ее сумка и книжка, которую она всегда читала, – «Сериалист».
        – Можно мне посмотреть эту книгу?
        – Да.
        Закончив макияж, Чжехи начала убирать косметику.
        Ынсе перелистала в поисках странички, где Чжехи что-то выделила. С тех пор как девушка сказала, что в книге есть только одно место, которое стоит подчеркнуть, ей было любопытно, что там было написано. Где-то в середине обнаружилась фраза, подчеркнутая салатовым маркером.
        «Когда путешествуешь во времени, тело уже знает, что изначально было, поэтому мозг, чтобы объяснить утраченное, старается регулировать чувство времени».
        Ынсе подумала, что это написано как будто прямо для нее.
        – О, мне очень понравилась эта фраза.
        Чжехи улыбнулась.
        – Но как ты думаешь, что это значит? Регулировать чувство времени?
        – Я тоже прочитала эту часть несколько десятков раз, однако каждый раз понимала совсем по-другому. Мне кажется, означает дежа-вю или сон, подсознание, предчувствие. Думаю, так. Или это может быть какой-то голос, раздающийся внутри. Иногда у меня это было. Что-то делаешь, и такое чувство, что когда-то это уже случалось. Или какие-то слова как будто уже произносил. Или кажется знакомым место, хотя пришел туда впервые. И человека тоже как будто уже знаешь, даже если никогда раньше не видел. Обычно мы просто думаем, что это странно, пожимаем плечами, и все заканчивается, но, когда я начала читать эту книгу и дошла до этой фразы, она прямо запала мне в душу.
        Ынсе удивилась, что и Чжехи живет с воспоминанием из временной петли. Ей хотелось сказать девушке, что эти ощущения не сон и не дежа-вю. Что она сама это пережила и тоже может попасть во временную петлю, как Ынсе. «Однако сколько человек поверят моим словам?» Возможно, когда во времени перемещается только сознание, не остается четких воспоминаний о времени и пространстве – все хранится только в подсознании.
        – Давай сделаем легкие волнистые волосы. У тебя они прямые, и это выглядит немного резко. Хочешь еще маникюр?
        – Есть у тебя абрикосовый цвет или светло-розовый?
        – Лучше белым цветом только кончики ногтей.
        Ынсе протянула руку.
        – Когда сама красишь, с левой легко справляешься, а с правой вечно выходит криво.
        Ынсе подумала, что Чжехи очень профессионально делает маникюр. Все десять ногтей вышли ровными.
        – А у меня тоже. Поэтому я прошу Чжемина или делаю только педикюр.
        – А когда мама была жива, мы друг другу делали маникюр.
        Ынсе показала свою ногу. Там был розовый педикюр, но лак был нанесен неаккуратно, так что и он был не только на ногтях, но и вокруг. Они обе захихикали.
        – Тебе повезло, что твоя мама была на твоей стороне. Потому что у большинства трансгендеров это не так. Почти 90 % не принимают в обществе и не понимают в семье. Представь, как им тяжело жить. С другой стороны, родителям, которые обожали своего сына, тоже может быть непросто смириться, если он вдруг скажет, что хочет стать дочерью.
        Когда Чжехи закончила маникюр на мизинчике, Ынсе раздвинула пальцы. Они обе принялись усердно дуть на ногти, словно это было соревнование.
        – Окей, – Чжехи взяла зеркало и направила на Ынсе. Увидев в отражении свое красивое лицо, Ынсе пришла в восторг. Она выглядела совсем не так, как когда красилась сама – небрежно пудрила лицо и мазала губы блеском. «Так вот как делают настоящие женщины… Смогу ли я так, когда стану одной из них?»
        – Ты правда очень похожа.
        Чжехи со странной улыбкой посмотрела на Ынсе.
        – На кого?
        – На женщину, которую любил мой брат.
        – Она была трансгендером?
        – Да. Ты не обиделась?
        Ынсе покачала головой.
        – Рестораном занимались Чжемин и его девушка. Брат готовил еду, она обслуживала в зале. Мама была против нее. Она даже привела прихожан своей церкви и устроила тут разборку. Поэтому распространились слухи, что в этом ресторане работает трансгендер. Мы думали, что люди перестанут приходить, но посетителей, наоборот, стало больше. Все были дружелюбными, даже говорили, что она может стать актрисой. Правда, были и мужчины, из-за которых брат и его девушка очень переживали. Спрашивали, почему трансгендер работает в ресторане вместо того, чтобы танцевать в клубах и торговать своим телом. Но знаешь, что случилось позже?
        Чжехи сделала небольшую паузу и с широкой улыбкой продолжила:
        – Другие посетители стали заступаться за них. Когда эти типы начали спрашивать, мол, что бы вы сделали, если бы ваш ребенок оказался таким выродком, одна женщина сказала, что если ее ребенок будет геем, лесбиянкой или трансгендером, то она только сильнее будет его любить, потому что это самое ценное, что у нее есть.
        – Какая замечательная женщина!
        – Да, когда я услышала ее слова, у меня слезы подступили к горлу. А девушка Чжемина даже заплакала. Я же говорю, что Бог есть. Именно через таких людей он показывает свою любовь. У тех, кто ненавидит всех, кто не похож на них, и при этом, сотрясая Библией, громко заявляет, что верит, у них на самом деле нет Бога. Ведь они лишены самой сути веры, то есть любви. Ой, точно! Туфли! Не знаю, подойдет ли тебе размер.
        Чжехи достала красные туфли на высоком каблуке и поставила перед Ынсе. У той быстро забилось сердце, потому что ноги в туфлях на шпильках выглядели очень изящными. Она думала, что размер ее, но оказалось, что они были велики. Сзади можно было палец еще засунуть.
        – Ходить в них не получится. Лучше надеть кроссовки.
        – Да, кроссовки могут придать какую-то подростковую красоту. Я думаю, что мой брат, увидев тебя, потеряет голову. Давай спустимся.
        – Секунду. Есть фотография?
        – Какая?
        – Той женщины?
        Чжехи, немного подумав, открыла ящик стола и дала Ынсе фото.
        На фотографии в объятиях Чжемина была молодая женщина, почти без макияжа. На ее губах играла легкая счастливая улыбка. У нее немного выступало адамово яблоко и плечи были широковаты, но слегка приподнятые уголки губ и светлый, мечтательный взгляд делали ее чрезвычайно обаятельной. Чжемин не смотрел в объектив – его взгляд был направлен на нее. У него было лицо влюбленного мужчины.
        «Она погибла от рук мудака извращенца-трансфоба».
        Ынсе вспомнила слова Чжехи из какой-то временной петли. Даже просто посмотрев на фото, она смогла понять, как тяжело Чжемину было после смерти девушки.
        «Но почему мое сознание не перемещается?»
        Хотя ей хотелось подольше побыть с Чжехи, Ынсе настораживало, что ее сознание так долго остается в субботе.
        Когда они собрались спуститься, телефон Чжехи зазвонил. Пока та разговаривала, Ынсе навела порядок в комнате.
        – Алло, детектив Кан? Что? Какая больница? Поняла.
        Чжехи положила трубку. По ее лицу казалось, что она вот-вот заплачет.
        – Что же это? Он сказал, что Чхульчжун перерезал себе вены на запястье.
        – …!
        «Опять все катится к черту». Один раз Ынсе сумела убедить Чжехи не идти на встречу с Кан Чхульчжуном. Но стоило ей справиться с одной проблемой, как возникала другая. «Может быть, я так никогда ничего и не смогу решить, и эта петля будет длиться вечно…»
        Вдруг, бросив взгляд куда-то за плечо Ынсе, Чжехи растерянно застыла. Ынсе повернулась, пытаясь понять, на что она смотрит. За порогом чердака с оторопелым видом стоял Чжемин.
        – Чжемин… – Чжехи осторожно изучала выражение лица брата.
        Ынсе сидела, сильно покраснев. Она не могла прямо посмотреть на молодого человека, потому что не знала, как он отреагирует. До сих пор ее сердце ни разу так не билось в присутствии мужчины. Поскольку с ней такое было впервые, она совершенно растерялась. На самом деле больше всего Ынсе хотела услышать от Чжемина комплимент. Однако оказавшись перед ним на самом деле, она испугалась, что может показаться ему отвратительной. Ынсе с красным лицом опустила голову и невольно начала закручивать волосы на висках.
        – Чжемин… – Чжехи еще раз обратилась к брату, чтобы он пришел в себя.
        – Спускайся, помоги мне. Там пришло много посетителей.
        – Нет, мне надо идти. Чхульчжун…
        – Брось его, у него есть старший брат. А если он умрет, то попадет в рай. Что ты так переживаешь?
        Заполненный тоской взгляд Чжемина прояснился. И стал холодным. Когда его глаза ненадолго остановились на Ынсе, в них вновь на секунду проступила боль. Он резко опустил взгляд и отвернулся. Выглядел он сердитым.
        – Ты злишься? – спросила Чжехи, выходя за ним из комнаты.
        – Кто это?
        – Она похожа на твою подругу, правда? Причем очень сильно.
        – Ты что, с ума сошла?
        – Чжемин!
        – Не занимайся ерундой, лучше помоги мне. Там сейчас много посетителей, так что дел по горло.
        – Но мне надо ехать в больницу.
        – Тебе не надоело? Я же сказал оставить его.
        – Его родители и старший брат люди весьма своеобразные, но его самого мне жалко…
        – Жалко? Сколько раз он давал тебе пощечины?
        – Перестань. Мне надо идти.
        – Я же говорю, мне нужна помощь!
        – Давайте я вам помогу вместо Чжехи. Я много подрабатывала в кафе и хорошо умею обслуживать столики.
        Чжехи посмотрела на Ынсе с беспокойством. Та кивнула ей головой. Чжемин развернулся и молча пошел в зал.
        – Извини.
        – Все хорошо.
        – Ты не злишься, что я привела тебя сюда? Ты же уже поняла, почему я тебя переодела?
        Ынсе кивнула головой.
        – Чжемину очень тяжело после смерти его девушки. Он до сих пор сломлен. Поэтому я надеялась, что, если он тебя увидит, ему немного полегчает. Мне стыдно, что я тебя использовала. Однако когда я увидела тебя в автобусе, ты так была похожа на нее, что в тот момент я…
        Голос Чжехи дрожал. «Чжехи так страдает, извиняясь за то, что не очень страшно… Надо же, я же сама больше виновата, чем она».
        – Все нормально, Чжехи. Со мной все хорошо. Наоборот, спасибо. Ты мне и макияж сделала, и туфли дала. Я всегда хотела такие примерить. Где еще я могу найти человека, который сможет меня понять и принять как есть? Более того, мне кажется, твой брат хороший человек.
        Чжехи обняла Ынсе.
        – Тогда помоги ему тут пока.
        – Ты после больницы вернешься сюда? – Ынсе спросила Чжехи, взяв за руки.
        – Нет, я сразу поеду в штаб.
        – И сколько времени ты будешь занята?
        – Около четырех часов. А что?
        – Хочу тебя встретить. Ночью опасно.
        – Да нет, не нужно. Я буду не одна. А, мне сначала нужно в туалет.
        Чжехи пошла в туалет.
        Сегодня вечером она опять может погибнуть. Но даже если сегодня Ынсе сможет спасти Чжехи, пока эти фанатики живы, девушка останется в опасности. «Я обязательно найду способ защитить Чжехи от них», – решительно подумала Ынсе.
        – Дайте мне фартук, – попросила она, заходя на кухню.
        Чжемин, даже не взглянув на нее, бросил ей фартук. Пока он молча готовил, Ынсе разносила заказы на подносе и возвращалась с грязной посудой.
        – Приятного аппетита.
        Люди, которые равнодушно заказывали и принимали еду, тайком удивленно на нее поглядывали. Чем больше Ынсе охватывал страх, тем шире она улыбалась.
        – У нас закончилась маринованная редька, принесите еще, – махнул рукой молодой посетитель.
        – Да, иду.
        Когда Ынсе повернулась, ее взгляд столкнулся со взглядом Чжемина, который до сих пор наблюдал за ней – казалось, смотрел он уже долго. Его глаза были влажными. Когда их взгляды встретились, Чжемин резко отвел глаза. Ынсе было все равно, кого он в ней видит.
        – Примите заказ.
        – Да!
        Ынсе была очень счастлива, находясь рядом с Чжемином. С широкой улыбкой она повернулась и чуть не закричала, потому что в зале стоял Тэчхоль и, ухмыляясь, пристально на нее смотрел. В пятую субботу он ударил раненого Чжемина по голове огромной дубинкой. Если бы не временная петля, она бы не знала его истинной сущности.
        Встретившись с ним в таком неожиданном месте, она замерла.
        «Почему этот тип здесь?»
        – Ты и тут подрабатываешь? – спросил Тэчхоль. – Знаешь, мне иногда кажется…
        Ынсе не знала, что он хочет сказать, но он, глядя на нее змеиными глазами, с ухмылкой нарочито оборвал свою фразу. Она вспомнила, как в первую субботу, когда ей было некуда идти, она ночевала в его клубе, и сильно пьяный Тэчхоль голым начал лапать ее тело, а потом громко закричал, что она «блядь, мужик».
        – Что тебе принести? – резко спросила Ынсе.
        – Заказ для пятого столика готов, – позвал ее Чжемин. Его голос стал для нее спасением. Она резко очнулась.
        – Слушай, а телефон Сугён ты…?
        – Да иди ты…
        Снова превратившись в инструктора клуба «Два голоса», Ынсе без зазрения совести огрызнулась и ушла.
        В этот момент Чжехи вышла из туалета.
        – Я пошла. Чжемин, я скоро приеду.
        Когда Чжехи ушла, тихо встал и Тэчхоль. Выходя из ресторана, он мельком посмотрел на Ынсе и бросил ей многозначительную ухмылку. В этой улыбке ей почувствовалось что-то злое. Ее беспокоило, что он тут появился. Ынсе, подумав, что Тэчхоль идет за Чжехи, взяла канцелярский нож со стола кассы и быстро сняла фартук. Она хотела пойти за девушкой, но ей не повезло. В этот момент сознание начало покидать ее.
        «Чжехи в опасности».
        Ынсе, шатаясь, повернулась в сторону двери ресторана.
        Стоило ей сделать один шаг, как ее голова закружилась. Перед глазами потемнело. Ынсе, опустив веки, рухнула на пол ресторана. Очертания предметов размывались. Донесся резкий звук: что-то упало и разбилось.
        Чжемин, испугавшись, подбежал к Ынсе и взял за руку.
        – С тобой все в порядке? Давай я сам. Не трогай осколки.
        В угасающем сознании Ынсе голос Чжемина был подобно маленьким пузырькам в глубоком темном море.
        Она сидела с закрытыми глазами, пока сильное головокружение не отступило. Когда Ынсе снова открыла глаза, она сильно растерялась, потому что не знала, где она находится.
        «Что это за место?»
        Она была не в автобусе, а в каком-то ресторане. Взгляды сидевших за столиками людей были обращены на нее. На ней было платье, которое она видела впервые, хотя она точно помнила, как была в автобусе в школьной форме. В одной руке она крепко сжимала канцелярский нож. Ынсе резко отбросила его. Губы были липкие. Пытаясь успокоить отчаянно скакавшие мысли, она провела по ним тыльной стороной ладони. На руке отпечатался розовый блеск. И даже на ногтях рук был маникюр.
        «Что я здесь делала средь бела дня в женской одежде?»
        У Ынсе пробежали мурашки от того, что она не могла вспомнить, почему оказалась в этом месте в таком виде.
        Чжемин, который убирал осколки стеклянной чашки, пристально посмотрел на бледное лицо Ынсе.
        Ее зрачки были очень сильно расширены, в глазах отражалось беспокойство. Губы были приоткрыты. Чжемин понял, что Ынсе в замешательстве.
        Он сел перед ней на корточки, собирая осколки, и попытался ее успокоить. Однако она вообще не понимала, что он говорит. Она тупым взглядом смотрела на Чжемина и вращала глазами, словно пыталась выплыть из-под воды. В конце концов она как будто смогла вынырнуть, после чего и голос мужчины, и разговоры посетителей вокруг стали четко слышны.
        – Так что не бойся, вставай.
        – Помогите! Я не помню, как я здесь оказался.
        Ынсе не знала этого молодого человека, но не чувствовала от него угрозы, поэтому решила, что он может ей помочь. С расширенными зрачками она прямо смотрела ему в глаза и просила о помощи. Он с растерянным видом посмотрел на Ынсе, затем тихо сказал, словно решив что-то для себя:
        – Иди за мной.
        Ынсе пошла за Чжемином на кухню. Он дал ей стул и усадил. Затем протянул стакан холодной воды.
        – Ты не помнишь, как тут оказалась? Не помнишь даже Чжехи?
        Ынсе выпила стакан холодной воды и сказала:
        – Да, я не знаю, и кто вы. Вы можете мне объяснить, почему я здесь в таком виде?
        Молодой человек в замешательстве чесал шею. Видно было, что он ведет себя осторожно, боясь, что Ынсе может испугаться.
        – Как тебя зовут?
        Ынсе немного поколебалась между именами «Ко Ынхёк» и «Ко Ынсе». Должно быть, из-за симпатичного лица, манеры речи и взгляда молодого человека ей захотелось представиться девушкой.
        – Я Ко Ынсе.
        «Да, Ко Ынсе».
        Чжемин слегка поднял края губ в улыбке. Он больше ничего не спросил.
        – А меня зовут Ким Чжемин.
        Чжемин спокойно начал объяснять Ынсе, почему она здесь оказалась. Однако услышав все это, Ынсе все равно не могла понять, почему она этого совсем не помнит.
        – Тогда, если я пойду на чердак, там будет моя одежда?
        – Сходи.
        Ынсе поднялась на чердак и переоделась там в школьную форму. В туалете она смыла макияж. Она вернулась в образ юноши. В зеркале она увидела Ко Ынхёка с красными губами, бледной кожей и длинной челкой, закрывавшей один глаз. С кончиков волос падали капли воды. Влажные губы стали еще более красными.
        «Что со мной происходит?»
        Зрачки Ынсе были расширены.
        – Я пошел.
        Ынсе простилась с Чжемином, который хлопотал на кухне, и пошла к выходу. Перед самой дверью она резко остановилась. Ей стало неловко, когда она увидела, как он занят. Но сейчас она должна была поехать в кафе на подработку. Она уже опоздала на несколько часов, но знала, что, если совсем пропустит смену, ее завтра же могут уволить.
        Чжемин мог посчитать Ынсе сумасшедшей, но вместо этого отнесся к ней совершенно нормально. Какие шансы у нее есть еще раз встретить такого человека?
        Ынсе наблюдала, как Чжемин выносит еду в зал, собирает грязную посуду, возвращается на кухню и там готовит еду. Затем пошла следом за ним.
        – Что такое? Ты же собиралась уходить?
        – Я решила не идти на подработку. Завтра хозяйка будет сильно ругаться, но я хочу помочь вам сегодня. Думаю, что вы не справитесь.
        Ынсе улыбнулась Чжемину.
        Чжемин перевел взгляд на блюдо, которое готовил, но на губах играла улыбка, словно ему было очень приятно. У Ынсе тоже улучшилось настроение при виде профиля улыбающегося Чжемина.
        Было десять часов вечера. Они закрыли ресторанчик и начали уборку. Оба почти не разговаривали, но за целый день совместной работы как будто сблизились. Одной из причин было то, что Чжемин относился к Ынсе без всяких предубеждений. Однако не менее важным фактором была симпатия, которую Ынсе испытывала к молодому человеку, который был старше нее на четыре года. Он ей очень понравился. Возможно, поэтому это место казалось ей таким уютным.
        – Чжехи тебе рассказывала про Чхэын? – спросил мывший пол Чжемин.
        – Что?
        Молодой человек остановился и прямо посмотрел на Ынсе, затем молча вернулся к своему занятию.
        Ынсе продолжила переворачивать стулья и ставить на столы. Она совершенно не помнила, о чем говорила с Чжехи на чердаке.
        – Чхэын была трансгендером.
        Услышав слово «трансгендер», Ынсе немного дернулась, но зато наконец поняла, почему Чжемин относился к ней дружелюбно.
        – Днем она работала фрилансером-мерчендайзером, а вечером пела в клубах. Трансгендеры обычно поют под фонограмму, но она пела сама. У нее был красивый голос.
        Чжемин улыбнулся. В его улыбке сквозила тоска.
        – У нее не было высшего образования, но она сама собрала портфолио и ходила с ним по собеседованиям. Представляешь, в нашей стране. Такая смелая, правда?
        – Да, действительно смелая.
        – Во многих местах ей отказали из-за того, что она трансгендер, однако в текстильной компании поняли ее потенциал и взяли на работу. Всегда есть люди, которые могут распознать талант.
        – А почему вы мне об этом говорите?
        – Просто так. Может быть, учу тебя как старший по жизни.
        Он вымученно улыбнулся.
        – В мире очень много разных людей. И все думают по-своему. Нет людей, которые одинаково бы смотрели на жизнь. Это хорошо. Поскольку у всех разные точки зрения, и для тебя есть надежда. Так что не отчаивайся и не раскисай. Найди людей, которые разделяют твои ценности.
        – Вы все это говорите, потому что боитесь, что я могу покончить с собой, расстроившись, что я трансгендер?
        Чжемин не ответил, и до конца уборки никто из них не проронил ни слова.
        Когда Ынсе собиралась уйти, Чжемин протянул ей конверт.
        – Что это?
        – Плата за работу. Ты так хорошо справилась. Лучше, чем я ожидал. Ты мне здорово помогла.
        Чжемин с теплым взглядом вручил Ынсе конверт. Та немного неловко постояла, затем просто повернулась.
        – Проводить тебя до автобусной остановки?
        – Нет, – Ынсе, не оборачиваясь, решительно вышла из ресторана и зашагала прочь.
        Чжемин был хорошим человеком. Она пробыла с ним всего полдня, но ей все время было очень уютно и немножко волнительно. Ынсе никогда не встречалась со взрослым мужчиной, похожим на Чжемина. Она поняла, что ей страшно, что этот молодой человек может прочно занять место в ее сердце.
        Ей слишком сильно хотелось опереться на его плечо, поэтому она нарочно сбежала оттуда. Опереться на чье-то плечо – значит расслабиться, дать разбавить яд в теле. А существо, которое потеряло яд, не может себя защищать.

* * *

        Ынсе сидела на автобусной остановке. Отец ее выгнал, потому что она пришла в неудобное время. Терпеть побои от отца было обычным делом, но сегодня это воспринималось как-то иначе. Ее сердце сжималось от необъяснимого беспокойства. Было ощущение, что может случиться что-то нехорошее. В голове без конца возникал образ Чжемина, а также лицо незнакомой молодой женщины. Она улыбалась Ынсе.
        «Почему я была в ресторане в женской одежде? И почему молодой человек по имени Чжемин отнесся ко мне как к нормальному человеку, а не как к сумасшедшей?»
        Было около 11 ночи. Ынсе встала, подумав, что придется ночевать в клубе. Подошел и остановился автобус, из которого вышла какая-то девушка. Бросив на нее быстрый взгляд, Ынсе резко остановилась.
        Она была очень похожа на двадцатилетнюю девушку, образ которой все время возникал в ее голове. Ынсе со странным чувством обернулась.
        – Эй, Ынсе, что ты тут делаешь?
        Чжехи легонько ударила Ынсе по плечу, словно была очень рада этой неожиданной встрече. «Надо же, она знает имя «Ко Ынсе».
        – Ты кто?
        – Я Чжехи, что с тобой?
        Чжехи. Значит, она младшая сестра Чжемина. Та, что привела ее в комнату на чердаке. Конечно, ее удивило, что Ынсе смотрела на нее как на незнакомку.
        Тэчхоль, который вышел вслед за ней из автобуса, глубоко натянул бейсболку и зашел в темный переулок. Он, стоя за электрическим столбом, пристально смотрел на Ынсе, стоявшую в мужской школьной форме.
        – Проблем не было, да? С моим братом?
        – Да, вы…
        – «Вы»? Ты чего? Да правда, что с тобой? Ты ведешь себя так, будто впервые меня видишь. С Чхульчжуном все в порядке.
        – …
        – В любом случае я сейчас совсем опаздываю. Возьми.
        Чжехи вынула из сумки приглашение.
        – Обязательно приходи.
        Сказав, что сильно опаздывает, Чжехи быстрыми шагами пошла в тот же переулок, куда зашел Тэчхоль.
        Ынсе недоуменно перевела взгляд с приглашения на квир-фестиваль на спину Чжехи, которая исчезала в темном переулке. Сердце Ынсе беспокойно билось, однако ни она, ни Чжехи не знали, что эта дорога – последняя для девушки.
        Ынсе, которая собиралась в клуб, вместо этого села на автобус, который ехал к ресторану.
        Тот был закрыт. Однако хотя свет внутри и был потушен, рольставни еще не были опущены. Поэтому Ынсе предположила, что Чжемин просто куда-то отошел. Она села на скамейку напротив ресторана. Она не знала, вернется ли он обратно. Ынсе, съежившись, легла на скамейку. Проснулась она от звука хлопнувшей двери.
        – Чжемин!
        Прищурив сонные глаза, Ынсе окликнула темную фигуру, стоявшую перед дверью.
        Мужчина, шатаясь, повернулся в сторону Ынсе. Кажется, он был пьян.
        – Ко Ынсе?
        Судя по тому, как заплетался его язык, он был пьян в стельку. Чжемин вытянул вперед подбородок и, прищурив глаза, посмотрел на Ынсе. Вид у него был такой, словно он не мог поверить, что Ынсе, которая ушла так, словно не собиралась больше возвращаться, стоит перед ним. Это казалось невозможным. Когда он наконец понял, что это действительно Ынсе, он рассмеялся, словно мальчишка.
        – И впрямь Ынсе.
        Улыбающийся пьяный Чжемин был милым. Ынсе тоже улыбнулась, встала со скамейки и подошла к нему. От него разило алкоголем.
        – Ой, воняет…
        Чжемин вместо ответа ключом открыл дверь и, схватив Ынсе за плечо, повернул к двери и сказал:
        – Пойдем.
        Они вошли в ресторан.
        Чжемин, шатаясь, пошел на кухню и прислонился к столешнице, затем медленно соскользнул на пол.
        – Кажется, я слишком много выпил.
        Чжемин откинул голову назад и закрыл глаза. На его шее заметно выступил кадык. «Именно так выглядит шея настоящего мужчины – во всех смыслах». Глядя на адамово яблоко Чжемина, Ынсе почувствовала волнение.
        – Я выпил, потому что вспомнил о Чхэын.
        Он надолго замолчал, затем рукой подозвал Ынсе. Та села напротив него и посмотрела в его покрасневшие глаза.
        – Тебе трудно, да? – спросил Чжемин.
        – Мне кажется, и тебе трудно, – ответила Ынсе.
        – Давай я тебя обниму, – Чжемин приглашающе расставил руки.
        – …
        Ынсе не двинулась с места.
        Молодой человек грустно улыбнулся и, упав вперед, обнял Ынсе. Та хотела уклониться, но передумала. В какой-то момент ей почудился чей-то взгляд, поэтому она повернула голову, но никого не увидела.
        Чжемин говорил очень тихо. От того, что его язык заплетался, речь была нечеткой, но она все поняла.
        – Живи долго. Когда-нибудь наступит день, когда все эти предрассудки исчезнут. Ты должна увидеть этот день. Нельзя тебе раньше умереть. Я тебя защищу. Обязательно защищу. Поскольку многие люди, включая Чжехи, стараются для этого, этот день обязательно наста…
        Чжемин захрапел, положив подбородок на плечо Ынсе.
        У Ынсе не было сил его перенести. Поэтому она принесла из комнаты одеяло и подушку и положила его на них. Опершись затылком о столешницу, Ынсе закрыла глаза. Ей казалось, что весь сегодняшний день был похож на какой-то сон.
        Ынсе не знала, сколько спала, но проснулась, почувствовав сильный жар, обжигавший ее тело. Она открыла глаза. Именно в этот момент в ее глазах сверкнула синяя вспышка. Это вернулась Ынсе, которая собиралась последовать за Тэчхолем с канцелярским ножом. Вокруг плясали языки пламени, а перед ней стоял Тэчхоль, сжимавший в руке странный нож.
        Чжемин мирно спал, не зная, что его вот-вот поглотит пламя.
        – Мерзавец, это был ты? – непонятно почему, но к Ынсе сразу вернулась память и о том, что произошло в промежутке: о том, как она пришла в замешательство, будучи не в силах вспомнить, что случилось, как встретила потом Чжехи на остановке.
        Как с пугающим ощущением, словно она что-то не закончила, отправилась назад в ресторан и встретилась с пьяным Чжемином. Ынсе, которая ничего не знала, не препятствовала Чжехи, когда та пошла в магазин отца. Наверняка девушка уже погибла, а Тэчхоль пришел сюда устроить поджог, чтобы таким образом убить сына Ко Чжимёна и брата Ким Чжехи. Ынсе охватил гнев.
        Она резко встала, вынула нож из подставки и бросилась на Тэчхоля.
        «Да, моя цель для этой временной петли – убить тебя». Она отчаянно замахала ножом.
        – Ты до сих пор меня обманывал. Тебе же так идет мужская школьная форма.
        Тэчхоль насмехался над ней, с легкостью уклоняясь от ударов.
        – Кошмар. Мужчина обнимается с мужчиной и радуется. А что вы не целовались? Надо было целоваться, чтобы мне было интереснее подглядывать.
        «Терпеть не могу подобные издевки».
        Ынсе очень хотела убить Тэчхоля.
        «Надо было научиться драться. Знала бы я, что наступит такой день… Я не могу даже себя защитить, а пытаюсь защитить другого. Бред…»
        Нож попадал только по воздуху, с Тэчхоля не упало ни волосинки. В какой-то момент она вспомнила, что он обожает Сугён. Каждый раз, когда речь заходила о ней, он терялся.
        – Да, а ты смог получить телефон Сугён?
        Стоило ей произнести это имя, как глаз Тэчхоля задергался. Ынсе ясно почувствовала, что его сила рассеивается, и без колебаний изо всех сил воткнула нож в его сердце.
        – Кхх.
        – Ты каждый день только и делаешь, что воображаешь, как кувыркаешься с Сугён?
        Ынсе повернула нож в ране.
        – Ты мужчина, а Сугён женщина, так почему вы до сих пор не поцеловались?
        Она повернула нож в другую сторону.
        – Мне жаль это сообщать, но она сказала, что ты ей противен. Каждый раз, когда тебя видит, у нее ощущение, словно в волосы забрался таракан. Поэтому Сугён больше не хочет приходить в клуб.
        Ынсе все это выдумала, чтобы обидеть его. Она вынула нож. Раздался звук сирены.
        Ынсе вспомнила, как в субботу в автобусе пассажиры повели себя по-другому. Ей казалось, что время, словно живое существо, живет и развивается. Все повторялось без изменений до пятой временной петли, но затем события начали меняться. Тэчхоль, который следил за Чжехи, даже попытался убить Ынсе и Чжемина. Временная петля напоминала ей издевательскую улыбку бога или дьявола, которого она не в силах была победить.
        Тэчхоль сел на колени. Ядовитый газ полностью заполнил ресторан. За окном, где постепенно светало, собирались люди, и по переулку приближалась пожарная машина. Ынсе рухнула на пол и посмотрела на Чжемина. Его тело горело.
        – Извини, Чжемин.
        Ынсе лежала в горящем здании и ждала звонка мамы. «Надо продержаться». Наступило время, когда телефон должен был зазвонить. «Как ужасно, если это реальность, которую нельзя обратить?»



        Восьмая суббота

        Конечно, то время, когда произошел пожар в ресторане Чжемина, уже перестало существовать. Однако это событие могло повториться когда-нибудь в будущем. За время предыдущих витков временной петли Ынсе узнала, что за человек Тэчхоль и какую опасность он представляет.
        Она решила навестить его, будучи одетой в мужскую школьную форму. Ей захотелось увидеть, как он себя поведет и какая у этого религиозного фанатика будет рожа, когда он увидит ее в таком виде. Или она может его убить. «Если я один за другим ликвидирую факторы опасности, может, и вероятность смерти Чжехи снизится?» Ынсе вынула из сумки канцелярский нож и положила в карман, затем поставила сумку на сиденье.
        И эта сумка, и эти пассажиры вместе с Ынсе снова и снова возвращались в субботу, однако помнила об этом только она одна.
        Сзади в автобусе Чжехи, наклонив голову, читала книгу. Ынсе, держась за ручку около центральной двери, долго смотрела на Чжехи.

* * *

        Снизу из клуба доносилась песня «The Messiah Will Come Again» Роя Бьюкинена. Когда она открыла дверь и зашла, она увидела, что Тэчхоль спал, съежившись на диване. Уже зная, что он собой представляет, Ынсе испытала странное чувство. Именно в этом теле, за этим лицом, под этой оболочкой скрывался убийца, способный без угрызений совести поджечь чужой ресторан и убить людей. «О чем он думает, слушая эту песню? Кем считает себя?»
        «Может быть, Тэчхоль может совершать убийства, не испытывая чувства вины, потому что, будучи прихожанином церкви «Новое царство», считает, что уже спасен и как Гражданин Небесного царства может не следовать мирским законам? Как возникает такая слепая вера? Он живет так спокойно и праздно, потому что думает, что не принадлежит этому миру, и поэтому только и ожидает, как попадет в рай?» Тэчхоль жил, выпрашивая у других деньги и не пытаясь устроиться на работу, не потому что не мог, а потому что рассчитывал, что все материальное может получить от Бога. Кроме того, он в тайне от других совершал различные преступления по приказу церкви. Убийцей был не только отец Ынсе. «К чему вообще эти люди стремятся? Какая их главная цель?»
        К горлу Ынсе подступали вопросы. «Что вообще такое религия? Что такое религия?» – снова и снова спрашивала она себя. Ынсе вдруг вспомнила, что каждый раз, когда Тэчхоль брал у нее деньги, он никогда не раскрывал ладонь – он всегда брал только двумя пальцами: большим и указательным. У нее возникло подозрение, что он тоже являлся одним из Двенадцати, но все же необходимо было самой в этом удостовериться.
        Она подошла к Тэчхолю и резко повернула его левую руку. Как она и ожидала, на ладони была татуировка в виде перевернутого креста.
        – О, Ынсе. Почему ты здесь в такое время?
        Тэчхоль сел.
        – Дай мне деньги. Хочу пообедать.
        Тэчхоль с силой провел рукой по лохматым волосам. Затем потянулся, и в этот момент его лицо окаменело.
        – Что? Мужская форма? Лицо Ынсе, но почему мужская форма? Я все-таки подозревал, что-то в тебе не так.
        Именно в этот момент Ынсе вспомнила его слова в ресторане Чжемина, и у нее по спине пробежали холодные мурашки.
        «Мне иногда кажется…»
        Видимо, как сами субботние события понемногу менялись, так и Тэчхоль под влиянием временной петли начал подозревать, что Ынсе мужчина.
        Она хотела сразу спросить, почему он поджег ресторан, но понимала, что он вряд ли ей ответит. Тем более что в этой ветке петли это событие еще не произошло.
        Тэчхоль, который пристально смотрел на враждебно настроенную Ынсе, резко протянул руку, схватил за шею и толкнул ее к сцене. То, как лениво лежавший Тэчхоль резко набросился на нее, напоминало стремительный прыжок рыси, увидевшей добычу.
        – Ко Ынхёк?
        Тэчхоль, мельком посмотрев на бейджик на форме, злобно уставился на Ынсе, словно готов был ее сожрать.
        – Так ты мужчина?
        – Нет, я женщина. Я никогда не была мужчиной, – начав говорить как парень, Ынсе закончила фразу нежным женским голосом. Она сама себе удивилась, потому что каждый раз, когда люди узнавали, что она трансгендер, она жутко боялась их реакции, но в этот раз вела себя провокационно.
        – Хах, так. Как же ты все-таки свободно владеешь обоими голосами. Но что тогда за штука у тебя между ног?
        Тэчхоль схватил половой орган Ынсе.
        – Это кусок плоти, который Бог прилепил мне по ошибке. Это надо было прикрепить мужчине, а Он прицепил мне, в то время как я на самом деле женщина.
        Ынсе сама не ожидала, что может сказать подобное.
        – Ну, тогда надо оторвать. Почему ты сохранил?
        – Правда? Да. Надо удалить. Может, ты сам отрежешь? Очень уж дорого стоит операция.
        Ынсе достала из кармана канцелярский нож и протянула ему.
        – Ты с ума сошел. Ты мерзкий психопат, который позорит нашего совершенного Господа.
        – Бог, в которого ты веришь, не совершенен. Я доказательство. Смотри на меня, мудак!
        – Мудак? Сукин сын, ты радуйся, что мы тебя еще не убили. Тебе еще повезло.
        – Не знаю, что за «мы», но вы и людей убиваете?
        – Ну как можно убивать людей? Мы убиваем бесов, которые притворяются людьми.
        – Ты же только что сказал, что вы могли убить меня.
        – Так ты и есть бес, что притворяется человеком. Ты не знал?
        – Бог же велел не убивать людей, не так ли?
        – Так, однако есть исключения. Я Гражданин Небесного царства, который может убить человека, и это не будет считаться убийством.
        – Гражданин Небесного царства? А твоя душа уже в раю? Ну, даже у граждан царства тело-то здесь. Убьешь человека – попадешь в тюрьму.
        Услышав слова Ынсе, Тэчхоль захихикал.
        – Сукин сын, я тебе сейчас объясню, кто такой Гражданин Небесного царства. Это человек, который хотя и проживает в этом мире, находится под защитой Бога, поэтому полицейские его не видят. А как можно поймать того, кого ты не видишь?
        Вдруг Ынсе подумала, что, возможно, Тэчхоль уже совершал убийство.
        – Что за чушь? Ты что, человек-невидимка?
        – Конечно, нет. Не я становлюсь человеком-невидимкой, а просто крылья Ангела закрывают глаза мирян.
        – Теперь еще и ангелы.
        – Ну понятно, откуда тебе знать? У тебя такого опыта не было… Десять лет назад был один бес, который хотел опозорить нашу церковь. Он рылся в делах нашего пастора. Я его тогда наказал, но, как видишь, меня до сих пор не поймали. Знаешь почему? Потому что я выполнил дело Господа. Если ты делаешь все для Бога, полицейские не могут тебя увидеть. Потому что крылья Ангелов закрывают их глаза.
        «Десять лет назад кого-то наказал? Наказание означает убийство?» Это было неожиданно. Тэчхоль недолго помолчал, затем подошел ближе к Ынсе.
        – Конечно, убить такого, как ты, будет еще проще. Я до сих пор думал, что ты девушка. Нет кадыка и голос совершенно женский. Правда, удивительная ты вещь. Тогда твои груди? Как с ними? Приклеиваются и отрываются?
        Тэчхоль протянул руку к груди Ынсе. Она с силой оттолкнула его, ударив в грудь.
        – Отстань, сукин сын.
        Тэчхоль, хихикая, отошел.
        – Так ты до сих пор жил здесь, нигде не учился и не работал, а только выпрашивал у людей деньги, потому что ты Гражданин Небесного царства?
        – Деньги? Деньги, которые я брал у тебя? Ты думаешь, они твои?
        – Да. Эти деньги я заработала своим трудом. Значит, это мои деньги.
        – Нет, эти деньги через тебя дал мне Господь. И тебе только кажется, что я ничего не делаю. Я выполняю святые обязанности. Ты не знаешь, кто я на самом деле и чем я занимаюсь. Так что заткнись.
        Тэчхоль открыл канцелярский нож и прижал его к шее Ынсе.
        – Скоро наступит Второе пришествие. Но, кажется, ты до него не доживешь. Хи-хи-хи.
        – Что вы тут делаете?
        На пороге клуба стояли другие члены. Глаза Тэчхоля остановились на Сугён, стоявшей в короткой юбке. Как Ынсе и ожидала, его взгляд мгновенно стал отупевшим. Тэчхоль убрал нож с шеи Ынсе.
        – О, Ли Сугён. Давно не виделись.
        – Ой, Ынсе. Ты что?
        Сугён, проигнорировав Тэчхоля, подошла к Ынсе. Члены клуба, которые до сих пор думали, что Ынсе девушка, увидев ее в мужской форме, шокированно уставились на нее.
        – Ты что, в мужской форме?
        – Пиздец, да он мужчина.
        – Боже…
        – Не может быть!
        – Мужчина?
        Каждый что-нибудь сказал.
        – Ко Ынхёк? Это твое настоящее имя?
        Сугён, которая обычно относилась к Ынсе недружелюбно, вдруг заинтересовалась и протянула ей кофе в жестяной баночке. Глаза Тэчхоля широко раскрылись от удивления.
        – А мне?
        – На, – Сугён протянула ему купюру в десять тысяч вон. – Купи себе.
        – Что?
        Взяв деньги, Тэчхоль посмотрел на лицо Сугён. Она посмотрела на него с улыбкой, затем вернула себе обычный надменный вид.
        – А, ну понял. Ты удержи этого сукина сына, пока я не вернусь. Поняла?
        – Иди.
        – Я спрашиваю, поняла?
        Когда Тэчхоль повторил вопрос, Сугён злобно посмотрела на него.
        – Поняла.
        Мужчина с искривленным лицом выбежал.
        – Ты пей.
        Ынсе поставила кофе на стол и села.
        – Я к тебе относилась плохо, потому что мне было очень неуютно, когда ты ходил как женщина. А теперь не так. Эта мужская форма тебе очень идет. Ты прямо красавчик. Я слышала, что завтра будет квир-фестиваль. Пойдем вместе?
        – Мне нравятся мужчины. Так что не приставай ко мне. Отойди!
        Когда Ынсе резко и решительно отказала, Сугён обиженно пошла к дивану и села. Она, скрестив руки на груди и положив одну ногу на другую, наблюдала за Ынсе.
        «Надо же, Сугён, которая ко мне всегда относилась с презрением, стала такой послушной? Может, она до сих пор так ко мне относилась, потому что я была не уверена в себе?»
        То, что Ынсе сейчас поняла, совпало со словами Чжемина, который сказал ей, что то, что мешает ей жить, – это не недружелюбное отношение общества, а она сама. Что бы то ни было, Ынсе заинтересовали слова Тэчхоля, сказавшего, что десять лет назад был человек, который рылся в делах их пастора.
        «Кто это был?»
        Раз кто-то пытался узнать больше про пастора церкви, подобной «Новому царству», вполне возможно, это мог быть сотрудник какого-нибудь частного детективного агентства. Ынсе захотелось узнать, что этот человек смог найти. Она подумала, что, если его убили, она сможет найти что-то в старых газетных статьях. Она ввела в поисковую систему слова «убийство сотрудника детективного агентства» и запустила поиск.
        Перед ее мысленным взором возникло искривленное лицо Тэчхоля. Он до сих пор жил словно отброс общества, но ей и в голову не могло прийти, что он мог быть связан с убийством. Люди действительно странные существа: глядя на оболочку, невозможно узнать, что внутри.
        Статьи, которые она нашла в интернете, в основном были связаны с тем, что сотрудники детективных агентств заводили интрижки с клиентами и вместе убивали их супругов. Затем Ынсе нашла публикацию под названием «Убит глава детективного агентства «Ли Гю». Прочитав ее, Ынсе что-то почувствовала. В статье был указан номер агентства, и, хотя она не могла быть уверена, что он до сих пор активен, она решила попробовать позвонить.
        Ынсе ждала, однако звонок прекратился через полминуты. Она попыталась еще раз, но результат был тем же. «Конечно, вряд ли за десять лет телефон остался прежним». Когда она сбросила, ее мобильный зазвонил.
        – Вы звонили в детективное агентство «Ли Гю»? – спросил женский голос. Он звучал очень осторожно.
        Ынсе должна была начать так, чтобы собеседница не могла с ней не встретиться.
        – Я знаю убийцу, который убил главу вашего агентства в 2004 году.
        Ынсе почувствовала, что женщина сильно растерялась.
        – Вы сможете приехать за полчаса? – спросила она.
        – Скажите адрес.
        Ынсе записала.

* * *

        Детективное агентство «Ли Гю» находилось на втором этаже здания, на первом этаже которого был расположен ресторан свиных ножек. Здание располагалось в самом конце традиционного рынка недалеко от университета Конгук. На стенах по обеим сторонам лестницы были приклеены жвачки и много желтых рекламных листовок. Поэтому место производило неряшливое, грязное впечатление. Ынсе постучала в дверь, однако никто долго не отзывался. Предположив, что в офисе никого нет, она на всякий случай повернула ручку. К ее удивлению, дверь поддалась. Через щель Ынсе заглянула внутрь. В помещении горела люминесцентная лампа. Ынсе открыла дверь и вошла.
        – Никого нет?
        Ынсе огляделась по сторонам.
        – Мисс…? – позвала она. Никакого ответа не было.
        В офисе стояла тишина. Не было никаких признаков присутствия человека. Решив, что сотрудники ненадолго отошли, Ынсе собралась сесть на диван, но передумала. Она выключила свет. Даже так в помещении было светло: окна выходили на юг, поэтому солнечные лучи проникали хорошо. Когда Ынсе решила выглянуть в окно, из-за спины раздался голос.
        – Это ты звонил?
        Ынсе обернулась: у двери стояли женщина, у нее были короткие волосы, красная помада и европейские черты лица, и мужчина маленького роста, который производил впечатление внимательного и проницательного человека. Также там стоял еще один человек. Рукава его белой рубашки были закатаны до локтей.
        – Я Ли Гю. Частный детектив. А это мой помощник – мистер Ха. А это – мистер Ким.
        Ынсе каждому по очереди приветственно кивнула головой.
        «Конечно, подпольные детективные агентства незаконны. Поэтому они обычно сотрудничают с адвокатами или полицией на неофициальном уровне. Но почему они позвали настоящего детектива, стоило мне им позвонить и сказать, что я знаю преступника, которого полиция уже десять лет не может поймать? Или просто детектив Ха особенно заинтересован в этом деле? А может, он пришел, чтобы, если что, меня арестовать?» – Ынсе была удивлена появлению детектива, но решила, что оно ей на руку, поскольку она как раз думала, что настало время испытать его и узнать, что он собой представляет. Однако еще больше ее поразило присутствие Чжемина. Крепко сжав в руке мобильный, она представилась.
        – Меня зовут Ко Ынхёк.
        Чжемин мельком посмотрел на бейджик на школьной форме.
        Поздоровавшись, Гю опустилась в кресло напротив Ынсе. Та тоже села, расправив плечи. Она вела себя осторожно, чтобы невольно не повести себя как девушка.
        – Ты сказал, что ты знаешь, кто убил главу нашего агентства?
        Гю, положив ногу на ногу, взяла в рот сигарету. А детектив Ха и Чжемин слушали разговор, стоя между ними, словно телохранители.
        – Я знаю, что он был убит, когда он следил за пастором одной церкви. Если вы мне расскажете, кто попросил о нем разузнать, я, в свою очередь, скажу вам, кто его убил.
        Ынсе краем глаза мельком посмотрела на Чжемина и дернулась от того, как пристально он на нее смотрел. Неожиданно Гю схватила левую руку Ынсе. Та, поняв, что женщина хочет проверить ее ладонь, с удовольствием раскрыла ее.
        – Вы хотите проверить, есть ли у меня крест? Значит, вы знаете про Двенадцать апостолов?
        Взгляды всех троих стали напряженными.
        – А ты откуда знаешь?
        – Сначала ответьте на мой вопрос, затем задавайте свои.
        Гю посмотрела с осуждением, словно возмущалась ее дерзости, но сразу же улыбнулась.
        – Хорошо. Тот человек, которого убили, был мой отец.
        Гю повернула голову набок и выпустила дым.
        Ынсе, скривившись, помахала рукой, рассеивая его.
        – Я не могу открыть тебе имя клиента, но могу сказать, что попросили узнать.
        – Спасибо.
        – В апреле 2004 года некто пришел в офис моего отца. Он сказал, что его жена попала в секту и его семья под угрозой разрушения. Он попросил узнать, что за человек этот пастор. Мой папа начал расследование. Однако когда они договорились обсудить результаты, клиент не пришел на назначенное место. Мой отец по дороге домой в тот день получил удар в шею походным ножом.
        Ынсе вспомнила тот нож, которым Тэчхоль махал во время пожара.
        – Отец умер, когда его везли в больницу. Клиент исчез, и его семья заявила о пропаже. Полиция же за десять лет не нашла ни одной зацепки. Поэтому по закону он считается мертвым. Я, со своей стороны, тоже ищу преступника, но до сих пор ничего.
        – Если вы будете вот так, кое-как все объяснять, я тоже не смогу назвать вам имя убийцы. Давайте я попробую пересказать ваши слова.
        Детектив Ха, который до сих пор внимательно слушал, удивленно посмотрел на нее. Чжемин же был погружен в свои мысли.
        – Ваш отец, который был владельцем этого агентства, расследовал деятельность пастора Эмэс церкви «Новое царство» и в итоге был убит. Если вы не можете назвать имя клиента, я просто хочу узнать, кто такой Эмэс. Тогда я вам скажу, кто убил вашего отца.
        – Откуда ты узнал, что мой отец следил за Эмэс? Это знаем только я и клиент.
        – Наверное, кроме вас, знает и преступник.
        Гю достала еще одну сигарету и зажгла. Кажется, она о чем-то задумалась.
        – Глава агентства и клиент находятся здесь. Значит, преступник – это ты? – небрежно спросил детектив Ха.
        Ынсе уверенно посмотрела на него и улыбнулась.
        – Тут находится настоящий полицейский. Если бы я был преступником, наверное, уже сбежал бы.
        Детектив, узнавший, что его истинная профессия не является для нее секретом, выглядел раздосадованным. Он явно хотел спросить, как Ынсе узнала, кто он такой, но та его опередила:
        – Не знаю, кто клиент, но, включая его, очень у многих людей семьи разрушились из-за Эмэс. Моя в том числе. Поэтому я и хочу узнать, кто этот пастор. Вас я видел, когда был в вашем полицейском участке, но зачем здесь владелец ресторанчика «Папина кухня»?
        Все трое сильно растерялись оттого, что были разоблачены. Гю бросила быстрый взгляд на Чжемина. Молодой человек и детектив Ха, которые до сих пор стояли, тоже сели на диван напротив Ынсе.
        – Я Ким Чжемин. Сын клиента, о котором ты хотел узнать, – без обиняков пояснил Чжемин.
        Ынсе подумала: «Да, Чжемин такой». Видимо, после пропажи отца он искал его след и в процессе наверняка встретился с Ли Гю.
        Ынсе слегка кивнула головой. Она почувствовала, что сейчас он находится в замешательстве, глядя на нее. Уж очень она походила на его погибшую девушку Чхэын. Присутствие Чжемина придало ей сил, как будто у нее появился свой человек.
        – Но ты же не знал клиента? Откуда же ты знаешь меня? – спросил Чжемин.
        – Я был в вашем ресторане с друзьями, – Ынсе пришлось соврать, потому что время, когда она пошла в его ресторан вместе с Чжехи и потом помогала ему в женской одежде, уже перестало существовать.
        – Говорят, меньше знаешь, крепче спишь. Я не знаю, сможешь ли ты справиться с этой правдой. Люди, когда узнают какие-то секреты, они не могут молчать. Им это трудно. Это как в сказке про короля с ослиными ушами – сколько король ни скрывал, но правда все равно вышла наружу. Однако говорить про Эмэс небезопасно, ты сильно рискуешь. Так что скажи, почему ты хочешь это узнать.
        – Что если я скажу, что убийца вашего отца – один из Двенадцати апостолов церкви «Новое царство»?
        – До этого мы и сами дошли.
        – А если я скажу, что несколько арендаторов торгового комплекса «Новый мир» связаны с серийными убийствами Ангела-карателя?
        – Что? – спросил детектив Ха.
        Гю потушила окурок о пепельницу и прямо посмотрела на Ынсе. Чжемин тоже удивился.
        – Но перед тем, как я все расскажу, я все-таки хотел бы сначала узнать, кто такой Эмэс.
        Детектив кивком головы дал знак Гю.
        – Хорошо, подожди.
        Она встала, подошла к столу, открыла ключом ящик с файлами, вынула оттуда один и показала Ынсе.
        – Начнем с детства. Тут материалы отца. Плюс мои заметки. Это копия. Прочитай.
        Гю достала новую сигарету и закурила.
        Ынсе начала читать первый документ.


        Эти документы представляют собой досье пастора Эмэс. Все, сказанное в нем, является правдой.
        Мать Эмэс была безработной алкоголичкой из семьи ортодоксальных христиан. И в мыслях, и в поступках они опирались на Библию. Говорят, что если кто-то из семьи нарушал библейские заветы, их подвергали жесткому наказанию. Когда мама Эмэс забеременела, будучи незамужней, ее мать и младшая сестра заявили, что девственница забеременела оттого, что ею завладел бес-распутник. Ее сильно избили, а затем отправили в психбольницу. Оттуда ее сразу перевели в центр неотложной помощи. У нее все зубы были сломаны так, что даже не подлежали лечению. Более того, родственники повредили ей матку железной вешалкой, что привело к большой потере крови, однако, несмотря на это, в соответствующий срок на свет появился мальчик Кан Богым (точная дата рождения неизвестна).
        Мать, будучи в психбольнице, дала своему ребенку имя Кан Богым, что означает «Благая весть».
        Однако же она считала, что во время беременности в ее животе поселился бес-распутник, занималась самоповреждением и в конце концов покончила с собой.
        Мальчик рос с бабушкой и теткой. Говорят, что до 7 лет он не говорил.
        Когда он учился в начальной школе, Кан Богым канцелярским ножом на щеке одноклассника нарисовал пентаграмму. За это его исключили. В семье его посадили под домашний арест, но он украл деньги и сбежал. Он жил на улице с другими бездомными. Он часто крал у людей, которые пытались ему помочь, или мародерствовал. Много раз его арестовывали, однако каждый раз выпускали как несовершеннолетнего. В 16 лет он совершил кражу в доме полицейского, который о нем заботился. Его поймали на месте и отправили в детскую колонию. Из-за того, что у него была красивая внешность, там его неоднократно насиловали.
        Через два года, в 1986 году, когда ему исполнилось 18 лет, он с несколькими близкими друзьями совершил побег, после чего вместе с ними жил в заброшенном доме недалеко от района Квананри в Пусане. По ночам он работал в клубах или барах в центральном районе Нам Пходон, а на рассвете устраивал в заброшенном доме оргии с девушками, сбежавшими из семей. Они крали продукты или питались тем, что выбрасывали из ресторанов.
        Несколько раз его подозревали в убийствах и арестовывали.
        Один раз он вошел босым в ресторан и устроил потасовку с сотрудниками. Он 56 раз ударил хозяина ресторана, убил и нарисовал пентаграмму на лбу. За это его посадили в тюрьму.
        (Как я сам проверил, хозяин ресторана сидел в тюрьме за педофилию и после выхода продолжал сексуально домогаться до учеников начальных школ. Этот факт не освещался в СМИ.)
        Тюремщик, который был христианином, предложил Кан Богыму отрастить длинную бороду и волосы. С той поры он так и ходил.
        В 1991 г., когда ему было 23 года, его освободили за хорошее поведение. Его встретила община его друзей из Пусана, которых он называл своими родственниками. По словам тюремщика, босой, высокого роста, с густыми бровями и влажным умоляющим взглядом глубоко посаженных, почти европейских глаз он выглядел как метис. Длинные волосы, борода и бледное лицо, которое долгое время не видело солнечного света, и вовсе делали его воплощением Иисуса. Благодаря этой внешности 23-летний Кан Богым выглядел как благородный гордый философ, скиталец со свободной душой.
        После освобождения из тюрьмы он вместе со своими «родственниками» проживал вблизи университета и вольным слушателем посещал лекции по основам психологии. Студенты, которые видели красивого молодого человека с влажными таинственными глазами, босыми ногами и мягкой улыбкой, сами подходили к нему, заводили разговор и даже угощали его едой и алкоголем. Со своим бледным лицом – результатом проведенных лет в тюрьме – он производил впечатление благородного человека. Он приукрасил свою биографию, рассказывая, что учился в каком-то университете, но решил оставить обучение и отправился скитаться, порицая прогнивший мир. Кан Богым принимал участие в различных митингах и демонстрациях вместе со своей общиной. Он стал пользоваться популярностью среди студентов.
        Однажды в крупной церкви, куда он ходил, случился пожар. Здание полностью сгорело. Кан Богым же переехал в Сеул (я подумал, что этот поджог мог устроить Эмэс, поэтому расследовал это дело, однако не нашел никаких доказательств, зато узнал о многих преступных делах этой церкви).
        Кан Богым начал новую жизнь возле одного из сеульских университетов. Там его часто видели со студенткой Да Е, которая первая назвала его «Эмэс». Она была из бедной семьи и страдала от многочисленных комплексов. Она подпольно сделала пластическую операцию на носу, после чего он впал. Поэтому она днем слушала лекции в маске и только по ночам ходила без нее. Да Е сказала Кан Богыму, что он очень похож на Иисуса, и начала звать его «Эмэс» (от слов «Мой Спаситель»). Ему это понравилось, и он предпочел называться так, нежели настоящим именем Кан Богым («Благая весть»). Эмэс совершил кражу, чтобы помочь Да Е оплатить нормальную пластическую операцию. Отдав ей деньги, он исчез.
        В 1994 г., когда ему было 26, он уехал в Америку с одним профессором теологии. В 2002 г. ему исполнилось 34 года, он получил пасторский сан, после чего вернулся в Корею и женился на Да Е.
        С шестью членами своей общины, с которыми он вернулся из Америки, Эмэс купил баптистскую церковь под названием «Новая страна» и основал «Новое царство».
        ПРИМЕЧАНИЕ:
        Я размышлял над тем, почему молодые люди следуют за Эмэс. Вряд ли дело только во внешнем сходстве с Иисусом. Я думаю, причина в том, что в детстве и юношестве он прошел через многие несчастья и трудности, с которыми сталкиваются люди в современном мире. Таких очень много: одиночество, разрушение семейных связей и конфликты с авторитарной семьей, отречение близких и расставание с любимыми, неизлечимая болезнь, частое увольнение с работы, нескончаемая бедность, продолжающаяся из поколения в поколение.
        Если подумать, большой процент корейцев не может освободиться от постоянного чувства одиночества и непонимания, от семейных конфликтов и проблем на работе.
        Люди обычно испытывают особенно положительные эмоции именно от тех вещей, которые связаны с их жизнью. Они стремятся сблизиться с теми, кто похож на них. Наверняка в Эмэс многих привлекало именно то, что они смогли увидеть в нем что-то родственное.
        Учитывая, что он прошел чуть ли не через все беды, которые только может испытать человек, он представляется воплощением человеческого несчастья.
        Возможно, путь Эмэс виделся людям своего рода выходом в нашем современном обществе, где несчастных намного больше, чем счастливых, одиноких, чем радостных.
        Молодой Эмэс на своем примере показал всем, кто был полон недовольства из-за общества и семьи, как можно вырваться из системы обычаев и социального давления. Несмотря на то что это сопровождалось насилием, последователи наверняка испытали чувство освобождения. Тем более что они совершали это не поодиночке, а группой, что помогало избавиться от чувства вины. Эмэс – это дьявол, который смеется без звука. Когда смотришь на него, можно понять, что такими, как он, не рождаются, а становятся.

        – Ты прочитал? – спросила Гю.
        – Да. Особенно на меня произвело впечатление словосочетание «воплощение несчастья». Почему ваш отец назвал его дьяволом, который смеется без звука? О чем он думает, когда смеется? Поскольку он был воплощением несчастья, он наверняка лучше всех знал психологию людей, которые ищут Бога. Вполне возможно, он именно в это время научился устранять чувство вины прихожан.
        – Двенадцатый класс? – спросил детектив Ха, пристально глядя в глаза Ынсе.
        – Да.
        – После окончания школы поступай в полицейскую академию.
        – А туда без всяких предубеждений принимают и трансгендеров?
        Ынсе ответила провокационным вопросом на покровительственную манеру детектива Ха.
        – А?
        Кажется, все сильно удивились неожиданному каминг-ауту Ынсе.
        Взгляд Чжемина стал более дружелюбным, однако детектив сильно растерялся.
        – Вряд ли. Даже если полицейский очень способный, если он скажет, что он трансгендер, думаю, все будут его мучать, чтобы он сам ушел. Не так ли? – спросила Ынсе.
        – На самом деле да, это нелегко, но не невозможно. Мне нравятся умные, проницательные и наблюдательные. Я особенно уважаю тех, кто не сдается перед давлением общественности и может быть выше своей половой и сексуальной идентичности. Если сможешь быть таким, то поступай. Ко Ынхёк.
        Ынсе, услышав ответ детектива Ха, сильно удивилась и растерянно посмотрела на него. Его слова были искренними, честными, и они очень сильно ее тронули. «Если бы я могла быть детективом, используя свою способность перемещаться во времени, я бы раскрыла все преступления».
        – …Если тебе некуда идти, ты можешь поработать у меня в ресторане, – шутливо, но искренне предложил Чжемин.
        – Ну хватит заниматься карьерными консультациями. Почитай дальше.
        Гю забрала материалы и дала новый листок.


        В 1991 г. в августе один фотограф, который приехал снимать горы, случайно нашел сельский дом, и поскольку что-то показалось ему подозрительным, он пошел посмотреть. На участке он обнаружил трупы.
        Остальные дома вокруг были пустыми, что позволяло предположить, что все жители были среди погибших. Трупы нашли в загоне для скота. Это были мужчины, женщины и дети. Всего их было 159 человек. Это удаленное от цивилизации поселение превратилась в деревню-призрак.
        Патологоанатом установил, что все эти люди умерли одновременно: примерно за две недели до того, как их нашли. В течение этого времени трупы пролежали в загоне. Врач сообщил, что убитые приняли галлюциноген и даже не почувствовали боль, когда их душили. Так они и погибли. Там нашли даже трупы младенцев в подгузниках. Судя по всему, их задушили собственные родители. На месте преступления не нашли ни одной зацепки, которая позволила бы предположить, в чем была причина этой массовой гибели.
        Об этом событии снова заговорили через два года и три месяца, в ноябре 1993 года. Один путешественник, посещавший отдаленные и труднодоступные поселения, опубликовал информацию, которая позволила идентифицировать одного человека. Он путешествовал по этим местам и отправлял заметки в газету для колонки. Однажды, приехав в ту самую деревню, он остался переночевать и кое-что разузнал. Ему запретили фотографировать, но он сделал втайне несколько снимков, после чего продал их в газету за большие деньги. Мне с трудом удалость отыскать эту статью. Там упоминался Эмэс. По словам фотографа, Эмэс был лидером секты, в которую входили местные жители. Он придерживался теории Конца света, а также заявлял, что и женщины, и дети общины принадлежали ему и его «родственникам». По словам фотографа, то, как местные женщины относились к своему телу, а также их представления о вине и спасении, отличалось от обычных людей. После этого полиция объявила Эмэс в розыск, но он исчез.

        – Это первое дело, которое отец раскрыл. В это время Эмэс уже уехал в Америку. Следующее произошло уже после того, как тот стал пастором, в Штатах, – прокомментировала Гю.


        2003 г. (Эмэс 35 лет)
        Обнаружены многочисленные трупы в маленькой церкви в тихой деревне около Карлсбада, Нью-Мексико. В крови более 80 трупов, среди которых были мексиканцы, корейцы и белые, был обнаружен новый наркотик. Согласно официальному заявлению ФБР, они предполагали, что какой-то производитель наркотиков в сотрудничестве с кем-то использовал этих людей как лабораторных крыс. Полиция узнала, что среди погибших был пастор, который являлся геем. Расследуя это дело, они обнаружили, что погибший примерно раз в месяц один путешествовал в Лас-Вегас и встречался там с Джеймсом Каном (Кан Богым, Эмэс), однако полицейским не удалось доказать наличие какой-либо связи между ним и массовой гибелью членов маленькой церкви, недавно начавшей свою деятельность.



        2011 г.
        Тогда внимание всего мира было приковано к аварии на Фукусиме в Японии.
        Ночью в Хантингтон-Бич, Лос-Анджелес, в доме неких Чо, державших гостиницу для корейских детей, приезжавших учиться в Америку, произошел пожар, который, по предположениям, начался в результате поджога. Все дети погибли во сне. Однако после пожара никто особенно не вникал в религиозные убеждения этих супругов Чо. Я же начал свое расследование, так как искал подобные крупные инциденты массовой гибели людей. В этом деле я опять нашел след Кан Богыма и его «родственников».
        Супруги Чо являлись прихожанами церкви общины Эмэс. Свои услуги они предоставляли очень дешево. Похоже, этот факт в совокупности с тем, что хозяева являлись христианами, сильно привлекал родителей, которые с беспокойством отправляли своих чад на учебу в Америку. В реальности, однако, все было совсем не так. Супруги в течение многих лет промывали мозги школьникам, учили их религиозным догмам и заставляли присутствовать на службах.
        Для того чтобы соблюдать порядок, они строго ограничивали время, когда разрешали пользоваться интерном и отправлять родителям электронные письма, содержание которых они неукоснительно проверяли. Родителям такое правило объясняли тем, что это делалось для того, чтобы дети не отвлекались от учебы. Наверняка родители считали, что супругам можно доверять. Если какие-то дети нарушали правила гостиницы, Чо заявляли, что они одержимы бесами, и заставляли молиться о том, чтобы нечистая сила покинула их. Если кто-то из подопечных заболевал, супруги, под предлогом того, что у детей нет страховки, вместо того чтобы отвезти его к врачу, молились о выздоровлении путем наложения рук. Если же дети, не получив должного лечения, погибали, их трупы закапывали в лесу. Родители одного ребенка, когда им не удалось с ним связаться, прилетели в США поговорить с хозяевами гостиницы, но те заявили, что вообще не имеют никакого отношения к пропаже. Родители, которые их подозревали, нашли переводчика и связались с ФБР, после чего дела супругов Чо начали расследовать.
        В ночь, когда они были задержаны ФБР, в гостинице произошел пожар и все спавшие там дети погибли. Однако мир быстро забыл об этом из-за утечки радиации на Фукусиме. Только родители, которые в тот день потеряли свое чадо, помнят об этом. В лесу в окрестностях этой гостиницы были найдены шесть трупов детей. Супруги Чо, являвшиеся гражданами США, были приговорены к смертной казни.
        После этого община «родственников» была переименована в «Новое царство».
        На этом заканчиваются дела, которые я расследовал, идя по следам Эмэс.
        Учение его секты заключается в том, что прихожане, как только получают от Эмэс свидетельство о спасении, сразу становятся Гражданами Небесного царства, после чего должны подчиняться уже только законам Неба, а никак не мирским. Другой ключевой момент в том, что только те, кто получил эти паспорта Граждан Небесного царства, спасутся, когда наступит Второе пришествие.
        Души, которые согрешили перед Богом, рождаются в этом мире во плоти, но став членами «Нового царства», они смогут вернуться на Небо в качестве граждан. Очень странное учение.
        Этот мир – нереален. Однако неспасенные не знают этого, поэтому живут и страдают. Спасенные же могут осознать бренность всего материального и благодаря этому обрести вечную свободу. В этом нереальном мире не нужно копить имущество, все нажитое следует отдавать в банк Бога. Тогда после Спасения все материальное возрастет в несколько раз и снова вернется к ним. Опираясь на это учение, сторонники Эмэс и заставляли всех, кто получил свидетельство о спасении, сразу же класть все имущество в банк.
        Недавно умер Джеймс Блейк, профессор-теолог, который, возможно, являлся истинным основателем «Нового царства». Он в 1994 г. взял с собой в Америку 26-летнего Кан Богым. В США он известен как сатанист.



        После расследования.
        Что может означать, если в связи с одним человеком или одной религиозной организацией раз в несколько лет всплывают эпизоды с массовой гибелью людей? И при этом не становятся объектами расследования прокуратуры? Что это может означать?
        Суть доктрины «Нового царства» заключается в том, что плоть этого мира нереальна. Взгляды людей, которым промыли мозги этим учением, сильно отличаются от наших. Поэтому, даже убив стольких людей, они совершенно не испытывают чувства вины. Какова же главная цель, к которой стремятся дьявол Эмэс и его церковь? И как долго будет прокуратура закрывать глаза на их мерзкие преступления?



        ПРИПИСКА ОТ РУКИ
        Пока я составлял этот отчет, меня невольно охватывала дрожь при мысли об Эмэс. Возможно, он собирает души людей, чье время смерти еще не наступило, и отправляет их Дьяволу. Может, Эмэс заключил с ним контракт и получает какую-то материальную выгоду в обмен на гибель этих людей. Эмэс точно слуга Сатаны.
        Моя мечта, прежде чем я умру, встретиться с этим чудовищем и воткнуть нож глубоко в его сердце. Хотя, если он слуга Сатаны или даже сам Дьявол, он не умрет от этого.

        – Последний кусок – это отец записал на другом листе, а я просто отсканировала и сохранила, потому что мне почему-то не хотелось выбрасывать ничего из того, что он написал. Даже одного предложения.
        Когда Ынсе отвела глаза от бумаг, сразу заговорила Ли Гю, словно ждала этого момента.
        – Я так и подумала… Ммм, вы когда-нибудь слышали про гностицизм? Это была одна из раннехристианских сект.
        – Я в этой области совсем невежда, – признался детектив Ха.
        Ли Гю улыбнулась.
        – Причем тут это? – спросил Чжемин.
        – В их учении говорилось, что душа человека – есть творение Бога, заточенная в бренном теле, которое является делом рук Дьявола. Поэтому они считали, что, обретя мудрость, душа должна совершить исход. Вот это их учение оно очень похоже на…
        – Да, это похоже на учение «Нового царства» о том, что согрешившие перед Богом души живут во плоти в этом мире, а став членами этой секты, они обратно могут вернуться на Небо, – быстро договорил за нее Чжемин.
        – Да, я об этом и хотела сказать. Пастор Эмэс искусно переплел идеи этой ортодоксальной церкви с учением своей секты.
        – Да, и моя сестра когда-то так говорила. Ты очень умная.
        – А если все, что написано в этих отчетах, – правда, почему тогда Эмэс и его церковь до сих пор не под расследованием прокуратуры?
        – Ну, может быть, были какие-то лоббисты или недоставало прямых улик. Или на уровне государства не пытались даже провести расследование, чтобы найти эти доказательства. Вероятно, это связано прежде всего с тем, что, согласно Конституции, государство должно обеспечивать свободу совести граждан. Это можно с легкостью использовать как предлог не проводить расследование в отношении секты. И мой отец в свое время эти доказательства и фотографии подал в прокуратуру, но ни разу с ним не встретились ни прокурор, ни судья.
        – А вы считаете Эмэс Дьяволом?
        – Не знаю, я же еще не воткнула нож в его сердце.
        – Тогда, может быть, я попробую?
        Услышав это, детектив Ха поморщился, а взгляд Чжемина стал напряженным.
        – Скорее всего, мой отец назвал его Дьяволом, потому что он был слишком увлечен этим делом. На мой взгляд, Эмэс, который стал несчастным из-за религиозных взглядов бабушки и тети, затаил в себе ненависть к этим людям, превратившим жизнь своей родственницы в ад. Но также он наверняка хранил обиду и на свою мать, которая бросила его, покончив с собой. Очень парадоксально, что мать почему-то назвала его Кан Богым, что означает «Благая весть». Вот представь, как ему было ненавистно это имя.
        – Ну, что сказать, вот эти три дела, которые связаны с Эмэс. Нормальные люди должны отречься от человека, который играет в Иисуса и выдумал это учение о Гражданах Небесного царства. Это ведь ненормально. Однако те, кто приходит в эту церковь, они словно бы влюбляются в его внешность. Более того, слепо верят во всю ту чушь, что он проповедует, и следуют за ним. Может быть, поэтому Эмэс и видит в них свою бабушку и тетю? И смеется беззвучно над ними? Мне так кажется. То есть это своего рода насмешка.
        – Не стоит ли ждать очередной массовой гибели? – спросил Чжемин.
        – Я тоже об этом думал, но пока мы сами не узнаем доподлинно о плане массового самоубийства, наши руки связаны. Если только они не совершат ничего откровенно противоправного. Однако если мы сможем найти доказательство связи Эмэс с Ангелом-карателем, тогда, возможно, мы сумеем предотвратить подобное, – сказал детектив Ха.
        – Несколько лет назад была прихожанка, которая ушла оттуда. За это ей отомстили. Двенадцать апостолов следят за прихожанами, покинувшими церковь, и иногда карают отступников. Это, конечно, мое предположение, но, думаю, среди них есть те, кто имеет «разрешение на убийство во имя Бога». Их называют Глазами Ангела. Возможно, среди них есть один главный, а остальные – подчиненные. Ты их случайно не знаешь?
        Услышав про уход из церкви, Ынсе вспомнила о Чжехи, а на словах «разрешение на убийство» ей пришел в голову Тэчхоль.
        – Нет, я никогда не слышала об этом.
        – Та домохозяйка, которая ушла из церкви, рассказывала соседям, что церковь «Новое царство» – это секта, пастор которой сделал себе пластическую операцию, чтобы походить на Иисуса, и постоянно твердит о скором Конце света. Один из Глаз Ангела, что следил за ней, услышал это. После этого три прихожанки средних лет пришли к ней домой, связали ее, заткнули рот кляпом и в течение часа ее избивали. Насилие прекратилось, только когда муж жертвы вернулся домой. Все три женщины получили год тюрьмы и два года условно каждая. Эта домохозяйка с тех пор проходит лечение у психотерапевта. Но здесь главная проблема в том, что эта церковь, проповедуя свою идею избранности, полностью превратила прихожан в психопатов, начисто лишенных чувства вины. Эти женщины были обычными домохозяйками, у которых тоже были мужья и дети. Вряд ли они изначально были такими.
        – Жутко.
        – Если даже взрослые поддаются этому, представьте, что происходит с детьми возраста начальной школы, которые ходят в эту церковь. По сути, «Новое царство» – место, где создают зомбированных монстров. И закон никак не может до них дотянуться. Страшно даже представить, какими через десять лет станут эти дети, которым промывают мозги всеми этими историями про Граждан Небесного царства. Моя племянница была в летней библейской школе. Когда она вернулась оттуда, то, рыдая, спросила родителей, какие грехи они совершили. В школе сказали, что все люди грешники.
        – Вашего отца убил Ю Тэчхоль. Ему примерно двадцать шесть – двадцать семь лет. Он с детского сада ходил в эту церковь. Возможно, он один из Глаз Ангела.
        – Тогда ему было примерно семнадцать лет, когда он убил моего отца. Боже, в таком возрасте убить человека…
        Вопреки ожиданиям Ынсе Гю, услышав имя убийцы, отреагировала достаточно спокойно.
        – И притом этот сопляк без угрызений совести перерезал человеку горло.
        Гю раздавила окурок в пепельнице с такой силой, словно это был Тэчхоль.
        – Это настоящее имя? Ю Тэчхоль? – записывая что-то в записной книжке, задумчиво спросил детектив Ха. – Ю Тэчхоль… Странно, где-то я уже слышал это имя.
        – Это его настоящее имя. Где он живет – не знаю. У него есть клуб, куда я обычно хожу. Он безработный, однако этот клуб ему принадлежит, поэтому мы думали, что он из богатой семьи, но сейчас мне кажется, он получил его от «Нового царства» после того, как совершил убийство.
        Ынсе назвала адрес клуба.
        – Проверим. Однако что ты имел в виду под тем, что арендаторы торгового комплекса «Новый мир» связаны с серийными убийствами Ангела-карателя? Я знаю это место. Когда я был новичком, мне дали дело, где семья жертвы держала там ресторан. Больше у меня не было поводов туда ходить, поэтому я давно там не бывал, – сказал детектив Ха.
        – А как называется этот ресторан?
        – Не помню, но он специализировался на супе от похмелья на косточках.
        – …!
        Детектив Ха взглядом спросил, связан ли хозяин этого ресторана с этим делом.
        Ынсе кивнула головой.
        – Да, это иронично.
        – Почему?
        – Третьей жертвой Ангела-карателя был пастор, который в течение многих лет насиловал мальчиков, певших в церковном хоре. Одной из жертв стал сын владельца этого ресторана. Этим пастором был О Дальсу, бывший глава «Нового царства». Об этом деле написали один раз и больше не освещали. Не писали даже, что преступник был пастором. Только члены семей пострадавших детей знали правду. Да, религиозные вопросы всегда такие сложные. Даже те родители, чьи дети подверглись насилию, старались не говорить о том, что преступником был не кто иной, как пастор церкви, куда они приносили пожертвования. Как неверующий, я не могу понять психологию этих людей. Как бы там ни было, а этот О Дальсу отсидел год в тюрьме. Его лишили пасторского сана, и, хотя после освобождения он покинул Сеул, где-то в маленькой деревне у подножия горы в провинции Канвондо он построил маленькую церковь и продолжил служить в качестве пастора. Однажды он ненадолго заехал в Сеул. В этот момент Ангел-каратель его и настиг. Во рту жертвы нашли записку, в которой упоминалось, что погибший был пастором, и название его греха. Вот поэтому ты можешь
представить, какой смысл действия Ангела имели для хозяина ресторана. Люди кричат, что Ангел-каратель воплощает собой справедливость, и можно понять почему.
        – Детектив Ха, голову О Дальсу обнаружили вместе с тараканами, правильно? – спросила Гю.
        Ха кивнул.
        Чжехи не совершила такого греха, за который ее надо было бы убить. Она стала жертвой, потому что слишком много знала о преступных делах церкви. Но убийцы понимали, что, раз люди привыкли, что Ангел убивает лишь злодеев, они поверят и в то, что Чжехи повинна в приписываемых ей грехах.
        Ынсе вспомнила, как отец сказал, что она может стать следующей.
        Возможно, она может стать седьмой жертвой. Если сейчас она не изменит эту реальность, когда-то в будущем ее голова станет седьмой, отрезанной Ангелом-карателем, и будет валяться где-то в канализации. Ынсе, задумавшись, невольно теребила длинную челку, а затем приглаживала волосы, закрывая ими левый глаз. Когда Чжемин мельком посмотрел на нее, Ынсе невольно встретилась с ним взглядом и улыбнулась. А затем, когда она поняла, почему он так на нее посмотрел, – резко опустила руку.
        – Тогда новый пастор, который пришел после О Дальсу, Эмэс?
        – Да.
        – Я пока назову тех, кого знаю: хозяева мясной лавки, ресторана, где подают суп от похмелья, парикмахерской, обувного, куриного ресторанчика и борделя. Всего шесть.
        – Минутку, – детектив Ха отошел в сторону и позвонил кому-то с просьбой расследовать арендаторов, которых назвала Ынсе. Затем он вернулся на место и сел.
        – Да, я думал, что где-то уже слышал имя «Ю Тэчхоль». Теперь я вспомнил. Так звали сына хозяина того ресторана. Он в семилетнем возрасте подвергся сексуальному насилию от этого О Дальсу. Если Ю Тэчхоль, о котором ты говорила, уже в то время был в «Новом царстве», это одно и то же лицо.
        – …!
        Все были ошарашены из-за такого поворота. Ынсе была в шоке. «Ну и ну!» – прокомментировала Ли Гю. Это было удивительное стечение обстоятельств: в семь лет Тэчхоль подвергся сексуальному насилию со стороны бывшего пастора О Дальсу, а в семнадцать убил человека уже для нового пастора той же самой церкви, а сам О Дальсу погиб от рук Ангела-карателя.
        – Это интересно. И при этом арендаторы торгового комплекса «Новый мир» связаны с Ангелом-карателем, правильно?
        – Они все подельники.
        Взгляды всех присутствующих опять устремились на Ынсе. Они сильно удивились, что она так легко раскрывает подобные пугающие факты. С другой стороны, они явно сомневались, все ли ее утверждения – правда.
        – Ты можешь доказать это? – нахмурившись, спросил детектив Ха.
        – Да.
        – Однако почему тебе это все так подробно известно?
        Ынсе, разумеется, заранее не могла знать, что встретит в агентстве детектива Ха и Чжемина. Однако она подумала, что эта встреча, вероятно, является своего рода подсказкой от временной петли, раскрывающей очередной кусочек правды. Она решила, что, наверное, наступило время сказать то, что собиралась сказать.
        – По правда говоря, и мой отец один из подельников.
        Все недоверчиво посмотрели на Ынсе.
        – Сегодня ночью обнаружат шестую голову.
        – Шестую голову? Ты знаешь, кто это будет?
        Когда Ынсе, глядя на Чжемина, хотела назвать имя Чжехи, она вспомнила про детектива Кана.
        – Детектив Ха, а с кем вы только что разговаривали по телефону?
        – С моим напарником.
        – С детективом Каном?
        – Ты и его знаешь?
        – Он тоже один из апостолов. У него на руке татуировка в виде креста.
        – …!
        – Поскольку вы попросили его расследовать арендаторов, он уже наверняка им об этом сообщил.
        Детектив Ха снова набрал номер детектива Кана. Чем дольше шел гудок, тем больше каменело лицо полицейского. В конце концов он положил трубку.
        – Не отвечает. Что-то меня беспокоит. Ты что-нибудь знаешь о шестой жертве?
        Ынсе, прикусив нижнюю губу, посмотрела на Чжемина.
        – Это младшая сестра Чжемина.
        – Что? Почему ты только сейчас об этом говоришь? – громко закричал детектив Ха.
        Сильно побледнев, Чжемин набрал номер Чжехи. Слава богу, она быстро ответила.
        – Ты где? Почему ты туда идешь? В такое время? Мама?
        Чжемин разговаривал с сестрой, глядя прямо в глаза Ынсе.
        – Надо ее остановить. Если пойдет туда, она погибнет, – тихо сказала Ынсе.
        – Как ты докажешь, что ты говоришь правду? – обратился к Ынсе Чжемин.
        – Что?
        – Я говорю, как ты докажешь, что Чжехи станет шестой головой?
        Лицо Ынсе было испуганным. Она растерялась от того, что она сидит перед людьми, никого из которых она не знала. Более того, на ней была ненавистная школьная форма.
        – А… Я не знаю, почему я здесь.
        Все сильно удивились, увидев, что ее выражение лица и поведение совсем изменились.
        – Чжехи, я тебе перезвоню. Обязательно сразу ответь.
        – Что с ним? Совсем другой.
        – Ты же только что сказала, что Чжехи станет шестой головой.
        Чжемин схватил Ынсе за грудки.
        – Вы что делаете? Я не знаю, кто такая Чжехи!
        У испуганной Ынсе на глаза наворачивались слезы.
        – Что ты делаешь? Давай подождем немного. Кажется, ребенок не в своем уме.
        Чжемин отпустил Ынсе и рухнул на диван:
        – Я его впервые вижу, но почему-то мне кажется, я его знаю. И даже слова, что Чжехи станет шестой головой, как будто слышу не первый раз.
        – Я вас не знаю. Вы меня похитили?
        Никто на это не ответил. Все растерянно смотрели друг на друга.
        – Тогда я могу идти? Вы меня отпустите, да?
        – Сиди, черт тебя дери.
        Когда Ынсе поднялась, Чжемин надавил ей на плечи и усадил.
        Зрачки рассерженного Чжемина, который близко придвинул свое лицо к Ынсе, были расширены. Когда она начала плакать, он убрал руки и отошел назад.
        – Парень плачет?
        – Господи, тоже мне. Сколько часов он над нами насмехался.
        Ли Гю растерянно улыбнулась. Детектив Ха, Чжемин и Гю, качая головами, смотрели на Ынсе.
        – Тогда то, что Ю Тэчхоль убил моего отца, тоже было бредом? Ты оговорил обычного человека?
        – Ю Тэчхоль?
        – Да. А это ты помнишь?
        – Это тот, которого я знаю?
        – Наверное. Поэтому ты здесь, разве нет?
        – А что с ним?
        – Боже. Ты что, из лечебницы сбежал? – спросила Ли Гю. Ынсе злобно посмотрела на нее. Как они ни требовали, она все время повторяла одно и то же. Поэтому в итоге ее отпустили.
        – Однако куда пошла Чжехи? Если тебя это беспокоит, заставь ее отменить встречу, – предложил Чжемину детектив Ха.
        – Эту встречу сложно отменить, – обессиленно сказал Чжемин.
        – Ты знаешь, куда она идет?
        – Нет.
        – Тогда ты можешь спросить у нее адрес и тоже пойти, нет?
        Чжемин посмотрел на детектива, словно этот вариант не приходил ему в голову, и сразу же набрал номер Чжехи.

* * *

        Ынсе, которая пропустила даже свою подработку, с мрачным видом зашла в магазин отца. Перебиравший овощи Ко Чжимён поднял голову и злобно посмотрел на Ынсе.
        – Я же сказал тебе остаться у друга!
        – А? Что? Когда?
        – Придурок, у тебя с головой не в порядке? Я же тебе звонил!
        – Эээ. Я ничего такого не помню.
        – Совсем свихнулся. А ну, выметайся!
        – Что?
        – Выметайся, я говорю. Иди хоть в интернет-кафе, хоть в баню, мне все равно. Вали.
        – Но почему? Что ты здесь собираешься делать? Я же могу просто тихо посидеть в своей комнате.
        – Хочешь, чтобы я тебе врезал?
        – Можно я хотя бы переоденусь?
        – Убирайся сейчас же, черт тебя дери!
        Ко Чжимён пнул Ынсе, и та, ослабев, грохнулась на пол.
        – Посмотрите-ка на это. Ну и зрелище! Парень, а плачет, как баба. И что с таким делать? Выметайся к чертям, видеть тебя не могу.
        Ынсе пришлось уйти из магазина как была – в школьной форме.
        Ей стало дурно. Вместо того чтобы поехать на подработку в кафе, она вдруг очнулась в незнакомом детективном агентстве. Еще и отец говорит, что звонил ей, в то время как она совершенно такого не помнит. Проверив мобильный, она увидела, что они действительно разговаривали. Ынсе подумала, что сходит с ума.
        Она дошла до автобуса и рухнула на скамейку. В кармане был канцелярский нож. Она вынула его и с ритмичным «так-так-так» выдвинула лезвие. Пока она с тем же поскрипыванием задвигала его обратно, подъехал автобус. Ынсе отрешенно смотрела на выходивших пассажиров и вдруг дернулась, увидев, как вслед за какой-то девушкой из автобуса вышел Тэчхоль.
        «Что он делает в это время в нашем районе?»
        Ынсе быстро опустила голову, потому что она была в мужской школьной форме. Каждый раз, когда она ходила в его клуб, она всегда была в женской одежде, в силиконовом лифчике и с тинтом на губах. Если ее разоблачат, то могут выгнать и оттуда.
        К счастью, Тэчхоль не заметил ее и пошел вслед за девушкой. «Слава Богу», – подумала Ынсе, которая сидела, низко опустив голову. И тут в ее глазах мелькнула синяя вспышка.

* * *

        Хотя у нее опять случился прыжок сознания, стоило Ынсе прийти в себя, как ее алые губы искривились в усмешке. Она медленно повернулась. Впереди виднелась спина следовавшего за Чжехи Тэчхоля. Ынсе подошла, левой рукой схватила его за шею, поднесла к горлу канцелярский нож и прошептала:
        – Не двигайся, Ю Тэчхоль. Двинешься – и я перережу тебе горло.
        «Так вот какое ощущение, когда приставишь нож к чьему-то горлу», – подумала Ынсе. По всему телу пробежали мурашки от приятного возбуждения.
        Услышав, что сзади происходит что-то странное, Чжехи стремительно обернулась и широко раскрыла глаза. Когда девушка увидела, как Ынсе угрожает кому-то ножом, она достала мобильный, чтобы позвонить в полицию. Она не узнала Ынсе, потому что в этой временной петле Ынсе после того, как вышла из автобуса, сразу отправилась в клуб.
        – Ким Чжехи, слушай меня внимательно. «Когда путешествуешь во времени, тело уже знает, что изначально было, поэтому мозг, чтобы объяснить утраченное, старается регулировать чувство времени». Это самая любимая твоя фраза из романа «Сериалист». Посмотри, тебе наверняка звонил Чжемин.
        Чжехи проверила свой мобильный, стоявший на беззвучном режиме. На экране блокировки были уведомления о нескольких десятках звонков от Чжемина. Девушка включила звук и позвонила брату. Рингтон зазвучал откуда-то поблизости.
        – Чжемин.
        – Чжехи, ты где?
        Из переулка вышел Чжемин. В этот момент Тэчхоль вывернул запястье Ынсе, так что та выронила нож.
        Она упала на колени, стеная от боли в руке. Тэчхоль, оказавшись у нее за спиной, схватил ее за волосы и откинул голову назад. Достав из кармана походный нож, он приставил его к горлу Ынсе. В этот момент донесся голос:
        – Отойди, Ю Тэчхоль.
        Из темноты послышался голос детектива Ха.
        – Чжемин! – закричала Чжехи.
        – Полиция! Ю Тэчхоль, остановись.
        Но Тэчхоль совсем не собирался останавливаться. В тот момент, когда он уже напряг руку, в которой сжимал нож, чтобы перерезать Ынсе горло, раздался звук выстрела.
        Одна за другой прибыли машина «Скорой помощи» и полицейские машины. Парамедики перенесли раненного в плечо Тэчхоля на носилках.
        Чжехи была в объятиях Чжемина.
        – А ты, ты не поранилась?
        Чжемин спросил Ынсе. Та кивнула головой. «Даже если я поранилась, что с того? Я же спасла Чжехи».
        «Наконец-то я смогла ее спасти».
        Ынсе переполняла радость.
        – Тот школьник меня спас, – сказала Чжехи.
        – Да, он несколько часов назад предупредил, что ты можешь стать жертвой убийства, – сказал детектив Ха.
        Он скрестил руки на груди и пристально смотрел на Ынсе. Она не могла понять, что означает его взгляд. То ли он был сердит, то ли о чем-то серьезно задумался. У него были глаза профессионала – невозможно было понять, о чем он думает.
        Ынсе немножко растерянно ожидала, что будет делать детектив Ха.
        – Эй, школьник! – заговорил полицейский.
        – Да?
        – Когда окончишь школу, поступи в полицейскую академию.
        Это были те же слова, которые детектив Ха произнес в детективном агентстве. Ясно поняв намерения детектива, Ынсе улыбнулась и ответила:
        – А туда без предубеждений принимают и трансгендеров? – ответ Ынсе тоже был таким же, как тогда.
        Только тогда детектив улыбнулся.
        – Это тот самый сукин сын.
        – У меня болезнь такая. Память исчезает и восстанавливается. Вы, наверное, тогда сильно удивились.
        – Конечно, я подумал, что над нами издевался какой-то шизофреник. Я жутко разозлился, – улыбнулся детектив.

* * *

        Ынсе вслед за Ха зашла в полицейский участок. Они прошли мимо нескольких дверей с табличками «Информационный отдел», «Отдел уголовных расследований» и вошли в ту, на которой ничего не было написано.
        Стоило ей зайти, Ынсе сразу поняла, что в этой комнате работали детективы, занимавшиеся делом серийного убийцы Ангела-карателя. Их приветствовал въевшийся запах сигарет. На стенах повсюду были расклеены фотографии и связанные с убийствами заметки. В комнате стоял огромный стол, и повсюду были неаккуратно расставлены складные железные стулья, на которых наверняка сидели во время совещаний. На столе стояла полная окурков пепельница и миска с лапшой чачжанмён, в которую были воткнуты две одноразовые палочки. Рядом стояла маленькая тарелочка с желтой маринованной редькой. Казалось, кто-то срочно отправился куда-то, оставив свой обед.
        – Садись, куда хочешь.
        Детектив Ха вынул из стоявшей в углу кофемашины стеклянную емкость, налил кофе в одноразовый стаканчик и щедро насыпал туда сахара. Ынсе неловко стояла у стены и смотрела на фотографии погибших. На пяти снимках были только тела без голов. Подумав, что, если бы не ее перемещения во времени, на одном из этих фото было бы тело Чжехи, она отвернулась.
        – Ты тоже собираешься когда-нибудь сделать операцию по смене пола?
        Поставив стаканчик с кофе на стол, детектив Ха закурил. Ынсе кивнула головой.
        – Конечно, это не мое дело – это твоя жизнь. Но я хочу рассказать тебе одну историю, – продолжил детектив, отпив кофе. – Несколько лет назад детективы попросили патологоанатома вскрыть труп одной убитой женщины. Она выглядела так, будто ее задушили после изнасилования. После процедуры врач сообщил, что в животе погибшей он не нашел ни матки, ни яичников. Внешний половой орган по форме был женским, но выглядел неестественно, а груди были силиконовые. Они были порваны – кто-то повредил их намеренно. Детективы, думавшие, что это труп женщины, были в шоке. Оказалось, что биологически это был пятидесятилетний мужчина. Преступник похитил жертву, думая, что это женщина, и изнасиловал, но когда он понял, что это трансгендер, ему было недостаточно просто убить, он еще и вскрыл труп.
        Это была слишком правдоподобная история. Ынсе стало плохо, когда она услышала, что похититель не просто убил свою жертву, но разрезал тело, чтобы посмотреть, что внутри.
        – А вы почему мне про это говорите? Есть много трансгендеров, которые не погибают, а счастливо живут, сменив пол.
        – Не знаю почему. Ну, вполне возможно, что так тоже можно счастливо прожить. Однако работа такая – всегда видишь плохое. Ты еще молодой, и я хотел бы, чтобы ты еще раз серьезно подумал над своей судьбой.
        – С тех пор как я осознала, что я женщина, я долго и много над этим думала.
        – Ты очень внимательный и смелый, и еще у тебя светлая голова, поэтому мне хотелось бы, чтобы ты себя реализовал. Поэтому я и сказал. Каждый раз, когда я вижу таких, как ты, я думаю о возможностях, которые могут быть упущены.
        Зазвонил мобильный детектива. Он молча слушал собеседника, потом поморщился.
        – Черт, – пробормотал полицейский.
        Ынсе почувствовала, что произошло что-то серьезное. Детектив Ха, как только положил трубку, залпом выпил кофе, словно его мучала сильная жажда, смял и выбросил стаканчик в мусорную корзину.
        – …?
        – Ю Тэчхоль сбежал, пока его везли из больницы в тюрьму.
        – Что?
        – Он притворился, что ему надо в туалет, и убежал. Кажется, кто-то ему помог. Полицейский, который гнался за ним, ранен.
        – …!
        – Ты знал, что ваше здание торгового центра принадлежит церкви «Новое царство»?
        – Нет.
        – Оказалось, что не только те шесть арендаторов, о которых ты говорил, но и почти все остальные – прихожане этой церкви.
        Ынсе удивилась.
        – Пойдем вместе.
        – Куда?
        Ынсе пошла за детективом, который молча пошел вперед.
        «Точно что-то очень серьезное произошло».

* * *

        В переулке, где находилось здание, было светло, словно в полдень, хотя уже наступил поздний вечер. Было шумно, и повсюду стояли машины полицейских и журналистов. Здание торгового центра смотрело прямо на Ынсе, которая чувствовала себя так, словно не могла проснуться от ночного кошмара. Ынсе вышла из машины детектива Ха.
        Пока отец сидел в тюрьме, Ынсе и мама жили в арендуемой полуподвальной комнате. Не будь там столько тараканов, это можно было бы назвать самым счастливым временем в жизни Ынсе, хотя они и жили в бедности. Когда отец вернулся из тюрьмы, он гордо заявил, что они переезжают и надо собирать вещи. Видно было, что ему самому было очень приятно, что он впервые за долгое время мог выполнить свою роль главы семейства. Они действительно впервые за долгое время были счастливы. Они даже сходили вместе в ресторан популярной сети «Family Restaurant» и впервые за долгое время купили одежду не в секонд-хенде.
        Открыв магазин и повесив вывеску «Овощной магазин «Вера», они какое-то время были очень заняты и счастливы. Ынсе даже могла мечтать о том, как в будущем поступит в университет. Однако когда мама спрашивала отца, где он нашел деньги на магазин, тот каждый раз сердился. Оказалось, что за счастье, которое они испытывали в первое время после переезда, нужно было платить.
        – Что случилось?
        – Сам увидишь.
        Детектив Ха открыл дверь. Они вошли через ярко освещенный центральный вход. В здании было светло, но рольставни на дверях всех магазинов, располагавшихся по бокам коридора, были опущены. Это здание было очень старым, поэтому в нем даже не было лифта. Ынсе не могла поверить, что почти все арендаторы были прихожанами «Нового царства».
        – Да, если Эмэс купил это здание, что стало с теми, кто работал тут раньше? Вероятно, у них была другая религия.
        – Наверняка он их постепенно выжил, поднимая арендную стоимость. Или заманил к себе в церковь.
        Ынсе вслед за детективом Ха поднималась по лестнице на второй этаж. Когда она, держась за перила, посмотрела вниз, в ее голове возник странный образ.
        Несколько арендаторов стояли в темном коридоре. Там были и ее отец, и владелец мясной лавки, и хозяин ресторана, где подавали суп от похмелья. Всего их было шестеро. Они злобно смотрели с напряженными лицами и медленно двигались по направлению к Ынсе и детективу, сжимая в руках оружие. Их шаги становились все быстрее. Детектив, пятясь назад и направив на них пистолет, громко позвал хозяина ресторана.
        – Господин, остановитесь, я выстрелю!
        – Заткнись, сукин ты сын! – тот поднял кухонный нож и бросился на Ха.
        – Что ты делаешь? Почему ты там стоишь? – услышав голос детектива, Ынсе вернулась в реальность и снова посмотрела вниз. Галлюцинация исчезла. Она подумала, что, наверное, каким-то образом подглядела то, что могло бы произойти в другой временной петле.
        – Смотри туда.
        Ынсе посмотрела в направлении, куда указал детектив Ха. Сначала она не поняла, что там. Однако по коже ее сразу побежали мурашки. На полу в коридоре, куда падал свет люминесцентной лампы, лежали люди. Хозяин мясной лавки, владелица парикмахерской и ее муж, хозяева куриного ресторанчика и члены их семьи. Ынсе увидела отца, который тоже лежал среди них.
        – Там есть твой отец?
        – Да.
        Ынсе со взглядом, начисто лишенным эмоций, указала на Ко Чжимёна.
        На животах людей лежали записки, где было написано: «Через два дня начнется Апокалипсис. Господь взял нас к себе, чтобы спасти своих детей. Люди, которые принадлежат этому миру, умрут навечно, а верующие, которые являются Гражданами Небесного царства, после Апокалипсиса воскреснут из мертвых и будут жить счастливо в тысячелетнем царстве Христа».
        Люди лежали босыми, руки были раскинуты подобно крыльям, а левые ладони, на которых были татуировки с крестом, были раскрыты словно в качестве свидетельства, что они являются Гражданами Небесного царства.
        Ынсе начала хохотать. «Это и вправду случилось? Если время повернется, это тоже исчезнет?» Ынсе качала головой. Она совсем не хотела возвращаться назад. Она очень хотела на этом все закончить, потому что, если она будет продолжать повторять временную петлю, она скоро и сама для себя станет нереальной.
        Ынсе с пробирающей до дрожи ясностью осознала, к чему стремится Эмэс. Он проклинает не Бога, а религиозных фанатиков, слепо верящих своим пасторам, которые сами являются всего-навсего людьми. Фанатиков, способных без угрызений совести пойти даже на убийство. Наверняка в них Эмэс видел своих бабушку и тетю, которые довели его мать до самоубийства и мучили его самого.
        Лежавший на полу отец был тихим.
        Его лицо было очень умиротворенным, словно он действительно стал Гражданином Небесного царства. Ынсе ощутила пустоту в своем сердце. До сих пор каждый раз, когда она видела лицо отца, она все время вспоминала кровавый ад в ванной, где была убита Чжехи. А теперь перед глазами не возникало ничего, что могло бы заставить ее гневаться или печалиться. Казалось, когда отец пырнул ее ножом в живот, вся кровь, которая связывала их, полностью пролилась.
        Детектив Ха тяжело вздохнул и вытер холодный пот.
        – Я могу идти?
        Ынсе, отходя, попросила разрешение у полицейского.
        – Ты в порядке?
        – А что? Я что, должна плакать? Вы даже не можете себе представить, что он мне сделал.
        Ынсе горько рассмеялась.
        – Со мной все в порядке. Нет, кажется, я наконец свободна. Я хочу поехать в ресторан Чжемина.
        Когда Ынсе повернулась, ноги ее вдруг подкосились. Ее подхватили крепкие руки детектива.

* * *

        Ынсе сидела, глубоко забравшись в кресло рядом с водителем, и без эмоций смотрела на пробегавшие мимо улицы. Детектив вел машину молча – наверное, ради Ынсе.
        «Действительно ли наступит Апокалипсис? Если он не наступит, Эмэс будет оправдываться тем, что ошибся в вычислениях? Где он сейчас? А где Тэчхоль?»
        Ынсе почувствовала сильную усталость. Ей очень хотелось хорошо поспать на чистой сухой постели, укрывшись одеялом.

* * *

        Она не знала, сколько проспала, но проснулась она на чердаке в комнате Чжехи. Было полвосьмого утра воскресенья. В комнате была только одна Ынсе. Рядом с ней лежал спортивный костюм. Ынсе переоделась и вышла из комнаты.
        – Поспала бы еще, – мывший пол Чжемин обернулся и широко улыбнулся Ынсе. Когда она увидела его приветливое лицо, ее настроение улучшилось.
        – Где Чжехи?
        – Она уже ушла.
        – Я пойду в душ.
        Выйдя из ванной комнаты, Ынсе села на барный стул, откуда было хорошо видно кухню. Чжемин поставил перед ней кашу и стакан воды.
        – Это рисовая каша с морскими ушками. Ты вчера ночью легла спать голодной.
        Почувствовав аромат каши, Ынсе поняла, что сильно проголодалась. Она взяла одну ложку и положила в рот. Каша была очень нежной и вкусной. Увидев, что Ынсе с удовольствием ест, Чжемин радостно улыбнулся. Наверное, самое приятное для повара, когда кто-то с удовольствием ест то, что он приготовил.
        – С тобой все в порядке? Я все слышал от детектива Ха.
        Ынсе кивнула головой.
        «Что и как детектив рассказал Чжемину?»
        «Наверное, что-то вроде «Ее отец-сектант покончил с собой вместе с подельниками, с которыми совершал серийные убийства Ангела-карателя». Ынсе усмехнулась. Той реальности, в которой Чжехи была обнаружена в качестве шестой головы, уже не существовало. Ынсе нравился такой расклад. У нее не было ни малейшего желания еще раз вернуться в субботу и встретиться с отцом. Ей очень хотелось совсем забыть про временную петлю и жить обычной жизнью.
        – Знаете, как легко убить человека и как сложно спасти?
        – Что?
        – Хорошо, правда? Что Чжехи жива?
        – Да. Все благодаря тебе. В знак благодарности я дам тебе купоны на бесплатное питание у нас до конца жизни.
        – Правда?
        – Да. Так что ты теперь должна три раза в день есть в нашем ресторане.
        – …!
        Ынсе, не отводя взгляд, смотрела на Чжемина, словно принимая его сердце. Теперь ей было с ним очень комфортно.
        Доев кашу, она поставила миску на стол и вдруг вспомнила таксиста.
        – Каша такая вкусная и освежающая. Она очень похожа на ту, которую готовит знакомый дяденька.
        – Такой вкус потому, что она на бульоне из кожи морских ушек. Я также измельчил и положил туда внутренности. Обычно люди выбрасывают кожу и внутренности морских ушек, однако в нашем ресторане мы всегда их добавляем. Меня научил этому мой отец.
        – О? Все, что вы сказали… Тот дяденька готовит так же, как вы. Он тоже говорил, что измельчает внутренности. И каша по вкусу точно такая же, как ваша.
        – Правда? Это не так распространено… Готовить бульон из кожи морских ушек. Кто он? Повар?
        – Нет. Он десять лет назад потерял память. Теперь работает таксистом, – ни о чем не думая, сказала Ынсе, однако вдруг она почувствовала что-то странное.
        «Не знаю почему, но я очень плохо реагирую на сектантов и религиозных фанатиков».
        Ынсе вспомнила слова Джона Доу. «А вдруг он отец Чжемина?» Он ведь пропал как раз десять лет назад, когда он следил за Эмэс. Странно, но между ними было много общего. Особенно когда Чжемин сказал, что это его отец научил его так готовить рисовую кашу из морских ушек.
        – Я могу посмотреть фотографию вашего отца?
        Чжемин с немного напряженным лицом, словно он уже что-то понял, указал пальцем на фото над его головой. Ынсе встала со стула, подняла голову и увидела фотографию в рамочке, которая висела на стене кухни.
        Ниже под рамкой было написано «Шеф Ким Сонвон, основатель «Папиной кухни». «Как я это до сих пор не увидела?»
        «Не может быть…»
        – Чжемин… – Ынсе позвала с широко раскрытыми от удивления глазами.
        Чжемин почувствовал, что что-то не так. Его лицо окаменело.
        – Это один и тот же человек!
        Ким Сонвон на фотографии был знакомым Ынсе таксистом.
        – Что?
        – Твой отец и есть мой знакомый.
        – …!
        Ошарашенный, Чжемин проглотил сухую слюну.

* * *

        Субдиакон Чхве несколько минут назад получила секретное сообщение, в котором говорилось, что настал день, когда нужно было вернуться в Небесное царство в качестве полноправного жителя. Это сообщение отправил их повелитель и духовный лидер пастор Эмэс.
        Он несколько лет уже говорил, что пришел сюда, чтобы подготовиться к Апокалипсису, и прибыл в эту церковь, где самая большая община людей, нуждающихся в любви Бога. Он, исполняя Его волю, раздал Небесные паспорта, свидетельствовавшие о Спасении. Также он помогал прихожанам материально и духовно.
        Субдиакон не хотела отправляться в Небесное царство, оставив здесь своих детей. Одно дело еще Чжемин, но Чжехи-то уже получила Спасение и Небесный паспорт. Обидно было бы оставить ее здесь.
        По плану над ее дочерью должны были провести молитву по изгнанию бесов в овощном магазине, но по какой-то причине все отменилось. Она очень переживала, потому что не могла дозвониться до Чжехи, и в конце концов решила отправиться в ресторан. Она была намерена забрать оттуда дочь и вернуться с ней в церковь.
        Издалека виднелся ресторан. Чтобы не смотреть на вывеску «Папина кухня», субдиакон решила опустить взгляд. В этот момент мимо нее проехало частное такси. Увидев, что оно остановилось у ресторана, она тоже встала. Сначала она смотрела безразлично, но ее глаза расширились, когда она увидела, как навстречу такси выбежал Чжемин. Субдиакон Чхве остолбенела. Уже прошло два года с тех пор, как она разорвала отношения с сыном. С Чжехи они всегда встречались в церкви, но с Чжемином стали как чужие. Она вдруг почувствовала, что неудобно спустя два года появиться перед сыном, с которым она толком и не общалась. Открылась дверь такси, и вышел водитель. Он и Чжемин немного о чем-то поговорили и вдруг резко бросились друг другу в объятья. Когда ее сын громко заплакал, субдиакон сильно испугалась, прижалась спиной к стене здания и спряталась. До нее донесся голос Чжемина.
        – Папа! Где ты был до сих пор?
        «Папа?» – субдиакон Чхве дрожала. Она украдкой аккуратно высунула голову и поглядела на таксиста, который обнимал ее сына.
        – …!
        Высокий рост. Низкий голос, который когда-то ей очень нравился. Это точно был Ким Сонвон, ее бывший муж. Таксист, словно почувствовав ее взгляд, быстро обернулся и оглядел переулок. Она не могла поверить. Ее бывший муж выглядел намного моложе, чем десять лет назад, когда она последний раз видела его в городе Ёсу.
        Чхве Минчжа десять лет назад сбежала от мужа, который угрожал, что не даст ей ходить в церковь и засудит пастора. Она позвонила ему из комнаты в мотеле.
        – Если ты будешь препятствовать мне ходить в церковь, я убью и тебя, и Чжехи, и Чжемина. А затем покончу с собой.
        – Я понял. Я не буду препятствовать. Давай встретимся и поговорим. Я хочу тебе рассказать кое о чем. Твой пастор, он не тот, кем ты его считаешь. Он…
        Она закрыла уши. Опять Сатана говорил через уста мужа. Она не могла просто так оставить мужа, который говорит словами Сатаны.
        Она дала ему пиво, в которое положила снотворное. Затем с помощью Ко Чжимёна она выбросила его тело в море. Но он выжил. Более того, она за десять лет состарилась, а он не изменился. «Время, что ли, идет назад? Это реальность или сон? Только Сатана может обладать такими способностями. Так сказал пастор. Человек, который погиб, утонув в море, вернулся живым. Это явно дело рук Дьявола. Судя по тому, что Его сила растет, точно приближается Апокалипсис». Чхве Минчжа, задыхаясь, убежала с места.
        Жизнь ее была короткой, но она не испытывала сожалений. До того, как она стала Гражданкой Небесного царства, все для нее было очень тяжелым: каждый день она испытывала страх. С того момента, как она была спасена, слово «страх» совсем исчезло из ее лексикона. Она больше не принадлежала этому миру. Став Гражданкой Царства Бога, она на своем опыте поняла, что злые мирские законы больше не действуют на нее. Благодаря этому из нее, раньше боящейся жизни больше, чем смерти, начисто ушел весь страх.

* * *

        Когда Чхве Минчжа вернулась в церковь «Новое царство», зал был уже полон верующих. Перед каждым стоял бумажный одноразовый стаканчик с красным вином. Все ждали момент, когда пастор поднимет стакан. Большинство прихожан не плакали и не боялись. Тех же, кто от страха хотел убежать, силой усадили Глаза Ангела во главе с Тэчхолем и избивали их, говоря, что они оскверняют священный обряд. Чхве Минчжа очень хотела скорее войти в дом в Небесном царстве, который для нее приготовил пастор Эмэс.
        Когда он поднял стакан и выпил, прихожане последовали за ним. Некоторые, испугавшись, плакали и отказывались. Тогда Тэчхоль и его подчиненные насильно открыли им рот и заставили выпить. Чхве Минчжа гордилась тем, что ничего не боялась.
        По щекам ее текли слезы. Это были слезы радости. Наконец она могла покинуть бренное тело и отправиться туда, куда очень хотела. Но вдруг она начала тревожно думать, нет ли у нее грехов, в которых она не покаялась.
        Она решила исповедаться еще раз.
        «Я заманила своего мужа, запрещавшего мне ходить в церковь, к морю в городе Ёсу и напоила пивом со снотворным. Чтобы его личность не смогли опознать, я раздела уснувшего мужа и бросила тело в море».
        «Я ненавидела своего сына, который полюбил трансгендера и решил на нем жениться, потому что он меня опозорил. Когда другие хвастались своими детьми, у меня не было ребенка, которым можно было бы гордиться. Я его ненавидела и разорвала с ним все связи».
        «Я очень хотела реализовать себя в работе на радио. Однако каждый раз, когда я приходила на собеседование, надо мной насмехались из-за моего заочного образования. Я молилась, чтобы все, кто смеялся надо мной, попали в ад».
        Чхве Минчжа исповедовалась в своих грехах, один за другим, но не могла назвать самую страшную, последнюю тайну.
        Испугавшись, что из-за этого она не сможет попасть в Царство небесное, она набралась смелости.
        «Я попросила Тэчхоля, чтобы он убил трансгендера, который держал моего сына. Тот сказал, что это точно дело Бога, и решил проблему».
        Когда Чхве Минчжа покаялась в этом грехе, с ее сердца словно упал последний камень, и ей стало невероятно легко. Ей казалось, что ее душа и тело очистились. Она начала чувствовать слабость в теле. Однако было у нее все же одно сомнение.
        Ей было любопытно, в каком виде она воскреснет после Апокалипсиса. «Как только я покину земное тело, оно будет разлагаться. Каким будет новое, которое я обрету после спасения?» Чхве Минчжа до последнего не услышала ответ.



        Фестиваль

        Около девяти часов утра воскресенья улицы Ёнсе и Мёнмуль в районе Синчхон были переполнены людьми. Там и сям журналисты снимали какие-то сцены или брали интервью, а полицейские, которые боялись возможных драк, следили за порядком. Даже до того, как началась приветственная речь на церемонии открытия, христиане, выступавшие против ЛГБТ, соединившись в цепь, легли на проезжей части, перекрывая дорогу. С одного угла какой-то мужчина через громкоговоритель кричал, что гомосексуальность – это грех. На другом месте стоял мужчина с плакатом, где было написано: «Если ваши дети окажутся гомосексуалами, что вы будете делать?» Он настойчиво требовал ответа у прохожих. Были видны также лохматые геи в одних трусах и трансгендеры в бикини на высоких каблуках.
        На пешеходных улицах одна за другой открывались палатки: в одной раздавали презервативы, в другой делали татуировки, в третьей продавали аксессуары. Это было настолько масштабное мероприятие, привлекавшее внимание людей, что среди этого многообразия был даже павильон известной американской интернет-компании Google. Ынсе с гордостью смотрела на Чжехи, которая поднималась на установленную в самом центре улицы сцену для того, чтобы произнести вступительную речь. Все камеры были обращены на нее.
        – Любовь сильнее ненависти, – начала Чжехи. – В отличие от взрослых представителей ЛГБТ страдания подростков с каждым годом только увеличиваются. Многие из-за женственной манеры поведения подвергаются насилию и в школе, и в семье. Да, эти подростки – это в том числе и ваши дети. Из ЛГБТ-подростков 46 % каждый год пытаются покончить с собой. Конечно, есть родители, которые стараются поддержать своих детей, помогая им преодолеть трудности. Но есть и те, кто, даже зная, что они и так подвергаются насилию вне дома, избивают и оскорбляют своих детей внутри семьи. Это потому, что мало понимают, кто такие ЛГБТ. Поэтому наша организация «Нормальные сердца» всегда будет в авангарде распространения понимания и осведомленности.
        Речь Чжехи сопровождалась одновременно звуками поддержки и несогласия. Кто-то свистел, кто-то аплодировал, кто-то поднимал вверх большие пальцы, кто-то, наоборот, опускал.
        – Подчеркивая лишь сексуальную сторону, низкокачественный контент, такой как порно, вызывает только больше ненависти и отвращения к ЛГБТ. Таким образом, он играет роль в закреплении стереотипов. Даже в школах и других организациях, где оказывают услуги консультации молодежи, нет четких инструкций для работы с такими детьми. Наоборот, деятельность таких неподготовленных специалистов фактически приводит к принудительному аутингу. Хотя в нашем мире всегда были люди с альтернативной ориентацией, в школе не обучают других детей, как к ним относиться. Более того, в школах этими детьми занимаются учителя, у которых предвзятое отношение к ЛГБТ или нет никакой квалификации для работы с такими подростками. Вы же все знаете генерального секретаря ООН Пан Ги Мун? Everybody knows UN Secretary-General Ban Ki-moon, right?
        Чжехи повторила последнее предложение на английском для множества иностранцев, принимавших участие в фестивале. Из толпы послышались крики «Yes!»
        – The following video is UN Secretary-General’s message to the Oslo Conference on Human Rights, Sexual Orientation and Gender Identity.
        На установленном экране показывали видеовыступление Пан Ги Муна на конференции в Осло по вопросам прав человека, сексуальной ориентации и гендерной идентичности. На экране генеральный секретарь говорил на английском, а Чжехи переводила на корейский.
        – Мы обязательно должны быть возмущены, когда люди страдают от дискриминации, подвергаются насилию и даже становятся жертвами убийств из-за того, что они геи, лесбиянки, бисексуалы или трансгендеры. Мы должны протестовать, когда людей арестовывают только на основании того, кого они любят и как они выглядят. Правительства по закону обязаны защищать всех своих граждан. Однако по-прежнему многие отказываются признавать несправедливость насилия и дискриминации в отношении представителей ЛГБТ.
        В первом ряду с плакатом стояла Ынсе в женской одежде. Организаторы фестиваля, услышав, что на Чжехи было совершено покушение, обратились к полиции, чтобы те ее защитили. Поэтому недалеко в толпе также стоял и детектив Ха, наблюдавший за обстановкой.
        Ынсе переполняли эмоции от того, что Чжехи, которая до этого лежала расчлененным трупом в их ванной, сегодня живая стояла на сцене.
        Ынсе подняла вверх большой палец, на это Чжехи пальцами изобразила сердечко. Без макияжа, с волосами, собранными в хвост, она широко улыбалась. Чжемин с напряженным лицом стоял рядом с ней.
        «Хорошо бы, если бы время остановилось». Ынсе казалось ужасным, что и в этот момент время течет. Она очень боялась, что сегодняшний день, которого она с таким трудом добилась, со временем перестанет существовать.
        «Конечно, для живой Чжехи сегодняшний день – обычный, такой же, как вчера. Однако какое бы у нее было лицо, узнай она, чего мне стоило добиться того, что она может наслаждаться этим днем? То есть если она узнает, что жива только благодаря моим усилиям?»
        Среди плакатов, с которыми стояли люди, на одном было написано «Ненависть к ЛГБТ искусственно создана». За ним был плакат с надписью: «Гомосексуальность – можно вылечить», рядом с которым был транспарант: «Леча здорового человека – можно только навредить. А вот гомофобию можно вылечить. Я могу диагностировать ненависть к гомосексуальности».
        – Мы должны просвещать общественность, которой не хватает осведомленности об ЛГБТ. Некоторые люди будут сопротивляться изменениям. Они, ссылаясь на культуру, традиции и религию, будут стараться препятствовать прогрессу. Однако подобные утверждения часто используются для того, чтобы оправдывать женское обрезание, сексуальное рабство, ранние браки или супружеское изнасилование. Я, безусловно, уважаю культуру, традиции и религию, однако я считаю, что их нельзя использовать для того, чтобы оправдывать нарушения прав человека. Я хочу дать обещание представителям ЛГБТ: я с вами. Будучи генеральным секретарем ООН, я обещаю прикладывать все усилия для того, чтобы обличать атаки на вас. Я буду оказывать давление на лидеров, чтобы ситуация улучшилась. Вместе мы сможем сделать наш мир более безопасным, свободным и равноправным для всех.
        Несколько молодых иностранцев с разрешения полиции поднялись на сцену. Вместе с Чжехи они пальцами сделали знак V и сфотографировались.
        Ынсе думала о том, что завтра будет понедельник. Начинается новая неделя. Если сегодня она не попадет во временную петлю, то сможет встретить понедельник. До сих пор она мечтала бросить школу, потому что совсем отчаялась, однако теперь у нее появилось огромное желание обязательно закончить. А потом отучиться в университете, может, если получится, даже съездить на учебу за границу и после этого занять достойное место в обществе. Возможно, ей все-таки придется уйти из школы из-за того, что ее отец принимал участие в убийствах Ангела-карателя. Однако по желанию она могла просто сдать экзамены и получить школьный аттестат. Она подумала, что, если человек ищет путь, обязательно найдет скрытую дорогу где угодно. Ей даже стало интересно, каково будет снова встретиться в школе с Чо Дусоком.
        Когда Ынсе с некоторым волнением размышляла о будущем, детектив Ха, резко закончив телефонный разговор, с одеревеневшим лицом сказал:
        – Мне сообщили, что прихожане «Нового царства» совершили массовое самоубийство.
        – И мама Чжехи?
        – Сейчас полиция старается опознать погибших.
        – А их пастор?
        – Его там не было.
        Телефон полицейского снова зазвонил.
        – Детектив Кан, ты где? – детектив Ха громко закричал. – Что? Ты в провинции Канвондо? С братом? Что вы там делаете? Сейчас…
        Детектив Ха долго слушал детектива Кана, затем тихо положил трубку.
        – Сукин сын… – пробормотал полицейский и глубоко вздохнул.
        – Что такое?
        – Детектив Кан сказал, что он передавал Эмэс информацию по ходу расследования дела Ангела-карателя. Также он признался, что помог Тэчхолю сбежать.
        – …
        – Он сказал, что подождет.
        – А?
        – Он сказал, что уже знает про массовое самоубийство. Они с братом тоже должены были там умереть. Однако он передумал.
        – Что это значит?
        В это время Чжехи спустилась со сцены.
        – Он хочет посмотреть, действительно ли, как и сказал пастор, через два дня начнется Апокалипсис и спасутся лишь Граждане Небесного царства. Хочет своими глазами проверить и только после этого покончит с собой.
        Вдруг откуда-то появилась группа мужчин. Они держали в руках биты и с громкими криками бежали в сторону сцены. Их целью была Чжехи.
        – …!
        Перекрывавшие собой дорогу христианские активисты перепуганно повскакивали. Мужчины размахивали битами. На них были надеты ленты с крестами и надписями «Очистим Царство Господа». Детектив Ха побежал к Чжехи.
        Ынсе не поняла, как началась драка, но вскоре участники фестиваля добровольно преградили дорогу этим мужчинам. Вооруженную группу пытались остановить не только представители ЛГБТ, но и обычные граждане. Многие люди с криками разбегались, в то время как журналисты воодушевленно щелкали камерами. Экран, на котором показывали видео с выступлением Пан Ги Муна, полностью разбился. Мужчины с битами отобрали плакаты у активистов и топтали их. Со всех сторон бежали полицейские.
        Чжемин, ведя Чжехи к месту, которое заранее было обговорено с полицией, оглядывался в поисках Ынсе. Когда она собралась идти за ними, кто-то схватил ее за плечо. Обернувшись, она увидела группу мужчин. Они угрожающе смотрели на нее.

* * *

        Место, куда привели Ынсе, было за одним из зданий, располагавшихся недалеко от места проведения фестиваля. Это была криминогенная зона. Повсюду росли сорняки и валялся мусор.
        – Отпустите меня, ублюдки.
        – Мм, пришел?
        Кто-то сидел на корточках на широком бетонном блоке, где торчали заржавевшие железные прутья.
        Это был Тэчхоль с забинтованным плечом. У него в руке был походный нож. Ынсе даже не удивилась. Она не могла точно понять почему, но стоило ей его увидеть, она сразу поняла, что скоро умрет.
        Крупный мужчина из банды Тэчхоля с силой пнул ее ногой, и она упала. Она уже была в подобной ситуации тогда, в восьмом классе. Сейчас все повторялось. Но было одно отличие – рядом не было мамы, которая могла бы ее спасти. Хоть она и была хрупкая, но Ынсе казалось, что она сильнее всех. Ей ее очень не хватало. Тэчхоль протянул нож типу в очках в пластмассовой оправе.
        – Сегодня ночью я видел странный сон. Кругом было пламя. Там ты меня пырнула ножом. В моем сне ты воткнула нож в мой живот…
        Очкарик вонзил нож Тэчхоля в живот Ынсе.
        – Поверни нож вправо. Теперь влево.
        Ынсе, сдерживавшая крик изо всех сил, постепенно прекращала сопротивляться. Из ее глаз потихоньку исчезал свет, однако Тэчхоль и остальные мужчины совсем не колебались.
        «Когда я умру, куда я отправлюсь?»
        В городе было очень шумно. Где-то вдали были слышны препирательства участников фестиваля и их противников, кричавших в громкоговорители, что гомосексуальность – это грех. Звучали гимны и бибиканье машин. Однако место, которое, сплюнув, покинули Тэчхоль и его банда, было странно тихим.
        Ынсе думала о Чжемине и Чжехи. Живые – они были прекрасны.
        Ынсе думала о том, что сегодня солнце зайдет так же, как обычно, и все, что произошло, когда-нибудь исчезнет из памяти людей. Однако подобно тому, как сознание людей постепенно менялось по мере того, как Ынсе путешествовала во времени, возможно, сегодняшняя речь Чжехи запала кому-то в душу и смогла кого-то убедить.
        «Может быть, один человек, который был тронут сегодня, станет тем семенем, которое сломает потом предубеждения мира. Людей, которые борются с предрассудками, мало, но они обычно выносливые, словно семя, которое стремится вырасти к свету. Потому что они знают, как можно тронуть души людей».
        Ынсе вспомнила слова Чжемина, который сказал ей однажды, что благодаря стараниям Чжехи и многих других людей когда-нибудь настанет день, когда из мира исчезнут все предрассудки. Ынсе улыбнулась. Она не чувствовала боли.
        Тот факт, что она спасла Чжехи, делал ее счастливой. Она вспомнила, как отец расчленял тело девушки. Если сравнивать с тем ужасным моментом, вот так, умирая, глядя на синее небо, она была счастлива. Ей было лишь немного грустно оттого, что она расстается с Чжемином и Чжехи.
        Вдруг Ынсе почувствовала непонятный взгляд. От него как будто исходил какой-то странный холод. Значит, это не был взгляд человека, который хотел помочь. Это был не Тэчхоль и не кто-то другой из его банды. Босой мужчина беззвучно подошел к Ынсе и остановился перед ней. Он долго смотрел на умирающего подростка.
        Он был в рваных джинсах и свободной серой кофте. Длинные волосы были забраны в хвост. Это был пастор Эмэс. Их взгляды встретились. Ынсе ничего не видела и не слышала вокруг себя, и все звуки исчезли. Все, что она видела, был Эмэс. Она даже не ощущала расстояние. Она должна была указать на него и звать полицию, однако, словно в трансе, она не могла издать ни звука и пошевелить хотя бы пальцем. По его взгляду Ынсе поняла, что он не остановит свою борьбу против религиозных фанатиков. Передав ей свое сообщение, он развернулся и спокойно исчез в зарослях.
        – Ко Ынсе!
        Найдя Ынсе, лежавшую в крови, Чжемин почувствовал, что его сердце останавливается. На образ Ынсе накладывался образ Чхэын, брошеной раненной в мусорном баке, после того как ее несколько десятков раз пырнули ножом в живот. «Почему это страшное преступление все повторяется? Люди забывают, а оно повторяется». Невыразимый гнев с такой силой сжимал его сердце, что он не мог даже плакать.
        – Чжемин…
        Детектив Ха, который прибежал за ним, торопливо потрогал шею Ынсе.
        – Она еще жива! – закричал полицейский. Чжемин захлебнулся рыданием.
        Детектив Ха позвонил в «Скорую». В этот момент откуда-то зазвонил телефон Ынсе. Расфокусированными зрачками она пыталась по звуку определить его местонахождение. Чжемин, наблюдавший за ее взглядом, вытащил телефон из кармана Ынсе. Прочитав на экране телефона слово «Мама», Чжемин приложил телефон к уху Ынсе. Та качала головой, отказываясь. «Если отвечу, в этот момент я вернусь в субботу. Тогда я-то выживу, однако погибнет Чжехи, которую я еле-еле спасла», – Ынсе не собиралась возвращаться. Она хотела остановиться. Трудно было пытаться спасти Чжехи и тяжело жить сыном убийцы, но больше всего ее пугало то, что она не могла быть уверена, что сможет снова спасти Чжехи, учитывая, как менялась ситуация от петли к петле. Однако она хотела узнать, правда ли звонит мама, и если да, то откуда.
        Как будто прочитав это желание в глазах Ынсе, Чжемин ответил.
        – Алло, вы мама Ынхёка?
        Из трубки донесся перемежаемый помехами женский голос. Чжемин не смог ничего разобрать, но удивительным образом для Ынсе голос звучал совершенно ясно.
        – Я сейчас в автобусе. Еду, чтобы пересесть на аэроэкспресс. Я опоздала, потому что ждала, пока твой отец не уйдет.
        «Этого не может быть».
        С другого конца доносился голос умершей мамы.
        Ынсе хотела понять, где эта реальность, откуда она звонила. Чжемин, который не знал, что мама Ынсе давно умерла, не понимая, что она говорит, продолжал ее звать, повторяя, что Ынсе сильно ранена. Если мама сейчас находится в том автобусе, который довезет ее до остановки, где можно пересесть на аэроэкспресс, значит, это тот автобус, на котором Ынсе всегда возвращалась в субботу. «Получается, мама в том самом автобусе?» Сначала Ынсе думала, что этого не может быть, но потом она осознала, что за последнее время невозможное уже много раз случалось.
        – Когда я приеду в аэропорт, я тебе позвоню. Пока иди в какое-нибудь кафе и позавтракай.
        Мама погибла на месте, когда, выходя из автобуса, сразу попала под колеса грузовика. Водитель остановил автобус не на остановке, а прямо на дороге. Поэтому, когда мама вышла, ее переехали. Ынсе не знала, что за место та сторона, но, если там она и мама по-прежнему живы, она очень хотела, чтобы они могли благополучно отправиться в путешествие.
        – Скажи маме, чтобы она не выходила на дорогу…
        «Передай маме…»
        Сказала Ынсе из последних сил, но Чжемин не услышал.
        – Алло, алло!
        Связь прервалась.
        Чжемин набрал номер еще раз и ждал ответа. В этот момент прибежали медики «Скорой помощи».
        – Ты меня слышишь? Скоро тебя заберут. Держись.
        Чжемин плакал как ребенок, пытаясь удержать Ынсе в сознании.
        Мама осталась живой. В другом времени и пространстве. Раньше бы Ынсе не поверила, однако сейчас это было не трудно. Мама каждый раз в это время звонила Ынсе, чтобы сказать, что едет в аэропорт. Почему-то этот звонок поступал Ынсе не в то время и пространство. «Где же это?» Если это возможно, Ынсе очень хотелось бы проснуться в том месте, где мама жива. Ынсе все отпустила. Ей стало легче.
        – Он умер, – сказал медик.
        – Ынсе!!!
        Чжемин, обняв Ынсе, прислонил свое лицо к ее и рыдал.

* * *

        Ынсе, которая ждала маму в зале ожидания аэропорта, резко повернула голову. Ей показалось, что ее только что кто-то позвал, но она никого не увидела. В этот момент в толпе людей появилась мама с рюкзаком на спине. Увидев Ынсе, она помахала рукой и быстрыми шагами подошла к ней. Конечно, они недавно виделись, но были очень рады встрече, поскольку должны были отправиться вдвоем в это путешествие, словно убегая от отца. Ынсе подошла к маме и взяла рюкзак.
        – Я сильно опоздала, да? Я поссорилась с водителем автобуса.
        – Поссорилась? Почему?
        – Он хотел остановить автобус прямо на дороге, якобы из-за больших пробок, и предложил выйти прямо так. А там по другой полосе одна за другой ехали машины. Ну да ладно. Ела что-нибудь?
        – Нет, я хотела вместе. Ты ведь тоже наверняка не ела.
        – Какая у меня хорошая дочь. Да, ты одна обо мне заботишься.
        Прохожие бросали взгляды на Ынсе и маму. Для других она, может, и выглядела как юноша, но мама все равно даже в общественных местах называла ее дочерью, и Ынсе была ей очень за это благодарна. Для нее мама была не только мамой, но еще близкой подругой, тем более что других друзей у нее не было.
        – Мама, я выгляжу не совсем как девочка, да? Люди смотрят.
        – Да, не совсем. Но какая разница?
        Мама взяла Ынсе под руку и улыбнулась.
        – Извините, пожалуйста, – кто-то остановил их.
        Когда они обернулись, перед ними стоял красивый молодой человек с телефоном мамы Ынсе. На вид ему было примерно двадцать с лишним лет, однако стоило ей только его увидеть, как Ынсе сразу покраснела, потому что почувствовала с ним какую-то близость, хотя и видела его впервые.
        Он перевел взгляд с мамы на Ынсе. Как только их глаза встретились, сердце Ынсе невольно забилось чаще.
        – Ой, это он. Когда этот молодой человек сказал, что нельзя останавливать автобус на дороге, водитель неохотно подъехал к остановке. Не знала, что мы тут встретимся.
        – Да, действительно.
        – А вы куда-то едете?
        – Да. А, забыл! Вы, когда выходили из автобуса, выронили телефон. Я вас звал, но вы торопились и бежали…
        Молодой человек еще раз украдкой посмотрел на Ынсе. Каждый раз, когда он поглядывал на нее, на кончиках ее пальцев как будто скапливалось электричество.
        – Если бы я знала, что вы тоже едете в аэропорт, предложила бы поехать вместе.
        – Вообще я ехал на машине друга. Увидев, что вы сели на аэроэкспресс, я решил ваш мобильный оставить в бюро находок в аэропорту. Но мы встретились. Это ваша дочь? – заинтересованно спросил молодой человек.
        – Да, это моя дочь. Красивая?
        Молодой человек с улыбкой кивнул головой. Он был в джинсах, кроссовках и белой рубашке, рукава которой закатал до локтей. На спине у него был очень тяжелый по виду рюкзак, словно молодой человек собирался долго путешествовать автостопом где-нибудь за границей. Он с обезоруживающей улыбкой смотрел на Ынсе.



        Послесловие, сноски и благодарности

        Если читатель в процессе знакомства с этой книгой привык думать про Ынсе как про девушку, то можно считать, что цель автора была достигнута.

СНОСКИ

        *Кадеш-Барнеа (также Кадес, Кадес-Варни) – упоминаемый в Библии оазис. Вероятно, это была та область, где израильтяне блуждали большую часть своего почти 40-летнего скитания по пустыне. Зеред – долина, которую они перешли ближе к концу своего путешествия. От Кадеш-Барнеа до Зеред было три дня пути, но, согрешив, они были наказы столь долгим странствием.
        Израильтяне, попав в рабство египтян, долго прожили в мучениях и страданиях, ожидая Спасителя. В конце концов они ушли с земли Египта с помощью Бога. Исход – ключевое событие, описываемое в Ветхом Завете.
        В нашем романе часто повторяется «кадешбарнеачреззеред» – это придуманное Эмэс заклинание.
        Новый русский перевод Библии: Тридцать восемь лет прошло с тех пор, как мы покинули Кадеш-Барнеа до того времени, как мы пересекли долину Зеред. К тому времени в лагере уже не осталось никого из прежнего поколения воинов, как и клялся им Господь. (Второзаконие 2:14)


        ** «Сериалист» Автор – Дэвид Гордон. На русский язык роман не переведен.



        Примечание автора

        Я написала этот роман не с целью создать литературный шедевр, а потому что, сама будучи матерью, хотела дать пищу для размышлений нашему обществу. Сталкиваясь с различными публикациями, которые пренебрежительно описывают людей с другой сексуальной ориентацией, я решила обязательно выразить через мой роман свои глубинные мысли и переживания. Поэтому каждый раз, когда мне было трудно продолжать писать, я не могла сдаться. Из-за этого с какой-то стороны мой роман могут воспринять как пропаганду.
        Я хочу выразить свою глубокую благодарность моему мужу, который несколько десятков раз прочитал мою рукопись, приемному сыну моей американской подруги Сандры, трансгендеру TJ, который(ая) стал(а) моим вдохновением, а также создателям телепрограммы «Проект для примирения Кореи: прощение» на канале EBS и одной из участниц – Мун Чхеын.
        Также хочу поблагодарить художницу Чжу Ри, которая создала обложку, где изображена прекрасная Ынсе, редакторку Ю Ерим, тщательно работавшую над моей книгой, и заместителя генерального директора издательства «Поля» Пак Сонгю, который принял мой скромный роман.
        Хван Хи


notes


        Примечания




        1

        Увеличение груди и ее коррекция (прим. переводчика).



        2

        Ветхий Завет. Книга Притчей Соломоновых. Глава 23. Стих 13.



        3

        Жареные рисовые палочки в остром соусе.



        4

        Евангелие от Иоанна, гл. 9.