Лесной клад Герберт Джордж Уэллс
Рассказы #
ЛЕСНОЙ КЛАД
Лодка подплывала к острову. Бухта простиралась широко, а разрыв в белой кайме прибоя у рифов указывал устье вливавшейся в море реки. Полоса сочной, густой зелени отмечала весь ее путь по склону отдаленного холма. Девственный лес подступал к самому берегу. Вдали туманные сизые горы вздымались ввысь, словно внезапно застывшие волны. Море было тихое, в еле заметной ряби. Небо обдавало зноем.
Человек перестал грести.
- Это должно быть где-то здесь... - Он положил в лодку резное весло и указал рукой на берег.
Его спутник, сидя на носу байдарки, зорко поглядывал вперед. Он держал на коленях лист пожелтевшей бумаги.
- Взгляни-ка сюда, Ивенс, - сказал он.
Они говорили вполголоса, и губы у обоих пересохли и запеклись.
Тот, кого назвали Ивенс, прошел, слегка покачиваясь, по лодке и заглянул через плечо спутника.
На бумаге был, повидимому, набросан план местности. От частого складывания она истрепалась так, что почти расползалась, и человек придерживал рукой выцветшие клочки. В полустертых линиях карандаша с трудом можно было различить контур бухты.
- Вот риф, - указал Ивенс, - а вот устье реки.
Ногтем большого пальца он провел по карте.
- Извилистая линия - река, - вот бы хлебнуть из нее, - а звезда - то самое место. .
- Видишь эту линию пунктиром, - сказал человек, державший карту, - она идет от прохода в рифе напрямик, к группе пальм. Звезда приходится в точке ее пересечения с рекой. Надо запомнить это место, когда будем входить в лагуну.
- Непонятно, - продолжал Ивенс после минутного молчания. - Что это за значки? Похоже на план дома или что-то вроде... Но никак не могу взять в толк, что обозначают эти стрелки, разбегающиеся во все стороны? А надписи на каком языке?
- На китайском.
- Ну конечно, ведь он был китаец, - заметил Ивенс.
- Как и все они, - ответил его спутник.
С минуту оба вглядывались в берег, а лодка медленно плыла. Ивенс поглядел на весло.
- Твоя очередь грести, Хукер, - сказал он.
Хукер не спеша сложил карту и, сунув ее в карман, осторожно обошел Ивенса и принялся грести; но движения его были так медлительны, словно его силы подходили к концу.
Полузакрыв глаза, Ивенс следил, как все ближе и ближе подступала пенистая кайма у кораллового рифа. Солнце приближалось к зениту, и небо дышало жаром, как топка. Хотя сокровище было теперь так близко, он не испытывал ожидаемой радости. Пережитые волнения - смертельная схватка из-за карты и долгое ночное путешествие с материка на остров в плохо оснащенной лодке - «вконец вымотали его», по его выражению. Он пытался стряхнуть сонливость, сосредоточить свои мысли на кладе китайца, но это ему не удавалось. Он мечтал о пресной воде, журчание которой слышал, губы у него запеклись, и в горле невыносимо пересохло. Мерный плеск волн, набегавших на риф, уже был слышен и ласкал его слух. Вода ударяла в борт лодки, и в минуту затишья с весла сбегали звонкие капли. И он незаметно задремал.
Правда, он не утратил смутного чувства действительности, но в нее вплетались обрывки причудливого сновидения. Он снова переживал ту ночь, когда они с Хукером подслушали тайный разговор китайцев. Он снова видел облитые лунным светом деревья, пламя костра и темные фигуры китайцев, с одной стороны озаренные луной, с другой - красноватыми отблесками пламени, слышал их беседу на ломаном английском языке; все они были из разных провинций. Хукер первый уловил нить их беседы и сделал ему знак прислушаться. Не все слова долетали до них, многое оставалось непонятным. Речь шла о какой-то севшей на мель испанской каравелле с Филиппинских островов и ее сокровищах, зарытых на этом острове, за которыми еще должны были вернуться. Потерпевший крушение экипаж почти весь вымер - одни погибли от болезней, другие в кровавых стычках, дисциплины уже не было и в помине; наконец, немногие оставшиеся в живых матросы уплыли куда-то в лодках, и никто о них больше никогда не слыхал. И вот около года назад на этот остров попал Чан Хи, и ему посчастливилось найти сокровище, пролежавшее там двести лет; он сбежал со своей джонки
и с огромным трудом, без посторонней помощи, опять закопал клад в надежном месте. Он все твердил, что место надежное, а почему - это уж было его тайной. Теперь ему нужна была помощь, чтобы вернуться на остров и вырыть клад. При свете костра мелькнула маленькая карта, и китайцы стали говорить тише.
Рассказ, достаточно заманчивый для двух проходимцев- англичан без гроша за душой! Сон Ивенса перенес его к той минуте, когда коса Чан Хи очутилась в его руке. Жизнь китайца отнюдь не так священна, как жизнь европейца. Лицо Чан Хи - вначале злое и колючее, как у потревоженной змеи, затем перекошенное ужасом, лукавое и жалкое - с необычайной живостью всплыло в сновидении. Наконец, Чан Хи оскалил зубы в усмешке, и усмешка была жуткой и какой-то загадочной. Внезапно все приняло очень дурной оборот, как иногда бывает во сне. Чан Хи что-то бормотал и угрожал ему. Вокруг лежали груды золота, но Чан Хи бросался на Ивенса и не пускал его к золоту. Ивенс схватил Чан Хи за косу. Какой он был огромный, этот желтый дьявол, как он дрался и скалил зубы! Затем груды золота превратились в гудящую печь, и какой- то огромный черт, удивительно похожий на Чан Хи, но с длинным черным хвостом, принялся кормить его углями. Угли ужасно обжигали рот. Другой дьявол кричал: «Ивенс, Ивенс! Что же ты уснул, дуралей!» Или, может быть, это кричал Хукер?
Он проснулся. Они входили в лагуну.
- Вон три пальмы; а наше место должно быть на одной линии вот с теми кустами. Отметь это! - сказал Хукер. - Если мы направимся к кустарнику, пройдем его насквозь, все держась отсюда по прямой линии, то выйдем к реке как раз там, где нужно.
Им уже было видно, как река широким потоком вливалась в море. При виде ее Ивенс ожил.
- Ну-ка, подгони, - обратился он к Хукеру, - не то я, ей-богу, начну пить морскую воду. - Он кусал руку, не сводя глаз с серебряного мерцания меж скал и зеленых зарослей. - Дай мне весло! - внезапно, чуть не с яростью, крикнул он Хукеру.
Они вошли в устье реки. Проплыв немного, Хукер пригоршней зачерпнул воды, попробовал и сплюнул. Немного дальше вновь попробовал.
- Подойдет, - сказал он, и оба жадно принялись пить.
- К черту! - вдруг крикнул Ивенс. - Так не напьешься!
И, перегнувшись через борт лодки с риском ее перевернуть, он припал к воде губами.
Напившись вдоволь, они завели лодку в бухточку, намереваясь причалить среди нависавших над водой зарослей.
- Нам придется продраться к морю сквозь эту чащу, найти тот кустарник и определить путь к нужному месту, - сказал Ивенс.
- Лучше доплыть туда в лодке, - предложил Хукер.
Они вывели лодку на середину реки, опять вышли в море и поплыли вдоль берега, туда, где рос кустарник. Здесь они причалили, вытащили легонькую байдарку подальше на берег и поднялись к опушке леса, откуда был виден проход среди рифов и, по прямой линии от него, кустарник. Ивенс захватил с собой из байдарки туземный инструмент. Он был изогнут наподобие буквы Г, и на его поперечной перекладине был насажен полированный камень. Хукер нес весло.
- Теперь нужно идти по прямой в этом направлении, - сказал он, - пробираться чащей, пока не дойдем до реки. А там сделаем разведку.
Они начали пробираться сквозь густое сплетенье тростников, пышной листвы, молодой поросли; вначале идти было трудно, но вскоре деревья стали выше, чаща поредела, и под ногами стало просторнее. Солнцепек понемногу сменился прохладной тенью. Еще дальше деревья превратились в мощные колонны, вздымавшие высоко над головой балдахины из зелени. Белые матовые цветы свешивались с их ветвей, и лианы гирляндами качались меж стволов. Тень сгущалась. Земля пестрела грибами, часто попадалась какая-то красновато-коричневая плесень.
Ивенс поежился:
- Прохладно после такого пекла...
- Мне кажется, мы идем прямо, - сказал Хукер.
Впереди, в зеленом полумраке, показался просвет, сквозь который врывались в лес белые, знойные лучи. А на земле засверкали яркие цветы и зелень. Они услышали журчанье воды.
- Вот и река, - сказал Хукер. - Значит, оно где-то здесь.
На берегу реки растительность стала еще богаче. Крупные
невиданные растения поднимались меж корнями мощных деревьев и протягивали большие зеленые веера и розетки к клочкам проглядывавшей небесной лазури. Раскидистые ветви обвивало множество цветов и лиан с глянцевитой листвой. На воде широкой тихой заводи, лежавшей перед кладоискателями, колыхались крупные овальные листья и бледно-розовый восковой цветок, напоминавший водяную лилию. Дальше, там, где река делала излучину, вода пенилась и шумела в быстрине.
- Ну как? - спросил Ивенс.
- Мы немного отклонились от прямого пути, - ответил Хукер.
- Этого можно было ожидать. - Он обернулся и бросил взгляд на прохладную густую тень молчаливого леса. - Если мы побродим взад и вперед вдоль реки, то уж наверно дойдем до чего-нибудь.
- Ты говорил... - начал было Ивенс.
- Онговорил, - перебил Хукер, - что там лежит груда камней.
С минуту они глядели друг на друга.
- Пойдем-ка сперва вниз по реке, - предложил Ивенс.
Они пошли медленно, с любопытством озираясь вокруг.
Вдруг Ивенс остановился и пробормотал:
- Что за черт?
Хукер взглянул в том направлении, куда он указывал.
- Там что-то синеет, - заметил он. Они стояли на небольшом бугорке. Теперь уже можно было догадаться, что это такое.
Ивенс торопливо зашагал вперед и скоро отчетливо увидел тело, лежавшее на земле ничком, со скрюченной рукой. Он судорожно сжал инструмент. Перед ним был китаец. Безжизненная поза не оставляла сомнений в том, что он мертв.
Приблизившись теснее друг к другу, оба молча смотрели на зловещее тело. Оно лежало на небольшой поляне. Рядом была брошена лопата китайского образца, а подальше, у свежевырытой ямы, разбросанная кучка камней.
- Кто-то уже побывал здесь, - произнес Хукер, откашлявшись.
Ивенс стал яростно ругаться и топать ногами.
Хукер побледнел, но молчал. Он подошел к распростертому телу, разглядывая вздутую, багровую шею, вспухшие руки и ноги.
- Фу, - сказал он, резко отвернулся и направился к яме.
У него вырвался возглас изумления, и он крикнул медленно подходившему Ивенсу:
- Ну чего ты, дурачина? Все в порядке! Оно еще здесь.
Он обернулся, еще раз взглянул на мертвого китайца и - снова на яму.
Ивенс подбежал к яме. В ней, уже наполовину отрытая незадачливым китайцем, лежала груда золотых слитков.
Ивенс нагнулся над ямой, разгреб землю руками и поспешно вытащил увесистый слиток. В ту же минуту маленький шип уколол его в руку. Он вынул занозу и поднял брусок.
- Такой вес может быть только у золота и свинца... - торжествующе произнес он.
Хукер все еще оторопело глядел на мертвеца.
- Он хотел опередить своих друзей, - проговорил он, наконец. - Пришел сюда один, и его укусила ядовитая змея... И как только удалось ему найти место?
Ивенс все еще держал брусок в руке. Что значит теперь какой-то мертвый китаец?
- Надо понемногу переправить золото на материк и закопать там на время. Но как донести его к лодке?
Он снял куртку, разостлал ее на земле и бросил на нее несколько золотых слитков. И снова почувствовал укол шипа.
- Ну, больше нам не дотащить, - сказал он и с внезапным раздражением добавил: - На что это ты уставился?
Хукер обернулся.
- Очень уж неприятно... Это, - он кивнул на труп, - так похоже...
- Ерунда! - отрезал Ивенс. - Все китайцы похожи друг на друга.
Хукер пристально поглядел на него.
- Все же я закопаю его и только тогда смогу прикоснуться к слиткам.
- Не валяй дурака, Хукер, - сказал Ивенс, - брось ты эту тухлятину.
Хукер колебался, испуганно глядя на бурую землю.
- Мне что-то страшно... - сказал он.
- Надо решить, - сказал Ивенс, - что нам делать со слитками. Закопать ли их здесь, или перевезти на материк?
Хукер раздумывал. Взгляд его то растерянно блуждал по чаще, то поднимался к пронизанной солнцем зелени над головой. Он поежился, когда взгляд его упал на труп китайца в синей одежде, и опять начал пытливо всматриваться в зеленые просветы между стволами.
- Да что с тобой, Хукер? - спросил Ивенс. - Рехнулся ты, что ли?
- Так или иначе, надо поскорее унести отсюда золото, - сказал Хукер.
Он взялся за воротник куртки, Ивенс - за ее края, и они подняли ношу.
- Ну, как? - спросил Ивенс. - Пошли к лодке? Чудно, право, - продолжал он, сделав всего лишь несколько шагов, - все еще ноют руки от гребли... Да еще как ноют... черт бы их побрал!.. Придется передохнуть.
Они положили куртку наземь. Ивенс был бледен, и капли пота выступили у него на лбу.
- Фу, какая здесь духота!..
Внезапно им овладела беспричинная ярость.
- Ну что толку торчать здесь целый день? Поднимай, говорят тебе... Ты словно очумел из-за этого китайца!..
Хукер внимательно поглядел в лицо другу. Он помог поднять слитки, и шагов сто они прошли в молчании. Ивенс дышал тяжело.
- Ты что, разучился говорить? - бросил Хукер. - Что с тобой?
Ивенс споткнулся, выругался и отшвырнул от себя куртку. Он постоял с минуту, глядя на Хукера, а потом со стоном схватился рукой за горло.
- Не подходи! - крикнул он. Он отошел и привалился к дереву; затем добавил более твердо: - Сейчас мне станет лучше...
Но руки его разжались, тело медленно поползло вниз, и он упал, скорчившись, у подножия ствола. Судорога свела его руки. Лицо исказилось от боли. Хукер подошел к нему.
- Не прикасайся, не прикасайся ко мне! - крикнул Ивенс срывающимся голосом. - Положи золото на куртку...
- Как бы мне тебе помочь? - спросил Хукер.
- Положи золото на куртку...
Поднимая слиток, Хукер почувствовал укол шипа в большой палец. Он поглядел на руку и увидел тонкий, в два дюйма длиной, шип.
Ивенс дико вскрикнул и стал кататься по земле.
У Хукера затряслась челюсть. Вытаращив глаза, глядел он с минуту на шип. Затем перевел взгляд на Ивенса, корчившегося в судорогах, потом поглядел туда, где меж колонн могучих стволов и сетей лиан, в сгущавшихся сумерках, все еще виднелось тело китайца в синей одежде. Ему вспомнились стрелки, нарисованные на плане, и сразу все стало ясно.
- Господи, помоги мне! - проговорил он. Шипы были точь-в-точь как те, которыми даяки заряжают свои пневматические ружья. Теперь он понял, почему Чан Хи уверял, что сокровище его в безопасности. Он понял, что означала его усмешка.
- Ивенс! - крикнул он.
Но Ивенс лежал тих и недвижим, лишь судорога подергивала его тело. Глубокое молчание окутывало лес.
Хукер принялся с остервенением высасывать кровь из крошечной розовой ранки на большом пальце, - высасывать что было сил, борясь за свою жизнь. Но странная ноющая боль разлилась в руках и ногах, и он никак не мог согнуть пальцы. Он понял, что высасыванье не поможет.
Он перестал сосать, сел возле груды золотых слитков и, уронив подбородок на руки, а локтями упершись в колени, глядел на скорченное, все еще подергивавшееся тело товарища.
Опять ему вспомнилась усмешка Чан Хи. Тупая боль поднималась к горлу и все усиливалась. Высоко над его головой легкий морской ветерок шелохнул листвой, и в сумерках на землю посыпались белые лепестки какого-то невиданного растения.
(Из сборника «Похищенная бацилла», 1895)
|
