Тень Хранителя Дэннис Фун

        Негасимый Свет #3
        Заключительная книга трилогии «Негасимый Свет». Минуло два года с тех пор, как Роун был насильно разлучен с сестрой, а его родители убиты. Ему пришлось пройти через испытания и прозрения, обретения и потери, пересмотреть свои убеждения, ради победы над невообразимым злом и сохранения надежды на будущее.

        Дэннис Фун
        Тень Хранителя

        Книга посвящается А. фон Брутикалу, также известному под именем Кен Фун

        ПРЕДИСЛОВИЕ

        В СКРЫТОЙ ОТ МИРА ДОЛИНЕ
        НАРОД НЕГАСИМОГО СВЕТА
        СУМЕЛ ПЕРЕЖИТЬ КАТАСТРОФУ.
        СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ НАРОД
        ЖИЛ БЕЗ ГОРЯ И ЗАБОТ,
        ПРЕДОСТАВЛЕН САМ СЕБЕ.
        В ИЗОЛЯЦИИ ОТ ВСЕХ,
        ЛЮДИ ВЕРИЛИ В УСПЕХ.
        ВЕДЬ НАДЕЯТЬСЯ — НЕ ГРЕХ.
        НО ПРИШЛА И К НИМ БЕДА —
        ЧАСА МНОГО ИНОГДА,
        ЧТОБ ИСЧЕЗНУТЬ НАВСЕГДА.
    КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

        «Тень Хранителя» — третья, заключительная книга трилогии «Негасимый Свет». В первой книге — «ЛОВЦЫ ВИДЕНИЙ»,повествуется об истории мальчика Роуна и его младшей сестры Стоув. Неизвестные бандиты-налетчики разрушили их родное мирное селение Негасимый Свет и зверски убили всех его жителей. Стоув была похищена. А Роуна нашел Святой — предводитель секты воинов-братьев, поклонявшихся богу, известному под именем Друг.
        Под руководством брата Волка Роун начал заниматься боевыми искусствами, мечтая отомстить виновникам страшной резни, учиненной над его соплеменниками. В это же время он нередко перемещался в иное измерение реальности — Край Видений, где странные существа — ловцы видений, давали ему советы и помогли узнать страшную правду, которую скрывал от него Святой.
        Роун бежал в необитаемые земли Пустоши, где встретил Лампи — молодого человека, обезображенного шрамами от смертельной болезни, вызываемой лесными клещами. После нападения братьев друзьям удалось скрыться в подземной общине Оазис. Там они познакомились и подружились со сказителем Камьяром, библиотекарем Орином и Лелбит. Но Роуну в новом видении был дан знак покинуть Оазис. Вместе с Лампи он отправился в новое путешествие. После тяжелых испытаний и опасного ранения Роун оказывается в селении Праведное.
        Целительница и ловец видений по имени Аландра излечивает его. Аландре нужна поддержка друзей, чтобы спасти от верной гибели четырнадцать необычных детей из этого селения. Они совершают побег, но братья преследуют их. После заключительной битвы, завершившейся гибелью Святого, Роун, Лампи и Аландра со своими подопечными нашли безопасное убежище и нарекли его Новый Свет.
        События второй книги трилогии — «ВОЛЬНЫЙ СТРАННИК», начинаются в Новом Свете, где Аландра дает детям попробовать снадобье — вещество, с помощью которого можно путешествовать в Край Видений. После этого с детьми происходит беда — все они по какой-то таинственной причине впадают в глубокую кому. Роун винит в случившемся Аландру и других ловцов видений. Вместе с Лампи он отправляется в Город, чтобы разыскать Стоув, найти разгадку тайны и спасти детей, за судьбу которых он чувствует себя ответственным.
        Стоув удочерил Хранитель Города — Дарий. Ее превратили в идола, которому поклонялся народ. Эта роль была ей отведена Владыкой Керином — министром пропаганды. Хотя ее любимый наставник Виллум делал все, что в его силах, для ее воспитания и защиты, в сознание Стоув проник ловец видений по имени Феррел. Это произошло во время их битвы в Краю Видений, и поведение девочки стало непредсказуемым.
        Тем временем Роун и Лампи встретили девушку Мабатан. Она могла странствовать в Краю Видений, но никогда не пользовалась снадобьем, чтобы туда попасть. Мабатан рассказала Роуну, как Владыки Города и ловцы видений разделили Край Видений и воздвигли там сооружения, от которых образовался бездонный разлом. Его с трудом удерживали от расширения те самые четырнадцать детей, чьи физические тела лежали бездыханными в Новом Свете. Единственная возможность их спасти заключалась в том, чтобы пресечь козни Владык и ловцов видений.
        Роун был полон решимости найти сестру и помочь ей, и ему удалось вместе с друзьями пробраться в Город. Но встреча брата с сестрой завершилась катастрофой — Стоув во время стихийно возникших беспорядков убегает из Города. За Городом ей встретился вероломный брат по имени Ворон, который доставил девочку к правителю Браку в селение Праведное. Но Брак и Ворон не сумели использовать в своих целях феноменальные способности девочки — Стоув убила их обоих и после этого потеряла сознание.
        Роун должен был продолжить поиски средства для ликвидации разлома, и ему пришлось передоверить поиски сестры Виллуму и Мабатан. На крыльях, созданных гюнтерами — технотронными рабами Города, Роун и Лампи улетели в тайное убежище племени апсара, где жила подруга Святого — Кира. Оттуда Роун совершил путешествие в самые сокровенные глубины Края Видений, в то место, где Святой был обречен на вечные посмертные муки. Поведав Роуну о своей встрече с Дарием, Святой уговорил его смириться с предначертанной ему судьбой и возглавить борьбу против Владык Города.
        В книге «ТЕНЬ ХРАНИТЕЛЯ»Роун поднимает разрозненные народы и племена на борьбу против Города. Он узнает, что перед лицом опасности со стороны невообразимого зла надо пересмотреть свои убеждения ради сохранения надежды на будущее.



        ПЕРСОНАЖИ ТРИЛОГИИ «НЕГАСИМЫЙ СВЕТ»

        ДАЛЬНИЕ ЗЕМЛИ

        РОУН:он и его младшая сестра Стоув единственные остались в живых после нападения конных бандитов на их мирное селение Негасимый Свет. Селение и все его жители были стерты с лица земли. Роун попадает в общину так называемых братьев и сближается с их предводителем — Святым. Впоследствии Роун резко разрывает с ними отношения, узнав, что именно братья были повинны в разрушении Негасимого Света. Таинственная крыса и ловцы видений открывают перед ним иное измерение реальности, которое называется Край Видений. Но после случившегося с четырнадцатью необычными детьми — Новакин, Роун утрачивает к ним доверие и не прислушивается к пророчествам о том, что должен стать единственным предводителем сил сопротивления Владыкам Города. Но по мере того, как война с Городом становится неизбежной, Роун должен сделать свой выбор.


        ЛАМПИ:он выжил после тяжелой болезни, вызываемой лесными клещами, но его лицо и тело обезображены страшными шрамами. Повсюду люди преследовали Лампи, считая, что он — переносчик неизлечимого недуга. Лампи спас Роуна в землях Пустоши, когда тот был на волосок от гибели, и с тех пор они стали близкими друзьями.


        НОВАКИН:это общее имя четырнадцати детей, которых Роун, Аландра и Лампи спасли от Дария. Все они уже в Новом Свете впали в таинственную кому. Пока поддерживается жизнь их физических тел, их астральные тела, словно покрытые ржавчиной железные скобы, лежат над пропастью разлома, сохраняя целостность Края Видений.
        ВАЗЯ

        Им не надо снадобья, чтобы путешествовать в Край Видений.
        Также известные под именем тех, кто странствует, они являются хранителями земли и Края Видений. Это очень древняя раса, представители которой в основном странствуют в одиночестве, надежно сокрытые от посторонних глаз. Считаются мифическими существами. В некоторых легендах и преданиях говорится об их особой связи с белыми сверчками.


        ХУТУМИ(астральное тело — крыса): в своем человеческом обличье появляется крайне редко, живет изолированно в месте, известном лишь Мабатан. В астральной форме его хорошо знают Роун и ловцы видений.


        МАБАТАН(астральное тело — голубой кролик): подруга Роуна и Лампи. Она говорит на языке хроши, побывала во многих местах этого мира и Края Видений. Как и всем вазя, для странствий ей не нужно снадобье. Повидав то, что было сделано в двух мирах в результате его употребления, она стала относиться к снадобью с презрением.
        БРАТЬЯ

        СВЯТОЙ:пророк братьев и основатель культа Друга. Он надеялся объединить силы с Роуном для победы над Городом, но так и не смог добиться доверия со стороны Роуна. Умер при отчаянной последней попытке призвать его себе в союзники.


        БРАТ ВОЛК:главный учитель боевых искусств, возглавивший общину братьев после гибели Святого. В свое время именно Волк подарил Роуну меч-секач, сделанный его отцом, такой же, как был у него самого.


        БРАТ АСПИД:целитель. Когда Роун жил в лагере братьев, Аспид взял его под свое крыло.


        БРАТ ЖАЛО:духовный наставник братьев, который учил их рисованию песком, помогающему достигать глубокой сосредоточенности и медитации.


        БРАТ ВОРОН:одетый в накидку из ярких перьев и шлем, украшенный птичьим клювом, он ездил по селениям и вел там «переговоры» о детях. Город нуждался в детских органах для пересадки Владыкам и богатеям. Хоть он и был одним из самых приближенных к Святому людей, Ворон одновременно выполнял функции шпиона Дария и в итоге предал братьев.


        ПОВАРЕНОК:повар и слуга братьев, который так и не стал новообращенным.
        ХРОШИ

        Хроши, также известные как «кровопийцы», жили под землей в туннелях со шлифованными стенами (траслах), позволявших им быстро передвигаться. Эти альбиносы пили кровь, обтачивали зубы, чтобы превратить их в острые клыки, и отрезали себе уши, чтобы не быть похожими на тех, кого ненавидели,  — живших на поверхности земли людей. Они почитали белого сверчка и придерживались собственных пророчеств, хотя многие сомневались в их истинности.
        Миза: подружившись с Лампи, она обучила его своему языку и причислила к зошип — посредникам между хроши и людьми. Некоторые кровопийцы неодобрительно относились к ней за открытость людям и яростно противились ее стремлению помочь Роуну в войне против Города.


        ШИСОС:предводитель хроши, которому были известны легенды о Роуне, Стоув и Новакин. Он решил поддержать Роуна в его борьбе.


        КРИШУСС:самый яростный человеконенавистник, возглавлявший тех кровопийц, которые выступали против войны с Городом.
        АПСАРА

        Потомки воинов одной из первоначальных четырех повстанческих армий. Считалось, что апсара были уничтожены Дарием. Но на самом деле погибли лишь их мужчины. Женщины выжили и скрылись, создали тайную армию воительниц и получили доступ к основным политическим постам, заключая браки по расчету. Их дети — и мальчики, и девочки — воспитываются в тайном селении — Кальдере, расположенном в кратере спящего вулкана.


        ЭНДЕ:предводительница апсара, заклятая противница Города, исключительно опытная воительница, обучавшая боевым искусствам и медитации не только женщин апсара, но всех воинов, готовых выступить против Города.


        КИРА:вторая по положению женщина апсара, которая много лет жила в селении в Дальних Землях и была подругой Святого — пророка братьев.
        ЛОВЦЫ ВИДЕНИЙ

        Потомки воинов одной из первоначальных четырех повстанческих армий. Большинство ловцов видений жили в Оазисе в тайных пещерах, где они сами и другие их жители сохраняли вечную молодость.


        АЛАНДРА(астральное тело — старушка-козочка): молодая целительница, воспитанная ловцами видений и отправленная ими в селение Праведное, где ей надлежало дождаться Роуна и Новакин, помочь им оттуда бежать и добраться до надежного убежища — Нового Света. Следуя указаниям ловцов видений, она дала Новакин снадобье и потому утратила доверие Роуна.


        САРИ(астральное тело — пума): представительница ловцов видений в Оазисе.


        ХАРОН(астральное тело — росомаха): руководитель одной из сражавшейся против Дария повстанческих армий, который привел свой народ в Оазис.


        ФЕРРЕЛ(астральное тело — ящерица): самый великий зодчий ловцов видений, создавший Академию предвидения и сооружение, известное в Краю Видений под названием Стена. Он сумел проникнуть в астральное тело Стоув в Краю Видений и попытался ее себе подчинить.


        ОРИН:историк и библиотекарь в Оазисе.
        СКАЗИТЕЛИ

        Хотя сказители часто бывали в Оазисе, в основном они путешествовали по Дальним Землям, подрывая авторитет Владык своими рассказами и представлениями. Они любили книги, высоко ценили библиотеку Оазиса, но не доверяли ловцам видений.


        КАМЬЯР:руководитель сказителей, путешествовавший со своей небольшой труппой.


        ТАЛИЯ:самая активная участница труппы, любит ввязываться в открытый бой.


        МЕЖАН: актриса, шпион и дипломат.


        ДОББС:мягкий по натуре, добродушный актер внушительных габаритов.
        ПРАВИТЕЛИ

        ПРАВИТЕЛЬ БРАК:властитель восточной части Дальних Земель. Жил в Праведном. Был убит Стоув.


        ПРАВИТЕЛЬ СЕЛИГ:властитель южной части Дальних Земель. Не знал о том, что его жена происходила из племени апсара.
        ВРАЧИ

        ОТАР И ИМИН:бывшие ловцы видений, позже стремившиеся сблизиться с жителями Дальних Земель.
        ГОРОД

        СТОУВ:после уничтожения Негасимого Света Стоув забрали в Мегаполис, где ее удочерил Дарий — Хранитель Города. Она стала идолом Города, объектом поклонения всех его жителей. Чтобы подчинить ее волю, ей давали слишком много снадобья. Оно истощало силы девочки и расшатывало ее психику. В Краю Видений в нее вселился один из ловцов видений — Феррел. Боясь сойти с ума, Стоув бежала из Города, но вероломный брат Ворон заманил ее в Праведное. Ворон и правитель Брак хотели использовать Стоув в своих целях, но она убила их.


        ВИЛЛУМ:после периода духовных исканий в необитаемых землях Пустоши он отправился в Город. Там ему удалось постепенно достичь больших высот, завоевать доверие Владык и получить должность, которая была предначертана ему судьбой: он стал самым важным человеком для Стоув — ее защитником и наставником.
        ВЛАДЫКИ ГОРОДА

        Владыки также известны как обращенные. Все они очень старые люди. Их жизнь поддерживалась за счет трансплантации органов детей, привозившихся из Дальних Земель. После периода войн они пришли к власти в I году нашей эры, создав Мегаполис, а во время повествования шел III год нашей эры. Астральными телами Владык являлись хищные животные и птицы.


        ДАРИЙ, также известный как Хранитель Города, Архиепископ Мегаполиса и Старейший. Вместе с прадедом Роуна и его тезкой — Роуном Разлуки он восстановил Город, разрушенный войнами и падением астероида. После того как Роун Разлуки нашел снадобье, между ними начался яростный спор о его использовании, который привел к гражданской войне. Дарий безжалостно разгромил четыре восставшие армии и с тех пор с упорством маньяка сосредоточивал все усилия на том, чтобы сохранить власть над землей и Краем Видений.


        КОРДАН:бывший опекун Стоув и самый преданный последователь Дария. Расстроенный неудачами Кордана, Дарий покалечил его в Краю Видений, в результате чего половина его лица оказалась парализованной.


        ВЛАДЫКА ФОРТИН:руководитель Фабрики блокираторов, известной под названием «Безграничное сотрудничество». Блокираторы — это специальные контролирующие разум людей устройства, изначально созданные Дарием исключительно для клириков, но впоследствии все шире применявшиеся и к обычным гражданам.


        ВЛАДЫКА КЕРИН:Владыка Внушения, надзирающий за пропагандой в Городе и создавший культ Нашей Стоув в качестве средства управления населением. Многие считали, что он обладал такой же властью, как Дарий. Все боялись Керина, включая самого Дария.


        КЛИРИКИ:полицейские силы и армия Города.
        ГЮНТЕРЫ

        Их предками были воины одной из четырех повстанческих армий, разбитых Дарием. Им удалось спрятаться прямо под носом у врага. Они жили в Городе и выглядели как чудаковатые недоумки-очкарики. Их работа в Городе заключалась в поддержании его энергетической системы. Без ведома Владык они тайно создали в подземных городских помещениях огромную библиотеку и исследовательские лаборатории.


        ГЮНТЕР НОМЕР ШЕСТЬ:предводитель гюнтеров. Невысокий, лысеющий, взъерошенный. Большой друг Камьяра и Виллума.


        ГЮНТЕР НОМЕР СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ:необычайно любопытное и любознательное создание. Занимается изучением белых сверчков.


        ГЮНТЕР НОМЕР ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН:традиционалист со скверным характером.


        НОМЕР СТО ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ, также известный под именем Алджернон. Наделен многочисленными талантами. Нанес тяжкое оскорбление своим собратьям тем, что взял себе обычное имя.



        ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

        ВПИТАЙ ВСЕ ЗНАНЬЯ О БЫЛОМ
        И ПУТЬ В ГРЯДУЩЕЕ ПРОДУМАЙ,
        НОГАМИ ОЩУТИ ДУРМАН УГРЮМЫЙ
        ЗЕМЛИ, ЧЬЯ СИЛА БЬЕТ КЛЮЧОМ.
        ТОГДА ТЕБЕ ОТКРОЕТСЯ ТА ИСТИНА,
        ТА ПРАВДА СОКРОВЕННАЯ, ТОТ СВЕТ,
        ЧТО ТЫ ДАВНО ИСКАЛ ТАК ИСТОВО…
        А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Где-то в глубине своего существа Виллум чувствовал голод. Он хотел, чтобы ничего не отвлекало его от поисков, и потому с прошлого новолуния не ел. Глядя на серебристый диск луны, пересеченный земной тенью почти пополам и зависший над горизонтом в западной части небес, он надеялся, что добрался сюда вовремя.
        Он чувствовал, что Мабатан тихонько спала рядом. Без нее им не удалось бы так быстро сюда добраться. Она нашла его всего за один день и с тех пор оберегала от опасностей, чтобы он мог целиком сосредоточиться на неясных следах потока энергии, оставленной Стоув.
        Легкий ветерок в прохладном воздухе доносил до них от озера тошнотворный смрад. Путь их завершался именно здесь. Стоя в тени красноватых деревьев примыкавшего к селению леса, он внимательно осматривал ворота Праведного.
        — Вон там, с южного края, охранник заснул,  — прошептал он.
        Виллум отбросил колебания и крадучись пересек отделявшее его от ворот поле. Он намеревался с проворностью паука перелезть через крепостную стену и надеялся, что Мабатан от него не отстанет.
        Небольшой городишко забылся крепким сном. Негромко и монотонно гудели лампочки, освещая улочки Праведного и облегчая им путь. Подойдя к небольшому домику, который искал Виллум, они увидели, что входная дверь приоткрыта. Заглянув внутрь, он сделал Мабатан знак: двое живых и два трупа. Девушка достала нож.
        Широко открыть дверь было непросто, потому что изнутри ее подпирали два трупа. Протиснувшись сквозь узкую щель, Виллум молча обошел первое мертвое тело, но у второго трупа остановился. Накидка из перьев, шлем, украшенный клювом,  — сомнений быть не могло: перед ним бездыханно лежал брат Ворон. Интересно, он действовал, выполняя приказ Дария? На ушах его запеклась кровь. Это наверняка была работа Стоув.
        В доме какая-то женщина склонилась над девочкой. Не успела она даже голову повернуть, как Виллум прыгнул через перевернутый стол и оттолкнул ее к Мабатан, которая тут же прижала ее к стене и приставила к шее нож. От испуга женщина потеряла дар речи.
        Виллум протянул ладонь ко лбу Стоув. И девочка, и Феррел были без сознания, но оба оставались живы. К счастью, живы… Он замер и сосредоточился на девушке, которая всего несколько секунд назад находилась в том месте, где теперь стоял он. Ее дух и дух комнаты были одинаковыми… значит, она здесь раньше жила.
        — Здравствуй, Аландра,  — сказал Виллум, повернувшись к ней лицом.  — Почему ловцы видений прислали тебя сюда, хотя твое присутствие гораздо больше требуется в другом месте?
        Девушка испугалась еще больше.
        — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
        — От тебя так и разит снадобьем,  — со злостью сказала Мабатан, потянувшись к секретному кармашку на рукаве девушки. Она вынула оттуда небольшую коробочку и открыла ее.
        — Нет, только не это!  — закричала молодая женщина, когда Мабатан высунула руку за дверь и развеяла содержимое коробочки по ветру. Она без всякого сочувствия смотрела на Аландру, а та в отчаянии опустилась на пол у придавленной телами двери, чтобы собрать упавшие туда малюсенькие частички снадобья.
        В доме напротив зажегся свет, и Виллум втащил Аландру в дом.
        Девушка набросилась на него в исступлении:
        — Ты представить себе не можешь, что вы наделали! Как его трудно достать, это снадобье! А какую невообразимую цену мы за него платим! И вообще — кто вы такие?
        Виллум быстро оценил сложившуюся ситуацию. От тел мужчин было необходимо избавиться. Они должны исчезнуть бесследно, чтобы никто не догадался, как они были убиты. Стоув находилась в таком состоянии, что о продолжении путешествия нечего было и думать. Девочка позарез нуждалась в помощи целительницы. Нужно было убедить Аландру поддержать их.
        Взгляд Виллума потеплел, а голос смягчился. Искренне, надеясь задеть Аландру за живое, он сказал:
        — Мы пришли сюда по просьбе Роуна.
        — Я тебе не верю.
        — Ты не веришь, что он послал кого-то, чтобы выручить сестру?
        — Я не верю, что он послал вас. Он сам мог сюда прийти.
        — Если бы он мог, нас бы здесь не было, Аландра. Посмотри вокруг. К утру в этой комнате надо все прибрать, чтобы никто не догадался о том, что здесь произошло. Либо мы сумеем с тобой сейчас договориться, либо Стоув не уйдет отсюда живой. Ты хочешь стать причиной смерти сестры Роуна?
        — А что здесь, по-твоему, произошло?
        Виллум глубоко вздохнул. По тону девушки было понятно, насколько она расстроена и растеряна. Обращаться с ней нужно было как можно мягче.
        — В Стоув вселилась другая жизненная сила. У нее временами мутится рассудок, потому что эта сила хочет контролировать ее разум. Посмотри хорошенько на то, что творится в комнате, на ссадины и кровоподтеки у нее на теле. Характер ушибов свидетельствует о том, что она сражалась не с этими мужчинами, а сама с собой.
        — Но ведь она с ними сотрудничала! И потом, с чего бы это обращенным…
        — Обращенные здесь ни при чем. В нее вселился ловец видений.
        Аландра неуверенно переминалась с ноги на ногу. Этим он ее окончательно обескуражил. Теперь ему наконец удалось зародить в ней сомнения.
        — Это невозможно.
        — Я слышал о твоем даре целительницы, Аландра. Стоув сейчас в глубоком забытье, но если ты ее разбудишь, то обнаружишь в ее теле ловца видений, о котором я тебе говорю. И сама получишь доказательства.
        — То, о чем ты говоришь… такого просто не может быть.
        — А если все же это правда, ты поможешь нам увести ее отсюда живой?
        Взгляд целительницы стал спокойным и твердым.
        — Да.
        — Хорошо. Тогда я пока займусь трупами.
        Мабатан хотела ему возразить, но он дал ей знак не сводить глаз с целительницы.
        Виллум вновь внимательно посмотрел на цветастый наряд из перьев, валявшийся у его ног. Он был прекрасен, и другого такого не существовало — значит, люди знали, что Ворон сюда приходил. Именно это обстоятельство могло сослужить ему хорошую службу.



        ПРОЛОГ

        ВОРОН, АСПИД, ВОЛК И ЖАЛО —
        ТА ОПОРА, ЧТО ДЕРЖАЛА
        ВЕРУ В ДРУГА У ПРОРОКА.
        С ВОРОНОМ БЫЛА МОРОКА,
        КОГДА ВОРОН БРАТЬЕВ ПРЕДАЛ.
        НО СВЯТОЙ ПРО ЭТО ВЕДАЛ.
        НУ А АСПИД КАК ШПИОН
        КОГДА БЫЛ РАЗОБЛАЧЕН,
        СТАЛО ЗНАКОМ ТО ДЛЯ БРАТЬЕВ
        И ПРЕДВЕСТНИКОМ ДЛЯ ДРУГА,
        ЧТО СОБЫТИЙ ВИХРЬ КАК ВЬЮГА
        ЗАКЛЮЧАЕТ ИХ В ОБЪЯТЬЯ
        НАСТУПЛЕНЬЯ НОВОЙ ЭРЫ…
    ИСТОРИЯ ДРУГА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Выпад — и меч чуть не распорол Роуну живот. Он отскочил назад, одновременно быстрым и плавным движением меча-секача отбил лезвие нападавшей и тут же ударом кнута в шею сбил ее на землю. Но восемь до зубов вооруженных воительниц продолжали упорно сопротивляться. Он прыгнул вперед, стремясь нарушить их строй, но они были наготове и низко держали мечи, словно готовясь в любой момент насадить его на них как на вертел.
        Он нарезал круги, размахивая перед собой острым как бритва мечом-секачом, заставляя их понемногу отступать. Маневрируя, делая выпады, Роун никак не мог избавиться от явственной мысленной картины: его сестра горела в огне. Что бы это могло означать?
        Холодный металл мелькнул прямо перед его лицом. Он отскочил назад, одновременно парируя удар, но потерял равновесие, упал на землю и стал перекатываться с места на место, чтобы спастись от ударов целившихся в него восьми мечей.
        Роун извернулся и вспрыгнул на ноги, сделав выпад влево. Локтем он ударил одну из соперниц в шею, а другой нанес резкий удар откинутой назад ногой. Воительниц осталось шестеро, но и у него уже сбилось дыхание. Ничего хорошего это не предвещало.
        Сестра его горела в огне. С того момента, как поздним утром его посетило это видение, он все время пытался понять, что же оно означало. Юноша прекрасно помнил, как Стоув голосом «косила» людей, будто коса высокую траву. Разве могла она в таком состоянии укрыться от ловцов видений? Смогут, интересно, Виллум и Мабатан найти ее раньше, чем до нее доберется кто-нибудь из Оазиса? А если они даже до нее и доберутся, Стоув настолько утратила над собой контроль, что вряд ли сможет отличить друга от врага. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и клириков. Наверняка они уже повсюду ее ищут. Роун подумал, что скорее предпочел бы увидеть сестру в плену у ловцов видений, чем в лапах Дария.
        Он низко нагнулся, а потом стремительно распрямился как пружина, подпрыгнул, нанес серию ударов мечом-секачом и вырубил еще двух противниц. Осталось четверо.
        Сестра его горела в огне. По пути в Кальдеру он мог бы попытаться понять, что творилось у нее в голове, выяснить, как она себя чувствует; но здесь окружавшие кратер скалы каким-то образом экранировали его разум, и он ничего не мог постичь за их пределами. Кто-то сильно ударил его хлыстом по спине, и юноша скорчился от боли. Соперницы сменили оружие. Роун попытался отойти на недосягаемую для хлыстов дистанцию, но воздух со свистом рассек другой хлыст, и его гибкий конец обернулся вокруг его ног. Он споткнулся и тут же получил следующий удар. Теперь Роун целиком сконцентрировался на своих противницах. Сосредоточившись, он делал быстрые круговые движения, ловил хлысты на излете и срезал их концы так быстро, что женщины не успевали обнажать мечи. Он запыхался и тяжело дышал, пот катился градом. Юноша не спускал глаз с восьми воительниц апсара, которых в итоге ему все-таки удалось одолеть.
        — Это же надо, какая досада!  — воскликнула Кира и встряхнула копной золотистых волос. Она протянула руку, помогая одной из своих поверженных соплеменниц подняться на ноги.  — Ты и вправду не в форме.
        Роун предложил руку другой своей сопернице.
        — Но я ведь все-таки победил, правда?
        Кира ткнула его в живот твердым как железо пальцем.
        — Нашел чем гордиться — нескольких девчонок одолел! Но даже они бы тебя без особого труда победили, если б ты вовремя не очухался. Тебе надо «прочистить» мозги. С сегодняшнего вечера будешь ходить на занятия по медитации.
        — Если я сегодняшний день переживу,  — без энтузиазма ответил Роун.
        — Переживешь как-нибудь.  — Кира сделала его соперницам знак, и они разошлись.  — Бабушка мне сказала, что твои дипломатические способности улучшаются, и я не думаю, что нашим гостям захочется проверить твои боевые навыки.
        Роун смущенно улыбнулся.
        — Мне кажется, Энде оказывает мне большее доверие, чем я того заслуживаю.
        — Надеюсь, ты заблуждаешься, иначе Волк и Жало съедят тебя на ужин с потрохами.
        — А что с братом Аспидом?
        — Ему сейчас подробно рассказывают о наших гидропонных садах, и это настолько для него важно, что он даже не будет присутствовать при нашем разговоре. Такое впечатление, между нами говоря, будто у него гора с плеч свалилась, хотя я понятия не имею, с чем это связано.
        Кира с силой хлопнула Роуна по спине, подмигнула ему и ушла. Он вытер пот с лица, чувствуя себя совершенно обессиленным, как выжатый лимон. В тот день, когда братья Волк и Аспид появились в селении, он был настолько озабочен тем, как держать себя с ними, что совсем забыл о высказанном ему Лампи опасении, что Аспид мог быть одним из ловцов видений. Друг оказался прав, потому что однажды Роун почувствовал, что от Аспида несет снадобьем.
        Вместе с тем Роун прекрасно понимал, что если он разоблачит Аспида, Волк его в тот же момент прикончит без лишних слов. А у Роуна были к нему вопросы, причем много вопросов… Пока он обдумывал линию поведения и свои возможности, брат Жало спустился с вершины скалы, где занимался медитацией. Роун решил привлечь его в качестве союзника. Однако следовало подождать, пока их накормят, а сам он тем временем сможет посоветоваться с Энде. Надо было увериться в том, что, если Аспида держать без снадобья, окружавшие Кальдеру скалы из темного камня скроют место его пребывания от ловцов видений и тем самым избавят их от непосредственной угрозы.
        Роун почувствовал облегчение, когда понял, что может рассчитывать на поддержку предводительницы апсара, но это вовсе не означало, что ему будет легко. На самом деле все вышло совсем наоборот.
        Кальдеру окутывал легкий утренний туман, лучи солнца пробивались к селению будто сквозь слабую дымку. При таком освещении яркие картинки, нарисованные на скалах, и игравшие рядом с ними дети выглядели еще симпатичнее. Трудно было не порадоваться этому буйству красок и счастью беззаботной жизни, но Роун чувствовал глубокое беспокойство. Ему предстояло обсуждать соглашение с убийцами его родных и близких.
        Возвращаясь с площадки для тренировок, он прошел мимо нескольких высоких стволов бамбука. За ними в скале была выбита небольшая пещера, и в ней хранились элегантные механические крылья, которые принесли их с Лампи на вершину этого спящего вулкана. Глядя на эти чудесные, поблескивающие в сумраке пещеры устройства, он мысленно вернулся к ничем не омраченному ощущению восторга, испытанному во время полета.
        Внезапно раздался детский крик, и у Роуна перехватило дыхание. Но он сразу осознал, что это был не крик, а взрыв смеха — в нем не слышалось даже отголоска страха или боли. Очень уж за это время он издергался… Энде, скорее всего, права, когда говорит, что союзника не обязательно любить, во время войны хватит и того, что он воюет на твоей стороне. Но сколько бы он себя ни уговаривал, сколько бы ни искал убедительных причин и оправданий, необходимость заключения союза с теми, кто разрушил Негасимый Свет, разрывала ему душу. И никакие дипломатические уловки не могли ни изменить, ни облегчить его терзания. Энде сказала ему: «Соблюдение формальностей помогает противостоящим сторонам достичь соглашения». Но для него этот новый язык компромисса смахивал на вранье, и он совсем не был уверен, что, прибегая к нему, сможет обвести братьев вокруг пальца.
        Роун подошел поближе и провел пальцем по прозрачному крылу летательного аппарата. Настроенные на его нервные импульсы, крылья казались юноше продолжением его самого…
        — Даже и не думай об этом,  — раздался голос за его спиной. Лампи со скрещенными на груди руками стоял в дверях.
        — Я и не думаю,  — ответил Роун, отступив на шаг от крыльев.  — Хотя, если честно признаться, у меня все переворачивается в душе от мысли, что придется вести переговоры с этими убийцами.
        — Да, согласен, от такой перспективы голова вполне может пойти кругом,  — согласился Лампи.  — Но, с другой стороны, ты многому у них научился.
        — Сам никак не пойму, как мне к этому относиться.
        — Я только хотел сказать… может так случиться, что их наука тебе пригодится в будущем.
        Роун вышел к Лампи из помещения на солнечный свет. Кожа его друга чем-то напоминала застывшую лаву, и можно было подумать, он сам был из нее вылеплен. Но это ощущение развеялось, как только Лампи заговорил.
        — Помнишь того удивительного военачальника, о котором ты мне рассказывал? Того, который был почти одного с тобой возраста? Ты говорил мне тогда, что, хотя его кровожадный папаша и научил его сражаться, он всегда прислушивался к словам своего учителя-философа. И кто, скажи на милость, внушил тебе, что ты не сможешь воевать вместе с братьями и одновременно использовать все, о чем узнал в Негасимом Свете, чтобы принимать верные решения?
        — Когда Александр Великий возглавил армию, ему было на четыре года больше, чем мне теперь. Отец его был завоевателем. Это у него было в крови. Но в конце концов убийства довели его до того, что он рехнулся. А умер он еще совсем молодым.
        — Ну, может быть, это не самый удачный пример.
        — Его парализовало от сильного жара, и все подумали, что их предводитель сыграл в ящик. Потому, наверное, есть версия, что его убили бальзамировщики.
        — Надо же, гадость какая! Но все-таки он же одержал победу над тем малым, которого звали Дарий, ведь так? Ну… перед тем, как они сделали из него чучело?
        — Будем надеяться, что нам тоже повезет с первой частью… Кстати говоря, ты был прав насчет Аспида.
        — И мне так кажется. Как ты собираешься порадовать этой новостью Волка и Жало?
        Роун смотрел на густой туман, окутывавший вершину горы,  — вот бы в нем раствориться… Какое будущее уготовила ему судьба? Тени родителей говорили, что сила его — в ненависти к насилию. Может быть, они были правы, но в тот момент он почему-то чувствовал, что это ослабляло его, вселяло нерешительность.
        — Сдается мне, ты сам для себя еще этот вопрос не решил.
        — Единственное, в чем я сейчас уверен,  — что с обсуждения этой проблемы разговор начинать не буду.
        — Ты не одинок, Роун. У тебя есть могущественные друзья, такие как Энде. И кстати, она просила меня передать, что хочет тебя видеть.
        — Она не сказала зачем?
        — Ей хочется с тобой кое о чем побеседовать. Это все, что я знаю.



        ПРОБУЖДЕНИЕ

        КОГДА ЛОВЦЫ ВИДЕНИЙ ПРЕДАЛИ РОУНА РАЗЛУКИ,
        ОН СКРЫЛ ОТ НИХ НАШЕ ЗНАНИЕ.
        КОГДА ФЕРРЕЛ ПОСТРОИЛ ИХ ВЕЛИКУЮ СТЕНУ,
        МЫ ОТКРЫТО ЗАКЛЕЙМИЛИ ИХ ПОЗОРОМ.
        НО КОГДА ОНИ СТАЛИ УГРОЖАТЬ РОУНУ
        ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА И НОВАКИН,
        МЫ СТАЛИ ИХ ВРАГАМИ.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Мабатан крепко сжимала в мозолистых пальцах черный холодный металл. Она без колебаний пообещала Виллуму проткнуть сердце ловца видений, если это потребуется, точно зная, что обещание свое выполнит. Хотя девушка и думала раньше, что такой момент когда-нибудь настанет, но даже в самом страшном кошмаре она не могла его себе представить. У нее бешено колотилось сердце, градом катился пот, а на душе камнем лежали злость и печаль.
        В прошлом году ее отец был ранен в западне, расставленной ловцом видений. Теперь он никогда уже не сможет вольно странствовать. Вот почему зов Роуна дошел не до него, а до нее. Поэтому она и была здесь с оружием в руках, готовая убить, если возникнет необходимость. Решимости ей было не занимать.
        Роун верил этой девушке, которая едва ли была старше самой Мабатан, что она сможет обеспечить Новакин безопасность. Но Аландра предала Роуна и оставила детей. Не в силах сдержать нахлынувшие чувства, Мабатан бросила ей в лицо:
        — Какая же ты дура!
        Целительница неловко повернулась и взглянула ей в глаза.
        — Что ты сказала?
        — Что ты оставила детей в руках их врагов.
        Аландра мертвенно побледнела, и лицо ее стало похожим на лик ее друзей — ловцов видений, коротавших век в пещерах.
        — Терра бы никогда не допустила, чтобы детям кто-нибудь причинил вред.
        — Может быть, ей никто и не поручал их убить.
        — Все в Новом Свете любят этих детей. Ты сама не знаешь, что ты несешь.
        Аландра говорила негромко, с легким пренебрежением, но по тому, как кровь прилила ей к шее, Мабатан поняла, что она в ярости.
        — Ты, оказывается, не только глупая, но еще и слепая,  — прошептала она.
        — Мне нужно браться за работу,  — огрызнулась целительница и потянулась к медицинской сумке.
        Мабатан сильнее сжала нож. Аландра двигалась спокойно и неторопливо, чтобы Мабатан могла видеть каждое ее движение.
        — Целебные травы здесь не помогут. Надо по пробовать кое-что другое.
        Цепкие пальцы целительницы задвигались быстрее. По тому, как сгорбились ее плечи, Мабатан поняла, что она боится. Отец не раз предостерегал ее, говоря о силе внушения, присущей ловцам видений, поэтому она заставила себя дышать более равномерно, готовая к любой выходке Аландры.
        Неторопливо раскрыв сумку, целительница достала из нее небольшой сверток, в котором лежали сотни поблескивающих иголок. Одну она воткнула в ладонь Стоув. Потом стала втыкать их в тело девочки одну за другой — в ноги, живот, грудь.
        — А это — последняя, в точку пересечения,  — сказала Аландра, вставив ее Стоув в переносицу.  — Скоро увидишь, что была не права. Не все ловцы видений подлецы.
        Когда иглы начали покачиваться, как трава на легком ветерке, Мабатан задумалась о причинах заносчивой самоуверенности Аландры. Казалось, она и понятия не имела, с какой злой силой столкнулась. Хорошо хоть, что Мабатан была прекрасно о ней осведомлена. Она отошла в тень, чтобы, очнувшись, Стоув ее не заметила.
        Вся в синяках и ссадинах, сестра Роуна пришла в себя и застонала, потом глубоко вздохнула. Веки ее задрожали, она медленно раскрыла глаза, такие яркие, будто в них играли солнечные лучики.
        — Аландра,  — произнесла она странным, каким-то не своим голосом с хрипотцой.
        Ловец видений в недоумении выгнула бровь.
        — Откуда ты меня знаешь? Мы никогда раньше не встречались.
        — Конечно же встречались,  — ответила Стоув.  — Мы с тобой очень часто встречались в Оазисе. Кто учил тебя математике? Кто впервые взял тебя с собой в Край Видений?
        Не приходилось сомневаться, что потрясение целительницы было неподдельным.
        — Август Феррел?! Но мне говорили, что ты лежишь при смерти в коме в Оазисе.
        — Правильно. Именно там находится мое тело. Когда я согласился взвалить на себя эту ношу, мне было прекрасно известно, что я никогда не смогу вернуться назад и тело мое погибнет. Но благодаря тебе моя миссия еще имеет кое-какие шансы на успех.
        — Какая миссия?
        — Разве они не сказали тебе, Аландра? Почему же тогда ты сюда пришла?
        — Меня только просили найти сестру Роуна. А потом привести ее в Оазис, где она будет в безопасности.
        — Ну что ж, в настоящий момент она спит,  — рассмеялся Феррел.  — Боюсь, последняя проделка очень ее вымотала. Извини за кавардак, который мы устроили в твоем бывшем доме. У нас со Стоув возникли некоторые разногласия по поводу… проблемы контроля.
        Глаза девочки, которыми смотрел Феррел, быстро оглядели комнату. Но Мабатан умела прятаться и была уверена, что он ее не заметил.
        — Что ты сделала с Браком и Вороном?
        — Их тела уже убраны отсюда.
        — Они слегка пожадничали и к тому же оказались слишком глупы. Понадеялись выжить, если Наша Стоув решит с ними разделаться,  — сказал Фаррел.  — Ты не будешь так любезна вынуть эти проклятые иглы, Аландра? Нам с тобой надо тронуться в путь до того, как моя очаровательная маленькая хозяюшка проснется. Она доставит нам немало хлопот.
        — Если мы тронемся слишком скоро, она может умереть, и ты умрешь вместе с ней. Она вся изранена. Иглы ей помогут, но потом ей какое-то время надо будет отдохнуть. Я дам ей одно средство, которое укрепит ее силы.
        — Ты поступишь мудро.
        Аландра снова потянулась к сумке, достала несколько порошков, перемешала их в миске и вылила туда немного воды. Мабатан попыталась по запаху определить, что она там намешала, но не смогла, потому что смесь из разных трав была достаточно сложной.
        Именно в этот момент из-за двери до нее донеслись едва слышные звуки мужских шагов. Вернулся Виллум. От него исходило спокойствие, которое передалось и ей.
        Мабатан беззвучно и незаметно подкралась к целительнице, сжимая нож в руках, в любой момент готовая всадить его в сердце Аландры, если та сделает хоть одно неверное движение, хоть один опрометчивый шаг. Если все пойдет наперекосяк, Виллуму очень понадобятся эти лишние секунды, чтобы спасти Стоув.
        Осторожно приподняв головку раненой девочки, Аландра помогла ей выпить приготовленный эликсир.
        — Мерзкое пойло,  — Феррел сморщился и закашлялся.
        — Надо выпить все,  — настаивала целительница, не отнимая чашки от губ Стоув.
        — А если выпью, вынешь все эти иголки треклятые?
        — Скоро сниму.
        Как только Феррел все выпил до дна, целительница улыбнулась.
        — Ты что мне дала?
        Ферелла явно охватили дурные предчувствия. Мабатан сжала нож так, что костяшки на руке побелели, но дыхание девочки оставалось ровным.
        — От этого средства Стоув спокойно отдохнет.
        — Тогда почему же меня стало клонить в сон?
        Феррел попытался высвободиться от державшей девочку целительницы, но та лишь сильнее сжала руки и пристально посмотрела в светившиеся странным светом детские глаза.
        — То, что ты сделал с этим ребенком, чудовищно.
        — Ты… ты… ты предала меня,  — прошипел Феррел, пытаясь схватить Аландру за запястья.
        Но силы его явно убывали, и очень скоро руки девочки бессильно повисли. Феррел быстро засыпал под действием эликсира, и Мабатан услышала печальный шепот целительницы:
        — Неправда, это вы все меня предали…
        На какой-то момент все застыли, словно ожидая, подействовало снотворное или нет. Но вскоре Феррел уснул, Мабатан убрала нож, дверь распахнулась, и в дом вошел Виллум.
        — Я не верила тебе,  — сказала целительница, повернувшись к нему. Глаза ее были полны слез.  — Я просто не могла тебе поверить. То, что ловцы видений сотворили со Стоув, противоречит всему, чему меня учили, во что я верила.  — Когда девушка вынимала иголки из тела Стоув, голос ее дрожал от страдания и гнева.  — За все, чего я достигла, за все, чем я смогла стать, я должна быть благодарна ловцам видений, их заботе обо мне на протяжении многих лет. Как же они могли такое сотворить, так жутко надругаться над другим человеком…
        Виллум подошел поближе, склонился над Стоув и провел рукой по ее волосам.
        — Когда приходят тяжелые времена, люди становятся способными на любые поступки. И поступки эти перечеркивают все, что раньше они считали священным.
        Аландра подняла голову, глаза ее покраснели от слез.
        — Роун предупреждал меня об этом. Я потеряла его доверие, потеряла четырнадцать детей, которых так любила. Я перепробовала все, но ничего не действует. Они лежат все так же неподвижно, на волосок от смерти. Мне сказали, что если я приведу Стоув в Оазис, то смогу помочь детям. Но ведь и это, наверное, неправда?
        Мабатан не могла поверить, что целительница все еще хранит эти обманчивые иллюзии. Ответ Виллума прозвучал прямо и недвусмысленно:
        — Их планы в отношении Стоув не имеют к детям никакого отношения.
        — Откуда ты знаешь?  — беспомощно спросила Аландра.
        — Неужели тебе непонятно?! Не валяй дурака. Ты же сама прекрасно знаешь ответ. Мы с тобой договорились. Времени осталось в обрез. Здесь нужно убрать все следы борьбы.
        — А как мы выберемся отсюда? Мы же не сможем просто так выйти через городские ворота.
        — Именно так я и собираюсь поступить.

* * *

        Страж у ворот почтительно и робко спросил у человека-птицы:
        — Твоя милость так скоро нас покидает?
        — Да, друг мой,  — ответил Виллум в слащавой манере, которая, как догадалась Мабатан, была присуща голосу Ворона.  — Мне всегда больно покидать Праведное. Но когда тебя призывает Город, ты обязан незамедлительно спешить на его зов.
        Взгляд охранника был сосредоточен исключительно на ярких перьях блестящей накидки. Он пожелал Виллуму и Стоув счастливого пути, едва обратив внимание на целительницу и помощника, следовавших за ними.
        Ворота закрылись. Порыв смрадного ветра донесся с озера.
        — Люди здесь, должно быть, привыкли к запаху смерти,  — пробурчала Мабатан.
        Ей доводилось слышать рассказы о правителе Браке и его правосудии: людей бросали в кислотный студень озера, где тела растворялись всего за день.
        Аландра, поджав губы, обиженно прошептала:
        — Люди живут в Праведном в удобстве и роскоши. У них проведено электричество, им привозят самую разную хорошую еду, они прекрасно одеваются и имеют все лучшее, что может предложить Город. А этот запах их не беспокоит. И ты можешь не обращать на него внимания.
        Мабатан презрительно фыркнула. Слишком много себе позволяла эта целительница, хоть ничего при этом не понимала.
        Натянутое молчание продолжалось еще долго. Они вошли в лес, где росли красноватые деревья.
        И когда они углубились в чащу, Виллум ссадил Стоув с коня, снял с него седло и послал скакуна галопом в противоположном от Праведного направлении.
        — Что ты делаешь?  — удивилась целительница.
        Виллума этот вопрос, казалось, даже позабавил.
        — Лошади совсем не понравится то место, куда мы направляемся.
        — Ты чем-то напоминаешь Владык Города или человека очень к ним близкого,  — сказала Аландра, словно обвиняя его в этом. А потом фыркнула, обратившись к Мабатан: — А кто ты, вообще непонятно — не то мальчик, не то девочка, не то женщина, не то мужчина. Кто же ты на самом деле?
        — Я женщина. И лет мне столько же, сколько тебе. Мы — вазя, отличаемся от многих.
        Оторопь на лице ловца видений выглядела забавно, почти комически. Мабатан отвернулась от Аландры и несколько раз постучала по поваленному бревну.
        — Ты из народа земли? Но ведь это миф! Их никогда никто не видел. Вазя!.. Да ты, видать, и соврешь — недорого возьмешь.
        Мабатан, выгнув бровь, вопросительно взглянула на Виллума. Когда он ей кивнул, девушка чуть склонила голову, лукаво взглянула на Аландру и усмехнулась.
        — Мой отец — пятнистая бурая крыса. Уверена, что ты не раз с ним встречалась на вашем огороженном участке Края Видений.
        — Это невозможно.  — Целительница глубоко вздохнула и тяжело опустилась на лежавшее рядом бревно.
        — Ты бы сюда лучше не садилась,  — сказал Виллум, сделав ей знак освободить бревно.
        В этот момент бревно сдвинулось с места и немного откатилось в сторону. Аландра отпрыгнула от него с проворством лягушки. А когда в образовавшемся в земле отверстии обозначилась клыкастая тень, ловец видений в диком ужасе отпрянула еще дальше и завопила:
        — Кровопийца!
        Мабатан посмотрела не нее искоса и нахмурилась.
        — Это Миза. Она из народа хроши. Дальше мы пойдем вместе с ней. А невежество свое лучше держи при себе.
        Виллум осторожно передал Стоув Мизе, которая приняла спящую девочку на руки и исчезла с ней во мраке пещеры. После этого он железными пальцами взял Аландру под локоть и сказал ей:
        — Иди первая. Я пойду за тобой.



        КРЫСА

        НА ЗЕМЛЕ ВОЗРОДИЛИСЬ ЛЕСА. ЖИЗНЬ
        ДИКОЙ ПРИРОДЫ ВНОВЬ ЗАБИЛА КЛЮЧОМ
        И В БУЙНЫХ ЛЕСНЫХ ЗАРОСЛЯХ,
        И В ШИРОКИХ ЗОЛОТИСТЫХ ДОЛИНАХ.
        НО ГЛАЗА ЛЮДЕЙ СТАЛИ ТЕПЕРЬ ПУСТЫМИ.
        ОНИ ГИБЛИ, БЕЗЗАЩИТНЫЕ ПЕРЕД ЗВЕРЯМИ.
        У НИХ ОТНЯЛИ ВСЕ ИХ МЕЧТЫ.
    РОУН, ВИДЕНИЕ № 117, 7 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

        Роун шел вдоль вулканической скалы туда, где дюжина молодых апсара совершенствовались в мастерском владении мечом. Женщины, будто в завораживающем танце, увертывались от оружия друг друга. Мечи не касались их тел, но свист воздуха, рассекаемого острыми как бритва лезвиями, выдавал грозную силу ударов.
        Внутри храма еще несколько десятков соплеменниц Киры и Энде в состоянии глубокой медитации сидели на полу в позе лотоса. С синхронной точностью кисти каллиграфа они делали скоординированные вдохи и выдохи. В дисциплине апсара, конечно, превосходили братьев. Поэтому неудивительно, что они смогли стать такими замечательными воительницами.
        Роун ждал, стоя у тяжелой каменной двери. Он знал, что Энде почувствует его присутствие и дверь распахнется, как только она освободится. Долго ждать не пришлось.
        Комната была обставлена с таким вкусом, что, казалось, все здесь излучает покой и умиротворение. В центре стоял простой, но прекрасно сделанный стол совершенных пропорций с мастерски вырезанным по дереву рисунком трепещущей спирали. На столе стояли две чашки из белой глины, на вид прочные и одновременно изящные. Даже бамбуковый коврик, на который сел Роун, радовал глаз узором плетения. Совершенство женщины было под стать совершенству убранства комнаты: высокая, гибкая, пропорционально сложенная, она была уже немолода, но лицо ее светилось мудростью и красотой, а улыбка одновременно располагала и удерживала собеседника на расстоянии.
        — После последнего тяжелого испытания ты утратил четкость восприятия и ясность мысли,  — сказала она, налив Роуну чашку чая. Запах мяты подействовал на юношу успокаивающе.
        — Я понял, как важно иногда бывает отрешиться от прошлого, но когда вновь увидел Волка, Аспида и Жало, когда услышал их голоса… Даже не знаю, смогу ли я это сделать. Они пришли в Кальдеру с намерением служить под моим началом, но к сомнениям моим прибавилась проблема с Аспидом…
        — Ты слишком переоцениваешь стоящие перед тобой препятствия. Роун, не забывай о том, что тебе не требуется прощать братьев — тебе надо их только возглавить. Решившись на это, ты сможешь повести их за собой не только мысленно, но и на деле. И ты не перестанешь быть самим собой, не испытаешь боль и отчаяние.
        Роун пожал плечами.
        — Возможно, тяжело поступить так, Роун из Негасимого Света, но, поверь мне, овчинка стоит выделки.
        — У меня было видение…
        Желая его остановить, Энде подняла руку.
        — Я не тот человек, который мог бы объяснить тебе значение этих видений, но знаю кое-кого, с кем тебе стоило бы их обсудить.
        Роун решил, что этот человек находится здесь же, неподалеку.
        — Нет, нет,  — будто прочитав его мысли, со вздохом сказала престарелая воительница и отхлебнула глоточек чая.  — Здесь ты ее не встретишь. Крыса ждет тебя в Краю Видений.
        При упоминании об этом существе внутри у Роуна будто что-то оборвалось.
        — Такая большая крыса с бурыми пятнами?
        Энде поставила чашку на стол.
        — Значит, ты ее запомнил. Хутуми так и думал.
        Как же он мог ее забыть? Ведь эта крыса не раз присутствовала в его видениях. Впервые он с ней там встретился уже больше года назад. Совпадение исключено. Но каким боком, интересно, это существо было связано с Энде?
        — Я понял, что крыса — это ловец видений. Потому что другие ловцы видений подчинялись ее приказам.
        — Вспомни хорошенько о своих с ней встречах.
        — В первый раз она пришла ко мне сама. Это было у меня дома, когда уничтожили Негасимый Свет. Она тогда хотела, чтобы я оттуда ушел. И оказалась права.
        Не глядя на него, Энде налила себе еще чашку чая.
        — Она давала тебе какие-нибудь другие хорошие советы?
        — Несколько раз. Но еще раз говорю тебе, она всегда была с другими ловцами видений. Я уверен, что она — один из них.
        — Это все, что тебе о ней известно?
        Роун вспомнил о том, что в Оазисе говорил ему Харон.
        — Во время войн, когда мой прадед решил положить конец борьбе и разделить повстанцев, он сказал, что указание об этом получил во сне от крысы.
        Энде сомкнула пальцы рук.
        — Крыса приходит к тем, кому нужен добрый совет и с кем у нее есть общие интересы.
        — Какие?
        — Прежде всего, сохранение Края Видений. Ловцы видений знают о ней совсем немного. Они боятся ее и потому уважают, почитая кем-то вроде ангела-хранителя, способного предвидеть будущее, своего рода символ Края Видений. Но это чушь, которую могут выдумать лишь ловцы видений.
        Внимательно наблюдая за выражением лица Энде, ее движениями и голосом, Роун не замечал ничего, кроме открытости и правдивости.
        — Однажды она сказала мне, что она — все и ничто. Что она имела в виду?
        — Об этом ты должен будешь спросить у нее.
        Роун задумался.
        — Как? Как я смогу свободно странствовать в Краю Видений, если там меня могут найти обращенные или ловцы видений?
        — У тебя есть перстень. Барсук — это дух, который тебя защитит. Когда перенесешься в Край Видений, представь себе его как можно более отчетливо, и он приведет тебя в безопасное место. Крыса найдет тебя там.
        Роун задумался. Почему ему повсюду чудятся ловушки и подвохи? Почему он уже не может верить даже тем, кто искренне хочет ему помочь? Будто почувствовав его сомнения, белый сверчок прыгнул ему на колено и запел.
        — Ну вот, теперь я вижу — ты свое решение принял,  — сказал Роун.
        Закрыв глаза, он медленно и глубоко вдохнул. Потом провел большим пальцем по перстню, который подарил ему когда-то Святой, и перед его мысленным взором отчетливо возникло загадочное изображение барсука.


        РОУН НЫРЯЕТ ВНИЗ, ЗАЩИЩАЯСЬ ОТ ЛАВИНЫ ПРОЛЕТАЮЩИХ МИМО ПЫЛАЮЩИХ КАМНЕЙ, НО ПОЧТИ В ТОТ ЖЕ МИГ ПОНИМАЕТ, ЧТО КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ЗАЩИЩЕН ОТ ОПАСНОСТЕЙ ЭТОГО АДА. ОН ТЯНЕТСЯ ВПЕРЕД, ЧТОБЫ ОГЛЯДЕТЬ ПРОЗРАЧНУЮ ВНЕШНЮЮ ГРАНИЦУ, РУКА ЕГО УПИРАЕТСЯ В ГИБКУЮ ПОВЕРХНОСТЬ, И У НЕГО ОТ СТРАХА ПЕРЕХВАТЫВАЕТ ДЫХАНИЕ. ОТ ПРИКОСНОВЕНИЯ ЕГО ПАЛЬЦЕВ ДОКРАСНА РАСКАЛЕННЫЕ УГЛИ ИСПАРЯЮТСЯ В ПЫЛЬ. ПОНЯВ, ЧТО ОН УЖЕ НЕ ОДИН, РОУН ОПУСКАЕТ РУКУ. ОБЕРНУВШИСЬ, ОН ВИДИТ, ЧТО КРЫСА СИДИТ НА ГРАНИТНОМ ПОЛУ И ЛИЖЕТ СЕБЕ ЛАПУ.
        «ОТКУДА ТЫ ЗНАЛА, ЧТО Я ПРИДУ?» — ОН НЕ МОЖЕТ СКРЫТЬ НЕДОВЕРИЯ В ГОЛОСЕ.
        «А Я И НЕ ЗНАЛ. ДАРИЙ ОБЛОЖИЛ НЕ ТЕБЯ ОДНОГО, РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА. ХОТЬ ДАРИЙ И НЕ МОЖЕТ ПЕРЕСЕКАТЬ ГРАНИЦЫ СОБСТВЕННЫХ ВЛАДЕНИЙ, ОН ЧУВСТВУЕТ ТЕНИ ТЕХ, КТО НАХОДИТСЯ ЗА ИХ ПРЕДЕЛАМИ. ЕГО СООРУЖЕНИЯ РАЗРУШАЮТ СТРУКТУРУ КРАЯ ВИДЕНИЙ. ТЕПЕРЬ УЖЕ ПОЧТИ НИКТО НЕ МОЖЕТ СТРАНСТВОВАТЬ СВОБОДНО. ЭТО ОДНО ИЗ НЕМНОГИХ МЕСТ, ГДЕ ПОКА ЕЩЕ МОЖНО ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ В БЕЗОПАСНОСТИ».
        В ГЛАЗАХ КРЫСЫ СВЕТИТСЯ ОТКРОВЕННОЕ ЛЮБОПЫТСТВО: «ХОТЯ ТЕБЯ И ЗАЩИЩАЕТ БАРСУК, ТЫ ПОДВЕРГ СЕБЯ БОЛЬШОМУ РИСКУ. ЗАЧЕМ?»
        «ЭНДЕ СКАЗАЛА МНЕ, ЧТОБЫ Я СПРОСИЛ У ТЕБЯ СОВЕТА».
        «СКАЖИ ЭНДЕ, ЧТО ВРЕМЕНА ИЗМЕНИЛИСЬ И НЕ НАДО ЕЙ ТЕПЕРЬ ОСОБЕННО РАССЧИТЫВАТЬ НА МОЮ СМЕКАЛКУ. НО ПОСКОЛЬКУ МЫ ОБА С ТОБОЙ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ В БЕЗОПАСНОСТИ…»
        «У МЕНЯ БЫЛО… ВИДЕНИЕ».
        КРЫСА ПРИКРЫВАЕТ ГЛАЗА.
        «РАССКАЖИ МНЕ, ЧТО ТЫ ВИДЕЛ».
        «СТОУВ БЫЛА ГОРЯЩИМ ДЕРЕВОМ, КОТОРОЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ЗОЛОТИСТЫЙ ПЕПЕЛ. МЕЧОМ-СЕКАЧОМ Я УБИЛ БЫКА. С МЕЧА КАПАЛА КРОВЬ НА ДЕТЕЙ — ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОВАКИН. ОНА ОБЛЕГЧАЛА ИХ БОЛЬ. НО ПОТОМ МЕЧ БУДТО ПРИРОС У МЕНЯ К РУКЕ. ВИЛЛУМ СОБРАЛ ЗОЛУ, ОСТАВШУЮСЯ ОТ СТОУВ, И ВЫСЫПАЛ ЕЕ НА НОВАКИН. ТЫ ЗНАЕШЬ ВИЛЛУМА? ТЫ ВЕДЬ СИДЕЛА У НЕГО НА КОЛЕНЕ?»
        НЕ ОТКРЫВАЯ ГЛАЗ, КРЫСА КИВАЕТ:
        «ПРОДОЛЖАЙ, ПОЖАЛУЙСТА».
        «В ТОМ ВИДЕНИИ ВИЛЛУМ СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ВРЕМЕНИ У НАС ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА БЫК НЕ ВЗОЙДЕТ НА ВОСТОКЕ. А ПОТОМ — МЫ ПРОПАЛИ, ВСЕ БУДЕТ КОНЧЕНО».
        КРЫСА ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА.
        «РОУН РАЗЛУКИ ОМЫЛ РУКИ В РЕКЕ ВРЕМЕНИ И СТАЛ ВИДЕТЬ БУДУЩЕЕ, СТАЛ ВИДЕТЬ ТО, ЗА ЧТО СЧИТАЛ СЕБЯ В ОТВЕТЕ. ОН РЕШИЛ ИЗМЕНИТЬ ЭТО БУДУЩЕЕ. МОЖЕШЬ СЧИТАТЬ ЭТО ЕГО СТРАННОСТЬЮ ИЛИ ДАЖЕ ЗАНОСЧИВОСТЬЮ, НО, КОГДА ОН ОТЫСКАЛ МОЕГО ПРЕДКА — АИТУНУ, ЕГО СОПРОВОЖДАЛО МНОЖЕСТВО СВЕРЧКОВ. ЭТО УБЕДИЛО ЕЕ ПОМОЧЬ ЕМУ ОТЫСКАТЬ ТОТ ПУТЬ, КОТОРЫЙ, КАК ОН СЧИТАЛ, МОГ НАС СПАСТИ. НО ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ВНОСИЛА СВОИ КОРРЕКТИВЫ, И ПУТЬ ЭТОТ СТАЛ ИЗВИЛИСТЫМ И ТЕРНИСТЫМ. ИЗ ВИДЕНИЯ ТВОЕГО ЯВСТВУЕТ, ЧТО НОВАКИН ПОКА ЕЩЕ МОЖНО СПАСТИ. ЕЩЕ ОНО СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О ТОМ, ЧТО ЖИЗНИ ТВОЕЙ СЕСТРЫ ГРОЗИТ ОПАСНОСТЬ. ОГОНЬ — СТИХИЯ ДУШИ. СТОУВ ГОРИТ ЯРКО, РОУН, НО КОГДА ДАРИЙ ВЗЯЛ ЕЕ ПОД СВОЕ КРЫЛО, ТЕМ САМЫМ ОН ЗАЩИТИЛ ДЕВОЧКУ ОТ СТРАШНОГО НАСИЛИЯ, С КОТОРЫМ ОНА МОГЛА СТОЛКНУТЬСЯ. ВИЛЛУМ СМОГ ОГРАДИТЬ ЕЕ ОТ САМЫХ СЕРЬЕЗНЫХ НАПАДОК, НО НЕ ПРЕДВИДЕЛ ОПАСНОСТИ СО СТОРОНЫ ЛОВЦОВ ВИДЕНИЙ. МЫ НЕДООЦЕНИЛИ ИХ И ИЗ-ЗА ЭТОГО ЧУТЬ ВСЕГО НЕ ЛИШИЛИСЬ. НИКТО ТАК НЕ СОЖАЛЕЕТ О СОВЕРШЕННЫХ НАМИ ОШИБКАХ, КАК ВИЛЛУМ. ОН ЗНАЕТ, КАК ДОРОГО СТОИЛИ ЭТИ ОШИБКИ ТВОЕЙ СЕСТРЕ».
        «ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ? КАК ТАКОЕ МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ?»
        «ОДЕРЖИМОСТЬ СТОУВ ЛОВЦОМ ВИДЕНИЙ ОТНЯЛА У НЕЕ ТО, ЧТО ОНА МОГЛА БЫ СОХРАНИТЬ ЦЕЛИКОМ, ЕСЛИ БЫ СБЕЖАЛА ОТ ДАРИЯ».
        «РАЗВЕ НЕЛЬЗЯ ЧТО-НИБУДЬ ДЛЯ НЕЕ СДЕЛАТЬ?»
        «МЫ ДЕЛАЕМ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ. НО, РОУН, ТВОЕЙ СЕСТРЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ПОЗВОЛЕНО ИДТИ НАВСТРЕЧУ СОБСТВЕННОЙ СУДЬБЕ, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК И ТЫ ДОЛЖЕН СВОБОДНО ИДТИ НАВСТРЕЧУ ТВОЕМУ БУДУЩЕМУ».
        ЕСЛИ ВОЗМОЖНО ЗАЩИТИТЬ СТОУВ, ДУМАЕТ РОУН, ОН НЕ СТАНЕТ ЖДАТЬ, СЛОЖИВ РУКИ.
        КРЫСА ПОГЛАЖИВАЕТ СЕБЕ ХВОСТ, РАССМАТРИВАЕТ ЕГО, БУДТО ИЩЕТ ОТВЕТЫ НА ЕГО РОЗОВАТОЙ КОЖИЦЕ.
        «ТВОЕ ВИДЕНИЕ ОТРАЖАЕТ СТОЯЩУЮ ПЕРЕД ТОБОЙ ДИЛЕММУ. МЕЧ СИМВОЛИЗИРУЕТ ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВО, КРОВЬ НА НЕМ — КРОВЬ БЫКА. ЭТО ПОДРАЗУМЕВАЕТ ВОВЛЕЧЕННОСТЬ БРАТЬЕВ, ДРУГА ИЛИ И ТЕХ, И ДРУГОГО — ТОЧНЕЕ Я СКАЗАТЬ НЕ МОГУ. ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТО И ОДНОВРЕМЕННО ЭТОГО БОИШЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ИЩЕШЬ РЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ БЕЗ ПРИМЕНЕНИЯ НАСИЛИЯ. НО, РОУН, ВЕДЬ КРОВЬ — ЭТО ЕЩЕ И СИМВОЛ НАДЕЖДЫ, И СИМВОЛ ЖИЗНИ. В ВИДЕНИИ СВОЕМ ТЫ ПОМОГАЕШЬ ДЕТЯМ. НАСИЛИЕ СВЕРШАЕТСЯ НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, ХОТИМ МЫ ЭТОГО ИЛИ НЕТ. МЕЧ СЛИВАЕТСЯ У ТЕБЯ С РУКОЙ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НЕ МОЖЕШЬ ПОВЕРНУТЬСЯ СПИНОЙ К ВОЗЛОЖЕННОЙ НА ТЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ. ЕСЛИ ТЫ ТАК ПОСТУПИШЬ, ВСЕ БУДЕТ ПОТЕРЯНО».
        «У МЕНЯ К ТЕБЕ ЕЩЕ МНОГО ВОПРОСОВ».
        КРЫСА ПОДЕРГИВАЕТ НОСИКОМ.
        «ПОМНИ СЛОВА РОДИТЕЛЕЙ: ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ ВОЙНУ, НАДО СТРЕМИТЬСЯ К МИРУ. ЕСЛИ ПОСТУПИШЬ ИНАЧЕ, САМ ПРЕГРАДИШЬ СЕБЕ ПУТЬ».
        КРЫСА ЧУТЬ ОТКЛОНЯЕТСЯ НАЗАД, ГОТОВЯСЬ К ПРЫЖКУ.
        «ПОДОЖДИ!  — КРИЧИТ РОУН.  — СКАЖИ МНЕ, КАК ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ ОДНОВРЕМЕННО ВСЕМ И НИЧЕМ?»
        «СМОТРИ…»
        ТЕЛО СИДЯЩЕЙ НА ГЛАДКОМ КАМНЕ КРЫСЫ НАЧИНАЕТ БЫСТРО МЕНЯТЬ ОЧЕРТАНИЯ, БУДТО ПРЕВРАЩАЯСЬ В РАСПЛАВЛЕННУЮ МАССУ. СНАЧАЛА ОНА ТРАНСФОРМИРУЕТСЯ В ЛИЦО СТАРИКА, ПОТОМ ДЕВУШКИ, КОТОРУЮ СМЕНЯЕТ ЛИЦО МУЖЧИНЫ СРЕДНИХ ЛЕТ. ОДНО ЗА ДРУГИМ СМЕНЯЮТСЯ ДЕСЯТКИ ЛИЦ ЛЮДЕЙ РАЗНОГО ПОЛА И ВОЗРАСТА, ПОСЛЕ ЧЕГО СТРАННО МЕНЯЮЩАЯСЯ МАССА ЗАМИРАЕТ, ПРИНЯВ ОБРАЗ ЛИЦА МУЖЧИНЫ, ТЕМНЫЕ ГЛАЗА И БРОВИ КОТОРОГО КАЖУТСЯ РОУНУ НА УДИВЛЕНИЕ ЗНАКОМЫМИ.
        «ТЕПЕРЬ ТВОЕ ЛИЦО НАПОМИНАЕТ МНЕ МОЮ ПОДРУГУ — МАБАТАН».
        «В ЭТОМ НЕТ НИЧЕГО УДИВИТЕЛЬНОГО — Я ЕЕ ОТЕЦ.  — НА УЛЫБАЮЩЕЕСЯ ЛИЦО МУЖЧИНЫ НАБЕГАЕТ ТЕНЬ.  — В ТЕБЕ, РОУН, ЖИВЫ ЛЮДИ НЕГАСИМОГО СВЕТА. ПОЧУВСТВУЙ ИХ В СВОЕЙ КРОВИ, УСЛЫШЬ ИХ РАЗУМОМ СВОИМ. В ГРЯДУЩИЕ ДНИ ТЕБЕ ОЧЕНЬ ПРИГОДИТСЯ ИХ МУДРОСТЬ».
        С ЭТИМИ СЛОВАМИ КРЫСА ИСЧЕЗАЕТ.


        «Ты хотел найти решение без насилия, но… избежать насилия не удастся, хочешь ты того или нет»,  — набатом, как звук колокола на дозорной башне, прозвучали в голове Роуна слова крысы.
        Когда он раскрыл глаза, рядом с ним стояла Энде.
        — Выпей,  — сказала она, указав ему на чашку.
        Роун отпил глоток горячего чая.
        — Что бы я ни делал, людям все равно будет плохо, многие из них погибнут. Разве я могу с этим смириться?
        Энде печально улыбнулась.
        — Всякая жизнь, Роун, имеет свою цену, и никому еще не удалось исправить несправедливость того, что все мы смертны.
        — Если бы речь шла только обо мне…
        — Мне хорошо известна тяжесть бремени власти, единственное спасение от которой я нахожу в действии. Представь себе растерянную девочку, которая на ходу оглядывается назад, не замечая перед собой глубокой пропасти. В том, что она срывается вниз и летит навстречу смерти, нет ни преднамеренности, ни злого умысла. Но этим своим единственным бессознательным действием она трагически меняет жизнь всей своей семьи. Ни доброта, ни невинность не избавляют нас от горя. Мы скорбим о судьбе рассеянного ребенка и о горе, которое девочка принесла своей семье, но ничего с этим поделать не можем. Но есть и другие судьбы, которые мы можем изменить. И как руководители мы обязаны признать, что они больше нуждаются в нашем внимании.
        В комнату вошла Кира. Копна ее пышных золотистых волос сзади была туго перетянута лентой. Она почтительно кивнула бабушке.
        — Вставай, Роун из Негасимого Света,  — распорядилась Энде, взяла его за руку и помогла юноше встать на ноги.  — Наши гости ждут тебя.
        «Планируя войну, думай о мире»,  — говорил себе Роун, следуя за Кирой и Энде из комнаты, где он чувствовал себя так спокойно. Юноша хорошо понял мораль притчи, которую рассказала ему Энде. В их мире дети падали в пропасть не потому, что были рассеянны и неосторожны, а потому, что их в эту пропасть толкали. Он понял, что в его власти было отрубить руку, толкавшую детей в бездонный провал.



        ВОЗВРАЩЕНИЕ

        МАБАТАН, ИНТЕРВЬЮ 1.3.
        ЛЕСНЫЕ КЛЕЩИ РАСПРОСТРАНИЛИСЬ КАК
        МОРОВОЕ ПОВЕТРИЕ И ПОЧТИ НАС ОДОЛЕЛИ.
        НО СПАСЕНИЕ К НАМ ПРИШЛО ОТ БЕЛЫХ
        СВЕРЧКОВ, ИСЦЕЛИВШИХ НАС СИЛОЙ ПЕНИЯ.
        С ТЕХ ПОР ОНИ ПОВСЮДУ НАС
        СОПРОВОЖДАЮТ
    ГВЕНДОЛИН, ДОСЬЕ НА СНЕЖНЫХ СВЕРЧКОВ

        Шшик, щелк, шшик, щелк… Странные зловещие звуки, будто жуки какие-то страшные шипят да пощелкивают. Эти непонятные звуки вывели Стоув из дремотного забытья. Девочка находилась в каком-то помещении с низким потолком, слабо освещенным голубоватым мерцающим светом газового рожка. Свет был жутковатым, и ей почудилось, будто она и не просыпалась вовсе, а витает где-то в незнакомом уголке Края Видений. Потом она определила источник странных звуков: их издавали два, как ей показалось, обезумевших альбиноса со страшными острыми клыками. Они о чем-то ожесточенно спорили… может быть, о еде? Интересно, уж не ей ли было предназначено стать их пищей?
        Но ведь рядом с ней сидел Виллум, умный Виллум… Ему удалось найти ее! Он казался озабоченным, но явно не опасениями за ее жизнь. Стоув не узнала светловолосую женщину, стоявшую за ним,  — это она была напугана до смерти. А мальчика — или девочку?  — с темными глазами Стоув уже где-то видела, только никак не могла вспомнить, где именно. Виллум и эта не то девочка, не то мальчик с большим интересом прислушивались к непонятным звукам, причем они прекрасно понимали, о чем перещелкивались и пересвистывались чудовища-альбиносы.
        Вдруг один из них вынул откуда-то короткий, но очень острый нож и стал угрожающе им размахивать. Другой отошел на шаг назад и, резко выкинув вперед руку, выбил у первого нож, и тот, звякнув, упал на твердый глинобитный пол. Тем лучше. Этот альбинос светился ярким малиновым цветом. Что бы это могло означать? Исходившие от него темно-красные сполохи свивались в фиолетовые спирали, извивавшиеся и плясавшие в синеватых отблесках света газового рожка. Картина получалась просто потрясающая.
        Виллум поднял с пола нож и мрачно улыбнулся красновато мерцавшему чудищу. Стоув показалось, что монстр на секунду о чем-то задумался, потом попятился назад и исчез. А он, оказывается, не дурак, этот альбинос, понял, значит, какой силой обладает Виллум. Сообразительнее оказался, чем другое чудовище — Дарий. Дарий… Как же, интересно, теперь его убить? Надо найти какой-нибудь способ. Она должна… Нет, думать о Дарий ей сейчас тяжело, лучше подумать об этих стенах. Внимательно их оглядев, она заметила несколько отверстий. Куда могли вести все эти ходы?
        — Виллум,  — еле слышно прошептала Стоув.
        В горле у нее пересохло, было больно глотать. Виллум тут же подошел к девочке и коснулся ее ручонки.
        — Ни о чем не беспокойся. Мы в безопасности. Просто мнения хроши разошлись, и нам придется искать другое решение.
        — Хроши?
        Виллум указал рукой на второго альбиноса. Окружавшая его аура постепенно исчезала, он больше не щелкал и не шипел.
        — Это Миза. Она из народа хроши. Я тебе позже обо всем расскажу. А пока тебе надо отдыхать.
        Внезапно ее тело будто судорогой свело, а потом затрясло от ярости и страха. Она вспомнила про Брака и Ворона. Они хотели сделать с ней что-то очень плохое. И Феррел тоже…
        — Феррел! Где Феррел?
        Виллум положил руку девочке на лоб, надавил, и тут же ее напряжение спало.
        — Стоув,  — шепотом позвал он,  — взгляни на меня.
        Девочка глубоко дышала. Виллум с ней… Он сможет ее защитить…
        — Феррел сейчас спит.
        — И сколько он еще будет спать?
        — Тебе надо отдохнуть. Расслабься.
        Стоув хотела было ему что-то возразить, но веки ее отяжелели, и, когда Виллум поднял ее на руки, дыхание девочки стало размеренным, сердечко билось ровно — она уже спала.

* * *

        Все тело Стоув болело. Шею ее кто-то ощупывал, и этого кого-то она со злостью попыталась ударить по пальцам.
        — Осторожно, у тебя здесь рана, ее нужно обработать.
        Это сказала та светловолосая женщина, что раньше стояла позади Виллума. Тон ее был повелительным, прикосновения к телу девочки — уверенными, и она сразу же вызвала у Стоув неприязнь.
        — Это Аландра,  — сказал Виллум, нависнув над женщиной.  — Она дала Феррелу снотворное, которое на время вывело его из строя.
        И что, теперь она по гроб жизни должна ей быть за это благодарна? Ну да ладно, хорошо хоть они выбрались из тех жутких туннелей. Стоув ощутила легкий свежий ветерок, ласкавший ей лицо. За спинами собравшихся вокруг нее людей девочка увидела свет и уловила запах леса. Должно быть, они находились у выхода из пещеры.
        Аландра… это имя ей что-то напоминало. Аландра! Конечно, она же была одним из ловцов видений!
        — Аландра,  — притворно ласково проговорила девочка.  — Мне рассказывал о тебе Ворон. Ты была знакома с моим братом.
        — Да.
        Целительница вздрогнула. Хорошо. Но тут она заметила еще одного человека, чье лицо привлекло ее внимание. Девочка раздраженно буркнула:
        — А ты что еще за чудо такое?
        — А я — Мабатан.
        В ее темных глазах светились озорные искорки, и Стоув сразу вспомнила, где уже видела их раньше.
        — Ты была девочкой в театральной труппе. Еще ты там играла на барабане.
        — В тот день, когда ты встретилась с братом. Я пообещала ему, что помогу тебя найти.
        Стоув выгнула бровь — как будто Виллум нуждался в помощи какой-то бродяжки! Но Виллум кивнул с таким серьезным выражением лица, что Стоув выдавила улыбку и сдержанно поблагодарила девушку.
        — У тебя на шее такая рана, будто кто-то пытался надрезать кожу ножом. Так?  — спросила Аландра.
        Стоув, ничуть не смутившись, уставилась на ловца видений. Она никак не могла взять в толк, с чего бы это целительница решила ей помогать?
        Но если Виллум считает, что это ей ничем плохим не грозит, значит, можно рассказать им правду.
        — Ворон решил сделать мне небольшую операцию — наградить меня блокиратором. Они задумали сделать меня рабыней и использовать как оружие в своих руках. Мне кажется, я их слегка зашибла.  — Она обвела собравшихся взглядом, при этом все опустили глаза.  — А они что, умерли?  — невинно спросила девочка. Она прекрасно знала ответ на свой вопрос, знала его с того самого момента, как закричала.
        Виллум пристально посмотрел на нее — нарочитое простодушие девочки не могло ввести его в заблуждение. Но, не дав ему и рта раскрыть, Стоув обратилась к целительнице:
        — Слушай, ловец видений, а ты знакома с Феррелом?
        — Он был одним из моих первых учителей,  — ответила Аландра.
        — Да неужели?  — Стоув изобразила понимающую улыбку.  — Ты еще не закончила?  — спросила она грозно. Не хватало еще, чтобы пальцы целительницы касались ее горла — ученица Феррела еще должна заслужить ее доверие!
        — Нам пора идти,  — поторопила их Мабатан и зашагала к выходу из пещеры.
        Там она вскочила на огромного черного жеребца — раньше таких крупных коней Стоув видеть не доводилось. Прикрыв глаза от яркого света солнца, она протянула руку Аландре.
        Целительница закрыла сумку, подошла к Мабатан и взяла протянутую девушкой руку. Та даже поморщилась — ей было неприятно прикосновение ловца видений. Получается, Мабатан ей тоже не доверяла.
        Виллум взял девочку на руки, и она вскрикнула от боли. После схватки с Феррелом все ее тело было в ссадинах и синяках, на нем не осталось ни одного живого места. Виллум посадил ее на гнедого скакуна и закрепил кожаными ремнями в седле.
        — Тебе еще трудно самой удержаться в седле. Я тебе, конечно, помогу, но нужно тебя обезопасить на случай… на случай непредвиденных обстоятельств.
        — Откуда у нас взялись кони?  — спросила девочка. В этих темных тесных подземельях, где жили клыкастые привидения, никакие крупные животные находиться не могли.
        — Нам их одолжили хроши,  — ответил Виллум, вскочив на жеребца позади Стоув.  — Передвигаться в туннелях было бы безопаснее, но наша подруга Миза не смогла нам обеспечить безопасность.
        — И спор был об этом?
        — Да. Когда-то все хроши верили в пророчества, в легенды о юноше и его сестре, которые откроют другим путь в будущее. Но теперь их мнения разделились. Многие больше в это не верят. Они не хотят иметь ничего общего ни с людьми, ни с этим человеческим пророчеством.
        Поравнявшись с Мабатан и Аландрой, они въехали в лес, где росли деревья с сильно изогнутыми стволами и ветвями. Кони шли ровной рысью, и спокойный, ритмичный голос Виллума вызвал у Стоув воспоминания о детстве, о том, как папа укачивал ее перед сном и рассказывал всякие истории. Возможно, путешествие по сырому подземелью, где жили клыкастые альбиносы, и впрямь было менее рискованным, но ей гораздо больше нравилась эта прогулка верхом. Аллюр укачивал, баюкало тепло тела Виллума, успокаивало сильное и мерное биение его сердца. И вообще, когда Виллум был рядом, ее ничего не могло вывести из равновесия. Даже по-змеиному изогнутые стволы этих странных деревьев она воспринимала как должное, и причудливые растения не пугали ее. Но кое о чем напоминали. Да, точно! Они напоминали о Хранителе Города, о его глазах ящерицы на полупрозрачном лице, словно обтянутый иссохшей кожей живой череп… Нет, лучше о Дарий вообще не думать.
        — Куда мы едем?  — спросила она Виллума, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.
        — К твоему брату.
        — Он сердится на меня, что я от него убежала?
        — Роун любит тебя и желает тебе добра. А мы поможем ему сделать так, чтобы это его желание сбылось.
        Внезапно Стоув начала задыхаться, тело ее сначала окаменело, а потом она забилась в судорогах.
        Это Феррел пытался пробраться из желудка к ней в горло, причиняя нестерпимую внутреннюю боль.
        — Ты меня не удержишь!  — хрипло визжал он.
        Помимо своей воли Стоув схватила поводья и выдернула их из рук Виллума. Но ремешки, которыми он привязал девочку, ограничивали ее движения, и Виллум быстро вернул поводья себе.
        — Привет, Феррел,  — спокойно произнес Виллум.
        Феррел пытался подчинить себе разум Стоув и задушить ее.
        — Я заставлю ее вопить, я всех вас прикончу!
        — Не поддавайся ему, Стоув, старайся глубже дышать.
        Пока девочка изо всех сил сдерживала убийственный крик, Феррелу казалось, что в ушах его звучит скрипучая, свистящая музыка. Будто весь мир вдруг зашелестел, стал что-то ему нашептывать, и этот шепот воздвиг между ним и ею стену, отделив их сознание. Звуки неумолимо тащили его вглубь самых потаенных закоулков ее существа, и, достигнув их, он затих. Он замолк насовсем.
        А в это время на теле Стоув угнездились десятки белых сверчков. Самый большой из них, величиной почти с большой палец девочки, взобрался ей на грудь. Его фасеточные глаза неотрывно смотрели на нее, давая команду расслабиться и заснуть. Разноцветные — как драгоценные камни,  — они вращались, посылая ей сигналы о том, что весь мир шепчет ей о своей любви. Скоро она успокоилась и почувствовала себя в безопасности.

* * *

        Девочка проснулась внезапно, будто кто-то поднял ее рывком. Они скакали галопом. Еще заспанная, она разглядела бежавший перед ними бурный ручей. Конь разгонялся, явно намереваясь через него перепрыгнуть.
        С поразительной быстротой Виллум толкнул ее вперед с такой силой, что, когда конь тяжело коснулся копытами противоположного берега, она прижалась к шее животного. В этот момент над ее головой просвистела стрела.
        — Это наездники-фандоры,  — прошептал Виллум.  — Прижмись к коню.
        Стоув боковым зрением заметила с этой стороны ручья с полдюжины всадников, размахивавших мечами и арбалетами. Ее так и подмывало заорать, чтобы они замертво попадали с лошадей.
        — Позволь мне!
        — Нет.
        Еще она заметила, что конь, на котором скакали Аландра и Мабатан, был взмылен и совсем выбился из сил.
        — Не двигайся и молчи.
        Виллум остановил коня и пружинисто спрыгнул на землю. Не сводя взгляда с фандоров, он прижал ладони к земле.
        Стоув ощутила мощную энергию, исходившую от него. Раньше она и подумать не могла о таких его способностях! Кони фандоров тоже ее почувствовали и замедлили бег, несмотря на то что всадники без устали лупили их плетками по бокам. Сами фандоры, похоже, ничего необычного не ощущали. Когда их кони остановились в нескольких шагах от Виллума, они соскочили на землю с мечами наголо, готовые изрубить врага.
        «Не двигайся и молчи»,  — так приказал ей Виллум. Она ему верила, должна была верить. И не станет она кричать… Но как ей сдержаться? Ей так отчаянно захотелось, чтобы они растянулись на земле и из ушей их фонтаном хлестала бы кровь! Виллум не должен погибнуть. Стоув вдруг почувствовала, что на глазах ее выступили слезы. Слезы! Как она могла вытерпеть собственную беспомощность?
        Его движения были настолько быстрыми, что девочка даже не заметила, как он оказался на расстоянии вытянутой руки от фандоров. Ловко уклоняясь от их выпадов и ударов, он как-то изловчился коснуться лица каждого из них, и после что-то происходило с людьми: взгляд остекленевал и терял осмысленность…
        — Спать…  — приказывал Виллум.
        И тут же фандоры ложились на землю и засыпали.
        Чудо, которое совершил Виллум, вызвало полное недоумение ловца видений. Она соскочила с коня и, словно ополоумев, бросилась осматривать похрапывавших мужчин.
        — Что ты с ними сотворил?  — спросила Аландра.
        Да как она посмела? Если бы только Стоув могла унять слезы, она бы ей этого не спустила. Краем уха девочка услышала спокойный ответ Виллума:
        — Я упростил их мысли. Завтра утром они проснутся в отличном самочувствии, но о том, что произошло сегодня, никогда не вспомнят. Может быть, и ты хочешь забыть об этом?
        Стоув рассмеялась, увидев ошарашенное выражение лица Аландры. Она все смеялась и смеялась, глотая воздух, и никак не могла остановиться, пока не почувствовала направленную ей мысль Виллума, как всегда мягко коснувшуюся ее сознания: Время горевать еще настанет, но не теперь. Сейчас тебе надо отдохнуть. И больше она уже не чувствовала ничего, кроме его непрестанно повторявшихся слов: Потерпи еще немного. Скоро ты будешь дома.

* * *

        С присущей ему мягкостью Виллум разбудил Стоув и, как только девочка пришла в себя, указал ей на видневшиеся вдали ворота селения. Багряные отблески заката горели на их поверхности переливами драгоценных камней.
        — Сюда я приезжал с сестрой каждое лето, когда был ребенком,  — сказал Виллум.  — Тут и поныне еще живет часть нашего народа. Нам здесь будут рады.
        — Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть сестра.
        — Бывали такие моменты, когда я боялся, что ты вообще никогда ничего обо мне не узнаешь.  — Глаза Виллума задорно блеснули, и он весело рассмеялся. Почему это он был так счастлив?  — Я рад, что мы сюда возвращаемся,  — сказал он, словно отвечая на ее немой вопрос.  — Я мечтал об этом пятнадцать лет.
        Когда они ближе подъехали к селению, Стоув обратила внимание, что окружавшая его стена была укреплена всяким металлическим хламом — ржавыми автомобильными решетками радиаторов, расплющенными бочками, кусками железных листов. С нескольких дозорных башен в них целились из арбалетов воины в шлемах. Но когда Виллум поднял взгляд, все они как по команде опустили оружие. Один из них громко свистнул. Ворота медленно отворились, и четверо запыленных всадников въехали в селение.
        Несколько охранников спрыгнули с вышек и бросились навстречу Виллуму. Когда они сняли шлемы, Стоув с удивлением поняла, что все воины были высокими крепкими женщинами. И все они прекрасно знали ее телохранителя. Слишком хорошо его знали.
        — Виллум, мальчик мой!  — сказала широкоплечая женщина с заплетенными в косы волосами и дружески похлопала его по плечу.
        Мальчик?
        — Торин! Давненько не виделись — Виллум так же ласково хлопнул ее по плечу, а другой рукой обнял за плечи еще одну крепкую женщину.  — Реса!
        Эта воительница от радости шлепнула его по спине с такой силой, что он согнулся от боли.
        — Да ты, Реса, сама, видно, не знаешь, сколько в тебе силы!  — воскликнул он.
        Они как шаловливые школяры перемигивались и улыбались. Это же надо!
        — Прежде всего вам надо помыться с дороги и хорошенько подкрепиться,  — сказала Торин, еще раз хлопнув его по спине.  — С того времени, как мы расстались, столько воды утекло! Нам о многом надо будет друг другу рассказать.
        Когда Виллум снимал Стоув с коня, девочка спросила его как бы между прочим:
        — А эти женщины… это твой «народ»?
        — Да,  — ответил он, широко улыбнувшись.
        — Они кажутся очень сильными,  — без особого энтузиазма заметила девочка.
        — Они — апсара,  — сказал Виллум, пристально глядя ей в глаза,  — потомки повстанцев, выступивших против Дария, на которых тот позже наслал моровую язву.
        — Ту страшную напасть смогли пережить только женщины,  — добавила Мабатан, проходя мимо Стоув.  — Они были вынуждены стать воинами!
        Если это его народ, значит, и сам Виллум происходил из племени апсара. Получалось, что Виллум — потомок повстанцев, избежавших когтей Дария. Кто же тогда ему она? Просто средство, которое призвано помочь одолеть врага? У Стоув перехватило дыхание, сердце бешено забилось.
        Виллум нежно опустил девочку на землю и вопросительно посмотрел на нее.
        — У тебя нет причин сердиться.
        — А я и не сержусь!  — выкрикнула Стоув, отчаянно пытаясь устоять на ногах. Он с улыбкой смотрел, как она злится.  — Ты, Виллум, можешь улыбаться сколько тебе угодно, я уже не ребенок, и очаровать меня тебе не удастся. Если ты меня предал, если твои апсара хотят меня просто использовать, я… я…
        Но тут в глазах ее все закружилось и потемнело, а когда десятки Виллумов бросились ей на помощь, девочка провалилась в темную, бездонную пустоту.



        НЕПРОСТОЙ СОЮЗ

        РОУНА СВЯЗАЛИ С БРАТЬЯМИ ПРОЧНЫЕ УЗЫ:
        ПРОШЛОЕ СВЯЗАЛО ЕГО СО СВЯТЫМ;
        МЕЧ-СЕКАЧ СВЯЗАЛ ЕГО С ВОЛКОМ;
        ШРАМ СВЯЗАЛ ЕГО С БРАТОМ ЖАЛО;
        А СУДЬБА СВЯЗАЛА ЕГО С ДРУГОМ.
    ИСТОРИЯ ДРУГА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Роун не мог не признать, что, выбрав для переговоров свои покои в Кальдере, Кира поступила правильно. Святой был ее другом, у нее остались многие его вещи, глубоко почитаемые братьями. Это должно было благотворно повлиять на Волка и Жало, дать им возможность почувствовать себя более уверенно. А если им будет здесь спокойно и комфортно, их встреча может иметь больше шансов на успех.
        По крайней мере, теоретически.
        В помещении с темными каменными стенами Волк, временно исполнявший обязанности предводителя братьев, и Жало — их высший духовный наставник, сидели под фреской с изображением Друга — божества братьев. Оба внимательно рассматривали карту, над созданием которой в последние дни немало потрудились Лампи и рисовальщицы апсара.
        — Северные территории снабжают Город углем, железом и древесиной,  — говорил Лампи, явно гордившийся проведенными им изысканиями.  — На юге основное внимание уделяется сельскому хозяйству. Именно оттуда Город получает львиную долю продуктов питания. С запада туда завозят серу, соль и небольшое количество нефти, которое могут добыть. Восток поставляет Владыкам детей, которых они…  — Лампи глубоко вздохнул, потом, взяв себя в руки, продолжил: —Нам нужно вбить клин между правителями и Городом, препятствовать производству и доставке в Город товаров. Если бы мы смогли контролировать…
        Лампи резко оборвал свою речь. Брат Волк уже не смотрел на карту. Его взгляд был прикован к Роуну, который как вкопанный стоял у порога между Кирой и Энде.
        Волк поднялся со своего места. Он выглядел более грозно, чем обычно, его бритая голова блестела, рука небрежно, даже как-то лениво лежала на рукояти меча-секача. Того самого меча, который уничтожал Негасимый Свет и так часто использовался при обучении Роуна боевым искусствам, а в одной давней схватке встреча с его лезвием могла стоить юноше жизни.
        Наступило напряженное молчание. Лампи прокашлялся и натянуто улыбнулся.
        — Добро пожаловать, Роун, проходи.
        Кира и Энде усмехнулись, оценив его усилия, но Роун лишь чуть кивнул в знак приветствия. Если бы он отвел взгляд от Волка, тот мог бы расценить это как слабость, а внутренний голос подсказывал, что ему во что бы то ни стало нужно проявить силу.
        Неловкость положения отчасти сгладил брат Жало. Он встал и подошел к Волку. Соединив смуглые ладони, он терпеливо ждал, пока Волк сделает тот же ритуальный жест. Глядя на то, каких усилий это стоило Волку, с каким напряжением он контролировал свои движения и голос, Роун прекрасно понял, в каком затруднительном положении оказались братья. Но слова, которые они произнесли, впечатлили его гораздо меньше.
        — Именем Друга и именем пророка мы клянемся хранить тебе верность, Роун из Негасимого Света. Мы будем следовать за тобой в сражениях и проливать свою кровь. Мы будем служить тебе так же, как мы служим Другу, брат Роун.
        Это обращение словно осколком разбитого стекла резануло Роуну слух. Помимо его воли слова сами слетели у него с языка:
        — Я никогда не стану братом!
        Энде вздохнула, и все это заметили. Кира с силой сжала Роуну руку, как будто хотела заставить его взять свои слова обратно.
        Волк сжал кулаки.
        — Если ты не будешь братом,  — прорычал он,  — зачем же нас сюда пригласили?
        — Чтобы вы объединились с нами, и мы вместе свергли бы власть Города.
        — Мы не присоединяемся,  — прошипел Волк,  — мы руководим. А ты был рожден, чтобы вести нас вперед, брат Роун.
        В разговор вмешался брат Жало.
        — У тебя могут быть свои причины ненавидеть братьев…
        — На руках братьев навсегда останется кровь моего народа.
        Роун почувствовал, что у него зачесался похожий на звезду шрам, который ему оставили хроши. Он как-то беспокоил его с того момента, как юноша вошел в комнату.
        — Да, это так,  — согласился брат Жало.  — Наши действия нанесли тебе и твоему народу непоправимый вред. Но то, что мы сделали, было предначертано пророчеством. Падение Негасимого Света стало добровольной жертвой.  — Не отводя взгляда от груди Роуна, он добавил: — Не мы одни запятнали свою честь тем, что проливали кровь невинных людей.
        Неужели Жало уловил подсознательное чувство вины — той старой раны, которая постоянно бередила Роуну душу? Или он был знаком с хроши? С Мизой? Может быть, он узнал, как поступили с ним хроши в отместку за убийство их сородича?
        Перехватив взгляд брата Жало, Роун опустил руку. Опровергнуть это косвенное обвинение он не мог.
        — Мы приняли тебя в наши ряды. Мы тебя обучили и подготовили к посвящению в братство. Ты успешно прошел все его этапы. Признаешь ты это сам или нет, но ты уже стал братом.
        Роун бросил в сторону брата Жало жесткий взгляд.
        — Я не завершил последнее испытание. Я отказался.
        Жало был готов к такому ответу. По выражению его глаз, по сардонической улыбке Роун понял, что сказал именно то, чего от него ждали.
        — Ты отказался принести в жертву двух фандоров. Но вместо этого ты пролил кровь пророка, и это событие знаменовало тот факт, что ты стал предводителем. Святой готовился передать тебе власть. Последнее указание, данное нам пророком, сводилось к тому, чтобы мы освободили Дальние Земли, защитили живущих там невинных людей от когтей Города. Эта наша цель, как он говорил, совпадает с твоей.
        — Ты видел здесь детей, Роун,  — подтвердила его слова Кира.  — У нас есть два убежища на севере. Мы спасаем всех, кого можем. А за последний год благодаря братьям нам удалось спасти больше детей, чем раньше.
        Брат Волк еще не оправился от вызова, который бросил ему в лицо Роун, но кивнул и протянул свой меч юноше.
        — В отсутствие нашего пророка я руководил братьями. Теперь я уступаю свое место тебе.
        — Я не займу твое место,  — настаивал Роун на своем.  — Будет лучше, если наши действия в Дальних Землях возглавишь ты.
        — Я? Не путай мои способности с возможностями Святого. Ему доверяли правители, он обеспечивал беспрепятственную доставку их товаров через территории Дальних Земель в Город, защищал их селения, решал возникавшие между ними противоречия. Теперь, когда мы больше не связаны с Городом, я не могу даже пресечь охватившую их панику. Они боятся нас так же, как Дария и его приспешников.  — Волк смолк и даже фыркнул от возмущения.  — Теперь они предпочитают связываться с контрабандистами, подкупать наемных убийц. Мне это становится противно, а дипломат из меня никудышный. Как бы то ни было, чтобы выиграть эту войну, нам необходимо отказаться от личных симпатий и антипатий и сосредоточить усилия на целях, которые нас объединяют. И если правители имеют дело с контрабандистами, тем лучше. Нам тоже понадобится один из них, чтобы проникнуть в Город.  — Волк бросил на Роуна свирепый упрямый взгляд.
        Юноша посмотрел на брата Жало и подчеркнуто обратился именно к нему:
        — А есть ли такие правители, которые решились бы нас поддержать?
        Брат Жало устало вздохнул.
        — Есть один — правитель Селиг.
        Рука Волка непроизвольно потянулась к рукоятке меча.
        — Братьям не нужны союзники. В пророчестве сказано, что нападение на Город станет Божьей карой, которая промчится по нему очистительным ветром.
        Роун слегка повысил голос:
        — Братьев всего семьдесят пять человек. Да их перебьют еще до того, как они дойдут до городских ворот. Никакого «очистительного ветра» не получится. Мы будем сражаться, брат Волк, но лишь тогда, когда найдем возможность победить с наименьшим кровопролитием. Нужно, чтобы наступление на Город возглавил ты, потому что есть еще одно поле боя, где нам необходимо одержать победу, но там ты сражаться не сможешь. И если я не смогу одержать там победу, все наши усилия будут потрачены впустую. Отправиться туда неподготовленным я не могу, но, к счастью, есть люди, которые в состоянии мне помочь.
        — Ты хочешь сказать, что собираешься заключить союз с теми, кто принимает снадобье? Голос Волка звучал грозно, так же выглядел и его меч.
        Лампи храбро шагнул вперед.
        — Наведи сначала порядок у себя, прежде чем в чем-то обвинять других.
        Волк с негодованием посмотрел на Лампи.
        — Как ты смеешь оскорблять братство?
        — У нас есть основания полагать,  — продолжал гнуть свою линию Лампи,  — что брат Аспид был подослан к вам ловцами видений из Оазиса, чтобы шпионить за Святым и Роуном.
        — Это невозможно,  — прошептал Волк.
        — Мои воины сейчас с ним,  — спокойно и уверенно сказала Энде.  — Он — один из братьев под вашим началом, и потому из уважения к вам я прошу у вас разрешения обыскать его самого и его комнату. Если мы найдем у него снадобье, вы, конечно, будете поставлены об этом в известность.
        — Если вы найдете у него снадобье, он покойник,  — прошипел Волк.
        — Нет,  — вмешался Роун.  — Он нужен мне живым. Я не беру в союзники ловцов видений, брат Волк, но Аспид может располагать важными сведениями.
        Волк свирепо взглянул на брата Жало, но тот лишь закрыл глаза и утвердительно кивнул. Ничего не говоря, Волк отвернулся в сторону и молча обдумывал слова Роуна. Вскоре он дал согласие, и Кира вышла из комнаты.
        Волк искоса посмотрел на Роуна, в его взгляде одновременно отразились уважение и ревность.
        — Ты знал об этом, как только мы сюда приехали. Вот почему сейчас Аспида здесь нет. Как это произошло? Откуда ты об этом узнал?
        — У всех, кто употребляет снадобье, остается специфический запах.
        — Получается, что ловца видений можно определить по запаху?
        — Если бы все было так просто, мы все сравнялись бы в таланте с Роуном.  — Энде перехватила взгляд Волка, и Роун заметил, что между ними существует молчаливое взаимопонимание.  — Но у ловцов видений есть много шпионов, которые никогда не пробовали снадобье. Их обнаружить гораздо труднее. Поэтому тебе нужно внимательнее присматриваться к людям.
        В помещение вошла Кира и еще четверо апсара, которые кольцом окружили брата Аспида. В комнате запахло жареным — если бы Волк решился на насилие, унять его было бы так же трудно, как норовистого дикого скакуна.
        Раскрыв ладонь, Кира ослабила ремешки, которыми был обвязан небольшой мешочек, и все увидели хранившееся там снадобье. Волк в ярости фыркнул и отвернулся. Брат Жало и апсара ничем не выказали своего отношения к происходящему, а Лампи потянулся вперед, чтобы лучше разглядеть содержимое мешочка.
        Роун вспоминал все, что ему было известно о брате Аспиде. Он исцелял всех, кто приходил к нему за помощью, использовал полученные от него знания, чтобы очищать землю от заразы, и потом тысячи людей могли выращивать на ней обильные урожаи. И все это время он оставался ловцом видений, все это время шпионил… а заодно, может быть, заботился о том, чтобы братья не прикончили Роуна. Все время врал и притворялся. Как же можно было отличить правду Аспида от его лжи? «Теперь я вырос,  — подумал Роун,  — теперь я изменился, но смогу ли понять, что к чему?»
        Энде сделала шаг вперед. Она взяла мешочек у Киры и затянула ремешки.
        — Я уничтожу это снадобье, чтоб и следа от него не осталось. Тебе нужны мои воины, чтобы провести допрос, Роун из Негасимого Света?
        Роун отклонил ее предложение, и четыре воительницы-апсара одна за другой покинули помещение. Брат Аспид остался стоять — настороженный, напряженный, но не утративший присутствия Духа.
        — Мне жаль, брат Аспид, что все так обернулось. Мы доверяли тебе как другу. Но ты ведь был с нами неискренен, так? Ты все время шпионил за нами. Шпионил в пользу ловцов видений.
        Не успел Аспид и слова вымолвить, как брат Волк приставил к его горлу меч.
        — Ты предал своих братьев, предал пророка, предал Друга. Единственное мое желание — увидеть, как тебя сожгут живьем.
        Роун подскочил к Волку.
        — Пожалуйста, убери меч, брат Волк!
        Волк взглянул вниз, на лезвие меча Роуна, и медленно отступил на шаг назад.
        — Как скажешь.
        Понимая, что под маской внешнего спокойствия в Волке бушует дикая ярость, Роун добавил:
        — Может быть, ты оставишь меня с моим… адъютантом наедине с заключенным?
        Волк поклонился и вместе с братом Жало покинул комнату. Роун предпочел бы, чтобы Жало остался, но, когда дверь за братьями затворилась, решил, что так будет лучше. Повернувшись, он взглянул на своего друга и невольно улыбнулся, заметив его напряженное, даже немного испуганное состояние. Словечко «адъютант» случайно сорвалось у него с языка, но этот титул был как раз вполне понятен братьям. Ведь Лампи оказался, по сути, единственным человеком, которому он доверял целиком и полностью.
        Аспид глубоко и печально вздохнул.
        — Я всегда знал, что разоблачишь меня именно ты.
        Стоя напротив ловца видений, Роун представил ему Лампи, потом пояснил:
        — Я никогда не мог понять, как такой добрый человек, как ты, мог жить с братьями и терпеть творимое ими насилие. Именно мой адъютант первым догадался, что на самом деле ты к ним не принадлежишь.
        — Значит, это ты тот парень, который пережил заражение лесными клещами и потом путешествовал вместе с Роуном,  — сказал Аспид, с любопытством глядя на Лампи.  — Как целитель, я видел многих умерших от этой напасти, но выживших мне видеть еще не приходилось. Надеюсь, ты мне когда-нибудь расскажешь о себе поподробнее.
        — Тебе никогда не доводилось встречать Лелбит?  — спросил Лампи.
        Роун с удивлением взглянул на друга. Перед смертью Лелбит спасла Роуну жизнь. Это случилось много месяцев назад, но в голосе Лампи и теперь звучала боль потери, как будто девушка погибла только вчера.
        — Я о ней, конечно, слышал,  — ответил Аспид,  — но мне пришлось присоединиться к братьям задолго до того, как она пришла в Оазис. Я знаю, что там все ее любили.
        — Да,  — согласился Лампи,  — ее любили все.
        Упоминание Аспида об Оазисе стало тем признанием, которое рассеяло сомнения Роуна.
        — Откуда ловцы видений узнали, что я снова буду вместе с братьями?
        Аспид взглянул Роуну прямо в глаза, и доверие, которое когда-то существовало между ними, но было утрачено, восстановилось вновь. Можно было приступать к допросу.
        — На этот простой вопрос есть несколько ответов.
        — Но некоторые из них ближе к истине, чем другие,  — многозначительно ответил ему Роун.
        — Тогда мне надо начать с пророчества. В нем предсказывалось, что на Негасимый Свет прольется огненный дождь…
        Крики. Взрывы. Озверевшие налетчики в масках повсюду носятся на конях, размахивают факелами, все крушат и сжигают на своем пути.
        — …Когда Город прекратил свою тактику бомбардировок отравляющими веществами, нам надо было выяснить, какие там решили использовать средства разрушения в будущем. В то время объявился Святой — пророк Друга. Мы верили, что ему предназначено пролить огненный дождь на Негасимый Свет и найти тебя. Поэтому меня послали к братьям ждать твоего к ним прибытия.
        — А почему ловцы видений сами не попытались найти Негасимый Свет?
        — Они пытались. Но тебя защищала твоя мать. Я не исключаю, что она и все ваше селение защищала.
        — Откуда вам было об этом знать? А если это был кто-то другой?
        — Все попытки обнаружить вас упирались в непроницаемый барьер. Он обладал особыми защитными качествами, которые легко было распознать.
        Это пророчество. Тогда он проснулся от этих слов, сказанных отцом. Но это ведь только миф. Только миф, сказала тогда мама. Нам надо уходить. Мы должны уходить сейчас же.
        — Она обладала огромным могуществом, Роун.
        — Но она не верила в пророчества. Аспид вздрогнул.
        — Она сама тебе об этом говорила?
        Роун вспомнил голос папы, его отчаянную попытку убедить маму. Ты же знаешь правду. Мы всегда помнили, что этот день настанет. И отчетливый, сосредоточенный мамин голос: Разбуди их. Давай, давай, скорее!
        — Ведь можно же что-то знать и вместе с тем не хотеть в это верить, правда? По крайней мере, до тех пор, пока не останется другого выбора.
        Аспид задумался, потом печально кивнул.
        — Святой задумал Божью кару как очищающий огненный ветер. Только после того, как ты к нам приехал, он понял, что на самом деле это безумие, настоящий геноцид, проводимый по приказу Дария. На самом деле все братья были очень подавлены разрушением Негасимого Света. Твои соплеменники пели, когда их вели на неминуемую смерть, Роун. Это было жуткое пение, от которого кровь стыла в жилах. Ясно было, что все члены общины сговорились об этом заранее. Они не сражались. Они позволили принести себя в жертву. Почему? Только для того, чтобы исполнилось пророчество?
        Не все будет потеряно. Именно эти слова сказал папа Роуна маме в ту кошмарную ночь.
        Аспид пристально смотрел на Роуна, ожидая ответа, но юноша молчал. Ловец видений с силой чесал себе ногтями ладонь и расчесал ее до крови.
        — Я не раз и сам задумывался над этим вопросом. Сначала мне казалось, что твоим родителям было бы лучше обратиться за помощью к ловцам видений. Но теперь я понимаю, что они не могли рисковать, заключая такой союз. Мы долго, слишком долго жили под землей, чтобы помнить о боли смерти, о мучениях и страданиях одного отдельно взятого человека. Мы уже не боремся за нужды простых, обычных людей, которых я лечу и чьи земли очищаю от ядовитой заразы. Старейшие из нас и думать забыли о земле, о том, как ее исцелить. Они все больше думают о Дарий и все меньше о простых людях. Они нарушили все запреты, когда позволили Феррелу проникнуть в тело твоей сестры. Теперь мне стало ясно, почему у Негасимого Света не было другого выбора, как поверить в пророчество.
        Аспид еще глубже всадил себе ногти в ладонь, из его кулака на каменный пол закапала кровь.
        — Я никогда больше не прикоснусь к снадобью,  — с надрывом сказал он.  — Твой прадед был прав, когда решил от него отказаться. Именно снадобье подорвало наши силы, извратило наши цели. Пусть Волк меня убьет — я и так уже видел больше, чем в силах вынести.
        Роун мягко коснулся окровавленных рук Аспида.
        — Если ты действительно хочешь искупить вину, помоги нам.
        Взгляд Аспида прояснился.
        — И ты мне поверишь?
        — Я хочу тебе верить. Не знаю, правда, получится ли это у меня. Но есть одна проблема, с которой ты, я думаю, сможешь мне помочь.
        — Спрашивай, я расскажу тебе все, что знаю.
        Какое-то время Роун стоял в нерешительности — он вглядывался в лицо бывшего ловца видений, прислушивался к его дыханию, к току его крови по жилам. Аспид говорил правду.
        — Мне нужна карта всех территорий Края Видений, занятых обращенными и ловцами видений.
        — Знания мои в этом вопросе ограниченны. Любая карта, которую я помогу тебе составить, будет очень приблизительной и неточной. Скорее всего, она не подойдет для твоих целей.  — Аспид насупился, о чем-то глубоко задумавшись. Когда он снова посмотрел на Роуна, глаза его светились энтузиазмом.  — Знаешь, у меня есть друзья, которые, скорее всего, смогут помочь!
        — Ловцы видений?  — спросил Лампи.
        — Когда-то они были ими, но уже давно не принимают снадобье,  — ответил Аспид.  — Их зовут Отар и Имин. Они подвергли сомнению запрет на технологию Города и были объявлены преступниками. Вместо того чтобы отказаться от своих убеждений, они разорвали отношения с Оазисом и стали бродячими целителями. Но вскоре на них напал тяжкий недуг, и они попросили меня о помощи. Мне уже доводилось видеть у людей эти симптомы — такое случалось, когда они решались отказаться от снадобья. Это послужило им сигналом — да и мне тоже,  — мы поняли, что столкнулись с оборотной стороной снадобья. С тех пор я стал принимать его все реже, мечтая о том, что настанет день, и я тоже смогу разорвать свои связи с Оазисом. И вот этот день наконец-то пришел.
        — Но каким образом эти два врача смогут нам помочь?
        — Ты слышал когда-нибудь об Академии предвидения?
        Роун с Лампи удивленно переглянулись и одновременно покачали головами.
        — Когда-то это была школа архитектуры. Основал ее Феррел. Там хранились самые ценные записи и книги, включая карты Края Видений. Дарий узнал, где она расположена, поэтому ее пришлось покинуть. Но Феррел и его ученики, рискуя жизнью, спрятали библиотеку. Мы уверены, что клирики не нашли ничего ценного в том большом подземелье, но Дарий, вне всяких сомнений, заподозрил измену и приказал уничтожить вход в помещение Академии. Он его взорвал, причем взрыв был такой силы, что отголоски были слышны на многие мили вокруг. С тех пор принято считать, что библиотека уничтожена, а Академия полностью разрушена. Но Отар с Имином уверены, что хранившиеся там книги и рукописи сохранились. Если это так, ты найдешь там нужные сведения.
        — Но если они знают, где она находится, почему сами туда не пойдут?  — Лампи задал вопрос, который был готов сорваться с губ Роуна.
        Аспид усмехнулся.
        — После разрушения Академии на ее руины неоднократно совершались набеги, но из них не вернулся ни один человек. Отар с Имином не воины, а ученые. А для людей, которые не могут за себя постоять, такое путешествие слишком опасно.
        Роуну вдруг очень захотелось найти этих врачей и отправиться с ними к развалинам Академии.
        Не доверяя первому впечатлению, он взглянул на Лампи, который внимательно присматривался к Аспиду.
        — А ты что думаешь,  — спросил он друга,  — стоит нам рискнуть?
        — Да,  — ответил тот с уверенностью, которая подтвердила намерение Роуна.
        — Оставайся здесь с Аспидом, и подумайте вместе, как лучше добраться до этих целителей. А я пойду утрясу это дело с братьями, чтобы мы отправились в путь завтра поутру.
        Не успел Роун дойти до двери, как Аспид сказал:
        — Вам, наверное, легче будет их найти, если возьмете меня с собой.
        Роун обернулся:
        — Брат Аспид, тебе нужно остаться здесь, под защитой апсара. Я ни минуты не сомневаюсь, что, если ты отсюда уйдешь, брат Волк найдет тебя и убьет.
        — Я останусь здесь, Роун из Негасимого Света, с превеликой радостью, потому что, при всем моем уважении к брату Волку, бывшие мои приятели — ловцы видений наверняка убьют меня раньше.

* * *

        Облака плыли на уровне окружавших Кальдеру скал, затрудняя спуск в лежавшую внизу долину. Часть горизонта в юго-восточной стороне предрассветно светлела. Роун продрог до костей, словно в теле угнездился промозглый холодок ночи. Через месяц склоны покроются снегом и льдом, спуск с горы станет опасным, и потому Энде уже теперь рассылала своих воительниц по разным селениям Дальних Земель.
        На исходе прошедшего дня Роун посвятил в свой план поисков Академии предвидения братьев Жало и Волка. Единственную надежду убедить их в своей правоте он возлагал на память о пророке. Юноша напомнил им, что Святой собирал книги не потому, что любил читать — читать он не умел,  — значение книг он видел в том, что они содержали информацию, которая могла им помочь одолеть Город.
        К счастью, братья согласились, что надо попытаться найти библиотеку. Но Роун совсем не рассчитывал, что они захотят сопровождать его в этих поисках. Юноша сказал им, что если они хотят связаться с контрабандистами и правителем Селигом, это надо сделать до зимней стужи и бурь, предвидеть наступление которых было невозможно. В конце концов они нехотя с ним согласились: по крайней мере, на какое-то время их пути должны разойтись.
        Роун был поражен, с какой нежностью братья прощались с Энде. Он уже настолько привык к формальному характеру их встреч, что оказался не готов к теплоте и искренности чувств, которые они и не думали скрывать при расставании. Лампи тоже каждый раз сильно удивлялся, когда внушительного вида воины склонялись, чтобы принять благословение Энде. Глядя на это зрелище, Роун вспомнил картинки, которые видел в книжках, где были изображены рыцари и их королевы. Правда, эта «королева», казавшаяся такой хрупкой и миниатюрной, могла без всякого труда разделаться с любым из своих рыцарей.
        Обернувшись к Роуну, Жало спросил:
        — Когда нам тебя ждать, Роун из Негасимого Света?
        — Через пару-тройку недель. Я приду к вам в новолуние.
        — Вы договорились о месте встречи?  — Волк был явно чем-то раздражен. Скорее всего, он нервничал из-за предстоящих встреч с контрабандистами и правителем.
        Роун прекрасно понимал, что его предложение еще больше выведет Волка из себя, но надеялся, что они смогут договориться, не обнажая мечей.
        — Мы встретимся в лагере братьев.
        Волк уже хотел было ему возразить, но Роун предостерегающе поднял руку:
        — Лагерь хорошо укреплен и его легко оборонять. Там наши гости будут в безопасности.
        Но Волк продолжал настаивать на своем:
        — Мы не можем позволить варварам осквернять своим присутствием нашу священную землю. Это противоречит всем принципам нашей веры.
        — Друг пребывает везде. И здесь — в доме Киры. Он был на горе со Святым. Наступает время, когда все земли станут священными. Так и должно быть, если нам удастся уцелеть.
        Роун, наблюдая за Волком, пока тот раздумывал, поймал взгляд Энде. Она будто хотела ему сказать, что, если он призовет себе в помощь Друга, Волк вынужден будет его выслушать. И все-таки, воспользовавшись ее советом, юноша почувствовал себя лицемером.
        — Может быть,  — нехотя пробурчал Волк.
        — И не забывай, что говорил пророк.  — Слова Киры предназначались лишь ему одному.  — Ты дал Святому клятву, пообещал ему подготовить путь для Роуна из Негасимого Света.
        — Я выполню свой обет.
        В прохладном предрассветном тумане Энде обвела взглядом всех собравшихся.
        — Нам многое удалось обсудить. Братья Волк и Жало, как я говорила вам раньше, во время тренировки, зеленая ветка сгибается, уступает порыву ветра и благодаря этому выживает. Апсара присоединятся к вам в течение трех дней после прибытия Роуна, в первую четверть луны.
        Когда тени братьев растворились в предутреннем тумане, Лампи глубоко вздохнул, будто несколько последних минут сдерживал дыхание.
        — Я бы сказал… все прошло очень неплохо.
        — Да,  — согласилась с ним Кира,  — по крайней мере, обошлось без человеческих потерь.
        — Уже за это мы можем быть благодарны судьбе,  — натянуто добавила Энде.  — Первый шаг, Роун, ты сделал неуверенно, но под конец твердо стоял на земле. Еще раз советую тебе поразмыслить о ценности и значении Друга. Братья — люди глубоко религиозные, в Дальних Землях у них тысячи последователей. Они изменили свою веру, приспособив ее к тебе. Это немалый дар предводителю. Его нельзя отвергать.
        — Но, приняв этот дар, я поступлю бесчестно. Я не верю в Друга, не верю в то, что он существует.
        — Не руби с плеча, говоря так о вере,  — сказала Энде.  — Ведь ты, Роун из Негасимого Света, знаешь об этом мире больше, чем большинство людей. И я не советовала бы тебе с такой безапелляционностью отвергать то, что истинно для других, предварительно не разобравшись.
        Кира свистнула. Вскоре к ним подошла молодая апсара и подвела скакуна и кобылу.
        — Ты, я полагаю, любишь быстрых коней?  — Кира бросила на Лампи игривый взгляд.
        Лампи провел рукой по крупу кобылы.
        — Когда я забираюсь так высоко, то всегда почти зажмуриваюсь.
        Энде положила руку на сердце Роуна и улыбнулась.
        — Надо еще очень многое обсудить, но времени у нас в обрез. Если нам всем удастся безопасно добраться до лагеря братьев, мне бы хотелось там собрать собственный узкий совет, чтобы поделиться с тобой сведениями о твоем прадедушке.  — Подойдя к Кире, она обернулась и взглянула на Роуна.  — Желаю тебе найти то, что ты ищешь, Роун из Негасимого Света.
        Они скрылись из вида по дорожке, ведущей обратно в Кальдеру, и Роун растерянно взглянул на своего лучшего друга.
        — Кажется, я тут такого напортачил, что черт ногу сломит.
        — Что ты имеешь в виду? Ты добился всего, что тебе было нужно!
        — Но мне не удалось произвести впечатление на Энде.
        — Сдается мне, ее вообще ничем нельзя поразить,  — заметил Лампи.
        Роун застонал, закрыв лицо руками.
        — Что она имела в виду, намекая, что мне надо встретиться с Другом? И не только она, даже крыса говорила мне, что спасение детей может быть как-то связано с Другом. Но я не могу понять, как именно! Это ведь чистой воды вымысел Святого, созданный по частям из картинок, которые он видел в своей книге.
        Лампи слегка похлопал его по голове.
        — Когда мы доберемся до лагеря братьев, покажи мне эту книгу. То есть как твой… адъютант я должен буду ее посмотреть, разве не так?
        Роун изогнул бровь, взглянул на Лампи и гордо улыбнулся.
        — Ну что ж, с этого мы и начнем, так? Если, конечно, за этим вообще что-нибудь стоит. То есть если Друг… и в самом деле окажется нашим другом.
        Роун не знал, как ответить на бесхитростный вопрос Лампи о союзе с кровожадным богом. Он вдруг ощутил, что все происходящее, все цели, которые он ставил перед собой, будто погружали его в странный туман, не позволявший ему видеть окружающее в его истинном свете. Он с трудом мог припомнить, что говорил на вчерашнем совещании. Будущее неумолимо тянуло его вперед, но он не чувствовал в себе готовности постичь его и с ним совладать. Все виделось ему неестественным, нереальным, совсем не таким, как он себе представлял.
        — И как же, по-твоему, мне следует действовать?
        Лампи пожал плечами.
        — Прислушивайся к добрым советам, и все у тебя будет хорошо.
        — Как же мне отличить добрый совет от дурного?
        — Если тебе дадут плохой совет и ты решишь ему следовать, я тебе задницу надеру, или ногу отдавлю, или еще что-нибудь в этом роде отчубучу. Договорились?
        Лампи, по крайней мере, был совершенно реален. И, кроме того, ничего не боялся. Он был ему настоящим другом.
        — Договорились.



        ЦЕНА СНАДОБЬЯ

        КОГДА К НАМ ПРИШЕЛ РОУН РАЗЛУКИ,
        АИТУНА ПОЧУВСТВОВАЛА, ЧТО ОТ НЕГО ВЕЕТ
        СМЕРТЬЮ. ТОГДА ЕЩЕ МАЛО ЗНАЛИ
        О СНАДОБЬЕ, НО БЫЛО ЯСНО, ЧТО ИМЕННО
        ОНО — ПРИЧИНА ЕГО БОЛЕЗНИ. И КОГДА
        АИТУНА ИСЦЕЛИЛА РОУНА И МНОГИХ,
        КТО СЛЕДОВАЛ ЗА НИМ, ОНА ПОНЯЛА,
        ЧТО КАК ТЕ, КТО ПРИНИМАЕТ СНАДОБЬЕ,
        РАЗРУШАЮТ КРАЙ ВИДЕНИЙ, ТАК И
        СНАДОБЬЕ РАЗРУШАЕТ ИХ САМИХ.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Земля как будто взорвалась. Из треснувшей, кровоточащей почвы с пронзительным воем вверх взметнулись огненные змеи. Небеса разверзлись громадной пастью, утыканной иглами. Извивающиеся огненные змеи вгрызались в тело Стоув и разрывали его на куски.
        — Стоув, Стоув!
        Кто-то спешил к ней на помощь.
        — Я тут!  — закричала она.  — Я здесь!
        — Стоув!
        Но никто не пришел, может быть, они не слышали ее крик? Не успела она закричать снова, как вокруг нее обвились змеи. Разрывая ее плоть, они все ближе и ближе тащили ее к двум немигающим глазам, плававшим в крапчатом зеленоватом мареве. Зрачки независимо вращались в разных направлениях, проникая в самые потайные ее мысли, пробираясь к ней в разум и пытаясь им овладеть.
        Стоув!
        Виллум! Виллум! Чудовище трясло ее с такой силой, что девочке казалось, у нее вот-вот разорвется голова.
        Стоув!
        Голос обволакивал ее, и она плыла в прохладном воздушном пузыре, который растягивался и сокращался в такт дыханию, замедляя его и тем самым успокаивая.
        Раскрыв глаза, она увидела над собой склоненную голову Виллума, его озабоченный взгляд.
        — Это был Феррел?
        Всюду вокруг нее сидели белые сверчки — на простынях, на подушке, на стойках кровати.
        — Нет, это не Феррел. Это был кошмар. Пасть, которая все заглатывала… она еще имя мое называла, и глаза, жуткие такие глаза…
        Мягко приподняв головку Стоув, Виллум поднес к ее губам стакан.
        — Выпей все, ты потеряла много жидкости.
        Несмотря на то что подруги Виллума — апсара постоянно меняли девочке постельное белье, подушки и простыни вымокли от пота. Только теперь она поняла, насколько ей хотелось пить, и залпом осушила стакан.
        Виллум положил ей на лоб ладонь, и по всему телу девочки мягко прокатилась теплая волна, расслабившая и успокоившая ее. Но как только он отнял руку, каждой клеточкой своего детского существа она почувствовала неловкость и неудобство.
        — Что со мной, Виллум? Почему мне так плохо?
        Виллум тщательно подбирал слова для ответа.
        — Сверчки сдерживают Феррела, но при этом он высасывает из твоего духа жизненные соки. Это опустошает тебя и препятствует твоему исцелению. Я делаю все, что в моих силах, чтобы скрыть от других твое присутствие, но он ослабил тебя до такой степени, что кто-то смог обнаружить твое местонахождение. Кто-то могучий и… злобный.
        Девочка не смогла справиться с охватившей ее дрожью.
        — Ты думаешь, меня обнаружил Дарий?
        — Нет, не сам Дарий… но что-то, что с ним как-то связано. Я не могу тебя больше здесь скрывать. Нам надо перебраться в настоящий дом апсара — он окружен скалами, которые скроют тебя от всего мира.
        — Но ты говорил, мы идем к Роуну.
        — Он там, но путь туда долог. Я надеялся, что ты поправишься, наберешься сил перед тем, как мы пойдем дальше, но оказалось, что ты слишком уязвима, чтобы здесь оставаться. Мы сегодня же отсюда уйдем. Отдохни немного, пока я все подготовлю к отъезду.
        Не в силах скрыть от Виллума охватившую ее печаль, она отвернулась. Еще больше девочку огорчала тяжесть, что давила ему на сердце и слышалась ей в каждом его шаге, когда он выходил из комнаты.
        Виллум сказал, что ее брат был вместе с апсара; значит, если Роун там, это место наверняка станет для нее самым надежным убежищем. Интересно, подумала она, бывают у Роуна такие же видения, как и у нее? Видения чудовища, которое все время ищет его, чтобы сожрать.

* * *

        — Нет,  — огрызнулась Мабатан. Когда он отвел ее в селение на бойкий рынок, она сразу поняла, что Виллум попросит ее о чем-то неприятном.  — То, о чем ты просишь меня, опасно. И, кроме того, я с этим просто не справлюсь.
        — Мабатан, ты можешь справиться почти совсем.
        — Не забывай, Виллум, что она — ловец видений.
        — Больше она им никогда не будет.
        — Я не верю ловцам видений. Просто не могу.
        — Ну и не надо. Но ты ведь веришь в предначертанный путь. Я прошу тебя, Мабатан, только об одном — следовать этим путем.
        Виллум смолк и остановился перед лотком, на котором были разложены пачки старых фотографий и почтовых открыток. Мабатан знала, что он ждал ее согласия. Но сама она не могла вылечить целительницу. Это было невозможно.
        Виллум рассматривал фотографию, на которой перед огромным деревом стояли мужчина и женщина.
        — Когда-нибудь такие деревья будут расти снова. И мы с тобой тогда могли бы стоять перед таким деревом, как эти люди… если бы победили Дария.
        Мабатан взяла у него фотокарточку и вернула ее продавцу.
        — Какое отношение наша победа над Дарием имеет к ловцу видений?
        — Ее зовут Аландра. Сама по себе она человек не злой. Аландру еще совсем маленькой нашли ловцы видений. Она была тогда больной, одинокой и очень напуганной.
        — Все это случилось в прошлом, Виллум. Несмотря на то что Роун ее предупреждал, она решила остаться с ловцами видений. А теперь у нее в организме скопилось столько снадобья, что ловцам видений не составит никакого труда навещать ее во сне. Что, интересно, она тогда станет делать, Виллум? О чем она им расскажет?
        Виллум повернулся к ней и мягко положил руки девушке на плечи.
        — Вот это тебе и следует выяснить. Мабатан, если ты сможешь так сделать, что ей можно будет верить, она нас не подведет. Однажды Аландра уже спасла Новакин и вложила в них всю свою душу. Она с ними связана, причем мы даже можем не понимать, как именно. Сейчас она очень больна и не во всем себя контролирует. Путешествовать с ней вместе может быть опасно. А нам нужно уезжать отсюда как можно быстрее, чтобы привести в чувство Стоув.
        Отец говорил Мабатан, что идти предначертанным путем зачастую бывает очень нелегко. Возможно, будущее раскроет ей такие истины, которые теперь она и представить себе не могла… А еще ей было ясно, что Виллум от своего не отступится. Девушка медленно кивнула в знак согласия.
        — Я буду молиться о том, чтобы вы благополучно добрались до дома.
        Виллум натянуто улыбнулся.
        — У меня нет выбора. Мабатан, ты должна справиться, и ты справишься со своей задачей!
        — А что мне делать, если ей нельзя будет верить?
        Виллум взял девушку за руку и привлек к себе.
        — Тогда о ней позаботятся апсара.
        Когда он отошел, Мабатан взяла фотографию гигантского дерева. На обороте ее было что-то написано. Хоть читать она не умела, по улыбкам людей ей было ясно, о чем там говорилось. Они как будто обращались к ней: «Посмотри на нас: как может быть, что мы такие маленькие, а это дерево такое большое? Как мы можем быть такими молодыми, а оно — таким старым? Наша плоть такая мягкая, а древесина — такая твердая. И все-таки, несмотря на это, мы — его хозяева».
        Вазя сажали семена. За некоторыми посадками они и теперь продолжали ухаживать. Ни она, ни Виллум не доживут до того времени, когда эти семена превратятся в высокие деревья. Но если все они будут следовать предначертанному пути с открытым сердцем, эти гигантские деревья разрастутся снова. Владыки тогда уже давно будут лежать в земле, питающей их корни.
        Мабатан вернулась в дом, где оставила Аландру под охраной Ресы. Воительница стояла у входа в комнату, облокотившись о дверь.
        — Особых проблем у нас не возникало, но…  — сказала Реса, указав на царивший в помещении беспорядок: повсюду валялись остатки еды и осколки глиняных мисок, которые приносили Аландре.  — Когда ей дают пищу, она приходит в ярость.
        Мабатан покачала головой и вздохнула.
        — В ближайшие дни, Реса, мне очень понадобится твоя помощь.
        — Только скажи — я все сделаю. А почему бы вам ее просто не убить?
        — Ее нужно исцелить.
        — Ясно,  — сказала Реса со знанием дела и рассмеялась.  — Такое исцеление хуже смерти.
        Мабатан кривовато усмехнулась, открыла дверь и пробурчала:
        — Да, только для кого?
        Ступив лишь шаг вглубь комнаты, она подождала, пока за ней не захлопнулась дверь.
        Помещение пропахло снадобьем. Снадобьем и потом. А еще страхом. Целительница все время была в движении, не расслабляясь ни на секунду. Она постоянно ходила по пеньковому половику и даже дорожку на нем протоптала. Ударив рукой в стену, Аландра в отчаянии воскликнула:
        — Что тебе от меня надо?
        Мабатан в тот момент очень хотелось оказаться где-нибудь совсем в другом месте, хоть со скри, пожирающими людей, только не здесь, занимаясь исцелением этой пропахшей снадобьем девушки. Она села на полу, скрестив под собой ноги. Ее спокойствие резко контрастировало с возбуждением ловца видений.
        — Я хочу исцелить тебя от снадобья,  — просто ответила Мабатан.
        — Что ты хочешь этим сказать?  — закричала целительница в отчаянии.  — Ты отняла у меня снадобье и развеяла его по ветру! Потом заперла меня в этой комнате! Разве я еще не вылечилась?
        — Чтобы исцелиться, понадобится неделя, а может и месяца не хватить. Твое выздоровление будет зависеть от того, как часто и в каких количествах ты принимала снадобье. Пока ты не исцелишься, ловцы видений могут тебя найти. Ты знаешь об этом.
        Мабатан заметила, что целительница смотрит в пол, сжимая левой рукой пальцы правой.
        — Они приходят ко мне во сне,  — прошептала Аландра, но каждое ее слово было легко различимо.  — Откуда ты узнала об этом?
        — Они обычно так и поступают. Чего они от тебя хотели?
        — Стоув. Детей. Меня. Чтоб я вернулась обратно. Обратно в Оазис.
        Аландра опустилась на пол, будто ее покинули силы, по ее тону можно было сделать вывод, что она смирилась со своим положением.
        — Что ты сказала им?
        — Что Стоув не со мной и я не смогла выяснить, что произошло с детьми.
        Мабатан внимательно прислушивалась, как билось сердце целительницы — пульс был быстрым, но стабильным. Значит, она ее не обманывала, хотя и аккуратно подбирала слова — так же, как когда во сне разговаривала словцами видений.
        Мабатан произнесла медленно, так, чтобы Аландра расслышала каждое слово и смысл его дошел до самого сознания девушки:
        — Снадобье порабощает тех, кто его принимает.
        Оно наказывает тело, которое предает его и отказывается употреблять. Ты сама целительница. Расскажи мне, какие у тебя симптомы этого недуга.
        Целительница подняла руки на уровень шеи и стала загибать пальцы:
        — Сердцебиение значительно учащеннее обычного. Я чувствую слабость, раздражительность, в общем, я — сама не своя. Сначала мне казалось, что это просто страх, но теперь я ничего не боюсь, а руки мои все равно…
        Протянув перед собой руки, целительница попыталась унять в них дрожь, но ей это не удалось. Мабатан заметила страх в ее глазах, она поднялась и взяла руки ловца видений в свои. Пальцы были мертвенно-бледными и такими тоненькими, что казалось, их просто сломать.
        — Твои друзья говорили тебе когда-нибудь, почему у них нет детей?
        Целительница взглянула на Мабатан с удивлением.
        — Там — в пещерах Оазиса, есть какие-то химические вещества, которые замедляют старение, но размножаться они из-за этого не могут.
        — Как и Владыки Города,  — сказала Мабатан, тщательно подбирая слова.  — Они ведь вполне успешно борются с возрастом, хоть в пещерах и не живут.
        — Так оно и есть.
        — Но ведь и Владыки не могут иметь детей. Аландра пожала плечами.
        — Наверное, не хотят.
        Мабатан пристально посмотрела на целительницу.
        — Дело не в этом, а в том, что они тоже принимают снадобье.
        Ловец видений зажмурилась, а когда раскрыла глаза, в них сверкало негодование.
        Крепко сжав в своих руках ладони Аландры, Мабатан придвинулась к ней еще ближе. Как же много эта девушка еще не понимала, и как мало времени оставалось, чтобы ей что-нибудь объяснить!
        — Те области Края Видений, о которых знаешь ты, ловцы видений и Владыки Города, лишь малая его часть. Но то, что вы сотворили в этом маленьком его участке, привело к возникновению там разлома, который может весь его разрушить. От дальнейшего расширения этот разлом сейчас сдерживают дети. Они будут это делать до тех пор, пока не иссякнут все их силы, но времени осталось совсем немного, и нам надо действовать без промедления. Виллум считает, что ты в этом можешь помочь. Поэтому тебя надо исцелить. Я принесу травы, чтобы облегчить тебе неудобства.
        — Неудобства?
        — Ты сама все увидишь.
        В глазах целительницы все еще светилась подозрительность. Мабатан были вполне понятны ее сомнения. Решение этой задачи было испытанием для них обеих — пережить исцеление дано не каждому.

* * *

        Уже спустились сумерки, и потому путешествие казалось ей мрачным, даже в чем-то зловещим. Хотя Стоув была безмерно благодарна белым сверчкам, ей все равно было как-то не по себе от того… как бы это поточнее выразиться… в общем, потому, что и на плечах ее, и на голове собралось множество насекомых. К тому же ее постоянно окружали четыре воительницы-апсара. Они, как старые приятели, без умолку болтали с Виллумом, да еще и над ней постоянно подшучивали.
        — Ну что, Стоув, погано ты, должно быть, себя чувствуешь?
        И Виллум говорил с ней так участливо, так заботливо, что аж тошно становилось. Как же она ненавидела этот его тон! Такой терпеливый, настойчивый, как будто он разговаривал с безнадежно больной или с капризной принцессой на горошине.
        — Ты почему-то не счел нужным сказать мне, что мы будем путешествовать в сопровождении этой оравы,  — проговорила она самым что ни на есть елейным голоском.
        — В этих землях полно фандоров, поэтому я и попросил этих женщин нас сопровождать.
        Стоув поняла, что Виллум подавил вздох. Теперь он еще позволял себе держаться с ней не то покровительственно, не то снисходительно!
        — Нам не нужны эти апсара. Мы и без них сможем отразить любое нападение.
        — Проявлять наши с тобой способности было бы крайне неразумно. Если хоть один человек случайно это заметит, Дарий сможет узнать о нас.
        Она вдруг поняла, что сморозила глупость. Почему мысли у нее в голове так путаются? У Дария ведь повсюду шпионы! Никто об этом не знает лучше, чем она. Глаза у Дария как кинжалы, руки как когтистые лапы… Волосы ей поглаживает… Это он все зовет и зовет ее: дочка… дочка… дочка…
        — Стоув, Стоув, послушай меня, я делаю все, что в моих силах, чтобы заблокировать его, но нас это истощает. Легче будет, если ты заснешь. Постарайся уснуть. А когда проснешься, встретишься с моей семьей, с сестрой моей и бабушкой. С ними мы будем в безопасности.
        Она почувствовала, как мысли Виллума коснулись ее разума, утешая и снимая напряжение. Скоро,  — говорил он ей,  — скоро ты освободишься от Феррела. Скоро ты будешь дома.
        Уже совсем засыпая, она коснулась щеки Виллума. Его лицо было мокрым от слез. Глупенький Виллум — с чего бы ему плакать?



        ИСТОРИЯ, ДОСТОЙНАЯ РАССКАЗА

        СЫН И ДОЧЬ НЕГАСИМОГО СВЕТА
        ПОВЕДУТ ВСЕХ НА БОЙ
        ПРОТИВ ТЕХ, КТО ЗА СНАДОБЬЕ ЭТО
        ВСЕХ ГОТОВ ПОВЕСТИ НА УБОЙ.
        ПОДДЕРЖАВ ИХ, РАЗДЕЛИШЬ
        ПЛОДЫ ИХ ПОБЕД. ЕСЛИ НЕТ,
        ЕСЛИ К НИМ ПОВЕРНЕШЬСЯ СПИНОЙ,
        БУДЕТ СТЫДНО ТЕБЕ, ПОКА БУДЕШЬ ЖИВОЙ.
    КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

        Стоув была недалеко, Роун чувствовал ее присутствие. Правда, связаться он с ней никак не мог, потому что вокруг нее была установлена защита наподобие той, которую использовали ловцы видений, когда пытались скрыть его от обращенных. Но в отличие от зыбучих песков и сети из защитных нитей, уничтожавших любую попытку проникновения, защитный барьер Стоув был как бы разжиженным — он вел его прямо к Стоув, одновременно меняя место ее пребывания. Неужели это был Виллум? Разве мог он обеспечить ей такую защиту? Может быть, Роун слишком поторопился, приняв решение идти на поиски библиотеки Феррела? Может, лучше было бы самому пуститься на поиски Стоув? Хотя ему очень хотелось снова встретиться с сестрой, он, тем не менее, принял верное решение — что-то влекло его к библиотеке Феррела, причем это была совсем не карта, которую он искал.
        После опасного и напряженного спуска с горы Роун замерз и сильно проголодался. Поэтому теперь все его внимание сосредоточилось на еде, которую готовил Лампи.
        — Судя по запаху, все уже готово,  — заметил он, с жадностью глядя на похлебку с тушенкой.
        Лампи расплылся в широкой улыбке.
        — Тогда налетай!
        В котелке над небольшим костром Лампи приготовил на скорую руку похлебку из овощей. От жара котелка и аппетитного запаха у Роуна даже немного закружилась голова. Он с наслаждением набросился на еду.
        — Понравилась тебе моя похлебка?  — спросил Лампи.
        — Потрясающая!  — ответил Роун. Заметив в глазах друга озорные огоньки, он спросил: — А из чьего мяса сделана эта тушенка?
        — Угадай с первого раза,  — улыбнулся Лампи.
        — И где же ты на этот раз жуков-то отыскал?  — с подозрением спросил он друга.
        Лампи с удовольствием раскрыл ему секрет тушенки:
        — У апсара. Они делают эту замечательную тушенку из насекомых, чтобы брать с собой в путешествия или на случай осады. У них там запасены тонны такого мяса. Какие молодцы!  — Лампи глубоко вздохнул.  — Разве не замечательно, что мы с тобой снова отправились в путешествие?
        — Просто прекрасно,  — ответил Роун.
        Оставаться у апсара на вершине спящего вулкана было, конечно, безопаснее, но по ночам небеса там затягивали облака, а Роуну очень не хватало вида звездного неба.
        Лампи снял с шеи серебряный свисток, свисавший на кожаном ремешке, и так сильно в него дунул, что к лицу даже кровь прилила. Никакого звука друзья не услышали, но их белые сверчки мгновенно оживились, поэтому ребята были уверены, что свисток Лампи сделал свое дело. Повесив его на шею, Лампи прислушался, потом огляделся, но, ничего не услышав и не увидев, приуныл.
        — Сколько же раз мне нужно в него свистеть?
        — Тысяч пять,  — пошутил Роун, но Лампи был так расстроен, что лишь подавленно взглянул на друга.
        — Когда Миза дала мне эту штуку, она сказала, что, если я в нее свистну, придут хроши. Где же они, хотел бы я знать?
        — Ты был бы счастлив, наверное, если бы к тебе пришел какой-нибудь старый хроши, да? Или все-таки ты надеешься, что навестить тебя придет Миза?  — снова попытался пошутить Роун, и Лампи почему-то покраснел.  — А может быть, они нашли себе нового… как, ты говорил, это называется?  — спросил Роун.
        — Зошип,  — буркнул Лампи.  — Трудно быть в роли посредника, когда даже твой единственный друг… по крайней мере, тот, кого ты считаешь другом…
        Но Роун его уже не слушал. Он проворно вскочил на ноги, выхватил меч-секач и принял боевую стойку. Потом кивнул другу, показывая на кого-то, украдкой спускавшегося с горы.
        — И что же мы здесь имеем?!  — услышали они громоподобный голос приближавшегося к ним человека.  — Да это же мифический спаситель цивилизации и его верный друг — подающий надежды гений театральных подмостков!
        При звуке знакомого насмешливого голоса Роун расслабился и убрал меч в ножны.
        — Камьяр!  — воскликнул Лампи. Как только он узнал в приближавшемся человеке сказителя, у него сразу улучшилось настроение.
        — Рад снова тебя видеть,  — сказал ему Камьяр.  — Я пришел к тебе так быстро, как только смог. А что это там у вас в котелке так восхитительно пахнет? Неужели похлебка из тушеных жуков?
        — А что ты… что привело тебя сюда… как ты?..
        Роун никак не мог сформулировать вопрос так, чтобы не показаться грубым или непочтительным. С чего бы, интересно, ему в чем-то подозревать такого испытанного друга, как Камьяр? Но он, к сожалению, знал, как ненадежна преданность человеческая, и тяжело переживал, обнаруживая, что нередко люди оказываются совсем не теми, за кого себя выдают.
        — Это я попросил его прийти,  — не без смущения признался Лампи.  — Ты ведь сам говорил, что тебе не терпится увидеть лицо Камьяра, когда он узнает, что мы собираемся отыскать библиотеку. Я это воспринял в определенном смысле буквально.
        Роун в замешательстве обернулся к сказителю.
        — Ты уж прости, у нас тут так много всякого случилось…
        — Ты ничем меня не обидел, Роун из Негасимого Света. Я рад, что ты усвоил тот бесплатный совет, который я дал тебе в Оазисе,  — задавай побольше вопросов и ничего не принимай на веру… Хорошая фраза получилась, красиво звучит! Так что ты там говорил насчет библиотеки?
        Камьяр внимательно слушал Роуна, пока тот пересказывал все, что поведал ему брат Аспид о двух целителях. Он нашел уютное местечко у костра и аккуратно расстелил там свое походное одеяло.
        — У этих двоих в Оазисе весьма своеобразная репутация — там считают, что они немного с приветом. Но они — люди по-своему выдающиеся. Должен признаться, что, если они и впрямь знают, где находится эта библиотека, я им даже слегка завидую. Я ведь и сам не раз пытался разнюхать, где она и что с ней, но безрезультатно. Ловцы видений ревниво охраняют сведения о своих… тайных базах. Я так понимаю, на денек-другой вы ваше путешествие отложить не можете? А то мне еще надо встретиться с Талией и Доббсом…
        — Хотелось бы, да никак не можем — к новолунию нам надо быть в лагере братьев, а мы понятия не имеем, сколько времени нам придется туда добираться.
        — И какое же дело, позвольте осведомиться, не может обойтись без вас на горе у братьев?
        — Мы рассчитываем встретиться там с контрабандистом. А потом туда прибудет Энде с несколькими апсара. И правитель там еще будет,  — с гордостью сказал Лампи.  — Может быть. Я никогда правителей живьем в глаза не видел, а тем более с ними не встречался.
        — Ну и дела!  — В голосе Камьяра слышалось ликование.  — Сдается мне, это что-то вроде военного совета. А я приглашен?
        — Да,  — не задумываясь выпалил Роун.  — Конечно! Мы бы все хотели, чтоб ты там был.  — С одной стороны, он считал Камьяра своим другом, с другой — нуждался в нем как в политическом союзнике, и эта двойственность заставляла его чувствовать себя немного неловко.  — У Дария много врагов, но сейчас в большинстве своем они между собой не ладят. Вот я и подумал, что для начала было бы неплохо некоторых из них объединить.
        Камьяр воспринял сообщение Роуна всерьез.
        — Такую встречу я не пропущу даже за все богатства мира,  — торжественно проговорил он.  — Кроме того, Роун, не следует недооценивать важности коммуникаций. Городу удавалось контролировать Дальние Земли, проводя политику «разделяй и властвуй», сея вражду и недоверие, но мне кажется, настало время использовать эту политику против тех, кто ее направляет.  — Жестом фокусника он извлек из недр своих одеяний изящную миску и слегка придвинулся к костру.  — Не возражаете, если я воспользуюсь вашим гостеприимством? Благодарю вас,  — сказал он и наполнил миску похлебкой Лампи.  — Честно говоря, слегка удивлен тем, что вы покинули Кальдеру именно в то время, когда туда должна прибыть твоя сестра.
        — Виллум нашел Стоув? С ней все в порядке?
        — Этого я не знаю, но зато располагаю достоверными сведениями, что она жива.
        Роун подскочил к Камьяру и так крепко его обнял, что даже оторвал от земли.
        — Спасибо тебе! Ты просто не представляешь себе, как много для меня значат твои слова!
        Камьяр, с трудом удерживая наполненную горячей похлебкой миску, пытаясь отстраниться от Роуна, проговорил:
        — Зато я теперь вполне отчетливо себе представляю, чего эти слова могут стоить мне.
        — Прости,  — сказал Роун, выпуская сказителя из своих медвежьих объятий.  — Я очень за нее волновался! В горах я ее не чувствовал.
        — Если кто-то и может ей помочь, так это Виллум.  — Поднеся миску к носу, Камьяр театральным жестом вдохнул вкусный аромат.  — Вот это да… А теперь, с вашего позволения…  — Устроившись со своей похлебкой поудобнее, сказитель с волчьим аппетитом набросился на еду.
        Роун прочистил горло и неловко заерзал.
        — Значит… получается, что, если ты оказался здесь, мы можем рассчитывать на поддержку сказителей?
        Камьяр резко вскинул голову.
        — Да… Но вот в чем вопрос…  — взглянув искоса на Роуна, он продолжил: — Всего сказителей двадцать восемь. Только трое из них из Оазиса, остальные — бродяги из Дальних Земель. Некоторые, такие как я, поддерживают с Оазисом тесные связи, доставляя туда контрабандой снадобье для ловцов видений. А для остальных Оазис служит лишь привалом для отдыха. В основном его привлекательность, как вы знаете, определяется библиотекой Орина… Возвращаясь к вопросу о библиотеке, хотел вас спросить вот о чем — вы хотите использовать Отара и Имина, чтобы найти карту?
        Роун лишь улыбнулся, отметив про себя настойчивость, с которой сказитель выведывал их планы.
        — Да.
        — А если, предположим, вы будете оставлять нам какие-нибудь знаки…
        Лампи от возбуждения даже подскочил.
        — Мы могли бы делать на деревьях такие же зарубки, как ты делал на камне, когда мы блуждали по лабиринту в Оазисе.
        — Мудрое предложение… А ты как считаешь, Роун из Негасимого Света?
        — Почему бы и нет? Только они должны быть незаметными. И двигаться мы будем быстро.
        — К скорости мне не привыкать. Но в этой связи я хотел бы раскрыть вам некоторые секреты нашего ремесла. Вертикальная линия обозначает северное направление, горизонтальная — южное. Восточное указывает диагональ, проходящая справа налево, а западное — слева направо. Если вы направитесь на северо-восток, оставите соответствующие обозначения. Отметок должно быть как можно меньше, их нужно оставлять лишь тогда, когда вы будете менять направление, в противном случае все это теряет смысл.
        — А в Оазисе эти символы известны?  — осторожно спросил Роун.
        — На ловцов видений, Роун, я работаю. Но секреты свои храню при себе и делюсь ими только с теми, кому доверяю. Истории всякие, легенды и мифы — да, надо сказать, я их делаю более привлекательными, чтобы люди их лучше воспринимали. Но даже в этом я с самого начала отклонялся от предначертанного пути, хоть порой это небезопасно.
        — Почему?  — спросил Роун.
        — Ты задаешь слишком много вопросов,  — хмыкнул Камьяр.  — Ну да ладно, давай лучше я тебе одну историю расскажу, которая приключилась со мной. Как-то лет двадцать назад встретился мне один странный человек, и эта встреча изменила всю мою жизнь. В тот момент я только-только закончил демонстрировать свое актерское ремесло тепло встречавшей меня публике. Ко мне подошел худой мужчина неопределенного возраста. «Стоит рассказывать только такие истории,  — сказал он с оттенком осуждения,  — которые могут изменить мир». Этой короткой фразой он тут же оборвал поток моей самовлюбленной болтовни, но, к счастью для себя, я вдруг понял, что эта встреча имеет для меня особое значение. У меня возникло такое чувство, что я должен его выслушать, причем очень внимательно. Оказалось, что он сам был величайшим рассказчиком из всех, кого мне доводилось встречать. По крови он принадлежал к племени вазя. Последний раз я видел Хутуми года три назад, если не больше, но голос его звучит у меня в голове, будто я говорил с ним вчера.
        Лампи медленно, будто смакуя это слово, сказал:
        — Вазя. Я слышал что-то об этих таинственных, чуть ли не сверхъестественных созданиях.
        — Ничего сверхъестественного в них нет, по крайней мере в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Просто их нелегко встретить. Но там, где они появляются, действительно подчас случаются чудеса. Вазя — носители одной из самых древних культур человечества. Они — одинокие странники, которые сеют семена, а потом следят за растениями, врачующими нашу разрушенную и опустошенную землю. Говорят, что там, где они оставляют свой след, потом появляются белые сверчки. И они с самого начала путешествовали в Краю Видений без всякого снадобья. В каждом поколении у них есть кто-то один, кто знает все их предания и мифы. В нынешнем поколении такой человек — Хутуми.
        На Роуна вдруг будто снизошло озарение, и он все понял.
        — Крыса… Хутуми — это крыса! Я видел его в Краю Видений. У него одно лицо превращается во множество других. Он — все и ничто. Хутуми и образы всех его предков заключены в крысе.
        — Твоя похлебка, Лампи, поистине великолепна,  — сказал Камьяр и снова наполнил миску.
        — А где, интересно, можно встретить Хутуми, кроме Края Видений?  — спросил Роун.
        Камьяр облизал ложку.
        — Он имеет обыкновение всегда куда-то ускользать. А в прошлом году, мне говорили, он получил серьезное ранение и теперь не может путешествовать. Только дочь его знает, где можно найти Хутуми. Я с ним связываюсь через нее. Она же мне рассказала много преданий и мифов, и некоторые из них — о вас.
        — У него есть дочка?  — спросил Лампи.
        Роун склонился к другу и коснулся его руки:
        — Это Мабатан. Хутуми сказал мне об этом, но к тому времени, как я спустился, чтобы увидеться с тобой, Волк и Жало уже ждали нас и…
        Лампи проигнорировал извинения Роуна и от удивления даже затряс головой.
        — Вот почему она путешествует без снадобья, дружит с белыми сверчками и… и… так много знает. Она — вазя.
        Вазя… Это слово затронуло что-то в самых глубинах памяти Роуна. Давным-давно ему рассказывала о них мама. Он был тогда еще совсем маленький, и воспоминания об этом почти стерлись из его памяти. Кроме слова этого странного — вазя. И мама брала тогда его руку в свою, касалась ею то камня, то дерева, то листочка и спрашивала:
        — Ты это чувствуешь?
        Она, должно быть, многое о них знала. Вазя как-то связаны с Негасимым Светом, он был в этом уверен.
        — Мабатан нашла Виллума? Она сейчас с ним?  — Роуну почему-то очень понадобилось это выяснить.
        — В последний раз мне говорили, что она была в том селении, куда нередко наведывался Святой. Там, где живет много этих… сильных апсара.  — Камьяр широко улыбнулся.  — Они могут быть очень дружелюбны, если им понравится рассказ. Поэтому, когда я у них бываю, всегда стараюсь выбрать что-нибудь особенно интересное. У нее в том селении наверняка какое-то дело. Но что бы там ее ни задерживало, уверен, она снова встретится с тобой… когда все будет сделано.
        Роун хмыкнул — не то от огорчения, не то от радости.
        — Если какие-то мифы Хутуми могут дать нам прямые ответы,  — сказал Роун,  — мне бы хотелось их послушать.
        — По правде говоря, Роун из Негасимого Света, проблема нередко заключается не столько в ответе, сколько в том, как мы его понимаем.  — Камьяр отер лицо и погладил себя по заметно округлившемуся брюшку.
        — Я вот думаю, следовало ли мне вообще уезжать из Кальдеры?  — вздохнул Роун.  — Поиски библиотеки, которая, возможно, разрушена…
        — Знаешь,  — сказал Камьяр, подвинувшись ближе к огню,  — одна из самых полезных мыслей, которыми поделился со мной Хутуми, состоит в том, что мы открываем возможности для себя и для других в тех историях, которые нам рассказывают. Потому что возможность бесполезна, если у человека нет желания ею воспользоваться. Тебе, Роун, нужно стремиться использовать возможности, которые перед тобой открываются. Следуя этому совету, ты достигнешь такого могущества, что сможешь переосмыслить и воссоздать не только себя, но и мир. Поверь в предначертанный тебе путь, и он пред тобой откроется.
        Высказавшись, Камьяр зевнул во весь рот и стал устраиваться поудобнее, чтобы покрепче и подольше поспать. Но Роун еще не узнал все, что хотел:
        — В общем, ты мне вроде как уже говорил об этом раньше. Создавай будущее, идя своим путем. Но обо мне уже рассказывают слишком много всяких историй. Как будто моя жизнь — один из твоих сценариев, и мне не остается ничего другого, как его сыграть.
        Камьяр приподнялся на локте и взглянул на Роуна строго, но сочувственно.
        — Знаешь, мальчик мой, если задуматься, нам всем иногда так кажется. Если говорить серьезно, все эти пророчества очень расплывчато повествуют о том, как именно все будет происходить. Да, в каком-то смысле жизнь — это сценарий, но в нем оставлено много места для импровизации. А импровизация, можешь мне поверить, никогда не бывает легкой. Но я уверен, ты справишься с этим испытанием.  — Камьяр опустил голову на одеяло, но что-то вдруг вспомнил и сонным голосом проговорил: — Да, вот еще что… Это касается твоего предыдущего вопроса. Ты ведь знаешь, я сам не редко выступаю в роли руководителя, поэтому, думаю, мне не составит большого труда поговорить с остальными сказителями. Можешь на нас рассчитывать — мы поможем тебе во всем, что будет в наших силах. И если тебя интересуют мои соображения…
        Прервавшись на полуслове, Камьяр вдруг захрапел. Роун запрокинул голову, чтобы рассмотреть восковую луну. Лампи устраивался на ночь. Сверчки пели свою песню, озаряемые отблесками догоравшего костра.
        — История, которая изменит мир,  — сонно пробурчал Лампи.  — Занимательная, наверное, будет история.

* * *

        Когда Роун проснулся, на западе виднелся серебристый отсвет луны, а на востоке — предрассветные блики, возвещавшие скорый приход зари. Камьяр уже ушел. Он, конечно, присоединится к ним, когда они вместе с Отаром и Имином отправятся на поиски библиотеки.
        В свете восходившей зари на вершине холма стали видны силуэты двух фигур. Когда они немного приблизились, Роун рассмотрел, что это был Лампи, оживленно о чем-то говоривший с кровопийцей Мизой. Было ясно, что разговор доставляет ему большое удовольствие. Роун подошел к ним и галантно поклонился молодой хроши. Она обнажила клыки и зашипела. По интонации Роун понял, что это она так его поприветствовала, но все же счел за благо держаться от девушки на безопасном расстоянии. Шрам на груди начал слегка зудеть. Несмотря на то что с Мизой и ее народом он заключил мир, между ними всегда будет кровь убитого им отца девушки.
        — Ну что, можем мы рассчитывать, что хроши к нам присоединятся?  — спросил Роун.
        Взглянув на красноглазую подругу, Лампи покачал головой.
        — Ее народ разделился. Некоторые считают, что надо поддержать относящиеся к тебе и Новакин пророчества и свергнуть власть Города, другие выступают против этого, причем очень резко. Дело дошло уже до того, что они находятся на грани междоусобной войны. Миза, правда, не теряет надежды, что некоторые хроши выступят на нашей стороне. Они пытаются втайне наладить собственные связи.  — Огорчение Лампи прямо-таки читалось у него на лице.  — То, чем она занимается, очень опасно, Роун. Я сказал ей, что мы будем им благодарны, но не ценой жизни ее соплеменников.
        Роун разделял озабоченность друга. Он совсем не хотел, чтобы кровь других хроши оказалась на его совести.
        Миза коснулась руки Лампи, и он начал переводить.
        — Она говорит, что Шисос стремится убедить ее народ в том, что в борьбе должны участвовать и хроши, и люди, потому что враг у нас общий. Она уверена, что, когда нам понадобится, сможет обеспечить нам проход по большинству туннелей. Ведь ты — защитник Новакин, и она не обесчестит себя — ее народ не останется в стороне от этой битвы.
        Роун посмотрел на Мизу, в его взгляде светилась признательность. А в ее глазах он увидел дружеские чувства, доверие и надежду,  — она верила в него. Лампи поблагодарил Мизу, и она положила руки ему на грудь, а он с теплым чувством сжал их в своих. Жест этот казался таким простым, но был настолько невозможен для Роуна, что внутри у него все сжалось. Его всегда поражала способность Лампи так близко сходиться с людьми, теми, кто знал, что за шрамами от лесных клещей скрывается доброе и великодушное сердце.
        Миза ушла.
        — Мне кажется, ты ей нравишься…
        — Это все из-за шрамов. Она знает, что мой отталкивающий и потенциально опасный вид ставит меня особняком от других людей. Вроде как ее клыки кровопийцы,  — невесело усмехнулся Лампи.  — Хватит тебе печалиться — выглядишь мрачнее тучи! Миза сумеет за себя постоять. Для нее важно то, что мы пытаемся сделать, и она хочет нам помочь.
        — Даже несмотря на то, что я убил ее отца?
        — Потому что ты сам пришел и честно признался в том, что убил его,  — многозначительно произнес Лампи.  — Если бы ты этого не сделал, они бы так никогда и не узнали, на чью сторону стать в предстоящей борьбе. Шрам у тебя на груди — это знак связи между тобой и Мизой, между тобой и хроши.

* * *

        Как приятно было скакать на конях под голубым утренним небом! Настроение лишь немного омрачал раскинувшийся по сторонам пейзаж. Куда ни глянь, отовсюду из земли торчали обугленные пни, будто море древних надгробий. Это было все, что осталось от густого леса, как мрачное свидетельство разрушительных способностей Дария. И все же Роун пытался понять, почему никто так и не поселился в этой части Дальних Земель. Много лет назад так же выглядели и некоторые земли неподалеку от Негасимого Света, но их окультуривали, и постепенно они вновь становились плодородными. Но в этих местах присутствие вазя совершенно не ощущалось. Интересно, по каким признакам они выбирали для восстановления тот или иной участок земли?
        Лампи прервал ход его мыслей:
        — Этот печальный вид мне совсем не нравится…
        Вскоре с северо-запада на них стали стремительно надвигаться темные тучи. Небо застилал грозовой фронт.
        — Интересно, успеем ли мы добраться до цели сухими или промокнем по дороге до нитки,  — мрачно проговорил Роун.
        Сердито фыркнув, Лампи вытащил самодельную карту и стал ее внимательно рассматривать.
        — Они живут где-то вон в тех лесах,  — сказал он, указав на видневшуюся у горизонта зеленую полосу.  — Мы должны быть там где-то к середине дня. А эти тучи нас настигнут уже, наверное, через час.
        Когда над пустынной землей полыхнула первая молния, Роун с тоской взглянул на полоску леса вдали. Апсара дали им с собой теплые накидки, но в бурю они мгновенно промокнут до нитки. Будто сговорившись, они с Лампи натянули на головы капюшоны и пришпорили коней.
        Когда они достигли леса, с неба шел не дождь, а валил снег, и стало так темно, что в нескольких шагах почти ничего нельзя было разглядеть. Сделав знак Лампи, Роун соскочил с коня и укрылся под высокой елью.
        — Давай-ка лучше спешимся, а то еще кого-нибудь напугаем.
        Стряхнув с накидок снег, друзья целеустремленно направились вперед, ведя коней под уздцы. Но пройдя немного по густым лесным зарослям, Лампи остановился, будто его неожиданно осенила гениальная мысль.
        — Ведь они же тут были — я имею в виду вазя! Здесь чувствуется их присутствие.
        Роун был настолько погружен в мысли о всемогуществе Дария, что почти не замечал раскинувшийся вокруг лес. Под пологом густой листвы и хвои явственно ощущался такой сильный запах деревьев, что юноша с наслаждением вдохнул полной грудью. Вазя, по-видимому, были единственными, кому не только удалось устоять перед сокрушительной силой Дария, но даже одерживать над ним победы. Вырастить такие леса, сохранить и возродить жизнь после всех разрушений, причиненных Хранителем,  — это ли не победа? Контраст с мертвым утренним пейзажем здесь был разительный.
        Внезапно Роун понял, что Дарий никогда не прекращал вести войну. Ему мало было разбить повстанцев и разорить огромные пространства. Он хотел полностью поставить Дальние Земли под свой контроль. Именно поэтому он держал их жителей в постоянном страхе, отнимая у них детей и присваивая плоды их труда. Или пытался истребить народ целиком — как апсара… как жителей Негасимого Света. Душу Роуна захлестнула волна холодной, неуемной ярости. Даже если ему суждено погибнуть, решил юноша, он все сделает, чтобы прекратить эту давно развязанную Дарием бойню.
        Сверчок Лампи угнездился у него на плече. Роун заметил, что и его сверчок прыгнул ему на руку. Как только они запели свою песню, вокруг застрекотало множество других невидимых белых сверчков. Друзья как завороженные слушали их тайный язык, пока песня внезапно не оборвалась.
        — Это их пение очень смахивало на обстоятельную беседу.
        — По крайней мере, обмен мнениями прошел на дружеской ноте.
        — Лампи, ты понимаешь, почему вазя восстановили эти земли, но пальцем о палец не стукнули, чтобы вернуть жизнь тем территориям, по которым мы ехали утром?
        — Знаешь, я тоже об этом думал. Помнишь, когда мы бежали по отравленному озеру из Праведного, на четвертый, кажется, день нашего плавания озеро начало меняться? Жизнь, бурлившая в воде, постепенно уничтожала скопившийся в озере яд. Может быть, вазя как-то находят такие места, где лучше всего начинать восстановление почвы и воды, и этот процесс потом распространяется оттуда на близлежащие территории? Должно быть, они посадили эти леса сразу же после войны.  — Зорко оглядывая лес, Лампи вдруг смолк и показал на что-то Роуну.  — Смотри!
        Сквозь листву и хвою деревьев Роун увидел двух лошадей, которые паслись в небольшом загоне.
        — Это и есть то самое место,  — подтвердил Лампи, сверившись с картой.
        — Но здесь нет и следа человеческого жилья.
        Лампи с усмешкой поднял палец чуть кверху.
        Роун увидел там только густую листву.
        — Ты уверен?
        Лампи пожал плечами.
        — Так мне рассказывал Аспид.
        — Дай мне минуточку.
        Облокотившись о дерево, Роун несколько раз глубоко вздохнул, и очень скоро его астральное тело, следуя направлению выдохов, устремилось сквозь листву вверх. Он оказался у странной конструкции из сплетенных веток. За искусно замаскированными стенами была расположена немудреная лаборатория. Двое мужчин среднего возраста в потрепанной одежде сидели за столом и с самым серьезным видом переливали какие-то жидкости из одной склянки в другую. Роун осмотрел каждую полку, каждую коробку в этом странном помещении. Там не было и следа снадобья. И оружия не было никакого.
        Удовлетворенный, Роун вернулся в свое физическое тело.
        — Я их нашел,  — сказал он Лампи с улыбкой, потом подошел к дереву и начал подниматься наверх.
        — Ты кое-что забыл,  — Лампи протянул другу меч-секач.
        Но Роун покачал головой:
        — Мне он не понадобится,  — сказал он, ухватился за верхнюю ветку, подтянулся и исчез в густой листве.
        Поднимался он легко, как по лестнице, только надо было правильно выбирать ветки, чтобы хвататься руками и упираться ногами. Юноша увидел отверстие в полу этого странного дома на дереве, влез в него и оказался в лаборатории. Оба мужчины продолжали работать, а Роун порадовался, что был в обычном своем виде, потому что теперь мог сделать то, что в астральном теле у него получиться не могло. К его радости, в воздухе не было и намека на запах снадобья.
        Юноша покашлял, прочищая горло, но мужчины, целиком поглощенные работой, продолжали делать свое дело, не обращая на него никакого внимания.
        — Извините,  — сказал он достаточно громко, полагая, что у них обоих что-то не в порядке со слухом,  — не вы ли будете Отар и Имин?
        Оба вздрогнули, но лишь один оторвал взгляд от пробирки и взглянул на посетителя.
        — Я — Отар. А ты кто?
        — Меня зовут Роун из Негасимого Света.
        Оба врача на секунду застыли в оцепенении, будто им явилось привидение.
        — Роун? Из Негасимого Света?  — переспросил второй врач.
        Роун кивнул. Они с недоумением смотрели на него, потом вопросительно переглянулись. Имин, как понял Роун, встал и пожал ему руку.
        — Извини нас. В Дальних Землях завелся вирус, и мы пытаемся найти от него лекарство. Работаем как одержимые, ни на что больше не обращаем внимания.
        — Брат Аспид сказал мне, что вы можете нам помочь. Мы разыскиваем одно место…  — сказал Роун, сразу же переходя к делу.
        — И что же это за место такое?  — спросил Отар.
        — Академия предвидения,  — ответил Роун. Услышав это, Отар чуть не опрокинул свою пробирку, а Имин оперся о стол, чтобы устоять на ногах.
        — И ты рассчитываешь добраться туда в одиночку?
        — Нет,  — пояснил Роун,  — мы туда собираемся с другом.
        Отар с Имином обеспокоенно переглянулись, потом Имин спросил:
        — А он достаточно вынослив?
        — Он пережил заражение лесными клещами.
        — Тогда с ним все ясно.
        Кивнув в знак согласия, Отар решительно шагнул вперед.
        — А мы можем пойти с вами?  — Врачи ждали, затаив дыхание и не сводя с Роуна глаз.
        — Я надеялся на это,  — ответил он.
        — Ты не представляешь, сколько же времени мы мечтали туда отправиться!  — Имин схватил Роуна за руку.
        — Но у нас все время были неотложные дела, да и путешествие к Академии очень опасное,  — добавил Отар.
        — Мы ведь не воины, как ты…
        — …и вид у нас не такой страшный, как у твоего друга, пережившего заражение лесными клещами…
        — …поэтому мы предпочитали не рисковать…
        — …но произвели все необходимые подсчеты…
        — …и, надо сказать, что с большой вероятностью она уцелела.  — Внезапно Имин смолк и вопросительно уставился на Роуна.  — Библиотека… Вот зачем вы туда идете, так? Вы же хотите найти библиотеку?
        Роун кивнул Имину в знак согласия, и Отар отошел вглубь лаборатории и там вытащил из тайника в стене свернутый в трубочку пергамент.
        — Нам понадобились годы, чтобы по кусочкам создать эту карту. Спрашивать ловцов видений мы не решались, это бы только усилило их подозрительность. Но были и другие сведения. В основном мы их находили в библиотеке Оазиса,  — пояснил он.
        — Да, в разных источниках,  — эхом откликнулся Имин,  — например, в дневниках.
        — И в письмах,  — добавил Отар.  — А еще в графиках дежурств и памятных записках…
        — Уважаемые доктора,  — перебил его Роун,  — давайте-ка лучше посмотрим карту.
        — Вот она,  — сказал Отар, поглаживая свиток.
        — Да, вот еще что,  — вклинился Имин,  — мы забыли тебе сказать, что там полно опасных ловушек и капканов.
        — Откуда вы знаете?  — спросил Роун.
        — По слухам…
        — …из докладов…
        — …из отчетов…
        — …никто из тех, кто туда отправлялся, никогда…
        — Да! Я понял. Спасибо вам. Может быть, вы хотите взять с собой в путешествие какие-нибудь вещи?  — спросил Роун, пытаясь унять поток их красноречия.
        — А что, мы уходим прямо сейчас, так сразу?  — спросил Отар.
        — Да, прямо сейчас.
        — Это великий день для нас, Роун из Негасимого Света!  — воскликнул Имин, быстро запихивая кое-что из одежды и записей в дорожный мешок.
        Когда врачи столкнулись у выходного люка, Роун вдруг поймал себя на мысли, а не ошибся ли он, позвав этих чудаков в путешествие.



        ИЗГНАНИЕ БЕСОВ

        МАБАТАН, ИНТЕРВЬЮ 2.4.
        МЫ МНОГО ЛЕТ БРОДИЛИ С БЕЛЫМИ
        СВЕРЧКАМИ И ЛИШЬ ПОТОМ СТАЛИ
        ПОНИМАТЬ ЯЗЫК ИХ ПЕСЕН.
        ТОГДА НАМ СТАЛО ЯСНО, ЧТО С НИМИ
        ГОВОРИТ ЗЕМЛЯ И ЧЕРЕЗ НИХ ЕЕ ПОСЛАНИЯ
        ПЕРЕДАЮТСЯ НАМ.
    ГВЕНДОЛИН, ДОСЬЕ НА СНЕЖНЫХ СВЕРЧКОВ

        Комната была слишком маленькой. Целительница корчилась, вопила и металась по ней как оглашенная — это, должно быть, притупляло и заглушало ее чувства. Мабатан наблюдала, как она бросалась на стены и скребла их ногтями, и тосковала по спокойным заболоченным местам, которые считала своим домом. Она представляла себе, что в руке ее узкое весло, лодка плавно скользит по водной глади, а в воздухе разносятся запахи новой зеленой поросли. А вдруг она никогда больше не увидит родные места? Эта мысль донимала ее как назойливый слепень.
        Волосы ловца видений стали влажными от пота, глаза горели тоской и безысходностью. Мабатан смочила край полотенца в ведре с холодной водой и предложила его Аландре.
        — Продолжай жевать листья, они ослабят боль.
        Целительница дышала прерывисто и надсадно, скручивала и раскручивала полотенце руками.
        — Ты мне сказала, что дети в Краю Видений. Ты сказала, что я должна им помочь. Но как? Ты врешь мне, вазя, врешь… Как же я могу им помочь, если ты отняла у меня все снадобье?
        Как могла помочь детям Аландра, было большой загадкой и для Мабатан. Даже при гораздо более благоприятных условиях требовались годы подготовки, чтобы попадать в Край Видений от поющего звука иглы. Поэтому она пропустила вопрос мимо ушей и поднесла к губам целительницы миску.
        — Выпей как можно больше. В этой воде я растворила расслабляющее средство.
        Мабатан видела, как жажда боролась в Аландре с бешенством, но жажда все-таки одолела.
        Пока целительница пила, из кармана Мабатан выполз белый сверчок, прыгнул ей на руку и запел. Вслушиваясь в его песнь, она улыбалась. Мабатан всегда жила в окружении сверчков и всегда чувствовала их дружескую поддержку и защиту. После того как мама ее исчезла, а бабушка умерла, сверчки не только убаюкивали ее перед сном, но и помогали лучше разглядеть и понять то, что любили и о чем заботились ее предки. Они помогли ей совершить вичумин — путешествие, в которое каждый вазя должен отправиться, достигнув тринадцатилетнего возраста. С тех пор сверчки всегда давали ей знать, когда с ней хотел встретиться папа. Из всех ее учителей, друзей и родственников они были самыми верными и преданными.
        — Мне надо уйти,  — сказала она, поставив миску на пол,  — меня ждут.
        Но когда она встала, ловец видений пинком ноги опрокинула миску и схватила ее за руку.
        — Ты понимаешь язык сверчков?
        Подавив желание оттолкнуть Аландру в сторону, Мабатан терпеливо ответила:
        — Они говорят со мной, и я их слышу.
        — Что они тебе сказали?
        — Что я должна идти.  — Мабатан уловила в возбужденном голосе целительницы отчаяние, боязнь остаться наедине со своей болью и стремлением к саморазрушению.  — Я буду неподалеку. Продолжай жевать листья и пить воду. Ты сильная. Используй свою силу для борьбы с врагом.
        Но ловец видений не хотела отпускать ее руку.
        — Кто ты?
        — Я — Мабатан.
        — Это не ответ!  — Целительница еще сильнее сжала руку девушки.
        — Отпусти мою руку.
        — Вазя — это миф. Кто ты на самом деле? Тебя подослал Город? Твой друг сильно смахивает на Владыку. Что им от меня надо? Почему ты сразу не убила меня и не покончила со всем одним махом?
        Мабатан резко повернулась, так что локоть ее свободной руки уперся в грудь ловца видений чуть выше сердца. Целительница подалась вперед, сила ее захвата ослабла, и она упала на пол. Освободившись, Мабатан села на свою поверженную подопечную.
        — Я не виню тебя за то, что ты мне не веришь! Но запомни хорошенько: я не позволю тебе, ловец видений, причинить мне вред.
        — Меня зовут Аландра!  — с вызовом бросила ей целительница.
        — Я знаю, как тебя зовут, ловец видений. И имя твоего старого учителя я знаю. Но, несмотря на твое возмущение, у меня нет оснований верить тебе, наоборот, я считаю, что ты способна на такие же подлости, на которые способен он. Ты оказалась на моем пути, и я помогаю тебе потому, что должна это делать. Но если тебе не удастся доказать мне обратное, ты останешься моим врагом, и я буду тебя называть тем именем, которого ты заслуживаешь.
        — Почему ты так сильно ненавидишь ловцов видений?
        Мабатан не должна была забывать, что говорит с целительницей.
        — Разве недостаточно того, что своими действиями они разрушают Край Видений? И при этом используют в качестве оружия детей, которых ты пыталась спасти?
        Целительница с вызовом взглянула на Мабатан. Губы ее растянулись в язвительной улыбке, воздух в комнате будто завибрировал от ее желания расправиться с девушкой.
        — Ты врешь,  — угрожающе прошептала она.
        Почувствовав бешеное биение сердца, Мабатан решительно поднялась и постучала в дверь, не сводя глаз с ловца видений. Теперь целительница улыбалась презрительно, и Мабатан было не по себе до тех пор, пока Реса не захлопнула за ней дверь.
        — Как у вас все прошло? Я так поняла, Аландра там пыталась шорох наводить?  — спросила Реса и понимающе подмигнула.
        Мабатан нахмурилась, потом пристально посмотрела на воительницу-апсара.
        — Реса, у меня появилось неотложное дело. Я буду у себя в комнате. Беспокоить меня нельзя.
        — Ясно,  — кивнула Реса.
        — Не давай ей заснуть.
        Апсара нерешительно переминалась с ноги на ногу.
        — Насколько она будет сильна, когда излечится?
        — Думаешь, она сможет тебя одолеть?  — улыбнулась Мабатан.
        Реса поджала губы, подтянулась, став как будто немного выше ростом, и сказала:
        — Никто не знает пределов могущества ловцов видений. Даже самые храбрые воины опасаются того, чего не могут понять.
        — Да, у тебя есть основания ее бояться,  — ответила Мабатан, в ушах которой до сих пор раздавался зловещий смех целительницы.  — Лучше тебе соблюдать все необходимые предосторожности.

* * *

        Виллум смотрел на окутывающее вершину вулкана облако тумана. Сама Кальдера оставалась такой же, какой он ее запомнил — от черных скал из недр земли веяло теплом, зеленели поля, ветерок покачивал стебли бамбука. Но община апсара существенно разрослась — детей теперь стало больше, чем во время его прошлого приезда, увеличилось число строений, на скалах появились новые рисунки, яркое многоцветье которых радовало глаз и сердце. Да, многое здесь изменилось за прошедшие пятнадцать лет. Хотя Энде все еще была сильна и находилась в прекрасной форме, когда она улыбалась, морщины на ее лице становились глубже — сказывался возраст и переживания. Виллум прекрасно понимал, какое тяжкое бремя она несла на своих плечах. Ясно было, что многим воительницам-апсара предстояло погибнуть в грядущих битвах, а она каждую из них любила как родную дочь.
        Он уловил едва слышный звук приближавшихся шагов, причем поступь правой ноги была чуть тяжелее, чем левой. Но кроме него этого не смог бы заметить никто. Она всегда была готова левой ногой отбить внезапное нападение. Походка ее стала такой после смерти их матери.
        — Кира…
        — Бабушка готова.
        — А разве она бывает когда-нибудь к чему-то не готова?
        Он никогда не мог понять, почему бабушка поручила именно Кире стать подругой Святого, хотя, конечно, Кира лучше других подходила на эту роль. Она стала воительницей, как ей и было предначертано. Единственным отголоском ужаса, который ей довелось пережить в детстве, была постоянная готовность к бою, не покидавшая ее даже в те моменты, когда, казалось, она полностью расслаблялась.
        — Я уже говорил тебе, как рад снова тебя видеть?
        Кира улыбнулась.
        — Да, сначала когда ты приехал, потом за завтраком, а в последний раз — перед сном.
        — Город приучил меня скрывать свои чувства.
        — Это я тебя так подкалываю,  — задорно отозвалась Кира.  — Уверена, что уже много раз говорила тебе, как это замечательно, что ты снова здесь. Я очень по тебе скучала.
        Взяв его под руку, она повела брата в покои Энде.
        Как только она коснулась его руки, на него вдруг будто волной накатило видение: он увидел искаженное болью лицо сестры. Почему она страдала и отчего, он определить не мог. Было ясно лишь одно — над ней нависла страшная, смертельная опасность. Как он ни пытался, пробить завесу будущего и увидеть, чем кончилось дело, ему не удалось.
        — Что с тобой? Ты что-то почувствовал, да?
        — Да.  — Обмануть сестру Виллум не мог. Кира ткнула его локтем под ребра.
        — Дарию с Владыками ты пятнадцать лет морочишь голову, а мне почему-то пудрить мозги не решаешься,  — улыбнулась она.
        — Кира…
        — Да ладно, не говори. Я без претензий. И знать ничего не хочу. Насчет того, что случится, Виллум, я иллюзий не питаю. Дарий одряхлел, но все такой же коварный, и власть его огромна. Я борюсь за детей. Стану я или нет частью их будущего — определит судьба.
        Кира остановилась, нежно провела рукой по щеке брата и поцеловала его.
        — Думаешь, девочка сможет нам помочь? Она очень разозлилась, когда мы ей сказали, что Роун ушел.
        Коснувшись лбом головы сестры, Виллум прошептал:
        — Если ей удастся выбраться из этой передряги целой и невредимой, она нам поможет.
        Когда они подошли к порогу покоев Энде, до них донесся ароматный запах курившихся там трав. Сквозь легкий дымок Виллум увидел Стоув, лежавшую с открытыми глазами. Дыхание девочки было слабым.
        — Заходите,  — пригласила их Энде. Стоув протянула Виллуму руку.
        — Почему ты так долго не приходил?
        Ободряюще сжав ее ручонку, Виллум с озабоченностью отметил, что белки глаз девочки прорезают красные прожилки. Напряжение, с которым она контролировала Феррела, привело к тому, что у нее лопнули в глазах сосуды.
        Энде коснулась ее плеча.
        — У Стоув накопилось много вопросов. В частности, ее интересует, почему мы так озабочены сложившимся положением вещей. Я попыталась, как могла, убедить ее, что наши интересы полностью совпадают. Я попросила ее, чтобы она сама в этом убедилась, осознав мою правоту.
        — Это может убить меня, и ты это знаешь,  — огрызнулась Стоув.
        — Может убить и убьет — это большая разница,  — снисходительно ответила Энде.  — Изгнание бесов — процедура и впрямь небезопасная, но если ты и дальше будешь одержима Феррелом, тогда прикончит тебя он. Это уж точно.
        — Ты — апсара. Я не могу тебе доверять.
        — А есть здесь кто-нибудь, кому ты доверяешь?
        Этот на первый взгляд несложный вопрос болью отозвался в душе девочки. Виллум пытался сохранять самообладание, она доверилась ему, а он ее подвел, потому что действовал слишком медленно. И понял это слишком поздно. Поэтому неудивительно, что она потеряла к нему доверие.
        — Я не оставлю тебя в беде, Стоув, я буду с тобой,  — сказал он, стараясь утешить. Девочка не взглянула на него, но ее маленькая ручонка сильнее сжала его большую сильную руку.
        — Расслабься,  — сказала ей Энде,  — дыши ровнее.  — Она воткнула в пол длинную иглу и щелкнула по ней пальцем. Звук, который издавала игла, был негромким, но проникал в самую душу, звучание его было приятным и ровным — он, казалось, и не собирался стихать. Десятки белых сверчков повылезали из карманов Виллума, из-под простыней, на которых лежала Стоув, из подсвечников, из трещин в стенах.
        — Феррел,  — с трудом проговорила Стоув.
        — Он должен проснуться. Пока он спит, мы не можем его изгнать. Я с тобой, Стоув. Слышишь вибрацию иглы? Слышишь, как вместе с ней поют сверчки? И нам надо присоединяться к их песне. Песня приведет нас туда, куда нам надо попасть. А за Феррел ом я присмотрю.
        Как только Стоув запела, Виллум мягко проник к ней в сознание.
        ЧТО У ТЕБЯ НА УМЕ, ДОМИК МОЙ МАЛЕНЬКИЙ?
        Тебе бы лучше не возникать, приказал ему Виллум.
        Пытаясь от него увильнуть, Феррел просочился в позвоночник Стоув. НУ ЧТО, МЕНЯЕМ ОДНОГО ХОЗЯИНА НА ДРУГОГО, ТАК?
        Но Виллум присоединил свой голос к песне Стоув, и вместе со звуками, издаваемыми иглой и стрекотом сверчков, энергия звучания быстро нарастала. Часть ее вырвалась из самой его груди гигантской звуковой волной и безжалостно накрыла Феррела при пробуждении.

* * *

        ОГРОМНЫЕ ГЛЫБЫ ОБЪЯТОЙ ПЛАМЕНЕМ СКАЛЬНОЙ ПОРОДЫ РАЗРУШАЮТСЯ, КРОШАТСЯ НА КУСКИ, ПОПАДАЯ В ОКУТЫВАЮЩИЙ ИХ ЗАЩИТНЫЙ БАРЬЕР. ИЗ ПРАВОГО БОКА СТОУВ ВОЗНИКАЕТ КРАСНАЯ ЯЩЕРИЦА И БРОСАЕТСЯ К ЕЕ ГОРЛУ. С ЖУТКИМ КРИКОМ ДЕВОЧКА БЬЕТ НАПАДАЮЩУЮ РЕПТИЛИЮ НАОТМАШЬ. ОСТУПИВШИСЬ, ОНА ТЯЖЕЛО ПАДАЕТ НА ГРАНИТНЫЙ ПОЛ. ЗУБЫ ЯЩЕРИЦЫ ВПИВАЮТСЯ ЕЙ В ПЛЕЧО, ОБЕ ОНИ ВОПЯТ ОТ БОЛИ — ТЕЛА ИХ СПЛЕТЕНЫ, ЧУВСТВА СЛИТЫ ВОЕДИНО.
        СОКОЛИНЫЕ ГЛАЗА ВИЛЛУМА ГОРЯТ ОГНЕМ; САМОЕ БОЛЬШОЕ ЕГО ЖЕЛАНИЕ СЕЙЧАС — ОТОРВАТЬ ЯЩЕРИЦЕ ГОЛОВУ, НО, СДЕЛАВ ТАКОЕ С ФЕРРЕЛОМ, ОН ПРИЧИНИЛ БЫ ВРЕД СТОУВ.
        «ДУМАЮ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОМИК,  — ШИПИТ ЯЩЕРИЦА.  — ЛУЧШЕ БУДЕТ, ЕСЛИ МЫ ОБА ПОГИБНЕМ».
        «ЭТО, ФЕРРЕЛ, ТЕБЕ НЕ УДАСТСЯ».
        ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ РАЗДАЕТСЯ ОТКУДА-ТО ПОЗАДИ ЯЩЕРИЦЫ, И ОНА ПОВОРАЧИВАЕТСЯ, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ГОВОРЯЩЕГО. ВИЛЛУМ НЕ БЕЗ УДОВОЛЬСТВИЯ ЗАМЕЧАЕТ, КАК ФЕРРЕЛА ПЕРЕДЕРГИВАЕТ ПРИ ВИДЕ КРЫСЫ. ТЕПЕРЬ НАКОНЕЦ ОТ ЭТОГО ЧУДОВИЩА МОЖНО ИЗБАВИТЬСЯ.
        «ТЫ НЕ МОЖЕШЬ МЕНЯ УБИТЬ,  — ВОПИТ ЯЩЕРИЦА, ЩЕЛКАЯ ЧЕЛЮСТЯМИ.  — Я ИМЕЮ ПРАВО НА ТО, ЧТОБЫ МЕНЯ ВЫСЛУШАЛИ!»
        «ТЫ НИ НА ЧТО НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА,  — КРЫСА СКАЛИТСЯ.  — ВСЕ СВОИ ПРАВА ТЫ ПОТЕРЯЛ, КОГДА ПРОНИК В ДРУГОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО».
        «ВЛАДЫКИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПОВЕРЖЕНЫ».
        «ВЫ НЕ ПОВЕРГЛИ НИКОГО, КРОМЕ СЕБЯ САМИХ».
        «МЫ БОРЕМСЯ ЗА ТО, ЧТОБЫ ВЫЖИЛИ ВСЕ».
        «МЫ ПРИШЛИ СЮДА НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СЛУШАТЬ ТВОИ ОПРАВДАНИЯ, А ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОСВОБОДИТЬ ТУ, ЧЬЕ ТЕЛО ТЫ ОСКВЕРНИЛ, И ВЕРНУТЬ ТЕБЯ К ТЕМ, ЧЬИ ЗАБЛУЖДЕНИЯ ТЫ РАЗДЕЛЯЕШЬ».
        «НО ТЫ… ТЫ ЖЕ НЕ УБИЙЦА, А Я НАВЕРНЯКА УМРУ»,  — НОЕТ ФЕРРЕЛ, ОТЧАЯННО ИЗВИВАЯСЬ В БОКУ СТОУВ.
        НО ВСЕ УСИЛИЯ ЕГО ОКАЗЫВАЮТСЯ ТЩЕТНЫМИ — ПРОДОЛЖАЯ СМОТРЕТЬ НА НЕГО НЕ МИГАЯ, КРЫСА ВЫНОСИТ ФЕРРЕЛУ ПРИГОВОР ЗА СОВЕРШЕННОЕ ИМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
        «В ПРОЦЕССЕ РАЗДЕЛЕНИЯ ПАМЯТЬ ТВОЯ БУДЕТ СТЕРТА. ТЫ СТАНЕШЬ КАК РЕБЕНОК, ВСЕХ, КОГО ТЫ ЗНАЛ РАНЬШЕ, БУДЕШЬ ВСТРЕЧАТЬ ТАК, БУДТО ВИДИШЬ ИХ В ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ. МОЖЕТ БЫТЬ, У ТЕХ, КТО ПОДДЕРЖАЛ ТЕБЯ В ЭТОЙ МЕРЗОСТИ, ДОСТАНЕТ ЖАЛОСТИ ПОМОЧЬ ТЕБЕ ОПРАВИТЬСЯ, А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ. И НИКОГДА БОЛЬШЕ, ФЕРРЕЛ, ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ОКАЗАТЬСЯ В КРАЮ ВИДЕНИЙ».
        ЯЩЕРИЦА РЕЗКО ДЕРГАЕТСЯ, А КРЫСА СПРАШИВАЕТ:
        «СТОУВ, ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ЭТО СУЩЕСТВО ТЕБЯ ОСТАВИЛО?»
        «ДА!» — ХРАБРЫЙ ГОЛОС ДЕВОЧКИ ПЕРЕКРЫВАЕТ ПРОТЕСТЫ ФЕРРЕЛА.
        ИЗ ТЕНИ ПОЯВЛЯЕТСЯ ГОЛУБОЙ КРОЛИК И ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ К НИМ. ЭТО МАБАТАН. КОГДА ОНА ИЗДАЕТ ДОЛГИЙ, ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ЗВУК, ВОКРУГ НИХ ЭХОМ РАЗДАЕТСЯ ГРОМОВАЯ СИМФОНИЯ — ОТКУДА НИ ВОЗЬМИСЬ ПОЯВЛЯЮТСЯ ДЕСЯТКИ БЕЛЫХ СВЕРЧКОВ, КАЖДЫЙ ВЕЛИЧИНОЙ С ЧЕЛОВЕКА, И ВСЕХ СОБРАВШИХСЯ НАКРЫВАЕТ КАСКАД ОГЛУШИТЕЛЬНЫХ ЗВУКОВ.

* * *

        ИЗ ЯЧЕИСТЫХ ГЛАЗ СВЕРЧКОВ НА СТОУВ СМОТРЯТ СОТНИ ОТРАЖЕНИЙ, И НА ВСЕХ — ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ДЕВОЧКА НЕ УЗНАЕТ. ЕГО ДЛИННЫЕ ЧЕРНЫЕ ВОЛОСЫ НИСПАДАЮТ НА ЛОБ ДО САМЫХ ГЛАЗ — ЗЕЛЕНЫХ И ХОЛОДНЫХ. ОН НЕ МИГАЯ СМОТРИТ ПРЯМО НА НЕЕ — ЭТО ФЕРРЕЛ. КАК ТОЛЬКО ДО НЕЕ ЭТО ДОХОДИТ, ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ СМЕНЯЕТ ОБРАЗ ЯЩЕРИЦЫ, ЗА КОТОРЫМ ВОЗНИКАЮТ КОНТУРЫ ВЫЛЕПЛЕННОЙ ИЗ ГЛИНЫ ДЕВОЧКИ, А НА ЕЕ МЕСТЕ ТУТ ЖЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ ОНА САМА В СВОЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИКЕ. ГЛАЗА СВЕРЧКОВ ВРАЩАЮТСЯ ВСЕ БЫСТРЕЕ И БЫСТРЕЕ, ОТРАЖАЮЩИЕСЯ В НИХ ОБРАЗЫ РАЗДЕЛЯЮТСЯ И ПЕРЕМЕШИВАЮТСЯ В СТРАННОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ, ВОЗНИКАЮТ ЯЩЕРИЦЫ С РУКАМИ ДЕТЕЙ, ДЕВОЧКИ С ГОЛОВАМИ ЯЩЕРИЦ. ПЕРЕД НЕЙ БЕСПРЕСТАННО МЕЛЬКАЮТ НЕВЕРОЯТНЫЕ КОМБИНАЦИИ ПЛОТИ, И ЭТО ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОНА УЖЕ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕТ ВЫНОСИТЬ ЗРЕЛИЩА ЭТОГО ЧУДОВИЩНОГО КАЛЕЙДОСКОПА. ОНА ПАДАЕТ НА ТВЕРДУЮ ЗЕМЛЮ И РАЗРЫВАЕТСЯ НА ДВЕ ЧАСТИ. ДЕВОЧКА ПЫТАЕТСЯ КРИЧАТЬ, НО У НЕЕ ПРОПАДАЕТ ГОЛОС. ОНА ХОЧЕТ ПРОТЯНУТЬ РУКУ, НО И РУКИ У НЕЕ НЕТ — У НЕЕ ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕТ С ПРАВОГО БОКА. ПРОСТО СОВСЕМ НИЧЕГО. ПОЛНАЯ ПУСТОТА В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО БЫЛА ПРАВАЯ ПОЛОВИНА ТЕЛА. ПЕРЕД
ГЛАЗАМИ ВСЕ КРАСНОЕ, ОДИН ЛИШЬ КРАСНЫЙ СВЕТ, БУДТО ВЕСЬ МИР ЗАЛИТ КРОВЬЮ, КУПАЕТСЯ В КРОВИ, ПОГРУЖЕННЫЙ В МОЛЧАНИЕ. ОНА НЕ СЛЫШИТ ДАЖЕ БИЕНИЯ СОБСТВЕННОГО СЕРДЦА.

* * *

        ВИЛЛУМ НЕ ОТРЫВАЯСЬ СМОТРИТ В ПУСТЫЕ РАСКРЫТЫЕ ГЛАЗА СТОУВ:
        «Я НЕ ЧУВСТВУЮ ЕЕ».
        КРЫСА ПРИНЮХИВАЕТСЯ К СТОЯЩИМ МЕЖДУ НИМИ ДВУМ ТЕЛАМ, ПОТОМ ПЕРЕВОДИТ ВЗГЛЯД С ЯЩЕРИЦЫ НА ГЛИНЯНУЮ ДЕВОЧКУ.
        «НЕТ,  — СОГЛАШАЕТСЯ ОНА,  — НО НАДЕЖДА ПОКА ЕСТЬ. А ТЕПЕРЬ ВОЗЬМИ ЕЕ, ВИЛЛУМ. ТЕБЕ НАДО СПЕШИТЬ. МАБАТАН УКАЖЕТ ТЕБЕ ПУТЬ. А Я ВЕРНУ ФЕРРЕЛА ЕГО НАРОДУ».
        КРОЛИК ПОДПРЫГИВАЕТ БЛИЖЕ, И КОГДА СОКОЛ ПОДВИГАЕТСЯ, ЧТОБЫ ОСВОБОДИТЬ ЕМУ МЕСТО, КРЫЛОМ ОН КАСАЕТСЯ КРЫСЫ. ВИЛЛУМ ВЗДРАГИВАЕТ — ЕМУ ВДРУГ ЯВЛЯЕТСЯ СТРАШНОЕ ВИДЕНИЕ, БУДТО ЕГО БРОСАЮТ ТУДА, ГДЕ ВСЕ ОБЪЯТО ПЛАМЕНЕМ И УЖАСОМ: РАЗДАЮТСЯ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЕ КРИКИ ДЕТЕЙ, ОТЧАЯННО ПЫТАЮЩИХСЯ ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ГОРЯЩИХ СЕЛЕНИЙ; ОБЕЗУМЕВШИЕ, ЗАЛИТЫЕ КРОВЬЮ ЛИЦА ЛЮДЕЙ, ТОЛПАМИ СТРЕМЯЩИХСЯ УБЕЖАТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ СЕРЕБРИСТЫХ БАШЕН ГОРОДА, КОТОРЫЕ ВЗРЫВАЮТСЯ ОДНА ЗА ДРУГОЙ; КИРА И МАБАТАН ОКАЗЫВАЮТСЯ В ЗАПАДНЕ ГЛУБОКО ПОД ЗЕМЛЕЙ, В ЗАСТЕНКАХ РАСПОЛОЖЕННОЙ ПОД ПИРАМИДОЙ ТЕМНИЦЫ, В ПОЛНОЙ ТЕМНОТЕ, ОНИ СЛОМЛЕНЫ И УМИРАЮТ. В ВИХРЯЩЕМСЯ ПОТОКЕ ВОЗДУХА В ШАХТЕ, ПРОЛОЖЕННОЙ В ЦЕНТРЕ ПИРАМИДЫ, НЕВЕРОЯТНАЯ СИЛА ТЯНЕТ ВИЛЛУМА НАВЕРХ И ШВЫРЯЕТ ЕГО НА ХОЛОДНЫЕ СТЕКЛЯННЫЕ ПЛИТЫ, ПОКРЫВАЮЩИЕ САМУЮ ВЕРШИНУ ГРАНДИОЗНОГО СТРОЕНИЯ. ДАРИЙ УЖЕ ЗАНЕС НОЖ, ЧТОБЫ ПРОНЗИТЬ ИМ ГРУДЬ СТОУВ. ВИЛЛУМ ПОДНИМАЕТСЯ НА НОГИ И БРОСАЕТСЯ НА ВРАГА. СТОУВ КРИЧИТ. ТЕЧЕТ КРОВЬ, ОНА ЗАЛИВАЕТ ВСЕ ПРОСТРАНСТВО ВОКРУГ, И ОТОВСЮДУ ДОНОСЯТСЯ КРИКИ. НЕТ, НЕ КРИКИ, А ИСТОШНЫЕ ЖУТКИЕ ВОПЛИ, ПОЛНЫЕ СТРАХА И УЖАСА. И КОГДА ВИЛЛУМА СНОВА ПОГЛОЩАЕТ ТЕМНОТА, ОН ПОНИМАЕТ, ЧТО
ТАК ЖУТКО ВОПИТ ОН САМ.
        ТРЯХНУВ СОКОЛИНОЙ ГОЛОВОЙ, ЧТОБЫ ВЫКИНУТЬ ИЗ НЕЕ ЭТО ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО, ОТ КОТОРОГО КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ, ВИЛЛУМ ЗАМЕЧАЕТ ГЛУБОКУЮ ПЕЧАЛЬ В ВОДЯНИСТЫХ ГЛАЗАХ ГОВОРЯЩЕЙ С ДОЧЕРЬЮ КРЫСЫ.
        «Я ЗНАЮ, МАБАТАН, НАД ТОБОЙ ВИТАЕТ СМЕРТЬ. НО ТЕПЕРЬ СМЕРТЬ ВИТАЕТ НАД ВСЕМИ НАМИ. ТОЛЬКО ПОМНИ, ЧТО ПУТЬ ПОСТОЯННО МЕНЯЕТСЯ, И У НАС ЕСТЬ ЕЩЕ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ ИЗМЕНИТЬ НАШУ СУДЬБУ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА БЫК НЕ ПОДНИМЕТСЯ НА ВОСТОКЕ».
        СОКОЛ С КРОЛИКОМ ОДНОВРЕМЕННО ВЗДЫХАЮТ И ГОВОРЯТ:
        «ПОСЛЕ ЭТОГО ВСЕМ ВОЗМОЖНОСТЯМ НАСТАНЕТ КОНЕЦ».
        КОСНУВШИСЬ ЛАПОЙ СТОУВ, КРОЛИК ЧУТЬ ПОВОРАЧИВАЕТ ГОЛОВУ ДЕВОЧКИ К СОКОЛУ. ВИЛЛУМ СЖИМАЕТ В ОДНОЙ ЛАПЕ ГЛИНЯНУЮ ДЕВОЧКУ, А ВТОРУЮ КЛАДЕТ НА КРОЛИКА. КРОЛИК МОРГАЕТ, И В ТОТ ЖЕ МИГ ВСЕ ТРОЕ ВДРУГ СТАНОВЯТСЯ МЕРЦАЮЩИМИ ПЫЛИНКАМИ, КОТОРЫЕ НЕСЕТ СВЕЖИЙ ВЕТЕР В ЛАЗУРНОМ НЕБЕ.
        ДОСТИГНУВ БЕРЕГА БЕСКРАЙНЕГО МОРЯ, СОКОЛ ПОСТЕПЕННО РАСТЕТ В РАЗМЕРЕ И ОТПУСКАЕТ КРОЛИКА. ВЗМАХНУВ КРЫЛЬЯМИ, ОН СЖИМАЕТ СТОУВ ОБЕИМИ ЛАПАМИ И ПАРИТ. КРОЛИК, ДЕЛАЯ ОГРОМНЫЕ ПРЫЖКИ ВНИЗУ, УКАЗЫВАЕТ ЕМУ ПУТЬ.
        ОНА НЕ УМРЕТ; ОНА ПРОСТО НЕ МОЖЕТ УМЕРЕТЬ, МОЛИТСЯ ВИЛЛУМ, СЛЕДУЯ ЗА МАБАТАН, ПЕРЕПРЫГИВАЮЩЕЙ С ОДНОЙ ПЛАВУЧЕЙ ЛЬДИНЫ НА ДРУГУЮ. В КОНЦЕ КОНЦОВ ОНА ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ НА УТЕСЕ, ПОДНИМАЮЩЕМСЯ ИЗ ПУЧИНЫ ВОДОВОРОТА, ГДЕ БУШУЮТ ПЕНИСТЫЕ ВОЛНЫ, ОТ КОТОРЫХ ВЗДЫМАЕТСЯ ПАР.
        ОНА ЖДЕТ, ПОКА ВИЛЛУМ ПРОНОСИТСЯ СКВОЗЬ НАПОЛНЕННЫЙ ПАРОМ ВОЗДУХ И НЫРЯЕТ В ВИХРЯЩИЙСЯ ВОДОВОРОТ. ОН ЧУВСТВУЕТ, КАК МАБАТАН МЫСЛЕННО ПЫТАЕТСЯ ЕГО ПОДБОДРИТЬ, НО ВСКОРЕ, УНОСЯСЬ ВСЕ ДАЛЬШЕ ВНИЗ, ПЕРЕСТАЕТ ОЩУЩАТЬ ЧТО-ЛИБО, КРОМЕ ОБРУШИВАЮЩЕЙСЯ ВНИЗ ВОДЫ. НО ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДО НЕГО НАЧИНАЮТ ДОНОСИТЬСЯ ДРУГИЕ ЗВУКИ — ЗВУКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ГОЛОСОВ. СЛЕДУЯ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ, ОТКУДА ОНИ ДОНОСЯТСЯ, ОН ОКАЗЫВАЕТСЯ НА УСТУПЕ, ГДЕ ЕГО ЖДУТ ТЕНИ НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА.
        СО ВСЕХ СТОРОН РАЗДАЮТСЯ ШЕЛЕСТЯЩИЕ ШЕПОТЫ ПРИВЕТСТВИЙ:
        «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ВИЛЛУМ ИЗ ПЛЕМЕНИ АПСАРА».
        ВИЛЛУМ АККУРАТНО КЛАДЕТ СТОУВ НА ПОСТЕЛЬ ИЗ ГУСТОГО МХА И С ПОКЛОНОМ ВСЕМ ГОВОРИТ:
        «ПРОСТИТЕ МЕНЯ».
        «ТЫ НЕ РАЗ СПАСАЛ ЕЕ, БРАТ,  — ГОВОРИТ МАМА СТОУВ.  — А ТЕПЕРЬ ПРИНЕС ЕЕ КО МНЕ ДОМОЙ. ЗА ЧТО ЖЕ ТЕБЯ ПРОЩАТЬ?»
        «ОНА УЖЕ НЕ СТАНЕТ ЦЕЛОСТНОЙ».
        МАМА СТОУВ СКЛОНЯЕТСЯ НАД НЕПОДВИЖНЫМ ГЛИНЯНЫМ ТЕЛОМ, ПРОВОДИТ РУКАМИ НАД СЛАБО БЬЮЩИМСЯ СЕРДЕЧКОМ.
        «НЕМНОГИМ ИЗ НАС ДАНА ПРИВИЛЕГИЯ ОСТАВАТЬСЯ ЦЕЛОСТНЫМИ. ВАЖНЕЕ ВСЕГО ТО, ЧТО ОНА ВЫЖИВЕТ. МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОСИТЬ О БОЛЬШЕМ».
        СОКОЛИНЫЕ ГЛАЗА ВИЛЛУМА НЕ ЗНАЮТ СЛЕЗ, НО В НИХ ОТРАЖАЕТСЯ ОГРОМНАЯ БОЛЬ.
        «ПУСТЬ ТЕБЯ НЕ ПОКИДАЕТ НАДЕЖДА,  — ГОВОРИТ ЖЕНЩИНА, ПОДНИМАЕТ РУКУ И НЕЖНО ГЛАДИТ ЕГО ПО ЩЕКЕ.  — ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ ЗДЕСЬ ОСТАВАТЬСЯ, БРАТ. ЭТО МЕСТО НЕ ДЛЯ ТЕБЯ».
        СКЛОНИВ ГОЛОВУ, ЧТОБЫ БРОСИТЬ ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА СТОУВ, ВИЛЛУМ ОТХОДИТ В СТОРОНУ. РАСПРАВИВ КРЫЛЬЯ, СКВОЗЬ БУРНЫЕ ВОДЫ МОРЯ ОН СТРЕМИТЕЛЬНО УДАЛЯЕТСЯ ПРОЧЬ. ЧТО ЖЕ ОН СТАНЕТ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ СТОУВ ВОВРЕМЯ НЕ ИСЦЕЛИТСЯ И НЕ СМОЖЕТ ИМ ПОМОЧЬ?



        АКАДЕМИЯ ПРЕДВИДЕНИЯ

        РОУН РАЗЛУКИ ПРЕКРАСНО ПОНИМАЛ,
        ЧТО ПОСЛЕ ЗАХВАТА ВЛАСТИ ДАРИЕМ
        РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЗНАНИЙ ЗАПРЕТЯТ.
        И ПОТОМУ, КОГДА ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
        БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ БЕЖАТЬ ИЗ ГОРОДА,
        ОН ПРИКАЗАЛ ИМ ВЗЯТЬ СТОЛЬКО КНИГ,
        СКОЛЬКО ОНИ МОГЛИ С СОБОЙ УНЕСТИ.
        ТАК ВОЗНИКЛА АКАДЕМИЯ ПРЕДВИДЕНИЯ.
    ХРОНИКИ ВОЙНЫ

        Роун был вымотан до крайности, но гнал сон прочь. Стоило ему сомкнуть глаза, как перед его мысленным взором возникали образы людей, корчившихся от нестерпимых страданий. Все в этом мире было залито кровью, и возникало такое чувство, будто кто-то, забравшийся в самую сердцевину его существа, разрывал его на части.
        Плотно обмотав походную постель вокруг плеч, Роун прополз мимо похрапывавших докторов. Недалеко от костра он нашел удобную прогалинку, поросшую мхом, оперся спиной о холодный валун и уставился на видневшийся кусочек звездного неба. Почему его посещают эти жуткие видения? Благополучно ли добрались Виллум и Стоув до Энде? Могло ли случиться что-то страшное с Мабатан в селении Киры? А вдруг с ним когда-нибудь произойдет то, что является ему в видениях?
        — Беспокоишься, что с нами может произойти там, куда мы направляемся?
        Роун обернулся и увидел, как Лампи самодовольно похлопывает по пергаментному свитку, спрятанному у него за пазухой.
        — Что это ты стал ко мне втихаря подкрадываться?  — удивленно спросил друга Роун.
        — Я упражнялся в новых приемах, которым меня научили апсара, но если бы ты не был таким усталым, мне бы, наверное, не удалось к тебе подобраться так незаметно,  — полушутя-полусерьезно ответил Лампи.
        Роун хлопнул его по ноге.
        — Эй! Ты что это делаешь?
        — Не бери в голову.
        Лампи улыбнулся и сел рядом.
        — Так что ты думаешь об Отаре с Имином?  — спросил Роун, лукаво посмотрев на друга.
        Лампи вздохнул.
        — Они, наверное, считают, что если им выпало на долю путешествовать с человеком, перенесшим напасть от лесных клещей, после смерти за такое геройство их сразу возьмут на небеса. Мне иногда кажется, что оба они слегка чокнутые.  — Лампи вынул из-за пазухи свиток, раскатал его и чуть наклонил, чтобы на него падал свет полной луны.  — Боюсь, что через пару дней, когда придется идти по открытой местности, наши друзья-целители доставят нам немало хлопот. Перемещаться там с такими болтунами — все равно что самим подставляться!
        — Я с ними поговорю.
        — Спасибо. Это хорошая карта, Роун. Здесь многое встает на свои места. Люди пытаются обходить район Академии стороной. По всей видимости, думают, что здесь водятся привидения. Духи ловцов видений, убитых, когда клирики взорвали это место.  — Лампи скорчил смешную рожицу.  — Призраки! Фантомы!  — сказал он, подражая тону докторов.
        Роун почесал спину палочкой и зевнул.
        — А я думал, все ловцы видений успели отсюда убраться.
        — Люди об этом не знают. Они считают, что призраки ловцов ведений так же опасны, как реальные угрозы. Ведь все, кто осмелился проникнуть в этот район, обратно не вернулись. Ты уже заснул?
        Роун приоткрыл глаза и устало вздохнул.
        — Почти,  — буркнул он.
        Он смотрел, как Лампи изучает карту. В бледном свете луны казалось, что его лицо окружено ореолом. Их сверчки тихо сидели на одном из уголков пергамента, и сейчас их пение было Роуну совсем безразлично. Веки его будто налились свинцом, он погружался в забытье без всяких сновидений.
        Кто-то крепко сжал ему руку и приложил к губам пальцы, чтоб он молчал. Это был Лампи. Роун открыл глаза, он уже слышал их приближение, хоть они пока были на приличном расстоянии. Он сделал знак Лампи, чтобы тот отправлялся к врачам, но друг лишь покачал головой. Он дважды протянул к нему обе руки с растопыренными пальцами. Двадцать воинов. Слишком много на одного Роуна. Притянув к себе друга поближе, он прошептал:
        — Я справлюсь с ними, если не буду беспокоиться за наших докторов. Ты им нужен больше, чем я. Иди!
        Вложив в руку Роуна меч-секач, Лампи пополз к костру. Роун бегом бросился в том направлении, откуда приближались враги. Приблизившись, он по запаху понял, что это фандоры. Справа от него сверкнул нож — Роун отбил его тыльной стороной руки и нанес фандору сильный удар в живот, от которого тот отлетел назад. А сам, нанося размашистые удары мечом, устремился вперед, поразив еще двоих фандоров. Они растерялись — добыча оказалась совсем не такой легкой, как они поначалу рассчитывали.
        Воспользовавшись внезапным замешательством врага, Роун крадучись двигался вперед. Заняв позицию между двумя бандитами, он локтем нанес сокрушительный удар по шее одному фандору, а другого отбросил назад. Потом, двигаясь кругами и размахивая мечом, юноша оттеснил нападавших. Тут он услышал звук выпущенных стрел и низко пригнулся, прикрывшись телом ближайшего фандора. Сделав подсечку другому, он одновременно избежал удара третьего. Роун делал ложные выпады, наносил врагам сильные удары, но их было слишком много. Он продирался сквозь строй врагов, размахивая мечом направо и налево, и в этот момент услышал пронзительный свист. Неужели фандоры вызывали подкрепление?
        Уверившись, что с Лампи доктора будут в безопасности, Роун отогнал страхи прочь и повнимательнее присмотрелся к соперникам. Сначала юноша решил сосредоточиться на самых слабых противниках. Извиваясь и уклоняясь от ударов, он стал пробивать себе путь среди нападавших.
        Обернувшись, чтобы нанести смертельный удар вопившему фандору, он с удивлением увидел рычащих оскаленных псов. Фандор рядом с ним пытался отделаться от большого серого пса, железной хваткой вцепившегося ему в плечо. Он исступленно размахивал мечом, но никак не мог достать собаку. В следующее мгновение на него накинулись еще два огромных шелудивых пса, и он повалился на землю. В предутренней мгле эти крупные звери с горящими желтыми глазами казались карающими демонами ада. Из их страшных разверстых пастей стекала слюна. Остальные фандоры в страхе бежали, пытаясь спастись от гнавшихся за ними хищников. Остался лишь один пес, он покачивал головой и не мигая смотрел на Роуна горящими злыми глазами. Но тут рядом с ним возник Лампи. Он свистнул, и собака, поджав хвост и жалостно повизгивая, трусцой устремилась прочь.
        Доктора торопливо подбежали к Роуну.
        — Ты не ранен?  — спросил Отар.
        — У него тут царапина,  — сказал Имин, открывая сумку.
        — Спасибо тебе, Лампи,  — пробормотал Роун, улыбнувшись другу.
        — Да, да, спасибо тебе,  — добавил Отар.
        — Ну да! А как ты смог такое учудить?  — в недоумении спросил Имин.
        Пораженный Отар восхищенно произнес:
        — Просто невероятно… Имин кивнул и добавил:
        — Обалдеть можно…
        — До того как мы встретились с Роуном, несколько лет я в одиночестве блуждал по Дальним Землям. Там у меня был выбор — научиться понимать диких собак или позволить им себя сожрать.
        — Да,  — пояснил Роун,  — наше знакомство началось со встречи с дикими псами. В тот раз Лампи тоже меня спас.  — Услышав стон одного из поверженных фандоров, Роун обратился к другу: — Надо нам поскорее отсюда убираться. Они вернутся, чтобы забрать своих раненых. Ты с врачами иди впереди, а я буду заметать следы.

* * *

        В течение следующих четырех дней они продвигались вперед достаточно медленно. Заросшая тропа была небезопасна для лошадей, поэтому большую часть пути им приходилось идти пешком. Вместе с тем здесь было просто метить путь для Камьяра, и шесть раз заросли помогли им схорониться от бандитов.
        Несмотря на подстерегавшие их опасности, доктора все труднее и труднее сдерживали волнение, нараставшее по мере их приближения к цели путешествия. Каждый раз они начинали общаться на языке жестов, но вскоре жесты переходили в отчаянную жестикуляцию, которая неизбежно перерастала в громкий шепот, и Роуну приходилось их одергивать и вразумлять. Он чуть ли не радовался тому, что эта часть Дальних Земель кишмя кишела клириками и фандорами — лишь страх перед неизбежностью их нападения мог унять болтливых врачей и заставить их замолкнуть хотя бы на часок.
        К середине пятого дня пути до затерянной библиотеки было уже рукой подать. Подъехав к Роуну как можно ближе, Имин указал на обширную пустошь и прошептал:
        — Вон там…
        — …раньше был вход,  — продолжил фразу Отар, пытаясь протиснуться между ними,  — между вторым и третьим холмами, поросшими травой.
        — Похоже, взрыв уничтожил все строение целиком,  — пробурчал Лампи, указывая Роуну на большое количество огромных разрушенных каменных глыб.
        — Это станет ясно только после того, как мы туда доберемся,  — произнес Отар, ввязываясь в очередной бурный обмен мнениями. Роуну это уже так надоело, что он решил прибавить ходу.
        Он прекрасно понимал причину охватившего их возбуждения — вот-вот должна была сбыться их давнишняя мечта, но местность была здесь открытая, и громкая болтовня увеличивала опасности продвижения. Насупив брови, он бросил на врачей такой взгляд, от которого увянуть можно было, и грозно прошептал:
        — Эй, вы двое! Ни звука или…  — Он медленно, но выразительно провел пальцем по горлу.
        Отар с Имином побледнели, но скакавший за ними Лампи так широко улыбнулся, что Роун даже отвернулся, чтоб доктора не заметили выражения его лица и внушение не пропало даром.
        В зловещем молчании продолжая путь по иссохшей, растрескавшейся земле, Роун начал понимать, почему сложили легенды о являвшихся здесь привидениях бывших ловцов видений. Перестук лошадиных копыт казался тут настолько неуместным, что легко можно было себе представить, как разгневанная незваным вторжением земля глотает их, не оставляя и следа ни от людей, ни от коней.
        К сожалению, оставшиеся от взрыва развалины и мусор не навели их ни на какие соображения. Если там и оставался какой-то проход внутрь, найти его не было никакой возможности. Заметив протекавший тоненький ручеек, Роун обернулся к Лампи.
        — Мы весь день скакали без перерыва. Нужно напоить коней. Давайте немного отдохнем.
        Роун отвел скакуна на водопой, потом прилег у большого камня и закрыл глаза. Несколько раз глубоко вздохнув, он покинул тело и полетел на поиски входа в развалины. Оказавшись между двумя холмами, он плавно пролетел сквозь густые заросли невысокого кустарника и нашел трещину в стене. Скользнув в нее, он обнаружил узкую пещеру, уходившую вдаль, насколько хватало взгляда.
        Юноша заметил отколовшуюся от стены пещеры и упавшую на пол каменную плиту. Из-под нее высовывались кости руки придавленного глыбой скелета. Значит, кто-то устроил здесь ловушку. Были, интересно, здесь еще такие смертельные капканы? Осторожно продвигаясь вперед, он обнаружил еще две упавших плиты. Рядом с обеими валялись человечьи кости. Роун внимательно осмотрел стены, надеясь обнаружить оставшиеся ловушки, но не нашел ни одной. «Не там я, наверное, ищу»,  — подумал он. Но скосив взгляд вниз, он обнаружил, что искал,  — неплотно вделанную в пол каменную плиту. Проходя в этом месте, нужно держать ухо востро — а эта задача не из простых, особенно в такой кромешной темноте. Роун исследовал узкую пещеру, нашел еще семь действующих ловушек и хорошенько запомнил их расположение.
        Когда он уже было решил, что все теперь знает, вдруг обнаружилась еще одна западня, отличная от предыдущих. Узкая пещера вывела его в более широкую с высоким потолком. С него свешивался высохший труп, запутавшийся в сетке. В руке мумия сжимала большого формата книгу с золотым тиснением — «Божественную комедию» Данте. Это, конечно, был не первый в мире человек, погибший из-за книги, но умирал он долгой и мучительной смертью, страшно страдая в этой темени от голода.
        Дальше путь разделялся надвое. Рискнув отправиться налево, Роун обнаружил крутой спуск, умело замаскированный тонким, как вафля, полом. В яме, которую он прикрывал, была навалена куча человеческих костей, местами переложенных полуистлевшей синей тканью. Клирики. Скорее всего, они сюда приходили по приказу Дария. А может быть, за кем-то гнались? Вопросов возникало много, но все они оставались без ответов.
        Вернувшись обратно к началу развилки, Роун решил обследовать другой проход. Он тоже вел в тупик, но, вспомнив невероятные каменные сооружения в Оазисе, юноша стал искать потайные замки и механизмы. Сначала он попытался выяснить, не было ли там ловушек, но не нашел ни одной. Кто бы их ни устанавливал, он должен был быть уверен в том, что дверь здесь найти невозможно. Просочившись сквозь камень, его астральное тело застыло в недоумении. Как и в пещерах Оазиса, на всем пространстве потолка того помещения, в котором он оказался, были смонтированы десятки полированных зеркал, причем установлены они были так, что естественный свет отражался от их поверхности и усиливался. Его было достаточно для освещения большого зала, где стояли многочисленные столы и стулья, большая часть которых обгорела и была поломана. Это были следы нападения Дария на Академию, случившегося около полувека тому назад.
        После этого Роун пронесся через классные комнаты, спальни, столовую и кухню. Хотя все здесь покрывали пыль и мусор, оставшиеся со времени нападения, было ясно, что клирики никогда не пытались снести здесь стены или вскрыть полы в поисках книг и документов. Почему? Задумавшись, Роун стал сомневаться в том, что клирики вообще смогли обнаружить эти помещения и понятия не имели о том, как открываются хитроумные замки ведущих сюда дверей. Ловцы видений, должно быть, оставили здесь двери открытыми, пытаясь создать впечатление, что все эти помещения покинуты людьми. Вот клирики, наверно, и решили, что все ценное отсюда уже унесли. Если здесь и была библиотека, Роун и следа ее не мог найти.
        Выяснив все, что ему было нужно, он со скоростью мысли вернулся в свое земное тело и открыл глаза.
        Рядом с ним стояли врачи с Лампи и негромко озабоченно о чем-то разговаривали.
        — Стоит мне увидеть такое состояние, как я сразу понимаю, что человек странствует в Краю Видений,  — раздраженно бросил Имин.
        — Но он не принимает снадобья. Он просто занимается медитацией,  — возразил Лампи самым убедительным своим тоном.
        — Нет, это мы медитацией занимаемся. Ты же видишь, что он не с нами. Смотри,  — ответил ему Отар.
        Лампи еле удержался от смеха, когда они повернулись к Роуну и увидели, что он, открыв глаза, улыбается улыбкой Будды.
        — Вот так-то,  — сказал он и встал.
        Направившись к густому кустарнику, скрывавшему вход, Роун вынул меч-секач. Несколькими ударами он проложил проход в зарослях, который привел их к трещине в стене.
        — Как ты узнал, что здесь можно войти внутрь?  — удивленно спросил Имин.
        — Я решил эту проблему, занимаясь медитацией,  — с улыбкой ответил ему Роун.
        — Нам понадобятся факелы,  — пробурчал Отар с недоверием в голосе.
        Пока Лампи отводил коней в безопасное укрытие, остальные собирали сухие ветки кустарника, чтобы сделать из них сносные факелы. Когда Роун сделал свой, он вырезал на открытом месте, хорошо различимом с тропы, предупредительный знак, который наверняка должен был попасться на глаза Камьяру. Закончив с этим делом, он огляделся и, к ужасу своему, понял, что Отар пропал. Роун поджег факел и осветил им начало узкого прохода, но никого там не заметил. Обернувшись к Лампи, он сказал ему с тревогой:
        — Мимо третьего трупа не проходи. Двигайся очень осторожно. Ни к чему не прикасайся и держись прямо за мной.
        Оставив Имина на попечение Лампи, Роун пошел вперед. Отар стоял в нескольких шагах от третьей ловушки. Он и не чувствовал, что камень там неплотно примыкает к полу, но Роун рывком бросился к доктору. Отбросив Отара с дороги, он едва успел отскочить в сторону до того, как гигантская каменная глыба обрушилась на пол.
        Отар едва слышно ошарашенно пробормотал:
        — У тебя потрясающая реакция.
        Еле сдерживаясь, Роун жестко сказал врачам:
        — Я понимаю, как вы взволнованы, но еще в самом начале путешествия мы договорились, что вы будете следовать за мной.  — Обратившись к Лампи, он добавил: — Спусковые устройства ловушек установлены в полу, поэтому ступайте на землю только по моим следам!
        Проскользнув мимо новой преграды, Лампи с Имином осторожно пошли за ним в мерцавшем свете факелов. Когда показался узкий проход в более просторную пещеру, Имин вздохнул и направился вперед, собираясь поднять с пола одну из валявшихся там книг.
        Роун молнией бросился к нему и схватил врача за накидку.
        — Не трогай!  — закричал он, указав на потолок.
        Все подняли глаза и увидели висевший над ними иссохший труп.
        — Стоило тебе взять книгу, и ты бы так же закончил свою жизнь!
        Имин по достоинству оценил предупреждение Роуна и скептически скривился, но больше, к счастью, уже за книгами не тянулся.
        Роун провел их мимо остальных ловушек, и они оказались у потайной двери, и тогда оба доктора стали открыто выражать недовольство. Не обращая внимания на их возмущенный ропот, Роун ощупывал пальцами стену, в которую упиралась пещера, пока не нашел небольшой выступ. Как только он на него нажал, дверь мягко отъехала в сторону.
        — Что-то слишком легко у тебя все получилось,  — запальчиво проговорил Имин.
        — Только не рассказывай нам, что ты понял, как сюда пройти, путем медитации,  — с нажимом добавил Отар.
        Роун устало взглянул на Лампи — ему совсем не доставляли удовольствия эти разговоры.
        — Я проецирую бесплотную часть своего существа не в Край Видений, а в этот мир.
        — Твое астральное тело,  — поддакнул Имин с явным удовлетворением.
        Стоявший рядом с ним Отар кивнул косматой головой.
        — А почему ты раньше нам ничего об этом не говорил?
        — В этом ведь нет ничего таинственного!
        Роун удивленно посмотрел на врачей.
        — А вы… можете так управлять своими астральными телами?
        — Нет,  — ответил Имин,  — конечно же нет.
        — Но мы об этом знаем.
        — И кроме того, ведь это же ты — Роун из Негасимого Света…
        Слегка отстранившись назад, Роун взглянул на друга, но Лампи, которого этот разговор явно позабавил, лишь пожал плечами. Доктора тем временем прошли в большое помещение, которое некогда, должно быть, служило внушительным вестибюлем.
        — Нам нужно здесь отыскать замаскированное тайное помещение,  — сказал Роун, намеренно игнорируя широкую улыбку Лампи.  — Что-то вроде такой же двери, через которую мы сюда попали. Когда клирики здесь побывали, они не смогли ее обнаружить.
        — А мы сможем,  — заявил Отар.
        — Мы знаем, какие приемы используют ловцы видений, чтобы что-то спрятать…
        — …все эти их маленькие дверцы…
        — …фальшивую обшивку…
        — …раздвижные стены.
        Лампи присоединился к Роуну, который внимательно ощупывал каждый сантиметр каменной поверхности стены.
        — Мне чуть плохо не стало в той пещере с человеческими костями,  — сказал он, и его даже передернуло.
        — Вспомни лабиринт в Оазисе,  — ответил ему Роун.
        — Да… Ловцам видений, видимо, доставляет большое удовольствие жить рядом со скелетами.
        — Только я почему-то не думаю, что за эти трупы ответственность несут ловцы видений.
        — Да? Почему же?
        — Аспид говорил, что ловцов видений, которые уходили сюда искать вход в Академию, потом больше никто не видел. А они должны были знать, как не попасться во все эти ловушки. Кроме того, я это чувствую.
        Лампи фыркнул.
        — Тогда ничего мне больше об этом не говори.

* * *

        После нескольких часов безуспешных поисков усталые и расстроенные путешественники собрались в первом помещении.
        — Здесь ничего нет,  — сокрушенно сказал Имин.
        — А мы так верили, что найдем библиотеку,  — удрученно вторил ему Отар.
        — Должно быть, мы что-то проглядели,  — заметил Лампи.  — Надо все начинать заново.
        — Если бы здесь была какая-то дверь, мы бы обязательно ее нашли,  — уверенно произнес Отар.
        Роун направился к входу в Академию, бормоча себе что-то под нос.
        — Дверь, ведущую сюда, открыть было несложно, значит, сделано это не только, чтобы показать, что за ней нет ничего ценного… но и для того, что бы направить клириков по неверному пути… а не туда, где на самом деле скрыто что-то важное.
        Выйдя из помещения в ведущую в него пещеру, Роун принялся внимательно изучать ее стены. Через некоторое время он заметил в гранитной плите едва заметную выпуклость. Коснувшись ее, юноша понял, что это и был ключ от механизма, открывавшего дверь. Он вспомнил, чему его научили подземные туннели в Оазисе, и мягко нажал на замок. Когда дверь скользнула в сторону, он довольно улыбнулся.
        — Ты нашел ее!  — восторженно выдохнул Имин.
        Роун поднялся на площадку, нависавшую над большим залом, выдолбленным в скале. Стены зала были покрыты зеленым турмалином, отчего свет в помещении казался странным, неестественным. Врачи и Лампи встали рядом с ним у входа и, открыв рты, уставились на великолепие грандиозного помещения — его украшали изящные колонны, широкие мраморные столы, удобные мягкие диваны. Сотни людей могли здесь заниматься, читать, размышлять.
        — А где же книги?  — в отчаянии простонал Отар.
        — Пойдемте туда, надо здесь оглядеться,  — ответил Роун и, ободряюще взглянув на врача, стал спускаться по узким ступеням.
        Но, достигнув пола, он резко замер и поднял руку, требуя внимания остальных. Потом, поднеся палец к губам, дал им знак подойти поближе.
        — Здесь кто-то есть.
        Осматриваясь по сторонам, доктора на цыпочках шли за Роуном и Лампи к сводчатому проходу в противоположном конце зала. У всех одновременно вырвался изумленный вздох, когда они увидели там хорошо ухоженный гидропонный сад вместе с огородом.
        — Здесь живут люди,  — прошептал Имин.
        — Что же они сделали со всеми книгами?  — спросил язвительно Отар.
        Они прошли через это помещение, и Роун с мечом наготове остановился у большой деревянной двери. Глубоко вдохнув, он раскрыл ее, выдохнул и сделал знак врачам подойти поближе.
        — Отар, мы нашли книги.
        Размеры библиотеки были такие, что это просто не укладывалось у Роуна в голове. Здесь хранилось больше книг, чем в Оазисе и в собрании гюнтеров, вместе взятых. Одно помещение книгохранилища следовало за другим, и в каждом забитые книгами полки громоздились от пола до потолка. Все богатство было сохранено! Проходя мимо стеллажей, Отар не мог удержаться от восклицаний:
        — Сельское хозяйство! Физиология! Астрономия! Психология! Физика! Химия…
        Лампи подошел к нему и без церемоний зажал врачу рот.
        — Тише,  — негромко потребовал он.
        Взяв докторов за накидки, Роун повел Отара с Имином мимо стеллажей. Потом прошептал:
        — Оставайтесь здесь и не шумите.  — Пристыженные доктора затихли. Роун негромко сказал им: — Можете смотреть на книги, сколько вам вздумается, только не шумите и не ведите себя как дети малые.
        Одно помещение с книгами переходило в другое, второе — в третье, и так, казалось, до бесконечности. Глядя на это огромное собрание человеческого опыта и знаний, Роун пораженно сказал Лампи:
        — Тут, должно быть, собраны десятки тысяч книг! А может быть, и сотни…
        Лампи кивнул, на лице его отражались изумление и такая радость, будто они нашли спрятанное сокровище.
        — До того как мы с тобой встретились, я вообще никогда книг не видел. А теперь мы столько их с тобой нашли, что жизни не хватит прочитать. А это что такое?
        — Там кто-то есть,  — спокойно произнес Роун.  — Вон за той горой фолиантов.
        Друзья осторожно обошли высоченную стопку книг, но увидели за ней только еще одну деревянную дверь.
        Роун нервно переложил меч-секач из одной руки в другую.
        — Кто бы ни был по другую сторону этой двери, он уже знает, что мы здесь.
        Лампи пожал плечами.
        — Значит, надо ворваться внутрь, а там уже будем надеяться на лучшее.
        По сигналу Роуна они распахнули дверь и проскочили в находившуюся за ней комнату. Там был страшный беспорядок — повсюду раскиданы книги и бумаги, на полу стояли тарелки с недоеденной и уже протухшей едой, на стульях грудами навалена не первой свежести одежда. В дальнем углу помещения, склонившись над столом, сидел неопрятный старик со всклоченными седыми патлами и бородой. Он написал что-то в свитке, потом продолжил чтение потрепанного и потертого блокнота. Роун медленно приблизился к странному незнакомцу. Подойдя к нему совсем близко, он увидел, что щеки старика были мокрыми от слез.
        — Ты пришел завершить то, что было начато задолго до тебя?  — спросил он.
        Хотя сиплый голос старика и скрипел, будто заржавевший, в нем звучала глубокая грусть.
        — Нет,  — вежливо ответил ему Роун.  — Мы пришли сюда читать и учиться.
        Пристально глядя на юношу, старик моргнул и спросил:
        — Где же ты научился читать?
        — В Негасимом Свете,  — ответил Роун.
        Старик улыбнулся и с любопытством скосил глаз на спутника Роуна.
        — Подойди, подойди сюда поближе.  — Когда Лампи приблизился к нему, он снова улыбнулся.  — А ты, получается, у нас кто-то вроде отверженного!  — Не обращая внимания на испуг Лампи, старик повернулся к Роуну и покачал головой.  — Надо так понимать, что ты у нас Роун из Негасимого Света.
        — Как ты узнал об этом?  — холодно спросил Роун, расстроенный тем, что старик обидел его друга.
        — Пока я успел расшифровать только первую главу, но там все об этом сказано,  — проговорил старик, поглаживая потрепанный блокнот.
        Роун взглянул на тайнопись кода, сердце его забилось быстрее, дыхание участилось, и слегка закружилась голова. Комната начала расплываться перед его глазами, стены, казалось, становились прозрачными, будто настоящее мерцало и поблескивало гибкой и податливой субстанцией, которую можно было взять в руки и преобразовать в иные возможности, вылепив из нее иной мир. Этот мир не страдал бы от жадности и войн, был бы свободен от боли и отчаяния. Он понял, что эти чувства были ему навеяны сутью того, о чем говорилось в потертом старом блокноте,  — той надеждой, которая в нем была заключена. Он не мог отвести взгляда от начертанных в нем таинственных знаков. Роун спросил старика:
        — Что это?
        — Это то, на поиски чего я потратил сорок лет своей жизни,  — блокнот твоего прадеда. Дневник Роуна Разлуки. Он написал его для тебя.



        ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА

        ДЛЯ ПРИУМНОЖЕНИЯ СИЛ В МОМЕНТЫ
        ОПАСНОСТИ МОЖНО ОСТОРОЖНО СОЕДИНЯТЬ
        ПОТЕНЦИАЛ ПРИТЯЖЕНИЯ И ОТТАЛКИВАНИЯ
        ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ НАЧАЛ, ИНОГДА
        НАЗЫВАЕМЫЙ СИЗИГИЕЙ. НО ПРИ ЭТОМ
        НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ ЭТО СЛЕДУЕТ
        ПРИ ОБЯЗАТЕЛЬНОМ СОБЛЮДЕНИИ БАЛАНСА
        ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ. ЕГО НАРУШЕНИЕ
        МОЖЕТ СТОИТЬ ТЕБЕ РАССУДКА.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Вонь была тошнотворной, просто нестерпимой. Мабатан не могла заставить целительницу отдать ей свою одежду, и все маленькое помещение было насквозь пропитано кисловатым затхлым смрадом ее пота с гнилостным душком снадобья.
        — Не буду я ничего есть!  — раздраженно выкрикнула целительница, швырнув тарелку с едой через всю комнатку.
        Миска разбилась о стену и осыпалась на пол осколками, которые смешались с бренными останками двух других тарелок и кружки — их она точно так же размозжила о стену еще утром.
        — Сядь,  — приказала ей Мабатан самым суровым тоном, на который была способна, но Аландра продолжала мерить комнату шагами.
        Глаза ее были затуманены обуревавшим ее желанием, она ничего вокруг себя не видела, ничего не хотела слышать. Чтобы привести ее в чувство, Мабатан подставила ей подножку. Аландра споткнулась и упала, но тут же вскочила.
        — Будь внимательнее,  — холодно сказала Мабатан и протянула целительнице еще одну чашку травяной настойки.
        Аландра сжала ее в руках и посмотрела на Мабатан так, будто прикидывала, разбить чашку о голову своей мучительницы или нет. Но вскоре она успокоилась, поднесла чашку к губам и прошептала:
        — Скажи мне, почему ты так ненавидишь снадобье, и я это выпью.
        Мабатан вдруг почувствовала сильнейшую усталость.
        — Как и все вазя, я бывала во многих местах, мне довелось повидать страшные результаты войны Дария с Роуном Разлуки…
        — На месте лесов и городов возникли пустыни, животные и люди были истреблены или изуродованы. Об этом ты мне уже говорила, я это еще в прошлый раз поняла. Мне ясно, о чем ты думаешь, но еще хочется знать и то, что ты чувствуешь. Мне нужно понять причину твоей ненависти.
        Бросив на целительницу взгляд, полный презрения, Мабатан попыталась успокоиться и дышать ровнее. То, о чем просит ее эта девушка, уже слишком. Мабатан была здесь вовсе не для того, чтобы делиться с ней сокровенными мыслями. В любом случае, она не собиралась рассказывать о них никому из ловцов видений.
        — Вот говоришь, что любишь детей, чувствуешь, что они отличаются от других, что они необычные, толкуешь, что они — наша единственная надежда. Если в этих словах есть хоть крупица правды, сядь и возьми себя в руки. И не трать время впустую на дурацкие вопросы.
        — Если я не могу понять, чем ты здесь занимаешься, как же мне верить твоим словам, соглашаться с тем, что ты делаешь?
        Мабатан подумала, что не позволит Аландре так легко сбить себя с панталыку.
        — Тебе вовсе не обязательно мне доверять. Роун пытался тебя в свое время предостеречь, и тогда ты ему верила. Ты и сама прекрасно знаешь, до чего тебя довело снадобье. Лучше бы тебе верить в то, что ты знаешь и чувствуешь сама.
        — А ты, Мабатан из народа вазя, во что веришь ты?
        Сколько же еще ей придется сидеть в этой вонючей комнате с этой упертой целительницей? У нее комок подкатил к горлу, сдавило сердце.
        Подавшись вперед, Мабатан взяла ловца видений за руку.
        — Аландра.  — Целительница попыталась выдернуть руку, но Мабатан была сильнее.  — Я — Мабатан из народа вазя, верю в то, что Дарий должен быть убит, снадобье уничтожено, а дети освобождены от страха бездны. Если Виллум ошибается и нет никаких шансов на то, что ты согласишься выступить в этой борьбе на нашей стороне, тогда, Аландра, освободи меня от моего долга перед тобой. Освободи меня — я уйду своим путем, и у тебя появится возможность избрать себе иную судьбу.
        Целительницу пробила дрожь, и она передалась от ее рук Мабатан. Из трещин в полу и потолке стали вылезать белые сверчки — их были десятки, сотни, вскоре все помещение словно завибрировало. Что же это за сила такая обрушилась на ловца видений?
        — Что ты делаешь?  — потрясенно прошептала Аландра. По ее голосу и глазам Мабатан поняла, что целительница поражена происходившим не меньше, чем она.
        — Я и сама в толк не возьму,  — ответила Мабатан, пытаясь сохранить самообладание.
        Но чувствовала она себя так, будто в груди ее вот-вот что-то взорвется, а когда сверчки начали петь, жизненные силы ее устремились вовне, соединяя ее сердце с сердцем Аландры. Пение насекомых достигло такой силы, что возникло впечатление звукового водоворота, который стал засасывать их в свою воронку. Целительница, не отрываясь, смотрела округлившимися от ужаса глазами в глаза Мабатан. Вскоре звуковая вибрирующая волна поглотила их полностью, выдернула из оков плоти, лишила власти над собой и вышвырнула за пределы этого мира.


        МАБАТАН ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СТРАННО — БУДТО ВСЯ ОНА РАСПУХЛА И ГЛАЗА ВИДЯТ СРАЗУ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ. НО В ГОЛОВЕ ОЩУЩАЕТСЯ ВИБРАЦИЯ, КОТОРАЯ ОГЛУШАЕТ ЕЕ, НАКАТЫВАЕТ И СПАДАЕТ КАК ПРИЛИВЫ И ОТЛИВЫ. ВВЕРХУ ПРОНОСЯТСЯ ОБЛАКА, ПОД НОГАМИ КОЛЕБЛЕТСЯ И РАЗВЕРЗАЕТСЯ ЗЕМЛЯ, ВСЕ ВОКРУГ ОБЪЯТО БУРЕЙ. ОНА ПЫТАЕТСЯ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ СОХРАНИТЬ ЦЕЛОСТНУЮ КАРТИНУ ОКРУЖАЮЩЕГО.
        КРИКИ ПЕРЕРАСТАЮТ В НЕУЕМНЫЙ РЕВ. ОН СЛОВНО МОЛОТИТ ЕЙ ПО КОЖЕ КАК ХОЛОДНЫЙ, МАСЛЯНИСТЫЙ ОГОНЬ, СМРАДНЫЕ ЯЗЫКИ КОТОРОГО, РАЗДУВАЕМЫЕ БУРЕЙ, НАЧИНАЮТ ЕЕ ДУШИТЬ. ОТКРЫВ ГЛАЗА, ОНА ВИДИТ ГОЛОВУ ОГРОМНОЙ ГАДЮКИ С ОСКАЛЕННЫМИ КЛЫКАМИ. МАБАТАН ПЫТАЕТСЯ УВЕРНУТЬСЯ ОТ ИСПОЛИНСКОГО ЧУДОВИЩА, НО НАПРАВЛЕНИЕ, В КОТОРОМ ОНА ДВИЖЕТСЯ, ОКАЗЫВАЕТСЯ ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ ТОМУ, КОТОРОМУ ОНА ХОЧЕТ СЛЕДОВАТЬ. ЕЕ ТРЕВОГА УСИЛИВАЕТСЯ, КОГДА ДЕВУШКА ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕЕ НЕПРЕОДОЛИМО ТЯНЕТ К ОГРОМНОМУ РАЗЛОМУ.
        НА НЕКОТОРОМ УДАЛЕНИИ ОНА ВИДИТ НОВАКИН, РАСТЯНУВШИХСЯ НАД ПРОПАСТЬЮ. ПО ИХ ПРОРЖАВЕВШИМ ТЕЛАМ ХЛЕЩЕТ ЛИВЕНЬ. НЕЛЬЗЯ ПОЗВОЛИТЬ ЧУДОВИЩУ БЛИЗКО К НИМ ПОДОБРАТЬСЯ. НО ВНЕЗАПНО ОХВАТИВШИЕ ЕЕ ПАНИКА И УЖАС СМЕНЯЮТСЯ ВОЛНОЙ ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ, НО ЭТО НЕ ЕЕ ЧУВСТВА.
        ДЕТИ ЗДЕСЬ. ЗДЕСЬ! МАБАТАН СКАЗАЛА ПРАВДУ!
        БИЕНИЕ СЕРДЦА, ОЩУЩЕНИЕ ОБЛЕГЧЕНИЯ ОТ ТОГО, ЧТО МЫСЛИ, БУРЕЙ ПРОНОСЯЩИЕСЯ В ГОЛОВЕ МАБАТАН… ПРИНАДЛЕЖАТ АЛАНДРЕ!
        ОТЕЦ РАССКАЗЫВАЛ ЕЙ КАК-ТО ОБ ЭТОМ. В ТАКИЕ ВРЕМЕНА, КОГДА ВОЗНИКАЕТ ОТЧАЯННАЯ ПОТРЕБНОСТЬ, ЛЮДИ МОГУТ СВЯЗЫВАТЬСЯ МЕЖДУ СОБОЙ, ОБЪЕДИНЯТЬСЯ В ГАРМОНИЧНОМ СООТВЕТСТВИИ. СИЗИГИЯ! ДА, ОН ИМЕННО ТАК НАЗЫВАЛ ЭТО ЯВЛЕНИЕ.
        СВЕРЧКИ ЧАСТО ОБЕРЕГАЮТ ЛЮДЕЙ, О КОТОРЫХ ГОВОРИТСЯ В ПРОРОЧЕСТВАХ. ОНИ СПАСЛИ ЛАМПИ, НЕОТСТУПНО СЛЕДОВАЛИ ЗА РОУНОМ, НЕ СПУСКАЛИ ГЛАЗ С ВИЛЛУМА, КОГДА ТОТ СТРАНСТВОВАЛ ПО ПУСТОШИ. ОНИ ЧАСТО ГОВОРЯТ С МАБАТАН О НОВАКИН, ИХ БОЛЬШОМ ЗНАЧЕНИИ ДЛЯ БУДУЩЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ДЕТЯМ НУЖЕН КТО-ТО, КТО МОГ БЫ О НИХ ЗАБОТИТЬСЯ И НЕ ПРИНИМАЛ БЫ УЧАСТИЯ В ГРЯДУЩИХ БИТВАХ. ПОЭТОМУ СВЕРЧКИ И СОЕДИНИЛИ ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ С СИЛАМИ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ, ТЕМ САМЫМ СДЕЛАВ ВОЗМОЖНЫМ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ СЮДА АЛАНДРЫ. НО ТЕПЕРЬ, КОГДА ДЕЛО СДЕЛАНО, МАБАТАН ОТЧЕТЛИВО ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕЙ НЕОБХОДИМО РАЗОРВАТЬ ЭТУ СВЯЗЬ, РАЗРУШИТЬ СИЗИГИЮ НЕМЕДЛЕННО, ПОТОМУ ЧТО МЕЖДУ НИМИ НЕВОЗМОЖНО ПОДДЕРЖИВАТЬ РАВНОВЕСИЕ.
        МЕДЛЕННО СУЖАЯ СФЕРУ СВОЕГО ВОСПРИЯТИЯ, МАБАТАН ТЕМ САМЫМ ДАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ АЛАНДРЕ УВЕЛИЧИТЬ ЗНАЧЕНИЕ ЕЕ СОБСТВЕННОГО ПРИСУТСТВИЯ. МАБАТАН СТАНОВИТСЯ МАЛЮСЕНЬКОЙ, КАК ПЫЛИНКА, ЛЕТЯЩАЯ НА МОЛЕКУЛЕ ГАЗА В ЛЕГКИЕ ЧУДОВИЩА, В КОТОРОЕ ПРЕВРАТИЛАСЬ АЛАНДРА, НО ОТТУДА ЕЕ С НЕУДЕРЖИМОЙ СИЛОЙ ВЫНОСИТ В БУШУЮЩУЮ СТИХИЮ ЧУДОВИЩНОЕ ДЫХАНИЕ. КОГДА МОЛЕКУЛА ОПУСКАЕТСЯ НА ПОВЕРХНОСТЬ ЗЕМЛИ, МАБАТАН ПОЗВОЛЯЕТ СЕБЕ ВЕРНУТЬСЯ В ОБРАЗ, ПРИСУЩИЙ ЕЙ В КРАЮ ВИДЕНИЙ, И СМОТРИТ ВВЕРХ.
        НЕ ОДНА, А ДЕВЯТЬ ГОЛОВ КАЧАЮТСЯ НА ДЛИННЫХ ШЕЯХ, ИЗ ИХ ОСКАЛЕННЫХ, ИСТЕКАЮЩИХ СЛЮНОЙ ПАСТЕЙ ВЫСОВЫВАЮТСЯ РАЗДВОЕННЫЕ ЯЗЫКИ. ДУШЕРАЗДИРАЮЩИЕ ВОПЛИ ОГЛАШАЮТ ПРОСТРАНСТВО, КОГДА ОДНА ГОЛОВА УДАРЯЕТСЯ О ДРУГУЮ ТАК, ЧТО СОТРЯСАЕТСЯ ВСЕ ТЕЛО ЧУДОВИЩА. ОНО ПЫТАЕТСЯ УСТОЯТЬ НА СКАЛИСТОЙ ПОЧВЕ, НО СПОТЫКАЕТСЯ И ПАДАЕТ, ОТ ЧЕГО ПОД ЛАПАМИ У МАЛЕНЬКОГО ГОЛУБОГО КРОЛИКА СОДРОГАЕТСЯ ЗЕМЛЯ.
        МАБАТАН КРИЧИТ:
        «АЛАНДРА!»
        ВЗДРОГНУВ ПРИ ЗВУКЕ ИМЕНИ, ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ КАК ПО КОМАНДЕ С ПУГАЮЩЕЙ СИНХРОННОСТЬЮ ПОВОРАЧИВАЮТСЯ, ЧТОБЫ ВЗГЛЯНУТЬ ЧЕРНЫМИ МИНДАЛЕВИДНЫМИ ГЛАЗАМИ НА КРОЛИКА НЕБЕСНОГО ЦВЕТА. В ЭТИХ БЕЗДОННЫХ КОЛОДЦАХ БЕЗ ТРУДА МОЖНО УТОНУТЬ КАК В ОМУТЕ. НО СВЕРЧКИ ОБЪЯСНИЛИ ЕЙ, ЧТО В КРАЮ ВИДЕНИЙ МОГУЩЕСТВО ДАЛЕКО НЕ ВСЕГДА СООТВЕТСТВУЕТ РАЗМЕРУ И ВНЕШНЕМУ ОБЛИКУ.
        СПОКОЙНЫМ ДОВЕРИТЕЛЬНЫМ ГОЛОСОМ ОНА СНОВА ВЫКРИКИВАЕТ:
        «АЛАНДРА! ЭТО Я — МАБАТАН! ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ МОЙ ГОЛОС. ТЕБЕ ПРИДАЛИ ФОРМУ ГИДРЫ! ТЫ САМА И ЕСТЬ ТО ЧУДИЩЕ, КОТОРОЕ ВИДИШЬ. НЕ НАДО ТЕБЕ БОЛЬШЕ СРАЖАТЬСЯ С САМОЙ СОБОЙ!»
        ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ ПОКАЧИВАЮТСЯ И ИЗРЫГАЮТ ОГОНЬ.
        «ПОСЛУШАЙ МЕНЯ, АЛАНДРА! ГИДРА — МОГУЧИЙ ЗАЩИТНИК, НО, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ДЕТЯМ, ТЕБЕ НУЖНО НАУЧИТЬСЯ ЭТО ДЕЛАТЬ».
        ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА СВЕРКАЮТ, ШЕИ ГИДРЫ ТАК ДЕРГАЮТСЯ, БУДТО ХОТЯТ ОТОРВАТЬСЯ ОТ ТЕЛА. МАБАТАН ОПАСАЕТСЯ, ЧТО ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА САМА СЕБЯ МОЖЕТ РАЗОРВАТЬ НА ЧАСТИ, ПОЭТОМУ ОНА ГРОМКО И ПРОНЗИТЕЛЬНО СВИСТИТ НА ВЫСОКОЙ НОТЕ. СПЛЕТАЮЩИЕСЯ ШЕИ ЗАМИРАЮТ, ГОЛОВЫ МЕДЛЕННО ПОВОРАЧИВАЮТСЯ ОБРАТНО К КРОЛИКУ.
        МАБАТАН НЕПОДВИЖНО СТОИТ НА МЕСТЕ, КОГДА ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ С РАСКРЫТЫМИ ПАСТЯМИ И ПОБЛЕСКИВАЮЩИМИ КЛЫКАМИ ПРИБЛИЖАЮТСЯ К НЕЙ.
        «ДЕВЯТЬЮ ПАРАМИ ГЛАЗ ТРУДНО ЧТО-ТО ТОЛКОМ РАЗГЛЯДЕТЬ. НО ЕСЛИ ТЫ СМОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ К СВОЕЙ СУЩНОСТИ — К ТОЙ ЧАСТИ СЕБЯ, КОТОРОЙ ТЫ БЫЛА, ПРОНИКАЯ В КРАЙ ВИДЕНИЙ,  — ТЫ НАЙДЕШЬ СИЛЫ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ СЕБЕ КОНТРОЛЬ НАД СОБОЙ».
        ВСЕ ГОЛОВЫ ГИДРЫ ВДРУГ БРОСАЮТСЯ К МАБАТАН, РАЗДУВАЯ НОЗДРИ, КЛАЦАЯ ЧЕЛЮСТЯМИ И ПЫТАЯСЬ ЕЕ СХВАТИТЬ. ЧЕТЫРЕ КОГТИСТЫЕ ЛАПЫ СО СВИСТОМ РАЗРЫВАЮТ ВОЗДУХ И КРОШАТ СКАЛЬНУЮ ПОРОДУ, НО МАБАТАН СТОИТ СЕБЕ КАК НИ В ЧЕМ НЕ БЫВАЛО И СПОКОЙНО ЖДЕТ, ОКРУЖИВ СЕБЯ ЗАЩИТНЫМ БАРЬЕРОМ ПАМЯТИ.
        В ЭТИХ МЕСТАХ В СТАРОДАВНИЕ ВРЕМЕНА ИЗБРАННОГО НОСИТЕЛЯ ТРАДИЦИЙ ЕЕ НАРОДА ОБУЧАЛИ ПРЕМУДРОСТИ КРАЯ ВИДЕНИЙ, И НЕКОГДА ОНИ ПРЕДСТАВЛЯЛИ СОБОЙ ПОДЛИННЫЙ РАЙ. ЕЕ ПРАБАБУШКА АИТУНА ПОМНИЛА, ЧТО ЗДЕСЬ БЫЛО ТОГДА И ЧТО СТАЛО ПОТОМ — РАЗРУШЕННАЯ И ОБЕЗЛЮДЕВШАЯ ПУСТОШЬ. ГОРЕ НЕПОПРАВИМОЙ УТРАТЫ ПЕРЕДАЕТСЯ УЖЕ НА ПРОТЯЖЕНИИ ЧЕТЫРЕХ ПОКОЛЕНИЙ, А ВМЕСТЕ С НИМ — ТОСКА ПО БУДУЩЕМУ. НО МАБАТАН ЧУВСТВУЕТ СИЛУ В СЕРДЦАХ НОВАКИН И, ОЩУЩАЯ ИХ НЕИССЯКАЕМУЮ НАДЕЖДУ, ДОПУСКАЕТ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ ВСЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ НА КРУГИ СВОЯ.
        ОНА НЕ МОЖЕТ СКАЗАТЬ, СКОЛЬКО ЕЙ ПРИХОДИТСЯ ЖДАТЬ, НО ГИДРА НАКОНЕЦ УТИХОМИРИВАЕТСЯ, И ПО ГЛАЗАМ ЕЕ МОЖНО ПОНЯТЬ, ЧТО В НЕЙ ЖИВЕТ ПАМЯТЬ О ТОЙ, КТО НЕКОГДА НАЗЫВАЛ СЕБЯ АЛАНДРОЙ.
        «ИДИ К ДЕТЯМ, АЛАНДРА. ИДИ!»
        ГИДРА С ВОЕМ И СТОНАМИ НАПРАВЛЯЕТСЯ ТУДА, ГДЕ НАД РАЗЛОМОМ ЛЕЖАТ НОВАКИН. КОГДА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЖЕЛЕЗНЫХ ДЕТЕЙ ВИДЯТ ЖУТКУЮ ТВАРЬ, ОНИ НИСКОЛЬКО НЕ ПУГАЮТСЯ, НАОБОРОТ, УЗНАВ ЕЕ, ОНИ УЛЫБАЮТСЯ. ИХ МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ТЕЛА СКРЕЖЕЩУТ ОТ НАПРЯЖЕНИЯ, МАЛЕЙШЕЕ ДВИЖЕНИЕ — ДАЖЕ ЕЛЕ ЗАМЕТНАЯ УЛЫБКА, МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К ТОМУ, ЧТО ИХ РАЗОРВЕТ НА ЧАСТИ.
        ВЦЕПИВШИСЬ В КРАЯ РАЗЛОМА ИЗЪЕДЕННЫМИ РЖАВЧИНОЙ, РАСТРЕСКАВШИМИСЯ ПАЛЬЦАМИ, ОНИ МЕДЛЕННО ПОВОРАЧИВАЮТ ШЕИ И ГОВОРЯТ:
        «АЛАНДРА!»
        «МЫ СОСКУЧИЛИСЬ ПО ТЕБЕ!»
        «НАКОНЕЦ-ТО ТЫ К НАМ ПРИШЛА!»
        ГИДРА ОПУСКАЕТ ГОЛОВЫ И ВОДИТ ИМИ В ВОЗДУХЕ НАД НЕДВИЖНЫМИ ДЕТЬМИ, НО ВДРУГ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, КАК БУДТО ОПАСАЯСЬ, ЧТО ЕЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ МОЖЕТ ПРИНЕСТИ ИМ ВРЕД. ОНА ЗЛОБНО РЕВЕТ, ПОДНЯВ ГОЛОВЫ К НЕБЕСАМ И ИЗРЫГАЯ ОГОНЬ. В НЕИСТОВСТВЕ БУРИ ПЛАМЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В МАСЛЯНИСТУЮ СУБСТАНЦИЮ, КОТОРУЮ ГИДРА СЛИЗЫВАЕТ ВСЕМИ СВОИМИ ЯЗЫКАМИ С НЕБЕС И, ВЫТЯНУВ ДЛИННЫЕ ШЕИ, С ЛЮБОВЬЮ СМАЗЫВАЕТ ЯЗЫКАМИ ПРОРЖАВЕВШИЕ ДЕТСКИЕ ТЕЛА И СУСТАВЫ.
        КРОЛИК СОДРОГАЕТСЯ ОТ ВИДА ЭТОГО ЗРЕЛИЩА, А ДЕТИ СТОНУТ ОТ ОБЛЕГЧЕНИЯ, ПОВТОРЯЯ:
        «СПАСИБО ТЕБЕ, АЛАНДРА!»
        «ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ!»
        «И МЕНЯ ТОЖЕ ОБЛИЖИ!»
        ГОЛОВЫ СПИРАЛЯМИ ДВИЖУТСЯ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ, ОБВОЛАКИВАЯ ЦЕЛИТЕЛЬНОЙ СМАЗКОЙ КАЖДОГО РЕБЕНКА. ДЕТИ ОБЛЕГЧЕННО ВЗДЫХАЮТ, И ЗВУКИ ЭТИ РАЗДАЮТСЯ В УНИСОН С ДОВОЛЬНЫМ УРЧАНИЕМ, ИСХОДЯЩИМ ИЗ САМОГО ЧРЕВА ГИДРЫ, КОТОРОЕ, КАЖЕТСЯ, ТОЖЕ ПРИЗВАНО ОБЛЕГЧИТЬ СТРАДАНИЯ НОВАКИН И ИСЦЕЛИТЬ ИХ. ПОТОМ АЛАНДРА РАСТЯГИВАЕТСЯ НАД РАЗЛОМОМ, ВОНЗАЯ ОГРОМНЫЕ КОГТИ С КАЖДОЙ ЕГО СТОРОНЫ, МЫШЦЫ ЕЕ НАБУХАЮТ ОТ УСИЛИЙ ТУГИМИ УЗЛАМИ.
        «АЛАНДРА,  — КРИЧИТ ЕЙ МАБАТАН,  — МНЕ НАДО ИДТИ».
        ОДНА ИЗ ГОЛОВ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ К МАБАТАН, И ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА НОВАКИН КИВАЕТ ЕЙ СО СПОКОЙНЫМ ДОСТОИНСТВОМ. ИЗ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ ДЕТЕЙ ОНА ПРЕВРАЩАЕТСЯ ТЕПЕРЬ ЕЩЕ И В ИХ ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦУ. МАБАТАН ЕЙ ПОЧТИ ЗАВИДУЕТ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, АЛАНДРА НАШЛА СВОЕ МЕСТО ТАМ, ГДЕ В НЕЙ БОЛЬШЕ ВСЕГО НУЖДАЮТСЯ, И ОНА БУДЕТ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОНИ НЕ ОДЕРЖАТ ПОБЕДУ ИЛИ ПОТЕРПЯТ ПОРАЖЕНИЕ. А МАБАТАН, НАОБОРОТ, НАДО ПРИНИМАТЬСЯ ЗА РЕШЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕЙ ЗАДАЧИ, ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЯ НЕ ТОЛЬКО О ТОМ, ЧТО ОТ НЕЕ ПОТРЕБУЕТСЯ, НО И ПОЧЕМУ ЭТО КОМУ-ТО НАДО. НО ДЛЯ НЕЕ ЭТО НЕВАЖНО — ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ, ЧТО СТОИТ ЛЮБЫХ ЖЕРТВ, ЭТО ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭТИХ МЕСТ К ТОМУ СОСТОЯНИЮ, В КОТОРОМ ОНИ ПРЕБЫВАЛИ В СТАРОДАВНИЕ ВРЕМЕНА.
        И ПОТОМУ, БРОСИВ ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА ДЕТЕЙ, МАБАТАН СКАЧЕТ ПРОЧЬ, В СТОРОНУ ОТ РАСШИРЯЮЩЕЙСЯ БЕЗДНЫ, И ЗАВЫВАНИЯ ВЕТРА НЕУМОЛИМО ВОЗВРАЩАЮТ ЕЕ ОБРАТНО В МИР.



        ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

        ТО БЫЛО КОШМАРНЕЙ ЛЮБОГО ВИДЕНИЯ,
        НО КРИСПИН СВИДЕТЕЛЬ ТОМУ И ВАЛЕРИЯ:
        ГЛАЗ КАЖДЫЙ ВРАЩАЛСЯ В СВОЕМ НАПРАВЛЕНИИ;
        КОГДА ОН СМОТРЕЛ НА ТЕБЯ В ПРИБЛИЖЕНИИ,
        КРИЧАЛ ТЫ ОТ СТРАХА, ОТ БОЛИ, СМЯТЕНИЯ,
        А ЖИЗНЬ ПОКИДАЛА ТЕБЯ, ВНЕ СОМНЕНИЯ,
        НЕСПЕШНО, ПО КАПЛЕ ПРОДЛЯЯ МУЧЕНИЯ,
        НЕСЯСЬ В ПУСТОТУ, ЗА ПРЕДЕЛ РАЗУМЕНИЯ,
        ЗА ГРАНЬ ТОГО ВЕЧНОГО УСПОКОЕНИЯ,
        ЧТО СМЕРТЬ ВСЕМ ПРИНОСИТ НАМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.
    БАРТОЛЬД, ВИДЕНИЕ № 782, 38 ГОД ДО НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

        Я проклят навечно,  — читал старик.  — Я навлек на мир неисчислимые бедствия. И кара моя оказалась настолько страшной, что любые действия, какие бы я ни предпринимал в жизни, чтобы сохранить этот мир, вели лишь к большему его разрушению. Тогда я понял, что не могу в одиночку выстоять против этого бедствия. Чтобы исправить все, что я сотворил, понадобятся совместные усилия трех поколений.
        Ты, Роун из Негасимого Света, вместе с сестрой своей возглавишь это движение, потому что это мой грех, а в жилах ваших течет моя кровь. К тому же в вас воплощено наследие Негасимого Света. Чтобы вы не были одиноки в предстоящей борьбе, со мной объединились другие, и они пообещали, что их потомки вас поддержат. Отверженные тоже встанут на вашу сторону. Они лучше других смогут понять, кто вы такие на самом деле. Один из них, кто к тебе ближе всех остальных, поможет тебе обрести веру в себя, когда ты будешь меньше всего на это рассчитывать, но когда она больше всего тебе понадобится.
        Уже принесены неисчислимые жертвы; но впереди вас ждут еще более тяжелые испытания. И хотя шансы на успех невелики, мы сделали все, что в наших силах, чтобы удача сопутствовала вам там, где мы потерпели поражение. Этот дневник — лишь одно из наших многочисленных усилий, направленных на то, чтобы вам помочь.
        Можешь судить меня как угодно строго — мне нет прощения за грехи мои. Единственное, о чем я прошу тебя,  — никогда не принимай мои ошибки за намеренное зло. Я верил в то, что открыл чудо — гораздо более легкий путь к божественному началу, чем кто-то мог бы вообразить. Но я ошибся. Я слишком поздно понял, что все мои благие намерения оказались ничем по сравнению с жаждой власти. То, что я счел даром свыше, человек, которого я полагал своим другом, решил использовать в качестве оружия… и тот раскол, который образовался между нами, заполнила тень. С того самого момента я пытался понять своего врага и собрал здесь все свои знания и опыт. Для тебя. Воспользуйся ими как можно лучше.
        Когда старик прервал чтение, Роуна передернуло. В его мыслях и чувствах царил такой сумбур, что он закрыл глаза и мысленно попытался все разложить по полочкам. Сильнее других чувств в нем бушевало негодование — это точно. Он испытывал к Роуну Разлуки такую же ненависть, как к Святому и ловцам видений. Все они видели в нем не самостоятельного человека, не его самого, а некое существо, у которого не было выбора. Но именно это обстоятельство вселяло в него некоторую надежду. Он был «не один».
        И крыса была с ним с того самого дня, как он совершил первое странствие в Край Видений. Значит, вазя были на его стороне. Это ведь крыса в нынешнем поколении была хранителем их истории и традиций. Она должна была быть потомком Аитуны, той самой, которая присоединилась к Роуну Разлуки в его борьбе. А это означало, что и Мабатан, точно так же, как сам Роун, должна была поддержать дело, которое он отстаивал. А кто еще? Виллум, Энде, Кира? Надо будет спросить их, когда он с ними снова увидится. С другой стороны, Роун никак не мог согласиться с тем, что вместе с ним это движение было предназначено «возглавить» его сестре. Ведь это означало, что она должна будет вернуться в Город. Не надо ей туда возвращаться!
        Роун открыл глаза и увидел сияющее от гордости, улыбающееся лицо Лампи. «Один из них, тот, который к тебе ближе всех остальных, поможет тебе обрести веру в себя, когда ты будешь меньше всего на это рассчитывать, но когда она больше всего тебе понадобится». Лампи тоже, получается, был предугадан и предречен задолго до своего появления на свет. Предугадан и избран… Кем — сверчками? Но он вроде в эту схему не вписывался. Ведь получалось, что грехи, тяжким бременем лежавшие на нескольких поколениях, к нему не имели никакого отношения. Значит, он пошел за Роуном, поверив, что дело его правое. И это стало самым сильным аргументом за то, что он должен взять на себя предназначенную ему ответственность.
        — Откуда же он мог узнать о нашем существовании, о том, что мы сюда придем?  — спросил Лампи.
        Старик уставился в потолок, как будто на нем можно было прочесть ответ на вопрос юноши.
        — Как сказано в их дневниках, девятерых из первого внутреннего предела нередко посещали картины будущего, являвшиеся им в Краю Видений.  — Он сделал паузу и почесал кончик носа.  — Это происходило в месте, которое один из них назвал «рекой, несущей время». В нее можно было погрузить руки и ощутить бег времени во всей его полноте. Из всей той группы самыми большими возможностями в этом плане обладал Роун Разлуки. Он наверняка видел больше, чем остальные. Поговаривали о том, что именно видения привели к тому, что он так изменился.
        Он положил дневник в небольшую полость в стене и так закрыл ее каменной панелью, что заметить тайник было практически невозможно.
        — Вот, посмотрите: я нашел его здесь. Причем на поиски дневника я потратил сорок лет и сам вполне мог бы его разыскивать еще столько же.  — Он смолк, выжидающе глядя на Роуна и Лампи.
        — Нуда, тайничок — лучше не придумаешь,  — сказал Лампи.
        — Да не в этом дело!  — воскликнул старик, насупив брови.  — Разве я ничего вам не сказал о сверчке?
        Друзья отрицательно покачали головами, и старик стал что-то искать в разбросанных на столе и заляпанных кляксами бумагах. Наконец он нашел то, что искал, и поднял очередной лист, прикрывавший пустую чернильницу, в которой удобно угнездился белый сверчок.
        — Уж не знаю, как сюда попало это насекомое, но как-то оно здесь очутилось. И устроилось именно на устройстве, открывающем тайник. Этим мерзким каменщикам из Оазиса в мастерстве не откажешь, правда?
        — Так ты, получается, тоже из Оазиса?  — с замиранием сердца спросил Роун.
        — Я? Из Оазиса? Да как тебе такое могло в голову прийти? Я из Города. Думаю, не будет большого вреда, если я расскажу вам… Нет, слово, говорят, серебро, а молчание — золото… Хотя, конечно, прошло сорок лет, все они уже могли помереть. Так, должно быть, и случилось. Иначе ведь кто-нибудь должен был за мной прийти. Дарий всех их, наверное, переловил и поубивал.  — При мысли о таком исходе он даже застонал.  — Нет, нет, такого не может быть! Они еще живы, должны быть живы… Слишком уж они хорошо скрываются. Лучше бы мне по этому поводу не волноваться.  — Он посмотрел на Роуна и Лампи с каменным выражением лица.  — Простите, но больше я вам ничего сказать не могу.
        — Ты, должно быть, гюнтер?  — попытался угадать Лампи.
        У старика отвисла челюсть, обнажив два ряда желтых зубов.
        — Вы слышали о… гюнтерах?
        — Мы совсем недавно с ними встречались,  — ответил Роун.
        — Да неужели?  — Лицо старика вытянулось, он явно почувствовал облегчение, но тут же снова отчего-то расстроился.  — Я так думаю, они сочли путешествие сюда за мной слишком рискованным.
        Они все еще разыгрывают из себя мудрецов-идиотов? Электропроводку ремонтируют, бубнят себе под нос, тележки маленькие свои повсюду с собой катают, делают вид, что они такие неприметные? Хитровато взглянув на Роуна, Лампи изобразил самый серьезный вид и ответил:
        — Да, мне кажется, так оно и есть.
        Старик насмешливо фыркнул.
        — Как только предложили выполнить это смертельно опасное задание, я вызвался добровольцем. Все время врать и притворяться было очень трудно и противно, но, когда Дарий поручил мне работу над этими его блокираторами и мне каждый раз делали выволочку за то, что я не считал правильным влезать в человечьи мозги, терпение мое истощилось!
        Роуна огорошило это откровенное признание старика.
        — Ты работал над созданием блокираторов?
        — Я создал первую модель этого устройства,  — хмыкнул он.  — Но когда понял, как их собираются использовать, дал себе слово не горбатиться больше на этого зверя, и решил засесть за книги. В моем распоряжении были сотни тысяч книг — лучшая компания, о какой только может мечтать неглупый человек! Хотя, может быть, я снова слишком рационально подхожу к проблеме. Долгая жизнь отшельника, наверное, меня уже наполовину свела с ума.  — Он щелкнул языком.  — Или, по крайней мере, сделала мелочным, придирчивым занудой. Ну и что с того? Настоящие сумасшедшие те, кто принимает снадобье и сооружает всякие строения в других мирах.
        — Строения,  — сказал Роун.  — Это именно то, что нам надо тут выяснить. Здесь должны быть карты Края Видений.
        — Да, да, конечно, здесь полно этого добра, куча всяких карт.
        — Можем мы их посмотреть?  — спросил Лампи, с трудом скрывая охватившее его нетерпение.
        — Несомненно. Они собраны в географическом зале,  — сказал старик, кротко улыбаясь, но не двигаясь с места.
        — Нам бы очень помогло, если бы ты проводил нас туда,  — вежливо попросил его Роун.
        — Прости. Господи, отвык от общества. Сейчас провожу вас.  — Едва оторвавшись от стула, гюнтер внезапно замер.  — Но все-таки… Нет. Не стоит об этом даже упоминать. Это может быть воспринято как наглость с моей стороны,  — пробормотал он.  — Правда, если быть объективным, у большинства людей есть хотя бы одно…
        — Если ты расскажешь мне о своей проблеме, может быть, я смогу тебе помочь,  — сказал ему Роун.
        Старик взглянул на него со странно детским выражением на лице.
        — Видишь ли… эта проблема достаточно деликатна… она, собственно говоря, касается моего… имени.
        — Мне казалось, у гюнтеров вместо имен номера,  — заметил Лампи.
        — Именно так. Но, видите ли, после сорока с лишним лет мой номер куда-то затерялся. Точнее говоря, я его запамятовал.
        — Мы могли бы дать тебе временный номер,  — предложил Роун.
        — Об этом не может быть и речи,  — пробурчал старый гюнтер.  — Он может принадлежать кому-нибудь другому. Это невозможно!  — убедительно сказал он, а потом с застенчивой улыбкой добавил: — И к тому же… я придумал себе такое славное имечко…
        — Интересно какое?  — ободряюще спросил его Лампи.
        Лицо старика озарила лукавая улыбка. Облизнув губы, гюнтер медленно выговорил, смакуя каждый звук:
        — …Алджернон.
        Роун с Лампи одобрительно кивнули.
        — Вам понравилось? Я нашел его в одной пьесе. Ее написал Оскар Уайльд. Умный был человек. И очень забавный. Я когда читал, очень смеялся. Не над именем, конечно,  — над пьесой. Да еще как хохотал! Вот чего недостает в Городе — смеха.
        — Отличное имя ты себе выбрал!  — сказал Лампи, протянув старику руку.  — Очень рад нашей встрече, Алдже… Алджер?..
        — Ну да, конечно,  — воскликнул гюнтер.  — Немножко длинновато, правда? Но, пожалуйста, пожалуйста, для краткости можете меня звать просто Алджи. Так ведь вам, наверное, будет проще?
        — Прости, Алджи. Меня зовут Лампи.
        Алджернон задумчиво пожал протянутую руку.
        — Лампи. Это уменьшительное от Перлумпо?
        Лампи покачал головой.
        — Тогда, может быть, от Алюмпелль? Нет?
        Опять не угадал… Наверное, от Клампингтон?
        — Да нет,  — хмыкнул Лампи.  — Просто Лампи.
        — Теперь понятно. Ну что ж, Лампи, Роун, позвольте мне проводить вас туда, где хранятся карты.
        Но когда гюнтер неторопливо обходил стол, раздался оглушительный шум тревоги. Подняв меч-секач, Роун бросился к двери.
        — Подожди, подожди! Не надо так торопиться!  — крикнул Алджи, перекрывая звон возвещавших об опасности колоколов.  — Этот звон просто дает мне знать, что кто-то попался в мою западню.
        — Незваный гость.
        — Да, наверное.
        — А ты не хочешь пойти проверить, что там стряслось?  — что было мочи заорал Лампи, и в этот момент звук тревоги стих. Смущенно взглянув на Роуна, он перевел глаза на Алджи, но теперь взгляд его стал жестким.  — Ну что?
        — Что — ну?  — Алджи насупился, явно чувствуя себя не в своей тарелке.  — Честно говоря, мне это не интересно. Мне вовсе не доставляет удовольствия общаться с людьми, которые суют свой нос, куда их не просят. Поэтому я и установил эти ловушки.
        Лампи пришел в ужас.
        — И ты оставляешь всех их там гнить? Там же повсюду полно скелетов валяется!
        — Мне кажется, так и должно быть,  — с виноватым видом сказал Алджи.  — Хотя не так уж их там и много, если принять во внимание, что живу я здесь уже очень давно. Честно говоря, я думаю, это правильно, иначе библиотеку бы разграбили. Ты же знаешь, они не раз пытались ее вообще уничтожить. Они сюда еще попытаются вернуться, можешь не сомневаться. Любое подозрение — и они тут. А книги эти бесценные должны быть защищены. Но если тебе очень хочется, изволь, я даже рад буду пойти с вами посмотреть, кто на этот раз попался в мои сети. Судя по сигналу тревоги, кто-то попал на крючок, который я смастерил из книг. Значит, на этот раз к нам пожаловал любитель чтения.
        — Только один?  — спросил Роун.
        — Ловушка сработала только одна. Но сколько в нее угодило незваных гостей, сказать не берусь. Там установлен такой подъемный блок, который срабатывает сразу, как только кто-то переступает порог левого прохода у развилки. Если захотите, мы сможем их там же освободить.
        — И вот еще что, Алджернон, двое наших друзей ждут нас там, где собраны книги по физиологии.
        Давай, возьмем их туда, где лежат карты.  — Старый гюнтер кивнул. Роун обернулся к Лампи.  — Пойдем,  — сказал он, вспомнив о костях, подвешенных в сетке.  — Этим пришельцам удалось невредимыми миновать первые ловушки, а это не так-то просто. Поэтому приготовимся к худшему.
        Когда Роун с Лампи вышли из помещения и уже приближались к ловушке, до них донеслось музыкальное трио прекрасно поставленных голосов, приветствовавших их как нельзя более уместным четверостишием:
        — Многие тщетно искали его, //только никто не нашел никого. //Кости остались одни от него, // ветер развеет их в прах — в ничего.[1 - Отрывок из старинной шотландской баллады «Два ворона» («The Twa Corbies»), вольно переведенной А. С. Пушкиным в 1828 г. Однако его стихотворение состоит из четырех четверостиший, в то время как в оригинале их пять, причем сказители цитируют именно пятое четверостишие, звучащее в оригинале так:Mony a ane for him makes maen,But папе shall ken whaur he is gane.Over his banes when they are bare,The wind shall blaw for evermair. — Прим. пер.]
        При звуке этих голосов Роун и Лампи расслабились. Перейдя в пещеру с высоким потолком, они приветственно замахали руками трем пленникам, запутавшимся в сети.
        — Отсюда открывается прекрасный вид, вам бы тоже не мешало им хоть разок насладиться,  — раздался громкий голос Камьяра.  — Надеюсь, Талию с Доббсом вы еще не забыли?
        — Рад видеть тебя, Роун!  — приветствовал его Доббс.
        Пока Лампи разбирался с подъемным блоком и медленно спускал всех троих на землю, Роун спросил:
        — Разве вы не заметили предупредительные знаки?
        — Но кто же сможет устоять перед Чосером!  — воскликнул Камьяр.  — Разве можно оставить это сокровище валяться в пыли? Это же позор! Скажи же нам, только не томи, что нас ждут и другие сокровища.  — Камьяр поднял руки и, потягиваясь, выгнулся назад.  — Вот так-то лучше. Я очень люблю моих спутников и друзей, но, надо сказать, мне совсем не нравится, когда меня упаковывают вместе с ними в такие сети.
        — Надеюсь, вы никого больше не ждете,  — сказала Талия, обняв Роуна.  — А то мы решили закрыть вход и стереть предупредительные знаки.
        — Похоже, мы снова попадем в эту же западню, если я возьму вон тот экземпляр «Путешествий Гулливера»?  — Положив огромную лапищу на плечо Роуна, Доббс мечтательно смотрел на большую книгу с картинками.
        — Когда ты увидишь, что мы здесь нашли,  — улыбнулся Роун,  — ты сразу о ней позабудешь.
        Камьяр чуть не поперхнулся.
        — Неужели вы и впрямь нашли целую библиотеку?
        Роун еще никогда не видел сказителя таким взволнованным. Он кивнул.
        — И кроме того, кое-кто здесь уже был,  — сказал юноша. Его забавлял недоумевающий и одновременно восторженный взгляд сказителя и очень нравилось, что теперь настала его очередь делиться удивительной новой информацией.  — Эту библиотеку лет сорок назад нашел один гюнтер, который с тех пор так тут и живет.
        Бросив взгляд на спутников, будто ожидая от них подтверждения, Камьяр кивнул.
        — Это, должно быть, легендарный гюнтер Номер Сто Двадцать Шесть. До своего исчезновения этот человек был инициатором проектов, над совершенствованием которых гюнтеры работают до сих пор — от защитных тканей до мысленно управляемых летательных аппаратов.
        — Теперь он взял себе другое имя,  — сказал Лампи, провожая друзей к входу.
        — Это вызовет целую бурю в стакане воды,  — рассмеялась Талия.
        — Ну ладно, не томи,  — сказал Камьяр, лукаво улыбнувшись,  — что за имя он себе придумал?
        — Алджи. Это уменьшительное от…  — Лампи с надеждой взглянул на Роуна.
        — Алджернон!  — выпалил Камьяр.  — Замечательно,  — вздохнул он, но к имени гюнтера это не относилось. Лампи отошел в сторону, чтобы они лучше разглядели пещеру.  — А где же книги?
        Роун рассмеялся.
        — То же самое спросил и Отар.
        — А он тоже здесь?  — бросил Доббс через плечо, торопливо подойдя к Лампи.
        — И Имин, наверное, с ним?  — поинтересовалась Талия.
        Роун начал что-то объяснять, но Доббс, Талия и Камьяр, увидев горы книг, застыли в оцепенении.
        — Нам очень повезло, что мы дожили до такого дня,  — сказал Камьяр, стараясь запечатлеть в памяти этот торжественный момент.
        Талия театрально вздохнула.
        — Эти треклятые Владыки думали, что им удалось лишить мир надежды. Но знание развивается своими путями, и пути эти — неисповедимы. И вот — наглядное тому доказательство.
        — Чего-чего, но такого я увидеть не ожидал,  — проговорил добродушный Доббс.  — Ущипните меня, пожалуйста, а то мне кажется, что я уже умер и попал на небеса.  — Заметив высунувшуюся из-за стеллажа голову, он крикнул: — Отар!  — тут же бросился к доктору, заключил его в медвежьи объятия и приподнял над землей.
        — Доббс! Неужели это ты? Слава богу, ты цел и невредим,  — проговорил Отар, пытаясь похлопать гиганта-сказителя по спине.
        — Лет пятнадцать назад Отар спас мне жизнь, когда я укололся шипом ползучей лозы! От ее проклятого яда у меня до сих пор остались шрамы,  — сказал Доббс Роуну и Лампи через плечо врача. Потом поставил доктора на пол, чуть отодвинул от себя, чтобы лучше разглядеть и добавил: — Я уже забеспокоился — целых пять лет о тебе ни слуху ни духу!
        — Доббс, ты что, не видишь? Человек нам сказать что-то хочет! Ну, давай, добрый ты наш Айболит, давай, высказывайся поскорее!
        Отар во все глаза разглядывал Камьяра, и ему непросто было подыскать нужные слова.
        — Это… это большая честь для меня… быть рядом с тобой, о наш ученейший…
        Камьяр фыркнул.
        — Давай-ка мы лучше обойдемся без этого обмена любезностями, а то еще час будем обзывать друг друга «известнейшими», «прославленными», «заслуженными», «почтенными», пока от этого пустословия всех остальных не поклонило в сон.
        — Эй, послушайте!  — перебила их Талия.  — А где, между прочим, Имин?
        — Вот и я о том же! Мне же всех вас не терпится проводить в географический зал, где нас ждут Алджернон с Имином.
        Сделав жест следовать за ним, Отар провел их через дюжину залов, до отказа забитых книгами, после чего они попали в большое просторное помещение.
        Гюнтер с доктором сидели за большим столом, на котором лежала необычная объемная карта, отражающая небо и все стороны Края Видений.
        — Удивительно, правда?  — сказал Алджернон.  — Ее вручную создал великий архитектор Август Феррел. Он был президентом Академии, когда все были вынуждены ее покинуть.
        — Хоть тогда он сделал что-то стоящее,  — пробурчал Камьяр.  — Привет, Имин,  — сказал он, дружески похлопав врача по руке.  — А ты, должно быть, Алджернон.  — Камьяр подошел поближе к старику, чтобы пожать ему протянутую руку.  — Встреча с тобой — большая честь и радость для меня. Меня зовут Камьяр, а это — мои друзья-сказители: Талия и Доббс,  — добавил он. Но его спутники, заинтересованно склонившиеся над картой, едва удостоили старика улыбкой.
        Роун тоже восхищенно смотрел на карту, но как он ни пытался, ничего не мог на ней узнать.
        — Мне здесь все кажется незнакомым.
        — То, что ты здесь видишь, лишь небольшая часть Края Видений, которую Владыки называют своей,  — пояснил гюнтер.  — Эта карта очень устарела. И еще надо учесть, что она составлена на основе тех записей, которые были сделаны во времена войн. Теперь, я уверен, там значительно больше Строений.
        Роун указал на длинный ряд черных колонн, соединявших все три уровня.
        — Погодите-ка, я же видел уже это раньше.
        Алджернон кивнул.
        — Это Бастион. Он выстроил его, чтобы отделить владения ловцов видений от своих собственных.
        — А можно я это ненадолго возьму?  — Роун окинул взглядом всех собравшихся вокруг стола, не зная, у кого именно следует просить разрешения.
        — Если хочешь знать, это далеко не единственная карта,  — сказал старик, указав на стоявшие за его спиной стеллажи. На верхних полках, над массивными томами фолиантов, стояли сотни цилиндрических футляров с картами.  — Там, наверху, есть и другие.
        Доббс со вздохом снял с полки большущий атлас.
        — Я бы навсегда здесь остался,  — негромко сказал Камьяр с благоговейным трепетом.
        — Но сначала хорошенько подумай,  — заметил Алджернон.  — Время в библиотеке летит быстро.
        — Эх, время-времечко,  — простонал Камьяр.  — Да, в таком месте забыть про внешний мир очень легко.  — Выгнув бровь дугой, сказитель скосил глаз на Роуна.  — Но я припоминаю, что у тебя есть определенные обязательства, которые ты должен выполнить до новолуния, а до него осталось меньше недели.
        — Ради этого я сюда и пришел,  — сказал Роун, с помощью Лампи аккуратно укладывая карту в футляр. Он чуть помедлил, потом взглянул на гюнтера.  — Но перед тем как я уйду, хочу попросить еще об одном одолжении, о большом одолжении. Мне кажется… в общем, я бы хотел просить вашего разрешения использовать Академию в качестве базы в нашей борьбе против Города. Все мы рассеяны по Дальним Землям. А нам нужно какое-то нейтральное место, где можно было бы собрать всех вместе.
        На какое-то время воцарилось гробовое молчание. Взгляды всех присутствующих были обращены на Роуна и гюнтера.
        — Какая замечательная мысль!  — проговорил Алджи.  — Она удобно расположена — в самом центре, хорошо укрыта от посторонних взглядов, и в учебном крыле много комнат и подсобных помещений. Если только никто не будет зачитывать книги, было бы совсем неплохо, чтоб здесь жили люди.
        — Если ты не возражаешь…  — с опаской начал Отар.
        Имин кивнул и продолжил мысль друга:
        — …мы были бы просто счастливы здесь остаться…
        — …пока ты не вернешься обратно…
        — …и составить Алджернону компанию…
        — …если, конечно, Алджернон не против.
        Сделав шаг вперед, Талия с Доббсом умоляюще взглянули на Камьяра.
        — Ну ладно, так и быть,  — ворчливо сказал он.  — Но мне нужен будет полный отчет. Детальный.
        Алджи улыбнулся.
        — Вот и прекрасно. Не может быть лучшего общества, чем общество читателей. Спасибо тебе, Роун из Негасимого Света, за это замечательное предложение. К твоему возвращению я постараюсь расшифровать еще несколько страничек дневника твоего прадедушки. Может быть, некоторые из моих новых друзей захотят мне в этом помочь,  — сказал он, многозначительно посмотрев на стоявших рядом с ним сказителей.
        — Дневник?! Где он? Где?  — удивленно переспрашивал Камьяр. Он сразу понял, о каком дневнике идет речь. Перед тем как выйти из хранилища, где лежали карты, он обернулся и сказал: — Талия! Доббс! Окажите Алджернону любую помощь, какая ему потребуется. Мне нужны результаты!
        Роун не смог сдержать улыбки, увидев блаженное выражение лица старого гюнтера — оно светилось счастьем то ли от возможности получить помощь, то ли от звуков его правильно произнесенного имени.
        — Ну и что ты здесь стоишь с идиотской улыбкой?  — рявкнул Камьяр на Роуна.  — Веди нас, Роун из Негасимого Света, веди нас вперед!



        ВОСПОМИНАНИЯ

        БОЕВАЯ ТЕХНИКА АПСАРА В СОЧЕТАНИИ
        С ВОЕННЫМИ ЗНАНИЯМИ ИХ ПЕРВОЙ
        ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦЫ ПО ИМЕНИ СТЕПП
        БЫЛА ДОВЕДЕНА ДО СОВЕРШЕНСТВА
        БЛАГОДАРЯ ДИСЦИПЛИНЕ МЕДИТАЦИИ,
        КОТОРОЙ ЕЕ ДОЧЬ ЭНДЕ НАУЧИЛАСЬ У ВАЗЯ.
        СЧИТАЕТСЯ, ЧТО СРАВНИТЬСЯ С НИМИ
        НЕ МОЖЕТ НИКТО.
    ИСТОРИЯ АПСАРА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Виллум глядел на замерзшую долину и пытался отогреть озябшие руки и ноги. Никак не удавалось избавиться от леденящей душу безысходности. Его доводила до отчаяния, глодала мысль, что он должен был ограждать Стоув от страданий, защищать девочку от боли, но он не смог сделать ни то, ни другое. Ощущение собственного бессилия постоянно изводило его. Теперь ее могли вылечить лишь собственные родители и время; а ему оставалось лишь попытаться избавиться от беспокойства и тревоги, чтобы освободить разум для решения стоявших перед ним задач.
        Поздно ночью к нему пришла Кира. Ей доложили, что совсем неподалеку от Кальдеры рыскали клирики. Очень важно было понять, случайность это или часть плана Дария по поискам Роуна и Стоув. Хотя, как ни крути, все равно это плохо. Поэтому с восходом солнца Виллум и Кира уже спускались по крутому склону по надежно скрытой от постороннего взгляда тропе. Погода была жуткая — влага от града с мокрым снегом просачивалась даже сквозь их толстые накидки.
        В конце тропы Кира, разрумянившаяся от холода, обернулась к нему и сказала с таким видом, будто предвкушала забавное развлечение:
        — Чую — запахло жареным. Драки нам не избежать.
        — А я-то надеялся, что обойдемся без стычки,  — сказал Виллум, подняв бровь. Но ее инстинктивное чутье было развито лучше. Указав на возвышавшийся вдали небольшой холм, он добавил: — Они по другую его сторону.
        Кира рассмеялась, поправляя подпругу коня, чтобы удобнее было нестись к цели.
        — Может быть, ты где-нибудь здесь схоронишься, пока я решу эту проблему?
        — Не торопи события, сестренка.  — Резкий тон Виллума слегка поубавил пыл Киры.  — Я хорошо знаю твои способности, тебе не надо их мне доказывать,  — сказал он, чтобы сгладить возникшее напряжение.  — Но между храбростью и беспечностью есть большая разница. Ты сама знаешь, что второе качество легко может привести к бессмысленной гибели.
        На лице Киры настолько явственно отражались ее мысли, что Виллум читал их как по раскрытой книге: каким-то образом она смогла узнать про его видение о ее смерти или близкому к ней состоянию. Она знала, что он сказал ей это не только как старший брат, стремившийся ее защитить, но и как человек, чувствовавший ее страдания.
        Опустив глаза, Кира кивнула. Сердце у нее стало биться размереннее, дыхание выровнялось.
        — Сколько их?  — уже спокойно спросила она.
        — Двое. Скорее всего, лазутчики. За ними последуют другие.
        — Виллум, я должна их убить. Им нельзя позволить хоть что-то пронюхать о Кальдере…
        — Может быть, нам удастся стереть им память…
        — Виллум,  — сказала Кира, и по тону ее было ясно, что теперь уже не сестра его говорила, а предводительница войска апсара, несущая ответственность за судьбу своего народа,  — у меня нет выбора. По крайней мере, в этом вопросе. Если Дарий узнает, кто мы такие и где скрываемся, он обрушит на нас свои силы, как делал это раньше, и попытается стереть нас с лица земли. Он отнимет у нас всех детей и использует их, как сочтет нужным, чтобы продлить себе жизнь и укрепить свою власть. Ты видел, как это делается, и знаешь, что это такое. Виллум, я не могу допустить, чтобы это случилось. Здесь рисковать нельзя. Ты меня понимаешь?
        — Кира,  — произнес Виллум, взяв ее за руку.
        — И не думай мне возражать,  — сказала она, как отрезала.  — Мне уже доводилось видеть, как младенцев вырывали из рук матерей, как плачущих детей отнимали у родителей. Неужели ты мог хоть на секунду подумать, что я упущу возможность сократить число приспешников Дария?
        — Нет,  — просто ответил Виллум. Спорить с ней в этом вопросе было бесполезно. Вскочив на коня, он кивнул.  — Едем.
        В следующее мгновение Кира уже с ним поравнялась.
        — Давай поторапливайся!  — крикнула она с задорной улыбкой, пришпорив своего коня и хлопнув по крупу скакуна брата. Конь заржал и бешеным галопом бросился вперед по долине, чуть не скинув всадника. Кира, скакавшая чуть поодаль, расхохоталась.
        Копыта коня дробили подмороженную землю, их топот отдавался в теле Виллума, и это немного его успокаивало. Он щелкнул поводьями, подбадривая скакуна, и тот с удвоенной энергией рванулся вперед.
        Когда в детстве брат и сестра вновь встретились с бабушкой, они проводили такие скачки каждый день. Энде настаивала, чтобы они играли целыми днями, и игры их были долгими и изматывающими в течение почти трех лет. Именно столько времени понадобилось, чтобы каждый свободный момент не вспоминать о смерти родителей. Виллум часто спрашивал себя, слышала ли Кира крики их матери каждый раз, когда оказывалась лицом к лицу с врагом, или долгими ночами, когда не могла заснуть.
        Доскакав до подножия холма, они остановили коней и спешились. Вынув мечи из ножен, брат и сестра тихо поднялись к самой его вершине. И в этот же момент с другой стороны холма на него вскарабкались двое клириков, которые при виде их отчаянно завопили. Кира издала воинственный клич, бросилась на врагов и двумя точными сильными ударами повергла наземь первого противника. Ловко увернувшись от выпада второго, она с размаху нанесла настолько мощный удар, что почти перерубила его пополам.
        Вдруг рядом с головой Виллума просвистела стрела. Из-за деревьев ниже по склону к ним приближались с дюжину до зубов вооруженных клириков. Многовато, чтобы одолеть их лишь силой мысли… Еще одна стрела была выпущена в Киру, но он отбил ее мечом и вместе с сестрой ввязался в бой. Кира рубила и колола врагов, будто обезумев, меч ее мелькал с такой скоростью, словно обладал какой-то невидимой силой.
        Но стрелы продолжали в них лететь, причем выпускали их явно не те клирики, с которыми они сражались. Кто же в них стрелял?
        Проследив траекторию стрел, Виллум заметил двоих неумело замаскированных арбалетчиков, прятавшихся за деревьями в роще, и бросился к ним. Одновременно он мечом отбивал пущенные ими стрелы так, что они рикошетили в нападавших на Киру клириков. Хотя стрелы летели из-за деревьев беспрестанно, ему удалось все их отбить. Когда он оказался в нескольких метрах от стрелков, те поняли, что все их усилия тщетны, побросали арбалеты на землю, выхватили мечи и с воинственными воплями бросились на грозного врага.
        Виллум опустился на одно колено, наклонил голову и одним ударом меча поразил двоих клириков.
        К нему, тяжело дыша, подошла Кира и хлопнула брата по спине.
        — Ну вот, дело сделано,  — сказала она, глядя на дюжину клириков, валявшихся позади нее на земле.  — И ты, Виллум, неплохо поработал мечом.
        В этот момент к Виллуму потянулся один из умиравших от раны арбалетчиков.
        — Я узнал тебя,  — прохрипел он. Под кожей на шее у него отчаянно пульсировал блокиратор, взгляд застилала пелена, глаза стекленели, предвещая неминуемую смерть.  — Ты — наставник Нашей Стоув. Тебе удалось ее найти?
        — Мы продолжаем поиски,  — уклончиво ответил Виллум.
        — Прости нас. Мы не знали… не поняли, кто ты,  — сказал клирик, тяжело дыша.  — Хвала Архиепископу… за его мудрость. Мы просили дать нам Апогей… но нам дали только арбалеты. И потому… вы остались живы.  — Тело клирика судорожно забилось в агонии, потом вытянулось и застыло.
        — Апогей?  — Виллум напрягся, пытаясь понять, о чем сказал ему арбалетчик.
        — О чем это он?  — спросила Кира. Виллум покачал головой, и она мрачно посмотрела на него.  — Должно быть, это какой-то смертельный сюрприз, который приготовил нам Дарий.
        Виллума вдруг отвлекло неистовое жужжание блокиратора покойника. Устройство, вмонтированное в шею клирика, сильно вибрировало. Потом, будто внезапно лопнув, блокиратор, казалось, растворился, оставив мерзкий зеленоватый след на шее трупа.
        Не говоря ни слова, Кира осмотрела шеи всех остальных поверженных врагов. Когда она вернулась к брату, лицо ее было пепельного цвета.
        — У всех одно и то же… Раньше мне такого видеть никогда не доводилось. А тебе?
        — И я такого еще не видел. Какой-то новый тип блокираторов. А этот клирик, видимо, что-то говорил о новом и смертельно опасном оружии. Значит, Дарий переходит в наступление.
        Виллум глубоко вздохнул. Кира положила руку ему на плечо.
        — Я поскачу в лагерь братьев. Надо предупредить Роуна. Ты едешь со мной?
        — Мне надо дождаться Стоув. Если она очнется вовремя, мы приедем туда вместе с Энде. Потом нам придется возвращаться в Город.

* * *

        СТОУВ ПОДНИМАЕТСЯ ВВЕРХ ВНУТРИ БОЛЬШОГО ДУПЛА, ПЕРЕХВАТЫВАЯ РУКАМИ ВДЕЛАННЫЕ В ПОЛЫЙ СТВОЛ ОПОРЫ. ОНА УЖЕ ПОЧТИ НА САМОМ ВЕРХУ, И В ЭТОТ МОМЕНТ ЕЕ СЛЕПИТ ЯРКИЙ СВЕТ. ПОДЪЕМ ДАЕТСЯ ЕЙ С ТРУДОМ. РУЧОНКИ У НЕЕ МАЛЕНЬКИЕ, ХУДЕНЬКИЕ, А РУЧКИ-ОПОРЫ СДЕЛАНЫ ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ ПОСТАРШЕ.
        В КОНЦЕ КОНЦОВ ОНА ДОБИРАЕТСЯ ДО УЗЕНЬКОЙ СКАМЕЕЧКИ, НАД КОТОРОЙ БОЛЬШИМИ БУКВАМИ ВЫРЕЗАНО ЕЕ ИМЯ. ОНА УПИРАЕТСЯ НОГАМИ В ПЛЕТЕНОЕ СИДЕНЬЕ РОУНА И В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ КОГДА-ТО БЫЛА ВЕРХУШКА ДЕРЕВА, ВЫСОВЫВАЕТ ИЗ ПОЛОГО СТВОЛА ГОЛОВКУ. ПОВСЮДУ ВОКРУГ ОНА ВИДИТ ОГРОМНЫЕ СГНИВШИЕ ИЗНУТРИ СТВОЛЫ ДЕРЕВЬЕВ. ВСЕ ТОНЕТ В НЕЕСТЕСТВЕННОМ СИЯНИИ — БЛЕДНОМ И ПЕРЕЛИВЧАТОМ, КАК БУДТО ВСЕ КРУГОМ СОТКАНО ИЗ СВЕТА. СВЕТА ЕЕ ДЕТСТВА.
        УСЛЫШАВ СМЕХ, ОНА БРОСАЕТ ВЗГЛЯД ВНИЗ И ВИДИТ РОУНА, КОТОРЫЙ ГОНИТСЯ ЗА ЛЕМОМ. ОНИ ТОЖЕ ОКРУЖЕНЫ СИЯНИЕМ: РОУН — ГОЛУБОВАТЫМ, КАКИМ РАННИМ УТРОМ БЫВАЕТ ЧИСТОЕ НЕБО, С ОРАНЖЕВЫМИ ОТСВЕТАМИ, БУДТО ОТРАЖАЮЩИМИ ЛУЧИ СОЛНЦА. А ЛЕМ ВЕСЬ СВЕТИТСЯ НЕБОЛЬШИМИ ЖЕЛТОВАТЫМИ ПЛЯШУЩИМИ ОГОНЬКАМИ, КОТОРЫЕ, КАЖЕТСЯ, ВЕСЕЛО ЕГО ЩЕКОЧУТ. СТОУВ С ТРУДОМ СДЕРЖИВАЕТ СМЕХ И СЛЫШИТ, КАК ВНИЗУ ОТКРЫВАЕТСЯ МАЛЕНЬКАЯ ДВЕРЦА. ОНИ ВХОДЯТ ВНУТРЬ! ОНА ЛЕЗЕТ В КАРМАН ЗА ЯБЛОКОМ, КОТОРОЕ ДАЛА ЕЙ МАМА.
        «СТОУВ, ТЫ ТАМ, НАВЕРХУ?  — ОНА ВИДИТ ЛИЦО БРАТА, ТИХОНЬКО ХИХИКАЕТ И БРОСАЕТ ЯБЛОКО ВНИЗ. БРАТ ЕЕ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ЧУТЬ ОТКЛОНЯЕТСЯ В СТОРОНУ И КРИЧИТ ЕЙ: — СТОУВ, ПЕРЕСТАНЬ БАЛОВАТЬСЯ!»
        НЕ В СИЛАХ БОЛЬШЕ СДЕРЖИВАТЬСЯ, ОНА СМЕЕТСЯ.
        «СТОУВ… СТОУВ!»
        ТЕРРАКОТОВЫЕ ГЛАЗА СТОУВ РАСКРЫВАЮТСЯ. РЯДОМ СТОИТ ОЗАБОЧЕННЫЙ ПАПА.
        «МНЕ СНОВА СНИЛСЯ СОН…»
        «СКОЛЬКО ТЕБЕ В НЕМ БЫЛО ЛЕТ?»
        «НЕ ЗНАЮ… ЛЕТ ШЕСТЬ ИЛИ СЕМЬ. ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ЛЕСУ МЕРТВЫХ ДЕРЕВЬЕВ, Я ВЗОБРАЛАСЬ НА ВЕРШИНУ БОЛЬШОГО ДУПЛА. И РОУН ТАМ БЫЛ.  — СТОУВ УЛЫБНУЛАСЬ.  — Я БРОСИЛА ЕМУ НА ГОЛОВУ ЯБЛОКО!»
        НО ПАПА НЕ УЛЫБАЕТСЯ ЕЙ В ОТВЕТ.
        «ЧТО-ТО НЕ ТАК?»
        «ДА НЕТ, НИЧЕГО».
        «ОБМАНЫВАТЬ НЕХОРОШО,  — ПЛАКСИВО ГОВОРИТ ОНА.  — ЧТО-ТО ПЛОХОЕ СО МНОЙ?»
        «НЕТ, КОНЕЧНО НЕТ.  — ОН МОЛЧИТ, ЯВНО НЕ ЗНАЯ, КАКИЕ ПОДОБРАТЬ СЛОВА.  — ЭТО ПРОСТО… МЫ НАДЕЯЛИСЬ, ЧТО ТЫ БЫСТРЕЕ ПОЙДЕШЬ НА ПОПРАВКУ… ПЕРЕД…»
        ТЕПЕРЬ СТОУВ ПОНИМАЕТ ПРИЧИНУ ПАПИНОЙ ПЕЧАЛИ, И ОТ ЭТОГО У НЕЕ МУРАШКИ БЕГУТ ПО КОЖЕ. ВОСПОМИНАНИЯ, СНЫ, ТО ВРЕМЯ, КОТОРОЕ ОНА ПРОВОДИТ С РОДИТЕЛЯМИ,  — БУДТО СКАЗКА, БУДТО ОНА ПРЕБЫВАЕТ В РАЮ. ОТ ИХ ЗАБОТЫ ПОД ЗАЩИТОЙ ДУШ НЕГАСИМОГО СВЕТА ОНА ИСЦЕЛЯЕТСЯ, В НЕЙ ВНОВЬ ВОЗНИКАЕТ ТО, ЧТО БЫЛО УТРАЧЕНО, КОГДА… ДАЖЕ МЫСЛЬ ОБ ЭТОМ ВЫЗЫВАЕТ У НЕЕ РЕЗКОЕ ОТВРАЩЕНИЕ.
        «Я НЕ ХОЧУ УХОДИТЬ,  — ШЕПЧЕТ ОНА.  — ЕЩЕ НЕ ВРЕМЯ…»
        ПОДХОДИТ МАМА, ПОД ГЛАЗАМИ У НЕЕ КРУГИ, ВЗГЛЯД ПЕЧАЛЬНЫЙ.
        «ДОРОГАЯ МОЯ…» — ГОВОРИТ ОНА И СМОЛКАЕТ, ПЫТАЯСЬ ХОТЬ НЕМНОГО ОТСРОЧИТЬ НЕИЗБЕЖНОЕ.
        «МАМОЧКА, Я ЕЩЕ НЕ ГОТОВА,  — ПРОСИТ ЕЕ СТОУВ.  — Я ЕЩЕ НЕ ВЫЗДОРОВЕЛА. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ. Я ВЕДЬ ЕЩЕ ТАК ПЛОХО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ».
        ПАПА ПРИДВИГАЕТСЯ ПОБЛИЖЕ И КАСАЕТСЯ ЕЕ БРОВИ. И В ТОТ ЖЕ МИГ ЕЕ ГЛИНЯНОЕ ОБЛИЧЬЕ ПРОПАДАЕТ, И СТОУВ С УДИВЛЕНИЕМ СМОТРИТ НА СОБСТВЕННОЕ ТЕЛО. ОНА ОЩУЩАЕТ СЕБЯ, НО НЕ ВПОЛНЕ ЕЩЕ УВЕРЕНА, ЧТО ВСЕ У НЕЕ НА СВОИХ МЕСТАХ.
        «ДЫРА, КОТОРАЯ ОСТАЛАСЬ У ТЕБЯ ПОСЛЕ ФЕРРЕЛА, НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ,  — ГОВОРИТ ПАПА, ПОЛОЖИВ ЕЙ РУКУ НА СЕРДЦЕ.  — ТЫ МОЖЕШЬ ОСТАВАТЬСЯ С НАМИ ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ, НО, СКОРЕЕ ВСЕГО, ДО КОНЦА НИКОГДА НЕ ИСЦЕЛИШЬСЯ».
        СТОУВ ЧУВСТВУЕТ, ЧТО ВОЗДУХ ВОКРУГ СТАНОВИТСЯ ДРУГИМ. ОНА КРИЧИТ В СТРАХЕ:
        «ГДЕ ЖЕ ВЗЯТЬ СИЛЫ, ЧТОБЫ СРАЖАТЬСЯ, ЧТОБЫ ПЕРЕЖИТЬ ДАРИЯ, ЕСЛИ ВНУТРИ МЕНЯ ЗИЯЕТ ЭТА ПУСТОТА?»
        РОДИТЕЛИ НИЧЕГО ЕЙ НЕ ОТВЕЧАЮТ, НО ВЗГЛЯДЫ ИХ БОЛЕЕ ЧЕМ КРАСНОРЕЧИВЫ. БЕССМЫСЛЕННО СЕЙЧАС ВЕСТИ СПОРЫ О ВРЕМЕНИ. ЧТО БЫ ОНА ИМ НИ СКАЗАЛА, ИЗМЕНИТЬ НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ. ЭТО РЕШЕНИЕ ОТ НИХ НЕ ЗАВИСИТ.
        «ДАРИЙ БУДЕТ МЕНЯ ПЫТАТЬ,  — ГОВОРИТ ОНА, И ПО ЩЕКАМ ЕЕ КАТЯТСЯ СЛЕЗЫ.  — ОН ИСПОЛЬЗУЕТ МЕНЯ, А ПОТОМ, КОГДА ПОЛУЧИТ ВСЕ, ЧТО ЕМУ НУЖНО, ОН МЕНЯ УБЬЕТ, А ТЕЛО МОЕ ВЫБРОСИТ НА СЪЕДЕНИЕ СОБАКАМ!»
        «СТОУВ!  — МАМИН ГОЛОС БЬЕТ ЕЕ НАОТМАШЬ КАК ПОЩЕЧИНА, НО МАМА ТУТ ЖЕ ПОДВИГАЕТСЯ К НЕЙ, ОБНИМАЕТ, ГЛАДИТ ПО ГОЛОВЕ И ГЛУБОКО ВЗДЫХАЕТ.  — ДАРИЙ ТЕБЯ НЕ УБЬЕТ. НЕ СМОЖЕТ ОН ЭТОГО СДЕЛАТЬ. ТЫ ОЧЕНЬ СИЛЬНАЯ».
        СТОУВ ЧУВСТВУЕТ, КАК МАМИНЫ СЛЕЗЫ СМЕШИВАЮТСЯ С ЕЕ СОБСТВЕННЫМИ. ДЕРЖА ГОЛОВУ СТОУВ ТАК, ЧТОБЫ ЛЕГЧЕ БЫЛО ЗАГЛЯНУТЬ В ГЛАЗА ДОЧЕРИ, МАМА ДОБАВЛЯЕТ: «НИКОГДА, НИКОГДА ЭТОГО НЕ БУДЕТ. ЗАБУДЬ».
        «МАМА, МАМОЧКА, ОСТАВЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!» — ВСХЛИПЫВАЕТ СТОУВ.
        ОНА В ОТЧАЯНИИ СКЛОНЯЕТСЯ К РОДИТЕЛЯМ, НО МОЩНЫЙ ПОРЫВ НЕВЕДОМОЙ СИЛЫ ПОДХВАТЫВАЕТ ЕЕ И КУДА-ТО УНОСИТ. ОНА ТЩЕТНО ТЯНЕТ РУЧОНКИ К ВЫТЯНУТЫМ РУКАМ ОТЦА.

* * *

        Виллум в нерешительности стоял перед дверью, когда она распахнулась. Энде всегда была особенно чувствительна к его присутствию, и он никогда не мог от нее скрыться. Она сидела подле горевшей свечи, освещавшей ее комнату. Колеблющиеся язычки пламени оставляли странные темные отметины на ее постаревшем лице. Предводительница апсара жестом пригласила внука сесть рядом.
        — Садись, Виллум,  — сказала она.  — Мне хочется поговорить с тобой о том, о чем с воинами моими я говорить не могу. Не хочешь — откажись, ты вовсе не обязан делать мне это одолжение.
        Нет, он должен был ее выслушать — к этому его обязывала кровь. И глухая боль от ран, которые никогда не исцелятся, потому что вылечить их невозможно, их ноющая боль остается с человеком на всю жизнь. А еще тот тяжкий груз, которым давили на них Дарий и снадобье. Сидя напротив нее в неярком колеблющемся свете свечи, он просто сказал:
        — Говори, бабушка, я тебя слушаю.
        — Я прекрасно помню муки всех мужчин моей семьи,  — начала она голосом, полным печали,  — всех мужчин моего народа, страдавших от напастей, которые наслал на них Дарий. Эти воспоминания всегда бередили мне душу, а в последнее время они преследуют меня неотступно. Занятия по медитации и тренировки, возня на кухне, обучение молодежи всегда отвлекали меня от этих печальных воспоминаний, а сейчас я вообще не могу от них избавиться. Я все помню, будто это случилось вчера, а не пятьдесят лет тому назад,  — кровь сочится из глаз и ушей наших мужчин и мальчиков, постоянный жуткий кашель разрывает на части их нутро, кожа их покрыта нарывами и волдырями, которые лопаются даже от самого слабого прикосновения. Мы ничем не могли облегчить их страдания. Ничего им не помогало — ни целебные травы, ни мази, ни забота, ни утешение. Мне тогда было восемнадцать, и я видела, как все они умирали — отцы, мужья и сыновья. Ярости моей не было предела, и потому я ушла странствовать по Пустоши. Там меня нашел человек, ставший потом твоим дедушкой. Зун обучил меня премудрости и традициям вазя. Он научил меня контролировать
чувства, но контроль не исцеляет. И теперь я все чаще думаю, с каким восторгом я вонзила бы кинжал в глотку Дария.
        Хотя бабушка его постоянно скрывала свои чувства от постороннего взгляда, Виллум догадывался, как она страдает, по ее пустому взгляду, по тому, как пальцы ее нервно теребят узорную резьбу деревянного стола, даже по тому, как она постоянно контролирует ритм дыхания.
        — Виллум, я собираюсь передать все бразды правления Кире. Во мне постоянно кипит жажда крови. Я буду продолжать давать советы, но только после того, как предварительно проконсультируюсь с Роуном. Этот мальчик очень хочет сделать так, чтобы конфликт был бескровным. Это, конечно, невозможно, но голова у меня будет оставаться ясной, и я буду думать не столько о том, чтобы любой ценой уничтожить врага, сколько о том, чтобы сохранить воинов своей армии. Знаешь, Виллум, мне всегда проще было утешать тебя в твоих горестях, чем помогать Кире. Мы с ней слишком похожи, и я не могу унять ее отчаянную ярость, не могу ее успокоить. И потому Кира нередко бывает слишком… порывиста…  — При этих ее словах Виллум не мог сдержать улыбку.  — Ты ведь знаешь, что и Волк такой же. Но еще раз хочу тебе повторить: мы должны отдать должное Роуну за то, что он сначала думает, а потом делает, и благодаря этому достигается равновесие.
        Сделав небольшую паузу, Энде подалась вперед и коснулась его руки. Одна из самых преданных помощниц Энде — Петра, с широко раскрытыми глазами, в которых уже не было света жизни, соскользнула с рук Энде на землю. Вопль был таким пронзительным, будто на нем неслась сама смерть, направляя свое орудие. Меч Энде мелькал так быстро, что определить его путь можно было лишь по струям крови, брызгавшим на фоне сумеречного неба, пока…
        Виллум отдернул от бабушки руку так резко, что нечего было и надеяться скрыть от нее это движение, а ее пристальный взгляд не позволял ему отвести глаза.
        — Судьба моя, Виллум, предрешена моей историей. Я уже долго этого жду. Но Кира… Виллум, я сделала правильный выбор?
        Ему не хотелось ничего говорить. Видеть это было проклятием. Это видение, наверное, явилось ему потому, что отчасти определяло ту судьбу, которая уже не была для него тайной. Но что это означало на самом деле? И что он мог по этому поводу сказать? Если бы он сказал ей, что видел смерть Петры или страдания Киры в подземной темнице Города, разве могло это их спасти или просто подтвердить предопределенность их судеб?
        Понимая, что альтернативы намерениям Энде нет, Виллум сказал:
        — Да.
        Но при этом душа его рвалась на части, потому что это краткое слово, это простое выражение согласия, высказанное им, чтобы снять с плеч бабушки тяжкое бремя, могло стоить жизни и Кире, и Энде.



        ВОЗВРАЩЕНИЕ БРАТА

        ХОТЬ РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА БЫЛ
        ПРИЗНАН ЗАКОННЫМ ПРЕДВОДИТЕЛЕМ
        БРАТЬЕВ, САМ ОН ДАЛ НА ЭТО СОГЛАСИЕ
        ЛИШЬ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПРОШЕЛ ИСПЫТАНИЕ
        ОГНЕМ. ЛИШЬ ТОГДА ОН МОГ БЫТЬ НАЗВАН
        ПРОРОКОМ ДРУГА.
    ИСТОРИЯ ДРУГА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Последние пять дней стали самыми тяжелыми за все время их путешествия. Все их беды начались сразу же после того, как они с Лампи расстались с Камьяром. Как только сказитель сказал им о том, что лучшее — враг хорошего, а потому приезжать в лагерь братьев слишком рано ни к чему, пошел проливной дождь. А когда стемнело — это случилось на несколько часов раньше, чем должно было,  — резко похолодало, пошел дождь со снегом, до нитки промочивший их накидки и досаждавший лошадям. На холоде было тяжело бороться со сном и стоять на часах. А поутру коням было трудно двигаться по опасно обледеневшей земле.
        Но в тот день, к счастью, утро выдалось солнечное, а с юга подул теплый ветер. Разложив мокрые накидки на крупах лошадей, чтобы они по дороге обсохли, друзья постепенно оттаивали от ночной стужи.
        Солнце стояло уже высоко в небе, когда они остановились у покрытой гравием тропинки, которую Роун прекрасно помнил — по ней он ездил на мотоцикле со Святым сначала как пленник, а потом как друг. Как легко он ему тогда поверил! Предательство Святого было первым в жизни Роуна, и его задевало, что оно оставило в душе незаживающую рану. Хотя она и не была видна, как шрам на груди, следы ее были гораздо глубже, а вред, который она ему нанесла, неизмеримо сильнее. Бросив взгляд на озадаченное лицо друга, он попытался объяснить ему свои переживания:
        — У меня такое чувство, будто настал последний час моей свободы. А как только въедем в эту долину, сразу все изменится.
        — Знаешь, лошадям нужен отдых,  — сказал Лампи, тут же соскочил на землю со своей пегой кобылы и повел ее на водопой.
        «Это он мне чуть больше времени хочет дать»,  — подумал Роун. Всего лишь мгновение, за которое можно ощутить тепло солнечных лучей, запах земли и журчание воды, обкатывающей гальку в ручье. Но именно такое мгновение давало ему небольшую отсрочку, позволявшую юноше просто почувствовать себя самим собой.
        Они задержались у края большого луга, спускавшегося в долину. Кое-где там еще зеленела трава, умудрившаяся выстоять под холодными ветрами и дождями со снегом. Пока кони спокойно паслись, Лампи облокотился на кривое сучковатое дерево, с которого еще не полностью облетели увядавшие красно-бурые листья, и стал просматривать небольшую книжечку, позаимствованную им у апсара, по которой практиковался в чтении. А Роун тем временем провел полдень, прислушиваясь к шепоту жизни, доносившемуся со всех сторон, как будто именно это было самым главным делом его жизни. Но когда гора озарилась лучами заката, он понял, что дольше там оставаться было нельзя. И тем не менее, когда они следовали вдоль русла ручья, ведущего в лагерь братьев, коня он пришпоривать не стал.
        Хотя юноша и старался продлить спокойствие пути как можно дольше, вскоре они оказались у оврага, по склонам которого возвышались зубчатые скалы и росли высокие деревья. Уже был виден лагерь, и оттуда в честь их приезда донесся оглушительный перезвон колоколов.
        — Лучше бы по поводу нашего приезда они приглушили немного звук!  — прокричал Лампи.
        Высоко на деревьях Роун уже различал дозорные площадки, где стояли на страже вооруженные арбалетами часовые. Святой выбрал для лагеря братьев именно это место, потому что овраг представлял собой естественное укрепление — это был единственный путь, которым можно было туда попасть, и Роун с Лампи слегка пришпорили коней. Миновав гряду огромных валунов, они выехали на плоскую возвышенность и увидели там человек пятьдесят братьев во главе с Волком и Жало.
        — Роун из Негасимого Света!  — воскликнул Жало.
        Братья приветственно подняли мечи.
        — Роун! Роун! Роун! Роун!  — громогласно прокричали они и застыли по стойке «смирно».
        Лампи чуть склонился к Роуну, чтоб другим это не было заметно.
        — Кажется, они ждут, чтоб ты им что-то сказал,  — прошептал он.
        Роун пристально вгляделся в лица мужчин, и перед его мысленным взором возник бык, являвшийся ему в одном из видений. Выгнув шею так, чтобы проникнуть взором в самую глубь его глаз, он сказал ему голосом крысы: Кровь быка, ты знаешь об этом.
        Рука Роуна машинально коснулась рукояти меча. Он выхватил его и поднял над головой.
        — Друг!  — крикнул он.
        Братья тут же, как по команде, подняли мечи и стали скандировать:
        — Друг! Друг! Друг! Друг!
        Повернувшись, чтобы спешиться, Роун заметил, что у Лампи рот в улыбке растянулся до ушей. Роун лишь пожал плечами, но удержался, чтобы самому не расплыться в улыбке. Оба они стали деловито снимать с коней поклажу.
        — Добро пожаловать, Роун из Негасимого Света,  — сказал Жало, направляя к ним одного из новообращенных. Но как только новичок подошел поближе и получше разглядел Лампи, он отпрянул назад. Волк в три прыжка подскочил к нему и схватил за шкирку.  — Это же адъютант Роуна из Негасимого Света! Быстро веди коней в конюшню, накорми их там хорошенько и пригляди за ними как следует.  — Подойдя к Лампи, Волк тихонько сказал ему: — Им уже говорили о тебе, но у некоторых застарелые предрассудки очень сильны, они остались у них с тех времен, когда приходилось бороться за выживание, и вытравить их порой бывает непросто.
        — Лишь бы камнями бросаться не начали,  — вроде бы беспечно ответил Лампи, но Роун расслышал в его тоне напряжение — отзвук былых увечий и оскорблений.
        Новообращенный, покраснев от смущения, опасливо взял у Лампи коней под уздцы и повел прочь.
        — Роун из Негасимого Света…  — как-то неуверенно сказал Волк, косясь на брата Жало.
        — Брат Волк хотел до наступления ночи провести еще одну тренировку,  — быстренько подсуетился брат Жало.
        — Прости меня, брат Волк,  — извинился Роун.  — Не нужно из-за меня ничего менять в твоем расписании.
        Получив разрешение Роуна, Волк направился к центру лагеря. Мощь и расчетливая точность каждого его движения напомнили Роуну о том, как он любил ходить на занятия, которые вел Волк. Ему вспомнился тот день, когда Волк подарил ему меч-секач — один из двух совершенно одинаковых мечей, которые выковал его отец. «Один для меня,  — сказал он тогда,  — а другой — для моего лучшего ученика».
        Роун с Лампи последовали за братом Жало мимо стоявших амфитеатром на взгорке скамеек. Роун старался не смотреть в их сторону, но не удержался и бросил взгляд на расположенные ярусами скамьи. Именно здесь прошли его последние минуты с братьями. Их бешеные вопли «Убей! Убей! Убей!» до сих пор были свежи у него в памяти. «Убей! Убей! Убей!» — кричали они, подбивая его обезглавить двоих воинов-фандоров, которые, как говорили, принимали участие в разгроме Негасимого Света.
        Но вместо этого Роун полоснул мечом Святого. Жало сказал ему, что именно это и обеспечило ему сегодняшний торжественный прием у братьев. Интересно, подумал Роун, сделал бы он это, если бы знал то, что знает теперь?
        Когда они прошли мимо нескольких рядов небольших шатров, Роун слегка толкнул Лампи локтем в бок.
        — Я спал вон в том шатре, что стоит с краю.
        — Думаешь, они нас и теперь туда поселят?
        — Нет конечно,  — отозвался Жало,  — вы будете жить в шатре Святого.
        На мгновение Роун замер от удивления.
        — Вам обязательно придется проводить там совещания без посторонних ушей, вести конфиденциальные переговоры. Контрабандист, например, спит и видит, как бы с нами заключить сделку на самых выгодных для него условиях. А это единственное подходящее место для обсуждения такого рода вопросов.
        Настала очередь Лампи ткнуть Роуна локтем под ребра.
        — Да, да,  — запинаясь, сказал Роун и прочистил горло.  — Спасибо тебе, брат Жало.
        Взяв себя в руки, Роун вошел в шатер своего бывшего наставника. Когда они шли по узкому коридору, брат Жало показал им несколько комнат, что-то рассказывая, но Роун его не слушал.
        Лампи даже присвистнул, когда они оказались в центральном помещении огромного шатра. Посреди богато украшенного коврами зала ярко горел костер, дым которого поднимался к тканому потолку. Роуна тоже поразило это помещение, когда он впервые сюда вошел. Он улыбнулся, глядя на обалдевшего Лампи. Время здесь, казалось, остановилось. Он вспомнил в тот момент, как Святой сидел на ковре рядом с костром. Вышитые на нем змеи будто сплетались и извивались. Святой — пророк Друга, таким он предстал ему тогда. Мысленным взором видел он его и теперь, и как ему показалось, изо рта Святого выползла пиявка и неторопливо проползла по щеке. И тут пиявки одна за другой стали выползать у него отовсюду — из ушей, живота, они ползли по нему, покрывая все тело, пока оно не превратилось в огромный сгусток извивающихся кровососов. Лишь глаза его будто безмолвно вопили от обреченного отчаяния: теперь это был тот Святой, которого Роун видел в аду.
        — Ужин вам уже несут. А утром, после завтрака, мы приведем к вам контрабандиста.  — Брат Жало вынул из кармана небольшой мешочек.  — Вот что мы нашли в шатре Аспида.
        Роун взял мешочек, слегка задев рукой брата Жало, и вдруг почувствовал, что шрам у него на груди стал сильно зудеть. Роун поднял голову, чтобы задать брату какой-то вопрос, но увидел, что Жало уже ушел.
        Лампи взял его за руку и, сгорая от любопытства, спросил:
        — Можно мне на это взглянуть?
        Открыв мешочек, Роун поднес его к свече — в неярком свете пламени вещество бледно отливало фиолетовым цветом.
        — Раньше я такого никогда не видел.
        Роун поднес мешочек к огню и медленно высыпал его содержимое в костер.
        — Вот и хорошо, что не видел. Это вещество не совсем земного происхождения. Его добывают в том месте, куда когда-то упал метеорит.
        — Интересно, почему же тогда это связывает людей с Краем Видений?
        — Не знаю, но, как бы это ни происходило, ничего хорошего в этом нет. Может быть, само по себе снадобье Край Видений и не разрушает, но люди, которые его принимают, занимаются именно этим, и к добру это не приведет.
        Кто-то постучал в дверь — они замерли от неожиданности. Роун потянулся было за мечом, но не стал его брать, разглядев стоявшего в проходе худощавого юношу.
        — Поваренок?  — спросил Роун, подходя к нему.  — Неужели это ты?
        — А ты что, решил, что я привидение?  — Поваренок протянул поднос с едой.  — Я принес вам ужин.
        — Ну как ты?  — озабоченно спросил Роун.
        Поваренок выглядел изможденным. Его водянистые глаза будто плавали в темных кругах, растянувшихся от бровей до скул и скрывавших истинный цвет его лица. Шея и подбородок были замотаны толстым шерстяным шарфом, а поверх одежды на нем были меха, в которых братья обычно занимались рисованием песком.
        Поваренок скривился.
        — Что ты имеешь в виду?
        — Просто спросил,  — пожал Роун плечами.
        — Отлично. У меня все в порядке.
        — Поваренок был моим первым другом, когда я сюда приехал,  — объяснил Роун Лампи.  — А когда я ушел…
        — …меня должны были принести в жертву Другу,  — закончил Поваренок фразу, ставя миски на низенький столик около костра.  — Но Роун решил по-быстрому смотать удочки, и все переменилось. Мы, конечно, уже больше такие жертвы не приносим, а потому я все еще жив и все так же работаю на кухне.  — Открыв большую миску, он положил в мисочки поменьше по большой порции жаркого.  — А теперь ты вернулся, чтобы вести нас на битву с Городом. Я горжусь тобой, брат Роун.
        Вдруг Поваренок судорожно забился в конвульсиях, половник выпал у него из руки на пол.
        — Ой, простите меня, извините, это пальцы мои непослушные…
        Голова его тряслась, упав на колени, он не переставая бормотал извинения и концом длинного шарфа собирал осколки и подтирал пол. Но когда Роун коснулся его руки, чтобы помочь ему подняться, Поваренок так сильно дернулся, что шарф соскочил у него с шеи, и друзья увидели набухшую за ухом огромную шишку величиной с кулак, покрасневшую и кровоточившую.
        У Роуна волосы на голове встали дыбом. Два года назад Ворон вставил в шею Поваренка блокиратор, за счет чего паренек стал покорным и сам хотел, чтобы его принесли в жертву. А теперь никто понятия не имел о том, какое воздействие оказывало на него это устройство.
        — Поваренок…
        Судорожно схватив шарф и обмотав его вокруг шеи, Поваренок прикрыл рану и стал путано объяснять:
        — Пророк сказал брату Ворону… чтобы он это снял. Но тот ему ответил, что не знает, как это сделать. Тогда брат Аспид попытался меня от этой штуки освободить… и, мне кажется, ему почти это удалось, но он не довел дело до конца, потому что решил, что это… меня убьет. Но он, наверное, что-то там сломал, потому что я… у меня с тех пор пропало хорошее настроение, и я перестал со всем соглашаться. А кожа вокруг все время нарывает и чешется. И временами голова у меня сильно кружится. Но сильной боли я не чувствую. Это Друг за мной присматривает.  — Роун с Лампи, будто набрав в рот воды, смотрели, как Поваренок, все еще судорожно подергиваясь, пятился к выходу из шатра.  — Миски оставьте у входа. Я позже приду и заберу их на кухню, Роун из Негасимого Света.  — Он низко поклонился и исчез за порогом.
        — «Он в ночь придет, тебя найдет и яд с собою принесет. Ты не всплакнешь — ты вдруг замрешь. Ведь лишний звук — и ты умрешь».
        Роун в недоумении уставился на друга.
        — Что это за стихи?
        — Это предания сказителей. Здесь нет слова «блокиратор», но люди прекрасно понимают, о чем идет речь. Правда, такого я еще никогда не видел — ни у клириков, ни у их жертв. И в Городе мне такого видеть не доводилось.
        — Ворон использовал блокираторы, но врачом он не был. А Поваренка должны были принести в жертву — ему не суждено было выжить.
        — Думаешь, эта дрянь его убивает?  — спросил Лампи.
        — Похоже на то, а тебе так не кажется?
        Печальные и усталые, они принялись за еду.
        Отложив ложку в сторону, Роун раздраженно пробормотал:
        — Друг. Это же надо, он надеется, что Друг его спасет!
        Лампи оторвал глаза от миски.
        — Может быть, это лучше, чем жить вообще без надежды?
        — Надежды?  — недоверчиво переспросил Роун.  — Ведь Друга создал Святой, позаимствовав идею у древних. Какой же смысл возлагать на него надежды?  — с неприязнью сказал Роун.  — Хочешь посмотреть? Пойдем, я тебе кое-что покажу!
        Он прошел по коридору в спальню, когда-то принадлежавшую Святому. Там все осталось точно так же, как запомнилось Роуну,  — лишь шерстяной матрас и несколько ковров. Под половиком, лежавшим рядом с матрасом, открылся каменный пол. Он вставил острие ножа в трещину в камне, приподнял прикрывавшую тайник каменную плиту, и внизу показалась металлическая коробка. Сняв с нее крышку, он достал книгу и дал ее Лампи.
        — Религии… Дре… Древнего Рима,  — прочел тот.
        Роун раскрыл книгу на главе, описывавшей культ Митры, и показал Лампи картинки: бога Митру, рожденного из скалы, солдат, приносивших в жертву быка, двух мужчин, державших в руках по факелу, из которых один указывал на небо, а другой — на землю.
        — Вот книга, которую использовал Святой для создания своей религии. Это все пришло из Древнего Рима. Друг — это Митра.
        Лампи просматривал иллюстрации.
        — Значит, они верили в Друга еще в те времена. Получается, Другу уже несколько тысяч лет.
        Роун в недоумении уставился на Лампи.
        — Ты что, шутишь?
        — Нет. Разве это важно, что Святой дал ему другое имя? Разве что-то меняется от того, что он открыл его благодаря этой книге? Ты ведь сам говорил мне, что смысл книг состоит в том, чтобы хранить и передавать важную информацию. Именно ради этого я и учусь читать — чтобы делать открытия, узнавать то, о чем я даже не подозревал.
        Роун, пытаясь взять себя в руки, несколько раз глубоко вздохнул, потом очень медленно проговорил:
        — Если о нем написано в книжке, это еще не значит, что Друг существует на самом деле.
        Лампи уже просматривал главу о созвездиях.
        — Я никогда не бывал в Краю Видений, но ты говорил мне, что он существует в действительности. Ты видел там людей, которые умерли, зверей, говоривших с тобой человеческим языком. То, что ты знаешь об этом, являлось тебе во сне или видениях. А что, если… там существуют и древние боги? Только ты пока их там не видел.
        Роун плюхнулся на постель Святого и сжал голову руками.
        — Ну ладно, Роун, не бери в голову. Я ведь это просто так сказал, без задней мысли. Не злись на меня, мне просто хочется понять — мы говорим с тобой о том, что Святой ошибался, или о том, что возможно, а что невозможно?
        Роун приподнялся, опершись на локоть. Знание — сила. Отец часто повторял ему это старое выражение, когда желание поиграть с друзьями на улице пересиливало его стремление к занятиям. Тогда он еще не понимал этого, но, глядя на Лампи, терпеливо ожидавшего его ответа, гораздо глубже оценил смысл этой поговорки. Природное чутье Лампи всегда было на высоте, но, научившись читать, он стал использовать естественную смекалку более целенаправленно. Вот и теперь в его вопросе Роун уловил глубокий смысл — Лампи, как говорится, попал не в бровь, а в глаз.
        — Ну ладно,  — вздохнул Роун.  — Давай предположим, что Друг существует на самом деле и все мифические божества тоже реальны, все они где-то живут. Что это для нас, по сути, меняет?
        Лампи держал руки на переплете книги, будто хотел ее защитить.
        — Может быть, они могут нам помочь. Ты говорил, что в видении тебе являлся бык, что его кровь исцеляла… куда ты пошел?
        — Прости, мне нужно выспаться,  — сказал Роун,  — забыть на время и о Друге, и о Святом, и о братьях… обо всем.
        — Только держи ночью меч поближе,  — посоветовал ему Лампи.  — На всякий случай.
        — Он, Лампи, рядом со мной каждую ночь,  — печально ответил Роун.  — Я и припомнить не могу, когда без него спал.
        Когда он вернулся в центральный зал шатра, ему показалось, что стены придвинулись ближе и нависли над ним. Ему тошно было, когда он распаковывал дорожный мешок, меч-секач в его руке казался живым. Во рту стоял привкус крови, он чувствовал ее запах. Вся боль его, все муки и ужас, которые довелось ему тут испытать, казалось, придавили его своей тяжестью.
        Войдя в одну из спален, он упал на единственный предмет обстановки, лежавший на полу. Было такое ощущение, что на толстом шерстяном матрасе долго никто не спал. Отовсюду доносился легкий душок плесени. Должно быть, с самой смерти Святого здесь никто не жил, кроме привидений. Крыса сказала Роуну, что будущее его связано с братьями, с Другом или с теми и другим. Неужели Роун и впрямь отвергал возможность существования Друга только из-за Святого?
        Лампи приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы выжить. Он вынужден был отбросить предрассудки и научиться пользоваться всем, что было в его распоряжении. Если это мог сделать его друг, может быть, и Роуну следовало преодолеть предубеждения, связанные со всем, что касалось Святого?
        Из всех слов, которые он знал, из всех совершенных им действий главным было выживание. От этого зависело все. По сравнению с этим все его проблемы с братьями и Другом казались сущей мелочью. Почему же ему понадобилось так много времени на то, чтобы это понять? Именно такие мысли бродили в голове Роуна, когда он положил руку на меч-секач и вскоре заснул.

* * *

        Проснулся он за несколько мгновений до того, как вошел брат Волк. Роун мгновенно вскочил.
        — Ну вот,  — сказал Волк,  — я рад, что ты уже проснулся и готов действовать.  — Перешагнув через матрас, он вынул толстую черную накидку.  — Пришло время поднимать на небо солнце.
        Роун хотел было отказаться, но передумал.
        — Подожди меня, пожалуйста, снаружи,  — попросил он.
        Волк улыбнулся, повернулся на каблуках и вышел.
        Роун набросил накидку на плечи и надвинул на лоб капюшон, вспомнив силуэт Святого с рукой, оттягивающей тетиву зажженной стрелы, которую надо было выпустить в предрассветное небо. Он странно себя чувствовал, пробегая пальцами по грубой ткани и думая о том, что занял место Святого.
        Зазвонили колокола, Роун вышел из оцепенения, и в этот момент к нему заглянул заспанный Лампи. Он тер пальцами глаза.
        — Эти братья встают ни свет ни заря. Солнце еще даже не взошло… эй, это же надо! Тебе новый балахон выдали. Впечатляет!
        — Можешь еще немного поспать, завтрак будет где-то через час.
        — Зачем же мы тогда встали в такую рань?
        — Солнце пора идти поднимать.
        Лампи широко зевнул.
        — Я как-то не подозревал, что для этого ему нужна твоя помощь.  — Он уже собрался возвращаться к себе в спальню, но остановился: — Меч ты с собой берешь?
        — Это запрещено.
        — Тогда я с тобой пойду.
        — Ты особенно не переживай. Там соберутся все братья. Если кто-то готовит мне какой-то неприятный сюрприз, там он будет выглядеть особенно глупо. Иди, покемарь еще немного.
        — Ну, если ты настаиваешь…  — сонно пробурчал Лампи и поплелся к своему ложу.
        Роун прошел по длинному коридору шатра. У входа в еще не рассеявшейся ночной мгле его ждал брат Волк. Они вместе направились к границе лагеря. На самом высоком участке поляны, завершавшейся обрывом, Роун почувствовал, что Волк от него немного отстал. У самого обрыва бушевали порывы холодного ветра, задували под накидку. Ветер дул с такой силой, что юноша напрягся, пытаясь крепче держаться на ногах, и от этого ему показалось, что он стал выше. Настолько выше, чтобы стоять лицом к лицу с семьюдесятью четырьмя братьями, которые выстроились стройными рядами, одновременно дышали и все как один в упор смотрели на него.
        Роун сам участвовал в этой церемонии каждое утро на протяжении года, и потому ему не надо было заранее запоминать действия, которые следовало совершать, и слова, которые надлежало произносить. Он должен был лишь принять решение о том, когда говорить и действовать. Ему подсказали это напряженное ожидание братьев, ритмичные звуки их слитого воедино дыхания и отблески света за горизонтом.
        — Для нас он возносит солнце в небеса!  — громко произнес Роун, подняв вверх кулак.  — Для нас он приносит рассвет!
        Все хранили молчание. Брат Волк протянул Роуну арбалет, и, как делал раньше Святой, Роун вставил в него стрелу, наконечник которой был обмотан тряпкой. Волк поднес факел, и Роун выпустил горящую стрелу в небеса. Зависнув на мгновение высоко над долиной, светившаяся стрела резко ушла вниз и исчезла из вида.
        Теперь все с напряженным вниманием смотрели на горизонт. И именно в этот миг в том самом месте, куда долетела стрела, вынырнул первый луч солнца, рассеявший предрассветную мглу. Братьев охватило ликование. Через некоторое время Роун поднял руку, призывая всех угомониться. Он низко поклонился восходящему солнцу, потом повел всех обратно в лагерь.
        За завтраком он сел за столик, за которым уже сидел Лампи. Братья, опасавшиеся заразиться смертельной болезнью, держались от него подальше, и рядом с ним было много свободных мест. Это вполне устраивало друзей, потому что так им было проще негромко говорить, не опасаясь посторонних ушей.
        — Уж не знаю, как это у меня получилось, но… я только что поднял солнце.
        — Меня это не удивляет,  — ответил Лампи, накладывая себе в миску горячую кашу. Потом положил немного в рот и причмокнул.  — Вполне приличная еда,  — искренне сказал он и с силой наступил Роуну на ногу.
        — Ты что, с печки упал?  — сердито прошептал Роун.
        — Да не забивай ты себе голову этой ерундой с подъемом солнца.  — Лампи подмигнул, потом кивнул в сторону братьев Жало и Волка, которые уже поели и отодвинули тарелки в сторону.  — Давай, наворачивай поскорее, а то они тебе доесть не дадут!
        Но Роуну уже расхотелось есть — он с завистью смотрел на Лампи, за обе щеки уминавшего завтрак.
        Подойдя к ним, Волк спросил:
        — Ты уже готов, Роун из Негасимого Света?
        — Мой адъютант тоже с нами пойдет,  — сказал Роун,  — если, конечно, быстро доест свою кашу.
        Он улыбнулся, глядя, как Лампи неохотно положил ложку в миску, встал и с набитым ртом промямлил:
        — Я готов.

* * *

        Контрабандист насупил густые брови над бегающими жадными глазками. Он явно был не тем человеком, который даже в лучшие свои времена мог внушить доверие. А в присутствии Лампи он еще больше напрягся и запсиховал.
        — В селениях прошел слух…
        — Слухи меня не интересуют,  — жестко отрезал Роун.
        Он прекрасно понимал, о чем думал этот человек. А думал он о том, как лучше подобраться к пареньку, сидевшему на месте, некогда принадлежавшем Святому, чтобы выудить из него побольше сведений и потуже набить кошелек.
        Кивнув, контрабандист театрально взмахнул руками.
        — Ну что ж, перейдем прямо к делу, если ты так хочешь…
        Роун продолжал бесстрастно смотреть на собеседника.
        — У тебя есть известные навыки, за использование которых я готов заплатить.
        — Что именно тебя интересует?
        — Мне нужно кое-кого доставить в Город.
        — За этим дело не станет,  — хвастливо ответил контрабандист, дернув щетинистыми неопрятными усами,  — но с тех пор, как Владыка Керин решил перевешать всех контрабандистов на столбах, цена на такие услуги возросла.
        Вопрос упирался не в деньги — за годы разбоев и грабежей братья накопили их достаточно,  — главная проблема заключалась в том, можно ли было, в принципе, делиться с этим человеком какой-либо информацией. Кира говорила, что для них это лучшая возможность проникнуть в Город, но, сидя на месте Святого, юноша почти физически почувствовал: Святой вообще не выпустил бы его из шатра живым. Должно быть, эта мысль так явственно отразилась у него на лице, что контрабандист вдруг весь взмок.
        Не выдержав затянувшейся паузы, он брякнул:
        — Слушай, паренек…  — но тут же осекся, увидев, что Волк и Жало как по команде угрожающе сделали шаг вперед. Переводя взгляд с одного на другого, он отер пот со лба, пожал плечами и сделал вид, что пошутил: — Слушай, ты же не сказал мне, кто ты такой,  — откуда мне знать, как к тебе обращаться?
        Роун дал братьям знак отступить назад. Контрабандист явно успокоился и продолжил:
        — Я только хотел сказать, что, доставляя кого-то в Город, я жизнь свою ставлю на кон. Они уже перебили кучу моих друзей, дело наше приходит в упадок, мне три семьи теперь кормить надо.
        — Тебе достаточно заплатят за услуги.
        — Если это значит, что заплатят хорошо, я готов ударить по рукам.
        Как только они договорились, пронзительно и звонко прозвучал удар небольшого колокола.
        — К нам пожаловали гости,  — шепотом сказал Волк.
        Жало ткнул пальцем в сторону контрабандиста.
        — Эй! Ты пойдешь со мной,  — сказал он и быстро вывел его из помещения.
        Взяв меч-секач, Роун вышел вслед за Волком из шатра.
        — Это клирики?  — спросил юноша, когда они добежали до границы лагеря.
        — Ты уже забыл наши сигналы, Роун из Негасимого Света. Один удар значит, что к нам скачут меньше пяти всадников. Клирики сейчас передвигаются только большими группами.
        Когда Роун с Волком подошли к возвышавшемуся над долиной утесу, там уже расположились с десяток братьев, охранявших единственную ведущую в лагерь тропу. Их арбалеты были направлены вниз.
        Они взобрались на дозорную площадку, чтобы взглянуть на приближавшихся к лагерю всадников. Их было четверо, и каждого скрывала плотная накидка. Когда один из всадников снял с головы капюшон, Роун облегченно вздохнул — это была Кира.
        Волк дал отбой своим людям, а Роун пошел навстречу ей и сопровождавшим ее апсара.
        — Ты приехала на два дня раньше — для нас это что-то вроде сюрприза.
        Но Кира смотрела не на него, а как будто сквозь него, и Роун обернулся. В конце тропы стоял мрачный брат Волк.
        — Тебе повезло, что сумела добраться сюда живой,  — рассерженно и сухо бросил он.
        — Извини, брат Волк,  — уважительно ответила Кира.  — Дело в том, что у меня есть информация, которая не может ждать.
        Когда братья подошли ближе к приехавшим апсара, Роун протянул Кире руку и сказал:
        — Мы можем поговорить у меня в шатре.

* * *

        Кира сидела у костра. С того момента, как они вошли в просторное помещение, женщина была спокойна, но немного рассеянна, явно ощущая присутствие здесь духа Святого, как еще совсем недавно чувствовал его Роун. Он ждал, пока она неспешно водила рукой по ковру пророка. Через некоторое время Кира подняла на него глаза и почти шепотом спросила:
        — Тут все, как он мне рассказывал. Ты ведь именно здесь ему читал, правда?
        — Да.
        Голос ее звучал печально, а в глазах застыл невысказанный вопрос.
        — Со мной все в порядке. Трудновато только заново привыкнуть к этому месту, вот и все. У меня такое чувство, будто я хожу здесь тенью призрака Святого, и это мне совсем не по душе.
        — Может быть, реальная угроза тебя встряхнет? У нас с Виллумом была небольшая схватка с отрядом клириков, после которой мы выяснили кое-что, что вряд ли тебя обрадует. Один из клириков перед смертью узнал Виллума и сказал ему, что на вооружение Дария поступило новое оружие — Апогей, но именно этой группе в нем отказали. К счастью для нас, намекнул он, потому что, если бы он у них был, живыми мы бы оттуда не выбрались. А когда тот клирик помер, там какое-то время еще звучал странный такой вибрирующий звук, потом хлопок, и его блокиратор… растворился. Я проверила остальных клириков — у каждого из них образовалось мерзкое зеленоватое углубление у основания черепа. Виллум считает, что Дарий что-то замышляет. Я решила, что лучше приехать пораньше и рассказать тебе об этом, чтоб ты был начеку. Чем скорее мы начнем, тем лучше. Ты уже встречался с контрабандистом?
        — Да. Кира… я ему не верю.
        — Что тебя тревожит? Или обо мне беспокоишься?  — Кира рассмеялась.  — Не стоит. Я тоже не настолько тупа, чтобы доверять контрабандисту. Вопрос только в том, сможет ли он переправить меня в Город.
        — Он говорит, что сможет, и рассчитывает сорвать за это большой куш. Мне кажется, нам надо подождать, по крайней мере до созыва Совета, чтобы договориться о последних приготовлениях.
        — А тебе не кажется, что чем скорее я туда отправлюсь, тем будет лучше? Если я поеду прямо сейчас, то…
        — …то далеко ты не уедешь.
        Кира с Роуном одновременно обернулись и увидели сказителя, который вошел в шатер так тихо, что они его не заметили.
        — Что это вы на меня уставились с таким удивлением? Я могу не только соловьев баснями кормить. Хотя, надо признаться, что именно язык мой сладкозвучный убедил вооруженных братьев проводить меня в лагерь. Правда, мое прибытие сюда было не столь эффектным, как твое.
        Кира притянула сказителя к себе и крепко обняла. Сказитель тоже заключил ее в дружеские объятия.
        Роун оторопел. А когда Камьяр хитровато ему подмигнул из-за плеча Киры, он подумал о том, можно ли будет наконец когда-нибудь спокойно организовывать здесь встречи, чтобы никто их не прерывал.
        — Поговаривают, что в Город никого не впускают и никого из него не выпускают. Сотни людей арестовывают каждый день. С тех пор, как пропала Стоув, Дарий в ярости. Скоро подойдет Межан, она расскажет нам о последних новостях оттуда. Уверен, стоит немного повременить, зато получить самые свежие известия о том, что там делается.  — И хотя Кире его мнение явно не понравилось, он обаятельно улыбнулся.
        — А что нам делать с контрабандистом, пока мы будем ждать Межан?  — недовольно спросила она.  — Зачем нам нужен здесь этот прохиндей, когда приедут гости?
        — Роун, можно мне внести предложение?
        Роун кивнул, и Камьяр рассказал Кире о библиотеке и планах Роуна использовать ее в качестве базы для предстоящих операций. Обобщая суть, он заключил:
        — Ты понимаешь, несколько воительниц-апсара — это именно то, что необходимо для защиты такой базы. Если слегка переоборудовать в Академии комнату для гостей, наш контрабандист вполне мог бы провести там некоторое время.
        — Но его нельзя туда везти,  — перебил сказителя Роун.  — Он заложит нас при первой же возможности!
        Кира в ответ криво усмехнулась.
        — Знаешь, Роун из Негасимого Света, если влить ему в глотку немного скорпионьего пойла, а на голову надеть шерстяной мешок и хорошенько завязать его на шее, он понятия не будет иметь о том, куда его привезут. Я тебе это гарантирую.
        Такое предложение Киру слегка успокоило, и Роун скрепя сердце с ним согласился.
        Сказитель задумчиво потирал руки.
        — А как нам уговорить братьев поделиться их любимым пойлом?
        Роун рассмеялся. Он подумал, что Камьяра надо активнее использовать для реализации их замыслов.
        — Лампи в большом шатре поговорит с Поваренком, который — я уверен — откроет нам источник пойла.

* * *

        Роун смотрел, как его друзья неторопливо шли к центру лагеря. Некоторые братья останавливались и кивали им в знак приветствия, от чего ему становилось не по себе. Юноше хотелось держаться как можно дальше от своих «последователей», поэтому он повернул в другую сторону и направился к ручью, протекавшему в сторону горы.
        Близился полдень. Роун, погрузившись в воспоминания, неторопливо поднимался по склону. Прикрыв глаза, он вспоминал, как нес на эту гору огромный тяжеленный валун и, еле-еле дотащив его до вершины, окровавленный и изможденный, бросил его, наконец, на землю перед идолом Друга. Друг восстал из камня, крикнул тогда Святой. Родился из камня, родился из камня, вторили ему братья. Так завершилось его второе испытание. Он остановился, подставив лицо теплым полуденным солнечным лучам, и попытался отогнать от себя эти воспоминания.
        Приближение чьих-то шагов Роун расслышал слишком поздно. В лицо его швырнули пригоршню жгучего порошка. От дикой боли, казалось, глаза вылезут из орбит и лопнут. Он тер их, чтобы ослабить невыносимое жжение, и сквозь пелену заметил очертания занесенного над ним длинного ножа. Отпрыгнув назад, чтобы избежать удара, Роун упал в ручей и стал лихорадочно промывать глаза водой. Адская боль немного ослабла, и он смог различить смутные очертания приближавшейся фигуры с вновь занесенным для удара ножом. Роун подался вбок и снова выскочил на берег, выбросив вперед руку, чтобы защититься от смертоносного лезвия. Только поэтому он успел обнажить меч до того, как нападавший попытался нанести следующий удар. Вслепую размахивая перед собой мечом, он услышал звон и почувствовал скользящий удар ножа по лезвию меча. Продолжая с бешеной скоростью вращать перед собой мечом-секачом, Роун надеялся выбить нож из рук неизвестного противника, но лишь со свистом рассекал воздух. Он не мог долго вертеться в этом бешеном танце — от жгучей боли в глазах и непрерывного вращения у него закружилась голова. Он наткнулся ногой на
какой-то сучок и чуть не упал.
        Все перед глазами было как в тумане, поэтому он закрыл глаза и прислушался. Его соперник тоже замер в ожидании. Но Роун слышал его дыхание — он стоял напротив, по другую сторону ручья. Тогда он скривился, опустил меч, согнулся, будто от дикой боли, и услышал тихие шаги и учащенное дыхание нападавшего. Лишь почувствовав запах пота приближавшегося человека, Роун перенес вес тела на другую ногу и изо всех сил нанес мощный удар по врагу. Удар пришелся нападавшему в грудь, и тот отлетел на берег и ударился о камень с такой силой, что послышался хруст костей.
        Роун подошел к ручью, опустил лицо в воду и снова стал промывать глаза. Боль спала, он стал видеть лучше и подошел к противнику.
        Поваренок, взгляд которого уже начал стекленеть, прошептал:
        — Ты снова выиграл, Роун…
        — Зачем ты сделал это, Поваренок?
        Тот попытался улыбнуться, чуть оскалив красные от крови зубы.
        — Ты похитил мое бессмертие… Это ты всегда был особенным, а я никогда…
        Тело Поваренка судорожно дернулось, полный ненависти взгляд застыл на лице Роуна и остекленел окончательно.
        Роун смотрел в лицо мертвого юноши. Какая же страшная была у него жизнь! Родители продали его в рабство, когда ему было всего десять лет. Самой большой радостью в его судьбе стал день, когда он попал к братьям. Но он не смог пройти испытания, и его отослали на кухню. Парень надеялся на освобождение через ритуальное жертвоприношение, но и в посмертной славе ему было отказано из-за бегства Роуна, а возвращение его превратило жизнь Поваренка в невыносимую пытку.
        Белый сверчок вылез из кармана Роуна и перебрался на опухоль на шее Поваренка. Следуя совету насекомого, Роун коснулся безобразного нароста и внимательно осмотрел блокиратор. Ему стало ясно, что устройство не работает и, похоже, уже давно.
        Размышления юноши были прерваны криками и топотом бежавших в его направлении людей.
        Быстро оценив ситуацию, брат Волк спросил:
        — Ты не ранен?
        — Нет.
        Волк кивнул охранникам, и они быстро отволокли мертвое тело прочь. Потом он протянул руку Роуну.
        — Тебе не положено покидать территорию лагеря без охраны.
        — Караул справился со своей задачей. Вы нашли меня очень быстро.
        — Нет, не быстро… Прости меня, Роун из Негасимого Света. Энде говорила мне, чтобы я остерегался шпионов, подосланных ловцами видений, но этот…
        — Поваренок шпионом не был. Он действовал по собственной инициативе.
        — Но почему? Как он мог надеяться победить тебя в сражении?
        — Мой побег отсюда лишил его единственной надежды на спасение. Он знал, что эта опухоль его доконает. Ему нечего было терять.
        — Это все Ворон с его проклятыми блокираторами!  — выругался Волк.  — Мерзость и гадость бесчеловечная! Одна подлость от этой чертовой технологии Города. Дарию нужны только послушные, как заводные игрушки, солдаты. Отвратительно!
        Роуна удивила та злость, с которой Волк выдал эту гневную тираду, но его чувства он вполне разделял. Когда Роун был в Городе, он явственно ощущал царившую там странную апатию, будто жители его составляли простые бесчувственные винтики огромного механизма, армию марионеток, которых дергали за веревочки… Контроль Дария над этой армией зиждился на блокираторах. Если можно было бы как-то…
        — Что будем делать с телом, Роун из Негасимого Света?
        — То же самое, что с телами всех павших братьев. Волк напрягся, играя желваками.
        — Он не из наших и братом никогда не был.
        — Он служил братьям и погиб от руки брата.
        Единственной его мечтой было признание. И после смерти он наконец его получит.

* * *

        На вершине горы, где лицом к лагерю стоял идол Друга, из поленьев и веток был навален высокий погребальный костер — последнее место земного пребывания Поваренка. Братья стояли рядом, образовав круг, в поднятой кверху руке Роун держал факел.
        — Друг вышел из камня!  — прокричал он.
        — Рожденный из камня!  — вторили ему братья.
        — И к Другу мы возвратимся!
        Роун поднес факел к костру и языки пламени зализали поленья, отражаясь на полированной поверхности каменного истукана. Казалось, что кожа Друга стала красноватой, живой, его вытянутая вперед рука словно звала, звала и манила, будто он говорил: «Иди ко мне, иди…»
        Роун смотрел, как братья расслабились, ожидая, пока костер догорит, а от Поваренка останется лишь пепел. Ведь именно этого он и хотел — чтобы его передали в руки Друга.
        Друг… или Митра — а может быть, он и в самом деле где-то существует? А если это так, действительно ли он такой древний и могучий, как подозревает Лампи? Может он им помочь? Смог бы он им помочь… если бы Роун вдруг нашел его?



        ЗНАК ХРОШИ

        ЕСЛИ ЕСТЬ У ТЕБЯ ЭТОТ ЗНАК,
        СТОИТ ТЕБЕ ПОПАСТЬ В БЕДУ —
        ХРОШИ БУДУТ ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ
        И НА ПОМОЩЬ К ТЕБЕ ПРИДУТ.
        НО ЕСЛИ В БЕДУ ПОПАДУТ ОНИ,
        ЗАБУДЬ ПРО СВОИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
        И ТУТ ЖЕ НА ВЫРУЧКУ К НИМ СПЕШИ —
        ОНИ НЕ ПРОЩАЮТ ПРЕДАТЕЛЬСТВА.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        На кромке шерстяного капюшона Мабатан капельки воды превратились в сверкающие льдинки. Холод был вполне под стать ее настроению. Девушка беспокоилась о том, что в селении Киры произошло с целительницей, которую она оставила там под защитой десятка воительниц-апсара. Если враг прорвется за крепостные стены, бессознательное тело Аландры окажется во власти разбойников и убийц. Но апсара сказали Мабатан, что ее ждут в лагере братьев, а потому она не может с ними оставаться и охранять целительницу. Будущее ждало ее в других местах.
        Размытые отблески жутких образов навязчивой чередой бередили ее страхи, пронзая мысли, как горячий нож — масло. Она видела мысленным взором гибель десятков людей. Небольшой шрам чуть выше локтя от ножа Мизы сильно зудел и пульсировал. Значит, потерянные жизни принадлежали хроши.
        Мабатан побежала через лес, переливчато мерцавший замерзшими капельками-льдинками, сердце ее все сильнее сжималось от страшных предчувствий. Вдруг раздался оглушительный взрыв, от которого вокруг нее с деревьев градом обрушились на землю льдинки и сосульки. Она выбежала на поляну и сквозь пелену лившего как из ведра дождя со снегом увидела догоравшие обломки грузовика клириков. По всей поляне были разбросаны десятки бледных безухих тел, присыпанных мельчайшими серебристыми осколками. Ясно было, что это осколки от того, что взорвалось.
        В отдалении она увидела около двадцати клириков, которые, размахивая мечами, сгрудились вокруг пары уцелевших хроши. Оскалив клыки, двое кровопийц отражали их удары, но при таком соотношении сил им, конечно, не суждено было уцелеть. Подбежав к ним как можно ближе, но так, чтобы не попасться на глаза клирикам, она остановилась и вынула из заплечного мешка три до блеска отполированные тростниковые трубочки. Она редко прибегала к использованию яда ползучей лозы, потому что это было небезопасно. Но в сложившейся ситуации не оставалось выбора — только так она могла помочь хроши. Схоронившись за большим валуном, Мабатан соединила три трубочки в одну, вложила в нее небольшую стрелу, прицелилась и сильно дунула в трубку. Клирик схватился за руку, закричал и, судорожно дергаясь, упал на землю. Она продолжала стрелять, посылая отравленные стрелы точно в цель, но клириков было слишком много. Мабатан понимала, что хроши ей не спасти, потому что кровопийцы отбивались от клириков уже из последних сил.
        Хроши стояли спиной к спине, с невероятной скоростью отражая сыпавшиеся на них со всех сторон удары врагов. В одном из них Мабатан узнала Мизу. Клирик уже заносил меч, чтобы нанести ей удар в голову. Мабатан подняла трубку и тщательно прицелилась, чтобы по ошибке не попасть в подругу. Она уже набрала полные легкие воздуха, как вдруг чья-то стрела пронзила шею нападавшего. Девушка направила трубку на другого клирика, но тут они стали один за другим падать на землю, сраженные стрелами невидимого стрелка, который ни разу не промахнулся. Оставшиеся враги в смятении заметались, потому что теперь запросто могли стать для двух хроши легкой добычей.
        Мабатан бросилась к подруге. Но вдруг второй хроши повернулся к ней и занес меч для удара — это был Кришусс, самый яростный человеконенавистник. Миза мгновенно встала между ними и, приложив раскрытую ладонь к груди Мабатан, прощелкала ей слова благодарности. Кришусс попятился в тень, и тут подруги увидели приближавшегося к ним человека со смуглой кожей, который держал в руке длинный лук.
        Приняв благодарность Мизы, мужчина кивнул Мабатан.
        — Меня зовут брат Жало. Я — друг хроши, по крайней мере тех из них, кто не чурается друзей из числа людей,  — сказал он, скосив глаза на Кришусса. Потом протянул руку, показывая такой же знак, как у Мабатан,  — знак крови, призвавший их двоих на эту битву.  — Я был в дозоре и услышал призыв. А ты, должно быть, Мабатан?
        Сложив вместе ладони, девушка склонилась в формальном приветствии:
        — Твое имя с почтением произносят в Дальних Землях, а твое несравненное мастерство в рисовании песком признано повсюду.
        Брат Жало поклонился ей и негромко произнес:
        — Ты мне льстишь.  — Он прошел мимо Мизы к одному из поверженных хроши, взял в руку мелкие серебристые осколки и понюхал их. Повернувшись к девушке, Жало спросил: — Что здесь произошло?
        Миза рассказала, как с небольшим охотничьим отрядом она попала здесь в засаду. У клириков появилось новое оружие, убивавшее мгновенно и непонятно каким образом. На ее призыв откликнулись другие воины-хроши, но многие из них были убиты этим оружием до того, как оно было выведено из строя.
        Жало осмотрел мертвых, пытаясь понять причину их гибели. Но Миза сокрушенно покачала головой и сказала Мабатан, что брату Жало ничего не удастся выяснить. Казалось, будто жизненная сила воинов под воздействием этого оружия покидала их сама собой. Никогда раньше они не несли столь значительных потерь от такого небольшого числа врагов.
        Мабатан скорбно смотрела на павших в бою. Позади нее откатился камень, и из открывшегося подземного туннеля один за другим стали выходить хроши. Ступив на мерзлую землю, каждый из них поднимал глаза к небесам и начинал оплакивать своих павших сыновей и дочерей, матерей и отцов.
        Кришусс шагнул вперед. Лицо его осунулось, клыки резко выступали из мощных челюстей. Жало поднялся и встал позади Мабатан.
        — Это из-за вашей человечьей войны гибнет наш народ,  — угрожающе прошипел Кришусс.
        — Мы вместе выступаем против общего врага,  — прощелкала ему в ответ Мабатан.
        — Раньше вазя не вступали в битву. С чего бы это им делать сейчас?
        — Мы вступили в битву с начала времен, а сейчас объединились с теми, кто хочет преодолеть пропасть…
        — Все это чушь из пророчеств!  — Кришусс даже сплюнул в сердцах.
        — Пророчества сбудутся вне зависимости от того, хочется тебе этого или нет, а те, кто выступит против них, будут повержены.
        — Что бы ты мне ни говорила, ведьма из народа вазя, тебе не удастся меня убедить!
        Почувствовав легкую щекотку, Мабатан протянула руку вперед. Увидев, как из ее накидки выполз белый сверчок и устроился поверх рукава, Кришусс отпрянул. И тут же из трещин в большом валуне появились и другие белые сверчки. Мабатан спокойно смотрела, как они устраивались на оцепеневшем от изумления Кришуссе. Белые сверчки, такие же бледные, как хроши, были их священным символом, определявшим суть их духовной жизни. И хотя Мабатан не слышала, о чем они без слов общались с Кришуссом, девушка поняла по изменившемуся взгляду его розовых глаз, что сверчки вразумили его.
        — Сверчки дали мне понять, что я должен встретиться с Роуном — защитником Новакин, и его сестрой, чей крик несет смерть, завтра, на заходе луны, на склоне холма у долины братьев. Но я очень сомневаюсь, что им удастся убедить меня.
        Отвернувшись от Кришусса, Мабатан приложила ладонь к груди подруги.
        — Миза, мы расскажем Роуну об этом оружии и о потерях вашего народа.
        Миза, ссутулившись от усталости и горя, накрыла руку Мабатан своей.
        — Я должна начинать обряд похорон.
        — Да будет легким их путь в иной мир,  — проговорили Мабатан и брат Жало вместе с хроши на их языке прощальное напутствие. Миза вынула нож и шагнула вперед, чтобы произнести заупокойную молитву по своим павшим друзьям. Она вскрикнула, воины-хроши вынули ножи и сделали себе надрезы на ладонях.
        — Пора идти,  — проговорил брат Жало, мягко коснувшись плеча Мабатан.  — Нам о многом надо рассказать Роуну до завтрашней встречи.
        Когда они в молчании шли по замерзшей земле к лошадям, Мабатан думала о том, откуда у брата Друга взялся знак хроши. Она знала, что Жало был духовным руководителем братьев, но все же он оставался братом, а их никто не мог заподозрить в милосердии и сострадании. Она хлопнула лошадь по крупу в знак приветствия и заметила, что брат Жало пристально на нее смотрит.
        — Тебя удивило, что я друг хроши?
        — Да,  — призналась Мабатан.
        — Я был еще ребенком, мне едва исполнилось одиннадцать лет, когда пришлось спасаться от клириков, патрулировавших реку на катерах. В одном из них были дети, и некоторых клирики стали выбрасывать в воду. Сначала дети беспомощно барахтались, а потом начали тонуть, но люди Дария со смехом уплыли прочь. Я уже тогда хорошо плавал и знал, что мне делать. Но дети были немного странные, и я на мгновение замешкался. Этого мгновения оказалось достаточно — я спас четверых, а пятая к тому времени уже захлебнулась и умерла. Мы сидели на берегу с детьми, к нам подошла взрослая женщина-хроши и взяла у меня умершую девочку. Она отвела нас всех через подземные туннели в какое-то помещение. Несколько собравшихся там хроши вынули ножи. Я уже было подумал, что они собрались меня зарезать, но они сделали мне вот это,  — сказал он, показав знак у запястья.  — Они смешали мою кровь с кровью четверых хроши, которых я спас. С годами они научили меня своему языку, и мы храним верность нашей дружбе и по сей день. Я рад, что тех четверых не оказалось среди погибших.
        — Что же это за новое оружие? Ты заметил хоть что-нибудь?
        — Нет, я бы тут же рассказал про это Мизе. Ты слышала взрыв?
        — Слышала.
        — Мне показалось, что рвануло, когда оружие накренилось. Значит, если подобраться к нему поближе, его можно уничтожить. Металлические фрагменты не представляют собой ничего особенного — так, просто покореженные куски от уничтоженного оружия. Воинов убивал не металл. Я так и не смог определить, от чего погибли хроши. Понимаешь, Мабатан, на некоторых из них не было ни единой царапины. Вообще ничего. Но…
        — Ты что-то почувствовал?
        — Не знаю, как тебе это лучше объяснить. Но у меня возникло такое странное чувство, будто хроши поглотила какая-то чудовищная пустота, а потом выплюнула их тела, предварительно высосав все их жизненные силы. Как мы иногда косточки выплевываем…  — Жало отвел взгляд в сторону.  — Но ощущения мои не важны. Главное, что это оружие было создано по распоряжению Дария. С этим чудовищем мы должны вступить в бой…
        Мабатан еще подождала, но Жало больше к ней не оборачивался и молчал. От леденящей кровь жути по спине девушки пробежали мурашки. Какую судьбу уготовил им Хранитель Города?

* * *

        Мабатан и Жало приехали в лагерь братьев на следующий день. Там царило лихорадочное оживление, потому что съехалось много приглашенных, братья казались настороженными, обстановка — напряженной.
        — Роун из Негасимого Света создал для нас непростую проблему. Мы не привыкли к приемам гостей, с гостеприимством у нас слабовато, да и дипломаты мы никакие.  — Брат Жало кивнул в сторону важного господина в черном бархатном балахоне и негромко сказал: — Вот тебе прекрасный пример — правитель Селиг. Он приехал вчера в сопровождении свиты. Именно поэтому я находился так далеко от лагеря — должен был обеспечить безопасность его проезда.
        — Прошу меня простить,  — донесся до них властный голос правителя. Братья, деловито возводившие большой шатер, прервали работу, чтобы его выслушать.  — Моей жене и сопровождающим нас лицам нужна горячая вода для купания.
        Братья уставились на Селига с таким недоумением, будто тот говорил с ними на иностранном языке, и Мабатан даже прикрыла рот рукой, чтобы не расхохотаться во весь голос.
        — Горячая вода,  — повторил он,  — чтобы принять ванну.
        Увидев Жало, братья вздохнули с облегчением. Но их начальник лишь пожал плечами, дав им понять, чтобы они продолжали заниматься своим делом.
        Следуя за братом Жало в лагерь, Мабатан обратила внимание на высокую женщину с проницательным взглядом, стоявшую рядом с правителем. Ясно было, что это его жена. Она старалась выглядеть скромно и непритязательно, но Мабатан сразу поняла, что женщина принадлежит к народу апсара.
        — Дорогая,  — обратился правитель Селиг к жене.  — Такое впечатление, что эти неотесанные головорезы не имеют представления о том, что я им говорю.
        Жена правителя взглянула на Мабатан и чуть заметно ей подмигнула. Ясно было, что она тоже понимала, кто такая Мабатан, может быть, именно потому, что девушка сразу ее распознала. Ей бы следовало понадежнее скрывать то, что ей ведомо, подумала Мабатан.
        — Пойдем,  — обратился к Мабатан брат Жало.  — Перед тем как начать разговор с Роуном, мне хочется тебе кое-что показать.
        Он провел ее под навес, где пятеро братьев склонились над большим плоским камнем, создавая на нем образ Друга. Каждый держал в руке небольшую воронку и, целиком сосредоточившись на своем деле, сыпал на камень песчинки цветного песка. Этот процесс заворожил Мабатан, переключив на себя ее внимание, настолько, что она видела, как каждая отдельная песчинка занимает свое место на целостном каменном полотне изображения. Но столь захватывающее занятие было прервано звуками знакомых голосов.
        Роун остановился у самого навеса. Его окружали улыбавшиеся Камьяр, Лампи и Кира, а сбоку к их компании пристроился мрачный брат Волк.
        — Бабушка моя прибудет сюда через пару часов,  — сказала Кира.
        Мабатан поняла, что Роуну об этом уже известно. Это означало, что все шло по плану и Виллум со Стоув приедут вместе с ней.
        — Сколько человек прибудут вместе с Энде?  — не скрывая раздражения, спросил брат Волк. По его тону было ясно, что все эти назойливые гости, собравшиеся в лагере братьев, особой радости ему не доставляли.
        — Не меньше двенадцати,  — беспечно ответила Кира.
        Волк напрягся, видно было, что он сдерживается из последних сил, и в этот момент обстановку разрядил Лампи.
        — Почему бы, брат Волк, нам не поставить несколько палаток для вновь прибывших гостей в восточной части лагеря? Тогда всем можно было бы обеспечить надлежащие условия и спокойствие.  — Мабатан наблюдала, как внимательно Лампи смотрит в угрюмое лицо Волка.  — Разве я не прав?  — спросил он его, выдержав непродолжительную паузу.
        Все затаили дыхание, а Волк с удивлением уставился на Лампи. Не заметив никакого подвоха, Волк расслабился и повернулся к Роуну.
        — Я прослежу за этим,  — сказал он и, вежливо кивнув Кире, уверенно направился к центру лагеря.
        — Неплохо, мой юный друг!  — одобрительно заметил Камьяр.  — Ты, можно сказать, одержал дипломатическую победу! Хотя этого и следовало ожидать — ты ведь у нас прирожденный актер, а потому обладаешь выдающимися способностями и к политике. Браво!
        Пока Камьяр расточал комплименты Лампи, Мабатан, оторвавшись от картины, собралась подойти и поприветствовать друзей, но тут внимание Роуна привлекло что-то на противоположном конце лагеря. Мабатан вздохнула, и рука ее, протянутая в приветственном жесте, застыла в воздухе.
        — Мабатан!  — радостно воскликнул Лампи и схватил ее руку.  — А мы и не знали, что ты приехала!
        Роун обернулся — по выражению его усталого лица было видно, что у него будто гора с плеч упала.
        — Как я боялся, что ты сюда не доберешься…
        — Меня сопровождала надежная охрана,  — сказала Мабатан, бросив взгляд в сторону стоявшего рядом брата Жало.
        Роун подошел к ней совсем близко и прошептал:
        — Мабатан, Стоув уже совсем рядом — я ее чувствую.
        Глаза юноши лучились такой надеждой, что Мабатан не захотелось его отвлекать. Последняя встреча Роуна с сестрой была очень краткой — ее прервали беспорядки и насилие. И тем не менее новость, о которой она должна была ему сообщить, ждать не могла.
        — Роун, нам с братом Жало надо поговорить с тобой до прибытия апсара. Тень, которую отбрасывает Дарий, может оказаться мрачнее, чем мы предполагали.



        БРАТ И СЕСТРА

        В ПИРАМИДЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ НЕПРЕСТАННАЯ ВСЕНОЩНАЯ МОЛИТВА О БЛАГОПОЛУЧНОМ ВОЗВРАЩЕНИИ НАШЕЙ СТОУВ. ЛЮБОЙ ГРАЖДАНИН, РАСПОЛАГАЮЩИЙ ИНФОРМАЦИЕЙ О ЕЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИИ, ОБЯЗАН НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ПРЕДОСТАВИТЬ ЕЕ НЕПОСРЕДСТВЕННО ВЛАДЫКЕ ВНУШЕНИЯ. ДА БУДЕТ ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ЧТО МЫ НЕ ПРЕКРАТИМ ПОИСКИ, ПОКА ОНА НЕ ВЕРНЕТСЯ К НАМ, А ТЕ, КТО ОТВЕТСТВЕН ЗА ЕЕ ПОХИЩЕНИЕ, ПОНЕСУТ ЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ.
    ПРОКЛАМАЦИЯ ВЛАДЫКИ КЕРИНА

        Виллум замыкал небольшую кавалькаду апсара — лучших воительниц, которых взяла с собой Энде. Рядом с ней полукругом скакали трое самых способных юношей, которые должны были продолжать подготовку с братом Волком. Им было не больше пятнадцати лет, но каждый обладал таким потенциалом, которого Виллум не ожидал — ребята напоминали ему его самого в молодости. Всем страстно хотелось принять участие в грядущих битвах. Эх, если бы он сам смог хотя бы несколько недель позаниматься с ними, их шансы на выживание могли бы значительно возрасти. Как же не хотелось, чтобы они погибли в этой войне!
        Чтобы скрыть Стоув от посторонних глаз и защитить ее, рядом с ней скакали шесть молодых женщин разного возраста, придирчиво отобранных Энде. Они так явственно гордились возложенной на них задачей, что Виллум даже улыбнулся. И Стоув, должно быть, испытывала те же чувства. Уже больше двух лет она не общалась с девушками своего возраста. Ей трудно было расстаться с родителями, любовь которых дарила ощущение безопасности, и вернуться в мир. Виллум надеялся, что общество девушек поможет ей чувствовать себя увереннее.
        Прошлым вечером, когда он уже собрался уходить после встречи с Энде, им сказали, что Стоув пришла в себя и очень расстроена. Как только Петра им об этом сообщила, ему стало ясно, что исцеление девочки было неполным.
        Зайдя к Стоув, он увидел, что она свернулась калачиком, как малое дитя, всхлипывает и дрожит. Хотя девочка и позволила ему взять себя на руки, Виллум понимал, что его забот недостаточно, чтобы ее утешить и отогнать печаль. «На рассвете апсара уезжают к Роуну»,  — шепнул он ей и отер слезы со щек. Виллум очень надеялся, что встреча с братом принесет ей облегчение. Поэтому, если ей хотелось ехать с ними, обязательно надо было покушать и прийти в себя.
        Очень скоро Стоув взяла себя в руки — о том, чего ей это стоило, Виллуму оставалось только гадать. Лучше всего для нее было бы забыть о своих печалях и горестях, но Дарий предпринимал такие шаги, которых никто от него не ожидал, и потому Виллум прекрасно понимал, что затягивать с возвращением в Город они никак не могли.
        Ему не хотелось бы находиться так далеко от Стоув, но вместе с тем он прекрасно понимал, что его ни в коем случае не должны были опознать шпионы Дария, которые могли встретиться им по дороге. Поэтому он надвинул на лоб такой же капюшон, как у всех аспара, и ехал рядом с Дай, Петрой и Вит в арьергарде кавалькады. Этим трем женщинам Энде доверяла больше других. Они целиком посвятили себя военным искусствам и отказались жить вместе со стоявшими у власти мужчинами, чтобы избежать участия в каких бы то ни было политических интригах. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что одолеть их в схватке практически невозможно. Они были уверены в себе, держались с достоинством и удивительным самообладанием. Глядя на то, как уверенно и непринужденно наездницы сидели в седле, Виллум испытывал истинное удовольствие. Соседство с этими красавицами-воительницами успокаивало бурю чувств, бушевавшую в его душе.
        Конь его неспешно двигался рядом с лошадями апсара, все они свернули на тропу, которая привела кавалькаду в лагерь братьев. Он ничем не выделялся среди всадниц и смотрел, как Роун в сопровождении почетного эскорта братьев церемонно приветствовал Энде.
        — Добро пожаловать, Энде из племени апсара. Твой приезд — большая честь для нас.
        — Посещение братьев Друга — для нас удовольствие. Мы привезли с собой троих наших сыновей для тренировок с братом Волком, если он сочтет их того достойными.
        Виллум внимательно наблюдал за братом Волком, когда тот сделал шаг вперед и сказал Энде:
        — Я был и навсегда останусь твоим учеником. Ты оказала мне честь, избрав меня учителем этих юношей.  — В голосе Волка звучало лишь почтительное уважение. Каким бы он ни был, своим воинским мастерством он в огромной степени был обязан Энде, и Виллуму очень импонировало то, что он не пытался скрыть, что был перед ней в долгу. Но в тот момент ему было нелегко — в его мощном облике явно просматривалась борьба между сомнениями и чувством долга.  — Совет созывается на заходе солнца. Пойдем, мы проводим тебя в отведенные тебе покои.
        Виллум перевел взгляд на Роуна. Но юноша был озабочен чем-то другим — предводитель братьев его в тот момент не интересовал. Он был мысленно связан со Стоув, и Виллум стал невольным свидетелем их безмолвного диалога.
        Я так о тебе беспокоился.
        Да, я знаю. Я чуть не умерла.
        Тебе надо было остаться с апсара. Ты была бы там в большей безопасности…
        Я и теперь с апсара. И ты здесь. Где же еще я могла бы находиться в большей безопасности?
        Стоув…
        Роун, либо мы вместе выступим против Дария, либо погибнем. Другого пути у нас нет.
        По тому, как изогнулась бровь Роуна, Виллум понял, какие его терзают мучения. Переживания, которые он испытывал из-за сестры, отражали их общую озабоченность. Энде кивнула своим спутникам, и они спешились. Поравнявшись с Роуном, Виллум мысленно попытался его утешить. Она жива, Роун, но ранена. Ты нужен ей.
        Вновь прибывших гостей проводили к нескольким длинным, невысоким палаткам, возведенным в восточной части лагеря. Ни с кем не советуясь, палатку рядом с той, которая была предназначена для Стоув, апсара оставили Виллуму. Он вошел туда и сел, ожидая, пока она его позовет. Он сознательно постарался выкинуть из головы все мысли, понимая, что такая роскошь доступна ему в последний раз — впереди их ждали нелегкие времена.

* * *

        Несколько тягостных часов после приезда апсэра Роун провел в приготовлениях к вечернему совету. Потом зашел к себе, сунул под мышку старую карту Края Видений и решительным шагом направился по замерзшей земле в противоположный конец лагеря. Ему не надо было ни у кого спрашивать, где палатка сестры,  — он чувствовал ее присутствие, будто перед его мысленным взором сияла путеводная звезда.
        Несколько апсара, вроде как без дела слонявшиеся у ее палатки, улыбнулись Роуну. Он прекрасно понимал, что их видимое безделье было лишь спектаклем, чтобы скрыть свою истинную роль — любой человек, который попытался бы проникнуть к тайно прибывшим гостям, был бы сразу задержан, а при попытке оказать сопротивление, скорее всего, убит.
        Палатка была небольшой и скромной. Рядом стоял Виллум, внушительный, даже будучи скрытым под капюшоном плаща апсара.
        — Она ждет тебя,  — прошептал он.
        — Спасибо за то, что ты ее нашел,  — ответил Роун, пожав Виллуму руку.
        — В этом, Роун из Негасимого Света, и состоит моя главная задача,  — сказал Виллум, ответив ему крепким рукопожатием.
        — Это мы нашли в Академии предвидения.  — Роун передал ему цилиндрический футляр, в котором лежала карта.
        — А вы обеспечили ее защиту?  — спросил Виллум. Он очень обрадовался, услышав эту новость.
        — Мы сделаем ее нашей базой. А это — карта Края Видений.
        — Если вы нашли ее там, она наверняка нуждается в серьезном обновлении.
        — Я рассчитывал…
        — Я возьмусь за дело немедленно,  — будто прочитав его мысли, ответил Виллум и молча скрылся в стоявшей рядом палатке.
        Роун отбросил тканый полог, прикрывавший вход в палатку. Увидев сестру, он глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено забившееся сердце. Она ведь была еще совсем юной девочкой — ей и двенадцати лет не исполнилось, но от нее исходила какая-то древняя и грозная мощь.
        Меня вырастили так, чтобы я стала утонченной аристократкой, брат. Это сделал мой приемный отец — Архиепископ Мегаполиса.
        От глубокой печали, сдавившей Стоув грудь, на глаза Роуна навернулись слезы. А ведь когда-то эта шаловливая девчушка, игравшая в прятки и лазавшая по деревьям, была счастлива. Но те времена канули в безвозвратное прошлое.
        — Я была у родителей,  — негромко сказала девочка.  — Они вернули меня к жизни. Если бы они мне позволили, я осталась бы с ними навсегда.
        — Я тоже недавно видел их в том же месте,  — ответил ей Роун.  — Но времени у меня было совсем мало, а вопросов к ним — очень много. Я хотел спросить их…
        — …почему они принесли себя в жертву?  — закончила за него фразу Стоув.
        Роун кивнул.
        — Они тебе сказали?
        — Нет, конечно же нет.  — Роун уловил в голосе сестры гнев и отчаяние.  — Они очень жалеют обо всем, что произошло… Но чтобы ответить на этот вопрос, одной жалости им было недостаточно, поэтому я решила к нему больше не возвращаться и сосредоточиться на стоящих перед нами задачах. Мы с Виллумом должны немедленно вернуться в Город.
        Дарий тебя убъет.
        Мама сказал, что этого не случится. Они знают, что мне надо туда вернуться, и смирились с этим. И тебе придется с этим смириться.
        Почему ты так со мной держишься?
        — Потому что я стала такой.
        Голос ее был бесстрастен, а взгляд — холоден. Если бы он только смог тогда крепче сжать ее руку, они бы никогда не расставались. Два года, проведенные с обращенными, и муки, которые ей довелось испытать по вине Феррела, сделали характер девочки твердым и непреклонным. Слишком непреклонным.
        — Ты хочешь мести…
        — А ты считаешь, мне нужно их простить?  — Улыбка ее казалась почти жестокой.  — И не мстить?
        Неистовство бушевавшей в ней страсти с невыразимой отчетливостью напомнило Роуну его собственный гнев. Но от этого ему не стало легче найти ответы на ее вопросы.
        — Ну почему же,  — дипломатично ответил он,  — не забывай только, что месть — как тупой нож.
        — Это ты хорошо сказал, брат.  — Стоув улыбнулась, и на щеках ее появились ямочки, отчего выражение лица стало по-детски невинно-лукавым.  — Но — можешь мне поверить — я позабочусь о том, чтобы лезвие моего ножа было острым как бритва.
        Прошу тебя, Стоув, мы ведь только что снова нашли друг друга.
        Нам, Роун, на роду написано друг с другом расставаться.
        — Так сказано в пророчестве, в «Книге народа Негасимого Света»: «Порой судьба детей соединяет, но линия их жизни не предполагает, что Света Негасимого наследники разделят общую судьбу до часа их последнего».
        Роун понял, что переубедить сестру ему не под силу. В глубине души он и сам понимал, что по большому счету Стоув была права — скорее его побудительные мотивы можно было поставить под сомнение. Однажды он уже не смог ни защитить, ни уберечь ее и повторять свою ошибку во второй раз совсем не хотел. А теперь, возможно, его защита и вовсе не была ей нужна. Если ей хотелось вернуться обратно, снова войти в роль Нашей Стоув, вернуть доверие Дария и помочь им в его устранении, кто он такой, чтобы отказывать сестре в этом ее стремлении? Она претерпела больше мучений в лапах Дария, чем он, и получила право играть свою роль по собственному усмотрению. Но все же он знал, что Стоув что-то утаивает от него. Он видел перед собой любимую сестру и вместе с тем… кого-то еще, и в нем не было уверенности, что этому кому-то можно полностью доверять. Кто ты?
        — А тебе не кажется, что и ты за это время изменился?  — нетерпеливо спросила она.
        Что-то заветное, потаенное, что Роун так надеялся вновь обрести при этой их встрече, было утрачено навсегда. Теперь он точно знал это. Историю нельзя повернуть вспять. Он услышал, как сестра мысленно позвала Виллума, и в следующий момент ее наставник предстал перед ними.
        — Я отметил здесь на карте более поздние изменения. Хотите, я…  — Виллум запнулся на полуслове, удивленно переводя взгляд с одного на другую.
        Роун кивнул и печально улыбнулся.
        — Да, будь добр.
        Разложив карту на полу, Виллум начал объяснять:
        — Вот это — Завиток. Он начинается в самом верху Колодца Забвения.
        — Я сквозь него пролетала,  — добавила Стоув.  — Внутри него как в ловушку пойманы духи. Они делают все что могут, чтобы тебя там удержать.
        — Здесь находится Спиракаль,  — продолжал Виллум.  — Дарий использует ее для приведения в исполнение смертных приговоров.
        — Но ведь она находится в Краю Видений. Кого…  — Роун озадаченно посмотрел на Виллума.
        — Тех Владык, которые с ним не согласны,  — ответил Виллум как ни в чем не бывало.
        — А это что за чудище такое с щупальцами?  — спросил Роун.
        — Англия. Ее предназначение держат в тайне от всех, кроме Владык первого предела. Водоворот, расположенный вот тут, такая же загадка. Я подозреваю, что эти Строения питают силы Владык и помогают их поддерживать, но не очень себе представляю механизм их действия. Вот это — Глазок. Он создан из дисков, которые можно использовать для сгибания пространства в Краю Видений, чтобы преодолевать большие расстояния со скоростью мысли.
        — Но разве это не…
        — …то, что мы с тобой, брат, делаем без какой бы то ни было помощи,  — завершила его фразу Стоув.  — А Владыки на это не способны. У них много ограничений.
        — Любопытно…  — сказал Виллум с таким видом, будто впервые об этом подумал.  — Складывается впечатление, что все Строения как бы расходятся из единого центра.
        Роун и Стоув придвинулись к Виллуму, чтобы взглянуть на трехмерную карту с того места, где он сидел.
        Тут Стоув даже рот раскрыла от удивления.
        — Спиракаль!  — выдохнула она и указала на подозрительно пустовавший участок.  — Вы посмотрите вот сюда — тут же ничего нет.
        — А где же Трон Дария?  — спросил Роун.
        Стоув с Виллумом переглянулись.
        — Трон,  — задумчиво проговорила девочка.  — Он говорил мне что-то о новом Строении, может быть, он строит его именно здесь.
        — Подводя итог своим архитекторским трудам,  — сделал вывод Виллум.
        Обернувшись к Роуну, Стоув спросила:
        — А что тебе об этом известно?
        — Он выглядит как гигантская рука. Основание ее погружено в бассейн — серебряный бассейн. Дарий говорил Святому, что мы со Стоув и Новакин должны служить ему чем-то вроде топлива или горючего. И не только мы. В той руке были видны очертания тех, кто всплывал из бассейна. Там сотни их были.
        — Виллум, помнишь, мы с тобой наносили визит в «Безграничное сотрудничество»? Фортин говорил тогда что-то о блокираторах, и это, помнится, навело меня на кое-какие соображения. Я нутром чуяла, что он что-то знает, но делиться этой тайной не собирается. Только позже мне пришло в голову, что это было как-то связано с новым Строением Дария.
        — Да, Фортин говорил что-то об их невероятном потенциале…  — Виллум на какое-то время умолк, потом, повернувшись к Роуну, спросил: — Кира рассказала тебе, что у тех клириков были какие-то новые блокираторы?
        — Да. Но какое отношение, по-твоему, они имеют к Трону Дария?
        — Ты видел тех, у кого стоят блокираторы?
        — Да, клириков. И еще многих людей в Городе.
        — И как они тебе показались?
        — Вялыми, апатичными… будто из них душу вынули. Ты хочешь сказать… что те контуры и тени, которые я видел плывшими вверх по руке… Ты думаешь, что Дарий использует блокираторы, чтобы они крали у людей их жизненные силы и их энергия перекачивалась в его Трон?
        — Я не стал бы исключать такую возможность.
        — Мабатан говорила, что это его новое оружие — Апогей, отнимало жизни хроши, не причиняя им никаких телесных повреждений. Ты полагаешь…
        — Виллум, нам обязательно надо будет вернуться на ту фабрику и попытаться все выяснить,  — решительно произнесла Стоув.
        — Да,  — согласился Виллум.  — По крайней мере, это хотя бы отчасти поможет нам понять, как Дарию удается и дальше двигаться в избранном направлении, несмотря на утрату не только Новакин, но также дочери и сына Негасимого Света.
        — Простите, что прерываю вас,  — заглянула в палатку Кира,  — но все уже собрались на совет.
        Когда Стоув поднялась, чтобы следовать за Роуном, между ними встала Кира.
        — Накинь этот плащ и надвинь капюшон поглубже. Бабушка говорила с Волком — он немного нервничает, опасается, что кто-то может за нами шпионить. Поэтому она решила, что тебе небезопасно присутствовать на совете с открытым лицом.
        Хоть Кира была гораздо сильнее Стоув и возвышалась над ней как башня, было ясно, что сестра его не испытывает перед воительницей страха. Девочка слушала ее не по обязанности, а из уважения; без тени сомнения она накинула на плечи плащ и скрыла лицо под капюшоном.
        — После совета Энде просила вас собраться у нее. Она хочет поделиться с вами некоторыми соображениями.
        Все согласно кивнули. Стоув подняла капюшон.
        Не думаю, брат, что смогу ждать так долго, чтобы высказать тебе все свои соображения. Надеюсь, ты не возражаешь?
        Мне бы очень хотелось рассчитывать на твою помощь и поддержку. Раньше мне никогда не доводилось проводить таких советов.
        Ну, если ты сам меня об этом просишь… шаловливо ответила она, выходя вслед за Кирой из палатки.
        Когда трое «апсара» удалились на встречу с Энде, Роун направился к шатру Святого, где собирался совет. Он должен был его вести, но чувствовал неуверенность. Ему не терпелось многое обсудить со Стоув и Виллумом, чтобы лучше подготовиться к встрече, а к основным вопросам он даже не успел подойти. Роун очень рассчитывал сделать это на встрече с Энде после завершения работы совета. Интересно, согласится ли Стоув встретиться с хроши? В какой-то момент во время их недолгого разговора в палатке ему показалось, что сестра такая же, как прежде, но он тут же понял, что теперь она гораздо дальше от него, чем была в детстве. У него даже возникло такое чувство, что ей до него особенно и дела-то не было.
        — Прости, Роун, что вынужден прервать твою глубокую задумчивость, но у меня есть к тебе одно предложение, которое, на мой взгляд, заслуживает внимания.  — Роун чуть замедлил шаг, чтобы сказитель скорее догнал его, но Камьяр крикнул: — Иди как шел, я и на ходу могу поговорить! Ведь не хотим же мы прийти последними,  — продолжил он, догнав юношу-Ты, наверное, мог заметить, Роун из Негасимого Света, что хоть сам ты вроде как на дружеской ноге с большинством из тех, кто собирается сегодня на нашу встречу, остальные далеко не всегда расположены друг к другу по-дружески. Так вот, в этой связи у меня и возникла мысль: почему бы нам для затравки слегка не воодушевить собравшихся пророчеством? Это могло бы еще раз всем нам напомнить о цели сегодняшнего совещания. Настроить всех, так сказать, на верный лад.
        — Звучит заманчиво,  — живо откликнулся Роун.  — Может быть, у тебя есть еще какие-нибудь соображения, как взбодрить аудиторию в середине и в конце нашего собрания?
        Рассмеявшись, Камьяр широким шагом обогнал юношу и прошел в шатер Святого.
        Над землей уже поднималась легкая дымка вечернего тумана. Роун ненадолго остановился, вспомнив о другом вечере двухлетней давности, когда четверо братьев вернулись с новостями из Дальних Земель, прервав его первую беседу со Святым. В тот вечер он тоже изрядно нервничал. Но тогда волнение его отчасти было вызвано восторгом. Ведь именно во время той встречи он принял предложение Святого обучаться в лагере искусству рукопашного боя и военного мастерству. Тогда он решил, что это ему не повредит. Если бы в тот далекий вечер Роун сделал другой выбор, теперь он не стоял бы здесь полный решимости перед лицом грядущей войны.



        ДВА СОВЕТА

        ПОСЛЕ ТОГО КАК БЫК УВИДИТ СКОЛЬЗЯЩУЮ ПО ЗЕМЛЕ ТЕНЬ ЛУНЫ, СОЛНЦЕ ОСВОБОДИТСЯ, И БУДУЩЕЕ ОПРЕДЕЛИТСЯ.
    КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

        Строгое величие огромного центрального шатра произвело на Стоув должное впечатление. Посреди большого зала горел костер. К тому свету, который он давал, добавлялся лишь тусклый свет шести масляных ламп, расставленных через равные промежутки среди собравшихся. Вокруг участников встречи ей виделось мерцавшее всеми цветами радуги сияние. Когда впервые она заметила что-то подобное? Да, это было сразу же после того, как она набросилась на Ворона с Браком, после того, как Феррел чуть не отправил ее на тот свет. Та хроши — Миза, излучала ярко-красные отблески… и еще в том Негасимом Свете, что в Краю Видений, Роуна окутывало синее сияние. Теперь струившийся от него свет был, как ей казалось, слоистым, он обвивал других участников собрания мерцающими извивами. Они сливались с теплым золотистым ореолом, окружавшим Энде, и замечательно сочетались с мягкими оранжевыми сполохами, плясавшими над сердцем Киры. Стоув чувствовала силу каждого из собравшихся по тому, как вокруг них клубился воздух. Заметив, что сиявшие вокруг правителя венчиками тонкие, будто зазубренные язычки света как бы пронизаны малюсенькими
извилистыми трещинками, она подумала, что ее новый дар может оказаться очень кстати. Ей стало ясно, что правитель явно нервничал, чувствуя себя здесь не в своей тарелке.
        Охранники интересовали ее не в такой степени, хотя их здесь было больше, чем участников собрания. Присмотревшись внимательнее к братьям, Стоув поняла, чем объяснялась озабоченность Энде и Волка. Некоторые из них были не старше Роуна и могли стать легкой добычей для любой силы, которая хотела бы подчинить их своему влиянию. Один из них перехватил ее взгляд. От брови до самого подбородка его лицо пересекал шрам, мерцавшее вокруг него сияние было коричневато-бурым, как цвет запекшейся крови. Ничего хорошего это не предвещало. Он немного удивленно смотрел в ее направлении, и хотя Стоув знала, что без труда может его убить, она чувствовала себя спокойнее под широким, надвинутым на глаза капюшоном.
        Совет, как ей показалось, начался неплохо — с пророчества, прочитанного этим сказителем, другом Виллума, которое подняло всем настроение. Он завершил его такими словами:
        — И встанут сын с дочерью Негасимого Света, и все их узнают. Люди перейдут на их сторону, и власть Города падет.
        Потом поднялся Роун и сказал, что созвал всех на эту встречу, чтобы обсудить, как все вместе они смогли бы организовать это «падение». После этого, как ей показалось, в шатре воцарился невероятный шум, потому что каждый хотел перекричать остальных, пытаясь изложить свою точку зрения.
        — Фандоры — это одно, а клирики — совсем другое…
        — Неважно, скольких вы убьете,  — они все равно будут постоянно высылать подкрепление…
        — Не смогут же они это делать до бесконечности! Думаю, это будет война!
        — Война?
        — В открытом бою Город одолеть нельзя.
        — Можно было бы проникнуть туда изнутри.
        — Но как? У них ведь повсюду шпионы. Лучше попытаться одолеть их в бою.
        — Проникнуть в Город невозможно. К нему даже подступиться нельзя, чтобы незаметно напасть.
        Каждый из собравшихся обладал немалой властью, каждый был упрям и самоуверен, большинство руководили достаточно крупными силами. Из всех споривших Роун был самым молодым. Он и понятия не имел, как призвать их к порядку.
        Ты не в состоянии их сдержать.
        Роун был близок к отчаянию.
        Я не знаю, как вести собрание. Все пошло наперекосяк.
        Расслабься. Улыбнись. Сделай вид, будто именно этого ты от них и ждал.
        Ты уверена?
        Можешь мне поверить, Роун,  — контролировать толпу меня учили самые лучшие учителя.
        Стоув даже обрадовалась, увидев, что Роун глубоко вдохнул, скрестил на груди руки и со знанием дела улыбнулся, как она ему посоветовала. Он стоял на ковре с изображением извивающихся змей, глаза его в сполохах пламени грозно поблескивали. Стоув не могла не признать, что, несмотря на юный возраст, фигура брата в этой позе производила вполне внушительное впечатление.
        Мабатан — единственный участник совета, сохранявший во всеобщем гвалте спокойствие, смотрела на Роуна не мигая. Через какое-то время в его сторону взглянул и правитель. Вскоре Камьяр, Энде, Кира, Межан, Жало и Волк один за другим прекратили разговоры и повернулись лицом к Роуну.
        Храни молчание. Продолжай улыбаться. Дай им немножко понервничать.
        Роун молчал.
        Дождись, пока все они начнут чувствовать себя неловко. Вот, теперь начинай. Говори медленно, негромко.
        — Я был в Городе. Я видел его мощь. У Дария большая армия, вооруженная по последнему слову техники. Наши возможности несопоставимы с потенциалом Города. Что нам остается делать?
        В зале воцарилась гробовая тишина. Взгляды всех присутствовавших устремились на Роуна. Цель была достигнута.
        Теперь, брат, они твои.
        — Мы выступим против Города и Дария так, как мы бы выступили против любого другого более сильного и лучше вооруженного противника — прежде всего мы должны как можно точнее определить его возможности. Да, армия Города более многочисленна, но всем клирикам поставили блокираторы, а потому они могут лишь слепо повиноваться приказам — собственная инициатива у них отсутствует. Если нам удастся контролировать ход боевых действий, мы получим значительные преимущества. Они лучше вооружены, но зависимость Города от техники делает его более уязвимым для подрывной деятельности. Если мы ее организуем и наладим нужные связи, у нас будет необходимая информация. Межан, ты пришла сюда к нам прямо из Города. У тебя есть какие-нибудь соображения?
        — Боюсь, я принесла плохие новости. Наша Стоув пропала, все тюрьмы переполнены. Казни стали обычным делом. Люди напуганы. Мы много лет поддерживали тесные связи с гюнтерами, но сейчас они подвергаются нападкам и притеснениям с особой силой, из них уже сделали козлов отпущения, арестовывают по несколько человек каждый день. Они даже не могут выяснить, куда забирают их товарищей, и страшно боятся, что Дарий всех их истребит. Должна сказать тебе, Роун, что Номер Семьдесят Девять исчезла.
        Ты знаком с гюнтерами?
        Они наши друзья, без их помощи у нас ничего не получится.
        — Проникнуть в Город сейчас невозможно. Мне чудом удалось из него выбраться: я затесалась в группу торговцев, и мне очень повезло — я оказалась с ними именно в тот момент, когда им вручали документы об изгнании из Города. Город теперь на запоре — никто не может туда войти, никто не может оттуда выйти. И так будет продолжаться вплоть до возвращения Нашей Стоув. Единственная новость, которую можно было бы считать хорошей, состоит в том, что, как я слышала из надежного источника, Стоув собирается туда вернуться.
        Я не хочу, чтобы ты туда возвращалась…
        Но я должна это сделать, брат.
        Стоув, на деле положение хуже, чем мы предполагали.
        Ты же слышал, что сказала эта женщина. Они будут хватать гюнтеров одного за другим, пока я не вернусь. Роун, неужели ты возьмешь на себя за это ответственность?
        — Кира,  — спросил Роун,  — сколько еще времени у нас в запасе?
        — Мало. Дарий может закрыть все входы и выходы из Города, но он продолжает рассылать клириков все дальше в Дальние Земли. Раньше такого никогда не было. И самих клириков стало больше, они лучше вооружены. Мне доводилось встречаться с ними. Их блокираторы заметно изменились, но насколько они стали более совершенными — нам остается только гадать. Кроме того, на вооружении войск Дария появилось новое оружие — Апогей. Оно представляет для нас смертельную опасность. Ведь так, Мабатан?
        — Клирики использовали его для нападения на хроши.
        — Извините, а кто такие эти… хроши?  — спросил правитель.
        Правитель — основной поставщик продовольствия в Город. Он в состоянии доставить Дарию большие неприятности и потому может тебе очень пригодиться.
        Я в курсе.
        — Они могут быть тебе известны под названием кровопийц,  — терпеливо объяснила Мабатан.
        — Ну что ж, значит, правильно, что клирики их уничтожили, разве не так?
        Мабатан, брат Жало, Энде и Кира поднялись со своих мест.
        Если ты сейчас же что-нибудь не сделаешь, запахнет жареным!
        Я и сам это прекрасно понимаю.
        Ой, смотри!
        Друг Роуна, изувеченный лесными клещами, тоже встал с места. До этого момента Стоув его почти не замечала — вокруг него она даже света никакого не видела. Но теперь, когда он поднялся, девочка обратила внимание, что от него исходит серебристое сияние, извивающиеся отблески которого расходятся во все стороны, смиряя накал страстей.
        — Внешность бывает обманчивой, правитель Селиг,  — сказал он.  — Вид хроши порой может внушать страх. Они живут своей жизнью отдельно от других. Я сам, как и большинство остальных людей, некогда разделял те чувства, которые ты к ним испытываешь. Но потом, когда я оказался в трудном положении, они мне очень помогли. Я выучил их язык, увидел, как они растят детей и заботятся о стариках. Теперь я уверен, что, если нам удастся завоевать их доверие, они станут для нас бесценными союзниками.
        Правитель от изумления побледнел как полотно.
        — Очень мило, адъютант, но твои доводы меня не убеждают. Меня сейчас больше интересует, как они смогут завоевать мое доверие.
        — Прекрасно понимаю, как непросто тебе было принять решение встретиться здесь с нами. Сам я обезображен шрамами, и, когда я ехал сюда, мне терять было ничего. А ты сюда добрался, несмотря на огромный риск — ты мог потерять все. Для такого поступка нужна большая смелость.
        Кровь вновь стала медленно приливать к лицу правителя.
        — То есть ты хочешь сказать, что если я рискнул один раз, то теперь могу рисковать снова? Я правильно тебя понял?
        — Более или менее,  — улыбнулся Лампи.  — Кроме того, надо учитывать, что хроши проложили туннели под всем пространством Дальних Земель. Поэтому они могут появляться в любой момент в любом месте. А это значит, что в наших интересах поддерживать с ними хорошие отношения.
        Пока правитель переваривал полученную информацию, Мабатан, Жало, Кира и Энде успокоились и расселись по местам.
        Брат, твой друг обладает скрытыми талантами. Он выбрал для разговора с правителем именно тот тон, который позволил ему без труда убедить собеседника. Тебе следовало бы поучиться у него технике общения.
        Сомневаюсь, что он сам этому когда-нибудь обучался. У него это получается совершенно естественно.
        Неужели? Гм… Тогда присмотрись повнимательнее к своему адъютанту. Как бы в один прекрасный день он не изменил тебе и не переметнулся к кому-нибудь другому.
        Но ведь он же мой лучший друг!
        От последних слов Роуна у Стоув даже перехватило дыхание, словно от удара в солнечное сплетение. Ей захотелось сказать ему в ответ что-нибудь колкое, обидное, но она понимала, что не права. Она так мало времени провела с братом, а уже успела его обидеть. И времени у них осталось совсем немного. Почему же даже теперь из нее так и лезет эта мелочная зловредность? Стоув мысленно извинилась, и Роун продолжил вести собрание.
        — Мабатан, ты хотела рассказать нам об этом нападении на хроши.
        — Апогей убивает мгновенно,  — ответила Мабатан.  — Хроши — храбрые воины, но здесь они оказались бессильны. Брат Жало потом внимательно осмотрел погибших. Может быть, он сам расскажет вам о своих впечатлениях,  — продолжила она, взглянув на брата Жало.
        — Это оружие не оставляет на телах жертв никаких следов,  — сказал он и смолк. Слова будто повисли в воздухе. Он держался так же спокойно, как Виллум, и Стоув это сразу понравилось.  — Поэтому понять, каким образом Апогей лишил воинов жизни, было невозможно. В итоге хроши смогли опрокинуть это оружие. Оно взорвалось, и от него остались лишь мелкие металлические обломки. Но за то, чтобы приблизиться к этому аппарату и разрушить его, хроши заплатили дорогую цену — они потеряли более сорока своих соплеменников. Если у Дария много таких устройств, нам надо будет разработать стратегию и тактику их разрушения. Как ты уже говорил, Роун, основную роль здесь должен играть контроль над территорией.
        Кира, сидевшая на подушке, сменила позу. Роун это заметил одновременно со Стоув.
        — Ты хочешь что-то сказать, Кира?
        — Как ты справедливо заметил, Роун, мы не можем подготовиться к тому, о чем ничего не знаем. Я согласна, что нам надо дождаться, пока Стоув снова окажется в Городе. Надеюсь, что к тому времени все вернется на круги своя, и мы сможем воспользоваться помощью гюнтеров. Но если обстоятельства сложатся иначе, нам нужно иметь про запас и другие решения. После следующего полнолуния — и никак не позже — мы должны выступить против Города. Для этого нам необходимо найти ответы на стоящие перед нами вопросы. Причем найти мы их должны независимо от того, сможем ли мы рассчитывать на поддержку гюнтеров или нет.
        Краем глаза Кира уловила легкое движение слева — чуть качнулся широкий рукав платья жены правителя, но она его тут же одернула. Взгляд ее казался рассеянным и равнодушным, но Стоув вдруг поняла, что он скрывал непоколебимую решимость.
        Роун, обрати внимание на эту женщину! Это она контролирует все решения правителя.
        Правитель, ободренный своей спутницей, прочистил горло.
        Видишь, как он скосил на нее глаза? Она по всем вопросам дает ему советы и следит, чтобы он неукоснительно следовал ее замыслам.
        — Если вы позволите вашему покорному слуге высказать свое мнение…  — начал Селиг.
        О да, очень покорному! Стоув! Сейчас же прекрати!
        — …нам следует изолировать Город. Вопрос заключается в том, как это сделать. Мои коллеги-правители никогда еще не были так озабочены сложившимся положением, особенно после того, как распространились слухи об убийстве правителя Брака…
        Его слова тут же вызвали всеобщее смятение, и все опять одновременно загалдели. Снова здорово! Но Роун был хорошим учеником — он терпеливо ждал, пока гвалт не начнет стихать. Хорошо, что он вовремя ее одернул — теперь вряд ли ему удастся уловить ее мысли об этом убийстве.
        — Кто-нибудь знает что-либо о виновниках этого преступления?
        Вопрос задал Волк — предводитель братьев. Интересно, подумала девочка, это он перерезал мечом горло ее мамы? Как же мог Роун допустить, что они выступают в одном строю?
        — Люди видели, как Ворон уходил с места преступления, поэтому он является главным подозреваемым в убийстве. Но никто не знает, где он находится теперь.
        У Стоув вдруг закружилась голова. Уходил с места преступления? Такого просто не могло быть! Виллум сказал ей, что Ворон мертв. Впервые с начала собрания она почувствовала его ненавязчивое мысленное присутствие.
        Я надел его птичий костюм, чтобы уйти с тобой из Праведного.
        Стоув тихонько рассмеялась.
        Какая замечательная мысль пришла тебе в голову! Ворон восстал из мертвых отъявленным убийцей! Этот гнусный пустозвон, по всякому поводу распускавший нюни, не заслужил такой славы.
        — В нашей среде распространилось мнение,  — продолжал правитель,  — что Ворон действовал по указке Дария. Кто еще мог помочь ему бесследно исчезнуть? Брак был единственным из нас, кто содержал для защиты собственный отряд наемников. Очевидно, это рассматривалось как угроза, и Дарий делал все, что было в его силах, чтобы мы не последовали примеру Брака. Город не полагается на бандитов-наемников, а посылает клириков, поручая им обеспечивать безопасность доставки товаров. Но товары продолжают пропадать. Я полагаю, что это ваших рук дело, хотя пальцами почему-то тычут в нашу сторону. Чуть ли не каждый день правителей обвиняют в измене. Кому это понравится?
        Как только правитель растерянно смолк, супруга мягко положила ему руку на плечо. Это был жест поддержки, но Стоув прекрасно понимала: она напоминала мужу, что пора возвращаться к исходной теме — необходимости блокады Города.
        Ведь как-никак, но даже Владыки не могут обходиться без пищи.
        — Мне представляется, что в наших общих интересах было бы прекратить доставку товаров в Город, чтобы там начался голод,  — смело заявил Селиг, взяв себя в руки.  — Но если мы откажем Дарию в поставках продовольствия, он нашлет на нас полчища клириков. Принимая в расчет это его новое оружие…
        — Да, правитель, любая попытка отказать Городу будет подавлена огнем и мечом,  — согласился Роун, сделал паузу и продолжил: — Поэтому мы будем нападать на ваши караваны.
        Стоув тихонько хихикнула, заметив, что бедный Селиг от изумления чуть не проглотил язык.
        — Но я ведь уже говорил, что храню вам верность!
        — И мы, конечно, за это перед тобой в неоплатном долгу. Но именно поэтому так важно разыгрывать набеги, чтобы, по крайней мере, в глазах Города ты выглядел нашим противником,  — продолжал Роун. Сначала он пристально посмотрел на Волка, потом сосредоточил все внимание на правителе.
        — А мы — сказители, с искренней радостью поддержим эти постановки! Это ведь театр в высшем проявлении — нервы напряжены, люди возбуждены, всех вроде как убивают, но что там творится на самом деле — никто не знает!  — Камьяр, казалось, пришел в восторг.
        — Не думаю, что сказители решатся нам помогать в настоящих набегах,  — злобно бросил Волк, сверкнув глазами в сторону Камьяра.
        — По правде говоря, наши навыки больше подходят для того, чтобы вправлять мозги, а не расчленять тела,  — Камьяр обаятельно улыбнулся Волку, но взгляд его явно свидетельствовал о том, что вызов принят. Сказитель оказался совсем не таким слабаком, каким пытался представить его предводитель братьев.
        Но Селиг, который так ничего и не понял, продолжал бормотать:
        — Но ведь мои… А что получится?.. Я же не могу просто так…
        — Все захваченные товары будут тебе сразу же возвращены,  — заверил Роун правителя.  — Но если речь зайдет о землях, которые продолжают хранить верность Дарию, нападения на караваны, посланные оттуда в Город, будут самыми настоящими. Ты поможешь нам выяснить их пути и время следования?
        Правитель нервно теребил перстни на пальцах — ему явно не хотелось шпионить за своими коллегами. Супруга сжала его плечо чуть сильнее, и правитель кивнул Роуну.
        — Конечно.
        Кто она?  — спросила Роуна Стоув.
        Апсара.
        Ты знал об этом?
        Я, наверное, знаю чуть больше, чем ты думаешь.
        Ты, наверное, не очень себе представляешь, что я думаю.
        Взглянув на Роуна, сказитель спросил:
        — Можно мне задать вопрос? Вы уже решили, как поступить с ловцами видений?
        Правитель Селиг аж подскочил на подушке.  — Ловцы видений? Ты хочешь сказать, что они и вправду существуют?
        — Уверяю тебя, почтенный правитель, они существуют на самом деле,  — ответил Камьяр.
        — Ну что ж,  — с улыбкой проговорил правитель,  — в таком случае, может быть, они тоже станут нашими союзниками?
        — Для нас они такие же враги, как Владыки,  — сказал ему Роун, резко охладив энтузиазм Селига.  — У нас есть единственный способ сломить силу тех и других — мы должны уничтожить снадобье.
        — Совершенно с тобой согласен,  — произнес Камьяр.
        Правитель покачал головой.
        — Снадобье?  — Супруга склонилась к нему совсем близко и что-то прошептала мужу на ухо. Заметив, что все члены совета ждут от него продолжения, он кивнул: —Ах да, конечно, снадобье… Для нас жизненно важно его уничтожить. Это ведь основная цель нашей инфильтрации в Город. Я прекрасно это понимаю.
        Камьяр оживился.
        — Прекрасное словечко — инфильтрация, не так ли? Это именно то, чем занимаемся мы — сказители: инфильтрацией в сердца и умы всех жителей Дальних Земель. Мы должны внушить им надежду, что единственным средством освобождения от Города должно стать восстание. Люди приходят в отчаяние, но мы, сказители, должны напомнить им об утраченной мечте. Некогда было предсказано, что свет надежды сохранится в скрытом от всех селении под названием Негасимый Свет. Мы вновь зажжем этот свет, но сделаем это шепотком — нашепчем людям, что Роун жив. Скажем, что он работал втайне от всех и дал обет: власть Дария падет, и заветы Негасимого Света исполнятся. Свет этот будет разгораться, друзья мои, он превратится в пламя, отблески которого объединят все Дальние Земли под знаменами нашей борьбы, цель которой — стать хозяевами собственной судьбы!
        Затаив дыхание, все молчали. Брат Жало первым захлопал в ладоши, и вскоре к нему присоединились остальные, даже Роун. Даже сама Стоув.
        Ей хотелось открыто принимать участие в этой встрече, быть равноправным членом совета и поддерживать принимавшиеся решения. Но до времени приходилось хранить молчание — это было необходимо для достижения успеха задуманного. Может быть, потом, в будущем, если им удастся выжить, ее имя будет упомянуто в преданиях об этой исторической встрече. Может быть, ей даже повезет дожить до тех времен…

* * *

        Серп луны еще висел высоко в небе, до захода небесного светила оставалось не меньше трех часов. Роун мечтал хоть немного поспать, но знал, что им еще предстояло провести встречу с хроши. Переговоры должны были быть весьма напряженными, сказала Мабатан, и Роун понимал, что ему надо будет быть начеку. Единственное, что его утешало, на этот раз проводить встречу будет не он. Переговоры организовала Энде, значит, ей их и вести.
        Жало дал Роуну меховую одежду, использовавшуюся при рисовании песком, но даже она не защищала от пронизывающего холодного ветра, насквозь продувавшего лагерь. В ночном холоде он быстро шел мимо палаток, время от времени оглядываясь по сторонам. Ветер завывал в ветвях деревьев, и хлопанье пологов, прикрывавших входы в шатры, сильно било по ушам. Добравшись до шатра Энде, он вздохнул с облегчением — теперь спокойно можно было передать заботы о безопасности в надежные руки апсара.
        Опустив за собой полог шатра, он присоединился к уже собравшимся там Энде, Кире, Мабатан, Виллуму и Стоув. Ему было как-то не по себе, что рядом не было Лампи, но Энде, будто прочитав его мысли, сказала:
        — Мы всецело доверяем твоему адъютанту, Роун, но это собрание лишь для нас шестерых.
        Она подождала, пока он усядется, и продолжила:
        — Дело в том, что в этой встрече участвуют лишь шестеро выживших потомков Роуна Разлуки. Что касается Хутуми, из-за раны он не может сегодня быть с нами и принимать активное участие в предстоящей борьбе. Я согласилась представлять здесь его интересы как одна из шестерых и говорю сейчас от его имени.
        Так вот, это мы — такие, какими увидел нас в реке времени Роун Разлуки. Как шесть сторон двух вписанных друг в друга треугольников образуют звезду, так мы соединяем мир Края Видений с миром земли и огня. Как шесть сторон куба, мы окружим Дария и Владык Города и одержим над ними победу. Мы — те шестеро, кого время избрало для завершения плана Роуна Разлуки и возвращения к эпохе обновления. Измена Дария погрузила Роуна Разлуки в пучину отчаяния. Он стал искать в мире земли и огня ту крысу, которая встретилась ему в Краю Видений. Крыса эта, которую в то время звали Аитуной, разделяла взгляды Роуна на будущее и согласилась с ним соединиться. У них родилось двое детей. Их дочь Роун Разлуки взял с собой в Негасимый Свет, а сын их — Зун, остался с Аитуной и вазя. Спустя годы, когда я встретилась с Зуном, он помог мне в беде и стал отцом моей дочери. И потому в жилах ее двоих детей — Виллума и Киры, тоже течет кровь Роуна Разлуки.
        Роун взволнованно переводил взгляд с одного участника встречи на другого.
        — Это значит, что все мы — родня!
        Кира широко улыбнулась и кивнула.
        — Вы даже представить себе не можете, как долго мне пришлось ждать, чтобы рассказать вам об этом!
        — В пророчестве об этом ясно говорится: «Лишь когда шестеро соберутся вместе, дети Негасимого Света обретут оставшуюся семью».
        — А Мабатан?  — спросил Роун, вглядываясь в тонкие черты подруги.
        — Зун и мой дедушка, но бабушкой моей была вазя.
        — Ну конечно,  — дошло до Роуна,  — ведь все они были крысами — и Аитуна, и Зун, и Хутуми. Ты следующая, ведь так?
        — Да, если мне удастся уцелеть, я стану носительницей Пути вазя.
        — Общее происхождение,  — как бы подводя итог, сказала Энде,  — собрало нас сегодня всех вместе и, несомненно, сыграет еще свою роль в тех событиях, которые ждут нас впереди.
        — Значит, мы родственники,  — проговорила Стоув и, заломив бровь, взглянула на Виллума.
        — Да,  — подтвердил он, переводя взгляд с девочки на Роуна,  — что-то вроде кузенов.
        Энде подняла руку, призывая всех к вниманию.
        — Я надеялась, что сегодня мы сможем отпраздновать нашу семейную встречу, но Мабатан принесла тревожные новости.
        Мабатан выждала минутку и сконфуженно посмотрела на Роуна.
        — Мне надо было раньше об этом рассказать, но я искала подтверждения своих опасений.  — Роун кивнул, и девушка продолжила: — Когда брат Жало осмотрел тела хроши, убитых Апогеем, у него возникло какое-то странное чувство. Он сказал что-то вроде того, что погибших «поглотила чудовищная пустота». Он сам не понял, что сказал, но я знала, о чем он толкует. Мы, вазя, называем это Повелителем Теней, но он известен и под многими другими именами. Привести его в действие может лишь человек. Человек, имеющий доступ к Краю Видений и средства для того, чтобы постоянно питать это чудовище. Я слышала жуткие стоны хроши, когда они умирали. То были совсем не такие звуки, когда душа выходит из тела естественным путем; мне показалось, что души… тащили насильно, с непереносимой болью вытаскивали из тел человеческих.
        Внезапный порыв ветра гулко ударил в стенку шатра и словно по нервам сидевших в нем людей. Все пытались осмыслить услышанное.
        Первым заговорил Роун:
        — Значит, Дарий питает Повелителя Теней?
        — Скорее всего.
        — И что же, интересно, это ему дает?  — скептически спросила Стоув.
        Мабатан отрицательно покачала головой, но в памяти Роуна вопрос сестры вызвал какие-то смутные ассоциации.
        — Святой говорил, что Дарий вроде как пытался занять место Друга… место самого бога.
        Виллум пристально посмотрел на Роуна.
        — Используя тот Трон, о котором ты говорил?
        — Мне кажется, он именно это имел в виду.
        — Может быть, этот Трон — какой-то механизм для того, чтобы объединять его сущность с чем-то гораздо более могущественным?  — задумчиво спросил Виллум.
        — И поскольку у него нет ни Новакин, ни Стоув, ни меня…
        — Он пытается использовать Повелителя Теней.
        Внутри у Роуна все похолодело и будто сжалось от жути.
        — Убить Дария и разрушить Трон совсем не просто. Что же, хотел бы я знать, нам надо делать с этой штукой, которая как-то связана с тенями?
        — Роун,  — спокойно и убедительно сказала Энде,  — если мы выступим против Дария, нам придется бороться и с тем чудищем, которое он питает. Главное — сосредоточить на этой задаче все наши помыслы, все наши силы. Виллум и Стоув должны будут выяснить, где Хранитель прячет Повелителя Теней и использует ли он Апогей и блокираторы для его питания. После этого мы найдем способ разрушить и их, и того, кого они питают.  — Многозначительно взглянув на Роуна, Энде добавила: — Вера братьев в их бога привела к тому, что они решили сражаться под твоим началом. Они верят в победу. И ты мудро поступишь, если разделишь их убеждения.
        Предводительница апсара медленно обвела внимательным, долгим взглядом всех присутствующих. Что-то в ее поведении держало всех собравшихся в напряжении, никто ее не перебивал. Когда она заговорила вновь, в голосе ее звучала непоколебимая решимость:
        — Это последний раз, когда я выступаю в качестве предводительницы.  — Кира поднялась, чтобы ей возразить, но Энде мягко положила руку на плечо внучки.  — Мое место займет Кира. Я всегда буду там, где во мне будут больше нуждаться. А теперь я устала, и мне нужно отдохнуть.
        Все почтительно поднялись и покинули шатер старейшей апсара. Плотно закутавшись в накидки, они не расходились в разные стороны, а нерешительно топтались на месте и смотрели в небо на свинцовые тучи, низко проносившиеся по сумрачным небесам.



        СВЯЗУЮЩИЕ УЗЫ

        МАБАТАН, ИНТЕРВЬЮ 4.0.
        ОПАЛЕННАЯ ЗЕМЛЯ ПОРОДИЛА СВЕРЧКОВ,
        СВЕРЧКИ ПРОТОРИЛИ ПУТЬ, И БЫЛ
        ЗАКЛЮЧЕН ДОГОВОР.
        НО НАДО ПОНЯТЬ, ЧТО ЭТИ СВЕРЧКИ, КАК И
        САМА ПРИРОДА, СПОСОБНЫ НЕ ТОЛЬКО
        СОЗИДАТЬ, НО И РАЗРУШАТЬ.
    ГВЕНДОЛИН, ДОСЬЕ НА СНЕЖНЫХ СВЕРЧКОВ

        Месяц клонился к краю небес. Сидя в ложбине на тропинке, поднимавшейся в лагерь братьев, Волк нетерпеливо сжимал рукоять меча-секача.
        — Они не пройдут незамеченными,  — сказал ему брат Жало.
        — Ох, чую я, вокруг меня плетутся интриги, куется измена… Но не рассчитывай, что меня можно будет захватить врасплох голыми руками,  — злобно пробурчал Волк.
        Жало пожал плечами, сохраняя безмятежное спокойствие, но Роун заметил, как он перенес вес тела чуть вперед, будто готовясь к драке. Мабатан сказала Роуну, что Миза сделает все возможное, чтобы Кришусс держал себя в руках, но в этой лощине они не могли чувствовать себя в безопасности и потому были готовы к нападению. От предстоящей встречи зависело слишком многое. Сотрудничество с хроши открывало им доступ к траслам, а значит, возможность незаметно передвигаться по Дальним Землям. Это дало бы им огромное преимущество в борьбе с Городом.
        Волк замер. Прямо перед ним из-под земли возник хроши. Вперед выступил Лампи в своей ипостаси зошипа. После краткого обмена приветствиями воин отошел немного назад к выходу из потайного туннеля и пару раз щелкнул. Оттуда же появились еще с дюжину кровопийц под предводительством Мизы, пронзительно шипевшей на высоких нотах.
        Мабатан и Жало обучили Лампи этикету хроши, в соответствии с которым встреча начиналась с представления участников. Лампи называл имя кого-то из группы, сопровождавшей Роуна, те выходили вперед, к ним подходили двое хроши и называли по два имени — одно свое, а другое той местности, где был расположен их дом. Вскоре на прежних местах остались стоять лишь двое — Роун и его сестра.
        Когда Стоув откинула капюшон и сделала шаг вперед, у хроши от изумления глаза чуть не выкатились из орбит. На накидке девочки угнездились десятки сверчков, их белые панцири мутно отсвечивали в серебристом свете луны.
        — Я — Стоув, пришла сюда из Города.
        Роун удивился. Он вдруг понял, что не вполне уверен, как ему следует представиться. Ему казалось, что и он, и сестра его должны назвать своим домом Негасимый Свет, но их селение уже давно было стерто с лица земли. Шагнув вперед и встав рядом со Стоув напротив Кришусса, он проговорил:
        — Я — Роун, стою между двумя мирами.
        Кришусс оскалился, зарычал и угрожающе поднял оружие.
        Лампи усердно застрекотал что-то кровопийце, зашипел на него, но выражение лица хроши оставалось таким же злым и агрессивным. Расстроенно что-то пробурчав, Лампи повернулся к Кришуссу спиной. Он обратился к Роуну, но говорил так громко, что слышали его все собравшиеся.
        — Он вызывает тебя на поединок и хочет биться до смерти. Говорит, что, если ты — хранитель пророчества, тебе ничего не будет стоить одержать над ним верх.
        Когда половина хроши обнажили ножи, Роун заметил, что все его спутники подошли к нему поближе, готовясь защитить своего предводителя.
        Стоув резко повернулась, сверчки слетели с ее накидки, окружили обе группы воинов и застрекотали, причем издававшиеся ими звуки усиливались.
        Роун видел, что кровопийцы застыли в нерешительности.
        — Лампи, скажи им, чтобы они опустили оружие.
        Пока Лампи шипел и нащелкивал, поначалу легкий стрекот сверчков превратился в гулкое, грозное жужжание. Энде и Мабатан первыми положили клинки на землю. Шисос и Миза последовали их примеру. Жало опустил свое обоюдоострое копье, и рядом сложили оружие четверо кровопийц. Двое друзей Кришусса опустили ножи, когда это сделал Виллум. Почти все уже выполнили распоряжение Роуна, но как только он сам опустил на землю меч-секач, Кришусс бросился на него, целясь в горло кинжалом.
        В это самое мгновение к глухому гулу сверчков присоединился душераздирающий вопль. Только немой брат!!!
        Рванувшись к мечу-секачу, чтобы защититься от нападения, Роун повернулся и увидел, как Виллум схватил Стоув за плечи. Юноша остро почувствовал ее страх за него, за его жизнь. Увернувшись от нападавшего кровопийцы, он заметил, что изо рта и глаз Кришусса вдруг вырвалось пламя. Не успел Роун распрямиться, как все тело кровопийцы охватил огонь, и через мгновение от Кришусса осталась лишь кучка пепла.
        В воцарившейся зловещей тишине сверчки опустились на пепел и съели его.
        Шисос прошипел что-то Лампи, пощелкивая, а потом — пока тот переводил — в упор, не мигая, смотрел на Роуна.
        — Шисос сказал, что знак, поданный сверчками, им вполне понятен. Хроши не станут браться за оружие как наши слуги, но присоединятся к нам в качестве равноправных союзников в нашей борьбе. После того как он всем расскажет о том, что здесь произошло, и проконсультируется со старейшинами, они сообщат, чем конкретно смогут нам помочь.

* * *

        В рассеивавшейся предрассветной мгле Роун стоял на дороге, ведущей в лагерь братьев, и смотрел вслед удалявшимся фигурам в накидках с надвинутыми на глаза капюшонами. Ему хотелось так стоять и стоять, не двигаясь, чтобы они все еще хоть немножко побыли вместе, но Виллум и Стоув не принадлежали тому миру, к которому относился он сам. Они принадлежали Городу. Дарий был грозным врагом, и откладывать возвращение им было нельзя.
        Теперь Роун, по крайней мере, был уверен, что связь между ним и сестрой сохранялась на протяжении тех долгих лет, что она провела в Городе. Он понял это в тот момент, когда услышал ее немой вопль — Только не мой брат! То был крик отчаяния, ужас непереносимой утраты, крик души, в котором прозвучала ее горячая любовь.
        Перед тем как уйти, Стоув остановилась рядом с ним, лицо ее было мокрым от слез. Он и теперь чувствовал, как ее изящная маленькая ручка сжала ему руку. Такая белая, такая нежная у нее ручонка… Ей никогда не доводилось тяжело работать на открытом воздухе, она никогда не касалась ни меча, ни лопаты; кожа у нее была гладкой, как у холеной аристократки.
        Ее внешний облик был совершенным — все ее шрамы были внутри.
        Счастливого тебе пути, сестра.
        И тебе, брат. Может быть, удача еще сведет нас вместе когда-нибудь снова.
        Она сильнее сжала его руку. Их обоих внезапно охватила сильная дрожь, и как ни пытались, они не могли оторваться друг от друга. И вдруг перстень Роуна с изображением барсука с громким щелчком распался надвое.
        Виллум поднял обе его половинки с промерзшей земли и негромко сказал им странным голосом, в котором слышалось неподдельное благоговение:
        — В этом перстне заложена жизненная сила, энергия, которая сохранилась в каждой его половинке, когда он распался. Это значит, что наш прапрадед хотел, чтобы вы разделили перстень и каждому досталась его половинка.  — Он положил на ладони Роуну и Стоув по половине таинственного перстня и добавил: — Берегите их.
        Стоув подошла к брату, встала на цыпочки, обняла за шею и коснулась лбом головы брата. До свидания, брат. Так они и стояли какое-то время, пока тоска не стала почти непереносимой.
        И тогда она снова ушла из его жизни, как в тот первый, страшный раз. Ему лишь оставалось надеяться, что это не навсегда.
        — Пойдем, я провожу тебя в лагерь.
        — Кира!  — Он был так глубоко погружен в раздумья, что не заметил, как она спустилась к нему из лагеря по тропе.  — Никак не могу себе представить, что Стоув всего двенадцать лет.
        — Да, она еще совсем молоденькая, но Виллум уже многому сумел ее научить,  — ответила Кира и взяла Роуна под руку.  — Он жизнь свою за нее отдаст. Виллум знает много тайн, о которых даже подумать страшно. И, честно говоря, мне бы не хотелось о них ничего знать. Но это знание делает его чрезвычайно могущественным. Порой мне хочется стать вазя, узнать о Пути вазя от Хутуми, как это сделал Виллум; но мне всегда нравилось играть с мечом. Я себя никогда не чувствую такой счастливой, как после тренировок до седьмого пота.
        Лицо Киры было открытым, манеры раскованными, но Роун знал, что ее, как и Стоув, иногда охватывали приступы необузданной ярости. Кира, конечно, была зрелой женщиной и лучше умела держать себя в руках. Но именно поэтому ее ярость могла быть более опасной.
        Они молча подходили к лагерю. Неужели прошло лишь несколько часов с того момента, когда они узнали, что их связывают узы родства? Роун даже представить себе не мог, что ему это доставит такую радость. Когда они вышли на тропинку, ведущую к центру лагеря, Кира крепко сжала ему ладонь.
        — Через час мы с Петрой и Вит отсюда уедем. Я прослежу, чтобы к вашему приезду в Академии предвидения все было готово к размещению людей. И обещаю тебе, что глаз не спущу с нашего контрабандиста.
        Махнув ему на прощание рукой, она исчезла в зеленоватой дымке занимавшегося дня.
        Роун огляделся. Он решил, что у него есть еще несколько минут, чтобы где-нибудь уединиться. Правда, если его не найдут, кто же тогда пойдет поднимать солнце? Но не успел он пройти и трех шагов в сторону деревьев, как раздался громкий звук колокола.
        — Ты не проводишь меня, Роун из Негасимого Света?  — спросила его подошедшая сзади Энде.
        Роун кивнул. Ну вот, теперь не удастся хоть немного побыть в одиночестве…
        — Любопытно взглянуть, как ты будешь поднимать солнце.  — По лукавой искорке во взгляде Энде Роун понял, что она заметила его неуклюжую попытку увильнуть от своих обязанностей.  — Этот обычай очень убедительно укрепляет веру братьев в Друга, тебе не кажется?
        Роун покосился на Энде, но она уже на него не смотрела.
        — Да, мне кажется, этот ритуал достаточно действенный.
        Энде его уже не слушала. Она приветливо помахала рукой и крикнула:
        — Мабатан, присоединяйся к нам!
        Роун хмуро взглянул на подходившую к ним девушку.
        — Только не говори, что тебе тоже хочется посмотреть на мое представление.
        Мабатан улыбнулась.
        — Твое представление меня не волнует, я сама хочу приветствовать восход солнца.
        Роун рассмеялся.
        — Нашелся наконец хоть кто-то, для кого Друг не авторитет.
        — А вот этого я не говорила,  — ответила девушка и добавила шепотом, чтобы не услышали поднимавшиеся по тропинке братья: — Но он недостаточно могуч, чтобы заставить солнце взойти.

* * *

        После церемонии и завтрака Роун вернулся в шатер Святого. Он очень рассчитывал выкроить время, чтобы разложить в голове по полочкам вчерашние события, пока гости занимались приготовлениями к отъезду из лагеря. Но у входа в шатер его уже ждал чем-то удрученный Волк.
        Роун пригласил предводителя братьев следовать за ним и приготовился к разговору. Он прошел по ковру, разрисованному змеями, и сел, прекрасно понимая, что это наиболее выигрышная позиция в помещении.
        — Что тебя беспокоит, брат Волк?
        По выражению лица Волка было ясно, что он взбешен.
        — Все, что я делаю, я делаю во имя пророка. Его коснулся Друг, и это доказывал ожог на его теле. Я верил ему, я доверял тем, кого он избирал себе в помощники. А теперь оказалось, что Ворон был приспешником Дария, Аспид — шпионом ловцов видений, а Жало… он поддерживает какие-то таинственные связи с этими презренными кровопийцами. У меня никого не осталось, кроме мальчика. Мальчика, который больше общается с призраками и жертвой лесных клещей. Мальчика, сестре которого достаточно завопить, чтобы сжечь человека живьем.
        — Она не хотела причинить ему вред…
        — Что бы, интересно, могло случиться, если бы она этого захотела?
        — Ты прав, брат Волк, моя сестра может криком убивать людей, но ночью она закричала лишь из страха за мою жизнь. Но этот ее вопль каким-то непонятным образом совпал со стрекотом сверчков…
        — Еще только этих жуков не хватало!
        — Но они не простые насекомые…
        — Да, Роун из Негасимого Света, ты мне еще скажи, что величие этих букашек значительнее, чем величие Друга. Почему мы должны терпеть этих презренных кровопийц, которые даже не согласились сражаться вместе с нами? Зачем нам надо о чем-то договариваться с правителями и сказителями, к чему нам обхаживать шпионов? С чего бы мне верить твоим видениям, которые противоречат моим убеждениям, и посылать моих людей на смерть вместе с неверными?
        Выговорив все, что наболело на душе, брат Волк смолк. Роун чуть было не поддался панике, но тут же усилием воли взял себя в руки.
        — Я подумаю над этим, брат Волк. Допускаю, что не всегда относился к тебе с должным уважением, но иногда гнев мой был оправданным, как и твой теперь. Ты исполнял требования своего пророка и мои, не требуя никаких объяснений. Дай мне время до конца следующего полнолуния. Если к тому моменту твои вопросы останутся без ответов, я освобожу тебя от обещания, которое ты дал Святому. Я знаю, что ты сейчас на моей стороне, потому что этого хотел он.
        — Со всем должным уважением, Роун из Негасимого Света, ты не можешь знать, почему я делаю то, что делаю. Я согласен ждать до последнего дня полнолуния, но не дольше.
        Волк вдруг почувствовал неуверенность — выдвинув Роуну свой ультиматум, он, наверное, поступил не очень мудро. Но ощущение это быстро развеялось, и он решительным шагом покинул шатер.
        Роун сидел, оцепенев, и в этот момент из-за тканого полога, служившего стеной, появился Лампи.
        — Вот это да!  — сказал он.  — И что же ты собираешься делать?
        Взгляд Роуна был полон отчаяния.
        — Понятия не имею…
        — Дело плохо,  — ответил Лампи без намека на сочувствие.  — Надо поскорее с этим определиться. Войну без него нам не выиграть.

* * *

        К полудню все прибывшие в лагерь участники встречи были готовы к отъезду, и Роун решил пожелать правителю Селигу счастливого пути.
        — Я свяжусь с тобой, как только получу какую-нибудь важную информацию,  — пообещал он.  — Я очень верю в тебя, Роун из Негасимого Света. Брат Волк — хороший человек, но, честно говоря, с тех пор, как Святой умер, я не очень понимаю, что происходит. А эти апсара… не очень хорошо, когда женщины воюют, тебе не кажется? Сказители с контрабандистами и тот юнец — или это была девушка? Жена сказала мне, что это была девушка. Кто она, интересно? И…  — Жена правителя взяла его за руку, мило улыбнулась, и Селиг прокашлялся.  — Ну что ж, пора отправляться в путь. Да пребудет с тобой пророк и поможет справиться со всем тем сбродом, который тебе приходится вести за собой.
        Взобравшись на серую кобылу, он как-то искоса взглянул на Роуна, и тот впервые заметил в глазах правителя проницательный ум. Этот человек, преодолев сомнения, встал на его сторону… правда, не без убеждения со стороны жены. Глядя, с каким достоинством она садилась на свою белую кобылу, Роун повернулся к Энде и спросил:
        — Получается, она живет с правителем, как Кира жила с пророком? Интересно, за кем еще апсара так пристально наблюдают?
        — Мне кажется, лучше будет, если мои тайны останутся при мне.
        Вспомнив о замечании правителя по поводу ее воинов, Роун решил, что Энде права. Разве понравилось бы Селигу, если бы он узнал, что его спутница больше предана своему народу, чем ему? А с другой стороны, был ли сам он предан жене больше, чем кому бы то ни было другому?
        Роун подумал, что люди не всегда готовы давать другим то, чего сами ждут от них. Ему хотелось, чтобы Стоув снова стала его маленькой сестричкой, но теперь она понимала какие-то вещи, до которых, может быть, он еще не дорос. У нее хватило ума, чтобы не просить его о том же. Она знала, что он никогда не станет прежним ее старшим братом, сама прекрасно знала, что ей делать, и благодаря поддержке Виллума у нее были все возможности достичь цели.
        Роуну очень хотелось бы понимать свои цели так же отчетливо. Как только правитель даст знак, Волк начнет нападать на шедшие в Город обозы с продовольствием, но это будет продолжаться лишь до последнего дня полнолуния, а потом Роуну предстояло вновь завоевать доверие Волка. Юноша надеялся в библиотеке найти способ, как разделаться с Повелителем Теней, блокираторами и Апогеем, но что будет, если они не справятся с этой задачей? И что имела в виду Энде, когда взглянула на него в шатре и сказала, что ему бы лучше разделять веру братьев?
        Факт оставался фактом — все, казалось, знали, что им надо делать, лучше него. Камьяра настолько захватила идея рассказать всем о возвращении Роуна, что он покинул лагерь сразу же по окончании встречи. Даже Лампи вместе с братом Жало исполнял задуманное: перевозил собрание книг Святого в более безопасное место — библиотеку.
        Ночная буря разогнала свинцовые тучи. На небе не было ни облачка, ярко светило солнце. Если такая погода продержится, они смогут оказаться в Академии через три-четыре дня. Роун очень надеялся найти там ответы на свои вопросы…

* * *

        По пути обратно в Город Стоув хотелось только одного… ничего не делать. Она печалилась по брату, которого потеряла, тому Роуну, на кого когда-то уронила яблоко, кто помог ей вырезать ее имя в высохшей древесине Большого Дупла. Роун выглядел таким непривычно взрослым! Ясно было, что его мучили и угнетали заботы. Она жила в уюте и роскоши, а он долго скитался под открытым небом, и все его печали и горести запечатлелись на лице и руках. Она все время вертела в пальцах свою половинку перстня, а когда прекращала, ей казалось, что она потеряла брата навеки.
        — Узы родства разорвать нелегко,  — сказал Виллум, будто подводя итог этой теме.
        Вскоре они начали подробно обсуждать все возможности возвращения в Город и связанные с этим проблемы. Они в деталях продумывали ответы на вопросы, которые им могли задать. Стоув больше склонялась к импровизации, но Виллум не мог все пустить на самотек, ведь от их судьбы зависели человеческие жизни.
        Да, следовало хорошенько подготовиться к тому, что их ожидало. Но последние несколько минут она совсем его не слушала. Ну и что? Он станет задавать ей вопросы, и, когда она не сможет на них ответить, Виллум, конечно, рассердится, но потом снова тщательно по ним пройдется.
        — Ты меня совсем не слушаешь,  — сказал он, привстав в стременах.
        — Нет, слушаю! Ты сказал «утихомирить Дария»,  — возмутилась она.
        — Стоув, это были два мои последних слова.
        — Я знаю, брат.
        — Не привыкай меня так называть — для нас это чревато смертью.
        Стоув резко рассмеялась.
        — Не беспокойся, брат, я умею держать язык за зубами.
        — Ну а теперь…
        На этот раз, братик, мне придется тебя выслушать.
        Может быть, это и были связывавшие их узы? Все потомки человека, предавшего Дария, все оставшиеся в живых его потомки, которым предназначалось его наследие, все еще пытались исполнить то, что сам он сделать не смог,  — уничтожить его соперника. Интересно, она больше ненавидела Дария от того, что эта ненависть была у нее в крови, или от приобретенного опыта?
        Она заметила, что Виллум смолк. Он ждал, пока девочка обратит на него внимание. Это было что-то новенькое. Теперь он был не столько ее наставником, сколько сообщником.
        Сообщником. Стоув улыбнулась. Ей нравилось звучание этого слова.



        АПОГЕЙ

        ТОМ XI, СТАТЬЯ 3.2.
        НОМЕР 126 ЧИСЛИТСЯ БЕЗВОЗВРАТНО ПРОПАВШИМ. ВСЕ ВОЗЛОЖЕННЫЕ НА НЕГО ЗАДАЧИ С НАСТОЯЩЕГО МОМЕНТА ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНЫ: НОМЕР 139 ВОЗГЛАВЛЯЕТ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКУЮ ГРУППУ БЛОКИРАТОРОВ. НОМЕР 87 КУРИРУЕТ РАЗВИТИЕ ПРОДУКТОВ ПАМЯТИ. НОМЕР III ОТВЕЧАЕТ ЗА КОНФИГУРАЦИЮ МИКРОПРОЦЕССОРОВ. НОМЕР 94 ПЕРЕВОДИТ…
    ЖУРНАЛ ГЮНТЕРОВ

        Утром третьего дня их путешествия в Академию небо на западе заволокли мрачные грозовые тучи, несущие снежную бурю. Роун настаивал, чтобы отряд держался ближе к деревьям, хотя если бы они ехали по открытой местности, это могло бы сэкономить им целый день пути. Их небольшая группа могла показаться подозрительной любому встречному, а им во что бы то ни стало надо было сохранить местоположение Академии в тайне. Но по дороге им никто не встретился, и теперь, когда стала надвигаться снежная буря, Роун засомневался в правильности принятого им решения.
        Энде, сказительница Межан и дюжина братьев с апсара были совсем не такой легкой добычей, как Отар с Имином,  — ему бы следовало довериться их наблюдательности и выбрать более короткий путь через долину. Но Роун не терял бдительности на протяжении всего путешествия. После прошедшего совещания он чувствовал себя ответственным за всех и всё и боялся, что это станет слишком очевидно для окружающих. Ночь перед путешествием он провел без сна, а потом так и не отоспался. Межан старалась не давать ему заснуть обе ночи пути, забавляя увлекательными и интересными рассказами, и теперь глаза его опухли и покраснели от бессонницы. Роун подъехал поближе к друзьям и прислушался к их приглушенному разговору, надеясь взбодриться.
        Лампи и Мабатан обменивались впечатлениями о жене правителя. Его ближайший друг, видимо, был единственным, кому удалось с ней обстоятельно побеседовать.
        — Мне никогда раньше не доводилось встречать человека, который говорил бы так много, умудряясь ничего не сказать по существу. То есть, когда мы с ней общались, мне казалось, что она про всю свою жизнь рассказала, а когда мы расстались, я понял, что так ничего о ней и не узнал.
        Мабатан рассмеялась. Роун улыбнулся — ее задорный смех был словно игра солнечных зайчиков на водной глади.
        — Ты уверен, что она не сказала тебе ничего важного?  — спросила девушка.
        Лампи скорчил такую смешную гримасу, что Мабатан снова рассмеялась, и впервые за последние несколько недель Роун почувствовал себя легко и спокойно.
        — Знаешь, когда ты об этом спросила, я вспомнил, что она действительно задала мне один странный вопрос.
        — Что же это за вопрос такой?  — нетерпеливо спросила Мабатан.
        — Что-то про сны. Сначала она спросила, снятся ли мне сны. Я сказал, что снятся, и спросил — а ей? Она ответила, что ей сны еще снятся, но многие уже давно никаких снов не видят. Она сказала, что у некоторых людей сны совсем пропали и поэтому они чувствуют себя глубоко несчастными. Думаешь, это имеет какое-то значение?
        — Мне сны снятся постоянно,  — уклончиво ответила Мабатан.  — А тебе, Роун?
        — Как мне иногда хочется вообще обойтись без всяких видений ни во сне, ни наяву!
        Не успел он произнести эту фразу, как перед его мысленным взором возникла жуткая картина — на лагерь братьев падали бомбы, вся гора, на которой он стоял, была охвачена ядовитым зеленым пламенем.
        — Роун, что с тобой?  — обеспокоенно воскликнул Лампи, и Роун подъехал поближе к друзьям.
        — В ближайшие недели все братья должны переехать в Академию.
        — Почему? Что тебе еще примерещилось?  — тяжело вздохнул Лампи.
        — Как только Дарий поймет, что братья выступают на стороне повстанцев, он сделает с лагерем то же самое, что когда-то сотворил с первыми восставшими.
        — Ты хочешь сказать, он все забросает такими же бомбами, как те, от взрывов которых образовалась Пустошь?
        Мабатан побледнела.
        — Месть поглотит мир.
        Отец Роуна не раз говорил те же самые слова. У Роуна с Мабатан, видимо, было больше общего, чем кровь предков.
        — Думаю, мне надо как можно скорее доставить книги Святого в библиотеку Академии,  — сказал Лампи.  — Может быть, стоит связаться с правителем западной территории, чтобы предотвратить поставки в Город нефти? Как его зовут?.. Поллард. Ведь Дарию много ее понадобится, чтобы поднять в воздух бомбардировщики, так?
        — Верно. И… Кира сказала, что проследит, чтобы все смогли расположиться в Академии, но она не имела в виду так много народа. Поэтому… Чтобы все смогли там удобно разместиться, нам надо ей в этом деле помочь.
        Лампи обвел взглядом всех членов небольшого отряда.
        — Ты хочешь, чтобы я погряз в этом обустройстве жилья?
        — А почему бы и нет? Апсара к тебе относятся хорошо, и браться тебя уважают.
        — Да нет, братья не уважают меня, они просто боятся ко мне близко подходить!
        Склонившись к Лампи, Роун шепнул:
        — У многих и к братьям такое же отношение.
        — А ты чем собираешься заниматься?  — спросила Мабатан, и в глазах ее мелькнули озорные искорки.
        — Искать ответы,  — уклончиво ответил Роун.
        Меч-секач за спиной постоянно напоминал ему о видении в Кальдере, в котором это смертельное оружие было единым целым с его телом. И кровь. А еще бык — Друг.
        Внезапно настроение Мабатан резко изменилось.
        — Роун из Негасимого Света… мне нужно с тобой поговорить прямо сейчас,  — мрачно проговорила она.
        — А мне казалось, что мы с тобой именно этим и занимаемся,  — попытался отшутиться Роун, надеясь вернуть ее в прежнее расположение духа. Но попытка его не увенчалась успехом.
        — У меня есть новости,  — сказала она и, выдержав непродолжительную паузу, добавила: — Об Аландре.
        Внутри у Роуна все сжалось. Аландра! Его так захватили текущие события нескольких последних недель, что мысли о ней как-то вылетели из головы. Неужели Мабатан встречалась с Аландрой?
        — Она жива. Она отказалась от снадобья и разорвала отношения с ловцами видений.
        — Но ведь это прекрасные новости!  — воскликнул Роун.
        Аландра была его близкой подругой, пока все не пошло наперекосяк. Эта новость означала, что можно было снова наладить с ней отношения и возобновить прерванные связи. При мысли об этом сердце Роуна забилось быстрее.
        — С ней все в порядке?  — нетерпеливо спросил Лампи.
        Роун заметил, что эта ободряющая новость не очень соответствовала мрачноватому настрою Мабатан.
        — Она довольна своим положением,  — неуверенно произнесла Мабатан,  — впервые за несколько месяцев.
        — Ты не ответила на мой вопрос,  — настаивал Лампи.
        — Ее тело охраняют апсара в селении Киры. Но в своей другой ипостаси она находится с Новакин. Ей было предназначено стать их целительницей и попечительницей.
        — Аландра говорила, что хочет именно этого,  — с некоторым облегчением сказал Роун.  — Защищать детей.
        — А разве это плохо?  — спросил Лампи.
        — Она обрела там могучее тело,  — ответила Мабатан,  — стала гидрой.
        — Чем больше и сильнее, тем лучше,  — сказал Лампи.  — Сколько, напомни мне, у этих тварей голов?
        Мабатан насупилась.
        — Девять. Такое огромное тяжелое тело может подавить дух. Если… когда… Новакин обретут свободу, Аландра может не захотеть с ними расстаться.
        — Ты хочешь сказать, что она так и останется в теле этого чудища?  — с тревогой спросил Роун. Мабатан отвела взгляд в сторону. Что ей было ведомо? Может быть, это была какая-то часть плана вазя, про который он ничего не знал?  — На ее месте должен был оказаться я, потому что мне предназначено быть защитником Новакин. Тебе надо было сделать это со мной! Или хотя бы со мной посоветоваться.
        — Роун, никто этого не планировал. Аландра уже была там, когда мы нашли Стоув. Мы вместе дошли до селения Киры, но Виллум должен был отвезти Стоув в Кальдеру. Аландра болела и никуда ехать не могла, поэтому меня попросили остаться с ней и помочь ей прекратить принимать снадобье. Оно само по себе в тот момент могло ее убить. Потом мы стали готовиться к медитации, когда…
        Их разговор прервал резкий птичий крик — условный сигнал, поданный Энде. Вдали она заметила две небольшие машины с какими-то странными устройствами. Каждой машиной управляли двое клириков, а рядом с ними скакали на конях с полдюжины фандоров. Такой отряд никак не мог смутить братьев с апсара.
        — Должно быть, это и есть Апогеи!  — сказал Роун, подъехав к Энде.
        — Их необходимо уничтожить. Развернуться в боевой порядок!  — скомандовала Энде.
        Братья и апсара поскакали из укрытия в сторону фандоров. Клирики заметались, опешив от неожиданности, и Роун впервые смог хорошенько разглядеть продолговатые серебристые устройства.
        Один из клириков разворачивал аппарат на подставке, целясь в Энде. Решил убрать командира, подумал Роун и услышал слабый звук, чем-то напоминавший свист. Что-то промелькнуло в воздухе, но одна из наездниц-апсара заслонила своим телом Энде. На какой-то момент апсара застыла, потом забилась в страшных судорогах, как будто ее тело выворачивали наизнанку. В следующее мгновение она повалилась на шею лошади, и Роун услышал тихий мучительный стон, полный отчаянной безнадежной мольбы. Жуткий остановившийся взгляд мертвой воительницы не оставлял сомнений: ее только что поглотила та чудовищная пустота, о которой говорила Мабатан.
        Энде галопом помчалась к машине.
        Клирики направили оружие на троих апсара, скакавших перед ней, и все они замертво попадали с коней, но зато Энде успела домчаться до клириков. Двумя быстрыми ударами она прикончила врагов. Увидев, что страшное устройство, установленное на другой машине, разворачивается в ее сторону, она спрыгнула с грузовика, прихватив с собой водителя. Грузовик врезался в дерево, и Апогей взорвался.
        Пока Энде расправлялась с первой машиной, Роун бросился ко второму грузовику. Братья прикрывали его от прицельных выстрелов клириков, и Роун успел добраться до машины и проткнуть мечом-секачом переднее колесо. Грузовик стал заваливаться и перевернулся, клирики вылетели из него на землю. Ужасное оружие тоже сначала взлетело в воздух, потом шмякнулось о землю, взорвалось и разлетелось на мелкие осколки.
        Роун увидел, как Лампи, пригнувшись к спине лошади, схватился за живот. Перепугавшись, он бросился к другу.
        — Тебя не ранило?! Дай-ка взглянуть!
        Лампи слабо улыбнулся и убрал руки. Из живота торчал небольшой металлический обломок. Мабатан слегка отодвинула Роуна в сторону.
        — Я за ним присмотрю. Тебя ждет Энде!
        Роун с волнением смотрел на Лампи.
        — Со мной все в порядке,  — улыбнулся тот.  — Иди… Иди…
        Мабатан помогла Лампи спешиться, и Роун подошел к Энде, стоявшей рядом с двумя вылетевшими из машины клириками. Один из них еще дышал, другой уже испустил дух.
        — Смотри,  — Энде указала на зеленоватого цвета углубление на шее мертвого клирика.  — Как только он помер, эта штука у него взвыла, а потом… потом превратилась вот в это. Все в точности как рассказывали Виллум с Кирой.
        — С другими было то же самое?
        — Да.
        — А этот выживет?  — Роун уставился на еще живого клирика.
        — Больше дня не протянет.
        — Надо его обязательно осмотреть!
        — Кто это сможет сделать?  — спросила Энде.
        — Врачи, о которых я тебе говорил. В Академии. Нужно доставить им этого клирика.
        Энде задумалась.
        — Хорошо. Возьми его с собой. Скачка его доконает, но если повезет, может быть и довезем его живым. Надо поторапливаться! С тобой отправятся двое всадников. Если верить рассказу Жала, сомневаюсь, что мы найдем здесь что-нибудь путное, но все равно надо хорошенько осмотреть это место!
        Роун кинулся к Лампи. Мабатан уже вынула осколок и промывала рану.
        — С ним все будет в порядке,  — сказала она. Роуну показалось, что она хочет его успокоить, потому что девушка не сводила глаз с Лампи.  — Ему нельзя сейчас быстро двигаться. Отправляйся по своим делам. О Лампи я позабочусь.
        — Слышал, что она тебе сказала?  — проговорил Лампи и скривился от боли.
        — А ты лучше помалкивай,  — пожурила его Мабатан и погрозила пальчиком.
        — Увидимся в Академии,  — чуть слышно выдохнул Лампи и обессиленно склонил голову набок.
        Привязав клирика к луке седла, Роун сел на коня. Лампи ранен. Аландра может быть потеряна. Только что были убиты четверо апсара и двое братьев. Кивнув на прощание Энде, Роун негромко сказал:
        — Мне жаль, что апсара понесли потери.  — Он отлично понимал, как мало значат эти слова…
        Взгляд Энде был полон печали.
        — Слышал их предсмертный шепот?
        — Да, слышал.
        — Смерть — судьба, принять которую готовы все воины, но когда так вынимают душу из тела…
        — Зато в следующий раз мы будем лучше подготовлены к встрече с Апогеем,  — сказал Роун, но уверенности в его голосе не прозвучало. С таким же успехом он мог бы пообещать разрушить Город одной левой.
        Его сомнения не ускользнули от Энде.
        — Только если ты будешь сконцентрирован на достижении цели, Роун из Негасимого Света, ты исполнишь задуманное.
        Она повторила ему те же слова, которые сказала в ту бурную ночь в лагере. Он знал, что это неспроста, но ничего не ответил и вместе с Межан и братьями поскакал вперед, сосредоточившись на поставленной цели.

* * *

        Они достигли пяти холмов, когда уже спустилась ночь. Подъехав к потайному входу в Академию, путники провели коней в развалины и укрыли их там. Клирик еле дышал. Его положили на одеяло, Межан с одним из братьев взялись за один его конец, а Роун — за другой. Идти по узкому коридору было трудно, продвигались они медленно, но вскоре дошли до потайной двери в библиотеку. Роун с порога закричал:
        — Отар, Имин! Помогите!
        Не успели они спуститься по ступеням, как появились оба врача.
        — Положите его на пол,  — абсолютно спокойно сказал Имин.
        Все отступили назад и стали наблюдать, как доктора ощупывают израненное тело.
        — Разорвана почка,  — сказал Отар.
        — И селезенка,  — добавил Имин.
        — Пробито легкое.
        — И печень тоже.
        — Он выкарабкается?  — спросил Роун.
        Оба доктора отрицательно покачали головами.
        — Даже если бы у нас была оборудованная операционная…
        — …все равно мы не смогли бы ему помочь.
        — У этих клириков были новые блокираторы. Когда они помирали, их блокираторы… вроде как взрывались.  — Роун смолк, на сердце у юноши кошки скребли. Отар с Имином выжидательно смотрели на него. Роун вздохнул и спросил: — Как думаете, можно вынуть у него этот блокиратор, пока еще он не помер?
        Имин осмотрел просвечивающее устройство, жутко пульсирующее под бледной кожей клирика.  — Гм…
        — Гм…  — эхом откликнулся Отар.
        Пока доктора ломали голову, как бы вытащить из тела клирика блокиратор, мимо Роуна протиснулся Алджи.
        — Вот это да!  — воскликнул он.  — Технология и впрямь движется семимильными шагами!
        — Тебе знакомы эти устройства?  — спросил его Имин.
        — Ну, знаешь, давно это было,  — проговорил старик, почесывая нос.  — А эта штука, надо сказать, совсем из другого теста сделана.  — Он вынул увеличительное стекло и внимательно осмотрел кожу над устройством.  — Подумать только… да это же просто шедевр. Жуткий, конечно, но тем не менее…
        Роун с надеждой смотрел на старого гюнтера.
        — Ты знаешь, как оттуда извлечь эту штуку?
        — Ну, я… можно, конечно, только…
        Алджи наклонился пониже, чтобы лучше разглядеть раненого, врачи склонились вместе с ним. Имин и Отар с серьезным видом покачали головами.
        — Ну что ж, надежды на то, что этот малый выживет, нет никакой. Так что попытаюсь что-нибудь сделать.



        ДОЧЬ ГОРОДА

        ЧЕТЫРНАДЦАТЬ БУДУТ БДИТЕЛЬНО НЕСТИ
        ВАХТУ, БЛАГОСЛОВЛЯЯ СВОЕЙ НЕВИННОСТЬЮ
        ЗЕМЛЮ, НА КОТОРОЙ ЛЕЖАТ.
        ИХ ВСЕХ БУДЕТ ОБЕРЕГАТЬ ДРАКОН, ПОКА
        УТРАЧЕННАЯ НЕ СТАНЕТ ОБРЕТЕННОЙ,
        А РАЗБИТОЕ НЕ ОБЕРНЕТСЯ ЕДИНЫМ ЦЕЛЫМ.
    СТЕПП, ВИДЕНИЕ № 78, 5 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

        Виллум рассказывал Стоув разные забавные истории о временах своего детства, о шальных играх с Торин, Ресой и, конечно, Кирой. Стоув смеялась от души, а глаза ее блестели так задорно, как у ребенка, каким она и была бы при других обстоятельствах. Он смотрел, как она радуется и строит забавные рожицы, и думал: хорошо бы она всегда оставалась такой же смешливой и веселой. Но когда вскоре впереди показалась старая дорога, ведущая в Город, он загрустил.
        — В чем дело, Виллум?  — спросила Стоув, нахмурившись, улыбка на ее губах угасла.
        — Теперь уже осталось совсем немного,  — ответил он, осаживая коня.
        Остановившись рядом, Стоув с тоской заглянула ему в глаза. За это недолгое время они сильно сблизились, внезапно возникшая в их отношениях теплота согревала и утешала девочку. А теперь им снова придется держаться на расстоянии вытянутой руки.
        — Я боюсь, Виллум…
        — Ты должна сделать так, Стоув, чтобы страх твой служил твоим целям.
        — Я понимаю, только…  — Она смолкла и пристально взглянула на уходившую вдаль дорогу. Он не знал, о чем она думала в тот момент.
        — Тебя одолевают сомнения?
        — Скорее вопросы. Не думаю, что ты сможешь дать мне на них ответы. А если бы мог, скорее всего, не захотел бы.
        Виллум молчал. Что он мог сказать? Стоув тоже разочарованно молчала.
        — Терпеть не могу, когда ты молчишь.  — Виллум улыбнулся.  — И вот еще что,  — многозначительно сказала она,  — почему наш прадедушка взял на себя такую ответственность? Почему считал себя виноватым? Я знаю, что он обнаружил снадобье и разузнал его свойства, но ведь это Дарий стал им злоупотреблять. Это он возвел Строения, разрушающие Край Видений. Он и ловцы видений.
        — Он принял на себя ответственность, потому что другие Владыки этого не сделали.
        — Да неужели?  — воскликнула Стоув.
        — Роун Разлуки открыл снадобье и метод его использования. Он обнаружил проход в мир, являющийся источником всей жизни, и пригласил туда банду грабителей. Он позволил себе злоупотребить снадобьем и слишком поздно понял, что эта страсть подорвала его способность выносить здравые суждения.
        — Значит, мы должны платить — может быть, даже нашими жизнями — за пристрастие нашего прадеда?
        Виллум вздохнул.
        — Стоув, ты ведь сама знаешь, что все не так просто.
        — Да ну? Но ведь ты сам представил все именно в таком свете.
        Виллум вздохнул глубже.
        — Снова ты молчишь,  — буркнула Стоув. Виллум ждал, пока нараставшее в ней раздражение не обратится против нее самой. Оно как мощная волна прибоя накатило на него, не нанеся никакого вреда, и откатило обратно.
        — А что ты знаешь о нашей прабабушке? Как, я запамятовала, ее звали?
        — Аитуна.
        — Почему она стала ему помогать? Ведь вазя не были ни за что ответственны. Зачем ей было в это ввязываться? Вы с Кирой — это я понимаю. Дарий истреблял ваш народ. Родителей ваших убили клирики. У вас были свои на то причины.
        — Вазя считают себя хранителями, Стоув. Если они видят раненого ребенка, они не ждут, пока виновного в этом человека предадут суду. Они сами помогают этому ребенку. Если они видят мертвый лес, они не пытаются наказать того, кто его убил. Они сами включаются в работу по очистке и восстановлению почвы, собирают и сажают семена.
        — А какое отношение эти раненые дети и посадка семян имеют к нам?
        — Дело в том, Стоув, что в нашем случае раненые дети — это Новакин. А мы — семена… семена, призванные возродить разоренную Дарием землю.
        Виллум смотрел, как Стоув пытается осмыслить его слова, прокручивая в памяти события их жизни: моровое поветрие, которое Дарий наслал на апсара, убийство его родителей, а потом ее народа, разрушение ее дома, то, во что пытался превратить ее Старейший, обветренное лицо брата и исходившую из его сердца теплоту, сохранившуюся несмотря на все испытания. Виллум видел, как в ее глазах отражалась отчаянная борьба между хрупкостью любви и силой ненависти. Скоро она вновь станет делать то, что ей предписано по чину, и тогда вздорный и раздражительный ребенок исчезнет, как и та веселая и озорная девчушка, которая только что скакала рядом с ним. Ему казалось, будто осязаемо менялась даже ее кожа, становясь такой же жесткой, какой должна была быть непреклонная наследница Хранителя Города. Когда их взгляды встретились, даже влажная поволока ее глаз отсвечивала сталью.
        — Теперь мне все стало ясно. Благодарю тебя, мой наставник.
        Пришпорив лошадь, она поскакала вперед, держа спину очень прямо — так, как сидела в седле Энде. Царственно. Как королева. Как… Наша Стоув.

* * *

        И вот вдали замаячили башни Города. От замусоренных грязных развалин поднималась пыль. В стародавние времена — еще до падения метеорита и причиненных им разрушений, Город простирался вплоть до этих территорий. Теперь от него осталось лишь то, что некогда было его центром, причем эта часть была значительно перестроена ее приемным отцом.
        Они скакали по открытой всем ветрам дороге. Вскоре у нее стали замерзать нос и руки, девочка закуталась в накидку и надвинула на лоб капюшон. Она понимала, что это было нелогично, но физически она себя в тот момент лучше чувствовала, отгородившись таким образом от Виллума. Он, конечно, с уважением относился к ее молчанию, и она была отчасти этому рада… хотя в то же время продолжала на него за это злиться. Но если бы он с ней тогда заговорил, она, наверное, могла бы — могла бы, и только,  — даже расплакаться. Такое проявление чувств было для нее в данной ситуации непозволительной роскошью. Не теперь. Никогда. То зерно, в которое превратил ее Дарий, должно было расцвести цветком ползучей лозы, и ей очень хотелось, чтобы ее приемный отец приблизился к нему и вдохнул его запах. Да, очень. Чтоб он подошел к ней совсем близко, очень близко. Вот тогда-то он и почувствовал бы смертельный укол ядовитых шипов.
        Поравнявшись с ней, Виллум не удержался и дал ей последнее наставление:
        — Что бы ни случилось, Стоув, никогда не сомневайся в силе, с которой в тебя верят люди. И в пророчествах. Помни: мы предельно осторожно должны скользить по лезвию бритвы, пока она не перережет глотку нашему врагу.
        Она взглянула на бесстрастное лицо наставника, и все ее обиды мигом улетучились. Брат, сказала она ему мысленно, до свидания, брат мой.
        Пока, сестричка — слова эти, как отцовское объятие, глубоко запали ей в душу.
        — Видишь?  — Виллум указал вдаль.
        К ним быстро приближалось густое облако пыли. Когда оно было уже сравнительно недалеко, Стоув различила в нем грузовики с каким-то поблескивавшим оружием. Это был отряд передового охранения, где обычно несли службу особенно заносчивые и воинственно настроенные клирики.
        Не забудь наш план, Стоув.
        Я помню его, мой наставник. Мысли, которые она ему посылала, никому другому предназначены не были. Она прекрасно понимала, что Дарий, скорее всего, будет скрупулезно проверять историю, которую они придумали с Виллумом,  — обвести его вокруг пальца было почти невозможно. Но и ей было многое известно о нем и его тайнах, и это помогало ей объективно оценивать своего приемного отца. Он и теперь внушал ей страх. Но она боялась больше вреда, который он мог причинить, а не самого человека, который был в состоянии нанести этот вред,  — ведь у этого человека было предостаточно своих слабостей, причем девочка прекрасно знала, как их можно использовать в собственных целях.
        Клирики приказали им остановиться, Виллум положил руку на шею коня, чтобы успокоить разгоряченное животное. Он с безразличным видом смотрел, как охранники нацелили на них оружие, злорадно рассчитывая, что путники дадут им предлог его применить. Начальник вояк бросил на них злобный взгляд.
        — Кто вы и куда направляетесь?
        — Я некоторое время отсутствовала, а теперь решила вернуться,  — мягко сказала Стоув.
        — У вас есть… документы?  — запинаясь, спросил начальник.
        Стоув откинула с лица капюшон. Ошеломленные клирики, казалось, потеряли дар речи и молча таращились на нее. Потом все они как по команде перевели дыхание и бросились перед ней на колени: «Наша Стоув!!!»
        Стоув позволила себе благосклонно улыбнуться и величественно проследовала мимо них по направлению к Городу.
        Не привлекая к себе излишнего внимания, они проехали городские ворота. Виллум скакал рядом по левую руку от Стоув. Увидев перед собой гигантский плакат, на котором она была изображена в черных траурных одеяниях, Стоув прошептала:
        — Они сделали из моего отсутствия целое представление.
        — Владыку Керина всегда отличал дар образного воздействия на людей.
        — От этого Керина у меня волосы дыбом встают.
        Стоув театрально содрогнулась, улыбнувшись Виллуму, но он невозмутимо смотрел прямо перед собой.
        Возвращение в Город настолько взволновало девочку, что она на минуту забыла об осторожности. Это было непростительной ошибкой. Дарий обязательно будет анализировать каждое ее слово, каждый жест, каждое выражение лица. Ей постоянно нужно было быть начеку.
        По мере того как они приближались к Пирамиде, все больше народа выходило из зданий на улицы. Сотни, тысячи горожан покидали дома и конторы, движимые стремлением взглянуть на Нашу Стоув. Люди бросались к ней, чтобы прикоснуться к ноге, прижать мокрые от слез восторженные лица к ее накидке, но никто не мог ее ни толкнуть, ни нанести девочке хоть малейший вред. Виллум окружил ее ореолом мерцающего золотистого света. Золотой цвет — самый интенсивный, и большинство людей его не переносят, хотя и не могут его видеть. Она смотрела на лица касавшихся ее людей из толпы — на них отражалось благоговение, смешанное со страхом. Они тянулись к ней, но недолго, приближались, но не очень близко. На обратном пути она многое узнала от Виллума о свете, разных его оттенках и их значениях. Если попрактиковаться, она тоже смогла бы контролировать свет, как и он.
        Люди вокруг возбужденно скандировали:
        — Наша Стоув! Наша Стоув! Наша Стоув!
        Она неспешно продвигалась вперед и вдруг ощутила на себе ледяной взгляд Хранителя Города. Там, на площадке, обрамленной огромным входом в Пирамиду, стоял Дарий, а рядом с ним — Владыка Керин. Что не увидит Дарий, наверняка подметит Керин. В голове ее эхом звучали наставления Виллума, разгоняя страхи: прислушивайся к людям и используй их в своих целях.
        У подножия Пирамиды Стоув и Виллум спешились. Возбужденная толпа расступилась, освободив узкий проход, который вел прямо к Хранителю Города. С высоко поднятой головой она шла вверх по ступеням, считая каждую, чтобы унять волнение. Первая… вторая… На пятнадцатой она увидела лицо Дария, похожее на застывшую маску, глаза — как льдинки. Керин более искусно скрывал свои чувства — даже улыбка на его лице выглядела естественной. Может быть, такой она и была, если он в тот момент придумал, как использовать ее возвращение в целях своей гигантской пропагандистской машины.
        Когда Стоув наконец взошла на площадку, Дарий раскинул в стороны руки, будто приглашая ее в объятия, и девочка без колебаний бегом бросилась к приемному отцу. Крики жителей Города слились в один исступленный оглушительный вопль. Обняв ее за талию одной рукой, Дарий повернулся к толпе и поднял вторую. Многотысячная толпа покорно смолкла.
        Площадка, на которой они стояли, была оборудована мощными невидимыми усилителями звука, и Дарий мог говорить хоть шепотом. Но голос его громовыми раскатами разнесся по площади перед Пирамидой, создавая иллюзию непоколебимой силы и всемогущества.
        — Разве я вам этого не обещал?! Разве она не вернулась?! Да! Наш милосердный ангел вернулся в отчий дом! В любящие объятия Мегаполиса. Она вернулась, чтобы заботиться о своем народе. Мы стоим на пороге новой эры. И Наша Стоув поведет нас туда за собой!
        «Наша Стоув, Наша Стоув, Наша Стоув!!!»
        Она взглянула вниз на огромную толпу, ждавшую ее приветствия — любых слов. Какое-то время она стояла в молчании, всем своим видом излучая ранимую юную свежесть и безграничную любовь. Потом, когда молчаливое ожидание довело толпу до предела напряжения, раздался ее голос, будто обращенный к каждому человеку в отдельности:
        — Я покинула Город в надежде узнать о будущем, предначертанном нам пророчествами. Я долго блуждала по глухим пустынным местам, скиталась по Пустоши, прислушивалась к тому, о чем говорят в селениях. Но Город все время звал меня назад! Город — мой дом. Он — моя судьба. Я вернулась и больше не покину вас никогда!
        «Наша Стоув! Наша Стоув!!!»
        Люди выкрикивали ее имя и как в трансе размахивали в воздухе руками. Они напирали на стоявших в оцеплении клириков, оттесняя их назад. Вскоре обезумевшая толпа прорвалась через ограждение, и люди, топча друг друга, отчаянно пытались пробиться ближе к Нашей Стоув. Владыка Керин проворно открыл расположенные позади них двери и галантно предложил Дарию и Стоув пройти внутрь Пирамиды.
        — Пойди к себе в покои и немного отдохни,  — холодно распорядился Дарий.  — Скоро я тебя вызову.
        С самой своей обворожительной улыбкой и самым открытым своим взглядом, пустив для пущей убедительности слезинку, Стоув проговорила:
        — Как же я соскучилась по тебе, отец…
        Она смотрела на него долгим внимательным взглядом и заметила, как в уголке левого глаза Дария что-то едва заметно дрогнуло. Вроде бы это ничего не значило, но все же… Тогда девочка решила использовать самое действенное оружие Виллума и изобразила на лице вполне пристойную дозу томительного ожидания — как будто она страстно хотела услышать что-то подобное от него и вернулась сюда лишь для того, чтобы он ласково назвал ее доченькой. Когда Дарий резко развернулся на каблуках и Керин последовал за ним, она поняла, что победила.
        А Дарий этот поединок проиграл.

* * *

        Стоув едва успела переодеться, как в дверь постучал посланный за ней клирик. Он сопровождал ее по коридорам, а девочка смотрела на знакомые мраморные полы, застекленные переходы, на когтистые лапы до блеска начищенных ручек дверей, ведущих в покои Дария. Все было таким же, как раньше. Единственное изменение, которое она заметила, пока долго шла по длинным переходам, произошло в ней самой. Теперь присутствие духа у нее было отменным, она ни капельки не боялась. Они с Виллумом пришли к выводу, что лучше всего ей будет полностью раскрыться перед Дарием, говорить ему только правду, но тщательно эту правду дозируя, будто невзначай припоминая тот или иной эпизод. У него даже подозрения не должно зародиться, что она ведет себя с ним неискренне. Но если только он ненароком проник бы в ту часть ее памяти, где крылась вся правда, дело могло кончиться очень плохо.
        — Входи.
        Голос Дария звучал приветливо, но она знала эту уловку, рассчитанную на то, чтобы усыпить ее бдительность. Войдя в помещение, Стоув кивнула Владыке Керину. Он стоял в самом темном углу. Старейший же, наоборот, расслабленно сидел за своим рабочим столом из стекла и хромированной стали под двумя портретами: собственным, в самых роскошных одеяниях, и Стоув, на котором она была просто очаровательной — такой, какая она ему больше всего нравилась. В тусклом свете девочка различала сияние, окутывавшее обоих мужчин.
        Стоув склонила голову, будто от стыда и почтения к Дарию.
        — Так значит, тебя никто не похищал?  — Слегка удивленный тон Керина резанул ее, потому что вопрос прозвучал раздражающе снисходительно.
        К счастью, она уже выросла из того возраста, когда ее могли вывести из равновесия такие примитивные приемы.
        — Прости меня,  — с раскаянием в голосе произнесла девочка.  — Я допустила ошибку, когда решила пренебречь своими обязанностями и тайно покинула Город. Еще я хочу извиниться за беспокойство и неприятности, к которым привели мои легкомысленные действия.
        — Гюнтеры не имели к этому никакого отношения?  — По интонации, с которой Керин задал вопрос, было ясно, что он уже давно все об этом знал и теперь ему лишь требовалось подтверждение.
        — Абсолютно никакого,  — заверила она его.  — Я все делала исключительно по собственной воле.
        — Почему ты от нас сбежала, моя дорогая?  — спросил Дарий скрипучим неприязненным тоном.
        Продолжая стоять со склоненной головой, она с робостью призналась:
        — Мне было видение. Я хотела рассказать тебе о нем, отец, но знала, что утратила твое доверие. Мне хотелось доказать тебе свою преданность, совершить что-нибудь такое, что заставило бы тебя вновь мне поверить.
        Дарий пренебрежительно фыркнул.
        — Значит, ты решила последовать туда, куда тебя влекло видение.
        Неужели ему что-то… известно? Сколько же еще он собирается ее мучить? Дыши, глубже дыши…
        — Мне кажется, Хранитель, было бы любопытно услышать, что примерещилось Нашей Стоув,  — проговорил Владыка Керин, выступив из мрака.
        Ага, значит, теперь ему стало любопытно. Дарий застыл, будто окаменел. Всего на миг, но этого было достаточно. Вот они — те небольшие преимущества, использовать которые в своих интересах учил ее Виллум. И она стала отвечать на вопрос Керина так, как будто его задал сам Дарий.
        — Я видела детей, которых ты ищешь. Я была уверена, что они живы, отец, что они затеряны где-то в Пустоши, что они спят и их охраняет мой брат. Или, может быть, в Краю Видений, в каком-то его уголке, где я никогда не бывала. У какой-то расщелины или пропасти. Что они лежат над ней и, напрягая все силы, не дают ей стать шире. Или они у ловцов видений, отец? Может быть, это они удерживают у себя этих детей?
        Единственным звуком, слышным в большой комнате, было тихое жужжание вентилятора. Тускло мерцавшие вокруг мужчин ореолы вдруг будто кто-то разорвал. Ей показалось, что у груди Дария мелькнула яркая красная молния. Что это было — гнев или страх? Она напряглась и ощутила, что у него учащенно забился пульс. Что-то явно вывело Старейшего из равновесия. А у Керина аура замерцала оранжевыми сполохами — это значило, что он разволновался. То, что она им рассказала, его явно обрадовало. Почему?
        — Расскажи подробнее,  — потребовал Дарий таким тоном, от которого у нее дрожь пробежала по телу.
        — Эти дети… они выглядели так, будто были сделаны из железа.
        — Сколько их было?  — спросил Керин и не думая скрывать возбуждение.
        — Четырнадцать.
        — …Четырнадцать,  — шепотом повторил Керин.  — Четырнадцать будут бдительно нести вахту, благословляя своей невинностью землю, на которой лежат.
        В голосе Керина слышалось какое-то странное удовлетворение, а у Дария вся кровь отхлынула от лица, и он побледнел как полотно. Воздух вокруг него окрасился в мерзкий крапчатый горчичный цвет, который почему-то отдавал сероводородным зловонием. Виллум называл их Новакин. Они приводили Дария в ужас — если бы не ее брат, он бы их давно уже умертвил, скормил новому Строению. Виллум говорил, что они сохраняют Край Видений от разрушения и гибели. Можно было подумать, что Дарий должен быть им за это благодарен.
        — Я повсюду искала их, отец. Видение было таким четким, что мне казалось, я обязательно их найду. С тех пор как я прекратила принимать снадобье, я отрезана от Края Видений, но во сне я переношусь к Роуну и вижу черты этих детей. Но как я ни старалась, отыскать их не смогла.
        — А Роуна?  — Взгляд Дария был жестким и цепким, как взгляд хищной птицы, которую она так хорошо помнила.
        — Слухов всяких о нем ходит много, но следов его я не нашла. Должно быть, видения обманывают… или, может быть, я не так их понимаю.
        Дарий уставился в стол, будто ждал, что она скажет что-нибудь еще, но она молчала, памятуя наставление Виллума, что приукрашивать ничего не надо.
        Наконец старик поднял скуластое лицо, губы его были поджаты, в глазах светилась непреклонная решимость.
        — На самом деле ты не веришь, что видения твои лгут, и я думаю, ты права — от надежды отказываться не следует.
        Стоув стало легче дышать. Если бы он догадался, что на самом деле она виделась с Роуном, все на этом бы и закончилось.
        — Мне кажется, тебе надо продолжать поиски… но с меньшим риском.
        Стоув оставалось лишь гадать, что он имел в виду, но щеки его уже были не такими бледными.
        — Поиски? Поиски. Нуда, конечно,  — согласился Керин, кивнув Дарию.  — Да, Хранитель, теперь я понимаю. Это ведь именно ты послал Нашу Стоув в это замечательное путешествие, пытаясь исполнить пророчества. Я понял, почему ты никому не доверял эту тайну. Мудрость твоя поистине безгранична.
        Неужели Керин и в самом деле верил в то, что только что сказал? Или он просто льстил Дарию, пытаясь помочь ему вывернуться из неловкого положения, в котором тот оказался? Как бы то ни было, Хранитель, по всей видимости, против этого не возражал.
        — Можешь сочинить для граждан прокламацию об этом.
        — Благодарю тебя, Архиепископ. Я начну с пророчества. Там будет сказано что-то вроде: «Поскольку Дочь зрит в корень…» — Керин взглянул на Дария, явно рассчитывая получить его одобрение, но мысли Старейшего, казалось, уже витали где-то далеко.  — А после этого что-нибудь коротенько о безграничной любви Нашей Стоув к гражданам и ее беззаветной храбрости в стремлении им служить.  — Явно волнуясь, Керин уже начал самозабвенно импровизировать: — «Не думая о собственной безопасности, Наша Стоув отправилась в земли Пустоши в духовных исканиях, надеясь обрести там видение о будущем Города. Наш Архиепископ, зная о важности этих поисков, держал ее истинные планы в секрете. Так, скрытая покровом тайны ее исчезновения, она свободно бродила там, где ей вздумается, и наградой ей стало снизошедшее на нее откровение: ей предстал благополучный и процветающий единый мир, объединяющий Дальние Земли и Город, Владыку и Дитя. Да будет благословенна Наша Стоув — милосердная предвестница новой эпохи».  — Завершив витиеватый монолог, Керин взглянул на Дария, ожидая похвалы.
        Эти вкрадчивые слова вполне могли настроить Старейшего против нее. Она чувствовала себя чем-то вроде воздушного шарика, который Керин перебрасывал из одной руки в другую, то спасая его от острых предметов, то грозя ему ими. Но взгляд Дария продолжал блуждать по неведомым далям, он, казалось, вообще ни на что не реагировал. Если бы она не знала его так хорошо, ей могло бы показаться, что он просто не слышал слов Керина.
        Дарий будто в трансе пробормотал:
        — Можешь распространять этот официальный отчет.
        — Единственный вопрос, который нам осталось решить, Хранитель, касается гюнтеров,  — сказал Керин, пытаясь сосредоточить внимание Дария, вернув его к рутине повседневности.  — Их осуждение воспринято населением с энтузиазмом, но вместе с тем вызвало перебои в работе наших технических служб. Если быстро снять с гюнтеров обвинения, они могли бы вскоре устранить все проблемы и неполадки.
        — Народу было обещано, что они понесут заслуженное наказание, Владыка Керин. Ему нельзя отказывать в праве на справедливость,  — раздраженно буркнул Дарий.
        — Воистину прозорливые слова.  — Лесть срывалась с губ Керина с легкостью дыхания. Чтобы так навостриться в подхалимаже, нужны годы практики, подумала Стоув. Но он казался таким искренним! Нелегко, должно быть, это ему давалось.  — Отсутствие доказательств преступления не является доказательством отсутствия вины. Гюнтеры высокомерно противопоставляют себя милосердию Мегаполиса. Такое поведение оскорбляет чувства наших сограждан и заслуживает наказания.
        — Хватит с них и четверых,  — сказал Дарий и вырвал выбившийся из брови волосок.  — Организуй все так, чтобы показательная экзекуция состоялась в Парке Мегаполиса.
        Усилием воли Стоув подавила обуревавшие ее чувства. Стоило ей проявить хоть малейшую симпатию к гюнтерам, им от этого стало бы только хуже.
        — А остальных без огласки освободить в течение следующих недель?  — высказал предположение Керин.
        — Как всегда, Владыка Керин. Детали процесса я поручаю разработать тебе.
        — Благодарю за доверие, Хранитель,  — почти шепотом ответил Керин. Он склонил голову не настолько низко, чтобы поклон выражал его полную покорность, но достаточно, чтобы не вызвать у правителя сомнений в его искренней преданности.
        Стоув была зачарована изменением света окружавшего его ореола — теперь он походил на бледно-голубое пламя, языки которого лизали маслянистую поверхность. Не успела она отвлечься от этого захватывающего зрелища, как поймала на себе пристальный и жесткий взгляд Керина.
        Дарий тоже перевел глаза на девочку и стал внимательно вглядываться в черты ее лица.
        — Дорогая моя, разве ты не одобряешь наше решение? Или ты не считаешь, что казнь этих четверых будет достаточной платой за бедствия жителей Города, которые выпали на их долю после твоего исчезновения?
        Еще год назад ей бы даже польстило, что из-за нее обрекают на смерть нескольких гюнтеров. Но теперь мысль об этом приводила Стоув в смятение. Однако в сложившейся ситуации у нее не было выбора — ей оставалось только согласиться.
        — Этого будет достаточно,  — сказала она, заставив себя изобразить на лице удовлетворение.
        — Думаю, все пройдет с еще большим блеском, если руководить казнью мы поручим тебе, моя дорогая.  — Губы Дария растянулись в гримасе, которая должна была означать улыбку.
        — Прекрасно,  — сказал Владыка Керин, взгляд которого оставался настороженным.  — Или ты с этим не согласна, Наша Стоув?
        Девочка почувствовала тянущую боль где-то в глубине живота, но, стараясь не обращать на нее внимания, изобразила на лице искреннее восхищение Дарием.
        — Мудрость моего отца, как всегда, несравненна.
        На какое-то мгновение Стоув показалось, что отвращение, которое она к нему испытывала, отражается у нее на лице. Она сделала над собой усилие, чтобы подавить панику. Но Дарий как хищник, внезапно почуявший более привлекательную добычу, отвел взгляд в сторону, вернувшись к своим темным потаенным мыслям, которыми был поглощен на протяжении всего ее допроса.
        Она заметила поданный Керином знак, указывавший на дверь. Когда девочка проходила мимо него, он словно невзначай коснулся ее спины, будто подталкивая к выходу. Хотя она боялась его больше, чем Дария, прикосновение Владыки не вызвало в ней неприязни, она даже не попыталась от него уклониться. Как ни странно, у нее возникло такое ощущение, что в этом жесте проявилось его желание защитить ее.
        Должно быть, она слишком устала… А Керин, видимо, был еще опаснее, чем ей казалось прежде.



        ТЯЖКОЕ БРЕМЯ

        БРАТЬЯ СНАЧАЛА БОЯЛИСЬ ИЗГОЯ.
        НО ВРЕМЯ ИХ СТРАХ ПРИТУПИЛО
        И СКОРО ЕГО УВАЖЕНЬЕ СМЕНИЛО,
        ПОСКОЛЬКУ ПОСЛАЛО ЕГО ПРОВИДЕНЬЕ,
        ЧТОБ РОУНА ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА
        НАПРАВИТЬ НА ПУТЬ ОЗАРЕНЬЯ.
    ИСТОРИЯ ДРУГА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Роун тихонько вошел в одну из небольших комнат Академии. Мабатан выбрала для Лампи хорошее помещение — никаких излишеств, только все самое необходимое: кровать, письменный стол и полки для книг, одну из которых он в тот момент увлеченно читал.
        Виновато подняв глаза на Роуна, Лампи тяжело вздохнул.
        — Лежать здесь, конечно, приятно, но мне еще надо столько сделать!
        — Все твои дела могут пару дней подождать,  — ответил ему Роун, предостерегающе помахивая в воздухе пальцем.  — Ты еще счастливо отделался.
        Имин сказал мне, что, если бы осколок угодил чуть левее, тебя бы уже с нами не было.
        — Забавно называть такую сильную боль в брюхе большой удачей. Да… Если уж мы заговорили о боли, как себя чувствует Энде?
        — Она все перенесла достаточно спокойно.
        — Ты теперь знаешь, как Апогей убивает людей? Ты видел это?  — Лампи приподнялся на кровати, сморщившись от боли.
        Роун неловко шагнул вперед, не зная, как помочь другу, но Лампи махнул ему рукой, делая знак, чтобы он не беспокоился.
        — Все в порядке, ничего со мной не случится. Давай продолжай — мы остановились на Апогее. Хоть что-нибудь удалось выяснить?
        — Ничего особенного я не заметил. Воздух вдруг как-то странно всколыхнулся, будто рябь пошла по воде, и когда она докатилась до апсара, словно кто-то высосал из них жизнь. Поглотил их, как говорил брат Жало. А когда они замертво упали, раздались какие-то шепоты… жуткие…
        — Мабатан их тоже слышала.
        — Я теперь жалею, что разрушил эту дьявольскую штуковину, а не просто вывел ее из строя. Тогда, по крайней мере, мы смогли бы лучше разобраться в том, как она действует.
        Лампи ободряюще улыбнулся другу.
        — Не трать время зря, не расстраивайся по этому поводу. Мир без пары этих Апогеев стал лучшим местом для жизни, независимо ни от чего.
        Роун осторожно присел на краешек кровати.
        — В конце концов нам удалось вытащить блокиратор. Если я правильно понял Отара — а это порой очень непросто,  — они как-то так сделали, что устройство продолжает функционировать так же, как работало в теле клирика.
        — Что-нибудь удалось выяснить?
        — Только то, что его энергия направляется прямо в Край Видений, на территорию, контролируемую обращенными. Но окончательный пункт ее назначения мне определить не удалось.
        Лампи рассеянно кивнул, как будто не сомневался в том, что так и должно быть.
        — А что с тем клириком?
        Роун покачал головой.
        — Он этого не перенес. Имин вообще был поражен, что он протянул так долго… Лампи!
        — Ты ведь не коришь себя за это?
        — Нет, нет конечно. Просто я не знаю, что мне делать дальше.
        — Помнишь, что я тебе как-то говорил о поисках Друга?
        — Ты, наверное, удивишься, но это я запомнил. И немало об этом размышлял.
        Лампи провел ладонью по древней книге, которую держал в руках.
        — Вот что примиряет меня с болезнью — у больных есть время читать. Например, эту книгу. Здесь сказано, что тебе нужно… идти.
        — Идти?
        — Да. Сначала поститься, а потом идти.
        — И долго я должен идти?
        — Пока не найдешь то, что ищешь.
        — Понятно. И в каком направлении? Куда мне идти-то надо?
        — Ты когда-нибудь слышал что-нибудь о лей-линиях или линиях энергии земли?
        — Кажется, что-то… нет, не слышал.
        — Прочти вот это — я заложил тебе страницу.
        — Ладно, посмотрю. А кто станет здесь всем заниматься, пока я буду в отлучке?
        — Может быть, Энде?
        — Не думаю, что она согласится. Тем более что она передала бразды правления Кире.
        — Значит, Кира.
        — Волку это не понравится. В данном случае надо, чтобы человек был нейтральным и не допускал перевеса одной стороны над другой… Эй! Да ведь такой человек — это ты!
        — Погоди, погоди минутку, не гони лошадей!  — воскликнул Лампи.
        — Угомонись,  — сказал Роун, одной рукой мягко пытаясь удержать Лампи от резких движений.
        Но его друг явно не хотел успокаиваться.
        — Ты назвал меня своим адъютантом — ладно, мне это даже понравилось, но я никогда с тобой не договаривался о том, что буду что-то делать!
        — Да не бери ты в голову! Все будет нормально.
        — Нет, не будет. Делать я ничего не собираюсь. У меня ни знаний, ни опыта в таких делах нет.
        И к тому же — ты только посмотри на меня — я же раненый.
        — Я знаю, в этом есть доля риска…
        — Риска? Да не риска, а безумия. Ты что, хочешь, чтоб я здесь со всеми препирался и собачился, пока ты будешь голодный шляться по Дальним Землям, подставляясь бандитам с мародерами, клирикам и фандорам, для которых станешь легкой добычей? Не говоря уже о диких псах и ползучей лозе. Если хорошенько подумать, это самая плохая мысль из всех, которые могли прийти тебе в голову.
        — Нет, ты не прав. Ты мне просто завидуешь.
        Лампи три раза глубоко вздохнул, потом провел ладонями по рябому лицу.
        — Ну, ты даешь! Это же надо такое брякнуть!
        — Здесь каждый знает свои обязанности, я всем скажу, что в мое отсутствие они должны будут отчитываться перед тобой,  — твердо сказал Роун.
        — Вот здорово! Здорово. Но что… что, если… ты не вернешься назад?  — При этих словах голос Лампи задрожал как тогда, когда он говорил о Лелбит.
        Роун ободряюще взглянул на друга.
        — Знаешь, Лампи, мне кажется, я вернусь. Если бы я думал по-другому, я бы не стал никуда уходить. Но если я по какой-то причине ошибаюсь, тебе придется самому решать проблемы. Тебе, Мабатан и Кире. Чтобы дело двигалось дальше. Если я не вернусь до следующего полнолуния, свяжитесь с Виллумом. Ты не останешься в одиночестве.
        — Когда ты собираешься уходить?
        — Прямо сейчас. Если это делать, то надо делать сразу, не откладывая.  — Роун уже долгое время нигде не бывал без Лампи, и ему было непросто вот так встать и оставить друга.  — Отдохни, завтра тебя ждет тяжелый день.
        — Ты слишком много от меня хочешь.
        Роун улыбнулся.
        — Слишком много. Я тебя понимаю.
        — Теперь я знаю, почему Дарий приказал сжигать все книги,  — проворчал Лампи.

* * *

        Вокруг все были заняты делом: и братья, и апсара чинили поломанную мебель, все чистили и мыли, оборудуя лазарет. Когда Роун уже почти дошел до помещения бывшей школы, послышались крики. Шум нарастал, и вот несколько окровавленных апсара под предводительством Энде ввели в зал четверых связанных клириков, глаза которых были скрыты повязками.
        Увидев Роуна, Энде доложила:
        — Наш дозор обнаружил группу из десятерых конных клириков.
        — А где остальные?  — спросил Роун.
        — Пали в бою,  — без околичностей ответила Энде.
        Запыхавшиеся Имин с Отаром подошли к Роуну. По сравнению с рослыми апсара они казались чуть ли не карликами.
        — Нам их разъединить?  — спросил Имин.
        — Он хотел сказать «разблокировать»,  — поправил друга Отар.
        Роун опешил от неуемного энтузиазма докторов.
        — А вы можете это сделать так, чтобы они остались живы?
        — Нуда…
        — …если понять, как они подсоединены…
        — …и, конечно, чем больше у нас будет образцов, тем больше будет шансов разгадать их тайны…
        — …и найти им новое применение…  — сказал Имин.
        — Новое применение? Какое именно?  — спросил Роун.
        — Ну, не применение, конечно, теория еще не проверена на практике…  — снова поправил коллегу Отар.
        — …Алджернон помог нам, объяснив принципы их устройства.
        — В некоторых случаях…
        — …мы могли бы использовать эти блокираторы…
        — …в качестве…
        — …средств связи.
        — Но это пока еще только теория,  — добавил Отар.  — Мы…
        — …нам еще надо ее проверить,  — закончил за него фразу Имин.
        Роун недоверчиво поинтересовался:
        — Какие случаи вы имеете в виду? Проверить на ком?
        — Ну… так сказать…  — Врачи обменивались глуповатыми взглядами, явно чувствуя себя неловко.
        — …это касается Мабатан…
        — …и Киры…
        — …конечно, с их согласия…
        Роун в сердцах резко развернулся, оставил врачей и направился из Академии в библиотеку. Он быстро определил, что обе его родственницы находились в небольшой комнатке, где он впервые встретился с Алджи.
        Мабатан с Кирой сидели на полу, скрестив ноги, лицом друг к другу, с закрытыми глазами. Роун громко покашлял.
        — Чем вы здесь занимаетесь?
        — Мы пытаемся читать мысли друг друга,  — пояснила Мабатан.  — Найти такое место, где наши мысли пересекаются.
        — Это имеет какое-то отношение к Имину с Отаром и их экспериментам?
        Кира вздохнула и поднялась.
        — У меня, Роун, нет такого дара. Я не могу странствовать в Краю Видений, не дано мне и обмениваться мыслями, как вы это делаете вчетвером. Но я долго училась медитации и могу оставить в голове место для Мабатан. Алджи с докторами считают, что с помощью блокиратора Мабатан сможет видеть то, что буду видеть я. И когда я отправлюсь на разведку в Город, вы будете сразу же получать собранную мной информацию. Это обеспечит нам решающее преимущество и спасет многие жизни.
        — Или отнимет их.  — Стараясь, чтобы его слова звучали как можно более убедительно, Роун продолжал: — Мы же почти ничего не знаем об этих блокираторах.
        — Да, но эти блокираторы будут уже другими. Это будут наши блокираторы,  — ответила Кира.  — Наш старичок Алджи говорит, что их можно переделать, «перенастроить». Да ладно тебе, Роун, не переживай так — ведь он же сам помогал их изобретать.
        — Но это было больше сорока лет назад!
        — А принципы их действия остались прежними,  — спокойно вставила Мабатан, пытаясь направить беседу в более спокойное русло.
        Роун пристально посмотрел в темные немигающие глаза Мабатан.
        — Мне странно, что ты на это согласилась, ты же знаешь, насколько это может быть опасно.
        — Я знаю, как обмениваться мыслями с другими,  — уважительно ответила девушка.  — Ты прав, это непросто, но особой опасности я тут не вижу. Мысли Киры будут доступны лишь для меня. Думаю, Роун, все-таки преимущества в этом случае перевешивают опасности.
        — Нет, Мабатан, это опасно, и я не хочу, чтобы вы обе подвергали себя риску.
        Кира резко уперла руки в бедра и с вызовом сказала:
        — Хорошо, тогда скажи мне, Роун, как можно рассчитывать выиграть войну без риска для жизни?
        Роун внимательно посмотрел на обеих своих дальних родственниц. Сила их духа ослабила его опасения. Всем им грозило одно и то же зло, каждый должен был брать на себя свою долю испытаний. А Мабатан с Кирой, видимо, лучше знали, что им надлежало делать, чем сам он понимал стоявшую перед ним задачу. Роун улыбнулся.
        — Что ж, вы правы… И в этой связи я хочу вам сказать, что на неделю-другую собираюсь уйти.
        — Тогда тебе нужно организовать надежную охрану,  — сказала Кира, сделав вид, что эта новость стала для нее полной неожиданностью.
        — Ну да… хотя нет, я пойду один и ничего с собой брать не стану. Так надо.
        — Не слишком ли долго ты собираешься отсутствовать?  — с упреком спросила она.
        — У меня нет выбора. Я должен сделать это теперь или никогда.
        Мабатан коснулась руки Роуна.
        — Ты отправляешься на поиски Друга?
        Роун кивнул.
        — Надо же! На встречу с богом! Вот это и в самом деле немалый риск. Я бы на твоем месте взяла с собой пару штанов на смену,  — хмыкнула Кира.
        Проигнорировав ее язвительное замечание, Роун спросил Мабатан:
        — Ты, случайно, не слышала что-нибудь о линиях энергии земли?

* * *

        Роун нашел сказителей в читальном зале, они сидели вокруг разложенных стопок книг.
        — Капли росы — что лучше может смыть пыль мира?  — прочел Доббс.
        — Басе — великий японский поэт,  — крикнула Межан, явно довольная собой.
        — Снова угадала,  — вздохнул Доббс.
        Прислонив тяжелый фолиант к возвышавшейся перед ней стопке книг, Межан продекламировала:
        — Драгоценен твой сон, хотя много в нем страха… Много в нем страха, но сон этот дорог: для живого — тосковать — его доля, сон тоску оставляет для живого![2 - «Эпос о Гильгамеше», перевод И. М. Дьяконова. В английском переводе этот отрывок звучит немного иначе: «Сон чудесен, но страх велик: мы должны дорожить сном, несмотря на страх, потому что сон дает знать, что конец жизни — печаль».  — Прим. пер.]
        Скорчив рожицы, Доббс и Талия сердито переглянулись.
        — Она снова нас обставила,  — раздраженно буркнул Доббс.
        — Да, это точно,  — покорно согласилась Талия.
        А Роун знал, откуда Межан взяла этот отрывок. Когда он был еще маленьким, ему читал его папа. Это была одна из его любимых цитат.
        — «Эпос о Гильгамеше». Эти слова сказал Энкиду своему другу — Гильгамешу, когда тот понял, что скоро умрет.
        — Роун, не хочешь к нам присоединиться?  — спросила его Межан, надеясь вовлечь в игру.
        — Мне бы очень хотелось, но я не могу,  — ответил Роун.  — Вообще-то я надеялся, что вы поможете мне загримироваться.
        Эта просьба привела сказителей в неописуемый восторг.

* * *

        Проведя час в руках трех талантливых гримеров, Роун сидел на кухне, радуясь, что наконец-то он остался в одиночестве, и за обе щеки уплетал еду перед дальней дорогой. Но одиночество его длилось недолго — оно было прервано появлением Алджернона.
        — Слава богу, Лампи сказал, где ты.
        При появлении старикана Роун улыбнулся.
        — Ну что, Алджи, ты принес мне замечательные новости?
        — Если бы эти чокнутые доктора не дергали меня постоянно своими дурацкими вопросами о блокираторах, я бы скорее смог расшифровать записи. Но все-таки я это сделал и хочу тебе показать, что в итоге получилось!
        — Тебе удалось перевести еще часть дневника?  — с надеждой спросил Роун.
        Алджи вынул из кармана свиток, протянул его перед собой, держа обеими руками, как делают городские глашатаи, и уставился на написанные слова.
        — Будь оно все неладно!  — раздраженно пробурчал он.  — Собственный почерк разобрать не могу.
        Алджернон еще какое-то время смотрел на свиток, потом прочистил горло и начал читать: «Оптимизм мой стал беспредельным, когда я осмыслил возможности открытия, сделанного мною в Краю Видений. Я нашел подтверждение тому, о чем раньше лишь подозревал: то была удивительная сила проявления снов и видений каждого землепашца, ремесленника, студента, учителя, ребенка и взрослого. Если было бы придумано устройство для обуздания этой способности, наши возможности стали бы беспредельны. Я без всяких задних мыслей рассказал об этом Дарию. Моя вера в нашу дружбу в ту пору еще не была поколеблена. Но я часто задумываюсь: а что, если бы я подождал и хорошенько обдумал эту мысль, как она того заслуживала? Можно было бы предвидеть, что моя концепция блокиратора непосредственно приведет Дария к стремлению самому стать богом?»
        Роун не мог поверить своим ушам. Его прадед не только обнаружил снадобье, он еще и блокираторы придумал. Алджи сочувственно посмотрел на него:
        — Может быть, я в чем-то ошибся. Не очень точно передал смысл этого слова. Блокиратор. Гмм… Блокиратор. Дарий. Бог. Все это как-то связано. Не могу сказать, что эта мысль меня вдохновляет.
        — Дело здесь не в мысли, Алджи. Это именно то, к чему Дарий стремится,  — мы только не знаем, что он для этого делает. Но мы ведь это выясним, правда?
        — Да, да, конечно.
        — Как же мог мой прадед поступить так… глупо?
        — Он был очень эмоционален, Роун. Это же очевидно! То, как он пишет об этой концепции… диаметрально противоположно тому, как применяет ее Дарий.
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — Гм… давай-ка поглядим… гм… вот здесь он упоминает сны. Все видят сны. И когда мы их видим, мы каким-то образом становимся частью Края Видений. Конечно… И с видениями происходит то же самое, хотя они, конечно, случаются реже, но это явления одного порядка. Мне думается, твой прадед хотел сказать, что если много людей видят одинаковые сны или их посещают одинаковые видения, тогда они становятся реальными — они проявляются. Мне кажется, он надеялся помочь людям в развитии способности… делиться своими снами… чтобы они стали реальностью. А Дарий действует ровно наоборот. Его блокираторы иссушают жизненную силу, разрушают биополе человека. Уверен, что ты обратил внимание на эту безжизненность. Как тебе известно, это было одной из причин, заставивших меня покинуть Город. Мотивы этого чудовища были вполне понятны — власть и контроль над людьми. Будь он проклят! Я просто не мог там оставаться. Хотя я так понимаю, что там, куда ты собрался, тебе от всего этого никакого проку не будет.
        — Это еще бабушка надвое сказала. А Лампи ты об этом рассказывал? Пока я буду в отлучке, ему здесь придется за всем присматривать. Эти соображения по поводу снов наверняка его тоже заинтересуют.
        — Ну что ж, я об этом позабочусь. Прямо сейчас. Надо же — сны… А почему?
        — Ты понимаешь, некоторые люди теряют способность видеть сны. Не могу отделаться от мысли, что это все как-то связано между собой.  — Улыбнувшись престарелому гюнтеру, Роун набросил на плечи поношенную накидку бедного землепашца.  — Спасибо тебе, Алджи, за все.
        Застенчиво кивнув, старый гюнтер направился к выходу.
        — Желаю тебе удачи в твоих странствиях, Роун из Негасимого Света.
        Пока Роун шел к выходу из Академии, в голове его звучал голос отца: «Драгоценен твой сон, хотя много в нем страха». Может быть, именно это имела в виду Энде, когда говорила о вере и убеждениях. Драгоценен твой сон, хотя много в нем страха. Слова эти странным образом подбадривали, укрепляя в нем решимость. Роуну было неприятно сознаться себе в этом, но поиски Друга внушали ему неподдельный страх, причем вовсе не потому, что в случае неудачи он не знал бы, что ему делать дальше. Сама мысль о том, что ему придется лицом к лицу столкнуться с тем, в существование чего было трудно поверить, с тем, что, если бы существовало взаправду, было необычайно могущественно, возбуждала его до крайности. Когда отец читал Роуну древний эпос о приключениях Гильгамеша, он не мог знать, что в один прекрасный день его слова обретут для сына такой глубокий смысл. А может быть, родители его ничего не делали просто так, и все должно было подготовить сына к этому путешествию? Он понимал, что никогда не получит ответа на этот вопрос, но в тот момент был рад, что мудрость родителей сопровождает его в путь, которым оборванный
землепашец шел на поиски древнего божества.



        КАЗНЬ

        ДА БУДЕТ ВСЕМ ИЗВЕСТНО: НАША БЛИСТАТЕЛЬНАЯ СТОУВ ВЕРНУЛАСЬ К НАМ, И ПРАВОСУДИЕ НАКОНЕЦ СВЕРШИТСЯ. ЗАВТРА ДНЕМ ОНА ПРИБУДЕТ В ПАРК МЕГАПОЛИСА, ЧТОБЫ РУКОВОДИТЬ КАЗНЬЮ ЧЕТВЕРЫХ ГЮНТЕРОВ, ПРИЗНАННЫХ ВИНОВНЫМИ В ПРЕГРЕШЕНИЯХ ПРОТИВ ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА.
    ПРОКЛАМАЦИЯ ВЛАДЫКИ КЕРИНА

        Путешествие Виллума на нижние уровни Пирамиды прошло без особых происшествий. Все знали, что Дарий благодарен ему за то, что он привел Стоув домой целой и невредимой, и никто даже мысли не допускал подвергать сомнению его право находиться во внутренних пределах власти столько, сколько он сочтет нужным.
        Виллум бесшумно спустился вниз по узкому проходу и коснулся восточной стены. Он почувствовал присутствие двух живых существ прямо за запертой дверью, которая вела в темницу. Теперь надо подождать, чтобы свое дело сделали гюнтеры.
        Он замедлил дыхание, чтобы успокоить тело и разум. Наконец дверь распахнулась перед ним, словно вздох раздался, и свет погас. Находившихся за дверью клириков охватила паника, и Виллум легко пересек незамеченным приемное помещение.
        Виллум шагал по длинному коридору, с обеих сторон которого были расположены тюремные камеры. Его переполняли смятение и печаль. В этом крыле здания содержались десятки политических заключенных. В прокламациях Владыки Керина все они объявлялись преступниками, и их бросили в темницу лишь за то, что они не хотели покориться диктату Города.
        Он ощущал повсюду вокруг одно отчаяние, но внезапно уловил всплеск надежды. Заточенные где-то неподалеку гюнтеры знали, что отключение света могло произойти лишь в одном случае, и охватившее их предчувствие как маяк освещало ему путь. Нагнувшись к узкой щели между полом и дверью в их камеру, Виллум просунул в нее конверт. Он почувствовал, что все четверо гюнтеров одновременно бросились поднимать его с пола. Значит, все в порядке. Они все поймут, как только вскроют конверт.
        Он быстро пошел обратно — чтобы добраться до выхода, ему лишь в одном месте надо было миновать освещенное тусклым светом свечи пространство. Вскоре Виллум добрался до двери и стал в темноте подниматься по лестнице. Взявшись за стальные перила, он вдруг остро почувствовал, что где-то рядом находится человек, обладавший могучим разумом и сильной волей. Этот кто-то держался за те же перила, только этажом выше. Это был Керин!
        Мысли о Владыке не выходили у Виллума из головы после того, как Стоув рассказала ему о встрече с Дарием. Она говорила ему тогда, что Керин, как ей показалось, был на самом деле взволнован. С особой силой это проявилось, когда речь зашла о Новакин, хотя в пророчествах говорилось о том, что восход Новакин предвещает закат Хранителя. Логическим объяснением такого противоречия могло быть то, что Керин сам хотел занять место Дария. Но пророчество, которое он процитировал, было еще более тревожным: «Четырнадцать будут бдительно нести вахту, благословляя своей невинностью землю, на которой лежат». Откуда он его взял? Никогда раньше Виллуму не доводилось слышать ничего подобного.
        Обдумывая свои подозрения, Виллум поднимался по лестничным пролетам вслед за таинственным Владыкой. Они добрались до седьмого этажа, когда свет в помещениях снова зажегся. Он уже должен был бы покинуть здание. Пока синие мундиры судорожно обшаривали крышу, он остановился у запертой двери служебного помещения, в которое могли входить только гюнтеры, приложил ладонь к панели номерного замка и тут же почувствовал, на какие кнопки надо нажимать, чтобы пройти внутрь. Виллум решил, что здесь он будет в безопасности. Захлопнув за собой дверь, он опустился на пол, глубоко вдохнул, и астральное тело его покинуло тело физическое.
        Оказавшись под потолком главного зала, он увидел, что Керин наблюдает, как тренер обучает пару десятков клириков технике боя на мечах. Движения вояк были скованы и неумелы, видимо, это были совсем недавно набранные рекруты. Выражение лица Керина было непроницаемо, но Виллум понял, что зрелище не доставляло ему удовольствия. Внезапно покинув просторное помещение, Владыка миновал несколько комнат, расположенных за богато украшенными дверями, и оказался в небольшой часовне, где несколько десятков коленопреклоненных клириков благоговейно молились перед освещенным портретом Нашей Стоув. Керин поклонился изображению, потом проскользнул за высокую платформу. Пройдя еще по одному коридору, он остановился перед глухой стеной и нажал на нее в шести незаметных местах. Панели разошлись в стороны, он вошел в образовавшийся проем, и стена тут же сомкнулась за ним так, что от входа не осталось даже следа.
        Проникнув сквозь стену, Виллум внезапно застыл как вкопанный, поразившись открывшемуся зрелищу. Все стены небольшой комнаты, в которую вошел Владыка, были покрыты сотнями больших и маленьких изображений Стоув. На фотографиях девочка, стоя на ступенях Пирамиды, обращалась к народу с речами, когда она и приветствовала толпу. Как человек, ответственный за создание ее образа для народа, Керин должен был иметь в своем распоряжении множество ее фотографий, но почему он хранил их здесь? Зачем он их так развесил по всем стенам? В одном углу были помещены шесть эскизов во весь рост. Было ясно, что рисунки делали по словесному портрету, как будто художник пытался воссоздать образ человека по его описанию, и описывал его, несомненно, Ворон. Хоть многие детали были воспроизведены неточно, можно было с уверенностью сказать, что пытались изобразить Роуна. Лучше всего был передан его сосредоточенный взгляд. На вытянутой ладони юноши сидел белый сверчок. На небольшом столике под картиной лежало несколько книг. Керин склонился над столом и раскрыл одну из них. Оказалось, что это была не книга, а что-то вроде
толстой тетради — журнала или дневника, написанного от руки. На обложке одной из тетрадок Виллум разобрал написанное имя — Степп.
        Как же это могло случиться? Виллум внимательно рассмотрел корешки тетрадок. Прочел: Харон, Роун, Дарий, Яна. Да это же легендарные дневники членов первого внутреннего предела! Как они попали в руки Керина? И еще: Бартольд, Валерия и Криспин — трое известных помешанных Владык! Виллум напряг память. Что он слышал о них? Все они были убиты или заточены в темницу или в какое-то подземелье Дарием. Неужели они до сих пор были живы? Где же Дарий их держал?
        Виллум хотел приблизиться к Керину, чтобы посмотреть, что он читает, но его астральное тело вдруг что-то резко отбросило назад. Он пролетел сквозь стены и двери и, ко всему готовый, оказался в собственном физическом теле. Сквозь приоткрытую дверь на него вопросительно смотрел гюнтер Номер Шесть. У Виллума отлегло от сердца, он приложил палец к губам. Гюнтер понимающе кивнул и указал на стоявший справа от Виллума металлический ящичек. Виллум подвинул ящичек к Номеру Шесть, который приготовился вывалить его содержимое на пол. Подмигнув Виллуму, он воскликнул: «Ох, ох, ох!» — и опрокинул ящичек. По полу раскатилось множество небольших металлических шариков, и бежавшие в их направлении клирики стали спотыкаться и падать друг на друга.
        Виллум незаметно выскользнул из кладовки и быстро спустился по лестнице, озадаченно размышляя над тем, что ему довелось увидеть. Одно ему стало совершенно очевидно: Керин был совсем не тем, за кого себя выдавал.

* * *

        Снова ей придется задыхаться в этой проклятой броне! Ее, конечно, не пробьют кинжалы убийц, но она даже воздух не пропускала. Стоув просто обливалась потом. Это дурацкое платье она выбрала, чтобы угодить Дарию, но тот лишь бросил на нее мимолетный взгляд и одобрительно улыбнулся.
        — Хорошо, что ты вернулась,  — проурчал Дарий, поглаживая ее по руке, которую она положила на разделявший их кожаный подлокотник. Стоув подумалось: будто ядовитая змея руку лижет…
        — Мне так тебя не хватало, отец.  — Она легонько пожала его холодную как лед ладонь. Циркуляция крови у Хранителя явно снова барахлит. Видно, скоро ему придется опять обновлять кровеносные сосуды.
        — Не больше того, чем людям не хватало тебя, моя радость. Известие о том, что Наша Стоув будет руководить казнью, привлекло на это событие чуть ли не всех горожан — мне сказали, что они начали собираться в Парке Мегаполиса уже на рассвете.
        Виллум сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Он смотрел вперед не оборачиваясь, никак не пытаясь вступить с ней в мысленный контакт. Они, конечно, разработали план действий, но все же она сама должна справляться со своей задачей.
        Лимузин свернул на грязную улочку в паршивом районе Города, хорошо знакомую девочке.
        — Где это мы едем, отец?  — спросила она с таким видом, будто впервые здесь оказалась.
        — Раньше, моя дорогая, я избегал показывать тебе это место,  — сказал Дарий, со странным удовлетворением взирая на трущобы,  — но теперь, думаю, ты готова к тому, чтобы познакомиться с этим районом.
        Он намеренно привез ее в самое чрево Города, в это убогое гетто, куда она спряталась, когда сбежала от него. Она вспомнила зловоние застоялой мочи и гниющего мусора, людей, бродивших как привидения под ее изображениями или молившихся алтарям, воздвигнутым в честь Нашей Стоув. Прохожие провожали пустыми, безразличными взглядами роскошную машину, в которой они ехали, и девочке стало ясно, что дела здесь шли все хуже и хуже.
        — Дом Потерянных,  — сказал Дарий.  — Так назвал это место Владыка Керин.  — Жестко взглянув на Стоув, Хранитель добавил: — Он очень опасный человек. Но ты ведь это знаешь, правда? Нам повезло, что ему больше нравится служить, чем править. Хотя…
        Дарий рассеянно взглянул в окно. Самым проникновенным тоном девочка шепнула:
        — Отец…
        Стоув поразило, как быстро старик повернул к ней голову. Неудивительно, если б от такого резкого движения у Дария изо рта выскочили вставные челюсти. Но мысль эта улетучилась в тот момент, когда она увидела на его лице самую теплую отеческую улыбку.
        — Так о чем это я говорил? Нуда, о Потерянных. Они перестали добросовестно работать в Дальних Землях и переселились в Город в надежде на то, что здесь их ждет легкая жизнь. Такое их решение мы никак не можем поощрять. Иначе кто бы возделывал наши поля и трудился в наших шахтах?
        Стоув знала, что у большинства этих женщин и мужчин с пустыми глазами жизнь была разрушена. Они пришли сюда как беженцы после того, как их селения разграбили мародеры. Беглецы надеялись получить здесь поддержку и обрести спасение. Им и в страшном сне не могла привидеться горькая участь, которая ждала их в Городе.
        — У нас нет планов реконструкции этой части Города, поэтому нам ничего не стоит терпеть их пребывание в этих трущобах. А они платят нам за это тем, что отдают своих отпрысков для утилизации в наши лаборатории.
        — Прямо как скот,  — произнесла Стоув, как будто до нее только что дошел смысл сказанного.  — Ты специально их здесь разводишь, отец?
        Впалая грудь Дария дернулась, когда он сухо и сдавленно хмыкнул.
        — Хороший вопрос!  — От звука его голоса, похожего на предсмертный хрип, у нее мурашки пробежали по спине.  — Несмотря на все несчастья, которые они сами на себя навлекли, мы относимся к ним с долей сострадания, которое проявляется через тебя, Наша Стоув. Их жалкие жизни обретают хоть какой-то смысл и значение именно благодаря тебе.
        От внимания девочки не укрылось, что он тщательно избежал прямого ответа на ее вопрос. Она не смогла сдержать охватившую ее дрожь и, чтобы как-то объяснить свое состояние, сказала:
        — Мне это совсем не нравится. Такое чувство, будто от поклонения этого сброда я становлюсь как грязью вымазанная.
        — Поклонение тоже можно использовать в своих целях.
        — Как же мне его использовать?  — спросила она голосом, в котором позволила прозвучать нотке неподдельного волнения.
        — Наш визит в Парк даст тебе возможность этому поучиться. Почувствуй толпу, поиграй с этими людьми, согрей их снова теплом своего присутствия. Нам бы очень хотелось забыть об этой проблеме с гюнтерами. Какими бы они ни были, моя дорогая, работают гюнтеры хорошо. А нам нравится, когда все технические службы Города действуют исправно. Мерзкий вид — невысокая цена за их услуги нам. Поэтому, когда будешь обращаться к своим почитателям, сделай так, чтобы они знали: Наша Стоув довольна приговором, который мы вынесли этим четверым.
        — А если толпа будет этим недовольна?  — спросила она с шаловливой усмешкой.
        — Тогда позволяю тебе импровизировать.
        — Я не подведу тебя, отец.  — Вот и все — она добилась того, чего хотела. Дарий так великодушно дал разрешение на исполнение ее заветного желания, что она одарила его самой своей обворожительной улыбкой.  — Ох, отец, как же хорошо, что я наконец вернулась!

* * *

        Парк Мегаполиса. Когда она была здесь в последний раз, все вокруг украшали флаги и плакаты, повсюду гремела музыка. До того, конечно, как начались беспорядки и паника, вспыхнувшие после ее вопля. Сегодня настроение собравшихся было тревожным, даже мрачным, люди нервничали и напряженно ждали предстоявших событий.
        Стоув стояла за занавесом большой трибуны, воздвигнутой в южной части площади. На ярко освещенном помосте высились четыре черные виселицы, окруженные отрядом до зубов вооруженных клириков,  — Керин играл мускулами, демонстрируя силу.
        — Сколько здесь собралось народа?  — спросил Дарий скучающим тоном.
        Владыка Внушения был явно доволен.
        — Около пятидесяти тысяч. Громкоговорители, расставленные по всему городу, донесут все происходящее до каждого гражданина, для которого голос Нашей Стоув станет благословением.
        Злобные крики толпы возвестили о прибытии четверых узников. Со всех сторон окруженных клириками гюнтеров встречали улюлюканьем и насмешками, которые быстро переросли в лихорадочный вой. Все они были в очках, как и говорил Виллум. Один гюнтер оказался девушкой, совсем молоденькой, ненамного старше Стоув. Девушка старалась держаться спокойно, но было заметно, что она непроизвольно вздрагивает от приступов страха, ранивших ее как лезвия ножей.
        Гюнтеров, руки которых были связаны за спиной, грубо втолкнули на помост. Стоув видела сквозь щель неплотно задернутого занавеса, как узников поставили на крышки люков, в которые они должны были упасть при повешении. Когда на шею им накинули петли, они не задрожали от страха, не стали молить о пощаде — они сосредоточились на внутренней поверхности линз своих очков, пытаясь не обращать внимания на то, что их окружало.
        Владыка Керин вышел из-за занавеса на трибуну, чтобы объявить собравшимся о ее присутствии.
        — Наша Стоув!  — сказал он и указал рукой в ее направлении.
        Виллум дал знак Керину подождать, пока он расправит на шее девочки воротник защитного платья.
        — Слушай,  — шепнул он ей.
        — Да, мой наставник.
        Занавес широко распахнулся, и все собравшиеся увидели величаво спускавшуюся по ступеням Стоув. Когда она встала на площадку трибуны, оборудованной усилителями, десятки тысяч зрителей повскакали с мест, чтобы ее приветствовать: «Наша Стоув! Наша Стоув!!!»
        Девочка стояла перед ними в молчании. Как посоветовал ей Виллум, она прислушивалась к доносившимся из толпы выкрикам:
        — Чудовища!
        — Мерзавцы!
        — Выпотрошить их!
        — Пустить им кровь!
        Слышались призывы и похуже. Много хуже. Эти люди были настолько жестоки, они настолько обезумели от ненависти, что девочка засомневалась в успехе разработанного Виллумом плана. Но стоило ей взмахнуть рукой, как вопли смолкли.
        — Перед вами стоят преступники.  — Стоув простерла руку, указывая на четверых скованных гюнтеров, находившихся позади нее.  — Но в чем суть их преступления? Они меня не похищали, как считали жители Мегаполиса. Никто не может это сделать. Я хожу везде, где мне заблагорассудится, я всегда там, где лучше могу служить своему народу. Вам! Нет — они не пошли на преступление, задуманное против меня, но они заслуживают того, чтобы к ним относились как к преступникам. Сейчас я скажу вам почему. Взгляните на них — разве они такие, как мы? Может ли хоть один из вас назвать гюнтера своим другом? Или хотя бы соседом? Разве ходят они по тем улицам, по которым ходим мы с вами? Разве ходят они за покупками в те же магазины, что и мы? Работают ли они там же, где работаем мы? Нет. Они держатся особняком. Они считают, что участвовать в жизни Мегаполиса выше их достоинства. Но разве на деле это так?
        — Нет! Нет! Нет!  — неистово заорала толпа.
        — Нет!  — произнесла Стоув. На этот раз голос ее звучал чуть громче шепота.  — Смерть — это конец. Он наступит быстро. Он не позволит им раскрыть глаза на наше сострадание, нашу любовь.  — Теперь голос ее звучал громче, давая собравшимся понять, что она не потерпит никаких возражений.  — Да! Я люблю их. Так же, как люблю всех моих сограждан. Как я люблю вас всех!
        — Наша Стоув! Наша Стоув!! Наша Стоув!!!
        Девочка позволила собравшимся несколько мгновений наслаждаться теплом своей безграничной любви. Потом, повернувшись к клирикам, отдала приказ:
        — Снимите с них очки! Пусть они ослепнут!  — Ей, должно быть, доставило удовольствие молчаливое оцепенение толпы.
        — Нет! Не надо! Пожалуйста!  — панически взмолились гюнтеры. Несмотря на то что руки их были связаны, они отчаянно мотали головами, стараясь помешать охранникам, но тщетно.
        Стоув театральным жестом указала на пол, и четыре пары очков положили к ее ногам.
        — Может быть, гюнтеры слишком возгордились?! Если они не хотят жить с нами в Мегаполисе — быть посему!  — Стоув наступила на очки и раздавила их.  — Пусть они узнают, что значит жить без нашего сострадания и любви. Они будут изгнаны и оставлены в одиночестве слепыми скитаться по Пустоши.
        Ей показалось, что все собравшиеся на огромной площади одновременно так глубоко вдохнули, что вокруг не осталось воздуха. Она приговорила преступников к страшной каре, которая была хуже смерти. Толпа взорвалась неистовым безумием, но, перекрывая ее оглушительный рев, Стоув произнесла:
        — Пусть это наказание станет предупреждением для всех гюнтеров! Те из них, кто захочет остаться с нами, отныне должны будут постоянно являться с докладами к сотрудникам Владыки Внушения. А мы еще посмотрим, какой вклад они вносят в жизнь нашего Мегаполиса, и только после этого решим, возвращать им нашу благосклонность или нет. Те, кто не станет этого делать, будут изгнаны из Города навсегда!
        Когда гюнтеров выводили из Парка, Стоув смотрела, как собравшиеся на площади ядовито их высмеивали, плевали в их сторону и швырялись всяким мусором в ни в чем не повинных возмутителей спокойствия. Она видела, как следом за ними в толпе растворился Виллум. Крики продолжались, но теперь горожане расступались, создавая для них широкий проход, будто от этих бедолаг разило непереносимым зловонием. Девочка очень надеялась, что на пути из Города этим четверым не причинят никакого вреда.
        Керин взял ее за руку и подвел к Старейшему. Дарий положил ладони ей на плечи.
        — Ты удивила даже меня, дочь моя,  — сказал он, сверкнув при этом новыми вставными зубами.  — Мне кажется, твоя затея неплохо сработала.
        — Особенно если к ней добавить несколько ободряющих прокламаций,  — согласился Керин.  — А еще, я думаю, для них следует ввести новую форму одежды. К концу недели каждый гюнтер в Городе должен вносить весомый вклад в его жизнь.
        Дарий рассмеялся, и Стоув тоже. Девочка была довольна, что удалось спасти жизни гюнтеров, но еще больше ее радовало то, что у Владык не зародилось никаких подозрений. Наоборот, они чувствовали облегчение, им без этого хватало других неприятностей. Если повезет, они будут так ими поглощены, что ей с Виллумом удастся выяснить все необходимое.



        ДРУГ В БЕДЕ

        В СТРУКТУРЕ КРАЯ ВИДЕНИЙ ВОЗНИКНУТ
        ГЛУБОКИЕ РАЗЛОМЫ, И МНЕ НАДЛЕЖИТ ИХ ЗАКРЫТЬ.
        НО КОГДА Я УЗНАЮ ПРИЧИНУ ИХ
        ВОЗНИКНОВЕНИЯ, МОГУЩЕСТВО СТАНЕТ МОЕЙ СУДЬБОЙ.
    ДАРИЙ, ВИДЕНИЕ № 831, 21 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

        Зима полностью вступила в свои права, бесплодные земли покрылись ледяной коростой. Первые несколько дней скитаний Роун чувствовал себя одиноким путником, открытым всем ветрам в бескрайних пространствах Пустоши. Он старался соответствовать своему образу и гриму и шел медленнее, чем ему хотелось. Спал он под открытым небом и все время опасался погрузиться в глубокий сон, и потому толком не мог выспаться. Холодные ночи и усиливавшийся голод скоро привели к тому, что он утратил способность четко мыслить.
        Роун ненадолго остановился и огляделся, чтобы сообразить, в каком направлении идти дальше. Потом печально улыбнулся, задумавшись над странным стечением обстоятельств — в последний раз он путешествовал в одиночестве, когда бежал от божества братьев, а теперь сам искал его и, по всей видимости, потерялся.
        Единственным, на что он надеялся, было туманное объяснение Мабатан о том, что собой представляют линии энергии земли. Мир, по ее словам, в чем-то подобен телу, а потому, используя чувства, можно попытаться найти эти линии, подобно тому, как целители иглами воздействуют на энергетические потоки человеческого тела. Вдоль этих линий расположены места, где концентрируется земная энергетика, и, если им следовать, можно найти то, что ищешь. Теория эта была хороша, как и любая другая, но Роун уже начал отчаиваться, сомневаясь, что такие места существуют, не говоря уже о своей способности их отыскать.
        Он взглянул на размытый в туманной дымке солнечный диск и понял, что утратил всякое представление о направлении, в котором двигался. Тогда Роун вынул флейту, сел на промерзшую землю, выкинул из головы все мысли и заиграл. Звуки музыки, как тлеющие угольки, разлетались во все стороны, воспламеняя невидимые волны, сплетавшие вокруг него едва заметное магическое поле. Никогда еще его музыка не звучала настолько проникновенно, она уверенно тянула его в одном направлении, побуждая встать и идти.
        Когда он снова пустился в путь, в голове у него зазвучали слова Роуна Разлуки: «…то была удивительная сила проявления снов и видений каждого землепашца, ремесленника, студента, учителя, ребенка и взрослого». Какой бы ни была вина его предка за изобретение блокираторов — думать об этом Роуну не нравилось,  — если Друг существовал потому, что в него верили люди, тогда то, как они в него верили, могло его изменить. Может быть… А может статься, это все муть в голове от голода и бессонницы.
        Роун очнулся, внезапно почувствовав, что не то задремал на ходу, не то просто отключился. Он не знал, как долго шел в таком состоянии, остановился и мутным взглядом уставился на густые заросли, переплетенные черными древесными лианами и перевитые колючим кустарником. Он присел передохнуть, и до слуха его донеслось тихое журчание небольшого ручейка. С большим трудом он прорубил в густых зарослях узкую просеку к ручью. Вода была обжигающе холодной. Роун опустил голову, чтобы напиться, и перед глазами его впереди мелькнул просвет. Сверчок в мгновение ока спрыгнул у него с плеча, и юноша не раздумывая последовал на четвереньках за насекомым. Острые шипы впивались ему в тело, но руками он ощущал странную пульсацию, как будто внизу, где-то под ним, находился самый центр земли. Следуя за сверчком, Роун медленно продирался сквозь узкий просвет в зарослях, пока наконец не очутился на открытом месте.
        Белый сверчок снова угнездился у него на плече, Роун встал на ноги и вдруг почувствовал, что сердце его бьется в такт с пульсацией земли. Он понял, что русло ручейка извивалось по странному лабиринту. Чтобы не бояться и не думать о том непредсказуемом, что ждало его, он погрузился на ходу в медитацию. Скоро он вообще забыл о времени и, продолжая двигаться вперед, оказался в самом центре лабиринта. Он представлял собой идеально очерченный круг шагов пятнадцати в периметре, причем на всем этом пространстве не было и следов корней и колючих кустов.
        Сверчок прыгнул в самый центр круга, Роун сел рядом с ним. Он совсем забыл о голоде, жажде и усталости, все его чувства были теперь сосредоточены на запахе, исходившем от кустарника, дрожавших усиках сверчка, холодной жесткости глины. Донесшийся вдруг шелест сухих листьев на земле заставил его вздрогнуть. Ветра он не чувствовал, но видел, что листья перелетают с места на место, будто на них что-то дует. Вскоре движение листьев прекратилось так же внезапно, как началось.
        Прямо перед ним от земли стала подниматься легкая дымка, вьющееся облачко которой оформилось в узкую гибкую полоску и потянулось к нему. В какой-то миг молниеносным броском, подобным нападению гадюки, полоска обвила ему шею, руки, лицо, зажала нос и рот так, что Роун не мог дышать. Он в отчаянии бросился на землю и судорожно извивался в приступе удушья. Поняв, что сопротивление бесполезно, Роун совладал с собой и стал пытаться замедлить биение сердца.
        Кто ты?
        Ответ последовал незамедлительно. Странная дымка обвилась вокруг его груди, пульсируя докрасна раскаленным свечением. Сначала ощущение было даже приятным, но в следующий миг Роун почувствовал себя так, будто его поджаривают на костре. Он кричал от боли, видя, как тело его покрывается пузырями и волдырями, как из грудной клетки испаряется вся вода и на месте груди не остается ничего, кроме горящих внутренних органов. В слепящей болевой агонии Роун, тем не менее, понимал, что все с ним происходившее было лишь иллюзией, фантомом, наваждением. Чем еще можно было объяснить, что он все еще находился в сознании? Жуткая дымка терзала каждую клеточку его тела как в кромешном аду, но, чтобы выжить, ему надо было не обращать внимания на нестерпимую боль. Предельным напряжением силы воли ему удалось достичь цели, трансформировавшись в непроницаемую сущность своего астрального тела.
        Боль постепенно ослабевала, а дымка клубилась, густела и разбухала, пока не нависла над ним огромной пульсирующей массой, которая скручивалась или свивалась до тех пор, пока не превратилась в пару рогов. Между ними возникли два белесых глаза, прорезанных извилистыми линиями красных прожилок, а вокруг них стала возникать гигантских размеров голова. Голова быка. Из отвислой кожи на его шее образовались складки плоти. Потом начал вырисовываться могучий торс. На мощных мышцах выступали толстые пульсирующие синеватые кровеносные сосуды, словно грозившие прорвать кожу. От этого невероятного существа исходило ощущение такой непреодолимой силы, с которой Роуну никогда раньше не приходилось сталкиваться. Оно пахло землей, дыхание его нагоняло ветер.
        На теле возникавшего из дымки монстра как роса на заре весеннего дня набухали капли пота. Мощный позвоночник выступал из спины, ноздри грозного существа вздувались и трепетали.
        Стараясь сохранять спокойствие, Роун послал ему мысленный сигнал. Ты — Друг?
        Челюсть минотавра оставалась неподвижной, но в голове Роуна раздался странный мелодичный голос. Ты в этом сомневаешься?
        Красные прожилки в белых глазах Друга чем-то походили на зазубренные беспорядочные трещины, как будто грубо вырубленные в глазных белках. Нет. Просто я… мне казалось, что ты — человек. Человек, сразивший быка.
        Убийца и убитый — в одном лице.
        В видении я убил быка.
        Сосуды на бычьей морде запульсировали от нахлынувших чувств. Да, и моя кровь исцелила Новакин. Но чтобы так случилось, тебе придется исполнить мою просьбу.
        Роун напрягся от ярости, в любой момент готовой вырваться наружу. Ведь именно во имя этого божества были созданы те жестокие ритуалы, которые привели к уничтожению Негасимого Света и его жителей. Но, с другой стороны, ведь Роун сам искал встречи с этим чудовищем. Подавив охвативший его гнев, он решил противопоставить божеству доводы разума, против которых оно не могло бы устоять. Я ни на что не стану соглашаться, пока не узнаю, чего ты от меня хочешь.
        В голове Роуна болезненными раскатами прозвучал хохот чудовища. Ты храбр. Я скажу тебе, что мне надо, и выбор будет за тобой. Если откажешься — никогда больше меня не ищи. Я прошу о сущей безделице. Всего об одной жизни… одной жизни, отнять которую можешь лишь ты один.
        Роун хранил молчание. Ему казалось нелепым, что весь тяжкий путь сюда он проделал лишь для этого. Такого просто быть не могло. Не могло — и все тут.
        Сделай это для меня, и получишь многое из того, к чему стремишься.
        И кого же ты хочешь, чтобы я убил?
        В приступе гнева Друг даже затряс головой. Из красных прожилок его глаз начала сочиться кровь, алые капли которой бусинами падали на грудь Роуна, прожигая дыры на его накидке. Меня. Ты должен убить меня.
        Это невозможно. Как же я…
        Ты поймешь, когда настанет время.
        Почему ты хочешь, чтобы я сделал это?
        Какое-то время минотавр стоял будто оцепенев, и Роуну даже показалось, что он превратился в каменного истукана. Но жаркое дыхание чудища продолжало бить в него обжигающими порывами, будто из плавильной печи, и юноше стало ясно, что Друг напряженно о чем-то думает.
        Я тебе сейчас покажу.
        Воздух между ними завибрировал, и Роун чуть не задохнулся, когда на него как мастерски нанесенный удар обрушился поток энергии. Друг, ломая себе ребра, разорвал собственную грудную клетку и распахнул ее, обнажив гигантское бьющееся сердце, вздымающиеся и опадающие при дыхании легкие, пульсирующие артерии. Астральное тело Роуна вырвалось из него наружу и сквозь отверстую рану Друга унеслось в Край Видений.


        РОУН С БЛАГОГОВЕНИЕМ СМОТРИТ, КАК ПЕРЕД НИМ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ СМУТНЫЙ ОБРАЗ КРАЯ ВИДЕНИЙ. В РАЗНЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ ЕГО ПРОРЕЗАЮТ СХОЖИЕ С КРОВЕНОСНЫМИ СОСУДАМИ ЛИНИИ, ОБРАЗУЮЩИЕ ПОХОЖИЕ НА СЕТЬ ПУЛЬСИРУЮЩИЕ, НЕЧЕТКИЕ ФОРМЫ. ВСЕ ОНИ УСТРЕМЛЕНЫ В ОДНО МЕСТО — К ТОМУ РАЙОНУ, ГДЕ РАСПОЛОЖЕНЫ СТРОЕНИЯ ДАРИЯ. КРЕПКО СЖАТЫЙ МЕРТВОЙ ХВАТКОЙ ДРУГА, РОУН ВНИМАТЕЛЬНО СЛЕДИТ ЗА НАПРАВЛЕНИЕМ ТЕНЕЙ, ПРОЛЕГАЮЩИХ В СТОРОНУ ВОЗВЫШАЮЩЕГОСЯ БАСТИОНА, ГИГАНТСКОЙ СПИРАЛИ ВОДОВОРОТА, СВЕТЯЩЕГОСЯ ДИСКА ГЛАЗКА И ЖУТКИХ, ФОСФОРЕСЦИРУЮЩИХ ВОЛНООБРАЗНЫХ ИЗВИВОВ ЩУПАЛЬЦЕВ АНТЛИИ. НО КАК ТОЛЬКО ПРИЗРАЧНЫЕ ТЕНИ ДОСТИГАЮТ ОДНОЙ ТОЧКИ У ОГРОМНОГО, ВИХРЯЩЕГОСЯ ОБЛАКА СПИРАКАЛИ, ОНИ ИСЧЕЗАЮТ.
        «ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ НАХОДИТСЯ ВО ВПАДИНЕ ЗА ЭТОЙ ТЕМНОТОЙ. ЕСЛИ ТВОЯ СУДЬБА ОПРЕДЕЛИТСЯ В БОРЬБЕ С ДАРИЕМ, ТО МОЯ СВЯЗАНА СО СКРЫТЫМ ЗДЕСЬ ВРАГОМ.  — ДРУГ ОБРАЩАЕТ НА РОУНА ИЗРЕЗАННЫЕ КРАСНЫМИ ПРОЖИЛКАМИ БЕЛЕСЫЕ ГЛАЗА.  — С НАЧАЛА ВРЕМЕН БОГИ ЗНАЛИ, ЧТО ИХ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ КОЛОДЕЦ ЗАБВЕНИЯ. ТВОЙ ПРАДЕД, СТОЯ В НЕКОГДА ВПАДАВШИХ В НЕГО ВОДАХ, ПОНЯЛ, ЧТО СУТЬ ЖИЗНИ ВЛЕЧЕТ К ЭТОМУ ЕДИНОМУ ВЕЛИКОМУ СЕРДЦУ. НО ДАРИЙ РАССМАТРИВАЕТ ЕГО ЛИШЬ КАК ПОКОРНОЕ ЕГО ВОЛЕ СРЕДСТВО, НАПРАВЛЯЮЩЕЕ ВСЕ ЕГО ВОДЫ В ЗАВИТОК. ОДНО ЗА ДРУГИМ ОН ВОЗВОДИЛ СВОИ УКРЕПЛЕНИЯ — ЦЕНТРЫ ЕГО ВЛАСТИ, И ПО МЕРЕ ТОГО, КАК ОН ЭТО ДЕЛАЛ, СУБСТАНЦИЯ КРАЯ ВИДЕНИЙ РАЗРУШАЛАСЬ, И ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ ОКАЗАЛСЯ НЕЗАЩИЩЕННЫМ. ЭТО СЛУЧИЛОСЬ НЕЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ДАРИЮ УДАЛОСЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕГО В СВОИХ ЦЕЛЯХ. ТЕПЕРЬ ВСЕ СНЫ И ВОСПОМИНАНИЯ ЛЮДЕЙ — КАК ЖИВЫХ, ТАК И УМЕРШИХ — СТАЛИ НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ПИЩЕЙ ДЛЯ УТОЛЕНИЯ ГОЛОДА ЭТОГО ЧУДИЩА,  — ТИХО ГОВОРИТ МИНОТАВР.  — ДАРИЙ УКРАЛ У НАС НАШИ МЕЧТЫ И ЗАМЫСЛЫ. МЫ ХОТИМ ОТНЯТЬ ИХ У НЕГО И ВЕРНУТЬ СЕБЕ. ПОСКОЛЬКУ ОН ИГРАЕТ БОЛЬШУЮ РОЛЬ В МОЕМ ВОЗРОЖДЕНИИ, ЭТА ЗАДАЧА ВОЗЛОЖЕНА НА МЕНЯ».
        ДРУГ МОРГАЕТ, И ОНИ ПЕРЕНОСЯТСЯ К ГИГАНТСКОЙ РАСКРЫТОЙ ЛАДОНИ, ТАКОЙ ЖЕ, КАК ЕЕ МИНИАТЮРНАЯ КОПИЯ, КОТОРУЮ КОГДА-ТО СВЯТОЙ ПОКАЗЫВАЛ РОУНУ КОРЧАЩИЕСЯ И ИЗВИВАЮЩИЕСЯ В МУЧЕНИЯХ ТЕНИ ВОЗНИКАЮТ НИОТКУДА И ИСЧЕЗАЮТ В НЕЙ. КОГДА ТРОН ИХ ПОГЛОЩАЕТ, ОНИ НЕМНОГО ТУСКНЕЮТ, БЛЕДНЕЮТ, ПОТОМ СКОЛЬЗЯТ ПО УЗКОМУ КАНАЛУ, КОТОРЫЙ БЕЗЖАЛОСТНО И НЕУМОЛИМО ВЛЕЧЕТ ИХ К СПИРАКАЛИ.
        «МЫ ВСТРЕТИМСЯ С ТОБОЙ СНОВА, КОГДА ТЫ ПРИДЕШЬ УНИЧТОЖИТЬ ДАРИЯ. И ТОГДА, РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА, ТЫ НАЙДЕШЬ МЕНЯ И ВЫПОЛНИШЬ МОЮ ПРОСЬБУ,  — В РУКЕ МИНОТАВРА ВОЗНИКАЕТ ОСНОВАНИЕ ФАКЕЛА.  — ВОЗЬМИ ЭТО И ДАЙ КЛЯТВУ».
        КАК ТОЛЬКО РОУН БЕРЕТ ФАКЕЛ В РУКУ, ОН ВСПЫХИВАЕТ ЯРКИМ ПЛАМЕНЕМ.
        «ХОРОШО,  — ГОВОРИТ ДРУГ.  — ТЕПЕРЬ НАШ ДОГОВОР СКРЕПЛЕН КЛЯТВОЙ».


        Он был погружен в непроглядную тьму, такую густую и бездонную, какой раньше никогда не видел. Но вскоре в этой непроглядной темени замигали светлые точки, и Роун понял, что находится в атмосфере земли, пролетая высоко над облаками, под бесчисленными мерцающими звездами.
        Ты видишь быка?
        Роун взглянул на самую яркую звезду — Альдебаран, светившуюся оранжевым цветом. Там его морда, составленная звездами из звездного скопления Гиады. Звезды Эль Ham и Дзета Тельца указывают на его рога. Они входят в созвездие Тельца.
        Я выжил, потому что вписан в звезды небесные в форме быка. Каждое поколение, устремляя на меня взор, дает мне новое имя, а имя дает мне жизнь.
        Но если человечество погибнет, умрешь и ты.
        А что дает человечеству жизнь?
        Роун подумал о Стоув, Аландре, Лампи, Мабатан, о Новакин, обо всех, с кем сводила его жизнь, обо всех, кого он любил. Он думал о запахе цветов и о песне сверчка. На этот вопрос трудно ответить.
        Чтобы ответить на него, нужна вечность. Нам повезет, если она у нас будет.

* * *

        Роун очнулся и понял, что снова находится в центре лабиринта Друга. В горле у него пересохло, хотелось есть, и он потянулся к сумке. Встреча с Другом оказалась совсем не такой, как он предполагал. Вместо ответов он получил еще больше вопросов. Что значит убить бога? На что он дал согласие? Почему согласился? Может быть, где-то в глубине души он просто не верил, что такое возможно? А может быть, думал, что мир без Друга станет безопаснее.
        И все же его не покидало чувство, что он как-то связан с богом, и, хотя многое из того, о чем поведал ему Друг, так и осталось для него тайной за семью печатями, он понимал, насколько важно было ее раскрыть.
        Роун вздрогнул, положив в рот кусочек вяленого мяса,  — губы его распухли и горели. Пережевывая жесткое мясо, он держал ладонь на губах, чтобы хоть немного их охладить, и думал о последних словах Друга.
        Мое предложение, Роун из Негасимого Света, это дар, хотя, скорее всего, ты даже не догадываешься о том, что он собой представляет.



        ПРОБЛЕМЫ АДЪЮТАНТА

        ВЗГЛЯД ВИТАЕТ В НЕБЕСАХ,
        В СЕРДЦЕ ВСЕМ НАЙДЕТ ОН МЕСТО.
        СТОИТ КРЕПКО НА НОГАХ.
        КАК ОН ВЫЖИЛ, НАМ ИЗВЕСТНО.

        ПРЕДАННЫЙ И ВЕРНЫЙ ДРУГ,
        ЕГО ИСКРЕННОСТЬ — ТАЛАНТ.
        ЕГО ЛЮБЯТ ВСЕ ВОКРУГ —
        ВОТ КАКОЙ НАШ АДЪЮТАНТ!

    ПРЕДАНИЯ СКАЗИТЕЛЕЙ

        Ну что, теперь они работают? Настройка и установка блокираторов, наконец закончившиеся после двухнедельных испытаний, по всей видимости, оказались успешными. Возбужденные Энде, Лампи и доктора явно были довольны. Лицо Алджернона светилось такой надеждой, что даже Мабатан, несмотря на свои опасения, улыбалась.
        — Да. Кира там смотрит книжку с картинками.
        — Мабатан, какую картинку она рассматривает сейчас?  — спросила Энде.
        — На ней нарисованы девочка с длинными белокурыми волосами и кролик с часами.
        Имин бросился к двери и крикнул:
        — Отар! Принеси книгу!
        В следующий момент на пороге появился Отар с книгой в руках.
        — Вы видите? Она называется «Приключения Алисы в стране чудес».
        Мабатан почувствовала, как сухие пальцы гюнтера поглаживают ее по руке.
        — Тебе не слишком тяжело это переносить, моя дорогая? Мне кажется, очень непросто видеть двумя парами глаз и слышать двумя парами ушей.
        Рана у нее на шее запульсировала, и неприятные ощущения усилились в два раза, потому что кроме собственной боли она еще чувствовала боль Киры, но в целом терпеть было можно.
        — Да. Конечно, это непросто, но, надеюсь, со временем станет легче,  — Мабатан мягко сжала пальцы гюнтера.  — Спасибо тебе.
        — Это дополняет визуальные и слуховые проверки,  — сказал Имин.
        — Жаль, что связь у вас только односторонняя,  — добавил Отар.  — Было бы у нас еще несколько недель, мы, наверное, смогли бы еще что-нибудь придумать.
        Как будто это никак не связано с твоим природным даром, которого я лишена. Ты, кстати, хорошо слышишь мои мысли?
        Уловив саркастическую ухмылку Киры, Мабатан улыбнулась.
        Мне бы так хотелось слышать твой ответ!
        — Теперь можешь войти,  — позвал Имин.
        Кира прошла мимо книжных полок и встала в дверном проеме, глядя прямо в глаза Лампи.
        — То, что связь односторонняя, в каком-то смысле даже лучше. Если меня поймают, им никак не удастся выследить Мабатан. А теперь, Лампи, если не возражаешь, я хотела бы пойти собраться в дорогу.
        — Нам нужно провести еще кое-какие испытания,  — проговорил Отар, но Кира бросила на него такой взгляд, что он осекся.
        — Нас ждут еще многие испытания, дорогие доктора,  — добродушно ответила Кира, чтобы смягчить свою резкость,  — но с чего вы взяли, что я вам для них понадоблюсь?  — Не дожидаясь ответа, она повернулась к Мабатан: — Если, конечно, ты считаешь, что у нас все в порядке.
        Мабатан кивнула, но, взглянув в глаза Киры, одновременно почувствовала, как Кира видит ее. Образ удваивался и утраивался, пока Кир не стало столько, что она и сосчитать не могла, причем все они были зажаты между ее собственными образами, которые она видела глазами Киры. Комната вдруг закружилась, девушку отбросило назад, и она упала на пол.
        — Мабатан!  — крикнул Лампи и бросился к ней.
        В следующий миг ее окружили все, кто был рядом. Доктора щупали пульс, а Энде положила руку девушке на лоб.
        — Что с тобой случилось?  — спросила старейшина апсара.
        — Когда… я взглянула в глаза Киры… там нас было так много…
        — Она попала в петлю обратной связи,  — пояснил Алджернон.  — Она вызывает такой же эффект, как когда смотришь в два стоящих друг против друга зеркала и видишь множество образов себя самого.
        — Понятно,  — проговорил Имин, почесывая подбородок.
        — Только воздействие гораздо сильнее…  — высказал предположение Отар.
        — А ей это не повредит?  — обеспокоенно спросил Лампи.
        — Мы постарались все сделать настолько безопасным, насколько это возможно,  — ответил Алджернон, похлопав Лампи по спине, и добавил: — Насколько нам позволило время и оборудование, которое было в нашем распоряжении.
        Но Мабатан видела, что успокоить ее друга было не так просто.
        — Я понимаю, Лампи, на какой мы идем риск. Такое со мной случилось, только когда я взглянула Кире в глаза. Она уйдет, и все станет нормально.
        — А если вдруг возникнут другие осложнения?  — спросила Энде.  — Опасные для жизни…
        Отар от негодования чуть не поперхнулся.
        — Но ведь такое почти невозможно!
        — Вероятность этого ничтожно мала!  — добавил Имин.
        — Но тем не менее сбрасывать ее со счетов нельзя,  — отрезала Энде.  — Ты, Лампи, как адъютант Роуна должен взять ответственность за это решение на себя.
        — Ты уверена, что хочешь продолжать начатое?  — спросил Лампи Мабатан.
        Вообще-то, Мабатан, я не вижу в нашем замысле особых изъянов, но пойму тебя, если ты решишь от него отказаться.
        Мабатан, противясь желанию обернуться и взглянуть на Киру, не сводила глаз с Лампи. По выражению его лица она видела, что он ждал от нее повода, чтобы отменить задуманный план, поэтому девушка высказала свое решение с такой непреклонной решимостью, на какую только была способна.
        — Да, я в этом уверена.
        Лампи нехотя сдал позиции.
        — Хорошо, Кира. И контрабандист этот здесь без дела у всех под ногами болтается с тех пор, как мы его сюда привезли. Уж скорее бы он уходил, что ли… Только свою спину ему не показывай — он готов работать на любого, кто ему заплатит приличные деньги.
        — Если он только рыпнется, я придавлю его как таракана,  — заверила Кира Лампи. Потом, закрыв глаза, она повернулась и развела руки в стороны.  — Береги себя, Мабатан.
        Когда Мабатан обнимала Киру, теплое чувство, которое она к ней испытывала, казалось, усилилось вдвое. Шепнув ей слова прощания, Кира пошла к двери, у которой ее ждала Энде.
        Бабушка коснулась лбом головы внучки.
        — Сама знаешь, ты всегда в моем сердце.
        От чувств, переполнявших Киру, у Мабатан навернулись слезы на глаза. Но Кира, как подобает воительнице, своих чувств никак не проявляла. Она положила бабушке руки на плечи, обняла ее и быстро вышла из библиотеки во враждебный мир.

* * *

        На протяжении нескольких следующих дней Мабатан безуспешно пыталась привести мысли Киры в равновесие. Любые сильные чувства или физические нагрузки обостряли внимание и боевую готовность Киры настолько, что Мабатан переставала осознавать окружавшую ее реальность. Она наталкивалась на какие-то предметы с такой силой, что скоро тело ее покрылось болезненными синяками и ссадинами. А после того, как она наткнулась на Камьяра, ее пришлось уложить на больничную койку.
        Он пришел из Города в Академию за день до этого вместе с четырьмя гюнтерами. Сказитель пребывал не в самом лучшем настроении, и, когда Мабатан села на стул в просторном зале библиотеки, ей показалось, что дела идут все хуже и хуже.
        Гюнтер Номер Пятьдесят Один, самый рослый из всех, привстав на цьшочки, то и дело косил глазом на Камьяра в таком раздражении, что его даже трясло.
        — Мы гюнтеры, а не наемные бандиты!
        — Знаете, эти контактные линзы, которые вам дал Виллум, сделали вас чересчур раздражительными. После всех неприятностей, которые мне выпали на долю, пока я вас спасал, у меня возникли обоснованные причины для сомнений.  — Несмотря на полушутливый, насмешливый тон Камьяра, Мабатан смекнула, что в его словах была доля неподдельной искренности.
        — Ты нас ни от чего не спасал!  — фыркнул Пятьдесят Первый.  — Мы вполне выжили бы и без тебя.  — Стоявшие рядом с ним трое его спутников согласно кивали головами.
        Камьяр усмехнулся.
        — Да неужели! Если мне не изменяет память, когда я вас нашел в землях Пустоши, вы, обессилев, валялись на земле.
        — Мы отдыхали.
        — Только не делайте вид, будто вы недовольны, что здесь оказались. Самое малое, что вы можете сделать, это помочь нам в исследовании некоторых вопросов, связанных с военной стратегией.
        — Это противоречит нашим моральным принципам,  — решительно заявил Пятьдесят Первый.
        — Да что ты говоришь! А разработка блокираторов не противоречит?  — Камьяр от негодования даже покраснел.
        Лампи, подмигнув Мабатан, подошел к разозленным гюнтерам.
        — Здравствуйте! Надеюсь, здесь вы себя чувствуете лучше, чем в землях Пустоши…
        — Сказитель,  — в сердцах сказал Пятьдесят Первый, ткнув пальцем в сторону Камьяра,  — вот этот сказитель требует от нас, чтобы мы превратились в наемных бандитов.
        Лампи строго взглянул на Камьяра.
        — Да разве такое мыслимо? Неужели ты просил их взяться за оружие? Чтобы они убивали клириков, фандоров и грабителей?
        — Гм… А это интересная мысль!  — Камьяр театрально обернулся к разгневанному гюнтеру.  — Надеюсь, вы умеете обращаться с арбалетами?
        — Камьяр, ты меня удивляешь! Случайно выпущенная стрела может пробить обложку одной из этих книг.
        Семьдесят Девятая приложила руку ко рту, и Мабатан подметила в ее глазах веселые искорки. Мабатан припомнилось, что она была очень любознательной — ей хотелось знать все о мире за пределами границ, очерченных ее соплеменниками. А еще ей было присуще удивительное чувство юмора.
        — Ты прав, Пятьдесят Первый. Наш друг не должен был просить вас брать в руки оружие. Он перед вами извинится.
        Вопросительно изогнув бровь, Лампи посмотрел на Камьяра. Тот глубоко вздохнул и поклонился гюнтерам.
        — Приношу вам свои самые искренние извинения за мое недостойное поведение. Пусть у меня за это брови повылезут и язык отсохнет.
        — Твои извинения приняты,  — сказал Пятьдесят Первый.
        Семьдесят Девятая сосредоточенно ковыряла пальцем в ухе.
        — Но ведь он никогда не предлагал нам брать в руки оружие.
        — А в твоем мнении, Семьдесят Девятая, здесь никто не нуждается.
        — Но…
        — Прения по этому вопросу закончены по обоюдному согласию сторон. И больше нас не перебивай.
        — Но…
        — Тебе уже библиотеку показывали?  — оживленно спросил ее Лампи, чтобы предотвратить дальнейшие пререкания.  — Тебя еще и лаборатория может заинтересовать. Алджи говорил, что упоминал…
        — Извини, ты имеешь в виду гюнтера Номер Сто Двадцать Шесть? Пожалуйста, когда говоришь о нем, используй его настоящее имя.
        — Да ладно, будет тебе,  — сказал ему Камьяр.  — Он прожил в одиночестве сорок лет, тем самым получив право называться так, как ему хочется.
        Гюнтера Номер Тридцать Три этот довод явно удовлетворил.
        — От одиночества у него могла повредиться память, но это никак не извиняет его пренебрежение к традициям гюнтеров.
        Камьяр расхохотался.
        — Уверен, что, если вы захотите помочь ему вновь соблюдать правила приличия, вам понадобится некоторое время, чтобы его в этом убедить.
        — Возможно, мой друг здесь прав,  — перебил его Лампи. Тяжело вздохнув, он пристально посмотрел на каждого гюнтера по очереди.  — Хотя, должен признаться, я надеялся… ну да ладно… Не берите в голову, мне не хочется вас ничем обременять. Я только заберу у вас Камьяра. Уверен, он поможет мне разгадать некоторые загадки.
        Гюнтеры тут же сгрудились вокруг Лампи.
        — Загадки? Какие еще загадки?
        — Прежде всего, что Номер Сто Двадцать Шесть, наверное, слегка сдвинулся по фазе и никак не может до конца расшифровать дневник, над текстом которого работает уже не один год.
        Номер Тридцать Три бросил на Камьяра осуждающий взгляд.
        — Так он зашифрован? О шифре ты нам ничего не говорил.
        Камьяр всплеснул руками, притворно изобразив глубокое сожаление.
        — Шифр невероятно сложный,  — вздохнул Лампи.  — Не думаю, что вас это заинтересует.
        — Нет, мне это очень интересно,  — воскликнула Семьдесят Девятая. Остальные гюнтеры взглянули на нее с осуждением, и она, опустив глаза, стала внимательно рассматривать пол под ногами.
        — Знаете, до нас дошли сведения, что клирики получили новое оружие,  — продолжал Лампи.  — Если не ошибаюсь, оно называется «Апогей».
        — Да,  — сказал Пятьдесят Первый.  — Мы, сами того не желая, создали несколько его компонентов. Это чрезвычайно сложное и смертельно опасное оружие. Больше мы не дадим себя вовлечь в создание чего-то подобного.
        — Конечно нет,  — согласился Лампи.  — Мне бы никогда и в голову не пришло просить вас об этом. Я думал совсем о другом. Помните, какое устройство вы мне показывали, когда мы были у вас в Городе? Оно отключает другое оружие клириков — такие брусочки, которые обездвиживают, парализуют противника.
        — Да, конечно,  — хмыкнул Пятьдесят Первый, гордо кивнув головой.  — Это Усмиритель, сравнительно простое устройство. Собственно говоря, его изобрел Тридцать Третий.
        — Думаю, против Апогея его использовать бесполезно.
        — Да, здесь он не поможет,  — согласился Тридцать Третий.  — А вот создать такой аппарат, который мог бы вывести из строя Апогей,  — очень заманчивая задача.
        — Для этого надо будет изменить направление магнитных полей,  — сказал Пятьдесят Первый.
        — А потом их усилить,  — добавил Тридцать Третий.
        Взволнованно посовещавшись с другими понтерами, Номер Пятьдесят Пять с преисполненным важности видом обратился к Лампи:
        — Проект по созданию Усмирителя, который мог бы противостоять действию Апогея, нас очень интересует. Мы готовы незамедлительно приступить к работе по его созданию.
        К величайшему удивлению гюнтера, Лампи крепко пожал ему руку.
        — Камьяр, будь добр, проводи, пожалуйста, наших друзей в лабораторию.
        Мабатан еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, когда сказитель, задрав нос кверху, глубоко вздохнул.
        — Ну что ж, если ты настаиваешь… Пройдите сюда, пожалуйста.
        В помещении осталась только гюнтер Номер Семьдесят Девять. Застенчиво улыбнувшись, она спросила Лампи:
        — А мне можно поработать над расшифровкой?
        — Номер Сто Двадцать Шесть…
        — Если тебе больше нравится, можешь называть его тем именем, которое он сам себе выбрал,  — негромко сказала она.  — Я не возражаю.
        — Хорошо,  — с улыбкой ответил Лампи.  — Алджи будет тебе очень признателен за помощь. Знаешь, где его найти?
        — Да, я там уже была.  — Взглянув на Мабатан, Семьдесят Девятая выдержала паузу, потом сказала: — Приветствую тебя, Мабатан из племени вазя. Помнишь, когда мы в последний раз виделись, я проводила исследования со сверчком, принадлежащим Роуну из Негасимого Света. Если твой сверчок мне позволит, я бы хотела провести его измерения и добавить их к моим данным… и, может быть, задать тебе несколько вопросов. Не теперь, конечно…
        Почувствовав, что сверчок, сидевший у нее на плече, не возражает, Мабатан улыбнулась.
        — Думаю, он не против.
        Как только сияющая Семьдесят Девятая убежала к Алджи, Лампи без сил опустился на стул рядом с Мабатан.
        — Хоть бы Роун поскорее вернулся! Его нет уже две недели, и я начинаю беспокоиться.
        — Мне тоже тяжело на душе от его отсутствия…  — Мабатан вздохнула, пытаясь унять колотившееся сердце.
        — Что-то случилось?
        — Клирики.
        — А Кира? С ней все в порядке?
        — Пока да.
        — Хорошо. Почему же тогда… ты выглядишь так…
        — Меня переполняют чувства Киры, когда она возбуждена. Я пока к этому не привыкла. Вот и все.
        Лампи положил руки на плечи Мабатан и повернул девушку лицом к себе.
        — Мабатан, если станет хуже, обязательно мне скажи. Не стоит это того, чтобы наносить тебе вред. Мы найдем другие возможности.
        — Обещаю.
        Но по лицу Лампи было ясно, что беспокойство его не покидало.
        — А с контрабандистом у Киры не было проблем?
        — Пока нет. А ты…
        — Да, с Мизой я связался. Хроши согласились позволить нам пользоваться траслами. Очень надеюсь, что Миза встретится с Кирой до того, как этот подонок попытается подложить ей свинью.
        — Кира ему тоже не верит. Она всегда начеку.
        Лампи кивнул, и Мабатан почувствовала груз ответственности, давивший ему на плечи. Ей совсем не хотелось добавлять ему забот, но сейчас он был единственным человеком, с которым она могла поделиться.
        — Лампи, мне нужно с тобой поговорить,  — спокойно, но очень серьезно сказала она.
        — О чем?
        — Если со мной что-нибудь случится…  — Лампи напрягся, но она сжала его руки.  — Мне бы не хотелось, чтобы ты неправильно меня понял. Я считаю, что эта связь с Кирой — очень удачный план. Нам очень нужна эта информация, а жертвуем мы совсем немногим. И все же, я не пошла бы на это, если бы чувствовала опасность. Мое предназначение — быть носителем преданий и традиций моего народа. Можешь мне поверить, я не из тех, кто идет на бессмысленный риск. Но… если все-таки что-то случится…
        — Мабатан…  — На глаза Лампи навернулись слезы.
        — Ты не должен меня хоронить. И сжигать меня не должен. Тело мое передай моему отцу — Хутуми.
        — Как мне его найти?
        — Если я умру, он узнает об этом и пошлет тебе видение, в котором даст знать, где его найти. Обещай мне это,  — попросила девушка, сжав ему руку.  — И никому об этом не говори. Пусть это останется нашей тайной.
        Крепко взяв ее ладонь, он приложил ее к сердцу.
        — Обещаю.
        Мабатан подалась вперед, и щека коснулась его щеки.
        — Спасибо тебе,  — тихонько сказала она, подняла его руку к губам и поцеловала.
        В этот момент в библиотеке раздался оглушительный крик:
        — Адъютант!
        Лампи встал, чтобы приветствовать Волка.
        — Погибли пятеро братьев. Крови не было, но все они мертвы!  — Волк в ярости бросал эти слова в лицо Лампи.  — Все эти караваны с грузами защищают Апогеи! Мы ничего не можем сделать с этим оружием! Мы перед ним бессильны. Четверо клириков отняли жизнь у пятерых моих лучших воинов! За что?! Я не намерен смотреть, как моих людей забивают как скот!
        Лампи спокойно стоял перед взбешенным воином.
        — Я глубоко опечален гибелью твоих людей, брат Волк.
        — Мне от твоей печали, адъютант, не жарко и не холодно!
        — Мы работаем над решением этой проблемы.
        Волк грозно размахивал зажатым в руке мечом-секачом.
        — Сколько еще моих воинов погибнет, пока вы его найдете?
        — Вы не будете больше выступать против клириков, пока мы его не найдем, брат Волк.
        При звуке этого голоса все, кто был в просторном помещении, повернули головы. У входа в библиотеку стоял Роун. Половина его лица обгорела и была ярко-красного цвета, как будто другая половина в жаркий солнечный день была прикрыта маской.
        Расталкивая всех, кто стоял на пути, Волк, спотыкаясь, бросился к лестнице. Он уставился на Роуна с таким видом, будто перед ним было привидение. Потом затрясся мелкой дрожью и крикнул:
        — Пророк! Ты встречался с Другом!



        ИСТОРГНУТЫЕ ДУШИ

        МЫ ЗНАЛИ, ЧТО НАС ПОХОРОНЯТ ЖИВЫМИ,
        НО ПОХОРОНЯТ НАС НЕ НАВЕЧНО.
    КРИСПИН, ВИДЕНИЕ № 787, 38 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

        Стоило Стоув просто поинтересоваться, как идут дела в «Безграничном сотрудничестве», Владыка Керин тут же проявил инициативу. Он был уверен в том, что присутствие Нашей Стоув на предприятиях Города среди рабочих быстрее приведет к восстановлению порядка и спокойствия, поэтому оперативно организовал серию утомительных посещений всех фабрик, заводов и центров коммуникации Мегаполиса. За последние пару недель ее высочайшим присутствием были удостоены почти все промышленные предприятия Города, и вот наконец Стоув с Виллумом достигли долгожданной цели.
        Перспектива разузнать то, что им было надо в «Безграничном сотрудничестве», очень их вдохновляла, и Стоув широко улыбнулась Владыке Фортину, когда, приветствуя ее, тот сверкнул своими мелкими белыми зубами.
        — Наша Стоув,  — прощебетал управляющий, появившийся в дверном проеме,  — ты поистине осчастливила нас своим визитом. Рабочие в восторге от того, что ты дважды почтила своим присутствием наше скромное производство.  — Он старался сохранять величественную осанку.
        — Владыка Фортин, мне доставляет большое удовольствие сюда вернуться, чтобы воздать должное впечатляющим успехам руководимого тобой коллектива,  — ответила ему Стоув с безупречным изяществом.  — Ваше производство постоянно находится в поле зрения Старейшего.
        Говоря о поле зрения, Стоув заметила, что управляющий успел сменить глаза — теперь они у него были лучистого зеленого цвета. Слишком красивые глаза для этой физиономии, чем-то напоминающей жабью. Эти глаза вполне могли принадлежать Лему. Но теперь не время думать о таких вещах — мысли могли отразиться на ее лице.
        — Ты мне льстишь,  — улыбнулся Фортин.  — Мы и впрямь много работаем, с каждым днем выработка увеличивается, но это наше призвание, Наша Стоув, священный долг, который мы исправно исполняем. Работа нас вдохновляет, вселяет в нас религиозную страсть, питающую и благословляющую наш труд.
        Надо же, какое у этого прохвоста красноречие прорезалось!
        — Конечно, это вам помогает. Ну что ж, мне кажется, не следует заставлять рабочих ждать.
        — Прости меня, я и впрямь заболтался!  — воскликнул Фортин. Протянув вперед руку, он пригласил их с Виллумом проследовать в главный зал.
        Сколько, интересно, она произнесла речей за последние две недели? Тридцать? Сорок? Девочка уже стала их воспринимать как рутинную повседневную обязанность, но предстоящее выступление чем-то ее будоражило. Чуть меняя какую-то фразу или интонацию, они с Виллумом стремились заронить рабочим мысль о том, что пророчества могут исполниться не в туманном отдаленном будущем, а скоро, очень скоро. Если им повезет, ей удастся как-то спровоцировать Дария на ошибку, хотя лучше, наверное, об этом сейчас не думать. Беспочвенные мечтания часто ведут к излишней самоуверенности и беспечности.
        Она смотрела, как Виллум быстро накинул стерильный белый халат, надел перчатки и сунул ботинки в пластиковые тапочки — такие требования предъявлялись ко всем, кто приходил на фабрику. Наша Стоув — в силу своего высокого статуса — составляла исключение из правила, но она с удовольствием отказалась бы от этой привилегии. Одеяние работавших здесь людей казалось ей гораздо более удобным, чем то, что было на ней. Даже о своих странствиях по Дальним Землям девочке было приятно вспоминать лишь потому, что там она не носила эту неудобную тяжелую одежду.
        Фортин, глаза которого теперь не гноились, помог ей подняться по металлической лестнице на балкон. Внизу сотни рабочих трудились у конвейерных лент, но как только Фортин ступил на оборудованную усилителями платформу, все труженики как по команде остановились и уставились на них. Тишина настала такая, что было слышно лишь дыхание работяг.
        Фортин поднял руку и произнес:
        — Наша Стоув вернулась!
        Как только она появилась на платформе, шепотком как заклинание по огромному залу разнеслось: «Наша Стоув! Наша Стоув! Наша Стоув!»
        Она смотрела в преисполненные обожания лица рабочих, в глазах которых ей виделась тоска. Виллум был прав. В этих взглядах отражалось нечто большее, чем внушенная одержимость, проявлявшаяся по отношению к недоступному образу священной иконы. Они верили, что девочка сыграет важную роль в исполнении пророчеств. И ей было необходимо именно сегодня, именно здесь поддержать в них эту веру.
        — Я покинула вас, чтобы мне явилось видение пророчества,  — негромко начала Стоув.
        Все, кто был в зале, в один голос выдохнули:
        — Дочери было видение.
        — Да, мне было видение, и то, что я увидела, вернуло меня домой. К вам. Потому что будущее — за вами! Пророчество гласит, что когда мой отец сложит с себя бразды верховной власти, любовь наша расцветет цветами единства и общей цели. Будьте терпеливы. Продолжайте трудиться и не сомневайтесь в том, что так долго скрываемый свет вскоре озарит мир. Этот свет всем принесет с собой благо. И в этом я вам клянусь!
        — Наша Стоув… Наша Стоув…  — шепотом продолжали скандировать все собравшиеся в зале, подняв руки, повернув в ее сторону ладони и растопырив пальцы, будто давая этим жестом понять, что отдаются на волю своей богини.
        Сходя с платформы, Стоув поймала озабоченный взгляд Владыки Фортина. Если у него были проблемы, Виллум должен был их уладить. А ей теперь надо придерживаться разработанного ими сценария.
        — Ты была восхитительна, Наша Стоув. Твоя речь всех вдохновила.  — Как же ловко управляющий скрывал свои темные мысли!
        Стоув жалостно вздохнула.
        — Ты слишком великодушен, Владыка Фортин.
        Она пошатнулась, будто ноги ее подкосились, и схватилась за руку Виллума.
        — Что с тобой, Наша Стоув?  — шепотом спросил Виллум, протянув руку, чтобы поддержать девочку.
        — Что случилось? С ней все в порядке?  — в голосе Фортина слышалась неподдельная тревога.
        — В последние дни у нее очень напряженный график,  — пояснил Виллум.  — Она настаивает на том, чтобы выступать перед народом два-три раза в день, но это ее очень выматывает.
        Стоув споткнулась и чуть не упала, но Виллум успел подхватить ее на руки.
        — Понятно, понятно,  — проговорил Фортин, потирая руки. При мысли, что дочери Архиепископа стало плохо под крышей вверенного ему учреждения, у него от ужаса мурашки побежали по коже.  — У меня в кабинете, Наша Стоув, есть кушетка. Если тебя не шокирует обстановка, там можно передохнуть…
        — Ты слишком добр ко мне,  — пробормотала Стоув, вздохнула и притворно упала в обморок.
        Голова ее свесилась на плечо Виллума, но сквозь завесу разметавшихся по лицу волос она тайком поглядывала на попадавшиеся им по дороге помещения. Коридор, по которому их вел Фортин, явно находился в административном крыле здания фабрики. По сторонам его располагались большие комнаты, где бухгалтеры и делопроизводители то и дело тыкали пальцами в какие-то устройства. Подойдя к укрепленной двери, Фортин остановился и взглянул на Стоув.
        Ее жалобный стон оказался именно тем ключом, который помог управляющему быстро открыть дверь.
        Стоув еле сдержала ироничную ухмылку при виде элегантного интерьера кабинета. Комната была обставлена гораздо богаче, чем кабинет Архиепископа,  — ее украшал большой письменный стол из старого резного дуба, стены покрывали расписанные от руки изразцы, пол был выложен мрамором. Все здесь с вызывающей откровенностью отражало статус обладателя кабинета, который был гораздо выше того, на что он мог претендовать в силу занимаемой должности.
        Фортин торопливо махнул рукой, будто отмахиваясь от бьющей в глаза неуместной роскоши.
        — Это бывший управляющий несет ответственность за такой экстравагантный интерьер,  — с нарочитым безразличием проговорил он.  — Я решил оставить все как есть, чтобы не тратить дополнительные средства на ремонт.
        Кивнув, Стоув чуть приоткрыла глаза и с видимым усилием огляделась по сторонам.
        — Разумное решение,  — сказала она с благосклонной улыбкой. Заметив обитое бархатом большое кресло, она сделала знак Виллуму, чтобы он ее туда положил.  — С вашего позволения я немного отдохну,  — удобно устроившись, сказала она.
        Явно смущенный управляющий нервно покашливал.
        — Тогда мы оставим тебя одну.
        Но он не уходил, как будто чего-то выжидая. Стоув понимала — управляющий не хотел оставлять ее в своем кабинете одну. Положив голову на пуховую подушку, девочка намеренно не обращала на него внимания. Когда Фортин окончательно убедился в том, что она ни о чем не собиралась больше с ним разговаривать, он вместе с Виллумом вышел из кабинета.
        Стоув очень хотелось осмотреться и поискать здесь то, что он скрывал. Но времени у нее было совсем немного. Освободив свое астральное тело от физической оболочки, она вылетела в коридор. На какой-то момент девочка зависла над Фортином и Виллумом. Я уже в пути.
        Виллум откинул волосы назад, давая ей понять, что сигнал получен. Будь осторожна, Стоув.
        Пролетев сквозь пол, она заметила, что расположенный этажом ниже коридор сильно отличался от верхнего. Пол там покрывал гладкий бетон, стены были закрыты пластинами из полированной стали. Вооруженные до зубов стражники тщательно досматривали каждого входившего и выходившего работника. Пролетев сквозь укрепленную дверь, она увидела трех техников, склонившихся над полупрозрачным шариком величиной не больше глазного яблока, из которого с двух сторон свисали два отростка длиной с палец. В прожилках шарика мерцало неяркое свечение, цвет которого менялся от кроваво-красного до бирюзового и желтовато-оранжевого. Это был блокиратор. Техники положили его на поднос, и Стоув последовала за тем из них, который куда-то понес этот поднос.
        Подойдя к другой бронированной двери, техник приблизил глаз к устройству, сканирующему сетчатку, дверь вскоре открылась, и он прошел в помещение другой лаборатории. Она была больших размеров, здесь работали многочисленные сотрудники в стерильных одеяниях. Техник внес блокиратор под огромный навес высотой не меньше шести метров. Там клубился сизый газ, за которым внимательно следила группа ученых. За ними неподвижно лежал человек, который, скорее всего, был в бессознательном состоянии. Голова его была наголо выбрита, шрамы и швы за ухом еще кровоточили. Подлетев ближе к колпаку, Стоув увидела то, к чему было приковано внимание присутствовавших. В вихрившемся тумане вырисовывались смутные очертания, напоминавшие малюсенького человечка величиной с ноготь ее большого пальца. Он неспешно поднимался вверх, пока не достиг какого-то предмета, формой напоминавшего вытянутую руку… Трон Дария — именно такой, каким ей описывал его Роун.
        С другой стороны под колпаком лежал еще один пациент, на шее которого кровоточили свежие надрезы. Тот блокиратор, который сюда только что принесли, предназначался ему — устройство уже начали подсоединять. Как только второй его отросток обвился вокруг позвоночника лежавшего, тело человека судорожно вздрогнуло. Потом от него будто отделились какие-то смутные очертания и устремились к блокиратору. Девочка без колебаний бросилась следом за непонятной субстанцией.


        ОНА ПРОНОСИТСЯ СКВОЗЬ ВИХРЯЩИЙСЯ ГАЗ, ПОТОМ ВНЕЗАПНО НА НЕВЕРОЯТНОЙ СКОРОСТИ РЕЗКО УСТРЕМЛЯЕТСЯ В СИНЕЕ НЕБО. ОТДЕЛИВ СЕБЯ ОТ ЭТОЙ СУБСТАНЦИИ, СТОУВ ДЕЛАЕТ КРУТОЙ ВИРАЖ ВЛЕВО. ПОД НЕЙ ЛЕНИВО ПАРИТ ЕЕ СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ — СТЕРВЯТНИК С БОЛЬШИМ ШРАМОМ, ОБЕЗОБРАЗИВШИМ ЕГО ГОЛОВУ. ЭТО КОРДАН. ОДНОГО ВЗГЛЯДА НА НЕЕ ЕМУ БЫЛО БЫ ДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ ТУТ ЖЕ РИНУТЬСЯ С ДОКЛАДОМ К ДАРИЮ.
        НО СТЕРВЯТНИК ЕЕ НЕ ЗАМЕЧАЕТ — ЕГО ВЗГЛЯД УСТРЕМЛЕН НА СТРАННЫЕ ОЧЕРТАНИЯ НЕПОНЯТНОЙ СУБСТАНЦИИ.
        МЕТНУВШИСЬ К ОГРОМНОЙ ВЫТЯНУТОЙ РУКЕ, НЕЯСНАЯ ТЕНЬ ПОПАДАЕТ НА ЕЕ РАСКРЫТУЮ ЛАДОНЬ И КОРЧИТСЯ В ЖУТКИХ КОНВУЛЬСИЯХ. КОРДАН ПАРИТ НАД НЕЙ С РАСПРОСТЕРТЫМИ КРЫЛЬЯМИ, БУДТО ЛИШАЯ ВСЯКОЙ НАДЕЖДЫ НА СПАСЕНИЕ. ЖИВАЯ ТЕНЬ ВНЕЗАПНО СТАНОВИТСЯ БЛЕКЛОЙ, ПРОДОЛЖАЯ БИТЬСЯ В СУДОРОГАХ, И ЕЕ ЗАСАСЫВАЕТ ТРОН ДАРИЯ.
        ЯСНО, ЧТО ТРОН ПОГЛОЩАЕТ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ, КОТОРЫЕ ИСТОРГАЮТ ИЗ ЛЮДЕЙ ЭТИ НОВЫЕ БЛОКИРАТОРЫ. БУДЕТ ЛИ ИХ ДОСТАТОЧНО — БЕЗ РОУНА, СТОУВ И НОВАКИН,  — ЧТОБЫ ДАРИЙ МОГ СОЕДИНИТЬСЯ С ПОВЕЛИТЕЛЕМ ТЕНЕЙ? ЧТОБ ОН СТАЛ ВСЕМОГУЩИМ, БЕССМЕРТНЫМ, БОГОМ, СТОЯЩИМ ВЫШЕ ВСЕХ БОЖЕСТВ?
        ПРИБЛИЗИВШИСЬ ЕЩЕ НЕМНОГО К ТРОНУ, ДЕВОЧКА ОЩУЩАЕТ, ЧТО УСИЛИВШИЙСЯ ПОТОК ЭНЕРГИИ ВЛЕЧЕТ ЕЕ К РАСКРЫТОЙ ЛАДОНИ — НАДО БЫ ЕЙ ДЕРЖАТЬСЯ ОТ НЕЕ ПОДАЛЬШЕ.
        ОНА ПЫТАЕТСЯ ОТЛЕТЕТЬ В СТОРОНУ, НО У НЕЕ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ. ТАКОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ…
        ВЕДЬ ЗДЕСЬ НАХОДИТСЯ ТОЛЬКО ЕЕ АСТРАЛЬНОЕ ТЕЛО! ЧТОБЫ ПОПАСТЬ В КРАЙ ВИДЕНИЙ, ОНА ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ ЧУЖОЙ ЭНЕРГИЕЙ И ТЕПЕРЬ НЕ МОЖЕТ ПРОТИВИТЬСЯ ПРИТЯГИВАЮЩЕЙ ЕЕ СИЛЕ, ПОТОМУ ЧТО ЕЙ НЕ ХВАТАЕТ МАССЫ ЕЕ ФИЗИЧЕСКОГО ТЕЛА. ОНА ДО ПРЕДЕЛА НАПРЯГАЕТ ВСЮ СВОЮ ВОЛЮ, НО ЕЕ ЕЩЕ БЫСТРЕЕ ТЯНЕТ К НЕНАСЫТНОЙ РАСКРЫТОЙ ЛАДОНИ.

* * *

        Стоув почти не отходила от текста прокламации Керина, но все же… На душе у Фортина кошки скребли — надо будет обязательно доложить обо всем Дарию. Ситуацию следовало уладить очень деликатно. Хранитель обязательно допросит либо его, либо Стоув, и одно неверно сказанное слово может кончиться катастрофой.
        — Речь Нашей Стоув,  — вкрадчиво сказал он Виллуму, когда они шли по коридору,  — мне показалась очень дерзкой.
        — Как это — дерзкой?
        — Ну, то, что она говорила о пророчестве.
        — Ты хочешь сказать, что дерзкой была прокламация Владыки Керина?  — спросил его Виллум, тщательно выбирая каждое слово.
        — Нет, нет, конечно нет!  — заикаясь, пробормотал Фортин.  — Только… неужели Дарий собрался отойти от дел? И передать весь Мегаполис этой девочке?
        Сделав вид, что очень удивлен, Виллум с недоумением спросил:
        — Ты что, ничего не знал о пророчестве?
        — Нет, знал конечно.  — Фортин явно нервничал.  — Мы все знаем о пророчествах. Владыка Керин об этом позаботился! Но… видишь ли…  — Новые глаза Фортина судорожно бегали. Фортин шепнул Виллуму на ухо: — То есть я хочу сказать, что пророчества — они пророчества и есть. Никто не рассчитывает на то, что они сбудутся. Она ведь еще дитя. Как Архиепископ сможет передать ей власть? Это же невозможно!
        — Наша Стоув — его дочь,  — сказал ему Виллум, подчеркнув очевидное.
        — Но она здесь всего два года. Она… ничем себя пока не проявила, а некоторые из нас служат Мегаполису три четверти века.
        — Да, но среди нас нет ни одного незаменимого.  — Виллум снова и снова повторял эти слова, чтобы они хорошенько засели ему в память.
        — Согласен. Незаменимых среди нас нет,  — пробормотал Фортин с нескрываемой горечью.  — Но ты ведь сейчас ей всего лишь как нянька, а кончится дело тем, что все окажется в твоих руках, разве не так?
        — Я служу Нашей Стоув наставником. Лучшее вознаграждение для меня — ее благополучие.
        В новых глазах Фортина мелькнул зловещий огонек. Но не успел он оформить мелькнувшую у него мысль в слова, как раздался оглушительный вой сирены. В лице управляющего не осталось ни кровинки.
        — Я вынужден извиниться,  — растерянно бросил он. В голосе его слышалась паника. Кивнув Виллуму, он быстро удалился.

* * *

        КАЖЕТСЯ, НИЧЕГО УЖЕ НЕ МОЖЕТ ПОМОЧЬ ЕЙ ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ЭТОЙ ПЕРЕДРЯГИ! ОНА ОТЧАЯННО ПЫТАЕТСЯ ПРИМЕНИТЬ ВСЕ СВОИ СПОСОБНОСТИ И ЗНАНИЯ, ЧТОБЫ ЗАМЕДЛИТЬ ПОЛЕТ, И В ЭТОТ МОМЕНТ ЧУВСТВУЕТ, КАК ПОЛОВИНКА ПЕРСТНЯ КРЕПКО СЖИМАЕТ ЕЕ ПАЛЕЦ. МОЖЕТ БЫТЬ, ОН ПОМОЖЕТ — НО КАК? КАК ТОЛЬКО ЭТА МЫСЛЬ МЕЛЬКАЕТ У НЕЕ В ГОЛОВЕ, ВСЕ ТЕЛО ЕЕ ОКУТЫВАЕТ ФОСФОРЕСЦИРУЮЩЕЕ СИЯНИЕ И С НЕВЕРОЯТНОЙ СКОРОСТЬЮ УНОСИТ ДЕВОЧКУ ВСЕ ДАЛЬШЕ И ДАЛЬШЕ ОТ АЛЧНОЙ ЛАДОНИ ДАРИЯ.
        НУ КОНЕЧНО! КАКОЙ ОНИ С РОУНОМ ИСПЫТАЛИ ШОК, КОГДА ПЕРСТЕНЬ РАСКОЛОЛСЯ НАДВОЕ! ОН, ДОЛЖНО БЫТЬ, КАК-ТО СВЯЗАН С ИХ ЖИЗНЕННЫМИ СИЛАМИ И ДЕЙСТВУЕТ НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, КАКУЮ ОНИ ПРИОБРЕТАЮТ ФОРМУ. ОНА ВЗДЫХАЕТ, БЛАГОДАРНАЯ ПРАДЕДУ ЗА ЕГО ДАР ПРЕДВИДЕНИЯ. ПРОНЗИТЕЛЬНО ЗВУЧИТ СИГНАЛ ТРЕВОГИ, И ИЗУВЕЧЕННАЯ ГОЛОВА КОРДАНА ПОВОРАЧИВАЕТСЯ ВВЕРХ. ОБЛОМИЛОСЬ ТЕБЕ, ДУРАЧИНА! СЛИШКОМ ПОЗДНО. ОНА УЖЕ ДАЛЕКО.


        Стоув едва успела вернуться в свое физическое тело, как Виллум распахнул дверь в кабинет управляющего.
        — С тобой все в порядке?  — спросил он, не сводя с нее глаз. Это ты отключила сирену?
        — Да,  — ответила девочка.  — Мне уже лучше. Прости меня. Я полетела вслед за тенью, исторгнутой блокиратором из человека, прямо к Трону Дария — он такой, каким описывал его Роун,  — и он ее поглотил. Но…
        — Ты уже достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы возвращаться?  — спросил Виллум, помогая ей встать.  — Нас ждут в Пирамиде. Тебя кто-нибудь заметил?
        — Нет. Но… Разве нам не нужно попрощаться с Фортином? Прямо перед тем, как он ее засосал, тень померкла.
        — Он, возможно, занят. Может быть, мы встретим его на обратном пути. Дарий, скорее всего, поглощает часть их энергии перед тем, как скормить Повелителю Теней. Этой цели, мне кажется, служит новая конструкция блокираторов. Да и Апогей, сдается мне, действует на основе того же принципа.
        Стоув встала и взяла Виллума под руку.
        Вот почему ему требуется все больше и больше жертв. Он скармливает повелителю тьмы все большее количество душ, чтобы тот не обращал внимания на их ухудшившееся качество. Думаешь, Дарию сойдет это с рук?
        Наша задача состоит именно в том, чтобы это ему даром не прошло.



        ГОЛОВНАЯ БОЛЬ

        Я — БАРСУК. НА ЭТОМ ПЕРСТНЕ ПЕРЕДАН МОЙ
        ОБРАЗ, В КОТОРОМ ВОПЛОТИЛАСЬ МОЯ
        ЖИЗНЕННАЯ СИЛА.
        ВСЕ, ЧЕМ ВЛАДЕЮ, ТЕПЕРЬ Я ПРЕДЛАГАЮ ВАМ.
    ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

        Роун тревожился за Мабатан. Она очень побледнела и чем-то стала смахивать на привидение. Время от времени она делала какие-то странные жесты руками, или ни с того ни с сего вдруг смотрела на кого-нибудь волком, или надувала щеки и строила из себя бог знает что. Если бы Роун не знал, что в ее голове бродят мысли Киры, он подумал бы, что девушка повредилась в рассудке. Глядя на то, как она сидит, будто витая в облаках, перед нетронутым обедом, совершенно утратив связь с реальностью, он неожиданно для себя самого потянулся к Мабатан и взял ее за руку.
        Продолжая смотреть в потолок, она подняла другую руку и погладила его по лицу.
        — Знак, который ты получил, уже не такой яркий,  — мягко сказала девушка. Взгляд ее карих глаз вернулся в реальный мир — их мир, и, увидев Роуна, она радостно улыбнулась.
        Роуну было настолько больно видеть опухоль у нее на шее, что даже улыбнуться ей в ответ ему удалось с трудом.
        — Ну как там дела?
        — Кира сейчас в мертвом лесу. Люди моего племени дважды хотели его возродить, но обе попытки завершились неудачей.  — Никогда раньше Роун не слышал в ее голосе столько печали, прозвучавшей как мысль о бренности бытия. Повинуясь внезапному порыву, он сильнее сжал руку девушки.  — Ей не нравится, что они без прикрытия идут так близко от земель фандоров.
        Роун подумал, что беспрерывное воздействие на Мабатан потока сознания Киры — слишком высокая цена за претворение в жизнь их плана.
        — А что происходит, когда она волнуется?
        Девушка утомленно вздохнула и посмотрела ему в глаза.
        — Ты ведь уже говорил об этом с Лампи.
        — Ну и что? Он не прав?
        — Иногда Кира вспоминает что-то неприятное… бывает, ее мучают кошмары. Искаженные страхом лица, жуткие мысли… смерть… убийства… А я не могу ее никак успокоить. Ее дыхание становится моим. Сердце мое начинает быстро биться, слишком быстро, в такт с ее сердцем, а я совсем ничем не могу ей помочь.  — Мабатан взяла вилку и ковырнула лежавший перед ней нетронутый салат.  — Тогда бывает плохо. Я знаю, что временами кажусь… ненормальной, но это не всегда вызывает у меня неприязнь.  — Она глубоко вздохнула, потом улыбнулась.  — Мне приятно с тобой разговаривать, Роун из Негасимого Света. Ты расскажешь о встрече с Другом?
        Роун ощутил ее ответное рукопожатие. Ему хотелось рассказать ей о данном Другу обещании, спросить, знает ли она что-нибудь о том, как убить бога, поведать, что ему удалось узнать о Дарий и Повелителе Теней, но он не мог. Каждый раз, когда он вспоминал о пережитом — об огне, звездах, удивительной просьбе Друга,  — у него будто слова застревали в горле и что-то мешало высказать наболевшее.
        — Мне трудно об этом рассказывать. Но я счастлив, что это имело такое значение для Волка и… Мабатан!  — Перегнувшись через стол, он подхватил ее, чтобы девушка не упала.
        — Они наткнулись на разъезд клириков,  — задыхаясь, сказала она, свернувшись рядом с ним тугим калачиком.  — Они приставили меч к горлу женщины и угрожают ее ребенку. Контрабандист оттаскивает меня назад. О нет, только не это!
        — Что случилось?
        — Кира… вспоминает, как ее мать погибла от меча клирика. Ай!  — Мабатан стремительно распрямилась и бросилась вперед, нанося в воздухе удары руками и ногами. Роун подскочил к ней, чтобы сдержать, но она сильно ударила его правой ногой в грудь.
        Неожиданно выскочив из-за кустов, Кира отрубила мечом руку клирика, а потом прикончила его, успев крикнуть матери с ребенком:
        — Бегите отсюда!
        Ни в чем не повинные люди выбрались на дорогу и убежали, а Кира вступила в бой с тремя остальными клириками, которые уже успели подготовиться к ее нападению. Они окружили ее, выжидая, на кого первого она нападет. Но неожиданно она нанесла удар ближайшему из них по ногам, и пока тот падал, извернулась и поразила другого. Оставался третий — самый сильный из всего отряда. Она нанесла ему мощный удар, проверяя его силу, но он с легкостью его отбил. Хороший был воин, но это его не спасло — она с разворота нанесла ему еще один сильный удар в грудь и вслед за этим пронзила его мечом.
        И в этот момент что-то ударило ее по голове с такой силой, что искры из глаз посыпались. По лицу потекла кровь, она отскочила в сторону и этим избежала второго удара. Рядом с ней стоял контрабандист с окровавленным камнем в руках и подло ухмылялся.
        — Прости, но ты даже представить себе не можешь, какие большие деньги я смогу за тебя получить.
        Он то появлялся, то исчезал у нее из поля зрения — ей казалось, что она теряет сознание. Но когда негодяй занес камень для нового удара, она вонзила ему меч в брюхо. В ушах ее зазвучал его предсмертный хрип, потом все стихло.

* * *

        Мабатан почувствовала, что под головой ее лежит мягкая подушка, а воздух в комнате насыщен густым запахом душистых трав. Раскрыв глаза, она увидела, что Энде раздувает огонь, в котором горели эти травы.
        — Энде, Кира жива.
        Не размыкая плотно сжатых губ, Энде кивнула, давая понять, что приняла сообщение девушки к сведению.
        — Тебе надо отдохнуть. Поспи.
        Мабатан была слишком слаба, чтобы спорить. Она удобнее устроилась на подушке, и в этот момент в комнату вошел Лампи.
        — Я отходил — надо было помочь в строительстве конюшни.
        — Со мной все в порядке.
        — Да. Я вижу.  — Он сел на краешек кровати и взял ее за руку.  — Ты весь ветер вокруг Роуна отдубасила.  — Он бросил взгляд в сторону Энде, пытаясь определить серьезность того, что произошло.
        Сжав ему руку, Мабатан ответила на вопрос, который был готов сорваться с его губ:
        — Киру предал контрабандист.
        — Я так и знал,  — простонал Лампи.
        — Он только ждал подходящего момента. Думаю, она его убила. Она всех их перебила…  — Мабатан вдруг будто оцепенела.  — Где я?  — Она глубоко вздохнула, глаза ее сузились, и она угрожающе произнесла голосом Киры: — Не подходи, или умрешь!
        Кира сидела на обочине дороги. Голова у нее раскалывалась. Ее окружали воины-хроши с оскаленными клыками. Издалека доносился дробный стук копыт.
        Один из воинов сделал шаг в сторону Киры, которая чуть сдвинулась назад и схватилась за меч, пытаясь лучше разглядеть, что происходит,  — хроши оказалась девушкой.
        — Смерти ищешь? Сделай еще шаг — и ты ее по лучишь.
        Лицо хроши напряглось. Кривя губы над клыками, она с трудом произнесла:
        — Дррруууугххх.
        — Что?  — переспросила Кира.  — Друг? Ты сказала — друг?
        Конский топот отчетливо раздавался уже совсем поблизости. Не отрывая взгляда красных глаз от Киры, хроши снова попыталась проговорить:
        — Ллламммппеиии. Дррруууггггг.
        — Лампи — твой друг? Девушка кивнула.
        — Лллаахмммппии.
        — Ты-Миза?
        Миза нетерпеливым жестом дала Кире понять, что надо следовать за ее друзьями вниз через тайный проход.
        Протянув руку Шизе, Кира закатила глаза.
        — Почему нам надо обязательно спускаться в эти туннели?
        Опустив ногу в люк, она скользнула во тьму, надеясь на лучшее.
        Теперь на постели Мабатан сидел и Роун, положив руку на плечо Лампи. Они выглядели такими озабоченными, что девушка чуть не рассмеялась. Но удержалась и сказала, взглянув на сидевшую чуть дальше Энде:
        — Миза нашла Киру и повела ее в траслы.
        У старейшины апсара вырвался вздох облегчения.
        Мабатан снова повернулась к Лампи и, выгнув бровь, спросила:
        — Когда ты успел научить Мизу нашему языку?
        Роун тоже удивился:
        — Как тебе это удалось? Лампи встал с кровати.
        — Она знает всего пару слов.
        — Да — «друг» и «Лампи».  — Мабатан улыбнулась, а Роун дружески хлопнул Лампи по плечу.
        — Я думал, они смогут ей когда-нибудь пригодиться.
        — Лампи,  — Энде повернулась к адъютанту, оторвавшись от своих трав и притирок,  — твоя работа в качестве зошипа спасла Кире жизнь. Спасибо тебе.
        Улыбка, озарившая лицо Лампи, была достойной платой за головную боль Мабатан.

* * *

        Роун и Лампи обогнули угол коридора, ведущего к лаборатории, и до них донеслись крики:
        — Время, время, время!
        — Фактор времени слишком завышен.
        — Чересчур преувеличен.
        Роун вошел в переоборудованную комнату отдыха. Десятки книг уже были разбросаны там среди мензурок, пробирок, других склянок и подвешенных блокираторов, мерцавших мельтешащими разноцветными огоньками.
        — Приветствую вас, доктора. Сделали новое открытие?
        Врачи наперебой возбужденно затараторили:
        — Да, можно сказать, мы достигли определенного прогресса.
        — Нашли некоторые подходы,  — сказал Имин.
        — В определенном смысле продвинулись вперед,  — добавил Отар. Потом, бросив тяжелый взгляд на Имина, запинаясь, пробормотал: — Тем не менее…
        — …это не потому…
        — …мы послали за тобой.
        — Прошлой ночью…  — сбивчиво продолжил Имин.
        — …нас посетила…
        — …когда мы спали…
        — …пума…
        — …то есть Сари.
        При звуке этого имени Роун ощутил тревожное беспокойство.
        — Чего она хотела?
        — В следующее полнолуние нам надо встретиться в безопасном месте Края Видений.
        — Это был приказ…
        — …посланный всем ловцам видений.
        — Вызов.
        — И что вы им ответили?  — спросил Роун, внимательно наблюдая за каждым их взглядом, каждым движением, каждым выражением лица.
        — Мы ничего не могли ответить.
        — Понимаешь, в наших организмах не осталось и следов снадобья…
        — …поэтому и ответить мы ничего не могли.
        — Она даже не знает, удалось ей с нами связаться или нет…
        — …но мы ее слышали, и она…
        — …она сказала…
        — …что настало время действовать!  — выпалили они вдвоем.
        Роун молчал. Что бы это все могло означать?
        — Такие, значит, дела,  — нахмурился Лампи.  — Как считаете, что там себе надумали ловцы видений?
        — Мы не знаем…
        — …но ничего хорошего от них ждать не приходится.
        — Воинов у них немного, но они хорошо подготовлены, не хуже, чем Лелбит. Они могут причинить нам много неприятностей… если выступят против нас.
        Доктора и Лампи повернулись к Роуну, рассчитывая услышать его мнение. Но врачи смущенно уставились себе под ноги, и Роун понял, что им не хотелось смотреть ему в лицо, на котором явно отражалось смятение.
        — Нам нельзя больше доверять,  — сказал Имин.
        — Мы это понимаем,  — удрученно добавил Отар.
        — Нет! Вам я верю. Не доверяю я ловцам видений. Мне бы только хотелось… понимаете… чтобы Сари выразилась поточнее. Тогда мы бы больше знали об их планах. Если бы вам еще что-нибудь привиделось во сне, вы бы точно нам об этом рассказали?
        — Совершенно точно!
        — Несомненно!
        — Твое доверие, Роун из Негасимого Света, делает нам честь.
        Кивнув им, Роун уже собрался уходить, но его задержал Лампи, который заметил, что доктора чем-то обеспокоены и напряжены.
        — В чем дело?  — спросил Имин, попеременно глядя то на Роуна, то на Лампи.
        — Вы нашли какой-нибудь способ помочь Мабатан фильтровать впечатления Киры?
        Покачав головами, врачи огорченно вздохнули.
        — Пока нет.
        — Сейчас, когда Алджи проводит больше времени с гюнтерами, наши дела двигаются не так быстро, как хотелось бы,  — пояснил Имин.
        — Мы теперь больше работаем с Усмирителем,  — добавил Отар.  — Дело здесь не в том, что мы считаем его занятие не самым важным, но…
        — …когда он будет свободнее…
        — …мы могли бы рассчитывать на его помощь…
        — …мы ведь всего лишь доктора…
        — …а эта технология…
        — …достаточно сложна…
        — …если бы мы знали больше…
        — …но мы не знаем.
        — Извини,  — сказал Имин, печально взглянув на Лампи.
        Лампи дружески похлопал доктора по плечу.
        — Все в порядке, я знаю, как много вы работаете. Спасибо вам.
        Чувствуя себя немного смущенным от того, что сам не задал вопрос о Мабатан, Роун вышел вслед за другом из лаборатории. Несмотря на заверения девушки, Роун понимал, что связь с Кирой легче для нее не становится. Ей трудно было принимать пищу или перемещаться из одного места в другое без ссадин и ушибов, но, как сказал ему Лампи, у нее еще и головные боли усилились. Трудно было сказать, что вызывало эти боли — блокиратор или удар контрабандиста, который испытала Киpa. Но Роун все равно чувствовал себя ответственным за ее невзгоды — хотя бы отчасти.
        — Лампи… это я попросил Алджи поработать с гюнтерами.
        — Знаю. Я говорил с ними. Ты оказался прав. У нас будут связаны руки, пока мы не найдем какое-то средство, отражающее действие Апогея. Это сейчас самое главное. Только… год назад все было значительно проще. Мы тогда помогали друг другу, не чувствуя себя отвратительно от того, что есть какие-то более важные вещи, чем…
        Роун прекрасно понимал, что означает выражение, написанное на лице Лампи. Оно возникало тогда, когда он знал: что бы ни случилось, кому-нибудь от этого все равно станет хуже.
        — Никак не думал, что дело так обернется…
        Когда они вошли в библиотеку и дверь за ними захлопнулась, у Роуна возникло такое чувство, будто за этой дверью они оставили какую-то частичку себя. И, может статься, навсегда.
        Они уже спускались по лестнице, когда гюнтер Номер Семьдесят Девять подбежала к Роуну, размахивая бумажкой.
        — Роун из Негасимого Света, Алджернон дал мне на расшифровку этот кусочек дневника, и я…
        — Прочитай его мне!  — воскликнул Роун.
        Она поднесла бумажку к глазам и стала читать: Теперь настало время рассказать тебе о перстне. Я возложил на твои плечи и плечи твоей сестры большую ответственность, и перстень — мой вам дар. Я отдал его Степп. Она передаст его своей дочери, которая позаботится о том, чтобы перстень попал к вам.
        Роун провел большим пальцем по поверхности своей половинки перстня.
        — Продолжай,  — попросил он ее.
        Барсук известен упорством и живучестью. Перстень этот сможет вам помочь во многих ситуациях. Но сейчас и ты, и твоя сестра должны быть связаны с перстнем, а через него — друг с другом. Тебе надлежит знать, что, несмотря на то что перстень сломан, он всегда стремится вновь стать единым целым, и это его свойство может оказаться для вас очень полезным. Чтобы объяснить…



        ДОПРОС НАСТАВНИКА

        ПОЛЬЗУЙСЯ ТЕМ, ЧТО ТВОЙ ВРАГ СЧИТАЕТ
        ТВОИМ ЩИТОМ, А ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ СХОРОНИ
        В ГЛУБИНЕ СВОЕГО СУЩЕСТВА.
        ВРАГ РЕДКО ЗАМЕЧАЕТ ТО, ЧТО ТЕБЕ КАЖЕТСЯ
        ЦЕННЫМ, ЕСЛИ СТРЕМИТСЯ К ТОМУ ЖЕ
        САМОМУ.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Когда в сопровождении двух клириков Стоув шла на примерку, по телу ее пробежала непроизвольная дрожь. Виллум! Зов дошел до нее так внезапно, что она не успела к нему подготовиться. Что это?
        Не знаю. Клирики, шедшие рядом с двух сторон, казалось, ничего не заметили. Она беспокойно огляделась, лихорадочно соображая, что же желать, но ее затошнило так сильно, что все мысли в голове смешались. Она поняла, что ноги вот-вот откажутся ее слушаться, и в этот момент откуда ни возьмись появился Виллум.
        — Нашу Стоув вызывают,  — произнес он и без всяких дальнейших объяснений взял ее под руку. Она обвисла на его руке, и он чуть не тащил ее по коридору, чтобы поскорее отделаться от клириков.
        — Мне нужно в свою комнату,  — прошептала девочка, с трудом выговаривая слова.
        Сделав Виллуму знак следовать за собой, она захлопнула за ними дверь. Потом подняла руку и показала ему свою половинку перстня. Он ярко светился — Стоув видела, как потоки его энергии проходят сквозь ее кости, по позвоночнику и тянут, влекут ее куда-то все сильнее и сильнее.
        Виллум взял ее на руки. Все в порядке. Я за тобой присмотрю.
        Выскользнув из своей телесной оболочки, она умчалась прочь.


        ПРЯМО НА НЕЕ НЕСЕТСЯ ГРАД РАСКАЛЕННЫХ КАМНЕЙ, ОНА ПЫТАЕТСЯ ОТ НИХ УКЛОНИТЬСЯ. В НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМАХ ОТ ЕЕ ЛИЦА КАМНИ ВЗРЫВАЮТСЯ, НЕ ОСТАВЛЯЯ НА НЕЙ ДАЖЕ ЦАРАПИНЫ. ПО КОНТУРАМ ЭТИХ ВЗРЫВОВ ДЕВОЧКА ПОНИМАЕТ, ЧТО ОКРУЖЕНА НЕВИДИМОЙ ЗАЩИТНОЙ ОБОЛОЧКОЙ. ШАТКАЯ ПЛАТФОРМА, НА КОТОРОЙ ОНА СТОИТ, ДРОЖИТ И ВИБРИРУЕТ. ВОЗДУХ ПЕРЕД НЕЙ НАЧИНАЕТ МЕРЦАТЬ, И РЯДОМ ВОЗНИКАЕТ РОУН. ОН УКЛОНЯЕТСЯ ОТ УДАРА ОХВАЧЕННОЙ ОГНЕМ СКАЛЬНОЙ ГЛЫБЫ, ПОТОМ — ЦЕЛЫЙ И НЕВРЕДИМЫЙ — ОБОРАЧИВАЕТСЯ К НЕЙ.
        «ТЫ ЗНАЕШЬ, ГДЕ МЫ?  — СКОНФУЖЕННО СПРАШИВАЕТ СТОУВ.  — ЭТО МЕСТО МНЕ КАЖЕТСЯ ЗНАКОМЫМ, НО Я НЕ ПРИПОМНЮ, ЧТОБЫ МНЕ ЗДЕСЬ ДОВОДИЛОСЬ БЫВАТЬ».
        «Я БЫЛ ТУТ. С КРЫСОЙ. ЗДЕСЬ МЫ В БЕЗОПАСНОСТИ».
        «А ПОЧЕМУ МЫ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ?»
        «РАСШИФРОВАН ЕЩЕ ОДИН ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА ПРАДЕДУШКИ. ТАМ ГОВОРИТСЯ О ПЕРСТНЕ, О ТОМ, КАКИМИ СВОЙСТВАМИ ОН ОБЛАДАЕТ».
        «ЧТО ГОВОРИТСЯ? О ТАКИХ НЕПРИЯТНЫХ ПУТЕШЕСТВИЯХ В ТАКИЕ ПРОТИВНЫЕ МЕСТА?» — НЕДОВОЛЬНО ПРОБУРЧАЛА СТОУВ.
        «НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ? ТЕПЕРЬ МЫ МОЖЕМ СВЯЗЫВАТЬСЯ ДРУГ С ДРУГОМ, СПОКОЙНО ЗДЕСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ, ОБМЕНИВАТЬСЯ НОВОСТЯМИ. СОГЛАСИСЬ, ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНО».
        «И ОПАСНО. Я ЧУТЬ СОЗНАНИЕ НЕ ПОТЕРЯЛА. МНЕ ОЧЕНЬ ПОВЕЗЛО, ЧТО РЯДОМ ОКАЗАЛСЯ ВИЛЛУМ. МЫ ПОСТАРАЛИСЬ НЕ ПРИВЛЕКАТЬ К СЕБЕ ВНИМАНИЯ».
        «ТЫ ПРАВА. НАШ ПРАДЕД ПРЕДПОЛАГАЛ, ЧТО ЭТИ ВСТРЕЧИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОЧЕНЬ КРАТКИМИ. ПОЭТОМУ ПЕРСТЕНЬ НЕ ТОЛЬКО ПОМОГАЕТ НАМ С ТОБОЙ СВЯЗЫВАТЬСЯ — ТАМ СКАЗАНО, ЧТО ОН ДАЕТ НАМ ВОЗМОЖНОСТЬ МГНОВЕННО ДЕЛИТЬСЯ ВОСПОМИНАНИЯМИ. ХОЧЕШЬ ПОПРОБОВАТЬ?»
        «А У МЕНЯ ЕСТЬ ВЫБОР?» — С НАИГРАННЫМ ВОЗМУЩЕНИЕМ СПРАШИВАЕТ СТОУВ, И, КОГДА БРАТ В ОТВЕТ УЛЫБАЕТСЯ, ЕЙ ПОЧЕМУ-ТО СТАНОВИТСЯ ПРИЯТНО.
        ПОДНЯВ РУКУ, РОУН ПОКАЗЫВАЕТ ЕЙ СВОЮ ПОЛОВИНКУ ПЕРСТНЯ.
        «ПРИЛОЖИ ТВОЮ ПОЛОВИНКУ К МОЕЙ».
        ВЫПОЛНИВ ЕГО ПРОСЬБУ, ДЕВОЧКА ВСКРИКИВАЕТ — ЕЕ КАК БУДТО ШВЫРЯЕТ В ОТВЕРСТУЮ ГРУДЬ МИНОТАВРА, КОГДА ПРИ СОПРИКОСНОВЕНИИ ДВУХ ПОЛОВИНОК ПЕРСТНЯ ВОСПОМИНАНИЯ РОУНА СТАНОВЯТСЯ ЕЕ СОБСТВЕННЫМИ. ЕЙ ТРЕБУЕТСЯ ОДНОВРЕМЕННО СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ НА СОБСТВЕННЫХ ВОСПОМИНАНИЯХ О ПОСЕЩЕНИИ «БЕЗГРАНИЧНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА» И ПЕРЕДАТЬ ИХ РОУНУ. ПРИ ЭТОМ ЕЙ ЗАНОВО ПРИХОДИТСЯ ПЕРЕЖИТЬ ТЕ ЖУТКИЕ ЧУВСТВА, КОТОРЫЕ ОНА ТАМ ИСПЫТАЛА, КОГДА БЛОКИРАТОРЫ ВЫСАСЫВАЛИ ИЗ ЛЮДЕЙ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ, А ПОТОМ СКАРМЛИВАЛИ ИХ ТРОНУ ДАРИЯ, А САМА ОНА ИЗ ПОСЛЕДНИХ СИЛ СВОЕГО АСТРАЛЬНОГО ТЕЛА БОРОЛАСЬ, ЧТОБЫ СПАСТИСЬ ОТ ПОГИБЕЛИ.
        ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ОБМЕНА ВОСПОМИНАНИЯМИ ДЕВОЧКА ОПУСКАЕТ ГОЛОВУ И С ПЕЧАЛЬНОЙ ИРОНИЕЙ ГЛЯДИТ В ОЗАБОЧЕННОЕ ЛИЦО БРАТА.
        «ЗНАЧИТ, ТЕБЕ НАДО УБИТЬ БОГА. ТЫ ХОТЬ ДОГАДЫВАЕШЬСЯ, ПОЧЕМУ ТЕБЕ НАДО ЭТО СДЕЛАТЬ?»
        «НЕТ. ХОТЯ… МОЖЕТ БЫТЬ… ГДЕ-ТО С МЕСЯЦ НАЗАД МНЕ БЫЛО ОДНО ВИДЕНИЕ…»
        «ТЫ МОЖЕШЬ ВИДЕТЬ БУДУЩЕЕ? ВИЛЛУМ ЕГО ИНОГДА ВИДИТ, НО ОСОБОГО ВОСТОРГА ПРИ ЭТОМ НЕ ИСПЫТЫВАЕТ. У МЕНЯ ТАКИХ ВИДЕНИЙ ПОКА НЕ БЫЛО. А ЧТО, ЕСЛИ…»
        «СТОУВ!»
        «ПРОСТИ. ПРОСТО ЭТО ТАК ЗДОРОВО! РАССКАЖИ МНЕ О СВОЕМ ВИДЕНИИ».
        «Я ПРИНЕС БЫКА В ЖЕРТВУ, И ЕГО КРОВЬ ИСЦЕЛИЛА НОВАКИН. С ТЕХ ПОР Я НЕ МОГУ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МЫСЛИ, ЧТО УБИЙСТВО ДРУГА КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ СВЯЗАНО СО СПАСЕНИЕМ ДЕТЕЙ. НО Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ. А У ТЕБЯ ЕСТЬ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ КАКИЕ-НИБУДЬ СООБРАЖЕНИЯ?»
        «БОЮСЬ, ЧТО НЕТ. МАЛО ТОГО — МЫ НЕ ЗНАЕМ И О ТОМ, КАК НАМ ОСТАНОВИТЬ ДАРИЯ».
        «Я ДУМАЮ, О ТОМ, ЧТОБЫ КАК-ТО СВЯЗАТЬСЯ С ПОВЕЛИТЕЛЕМ ТЕНЕЙ И ДАТЬ ЕМУ ЗНАТЬ, КАК ДАРИЙ ЕГО ОБМАНЫВАЕТ, И РЕЧИ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ».
        «МЫ С ВИЛЛУМОМ ЭТОГО НЕ ИСКЛЮЧАЕМ, НАОБОРОТ, СОБИРАЕМСЯ ВЫЯСНИТЬ, ЧТО В ЭТОМ ОТНОШЕНИИ МОЖНО СДЕЛАТЬ. МОЖНО БЫЛО БЫ И В РЕАЛЬНОМ МИРЕ ПОПЫТАТЬСЯ РАЗОБЛАЧИТЬ ДАРИЯ. ЕЩЕ МЫ ДОПУСКАЕМ, ЧТО ВЛАДЫКА КЕРИН ГОТОВИТ ПЕРЕВОРОТ. ОН ГОРАЗДО УМНЕЕ ДАРИЯ, ТАКОЙ ЖЕ СТРАШНЫЙ НЕГОДЯЙ И К ТОМУ ЖЕ ЧТО-ТО ОТ ВСЕХ СКРЫВАЕТ».
        «СТОУВ… Я…» — РОУН ПРИСТАЛЬНО СМОТРИТ НА СЕСТРУ. ДЕВОЧКА ПОНИМАЕТ, ЧТО ОН СОБИРАЕТСЯ ПОПРОСИТЬ ЕЕ БЫТЬ ОСТОРОЖНОЙ, НО ТАКИМИ ЖЕ ПРОСЬБАМИ ЕЕ УЖЕ ДАВНО ДОСТАЕТ ВИЛЛУМ.
        «ЕСЛИ МНЕ УДАСТСЯ ЧТО-НИБУДЬ ВЫЯСНИТЬ О ТОМ, КАК УБИТЬ БОГА, Я ТЕБЕ СООБЩУ. ТОЛЬКО… КОГДА В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ТЫ ЗАХОЧЕШЬ СО МНОЙ ПОГОВОРИТЬ… МОЖЕТ БЫТЬ, МЫ ЗАРАНЕЕ СМОЖЕМ КАК-ТО СООБЩАТЬ ОБ ЭТОМ ДРУГ ДРУГУ? ПОНИМАЕШЬ, ВЕДЬ ЕСЛИ Я ЧАСТО БУДУ ПАДАТЬ В ОБМОРОК, ЭТО ПОКАЖЕТСЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМ».
        «ИЗВИНИ,  — ГОВОРИТ РОУН С ИСКРЕННИМ СОЖАЛЕНИЕМ В ГОЛОСЕ.  — В ДНЕВНИКЕ СКАЗАНО, ЧТО ПЕРСТЕНЬ СОЕДИНЯЕТ НАШИ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ. КОГДА НАМ НАДО БУДЕТ ПОДЕЛИТЬСЯ КАКИМИ-ТО ВАЖНЫМИ СВЕДЕНИЯМИ, ДАВАЙ ДОГОВОРИМСЯ ПОДУМАТЬ О ЧЕМ-ТО, ЧТО НАС ОБЪЕДИНЯЕТ, ВСПОМНИТЬ ЧТО-ТО, ЧТО ДОРОГО НАМ ОБОИМ. НАШ ДОМ… А ЧТО, ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ БОЛЬШОЕ ДУПЛО? ТОТ ДЕНЬ, КОГДА МЫ ВЫРЕЗАЛИ ТАМ НАШИ ИМЕНА НА ЕГО ВЕРХУШКЕ?»
        «Я И ТАК ОБ ЭТОМ СЛИШКОМ ЧАСТО ВСПОМИНАЮ»,  — ОТВЕЧАЕТ СТОУВ.
        РОУН ВЗВОЛНОВАННО ГОВОРИТ СЕСТРЕ:
        «СТОУВ, ЛОВЦЫ ВИДЕНИЙ ЧТО-ТО ЗАДУМАЛИ. МЫ НЕ ЗНАЕМ ЧТО…»
        НО ОНА УЖЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В СВОЙ МИР. ПОДАЛЬШЕ ОТ ПРОШЛОГО. И ОТ БРАТА, КАЖДАЯ ВСТРЕЧА С КОТОРЫМ ВЫЗЫВАЕТ У НЕЕ ЖЕЛАНИЕ РАСПЛАКАТЬСЯ. НО ПЛАКАТЬ ОНА НЕ МОЖЕТ. СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ. И, МОЖЕТ БЫТЬ, ТАКОЕ ВРЕМЯ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАСТАНЕТ.


        Виллум сидел рядом на стуле. При виде его в глубине ее души возникло теплое умиротворенное чувство. Она хотела что-то ему сказать, но он приложил палец к губам. Будь осмотрительна.
        Перстень перенес меня к Роуну. Мы смогли обменяться с ним нашими воспоминаниями.
        Хорошо.
        Друг хочет, чтобы Роун его убил.
        Не успела она получить удовольствие от потрясения, написанного на лице Виллума, как их внимание отвлек негромкий стук в дверь.
        — Да!  — резко крикнула Стоув.
        С другой стороны двери донесся срывавшийся голос клирика:
        — Архиепископ просит прибыть Нашу Стоув и ее наставника.
        Стоув бросила на Виллума испуганный взгляд. Неужели он что-то пронюхал? Мог он почувствовать мое отсутствие? Или это клирики…
        Отбрось всякие предположения. Пусть помыслы твои будут чисты, будь мысленно ко всему готова. Ничем себя не выдавай.
        Исполненный достоинства, Виллум неспешно встал. Он протянул руку. Стоув взяла ее, и он помог ей встать. Перед самой дверью девочка остановилась, сняла с пальца половинку перстня и спрятала ее в карман. Виллум положил руку ей на талию. Дверь распахнулась. Подавив беспокойство, Стоув милостиво кивнула клирикам, в сопровождении которых они пошли к Старейшему.
        Дарий пребывал в одиночестве. Над его головой был подвешен прозрачный пластиковый мешочек с жидкостью, которая по каплям подавалась в его сонную артерию, чтобы напитать клетки усохшего тела.
        Изобразив на лице дочернюю любовь, Стоув озабоченно поинтересовалась:
        — Что еще эти врачи решили с тобой сделать, отец?
        Улыбка Дария таила опасность, была остра как бритва.
        — Ты же знаешь, дочка, этих докторов — они всегда находят себе работу.  — Он указал ей и Виллуму на стоявшие напротив него стулья с высокими спинками.  — Сегодня Владыка Фортин нанес мне весьма занимательный визит. Чем-то он на жабу смахивает, вам не кажется?
        Стоув усмехнулась.
        — Ты слишком строг к нему, отец,  — ответила Стоув с намерением подольститься к Хранителю.  — Мне кажется, он отлично справляется со своей работой.
        — Он был чрезвычайно поражен твоей речью.  — Архиепископ пристально посмотрел девочке в лицо.
        — Что же его так поразило, отец?  — наивно спросила она Дария.
        На нее он уже не смотрел — взгляд его был прикован к Виллуму.
        — Его озабоченность вызвал скорее твой наставник.
        Виллум простодушно и прямо взглянул в глаза Хранителю.
        — Чем же я мог вызвать его озабоченность, Старейший?
        — Я сам не очень понял, Виллум. Фортин мне намекнул, что подозревает тебя в злоупотреблении служебным положением.
        — Я всегда служил тебе верой и правдой, Архиепископ.
        — Действительно?
        Глаза Дария сузились, и Стоув чуть не ослепла от потока яркого сине-зеленого света, ударившего из них прямо в грудь Виллума.
        Колени Виллума подкосились, и он упал на пол. Стоув захотелось закричать, истошно завопить на этого жуткого старика, но она вдруг ощутила какое-то давление, удержавшее ее от необдуманного шага. Кто, интересно, ее остановил — Виллум или Дарий? Она сконцентрировалась на защитном барьере и поняла, что это был Виллум. Это он не дал ей себя выдать. Девочка покорно расслабилась и попыталась наблюдать за происходившим с некоторой долей отстраненности.
        Как было странно, что Виллум даже не пытался защититься… Тело его конвульсивно вздрагивало, пока Дарий шарил по его мозгу. Она не могла просто так сидеть, спокойно наблюдая за тем, что старик делал с ее наставником, и решила последовать за ярким лучом света, с помощью которого Хранитель рыскал в памяти Виллума.
        Вскоре перед ее мысленным взором возникло возбужденное лицо Владыки Фортина. Неужели Дарий собрался отойти от дел? И передать весь Мегаполис этой девочке?
        Наша Стоув — его дочь.
        Некоторые из нас служат Мегаполису три четверти века.
        Да, но среди нас нет ни одного незаменимого.
        Дарий внезапно отцепился от Виллума, оставив его неподвижно лежать на полу.
        — Ему повезло, что разум его так слаб. Если бы он попытался мне противиться, от него вообще ничего бы не осталось.  — Дарий осклабился, потом встал, положил сухую старческую руку на плечо Стоув и рассмеялся.  — Пойдем, моя дорогая, не надо тебе на меня дуться. Он всего лишь твой наставник, которого легко заменить. Кроме того, ты уже выросла и стала достаточно сильной, чтобы продолжать увлекаться детскими забавами.
        Стоув вся напряглась, чтобы не броситься к Виллуму. Ей хотелось пощупать ему пульс, сделать все, что в ее силах, чтобы вернуть его к жизни!
        — Ты, отец,  — единственный человек в моем мире, который действительно имеет значение. Тем не менее он был для меня очень полезной детской забавой. Он очень мне помогал. Я рассчитывала, что он будет мне полезен и в поисках Роуна с этими детьми.
        Выцветшие глаза Дария без всякого выражения смотрели на распростертого у его ног скорчившегося человека.
        — Может быть, ты и права, любовь моя. Но я тебе обещаю, что, если он не выживет, мы найдем тебе какого-нибудь другого способного подручного.  — Зловеще улыбнувшись, он приподнял ей иссохшей рукой подбородок.  — Тебя это устроит?
        — Да, отец,  — сказала она, выдавив улыбку,  — конечно устроит.
        — Эй, кто-нибудь!  — позвал Дарий. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появились услужливые клирики, ожидающие приказаний.  — Отнесите наставника Стоув в больницу и посмотрите, можно ли его привести в чувство. Если нет, пусть его сохранят на запасные органы — это отличный экземпляр.  — Старейший подтянул поближе к себе раствор с питательной жидкостью.  — Что-то я устал. Сейчас мне надо отдохнуть, дочка, но через четыре дня мне бы хотелось вместе с тобой пообедать. Я прослежу, чтобы приготовили твои любимые блюда. А после десерта нам нанесет визит правитель Поллард. Мне любопытно знать твое мнение о нем.
        — Мое? Но у меня нет никакого опыта в отношениях с политиками Дальних Земель,  — робко заметила Стоув.
        — Именно это я и имел в виду. Тебе пора начинать интересоваться проблемами государственного управления, моя дорогая. Мне нужно, чтобы ты брала на себя большую ответственность в этих вопросах.
        Стоув встала и с поклоном ответила:
        — Конечно. Я всегда рада возможности побыть с тобой, отец.
        Как только двери кабинета за ней затворились, она бросилась вперед по коридору, изо всех сил стараясь ничем не выдать своего волнения. Ей надо быть с Виллумом, нельзя дать докторам возможность прийти к каким-то выводам, пока она все не обдумает. Как он мог допустить, чтобы такое случилось?! Как?! Нет, это невозможно! Если Виллум умрет, она убьет Дария. Убьет его. А потом убьет себя.



        МАСКИ

        ПОСЛЕ ЭПИДЕМИИ МОРОВОЙ ЯЗВЫ ЭНДЕ
        ДАЛА ОБЕТ, ЧТО АПСАРА БОЛЬШЕ НИКОГДА
        НЕ ЗАСТАНУТ ВРАСПЛОХ.
        ПОСЛЕ ЭТОГО ОНА ИСПОЛЬЗОВАЛА
        СТРАТЕГИЧЕСКИЕ БРАКИ.
        К НИМ НИКОГО НЕ ПРИНУЖДАЛИ, НО МАЛО
        КТО ОТКАЗЫВАЛСЯ.
        КО ВРЕМЕНИ ЕЕ КОНЧИНЫ АПСАРА
        СТАЛИ ГРОЗНОЙ ТАЙНОЙ СИЛОЙ.
    ИСТОРИЯ АПСАРА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНА

        Положите ее на спину,  — распорядилась Эн-де. Одной рукой она держала Мабатан под голову, а другую приложила ей ко лбу. Мабатан с трудом проговорила:
        — Дышать не могу… туннели!
        — Мабатан, это Кире страшно, а не тебе. Мать Киры спасла ее, когда та была еще девочкой, спрятав в погреб. С тех пор у Киры осталась боязнь замкнутого пространства. Но это Кира его боится. А ты — Мабатан. Ты этого не боишься. Вдохни запах земли. Прислушайся к току собственной крови. Мабатан, это страх Киры, а не твой…
        Роун видел, как Мабатан пытается глубоко дышать, замедляя бешеный ритм биения сердца. Весь день он постоянно наведывался в эту комнату, надеясь, что ее мучения закончатся. Лампи считал, что Миза собирается отвести Киру прямо в Город. Роун был уверен, что непростые переходы в траслах хроши помогут Кире справиться со своим страхом. Но Мабатан была полностью подавлена кошмарными воспоминаниями Киры, и ей ничего не оставалось делать, как ждать, пока эти кошмары закончатся.
        Роун смотрел, как на лице Мабатан выступали капельки пота, и взгляд его мрачнел. Тот Роун, который путешествовал с Мабатан через заросли скри, тут же отдал бы приказ, чтобы ее освободили от блокиратора, но тот Роун, который искал способ одержать победу над Городом, не мог себе позволить это сделать. Весь день он подходил к Мабатан, стоял неподалеку, мучаясь от ее боли и ненавидя себя за то, что не может ее прекратить.
        Он шагнул к девушке, и вдруг его белый сверчок выпрыгнул у него из кармана на кровать Мабатан, будто только и ждал, чтобы Роун сделал этот шаг. Он в изумлении наблюдал, как один за другим откуда ни возьмись на одеяле появилось множество сверчков, и когда его несчастная подруга была почти полностью ими покрыта, все они одновременно завели свою песнь.
        Энде коснулась его руки.
        — Подумай о том, что мы можем изменить. Слушай ее внимательно, Роун из Негасимого Света.  — Она сделала Роуну жест, чтобы он приблизился к Мабатан.
        Девушка привлекла его к себе так близко, что он ощутил тепло ее дыхания.
        — Все кончилось. Мы пришли.
        Кира подняла руки и с удовольствием потянулась. Ей казалось, что они находились в какой-то огромной вентиляционной системе, она гораздо лучше себя чувствовала от того, что здесь было просторно и гулял ветер. Миза приложила то место, где должно было быть ухо, к круглому металлическому диску, вмонтированному в стену. Взявшись за пару ручек, прикрепленных к диску, она повернула его, на что-то нажала, и на месте диска открылось нечто вроде круглого окна, сквозь которое в подземелье ворвались лучи яркого света. Миза сделала Кире знак, чтобы та лезла в открывшееся отверстие.
        Снаружи, за стеклянной стеной, стояли с дюжину гюнтеров, одетых в ярко-оранжевую рабочую одежду. На земле у ног Киры лежал какой-то предмет, формой напоминавший яйцо. Высокий сухопарый гюнтер, одна рука которого была перевязана, другой показывал на странный предмет.
        Кира бросила на него обезоруживающий взгляд.
        — Я — Кира из племени апсара. Знаю, вы не ждали, что я приду к вам этим путем, но по дороге сюда у нас возникли осложнения.
        Гюнтер, казалось, расслабился и опустил руку.
        — В сообщении, которое мы получили, было сказано, что контрабандист приведет тебя на конспиративную квартиру, а не в систему очистки воздуха.
        — На меня напали. Контрабандист… был убит. Поэтому вместо него меня привели сюда хроши.
        — Хроши?  — гюнтер резко снова вскинул руку, увидев Мизу.
        — Погоди, погоди!  — воскликнула Кира.  — Не делай опрометчивых поступков.
        Гюнтер уставился на Мизу сквозь толстые линзы очков.
        — Откуда ты знаешь про это место? Как вы сюда попали?
        Миза что-то защелкала и зашипела. Глаза гюнтера, скрытые стеклами очков, суетливо забегали по сторонам.
        — Ее зовут… кажется… Мзаза. Я так думаю. Она говорит, что хроши… предлагают помощь… в… войне? А разве у нас идет война? Сейчас?
        Стоявшие за стеной гюнтеры беспокойно постучали по стеклу, потом повернули друг к другу головы и стали наперебой что-то обсуждать. Вскоре к ним подошел самый молодой гюнтер.
        — Я — гюнтер Номер Одиннадцать. В связи с тем, что твои планы изменились, я назначен тебе в сопровождающие.
        Переводчик рядом с ним что-то неуверенно прощелкал хроши. Миза ему ответила, и он произнес:
        — Она согласилась.
        Гюнтеры за стеклянной стеной оживленно продолжали обсуждение:
        — Новый лексикон.
        — И такая сложная грамматическая структура!
        — Теперь можно будет лучше понять многие вещи.
        Покашляв, чтобы привлечь их внимание, переводчик с языка хроши заметил:
        — Да, только когда-нибудь в будущем.
        Остальные гюнтеры недовольно заворчали, и Кира с трудом сдержала улыбку. Стоявшая рядом с ней Миза сказала:
        — Друг.
        Подняв четыре пальца, она что-то прощебетала-прощелкала гюнтеру.
        — Она говорит, что придет за тобой на это самое место через четыре дня.
        Кира улыбнулась хроши.
        — Спасибо тебе за то, что спасла мне жизнь.
        Миза приложила раскрытую ладонь к груди Киры.
        — Друг,  — сказала она еще раз и скрылась в вентиляционной системе.
        Гюнтеры быстро закрыли люк, и Номер Одиннадцать повернулся к Кире:
        — Ты когда-нибудь носила очки?

* * *

        Роун и Лампи вошли в кабинет Алджернона, и усталые Номер Семьдесят Девять и Доббс оторвали взгляд от своих рабочих чертежей.
        — Они готовы?  — спросил Роун.
        — Кира скоро окажется на заводе боеприпасов,  — взволнованно добавил Лампи.
        Свернув лежавшие перед ним схемы, Доббс скосил взгляд на Номер Семьдесят Девять, энергично кивавшую головой.
        — Да… нормально будет, если Гвендолин…  — Номер Семьдесят Девять зарделась как маков цвет.  — Ой, прости, какой же я идиот!  — спохватился Доббс, хлопнув себя по лбу.
        Алджернон подошел к девушке и положил ей руку на плечо.
        — Ее восхитительное новое имя пока большой секрет. Пожалуйста, ничего не говорите об этом другим гюнтерам.
        Все еще красная от смущения, Номер Семьдесят Девять неловко хлопнула сказителя по широкой спине.
        — Не переживай, Доббс. Мне кажется, Роуну из Негасимого Света и его адъютанту можно верить.
        — Ну, Семьдесят Девятая, если ты так считаешь…  — сказал Доббс, застенчиво глядя на нее. Потом, повернувшись к Роуну, продолжил: — Так вот, я как раз собирался спросить… может ли Гвендолин нам помочь? А то я в этих схемах и чертежах так до конца и не разобрался.
        — А ты, Гвендолин, как сама думаешь? Мне совсем не хотелось бы, чтобы у тебя возникли неприятности с остальными гюнтерами. Может быть, они разозлятся на тебя за то, что ты нам помогаешь?  — Озабоченно спросил Лампи Семьдесят Девятую.
        — Не делайте из мухи слона,  — сказал Алджернон, положив согнутый несколько раз листок бумаги в руку Гвендолин.  — Возьми это себе и, если тебя застанут врасплох, просто скажи, что передавала от меня записку.
        — Теперь все в порядке?  — нетерпеливо спросил Роун.  — Ну ладно, нам нужно поторапливаться.

* * *

        Кира катила тележку по запруженному народом тротуару, Номер Одиннадцать шел рядом с ней. В оранжевой рабочей одежде она чувствовала себя комфортно, хотя цвет, конечно, был слишком ярким. Но вот очки ей мешали — она в них хуже видела и потому сама себе казалась более уязвимой. Пешеходы перед ними расступались, но от внимания Киры не могли ускользнуть их насмешливые ухмылки.
        — А мне казалось, Стоув распорядилась, чтобы к вам стали лучше относиться.
        — Да, теперь положение дел у нас значительно улучшилось,  — откровенно признался ей Номер Одиннадцать.  — Всех нас выпустили из тюрьмы, уже почти перестали швырять в нас тяжелыми предметами из окон, в меня целых два дня никто не плевал.
        — Потрясающе!
        — Нам выдали эту удобную одежду, чтобы все видели, какой вклад мы вносим в повседневную жизнь Мегаполиса.
        — Это точно, мы совсем на других не похожи!  — криво усмехнулась Кира.
        — Теперь смотри на внутреннюю поверхность стекол своих очков. На все вопросы буду отвечать я.
        Они вынули свои пропуска, их внимательно проверила охрана, и ворота распахнулись. Но когда Кира вкатила тележку внутрь ограждения, один из клириков ее остановил.
        — Я тебя раньше не видел.
        Кира, как ей было сказано, сосредоточила все внимание на стеклах очков.
        — Гюнтер Номер Сорок Восемь был сюда переведен из канализационной системы.
        — Поздравляю с повышением по службе,  — съязвил клирик, бросив на нее косой взгляд.  — Мне никогда не доводилось видеть гюнтера… таких размеров.
        Кира прикусила язык, памятуя о том, что вести себя надо было скромно. То, что Мабатан следит за каждым ее движением, подумала Кира, имело и свои положительные стороны.
        — Среди нас встречаются разные люди — и по росту, и по весу, и по цвету волос…  — Номер Одиннадцать, казалось, готов был с энтузиазмом выложить охраннику всю статистику, касавшуюся гюнтеров.
        — Да, да, давайте, проходите,  — приказал им другой клирик, которого явно не интересовала эта информация, и отодвинул в сторону того, кто проявил к Кире повышенное внимание.
        Но Кира чувствовала, что он продолжает смотреть ей в спину. Он даже не пытался скрыть издевательскую ухмылку, написанную у него на лице. Она только крепче сжала ручку тележки. Ее так и подмывало хорошенько проучить этого насмешника, но перед ней стояли более важные задачи, и она молча шла вперед шаркающей походкой.
        — Четвертый этаж,  — сказала Мабатан.  — Двое охранников с блокираторами. Рабочие с блокираторами. Двенадцать охранников следят с балкона, расположенного по периметру. Апогей. Ситуация очень сходная с той, которую Стоув наблюдала на фабрике блокираторов. Много мужчин и женщин в лабораторной одежде. Кира считает, что такая одежда будет лучшей маскировкой для проникновения на предприятие.
        — Где у них расположен источник энергии?  — спросила Энде, просматривая чертежи.
        — Здесь,  — пояснила Семьдесят Девятая, показывая, как проходит проводка.
        — Одиннадцатый провел ее в подсобное помещение. С ними туда вошли двое клириков.
        — Там повсюду людей сопровождают до зубов вооруженные клирики. Что с этим делать?  — хмуро спросил Лампи.
        — У меня есть на примете люди, которым по нраву справляться с проблемами такого рода,  — улыбнувшись, ответила Энде.
        — Кира считает, что для этого хватит семерых апсара.
        Роун подошел к Энде, чтобы рассмотреть чертежи.
        — Тем не менее было бы неплохо снизить риск до минимума,  — заметил он.
        — Конечно, Роун из Негасимого Света,  — улыбнулась Энде.  — Если только твой адъютант ускорит работы с Усмирителем.
        — Они уже почти завершены,  — оживившись, сказал Лампи.  — Мы должны получить полный отчет в любой…
        В этот момент, будто сговорившись с ним, в помещение быстро вошел гюнтер Номер Пятьдесят Один, за которым следовали Шестьдесят Седьмой и Тридцать Третий.
        — Мы сделали опытный образец,  — гордо возвестил Номер Тридцать Три, поставил на стол какой-то предмет, похожий на большой ботинок, и стал подключать внутри него провода.  — Это — Усмиритель!
        — Но он выглядит как башмак,  — с удивлением сказал Лампи.
        — Это и был башмак,  — ответил Тридцать Третий, когда устройство начало негромко жужжать.
        Пятьдесят Первый бросил взгляд на Гвендолин.
        — Что ты здесь делаешь, Номер Семьдесят Девять?
        Гвендолин показала ему листок бумаги, который дал ей Алджи.
        — Меня попросили передать записку.
        — Хорошо, передай ее и возвращайся к работе.  — Отдав ей распоряжение, Пятьдесят Первый сделал Тридцать Третьему знак продолжать объяснение.
        — Усмиритель издает сигналы на такой частоте, которая прерывает действие Апогея в радиусе…
        Мабатан вскрикнула.
        — В чем дело?  — спросил Роун и подошел к ней. Девушка тряхнула головой и пожала плечами.
        — Не знаю. У меня пропала связь с Кирой.
        — Отключите устройство!  — приказал Роун.
        Тридцать Третий тут же повиновался, и Мабатан улыбнулась.
        — Теперь все в порядке.
        Гюнтеры окружили Мабатан и принялись внимательно обследовать блокиратор у нее под ухом.
        — Мне кажется,  — сказал Пятьдесят Первый,  — мы открыли возможность дополнительного использования нашего изобретения.
        Мягко отстранив их от Мабатан, Энде внимательнее рассмотрела Усмиритель.
        — Вы хотите сказать, что эта штука может прерывать связь блокираторов?
        Тридцать Третий, уже что-то торопливо писавший на полях одного из чертежей Доббса, взволнованно пробормотал:
        — Теоретически. Блокиратор Мабатан был, конечно, переконструирован, но я не исключаю, что нам удастся изобрести устройство, специально предназначенное для выведения из строя блокираторов в Мегаполисе.
        Роун подошел к сгрудившимся около гюнтера людям и посмотрел на схему и уравнения, набросанные Тридцать Третьим. Возможности устройства были очевидны. Вопрос заключался в том, как их использовать.
        Все приободрились. Роун, Лампи и Энде хранили молчание, пытаясь разобрать слова одновременно тараторивших гюнтеров:
        — Интересная проблема.
        — Надо над ней поработать.
        — Не думаю, что действие такого устройства будет постоянным.
        — Оно может быть и кратковременным.
        — А потом мы сможем его усовершенствовать.
        — Да, надеюсь, нам это удастся.
        Горя желанием немедленно взяться за работу, гюнтеры аккуратно выключили Усмиритель, а Тридцать Третий с Лампи попытались оторвать от чертежа Доббса только что нарисованную схему и нацарапанные уравнения, чтобы не повредить ни то, ни другое.
        Роун хотел посидеть рядом с Мабатан, но, обернувшись к ней, увидел, что на краешек ее кровати присел Доббс и стал быстро записывать впечатления Киры одной рукой, а широкой ладонью другой ласково прикрывал обе руки Мабатан.

* * *

        Пару дней Роун провел с Волком и Энде, разрабатывая стратегию использования Усмирителя с учетом того, что он будет выполнять все функции, обещанные гюнтерами. Но его постоянно волновало много других проблем. Верный своему слову, Камьяр организовал движение поддержки в Дальних Землях, и Роун сгорал от нетерпения посмотреть, как брат Жало готовит новобранцев. Он бы согласился работать вместе с апсара… даже если бы пришлось разгребать конский навоз в конюшнях.
        Мало того что Роуну приходилось сидеть в тесном помещении в течение двух дней и беспрерывно разговаривать, так еще Волк сильно его донимал, постоянно называя пророком. Пока Волк излагал план окончательного штурма Города, Роун напряженно соображал, как бы ему повежливее попросить его быть к нему не столь… почтительным.
        — Самую большую проблему для нас, пророк, представляет синхронизация наших действий с подрывными действиями апсара в Городе.
        Заметив отблеск меча-секача бывалого воина, Роун вдруг вспомнил явившееся ему видение, в котором Волк предстал молодым человеком, почти мальчиком, наблюдавшим за тем, как его отец ковал лезвия их мечей-секачей, изогнутые в форме серпа. Именно в то утро Доббс сказал, что вскоре надо ожидать солнечного затмения. Когда оно произойдет, луна постепенно будет затмевать солнце, и перед тем, как все погрузится во тьму, блеснет узкий серп в форме ущербного полумесяца. Это ему и было нужно.
        — Сигналом для нас, брат Волк, станет полумесяц. Друг сделает так, что луна заслонит солнце и останется виден только тонкий светящийся серп его полумесяца. А когда исчезнет и он, мир погрузится во тьму, ниспосланную Другом.
        Волк благоговейно склонил голову.
        — Да будет благословенна рука Друга.
        Роун тоже уставился в пол, надеясь, что воин не спросит его о том, когда Друг успел поделиться с ним этой информацией. Волк уже собрался что-то сказать, как в дверном проеме показалась голова Лампи.
        — Устройство работает.
        — А то, которое отключает блокираторы?
        — Оно такое маленькое, что умещается в ладони. Работу над Усмирителем, как мы договорились, они уже заканчивают.
        — Ну что ж,  — горя нетерпением, сказал Роун,  — выступаем в поход завтра на заре. Проверим сразу оба устройства.
        — Хорошо,  — согласился Волк.  — И будем молиться, чтобы гюнтеры на самом деле оказались такими умными, как считает твой адъютант.

* * *

        От холодного зимнего воздуха пощипывало лицо. Роун скакал во главе несущегося навстречу солнцу небольшого отряда братьев, а рядом с ним держался брат Волк.
        Услышав заливистый свист высланного в дозор воина, братья резко остановились.
        — Один грузовик с Апогеем, девять клириков, из них шестеро конных,  — сказал Волк.  — Отлично.
        Роун дал сигнал братьям с Усмирителем, а Волк приготовился к нападению на противника с трех сторон. Поднявшись на взгорок, братья галопом устремились к приближавшемуся грузовику. Уверенные в могуществе своего оружия, клирики даже не пытались сопротивляться скакавшим на них воинам. Двое синих мундиров налаживали Апогей. Но их смертельное оружие не действовало! Оба в полном недоумении беспомощно уставились друг на друга. Остальные попытались оказать братьям сопротивление, но было уже поздно — их без труда захватили в плен.
        Волк попросил «пророка» держаться на расстоянии, но, когда одному из клириков удалось бежать, Роун понял, что не может оставаться в стороне. Если до Дария дойдет известие об Усмирителе, их преимущество может быть утрачено. Он бросился вдогонку за беглецом, настиг его, выбил из седла и сбросил с коня. К его удивлению, клирик, даже не взглянув на него, пустился наутек. Роун быстро догнал врага, спрыгнул прямо на него, сбил с ног и прижал к земле. Вынув из кармана кусок ткани, которую дала ему Энде, Роун прижал ее ко рту и носу извивавшегося под ним вояки.
        Юноша притащил пленника к остальным захваченным клирикам, не обращая никакого внимания на осуждающий взгляд Волка, и включил свое устройство. Коробочка величиной с ладонь имела двойное назначение: во-первых, надо было стереть все воспоминания клириков о нападении братьев и, во-вторых, отключить их блокираторы в заранее установленное время — час солнечного затмения, указанный Доббсом.
        Замешательство, охватившее клириков в радиусе действия Усмирителя, свидетельствовало о том, что, если они смогут переделать блокираторы, им удастся на некоторое время выводить врагов из строя и тем самым обеспечивать себе в решающий момент перевес сил. Роуну было нелегко убедить Волка, что взятых в плен клириков можно оставить в живых, но в итоге он настоял на своем — были все-таки некоторые преимущества, которыми мог воспользоваться лишь «пророк».
        Закончив перенастройку блокиратора последнего клирика, Роун направился к Апогею. Несколько минут он колдовал над устройством так, как сказал ему Пятьдесят Первый. Из страшного оружия повалил дым, потом его охватило пламя.
        Волк осуждающе покачал головой.
        — Такое мощное оружие могло бы нам очень пригодиться.
        — Хватит и того, что мы его уничтожили.
        На мгновение лицо Волка утратило всякую почтительность, но вскоре к военачальнику братьев вернулось самообладание.
        — Я пошлю человека сказать твоему адъютанту и Энде, что Усмиритель работает исправно и они могут приступать к исполнению их плана. Потом…  — Волк немного помолчал. Ему не особенно импонировала эта часть их плана, но такой замечательной возможности быстро и незаметно пересечь пространство Дальних Земель ему нечего было противопоставить.  — Потом мы направимся к правителю Селигу через туннели хроши.
        И к его таинственной супруге, подумал Роун, когда Волк, проворчав что-то сквозь зубы, отошел в сторону. Юноша надеялся, что она сделает все, что обещала Энде. Но вспомнив, как твердо женщина сжимала плечо правителя, Роун решил, что сомнения здесь неуместны.

* * *

        К заходу солнца они добрались до Армстронга — столицы южной территории. Окруженная высокими каменными зубчатыми стенами и башнями, какие строили в стародавние времена, крепость произвела сильное впечатление на путников. На деле правитель Селиг был гораздо более могущественным человеком, чем казалось на совете в лагере братьев. Армия наемников не защищала его владения, но, как сказала ему Энде, многие его подданные были очень неплохо обучены военному искусству — многих тренировали апсара, хотя они этого и не знали. В любой момент все они были готовы взяться за оружие.
        Как и предполагал правитель, сразу же после того, как братья начали совершать набеги на караваны, Дарий выслал против них клириков, причем столько, сколько раньше в этих краях их никогда и не бывало. Селиг организовал у себя встречу солдат Хранителя именно в тот вечер — в честь великодушия Архиепископа и возвращения Нашей Стоув.
        Братья, переодетые в ее скромных почитателей, надвинув капюшоны на глаза, прошли через главные ворота крепости. Они шли неспешной процессией, понурив головы, тайком считая многочисленных клириков, без дела шатающихся по улицам. Роун дважды постучал в дверь кухни дворца правителя, и вскоре она распахнулась. Склонившись в почтительном поклоне, служанка провела их в помещение, где полным ходом шла подготовка к предстоявшему грандиозному празднеству. Расположившись в дальнем углу огромной кухни, «монахи» подкрепились с дороги и в знак благодарности раздали всем поварам и кухонной прислуге портреты Нашей Стоув.
        Когда жена правителя спустилась проверить, как идут приготовления к банкету, ее сопровождал клирик — он все внимательно осматривал, обнюхивал и пробовал каждое блюдо. Когда одна из поварих обратила внимание хозяйки на монахов, исполненная достоинства, живущая под чужим именем апсара обратилась к ним с приветствием. Клирик неотступно следовал за ней.
        Положив руку на плечо Роуну, она окинула взглядом стол.
        — Нам очень повезло, что вы почтили нас своим присутствием в такой важный для нас день.
        — Любой день годится для праздника в честь Нашей Стоув.
        — Да, конечно. Мы всегда готовы следовать туда, куда позовет нас ее любовь. Может быть, она позовет нас сегодня вечером? Не согласитесь ли вы помолиться с нашими гостями за здоровье и благополучие Нашей Стоув?
        — Мы живем ради служения Нашей Стоув.
        Именно в этот момент немолодой уже человек прошел через всю кухню, где уже стало тесно от скопившегося народа, и поклонился жене правителя:
        — Твое Величество, мне доложили, что к нам прибывают с северных территорий еще пятьдесят людей Архиепископа!  — нервно произнес он.
        — Замечательно! А они успеют на наш праздник?
        — Думаю, да.
        — Дона! Патино!  — позвала она поваров.  — Подготовьте все необходимое еще для пятидесяти гостей!  — Явно проявляя нетерпение и словно торопясь продолжить осмотр банкетного зала, она обратилась к стоявшему рядом с ней клирику: — Пойдем, отец Матиас? Нам еще много что надо…
        Но отец Матиас перебил ее, ткнув пальцем в сторону Волка:
        — Почему эти монахи даже на твоей кухне прячут лица под капюшонами?
        Роун не заметил на лице жены правителя и намека на замешательство.
        — Меня, отец Матиас, совершенно не волнует, в какой форме эти монахи выражают свою приверженность Нашей Стоув.
        — А может быть, вот этот ее почитатель ответит на мой вопрос?  — прорычал клирик, тяжело опустив обе руки на плечи Волка.
        Роун уже хотел было вмешаться, но Волк поднялся и откинул с лица капюшон. Взглянув сверху вниз на клирика, он сказал:
        — Мы ничего не скрываем, отец. Суета кухни отвлекает нас от молитвы.
        — Что? Неужели даже такой ничтожный шум отвлекает ваше внимание?  — Клирик внимательно вглядывался в темные глаза Волка, лысую макушку и заросшее седоватой щетиной лицо.  — Для святоши ты выглядишь на редкость крепким малым.
        — Раньше я был землепашцем. Потом Наша Стоув озарила меня светом своей любви.
        Клирик усмехнулся.
        — Она им всех нас озарила. Все любят Нашу Стоув.
        — Все ее любят,  — смиренно вторили ему монахи.
        — В Дальних Землях все больше народа обращаются в истинную веру. Нам нужно, твое Величество, послать в Город гонца, чтобы сюда направили более подготовленных монахов, которых ничто не может отвлечь от молитвы. Их голоса…
        — Отец Матиас,  — сказала супруга правителя, направляя клирика к двери,  — мы все бесславны пред величием Нашей Стоув. Я уверена, что смирение этих людей обеспечит успех их миссионерской деятельности.
        Роун заметил, что Волк слегка расслабил руку, сжимавшую рукоять меча-секача.
        — Да пребудет с нами благодать Нашей Стоув,  — пробурчал он.
        — На всех нас лежит благословенная печать ее любви,  — произнес Роун с улыбкой облегчения.

* * *

        Когда в конце концов они расселись за небольшим столом в углу просторного банкетного зала, Роун поразился тому, что удалось сделать правителю Селигу. Зал был битком набит клириками — юноша насчитал двести четырнадцать воинов Архиепископа.
        Когда слуги расставили на столах блюда с мясом и овощами, правитель встал с намерением произнести тост.
        — Как всем вам известно, наступили опасные времена. От набегов этих презренных предателей — братьев, пострадали три моих самых полных и изобильных каравана с продовольствием. Мы в неоплатном долгу перед вами за то, что вы так быстро пришли нам на помощь. Перебои в торговле несут угрозу самому Городу, и с ними необходимо покончить. Провинции возникают и исчезают, а Город должен стоять вечно!
        — За Город! За Архиепископа! За Нашу Стоув!  — громогласно прокричали клирики.
        Правитель поднял бокал и выпил. Его примеру последовали все приглашенные, за исключением клириков, давших обет воздержания.
        — Ваша храбрость и преданность обеспечат торговым путям безопасность, а бандиты понесут заслуженную кару. Наши караваны снова будут доставлять товары благодаря вашей поддержке и…  — он театрально обвел взглядом всех присутствующих,  — вашему замечательному новому оружию. Братья склонятся перед ним в прямом смысле слова!
        Он рассмеялся, и клирики ответили ему громким хохотом. Но как только хохот смолк, они тупо уставились в пространство перед собой, причем на их лицах вообще отсутствовало какое бы то ни было выражение.
        Супруга правителя чуть склонила голову.
        — Не желают ли монахи предложить свои услуги для благословения?
        Когда она поднялась, чтобы проводить монахов, стоявший неподалеку от нее старик повернулся к переминавшимся в нерешительности с ноги на ногу слугам.
        — Это благословение вам придется пропустить. Они бы здесь все смели в мгновение ока. А кто будет в ответе, если десерт еще не готов и придется ждать? Я. Пошли все отсюда! Убирайтесь вон!
        — Я бы посоветовала твоим людям работать попроворнее,  — прошептала апсара, поравнявшись с Роуном.  — Гипноз, которым я их вывела из строя, продлится не более получаса.
        — Следите за дверями,  — распорядился Волк. Роун и четверо других братьев откинули назад капюшоны и занялись перенастройкой блокираторов клириков.
        В середине зала Роун увидел клирика, который допрашивал их на кухне. Юноша не мог сдержать улыбки, прижав коробочку с устройством к шее отца Матиаса. И тут его запястье как будто сжали тисками — внезапно клирик вскочил и приставил ему к горлу нож.
        Волк почти уже выхватил меч-секач, но клирик с такой силой прижимал нож к шее Роуна, что на ней выступили капли крови. Братья были вынуждены отступить назад.
        — Одно движение — и он мертв. Что это у вас за устройство такое?
        — Отпусти меня, и я тебе покажу,  — спокойно ответил Роун.
        Но отец Матиас и не думал ослаблять захват.
        — Дарию будет приятно узнать, что его подозрения в лояльности правителя и тебя, твое Величество, оправдались. Но особую радость, сударыня, он получит, глядя на твои страдания.
        Супруга правителя — воплощение спокойствия и изящества, пригубила вина из хрустального бокала.
        — Ты слишком самонадеян, отец Матиас,  — ты ведь здесь один, а монахов много.
        — Но этот им особенно дорог. Или ты не видела, как их перекосило от страха, когда я ему немного крови пустил?
        Отец Матиас перевел взгляд на нож, приставленный к шее Роуна, и в этот момент супруга правителя с быстротой молнии бросила бокал с вином в лицо клирика. Роун тут же перенес вес на другую ногу, вывернул противнику руку, дернул ее на себя и бросил клирика на спину. Тот сильно ударился об пол, но тут же вскочил, и когда Роун шагнул к нему, в руке у клирика блеснул кинжал. Юноша изготовился сильно его ударить в грудь, но клирик вдруг пошатнулся, колени его подкосились, и он замертво упал на пол — чуть ниже блокиратора из его шеи торчала рукоять метко пущенного острого столового ножа.
        Жена правителя взяла со стола льняную салфетку и вытерла ею руки.
        — Извини меня, Роун из Негасимого Света, что прервала твою работу. Когда закончите, мой человек проводит вас в конюшню. Всех вас там ждут кони и оружие. Когда клирики придут в себя, мы найдем подходящий предлог, чтобы извиниться за отсутствие отца Матиаса. Пожалуйста, продолжайте. Этот инцидент отнял у вас много времени.
        Отвернувшись от Роуна, она позвонила в колокольчик, и вошел пожилой слуга. Выслушав негромко данные ему указания, он быстро ушел и вскоре вернулся с тремя женщинами, по виду которых Роун определил, что они принадлежали к племени апсара. Они быстро вынесли тело из зала, и от кровавой схватки там не осталось и следа.
        Закончив работу с блокираторами клириков, Роун обернулся и посмотрел на стол правителя. Его супруга стояла перед мужем на коленях, склонив голову, тело ее содрогалось от рыданий. Еще больше его удивило то, как Селиг обнял ее, привлек к себе и ласково гладил по голове. Роун сразу вспомнил силу привязанности Святого к Кире. Она была последним человеком, о котором он говорил перед смертью. Интересно, любила ли жена правителя своего мужа так же сильно, как он ее? Узнает ли когда-нибудь правитель всю правду о своей супруге? Может быть, ему достаточно того, что с ее помощью он добился значительно больших успехов, чем мог бы достичь сам?
        Перед отъездом из Академии Роун спросил у Энде, как звали жену правителя. Исоделъ, ответила та. Он навсегда запомнил имя женщины, которая в тот вечер ради его спасения совершила убийство.

* * *

        За время отсутствия в Академии им удалось перенастроить триста сорок семь блокираторов и уничтожить три Апогея. При этом братья не потеряли ни одного человека. Настроение у всех было отличное. Роун был бы счастлив, если бы успех двух других групп оказался хотя бы наполовину таким же впечатляющим.
        Впервые со времени встречи с братьями в Кальдере Роун с оптимизмом смотрел в будущее. Но когда они достигли долины, где располагалась Академия, то увидели, что в том месте, где находился потайной вход в пещеру, в небо клубами поднимался черный дым. Все, не произнеся ни слова, пришпорили коней и галопом понеслись к цели, надеясь на лучшее. Роун был уверен — они успеют вовремя и не допустят беды.
        Доскакав до входа, он увидел нескольких братьев и апсара, которые никак не могли прокашляться от дыма. Там же сновали перемазанные сажей, потерянные и сбитые с толку гюнтеры. Но все, к счастью, были живы. С облегчением вздохнув, Роун спешился и кинулся к Лампи.
        — Что тут у вас стряслось?
        — Кто-то устроил диверсию.
        — Где Мабатан и Энде?
        — Взрыв произошел в казармах… остальные сейчас… в библиотеке… с ранеными.
        — Есть потери?  — спросил Волк.
        Лампи, которого трясло как в лихорадке, тяжело вздохнул, из глаз его хлынули слезы.
        — Двое. Они заваривали чай… в кухне, они…  — Лампи уставился на Роуна,  — гюнтер Номер Семьдесят Девять…
        Гвендолин? Роун покачал головой, не в силах в это поверить. Из всех гюнтеров она была самой любознательной, самой приветливой и спокойной, она даже позволяла себе улыбаться. Когда Межан с Талией все в слезах подошли к нему, держась за руки, у него сорвалось дыхание.
        — …и Доббс,  — сказал Лампи.  — Доббс…



        ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ

        КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ ЛЮДЕЙ СОЗДАЛ ЭТОТ МИР И СЛЕДУЮЩИЙ. НО КАЖДЫЙ РАЗУМ ОТБРАСЫВАЕТ ТЕНЬ, И ЕСЛИ СОБРАТЬ ЭТИ ТЕНИ ВОЕДИНО, ОНИ МОГУТ ПОРОДИТЬ ВЕЛИКУЮ ТЬМУ ТЬМУ, СПОСОБНУЮ ЗАТМИТЬ ВЕСЬ СВЕТ
    ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

        Обед так затянулся, что, казалось, никогда не кончится. Дарий забавлялся с лебезившим перед ним правителем Поллардом уже не меньше часа, как утомленная кошка с попискивающей мышкой. Правитель явно чувствовал на собственной шкуре неотвратимую силу ударов, наносимых Роуном. Если верить тому, о чем он все время скулил, нападения на его караваны с товарами стали чуть ли не повседневной обыденностью. Хранитель, естественно, на все его жалобы отвечал обвинениями. Чтобы жизнь в Городе протекала нормально, нужна нефть. Это была насущная очевидная необходимость. Прекращение поставок нефти в Город равносильно предательству. Стоув пыталась сосредоточиться на разговоре, в котором наверняка упоминались какие-то важные для Роуна подробности, но многочисленные оправдания и доказательства, приводившиеся подхалимом-правителем, волновали ее несравненно меньше, чем Виллум.
        Эти жалкие алчные мясники сгрудились тогда над его телом, как мухи над трупом. Она должна была обратиться к ним самым повелительным своим тоном, чтобы они не вздумали его потрошить на месте. Постоянно косясь на нее, доктора начали нерешительно прикреплять к его голове датчики. Вдруг она увидела голубой переливчатый завиток света, вихрившийся у подушки и закручивавшийся вверх по проводку датчика. Сославшись на головную боль, она потребовала приглушить освещение, чтобы более четко видеть синеватые отсветы. Бледно мерцавшая дымка покрывала его тело как вторая кожа, как… доспехи. С самым высокомерным видом — чтобы никому и в голову не пришло, насколько важно для нее его здоровье,  — Стоув приблизилась к нему и проникла в мерцавшее защитное поле.
        Руку девочки мгновенно окутало синеватое холодное пламя. Сначала оно слегка покалывало кожу, но это быстро прошло, и при ее прикосновении Виллум шевельнул пальцем. При этом его похолодевшее тело потеплело. Он был жив, но жизнь теплилась где-то в самой глубине его существа, в каком-то тайном месте, оказавшемся недоступным даже для Дария. Это синеватое сияние, наверное, было сигнальной системой, защитной оболочкой, которая должна была пробудить его к жизни, если бы кто-то чужой попытался сквозь нее проникнуть.
        Правильно ли она поступала? Как ей было обрести уверенность в своих действиях? Доверять этим докторам было нельзя — в их взглядах читался голод диких зверей. Но переливчатый синий завиток колечком обвился вокруг ее пальчика, как бы притягивая девочку к Виллуму. Колечком… или перстеньком. Она сунула руку в карман, украдкой достала свою половинку перстня с изображением барсука и поднесла ее к мерцающему завитку. От лба ее через горло и сердце по руке пробежала нить, связавшая ее существо со светившимся перстнем. Отбрасываемое им яркое красное сияние прошло сквозь окружавшую Виллума мерцающую дымку, влившись в него как кровь. Смешавшись с синеватым пламенем, оно стало пунцовым, на какой-то миг приблизилось к глазу барсука и тут же в нем исчезло. Девочка внезапно ощутила, что в перстне их силы слились воедино и затрепетали биением пульса. Все последние четыре дня она сжимала половинку перстня в руке, постоянно прислушиваясь к равномерному ритму этого биения.
        — Мы тебе не надоели, радость моя?
        Стоув вздрогнула и тут же вошла в свой самый дерзкий и нелюбезный образ. Склонив головку так, чтобы лицо ее было видно только Дарию, с самым своим умильным выражением она ответила:
        — Конечно нет, отец. Я вот только сейчас поду мала: а зачем нам нужны все эти правители?
        Дарий хмыкнул, и изо рта его на правителя хлынул мощный сине-зеленый поток энергии. Тело гнусного лизоблюда конвульсивно задергалось в судорогах, на лбу выступила кровавая испарина, глаза в ужасе забегали, а под носом образовалась большая капля. Коснувшись ее, он взглянул на палец, и понял, что это кровь. От ужаса правитель стал так жалок, но Стоув слушала его достаточно долго и прекрасно понимала, что невинным агнцем он отнюдь не был. Это был такой же прохиндей, как правитель Брак, которого она…
        — Ты ведь не так давно послал Ворона, чтобы тот прикончил одного из них?  — лукаво спросила она.
        — От кого ты об этом слышала, дочь моя?
        — Значит, это только слухи?
        — Дыма без огня никогда не бывает.  — Дарий встал во весь рост, подавляя правителя величием своей персоны.  — Предательство заслуживает справедливой кары, разве не так, Поллард?
        — Да, Архиепископ, да, конечно…
        Правитель запинался, прикрывая нос платком.
        Стоув ясно видела, что единственное, о чем он сейчас мечтал,  — это выйти из комнаты живым. Рот его непроизвольно открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег.
        — Ты хочешь мне сообщить что-нибудь еще, правитель?  — нетерпеливо спросил Дарий.
        — Меня просили передать Нашей Стоув текст молитвы.
        — Да неужели?  — Стоув изобразила неподдельный интерес и в ожидании ответа растянула губки в самой своей снисходительной улыбке.
        Поллард нервно переводил взгляд с Дария на Стоув.
        — Мне можно?..
        Стоув обернулась к Дарию. Было ясно, что теперь настала его очередь томиться скукой, мысленно он уже строил новые страшные козни для друзей и врагов. Ну и хорошо.
        — Пожалуйста, правитель, передавай,  — подбадривая собеседника, ответила девочка.
        — Наша Стоув, дети твои просыпаются с криком. По ночам нам является демон, отнимает все наши мечты. Мы спим, но нет нам во сне отдыха, едим, но не набираемся сил. Мысли наши витают в облаках, а работа остается несделанной. Наша Стоув, дитя света, обрати на нас свой лучезарный взор, чтобы мы были благословенны под твоей защитой.
        Стоув подумала о воспоминаниях Роуна, которыми он с ней поделился,  — через весь Край Видений причудливыми путями, чем-то напоминавшими сеть кровеносных сосудов, в направлении Спиракали пролетали какие-то смутные тени. Их большая часть двигалась из тех районов, на которые власть Владык не распространялась. Неужели Трон Дария настолько не давал Повелителю Теней насытиться, что теперь ему приходилось использовать и другие источники энергии? Мог ли он сам отнимать у людей их сны? В таком случае нельзя было сбрасывать со счетов возможность того, что демон правителя выполнял ту же жуткую функцию, что и Трон Дария…
        — Я лишаю тебя должности, правитель.
        Тон Дария был настолько холодным, что у Стоув по спине пробежали мурашки. Неужели он все-таки слушал, о чем они говорили? Она опустила глаза.
        Как только Поллард ушел, она повернулась к сидевшему рядом с ней чудовищу и как ни в чем не бывало спросила:
        — И все же, отец, я никак в толк не возьму, зачем нам нужны правители? Почему бы тебе просто не послать Владык, чтобы они правили в Дальних Землях?
        Дарий моргнул. Девочка застала его врасплох — на какой-то момент он потерял бдительность. Потом глаза его сузились.
        — Такая смышленая девочка, а понять не можешь,  — прошепелявил он.
        — Но отец, с чего бы мне вообще об этом задумываться?
        — Именно этот вопрос я себе и задаю.
        Стоув по-девичьи хихикнула. В глазах у него лишь что-то мелькнуло, но она поняла, что вопрос его не на шутку озадачил.
        — Этот правитель — просто болван, отец. Он не достоин того, чтобы ты тратил на него свое бесценное время. Потому я и спросила: зачем нам вообще нужны эти правители? Или я не права? Может быть, я чего-то недопоняла?
        Вдруг ей показалось, что Дарий до крайности утомлен. Он явно принял ее слова всерьез. Будто предостерегая от чрезмерной откровенности, кольцо на ее пальце стало пульсировать. Что-то изменилось. Причем не в лучшую сторону — она была в этом уверена.
        — Нет, дочь моя, ты все поняла правильно. Я послал бы Владык в Дальние Земли, если бы мог это сделать, но мы привязаны к Городу многими способами, о которых сейчас тебе рассказывать я бы не хотел. Я устал, а мне еще надо кое-что обдумать. А ты? Что ты собираешься делать сегодня вечером, дочка?
        — Чем бы я ни занималась, отец, мысленно я все время буду с тобой,  — ответила Стоув, мягко коснувшись его дряхлой руки с вздувшимися венами.
        От кожи его исходил болезненный неестественный запах, и Стоув замутило. Кольцо сильно разогрелось, и это не предвещало ничего хорошего. Она еле сдерживалась, чтобы пулей не вылететь из комнаты. В обладании властью заложена доля лени, инерции, поэтому важно всегда воздерживаться от резких импульсивных поступков. Зная это, девочка дождалась того момента, когда Дарий махнул ей на прощание рукой, чарующе ему улыбнулась и лишь потом не торопясь удалилась, как будто была совершенно уверена в том, что у него не хватит сил бросить ей в спину нож и пронзить сердце.
        Бросившись вперед по коридору, она увидела пустое кресло-каталку и покатила его перед собой. Из комнаты Виллума в тускло освещенный коридор выбивались яркие лучи света. Войдя туда, она не поверила своим глазам! Виллум лежал на кровати и бился в конвульсиях, грудь его была обнажена. За запястья и лодыжки его наручниками приковали к кровати, а плечи и бедра были к ней прикреплены металлическими прутьями. Голову его целиком покрывал металлический цилиндр. Один из докторов держал в руке скальпель и уже приготовился разрезать ему грудную клетку, остальные как по команде повернули головы в сторону ворвавшейся в комнату девочки и поклонились ей, но с места не двигались.
        — Надо же, какие вы молодцы — оживили моего наставника!  — Она одарила каждого из них благосклонной улыбкой, потом остановила взгляд на Виллуме, пытаясь определить, насколько сильно он пострадал. От ключицы вниз через всю грудь была проведена линия…  — Не могли бы вы прямо сейчас снять с него эти наручники и зажимы?  — Когда она поняла, что доктора восприняли ее приказание как руководство к действию, Стоув перевела дух.
        Она держалась так, будто врачи услужили ей, что Виллум пришел в себя, но на самом деле напряженно думала, не Дарий ли им приказал с ним так поступить. При этом девочка молила бога, чтобы ее простодушие и бесхитростность выглядели убедительно.
        Когда они сняли с его головы металлический цилиндр, Виллум еле заметно ей улыбнулся.
        — Ой, смотрите! Он улыбнулся. Ну разве он не лапочка?  — сказала она так, будто говорила о любимом домашнем зверьке.  — Наверное, он уже чувствует себя достаточно хорошо, и я хочу его покатать.
        Отстранив докторов в сторону, она помогла Виллуму пересесть в инвалидное кресло. Ничего не говоря, ни о чем не думая, она поймала его взгляд — теперь она точно знала, куда должна его везти. Бросив на прощание самую свою обворожительную улыбку докторам, она выкатила Виллума в каталке из комнаты. Миновав длинные коридоры и застекленный переход, они оказались в стоявшем рядом здании. Проехав по лабиринту переходов, они добрались до одного из небольших залов путешествий.
        — Стоув, я боюсь, у меня не хватит сил,  — прошептал Виллум.
        — Доверься мне, мы делаем именно то, что тебе нужно.
        Она заперла дверь, помогла Виллуму пересесть в стеклянное кресло, потом с опаской коснулась капельки крови, просочившейся сквозь наспех накинутую рубашку.
        — Я поправлюсь. Но пока я еще совсем слаб…
        — Виллум, мне очень помогла Стена ловцов видений. Я знаю, она и тебе поможет. Тебе нужно снадобье?
        Виллум улыбнулся.
        — Будет достаточно, если ты дашь мне руку.
        Он в изнеможении откинул голову назад.
        И все-таки им быстро удалось выпутаться из этой передряги…
        Стоув коснулась его руки и мысленно с ним связалась. Виллум.
        Я здесь, Стоув. И в тот же миг они отправились в путь.


        УСЛЫШАВ ЗНАКОМЫЙ ГУЛ СТЕНЫ, СТОУВ СИЛЬНЕЕ ПРИЖИМАЕТ СОКОЛА К ГРУДИ. ПЕРЬЯ У ВИЛЛУМА БЛЕКЛЫЕ, ЛАПЫ ТАК БЕЗЖИЗНЕННО ВИСЯТ, ЧТО У НЕЕ СЕРДЦЕ СЖИМАЕТСЯ. КАК ТОЛЬКО ОНИ ПОГРУЖАЮТСЯ В ОГРОМНЫЙ МЕРЦАЮЩИЙ ЗАНАВЕС, НА НИХ ОБРУШИВАЕТСЯ ИСКРОМЕТНЫЙ КАСКАД СВЕТА. ОСТОРОЖНО ПРОТЯНУВ РУКУ, ОНА ПОМЕЩАЕТ СОКОЛА В СВЕТ СТЕНЫ, ИГРАЮЩИЙ ВСЕМИ ЦВЕТАМИ РАДУГИ. ПОДАВШИСЬ НЕМНОГО НАЗАД, ДЕВОЧКА ЛЮБУЕТСЯ ВОСХИТИТЕЛЬНЫМ ВИДОМ, КОТОРЫЙ ОН ОБРЕТАЕТ, ЗАРЯДИВШИСЬ ЭНЕРГИЕЙ, БЛЕСКОМ ЕГО ОПЕРЕНИЯ, ОСТРЫМ ВЗГЛЯДОМ БЛЕСТЯЩИХ ГЛАЗ.
        «МЫ ПОЛУЧИЛИ ТО, К ЧЕМУ СТРЕМИЛИСЬ,  — ГОВОРИТ ОН.  — СЕГОДНЯ МНЕ БЫ НЕ ХОТЕЛОСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ С ЛОВЦАМИ ВИДЕНИЙ».
        «НАМ НУЖНО ОТПРАВИТЬСЯ К СПИРАКАЛИ И ВЗГЛЯНУТЬ НА ТО, ЧТО ТВОРИТСЯ ПОД НЕЙ. МЫ ДОЛЖНЫ ВЗГЛЯНУТЬ НА ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ. Я СМОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО ТУДА МЕНЯ ПРИВЕЛИ ПОИСКИ РОУНА И ДЕТЕЙ».
        ВИЛЛУМ КОЛЕБЛЕТСЯ, НО НЕДОЛГО.
        «ХОРОШО. ПОСМОТРИМ, ЧТО СОБОЙ ПРЕДСТАВЛЯЕТ СПИРАКАЛЬ».
        СО СКОРОСТЬЮ МЫСЛИ ОНИ ПРОНОСЯТСЯ СКВОЗЬ ОБЛАКА И ОКАЗЫВАЮТСЯ НЕПОДАЛЕКУ ОТ СТРОЕНИЯ. НО НАХОДИТЬСЯ СЛИШКОМ БЛИЗКО К НЕМУ ОПАСНО — АСТРАЛЬНОЕ ТЕЛО МОГУТ ПОГЛОТИТЬ ЯЗЫКИ ПЛАМЕНИ. ДАРИЙ ТАК РАСПРАВИЛСЯ НЕ С ОДНИМ ВЛАДЫКОЙ.
        СТОУВ ВЗДРАГИВАЕТ.
        «Я ЧУВСТВУЮ… ГОЛОД. ЭТО ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ?»
        «ДА».  — СОКОЛИНЫЙ ГЛАЗ ВИЛЛУМА СВЕРКАЕТ ЯРКИМ КРАСНЫМ СВЕТОМ.
        «ТОГДА… КАК ЖЕ НАМ ТУДА ПОПАСТЬ?»
        «НАДО ЧТО-НИБУДЬ СБРОСИТЬ ВНИЗ.  — СОКОЛ ПОВОРАЧИВАЕТ ГОЛОВУ, ЗАРЫВАЕТ ЕЕ СЕБЕ В ГРУДЬ И КЛЮВОМ ВЫРЫВАЕТ ПЕРО.  — НАДЕЛИ ЕГО ЧАСТИЧКОЙ СВОЕГО СУЩЕСТВА. Я СДЕЛАЮ ТО ЖЕ САМОЕ. ПОТОМ ПРИДАЙ ЕМУ КРИСТАЛЛИЧЕСКУЮ СТРУКТУРУ, ЧТОБЫ ОНО НЕ СГОРЕЛО В ПЛАМЕНИ. ОНО СТАНЕТ НАШИМИ ГЛАЗАМИ».
        КРИСТАЛЛИЧЕСКОЕ ПЕРО НА МГНОВЕНИЕ ЗАВИСАЕТ В ВОЗДУХЕ, И ЕГО ТУТ ЖЕ ЗАСАСЫВАЕТ СПИРАКАЛЬ. ОНО КРУЖИТСЯ ПО ТРАЕКТОРИИ СУЖИВАЮЩЕЙСЯ СПИРАЛИ, ПОКА ЕГО С СИЛОЙ НЕ ШВЫРЯЕТ В ОГРОМНУЮ ВПАДИНУ, ПОЛНУЮ МЕРЗКОЙ ЧЕРНОЙ ЖИЖИ. К ЕЕ СТЕНАМ ЛИПНУТ НЕЯСНЫЕ ОЧЕРТАНИЯ, СМУТНЫЕ ТЕНИ ЛЮДЕЙ, ТАКИЕ КАК ТЕ, КОТОРЫЕ ОНА ВИДЕЛА, КОГДА ИХ ВЫСАСЫВАЛИ ИЗ ЛЮДЕЙ БЛОКИРАТОРЫ, НА ИХ ЛИЦАХ НАПИСАНЫ НЕОПИСУЕМЫЕ СТРАДАНИЯ. ДЛИННЫЕ, ПОКРЫТЫЕ СТРУПЬЯМИ РУКИ С ИЗОГНУТЫМИ НОГТЯМИ БЬЮТ ИХ, А ОНИ БЕСПОМОЩНО ПАДАЮТ ВСЕ НИЖЕ И НИЖЕ, ИХ ВЛЕЧЕТ К СЕБЕ ЧУДОВИЩНАЯ ПАСТЬ, ЗАНИМАЮЩАЯ ВСЕ ДНО ОГРОМНОЙ ВПАДИНЫ. ВОКРУГ НЕЕ В КРАПЧАТОМ ЗЕЛЕНОВАТОМ МАРЕВЕ ПЛАВАЮТ ДВА НЕМИГАЮЩИХ ЗЕЛЕНЫХ ГЛАЗА И БЕСПОРЯДОЧНО ПОВОРАЧИВАЮТСЯ, ОЗИРАЯ СВОИ СКЛИЗКИЕ ВЛАДЕНИЯ.
        «ЗДЕСЬ ВСЕ, КАК В МОЕМ СТРАШНОМ СНЕ, ВИЛЛУМ. ЭТО ТОТ КОШМАР, КОТОРЫЙ МНЕ ЯВИЛСЯ В СЕЛЕНИИ КИРЫ».
        «ДА, Я ТОЖЕ ЭТО ВИЖУ, ЧУВСТВУЮ ЭТОТ КОШМАР».
        ОДНИМ ИЗ СВОИХ КОГТЕЙ ДЕМОН ЗАДЕВАЕТ ПЕРО, И РОТ СТОУВ НАПОЛНЯЕТСЯ МЕРЗКОЙ ЖИЖЕЙ. ЗАДЫХАЯСЬ, ОНА ПЫТАЕТСЯ ПРОКАШЛЯТЬСЯ И ВЫПЛЮНУТЬ ЭТУ ГАДОСТЬ, А ПОКРЫТЫЕ БОРОДАВКАМИ ГУБЫ ЧУДИЩА ВЫТЯГИВАЮТСЯ, ПЫТАЯСЬ ЗАСОСАТЬ ПЕРО.
        И ТУТ БУДТО ОТКУДА-ТО ИЗДАЛЕКА ДОНОСИТСЯ ВЗВОЛНОВАННЫЙ КРИК ВИЛЛУМА:
        «СТОУВ, ОТТОРГНИ ОТ НЕГО ЧАСТИЦУ СВОЕГО СУЩЕСТВА! СКОРЕЕ!»
        КАЖДАЯ ПОРА ЕЕ ТЕЛА СОЧИТСЯ ГРЯЗНОЙ ЖИЖЕЙ. СТОУВ ЧУВСТВУЕТ, ЧТО ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ ВМЕСТЕ С СУЩНОСТЯМИ ДРУГИХ ВОЮЩИХ В МУКАХ ТЕНЕЙ УСТРЕМЛЯЮТСЯ К РАЗВЕРСТОЙ ПАСТИ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ. ЯЗЫКИ ПЛАМЕНИ ЛИЖУТ ЕЕ ПОКРЫТУЮ МУТНОЙ СЛИЗЬЮ ОБОЛОЧКУ, ОНА СТЯГИВАЕТСЯ, НАПРЯГАЕТСЯ, ЖАР И ДАВЛЕНИЕ ГРОЗЯТ ЕЕ ЗАДУШИТЬ.
        КОГТИ СОКОЛА ВПИВАЮТСЯ ЕЙ В ПЛЕЧО. ЕГО ГОЛОС КРИЧИТ В ЕЕ РАЗУМЕ. ОНА ПОДНИМАЕТ РУКУ, ЧТОБЫ ОБНЯТЬ ЕГО И ЗАЩИТИТЬ, И ПОЛОВИНКА ЕЕ ПЕРСТНЯ НАЧИНАЕТ СВЕТИТЬСЯ. ПЕРО ОКУТЫВАЕТ ПЕРЛАМУТРОВОЕ ПЕРЕЛИВЧАТОЕ СИЯНИЕ, И ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ ТУТ ЖЕ ЕГО ОТРЫГИВАЕТ. ДВИГАЯСЬ НА ВЫДОХЕ ХРИПЛОГО ВОПЛЯ ВЗБЕШЕННОГО ДЕМОНА, ПЕРО ВЫРЫВАЕТСЯ ИЗ СПИРАКАЛИ И УДАРЯЕТ В ОКРУЖАЮЩУЮ СТОУВ ОБОЛОЧКУ, КОТОРАЯ ЗАТРУДНЯЕТ ЕЕ ДЫХАНИЕ.
        ДУМАЯ ЛИШЬ О ТОМ, КАК ОКАЗАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕМОНА, ОНА НЕ ОБРАЩАЕТ ВНИМАНИЯ НА НАВИСШУЮ НАД НИМИ ТЕНЬ.
        «ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?» — КРИЧИТ ОДНОГЛАЗЫЙ СТЕРВЯТНИК, ГРОЗНО ОПИСЫВАЯ НАД НИМИ КРУГИ.
        «ВЛАДЫКА КОРДАН, КАКОЙ СЮРПРИЗ!»
        «НАША СТОУВ! ТЫ… ТВОЕ АСТРАЛЬНОЕ ТЕЛО…»
        «ДА! РАЗВЕ ЭТО НЕ ЧУДЕСНО? МОЖЕШЬ ПРЕДСТАВИТЬ, КАК Я БЫЛА ПОТРЯСЕНА И ДОВОЛЬНА, КОГДА ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ СВОБОДНОЙ ОТ СВОЕЙ ГЛИНЯНОЙ ФОРМЫ! МОЙ НАСТАВНИК ГОВОРИТ, ЭТО ПОТОМУ, ЧТО СКОРО Я ДОСТИГНУ РАСЦВЕТА СВОИХ СИЛ. НО ТЫ ЗАДАЛ НАМ ВОПРОС,  — СТОУВ ЛИКУЮЩЕ СМОТРИТ В ПОДЕРГИВАЮЩИЙСЯ ГЛАЗ СТЕРВЯТНИКА.  — Я ЗДЕСЬ ПО ПРИКАЗУ ОТЦА. ИЩУ БРАТА И ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЕТЕЙ, КОТОРЫЕ ТАК НУЖНЫ ДАРИЮ».
        ИСКАЛЕЧЕННАЯ ГОЛОВА КОРДАНА КРАСНЕЕТ. ОН НЕ ХОЧЕТ РИСКОВАТЬ ОСТАВШИМСЯ ГЛАЗОМ, КОТОРЫЙ АРХИЕПИСКОП МОЖЕТ ЛЕГКО У НЕГО ОТНЯТЬ, И БРОСАЕТ ВЗГЛЯД НА ВИЛЛУМА.
        «ТЫ МЕНЯ ПРОСТО ПОРАЖАЕШЬ, НАСТАВНИК. В ЭТОМ АСТРАЛЬНОМ ТЕЛЕ НАША СТОУВ ПОЧТИ БЕЗЗАЩИТНА. СОВЕРШЕННО НЕДОПУСТИМО ПОЗВОЛЯТЬ ЕЙ В СТОЛЬ УЯЗВИМОМ ОБЛИЧЬЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ ПЕРЕД ТАКИМ ОПАСНЫМ СТРОЕНИЕМ, КАК СПИРАКАЛЬ».
        «ВПРЕДЬ Я НЕПРЕМЕННО БУДУ ОСМОТРИТЕЛЬНЕЕ»,  — ПОЧТИТЕЛЬНО ГОВОРИТ ВИЛЛУМ.
        «ТЕБЕ ОЧЕНЬ ПОВЕЗЛО, ЧТО У МЕНЯ СЕЙЧАС ЕСТЬ БОЛЕЕ НЕОТЛОЖНЫЕ ДЕЛА. НО МОЖЕШЬ НЕ СОМНЕВАТЬСЯ: Я ДОЛОЖУ ОБО ВСЕМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО»,  — КОРДАН ЧВАНЛИВО ХМЫКАЕТ И УЛЕТАЕТ ПРОЧЬ.
        ГЛЯДЯ НА ТО, КАК ПОСТЕПЕННО КОНТУРЫ ЕЕ СТАРОГО ВРАГА УДАЛЯЮТСЯ, ПРЕВРАЩАЯСЬ В МАЛЕНЬКУЮ ТОЧКУ, СТОУВ ШЕПЧЕТ:
        «МНЕ КАЖЕТСЯ, ЛЮБАЯ ПОПЫТКА ОБЩЕНИЯ С ПОВЕЛИТЕЛЕМ ТЕНЕЙ ОБРЕЧЕНА НА НЕУДАЧУ».
        СОКОЛ КИВАЕТ.
        «ДУМАЮ, ЕГО ВОЛНУЕТ ТОЛЬКО СОБСТВЕННАЯ УТРОБА».
        «КАК ЖЕ МЫ СМОЖЕМ ЕГО УНИЧТОЖИТЬ?»
        «ЗНАЕШЬ, СТОУВ… В ТАЙНИКЕ КЕРИНА НА ДНЕВНИКАХ КРАЯ ВИДЕНИЙ ЧЛЕНОВ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА Я ЗАМЕТИЛ ИМЕНА ВАЛЕРИИ, КРИСПИНА И БАРТОЛЬДА. ЭТО — ПОМЕШАННЫЕ ВЛАДЫКИ. ТЫ СЛЫШАЛА О НИХ ЧТО-НИБУДЬ?»
        «В ОСНОВНОМ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ. ОНИ ИМЕЛИ ОТНОШЕНИЕ К КАКОМУ-ТО НЕСЧАСТНОМУ СЛУЧАЮ, ИЛИ Я ЧТО-ТО ПУТАЮ?»
        «ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ СПИРАКАЛИ ХОДИЛИ СЛУХИ, ЧТО ПОСЛЕ ЕГО ЗАВЕРШЕНИЯ ОНИ ОВЛАДЕЛИ КАКИМ-ТО СМЕРТОНОСНЫМ МОГУЩЕСТВОМ И С НИМИ НАДО БЫЛО НЕ ТО ПОКОНЧИТЬ, НЕ ТО ПОСАДИТЬ В ТЕМНИЦУ. ТОЧНО НИКТО НЕ ЗНАЕТ».
        «ДУМАЕШЬ, ОНИ ВИДЕЛИ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ?»
        «МНЕ КАЖЕТСЯ, ЭТО НЕ ПРОСТОЕ СОВПАДЕНИЕ. КОГДА МЫ ВЕРНЕМСЯ, КОРДАН НАВЕРНЯКА БУДЕТ ЗА НАМИ НАБЛЮДАТЬ. Я ДОЛЖЕН БУДУ ПОКИНУТЬ ПИРАМИДУ ТАК, ЧТОБЫ ОН НИЧЕГО ОБ ЭТОМ НЕ ПРОНЮХАЛ. МНЕ НУЖНО БУДЕТ ВСТРЕТИТЬСЯ С ГЮНТЕРОМ НОМЕР ШЕСТЬ».
        «ЗАЧЕМ?»
        «ЕСЛИ ПОМЕШАННЫЕ ВЛАДЫКИ ЗАТОЧЕНЫ В УЗИЛИЩЕ, ГЮНТЕРАМ ДОЛЖНО БЫТЬ ОБ ЭТОМ ИЗВЕСТНО».
        «ПОЭТОМУ ТЫ ХОЧЕШЬ С НИМИ ПОГОВОРИТЬ?» «СТОУВ, ЕСЛИ ОНИ ВЫСТУПИЛИ ПРОТИВ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ И ИМ УДАЛОСЬ УЦЕЛЕТЬ, НАМ НУЖНО ВЫЯСНИТЬ, КАК ЭТО У НИХ ПОЛУЧИЛОСЬ».



        САБОТАЖНИКИ

        ТЕХНИКА ПРИВЯЗЫВАЕТ ВЛАДЫК К ГОРОДУ, ТАЙНЫЕ ПЕЩЕРЫ ЛОВЦОВ ВИДЕНИЙ ДЕРЖАТ ИХ ПОД ЗЕМЛЕЙ.
        ПОЭТОМУ ТЕМ И ДРУГИМ НУЖНЫ СЛУГИ. НЕКОТОРЫЕ ИЗ НИХ ЖИВУТ В СТРАХЕ ПЕРЕД ХОЗЯЕВАМИ, У ДРУГИХ ЕСТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЫСЛИ, А ТРЕТЬИ ПРИСЛУЖИВАЮТ ИМ С РАДОСТЬЮ.
    ПУТЬ ВАЗЯ

        Вне себя от горя и ярости, Роун осматривал причиненные Академии разрушения.
        — Это цена за то, что мы здесь скрываемся от Дария!  — прорычал Волк.
        — Думаешь, это работа Дария?  — спросил Лампи у Роуна.
        — Если бы это было делом его рук, здесь уже все были бы мертвы.
        — Кто же тогда это сделал?  — недоумевал Волк, с трудом сдерживая отчаяние и гнев.
        Роун понимающе посмотрел на командира братьев. От бессмысленности нападения у него тоже буквально кровь вскипала в жилах.
        — Найдем преступника и получим ответ.
        Апсара и братья работали вместе. Они укрепляли разрушенные стены и убирали валявшийся повсюду мусор и обломки мебели. Роун молча ходил по помещению и ни на кого не смотрел. Он старался сосредоточиться на каждом, мимо кого проходил, чтобы прочувствовать, уловить, что у них на душе.
        — Взрыв разрушил кухню и стены этих двух казарм,  — сказал Лампи, шагавший за ним следом.
        Среди людей, работавших в той части здания, где разрушения были самыми значительными, Роун ощутил совсем другие эмоции, чем у остальных,  — досаду и раздражение, смешанные с горьким чувством одержанной победы. В мгновение ока Роун набросился на одного из братьев, швырнул его на пол и стал душить предателя.
        — Надж!  — воскликнул Волк.
        Поверженный брат — его лицо пересекал синевато-багровый шрам — самодовольно ухмыльнулся.
        — Ничего личного, брат Волк.
        — Ты убил двоих ни в чем не повинных людей. Зачем?  — Роун надавил большим пальцем на кадык мужчины. Ему ничего не стоило тут же лишить его жизни.  — Зачем?!  — повторил вопрос Роун, чуть сильнее сжав шею Наджа.
        — Несчастный случай. Мне правда их жаль. Они оба мне нравились. Что-то случилось с таймером. Погибнуть должен был ты.
        — Кто отдавал тебе приказы?  — Никогда раньше в голосе Лампи не звучала такая ярость.
        Надж захрипел. Роун увидел образ пумы так четко, будто она стояла у него перед глазами.
        — Им руководили ловцы видений,  — ответил Роун.  — Зачем они приказали тебе меня убить?
        — Ты же сам говорил, что собираешься уничтожить снадобье. Неужели ты думал, что они будут сидеть сложа руки и ждать, пока ты выполнишь свое намерение?
        Роун мысленно вернулся к той ночи, когда проходил совет… в шатре было несколько братьев… и тут он вспомнил обезображенное шрамом лицо этого воина. Да, Надж был тогда с ними.
        Предатель рассмеялся.
        Встав перед Лампи, Волк хмуро смотрел на распростертого на полу брата, потом поднял взгляд и пристально взглянул на Роуна.
        — Собираешься его допрашивать?
        — Он ничего не знает.
        — Тогда… пророк…  — прошептал Волк Роуну, который прижимал преступника к полу.
        Роун медленно встал, внимательно следя за каждым движением Наджа. Боковым зрением он заметил, что Волк поднял меч-секач, и закричал, но было слишком поздно — страшный удар рассек предателя пополам.
        Лампи был потрясен, но глаз отводить не стал. Потом помог собрать останки Доббса и Семьдесят Девятой. Можно было лишь догадываться, какие чувства бушевали в тот момент в его душе.
        — Такова наша участь, адъютант. Он признался в своем преступлении, и над ним свершилось правосудие Друга. Его тело не будет похоронено, его оставят гнить на земле,  — мрачно сказал Волк Лампи.
        — Мы не палачи,  — возразил Роун, вставая между ними.
        Волк резко повернулся к нему и проговорил сквозь стиснутые зубы:
        — Осмелюсь спросить тебя, пророк, что ты собираешься делать с Дарием, когда он окажется в твоей власти?
        К лицу Роуна прилила кровь, но он не поддался ярости.
        — Это, брат Волк, останется между мною и Другом.
        Глаза Волка сузились, однако прекословить он не стал. Глядя куда-то мимо Роуна, воин обратился к Лампи:
        — Я прослежу, чтобы о теле предателя позаботились.
        Роун взглянул на свои руки — они были обагрены кровью Наджа. Ему очень хотелось лишить изменника жизни. Перед глазами его стояло любознательное лицо Семьдесят Девятой, образ смеющегося Доббса… Все впечатления этого страшного дня слились в нем воедино и прорвались долгим страшным воплем.
        — Роун,  — обратился к нему убитый горем Лампи. Но Роун понимал, что время горевать еще не настало.
        — Я собираюсь поговорить с ловцами видений.
        Роун, ослепленный яростью, хотел пройти мимо друга, но Лампи преградил ему путь.
        — Подожди, Роун, подумай: ведь именно на это они и рассчитывают. В Краю Видений у тебя не будет должной защиты, и к тому же ты окажешься там в меньшинстве.
        — Лампи, мне нужно встретиться с ними лицом к лицу. Только после этого я смогу принять решение.

* * *

        МНОГОЦВЕТНАЯ РЫБА, ВИЛЬНУВ ХВОСТОМ, УБИРАЕТСЯ С ЕГО ПУТИ, КОГДА ОН ПРОНОСИТСЯ ЧЕРЕЗ БЕСКРАЙНИЕ ЗАРОСЛИ КОРАЛЛОВ. НО ЕГО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ ПОТРЯСАЮЩИЙ ПОДВОДНЫЙ МИР, И ПОКА ОН ПРЕОДОЛЕВАЕТ ОГРОМНОЕ РАССТОЯНИЕ В БЕЗБРЕЖНОМ МОРЕ, ЛИШЬ ОДНА МЫСЛЬ ЗАНИМАЕТ ЕГО, ТОЛЬКО КОГДА ЕГО ПУТЬ ПОД ВОДОЙ ПРЕГРАЖДАЕТ ОГРОМНЫЙ СВЕТЯЩИЙСЯ ЗАНАВЕС, ОН ПОДНИМАЕТСЯ НА ПОВЕРХНОСТЬ. РАЗОГНАВШИСЬ ДО НЕВЕРОЯТНОЙ СКОРОСТИ, ОН ВРЕЗАЕТСЯ В СОЗДАННУЮ ФЕРРЕЛОМ СТЕНУ. ВОКРУГ НЕГО МНОГОЦВЕТНЫМ КРАСОЧНЫМ КАСКАДОМ ТАНЦУЮТ БЛИКИ СВЕТА, ВСЕ ЕГО СУЩЕСТВО ЛУЧИТСЯ ЭНЕРГИЕЙ, КОГДА ОН ВРЫВАЕТСЯ НА ТЕРРИТОРИЮ ЛОВЦОВ ВИДЕНИЙ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ СТЕНЫ.
        НА МОРЕ ПОДНИМАЕТСЯ ВОЛНЕНИЕ. ИЗ ГЛУБИНЫ НА ПОВЕРХНОСТИ, ПОКРЫТОЙ ПЕННЫМИ БАРАШКАМИ, ПОЯВЛЯЮТСЯ ПУМА, РОСОМАХА И ШАКАЛ С ЯВНЫМ НАМЕРЕНИЕМ ЕМУ ПРОТИВОСТОЯТЬ.
        «КАКАЯ САМОНАДЕЯННОСТЬ!  — ЩЕРИТСЯ ПУМА.  — ОН НЕ ПОБОЯЛСЯ ПРОНИКНУТЬ СЮДА В ОДИНОЧКУ».
        «САРИ, Я ПРИШЕЛ СЮДА С МИРОМ, ЧТОБЫ ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ. КОГДА-ТО В ОАЗИСЕ МЫ БЫЛИ ДРУЗЬЯМИ».
        «ТЫ ПРЕДАЛ НАС, РОУН. ТЕПЕРЬ И РЕЧИ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИ О ДРУЖБЕ, НИ О МИРЕ МЕЖДУ НАМИ».
        «ТЫ ПРИКАЗАЛА МЕНЯ УБИТЬ. ИЗ-ЗА ЭТОГО ПОГИБЛИ ДВОЕ МОИХ ДРУЗЕЙ».
        «ЭТО ПРИСКОРБНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ».
        «ЧТО ТЫ НАДЕЯЛАСЬ ВЫИГРАТЬ ОТ МОЕЙ СМЕРТИ?»
        САРИ НЕ МИГАЯ СМОТРИТ НА РОУНА ХОЛОДНЫМИ ТЕМНЫМИ ГЛАЗАМИ.
        «НЕУЖЕЛИ ТЫ И ВПРЯМЬ НАСТОЛЬКО НАИВЕН? МЫ ПОЧТИ СТО ЛЕТ ЖДАЛИ ТВОЕГО ПОЯВЛЕНИЯ, С ТОБОЙ МЫ СВЯЗЫВАЛИ ВСЕ СВОИ НАДЕЖДЫ. ТЕБЕ БЫЛО ПРЕДНАЧЕРТАНО СВЕРГНУТЬ ДАРИЯ, ИСПОЛЬЗОВАТЬ НОВАКИН ДЛЯ ЗАЩИТЫ КРАЯ ВИДЕНИЙ И ОБЕСПЕЧИТЬ ПОСТАВКУ СНАДОБЬЯ. НО ВМЕСТО ЭТОГО ТЫ ОБРАТИЛ ПРОТИВ НАС НАШИХ ЛЮДЕЙ И, КАК НАМ ДОНЕСЛИ, СОБИРАЕШЬСЯ УНИЧТОЖИТЬ СНАДОБЬЕ. ТЫ НЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ТВОЙ ТЕЗКА-ПРАДЕД, НО ГОРАЗДО ОПАСНЕЕ. НАМ НАДО БЫЛО УБИТЬ ЕГО. ВО ВТОРОЙ РАЗ МЫ НЕ НАМЕРЕНЫ ПОВТОРЯТЬ СВОЮ ОШИБКУ».
        «ВЫ РАЗРУШАЕТЕ КРАЙ ВИДЕНИЙ».
        «ГЛУПОСТЬ! КРАЙ ВИДЕНИЙ УНИЧТОЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО».
        «НО Я ВИДЕЛ ЭТО СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ».
        «ТЫ ЛЖЕШЬ! ЭТО СТАРОЕ ЗАБЛУЖДЕНИЕ. ТВОЙ ПРАДЕД ГОВОРИЛ ТО ЖЕ САМОЕ, НО СЕЙЧАС — СТО ЛЕТ СПУСТЯ — МЫ ЗДЕСЬ, И МОГУЩЕСТВО НАШЕ ЛИШЬ ВОЗРОСЛО».
        «СНАДОБЬЕ — ЭТО ЯД. ОНО МЕШАЕТ ВАМ ТРЕЗВО СМОТРЕТЬ НА ВЕЩИ».
        ПУМА НАПРЯГАЕТСЯ И СКАЛИТ КЛЫКИ.
        «МЫ ТЕБЯ ПРЕДУПРЕДИЛИ, РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА. МЫ ПОКАЗАЛИ, НА ЧТО СПОСОБНЫ.  — ПРИБЛИЗИВШИСЬ К РОУНУ, ОНА ГОВОРИТ УЖЕ БОЛЕЕ МЯГКИМ ТОНОМ: — ПОЙМИ, МЫ НЕ ПОЗВОЛИМ ДАРИЮ НАС ОДОЛЕТЬ».
        «Я ВАС ОСТАНОВЛЮ»,  — УВЕРЕННО ОТВЕЧАЕТ ЕЙ РОУН.
        ВСЕ ТРОЕ МРАЧНО ПЕРЕГЛЯДЫВАЮТСЯ. ШАКАЛ ЩЕЛКАЕТ ЗУБАМИ.
        «ТОГДА МЫ ОБЪЯВЛЯЕМ ТЕБЕ ВОЙНУ!»
        ОН ПЫТАЕТСЯ УХВАТИТЬ РОУНА ЗА РУКУ, ОДНОВРЕМЕННО НА НЕГО БРОСАЕТСЯ ПУМА, НО ЕМУ УДАЕТСЯ ОТ НИХ УВЕРНУТЬСЯ, И ОН, РАЗЪЯРЕННЫЙ, ИСЧЕЗАЕТ В МОРСКОЙ ПУЧИНЕ.


        Все это время Лампи не отходил от физического тела Роуна. Когда он увидел выражение лица друга, внутри у него будто что-то оборвалось.
        — Думаю, дела наши обстоят не самым лучшим образом.
        — Они объявили нам войну.
        В дверном проеме появилась апсара.
        — Энде просит тебя к ней зайти. Кира в карьере.

* * *

        Энде рассказывала Роуну о том, что произошло, и отирала капли пота со лба Мабатан.
        — Гюнтеры отвели Киру в главное хранилище. Она подробно описала все входы и маршруты охранников. Они спустились на лифте глубоко под землю и вошли в дверь, раскрывшуюся в стальной стене.
        — Я вижу стеклянную стену,  — пробормотала Мабатан.  — За ней — снадобье. Горы снадобья. Одиннадцатый смотрит сквозь очки. Клирик! Нам нельзя здесь находиться.
        — Беги оттуда, Кира, беги!  — взмолилась Энде, затаив дыхание.
        — Нам надо спешить.
        Номер Одиннадцать провел Киру в узкий коридор. Но не успел он нажать на кнопку, закрывавшую стальные двери, как из лифта вышел клирик и нацелил на них оружие.
        — Что вы здесь делаете?
        — Проверяем прочность защитной ткани.
        — В ведомости на проводимые работы ничего об этом не сказано.
        — Кто-то по невнимательности наверняка допустил ошибку.
        — Разберемся. Идите вперед.
        Кира молниеносно нанесла сильный удар клирику в челюсть. Он откинулся назад, ударился о стену и случайно выстрелил. Взвыла сирена. Чтобы он не выстрелил второй раз, Кира прикончила его ударом по шее. Его блокиратор еще не успел отключиться, как на глазах удивленного гюнтера она стянула с него форму, сбросила с себя одежду гюнтера и переоделась в синий мундир клирика.
        Она надела на клирика свои очки, прикрыла ему воротником рубашки шею, чтобы скрыть блокиратор, и втащила его в лифт.
        — Пойдем.
        Взглянув в искаженное паникой лицо гюнтера, Кира положила руку ему на плечо, чтобы приободрить.
        — Иди за мной. Как только сможешь скрыться, беги.
        — А как же ты?
        — Обо мне не беспокойся.
        Когда дверь лифта раскрылась, их уже поджидал отряд клириков с оружием наготове. Кира сделала умиротворяющий жест рукой.
        — Моя вина! Этот гюнтер оскорбил Нашу Стоув и вывел меня из терпения. Пришлось в него выстрелить и включить сигнал тревоги. Ему, должно быть, изрядно досталось.  — Она опустила труп на землю.  — Вы что, собираетесь меня арестовать?
        Клирики рассмеялись. Один из них повернулся к Одиннадцатому.
        — Ты был свидетелем этого жуткого несчастного случая?
        Номер Одиннадцать с опаской кивнул.
        — Забирай своего приятеля и отваливай отсюда.
        На мгновение Одиннадцатый застыл в нерешительности. Кира подошла к нему и стукнула, чтобы он поскорее убирался восвояси. Снова повернувшись к клирикам, она скорчила гримасу, передразнивая дрожавшего гюнтера.
        — Они такие заторможенные, правда?
        Одиннадцатый стал оттаскивать тело, лежавшее лицом вниз, и не без труда положил его на тележку. Когда он катил ее прочь, клирики громко над ним потешались.
        Но смех тут же смолк, как только они увидели приближавшегося чванливого клирика, который явно был их начальником.
        — Кто она такая?  — спросил он, войдя в помещение.
        — Я прибыла сюда только сегодня утром из…
        — Документы,  — без всякого выражения сказал он.
        — Сейчас.
        Она стреляла из оружия убитого охранника, пока не уложила полдюжины врагов. Но когда Кира прицелилась в последний синий мундир, спусковое устройство оружия заело. Воительница сбила клирика с ног, сильно ударила и побежала.
        Сирена продолжала оглушительно завывать. Как только Кира добежала до главных ворот, по ней стали стрелять охранники со сторожевых башен. Она подскочила к полудюжине клириков, охранявших ворота, и вступила с ними в рукопашный бой — каждый ее удар достигал цели. Чуть дальше по дороге росло несколько деревьев, за ними лежал большой камень, а под камнем…
        Внезапно у нее подкосились ноги, и она упала. Еще один выстрел попал ей в спину. Она почти не могла дышать. Трое клириков приставили ей к горлу мечи. Кира плюнула в них. Они стали пинать ее ногами и били, били, били…

* * *

        Энде остановившимся взглядом уставилась в стену. Лицо ее стало серым. Что в действительности происходило с ее внучкой, было ей предельно понятно по тому, как Мабатан дергалась и извивалась, уклоняясь от града ударов. Все молчали. У Роуна все внутри похолодело, но даже если бы в этот момент он был в состоянии говорить, что он мог сказать?
        Внезапно Мабатан застыла. Когда Энде коснулась двумя пальцами шеи Мабатан, то еще сильнее побледнела. Через некоторое время она прошептала:
        — Жива, она жива… Глубоко заснула, но жива.  — Не поднимая глаз, спросила: — Роун, ты с ней немного не посидишь? Я ненадолго.
        Присев на постель рядом с Мабатан, Роун увидел, как на ее руках, на груди, на лице выступают страшные синяки. Вдруг она дернулась, и ее забила мелкая дрожь. Роун заботливо накрыл ее одеялом, но она так вскрикнула, и он тут же одеяло убрал. Любое прикосновение доставляло ей боль и страдание.
        Ее побелевшая безжизненная рука соскользнула с кровати. Роун хотел осторожно положить ее обратно, но вдруг пальцы Мабатан сомкнулись на его запястье. Он вздрогнул. На сердце было тяжело, глаза затуманились слезами — и тут сквозь эту искристую пелену он увидел пятнистую бурую крысу.
        — Я боялся самого худшего,  — со вздохом проговорила крыса, склонившись над израненной дочерью.
        — Киру схватили,  — спокойно сказал Роун.  — Мы не знаем, что случилось бы, если бы ее убили. Мы хотели отключить ее связь с Мабатан, но Мабатан отказалась, поэтому, думаю, нам не удалось бы это сделать. Но если ты позволишь…
        — У нее сильная воля. Она следует своему пути. Если дочка моя сказала, что хочет продолжать, не стоит ее останавливать. Тем более что это может отвлечь вас от достижения поставленных целей.
        — Двое моих людей сегодня погибли, стали жертвами диверсии ловцов видений.
        — Ты в этом уверен?
        — Ловцы видений объявили нам войну.
        — Тогда, Роун из Негасимого Света, настало время действовать.
        — Что я могу сделать? Даже если бы я знал, как их победить, сражение с ними в Краю Видений раскрыло бы наши планы Дарию.
        Хвост крысы угрожающе дернулся.
        — Пока этого делать не нужно. Ты же знаешь, где они живут…
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — Зачем же тебе, Роун из Негасимого Света, сражаться с ними в Краю Видений, если ты знаешь, где эти люди живут?
        Лизнув себе лапу, крыса медленно растворилась в воздухе.
        — Если сможешь, передай Мабатан, что я думаю о ней. Всегда.
        Раздался тихий стук в дверь. Вошел Камьяр. Глаза его покраснели, лицо было помятым и мрачным.
        — Прости меня, если я некстати. Но мы сейчас собираемся хоронить наших друзей.



        ПОМЕШАННЫЕ ВЛАДЫКИ

        МЫ УЗНАЕМ О ТОМ, ЧТО ПЛАН РОУНА РАЗЛУКИ БЛИЗОК К ЗАВЕРШЕНИЮ, В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПОЛУЧИМ ШАНС НА ИСКУПЛЕНИЕ.
    ВАЛЕРИЯ, ВИДЕНИЕ № 543, 32 ГОД ДО НАШЕЙ ЭРЫ,
    ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА



        Коридоры административных уровней Пирамиды были извилистыми; казалось, им не будет конца. Стоув быстренько прошмыгнула за угол лишь для того, чтобы убедиться, что зловещая тень появится снова. Переждав там какое-то время, она сбежала вниз по служебной лестнице и оказалась в заваленном всякими вещами коридоре. Там она спряталась за какие-то ящики.
        Все было тихо. Времени терять было нельзя. Она взлетела на два пролета по главной лестнице. Куда двигаться дальше? В отдел освоения или отдел регистрации? Кордан крался за ней почти неслышно — когда она пересекала лестничную площадку в направлении отдела регистрации, до нее доносилось лишь шуршание его мантии по бетонному полу. При входе сидела молоденькая секретарша. Стоув ей ласково улыбнулась. Девушка всплеснула руками и вскочила. Со стола во все стороны разлетелась кипа бумаг.
        Положив руку на плечо секретарши, Стоув тихонечко шепнула:
        — Я пришла поблагодарить тебя за твою работу.
        Девушка была немного старше ее, и Стоув без труда усадила ее за стол. Секретарша, совершенно сбитая с толку, запротестовала, но Стоув приложила пальчик к губам. Охваченная почти религиозным экстазом, та и не заметила, что дверь отворилась, не услышала хриплого дыхания Кордана, не обратила внимания, как дверь тихонько затворилась. Собрав разлетевшиеся в стороны бумаги и вложив их в руки девушки, Стоув улыбнулась ей своей самой чарующей улыбкой и быстро удалилась.
        На следующем уровне негромко хлопнула дверь. Кордан поднялся наверх. Стоув побежала по лестнице вниз. Тремя уровнями ниже она остановилась и прислушалась — дверь открылась, потом закрылась. Через несколько ступенек она дошла до другой двери и сильно ею хлопнула, чтобы привлечь внимание Кордана. Сколько, интересно, времени он уже за ней гонялся? Больше часа, должно быть. Ей неприятно было себе в этом признаться, но это ее… забавляло. Кордан следовал за ней повсюду и при этом даже отдаленно представить себе не мог, что это она играет с ним в кошки-мышки, причем кошкой была она — ей очень хотелось, чтобы у Виллума было в запасе столько времени, сколько ему потребуется.

* * *

        На самом нижнем уровне Пирамиды во всех направлениях разбегались бессчетные ряды полок, на которых были разложены стопки папок с документами. Все было покрыто толстым слоем пыли. Помещение представляло собой огромный лабиринт, в котором хранились регистрационные записи государственных учреждений с самых первых дней существования Мегаполиса.
        — Это единственный вход в архив?
        — Есть еще семь других, расположенных на равном расстоянии друг от друга по периметру.  — Проводником Виллума по этому запутанному лабиринту был гюнтер Номер Восемьдесят Два.
        Внезапно он резко остановился, предостерегающе поднял руку, потом, успокоившись, кивнул головой.  — Это мыши. Но ты не беспокойся — у нас есть копии всех документов, которые здесь хранятся.
        — Судя по толстому слою пыли, к этим папкам никто не прикасался уже долгие годы.
        — Пылью мы здесь все сами покрыли, чтобы замести следы.
        Виллум улыбнулся. Изобретательность понтеров была притчей во языцех, хотя порой она смахивала на манию.
        — Но сюда ведь никто давно не ходит…
        — Иногда в архив заглядывает Владыка Керин. Виллум тут же вспомнил о дневниках, которые видел в тайной комнате Керина.
        — Это здесь он отыскал дневники первых девятерых?
        — У него только копии. Оригиналы хранятся у нас.
        Это же надо! Все это время гюнтеры хранили дневники, а Виллум об этом даже не подозревал! Черт бы их побрал с этой их манерой ограничиваться в общении лишь самой необходимой информацией!
        — Мне можно будет их прочитать?
        — Я сообщу Номеру Шесть о твоей просьбе.
        Свернув за угол в другой ряд полок, они увидели огромную центральную колонну Пирамиды. Номер Восемьдесят Два сделал Виллуму знак остановиться.
        — Номер Шесть просил меня еще раз напомнить тебе о риске общения с помешанными Владыками. Я думаю, он рассказывал тебе о том, что, когда Дарий их заточил в основание этой колонны, произошло несколько землетрясений, свидетельствовавших о степени их могущества.
        — Да, он мне об этом рассказывал.
        — Тебе надо знать и о том, что когда Дарий приказал нам переоборудовать подземелье в темницу — вне всякого сомнения, в надежде умиротворить помешанных Владык,  — мы потеряли двенадцать гюнтеров.
        — Владыки на вас напали?
        — Нет. Они специально никому не стремились причинить вред, но мы слишком поздно узнали о степени их… отклонения от нормы. Прикосновение к ним является смертельным. Они никогда ничего не говорят, и тем не менее в их присутствии человек слышит жуткие вопли, которые западают ему в мозг на несколько недель, а в некоторых случаях люди продолжают слышать их всю жизнь. Нам пришлось разработать несколько специальных трубопроводов, чтобы обеспечивать им питание, убирать отходы и удовлетворять другие их жизненно важные потребности. Но никакие средства, которые мы пытались изобрести, не могли заглушить эти страшные крики. Виллум, это противоречит здравому смыслу и всякой логике. Трубопроводы до сих пор используются, и это свидетельствует о том, что без всякой медицинской помощи помешанные Владыки все еще живы. Может быть, их могущество возросло еще больше. Каждый год мы представляем Дарию отчет, и нам ясно, что даже он бессилен с ними совладать.
        — Спасибо, Номер Восемьдесят Два. Я буду иметь это в виду.
        Гюнтер замялся перед тем, как набрать код на последней из трех массивных, покрытых свинцом дверей.
        — Любая ошибка при наборе кода заблокирует двери, и открыть их потом может быть очень трудно.
        — Я тебя понял.
        — Твое решение остается неизменным?
        Виллум утвердительно кивнул.
        — Номер Шесть очень высокого мнения о твоих способностях.
        — А ты с ним не согласен?
        — Ты — человек уникальный, но я не могу понять, почему необходимо идти на такой риск.
        — Я не могу тебе этого сказать, знаю только, что так надо сделать.
        Виллум направил всю свою жизненную энергию на создание защитного барьера, который мог бы его оградить от психической атаки помешанных Владык, потом дал сигнал гюнтеру.
        Набрав код, Восемьдесят Второй поспешно отошел в сторону. Скорчив гримасу, он выдавил из себя фразу, совершенно не свойственную его собратьям:
        — Желаю тебе удачи!
        Высказав свое пожелание, он мгновенно исчез еще до того, как дверь распахнулась.
        Семьдесят лет заточения в основании Пирамиды наложили на заключенных Владык неизгладимый отпечаток. От волос остался прозрачный пушок, в желтовато-янтарном освещении подземелья образовывавший ореол над их лицами и телами. Кожа стала сухой и морщинистой и напоминала пятнистый пергамент, в любой момент готовый вспыхнуть и сгореть дотла. Казалось, что живыми на их лицах оставались лишь светло-голубые глаза, взгляд которых был направлен прямо перед собой. Все они были слепы. Но они, несомненно, обладали особым зрением, потому что все как один устремили на него невидящие взгляды.
        Один за другим помешанные Владыки простирали в его сторону руки, ногти у них на пальцах скрутились в длинные спирали. Все они наперебой одновременно что-то заговорили: дрожащее сопрано сплеталось с тенором, в то время как третий голос, который явно когда-то был глубоким и звучным, многократно и настойчиво прерывал странную гармонию дуэта вздохами и придыханиями.
        — Мы знаем тебя, Виллум. Ты — один из потомков Роуна, одна из многих его могучих ветвей. Да… Мы знали, что он найдет крысу. Он был очень умен. Всегда… рассчитывал партию на много ходов вперед. Да… Он был совсем не такой, как Дарий. Совсем не такой, как Дарий.
        Они окунались в воды Реки Времени и видели там… что? Эх, если бы знать о существовании их дневников раньше, подумал Виллум, тогда он лучше представлял бы себе, с кем имеет дело.
        — Да… Мы знали, что ты придешь к нам. Да. И мы знаем, что ждет тебя впереди. Ловушка. Ты попадешь в ловушку. Это так несправедливо.
        Могли ли они читать его мысли? Или просто уже «видели» эту встречу раньше? Знали, о чем он собирался их спросить?
        — Отбрось нерешительность, Виллум. Говори. Говори.
        Помешанные Владыки одновременно вздохнули, и Виллума вдруг пробрал такой ледяной холод, что по спине побежали мурашки. Но это было лишь слабым подобием тех чувств, которые от них исходили на самом деле.
        — Значит, вы знаете, почему я пришел?
        — Дарий. То, что сокрыто под Спиракалью. Ты хочешь знать о том, что нам известно. О том, что мы видели. Что мы способны сотворить.
        — Да.
        — Мы были Владыками-Строителями. Роун сказал: прекратите принимать снадобье. Окунитесь в Реку Времени. Но никто из нас не хотел этого делать. Дарий сказал: используйте Колодец Забвения. Он сделает вас сильнее. Ха-ха-ха… Мы встали не на ту сторону. Мы закрыли Колодец, и вытекавшая из него река высохла. Дарий сказал: принимайте больше снадобья. Захлебнитесь им. Оно даст вам то, чего не может дать Река. Мы так и сделали. А потом, с замутненным снадобьем сознанием, строили, строили, строили… Но одна за другой образовывались огромные трещины. Ох… Мы их заделывали, но образование на их месте новых провалов было лишь вопросом времени. Одна трещина возникла прямо у нас под ногами, мы в нее провалились. И, достигнув самого дна, увидели там чудовище. Ты тоже его видел. Теперь оно, вечно голодное, сокрыто под Спиракалью. Мы предвидели наше падение и потому смогли к нему подготовиться — мы боролись, и нам удалось выбраться. Но мы не смогли его одолеть и не знаем, как это сделать, Виллум. Но мы можем тебе помочь разделаться с Дарием.
        Трое Владык вздрогнули и напряглись.
        — Ты освободишь нас. Да. Мы знаем, ты сделаешь это. Мы знаем, что у тебя на уме.
        Рука Виллума коснулась снадобья, которое он принес с собой в кармане. После этого решения дороги назад не было.
        — Тебе многого нужно бояться, Виллум. Только не нас. Нет. Мы живы — знаешь почему?
        — Вы боитесь смерти.
        — Не совсем так. Мы боимся его — чудовища. Ты знаешь его имя. Мы не хотим, чтобы нас поглотила его зияющая пустота. Мы хотим добраться до Колодца Забвения и оказаться в Краю Видений. И потому мы сделаем этот последний шаг. Дай нам снадобье, и мы поможем тебе разрушить то, что сами создали. Мы встанем на сторону тезки Роуна — да, нам ведомо пророчество,  — в надежде, что он исполнит то, что не было дано осуществить его прадеду.
        Виллум вынул снадобье, и, когда помешанные Владыки протянули руки, их голоса громче и настойчивее зазвучали в его мозге сквозь защитный барьер.
        — Мы знаем тебя, Виллум. Да. Нас посещали видения сокола. Сокол — это ты. Он пытался улететь, но не мог — крылья его были подрезаны. Подрезаны существом, которое он любил больше всего на свете. Не мог он взлететь. Нет. Он истошно кричал, просил и молил, но она предпочла его крики огромной пустоте, которая зияет в ней без него. Мы хорошо ее понимаем. Да. Прекрасно ее понимаем.
        Стараясь к ним не прикасаться, Виллум насыпал по щепотке снадобья в ладонь каждого помешанного Владыки, потом направился к выходу. Но он не мог избавиться от их голосов, болезненно звучавших в его сознании.
        — Он хочет убежать, ведь так? Да. Но время бежит быстрее.

* * *

        Стоув ждала в приемной отдела кадров. В конце коридора стоял растерянный Кордан. Он был в полном недоумении. Отлично. Ей вдруг стало скучно. Виллум уже должен был все закончить. В тот момент, когда Кордан уже собирался уйти в противоположном направлении, она выскочила из приемной прямо под ноги проходившего мимо клирика. Мужчина вздрогнул и, будто собравшись молиться, почтительно свел вместе ладони.
        — Наша Стоув!
        Она благосклонно улыбнулась своему почитателю, коснулась его лба указательным пальцем, и он заплетающейся походкой пошел мимо Кордана.
        — Владыка Кордан?  — громко обратилась к нему девочка.  — Что ты здесь делаешь? Я и понятия не имела, что ты бываешь в административной части здания.
        — Обычно я сюда не хожу. И тебе здесь нечего делать. Сначала я тебя встречаю в самом опасном месте Края Видений, потом замечаю, что ты здесь шастаешь. Вот я себя и спрашиваю — с чего бы это такие странности?
        — Ты больше не мой воспитатель. Какое тебе дело до того, где я бываю?
        Взгляд единственного зрячего глаза Кордана выражал тревогу и раздражение.
        — Я озабочен лишь тем, что ты можешь здесь потеряться. Из-за беспочвенных опасений Виллума, что ты принимаешь слишком много снадобья, ты теряешь свой потенциал. Не давай его предубеждениям себя ограничивать.
        Стоув широко раскрыла глаза, делая вид, что он ее заинтриговал.
        — Но, Владыка Кордан, я хочу только одного — быть самой собой.
        На половине физиономии Кордана читалось явное возбуждение. Хотя на вторую — парализованную — половину его лица было противно смотреть, Стоув подумала, что она ей нравится больше. Глядя на кривой изгиб его губ, с которых уже готовы были слететь еще какие-то глупости, она вздохнула с облегчением, когда к ним подбежал запыхавшийся клирик.
        — Не сейчас, долдон, разве ты не видишь, с кем я разговариваю?
        — Владыка, ты сказал, что…
        — Да, да. Ладно. Прости меня, Наша Стоув.  — Он склонил голову к клирику, и тот стал нашептывать ему что-то на ухо. Глаз Кордана загорелся восторгом. Махнув рукой посланцу, он снова повернулся к Стоув: — Извини меня, Наша Стоув, но я должен срочно уйти по неотложному делу.
        — Это какое, интересно, дело может быть важнее разговора со мной?
        — Шпионы — Рот Кордана скривился как склизкий червяк.  — Враги Мегаполиса.
        — Да неужели? А я могу с тобой пойти?
        В глазу Кордана отразились смущение и тревога. Он с беспокойством прикидывал, есть ли у него право ей отказать.
        — Присутствие Нашей Стоув может помешать… твоя сострадательная натура может быть травмирована…
        — Конечно же нет.
        Стоув забеспокоилась. У нее даже мелькнула мысль, что Виллум разоблачен. Но этого быть не могло — девочка почувствовала бы нависшую над ним опасность. Их все еще связывал перстень, а он никаких сигналов не подавал.
        — Это может быть опасно. Вот уже на протяжении многих лет время от времени мы получаем донесения о том, что бунтовщики, которые, как мы считали, давно уничтожены Хранителем, выжили. Говорят, что их потомки стали свирепыми женщинами-воительницами. У нас есть основания полагать, что пойманная шпионка — одна из них.  — Половина физиономии Кордана расплылась в самодовольной улыбке. Он явно горел нетерпением в предвкушении удовольствия.
        «Это, должно быть, Кира сумела проникнуть в Город, но была схвачена…»
        — Ну что ж, ради такого знаменательного события я могла бы надеть бледно-желтое платье. Мне надо переодеться — как ты думаешь, это продлится долго?
        — Можешь в этом не сомневаться, Наша Стоув,  — ответил Кордан, резко повернувшись на каблуках.
        Стоув подождала, пока он не скроется из вида, потом побежала к себе. Если они не найдут способ ее спасти, сестра Виллума обречена на медленную смерть в жестоких мучениях.



        КОНЕЦ ОАЗИСА

        ТОМ XXXVI, СТАТЬЯ 22.0
        РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА ПОПРОСИЛ НАС ДАТЬ ОЦЕНКУ ОАЗИСА КАК ВОЗМОЖНОГО ОТКРЫТОГО ЦЕНТРА ОБРАЗОВАНИЯ И НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЫ. МЫ СОГЛАСИЛИСЬ ПРОВЕСТИ ИНВЕНТАРИЗАЦИЮ БИБЛИОТЕКИ, ОЦЕНИТЬ СИСТЕМУ ГИДРОПОНИКИ И ОПРЕДЕЛИТЬ, СМОЖЕТ ЛИ СУЩЕСТВУЮЩАЯ ТАМ ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ СЕТЬ ОБЕСПЕЧИТЬ ПРОИЗВОДСТВО ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ ИЗ ЗАЩИТНОЙ ТКАНИ. НАШЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ ОБЕСПЕЧИЛИ ХРОШИ.
    ЖУРНАЛ ГЮНТЕРОВ

        Здесь, на дальнем склоне холма под нависавшей скалой, Роун с особым удовольствием вдыхал морозный воздух. Ночь была на удивление спокойной. Даже легкого ветерка не чувствовалось.
        Со времени взрыва прошло всего три дня. Главное сейчас то, что он знал, где живут ловцы видений. Межан помогла Лампи составить схему, на которой были отмечены три тайных входа в Оазис. Камьяр объяснил апсара и братьям, как открыть каменные двери и пройти по лабиринту до того места, где располагалась подземная община. А Талия рассказала Роуну, как там работает вентиляционная система.
        На разработку плана ушел день. Еще две ночи и один день были потрачены на то, чтобы добраться до места. И теперь они ждали здесь, в замерзших садах Оазиса, восхода солнца.
        Лампи стоял рядом с Роуном и ногой сбивал с земли лед. Занимался бледный рассвет. Роун вынул стрелу и положил ее на тетиву лука.
        — Ты уверен, что мы поступаем правильно?  — нервно спросил Лампи друга.
        — Спроси об этом Семьдесят Девятую.
        И Доббса,  — печально проговорил Камьяр. В его поведении не было и намека на вальяжные манеры сказителя.
        — Для нас Он поднимает солнце, для нас зажигает рассвет,  — произнес Роун, когда один из братьев поджег наконечник его стрелы.
        Натянув тетиву, он пустил стрелу в небо. По сигналу Роуна братья развели костры. Скоро к востоку и к югу от них потянулся дым. Воины зажгли факелы от пламени всех трех костров и побежали поджигать влажные травы, наваленные у люков вентиляционной системы Оазиса, чтобы выкурить из-под земли его обитателей.
        Ответ на объявление войны был дан.
        Волк с мечом-секачом в руке стоял на крутом склоне скалы и смотрел в сторону поля. Он указал рукой вниз, в сторону основания скалы, откуда пошел дым, потом быстро отступил назад и схоронился за камнями.
        Скала содрогнулась, потом мягко открылся выход из подземелья. Из пещеры с блеянием стали выбегать десятки коз. В поисках источника удушливого дыма несколько лучников с зажженными наконечниками стрел с тревогой оглядывали окрестности, еще частично скрытые туманом. Роун заметил, что они не столько всматривались, сколько вслушивались в предрассветную тишину, пытаясь понять, откуда исходила опасность. Лучники были вынуждены выпускать из подземелья обитателей Оазиса, высыпавших на скальные уступы, по которым над краем пропасти спускалась вниз тропинка. Особняком от других пещерных жителей стояли четверо ловцов видений: Харон — старейшина общины, библиотекарь Орин, их предводительница — Сари, и иссохшая оболочка, оставшаяся от человека, которого она поддерживала,  — то был Феррел.
        Медленно спускаясь на поле, люди тревожно перешептывались, а лучники пытались занять такую позицию, которая позволила бы им защитить остальных.
        Как только все они собрались в центре первого сада, Роун прокричал:
        — Сложите оружие! Мы не примем от вас ничего, кроме полной и безоговорочной капитуляции! Если вы нам сдадитесь, мы не причиним вам вреда!
        Роун услышал свист стрелы еще до того, как увидел ее. Он чуть отклонился, и стрела пролетела так близко от лица, что его обдало взвихренным воздухом. Не успел лучник приложить следующую стрелу к тетиве, как вскрикнул и выронил лук, потому что в плечо ему впилась пущенная Камьяром вязальная спица.
        — Друзья мои закадычные,  — крикнул им Камьяр.  — Я настоятельно вам рекомендую принять предложение Роуна!
        И в этот момент шесть десятков готовых к сражению братьев и апсара вышли из-за деревьев с нацеленными на противника стрелами арбалетов.
        Харон раздраженно взмахнул рукой, и лучники положили луки на землю. Роун вышел из тени нависавшей скалы, и взгляд его не сулил ловцам видений ничего хорошего.
        Пристально глядя в лицо старика, в воцарившейся напряженной тишине он спокойно произнес:
        — Вас отведут в отдаленное селение, где вы не сможете больше никому угрожать. Там вас будут содержать под арестом до окончания войны с Дарием.
        — Роун, ты фактически выносишь нам смертный приговор. Если мы не останемся в этих пещерах, то очень скоро состаримся и умрем. Это геноцид.
        Голос Сари прозвучал громко и отчетливо, в нем слышался праведный гнев. Роун вспомнил, что она ему ответила, когда он обвинил ее в смерти своих друзей. «Это прискорбное недоразумение»,  — так она ему тогда сказала, стряхивая с себя капли воды. Эти слова эхом отдавались у него в голове. На него накатила такая ярость, что он лишился дара речи.
        — Ты слишком вольно трактуешь смысл этого слова, Сари.  — Роун был благодарен Камьяру, что у того в этот момент язык не отнялся.  — Все мы смертны, и справедливости ради должен тебе напомнить, что вы уже и так живете дольше, чем вам было отпущено. Вам еще очень повезло, что Роун из Негасимого Света не придерживается древнего обычая кровной мести — «око за око, зуб за зуб». Если бы решение зависело от меня, у тебя из груди уже торчала бы моя спица за то, что ты повинна в убийстве Доббса.
        Сказители внимательно следили за реакцией общины на эти слова. Они прекрасно понимали, что не все жители Оазиса повинны в преступлении, совершенном ловцами видений. Если бы они считали виноватыми всех, спица Камьяра пронзила бы лучнику не плечо, а сердце.
        Сари обвела соплеменников жестким взглядом, и их возмущенное перешептывание тотчас стихло. Игнорируя обвинение Камьяра, она снова обратилась к Роуну:
        — Вы не одолеете Дария без нашей поддержки. Давай заключим перемирие и вместе будем сражаться с Владыками.
        Волк уже собирал брошенное лучниками на землю оружие, и Роун сделал жест апсара, чтобы они ему помогли.
        — Для этого, Сари, нужно доверие,  — сказал он, направляясь к ней, а ее соплеменники расступались перед ним в стороны,  — ну а доверия между нами больше не существует.
        — Все, что мы делали, было направлено на то, чтобы покончить с властью Дария.
        Теперь в ее голосе звучала мольба, но одурачить Роуна ей не удалось. Он видел, как Сари подошла к Харону и их окружили жители Оазиса. Он остановился, оценивая опасность. Роун ответил на ее высказывание, стараясь говорить ровно, без эмоций:
        — Вы с Дарием одним миром мазаны. Он строит Спиракаль, а вы — Стену. Он разыскивает Новакин, а вы кормите их снадобьем. Он похищает Стоув, а Феррел в нее вселяется. И у вас, и у него цель одна — контроль над Краем Видений.
        Собравшимся пещерным жителям совсем не понравилось то, что они услышали, и теперь их недовольный ропот унять было непросто. Сари ощерилась на Роуна, уже не скрывая своих злобных намерений. Воздух вокруг нее и других престарелых ловцов видений стал мерцать. Внезапно их окутало синее сияние, а у стоявших вокруг начало покалывать кожу. Насыщенность света постепенно нарастала. Не представляя себе, как Сари собиралась на него напасть, Роун сконцентрировался на своей половинке перстня. Когда его окутало перламутровое сияние, волосы у него на теле встали дыбом. Получив сильнейший удар, он все-таки как-то умудрился устоять на ногах. Все его нутро как будто вывернулось наизнанку, но удар синего света словно разбился о возникший вокруг него защитный барьер. При соприкосновении с ним искорки света взрывались булавочными головками и кровавыми брызгами сверкали у него перед глазами. Но создание защитного поля отняло у него совершенно все силы.
        Надеясь выиграть время перед следующим ударом, Роун решил воспользоваться единственным верным оружием, которое у него еще оставалось,  — словами.
        — Мой прадед говорил вам, чтобы вы прекратили принимать снадобье и перестали осквернять Край Видений. Но вы, как и Дарий, не прислушались к его словам.
        — Если бы мы стали слушать Роуна Разлуки, то давно были бы мертвы,  — прошипела Сари,  — как твоя семья и друзья, как все, кто жил в Негасимом Свете.
        Когда Волк бросился на помощь Роуну, воздух вокруг ловцов видений начал угрожающе сгущаться.
        — Пусть все отойдут назад!  — приказал Роун.
        Но Волку не пришлось ничего делать — толпа уже отпрянула назад. Лишь один человек — архитектор Феррел — остался стоять в середине расширявшегося пустого круга на нетвердых ногах, его пустой взор был обращен в прошлое.
        — Ох, Роун, Роун, как же ты заблуждаешься! Как я смог бы без снадобья выстроить башни до небес, стены, устремленные в вечность. Не разлучайся с нами, Роун, давай действовать заодно, помоги нам воплотить в жизнь наши мечты.
        — Уйди с дороги!  — крикнула ему Сари, но было поздно.
        Потянувшись к руке Роуна, архитектор, которого уже не держали ноги, обнял его, и удар смертельной энергии, предназначенный Роуну, угодил Феррелу в спину. Его тело безжизненно обвисло у юноши на руках. Пытаясь удержать тело, Роун пошатнулся — силы его почти совсем иссякли. Зачем он это делал? Ведь он еще только мальчик, на плечи которого жизнь взвалила такую тяжесть, что и крепкому мужчине не под силу. Нужно скинуть с себя эту непосильную ношу… скинуть эту ношу… скинуть…
        Ты должен устоять и достичь цели, Роун из Негасимого Света.
        Из толпы вышел библиотекарь Орин и встал рядом с Роуном. Юношу вдруг захлестнула волна лучистого света. Один за другим ловцы видений отходили от остальных обитателей Оазиса, с изумлением наблюдавших за происходящим. Они подходили к Роуну и делились с ним своими жизненными силами.
        Все замерли, все хранили молчание. Сари подняла руку, давая понять, что прекратила сопротивление. Но Роун видел, что она не признает себя побежденной, чувствовал, что Сари стремилась выжить, дождаться подходящего момента, а потом снова попытаться отнять жизнь у него. Это в ней говорило снадобье, лишавшее рассудка всех, кто его принимал: их помутненное сознание не могло смириться с мыслью, что без снадобья они были всего лишь людьми; без него все силы их и способности — как истинные, так и мнимые — превращались в ничто.
        Когда Роун приблизился к Сари, его чуть не вырвало от исходившего от старухи зловонного запаха снадобья.
        — Желаю тебе успеха в очищении, пума. Предвижу, что тебя ждут тяжелые испытания.
        Роун кивнул, апсара подошли к Сари и ее друзьям, отвели их в сторону и забрали снадобье. Роун собрался уходить, но перехватил взгляд Харона. Старец был первым, кто рассказал ему о его прадеде. Он уверял юношу, что Роун Разлуки был его другом. Теперь стало ясно, что все это была ложь.
        Глядя в серо-стальные глаза старика, Роун прошептал:
        — Я считаю произошедшее нашей первой победой над Дарием. Людей, совершивших когда-то предательство, постигла заслуженная кара.
        Два года назад горечь, отразившаяся в глазах Харона, просто сломила бы Роуна, раздавила бы его. Теперь это его даже не задело — он знал, что есть люди, взгляды которых исправит лишь могила. Он отвернулся от старика и улыбнулся Орину — лучше уделять внимание тем, кто того заслуживал.



        ТЕМНИЦЫ

        ВАЗЯ С ТРЕМЯ ПЕВЦАМИ НА КАЖДОЙ ЛАДОНИ
        ИХ ПРОВЕДЕТ ДО ПРЕДЕЛА ЗЕМНОГО ПОЗОРА.
        ТАМ, ГДЕ ПОД КРАТЕРАМИ ДВУХ СТОРОН ЛУНЫ,
        ЗАВИСШЕЙ В ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ ГОРИЗОНТА,
        ХОР ПЕВЦОВ ВОСПЕВАЕТ ЗЕМЛЮ,
        АПСАРА ОБРЕТЕТ СВОБОДУ, КОТОРУЮ ЕЙ
        ПРИНЕСЕТ СЫН НЕГАСИМОГО СВЕТА.
    КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

        Последние четыре дня Мабатан лежала на кровати свернувшись калачиком. Хотя она пила и ела, во рту все время было сухо и голод никак не утолялся. Энде постоянно напоминала ей, что она — не Кира, но разве могло это помочь, если Кирины муки она воспринимала как свои собственные?
        Кира скорчилась в ящике. Встать там нельзя… Вытянуться тоже… Мабатан, ты здесь? Ты меня слышишь?.. Она лишь с трудом пыталась поворачиваться, прижав колени к груди, приблизив растрескавшиеся губы к малюсеньким дырочкам, через которые внутрь ее узилища еле-еле поступал воздух. Воздуха так мало! И боль в легких не проходит, и сердце колотится бешено. Бешено… Мабатан! Ты со мной?.. Время летит так быстро. Недели, наверное, уже прошли. Нет. Не может быть — раны и синяки на теле еще совсем свежие. От запаха собственной крови тошнит. Если б только здесь воздуха было побольше… Помоги мне дышать, Мабатан. Помоги мне… В голове она проигрывает упражнения с мечом. Замах от плеча, удар. Вернуться в исходную позицию. Поворот. Пронзить врага мечом. Вынуть из тела меч. Снова ударить. Выпад. В исходную позицию… Если бы только можно было нормально дышать… Ты научишь меня, Мабатан, как следовать пути — пути вазя. Я выберусь отсюда. За мной придет Виллум. А вдруг он не сможет? Мабатан, ты слышишь меня? Ты со мной?.. Как же язык распух! Во рту не помещается. И запах крови такой сильный! Сердце колотится бешено. А
время течет так медленно… Очень медленно.
        Сверчки завели свою песню. Мабатан хотелось закричать, чтобы они освободили ее от этого проклятого блокиратора. Но как же тогда Кира будет с ней говорить? Тогда никто ничего не узнает о ее страданиях. Как же трудно дышать… Кира, Кира! Я здесь, Кира, я слышу тебя. Ты вернешься… Время бежит. Ох, как же легкие болят… Виллум найдет способ тебя освободить. Я отведу тебя в живой лес, а ты научишь меня владеть мечом. Кира, дыши. Дыши! Я здесь. Я с тобой.

* * *

        Энде смачивала водой распухшие губы Мабатан. Роун ни слова не понимал из того, что она говорила.
        — Ну как она?
        — Как видишь…  — сухо ответила Энде.
        Роун и Лампи пришли сюда сразу же, как только вернулись из Оазиса. Они так надеялись получить хорошие новости, но на деле положение только ухудшилось. Лампи сжал руку Мабатан, и она застонала. Рукав кофточки задрался, и обнажились ссадины и кровоподтеки.
        — У нее все тело в синяках и ушибах,  — удрученно произнесла Энде.  — Как будто это ее истязали… Пора воспользоваться Усмирителем.
        Роун и Лампи смущенно переглянулись.
        — Да что с вами такое происходит? Они вот-вот обнаружат у Киры блокиратор — это лишь вопрос времени! Или вы хотите потерять их обеих?  — бурно отреагировала Энде.
        Мабатан несколько раз глубоко вдохнула, жадно глотая воздух.
        — Я могу дышать! Но стоять не могу. Ой, колени мои, колени — я ног под собой не чувствую. Упала. Как больно! Зато я могу дышать.  — Глаза Мабатан широко раскрылись.  — За руки меня держи, Лампи. Руки держи!
        Роун бросился другу на помощь, но и вдвоем им оказалось трудно с ней совладать. Она так пронзительно и громко кричала, что Роун с трудом расслышал, как Лампи с болью повторял:
        — Они ломают Кире руки, Роун. Роун, они…

* * *

        Вода… Ой, как же хорошо… Но к ней могли подмешать какое-нибудь зелье. Скоро пойму. Глаза раскрываются с большим трудом. Мужчина. Омерзительный, гадкий, ухмыляется половиной лица. Мабатан, я не буду ему улыбаться… Если бы во рту у меня все не пересохло, я плюнула бы ему в лицо. Мабатан! Мабатан! Вот теперь мне действительно страшно — он сжимает пальцами синюю иглу. У меня от страха мурашки бегут по коже.

* * *

        Лицо Мабатан распухло, она билась в судорогах, стонала и криком кричала. Надо было незамедлительно избавить ее от мучений.
        К такому решению одновременно пришли Роун, Лампи и Энде. Они уже были готовы включить Усмиритель, но Мабатан уцепилась за Роуна и привлекла его к себе.
        — Нет,  — выдохнула она ему на ухо.  — Еще не время. Пожалуйста. Сейчас я не могу оставить Киру. Не должна. Прошу тебя.
        — Это убьет тебя, Мабатан.
        — Нет! Не сейчас. Там есть что-то такое… Я видела… Не уверена, но это что-то очень важное… Пожалуйста.
        Роун переглянулся с Энде и Лампи.
        — Она бредит.
        Энде пришла в ярость, но Роун понимал, что ее гнев вызван страхом за Киру и тяжелым выбором между преданностью внучке и опасениями за жизнь Мабатан. Поэтому он ответил как можно спокойнее:
        — А если это так и есть? Она говорит, что ей нужно что-то выяснить…
        В тяжелом взгляде Энде он прочитал обвинение в безразличии к страданиям Мабатан, хотя на самом деле в тот момент сам готов был все отдать, чтобы освободить ее от боли и страданий.
        Лампи нахмурился.
        — Выбор за Роун ом.
        Горестная интонация ясно давала понять, что он сделал бы на месте друга.
        Мабатан напряглась. Роун понял, что она пытается подавить крик — один, другой, третий…
        — Мабатан!
        — Нет… не сейчас…
        Мабатан, я ничего больше не слышу — ничегошеньки. А ты? Кто-то пытается проникнуть ко мне в мозг. Это ты? Нет, Мабатан, ты не можешь так поступить. Останови его, Мабатан. Он уже у меня в голове. Останови его! Вышвырни его оттуда, выбрось его вон! Он отнимает у меня разум, Мабатан! Ну, пожалуйста, умоляю тебя, Мабатан, останови его. Уйди от меня, Мабатан. Оставь меня. Убирайся! Пошла прочь!!!
        — Теперь!  — простонала Мабатан, и Лампи тут же включил Усмиритель.
        Мабатан все еще сжимала рубашку Роуна, ее била сильная дрожь, пустые глаза были широко раскрыты. Но когда она перевела взгляд на его лицо, Роун понял, что она всхлипывает, и нежно ее обнял.
        — Какое-то существо невероятной силы… отняло у нее все… она не могла его остановить. Оно все высосало из ее мозга… селение Киры… Энде…
        Кальдеру… Виллума. Остановить его было невозможно, Роун, никакими силами. Оно было слишком сильно.
        Энде, побледнев от ужаса, прошептала:
        — Оно ее убило?
        — Не знаю. Я не поняла.
        Мабатан содрогнулась, и Роун крепче прижал ее к себе, пытаясь хоть немного утешить и облегчить боль. У него самого голова раскалывалась. Что им делать? Как им теперь поступать?

* * *

        Виллум со Стоув тренировались уже несколько часов. Время от времени она видела, что ему становилось не по себе, тогда девочка тут же останавливалась. Но каждый раз он настаивал, чтобы они продолжали. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она, обессилев, ворвалась к нему и потребовала, чтобы они вызволили Киру, но Виллум тут же привел ее в чувство. Конечно, он обдумывал такую возможность — разве могло быть по-другому? Но сейчас ее наставник, у которого всегда в запасе была дюжина решений любой проблемы, все время твердил одно и то же: надо ждать. У них не было возможности выяснить, что удалось узнать Кордану. Он организовал постоянное наблюдение за ними. Любые их действия могли поставить под вопрос не только жизнь Киры, но и успех всего их замысла.
        Удар Виллума был направлен в лицо Стоув, она смотрела на траекторию движения его кулака, потом в самый последний момент резко отклонилась, но он чуть задел ее подбородок. Слишком медленно. Надо войти в ритм нападавшего, а потом пуститься с ним в танец.
        Без предупреждения он крутанулся в перекрестном ударе. На этот раз она сосредоточила все внимание на его движениях, вошла в один ритм с его телом и ответила на выпад наставника таким же ударом. Он снова нанес удар кулаком, но на этот раз она «совпала» с ним и, готовясь нанести ответный удар, подпустила его как можно ближе, пока он не занял удобную для нее позицию. Но ее рука лишь прошла в воздухе над его головой, потому что Виллум резко упал на колени и стоял совершенно неподвижно. Одинокая слеза медленно скатывалась по щеке. Неужели Кира погибла? У Стоув не хватало мужества задать ему этот вопрос. Она отошла, не зная, как его утешить, но вдруг Виллум склонился к девочке и зарыдал. Он плакал долго, до тех пор, пока не угас мутный зимний свет и комната погрузилась во тьму.
        В воцарившейся тишине стук в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Виллум встал и взял себя в руки.
        Вошел Владыка Керин, и помещение залил яркий свет. У Стоув кровь застыла в жилах. Изобразив самый свой раздосадованный вид, она сердито ему бросила:
        — Что ты хотел?
        Вынув из кармана небольшую коробочку, он щелкнул каким-то рычажком и положил ее на пол в самом центре комнаты.
        — Шпионы, как вы знаете, следят за нами повсюду. Это устройство позволит нам говорить без опасений, что нас кто-то подслушает — по крайней мере, какое-то время.  — С улыбкой, от которой жуть пробирала, он остановил неподвижный взгляд на Виллуме.  — У меня состоялась чрезвычайно интересная встреча… с твоей сестрой.
        На лице Виллума не дрогнул ни один мускул. Стоув с трудом сдерживала страх и гнев. Она подавила в себе жгучее желание действовать, кричать, убивать, но чувствовала, что клириков за дверью нет. Он пришел один. Почему? Хоть ей отчаянно хотелось поймать взгляд Виллума, она смотрела прямо перед собой, изображая самое искреннее недоумение.
        — Она очень сильна, твоя сестра. Сопротивление ее было необычайно стойким.
        Когда же Виллум заговорит? Ведь их здесь двое, а Керин один. Он пришел сюда один!
        — Я признал ее виновной по всем пунктам обвинения. Вдохновленные руководящими указаниями Нашей Стоув, мы последовали ее примеру при вынесении приговора: твоя сестра будет изгнана в земли Пустоши.
        — Чего ты хочешь?  — по голосу Виллума Стоув поняла, что он готов на убийство. Она тоже была к этому готова.
        Керин заинтересованно смотрел на Виллума.
        — Апсара. Враг Дария. У меня нет никаких сомнений в твоем коварстве и вероломстве. Но я должен выяснить причину твоего предательства. Для этого мне необходимо прибегнуть к помощи пророчества.
        — Какого пророчества?
        Взгляд Керина остекленел.
        — «Там, где под кратерами двух сторон Луны поет хор певцов, воспевающих Землю, апсара обретет свободу, которую ей принесет сын Негасимого Света».  — Керин выдержал паузу. Взгляд его блуждал от Стоув к Виллуму и обратно.  — В тебе, Наша Стоув, у меня никогда не было никаких сомнений. Но теперь я выяснил, что ты находишься под влиянием человека, который может быть очень опасен. Чрезвычайно опасен. Дадим возможность событиям разворачиваться так, как им было предначертано и предречено. Я буду молиться, Наша Стоув, о том, чтобы твой брат освободил мою пленницу. В противном случае это будет означать, что Виллум не тот друг, за которого ты его принимаешь, и нам придется его уничтожить… и, возможно, тебя вместе с ним.



        ПРОРОЧЕСТВО

        В ГОРОДЕ, ГДЕ МЕНЬШЕ ВСЕГО НА ЭТО РАССЧИТЫВАЕШЬ, ТЫ НАЙДЕШЬ ИСТИННОГО ЗАЩИТНИКА ВЕРЫ.
    ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

        Какие будут распоряжения, пророк? Нам надо отсюда уходить?  — Волк задавал вопросы настойчиво и вместе с тем почтительно.
        — Мабатан сказала, что об этом месте им ничего не известно,  — ответил Роун.  — По крайней мере, не стало известно, пока она была связана с Кирой… Будьте предельно осмотрительны. Удвойте дозоры. Если нам придется отсюда уходить, мы должны быть полностью к этому готовы. На этот случай нам надо подыскать какую-нибудь другую базу.
        — Будет сделано.
        Это собрание и обсуждение самых важных подробностей и деталей отвлекало Роуна от мыслей, которые приводили юношу в отчаяние. Если Виллума разоблачили, что станется теперь со Стоув? Ему хотелось связаться с ней с помощью перстня, но он не решался — а вдруг он застанет сестру в самый неподходящий момент?
        — Энде, тебе слово.
        — Затмение произойдет через десять дней. Времени на то, чтобы вывести моих людей из Кальдеры, нам не хватит. Зимой для стариков и детей такое путешествие слишком опасно. Поэтому мы будем готовиться к осаде. Туда уже перевезли Аландру. Это единственное место, где ей может быть обеспечена безопасность… по крайней мере, в настоящее время.
        Раньше Энде уже говорила с ним о ситуации, в которой оказалась Аландра. Ей требовалось окончательное подтверждение того, что целительницу нельзя приводить в сознание. Апсара поддерживали в ней жизнь, но она теплилась еле-еле. Энде должна была его предупредить, что если Аландра и сможет расстаться с обличьем гидры и вернуться в собственное тело, она, возможно, никогда не вернет себе былую силу и способности. Он мог быть совершенно уверен, что для нее сделано все возможное. Роун отогнал от себя тревожные мысли, поблагодарил Энде и вернулся к текущим делам.
        — А ты что скажешь, Камьяр?
        Не успел Камьяр раскрыть рот, как Волк заявил с явным недовольством:
        — Кстати, сказитель, брат Жало ждал вчера прибытия нового пополнения, но оно так и не пришло.
        К удивлению Роуна, Камьяр не стал отвечать в присущей ему витиеватой манере. Он просто кивнул и тяжело вздохнул.
        — Жителей селений охватила какая-то странная апатия. Люди чем-то обессилены, у них пропали все цели в жизни. Они говорят, что их мечты и сновидения похитил демон. Причем блокираторов там ни у кого нет, Роун. Как же Дарий смог с ними такое сотворить?
        Роун не представлял, как доходчиво объяснить то, что он уже знал, и в растерянности посмотрел на Энде.
        — Дарий каким-то образом нашел возможность управлять Повелителем Теней,  — ответила она, сначала бросив взгляд на Камьяра, потом на Волка.
        Камьяр сильно побледнел, а Волк резко подался вперед.
        — Это враг Друга! Непроглядная тьма, застилающая своей тенью солнце. Но, пророк, ты ведь сказал, что Друг рассеет тьму и солнце заблистает вновь.
        Роун с удивлением посмотрел на воина. Неужели Повелитель Теней был врагом Друга? Почему бы тогда им не объединиться, чтобы вместе выступить против общего врага? Бог сказал Роуну, что они встретятся вновь, когда юноша вернется в Край Видений, чтобы разрушить Трон Дария. А Энде говорила, что, если они одержат верх над Дарием, им придется сражаться с тем чудовищем, которое он питает. Для чего же тогда надо убивать Друга? Почему…
        Камьяр коснулся его руки, и Роун вздрогнул.
        — Извините меня, я…  — смущенно обратился он к собравшимся.
        — Не надо ничего объяснять,  — Камьяр резко встал из-за стола и махнул в сторону Межан, которая нетерпеливо ждала его в дверях.  — Сказители отправляются в Город, Роун. Прощайте.
        — Береги себя, друг.
        Они тепло обнялись.
        — Действуй решительно, Роун из Негасимого Света, и пусть ветер дует в твои паруса.
        Вдруг у Роуна закружилась голова. Он по спирали поднимался к вершине Большого Дупла, а потом будто сквозь оседающую после взрыва скалы дымку каменной пыли увидел, что кто-то смотрит на него удивленно и хмуро.
        — Камьяр?  — прошептал он и упал в обморок.


        КАК ТОЛЬКО РОУН ВОЗНИКАЕТ ПЕРЕД СТОУВ, ОНА СЖИМАЕТ ЕГО РУКУ, И РАЗГОВОР С КЕРИНОМ ПЕРЕНОСИТСЯ В ЕГО СОЗНАНИЕ.
        «КИРА ЖИВА?»
        «ЕСЛИ ВЕРИТЬ КЕРИНУ. НО НИКТО НЕ ЗНАЕТ, СКОЛЬКО ОНА ЕЩЕ ПРОТЯНЕТ».
        «А КАК ПОНИМАТЬ ЭТО ЕГО ВЫРАЖЕНИЕ: „ПОД КРАТЕРАМИ ДВУХ СТОРОН ЛУНЫ“? ГДЕ ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ?»
        «МЫ НЕ ЗНАЕМ. ОЧЕВИДНО, ЭТО ЧАСТЬ ИСПЫТАНИЯ: ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ЕЕ НАЙТИ И ОСВОБОДИТЬ, КАК ГЛАСИТ ТА ЧАСТЬ ПРОРОЧЕСТВА, О КОТОРОЙ КЕРИН НАМ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ».
        КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ОНИ СТОЯТ В МОЛЧАНИИ.
        «ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ЛОВУШКОЙ».
        «ЗНАЮ, БРАТ. КЕРИН ДЕРЖИТ НАС ПОД ПОСТОЯННЫМ НАБЛЮДЕНИЕМ, ПОЭТОМУ ВИЛЛУМ НЕ МОЖЕТ СВЯЗАТЬСЯ С ГЮНТЕРАМИ. МЫ НАДЕЕМСЯ, ЧТО ТЫ СМОЖЕШЬ ВОВРЕМЯ РАЗОБРАТЬСЯ С ЭТИМ ПРОРОЧЕСТВОМ».
        ПРИЛОЖИВ РУКУ К СЕРДЦУ БРАТА, ОНА УЛЫБАЕТСЯ.
        «Я ЗНАЮ, ТЫ СПРАВИШЬСЯ, РОУН. Я УВЕРЕНА В ЭТОМ. ПРОРОЧЕСТВА НИКОГДА НЕ ЛГУТ, ВЕДЬ ТАК?»


        Камьяр тряс его за плечо.
        — Роун! Роун! Что с тобой? Что случилось?
        Роун поднялся с пола и спросил:
        — Камьяр, ты слышал когда-нибудь пророчество, в котором есть такие слова: «Под кратерами двух сторон Луны»?
        Но ответила на его вопрос Энде:
        — «Вазя с тремя певцами на каждой ладони их проведет…»
        Перебив ее, Камьяр сказал:
        — Да, оно и дальше продолжается в том же духе. Роун, это одно из самых мутных пророчеств, вызывающих жаркие споры. Когда я встретил Лампи, у меня на этот счет возникла собственная теория.
        — Расскажи мне! Киру освободили, и это пророчество может помочь нам ее найти. Для нас это вопрос жизни и смерти.

* * *

        Лампи еле сдерживал негодование.
        — Энде считает, что уже сама по себе перевозка может стоить ей жизни. Мабатан очень слаба, Роун. Но она все слышала и настаивает на этом. Кроме того, каждый раз, когда мы отключаем Усмиритель… она как будто умирает. Роун, если Кира погибнет, а Мабатан…
        — Ты веришь в пророчества?
        — Что?
        — Веришь или нет?
        Лампи смотрел на друга в растерянности.
        — Ты веришь в существование Края Видений? В магическую силу сверчков? В то, что Дария можно одолеть? В то, что именно мне предначертано это сделать? Что ты был обречен стать моим другом? Лампи, ты веришь в пророчества или нет?
        Глаза Лампи слегка покраснели, но он не мигая продолжал смотреть прямо в лицо Роуна.  — Да.
        Роун вздохнул.
        — Значит, мы должны это сделать.

* * *

        Трое всадников на двух конях галопом скакали по границе Дальних Земель и заброшенных полей Пустоши.
        — Есть какие-нибудь изменения?  — крикнул Роун.
        Мабатан с трудом склонилась к Лампи, и тот пригнул голову, чтобы лучше разобрать ее слова, и еще крепче обнял ее, чтоб она не упала. Они скакали вместе, и это замедляло скорость движения, но, учитывая ее состояние, другого выхода просто не было.
        — Она говорит, что мы приближаемся. Это жутковатое место сразу вон за той грядой холмов.
        — Нам надо спешиться?
        Лампи снова склонился к Мабатан, его ухо коснулось щеки девушки.
        — Она говорит, что не надо. Там стоит машина. Но ей кажется, что внутри никого нет — только клирик и Кира. У него в руках клетка с двумя птицами — одной белой, другой черной.

* * *

        Когда они достигли вершины холма, полосы красного света прорезали небо, будто след острых когтей на гноящейся ране. Клирик терпеливо ждал, клетка с птицами стояла рядом. На широком гладком камне лежала Кира. Руки и ноги ее были связаны.
        У Роуна ком подкатил к горлу. Слишком тяжело было смотреть на сломленное тело, и потому он поднял глаза на луну, зависшую в восточной части горизонта, а потом спешился.
        Лампи бережно передал ему на руки Мабатан. Она прижалась головой к его плечу, тяжело дыша, еле сдерживая душившие ее рыдания. Когда она наконец пришла в себя, Роун прошептал:
        — Как только лунный свет падет на Киру.
        Все трое стояли рядом, глядя, как лунные лучи неспешно перемещались через долину. Через какое-то время они достигли камня, на котором покоилась Кира.
        Мабатан вытянула руки, и на ладонь каждой вспрыгнуло по три белых сверчка. Глядя в землю, она с предельной осторожностью направилась к камню. Роун понимал, какого труда ей стоило держаться прямо, с какой мучительной болью давался ей каждый шаг. Состояние Киры было столь жутким, что видеть это было невыносимо, и Роун рассвирепел.
        Мабатан прошла мимо клирика и приблизилась к Кире, стараясь не встретиться с ней глазами. Как только она оказалась рядом с изувеченной женщиной, сидевшие у нее на ладонях сверчки затянули свою стрекочущую песню.
        Роун положил руку на плечо Лампи и шепнул ему:
        — Иди.
        Лампи решительно направился к Кире. Подойдя к ней, он встал так, чтобы свет луны падал прямо на него. Лунные лучи отражались от его изъеденного шрамами лица, на удивление точно передавая картину изборожденного кратерами лика луны.
        Сжимая в руке меч-секач, Роун бросился следом за другом. Его белый сверчок вылез из кармана, устроился у него на плече и стал сверчать в тон своим собратьям. Роун аккуратно разрезал путы, которыми были связаны руки и ноги Киры, нараспев произнося слова, которым научил его Камьяр:
        — Мы идем сокрытым тенью путем величия. Но когда тень пройдет, нас благословит блеск солнечных лучей.
        С этими словами он осторожно поднял искалеченное тело Киры. Мабатан и Лампи стояли рядом с ним.
        Клирик открыл клетку. Когда все трое достигли вершины холма, Роун обернулся и увидел, как человек в синем мундире поднял руку и выпустил на свободу белую птицу, которая взвилась в небо.

* * *

        Ожидание всегда было для Стоув тяжелым испытанием. Ей хотелось разработать какой-нибудь план убийства Дария прямо теперь, пока не стало слишком поздно. А Виллум все время твердил, что надо довериться Роуну. Получалось — опять двадцать пять, значит, снова надо ждать.
        — Кира еще жива?
        — Пока жива.
        Она задавала ему этот вопрос уже, наверное, в сотый раз. Виллум сказал, что, если что-то случится с Роуном, она узнает об этом сама.
        — А если что-нибудь случится с тобой, я тоже об этом узнаю?  — поинтересовалась девочка.
        — Те, кого связывают узы крови и любви, могут это почувствовать,  — сказал он.  — Поэтому ответить на свой вопрос можешь только ты сама.  — Интересно, а он что-нибудь почувствует, если умрет она? Девочка знала заранее, что этот вопрос не требует ответа, но Виллум улыбнулся и прошептал: — Да, я об этом узнаю.
        Он закрыл лицо руками. Стоув почувствовала, что он измотан до предела. Виллум не спал и не ел с тех пор, как клирики схватили Киру. Девочка хотела успокоить его, но вместо этого взяла со стола корзину с фруктами и поставила рядом с ним.
        — Кушай. Тебе надо поесть.
        Когда в комнату вошел Керин, Виллум уже почти пришел в норму. Владыка осмотрительно запер за собой дверь и пригасил освещение. Потом прошел в центр помещения и включил свой приборчик в небольшой коробочке. Он пребывал в крайнем возбуждении, глаза его бегали из стороны в сторону, вокруг головы вихрилось и пульсировало интенсивное пурпурное сияние. Он стремительно подскочил к ним и обнажил длинный острый стилет. Девочка чуть не закричала, но Виллум предостерегающе коснулся ее руки.
        Керин распахнул мантию и провел стилетом по груди — из легкого надреза засочилась кровь. Он положил страшное оружие перед ними и опустился на колени.
        — Стоув из Негасимого Света, Виллум из племени апсара, пророчества наконец начали сбываться. Этот надрез на груди я сделал в знак того, что считаю себя твоим преданным слугой. Прости мне мои сомнения.
        Стоув смотрела не него во все глаза, раскрыв от изумления рот.
        — Ты прощен,  — спокойно произнес Виллум.
        — Десятки лет я втайне молился, чтобы настал этот день. И вот теперь он пришел.
        — Но ведь ты — самый доверенный советник Архиепископа,  — выпалила Стоув. Виллум вздохнул. Неужели он рассказывал ей об этом именно в тот момент, когда она его не слушала?
        — Я служу лишь пророчествам.
        — Сколько у нас есть времени до того, как Дарий запустит Трон в действие?
        Виллум решил поймать Керина на слове. Керин. Владыка Внушения. Власть его уступала лишь власти Дария. Могли ли они и в самом деле ему доверять? Сам Архиепископ временами опасался его могущества… но, возможно, совсем по другим причинам.
        — Он уже объявил о запуске Трона. Накануне этого события должны будут собраться все Владыки. Встреча должна состояться через восемь дней.
        — Владыка Керин,  — Виллум сделал жест, позволявший мужчине подняться с колен,  — я полагаю, что он собирается принести в жертву тебя и твоих коллег.



        ПОДГОТОВКА К ЗАТМЕНИЮ

        ТЕБЕ ГОВОРИЛИ: ТЕБЯ НЕ ЗАБЫЛИ,
        НО ПАМЯТНИК ЭТОТ ИЗРЯДНО СМЕРДИТ.
        ДА, ОН БЛЕСТЯЩИЙ, НО НЕ НАСТОЯЩИЙ:
        НЕ ВСЕ ВЕДЬ ТО ЗОЛОТО, ЧТО БЛЕСТИТ.
    ПРЕДАНИЯ СКАЗИТЕЛЕЙ

        НИ РОУН, НИ СТОУВ НЕ ЗАМЕЧАЮТ ПАДАЮЩИХ СВЕРХУ КАМНЕЙ. ОНИ ОЖИВЛЕНЫ, ВОЗДУХ ВОКРУГ НИХ КАЖЕТСЯ НАЭЛЕКТРИЗОВАННЫМ. РОУН С СОМНЕНИЕМ ПОКАЧИВАЕТ ГОЛОВОЙ.
        — Я ВСЕГДА НЕНАВИДЕЛ ПРОРОЧЕСТВА. МНЕ КАЖЕТСЯ, ОНИ МЕНЯ СЛОВНО ЗАГОНЯЮТ В ПЯТЫЙ УГОЛ.
        — А Я ВООБЩЕ НИКОГДА НЕ ОБРАЩАЛА НА НИХ ВНИМАНИЯ. А МОЖЕТ, И НАДО БЫЛО? НО НАМ, РОУН, В ДЕТСТВЕ О НИХ НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛИ. А КЕРИН ВСЕ О НИХ ЗНАЛ. МНЕ ОН БЫЛ ИЗВЕСТЕН ТОЛЬКО КАК ВЛАДЫКА ВНУШЕНИЯ, ХОТЯ САМ ОТНОСИЛСЯ К СВОЕМУ ЗВАНИЮ ГОРАЗДО БОЛЕЕ СЕРЬЕЗНО.
        — ЗАЩИТНИК ВЕРЫ,  — РОУН НЕ МОЖЕТ СДЕРЖАТЬ НАСМЕШЛИВОЙ НОТКИ В ГОЛОСЕ.
        — ОН СПАС КИРУ.
        — ЕДВА ЛИ. ОНИ С НЕЙ ТАКОЕ СОТВОРИЛИ, ЧТО ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ СТРАШНО. ОН НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ДОПУСТИТЬ, ЧТОБ ДЕЛО ЗАШЛО ТАК ДАЛЕКО…
        — МЫ ТОЧНО НЕ ЗНАЕМ, ЧТО ТАМ ПРОИЗОШЛО, РОУН. САМ ОН, КОНЕЧНО, ОЧЕНЬ ОПАСЕН, НО ВИЛЛУМ ГОВОРИТ, ЧТО ЕМУ МОЖНО ДОВЕРЯТЬ. ПОКА. КЛИРИКИ СДЕЛАЮТ ВСЕ, ЧТО ОН ИМ ПРИКАЖЕТ… КРОМЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ ДАРИЯ. ОНИ ПОДЧИНЯЮТСЯ ТОЛЬКО ПРИКАЗАМ ХРАНИТЕЛЯ. НО ВСЕ ЭТО ТОЛЬКО НАШИ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ. ВИЛЛУМ ДУМАЕТ, ЧТО ЭТО МОГЛО БЫ НАМ ПОМОЧЬ.
        — ТОЛЬКО ПОЙМИ МЕНЯ ПРАВИЛЬНО, САМ ПО СЕБЕ ПЛАН ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ. ЧЕМ МЕНЬШЕ КЛИРИКОВ ВСТРЕТЯТ ВОЛКА У ВОРОТ, ТЕМ ЛУЧШЕ. ПРОСТО ОЧЕНЬ ТРУДНО ЕМУ ДОВЕРИТЬСЯ.
        — ВИЛЛУМ ГОВОРИТ, ТАМ НЕПЛОХОЕ МЕСТО ДЛЯ ЗАСАДЫ, НО, ЕСЛИ ЧТО-ТО ПОЙДЕТ НЕ ТАК, УНОСИТЕ НОГИ. И ТУТ ЖЕ ДАЙ МНЕ ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ. ЕСЛИ НАС СОБИРАЮТСЯ ПРОВЕСТИ, МЫ ИЗМЕНИМ НАШИ ПЛАНЫ.  — СТОУВ БЕРЕТ РОУНА ЗА РУКУ.  — ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ. МНЕ НАДО ИДТИ. ТАК ТЫ СОГЛАСЕН?
        — ДА. СТОУВ…
        — Я БУДУ ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНА. Я ПОЧТИ УВЕРЕНА, ЧТО ДАРИЙ ЗАТЕВАЕТ ЧТО-ТО НА ВЕРШИНЕ ПИРАМИДЫ. ТЕБЕ ТОЛЬКО НАДО БУДЕТ НАЙТИ ВОЗМОЖНОСТЬ ТУДА ПОПАСТЬ.
        — А ЧТО, ЕСЛИ…
        — ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ, Я ЕГО ТАМ ДОСТАНУ.
        ОБЕЩАЮ ТЕБЕ. ОБО МНЕ НЕ БЕСПОКОЙСЯ!
        РОУН СМОТРИТ, КАК СЕСТРА РАСТВОРЯЕТСЯ ВДАЛИ, ДУМАЯ О ТОМ, ЧТО ОН МОЖЕТ ДЛЯ НЕЕ СДЕЛАТЬ. КОГДА-ТО ОНА БЫЛА НУЖНА ДАРИЮ; ТЕПЕРЬ ЕЕ ЖИЗНЬ ЦЕННОСТИ ДЛЯ СТАРЕЙШЕГО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ. СЛЕДУЮЩАЯ НЕДЕЛЯ МОЖЕТ СТАТЬ ДЛЯ СТОУВ САМОЙ ОПАСНОЙ В ЖИЗНИ… А ОН С НЕЙ ДАЖЕ НЕ ПРОСТИЛСЯ.

* * *

        Академия бурлила в ожидании предстоящих событий. Братья уже развернули свои силы в ущелье, но апсара все еще проверяли оружие и припасы, готовясь к походу на Город. Роун с волнением думал о том, что пора двигаться в путь, но до этого ему еще предстояло одно дело — перед уходом Алджи просил его к нему заглянуть.
        Когда Роун вошел в кабинет престарелого гюнтера, тот сидел за столом, склонившись над дневником Роуна Разлуки и что-то бормотал себе под нос. Юноша сел напротив и тихонько положил руку на стол, чтобы Алджи ее заметил.
        Раздраженно вздохнув, старик медленно поднял голову, но когда увидел Роуна, расплылся в улыбке.
        — Ну вот ты наконец и пожаловал! Все у меня так медленно теперь получается с тех пор, как Гвендолин…
        — Знаю.
        — Там был один отрывок, над которым она работала, он казался ей очень важным. Я только что закончил его перевод и подумал, что тебе надо с ним перед уходом ознакомиться.  — Старик склонил голову к самой бумаге, чуть не касаясь ее носом.  — Чтобы одержать над Дарием победу, ты, Роун из Негасимого Света, не должен стоять один против темнеющего неба. Один — ты никто. Тебе надлежит путешествовать с другом.  — Алджи покачал головой.  — Ты не знаешь, что бы это могло означать?
        Роун улыбнулся.
        — А не может там быть написано не «с другом», а «с друзьями»?
        — Знаешь, Роун из Негасимого Света, пожалуй, ты прав. Ошибся я, должно быть.  — Старый гюнтер печально покачал головой.
        — Алджи, я пошутил. «С другом» или «с друзьями» — значения не имеет. Ты отлично поработал. Я никогда не смогу тебя достойно за это отблагодарить.
        — Нет, нет, Роун из Негасимого Света, тебе не за что меня благодарить.  — Алджи встал и неловко похлопал его по плечу.  — Только возвращайся, пожалуйста. Возвращайся обратно.

* * *

        Киру и Энде окружили воительницы. На руки Киры были наложены тяжелые шины, но это не мешало ей оживленно спорить с Энде.
        — Это не твое место!
        — Неужели? Или ты собираешься разить врага вот этим?  — Энде хмуро взглянула на переломанные руки внучки.
        — Пусть Дай, Петра или Вит… любая из них вполне способна…
        — Я сама поведу апсара на Город. Ты не можешь мне в этом отказать.
        — Ты передала мне командование, и я говорю тебе — нет!  — Сделав решительный жест, Кира согнулась от жгучей боли.
        К ней тут же подскочил Отар и умоляюще посмотрел на Лампи и Роуна.
        — У нее же множественные переломы!
        — Если она вдруг подцепит инфекцию, дело кончится ампутацией,  — добавил Имин, встав рядом с ними.
        Кира будто сжалась, глаза светились мольбой.
        — Бабушка, пожалуйста, не уходи.
        — Ты знаешь, я должна это сделать.  — Энде опустилась перед внучкой на колени.  — Они еще к этому не готовы, а я буду знать, что моя жизнь не потеряна даром. Кира,  — подняв руку, Энде ласково коснулась щеки внучки.  — Все они мне как дочери. Я должна сделать все, чтобы их сберечь. Я не вернусь, Кира. Молчи и слушай. Я это знаю. Но я ухожу с миром в душе, уверенная, что, когда все кончится, апсара будут идти дальше под твоим руководством. Мое время настало, Кира. Пожалуйста, дай мне уйти спокойно.
        Кира не хотела сдаваться, но последний порыв истощил все ее силы. Она просто склонила голову и глубоко вздохнула, не находя в себе сил посмотреть бабушке в лицо.
        — Все ждут тебя, Энде,  — мягко сказал Роун.
        Предводительница апсара кивнула ему, сдерживая обуревавшие ее чувства. Когда она отошла в сторонку, Роун присел на корточки рядом с Кирой и сказал:
        — Мне бы очень хотелось, чтобы ты там тоже была.
        Кира на него даже не взглянула. Голова ее склонилась еще ниже, рыжие волосы свесились вниз, обнажив шею со страшной раной в том месте, где помещался блокиратор.
        Заметив на себе взгляд Роуна, Кира резко отклонилась и чуть не упала.
        — Боюсь, мне… мне кажется, я не в состоянии передвигаться.
        Роун подал знак Имину.
        — Наш доктор хочет сделать тебе подарок. Правда, он не поможет тебе подниматься и спускаться по лестницам…
        — Это, конечно, совсем не то, что можно достать в Городе,  — не преминул вставить словечко Отар, когда Имин вкатил в комнату кресло-каталку,  — но в любом случае это лучше, чем ничего.
        — Спасибо тебе,  — сказала Кира, но, подавшись вперед, вскрикнула от боли.
        Роун хотел заглянуть ей в глаза, но она избегала его взгляда.
        — Можно я тебе помогу?  — робко спросил он.
        Апсара медлила с ответом, и у него мелькнула мысль, что он нанес ей непростительное оскорбление. И тут она совсем тихо прошептала:
        — Будь так добр.
        Он осторожно обнял ее за талию и усадил в самодельное кресло. Она настолько исхудала, что ему показалось, будто он держит бесплотный дух. Кира прошептала:
        — Прости меня, Роун. Мне очень жаль. Извини меня.
        Роун глубоко вздохнул и нежно отер слезинку, катившуюся у нее по щеке.
        — Кира, у меня нет таких слов, чтобы выразить тебе свою благодарность. Но главное — ты жива, ты здесь, с нами, и вклад твой в наше общее дело неоценим. Спасибо тебе. Мы все благодарны тебе за это.
        Кира подняла голову, взглянула ему в глаза и улыбнулась.
        — Иди, со мной здесь все будет в порядке.  — Но когда он встал, Кира заметила: — Святой был прав в отношении тебя, Роун из Негасимого Света. Ты станешь великим руководителем.
        — Твои слова — честь для меня, Кира из племени апсара.
        Поклонившись, он спрятал свою печаль и вышел.

* * *

        Роун обвел взглядом всех собравшихся в комнате.
        — Сигналом к выступлению для нас будет служить начало затмения. Хроши предложили нам свои подземные пути передвижения. Сказители, как вы знаете, ими уже воспользовались и теперь разыгрывают перед жителями Города свои представления. Лампи, какие у тебя для нас новости?
        — Миза уже выслала своих соплеменников, которые будут нас сопровождать. Они прибудут в течение часа. Энде распределила отряды апсара по каждой цели, и вместе с гюнтерами она будет координировать их деятельность,  — Лампи выдержал паузу, потом пристально посмотрел на Роуна.  — Необходимо обсудить, что мы будем делать, если случится худшее и наши планы не осуществятся. Если мы не сможем одержать победу над Городом.
        Не успел Роун ответить, что такого быть не может, как Энде заявила:
        — Твой адъютант прав. Планировать наступление без учета возможной угрозы со стороны Владык безрассудно.
        — Если с Дарием будет покончено,  — ответил Роун,  — это не составит проблемы.
        — Именно об этом мы и ведем речь.
        — Вам понадобится сделать какой-нибудь беспроигрышный ход, чтобы наверняка обеспечить победу,  — очень тихо сказала Кира, но при звуке ее голоса все смолкли и прислушались.  — Что-то такое, что наверняка обеспечило бы уничтожение Владык.
        Взглянув на Киру, Номер Пятьдесят Один даже рот раскрыл от изумления.
        — Но… чтобы это сделать, вам придется вывести из строя Пирамиду.
        Кира спокойно взглянула на него и просто спросила:
        — Как?
        Все ждали. Гюнтер внимательно разглядывал собственные руки. Роун понимал, перед какой он оказался дилеммой — гюнтеры твердо и последовательно отказывались от непосредственного участия в любом насилии, но это не предотвратило ни их преследования в Городе, ни гибель Гвендолин. Пятьдесят Первый вынул из кармана небольшую тряпочку и тщательно протер очки.
        — Этого я вам сказать не могу. Пирамида строилась на века. Ее центральная колонна уходит глубоко под землю, создавая опору для всей конструкции.  — Он надел очки.  — А теперь, с вашего позволения, мне нужно пойти еще немного поработать с Усмирителем, чтобы к прибытию хроши все было готово.
        Как только гюнтер ушел, Лампи сказал:
        — Значит, нам придется разрушить центральную колонну.
        — Заложить взрывчатку сверху донизу,  — согласилась Кира.  — Но сам взрыв придется производить вручную кому-то, кто будет находиться в стратегически подходящем месте, где можно определить, в какой момент надо произвести взрыв.
        — Это сделаю я,  — порывисто заявил Лампи и, не дав Роуну возразить, довел свою мысль до конца: — Я — твой адъютант и потому должен это сделать.
        — Я пойду вместе с Лампи.  — Мабатан произнесла эти слова со спокойной решимостью, как будто в них заключалось единственное разумное и естественное решение проблемы.  — Если все остальное сорвется, с ним должен быть кто-то на случай возможного нападения. Кто-то, кто даст ему необходимое время, чтобы он смог обеспечить разрушение Пирамиды.
        Энде взяла девушку за руку.
        — Мабатан, я пошлю с ним кого-нибудь из моих воительниц. Они лучше подготовлены для такой…
        — Это ее решение.  — Кира не смотрела на Энде, она не сводила глаз с Мабатан.  — Самое малое, что ты можешь сделать, это отнестись к нему с уважением.
        В воцарившейся напряженной тишине Роун взволнованно переводил взгляд с Лампи на Мабатан, с ужасом думая, что может потерять их обоих.
        Будто прочитав его мысли, в наступившей тишине Мабатан спокойно сказала:
        — Если наступит такой момент, когда мы должны будем это сделать, я все равно не смогу жить в том будущем, которое будет нам уготовано.
        Роун даже думать не хотел о том, что она имела в виду. Синяки и отеки у нее на лице почти совсем прошли, ни в глазах, ни в голосе не было и намека на какие-то затаенные обвинения или обиду. В ее словах звучала холодная решимость, схожая с той, какую он подметил у Стоув,  — как будто что-то в ней надломилось, и надломилось навсегда.
        — Пророк, нам надо возвращаться к текущим делам.
        Роун отвел взгляд от Мабатан и кивнул. Сделав над собой немалое усилие, он совладал со своими чувствами и посмотрел на брата Волка.
        — Существует опасность, что Керин хочет заманить нас в ловушку. Сестра сказала мне, что он может послать против нас целую дивизию клириков.
        Военачальник братьев выдержал паузу, молча глядя в лицо Роуна. К удивлению юноши, именно в этот момент к нему вернулось недавнее ощущение, что его внутренняя энергия вновь сосредоточена на предстоявшей битве.
        Поняв, что с Роуном произошло именно то, на что он и рассчитывал, Волк продолжил:
        — Врачи уже подготовили необходимые средства, по планам, представленным Мабатан, гюнтеры сделали трубки для стрельбы отравленными стрелами. Брат Жало с отрядом наших воинов готовят место для предстоящего сражения. Тем не менее,  — нахмурился брат Волк,  — с твоего позволения, пророк, хочу тебя спросить: Наша Стоув вполне уверена в достоверности этой информации?
        — Думаю, брат Волк, вера и в Городе является могучей силой.
        Роун оглядел всех сидевших за столом, ожидая дальнейших вопросов, но их не последовало. Несколько следующих дней должны были решить их будущее, и вполне могло так случиться, что в тот момент они в последний раз видели друг друга. И все равно, все они должны были верить в свою победу.
        Поэтому он тепло улыбнулся и с глубокой убежденностью произнес:
        — Мы все вновь встретимся тогда, когда солнце вернется на небо.

* * *

        Обычно прямые брови Хранителя Города заметно изогнулись. Стоув понятия не имела, зачем он ее вызвал, но какова бы ни была причина этого, встреча не сулила ничего хорошего — Старейший с напускным смирением склонил голову, а это всегда предвещало надвигавшуюся грозу.
        — Я намерен объявить о твоей коронации,  — сказал он.
        Стоув не пришлось притворяться — изумление ее было подлинным.
        — Разве я не обещал тебе этого, любовь моя? Меня утомляет этот мир, я устал от амбиций и интриг. Ты молода, тебя все любят, и ты уже готова принять от меня бразды правления.
        — Отец,  — сдавленно хмыкнула Стоув, но тут же осеклась под его взглядом, в котором сверкнул гнев.  — Это же несерьезно.
        Ее охватило странное волнение, но разве оно было неуместно?
        — Дочь моя, я слишком хорошо тебя знаю. Даже не пытайся отрицать, что не мечтала об этом моменте. Не утомляй меня своими церемонными возражениями.
        — Но, отец, как же ты решился пойти на такой шаг во время всех этих беспорядков?
        С чего, интересно, он взял, что она с нетерпением ждала этого момента? Неужели Керин ему что-то нашептал? Или Кордан намекнул?
        Ярость Дария окатила ее как расплавленный металл.
        — Ты осмеливаешься подвергать сомнению мои решения?
        — Нет, Старейший, но твой опыт…
        Веки Дария были почти сомкнуты, но, несмотря на это, он цепко следил за выражением ее лица.
        — Если у тебя нет желания воспользоваться этой привилегией, видимо, мне придется выбрать кого-то другого.
        — Отец…
        — Так ты принимаешь мое предложение?
        В глазах его возникла светящаяся сине-зеленая дымка и медленно поползла в ее направлении.
        — Конечно, отец, принимаю, если ты так хочешь.
        — Значит, коронация состоится. Через два дня я запущу в действие мой Трон Края Видений, и после этого ты займешь мое место в центре Пирамиды.
        — К кому я смогу обратиться за помощью, отец? Кому мне можно доверять?
        Она очень надеялась, что Виллум принесет ей хорошие новости, когда вернется. Если все будет идти по плану, о лучшем сроке и мечтать было невозможно.
        — Ты ведь сама знаешь ответ на этот вопрос, дочь моя: доверять нельзя никому. В какую бы сторону я ни посмотрел, всюду вижу, как они точат свои ножи. Глотки готовы друг другу перегрызть в борьбе за должности и привилегии. Ты должна сделать так, чтобы они грызли друг друга в междоусобной борьбе. Только так эти дураки не заметят истинной угрозы.
        — А что это за угроза, отец?
        Дарий смотрел мимо нее невидящим взглядом.
        — Отец…
        Его блуждающий взгляд словно неохотно остановился на ней.
        — Что, моя крошка?
        — В чем состоит истинная опасность, отец?
        — Прости, дочь моя, постоянно я витаю в облаках. Теперь ты понимаешь, почему пришло время мне все оставить на тебя.
        — Отец…
        Дарий встал и чмокнул Стоув в лоб высохшими губами.
        — Скоро ты об этом узнаешь, моя любовь.  — Отвернувшись от нее, он крикнул невидимому клирику, стоявшему за дверью: — Войди!
        Дверь распахнулась, и клирик низко ему поклонился.
        — Все сделано, Старейший.
        Губы Дария чуть скривились в улыбке.
        — Ясно. Прием был оказан хороший?
        — Пока мы здесь говорим, Архиепископ, Потерянные молятся на него. Их там многие сотни, если не тысячи.
        — Можешь идти.  — Дарий махнул клирику рукой, причем этот его жест выглядел чуть ли не приветливо.  — Мы воздвигли новый памятник, дочь моя, в честь твоей коронации. Он изваян из чистого серебра, и на нем выгравирован твой образ.


        — Памятник?  — ошарашенно спросила Стоув. Что было у Дария на уме?  — Для Потерянных?
        — Вот именно. Они там голодают, бедные, это укрепит их дух. А теперь следует позаботиться о твоем гардеробе. Я взял на себя смелость…  — Внезапно Дарий взглянул ей под ноги и нахмурился. Потирая крылышки, там завел свою песню белый сверчок.  — Вот паразит! Уже второй за сегодняшний день,  — злобно прошипел он, подошел к ней так близко, что щека ее коснулась его мантии, и раздавил сверчка каблуком.

* * *

        Пока Стоув была с Хранителем, Виллум втайне двигался в направлении гетто Потерянных. План Керина состоял в том, чтобы отвлечь значительные силы клириков, направив их сражаться в Дальние Земли. Этот план возымел подобающий эффект: численность клириков в Городе значительно снизилась, и теперь апсара будет значительно легче незамеченными проникнуть в Город. Виллум тем временем шел к месту скопления массы народа.
        Охваченные религиозным экстазом люди поклонялись огромному серебряному цилиндру в двадцать футов высотой. На его поверхности был выгравирован портрет Нашей Стоув с поднятой рукой, пальцы сложены в жесте благословения. Памятник выглядел необычно — Виллум сразу же понял, что на самом деле это был Апогей. Ему захотелось подойти поближе, но по периметру его плотным кольцом окружали клирики, готовые действовать по первому сигналу, если ситуация вышла бы из-под контроля, Виллум же совсем не хотел, чтобы кто-то его здесь узнал.
        Проскользнув мимо толпы в небольшой переулок, он ускорил шаг и вскоре подошел к обветшалой стене, с которой давно обсыпалась штукатурка. Пройдя за нее в небольшой дворик, он остановился около кубического строения без окон и набрал на стене сложную комбинацию. Небольшая дверца отъехала в сторону, и Виллум вошел внутрь.
        Там его встретил гюнтер Номер Шесть.
        — Твои друзья, Виллум, прибудут с минуты на минуту.
        Пол, на котором они стояли, стал опускаться вниз.
        — Мы очень благодарны тебе за сотрудничество…
        — Ты знаешь, что ловцы видений отняли жизнь у Семьдесят Девятой?
        — У Семьдесят Девятой?  — Он вспомнил ее лицо, когда видел девушку в последний раз, ее гордый взгляд, несмотря на слезы, когда в тот памятный день ее оскорбили на площади.
        — Вижу, ты об этом ничего не знал. Много теперь происходит печальных событий. Мы потеряли семнадцать наших собратьев. Их убили в Мегаполисе. А теперь выяснилось, что многим из тех, кого выпустили из тюрем, был причинен непоправимый вред.
        — Может быть, мы зря привлекаем вас…
        — Сначала твоя просьба меня расстроила. Но это, Виллум,  — наш вклад в общее дело. Твоя сестра оценила жизнь Одиннадцатого выше собственной, и мы знаем о тех испытаниях и муках, которые выпали на ее долю. Участвовать в сражениях мы не будем, но и сидеть сложа руки и глядеть на творящуюся несправедливость тоже не собираемся.
        — Спасибо тебе, Номер Шесть.
        — Устройства готовы. А в том, что касается хроши, ты оказался прав. Их язык и культура и вправду поразительны.
        Виллум улыбнулся.
        — Они, кстати, разделяют многие положения, вызывающие у вас неприязнь.
        — Да. И тем не менее они выступают вместе с вами.
        Лифт миновал библиотеку. Номер Шесть прокашлялся.
        — Взрыв, убивший Семьдесят Девятую, отнял жизнь и у нашего друга Доббса. Думаю, тебе надо об этом знать.
        Номер Шесть поправил на носу очки и, когда лифт вздрогнул, остановившись на самом нижнем этаже, поспешно из него вышел.
        — А вот и ты, старый дружище,  — весело произнес знакомый голос.  — Опасности нас поджидают со всех сторон.
        — Извини, Камьяр, Номер Шесть только что сказал мне…
        — У нас, Виллум, будет еще достаточно времени поговорить об этом. Печаль воинам не к лицу.
        — Вы уже приступили?
        — Конечно, мы уже несколько дней только этим и занимаемся, рассказывая истории об обновлении и восстании всем, кто хочет их слушать. Мы пытались убедить Потерянных оставаться дома, но они, как мотыльки на пламя свечи, слетаются на это блестящее уродство, воздвигнутое Дарием.
        — Это Апогей, Камьяр. Его необходимо уничтожить.
        — Окончательное обсуждение назначено на сегодняшний вечер. Я включу этот вопрос в повестку.
        — Скорее, они уже здесь!  — крикнул им Номер Шесть, стоявший у большого открытого туннеля. Один за другим из него выходили Мабатан, Лампи, Миза, а за ними десятки апсара.
        Мабатан сразу же заметила Виллума. Ссадины, как отголоски страданий Киры, еще были заметны у нее на щеке и под глазом. Когда она бросилась к нему в объятия, Виллум понял, какие жуткие страдания выпали на ее долю.
        — С тех пор как мы виделись в последний раз, произошло много событий,  — сказала Мабатан, отстранившись от Виллума. В голосе девушки слышалась горечь, но в нем звучал и присущий ей прагматизм. Тяжкое испытание, выпавшее на ее долю, закалило Мабатан, сделало еще сильнее.
        — А впереди нас ждут новые схватки,  — воскликнула Энде, выйдя к ним из толпы воительниц.
        Воспоминания о посетившем его видении были так сильны, что какое-то время вместо Энде Виллум видел в воздухе кровь, брызги которой были крупными, как первые тяжелые капли проливного дождя.
        — Что ты делаешь здесь, бабушка?
        — Я пришла вместо Киры.  — Энде выдержала паузу, вызывающе выпятив подбородок.  — Другого выбора, Виллум, у нас не было. Я сделала лишь то, что обязана была сделать.
        Почти охватившее его отчаяние, опасения за судьбу Энде сразу рассеялись. Она сказала истинную правду. Ему не надо было обладать сверхъестественным даром, чтобы почувствовать ее собственную муку и те усилия, которые она прилагала, чтобы ее скрывать.
        — Я знаю,  — прошептал он и в последний раз крепко ее обнял.
        Бросив взгляд через плечо бабушки, он увидел Петру.  — ее задиристая улыбка вызвала в нем такое чувство, будто копьем пощекотали бок.
        Виллум со вздохом отстранился от бабушки и оглядел лица всех собравшихся вокруг него друзей.
        — Я не могу остаться с вами. Мне надо было только убедиться, что все вы добрались сюда целыми и невредимыми. Как только луна начнет заслонять солнце — начинаем! И пусть все мы в эти дни уцелеем.
        Голоса, раздававшиеся вокруг, заглушало биение его сердца. Он старался запомнить все до мельчайших деталей — смеющуюся Дай с ее пышной шевелюрой, озабоченный, но уверенный в себе кивок Лампи, кулак Мизы, прижатый к сердцу. Потом он резко повернулся и быстро направился к лифту.
        Виллума догнал Камьяр, положил ему на плечо руку и вместе с ним вошел в кабину. Они стояли рядом в молчании, погруженные в раздумья, пока пол не вздрогнул. Лифт остановился — они приехали наверх.
        — Знаешь, Виллум, вот что я тебе скажу,  — проговорил Камьяр, по своему обычаю хорохорясь, но глядя куда-то вбок.  — Когда вся эта чехарда уйдет в прошлое, давай-ка сядем мы с тобой в Парке Мегаполиса под открытым небом, пропустим по паре кружечек пивка и перемоем косточки старым друзьям…
        Они оба давно уже знали, что этот момент неизбежно наступит. Теперь их вера должна была пройти последнее испытание. Камьяр никогда ни на секунду не допускал возможности поражения.
        — Договорились,  — с улыбкой принял его предложение Виллум.
        Еще чувствуя руку друга на плече, он, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой бетонную плиту, вышел в дверь. Именно в этот момент он и увидел их — трех до зубов вооруженных клириков, поджидавших его во дворе.
        — Вот, значит, какие у нас дела!  — чванливо прокудахтал один из них.  — Странное здесь местечко для наставника Нашей Стоув. С чего бы это ему здесь околачиваться?
        — Какое тебе дело?
        — Дело Владыки Кордана — наше дело. Сдается мне, что его сомнения в отношении тебя вполне оправданы.
        Все трое были настолько самодовольны и преисполнены ощущения собственной значимости, что справиться с ними не составило бы никакого труда.
        Клирик ухмыльнулся, глядя на Виллума, и дал знак своим спутникам войти внутрь бетонного куба.
        — Премного тебе благодарны за то, что открыл нам эту дверь. А то мы торчим здесь без толку с тех пор, как ты в нее вошел.  — Включив фонарь, он продолжил: — Владыка Кордан сказал, что ты опасен, поэтому я не собираюсь…
        Широко раскрыв рот, клирик уставился на собственную грудь — из нее торчала вязальная спица.
        Когда покойник завалился на руки Виллума, Камьяр проскользнул между двумя другими свалившимися к его ногам клириками и прошептал:
        — Всегда рад помочь другу в тяжелую минуту.



        БИТВА В УЩЕЛЬЕ

        ПРЕДПОЛОЖИВ, ЧТО МОЩНОЕ БИОПОЛЕ ХРАНИТЕЛЯ ПИТАЕТСЯ СТРОЕНИЕМ, НАЗЫВАЕМЫМ ТРОН, Я ПРИШЕЛ К ВЫВОДУ О ТОМ, ЧТО НАЗНАЧЕННОЕ НА ОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ ЕГО ОТКЛЮЧЕНИЕ ОСЛАБИТ ДАРИЯ В КРИТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ, ЕСЛИ ИЗ СТРОЯ БУДЕТ ВЫВЕДЕНО ДОСТАТОЧНО БЛОКИРАТОРОВ.
    ОТЧЕТ АЛДЖЕРНОНА ПО БЛОКИРАТОРАМ 7.4

        Каждый был на своем месте, каждый подготовился к бою. Роун надеялся, что долго ждать им не придется. На холоде было непросто постоянно оставаться сконцентрированным, даже он время от времени отвлекался.
        С востока у линии горизонта едва виднелась Кальдера. Аландра уже должна быть там. Их ссора в Новом Свете, казалось, произошла целую вечность тому назад. Ведь именно тогда-то все и началось. Если он уцелеет в этой битве, надо будет навестить ее. Даже если она не расслышит его слова, даже если вообще не узнает о его приходе…
        Где-то вдалеке лучи солнца отразились на небе серебристыми бликами.
        — Они приближаются,  — доложил брат Жало, посмотрев в подзорную трубу.  — Двадцать пять транспортеров, оснащенных Апогеями.
        — Я рад, что Керин выложился по полной программе,  — сухо заметил Волк.
        — Какой у них запас горючего?
        В голосе брата Жало прозвучала тревога, которая отразилась на лице Волка, когда тот обернулся к Роуну.
        — Нам повезло, что блокада Города оказалась успешной. Иначе он послал бы против нас свои летательные аппараты, как сделал это в эпоху Консолидации.
        Самый быстрый путь сюда лежал через земли Пустоши. За прошедшие сто лет витавший здесь дух смерти и разрушения не развеялся, еще свежо было предание о том, как бомбы Дария истребляли повстанцев.
        — Будем надеяться,  — пробурчал Волк, тяжело вздохнув,  — что Владыке Внушения не придет в голову сыграть с нами какую-нибудь злую шутку.
        Роун прекрасно понимал его опасения. Его тоже глодали сомнения. Но как только он сюда прибыл, ему тут же стало ясно, что лучшего места для засады нельзя и представить. Подходившие клирики издали не могли видеть ничего, кроме неприступных скал, тянувшихся по обеим сторонам ущелья. На самом же деле здесь было много крутых и пологих проходов и расселин, где вполне могли укрыться всадники на конях.
        — Не беспокойся, он этого не сделает.
        — Хорошо бы, потому что соотношение семьдесят пять бойцов против тысячи означает, что все мы погибнем. И нет никакой гарантии, что стрелы выдувных трубок…
        — Мабатан можно верить.  — Оторвавшись от подзорной трубы, Жало уставился на командира. И он, и Роун знали, почему с Волком так трудно иметь дело. Треть его бойцов состояла из молодежи, еще ни разу не участвовавшей в сражениях, эти юноши были в возрасте Роуна или даже моложе. При плохом раскладе от них не дождешься никакой помощи.  — Ее средство должно сработать.
        — Брат Волк,  — сказал Роун, чтобы отвлечь его внимание от брата Жало,  — когда я встречался с Другом, его глаза были пусты — он ничего не видел. Мы выбрали этот путь, чтобы вернуть ему зрение. Сегодня он вдохнет в наши сердца пламя победы.
        Волк распрямился во весь рост и горделиво заулыбался.
        — Вот теперь, Роун из Негасимого Света, ты говоришь как истинный член нашего братства.
        Лишь несколько недель назад Роун набросился бы на Волка за такие же слова, но теперь он понимал, что отличить врага от друга, будь он в божественном образе или человеческом, совсем не так легко, как это ему представлялось раньше. Поэтому юноша не стал возражать, а вместо этого улыбнулся Волку.
        — Сколько нам еще ждать, брат Жало?  — спросил Роун, взглянув на приближавшиеся транспортеры.
        — Теперь самое время.
        В длинном узком ущелье был разбит походный лагерь. Пологи палаток бились на ветру, повсюду пылали костры. Брат Волк свистнул долго и громко, и по его сигналу братья приготовились к сражению. Он свистнул снова, но на этот раз коротко и резко, и дюжина арбалетчиков заняла заранее подготовленные позиции.
        Грузовики уже почти с ними поравнялись, когда Волк дал сигнал к бою. Стрелы градом посыпались сверху и полетели по ущелью вдоль земли, пробивая колеса машин. Транспортеры резко затормозили, накренились и врезались друг в друга. Уверенные в действенности своего нового оружия, сотни клириков бросились в ущелье, размахивая мечами и парализующими устройствами, как лемминги с обрыва, пока их братья по оружию налаживали Апогеи.
        Волк дал сигнал привести в боевую готовность Усмирители. Лучники бегом припустились обратно к лагерю, так что только пятки сверкали. За ними гнались клирики. Как только братья добежали до стены, перегородившей ущелье, сверху им сбросили канаты, и они взобрались по ним наверх. Переглянувшись, Роун, Волк и Жало стали спускаться вниз, к укрытым в лощине коням.
        Клирики вдруг поняли, что их заманили в ловушку — но было уже слишком поздно. У входа в ущелье за работу принялись стрелки отравленными стрелами из трубок. Синие мундиры один за другим валились на землю, как только им в кровь попадало средство Мабатан. Груда тел клириков в проходе перегородила путь к отступлению тем, кто еще оставался в ущелье.
        Послышалось жужжание заряжавшихся Апогеев, и Роун отдал приказ вводить в действие Усмирители. Возившиеся со своим чудовищным оружием клирики сначала были сбиты с толку, но уже через несколько секунд раздались их истошные вопли об отступлении. Роун взглянул вниз — на земле валялись груды тел и еще не меньше пары сотен синих мундиров пытались вырваться из западни. Он дал сигнал арбалетчикам, а сам взялся за свою трубку и стал пускать стрелы в оставшихся врагов.
        Краем глаза он заметил, что после первого залпа стрел с подожженными наконечниками оставшиеся клирики повыскакивали из грузовиков. Потом он услышал, как с противоположных сторон ущелья Жало и Волк повели братьев в кавалерийскую атаку. Им еще сопротивлялась жалкая горстка клириков. Оставив двоих братьев завершать работу, Роун дал знак остальным переходить в наступление. Они бросились вниз по склону в ущелье.
        Когда воины рассеялись по полю битвы, разя врага, на Роуна набросился целый отряд клириков. Он выхватил меч-секач и наносил удары по врагам направо и налево тупой стороной лезвия, стараясь вырубить, но не убить. Меч сверкал в его руке и двигался так молниеносно, что был практически не виден глазу.
        Но клирикам в какой-то момент удалось схватить его за колено и прижать к спине мертвой лошади. Он отбивал удары их мечей, но тут подоспел брат Жало и нанес врагам по смертельному удару обоюдоострым копьем. Роун тут же бросился обратно в самую гущу битвы.
        Он тяжело, прерывисто дышал, сердце билось бешено, и вдруг в ушах раздался звон от внезапно наступившей тишины. В какую бы сторону он ни обратил взор, на ногах устояли только братья.
        К Роуну, находившемуся в самом эпицентре битвы, подошел Волк. Он тоже тяжело дышал, глаза его сверкали, вены на лысой голове пульсировали.
        — Они доблестно сражались и пали смертью храбрых.
        Жало, окровавленный, осмотрел поле брани и сокрушенно покачал головой.
        — Я возьму с собой пятнадцать братьев,  — пробормотал он.  — Мы отыщем раненых и разведем погребальный костер.
        Хроши уже прибыли и бродили по полю битвы. Они согласились ухаживать за ранеными, но не могли укрыть в туннелях тысячную армию. В утесах, окружавших ущелье, раненые могли переждать холода, но Роун понимал, что всем им выжить не суждено.
        — Все остальные спускаются в ущелье,  — скомандовал Волк,  — и начинают отключать блокираторы.
        Братья вытащили небольшие устройства размером с ладонь и не спеша переходили от одного клирика к другому, отключая их блокираторы. Эта картина напомнила Роуну рассказы о мародерах, которые он читал в детстве, о том, как после битвы они так же бродили по местам сражений и грабили тела убитых. Но эти люди были живы. По крайней мере, большинство из них. И сейчас их освобождали из тюрьмы, в которую они были посажены, сами того не ведая.
        Брат Волк хмуро наблюдал за происходящим.
        — И что с ними станет, когда они очнутся?
        — А как бы ты реагировал на их месте? Если бы вот так пришел в себя и понял, что Дарий тебе больше не хозяин.
        — Но ведь вера-то у них останется.
        — Их верой станут пророчества. Она будет не слишком отличаться от твоей.
        Волк скептически взглянул на Роуна.
        — Война скоро кончится. К чему нам тогда будет нужна такая армия? Их проще было бы убить.  — Не успел Роун ему ответить, как Волк посмотрел в сторону Города и спросил: — Когда ты уходишь, Роун из Негасимого Света?
        — После того, как воздам должное Другу.
        — Пока мы с тобой здесь разговариваем, хроши устанавливают Усмирители у ворот Города. Мы выступим в тот момент, когда начнется затмение.
        — Если будет на то воля Друга, я найду тебя там через два дня.
        — Если будет на то воля Друга,  — эхом откликнулся Волк, окидывая взглядом горизонт. Потом провел рукой по лысой голове, вздохнул, повернулся и пошел к своим людям в ущелье.
        Волк хотел, чтобы именно Роун повел братьев к воротам Города, и с невероятным ожесточением с порога отметал все его доводы. Но когда Роун сказал ему, что знал, как Волк мечтал об этом с самого детства, с тех пор, как Энде обучала его премудростям военного ремесла,  — согласился. Справиться с этой задачей он должен был, естественно, по воле Друга, и потому Роун не сомневался в успехе.
        Убедившись, что Волк вновь взял бразды правления в свои руки, Роун мысленно вернулся к событиям этого знаменательного дня. Им удалось вывести из строя больше тысячи клириков и избежать большого кровопролития. Идя к погребальному костру, Роун подумал, что хорошо бы запомнить лица погибших воинов, заплативших жизнью за победу. Но сделать этого он не сумел.



        ГНЕВ ДАРИЯ

        КОГДА ДНЕМ ГОРОД НАКРОЕТ ТЕНЬ ЛУНЫ,
        ДЕТИ РАДОСТНО РАССМЕЮТСЯ,
        БУДТО ОЧНУВШИСЬ ОТ КОШМАРНОГО СНА.
    КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

        Им благоприятствовала судьба — небо было чистым. Дул, правда, холодный и колючий ветер, но здесь, на вершине самого высокого здания в Городе, от шахты лифта исходило тепло, согревавшее Мабатан и Лампи.
        Это место было лучшим наблюдательным пунктом, чтобы следить за событиями надвигавшейся битвы. В бинокль, который ей дал Номер Шесть, Мабатан пристально рассматривала места, где должны были завязаться первые схватки: ворота Города, площадь, на которой был воздвигнут гигантский Апогей в гетто Потерянных, и далекий Карьер с глубокой шахтой и бетонным бункером, где очищалось и хранилось снадобье. Мины и взрывчатка были заложены, Усмирители доставлены, войска выдвинуты на позиции. Скоро на самой вершине этого здания Роун должен был вступить в битву с Дарием.
        А на тот случай, если все закончится провалом, в руке Лампи сжимал детонатор.
        Прошлой ночью, переодевшись в одежду понтеров, они с Петрой проникли в здание Пирамиды. Сделав вид, что занимаются текущими работами в шахте центрального лифта, они тайком выполняли свою опасную миссию. Свисая с канатов, продетых сквозь шкив, укрепленный под самой крышей Пирамиды, они закладывали и крепили взрывчатку по всей длине центральной колонны здания.
        — Смотри, Мабатан, я даже не держусь руками!  — прошептала Петра, скользнув к следующему уровню на обвязывавшем ее канате. Мабатан последовала за ней, но медленнее, перебирая канат руками, и аккуратно уложила взрывчатку на положенное место.
        — Ну не будь ты такой серьезной накануне битвы,  — сказала Петра, проскользнув мимо нее.  — Это плохая примета. Давай, Мабатан, пошевеливайся! Скоро Роун подоспеет. Хроши прислали весточку, что битва в ущелье прошла по плану. Все будет хорошо.
        — Я не за себя, Петра, беспокоюсь. Но… в этом здании живут сотни людей, и совсем не все из них Владыки…
        — Любая война имеет свою цену,  — ответила Петра без эмоций, будто повторяя навязшую в зубах избитую истину.  — Они — убийцы, Мабатан.
        — Знаю. Но если у Роуна все сорвется, Край Видений будет разрушен… и тогда это станет лишь вопросом времени…
        — Да пошли ты все эти пророчества куда подальше, Мабатан! Мы будем сражаться до самого конца, каким бы он ни был, потому что даже если нас ждет поражение, даже если все мы погибнем, может быть, кто-то другой выиграет эту войну. Значит, ради них ты и сражаешься — ради тех, кто придет потом.
        Мабатан устало улыбнулась, и молодая апсара задорно улыбнулась ей в ответ, разжала руку и соскользнула по канату еще на один уровень вниз.
        Заснуть ночью Мабатан не смогла. С первыми лучами солнца гюнтер провел ее и Лампи на этот помост под самым последним верхним этажом Пирамиды. Все утро она внимательно обследовала это место, пытаясь определить, откуда здесь можно на них напасть. Лампи все еще был на взводе, и его можно было понять. Он в сотый раз осматривал взрывное устройство, и девушка очень надеялась, что Петра была права — у них обязательно должно было быть будущее.
        — Ты уверена, что нас здесь никто не увидит?  — Лампи с подозрением вглядывался в расположенные выше и ниже их окна.
        — Мне кажется, Восемьдесят Четвертый вчера вечером уже несколько раз отвечал на этот вопрос.
        — Да, он нес какую-то чепуху о центровке крепления балок, преломлении света и глубине резкости, но я ни слова не понял из того, о чем он говорил.
        — Если они придут, я готова,  — сказала Мабатан, поглаживая небольшой колчан, набитый короткими стрелами, наконечники которых были отравлены ядом ползучей лозы. Он висел рядом с ее выдувной трубкой. Прикрыв рукой глаза от солнечных лучей, она посмотрела в небо.
        — Лунный диск только что коснулся солнца. Отряд Энде уже вышел?
        — Почти. Видишь их? Вон там, на границе гетто.  — Лампи нахмурился.  — Слабовата у них позиция, Мабатан. Как только они выйдут на площадь, их легко можно будет окружить и…
        — У них не было выбора.
        Новость Камьяра об огромном Апогее изменила их планы. Переодетые в обноски Потерянных, гюнтеры отважились подобраться к нему поближе и лучше его рассмотреть. Результаты разведки никак нельзя было назвать обнадеживающими. Серебряная облицовка Апогея маскировала его защитный кожух, против которого Усмирители были бессильны. За изображением Стоув пряталась дверца, которая открывалась только тогда, когда Апогей уже приводился в действие. Единственный способ вывести его из строя состоял в том, чтобы обрушить с постамента до того, как его включат.
        Апогей плотным кольцом окружали клирики, значит, боя не избежать. Поэтому Энде решила принять вызов. Она рассчитывала без особого труда разбить врага с двенадцатью лучшими своими воительницами. Им надо будет слиться с толпой, быстро подобраться к синим мундирам, внезапно напасть на них, разбить, а потом совместными усилиями опрокинуть и разрушить замаскированное оружие Дария. Камьяр предложил, чтобы вместо Энде и ее двенадцати отважных апсара задачу по уничтожению страшного оружия выполнили бы его сказители, потому что, добавил он, подмигнув, диверсии и уловки по введению противника в заблуждение тесно взаимосвязаны. И тем не менее большую часть ночи он провел, затачивая вязальные спицы.
        — Возможно, Энде изменила бы свое мнение, если бы увидела свою позицию отсюда,  — Лампи опустил бинокль и беспомощно взглянул на Мабатан.
        — Энде сама может о себе позаботиться.
        — Знаю.
        Мабатан поняла, что обидела его своей резкостью, но так сильно переживала сама, что никак не могла подобрать нужные слова, чтобы успокоить друга.
        — Надеюсь, они быстро справятся со своей задачей,  — с тревогой проговорил Лампи,  — и тут же оттуда уйдут.
        Внезапная вспышка в стороне Карьера, где добывали и обрабатывали снадобье, отвлекла их внимание от площади. После непродолжительной паузы раздался звук сильного взрыва. Мабатан воскликнула:
        — Вот и началось!
        По периметру огромной шахты начали взрываться заранее заложенные мины, и через несколько секунд ее стены обрушились внутрь. Бетонный бункер разнесло вдребезги, и в небо взметнулось черное облако. Почва вокруг него просела, и вскоре на всем этом пространстве образовалась огромная впадина. Снадобье было погребено под тысячами тонн бетона и земли.
        Мабатан внезапно охватила тихая радость, и она сосредоточилась на образе своего отца — Хутуми. Отец, сегодня снадобью настал конец.
        От восточной части гетто Потерянных донесся громкий вой сирен.
        — Сколько ты их там видишь?  — громко спросил Лампи.
        Она считала машины, сердце ее билось все сильнее и сильнее.
        — Семь… нет, девять, десять. Десять. Десять грузовиков, в каждом человек по двадцать клириков. Все направляются к Карьеру. Сработало! Теперь, как мы и надеялись, ворота защищать почти некому. Смотри! Братья. Ты их видишь?
        Выставив перед собой Усмирители, воины Волка рассредоточились по равнине. Клириков, способных остановить их вторжение, практически не наблюдалось.
        В душе Мабатан волной всколыхнулась надежда, наполняя все ее существо гордостью и страстным стремлением к победе.
        — Посылай сигнальную ракету, Лампи! Давай, стреляй!  — Но повернувшись к Лампи, она увидела, что по щекам его текут слезы.  — В чем дело?
        Лампи не ответил. Он пустил из арбалета сигнальную ракету, и она ярким пламенем вспыхнула над гетто. Потом опустил арбалет, склонился к ней и тихо сказал ей на ухо:
        — За последние несколько недель эти апсара стали моими друзьями, Мабатан. Я только что подал им сигнал… и теперь чувствую себя палачом.
        Отвернувшись от нее, он смотрел вниз, на раскинувшуюся невдалеке под ними площадь.
        — Они ведь наши друзья, Мабатан,  — внезапно воскликнул он.  — Наши друзья!

* * *

        Стоув вошла в большой Зал Путешествий, следуя сразу за Архиепископом. Владыки почтительно стояли подле своих стеклянных кресел. Дарий скользнул взглядом по единственному еще сидевшему Владыке. По крохотным красным искоркам, отскакивающим от его плеч, Стоув поняла, что Старейшего не просто что-то тревожит — он был в ярости. Виллум сказал, что Помешанные Владыки готовы уничтожить все что смогут, в надежде ослабить оборону Дария и проложить Роуну путь к победе. О том, что предпримет Дарий с Корданом и другими его подручными, предстояло узнать ей.
        Как только Хранитель коснулся осунувшегося лица слуги, единственный его глаз раскрылся, а сам он резко подался вперед.
        — Архиепископ, Помешанные Владыки повержены.
        — Да неужели, мой дорогой Кордан? И какой же ценой?
        — Бастион, Антлия, Водоворот и Глазок… все уничтожено.
        — Ты сказал: они повержены. Что это значит? Они мертвы? Я хочу, чтобы они были мертвы.
        — Мы заманили их туда, где они попали под воздействие притяжения Спиракали. Она их поглотила. Они должны быть мертвы. Они должны быть… Хранитель…
        В этот момент дверь распахнулась, вошел Керин, а за ним клирики внесли расчлененные тела трех Помешанных Владык.
        — Код, открывающий дверь в темницу, был изменен.  — Казалось, Владыка Внушения внимательно вглядывался в лица всех присутствовавших в помещении одновременно.  — Очевидно, это сделал тот же человек, который снабдил их снадобьем.
        Владыки заговорили все разом.
        — Убрать их с глаз моих!  — прошипел Дарий.
        Но Керин еще ближе подошел к Старейшему, голос его перекрыл стоявший в помещении гомон. Указав на тела Помешанных Владык, он громко произнес:
        — Они занимались не только саботажем — разрушен Карьер и все его строения.
        Внезапно в комнате воцарилась полная тишина, но ужас, отразившийся на лицах Владык, быстро сменился сомнением и неверием.
        Дарий криво ухмыльнулся.
        — Это уже не имеет значения. Снадобье себя изжило! Оно нам больше не нужно!
        Всех охватил ужас. Ужас и подозрение…
        — Не нужно?  — глуповато ухмыльнулся Владыка Фортин.  — Да как же такое может быть, Старейший?
        — Пойдемте, друзья мои. Я покажу вам. Помешанным болванам не удалось причинить вред моему самому выдающемуся достижению! Пойдемте со мной, и я покажу вам такое могущество, о котором никто из нас не мог и мечтать… Кордан, раздай всем снадобье. Это последний раз, когда вам приходится к нему прибегать, друзья мои. Могущество моего Трона сделало снадобье анахронизмом.
        Но ни один Владыка не решался сесть на свое место.
        — Вы смеете подвергать мои слова сомнению?!
        Стоув хотела отойти от него немного назад, чтобы не создавать впечатления, что она с ним заодно. Но делать этого было нельзя — одно неверное движение, и Дарий может попытаться ее убить.
        — Объясни мне, Фортин, что ты имеешь в виду?
        Владыка Фортин открыл рот, но говорить не мог — он лишь невнятно что-то бормотал, тихо всхлипывал и пускал слюни.
        Она чувствовала, как Старейший овладевал неразвитым разумом Фортина. Стоув видела внутренним взором, как его обволакивает склизкая, мерзостная зеленая оболочка и безжалостно сжимает все сильнее и сильнее. Но одновременно она видела и то, что наблюдали все остальные Владыки,  — руки управляющего были прижаты к телу, ладони сжаты в кулаки, лицо его, казалось, окаменело, он задыхался, из глаз сочилась кровь. Несколько минут Фортин еще конвульсивно дергался, будто изображая марионетку, которой всегда на самом деле и являлся, а потом замертво свалился на пол.
        — Я создал тебя,  — прорычал Старейший, протянув руку, будто выбирая следующую жертву.  — Я возвращал жизнь твоей разлагавшейся плоти, возвращал тебе молодость в Водовороте. Если бы не я, ты бы давно уже сгнил в могиле. Владыки! Я победил саму смерть! Это ваш последний шанс,  — воскликнул он.  — Примите ваше снадобье и обретите бессмертие!
        Многие Владыки давно уже состарились и одряхлели. Все силы их были истощены, а привычка к снадобью низвела их таланты до пустого интриганства. Они уже не были способны к прямому столкновению и потому стояли как парализованные. Что они могли сделать?
        — Вы хотите, чтобы я всех вас убил? Садитесь.
        Они восприняли эти слова как приказ и тут же ему подчинились. Глаза их остекленели.
        Возьмите снадобье, которое лежит перед вами.
        Стоув смотрела, как Владыки пальцами зачерпнули из баночек снадобье и поднесли к губам, и сердце у нее ушло в пятки. Дарий медленно повернулся к ней и Керину — единственным, кто оставался стоять.
        — Ах, Владыка Керин… Ты не удивил меня, но скажи: все-таки почему ты стоишь? Садись. Ты меня огорчаешь.
        — Я служил и служу Мегаполису.
        — А когда именно ты перестал служить мне?
        У Стоув перехватило дыхание, когда изо рта Дария один за другим извивающимися змеями стали вылетать зеленые потоки энергии.
        Но Керин явно был прекрасно осведомлен о разрушительных способностях Дария и заранее подготовился к защите. От пяток до макушки его окутала спираль из пурпурных нитей. Они возникали и обволакивали его слоями, создавая вокруг непробиваемый защитный барьер. Яростные попытки Дария поразить Владыку Внушения не достигали цели, потому что испускаемая им энергия поглощалась и рассеивалась.
        Однако Дарий лишь усмехнулся, глядя в глаза предателю.
        — Их смерть будет быстрой. А с тобой я поступлю по-другому. Тебя я долго буду жечь на адском огне. Ты просто безмозглый прислужник пророчеств.
        И в этот момент, когда Стоув ощутила, что Дарий готовится к новой смертельной атаке на врага, он вдруг как подкошенный повалился на пол.
        Керин бросил на него сверху вниз ледяной взгляд.
        — Роун из Негасимого Света нашел способ одновременно отключить большое число блокираторов клириков. А без их энергии ты всего лишь жалкий свихнувшийся старый болван.
        — Да как ты смеешь?! Как у тебя язык поворачивается?!
        Дарий подполз к ближайшему сидевшему Владыке и схватил его снадобье. Он понюхал его и гневно бросил Керину:
        — Да это же обычный сонный порошок!
        — Архиепископ, это ты дал им приказ. Ты заставил их принять снадобье. Ты заставил их молчать. Твой слуга Кордан наверняка предупредил бы тебя, если бы мог говорить.
        Когда Дарий перевел взгляд на Стоув, она задрожала и заплакала.
        — Отец,  — простонала она.
        Дарий сощурился. Глазные яблоки под приспущенными веками бешено вращались, перескакивая с нее на Керина и обратно. Но Стоув упорно продолжала разыгрывать свой спектакль. Она помнила обещание, данное ей Керином, и это помогало девочке сдерживать накатившую панику: «Он ждет, что я буду тебя защищать из-за моей веры. А если я не стану этого делать, он решит, что я считаю тебя преданной ему. Тогда он будет видеть в тебе единственный возможный источник своей власти, своего союзника. И в этом случае он не причинит тебе вреда».
        Стоув очень надеялась, что обещание Керина не было пустым.
        Собравшись с силами, Дарий поднялся и протянул к ней руку.
        — Подойди ко мне, дочь моя. Помоги мне. Скорее!

* * *

        Луна скрыла солнце до половины, его свет затухал на востоке небес, как кровь растворяется в бассейне с водой. В той стороне, куда смотрела Мабатан, ясно было видно, как на фоне обозначившихся на темневшем небе звезд вырисовывались рога быка. Времени у нас осталось лишь до тех пор, пока бык не взойдет на востоке. А потом — мы пропали, все будет кончено. В пророчестве говорилось об этом дне. Это ведь не Дарий торопил события — все, что произошло с ними во всей своей совокупности, подвело их к этому дню.
        — Хроши подошли к воротам!  — крикнула Мабатан, пытаясь перекричать завывания ветра. Они с Лампи нашли такое положение на краю помоста, где, прислонившись друг к другу спинами, удобно было следить за всеми разворачивавшимися боевыми событиями. И хотя они сидели совсем рядом, из-за шума ветра им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Она удивилась, какое облегчение доставлял ей крик — будто все это время ей только это и было нужно.  — Они не встретили никакого сопротивления. Братья уничтожили всех охранников, защищавших периметр поля. Хроши распахивают ворота! Братья врываются внутрь!
        — Энде уже почти пробилась сквозь толпу,  — откликнулся Лампи.
        Голос его звучал отрывисто и нервно. Мабатан почувствовала, как напряглась у него спина, как сильно билось сердце. И вдруг без всякой видимой причины у нее возникло такое ощущение, что она снова в том ящике с Кирой, пахнет кровью, ей страшно и почти непереносимо больно. Захотелось закрыть глаза, бежать, не видеть этой битвы, захотелось, чтобы ветер унес ее к отцу. С тех пор как она была еще совсем маленьким ребенком, никогда еще ей так сильно не хотелось, чтобы он взял ее на руки! Как же там спокойно и уютно…
        — Апсара сбрасывают с себя чужие одежды. Один клирик готов. Двое. Трое. Они уже почти у цели…  — Лампи резко подался вперед, и Мабатан потеряла равновесие. Он встал на колени и беспомощно закричал, пытаясь перекричать завывавший ветер: — Смотри!
        Мабатан придвинулась поближе и положила руку Лампи на плечо. Он повернул голову, чтобы она лучше расслышала, и прокричал:
        — Четыре батальона! Подходят со всех сторон.
        Давай сигнал красной ракетой.
        Мабатан выполнила приказ. Она не сказала ему, что никто не успеет вовремя прийти на помощь к апсара. Им придется полагаться лишь на самих себя и драться с врагом до самого конца. Положив арбалет, она глубоко вздохнула, хоть прекрасно понимала, что подготовиться к тому, что предстояло увидеть, невозможно.
        Направив бинокль на площадь, она смотрела, как толпа расступилась, пропуская клириков. Произошло то, чего больше всего опасался Лампи,  — апсара оказались в западне. Клириков было множество, а воительниц — всего двенадцать человек.
        — Как же мы могли так просчитаться?  — в отчаянии воскликнул Лампи.  — Скорее всего, это личная гвардия Дария. Мы же знали, какое значение представляет для него этот огромный Апогей…  — У Лампи перехватило дыхание.  — Ох, нет! Только не это!
        — Вит. Дай. Ним,  — шептала Мабатан имена апсара, когда они падали замертво.
        Петра повалилась на руки Энде. Сердце Мабатан разрывалось от горя. Когда безжизненное тело Петры соскользнуло на землю, Энде измазала себе лицо кровью убитого врага. Лезвие меча, в который, казалось, перешла вся ее ярость, разило клириков направо и налево, брызги их крови как капли дождя орошали воздух. Но спасти своих дочерей она была не в силах. Нира. Кай… одна за другой они падали наземь, подкошенные ударами врагов. Лампи трясло. Гуин. Ильф. Его подруги.
        Почти двести врагов сражались с горсткой воительниц — апсара было всего двенадцать. Наконец был убит последний клирик. Но из всех апсара в живых осталась лишь одна Энде. Она подошла к Апогею и изо всех сил пыталась опрокинуть его на землю. Ни один из стоявших рядом людей не вызвался ей помочь. Памятник был в десять раз больше ее, а Энде могла положиться лишь на свой меч. Хотя лица ее Мабатан издалека не видела, было понятно, что Энде душат рыдания и отчаянная ярость. Она снова и снова била мечом по монументу, но с таким же успехом пожилая воительница могла бы колотить по нему кулаками — толку все равно не было никакого.
        И тут тысячи разъяренных людей потянули к ней руки — казалось, Потерянные хотят ее растерзать. Те самые люди, которых она пыталась спасти, вцепились в ее одежду, оттаскивая от монумента, установленного в честь их божества.
        А они с Лампи были здесь и ничем не могли помочь Энде… Послышался звук лифта, поднимавшегося к вершине Пирамиды. Мабатан потянулась к колчану, но тут же вспомнила, что клирики из гвардии Дария убиты на площади. Вряд ли ей придется сражаться. Нет, теперь настала очередь Виллума и Стоув.

* * *

        Дверь лифта отъехала в сторону, и открылся ошеломляющий вид на солнечный полумесяц, зависший в неоново-синем небе. Стоув чувствовала, что Виллум где-то рядом. Но где? Либо здесь, либо этажом ниже. Она его не видела. Как только Дарий вытолкнул ее на крытую стеклянную крышу Пирамиды, дверь с тихим шелестом закрылась, и лифт пошел вниз. Перед ними открывался вид на весь Город. От разрушенного Карьера в небо поднимались клубы черного дыма. Десятки зданий уже были охвачены пламенем, от раздававшихся тут и там взрывов слегка вибрировал пол. Дарий оглядел открывавшуюся перед глазами внушительную панораму, возвел руки к небесам и со злорадным торжеством в голосе воскликнул:
        — Пусть все здесь пойдет прахом! Ничто на этой земле больше не имеет значения!
        Он сжал девочке руку так, что ногти вонзились ей в запястье, Архиепископ шаркающей походкой ковылял к восточному краю крыши и тащил Стоув за собой. Там Хранитель бросил взгляд вниз на сиявший обелиск — монумент. Тысячи Потерянных бесновались вокруг него на площади. Отсюда они походили на муравьев, карабкавшихся друг на друга в безумном стремлении коснуться его блистающей поверхности. Людям Роуна не удалось его разрушить.
        — Это должно стать для тебя хорошим уроком, Стоув,  — торжествующе проговорил Дарий.  — Я потерял Роуна и Новакин, но разве я опустил руки? Нет. Я усовершенствовал блокираторы. Керин сказал, что твоему брату удалось их отключить. И если бы я на этом остановился, меня могло ждать поражение. Я рассчитывал, что смогу получить приличную подпитку от Владык, но полностью на них не полагался — на мякине меня не проведешь… Поэтому я подготовился к тому, чтобы Керин сделал свой ход, и оказался прав. Я создал Апогей, и теперь Потерянные должны будут со мной рассчитаться за все мои благодеяния,  — Дарий щелкнул шпингалетом, и одна из стеклянных рам распахнулась настежь.  — Мне хочется вдохнуть запах смерти, Стоув. Вдохни его и ты!
        Когда вся восточная стена Пирамиды раскрылась, образовав некое подобие горизонтальной площадки, порыв холодного ветра ударил с такой силой, что им пришлось отступить назад на несколько шагов. Стоув почувствовала, что ее снова охватывает паника. Теперь Виллум, скорее всего, не успеет добраться до последнего этажа. Ждать больше она не могла — дальнейшее промедление было чревато катастрофой. Она должна действовать прямо сейчас!
        Собравшись с силами, девочка повернулась к Дарию и закричала с такой силой, что его отбросило к стене. Впалая грудь старика еле вздымалась. Она продолжала истошно вопить. Скоро лицо старика мертвенно побледнело, глаза выкатились из орбит, а из ушей хлынула кровь. Он вцепился во что-то у него за спиной и рывком бросил перед собой. Виллум! НЕТ! Видимо, ему удалось схватить Дария сзади так, что она этого не заметила. На лице Виллума вздулись и напряглись ярко-синие вены. Только не это! Нееееет! Виллум, я не хотела причинить тебе вред, я не…
        Дарий скользнул обратно к платформе, стремясь достичь раскрытой панели.
        Останови Дария. Останови его, Стоув.
        Отвернувшись от Виллума, она бросилась к Дарию и поймала его за ногу, но он брыкался, как свинья, которую ведут на заклание, и она никак не могла ухватиться за него. Тогда Стоув его толкнула, но это лишь приблизило Хранителя к панели. Поднявшись на ноги, он начал набирать на ней код. Виллум, собравшись с силами, метнулся к Дарию в тот момент, когда Архиепископ уже набрал его. Пронзительный свист Апогея донесся даже сюда. Все надежды на спасение Потерянных рухнули. Через сколько секунд их жизненные силы перейдут к Дарию?
        Виллум толкнул Дария к краю платформы, но крючковатые пальцы старика с длинными ногтями мертвой хваткой вцепились в его накидку. Оба они упали, и Виллум, катаясь по полу, пытался дотянуться большими пальцами до глаз старца.
        Стоув вытащила спрятанный под платьем кинжал и бросилась к сражавшимся мужчинам. Сцепившиеся не на жизнь, а на смерть противники казались ей странным сплавом огня и льда. Она чуть не задохнулась от отчаяния, увидев, что воздух над гетто заколебался мерцающими волнами. Тело Хранителя начало светиться подобно свечению по краям лунной окружности. Апогей в сгущавшейся тьме питал его биополе именно так, как объяснял ей Виллум, и стало ясно, что еще немного, и Старейший наберет достаточно сил и вырвется из рук Виллума.
        Необходимо что-то немедленно предпринять… Она не должна была поддаваться ни на какие уловки Хранителя. Собрав все силы, девочка бросилась вперед. Кричать она не могла, потому что Виллум был слишком близко, но она уже почти дотягивалась до груди Дария. Девочка занесла над ним кинжал, но внезапно поскользнулась. Дарий схватил ее за запястье и сильно его сжал. Кинжал! Он старался отнять у нее кинжал! Она попыталась от него откатиться, но он ее поймал, схватившись за складки дурацкого платья. Отчаянно вырываясь, она напрягла все силы, чтобы освободиться из захвата Старейшего. Руку выдернуть ей удалось, но кинжал со стуком упал на пол.
        Отползая, Стоув увидела кинжал — ее кинжал, в руке Дария и с ужасом поняла, что он занес смертельное оружие над ней. В этот момент к ней бросился Виллум, прикрыл ее своим телом, и она почувствовала, как он дернулся, напрягся и затих. Теперь Дарий пытался заколоть и ее, но из-за бронированной защиты на платье — не мог. Кинжал вонзался в Виллума снова и снова, тело его обмякло и неуклюже сползало с нее на пол… пол заливала его кровь…
        Стоув, Стоув, убей его. Ты должна его убить.
        Задыхаясь от душивших ее рыданий, девочка вылезла из-под недвижного тела Виллума. Дарий вынул свою маленькую коробочку с фиолетовым порошком, взял щепотку и положил снадобье в рот. На руку ему сел белый сверчок. Стряхнув его на пол, он тут же раздавил насекомое каблуком. За первым сверчком стали появляться другие — их становилось все больше и больше, и скоро они облепили вокруг него пол.
        Столкни его. Столкни его прямо сейчас.
        Склонившись к ней, Дарий потянулся рукой к ее лицу. Но не успел он поднести снадобье к ее губам, как вспыхнул яркий свет. В том месте на небе, где вместо солнца зияла темная пустота, показалось белое облако, несущееся прямо на них. Это был ее брат. Он летел к ним на белых крыльях, окруженный облаком из несчетного множества белых сверчков.
        — Смотри, Дарий… Это мой брат летит сюда, и он тебя уничтожит.
        Дарий обернулся, и его тут же облепили белые сверчки. Роун приземлился рядом с ней и быстро скинул с себя яркие полупрозрачные крылья. Но она не могла его ждать и изо всех своих сил толкнула Дария. Но еще когда он падал, Стоув поняла, что он уже покинул этот мир и унесся к своему Трону в Краю Видений. Ей стало ясно, что она проиграла, утратив свой шанс на отмщение. Все было потеряно! Далеко внизу она видела, как смутные контуры жизненных сил погибавших людей со всех концов гетто стремились к Апогею. Но она знала и конечный пункт их назначения — Трон Дария в Краю Видений.
        Стоув разрыдалась от отчаяния и почувствовала, что брат обнял ее за плечи, пытаясь утешить.
        — Стоув, еще не поздно. Мы можем…
        — Нет, нет, я не могу туда попасть! Не теперь, Роун. Поймай его, Роун, догони и поймай. Пожалуйста, очень тебя прошу!
        Она услышала, как брат прошептал:
        — Я вернусь, Стоув, вернусь… потом.
        Что он хотел сказать ей этим «потом»? Виллум умирает. Виллум, Виллум, не уходи. Пожалуйста, вернись. Она склонилась над Виллумом, почти коснувшись лицом его груди. Вернись, вернись. Пальцами, глазами, сердцем ловила она искры жизни, остававшиеся еще у него в крови. Вернись.
        Стоув, пожалуйста… дай мне уйти.
        Она вынула из потайного места свою половинку перстня с изображением барсука и надела его на палец. Девочка чувствовала Виллума краем сознания, он стал соколом, пытавшимся улететь прочь. Прочь от нее. Не-е-е-е-е-т!
        Стоув, дай мне, пожалуйста, улететь.
        Не могу, Виллум, никак не могу. Ты должен остаться со мной.
        Нет, Стоув, пожалуйста. Ты многого не знаешь.
        Я не могу тебя отпустить, Виллум. Ты должен остаться, должен.

* * *

        РОУН НЕСЕТСЯ ВСЛЕД ЗА КРАСНЫМ ОРЛОМ ВСЕ БЫСТРЕЕ И БЫСТРЕЕ, НО ЕМУ ВСЕ РАВНО НЕ ХВАТАЕТ СКОРОСТИ.
        ДАРИЙ НАЧИНАЕТ СПУСКАТЬСЯ К ПЕРЕЛИВЧАТОЙ РАСКРЫТОЙ ЛАДОНИ, РОУН БРОСАЕТСЯ ПРЯМО НА НЕГО. ОТ СТОЛКНОВЕНИЯ ОНИ БЕШЕНО КРУТЯТСЯ В ВОЗДУХЕ. РОУНУ УДАЕТСЯ СХВАТИТЬ ОРЛА ЗА ЛАПУ.
        ОРЕЛ БЬЕТ КОГТЯМИ СВОБОДНОЙ ЛАПЫ РОУНА В ГРУДЬ И ВОНЗАЕТ СТРАШНЫЙ КЛЮВ ЕМУ В РУКУ. НАД ОТКРЫТЫМИ РАНАМИ ВЗВИВАЮТСЯ КЛУБЫ ЧЕРНОГО ДЫМА. СКОРЧИВШИСЬ ОТ БОЛИ, РОУН ОСЛАБЛЯЕТ ЗАХВАТ, И ДАРИЙ ОТЧАЯННО НЕСЕТСЯ К ТРОНУ.
        С НЕБА К НЕМУ ЛЕТИТ ТУЧА БЕЛЫХ СВЕРЧКОВ. ОНИ УВЕЛИЧИВАЮТСЯ В РАЗМЕРАХ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ, ЧТО СТАНОВЯТСЯ ПОХОЖИМИ НА ГИГАНТСКИХ ЖУКОВ. ЗВЕНЯ КАК САРАНЧА, СВЕРЧКИ ОКРУЖАЮТ СТРОЕНИЯ ДАРИЯ. УГНЕЗДИВШИСЬ НА СВОЕМ ТРОНЕ И ЗАНЯВ ОБОРОНИТЕЛЬНУЮ ПОЗИЦИЮ, ОРЕЛ С ПРОНЗИТЕЛЬНЫМ КЛЕКОТОМ ОТ НИХ ОТБИВАЕТСЯ.
        ЗАМЕТИВ РАСЩЕЛИНУ, РОУН БРОСАЕТСЯ ВНИЗ. ПОЛОВИНКА ПЕРСТНЯ НА ЕГО ПАЛЬЦЕ НАЧИНАЕТ ПУЛЬСИРОВАТЬ, ИСХОДЯЩЕЕ ОТ НЕГО ЗАЩИТНОЕ СИЯНИЕ ОКУТЫВАЕТ РОУНА С НОГ ДО ГОЛОВЫ. КОЛЮЧИЕ ВОЛОСКИ ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ ВСЕХ ЕГО ПОР. РУКИ СТАНОВЯТСЯ КОРОЧЕ, ПОДБОРОДОК ВЫТЯГИВАЕТСЯ И УДЛИНЯЕТСЯ. ОН ПРЕВРАЩАЕТСЯ В БАРСУКА, КАК И ТОГДА, КОГДА ЕМУ ПРИШЛОСЬ СРАЖАТЬСЯ В АДУ СО СВЯТЫМ. ТЕПЕРЬ ДЛЯ НЕГО ЭТО САМОЕ ЛУЧШЕЕ ПОДСПОРЬЕ!
        РУХНУВ НА ТРОН, ДАРИЙ, ПОШАТЫВАЯСЬ, ОТКЛОНЯЕТСЯ НАЗАД. ВОСПОЛЬЗОВАВШИСЬ ЭТИМ, РОУН ВОНЗАЕТ БАРСУЧЬИ ЗУБЫ В КРЫЛО ОРЛА, ПОТОМ НАЧИНАЕТ ЯРОСТНО МОТАТЬ МОЩНЫМИ ЧЕЛЮСТЯМИ ИЗ СТОРОНЫ В СТОРОНУ, в этот МОМЕНТ ДЕСЯТКИ ПРИЗРАЧНЫХ ТЕНЕЙ ВЫПЛЫВАЮТ ИЗ ТЕЛА ОРЛА, КРЫЛО РВЕТСЯ И ХРУСТИТ, И НА КАКОЙ-ТО МОМЕНТ ГЛАЗА ОРЛА ТУСКНЕЮТ.
        ДАРИЙ ГЛУБОКО ПОГРУЖАЕТ КЛЮВ В СУБСТАНЦИЮ, ИЗ КОТОРОЙ СДЕЛАН ТРОН, И ВСАСЫВАЕТ НОВЫЕ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ НЕЯСНЫЕ КОНТУРЫ. РОУН ЯРОСТНО ПЫТАЕТСЯ СОГНАТЬ ДАРИЯ С ТРОНА, НО ТОТ, ОЖИВ, С НОВЫМИ СИЛАМИ ВОНЗАЕТ СТРАШНЫЕ КОГТИ В ГРУДЬ БАРСУКА.
        «НЕУЖЕЛИ ТЫ МОГ ПОДУМАТЬ, ЧТО МЕНЯ ИСПУГАЕТ ВИД БАРСУКА? КАК БЫ НЕ ТАК! Я ДОЛЖЕН БЫЛ С НИМ ПОКОНЧИТЬ ЕЩЕ СТО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД!» — ПОБЕДОНОСНО КРИЧИТ ОН, ЦЕЛЯ УДАР СМЕРТОНОСНОГО КЛЮВА В ЯРЕМНУЮ ВЕНУ РОУНА.
        БАРСУК ОБХВАТЫВАЕТ ОРЛА МОЩНЫМИ ПЕРЕДНИМИ ЛАПАМИ, И ДВОЕ ВРАГОВ МЕДЛЕННО СКОЛЬЗЯТ К ЦЕНТРУ ТРОНА. ОРЕЛ ПЫТАЕТСЯ ВЦЕПИТЬСЯ В ТРОН КОГТЯМИ, НО УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО. ИХ ЗАСАСЫВАЕТ В ГОРЛОВИНУ УЗКОГО КАНАЛА — ОДНОГО ИЗ МНОГИХ ПУТЕЙ, ПЕРЕСЕКАЮЩИХ КРАЙ ВИДЕНИЙ, КОТОРЫЕ РОУН ВИДЕЛ РАНЬШЕ,  — И НЕСЕТ В СТОРОНУ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ.
        РОУН И ОРЕЛ ЛЕТЯТ К ВПАДИНЕ, ГДЕ ОБИТАЕТ ДЕМОН, НО ВДРУГ МОГУЧИЕ РУКИ МИНОТАВРА ХВАТАЮТ КРЫЛЬЯ ХИЩНОЙ ПТИЦЫ И С НЕВЕРОЯТНОЙ СИЛОЙ РАЗДВИГАЮТ ИХ ШИРОКО В СТОРОНЫ ТАК, ЧТО ОНИ УЖЕ ВОТ-ВОТ РАЗОРВУТСЯ. РОУН видит УЖАС В ГЛАЗАХ ДАРИЯ, КОГДА БЛЕДНО-ЖЕЛТОЕ ПЛАМЯ ОХВАТЫВАЕТ ЕГО БЛЕСТЯЩИЕ ПЕРЬЯ.
        ШЕПОТОМ, ПЕРЕКРЫВАЮЩИМ ИСТОШНЫЙ ВОПЛЬ АРХИЕПИСКОПА, СЛЕПОЙ БОГ ОБРАЩАЕТСЯ К РОУНУ:
        «ПОМНИ О СВОЕМ ОБЕЩАНИИ».
        «КАК?..»
        «ВЗГЛЯНИ НА СВОЮ РУКУ, РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА».
        РОУН ХОЧЕТ ВОЗРАЗИТЬ И СКАЗАТЬ, ЧТО У НЕГО НЕТ РУК, НО В ЭТОТ МОМЕНТ ЕГО БАРСУЧЬИ КОГТИ НАЧИНАЮТ ТРАНСФОРМИРОВАТЬСЯ. В СЛЕДУЮЩИЙ МОМЕНТ ФОРМА АСТРАЛЬНОГО ТЕЛА ЕГО ПРАДЕДА ИСЧЕЗАЕТ, И, КАК ТОЛЬКО ОН ВНОВЬ СТАНОВИТСЯ САМИМ СОБОЙ, ЕГО ЛЕВУЮ РУКУ ОХВАТЫВАЕТ ПЛАМЯ.
        «НАСТАЛО ВРЕМЯ ИСПОЛНИТЬ ДАННОЕ ТОБОЙ ОБЕЩАНИЕ».
        ИЗ ПЛОТИ ЕГО РУКИ НАЧИНАЕТ ВОЗНИКАТЬ КЛИНОК, БУДТО ВЫКОВАННЫЙ ИЗ ОГНЯ. ЕГО РАЗДВОЕННОЕ ЛЕЗВИЕ ПОСТЕПЕННО ИЗГИБАЕТСЯ, ПРИОБРЕТАЯ ФОРМУ МЕЧА-СЕКАЧА.
        «ТЫ ВСЕГДА ЗНАЛ, ЧТО УБИТЬ БОГА ОБЫЧНЫМ КЛИНКОМ НЕВОЗМОЖНО.  — ГОЛОС ДРУГА ЗВУЧИТ МЯГКО, ПОЧТИ ЛАСКОВО, НО, КОГДА ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ ПРИТЯГИВАЕТ ИХ УЖЕ СОВСЕМ БЛИЗКО, ЕГО МЫЧАНИЕ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ РЕВ: — СРУБИ МНЕ ГОЛОВУ, РОУН ИЗ НЕГАСИМОГО СВЕТА, РУБИ ЕЕ ПРЯМО СЕЙЧАС!»
        РОУН ВСПОМИНАЕТ ВСЕ ЖЕРТВЫ, НА КОТОРЫЕ ОБРЕК ЕГО ДРУГ,  — ПОТЕРЮ СЕМЬИ, УТРАТУ НЕГАСИМОГО СВЕТА. ОН ОТВОДИТ РУКУ НАЗАД И, ВЛОЖИВ В МОЩНЫЙ УДАР ВСЮ НЕНАВИСТЬ, НАКОПИВШУЮСЯ В НЕМ ЗА ЭТИ ДВА ГОДА, НАНОСИТ СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ УДАР. РОГАТАЯ ГОЛОВА ДРУГА ЛЕТИТ ПРЯМО В РАЗВЕРСТУЮ ПАСТЬ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ. НО ОДНОВРЕМЕННО КОПЫТА БОГА РВУТ ПОХОЖИЕ НА ПЛОТЬ СТЕНКИ МРАЧНОЙ ВПАДИНЫ ТАК, ЧТО ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕТ ЗАКРЫТЬ СВОЮ ЗИЯЮЩУЮ ПАСТЬ. МОНСТР ОТРЫГИВАЕТ, ПОПЕРХНУВШИСЬ, РОГАТУЮ ГОЛОВУ БЫКА, И ИЗ ПАСТИ ЕГО ПОДНИМАЮТСЯ КЛЕШНИ С ЗАЗУБРЕННЫМИ КОГТЯМИ. ЯРОСТНО ВОНЗИВШИСЬ В ОБЕЗГЛАВЛЕННОЕ ТЕЛО ДРУГА, ОНИ СКРУЧИВАЮТ ЕМУ РУКИ НАЗАД, И ОКРОВАВЛЕННЫЙ ОРЕЛ ОКАЗЫВАЕТСЯ НА СВОБОДЕ.
        ГИГАНТСКАЯ ПТИЦА ИЗДАЕТ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ КРИК. ОНА ПЫТАЕТСЯ ОТБИТЬСЯ ОТ ЖУТКОЙ, СТУДЕНИСТОЙ МАССЫ, ПОКРЫВАЮЩЕЙ СТЕНКИ ВПАДИНЫ. НО КАК ТОЛЬКО ОНА В НЕЕ ПОПАДАЕТ, ЕЕ ОКРУЖАЮТ ТЫСЯЧИ РАСПЛЫВЧАТЫХ ОЧЕРТАНИЙ, СКОПИВШИХСЯ НАД ПОВЕЛИТЕЛЕМ ТЕНЕЙ. ОНИ ВИХРЯТСЯ НАД НИМ, ХВАТАЮТ ЕГО И ТЕРЗАЮТ ИЗЛОМАННЫЕ, ОКРОВАВЛЕННЫЕ КРЫЛЬЯ. НА МЕСТО КАЖДОЙ ОТБИТОЙ ИМ ЖЕРТВЫ ТУТ ЖЕ УСТРЕМЛЯЮТСЯ СОТНИ ДРУГИХ.
        ТРИ ХИЩНЫЕ ПТИЦЫ КОГТЯМИ И КЛЮВАМИ РАСЧИЩАЮТ СЕБЕ ПУТЬ В КОШМАРНОЙ СТЕНЕ, ПРОБИВАЯСЬ К ХРАНИТЕЛЮ ГОРОДА. ДАРИЮ НЕ УКРЫТЬСЯ ОТ ПРИБЛИЗИВШЕЙСЯ К НЕМУ ТРОИЦЫ, ОНИ НАВИСАЮТ НАД НИМ ТРЕУГОЛЬНИКОМ И ВКРАДЧИВО ВОРКУЮТ:
        «ТЫ ОСТАВИЛ НАС УМИРАТЬ, НАЗЫВАЛ ПОМЕШАННЫМИ, НО МЫ ЗНАЛИ, МЫ ЗНАЛИ… МЫ ДОЛГО ЭТОГО ЖДАЛИ, ДАРИЙ. СМОТРИ, КАК ИХ МАНЯТ ТВОИ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ… ДА… ТВОИ ЖЕРТВЫ ОЧЕНЬ ОГОЛОДАЛИ, АРХИЕПИСКОП, ОНИ ОЧЕНЬ ГОЛОДНЫ…»
        РОУНУ ДОСТАТОЧНО ПРОТЯНУТЬ РУКУ, ЧТОБЫ ПРЕКРАТИТЬ ЭКЗЕКУЦИЮ, НО ОН ЭТОГО НЕ ДЕЛАЕТ. ОН ЗАСТАВЛЯЕТ СЕБЯ СМОТРЕТЬ НА ТО, КАК ОТБИВАЮЩЕГОСЯ И ВОПЯЩЕГО ДАРИЯ, СТАРЕЙШЕГО, ХРАНИТЕЛЯ ГОРОДА, АРХИЕПИСКОПА МЕГАПОЛИСА, ВЕЛИКОГО ПРОВИДЦА, ПОСТЕПЕННО ПОЖИРАЮТ ЖИВЬЕМ, ОТКУСЫВАЯ ОТ НЕГО ПО КУСОЧКУ.
        РОУН СМОТРИТ НА ЖУТКУЮ КАРТИНУ КАК ЗАЧАРОВАННЫЙ И НЕ ЗАМЕЧАЕТ, ЧТО ЕГО РУКА, УХВАТИВШАЯСЯ ЗА КРАЙ ВПАДИНЫ, СОСКАЛЬЗЫВАЕТ И ЕГО ХВАТАЕТ ОДНА ИЗ ДЛИННЫХ КОГТИСТЫХ КЛЕШНЕЙ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ. ОНА ШВЫРЯЕТ ЕГО В ПОХОЖУЮ НА ПЕЩЕРУ ПАСТЬ, ТАМ ОН УПИРАЕТСЯ НОГАМИ В РОГА НА ГОЛОВЕ ПОВЕРЖЕННОГО БОГА И ОДНУ ЗА ДРУГОЙ ОБРУБАЕТ ВСЕ БЕСЧИСЛЕННЫЕ КЛЕШНИ ДЕМОНА.
        ПОВСЮДУ ВОКРУГ НЕГО ОТ МНОЖЕСТВА СМУТНЫХ НЕЯСНЫХ ОЧЕРТАНИЙ ТЕНЕЙ ДОНОСЯТСЯ ГЛУХИЕ ВОПЛИ, ВИХРЯЩИЙСЯ ВОЗДУХ БУДТО НАПОЛНЯЕТСЯ СТРАДАНИЯМИ И МУКОЙ. ОНИ ОТЧАЯННО ПЫТАЮТСЯ ВЫБРАТЬСЯ НАРУЖУ, НО ИХ НЕОТВРАТИМО ПРОДОЛЖАЕТ ЗАСАСЫВАТЬ НЕНАСЫТНАЯ УТРОБА ЧУДОВИЩА, ЗАПОЛОНЯЮЩЕГО СОБОЙ ВСЕ ДНО ВПАДИНЫ. КАК ТАКОЕ МОЖЕТ ПРОИСХОДИТЬ?
        «ПОЧЕМУ ВЫ ЕЩЕ ЖИВЫ?  — В ЯРОСТИ КРИЧИТ РОУН. ПРОДОЛЖАЯ НАПРАВО И НАЛЕВО РУБИТЬ КОПОШАЩУЮСЯ МАССУ У СЕБЯ ПОД НОГАМИ, ОН ВОПРОШАЕТ СО СТОНОМ: — ЧТО МНЕ НАДО СДЕЛАТЬ? ЧТО?»
        НО ВСЕ ЕГО УСИЛИЯ ТЩЕТНЫ. ОТ НАПРЯЖЕНИЯ ТЕЛО БЬЕТ ДРОЖЬ, ОН БЕСПОМОЩНО СМОТРИТ НА ВСЕ ЖИЗНИ, ПОХИЩЕННЫЕ ДАРИЕМ, И СЛЕЗЫ НА ЛИЦЕ ЮНОШИ СМЕШИВАЮТСЯ С ЗАПЕКШЕЙСЯ КРОВЬЮ. ЧЕМ ЖЕ ОН МОЖЕТ ИМ ПОМОЧЬ?
        ЧУВСТВУЯ, ЧТО КТО-ТО ДЕРГАЕТ ЕГО ЗА НОГУ, ОН ЗАНОСИТ РУКУ ДЛЯ УДАРА, НО ВИДИТ, ЧТО ЭТО МАЛОЕ ДИТЯ. ЕГО ПУХЛЕНЬКИЕ НОЖКИ ОБВИВАЮТ НОГУ РОУНА, И РЕБЕНОК ПЫТАЕТСЯ ПОДАТЬСЯ ВПЕРЕД. ОН ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ ЛИШЬ НА МГНОВЕНИЕ И ТУТ ЖЕ ПОГРУЖАЕТ ОБЕ СВОИ МАЛЕНЬКИЕ РУЧОНКИ ПО САМЫЕ ЛОКТИ В ГЛАЗ, КОТОРЫМ НЕИСТОВО ВРАЩАЕТ ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ. БЕЗ ВСЯКИХ ВИДИМЫХ УСИЛИЙ ДИТЯ ВЫРЫВАЕТ ГЛАЗ ИЗ ГЛАЗНИЦЫ. ВНОВЬ ПОДТЯНУВШИСЬ К НОГЕ РОУНА, РЕБЕНОК ВЫСАСЫВАЕТ ИЗ НЕГО ВСЮ ЖИДКОСТЬ, И ОТ ГЛАЗА ОСТАЕТСЯ ЛИШЬ БЛЕДНАЯ ТОНКАЯ ОБОЛОЧКА.
        ДИТЯ ЕЕ ГЛОТАЕТ И ГОВОРИТ В ПРОСТОДУШНОЙ НЕВИННОСТИ СВОЕЙ:
        «ЧТОБЫ ЕГО УБИТЬ, НУЖНО СЪЕСТЬ ЕГО ГЛАЗА. ТЫ ДОЛЖЕН СЪЕСТЬ ВТОРОЙ».
        РОУН ОЗАДАЧЕННО СМОТРИТ НА РЕБЕНКА. ТЕЛО ЕГО И ЛИЧИКО ПОЧТИ КАК У НОВОРОЖДЕННОГО, НО ВО ВЗГЛЯДЕ СКВОЗИТ ВЕКОВАЯ МУДРОСТЬ — МУДРОСТЬ ДРЕВНЕГО БОЖЕСТВА.
        «НЕИЗМЕННО ИЗМЕНЧИВЫЙ, ВСЕГДА ЖИВУЩИЙ В ЛАДУ С МИРОМ,  — ПРОИЗНОСИТ ДИТЯ С ПЕЧАЛЬНОЙ УЛЫБКОЙ, ПОДТВЕРЖДАЯ ДОГАДКУ РОУНА. -ПАМЯТЬ ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЕНЕЙ ЗАКЛЮЧЕНА В ЕГО ГЛАЗАХ, ОН ПОМНИТ КАЖДУЮ ПРОГЛОЧЕННУЮ ИМ ЖЕРТВУ,  — ГОВОРИТ ЕМУ ДРУГ.  — ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЗА КОГО СРАЖАЕШЬСЯ».
        РОУН В НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ СМОТРИТ НА ВТОРОЙ ГЛАЗ.
        «НЕУЖЕЛИ ТЫ ТАК НИЧЕМУ НЕ НАУЧИЛСЯ У СВОИХ ДРУЗЕЙ? ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЕТ НЕ ВНЕШНОСТЬ ПРЕДМЕТА, А ТО, ЧТО ОН СКРЫВАЕТ,  — ЕГО СУЩНОСТЬ».
        РОУН ДУМАЕТ О ЛАМПИ, О ТОМ, КАК ЛЮДИ БЕГУТ ОТ НЕГО, ХОТЯ ЕГО НЕ ЗА ЧТО БОЯТЬСЯ. О ПЕРВОМ ЕГО УГОЩЕНИИ ИЗ МЯСА ТЕРМИТОВ, КОТОРОЕ ОН СДЕЛАЛ И СЪЕЛ, КОГДА ОНИ ЕЩЕ ТОЛЬКО ПОЗНАКОМИЛИСЬ. ТОГДА ОНО ВЫЗВАЛО У НЕГО СИЛЬНОЕ НЕПРИЯТИЕ, НО ЗАТО ПОДКРЕПИЛО ПОЧТИ ИССЯКШИЕ СИЛЫ. ОН НАКЛОНЯЕТСЯ, ПОГРУЖАЕТ РУКУ ГЛУБОКО В ГЛАЗНИЦУ И ВЫРЫВАЕТ ИЗ НЕЕ ГЛАЗ.
        КАК ТОЛЬКО РОУН ПОДНОСИТ ЕГО К ГУБАМ, СОЗНАНИЕ ЮНОШИ ЗАПОЛОНЯЮТ КОШМАРЫ ОДИН СТРАШНЕЕ ДРУГОГО, СТОНЫ, ВОПЛИ, КРИКИ, КОТОРЫЕ ИЗДАЮТ ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА, КОГДА ИХ ЖИЗНЬ ОБРЫВАЕТСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ И ОТЧАЯНИИ. ДИТЯ, СИЛОЙ ВЫРВАННОЕ ИЗ МАТЕРИНСКИХ РУК… ЗЕМЛЕПАШЕЦ, ЗАРУБЛЕННЫЙ БАНДИТАМИ… НЕВИННЫЕ ДЕТИ, ИСПУСКАЮЩИЕ ПОСЛЕДНИЙ ВОПЛЬ ПОД СКАЛЬПЕЛЯМИ ВРАЧЕЙ ВЛАДЫК… МОРЕ БОЛИ, ГОРЯ И УЖАСА… РОУНА ПЕРЕПОЛНЯЮТ ЧУВСТВА БЕСПОМОЩНОСТИ, БЕССМЫСЛЕННОСТИ, СЛЕПОЙ ЯРОСТИ И НЕПЕРЕНОСИМОЙ, БЕЗМЕРНОЙ, ВСЕ ЗАТМЕВАЮЩЕЙ ПЕЧАЛИ. ВСЕМ ИМ УЖЕ НЕЛЬЗЯ ПОМОЧЬ — СЛИШКОМ ПОЗДНО. ОТ НИХ ОСТАЛИСЬ ЛИШЬ ВОСПОМИНАНИЯ. ВОСПОМИНАНИЯ ИЗДЫХАЮЩЕГО ДЕМОНА.
        ВСЯ ВПАДИНА ВНЕЗАПНО РЕЗКО СОДРОГАЕТСЯ. С ЕЕ СКЛИЗКИХ СТЕН СОСКАЛЬЗЫВАЮТ СОНМЫ ТЕНЕЙ И НЕСУТСЯ ВВЫСЬ, КОГДА СПИРАКАЛЬ РАСПАДАЕТСЯ НА КУСКИ, И ОГРОМНАЯ ВПАДИНА ВНОВЬ СТАНОВИТСЯ ОТКРЫТОЙ.
        ПОМЕШАННЫЕ ВЛАДЫКИ ПАРЯТ В ВЫШИНЕ, КРУЖАСЬ НАД ПОВЕРЖЕННЫМ СТРОЕНИЕМ, НО УЖЕ В СЛЕДУЮЩЕЕ МГНОВЕНИЕ ОНИ ИСЧЕЗАЮТ В РАССЕИВАЮЩЕМСЯ ДЫМЕ. ЕЩЕ ОДИН МОЩНЫЙ ТОЛЧОК СОТРЯСАЕТ КАНАЛ, ПИТАЮЩИЙ ТРОН, И ПОСЛЕДНЕЕ СТРОЕНИЕ ДАРИЯ ВЗРЫВАЕТСЯ В СПОЛОХАХ ЯДОВИТО-ЗЕЛЕНОГО СИЯНИЯ.
        ДАРИЙ МЕРТВ, ТРОН ЕГО РАЗРУШЕН, МЕЧТА ПРАДЕДА РОУНА СТАНОВИТСЯ ЯВЬЮ. НО САМ РОУН ДО ПРЕДЕЛА ИЗМОТАН. КАК ЖЕ МНОГО СТРАДАНИЙ! КАК ЖЕ ИХ МНОГО… ХОТЯ ОН ЗНАЕТ, ЧТО РАНЬШЕ НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПОДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ИЗМЕНИТЬ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ, У НЕГО НЕ ИДЕТ ИЗ ГОЛОВЫ НИ ОДНА БЕЗВИННАЯ ЖЕРТВА.
        И КОГДА ОН ЧУВСТВУЕТ, ЧТО ВОТ-ВОТ ПОТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ ОТ ПЕРЕПОЛНЯЮЩИХ ЕГО ЭМОЦИЙ, РЯДОМ ВОЗНИКАЕТ ПЯТНИСТАЯ БУРАЯ КРЫСА, И ДО НЕГО ДОНОСИТСЯ ЕЕ ШЕПОТ:
        «ВОЗЬМИ МЕНЯ В РУКУ».
        РАСПОЛОЖИВШИСЬ НА МЕЧЕ-СЕКАЧЕ, В КОТОРЫЙ ПЕРЕХОДИТ ЕГО РУКА, КРЫСА МОРГАЕТ, И В ТОТ ЖЕ МОМЕНТ РОУН СМЫКАЕТ ГЛАЗА И ПОГРУЖАЕТСЯ В СОН.
        ПРОСЫПАЕТСЯ ОН РЯДОМ С РАЗЛОМОМ. ЕГО ИЗ ПОСЛЕДНИХ СИЛ СДЕРЖИВАЮТ ОТ РАСПОЛЗАНИЯ ДЕТИ, НАД КОТОРЫМИ ВЫСИТСЯ ГИДРА, ЗАБОТЛИВО СКЛОНЯЮЩАЯ К НИМ ДЕВЯТЬ СВОИХ ГОЛОВ. ЭТО — АЛАНДРА, ХОТЯ ОН НИКОГДА БЫ САМ НЕ ДОГАДАЛСЯ, ЕСЛИ БЫ ЕМУ НЕ СКАЗАЛА МАБАТАН. НИЧТО В ЭТОМ ЧУДИЩЕ НЕ НАПОМИНАЕТ ЕГО БЫЛУЮ ПОДРУГУ, КРОМЕ СТРАСТНОЙ ПРЕДАННОСТИ, СТРЕМЛЕНИЯ ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО ЗАЩИТИТЬ ДЕТЕЙ.
        ВОКРУГ РАЗЛОМА СОБРАЛСЯ ВЕСЬ НАРОД НЕГАСИМОГО СВЕТА, И ДО СЛУХА ЕГО ДОНОСИТСЯ ИЗВЕЧНЫЙ РАВНОМЕРНО ВИБРИРУЮЩИЙ ЗВУК. ОН ПОДХОДИТ К ПАПЕ С МАМОЙ, СТАНОВИТСЯ МЕЖДУ НИМИ И С УЖАСОМ СМОТРИТ НА ОКРОВАВЛЕННОЕ ЛЕЗВИЕ МЕЧА-СЕКАЧА, ОСТАЮЩЕГОСЯ ПРОДОЛЖЕНИЕМ ЕГО РУКИ. НО МАМА ДЕЛАЕТ ШАГ ВПЕРЕД, И ВМЕСТЕ С ПАПОЙ ОНИ КЛАДУТ НА КЛИНОК РУКИ. ОДИН ЗА ДРУГИМ К НИМ ПОДХОДЯТ ОСТАЛЬНЫЕ ЖИТЕЛИ НЕГАСИМОГО СВЕТА И ПОВТОРЯЮТ ИХ ЖЕСТ, ПРОДОЛЖАЯ ПЕТЬ СВОЮ ПЕСНЮ НАД ОРУЖИЕМ, В КОТОРОЕ ПРЕВРАТИЛАСЬ ЕГО РУКА.
        ЗАПЕКШАЯСЯ НА КЛИНКЕ КРОВЬ СНОВА СТАНОВИТСЯ ЖИДКОЙ И КАПАЕТ В БЕЗДНУ СЛОВНО СЛЕЗЫ. КОРОСТА РЖАВЧИНЫ ОТВАЛИВАЕТСЯ ОТ ТЕЛ НОВАКИН, И РАЗЛОМ НАЧИНАЕТ СОЕДИНЯТЬСЯ — ДВЕ ЕГО ЧАСТИ МЕДЛЕННО ДВИЖУТСЯ НАВСТРЕЧУ ДРУГ ДРУГУ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ПОЛНОСТЬЮ НЕ СМЫКАЮТСЯ.
        ОСВОБОЖДЕННЫЕ ДЕТИ ВИСНУТ НА ШЕЯХ ГИДРЫ, КРЕПКО ЕЕ ОБНИМАЮТ.
        «ОБЕЩАЕМ, ЧТО ВЕРНЕМ ТЕБЯ ОБРАТНО,  — СМЕЮТСЯ ОНИ И УКАЗЫВАЮТ НА РОУНА.  — С ЕГО ПОМОЩЬЮ».
        ИХ БЛАГОДАРНОСТЬ ОН ЧУВСТВУЕТ КАК МИМОЛЕТНОЕ ЛАСКОВОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ, И ДЕТИ ИСЧЕЗАЮТ ИЗ ВИДА.
        ТЕНИ НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА ТОЖЕ РАСТВОРЯЮТСЯ В ВОЗДУХЕ, И РОУН УСТРЕМЛЯЕТСЯ В ОРАНЖЕВОЕ НЕБО. РАСКИНУВШАЯСЯ ВНИЗУ ОГРОМНАЯ МЕРТВАЯ ПУСТЫНЯ, ГДЕ РАНЬШЕ ЦАРИЛ ЗАВИТОК, УЖЕ МЕНЯЕТСЯ, РАСЦВЕТАЯ ЖИЗНЬЮ. ЗАВОРАЖИВАЮЩЕ ПЛЕЩУТСЯ ОСВОБОЖДЕННЫЕ ОТ ТЕНИ ВОДЫ КОЛОДЦА ЗАБВЕНИЯ.
        КОГДА В НИХ ОДНА ЗА ДРУГОЙ СПУСКАЮТСЯ ТЕНИ НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА, ОН СЖИМАЕТ УЗКУЮ МАМИНУ РУКУ.
        ЕЕ УЛЫБАЮЩИЕСЯ КАРИЕ ГЛАЗА СМОТРЯТ НА НЕГО С СОЧУВСТВИЕМ И ПОНИМАНИЕМ.
        «МЫ ДОЛГО ЖДАЛИ ЭТОЙ МИНУТЫ, РОУН. НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ТЯГОТЫ, НАДЕЯЛИСЬ, ЧТО ОНА НАСТУПИТ. ТЕПЕРЬ НАМ НАДО ОТПИТЬ ЭТОЙ ВОДЫ И ВПАСТЬ В ЗАБВЕНИЕ, ЧТОБЫ КОГДА-НИБУДЬ ВОЗРОДИТЬСЯ К НОВОЙ ЖИЗНИ».
        «Я ТОЖЕ ХОТЕЛ БЫ ВСЕ ЗАБЫТЬ, МАМА».
        «ЗНАЮ. НО ТВОЕ ВРЕМЯ ЕЩЕ НЕ ПРИШЛО. ПОКА НЕ НАСТАЛО. ТЫ ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ И ПЕРЕДАВАТЬ СВОИ ВОСПОМИНАНИЯ ДРУГИМ. ТАКОВ ЗАКОН ЖИВЫХ».
        «НО ЧТО ЖЕ МНЕ СКАЗАТЬ СТОУВ? Я ВСЕ ЕЩЕ МНОГОГО НЕ ПОНИМАЮ. РАЗВЕ ВЫ ПОГИБЛИ РАДИ ЭТОГО? ЧТОБЫ СПЕТЬ ПЕСНЮ НАД МОИМ КЛИНКОМ? А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ БЫ, ЕСЛИ… ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ ЕГО НЕ ОКАЗАЛОСЬ?»
        «МЫ ПОГИБЛИ РАДИ НАДЕЖДЫ, РОУН. СКАЖИ ЕЙ, ЧТО МЫ ПОГИБЛИ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫ МОГЛИ СМОТРЕТЬ В БУДУЩЕЕ С НАДЕЖДОЙ».
        ОБЪЯТИЯ ОТЦА, КАК ВСЕГДА, ОЧЕНЬ КРАТКИ, А ЕМУ ТАК ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ОН НЕ РАСЦЕПЛЯЛ РУК!
        «Я ОЧЕНЬ ГОРЖУСЬ ТОБОЙ,  — ШЕПЧЕТ ОН, КРЕПКО СЖИМАЕТ ПЛЕЧИ РОУНА И ОТСТУПАЕТ НА ШАГ НАЗАД.  — ТВОЯ ЖИЗНЬ, СЫН, ПРИНАДЛЕЖИТ ТОЛЬКО ТЕБЕ. И ПРОЖИТЬ ЕЕ ТЫ ДОЛЖЕН ДОСТОЙНО».
        КОГДА ОНИ, ВЗЯВШИСЬ ЗА РУКИ, НАПРАВЛЯЮТСЯ К ВОДАМ КОЛОДЦА, ОН ЕЩЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ЧУВСТВУЕТ, КАК ЕГО ОКУТЫВАЕТ РОДИТЕЛЬСКАЯ ЛЮБОВЬ. ПОТОМ ОНИ ПОГРУЖАЮТСЯ В ТИХИЕ ВОДЫ КОЛОДЦА ЗАБВЕНИЯ, И ОН ОСТАЕТСЯ ОДИН.

* * *

        Тоненький ободок лунного полумесяца постепенно соскользнул с лика солнца, и его лучи плыли по Городу, озаряя одну за другой крыши зданий и возвещая возвращение дня.
        Лампи стоял подле Роуна, протянув к нему руку, чтобы помочь другу подняться на ноги.
        — Я знал, что могу на тебя положиться,  — произнес Лампи.  — Волк и Жало освободили Город. Но мы потеряли двенадцать апсара… и Энде…
        Лампи взглянул на восток, Роун посмотрел в ту же сторону — туда, где лежало гетто Потерянных. Там стояла гробовая тишина. Сотни, может быть, тысячи мертвых людей лежали на его улицах.
        — Энде сделала все что могла, но их было так много, что они не оставили ей надежды… а потом уже было слишком поздно. Все произошло…
        Роун услышал глухой стон и резко повернулся. Стоув стояла над Виллумом на коленях и гладила его по голове, мягко перебирая волосы. Вся рука ее была в крови наставника. Стоув безутешно плакала.
        Рядом с девочкой стояла Мабатан, по щекам ее текли слезы.
        — Как же могло случиться, Роун из Негасимого Света, что победа досталась нам такой дорогой ценой?
        Именно в этот момент вершину Пирамиды озарил ослепительный свет будто заново родившегося солнца, который, казалось, позолотил их самих и все вокруг.



        ХУТУМИ

        НЕ ПЕЧАЛЬСЯ, НЕ ГРУСТИ.
        РОУН ИЗ СВЕТА НЕГАСИМОГО
        ДО КОНЦА ПРОШЕЛ ПУТИ
        ПРАДЕДА ЕГО ГОНИМОГО.
        А ТЕПЕРЬ, ИДЯ СВОИМ ПУТЕМ,
        ОН ИСТОРИЮ СВОЮ НАПИШЕТ САМ.
        МЫ ПОВЕДАЕМ ТЕБЕ ЕЕ ПОТОМ.
        ТЫ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОВЕРЬ НА СЛОВО НАМ.
    ПРЕДАНИЯ СКАЗИТЕЛЕЙ

        Омываемый со всех сторон морскими волна-ми остров густо порос высокими голубыми елями. У подножия крутого утеса перед небольшим курганом, сложенным из обломков скал, Роун стоял рядом с невысоким худым, но крепким мужчиной, глаза которого светились вековой мудростью.
        Прошло уже две недели, как Роун распрощался в Городе с друзьями. Совет был собран заново — теперь в него вошел и Владыка Керин, ибо пророчество гласило: «Те, кто были разрознены, объединятся. И объединит их некогда отверженный, ставший адъютантом, который вступит на путь пророка».
        Лампи сопротивлялся, но не мог устоять перед напором всех остальных. Так адъютант Роуна был провозглашен новым Хранителем Города.
        Но как только друзья остались наедине, они ожесточенно заспорили.
        — Но, Роун, ты ведь нужен Городу. Все хотят…
        — Лампи, разве ты не веришь пророчеству?
        — Знаешь, с меня хватит. Не пытайся больше меня шантажировать пророчеством.
        — Тогда прошу тебя просто как друга.
        Лампи взглянул на глубокий рубец в форме полумесяца на руке Роуна и согласился… но при том условии, что вместе с ним будет назначен Совет для управления Городом. Вот так, по крайней мере на какое-то время, чтобы наладить жизнь как в Городе, так и в Дальних Землях, объединили усилия Камьяр, Волк, Шисос, Жало, Керин, гюнтер Номер Шесть, Стоув и Мабатан.
        Что касается Киры, она была слишком подавлена и опустошена невосполнимыми потерями, понесенными при штурме Города. Лампи решил, что лучшим способом унять ее боль станет передача под ее попечение Новакин. Вместе с группой апсара она уехала в Новый Свет, взяв с собой к детям спавшую Аландру, в надежде, что в один прекрасный день они обе там исцелятся. А до тех пор, пока Кира не оправится, ее место в Совете будет занимать Исодель — жена правителя Селига.
        Роун долго еще не мог без содрогания вспоминать, как он буквально отрывал Стоув от тела Виллума. Чем больше он старался ее поддержать и успокоить, тем больше она отдалялась, уходила в себя, замыкалась. А ему так хотелось быть ближе к ней, вместе по-семейному горевать и печалиться о кончине их родителей и недавно обретенного брата — Виллума. Роун прекрасно понимал, как много он для нее значил. Ему хотелось, чтобы она разделила с ним свою боль… хотя, может быть, здесь он немного кривил душой. На самом деле он даже с некоторым облегчением принимал то, что сестра от него отдалялась. Похоже, для них обоих это была единственная возможность исцелиться.
        Когда завершилась последняя битва, он решил пройтись по улицам Города. Повсюду лежали еще неубранные тела погибших. На площади, где раньше высился огромный Апогей, стоял омерзительный запах смерти. Среди тел бегали крысы и летали мухи… Полчища крыс и тучи мух…
        Он вдруг подумал, закрыт ли уже навсегда для некоторых из этих людей путь в Край Видений или все же там еще найдется для них местечко? Надежда на это показалась ему несбыточной. Потери были огромны, непоправимы, бессмысленны… Как в калейдоскопе отчаяния, перед его мысленным взором проносились погибшие, умершие, замученные… Эти видения переполняли его, кружились в голове, пока он не перестал понимать, кто он такой, зачем пришел сюда и почему это казалось ему настолько важным.
        — Совет ждет. Пора принимать решения,  — сказал Лампи, положив руку на плечо друга. Но Роун не сдвинулся с места. Он даже шаг боялся сделать. Будущее виделось ему пустым, лишенным всякой цели.  — Пойдем, Роун, пожалуйста.
        В голосе Лампи звучали боль и безысходная печаль, веки опухли.
        Роун прекрасно понимал, насколько эгоистично он поступал, попросив друзей и сестру отпустить его. Ему было невероятно тяжело покинуть Лампи, Мабатан и Стоув — это было самым тяжелым из всех его решений. Но ему необходимо было понять значение того, что произошло с Другом и Повелителем Теней — что он сотворил с ними, что при этом чувствовал и кем после этого стал.
        Путешествие по морю к этому острову было опасным и трудным, но по сравнению с тем, что ему довелось пережить, это были детские игры. Как и по сравнению с тем, что он переживал теперь. В тени гигантских деревьев, заботливо сохраняемых вазя, он уже много дней стоял словно в оцепенении перед могилой прадеда — Роуна Разлуки.
        — Перед смертью своей Роун сказал Аитуне, что его самая заветная мечта, чтобы в один прекрасный день ты пришел на это место и прочитал в его память заупокойную молитву Негасимого Света. Ведь именно ради этого он и отдал свою жизнь.
        — Не знаю… Не знаю, смогу ли я это сделать.
        — У нас есть время,  — ответил носитель традиций вазя с легким сердцем, с той же интонацией, которая часто звучала и в голосе его дочери. В словах его не слышалось и тени разочарования.
        Дни неспешно сменяли друг друга, а Роун так и стоял у могилы прадеда, размышляя над тем, может ли он простить своему предку, что тот открыл снадобье, поверил Дарию… Ведь все это привело к неисчислимым бедствиям и несчастьям. И каждый день, когда он уже был почти готов простить прадеда, память рисовала ему картины Стоув, рыдавшей над Виллумом, пустые глаза Мабатан, сонмы мух, роившихся над бесчисленными телами мертвецов, жизни которых он знал лучше своей собственной.
        Но однажды, когда он уже потерял счет дням, мысль о прощении соединилась у него в сознании с воспоминаниями, и он вдруг осознал, что на самом деле прощение и воспоминания — это единое целое.
        И тогда, склонив голову, Роун начал читать поминальную молитву, стремясь навсегда сохранить в сердце ее слова.
        Чтоб любовь, что ты дарил, принесла плоды,
        Буду жить;
        Чтобы дух, что ты делил, пробуждал мечты,
        Буду жить;
        Чтобы свет, что ты зажег, в сердце жил моем,
        Буду жить;
        Буду жить, чтоб образ твой озарял мой дом.


* * *

        Роун поднял с земли камень и положил его на самый большой валун из тех, что были навалены на могилу прадеда. Потом вздохнул и будто впервые почувствовал аромат хвои высоких елей, которым был напоен воздух.
        Роун из Негасимого Света внимательно вслушивался в звуки песни, которую пел хор окруживших его белых сверчков, и с помощью Хутуми надеялся когда-нибудь понять ее смысл.



        2006, Dennis Foon
        M. M. Гурвиц, перевод на русский язык, 2011)
        ООО «Издательство „Этерна“», издание на русском языке, 2011

        notes


        Примечания

        1

        Отрывок из старинной шотландской баллады «Два ворона» («The Twa Corbies»), вольно переведенной А. С. Пушкиным в 1828 г. Однако его стихотворение состоит из четырех четверостиший, в то время как в оригинале их пять, причем сказители цитируют именно пятое четверостишие, звучащее в оригинале так:
        Mony a ane for him makes maen,
        But папе shall ken whaur he is gane.
        Over his banes when they are bare,
        The wind shall blaw for evermair.

        — Прим. пер.



        2

        «Эпос о Гильгамеше», перевод И. М. Дьяконова. В английском переводе этот отрывок звучит немного иначе: «Сон чудесен, но страх велик: мы должны дорожить сном, несмотря на страх, потому что сон дает знать, что конец жизни — печаль».  — Прим. пер.