Через тысячу лет Юсуп Хаидов


        #

        Юсуп Хаидов
        ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ ЛЕТ
        (фантастическая повесть)


        С каждым днем календарь на стене становился все тоньше. Завтра 20 декабря. Эта страничка календаря была подчеркнута красным карандашом и написано: «Ашир». Юноша лет четырнадцати, высокий, худощавый подошел к календарю. Прислонившись к стене, он прочитал, где было подчеркнуто: «Сто пятьдесят лет со дня рождения всемирно известного врача Крымова».

        - Нет, я не буду врачом, в нашей семье уже есть врач. Я буду агрономом, - тихонько прошептал он. Он остановился перед зеркалом и оглядел себя с ног до головы. В зеркале перед ним стоял симпатичный парень. Когда он слегка улыбался, на щеках появлялись ямочки. Юноша глянул на свои плотные плечи, но когда взгляд упал на ямочки на щеках, у него испортилось настроение. Из-за этих ямочек некоторые друзья его дразнили: «Девчонка». Парень, вздохнув, выглянул в окно на улицу.
        Кругом замело. На ветках деревьев крупными хлопьями лежал подмерзший снег. Несколько дней тому назад зима разбушевалась не на шутку, от снежного вихря вдруг среди бела дня кругом потемнело.
        Метель, подбрасывая высоко вверх снег, рассыпала его по жесткому полю, словно просеянную муку, образовывая огромные сугробы.
        Из-за сильного мороза нахохлившиеся воробьи, которые укрывались на веранде, казались крупными. По радио сообщали, что в Туркмении еще не было такого сильного мороза.
        Ашир стоял, озирая скучный пейзаж, и вдруг увидел брата Ялкаба, который шел домой по главной улице села. Ялкаб три года назад закончил мединститут, сейчас он работал в городской больнице главным врачом.
        Город находился недалеко от села.
        Стряхнув с сапог снег в коридоре, он вошел в комнату. Ашир выбежал навстречу брату и, схватив его за ледяные руки, произнес улыбаясь:

        - Завтра у меня день рождения, что ты мне подаришь?

        - Ты знаешь, я хочу тебе сделать такой подарок, который тебе и не снился. Только мы должны пойти вместе и принести этот подарок. Согласен?

        - Хорошо, пошли. Только скажи, куда надо идти?

        - Река замерзла. Вот туда и пойдем ловить рыбу. Побыстрей одевайся, - сказал Ялкаб и начал торопить Ашира.
        Метель покрыла толстым слоем снега деревья и поля. Сегодня в зарослях не было сорок, которые, перелетая с места на место, обычно устраивали большой шум. По свежему снегу, который выпал недавно, прошли фазаны, их следы остались и замерзли.
        Ашир двигался впереди Ялкаба и бил изо всех сил длинным шестом камыши, которые низко склонялись к земле под тяжестью снега. Ялкаб шел широкими шагами. Ружье он держал наготове, чтобы выстрелить, как только появится фазан.
        Ашир, опираясь на свой шест, взобрался на холм и тотчас увидел двух шакалов, которые гнались за зайцем. Шакалы нагнали страх на бедного зайца, и как тот ни силился быстрее увильнуть, враги догоняли, и беглецу некуда было спрятаться: камыши были чуть ли не до самых верхушек покрыты снегом.
        Увидев перед собой людей, заяц сначала замешкался, но потом, приняв решение, побежал в сторону Ашира. В тот же миг Ялкаб стал целиться в зайца. Ашир, увидев это, истошно закричал:

        - Не смей трогать зайца! Разве не видешь шакалов?
        Пух-пух, раздался выстрел, из ствола ружья полыхнуло пламя. Один из шакалов, ползая по земле, чуть приподнялся, а другой, визжа, убежал куда глаза глядят.
        Подошли ближе, увидели, что шакал весь в дымящейся крови. Блестя глазами, налитыми кровью, он оскалил зубы и снова попытался подняться. Ялкаб выстрелил ему прямо в лоб, шакал вздрогнул. Его хвост, зажатый между лапами, словно недокрученная веревка, плюхнулся прямо в снег и сжался.
        Ашир вытер со лба внезапно выступивший пот и обиженно посмотрел в глаза брату.

        - Если будешь еще так поступать, в следующий раз с тобой никуда больше не пойду. Я не знал, что ты такой жестокий. Может быть, ты и больным детям, которых к тебе приводят на прием, тоже не сочувствуешь а?!

        - Ашир-джан, что с тобой?

        - Ты только что хотел застрелить этого несчатно-го зайчишку.

        - Я просто не успел сориентироваться... Давно не охотился, - оправдывался обескураженный Ялкаб.

        - Если ты только прицелишься в ту сторону, считай, что ты уже выстрелил, - сказал Ашир. - Честное слово, я тебе не прощу.

        - Я пошутил, братишка, вон сидит твой заяц, целый и невредимый, - сказал Ялкаб, засмеялся и протянул руку на северо-восток. Ашир, забыв про свою обиду, рассмеялся вместе с братом.
        Недалеко от них, оглядываясь от страха, сидел зайчишка, навострив длинные уши, затем вприпрыжку убежал, быстро скрылся из виду.
        Ашир не узнал знакомую реку. Куда подевались ее бурные волны? Сначала подумал, что они пришли к песчаному бугру на берегу, покрытому снегом. Реки нет, воды нет! Даже не верилось, что они находятся на том месте, где летом шумит быстрая неугомонная вода. Ялкаб сказал:

        - Ты переверни свое ведро и приложи ко льду, а потом наклонись к ведру и послушай.

        - И что я услышу? - Голос реки.
        Самая шумная и веселая жизнь оказалась подо льдом. Шелест, неясный рокот, галдеж. Ашир быстро поднялся, собрав вещи, потянул брата за рукав, предлагая возвращаться на берег.

        - Лучше уйти отсюда, пока не провалились.

        - Подожди-ка, попробуем прорубить лед! Можем уйти и позже, если лед здесь окажется тонким, - сказал Ялкаб и остановил Ашира.
        Они стали рубить на реке лунку недалеко от берега, но сколько ни старались, лед не давал трещину. Значит, из-за сильных морозов слой льда стал толстым. Сначала братья сняли перчатки, а вскоре пришлось расстаться и с пальто. Работали, не жалея сил.
        Вскоре образовалась большая гора из вырытых и выброшенных кусочков льда. Когда отрыли почти е полметра в глубину, наконец появилась маленькая дырочка, в которую мог войти только палец.
        Оттуда забила фонтаном вода. Струя воды сама расширила дыру. Вода стала растекаться. После забурлила, словно кипящий котел. Вдруг в выдолбленной дыре, показав спинные плавники, показалась небольшая рыба, которая тут же скрылась. Затем она появилась на поверхности воды во второй раз, сильно ударила хвостом и разбрызгала воду, капли которой попали Аширу в лицо. Он в это время стоял нагнувшись, наблюдая за ней, вскоре и другие рыбины стали собираться у выдолбленной проруби.
        Ялкаб с Аширом, не мешкая, стали ловить рыбу. Каждый раз, опуская ведро в воду, они вынимали по одной-две рыбине. Однако рыбы, которые собрались у дыры, внезапно исчезли. Ашир с удивлением посмотрел на брата.

        - Кажется мы испугали их?!

        - Не волнуйся! Если замерз, иди на берег, разведи костер и погрейся, а я сам понаблюдаю за ними, - сказал Ялкаб и начал растирать покрасневшие от холода руки. Ашир только собрался уходить, как вдруг на поверхности воды появилась пена. Следом в мутной воде показалась тень черного сома. Один, два, три, четы-» ре...
        Количество сомов стремительно увеличивалось. Ашир от радости был на седьмом небе. Тихо шепча, он прикидывал, сколько может приблизительно весить каждая рыба.
        Ялкаб, два-три раза опустив ведро в воду, вытащил его пустым. Тогда он сказал Аширу:

        - На твой день рождения река, кроме этого дара, который мы получили, больше ничего давать не хочет, - и начал собираться домой.
        Ашир стал укладывать рыбу в мешок, но неожиданно поскользнулся и упал. Когда юноша хотел подняться, его взгляд остановился на горизонтально лежавшем куске льда. Посмотрев внимательно, он увидел, что внутрч льда замерзли рыбки, которые были размером, приблизительно, в палец. Ашир спросил у брата:

        - Может быть, возьмем? Кошка съест с удовольствием.

        - Бери, бери, они еще, возможно, живы, - ответил Ялкаб.
        Ашир собрал вещи, положил кусок льда с замерзшими рыбками в мешок и пошел вслед за братом.

* * *
        Отец Ашира умер несколько лет назад. Теперь их семья состояла из трех человек: Ялкаба, Ашира и их матери Бике.
        Бике пошел всего только пятидесятый год, но она выглядела намного старше своих лет. Ее волосы были сплошь седые. По лицу разбежалось множество морщин. Если детей не было дома, она себе не находила места от тревоги.
        Когда Ялкаб учился в Ашхабаде и от него не было писем хотя бы в течение недели, она немедленно посылала телеграмму. Сидела на почте и ждала ответа.
        Ялкаб окончил мединститут с хорошими оценками, его хотели оставить при институте, мать поехала в Ашхабад и пошла на прием прямо к ректору:

        - Пожалейте меня, несчастную, у меня было семеро детей, из этих семерых осталось двое, в них вся моя надежда и радость. Смерти и невзгоды состарили меня раньше времени. Пусть хоть эти двое будут рядом со мной. Направьте, пожалуйста, Ялкаба в родное село, или, в крайнем случае, в город, который находится недалеко от нашего села.
        Ректор удовлетворил просьбу матери. Ялкаба направили работать в город, расположенный близко от села. Он вернулся домой и теперь Бике-эдже стала совершенно спокойной и слез ее больше никто не видел.
        Ашир на собственный день рождения пригласил своего классного руководителя Аннабег Курбановну. На кухне готовился плов из курицы, шурпа. Ашир с матерью жарили вчерашнюю рыбу, которую наловили с братом. К приходу гостей все было накрыто, обед, можно сказать, почти готов. Ялкаб отсутствовал - он пошел проведать больного. Большая деревянная миска была полна жареной рыбы. В казане еще дожаривались на медленном огне ее остатки. Ашир, ища чашку, ходил по кухне, затем случайно подошел к ведру, которое стояло а углу. Лед в ведре растаял. На поверхности воды плавали соломинки, под ними показалась тень. Ашир удивился, подошел поближе к ведру и стал внимательно смотреть. К своему удивлению, он увидел замерзших рыбок, которых принес с куском льда. Они ожили и весело плавали, резвились, играли друг с другом. А иногда, всплыв на поверхность воды, задевали соломинки и снова уходили под воду. Увидев это чудо, Ашир растерялся, его сердце учащенно забилось. Немного придя в себя, он, заикаясь от волнения, позвал мать:

        - Мама, иди-ка сюда, посмотри, что ты на это скажешь? Понимаешь, рыбки, которые замерзли в куске льда, ожили!

        - Ты посмотри только на чудо аллаха, - сказала Бике-эдже, хватаясь за ворот своего платья. - Это что за предзнаменование? К хорошему ли? О, аллах, подальше отведи от нас напасти! Ашир-джан, иди, маленький, выбрось их подальше от дома.

        - Что это вы просите его выбросить, тетя? - спросила учительница биологии Аннабег Курбановна, которая только что вошла в комнату.
        Мертвые рыбки ожили, милая. Прожив столько лет, я еще такого никогда не видела, не слышала. Дай, аллах, чтобы все обошлось благополучно.
        Аннабег Курбановна, выслушав пожилую женщину, глубоко задумалась. Некоторое время молчала. Потом, вспомнив, что она еще стоит в верхней одежде, начала раздеваться. Сначала сняла перчатки, потом пальто. От ее красивого черного платка пошел пар, так как на кухне было жарко. Она развязала платок, подошла к ведру и стала наблюдать за рыбками, которые мирно плавали.

        - Это называется чудом холода. Между прочим, подобное явление для науки не новость. Сейчас ученые в своих лабораториях делают такие опыты не только над рыбами, но и над млекопитающими. Сначала они их замораживают, а потом оживляют. Теперь медицинская наука на основании этих опытов может безногому сделать ногу, безрукому - руку.
        В начале этого года ашхабадские ученые сделали руку сыну Сейти-заика, вы разве не помните? Увидеть его и ни за что не подумаешь, что рука у него искусственная. Глазами своими пока не видела, милая, на об этом слышала. Теперь наука многое может, - заключила свой рассказ Аннабег Курбановна.

        - О, аллах, о боже мой! - сказала Бике-эдже, которая с большим вниманием слушала рассказ учительницы, чистя газовую плиту, которая стала почти черной от рыбьей чешуи.

        - Поэтому я хочу сказать, тетя, что в этой история нет ничего сверхъестественного и можете не удивляться,

        - Хорошо, милая, хорошо, - сказала Бике-эдже, вытирая струйки пота со лба, и с облегчением вздохнула.

* * *
        Ничего нет в мире сильнее воды! Люди, которые были в горах, обязательно это подтвердят. В горах с шумом течет родниковая водица. Тебе хочется пить. Подходишь к роднику и с таким блаженством пьешь ледяную влагу! Да, хотя ручей и шумит где-то рядом, его начало находится не близко: вода течет издалека. Расколотая на две части скала крепко держит воду в своих каменных объятиях, но сколь бы крепко не удерживала ее, вода находит выход; растекаясь и разрушая камни, она пробивает себе дорогу. Вода, которая постоянно существует на земле, постепенно разрушает; казалось бы, вечные горы и в конце концов в течение ста, тысячи лет стирает их с лица земли. Вода - как уголек, который тлеет, а горы - словно одеяло, набитое ватой...
        Когда-то Амударья тоже значительно разрушила знаменитый Памир. Родники, которые находились на Памире, за один день скатывали тысячу камней, веками пробивались и стекались воедино, образовывая большую реку. Эту неисчерпаемую работу никакими цифрами не измерить.
        Высокие скалы, страшные пещеры уснули вечным сном, их не мог разбудить даже бурный шум потока Амударьи. Из-за невыносимого холода, который там стоял, на стенах пещеры образовались огромные ледяные наросты. Свирепый ветер заострял их концы и придавал им различные причудливые формы. Выпавший снег лежал на скалах плотными хлопьями. Диких зверей здесь ничего не привлекало, да и люди сюда очень и очень редко заглядывали.
        Недалеко отсюда, километрах в десяти-пятнадцати, жил в ущелье ястреб-перепелятник. . У него сегодня не ладилась охота. Укрываясь среди сухих веток на скале, поджидал он свою жертву. Желтоватые глаза внимательно наблюдали за голубым небом.
        Вдруг его взгляд остановился на черной точке, которая показалась далеко в небе. Ястреб потерял терпение. Его кривой острый клюв, похожий на ножницы садовников, которыми те режут виноградник, начал, ударяя, разбрасывать сухие ветки.
        Приближающаяся черная точка оказалась вороной. Если бы ястреб был не очень голоден, он бы и близка не подлетел к вороне. Потому что, во-первых, ворона была сильнее ястреба, во-вторых, она летела выше него. Преимущество ястреба заключалось в свирепости.
        Ворона была на расстоянии выстрела. Ястреб, взяв разгон, два раза подпрыгнул, взлетел в небо и помчался к цели. Догнав сзади спокойно летевшую ворону, он поднялся приблизительно на десять метров выше нее. затем, сжавшись в тугой комок, камнем бросился на жертву. Только ворона тоже была, как говорится, не лыком шита. Когда ястреб начал приближаться к ней, она, хитро обманув его, скрылась из поля зрения преследователя, правда, только на короткое мгновение, после чего поединок возобновился. Хищник, который летел на большой скорости, вовремя не смог остановиться и упал на землю. Продолжая снова и снова нападение, ястреб наконец-то разозлил ворону. Ястребу только это и нужно было. Разьяренная ворона забудет присущую ей врожденную осторожность, потеряет немного высоты, и тогда быстрый ястреб поймает ворону в ловушку и сшибет ее точным ударом клюва в голову.
        Ястреб с вороной, позабыв все на свете, сражались. Они близились к холодным скалам. Сделав резкий поворот, ястреб набросился на ворону. Ворона, однако, не испугалась и приняла бой. В небе, ударяясь друг об друга крыльями и хлопая ими, сражались ястреб с вороной. Ястреб, поняв, что его нападение оказалось неудачным, хотел избавиться от вороны. Хищник привык выходить из воды сухим, но ворона, сжав его когтями и работая клювом, не выпускала жертву. Ястреб видел, как летели вниз его черные с крапинками перья. Наконец-то вырвавшись из когтей вороны, он сел на снежную гору.
        Едва ястреб спустился с высоты, огромные скалы, задрожав, стали падать и разваливаться. Началось землетрясение. Ястреб, не успев отдышаться после сражения, с трудом взлетел в небо. От перепуга торопясь, он не заметил, как прихватил со скалы примерзший снег, который застрял в его когтях.
        Огромные скалы, рушась, с приглушенным звуком скатывались в реку. Если бы кто-нибудь увидел, как блестели обломки! Чудилось, они вылиты из серебра. Оказалось, здешние горы и скалы были изо льда, который тысячелетиями накапливался. В этот день землетрясения льдинки, разбиваясь на мелкие кусочки, пропадали в горле реки. От плохо слежавшегося льда остался только захваченный когтями ястреба клочок снега с щепотку чая.
        Амударья была полна круглыми, продолговатыми, самыми разными по форме льдинами! Некоторые куски льдин доплыли даже до Чарджоу.
        Правительство Туркменской ССР создало специальную спасательную группу, которая должна оберегать ото льда русло Каракумского канала и обитавшие в реке живые существа.
        Радио и газеты каждый день информировали, как ведется научная работа в разрушенном землетрясением леднике Памира. Один доктор археологических наук в своей статье, которую поместила газета «Яш коммунист», написал:

«Несколько веков ледяные скалы стояли, не дрогнув. Эти сдвинутые и разрушенные льдины, по-моему, дадут много материалов о прошлом». Слова ученого привлекли внимание читателей.

* * *
        Было раннее утро. Кругом стояла чуткая настороженная тишина. Ашир проснулся. Осторожно ступая на цыпочках, он на ходу набросил на плечи пальто и вышел во двор.
        На холмах и низменностях уже начала зеленеть молоденькая травка. Огромные, засеянные клевером, поля нельзя было охватить взглядом. В воздухе стоял запах свежего молодого клевера. Легкий веселый ветерок, впитавший в себя запахи трав, обдал, словно нежно целуя, лицо и руки Ашира.
        Юноша по узкой дорожке направился к гранатовому дереву. Он посадил его пять лет назад. Дерево уже два года давало большой урожай. В прошлом году было столько плодов, что и не сочтешь! Раздавали соседям, угощали всех, кто приходил в гости. Сейчас тоже в амбаре есть два-три ведра гранат. Они их будут держать до нового урожая. Таков семейный обычай.
        Если кто-нибудь заболеет или потеряет аппетит, ему дают сочный плод. Гранаты всегда нужны. Иногда приходится их искать - не у каждого они имеются. Вот тогда тетя Бике, идя проведать больного, непременно возьмет несколько штук, завяжет в узелок и отнесет гостинчик хворому. А иногда угостишь приятеля, который приедет в гости издалека. Короче, от гранат, которые имеют, как известно, целебные свойства, никто не отказывается.
        Ашир подошел к своему гранатовому дереву. Он потрогал только недавно распустившиеся листочки, ветки, тоненькие, словно проволока, и подумал про себя:
«Дерево и нынче опять зацветет на десять-пятнадцать дней раньше, чем у других»...
        И сегодня, остановившись перед гранатовым деревом, Ашир подумал о двух вещах, о которых он постоянно размышлял. Первое - это замерзшие рыбки, которые после оттаивания ожили. Хотя Ялкаб и Аннабег Курбанова приводили веские доводы, где-то в уголке души Ашира гнездилось сомнение.
        Второе - это гранатовое дерево. Еще когда они жили в старом селе, люди говорили, что это место заколдованное, здесь, якобы, водятся всякие призраки. А теперь, когда начался строиться новый поселок, а старые руины снесли, разровняв землю, население словно забыло, что место заколдованное и что здесь совсем недавно водились призраки. Но с прошлого лета разговор о призраках снова вошел в силу.
        Временами глубокой ночью от корней гранатового дерева ввысь метров на пятнадцать поднимался огненный шар, размером с волейбольный мяч, держась в пространстве несколько минут.
        Впервые, когда начали распространяться слухи об этом необычном явлении, Ашир увидел своими глазами шары, отчего в душе его поселилось смятение. Когда темнело, он боялся выходить на улицу один. Вот до чего дошло! В то время и Ялкаба не было дома, он учился в Ашхабаде. Странное явление вселило страх не только в Ашира, но и во многих жителей села.
        Однажды вечером, когда люди возвращались из кино, кто-то воскликнул:« Вон призрак, вон злой дух!-» Ашир и его мать перепугались. Но к их счастью неподалеку шла Курбанова. Учительница подошла к группе сельчан, которые испуганно уставились на три огненных шара, поднимавшихся в небо:

        - Ну-ка, кто из вас наберется храбрости и подойдет к тем огням? - спросила, рассердившись она.
        Увидев, что стоящие люди хотели молча разойтись, учительница сказала им:

        - Тогда не болтайте, что вам на ум придет. Смотрите на меня! Хватит того, что вы боялись всякой чепухи до сегодняшнего дня.
        Учительница, торопливо шагая, пошла к пылающим шарам. Когда она приблизилась к ним, огни быстро спустились вниз и словно бы впитались в землю. Один из огней пронесся прямо сквозь ветки гранатового дерева, упал и также ушел в почву. В тот момент гранатовое дерево все от начала до конца засияло.
        Люди увидели, что огни исчезли. Стоявшие в стороне, набравшись храбрости, подошли к Аннабег Курбановой, принюхиваясь.

        - Что это пахнет горелым? - спросили они.

        - Может быть, не горелым пахнет, а вашим злым духом и привидением? -с иронией произнесла Аннабег Курбанова. -Надо кончать со злым духом, приведением, зря только вселяете страх в людей. Это называется земной энергией!
        Кто-то пожал плечами.

        - Вас не удивляет, когда из двух туч, похожих на разорванные кошмы, сверкает молния? А что же земля, вмещающая в себе несколько океанов и одним дыханием создающая кучи облаков, земля, пышущая жаром, вас не удивляет? - горячо проговорила учительница.
        Почему-то даже при заморозках ранней весны гранатовое дерево Ашира не подмерзало: напротив, оно давало большие урожаи раньше срока. Мать Ашира считала, что это магическая сила тех огней. Ашир, честно говоря, был согласен с мнением матери. Однако, сколько бы ни говорили о магических вещах, юноша теперь уже не боялся приходить вечером сюда. В его ушах раздавались уверенные слова, сказанные Аннабег Курбановой, и он, вспоминая ту ночь, видел перед глазами, как учительница, без страха, прямо пошла к тем огням. Он ее считал чуть ли не героем, во всяком случае, отважным человеком.
        Увидев, что из трубы печки идет тонкая струйка дыма, Ашир направился к дому. Может быть, матери надо наколоть дров? Когда он шел из сада, то увидел подрастающие розы, которые низко пригнулись к меже. Его внимание привлек появившийся недавно ранний бутон, который вытягивал шейку среди листочков. Бутон, слегка приподняв зеленые ветки, тихо смотрел на светлый восход и на Ашира. Весенняя пора нежным дуновением наполнила сердце Ашира, и юношеские мечты, словно птицы, взлетели ввысь.

        - Ашир, ягненочек мой, идем пить чай, - позвала мать. Ее неожиданно раздавшийся голос заставил Ашира вздрогнуть. Осторожно ступая, он побежал к дому. Однако мысли о таинственных явлениях природы, словно догнав Ашира, вернулись к нему, * * *
        Закон весенней поры потихоньку начинает действовать на окружающую природу. Сначала с севера, с вечно спящих льдин веет холодный ветер. Поворачивая к восходу солнца, он пригоняет щедрые облака.
        Изо дня в день дожди, то мелкие, то проливные поливали матушку-землю, давая ей силу. Ветки деревьев, которые, набухнув, низко склонились к земле, распустили уже мелкие зеленые листочки. На ветках, же, которые выше, еще только набухали почки, а когда они распустились, и на высоких ветках появились первые листья, в лужах, покрытых паутинкой, тоже началась жизнь. До того находившиеся в оцепенении лягушки, вылупив глаза, очнулись и принялись скакать во всю прыть. Они торопились к быстротекущим водам в арыках, к очищенным людьми бассейнам, словно нахлебавшись воды, громко квакали, заводили свои оглушительные концерты.
        С завтрашнего дня начинались весенние каникулы. Во время перемены Аннабег Курбанова пришла в свой класс. Восьмиклассники почему-то сразу догадались, что у нее есть для них новость.
        Постукивая ручкой по столу, учительница ждала, когда все усядутся по местам и прекратят разговоры. Когда в классе наконец-то восстановилась тишина, она сказала:

        - Ребята, с завтрашнего дня начинаются весенние каникулы. Вы достойно закончили четверть и успешно пришли к ним. Вы боролись за почетное звание «Самый лучший отряд» и заслужили его, показатели успеваемости по школе у вас хорошие, поэтому каникулы начинаем с экскурсии, которую мы устраиваем специально для вас.
        Ребята переглянулись,

        - А куда мы пойдем на экскурсию? - зашумели сразу все учащиеся.

        - Колхоз даст нам катер, поедем кататься по реке. Можете идти и собираться.
        Когда классный руководитель ушла, восьмиклассники устроили большой шум. Были среди них и такие, которые жили всего в трех-четырех километрах от реки, но, тем не менее, не видели ее. Поэтому те. кто видел реку, крича во все горло, старались все объяснить не видевшим. Не видевшие по какой-то причине реку не знали, кого из говоривших слушать. Шум в классе долго не стихал.

* * *
        Приняв на себя целый класс, катер стремительно мчался по ребристым волнам реки. Сначала ребята мол-ча разглядывали реку и встречные острова. Ашир, придерживая в руке три удочки, вглядывался в обрывистый берег, в который врезались огромные волны, разбиваясь вдребезги.

        - Чоган-ага, а почему вы водите катер по кривой, разве прямо водить нельзя?

        - Нет, Аширхан, здесь прямо водить нельзя, потому что поверхность пустыни, как ты знаешь не плоская, она состоит из холмов и впадин. Представь себе, наша река похожа на пустыню; когда ты идешь по пус« тыне умеючи, обходя ямы, то можешь пройти далеко. Поэтому в водах Амударьи хорошие пловцы обходят водовороты, а некоторые на своих ногах переходят на другой берег.

        - У нас в селе, наверное, нет таких людей, которые вот так переходили бы реку, - сказал, дрожа от холода, Ашир. Теперь он жалел, что из-за своей нерасторопности не взял из дому пальто.

        - Нет, почему же, есть! Вот например: много лет назад наш односельчанин - Галкан-ага был председателем колхоза. В те времена, кругом над населением, бесчинствовали басмачи. Они однажды решили убить Галкан-агу, провели много ночей без сна, много усилий затратили, чтобы поймать его. Наконец-то они схватили Галкан-агу, связали ему руки за спиной и посадили на лошадь. Когда басмачи подошли к берегу реки, Галкан-ага, соскочив с коня, бросается в реку, а там водоворот. На поверхность воды всплывает папаха. Басмачи, постреляв в его шапку, уходят. Когда Галкан-ага всплывает на значительном расстоянии от водоворота, то видит, как басмачи сражаются с его шапкой. Галкан-ага снова ныряет, удаляясь от басмачей, а потом находит мелкие места реки и выходит на другой берег!...
        Ученики настолько внимательно слушали рассказ Чоган-аги, что даже не заметили, как приехали к острову.
        Ловко опустив в воду трехзубчатый якорь катера, они вышли погреться и подкрепиться.
        Весь остров густо зарос камышами, дикими тростниками и рогозой узколистной. Выбрав удобное место для отдыха, ребята начали собирать хворост. Хотя каждый из них принес понемногу, в итоге получилась огромная куча. Увидев, что Чоган-ага разжег костер, ученики стали располагаться вокруг огня. Разгораясь желтыми языками пламени, огонь заставил прижавшихся друг к другу детей отойти в сторону. Теперь каждый, выставляя руки вперед, от сильного жара отворачивал лицо в сторону. Когда костер догорел и остались одни угольки тлеющего хвороста, на них поставили три больших чайника и прислонили к ним хлеб. У всех, стоявших вокруг, потекли слюнки от запаха чуть подгоревшего хлеба.
        Ашир сидел на белых стволах камышинок и ел с аппетитом хлеб, сдувая золу и иногда прихлебывая из кружки дымящийся ароматный чай.
        В это время к ним подошел пастух Хатам, который пас на этом острове колхозных коров.

        - Бог в помощь! А я-то думал, что это у меня дергается то правое веко, то левое? Оказывается, мне предстояло встретиться с вами!...
        Из-за того, что в детстве ему не сделали прививку от оспы, пастух переболел этой страшной болезнью, которая оставила свои следы. На широком и круглом лице добродушно светились огромные, веселые глаза. Теперь они озарялись радостью. Не зря про пастуха говорили, что он очень веселый человек. За это его среди односельчан прозвали Бялчик, что значит -весельчак.

        - Что это ты ходишь, распустив уши своей шапки? Что, не можешь найти веревочку для шнурков? - поддев Бялчика, спросил Чоган.

        - Это мои крылья, приятель! Когда случается, нельзя пройти через топкую местность, знаешь как помогают мои крылья! - сбросив с плеч халат, сказал Бялчик и стал возиться с ушами своей шапки-ушанки.

        - Что у тебя в переметной сумке?

        - Вах, любезный, с самого начала не надо было мучить меня расспросами, тогда сейчас мы все сидели бы и ели солененькие грибочки! - проговорив это, Бялчик стал высыпать из своей сумки грибы недалеко от костра прямо на траву.

        - Спасибо.

        - Сейчас я вам найду и соль! - сказал пастух и начал выворачивать края шапки. Вынув оттуда мешочек, сшитый из ситца, бросил его на середину.

        - Эта твоя шапка похожа на волшебную скатерть. Что угодно попроси, я тебе дам, только отдай мне эту шапку, братец! - хлопнув его по плечу, попросил Чоган.

        - Если хочешь быть другом, то шапку мою и палку не проси, - сказал Бялчик и подсел к Аширу.
        На тлеющих угольках поспели грибы, брызжущие солью, которой их щедро присыпали. Когда съели грибы, Бялчик предложил:

        - Пойдемте, я вам покажу грибные места. Там на каждом шагу грибы, которых так много, что их клюют даже птицы.
        Когда все встали и стали готовиться в поход за грибами, Аннабег Курбанова сказала:

        - Ашир, ты должен остаться около наших вещей и приглядывать за костром.
        Оставшись один, Ашир посидел, походил, а когда у него лопнуло терпение от безделья, пошел в заросли камышей и стал собирать густо разросшуюся траву. Он подумал, рассматривая каждое растение: «Почему, интересно, среди белых початков камышей так хорошо ч быстро растет трава? Странное явление природы...»

        - А вот, скажем, дикий тростник, - бормотал себе под нос Ашир. - Один он только сам на себя похож. Его нельзя спутать ни с каким растением, хотя и бывают похожие на него. В одном пучке растет около сорока-пятидесяти тростинок и все такие прямые.
        Сломав ствол тростника, он взял его, чтобы сделать после удочку. Затем снова погрузился в думы:

        - Если все это собрать и хорошенько потеребить, побить колотушкой, будет столько шелковистых волосков! Наши односельчане таким образом скручивают веревки из образующихся волокон. Если бы ученые изучили это растение основательно, то можно было бы ткать из них дорогие ткани, нарядные и красивые.
        Пробираясь сквозь густые заросли, Ашир замечтался.
        Вдруг парень услышал громкое мычание и фырканье коров, которые паслись недалеко отсюда. Он кошачьей походкой вышел на открытую местность. Никого! Недалеко от него внезапно раздался треск сучьев, мимо пробежал пестрый бык с мощными рогами. Пробираясь сквозь камыши, Ашир увидел па открытой местности коров, которые медленно брели в сторону реки. Пестрый бык, только что прошествовавший мимо Ашира, усердно рыл копытами землю. Из-под черных копыт вылетала мокрая земля, комья которой, разлетаясь, падали быку на спину.
        Ашир ухватился за толстый корень и спустился вниз, к реке. Увидев, как плавают, кружась, обломки веток и соломинки на поверхности воды, у пего закружилась голова. Впервые в жизни он испугался реки, хотел подняться обратно наверх, как вдруг его взгляд остановился на сером волке, который передними лапами цеплялся за берег, а задними барахтался в воде. Даже находясь в таком положении, волк, ощерив пасть, щелкал зубами. Его сдерживал яростный вид коров, которые, наклонив головы, изготовили свои острые, словно копья, рога. Каждая корова, казалось, готова была распороть брюхо волку и намотать кишки вокруг него. Но волк - коварный зверь. Несмотря на то, что сам был в опасности, он угрожал коровам. Конечно же зверь рассчитывал, что еще успеет растерзать одну-две из них, если те рискнут приблизиться к нему. Или лучше избавиться от ярости коров и переплыть на другой берег?!
        Чтобы испугать волка, Ашир сначала хотел закричать, но, с трудом сдерживая себя, подумал: «Если я хоть пикну, то волк может убежать, а есть ли у Бял-чика ружье? Непохоже, что волк может убежать до возвращения остальных. Коровы ему не под силу».
        Ашир, крадучись, побежал в сторону, откуда доносились голоса собирающих грибы.

        - Бялчик, эй, Бялчик! -тихо произнес. Ашир, подбежав к пастуху.
        Бялчик очень увлекся своим рассказом, он чго-го рассказывал ребятам, размахивая руками. А иногда, перебивая себя, приговаривал:

        - Вот тебе гриб, пожалуйста! Ищите, где-то рядом еще должен быть!
        Сколько Ашир не кричал, пастух не обращал на него никакого внимания.
        Наконец Ашир подошел к нему и гаркнул прямо в ухо:

        - Бялчик! Волк растерзал одну корову,
        Бялчик побледнел. Выронив из рук только что собранные молодые грибочки, он некоторое время стоял в растерянности, не зная, что предпринять. Затем, оставив окруживших его учеников, бросился бежать, но палка, которую он держал за спиной, задев двух мальчиков, сбила их с ног. Бялчик тоже упал. Поднявшись с земли, Бялчик снова побежал к месту, где паслись коровы, Ашир, с трудом догнав его, произнес, задыхаясь от быст-трого бега:

        - Ну подожди же, Бялчик! Коровы целы и невредимы, они спокойно себе пасутся! Там ничего особенного не случилось.

        - Зачем позвал меня?
        Ашир промолчал.

        - Ты наврал, да? - успокаиваясь, пастух вытер краем рубахи вспотевшее лицо.
        Аннабег Курбанова и Чоган, догнав их, спросили у Ашира:

        - Что случилось?
        Ашир рассказал подробно о происшествии, которому только что был свидетелем.

        - Ах, как жаль, что нет с собой ружья! Этот серый негодник давно беспокоит меня. Что теперь делать? - произнес Бялчик безнадежным тоном.
        Затем, после короткого обсуждения, некоторое время молчавший Чоган высказал свои предположения. Все одобрили их.
        Хорошо, что катер привязали в том месте, где вода, протекая, подмывала берег. Поэтому Чоган с Аширом, не прячась, спокойно добежали до катера. Чоган снял с якоря суденышко.

        - Садись, - сказал он Аширу и, не включая мотор, пустил катер по течению воды, держа курс близко от берега. Когда катер пошел, постепенно ускоряя ход, Ашир, волнуясь, сказал: «Хотя бы не опоздали!»
        Но не успел он сказать последние слова, как метрах в двадцати-тридцати от берега послышался шум.

        - Алабай, взять! Туйлек, догони! - раздавались крики учеников и хруст ломающихся камышей, да ко всему еще вдобавок - грозное мычание коров. Во время всего этого тарарама Ашир увидел вдруг, как серый волк прыгнул в мелководье реки.

        - Чоган-ага! Вот он, этот волк, - протягивая руку, сказал Ашир и встал со своего места.
        Чоган, ухватив Ашира за рубашку, посадил его и, не спуская зорких глаз с плывущего волка, нажал на стартер. От винта катера забурлила помутневшая вода, которая засверкала на солнце серебристым блеском.
        Поднимая спереди и сзади огромные волны, катер догнал волка. Глаза зверя были красными, словно догоравшие угольки. Он заметался в воде из стороны в сторону, из последних сил пытаясь уйти от погони.
        Чоган в этот же момент пустил катер прямо на волка, Ашир понимал, что катер пройдет через волка, тогда он подумал про себя: «А вдруг катер от удара перевернется?»
        Когда катер столкнулся с волком, он не только не перевернулся, но даже на мгновение не остановился. В тот же миг Аширу хотелось обнять и поцеловать катер, погладить каждую деталь! Решительный и взволнованный голос Чогана словно разбудил его.

        - Держись покрепче!
        Катер, сделав круг, снова стремительно бросился на выбившегося из сил волка, который теперь еле плыл.
        Когда приблизились к волку, Чоган, уменьшив газ, посадил за руль Ашира, а сам взял моток веревки и распустил его.
        Едва катер приблизился к волку, Чоган, державший в руке веревку с петлей, выбросил ее за борт. Петля, красиво развернувшись в воздухе, попала прямо волку на шею.

        - Газ дай, Ашир, пускай петля закрепится! Катер, набрав скорость, летел словно на крыльях. Веревка, тащившая волка, натянулась как струна.
        Вскоре они, подтянув тело волка, вытащили его из воды.

        - Ура! - кричали на берегу ребята, обнимая друг друга и бегая от радости. Волка, вытянув, бросили на песчаную почву берега. Он лежал, не дыша, не двигаясь; поэтому все и подумали, что зверь издох. Кто трогал его за хвост, кто-то дергал за шерсть, кто за когти. Одна из девочек, чтобы не отстать от одноклассников, приподняла двумя пальцами веко. В тот же момент иссине черные зрачки волка, сверкнув, зашевелились. Он опрокинулся навзничь, издав короткий звук «хих»!

        - Что случилось?

        - Волк еще не сдох!

        - Да ну? - удивился Чоган, который, наблюдая за рекой, спокойно курил. Он попросил учеников отойти в сторону. Затем, ткнув волка в брюхо ногой, пастух с удивлением произнес:

        - Друзья, да он еще действительно живой?!

        - Может быть, добить его, да так, чтобы не осталось никаких сомнений - сказал Бялчик и взмахнул большой палкой, которую держал в руках.

        - Зачем убивать, давайте заберем его живого! Поместим в железную клетку и будем держать в живом уголке школы, - предложила Аннабег Курбанова, удержав Бялчика.
        Взяв у Черкеза сетку, которую он прихватил из дома, положив туда хлеб, они набросили сетку на морду волку. Связав вместе все четыре лапы, волка бросили на катер.
        Перед тем как ехать обратно, Бялчик крепко пожал руку Чогану, затем от всего сердца поблагодарил Аннабег Курбанову и учеников, сказав взволнованно:

        - Сегодня мы избавились от последнего разбойника, теперь и свою скотину буду пасти спокойно.
        На обратном пути Чоган вел катер, не торопясь. Он рассказывал Аннабег Курбановой о том, как река очень часто меняла свое русло. Показывая на образовавшуюся на мелководье пену, говорил:

        - Вчера еще здесь было глубоко. Много шуток у этой бешеной реки!
        Уставшие ученики наблюдали за волком, который только что открыл глаза. Некоторые угрожали ему кулаком, другие тыкали разбойника ветками. Ашир смотрел на берег острова, где в ряд росли камыши, колыхавшиеся от ветра. Неподалеку от камышей, кинув палку за плечо, стоял Бялчик словно хотел сфотографироваться. «Может, ему тоже сейчас хочется поехать с нами в село, что-то он очень грустный!» - подумал Ашир, пристально посмотрев на Бялчика. Последний, словно угадав мысли Ашира, взял палку в руку, будто, превратив ее в дутар, и начал громко петь. Так он пел одну песню за другой. Аширу казалось, что под песни Бялчика играли, танцуя, волны и качались камыши.
        Катер перевез пионеров на другой берег и поехал вверх к пристани.
        Дети с удовольствием шагали вдоль берега, на который мелкими волнами набегала вода. Так, идя по берегу, через некоторое время они наткнулись на огромный кусок льдины, который лежал наполовину в воде, наполовину на суше. Ребята остановились и с любопытством стали разглядывать обломок. Учительница сказала:

        - Это предводитель льдин, которые разрушились на Памире. И ей, наверное, тысяча лет.

        - Этот лед лежал тысячу лет? Ну и ну! Интересно, а какой же он на вкус?!

        - Да вроде ничего! Вкус обыкновенный, как у любых льдов ! - закричал Ашир своим друзьям, которые с вопросительными взглядами смотрели на него: он первый решился полизать находку.

        - Столько льда, жалко, остается! Давайте вызовем машину и увезем его! А то надоело каждый день заготавливать лед в холодильниках для наших кур и уток со школьной птицефабрики. Вот так, не тая, этот лед пролежал тысячу лет! Кто знает, может быть, он приобрел какие-то неведомые свойства, еще неизвестные науке? Может быть, этот лед стал целебным? - говорили ученики, перебивая друг друга.
        Вечером, когда все, собравшись дома, пили чай, Ашир рассказал матери и Ялкабу, как они привезли на машине льдину...

        - Смотрим, на берегу лежит огромная льдина, приблизительно со шкап. Видимо, кто-то льдину вытащил на берег, мы ее еле-еле погрузили на машину. Когда наши руки прикоснулись к ней, то пальцы сразу заледенели, честное слово! Привезли льдину и с трудом отломали кусочек ломом. Этот кусочек измельчили и дали его курам. Утки и куры, наседая друг на друга, е удовольствием клевали его. Если у тебя появится желание, можешь прийти к школьному сараю и посмотреть на нашу находку, - пригласил Ашир Ялкаба. - Только поспеши, пока он весь не успел растаять!
        Ялкаб на следующий день подошел к школьному сараю и посмотрел на лед. Тот немного уменьшился, растаяв. Вокруг подтаявшего льда собрались ученики, увидев врача, они посторонились, давая ему дорогу. Ребята, замолчав, ждали, что скажет Ялкаб.
        Как и все, Ялкаб сначала пнул лед ногой, медленно обошел вокруг льдины, всматриваясь внимательно в нее, потом взял лежавший рядом топор и ударил по середине. Льдина вдребезги разбилась. Ялкаб уронил топор на землю. Все замерли на месте от неожиданности. Среди осколков тонкого льда лежал человек с черной бородой и большим носом, резко выделявшемся на его бледном лице.

* * *
        Уполномоченному районного отделения милиции по селу было за пятьдесят. Старшину Туйлека Найзаева среди населения прозвали Туйлек-коротышка. Он прослужил в органах милиции почти двадцать два года. За все эти годы службы он не получил ни разу ни одного взыскания. Люди часто благодарили его за помощь, за доброту.
        Когда он говорил о себе, то частенько с улыбкой добавлял:

        - За хорошие показания в службе, которую я исполнял, надеюсь, со временем мне дадут орден.
        Жесткие волосы, ниспадающие на его морщинистый лоб, массивный нос, который напоминал сидящую лягушку, пронзительный взгляд зеленых глаз, -придавали ему вид сурового, даже злого человека. Он был предан работе, отдавая ей всю душу. Он знал всех собак своего села по кличкам! Если вдруг узнавал, что в каком-то селе собака заболела бешенством, то не давал покоя ветеринарным врачам ни днем, ни ночью, пока не убеждался, что опасность для населения миновала. Но, жаль, он был туповатым.
        Трудно было определить в каких отношениях он находится с семьей. Со своими односельчанами он разговаривал официально. Умел уважительно относиться к своему начальству, юлить перед ним. Если начальство скажет ему -иди, он бежит, а если скажет - беги - летит, а порой, перестаравшись, получает нагоняй.

«В льдине найден труп», - сообщила ему. Он сказал сообщившему: «Мы сейчас приедем, посмотрим и проверим. Пока я не подойду, стой у дверей!»
        После этого Туйлек побежал на почту, чтобы позвонить начальнику, сообщить ему о чрезвычайном происшествии.
        Туйлек ворвался в комнату, громко топая ногами и, не поздоровавшись, обратился к девушке, которая сидела у коммутатора:

        - Ну-ка, вызови начальника по прямому проводу! Девушка, привыкшая к его грубоватому характеру, улыбаясь, подала трубку служебного телефона:

        - Говорите!

        - Я-то поговорю, только ты не имеешь права слушать мои секретные донесения. Можешь заниматься своими делами, - сказал Туйлек и, понизив голос почта до шепота, начал разговаривать с начальником.

        - Товарищ майор, старшина Найзаев сообщает вам важные сведения о происшедших событиях. Во вчерашней льдине, которую школьники привезли с реки, найден труп.

        - Примите срочные меры! - раздался в трубке голос майора милиции. Видимо, майор давал указания старшине, надеясь, что в этот раз Найзаев сумеет отличиться. Закрученные усы старшины во время разговора еще больше затопорщились.
        После разговора с начальством Туйлек пришел во двор школы и увидел, как Ялкаб и учителя, не переставая, спорили друг с другом. Всегда молчаливый Ялкаб сегодня был просто неузнаваем.
        Туйлек знал Ялкаба с детства, приходил к нему почти каждый день, когда мучился от зубной боли. На сей раз, однако, старшина, приложив руку к фуражке и козырнув, сказал официальным тоном:

        - Гражданин, прошу вас следовать за мной! Ялкаб сначала с удивлением посмотрел на него, а потом на учителей, и все громко рассмеялись.

        - Тихо! Остальные разойдитесь и займитесь своими делами! Гражданин, вы что, не Слышите, что я вам сказал? - рассердившись, промолвил Туйлек. Прислонившись к столу, который стоял в тени, вытащив из потрепанной сумки стародавнюю тетрадь, Туйлек приготовился писать:

        - Фамилия, имя?

        - А зачем тебе? - спросил Ялкаб и, снова не сдержав себя, улыбнулся.

        - Вы не имеете права задавать вопросы. Прошу только отвечать!
        Повторяя несколько раз один и тот же вопрос, он тщательно брал показания у Ялкаба о найденном трупе. Туйлек с усердием писал тупым чернильным карандашом, допуская чуть ли не в каждом слове ошибки. Иногда он исправлял их, слюнявя карандаш. Он так усердно писал, что измазал себе весь рот и нос чернилами.
        Поднимая пыль, к школе подъехала машина «ГАЗ-69».
        Ялкаб узнал тех, кто приехал в машине, это были; начальник районного отделения милиции Туваков и следователь прокуратуры. Когда машина остановилась недалеко от них, Ялкаб хотел встать, но Туйлек строго приказал:

        - Гражданин, прошу сесть!
        Ялкаб, покачав головой, снова сел.
        Поправив фуражку, ремень и рубашку, Туйлек побежал к начальнику. Отдав честь, он сообщил о том, как был найден труп:

        - И потом, товарищ майор, Ялкаб Пальванов разрубил топором льдину, - сказал он и протянул свои записи начальнику.
        Туваков просмотрел их и, улыбаясь, направился к Ялкабу.
        Они любезно поздоровались, поговорили друг с другом о житье-бытье. Туваков посмотрел на Туйлека, который стоял рядом, вытянув руки по швам, и сказал ему:

        - Эти бумажки можете порвать, и потом идите к речке и смойте с губ чернила. Вы свободны!
        Туйлек порвал бумаги с показаниями, которые так усердно писал и разбросал по ветру клочки, которые, развеявшись, попадали на землю. Ступая по ним, он торопился выполнить приказ начальника.
        Труп, лежавший в середине льдины, следователь сфотографировал, сначала стоя у головы, а потом у ног.
        В деревянном сарае, включив три высоковаттные лампочки, приготовились к обследованию трупа. Следователь, рассматривая его одежду, сапоги на ногах, шапку, сказал:

        - По моим предположениям, все эти вещи относятся не к нашему веку.
        Чтобы уточнить это предположение, вызвали учителя истории из школы. Он тоже подтвердил догадку следователя и, уточняя, сказал:

        - Вещи этого человека производились где-то в десятом-одиннадцатом веке.
        Туваков удивился:

        - Так давно?

        - Может быть, и в более раннее время. Когда труп перевернули на другую сторону, все увидели на правом бедре вонзившуюся глубоко стрелу,

        - Что я говорил?! - торжествуя, проговорил учитель истории.
        Ялкаб, оголив бедро, вытащил стрелу и подал следователю. Все собравшиеся здесь люди рассматривали стрелу. К ним присоединилась и Аннабег Курбанова.
        Вокруг сложенных в поленницу дров бегала охотничья собака учителя истории, неизвестно когда она забежала в дверь. Собака гонялась за крупной кошкой. Кошка сидела среди колючих дров и дразнила собаку, уставившись на нее своими небольшими, как копейки, глазами, вертя хвостом и взъерошивая шерсть на спине. Собака, ощерив пасть и стуча клыками, лаяла, злясь на кошку.
        Аннабег Курбанова, не выдержав, крикнула:

        - Пошел! Пошел вон отсюда!
        Собака, поджав хвост, отошла от поленницы. Когда проклятый враг удалился, кошка, осторожно ступая, легким своим шагом подошла к трупу. Без конца трясь об его густую бороду, кошка с удовольствием замурлыкала.

        - О, да по-моему, эта кошка не знает разницы между мертвым и живым. Посмотрите вы только, как сладко она мурлыкает, - сказала Аннабег Курбанова рядом стоявшим.

        - Да какая ей разница, мертвый или живой, ведь она же кошка?!

        - Уж она-то наверняка тоже знает разницу, - ответила, не задумываясь, Аннабег.

        - А? Что ты сказала, Аннабег? Что она знает разницу? - спросил Ялкаб, вздрогнув словно от тока.
        Он еще ближе подошел к трупу и стал рассматривать ранку, оставленную стрелой. Ранка была очень маленькая, не больше ногтя на мизинце младенца.
        Хотя стрелу вытащили совсем недавно, цвет раны изменился, и сама рана, которая была с ноготочек, немного увеличилась в размерах.
        Увидев, что в трупе происходят изменения, Ялкаб пришел в дрожь от сильного волнения. Он, медик, никак не мог объяснить эту загадку природы.
        Когда Ялкаб обращался с каким-либо вопросом к людям, которые находились рядом, голос его дрожал.

        - Товарищи, разрешите труп немедленно доставить в больницу! Потому что так надо, потом все объясню! - заявил, наконец, он категорическим тоном.
        Разрешение было получено.
        После этого Ялкаб позвонил в больницу и вызвал «Скорую помощь».
        Когда труп срочно доставили в больницу, Ялкаб обработал рану от стрелы, помазал мазью и наложил повязку.
        Врач начал снова обследовать труп вместе с должностными лицами, приехавшими из района.
        На операционном столе лежал здоровый человек лет тридцати - тридцати пяти. Его верхняя губа была толстой, отчего рот казался чрезмерно большим. Усы свои он, видимо, выщипывал не ленясь: над верхней губой не было ни одной волосинки. Его закрытые миндалевидные глаза погасли под крыльями черных бровей. Черная борода, которая почти доходила до груди, придавала особенную красоту этому крепко спавшему человеку.
        Найденный нож, лежавший около трупа, еще раз доказывал, что этот человек - посланец древнего мира.
        Историк с большим усердием старался прочитать знаки из арабского алфавита, которые были начертаны на рукоятке ножа. Наконец, он прочитал:

        - У... р... х... УРХ. Товарищи, этого человека зовут Урх!
        - Я вижу, что мы здесь не нужны, это работа не по нашему профилю, - сказал начальник милиции и ушел вместе со следователем.
        Ялкаб попросил фельдшера приготовить холодную ванну и положить туда труп.

        - Когда он совсем оттает и размякнет, скажите мне. - попросил он и начал проверять карманы Урха.
        У Урха на одежде, которая была похожа на чекмень, обнаружили два кармана. Один карман был пуст. Во втором Ялкаб нашел мелкие посеревшие семечки, они предположили, что это семена хлопка.
        Аннабег Курбанова спрятала семена в пакет и промолвила:

        - Половину я возьму себе на память, а остальные попробую посеять, чтобы изучить, может быть, кто знает, что-то и взойдет.
        Когда Ялкаб пришел домой вечером, он вспомнил, что сегодня во рту у него не было и кусочка хлеба. У него потекли слюнки при виде куриного бульона, густого, словно сливки, который мать подала ему в шакясе - посуде для супа. Обращаясь к матери, Ялкаб спросил:

        - У тебя в казане еще есть суп, или это все?

        - Кушай себе на здоровье, а суп еще найдем, ягненок мой.
        Он только прихлебнул вкусного бульона, как в соседней комнате раздался непрерывный телефонный звонок. Ялкаб, вскочив, поднял трубку:

        - Да, я Ялкаб! Говоришь, что размякло? Сейчас иду!
        Он сунул в карман надкушенный ломоть хлеба и выбежал из комнаты. Скорей в больницу!
        Приложив ладонь ко лбу Урха, который лежал в ванной, Ялкаб глубоко задумался. Наступал самый ответственный момент.
        Пока мозг его еще окончательно не оттаял. Может быть, еще подождать? Могут разрушиться мозговые клетки. Надо сейчас же, немедля, действовать медикаментами на сердце.
        Трое людей начали осторожно массировать тело Урха.
        Ялкаб в это время готовил электрические приборы, которые восстанавливали работу сердца. Затем, прикрепив к Урху электрическую цепь, попросил остальных отойти в сторону. Когда он нажал указательным пальцем на красную кнопку, тело Урха сильно вздрогнуло.
        Ялкаб, сразу приложив ухо к сердцу, стал слушать.

        - Сердце бьется! Укол! Кислород! Массируйте! прошептал, заикаясь от радости, Ялкаб.
        Замерзшее сердце, которое не билось столько веков, не хотело подчиниться. Однако, отличные медикаменты, техника, ученые, врачи двадцатого века заставили его покориться.
        Три часа, которые прошли в страшной тревоге, заставили сердце тихо и равномерно забиться. Ялкаб, оставаясь на своем месте, послал телеграмму «Молния» президенту Академии наук Туркменской ССР.

«Товарищ президент, в одной из льдин, которые плавали в Амударъе, найден труп человека, который, видимо, принадлежит древнему миру. Когда труп начал оттаивать, удалось обнаружить признаки оживления. Мы ему помогли в больнице всеми возможными средствами, которые имели. Замерзший ожил. Его имя Урх.
        Я думаю, что мы не сможем его долго держать у себя в таком состоянии.
        Ждем Вашей помощи. Главный врач городской больницы Ялкаб Пальванов».
        Не прошло и десяти минут, как была послана телеграмма, а на нее из столицы уже последовал ответ: позвонили из Ашхабада и попросили направить телеобъектив на больного и включить радио и телевизионную установку. На экране телевизора показались ученый врач Чары Дурдыевич Нурмурадов и президент Академии наук. Они тепло поздоровались с Ялкабом, подробно расспросили его о необычайном феномене.
        Нурмурадов сказал:

        - Ялкаб, я сейчас, через десять-пятнадцать минут, буду у тебя. А пока до свидания!
        Когда Ялкаб с друзьями вышел на улицу, кругом стояла тишина. Вдруг на горизонте, где заходило солнце, появилась белая точка, которая стала подниматься в небесный купол.
        Вскоре в чистом небе раздался гул приближающегося самолета. Самолет очень мягко снижался, теряя высоту, поэтому казалось, что он спускался по небесному канату. Пролетев над больницей, он, совсем погасив скорость, повис в воздухе, после чего осторожно приземлился на свободное поле, как игрушка, которую посадили на землю.
        Нурмурадов распрощался с летчиком и пошел к встречающим.
        Хотя ему было около шестидесяти лет, он выглядел бодрым и моложавым. Был улыбчив, как артист. Он прошел, не задерживаясь, мимо идущих навстречу ему людей и, отвернув лицо, продолжил свой путь.

        - Мы его пришли встречать, а он что делает? - недовольно произнесла Аннабег Курбанова.

        - Аннабег, ты, как всегда, торопишься! Нурмурадов - человек с особенным характером. Вот посмотришь, ты еще убедишься, что неправа, - проговорил Ялкаб, не сводя взгляда с быстро идущего профессора.
        Профессор торопливо вышел на безлюдное место. Затем вдруг решил вернуться немного назад. Сначала он остановился около мальчика, у которого на шее висел лук со стрелами. Похлопав его по плечу, нагнулся к нему:

        - У тебя хорошее настроение, охотник?

        - Да.

        - Городской или сельский?

        - Ну, конечно, из села.

        - Что здесь делаешь?
        Мальчик улыбнулся.

        - Мне хотелось поздороваться с тобой.

        - Ах, да ты вон какой умница, молодец, - сказал профессор Нурмурадов и начал здороваться со всеми встречающими его людьми. Подошел к Ялкабу.

        - Я даже не знаю, что тебе сказать. Ялкаб молчал.

        - Как состояние больного? - спросил профессор и протянул Ялкабу свой небольшой чемодан.

        - Сердце работает, а остальное... Сейчас увидите сами, товарищ наставник, - произнес Ялкаб.
        Нурмурадов поблагодарил народ, который пришел встретить его. Ялкаб пошел впереди учителя, но в скором времени стал отставать. Большие, размашистые шаги профессора были просто поразительны для его преклонного возраста. И несмотря на то, что в этих местах Нурмурадов был впервые, он, не спрашивая Ялкаба, быстро шагая, шел прямо к больнице.

        - Вы много употребляете йода? -спросил он на ходу у Ялкаба, не сбавляя шаг. Видимо, он ориентировался по запаху.
        Не отдохнув с дороги, Нурмурадов пришел в больницу и, надев белый халат, приступил сразу к работе. Сначала проверил сердцебиение Урха, потом вытащил из чемоданчика бутылку с бесцветной жидкостью.

        - Теперь мы человека покормим. Пусть голодным не лежит.
        Профессор сделал укол из этой жидкости в крупную вену Урха, начал рассматривать черты его лица, строение тела, одежду.

        - Этот человек, видимо, из десятого века, а вы как решили? - спросил он, нарушая стоявшую тишину.

        - Мы тоже приблизительно так и предполагали.
        Профессор, помолчав некоторое время, вдруг крепко схватил в объятия Ялкаба, повернул его к себе:

        - Этот случай история не забудет! На тебя у меня главная надежда.

        - А в чем дело?

        - Мы тоже в данное время работаем над проблемой замораживания. Теперь метод полностью разработан. Все остальное теперь зависит от этого человека, - отрывисто проговорил профессор, протягивая руку в сторону Урха.
        Профессор всю ночь провел у постели Урха, не сомкнув глаз. Когда Ялкаб говорил:
«Отдохните, учитель, а я подежурю», то Нурмурадов отвечал: «Ты не думай, что я тебе не доверяю, Пальванов. Такое происшествие редко бывает в жизни, а точнее, если и бывает, только лишь один раз. Урх уснул, видишь ли, не только за себя, но и за нас с тобой», - сказал профессор, превратив разговор в шутку.
        Ялкаб кивнул.

        - Да, кстати, ты знаешь, какое большое значение имеет проблема замораживания? - сказал профессор и уставился своими маленькими глазками в собеседника.

        - Какое же? Профессор задумался.

        - Ну, например, представь себе такую картину. Джейран спускается с песков на равнину, чтобы попастись в лугах, с запада веет ветерок, а со стороны востока к нему, припадая грудью к земле, подкрадывается тигр. Джейран спокоен, пощипывая траву, он идет прямо на тигра. Тигр тут прыгает и хватает его за горло. Здесь есть хоть какая-нибудь возможность спасти джейрана? Конечно же, нет. Бедному джейрану остаются считанные минуты жизни. Точно с таким коварством к человеку подкрадывается страшная болезнь - рак. Ты это и без меня знаешь.
        И здесь правильно отметить, что если человек заболел раком, у него положение не лучше, чем у нашего джейрана. Если откровенно говорить, для этого заболевания пока нет точного лечения. Страшное заболевание. Поэтому, если мы окончательно разработаем теорию замерзания, то дадим тысячам людям жизнь, спасая от этой болезни.
        Будем брать пример с Урха. И вот так, следовательно, замораживая в холодильных установках тяжелобольных с разными заболеваниями, в числе которых и рак, будем стараться впоследствии их оживлять. Но не просто размораживать! Дело в том, что в их организмах при полном замерзании прекращается развитие рака. И пока для него не будет найдено специального лечения, человек будет лежать в холодильнике в замороженном виде.
        В приведенных нами экспериментах над обезьянами, собаками и мышами, которых мы несколько раз замораживали, а потом оживляли, пока все прошло успешно. Это пока остается тайной. Но ты запомни, что я тебе рассказал. Когда изучим полностью Урха, наш метод с полной энергией будет служить людям, и нам нужны будут такие герои, которые пожелают первый раз зайти в холодильник, как космонавты, которые когда-то впервые вступили на борт космического корабля-спутника, облетающего Марс!...
        Люди очень быстро привыкают к достижениям.
        В ходе долгой беседы с Ялкабом профессор Нурмурадов попутно записал фамилии всех, кто принял участие в оживлении Урха.
        Когда начало рассветать, прилетевший санитарный самолет, сделав большой круг над городом, приземлился в местном аэропорту. Люди из больницы по вызову поехали в аэропорт за специально привезенным в самоле те особым контейнером для Урха. Профессор, собственноручно уложив Урха в контейнер, велел отвезти его в самолет.
        Провожающие, среди них Ялкаб и Аннабег Курбанова, долго смотрели, не отрываясь, в ту сторону, куда улетел самолет с Урхом, пока он не скрылся за горизонтом.

        - Ты говорил, что рыба, замерзнув, может ожить, а человек не может. Даже мои ученики были иного мнения, - сказала Аннабег Курбанова, поддев Ялкаба.
        Ялкаб, смеясь, поднял руки:

        - Проиграл! Вы победили!

* * *
        Эту историю с Урхом каждый понимал по-своему. Кто говорил: «Разве тысячу лет назад умерший воскреснет?»

«Врачам только так кажется, что он ожил», - говорили другие, но некоторые твердили и по-другому: «Кому делать нечего, тот и рассказывает небылицы, разные выдумки!» Некоторые 8 селе начали прислушиваться к словам выдумщика Караджа Ишана, который говорил:

        - Люди, побойтесь аллаха! Наступил конец света! Приплывшая по реке льдина и лежащий в ней труп - это пророк Мяти. Теперь с неба к нам спустится Иса! Знате, что чудо, которое поднимается в небо около дома Ялкаба, это три представителя огня, они являются посланниками Мяти-пророка. Если бы это было в действительности не так, то святой Мяти здесь бы не появился на свет. Эти огни теперь увеличатся и спалят весь мир, а чтобы аллах услышал нашу просьбу и не покарал нас всех, побольше читайте молитву!
        Дом Караджа Ишана находился недалеко от дома Ашира, в той самой стороне, где огни поднимались в небо. Сын его переехал в поселок, ишан остался один. Он всегда появлялся внезапно там, где его не ожидали увидеть, шел, постукивая длинной клюшкой, которая была с него ростом. Иногда ехал потихоньку, не спеша, на большом белом ишаке. Он давал всем, кто встретится на дороге, благословение, поглаживая свою редкую рыжую бородку, росшую на продолговатом подбородке. Он щедро раздавал из своего хурджуна продукты, которые собирал сам же у населения. Если у него были конфеты, он заворачивал их в бумагу или завязывал в узелок, отдавая дехканину, говорил: «Отнеси и угости внуковэ.
        У Караджа ишана была своя система, свой порядок, если ты говоришь «Ишан-ага» и обращаешься к нему, то должен щедро, не жалея и незаметно, что-то опустить в хурджун или карман, если же вдруг он узнает, от кого эта вещь, то рассердится, говоря, что просьба сельчанина не исполнится аллахом.
        С тех пор, как оживили Урха, Караджа ишан велел всем верующим читать молитву пять раз в день, причем непременно повернувшись в сторону, откуда поднимались в небо три огня, и когда огни устремлялись в небо, он подходил к этому месту и что-то начинал про себя шептать.
        Однажды вечером около дома Ашира остановилась огромная машина, чуть поменьше железнодорожного вагона. На одной стороне машины была надпись: «Передвижная лаборатория физики Академии наук ТССР». Раскрыв верх машины, люди прикрепили к сверкающим стойкам приборы, похожие на решетчатое сито. После этого заведующий лабораторией обратился к председателю сельсовета:

        - Мы сюда приехали не просто так. Недалеко от пашей передвижной лаборатории, метрах в пятистах, в трех местах находятся очаги зарядов электроэнергии. По предварительным подсчетам, сегодня эти заряды, превратившись в единый шар, должны подняться ввысь. Мы пришли измерить их силу. А для этого, чтобы не было никаких несчастных случаев, просим вас, чтобы туда никто не ходил после девятнадцати часов.
        Председатель сельсовета отдал соответствующее распоряжение, наказав наблюдать за его выполнением милиционеру Туйлеку.
        Услышав, что приехала специальная машина, которая будет измерять силу тех самых святых огней, Караджа ишан побелел от злости и ярости, у него задрожали губы.

        - Вас постигнет большое горе, несчастные! - вопил он во всеуслышание, дергая собственную бороду. - Теперь вам, наверное, осталось только с аллахом спорить? Говорю вам, берегитесь аллаха! Он не простит.
        Когда стемнело и луна прошла половину своего пути, она начала светить ярче. Длинные, черные тени изогнутых деревьев делали ночь страшной и в то же время приятной.
        Хотя еще не было видно ожидавшихся огней, лаборатория приступила к работе.
        По белому, как у телевизора, экрану сновали искры, вдруг на экране эти искры разделились на три части и начали собираться, сгущаться в три облачка. В репродукторе затрещало, словно ломавшиеся ветки.
        Ялкаб, Аннабег, Ашир и другие, собравшиеся в лаборатории, непрерывно вглядывались в глубины экрана, где должны были появиться огни.
        Долгожданные огни появились! Поднявшись метров на пятьдесят, они остановились. Лабораторный электронный мозг, направляя и принимая сигналы от этих огней, начал показывать на табло многочисленные, быстроменяющиеся, цифры. Заведующий лабораторией радостно сказал:

        - Это мощнее электронной плазмы, которую открыли в Казахстане. У этого открытия великое будущее!...
        Волнуясь, он, надев очки, посмотрел в сторону огней и вдруг тревожно воскликнул:

        - О, да там же кто-то есть! Скажите, пусть отойдет, ведь опасно!
        Туйлек, заплетая свои короткие ноги, побежал в сторону, где нарождались огни. Подойдя к месту, он увидел Караджа ишана, который, подняв руки кверху, читал молитву.

        - Гражданин Караджа Меляев, вас просят уйти отсюда. Вы слышите?
        Караджа ишан продолжал читать свою продолжительную молитву, не придавая его словам никакого значения. После, держась за посох, обратился к Туй-леку:

        - Эй, человек, стой и не спрашивай про какую-то чепуху, вернитесь назад! Не препятствуй нам. А то вот эти три представителя огня... - не докончив фразу, он направился к огонькам.
        До сих пор не перед чем не останавливающийся Туйлек на этот раз увидел в пронизывающем взгляде
        Караджа ишана и висящих, покрытых белой пленкой огнях небосвода, как ни странно, что-то общее и отпрянул назад.
        Увидев бездействие Туйлека, Аннабег Курбанова по просьбе заведующего лабораторией взяла в руки усилитель и обратилась к Караджа ишану:

        - Караджа ишан, вы сейчас мешаете проводить научно-исследовательскую работу, Мы вас просим уйти с этого места! А теперь мы начинаем считать до десяти. Если и тогда не уйдете, то от этого чуда огней, которые вы считаете святыми, вы можете пострадать.
        Для всех, однако, стало ясно, что не только до десяти, но если даже считать до миллиона, ишан оттуда не уйдет. Он стоял, не двигаясь с места.

        - Надо этого человека немного попугать, - проговорил заведующий лабораторией, залез на машину и нажал вниз один из черных рычагов.
        Едва он сделал это, как два огненных шара, которые неподвижно висели чуть в стороне, начали, словно жуки, кружиться над огненным шаром, который находился в середине, как раз между ними. Караджа ишан сначала хотел убежать, но, не удержавшись на ногах, упал, после чего с перепугу не сумел подняться.
        Ялкаб дал выпить Караджа ишану какого-то лекарства и, поддерживая, поднял и увел его.
        Туйлек, взяв его посох и четки, держа эти предметы в руках так, словно боялся, что они его ужалят, шел позади. Когда Караджа ишан немного пришел в себя, он только смог выговорить:

        - Деточки мои, теперь меня отправьте к сыну, хорошо?
        Ашир, подпрыгивая от радости, кричал:

        - Теперь я понял, почему мое гранатовое дерево не замерзало и раньше времени зацветало! Это из-за этих электрических шаров, должно быть!

* * *
        Урха положили в больницу при Туркменском Государственном медицинском институте. С тех пор прошло два-три дня, весть о нем распространилась по всему свету. В газете
«Совет Туркменистаны» была опубликована статья «Наш тысячелетний соотечественник», з газете «Туркменская искра» - «Замерзший человек ожил!», соответствующие материалы печатались и в других газетах.
        Газета «Мыдам тайар» устроила на своих страницах выступление профессора Нурмурадова. Профессор во вступительном слове к своей статье, обращаясь к детям, писал:

«Найденный Урх - это большая заслуга ребят. Если бы у них не было такого интереса к жизни природы, может быть, этого Урха и не было бы, того самого феномена, который привлек внимание всех в настоящее время. И поэтому, несмотря на то, что сейчас у меня очень много работы, считаю своим долгом рассказать об Урхе детям».
        Не только в Союзе, но и повсюду за рубежом каждый день интересовались состоянием Урха. Печать и радио уделяли ему огромное внимание.

20 апреля Всесоюзное радио сообщило о том, что в Ашхабад вылетел знаменитый советский терапевт, профессор Александр Иванович Павлов.

«Хорошо, что прибыл сам Искандер табиб, лекарь. Если он собственноручно возьмется за дело, тогда есть надежда, что и мертвый воскреснет.
        Что ты сделаешь, если Урх, увидев Искандера, сразу встанет на ноги, словно тутовое деревце, и будет водить экскаватор по берегу Каракумского канала!» - говорили старики возбужденно.
        Статья Нурмурадова, которая печаталась в газете «Мыдам тайар», нашим знакомым восьмиклассникам пришлась по душе.
        Профессор в своей статье написал, как Ашир и другие встретились с фактами оживления замерзших рыб, о событиях с Урхом, о том, как были найдены в карманах Урха семечки и посеяны. И еще о многих фактах было подробно рассказано в этой обширной статье. Многие спрашивали, как подрастают семечки. В школу от читателей каждый день приходили десятки писем.
        На очередном школьном собрании председатель совета отрядов, бросив на стол пачку писем, сказал, обращаясь к пионерам:

        - Посеянные семечки не прорастают. Что теперь мы ответим? Что сообщим авторам этих писем?

        - Подождем еще немного, а потом посмотрим. Ответ дать всегда успеем. Хочется, чтобы он был положительным.
        Ашир часто приходил на участок, где были посажены семена, разрыхляя мелкие комочки земли, он сидел и подолгу смотрел на грядку, на которую все возлагали большие надежды. У него от долгого сидения немели ноги.
        Однажды на рассвете Ашир пришел на знакомый участок. Лучи солнца косо освещали утренний мир, так что тень кустарника на меже высотой по колено покрывала значительное пространство.
        Если внимательно понаблюдать напротив солнца за, подобными ниточке, травинками, покрывшими участок, то отчетливо были видны каждые отросточки.
        Взгляд Ашира задержался на небольшом комке земли, величиной с альчик - игральную косточку, который лежал на самой середине участка. Там что-то подрастало, надев набекрень пушистую шапочку: то ли хлопчатник, то ли какое-то растение десятого века.
        У Ашира екнуло сердце.

        - Вдруг скатится и придавит хлопчатник, - проговорил Ашир и с большой осторожностью собрал подозрительные комочки и отбросил в сторону. Только он собрался пойти, чтобы сообщить радостное событие товарищам, на межу сели две сороки. Подняв зеленоватые головки, проявляя недовольство, неприятно звонко затараторили.

        - Я понимаю ваше намерение! Вам показалось, что этот куст хлопчатника для нас не представляет ценности? Хотите, выдернув его, улететь? Этого не будет! - сказал Ашир сорокам и бросил в них камень.
        С полпути он опять вернулся назад, увидев, как издали, подпрыгивая, сюда бегут две собаки.
        Они бегали и катались, играя друг с другом на мягких всходах растений. С другой стороны появился огненно-красный петух, сопровождаемый курами. Он своим видом напоминал надменного краснохалатого бая прошлых веков.

        - Они все как будто сговорились! - проговорил Ашир, качая головой и усаживаясь на выкорчеванный пень.
        Мальчики в школьной мастерской смастерили из железной сетки кувшин, затем принесли на участок и накрыли им хлопчатник. Чтобы наблюдать за ним, назначили ежедневное ответственное дежурство.
        При достаточной воде, питании, а также свежем воздухе, тепле, обработке, неизвестный росточек в считанные дни, распустив пушистую шапочку, значительно вырос. Его цвет был более бледным, чем у недалеко проросшего обычного хлопчатника. Листочки его были более продолговатыми, с хлопчатником у него было мало общего.
        Как он будет цвести? Какие даст плоды? Восьмиклассники, все школьники, люди села,
        - ждали с нетерпением ответа.

* * *
        Школьников распустили на летние каникулы. У каждого из них во время летних каникул была своя определенная цель. Кто хотел поехать в город отдохнуть, кто собирался путешествовать, кто - работать в ученической производственной бригаде.
        Перед началом каникул у Ашира почему-то испортилось настроение.
        Уставившись в одну точку, он подолгу сидел задумавшись. Губы беззвучно подергивались.

        - Что с тобой? Может, ты обижаешься на кого-нибудь? - спрашивали друзья.

        - Ничего не случилось! - говорил он и уходил от ответа.
        Учительница в перзые же дни каникул зашла к Аширу, однако, дома не застала. Она нашла его около старого забора на пологом холме.
        Прислонившись к забору, Ашир смотрел на запал. Солнце, украшавшее голубое небо, постепенно пряталось. С запада, это теперь особенно отчетливо стало видно, приближалась темнота. Видневшиеся на горизонте деревья и здания сначала превратились в силуэты, л вскоре и совсем исчезли из глаз.
        Ашир, словно испугавшись надвигающейся темноты, повернул свой тревожный взгляд и пошел назад, к дому.

        - Пальванов, что ты здесь делаешь? - раздался знакомый голос учительницы,

        - Да так просто. Вышел прогуляться.

        - У меня к тебе есть дело. Пойдем в школу.
        Аннабег Курбанова привела Ашира в кабинет директора учебной части.
        Учительница сначала спросила о каникулах, о работе ученической производственной бригады, про хлопчатник Урха. В ходе беседы она заметила, что у Ашира не было и в помине прежнего бодрого настроения,

        - Ашир, ты не заболел?

        - Нет.

        - Почему же ты тогда такой грустный? - спросила Аннабег Курбанова.
        Широко раскрыв полные тревоги глаза, он начал рассказывать:

        - Два месяца тому назад, когда Ялкаб обедал, он едва не подавился. Мама как раз в это время вышла, чтобы дать теленку травы.

        - Дальше.

        - После этого случая Ялкаб перестал с нами обедать. Он находил сто причин, чтобы унести еду в свою комнату. И вот однажды вечером, когда он, как всегда, нес обед к себе в комнату, я подсмотрел за ним в окно. Он, прихлебнув одну ложку супа, сморщил лицо и сидел некоторое время не двигаясь. После, завернув миску в бумагу, вышел во двор, отнес в сторону и вылил, а потом возвратился в комнату.
        Находясь в таком положении, брат за два месяца очень похудел. Он очень мучается, скрывая от матери свое болезненное состояние. Как и раньше, вставая рано утром, уходит на работу, трудится с увлечением на участке. Хотя днем он от всех и скрывает свой недуг, ночью сильно страдает. Когда все расходятся по комнатам спать, Ялкаб долгое время не гасит свет. Он лежит на кровати, положив руки на грудь и напевая грустные песенки. Иногда, не открывая глаз, просматривает фотографии своих друзей, с которыми вместе когда-то учился в институте. И так каждую ночь. А когда перевалит за полночь, он начинает кипятить шприц на электроплитке и делает себе уколы. Лосле этого он прекращает стонать и успокаивается. Про его болезнь, кроме меня, пока никто не знает.
        Если вдруг об этом узнает мама, ей будет очень плохо. Она не выдержит, увидев его жалкое состояние, она себя истерзает. Поэтому я до сих пор никому не говорю, думал, что, может быть, Ялкабу будет лучше. Но здоровье Ялкаба, хотя он и скрывает от нас, с каждым днем ухудшается. И мать об этом рано или поздно узнает.
        Выслушав рассказ Ашира, Аннабег Курбанова почувствовала себя неспокойно. Она поняла из рассказа Ашира, что состояние Ялкаба действительно опасное.

        - Ты зря не волнуйся. Может быть, еще ничего страшного нет. Вот на днях схожу сама и поговорю с Ялкабом. А то, что он болен чем-то, это ты, пожалуйста, близко к сердцу не принимай. Он же сам врач, он себя не отдаст в руки болезни. А, может быть, он над собой делает опыты? Что ты, не знаешь своего брата?

        - Так ли это? А я-то ходил переживал, что Ялкаб тяжело заболел. Мне и в голову не пришло, что он может производить над собой эксперименты. Мне надо было пораньше придти к вам, уважаемая учительница!...
        Аннабег Курбанова на следующий же день пошла з больницу, чтобы поговорить с Ялкабом. Войдя в его кабинет в белом халате, она долгое время смотрела, как Ялкаб осматривает больных. Пока Ялкаб оглядел трех пациентов, он настолько ослабел, что, поставив вместо себя другого врача и сказав Аннабег Курбановой «прости», зашел в какой-то свободный кабинет и заперся изнутри.

«Пойти или не пойти?» - стояла, раздумывая, Аннабег Курбанова. После подошла к двери и несколько раз постучала. Прошло пять-шесть минут, пока повернулся ключ в замочной скважине.
        Когда Аннабег Курбанова уже собралась уходить, дверь тихо открылась и показалась голова Ялкаба.

        - А, Аннабег, проходи. Ты еще не ушла? У тебя ко мне какое-нибудь дело?

        - Да, дело есть, - сказав, Аннабег прошла в комнату и села на стул. Ялкаб опустился напротив.
        Она машинально просмотрела бумагу с написанными стихами, которая лежала на столе. Ялкаб, протянув руку, хотел спрятать листок, но Аннабег Курбанова придвинула бумагу со стихотворением к себе и начала читать вслух:
        Остановись, время, пусть мою бренную годову
        Еще раз обмоют снега и дожди,
        Пусть мои очи, влюбленные в мир,
        закроются позже на один миг.

        - Сам написал?

        - Да.

        - Это пессимизм и больше ничего! Сам говорил, что хорошее настроение укрепляет здоровье, больные выздоравливают! Если ты из-за мелочей так распустил нюни, то нам вообще нужно сложить руки. Не так ли?

        - Мое горе тяжелое, Аннабег, - проговорил Ялкаб, приподнимая опухшие веки.

        - Слушаю.

        - У меня рак. Он образовался в почках и гортани. Про это я не сказал никому, потому что мама все принимает близко к сердцу. Да к тому же, у нее больное сердце. И к тебе просьба: пусть этот разговор останется между нами. Я пришел к окончательному решению. Поеду в Ашхабад. Маме и другим скажу, что еду на курорт. А там... что будет, то и будет. Если я скажу своим учителям про свое состояние, они найдут способ, чтобы успокоить мать, я желаю только одного: мама не должна знать, что я умер. Вот это мое последнее желание и просьба к живым.
        Они помолчали.

        - Когда ты собираешься ехать? - спросила Аннабег Курбанова, пряча в уголке цветастого платка с кистями черные изогнутые брови и повлажневшие карие глаза, и зябко вздрогнула.

        - У меня уже есть билет на завтрашний самолет. - Я приеду провожать тебя с учениками.

        - Нет. На аэродром поеду один. Так будет лучше. Только ты сейчас сходи к нам и расскажи маме, что я еду на курорт. Скажи, что прислали специально для меня путевку. Вобщем, ты ее подготовь к этой новости и объясни, что я должен уехать. И Аширу скажи точно го же.
        Ялкаб, опираясь руками о стол, хотел встать, чтобы проводить Аннабег Курбанову, но в этот момент вошла, приоткрыв дверь, медсестра. Она протянула голубой конверт Ялкабу:

        - Ялкаб Пальванович, вам1 И знаете, от кого и откуда? Из Ашахабада, от самого Нурмурадова! - сказала она и, улыбаясь, вышла.
        Ялкаб. застыв на месте, перечитывал несколько раз письмо. Затем, разгладив согнутые места, протянул его Аннабег Курбановой и негромко произнес:

        - Это не только мне, тут, между прочим, н для тебя есть кое-что.
        Содержание письма профессора было такое:

«Уважаемый Ялкаб Пальванович!
        Как сообщалось в газетах, Урх поправился. Сердцебиение и кровяное давление - нормальные. Теперь он с точки зрения медицины спасен и даже, берусь утверждать, огражден от разных случайностей. В борьбе за жизнь Урха мы, ученые, приобрели очень ценные научные факты. И теперь мы решили передать эти факты гласности, проведя в четверг в клубе Туркменского Государственного медицинского института конференцию. В этой конференции будет участвовать и академик Александр Иванович Павлов.
        Ученый Совет мединститута просит принять участие в конференции тебя и Аннабег Курбанову».

        - Ты, конечно, поедешь? Ялкаб поднял глаза.

        - Обязательно поеду. Остальное, посмотрим.

        - Я верю в талант Александра Ивановича, верю острому ножу Нурмурадова, они спасут тебя от твоего недуга, - сказала убежденно Аннабег.

        - Возможно, - неопределенно ответил Ялкаб. - Все зависит от того, в какой стадии Мое заболевание.

* * *
        Тысячу лет пролежал на грани небытия замерзший мозг, поэтому он сразу не может восстановиться.
        Сон Урха длился долгое время. Медсестра каждый день по три раза переворачивала его с одного бока на Другой.
        Павлов с Нурмурадовым пришли на очередной осмотр больного. Они сделали вывод, что хотя он медленно просыпается ото сна, но уже скоро пробудится. Мускулы на ногах и руках Урха окрепли. Учащенное дыхание изменилось, стало медленнее и глубже, иногда он только тихо стонал.
        Два ученых, переглянувшись друг с другом, вышли в соседнюю комнату.

        - Наш больной скоро проснется. Если мы будем сидеть сложа руки, то можем попасть впросак, - проговорил многозначительно Александр Иванович,
        Нурмурадов промолчал и начал ходить по маленькому кабинету взад и вперед. Приподняв занавес, он стал наблюдать за машинами, которые одна за другой стремительно проносились по улице.

        - Александр, я понимаю, что ты хочешь сказать. Вот возьми, например, меня. Когда впервые в нашем селе появился трактор, я от испуга не мог найти себе место, где можно было спрятаться. От гула, который он издавал, у меня в груди чуть сердце не лопнуло. И это я, человек двадцатого века. А Урх ведь человек десятого века.

        - Совершенно верно, - сказал Александр Иванович и настолько сильно нажал карандаш об стол, что сломался грифель.

        - Надо выбрать на окраине города безлюдное, садовое место, чтобы Урх там жил и поправлялся. Это место и дом должны ему напоминать хотя бы приблизительно его далекое время.

        - Верно. Если он проснется, находясь здесь, то может сразу погибнуть от шока.

        - Надо будет решить эту задачу на завтрашнем собрании.
        В зале заседаний Туркменской Академии наук открылось большое совещание. На нем собрались видные деятели науки и искусства, ответственные работники республики.
        На собрании обсуждался вопрос о методе лечения Урха, о том, как после пробуждения приобщить его к современному обществу.
        Все выступившие в своих сообщениях особенно подчеркивали редкий и ценный вклад Урха в науку и высказывали свое мнение о том, как в дальнейшем сохранить его здоровье. Этот вопрос оказался спорным. На собрании выдвинули два метода, каждая сторона хотела оставить в силе свое предложение.
        Первое предложение: Урх - человек, перелетевший из десятого века в двадцатый, такой случай в природе не повторяется дважды. Поэтому за ним нужно особенное наблюдение, и дом, где он будет жить, надо строго охранять, чтобы никто не мог потревожить его покой.
        Когда зачитывалось это предложение, Чары Нурмурадов посмотрел на своего коллегу и увидел, как посерело лицо Александра Ивановича Павлова, как он нервно вздрагивал. Но как бы его, Нурмурадова не возмущало предложение противной стороны, он решил выслушать до конца их аргументы, поэтому сидел и молчал. Когда Чары дали слово, он сказал так:

        - Мы не можем согласиться е таким решением. Вы представьте не только Урха, но и тех, кто будет с ним работать. Это просто уму непостижимое решение! Что это за предложение, разве можно жить под охраной? В таких условиях даже животные и птицы не могут жить!

        - Некоторые из вас склонны усомниться в уме Урха. Но не забывайте, товарищи, что он современник Омара Хайяма, который многих людей учит уму-разуму и теперь, на исходе 20-го века, и который будет многие века уважаем народом.
        Кто-то крикнул с места:

        - Урх - не Хайям!

        - Может быть, - спокойно парировал Чары Нурмурадов. - Хотя это и не исключено. Но, как бы то ни было, все же он человек. И поэтому держать его под стражей нам совесть не позволит. Стража ведь бывает двух видов: первый вид - почетный, второй вид -для преступников. А потом, как объяснить Урху, что мы можем приставить к нему почетный караул? Это не выйдет! Окружить стражей свободного человека мы не можем. Какую бы жертву не пришлось принести, жизнь его должна проходить в естественных условиях. Мы его должны не стражей держать, а прийти к нему с открытой человеческой душой, добротой и вниманием. Товарищи, наше предложение заключается в этом, и только в этом!..
        После долгих споров все согласились с мнением Александра Павловича и на основании этого составили подробную программу.
        После собрания Чары Нурмурадов с Александром Павловым, сев в машину, поехали подыскивать в конце города желаемый дом.
        Местные власти оказали ученым большую помощь, переведя Урха в отобранное ими помещение.
        Пока Урх лежал в больнице, не приходя в себя, у него сильно отросли волосы и борода. Он должен был вот-вот проснуться, и как только Урха перевели в уединенный дом, профессор Нурмурадов решил привести в порядок его волосы и бороду.
        Не доверяя ни одному парикмахеру, профессор решил взяться за это сам. Он сначала коротко подстриг Урху усы, потом волосы на голове. Когда профессор, щелкая ножницами, начал подстригать бороду, он заметил, как под тяжелыми веками задвигалось глазное яблоко.
        Профессор, бросив ножницы в отвисший карман халата и скрестив руки на груди, смотрел в лицо Урха, не отрывая взгляда. Словно всходящее солнце, глаза Урха потихоньку открывались. Веки, покрытые густыми, черными ресницами, словно стрелы, поднимались выше и выше. Наконец из-под век показались сияющие лучистые глаза. Забыв обо всем на свете, профессор, не сдержавшись, громко воскликнул:

        - Здравствуй, дорогой! Тебе лучше, да! Ты успокойся! Скоро ты совсем выздоровеешь!
        - в эти волнующие мгновения профессор позабыл о том, что Урх может его совершенно не понимать, он повторял те же обычные слова, которыми все время успокаивал больных в клинике. Странно дрожа, он сжал крупные пальцы Урха. Открыв глаза и моргнув два-три раза, Урх уставился на него, делая глотательные движения, затем задвигал пальцами, которые крепко сжимал Нурмурадов.

        - А, может быть, ты голодный?! Я тебя сейчас накормлю, -произнес Нурмурадов.
        Профессор побежал в соседнюю комнату. Оттуда раздался его взволнованный и радостный голос.
        Через несколько минут Нурмурадов ворвался я Урху, держа в руке банку с медом и чайной ложкой. Только затея с кормлением Урха не получилась. Тот, крепко закрыв глаза, снова сладко уснул.
        Сон Урха становился с каждым днем короче. Проснувшись, он не засыпал сразу, а с полчаса бодрствовал.
        Академия наук прикрепила к больнице специального переводчика-языковеда Арслана Байлиева. Ему поручили, чтобы он близко познакомился с Урхом и, разговаривая с ним, изучил его язык.
        Задача была сложной.
        Ученый языковед хотел сразу приступить к своей работе. Он от радости был на седьмом небе, что это дело поручили именно ему. Но все же профессор был против, чтобы ученый языковед сразу приступил к деятельности, Он сказал ему:

        - Урх сейчас совершенно глухонемой. Он теперь так же плохо видит, потому что центральные мозговые нервы слуха и зрения полностью не восстановились. Эти два дня даже не думай с ним разговаривать.
        Но Арслан Байлиев, сказав: «Ну что же, потом приду», не уходил, стал готовиться к свиданию с Урхом.
        Он начал в соседней комнате приводить в порядок принесенные им из музея истории картины и экспонаты, связанные с древним миром. Он стал также лепить из пластилина фигуры коня, быка и верблюда.
        Врачи и посетители больницы были очень удивлены выполненными Арсланом фигурами зверей, которые были так похожи на настоящих, люди у него спрашивали, что за необходимость такая, чтобы лепить их, на все вопросы Байлиев отвечал:

        - Не торопитесь, скоро вы сами поймете, зачем и что к чему.

        - От него никогда не дождетесь конкретного ответа! Хотя он знает тридцать два языка, он похож не на языковеда, - сказал ворчливо Нурмурадов, - а на шутника, который развлекает других.
        Не обращая никакого внимания на окружающих, Арслан Байлиев стоял тут же и разминал в руке пластилин.

        - Ты что, и диссертацию защищал молча? - спросил опять профессор, улыбаясь.
        Байлиев промолчал.
        Он спрятал в сжатом кулаке размягченный пластилин, затем, энергично шагая, подошел к профессору, сунул руку в нагрудный карман белого халата Нурмурадова, что-то положив туда, и вышел на улицу.

        - Всякие люди бывают! - сказала одна из медсестер, с удивлением посмотрела вслед Арслану Байлиеву и закрыла за ним дверь, которую он забыл за собой захлопнуть.
        Профессор почувствовал, что его карман отяжелел, потрогал его и вытащил двумя пальцами фигуру змеи, вылепленную из пластилина.

        - Вот злодей! -промолвил профессор. - Здорово придумал! Эту фигурку змеи он сделал не к добру. Этим он хотел сказать, чтобы мы занимались своими медикаментами. Пошли-ка, товарищи, займемся своими делами.
        Профессор сидел в кабинете и работал, время от
        времени вспоминал находчивость Арслана Байлиева, качал головой, улыбался:

        - Молодец, переводчик!
        Через несколько дней Нурмурадов полностью убедился в том, что глаза Урха видят, а уши слышат.
        Когда над больницей пролетел самолет, Урх, торопливо накрывшись с ног до головы одеялом, некоторое время лежал не двигаясь. О том, что он услышал звук, не могло быть сомнений.
        Случайно залетевшая в комнату бабочка кружилась поблизости. Урх беспомощно зашевелил руками, стараясь поймать ее. Значит, он видит. Только он не разговаривал. Когда к Урху подходил кто-нибудь посторонний, кроме профессора, у него сразу пропадало настроение и он становился мрачным. Кусая губы, недружелюбно смотрел. Он не взлюбил также белый халат Нурмурадова, это он показал ему с самого начала своим сердитым видом, продолжая лежать неподвижно. Поэтому профессор теперь всегда носил синий халат.
        Арслан Байлиев очень расстроился, видя, что Урх недружелюбно расположен к нему. От переживаний он две ночи провел без сна. Веки опухли, губы потрескались, вынес из своей комнаты почти две чашки с окурками от выкуренных торопливо сигарет. На третий день, рано утром, он ушел куда-то. После полудня вернулся с оседланной лошадью племенной породы.

        - Товарищ Байлиев, около больницы скотину держать запрещается, - сказал профессор, весьма холодно встретив его.

        - Если вы даете ручательство, что я пройду пешком к Урху, и что он при этом меня примет, то я мигом отведу Ласточку к ее хозяину.
        Нурмурадов проворчал:

        - Я за себя ручаться не могу, а за других тем более.

        - Тогда не говорите, что Ласточка лишняя. У меня на сей счет свои планы.

        - Ну да, ладно. В таком случае идите и привяжите ее вон там, - сказал профессор, указывая на пустынный уголок двора.
        Хорошо профессору, он спокойно ходит к Урху, кормит его, осматривает, оказывает всякие знаки внимания, поэтому Урх встречает его всегда теплым ласковым взглядом. А тут приходится пускаться на всякие хитрости..
        Арслан Байлиев, не теряя времени даром, украдкой от профессора прогуливался с Ласточкой напротив окон Урха, затем, вскочив в седло, пускался вскачь, то туда, то сюда. Когда Ласточка, крепко упираясь копытами в землю, громко ржала, он слезал с седла, потихоньку подходил к двери Урха и слушал. Он простаивал по не-сколь ко часов в таком положении. Наконец, когда ему надоедало, уходил. Хотя все было безрезультатно, он все равно продолжал прогуливаться с Ласточкой против окон.
        Терпеливостью и любовью к своей профессии Байлиев наконец достиг своей цели.
        Однажды Арслан Байлиев, как всегда, оседлав Ласточку, прогуливался. Вдруг он увидел в окне Урха, который наблюдал за ним. Встретившись с взглядом Урха, Ласточка насторожила уши. Арслан Байлиев, не зная, что делать, растерялся. Немного подумав, спрыгнул с лошади. Ведя Ласточку на поводу, он направился к Урху. Не доходя до окна нескольких шагов, остановился. Ласточка несколько раз подняла и опустила переднюю ногу, как-то странно кусая поводья трясла головой, Урх отвечал ей такими же движениями. «Значит, Ласточка понравилась Урху!». - подумал Арслан Байлиев и похлопал лошадь по тонкой точеной шее.
        В этот момент Урх стал непроизвольно гладить холодное стекло окна. Он, очарованный Ласточкой, даже не заметил, как в комнату вошел профессор.
        В шутку или всерьез, Нурмурадов погрозил пальцем лингвисту, затем, осторожно поддерживая Урха подмышку, отвел его к кровати. Урх тоже по-видимому устал, он послушно лег в постель.
        На следующий день Арслан Байлиев снова привлек внимание Урха Ласточкой. Урх, не моргая, наблюдал за Ласточкой, потом начал махать руками в их сторону, пальцем тыкал себя в грудь.
        Байлиев понял по взгляду и движениям Урха, что тот желает заполучить Ласточку. Кивнув головой, он дал согласие.
        Привязав Ласточку около окна Урха, Арслан Байлиев зашел в свою комнату. Он торопливо захватил с собой фигурки вылепленных зверят и кусок пластилина, затем вышел в коридор.
        Задержавшись около дверей Урха, Арслан подумал: «А вдруг Урх рассердится?» Некоторое время стоял, на решаясь войти.
        Урх лежал на кровати, когда Байлиев зашел в комнату.
        Урх чем-то был обеспокоен. Выдергивал нитки из синей простыни, подносил к носу, нюхал, выбрасывал. Он не проявил особой радости, когда Байлиев вошел, но, увидев фигурки, очень ими заинтересовался.
        Арслан Байлиев, осторожно хлопнув его по плечу, обратился:

        - Урх!
        Урх что-то странно пробормотал под нос, вроде бы говоря: «Ты кто?!»

        - Я Арслан Байлиев, Арслан! - сказал ученый-переводчик на персидском языке. Урх, показывая белые ровные зубы, заулыбался. В его улыбке чувствовалось высокомерие, недоверие, Арслан Байлиев по-своему понял эту улыбку: «Ты не стоишь своего имени».
        В комнате Урха, на кровати, в тумбочке, были тайно вмонтированы магнитофоны, которые день и ночь записывали все произнесенные Урхом слова.
        Арслан Байлиев сменил магнитофонные ленты, когда Урх крепко спал. Эти ленты с записями он прослушивал по три-четыре раза. В последних записях Урха, кроме всяких бессмысленных звуков, встречались и отдельные слова. Ученый, прослушивая ленту, разобрал следующие слова: «Где я, интересно, нахожусь?!»
        Урх окончательно привязался к Арслану Байлиеву. Теперь лингвист всегда приходил вместе с профессором к больному.
        Когда они последний раз были у Урха, из стоявших прежде на столе фигурок не оказалось ни одной.
        Урх в это время, положив голову под подушку и плотно укрывшись, спал сладким сном. Остались непокрытыми только ноги, желтоватые пальцы которых были похожи на помытую морковь.

        - А где фигурки из пластилина? - спросил профессор, осматривая комнату, без конца снимая и надевая очки. Может быть, Урх их съел? Товарищ Байлиев, я вас не понимаю! Вы забываете, с кем имеете дело. Вместо того, чтобы помогать, вы мне только мешаете.
        Байлиев, понурив голову, стоял перед профессором с виноватым видом. Что поделаешь, вся вина падает на негр. Он посмотрел в окно, затем оглядел комнату и насмешливо произнес:

        - Простите, профессор! Мой пластилин никому не принес вреда!
        Профессор с вопросительным взглядом повернулся к ученому лингвисту. Арслан Байлиев показал на скульптуру, которая стояла на подоконнике близ рамы.

        - Вот он, мой пластилин! - сказал он.
        Профессор, шатаясь, словно шел по льду, приблизился к скульптуре. Он потрогал ее пальцами, осмотрел ее. Скульптура изображала самого профессора и сделана была с таким мастерством, что представляла собой точную копию профессора, только в несколько раз уменьшенную.

        - Мне слишком тяжело переносить твои шутки, дорогой! - сказал профессор и начал снова ворчать: - Хорошо, один раз пошутил, два раза...
        Профессор не успел закончить последней фразы, как Урх, отбросив одеяло, попытался встать. Свесив с кровати ноги, он искал на холодном полу место, куда бы ступить. Нурмурадов подбежал к нему и взял под руку. Но Урх, отстранив его руки, шатаясь, направился к окну. Он подошел к подоконнику, взял скульптуру и отдал профессору. Затем, соединив руки, Урх с покорностью склонил голову.
        Профессор от неожиданности растрогался. По его полному лицу, обычно невозмутимому, побежали многочисленные морщинки.
        В это время Арслан Байлиев, поняв, что к чему, торжественно и внушительно с иронией произнес:

        - Прости, брат!

* * *
        Урх с каждым днем все увереннее вставал на ноги. В сутки стал спать не больше десяти часов. Аппетит был хороший. А как он полюбил мороженое! Иногда он, даже не разворачивая, проглатывал его целиком вместе с бумагой.

* * *
        Открыв глаза в XX веке, Урх познакомился в первую очередь с электрической лампочкой и краном, откуда текла вода. Когда у него еще не было силы вставать, он лежал в постели и с большим вниманием долго смотрел на лампочку, которая висела на потолке. От сильного напряжения у него болели глаза. На следующий день выдалась пасмурная погода. Солнце пряталось за облаками, было темно.
        Даже вечером, когда солнце совсем скрылось и стемнело, он не позволил включить лампочку в комнате. «Эти люди хотят за весь день украсть яркий свет солнца, а ночью покончить со светом» -подумал, видимо, он. Но потом все-таки понял, что, хотя ночью и затрачивалось большое количество света, от этого лучи солнца не иссякали, и перестал доходить до крайностей от тревоги.
        Когда он встал на ноги, стал ходить и в первый раз вышел во двор, то устроил там большое представление, открыв кран.
        Он несколько раз видел, как открывают кран, поэтому кое-как открыл его. Вода, сильно заструившись, потекла. Урх, с наслаждением набрав пригоршню воды, напился, потом вымыл лицо и руки. После он захотел закрыть кран, но, крутя его в противоположную сторону только открывал сильнее. Вокруг образовалась большая лужа.
        В конце концов, не зная, что делать с краном, он приложил ладонь к источнику, из которого шла вода.
        Урх промок до ниточки. Когда подошел Арслан Байлиев и закрыл воду, Урх, разозлившись, пнул ногою кран и ушел.
        После этого он несколько дней сидел в комнате, не выходя на улицу. Разве, однако, здоровому человеку хочется сидеть в четырех стенах?
        Иногда Урха выводил на прогулку профессор, а иногда Арслан Байлиев. Они вместе давали воду и траву Ласточке, убирали за ней.
        Один раз, когда Урх вышел на прогулку с Арсланом Байлиевым, недалеко среди трав им попался острый, словно бритва, топор.

        - Хув, ха, хув! - начал кричать Урх, размахивая топором над головой.
        Ученый, обессилев от страха, мгновенно опустился на землю. От испуга у него отнялся язык.
        Урх, размахивая топором во все стороны, остановился около молодого тутового саженца.
        Размахнувшись топором, ударил по корню деревца, потом тщательно обрезал ветки со ствола; измерив пальцами, отрубил концы топором. Попробовал на коленях перегнуть короткую палочку, вытащил из-за пазухи небольшой клубок изолированного электропровода.
        Таким образом он быстро смастерил себе лук и стрелы. После всей этой процедуры Арслан Байлиев наконец нашел в себе силы подняться. Он приказал Урху знаками, чтобы тот шел домой. Когда Урх прошел в комнату и прилег отдохнуть, наш ученый убрал подальше топор. Поварам тоже наказал, чтобы они спрятали свои ножи подальше и держали покрепче.
        Прослышав об этой истории, Нурмурадов сказал в своем кабинете при всех Арслану Байлиеву:

        - Товарищ Байлиев, в твоей трусости ни мы, ни Урх и никто другой не виноваты. Урх человек, причем, настоящий человек! Мы не имеем права ни доверять ему, ни сомневаться в нем. Когда доверяют человеку, он становится сильным и ему свободнее дышать.
        А вот когда боишься, это приводит другого человека к неудачам и несчастьям.
        Профессор продолжал свою речь, когда в дверь тихонько постучали, и на пороге появилась женщина лет тридцати пяти-сорока. Лицо ее было бледным, казалось, что оно белее стены. Женщина прерывисто дышала. Завернув подбородок кистями шерстяного платка, она отбросила концы на спину.
        Вошедшая, подбоченясь и тряся головой, подняла дикий крик.

        - Доктор, пойманный тобою див-великан украл моего сына! Мой беззащитный ребеночек хотел сорвать яблоко, взобравшись на забор между нашими домами. Это все видела и рассказала соседская девочка. Ваш этот страшила приманил его к себе всякими вещичками, которые стал показывать, и увел его прямо сюда. Найдите моего ребенка, и если с его пальца упадет хоть ноготочек, вы мне крепко ответите.

        - Ну, и как! Оправдалось мое предположение? - сказал Байлиев, вытерев пот со лба. Все остальные тоже всполошились.
        Нурмурадов широкими шагами торопливо вышел из кабинета. Все остальные, в том числе и бледнолицая женщина с Байлиевым, пошли за ним.
        Приоткрыв осторожно дверь Урха, профессор обвел взглядом комнату, потом знаками подозвал к себе ученого и мать пропавшего ребенка.
        В комнате царил большой беспорядок. Столы и стулья были сдвинуты со своих обычных мест, стояли то тут, то там. Вылепленные из глины фигурки лошади, верблюда, слона, свистки были выставлены на подоконнике для того, чтобы высохли на солнце. На полу валялись два тонких прутика. Кончики прутиков были сломаны, с них свисала ободранная кора.
        Видимо, когда игрушки были вылеплены, мальчик стал играть с Урхом. Взяв в руки прутик, сев на спину Урха, он гонял беднягу по комнате из стороны в сторону.
        Теперь Урх спал, а мальчик тихонько сидел в уголке.

        - Хорошо хоть, не придется судиться! Ваш сын жив и здоров. Можете его забирать! - сказал профессор, отвернувшись в сторону. Мать прижала сына к груди и вышла из больницы.
        Проснувшись, Урх пришел в кабинет профессора. Вытаращив глаза, он стал осматривать медицинские инструменты. Профессор, улыбаясь, протянул ему стул, чтобы он сел.
        После того, как Урх присел, Нурмурадов заторопился, чтобы поскорее закончить свою работу. Часто макал ручку в чернила, но перо плохо писало и царапало лист бумаги. Урх пристально посмотрел на перо и встал. Затем вышел из кабинета профессора и направился к себе в комнату. Взял лук и стрелы, которые стояли прислоненными к стене. Приложив стрелу к тетиве, он посмотрел в открытое окно. Из недалеко раскинувшегося озера взлетела стая уток и направилась в сторону двора. Урх стоял, прицелившись, и ждал, когда они подлетят поближе. Когда они приблизились, он стал натягивать тетиву. Два конца лука все ближе и ближе приближались друг к другу.
        Байлиев слушал молча, соглашаясь с ним. Высказав все, профессор, уставший от продолжительного рассказа, замолчал.
        Арслан Байлиев сказал:

        - Вы знаете, профессор, Урху вчера приснился хороший сон.

        - Какой сон?

        - Урх сегодня утром разговаривал несколько минут. Несмотря на то, что все его слова записывались на магнитофон, я все же записал их еще в свой блокнот и потом перевел. Если вас интересует, то я могу прочитать вам свой перевод.

        - Читай, читай! - попросил оживившийся профессор, торопя его.

        - Мне привиделось во сне, что моя родная мать и брат Гаплан залезли на высокую скалу, а я как будто барахтаюсь в воде, среди огромных волн.

        - Они, махая руками, зовут меня к себе. Но только дальше плыть у меня не хватает сил, и поэтому я прошу помощи у матери. Вдруг позади матери откуда-то появляется Ласточка. Мать берет лошадь за поводья и заставляет прыгать в море. Рассекая огромные волны грудью, Ласточка подплывает ко мне и ржет. Я проснулся, когда, сев на Ласточку устремился к маме и брату. «О, аллах, помоги мне благополучно встретиться с матерью и братом!»
        Профессор, с большим вниманием выслушав перевод Арслана Байлиева, сказал,

        - Да ты, оказывается молодец, говарищ Байлиев! Если бы ты это все сразу мне рассказал, я бы так не тревожился по поводу нынешнего состояния Урха.
        Как бы там ни было, в его словах чувствовалось полное удовлетворение.
        Стрела с маху вылетела из лука. Вожак стаи уток тревожно закрякал. Он предупреждал об опасности уток, летевших сзади. Только он сам не миновал этой опасности. Стрела с железным наконечником вонзилась в грудь и свалила утку наземь. Урх подобрал со двора мертвую добычу и, держа ее за лапы, пришел к профессору.
        Когда он вошел к ученому, то увидел, что профессор все так же занят работой и перо никак не желает ему подчиняться. Вырвав из утки одно перо, он положил его перед профессором.
        Последний сначала не понял затею Урха. Взяв в руки перо, повертел его и отложил в сторону. Урх, дотрагиваясь пером до тетради, показал знаками, чтобы профессор писал им.

        - А, понял, дорогой! - сказал, улыбаясь, Нурмурадов и, качая головой, мягким концом пера почесал лоб.
        Когда Урх положил сизую утку на стол, удивлению профессора не было конца.

        - Люди в нее из ружья еле попадают, а ты охотишься из лука, - проговорил профессор, крепко сжимая руку Урха и хлопая его по плечу.

* * *
        С особым вниманием Урх рассматривал картины, которые приносил Арслан Байлиев, потому что все они относились к истории древнего мира.
        Ученый, увидев любознательность и увлечение Урха, стал наведываться все чаще и чаще в музей. Он выбирал и приносил картины, которые особенно интересовали и увлекали Урха.
        Особенно удачным был его вчерашний поход в музей. Когда он ходил по музею, рассматривая экспонаты, то наткнулся на очень интересную картину, которая была намного любопытней предыдущих.
        Грозным взглядом смотря по сторонам, на троне сидел падишах. Худой, словно нитка, визирь шептал ему что-то на ухо. А с другой стороны нукеры избивали, раздев догола, молодого джигита с загнутыми кверху усами. Мать джигита просила пощады сыну, упав на колени перед падишахом. Он пнул мать ногой, отчего падишахский кончик сапога окрасился кровью.
        Рассматривая принесенную Арсланом Байлиевым картину, Урх вдруг растерялся и начал дрожать. Нахмурив густые брови, он сверкнул глазами. «Ох, ох, ох», - простонал он вдруг, крепко сжимая жесткие кулаки, и стал бить себя в грудь.
        Арслан Байлиев попытался успокоить Урха, однако тот с душераздирающим воплем бросился к луку, который лежал в углу. Прицелившись, он выстрелил прямо в грудь падишаху. После этого, шатаясь, словно от сильного ветра, опустил руки и рухнул на пол, потеряв сознание.
        На следующий день Урх был снова на ногах. Просто удивительно, в каком он находился веселом настроении. Он был радостен, ноги его легко ступали по земле. Вчерашняя потеря сознания и сегодняшнее веселое настроение Урха обеспокоили Нурмурадова. Что такие перепады могли означать?

        - Такие признаки вроде бы не наблюдались у припадочных. Обычно у людей, заболевших эпилепсией, после припадка бывает плохое состояние. А у Урха совсем по-другому, говорил профессор Байлиеву, который сидел, настраивал магнитофон.
        Байлиев, беззвучно смеясь, положил ленту на магнитофон и стал ее перематывать. Ученый замыслил обратиться к Урху на его родном языке. Он долго сочинял и переделывал текст. Однако, когда подошел к Урху, то от волнения позабыв все приготовленные фразы, произнес:

        - Братец, давай будем с тобой вечными друзьями! Ответа не последовало.
        Урх плотнее запахнул на широких плечах синий халат, стал напротив ученого и начал его внимательно разглядывать, словно видел впервые.
        Затем подошел к Байлиеву, крепко схватил за плечо и пробормотал что-то непонятное. Байлиев некоторое время помолчал, пока до него дошел смысл сказанного. Урх произнес примерно следующее:

        - По нашим обычаям, человек, который предлагает вечную дружбу, должен пройти через испытание. Ты согласен пройти его, добрый молодец?

        - Согласен, - сказал Байлиев.

        - Тогда пошли, - сказал Урх и первым вышел во двор, прихватив лук и стрелы.
        Байлиев двинулся за ним.
        Урх взял недоумевающего лингвиста за руку и отвел его в угол двора.

        - Стой здесь и не шевелись, - сказал он и положил на голову Байлиева яблоко с кулак.
        Затем отступил на несколько шагов назад, оценивая на глаз расстояние.
        Установив стрелу на тетиве, он стал тщательно целиться в яблоко, которое лежало на голове Байлиева.
        Когда Урх натянул тетиву, которая отозвалась легким звоном, Байлиев, не удержавшись, качнул головой,
        Урх, увидев состояние ученого, коротко рассмеялся. Затем легким шагом подошел к нему и подобрал яблоко, которое скатилось в зеленую густую траву.
        После этого Урх озорно подмигнул Арслану и направился к Ласточке. Лошадь медленно ходила вокруг кола, к которому была привязана, и пощипывала траву.
        Ласточка встретила Урха, тряхнув головой и всячески выказывая ему свое благоволение. Недаром ведь он всегда заботливо давал ей овес и сено, приносил свежую воду. Недаром холил ее и лелеял.
        Урх положил Ласточке яблоко на голову, между торчащими ушами. Затем снова, как недавно, сделал несколько размашистых и уверенных шагов назад. Молниеносно прицелившись, он туго натянул тетиву и отпустил ее.
        Стрела пронзила яблоко, разделив его на две части, которые упали на землю.
        Ласточка и ухом не повела.
        Опустив голову, она черными губами подобрала кусочки яблока и, шумно вздохнув, принялась их с хрустом жевать.
        Урх подбежал к Ласточке и поцеловал ее в лоб, затем обнял ее за шею и некоторое время стоял неподвижно.
        История эта, связанная с первым испытанием дружбы, не прошла бесследно: Урх целиком и полностью охладел к Байлиеву. Он смотрел на него как на постороннего, вовсе незнакомого человека.
        Когда Арслан Байлиев рассказал профессору обо всем происшедшем, тот сначала хохотал до слез, а ватем посерьезнел и, покачав головой, сказал Арслану, снова почему-то перейдя на «вы»:

        - Дешевой дружбы вы захотели, товарищ Байлиев, а таковой не бывает.
        Арслан хотел что-то произнести, но профессор перебил его, продолжая:

        - Настоящая дружба подкрепляется не словами, а делом. Мы, я имею в виду нашу цивилизацию, к сожалению, многое утратили из того, что понимали люди далекого прошлого... Ну, а вам я могу только посочувствовать: вы утратили доверие Урха.

        - Окончательно? - вырвалось у Байлиева, Профессор помолчал:

        - Думаю, да.
        Расстроенный Байлиев уехал: ему не оставалось ничего другого, поскольку всякий контакт с Урхом был утерян.
        Он принялся тщательно приводить в порядок магнитофонные записи, которые успел сделать, а также свои дневниковые заметки, чтобы предать их печати.

* * *
        Вот один отрывок из воспоминаний Урха, который опубликовали многие газеты:

«Мы жили в Орлином ущелье среди гор.
        Если посмотреть на наше ущелье сверху, взобравшись на заснеженные скалы, то оно напоминало глубокую зеленую чашу.
        На скалах обитали орлы. Покинув родные гнездовья, они в поисках добычи с утра до вечера парили над нашим поселением. Иногда они резко падали вниз, хватали цыплят и ягнят, которые оставались без присмотра, и в острых когтях уносили их ввысь, в свои гнездовья.
        В семье нашей было три человека: мать, я и мой брат Пелен. Каждый день мы по очереди с братом выгоняли скот на пастбища, а также по очереди трудились на небольшом участке, где выращивали хлопок.
        Уж не знаю чем занимался мой брат в свободные минуты, когда выпасал скотину, только я, забросив за плечи лук, каждый раз пытался взобраться на скалы. Занятие это требовало мужества. Старики пугали нас, молодежь, говоря: «Тех, кто доберется до верхушек скал, ожидает грозная опасность».
        Быть может, поэтому я о своих занятиях никому не рассказывал.
        Нужно сказать, мои постоянные усилия были наконец вознаграждены: после тщательных и долгих поисков я, в конечном счете, нашел еле заметную тропочку, по которой, придерживаясь за каменные выступы, начал подниматься наверх.
        Добравшись до середины скалы, я приостановился, чтобы немного перевести дух, и совершенно случайно посмотрел вниз, хотя и знал, что делать этого не следует. У меня сразу же потемнело в глазах и закружилась голова, руки и ноги налились противной дрожью.
        Помнится, я в самом деле в тот раз взобрался очень высоко: полный воды бассейн, принадлежащий яшули из нашего селения, показался мне отсюда величиной с птичий глаз.
        По всей вероятности, кто-то из детей заметил меня снизу и помчался в селение, чтобы сообщить об увиденном.
        Через некоторое время сам староста - яшули прискакал на коне к подножию горы, и, размахивая нагайкой, начал угрожать мне карами, а затем крикнул:

        - Ну-ка спустись сюда!
        Подчиняясь приказу яшули, я стал спускаться и наступил правой ногой на камень. В го же мгновение камень неожиданно сорвался и покатился вниз. Ог волнения я и сам едва не полетел вслед за ним.
        Честное слово, мне в этот момент показалось, что подниматься в горы легче, чем спускаться с них. И потому я, в отчаянии хватаясь за каменные выступы, снова стал подниматься вверх.
        Наконец-то я взобрался на самую вершину скалы, взмокнув от пота.
        На пестрых камнях сидели птицы, ничуть меня не испугавшиеся. Переведя дух, я начал разглядывать окрестности.
        Вокруг толпились суровые скалы, а за ними, внизу я увидел пышные зеленые сады, из-за расстояния подернутые дымкой.
        Какая красота!

«Почему мои односельчане не переходят жить на ту сторону?> - подумалось мне.
        Так я стоял, и в голове теснилась уйма вопросов, но в этот момент совсем рядом послышался шум и хлопанье орлиных крыльев.
        Я заметил, что внизу, в селении, начался какой-то переполох. Что, интересно, могло там приключиться? Змея кого-то ужалила, что ли?
        Вглядываясь вниз, я вдруг заметил орла, который круто поднимался ввысь, неся в когтях завернутого в тряпки ребенка. Огромная птица летела в мою сторону.
        Из-за тяжелой ноши орел не мог быстро лететь. Когда он хотел перемахнуть через преградивший ему путь гребень скалы, то изо всех сил взмахнул для этого крыльями. Из красного комка тряпок, который он держал в цепких когтях, до меня донесся пронзительный плач ребенка.
        Последние сомнения, если они и остались у меня, теперь исчезли. Все стало понятно: орел украл из нашего селения ребенка.
        Это несчастье для всех. Люди селения будут ходить в трауре.
        Но, может быть, можно спасти ребенка? Я вспомнил о тугом луке, болтающемся за спиной. Мигом достал его, положил стрелу на тетиву, натянул ее и стал дожидаться подходящего момента.
        Стрелу нужно было выпустить в то мгновение, когда орел не успеет подняться высоко над скалой. Иначе, пронзенный стрелой, он упадет на камни е высоты и загубит ребенка.
        Далее, убить орла следовало первой же стрелой. Иначе, раненый, он выпустит из когтей ребенка на скалы.
        Между тем черный разбойник взлетел на высоту примерно с рост человека над поверхностью скалы, на которой я находился. Едва он стал продолжать путь к соседней скале, как я выстрелил из лука.
        Выстрел был точным - стрела пронзила сердце хищника. Голова орла поникла, рядом со мной на скалу упала капля темной крови. Вслед за нею, раскинув крылья в смертельной судороге, на узкую площадку скалы рухнул орел. Подойдя поближе, я без труда убедился, что он уже мертв.
        Самым удивительным было то, что ребенок не пострадал. У него не было даже маленького ушиба.
        Ребенок оказался сыном нашего яшули. Я узнал, что у преклонного возраста нашего старосты это единственный ребенок, его радость и надежда.
        Я взял на руки ребенка, туго завернутого в пеленки, который продолжал отчаянно плакать, подошел к краю скалы и посмотрел вниз.
        Могу сказать, что был потрясен, увидев всех односельчан, столпившихся у подножия горы.
        Мать ребенка в отчаянии раздирала свое лицо до крови, вырывала клочьями волосы. Время от времени она билась головой о камни скалы.
        Яшули, обхватив руками непокрытую голову, сидел на камне посреди окружившей его толпы.
        Мы находились высоко, и, как бы ни надрывался ребенок, услышать внизу его плач было, конечно, невозможно. Поэтому мне самому пришлось, напрягши голос, крикнуть им, что ребенок спасен.
        И тогда глаза мои увидели чудо: мать ребенка, то смеясь, то плача от счастья, стала карабкаться ввысь, на почти отвесную скалу.
        Почему мне показалось это чудом? Да потому, что даже таким как я, двадцатилетним джигитам, эти скалы были не под силу. Но женщине радость словно придала крылья.
        Всем собравшимся внизу казалось, что она поднимается вверх как бы по невидимым ступеням, словно по лестнице, прорубленной в скале, хотя никакой лестницы, конечно, не было.
        Несмотря на уговоры односельчан, женщина карабкалась все выше и выше. Она обратила внимание только на грозный окрик мужа:

        - Остановись! Возвращайся назад!
        Женщина перестала карабкаться, однако спуститься вниз ей было уже не под силу. Раскинув руки, она приникла к скале, пока на помощь ей не пришли самые отважные и ловкие джигиты из нашего селения.
        После этого яшули приказал жене и всем, собравшимся у подножия скалы, взрослым и малым, разойтись по домам.
        Когда все разошлись, яшули, сделав мне знак «Обожди!» вскочил на коня и куда-то ускакал.
        Прошло много времени, яшули не возвращался. Не зная, что делать, я начал кричать во все горло, звать на помощь, повторяя имя яшули.
        В конечном счете я устал кричать, а ребенок перестал плакать. Немного почмокав нежными губками, похожие на лепестки алой розы, он заснул.
        Постепенно я пришел к мысли, что все надежды рухнули, как гласит наша пословица - коса нашла на камень. Вечерняя прохлада заставила меня дрожать.
        Прогуливаясь по узкой площадке, венчающей скалу, я вдруг заметил в трех-четырех шагах от себя камень, похожий на ступку, которой пользуются хозяйки. Этот камень неожиданно зашевелился и откатился в сторону, а в образовавшейся на его месте черной дыре показалась ясно видная в вечерних сумерках голова нашего яшули.
        Опираясь руками о кромку отверстия, яшули вылез на площадку. Широким шагом подошел он ко мне и обнял, долго не выпуская из своих объятий. Прижал к себе спящего сына и несколько минут любовался им, словно не смея поверить в чудесное спасение младенца, а затем обратился ко мне:

        - Сынок, ты спас старика от тяжелой потери! За всю свою жизнь я не смогу сполна отплатить тебе за ту бесценную услугу, которую ты мне оказал. Знай од« но: отныне я тебе отец, а ты мне сын.
        Слова яшули взволновали меня.
        Мне было только пять лет, когда умер мой отец. В этот момент я вспомнил его, и перед глазами возник живой облик отца. Я на всю жизнь запомнил его строгость и справедливость. Самый близкий человек, он при жизни, словно гора, служил мне защитой...
        Сердечные слова старика вызвали на моих глазах слезы. Мягко улыбаясь, яшули обратился ко мне:

        - Видишь, сынок, эту дыру, похожую на нору?

        - Вижу, отец!

        - Никто, кроме нас с тобой, не должен знать про эту дыру. Понимаешь?

        - Да.

        - Когда состаришься, сможешь показать этог ход одному какому-нибудь человеку, самому близкому, которому безгранично нельзя будет действовать стрелой и луком, можно будет пустить в ход нож.
        После происшествия в горах, когда мне удалось спасти ребенка, в моей жизни ничего не изменилось. Я все так же продолжал пасти скотину и постреливать из лука. Каждый день проходил весело и интересно.
        Но тревожные дни были впереди и ожидали нас... Бедная наша матушка тяжело заболела. Согнувшись вдвое, она лежала и тихо стонала:

        - Живот болит - сил нет...
        Многие в селении собирали для нее лекарственные травы, но матери ничего не помогало.
        Видя, как страдает мать, я вконец потерял разум и пошел к хижине нашего яшули.
        Мудрый старик выслушал меня, не перебивая.
        Я спросил:

        - Как помочь ей?
        Яшули помолчал.

        - Я знаю траву, которая должна помочь твоей матери, - неспеша начал он.

        - Где растет эта трава, я готов отправиться за ней куда угодно! - воскликнул я.
        Старик покачал головой.

        - Трава эта растет и в нашей долине. Сейчас я соберу людей и прикажу, чтобы они отправились на ее розыск.
        После этого яшули подробно рассказал мне, как выглядит целебная трава.
        Мои односельчане с большим усердием искали эту траву. Увы, они нигде не смогли отыскать ее.
        Сердце мое разрывалось при виде жалкого состояния матери, я не мог найти себе места. Неужели мы с Пеленой останемся скоро без матери?!
        Когда наступила полночь и все в селении крепко ч сладко уснули, я, взяв с собой лук со стрелами и нож, пустился в дальний путь.
        Тайное отверстие, которое показал мне яшули, очень помогло. С помощью скрытого лаза я быстро добрался до вершины скалы, затем двинулся в сторону горного пролома, в котором еле виднелись верхушки деревьев.
        Только когда солнце начало уже всходить, я добрался до той местности, которую видел со скалы.
        Стоя среди густых зарослей, я долго смотрел через пролом на открывающийся великолепный вид.
        Передо мною, раскинувшись, лежали высокогорные зеленые луга, и не было им ни конца, ни края.
        Множество цветов, пышных, полных утренней свежести, чуть покачиваясь на высоких стеблях среди густой травы, прислушивались к густой тишине.
        Утренняя роса, густо выпавшая за ночь, в первых утренних лучах сверкала так, что глазам было больно. Сбивая ее, там и сям сновали фазаны.
        Время!
        Разыскивая лекарственную траву, я пошел по горным лугам. По всей вероятности, в этих местах никогда не ступала нога человека.
        Ветер крепчал, под его прерывистым дыханием травы начали колыхаться, подобно волнам.
        Невидимая дорога продолжала звать меня вперед, и я продолжал идти, несмотря на предостережения нашего яшули о невидимых опасностях, которые могут подстерегать здесь на каждом шагу.
        Я, наверное, был похож на воробья, который под гипнотическим взглядом змеи сам летит ей в пасть.
        Путь мой был безлюден. Мне не встретился ни один человек, хотя я шел, не останавливаясь, до полудня. Что проку от этого раздольного мира, когда ты в нем совершенно один? Бесконечно тянущиеся луга выбили меня из сил, я начал слабеть.
        Так и не найдя единственно нужного мне растения, я решил отдохнуть в тени низкорослых деревьев, которые кое-где попадались на лугах.
        Едва присев, я сразу задремал...
        Вздрогнув, я проснулся от топота и фырканья, которые раздались в нескольких шагах от меня. Схватился за лук и стал ждать приближения врага. Только ни« чего не видно, не только врага - вообще никого! Осторожно приподняв голову,- я стал оглядываться, и сквозь густые заросли кустарника увидел лошадь, которая, волоча уздечку, спокойно пощипывала траву. Седла на ней не было.
        Я решил присвоить коня. Сначала, тихонько кашлянул: вдруг конь испугается и отбежит немного от ме-
        Тот, однако, продолжал пастись, как ни в чем не бывало. Тогда я кашлянул во второй раз, посильнее. Конь только взмахнул красивым хвостом, едва не касавшимся земли, он по-прежнему похрустывал травой. Весь его вид говорил, что, мол, таких, как ты, мне видеть не впервой.
        Плохо быть пешим!
        От долгой ходьбы у меня разламывалось все тело, Спасибо вот, транспорт подвернулся.
        Быстро набрав охапку свеженькой, мягкой травы, источающей одуряющий аромат, я приблизился к коню.
        Конь оказался смирным. Он сразу потянулся к моей охапке, доверчиво выбирая из нее мягкими губами самые лакомые травинки.
        Улучив момент, я вскочил на коня.
        Повинуясь мне, он двинулся размеренным шагом.
        Я ехал, склонив голову и не глядя вокруг: искал нужную траву.
        Вскоре счастье мне улыбнулось - я нашел два корня необходимого растения. Спрыгнув с коня, я осторожно сорвал его.
        Теперь можно было возвращаться, и я снова вскочил на коня. Натянув поводья, я впервые позволил себе распрямить грудь и перевести дух, как вдруг увидел вдали, упиравшиеся в небеса, голубовато-зеленые башни минаретов, а также огромные дома, соединенные друг с другом.

«В таких дворцах могут жить только мудрые и прекрасные пери», - подумал я, вспомнив легенды, слышанные еще в детстве.

        - А может быть, и этого коня мне послали пери? - подумал я вслух. - Увидели меня и решили: поможем ему, бедному юноше!
        Конь мой двигался легко. Его ноги, казалось, почти не касаются земли.
        Мог ли я думать, что в эти мгновения чудеса все сильнее затягивали петлю вокруг моей шеи?
        Я ехал навстречу грозным и таинственным событиям, и никакая сила не могла остановить меня, прервать мой путь.
        Подгоняя коня, я проскакал мимо огромного зеленого купола, затем остановился, застыв от изумления. Передо мною расстилались блестящие поверхности хау-зов - прудов, до краев полные кристально чистой воды.
        От цветов, склонившихся друг к другу, шел сильный пьянящий аромат.
        Вдали высились раскидистые фруктовые деревья. В их тени, в которую не мог проникнуть ни один солнечный луч, я заметил группу прекрасно одетых девушек, которые куда-то спешили. На ходу они что-то напевали, подыгрывая себе на искусно настроенных музыкальных инструментах, неведомых мне.
        Прилетели белые голуби, расселись вокруг хауза.
        Я стоял, смотрел на все это и думал: «Почему мои односельчане не переселятся сюда? Ведь жить здесь - одно удовольствие!»
        Пока я стоял так, обвиняя в душе односельчан, кто-то крикнул:

        - Держите вора! Он украл коня!
        Не успел я оглянуться по сторонам, как из-за деревьев выскочили вооруженные люди и бросились на меня.
        ...Как будто я сижу у источника, расположенного в окрестностях нашего селения. Но странная вещь! Прежде вода, бьющая из-под земли, струилась мирно и спокойно, а сегодня она бурлила, время от времени словно выстреливая в меня.
        При каждом таком выстреле сильные, острые брызги попадали мне в лицо, причиняя невыносимую боль.
        Я хочу встать и уйти от источника, но, как ни стараюсь, ничего у меня не выходит..

        Я пришел в себя от шума, от которого, казалось, содрогается весь мир.
        Взяв меня в кольцо, вокруг стояли незнакомые люди. Засучив по локти рукава, они размахивали тоненькими прутиками.
        Попытавшись еще раз подняться, я догадался, что крепко связан по рукам и ногам. Я с ненавистью посмотрел на этих безжалостных людей которые подвергли меня таким жестоким мучениям.

        - Смотрите, я привел его в сознание. Он открыл глаза и смотрит на нас, - сказал, хихикая, здоровенный краснолицый детина, держащий в руках большой кувшин.
        Выходит, меня избили до потери сознания. На моей спине изломали, видимо, не один прут. Затем, чтобы привести меня в сознание, вылили на мою голову несколько кувшинов воды, пока я, несчастный, валялся как труп. Капли из кувшина мне показались брызгами из нашего сельского источника.

        - У него уже не хватит силенок сопротивляться нам, - сказал один из вооруженных людей и развязал мне руки и ноги.

        - Эй, глупец, тебя вызывает к себе падишах! - добавил с угрозой второй. Третий заключил:

        - Если правду не скажешь, изрубим.
        Мне с трудом удалось выпрямить болевшее тело.

        - Я ничего плохого не сделал, - сказал я.

        - Поговорим еще!

        - А за то, что вы меня избили, я пожалуюсь вашему яшули.

        - Жалуйся!
        Насмехаясь над моими словами, они вытолкнули меня вперед и повели куда-то.
        Мы миновали несколько домов и вошли в большой двор. Он был украшен богато и со вкусом - я думал, что такие пышные дворы бывают только в сказках.
        На высоком помосте с белыми блестящими колоннами восседал выше всех немолодой человек с коротко подстриженной бородкой. Его разноцветная одежда сверкала.
        Я подумал, что это, видимо, и есть тот человек, которого с таким почтением и страхом называют падишахом.
        Щуря желтые тигриные глаза, падишах смотрел на девушек, танцующих для него под деревьями.
        Воины толкнули меня в затылок, и я оказался перед падишахом. Нукеры сложили руки к груди и низко склонились перед повелителем.
        Хотя тело мое ныло невыносимо, я стоял и с улыбкой смотрел на падишаха, похожего на разряженную куклу, и его безропотных слуг. Кто-то из воинов ударил меня по голени, и я упал навзничь.

        - Бесстыжий глупец! - прошипел воин. - Забыл, что ли, где находишься?!
        Падишах сидел и смотрел на меня молча, словно воды в рот набрал. То, что меня избили до потери сознания, было ему безразлично.
        Взоры всех были устремлены на меня и на него. У некоторых во взгляде сквозило подхалимство, у других - страх. Но в моем взгляде была только ненависть.
        Падишах только слегка пошевелил холеным указательным пальцем, и сразу же прекратилась музыка, а танцевавшие девушки замерли на месте.
        Я понял, что приказ падишаха сильнее приказа аллаха. Когда аллах забирает на небо душу, то несчастный умирающий успевает хотя бы дернуться и попросить глоток воды!
        А здесь при одном лишь малейшем движении падишаха даже вода, которая текла, и та - замерзает, а если он разрешит - потечет снова.

        - Гость, не к лицу тебе воровать. Знай: мы воров не любим, - проговорил падишах мирно и как-то мягко.

        - Я ничего не воровал, яшули.
        Падишах вскинул брови:

        - Вот как?

        - Ваш конь спокойно щипал траву. Я только временно воспользовался им.

        - Допустим.

        - Ведь я же скакал не от вас, а к вам!

        - Откуда и куда путь держишь?

        - Мать у меня больна, Я перевалил через горный хребет в поисках целебной травы, вот и пришел в эти края.

        - Твое селение за горами?
        - Да.
        Падишах помолчал.

        - Если ты покажешь нам, где расположено твое селение, мы снимем с тебя обвинение в воровстве, - веско произнес он. - Сегодня отдыхай, а завтра поедешь с моими нукерами и покажешь им, по какой дороге нужно двигаться.
        Я переступил с ноги на ногу. Падишах ждал моего ответа, но я молчал, стоя перед ним.

        - Гость, посмотри вон туда, - сказал тогда падишах, протягивая руку в правую сторону.
        На середине большой площадки, покрытой камнями, стоял огромный обрубок пня. В него был воткнут черный топор.
        На пне в некоторых местах были темные пятна, по всей вероятности - засохшая кровь. .
        Нетрудно было догадаться, что на этом пне отрубали головы с плеч.

        - Гость, принимаешь наши условия? - Произнес падишах негромко, но с явной угрозой в голосе.

        - Хорошо, я согласен, яшули, - ответил я, и сам не успев понять, как могли вырваться у меня эти слова.
        На ночь меня привязали жесткими веревками к колонне. Двое нукеров, держа в руках копья, по очереди дежурили.
        Миновала полночь. Я стоял, словно кол проглотил, и наконец задремал.
        Стражник мой, следуя моему примеру, тоже начал подремывать. Время от времени, едва держась на ногах, он вздрагивал и крепче хватался за копье, чтобы не упасть. Ему не было до меня никакого дела, похоже, я был для него просто черной тенью.

        - Может быть, мне удастся найти какой-нибудь способ сбежать от падишаха и его топора, - подумал я и попробовал пошевелить руками и ногами. После долгих усилий мне удалось подвигать рукой: по всей видимости, она была привязана слабее остальных. Нож у меня тоже был припрятан справа.
        Стараясь, чтобы дремавший стражник ни о чем не догадался, я осторожно вытащил нож и, выбрав удобный момент, начал резать веревку.
        Только к рассвету мне удалось избавиться от ненавистных пут.
        Сбросив веревки, я опрометью бросился к закрытым на ночь воротам. Здесь, однако, меня поджидала неудача. Открыть ворота никак не удавалось - по всей вероятности, они крепко были заперты снаружи.
        Через несколько мгновений очнулся стражник. Наклонив копье, он бросился на меня.
        Ловким маневром обманув нукера, я ринулся на противоположную сторону двора.

«Неужели нет никакой лестницы? Необходимо отыскать хоть какую-нибудь лестницу», - билось у меня в голове.
        Однако что говорить о лестнице? Здесь не было и соломинки, которой можно поковырять в зубах...
        Павший духом и донельзя огорченный, я продолжал кружиться по двору.
        Вдруг мой взгляд остановился на стене ограды, в которой мне удалось обнаружить небольшую трещину. Эта трещина начиналась от фундамента и тянулась до самого верха глиняного забора.
        Я воткнул в трещину нож и принялся взбираться наверх. Это мне удалось.
        По ту сторону двора оказалось широкое поле, залитое утренним светом.
        Позади слышались крики стражников.
        Съехав кое-как по забору вниз, я бросился бежать к горам, да так, что пятки засверкали.
        Я двигался без отдыха, и к вечеру достиг предгорья. От усталости мои ноги еле двигались.
        Едва я решил было присесть, чтобы немного отдохнуть, как с теневой стороны горного пастбища показалась группа людей верхом на конях.
        Отряд был вооружен до зубов.
        Едва увидев всадников, я из последних сил стал взбираться на крутую скалу, куда не могли ступить копыта лошадей.
        Но погоня от меня не отстала. Всадники спрыгнув с лошадей, бросились за мной.
        Я мог от них оторваться. Мой путь был не очень тяжелым. Достаточно было одолеть две скалы, чтобы оказаться в родном селенье. Но я этого не сделал. Потому что, подумал я, если пойти этой дорогой, преследователи узнают путь к моему селу. И в один прекрасный день они явятся туда, обнажив свои сабли. Оставалось только одно.
        Надоест же врагам когда-нибудь гнаться за мной, и они прекратят преследование! - решил я и устремился к дальним пикам, покрытым белыми ледяными покровами. Я старался двигаться в сторону самых высоких вершин. Где-то здесь невдалеке должна быть река.
        Враги мои, однако, оказались неутомимыми. Едва увидев, с каким пылом бросались они за мной, я должен был, - понять, что с пустыми руками нукеры уходить отсюда не собираются.
        Спотыкаясь о камни, поднимался я все выше и выше, пока мой путь не преградила пропасть. Шагов семь-восемь - определил я на глазок ее ширину.
        Дул холодный, пронизывающий ветер, который наметал по краям пропасти недавно выпавший снег.

«Смогу ли я перепрыгнуть?» - подумал я и остановился в нерешительности.
        В этот самый момент стрела вонзилась мне в бедро, и я полетел в пропасть.
        Перед глазами поплыли белые круги, отчего мне казалось, что весь мир вокруг стал белым, словно молоко!»

* * *
        Ошибка допущенная Арсланом Байлиевым в отношении Урха, немедленно привела к множеству трудностей. Что ни говори, прежде Арслан Байлиев каждый день находил для Урха новое занятие, не давая ему скучать. Теперь же Урх наотрез отказался от всякого общения о Байлиевым. Нужно ли удивляться, что жизнь Урха после этого сразу же изменилась? Кроме профессора, вокруг воина не было никого, к кому стремилась бы его душа.
        Но профессор не мог постоянно заниматься Урхом, у него и без того было по горло разнообразных дел. Получалось так, что из суток Нурмурадов мог выкрасть для Урха не больше трех часов, Поэтому профессор всегда готовился к встречам, стараясь, чтобы ни одна минута их общения не пропала даром для Урха.
        Академия наук подготовила вместо Байлиева другого ученого-языковеда, но он недавно заболел и сейчас лежал в больнице.
        Неудачи, как известно, идут к неудачам, а неприятности - к неприятностям. Нурмурадов твердо решил: едва придет выздоровевший ученый, начать приобщение Урха к двадцатому веку.
        Хорошо еще, что привели Ласточку. Урх почти половину дня проводил около нее. Он без конца расплетал и сплетал ее густую гриву, погруженный в свои думы.
        Другую половину дня Урх проводил во дворе, в прохладной тени, ковыряясь в земле, или лежал в своей постели, уставившись глазами в потолок.
        Чтобы Урх не чувствовал одиночества, Нурмурадов перешел жить в его комнату. Урх, конечно, очень этому обрадовался. Однако через некоторое время он снова вернулся в прежнее свое состояние, и профессору никак не удавалось отвлечь Урха от глубокой задумчивости.
        Вот уже несколько дней Нурмурадов страдал бессонницей. Целые ночи он ворочался с боку на бок.
        Урх тоже не спал в течение долгих часов, пока новый, едва народившийся месяц не заходил за облака. При этом воин что-то неразборчиво шептал или, загибая пальцы, считал до десяти.
        Это произошло в ночь на четырнадцатое.
        Профессор уже разделся, чтобы лечь в постель.
        В комнату вошел Урх. Он принес с улицы траву, чем-то похожую на парнолистник обыкновенный, и протянул листок профессору, показывая жестом, чтобы тот понюхал.
        От листка исходил неприятный запах.
        Профессор отвернул лицо, сказал «фу» и глубоко вздохнул. Однако, чтобы не обидеть Урха, он не выбросил листок, а положил его на свою простыню, после чего впервые за много дней уснул крепким спокойным сном.
        Убедившись, что профессор уснул, Урх взял лук, стрелы и осторожно вышел из комнаты. После этого он быстро покинул дом и направился во двор, к Ласточке,
        Он развязал неоседланную лошадь и вскочил на нее верхом. Урх скакал на ней в разные стороны, ища вы-ход, но дворовые ворота были заперты.
        Тогда Урх, держась за поводья, направил Ласточку к низкому забору.
        Сытая и холеная лошадь, повинуясь команде, легко перемахнула преграду, взяв на полметра выше. Доволь-ный лошадью, радостный Урх что-то выкрикнул странным гортанным голосом.
        Между тем в комнату, где спал профессор, залетел ветерок, сдувший листочек с простыни на пол. Нурмурадов снова беспокойно заворочался, скрипя кроватью. В этот момент он и услышал донесшийся издалека возглас Урха.
        Профессор быстро вскочил, встал на пол. Не обнаружив Урха, он забеспокоился и выпрыгнул в окно во двор.
        Прислушиваясь к затихающему топоту копыт, Нурмурадов бросился к воротам.
        Близ здания больницы стояла «Волга», которая могла развивать скорость до 200 километров в час. В машине оказался дежурный шофер, на случай экстренного вызова к больному.
        Нурмурадов поспешно сел в машину я попросил шофера ехать, указав рукой на направление, в котором ускакал Урх.
        Разве может живое существо опередить машину?
        Не прошло и десяти - пятнадцати минут, как показался скачущий всадник. Это был Урх.
        Впереди расстилалась огромная, ровная, как стол, равнина, которую люди прозвали
«волшебной». Название происходило оттого, что с определенного места, близ которого как раз находились Урх и профессор, она казалась ровной, хотя во всех сторонах ее на самом деле пересекали опасные овраги, обрывистые и глубокие. Поэтому охотников, рискующих пересекать «волшебную» равнину, подстерегали опасности.
        Путь, по которому мчался Урх, пересекался широким, словно пасть, оврагом. В том месте, где он сужался, был перекинут мостик. Однако не было похоже, чтобы мостом пользовались люди. На запыленной поверхности его можно было заметить свежие следы лисицы.
        По всей видимости, лиса собиралась перейти на противоположную сторону, но, чего-то испугавшись, с полпути вернулась обратно.
        Когда до оврага оставался какой-нибудь десяток метров, Урх, сидевший на стремительно мчащейся Ласточке, вдруг услышал знакомый голос профессора, который крикнул:

        - Остановись, сынок!
        Тело Урха как-то обмякло, и он сам не заметил, как повернулся в сторону профессора.
        В этот момент Ласточка внезапно увидела прямо перед собою овраг. Раздув ноздри и фыркая, она, словно нитка, растянулась над пропастью и в стремительном прыжке вырвалась из-под Урха, который не подозревал о неожиданно возникшем препятствии.
        Урх кубарем скатился с Ласточки, однако сразу же сумел сориентироваться.
        Вывернувшись в воздухе, как это делают отважные цирковые гимнасты, он распрямил сильное, как стальная пружина, тело, затем, протянув руки вперед, попытался ухватиться за мостик.
        Мостик оказался гнилым. Как только Урх ухватился за него, он разломался надвое.
        Урх покатился вниз, ударившись о твердое дно оврага, после чего на Урха, раскинувшегося навзничь, посыпались обломки гнилой древесины.
        Увидев, что Ласточка осталась без седока, профессор махнул шоферу рукой:

        - Ну-ка, прибавь скорость! Там что-то случилось.
        Всю дорогу шофер ехал и улыбался за то, что профессор называл Урха «сынок». Однако сидевший рядом Нурмурадов был сильно взволнован.
        Наконец Нурмурадов не выдержал.

        - Бай, какое у тебя веселое настроение, - проговорил он, увидев улыбку шофера. Затем немного приподнялся с сиденья и, сморщив лицо, перевел взгляд на дорогу. Такая гримаса была у Нурмурадова всегда, когда он злился.
        Увидев на дне оврага распростертого Урха, профессор в первое мгновение растерялся.
        Недалеко были специальные ступеньки, по которым можно было спуститься в овраг. С трудом ориентируясь в полутьме, профессор сразу же решил спускаться и сделал несколько шагов вниз, хватаясь за верблюжьи колючки, усеявшие крутой выступ, - ступенек он сгоряча не заметил.
        Шофер успел схватить его за руку и показал на ступеньки, но взволнованный профессор не понимал, о чем идет речь.
        Кое-как Нурмурадов спустился на дно оврага и присел около Урха, вся голова которого была окровавлена. Он быстро, судорожно гладил остывающие глаза, лицо, позабыв от горя обо всем на свете.
        Очнулся Нурмурадов только тогда, когда откуда-то сверху на него упала холодная капля. Профессор посмотрел вверх и увидел на краю оврага неподвижно стоящую Ласточку, уздечка которой была опущена. Из глаз Ласточки сочились слезы, одна из них и упала на Нурмурадова.
        Не прошло и часа после случившегося несчастья, как вокруг злополучного оврага собрались видные работники, руководство Академии наук и медицинского института.
        Профессор осторожно разжал стиснутый кулак Урха и вытащил из него пучок травы. Завернув его в газету, сунул в карман. Потом показал жестом трем крепко сложенным врачам на Урха и негромко произнес:

        - Поднимите его.

* * *
        Аннабег Курбанова и Ялкаб Пальванов приехали в Ашхабад, когда там второй день шла научная конференция. По предположениям вездесущих и всезнающих корреспондентов, работа конференции должна была продлиться еще на два-три дня.
        В эти дни с языка ашхабадцев не сходили имена Александра Павлова и Нурмурадова. Все говорили только о них.
        Ялкаб из-за болезни участвовать в конференции не смог. Уже в дороге ему стало плохо.
        На вокзале, как только они вышли из поезда, Ялкаб попросил Аннабег позвонить и вызвать «скорую помощь». Весь день Курбанова провела в хлопотах, устраивая Ялкаба в больницу. А затем, набросив на плечи белый халат, сидела около койки Ялкаба, никуда не отлучаясь.
        Главный врач больницы внимательно обследовала
        Пальванова. Затем глубоко вздохнув, посмотрела на неподвижную фигуру Аннабег, которая на время осмотра пересела к окну.
        В палате установилась напряженная тишина.
        Ялкаб лежал, приложив ладони ко лбу. Он прислушивался к тихому тиканью часов, которые размеренно отстукивали секунды, сокращая его и без того короткий остаток жизни. В своих мыслях он как бы наблюдал себя со стороны, следил, как с каждым часом все больше усыхает его тощее тело.
        Первой тишину нарушила Аннабег:

        - Ялкаб, может быть, съешь что-нибудь?
        Ялкаб покачал головой.

        - Ты только скажи, что тебе хочется? - продолжала Аннабег, словно не замечая движения Ялкаба. - -Я знаю, ты сейчас на диете, и тебе многого нельзя. Но, Может быть, доктор разрешит...

        - Спасибо, Аннабег. Мне ничего не хочется, - проговорил тихо Ялкаб. - Но у меня к тебе есть просьба.
        - Слушаю.

        - Ступай сейчас В гостиницу и отдохни.. А завтра придешь примерно в это время и расскажешь мне, как идет работа конференции.
        Когда Аннабег Курбанова выходила из ворот больницы, Нина Васильевна догнала ее:

        - Подождите одну минуту! Аннабег остановилась.

        - У меня к вам разговор, - оживленно продолжала Нина Васильевна. - С этими делами я совсем забыла про вас.
        Она, улыбаясь, взяла Аннабег Курбанову под руку и добавила:

        - Вы ведь еще не успели устроиться в гостинице?
        - Нет.

        - И не нужно! Пойдемте лучше к нам. Мама так обрадуется! Через пятнадцать минут у меня кончается рабочий день, вам не придется долго ждать. Хорошо?
        Нина Васильевна отпустила руку Аннабег.

        - Побегу переоденусь.
        Аннабег поблагодарила подругу за предложение, которое исходило от чистого сердца, но остановиться у нее в доме решительно отказалась.
        - Мне сейчас обязательно нужно быть в гостинице,

        - твердо произнесла она. -А завтра или послезавтра непременно зайду к вам.

        - Тогда я предупрежу маму о вашем приходе. А если и тогда найдете причину не прийти к нам, обижусь, - предупредила Нина Васильевна, придерживая за локоть Аннабег и глядя ей в лицо.

        - Честное слово, приду.

        - Понимаю, что вас больше всего волнует, - продолжала Нина Васильевна, отвечая на невысказанный вопрос. - О больном своем нисколько не волнуйтесь! Все, что в наших силах, постараемся для него сделать.
        С этими словами они попрощались.
        Аннабег решила пойти пешком до ближайшей гостиницы. На пути ей встретились дети, которые весело играли, легкие стайки юношей и девушек, старики, которые отдыхали на лавочках, наслаждаясь летним вечером. Дыхание осени еще не ощущалось, до нее было далеко.
        Все люди были так радостны, что, казалось, давно потеряв друг друга, они только встретились.
        Аннабег Курбановой все лица чудились знакомыми. Они бросали вокруг теплые взгляды, словно приглашала прохожих к себе на вечеринку.
        Аннабег вдруг заторопилась, скорым шагом направилась в сторону, где было особенно много народу. Ей показалось, что эти люди только и ждали ее прихода, желая, чтобы она присоединилась к ним.
        Услышав от Аннабег Курбановой неприятную новость о тяжелой болезни Ялкаба и о том, что он находится сейчас в больнице, Александр Павлов и Нурмурадов некоторое время сидели молча.
        Наконец Аннабег решилась прервать тягостную паузу и задала Павлову вопрос, неотрывно мучивший ее:

        - Александр Иванович, в нашем мире сейчас так много сильных и талантливых ученых, неужели они не могут найти способ победить рак?...
        Академик выслушал вопрос, ерзая на месте. Затем крепко ухватился за стол и выпрямился, словно собирался читать студентам лекцию в аудитории:

        - Победить эту страшную болезнь - грандиозная проблема. Чтобы предотвратить рак, медицина предпринимает немалые усилия. Вот иллюстрации к сказанному.
        Один американский врач нашел своеобразный метод борьбы против рака. Он обратил внимание на корни различных растений, из которых индейцы, обитающие е непроходимых лесах, изготовляют целебные средства.
        Индейцы в то время враждовали с белыми людьми, потому что многие белые, с которыми им приходилось иметь дело, в душе были черными.
        Алчные и коварные белые люди нападали на индейцев. Дочерей уводили в рабство, а сыновей - молодых воинов забирали в плен. Вот почему индейцы и возненавидели всех, без разбора, белых людей.
        Око за око!
        Руководствуясь этим жестким, но справедливым принципом, индейцы всякому пленному белому отрезали голову, не разбираясь в том, виновен он или невиновен.
        Для индейцев стало законом снимать скальп с убитого врага и носить его с собой на поясе. Отвага, мужество, геройство индейца измерялись количеством скальпов, висящих на его широком поясе.
        Аннабег смотрела на рассказчика, с интересом ожидая, что же будет дальше.

        - Череп головы, с которой срезан скальп, индейцы не выбрасывали, - продолжал Александр Иванович. - Они клали его в снадобье, составленное из различных веществ, и выдерживали там определенное время.
        В результате, какой бы крупной ни была голова, она съеживалась, превращаясь в маленькую, похожую на насовую тыковку.

        - А черты лица? - спросила Аннабег. -Они наверное, при этом изменялись, искажались?

        - Нет, - ответил Павлов, - черты лица оставались прежними. Американский врач - его звали Джордж - много изучал состав снадобий, которыми пользовались индейцы.
        На основании этого изучения он сделал вывод, что организм, который заболел раком, начинает как бы распухать, а целебное средство индейцев сокращает, ужимает ткани организма.
        Джордж решил использовать это средство для лечения бича человечества - рака.

        - Разве это возможно?

        - Джордж решил, что да. Но для этого необходимо было пойти на риск, и Джордж отправился к индейцам, чтобы на месте изучить таинственное снадобье.
        Индейцы, как и следовало ожидать, встретили в штыки белого доктора. Они потребовали, чтобы он немедленно покинул их края, иначе ему придется худо. Джордж, конечно, понимал, что предупреждение носит слишком серьезный характер. Искушение, однако, было слишком велико, и он медлил.
        Пока Джордж раздумывал с опасностью для жизни, у индейцев произошло неприятное событие: сына вождя в лесу ужалила змея.
        Тут вождь весьма кстати вспоминает, что белый пришелец - доктор, и просит Джорджа, чтобы тот спас его единственного сына. Джордж откликается на призыв и начинает лечить сына индейского вождя. Едва мальчик становится на ноги, Джордж говорит вождю, зачем, собственно, пожаловал сюда. «Это слишком серьезный вопрос, - отвечает вождь. - Я должен посоветоваться со своим племенем».

«Мы согласны, - ответило племя. - Но для этого белый пришелец должен выполнить три наших условия.
        Первое: мы должны спросить разрешения у нашего бога. Для этого вождь уводит Джорджа к ближайшему вулкану. Вулкан этот действующий, и его устами баг даст ответ....»
        Вождь с белым пришельцем направились к вулкану. Всегда громыхающий, брызжущий во все стороны раскаленной лавой, вулкан приутих, когда они подошли к нему.
        Вождь воздел обе руки к небу и громко возопил: - Скажи, о боже, можно ли доверить тайну индейского племени этому пришельцу? Вулкан молчал.
        Вождь повторил свой вопрос в седьмой раз. Перед этим он выдержал значительную паузу, а затем сказал Джорджу, который начал волноваться:

        - Молчание -тоже ответ. Если вулкан промолчит и на этот раз, значит, верховное божество тебе не верит. Тогда нам придется убить тебя! -возвысил вождь голос.
        Джордж опустил голову.
        Едва вопрос вождя прозвучал в седьмой раз, как из верхушки вулкана показалось пламя. Одновременно послышался раскатистый гул.
        Благодаря, этой случайности жизнь Джорджа была спасена, и первое условие, поставленное племенем, было выполнено.
        Второе условие было таково: Джордж должен был найти какого-нибудь человека и отрезать ему голову. Вот с ней-то он и получит право экспериментировать, уменьшая ее с помощью целебного препарата, который ему дадут индейцы.
        Джордж воскликнул:

        -Братья, но я ведь врач!

        - Ну и что? - спросили индейцы.

        - Я должен лечить людей, а не головы им отрезать, - стал объяснять им Джордж, но увидел, что индейцы не собираются идти на уступки. Тогда он придумал хитрый ход и сказал:

        - Что ж, если это условие обойти нельзя, пусть будет по-вашему. Я отрежу голову горилле.

        - При чем тут горилла?

        - Горилла ведь очень похожа на человека. Индейцы подумали и согласились.
        Джордж ушел в лес и через некоторое время принес голову гориллы.
        Когда он возвратился, индейцы воздвигли для него хижину в безлюдном месте.
        Джордж удивился:

        - Зачем это?

        - Человек, который дубит отрезанную голову целебным снадобьем, должен круглый год жить в хижине, никуда не выходя. Это и есть третье условие. Еду и все необходимое мы будем приносить. Таков наш обычай.
        Отважный врач задумался. Он никак не мог потерять целый год, ведь для него каждая минута была дорога.

        - Год - это много.

        - Но иначе ты не получишь отпущения за убийство, - пояснили индейцы.

        - Но ведь я убил не человека, - начал убеждать Джордж индейцев, -а гориллу. Для обезьяны и трех дней достаточно!
        Племя и тут согласилось с ним. За три дня Джордж научился у индейцев изготовлять таинственное средство для уменьшения отрезанной головы, а также выяснил, из чего оно состоит.
        После этого ученый возвращается благополучно в свою лабораторию и начинает лечить привезенным средством кроликов, обезьян и мышей, зараженных раком.
        Первые эксперименты проходят успешно...
        Интересные опыты по излечению рака проводятся и в Советском Союзе.
        В нашей стране при Академии наук создан специальный медико-биологический экспериментальный институт, где с успехом проведены работы по излечению рака кожи и молочной железы.
        Наша цель - извлечь из огранизма раковые клетки путем обмена веществ. В виде главного лечебного препарата здесь используется медицинский раствор конифолевого спирта.
        Здоровой собаке привили раковую опухоль, которая, разрастаясь, причиняла животному тяжкие страдания. Тогда-то собаке и ввели лекарственный препарат. Сразу после этого опухоль перестала расти, а через некоторое время от организма отвалилось какое-то инородное тело. На месте бывшей опухоли, правда, образовалась рана, но она быстро зажила.
        Курбанова спросила:

        - Сколько же времени заняло лечение?

        - Примерно полтора месяца, - ответил ее собеседник. - Все это заставило ученых призадуматься, задать себе несколько вопросов общего порядка. Взять, например, деревья. Почему зимой они задерживают рост, как вы думаете?
        Аннабег пожала плечами:

        - Может быть, потому, что зимой холодно, и все жизненные процессы замедляются, - предположила она.

        - Вот в этом вопрос: только ли холод тому причина? - подхватил ученый. - А может быть, с наступлением холодов в тканях деревьев образуется кислота, которая останавливает их рост.

        - Разве это так важно? С деревьями? Ведь деревья не люди, - сказала молодая женщина.

        - Неважно. Все живые ткани состоят из клеток. Раз дерево не растет, значит, в его тканях клетки не размножаются. Отсюда - прямой вывод: древесную кислоту, которая образуется в зимний период, можно использовать для излечения рака. Ведь что такое рак? Это, по сути дела, неуправляемое, бесконтрольное развитие и рост клеток.

        - И что же, удалось найти эту кислоту, регулирующую рост клеток? - спросила Аннабег.

        - Нашли. И эксперименты с нею дали удивительные результаты, - сказал Павлов, - Например, когда воздействовали этой кислотой на подсолнух, он вытягивался в высоту более чем на пять метров. Значит, остается найти вещество, которое могло бы в нужный момент разрушить кислоту, заставить ее распасться. Но и это еще не все! В последнее время у нас появилось новое, особенное средство борьбы против рака, - заключил Павлов и загадочно улыбнулся.

* * *
        На следующий день после поступления Ялкаба в больницу врачи начали всесторонне его обследовать.
        Как раз перед приходом Аннабег Курбановой он закончил проходить рентген.
        Ялкаб устал и настолько плохо себя чувствовал, что ему даже трудно было приподняться с постели.

        - Лежи, - сказала Аннабег и присела рядом на белый табурет. - Как ты себя сегодня чувствуешь?

        - Неважно. Мое состояние ухудшается с каждым часом, а врачи ничего не предпринимают, только анализы берут, - пожаловался Ялкаб.

        - Крепись. - произнесла Аннабег и погладила его руку. - Завтра, примерно в это время, к тебе придут Павлов с Нурмурадовым. Они были очень огорчены, когда узнали о постигшей тебя тяжелой болезни.

        - Ты рассказала им все?

        - Да.

        - И что Павлов?

        - Он сказал, что вылечит тебя.
        Аннабег перехватила недоверчивый, полный какого-то отчаяния взгляд Ялкаба и добавила:

        - Я говорю правду. А Нурмурадов удостоверил его слова кивком и сказал, что нужно поторопиться.
        В день, когда должны были прийти Нурмурадов в Павловым, Ялкабом овладело странное чувство: он почувствовал ненависть к самому себе. Ему чудилось, что его худые ноги и руки стали чужими, не принадлежат больше ему.
        Ялкаб поднес к лицу маленькое зеркальце для бритья и долго рассматривал свои землистые щеки и глубоко ввалившиеся глаза, утратившие блеск.
        В голову лезли разные мысли. Честно говоря, он устал от этих мыслей, от постоянного беспокойства за мать и Ашира.
        Однако усталость оказалась благодетельной, поскольку принесла с собой желанный покой. Ялкаб уснул безмятежно, словно ягненок. И приснился ему сон...
        Он идет, по широкой асфальтированной площади. Солнца не видно, оно закрыто черной занавесью. Ялкаб останавливается в нерешительности: он не знает, в какую сторону идти дальше. В этот момент вверху над ним появляется топор. Свистя в воздухе, он летит ему прямо в голову.
        И вдруг, рядом оказывается невесть откуда взявшийся старик в белом халате. Он смело выбрасывает руку и отталкивает смертельное орудие в сторону...
        Ялкаб сильно перепугался, он проснулся с бьющимся сердцем. Нет, нет, он еще не проснулся!
        Он лежит на твердом асфальте, широко раскрыв глаза, и несколько минут молчит, с трудом приходя в себя.
        Александр Павлов гладит его черные, зачесанные назад волосы, и успокаивает:

        - Не волнуйся, все будет хорошо, добрый молодец.
        Аннабег Курбанова вопросительно смотрит на Нурмурадова, и взгляд ее говорит: «Что же будет дальше?...»
        И тут Ялкаб окончательно просыпается. Он видит рядом, у койки Александра Павлова, узнает его и говорит еле слышным шепотом:

        - Спасибо вам, вовремя подоспели, а не то я бы погиб.

        - Погиб? - переспросил Павлов.

        - Мне приснился страшный сон, - пояснил Ялкаб. Оба профессора, еще ближе подсев к Ялкабу, стали его подробно расспрашивать о состоянии здоровья.
        Затем Павлов принял торжественный вид и громким голосом произнес:

        - Товарищ Пальванов, за помощь, оказанную в оживлении Урха, Президиум Верховного Совета СССР награждает вас орденом Трудового Красного Знамени. Правительство доверило мне вручить вам эту высокую награду. Поздравляю вас с орденом, товарищ!
        С этими словами Александр Павлов вручил Ялкабу красивую квадратную коробочку с орденом и крепко пожал ему руку. После этого Аннабег Курбанова и Нурмурадов в свою очередь от всего сердца поздравили Ялкаба с высокой наградой.
        Прижав к груди нарядную коробочку с орденом, Ялкаб молчал. В эту минуту он просто не знал, что сказать, не находил слов для ответа. Широко раскрытые глаза повлажнели, а дыхание стало прерывистым.
        Ялкаб совсем не был похож на того больного, который совсем недавно лежал без сил и не мог лишний раз даже пошевелиться. Вдруг он вскочил с места, встал с койки и обнял Павлова. Тот положил ему крепкую руку на плечо и сжал его:

        - Товарищ Пальванов, вам не нужно волноваться! И вставать с постели не следует, - легонько подтолкнул он Ялкаба в сторону кровати.
        Поговорив некоторое время о разном они перешли к основному.

        - Ялкаб, ты доверяешь мне, как терапевту? - спросил в упор Александр Павлов.
        Ялкаб твердо ответил:

        - Доверяю.

        - Я должен сказать тебе всю правду, какой бы она ни оказалась.
        Побледневший Ялкаб кивнул.

        - Готов ты ее выслушать?

        - Да.

        - На твой желудок и некоторые другие внутренние органы распространилась злокачественная опухоль.

        - Значит это..

        - К сожалению это рак, - договорил Павлов. - Я проверил все данные твоего обследования. Современная медицина, как ты знаешь, обладает кое-какими средствами для борьбы с этим заболеванием, но они не дают возможности радикально излечить от рака. Слишком они еще неэффективны, эти средства!

        - Кто знает, может быть, через год, а может быть, и пораньше, мы найдем способ приготовить более сильное лекарство, которое победит рак.

        - Но дело в другом: тебе осталось слишком мало жить. Твоя болезнь слишком быстро прогрессирует.
        Ялкаб прошептал:

        - Я это чувствую...

        - Мы тут подумали и пришли к такому выводу. - Павлов сделал паузу.
        Все молчали.

        - Если ты согласишься... - медленно проговорил Павлов! - У нас имеется криогенная установка, нечто вроде медицинского холодильника, поместив в который, мы можем на время приостановить все жизненные процессы в твоем организме.

        - Понимаю.

        - Как ты понимаешь, это все произойдет у тебя не случайно, как у Урха. Установка сконструирована специально и является чудом современной медицины. Мы также уверены в том, что, когда придет время, мы сумеем возвратить тебя к жизни. А сделаем мы это, когда найдем лекарство от рака.

        - Выходит, то, что я слышал от профессора, - кивнул Ялкаб в сторону Нурмурадова, - уже начали применять на практике?

        - Как видишь, - подтвердил Нурмурадов.

        - Значит, у меня есть шансы излечиться?! Конечно, я согласен. - Проговорив эти слова, обессиленный Ялкаб откинулся на подушки. - Но... а как же мать? - встрепенулся он.

        - Мы сделаем так, чтобы твоя мать не беспокоилась, - сказал Нурмурадов. - Напишем ей официальное письмо, где сообщим, что Ялкаб Пальванов о группой советских врачей участвует в научно-экспериментальной работе по спасению жизни тысяч и тысяч людей.
        Павлов добавил:

        - Кстати, так ведь оно и есть.
        - Эта работа такова, что в течение года Ялкаб Пальванов не сможет видеться и даже переписываться с вами, с ним не будет никакой связи. Вот какого характера письмо мы направим твоей матери, - заключил Нурмурадов.

* * *
        С южной стороны Ашхабад окаймляют холмы. Поднимаясь по мере удаления от города все выше и выше, они постепенно переходят в черную цепь Копетдага.
        Если подняться на один из холмов, Ашхабад виден как на ладони. Пологий, с обширной смотровой площадкой, этот холм очень удобен и для наблюдений за небом.
        Вечером того торжественного дня, когда на Луну был запущен советский космический корабль с экипажем из семи человек, на холме собралось множество ашхабадцев. Предупрежденные о времени, когда пролетит корабль, они наблюдали за ним до тех пор, пока серебристая точка не скрылась за горизонтом: прежде чем двинуться в сторону Луны, корабль должен был сделать несколько витков вокруг Земли, чтобы выйти на необходимую промежуточную орбиту.
        Однако люди даже и не подозревали, что являются современниками еще одного замечательного исторического события.
        Глубоко под холмом, на глубине в семьдесят метров, ученые готовили к полету своеобразный «корабль жизни». О проведении этого эксперимента знал только очень ограниченный круг ученых.
        Профессор Ионесян сидел у пульта и ждал, когда поступит стартовая команда. Пышные усы профессора, похожие на треугольник, шевелились при малейшем его движении, отчего казалось, что он постоянно улыбается.
        Флегматичный профессор никогда не волновался, не любил торопиться (как, впрочем, и опаздывать). И вот теперь, к собственному удивлению, он вздрогнул, когда услышал, что Ялкаба Пальванова доставили в помещение, где подготавливали к «запуску», а точнее сказать - к включению в сложнейшую криогенную установку.
        Несмотря на то, что в комнате, в которой он находился, благодаря кондиционеру царила приятная прохлада, Ионесян вытащил из кармана платок и принялся быстро вытирать разом вспотевшее лицо.
        Ожидая дальнейшего развития событий, профессор уже не расставался с платком.
        Нужно сказать, волновался он не по-пустому: паруса корабля, имя которому «Жизнь», находились в руках этого человека.

«А вдруг, по какой-нибудь глупой случайности, не получится то, что мы задумали? - билась в голове назойливая, как муха, беспокойная мысль. - Тогда ведь наши охи и ахи, наши сожаления его не вернут».
        Ионесян несколько раз прошелся по комнате, затем подошел к пульту. Стрелки многочисленных приборов его постоянно находились в движении.
        В мембране раздался голос Павлова.

        - Какая температура в холодильнике?

        - Минус 196°.

        - Давление?

        - Нормальное.

        - Приготовьте корабль.
        Да, свое детище сотрудники называли не иначе, как кораблем.
        Ионесян дотронулся до белого, обтекаемой формы, верньера. На пульте обзорного экрана показалась узкая асфальтированная площадка. По ней медленно двигалась открытая сверху белая машина, внешними очертаниями напоминающая «Волгу». На борту ее крупными буквами было выведено: «Жизнь».

«Жизнь» подъехала к помещению, в котором располагалась криогенная установка, и остановилась перед нею.
        Бережно сняв с машины, Ялкаба положили на промежуточное ложе, приготовленное из специальных полимеров.
        Нурмурадов и Павлов, одновременно подойдя с двух сторон, ввели в вены левой и правой руки желтоватую жидкость, и теперь напряженно ждали результата. Это был препарат, который помогал организму перейти в замерзшее состояние без разрушения жизненно важных тканей.
        Как ни странно, но сразу после укола Ялкаб почувствовал себя настолько лучше, что на несколько минут даже позабыл о своей болезни.
        Он огляделся, как бы стараясь запомнить все вокруг, даже самую малую малость. Предметы, к которым он прежде был безразличен, вдруг стали для него дорогими.
        Костлявая рука смерти, словно спазма сжимавшая горло, после уколов немного ослабила свою железную хватку. Ялкаб перевел дыхание.
        Его взгляд привлек кувшин на подоконнике. Над влажной, недавно политой землей горделиво возвышалась роза, которая едва начала распускаться.
        Ялкаб подумал: когда душа человека обретает наконец покой, у него появляется интерес к разным, даже самым незначительным предметам, которые наполняют нашу жизнь.
        Профессор Ионесян, словно прочитав мысли Ялкаба, подошел к окну, срезал один из полураспустившихся бутонов и протянул его лежащему навзничь человеку.
        Ялкаб повертел цветок в руке, с восхищением разглядывая его словно видел впервые. Нюхая цветок, он вдруг почувствовал, как каждая клеточка тела начала наливаться свинцовой усталостью. Веки отяжелели и сами собой начали смеживаться.
        Он и так и сяк старался не заснуть, но из этого ничего не получалось.
        В конце концов, прошептав «Мне холодно!", Ялкаб закрыл глаза. Рука с цветком, упала на грудь, и в этот самый момент Ионесян резко поднял вверх один из рычагов установки.
        Машина, на борту которой написано «Жизнь», с легкостью трогается с места и отправляется назад, а люди покидают комнату, где отныне безраздельно будет царствовать холод...

* * *
        Раннее утро. Небо прояснилось, просветлело, сбросив с себя покрывало ночи из черного бархата.
        Кусты хлопчатника на огромном прямоугольном поле, добротно, с любовью обработанном, напоминали молодых птенцов, в любую минуту готовых подняться ввысь.
        Ашир шел открывать воду для полива хлопчатника. Сегодня у него было приподнятое настроение: только вчера они получили весточку от Ялкаба. Его брат, оказывается, участвует в важной научно-экспериментальной работе.
        Он шел, думая о Ялкабе, и вдруг увидел, что растение, высаженное на специальной грядке недалеко от главного арыка, расцвело. Ашир уловил приятный аромат, струящийся от цветка.

        - Слушайте! Цветок Урха расцвел! - что было силы закричал Ашир, хотя знал, что его никто не услышит.
        Он несколько раз нагибался, нюхая большую, как пиала, чашечку цветка. Желтые лепестки только-только раскрылись, похожие на нежные уста девушки.
        Казалось, цветок победоносно излучает в окружающее пространство беззаветные усилия Ашира и его многочисленных друзей, что только благодаря их стараниям он расцвел в это ясное, безмятежное утро.
        Кроме этого, цветок излучал живую историю прошедших столетий.