Время Легенд: История Раскола Гэв Торп
        Время легенд #0История Раскола #0
        Все началось примерно семнадцать тысяч лет назад, когда в мире появились Древние. Неведомые и могучие существа, решившие, что нашли неплохое местечко для жизни. Они повелевали пространством и, возможно, временем. Были способны творить жизнь и вообще больше всего напоминали богов. Освоившись на новом месте, они начали создавать разумных существ себе в помощники.

        Однако идиллия созидания была нарушена Силами Хаоса, пожелавшими уничтожить молодой мир. Голодный и алчный, Хаос ринулся в материальный мир, сметая все на своем пути. И когда казалось, что все потеряно, силы порядка все-таки вырвали победу из лап Хаоса, заперев его путь в этот мир.

        После этого разумным расам пришлось приспосабливаться к новым реалиям — Хаос, пускай и запертый, продолжал влиять, порабощать и изменять.

        Однако столетия сменяли друг друга, старые раны мало-помалу заживали, эльфы, гномы, люди и прочие творения Древних знакомились друг с другом и худо-бедно учились жить вместе.

        Это уже не были золотые века под защитой Древних. Войны сменяли одна другую, и кровь щедро лилась на землю, однако после кошмара Хаоса даже такое существование воспринималось, как благо.

        Время Легенд [Time of Legends]

        Гэв Торп
        История Раскола [The Sundering]

        * * *

        К западу от Старого Света располагался сказочный остров Ултуан — земля эльфов. Тысячи лет назад, когда люди были дикарями в звериных шкурах, эльфийская цивилизация переживала расцвет. От своих создателей, загадочных Древних, эльфы узнали секреты колдовства и, когда тень Хаоса накрыла Ултуан, сумели отстоять свою жизнь и свободу. Но зло нашло путь к сердцу Ултуана: когда Малекит, сын Аэнариона-Защитника, пожелал стать королем, разразилась кровопролитная война, безвозвратно уничтожившая прекрасную землю. Это время назовут Расколом.

        Аэнарион [Aenarion] (личный перевод)

        Мир был разорван на части. На другом краю острова Ултуан эльфы вздрогнули в своих башнях, когда небеса вспыхнули фиолетовым и синим огнем и поля и горы вздыбились. Кошмарные голоса завывали и рычали, пока злобные лики терзали темные облака, что кружились вокруг горных вершин и вихрились в волнах Внутреннего моря.
        Демоны прибыли тысячами; орда лая, завывающей резни. Против такой свирепости и злости у эльфов не было защиты. Они попали на адское лезвие и дикий коготь; взрослые и малыши, лорды и леди издавали предсмертные проклятия любимцам Богов Хаоса.
        Мир казался обреченным на мучительную вечность. Из безумия возник Аэнарион. Он не мог видеть своих людей сломленными и взывающим к богам, чтобы освободили эльфов от уничтожения; но боги молчали. Аэнарион мог видеть только гибель мира, и поэтому он предложил себя Азуриану, повелителю богов. Он вошел в Вечный огонь с жертвенной клятвой на губах. Огонь ярко вспыхнул и поглотил Аэнариона. Все же лорд эльфов укротил ярость Азуриана и получил благословение богов. Он появился из огня, наполненного гаснущим светом, и поднял копье и лук, чтобы бороться с демонами.
        Эльфы объявили Аэнариона Защитником, благословленным Азурианом Королем-Фениксом, и куда он вел, следовали другие; где он боролся, демоны были отброшены назад. Велики были его победы, и множество рассказов повествуют повсюду о сражениях Короля-Феникса. Могущественные герои сплотились под стягом Аэнариона; эльфы, такие как Каледор Укротитель Драконов, величайший из эльфийских магов, и Эолоран Анар, который первым поднял штандарт Короля-Феникса; имена, навсегда переплетенные с легендой о первом Короле-Фениксе.
        После большой войны на Ултуане снова воцарился мир. Аэнарион прибыл ко двору Вечной королевы, Астариэль, правительницы эльфов со времен перед Хаосом. Эти двое вступили в брак и жили в счастье, принеся в мир их сына Морелиона и дочь Иврейн.
        Все же легенды не рождаются во времена процветания и удовлетворенности, но созданы в периоды горя и борьбы. Мир, за который так упорно боролся Аэнарион, не продлился вечно, и таким образом, случилось так, что демоны вернулись, чтобы разорить землю. На сей раз не было никакой задержки от кровопролития. В течение ста лет демоны атаковали остров эльфов. Аэнарион и его армии беспрестанно подвергались сильному натиску, ведя многочисленные сражения на другом краю Ултуана. Именно в Ущелье Каэтрин будущее эльфов изменится навсегда.
        Хохот клубился по сверхъестественному ветру, который несся вниз между склонами Тира Алинита и Анула Каэтрина. Небо заполнялось фиолетовыми и зелеными облаками, освещавшимися черными и красными вспышками через хаотический шторм. Зловоние серы и гниения неслось вдоль ущелья, предшествуя демоническому войску, растекающемуся от равнин к горам на юге Ултуана.
        На темных вулканических склонах расположился Аэнарион. Золото сияло на его доспехах, клиновидном щите и наконечнике длинного копья. Вокруг него расположились лорды эльфов, окутанные серебристой пеленой, украшенной сапфиром и изумрудом. Не меньше сияния добавляла чешуя драконов, которые кружились наверху, наблюдая за приближающейся ордой Хаоса; красный и синий, бронзовый и эбеновый.
        Аэнарион пристально смотрел вниз длинной долины, подняв руку с длинными пальцами, чтобы защитить темные глаза от магического сверкания сверху. Темные волосы виднелись из-под позолоченного шлема Короля-Феникса и спадали на его алый плащ. Позади него стоял Эолоран, с золотым шестом в руке, на котором вился стяг Аэнариона; мертвенно-белый, с вышитым фениксом, появляющимся из разноцветного пламени. Лорд Анарса молча следил, как Аэнарион повернулся влево, где стоял Каледор Укротитель Драконов, маг-лорд Ултуана. Именно рукой Каледора были изготовлены доспехи и оружие Короля-Феникса, в храме кузнеца-бога Ваула, скрытого среди огней вулканов позади эльфийской армии.
        Король-Феникс сказал спокойно, не выказывая признаков волнения:
        — Пришло время дать волю колдовству, которым ты владеешь, Каледор.
        Укротитель Драконов перевел пристальный взгляд глаз, светившихся мистической энергией, на короля.
        — Мы ступим по опасному пути, повернув мощь противника на него. Сила, которая делает твое копье острым и доспехи надежными, та же, что порождает этих мерзавцев. Боюсь, чем больше мы стараемся, тем большие ужасы порождаем. Это не добрая магия, которой учились наши предки, но опасное колдовство, которого мудрее будет уменьшить.
        Король-Феникс быстро ответил:
        — Не время снова обсуждать ваш план. Сражение начинается, и я прошу тебя не откладывать произнесение заклинания далее, чем я ударю копьем. Все, что имеет значение в этот день,  — мы победители. Если мы потерпим неудачу, Наковальня Ваула падет перед нашими противниками. Как тогда ваши маги и жрецы вооружат нас для этой войны?
        Каледор покачал головой и глубоко вздохнул. Его синие одежды трепетали на ветру, когда он широко развел руки. В конце долины можно было заметить демонов; многоцветная масса многих размеров и форм.
        Существа с кроваво-красной кожей наступали, держа мечи из мерцающей бронзы, их командиры ехали на спинах зверей с медными рогами и телами из металла и темно-красной плоти. Собаки размером с лошадь, со шкурой из красной чешуи, удерживались впереди, издавая лай и вой из пастей, заполненных железными клыками. Отвратительные слизняки с лицами, окруженными наростами, скользили и покачивались по земле, оставляя следы испаряющийся кислотной слизи. Демоны-циклопы, размахивающие ржавыми лезвиями, продвигались длинными колоннами, жидкость вытекала из гноящихся спор, внутренности выпирали из дыр в их раздутых животах, воздух густо кишел черными мухами. В отличие от жалкого разлагающегося шествия, гибкие демонетты с крабовыми клешнями и птицеподобными ногами бодро перепрыгивали через скалы. Другие их виды ехали на извивающихся двуногих махинах с длинными прищелкивающими языками, в то время как шестиногие животные мчались рядом, громко грохоча и щелкая когтями. Гудя магической энергией, существа поменьше с розовыми телами, постоянно корчащиеся и изменяющиеся, подпрыгивали и катились кувырком, высекая искры
энергии, летящей от вывихнутых пальцев. Над ними нависали и наклонялись угрожающие фигуры с колючими шипами на хвостах, плоскими телами, обрамленные зубами и крюками, густо заполняя воздух резкими криками.
        Против массы Хаоса эльфов казалось ничтожно мало; скопление из нескольких сотен воинов, мерцающее оружие которых было, подобно свече вечной ночью, булавочными уколами света на черном склоне. Свет усилился, плывя вокруг воинов, формируя завитки энергии, которая текла от кончиков протянутых пальцев Каледора. Свет трансформировался в белое пламя, которое образовало мерцающее кольцо вокруг толпы эльфов, огни поднимались выше и выше столбом, который проникал в темные облака над ними.
        Там, где ударил свет, штормовые облака завращались, кружась быстрее и быстрее, смешиваясь с пульсирующим светом, чтобы сформировать вихрь энергии. Сражение бушевало внутри вихря, белый столкнулся с цветом, свет с темнотой, искрами и завитками энергии, сверкающей на поверхности, поскольку водоворот делался гуще и гуще, ускоряясь, пока сверкала энергия.
        С громовым раскатом вихрь распался, пройдя через тело Каледора. Маг задрожал, кожа его засияла, широко распахнутые глаза засияли, мерцающий волшебный пар кольцами вырывался сквозь сжатые зубы, грива седых волос взметнулась вихрем. Все на мгновение замерли, и маг прекратил дрожать, судорожно выдохнув.
        С пронзительным вскриком Каледор выбросил руки вперед, магия сверкала на его ладонях. Копья белого огня потекли вниз по долине, крутясь и сплетаясь друг с другом, развернувшись листом сверкающего пламени.
        Заклинание ударило по передним демонам как ураган, швыряя их в воздух, их тела распадались на кристаллические черепки и потоки разноцветных частиц. Жалобные вопли вырвались из исчезающих горл, и затем настала тишина.
        На мгновение демоны остановились. Аэнарион и его последователи сердито, прищурив глаза, смотрели вниз на них, крепко сжав в кулаках оружие.
        Завыв, орды поднялась снова.
        — Ко мне, князья Ултуана!  — крикнул Аэнарион, вскинув копье вверх в заполненный дымом воздух.
        Серебристой линией эльфийские лорды решительно стояли против наступающей темноты демонической толпы. Дым и туман кружась осаживался оглушительным хлопком крыльев драконов, упавших с горячих небес. Самый большой, с серебряной и синей шкурой, приземлился перед Королем-Фениксом, черными когтями расшвыривая осколки скалы, падающие вниз по склону горы. Длинная шея чудовища склонилась, и его голубые глаза натолкнулись на Аэнариона. Его имя было Индраугнир, даже еще более старое, чем эльфийское, величайшее существо, которое когда-либо правило небесами Ултуана. Его голос стал грохотом, который волновал сердца эльфов подобно землетрясению.
        — Как мы боролись, чтобы защитить ваши земли, теперь мы боремся, чтобы защитить свои. Подними свое копье, король эльфов, и проверим его остроту против моих когтей и клыков. Посмотрим, кто кого.
        Аэнарион засмеялся и ринулся вперед, чтобы вскочить в трон-седло на спине дракона.
        — Никогда твоя свирепость не была так кстати, Индраугнир. Даже владей я дюжиной копий, у меня не было бы столько силы!
        Двое поднялись в тяжелые небеса, чтобы присоединиться к другим князьям нагорий, едущих на спинах драконов, живших в пещерах под вулканами. Под ними лежала армия демонов, многочисленная и стремительно продвигающаяся, простираясь вдоль Ущелья Каэтрина до равнин. Позади маячили вершины и кратеры гор; земли Каледора, названного Укротителем Драконов, который правил здесь. Далеко внизу маг начал другую схватку, с треском меча синие молнии, появляющиеся из его жезла, через ряды врага.
        Многие князья наклонили кованые луки к подножию гор и установили на их тетиву стрелы, блестевшие мистическим светом. Они выпустили свои стрелы в демонов, метнув по дуге далеко в долину, чтобы опуститься ударами молнии, сваливая горстку демонов каждым выстрелом.
        Прибывающие демоны все еще наполняли воздух непристойными угрозами и клубами ненависти.
        Индаугнир медленно кружился, опустив крыло, когда доставил Короля-Феникса к ущелью. Демоны были не далее пятидесяти шагов от тонкой линии эльфов. В центре дворян Ултуана возвышался Эолоран Анар, держа стяг Аэнариона обеими руками. С кличем, посвященным Азуриану, подхваченным ветром, он воткнул знамя у ног, расколов скалу золотой рукоятью. От знаменосца возник купол белого света, охватывая линию эльфов. Там, где он коснулся демонов, их безобразная плоть был отброшена огнем его прикосновения. Как бешеные животные, создания Богов Хаоса метались у барьера, наталкиваясь сами и друг друга на магическую стену, распадаясь в пепел и пыль.
        Аэнарион поднял копье, чтобы привлечь внимание других наездников драконов. Он направил его острие на заднюю часть демонической армии. Остальные махнули пикой, мечом и копьем в подтверждение.
        — Ныряйте, друзья!  — крикнул Король-Феникс.  — В их сердце, как клинок!
        Индраугнир издал рев и плотно сложил крылья, падая к скалам. Вокруг парами князья Каледора и их горные рептилии опускались с грозными боевыми кличами и внушающими страх рычаниями. Гребень шлема Аэнариона свистел на ветру, его волосы и плащ развевались сзади. Король-Феникса стиснул зубы и крепко сжал копье, почувствовав отзвук массивного сердца Индраугнира, бьющегося в груди дракона.
        Они ныряли ниже и ниже, ветер завывал, земля мчалась навстречу. Из общей массы Король-Феникс теперь вычленял отдельных, многие повернули лица, грубые и рычащие, к быстро приближающемуся противнику.
        Когда же, казалось, монстр и наездник могли разбиться о черный склон горы, Индраугнир раскрыл крылья. Пока они вдвоем промчались сквозь армию демонов, когти Индраугнира нанесли огромный ущерб их численности, оставляя расчлененных и обезглавленных по своему следу.
        Щелкая крылом, дракон резко повернул, так как Аэнарион опустил свой наконечник, направив на демонов. Выстрелив белым, оружие прорезало борозду через грудь дюжины противников, разрезав их пополам. Темно-красное пламя вырвалось из пасти Индраугнира, охватив сотни демонов. Аэнарион колол и рубил без задержки, каждым ударом копья сокращая численность противников.
        Индраугнир приземлился, сокрушив многих демонов своим весом. Аэнарион, приземлившись на дно скалистой долины, спрыгнул с седла-трона, пригвоздив еще одного демона острием копья. Дракон и король боролись бок о бок; Аэнарион белой тенью крушил копьем, клыки и когти Индраугнира раздирали и разрывали все, что появлялось в пределах досягаемости, хвост хлопал и щелкал сзади.
        Вокруг и возле них ударили драконьи князья, каждый выпад предварялся порывом ветра из-под крыльев дракона и заканчивался броском тел в воздух. Выше по склону Каледор и Эолоран вели эльфийских лордов вниз в схватку, мерцали мечи и копья. Как огонь прожигает куски пергамента, линия эльфов точно наступала, оставляя позади сокрушенных демонов.
        Когда солнце низко склонилось в небесах, пошла резня, резня, которую до этого нельзя было назвать реальным сражением. Хотя враги превосходили их численностью, эльфы не уставали и не останавливались, ни один из их числа не дрогнул перед врагом. Поскольку их численность уменьшилась, мощь демонов пошла на спад и шторм Хаоса умерился, облака рассеялись, когда армия была отброшена. Как только последние лучи сумрака прорезали темные горы, последний из демонов рассыпался и погиб, их духи вернулись назад в нематериальную сферу, из которой они появились.
        В центре ущелья, окруженного горами трупов демонов, которые пузырились и шипели, рассеиваясь в туман, стоял гордый Аэнарион. Эолоран подошел к нему, неся белый стяг. Он вручил штандарт своему лорду, воздевшему его высоко вверх, чтобы подать сигнал о победе. Праздничные песни заполнили низ долины, ясные голоса эльфов выдавали радость и облегчение в их сердцах.
        Той ночью Аэнарион встал лагерем на склоне горы, недалеко от вьющейся тропы, которая привела к пещере, освещенной красноватым светом, где находилась Наковальня Ваула. Прошло счастье победы, и в лагере было тихо, поскольку эльфы помнили, что многие одержали триумф над демонами, но всё же противник не был побежден. В тишине ночи звучал звон молотков и перезвон металла, поскольку жрецы Бога-кузнеца продолжали свою работу; своевременное напоминание всем, что война не закончилась.
        Эолоран и Каледор посетили своего Короля-Феникса в его белом шатре. Все еще одетый в золотые доспехи, Аэнарион сидел на простом троне темного дерева, его плащ был небрежно откинут за спину. Верховный лорд Азуриана улыбнулся, когда они вошли, но Укротитель Драконов не разделял удовольствие Аэнариона.
        — Сегодня ни один не пал, и я благодарен за это,  — сказал Каледор.  — Все же так возможно не всегда. Мощь благословения Азуриана хранит тебя, Аэнарион, но она не делает наших людей неуязвимыми. Наш противник бесчислен, и они действительно вечны. Я смотрю на этот опустошенный мир и вижу, что Ултуан — не только остров в море, но остров света во тьме. Наши противники не могут быть побеждены мечом или копьем.
        Аэнарион утомленно вздохнул.
        — Ты снова говоришь о своем плане избавления мира магии,  — сказал Король-Феникс.  — Сколько раз я должен говорить, что безумно покончить с той властью, которая дает нам больше силы для борьбы?
        — Несмотря на то что бури магии, которые охватывают наше королевство, можно использоваться к нашей выгоде, без них демоны не могут существовать. Ты видел сегодня, что может сделать мой вихрь, если произойдет в большем масштабе. Без подтвержденных свойств этого магического ветра демоны бы не рисковали здесь численностью. Нужна только небольшая подготовка, некоторое количество естественных магнитов, точно расположенных вокруг острова, чтобы подготовить Ултуан для колдовства.
        Король-Феникс не сказал ничего, что они вдвоем провели много лет, обсуждая подробности плана Каледора. Это был Эолоран, который нарушил тишину.
        — Риск слишком велик, Каледор. Если ты неправ, твой план оставит нас беззащитными. Только прикосновением магии эти появления могут быть разрушены. Без магии наши мечи будут бесполезны, наши копья и стрелы — оружием не больше, чем ветви дерева.
        — Мы не сможем победить,  — спорил Укротитель Драконов.  — Сто оборотов мира мы боролись, и ни на шаг ближе к победе сейчас, чем в тот первый день. Вместо каждого поверженного нами демона на его месте возникает другой. Вы стоите в заводи, наполняющейся так быстро, насколько возможно, в то время как должны задержать весну, которая подкармливает ее.
        Аэнарион ничего не сказал, но его взгляд стал беспокойным, брови нахмурились в размышлении. Эолоран обратился к своему королю, разрушая сомнения Аэнариона:
        — Какие проблемы так тяжко лежат на ваших плечах, мой лорд?
        — Я обеспокоен легкостью нашей победы в этот день. Наши враги не только велики числом, среди толпы есть демоны, которые могут соперничать с лучшими из нас. Но где были сегодня великие демоны? Только мякину и фураж послали против нас. Мне это неприятно.
        Каледор мгновение обдумывал это, поглаживая нижнюю губу тонким пальцем.
        — Вы думаете, что, возможно, самые великие воины демонов в другом месте?
        — Возможно,  — ответил Король-Феникс.
        Эолоран бросил обеспокоенный взгляд на двух соратников.
        — Если это нападение было диверсией, мы попали в ловушку,  — сказал лорд из Анарса.  — Если бы Наковальня Ваула не была объектом устремлений наших противников, то где реальное место удара?
        Аэнарион зарычал и стиснул руки на коленях.
        — Я не знаю, чего наши враги стремятся достигнуть; это меня раздражает.
        Ночь была ужасно холодной. Мороз покрывал коркой черные скалы склона горы, блеск звезд отражался вверху в ясных небесах. На склонах драконы грелись в бледном лунном свете, протягивая крылья, тела двигались на холодном воздухе. Ветер вздыхал среди камней, разрушенных судорожным дыханием животных.
        Индраугнир поднял свою посеребренную голову, выдохнув пламя. Другие драконы ответили на движение, вырвавшее их из дремоты, царапаньем когтей и резкими выдохами, затуманивающими воздух. Все повернули глаза на север, где сквозь звездное небо мелькнул темный силуэт. Она успела приблизиться, превратившись в силуэт большого орла, с молодым эльфом, плотно прижавшимся к его спине. Орел покружился, провожаемый хищными взглядами драконов, и приземлился, взмахивая крыльями. Темные волосы наездника развевались сзади как завеса, обрамляя его узкое лицо, глаза крепко зажмурились от холода.
        — Я должен говорить с Королем-Фениксом!  — объявил только что прибывший, когда спрыгнул со спины огромной птицы.
        На требование из своих палаток вышли другие эльфы, утомленные дневной борьбой. Незнакомец был одет в гладкую черную кожу, его плечи и спина были скрыты длинным плащом из черных перьев. Все узнали в нем вороньего герольда, одного из отряда разведчиков, следивших за передвижениями демонов через Ултуан.
        Герольд без задержки был направлен к шатру Короля-Феникса, и толпа эльфов последовала за ним в шатер, чтобы услышать, какие новости он принес. Эолоран и Каледор среди них были первыми. Король-Феникс в размышлении сидел на троне и в волнении поднял глаза.
        — Какие новости принесли Телрианира так далеко на юг в такую ужасную ночь?  — спросил Аэнарион.
        — Это действительно ужасная ночь, мой король, и не только из-за одной погоды,  — ответил вороний герольд. Его пристальный взгляд остановился на Короле-Фениксе; его губы дрожали, когда он говорил, и в глазах появились слезы:  — Демоны напали на Авелорн, мой король, великой бесчисленной армией.
        Беспокойный шепот пронесся среди эльфов. Пальцы Аэнариона сжались на рукоятках кресла при упоминании о королевстве Вечной королевы. Он наклонился вперед, вперив свой взгляд в Телрианира. Вороний герольд нерешительно продолжил срывающимся от горя голосом:
        — Священные рощи были разграблены, и многие были убиты.
        Шепот перерос в тревожные крики. Аэнарион встал, на его лице отражался страх.
        — Что с Вечной королевой?  — зарычал он.  — Что с моими детьми?
        Тут Телрианир упал на колени, рыдание вырвалось из его губ:
        — Убиты, мой король.
        Тишина стала глубокой, как глубины океана, поглотив весь звук, так что не была нарушена ни малейшим звоном доспехов, ни шарканьем ног. Даже вздох не нарушал тишину.
        Аэнарион резко упал обратно на трон, склонив голову. Дерево сиденья раскололось между его пальцами, и свет Азуриана, что всегда тускло пылал через его кожу, усилил яркость. Эльфы были вынуждены отвести взгляд, так ярок был свет от их короля. Затем, как потушенный фонарь, свет померк.
        Моргая, эльфы смотрели на Аэнариона. Он выпрямился, и все спрятались за Каледором, вздрогнувшим от пристального взгляда короля. Огонь горел в его глазах, подобно красным тлеющим угольям, окаймленным темнотой, вызывая удушье у многих, кто видели это.
        — Убиты?
        Голос Аэнариона был глух, так как заполнил шатер. Эльфийские князья, жизни которых были наполнены сражением и ужасом, сжимали друг друга в испуге; что одно слово эхом горя и гнева отозвалось в глубине души. Ни один не посмел говорить.
        Аэнарион поднялся во весь рост, став более высоким, чем когда-либо прежде. Его пальцы сжались в кулаки, когда он перевел пристальный взгляд вверх, не видя крышу шатра, но смотря в небеса выше. Когда затем он заговорил, тон Короля-Феникса был внешне спокоен, но вместе с тем выражал крайнюю степень раздражения.
        — Какую жестокую судьбу уготовила мне Морай-хег. Когда наших людей окружили, я призывал богов выслушать наши горестные крики, но они не слушали. Я призывал Азуриана, лорда лордов, величайшее божество, и предложил себя ему в помощь. Он благословил меня, и его светом я боролся против темноты, которая охватила бы наш мир.
        Глаза Аэнариона опустились на эльфов, и они сжались еще больше, отступая по коврам, разбросанным по полу шатра.
        — Я сделал, как предложено. Я поднял свое копье и свой щит, и я противостоял демонам. В течение ста лет мы проливали свою кровь в защиту наших домов, перенесли душевные муки и холодные кошмары, чтобы могли однажды снова увидеть летние небеса. Многие были отняты у нас, невинный за воина, малыш за мать. Каждую жертву было вынести тяжелее, чем мою собственную боль от огня, но я вынес все и никогда не жаловался. Если боги требуют, чтобы кто-то заплатил за жизни других, это была цена, которую мы должны были заплатить.
        Аэнарион схватил свой трон и поднял его над головой. С беззвучным криком он швырнул его на пол, разбив на куски.
        — Довольно!  — рычал он.  — Эта цена слишком тяжела для меня, чтобы заплатить!
        Затем пристальный взгляд Аэнариона упал на его стяг, что мягко свисал с опоры возле него. Он бросил полотнище на бронированное колено и оторвал ткань от позолоченного древка. Развернув флаг, он смотрел на украшенного феникса в течение долгого времени с дрожью в конечностях, кривя губы в насмешке.
        Треск ткани заставил каждого эльфа задрожать, как будто руки короля разрывали каждого. Аэнарион позволил двум рваным кускам ткани упасть на землю. Он упал на колени и порвал куски на ленты, отбрасывая их от себя струйками. Слезы желтого пламени катились по его щекам.
        — У Азуриана нет любви ко мне,  — рыдал он.  — Он не заботится о нас. Он не может защитить нас от зла, которое целиком поглотит нас, если мы не будем бороться. Я не могу быть Защитником, ничто меня не защитит. Мы потеряны, разбиты.
        Внезапно Аэнарион остановился. Его глаза сощурились, и он наклонил голову в сторону, как будто слыша далекий голос. Его голос стал диким рычанием.
        — Мне остается только один курс, который может ослабить эту боль. Я разрушу каждое создание Хаоса. Я уничтожу каждого демона, убью каждого смертного, который ползет и скользит под пристальным взглядом Богов Хаоса. Я стану Смертью; я стану Разрушителем. Боги отказали нам в мире, и таким образом я дам им войну, которая закончит все войны, или увижу сам мир уничтоженным.
        Каледор выступил из сгрудившейся толпы, успокаивающе протянув одну руку:
        — Будьте осторожны, мой лорд, мой друг. Суровые присяги не скоро забываются.
        Аэнарион набросился на волшебника и схватил его за плечи, заглядывая глубоко в глаза Каледора огненными шарами:
        — Скажите мне, другу: каково то, что вы видите?
        Каледор не мог вырваться из жесткой хватки Аэнариона и не мог уклониться от этого неестественного пристального взгляда. Маг-лорд, дрожа, непроизвольно вздохнул, и его глаза превратились в золото, отражая огонь от взгляда его короля. Эти двое были связаны вместе: король, темный и опасный, с тлеющими глазами и темными волосами; Каледор, как лунный свет, с белыми волосами и бледной кожей. Голос Укротителя Драконов стал отдаленным шепотом, губы едва двигались, когда он говорил:
        — Эльфа-короля постигло тяжкое горе,
        Дарованное проклятие, чтобы разрушить его беду,
        Убить бесчисленных его злобных врагов,
        Очищающее пламя, что горит очень быстро.

        К Богам он обернулся, и к Богам он пал.
        Спасет Один единственный из темных богов,
        В самом черном сердце звенит убийственный звон,
        В самой глубокой тени, где не сияет свет.

        Его убийство должно быть потопом,
        Выпустит ярость Убийцы богов,
        Утопит мир в морях крови,
        Сожжет все волнами огня.

        На Севере ждет этот Рок,
        Манит, как мотылька на пламя,
        Обещая жизнь бесконечной ненависти,
        Кровавую вечность, позабытую ярость.

        И разгорится в огне ярости,
        Рожденный из крови в лоне гнева,
        Дитя резни, проклятый навек,
        Несущий гибель эльфу-королю.

        Каледор издал громкое шипение и вырвался из хватки Аэнариона. Он рухнул, как пустая одежда, безжизненно растянувшись на полу. Эльфийские лорды рванулись вперед, чтобы помочь упавшему магу, но Король-Феникс не удостоил своего друга взглядом. Выражение обреченности скользнуло по его лицу, когда они объявили, что Каледор все еще жив. Аэнарион кинулся к входу в шатер, разбрасывая эльфов перед собой. Он стоял снаружи на охваченном морозом камне и указывал на звезды Севера:
        — Вон там находится Оскверненный остров, где стоит темный алтарь кровавого Кхаина! Там я найду его подарок, погруженный в ту черную святыню; Убийцу богов, Сеятеля вдов, Гибель Миров. Ни оружие, сделанное смертными руками, ни самыми великими жрецами Ваула, трудившимися в течение тысячи лет, не может утолить мою месть. Тогда я подхвачу клинок, сделанный самим Ваулом для самого Кроваворукого, и с ним я разобью демонов.
        Все были слишком поражены ужасом, чтобы возражать Аэнариону, кроме Эолорана Анара, который когда-то создал штандарт, теперь лежащий в лохмотьях, отважившегося положить ладонь на руку Короля-Феникса.
        — Разве вы не слышали слов Каледора? Ни один смертный не может владеть Мечом Кхаина. Это не подарок, но проклятие, посланное, чтобы соблазнить нас на путь ненависти и войны. Нет мира, способного выдержать такую вещь. Вы обречете не только себя, но и все будущие поколения. Не спешите, мой король, умоляю вас! Умерьте свой гнев с мудрым суждением, которое вы выказали прежде. Не лишайте нас будущего в мгновение гнева!
        Аэнарион не слушал и отбросил захват Эолорана, опрокинув друга на твердый пол.
        — И вы не слышите мои слова! Не может быть никакого будущего, пока демоны бродят свободно. Вы советуете раскол. Мир должен быть завоеван в войне, и если мир есть выигрыш, то война должна вестись теми, кто хочет бороться. Я — ваш король, не тиран, и я освобождаю вас всех от таких присяг, поскольку вы поклялись мне. Когда я вернусь, я все еще останусь вашим королем, и хотите ли вы последовать за мной или вашим собственным путем, я оставляю на вашей совести.
        К этой речи собрались драконы, высовываясь над головами эльфов. Теперь Аэнарион повернулся к Индраугниру.
        — Я прошу тебя перенести меня на Север; на Оскверненный остров, чтобы я мог поднять Меч Кхаина и навсегда освободить и моих людей, и вас от угрозы демона. Не считай приказом, что должен нести меня, поскольку, если не хочешь это делать, я пойду пешком.
        Индраугнир не тратил впустую времени на ответ:
        — Так ты ищешь клык, как у меня, мой друг? Оскверненный остров — слишком долгое путешествие для одиночки с крыльями; я бы не пожелал такого одинокого похода другу. Темные Боги, что теперь жаждут нашего мира, не слепы, и боюсь, будут те, кто будут стремиться помешать твоему путешествию. Когда я решил быть твоим союзником, я поклялся бороться рядом с тобой, к счастью или к несчастью, и мое желание не изменилось.
        Все ошеломленно смотрели, как Аэнарион усаживался в трон-седло Индраугнира. Некоторые вскрикивали от страха, полагая, что Аэнарион не вернется из его страшных поисков. Они заплакали, поскольку Индраугнир поднялся в небо тремя могучими взмахами своих крыльев. Дракон и король сделали круг над лагерем и затем повернули на север и исчезли в ночи.
        Ночь и день и ночь они летели под звездами и солнцем, через ясное и облачное небо. Горы и вулканы остались позади, и свободные равнины и поля западного Ултуана лежали под ними. На Западе блестел океан; на Востоке искрилось Внутреннее Море, и между ними возвышались Кольцевые горы, опоясывающие центральные земли острова. Снег покрывал их вершины, и они летели через туманы, которые покрывали пики. Аэнарион не чувствовал холода, хотя лед потрескивал на его доспехах. Его ярость подогревала его изнутри, холодное горе разлетелось в прах огнем его мстительных желаний.
        День за днем они парили над горами, пока облака на Востоке не расступились и Аэнарион не увидел внизу руины Авелорна. Предгорья гор были все еще покрыты лесом, но деревья были больны, листья опали на землю гниющими кучами, их ветви и стволы искривились и согнулись при проходе демонов. Зловоние смерти клубилось вокруг этого безжизненного королевства, и все казалось потерянным. Все же там оставалось сердце девственных лесов, долина Гаен, окруженная Внутренним Морем, хранившая осколок земли, которая соединяла это с остальной частью Ултуана. Здесь леса оставались густыми, зеленый навес простирался от берега до берега.
        Вид жизни среди мертвого не побуждал сердце Аэнариона сохранить что-либо, чтобы наказать тех, кто вызвали такое разрушение. Астариэль, его жена, жизнь леса Авелорна, была мертва; также как Иврейн, их дочь, будущая Вечная королева. Так закончилась длинная череда правителей эльфов с возникновения их рода. В мире и гармонии находила силу Вечная королева, и та сила была поколеблена. Аэнарион знал, что там, где мир потерпел неудачу, возобладает война. Испытав отвращение к тому, что он увидел, он предложил Индраугниру повернуть на запад и оставить горы между ними, повернувшись спиной к мрачному виду оскверненного Авелорна.
        Устав от горя, Аэнарион бежал. Той ночью странное пламя горело в воздухе, зеленое, и фиолетовое, и розовое, и серебристое. Птицы с огненными крыльями кружились возле Короля-Феникса, голоса их хором визжали и жалобно каркали. Скопление огненных птиц окружило Индраугнира, их резкие крики окружали Короля-Феникса, оглушительные и непрерывные.
        — Прочь!  — крикнул он.
        Среди какофонии Аэнарион различил голос, вырывавшийся из тысячи птичьих горл. Слова неслись по ветру, кружась вокруг него, поскольку стая падала и взлетала.
        — Вернитесь!  — кричали огненные птицы.  — Мы видим все, и вы летите навстречу погибели.
        — Прочь!  — позвал снова Аэнарион.  — Я знаю, кто вы. Демоны, принявшие форму птиц, посланные, чтобы отговорить меня от моих поисков.
        — Ты угадал, но судишь нас ошибочно,  — ответил хор птицы.  — Ни эльф, ни демон, ни бог не хотят, чтобы вы приближались к тому, что ищете. Рука ни одного смертного не может владеть этим оружием, поскольку оно было изготовлено для владения Кхаином, и один только Кхаин управляет им. Ни одно кровопролитие не сможет насытить его голод; ни одна война не сможет подавить его жажду. Когда каждый демон будет повержен и даже сами боги падут от вашего гнева, что тогда? Вы должны стать убийцей королей, гибелью ваших собственных людей; поскольку в них вы будете видеть слабость и трусость, и вы сразите их не задумываясь.
        — Никогда!  — сказал Аэнарион.  — Я жажду лишь крови демонов и Бога Хаоса, и никакая сила в этом мире или небесах не поднимет мою руку против другого эльфа. Прочь, лжецы.
        — Послушайтесь нашего предупреждения, вернитесь!  — трезвонило скопление, но Аэнарион подгонял Индраугнира, и они вдвоем ворвались в звездное небо, в то время как огненные птицы превратились в дым позади них.
        Рассвет вступил в полную силу, солнце прогнало зимний холод, посылая золотые лучи на землю эльфов. Аэнарион смотрел на восток, и на мгновение его сердце дрогнуло от красоты восхода солнца. Но радость не задержалась, поскольку он знал, что такие зрелища исчезнут навсегда, так как демоны избавятся от них. В солнечном свете, отраженном от его доспехов, Аэнарион мог видеть податливые фигуры, танцующие в ярком свете. Иллюзорные, как отдаленные отблески, они колебались и вращались вокруг короля и его дракона, мерцая в рассветном тумане.
        — Прочь!  — крикнул он.
        Его приказ встретил веселый смех, который проникал в его разум подобно нежному водопаду.
        — Так резко, так строго!  — хихикал демонический свет.  — Почему так мрачно, король эльфов? Для того, кто стремится закончить все войны, у тебя мрачное настроение. Усиль свои благородные поиски и радуйся удовольствию, которое придет от крушения твоих противников.
        — Поберегите свою хитрость для того, который не глух и слеп к вашему очарованию,  — отвечал Аэнарион.  — Ваш род падет вместе с другими.
        — И когда вы свалите нас и насладитесь своими победами, вы навсегда станете нашими,  — пели солнечные голоса.  — Радость убийства — все еще радость, и на этом вы будете пойманы в ловушку, ваша жизнь не более чем один момент восторженной резни, следующий за другим.
        — Никогда!  — крикнул Аэнарион.  — Во мне не осталось никакой радости; ни в голове, ни в сердце, ни в любой другой части. Я не одобряю и не получаю удовольствия от этого, как пасечник выгоняет ос из ульев или скопление деревьев избавляется от клещей в защищаемой им коре. Ваше убийство — нежелательное зло, которое я перенесу, и это не сделает меня счастливым.
        — Послушайтесь нашего предупреждения, вернитесь!  — трезвонили демоны солнца, но Аэнарион подгонял Индраугнира, и эти двое сделали вираж к теням гор, чтобы оставить позади свет солнца.
        В сумраке жидкий смог задушил Короля-Феникса, его кудри свисали на шкуру Индраугнира, прикасаясь к лицу Аэнариона как влажные, скользкие пальцы. Зловоние вечного разложения, гиблой трясины и гниющего болота обожгло горло и глаза Аэнариона. Через едкие слезы надтреснутым голосом он выкрикнул:
        — Прочь!  — крикнул он.
        Печальные голоса поглотили его слова, проникая в его уши, как сырая грязь, просачиваясь и проскальзывая через его разум самым отвратительным способом.
        — Когда все умрут, кого ты будешь убивать?  — спрашивали они.  — Когда трупы подобны горным цепям и зловонная кровь заполнит океаны, что тогда? Думаешь, что уничтожишь саму Смерть? Думаешь, ты вечен, чтобы никогда не будешь тронут мухами и червями? Ты корм, плоть, и кости, и кровь, и кожа, и ничего больше. Когда демонов не станет, ты поднимешь это оружие против болезни и сразишь старость и частично голод? Ничто не вечно, спаси нас, поскольку во всей жизни есть смерть.
        — Все вещи следуют по своему естественному курсу, и я больше не буду бороться с природой, пытаясь проникнуть в небо,  — рычал Аэнарион.  — Но ваш род самовольно распространял чуму и голод по неестественной причине, и вы также должны чувствовать боль разрушения. Вы не Смерть, не ее прислужники; просто носители вассала гнили и разложения. Смерть приходит ко всем смертным, и с Убийцей богов в моей руке она придет также к бессмертным.
        — Послушайтесь нашего предупреждения, вернитесь!  — бормотал вредный туман, но Аэнарион подгонял Индраугнира выше и выше, пока они не пронзили высокое облако и полетели по звездному небу.
        При следующем рассвете багровое небо было заполнено дождем, так что казалось, что сам воздух кричал кровью. Каждая капля, падающая на шкуру дракона и сочленение доспехов, звенела, как лезвие о лезвие. Каждая скользящая капелька визжала, как порванный металл или разрезанное горло. Поскольку душ превратился в ливень, Аэнарион и Индраугнир были окружены шумом сражения, аритмичного лязгания и стенающего нахлеста слов, которые ревели столь отчаянно, что Аэнарион боялся за свой слух.
        — Прочь!  — крикнул он.
        — Глупые смертные!  — взамен взревел голос.  — Думаете, что вы обратите войну против ее создателей? Мы будем питаться каждым ударом, который попадет в цель, каждой пролитой каплей крови, каждой сломанной костью и каждым отрубленным черепом. Мы родились в битве, и для битвы мы существуем. Звон вашего меча будет нам трубой, и неисчислимыми толпами мы будем бороться с вами. За каждого из нас, кто падет от вас, должен родиться другой, в бесконечной войне, сражении без остановки до конца мира и внешней вселенной.
        — Мертвым не нужна пища,  — засмеялся Аэнарион.  — Когда вы будете убиты, вы не будете больше пировать после насилия и гнева. Холод принесет вам смерть, поскольку я буду бессердечен и безжалостен, хотя мой гнев должен превзойти ваш.
        — Звери войны не могут быть побеждены! Ваша ярость может быть велика, но чем труднее ваша борьба, тем сильнее мы станем. Нет клинка, изготовленного человеком или богом, который не принадлежит нам. Каждая жизнь, отнятая вами, должна стать жизнью, посвященной нам, и ваши победы будут столь же пусты, как твой вызов.
        — Почему вы препятствуете мне в этом?  — спросил Аэнарион.  — Уверен, это страх! Ни одна сила смертных или бессмертных не может противостоять самому темному созданию Ваула. Ни одна цитадель в мире или внешних королевствах не может устоять против его мощи. Начинайте свою бесконечную войну, а я закончу ее. Я сброшу вниз ваши медные врата и свалю ваши железные башни.
        — Учтите наше предупреждение, вернитесь!  — рычали голоса, но ливень стихал, поскольку Индраугнир с Королем-Фениксом вновь летел в ясных небесах.
        Дальше и дальше на север направлялся Индраугнир, с тихим и решительным Королем-Фениксом на спине дракона. Они парили над бесплодными землями, ограниченными на Востоке ясно видневшимися пиками и на Западе грохочущим морем. Скалистый пейзаж нарушался увядшими пустошами и широкими болотами, предгорьями, покрытыми пустынными вересковыми зарослями, холодными и скованными льдом реками.
        Ни наездник, ни несущий не знали отдыха в течение многих дней, но Индраугнир летел размеренными взмахами своих крыльев. Аэнарион не осмеливался закрывать глаза, чтобы какое-то новое препятствие не возникло перед ним. Холодный воздух стал еще более обжигающим, каждый мощный вздох Индраугнира вздымал облако, следовавшее за его крыльями. Кости Аэнариона болели, а его глаза были обрамлены льдом, но он держался в седле, когда вытряхивал сосульки из длинных волос.
        Король-Феникс услышал шепот. Слабый и отдаленный и, ему казалось, как во сне наяву. Мужской и женский, высокий и низкий, голоса убеждали его повернуть назад, стремясь вернуть его из его поисков. С каждой новой просьбой или угрозой его решение укреплялось еще дальше, пока сердце не стало ледяным камнем. Холодный снаружи и холодный внутри, Король-Феникса устремил глаза на север и еще сильнее погонял Индраугнира.
        Когда они приблизились к северному побережью Ултуана, перед ними все было окружено темными грохочущими облаками. С Востока до Запада шторм затянул все. Ниже грохота и вспышек с ужасной силой волновалось море, разбиваясь и волнуясь у скалистого берега. Облака поднимались вверх к краю неба, и не было иного пути, кроме как сквозь них. Молния потрескивала, танцуя и сверкая сквозь высокие волны. Воздух звенел громом, сотрясая Аэнариона в его доспехах. Ветер превратился в жестокую бурю, которая срывала дыхание с губ Короля-Феникса.
        Аэнарион низко наклонился и ободряюще похлопал рукой по толстой шее Индраугнира. Он возвысил свой голос над завывания ветра:
        — Сами стихии увидели бы, что мы терпим неудачу, мой друг. Это последнее, уверен. Я нисколько не сомневаюсь в твоей храбрости и упорстве, но есть ли у тебя силы для заключительного препятствия?
        Индраугнир оскорбленно фыркнул и сложил крылья, так что они оставались на месте, только ударяемые силой ветра. Дракон повернул шею, чтобы посмотреть на Аэнариона, прикрыв глаза от бури.
        — Ты лучше знаешь, чтоб задавать такие вопросы, старый союзник. Я перенес бы тебя на луну и назад, если захочешь. Допускаю, шторм силен, но я давно правлю этими небесами. Я парил в огнях вулканов и рисковал в ледяной необъятности Севера, когда был молод. Я пересекал горы, и океаны, и пустыни, и ты спрашиваешь, есть ли у меня силы, чтобы побороть простой шторм?
        — Хорошо сказано, мой друг, и исполнено гордости!  — ответил Король-Феникс.  — Я не сомневаюсь, что мы могли облететь мир и вернуться назад, если нужно. Шторм или нет, Оскверненный остров рукой подать, где-то под тем нахмуренным небом. Когда мы испытаем его ярость и найдем наш приз, мы предадимся заслуженному отдыху.
        — Скажу нет!  — сказал Индраугнир.  — Если нам удастся, не должно быть никакого отдыха, ни отсрочки. Я знаю о той вещи, что вы ищете. Это — черепок смерти, осколок замороженной межзвездной пустоты, клык мировой змеи. Ты спрашиваешь, есть ли у меня силы, чтобы перенести тебя к месту ее отдыха, но я должен спросить, есть ли у тебя силы, чтобы владеть тем, что там найдешь. Я слышал слова Каледора. Эта злая вещь, которую ты ищешь, не предназначалась для королевств смертных. Ее прикосновение — проклятие ее жертвам и его владельцу. Ее зараза останется в тебе навсегда, даже после смерти. Действительно ли ее ты ищешь?
        Аэнарион не отвечал в течение некоторого времени. Он чувствовал стеснение в сердце и ток крови по венам. Весь шепот прошел, оставив один пронзительный голос; тихую песню сирены, которая взывала к нему через шум шторма. Он думал о том, что должен оставить позади, и видел, что не было ничего. Его земля, его народ, все пострадали бы навечно, если он не сделает этого.
        — Мое сердце укрепилось в этом, и мой разум движется в этом направлении. Если это оружие требует гибели всего, это должна быть только моя гибель, за моих умерших жену и детей, и когда я пройду через это, его проклятие не продолжится далее. Давай больше не сомневаться друг в друге. Независимо от того, какая судьба меня ждет, ее нельзя откладывать.
        Таким образом, Индраугнир напряг крылья, выпрямил свою длинную шею и нырнул вниз в кипящий шторм.
        Ветер завывал, сверкала молния, рычал гром. Все было окутано темнотой, раскалываемой ослепительными вспышками, когда Индраугнир и Аэнарион погружались в бурю. Несмотря на напряженные крылья дракона их бросало подобно листу на бризе. Аэнарион наклонился вперед и обхватил руками шею Индраугнира, положив щеку на его чешуйчатую шкуру, поскольку ветер угрожал сорвать Короля-Феникса с его сиденья. Зыбкость воздуха или дребезг молнии действовали сообща при падении, пока Индраугнир не выровнялся с громоподобным рычанием, тяжелое биение его сердца передавался сквозь тело Аэнариона.
        Объединившись, они нырнули вниз, серебряная и золотая полоса в черноте. Море внизу дико пенилось, и порыв, поднятый Индраугниром, всколыхнул волны, когда он вышел из падения, избитый слева и справа головокружительным ураганом. Все более и более жестоким вырастал шторм, когда они полетели, конечности Аэнариона дрожали, силясь удержаться. Гороподобная волна выросла из мрака, вынуждая Индраугнира стремительно подняться.
        Молния раскололась, ударяя Аэнариона. На мгновение все его тело исказилось. Его пальцы потеряли свою хватку, и он кувыркаясь упал со спины Индраугнира вниз в бурное море. С тревожным криком Индраугнир свернул крыло и резко повернул. Он тяжело падал вслед за падающим Королем-Фениксом, борясь с потоком шторма, который угрожал смести обоих.
        Аэнарион погрузился в крутые волны, что вырвало небольшой выдох из его тела. Прибой разбивался о него, и его доспехи отбрасывали его вниз. С последним усилием он поднялся на поверхность еще раз, заполняя легкие морозным воздухом, прежде чем погрузиться снова, ослабленный течением.
        Индраугнир достиг воды, как метеор, свернув крылья, поднимая большой всплеск воды. Широко открыв глаза в пузырящихся глубинах, он отыскивал вспышку золота, повернулся и нырнул неловко, когтистой лапой приблизившись к кувыркающемуся телу Аэнариона. Шевеля лапами, взбивая пену позади, дракон вырвался окончательно из морской хватки, освободив крылья, чтобы вернуться в облака.
        Перевернувшись вокруг и кубарем, дракон не знал, летел ли он на север, или на юг, или на восток, или на запад, но продолжал так стремительно, как мог, бережно удерживая потерявшего сознание Аэнариона. Не чувствуя движения от своего друга, он обводил вокруг пристальным взглядом, ища какую-нибудь скалу или мыс, где мог приземлиться на мгновение.
        Он нашел голыш черной скалы и повернул к ней, скользя над волнами, мучительно напрягая каждый мускул и сухожилие в своем огромном теле. Задыхаясь, Индраугнир ударился о твердый берег, защищая Аэнариона своим телом, рухнув шкурой на острые скалы, прорвавшие кожу его крыльев. Окровавленный и прихрамывающий, Индраугнир выпрямился и бережно положил Аэнариона на покрытый лужицами воды горный выступ.
        Нагнув ниже свою голову, дракон дохнул на эльфийского короля. Мечась в жару, Аэнарион, вздрогнув телом, выплюнул воду из легких. Кровоточа из десятков ран, Индраугнир лег около неподвижного эльфа и охватил его крылом, ограждая Короля-Феникса от прибоя, который клубился над диким морем.
        Таким образом, случилось так, что Аэнарион и Индраугнир попали на Оскверненный остров.
        Когда Аэнарион очнулся, конечности его отяжелели, а память оцепенела. Он выполз из-под защитного навеса крыла Индраугнира и посмотрел вверх, чтобы увидеть темное небо. Шторм стих и облака разошлись, но нельзя было заметить ни одну звезду. Холодные воды плескались у скалы возле него; в другом направлении он мог видеть только черноту. Он обернулся к Индраугниру, но дракон не шевелился. Его тело поднималось и опадало с мощным дыханием, и глаза были закрыты. Король-Феникс видел дыры в плоти зверя и заметил изодранные края крыльев Индраугнира. Он мягко похлопал своего соратника по загривку и сел спиной к передней лапе дракона.
        Здесь он сидел, вздрагивая от любой опасности, и наблюдал.
        Когда первые пальцы рассвета коснулись моря на востоке, Индраугнир пошевелился. Мигая глазами, дракон широко зевнул, струя дыма вырвалась от его открытой пасти. Индраугнир повернулся к Аэнариону и увидел, что король бодрствовал. Аэнарион был неподвижен, так что дракон передвинул туловище и осторожно согнул крыло. Толстые губы Индраугнира слегка дрогнули от боли, обнажив зубы длиной с меч.
        — Боюсь, что мое хвастовство дало о себе знать,  — мягко сказал дракон.  — Я сломлен штормом и не могу нести тебя дальше.
        — Никто другой не смог разглядеть меня через бурю, нет стыда в таком подвиге. Мы здесь, на Оскверненном острове, и здесь я могу продолжать свой путь в одиночестве. Отдохни, поскольку это ненадолго, прежде чем мы должны вернуться снова на юг, а даже я не могу идти по воде.
        Индраугнир засмеялся с глубоким грохотом.
        — С Мечом Кхаина в руке, возможно, вы сможете нарезать море на части и перевязать рану сухим к Ултуану.
        — Меня нес бы друг,  — ответил Король-Феникс.  — Прощай, и я скоро возвращусь со своим призом.
        Оскверненный остров был безжизненной, бесплодной скалой, изломанной каменными шпилями; домом, не обитаемым ни растением, ни животным, ни птицей, ни самым маленьким насекомым. Аэнарион отправился вдаль от рассвета, выбирая путь через разбросанные скалы. Вскоре он нашел возвышенность, направляющуюся на запад, и отправился к цели. Перевалив через крутой горный хребет, король увидел, что утро почти закончилось и солнце было недалеко от полудня. Все же круг света висел в темном небе, его слабый свет напоминал бледный диск, который походил больше на луну.
        Пересекая горный хребет, Аэнарион чувствовал притяжение на юг, и резкий, соблазняющий шепот вернулся в его ухо. Все же, как раз когда он повернул в его направлении, туман поднялся с голой скалы, окружая его, пока солнечный свет стал не больше слабого отблеска в воздухе. Тени зашевелились в тумане, и Аэнарион подумал, что демоны возвратились. Он медленно кружился на пятке, пока формы растворились в неопределенные силуэты, высокие и тонкие, одетые в облака как платье. Они столпились ближе, только вне досягаемости, серые фигуры, которые с мольбой простирали к нему руки, их иллюзорные тела испарялись и трансформировались.
        Темные рты открылись, и туман кружился с хриплыми шепотами:
        — Он идет среди нас.
        — Рок эльфов прибыл, пожалей нас!
        — Милосердия! Не меч! Освободи нас! Дай нам мир! Правосудия! Пожалей!
        Аэнарион с силой ударил рукой по видениям и отступил назад под их натиском, только найдя больше сзади. Их было тысячи, большая масса привидений, которая росла в числе с каждым биением сердца.
        — Оставьте меня, грязные духи!  — рычал он.  — Мертвым нет никакого дела до живых. Мучьте своих убийц, не меня!
        Тихий женский голос возле Аэнариона заглушил все другие:
        — Все же они — духи Мертвых, что пока есть, Аэнарион.
        Король-Феникс повернулся кругом, узнав голос.
        — Астариэль?  — крикнул он.
        Это была она; мерцающий призрак, белый и палево-зеленый среди серого уныния. Король-Феникс смотрел снова на ее красоту и плакал. Он ступил вперед, чтобы обнять ее стройное тело, но его руки прошли через воздух без вещества, почувствовав только холод, что покалывал его кожу. Поскольку дух Астариэль изменился, он видел теперь дыры в ее плоти и серебристую кровь, пролившуюся из раны в ее груди. Аэнарион издал беззвучный стон и упал на одно колено.
        — Моя красавица жена! Какие ужасы были причинены вам? Нет никакого мира вашему духу?
        — Я жила в мире, но умерла в насилии. Я вернусь к миру, но не раньше, чем скажу. Бросьте эти поиски отмщения, Аэнарион. Остерегайтесь соблазна войны и найдите в сердце то, что дорожит памятью о моей жизни, не преследуя мою смерть.
        — Посмотрите, что они сделали вам, моей красавице жене. Посмотрите на разрушение, которое они вызвали в вашем королевстве.
        — Все вещи умирают и затем вырастают снова. Даже у Аверлорна есть свои сезоны, хотя они длятся дольше, чем жизнь эльфов. То, что кажется постоянным, сейчас слишком мимолетно в глазах мира. Будущее не может родиться из горя и возмущения, но создается снова с надеждой и любовью.
        — Моя любовь умерла с вами, Астариэль,  — сказал Аэнарион, поднимаясь на ноги.  — Здесь ваша мимолетная тень, но скоро она пропадет. Только со смертью мы снова соединимся друг с другом, но я не могу напрасно оставить в стороне свою жизнь и бросить наш народ. Когда демоны будут повержены и Ултуан будет в безопасности, я возвращу Сеятель вдов на его черный алтарь и освобожу мир. Тогда мы соединимся.
        — Есть вещи, которые вам не надо знать, но вы должны верить, что все не столь мрачно, как кажется. Вы искали жертву, чтобы покончить с несчастьями эльфов, но большая жертва в том, чтобы прийти. Хотя во времена прихода мы будем пристально наблюдать за миром и управлять морями, это будет всего лишь краткой отсрочкой в вырождении наших людей. Теперь вы должны сделать этот выбор. Взгляните в свое сердце! Мы должны отказаться от той силы, что делает нас сильными, чтобы заключить демонов в их ужасной тюрьме, и с этим свершением также исчезнет наша слава.
        — Никогда!  — зарычал Аэнарион.  — Мы поднимемся вновь с этой войной, большей чем когда-либо. Хотя ваша просьба растопила ледяное сердце злодея, мой разум в порядке.
        Серебряные слезы скатились по щекам Астариэль, как и у Аэнариона, отвернувшегося от нее. Король-Феникс шествовал дальше, шепча:
        — Мы еще снова будем вместе, моя любовь, но… Все же есть кое-что, что я должен сделать.
        Это случилось незадолго до того, как Аэнарион достиг широкого пространства в центре Оскверненного острова. Здесь зубчатые черные скалы, пронизанные красными прожилками, пробивались в красноватые небеса вокруг колонн. Земля внутри была гладкой, как стекло, и черной, как полночь. В центре находился скалистый блок с красными венами, и что-то, только частично видимое, мерцало над ней.
        Как раз когда его мысли были затронуты Убийцей богов, в уши Аэнариона проник отдаленный шум; слабый крик. Звон металла о металл, борьбы отзывался эхом вокруг святыни. Аэнарион услышал биение колотящегося сердца, и ему показалось, что краем глаза он увидел, как клинки кромсают плоть, а от тел отрываются конечности. Красные вены на алтаре вообще не были скалой, но пульсировали как артерии, кровь текла из камня струящимися реками запекшейся крови. Он понял, что бьющееся сердце было его собственным, и оно стучало в его груди, как оружейник, работающий на наковальне.
        Аэнарион потрясенно стоял перед этой кровавой святыней. Вещь, заключенная в скалу, танцевала, и перед глазами Короля-Феникса колебались неясные очертания топора, и меча, и копья, и лука, и ножа, и странного оружия, не известного эльфам. Наконец появилось единственное изображение, меча с длинным клинком, поперек гарды вилась руна Кхаина, на его черном лезвии были запечатлены красные символы смерти и крови.
        Аэнарион протянулся… и его пальцы замерли на минимальном расстоянии от рукояти меча. Все затихло; ни одно движение не колебало воздух, как будто мир и боги задержали свое дыхание.
        Аэнарион знал, что это принесет ему гибель. Все предостережения вернулись к нему, слова Каледора слились со страшными предсказаниями демонов и мольбами его мертвой жены. Все это не имело для него никакого значения, поскольку его душа опустела, и только Меч Кхаина мог заполнить пустоту внутри него.
        Земля задрожала и скала рухнула, когда кулак Аэнариона охватил рукоятку. Он потянул меч, освобожденный из его каменной тюрьмы, и удерживал его наверху. Кровь просачивалась из рун, запечатленных на лезвии, и лилась толстыми ручьями по его кисти и вниз по его руке, стекая багровым по его доспехам.
        Убийца богов, Сеятель вдов, Гибель Миров, Копье Мести, Осколок Смерти, Ледяной Клык и Божественный свет. Многими именами его называли, смертными, и демоническими, и божественными. Но одно единственное имя действительно задержалось: Меч Кхаина, бога убийства.
        Теперь это был Меч Аэнариона. Гибель эльфов была запечатана.

        Малекит [Malekith]
        Книга первая

        Посвящается всем любящим матерям и сыновьям!

        Ни одно из событий Времени легенд не является столь значимым и одновременно столь презренным, как падение Малекита. История его жизни — это повесть о великих битвах, грозной магии и завоеванном мечом и заклинаниями мире.
        Когда-то повсюду царил порядок, но сейчас эти годы настолько далеки от нас, что ни одно смертное создание уже не помнит о них. С незапамятных времен на острове Ултуан жили эльфы. Там, от своих создателей, загадочных Древних, узнали они секреты колдовства. Под властью Вечной королевы они жили на своем благодатном острове и не знали бед.
        Приход Хаоса разрушил цивилизацию Древних, эльфы оказались беззащитными. Демоны Хаоса бесчинствовали и убивали эльфов на Ултуане. Но из тьмы и беззакония поднялся Аэнарион-Защитник — первый из Королей-Фениксов.
        Жизнь Аэнариона проходила в войнах и лишениях, но, благодаря принесенной им жертве и подвигам его сподвижников, демоны были побеждены, эльфы уцелели и как будто бы вернулись в эру процветания. Но все их усилия оказались тщетными. И виною тому стал сын Аэнариона, князь Малекит.
        Там, где когда-то царил порядок, настал раздор. На смену миру пришла кровопролитная война.
        Слушайте же повествование о Расколе.

        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Смерть Аэнариона
        Завоевание Элтин Арвана
        Великий Союз
        Князь Малекит узнает о своей судьбе

        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Нарушенное престолонаследование

        Никто не подозревал, что спаситель эльфов станет и причиной их гибели. Лишь один предвидел грядущую тьму и смерть, и то был Каледор Укротитель Драконов. Когда Аэнарион-Защитник, гонитель демонов и первый из Королей-Фениксов, высвободил из черного алтаря Меч Кхаина, Каледору, величайшему из магов Ултуана, было видение.
        Каледор увидел, как, прикоснувшись к темному мечу, выкованному для бога убийства, Аэнарион разбудил кровожадный дух, спавший глубоко в душах эльфов. Сильнее, чем в любом другом, в роду Аэнариона пробудилась жажда войны, и мирные времена Вечной королевы навсегда остались позади.
        Аэнарион потянулся к мечу от отчаяния и гнева, и зов проклятого оружия терзал его до того дня, когда он перед смертью вернул клинок на алтарь Кхаина. То же отчаяние подвигло его жениться на провидице Морати, которую Король-Феникс спас из лап Хаоса.
        Волшебница Морати жаждала покорить великую энергию, выпущенную в мир Хаосом. Некоторые считали ее занятия опасной ересью, по острову ходили слухи, что Морати приворожила Аэнариона. Многим казалось, что она рвется к власти, но Аэнарион не слушал их предостережений.
        Двор Аэнариона и Морати располагался в Анлеке, и в те смутные времена их дворец служил прибежищем воинам и магам. Самые сильные воины приходили учиться у Аэнариона, а наиболее одаренных из заклинателей Морати посвящала в известные ей секреты. Копьем и магией воители Анлека вырвали из хватки демонов княжество Нагарит — и в их руках сверкало страшное оружие, выкованное в кузне бога-кузнеца Ваула.

        И вот родился Малекит, сын Аэнариона и Морати. По обычаю, в час рождения королевского наследника был выкован меч, и мальчик научился владеть им, как только рука окрепла достаточно, чтобы удержать грозный клинок.
        Отец научил Малекита искусству правления и воинскому делу, а от матери ему достался дар подчинять своей воле самую непокорную магию.
        От Короля-Феникса Малекит унаследовал не только мудрость, но также и жажду мести демонам, отобравшим первую жену и детей Аэнариона. Морати привила сыну волю к достижению цели, невзирая на цену, а также жажду славы и власти.
        «Помни, что ты сын Аэнариона,  — говорила она мальчику с младенчества.  — Помни, что ты сын Морати. В тебе течет кровь достойнейших обитателей этого острова».
        «Ты рожден воином,  — говорил Аэнарион.  — Меч и лук — продолжение твоей руки, и ты будешь управлять целыми армиями, как простые воины управляют обычным оружием».
        День за днем повторяли они это сыну, день за днем с тех пор, когда он еще плохо понимал их слова,  — и до самого смертного часа Аэнариона.

        К великому горю Аэнариона, нападения демонов на остров не прекращались, и его победы на поле битвы оказывались бессмысленными. Тогда Каледор создал огромный портал, через который стала утекать прочь из этого мира сила Хаоса. Демоны исчезли, однако Каледор и его маги оказались пойманными порталом — их постигло проклятие вечно сражаться там с силами Хаоса. Аэнарион отдал свою жизнь, защищая Каледора и его помощников, и последним усилием воли возвратился на Оскверненный остров, где вернул Убийцу богов черному алтарю Кхаина.
        После гибели Аэнариона правители эльфов, чьи воины и маги сражались бок о бок с ним, сошлись, чтобы решить судьбу Ултуана. В лесах Авелорна, где когда-то правила Вечная королева, через год после смерти Аэнариона состоялся Первый совет.
        Правители встретились на поляне Вечности — великолепном природном амфитеатре, в центре которого высился храм Иши, богини Природы и покровительницы Вечной королевы. Меж серебристых стволов и покрытых изумрудно-зелеными листьями ветвей, на которых круглый год цвели цветы, Аэйн Ишайн светился таинственной силой. Первый совет заседал при свете луны и звезд, под сенью священного дерева.
        Там была и Морати с Малекитом. Темноволосая, холодная и прекрасная провидица приехала в черном платье — тонком, словно облако, сквозь которое просвечивала ее мраморная кожа. Волосы цвета воронова крыла придерживали переплетенные серебряные нити, унизанные рубинами, а губы ее были подкрашены в тон сверкающим камням. Стройная, с благородной осанкой, она держала в руках посох из черной стали.
        Малекит выглядел не менее впечатляюще. Он унаследовал высокий рост и темные глаза отца, а его золотистую кольчугу украшала нагрудная пластина со свернувшимся драконом. У пояса в отделанных золотом ножнах висел длинный меч с навершием из драгоценного металла: золотая лапа дракона сжимала сапфир величиной с кулак.
        С ними приехали и другие князья Нагарита, уцелевшие в сражении на острове Мертвых. На князьях были длинные, до лодыжек, темные плащи поверх сверкающих доспехов, а шрамы и трофеи свидетельствовали о храбрости, проявленной в схватках с демонами. Суровые князья севера были вооружены ножами, копьями, луками, мечами и щитами с выкованными на них рунами Ваула — свидетельствами мощи Нагарита и Анлека. За их спинами стояли знаменосцы с черно-серебряными флагами, а герольды встретили их прибытие пением труб и завыванием волынок. Правителей Нагарита сопровождал кабал колдунов в черных и фиолетовых робах, с покрытыми татуировками и ритуальными шрамами лицами и обритыми головами.
        Были и другие — правители княжеств, основанных Каледором на юге, а также жители новооткрытых земель на западе: Котика, Эатана, Ивресса и других. Их возглавляли юный маг Тириол и золотоволосый Менит, сын Каледора Укротителя Драконов.
        По сравнению с наггароти, южные эльфы выглядели как день по сравнению с ночью. Хотя все они участвовали в войне с демонами, их князья оставили боевое снаряжение дома и при них были только посохи и скипетры, а вместо тяжелых шлемов их головы украшали золотые короны. Их одежды были белого цвета, в знак скорби по погибшим. Нагаритяне же не стали следовать этому обычаю, хотя и потеряли в войне больше других.
        — Аэнарион погиб,  — обратилась Морати к совету.  — Убийца богов, Сеятель вдов вернулся на алтарь Кхаина, чтобы избавить нас от войны. Мой сын желает править в мирные времена, но боюсь, что они остались только в наших воспоминаниях, а когда-нибудь мы вообще сочтем их легендой. Не стоит думать, что зло можно победить малой кровью. Хотя мы изгнали демонов, силы Хаоса не покинули наш мир окончательно. Я заглянула далеко в будущее и увидела перемены, которые принесет нам падение богов.
        — В войне я не последовал бы ни за каким другим королем,  — заявил Менит, выходя в центр круга правителей.  — Но война окончена. Нагарит явил самую грозную боевую силу этого острова. Цивилизация одолела Хаос на Ултуане, и нам следует принести ее в другие страны — пусть эльфы правят там, где пали боги.
        — Подобное высокомерие привело бы нас к краху,  — возразила Морати.  — Положим, далеко на севере лежат выжженные пустоши, где обитают извращенные темной магией существа. Невежественные дикари возводят алтари из черепов и поклоняются новым богам, принося им в жертву кровь соплеменников. И если мы принесем наш свет в те земли, вскоре он засияет на остриях копий и стрел.
        — Тяготы и кровопролития — неизбежная плата за выживание,  — возразил Менит.  — Но мы должны одолеть охватившую нас страсть к кровопролитию и искать мирный путь построения нового мира. Из посеянных во время правления Аэнариона семян ненависти и насилия должны взойти любовь и дружба. Нам не следует забывать о его наследии, но нельзя позволять его ярости поселиться в наших сердцах.
        — Мой сын — наследник Аэнариона,  — тихо произнесла Морати. В ее мягком голосе прозвучала угроза.  — И все мы стоим здесь только потому, что мой покойный муж сумел спасти нас от уничтожения.
        — Но не в меньшей мере победе способствовала жертва моего отца,  — возразил Менит.  — Целый год со времени гибели Аэнариона и Каледора мы размышляли, какой путь избрать. Нагариту следует занять достойное место среди других княжеств. Достойное, но не выше остальных.
        — Величие заслуживается деяниями, а не определяется людьми!  — Морати встала напротив Менита. Она воткнула свой посох в землю возле его ног и вызывающе взглянула на князя. Пальцы колдуньи стиснули железную рукоять.
        — Не следует нам ссориться после того, как мы победили демонов и пожертвовали столь многим ради этой победы,  — поспешил вмешаться Тириол. Его бело-желтая роба переливалась золотыми нитями. Юный маг положил руки на плечи Морати и Менита.  — Нам надлежит умерить жар страстей прохладой разума, как только что выкованный клинок остужают в холодной воде.
        — Так кто же здесь считает себя достойным надеть корону Короля-Феникса?  — спросила Морати, презрительно оглядывая князей.  — Кто считает, что станет лучшим преемником Аэнариона, чем мой сын?
        На поляне воцарилась тишина; никто, кроме Менита, не осмеливался встретиться с Морати взглядом. И тут из тени деревьев раздался голос:
        — Я выбран!
        На поляну вышел Бел Шанаар, князь Тиранока. За ним шагало странное существо, похожее на дерево, которое внезапно обрело способность передвигаться. Его звали Сердцедуб. Энт Авелорна, он охранял Вечную королеву и присматривал за храмами родины эльфов.
        — Так кем же ты выбран?  — презрительно спросила Морати.
        — Князьями и Вечной королевой,  — спокойно ответил Бел Шанаар.
        Он остановился возле священного дерева Иши.
        — Астариэль мертва,  — ответила Морати.  — Правление Вечной королевы закончилось.
        — Вечная королева жива,  — пронесся над поляной призрачный женский голос.
        — Астариэль погибла от рук демонов,  — настаивала Морати. Прищурив глаза, она окинула взглядом поляну, чтобы понять, откуда доносится этот голос.
        Листья на деревьях задрожали, будто в кронах зашептал ветер, хотя не чувствовалось ни малейшего дуновения. Высокая трава под ногами заколыхалась под тем же невидимым ветерком — все травинки склонились к Аэйн Ишайн в центре поляны. Сияние священного дерева усилилось, заливая всех золотистым светом с искорками небесной голубизны и изумрудной зелени.
        В переливающемся сиянии рядом с узловатым стволом дерева возник силуэт юной эльфийки. Морати ахнула — ей показалось, что Астариэль действительно жива.
        Заплетенные в длинные косы золотистые волосы эльфийки доставали до талии; их украшали цветочные бутоны. Девушка была облачена в зеленую мантию Вечной королевы, а на лице светились голубые глаза цвета ясного летнего неба. Но когда сияние потускнело, Морати лучше рассмотрела лицо девушки и убедилась, что это вовсе не Астариэль. Она имела известное сходство с покойной королевой, но чем больше Морати разглядывала ее, тем больше успокаивалась.
        — Ты не Астариэль,  — уверенно произнесла она.  — Ты самозванка!
        — Ты права, я не Астариэль,  — ответила эльфийка. Ее мягкий голос долетал до самых отдаленных уголков поляны.  — Но я не самозванка. Я Иврейн, дочь Аэнариона и Астариэли.
        — Обман!  — закричала Морати, поворачиваясь к князьям с выражением такой злобы на лице, что многие даже отшатнулись.  — Иврейн тоже мертва! Это заговор, чтобы лишить моего сына законного наследства!
        — Это Иврейн,  — произнес Сердцедуб мелодичным голосом, похожим на шелест легкого ветерка в листве.  — Астариэль приказала нам спасти ее детей. Я отнес их в долину Гаен, где не ступала нога эльфа. Там я и мои сородичи сражались с демонами, и я охранял Иврейн и Морелиона многие годы.
        В толпе наггароти раздались изумленные возгласы, но они не заглушили слова Малекита.
        — Так мой сводный брат тоже жив?  — выкрикнул князь.  — Старший сын Аэнариона жив?
        — Успокойся, Малекит,  — произнес Тириол.  — Морелион сел на корабль и уплыл с Ултуана. Он не стремится править Нагаритом. На нем лежит благословение Иши, а не Кхаина, и он не ищет власти и славы.
        — Вы скрыли это от Аэнариона,  — не веря своим ушам, произнесла Морати.  — Вы позволили ему считать, что его дети мертвы, и вырастили их вдали от отца? Вы спрятали их…
        — Я любимица Иши.  — Строгий тон Иврейн заставил Морати замолчать.  — Во мне возродился дух Вечной королевы. Анлек превратился в город крови и ярости. Он никогда не станет моим домом. Я не смогу жить под благословением Кхаина.
        — Теперь я все понимаю,  — произнесла Морати, подходя к Вечной королеве.  — Вы совещались втайне, оставив наггароти в стороне. Вы решили сами стать наследниками Аэнариона и получить власть над Ултуаном.
        — Мы посылали в Анлек гонцов, но вы даже не хотели их принять,  — ответил Тириол.  — Мы пытались посвятить вас в происходящее, но вы отказывались от переговоров. Мы дали вам возможность заявить о правах вашего сына, но вы решили идти своим путем.
        — Я вдова Аэнариона и, значит, королева Ултуана,  — прорычала Морати.  — Когда за нами охотились демоны, разве Аэнарион и его полководцы просили советов у рядовых воинов? Когда Каледор собрался читать заклинание, разве он обсуждал последствия этого с несведущими в волшебстве? Править — это значит одному решать за всех.
        — Ты больше не королева, Морати,  — произнесла Иврейн. Она неслышно пересекла поляну — ее ноги касались травы тихо, как падающие снежинки.  — Вечная королева вернулась. И я буду править с Бел Шанааром, как Аэнарион правил с моей матерью.
        — Ты выйдешь замуж за Бел Шанаара?  — спросила Морати, поворачиваясь к Иврейн.
        — Как Аэнарион женился на моей матери, так и Вечная королева выйдет замуж за Короля-Феникса, и так будет во веки веков,  — провозгласила Иврейн.  — Я не могу выйти замуж за Малекита, каковы бы ни были его личные качества и права на трон, поскольку он мой сводный брат.
        — Узурпаторы!  — взвизгнула Морати и подняла посох.
        Малекит подскочил к разъярившейся матери и вырвал у нее оружие.
        — Довольно!  — закричал князь Нагарита.
        Затем Малекит успокаивающе погладил мать по щеке и вернул ей посох. Бросив на Иврейн и Бел Шанаара ненавидящий взгляд, Морати повернулась к ним спиной.
        — Я не хочу самовольно занять трон Ултуана,  — сказал Малекит князьям.  — Да, я хотел бы стать Королем-Фениксом, чтобы почтить память отца и продолжить его дело. Но я не требую признать за мной это право и полагаюсь на решение собравшихся здесь. Если совет решит, что Бел Шанаар должен жениться на моей сводной сестре и стать королем, я не буду против. Я только прошу вас спокойно все обдумать, не поддаваясь голосу страсти.
        Выслушав такую рассудительную речь, князья закивали.
        Они совещались до рассвета, пока солнце не коснулось красными пальцами крон деревьев, а над землей не заколыхались утренние туманы. Одних тронула искренность Малекита. Они верили, что хотя он и был сыном своего отца, но не держал в руках Убийцу богов, и темная натура меча не затронула его. Другие напоминали совету о предсказании Каледора, что на потомках Аэнариона лежит печать Кхаина и дитя Анлека никогда не освободится от этого проклятия.
        — Мы приняли решение,  — наконец объявил Тириол.  — Хотя Малекит и достойный князь, он пока слишком молод, ему надо еще многое узнать о мире. К тому же сейчас настало время мудрости, а не железной воли, и поэтому мы считаем Бела Шанаара более подходящим королем.
        Морати вскрикнула было, но Малекит жестом заставил ее замолчать.
        — Один эльф не должен решать судьбу Ултуана, поэтому я подчиняюсь решению совета,  — провозгласил Малекит. Он пересек поляну и, к всеобщему изумлению, преклонил колено перед Белом Шанааром.  — Пусть Бел Шанаар унаследует трон моего отца и с его мудростью настанет новая эра для нашего народа. Да ниспошлют боги новому королю силы, чтобы править справедливо, а если его воля поколеблется или решимость развеется, Нагарит всегда наготове.

        Малекит повел себя весьма достойно, однако решение совета сильно огорчило его. Вместе с матерью они вернулись в Нагарит и не появились на ритуальном бракосочетании Бел Шанаара и Иврейн. И все же Малекит приехал на остров Пламени, чтобы присутствовать при прохождении Бел Шанаара через священный огонь Азуриана.
        Храм представлял собой высокую пирамиду, воздвигнутую над горящим огнем повелителя богов. Пламя танцевало и мерцало в сердце святилища; оно поднималось на высоту в три эльфийских роста и горело тихо и без жара. Мраморные плиты пола вокруг огня украшали выложенные золотом руны, и сияли они не только отсветом пламени. На белоснежных стенах висели выкованные в виде фениксов с расправленными крыльями светильники, и в них тоже горел магический огонь, наполняя храм золотистыми переливами света.
        В храме собралась вся знать Ултуана, в плащах и парадных мантиях, высоких шлемах и коронах из золота и серебра, украшенных драгоценными камнями всевозможных цветов. Среди этого пиршества красок наггароти выделялись скромными черными и фиолетовыми робами. Морати стояла рядом с Малекитом и с недоверием наблюдала за церемонией.
        Там же присутствовали и семеро астромансеров — именно они выбрали этот день для коронации нового Феникса. На их темно-синих мантиях сияли вышитые бриллиантами звезды, а блестящие серебряные и платиновые нити соединяли их в созвездия.
        Астрологи стояли рядом с читающими над Бел Шанааром молитвы жрецами Азуриана — молитвы должны были помочь будущему королю пройти через огонь невредимым. За жрецами сидели оракулы Азуриана: три эльфийские девственницы с бледной кожей и светлыми волосами, одетые в переливающиеся в сверкающих отсветах серебристые накидки.
        Из Авелорна приехала Иврейн с женской свитой, чтобы наблюдать за коронацией своего супруга. Женщины-воины носили юбки из серебристой чешуи, отделанные по краю зеленой тесьмой, а вместо привычных копий и луков держали сейчас цветочные гирлянды, ибо через порог храма Азуриана никому не разрешено переступать с оружием в руках.
        Перед огнем, рядом с верховным жрецом, стоял Бел Шанаар. С его плеч ниспадал плащ из черных и белых перьев — символ верховной власти у эльфов.
        — По примеру Аэнариона-Защитника я отдаю себя в руки высшей власти,  — торжественно провозгласил Бел Шанаар.  — Пусть ритуал докажет мою чистоту, чтобы я мог взойти на трон Короля-Феникса и править мудро и справедливо, во имя повелителя богов.
        — Твой отец не нуждался в защитных заклинаниях,  — проворчала Морати.  — Это представление, не имеющее никакой законной силы, как и позорная свадьба с Иврейн.
        Малекит не слушал ее слов, все его внимание и мысли занимала предстоящая церемония.
        Жрецы зажигали фимиам и совершали приношения Азуриану, оракулы монотонно пели. Однако, едва лишь Бел Шанаара подвели к пламени, звуки пения вознеслись под самую крышу храма. Будущий Король-Феникс обернулся и посмотрел на князей, причем на его лице не отражалось ни страха, ни радости.
        С почтительным кивком Бел Шанаар медленно поднялся по невысоким ступеням, ведущим к алтарю, на котором горел очистительный огонь. Среди присутствующих разом воцарилась выжидательная тишина, а Бел Шанаар ступил в пламя. Огонь взметнулся слепящей белой стеной, и собравшимся пришлось отвернуться, чтобы сохранить зрение.
        Когда глаза немного привыкли к яркому свету, князья разглядели в огне силуэт Бел Шанаара — с воздетыми руками он приносил клятву верности Азуриану. Затем Король-Феникс медленно повернулся и вышел из огня невредимым. По храму пронеслись вздохи облегчения — князья выражали радость, что ритуал прошел удачно. Нагаритяне молчали. Вскоре свита удалилась, остался лишь Малекит. Он долго стоял и смотрел на пламя, размышляя о собственной судьбе. После яркой вспышки во время ритуала отсветы священного огня казались блеклыми. Малекиту подумалось, что это Бел Шанаар осквернил пламя.
        Не замечая ничего вокруг, Малекит медленно подошел к алтарю. В голове у него вертелись противоречивые мысли. А что, если он сам попробует пройти испытание пламенем? Если он выживет без защитных заклинаний жрецов, то можно с уверенностью сказать, что Азуриан желает видеть его преемником отца. Но вдруг он недостаточно силен? Что, если пылающий огонь поглотит его? Что тогда останется от его надежд и мечтаний о будущем Нагарита?
        Плохо понимая, что делает, Малекит остановился перед огнем. Изменчивые узоры пламени зачаровали его. Князя охватила непреодолимая тяга, и он едва не положил руку в огонь, но тут раздались шаги возвращающихся в храм жрецов. Малекит отдернул руку и устремился к выходу, не обращая внимания на их вопрошающие взгляды.
        Предстоял долгий многодневный пир, но Малекит уехал сразу же по окончании церемонии. Ему не хотелось задерживаться там, где его отец отдался на милость великого бога и стал спасителем своего народа. Если Бел Шанаар пожелал стать Королем-Фениксом, что ж, Малекит подчинился его воле. Успокоенный, он возвратился в Анлек.

        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Путешествие в Элтин Арван

        С упорством и изобретательностью принялся Малекит за восстановление Нагарита, в то время как другие князья занимались своими владениями. Города Ултуана поднимались из пепла, а леса отступали перед топором дровосека и плугом крестьянина.
        Охотники меж тем находили в горах странных зверей, извращенных темной магией: многоголовых гидр, загадочных химер, визгливых грифонов и прочие создания Хаоса. Одних эльфы убивали, других отлавливали и приручали. Птицы также изменились, и эльфы подружились с огромными орлами, которые парили в теплых потоках воздуха и умели говорить.
        Строились корабли, и большие эльфийские флотилии уходили исследовать новые земли за морями. Тиранок, королевство Бел Шанаара, получало от колоний огромные доходы.
        Малекит тоже решил повести своих наггароти в поход для исследований и завоеваний. Он чувствовал, что рожден для чего-то более значительного, чем постройка крепостных стен и сбор налогов.
        На двести пятьдесят пятом году правления Бела Шанаара Малекит собрал флотилию, чтобы отправиться на восток, в Элтин Арван. Правительницей Нагарита оставалась Морати.
        Под весенним небом они простились на причале порта Галтир. Морати куталась от холода в шаль из черной медвежьей шерсти, на Малеките блестела золотистая броня. За спиной князя, в гавани, покачивался его корабль, белые паруса упруго хлопали на ветру, высокая корма сверкала на утреннем солнце. Дальше, в открытом море, дюжина военных кораблей Нагарита переваливалась на пенистых гребнях волн, а на верхней палубе каждого стояло по пять сотен рыцарей и солдат. Только такая свита и пристала сыну Аэнариона.
        — Ты обретешь славу в этом походе,  — с любовью произнесла Морати.  — Я видела это во сне, и сердце подсказывает мне то же самое. Ты станешь героем.
        — Мне нечего кому-либо доказывать,  — ответил Малекит.
        — Нечего,  — согласилась Морати,  — ни мне, ни твоим верным слугам. Но когда ты вернешься и другие князья разглядят твое подлинное величие, ты станешь Королем-Фениксом.
        — Даже если они не оценят меня, Бел Шанаар не бессмертен,  — произнес Малекит.  — Я переживу его, и настанет время, когда князьям придется выбирать нового короля. Тогда корона Ултуана вернется к ее законному хозяину, и я сделаю все, чтобы быть достойным памяти отца.
        — Хорошо, что ты уезжаешь, потому что я не могу больше смотреть, как мой сын чахнет здесь, как спрятанная от солнца роза. Но однажды твое имя будет на устах у каждого эльфа. Так говорят звезды, и это твоя судьба. Недаром Морай-хег подарила мне мудрость, чтобы видеть будущее.
        Морати на миг отвернулась и обратила взгляд на север. Малекит открыл было рот, но мать подняла руку, и он промолчал. Затем Морати поглядела на сына так, как, наверное, львица оглядывала бы стоявшего перед ней ягненка.
        — Тебя ждут великие дела, сын мой, и слава под стать отцовской.  — Морати начала тихо, но с каждым словом голос ее повышался.  — Пусть Бел Шанаар сидит на своем троне и богатеет от трудов своего народа! Как ты верно сказал, он не бессмертен. Не обращай внимания на других — иди вперед и поступай так, как считаешь нужным. Поступай как князь Нагарита и вождь эльфов!

        Корабли эльфов были остойчивы и быстры, и флотилия Малекита пересекла Великий океан без происшествий всего за сорок дней. Радостное возбуждение переполняло эльфов, когда они смотрели на восток и гадали, что их там ждет.
        Малекит кипел энергией и то вышагивал по палубе своего корабля, то запирался в каюте и рассматривал карты, составленные мореходами-первопроходцами.
        Порой он перебирался с корабля на корабль, чтобы провести время с другими принявшими участие в походе князьями и рыцарями. Путешественники пировали пойманной рыбой и поднимали бокалы с ултуанским вином за своего князя. Настроение у всех было праздничное, будто поход сам по себе уже стал победой. Порой им встречались корабли, которые направлялись на запад с грузом ценной древесины и руды из новых земель. Каждая встреча с капитанами этих кораблей и приносимые ими новости подстегивали энтузиазм путешественников.
        Восточные земли, в сущности, все еще оставались непокоренными. Там, среди величественных гор и темных лесов, лежали богатства и ждали, пока кто-то наберется смелости взять их.
        Малекит поклялся своим спутникам, что они создадут там новое королевство, достойное памяти Аэнариона, империю, которая превзойдет Ултуан по величине и богатству. Эти слова воодушевляли их, поскольку каждый князь хотел видеть себя королем, а каждый рыцарь рисовал себе картины княжеской жизни. А при таком вожде, как Малекит, решительно все казалось возможным.
        Малекит, в свою очередь, говорил чистую правду и смотрел на дикие земли Элтин Арвана как на место, где призрак отца прекратит его преследовать и он перестанет ощущать себя орудием, воплощающим амбициозные планы матери.
        С восходом сорок первого дня моряки заметили землю: пляжи белого и черного песка тянулись на многие мили. Но не это было причиной оживления — штурманы и без того знали, что сегодня их ожидает высадка,  — а огромный столб дыма над северным горизонтом. Малекит приказал капитанам немедленно повернуть на север, и флотилия без усилий заскользила по прибрежным волнам.
        Вскоре после полудня они подошли к порту Атель Торалиен, первой в этих землях эльфийской колонии. Из моря деревьев в небо вздымались величественные белые башни, а высокий волнорез выступал далеко в океан. Как и опасался Малекит, в городе бушевал пожар. В гавани, на берегах которой раскинулся Атель Торалиен, эльфы не обнаружили ни одного корабля. Малекит предположил, что местные жители бежали из-за случившейся катастрофы и оставили Атель Торалиен пустым. Но он ошибся: когда корабли вошли в залив, из корабельных вороньих гнезд раздались громкие крики. На стенах города шло ожесточенное сражение!
        Стоило кораблю Малекита поравняться с узким пирсом, как князь, не дожидаясь спуска трапа, соскочил на выбеленные морской солью и солнцем доски. За ним поспешили его воины. Малекит ринулся по пирсу к высоким складам на краю порта. Оттуда высыпало несколько эльфов. Главным образом это были неухоженные, перепуганные женщины. За платья матерей цеплялись дети с выпученными от страха глазами — они держались так крепко, словно боялись выпустить из рук саму жизнь.
        — Слава Азуриану!  — кричали женщины и со слезами обнимали Малекита и его воинов.
        — Что тут у вас случилось?  — перекрикнул возгласы и рыдания князь.
        — Орки! Они осаждают город!
        — Кто у вас командир?
        — Никто, мой господин,  — ответили ему.  — Князь Анерон уплыл восемь дней назад, и с ним многие из его воинов. Но на кораблях не хватило места для всех. Капитан Лорхир защищает город, но у орков мощные боевые машины, и они уже много дней закидывают город горящими камнями.
        Малекит приказал свести с кораблей лошадей. Пока рыцари строились, он самолично повел два отряда копейщиков и лучших стрелков к городской стене. Когда они пробегали по городу, князь заметил, что разрушения не так обширны, как ему показалось. Боевые машины орков не отличались точностью стрельбы. Когда Малекит подбежал к ведущей на стену лестнице, над его головой пролетел обмазанный горящей смолой камень и врезался в башню. Огненные обломки посыпались в разные стороны. Перепрыгивая через три ступеньки, Малекит поднялся на гребень возвышавшейся на тридцать футов стены. Оборонительная стена Атель Торалиена загибалась полукругом длиной около мили. За ней, насколько видел глаз, тянулся огромный лес — его пересекали прямые лучи дорог, расходившиеся из трех городских ворот.
        Всюду возле стены лежали тела эльфов и уродливых зеленокожих созданий с торчащими изо рта клыками и каменными мышцами. Сейчас орки атаковали воротную башню в двух сотнях ярдах от той, где стоял князь. Кучка эльфов, некоторые в доспехах, другие в робах, отбивалась от толпы дико вопящих орков.
        И все больше орков карабкалось на стену по четырем грубо сколоченным приставным лестницам.
        — Выстроиться для атаки!  — прокричал Малекит и вытащил из ножен свой меч Авануир.
        Копейщики моментально построились в ровные шеренги по шесть воинов в ряд; края щитов переднего ряда перекрывали друг друга, а перед ними торчала стена из направленных вперед копий. Малекит жестом приказал им наступать, и копейщики двинулись уверенным, ровным шагом.
        — Очистить лестницы!  — приказал князь лучникам и бегом бросился занимать место во главе наступающей колонны.
        Лучники перешли к краю стены, некоторые заняли места у бойниц и дали первый залп по карабкающимся дикарям. Эльфы всегда отличались исключительной меткостью, так что дюжины зеленокожих созданий кувырком полетели на землю с торчащими из глаз и шей стрелами.
        Тем не менее оркам удалось закрепиться на стене, и все больше нападающих с грубыми топорами и дубинами переваливало через край, подбадривая себя боевыми криками. Наггароти шагали вперед, от лавины орков отделялись группки и бежали им навстречу.
        Когда первый орк добежал до одетых в черных доспехи эльфов, Малекит одним ударом разрубил его от плеч до паха. Следующего он убил прямым выпадом в грудь, а еще одного возвратным замахом меча, выпустив его кишки на камни.
        Малекит продолжал двигаться вперед, и с каждым его шагом падал очередной орк. Копейщики за его спиной убивали тех, кто ускользнул от внимания князя. Наггароти переступали через тела дикарей и, не сбавляя скорости, направлялись к плотной толпе зеленокожих рядом с осадными лестницами. Эльфы Атель Торалиена, воодушевленные их примером, ринулись в бой с удвоенной отвагой, не позволяя оркам продвинуться дальше.
        Авануир пронзал щиты, доспехи, кости и плоть, и за князем тянулась полоса мертвых тел, отмечая его путь.
        Малекит подал копейщикам сигнал заняться другими лестницами, а сам взбежал на стену и тут же встретил пинком появившуюся над краем парапета морду орка. Тот отшатнулся, но не упал. Авануир описал дугу и снес голову орка с плеч — безжизненное тело покатилось вниз по лестнице, сшибая своих былых сотоварищей.
        Малекит пронзил еще одного дикаря и поднял левую руку. Вокруг сжатого кулака возник светящийся ореол. Князь с рыком выкрикнул заклинание и протянул руку в сторону орков. Ветвистые синие и фиолетовые молнии прыснули из растопыренных пальцев. Черепа ближайших орков раскалывались, плоть вспыхивала огнем, а доспехи плавились. Вспышка молнии извивалась по лестнице, перепрыгивая от орка к орку и сбрасывая их на землю. С громким треском лестница взорвалась осколками дерева — острые щепки посыпались в стоящих внизу орков.
        Копейщики опрокинули еще две лестницы, а когда Малекит отвернулся от стены, четвертая, и последняя, рухнула, и лезшие по ней орки посыпались на землю. Лучники расстреливали теперь скопившихся возле опрокинутых лестниц дикарей — они пронзали стрелами всех, кто пытался поднять осадные лестницы, до тех пор, пока орки не отчаялись и не отступили.
        От группы защитников города отделился эльф в окровавленной кольчуге и помятом шлеме. Он медленно подошел к наггароти, с гримасой стянул шлем, под которым оказались слипшиеся от крови светлые волосы, и устало уронил его на камни.
        При его приближении Малекит нагнулся, оторвал лоскут от одежды мертвого орка и принялся очищать свой клинок. Князь взглянул на подошедшего эльфа, вопросительно изогнув бровь.
        — Капитан Лорхир?  — спросил он и убрал меч в ножны.
        Эльф кивнул и протянул в приветствии руку. Малекит не обратил внимания на его жест, и эльф тут же ее опустил. На мгновение на лице Лорхира отразилась растерянность, но он быстро пришел в себя.
        — Благодарю, ваше высочество,  — выдохнул Лорхир.  — Слава Азуриану, что он привел вас сегодня к нам. Утром я боялся, что мы встречаем последний рассвет в своей жизни.
        — До спасения еще далеко,  — ответил Малекит.  — На кораблях место только для моих солдат, больше туда никто не поместится. И не думаю, что отсюда можно сбежать по суше.
        Малекит указал на землю внизу, где вдоль дороги и под деревьями кипело зеленое море орков. Полдюжины огромных катапульт стояли в наспех прорубленных в лесу просеках, рядом с ними горели костры. Вокруг качались и падали на землю деревья — это орки собирались строить новые лестницы.
        — С вашей помощью мы сможем удержать город до возвращения князя,  — сказал Лорхир.
        — Не думаю, что ваш князь скоро вернется,  — возразил Малекит. Остальные защитники Торалиена сгрудились рядом и ловили каждое его слово.  — Да и зачем мне и моим солдатам проливать кровь за этот город?
        — Даже если боги будут милостивы к нам, мы не сможем выстоять против этой орды и дня. Вы должны спасти нас!
        — Должен?  — зло прошипел Малекит.  — В Нагарите капитаны не говорят князьям, что те что-то должны им.
        — Простите меня, ваше высочество,  — взмолился Лорхир.  — Мы в отчаянии, и некому нас спасти. Мы посылали гонцов в Тор Алесси, в Атель Марайю и другие города, но они не вернулись. Либо гонцы погибли, либо наш зов о помощи дошел до безучастных ушей. Я не могу удержать город один!
        — А я не могу жертвовать жизнями своих людей, защищая земли князя, который не захотел защитить их сам,  — резко ответил Малекит.
        — Разве мы не такие же эльфы, как вы?  — спросил другой горожанин, пожилой эльф. Он держал в руке меч с выщербленным от долгого использования лезвием.  — Неужели вы готовы бросить нас на произвол судьбы?
        — Если бы это был мой город, я бы защищал его до последнего вздоха,  — ненадолго смягчился Малекит. Но его лицо тут же посуровело.  — Но Атель Торалиен не мой город. Мы приплыли сюда не затем, чтобы проливать кровь за князя, который сбегает при первых признаках опасности. Поклянитесь в верности мне, примите покровительство Нагарита, и я буду защищать этот город.
        — А как же наша присяга князю Анерону?  — спросил Лорхир.  — Я не буду предателем.
        — Анерон из Эатана сам не сдержал слово,  — твердо заявил Малекит.  — Да, я знаю его. Он пользуется трудами своего отца и не защищает своих людей. Он не достоин клятв верности. Служите мне, примкните к наггароти, и я спасу ваш город. Отсюда мы и начнем завоевание этих диких земель.
        Эльфы собрались на совещание; порой они бросали печальные взгляды то на расположившуюся внизу зеленокожую армию, то на сурового князя.
        — Возьмите нас на ваши корабли, и мы принесем клятву верности Анлеку,  — наконец заявил Лорхир.  — Что смогут несколько сотен сделать против орды чудовищ?
        — Ваши глаза, наверное, очень устали,  — сказал Малекит и махнул рукой в сторону порта.  — Взгляните еще раз.
        При виде сошедших на берег наггароти эльфы открыли от восхищения рты. По пирсу тянулись длинные черно-серебряные колонны с развевающимися знаменами. Во главе войска ехали на черных боевых конях рыцари. Ряд за рядом на набережной выстраивались копейщики — они двигались с уверенностью и точностью, рожденными в долгих, длиной в жизнь, тренировках и сражениях.
        — Тысяча рыцарей, четыре тысячи копий и тысяча луков ждут моей команды,  — провозгласил Малекит.
        — Врагов слишком много даже для вашего войска,  — заспорил Лорхир.  — Князь Анерон располагал десятью тысячами копейщиков и не смог удержать стены.
        — Его воины не наггароти. Каждый солдат моей армии стоит пятерых эатанцев. И возглавляю их я. Я сын Аэнариона, и за взмахом моего меча следует смерть. Поклянитесь в верности мне — и я спасу ваш город. Я князь Нагарита, и, если я прикажу, ваш город выстоит!
        И таким величием дышали слова Малекита, что Лорхир и его воины упали на колени и произнесли слова верности новому князю.
        — Так тому и быть,  — сказал Малекит.  — К ночи орки умрут.

        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Резня в Атель Торалиене

        Вскоре отряды лучников заняли стену, и после нескольких беспорядочных атак орки усвоили, что приблизиться к стене на сотню шагов означает верную смерть. Зеленокожие пытались нацелить свои катапульты, но только один удачный выстрел снес часть парапета — остальные снаряды или не долетали до стены, или попадали в залив.
        Малекит разбил копейщиков на отряды, выставил их у западных ворот и приказал капитанам наступать. Под звуки горнов ворота распахнулись, и армия Нагарита вышла за пределы крепости. Наконечники копий сияли в отблесках орочьих костров. Перед войском двигалась стена из черных щитов, и ни одна из пущенных наудачу орочьих стрел не могла ее преодолеть.
        Авангард остановился в пятидесяти шагах от ворот, а орки начали собираться в беспорядочные толпы вокруг своих потрепанных знамен. Их вожаки орали, толкали и пинали остальных, чтобы добиться хоть какого-то подобия порядка. Основная часть эльфийской колонны разделилась надвое и выстроилась по бокам авангарда, отчего получилась непрерывная стена копий. Один фланг защищала крепостная стена, второй — море.
        Половина лучников быстро сбежала со стены и заняла позиции позади пехоты. Малекит наблюдал за передислокацией из сторожки над воротами, куда поднялись также Лорхир и несколько видных горожан.
        — У нас тоже есть отряд воинов, и я не хочу, чтобы потом говорили, будто мы не сражались за будущее нашего города,  — произнес Лорхир.
        — Я не сомневаюсь в вашей доблести,  — ответил Малекит.  — Но лучше наблюдайте, и вы увидите, почему ни один эльф не сравнится с наггаротиянином, пока не проведет сотню лет в боевых учениях на полях Анлека.
        Князь дал сигнал стоявшему рядом горнисту, и герольд трижды протрубил.
        С безупречной точностью наггароти, стоявшие справа, самые ближние к стене, повернулись и двинулись на север. Копейщики перестроились так, чтобы дать возможность выйти вперед лучникам. Капитаны скомандовали, и лучники произвели первый залп. Стрелы темным облаком взлетели высоко в небо и затем ударили по оркам, выкосив сотни врагов.
        Как только первая стрела вонзилась в цель, последовал еще один залп, и так повторилось восемь раз — движущиеся потоком стрелы протыкали доспехи и зеленую плоть; после этого в лесу и на дороге остались груды орочьих трупов.
        Многие орки бросились бежать от неминуемой смерти, но самые крупные и злобные с криками ринулись в атаку. По мере их приближения к ним присоединялись и те, кто повернул назад.
        Малекит дал еще один сигнал горнисту, и тот выдул из трубы долгий, переливчатый, постепенно понижающийся звук. Между противниками оставалось уже не более пятидесяти шагов, но одетых в легкие доспехи лучников приближение врагов совершенно не беспокоило. Их линия разделилась, каждый второй лучник отступил на шаг вправо. Через образовавшиеся проходы мгновенно выдвинулись копейщики и за мгновение до удара первой волны орков сомкнули свои ряды.
        Даже стоявшие на стене услышали треск, с которым орки навалились на наггароти: копья протыкали зеленые шкуры, тяжелые клинки прорубали щиты. То тут, то там под яростным натиском падали эльфы, но их места тут же занимали товарищи, не оставляя брешей в стене из щитов. По всей линии эльфийские копья выбрасывались вперед в едином ритме, оставляя на земле сотни трупов.
        Тем не менее численное превосходство противника сказалось, и эльфы постепенно начали отступать, спокойно и уверенно отходя к крепостной стене. Схватка то затихала, то возобновлялась с новой силой. И только тогда Лорхир осознал, что происходит.
        — Вы подманиваете их к стене,  — восхищенно произнес он.
        — Да, а теперь смотрите, как мощна армия Нагарита,  — ответил Малекит.
        Два коротких звука трубы, один пронзительно долгий — и оставшиеся на стене лучники двинулись к бойницам. Оттуда они начали обстрел орков. Стрелы пролетали на ладонь выше сражавшихся эльфов: лучники брали прицел с такой точностью, что не попадали в своих.
        Орки у катапульт сумели навести их на копейщиков, и несколько удачных выстрелов открыли бреши в эльфийской линии обороны. Тем не менее лучники сдерживали наступление орков, а копейщики перестроились и снова сомкнули ряды. Камни и обмазанные смолой и подожженные бревна попадали в самих орков гораздо чаще, чем в эльфов, но и это доставляло стоявшим у катапульт подлинное наслаждение. Казалось, им все равно, кто погибает от их сокрушающих выстрелов. Малекит тем временем подал сигнал к последнему акту этой пьесы.
        Пропел горн, и открылись северные ворота. Оттуда выехали рыцари Нагарита. На пиках развевались вымпелы, гордо реяли черные хоругви, и тысяча всадников ринулась на зеленокожих. Под боевой клич Нагарита и пение горнов рыцари Анлека косой врезались во фланг армии орков.
        Против этого орки оказались беззащитны: они не могли развернуться и встретить атакующих, одновременно не подставившись под копья пехоты. В первые же секунды от ударов пик и под копытами боевых коней умерли сотни. Рыцари влетели в середину орды, и пехота двинулась вперед.
        В этот момент Лорхир указал на восток. Не все орки участвовали в атаке, и несколько сотен их сейчас приближались к месту боя. Они могли зайти в тыл кавалерии либо броситься в открытые городские ворота.
        — Мы должны остановить их!  — сказал Лорхир и кинулся было к лестнице, но Малекит поймал его за руку.
        — Я же сказал, что вы еще не стали частью армии Нагарита,  — строго заметил он.
        — Но у вас нет резерва! Одни лучники не смогут их задержать, кто же их тогда остановит?
        — Я,  — ответил князь.  — Если каждый из моих воинов стоит пятерых ваших, то я стою не меньше сотни!
        С этими словами Малекит развернулся и побежал по стене в сторону приближавшихся орков. На бегу он начал читать заклинание, притягивая к себе ветры магии. Он чувствовал, как они завиваются в воздухе вокруг него, поднимаясь сквозь камень под ногами. Колдовство набирало силу, наполняя тело Малекита энергией.
        Наконец он с криком выхватил меч из ножен и с парапета спрыгнул вниз. За его спиной раскрылись серебристые магические крылья, не позволившие князю упасть на камни и разбиться.
        В полете меч Малекита начал разгораться волшебной силой, по клинку заструился пронзительный голубой свет. Он растекался все шире, пока не покрыл все тело князя, так что тот превратился в светящуюся молнию. Орки спотыкались и в изумлении глазели на эльфа. Малекит приближался к ним с вытянутым вперед сжатым кулаком, меч в другой руке занесен для удара.
        Князь Нагарита врезался в толпу орков подобно метеору, оставляя за собой взрывы голубого пламени, от которых во все стороны разлетались орки и дымящиеся комья земли. Несколько дюжин зеленокожих сбило с ног, их плоть лизали языки пламени. Из возникшей воронки поднимался дым, а когда он немного рассеялся, стало видно, что князь сидит на ее дне. С криком он вскочил на ноги, выставив перед собой меч как пику, и клинок пронзил грудь ближайшего врага.
        Скорее повинуясь инстинкту и врожденной жестокости, нежели храбрости, орки ринулись на него с поднятым оружием. Воздух разрывали утробные крики. Малекит двигался с невероятной скоростью, рубя блистающим клинком. С каждым его взмахом один из орков падал на землю. Через несколько мгновений орки устремились прочь от гневливого князя. Остался лишь один — огромный, в два раза выше Малекита. С головы до ног его покрывали толстые металлические пластины, расписанные кровью. Он рассматривал князя крохотными красными глазками и поудобнее пристраивал пальцы на рукояти гигантского боевого топора.
        С рычанием орк занес топор над головой и с ужасающей силой опустил его. В самый последний миг Малекит спокойно отступил в сторону, и топор ушел в землю там, где только что стоял князь. Пока орк в фонтане кровавых сгустков вырывал топор из земли, Малекит сделал несколько шагов вправо. С яростным ревом орк обеими руками схватился за рукоять и снова взмахнул топором, но Малекит легко поднырнул под удар и скользнул мечом по плечу орка. На землю посыпались обломки доспеха. Орк пытался удержать равновесие, но князь шагнул ему за спину и рубанул по бедрам. Чудовище с криком ярости упало на колени и слепо рванулось к князю, но тот отступил назад, так что орк рухнул лицом вниз. Ловким выпадом Малекит пронзил оголенное плечо противника, затем рубанул по запястью другой руки. Орк взвыл, а его топор упал на землю — отрубленный кулак еще сжимал грубую рукоять.
        Малекит обошел орка, рассматривая его с презрительной усмешкой. Беспомощный противник мог только реветь и пускать пену изо рта. Небрежным жестом Малекит вскинул меч в последний раз — и голова орка взлетела в воздух. Она упала на утоптанную землю у самых ног князя. Тот вонзил блестящий клинок в отрубленную голову и поднял ее для всеобщего обозрения.
        Немногие уцелевшие в бою орки бежали к лесу. Эльфы же трижды прокричали имя своего князя, каждый раз поднимая мечи, луки и пики в победном салюте. Рыцари какое-то время развлекались преследованием убегающих орков, а Малекит вернулся в город.

        Когда до Ултуана дошли вести о геройстве Малекита, князь Анерон с многочисленной свитой приехал в Тор Анрок и попросил аудиенции у Короля-Феникса. Все скамьи в тронном зале были заняты благородными эльфами, а воздух гудел от спорящих голосов.
        При появлении Короля-Феникса все уважительно замолчали. Тот неторопливо прошел через огромные двустворчатые двери, длинный плащ из перьев развевался за ним по мраморному полу. Как только Бел Шанаар уселся на свой трон, Анерон выступил вперед и отвесил ему небрежный поклон.
        — Малекит должен быть наказан!  — прохрипел он.
        — Наказан за какое преступление?  — спокойно спросил Бел Шанаар.
        — Он отнял мои земли,  — ответил Анерон.  — Город Атель Торалиен был основан моим отцом и перешел ко мне по наследству. У злодея из Нагарита нет на него прав.
        — Если вы позволите Малекиту сохранить украденное, вы подадите ужасный пример другим князьям,  — добавил Галдиран, один из меньших князей Эатана.  — Если мы начнем отбирать друг у друга земли, то воцарится полнейший хаос!
        Некоторые придворные негодующе шикали, другие, напротив, издавали крики в поддержку Малекита. Сумятица продолжалась некоторое время, но, когда Бел Шанаар поднял руку, снова воцарилась тишина.
        — Кто-нибудь выступит в защиту Малекита?  — спросил Король-Феникс.
        Раздалось деликатное покашливание, и все взгляды обратились к верхнему ярусу скамей. Там, окруженная небольшой свитой мрачных наггароти, сидела Морати. Она неторопливо встала и грациозно вышла на середину тронного зала — шлейф платья тянулся за ней золотистыми рассветными облаками.
        — Я говорю не от лица Малекита и не от наггароти,  — произнесла она нежным, но сильным голосом.  — Я говорю от лица жителей Атель Торалиена, которых князь Анерон оставил умирать.
        — У меня на кораблях не было места…  — начал Анерон.
        — Тихо!  — прорычала Морати, и эатанский князь умолк.  — Не смей прерывать старших! Князь Анерон и эатанское княжество отказались от всех прав на Атель Торалиен, когда забыли о своей обязанности защищать его жителей.
        Поначалу Морати обращалась к Белу Шанаару, но теперь обернулась лицом к залу.
        — Князь Малекит не захватывал трон,  — провозгласила она.  — Ни один клинок не поднялся на воинов Эатана, и не пролилось ни капли эльфийской крови. Князь Нагарита защитил брошенный на произвол судьбы город от орков. Этим поступком он спас сотни эльфийских жизней. То, что когда-то эти земли принадлежали князю Анерону, не имеет больше никакого значения. Если начать вести подобные споры, то, может быть, следует пригласить сюда и представителей орков,  — как-никак, это их историческая родина!
        По залу пронесся смех. Уже несколько лет по Ултуану ходили легенды о жестокости и глупости орков. Бывшая правительница Ултуана снова повернулась к Королю-Фениксу.
        — Мой сын не совершал никаких преступлений,  — произнесла она.  — Малекит не просит о награде и славе, он всего лишь хочет удержать то, за что сражался. Неужели ты откажешь ему в этом?
        БОльшая часть собравшихся встретила доводы Морати аплодисментами. Бел Шанаар размышлял, какое решение принять. Впрочем, большинство жителей Ултуана восхищались Малекитом и героическим спасением обреченного города. Князь же Анерон никогда не пользовался особой популярностью даже среди своих подданных-эатанцев. Король-Феникс слышал, как эльфы под окнами дворца встретили прибытие Анерона презрительным улюлюканьем.
        — У меня есть доказательство,  — добавила Морати.
        Она сделала знак своей свите, и один из эльфов поднес ей свернутый пергамент. Морати передала его Бел Шанаару. Он не стал разворачивать свиток, но вопросительно взглянул на провидицу.
        — Это послание от жителей Атель Торалиена,  — сказала та.  — Его подписали все четыреста семьдесят шесть воинов, что отбивали нападение орков. Они клянутся в вечной преданности князю Малекиту. Более того, они приглашают своих друзей и родственников приехать в город, ибо убеждены, что под защитой Нагарита он будет процветать.
        Придворные и князья разразились торжествующими криками. Анерон осклабился, поскольку даже некоторые эатанцы присоединились к насмешкам.
        — Судя по всему, прецедент создан,  — произнес Бел Шанаар, когда шум утих.  — Если князь оставляет свои земли без защиты, то он теряет все права на владение. Князь Анерон бросил свои земли и подданных. Поэтому Атель Торалиен следует рассматривать ничейной территорией и доступной для завоевания любым князем. Князь Малекит заявил на эти земли право, и мой суд признает это право законным. Пусть этот случай станет предупреждением для всех, кто ищет богатство и власть в новом мире. Идите вперед во имя Ултуана, но не забывайте о своих обязанностях.
        Посрамленный князь Анерон этим же вечером тайно отплыл от берегов Ултуана на восток, к заросшим берегам Люстрии. А Малекит был признан правителем Атель Торалиена. Завоевание Нагаритом колоний началось.

        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Неожиданные союзники

        Атель Торалиен стал первым в длинной череде побед Малекита и наггароти. Они усмирили лесных зеленокожих и двинулись дальше на восток. Спустя полстолетия Атель Торалиен превратился в крупный порт, а рядом с ним возникли богатые эльфийские поселения Тор Алесси и Тор Катир. Восточнее Малекит вознамерился основать еще один город.
        За это время многие из наггароти переселились в колонии, и теперь армия Малекита насчитывала более двадцати тысяч воинов. С ними он направился по великой реке Анурейн, которая начиналась в горах и через много сотен лиг впадала в океан. По дороге князь предал огню лагери гоблинов и оттеснил зверолюдей и прочих гнусных тварей в самую глубь непроходимых лесов.
        За ним по пятам следовали мирные колонисты: они вырубали леса и строили укрепленные поселки. Правители других эльфийских колоний с готовностью заключали союз с князем Нагарита. Объединенные силы эльфийских князей продвигались на восток. Но вскоре кое-кто еще узнал о вожде эльфов. Это были гномы. На третий год продвижения на восток Малекит впервые повстречался с этим горным народом.
        По мере приближения эльфов к подножиям гор леса начали редеть. И однажды разведчики вернулись к Малекиту с донесением о необычных находках. Они обнаружили участки леса с аккуратно, совсем не по-орочьи спиленными деревьями. Также они заметили следы обутых ног и остатки больших, хорошо организованных лагерей.
        Малекит собрал лучших воинов и возглавил отряд, который несколько дней шел на восток, к горам.
        Эльфы находили остатки временных поселений и с удивлением отмечали точность, с которой натягивались тенты, вырывались костровые ямы и вырубались деревья,  — поляны получались почти идеально квадратными. Земля была утоптана множеством ног, а также виднелись остатки временных изгородей и следы рвов, которые выкопали, а затем засыпали. Не оставалось сомнений, что местные обитатели отличаются хорошей дисциплиной, и потому Малекит приказал своим разведчикам сохранять бдительность днем и ночью.
        Прошло почти три дня, прежде чем эльфы вышли на дорогу. Она начиналась от самого большого найденного ими лагеря. Землю не просто утоптали, но сперва посыпали щебнем, а потом утрамбовали, чтобы идущие по ней не поскальзывались. Дорога тянулась на юго-восток через холмы и лес и, насколько видел глаз, нигде не сворачивала.
        Малекит приказал своим воинам не выходить на дорогу; они шли вдоль нее по лесу, скрываясь за деревьями. При наступлении ночи эльфы заметили в нескольких милях впереди огни костров и поднимающийся к небу дым.
        Малекит никак не мог решить, как поступить. Если неизвестные дровосеки окажутся враждебны, лучше всего окружить их лагерь ночью. С другой стороны, появление эльфов среди ночи сильно встревожит их и может привести к напрасному кровопролитию.
        В конце концов князь выбрал компромиссное решение. Он оставил несколько быстроногих воинов рядом возле дороги и приказал им что есть мочи бежать в военный лагерь эльфов, если он не вернется или не даст о себе знать до рассвета. Самых хитроумных лучников Малекит послал окружить лагерь и ждать в засаде, на случай если его обитатели решат сражаться. Они пробирались вдоль дороги так тихо и незаметно, что не потревожили даже птиц. Остальные направились с князем к лагерю незнакомцев, и он велел им ожидать поблизости и быть начеку.
        Вместе с двумя лейтенантами, Еасиром и Аландрианом, князь подошел к лагерю. Оружие они не обнажали, а плащи откинули назад, чтобы было видно, что они не скрывают ничего подозрительного. Возле лагеря эльфы увидели большие светильники, которые освещали с обеих сторон дорогу.
        В их свете стояла группа маленьких существ — самый рослый из них был по грудь эльфу. Коренастые, с широкими, мускулистыми плечами и твердыми большими животами, создания отличались буйной растительностью на лицах: их бороды доставали до пояса, а у двоих свисали почти до носков их тяжелых башмаков.
        Все они были в тяжелых кольчугах, подпоясанных широким кожаным ремнем с крупной пряжкой. Голые руки украшали золотые браслеты замысловатой работы, а носовые пластины шлемов закрывали большую часть широких лиц.
        На шлемах были изображены фигуры прыгающих кабанов или стилизованных драконов, а у троих украшались торчащими рогами. После тщательного изучения Малекит убедился, что рога все-таки прикреплены к головному убору незнакомцев, а не растут из их черепов. В руках они держали топоры с одним лезвием — такой вид оружия Малекиту еще не встречался. Также у каждого имелся большой круглый щит, обитый закаленным железом и украшенный затейливыми узорами свернувшихся змеев, наковален и крылатых молотов.
        Неизвестные создания сгрудились возле одного светильника и вели беседу. Тонкий слух князя уловил обрывки гортанных слов, похожих на катящиеся с горы камни или хруст веток под ногой. Их язык действовал Малекиту на нервы, и он с трудом остановил потянувшуюся к рукояти меча руку.
        Часовые заметили приближающихся эльфов и уставились на них. Малекит с двумя лейтенантами остановились на месте, на грани светового круга. Незнакомые воины обменялись торопливыми взглядами, после чего один опрометью метнулся в лагерь. Двигался на своих коротких ножках он на удивление быстро. Эльфы и неизвестные стояли и рассматривали друг друга довольно долгое время.
        Наконец из лагеря вышли и направились к ним около дюжины карликов. Один из них, с заплетенной в четыре косы с золотыми заколками бородой, выделялся как предводитель. Под обширной бородой Малекит разглядел голубой жакет с золотыми узорами. Остальные следовали за ним в нескольких шагах и держали руки на рукоятях топоров и молотов.
        Малекит развел руки в стороны, чтобы продемонстрировать свои мирные намерения, хотя он прекрасно знал, что в любом случае успеет выхватить из ножен меч. Еасир и Аландриан последовали его примеру. Среди листвы скрывались эльфийские лучники: их стрелы были направлены на приближающегося вожака незнакомцев. Тот остановился между светильниками и жестом приказал трем эльфам приблизиться, а затем плотно скрестил руки на груди и наблюдал, как они медленно шагают по дороге. Малекит сделал знак своим лейтенантам остановиться в десяти шагах от гномов, а сам сделал еще несколько шагов вперед. Главный гном смотрел на него, насупив брови, хотя Малекит и не мог сказать, является это знаком недовольства или таково обычное выражение гномьего лица.
        На таком расстоянии до князя долетал запах гномов. Он попытался подавить отвращение, когда его ноздрей достиг смешанный запах сырой земли и пота. ГЛАВА гномов продолжил оглядывать Малекита, а затем повернул голову и рявкнул что-то своим подчиненным. Те немного расслабились и чуть опустили оружие.
        Предводитель протянул грязную руку и процедил нечто, звучавшее примерно как «Кургрик». Малекит смотрел на протянутую ему грубую лапу и старался не измениться в лице.
        — Малекит,  — представился он, быстро пожал руку гному и отдернул свою.
        — Малкит?  — переспросил тот. На лице его наконец-то появилось некое подобие ухмылки.
        — Вроде того,  — ответил князь и растянул губы в улыбке, отработанной за многие годы, когда ему приходилось скрывать свои истинные чувства.
        — Эльф,  — добавил Кургрик, указывая на Малекита, и князь не сумел сдержать удивления. Гном широко заулыбался, издал хриплый смешок и кивнул.  — Эльф,  — повторил он еще раз.
        Гном взмахом пригласил эльфов следовать за ним, а когда Малекит направился к лагерю, он подал своим воинам в лесу едва заметный знак. Не потревожив и листочка, те беззвучно отступили.
        Лагерь был разбит по тому же плану, что и виденные эльфами покинутые стоянки. Пять рядов по пять палаток располагались на вырубленной рядом с дорогой поляне. В конце каждого ряда горел небольшой аккуратный костер в глубокой, выложенной камнями яме.
        Все гномы сбежались поглазеть на гостей и без стеснения таращились на высоких, стройных эльфов. Те же старались шагать медленно и чинно, чтобы не обгонять провожатых. Темные, любопытные глаза смотрели на них со всех сторон, но Малекит чувствовал в них только любопытство, но не враждебность.
        Со своей стороны, эльфы смотрели на гномов с нейтральным выражением лица и вежливо кивали, если встречались с кем-то взглядом.
        Гномы провели их к дальнему концу лагеря: там горел большой костер, окруженный низкими деревянными скамьями. Старейшины присели по бокам предводителя, а тот жестом пригласил Малекита и его свиту последовать его примеру. Князь постарался сохранить достоинство, но на низких гномьих скамейках его колени торчали выше пояса, и, чтобы принять более удобное положение, ему пришлось полулечь. Гномы прямо прыснули, но никакой злобы в их смехе не слышалось.
        Эльфам впихнули в руки жестяные кружки, и вперед вышли три гнома: два из них несли бочку. Третий помог им осторожно поставить ее перед главой гномов, а затем торжественно выбил деревянным молотком пробку. Налил немного пенной жидкости в ладонь, понюхал и попробовал на язык. Затем показал Малекиту поднятый вверх большой палец. Малекит улыбнулся в ответ, но воздержался от повторения жеста — вдруг такой поступок сочли бы неуместным.
        Главный гном встал, подошел к бочке и наполнил свою золотую кружку. Его примеру нерешительно последовал Еасир и принюхался к содержимому. Малекит вопросительно посмотрел на лейтенанта, и тот ответил недоуменным пожатием плеч. Двое других эльфов тоже наполнили свои кружки и вернулись на скамью.
        Гном поднял свою чашу, кивнул эльфам, поднес ее к губам и осушил в три гигантских глотка. Затем довольно причмокнул и с грохотом опустил кружку на скамью рядом с собой. В его бороде осталась пена, которую он смахнул рукой и подмигнул Малекиту.
        Князь медленно поднес посуду к губам и попробовал напиток. Тот оказался довольно густым и обжег ему язык горечью. Малекит закашлялся, что вызвало в рядах гномов новый смешок.
        Задетый насмешкой Малекит осклабился и сделал глоток. Ему пришлось подавить тошноту, когда напиток попал в пищевод, но князь отпил еще и еще. От ядовитого вкуса на глазах выступили слезы — напиток сильно отличался от благородных вин Ултуана.
        Проглотив пойло, Малекит игриво перекинул кружку через плечо и вопросительно приподнял бровь. Гномы покатились от хохота, хотя на сей раз смеялись они над своим главой, а тот фыркнул и одобрительно кивнул.
        Малекит посмотрел на Еасира и Аландриана — оба лейтенанта вроде бы прикончили свои напитки. Однако на земле рядом с ними он заметил мокрые пятна и догадался, что они воспользовались прикованным к нему вниманием гномов, чтобы опорожнить свои кружки наземь.
        Остаток ночи они провели в попытках общения, называя на своих языках различные предметы. Малекит отправил Еасира к остальному войску, чтобы тот доложил, что с князем все в порядке. Аландриан остался с ним. Лейтенант обладал исключительными способностями к языкам и уже начинал немного понимать гномов.

        Следующие четыре дня Малекит и Аландриан почти целиком провели с гномами, а также пригласили Кургрика в лагерь наггароти. Через Аландриана они узнали, что Кургрик является таном, одним из вождей могучего города под названием Караз-а-Карак. Насколько чужими казались в лагере гномов эльфы, настолько же гномы чувствовали себя неуютно на стоянке наггароти.
        В качестве хозяина Малекит предложил им золотые бокалы с лучшим котикским вином. Гномы охотно его заглатывали, а эльфы потягивали из своих бокалов. Гномы отличались любопытством, но не были слишком уж настырны. При помощи Аландриана они задавали вежливые вопросы: можно ли осмотреть палатки, оружие, фляги с водой и прочие предметы? Они на удивление бережно поглаживали огрубелыми руками доспехи с элегантной чеканкой и одобрительно хмыкали, изучая наконечники копий и стрел.
        Вечером четвертого дня Аландриан вернулся из лагеря гномов, когда Малекит сидел в своей палатке и наблюдал, как один из слуг чистит его доспех. Аландриан позвал с собой Еасира, и оба лейтенанта с поклоном вошли в палатку.
        При одном взгляде на них Малекит отпустил слугу и жестом пригласил их сесть на пушистые толстые ковры.
        — Какие-то новости?  — спросил князь, лениво перекатывая вино в серебряном бокале.
        — Да, ваше высочество,  — ответил Аландриан.  — Завтра утром Кургрик собирается уезжать.
        Малекит ничего не сказал, и Аландриан продолжил:
        — Кургрик приглашает вас посетить королевство гномов.
        — Неужели? Очень интересно. И что ты думаешь о его мотивах?
        — Я не знаток, ваше высочество, но его приглашение показалось мне искренним. Он говорит, что вы можете взять с собой свиту из пятидесяти воинов.
        — Будьте осторожнее, ваше высочество,  — вставил Еасир.  — Хотя пятьдесят наггароти легко справятся с небольшими силами Кургрика, только богам известно, что будет дальше. Даже если поверить гномам — а я им не верю,  — вам придется полагаться на их защиту от неизвестных опасностей. Вдобавок тут еще обитают орки и всяческие чудовища. Если они нападут, кто знает, не испугаются ли гномы и не бросят ли вас?
        — Не думаю, чтобы гномы уходили так далеко от родного дома, если были бы трусами,  — сказал Аландриан.  — Я не видел в них страха, когда они приходили в наш лагерь, хотя тут они находились полностью в нашем распоряжении.
        — Храбрость и долг разные вещи.  — Еасир встал и начал расхаживать по палатке.  — Одно дело сражаться за себя, но будут ли они сражаться за нашего князя?
        Он подошел к входу в палатки и отдернул занавеску.
        — Каждый наггароти там, снаружи, отдаст жизнь за нашего господина,  — продолжил Еасир.  — Но ни один из них не станет рисковать ради Кургрика, если только наш князь ему не прикажет. Я предполагаю, что гномы поведут себя так же, если не хуже. Что, если Кургрик падет? Будут ли его воины сражаться за Малекита?
        — Мы можем потребовать от них клятвы,  — ответил Аландриан.  — Они высоко ценят честь, и я бы сказал, что их слово почти так же крепко, как и слово эльфа.
        — Все это несущественно!  — отрезал Малекит.  — Если я поеду, я сам о себе позабочусь и не собираюсь полагаться на гномов. Более важный вопрос — стоит ли мне тратить время на эту поездку?
        — Ваше высочество, я думаю, что такой визит будет очень полезен,  — сказал Аландриан.  — Мы сможем многое узнать не только о гномах, но и о землях на востоке.
        — Мы сможем оценить размер их армии и навыки воинов,  — добавит Еасир.  — Лучше узнаем своих врагов.
        — Если они враги,  — возразил Аландриан.  — Но если рассматривать приглашение как проявление добрых намерений, то мы сможем приобрести ценных союзников.
        — Союзников?  — переспросил Малекит.  — Нагарит полагается только на собственные силы и не нуждается в чьей-либо милости.
        — Я выразился недостаточно ясно, ваше высочество,  — виновато поклонился Аландриан.  — Все прочие князья Ултуана завидуют вашей мощи, и никто в Эльтин Арване не сможет сравниться с князем Малекитом. Хотя в настоящее время все мы едины сердцем и духом, но отношения между княжествами могут измениться. Положим, Бел Шанаар сейчас не думает о колониях, они далеко от Тор Анрока. Но если его взгляд обратится к нашим берегам, то сколько князей встанет на нашу сторону, если Король-Феникс пожелает контролировать и эти земли?
        — И как нам тогда помогут гномы?  — спросил Малекит. Он отставил свой кубок с вином и пристально уставился на лейтенанта.
        — Ултуан не имеет на них никакого влияния,  — ответил Аландриан.  — Если гномы станут нашими друзьями, вы приобретете еще больший вес в Эльтин Арване, и тогда Бел Шанаару придется проявлять осторожность в отношениях с вами.
        — Мой ум не создан для политики,  — заявил Еасир. Он отошел от входа в палатку и встал перед господином.  — Политику я оставляю вам. Тем не менее то, что я видел из экипировки гномов, сделано хорошо и надежно. Сейчас мы во многом зависим от поставок из Нагарита — только они поддерживают доспехи и оружие нашей армии в должном состоянии. Если мы сумеем найти местных оружейников, это укрепит нашу независимость.
        — Ты всегда практичен, Еасир,  — произнес Аландриан.  — Князь, представьте себе союз между Ултуаном и гномами, выгодный обоим. Кто более достоин возглавить его, как не Малекит Нагаритский?
        — Твоя лесть чересчур груба, Аландриан, но Еасир меня убедил,  — заявил, вставая, Малекит.  — Аландриан, передай тану гномов, что я составлю ему компанию при поездке в его родные земли. Объясни ему, какой чести он удостоился, и получи заверения, каковые, по твоему мнению, необходимы в подобном случае.
        — Конечно, ваше высочество,  — с поклоном ответил Аландриан.
        — Еасир, для тебя другая задача,  — продолжал князь.
        — Готов служить, выше высочество.
        — Сегодня ночью я напишу два письма и отдам их тебе. Одно предназначено для Бел Шанаара. Я не допущу, чтобы Король-Феникс мог обвинить меня в том, что я скрываю от него важные новости.
        — А другое, ваше высочество?  — спросил Еасир.
        — Другое для моей матери,  — с сухой улыбкой ответил Малекит.  — Доставь его первым. Если Морати узнает о наших событиях из вторых рук, никто и гроша ломаного не даст за наши жизни.

        На следующий день Малекит, Аландриан и пятьдесят нагаритских воинов вместе с гномами Кургрика отправились к горам. Поначалу все шагали в полном молчании. Малекит шел рядом с Кургриком, поблизости находился Аландриан для перевода, и хотя князь держался как на непринужденной прогулке, он был начеку.
        В своем лагере гномы чувствовали себя уверенно, но в дороге вели себя настороженно. В войске Кургрика насчитывалось примерно две сотни воинов, а также множество тележек, нагруженных тяжелыми бревнами, которые везли коренастые пони. В полумиле впереди двигался авангард из пятидесяти гномов, а остальные шли медленнее, рядом с тележками. Все гномы держали оружие наготове. Они не теряли бдительности ни днем ни ночью и постоянно высылали вперед разведчиков.
        Двигалась процессия небыстро; Малекит и другие эльфы при желании могли бы идти гораздо скорее. Тем не менее гномы шагали вперед без устали, а лагерь разбивали и сворачивали так споро, что каждый день позади оставалось много миль.
        К ночи гномы быстро рыли защитные рвы, обрамленные заостренными бревнами с телег, и частокол охраняли бдительные сторожа. Кургрик продолжил развлекать гостей пивом и рассказами, достаточно доступными, чтобы Аландриан мог перевести.
        Через четыре дня леса начали уступать место полянам и обдуваемым ветром холмам. Впереди нависали горы — их заснеженные вершины терялись в облаках. Даже самые высокие пики Кольцевых гор на Ултуане казались карликами по сравнению с ними, тянувшимися по горизонту с севера на юг и казавшимися бесконечными.
        Холмы покрывала высокая трава и вереск, сквозь них проглядывали вековые валуны, которые в незапамятные времена скатились с гор. От большой дороги разбегались протоптанные зверьми тропки, но сама дорога упорно шла на восток через болота и папоротники. Когда путешественники приблизились к горам, они увидели первый из построенных гномами фортов.
        Приземистое строение в два этажа совсем не походило на величественные башни и шпили Ултуана и показалось Малекиту уродливым. Форт венчали бойницы, а каждый угол охраняла квадратная башенка. Он стоял на холме над дорогой, на стенах его дремали большие катапульты и стреляющие огромными стрелами арбалеты.
        Вооруженные топорами и молотами гномы вышли навстречу Кургрику и его гостям, а поскольку шел проливной дождь, путешественников очень быстро проводили внутрь. Малекита всегда угнетал вид голого камня. Вот и здесь он не понимал, почему гномы не прикрыли стены гобеленами и картинами. Настроение князя немного улучшилось, когда их провели в длинный зал с низким потолком и трещащим очагом в центре. Сколь бы унылыми ни выглядели серые каменные стены, тепло очага было гораздо предпочтительнее лютовавшей снаружи непогоде.
        Кургрик представил Малекиту командира форта Гробримдора. Почтенному гному перевалило за четыре сотни зим, и белая борода доходила ему до колен. Гробримдор носил толстую кольчугу, а за его поясом был заткнут боевой топор. Он представил гостям лучших воинов своего гарнизона. Малекит видел, что гномы явно опасаются чьего-то нападения.
        Гробримдор и Кургрик дали эльфам толстые короткие одеяла и миски с густым супом, а затем вежливо попросили Малекита рассказать об эльфах и Ултуане. Князь уселся на низкий табурет у огня, рядом встал Аландриан.
        — Далеко на западе, за обширными лесами, лежит Великий океан,  — начал князь.  — Если много дней плыть по его волнам, то можно достигнуть берегов Ултуана. Наш остров плодороден и зелен, как изумруд посреди сапфировых волн. Над высокими деревьями и цветущими пашнями вздымаются белые башни, а за ними сверкающие пики Кольцевых гор.
        — И вы живете в тех горах?  — спросил Кургрик.
        — Мы там только охотимся. В горах расположены два княжества — Крейс и Каледор,  — там сплошные холмы и скалы.
        Кургрик встретил такой ответ разочарованным хмыканьем, но затем в его глазах снова загорелся интерес.
        — А есть в тех горах золото и драгоценные камни?  — спросил он.
        — Есть золото, и серебро, и алмазы, и другие благородные камни,  — ответил князь.
        — А может твой король торговать ими с моим народом?  — оживленно поинтересовался Кургрик.
        — Король-Феникс не может один принимать такие решения. У нас есть много князей, каждое княжество Ултуана управляется одним из них. Князь решает судьбу и будущее своего народа. Я правлю Нагаритом, крупнейшим из княжеств Ултуана, а также его колониями на западе вашей земли.
        — Это хорошо,  — произнес Гробримдор и жестом приказал слугам подлить эля.  — Также и у нас. Наши короли правят городами, а Верховный король управляет ими из Караз-а-Карака. Ваш король должен быть мудрым вождем, чтобы командовать многочисленными князьями.
        Малекит проглотил готовый сорваться с языка ответ. Он глотнул эля, чтобы собраться с мыслями.
        — Бел Шанаар, Король-Феникс, умный политик и дипломат,  — ответил он.  — Мой отец, первый Король-Феникс, был нашим лучшим воином и спасителем от темных сил.
        — Если твой отец был королем, почему на трон не сел ты, его сын?  — спросил Кургрик. Его кустистые брови сошлись на переносице.
        Малекиту снова пришлось тщательно продумать ответ, чтобы случайно не обидеть гномов.
        — Я стану править Ултуаном, когда он будет готов для меня,  — произнес князь.  — Нашей стране нужно время, чтобы излечиться от оставленных войной с северными демонами ран. Поэтому князья решили не передавать трон по линии моего отца, а выбрать другого. В интересах порядка и мира я не стал оспаривать их решение.
        И Гробримдор, и Кургрик одобрительно закивали, и Малекит немного расслабился. Но его мысли все еще метались. Расспросы гномов разбудили давние амбиции, а ведь Малекит проделал длинный путь до Элтин Арвана в первую очередь для того, чтобы оставить их позади. Чтобы помочь смущенному князю, Аландриан нарушил тишину.
        — Вы говорите о торговле?  — спросил лейтенант.  — Наши города растут с каждым годом. Что вы можете предложить в обмен на наши товары?
        Беседа вернулась к любимой гномами теме, и разговор о престолонаследовании быстро ими забылся. Малекит мало говорил и позволил себе погрузиться в собственные мысли — он знал, что позже Аландриан все ему перескажет.
        Задолго до полуночи гномы проводили эльфов в спальню. Малекит провел ночь на полу в одном помещении со своими солдатами, поскольку кровати гномов были слишком коротки для эльфов.

        Спал Малекит плохо и проснулся очень рано. Однако многие гномы уже встали либо вообще не ложились. Князь наскоро оделся и покинул спальню. Гномы ворчливо приветствовали его по дороге в главный зал, но не пытались остановить. Повинуясь прихоти, Малекит поднялся по невысокой лестнице и вышел на смотровую площадку угловой башенки.
        Солнце висело за горами, излучая мутное сияние,  — вершины прорезали темно-синее небо бесконечной неровной грядой. Форт окутал густой туман, а дыхание часовых облачками поднималось в стылом воздухе. На волосах и стальных доспехах блестели капли росы. Мирную тишину нарушало лишь клацанье подбитых железом сапог по камням и бренчание кольчуг. Малекит некоторое время смотрел на восточные горы, но тут внизу зазвучали эльфийские голоса — его свита просыпалась. Он уже собирался спуститься в зал, как на башню взлетел Аландриан. При виде князя лейтенант расслабился, и на его лице появилось смущенно-виноватое выражение. Малекит вопросительно поднял брови.
        — Я проснулся и не нашел вас,  — сказал Аландриан, быстрым шагом прохаживаясь по каменной стене.  — Я испугался, что с вами приключилось что-нибудь дурное.
        — Ты думал, что меня взяли в заложники?  — спросил Малекит.  — Что при помощи неведомого колдовства меня сумели взять в плен?
        — Я правда не знаю, что я думал, ваше высочество. Меня внезапно охватил страх, и я вспомнил о предостережениях Еасира.
        Малекит повернулся обратно к величественному пейзажу. Туман почти рассеялся, и горы были видны во всем их монаршем величии. Князь глубоко вдохнул и с чувством выдохнул чистейший горный воздух.
        — Я бы не променял это на тронный зал Феникса,  — провозгласил он.  — Пусть Бел Шанаар чахнет в судах и на приемах, а меня ждет огромный мир.
        Аландриан с непонятным выражением глядел на него.
        — Что такое?  — спросил Малекит.
        — Бел Шанаар сделал главным королевским занятием домоводство.  — Лейтенант тоже повернулся к горам.  — Я не сомневаюсь, что, если бы вы были Королем-Фениксом, вы стали бы во главе победоносной армии, а не отдавали бы приказы из глубокого тыла. Со временем князья поймут истинную цену Нагарита и его князя, я уверен в этом!
        — Возможно, что когда-нибудь они и поймут.
        Они еще немного постояли в тишине, созерцая горы: каждый углубился в собственные мысли о том, что принесет Нагариту союз с гномами. Солнце поднялось над горами и залило окрестности золотистым светом.
        Негромкий кашель отвлек внимание Малекита, и князь повернулся к стоящему в дверях башни гному.
        — Выше высочество, пора собираться,  — сказал Аландриан.  — Кургрик скоро выступает.
        — Подготовь наших воинов к отъезду.  — Малекит бросил последний взгляд на горы, но его мысли кружили далеко на западе, над Ултуаном.  — Я скоро спущусь.

        За время пути эльфы и гномы останавливались еще в нескольких фортах. Все они казались эльфам одинаково унылыми.
        Гномы во всех фортах обменивались с гарнизоном новостями и хвастались своими необычными спутниками. Эль и пиво, с которыми Малекит познакомился при первой встрече с гномами, лились рекой, и из вежливости князь пробовал подносимые ему командирами фортов разные сорта этих напитков. Хотя вульгарный эль по-прежнему ему не нравился, он вскоре научился быстро проглатывать его, чтобы по возможности избегнуть неприятного послевкусия. Он решил, что гномы пьют его так быстро по этой же причине: им самим не особо нравится это напиток. Тем не менее частота, с которой гномы прикладывались к своим бочонкам по вечерам, свидетельствовала о противоположном.
        Когда они подошли к подножию гор, гномы предупредили, что здесь следует оставаться начеку. Леса тут кишат обитателями королевства Хаоса и кровожадными зверями. А дальше, в горах, живут орки, гоблины, а также иные твари: тролли, великаны и гигантские птицы.
        — Когда-то наши форты осаждало множество демонов и чудовищ,  — сообщил эльфам Кургрик благодаря все улучшающемуся переводческому мастерству Аландриана.
        Холмы постепенно переходили в горы. Вереница путешественников тянулась по вьющейся дороге. Кургрик ехал в своей тележке, а Малекит с лейтенантом шагали рядом.
        — Солнце спряталось, и горы накрыла бесконечная тьма,  — повествовал тан гномов.  — В долинах эхом разносились вой и крики северных созданий. Они ломились в наши ворота и бросались на стены. Многие гномы погибли, защищая свои дома.
        — Мы тоже пережили нашествие созданий Хаоса,  — откликнулся Малекит.  — Мой отец Аэнарион возглавил войну против демонов.
        — Нашим величайшим воином был Гримнир,  — с улыбкой протянул Кургрик.  — Грунгни, мудрый мастер рун, выковал для него два топора. С их помощью Гримнир разбил армию чудовищ. Валайя соткала плащ, и его дар защищал Гримнира от самых опасных врагов. Но даже умелый и яростный Гримнир не мог победить всех демонов, потому что они шли нескончаемым потоком.
        — Так было и на Ултуане,  — согласился Малекит.  — Легионы Хаоса наступали без устали. Мы потеряли надежду в сражении с ними, пока Аэнарион не принес последнюю жертву. Он пролил свою кровь на алтаре Кхаина в обмен на победу.
        Кургрик немного нахмурился, когда князь перебил его, но продолжил:
        — Гримнир отправился далеко на север с одним топором и прорубил себе путь до великих врат богов Хаоса. Его больше никто и никогда не видел, а топор пропал вместе с ним. Он разрубил сами ворота и даже сейчас воюет с демонами в их собственном королевстве, не давая им выйти оттуда.
        — Портал Каледора перекрыл врата их королевства,  — произнес князь.  — Магия эльфов остановила поток демонов.
        Аландриан замешкался и не стал переводить слова господина.
        — Почему ты молчишь?  — спросил тот.
        Аландриан бросил князю предупреждающий взгляд:
        — Мне кажется, гномам лучше не знать, что мы заперли их любимого героя в королевстве Хаоса. Такие новости могут им не понравиться.
        — Мы не можем оставить их в неведении,  — настаивал Малекит.  — Благодаря силе эльфов, а никак не гномов войска темных богов не затопили наш мир.
        — А разве можно сказать с уверенностью, что предки гномов не помогли каким-то образом плану Каледора?  — спросил Аландриан.  — И то, что они тоже пострадали от Хаоса, еще больше сближает нас. Пусть гномы празднуют свои победы — ведь они не уменьшают заслуг вашего отца.
        Малекит обдумал услышанное, но в глубине души все равно не хотел позволять гномам приуменьшать достижения Аэнариона. Кургрик наблюдал за их разговором с удивлением. При виде его некрасивого, но честного лица князь сдался.
        — Скажи, что и гномы, и эльфы заслужили право жить в свободном мире,  — произнес он.  — Скажи, что я надеюсь, что больше нам не придется сражаться с Хаосом поодиночке, мы будем делать это сообща.
        Лицо Аландриана отразило его изумление.
        — Что?  — рявкнул Малекит.  — Что я сейчас не так сказал?
        — Ничего, ваше высочество. Как раз наоборот. Это самое дипломатичное высказывание, которое я услышал из ваших уст за последнее столетие!
        Проблеск смеха в глазах Аландриана подавил гневный ответ, который уже рвался с языка Малекита, и князь просто кашлянул, будто прочищал горло.
        — Пусть гном порадуется,  — наконец произнес он и скрыл довольную улыбку.

        Их путешествие до города, или оплота, как говорили гномы, заняло тринадцать дней. Город назывался Карак Кадрин и был одним из самых северных поселений гномов.
        Город можно было увидеть еще издалека, и он разительно отличался от гномьих фортов. Высокие башни украшали его, над входными воротами нависали сторожевые вышки с часовыми и военными машинами. На склоне горы были вырезаны огромные лица: эльфам сказали, что это изображения богов-предков.
        Когда дорога свернула и начался извилистый подъем, стали видны выложенные из темного камня караульные вышки над воротами. Фундамент огромных строений был монолитной скалой, а на нее подняли тысячи тщательно обработанных тяжелых камней, и получились укрепления, с которыми не могли сравниться даже великие морские ворота Лотерна. В лучах солнца сверкали золотые знамена и вышитые рунами флаги, а с башен свисали украшенные странными гномьими узорами полотнища.
        Ворота были закрыты. Их украшали золотые пластины с чеканными лицами предков и символами кузнечного дела: наковальнями, молотами и кузнечными мехами. Ворота охраняли облаченные в кольчуги и тяжелые пластинчатые доспехи воины; выражение их лиц скрывалось за шлемами с выкованными стилизованными лицами.
        Когда путешественники приблизились к воротам, долину заполнили долгие переливчатые звуки горнов — их повторило многократное эхо. По их сигналу в воротах открылась небольшая, по сравнению с воротами, дверь: в три эльфийских роста высотой.
        Малекита впечатлили ворота, но, когда князь прошел через них, он остановился как вкопанный и восхищенно огляделся. Зал, где они оказались, был вырублен в скале, но, в отличие от грубого камня фортов, его отполировали до блеска, и пролегающие в породе жилы сверкали драгоценными украшениями в свете сотен светильников.
        Длинный и широкий, как ворота, коридор вел в глубь горы. Высокий сводчатый потолок поддерживали стоявшие вдоль стен колонны. С высокого свода на толстых цепях свисали фонари. Огромные светильники сияли магическим светом. В их свете становились ясно видны вырезанные в камне рисунки: сражающиеся воины, добывающие руду горняки и стучащие молотами кузнецы. Прорезанные в полу желоба были залиты цветным стеклом, и пол переливался всевозможными цветами.
        Гномы-часовые стояли вдоль стен; их доспехи блестели золотом, а обоюдоострые топоры украшали драгоценные камни. Вперед были высланы гонцы, и поэтому прибывших встречали весьма торжественно.
        Когда путешественники вступили под свод, первая пара часовых вскинула в салюте оружие, и волна покатилась по рядам по всему протяжению их следования. В дальнем конце стояла группа гномов в ярких кафтанах, со шлемами, украшенными золотыми рогами и крыльями, и с каждым их движением в ярком свете вспыхивали и переливались драгоценные камни браслетов, колец и ожерелий.
        За ними стояли знаменосцы со штандартами, где тонкими серебряными и золотыми нитями всех мыслимых оттенков и переливов были вытканы гербы танов. Как и прочие украшения, они представляли собой различные комбинации топоров и молотов, наковален и молний, изображенных с исключительным мастерством.
        За встречающей группой находилась дверь, чуть меньше, чем та, через которую только что прошли эльфы. Вырезанное из гигантского горного дуба дверное полотно пестрело бронзовыми болтами с головками в виде пары скрещенных молотов.
        Гномы низко поклонились, одной рукой придерживая бороды, чтобы не мести ими по полу. Малекит кивнул в ответ, а прочие эльфы тоже склонились в поклоне. Один из благородных гномов держал в руке жезл, украшенный искусным орнаментом. Он трижды стукнул им по двери, по залу прокатились гулкие удары. Открылось окошко на уровне гномьего лица, и гном перебросился несколькими словами со стоящим за дверью. Малекиту показалось, что они о чем-то спорят, но он подозревал, что это некий ритуал, смысл которого ему неизвестен.
        Тяжеленная дверь легко и бесшумно отворилась, и стало видно помещение за ней. Оплот представлял собой настоящий лабиринт из коридоров, залов и галерей, и хотя князь поначалу старался запоминать дорогу, вскоре он понял, что безнадежно заблудился в бесконечных проходах и лестницах. По его впечатлению, они поднимались к вершине горы, хотя и окружным путем, который то поднимался, то снова нырял вниз. Внутренняя обстановка оплота уступала приемному залу, но тем не менее всюду встречались украшения из драгоценных камней и металлов. Иногда они проходили мимо светящихся ярким светом кузниц, где из открытых арочных проемов веяло жаром и доносился звон молотов. Мало кто отвлекался от работы, хотя порой какой-нибудь кузнец или подмастерье и бросал на них любопытный взгляд. В городе гномов постоянно кипела работа, мимо них по коридорам то и дело проходили гномы в спецовках и кожаных фартуках.
        Наконец процессия подошла к тронному залу короля Газарунда. По стенам зала были развешены щиты и знамена. По бокам горели два длинных очага, а дым от них уходил в хитроумную систему труб и выводился на поверхность. Инкрустированные золотом плиты пола блестели в красных отсветах очагов.
        Кургрик знаком приказал эльфам остановиться, а остальные таны и знатные члены королевского совета выступили вперед.
        Король Газарунд сидел на троне из черного гранита с золотой отделкой. Лицо правителя гномов не выражало особого гостеприимства, из-под кустистых бровей сурово блестели черные глаза. На его обнаженных бицепсах сверкали замысловатые браслеты. Поверх простого бело-синего жилета лежала густая черная, с проседью борода, и даже несмотря на то, что была заплетена в косички и продета в петли на ремне, она едва не касалась пола. Лицо короля покрывали морщины, складки и боевые шрамы.
        Но более всего бросалась в глаза золотая повязка на правом глазу, и, как показалось Малекиту, она вросла в кожу.
        Корона стояла на столике возле трона. Даже очень крепкий гном не смог бы выдержать тяжести этого огромного головного убора. Выполненную в виде боевого шлема корону венчали огромные, как у орла, крылья, а закрывающие щеки заслонки переливались дюжинами бриллиантов. А вместо короны на голове гнома красовалась простая стальная каска.
        Таны гномов поднесли королю петицию,  — по крайней мере, именно так Малекит истолковал церемонию, каковой оказался свидетелем. Король кивнул, и эльфов жестами подозвали к нему.
        Неторопливо, выверенно начался ритуал приема гостей. Король Карак Кадрина и его таны следовали ему с серьезностью и достоинством. Малекит и король обменялись подарками: князю поднесли выкованную гномами золотую брошь, а короля он одарил серебряным эльфийским кубком тонкой работы, отделанным сапфирами.
        Малекита представили танам оплота, хотя он тут же забыл длинный список их неудобопроизносимых имен, а затем эльфов провели в отведенные для них покои.
        Спальни оказались удобными, но далеко не роскошными. Мебель в них была сделана для гномов, то есть слишком маленькая и низкая для эльфов. Малекит обнаружил, что ему легче встать на колени рядом с приставленной к стене глиняной чашей для умывания, чем нагибаться к ней.
        Очага в комнате он не обнаружил, но из отверстия в стене шел непрерывный поток теплого воздуха. Вероятно, его каким-то образом направляли сюда из расположенных ниже кузниц. Покрывало и обивка кресел, а также набивка матраса оказались очень жесткими. Впрочем, Малекит привык к неудобствам за долгие годы походов.
        Немного отдохнув, Малекит дал знать стоявшему за дверью гному, что готов приступить к трапезе,  — ему пришлось прибегнуть к языку жестов и показывать, как он подносит ко рту пищу и поглаживает живот. Гном понимающе закивал, пробурчал что-то в ответ и остался стоять на месте.
        Малекит послал за Аландрианом и снова попросил еды. В ответ он услышал, что в их честь вечером устраивают пир.

        Пир был горой, рекой лился эль, и произносились длинные речи, которых Малекит не понимал. Зал украшало множество флагов и медных щитов с эмблемами различных кланов и гильдий оплота.
        За тремя поставленными в ряд столами сидело по сотне гостей, а Малекита и его свиту усадили вместе с королем и его приближенными за отдельный стол.
        Блюда из жареного мяса и овощей оказались довольно приятными на вкус, к ним в изобилии подавалась густая подливка, тяжелые клецки и кувшины с элем различной крепости. Малекит привык к деликатным специям и ароматам Ултуана и далеких островов на другом конце мира, и подобная пища камнем опускалась в его желудок. Он начал понимать, откуда у гномов столь внушительное сложение.
        Каждую перемену приносили на огромных блюдах, и, после того как король накладывал порцию себе, к угощению тянулись остальные сидящие за столом. По дощатой столешнице вовсю лился эль, и князь подозрительно присматривался к подползавшей все ближе к нему лужице соуса.
        Сидевший слева Кургрик весь вечер следил за тем, чтобы его гость не голодал: он половниками накладывал на тарелку князя рагу и украшал его небольшими холмами из картофеля, ячменных лепешек и прочих незамысловатых яств.
        После четвертой перемены случилось нечто, порядком удивившее Малекита. В пиршестве наступила небольшая пауза, со столов убрали тарелки, и все гномы достали небольшие мешочки с сухими толчеными листьями. Затем насыпали их в трубки всех видов и размеров, подожгли и стали с явным удовольствием ими попыхивать. Зал наполнился дымом из трубок. Он повис над столом, отчего многие эльфы, включая Малекита, начали кашлять. Кургрик принял реакцию князя за тонкий намек и предложил ему свой мешочек с табаком. Малекит с вежливой улыбкой отказался, Кургрик пожал плечами и без видимой обиды убрал мешочек в складки платья.
        На столе снова появились тарелки с картофелем, жареной олениной и огромными сосисками, а затем в зале воцарилась тишина. Прозвучало еще несколько речей, которые Аландриан постарался перевести. В большинстве из них говорилось о семейной чести и боевой славе, так что через какое-то время Малекит перестал прислушиваться к переводу и погрузился в свои мысли.
        Тут он почувствовал короткий толчок в ребра и увидел, что Аландриан многозначительно на него смотрит. Быстро окинув взглядом затянутый клубами дыма зал, князь убедился, что все гномы выжидательно уставились на него.
        — Я думаю, что пришла ваша очередь произнести тост,  — с озорной улыбкой прошептал Аландриан.  — Мне переводить?
        — Лучше не стоит. Я знаю, что ты хорошо изучил их странный язык, но я предпочел бы, чтобы ты случайно не обозвал их короля раздутым бородавочником от моего имени. Я произнесу речь настолько величественную и изысканную, что понимать точное значение моих слов вовсе не обязательно.
        Князь Нагарита поднялся, а Кургрик потянулся и наполнил его кружку пивом настолько густым и темным, что его можно было принять за деготь.
        — Ваше здоровье,  — произнес Малекит, поднимая чашу.
        Гномы в вежливом ожидании держали руки рядом с кружками. Они даже не догадались, что он только что сказал.
        — Что с ними такое?  — уголком рта прошипел Малекит, не убирая с лица благородной улыбки.
        — Думаю, они ждут речи подлиннее,  — ответил Аландриан.  — Вам придется сказать что-то более пространное, чтобы они сочли это полноценным тостом.
        — Ладно,  — сказал князь, поворачиваясь к королю оплота.  — Ваши покои величественны и полны чудес. Я восхищаюсь мастерством вашего народа, и сердце уверяет меня, что союз с вами принесет много пользы моим людям.
        Взглянув на кивающего Аландриана, Малекит понял, что он на верном пути. На лицах гномов отражалось полнейшее непонимание, и князь решил немного себя порадовать:
        — Вы очень милые существа, хотя немного немыты и коротковаты.
        Эльфы тихо рассмеялись, и их примеру неуверенно последовали гномы.
        — Мне очень приятна наша встреча, но должен признаться, что я совершенно не помню, как кого из вас зовут, да и на вид вы все одинаковы.
        Бросив быстрый взгляд на Аландриана, Малекит увидел, что тот поджал губы, но не обратил на это внимания и продолжил:
        — Меня очень удивило, что из ваших ртов идет дым, как из трубы, и, если я не задохнусь до конца вечера, мне останется лишь поблагодарить богов за нежданное спасение. Я понимаю, что мы только что познакомились, но надеюсь, что со временем вы поймете, какую милость я оказал вам своим присутствием. На моей родине очень много народу, который никогда не удостаивался чести встретиться со мной, а тут я сижу, ем ваши похлебки и обращаюсь с вами как с равными. Меня заверили, что все вы достойные гномы, так что не обманите моих ожиданий.
        Малекит встал и поставил ногу на стол. Для эльфа это оказалось совсем несложно, поскольку стол был чуть выше его колен.
        — Так знайте же!  — чистым, разносящимся по всему залу голосом провозгласил князь. Возглас привлек внимание даже самых пьяных гостей.  — Нам лучше оставаться друзьями. Наггароти не тратят время впустую даже с эльфами из других княжеств. Если вы нас обманете, вас ждет быстрая и неотвратимая месть. Мы сожжем эти залы и закидаем костры грудами трупов — выше, чем ваши горы. Мы оставим вам ваши скалистые вершины, а себе заберем равнины и леса. Если вы решите противостоять нам, мы вытесним вас отсюда, как уже сделали с орками и гоблинами. Я с нетерпением ожидаю встречи с вашим Верховным королем, поскольку он почти равен мне по положению, и я надеюсь, что у него достаточно ума для ведения с нами дел. Но предупреждаю: если он мне не понравится, я могу убить вас всех. Если подумать, стоит кому-то исковеркать мое имя, и он попробует моего клинка. Так что лучше не позорьте наследие моих предков своими уродливыми губами и толстыми языками.
        С широкой улыбкой Малекит поднял кубок.
        — Да восторжествует над вами воля Нагарита!  — провозгласил он.
        Не успел князь добавить и слова, как Аландриан вскочил на ноги, вскинул свой кубок и издал торжествующий вопль. На лицах многих эльфов читалось потрясение, другие смотрели на князя с одобрением, но все они последовали примеру лейтенанта; через несколько мгновений к ним присоединились гномы, и по залу прокатился хор криков и стук кубков по столу.
        — Благодарю!  — Малекит вскинул руку, призывая к тишине.
        Гномы не поняли его жеста и продолжили стучать и хлопать.
        Рука Аландриана потянула его вниз, и Малекит уселся с довольной улыбкой на лице. Его речь завершила торжественную часть, и гномы понесли на стол огромные миски с дымящимся пудингом из вареного зерна и меда и кусками тяжелого пирога, который следовало макать в сладкий соус. За ними последовали блюда с твердым сыром и маленькими бисквитами, вкусом напоминавшими сушеный тополь.
        Малекит полностью потерял чувство времени и не мог понять, полночь стоит или приближается рассвет. Но наконец эльфам позволили вернуться в отведенные для них покои. Многие гномы остались пировать, хотя довольно большая их часть заснула мертвым сном прямо за столами. Высокопоставленным гномам слуги принесли маленькие подушки и осторожно подсунули их под храпящие головы. Менее знатные гномы продолжали спать в крошках и пролитом эле.
        Малекита пир утомил больше, чем путешествие, но он улегся в кровать бодрым, даже несмотря на переполненный желудок.
        С одной стороны, гномы казались ему чересчур шумными и довольно невоспитанными, но он видел и много доказательств того, что они отличаются любознательностью, наблюдательностью и верностью. Внимание, которое они уделяют своему ремеслу, не уступало эльфийским мастерам, а в производстве оружия и создании механических устройств они превзошли Ултуан. По многим признакам становилось ясно, что гномы знакомы с магией, но Малекит не видел в оплоте ни одного колдуна, а когда по его просьбе Аландриан задал несколько вопросов на эту тему, ему вежливо, но решительно ответили, что у гномов нет волшебников.

        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Верховный король

        Малекиту не терпелось продолжить путешествие к оплоту Верховного короля, поэтому его обрадовало известие, что Кургрик также не хочет терять времени понапрасну. Древесину следовало срочно доставить в шахту под Караз-а-Караком, и компания эльфов и гномов покинула город Карак Кадрин на следующий же день.
        Король пришел их проводить, причем за пределами тронного зала он выглядел куда дружелюбнее и доступнее. Он по очереди пожал руки всем эльфам и с приязнью потрепал князя по руке. Затем произнес что-то на своем языке, а Малекит кивал и улыбался в ответ — он больше не прислушивался к переводу Аландриана.
        Широкий, так что две тележки могли легко в нем разминуться, вымощенный камнем подземный коридор вел на юг. Его освещали фонари, а гладко отшлифованные стены не оставляли места теням. Высокий, в пять-шесть эльфийских ростов, потолок поддерживали мощные колонны из дерева и металла.
        Теперь путешественники ехали в тележках. Поездка получалась довольно приятной, но отсутствие дня и ночи начало сказываться на нервах Малекита. Через три дня он начал гадать, сколько еще будет тянуться этот туннель. Через шесть он всерьез заскучал по солнцу, звездам и даже грозовому небу.
        Время от времени им встречались сторожевые посты, слегка похожие на встреченные на поверхности земли форты. Их окрестности патрулировали гномы со странными механическими луками.
        От основного туннеля постоянно отходили переходы и боковые коридоры, и всюду шагали гномы и ехали их тележки, нагруженные самыми разными товарами: металлическими заготовками, мешками с зерном, корзинами с углем, шахтерским инструментом и многим другим.
        К восьмому дню Малекит вновь стал проявлять интерес к путешествию, потому что он только теперь осознал размеры королевства гномов. Каждый день они проезжали не меньше пятнадцати лиг, таким образом, позади уже осталось более трехсот шестидесяти миль. Туннель шел практически прямо, то есть они двигались на юг. Если боковые проходы вели к другим оплотам и поселениям, то горы, стало быть, прямо кишели гномами.
        Теперь, когда князь размышлял о последствиях союза с этим народом, его былая надменность немного поубавилась. Если наггароти удастся заключить союз с гномами, то это значительно укрепит положение Малекита. Теперь он уделял больше внимания отношениям гномов между собой и старался при помощи Аландриана овладеть азами их языка. Он приложил усилия, чтобы запомнить имена своих спутников: такие нелепые прозвища, как Гундгрин, Бордин, Нагрин и Баррнок. Также князь выучил слова, обозначающие «меч» и «топор», и узнал, что проход называется Унгдрин Анкор.
        Малекита научили слову «золото», затем еще и еще одному, пока он совершенно не запутался. Во время остановки князь подозвал Аландриана в укромную нишу и потребовал объяснений.
        — Азгал, чурк, брин, галаз, гнолген, горл, конк, тиг, рил, скроттиз…  — жаловался князь.  — Ужасные слова, я до сих пор не могу понять, какое из них значит «золото»!
        — Все они означают «золото», ваше высочество,  — терпеливо ответил лейтенант.
        — Золото золотое! Ну и зачем им для него столько слов?
        — Золото и правда золотое, ваше высочество.  — Аландриан вытащил из-под мантии цепочку, на которой висел подаренный ему Кургриком амулет.  — Но для гнома существует много видов золота. Золото, по внешнему краю чуть красноватое,  — это конк. А если внутренний узор выполнен из более мягкого металла — это они называют горл.
        — Понимаю.  — Хотя на самом деле Малекит ничего не понял.
        Аландриан прочел на его лице сомнение.
        — Мы видим только один металл, который мы называем золотом,  — медленно объяснил он, возвращая амулет на место.  — Гномы же видят множество разных металлов и каждый называют своим именем.
        — Так каждое слово обозначает один из видов золота?  — спросил Малекит.  — Мягкое золото, твердое золото, блестящее золото, так?
        — Примерно так, ваше высочество,  — закивал Аландриан.
        — Но ведь не может быть столько видов золота.
        — Физически нет.  — Лоб лейтенанта сморщился от напряжения, пока он раздумывал, как объяснить свою мысль.  — Но для гномов золото обладает не только физическими свойствами.
        — А какими еще?
        — Для начала — есть счастливое золото.
        — Счастливое золото?  — нахмурившись, переспросил Малекит.
        — Например, золото, найденное совершенно случайно.
        — Странно, но, с другой стороны, и сами гномы довольно странный народ.
        — Вид золота также меняется в зависимости от того, где оно добыто, где находится сейчас и какую имеет историю,  — под требовательным взглядом князя продолжал Аландриан.  — Существует слово для золота, которое находится в слитках и еще не обработано. Есть другое слово для золота, из которого уже что-то делали, но потом расплавили. Есть золото для трат, которое они называют «нетерпеливым», и есть золото для хранения. Его название очень похоже на слово, которое они используют для обозначения терпения или ожидания. Есть золото, которым еще никто не владеет: например, жила или займ. И конечно, есть слова для золота, которым ты хотел бы обладать или когда-то обладал…
        — Достаточно!  — отрезал Малекит.  — Значит, у них много слов для обозначения золота. Я не собираюсь учить их все.
        — О нет, ваше высочество. Даже сами гномы не знают всех имен золота. Тем более что они могут придумывать названия по своему вкусу, и сородичи, скорее всего, их поймут.
        Аландриан бросил взгляд на своих спутников: гномы забирались в тележки и готовились к отправлению.
        — В любом случае лучше не говорите о золоте очень часто,  — сказал лейтенант.  — Когда я говорю о нем, у гномов появляется мечтательный взгляд, а некоторые перевозбуждаются. Во время рассказа о золотых воротах Лотерна Кургрик чуть сознание не потерял.
        — Значит, лучше не говорить им о сокровищах Атель Торалиена?  — спросил Малекит.  — На случай, если они решат их отобрать?
        — Да, ваше высочество, лучше не говорить.
        Малекит понимающе кивнул и бросил взгляд на Кургрика. Тот слегка насупленно смотрел на их беседу. Князь жизнерадостно улыбнулся и помахал рукой — он старался прогнать появившуюся перед глазами картину, где тан гномов с пеной у рта оглаживал золотую монету.

        На десятый день они свернули с основной дороги и, насколько мог судить Малекит, направились на восток. Движение здесь оживилось, из чего князь заключил, что до столицы уже недалеко. Кургрик тоже становился все возбужденнее, и из нескольких выученных слов и перевода Аландриана князь узнал, что гномы планируют достигнуть цели путешествия на следующий день.
        Малекит также испытывал некоторую нервозность и постоянно теребил Аландриана, чтобы тот рассказывал ему как можно больше о гномах — и в частности о Верховном короле. Но при расспросах Кургрик по непонятной причине замыкался; от него удалось лишь узнать, что короля зовут Снорри Белобородый и что он первый правитель, объединивший все оплоты. На следующий день Малекиту предстояло встретиться с этим правителем.
        Пока караван готовился к последнему переходу, князь Нагарита достал из сундука свой лучший плащ — фиолетовый, с вышитыми золотом двумя свернувшимися драконами. Затем надушил волосы и расчесал их серебряной щеткой, инкрустированной пятью рубинами и тремя алмазами размером с кончик пальца. После такого туалета он почувствовал себя достаточно величественным и уселся рядом с Кургриком в передней тележке. Гордость князя немного задело то, что ему пришлось практически упираться подбородком в колени.

        Чтобы попасть в столицу гномьего королевства, нужно было проехать через широкие золотые ворота. Встроенные рычаги и шестеренки позволяли им открываться от единственного нажатия, совершенного без усилий. Ворота украшали вертикальные ряды рун, разделенные сверкающими алмазами.
        Обрамляли вход две колонны из черного мрамора со старательно вырезанными хмурыми лицами предков. Плиты пола пестрели узорами.
        Кургрик произнес что-то, обращаясь к Аландриану.
        — На этих плитах вырезаны символы всех оплотов,  — перевел лейтенант.
        Малекит ничего не ответил и взглядом опытного воина оценил защиту ворот. Боковые башенки с железными дверьми нависали над проемом. Множество бойниц и узких окошек позволяли защитникам простреливать пространство перед воротами безопасно для себя. Вверху обнаружились отверстия для кипящего масла.
        Князь отметил все эти хитрости и понял, что столица гномов практически неприступна. Унгдрин Анкор связывался с другими гномьими городами под землей, так что даже долгосрочная осада была невозможна,  — ведь если не контролировать подземные проходы, то не удастся перекрыть доставку продовольствия. Малекит по опыту знал, что ни одна крепость не является абсолютно неприступной, но цена взятия гномьей столицы столь высока, что гораздо разумнее подружиться с гномами, чем без нужды злить их.
        Когда гномы слезли со своих тележек, Кургрика и его товарищей встретили похлопыванием по спинам и радостными восклицаниями. На эльфов местные гномы бросали любопытные взгляды, но совсем без того изумления, каким их встретили в Карак Кадрине.
        По мере продвижения по столице уверенность князя все возрастала: эти гномы уже знакомы с эльфами. А если вспомнить первую реакцию Кургрика, то сейчас становилось ясно: тан удивился не потому, что увидел эльфов впервые, а потому, что не ожидал их встретить в том лесу.
        Когда эскорт из вооруженных до зубов гномов провел их в тронный зал Верховного короля, опасения Малекита подтвердились. Роскошью и размерами зал превосходил даже Карак Кадрин, а стены его украшало так много щитов, флагов и золотых эмблем, что лишь кое-где проглядывала каменная кладка. Пол устилали золотые плиты, инкрустированные рубинами, а с потолка свисало множество светильников. К помосту с большим, отделанным золотом и драгоценными камнями троном вела целая сотня ступеней. В зале собралось несколько дюжин гномов благородного вида в дорогих одеждах.
        Но что более всего поразило Малекита, так это то, что возле трона он увидел двух эльфов.
        Одного Малекит узнал сразу же. Это был князь Аэрнуис из Эатана, известный мореплаватель, который провел через океан первые эльфийские корабли. Больше сорока лет о нем никто ничего не слышал, и на родине считали, что последнее путешествие окончилось его гибелью. Но теперь Малекит понял причину его столь длительного отсутствия.
        Второго эльфа князь Нагарита не знал, но предположил, что это один из советников Аэрнуиса. Эльфы обернулись и заметили входящих сородичей. Хотя яркий свет фонарей слепил глаза, князю показалось, что бледные лица эльфов побелели еще больше.
        Кургрик заторопился вперед, чтобы представить Малекита Верховному королю. Правитель гномов сидел на троне, облокотившись на колено и подперев рукой подбородок. При приближении Кургрика он выпрямился и внимательно выслушал длинную речь тана. Затем кивнул и перевел строгий взгляд на Малекита.
        — Добро пожаловать в Караз-а-Карак,  — произнес Снорри Белобородый, и князь непроизвольно поморщился при звуках ломаного эльфийского, хотя больше его удивило, что король вообще знает этот язык.
        — Приветствую тебя, король.  — Малекит быстро овладел собой и вложил во фразу все свои знания гномьего языка. Он не обратил внимания на усмешки на лицах Аэрнуиса и его приближенного, а на лице короля не отразилось ни удивления, ни злости.  — Я Малекит.
        Снорри удовлетворенно кивнул и жестом пригласил князя подойти к длинному подъему на помост. Малекит оглянулся на Аландриана, чтобы подать ему знак следовать за ним. Шагая через ступеньку, князь в развевающемся плаще взлетел по лестнице.
        — Малекит?  — сказал незнакомый эльф.  — Тебя мы никак не ожидали здесь увидеть.
        — Мне тоже так показалось. Ты знаешь меня, но я до сих пор не знаю, кто ты. Будь добр, сообщи свое имя Аландриану, чтобы я знал, кого мне придется убить за пренебрежение моим титулом.
        — Сутерай,  — выдавил эльф, бросив боязливый взгляд на своего князя. Малекит недовольно приподнял бровь, и с видимым содроганием Сутерай добавил: — Ваше высочество.
        Верховный король с интересом наблюдал за их стычкой; совершенно очевидно, что он уловил оскорбительный тон Малекита, хотя и не понял, что именно произошло. Затем Снорри пристально поглядел на Аэрнуиса, но тот улыбнулся и ответил что-то на гномьем языке.
        — Неслыханно!  — вспыхнул за спиной князя Аландриан, и Малекит с вопросительным видом обернулся к нему.
        По лицу Сутерая пробежала судорога, а Аэрнуис дернулся от смущения.
        — Насколько я понял, князь только что представил вас королю как некоего мелкого дворянина,  — тихо пояснил лейтенант и тут же торопливо добавил: — Не реагируйте слишком резко, у меня есть предчувствие, что Аэрнуис пригрел здесь себе местечко и на хорошем счету у короля.
        Малекит внял его предостережению и подавил гнев.
        — Представь меня Верховному королю полным титулом, чтобы он понял, с кем имеет дело,  — ровным голосом приказал Малекит, не спуская пронзительного взгляда с Аэрнуиса.
        Аландриан говорил довольно долго, и князь догадался, что лейтенант и правда перечисляет все его титулы и регалии. Короля его речь не слишком впечатлила, но он бросил вопросительный взгляд на Аэрнуиса и только затем ответил Аландриану.
        — Король Снорри спрашивает, почему эльфы считают необходимым иметь так много титулов,  — перевел Аландриан.  — Его самого называют просто Верховным королем.
        «Потому что мы ценим престиж и звание гораздо больше вас, пещерные дикари»,  — мысленно взорвался Малекит, но вовремя прикусил язык.
        — Скажи ему, что такие длинные титулы используются редко,  — после короткого раздумья произнес он вслух.  — Например, в том случае, когда низший по званию забывается и выказывает неуважение.
        Аландриан постарался перевести его фразу как можно точнее, и Верховный король недовольно перевел взгляд на Аэрнуиса. Правитель гномов поджал губы и обдумывал происходящее. После затянувшейся паузы Снорри встретился взглядом с Малекитом — и в его глазах блеснул подозрительный огонек. Затем король расплылся в улыбке, не сдержался и расхохотался. Князь обнаружил, что и сам улыбается: веселье короля оказалось заразительным, ведь в нем не было и намека на насмешку.
        Снорри поднялся с трона и подошел к Малекиту, схватил его за руку и принялся крепко ее пожимать и похлопывать его по плечу. Когда король вернулся на свое королевское место, Малекит не смог сдержать коварную усмешку в сторону Аэрнуиса, отчего соперник разъярился еще больше.
        Затем король пробурчал что-то на гномьем языке и жестом отослал их. Малекит задержался для поклона — он решил закрепить свою небольшую победу. По лестнице он спускался вместе с Аэрнуисом.
        — Я жил здесь три года,  — объявил Аэрнуис.  — Я потратил много сил, чтобы завоевать доверие Верховного короля. Вы не можете просто войти в Караз-а-Карак и получить те же привилегии, что и я.
        — Не забывай, с кем ты разговариваешь, Аэрнуис,  — предостерег Малекит.  — Я знаю, что гномы не любят смертоубийство еще сильнее, чем наш народ, но, если я не получу от тебя удовлетворительных ответов, я просто перережу тебе горло.
        — В этих залах ваши угрозы пусты,  — фыркнул эатанский князь.  — Я нахожусь под защитой короля Снорри; если вы попробуете причинить мне зло, гномы расценят это как нападение на самого короля.
        — Посмотрим, сколько продлится его милость. Ты не сможешь прятаться за его бородой вечно. Ты низко поступил со мной, князь, а такого я не прощаю и не забываю.
        У нижних ступеней лестницы Малекит чуть повернулся и положил руку на плечо Аэрнуиса — с помоста, где сидел король, его жест выглядел выражением дружбы. На самом же деле эатанский князь съежился под железной хваткой Малекита.
        — С нетерпением жду времени, когда твой скелет будут обгладывать вороны,  — самым ласковым тоном произнес Малекит.  — Единственный способ вернуть мою милость — это служить мне верой и правдой. Расскажи мне все, что знаешь о гномах, и то, как ты оказался здесь, и я подумаю об отмене приговора.
        Аэрнуис заглянул в глаза нагаритского князя, надеясь увидеть там хотя бы намек на шутку, но не нашел ничего подобного: взгляд, абсолютно лишенный эмоций, как у голодной акулы. Аэрнуис высвободился из хватки Малекита и расправил складки на платье. Затем развернулся и зашагал прочь под насмешливое хмыканье стоявших у входа наггароти.

        Этой же ночью, хотя Малекит и не мог сказать с уверенностью, день или ночь стоит на поверхности, Аэрнуис пришел в его покои. Он вел себя так, будто искал примирения, и даже отвесил при входе формальный поклон — его величавость немного подпортил тот факт, что рослому эльфу и без того основательно пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь.
        Малекит сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Он переоделся в просторное фиолетовое платье, а доспех князя аккуратно лежал на полу рядом, ведь в комнате не нашлось достаточно высокой подпоры для него. Меч и шлем слуги положили на низкие полки. Князь вертел в пальцах подаренную ему в Карак Кадрине брошь, и после первого взгляда на гостя вернулся к изучению мастерской работы.
        — Боюсь, что произошло досадное недоразумение,  — начал Аэрнуис.  — Я, естественно, готов поделиться выгодами, которые может принести дружба с гномами. Я здесь почти один и, живя среди гномов, приобрел, видимо, кое-какие дурные привычки. Одним словом, я буду счастлив послужить вам в любом качестве на благо Ултуана.
        — Продолжай,  — приказал Малекит, не поднимая глаз.
        — Мне потребовалось много лет, чтобы выстроить отношения с гномами. И только последние три года я провел в окружении Верховного короля. До этого я жил на юге, в Карак Изриле,  — этот город отстоит так же далеко от столицы, как и Карак Кадрин, откуда прибыли вы. В свое время мы искали проход на восток, но штормы отнесли нас к юго-западному гористому побережью. Корабль мы не смогли спасти и высадились на берег с небольшими припасами, совершенно не представляя, где оказались.
        — Звучит мрачновато,  — пробормотал Малекит. Он все так же рассматривал брошь.
        — Так оно и было.  — Аэрнуис не обратил внимания на иронию князя.  — Прибрежная полоска земли между морем и горами кишит орками, жуткими созданиями, которые живут ради разрушения и убийств.
        — Да, нам тоже они попадались.  — Малекит продолжал выказывать полное равнодушие к рассказу.  — Мой меч близко познакомился со многими.
        — На нас напали ездящие верхом на волках гоблины и отогнали еще восточнее. Мы сражались как могли, но их атаки не прекращались. Мы блуждали несколько месяцев, пытаясь выйти к горам, но слишком часто наш путь пересекали банды мародеров и отряды орков. Дичи в тех землях немного, так что голод преследовал нас наравне с гоблинами. Когда нас осталась всего горстка, выжившие решили вернуться к побережью в надежде, что на поиски нас отправился какой-нибудь корабль. Я знал, что это неразумно, ведь нас вынесло сюда совершенно случайно, но не смог переубедить команду, и мне пришлось их отпустить. Со мной остался только верный Сутерай.
        — Очень трогательно,  — произнес Малекит. Он кинул брошь на стоящий рядом с кроватью столик и встал напротив эатанского князя.  — Так расскажи мне, добрый адмирал, чем же ты занимался последние сорок лет?
        — Мы с Сутераем добрались до подножия гор. Шли по ночам, а днем прятались.  — Затравленное выражение Аэрнуиса выдавало пережитый когда-то страх.  — Мы вышли к странному зданию — оно показалось нам заброшенным, и мы решили в нем укрыться. Орки к нему не приближались, так что мы провели там некоторое время. Как вы понимаете, мы нашли гномий форт, и через шесть дней в него вернулись хозяева. Поначалу они собирались убить нас, но, видимо, мы выглядели настолько потрепанными и жалкими, что это остановило занесенные топоры. Любопытство возобладало, и гномы отвели нас в Карак Изрил, где мы и прожили много лет.
        Аэрнуис заметил недоверие на лице Малекита и вздохнул.
        — Мы остались вдвоем, оторванные от родной земли,  — сказал он.  — Мы не знали, есть ли тут эльфы, а если есть, как с ними связаться. И даже когда мы немного изучили язык гномов и те начали нам доверять, мы не могли уйти. Куда бы мы пошли? В пустоши — искать друзей, которых, скорее всего, там нет? Я чувствовал себя так, будто нашел все сокровища мира, но рядом не было никого, с кем можно ими поделиться.
        — Сокровища?  — нагаритский князь отбросил безучастную маску.
        — Вы же видели обстановку их залов, серебряные и золотые украшения, мастерски изготовленное оружие. И это всего лишь крохотная доля таящихся в горах богатств. Я видел ломящиеся от драгоценных камней и металлов сокровищницы в каждом оплоте. Гномы ценят золото превыше всего и собирают его, как белки копят орехи к зиме. И если мы сможем установить торговлю с гномами, мы с вами станем самыми первыми среди князей Ултуана.
        — Я и так стою выше всех князей,  — ответил Малекит.
        — Ваши солдаты так не думают.
        — Что ты имеешь в виду?  — зло переспросил Малекит.
        — Сутерай говорил со многими из них, и ему рассказали, что Бел Шанаар обладает огромной властью. Да, ваше влияние в колониях значительно, но кто может сказать это и про метрополию? Однако если вы сумеете договориться с гномами и выступите в качестве посредника между ними и троном Феникса, то судьба Бел Шанаара окажется в ваших руках.
        — Аландриану следует научиться держать язык за зубами,  — проворчал Малекит.
        — В моем лице вы получите союзника, который готов говорить от вашего лица с королем Снорри,  — продолжил Аэрнуис.  — А без моего вмешательства вам потребуется не менее двадцати лет, чтобы заслужить его доверие, за такое время многое может измениться. Мы оба случайно встретили этот народ, но наши города растут, и все больше эльфов перебираются жить в колонии, так стоит ли ждать, пока с гномами встретится кто-то еще? У нас есть возможность создать нечто, что внесет наши имена в историю, но судьба не будет ждать вечно.
        — Видимо, я ошибся в тебе,  — протянул Малекит, и на лице Аэрнуиса вспыхнула надежда, которая тут же погасла при виде выражения лица нагаритского князя.  — Я решил, что ты трус, а ты, оказывается, торгаш. Я князь Нагарита, воин и командир, а не купец, чтобы заключать сделки и торговаться со всякими ничтожествами.
        — А насколько славной станет армия Нагарита, обладая богатством этих гор?  — с улыбкой спросил Аэрнуис.  — С выкованными гномами копьями в руках и стрелами в колчанах? Вы видели их постройки из камня. Пусть они выглядят грубовато, но благодаря их опыту мы можем строить прекрасные дворцы, в которых будем проводить нашу долгую жизнь, а вздымающиеся к облакам замки будут защищать наше королевство вечно. Нынешние изделия гномов незатейливы, но подумайте, на какие чудеса будет способно их мастерство при руководстве эльфов. Союз с гномами принесет нам не только торговые выгоды, но эру подлинного эльфийского владычества.
        — Не думаю, что они легко выдадут нам свои секреты,  — возразил Малекит.
        — Конечно нет. Но если они вообще с кем-то ими поделятся, то определенно с нами!
        Малекит снова сел и задумался. Он представил легионы Нагарита, марширующие по проложенной среди холмов дороге, по мостам через широкие реки и горные ущелья. Он давно приметил странные механические луки гномов и несколько раз уже прикидывал, чего бы могли достичь эльфы, обладай они таким оружием.
        Только некоторое время спустя он вспомнил, что Аэрнуис все еще в комнате. Малекит поднял взгляд на эатанского князя — пока он рисовал себе картины будущего, того терзали сомнения.
        — Хорошо,  — принял решение Малекит.  — Ты доказал, что можешь быть мне полезен, и пока я оставлю тебя в живых. Теперь иди.
        Аэрнуис поклонился, пытаясь сохранить достоинство, и вышел. Малекит снова взял со стола брошь и оглядел ее, обводя пальцем тонкие узоры. Затем с улыбкой встал, прицепил ее к мантии и послал за Аландрианом.

        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Звери в горах

        Сказанное Аэрнуисом оказалось правдой. Гномы старались не иметь дела с чужеземцами. Но благодаря долгому пребыванию в Караз Изриле и примерному поведению Аэрнуис снискал уважение гномов, которое распространилось и на Малекита.
        Правитель Нагарита отправил часть своей свиты обратно в Атель Торалиен, чтобы в Караз-а-Карак прибыли писцы и дипломаты. Гномы поступили так же: ото всех горных оплотов в столицу были направлены представители, поскольку предстоящие переговоры касались не только столицы, но и всего гномьего королевства.
        Подготовка заняла все лето, и Малекит постоянно отсылал в Ултуан обычные донесения, чтобы не возбудить на родине каких-либо подозрений. Он передавал как можно меньше информации, чтобы оставаться необходимой для переговоров фигурой. Позиции его способствовало то, что единственные эльфы в мире, которые понимали язык гномов, были на его стороне: Аэрнуис, Аландриан и Сутерай.
        За время ожидания Малекит постарался заслужить расположение короля Снорри. Сперва он искал в этом лишь выгоду, но затем неожиданно проникся настоящей симпатией к Верховному королю. Князь проводил в компании короля все больше и больше времени, благо уже неплохо освоил язык гномов.
        — Что в Нагарите лучше всего?  — однажды спросил его Верховный король.
        Они беседовали в приемной возле покоев короля. Малекит сидел на специально изготовленном для него стуле, а король откинулся в глубоком кресле с обивкой из оленей кожи. На низком столике между ними слуга поставил кувшин с элем и большую тарелку с пирогами.
        — Голубое небо,  — не раздумывая, ответил Малекит.  — Холодный воздух и северный ветер так бодрят! Иногда ветер пролетает через сосновые леса, в другой раз завывает над горными вершинами.
        — А что ты думаешь о наших горах?  — продолжал Снорри.  — Они похожи на твои?
        — Они выше гор Нагарита,  — засмеялся Малекит.  — Но я путешествовал только под ними и еще ни разу не ходил по ним.
        — Это плохо!  — провозгласил Снорри и вскочил на ноги.  — Я буду никудышным хозяином, если познакомлю тебя только с красотой моих покоев, но не покажу мои земли. Ты любишь охоту?
        — Очень. В Кольцевых горах я выслеживал и убивал многих опасных зверей.
        — Ты когда-нибудь убивал тролля?  — с энтузиазмом спросил Снорри.  — А скального змея или саблезуба?
        Малекит покачал головой. В Ултуане такие звери не водились, или их называли другими именами.
        — Тогда мы устроим охоту на троллей!  — Бородатое лицо Снорри расплылось в улыбке.

        Через два дня Малекит стоял на продуваемом ветром валуне над глубоким горным ущельем. Он, Аландриан, Верховный король и десятки охранников находились в нескольких милях к северу от Караз-а-Карака. Хотя была уже середина весны, горный воздух оставался ледяным, и охотники кутались в меховые плащи.
        Снорри указал на густой лес по другую сторону ущелья. Стволы невысоких деревьев поражали своей толщиной и сильно походили на гномов.
        — Вутруф,  — произнес король.  — Самое крепкое горное дерево. Этот лес старше Караз-а-Карака, и мы срубаем только пять деревьев в год. Тут обитают странные и опасные звери.
        — Так вот почему мы здесь,  — с улыбкой сказал Малекит.
        — Именно так.
        Верховного короля переполняла энергия, и он первым двинулся вниз по извилистой дороге между скалистыми выступами. Снорри перепрыгивал с камня на камень с удивительной для его веса резвостью. На ходу король выполнял роль гида.
        — Вершина на западе, с пурпурными откосами, называется Караг Казор. В ее огненном чреве Грунгни выковал первый топор для Гримнира.
        Над их головами пролетела стая темных птиц с ярко-красными клювами.
        — Кровавые вороны!  — воскликнул Снорри.  — Хороший знак. Они падальщики. Если они обитают здесь в таком количестве, значит, им есть чем поживиться. И значит, поблизости есть какие-то хищники!
        Снорри рассказывал о всех встреченных минералах и растениях, зверях и птицах. Солнце поднялось к зениту, потеплело, и охотники наконец подошли к опушке леса.
        — Я скоро вернусь, а вы можете пока немного передохнуть,  — сказал Снорри.
        В сопровождении горстки своих воинов король углубился в лес. Оставшиеся гномы расселись на камнях и пнях, вынули из заплечных мешков хлеб и пахучий сыр и приступили к трапезе.
        Малекит не успел проголодаться, поэтому просто наблюдал за гномами. Те вели себя вполне непринужденно, но время от времени бросали быстрые взгляды по сторонам. Князь решил, что они на всякий случай охраняют Верховного короля и от эльфов тоже.
        Снорри вскоре вернулся, на его простоватом лице сияла улыбка.
        — Следы, здоровенные!  — сказал он.  — И насколько я могу судить, свежие.
        Король велел сниматься с места; гномы встретили приказ тихим, незлобным ворчанием. Гномы предпочитали оставаться под землей, и свита Снорри не отличалась в этом отношении от своих соплеменников. Тем не менее они успели привыкнуть к странной любви их короля к открытому небу и свежему воздуху и потакали ему в этой слабости.
        Несколько сотен шагов в лес — и они вышли на след. Малекит опустился на колено. Князь увидел след длиной в локоть и очень широкий. Он немного походил на следы орков или гоблинов, но был крупнее, а отпечатки четырех пальцев заканчивались ямками от изогнутых когтей.
        — Тролль,  — довольно закивал Снорри.  — Тебе повезло. Обычно тролли в это время года уходят на север. Наш либо чересчур глуп, либо гораздо умнее обычного тролля.
        — Почему?  — спросил Малекит.
        — Если он глуп, то не понимает, что летом тут для него станет слишком жарко,  — объяснил король.  — А если он умен, то понял, что другие тролли ушли и ему достанется много добычи.
        — А для нас есть разница?  — поинтересовался Аландриан.
        — И да и нет,  — пожал плечами Снорри.  — Глупого тролля легче поймать, но он будет драться. Умный догадается, что ему угрожает опасность, и попытается убежать.
        Они пошли по следу на северо-восток, все глубже в лес. То тут, то там им встречались обглоданные останки животных и кучи невероятно вонючих экскрементов. По ним Снорри заключил, что тролль близко.
        — Уже полдень, так что, скорее всего, он прячется где-нибудь в тени,  — объяснил Верховный король.  — Недалеко есть несколько пещер. Надо поймать его до наступления ночи, иначе он может уйти отсюда, и мы никогда его не найдем.
        Охотники продолжили идти по следу, и тот действительно привел их к пещерам. Солнце уже начинало клониться к западным склонам гор. Через плотные кроны деревьев иногда проглядывали кусочки неба: оно темнело и затягивалось тучами.
        Короткий горный день подходил к концу, когда Снорри вывел их из леса на высокий утес. Белый склон испещряли темные отверстия.
        — Он в одной из пещер,  — довольно пророкотал Снорри.
        Король сделал знак одному из гномов, и тот подал ему арбалет. Изделие работы лучших мастеров было украшено драгоценными камнями и серебром, а спусковой крючок отделан золотом. Король с размеренной точностью зарядил арбалет, а Малекит вынул из колчана на спине лук и быстро натянул тетиву. Затем достал оперенную черными перьями стрелу и вгляделся в темные отверстия пещер всего в нескольких десятках шагов.
        — И как надо охотиться на тролля?  — спросил он.
        — Мои парни выманят его,  — ответил Снорри.  — Или он выгонит их наружу… В любом случае лучше вывести его на открытое место.
        — И куда надо целиться, чтобы убить его?
        Снорри засмеялся:
        — Это вам не олень или медведь, которых можно убить одним выстрелом. У троллей крохотный мозг, и я видел, как они продолжают сражаться с тремя арбалетными болтами в голове. Сердце укрыто за толстенными ребрами. Лучше всего действует огонь, потому что спаленная плоть не вырастает заново.
        Для наглядности король сунул в руки Малекиту один из болтов и указал на его наконечник. На острие была выцарапана крохотная, переливающаяся нездешним огнем руна.
        — Но чтобы его добить, может понадобиться меч,  — добавил он, забирая болт.
        Тем временем дюжина гномов уже направилась к пещерам с горящими факелами в руках. Князь не чувствовал страха: не родилось еще в этом мире создания, которое было бы ему не по силам. Но сердце забилось в предвкушении, и он видел, что Снорри тоже не терпится встретить добычу.
        Верховный король почувствовал его взгляд и подмигнул эльфу.
        — Весело, да?  — хмыкнул он.
        Гномы с факелами уже вошли в пещеры, и огоньки исчезли в темных ходах. Вскоре послышались крики, из одной пещеры выскочили три гнома. На бегу они оглядывались — не в панике, но чтобы убедиться, что добыча следует за ними.
        Действительно, в дюжине шагов от них бежал тролль.
        Высокий и нескладный, вдвое выше Малекита, с мускулистыми конечностями и огромным вздутым брюхом. На морде выделялись плоский нос и крохотные глаза без малейшего проблеска разума. На его голове и плечах виднелись островки шерсти. Большие рваные уши развевались по бокам, а из широкого разинутого рта торчали сколотые зубы. Длинные руки-лапы заканчивались похожими на дубины кистями с поломанными когтями.
        С визгливым воем тролль вприпрыжку бежал за гномами, иногда опускаясь на четвереньки и принюхиваясь. Снорри сделал первый выстрел. Арбалет громко щелкнул, и в полете острие болта вспыхнуло пламенем. Болт попал в левое плечо тролля и заставил того зарычать.
        Гномы-загонщики разбежались в стороны, а тролль понесся по склону к Малекиту и Верховному королю. Князь сделал вдох и прицелился. Он пробормотал простое заклинание, и наконечник стрелы вспыхнул голубым пламенем. С легким вздохом Малекит отпустил тетиву, стрела пролетела через поляну и впилась в левый глаз тролля.
        Тот с воем покатился по земле, молотя в воздухе руками. Князь повернулся к Снорри — Верховный король снова заряжал арбалет.
        — Не с первого выстрела?  — с улыбкой спросил Малекит.
        — Не считай золото, пока не отобрал у орков,  — проворчал Снорри, не поднимая глаз от арбалета.
        Малекит перевел взгляд на тролля и открыл от удивления рот. Тот уже поднялся на ноги. Из левого глаза торчало оперение стрелы, а пылающий наконечник выходил из его затылка. Зверь повернулся к охотникам и издал злобный рев, а затем с удивительной скоростью бросился к ним.
        — О…  — только и смог выдавить князь.
        Он быстро взял себя в руки и выпустил в приближающееся чудовище еще три стрелы — каждая со вспышкой синего пламени вонзилась троллю в грудь. Тролль рассвирепел еще больше, нагнул голову по-бычьи и ринулся на князя, из-под когтистых ног летели комья земли.
        Снорри выпустил еще один болт, который проткнул над коленом правую ногу чудовища. Тролль споткнулся и упал. Он немного постоял на четвереньках, очумело потряхивая головой, но снова поднялся и бросился в атаку.
        Гномы начали перекрикиваться, и в тролля полетел целый рой арбалетных болтов. Некоторые пролетали мимо, другие достигали цели, но особого урона ему не наносили. Тролль развернулся к ближайшему из них, гному по имени Годри, одному из близких компаньонов короля. По доспеху гнома проскрежетали когти, на землю посыпались окровавленные железные кольца кольчуги, и гном завалился на спину.
        Затем тролль снова повернулся к Малекиту и Снорри — его лицо и руки были забрызганы кровью.
        Снорри еще не успел перезарядить арбалет, а тролль приблизился уже почти вплотную к нему. Малекит выхватил Авануир и прыгнул навстречу зверю. Сверкающий синий клинок одним взмахом рассек ребра чудовища. Тролль не обратил на рану никакого внимания.
        Снорри бросил в морду зверя незаряженный арбалет, выхватил из-за пояса топор и нанес удар. Тут же оба они покатились по склону. Тролль кусался и рвал когтями, Снорри пытался еще раз ударить его топором. Троллю удалось подмять под себя Верховного короля, и он уже открыл пасть, чтобы откусить своей добыче голову.
        Малекит воспользовался моментом и метнул Авануир, направив его полет при помощи магии. Меч завертелся в воздухе, ударил тролля в затылок и снес ему полчерепа, затем развернулся в воздухе и поразил тролля в грудь.
        С последним содроганием огромное безжизненное тело рухнуло на короля гномов.
        Малекит тут же подбежал к королю и с облегчением обнаружил, что тот жив. Эльфийский князь не без труда столкнул труп тролля с придавленного гнома, и Снорри смог подняться на ноги.
        Кровь тролля перепачкала бороду и кольчугу короля, с навершия его шлема свисали окровавленные ошметки. Затянутой в кольчужную перчатку рукой Снорри с омерзением почистился как мог, затем повернулся к Малекиту и принял величественную позу с высоко поднятой головой.
        — Поздравляю,  — торжественно произнес Верховный король.  — Ты только что убил своего первого тролля.

        Дружба между князем и Верховным королем крепла. Дней за двадцать до начала назначенных переговоров до столицы дошли слухи, что к югу от горного озера Черные воды обнаружена большая армия зверолюдей и короли Карак Варна и Жуфбара начали опасаться за безопасность своих оплотов.
        Малекит воодушевился — ведь он провел большую часть лета совершенно без дела в залах Караз-а-Карака. А узнав, что король Снорри планирует военную экспедицию против порождений Хаоса, Малекит пришел в тронный зал и предложил услуги своего отряда. Поначалу Снорри отнесся к его предложению с сомнением.
        — В моем распоряжении вся армия Караз-а-Карака,  — сказал король.  — Зачем мне горстка в пятьдесят воинов?
        — В спокойные времена союзники могут многое узнать друг о друге, но в бою они узнают гораздо больше,  — ответил Малекит.
        — Ты прав,  — кивнул Снорри.  — Тем не менее я бы не хотел, чтобы потомки называли меня «гном, который рисковал жизнью своих друзей».
        — Не бойся за нас, мы рождены воинами. Армия Нагарита лучшая на Ултуане и самая сильная в мире, за исключением, возможно, твоей. Пусть со мной лишь горстка моих солдат, но я хотел бы показать тебе, на что мы способны. Мы можем стать торговыми партнерами, но в наше опасное время гораздо важнее стать товарищами по оружию.
        — Твоими устами глаголет истина,  — с улыбкой согласился Снорри.  — Никто не дерзнет сказать, что я не готов показать эльфам подлинную мощь гномьего топора! Битва демонстрирует смелость и дисциплину. Возможно, настала пора оценить эти качества у эльфов.
        — А мы посмотрим на гномов,  — поддразнил его Малекит.
        — Тоже верно.
        Снорри наградил его задумчивым взглядом. Оба понимали, что, увидев друг друга в битве, каждый сможет лучше оценить возможного союзника, его силу и, если дело пойдет скверно, слабость.

        Поэтому через два дня после аудиенции наггароти выступили вместе с армией Караз-а-Карака. Возглавлял гномов Снорри, и его войско являло собой внушительную силу. С вышки над городскими воротами перед эльфийским князем открывался великолепный вид на широкую горную дорогу и марширующие по ней колонны.
        Каждый гном имел персональное оружие. Кто-то нес топор, другой — молот, у многих за спинами болтались луки или столь любимые гномами арбалеты. На щитах переливались эмблемы и руны разных кланов. Рядом с князем стоял Аэрнуис. Эатанский князь и его компаньон не получили приглашения присоединиться к походу: Малекит решил, что лучше не подрывать готовящуюся демонстрацию военной мощи Нагарита присутствием двух эльфов-соперников.
        Барабанщики выбивали военные ритмы, а трубачи извлекали из своих инструментов низкие, скорбные ноты. Некоторые гномы несли только что выкованное оружие, а другие вооружились наследными реликвиями, с вошедшими в историю названиями.
        Снорри выделялся даже в этой весьма пестрой толпе. Он шагал впереди, его окружало четверо знаменосцев с вытканными из металлической нити знаменами с магическими рунами.
        — Тот, кто идет перед королем, несет хоругвь Верховного короля,  — объяснил Аэрнуис.  — Гном справа держит штандарт клана Снорри, слева — знамя оплота, а четвертый несет личный флаг короля.
        Короля защищал полный доспех. Вырезанные на полированной стали магические руны светились силой. Топор короля выглядел не менее внушительно, три выгравированные руны на клинке несли смерть всем врагам Верховного короля. Обоюдоострый топор светился мистической энергией, а король держал его над головой как перышко. Его взмахом он отправил армию в поход. Золотой боевой шлем Снорри тоже был украшен магическими символами, дарующими отвагу.
        — Шлем короля выкован самой Валайей. По крайней мере, так утверждают гномы,  — сказал Аэрнуис.  — Руны на нем заколдованы: любой, кто глянет на Верховного короля, проникается благоговением; врагам же король кажется жутким кошмаром и наполняет их сердца страхом.
        — Я ничего не чувствую и не вижу никаких кошмарных видений,  — произнес Малекит.
        — Тогда, возможно, вы не друг и не враг.
        Князь строго посмотрел на Аэрнуиса, но не заметил на его лице усмешки.
        — Может быть, я просто слишком далеко стою.
        Рядом со Снорри собирались таны и телохранители, отобранные из лучших воинов. Они носили огромные топоры и молоты и доспехи настолько толстые, что те могли отразить практически любые удары.
        Длинные бороды достойных воинов доставали до лодыжек; чтобы защитить драгоценную растительность, они носили привязанные к косичкам бород слоеные пластинки, так что никакой порез не смог бы повредить их. За проведенное в Караз-а-Караке время Малекит многое узнал о гномах и их бородах и понимал, что гладкие лица эльфов вызывают у них подозрение. «Бороденками» часто называли молодых гномов, а «безбородый» считалось смертельным оскорблением, синонимом бесчестия.
        — И все-таки они похожи на какой-то сброд, а не на настоящее войско,  — заметил князь.
        Гномы выходили из ворот без определенного порядка и ритма, каждый шагал, как ему вздумается. Они посасывали трубки, что-то жевали, болтали и вели себя совсем не по-военному. В их рядах напрочь отсутствовала выправка, к которой Малекит привык, глядя на своих копейщиков.
        Армия гномов выглядела так, будто отправлялась на прогулку, а не навстречу возможной смерти. Малекит заподозрил, что, после того как много лет назад гномы обрели власть над горами, они не сталкивались с серьезным противником и расслабились.
        И пока Малекит размышлял об этом, его посетила еще одна мысль. Отсутствие тревоги, которое он наблюдал в поведении гномов, может свидетельствовать о тайных мотивах похода.
        — Что ты слышал об армии зверолюдей?  — спросил он Аэрнуиса.
        — Только то, что она велика.
        — Очень странно, что Верховный король решил выступить именно сейчас. Может, он хочет запугать меня своей мощью?
        — Все может быть,  — с сомнением протянул Аэрнуис.
        Про себя Малекит рассмеялся мысли, что гномы надеются запугать его таким способом.
        — Когда они увидят наггароти в деле, они поймут, как бесполезны скрытые угрозы,  — произнес он вслух.
        — Уверен, что так и будет, Малекит,  — ответил Аэрнуис. Тон и выражение лица эатанского князя не позволяли судить о его истинном мнении.
        Наиболее впечатляющей частью армии гномов были боевые машины. Гномы шли в бой с огромным их количеством. Небольшие механизмы они несли на спинах: пружинные рогатки, которые стреляли горшками с огнем, и натягиваемые специальным рычагом луки — одним выстрелом они выпускали полдюжины стрел. Машины помощнее везли на особых тележках.
        — Для чего так много машин?  — спросил князь.
        — Каждую делают на заказ лучшие столяры и кузнецы оплота. Они относятся к созданию боевых машин с такой же страстью, какую можно ожидать от ювелира или поэта. В каждую вложено немало труда и выдумки.
        — И каждая машина уникальна?  — Малекит смотрел на вытекающий из ворот бесконечный поток тележек.
        — Да,  — ответил Аэрнуис.  — Как и все производимые гномами вещи, каждая машина имеет собственное имя и записанную в летопись историю, а ее заслуги ценят наравне с подвигами героев.
        — Мне это кажется излишеством. Я бы сказал, что гномы слишком много думают о прошлом и недостаточно вглядываются в будущее. Такой подход станет когда-нибудь причиной их поражения.
        — Нет, они всегда обдумывают свои действия,  — возразил Аэрнуис.  — Хотя да, им не хватает нашего эльфийского порыва.
        — А что это?  — Малекит указал на боевую машину огромных размеров.
        — «Волчье копье»,  — после недолгого раздумья ответил Аэрнуис.  — Если память меня не подводит, «Волчье копье» — первая боевая машина для охраны ворот Караз-а-Карака. Легенда гласит, что, когда первые орды Хаоса начали наступать на оплот, она сразила четырех великанов.
        — А там что за катапульта?  — Малекит указал на машину, за которой следовала нагруженная обтесанными камнями тележка.
        — А, это «Разрушитель врат». Загадочная машина. Я слышал, что она разбила ворота темной цитадели Тагг-а-Дурз. Когда я спросил, кто еще, кроме гномов, умеет строить крепости, все замолчали. Недовольные выражения лиц заставили меня отказаться от дальнейших расспросов.
        — Получается, что у гномов есть враги, о которых мы ничего не знаем?
        — Больше я ни разу не слышал упоминаний об этой крепости,  — ответил Аэрнуис.
        — Ну, скоро мы собственными глазами сможем увидеть наших возможных союзников в деле,  — сказал Малекит.
        Затем он развернулся и, не обращая на эатанского князя внимания, спустился с башни.

        Гномья армия двигалась на север по извивающейся каменистой дороге, она пересекала широкие ущелья по мостам, вздымающимся на сотни футов над бурлящими реками внизу.
        Гномы шагали вперед без устали, ни на что не жалуясь. Ели они прямо на ходу, а когда все-таки разбивали лагерь, каждый гном знал свои обязанности и выполнял их быстро, без указаний командиров.
        Князь отметил, что именно это дает гномам силу: каждый полностью полагается на товарищей. Он ценил наггароти за дисциплину, внимание к своим обязанностям и преданность, но также понимал, что его люди никогда не прославятся исключительным дружелюбием, гостеприимством и любовью к ближнему.

        Король выслал вперед разведчиков, и вечером второго дня они вернулись с сообщением, что видели огни в нескольких милях к северо-востоку.
        Король позволил солдатам отдохнуть ночью, хотя он несколько раз объяснил Малекиту, что это решение вызвано вовсе не тем, что гномы не могут сразу ринуться в битву, а его желанием ночью посовещаться с командирами, чтобы вступить в сражение, имея четкий план.
        Незадолго до рассвета снова выслали разведчиков, и они вернулись, когда армия уже готовилась выступать: костры погасили и припасы грузили в тележки. Дикая орда из нескольких тысяч зверолюдей всех видов и размеров провела ночь в веселье — накануне они разграбили большую пивоварню гномов.
        Новость о нападении была встречена проклятиями и размахиванием многочисленных бород. Гномы посерьезнели, и Малекит нашел такую перемену не только быстрой, но и впечатляющей. Одна мысль о том, что зверолюди напали на их собратьев, наполнила гномов гневом.
        В считаные мгновения зверолюди превратились из досадной помехи в лютого врага, и армия гномов проделала последние приготовления в спешке — гномы буквально рвались в бой, боясь, чтобы зверолюди каким-нибудь образом не ускользнули от возмездия. Смолкли веселые разговоры, и армия исполнилась целеустремленности. Вместо трубок гномы достали точильные камни и натягивали тетиву на арбалетах. Доспехи проверялись по нескольку раз, а таны двигались вдоль своих отрядов, отдавая суровым тоном приказания и напоминая о принесенных клятвах.
        Уверенным шагом войско двинулось на север. Разведчики впереди показывали дорогу — она лежала через глубокое ущелье с густыми зарослями по скалистым склонам. Чем глубже в горы уходило длинное ущелье, тем гуще становились заросли на склонах.
        При приближении к неприятелю колонна гномов перестроилась в боевой порядок: король и его ветераны заняли позицию в середине войска, а вооруженные арбалетами гномы и воины в легких доспехах выдвинулись вперед. Стрелки огнем переместились на фланги, а механики начали готовить свои машины.

        Около полудня ущелье вывело гномов к глубокой котловине, окруженной скалами. Там и расположились зверолюди. Почву устилали разбитые кувшины и раздавленные бочонки с захваченной на пивоварне добычей. На вертелах виднелись обгорелые останки гномов — с них кусками срывали мясо и пожирали его.
        При виде подобной мерзости по войску прокатился ропот.
        Несколько более-менее трезвых зверолюдей заметили выходящую из ущелья армию и с воем побежали прочь. Один подхватил с земли рог и поднес с губам.
        Но не успел он выдуть ни единого звука, как в шею рогатого зверочеловека вонзилась стрела с черным оперением, и он рухнул на землю. Гномы в изумлении обернулись и увидели, как Малекит достает из колчана следующую стрелу.
        Зверолюди начали просыпаться и подниматься на ноги. Они хватали суковатые дубинки, кривые ножи и кое-как сколоченные деревянные щиты.
        Разнообразие зверолюдей решительно не поддавались описанию. У одних были козлиные головы и ноги, длинные спиральные рога антилоп или торчащие изо рта изогнутые клыки. Другие походили на баранов, скорпионов или змей. С тягучими криками и бессмысленным ревом на гномов надвигалась толпа многоглазых и многолапых тварей.
        Тревога разносилась по лагерю, котловина гудела от вскриков, кряхтения, визга и лая. Но ветер доносил до Малекита не только звуки, но и запахи. Князя чуть не вырвало от вони. Эльфы кашляли и сплевывали, и даже гномы морщили носы и прикрывали лица затянутыми в кольчужные перчатки руками.
        По величине зверолюди сильно отличались друг от друга. Некоторые не превосходили в росте гномов, хотя и выглядели не такими кряжистыми,  — тонкие, с перекошенными лицами и короткими рогами. Другие были ростом с эльфов, только шире их в плечах. Некоторые же возвышались над Малекитом вдвое — их мощные грудные клетки венчали бычьи головы.
        Среди зверолюдей нередки были альбиносы и существа с полосатой или пятнистой шкурой. С бугристых подбородков свисали длинные бороды, а черные, красные и зеленые глаза смотрели на приближавшихся гномов со смесью страха и ненависти.
        Топот подкованных железом сапог гномьего войска тонул в криках и вое; зверолюди собирались в группы вокруг своих предводителей и готовились встретить нападение.
        Колонна гномов растянулась в линию по всей ширине котловины. Стрелки с луками и арбалетами заняли фланги, а более крепкие пехотинцы удерживали центр. Боевые машины сняли с тележек и установили на возвышениях для прострела всей котловины, и, как и предполагал Малекит, все приготовления были проделаны лишь благодаря паре выкрикнутых команд, нескольким коротким сигналам горна и барабанов. Сейчас, на пороге битвы, все движения гномов стали гораздо расчетливее, хотя им все же не хватало выверенной тренировками точности и организованности наггароти.
        Малекит расположил своих воинов поближе к страже Верховного короля в надежде, что таким образом Снорри получит наиболее полное представление об их боевом мастерстве. Из-за недостатка солдат для формирования должного построения Малекит выстроил эльфов так: впереди копейщики, а лучники за ними, готовые стрелять поверх их голов. Князь и Аландриан встали в середине переднего ряда.
        — Я не вижу никаких сложностей,  — произнес князь.  — Беспорядочная толпа против боевых машин и луков будет разбита без труда.
        — Какая жалость, ваше высочество,  — ответил Аландриан.
        Как и весь авангард эльфов, он был вооружен копьем и высоким щитом. Шлем лейтенанта закрывал почти все лицо, оставляя открытым только рот, и Малекит не видел его выражения. Энтузиазма в голосе Аландриана он не услышал.
        — Сдается мне, что ты проводишь слишком много времени в разговорах и недостаточно — с клинком в руках,  — отрезал князь.
        Аландриан поджал от злости губы.
        — Я наггароти, ваше высочество!  — заявил он.  — Я рожден воином, и страх мне неведом. Не путайте миролюбивый характер с трусостью.
        Малекит улыбнулся запальчивому ответу; его успокоило сознание, что лейтенант по-прежнему остался тем же яростным бойцом, каким он его знал.

        Между зверолюдьми и гномами еще оставалось некоторое расстояние, когда в бой вступила первая машина. В воздух взлетела куча камней размером примерно с голову гнома. Они упали в самую гущу зверолюдей, сокрушая их черепа и кости.
        Тотчас раздались ликующие крики гномов, которые повторились раз и другой, когда в лагерь зверолюдей полетели новые порции камней и заостренных кусков железа.
        Залпы подвигли орду к действию, и зверолюди помчались на неприятеля. Самые быстроногие вырвались вперед, другие отстали, так что получилось, что на гномов надвигается не единая линия, а отдельные группки. Малекит вздохнул: он понимал, что гномы остановят эту толпу и без его помощи.
        Катапульты продолжали поливать зверолюдей камнями, но теперь к стрельбе присоединились арбалетчики и эльфийские лучники. Под смертельным дождем зверолюди замешкались и повернули обратно.
        Только самые тупые из тварей продолжили атаку, и гномы сосредоточили обстрел на них. Ползущие, скачущие чудовища не знали боли и страха — их вел инстинкт убийства, но очень скоро их покрытые чешуей и шерстью тела были утыканы стрелами и изранены камнями.
        Малекит убрал свой лук в колчан и перевел взгляд на Снорри. Он хотел узнать, намерен ли Верховный король преследовать уцелевших,  — самому князю очень хотелось отдать приказ о погоне, чтобы показать наконец выправку своих воинов. Однако внезапно его остановило давно забытое чувство страха.
        Прозвучал короткий глухой звук горна. Но причиной страха послужил не сам звук, а направление, откуда он раздался. Отзвуки прокатились по всей котловине, но чуткое ухо Малекита уловило, что идет он из-за деревьев на восточном склоне ущелья, по которому армия гномов попала сюда.
        Через миг горн прозвучал снова, но на этот раз ему откликнулись: ветер донес немелодичные звуки труб и грубые крики. При их звуках разбегавшиеся по котловине зверолюди начали останавливаться и разворачиваться, чтобы снова двинуться на гномов.
        Вот теперь Малекит в полной мере оценил дисциплину и собранность гномьей армии. Снорри выкрикивал команды, таны отвечали ему. Машины и отряды арбалетчиков снова накрыли огнем зверолюдей, в то время как королевская стража и еще две трети войска развернулись и начали перестраиваться для битвы в ущелье.
        Малекит пока не понимал, какой боевой план выбрали гномы, поэтому он разделил свой отряд и послал лучников вперед для поддержки атаки на лагерь зверолюдей, а копейщиков развернул лицом к новой угрозе.
        В голове его метались мысли. Как получилось, что их так легко заперли в этой котловине? Неужели у разведчиков не хватило ума изучить окрестности?
        И тут на ум князю пришла более мрачная догадка: возможно, зверолюдей направляет некая умная злобная сила.
        Но времени на размышления уже не осталось, поскольку среди криков и грохота боевых машин прозвучали новые звуки. Тело Малекита ощутило их прежде, чем князь услышал. Земля задрожала, будто где-то рядом был мощный водопад.
        Он еще ничего не видел сквозь густые сосновые заросли, но наконец определил источник нарастающей дрожи — это был топот нескольких тысяч ног.
        Его внимание привлекло темное пятно в воздухе, и когда князь вскинул голову, то увидел летящий на гномов валун. Камень ударился о землю и покатился по рядам, оставляя за собой раздавленные тела.
        Сперва Малекит подумал, что одна из боевых машин выстрелила по своим, либо зверолюди научились обращаться с катапультами — ведь он видел в свое время грубые подобия боевых машин у орков. Однако тут же его внимание привлекло движение на восточном краю котловины, и он увидел там огромную фигуру. Рост пришельца превосходил эльфийский по меньшей мере раз в десять. Обнаженное тело прикрывали потрепанные, окровавленные овечьи шкуры.
        На глазах Малекита великан наклонился и поднял еще один валун, затем метнул его через вершины деревьев в армию внизу.
        Из рощи в западной части котловины выбегали сотни зверолюдей. С воинственными криками они швыряли камни и палки. Они выскочили из-под прикрытия деревьев совсем рядом с батареей боевых машин, так что их расчетам пришлось защищать себя. Но против такого количества нападавших долго они продержаться не смогли, и вскоре орда зверолюдей ринулась на главные силы гномов.
        Гномы перестроились, чтобы встретить атакующих. Когда расстояние между армиями сократилось, гномы начали кидать во врагов метательные топоры, а те в ответ неумело бросали копья. Зверолюди падали, как колосья под серпом, потери среди затянутых в прочные доспехи гномов были незначительны.
        Но волны извращенных Хаосом созданий шли и шли — и казалось, нет им конца.
        Армии столкнулись в раздирающем уши грохоте, и началась яростная схватка по всей передовой линии. Гномы держались твердо и рубили врагов без устали, но на место убитых тварей немедленно вставали новые. Зверолюди напирали, и Снорри послал на подмогу часть своей охраны.
        Малекит не забывал, что первые звуки горна прозвучали на восточном склоне котловины. Он оглянулся и заметил, что Верховный король совещается с танами. Видя, что усилия гномов сосредоточены на западе, Малекит решил, что лучший способ привлечь внимание к опасности на восточном склоне — это действовать.
        — Наггароти, за мной!  — прокричал он и выхватил меч. Копейщики, как один, подняли щиты в знак внимания.  — Наступаем!
        Малекит повел своих солдат назад, к горловине ущелья. По следующей его команде отряд перешел на бег, далеко оторвавшись от фланга армии гномов. Сзади тут же раздались их гневные крики, но Малекит не обратил на них внимания. Он рассудил, что гномы решили, будто их будущие союзники убегают. Из небольшой рощи, оказавшейся на их пути, доносилось рычание и вой, и князь приказал отряду остановиться: ему вспомнился рассказ Аэрнуиса о встрече с гоблинами.
        И действительно, из-за деревьев появилось несколько дюжин волков со всадниками на спинах. Волки эти выглядели крупнее своих собратьев, с темной шерстью, красными глазами и бешеной пеной, капающей из пасти. Вооружение гоблинов состояло из копий и небольших круглых щитов. Многие на скаку стреляли из коротких луков.
        Наггароти подняли щиты на уровень голов — и кривоватые стрелы безвредно защелкали по ним: гоблинскому оружию не хватало силы настоящего эльфийского лука. Когда же первые гоблины достигли эльфов, скакавшие сзади продолжали стрелять, и их ничуть не заботило, что они могут попасть в своих.
        — Поднять копья!  — прокричал Малекит.
        Наггароти опустили щиты, как раз когда первый из волков прыгнул в атаку; его насадили на копье, а наездник с визгом вылетел из седла. Еще один эльф сделал выпад, и его копье вошло в горло гоблину. Одним поворотом кисти воин освободил оружие и вернулся в исходную позицию.
        Некоторые волки попытались перепрыгнуть через переднюю линию и оказаться в середине отряда, но стена поднявшихся копий воспрепятствовала этому.
        Другие нападавшие действовали более осторожно. В последний момент они развернулись и попытались отрубить наконечники у копий, но наггароти сделали стремительный бросок вперед, значительно проредив ряды гоблинов.
        Наездники на волках носились взад-вперед; когда им казалось, что эльфы чуть ослабили бдительность, они бросались в атаку, но ни копье в зеленых руках, ни волчья пасть не коснулись ни одного из наггароти. Но хотя их атаки не наносили никакого урона эльфам, Малекит увидел, что из рощи идет пешее подкрепление гоблинам и скоро его маленький отряд окажется полностью окружен.
        Князь оскалился, потянулся к потокам магии и впитал их в себя. Он чувствовал, как кружится внутри сила, мурашками бегает под кожей и бурлит в венах. При помощи заклинания он слепил непослушную магию, и в его левой руке засверкало золотое копье. С проклятием Малекит метнул его в волков. Магическое копье пронзило троих зверей и взорвалось дождем золотого пламени. В панике волки с визгом и тявканьем бросились наутек, причем трусливые наездники не только не пытались их остановить, но даже подгоняли.
        Наггароти развернулись и растянулись в полукруг, чтобы не оставлять фланги открытыми для врага. Их спины защищали почти отвесные стены ущелья. С шипением гоблины отказались от прямого нападения и пока рассматривали мертвых сородичей и волков — их трупы грудами лежали вокруг эльфийского отряда.
        — Кажется, они передумали,  — рассмеялся рядом с князем Аландриан.
        Малекит не спускал с гоблинов глаз, а подкрепление все прибывало. Вскоре их окружало уже несколько сотен злобных коротышек; они кривлялись и выкрикивали оскорбления, но не подходили даже на расстояние броска копья.
        Что-то огромное продиралось сквозь деревья позади гоблинов так, что ломались ветки и трещали стволы.
        С ревом на поляну вышел великан,  — вероятно, ему надоело кидать камни сверху, и он спустился в ущелье. В правой руке он держал бревно с воткнутыми в него обломками доспехов, топоров, клинков и изогнутых остатков щитов. Воодушевленные появлением гиганта, гоблины начали ближе подбегать к эльфам, при этом они подбадривали себя криками и колотили оружием по щитам.
        Малекит уловил внезапный свист ветра. Повернувшись, он заметил, как над головами армии гномов летит огромное железное копье. К облегчению Малекита, это механики «Волчьего копья» установили его на холме и выбрали подходящую цель.
        Он проследил за снарядом и увидел, как копье ударило великана в грудь. Оно пронзило грудную клетку и вышло меж лопаток. С предсмертным бульканьем великан проковылял еще два шага и рухнул на землю, подмяв под себя дюжину гоблинов. Перепуганные зеленокожие испустили крик отчаяния и в панике заметались.
        — Убить их!  — приказал Малекит и бегом ринулся вперед.
        Наггароти не потребовалось дальнейших приказаний, и они что есть мочи ринулись на врага.
        Как замирающие от ужаса кролики, гоблины несколько мгновений стояли неподвижно. Потом с жалкими визгами они развернулись и побежали к роще.
        Несмотря на развитую от ужаса скорость, короткие ноги гоблинов несли их гораздо медленнее, чем эльфов, так что Малекит догнал добычу без труда. Меч в его руке взмахивал во все стороны, снося головы и разрубая спины. Вскоре наггароти догнали основную толпу — и началась резня.
        Князь чувствовал, как его охватывает подогреваемая Кхаином лихорадка, и продолжал кружиться в смертельном танце, его не заботила ни ядовитая кровь на губах, ни кровавые ошметки на золотом доспехе.
        Нагаритских воинов переполняла жажда крови, ведь они провели много дней в оплоте гномов без дела. Во все стороны разлетались головы и конечности, а наггароти не остановились, пока не убили последнего врага.
        Лишь тогда, когда перед ними не осталось ничего, кроме растоптанных внутренностей и окровавленных трупов, они опустили мечи и копья и полной грудью втягивали воздух, но не от усталости, а от чувства глубокого удовлетворения.
        Малекит лишь теперь ощутил на лице вонючую гоблинскую кровь, обтер рот и огляделся вокруг. Гномы все еще бились со зверолюдьми. Малекит видел колышущиеся над схваткой четыре штандарта Верховного короля и выбрал такое направление атаки, чтобы встретиться в центре битвы со Снорри.
        Теперь, когда резня гоблинов их немного успокоила, наггароти наступали более медленно, методично истребляя попадавшихся на пути зверолюдей. Самые крупные яростно сражались на передней линии, а твари помельче и потрусливее жались сзади, чтобы не попасться под руку эльфов. Многие разбегались, хотя некоторые не видели опасности до последнего момента. Их жизнь заканчивалась на острие копья или клинке Авануира.
        Но тут внезапно что-то отвлекло внимание Малекита. В потоках магии вокруг себя он ощутил легкое смещение.
        Князь остановился, подал знак своим воинам продолжать наступление и сосредоточился на загадочной силе. Малекит двинулся по следу, позволив магии направлять себя, и его взгляд остановился на одном из зверолюдей.
        Его светло-зеленую шкуру покрывали странные, похожие на мох наросты и клочья шерсти, на чудовище был рваный плащ из похожей на гномью кожи. Зверь горбился, из его спины торчала сжимающаяся и разжимающаяся рука. Рогатую голову покрывал капюшон из грубой, перемазанной в высохшей желчи ткани. В узловатом кулаке он сжимал длинную деревянную палку с примотанными к ней светящимися осколками камня. Эти осколки и обжигали волшебное зрение Малекита злобной, темной магией.
        Шаман поднял свой посох и наставил светящийся конец на эльфов. Малекит слишком поздно понял, что происходит.
        Князь попытался вернуть высасываемую шаманом энергию, но не смог остановить заклинание. Из посоха вырвался черный рой мух. С оглушительным жужжанием, которое заглушало все остальные звуки, они поднялись над войском зверолюдей и полетели в сторону наггароти.
        Облако мух с раздирающим уши жужжанием опустилось на эльфов. Каждая муха несла с собой разложение. Доспехи начали покрываться ржавчиной, а древки копий — плесенью. Малекит увидел, как один из наггароти прихлопнул муху щитом, но через мгновение щит раскололся и рассыпался оранжевой пылью. Пластины доспехов трескались, кожа рвалась, а крепления кольчуг превращались в ржавую труху.
        И вдруг, как при глубоком вдохе, темная магия исчезла. Будто свежий ветер развеял густой дым, какое-то новое течение изменило поток энергии и рассеяло его. Мухи растворились настолько быстро, чтонаггароти остались махать ржавыми перчатками и обломанными древками в пустом воздухе. Ветер становился сильнее и постепенно перерос в вихрь, будто на морском дне открылась огромная воронка и поглотила всю воду.
        Внимание князя привлек слепящий свет, и через головы сражающихся зверолюдей он разглядел стоявшего рядом с королем гнома с металлическим шаром в руках. Из выгравированных на сфере рун исходил белый свет, и в него втягивались магические ветры.
        В эфире образовалось противоположно направленное течение — это шаман пытался сражаться с силой шара гномов. Но что-то пошло не так. Малекит чувствовал, как магия становится колючей и опасной, будто домашний зверь внезапно разъярился и оскалил острые как бритва клыки.
        На мгновение князю показалось, что он углядел что-то краем глаза: тень тени, похожую на демона. Она появилась над шаманом и засунула в него прозрачную руку. Но тут видение пропало, и Малекит решил, что ему все почудилось.
        В мощном выплеске магической энергии, который разметал зверолюдей и гномов на много ярдов вокруг, шаман взорвался. Земля под его трупом треснула, а воздух зазвенел от невидимой силы. Малекит почувствовал, как магическое поле ударило его наподобие штормовой волны, но сжал зубы и позволил энергии прокатиться мимо.
        Магический меч и выкованный Ваулом доспех Малекита ужасающее заклинание не затронуло, но его воины оказались в плачевном состоянии. Некоторые не могли скинуть севшие от ржавчины доспехи и катались по земле, чтобы избавиться от них. Многих покрывали нарывы и язвы от укусов демонических мух. Большинство оказалось безоружными, в том числе и Аландриан; и Малекит не видел другого выхода, кроме отступления, как бы такой выбор ни ранил его гордость. Но не успел он отдать команду, как перед ними возник новый враг.

        Раздался раскат грома, и над поляной неестественно быстро начали собираться грозовые тучи. По темному небу пробежала молния и рассыпалась в ослепляющих стрелах. Над поляной завывал ветер; деревья гнулись, в воздух поднимались пыль и капли крови.
        Падали вырванные с корнем сосны. Из рощи на восточном краю ущелья появилось ужасающее чудовище. Оно походило на дракона, хотя было меньше размером, с покрытыми чешуей ногами, телом и хвостом. Чешуя его отсвечивала багровым, а когти поражали угольно-черным цветом. Вместо шеи и головы дракона возвышался покрытый красной кожей торс, широкие плечи с шипастыми наплечниками и крупная голова. Ее венчала пара загнутых рогов, а крохотный плоский рот был полон крупных клыков.
        В руках монстр держал пару одинаковых огромнейших мечей. По клинкам их клубились сгустки энергии, а гарды и рукояти были сделаны из позвоночников и украшены навершиями-черепами. Широкие глаза чудовищного кентавра мерцали грозовой энергией.
        — Шаггот!  — закричал один из наггароти, и князь понял, что он прав.
        В легендах говорилось о подобных созданиях, но Малекит считал их мифами еще доэльфийских времен, даже до прихода Древних и изгнания злых богов. Двоюродные братья драконов будто бы правили миром до прихода богов. Шагготы продали души Хаосу задолго до восстания темных богов и их попытки завоевать мир. Если верить драконам, то они воевали с шагготами веки вечные, пока наконец не загнали их в небытие.
        Но с приходом Хаоса шагготы выползли из своих логовищ, и вот сейчас одно из этих гигантских созданий устремляло на князя свой смертоносный взгляд. Из тучи ударила молния и растеклась по груди шаггота. Она не причинила ему никакого вреда,  — наоборот, по шкуре его пробежала волна энергии.
        — Наши союзники смотрят на нас!  — воскликнул Малекит. Некоторые эльфы в ужасе попятились от чудовища.  — Не выказывайте страха! Бейтесь без сомнений! Убивайте во имя Нагарита!
        Все еще сверкающей молнией шаггот прыгнул вперед и схватил передней лапой одного из эльфов. Ржавый доспех и кости затрещали от его хватки. Удар меча перерубил пополам еще троих воинов. Остальные наггароти сомкнули ряды и бросились в атаку — в их ушах еще звенел призыв Малекита,  — но даже те, чье оружие осталось неповрежденным мухами, не нашли в его шкуре и чешуе ни одного уязвимого места.
        С оглушающим рыком шаггот отбросил останки сжатого в лапе эльфа в атакующий его отряд, сбив с ног еще несколько солдат. Мечи доисторического чудовища светились энергией, и оно размахивало ими с жестоким азартом.
        Малекит призвал оставшиеся после заклинания шамана крохи магической энергии и поспешил на помощь своим воинам. В завитках голубого волшебного огня Авануир уставился в брюхо шаггота.
        Монстр взметнулся со злобным ревом, и князю пришлось отскочить, чтобы избежать нацеленных в горло когтей. Малекит поднырнул под замах гигантского меча, затем перехватил Авануир обеими руками и ударил чудовище по ногам. Однако даже зачарованный клинок Авануир лишь слегка поцарапал бронированную шкуру.
        Магическое чутье вовремя предупредило эльфа, и он снова попытался увернуться от меча, но шаггот ухватил его за плечо и швырнул вверх. Малекит, упав, сильно ударился о землю и никак не мог перевести дыхание, чтобы подняться. С неожиданной быстротой шаггот схватил его снова и поднял в воздух. Правая рука монстра замахнулась для смертельного удара — по его мечу метались завитки энергии.
        С беззвучным криком Малекит глубоко вонзил Авануир в бедро шаггота, отчего тот дернулся и упал на землю. Князь поднырнул под громоздкое туловище и там встал, поводя кончиком Авануира по более мягкой коже живота. Из раны закапала густая темная кровь, и шаггот начал пятиться, чтобы не прикрывать врага своим телом. Малекит перекатился между скребущими по земле лапами, уклонился от меча — тот оставил глубокую трещину в земле — и воткнул Авануир шагготу в основание хвоста.
        Для любого другого врага такая рана оказалась бы крайне серьезной, но шаггота она не остановила. Малекит подкатился под следующий замах и едва успел вскинуть Авануир, чтобы отразить удар, хотя отдача вырвала меч у него из рук.
        Невредимый, князь поднялся на ноги лицом к лицу с чудовищем и вызывающе взглянул ему в глаза. В чернильных зрачках проглядывал разум. Другие наггароти кололи и рубили шаггота мечами и кинжалами, пытаясь отвлечь его внимание от князя. Монстр быстро развернулся и отбросил их ударом хвоста. Малекит остался где стоял, его сжатые кулаки горели магическим огнем.
        Шаггот навис над князем Нагарита и высоко занес над головой оба меча. Из призванных им грозовых туч снова ударила молния — точно в острия древнего оружия. Монстр скрестил мечи перед собой в насмешливом салюте, его губы изогнула злобная ухмылка.
        Первый удар пришелся Малекиту в грудь — взрыв электрической энергии подбросил его в воздух. Искры отлетали от магического доспеха князя, когда, пролетев дюжину футов, он с грохотом рухнул на каменистую почву. Спину пронзила боль, и он понял, что несколько ребер сломано, но гордость не позволила ему умирать, лежа на спине.
        Со стоном он поднялся на ноги.
        — Я сын Аэнариона.  — Князь сплюнул кровь под ноги шагготу.  — Мой отец убил четырех величайших демонов, посланных темными богами. От его клинка гибли целые армии. Мир трепетал от его поступи. И все запомнят меня, как сейчас помнят его.
        Шаггот опустил левый меч, и Малекит поднял руку, чтобы защититься. Зачарованное золото доспеха вспыхнуло и завизжало от удара. Улыбка на губах шаггота померкла, он нахмурился от злости и разочарования. Следующий удар мог бы выкорчевать деревья и разбить камни, но князь всего лишь отлетел назад со сломанной рукой и порезом на лице. Он сплюнул кровь и снова встал на ноги.
        — Твое время давно прошло,  — поддразнил он монстра.  — Теперь наше время. Возвращайся в свою нору и молись своим грязным богам, чтобы мы тебя не нашли.
        С злобным ревом шаггот рубанул наугад, и это позволило Малекиту легко уклониться. Князь поднырнул под клинок, затем высоко подпрыгнул — ему помогали гнев и магия — и ударил шаггота в лицо светящимся кулаком. Тот отшатнулся на несколько шагов, встряхивая головой.
        Малекит приземлился на ноги и приготовился ударить снова, но тут шаггот издал громкий вопль боли. Он развернулся, и князь увидел, что хвост шаггота наполовину перерублен. Где-то за спиной чудовища полыхнула вспышка, и в фонтане густой крови в воздух взлетела передняя лапа.
        Малекит пригнулся, чтобы разглядеть под животом шаггота, что происходит, и увидел Верховного короля с полыхающим рунами топором в руке. Каждый удар разрубал шкуру и кости без усилий, отчего шаггот, как пьяный, качался из стороны в сторону.
        Малекита охватило упрямство: он не позволит Снорри перещеголять себя, и он прыгнул к лежащему неподалеку Авануиру. Хотя левая рука князя висела плетью, Малекит ринулся вперед и вскочил на спину шаггота. Тот брыкался и вертелся, а эльф пробежал по костистому хребту до головы. Сжав зубы от боли, он уперся ногой в плечо чудовища.
        С торжествующим криком он опустил Авануир на шею монстра. Меч глубоко вонзился в мускулистую плоть. Еще три раза опускался волшебный клинок, и наконец шаггот дернулся в предсмертной судороге и рухнул на землю. Последним усилием Малекит отсек голову и швырнул ее к ногам Снорри. Короля гномов с ног до головы покрыла кровь чудовища. Безжизненное тело шаггота распласталось по земле, отчего Малекит полетел в смешанную с кровью грязь рядом со Снорри.
        Верховный король блестящими сквозь забрало глазами оглядел Малекита. Затем сделал любопытный жест, который Малекит не раз наблюдал у гномов,  — поднял в знак одобрения большой палец.
        — Я думаю, этот трофей мы можем поделить,  — со щедростью заявил Малекит.
        И только тогда позволил себе расслабиться и потерял сознание.

        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Скрепленный союз

        Когда шаггот пал, у зверолюдей мигом пропала охота драться и они дали деру. Ни гномы, ни эльфы были не в силах отправляться в погоню.
        Возвращение в Караз-а-Карак было медленным и грустным. У Малекита болело все тело, спина и рука вспыхивали болью при каждом шаге. Гномы предложили ему место на тележке, но Малекит отказался от подобного позора. Пусть с трудом, но он шагал рядом с гномами, изо всех сил скрывая боль.
        Он гордился тем, что те из его воинов, кто еще мог стоять, последовали его примеру, хотя семеро эльфов получили настолько тяжелые ранения, что князь разрешил их везти. Тела еще девятнадцати с почестями несли вместе с телами поверженных гномов.

        В Караз-а-Караке армию встретили восторженно. При проходе сквозь городские ворота гномы выкрикивали имя короля Снорри. Эльфов встречали с неменьшим энтузиазмом.
        В ту же ночь Верховный король устроил пир и обрушил на своих воинов и эльфов целую лавину угощений и эля. Он оказал Малекиту честь, усадил его по правую руку и поднес князю королевский кубок. Произносилось много тостов, и в этот раз речь Малекита была гораздо более лестной для гномов, нежели в Карак Кадрине. Он поблагодарил их за гостеприимство и превознес их храбрость. Князь поклялся в вечной дружбе гномьему народу и связал себя клятвой братства с Верховным королем.
        Что бы ни принесли предстоящие переговоры и грядущие торговые договоры, Малекит знал, что он останется союзником Снорри, и даже более того — что он рад такому повороту. И не только ради выгод, которые принесет такое положение, но и потому, что он искренне восхищен правителем гномов.

        На следующий после церемонии день Малекит вызвал Аландриана. Князь поручил ему некое секретное задание. Лейтенант выслушал приказ без возражений и вышел в поисках Аэрнуиса. Эатанского князя он обнаружил на одной из верхних галерей.
        — Нам следует обсудить кое-что очень важное,  — заговорщицким тоном произнес Аландриан.  — Пойдемте со мной.
        Аэрнуис последовал за ним без дальнейших расспросов. Наггароти вывел его из оплота через одни из малых ворот, и они зашагали по обдуваемому ветром горному склону.
        — Куда мы идем?  — наконец спросил Аэрнуис, когда Аландриан начал подниматься по винтовой лестнице, что вела к обрыву.
        — Нас не должен никто подслушать или увидеть,  — ответил Аландриан.
        Без лишних слов они поднялись по ступенькам и остановились у самого обрыва. В глубоком ущелье у них под ногами бурлила быстрая речка, срываясь с уступа. В воздухе висели мириады брызг, а шум водопада заглушал все остальные звуки.
        — Так что ты хотел мне сказать?  — спросил Аэрнуис.
        — Мне поручено передать тебе послание от князя Малекита.
        — Какое?
        Быстрее нападающей змеи Аландриан шагнул за спину эатанского князя, выхватил из-за пояса кривой нож и вонзил ему в спину. Аэрнуис дернулся и упал на колени.
        — Ты больше не нужен ему,  — прошипел на ухо жертвы Аландриан.  — Малекит заслужил полное доверие Верховного короля, но твоих оскорблений он не забыл. Он никогда не славился отходчивостью.
        Аэрнуис извивался и плакал, но хватка Аландриана не ослабевала.
        — Мой князь не может оставить тебя в живых,  — объяснил наггароти.  — Он позволил бы свету своего величия освещать твою жизнь, но делить с тобой власть не желает.
        Аландриан легко избавился от цепляющихся за него пальцев. Без тени удовольствия или сожаления на лице полоснул ножом по горлу Аэрнуиса и столкнул с обрыва. Затем сделал шаг к краю и проследил, как тело, кувыркаясь, упало в воду, тут же смывшую кровавые следы. Аландриан бросил нож следом за телом и повернулся к ступеням. Теперь его занимало, где найти Сутерая.

        Через пятнадцать дней приемный зал короля Снорри заполнила толпа гномов и эльфов. Верховный король сидел на троне и с усмешкой наблюдал за происходящим. Малекит стоял по его правую руку.
        — Жаль, что двое твоих соплеменников не видят завершения своих трудов,  — заметил Снорри.
        — Очень жаль,  — без запинки согласился Малекит.  — Не могу понять, что им взбрело в голову, чтобы отправиться за пределы города без охраны.
        — Я тоже.
        Малекит не почувствовал в его тоне обвинения, хотя, быть может, далекое от совершенства знание языка гномов помешало ему уловить какие-то нюансы.
        — Я рад, что их исчезновение не повредило переговорам,  — гладко продолжил князь.  — Хорошо, что их внезапный отъезд не посеял между нами безосновательных подозрений. Такое происшествие могло уничтожить несколько месяцев тщательной подготовки.
        — А ты думаешь, что есть повод для подозрений?  — Снорри вопросительно посмотрел на князя.
        — Нет, но я могу предположить, что не все разделяют мое мнение. Не думаю, что тут таится какой-то заговор. Просто князь Аэрнуис провел так много времени в изоляции, что, возможно, нервы его расшатались.
        — Как бы там ни было, но, скорее всего, он уже стал пищей троллей.  — Снорри повернулся к толпе под помостом.  — Или хуже.
        — Печальный конец для ултуанского князя,  — вздохнул Малекит.
        Оба немного помолчали, вслушиваясь в шум зала. Вскоре князь решил нарушить молчание.
        — Пожалуй, нам стоит присоединиться к нашим делегациям и познакомить их,  — предложил он.
        — Да, нечего тянуть пони за хвост,  — согласился Снорри и поднялся с трона.

        Переговоры между эльфами и гномами тянулись больше года, было подписано много соглашений и принесено много клятв.
        У Малекита тем временем зажили полученные в битве со зверолюдьми раны. Теперь князь проводил время в разъездах между Атель Торалиеном и Караз-а-Караком и подарил эльфам немало побед над порождениями Хаоса. В качестве признания его заслуг Бел Шанаар прислал князю богатый подарок — белого дракона с гор Каледора. Подобно отцу, Малекит возглавлял теперь свою армию, сидя на спине могучего зверя, и ни один враг не мог устоять против него. Много раз за последующие столетия князь Нагарита выходил на войну бок о бок с Верховным королем, и их дружба стала символом единства между гномами и эльфами.

        Союз с гномами принес эльфам начало золотого века: их колонии возникали по всему миру, а богатства стекались в их сокровищницы. Их корабли плавали везде, куда хотели попасть эльфы, а города поднимались в самых отдаленных уголках земли.
        Вместе с колониями росли и города Ултуана, так что теперь даже самый захудалый князь обитал в роскошном замке. Владения эльфов простирались до гор, а в горах властвовали гномы — их империя тоже процветала благодаря союзу с эльфами.
        И только далеко на севере оставались земли, свободные от эльфийского влияния. Это были выжженные Пустоши Хаоса. Гномы предупреждали, что там нечего искать, кроме смерти и страданий.
        Именно там королевство Хаоса соприкасалось с этим миром; там сбилась с привычного русла магическая энергия, извращая и портя землю.
        И хотя дракон князя погиб от руки великана, когда наггароти сражались с ордой орков, Элтин Арван был полностью завоеван Малекитом. Поэтому князь решил заняться северными землями и первым вступил в холодное королевство Пустошей Хаоса.

        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Конец золотого века

        Именно там, в горьком холоде северных земель, Малекит впервые встретился с людьми. Некоторые из их племен оказались совсем дикими, а другие убегали при первом взгляде на армию эльфов и гномов либо выходили из пещер и примитивных хижин, чтобы вступить в безнадежную битву с эльфами. Поначалу Малекит принимал их за один из видов зверолюдей.
        Но вот однажды, когда Снорри и Малекит вели свою армию через горы, им навстречу вышло несколько людей. Они несли в виде подарков гостям хлеб и жареное мясо. Они приблизились к Малекиту и Снорри без страха и что-то бормотали на своем маловразумительном языке.
        Верховный король принял протянутый ему хлеб и одарил вождя людей золотым браслетом, сняв его со своего запястья. Человек взял браслет и поднял, любуясь блеском. На его грязном бородатом лице проступила улыбка. Вождь жестом пригласил правителей следовать за ним и шаркающей походкой направился к пещерам.
        Снорри разобрало обычное для гномов любопытство, и он последовал за вождем. Эльфийский князь пошел следом; жестом он приказал своим воинам оставаться готовыми к любым неожиданностям. Вход в самую большую пещеру был занавешен звериными шкурами. Из глубины пещеры тянулся дым.
        Поднырнув под свисающие шкуры, Малекит оказался в просторной пещере с высоким сводом.
        Внутри сбились в кучу около дюжины женщин и детей. Старшие женщины присматривали за очагом, на котором жарилась оленья туша. Люди смотрели на пришельцев вполне осмысленно, и князю пришлось признать, что они совсем не походят на орков или зверолюдей.
        Снорри потянул Малекита за рукав и указал на стену пещеры. Ее украшало множество рисунков — они изображали различные жизненные сцены вперемешку с непонятными символами. Верховный король указал князю на изображение небольшой круглой фигурки с топором в руках. Голову изображенного гнома венчала пышная рыжая шевелюра, длинная рыжая борода развевалась, и он сражался с похожими на демонов существами с рогами и длинными когтями.
        — Гримнир,  — с улыбкой произнес Снорри, и Малекит кивнул.
        Нарисованное на стене существо определенно походило на бога-предка гномов с изукрашенным рунами топором, отправившегося в королевство Хаоса. Гримнир совершал свои подвиги более тысячи лет назад, но живопись на стенах пещеры выглядела совсем свежей. Неужели люди передавали из поколения в поколение то, что видели много столетий назад? Такое невозможно, если не обладать острым умом и любознательностью.
        Снорри и Малекит покинули стоянку людей, при помощи знаков и жестов пообещав вернуться. По дороге они углубились в спор о будущем людей.
        — Они дети Древних, как и мы с вами,  — сказал Верховный король.  — Они не создания Хаоса или тьмы, хотя их разум еще очень примитивен, а культура отсутствует.
        — Еще?  — переспросил Малекит.
        — Конечно. Без какой-либо помощи они сумели пережить падение Древних и приход темных богов. После некоторого обучения с нашей стороны они станут полезны.
        — И зачем нам их учить?  — засмеялся князь.  — Ты хочешь получить смышленых работников или у тебя какая-то иная цель?
        — Я научу их языку и письму,  — искренне ответил Снорри.  — Пусть даже не языку гномов, но такому, который мы сможем понимать. Они появились тут не просто так, я это нутром чую. Наша обязанность защитить их от опасностей этого мира и убедиться, что у них есть все необходимое.
        — Но кто мы такие, чтобы судить, чему быть, а чему нет?  — возразил Малекит.  — До сих пор они выживали благодаря собственному разуму, и будет правильнее не трогать их. Мы не знаем воли богов и Древних, и хотя я согласен, что их существование имеет цель, нам она неизвестна. Так следует ли нам вмешиваться? Не лучше ли позволить всему идти своим чередом?
        — Хм, в твоих словах есть доля правды,  — протянул Снорри.  — Кстати, тебе не кажется странным, что они живут именно здесь, близ Пустошей Хаоса? Я знаю от сородичей, что в горах и ледяных пустынях много таких племен. Так, может быть, люди и станут защитой от армии темных богов?
        — Я бы предпочел видеть в них туповатых друзей, а не умных врагов,  — согласился Малекит.  — Что, если они используют полученные знания против нас? С каменными топорами и кремневыми наконечниками копий они нам не опасны. Но что случится, если научить людей обрабатывать металл. В один прекрасный день не позавидуют ли они нашей власти?
        — Мы многого не знаем,  — согласился Снорри.  — И не стоит решать такие вопросы за один день.
        В итоге правители решили, что подождут и понаблюдают за людьми. Они видели в них надежду, но также и то, что могла бы использовать в своих целях тьма. Эльфы и гномы будут слегка направлять своих диких соседей, но в целом оставят будущее на их, людей, собственное усмотрение.

        Время шло, и Малекит был доволен. Ему хватало войн и приключений, и он редко возвращался в Атель Торалиен, предпочитая походы по диким землям.
        Пусть Бел Шанаар правит скучным Ултуаном, говорил себе Малекит. Пусть Король-Феникс проводит свои дни в разговорах с изнеженными князьями. Правителя Нагарита влечет совсем другое.
        Но внезапно все изменилось.

        Двенадцать сотен лет колонии росли и расширялись, и Малекиту не было равных, за исключением разве что правителя Караз-а-Карака. И тут пришло известие, что Бел Шанаар, разбогатевший сверх всякой меры на торговле, хочет приехать в столицу гномов и встретиться со своим союзником, Верховным королем.
        — Зачем он едет сюда?  — спрашивал Малекит Аландриана. Князь только что получил от Морати письмо с предупреждением о намерениях Бел Шанаара.
        Они с лейтенантом сидели в просторном зале зимнего княжеского дворца. Малекит возвращался сюда во время сезона льда, когда приходилось сворачивать походы. В сооруженном гномами камине горел огонь, и эльфы в теплых шерстяных робах полулежали на мягких диванах.
        — Мне неизвестны его намерения, ваше высочество,  — ответил Аландриан.
        — Не прикидывайся,  — отрезал Малекит.  — Как ты думаешь, что он затеял? Моя мать считает, что в Ултуане власть Короля-Феникса ослабла и он хочет повысить свою популярность.
        — Вашей матери легче судить о положении в Ултуане, ваше высочество.  — После холодного взгляда правителя Аландриан поспешил продолжить: — Ее слова подтверждают мои догадки. Хотя Тиранок богатеет, некоторые князья считают, что Бел Шанаар ведет наш народ в никуда. Истинная слава эльфов добывается в колониях. На Ултуане жизнь стала настолько праздной и роскошной, что никому не нужны ни сражения, ни труд. Поля не вспахивают, на дичь не охотятся. Все, что необходимо, получают из колоний: зерно, драгоценные камни и изделия гномов. Ултуан развращается, и живущие там ищут смысл существования в поэзии и песнях, вине и разврате.
        Малекит нахмурился и погладил подбородок.
        — Я не могу просто отказать ему,  — произнес князь.  — Остальные города дорожат его покровительством.
        — Многие завидуют вам, хотя прячут зависть за льстивыми улыбками и речами,  — ответил Аландриан.  — В Короле-Фениксе они ищут опору, которая позволит им стать более независимыми от Атель Торалиена.
        — Они всего лишь променяют одного господина на другого,  — отрезал Малекит.  — Я помогал строить эти города. Я слежу за безопасностью их земель. И как они хотят мне отплатить? Побежав плакаться к Бел Шанаару?
        — Возможно, его приезд будет нам на руку. Если гномы решат, что Бел Шанаар слаб по сравнению с вами, ваши позиции только укрепятся.
        — Нет, так не пойдет,  — ответил Малекит.  — Король Снорри верит, что наш народ един, как и гномы. Если он сочтет Бел Шанаара слабым, то будет смотреть на всех эльфов сверху вниз, включая и меня. Он верит, что Ултуан и его князья не уступают в силе Нагариту и мне. Мы не можем разрушать его заблуждения.
        — Тогда не вижу, как обратить приезд Короля-Феникса нам на пользу,  — признал Аландриан.
        «Почему именно сейчас?  — размышлял Малекит.  — Почему Бел Шанаар решил посетить нас именно через тысячу двести лет, не раньше и не позже?»

        Малекит задавался этим вопросом долгие месяцы. Князя сильно задевало, что теперь в колониях только и говорили что о визите Короля-Феникса, а рассказы о его приключениях и славе уже стерлись из памяти переменчивых эльфов.
        Еще больше князя оскорбило известие, что первым Бел Шанаар планирует навестить город Тор Алесси. На первый взгляд такое решение можно было признать разумным, ведь Тор Алесси основали князья из Тиранока, родного княжества Короля-Феникса. И все же Малекит знал, что на самом деле за планами короля кроется легкое пренебрежение, поскольку Атель Торалиен превосходил по размерам и мощи все остальные города Элтин Арвана. Атель Торалиен давно стал негласной столицей колоний и вполне мог сравниться с Тор Анроком. Бел Шанаар явно хочет показать, что, несмотря ни на что, в колониях все еще остались земли, неподвластные Малекиту.
        Король-Феникс и его свита прибыли в город наггароти в середине лета. Малекит приложил немало усилий, чтобы прием наглядно показал Бел Шанаару, откуда правят Элтин Арваном. Он созвал большую часть своей армии, двести тысяч воинов наггароти, и выстроил вдоль подходящей к городу дороги отряды одетых в черное лучников, сияющих великолепными доспехами рыцарей и суровых копейщиков.
        Такого военного парада не видели даже на Ултуане. Армия наггароти затмевала прибывшую с Королем-Фениксом гвардию, даже в совокупности с выделенными в Тор Алесси отрядами. Малекит надеялся, что остальные князья мысленно сравнили эти два войска.
        Чтобы не позволить Королю-Фениксу перещеголять его богатством, Малекит осыпал гостей роскошными подарками и тридцать дней подряд устраивал пиры в их честь. Причем в этом заключалась довольно откровенная насмешка: Малекит посвящал каждый пир одному из гостей — Королю-Фениксу и двадцати девяти князьям его свиты. Намек Малекита был очевиден: он считал Бел Шанаара лишь первым среди равных.
        За день до отъезда Бел Шанаара Малекит пригласил его осмотреть воинские силы Атель Торалиена. Войска выполняли упражнения перед городскими стенами, а нагаритский князь и Король-Феникс наблюдали за ними с башни северных ворот.
        — Я вижу, что мое войско впечатлило вас, ваше величество,  — сказал Малекит.
        — И против кого ты собрал такие силы?  — спросил Бел Шанаар, оторвав взгляд от марширующих колонн копейщиков.
        — В землях Элтин Арвана все еще живут звери и орки. Я держу гарнизоны в десятках крепостей, расположенных между океаном и королевством гномов. Также нельзя забывать об опасности с севера.
        — Банды мародеров и рассеянные по пустыне племена людей-варваров?  — засмеялся Бел Шанаар.
        — Темные боги и легионы их демонов.  — Малекит с удовольствием отметил, как передернуло от страха князей.
        — Портал Каледора по-прежнему крепок,  — пренебрежительно отозвался король.  — Я не нахожу такие предосторожности необходимыми.
        — Я унаследовал эту обязанность от моего отца,  — Малекит чуть повысил голос, чтобы его услышала вся собравшаяся на смотровой площадке знать.  — Я буду защищать свой народ от любой угрозы, и моя защита распространяется и на Ултуан.
        Бел Шанаар бросил на князей косой взгляд и промолчал. Войско наггароти продолжало маневры до тех пор, пока солнце не начало опускаться за океан.
        — Весьма познавательно.  — Бел Шанаар разок хлопнул в ладоши, затем оглядел одну из надворотных башен и повернулся к Малекиту.  — Очень жаль, что мне надо уезжать так скоро, но другие князья тоже просили посетить их города и дворцы. Я нужен не только наггароти.
        Не успел Малекит ничего ответить, а Король-Феникс уже отошел.
        Малекит в ярости устремился в другую сторону. Ему требовалось выплеснуть раздражение, и он задумался, где бы найти Аландриана.

        Кульминацией поездки Короля-Феникса стало посещение Караз-а-Карака. Чтобы показать свою мощь и величие, Бел Шанаар прибыл в сопровождении трех тысяч эльфов и личной гвардии, которой было в десять раз больше. Высокопоставленных сопровождающих разместили по домам гномов, а остальные жили в огромном лагере, который протянулся на мили вдоль ведущей к оплоту дороги.
        Ни эльфы, ни гномы еще не видели столь пышной церемонии, ибо обе стороны старались перещеголять друг друга в великолепии и зрелищности. Верховный король созвал всех правителей оплотов; Короля-Феникса сопровождали сотни малых князей колоний и все князья Ултуана, включая Малекита. По желанию Снорри именно Малекит представил его Королю-Фениксу, и из уважения к гному Малекиту пришлось присутствовать на приеме Бел Шанаара, куда он захватил с собой охрану из пяти сотен нагаритских рыцарей.
        В назначенный для приема день процессия растянулась почти на милю, и над колонной развевалось более сотни флагов. Вдоль дороги выстроились гномы, они кричали и хлопали в ладоши, многие начали выпивать заранее, чтобы прийти в надлежащее расположение духа. Личная гвардия Верховного короля состояла из пяти сотен королей и танов, и каждого окружали знаменосцы и щитоносцы, а рядом, под штандартами гильдий, стояли повелители рун и механики, и их, в свою очередь, окружали старшины кланов.
        Как и ожидалось, гномы задали великолепный пир и было произнесено множество речей, так что прием затянулся на целых восемь дней — ведь каждый король и тан хотел быть представленным эльфам, хотя многие сражались и жили бок о бок уже сотни лет.
        Во время празднований Малекит все время держался рядом с Королем-Фениксом. Он сам назначил себя переводчиком Бел Шанаара. Кульминация праздника наступила на восьмой день, когда Верховный король и Король-Феникс встали рядом на помосте перед троном в приемном зале Снорри. Бел Шанаар долго говорил о преимуществах союза. Он восхвалял князей за создание такого великолепного уголка огромной эльфийской империи и закончил речь заявлением, которое едва не вывело Малекита из себя.
        — Эльфы и гномы должны навеки сохранить свою бессмертную дружбу,  — провозгласил Бел Шанаар.  — Пока существуют наши империи, да царит между нами мир. И в качестве преданности союзу мы назначаем одного из величайших наших сынов послом при этом дворе. Он является строителем моей империи и основателем этого союза, и его власть в этих землях будет равняться моей. Его словам будут следовать как моим приказам. Его желания станут моими желаниями. Я назначаю князя Малекита послом при Караз-а-Караке, и да помогут ему боги во всех его начинаниях.
        Внутри Малекит кипел от злости, но ему пришлось потрудиться, чтобы придать лицу благодарное выражение.
        «Моя империя». «Его желания станут моими желаниями». Всего несколько слов — и Бел Шанаар отобрал у него все, за что он сражался многие столетия. Какое право Король-Феникс имеет на все, что стало возможным лишь благодаря Малекиту?
        Посол? Малекит и так имеет абсолютную власть над этими землями, и ему не требуется одобрение Бел Шанаара. Колонии принадлежат ему; собственными руками он вырвал эти земли из лап диких орд. Он проливал кровь и терпел боль, в то время как Бел Шанаар восседал на троне в Тор Анроке и наживался на трудах наггароти. Но князь сумел сдержать гнев, повернулся и натянуто поклонился Королю-Фениксу. Он старательно не смотрел в глаза Снорри, чтобы тот не уловил бурлящей в нем злости.
        Остаток визита Малекит провел вдали от Бел Шанаара — он заявил, что его срочно ждут в Атель Торалиене. На самом деле он хотел уединиться, ибо его обуревал такой гнев, что он не желал видеть эльфийские лица.

        В конце концов князь успокоился и вернулся к обычной жизни. За пять последовавших за приездом Бел Шанаара десятилетий Малекит постоянно посылал Морати письма, и она отвечала не менее регулярно. Она никогда не забывала похвалить сына за достижения, но в тоне ее писем чувствовалось и порицание за то, что он забыл о землях отца на Ултуане. Она постоянно настаивала на том, чтобы Малекит вернулся на остров и получил то, что полагается ему по праву, а после визита Бел Шанаара в Караз-а-Карак Морати стала еще более строгой. Она тоже чувствовала себя оскорбленной и обвиняла Бел Шанаара в том, что он способствует падению нравов в Нагарите.
        Последнее замечание взбудоражило Малекита, и он начал интересоваться делами Ултуана. В течение нескольких лет он ненавязчиво расспрашивал о жизни Нагарита как в письмах к матери, так и у проезжей знати — многие из них странствовали между колониями и родным островом.
        Его взволновало услышанное. Говорили о возрождении культов самых зловещих эльфийских богов, о сектах, члены которых погрязли в роскоши и распутстве. Письма Морати только подогревали подозрения Малекита.
        «Многие князья завидуют процветанию Нагарита, несмотря на то что двор Короля-Феникса по-прежнему находится в Тор Анроке,  — писала провидица.  — Они плетут интриги против меня. Прямо они не решаются ни в чем меня обвинить, но распространяют слухи, что я связалась с неведомыми темными силами».
        Малекит прекрасно представлял, что зависть может довести князей до подобных действий, и верил заверениям матери, что так называемая секта наслаждений и темные культы — это всего лишь древние и вполне невинные ритуалы наггароти.
        «Король-Феникс теперь даже порицает связи наггароти с Кхаином,  — продолжала Морати.  — Он бы хотел, чтобы мы забыли о наших древних богах, а сам украшает свои залы добытым воинами Нагарита золотом».
        В ответном письме Малекит приказал матери не раздражать князей и не выступать открыто против Короля-Феникса. Она ответила обещанием так и поступить, хотя и очень недовольным тоном.
        Что-то из услышанного князем начало проникать и в жизнь колоний. Эльфы всегда любили вино, песни и чтение лирических стихов и сатир. Тем не менее Малекит проводил месяцы, а иногда и годы вдали от городов, и поэтому даже крохотные перемены резко бросались ему в глаза.
        Мягкость духа и леность, которые Малекит презирал в Ултуане, начали проникать и в культуру Атель Торалиена. Среди его подданных было уже много колонистов во втором и даже третьем поколении, а им еще не доводилось браться за меч для защиты своих земель, и князь начинал бояться, что мир и покой, ради которого он боролся, разлагают его народ. Он не хотел выглядеть тираном и поэтому не протестовал открыто против винных домов и притонов удовольствий, что возникали почти в каждом городском квартале.
        Вместо этого он приказал своим чиновникам учредить практику призыва совершеннолетних наггароти в армию. Малекит сделал из традиции закон в надежде, что дисциплина и армейская жизнь воспитают в новом поколении силу воли первопроходцев.
        Однажды князь решил навестить гномов в Карак Кадрине. Войдя в приемный зал короля Брундина, несколько лет назад унаследовавшего престол своего отца, Малекит сразу заметил мрачное настроение гномов. Короля окружали серьезные, суровые гномы, среди которых князь заметил и достопочтенного Кургрика, чье состояние значительно возросло со времен его скромных сделок с древесиной.
        Старый знакомец заторопился по ступеням помоста к князю, взволнованно поглаживая длинную бороду.
        — Что случилось?  — спросил Малекит.
        — Верховный король на пороге смерти,  — ответил Кургрик, с трудом убирая руки от бороды.  — По всему северу за тобой разосланы гонцы. Он хочет увидеться с тобой, князь эльфов. Ты должен отправиться в Караз-а-Карак!
        Малекит бросил взгляд на помост, увидел осунувшиеся от горя лица и понял, что Кургрик не преувеличивает размеры беды.
        — Передай королю Брундину мои извинения,  — сказал Малекит, развернулся и выбежал из зала.
        Не обращая внимания на крики и вопросы свиты, выскочил в дверь и помчался по коридорам и галереям, пока не добрался до главных ворот. Снаружи, на склоне холма, паслись лошади эльфов. Малекит перескочил через ограду загона и направился к своему коню, самому быстрому из всех. Он не стал ждать, пока коня оседлают, и вскочил ему на спину. Затем развернул его на юг, и конь сорвался в галоп по одному нашептанному ему на ухо слову. Он перескочил через ограду и направился в Вершинный проход.
        Хотя Малекит мчался без остановки, его снедал страх, что он может опоздать. Когда жеребец уже падал замертво от усталости, князь повернул его к одной из эльфийских дозорных башен, что сторожили границы великого леса Элтин Арвана. Там он потребовал новую лошадь и продолжил путь на юг. Малекита обуяла настолько сильная тревога, что он, не останавливаясь для еды и сна, продолжал ехать и днем и ночью. Через три дня он достиг оплота Жуфбар. Недалеко от дороги гномы трудились над новой шахтой, и князь направил лошадь к ним. Гномы смотрели на него в полнейшем изумлении.
        — Какие новости из Караз-а-Карака?  — спросил Малекит.
        — Пока новостей не было,  — ответил мастер, потрепанный, загорелый гном с седеющей бородой и крюком вместо левой руки.
        — Верховный король еще жив?
        — Насколько мы знаем, да.
        Без дальнейших разговоров Малекит пришпорил коня и поскакал к Черной воде, где много лет назад они сражались бок о бок с Верховным королем. Не поддаваясь ностальгическим воспоминаниям, Малекит полностью сосредоточился на том, чтобы добраться до Снорри, пока тот еще жив. Он скакал по берегу в брызгах воды, погоняя коня.
        На следующий день Малекит свернул на южную дорогу, что вела от Карак Варна в Караз-а-Карак. Широкая, рассчитанная на ряд из нескольких тележек дорога была вымощена камнем, и лошадь могла скакать по ней быстро. Князь лавировал среди фургонов и тележек гномов, пока не углядел караван эльфов. Он остановил выдохшегося коня у главы каравана, спешился и знаком приказал вознице остановиться.
        — Князь Малекит,  — удивленно произнес тот.  — Что привело вас сюда?
        — Мне нужна лошадь.
        Малекит принялся снимать упряжь с одной из трех запряженных в фургон лошадей.
        — Вы можете ехать с нами,  — предложил возница, но князь больше не обращал на него внимания и ускакал без каких-либо объяснений.
        Еще двое суток Малекит мчался вперед, пока наконец не увидел величественные ворота Караз-а-Карака. Впервые он не остановился, чтобы полюбоваться их золотым великолепием. Он погнал взмыленного коня в ворота, и часовой ступил было вперед, чтобы преградить ему путь, но князь не остановился. Охранники узнали князя и бросились врассыпную, отталкивая с его пути других гномов. Под дробный, отражающийся от свода арки стук копыт Малекит промчался через ворота. Во дворце при его приближении гномы вжимались в дверные проемы и разбегались во все стороны. Малекит остановился, только когда увидел толпу королевских советников, сгрудившихся возле покоев Снорри. Князь соскочил с коня, подбежал к ним и схватил за грудки ближайшего гнома, конюшего по имени Дамрак Золотой Кулак.
        — Я опоздал?  — выдохнул Малекит.
        Потрясенный гном ничего не смог вымолвить и только покачал головой. Князь отпустил его и обессиленно прислонился к стене.
        — Вы не так поняли меня, посол,  — сказал Дамрак и положил узловатую ладонь на локоть Малекита.  — Король еще ждет вас.

        По коридорам и залам Караз-а-Карака разносился мрачный бой барабанов. В маленькой комнате застыли две фигуры. Бледный, как его борода, король Снорри лежал на низкой, широкой постели с закрытыми глазами. Рядом с кроватью на коленях стоял Малекит, положив руку на грудь короля. Он оставался рядом со старым гномом уже третий день, почти не ел и не спал все это время.
        Комнату украшали тяжелые гобелены с вышитыми сценами, где они со Снорри сражались бок о бок, хотя подвигам Верховного короля было уделено чуть больше внимания. Впрочем, Малекит не завидовал славе короля, ведь его собственное имя звучало в Ултуане на каждом шагу, а имя Снорри Белобородого едва упоминалось. Каждому народу свое, подумал эльфийский князь.
        Веки Снорри дрогнули и поднялись над мутными, бледно-голубыми глазами. Губы растянулись в слабой улыбке, и дрожащая рука накрыла ладонь Малекита.
        — Если бы срок жизни гномов мог сравниться с эльфийским,  — сказал Снорри,  — мое правление длилось бы еще тысячу лет.
        — И все равно мы смертны,  — ответил Малекит.  — Нас оценивают по тому, что мы сделали за свою жизнь и какое наследие оставили, как и вас. Жизнь длиной в тысячелетия ничего не стоит, если все труды оказываются напрасны.
        — Правда, правда,  — кивнул Снорри. Улыбка сошла с его губ.  — То, что построили мы, войдет в легенды, не так ли? Два великих королевства вытеснили с этих земель чудовищ и демонов, и теперь наши подданные живут в безопасности. Торговля никогда не шла лучше, и оплоты растут с каждым годом.
        — Твое правление было славным, Снорри,  — согласился Малекит.  — Твоя семья сильна, и сын сохранит великие начинания.
        — А почему бы и нет?  — согласился Снорри. С кашлем он сел на кровати и утонул в пышных, вышитых золотом белых подушках.  — Пусть мне трудно дышать и тело не слушается меня, но моя воля крепка, как камень, из которого сложены эти стены. Я гном, а в нашем народе живет сила гор. Я слаб телом, но мой дух отправится в Залы предков.
        — Там его встретят Грунгни и Валайя,  — продолжил Малекит.  — Ты с гордостью займешь там свое место.
        — Я не закончил,  — нахмурился Снорри. С мрачным выражении король продолжил: — Слушай мою клятву, эльф Малекит, товарищ на поле битвы, друг у очага. Я, Снорри Белобородый, Верховный король гномов, передаю свой титул и права моему старшему сыну. Когда я пройду через ворота Зала предков, я буду наблюдать за своим королевством. Пусть знают враги и союзники, что моя смерть не станет концом моего правления.
        Гнома охватил приступ жестокого кашля, с губ брызнули капельки крови. Суровое морщинистое лицо повернулось к Малекиту. Эльф смотрел ему прямо в глаза.
        — Если нам будет угрожать страшный враг, я вернусь к своему народу,  — поклялся Снорри.  — Если самые гнусные создания этого мира будут захлебываться воем под вратами Караз-а-Карака, я снова возьму в руки свой боевой топор и горы сотрясутся от моего гнева. Слушай меня, Малекит с Ултуана, и запоминай. Мы вершили великие дела, и я оставляю это наследие тебе, мой боевой товарищ и друг. Поклянись на моем смертном одре, что ты слышал мою клятву. Поклянись на моей могиле моему духу, что ты не предашь идеалы, за которые мы боролись. И знай, что нет никого более презренного в этом мире, чем клятвопреступник.
        Малекит взял руку короля в свою и стиснул его ладонь.
        — Клянусь,  — сказал он.  — Клянусь на могиле Верховного короля Снорри Белобородого, правителя гномов и друга эльфов.
        Глаза Снорри затуманились, и его грудь больше не поднималась от дыхания. Чуткий слух Малекита не мог обнаружить никаких признаков жизни, и он не знал, услышал ли король его слова. Князь отпустил руку Снорри, сложил его руки на груди и легким движением длинных пальцев закрыл другу глаза.
        Затем он встал, бросил на мертвого короля последний взгляд и вышел из комнаты. Снаружи, среди нескольких дюжин придворных гномов, стоял сын Снорри Трондик.
        — Верховный король умер.  — Малекит обвел глазами собравшихся гномов, пустой тронный зал, затем перевел взгляд на Трондика.  — Теперь ты Верховный король.
        Не произнеся больше ни слова, Малекит пробрался через толпу и вышел в тронный зал. Там он остановился на полдороге к трону и уставился на высокий помост. Он прекрасно помнил первый свой визит. В тот раз все внимание Малекита было уделено Аэрнуису, на Верховного короля он почти не обратил внимания. А сейчас он мог думать только о лежащем в маленькой спальне гноме.
        Трон стоял пустым. Все опустело. Войны с орками и чудовищами выиграны. Эльфы усмирили леса, а гномы завоевали горы. Бел Шанаар украл у него власть над колониями. Казалось, что Снорри, пусть и неумышленно, забрал с собой в могилу последние дни славы. Теперь его друг мертв, и бороться больше не за что. Кроме как за трон Феникса.

        За следующее десятилетие Малекит еще более отдалился от своего двора в Атель Торалиене. Он поступил так, как в свое время в Нагарите,  — назначил мудрый, уважаемый совет из князей и прочих сановников править от своего имени и передал титул посла Карнеллиосу, князю Котика, который участвовал еще в первых переговорах с гномами и которому те вполне доверяли. Когда Малекит убедился, что дела находятся в надежных руках, он объявил, что намерен отправиться на север, в многолетний поход, из которого может не вернуться, и пригласил с собой добровольцев.
        После такого заявления Малекит провел инспекцию замков и крепостей, защищавших земли Атель Торалиена, и повторил свой призыв перед всеми гарнизонами. Из добровольцев он отобрал лучших капитанов, рыцарей и лучников и вернулся в столицу с семьюдесятью воинами.
        На подъезде к Атель Торалиену князь и его отряд наткнулись на огромный лагерь за пределами городских стен, размером почти в полмили. Для знати были раскинуты роскошные шатры и павильоны, а палатки поскромнее насчитывались сотнями.
        У восточных ворот повелителя встретил Еасир.
        — Слава богам, что вы вернулись.  — Лейтенант ухватил под узды коня Малекита, чтобы помочь князю спешиться.
        — Что-то случилось?  — спросил Малекит и перекинул поводья одному из воинов.  — Орда орков? Чудовища с севера?
        — Нет, нет,  — заверил его Еасир.  — Никакой угрозы.
        — Тогда почему у ворот расположилась целая армия каких-то проходимцев?  — Малекит окинул взглядом палаточный город у дороги.
        — Они хотят идти с вами в поход,  — выдохнул Еасир.
        — Все?  — приподнял бровь князь.
        — Шесть тысяч семьсот двадцать восемь. По крайней мере, так выходит по списку, который завел для добровольцев Аландриан. Сперва они заполонили город, и на верфях и рынке не осталось места. Пришлось выселить их за городские стены и предоставить им провизию.
        — Я не смогу взять с собой больше пяти сотен,  — ответил Малекит.  — Отошлите всех, у кого есть жены и дети, и тех, кому не доводилось проливать кровь в битве. Так мы немного сократим их численность.
        — Да, ваше высочество. Многие из них не из Нагарита; вы возьмете их с собой?
        — Только если они принесут клятву верности Нагариту,  — нахмурился князь.  — И не надо брать никого моложе трех сотен лет. Мне нужны опытные воины.
        — Тут восемнадцать князей из разных княжеств. С ними что прикажете делать?
        — Они хотят урвать немного от моей славы,  — отрезал Малекит.  — Отошли обратно всех, кто не родился в Нагарите. Я поговорю с теми, кого ты сочтешь достойным моего внимания.
        — Как пожелаете, ваше высочество.  — Еасир с поклоном удалился.
        Малекит смотрел на лагерь и видел, как на глазах начинает расползаться новость о его возвращении. Трубили рога, эльфы выходили из палаток и начинали собираться под воротами. Сотни выкрикивали его имя, чтобы привлечь к себе внимание. Малекит отвернулся и вошел в город.
        — Закройте ворота, пока они не уйдут,  — приказал он одному из часовых.

        Малекит выбрал себе в спутники пятьсот эльфов: достаточно для управления кораблем и сражений, и при этом такое количество можно будет прокормить в дикой местности. Почти половина из них были ненамного моложе самого князя, а некоторые даже прибыли с ним сюда с Ултуана. Все они не имели семей, поскольку Малекит знал, что ведет экспедицию в неизведанное, и не хотел плодить вдов и сирот.
        Аландриан занимался обеспечением похода и отправкой тех, кому отказали. Среди забот он умудрился найти одним вечером своего князя.
        — Все готово?  — спросил Малекит.
        Он сидел в низком кресле на балконе своего городского дома. На маленьком столике стоял хрустальный графин, и князь жестом предложил Аландриану угощаться. Лейтенант налил себе бокал золотистого вина и присел рядом.
        — Если позволите, я хотел бы дать вам совет, ваше высочество,  — деликатно начал он.  — Возможно, вам подойдет пятьсот первый доброволец.
        — Пятьсот первый?  — Малекит со смехом кивнул.  — Ты предлагаешь, разумеется, себя?
        — Да, ваше высочество. Еасир едет с вами, и я тоже хочу.
        — Это невозможно,  — ответил Малекит.  — У Еасира нет семьи. А у тебя красавица-жена и двое чудесных дочерей. Я лучше отрублю себе руку, чем лишу их отца.
        — Вы рождены для славы,  — произнес Аландриан.  — Я служил вам верой и правдой. Я прошу только, чтобы вы позволили мне продолжить службу.
        — Срок твоей службы окончен,  — ответил Малекит и поднял руку, чтобы остановить протесты лейтенанта.  — Я уже подготовил бумаги, в которых титулы князя Нагарита и правителя Атель Торалиена переходят к тебе.
        — Князя?  — выдавил Аландриан.
        — Верно,  — Малекит рассмеялся над потрясенным выражением лица друга.  — Я хотел немного подождать перед оглашением, но ты невольно подтолкнул меня. Ты станешь моим регентом в Элтин Арване. Еасир прежде всего солдат, и я назначаю его главнокомандующим Нагарита — этот титул носил я при жизни отца. У тебя достаточно терпения и мудрости, и ты обладаешь даром слова. Ты лучше послужишь мне не копьем, но пером. Правь Атель Торалиеном в лучших традициях Нагарита. Всегда будь готов прийти на помощь родине. Но главное, радуйся данной тебе богами жизни и старайся получить от нее лучшее!
        Малекит поднял свой кубок, и Аландриан оторопело ответил на тост — он все еще не мог прийти в себя после откровений князя.

        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Поздний отъезд

        За несколько месяцев до отъезда Малекита навестил неожиданный гость. Князь сидел в верхней комнате возвышающейся над Атель Торалиеном башни и просматривал договор передачи власти преемникам. Хотя у него было несколько дворцов в городе и в лесных угодьях, он предпочитал заниматься делами именно здесь, в построенной на старой части стены башне, где он защищал город от орков.
        Малекит третий раз перечитывал один из запутанных параграфов, когда его отвлек шум за окном. В башне послышалось оживление: хлопали двери, кто-то с топотом сбегал по ступенькам. Он попытался снова сосредоточиться на запутанном бюрократическом языке документа, но шум не стихал, и вскоре Малекит раздраженно отшвырнул бумаги и встал. В тот же момент в дверь торопливо постучали.
        — Что?  — спросил князь.
        Дверь распахнулась, и в комнату с коротким поклоном вошел Еасир.
        — Я пытаюсь сосредоточиться!  — прорычал Малекит.
        — Простите за вмешательство, ваше высочество,  — выдохнул Еасир и снова поклонился, уже более церемонно.  — Будьте добры, выгляньте в окно.
        — В окно?  — переспросил князь.
        Он повернулся и вышел через открытый проем на маленький балкон. По улицам внизу толпы эльфов спешили в порт, а некоторые даже бежали. Малекит поднял голову и через крыши оглядел гавань.
        Тихие воды блестели под ярким весенним солнцем. Дюжины кораблей качались на якоре, все выглядело спокойным, и Малекит не заметил ничего необычного. Затем он перевел взгляд на юг и увидел ряды приближающихся черных парусов.
        Он прикрыл ладонью глаза и стал рассматривать армаду. Десять кораблей, девять из них ничем не примечательны, за исключением черных с серебром флагов Нагарита на мачтах. Но внимание его привлек десятый корабль.
        Он без усилий скользил по волнам, четыре огромных треугольных паруса наполнял ветер, волны разбивались о золоченый нос. Малекит еще никогда не видел такого огромного корабля, не меньше замковой башни, с тремя корпусами: центральный корпус поддерживали два по бокам, причем каждый не уступал в размерах военному кораблю. На его палубе возвышались башни из темного дерева, отделанного переливающимся золотом. Малекита поразили величественные и в то же время элегантные очертания: он никогда не видел судна настолько великолепного.
        Подобно льву среди стаи собак, корабль рассекал волны в центре армады. При подходе к берегу паруса сложились, и судно скользнуло к самому длинному причалу. С других кораблей послышались звуки горна — так они приветствовали благополучное прибытие своего флагмана.
        Малекит поборол желание спрыгнуть с балкона и бежать к пристани; вместо этого он приказал Еасиру принести плащ и меч. И ждал, нетерпеливо постукивая пальцами по узорному парапету балкона и наблюдая, как приближается огромное судно. Он уже мог разглядеть команду на палубе в нарядных красно-белых камзолах. По неслышной ему команде матросы бросились сворачивать грот.
        Еасир снова вошел в комнату, прицепил к поясу Малекита ножны и набросил ему на плечи пурпурный плащ. Немного торопливее, чем ему бы хотелось, князь вышел из комнаты и спустился по длинной винтовой лестнице. При его приближении часовые распахнули двери, но Малекит даже не удостоил их взглядом, так не терпелось ему оказаться снаружи. На улице толпились жители города, и, хотя многие расступались перед ним, некоторые так торопились на набережную, что не замечали князя. Еасир шагал перед ним и расчищал дорогу; когда неосмотрительные эльфы понимали свою ошибку, они падали на колени и просили прощения. Таким образом Еасир быстро расчистил путь до пристани, но выход на причалы оказался полностью перекрыт толпой сбежавших поглазеть на эльфийскую армаду.
        Некоторые осознали, что создают препятствие, но могли только пожимать плечами и кланяться. Они попытались освободить проход, но собравшаяся толпа не позволяла этого. Гомон стоял такой, что выкриков Еасира никто не слышал, и в конце концов Малекиту пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам.
        Он вытащил из ножен Авануир и поднял его перед собой острием в безоблачное небо. От одного слова лезвие окутала магическая сила. На кончике меча появилась огненная стрела, которая с пронзительным визгом взлетела в воздух и привлекла внимание всех вокруг.
        Эльфы начали расступаться перед своим правителем — некоторые неуклюже вспрыгивали на вытащенные на берег лодки, другие карабкались на балконы и навесы. Подобно расступающейся перед кораблем воде, толпа раздалась перед Малекитом. С довольным кивком князь убрал меч в ножны и зашагал по освободившемуся проходу к причалу.
        Он прошел по выбеленным доскам изгибающегося пирса, упер руки в бока и наблюдал, как огромный корабль медленно заходит на швартовку. Эльфы с толстыми тросами в руках ловко прыгали через борт и закрепляли судно.
        С корабля спустили широкий трап. Малекит сделал несколько шагов и остановился у основания трапа.
        На первой ступени трапа появилась высокая элегантная женщина. Морской бриз заставлял трепетать шелковые ленты ее одежд. С кошачьей грацией она начала спуск, и Малекит смог наконец-то разглядеть лицо Морати, такое же красивое и молодое, каким он его помнил.
        Вдова Аэнариона грациозно спустилась на берег и остановилась перед сыном. Она протянула ему руку, и Малекит поцеловал ее, а затем помог матери сойти на причал, отбросив в сторону плащ.
        Морати повернулась к нему и улыбнулась.
        — Мой милый сын,  — промурлыкала она.
        — Драгоценная матушка,  — ответил Малекит с церемонным кивком.
        Когда толпа на пристани лучше разглядела происходящее, от пирса до складов пронесся потрясенный шепот. Затем воцарилась почтительная тишина, в которой слышались лишь крики чаек и шум волн. Эльфы потихоньку снова начали пробираться вперед; те, кто стоял далеко, вытягивали шеи и вставали на цыпочки, чтобы разглядеть королеву Нагарита. Многие родились уже в Атель Торалиене и никогда ее не видели.
        Мать и сын рука об руку неторопливо направились к башне. Они не смотрели друг на друга, но поглядывали на толпу с приветливыми улыбками. Лицо Малекита полностью скрывало его истинные чувства.
        А ведь он совершенно не ожидал прибытия Морати и боялся привезенных ею новостей. В голову не приходило ни одной безобидной причины, по которой мать променяла бы комфорт Анлека на пребывание в колонии. Неужели она перегнула палку в отношениях с Бел Шанааром и тот отправил ее в ссылку? Корабль тоже оставался загадкой. Очевидно, что делали его в Нагарите, но ни одна верфь за пределами Лотерна не смогла бы произвести такого великана. Как такое сокровище попало в руки Морати и что она собирается с ним делать?
        Хотя Малекита терзали все эти вопросы, он заставил себя шагать медленно и с достоинством принимать поклоны и приветствия все увеличивавшейся толпы.
        Мать отвечала на приветствия, исполненная всегдашнего самодовольства. Он видел, что вызванный ее приездом фурор доставляет Морати немалое наслаждение. С самого раннего детства Малекит замечал, что его мать всюду привлекает к себе внимание, и только мощный свет Аэнариона может затмить ее. Подобно тому как камень впитывает тепло полуденного солнца, так и Морати сейчас купалась в восхищении эльфов Атель Торалиена.
        Дорога до башни заняла продолжительное время. Когда они входили в ворота, Малекит оглянулся через плечо и заметил, что к Еасиру присоединился Аландриан. Жестом он предложил матери взойти по лестнице первой и повернулся к своим лейтенантам.
        — Оставьте нас пока наедине,  — приказал князь.  — Но не уходите далеко, вскоре я вас позову. Еасир, пошли кого-нибудь на пристань, чтобы проводили слуг матери в Звездный дворец.
        Эльфы с поклоном собрались удалиться, но тут Малекиту пришла в голову еще одна мысль.
        — Предупредите моих слуг.
        Ответом ему послужили недоуменные взгляды.
        — Мать привезла с собой огромную свиту. И их всех надо кормить.
        Лейтенанты кивнули и ушли, а Малекит поспешил за матерью. Он перепрыгивал лестницу через три ступеньки, но, несмотря на это, Морати уже ждала его наверху. Она встретила его улыбкой и протянула руку. Со вздохом князь взял ее под руку и вывел на балкон. На сей раз провидицу и князя Нагарита встретили восторженными криками. Улицы были забиты эльфами, и изо всех окон выглядывали любопытные лица.
        — Зачем ты приехала?  — прошептал Малекит и помахал рукой восхищенной толпе.
        — Я приехала навестить тебя, мой замечательный сын,  — ответила Морати с ослепительной, предназначенной для зрителей улыбкой.  — Ты должен понимать, что мать волнуется за сына. До меня дошли слухи, что ты собираешься в дикие места в поисках каких-то нелепых приключений, и я решила, что лучше навестить тебя до отъезда.
        — Ты не сумеешь отговорить меня,  — предупредил Малекит.  — Я собираюсь выступать через несколько дней.
        — Отговорить?  — с легким смешком переспросила Морати.  — А зачем же мне отговаривать тебя? Разве не я стояла на пристани Нагарита, когда ты отплывал сюда, и велела тебе снискать славу и величие? Разве ты не выполнил мое пожелание, и с тех пор я смотрю на твои достижения с любовью и гордостью?
        — Прости меня,  — ответил князь.  — Если ты приехала лишь для того, чтобы поддержать меня, я очень признателен.
        Морати ответила не сразу, незаметным жестом предложив вернуться в комнату. Последний раз махнув рукой толпе, Малекит открыл балконную дверь.
        — Так все-таки зачем ты здесь?  — спросил он. В его тоне звучало искреннее любопытство.
        — Тебе не нужна моя поддержка,  — заявила Морати.
        Она указала на бутылку на столе, князь достал чистый бокал и налил ей вина. Мать кивком поблагодарила его, сделала глоток и продолжила:
        — Ты слишком давно не был на Ултуане. Я собиралась настаивать на твоем возвращении, но затем поняла, что такой поступок не принесет пользы и только озлит тебя.
        — Ты права, я не вернусь на Ултуан. Почему ты считаешь, что мне нужно вернуться именно сейчас?
        — Не сейчас, но довольно скоро,  — ответила Морати.  — Я чувствую, что правление Бела Шанаара заканчивается. Его узурпация твоих заслуг в отношениях с гномами стала последней попыткой повысить свою популярность. Но теперь, когда колонии процветают и все княжества купаются в роскоши, Тиранок ничем не выделяется среди прочих. Лучшие из наггароти давно покинули остров, и новое поколение желает подражать тебе, а не Бел Шанаару. В спокойствии таится слабость, ибо, прежде чем вложить меч в ножны, его нужно выковать в пылающем огне. Но на Ултуане огня не осталось. Хотя империя эльфов растет, Ултуан угасает.
        — Если Ултуан угасает, это вина правящих там князей,  — заявил Малекит. Он тоже налил себе вина.
        — Я о том и говорю,  — отрезала Морати.  — У Бел Шанаара нет достойного преемника, а его двор так же слаб, как и он сам. Результатом твоих подвигов в колониях воспользовались другие. И тебе следует вернуться, чтобы забрать то, что по праву принадлежит тебе.
        — А как ты посмотришь на то, что я вообще не вернусь на Ултуан?  — спросил Малекит.  — Что, если я решил прожить свою жизнь здесь, вдали от удушающих объятий нашего острова?
        — Тогда я прокляну тебя как последнего глупца и отрекусь от тебя. Но я знаю, что ты сейчас неискренен. Наш остров похож на когда-то любимую тобой девушку, которая вышла за другого. Но даже если ты больше не хочешь смотреть на ее лицо, любовь продолжает жить в твоем сердце, чтобы она ни сделала.
        — Да, ты права,  — признался Малекит.  — Наша страна — как возлюбленная, которая отвергала меня много раз, и все же ее взгляд не отрывается от меня и манит обещанием, что однажды она все-таки примет мои ухаживания. Тем не менее, если ты говоришь правду, быть может, уже слишком поздно: красота увяла и Ултуан ждет забвение и скорая смерть. Возможно, будет лучше, если мы порвем последние связи с этим маленьким островком и отправимся в большой мир.
        С перекошенным от ярости лицом Морати подошла к сыну и отвесила ему пощечину. Повинуясь рефлексу, он поднял руку, чтобы ответить на нападение, но быстрая, как змея, Морати перехватила его запястье. Длинные и острые ногти вонзились в кожу, и по руке Малекита потекла кровь.
        — Как ты смеешь!  — прошипела провидица.  — Твой отец посвятил всю свою жизнь борьбе за Ултуан и спас его ценой собственной жизни. Я думала, что воспитала тебя лучше. Я думала, что ты не станешь одним из самовлюбленных идиотов, которых при дворе Бел Шанаара считают князьями. Как смеешь ты своим равнодушием приговаривать Ултуан к смерти!
        Малекит, оскалившись, отдернул руку и попытался было отвернуться, но Морати не отставала и развернула его лицом к себе.
        — Ты имеешь наглость поворачиваться ко мне спиной и собираешься точно так же отвернуться от родного острова!  — прорычала она.  — Возможно, Первый совет оказался прав в том, что выбрал не тебя: не из-за нависшей над тобой тьмы, но потому, что ты слаб и не заслуживаешь большего.
        — Что еще я могу сделать?  — спросил князь.  — Во имя Нагарита я завоевал новые земли и создал величайший союз в истории нашего народа. Что еще я могу дать Ултуану?
        — Себя. Править — значит служить. Аэнарион понимал это. Он служил Кхаину, поскольку ни один другой господин не был достоин его верности. Ты тоже должен быть готов служить высшим целям и силам.
        Морати сделала глубокий, успокаивающий вдох.
        — Служи Ултуану — и ты станешь Королем-Фениксом. Защити его от внешних и внутренних врагов — и остров сам потянется к тебе. Отправляйся на север и изучи людей. Преодолей ледяные пустыни и сразись с темными богами, что угрожают нашему миру. Но затем возвращайся на Ултуан и займи место правителя, чтобы защитить нас. Боюсь, что только ты сумеешь спасти нас от опасностей, которые я предвижу. Я видела, как Ултуан снова охватят пожарища и жажда крови. Колонии сгорят, и все, что нам дорого, канет в пустоту.
        — Так что ты видела и когда это произойдет?  — спросил Малекит.
        — Ты же знаешь, что будущее не предопределено,  — ответила провидица.  — Я заглядываю вперед и вижу смерть. Снова к нам придет война, и эльфы призовут Нагарит, как это уже было при твоем отце. Я предупреждала Первый совет, что так случится, но они не послушали меня. Ты должен узнать все, что сможешь, о Хаосе и о людях, потому что наше будущее переплетено с ними. А затем возвращайся и забери то, что так долго ускользало от тебя. Пусть Анлек снова станет маяком надежды.
        На лице матери в одинаковой мере отражались и надежда, и страх — и Малекита захлестнула волна любви к ней. Он обнял ее за плечи. Морати дрожала, хотя он не мог сказать, от тревоги или предвкушения победы.
        — Пусть будет, как ты говоришь,  — произнес князь.  — Я отправлюсь на север и найду там свою судьбу. Затем я вернусь на Ултуан и буду охранять его от опасностей.
        — А у меня есть достойный твоего путешествия конь,  — сказала Морати.
        Она взяла сына за руку, подвела к окну и указала на огромный корабль, который теперь стоял на якоре в гавани.
        — Он назван «Индраугниром», в честь дракона, с которым был дружен твой отец. Сидя на нем, он сражался с демонами. Они умерли вместе на Оскверненном острове, после того как Аэнарион вернул Убийцу богов на черный алтарь. Этот драконий корабль заменит тебе дракона. Его имя не останется незамеченным народом Ултуана.
        — Это великолепный корабль. Однако наггароти не сумели бы построить подобное судно. Откуда он взялся?
        — Мы говорим об Ултуане как о кокетливой девице, и это правда,  — ответила Морати.  — Многие князья восхищаются нашим островом и готовы помогать ему. Князь Аэлтерин из Лотерна — один из таких. Он построил первый драконий корабль и подарил его тебе. В ближайшие годы на верфях Лотерна построят еще несколько, но «Индраугнир» останется первым и самым величественным.
        — Значит, у тебя есть союзники и за пределами Нагарита.
        — Их немало. Некоторые из принимавших участие в Первом совете князей уже умерли от старости или ран, а их наследники задумываются, правильный ли выбор сделали отцы. Не все были счастливы постоянно, а тысяча лет — это долгий срок для того, чтобы находиться под властью правителя куда менее достойного, чем Аэнарион. У нас есть сторонники в каждом из княжеств и во всех колониях. Недовольство растет, ибо, хотя эльфы и живут в комфорте, их дух остается неудовлетворенным. Я делаю что могу, чтобы расшевелить их. Сейчас никто не знает, что такое голод, страх и лишения. И все же многие считают, что Ултуан превратился в золотую клетку. Мы молимся богам, и они отвечают мне в видениях и снах.
        — Я много слышал о твоих молитвах. Ты испытываешь судьбу, связываясь с подобными богами. Морай-хег и Нету не те божества, с которыми можно общаться по своему усмотрению. Отец заплатил чересчур высокую цену за милость Кхаина; не стоит недооценивать силы, с которыми ты связалась.
        — Тебе нечего бояться,  — ответила Морати.  — Настоящие темные ритуалы проводят только посвященные жрецы и жрицы. Наши же церемонии больше походят на обычные вечеринки. Бел Шанаар будто возмущен нашими ритуалами, но даже он знает, что Атарту, Гекарту и других богов нельзя оставить в полном забвении.
        — Но если ты открыто выступишь против Бел Шанаара, такой поступок сочтут изменой,  — предостерег Малекит.  — Я знаю, что ты хочешь ослабить его власть, но будь осторожнее и не погуби Нагарит. Ни один из ултуанских князей не пойдет против Короля-Феникса, и если ты поспешишь, то оставишь Нагарит слабым и без союзников.
        — Я не буду предпринимать никаких решительных действий.  — Морати села в кресло у письменного стола. Она откинула назад длинные черные волосы и посмотрела на сына.  — Я не собираюсь подрывать авторитет Короля-Феникса и добывать тебе потрепанную корону, которая стоила бы меньше крестьянской шапки. Пусть слабым сочтут Бел Шанаара, но не его титул. И когда ты взойдешь на трон Феникса, мощь Анлека возродится. Я всего лишь орудие, которое необходимо для достижения этой цели. Я не могу стать Королем-Фениксом. Только ты, сын Аэнариона, можешь потребовать то, что принадлежит тебе по праву.
        Малекит, обдумывая слова матери, снова наполнил свой стакан. Затем подошел к окну и глянул на «Индраугнир». Название было очень удачным: как о драконе отца слагали легенды, так и этот корабль прославит Малекита. Мать прекрасно умеет управлять общественным мнением, и теперь, привлекая внимание Ултуана к невиданному кораблю, она заставит всех вспомнить первого Короля-Феникса и, в свою очередь, подготовит трон для его сына.
        — А что же с Вечной королевой?  — после раздумий спросил князь.  — Если я сменю на троне Бел Шанаара, то все равно не смогу жениться на своей сводной сестре.
        — Это не имеет значения,  — ответила Морати.  — Я убедила многих князей в том, что свадьба Бел Шанаара и Иврейн — всего лишь пустая формальность, потому что Король-Феникс должен быть потомком Аэнариона. После войны с демонами эльфы мечтали вернуться к идиллическому правлению Вечной королевы, но сейчас лишь единицы помнят эпоху до правления Аэнариона. Вечная королева всего лишь политическая фигура, и не более того, а подлинная власть Ултуана принадлежит не Авелорну, а Тор Анроку. Вечная королева не имеет никакого веса, она всего лишь поднявшаяся выше своего положения жрица.
        — А что с Морелионом?  — спросил Малекит.
        — Старший сын Аэнариона живет в одиночестве где-то на западных островах. У него нет желания становиться преемником отца, а даже если он и захочет занять трон, у него нет ресурсов, чтобы серьезно претендовать на это. Верь мне и верь Нагариту. А вот когда ты захочешь продолжить дело отца, моментально найдутся те, кто поможет тебе.
        — Тогда я буду ждать исполнения воли богов,  — заявил Малекит.  — Когда они подадут мне знак, я пойму. Я верну Ултуану славу, а память о моем правлении будет греметь в истории не менее громко, чем легенды об отце.
        — Хорошо,  — с улыбкой сказала Морати.  — А теперь скажи, какой дворец ты порекомендуешь для отдыха усталой матери?

        Как и предполагал Малекит, Морати приехала в сопровождении многочисленной свиты: охрана, повара, садовники, музыканты, художники, поэты, актеры, летописцы, прислужники, дуэньи, цирюльники, жрецы и портные — всего около семи сотен. Все они были уроженцами Нагарита, и таких эльфов жители Атель Торалиена видели впервые. Уже несколько десятилетий с Ултуана прибывало все меньше и меньше эмигрантов, поэтому новейшие веяния моды оставались для колонистов загадкой. Морати глубоко презирала придворных модников, но не упускала возможности обернуть ситуацию в свою пользу и здесь.
        Провидица тщательно поддерживала свою репутацию законодательницы мод и щедрой меценатки. Она покровительствовала молодым талантливым поэтам, певцам и лицедеям. Таким образом Морати давала понять, что двигается в ногу с новым поколением, в то время как Бел Шанаар и его сподвижники выглядели весьма старомодно. Благодаря колдовству Морати внешне не постарела ни на день, в то время как годы не пощадили Короля-Феникса. Одним словом, и старикам, и молодежи Морати казалась идеалом: она хранила традиции и вместе с тем не отставала от времени.
        Огромная свита ясно показывала широкий спектр интересов правительницы Нагарита. От поэтов, которые стенали об увитых белым плющом винных домиках, до жонглеров с вызывающей татуировкой и глотателей огня — никто из сопровождающих Морати не остался незамеченным в Атель Торалиене. Но самое сильное впечатление на местных эльфов произвело прибытие жрецов и жриц.
        Малекит не поощрял развитие религии в Атель Торалиене. Аэнарион воспитал его в недоверии к жрецам, которые в свое время отказали ему в поддержке. Хотя князь никогда открыто не запрещал строительства храмов, но любой жрец, осмелившийся на подобную наглость, очень скоро раскаивался в своей дерзости. При таких обстоятельствах жрецов в Атель Торалиене очень скоро можно было по пальцам пересчитать. Но с прибытием Морати как будто прорвало плотину, и жрецы всех мастей буквально заполонили город.
        В ранние дни правления Вечной королевы эльфы ублажали богов в определенных местах, посвященных тому или иному божеству. Эльфы приходили к священным гротам, непорочным ручьям, зловещим пещерам или вершинам, чтобы договориться с богами или воздать им хвалу.
        Но теперь, когда эльфы расселились по всему миру, Морати потихоньку изменила роль жрецов. Когда-то они лишь ухаживали за храмами. Но благодаря провидице они стали сосудами власти богов. Теперь не эльфы совершали паломничества к святым местам, а жрецы сами несли по миру благословение богов.
        Жители Атель Торалиена были долго лишены духовного наставничества и поэтому с восторгом приняли прибывших и толпами шли на их ритуалы. Однажды князь пожаловался матери на это, но она со смехом отмахнулась.
        — Твоя нелюбовь к религии противоестественна, Малекит,  — сказала она. Провидица с сыном прогуливались по внешней стене города над взъерошенным ветром заливом.  — Если ты хочешь избавиться от своей ненависти, тебе придется преодолеть тайные страхи.
        — Я ничуть не боюсь жрецов,  — фыркнул Малекит.
        — И тем не менее ты никогда не заходишь в храмы и не возносишь богам самой скромной хвалы.  — Морати остановилась и прислонилась спиной к парапету. Низко висящее солнце ласкало ее светлую кожу.  — Возможно, тебя пугают сами боги?
        — Боги никогда не благоволили к Нагариту. Не вижу причин унижаться перед ними.
        — И все же боги играют в твоей жизни серьезную роль,  — предупредила мать.  — Твой отец стал Королем-Фениксом с согласия Азуриана, и он освободил наш остров с мечом Кхаина в руке. Его первая жена была избранницей Иши. Твоя кровь взывает к богам.
        — Теперь сильны другие боги.  — Взгляд Малекита невольно потянулся к северу, к невидимому королевству Хаоса.  — Боюсь, даже Азуриан сейчас мало на что способен.
        — Все равно прими богов, пусть не душой, но ради усиления твоей власти. Не имеет значения, веришь ты в то, что боги тебя слушают, или нет. Главное — это помнить, что твой народ верит. И если они убедятся, что на тебе лежит милость богов, их преданность только возрастет.
        — Я не собираюсь править, прибегая ко лжи,  — ответил Малекит.  — Когда-нибудь мы совсем освободимся от богов, и это будет только к лучшему.
        Морати промолчала.

        Прибытие Морати нарушило привычный порядок в городе, и Малекит знал, что мать сделала это неслучайно. Морати прекрасно понимала, сколь переменчивы эльфы, и поэтому приложила максимум усилий, чтобы демонстративное прибытие, передача сыну «Индраугнира» и его отъезд запомнились надолго.
        Из всей огромной свиты только несколько дуэний и провидиц намеревались возвратиться с Морати на Ултуан. Остальные, по словам матери Малекита, были ее даром Атель Торалиену.
        И вот настал день отплытия. Князь наггароти стоял на борту качающегося на волнах залива «Индраугнира». Рядом стояли верные Аландриан и Еасир. Лучшую из просторных кают заняла Морати. Трое эльфов оглядывали город, который вырос, наверное, вдесятеро по сравнению с тем поселением, куда они приплыли около тринадцати сотен лет назад. Все знали, насколько изменилась с тех пор их жизнь, и молча предавались воспоминаниям.
        — Итак, куда вы отправитесь?  — спросил Аландриан.
        — Сначала на запад. А потом…  — Малекит указал на север.  — А потом — навстречу судьбе, какой бы она ни была — великой или бесславной.
        — Великой, я уверен,  — с добродушной улыбкой ответил Аландриан.  — Боги избрали вас для великих дел, мой князь. В то время как мы, простые смертные, трудимся в вашей тени.
        — Ну, я и моя тень скоро уплываем,  — улыбнулся Малекит.  — А в мое отсутствие наслаждайся теплом и светом. Если сказанное тобой правда, то когда я вернусь, я буду способен затмить солнце и звезды!
        Князь попрощался с Аландрианом. Лейтенант обещал, что будет охранять город и хранить верность Нагариту. На палубу вышла Морати, чтобы помахать толпе, которая собралась на пристани. Ветер наполнил паруса, и «Индраугнир» тронулся в путь; к полудню город уже скрылся за горизонтом.

        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Зов Кхаина

        Как и сказал Малекит, они плыли на запад. Сперва следовало доставить Морати в Нагарит, а значит, ее нужно было высадить в Галтире. Через тридцать дней после отплытия из Атель Торалиена попутный ветер принес их к северным островам возле Ултуана.
        Возвышавшиеся из морских глубин скалистые острова защищали берега Нагарита и Крейса от высоких волн, нагоняемых северным ветром. Один из островов на западе архипелага возвышался над другими — Оскверненный остров. Там находилось святилище Кхаина, черный плоский валун, из которого торчал Сеятель вдов, меч Кхаина.
        Морати стояла на палубе и вглядывалась в туман и брызги волн. К ней подошел Малекит.
        — Ты думаешь об отце?  — спросил он.
        — Да. Более тысячи лет назад он прилетел сюда на Индраугнире и сделал последний вдох. Сейчас Аэнарион всего лишь воспоминание, легенда, которую рассказывают детям, а они восхищаются его деяниями, хотя и не очень-то верят в них. Даже я знала только Короля-Феникса, потому что мы встретились уже после того, как он вытащил меч. Даже я до этого знала его только понаслышке, а его жизнь до получения благословения Азуриана остается загадкой. Сейчас же величайшего из эльфов нет с нами. Но после него остался ты.
        Малекит немного постоял рядом с матерью. Он глядел на темные тусклые камни, а морские брызги растекались по его лицу.
        — Осталось кое-что еще,  — наконец произнес он.
        — И что же?  — спросила мать.
        — Никто не высаживался на Оскверненный остров после того, как Аэнарион вернул меч Кхаину. Они с Индраугниром лежат тут и по сей день. Нужно вернуть их тела в Анлек и похоронить с честью, чтобы князья со всего мира могли прийти и выказать уважение первому Королю-Фениксу. Даже Бел Шанаару придется преклонить колени перед его останками на глазах у князей. А когда моего отца положат в мавзолей, не уступающий пирамиде Азуриана, и поставят скелет величайшего из драконов Каледора охранять его, я возьму себе его доспех. Князья запомнят, как Бел Шанаар кланялся этому доспеху, и люди снова увидят, что я — сын Аэнариона, возрожденный Аэнарион.
        — Так ты вернешься со мной в Нагарит?  — спросила Морати.
        — Только с телом отца!
        Князь приказал приготовить лодку и поставить «Индраугнир» на якорь. Затем Малекит сменил княжескую мантию на боевой доспех. Морати наблюдала, как лодку спустили на воду, и улыбнулась сыну, когда тот перепрыгнул через борт и ухватился за канат. С мальчишеской озорной улыбкой князь Нагарита соскользнул по канату в лодку.
        Моряки оттолкнулись от борта корабля, и лодку тут же подхватили бурные волны. Вскоре они нашли крохотную бухту, где стали на якорь. Малекит спрыгнул на берег — остальные эльфы старались даже ненароком не прикоснуться к проклятой каменистой почве.

        На Оскверненном острове не было никаких признаков жизни. В трещинах меж камней не тянулась к солнцу трава. В тени валунов не ползали жуки. В темных озерках прибрежной полосы не таились крабы. Чем дальше вглубь острова продвигался Малекит, тем тише становился даже ветер.
        Князь довольно долго бродил по острову, ничего не находя. Наконец он взобрался на скалистый утес и только тогда обнаружил, что день клонится к вечеру и солнце уже нависло над горизонтом. Хотя он и с пренебрежением относился к суевериям, но тем не менее перспектива заночевать на Оскверненном острове Малекита не прельщала, и поэтому он заторопился найти останки и вернуться на ожидавшую его лодку.
        Гораздо более энергично он продолжил поиски, однако без какого-либо результата. Малекит уже начинал думать о возвращении, когда его внезапно остановило странное ощущение.
        Он не слышал голосов, не видел знаков, но со всей определенностью его тянуло на юг, будто кто-то его звал. Малекит бросил взгляд на садящееся солнце и, торопливо перескакивая с камня на камень, последовал на зов.
        Довольно скоро он вышел на широкое, плоское место примерно в центре Оскверненного острова. Черные неровные камни с красными прожилками образовывали грубый круг. Плоская земля внутри его была гладкой, как стекло, и черной, как полночь. В середине круга стоял кубический блок из такого же камня, а над ним что-то переливалось, едва видимое. Малекит огляделся, но не обнаружил никаких следов отца или Индраугнира. Они должны были побывать здесь, ведь Аэнарион вернул меч Кхаина на его алтарь, перед которым сейчас и стоял его сын.
        Стоило мыслям коснуться Убийцы богов, как до ушей Малекита донеслись приглушенные звуки. Князь осмотрел алтарь Кхаина более пристально. Звуки усилились. Это были крики боли и вой ужаса. Над площадкой разносился звон металла, грохот боя. Малекит услышал биение колотящегося сердца, и ему показалось, что он краем глаза видит, как клинки кромсают плоть, а от тел отрываются конечности.
        Красные прожилки на алтаре запульсировали, как артерии. С алтаря потекла кровь. Малекит понял, что слышит шум собственного сердца, ведь оно колотилось в груди, как молот кузнеца.
        Тонкий свист, подобный тому, когда меч рассекает воздух, прозвучал в ушах Малекита. Князь какое-то время прислушивался к нему, а загадочный зов манил его подойти еще ближе к алтарю. Шаг, другой — и вот князь Нагарита оказался возле окровавленного святилища, как когда-то его отец.
        Наполовину погруженное в камень оружие переливалось перед глазами Малекита: оно принимало очертания то топора, то меча, то копья. Наконец мерцание прекратилось, и перед Малекитом появился украшенный драгоценными камнями жезл с навершием в форме луковицы. Князь в недоумении разглядывал его — вряд ли этот предмет можно было назвать оружием, скорее он напоминал скипетр, символ верховной власти. Когда Бел Шанаар приезжал в Атель Торалиен, в его руках был очень похожий жезл.
        И тут Малекит понял значение видения. Весь Ултуан станет его оружием. Но в отличие от отца, чтобы сокрушить своих врагов, ему потребуется не меч и не копье. В его распоряжении будут армии, и они выполнят любое его приказание. Если он возьмет в руки скипетр Кхаина, никто не сможет противостоять ему. Перед глазами Малекита замелькали картины будущего.
        Он возвращается на Ултуан и отправляется в Тор Анрок. Он приносит Бел Шанаара в жертву Кхаину и становится правителем эльфов. Он делается правой рукой бога убийства и правит целую вечность. В его тени селится смерть, он разрушает королевство гномов, поскольку эльфы становятся настолько сильны, что им не нужны уже никакие союзники. Он вырезает тысячи зверолюдей, а колья вдоль длинных дорог его империи украшаются трупами орков и гоблинов.
        Малекит рассмеялся, когда увидел, как горят деревни людей, их мужчин кидают в огонь, женщинам вырезают сердца, а головы детей разбивают о камни. Подобно штормовой волне, эльфы завоевывают все, что лежит перед ними, и Малекит правит империей, которая занимает весь земной шар, а дым от жертвенных костров затмевает солнце. Его носят в огромном паланкине, сделанном из костей уничтоженных врагов, а дорогу перед ним поливают реками жертвенной крови.
        — Нет!  — внезапно закричал Малекит.
        Он оторвал взгляд от скипетра и бросился плашмя на каменистую землю.
        Он долго лежал с зажмуренными глазами и колотящимся сердцем и пытался отдышаться. Наконец он успокоился и открыл глаза. На первый взгляд ничего не изменилось. Он не видел ни крови, ни огня. Только немые камни и свист ветра.
        Последние лучи заходящего солнца залили святилище оранжевым светом. Малекит поднялся на ноги и, спотыкаясь, побрел прочь от каменного круга. Он не осмеливался оглянуться. Теперь он точно знал, что не найдет останков отца, поэтому направился прямо к лодке.
        Когда князь оказался на «Индраугнире», он приказал капитану взять курс на север и поднять все паруса, пока Оскверненный остров не скроется из виду. Никто не пытался оспорить его приказания, хотя Морати с любопытством оглядела сына, когда тот быстрым шагом прошел мимо нее в свою каюту.
        Поскольку Малекит не нашел останков отца, он отказался возвращаться на Ултуан и пересадил мать на один из торговых кораблей, идущих на остров. Несмотря на ее протесты, Морати проводили с «Индраугнира» без лишних церемоний, а потрясенный капитан купеческого судна оказался обладателем небольшого состояния в золоте и драгоценных камнях за провоз королевы-провидицы в Галтир.
        К концу короткого путешествия, в течение которого Морати постоянно выказывала недовольство, а ее колдуньи пугали команду, капитан уже жалел, что не запросил больше.

        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Найденная корона

        Малекит упивался свободой, как вином. Он повернул «Индраугнир» на север и направился к ледяным землям, что обрамляли королевство Хаоса. Несколько лет князь и его команда исследовали побережье холодных северных островов, намереваясь составить карты для будущих путешественников. Попытки эти остались безуспешными, поскольку близость Пустошей Хаоса и постоянно меняющаяся линия льда перекраивали пейзажи каждый сезон.
        Составить карту человеческих поселений тоже оказалось невозможно: люди вели кочевой образ жизни и следовали за непредсказуемой миграцией лосей и мелкой дичи.
        Земли эти были суровы и бедны ресурсами. Тем не менее Малекита не оставляло желание подчинить север своей воле.
        И вот Малекит с большим отрядом добровольцев высадился на ледяной берег. Они нагрузили на запряженные коренастыми лошадками сани еду и палатки и завернулись в меховые плащи. На «Индраугнире» осталось всего несколько человек; им было приказано возвращаться к месту высадки каждые пятьдесят дней и ожидать возвращения экспедиции. И Малекит с воинами отправились в путь, чтобы узнать, какие же секреты скрывают северные земли.

        В Пустошах Хаоса наггароти встретили больше врагов, чем где-либо раньше. Пустоши буквально кишели чудовищами, извращенными магией Хаоса, и каждый раз, когда эльфы разбивали лагерь, на часовых совершали нападение очередные ужасные твари.
        Здешние люди были намного более развитыми, чем их сородичи с юга. То ли им помогали неведомые союзники, то ли темные боги Хаоса, но они носили доспехи из кожи и бронзы и закаленное оружие. Они с удивительным искусством сражались мечами и топорами, а некоторые обладали шаманским даром и осыпали наггароти заклинаниями темной магии.
        Многие тамошние люди носили на себе отпечаток Хаоса: у них были чрезмерно мускулистые тела и зверские черты лица. У некоторых было заколдованное оружие, подаренное богами Хаоса. Малекит как-то убил вожака с крыльями, как у летучей мыши, и чешуйчатой кожей; тот сражался зазубренным мечом, который постоянно кричал что-то на жутком древнем языке. Авануир так же оборвал жизнь главы племени с телом змеи и доспехом из твердой, как сталь, кости.
        Хотя Малекит никогда не заходил на территорию королевства Хаоса, его отряд нередко подбирался очень близко к его неопределенным границам. Воздух там дрожал от магических излучений. На грани видимости реяли просторные безумные пейзажи: кошмарные леса из плоти, горы костей, реки крови и горящие небеса. В Пустошах Хаоса, окраинах королевства Хаоса, правили демонические неестественные силы. И впервые за тысячу лет Малекит скрестил меч с демонами.
        Малекит вел армию все дальше на северо-восток в поисках знака, который был бы понятен только ему одному. По правде говоря, его начинало охватывать отчаяние. После отъезда из Атель Торалиена миновало пятнадцать лет, но князю казалось, что он ни на шаг не приблизился к желаемой цели. Перед ним не было огромной вражеской армии, лишь немногочисленные племена людей и демонические создания. Не было здесь и богатств, которые можно было бы с почестями отослать на Ултуан. Лишь бесконечный блеклый снег, камень и лед.
        Из-за лишений и тягот армия Малекита сильно уменьшилась, и князю все чаще казалось, что экспедиция его закончится ничем. Они все дальше углублялись на север, к самой границе королевства Хаоса. Наггароти чувствовали его разочарование и беспокоились, что он решится на какие-либо отчаянные действия.
        Однажды они попали в сильную снежную бурю, Малекит приказал остановиться и переждать.

        Ночью, когда палатки наггароти бомбардировал снежный ураган, Еасир решил поговорить со своим господином. Они сидели наедине в палатке Малекита. Им пришлось завернуться в меха и согреваться у магического горящего камня — обычный огонь разжечь не удалось. Полотнище билось и трещало на ветру.
        — Если бы вы дали нам знать, чего ищете, мы бы сумели вам помочь,  — произнес лейтенант.
        — А что, если я скажу, что хочу постучаться в ворота Хаоса?  — спросил Малекит.  — Ты последуешь за мной?
        Еасир ответил не сразу, но выражение ужаса на его лице было красноречивее слов.
        — Значит, есть границы, которые даже наггароти не смеет переступить?  — сказал князь.
        — Я бы посоветовал так не поступать, ваше высочество,  — Еасир с осторожностью подбирал слова.  — И все же, если после моих слов вы будете настаивать на своем, я последую за вами, как и все остальные ваши солдаты.
        — И какие доводы ты приведешь, чтобы разубедить меня?
        — Ни одна живая душа еще не возвращалась из королевства Хаоса.
        — Но если мы отправимся в сердце Хаоса и вернемся оттуда, разве о нас не будут слагать легенды?  — спросил Малекит.
        — Если вернемся,  — предостерег Еасир.
        — Я и не знал, что холод так пагубно влияет на тебя, Еасир,  — презрительно бросил князь.
        — Меня сдерживает не страх,  — резко возразил капитан.  — Я с радостью выступлю против любого врага, смертного или демона. Но нас запомнят как глупцов, и мы покроем себя позором, а не славой, или, что еще хуже, нас вообще не запомнят, если мы отправимся в королевство Хаоса и не вернемся. Наша история закончится ничем.
        Малекит осклабился — не от злости, но от разочарования. Он знал, что в словах Еасира есть резон, однако князь не мог вынести мысли о том, что ему придется вернуться в Нагарит с поджатым хвостом.
        — Пока я не стану принимать решения,  — провозгласил он.  — Утреннее солнце может принести свежие мысли.
        Так и вышло.

        Перед рассветом буран утих, и над тундрой воцарилось спокойствие. В палатку Малекита заглянул взволнованный Еасир. Следом за ним князь выбрался наружу, чтобы посмотреть, что же так взбудоражило его солдат.
        На севере, в свете зарождающегося дня, виднелись какие-то строения. На усыпанном снегом холме из ледяной почвы вырастали облепленные инеем дома. С такого расстояния он не мог рассмотреть их точные очертания, но сразу становилось ясно, что странные грани вытесала из серого и черного камня не природа. Свет раннего утра блестел на свисающих с необычных балконов сосульках и искрами рассыпался на непривычной формы куполах. Малекит отдал приказ сворачивать лагерь и готовиться к выступлению.
        Сперва он оценил расстояние в две-три мили, но безликая тундра обманчива, и только спустя несколько часов наггароти приблизились к неизвестным постройкам.
        Эльфы никогда не видели подобных домов — ни у гномов, ни у людей. Стены этих строений казались не вытесанными, а сплавленными из камня без каких-либо швов. Стены пересекались под непривычными углами, а окна и двери чернели странными проемами. Малекит не видел ни изгибов, ни закругленных арок. Некоторые здания были настолько низкими, что их крыши оказывались на уровне его головы, в то время как другие возвышались на несколько этажей по дюжине футов в высоту.
        Поначалу наггароти просто бродили по широким, неровным улицам, просторным террасам и лестницам со ступеньками разной высоты. Дороги пересекались через неравные участки и выводили на неровные площадки в форме звезд. Малекит не заметил других материалов, кроме камня,  — ни дерева, ни металла — и убедился, что поселение очень древнее. Вскоре стало ясно, что город огромен, гораздо больше всех виденных когда-либо эльфами.
        Тут, на границе королевства Хаоса, расстояния были крайне обманчивы, и это в полной мере относилось и к городу. Короткие переулки при приближении становились шире, улицы оказывались длиннее, чем можно было предположить по фасадам расположенных на них зданий, а парадные проезды, по которым, казалось, можно прошагать целую милю, заканчивались в мгновение ока.
        Наконец Малекит и его отряд решились зайти в одно из зданий. Они выбрали дом в пять этажей, который неестественно расширялся кверху, к серым небесам. Плоские стены испещряли сотни маленьких темных окон. На первом же этаже находилась только широкая лестница, которая вела вниз; эльфы не обнаружили ничего, что помогло бы подняться на верхние этажи.
        Они достали сделанные гномами фонари, где горел серебристый огонь, и спустились по ступенькам. Лестница привела их в запутанный клубок туннелей и залов, и довольно быстро Малекит начал опасаться, что они заблудятся. Он приказал на каждом перекрестке оставить по воину с зажженным фонарем, чтобы не потерять из виду обратный путь. Таким образом они медленно осматривали катакомбы. Они не нашли никаких признаков строителей города — лишь голый камень без узоров и цвета.
        После целого часа поисков — гораздо дольше, чем можно было предположить, судя по внешним размерам здания,  — они подошли к другой лестнице. Она вела вверх, но пролеты совершенно странным образом пересекались. Становилось несомненным, что лестница поднималась гораздо выше потолка, хотя с виду достигала лишь середины первого этажа.
        От дыхания в воздухе поднимался пар. Малекит с воинами поднимались по лестнице, оставляя на каждой площадке по часовому. Они преодолели подъем за удивительно короткое время и вышли на еще один пустой этаж с широкими окнами, через которые виднелось затянутое облаками небо.
        Малекит подошел к ближайшему окну, выглянул наружу и тут же отпрянул с удивленным вздохом. Лестница привела их на этаж выше того, где они вошли в здание, потому что внизу он видел оставленных у входа часовых. Город простирался во всех направлениях, докуда доставал взгляд, и там терялся в сером тумане.
        Князь прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем, немного придя в себя, высунулся из пустого окна и позвал часовых. Те с испуганными вскриками подняли головы; их голоса едва долетали до Малекита, как будто с весьма значительного расстояния.
        Малекит приказал наггароти покинуть здание, что заняло еще около часа. Когда он поднял голову к небу, солнце полностью скрылось за облаками, так что пришлось полагаться на инстинктивное чувство времени. По его расчетам, была середина дня, и князь знал, что в это время года солнце садится рано,  — весь путь от горизонта к горизонту занимает у него несколько часов. Малекит приказал покинуть город до наступления ночи, а завтра вернуться.
        Без солнца никто из наггароти не мог указать, с какой стороны они вошли в город. Они отправились по своим следам на снегу, но вскоре следы пропали, хотя снегопада не было. Малекит, встревожась, обнаружил вдобавок, что пятеро воинов его отряда пропали. Никто не мог вспомнить, где их видели в последний раз, и князь боялся, что они затерялись в городе, и скорее всего, навсегда.
        Малекит чувствовал, что тревога солдат перерастает в панику, поэтому приказал отряду оставаться на месте. Очевидно, близость королевства Хаоса влияла на восприятие, и он уже не мог доверять собственным глазам. Поэтому Малекит обратился к более глубоким чувствам — плывущей из Врат Хаоса магии.
        Князь закрыл глаза и отключил все внешние ощущения. Он вошел в медитативное состояние. Этому его еще в юности обучила Морати. Обычно ему не требовалось особых усилий для поимки ветра магии, но сейчас он искал идеальной точности.
        Он представил себя крошечной точкой, пылинкой, и позволил внутренним чувствам потянуться наружу, совсем недалеко. Ветры магии дули здесь равномерно во всех направлениях. Князь немного расширил сферу своих поисков и охватил большую часть города. Сейчас же он нашел более-менее постоянный поток энергии, текущий в одном направлении. Малекит мысленно отметил его расположение и открыл глаза.
        Он снова собрался с мыслями и теперь чувствовал легкую, но настойчивую тягу Хаоса и знал, в какой стороне находится север. Малекит повернулся на юг и приказал наггароти следовать за ним.
        Они прошагали почти час, когда князь почувствовал другое течение магии. Что-то поблизости создавало завихрение в потоке, наподобие заклинательного камня гномов. Теперь он был уверен, что при необходимости сумеет вывести свой отряд из города, так что Малекит решил отклониться от пути и исследовать это завихрение. Теперь Малекит безошибочно выбирал дорогу и вел наггароти к источнику аномалии.
        Его внимание привлекло одно из зданий. Оно возвышалось башней из пяти ярусов, где каждый следующий ярус отклонялся от предыдущего немного в сторону. От этого все здание казалось покореженным рукой древнего неизвестного бога. В стене первого яруса зияло несколько арочных проходов, но на верхних ярусах Малекит ничего не разглядел. Хотя он и не смог бы сказать почему, но здание напоминало храм.
        Малекит приказал половине воинов растянуться по периметру здания, которое стояло на огромной восьмиугольной площади с неровными сторонами. Другую половину он взял с собой внутрь. Некоторое время они бродили по коридорам, лестницам и туннелям. Малекит чувствовал, как магия кипит вокруг, но на стены здания наложено заклинание, которое удерживает ее внутри.
        Наконец он нашел место, где яростно клубился магический вихрь. Жестом он приказал воинам остановиться и подошел к точке, где сходились несколько потоков энергии. От такого наплыва магии даже князю стало дурно.
        Там он разглядел треугольную дверь, незаметную с любого другого места. Он указал на нее и велел Еасиру точно следовать всем его указаниям. Ничего не понимающий лейтенант, повинуясь жестам князя, подошел к двери. Еасиру казалось, что Малекит направил его к сплошной стене, и в шаге от нее он замешкался, но окрик князя заставил его шагнуть вперед. С гримасой, с прищуренными в предвкушении удара глазами Еасир сделал последний шаг, но едва не упал, когда оказался на верхней ступени странной асимметричной лестницы, похожей на найденную в первом обследованном ими здании.
        Из-за колдовства лестницу никто не видел; ведущая к ней дверь находилась как бы немного в стороне от этого мира. Когда Еасир прошел через нее, он пропал из виду, но через несколько мгновений вернулся и жестом пригласил следовать за ним.
        Короткая лестница вела вниз, хотя в этом невероятном городе такие понятия, как время и направление, были очень зыбкими. Ступени привели их в абсолютно черную комнату, ее освещал только свет эльфийских фонарей. Казалось, что воздух здесь прямо всасывает в себя свет, и даже в сиянии ламп Малекит не видел дальше десяти шагов перед собой.
        Он осторожно сделал пару шагов и обнаружил, что ступает по выложенному плитами полу,  — причем каждая плита занимала свое строго определенное место в непонятном геометрическом узоре. Серые, как и весь камень построек в городе, плиты слегка прогибались под ногами. Малекит поводил фонарем вправо и влево и увидел вырастающие из мрака фигуры — они стояли на пьедесталах по сторонам широкого прохода. Князь поднял руку, чтобы идущие следом воины остановились, и повернулся к левому ряду фигур.
        В серебристом свете фонаря фигуры казались сделанными из какого-то тусклого сплава, но вблизи Малекит рассмотрел, что перед ним скелеты из серой кости. По пропорциям торса и длине конечностей они соответствовали скорее эльфам, хотя толщина костей больше подходила людям, а рост — гномам. Их черепа чуть отличались от всех виденных прежде Малекитом.
        Скелеты покрывали черные саваны с натянутыми капюшонами. На шеях и запястьях висели нити темных бус, возможно черного жемчуга. В правых руках они держали зазубренные мечи, а в левой — треугольные щиты, без каких-либо украшений.
        Малекит прошел немного вдоль шеренги неподвижных стражей, но не смог представить, сколь далеко она тянется, хотя и почувствовал, что расстояние между ними сужается и два ряда сходятся где-то за пределами видимости.
        Князь оглянулся на свой отряд и пораженно остановился. Хотя он мог бы поклясться, что прошел не более пятидесяти шагов, свет фонарей эльфов блестел отдаленными звездочками на затянутом туманом небе, причем слева и выше.
        Малекит крикнул, чтобы к нему прислали группу воинов, и его голос заметался между далеких стен. Судя по эху, комната оказалась гораздо просторнее, чем можно было предположить снаружи. С дрожью Малекит подождал подкрепления — свет фонарей приближался с каждым ударом сердца, будто с каждым шагом эльфы покрывали несколько ярдов.
        Еасир округленными глазами смотрел на парад скелетов. Он ничего не говорил, но Малекит заметил выражение тревоги на лице своего лейтенанта. С ободряющим кивком князь развернулся и пошел по проходу. Тот действительно постепенно сужался и привел наггароти к огромной ступенчатой пирамиде, чья вершина терялась в тени. Малекит поднялся на несколько ступеней, обошел пирамиду и увидел, что к ней тянутся расположенные с неравными промежутками еще пять линий скелетов. Князь вернулся к своим воинам и приказал нескольким встать у подножия ступеней, а остальным следовать за ним.
        Ступени вывели на ровную площадку шириной — насколько невозможным это ни казалось — с подножие пирамиды. На низких табуретах сидело семь фигур. Они походили на скелеты внизу, только их украшало больше бус из черного жемчуга и броши из того же темного материала. Шестеро смотрели наружу, на каждый из сходящихся к пирамиде рядов. Вместо капюшонов их головы венчали простые тонкие обручи с черными матовыми камнями. Седьмая фигура сидела лицом к Малекиту, хотя князь подозревал, что она встречала бы пришедших независимо от того, откуда бы те появились. Ее корона была гораздо больше и сделана из серебристо-серого металла с похожими на рога завитками — единственный природный узор, который заметил во всем этом городе Малекит.
        — Ваше высочество!  — выкрикнул Еасир — и рука Малекита дернулась к мечу.
        Только тогда он осознал, что его другая рука уже тянется к мертвому королю, чтобы снять с его черепа корону. Князь даже не понял, когда подошел к нему, и встряхнул головой как после удара.
        — Не следует ничего трогать здесь,  — сказал Еасир.  — Это место проклято — богами или кем-то еще.
        Малекит рассмеялся, но звук оказался придушенным и плоским, без звенящего эха, которым разносился его предыдущий крик.
        — Думаю, этот великий король больше не правит здесь,  — сказал князь.  — Вот он, мой знак, Еасир. Я не могу придумать лучшего заявления о своей судьбе, чем вернуться на Ултуан с этой короной на голове. Свидетельство предшествующих времен.
        — Предшествующих чему?  — спросил Еасир.
        — Всему! Хаосу, Вечной королеве, даже богам. Разве ты не чувствуешь древности этого места?
        — Чувствую,  — прорычал Еасир.  — Тут живет древнее зло, разве вы не видите? Я повторяю, это место проклято.
        — Ты был готов следовать за мной во Врата Хаоса,  — напомнил Малекит.  — Ты предпочтешь, чтобы мы оставили это сокровище здесь?
        Еасир пробурчал что-то нечленораздельное, но Малекит воспринял его слова как согласие. Князю и так не требовалось разрешения, чтобы взять то, что он хотел и откуда хотел. Его привела сюда магия, и он знал, что это неслучайно. Чья воля за ней скрывалась — богов или чья-то еще, но она привела его к древнему королю, чтобы забрать его корону.
        С улыбкой Малекит снял корону с черепа мертвого короля; она снялась очень просто и оказалась легкой как пушинка.
        — Корона у вас, пора уходить,  — резким от страха тоном сказал Еасир.
        — Успокойся,  — произнес Малекит.  — Разве она не придает мне величественности?
        Князь Нагарита надел на голову корону — и мир исчез…

        По огромному залу разливался золотистый свет. Он исходил не из определенного источника, а просто сиял со всех сторон. Еасир заморгал, чтобы прошли поплывшие перед глазами яркие пятна. Когда зрение восстановилось, он лучше разглядел, где находится.
        Зал оказался больше любого парадного зала Ултуана или королевства гномов. Когда Еасир повернулся, чтобы оглядеться, то увидел, что стен становится то больше, то меньше: только что он стоял в восьмиугольной комнате, но тут же она превратилась в треугольную.
        Он поднял голову вверх и увидел далекий потолок, который тянулся к горизонту,  — настолько протяженный, что он не мог определить, где тот встречается со стенами. С него под странными углами свисали огромные неровные сталактиты. Еасир оторвал взгляд от безумного зрелища и повернулся к своему повелителю.
        Малекит выглядел так, будто его заморозили. Он стоял рядом с королевским скелетом на середине площадки в той же позе — его пальцы прилипли к странной железной короне. Еасир с воплем ринулся вперед, он боялся, что на его князя наслали какое-то заклинание. Но его остановил крик одного из воинов, лейтенант повернул голову и увидел, как несколько наггароти указывают на что-то в зале.
        Еасир проследил взглядом и увидел то, чего опасался с первых минут пребывания в древнем зале: скелеты сошли со своих постаментов и разворачивались к центральной площадке. Они тоже светились и целенаправленно двигались вперед, держа наготове оружие и щиты. Еасир бросил быстрый взгляд на сидящие на пирамиде фигуры и с облегчением увидел, что хотя бы те не шевельнулись. Лейтенант ринулся к противоположной стороне помоста — мертвые воины наступали со всех сторон.
        — Приготовиться к обороне!  — приказал Еасир, и наггароти сомкнули кольцо из щитов и копий.  — Князь!
        Капитан пробежал по площадке и положил руку на плечо Малекита, будто хотел его разбудить.
        Но стоило ему коснуться князя, как по телу Еасира побежали искры и его отшвырнуло в сторону. Тело онемело, а мышцы дергались в спазмах от магической энергии. Еасир сжал зубы и попытался взять свое тело под контроль, но у него не осталось сил. Он лежал и стонал, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, в глазах темнело.
        Раздались встревоженные крики, но лейтенант не мог разобрать слов сквозь звон в ушах. В кратких вспышках просветления он видел, как нагаритские лучники натягивают тетиву и выпускают с края помоста стрелы, но не мог сказать, попадают ли те в цель. Со стоном он перевернулся на живот, онемение начало проходить — его сменила режущая боль в костях и теле.
        Еасир попытался заговорить, но смог только шипеть сквозь сжатые зубы. Боль пронзила позвоночник и растеклась в голове. Среди заполнившего череп жужжания и визга лейтенант расслышал крики и ужасный топот костяных ног по каменному полу. В затуманенном болью мозгу метнулась паническая мысль: «Мы обречены».

        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Изначальные враги

        Вокруг Малекита метался калейдоскоп режущих глаз цветов. Князя наполняло странное ощущение, будто его подняли высоко в воздух и в то же время он стремглав летит вниз, в бездонную глубину. Голова кружилась, а по коже бегали мурашки. Все тело пульсировало и наливалось неведомой энергией.
        Через какое-то время — мгновение или вечность — кружащиеся цвета начали сгущаться. Они образовали виденный только в страшных снах пейзаж, над которым и парил эльфийский князь. Небеса полыхали огнем, по ним ползли черные облака, а внизу простиралась бесконечная равнина — королевство Хаоса.
        В одной стороне Малекит заметил заброшенный сад. Над иссохшими стволами согнутых и поваленных деревьев витал вонючий туман и роились мухи, а между зарослями лишайника текли ручейки пузырящейся гнили. Болотистые лужи вспучивались пузырями, испуская ядовитые газы.
        В центре зарослей возвышался невероятных размеров обветшалый мавзолей из крошащегося камня и изъеденного червями дерева. Краска отшелушилась, а голые пятна закрывали болезненного вида желтые лианы и крупные черные розы. Из сотен дымоходов вырывался дым, а украшенные горгульями трубы выплевывали на потрескавшиеся плиты комья ихора.
        В дыму и ядовитых парах ковыляли демоны чумы и смерти — огромные раздутые создания с покрытой чирьями плотью и изрытой оспинами кожей. Их сопровождали слюнявые животные, похожие на слизней с гроздями щупалец, откуда капали ядовитые выделения. Мириады клещей ползали по просевшим стенам и крыше, а по запущенному саду бродили легионы циклопических демонов с одним потрескавшимся рогом и монотонно что-то напевали.
        Малекит отвернулся, и его взгляд упал на могучую цитадель из сверкающих зеркал и хрусталя. Ее поверхность переливалась всеми цветами радуги, почти прозрачными, замутненными лишь извивающимися потоками магии. Двери зияли распахнутыми ртами, а окна уставились на князя лишенными век глазницами. На шпилях тонких башен горели разноцветные огни и осыпали землю внизу фонтанами искр.
        Вокруг невиданного дворца раскинулся огромный лабиринт с хрустальными стенами. Извивающиеся проходы пересекались во всех направлениях и проходили над и под друг другом. Арки из пламени соединяли между собой части лабиринта; они переливались синим, зеленым, фиолетовым огнем, а потом сменялись цветом, не предназначенным для глаз смертных.
        Небо над ужасной башней наполняли стаи парящих в магических потоках существ, жутких и похожих на акул. Вокруг лабиринта резвились бесформенные, хохочущие создания — они скакали и прыгали в безумном веселье. Взгляд Малекита вернулся к цитадели, и князь увидел, что огромная галерея открылась.
        Там прогуливались загадочные существа с разноцветными крыльями и птичьими лицами, в блестящих голубых и розовых робах, с перекрученными посохами в руках. Одно из созданий остановилось и поглядело на князя. Его глаза зияли колодцами бесконечного безумия, глубокими океанами клубящейся силы, что грозила затянуть в них навсегда.
        Малекит оторвался от завораживающего взгляда и осмотрел выжженную пустошь, окруженную длинной цепью вулканов, по черным склонам которых текли реки лавы, а над кратерами поднимались клубы сажи. В скальной породе были высечены огромные сторожевые башни, украшенные черепами бастионы, а с зубцов стен свисали тысячи тысяч пурпурных знамен.
        Землю покрывали разрывы и провалы, которые наливались кровью, будто раны от постоянных ударов божественного меча. Между алыми озерами кучами были навалены скелеты немыслимых созданий, а вокруг колыхались барханы из серой костной пыли. По руинам бродили гончие размером с лошадь, покрытые красной чешуей и с огромными клыками; их вой наполнял воздух и мешался с треском и скрипом костей.
        В сердце разрушения стояла гигантская башня — настолько огромная, что она закрывала весь горизонт. Башня на башне, стена из черного камня и бронзы на стене — замок мог сдерживать армию, собранную со всей вселенной. Горгульи сплевывали вниз кипящую кровь, а краснокожие воины с поджарыми телами и раздутыми, увенчанными рогами головами патрулировали стены. На самом высоком парапете стояло существо, рожденное из самой ярости, которой дали звериное, крылатое тело. Оно било себя в обнаженную грудь и завывало, подняв голову к темному небу.
        Малекит с содроганием повернулся в другую сторону, где его заворожила картина невиданной красоты. Прекрасные поляны с нежно колышущимися изумрудными деревьями обрамляли золотистые пляжи. Там пенились голубые волны, а блестящие безмятежные озера так и манили к себе. Усыпанные белейшим снегом вершины величественных гор блестели под невидимым солнцем. Крошечные создания в деревенских костюмах резвились в этом раю; они смеялись и болтали, ласкали друг друга. На изумрудных лугах паслись стада великолепных зверей, чьи тела переливались и меняли цвет. Князь не мог оторвать глаз от переменчивых, разноцветных узоров. Его завораживала их красота и тянуло туда, к ним.
        Внезапно Малекит разгадал ловушку, в которую чуть не попал, и оторвал взгляд от гипнотических видений. Он чувствовал, что за ним наблюдают внимательные глаза потусторонних созданий. При мысли, что вот-вот его душу препарируют и она, совершенно беззащитная, предстанет перед богами Хаоса, князя охватил страх. Он хотел бежать, но со всех сторон лежали владения темных богов. Последним, подстегнутым ужасом усилием воли он пожелал оказаться в другом месте — и его тут же подхватили крутящиеся водовороты магии.
        Когда зрение прояснилось, Малекит обнаружил, что парит высоко над миром, будто стоит на пороге мироздания и оглядывает оттуда королевства людей, эльфов и гномов, а также всех прочих созданий. Он видел джунгли Люстрии, где по руинам городов Древних ползали человекоящеры. Видел зеленые волны марширующих по выжженной пустыне орочьих племен.
        Над миром витали ветры магии, и сейчас он видел их так ясно, как никогда в жизни. Князь наблюдал, как они вытекают из Врат Хаоса на севере и разлетаются по северным землям. Портал Ултуана выглядел огромным завихрением, которое подпитывалось энергией всего мира. Он видел глубокие дыры темноты и яркие горы света.
        В тот миг в голове Малекита все встало на свои места. Перед ним лежал целый мир, и он видел его так, как умела только его мать. Над землей струились потоки силы, которых никогда не касалась воля смертного. Над океанами и равнинами проносилось дыхание богов; оно спускалось в ущелья и колыхало леса. Вся магия, добрая или злая, шла из Хаоса. Картина поражала своей красотой — так взлохмаченное штормом море завораживает тех, кому не грозит его смертельная хватка.
        Малекит ненадолго задержался в видении. Теперь он понимал, что за корона обжигала ему голову. Она выступала в роли некоего ключа, и создала ее раса, жившая задолго до появления эльфов — даже до прихода Древних. Ему не составило бы труда остаться здесь вечно и восхищаться изменчивой географией магических ветров. Он может провести тут вечность, изучая их при помощи короны, но так и не открыть все их секреты.
        Но что-то не давало ему покоя, что-то в глубине души грозило вмешаться и прервать наблюдение.

        Еасир с трудом поднялся на колени; он еще чувствовал слабость после магического удара. Встревоженные крики эльфов все нарастали по мере того, как скелеты начали подъем по ступеням пирамиды. Лейтенант подполз к краю верхнего уровня и взглянул вниз на мертвый легион, который безупречным строем надвигался на эльфов. Скелеты маршировали в ногу, будто их вела общая воля. Стрелы не производили почти никакого эффекта, отскакивая от светящихся костяков, а чаще просто пролетали сквозь них, как сквозь призраков.
        Когда первый ряд скелетов достиг верхней ступени, наггароти ударили копьями. Вонзающиеся в черепа и ребра серебряные копья нанесли существенно больший урон, чем стрелы, и немало скелетов рассыпалось и исчезло в затухающем сиянии золотистого света. Но наступление продолжалось неумолимо, как прилив, и едва один ряд падал, его место занимал следующий.
        Клинки скелетов ничуть не затупились с того дня, как их выковали, и без устали впивались в щиты и плоть. Вокруг Еасира звенели крики боли и страха, а он пытался вытащить свой меч, но ножны оказались прижаты к полу, а у него не хватало сил, чтобы приподняться.
        Слева от него эльф с криком покатился по ступенькам с перерезанным призрачным клинком горлом. Скелет встал на освободившееся в линии обороны эльфов место и повернул скалящееся лицо к Еасиру. Древний воин занес над головой черный меч со сверкающим золотистым светом клинком. Еасир вскинул перед собой щит, и клинок ударился в него с глухим звоном.
        Снова и снова меч ударялся в щит с упорной, методичной жестокостью. После десятого удара руки Еасира окончательно ослабли, и от одиннадцатого край щита ударил его по лицу. Оглушенный ударом, лейтенант не мог уже ничего сделать, когда меч скелета снова взлетел в воздух. Он уставился в глаза мертвого часового и не увидел в них ничего, кроме наполненных тьмой колодцев.
        Заполнивший комнату золотистый свет ярко вспыхнул и ослепил Еасира. Эльф вскрикнул и зажмурил глаза в ожидании смертельного удара. Но меч все не опускался, и Еасир приоткрыл один глаз, в ужасе от того, чтО может увидеть.
        Скелет все еще нависал над ним с поднятой рукой, но аура вокруг него погасла, оставив лишь легкое свечение, и он не двигался.
        Еасир открыл второй глаз и осмелился выдохнуть. Затем он услышал за спиной хриплый смех и медленно повернул голову, боясь представить, что за видение его ждет.
        На середине площадки стоял Малекит; корона на его голове сияла мощью. Лицо князя сияло энергией. Лицо приняло пренебрежительное выражение, величественное, но в то же время жестокое. Взгляд оставался отрешенным. Князь довольно долго смотрел на Еасира, но, казалось, не видел его. Затем Малекит протянул руку, и по его команде скелеты ожили, развернулись и зашагали вниз по ступенькам. С облегченным вздохом Еасир наблюдал, как они вернулись на свои постаменты и замерли там.

        При помощи короны Малекит видел магические силы, заставлявшие скелеты двигаться. Остановить их не составило труда, и следующим мысленным приказом князь вернул их в вечный сон. Весь зал заполняли огромные золотистые арки и блестящие колонны, невидимые для всех, кроме него. Благодаря короне он видел магию древних архитекторов города, изогнутые галереи и вытянутые балконы, сооруженные при посредстве магических сил, о которых не подозревал даже он. Вот почему в зале не было другой магии: там уже имелась собственная сила, гораздо мощнее прихотливых ветров магии. Подобно тому как воздух не может проникнуть в твердый предмет, так и ветры магии не могли ворваться в переполненный заклинаниями зал.
        Теперь, при помощи внутреннего зрения короны, у князя появилась возможность самому управлять магией Хаоса. Мать предупреждала, что Хаос — самый страшный враг. Ожидаемые от армий орков и зверолюдей опасности — сущие пустяки в сравнении с легионами демонов. Боги Хаоса строили планы и ждали — ведь в их распоряжении была вечность. Князь внезапно понял, что эльфы не смогут всегда прятаться за силой портала, он лично ощутил медленно растущую силу богов Хаоса, когда стоял среди них.
        Все части головоломки сложились в сознании Малекита. Люди севера служат сосудами для темных богов, и их процветание будет усиливать влияние их тайных повелителей. Придет день, когда портал падет и в мир снова ворвутся орды Хаоса. Ултуан окажется к ним не готов, Бел Шанаару даже в мечтах не стоит надеяться достойно встретить такую угрозу. У Малекита не осталось сомнений, что благодаря этой короне он станет орудием, которое защитит эльфов от величайшей опасности.
        Медленно, с усилием Малекит снял с головы корону. Величественная магическая архитектура пропала из виду, и князь обнаружил, что находится в странном зале под древним городом. Его окружили верные наггароти: они уставились на своего господина полными страха и восхищения глазами.
        Малекит улыбнулся. Теперь он знал, что должен сделать.

        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Культы Китарая
        Возвращение князя
        Возрождение Анлека
        Воля Азуриана

        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Беспокойство роскоши

        Когда Малекит взял магическую железную корону, далеко на юге Ултуана другой эльф тоже принял вызов судьбы. Скромный капитан лотернской гвардии Каратриль вел свой отряд по прибрежной дороге. Ему дали секретное задание, о котором знали лишь единицы при дворе Эатана. И совсем уж никто не знал, что эта ночь положит начало целой серии событий, которые завершат эльфийский золотой век.
        По ночному небу гуляли отблески света из тысячи окон Сверкающей башни. Волны в пенных искрах разбивались о камни, на которых стоял маяк. По свету Сверкающей башни корабли пересекали залив и проходили под огромной аркой Изумрудных врат, за которым лежали тихие воды пролива Лотерна.
        Их белые паруса отбрасывали на спокойные воды отблеск.
        За крутыми откосами, застроенными домами и башнями, где в бесконечном дозоре двигались часовые, вздымалась громада Сапфировых врат. Кованое серебро створок переливалось в магическом свете огромных драгоценных камней. В лунном свете за воротами лежала тихая безмятежная лагуна.
        По берегу тянулись многочисленные причалы с пришвартованными кораблями. Вдоль берега дрейфовали крохотные ялики и прогулочные яхты, увешанные золотистыми фонариками, и над шелковистыми водами разносились смех и пение. Среди леса мачт торговых судов и поджарых яхт выделялись мощные военные корабли. Огромные «драконы» уверенно покачивались на якоре, золоченые носы и отделанные серебром бортовые арбалеты не давали забыть об их суровом предназначении. Стремительные «ястребы» мелькали среди линейных кораблей; морская гвардия была начеку.
        На противоположной стороне лагуны раскинулся на холмах город Лотерн. Зеленые террасы, пышные виноградники и просторные виллы связывали извилистые дорожки: они поднимались от берега к великолепным дворцам и стройным башням на лотернских холмах. В городе было тихо — но то было затишье перед бурей.
        Лотерн одолевала тревожная истома, как и весь остров эльфов, буквально утопавший в распутстве и всевозможных излишествах. То, что начиналось с безобидных поэтических музыкальных вечеров, продолжилось в кровавых жертвоприношениях, извращенных ритуалах и заигрывании с запретными силами.
        Культ наслаждений привлекал последователей простыми чувственными ловушками, ведь эльфы всегда переживали эмоции и ощущения очень сильно. Привычные нормы морали были отброшены.
        Немногие понимали, насколько глубоко темные культы пустили корни в их обществе. Еще меньше эльфов знало об истинных масштабах распространения зловещего культа наслаждений. Бел Шанаар и верные ему князья искали способ ослабить влияние расплодившихся мрачных сект, пресечь появление их новых последователей и восстановить спокойствие в обществе.
        На Каратриля была возложена задача уничтожить недавно появившуюся в Лотерне секту. Вот куда он и вел свой отряд по извилистым улочкам города.

        В особняке князя Аэлтерина, на окраине Лотерна, церемония подходила к кульминации.
        В воздухе мраморного зала клубились фиолетовые и голубые пары — они поднимались от жаровен, сделанных из перекрученных костей неизвестных животных. Опьяненные наркотическими испарениями, гости извивались на покрытом красным ковром полу: рыбаки и дворяне, слуги и законодатели вперемешку. Кто-то рыдал в кошмарном видении, другие истерически хохотали, некоторые просто постанывали от возбуждения.
        Вокруг извивающегося клубка тел стояла дюжина обнаженных до пояса жрецов. Их тела покрывали выписанные лисьей кровью символы, а длинные волосы, смазанные жиром этого животного, торчали иглами.
        Верховная жрица Дамолиена негромко распевала заклинание; ее голос почти терялся в какофонии, царившей в огромном зале. На плечах жрицы красовалась окровавленная шкура лисы, и время от времени женщина замолкала и пропускала сквозь пальцы мех. Дамолиена вздрагивала от наслаждения, когда шелковистый мех касался особо чувствительной от наркотика кожи.
        Гости один за другим впадали в ступор, в зале воцарилась тишина. С удовлетворенным кивком Дамолиена отослала одну из жриц за князем Аэлтерином, хозяином дома, чтобы тот смог принять участие в последней стадии церемонии. Но стоило жрице направиться к двойным дверям зала, снаружи раздался шум. Громкие голоса и вскрик заставили всех жриц повернуться к дверям. Дамолиена вытащила из-за пояса серповидный жертвенный нож, и тут дверь с грохотом распахнулась.
        В нее ввалился князь Аэлтерин, натыкаясь на бесчувственные тела гостей. Из раны на его груди текла кровь, и алые капли полетели в лицо Дамолиены, когда князь споткнулся об одно из тел и рухнул на землю. В дверной проем ворвались воины в серебристых доспехах, с обнаженными мечами в руках. Голову командира украшал высокий шлем с выгравированными золотом прыгающими львами, а с его меча стекала кровь. Он вытащил из-за пояса листок пергамента и одним взмахом раскрыл его, так что стала видна печать Короля-Феникса Бел Шанаара.
        — Князь Аэлтерин из Лотерна!  — провозгласил воин.  — Я Каратриль, капитан лотернской гвардии, и вот королевский приказ о вашем аресте.
        Аэлтерин пополз через тела сонных эльфов на полу. Он не отрывал умоляющих глаз от Дамолиены.
        — Защити меня…  — прошипел князь.
        — Сложите оружие и сдавайтесь,  — спокойным голосом приказал Каратриль.  — Отдайтесь на милость Короля-Феникса.
        Дамолиена улыбнулась. Быстрым, как у змеи, языком, она слизнула с губ кровь Аэлтерина.
        — Милость для слабых,  — промурлыкала жрица и прыгнула через комнату.
        С дьявольскими визгами остальные жрицы последовали за своей госпожой. Их растопыренные пальцы украшали острые длинные ногти. Каратриль отпрыгнул, и острие кинжала Дамолиены чудом не проткнуло ему глаз. Один из солдат выступил вперед с занесенным мечом и вонзил его в грудь верховной жрицы. Та беззвучно упала, но ее последовательницы продолжали бросаться на стражу.
        Атаковали они яростно, и двоим из гвардейцев Каратриля острые когти разодрали горло, прежде чем их товарищи сумели остановить обезумевших жриц взмахами меча. Каратриль брезгливо прошелся между бесчувственными искателями наслаждений, вложил в ножны меч и протянул князю Аэлтерину руку.
        — Князь, вы ранены,  — мягко сказал он.  — Пойдемте с нами, чтобы лекари могли обработать ваши раны. Бел Шанаар не желает вам зла, он лишь хочет помочь.
        — Бел Шанаар?  — прорычал князь.  — Самозванец! Узурпатор! Его правосудие пристало воронам над прогнившим трупом. Я проклинаю его! Пусть Нету заточит его в самом черном провале!
        С последним усилием Аэлтерин, герой битвы в Мардальской долине и защитник Линтуина, поднялся на ноги. С пренебрежительной усмешкой он подхватил одну из бронзовых жаровен и высыпал дымящиеся угли на свою мантию. Прозрачная ткань моментально вспыхнула — и князя охватило голубое пламя. Оно переметнулось на ковер, Аэлтерин упал, и вскоре огонь уже охватил висящие на белых стенах гобелены.
        В дыму и смертельных языках пламени Каратриль и его отряд принялись бегом вытаскивать наружу бессознательных эльфов, но пожар быстро разгорался, и внутри оставалось еще не меньше дюжины беспомощных эльфов. Когда один из солдат ринулся обратно в зал, Каратриль ухватил его за руку.
        — Слишком поздно, Аэренис,  — сказал капитан.  — Огонь успокоит их. Может быть, теперь они обретут покой, который искали.

        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        Двор Короля-Феникса

        Величественные орлы кружили над головой; их тени мелькали на шершавых камнях горного перевала. Огромные птицы с крыльями в два эльфийских роста в размахе могли поднять в воздух горного льва. Каратриль придержал коня и какое-то время просто смотрел в голубое небо, где парили среди снежных пиков Кольцевых гор великолепные крылатые хищники. Звон упряжи нарушил его созерцание — это сопровождающий капитана Аэренис остановил рядом своего коня.
        От холодного горного воздуха эльфов защищали синие шерстяные плащи. Плащ Каратриля был оторочен золотой каймой, что отмечало капитанское звание. Оба носили легкие кольчужные юбки, отделанные выбеленной кожей, и широкие пояса, украшенные драгоценными камнями и серебром. К седлам были приторочены вытянутые белые щиты; щит Каратриля украшало изображение вставшего на дыбы льва, а Аэрениса — простая золотая руна, «Саратай», символ независимости и несгибаемой защиты. На обоих красовались высокие шлемы, столь любимые эльфийскими воинами. У Каратриля — с львиным семейным гербом, у Аэрениса — без украшений, за исключением одного бирюзового пера на плюмаже.
        Они были вооружены копьями с лезвиями в форме листа и длинными луками — луки с ненатянутой тетивой были приторочены к седлам, а за спиной висели колчаны со стрелами с белым оперением. К счастью, оружие применять пока не приходилось: путешествие протекало вполне мирно.
        Несмотря на это, эльфы не расслаблялись. Они пересекали хребет Кольцевых гор, где портал Ултуана образовывал кольцо мистической энергии. Тут и воздух, и земля прямо дрожали от пульсирующей магии. Каратриль и Аэренис имели повышенную чувствительность к магическим потокам, так что вполне ощущали ее присутствие и мощь.
        Сюда влекло и других созданий, и те вырастали на подпитке магической энергией до необычайной величины. Кроме орлов, тут водились гораздо менее дружелюбные существа, например грифоны с телом огромного льва, головами и крыльями птиц. Они сооружали на горных пиках логова, в то время как гигантские змеи и василиски прятались в пещерах и омытых магическими бризами ущельях.
        Лейтенант посмотрел на Каратриля блестящими за забралом глазами.
        — Капитан,  — тихо спросил он,  — вас что-то беспокоит?
        — Ничего серьезного,  — успокоил помощника Каратриль.  — Это просто причуда, если можно так сказать.
        — Так что за причуда?
        — Их ничего не тревожит, этих орлов,  — негромко произнес капитан.  — Они едят, размножаются и выращивают птенцов и так далеки от наших бед. Они свободны, они летают и охотятся, и их не смущают печали и страх. Ты знаешь, поговаривают, что маги в Сафери умеют превращаться в лебедей и ястребов.
        — А вы бы хотели парить как птица?  — с сомнением спросил Аэренис. За Каратрилем не водилось славы фантазера или поэта.  — О саферийцах говорят многое, да и вообще там живет странноватый народ. Но я сомневаюсь, что они умеют превращаться в птиц. Магия не действует так просто,  — по крайней мере, мне так кажется. Да и в любом случае — зачем вам становиться птицей? Вы не беззаботны и не капризны. А вдобавок как тогда быть с клятвой верности Королю-Фениксу?
        — И вот поэтому-то нам следует поскорее доставить вести королю.  — Каратриль с мрачной улыбкой повернулся к младшему эльфу.
        Они тронули лошадей и направились вниз по извилистой горной дороге. Лошади осторожно выбирали путь среди серых камней, а ущелье все сужалось, пока не стало шириной в бросок камня. Свет утреннего солнца не проникал сюда через густые кроны деревьев, и всадники ехали в прохладной тени.
        Воздух над ними плясал и переливался — это едва заметное магическое зарево играло над горными пиками.
        Время от времени над головами проносилась тень парящего орла. Землю устилали бледные изломанные камни, так что приходилось ехать медленно и тщательно выбирать дорогу. Разбросанные тут и там кусты белого чертополоха из последних сил цеплялись за жизнь под нависающими каменными грядами, на них еще виднелись последние яркие цветы. Тут и там текли тонкие ручьи талой воды с ледников.
        Царила тишина, ее лишь иногда нарушал шелест ветра. Эльфы ехали молча, каждый был погружен в собственные мысли. Каратриль хорошо знал своего лейтенанта и еще никогда не видел его в таком состоянии.
        — Плохие мысли?  — спросил он и направил коня так, чтобы тот шел рядом с лошадью лейтенанта.  — Тебя беспокоит случившееся во дворце князя?
        — Да,  — признался Аэренис.
        — Мне жаль, что мы не смогли спасти всех.  — Каратриль догадался, что его товарища мучит чувство вины.
        — И не только это. Я увидел там знакомую. Это была подруга моей сестры, Гларионель.
        — Пламя разгорелось слишком сильно, ты бы не сумел спасти ее.  — Каратриль положил руку на плечо младшего эльфа.
        — Я знаю,  — кивнул тот. Он поднял лицо к небу и продолжил, будто говорил сам с собой: — Хотя меня печалит ее смерть, но боль причиняет другое. Зачем она пришла туда? Она всегда начинала смеяться первой и замолкала последней. Почему она решила искать милости запретных богов?  — Аэренис прикрыл на мгновение глаза и затем посмотрел на Каратриля. Из темно-синих глаз лейтенанта катились слезы.  — Как могла такая прекрасная девушка опуститься так низко?
        Каратриль ответил не сразу, он обдумал свои слова. Он не мог утешить Аэрениса, поскольку не мог понять его страданий. Сам капитан был единственным в роду: его семья погибла в войне с демонами. Он всецело посвятил себя долгу.
        — Я не знаю,  — произнес Каратриль. Он убрал руку и отвел с лица прядь серебряных волос.  — Возможно, ее привело любопытство, а удержала страсть. Я слышал, что не все ходят на такие собрания по доброй воле. Некоторых обманывают, других силой забирают из дома и приучают к наркотикам. Те, у кого можно было найти ответы на твои вопросы, сейчас мертвы. Ищи утешение в том, что мы спасли хотя бы кого-то.
        — Вы мудрый советчик.  — Аэренис встретил взгляд командира грустной улыбкой. Затем ее сменило серьезное выражение, и лейтенант отвел глаза.  — Возможно, вам, а не Аэлтерину следовало стать князем.
        Каратриль искренне рассмеялся, и Аэренис бросил на него потрясенный взгляд.
        — Что вы находите смешным?  — нахмурился он.
        — В моих венах нет княжеской крови,  — объяснил Каратриль.  — Мои отец и дед не были князьями, которым пристало управлять землями. Меня вполне устраивает моя роль, потому что я сын простых крестьян. Когда Аэнарион и князья сражались с демонами, моя семья пряталась за их щитами и благодарила их. Их убили в полях пшеницы, а не на поле брани. Я не стыжусь, ибо даже самому могущественному князю необходимы вода и хлеб. Я верю, что жизнь и судьба найдут место для всех нас, и эта мысль меня утешает.
        — Будем надеяться, что этой ночью жизнь приготовила нам постели в Тор Анроке,  — пошутил Аэренис. Ему очень хотелось развеяться.
        — И конечно, одну из златовласых тиранокских красавиц, которая согреет ее для тебя!
        По ущелью эхом разнесся их смех, и стая птиц взлетела в темнеющее небо.

        Осеннее солнце уже висело над горизонтом, когда Каратриль и Аэренис выехали на заросшие высокой травой равнины Тиранока. Теперь эльфы позволили лошадям перейти на рысь.
        В Тираноке, как и во всех Внешних княжествах, было холоднее, чем во внутренних землях, поскольку тут дули морские ветры, а центр острова защищали Кольцевые горы. И солнце пригревало, и поездка получалась приятной, тем более что Каратриль и Аэренис проводили ее в непринужденной беседе.
        Впереди, всего в двух лигах, на белоснежном холме раскинулся Тор Анрок.
        У подножия холма, среди свежевспаханных полей, сгрудились белые дома с красными черепичными крышами. Из труб поднимались тонкие струйки дыма. Над ними вздымались окрашенные закатным солнцем в оранжевые и розовые тона стены Тор Анрока; от них две широкие дороги спиралью спускались к подножию холма. С высоких стен свисали сине-желтые флаги Тиранока, и легкий ветерок едва шевелил их.
        Каратриль и Аэренис пустили лошадей в галоп и поскакали напрямик по полю. Скоро они выехали на вымощенную шестиугольными красными плитами дорогу, ведущую к городу.
        По обе стороны дороги росли яблони и вишни, упорно не желавшие расставаться с уже золотыми и красными листьями. Урожай был собран, и земля за невысокими изгородями тихо и мирно готовилась к зимнему сну.
        Вскоре эльфы подъехали к городским воротам. Въезд в Тор Анрок обрамляли две башни с узкими бойницами, из которых простреливались все подходы к воротам. На плоской крыше каждой башни стоял мощный стреломет.
        Золотые ворота Тор Анрока были открыты, но проезд преграждали две стоящие бок о бок колесницы. Их украшали вырезанные из дерева орлиные головы, а загнутые назад крылья образовывали борта. В каждой колеснице застыли два суровых воина: один с длинным посеребренным копьем, а второй с натянутым луком. Часовые внимательно следили, как Каратриль и Аэренис заставили своих лошадей перейти на шаг и подъехали к воротам.
        — Кто приехал в Тор Анрок, столицу Тиранока, к трону Короля-Феникса?  — грозно спросил копейщик с левой колесницы.
        — Капитан Каратриль из Лотерна, с посланием к его величеству Бел Шанаару,  — ответил Аэренис, когда они остановились в дюжине шагов от ворот.  — И я, его помощник, Аэренис, лейтенант Лотерна.
        — Да брось, Фирутал, к чему такие строгости,  — произнес, спешиваясь, Каратриль.
        Копейщик с мрачным выражением лица сошел с колесницы и приблизился к ним.
        — Это не моя прихоть, дружище.  — Фирутал протянул в приветствии руку, и Каратриль пожал ее.  — По приказу Бел Шанаара охрану удвоили. Нам велено патрулировать дороги и границы и присматриваться к чужакам.
        — Но я не чужак,  — возразил Каратриль. Он повернулся и жестом подозвал Аэрениса.  — Я привез Королю-Фениксу важные новости, а когда твое дежурство закончится, мы сможем распить кувшин вина; как ты смотришь на это?
        Фирутал без улыбки кивнул.
        — Мое дежурство заканчивается в полночь; я отыщу тебя.
        — Не забудь.  — Каратриль под звон упряжи запрыгнул обратно в седло.
        Фирутал быстро дошагал до своей колесницы и вскочил в нее. Одним словом он тронул лошадей с места и освободил проезд Каратрилю и Аэренису.
        — Поторопитесь, я сообщу Королю-Фениксу, что вы тут,  — сказал он и бросил через плечо взгляд на возвышающуюся над городом дворцовую башню.  — Он с нетерпением ожидает известий.
        Дорога за воротами разделялась, и они свернули налево. Внимание их привлек крик птицы: к башне Тор Анрока летел посланный Фируталом сокол. Вокруг них от гор до моря протянулись багровые в сгущающихся сумерках поля. Вскоре дорогу окружили низкие домики, и они въехали на окраины Тор Анрока.
        Звон посуды и кухонные запахи напомнили Каратрилю, что последний раз ели они довольно давно, и он понадеялся, что встреча с Бел Шанааром окончится быстро, а потом они наконец-то поужинают.
        Капитан обратил внимание на тишину и спокойствие в городе. Когда они проехали вторые ворота, внутреннюю стену и оказались на территории города, ему бросилось в глаза отсутствие людей на улицах. Дорога продолжила подъем — она закручивалась вокруг вершины холма все более тугой петлей, а здания с каждым витком становились все выше, пока не начали нависать над дорогой, и вскоре двое эльфов обнаружили, что едут по длинному, освещенному фонарями туннелю. Они немного проехали в мигающем свете ламп; от стен эхом отражался стук копыт и позвякивание упряжи. Белые стены оживляли яркие фрески, изображавшие сбор урожая и соревнования колесниц, охоту на оленей и ломящиеся от товаров базары.
        Наконец всадники выехали на широкую площадь, где стоял дворец. Вымощенная теми же красными плитками, что и дорога, площадь простиралась на три сотни шагов. В центре площади в темнеющее небо вздымался дворец Короля-Феникса. В его узких окнах сиял золотистый свет.
        — Туда,  — указал налево Каратриль.
        Перед дверьми башни дорога оставалась пустой, и там двумя рядами стояла стража из пятидесяти колесничих, полностью перекрывая проход во дворец.

        Однако никто не попытался им помешать, а слуга принял лошадей, когда они спешились у ворот дворца. Высокие дубовые двери охотно распахнулись перед прибывшими; за ними оказался просторный, освещенный золотыми фонарями зал со сводчатым потолком. В дальнем конце мраморная лестница витками поднималась вверх. К ней вела красная ковровая дорожка, и Каратриль с некоторым смущением приподнял запятнанный дорожной грязью подол плаща.
        С лестницы быстро спускался эльф в просторной синей робе с вышитыми золотом птицами.
        — Капитан Каратриль, я Палтрейн, дворецкий его величества,  — представился он с небрежным кивком на нижней ступеньке лестницы.
        Каратрилю бросились в глаза острые скулы и большие темные глаза под гривой черных волос. Неторопливым жестом дворецкий пригласил воинов следовать за ним.
        На лестнице он не отрывал глаз от Каратриля.
        — Его величество с нетерпением ждет новостей из Лотерна,  — произнес он.  — Мы не получали никаких известий от князя Аэлтерина и его придворных уже несколько недель.
        Каратриль на мгновение замешкался и бросил быстрый взгляд на Аэрениса.
        — Не беспокойтесь, капитан,  — все, что услышит от вас Король-Феникс, я узнаю немедленно.
        — Боюсь, у нас не слишком радостные вести,  — ответил Каратриль.
        Палтрейн встретил его слова понимающим кивком, но по-прежнему не отрывал от капитана глаз.
        Они поднялись на несколько пролетов. Широкие арки выводили с лестницы в коридоры и галереи. На четвертом уровне Палтрейн свернул с площадки и провел их в просторный внутренний амфитеатр. Пустые сейчас деревянные скамьи окружали круглую площадку. В дальнем конце зала, на свободном от расположенных подковой скамей, сидел на золотом троне с высокой спинкой Король-Феникс; рядом с ним стояли несколько важного вида эльфов.
        Когда воины подошли поближе, они увидели, что Бел Шанаар занят разговором. На короле красовалась мантия: она состояла из нескольких слоев золотой и белой ткани с деликатной вышивкой серебряными завитками и рунами. С плеч свисал длинный плащ из белых перьев, подшитый золотой нитью и сапфирами. На лице Короля-Феникса проступали тонкие морщины, единственный признак возраста у эльфов, а зачесанные назад светлые волосы удерживал золотой обруч с одним изумрудом. Ярко-синие глаза внимательно смотрели на советников, и король слушал их с поджатыми губами и нахмуренным лбом.
        — Его величество, Бел Шанаар, Король-Феникс Ултуана,  — благоговейно прошептал Палтрейн, когда они ступили на покрытый лаком деревянный пол.
        Он незаметно указал на невысокого молодого эльфа слева от короля — тот стоял со скрещенными на груди руками и недовольным выражением лица.
        — Элодир, сын Короля-Феникса, наследник тиранокского трона.
        Фамильное сходство бросалось в глаза.
        С другой стороны стоял высокий, плотного сложения эльф в длинной позолоченной кольчуге, подпоясанной широким черным поясом, с которого свисал меч.
        — Имрик из Каледора, сын Менита. Внук величайшего мага, Каледора Укротителя Драконов.
        — Кто же не знает Имрика,  — ответил Каратриль. Он с восхищением рассматривал легендарного воина.
        — Третий, и последний, королевский советник, Тириол,  — продолжил Палтрейн.  — Один из могущественных князей-магов, правитель Сафери.
        Серебристые волосы Тириола свисали до пояса тремя перетянутыми черными кожаными полосками косами. Его пышная желто-белая мантия постоянно переливалась, потому что советник то и дело переминался с ноги на ногу.
        — Это тот Тириол, который возглавлял Первый совет?  — благоговейно спросил Аэренис.
        — Тот самый,  — ответил Палтрейн. Он повысил голос и провозгласил: — Капитан Каратриль из Лотерна, ваше величество.
        — Благодарю, Палтрейн,  — ответил Бел Шанаар. Он так и не повернулся к вошедшим.
        Дворецкий поклонился и без единого слова вышел из зала. Каратриль и Аэренис остались предоставленными самим себе. Им ничего не оставалось, как прислушиваться к дискуссии.
        — Мы не можем выказывать милость,  — покачал головой Имрик.
        — Но многие из них не столько нарушители, сколько жертвы,  — предостерег Бел Шанаар.  — Их одолевают страхи, а жрецы искусно этим пользуются. Я говорил со многими, и они даже не понимают, как низко пали. Тут замешана темная магия, некая злая воля, которую мы еще не обнаружили.
        — Тогда надо найти главарей и допросить их,  — предложил Элодир. Князь сделал шаг к своему отцу.  — Мы не можем позволить культам бесконтрольно распространяться по стране. Тогда наша армия окажется под угрозой, а про мирных эльфов я уж и не говорю. Хотя некоторым это может показаться чересчур суровым наказанием, но мы должны настаивать на строгом исполнении законов.
        — Ты правильно говоришь, Элодир, но кого мы должны заставлять?  — спросил Тириол. Как обычно, голос Тириола звучал тихо и многозначительно.
        Князь провел тонкими пальцами по серебряным волосам — он тщательно подбирал слова. Взгляд темно-зеленых глаз обвел по очереди придворных.
        — Мы все догадываемся, где корень зла, но никто не решается назвать его по имени. Значит, это придется сделать мне. Нагарит.
        — Слухи и пересуды не являются поводом для решительных действий,  — ответил Бел Шанаар.  — Возможно, наши гости принесли важные известия.
        Каратриль ошарашенно молчал, так внезапно король обратил на него внимание. Король-Феникс и три князя вопросительно смотрели на него, и капитан прочистил горло и собрался с мыслями.
        — Я принес плохие новости, ваше величество,  — наконец тихо произнес он.  — Мы с моим товарищем торопились изо всех сил, чтобы сообщить вам, что князь Аэлтерин из Лотерна мертв.
        Имрик нахмурился, а остальные князья склонили головы.
        — Нас постигло несчастье, и великий князь лишился милости богов,  — продолжал Каратриль.  — Мне неведомо как, но князь Аэлтерин сам стал последователем культа наслаждений. Мы не знаем, как долго он там пробыл. Судя по всему, некоторое время князь состоял в союзе с темной жрицей Атарты и, пользуясь своим положением, мешал нам выведать замыслы служителей культа. Только благодаря случайности, когда одна из пленниц во сне прошептала его имя, мы напали на след, который и привел нас в особняк князя.
        — И почему же князь Аэлтерин не стоит перед нами, чтобы опровергнуть эти обвинения?  — спросил Элодир.  — Почему ты не привел его сюда?
        — Он убил себя, ваше высочество. Я пытался образумить его, убедить предстать перед судом, но его охватило безумие, и он не слушал моих доводов. Не знаю, что заставило его так поступить, и не имею смелости строить догадки.
        — Правящий князь состоит в сговоре с силами тьмы,  — пробормотал Тириол, поворачиваясь к Королю-Фениксу.  — Дела обстоят даже хуже, чем мы предполагали. Когда весть о падении Аэлтерина разнесется по Ултуану, за этим последует волна страха и пересудов.
        — Без сомнения, именно этого и добиваются участники заговора,  — сказал Бел Шанаар.  — Если князьям больше нельзя доверять, к кому обратятся подданные? Чем меньше они будут доверять власть имущим, тем сильнее их умами будет овладевать страх и все больше эльфов станет обращаться к культам.
        — Но при чем тут остальные князья?  — спросил Имрик.
        — Предательство князя Аэлтерина запятнает репутацию всех князей,  — грустно покачал головой Бел Шанаар.  — Если мы хотим избавить народ Ултуана от искушения, нам необходимо объединиться. Но как мы сможем действовать сообща, если среди нас есть предатели?
        — Если мы разделимся, то придем к ужасной анархии,  — предупредил Тириол. Он начал расхаживать вокруг трона.  — Власть в княжествах сейчас и так хрупка, а лучшие правители далеко за океаном, в колониях.
        — Наш лучший правитель сидит на этом троне,  — возразил Элодир.
        — Я говорю не об отдельных личностях,  — успокаивающе поднял руку Тириол.  — И все же хотелось бы, чтобы князь Малекит приехал на Ултуан, пусть даже только для того, чтобы уладить дела со своими наггароти. Не хотелось бы проводить расследования в Нагарите в его отсутствие.
        — Ну, Малекита тут нет, зато есть мы,  — резко ответил Бел Шанаар. На мгновение он замолчал, провел рукой по лбу.  — Тириол, каково заключение магов Сафери?
        Князь-маг прекратил расхаживать и развернулся на каблуках лицом к Королю-Фениксу. Сложил в рукавах своей просторной мантии руки и задумчиво поджал губы.
        — Вы были правы, когда говорили о темной магии, ваше величество,  — произнес Тириол.  — Наши предсказатели ощущают рост темной энергии, и она собирается в портале. Она копится в Кольцевых горах, откуда ее черпают жрецы культов. Является ли это целью культов, мы пока сказать не можем. Эта магия сильна и опасна и не подвластна никому из магов.
        — А разве нельзя разрушить эту магию?  — спросил Имрик.
        — Портал со временем сделал бы это, если б темную магию постоянно кто-то не подпитывал,  — объяснил Тириол.  — К несчастью, мы не можем ничего сделать для ускорения этого процесса — только заставить культы прекратить практику.
        — И мы снова возвращаемся к главному вопросу,  — вздохнул Бел Шанаар.  — Как избавиться от культов?
        — Решительные действия,  — прорычал Имрик.  — Созвать князей; разослать им приказы собрать войска. Лечить болезнь огнем и мечом.
        — Твое предложение угрожает гражданской войной,  — предостерег Тириол.
        — Но бездействие также угрожает разрушением,  — возразил Элодир.
        — И ты возглавишь такое войско, Имрик?  — спросил Бел Шанаар, поворачиваясь на троне к каледорскому князю.
        — Нет,  — резко ответил тот.  — В Каледоре пока нет заразы, и я буду охранять его покой.
        — В Сафери нет знаменитых полководцев,  — пожал плечами Тириол.  — И думается мне, что другие княжества не захотят рисковать и вести открытую войну.
        — Тогда кто же возглавит охоту?  — с раздражением в голосе спросил Элодир.
        — Капитан Каратриль,  — произнес Бел Шанаар.
        Каратриль вздрогнул — его удивило, что король еще помнит о его присутствии. Он предположил, что князья уже выслушали все, что хотели, и ожидал предлога, чтобы уйти.
        — Как я могу служить, ваше величество?  — спросил он.
        — Я снимаю тебя с должности капитана гвардии Лотерна.  — Бел Шанаар встал во весь рост.  — Ты верен и надежен, предан нашему народу и сохранению мира и справедливого правления. Я назначаю тебя моим герольдом, вестником Короля-Феникса. Ты донесешь мои слова до князей других государств. Ты спросишь, найдется ли среди них такой, кто захочет возглавить борьбу с вредоносными культами. Мы должны избавить Ултуан от бесчестных последователей порока. Тот князь, который сумеет спасти нас от наступающей тьмы, получит благодарность всей земли и трона.

        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        Дерзкая клятва

        Каратриль устал так, как не уставал уже много лет. Уже восемьдесят дней, с тех пор как он стал герольдом Короля-Феникса, он ездил вдоль и поперек по Ултуану. Он несколько раз пересек Кольцевые горы — в южном направлении, где в высоких замках жили Наездники драконов, и в северном, где воины носили шкуры свирепых белых львов, которых убивали голыми руками.
        Каратриль пересек море Сумерек и море Снов на пути в Сафери, где правили маги и поля вспахивались зачарованными плугами, а города освещались призрачным огнем. Он сел на корабль, шедший в Авелорн, и посетил прекрасные леса Вечной королевы, хотя и не увидел ритуальную жену Короля-Феникса, а лишь ее строгую свиту из служанок и жриц Иши. В Иврессе он лавировал на лодке между восточными островами и спал под раскидистыми кронами Атель Иврейна. Он донес приказ Бел Шанаара до князей Внешних княжеств тогда, когда зима уже смыкала свою ледяную хватку.
        Лишь тогда он вернулся к Королю-Фениксу с ответами: никто из князей не захотел возглавить армию Ултуана в борьбе с культом наслаждений.
        Теперь он отдыхал и уже седьмой день сидел на одной из скамей в приемной короля, подремывая под монотонные голоса князей внизу. Они постоянно приезжали и уезжали, советовались с королем Бел Шанааром и друг с другом и из всех княжеств Ултуана приносили зачастую невеселые новости.
        Насколько мог судить Каратриль, конфликт с культом наслаждений и излишеств стремительно нарастал. По собственному опыту в Лотерне он знал, что стоит уничтожить одну секту, как ее место тут же занимает новая. Становилось очевидно, что уже некоторое время секты процветают и за пределами крупных городов. Отдаленные, стоящие на отшибе охотничьи домики нередко становились местами встреч приверженцев запрещенных ритуалов. Повсюду можно было встретить члена той или иной секты, и никто не мог сказать, сколько чиновников, дворян и военачальников им сочувствуют.
        Главная беда заключалась в том, что каждое княжество считало себя способным побороть возникающий фанатизм и подозревало соседей в потворстве ему. Хотя княжества и были формально объединены под короной Феникса, каждое являлось суверенным владением своего князя.
        Никто из князей не позволил бы другому командовать его армией и не допустил бы в свои земли чужие войска. Прямолинейному Каратрилю казалось, будто они постоянно позируют и просят помощи, но сами никогда не предлагают ее. Когда-то он издали восхищался величавыми правителями, но вблизи величие их представлялось сомнительным.
        Впрочем, некоторые князья оказались единомышленниками герольда. По наблюдениям Каратриля, Имрик больше других разделял его взгляды на ситуацию. Он всегда говорил прямо, хотя считали его резким и даже грубым. Больше всего на свете он боялся бездействия.
        Внук великого Каледора Укротителя Драконов считался самым влиятельным среди князей, и его положение вызывало в сердцах многих зависть. Все боялись каледорцев, потому что их армия была гораздо мощнее тех, которыми могли похвастаться другие княжества.
        Каратриль очень скучал по родному Лотерну, но Бел Шанаар постоянно вел переговоры с князьями, и Каратриль обязан был выполнять его поручения.
        В окружении высокопоставленной знати капитан чувствовал себя одиноким. Аэренис вернулся в Лотерн через несколько дней после приема у короля. Знакомых в Тор Анроке у него было немного, и вдобавок вскоре ему стало ясно, что должность герольда не только лишает его свободного времени, но и мешает окружающим откровенно говорить в его присутствии. Все настойчиво переводили свои разговоры на пустяки, а сами искали у него подтверждения слухов о происходящем при дворе Короля-Феникса. Каратрилю же не хотелось делиться тем, что он знал, чтобы король не счел его сплетником, недостойным оказанного доверия.
        Чем больше Каратриль узнавал о тайной стороне сект: о том, как эльфы ведут нормальную на первый взгляд жизнь, но при этом тайно участвуют в извращенных ритуалах за закрытыми дверями,  — тем более недоверчивым он становился. Со временем он решил прекратить свои редкие вылазки в город и, когда приезжал в Тор Анрок, вообще не выходил из дворца.

        Каратриля разбудило оживление среди двора: к совету присоединилось еще двое эльфов. Он сразу же узнал князя Финудела, правителя Эллириона, и его сестру, княжну Атиель. Они приехали два дня назад и произвели переполох обещанием предоставить для борьбы с культом кавалерию и отряды копейщиков. Каратриль наклонился вперед, подпер рукой подбородок и начал прислушиваться к обсуждению.
        — Против кого же они выступят, мой дорогой Финудел?  — говорил князь Батинаир из Ивресса.  — Ведь ты не можешь провести их маршем по всем деревням и городам Ултуана.
        — Вероятно, ты просто ищешь возможность нарушить согласие между княжествами ради собственной выгоды,  — добавил Каладриан, еще один представитель знати Ивресса.  — Ни для кого не секрет, что в последнее время казна Эллириона истощилась. Война нужна тем, кому нечего терять, а платят за нее другие. Наши экспедиции за океан приносят на родину богатство и товары из колоний. Возможно, Эллирион нам завидует.
        Финудел с перекошенным от злости лицом открыл было рот, но Атиель положила руку на плечо брата.
        — Не стану отрицать, что наше княжество не преуспело так, как другие,  — тихо ответила княжна Эллириона.  — Частично потому, что Внутренним княжествам приходится платить пошлины Лотерну за проход наших судов в Великий океан. Я подозреваю, что Внешние княжества обладают монополией на торговлю только благодаря этим пошлинам.
        — Мы не можем нести ответственность за причуды географии,  — презрительно процедил князь Лангарел, один из родственников Харадрина Лотернского.  — Наши военные корабли несут охрану всего острова. Таким образом, вполне справедливо, что остальные княжества вносят свой вклад в поддержание обороны.
        — И от кого вы собрались нас оборонять?  — прорычал Финудел.  — От людей? Этим дикарям и через реку-то не под силу перебраться, а от нас их отделяет океан. От гномов? Они счастливы в своих горах и пещерах. От рабов Древних? Их города лежат в руинах, а цивилизацию поглотили джунгли. В вашем флоте нет никакой необходимости, это всего лишь проявление высокомерия Лотерна.
        — Неужели вам необходимо каждый день обсуждать в моем присутствии свои старые обиды?  — резкий голос Бел Шанаара осадил князей.  — Ссорами мы ничего не достигнем, а потеряем многое. Пока мы спорили о доходах с колоний, наши города на родине погрязли в разврате. Вы хотите, чтобы мы все забыли о своих корнях и перебрались на новые земли? Давайте прекратим эти бесконечные споры, в мире хватит богатства для всех.
        — Секты набирают силу, это очевидно,  — произнес Тириол со своего места.
        Все выжидающе повернулись к магу.
        — Пока портал сдерживает ветры магии, но в горах ее становится все больше. На самых высоких пиках бродят странные создания, рожденные силой Хаоса. Меч Аэнариона и портал Каледора одолели не всю тьму на нашем острове. В диких землях по-прежнему живут отвратительные монстры. Темная магия подкармливает их, делает смелее и сильнее. Даже сейчас на горных перевалах путешественников подстерегают опасности. А что будет зимой, когда охотники и солдаты не смогут сдерживать этих чудовищ? Мантикоры и гидры спустятся на равнины и станут разорять наши деревни и хутора? Если мы позволим культу наслаждений процветать и дальше, даже портал может не устоять, и в мир снова придет эра тьмы и демонов. Есть среди собравшихся кто-то, кто готов предупредить ее приход?
        В воцарившейся тишине князья встали и подозрительно разглядывали друг друга, стараясь не встречаться взглядом с Королем-Фениксом.
        — Возможно, у одного из князей есть такое желание,  — эхом прокатился от дверей властный, глубокий голос.
        В сопровождении вздохов и перешептываний новоприбывший уверенно прошел по покрытому лаком паркету. Стук его сапог для верховой езды разносился по залу громом военных барабанов. Позвякивали кольца длинной кольчужной юбки, а золотой нагрудник украшал свернувшийся кольцами, готовый напасть дракон. Черный как ночь плащ удерживала на плечах застежка в виде золотой розы с черным самоцветом. На согнутой в локте руке он держал высокий шлем с надетым на него странным обручем из темно-серого металла с выступающими шипами. Сложная повязка из золотых нитей придерживала надо лбом волосы цвета воронова крыла, заплетенные в косы и перехваченные костяными кольцами с высеченными на них рунами. Темный пронзительный взгляд обвел присутствующих. Фигура его излучала власть и силу, подобно тому как фонарь излучает свет.
        Князья расступались перед ним, как вода перед идущим на всех парусах кораблем. В спешке они спотыкались и наступали на длинные плащи и мантии. Некоторые чопорно склоняли головы или невольно отшатывались, пока он быстро шагал к трону Короля-Феникса. Затянутая в черную перчатку рука незнакомца лежала на золотом навершии спрятанного в ножны из черного дерева меча.
        — Князь Малекит,  — ровным голосом произнес Бел Шанаар, поглаживая нижнюю губу тонким пальцем,  — если бы я знал о вашем приезде, я подготовил бы подобающую встречу.
        — Нет никакой необходимости в церемониях, ваше величество,  — ответил Малекит.  — Я решил, что лучше вернуться неожиданно, чтобы наши враги не проведали о моем прибытии.
        — Враги?  — переспросил Бел Шанаар и оглядел князя зорким, ястребиным взглядом.
        — Даже по другую сторону океана, где я сражался с мерзкими чудовищами и жестокими орками, до меня доходили слухи о постигших родину несчастьях.  — Малекит развернулся лицом к князьям.  — Плечом к плечу с гномами, рядом с их королями, я и мои товарищи сражались за безопасность наших земель. Мои друзья отдавали жизнь за защиту колоний, и я не позволю, чтобы их жертвы оказались напрасными.
        — Так ты вернулся к нам, услышав, что потребовалась помощь, Малекит?  — надменно спросил Имрик. Он скрестил руки и встал лицом к лицу с нагаритским князем.
        — Наверное, ты знаешь о самой большой нашей беде,  — мягко произнес Тириол. Он сделал несколько шагов и встал между Малекитом и Имриком.  — Мы хотим объявить войну вероломному злу, которое расползлось уже по всему Ултуану. По всему.
        — Именно поэтому я и вернулся.  — Малекит, не дрогнув, встретил пристальный взгляд мага.  — Нагарит запутался в этих сетях не меньше, чем другие княжества, а некоторые говорят, что даже больше. Мы живем на одном острове, под правлением Короля-Феникса, и Нагарит не станет потворствовать темной магии и запрещенным ритуалам.
        — Ты наш лучший военачальник и самый дальновидный стратег, князь Малекит,  — с робкой надеждой произнес Финудел.  — Если все присутствующие согласятся, поднимешь ли ты знамя Короля-Феникса и возглавишь ли борьбу против этих негодяев?
        — Из всех князей именно в тебе течет самая благородная кровь,  — зачастил Батинаир из Ивресса.  — Бок о бок с отцом ты боролся с тьмой, и ты сможешь вернуть Ултуану свет!
        — Эатан с тобой,  — прижал к сердцу сжатый кулак Харадрин.
        Хором зазвучали просьбы, но все замолчали, стоило Малекиту поднять руку. Князь Нагарита повернул голову и молча посмотрел на Бел Шанаара. Король-Феникс сцепил под подбородком пальцы и какое-то время сидел с поджатыми в раздумье губами. Затем он посмотрел на сурового Имрика и вопросительно поднял брови.
        — Если такова воля Короля-Феникса и его двора, Каледор не будет чинить препятствия князю Малекиту,  — медленно произнес Имрик, после чего повернулся и вышел из зала.
        Морщины на лбу Бел Шанаара чуть разгладились, он откинулся на спинку трона и кивнул нагаритскому князю.
        — Я буду действовать только с одобрения совета,  — провозгласил Малекит.  — К Анлеку уже подъезжает отряд моих лучших воинов, закаленных в схватках за океаном. Я соберу армию, и ни один дом, погреб или пещера не ускользнет от нашего внимания. Гонцы отправятся во все стороны и донесут до наших ушей все слухи, так что врагу будет негде укрыться. Мы не станем отказывать в милости, потому что не хотим убивать без нужды тех, кто всего лишь заблуждается. Мы выкорчуем это дающее гнилые плоды дерево, которое кормит ложью наш честный народ, и освободим попавших в его тень пленников. И неважно, как высоко вздымается крона, неважно, какой властью обладают его вожди,  — им не избежать правого суда!

        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Путешествие во тьму

        Караван Малекита двигался на север. Князь возглавлял колонну верхом на огромном черном жеребце в сбруе из черной кожи с серебром. За ним ехало шесть сотен нагаритских рыцарей; в прохладном осеннем воздухе развевались и щелкали их серебряно-черные штандарты. Стало известно, что многие последователи культа наслаждений уже сдались на милость князя. Жители Нагарита выходили навстречу отряду — они давно жили в страхе перед сектами, которые приобрели значительную власть в отсутствие Малекита. Многих заставляли служить культам против воли и запугивали угрозами принести в жертву. Им казалось, что они сбросили тяжелое иго; все улицы заполонили эльфы и прославляли победное возвращение своего законного правителя.
        Для демонстрации поддержки Короля-Феникса с Малекитом ехало три сотни колесниц Тиранока. Из Эллириона по приказу князя Финудела тоже прибыло подкрепление. Семь сотен рыцарей пересекли Кольцевые горы через перевал Единорога и встретились с караваном в сотне лиг от Анлека. За ними следовало десять сотен копейщиков, набранных в Эатане и Иврессе; сейчас они пересекали Внутреннее море, чтобы присоединиться к армии, выступающей против темных культов.
        За караваном тянулся длинный обоз. Фургоны Тор Анрока походили на знаменитые колесницы, только были гораздо крупнее, и каждый тянула упряжка из четырех лошадей под яркими попонами, увешанными символами и флагами королевства. Всего за армией следовало не менее сотни фургонов с поварами и мастерами по изготовлению стрел, кузнецами и конюхами, пекарями и оружейниками, и каждый вез с собой все необходимые инструменты и материалы. Также с ними ехали жрецы и жрицы Азуриана и Иши, астромансеры Лилеат и предсказатели Коурданрина, отобранные для экспедиции Бел Шанааром.
        И если эльфы Тиранока и Эллириона радовались своим мистическим попутчикам, наггароти, и особенно Малекит, не обращали на них решительно никакого внимания.
        Среди прочих ехал и Каратриль, уполномоченный действовать от имени Короля-Феникса.

        Ясным утром они подъехали к вздымающемуся над пенистой рекой каменному мосту. Это был Наганат — река, бравшая начало в горах и бурлящим потоком несшаяся к морю. За ее бурными водами лежал Нагарит.
        Малекит смотрел на север отрешенным взглядом. На его лице не отражалось никаких эмоций, но в голове кружилось множество мыслей. Он клялся себе, что никогда не вернется сюда, пока не будет готов занять свое законное место.
        Внутри кипело возбуждение. Но к нему примешивались грусть и сожаление. Перед тем как перебраться через реку, Малекит приказал колонне остановиться и спрыгнул с коня. Он почувствовал на себе взгляд Каратриля, повернулся к капитану и улыбнулся.
        — Я не ступал на эту землю более тринадцати сотен лет,  — тихо произнес князь.
        — Должно быть, вы рады возвращению,  — сказал Каратриль.
        — Да, очень рад,  — кивнул Малекит. Он еще раз кивнул и вдруг усмехнулся. Затем расхохотался, и взгляд его заблестел.  — Очень рад!
        Каратриль засмеялся вместе с ним: он только сейчас понял, какую глупость сказал. Взгляд Малекита помрачнел.
        — Я пренебрегал обязанностями правителя,  — сказал он.  — В мое отсутствие появились эти мерзкие секты. Из моих земель, из выкованного кровью моего отца княжества расползлась чума, которая губит Ултуан. Но я искореню ее!
        — Нельзя винить себя за слабость и испорченность других,  — покачал головой Каратриль.  — На вас нет вины.
        — Я соглашусь, что вина не только моя. Но все мы несем ответственность за вырождение и забвение традиций, и я — в большей степени, чем остальные.
        Князь запрыгнул в седло черного жеребца и повернулся лицом к колонне. В утреннем воздухе его голос разносился далеко и четко.
        — Помните, что перед вами земли Нагарита!  — выкрикнул он.  — Именно здесь Аэнарион-Защитник построил Анлек, и отсюда он выезжал на битвы с демонами. Мы пришли сюда не как завоеватели. Мы освободители. Мы спасем это княжество от упадка и бесчестия. Мы принесем свет туда, где поселилась тьма. Мы не будем наказывать тех, кто свернет с пути порока и вернется к нормальной жизни. Сражайтесь, но слушайте свое сердце и лишь потом поднимайте меч.
        Малекит вытащил из ножен и высоко вскинул свой меч; по украшенному рунами клинку заструилось голубое пламя. Он закончил торжественным кличем:
        — Эта земля пропитана кровью ваших прадедов! Это Нагарит, а он не склоняет головы перед тьмой! Я его князь, и это мои земли!
        Армия взорвалась громкими криками — кричали как наггароти, так и эльфы из других княжеств.
        Малекит убрал в ножны меч и выхватил из рук знаменосца штандарт. Лихо пришпорив коня, он галопом поскакал через мост с развевающимся над головой серебристо-черным нагаритским флагом. С победными криками колонна последовала за ним.

        По мере того как солдаты продвигались по Нагариту, ситуация становилась яснее. В первой же деревне радостные толпы устилали им путь цветами, а дети пели солдатам под аккомпанемент флейт и арф. Деревенская староста, достопочтимая эльфийка с седыми волосами до пояса, надела Малекиту на голову венок из лавровых листьев и без устали благодарила Каратриля.
        Темноволосые девушки подносили проходившим мимо солдатам букеты цветов, а некоторые из них запрыгивали на колесницы, обнимали и целовали воинов. Каратриль не видел такого праздника даже на карнавале Иши, и его сердце пело.
        Когда они подошли к центральной площади, настроение изменилось. Там беленые дома пестрели пятнами сажи и зияли обгорелыми дверными и оконными проемами. В центре столпились три десятка эльфов, а их окружали жители с копьями и кинжалами на изготовку.
        Изорванные черные платья и мантии пленников покрывала кровь, и на многих лицах виднелись синяки и порезы. У некоторых были и более серьезные ранения. Головы одних были небрежно обриты наголо, в то время как на обнаженной коже других проглядывали нарисованные белой краской руны Азуриана.
        Последователи культа встретили солдат хмурыми вызывающими взглядами и гримасами; на лицах многих застыло отрешенное выражение, а некоторые опускали от стыда глаза и рыдали, прикрыв лицо руками. Жалость наполняла сердце Каратриля, когда он смотрел на отступников. Князь жестом приказал войску остановиться. С каменным лицом он рассматривал пленников со своего великолепного коня.
        — Предатель!  — закричал один из них, молодой эльф в набедренной повязке. Его голое тело покрывали дюжины порезов; скорее всего, он сам себя изранил.  — Кхаин не простит тебе измены!
        Малекит ничего не сказал, а продолжал смотреть на почитателей культа наслаждений, хотя краем глаза он заметил, как сморщился Каратриль при упоминании бога убийства.
        — Эрет Кхиаль поглотит тебя, сын Аэнариона!  — сплюнул второй, старик в изорванной в лохмотья черно-синей мантии.
        — Тихо!  — приказал Каратриль. Он вытащил из ножен меч и подстегнул коня. Пленники отшатнулись от него.  — Существуют причины, по которым мы не произносим эти имена вслух. То, что вы связались с подобными богами, уже является достаточным доказательством вашей вины. Приберегите проклятия для другого раза!
        Стройная эльфийка с покрашенными в рыжий цвет и уложенными при помощи воска в длинные иглы волосами встала и одним движением оголилась перед солдатами с похотливой улыбкой. На ее груди, животе и бедрах синей краской были выписаны картины разврата.
        — Может быть, милость Атарты придется тебе по вкусу, мой господин.  — Она провела рукой по своей бледной коже.  — Тут найдутся эльфы, которые охотно удовлетворят любую твою прихоть.
        Малекит жестом отослал Каратриля назад, спрыгнул с коня и встал перед служительницей Атарты. Хотя девушка была привлекательной, он чувствовал к ней отвращение. Ее красивое тело пропитывала темная магия. Князь спокойно снял свой плащ и прикрыл им обнаженную девушку.
        — В унижении других нет никакого наслаждения,  — сказал он и погладил ее по волосам.  — Мы несем любовь, а не похоть. Я вижу в твоих глазах страх, и я понимаю его. Тебя пугает месть смертных, а не богов. Но не бойся. Мы не палачи. Мы не будем утолять жажду мести кровью. С тобой будут обращаться честно и с достоинством. Мы не будем судить тебя за сомнения и отчаяние. Твоя слабость вызывает сожаление. Я не сомневаюсь, что некоторые ступили на этот путь добровольно и со злыми намерениями, и со временем правосудие доберется до них. Но даже им будет предоставлена возможность исправиться. Лекари исцелят ваши раны, как физические, так и душевные. Мы выманим поселившуюся внутри вас тьму и освободим вас из ее хватки. Со временем вы снова познаете мир и гармонию.
        Малекит велел жителям принести пленникам чистую одежду, воду и пищу и приказал большей части армии двигаться к Анлеку. Накормленных и одетых пленников взяли под стражу, и Малекит продолжил поход.

        От деревни дорога повернула на северо-восток, к горам, и несколько миль шла вверх, пока не вывела к густому лесу. Высокие сосны образовывали стены по обоим сторонам колонны, и ее окутали предзакатные сумерки. Не раздавалось ни звука; жутковатая тишина поглотила все издаваемые птицами и зверями звуки.
        — Странное место,  — пробормотал себе под нос Каратриль.
        Его услышал один из рыцарей Анлека и придержал свою лошадь рядом с герольдом.
        — Это Атель Саруи,  — сказал он.
        Это означало «Лес тишины», Каратриль никогда прежде не слышал этого названия.
        — Понимаю, почему его так назвали,  — произнес он.  — Ты родом отсюда?
        — Нет!  — выпалил рыцарь. Вопрос явно привел его в замешательство.  — Здесь нет ни единой живой души. Говорят, что за этим лесом у подножия гор есть огромная пещера. В ней находятся одни из Адир Кинат, врата Мирай, подземного мира. Если бродить около гор, то рискуешь привлечь внимание Эрет Кхиали и один из ее рефалимов унесет тебя во тьму.
        При упоминании запретных имен темной богини и ее бестелесных слуг Каратриль содрогнулся. В Лотерне никогда не произносили их вслух, поскольку законопослушные граждане не поклонялись Китарай, как иногда называли темных богов. Рыцарь заметил его беспокойство.
        — Не бойтесь, капитан,  — спокойно сказал он и вытащил из-под ворота кольчуги серебряный амулет. Руну Йенлуи, символ баланса, украшали три сверкающих алмаза.  — Это подарок друга из Сафери, и он защитит нас. Жителям севера часто приходится упоминать запретные имена, поскольку многие храмы темных божеств находятся в наших землях.
        — Но почему же на родине Аэнариона допускаются служения им?  — спросил Каратриль.
        — Китарай надо время от времени ублажать. Нельзя забывать о богах безнаказанно, особенно если эти боги обладают гнусным, вспыльчивым характером. Когда-то за храмами ночных богов ухаживал всего лишь один жрец или жрица. Они служили им, чтобы не гневить темных господ, и задабривали их невинными жертвами.  — Рыцарь опустил взгляд.  — Иногда, в отчаянные времена, приходилось посещать их зловещие храмы, потому что есть вещи, о которых не знают даже Азуриан и Иша. Даже Аэнарион обращался к их мудрости.
        — Но как же поклонение отвратительным богам распространилось так широко?  — спросил Каратриль.
        — От праздности или с горя многие эльфы стали обращаться к Китарай, чтобы облегчить душу или найти ответы на вопросы, которые лучше не задавать. Об умерших любимых, о неразрешимых загадках, о забытых с приходом Хаоса радостях. Довольные полученной милостью, эти заблудшие души начали открывать для себя темные секреты. Они извратили ритуалы умиротворения и превратили их в восхваление. Они хранили свои церемонии в тайне и строили новые храмы в других землях. В тени, незаметно для законопослушных граждан, они совершали свои преступления и заманивали новичков. За пять сотен лет они заполонили весь Ултуан и проникли во дворцы и лачуги, к богатым и бедным. Знайте, что наша задача будет нелегкой.
        — А как получилось, что ты не попался в их сети?  — спросил Каратриль.
        Рыцарь заправил талисман под кольчугу и отвел длинные черные волосы. Сзади на шее у него красовался шрам в форме изогнутого кинжала.
        — С чего вы так решили? Много лет я трудился с клинками Кхаина в руках и был священным палачом Анлека. Отец воспитал меня в морали культа, и я не знал ничего другого. Но когда он приказал мне вырезать сердце моей сестры, я убил его и сбежал с нею. Мы пересекли море, чтобы оторваться от погони. Со временем я встретил князя и рассказал ему о бедствиях нашего народа. Я Маранит, капитан Нагарита на службе князя Малекита, и он послал меня, чтобы собрать к его возвращению эту армию. Я не могу надеяться смыть со своей души это пятно, но, если мои старания помогут освободить других, я умру довольным.
        — И я горжусь тем, что буду сражаться бок о бок с тобой.  — Каратриль протянул руку.
        Рыцарь крепко пожал ее затянутой в кольчужную перчатку ладонью.
        — Наш поход изменит Ултуан навсегда,  — произнес Маранит.  — Сражайтесь рядом с князем, и история запомнит вас.
        Каратриль кивнул и отъехал в сторону. Его переполняло любопытство, и он немного отстал от колонны и поехал рядом с пленниками, наблюдая за ними. Одетая в белые льняные одежды девушка, которая вызывающе предлагала себя на площади, сейчас выглядела вполне целомудренно. Она вымыла и заплела в косы волосы и смыла мерзкие рисунки. Порой она бросала на Каратриля робкие взгляды, и ее глаза совсем не сверкали былой наглостью. Каратриль улыбнулся ей и помахал рукой. Затем спрыгнул с лошади и повел ту в поводу.
        — Как тебя зовут?  — спросил он девушку.
        — Друтейра.
        — Я Каратриль из Лотерна. Я никогда не видел нагаритских девушек с такими светлыми волосами, как у тебя.
        — Я не из Нагарита, господин.
        — Не нужно называть меня «господин». Я не князь, а всего лишь капитан гвардии. Можешь звать меня Каратриль или капитан, как тебе больше нравится. И как ты здесь оказалась?
        — Я из Эллириона, капитан. Довольно давно, около двадцати лет назад, мы с братом пасли табун у подножия гор. Появились одетые в черные плащи всадники, и мы сперва подумали, что им нужны лошади. Галдарин, мой брат, пытался сопротивляться, но его убили. Они не тронули лошадей, но забрали меня и привезли сюда, в храм Атарты.
        — Двадцать лет?  — выдохнул Каратриль.  — Как ужасно, должно быть, участвовать в их жутких ритуалах!
        — Сначала было очень страшно,  — согласилась Друтейра.  — Меня били и хлестали кнутом, пока я не перестала чувствовать боль. Я перестала плакать. Мне стало безразлично, что происходит со мной. Затем они принесли черный лотос, и мы пировали в честь Атарты. Меня научили искусству любви, и я каждый день предавалась утехам Атарты. Затем умерла Хелреон, и я унаследовала титул жрицы и изучила сокровенные тайны нашей богини.
        Голос девушки зазвучал заносчиво и вызывающе, но внезапно она замолчала и разрыдалась.
        — Впервые за двадцать лет я увидела, во что превратилась,  — простонала она.  — Я приказывала приводить в храм других девушек, и их притаскивали силой, как в свое время притащили меня. Я видела жуткие вещи, но смотрела на них с радостью. Что я наделала!
        Каратриль успокоил ее и положил девушке руку на плечо. Она не смотрела на него, но опустила голову и продолжила плакать. Он искал слова, чтобы ее утешить, но ничего не приходило в голову.
        Они так и шли некоторое время, пока плач не прекратился. Каратриль повернул голову и заметил, что она смотрит на него покрасневшими, заплаканными глазами.
        — Что со мной будет?  — спросила она.
        — Как и обещал князь Малекит, тебе не причинят зла,  — заверил капитан.  — Скорее всего, когда ты полностью излечишься, тебя отправят обратно в Эллирион. Уверен, что семья считает тебя мертвой и обрадуется, когда ты к ним вернешься.
        Девушка молча кивнула.
        — Расскажи мне об Эллирионе,  — попросил Каратриль.
        Ему не хотелось шагать в тишине. За время службы герольдом он посетил многие королевства, но ему хотелось услышать от Друтейры воспоминания о ее родине.
        — Краше всего он по вечерам, когда солнце садится за горы и заливает поляны золотом,  — произнесла девушка.  — Насколько видит глаз, тянутся пастбища с зеленой, как изумруд, травой. Белые дикие лошади скачут у подножия гор; они зовут наших коней и уводят их с собой. Мы слушаем, как разносит их ржание ветер, слышим, как они дразнят своих сородичей, которые ходят под седлом.
        — Разве это не печально?  — спросил Каратриль.  — Разве тебе не хотелось, чтобы все лошади бегали на свободе?
        Друтейра засмеялась:
        — Вы говорите глупости, капитан. Лошади Эллириона гордятся нашей дружбой и называют своих диких собратьев глупцами. Им нравится перезвон упряжи и блеск серебряного мундштука. Вы бы видели, как гордо они бегут. У них есть сочная трава и теплые стойла, а когда приходят зимние дожди, они приглашают родичей на постой.
        Каратриль хотел что-то сказать, но услышал, как во главе колонны выкрикивают его имя.
        — Прости, меня зовут,  — с сожалением улыбнулся он.  — Я с удовольствием еще поговорю с тобой.
        — И я с вами,  — ответила Друтейра.  — Вы расскажете мне о Лотерне.
        — Обязательно,  — пообещал он и вскочил в седло. Он уже собирался пришпорить коня, но тут его посетила неожиданная мысль.  — Скажи мне, Друтейра из Эллириона, а что мой конь думает обо мне?
        Девушка немного нахмурилась и вдруг улыбнулась. Она положила ладонь на морду коня, наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо. Тот с коротким ржанием заплясал на месте, и эльфийка захихикала.
        — Что?  — обиженно спросил Каратриль.  — Что он сказал?
        — Он счастлив носить вас на себе,  — сообщила Друтейра.  — Вы хорошо с ним обращаетесь.
        — А что тебя рассмешило?
        — Он говорит, что за время путешествия вы стали тяжелее. Ему кажется, что вы набираете жирок.
        Каратриль возмущенно фыркнул и рассмеялся.
        — Слуги во дворце князей не позволят герольду Короля-Феникса голодать. Наверное, мне стоит научиться говорить «нет».
        Он пустил коня рысью и не видел, как за его спиной хитро улыбнулась Друтейра. Она вернулась к остальным пленникам, и они зашептались между собой.

        Когда Каратриль доскакал до головы колонны, князь Малекит разговаривал с одним из вороньих герольдов. Новоприбывший сидел на черном жеребце, а с его плеч свисал плащ из темных перьев. Усталое, бледное лицо закрывал капюшон. Всадник держал в руке длинное копье, а с его седла свисал короткий лук и колчан со стрелами с черным оперением. Князь Нагарита повернулся к Каратрилю.
        — Позволь представить тебе капитана Каратриля из Лотерна, герольда Бел Шанаара,  — произнес Малекит.  — Это Эльтириор, один из вороньих герольдов Нагарита.
        — Большая честь для меня,  — сказал Каратриль.
        Эльтириор ответил ему кивком.
        — Очень хорошо,  — сказал князь своему герольду.  — Призови своих собратьев в Анир Атрут; вы будете следить за шпионами культа. Встретимся там через три дня и выступим к Эалиту.
        Малекит послал коня рысью, и Каратриль последовал его примеру.
        — Ты не встречал прежде герольдов из вороньего ордена?  — спросил князь.
        — Я слышал о северных герольдах. Но мне сложно сказать, какие рассказы о них являются вымыслом, а какие правдой. Но все они звучат довольно зловеще.
        Малекит рассмеялся.
        — Соглашусь, что в них есть что-то мрачноватое,  — кивнул князь.  — Немногим эльфам доводилось с ними встретиться; большинство видело лишь одинокие фигуры на далеких барханах и диких горных перевалах, а рассказывают о таких встречах непременно шепотом.
        — Откуда они взялись?  — спросил Каратриль.
        — Из Нагарита. Их орден основал мой отец в те времена, когда наши земли осаждали демоны. Созданные магией демоны Хаоса могли появляться где и когда хотят, а вороньи герольды следили за их появлением и доносили о нем армии Аэнариона.
        — И они до сих пор хранят верность вам?  — спросил капитан.
        — Они хранят верность Нагариту. Меня устраивает, что у нас общие цели. Эльтириор принес невеселые новости. Кажется, мы подтолкнули врагов к действию. Когда слухи о нашем прибытии разошлись по Нагариту, многие последователи культов покинули Анлек и отправились на юг. Они устроили себе пристанище в Эалите, к югу от Анлека. Это старая крепость, ее построил мой отец для защиты дороги, по которой мы сейчас едем. Мы не сможем попасть в Анлек без стычки с ними.
        — Будет битва?  — спросил Каратриль.
        — Вороньи герольды выступят в роли разведчиков.  — Малекит проигнорировал заданный вопрос.  — Ни у кого нет глаз зорче, чем у северных всадников, а наши враги не заметят их приближения. Они не отдадут Эалит добровольно. Передай остальным капитанам, что я жду их сегодня ночью в своей палатке; надо подготовиться к битве.
        Тут он заметил нахмуренные брови Каратриля.
        — Ты прав, что испытываешь беспокойство,  — сказал князь.  — Мы не должны с радостью идти в бой, и в нем должны участвовать только добровольцы.
        — Я не сомневаюсь в нашем деле,  — заверил его капитан.  — Я уничтожу тьму даже ценой собственной жизни, если потребуется.
        — Не торопись отдавать жизнь,  — предупредил Малекит.  — Я защищал этот остров более тысячи лет, и я видел, как многие мои товарищи отдали жизнь буквально ни за что, в то время как выжившие пожинали плоды победы. Я вырос в Анлеке, когда вокруг бушевали демоны. Мои самые ранние воспоминания — это копье, меч и щит. Мои первые слова — это война и смерть. Я вырос среди кровопролития в тени меча Кхаина, и я не сомневаюсь, что он все еще висит надо мной. Возможно, правду говорят, что семья моего отца проклята и война будет преследовать нас вечно.
        — Не могу представить, каково было жить тогда,  — сказал Каратриль.  — Страх, жертвы, боль множества потерь. Должен признаться, я благодарю богов, что не застал те времена.
        — Очень мудро с твоей стороны. Не стоит искать войну ради войны, ведь она не оставляет за собой ничего, кроме могил и пепла. И все же надо помнить, что, хотя цивилизация построена на фундаменте мира, защищают ее военными методами. Существуют силы, которые хотели бы видеть нас уничтоженными, стертыми с лица земли и сгинувшими навечно в темноте. С ними невозможно договориться: им неведомо понятие свободы и они существуют только для того, чтобы уничтожать и подавлять других.
        — Но наши враги не демоны, нам предстоит встретиться со своими земляками,  — произнес Каратриль.  — Они дышат, смеются и плачут совершенно так же, как и мы.
        — Именно поэтому мы приложим все усилия, чтобы обойтись с ними милосердно,  — заверил его князь.  — Всю свою жизнь я сражался с жестокими врагами. Последние годы я блуждал по самым дальним закоулкам мира и навидался всякого. В лесах Элтин Арвана мы сражались с гоблинами — наездниками на огромных пауках, и я боролся с троллями, которые умеют залечивать свои самые страшные раны. В ледяных пустынях севера жуткие крылатые создания расшвыривали моих солдат, как тряпичных кукол, а обмазанные кровью своих соплеменников дикари кидались на наши копья. Иногда мы рыдали от встреченных кошмаров, и я видел, как закаленные воины разбегались в страхе. Но я также видел примеры такого геройства, о которых не расскажут даже самые великие саги. Я видел, как лучник запрыгнул на спину чудовища с головой быка и стрелой выколол ему глаза. Я видел, как мать зарезала дюжину орков, чтобы защитить своих детей. Как триста копейщиков двадцать дней удерживали узкий проход против бесчисленной орды бесформенных чудовищ. Война — это грязь и кровь, но она полна смелости и самопожертвований.
        — Не знаю, хватит ли у меня сил устоять в подобных ситуациях,  — сказал Каратриль.
        — Даже не сомневаюсь, что хватит,  — заверил его Малекит.  — Я вижу горящий в твоем сердце огонь, преданность долгу, и я без колебаний буду сражаться бок о бок с тобой, Каратриль из Лотерна.

        Дорога свернула на запад и наконец-то вывела их из леса. К полудню голова колонны вышла на высокий уступ. Внизу раскинулась Урительт Орир, болотистая пустошь, которую оживляли лишь засохшие деревья и величественные черные камни. На тощей почве кое-где росли островки жесткой травы, а по берегам тощих ручейков цеплялись за жизнь пучки камыша.
        На востоке виднелись Кольцевые горы; к северу их обрывистые склоны становились все выше, и самые отдаленные вершины венчали белые снежные шапки. Над ними собирались облака, но над Урительт Орир небеса сияли голубизной, а воздух бодрил осенней прохладой.
        Дорога снова повернула на север и прямой стрелой побежала через равнину, пересекая по широкими мостам многочисленные речушки. С приближением заката войско остановилось и разбило лагерь. Вскоре в сумерках засияли дюжины костров, а звездное небо затянуло дымом. Шатер Малекита установили в центре, в окружении палаток его рыцарей. На шесты повесили серебряные фонари, которые отбрасывали на землю круги желтого света.
        То там, то тут раздавались грустные звуки арф и флейт. Негромко пелись старинные жалобные песни, от которых на ум приходили пережитые в прошлом горести,  — так воины готовились к горестям будущим.

        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        Поход на Эалит

        Когда опустились сумерки, Каратриль бродил по лагерю в поисках пленников — ему хотелось снова увидеть Друтейру. Но он никак не мог их найти, а в ответ на его расспросы все только пожимали плечами. Эльфы Эллириона и Тиранока считали, что пленники находятся в лагере наггароти, а наггароти отрицали подобное предположение. В конце концов Каратриль неохотно вернулся в свою палатку.
        Та находилась недалеко от центрального круга. Пока он ужинал привезенными из Тор Анрока припасами — в этих краях не водилось дичи,  — из лагеря наггароти до него доносился смех и веселье. Он слышал старинные военные гимны, прославляющие величие Нагарита и его князей. Капитан запил сухой хлеб и сыр водой из фляги, и тут появился посланец Малекита с приглашением на совет.
        Стража пропустила его, Каратриль поднырнул под полог и оказался на толстом красном ковре, расстеленном на земле. С потолка свисали на цепях золотые светильники, заливая все мягким светом. Дюжина раскаленных жаровен наполняла шатер теплом. Слуги в синих мантиях разносили вино. Каратриль жестом отказался от предложенного бокала и принялся высматривать знакомые лица. В шатре была уже как минимум дюжина эльфов; некоторые в красивых нарядах рыцарей Анлека, пара тиранокцев в синих одеяниях с белым поясом (такой же широкий пояс повязывал поверх доспехов и Каратриль) и трое в темно-красных плащах, в них он узнал командиров эллирийских штурмовых отрядов.
        Каратриль заметил первого помощника Малекита, Еасира,  — тот говорил с эллирийцами,  — и капитан подошел к ним.
        — Дружище Каратриль!  — обрадовался Еасир. Он обвел жестом собеседников.  — Ты знаком с Гариедином, Анельтайном и Беллаэнотом?
        — Увы, лишь мельком.  — Каратриль поприветствовал их наклоном головы.
        — Я надеялся поговорить с тобой, герольд,  — произнес эльф, которого представили как Анельтайна.  — Но ты почти все время с князем Малекитом, я просто не мог выбрать подходящий момент. Наверное, неплохо, если князь прислушивается к твоему мнению.
        — Я бы не сказал, что князь прислушивается ко мне,  — оторопело ответил Каратриль.  — Хотя я с удовольствием провожу время в компании князя Малекита.
        — А он в твоей,  — сказал Еасир.  — Я и парой слов с ним не перекинулся за последнюю неделю.
        — Я не хотел отнимать все время князя…  — начал Каратриль, но Гариедин протестующе замахал рукой.
        — Не извиняйся,  — сказал эллирийский капитан.  — Мы просто завидуем, вот и все. Уверен, что если бы любого из нас назначили герольдом Бел Шанаара, нам уделяли бы такое же внимание.
        — Итак, что на уме у князя?  — спросил Беллаэнот.  — Кто поведет нас на Эалит?
        — Уверен, что эта честь достанется рыцарям Анлека,  — сказал Еасир. Он протянул пустой кубок одному из слуг, и его тут же наполнили. Капитан сделал глоток и продолжил: — В конце концов, Эалит принадлежит Нагариту, и не пристало нам быть в хвосте, как каким-то иврессийцам.
        — Что касается меня, я с радостью уступлю эту честь тебе,  — ответил Беллаэнот.  — Говорят, что там мощнейшая система укреплений. Не хотел бы я быть в первых рядах, штурмующих эту крепость.
        — Вы плохо знаете Малекита,  — заверил их Еасир.  — Он храбрее крейсийского льва и сильнее каледорского дракона. Но, что самое важное, он хитрее саферийского лиса. Он не пошлет нас на битву, не составив подробнейший план. Нет, я уверен, что наш доблестный князь уже придумал, как выбить оттуда еретиков, и не заставит нас без необходимости бросаться на стены Эалита.
        — Возможно, добрый герольд знает что-либо об этом плане?  — предположил Гариедин, и все повернулись к Каратрилю.
        — Я?  — выдавил тот.  — Вы заблуждаетесь, если думаете, что князь Малекит посвящает меня в свои планы.
        Лица других эльфов выражали недоверие.
        — К тому же,  — добавил Каратриль,  — у меня нет привычки говорить о вещах, которые князь предпочитает держать в тайне.
        — Значит, тебе что-то известно,  — произнес Беллаэнот. Он заметил кого-то за спиной Каратриля и закивал.  — В любом случае мы скоро это узнаем.

        В палатку вошел Малекит, подхватил с подноса ближайшего слуги бокал и осушил его одним глотком. Затем поставил бокал на золотой поднос и оглядел, ни на ком не задерживаясь взглядом, помещение.
        — Мои доблестные капитаны,  — произнес он,  — мои верные товарищи. Я вынужден попросить у вас прощения. В наши суровые времена трудно сказать, кому можно доверять, и поэтому я решил не доверять никому. Я не могу быть уверен, что в моем лагере нет шпионов, и поэтому мне пришлось ввести в заблуждение всех вас.
        По шатру пробежал встревоженный шепоток, но он тут же стих, когда князь продолжил говорить.
        — С тех пор как мы вышли из Тор Анрока, я знал, что наши враги скрываются в Эалите. Я не хотел, чтобы они догадались о моих подозрениях, поэтому держал тайные советы только с вороньими герольдами: им я доверяю не только свою жизнь, но и само княжество. Как я и надеялся, наши враги уверены в своих силах, поскольку знают, что мы выступили без специальной подготовки к штурму. Они считают, что нам придется сооружать осадные башни и тараны и ждать подкрепления. Они верят, что у них достаточно времени, чтобы укрепить оборону и добрать войско. В лесах вокруг Эалита прячутся отряды: они ждут сигнала, чтобы уничтожить наши припасы и потрепать войско. Но они просчитаются!
        Двое слуг поставили посредине кресло из темно-красного дерева с высокой спинкой в виде обвившегося вокруг стройной башни могучего дракона. Ножки и подлокотники трона были вырезаны в виде покрытых чешуей когтистых лап. Малекит расстегнул пряжку черного плаща и бросил его на спинку трона, но сам пока не садился. С прищуренными глазами он повернулся лицом к капитанам.
        — Двое наших пленников украли лошадей и сбежали; они и принесут в Эалит подслушанные у болтливых солдат новости,  — продолжил князь.  — В них говорится, что мы будто бы выступаем к Энит Атруту, что в двух днях пути на запад от Эалита. Мятежники убедятся, что нападение им пока не грозит, и не будут готовы к нему. К закату Эалит станет нашим.
        — Простите, ваше высочество, но армия не может двигаться так же быстро, как одинокий всадник,  — произнес один из эллирийцев.  — Даже если мы доберемся до Эалита за день, мы не сможем скрыть наше приближение.
        — Ты прав, Артенрейр.  — Князь наслаждался разыгрываемым спектаклем.  — Неважно, достигнем мы Эалита за день или за сотню дней: у нас все равно недостаточно сил, чтобы взять крепость штурмом. Более того, такая победа была бы для нас весьма нежелательной, потому что я хочу пролить как можно меньше крови. Там, где не спасет грубая сила, поможет хитрость.
        — Я же вам говорил,  — с улыбкой прошептал Еасир.
        Каратриль продолжал внимательно слушать Малекита.
        — Наши враги думают, что Эалит в безопасности, но они ошибаются. На протяжении долгих столетий цитадель никто не атаковал, и многие позабыли ее секреты. Многие, но не я и не вороньи герольды. Эалит возведен на скале, к которой ведет единственная дорога, а над ней нависают башни и стены. Вернее, так думают наши враги.
        Малекит понизил голос до шепота и встретился глазами с ближайшими князьями, будто посвящал в секрет каждого из них.
        — На самом деле в Эалите имеется и другой вход. Существует прорубленный в камне туннель, который ведет в цитадель. Его проделали, чтобы предоставить защитникам крепости возможность выбраться наружу и атаковать осаждающих с тыла. Выход из него лежит в пещере в миле от крепостной стены. Мы выступим до рассвета отрядом из ста воинов и под покровом темноты войдем в древний туннель. Он приведет нас в самое сердце врага, и наш удар станет полной неожиданностью. Армия выступит за нами и отрежет пути к отступлению. Мы убьем или возьмем в плен предводителей и заставим остальных сдаться. Когда кукловоды перестанут дергать за ниточки, наши враги из воинов превратятся в трусливых любителей разврата.
        — Кто поедет с вами, ваше высочество?  — спросил Еасир.
        — Отряд будет сборным — из самых умелых наездников: сорок наггароти, тридцать эллирийцев и тридцать лучших всадников Тиранока. Если взять больше, мы не сможем подобраться к Эалиту незамеченными, а наша сила в скорости и скрытности, а не в числе.
        Малекит заметил разочарование на лице Каратриля. Капитан Лотерна с натяжкой мог назвать себя хорошим наездником. Он отлично владел копьем и мечом, но верхом ездил не слишком умело. Малекит поднял руку, чтобы привлечь внимание капитана, и улыбнулся:
        — Мой доблестный Каратриль, ты поедешь с нами, не беспокойся! Я не оставлю воина с таким храбрым сердцем и верной рукой в арьергарде!
        — Я буду благодарен вам, ваше высочество,  — с глубоким поклоном произнес Каратриль.  — Поход с такими благородными товарищами — большая честь для меня.
        Когда капитаны вышли, Малекит уселся на трон. Через несколько мгновений Еасир привел в шатер небольшую группку завернутых в темные мантии эльфов. Они откинули капюшоны, и Малекит увидел перед собой сдавшихся на его милость последователей культа.

        Когда Малекит выступал, лагерь еще окутывала темнота. Отряд собрался на окраине лагеря, и вдоль выстроившихся воинов прошли трое укутанных тенями вороньих герольдов. Они раздали всадникам длинные черные плащи, чтобы прикрыть доспехи, и полностью снаряженный отряд выступил в тишине и тайне.
        Сотня всадников следовала на север за одним из герольдов по извилистой дороге, спускавшейся с уступа, где армия устроилась на ночлег. Ехали быстро, но осторожно, и Малекит радовался ровной поступи своего жеребца. Когда дым костров остался позади, в сером предрассветном небе стали видны последние звезды. Тишину нарушал только глухой топот копыт. Они ехали теперь по пастушьей тропке через гряду невысоких холмов в тени гор. Тропу то и дело пересекали ручейки и ключи, а почва тут была достаточно плодородной: на ней рос кустарник и густые островки жесткой травы.
        Они замедляли ход лошадей перед сложными участками, а порой, чтобы следовать за вороньим герольдом, приходилось ехать гуськом. Второй герольд ехал позади отряда, а третьего нигде не было видно: он еще затемно поспешил вперед на разведку.
        Ближе к полудню они сделали недолгий привал, чтобы размять затекшие конечности и позавтракать хлебом и холодным мясом. Благодаря ярко светившему в ясном небе солнцу, тонкому, но теплому плащу и быстрой езде, Малекит совсем не чувствовал осеннего холода, хотя изо рта всадников и поднимался в воздух пар.

        По пути они не встретили ни души, хотя время от времени проезжали мимо заросших руин древних домов и башен, рассыпанных по холмистым равнинам, будто брошенные богом игральные кости. Дорога постепенно пропала, князь нигде не видел даже тропки — становилось очевидно, что жители давно покинули эти места. В середине дня они снова остановились и напоили лошадей из бодро журчащего ручейка. Камни фундамента отмечали положение старинной мельницы, но никаких иных следов от нее не осталось.
        Каратриль обратил внимание на одинокий холм недалеко от ручья: посреди желтеющей травы возвышались стены из черного камня. На вершине капитан разглядел опрокинутый белый монолит.
        — Эльтуир Тарай,  — раздался рядом низкий шепот.
        Каратриль вздрогнул от неожиданности. За спиной стоял один из вороньих герольдов. Лицо всадника скрывал капюшон, но Каратриль разглядел изумрудно-зеленые глаза Эльтириора.
        — Что ты сказал?  — переспросил капитан.
        — Вон тот холм,  — герольд указал на голый каменный откос,  — его называют Эльтуир Тарай. Там Аэнарион впервые обнажил Убийцу богов в битве. Тысячу лет назад здесь был город Тир Анфирек. Но пришли демоны и отравили своими заклятиями землю. На том холме Аэнарион в ярости занес меч Кхаина и сразил целый легион демонов. Мой дед Менретор сражался бок о бок с королем.
        — Значит, ты князь?
        — Это только титул,  — отвел взгляд Эльтириор.  — Когда-то эти земли принадлежали моей семье, но теперь они ничьи.
        — А что случилось с городом?
        — Говорят, ядовитая кровь демонов просочилась в землю и отравила ее. Тир Анфирек зачах и умер, как цветок без воды. Темная магия проникла во все камни, корни и ветви. Скот околел от болезней, а дети стали рождаться мертвыми. Потом сюда пришел Каледор и поставил впитывающий камень — он как раз готовился к созданию своего портала. Камень оттягивал темную энергию, и за прошедшие столетия жизнь медленно стала возвращаться. Крупные живые существа еще не могут здесь обитать, но уже появилась трава, и то тут, то там попадаются насекомые. Затем, лет пятьдесят назад, появились последователи темных культов, опрокинули камень и сняли все заклинания Каледора. Теперь темная магия снова собирается здесь.
        — Почему же вы не подняли камень?  — спросил Каратриль.
        — Никто в Нагарите не знает, как это сделать. По крайней мере, никто из тех, у кого есть желание возродить эту землю. Возможно, в Сафери найдутся знающие волшебники и, когда снова воцарится мир, они сумеют поднять камень. Но боюсь, что на Эльтуир Тарае уже никогда не вырастет ничего, ведь именно на его склоне Аэнарион заключил договор с Кхаином.
        Малекит отдал приказ собираться в путь. Эльтириор вспрыгнул в седло и ускакал, оставив Каратриля наедине с его мыслями. Капитан снова глянул на мертвый холм и содрогнулся.

        По мере продвижения на север земля становилась более гостеприимной, трава достигала коленей всадников. В свете дня даже болота казались менее унылыми. До Каратриля долетали обрывки разговоров, а иногда всадники даже шутили и смеялись, будто хотели отогнать нарастающую тревогу.
        Каратриль обнаружил, что едет рядом с эллирийскими рыцарями, бок о бок с их командиром Анельтайном. Их доспехи были более легкими, чем у рыцарей Анлека, и состояли только из кирасы и наплечников. В бою эллирийцы больше доверяли быстроте и ловкости. Высокие шлемы украшали длинные разноцветные птичьи перья. Белые лошади их уступали в росте нагаритским жеребцам, а их упряжь блестела голубым лаком. Каждый рыцарь имел при себе короткое копье с широким наконечником в форме листа и небольшой, но мощный лук со стрелами с синим оперением.
        Из всех эльфов эллирийцы отличались наибольшей словоохотливостью и на ходу постоянно болтали между собой. Анельтайн тут же завел разговор с Каратрилем.
        Сперва, по обычаю всех воинов, они поговорили о своих родных землях: сравнили женскую красоту, качество вина и прочие достоинства своих княжеств. Но вскоре разговор перекинулся на товарищей по отряду, а затем на наггароти.
        — Ничего не скажешь, они сдержанны,  — говорил Анельтайн.  — Конечно, по нашим меркам, все остальные эльфы молчуны, но наггароти говорят одно слово там, где надо бы сказать десять, и вообще молчат тогда, когда можно обойтись одним.
        — Князь Малекит достаточно красноречив,  — возразил Каратриль.
        — Князь? Еще бы, он умеет произносить речи не хуже других,  — признал эллириец.  — Но он был послом Бел Шанаара к Верховному королю гномов, а я слышал, что их народ тоже не особо словоохотлив. Подозреваю, что последние две сотни лет ему приходилось говорить только для того, чтобы заполнить тишину. Нет, наггароти отличаются от нас: на них лежит тень.
        — Ты не доверяешь им?  — шепотом спросил Каратриль и бросил взгляд на едущих впереди рыцарей Анлека.
        — Это слишком сильно сказано,  — ответил Анельтайн.  — Я с радостью буду сражаться бок о бок с ними, и я доверю им в бою свою жизнь. Просто мне неловко в их обществе. Мне не нравится их серьезность. На мой вкус, они слишком мало смеются, да и то чаще с горечью.
        — Согласен, их бывает трудно понять,  — сказал Каратриль.  — Мы порой даже не в состоянии представить, что ими движет. Они остались людьми Аэнариона. Даже те, кто не застал страшные времена, выросли на рассказах о них. Возможно, они правы, что не смеются, потому что им есть о чем горевать. Они пострадали гораздо больше прочих, и их раны по-прежнему кровоточат.
        — Смех лечит любую рану. Он поднимает дух и изгоняет страх.
        — Боюсь, что бывают раны слишком глубокие. Я, например, рад, что выступаю вместе с ними, а не против них. Многие наггароти покинули Ултуан и уплыли в колонии, потому что их гнала жажда схватки и тяготил мир. Мне трудно представить, как можно добровольно искать опасности, но в Нагарите воинское ремесло почитают за самое почетное. Не сомневаюсь, что любой из этих рыцарей пролил за морями больше крови, чем любой из нас прольет за всю свою жизнь.
        — Наверняка, и от этого они еще больше беспокоят меня,  — произнес Анельтайн.  — Я слышал, что в Анлеке все еще в ходу заведенные Аэнарионом ритуалы: с рождением ребенка для него выковывают копье и меч и дарят ему. Они узнают названия оружия раньше, чем имена родителей, и младенцами спят в щитах, как в колыбели. Словом, как ты верно говоришь, лучше быть в битве на их стороне.
        В полном согласии в этом вопросе они перешли к разговору об обычаях своих земель.

        Солнце начало двигаться к западному краю горизонта, и тут Малекит снова объявил привал. Отряд собрался вокруг князя. Вороньих герольдов нигде не было видно.
        — Скоро наступит ночь, и нам необходимо быть начеку,  — заявил князь.  — Вороньи герольды расчищают путь через лес, чтобы мы могли пробраться незамеченными. Когда они вернутся, мы помчимся что есть мочи. До полуночи над горами взойдет Сариор, и мы должны войти в туннель до того, как она прольет на нас свой свет. Мы не знаем, что нас ждет там, и, когда мы выступим, я не смогу отдавать приказы, потому что придется двигаться в полной тишине.
        Малекит развернулся на месте и встретил яростные взгляды смотревших на него воинов.
        — Я могу сказать вам только одно. Щадите тех, кто сдается, и не жалейте тех, кто сопротивляется. Я не знаю, каких ужасов нам следует ожидать и какие мерзости творятся за стенами крепости. Пусть ничто вас не смущает. Пусть вас ведут ваши мечи, потому что, хоть мы и несем милосердие, я не хочу, чтобы кто-то из вас погиб этой ночью. Молитесь Азуриану, благодарите Ишу, но не забудьте замолвить словечко перед Кхаином, потому что мы вступаем в его кровавое королевство!
        После речи князя отряд ожидал разведчиков молча. Солнце зашло, и небо зажглось звездами. Ветер усилился и принес с севера холод, так что Малекит плотнее закутался в плащ. Всадники проверяли доспехи и упряжь.
        Малекит спешился, чтобы размять ноги, и прохаживался взад-вперед в ожидании. Ждать пришлось, впрочем, недолго — вскоре, почти невидимый в темноте, вернулся один из вороньих герольдов. Князь снова вскочил в седло, и отряд тронулся рысью.

        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        Враг разоблачен

        Всадники Малекита сделали небольшой крюк, чтобы объехать Эалит и подобраться к крепости с севера. В темноте князь издали разглядел замок — от зажженных огней его стены отсвечивали красно-желтым сиянием. Крепость стояла на огромном каменном утесе. Оттуда доносились смех и пронзительные крики, а вокруг башен плясали странные тени.
        Самая высокая башня поднималась к звездам, а из ее узких окон лился неестественный зеленый свет. Свет на мгновение мигнул, и Малекит поморщился: князя охватила необъяснимая уверенность, что его обнаружили. Но это невозможно, ведь, укутанные в черные плащи вороньих герольдов, эльфы двигались как тени.
        Эалит скрылся из виду за деревьями, и Малекиту пришлось пригнуться, чтобы поднырнуть под раскидистые ветки. В лесу царила темнота, лишь редкие отблески звездного света пробивались через густые кроны. Следуя примеру князя, отряд спешился и повел лошадей в поводу.
        В центре рощи рос огромный дуб высотой не меньше сторожевой башни, и, когда Малекит провел своего коня под массивными корнями, остальным почудилось, что он исчез. Оказалось, что как раз тут вход в туннель, по высоте и ширине под стать городским воротам. Малекит вытащил из ножен меч, и его голубое пламя засветилось в темноте путеводным маяком. По рядам передали фонари, и каждый десятый всадник приторочил горящую лампу к седлу, чтобы освещать дорогу едущим за ними. Отряд двинулся по извилистому подземному ходу.
        Вскоре проход начал подниматься, заворачиваясь спиралью и сужаясь. Но затем проход снова расширился, и отряд перестроился в шеренги по пять всадников. Малекит поднял руку — и воины остановились.
        Впереди стояла стена голого камня. Малекит подъехал к ней и принялся тихо читать заклинание. Затем он поводил в воздухе перед собой мечом, и за светящимся кончиком оставались сверкающие в темноте линии голубого огня. В воздухе повисла яркая голубая руна. С последним словом Малекит разрубил ее мечом — и туннель наполнился ослепительным светом. На месте стены образовался широкий арочный проем, за которым лежал крепостной двор.
        — Вперед!  — выкрикнул Малекит и пустил коня в галоп.

        Всадники пришпорили лошадей и, выставив перед собой копья, ворвались в замок.
        Двор замка представлял собой кромешный ад. От дюжины медных жаровен поднимался ядовитый дым. На белых стенах кровью были выписаны грязные руны, а рядом наготове кучками сидели скованные, завывающие пленники.
        Когда рыцари выехали на мощеный двор, еретики вскочили с криками тревоги и ужаса. Их встретила стена копий и мечей, которые разили все, до чего дотягивались. Малекит с беззвучным криком рубил направо и налево, и с каждым его ударом становилось на одного последователя культа меньше. Звон стали эхом отражался от высоких стен, с ним смешивались воинственные крики и стоны умирающих. Малекит заметил новую цель: эльф с парой зазубренных кинжалов в руках, одетый в килт и плащ с яркими узорами, стоял над съежившейся девушкой. Когда Малекит кинулся на него, еретик с выражением полнейшего ужаса повернул голову. Князь одним ударом перерубил ему шею.
        Задыхаясь от возбуждения, князь приостановился, чтобы высмотреть нового врага. Землю устилали десятки трупов, по белым плитам двора расплылись лужи крови. Повсюду враги бросали оружие и падали на колени с криками о пощаде. Немногие пытались сопротивляться, но их тут же безжалостно уничтожали.
        Малекит соскочил с коня и ринулся к цитадели, которая возвышалась над двором на добрые две сотни футов.
        — Эллирийцы остаются на страже!  — прокричал князь.  — Остальные за мной!
        Ворота были заперты, но это не остановило нагаритского князя. Он высоко поднял горящий магической энергией меч и вспышкой голубого огня ударил по створкам, отчего те разлетелись обгорелыми щепками. Без промедления Малекит прыгнул в открывшийся проем.
        Хотя с начала атаки прошли считаные мгновения, еретики уже оправились. Внутри цитадели спиралью поднималась широкая лестница. Из зала во все стороны вели арочные проходы, и из комнат за ними набегала визжащая толпа приверженцев культа.
        Визжа, словно бешеная кошка, эльфийка с красными узорами на теле и обритой головой бросилась на Малекита. Он ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, и она без чувств упала на пол. Князь тут же отбил нацеленный в горло кинжал и зарубил безумного еретика.
        Князь взмахнул Авануиром — и еще один взрыв магической энергии вспыхнул синим огнем. Дюжина еретиков взлетела в воздух и врезалась в стены. Малекит поднял левую руку — и с его пальцев сорвались голубые молнии. С криками боли и страха еретики ринулись прочь; некоторые бросились ниц с безумными причитаниями, остальные бежали к дверям, чтобы спастись.
        — Наверх!  — Малекит указал на лестницу.
        Следом за князем Каратриль понесся через три ступеньки, а за ними бежали еще несколько рыцарей. Другие преследовали еретиков в помещениях внизу. Следующий уровень цитадели оказался пустым, и они продолжали подниматься, пока не достигли просторного зала на верху башни. Жаровни светились зеленым светом, который Малекит разглядел еще снаружи, и в призрачном освещении он увидел множество эльфов, предающихся чудовищному разврату.
        Верховная жрица, стройная и сильная, присматривала с усыпанного костями и залитого кровью помоста за омерзительной церемонией. Ее белые одежды были запятнаны кровью, а лицо закрывала демоническая бронзовая маска. Из прорезей желтоватым светом горели глаза с крохотными черными точками зрачков.
        В одной руке она держала кривой посох из костей и железа, украшенный рогатым черепом с тремя глазницами. В другой — изогнутый кинжал, липкий от крови многочисленных жертв.
        Малекит ринулся через зал, повергая наземь всех, кто осмеливался преградить ему путь. До помоста оставалось лишь несколько шагов, когда жрица выставила перед собой посох, и в грудь князя ударил сорвавшийся с него поток черноты. Ему показалось, что сердце вот-вот разорвется. С криком боли Малекит упал на колени. Он был потрясен, потому что он не знал ни одного волшебника, который мог бы сравниться с ним, обладателем железного венца.
        Он изумленно рассматривал жрицу. Та грациозно сошла с помоста и медленно двинулась к раненому князю, не спуская нацеленного на него посоха.
        — Мой глупый сын,  — процедила она.

        Жрица разжала пальцы — и жертвенный кинжал в брызгах крови со звоном упал на пол. Освободившейся рукой она стянула маску и отбросила ее в сторону. Каратриль пораженно вскрикнул. Перепачканные кровью черные волосы жрицы разметались по обнаженным плечам. Безупречно чистое, гладкое лицо являло собой идеал красоты, а благородная осанка дополняла величественное впечатление.
        — Мама…  — прошептал Малекит, и меч выскользнул из его онемевших пальцев.
        — Сын,  — с коварной усмешкой, от которой по спине Каратриля поползли мурашки, ответила правительница Нагарита.  — Как грубо с твоей стороны было перебить моих слуг. За время, проведенное среди варваров, ты утратил все манеры.
        Малекит молча смотрел на Морати, жену Аэнариона, свою мать.
        — Ты был слаб, Малекит, и мне пришлось править вместо тебя,  — сказала она.  — Ты бегаешь по миру на посылках у Бел Шанаара, готовый рисковать ради него жизнью, а твои земли приходят в упадок. Ты преклоняешь колени перед заносчивым Королем-Фениксом и, как щенок, готов получать объедки со столов Тиранока, Ивресса и Эатана, пока твой народ голодает. Ты строишь города за океаном и исследуешь мир, а твой дом гниет и разрушается. Ты не князь и тем более не король! Воистину, в тебе нет крови твоего отца, потому что ни один сын Анлека не позволит надеть на себя узду!
        Малекит поднял взгляд на мать, и его лицо исказилось от боли.
        — Убейте ее,  — выдавил он сквозь стиснутые зубы.
        Его слова будто разорвали заклятие, и Каратриль обнаружил, что снова может двигаться. Он выхватил из-за спины лук и натянул тетиву. Но тут Морати взмахнула посохом — и капитану пришлось отскочить, потому что в пол у его ног ударил черный разряд. Еретики тоже очнулись от транса и ринулись на отряд Малекита с рычанием и криками. Князь с трудом поднялся на ноги, но еще один заряд магии Морати опрокинул его на пол.
        Еретики боролись с животным ожесточением, их поддерживали наркотические вещества и преданность Морати. Каратриль отбросил лук и снова вытащил меч — на него бежала эльфийка с утыканными драгоценными камнями губами и щеками и раскаленной кочергой в руке. Комнату наполнили крики, проклятия и вонючий дым из опрокинутых жаровен. Каратриль пригнулся — и его обожгло жаром пронесшейся над головой кочерги.
        Он ударил по обнаженным ногам эльфийки и опрокинул ее. Но, даже лежа на спине, та выкрикивала оскорбления и пыталась ткнуть в него кочергой. Капитан пронзил ей грудь, и женщина неподвижно распласталась на мраморных плитах пола.
        — Тебя никто не ждет в Анлеке!  — прорычала Морати; она снова взошла на помост.  — Возвращайся к своему узурпатору!
        С воплем, от которого Каратриль едва не оглох, Малекит наотмашь рубил стоявших перед ним еретиков. В результате между князем и его матерью образовался проход, и Малекит побежал к ней, выставив перед собой светящийся магической энергией меч. Стоило его ноге ступить на помост, как Морати двумя руками подняла над головой посох. Ее окутала тень, расправляя призрачные крылья. Крылья трижды взлетели вверх-вниз — и тело правительницы растаяло.
        По лестнице бегом поднимались рыцари Анлека, и вскоре все еретики были убиты или пленены. Каратриль перевел взгляд на князя, который стоял на помосте. Он ожидал увидеть его потрясенным или охваченным горем, но Малекит был исполнен холодной ярости. Его стиснутый двумя руками меч горел белым пламенем, а в глазах блестела едва сдерживаемая магия.
        Князь обвел взглядом зал и остановился на Каратриле. Капитан невольно дернулся, но горящая в глазах князя ненависть остановила его, хотя на миг ему показалось, что князь сейчас убьет его. И тут Малекит обмяк, и Авануир со звоном упал на пол.
        — Нагарит поглотила тьма,  — прошептал он, и глаза князя наполнились слезами.

        Рассвет Малекит встретил в этой башне. Он смотрел, как поднимается над Кольцевыми горами солнце, и в свете наступающего дня ночные события казались ему поблекшими и размытыми. Неужели за все этим стояла Морати? Однако, все обдумав, он понял, что удивляться тут нечему. Все это было вполне в духе его матери: сеть шпионов на Ултуане, помыкание слабыми князьями и их армиями. Он проклинал себя за то, что позволил Морати запустить руки в Атель Торалиен, и боялся того, чтО она посеяла в Элтин Арване.
        На дороге к цитадели князь разглядел быстро скачущего всадника, одного из вороньих герольдов. Закутанный в черное эльф пронесся под аркой ворот, и вскоре Эльтириор кивком поприветствовал князя.
        — Плохие новости, Малекит,  — произнес герольд.  — Эалит наш, но Нагарит намерен поддержать Морати.
        — Как так?  — выкрикнул князь.
        — Ваша мать переманила даже некоторых герольдов из моего отряда,  — признался Эльтириор.  — Это они и завели нас сюда, в ловушку Морати. Мы не знаем ее намерений, но мне кажется, что она хотела обратить вас в свою веру.
        — У нее ничего не вышло. Я не попался в ее капкан.
        — Пока нет,  — предупредил герольд.  — Однако культ наслаждений очень силен, а большая часть армии хранит верность вашей матери. Прямо сейчас войска идут на Эалит, чтобы окружить и уничтожить нас.
        — Благодарю, Эльтириор,  — произнес князь.  — Я хотел бы попросить тебя еще об одном одолжении. Отправляйся на запад с теми, кто еще верен мне. Собери всех надежных князей и воинов и отошли их в Тиранок.
        — А вы?
        Малекит долго не отвечал, потому что правда резала больнее ножа.
        — Я должен отступить,  — наконец признал он.  — Я еще не готов бросить вызов Морати, и она не должна поймать нас здесь.

        Все свершилось по приказу Малекита. Армия двинулась на запад в полной боевой готовности — теперь они знали, что повсюду собираются толпы почитателей темных богов. В Тирече Малекит встретился с разношерстным войском из нескольких тысяч еретиков, но без должного командования, и его рыцари легко обратили их в бегство.
        Четыре дня и пять ночей армия практически без отдыха шла к Галтиру.
        На восходе пятого дня после битвы в Эалите они подъехали к его стенам. Малекит велел войску остановиться на расстоянии выстрела из лука. По приказу князя Еасир подъехал к воротам — ему пришлось прикрыть глаза от блеска солнечных лучей на белых стенах. За парапетом выстроились эльфы с натянутыми луками. Еасир остановил лошадь возле воротной башни.
        — Я Еасир, капитан князя Малекита!  — прокричал он.  — Готовьтесь к приему князя!
        Довольно долго ему никто не отвечал, но наконец на башне появилось несколько эльфов, и они уставились на капитана. После краткого совещания один из них поднес к губам золоченый рог и выдул чистый, далеко разлетающийся звук. Тут же по флагштоку быстро пополз вверх и затрепетал на ветру серебряный с черным флаг.
        — Флаг Анлека!  — рассмеялся Малекит.  — И символ моего дома!
        Войско ответило радостным криком, когда Малекит жестом приказал двигаться вперед и ворота распахнулись перед ними. Всадники галопом въезжали в город, пехотинцы торопились за ними. Стоило последнему воину пройти под аркой, ворота с грохотом захлопнулись.
        Галтир превратился в руины, многие здания обгорели или были разрушены. Раненые солдаты лежали прямо на площадях, где за ними ухаживали лекари Иши. Малекита встретил князь Дуринн.
        — Я вижу, что не только мы сражаемся,  — произнес Малекит.
        — Не только,  — подтвердил комендант Галтира, пожимая его руку.  — Твой флот находится в безопасности в гавани, но моим воинам это стоило немалых усилий.
        — Еретики?
        — Да, некоторые жители города оказались приверженцами культа, но мы сумели их выгнать,  — объяснил Дуринн.  — Однако два дня назад они вернулись с армиями князей Кераниона и Тураеля Лирайна. Князья потребовали, чтобы я открыл ворота и сдал им город. Им не очень понравилось, что их предложение встретили стрелами…
        — Благодарю тебя,  — сказал Малекит.  — Кажется, список моих союзников становится короче с каждым днем. На кораблях немного места, но ты можешь отправиться со мной.
        — Галтир способен постоять за себя. Когда вы уплывете, наш город потеряет ценность для Морати. В ее распоряжении другие порты.
        — И все же она может уничтожить вас просто из мести, за то, что вы осмелились сопротивляться. Плывите со мной.
        — Я не брошу свой город и своих людей!  — воскликнул Дуринн.  — Если придет время оставить его, у меня найдутся для этого средства. Не стоит беспокоиться обо мне, Малекит.
        Князь Нагарита положил ему руку на плечо: этот жест выражал его благодарность лучше любых слов.

        Малекиту не хотелось задерживаться в Галтире: он был уверен, что уже сейчас корабли Морати плывут сюда, чтобы перекрыть ему выход в море. Прилив и попутный ветер благоприятствовали, так что войско немедленно погрузилось на «Индраугнир», на два других драконьих корабля и семь «ястребов». Еще три «ястреба» Малекит выслал на север, чтобы задержать преследователей.
        Несколько дней потрепанное войско Малекита плыло на юг, где их встретили корабли Тиранока и сопроводили в порт Атель Рейнин. Там Малекит оставил большую часть своих рыцарей и отослал эллирийцев обратно в родные земли. Он наказал им не нападать на Нагарит своими силами, но охранять горные перевалы. Каратриль и колесничие Тиранока, которым пришлось сжечь свои колесницы в Галтире, стали личной охраной князя. С наблюдательной башни Атель Рейнина послали сокола с посланием. Малекит вкратце описал случившееся и советовал Бел Шанаару выставить войска на северной границе.

        Через одиннадцать дней после битвы в Эалите Малекит снова стоял в приемном зале Короля-Феникса. До сих пор при мысли о вероломстве Морати он испытывал тошноту. Князь добился аудиенции у Короля-Феникса и попросил Каратриля сопровождать его. Король восседал на своем троне, а князь и Каратриль уселись перед ним в кресла.
        — Ты понимаешь, что, пока Морати держит в своих руках власть, ты не наведешь порядок в Нагарите?  — по окончании рассказа спросил Бел Шанаар.  — А чтобы отобрать у нее власть, ее надо убить или заключить в темницу.
        Малекит ответил не сразу. Он встал и прошелся по залу. Он презирал Бел Шанаара, но еще больше презирал себя — за то, что нуждался в его помощи. Однако, как бы он ни относился к Королю-Фениксу, Малекиту было ясно, что он никогда не займет свое законное место, если не восстановит власть над Нагаритом. А в одиночку он не в силах сражаться с Морати, так что придется обуздать гордость и унижаться перед сидящим на троне узурпатором. Истина заключалась в том, что Малекит нуждался в Бел Шанааре и на время ему придется забыть о собственных амбициях.
        — Я отрекаюсь от нее!  — провозгласил Малекит.  — Она всегда жаждала власти и нашептывала на ухо, что это мне принадлежит по праву твоя корона. С самой смерти Аэнариона она без устали подталкивала меня к тому, чтобы захватить власть над нашим островом. Ты же помнишь, как она кричала, когда я впервые преклонил перед тобой колено, и с тех пор она пыталась управлять мной, чтобы снова стать королевой. Я с самого раннего детства помню ее острый язык и неукротимые амбиции. Подозреваю, что сейчас она взращивает какую-нибудь послушную марионетку, готовую занять мое место. Она не остановится, пока не получит власть над всем Ултуаном. Но я не допущу этого.
        — И все же она твоя мать,  — с сочувствием произнес Бел Шанаар.  — Если дойдет до худшего, сможешь ли ты пронзить ее сердце? Не дрогнет ли твоя рука, когда придет пора отрубить ей голову?
        — Это необходимо, и я не позволю это сделать никому другому,  — ответил Малекит.  — Страшная ирония, но мне придется лишить жизни ту, которая подарила ее мне. Я не знаю, какой властью она обладает над князьями и дворянами Нагарита. Некоторые сопротивляются ей, но их немного. Наверняка она извратит мои действия в глазах тех, кто еще колеблется, чтобы они решили, будто я им угрожаю. Наш народ верен, но он не отличается богатым воображением. Нас воспитывают выполнять приказы, а не задавать вопросы. Но все же найдутся наггароти, которые встанут на сторону законного князя. Я отправлюсь в Анлек и свергну королеву-ведьму!

        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Война Малекита

        Близилась зима, и Малекит решил пока что собирать армию, в то время как вороньи герольды постоянно пересекали границы Нагарита и докладывали ему о происходящем на севере. Новости были неутешительные: Морати открыто объявила себя ведьмой, отбросила все попытки соблюдать приличия и полностью отдалась своей темной природе.
        Когда наконец-то настала весна, из колоний пришли сообщения, что культ наслаждений начал пускать корни и там. В ответ на просьбу о военной помощи Аландриан смог выслать лишь незначительную часть войска из Атель Торалиена: основные силы он оставил для отражения двигающихся на Элтин Арван орков.
        К армии князя присоединялись и другие воины Нагарита: поодиночке или небольшими группами они тайно проникали в Тиранок, рискуя навлечь на себя гнев Морати. Малекит надеялся, что их будет больше. Однако многие его бывшие капитаны и лейтенанты предпочли служение Морати — то ли из страха, то ли из преданности культу. Часть же верных Малекиту князей оказалась заперта в горах Нагарита.
        Малекит хорошо усвоил полученный в Эалите урок. Он знал, что армия под его командованием не сможет пройти от Тиранока до Анлека без помех, ведь Морати будет подготовлена к нападению. И все же он не поддавался отчаянию и, когда искал поддержку других князей, особое внимание обратил на Харадрина Эатанского, обладателя самого мощного флота в Ултуане. У Малекита еще оставался «Индраугнир», и он был уверен, что, если получит из Лотерна в помощь еще несколько драконьих кораблей, сможет победить нагаритский флот.
        В результате к тому времени, когда в горах начал таять снег, у Малекита уже был в запасе дерзкий план действий.
        Следовало начать с подхода армии Тиранока к границам Наганата. Малекит прекрасно знал, что шпионы матери сразу же сообщат ей об этом, и надеялся, что наггароти в ответ оттянут свои силы к югу.

        В последние дни зимы Малекит один отправился в Кольцевые горы, к востоку от Тор Анрока. Он взял с собой железный обруч и поднялся на один из самых высоких пиков. Там он нашел укрытое от леденящего ветра место и уселся на землю. Надел корону, прикрыл глаза и отдался на волю древнего артефакта.
        Мысленно Малекит полетел над равнинами Тиранока, где траву еще покрывал иней. Затем к Наганату и через его ледяные воды в Нагарит. Он увидел собирающиеся на Бьяннанских равнинах армии Морати и выставленные вдоль реки пикеты. На западе он заметил расположившееся под стенами Галтира войско, хотя осаждающие, казалось, просто держали Дуринна взаперти. Дальше к западу еретики грабили города и деревни и проводили кровавые церемонии во славу Китарай.
        Затем видение князя перенеслось к Анлеку. Всюду в городе стояли железные клетки: в них рычали и бесились мантикоры, грифоны, многоголовые гидры и шипящие химеры. Вокруг клеток суетились дрессировщики, вооруженные кнутами. Они мучили зверей и кормили их эльфийским мясом. Кузнецы трудились над раскаленными волшебством печами и ковали для огромных зверей доспехи и шипастые ошейники с тяжелыми цепями. Кожевники шили прочные седла и украшенную костями упряжь.
        Вокруг города стояли жуткие алтари, посвященные Эрет Кхиали, Менелоту, Нету и прочим жестоким богам. На покрытых кусками кожи алтарях стояли перепачканные кровью чаши, а в жаровнях шипели окровавленные сердца и почерневшие кости. К жертвенникам волокли закованных в цепи, одетых в лохмотья эльфов — их ждали острые ножи и пылающий огонь в честь проголодавшихся богов.
        И за всем этим наблюдали дворяне Нагарита. Князья в темных мантиях сидели на боевых конях в серебристых чепраках, а закрытые масками жрецы с нарисованными на голой коже рунами читали заклинания и молитвы. Камни мостовой окрасились красным, а в сточных канавах тощие собаки глодали эльфийские кости.
        Князь перевел взгляд на центральную башню, дворец Аэнариона, но обзор ему преградила огромная тень. Он услышал шепот — голос матери. Малекит напрягал слух, но так и не смог разобрать, что же она говорит. Обруч давал ни с чем не сравнимую силу; князь с содроганием подумал: что за сделку заключила Морати, если сумела преградить ему путь?

        Князь послал гонца к Бел Шанаару, чтобы Король-Феникс отправил часть своей армии к границе. В течение следующих дней Малекит следил за передвижениями наггароти при помощи обруча. Только когда он убедился, что легионы Нагарита выступили к границе, он вернулся в Тор Анрок. Оттуда он отослал почтового сокола в Лотерн с приказом «Индраугниру» в сопровождении эскадры сняться с якоря и выступить на север. Они должны были направиться к Галтиру. Малекит снова воспользовался обручем и увидел, что в портах собирается нагаритский флот, ожидая атаки с моря. К побережью направлялось и пешее подкрепление, чтобы отразить возможное нападение.
        Следуя приказу Малекита, вороньи герольды сеяли в рядах врага смятение и панику. Они нападали на склады с припасами и отбившиеся от основных сил отряды и перехватывали послания командиров в Анлек. Их атаки совершались на западе и юге, чтобы поддержать иллюзию о походе Короля-Феникса.
        Малекит же планировал повести настоящее наступление отнюдь не с запада или юга, а с востока. Под покровом темноты небольшие отряды перемещались к горам Эллириона. Они прятались на горных фермах и в деревнях, а князь Финудел снабжал их провизией.
        Когда взошла первая весенняя луна, Малекит направился к Драконьему перевалу, Калад Энру, который находился в двух сотнях миль южнее Анлека. Там он поднял знамя Анлека и приказал войску готовиться к битве.
        Армия насчитывала много тысяч воинов, и среди них ехали князья Нагарита и Тиранока, Эллириона и Эатана. К походу присоединились маги Сафери, в том числе Тириол. Как и предвидел Малекит, Морати не подумала о возможности его альянса с Эллирионом, и нападение оказалось для нее полной неожиданностью. Они полностью перебили гарнизон Арир Тонраеира у западного склона Драконьего перевала и двинулись на Анлек.
        Войско повернуло на север, за двойные вершины Анул Награйна, форсировало реку Нарут и вышло на равнины Хиравала. Когда-то это был цветущий край, но сейчас, под правлением Морати, все пришло в упадок. Обгорелые остовы хуторов то и дело попадались в полях, а в них селились спустившиеся с гор стаи свирепых волков и медведи. Армия продвигалась по заросшей травой дороге. Она шла через опустевшие деревни; пустые дверные проемы и окна горестно смотрели на князя. Чем больше он видел, сколько тягот выпало на долю его княжества, тем яростнее разгорался его гнев.
        От вороньих герольдов пришло известие, что дорога в Анлек свободна, и Малекит продолжал двигаться вперед — через Хиравал и далее на северо-восток, к болотам Менруира. Через пятнадцать дней после вступления в Нагарит войско достигло Анлека, столицы Нагарита.
        Малекит рассчитывал не только на воодушевление своих солдат, но и на слабость обороны, которую держали по большей части последователи культа, а не профессиональные воины, которых он искусно оттянул на юг.
        Пока армия готовилась к штурму, ясное весеннее небо заливало светом черные мраморные здания Анлека, на которых еще поблескивал иней. Черно-серебристые флаги развевались на холодном ветру на шпилях башен, а часовые в черных кольчугах и золотых шлемах расхаживали по стене. Город-крепость дрожал от топота сапог и скрежета металла — это отряды упражнялись на площадях. Крики лейтенантов эхом отражались от каменных стен и смешивались с треском жертвенных костров и воплями пленников.
        Цитадель внушала страх, ведь ее построил при помощи Каледора Укротителя Драконов сам Аэнарион. Город охраняли восемьдесят высоких башен и высокие стены. Над тремя городскими воротами нависали башни с установленными там военными машинами.
        В качестве внешнего круга обороны были выстроены одиночные башни, окруженные утыканными кольями рвами, причем военные машины простреливали пространство между башнями.
        А непосредственно перед городскими стенами был вырыт ров в пятьдесят шагов шириной. И наполняла его не обычная вода, но яростно шипящее зеленое пламя. Через огненный ров был перекинут мост, который защищали охранные башни.
        Однако, несмотря на мощные оборонительные сооружения, Малекит не испытывал страха и сомнений. Облаченный в золотые доспехи князь сидел перед войском на жеребце со светящимся Авануиром в руке и волшебным обручем на голове. За ним стояли две сотни его рыцарей, закаленные в колониях ветераны, а их возглавляли капитаны, что сражались бок о бок с Малекитом в северных пустошах. Их золотые кольчуги были скрыты под черно-фиолетовыми плащами. Копья светились от наложенных на них заклинаний, а на щитах были выжжены руны защиты. Они мрачно, но без страха рассматривали темную цитадель.
        К северу и югу от рыцарей стояли копейщики, общим счетом в семь тысяч. Их возглавлял Еасир, и они выстроились в шеренги по десять рядов. Над копейщиками развевались штандарты, а серебряные горны передавали команды. Еасир ездил перед колонной и напоминал воинам, что они сражаются за истинного правителя Анлека, призывал их не выказывать жалости и оставаться стойкими. За копейщиками стояли три тысячи лучников с полными стрел колчанами.
        Дальше на север стояли рыцари Эллириона. Князь Финудел и княжна Атиель с радостью присоединились к войску Малекита с двумя тысячами своих солдат. Финудел держал в руке Кадрати — пику с лезвием в форме звезды, которой его отец сражался рядом с Аэнарионом. Атиель взмахивала белым лезвием Амрейра, зимним клинком,  — ее мать сразила им князя демонов Актурона. Над кавалерией развевались бело-синие знамена с изображением золотых лошадей. Кони эллирийцев рвались в бой, взбрыкивали и храпели, а рыцари непринужденно болтали друг с другом, не выказывая никакой тревоги при виде грозной крепости.
        Южным флангом армии Малекита командовал Батинаир, князь Ивресса. Он сидел на жуткого вида грифоне, пойманном еще птенцом в Кольцевых горах и выращенном в Тор Иврессе.
        Грифона звали Красный Коготь. Он телом походил на огромную кошку, но был в три раза больше лошади, а шкуру его покрывали черные и белые полосы. Шею венчала голова орла с плюмажем из красных и синих перьев, и передние лапы напоминали лапы могучей хищной птицы с алыми мечами изогнутых когтей. На спине росли два мощных крыла с черно-серыми перьями. На грифоне под флагами Ивресса восседал на троне из белого дерева Батинаир. Серебряное древко его ледяного копья Награйна переливалось в утреннем свете, а кристальный наконечник был прочнее любого металла. Красный Коготь закинул голову, издал оглушительный крик и заскреб когтями по земле в предвкушении охоты.
        Батинаир прибыл из Ивресса не один, с ним стояли две тысячи воинов с длинными копьями и синими щитами, все в белых мантиях скорби.
        Карилл, один из князей Крейса, тоже выступил на стороне Малекита. Он стоял в запряженной четырьмя величественными горными львами колеснице. Белоснежные хищники взрыкивали и взбудораженно метались, насколько позволяла упряжь. Карилл был вооружен знаменитым боевым топором Акилларом, и двойное лезвие потрескивало от пробегавших по нему искр. Рядом стоял его сын Лорикар и гордо держал в руках знамя Крейса с вышитой серебряной нитью на алом фоне головой льва. Оба князя закутались в длинные плащи из львиных шкур, отделанные черной кожей и увешанные драгоценными амулетами. Их окружали колесницы с возничими в золотых кольчугах, топорами и копьями в руках.
        Также с ними пришли и горные охотники, голубоглазые воины с заплетенными в косы золотистыми волосами и накинутыми на плечи львиными шкурами. Их доспехи состояли из посеребренных нагрудных пластин с изображенными львами и коротких килтов, прошитых золотой нитью. У воинов были тяжелые топоры разных видов, украшенные плетеными кистями и рунами.
        И наконец, князья Сафери: Мернеир, Эльтренет и главный из них — Тириол. Они оседлали пегасов, крылатых лошадей, живущих на самых высоких вершинах Аннулийских гор. С их плеч свисали разноцветные переливающиеся плащи, а в руках магической энергией горели мечи и посохи. Они кругами летали над войском Малекита, и солнце играло на золотой упряжи крылатых коней.
        Малекит видел, что все готовы к битве, и его сердце пело от радости. Уже много столетий ему не доводилось командовать столь мощной армией. Чем бы ни закончился сегодняшний бой, в историю он войдет, и имя Малекита будут помнить еще много поколений эльфов. Но князю мало было грядущей славы, ему нужна была сегодняшняя победа. Он развернул коня так, чтобы оказаться лицом к своим солдатам. Затем вскинул над головой Авануир и заговорил. Его голос без усилий разносился над всем войском.
        — Взгляните на эту цитадель страха!  — Он указал на Анлек светящимся синим огнем магии мечом.  — Когда-то тут родилась надежда нашего народа, а сейчас таится его погибель! В этих залах обитают призраки наших отцов, и как же им горько при виде такого падения великого города! Мы пришли для того, чтобы потушить зловещий огонь и возродить свет феникса! Вы видите высокие стены и неприступные башни, но я вижу иное. Могущество Анлека не в его камнях, а в крови его защитников и бесстрашии их сердец! А в этом осажденном городе сейчас нет такой силы, поскольку всю его честь и славу сокрушили цепи рабства и несчастий!
        Затем князь взмахнул мечом, и светящийся клинок пронесся над длинными рядами воинов.
        — Вот где я вижу истинный эльфийский дух!  — провозгласил Малекит.  — Никто из пришедших не явился по принуждению или ради выгоды, но добровольно отправился сражаться за правое дело. Свирепый Карилл! Доблестный Финудел! Величественный Тириол! Запомните эти имена и гордитесь тем, что вам довелось сражаться бок о бок с ними, как горжусь я. Все, что произойдет сегодня, запомнится в веках, и ваши имена прославятся. Благодарности нашего народа не будет конца, и памятью о тех, кто сражался сегодня, будут дорожить вечно! Посмотрите направо и налево и запомните лица ваших боевых братьев. Вы не увидите в них слабости — только упорство и отвагу. Каждый, кто стоит здесь, достоин стать князем, потому что награда находит того, кто готов рисковать ради нее. Ни разу со времен моего отца не собиралось вместе столько доблестных воинов. Вы все герои, и боги прославят вас, как и полагается героям.
        Малекит поднял меч.
        — И не забывайте, что веду вас я, князь Малекит!  — выкрикнул он.  — Я истинный правитель Анлека! Наследник Нагарита! Сын Аэнариона! Мне неведомы отчаяние, страх и поражение! Этим мечом я создал новое королевство на востоке. Я заключил союз с гномами. Мои глаза без содрогания смотрели на темных богов. Я побеждал чудовищ и преодолевал смертельные опасности, и сегодня будет так. Мы победим, потому что победа идет по моим следам. Мы победим, потому что моя судьба — побеждать. Мы победим, потому что я так приказываю!
        Малекит встал в стременах и поднял Авануир высоко над головой. Над войском разнесся крик, от которого затряслась земля. Одним взмахом руки князь послал армию в атаку.
        — Слава ждет нас!  — провозгласил он.

        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Битва за Анлек

        По сигналу Малекита войско двинулось к мосту над пылающим рвом. Со сторожевых башен полетели стрелы, битва началась.
        С диким криком Красный Коготь взмахнул крыльями и поднял Батинаира в воздух. Ивресский князь поднимался все выше и выше, пока не оказался вне досягаемости вражеских стрел. Так же поступили и маги Сафери.
        Копейщики прикрылись щитами и пошли вперед. Они не мешкали ни секунды, даже когда их накрыло дождем стрел.
        С устрашающим визгом Красный Коготь бросился с неба на ближайшую башню. Лучники на крыше направили на него свои стрелы, но они даже не поцарапали толстую шкуру грифона. Пика Батинаира сияла силой и без устали пронзала врагов, а когти и клюв грифона разрывали всех без разбору.
        Соседнюю башню настиг гнев Тириола, который опускался к ней с пылающим зеленым огнем посохом. Когда его пегас приблизился к крыше, маг выкрикнул заклинание — с посоха сорвался зеленый огненный ястреб и взорвался среди отряда лучников, раскидав куски их тел через парапет.
        Подкрепление высыпало на крышу башни, но их встретила красная молния посоха Мернеира, от которой с башни полетели обгорелые камни и тела. Армия Малекита двинулась между башнями, не представлявшими больше опасности, а Батинаир и маги кружили над головами под радостные крики солдат.
        Мост казался гораздо более серьезным препятствием. Он состоял из четырех мощных башен с подъемной частью. На каждой башне стояла боевая машина, стрелявшая огромными бревнами, которые были утыканы острейшими клинками. Поэтому, прежде чем войско приблизилось к мосту на расстояние выстрела, Малекит отдал приказ остановиться.
        Сам он в одиночку выехал немного вперед, будто предлагая защитникам нацелить свои чудовищные машины на него. Сцена выглядела очень странно: одинокий князь на коне перед мрачным крепостным мостом.
        Малекит спокойно поднял вверх открытую ладонь. Он почувствовал, как вокруг закружилась магия, и перевел взгляд на огненный ров. Обруч пульсировал на голове, и князь ощущал кипящую внутри рва энергию. Он был хозяином Анлека и знал слова, необходимые для того, чтобы погасить огонь, но сейчас он улавливал действие посторонних заклинаний: мать знала, что он попытается отменить защитное заклятие. Но она не приняла в расчет силу обруча, которая многократно увеличила мощь Малекита.
        Внутри князя бурлила энергия, которая просто разорвала бы менее сильного мага, и, по мере того как она нарастала, Малекит начинал дрожать от возбуждения. Он произнес заклинание, открыл свой разум обручу и выплеснул в ров поток магической энергии. Пламя стало черным и поднималось все выше, а нагаритский князь продолжал подпитывать его своей волей и упорством, пока черный огонь не взметнулся на целую сотню футов.
        От усилий с Малекита пот тек ручьями, но вот он поднял дрожащую руку. Магия извивалась и дергалась, пытаясь вырваться из его хватки. Малекит с усилием свел руки, и в ответ пламя начало свиваться в высокие волны по сторонам мостовых башен.
        Затем князь оглушающе хлопнул в ладоши — и две волны пламени ринулись навстречу друг другу. Черный огонь обжигал бойницы и изливался на крыши башен. В мгновение ока защитники и боевые машины превратились в облако пепла, которое ветер тут же разнес над мостом.
        С криком облегчения и радости Малекит повернулся к войску и жестом приказал двигаться вперед. Его лицо расплылось в широкой улыбке. Когда копейщики Нагарита подошли к нему, он придержал своего коня, оказавшись рядом с Еасиром. Капитан смотрел на князя с изумлением.
        — Вы знали, что это сработает?  — спросил Еасир.
        — Как тебе сказать,  — улыбнулся Малекит.  — До Эллириона дорога долгая, мне бы не хотелось проделать этот путь понапрасну.
        Смех Еасира еще отдавался в ушах князя, когда тот развернул лошадь, чтобы подъехать к южному флангу и посоветоваться с Кариллом и крейсийскими охотниками. Пока Малекит отдавал приказ, маги Сафери приземлились на дымящиеся крыши башен и опустили подъемную часть моста. Та с грохотом перекинулась через огненный ров, и путь к стенам Анлека оказался открыт. Малекит первым проехал по настилу, пустив лошадь размеренным шагом, чтобы своим видом подбодрить войско.
        По правде говоря, следующая стадия штурма волновала князя больше всего. До крепостных ворот оставалось около пяти сотен шагов, из них сотня — под дождем стрел и арбалетных болтов. Конечно, Батинаир и маги сделают все, что в их силах, чтобы отвлечь защитников города, но Малекит знал, что главным их союзником является скорость и, даже если двигаться очень быстро, потери будут велики.

        Еасир повел наступление к восточным воротам, и с укрепленных на стенах машин в его воинов полетели болты величиной с копье. Каждый выстрел поражал полдюжины бойцов, и от них не спасали ни доспехи, ни щиты. Еасир сорвал голос, подгоняя воинов ближе к стене,  — ведь он знал, что пространство возле стены не простреливается.
        Пока копейщики бежали по окровавленному полю, пало не меньше тысячи эльфов. Рыцарей держали в резерве для атаки после того, как сломают ворота. Еасир не знал, как князь намеревается это сделать, но после чуда у моста он полагал, что у его господина и тут имеется не менее хитроумный план.
        Воины колоний принесли копейщикам небольшое облегчение. Они выдвинулись вперед, прикрываясь толстенными деревянными заслонами. Вооружены они были новым оружием: оно походило на арбалет, но могло стрелять почти непрерывно. Прикрывшись передвижными заслонами, они поливали стены залпами болтов, выбирая в качестве мишеней команды боевых машин, и заставили тех отступить в укрытие.
        Тириол, Мернеир и Эльтренет били врагов сверху. По стене плясали вихри фиолетовых и голубых молний, перепрыгивая от одного воина к другому. Огненные заклинания в образе ястребов, драконов и фениксов оставляли за собой обугленные руины. Боевые машины рассыпались в щепки, а доспехи раскалялись, обжигая тела. Кинжалы магической энергии пронзали плоть, а материализовавшиеся из воздуха мечи рубили отступающих в укрытие.
        Батинаир тоже участвовал в расправе с приверженцами культа. На северной части стены они с Красным Когтем оставили за собой гору растерзанных, обезглавленных тел, но в конце концов огонь защитников стал настолько плотным, что князю пришлось отлететь в сторону. И его, и грифона покрывало множество ран. С клюва и когтей зверя на головы Еасира и его копейщиков капала кровь.
        У капитана не оставалось времени рассматривать батальные сцены. Треть его отряда лежала на земле, а остальные еще только приближались к крепостной стене. И тут внезапно тяжелые ворота распахнулись.
        Из-под высокой арки хлынул поток защитников города. Полуобнаженные, лишь в набедренных повязках и прозрачных лохмотьях, с торчащими, как иглы, волосами, последователи Кхаина с криками и визгом бежали в атаку. Мужчины и женщины с расписанной кровью кожей в чудовищных украшениях из жил и внутренностей держали в руках длинные зазубренные кинжалы и мечи. Почитатели кровавых жертвоприношений выливались из открытых ворот бурными волнами. Жажду битвы в них подогревали наркотические снадобья, которые готовили жрицы культа.
        Малекит приказал копейщикам замедлить бег и, сомкнув ряды, приготовиться к столкновению с почитателями Кхаина. Так они оказались гораздо более уязвимы для лучников и арбалетчиков на стене, которые ничуть не боялись при стрельбе попасть по своим. Тем временем ворота с грохотом закрылись.
        Внимание Еасира привлек топот копыт. Он повернулся и увидел приближающихся галопом рыцарей Эллириона. Они по флангам обтекали отряд копейщиков, пригибаясь и наклоняясь в седлах, чтобы уклониться от стрел. Рыцари выхватили на скаку луки и, в свою очередь, принялись поливать стрелами еретиков. Они носились по полю вперед-назад, налево и направо, кое-кто практически выворачивался в седлах, чтобы пустить стрелу во врага. Некоторые направили оружие на стены, причем, несмотря на быстроту скачки, их выстрелы отличались меткостью и всегда попадали в цель.
        Всадники образовали вокруг копейщиков два живых круга, вращающиеся в противоположных направлениях, и под прикрытием их стрел Еасир приказал снова двигаться вперед. Круги всадников тоже перемещались вместе с пехотой.
        Когда осталось всего несколько десятков еретиков, эллирийцы прекратили стрелять и убрали луки, а вместо них взялись за копья. С Финуделом и Атиель во главе они ринулись в атаку. Еретики не отступали даже теперь: их настолько одурманила жажда крови, что они сражались, пока последний с проклятием на устах не упал на кучу тел.
        Путь был открыт, и эллирийцы отступили, пропуская к огромным воротам Еасира и его воинов. За ними двигались Карилл и его охотники, а замыкали ряды копейщики Ивресса.
        Над копейщиками уже нависала тень городской стены, и они начали поглядывать на ее внушительную высоту, ожидая, что в любой миг им на головы может пролиться смерть. Еасир рискнул бросить взгляд назад, чтобы определить намерения Малекита. Князь с непринужденно скрещенными на груди руками сидел на лошади чуть позади войска. Он как-то почувствовал на себе взгляд капитана и помахал ему рукой, а затем указал на сторожку у ворот.
        Еасир перевел взгляд на нависающие над головой башни и увидел высыпавших на стены эльфов в черных плащах с капюшонами.
        — Готовьсь!  — крикнул Еасир и поднял свой щит.
        В тот же миг над сторожкой взлетел черный флаг и тут же упал, будто кто-то перерубил флагшток. На его месте поднималось другое знамя: белое с серебром, с эмблемой когтистого крыла грифона. Еасир от изумления споткнулся и чуть не упал — он сразу узнал знамя дома Анар.
        Воины Анара перекидывали через зубцы окровавленные трупы еретиков и верных Морати воинов со вспоротыми животами и перерезанным горлом. Ворота снова распахнулись, и Еасир издал оглушительный торжествующий вопль.
        Он боялся, что проход в город может закрыться в любой миг, поэтому перешел на бег, и копейщики поступили так же. Воины Крейса и копьеносцы Ивресса следовали за ними по пятам, но Еасир первым вошел в Анлек. Когда он оказался в тени ворот, он снова закричал от радости: ведь он вернулся в родной город!

        Внутри город оказался совсем не таким, каким Еасир его помнил. Широкую площадь за воротами, где когда-то высилось изваяние сидящего на спине Индраугнира Аэнариона, теперь обрамляли статуи Китарай.
        Обнаженная Атарта выплясывала на мраморном постаменте, ее руки и ноги обвивали змеи. Анат Раема, охотница, в одной руке держала лук, а в другой — голову эльфа, а ее талию украшал пояс из отрубленных рук и голов. Бог Хиркит присел на корточки над грудой костей и вожделенно рассматривал зажатое в руке ожерелье.
        Перед каждой из многочисленных статуй богов разрушения и смерти горела жаровня с омерзительным содержимым, а кровавые пятна на постаментах наглядно говорили о характере еретических ритуалов.
        Когда Еасир оставил Анлек, вдоль площади располагались лавки с товарами со всего мира. Теперь из них сделали загоны; в темноте за решетками таились чудовищные звери.
        Твари, отдаленно напоминавшие медведей, рычали и грызли прутья, двухголовые грифоны трубно гаркали, а из клеток полубыков-боннаконов на площадь текли ручейки ядовитого дыма. Химеры издавали сильную вонь, а чудовищной длины змеи плевались ядом. Прочие создания выли, подскакивали и угрожающе взрыкивали из темных углов своих загонов. Из одной клетки шел густой дым, в котором плясали языки пламени. Ее решетчатая дверь открылась, и раздался оглушительный визг. Из полутьмы выступило огромное чудовище — семиголовая гидра с пышущими огнем ноздрями. Множество шрамов на незакрытых синей чешуей участках кожи говорили о жестокости ее хозяев. Головы гидры защищали золотые шлемы.
        За гидрой шла пара дрессировщиков с жуткого вида кнутами — ими они подстегивали чудовище. Разъяренная гидра двигалась вперед, оставляя борозды на каменных плитах площади, а ее головы крутились и наклонялись. Из другой клетки выпустили еще одного огромного зверя — с серебряным доспехом, приклепанным прямо к плоти, и с шипастыми ошейниками на пяти шеях. Утыканный шипами хвост тоже защищал доспех, и зверь размахивал им во все стороны, а дрессировщики кололи его в бока пиками и подстегивали кнутами. Капитан справился с первым потрясением и приказал солдатам перестроиться и поднять щиты, хотя и сомневался, что это поможет защититься от монстров.
        В это время вперед вырвались львиные колесницы Карилла. Укротители ближайшей гидры развернули ее к крейсийцам и жестокими ударами кнутов послали в атаку. Из глоток чудовища вырвалось семь струй желтого пламени, но вокруг князя и его львов вспыхнула голубая аура: украшенный драгоценными камнями амулет на шее Карилла светился энергией и пламя обошло его колесницу, не причинив никакого вреда.
        Львы прыгнули в атаку. Они кусали и рвали когтями покрытую чешуей плоть гидры. Головы гидры поднимались и опускались, а острые зубы впивались в залитую кровью шкуру львов. Над площадью разносился вой боли. Гидра с зажатыми в пасти двумя львами встала на дыбы и подняла их высоко в обрывках упряжи, отчего колесница перевернулась. Карилл и Лорикар успели спрыгнуть с нее, а в атаку понеслись другие колесницы.
        Крейсианцы носились вокруг чудовища, их топоры и львиные клыки оставляли на теле гидры кровоточащие раны. Колесничие ловко уворачивались от хлеставшего из стороны в сторону хвоста и щелкавших зубами голов гидры. Но хотя чудовище покрывали уже десятки ран, оно не отступало.
        Карилл снова ринулся в атаку с горящим белым пламенем Акилларом в руках. Он взмахнул знаменитым топором и перерубил одну из шей. Отрубленная голова упала на землю. Из обрубка брызнул было фонтан крови, но, к ужасу Карилла, рана мгновенно затянулась. Плоть закипела, из нее образовались мышцы, вены и артерии, и через несколько мгновений на месте прежней головы выросла новая.
        Но теперь гидру окружали десятки воинов. С беззвучным криком Лорикар прыгнул вперед с нацеленным в грудь чудовища заостренным флаговым древком. Он воткнул древко между чешуйками и навалился на него всем телом. С искаженным от усилия лицом он вонзал его все глубже и глубже.
        У Еасира не было времени наблюдать за тем, что произойдет дальше, потому что дыхание второй гидры уже обжигало наггароти.
        — Где князь Малекит?  — спросил находящийся рядом с ним Фенреин.
        Еасир не ответил, хотя сам задавался тем же вопросом. Он не видел князя с того момента, как они вошли в город, и капитан горячо желал, чтобы повелитель оказался сейчас рядом. Волшебство и Авануир без труда справились бы с жутким монстром.
        Капитана на миг отвлекли скрежет и грохот, и он заметил, что еретики открывают другие загоны. Из них с воем и визгом выбегали всевозможные чудовища. В чешуе и перьях, величественные и безобразные, обитатели Кольцевых гор заполонили площадь. Им навстречу с выставленными копьями двигались иврессийцы.
        Еасир перевел взгляд на гидру в двух десятках шагов от него. Увидев, как она занесла головы, он предупреждающе крикнул. Как один, все воины упали на одно колено и подняли над головами щиты, когда из глоток гидры вырвались струи пламени. Щит в руках Еасира раскалился и обжигал пальцы; копейщиков охватило пламя. Послышались крики, и запахло горелым мясом. В облаке дыма он взглянул и увидел, что большая часть отряда мертва, а несколько воинов с криком катаются по земле в попытках сбить огонь. Над головой засвистели стрелы с черным оперением — это со сторожевой башни стреляли лучники дома Анар. Они целились не в гидру, а в спрятавшихся за ее тушей еретиков. Несколько стрел нашли свою цель, и двое укротителей упали, пронзенные стрелами.
        Неожиданно освободившись от кнутов и пик дрессировщиков, гидра замедлила шаг. Три головы обернулись к телам еретиков, остальные четыре высоко поднялись и принюхивались к запаху выпущенных на площадь василисков и халтавров. С капающим из пасти ядом гидра развернулась, заметив врагов своей горной родины. С оглушительным шипением она ринулась на чудовищ.
        Ближайшей добычей оказался волк со светящимися глазами и стальными клыками. При приближении гидры он развернулся и прыгнул на одну из ее голов. Гидра разорвала его одним махом и ринулась дальше, сокрушая хвостом и когтями зверей помельче. Позабыв об укротителях, горные монстры бросились друг на друга; среди них плясали вспышки пламени и молний, а площадь заливала разноцветная кровь. Изорванный в клочья труп василиска полетел в толпу иврессийцев, они с криками отскочили от обжигающих капель ядовитой крови.
        Еасир против воли засмеялся — скорее от облегчения, чем от подлинного веселья. Один взгляд на крейсийцев позволил убедиться, что те расправились со своей гидрой, и сейчас стояли над ее телом, изрубая его на кусочки для верности. Местонахождение Малекита продолжало оставаться загадкой, и Еасир снова начал оглядываться в поисках князя. Он заметил его на стене разговаривающим с князем дома Анар. Капитан приказал своим копейщикам ждать его и направился к князю.

        Малекит заметил, что Еасир поднимается по лестнице, и жестом подозвал его. Рядом с князем Нагарита стоял Эолоран, его сын Эотлир и внук Алит. Все они были в серебряных доспехах и черных плащах и держали в руках луки с высеченными магическими символами. Лица троих хранили мрачное выражение. Малекит представил своим спутникам Еасира и одобрительно хлопнул капитана по плечу.
        — Спасибо, ваше высочество, но мне кажется, что это в большей степени ваша заслуга.  — Еасир перевел взгляд на наследников дома Анар.  — И без этих доблестных воинов я бы все еще топтался под стенами или лежал на земле со стрелой в горле.
        — Их я уже поблагодарил,  — ответил Малекит.  — Лучше не осыпать их чрезмерными почестями, а то кто знает, что за мысли придут им в голову.
        — Как они здесь оказались?
        — Много дней назад Малекит отправил нам послание,  — сказал Эолоран.  — Когда он сообщил нам о намерении напасть на Анлек, мы сперва сочли его безумцем. Но когда он поделился некоторыми секретами, нам стало ясно, что это все не прихоть. Мы счастливы принять участие в освобождении Нагарита от темного правления. Десять дней назад мы вошли в город под видом сальтитов, кхаинитов и прочих гнусных поклонников Китарай и ждали атаки вашего войска. Мы не могли открыть ворота раньше, ведь площадь наполняли кхаиниты. Но как только они вышли из города, мы захватили ворота.
        — Я премного вам благодарен, князь,  — глубоко поклонился Еасир. Затем нахмурился и повернулся к Малекиту.  — Должен признать, меня терзает обида, что вы не сочли меня достойным доверия, чтобы посвятить в этот план.
        — Я доверяю тебе больше, чем своей правой руке, Еасир,  — ровно ответил Малекит.  — Но я не рассказал тебе о моих намерениях, чтобы это не повлияло на твои действия в бою. Если бы ты знал о помощи дома Анар, ты бы держался позади, пока они не откроют нам ворота. Я считал необходимым, чтобы внимание защитников крепости было приковано к тому, что происходит снаружи, а не внутри нее.
        Затем Малекит повернулся к Эолорану.
        — Прошу прощения, но моя мать ждет меня,  — совершенно серьезно произнес князь Нагарита.

        На площади все еще шла яростная битва, и рыцари Анлека не упустили своей доли славы. Их копья без устали поражали еретиков и чудовищ.
        Анлек строился как крепость, и ни одна из улиц не вела прямо к дворцу. Армия Малекита осторожно продвигалась по извилистым улицам, а с крыш и из окон их обстреливали лучники. В любом переулке или подземном укрытии могла таиться засада; враг мог ударить из-за любого угла.
        Впрочем, защитники больше всего сил отдали обороне стен в уверенности, что враг не проникнет в город. Так что уцелевшие защитники были разобщены, и их нападения без труда отражали.
        В какой-то момент продвижение замедлилось: с неба спустилась жуткого вида мантикора. В ее седоке Малекит признал старого знакомого, князя Кераниона.
        Керанион был облачен в доспех из итильмара с защитными рунами и заклинаниями, выкованный в храме Ваула. Никакое оружие смертных не могло поразить того, кто надевал этот доспех. Огромное львиное тело мантикоры украшали крылья как у летучей мыши; они накрыли улицу тенью, когда предатель направил зверя вниз, на войско наггароти.
        Рыцари в голове отряда растерялись, когда на них спланировал летучий монстр, разрывая зубами и когтями доспехи и опрокидывая лошадей.
        В руках князь держал пику Архалуин, Тень смерти, которую Каледор выковал для Аэнариона до того, как тот взял в руки меч Кхаина. Малекита от ярости бросило в дрожь. Он послал коня в галоп так, что подковы высекали искры из мостовой.
        Капитан Морати поднял мантикору в воздух и сделал круг над крышами, чтобы миг спустя снова послать зверя в атаку, на этот раз на иврессийских копейщиков, чуть дальше по улице.
        Из дверных проемов и окон в наступавших летели стрелы. Еретики в красных мантиях затаскивали воинов в люки и потайные двери так быстро, что товарищи не успевали ничего сделать. Малекит криками гнал свою армию вперед. Нагаритский князь знал, что впереди лежит большая площадь, где войско станет особо уязвимым, но другого выхода не было. Вскоре становящиеся все более широкими улицы вывели их на треугольную площадь, которую со всех сторон обрамляли высокие стены, буквально усыпанные бойницами. Тут же на армию Малекита пролился дождь стрел, и Малекит вновь призвал энергию для заклинания.
        Тут, в центре Анлека, скопилось много темной магии; ее привлекали смерть и страдания жертв еретиков. С помощью обруча Малекит вошел в ее поток и попытался подчинить своей воли. Он попробовал создать магический щит вокруг войска, но темная энергия вырывалась, изворачиваясь, из его хватки.
        С рычанием Малекит выплеснул отчаяние и злость, и от него во все стороны разлетелось магическое облако черных дротиков. Они вертелись в воздухе, выискивая бойницы и амбразуры. Оттуда раздавались крики и стоны — это дротики нашли свои цели, а из бойниц хлынула кровь.
        Керанион снова опускался с поднятым для удара копьем. Малекит метнул в мантикору молнию, но Керанион отразил ее серебряным щитом.
        Керанион и сам обладал магическим даром. Вот его окружил темный нимб и распался на стаю ворон, которые опустились на воинов Малекита, выклевывая им глаза и раня в незащищенные доспехами места. Взмахом руки Малекит развеял заклинание, и вороны исчезли в сполохе горящих перьев.
        Кенарион, увлекшись магической дуэлью с Малекитом, не заметил появившуюся в облаках точку. Сперва это была лишь точка, но она быстро разрасталась в размерах, пока не превратилась в сидящего на грифоне Батинаира. На крик грифона Керанион обернулся, но было уже поздно. В руках Батинаира Награйн рассыпал ледяные осколки, а его кристальный наконечник впился в плечо мантикоры, где из львиного тела вырастало крыло. С оглушительным воплем мантикора извернулась и забила когтями по груди Красного Когтя. Оба зверя с рычанием и ревом терзали друг друга.
        Батинаир увернулся от удара копья Кераниона, а их сцепившиеся летучие животные неумолимо планировали на землю. Снова сверкнул Награйн, Кенарион отбил удар щитом, а его магическое копье пронзило горло Красного Когтя. В предсмертных судорогах грифон вцепился клювом в переднюю лапу мантикоры, и оба зверя и их наездники врезались в крышу, а затем рухнули на землю.
        Мантикора хлестнула шипастым хвостом по груди Батинаира и выбила его с сиденья на спине грифона. Керанион отбросил Архалуин и вытащил меч с клинком из пламени. Князь неумолимо надвигался на распростертого Батинаира. Мантикора кое-как поднялась и заковыляла за хозяином, волоча по земле раненое крыло.
        Малекит вытащил из ножен Авануир и пришпорил коня, не спуская глаз с Кераниона.
        Его накрыла еще одна тень — это Мернеир пролетел над площадью на своем пегасе с сияющим золотым светом посохом в руке. С выкриком маг выпустил шар голубого пламени, тот пролетел через площадь и взорвался за спиной Кераниона. Князя подбросило в воздух, а мантикору отшвырнуло в сторону. На сверкающем золотыми подковами пегасе маг спустился к мантикоре и, пока Керанион приходил в себя от удара, мечом отрубил хвост с ядовитым шипом.
        Батинаир тем временем тоже встал на ноги, стискивая в обеих руках Награйн. С перекошенным от злости лицом он взмахнул копьем — и из наконечника вылетел рой ледяных осколков. Они ударили в скрытую доспехом грудь Кераниона и снова свалили князя с ног. Огненный меч выпал у него из рук.
        Лежа на земле, Керанион вскинул руку — и в грудь Батинаира ударил магический разряд, который отбросил его на десяток футов. Князь врезался в стену и, тяжело дыша, упал на одно колено, а Керанион, стоя на четвереньках, спешил подобрать меч.
        Но стоило его пальцам сомкнуться на рукояти заколдованного оружия, как подоспел Малекит. Он пригнулся в седле, и одним взмахом Авануир рассек доспех предателя. Малекит на скаку спрыгнул с лошади и ловко приземлился рядом с поверженным врагом. Керанион встретил его взгляд и увидел в глазах нагаритского князя свою смерть.
        — Пощади!  — взмолился он, с трудом перекатываясь на спину и отбрасывая меч.  — Я ранен и не представляю опасности!
        Малекит видел, что он говорит правду: ноги князя волочились по земле, когда тот пытался отползти в сторону.
        — Так, может, положить конец твоим страданиям?  — спросил Малекит.
        Он сделал шаг вперед и поднял Авануир.
        — Нет!  — закричал Керанион.  — Хороший лекарь еще может исцелить мои раны.
        — Но зачем мне оставлять тебя в живых? Чтобы ты снова мог укусить меня, как прирученная змея?
        Керанион всхлипывал от боли и страха и вытянул перед собой руку, будто собирался остановить последний удар.
        — Я отрекаюсь от Морати!  — выкрикнул он. Его голос эхом разнесся по площади.  — Я снова приношу клятву верности Малекиту!
        — Ты изменник, и у тебя даже не хватает смелости оставаться на своем предательском пути,  — прорычал Малекит.  — Предательство я еще могу простить, но трусость — никогда!
        Князь занес Авануир, и Керанион вскрикнул, но кончик меча остановился в миллиметре от его горла.
        — И все же я поклялся проявлять милосердие.  — Малекит убрал меч.  — Хотя ты совершил много мерзостей, но я должен держать слово и миловать тех, кто раскаивается.
        С болезненным стоном Керанион подполз к Малекиту, обнял его ноги и всхлипывал от благодарности. Малекит с омерзением оттолкнул его прочь.
        — Ты жалок.  — С этими словами князь отвернулся.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Явление судьбы

        Чем ближе Малекит и его войско подходили к дворцу, тем более жутким выглядел город. Многие здания превратили в темные храмы, их ступени потемнели от крови, а стены украшали внутренности и кости жертв. Везде горели сотни жаровен, и по улицам тянулся ядовитый дым. В воздухе стоял запах смерти, а тишину нарушало только потрескивание огня и шаги солдат. Наконец они вышли к дворцу Аэнариона. Он выглядел заброшенным, с открытыми нараспашку широкими дверями. На ведущей к ним лестнице валялись гниющие тела и разбитые скелеты.
        Малекит остановился у первой ступени и осмотрел дверь в поисках засады. Светильники излучали кровавый свет, и рядом не было ни единой живой души.
        Князь медленно поднялся по лестнице, сжимая в руке Авануир. Его рыцари спешились и следовали за ним. Малекит остановился у порога и снова осмотрелся. Никакой угрозы он не ощутил, поэтому шагнул наконец в дверной проем.
        Внутри все оставалось таким, как и тысячу лет назад. От дверей начинался длинный зал с колоннами, похожий на вход в цитадель Эалита. Тут не было никаких следов убийства и насилия. Пол украшала мозаика, где на фоне затянутого штормовыми тучами неба изображался золотой меч,  — Малекит помнил ее с детства.
        Он помнил, как ползал по этому полу и поглаживал золотистые плитки, а отец объяснял ему смысл картины. Та изображала видение, которое посетило Аэнариона и подвигло его возглавить войну против демонов. Хотя отец тогда и не знал этого, но его за тысячу лиг позвал проснувшийся от долгого-долгого сна меч Кхаина, а разбудил его гнев Аэнариона.
        Звук захлопнувшихся за спиной дверей отвлек князя от мыслей, и он развернулся в ожидании нападения. Снаружи доносились стук и удары — это солдаты пытались открыть дверь, но Малекит знал, что их попытки тщетны: дверь защищала древняя магия, наложенная еще во времена Каледора.
        — Иди ко мне,  — эхом прозвучал по пустому залу голос, и Малекит узнал голос матери.
        Все мысли о детстве разом вылетели из головы. Князь настороженно заглядывал на ходу в арки и боковые галереи, выискивая затаившихся убийц, но никого не видел. Он миновал огромный арочный проем и оказался в проходном зале, откуда направо и налево поднимались две винтовые лестницы.
        Левая вела к спальням, караульням и прочим хозяйственным помещениям, а правая вела в тронный зал Аэнариона. Без промедления Малекит повернул направо и медленно поднялся по мраморным ступеням. Темно-синий ковер полностью глушил его шаги, и князь начал различать некие едва слышные звуки: плач, низкие, на одной ноте, всхлипывания. Малекит остановился и прислушался, но звук тут же прекратился. Малекит сделал шаг и услышал отдаленный вскрик и мольбы о пощаде. Когда он снова остановился, звуки тоже смолкли.
        — Пощади нас!  — произнес голос за спиной, и Малекит развернулся с занесенным мечом, но позади никого не было.
        — Смилуйся!  — взмолился шепот у правого уха.
        — Только не меч!
        — Освободи нас!
        — Подари нам покой!
        — Правосудия!
        — Яви нам жалость!
        Малекит поворачивался направо и налево, но не видел на лестнице никого.
        — Исчезните!  — прорычал князь и поднял Авануир.
        В мерцающем свете клинка он наконец увидел движение: призрачные фигуры едва отражали голубое сияние пламени меча. Он мог разглядеть только отблески духов и видел мелькание безголовых тел, детей с вырванными сердцами, искалеченных женщин и прочие жертвы жутких пыток. Они тянулись к нему сломанными руками, с которых свисали клочья кожи. Некоторые лишились глаз, у других рты были зашиты грубыми нитками, у кого-то из щек торчали острые шипы.
        — Убирайтесь!  — выкрикнул Малекит, развернулся и помчался вверх по ступеням, оглядываясь через плечо.
        Кружащиеся призраки преследовали князя, он размахивал Авануиром — и прозрачные фигуры расступались перед светящимся лезвием.
        Тяжело дыша, князь добрался до верхней площадки и высоких двустворчатых дверей, что вели в тронный зал. Двери беззвучно отворились перед ним, и Малекита омыл золотистый свет.
        В дальнем конце зала сидела Морати в одежде из прозрачной золотистой ткани, которая почти ничего не скрывала. На коленях у нее лежал посох из кости и железа, пальцы королевы играли черепом на его конце. Морати сидела в простом деревянном кресле рядом с величественным троном Аэнариона. Тот в свое время высекли из цельного куска черного гранита в виде вздымающегося на дыбы дракона; трон Бел Шанаара являлся лишь весьма скромным его подобием. В клыкастой пасти дракона играло магическое пламя, им же горели и его глаза.
        Взгляд Малекита поневоле задержался на троне — это было его самое сильное воспоминание об Анлеке: отец, в полных военных регалиях, сидящий на троне в окружении своих знаменитых полководцев.
        Воспоминание оказалось настолько живым, что Малекит услышал, как разносится по тронному залу мягкий, но сильный голос отца. Маленький князь сидел на коленях матери рядом с Королем-Фениксом, и Аэнарион иногда замолкал и бросал на него взгляд. Много лет Малекит смотрел в эти сильные темные глаза и видел огонь, что горел за отраженным в них спокойным достоинством. Князь думал, что лишь ему одному ведомо, что за зловещий дух скрывается в теле благородного правителя.
        Душа разрушителя, хозяина Убийцы богов.
        И меч! На коленях Короля-Феникса лежал Сеятель вдов, Кусающий души, меч Кхаина. Даже в детстве Малекит замечал, что только они с отцом смотрели на кроваво-красный клинок, а все прочие эльфы старательно отводили глаза. Он всегда считал, что это их общий с отцом секрет.
        — И тем не менее ты не взял клинок, когда его тебе предложили,  — произнесла Морати.
        Ее голос заставил князя вернуться в настоящее. Он встряхнул головой, чтобы освободиться от мастерски сплетенного заклинания. Колдовство матери сделало его воспоминания слишком реальными.
        — Не взял,  — медленно ответил Малекит.
        Он понял, что Морати прочла его мысли и узнала о случившемся на Оскверненном острове: ведь он никому об этом не рассказывал.
        — Это хорошо.
        Несмотря на едва прикрытую наготу, Морати сидела в величественной позе и излучала подлинное королевское величие. Сейчас она не походила ни на варварскую жрицу, которая живьем вырывает сердца у своих жертв, ни на соблазнительную провидицу, в каждом слове которой таятся ложь и желание манипулировать собеседником. Сейчас перед ним сидела королева Нагарита, полная спокойного достоинства.
        — Меч управлял твоим отцом,  — тихим, ободряющим тоном продолжила она.  — После его смерти меч ждал, пока ты начнешь его искать. Я волновалась, что ты тоже попадешь под его власть, но теперь горжусь тем, что ты сумел воспротивиться кровожадному зову. Никто не сможет стать его повелителем, а если ты собираешься править, тебе должно подчиняться абсолютно все.
        — Я предпочту гибель нашего мира от руки демонов, но не выпущу снова в него это гнусное оружие.  — Малекит убрал Авануир в ножны.  — Как ты говорила: если обнажить меч Кхаина хоть единожды, он станет поглощать своего хозяина до тех пор, пока не останется только одно кровопролитие. Никто не сможет стать с его помощью королем, только рабом.
        — Присядь,  — Морати указала на величественный трон.
        — Мне там пока не место.
        — Да?  — удивленно спросила она.  — Почему же?
        — Если я буду править Нагаритом, то буду править один. Без тебя. Когда ты умрешь, армия Нагарита снова вернется под мое командование. Я искореню культ наслаждений и затем займу трон Феникса.
        Морати немного помолчала, разглядывая сына древними, много повидавшими глазами. Наконец на ее губах заиграла усмешка.
        — Так ты собираешься убить меня?  — прошептала она с деланым ужасом.
        — Ты всегда будешь моим соперником, потому что не способна служить никому, кроме самой себя.  — Игра матери не на шутку разозлила Малекита.  — Я не стану делить с тобой Ултуан, потому что ты сама никогда не разделишь его со мной. Даже отец не был твоим господином. Я мог бы отправить тебя в изгнание, но ты опять поднимешь восстание в каком-нибудь всеми забытом краю и станешь оспаривать все, за что я боролся.
        — Ты не можешь поделиться властью?  — спросила Морати.  — Или не хочешь?
        Малекит замолчал и некоторое время обдумывал ответ.
        — Не хочу,  — решительно произнес он.
        — И к чему же ты стремишься, сын?  — Морати жадно подалась вперед.
        — Унаследовать дело отца и стать Королем-Фениксом.  — Малекит чувствовал, что это его истинные желания.
        Никогда раньше он не признавался в этом столь открыто, даже самому себе. Слава, честь, возрождение — все это ступеньки на пути к трону Феникса. Обруч показал ему истинную природу тех сил, что правят миром, и он не позволит Ултуану увязнуть в их паутине.
        — Да, Хаос силен,  — подтвердила мать.
        — Не лезь в мои мысли,  — прорычал Малекит и положил руку на рукоять Авануира.
        — Мне не нужна магия, чтобы знать, что у тебя на уме.  — Морати пристально смотрела на сына.  — Между матерью и сыном существует связь, для которой не требуется волшебство.
        — Ты принимаешь свою судьбу?  — спросил Малекит.
        Он не обратил внимания на ее напоминание о родстве.
        — Зачем ты задаешь бессмысленные вопросы?  — ответила Морати, и сейчас ее голос звучал строго, даже резко.  — Разве не я всегда говорила тебе, что ты должен стать королем? Но ты не сможешь стать королем, если не являешься повелителем своего княжества, а я не отдам его добровольно. Докажи, что ты достоин править Нагаритом. Докажи другим князьям, что ты сильнее их.
        По ее безмолвной команде из теней выступило четыре фигуры — две справа от Малекита и две слева. Судя по одежде, волшебники — две женщины и двое мужчин в черных робах и с темными татуировками на коже.
        С пальцев Малекита сорвалась магическая молния. Морати тут же закуталась в полупрозрачную сферу, которая с пульсацией поглотила разряд. Адепты королевы атаковали своими заклинаниями: на князя неслись огненные разряды в виде завывающих волчьих голов, и ему пришлось поднять темный щит, чтобы отразить их.
        Колдуны приближались к нему в дожде огненных шаров и вспышек темной магии. Малекит защищался, под каскадом заклинаний ему приходилось вытягивать все больше клубящейся в тронном зале энергии.
        Морати с довольным видом сидела в своем кресле и с интересом наблюдала, как Малекит отбивает заклятия ее последователей. Кипящая магия порывами носилась по залу, ее насыщенность все возрастала, а Малекит и его противники тянулись все дальше и дальше и уже поглощали энергию города снаружи.
        — Довольно!  — рявкнул князь и выпустил впитанную магию.
        Она вырвалась чистым потоком, без какой-либо формы.
        Поток вспыхнул и разделился, охватив каждого из колдунов. Он наполнил их мистической энергией до такой степени, что они уже не могли ею управлять. Первой начала дрожать рыжая ведьма: внезапно ее скрутила настолько сильная судорога, что Малекит услышал, как хрустнул ее позвоночник. Вторая колдунья закричала и забилась в агонии: ее кровь превратилась в огонь и вырвалась из вен, охватив эльфийку пламенным коконом. Третий взлетел в воздух как от удара — из ушей, носа и глаз у него текла кровь,  — тряпичной куклой он ударился в стену и мешком рухнул вниз. Последнего окутала мощная энергия: и он складывался мятым комком бумаги, пока не осыпался пеплом.
        — Твои последователи слабы,  — Малекит развернулся к матери.
        Провидица оставалась спокойной.
        — Всегда можно найти новых слуг,  — пренебрежительно махнула она рукой в драгоценных кольцах.  — Эта игрушка на твоей голове дает немалую силу, но тебе не хватает тонкости и контроля.
        Быстрее, чем следовал взгляд, Морати выкинула вперед руку — и ее посох нацелился в грудь князя. Малекит упал на колени — сердце заколотилось, начало наливаться болью. Он чувствовал идущие от посоха Морати тонкие, почти невидимые щупальца магии.
        Малекит прошептал ответное заклинание, перерубил ладонью призрачные нити и заставил себя встать на ноги.
        — Ты никогда не учила меня такому,  — насмешливо укорил он мать.  — Нехорошо иметь секреты от сына.
        — Тебя не было здесь, чтобы учиться.  — Морати грустно покачала головой.  — Я многое узнала за последнюю тысячу лет. Если ты отбросишь свою глупую зависть, я смогу снова приняться за твое обучение.
        В ответ Малекит собрал свивающуюся вокруг магию и направил ее в королеву. Заклинание материализовалось в виде чудовищной змеи. Посох Морати поймал ее в воздухе и отсек голову появившимся из набалдашника блестящим лезвием.
        — Грубо.  — Королева покачала пальцем.  — Ты мог бы поразить подобными выходками дикарей Элтин Арвана и незнакомых с волшебством гномов, но на меня не так легко произвести впечатление.
        Провидица встала, подняла обеими руками над головой посох и принялась быстро и напевно начитывать заклинание. В воздухе вокруг нее начали появляться кристальные клинки. Их становилось все больше, пока Морати полностью не скрылась за вихрем ледяных лезвий. С презрительным смехом Малекит собрал силу, чтобы отбросить их.
        Тем не менее его заклинание не сработало. Магия Морати не поддавалась ему. Через мгновение ураган клинков полетел в него — и князю пришлось отскочить, чтобы они не изрубили его в клочья.
        — Медленно и предсказуемо, дитя мое.  — Морати сделала шаг вперед.
        Малекит промолчал, но хлестнул ее огненным кнутом энергии. Двойной хвост кнута пролетел по залу и свернулся вокруг посоха провидицы. Резким движением руки князь выдернул посох из рук матери, и тот заскользил по гладким плиткам пола. Еще одним быстрым взмахом Малекит швырнул посох в стену, где тот рассыпался на осколки.
        — Мне кажется, ты старовата для таких игрушек,  — произнес Малекит, вытаскивая Авануир.
        — Да,  — прорычала Морати. Сейчас ее лицо искажала настоящая злоба.
        Что-то невидимое пролетело по воздуху и врезалось в ноги Малекита. Он почувствовал, как раскололись коленные чашечки, и с воплем боли рухнул на пол. Князь выпустил из рук Авануир и схватился за переломанные ноги, извиваясь и крича.
        — Прекрати издавать такие звуки,  — раздраженно отрезала Морати.
        Она сжала руку в кулак и произнесла заклинание, от которого горло Малекита перехватило и он начал задыхаться. В голове взорвалась боль, князь взмахивал руками и никак не мог собраться с мыслями, чтобы отразить заклинание.
        — Сконцентрируйся, мой мальчик, давай,  — выплюнула Морати. Она шагнула вперед, выставив перед собой сжатый кулак и поворачивая его налево и направо, а Малекит дергался в ее невидимой хватке.  — Ты думаешь, что сумеешь править без меня? Я бы не удивилась такой неблагодарности от Бел Шанаара. Но от собственного сына…
        Упоминание Короля-Феникса подействовало на Малекита как удар молнии, и он выбросил перед собой поток пламени. Огненная стена охватила королеву, и хотя та осталась невредимой, ей пришлось отпустить заклинание, чтобы защитить себя. Малекит с кашлем и судорожными вздохами перекатился на бок.
        Его тут же перевернуло на спину, а грудь придавило чем-то тяжелым. По телу разлилась слабость, и князю пришлось бороться с ней, чтобы не потерять сознание. Перед глазами танцевали черные точки и яркие сполохи, и сквозь них он разглядел это бестелесное создание. На его груди скорчился рогатый демон с широкой клыкастой пастью и тремя глазами. Князь постарался отрешиться от боли и сосредоточиться, но тело его не слушалось.
        Морати равнодушно смотрела на него. Затем протянула руку и сняла с его головы венец. Некоторое время королева изучала каждую царапину и вмятину на серой поверхности. Она поводила пальцами над обручем, но ни разу не коснулась его. Потом она присела рядом с Малекитом и положила венец на пол, подальше от него. Без обруча он чувствовал себя беспомощным. Но князь поборол приступ паники.
        — Если ты не знаешь, как правильно его использовать, лучше ему находиться в других руках,  — нежно сказала провидица. Она погладила Малекита по щеке, а затем положила руку ему на лоб, как больному ребенку.  — Тебе всего лишь стоило спросить меня — и я бы помогла тебе узнать его истинную силу. Без нее твоя магия слаба и груба. Надо было внимательнее слушать, чему учит тебя мать.
        — Возможно,  — ответил князь. С воплем боли он вскинул затянутый в кольчужную перчатку кулак и ударил Морати по лицу, от чего она отлетела на спину.  — Я учился у отца!
        Морати потеряла концентрацию — и заклинание испарилось. Невидимый вес исчез с груди Малекита. С немалым усилием он напитал сломанные ноги магией, на ходу сращивая кости и мышцы.
        Снова в полном здравии, князь встал над матерью. От взмаха его кисти Авануир прыгнул ему в руку, и кончик меча нацелился в лицо Морати.
        С каменным лицом Малекит взмахнул мечом и начал опускать, чтобы перерубить шею королевы.
        — Стой!  — выкрикнула она, и рука князя замерла в воздухе.
        Лезвие остановилось на расстоянии ладони от шеи.
        Его остановило не заклинание, а тон ее голоса. В нем не было отчаяния или страха, но, скорее, злость и раздражение. Князь помнил этот голос с детства: он часто слышал его, когда делал что-то неправильно.
        — Что?  — спросил он и удивился собственной реакции.
        — Подумай, как сделать лучше,  — медленно произнесла Морати.  — Как повернуть ситуацию себе на пользу.
        — Что ты имеешь в виду?  — Малекит подозрительно сощурился.
        Он опустил Авануир, но держал меч наготове.
        — Ты считаешь, что моя смерть принесет тебе трон Нагарита?  — Морати лежала неподвижно, как статуя, и не отрывала взгляда от глаз сына.  — Ты считаешь, что моя смерть сделает тебя правителем Ултуана?
        — Она не повредит моему делу,  — пожал плечами князь.
        — Но и не поможет ему. Если ты убьешь меня здесь, вдали от всех, никто не узнает правды о твоей победе. «Малекит убил свою мать»,  — напишут в хрониках. Ты этого хочешь?
        — А если я оставлю тебе жизнь?  — настороженно спросил Малекит.
        — Я обращу последователей культа на твою сторону. А сам ты не сможешь контролировать их.
        — Если я оставлю тебе жизнь, ты снова начнешь использовать культ наслаждений против меня. Ты будешь подрывать мою власть. Не думай, что меня так легко обмануть. Лучше тебе умереть здесь, даже если потом мне придется все начинать заново.
        — Есть и другой способ, Малекит. Чтобы добиться лояльности культов, ты можешь взять меня заложницей. Разве заключение королевы-провидицы Нагарита в темницу не станет лучшим доказательством твоей силы? А еще лучше отвезти меня пленницей Бел Шанаару. Это поможет тебе снискать уважение при дворе Короля-Феникса и в других княжествах. Разве не лучше прославиться как широкий душой победитель, чем как безжалостный убийца? Как ты думаешь, кого они с большей радостью выберут преемником Бел Шанаара? Один раз они уже побоялись твоего восшествия и назвали тебя кровавым убийцей, который недостоин править. Разве кровь матери заставит их переменить мнение в твою пользу?
        — Меня не заботит мнение других князей!  — Малекит снова поднял Авануир.
        — Тогда ты глупец!  — выплюнула Морати.  — Если ты собираешься забрать корону Ултуана силой, то отправляйся на Оскверненный остров и возьми меч, который носил твой отец, потому что он поможет тебе лучше всего остального. Если ты хочешь заявить права на законное наследие и править в славе, то надо заручиться поддержкой других князей. Они уже смотрят на тебя снизу вверх; многие бы хотели видеть тебя на месте Бел Шанаара. Очаруй их! Покажи им качества, достойные короля!
        Малекит опустил меч во второй раз. Он заглянул глубоко в глаза матери в поисках лжи, но она говорила искренне.
        — Ты опозоришься перед всем Ултуаном,  — произнес Малекит.  — И даже положение и статус не помогут тебе.
        — Меня это заботит даже меньше, чем тебя,  — ответила Морати.  — Я верю в тебя, и у меня достаточно терпения. Когда ты станешь Королем-Фениксом, я верну себе прежнее положение. Мне уже приходилось склоняться перед жрецами и богами, чтобы получить то, что я сейчас имею. Мне не составит труда какое-то время изображать из себя пленницу Бел Шанаара.
        Малекит убрал Авануир в ножны и поднял мать на ноги. Затем положил руку ей на плечо и притянул к себе.
        — Я пощажу тебя,  — прошептал он ей на ухо.  — Но если ты причинишь вред моему делу или попытаешься меня обмануть, я убью тебя не задумываясь.
        Морати крепко обняла сына и приблизила губы к его уху.
        — Ты уже доказал это,  — выдохнула она.  — Вот почему я так горжусь тобой.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Колеса власти поворачиваются

        Весть о победе Малекита мгновенно разнеслась по Ултуану. Когда Анлек оказался под его контролем, князь отправился в Галтир, чтобы снять с города осаду. Командиры наггароти сдались на милость Малекита и принесли ему новые клятвы верности. По тайному приказу Морати многие еретики бежали в дикие земли, а их предводители скрылись среди простых жителей Нагарита. Князь Малекит разослал послания другим правителям Ултуана о том, что ему удалось установить порядок, и по острову прокатилась волна праздничных пиров.
        Малекит повез Морати к Королю-Фениксу; их сопровождали три саферийских мага: Тириол, Мернеир и Эльтренет. В их задачу входило пресечь все попытки колдовства королевы.
        Через много дней после выхода из Анлека они приблизились к цитадели Короля-Феникса, огромному дворцу с сотней залов и пятьюдесятью спиральными башнями. Закутанные в черные плащи всадники проехали под аркой ворот, и там их встретил Палтрейн. Слов не требовалось, поскольку все было подготовлено заранее. Дворецкий проводил их по длинным коридорам и галереям в тронный зал Бел Шанаара.
        Пол устилали золотые плиты, а на стенах висело шесть сотен гобеленов с вытканными пейзажами различных ландшафтов империи эльфов. Волшебные, выкованные гномами фонари заливали зал радужным светом. Малекит откинул капюшон и вместе со спутниками прошел к сидящему в задумчивости Бел Шанаару. Рядом с королем стояли Имрик, а также Батинаир, Элодир, Финудел и Карилл.
        — Мой король и князья,  — начал Малекит,  — сегодня знаменательный день. Как и обещал, я привел вам ведьму-королеву, мою мать.
        Морати сбросила плащ и встала перед судьями. Она была в свободном голубом платье, заплела в волосы сияющие сапфиры и подкрасила веки лазурными тенями. До кончиков пальцев она выглядела королевой, свергнутой, но не сломленной.
        — Ты обвиняешься в разжигании войны против Короля-Феникса и других князей Ултуана,  — произнес Бел Шанаар.
        — Это не я переходила через границы Нагарита,  — спокойно ответила Морати и по очереди встретилась глазами с каждым из князей.  — И вовсе не наггароти искали битвы с другими княжествами.
        — Ты хочешь представить себя жертвой?  — засмеялся Финудел.
        — Ни один из правителей Нагарита никогда не станет жертвой.
        — Ты не отрицаешь, что культ наслаждений, распространившийся столь широко, подчиняется тебе?  — спросил Бел Шанаар.
        — Последователи культа хранят верность Китарай. Если ты собираешься казнить меня за существование культа, то накажи и себя самого за присвоение мантии избранника Азуриана.
        — А разве ты не устраивала заговора против моего отца?  — произнес Элодир.
        — Выше всех других я почитаю должность Короля-Феникса.  — Взгляд Морати не отрывался от Бел Шанаара.  — Я высказала свое мнение на Первом совете, но остальные предпочли не обратить внимания на мою мудрость. Я храню верность Ултуану, процветанию и силе его жителей. И я не меняю своих мнений из-за чьей-то прихоти.
        — Да она просто змея!  — прорычал Имрик.  — Ее нельзя оставлять в живых!
        Морати засмеялась, и горький смех разнесся по залу угрожающим эхом.
        — Кто желает войти в историю как убийца королевы Аэнариона?  — спросила провидица.  — Кто из собравшихся здесь князей готов на такой подвиг?
        — Я готов,  — ответил Имрик, и его рука потянулась к серебряной рукояти меча.
        — Я не позволю убивать ее.  — Малекит заслонил собой мать.
        — Ты поклялся мне, что готов к этому,  — сказал Бел Шанаар.  — А сейчас отрекаешься от своих слов?
        — Я также поклялся, что проявлю милосердие к каждому, кто о нем попросит. Нет нужды убивать мою мать. Ее кровь прольется, только чтобы утолить жажду мести каледорцев.
        — Это правосудие, а не месть,  — ответил Имрик.  — Кровь за кровь!
        — Если оставить ее в живых, она будет представлять большую опасность,  — вставил Финудел.  — Ей нельзя доверять.
        — Я не могу принимать решение в этом деле,  — обратился к князьям Малекит. Затем он обернулся к Королю-Фениксу.  — Пусть решает Бел Шанаар. Воля Короля-Феникса сильнее клятвы князя. Но разве слово сына Аэнариона ничего не значит? Или в князьях Ултуана не осталось достаточно чести, чтобы проявить сочувствие и простить?
        Бел Шанаар наградил его недовольным взглядом. Король понимал, что все происходящее сейчас в тронном зале станет известно народу Ултуана. Малекит не оставил ему выбора: какое бы решение он ни принял, оно повредит его репутации в глазах тех, кто выискивает слабости Короля-Феникса.
        — Мы не можем отпустить Морати без наказания за ее проступки,  — медленно произнес Бел Шанаар.  — Некуда отправить ее в изгнание, потому что она отовсюду сумеет вернуться, еще более озлобленная, чем сейчас. Но поскольку она превращала в рабов других, то пусть и сама теперь лишится свободы. Она останется во дворце и будет содержаться под стражей. Никто не сможет навещать ее без моего разрешения.
        Король-Феникс встал и уставился грозным взглядом на провидицу.
        — Знай же, Морати,  — сказал Бел Шанаар,  — смертный приговор еще висит над тобой. Ты жива только благодаря моей милости. Если ты еще раз попытаешься повредить моему правлению, тебя казнят без суда и следствия. Твое слово больше ничего не значит. Принимай эти условия, или тебя ждет смерть.
        Морати оглядела князей и увидела в их глазах лишь ненависть. Они походили на волков, что загнали в угол раненого льва: волки знали, что надо добить его, пока есть возможность, но боялись, что у льва еще остались силы постоять за себя.
        — Твои требования справедливы, Бел Шанаар из Тиранока,  — ровным голосом произнесла она.  — Я согласна стать твоей пленницей.

        Морати осталась пленницей, а Малекит вернулся в Анлек, чтобы очистить свои земли от еретиков. На первый взгляд в Нагарит вернулся порядок, хотя на самом деле сеть приверженцев Морати раскинулась по стране шире, чем прежде. Шли годы. Жители Ултуана вновь чувствовали себя в безопасности, но чувство это было ложным.
        По одному, по двое еретики снова начали собираться, но на сей раз проявляя большую осторожность. Их предводители обменивались посланиями, и главы темных культов возвращались в Анлек под новыми личинами. Они становились советниками при дворе Малекита и хранили верность князю.
        Время от времени Малекит отправлялся в Тор Анрок для доклада к Бел Шанаару, и однажды князь даже признал свой провал в поимке тех, кто служил его матери.
        При возможности он навещал мать,  — как все думали, затем, чтобы проведать о ее здоровье и добиться от нее раскаяния. На двадцатом году заточения Морати Король-Феникс разрешил ему повидаться с провидицей наедине. Их отвели в великолепный сад в центре дворца. Высокие изгороди скрывали их от любопытных глаз, а плеск пяти десятков фонтанов заглушал слова, пока князь с матерью прохаживались по мягким зеленым лужайкам.
        — И как тебе гостеприимство Бел Шанаара?  — спросил Малекит.
        Они шли рука об руку под рядами цветущих вишен.
        — Я терплю, потому что мне все равно не остается ничего другого.
        Морати подвела Малекита к скамье из светлого дерева, и они присели: рука матери лежала на колене сына, а сын обнимал мать за плечи. Некоторое время они сидели молча, обратив лица к ясному небу и наслаждаясь солнечным теплом. Первым нарушил молчание Малекит.
        — В Анлеке все хорошо,  — сказал он.  — Мое милосердие стало легендарным. Схваченные другими князьями поклонники Китарай требуют, чтобы им предоставили такую же возможность для раскаяния, как и тебе. Они приходят в Анлек, и я выслушиваю их признания и извинения.
        — Сколько их уже скрылось в твоей тени?  — спросила Морати.
        — Несколько тысяч, и все полностью мне преданы,  — улыбнулся князь.
        — Значит, ты готов выступать?
        — Еще нет.  — Улыбка Малекита испарилась.  — Имрик по-прежнему чинит мне препятствия при дворе.
        — Ты никогда не завоюешь доверия Имрика. Он не только завистлив, но еще и проницателен. Он догадывается о наших намерениях, но не в состоянии ничего доказать.
        — Нагарит тоже еще не совсем объединился,  — грустно покачал головой князь.
        — Как так?  — спросила Морати.
        — Еще остались князья и дворяне, которые по-прежнему боятся моей власти. Их возглавляет Эолоран из дома Анара. Они хотят установить собственное правление у себя в горах.
        — Тогда необходимо убить Эолорана,  — отрезала провидица.
        — Не могу. После твоего падения его влияние заметно возросло. Его уважает не только знать. Некоторые командиры моей армии тоже охотно его слушают. Его земли за морем приносят огромный доход. Он должен впасть в немилость у Бел Шанаара, прежде чем я смогу устранить его.
        Морати задумчиво прищурилась и замолчала.
        — Предоставь это мне,  — наконец сказала она.  — Когда придет пора действовать, я дам тебе знать.
        — Не буду спрашивать, что ты задумала. И все же я не понимаю, как ты сумеешь что-то сделать отсюда, прямо под носом Бел Шанаара.
        — Доверься матери. У меня остались кое-какие возможности.
        Небо стало серым, и солнце затянуло облаком. В его тени мать и сын встали и в задумчивости направились обратно во дворец.

        Как и предсказывала Морати, Имрик из Каледора с подозрением относился к Малекиту и неизменно отвергал его предложения о союзе и дружественных отношениях. Особого значения эти отказы не имели, но Малекит на всякий случай пустил слухи, что князь завидует его популярности. Он никогда не выступал открыто против Имрика и всегда охотно восхвалял его деяния и знатное происхождение. Малекит зашел даже так далеко, что заявил однажды: дескать, не будь судьба столь превратна, отец Имрика мог бы стать Королем-Фениксом вместо Бел Шанаара. Похвальное на первый взгляд заявление произвело желаемый эффект на князей, которые всегда втайне завидовали статусу Каледора. Вдобавок оно породило слух, будто Имрик считает себя обиженным, поскольку Первый совет не выбрал его отца.

        Через тысячу шестьсот шестьдесят восемь лет после того, как Малекит впервые преклонил колено перед Бел Шанааром, князь почувствовал себя готовым заявить права на трон Короля-Феникса. Ему требовался лишь повод, чтобы побудить остальных князей к действию. Посредством серии тщательно спланированных провокаций Малекит вознамерился снова погрузить Ултуан в хаос, чтобы поймать золотую рыбку в мутной воде.
        Все началось весьма невинно — с вести о том, что воины Малекита арестовали Эолорана Анарского, потому что появились неопровержимые доказательства того, что повелитель дома Анар связался с почитателями Атарты. По всему Нагариту и Ултуану еретики снова подняли головы, предположительно в ответ на заточение своего предводителя. Те, кто не поверил обвинениям, возмутились и тоже выступили против Малекита.
        В Нагарите воцарилось смятение. Никто не знал, кто положил начало насилию, но между еретиками и верными дому Анар солдатами постоянно вспыхивали стычки. Остальные князья недоуменно смотрели, как Нагарит быстро катится к анархии, семьи раскалываются и брат поднимает руку на брата. Среди воцарившегося хаоса Малекит делал все, чтобы восстановить порядок, но даже его войско разделилось на борющиеся за власть фракции.
        Начавшиеся в Нагарите беспорядки быстро распространились по всему Ултуану. Почитатели культа выходили из укрытий и нападали на князей. Дворцы горели, жителей городов убивали прямо на улицах. В результате Малекиту пришлось бежать из Анлека с несколькими тысячами верных солдат, и князь обратился к Бел Шанаару с просьбой об убежище.

        Вот так и получилось, что осенью Малекит оказался в Тор Анроке и предстал перед Бел Шанааром. Они были в тронном зале наедине.
        — Я исправлю свою ошибку,  — заявил Малекит, стоя со склоненной головой перед Королем-Фениксом.
        — Какую ошибку ты совершил?  — спросил Бел Шанаар.
        — Меня обуяло желание примириться с последователями запретных богов, и я позволил им снова расползтись по стране. Я наивно поверил, что дом Анара стал моим врагом. А сейчас Нагарит пылает ненавистью, и меня выгнали оттуда.
        — И каких действий ты ждешь от меня? Я не могу управлять твоими подданными.
        — Я хочу искоренить вражду и восстановить мир.  — Малекит встретился глазами с вопросительным взглядом Короля-Феникса.
        — Мы все этого хотим,  — произнес Бел Шанаар.  — Тем не менее одного желания недостаточно. Я снова спрашиваю: каких действий ты ждешь от меня?
        — Мы должны объединиться,  — выпалил князь.  — Культ расцветал, потому что все мы действовали поодиночке. Все князья должны заговорить единым голосом. Все княжества должны собраться воедино, чтобы победить зло.
        — Каким образом?  — нахмурился король.
        — Принесенные много лет назад клятвы противостоять культу еще в силе. Князей Ултуана по-прежнему объединяет общая задача.
        — И все же я не понимаю, чего ты у меня просишь.
        — Мы должны сражаться одной армией, под командованием одного полководца.  — Малекит прошелся вперед, обоими руками стиснул ладонь Бел Шанаара и опустился на колено.  — Как во времена моего отца, войско Ултуана должно стать единым. Надо очистить все княжества поочередно и на сей раз не отпускать предателей безнаказанно.
        — Я не могу командовать армией всего Ултуана,  — медленно произнес Бел Шанаар.  — Я пообещал тебе поддержку Тиранока и сдержу свое обещание. Но одно дело — просить несколько тысяч солдат для усмирения бунта еретиков. А объявлять общую мобилизацию, собирать целые армии, тем более накануне зимы,  — это гораздо сложнее.
        — У нас нет времени,  — прорычал Малекит.  — За зиму гражданская война поглотит весь остров. Я не могу сейчас объехать всех князей и просить их повторить клятву. Поэтому ты должен созвать правителей княжеств на совет и там решить этот вопрос.
        — Вот это в моей власти,  — согласился Бел Шанаар.  — Но у некоторых князей путешествие в Тор Анрок займет немалое время.
        — Тогда созови их в храм Азуриана на острове Пламени,  — предложил, вставая, Малекит.  — Тридцати дней хватит на сборы и дорогу всем, и мы встретимся в том месте, где боги назначили тебя преемником моего отца. Там мы посоветуемся с оракулами и с их помощью выберем наилучший план действий.
        Бел Шанаар молча размышлял о предложении. По давней привычке он поглаживал подбородок, когда погружался в размышления.
        — Так тому и быть,  — кивнул он наконец.  — Через тридцать дней мы будем держать совет князей в храме Азуриана и там решим этот вопрос.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Совет собран

        Перед отъездом Каратриля в Лотерн с посланием князю Харадрину капитана позвали в приемную Короля-Феникса. Каратриль оказался наедине с Бел Шанааром.
        — Подойди ко мне, Каратриль,  — король жестом подозвал его поближе.  — Ты уезжаешь в Эатан сегодня, правильно?
        — Завтра утром, ваше величество.  — Каратриль остановился в шаге от трона.  — В Атреаль Аноре меня будет ожидать корабль, и я доберусь из Лотерна до острова Пламени меньше чем за день.
        — Ты всегда бы предан мне…  — Бел Шанаар помедлил, пальцем поманил капитана ближе и продолжал уже шепотом: — У меня есть для тебя задание. Как сказал князь Малекит, мы должны собрать наши силы. Но я не уверен, что возглавить их стоит именно ему. Хотя он выглядит полным рвения, нельзя считать, что он абсолютно свободен от влияния Морати.
        — Он сражался с нею в Эалите, я видел это собственными глазами,  — произнес Каратриль.  — И по-моему, только если армией будет командовать законный хозяин Нагарита, нас никто не сможет назвать захватчиками.
        — Боюсь, что Морати уже давно посеяла в Нагарите ядовитые семена. Наггароти всегда держались обособленно от других княжеств и отличались независимостью в делах и мыслях. Многие в Нагарите, и не только Морати, считают, что настоящий наследник Аэнариона — это Малекит, а я всего лишь узурпатор. Если я передам командование армией князю, этот поступок многие расценят как слабость. Меня назовут недееспособным правителем. Армией Ултуана должен командовать кто-то другой, причем от моего имени. Я заставлю Малекита согласиться с таким условием, прежде чем мы отправимся на остров Пламени.
        — Понимаю, ваше величество,  — ответил Каратриль.  — Только мне по-прежнему не ясно, какое поручение вы хотите мне дать.
        Король-Феникс достал из складок мантии свиток пергамента и передал капитану.
        — Храни его при себе и не спускай с него глаз.
        — Что это?
        — Лучше тебе не знать,  — ответил Бел Шанаар.  — Передай этот свиток на совете князю Имрику.
        — И это все, ваше величество?  — Каратриль недоумевал, что же это за послание, если оно заслуживает такой таинственности.
        — Никому его не показывай!  — настаивал Бел Шанаар. Он нагнулся вперед и ухватил Каратриля за запястье.  — Никто не должен знать, что свиток у тебя!
        Король вздохнул и откинулся на троне.
        — Я верю в тебя, Каратриль,  — улыбнулся он.

        Каратриль выехал еще до полудня; послание Короля-Феникса он поместил в кожаный футляр и спрятал под мантией, рядом с сердцем. С капитаном ехали князь Элодир и отряд тиранокских рыцарей — в их задачу входило убедиться, что совет готов к прибытию Короля-Феникса. С точки зрения Каратриля, путешествие протекало обыденно, ведь он проезжал Орлиный перевал уже дюжину раз с тех пор, как стал герольдом Бел Шанаара. Шесть дней они ехали на восток, благополучно пересекли горы и на восточном склоне перевала, к югу от Тор Элира, встретились с князем Финуделом. Оставшиеся два дня пути до Атреаль Анора отряды проехали вместе, а там сели на ожидавшие их корабли. Каратрилю нужно было заехать в Лотерн для встречи с князем Харадрином, в то время как Финудел и Элодир отправились прямиком на остров Пламени — готовить храм Азуриана к совету.
        Оба корабля поплыли на юго-восток, затем пересекли вдоль берегов Каледора Внутреннее море. Взятый курс позволил им далеко обойти остров Мертвых, где в вечной мерзлоте ултуанского портала до сих пор пребывал Каледор Укротитель Драконов и его сподвижники. Чтобы не подходить близко к проклятому острову, корабли прошли пролив Каль Эдрас, между Анель Эдрасом и Анель Хабиром, самыми дальними островами отходящего от Каледора архипелага. Наконец, пройдя через врата Каль Эдраса, корабли разошлись.
        Залив Шепотов кишел торговыми судами, курсировавшими между прибрежными поселениями Каледора и Сафери. Каратриль переговорил с капитанами некоторых из них и обнаружил, что они даже не подозревают о масштабах охватившей север Ултуана трагедии.
        Слухи об изгнании Малекита дошли и сюда, но почти все были уверены, что князь сумеет вернуться в Нагарит.
        Порт Лотерна, как обычно, бурлил. Многочисленные торговые суда возвращались из колоний или готовились отбыть туда с товарами из Ултуана. За тысячелетие правления Бел Шанаара Ултуан привык к относительному покою. Войны и кровопролития происходили только в колониях, и эльфы становились все более безмятежными. Теперь же Каратриль видел, что привычка к спокойствию стала благодатной почвой для кровожадного культа наслаждений.
        Стража не встретила Каратриля у причала, поскольку его прибытие хранилось в строгой тайне, чтобы еретики Лотерна не проведали о плане Малекита и Бел Шанаара. Капитан ехал по городу, не обращая внимания на толпу. Его охватила такая тревога, такой страх перед будущим, что он даже не испытывал радости от возвращения домой. Погруженный в мрачные мысли капитан поднимался по извивающимся улочкам на холм, где находился дворец.
        В отличие от Тор Анрока или Анлека, дворец князя Харадрина строился не как крепость. Он представлял собой комплекс строений, разбросанных в прекрасных садах на вершине Аннуи Лотейл, откуда открывался вид на город и залив.
        Каратриль сразу направился к Зимнему флигелю, где проводил холодное время года князь. Часовые у ворот узнали его и без слов уступили дорогу.
        Князь Харадрин принял его без промедления.
        Каратриль подробно обрисовал положение в Нагарите.
        — Бел Шанаар призывает князей Эатана вспомнить принесенные в тронном зале клятвы,  — завершил свою речь герольд.
        — И чего именно Бел Шанаар ожидает от Эатана?  — спросил князь Харадрин.
        — Морская гвардия и гвардия Лотерна должны подготовиться к войне, ваше высочество,  — ответил Каратриль.  — Король призывает князя Харадрина посетить совет на острове Пламени.
        — Кто еще приедет на совет?  — спросил Харадрин.
        — Приглашены все князья Ултуана; они должны поклясться в верности делу Короля-Феникса.  — Каратриль невольно поклонился, будто извиняясь.
        — Хотя сейчас ты служишь герольдом Бел Шанаара, родился ты в Лотерне.  — Харадрин встал с трона и подошел к капитану.  — Скажи честно, что задумал Бел Шанаар?
        Письмо короля к Имрику прямо обожгло Каратрилю грудь, но он не опустил глаз перед князем.
        — Он хочет избавить свой народ от проклятия культов,  — ровным тоном произнес Каратриль.  — Грядет война, ваше высочество.
        Харадрин молча кивнул и повернулся к стоящим возле трона придворным.
        — Эатан выступит вместе с Тираноком,  — провозгласил он.  — Передайте морской гвардии, что им следует вернуться в Лотерн. Пусть патрулируют залив Шепота и докладывают мне о проходящих по Внутреннему морю кораблях. Пока мы не будет проводить мобилизацию, но подготовьте все для этого. Если нас ждет война, Эатан не окажется в стороне.

        Каратриль посвятил следующий день прогулке по городу. Он был спокоен от мысли, что свою часть дела выполнил. Скоро он поплывет с князем Харадрином на остров Пламени, доставит письмо Короля-Феникса Имрику и будет ждать прибытия Малекита и Бел Шанаара. Каратриль уже принял решение, что попросит короля освободить его от обязанностей герольда, чтобы вернуться в родной Лотерн. А если разразится война, Каратриль хотел бы сражаться в рядах армии Эатана.
        Каратриль, бродя по городу, попытался навести справки о Аэренисе, но никто не знал, что случилось с его другом. Знакомые называли ему совершенно разные места, где, по их мнению, находится лейтенант. Все сходились в том, что после возвращения из Тор Анрока его мало кто видел. Одни полагали, что он несет службу во дворце, другие считали, что его отправили в один из приграничных городов тренировать юных копейщиков. Некоторые же утверждали, что он оставил военную службу и уплыл за море.
        Каратриля встревожило отсутствие известий о друге, но он все равно ничего не мог сделать, потому что пришло время отплывать на остров Пламени. Королевская свита приготовилась к отъезду за три дня до назначенного Бел Шанааром срока. Каратрилю досталось место на орлином корабле Харадрина, хотя официально он еще и не вернулся в гвардию Лотерна.
        Корабль поднял паруса; с его борта Каратриль оглядывал Лотерн, будто видя его первый раз в жизни. Он рассматривал гигантские изваяния богов на берегу залива: охотник Курноус, мать Иши, кузнец Ваул и праотец Азуриан. Раньше он не обращал на них внимания, ведь он рос в их тени. Но теперь капитан смотрел на их строгие лица и задумывался, какую роль они сыграют в надвигающихся событиях. Еще он гадал, стоят ли где-то в городе спрятанные ото всех глаз изображения темных богов: Нету, Анат Раемы, Хиркита, Элинила и прочих.
        Огромные золотые, отделанные рубинами врата Внутреннего моря стояли открытыми, и в них понеслись юркие ястребиные корабли, чтобы очистить фарватер от рыбачьих лодок и купеческих судов. Когда эскадра вышла из ворот Лотерна, капитаны дали полный ход и орлиный флагман заплясал на волнах. Над головой ярко сверкало солнце, блестели голубые воды, и какое-то время Каратриль просто стоял у борта и наслаждался красотой Ултуана. Он с радостью позволил всем горестям и тревогам раствориться в переливах воды и солнца.
        Ночью они убрали часть парусов, и в середине следующего утра на горизонте уже показался остров Пламени. Хотя Каратриль проплывал его много раз на пути в Сафери, Котик и Ивресс, храм Азуриана не переставал поражать его. На мощенном мрамором дворе посреди заросшей травой равнины вздымалась огромная белая пирамида.
        Стены храма горели отраженным солнечным светом, заливая траву и воду своим величием. По берегам острова протянулись пляжи с белым песком и длинными пирсами. У них уже стояло четыре судна; кто-то из князей их опередил.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Предательский поступок

        За день до назначенного отъезда в Тор Анрок Король-Феникс пригласил князя Нагарита в тронный зал. Малекит тут же откликнулся на зов — привыкший к придворным интригам, он с нетерпением ждал, что скажет ему король.
        — Я тщательно обдумал твои слова,  — заявил Бел Шанаар.
        — Рад слышать это,  — ответил Малекит.
        — Войну против культа, как ты и хотел, поведет единая армия, собранная со всех княжеств.
        — Очень рад, что вы согласились с моими доводами.  — Малекит недоумевал, зачем Бел Шанаар сообщает ему то, что и так известно.
        — Я также много размышлял о том, кто больше всех достоин возглавить такую армию,  — продолжал Бел Шанаар, и сердце князя забилось в предвкушении.
        — Почту за честь,  — ответил он.
        Бел Шанаар открыл было рот, но передумал, а его лоб прорезали морщины.
        — Ты не понял меня,  — после паузы произнес король.  — Я собираюсь назначить главнокомандующим Имрика.
        На некоторое время Малекит потерял дар речи.
        — Имрика?  — наконец выдавил он.
        — А почему нет?  — ответил король.  — Он прекрасный полководец, а Каледор сейчас одно из самых стабильных княжеств. Имрик пользуется уважением других князей. Я считаю, что это хороший выбор.
        — И зачем ты мне это говоришь?  — отрезал Малекит.  — Или ты решил посмеяться надо мной?
        — Посмеяться?  — недоуменно переспросил Бел Шанаар.  — Я сообщаю тебе о своем выборе, чтобы ты поддержал меня на совете. Я знаю, что ты пользуешься немалым влиянием, и твое слово станет решающим доводом в пользу Имрика.
        — Так ты предпочтешь внука Каледора сыну Аэнариона?  — спросил Малекит.  — Разве не я во главе армий создавал по всему миру новые владения? Даже если забыть о родословной, разве мои свершения не ставят меня выше прочих?
        — Мне очень жаль, что ты так воспринимаешь мое решение, Малекит.  — Бел Шанаар не выказывал раскаяния.  — Совет подчинится моему выбору, и тебе лучше поддержать меня.
        И тут Малекит окончательно потерял самообладание.
        — Поддержать тебя?  — прорычал он.  — Охотник не поддерживает свою собаку! И хозяин не поддерживает своего слугу!
        — Следи за словами, Малекит,  — предупредил Король-Феникс.  — Помни, к кому ты обращаешься!
        Князь Нагарита сумел справиться со своей досадой и прикусил язык.
        — Думаю, ты понял, что я не согласен,  — с усилием выдавил он.  — Я прошу тебя пересмотреть свое решение.
        — Ты можешь высказать свое мнение на совете,  — ответил Бел Шанаар.  — Ты имеешь право оспаривать назначение Имрика и предложить на его место себя. Пусть решают князья.
        Без единого слова Малекит напряженно поклонился и вышел в безмолвной ярости. Он не вернулся в свои покои, но направился к тому крылу дворца, где содержалась его мать. Не обращая внимания на стражу у ее дверей, князь постучался и вошел.
        Покои пленницы отличались изысканной мебелью и роскошными гобеленами на стенах. Даже в заключении мать не потеряла вкуса к прекрасному и за проведенные во дворце годы сумела собрать впечатляющую коллекцию произведений искусства. Но она терялась на фоне выгравированных на стенах серебряных рун: защитные символы не давали ветрам магии залетать в покои и блокировали волшебную силу Морати. Бел Шанаар лично настоял на этих мерах предосторожности.
        Малекит не нашел мать в приемной и прошел в следующую комнату, столовую. Там, у небольшого стола перед блюдом с фруктами, сидела Морати. Она выбрала виноградину, перевела взгляд на мрачного сына и вопросительно подняла бровь.
        — Бел Шанаар собирается назначить главнокомандующим Имрика,  — проворчал Малекит.
        Морати уронила виноградину на тарелку и встала из-за стола.
        — Ты думаешь, что он победит при голосовании?  — спросила она.
        — Конечно победит,  — отрезал князь.  — В конце концов, он Король-Феникс, а Имрик является лучшим претендентом после меня. Если Имрика назначат командующим армией, то можно считать, что Бел Шанаар выбрал его и своим преемником. Я упущу свой шанс, а Ултуан будет обречен на медленное угасание под правлением вырождающихся королей. Наследие отца затеряется в истории, а его род зачахнет и вымрет. Но я не позволю такому случиться.
        — Тогда нельзя позволить Бел Шанаару привести свои доводы на совете,  — тихо произнесла Морати.  — Время терпеть и строить планы подошло к концу. Пора действовать, и действовать быстро.
        — Что ты имеешь в виду?  — спросил Малекит.  — Как я могу помешать Бел Шанаару выступить на совете?
        — Убей его.
        Малекит замолчал; больше всего его поразило, что идея эта не привела его в ужас. Если подумать, то она ему даже нравилась. Он ждал трона Короля-Феникса шестнадцать столетий — слишком долго даже для эльфа. Так зачем же стремиться к должности главнокомандующего и потом ждать еще неизвестно сколько, пока Бел Шанаар умрет естественной смертью? Лучше взять инициативу в свои руки.
        — Что же я должен сделать?  — твердо спросил Малекит.
        — Палтрейн служит мне,  — ответила Морати.  — Долгое время он был моим шпионом в Тор Анроке. Он спрячет в комнатах Бел Шанаара нужные вещи, которые докажут служение Короля-Феникса темным богам. Ты найдешь эти предметы и отправишься к королю, чтобы потребовать от него объяснений. Но к твоему прибытию он будет уже мертв, потому что предпочтет отравиться, чтобы не встретиться лицом к лицу с подобным позором.
        — Завтра он отплывает на остров Пламени,  — с досадой прорычал Малекит.  — У нас нет времени!
        — Нет времени?  — засмеялась Морати.  — Ты иногда бываешь сильно близорук, мой милый сын. Улики уже на месте, они лежат там многие годы. Я долго думала, как избавиться от этой негодной свиньи, и вот время наконец-то пришло. Найди Палтрейна и забери у него яд. Затем придумай повод навестить узурпатора и напои его отравленным вином. Обо всем остальном я уже позаботилась.
        Малекит остановился, обдумывая последствия своего грядущего поступка.
        — Если ты говоришь правду, то почему ждала до сегодняшнего дня?  — спросил он.  — Зачем терпела унижение и неволю, если давно могла избавиться от того, кто мешает нам обоим?
        Морати встала и обняла сына.
        — Потому что я любящая мать,  — тихо сказала она. Затем отступила на шаг и разгладила складки на платье.  — Если Бел Шанаар погибнет от руки убийцы, Имрик с готовностью займет его место. Разразится война между Нагаритом и Каледором. Я не хотела вручать тебе чашу с таким ядом. Но сейчас ты сильнее, и одинокий голос Имрика не станет препятствием.
        — Но Палтрейну наверняка доверяют больше, чем мне.  — Малекит присел на стул с элегантной резьбой.  — Ему гораздо легче поднести королю яд.
        Морати недовольно покачала головой и скрестила на груди руки.
        — Палтрейн не станет Королем-Фениксом,  — строго заявила она.  — Покажи мне, что у тебя хватит воли унаследовать трон отца. Более того, докажи это себе. Трон нужно только взять, и только ты, своими руками, можешь взять его и сидеть на нем. Бел Шанаар стал правителем по воле других. Настоящие короли берут власть сами.
        Малекит молча кивнул; его поразила звучащая в словах матери правда. Если он сможет выполнить такое простое дело, то уже ничто не встанет между ним и мечтой о троне.
        — Давай же!  — Морати хлопнула в ладоши, будто поторапливала непослушного ребенка.  — У тебя будет достаточно времени в путешествии до острова Пламени, чтобы отрепетировать речь перед князьями.
        — Я стану Королем-Фениксом,  — прошептал Малекит, наслаждаясь этой мыслью.
        После визита к матери князь нашел дворецкого. Они с Палтрейном вышли в сад, где Малекит поведал ему о желании последовать заготовленному матерью плану. Палтрейн без вопросов выслушал его и сообщил, что Бел Шанаар привык ужинать на закате. Он согласился встретиться с князем у покоев Короля-Феникса в это время и принести ему отравленное вино.
        Остаток дня Малекит провел, расхаживая по своим покоям. Хотя он не сомневался, что поступает ради блага всего народа, князь волновался, что плану могут помешать. Он хотел бы снова поговорить с матерью, но прекрасно понимал, что навестить ее снова — значит возбудить подозрения.
        К концу дня Малекита начали одолевать сомнения. Можно ли доверять Палтрейну? Может, сейчас дворецкий последовал долгу и доложил о заговоре Королю-Фениксу? Всякий раз при звуке шагов в коридоре он вздрагивал в ожидании королевской стражи.
        Как загнанный зверь метался Малекит по своей комнате и с трудом верил, что успех так близок. Он постоянно подходил к окну и проверял передвижение солнца по небу, будто мог приблизить закат усилием воли.
        Прошла, казалось, целая вечность, солнце наконец опустилось к горизонту, и Малекит отправился к Палтрейну. При встречах в коридорах со слугами и стражей он старательно сохранял невозмутимое выражение лица. Затем князь осознал, что такое равнодушие для него, скорее, необычно, и нахмурился — с этим выражением все жители Тор Анрока успели хорошо познакомиться за последнее время.
        В коридоре за углом главных покоев Бел Шанаара стоял Палтрейн. В руках он держал поднос с серебряным графином и бокалом, а также блюдо с хлебом и копченым мясом. Дворецкий передал ему поднос, но руки Малекита настолько тряслись, что Палтрейну пришлось тут же забрать его обратно.
        Малекит сделал глубокий вдох, будто собирал силы для сложного заклинания. Не обращая внимания на абсолютно невозмутимое лицо Палтрейна, он снова взял у него поднос, но теперь полностью контролировал свои действия.
        — Ты уверен, что это сработает?  — требовательно спросил князь.  — Первый раз должен стать последним!
        — Его используют в ритуалах кхаинитов для притупления чувств,  — ответил Палтрейн.  — В малых дозах оно приводит жертву в бесчувственное состояние на несколько часов. То количество, которое я положил в вино, должно стать смертельным. Сперва жертву парализует. Затем ему станет трудно дышать, легкие перестанут работать, и он умрет.
        — Безболезненно?  — спросил Малекит.
        — Насколько я знаю, да, ваше высочество.
        — Какая жалость.

        Нагаритский князь неторопливо прошел к комнатам Бел Шанаара, чтобы не привлекать к себе внимания. Там он постучал в дверь и дождался приглашения войти.
        Король-Феникс сидел за письменным столом,  — без сомнения, он вносил последние поправки в свою речь на совете.
        — Малекит?  — удивленно спросил он.
        — Простите меня за вторжение, ваше величество,  — с низким поклоном произнес князь.
        Он прошел к столу и поставил на него поднос.
        — Почему ты здесь? И где Палтрейн?
        — Я должен извиниться за то, что взял на себя его обязанности. Но я хотел принести вам ужин в качестве примирения.
        — Примирения?
        — Я желаю принести свои искренние извинения.  — Малекит налил в бокал отравленного вина.  — Мной руководила злость, и я незаслуженно вас обидел. Причина моей злости не в вашем решении, я буду счастлив его поддержать.
        С застывшим на лице выражением вежливости князь передал бокал Бел Шанаару. Король-Феникс на мгновение нахмурился, и Малекит испугался, что тот что-то заподозрил. Затем король взял бокал и поставил его на стол.
        — Твои извинения приняты,  — произнес Бел Шанаар.  — Я верю тебе, друг мой. Я знаю, что у тебя есть личные заботы, которые важнее долга передо мной. Я выбрал Имрика не из-за его способностей, но потому, что тебе в первую очередь следует заняться проблемами своего княжества, не отвлекаясь ни на что другое.
        Бокал продолжал стоять на столе.
        — Я тронут вашим участием.  — Малекит не отрывал глаз от Короля-Феникса, чтобы не бросать на вино предательские взгляды.
        — Так ты поддержишь меня на совете?  — спросил Бел Шанаар.
        Он наконец-то поднес бокал к губам и сделал глоток. Но явно недостаточно для того, чтобы яд сработал, и князь мысленно подтолкнул его выпить еще.
        — Когда начнутся дебаты, я буду доказывать свое мнение яростнее всех,  — улыбнулся Малекит.
        Бел Шанаар кивнул и отпил еще немного вина.
        — Если это все, то позволь пожелать тебе доброго вечера и приятного совместного путешествия,  — с вежливым кивком сказал Бел Шанаар.
        Малекит ждал какого-нибудь признака, что яд начал действовать.
        — Что ты так смотришь?  — спросил король.
        — Разве вам не понравилось вино?  — Князь сделал шаг к столу.
        — Я не хочу пить,  — ответил Бел Шанаар и отставил бокал.
        Малекит поднял его и поднес к носу.
        — Это чудесное вино, ваше величество.
        — Уверен, что так, Малекит.  — Бел Шанаар поджал губы. В его голосе появились настойчивые нотки.  — Меня почему-то клонит в сон. Я отправлюсь на покой, и мы встретимся утром.
        С разочарованным криком Малекит ринулся вперед и схватил короля за горло. Глаза Бел Шанаара в ужасе округлились, а князь силой открыл ему рот и вылил туда содержимое бокала. Под конец бокал выскользнул из его пальцев и покатился по полу, разбрызгивая по выбеленным доскам алые капли.
        Малекит одной рукой зажал рот и нос короля, другой за волосы запрокинул ему голову и душил его до тех пор, пока тот не проглотил смертельный напиток. Затем разжал хватку и выжидательно отступил.
        — Что ты…  — выдохнул Бел Шанаар, хватаясь за горло.
        Малекит взял со стола пергамент. Как он и предполагал, это был черновик речи Бел Шанаара перед советом. Князь решил не оставлять доказательств того, что король поддерживает Имрика, поэтому подошел к очагу и кинул в него свиток. Повернувшись, он обнаружил, что в выпученных глазах короля еще теплится жизнь.
        Малекит подошел к нему вплотную и пригнулся к уху умирающего эльфа.
        — Ты сам виноват,  — прошипел князь.
        С последним захлебывающимся вздохом Бел Шанаар умер. Малекит рассеянно смотрел на его багровое лицо с вывалившимся языком и не мог поверить, что все кончилось.
        — Ну, мне пора,  — наконец сказал он и потрепал Короля-Феникса по голове.  — Меня ждет трон.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Гнев Азуриана

        Посланцы Ивресса, Котика, Сафери и Эллириона расположились лагерем на окружающей храм поляне в шатрах ярких красных, синих и белых расцветок. Над шатрами развевались штандарты князей, а затянутые в кольчуги часовые охраняли лагерь по периметру. Для князя Эатана и его свиты было заранее приготовлено место, и пока слуги Харадрина разгружали судно, Каратриль отправился в храм.
        Храм обрамляли колоннады с рельефами Азуриана во всевозможных ипостасях: любящего отца, парящего орла, поднимающегося из пепла феникса и другие. Между колоннадами и самим храмом стояли гвардейцы Феникса, священные воины Азуриана, в высоких шлемах, с блестящими алебардами в руках. Их белые плащи украшали вышитые красно-синие языки огня, а кольчуги сияли натертым до блеска металлом.
        Все они несли стражу в полной тишине, поскольку на них лежал обет молчания. Каждый из них проходил подготовку в покоях Дней, где была записана история Аэнариона и всех будущих Королей-Фениксов. В секретном зале становилось известным прошлое, настоящее и грядущее, и гвардии Феникса запрещалось говорить.
        Двое гвардейцев Феникса под сводчатым входом храма выступили вперед и опустили при его приближении алебарды. Каратриль показал печать Короля-Феникса, и ему позволили пройти. Каратриль оказался в притворе храма, небольшой комнате без украшений за исключением вырезанного над внутренней дверью величественного феникса. По обе стороны двери стояли две бадьи с чистой водой, и капитан остановился, чтобы ополоснуть лицо и руки.
        Он открыл дверь — за ней тянулась широкая галерея, которая обрамляла центральный зал храма. Проходы справа и слева перегораживала гвардия Феникса, поэтому Каратриль двинулся вперед, через еще одну арку в святая святых главного храма Ултуана.
        Его взгляд тут же приковал к себе священный огонь. Он вздымался из пустоты, горел без топлива и висел посредине зала. Языки пламени постоянно меняли цвет, переходя от синего к красному и затем к золотому. Огонь не давал жара,  — по крайней мере, Каратриль ничего не чувствовал, но чем ближе он подходил, тем больше ощущал волну спокойствия. Он не слышал ни потрескивания, ни шипения огня; пламя было таким же тихим, как и его часовые.
        — Не подходи слишком близко,  — предупредил чей-то голос.
        Каратриль обернулся и увидел старого эльфа в сине-желтой мантии с увенчанным золотым фениксом посохом. Он тут же узнал Миандерина, верховного жреца храма,  — тот служил здесь столько, сколько Каратриль помнил себя. Капитан отметил, что в зале кипит жизнь: жрецы и послушники расставляют столы и скамьи и раскатывают по полу ковры с огненными узорами.
        — Завтра все будет готово,  — произнес Миандерин.  — Я могу тебе чем-то помочь?
        — Нет,  — Каратриль покачал головой.  — Нет, мне ничего не нужно… если только ты не расскажешь мне кое-что.
        — И что ты хочешь узнать?
        — Есть новости от князя Имрика?
        — Вчера приехал гонец,  — ответил Миандерин.  — Князь Имрик и князь Корадрель уехали на охоту в горы, и он не смог их найти. Видимо, умышленно.
        У Каратриля опустились руки: и как же теперь он вручит Имрику послание Бел Шанаара? Оставалось только надеяться, что в нем нет ничего важного для грядущего совета.
        — Спасибо за помощь,  — рассеянно пробормотал он и повернулся, чтобы уйти.
        — Да пребудет с тобой мир,  — ответил старый жрец.
        Каратриль остановился и обернулся к нему.
        — Я очень на это надеюсь.
        С этими словами капитан покинул храм.

        Близился уже полдень назначенного для совета дня, но никто не видел ни Бел Шанаара, ни Малекита, ни Имрика с Корадрелем. Общим числом собралось около двух десятков князей, некоторые из них являлись правителями своих княжеств, другие влиятельными дворянами, владельцами земель и военачальниками. Как и всегда, сколько помнил Каратриль, они сплетничали и пререкались, бросались завуалированными оскорблениями и в то же время обещали друг другу дружбу и поддержку. Хотя король известил всех о несчастьях в Нагарите, никто толком не знал, почему их попросили собраться, а Король-Феникс все не появлялся. Задиристый характер начинал брать свое: тут и там вспыхивали ссоры.
        Группа князей, возглавляемая Батинаиром, жаловалась на неуважение короля. Шепотом произносились угрозы о возврате в родные княжества, но доводы Тириола и Финудела пока удерживали горячие головы от отъезда. Присутствие Элодира тоже помогало сгладить ситуацию: он то и дело извинялся за опоздание отца и заверял князей, что совет будет стоить потраченного времени.
        Уже после полудня, когда осеннее небо начинало темнеть, в залив бесшумным призраком вошел огромный «Индраугнир» под развевающимся на грот-мачте флагом Нагарита. Собравшиеся встретили его хлопаньем в ладоши и криками, хотя некоторые из них звучали слегка иронично. Под их сопровождение с трапа спустился Малекит с дюжиной вооруженных рыцарей.
        Прислуга князя металась на борту, сгружая на причал мешки и сундуки. Малекит взмахом руки предложил князьям проследовать в храм, что они и сделали. На берегу остались Малекит, Каратриль, гвардия Феникса, рыцари Анлека и несколько слуг.
        — Князь, а где Король-Феникс?  — спросил Каратриль.
        Он догнал князя и пошел рядом с ним. Малекит ничего не ответил, просто отмахнулся от него. Каратриль обиженно хмыкнул и зашагал к храму.

        Внутри храма князья и их свита уселись за выставленные подковой перед священным огнем столы, а в кресле перед пламенем, с посохом на коленях, сидел Миандерин. Остальные жрецы обносили столы вином, водой, фруктами и сластями.
        Самый ближний к входу стол оставался пустым — он ждал Бел Шанаара. Малекит встал рядом с ним, чем заслужил хмурые взгляды Миандерина и некоторых князей. По бокам стояли двое рыцарей со свертками в руках. Князь Нагарита оперся на стол затянутыми в кольчужные перчатки кулаками и вызывающе оглядел совет.
        — Слабость торжествует,  — выплюнул он.  — Слабость охватила наш остров. Самолюбие привело нас к бездействию, и сейчас, может быть, уже поздно что-то сделать. Вместо князей правит равнодушие. Вы позволили расцвести культам разврата и ничего не делаете. Вы смотрите на чужие берега и подсчитываете золото, а в ваши города проникли воры и крадут ваших детей. И вы позволили предателю носить корону Феникса!
        Последнее восклицание вызвало изумленные вздохи и крики ужаса. Рыцари Малекита открыли свои свертки и высыпали на стол их содержимое: корону и плащ из перьев Бел Шанаара.
        Элодир с занесенным кулаком вскочил на ноги.
        — Где мой отец?  — закричал он.
        — Что случилось с Королем-Фениксом?  — спросил Финудел.
        — Он мертв,  — прорычал Малекит.  — Убит слабостью своего духа.
        — Этого не может быть!  — севшим от злости голосом выкрикнул Элодир.
        — Может,  — вздохнул Малекит. Теперь его лицо выражало глубокую грусть.  — Я обещал искоренить зло и был до глубины души поражен, когда моя собственная мать оказалась одним из главных его предводителей. С того момента я решил, что никто не должен быть вне подозрений. Если Нагарит заражен этой проказой, то и Тиранок тоже мог не избежать ее. Я задержался из-за расследования, поскольку мне сообщили, что приближенные Короля-Феникса могут находиться под влиянием еретиков. И представьте себе мое разочарование и недоумение, когда всплыли доказательства, указывающие на самого Короля-Феникса.
        — Что за доказательства?  — требовательно спросил Элодир.
        — В покоях Короля-Феникса нашли талисманы и фигурки идолов,  — спокойно объяснил Малекит.  — Поверьте, я чувствовал то же, что и вы сейчас. Я не мог подумать, что Бел Шанаар, самый мудрый из наших князей, избранный в свое время советом эльфов, может пасть так низко. Я не хотел предпринимать поспешных действий, поэтому решил предъявить доказательства самому Бел Шанаару в надежде, что произошла ошибка или подлог.
        — И он опроверг твои обвинения?  — спросил Батинаир.
        — Он признал вину. Как оказалось, некоторые из моих приближенных тоже попали под влияние культов и сговорились с узурпаторами Нагарита. Я советовался с ними, а они предупредили Бел Шанаара о моих находках. Тем вечером, семь дней назад, я отправился в покои короля, чтобы в лицо высказать ему свои подозрения. Я нашел его мертвым; его губы запеклись от яда. Он избрал путь труса и покончил с жизнью, вместо того чтобы вынести позор моих открытий. Собственной рукой он положил конец возможности узнать о планах еретиков. Он боялся, что не сможет сохранить все секреты, и забрал их в могилу.
        — Мой отец никогда бы такого не сделал, он всегда был верен Ултуану и своему народу!  — закричал Элодир.
        — Признаюсь, я очень тебе сочувствую, Элодир,  — ответил Малекит.  — Ведь меня обманула собственная мать. Я тоже чувствовал себя преданным и разбитым.
        — Должен признать, и я нахожу случившееся… сомнительным,  — произнес Тириол.  — Слишком… удобное время.
        — Получается, что даже после смерти Бел Шанаар продолжает сеять среди нас раздор,  — возразил Малекит.  — Пока мы обсуждаем права и обиды, островом правит анархия. Пока мы ведем бесконечные споры, культы набирают силу и уводят наши земли у нас из-под носа, в конце концов мы потеряем все. Они действуют сообща, а мы разобщены. У нас нет времени для раздумий, надо действовать.
        — И что ты предлагаешь сделать?  — спросил Чиллион, один из князей Котика.
        — Мы должны выбрать нового Короля-Феникса!  — выкрикнул Батинаир прежде, чем Малекит успел открыть рот.

        Оказавшись на берегу, Каратриль наблюдал, как нагаритские моряки трудятся на корабле Малекита. Среди них он заметил знакомое лицо — Друтейру. Ее волосы выгорели добела, но герольд сразу узнал ее. Он поднялся на палубу, где девушка как раз поднимала тюк с тканью. Она увидела его и улыбнулась.
        — Каратриль!  — воскликнула эльфийка и обеими руками схватила его ладонь.  — Я думала, что никогда больше тебя не увижу! Какая радость!
        — Может быть, хоть ты мне скажешь, что случилось с Королем-Фениксом,  — спросил Каратриль, и ее улыбка пропала.
        — Почему тебя волнует, что с ним произошло? Разве ты не рад видеть меня?
        — Конечно,  — неуверенно ответил капитан.
        Встреча с Друтейрой как-то неожиданно затмила его разум. Глаза девушки блестели горными озерами, и Каратрилю пришлось потрудиться, чтобы собраться с мыслями.
        — Как ты здесь оказалась?  — выдавил он.  — Ты служишь Малекиту?
        — Он очень благородный князь.  — Друтейра положила руки ему на плечи.
        По телу капитана пробежала дрожь, и кожа загорелась жаром от ее прикосновения.
        — Доблестный и щедрый! Когда он станет Королем-Фениксом, мы все будем награждены. И ты тоже, Каратриль. Он очень тебя ценит.
        — Малекит — Король-Феникс?  — выдавил Каратриль. Что-то было не так, но он не мог думать ни о чем, кроме бледной кожи и запаха волос Друтейры.  — Бел Шанаар…
        — Тсс,  — певуче выдохнула Друтейра. Она приподнялась на цыпочки, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Дыхание девушки щекотало ему щеку.  — Не вмешивайся в дела князей. Разве не чудесно, что мы сможем быть вместе?
        — Вместе? Что?  — Каратриль отступил на шаг.
        Такое влечение было неестественным. Что-то билось в голове Каратриля и рвалось на волю. Как только он избавился от прикосновения эльфийки, его разум начал проясняться.
        — Ты станешь его герольдом, а я — одной из служанок,  — терпеливо, будто ребенку, объясняла ему Друтейра.  — Мы сможем жить вместе в Анлеке.
        — Я не собираюсь в Анлек,  — сказал Каратриль. Чары Атарты начали рассеиваться. Каратриль наконец-то собрался с мыслями и вернулся к беспокоившему его вопросу.  — Что случилось с Королем-Фениксом?
        Друтейра зловеще засмеялась, а блеск ее глаз расшевелил в сердце Каратриля страх.
        — Этот глупец Бел Шанаар мертв. Малекит станет Королем-Фениксом и вознаградит тех, кто поддерживает его.
        Каратриль отшатнулся. В замешательстве он споткнулся о моток троса и упал. Через миг Друтейра уже присела рядом с ним на корточки и положила на щеку ладонь.
        — Бедный Каратриль,  — промурлыкала она.  — Ты не можешь воспрепятствовать судьбе, так прими ее.
        Снова ее прикосновение начало на него действовать, но тут же вернулась ясность, будто далекий голос произнес: «Бел Шанаар мертв, а Малекит хочет стать Королем-Фениксом. Этого нельзя допустить. Малекит не годится для правления».
        С рычанием Каратриль оттолкнул Друтейру и вскочил на ноги. Он бросился бежать по причалу к берегу.
        — Измена!  — крикнул он.  — Измена!
        Некоторые из слуг Малекита пытались его задержать, но капитан их оттолкнул и спрыгнул на причал.
        — К оружию!  — продолжал кричать он.  — Среди нас предатели!
        Рыцари Анлека обнажили мечи. Некоторые повернулись к Каратрилю, остальные направились к храму. Перед ними гвардия Феникса подняла в боевой стойке алебарды.

        — Мы не можем выбирать нового Короля-Феникса сейчас,  — сказал Элодир.  — Такие дела нельзя решать быстро, и даже если бы это было возможно, здесь присутствуют не все князья.
        — Нагарит не будет ждать!  — Малекит ударил по столу кулаком.  — Культы слишком сильны, а к весне они будут контролировать всю армию Анлека. Мои земли будут потеряны, и еретики двинутся на ваши!
        — Так ты хочешь, чтобы мы выбрали тебя?  — тихо спросил Тириол.
        — Да,  — без промедления и смущения ответил Малекит.  — До моего возвращения никто из собравшихся тут не желал действовать. Я сын Аэнариона, его наследник, и если предательства Бел Шанаара недостаточно, чтобы убедить вас в глупости выбора короля из другой семьи, то посмотрите на мои достижения. Бел Шанаар выбрал меня послом к гномам потому, что их Верховный король был моим близким другом. Наше будущее не только на берегах Ултуана, оно простирается по всему миру. Я долго жил в колониях за океаном, я боролся за их защиту и процветание. Пусть там живут выходцы из Лотерна, Тор Элира или Тор Анрока, но они уже другие, и в первую очередь они обратятся ко мне, а не к вам. Никто здесь не обладает моим опытом ведения войны. Бел Шанаар был подходящим правителем для мирных времен, я промолчу о том, что под конец он подвел нас всех,  — но настали другие, суровые времена,  — и нам нужен другой правитель.
        — А тогда как насчет Имрика?  — предложил Финудел.  — Он опытный полководец и тоже сражался в новых землях.
        — Имрик?  — презрительно переспросил Малекит.  — А где он сейчас, во время великой нужды? Он прячется в Крейсе, охотится со своим кузеном в горах! Вы хотите, чтобы Ултуаном правил эльф, который ведет себя как избалованный капризный ребенок? Когда Имрик созывал армию против Нагарита, вы прислушались к нему? Нет! Но когда я поднял знамя войны, вы на пятки друг другу наступали.
        — Выбирай слова, такая заносчивость не пойдет тебе на пользу,  — предупредил Харадрин.
        — Я говорю это не для того, чтобы задеть вашу гордость,  — пояснил Малекит. Он разжал кулаки и сел за стол.  — Я хочу показать вам то, что вы и так знаете: в глубине души вы с радостью пойдете за мной.
        — И все же я настаиваю, что совет не может принять такое важное решение сейчас,  — произнес Элодир.  — Мой отец умер при неясных обстоятельствах, и ты хочешь, чтобы мы передали корону тебе?
        — Он прав, Малекит,  — поддержал Элодира Харадрин.
        — Прав?  — Малекит с криком вскочил на ноги, опрокинув стол, от чего корона и плащ взлетели в воздух.  — Прав? Ваша нерешительность приведет к тому, что ваши семьи попадут в рабство, а подданные сгорят на жертвенных кострах! Более тысячи лет назад я преклонил колено перед первым нелепым решением этого совета и позволил Бел Шанаару отобрать то, что Аэнарион завещал мне. Больше тысячи лет я с радостью смотрел, как ваши семьи растут и процветают — и препираются между собой как дети, пока я и мои люди проливали кровь на чужих берегах. Я не обращал внимания на боль в крови, потому что ради общих интересов нам следовало держаться вместе. Но теперь пришло время объединиться под моим знаменем! Я не буду лгать, я стану суровым правителем, но я вознагражу тех, кто будет верно служить мне, а когда снова воцарится мир, мы сможем насладиться трофеями наших битв. Кто здесь имеет больше прав на трон, чем я? Кто здесь…
        — Малекит!  — рявкнул Миандерин, указывая на пояс князя. Разгоряченный своей речью Малекит отбросил через плечо плащ.  — Почему ты вошел в святилище с оружием? Это запрещено древними законами храма. Сейчас же убери меч!
        Малекит замер на месте; с раскинутыми в стороны руками он был почти смешон. Князь посмотрел на свой пояс и висящие на нем ножны с мечом. Затем он вытащил Авануир и прищуренными на подсвеченном магическим огнем лице глазами оглядел князей.
        — Хватит болтовни!  — прошипел он.

        Каратриль поднырнул под меч нагаритского рыцаря, прокатился вперед и вскочил на ноги, но ему тут же пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы уклониться от летящего в грудь клинка. У капитана не было при себе оружия, ведь он пришел на совет. Но сейчас он сильно жалел об этом.
        Еще один рыцарь нацелился мечом ему в горло, и Каратриль отшатнулся и ухватил его за руку. Рывком он вывернул наггароти руку; меч выскользнул и воткнулся в щель между мраморными плитами двора.
        Каратриль отбросил рыцаря на обнаженный клинок его товарища; лезвие вонзилось в тело между лопатками и вышло из груди в ладони от лица капитана. Каратриль подхватил упавший меч и отбил следующий удар. Он рискнул бросить взгляд через плечо: до храма оставалось около сотни шагов, и повсюду гвардия Феникса сражалась с рыцарями Нагарита. Бой шел в полном молчании, тишину нарушал лишь лязг железа. Каратриль оттолкнул плечом еще одного врага и бросился к храму.

        — Стать Королем-Фениксом — это мое право!  — прорычал Малекит.  — Вы не можете им распоряжаться!
        Он перегнулся через стол, смахивая на пол бокалы и блюда. Князья и жрецы истошно кричали и метались по залу.
        Элодир почти добрался до Малекита, но тут его перехватил Батинаир. Оба покатились по полу в вихре ковров и мантий. Элодир ударил иврессийского князя, тот с рычанием выхватил изогнутый кинжал длиной в палец и полоснул им Элодира по горлу. Кровь забила фонтаном, заливая белые плиты пола.
        В зал ворвались рыцари Нагарита; они держали в руках окровавленные клинки.
        Малекит же безмятежно смотрел по сторонам, все следы его злости испарились. Он медленно шел за своими рыцарями, которые методично вырезали князей, не отрывая взгляда от священного пламени в середине зала. От стен отражались крики и стоны, но князь Нагарита не обращал внимания ни на что, кроме огня.
        Из свалки к нему побежал Харадрин с занесенным над головой мечом. С презрительным оскалом князь шагнул в сторону от дикого замаха и вонзил Авануир в живот Харадрина. Один миг они стояли и смотрели друг другу в глаза, потом с губ Харадрина закапала кровь, и он рухнул на пол. Малекит разжал руку, так что меч упал из рук вместе с телом, и продолжил шагать к огню.
        — Азуриан не признает тебя!  — выкрикнул Миандерин. Он упал на колени перед Малекитом и вытянул в мольбе руки.  — Ты пролил кровь в его святилище! Мы не произнесли нужных заклинаний, чтобы защитить тебя от пламени. Ты не можешь войти в огонь!
        — Ну и что?  — сплюнул князь.  — Я наследник Аэнариона. Мне не нужны ваши заклинания!
        Миандерин схватил было Малекита за руку, но князь выдернул ее.
        — Я не слушаю ваших увещеваний!  — воскликнул Малекит и пинком отбросил Миандерина.
        Малекит поднял руки ладонями вверх и сделал шаг в пламя.

        Каратриль прислонился к колонне, чтобы перевести дыхание. Он видел, как несколько рыцарей вошли в храм. Сражение снаружи почти закончилось. Двор устилали трупы — как в белых мантиях, так и в черных доспехах. С колотящимся сердцем Каратриль оттолкнулся от колонны и сделал шаг к храму. В тот же миг земля содрогнулась — и он упал.
        Земля тряслась, колонны падали — остров Пламени охватило землетрясение. Остров колыхался, и Каратриля швыряло направо и налево. Он едва успел отскочить в сторону от сыплющейся сверху черепицы — та с треском рассыпалась по мраморным плитам.
        Над головой собрались темные тучи, и остров поглотил мрак. Засверкали молнии, подул леденящий ветер. Громовой рев сотрясал землю. Среди рева и грохота Каратриль услышал перепуганный крик: вопль чистой боли пронзил ему душу.

        Внутри храма князей, жрецов и рыцарей швыряло из стороны в сторону. Скамьи катались по полу, столы опрокидывались. Со стен и потолка сыпалась штукатурка. По плитам разбегались широкие трещины, а у восточной стены открылся пролом в три шага шириной, откуда вырвался удушающий столб каменной пыли.
        Пламя Азуриана бледнело, из темно-синего оно стало ослепительно-белым. В его середине виднелся силуэт Малекита с распростертыми руками.
        С оглушающим хлопком священное пламя вспыхнуло, наполнив зал белым светом. Внутри огня Малекит упал на колени и схватился за лицо.
        Он горел.
        Князь запрокинул голову и закричал — пламя пожирало его. Крик боли заметался по храму, отражаясь от стен и становясь все громче. Извивающийся в огне силуэт медленно поднялся на ноги и выскочил из пламени.
        Дымящееся, обгорелое тело Малекита рухнуло на пол — лежащий рядом коврик вспыхнул, в воздух поднялась сажа. Почерневшая плоть и расплавленные куски доспеха падали на землю. Князь протянул перед собой руку и снова упал. Его одежды сгорели, тело местами прогорело до кости. Лицо казалось черно-красной маской, с которой смотрели темные глаза без век. Из лопнувших вен поднимался пар. Князь Нагарита содрогнулся и замер…  — Азуриан вынес свое решение.
        Скоро весь Ултуан поглотит пламя.

        ГЛОССАРИЙ

        АВАНУИР — волшебный меч Малекита.
        АВЕЛОРН — самое древнее королевство Ултуана под правлением Вечной королевы. В его лесах обитает множество волшебных созданий.
        АЗУРИАН — праотец, главный эльфийский бог.
        АЛАНДРИАН — лейтенант Малекита.
        АЛИТ — внук Эолорана из дома Анар.
        АНЛЕК — столица княжества Нагарит, где находится дворец Аэнариона.
        АСТАРИЭЛЬ — Вечная королева, первая жена Аэнариона.
        АТЕЛЬ ТОРАЛИЕН — колония в Элтин Арване.
        АТИЕЛЬ — княжна Эллириона.
        АЭЛТЕРИН — князь Эатана, первый строитель драконьих кораблей.
        АЭНАРИОН — первый Король-Феникс, спаситель эльфов.
        АЭРЕНИС — лейтенант Каратриля из Лотерна.
        АЭРНУИС — князь Эатана, один из первых путешественников через Великий океан.
        БАТИНАИР — князь Ивресса.
        БЕЛ ШАНААР — второй Король-Феникс, правитель Тиранока.
        ВАЛАЙЯ — богиня — праматерь гномов, защитница оплотов.
        ВАУЛ — эльфийский бог-кузнец.
        ВЕЛИКИЙ ПОРТАЛ — магический портал, находящийся на острове Мертвых в середине Внутреннего моря, куда уходят из этого мира ветры магии.
        ВЕЧНАЯ КОРОЛЕВА — звание верховной жрицы Иши. До Аэнариона Вечная королева правила всем Ултуаном.
        ГАЛТИР — главный порт Нагарита.
        ГВАРДИЯ ФЕНИКСА — часовые святилища Азуриана, при посвящении приносящие обет молчания.
        ГРИМНИР — бог — праотец гномов, отправившийся на север к Вратам Хаоса.
        ГРУНГНИ — бог — праотец гномов, научивший свой народ добывать и обрабатывать металлы.
        ДРУТЕЙРА — жрица Атарты.
        ДУРИНН — князь Галтира.
        ЕАСИР — лейтенант Малекита.
        ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕНЕЦ — древний артефакт огромной силы, найденный Малекитом в Северных Пустошах.
        ИВРЕЙН — Вечная королева Ултуана, дочь Аэнариона и Астариэли, сводная сестра Малекита.
        ИВРЕСС — княжество Ултуана.
        ИМРИК — князь Каледора и внук Каледора Укротителя Драконов. Знаменитый воин, известный отсутствием дипломатических способностей.
        ИНДРАУГНИР — величайший из драконов, чьим наездником был Аэнарион.
        «ИНДРАУГНИР» — первый из драконьих кораблей, подарок Аэлтерина.
        ИТИЛЬМАР — крайне редкий металл, который можно найти только в горах Каледора. Из него делают прочные и легкие доспехи.
        ИША — эльфийская богиня плодородия.
        КХАИН — эльфийский бог убийства, чье святилище находится на Оскверненном острове.
        КАЛЕДОР УКРОТИТЕЛЬ ДРАКОНОВ — могучий маг, основатель королевства Каледор и создатель великого портала.
        КАЛЕДОР — горное княжество Ултуана, родина драконов.
        КАРАЗ-А-КАРАК — главный город гномов, где живет Верховный король.
        КАРАК КАДРИН — оплот гномов, расположенный у горного перевала к северу от земель гномов.
        КАРАТРИЛЬ — капитан гвардии Лотерна.
        КАРИЛЛ — князь Крейса.
        КИТАРАЙ — сумеречный пантеон Ултуана; боги, с которыми отождествляются темные аспекты души эльфов.
        КОЛЬЦЕВЫЕ ГОРЫ — горная цепь, разделяющая внутренние и внешние княжества Ултуана. Пропитанные магией горы — жилище многих чудовищных животных.
        КОРОЛЬ-ФЕНИКС — звание правителя Ултуана. Первым Королем-Фениксом был Аэнарион.
        КОТИК — княжество на севере Ултуана.
        КРАСНЫЙ КОГОТЬ — грифон Батинаира, князя Ивресса.
        КРЕЙС — дикое княжество на севере Ултуана, славящееся белыми львами.
        КУРГРИК — предводитель гномов из Караз-а-Карака.
        КУРНОУС — эльфийский бог охоты.
        ЛОРХИР — капитан городской стражи Атель Торалиена.
        ЛОТЕРН — эатанский город, главный порт Ултуана.
        МАЛЕКИТ — князь Нагарита, сын Аэнариона и Морати.
        МЕНИТ — князь Каледора, сын Каледора Укротителя Драконов и отец Имрика.
        МЕЧ КХАИНА — Сеятель вдов, самое страшное оружие всех времен. Говорят, что он губит каждого, кто возьмет его в руки.
        МИАНДЕРИН — верховный жрец святилища Азуриана.
        МОРАТИ — королева-провидица Нагарита, мать Малекита и вдова Аэнариона.
        МОРЕЛИОН — сын Аэнариона и Астариэль, сводный брат Малекита.
        НАГАНАТ — пограничная река на юге Нагарита.
        НАГАРИТ — княжество Ултуана, основанное Аэнарионом, чьим правителем является Малекит.
        ОСКВЕРНЕННЫЙ ОСТРОВ — безжизненный остров к северу от Ултуана; там находится святилище Кхаина и хранится его меч Сеятель вдов.
        ОСТРОВ МЕРТВЫХ — расположен посередине Внутреннего моря, там находится портал, который отводит из мира ветры магии.
        ОСТРОВ ПЛАМЕНИ — расположен в море Снов, на нем находится святилище Азуриана.
        ПАЛТРЕЙН — дворецкий Бел Шанаара.
        САФЕРИ — княжество Ултуана, знаменитое своими магами.
        СЕРДЦЕДУБ — энт, который спас Морелиона и Иврейн, когда Авелорн заполонили демоны.
        СНОРРИ БЕЛОБОРОДЫЙ — первый Верховный король гномов.
        СУТЕРАЙ — лейтенант Аэрнуиса.
        ТИРАНОК — княжество Ултуана, родина Бел Шанаара.
        ТИРИОЛ — князь Сафери и известный маг.
        ТОР АНРОК — главный город Тиранока, где живет Бел Шанаар.
        ТРОНДИК — сын Снорри Белобородого.
        УНГДРИН АНКОР — длинная сеть туннелей, соединяющих империю гномов.
        ФИНУДЕЛ — правитель Эллириона, брат Атиель.
        ХАРАДРИН — князь Эатана.
        ЭАЛИТ — крепость в Нагарите, к югу от Анлека.
        ЭАТАН — княжество Ултуана. Огромный портовый город Лотерн является основным источником его богатства.
        ЭЛЛИРИОН — княжество Ултуана, известное своими лошадьми.
        ЭЛОДИР — князь Тиранока и сын Бел Шанаара.
        ЭЛТИН АРВАН — материк по другую сторону Великого океана, родина гномов.
        ЭЛЬТИРИОР — один из вороньих герольдов Нагарита, агент Малекита.
        ЭЛЬТУИР ТАРАЙ — место битвы, где Аэнарион впервые взял в руки Сеятель вдов.
        ЭОЛОРАН — князь дома Анар, одного из влиятельных родов Нагарита.

        Кроваворукий [The Bloody-Handed]

        Шел темный век, кровавый век, век демонов и колдовства, век битв и смертей, век конца мира. Но в огне, пламени и ярости этого времени рождались могучие герои, отважные деяния и великая смелость.
        В сердце Старого Света раскинулась Империя, самое большое и могущественное на королевств людей. Славящаяся своими инженерами, колдунами, купцами и солдатами, земля эта изобиловала высокими горами, полноводными реками, дремучими лесами и огромными городами. На троне в Альтдорфе восседал император Карл-Франц, благословенный наследник основателя королевства Сигмара, обладатель его магического боевого молота.
        Но времена эти никто не назвал бы цивилизованными. По всему Старому Свету, от рыцарских замков Бретонии до скованного льдом далекого северного Кислева, прокатился рокот войны. В высоких горах Края Света, готовясь к новому нападению, собирались племена орков. Разбойники и предатели заспешили в дикие южные земли Пограничных государств. Начали ходить слухи о появляющихся из всех сточных канав и болот королевства скейвенах, крысообразных тварях. Северные Пустоши вновь стали грозить проникновением Хаоса и порожденных им демонов и зверолюдей, чьи души находились во власти мерзких Темных Богов. Время битвы неуклонно приближалось, Империя, как никогда, нуждалась в героях.

        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Небольшое унижение

        В двести пятьдесят пятом году царствования Короля-Феникса Бел Шанаара гражданами Атель Торалиена становятся эльфы Нагарита. Брошенные своими князьями, оставленные на растерзание вторгшимся орочьим ордам, город и его жители были спасены от смерти князем Малекитом, и благодарные атель торалиенцы принесли новые клятвы верности своему спасителю-наггароти.
        Под управлением князя Малекита Атель Торалиен процветал и разрастался, увеличивая как население, так и богатства, уважение и силу. От западного побережья Элтин Арван армии наггароти отправлялись на восток, и под защитой их щитов и копий эльфы строили фермы и города, прокладывали дороги и мосты, воздвигали замки и цитадели, укрощая дикие земли колоний, лепя из новых территорий подобие покинутой родины предков, острова Ултуан.
        Уже более ста тринадцати лет Атель Торалиен процветал под руководством Малекита. И поэтому, когда князь объявил, что должен покинуть колонии, дабы найти свою судьбу в суровых пустошах севера, многих жителей охватили серьёзные опасения за будущее их города.
        Доки и винные дома, особняки и фермы наполнились разговорами — эльфы по своей природе были склонны к распространению слухов и политиканству, и столь знаковое событие стало темой, не прокомментировать которую не мог даже самый погружённый в себя эльф. От высоких башен до лепившихся к стене гавани домов сплетни были не менее оживлёнными, однако среди небольшой группы эльфийских дев была одна, исполненная непоколебимой уверенности.
        — Мой отец — правитель каждой части города,  — заявила Хеллеброн.
        Её горничная, Лианнин, расчёсывавшая длинные волосы своей госпожи, пробормотала в знак согласия. Отец Хеллеброн, Аландриан, недавно получил титул князя Нагарита, и она наслаждалась внезапным, но оттого не менее заслуженным повышением в статусе. «Княжна Хеллеброн» — эти слова приятно ласкали слух.
        — Он был правителем Атель Торалиена во всём, кроме названия, последние пятьдесят лет, пока Малекит носился со своими сражениями и приключениями,  — продолжила юная княжна. Она выпрямилась, её бледную шею украшала золотая цепь, по центру которой крепился большой рубиновый кулон. Солнечный свет отражался от драгоценного камня, окрашивая изящное личико Хеллеброн алым.  — Вот увидишь, это только сделает нашу жизнь ещё лучше.
        — Для тебя, возможно,  — сказала Ариендил, темноволосая эльфийка лет на десять старше Хеллеброн. Две других подруги юной княжны, Миталиндин и Друйтана, сохраняли нейтральное выражение на лицах, постреливая глазами то на Хеллеброн, то на Ариендил и внимательно наблюдая за спорящими эльфийками.  — Без сомнения, солнце твоего дома продолжит восхождение. И я надеюсь, что ты не оставишь нас в темноте.
        — Как поэтично!  — хихикнула Хеллеброн.
        Княжна встала и, отпустив служанку, разгладила складки на своём шёлковом платье.
        — Я не сомневаюсь, что мой отец продолжит оказывать протекцию твоей семье. Вы же по-прежнему мои подруги, в конце концов. Возможно, в будущем мы все сможем стать княжнами.
        Когда Лианнин приблизилась к двери, створки резко распахнулись, врезавшись в белые стены. Горничная отшатнулась, и в комнату ворвалась Лириэт. Несмотря на то что сестра Хеллеброн была на двадцать лет моложе, она была столь похожа на неё, что, если не знать об этом, их можно было принять за близнецов. Взгляд её тёмных глаз блуждал по комнате, поочерёдно останавливаясь на каждой из присутствующих, пока наконец не упёрся в Хеллеброн.
        — Ах, сестра, вот ты где!  — голос Лианнин был мягок, даже несмотря на охватившие её волнение.  — Ты что, никогда не смотришь в окно?
        — А что там?  — спросила Друйтана.
        — Взгляните сами,  — ответила Лианнин.
        Хеллеброн ничего не сказала. Она нежно отодвинула Ариендил в сторону и подошла к высокому окну с видом на гавань.
        Был солнечный весенний день, и спокойные воды залива сверкали в дневном свете. В центре гавани покачивались на волнах десятки судов. Вереница чёрных парусов причаливала к пристани. Кораблей было десять, девять ничем не примечательные, за исключением того, что на их мачтах развевались серебристо-чёрные вымпелы Нагарита. Однако истинной причиной столь большого любопытства был десятый корабль.
        Он без усилий скользил по волнам, четыре огромных косых паруса наполнял ветер, позолоченный таран на носу разрезал пенные буруны. Хеллеброн видела много куда больших судов, прибывающих и уходящих из Атель Торалиена, но ни в одном из них не было столько величия, как в этом корабле. Размеры его поражали — он был словно замковая цитадель, раскинувшаяся на три корпуса: одна центральная структура в окружении двух выносных корпусов, каждый из которых сам по себе был размером с военный корабль. На его палубе возвышались высокие башни из окрашенного в чёрный цвет дерева, окаймлённые и украшенные блестящим золотом. Хеллеброн затаила дыхание и сразу же поняла, что такое судно должно было нести самого благородного из пассажиров. Она подумала было, что вернулся Король-Феникс, но казалось маловероятным, что такое событие могло произойти без соответствующего объявления и подготовки.
        Словно изящнейшая из танцовщиц, корабль миновал остальную часть флота, прежде чем, аккуратно лавируя, направить нос к самому длинному из причалов. Звуки горнов с остальных девяти кораблей разнеслись над волнами гавани, возвещая о прибытии их лидера.
        — Кто это?  — спросила Ариендил, выглядывая через плечо Хеллеброн.
        — На них флаги Нагарита,  — сказала Друйтана, которой, чтобы что-нибудь увидеть, пришлось встать на цыпочки.
        — Оставаясь здесь, мы ничего не выясним,  — заявила Хеллеброн. Она отвернулась от окна, заставив разойтись подруг, и повернулась к своей горничной.  — Ступай, принеси наши плащи и уличную обувь.
        — Слушаюсь, госпожа,  — Лианнин на секунду задержалась, невысказанная просьба задержалась на полуоткрытых губах.
        — Да, ты можешь пойти с нами,  — ответила на чаяния горничной Хеллеброн.  — Если бы я тебя не взяла, ты бы потом извела меня расспросами.
        — Спасибо, госпожа,  — улыбнулась Лианнин, присела в реверансе и умчалась выполнять распоряжение хозяйки.
        — Нам стоит поспешить,  — заметила Ариендил, снова выглядывая в окно.  — Похоже, посмотреть на это собрались все горожане, до самого последнего эльфа.
        Воздерживаясь от неприличной поспешности, Хеллеброн тщательно подготовилась к выходу, когда вернулась Лианнин. Она накинула на плечи малиновый плащ, застегнув его серебряной пряжкой в форме головы дракона. После чего натянула чёрные сапоги из телячьей кожи, убрав несколько случайных нитей, прилипших к ворсу. Лианнин подала зеркало и помогла Хеллеброн заколоть волосы так, чтобы они каскадом спадали на правую сторону.
        — Ну что, ж — заявила Хеллеброн, когда, наконец, обрела презентабельный вид.  — Давайте поглядим, из-за чего вся эта шумиха.  — Она посмотрела на остальных эльфиек, которые выжидательно смотрели на неё.  — Пойдём, времени дрожать больше нет.

        Лианнин сделала всё возможное, чтобы проделать путь через собирающуюся толпу, однако за несколько улиц до доков, пройти стало уже окончательно невозможно. Хеллеброн и Лириэт, будучи на голову выше своих спутниц и имея возможность смотреть поверх моря эльфов, комментировали происходящее в гавани.
        — Сейчас большой корабль просто идёт вдоль гавани,  — сказал Хеллеброн.
        — Смотри!  — вскрикнула Лириэт, вставая на цыпочки и кладя руку на плечо сестры.  — Это князь Малекит!
        Хеллеброн тоже видела его. Малекит был облачён в тонкие чёрные одеяния, его багровый плащ развевался на ветру, ножны хлопали по ноге, пока он целеустремлённо шёл к пристани. Однако вскоре и ему уже стало трудно протискиваться через сгрудившихся эльфов.
        — А ваш отец тоже там?  — спросила Лианнин.
        Хеллеброн оглядела толпу, но нигде не увидела Аландриана.
        — С князем Еасир, отца нигде не видно,  — ответила Лириэт.
        В это время в небе над толпой с рёвом возник шар синего огня.
        — Что это было?  — спросила Друйтана.
        — Князь Малекит выстрелил молнией из Авануира, чтобы расчистить себе дорогу,  — рассмеялась Хеллеброн.  — Вы бы видели, как все прыснули в стороны, это восхитительно!
        Больше ничего интересного не происходило, хотя Хеллеброн и Лириэт удерживали внимание своих подруг, комментируя наряды и внешность других знатных эльфийских дам. И большинство замечаний были весьма нелестны для последних.
        Хеллеброн отвлеклась от разбора украшений эльфийки по имени Лариссия, когда корабль, наконец, причалил.
        — Они опускают трап,  — поведала она остальным. Капитан стражи с особенно высоким гребнем на шлеме, заслонил её обзор. Хеллеброн раздражённо зашипела и обратилась к Лириэт.  — Что происходит. Я ни черта не вижу.
        — Кто-то сошёл с корабля. Я не могу ясно разглядеть, кто именно,  — сказала Лириэт.  — Она обнимает князя. О боже!
        После этого восклицания, Лириэт замолчала, прикрыв рот от удивления и широко распахнув глаза. Подруги тут же подняли визг, требуя рассказать, что происходит. Капитан стражи немного переместился, и Хеллеброн увидела, как Малекит и его спутница отходят от причала. Эльфийка рядом с ним была высокой, с белой кожей и иссиня-чёрными волосами. Даже на таком расстоянии она излучала красоту и силу, и то, что она шла рядом с Малекитом, могло означать лишь одно.
        — Это Морати!  — почти провизжала от волнения имя королевы Хеллеброн.  — Боги, сама Морати прибыла в Атель Торалиен!
        На Хеллеброн незамедлительно обрушился шквал вопросов её подруг. Они хотели знать, как она выглядит, во что одета, был ли с ней её знаменитый посох? Хеллеброн проигнорировала их и продолжила пристально рассматривать мать Малекита, ощущая благородство и уравновешенность в каждом движении Морати. Более того, Хеллеброн ощущала возбуждение, охватившее всю толпу, собравшуюся на причале и вокруг него. Преклонение перед женой Аэнариона, первого Короля-Феникса, было почти осязаемым.
        Сердце Хеллеброн всколыхнули противоречивые чувства. С одной стороны она испытывала то же, что и остальные, но с другой — её сердце уколола острая ревность. Это чувство не было направлено напрямую на Морати, скорей на реакцию, которую вызвало появление королевы. Простое прибытие жены Аэнариона, столь величественное и элегантное, заставило город замереть. Хеллеброн задумалась о том, каково это — удерживать такое внимание, обладать подобной силой и властью.
        — Я должна встретиться с ней,  — заявила Хеллеброн, обращаясь к Лириэт.  — Можешь представить себе это? Мы должны поговорить с отцом! Он сможет это устроить.
        — Представить что, дорогая сестра?  — удивилась Лириэт.
        — Да всё что угодно, конечно же,  — ответила Хеллеброн, покачав головой от невежества своей сестры.  — Мы могли бы поехать в Анлек, стать княжнами при дворе Морати. Атель Торалиен — это, конечно, неплохо, но он не сравнится с Анлеком. Последние моды, бравые князья вокруг, поэты слагают поэмы о нашей красоте. О, сестра, это будет замечательно!

        Чёрная и белая плитка коридора вторила нетерпеливым ударам носка туфли Хеллеброн, пока она ждала звонка, чтобы войти в комнаты Морати. Княжна сжала кулаки, чтобы скрыть нервную дрожь. Она помечтала, чтобы в прихожей было зеркало, дабы последний раз осмотреть причёску и поправить платье. Лианнин ушла, а вокруг не было ничего, что могло бы помочь. Убеждённая в том, что сложные косички и копьевидные булавки, скрепляющие её причёску, незаметно распались, она внимательно вгляделась в слабое отражение в окне в конце коридора.
        Мягкий кашель привлёк её внимание. Хеллеброн резко развернулась к двери и увидела бритоголовую служанку, которая изумлённо смотрела на неё. На каждой бледной щеке служанки была вытатуирована капля крови, а тёмное платье расшито серебряными рунами, многие из которых Хелллеброн не смогла распознать.
        — Королева Морати с радостью примет вас.
        По-прежнему убеждённая, что её причёска напоминает неряшливое птичье гнездо, Хеллеброн тем не менее горделиво подняла подбородок и улыбнулась. Уверенным шагом она вошла в покои Морати. Служанка закрыла за ней дверь, и Хеллеброн неожиданно обнаружила, что осталась с королевой один на один.
        Морати возлежала на низком диване под открытым окном, ветер развевал её волосы, напоминавшие танцующие языки чёрного огня. За окном простирался город, а за его стеной — поля и леса Элтин Арван. Но Хеллеброн не видела этого, она во все глаза смотрела на Морати, облачённую в платье из золота и пурпура, её кожа была белая словно снег, её губы — красны словно кровь.
        Несмотря на расслабленную позу королевы, само её присутствие испугало Хеллеброн. Глаза Морати были устремлены на юную княжну, оценивая её так, как горный лев мог бы смотреть на свою будущую еду, магическое ощущение Хеллеброн, бессознательное чувство, которым обладали все эльфы, показало ей наличие могучей силы. От этого чувства кожа эльфийской девицы покрылась мурашками, а в желудке возникло неприятное ощущение.
        Хеллеброн не обратила внимания на лёгкую тошноту, списав всё на нервы. Она с трудом сглотнула и поняла, что в течение нескольких ударов сердца тупо смотрела на Морати. Выражение лица королевы было выжидательным, и Хеллеброн поняла, что должна что-то сказать.
        Она склонилась в реверансе, слегка отведя назад подол своего длинного платья, и отвела взгляд от Морати.
        — Это большая честь, чем я могла бы выразить словами, ваше величество,  — произнесла Хеллеброн, выпрямившись, но по-прежнему опустив глаза. Даже произнеся эти слова, Хеллеброн испытала ужас, поняв, что выпалила их единым духом. Она сделала вдох, чтобы успокоиться, и заставила себя встретиться с неподвижным взглядом королевы.  — Спасибо, что приняли меня.
        В ответ Морати махнула рукой, тяжёлой от надетых на неё серебряных браслетов, в сторону стула с прямой спинкой, стоявшего рядом с диваном. Хеллеброн, сложив на коленях руки, неподвижно сидела на стуле, в то время как Морати смотрела на неё сквозь полуприкрытые веки, словно сытый кот.
        Королева молчала, и Хеллеброн задумалась, а хотела ли она вообще хоть что-нибудь сказать. Она поняла, что Морати играла с ней, наслаждаясь её неудобством. Хеллеброн успела остановить хмурую гримасу за мгновение до того, как та бы сморщила кожу на лбу, вместо этого заставив себя улыбнуться.
        — Я надеюсь, что вам понравился наш маленький городок, ваше величество,  — сказала она.
        Морати кивнула и спустила ноги с дивана, сев прямо, одна её рука при этом по-прежнему томно возлежала на спинке кресла.
        — Атель Торалиен прекрасный город, и его жители восхитительны,  — Морати наклонилась к Хеллеброн и провела пальцем по подбородку молодой эльфийки, устремив прямо на княжну взгляд своих тёмных глаз из-под густых ресниц.  — Итак, дитя, что же именно ты хочешь от меня?
        Хеллеброн собралась было спросить, что королева подразумевала этим вопросом, но рука Морати резко поднялась, остановив её.
        — Не играй в невинность или невежество, девочка. Хотя есть и те, кому достаточно просто понежиться в моём присутствии, я вижу, что тебе нужно что-то конкретное. Скажи мне что и избавь меня от ненужной лести.
        Хеллеброн ответила своей прямотой на прямоту королевы:
        — Я хочу пользоваться вашим покровительством, отправиться вместе с вами обратно в Анлек и стать частью вашего двора.
        Смех Морати был колючим, обрубая все надежды Хеллеброн.
        — Ты? Ты хочешь, чтобы я связала себя с тобой?  — рассмеялась королева.  — Многие желают этого, но немногие получают. И что же ты можешь предложить мне взамен?
        — Мой отец…
        — Твой отец служит моему сыну. Ты не нужна мне, чтобы гарантировать его послушание,  — Морати откинулась на спинку, и выражение её лица смягчилось.  — Скажи мне, дитя, что ты умеешь? Что ты знаешь о магии?
        — Очень мало, ваше величество,  — ответила Хеллеброн.  — Возможно, под вашим руководством я бы…
        — Нет, не могла бы. Любой талант выше среднего, которым ты могла бы обладать, уже бы был виден всем.
        — В колониях лишь несколько магов, ваше величество,  — ответила Хеллеброн, стараясь сохранить спокойствие и не дать своему несогласию прорваться наружу.  — Здесь слишком мало возможностей для изучения тайного.
        — И тем не менее, если бы магия была твоим призванием, ты бы нашла возможность. У меня нет времени на тех, кто позволяет так легко угаснуть своим амбициям. Может быть, ты хорошо поёшь?
        — От силы сносно, ваше величество.
        — Поэтический дар?
        — Не больше, чем детские стишки, должна признать.
        — Ну хотя бы скажи, что ты умеешь танцевать.
        Хеллеброн вздохнула.
        — Я боюсь, что танцы, которые мы танцуем здесь, слишком старомодны для нынешнего Ултуана. У меня есть друзья, которые намного изящней.
        Морати разочарованно надула губы, лёгкое неудовольствие скривило изящные брови.
        — Твоя честность — это достаточно редкое явление, дитя.
        — Я предпочитаю быть честной сейчас, чем пойманной на лжи позже, ваше величество. Любую ложь, которую бы я могла сказать сегодня, было бы легко раскрыть, это дело времени. У меня нет ничего больше, но и меньше, чем моя преданность.
        Морати мягко покачала головой.
        — Тогда тебе нечего предложить вовсе. Весь Нагарит предан мне, и льстивые капитаны, и дворяне, и все легко заменимы. Что изменится от того, что у меня появится ещё один подобострастный прихлебатель?
        — Ничего, ваше величество,  — ответила Хеллеброн, сдерживая слёзы, поклявшись, что её слабости королева не увидит.
        — Превосходная попытка, дитя,  — сказала королева.  — Но твои губы дрожат, и я вижу по твоим глазам, что стыд уже сломил тебя. Не думай, однако, что жалость может поколебать меня. Ты слаба и испорчена, как и многие из твоего поколения. Я разочарована в том, что твой отец не воспитал тебя лучше. Я ожидала большего от дочери Аландриана. Может быть, в этом вина твоей матери.
        Плотина, наконец, прорвалась, и Хеллеброн разрыдалась, закрыв лицо руками. Она почувствовала, как королева встала. Морати положила руку ей на плечо и прошептала в ухо:
        — Запомни это унижение, моё прелестное дитя,  — сказала королева.  — Запомни этот момент слабости и осознай, что будущее Нагарита находится в руках тех, кто гораздо сильнее тебя. Приходи ко мне, когда у тебя будет что-то, что ты сможешь предложить своему народу.
        Хеллеброн почувствовала крепкую хватку на руке и смахнула слёзы с лица, когда Морати подняла её вверх.
        — Я сожалею,  — произнесла она.
        — Сожалеешь за меня или сожалеешь за себя, дитя?
        Умоляюще повернувшись к королеве, Хеллеброн увидела, что ни капли сочувствия не было в глазах Морати, чёрных и твёрдых, словно гранит. Королева провела её к двери и едва ли не вытолкнула в коридор, где дожидалась бритоголовая служанка, которая с хитрой ухмылкой посмотрела на растрёпанную княжну.
        — Морай-хег жестока, и она сплела для тебя ничем не примечательную судьбу, Хеллеброн,  — сказала Морати.  — Завтра я даже не вспомню твоего имени.
        Служанка зашла внутрь, и дверь закрылась, стук захлопнувшейся двери был для Хеллеброн как глухой звук воткнувшегося в плаху топора палача, отрубившего мечты Хеллеброн.
        Оставшись одна, княжна вытерла слёзы и метнула острый, словно кинжал, взгляд на закрывшуюся дверь. Она проклинала себя за то, что прибегла к слезам — слезам, что на протяжении многих лет работали для её отца и матери — и прокляла себя ещё раз за то, что не попыталась произвести лучшее впечатление на королеву.
        Это было не важно. Хеллеброн знала, что королева всё равно видела её насквозь, к каким бы уловкам она ни прибегла. Впрочем, Морати была не права. Хеллеброн не была слаба. Да, кое-кто и думал, что она действительно была беспомощной пустышкой, но это была просто маска. Гораздо проще заставить других сделать что-либо за вас, если они думали, что вы не в силах сделать это самостоятельно. Как оказалось, Морати была к этому невосприимчива.
        Страдая от уязвленной гордости, Хеллеброн шла по коридору, раздумывая, как бы могла доказать Морати, что та ошиблась. Она была княжной, и она заслуживала лучшего. И пусть она пока ещё не знала как, но она заставит Морати увидеть, что та ошиблась, вышвырнув Хеллеброн с таким презрением. Она не могла изучать магию, и никакие учителя не сделали бы из неё прекрасную танцовщицу или певицу, но она должна найти способ, которым бы смогла получить то, что, она считала, должно принадлежать ей. Она отправится в Анлек как законная княжна Нагарита.
        «Да,  — подумала Хеллеброн.  — Придёт день, и Морати вспомнит моё имя и увидит меня такой, какая я есть».

        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Властелин убийства

        Несмотря на то что Хеллеброн весьма расплывчато описала свою встречу с Морати — и напускное безразличие, если не антипатию, в противоположность раннему восхищению двором Анлека — свет Атель Торалиена быстро смекнул, что она была унижена королевой. Никто не говорил прямо, но Хеллеброн ясно видела это в мелькавшей в глазах окружающих скрытой усмешке и в как бы случайных ремарках, тонко принижавших её статус истинной княжны.
        Никогда не уходившая от борьбы, Хеллеброн не стала делать этого и сейчас и не скрылась от шепчущих обвинений. Она присутствовала на каждом празднестве и маскараде, устраивала вечеринки в палатах своего отца и высоко держала голову, когда бывала в общественных местах.
        Однако наедине с собой всё было иначе. Оставаясь в одиночестве, она чувствовала, как разочарование переполняло её душу. Несмотря на все напряжённые размышления после встречи с Морати, Хеллеброн никак не могла придумать способа поднять свой статус. Она уже и так получила двойной удар: от нахождения в колониях и от рождения от правителя, который был князем по званию, но не по крови.
        В Нагарите не имело никакого значения, что Атель Торалиен был крупнейшим городом колоний и держал в своих руках ключ к будущему народа наггароти. В сердцах рождённых в Нагарите эльфов всегда оставались сомнения в отношении Атель Торалиена, ибо был он спасён князем Малекитом и по закону наггароти являлся завоёванной территорией. Князья и командиры Нагарита с радостью носили золото и драгоценности, прошедшие через порты города, но в их глазах атаель торалиенцы были лишь частично наггароти, лишь чуть выше других княжеств Ултуана, однако для эльфов колоний с этой малости было немного толку.
        Так Хеллеброн страдала втайне ото всех, снося завуалированные оскорбления и произносимые с ухмылкой двусмысленные комплименты, каждую ночь обливая слезами подушку, пока острая тоска гнала прочь сон.
        После торжественного визита Морати Атель Торалиен изменился. Королева привезла с собой множество жрецов и жриц из Нагарита. Несмотря на то что князь Малекит относился к ним менее чем приветливо, имея мало времени на слабости богов и богинь, однако после его отбытия в пустоши Севера для культов наступило время расцвета.
        Различные секты стали частью общественного устройства города, и Хеллеброн, как и остальная знать, также не миновала их. Популярность богов менялась, словно моды и формы стихосложения: за сезон знать города могла присутствовать на мрачном поминании умерших, наблюдая за жрецами Эрет Кхиаль, следующие полгода — за распущенными танцами и оргиями в храме Атарты, а летом банды дворян отправлялись на долгие охоты, посвящая убийства Анаф Раэма.
        Церемонии сект стали неотъемлемой частью общественного календаря, и Хеллеброн прикладывала все возможные усилия, чтобы присутствовать на самых значимых, и расточала своё внимание на наиболее уважаемых и благочестивых лидеров. Однако, несмотря на всю её самоотверженность, она всегда находилась где-то на периферии, её не звали выступать на жертвоприношении, не упоминали как одного из благодетелей культа, никогда не предлагали глубже погрузиться в тайны богов, как бы она не демонстрировала своё желание узнать больше.
        За пять лет политических игр и покровительства положение Хеллеброн не стало выше ни на йоту. Отчаяние вновь угрожало захлестнуть её, когда религия не смогла дать ей того, что она так отчаянно жаждала. Лидеры культов были недалёкими, жрецы и жрицы боролись друг с другом за большее признание и влияние. Оставаясь разобщёнными, ни одна секта не сможет взять в свои руки достаточно власти, необходимой, чтобы выйти за грань первых на периферии и привлечь внимание Морати.
        Однажды в жаркий летний вечер Хеллеброн сидела и смотрела в окно. Она глядела на бескрайние просторы Великого океана и с горечью представляла себе высокие башни Анлека далеко на западе, на Ултуане. Пока солнце опускалось в золотистые волны, её наполняло чувство, что Нагарит может вполне быть для неё в другом измерении и так там и остаться, несмотря на все её потуги. Конечно, отец мог бы нанять корабль и отправить её в Анлек, но Хеллеброн сама не отправилась бы туда, если бы у неё не было ничего, что она могла бы предложить, пусть богатство её отца и намного превосходило оное некоторых древних княжеских родов. Однако, спустившись на пристань Галтира, Хеллеброн бы всё равно оказалась на одной ступени с дочерью какого-нибудь фермера или купца.
        Стук в дверь прервал её размышления. Она поправила несколько мятежных локонов, приняла задумчивую позу и пригласила посетителя войти.
        — Добрый вечер, сестра,  — сказала Лириэт, входя в комнату в тени высокого капитана, облачённого в чеканную яркую броню, с украшенным сапфирами нагрудником.
        — И тебе привет, сестра,  — ответила Хеллеброн вставая. Она вежливо поклонилась спутнику Лириэт.  — А это, должно быть, Маэнредил.
        — Для меня удовольствие и честь встретиться с вами, княжна,  — сказал Маэнредил. Волосы у него были чёрные как смоль, зачёсаны назад и удерживались золотым обручем. У него был живой взгляд — на мгновение замерев на Хеллеброн, быстро пробежал глазами по её комнате, на лету схватывая все детали.  — Вы столь же прекрасны, как и ваша сестра.
        Хеллеброн всё ещё испытывала удовольствие, когда её называли княжной, и могла заметить веселье в глазах капитана. Её сестра мудро выбрала себе любовника, Хеллеброн поклялась себе, что никогда не выйдет замуж меньше, чем за князя.
        — У меня есть кое-что интересное для тебя,  — сказала Лириэт.  — Маэнредил хочет показать нечто особенное, подобно которому ты ещё не видела.
        — Весьма расплывчатое приглашение, сестра,  — заметила Хеллеброн. Её взгляд скользнул к Маэнредилу.  — Если это какая-то форма атартийской оргии, то я вынуждена отказаться. Хотя есть много плотских утех, которые вызывают наслаждение, но я не могу заставить себя делать это в компании родной сестры.
        К его чести, Маэнредил смутился и отвёл взгляд. Лириэт, впрочем, похоже этого не заметила.
        — Нет, сестра, это кое-что иное. Это воинская церемония.
        — У меня нет желания смотреть на расхаживающих туда-сюда солдат,  — ответила Хеллеброн.
        — О, это очень сильно отличается от подобного,  — хихикнув, ответила Лириэт.  — Я не хочу портить сюрприз, но, прошу тебя, пойдём с нами. Что ещё тебе делать сегодняшним вечером? Сидеть здесь, обижаясь на звёзды за их красоту и на волны за их мелодичные голоса?
        Хеллеброн оглядела парочку, стоявшую на самом пороге. Игривое выражение в глазах Маэнредила вернулось.
        — Я думаю, вы найдёте этот вечер весьма интересным и поучительным,  — сказал капитан.  — Очень немногие леди принимали в нём участие, но те, кого всё же допустили, не отзывались иначе, как с восторгом.
        — Ну, ладно,  — ответила Хеллеброн, делая вид, что позволила себя уговорить. На самом деле, она была весьма заинтригована. Она не видела, чтобы её сестра была так увлечена другим эльфом с той поры, когда та была ещё ребёнком, и было вполне разумно провести некоторое время с Маэнредилом, чтобы поближе узнать эльфа, который потенциально мог стать близким родичем.
        Когда Хеллеброн спросила, что ей стоит надеть, Лириэт сказала, что встреча произойдёт за пределами города. С помощью Лианнин она быстро выбрала одежду для верховой езды, туго заплела волосы и натянула длинные сапоги. Они уже неслись вскачь по восточной дороге, когда солнце, наконец, закатилось за Атель Торалиен. Маэнредил достал фонарь, и они последовали за его свечением, когда воин свернул с главной дороги и повёл их на юг, в сторону леса.
        Они ехали до тех пор, пока единственными источниками света не остались фонарь Маэнредила и звёздный полог на небесах. Когда тропинка скрылась под лесным карнизом, Хеллеброн разглядела проблески света впереди: факелы. Вскоре они догнали других эльфов, что верхом и пешком следовали на юг. Большинство в доспехах, некоторые, однако, были облачены в более изящные одежды.
        Они выехали на поляну, освещённую костром, пламя которого поднималось на уровень верхушек деревьев. В его багровом свечении Хеллеброн могла видеть сотни эльфов. Дым относило под деревья и задерживало между ветвями, словно багровый туман. Хеллеброн почувствовала запах куда более сильный, чем запах сжигаемой древесины, запах равно едкий и сладкий, который она никак не могла узнать.
        — Посвящение Анаф Раэма?  — вздохнула Хеллеброн.  — Я присутствовала на большем количестве жертвенных охот, чем хотела бы помнить. Знаешь, сестра, это весьма разочаровывающее.
        Ответом Лириэт стала улыбка и кивок головой в сторону костра. Маэнредил помог Лириэт слезть с коня, а после то же самое сделал и для Хеллеброн. Взяв под руки обеих сестёр, он подвёл их к краю поляны. Подойдя к костру, Хеллеброн показалось, что она смогла узнать этот странный запах в дыму — запах обжаренных кабанов. Она вгляделась в тушу, висящую над огнём, но было трудно что-либо разобрать. Прищурившись, ей удалось разглядеть несколько костей среди брёвен. Теперь, оказавшись на поляне, Хеллеброн могла видеть, что земля была тёмной, покрытой плотным слоем пепла от многочисленных церемоний.
        Некоторое время они молча ждали, Хеллеброн тщательно пыталась скрыть подступающую скуку. Изучение остальных участников лишь слегка отвлекло её: почти все были солдатами разных рангов. В доспехах, с мечами на бёдрах, они терпеливо ждали, ничего не говоря.
        — Когда уже что-нибудь начнётся?  — прошептала Хеллеброн.  — Я не собираюсь нюхать дым всю ночь.
        — Тихо,  — ответил Маэнредил. Его голос был скорее успокаивающим, чем резким, но Хеллеброн всё равно почувствовала себя оскорблённой. Она была княжной, и не какому-то капитану было затыкать её подобным образом.
        Однако её протесты умерли, так и не сорвавшись с губ, когда эльфы справа от неё расступились. Эльф — лет семисот, не менее — неспешно вышел из-под линии деревьев. Он был обнажён, за исключением куска ткани красного цвета, обёрнутой вокруг бёдер. Ткань выглядела странно жёсткой, пока Хеллеброн не поняла, что она задубела от пропитавшей её крови, грудь и руки эльфа покрывала сеточка мелких шрамов. Его белые волосы были спутаны в неряшливые колтуны, торчавшие из головы, словно шеи гидры. В одной руке он держал длинный нож с зазубренным краем, в другой — большой, оправленный в золото глиняный кубок.
        За ним в две линии шествовал десяток прислужников — из которых двое были девицами, а остальные мужами — облачённых лишь в красные плащи. На их телах были нарисованы багровые руны — кровью, как догадалась Хеллеброн. Каждый держал в руках различные инструменты: лезвия, крюки, блюда и чаши.
        Первосвященник остановился перед пламенем и повернулся к собравшимся. Чётко вырисовывавшийся на фоне огня, он поднял руки и запрокинул голову. И тут из горла жреца вырвался настолько потусторонний визг, что Хеллеброн от неожиданности отшатнулась. Визг был непохож ни на что, слышанное ею ранее: в нём слился вой раненного животного и рёв дикого хищника.
        Прислужники один за другим присоединили свои голоса к долгому крику, каждый новый вопль поднимал крик на новую высоту, разнося его над лесом. Несколько десятков эльфов в толпе также присоединились к хору, их бессловесные вопли вызвали у Хеллеброн мысли о боли и голоде.
        Руки жреца упали. Он скрестил их на груди, заставив собравшихся умолкнуть.
        — Хвала Кхаину!  — его голос был сух, как трут, но легко разнёсся над поляной, достав до самых дальних её уголков.  — Воздадим же благодарность Ему за последние победы и попросим приложить Его божественную руку к будущим завоеваниям! Слава Владыке Крови, Князю Смерти, за то, что привёл он наших врагов на наши клинки!
        — Многие из вас отправятся на юг и на запад, в места, где орды назойливых тварей собираются в тёмных лесах. Давайте восславим сегодня Кхаина, а завтра принесём его проклятие нашим врагам. Пусть познают они красную ярость Его последователей, и с Его именем на губах сразите врагов, что посмели посягнуть на наши земли. Да изопьёт Кхаин глубоко из подношений, что сделаем мы этой ночью, как обещание насытить Его голод по плоти и утолить кровавую жажду в битве.
        Жрец изучающе оглядел толпу. Хеллеброн почувствовала, как его взгляд пал на неё, и шагнула назад, бессознательно укрывшись за спиной Маэнредила. Взгляд жреца скользнул дальше, и она с облегчением выдохнула. Хеллеброн дрожала, хотя и не могла понять причину внезапно охватившего её страха.
        — Это прекрасно,  — продолжил жрец,  — видеть новые лица среди уже знакомых. Наш владыка Аэнарион, основатель Нагарита, король Ултуана, был бы горд, увидев тех, кто пошёл по его стопам. Разве не благословение Властелина Убийств было запечатлено на хмуром челе Аэнариона, что позволило ему сокрушить демонов? Разве не благословлённый Кхаином клинок взял в руки наш король, чтобы разить врагов? И теперь, как и тогда, Владыка Убийства с удовольствием смотрит на кровавые деяния, выкованные в Его честь и с Его именем на устах.
        Хеллебон почувствовала лёгкое головокружение. Сквозь туман, заволокший её мысли, она поняла, что, кроме дыма и запаха горелой плоти, было что-то ещё, что-то, исходящее от костра, какой-то наркотик. Она не была чужда некоторым наиболее экзотическим листьям и кореньям, добываемым в колониях, лежавших дальше на восток, но позволяла себе пробовать подобное лишь в компании тех, кого хорошо знала. В глубине души она возражала против того, что её погрузили в наркотический дурман против воли, но любой протест, который она могла бы высказать, остался глубоко внутри, сдерживаемый усыпляющим эффектом паров, которыми она дышала.
        Взглянув на Лириэт, она увидела, что сестра, широко раскрыв глаза, ловила каждое слово жреца. Лицо Маэнредила раскраснелось, его дыхание стало прерывистым. Пытаясь вырваться из дурмана, Хеллеброн заметила и других в толпе, которые были затронуты подобным образом, их зубы обнажились, руки сжалась в кулаки. Покачнувшись, она развернулась к жрецу, который продолжал свою речь.
        Его слова потеряли всякий смысл, и тепло пламени напоминало обжигающий лёд на коже Хеллеброн. Это было приятное ощущение, расслабляющее и бодрящее одновременно, словно томный танец с прекрасным женихом, который обещал куда более бурные деяния чуть позже. Хеллеброн почувствовала тяжесть плаща, давившего на плечи, и рывком сбросила его на землю, радуясь освобождению от его удушающего захвата.
        Прикосновение руки к коже вызвало дрожь возбуждения. Она провела длинными ногтями по изящному горлу, наслаждаясь новыми ощущениями. Каждое чувство было усилено пением жреца и его последователей: дым, потрескивание пламени, ветер, касающийся кожи, мягкость земли под ногами.
        Хеллеброн хотелось ещё усилить эти чувства и удержать их. Она сорвала сапоги и отшвырнула в сторону, упиваясь прикосновением земли к обнажённым ступням. Её одежда была слишком тугой, она душила её, была барьером между ней и миром. Она вцепилась в воротник своей свободной рубашки и собралась было освободиться от её тканой тюрьмы, когда почувствовала на плече руку Маэнредила.
        Внезапное касание вырвало Хеллеброн из транса. Но, по-прежнему находясь под воздействием дурмана, она не испытывала ни малейшего смущения за свои действия, ибо неожиданно обнаружила, что была не одна.
        Что-то рычало и ворчало во тьме за пределом света костра. На миг Хеллеброн охватил страх, что какое-то существо пробралось в лес, возможно, кровожадный дух самого Кхаина. Она прижалась к Маэнредилу в поисках защиты и увидела, что Лириэт вцепилась в другую руку их спутника, широко раскрыв глаза от волнения, тонкая струйка крови стекала по её подбородку из прокушенной губы.
        Что-то продиралось через подлесок.
        Отблески огня, отражаясь в глазах, приближались из тьмы. Эльфы замолчали, во все глаза уставившись на приближающееся создание. В наступившей тишине задыхающийся хрип разнёсся надо всей поляной.
        Зверь из леса, наконец, появился. Ростом он был примерно с эльфа, но гораздо шире в плечах и груди. Козлиная голова с шестью вьющимися рогами, руки и ноги покрыты шерстью, и хоть и в вертикальном положении, но ходил он на копытах, а не ногах.
        Хеллеброн вздрогнула, но вокруг, казалось, никто не выказал даже намёка на беспокойство. Только оправившись от первоначального шока, она заметила, что руки зверолюда были завязаны за спиной, а чуть позади за зверем шли солдаты-наггароти с копьями наперевес.
        Красные глаза раздражённо взрёвывавшего зверолюда впились в окружающих его эльфов, сердитых и растерянных. С рычанием, обнажившим ряд заострённых зубов, он ринулся на собравшуюся аудиторию. Ближайший охранник среагировал мгновенно, врезав древком копья по ногам существа и свалив его в центр покрытой золой, вытоптанной поляны. Тварь скорчилась в пепле, и подошедший второй воин врезал копьём по челюсти зверолюда, оглушив создание.
        Вздёрнутый обратно на ноги, пошатывающийся зверолюд был подтащен к первосвященнику. Прислужники мгновенно облепили жертву, поставив зверя на колени и оттянув назад голову за рога и шерсть, обнажая его могучую грудь и увитое венами горло. Первосвященник осторожно провёл кинжалом по собственной груди, прочертив тонкий разрез на коже. Единственная капля вытекла из ранки. Первосвященник позволил ей упасть в подставленный кубок.
        Повернувшись к огню, он поднял кубок в здравице.
        — Я приношу в жертву собственную кровь, потому что вся кровь течёт быстрее во имя Твоё, могучий Кхаин,  — первосвященник повернулся обратно к своим последователям.  — Со временем мы все будем молить, чтобы отказаться от себя во имя Твоё на поле кровопролития.
        — Хвала Кхаину,  — выдохнула толпа.
        Хеллеброн во все глаза смотрела на зверолюда, когда тень от нависшего над ним первосвященника накрыла зверя. Нож блеснул в свете костра, и на тёмной коже груди зверя появилась красная полоса. Снова и снова опускался острый как бритва нож, едва касаясь тела жертвы. Вскоре кровь текла из двух десятков ран по всему телу и рукам зверолюда. Порезы были настолько тонкими, что казались Хеллеброн красной паутиной, сплетённой каким-то неизвестным пауком. Кровь стекала по грубой коже зверя, пропитывая шерсть и собираясь в складках плоти.
        Прислужники снова вздёрнули зверя на ноги, и кровь ещё сильнее заструилась из его ран, пятная вытоптанную землю.
        — Пусть это будет первой из многих жизней, которую Ты отведаешь в ближайшие дни!  — крикнул первосвященник.  — Хвала Кхаину!
        Он вонзил кинжал в живот существа.
        — ХВАЛА КХАИНУ!  — взревела толпа.
        Дико взревев, зверолюд попытался было сопротивляться, но был брошен на землю. Четверо прислужников напрыгнули на зверя и, вонзив в порченую плоть длинные ногти, прижали его лодыжки и запястья. Остальные мгновенно приступили к работе, клинками и крюками разрезая кожу, мышцы и жир, обнажая кости и внутренности. Кусок за куском зверолюд был вскрыт и выставлен на всеобщее обозрение.
        Хеллеброн была очарована. Замысловатость работы увлекла её. Каждый росчерк кинжала был приложен с любовью, напоминая смертоносную ласку. Кровь гипнотизировала: эссенция жизни, постепенно покидающей крепкое тело создания. Показались скользкие трубки и странного цвета органы, и прислужники принялись за рёбра создания, разрезая их и отжимая одно за другим, открывая взглядам лёгкие и сердце. И всё это время первосвященник держал чашу, наполняя её хлещущим багрянцем.
        — Хвала Кхаину!  — пронзительно выкрикнул первосвященник.
        — ХВАЛА КХАИНУ!  — взревела толпа.
        Первосвященник закончил работу, передав чашу с кровью помощнику, чтобы самому вырезать дико бьющееся сердце создания. Мгновение оно ещё билось в его руке, выкачивая кровь на обнажённую плоть руки эльфа.
        — ХВАЛА КХАИНУ!!!  — разнёсся над лесом вопль, и Хеллеброн поняла, что и сама присоединила свой голос к взревевшим в поклонении эльфам.
        Первосвященник швырнул окровавленное сердце в яростное пламя, его лицо было обращено к небу. Хеллеброн подняла голову, и показалось, что сами звёзды на мгновение полыхнули красным. Она ощущала энергию, закручивающуюся вокруг поляны: в воздухе, в земле, в эльфах вокруг неё.
        Это была сила. Это была сила, к которой она могла прикоснуться, контролировать, формировать её узор.
        Кубок с кровью пустили по кругу, каждый эльф, бравший его в руки, делал глоток. Пока кубок совершал круг вокруг поляны, Хеллеброн беспокойно переминалась с ноги на ногу, сгорая от желания приобщиться к силе зверолюда, отчаянно жаждая ощутить благословение Кхаина.
        Лириэт испила первой, слегка смочив губы, краткие морщины отвращения появились на её лбу. Маэнредил же набрал полный рот, с удовольствием проглотив звериную кровь. Он улыбнулся Хеллеброн, обнажая испачканные кровью зубы и багровые дёсны.
        Хеллеброн чуть ли не вырвала кубок из его рук. Она была последней. Содержимое кубка она выхлестала одним судорожным глотком, ощутив железо, и лес, и голод. Густая жидкость скользнула по горлу и наполнила её теплом — не теплом крови, а чем-то другим. Она провела пальцем по краю бокала и слизнула последние липкие пятна.
        Хеллеброн вдруг осознала, что все взоры обращены на неё. Беспокойный ропот разнёсся над толпой. Она повернулась и бросила пытливый взгляд на Маэнредила.
        — Последняя кровь для Кхаина,  — тихо сказал капитан.  — Она должна быть вылита в пламя.
        Испуганная, Хеллеброн развернулась к первосвященнику.
        — Я не собиралась проявить неуважение!  — выкрикнула она.  — Я не знала.
        Первосвященник ничего не сказал, когда один из прислужников вырвал бокал из рук Хеллеброн.
        — Стой!  — прорычала Хеллеброн. Она вырвала кубок и оттолкнула протестующего прислужника. После чего прошествовала через поляну и остановилась прямо перед первосвященником, протягивая ему кубок.
        — Сделайте это,  — сказала она.
        Жрец-кхаинит взял кубок, но Хеллеброн не выпустила его, вместо этого притянув его к своему животу. Другой рукой она схватила жреца за запястье и потянула руку, которая держала жертвенный кинжал.
        — В знак извинения я предлагаю могучему Кхаину свою кровь.
        Хеллеброн заставила руку первосвященника опуститься. Лезвие кинжала чиркнуло по груди эльфийки, прорезав кожу. Кровь хлынула из раны и полилась в кубок. Ощущение было почти непреодолимым, белый жар, который прожёг её до самого сердца.
        — Слава Кхаину!  — выкрикнула она, отталкивая первосвященника прочь.
        Кхаинит в замешательстве смотрел на Хеллеброн. Разочарованная, она выхватила кубок у него из рук и подошла к огню. Перевернув сосуд, она отдала пламени собственную кровь.
        — Прими это подношение, Владыка Смерти, Принц Убийства!  — Хеллеброн подняла кубок над головой и повернулась к остальным эльфам на поляне.  — Благослови меня Твоим божественным гневом. Подари мне вечную ярость.
        Она упала на колени, слёзы радости текли по её лицу. Ошеломлённые эльфы на мгновение замерли.
        — Хвала Кхаину!  — первым выкрикнул Маэнредил. Остальная часть собравшихся подхватила крик, и Хеллеброн упала на живот, корчась от радости и выкрикивая молитвы Владыке Кровопролития.
        Она не знала, как долго это продолжалось. В конце концов, красный туман, заволокший её сознание, развеялся. Остальные покидали поляну. Лириэт и Маэнредил стояли в стороне, ожидая Хеллеброн. Она ощутила жгучую боль чуть выше груди. Засохшая кровь пропитала её блузку. Послеобразы мелькали в голове: умирающий зверолюд, поднимающееся пламя, её кровь на кинжале. Она не могла поверить, что всё закончилось так быстро.
        Хеллеброн встала, отряхивая пепел с одежды, и повернулась к первосвященнику.
        — Я прошу тебя, пророк Кхаина, научить меня большему,  — сказала она. Хеллеброн вновь схватила его за руку с кинжалом и притянула к себе так, что кончин ножа упёрся в грудь, чуть выше её сердца.  — Позволь мне служить Кхаину моей жизнью, или мне останется предложить Ему лишь собственную смерть.
        Кхаинит улыбнулся и приложил покрытую запёкшейся кровью ладонь к щеке Хеллеброн. Она посмотрела ему в глаза, и на мгновение ей показалось, что он вонзит кинжал ей в грудь.
        Убийственная жажда покинула взгляд кхаинита, и он отвёл кинжал.
        — Он прикоснулся к вам так, как редко прикасался к кому другому, моё дитя,  — сказал первосвященник.  — Я приду к вам завтра, и мы посмотрим, захотите ли вы остаться верной этому пути.
        — Я честна,  — ответила Хеллеброн.  — Я стану возлюбленной Кхаина, преданной ему без остатка.
        — Завтра,  — сказал кхаинит.  — Когда взойдёт солнце и ваша плоть охладится, мы увидим, будете ли вы чувствовать то же самое. Пока это моё последнее слово.
        Хеллеброн отступила и кивнула. Отвернувшись, она лёгким шагом пересекла поляну и присоединилась к Лириэт и Маэнредилу. Её глаза открылись. Она могла чувствовать прикосновение Кхаина в своей душе, оно всегда было там, но теперь оно пробудилось. Она знала, что должна была сделать.
        Хеллеброн нашла то, что искала. Она поедет в Анлек как жрица Кхаина, и все будут бояться и трепетать перед ней. И никто, кроме Аэнариона, не будет величайшим слугой Кхаина.

        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Путь крови

        Хеллеброн даже не была уверена, какой именно из хрящеватых органов был сердцем. Она порылась в груди гоблина, ища что-то, что могло быть главной артерией. Её нож кромсанул здесь и там, пока в лицо, наконец, не ударила тугая струя едкой крови.
        — Нашла!  — радостно вскрикнула она, вырывая орган.
        Летриус, первосвященник, терпеливо улыбнулся. Хеллеброн выжала орган, до последней капли тёмной крови, в кубок, а затем бросила сердце на жаровню, где оно зашипело и зашкворчило. Тени плясали на стенах и потолке маленькой каменной комнаты. Она с сомнением посмотрела на напоминающую ил субстанцию в кубке.
        — Я должна выпить это?
        — Если жертва недостаточно хороша для тебя, то что говорить о Кхаине?
        Хеллеброн со вздохом согласилась и поднесла кубок к дрожащим губам. На мгновение остановившись, она нагнулась, чтобы вдохнуть немного опьяняющего дыма, исходившего от жаровни. Сожжённый дремокорень наполнил лёгкие и её тело расслабилось.
        — Это может помочь,  — сказал Летриус, высыпав землянистый порошок в гоблинскую кровь.  — Яд клинков делает вкус крови слаще и увеличивает эффект дремокорня.
        Надеясь, что это правда, и понимая, что больше ничего другого ей всё равно не остаётся, Хеллеброн залпом выхлестала кубок и сразу же проглотила, чтобы не успеть распробовать гоблинскую эссенцию на вкус. Это было отвратительно, в крови зеленокожего не было ни капли жизненной энергии, которую она вкусила с кровью зверолюда на первой церемонии.
        — Хвала Кхаину,  — сказала она, выливая остатки на жаровню. Пламя едва не погасло, но всё же удержалось. Оно сжалось и на мгновение полыхнуло синим, прежде чем вновь окрепнуть и вернуться к нормальному цвету.
        Летриус удовлетворённо кивнул.
        — Ты способная ученица,  — сказал жрец.  — Ты внимательна, преданна и готова учиться.
        — Спасибо,  — ответила Хеллеброн, беря полоску ткани, протянутую Летриусом, и вытирая губы.
        — Уже свыше ста дней ты приходишь ко мне, чтобы познавать пути Кхаина,  — сказал Летриус.  — Однако если ты хочешь по-настоящему овладеть путями Владыки Убийства, мы должны проводить вместе намного больше времени. Приходить сюда каждые несколько дней — недостаточно. Если ты действительно хочешь стать апостолом Кхаина, то должна отказаться от своей жизни и всё своё время посвятить служению Ему. Если ты не готова сделать это, то никакого смысла в продолжении обучения нет.
        — Но вы же собираетесь покинуть Атель Торалиен,  — ответила Хеллеброн.  — Вы хотите, чтобы я отправилась с армией? Покинула город?
        Летриус пожал плечами.
        — Если ты не готова полностью отдать себя в кровавые объятия Кхаина, я больше не буду учить тебя.
        — Мой отец не одобрит этого.
        — Не все жертвы приносятся огнём и кровью, Хеллеброн. Ты стоишь перед выбором. Не спеши. Приходи ко мне через два дня, в ночь перед началом нового похода.
        Хеллеброн кивнула, с почтением поклонилась и быстро вышла из алтарной комнаты. Она медленно поднималась по каменным ступенькам, до сих пор испытывая лёгкое головокружение от дремокорня и яда клинков. Недолгий подъём вывел её под открытый купол храма, крыша и колонны были вырезаны из черного гранита, на поверхности выгравированы руны Кхаина.
        Армия собиралась на окружающем храм поле, захватывая пространство чёрными и фиолетовыми шатрами, загонами, складами, оружейными и кухнями. Наггароти готовились к походу далеко на юг и восток, чтобы захватить новые земли для князя Малекита и Ултуана.
        Когда Хеллеброн пересекла полосу истоптанной грязи, действие наркотиков прошло, и в голове запульсировала боль. Однако она почувствовала и другую боль — боль нерешительности. Летриус поставил её перед простым выбором, но сделать его оказалось не так-то и просто. Действительно ли она хочет отказаться от своего наследия как дочери правителя Атель Торалиена? Сможет ли она обходиться без удобств, к которым была приучена с самого детства и наслаждаться которыми уже привыкла, жить в каком-нибудь тёмном храме и взад-вперёд таскаться по миру по пятам армии?
        Это заставляло её в нерешительности задуматься. Она вспомнила, чем привлёк её Кхаин, что было в стороне от монументального ощущения могущества и энергии получаемой от жертвы: власть. Первосвященники обладали серьёзным влиянием, а роль Кхаина в армии Нагарита и узы Аэнариона были мощным инструментом. Любая сила была ничем, если Хеллеброн не могла взять её с собой, когда, наконец, отправится на Ултуан.
        Она подошла к колодцу, набрала немного воды и смыла кровь с рук и лица. Стоявшая неподалёку красная палатка была отведена первосвященнику и его послушникам. Хеллеброн нырнула внутрь, сняла окровавленную одежду и облачилась в тёмно-красное платье, перетянув его плотным чёрным поясом.
        Всё в палатке являлось инструментами Кхаина: чаши и ножи, крюки и гравировальные пилы. Диадема из чёрного эмалированного железа лежала на небольшом каменном алтаре. Хеллеброн никогда не видела, чтобы Летриус носил корону Жертвоприношения, и задумалась, что бы это означало. Она знала только её название, так что решила спросить первосвященника, когда вернётся.
        Краткое отвлечение успокоило её мысли. Связав свою судьбу с Летриусом, Хеллеброн нисколечко не поможет своему возвышению. Для Морати это не будет означать ровным счетом ничего — Хеллеброн станет просто одной из множества жрецов и жриц Кхаина, обслуживавших армии Нагарита. Она должна была сделать нечто большее. Подобно тому, как Морати принесла поклонение Эрет Кхиаль, Морай-хег, Анаф Раэма и другим богам и богиням, Хеллеброн должна была донести до народа Атель Торалиена мощь Кхаина.
        Летриус был слишком закостенелым, но всё-таки оставался истинным жрецом. На данный момент он всё ещё был полезным кладезем знаний. Когда она узнает всё, что первосвященник может поведать ей, Хеллеброн изберёт свой собственный путь. Целые дни она проводила в библиотеке отца, исследуя историю Нагарита, вновь и вновь перечитывая легенды об основании королевства Аэнариона. Рассказы о войнах Аэнариона, несущего меч Кхаина, Сеятель Вдов, взволновали её. Она узнала, как бог Убийства благословил наггароти, чтобы они смогли изгнать демонов, окруживших Ултуан.
        Многие из нынешних наггароти уже забыли про это наследие. В то время как прожигатели жизни потеряли себя в навеянных наркотическим дурманом оргиях, а болезненные поэты воспевали Эрет Кхиаль, сердце Нагарита осталось лежать на обочине. Хеллеброн же была княжной, а её отец — гордым воином и одним из самых могучих эльфов в колониях. Это была её обязанность, её долг — напомнить сородичам об их великой истории и позаботиться, чтобы княжество Нагарит сохранило крепкие, чистые традиции Аэнариона.
        Она принесёт Кхаина народу Атель Торалиена и создаст второй Анлек в землях Элтин Арвана. Став жрицей Кхаина, она затмит земные свершения остальных служителей Кровавого бога.
        Хеллеброн ехала обратно в город, её разум наполняли видения, она видела армии последователей Кхаина, готовых выполнить любые её приказы. Она вспомнила эффектный приём Морати в Атель Торалиен и мечтала о том дне, когда и её будет приветствовать восторженная толпа, а имя Хеллеброн будет воспето поэтами на протяжении веков.

        Князь Аландриан принял известие куда лучше, чем ожидала Хеллеброн.
        — Для тебя действительно будет неплохо узнать что-то о наших подданных за пределами городских стен и увидеть мир, не ограниченный гобеленами и подушками,  — сказал её отец. Он наклонился вперёд в своём кресле и положил руки на заваленный свитками стол.  — Однако Лириэт тоже должна отправиться с тобой.
        Хеллеброн колебалась. Разговор шёл слишком хорошо, и она ожидала подобного подвоха.
        — После того как ты выйдешь за границы города, то окажешься вне пределов моей власти,  — продолжил Аландриан.  — Тебе не будет предоставлено ни особого обращения, ни поклонения или командования армией. Хорошо, что ты хочешь стать сильнее, но сделать это тебе предстоит собственными силами.
        — Я понимаю, отец,  — ответила Хеллеброн. Она смотрела на его искреннее лицо и понимала, что это не просто разговоры, чтобы поднять её дух: он имел в виду каждое произнесённое им слово. Он не собирался отрекаться от неё, но и не собирался использовать своё влияние в её интересах.  — Когда мы с Лириэт вернёмся, семья будет гордиться нами.
        — Вы с сестрой должны заботиться друг о друге,  — сказал он.  — Я знаю, что вы близки, но вскорости вы будете нуждаться друг в друге куда больше, чем думаете.
        — А если Лириэт не захочет уходить?
        — Захочет,  — тепло улыбнулся Аландриан.  — Она обожает тебя, и если ты позовёшь, то она последует за тобой.
        Хеллеброн задумалась. Это была ответственность, которую она не предвидела. Одно дело — связать свою судьбу с культом Кхаина, другое — сделать то же самое за свою сестру. Но разве не Лириэт в первый раз отвела Хеллеброн к кхаинитам? Да и к тому же, Лириэт будет рада сопровождать Маэнредила в походе.
        — Я не стану давить на неё, отец, но, если она захочет пойти со мной, мы станем сильнее вместе.
        Аландриан кивнул.
        — Ещё кое-что, дочь. Если ты хочешь познать путь Кхаина так, как это сделали я и многие другие, то должна искать не только церемонии и жертвоприношения, ты должна принять все дары Кхаина и научиться вести войну. Именно это является наследием Аэнариона наггароти, не забудь.
        Теперь уже пришла очередь кивнуть Хеллеброн.
        — Я изучу все кровавые пути как в храме, так и в битве. Покажем тем, в Нагарите, что истинный дух наггароти по-прежнему жив в эльфах Атель Торалиена.
        Князь Аландриан обошёл вокруг стола и, обняв Хеллеброн, погладил её тёмные волосы.
        — Я уверен, ты заставишь меня гордиться собой,  — сказал он. Выпустив дочь из объятий, князь на мгновение задержал руку на руке Хеллеброн.  — Весь Атель Торалиен будет гордиться.
        «И Морати?  — задумалась Хеллеброн.  — Будет ли впечатлена королева?»
        Если звезда Хеллеброн будет ярко светить в колониях, то Морати будет вынуждена признать её достижения.

        Хеллеброн и Лириэт душевно простились с отцом и покинули Атель Торалиен. Жизнь эльфов не измеряется днями, сезонами и даже годами. Сёстры увидели свой первый бой в предгорьях к югу от Атель Торалиена. В то время как она скандировала восхваления Кхаину и призывала благословение Повелителя Убийства, Хеллеброн смотрела, как армия наггароти вырезала орду искривлённых Хаосом зверей. Её восхищала жестокая эффективность отрядов наггароти, ударивших уверенно и с убийственной точностью, словно нож Летриуса.
        Два десятка раненных врагов были доставлены в лагерь, и костры Кхаина в тот вечер пылали горячо. Хеллеброн и Лириэт заняли свои места среди других прислужников, неся святые орудия Кхаина, в то время как Летриус занимался жертвоприношением. Воины наггароти, что отметились исключительными деяниями на поле боя, были помазаны кровью павших врагов, получив за свои жестокие подвиги похвалу от Летриуса и благословение от Кхаина.
        Днём сёстры тренировались вместе с солдатами, учась сражаться как одно целое, два копья среди нескольких тысяч. Ночью же слушали рассказы Летриуса об Аэнарионе и его войне с демонами.
        С каждой историей амбиции Хеллеброн лишь увеличивались, и она понимала, что выбрала правильный путь. В службе Кхаину была слава мифа, а для наггароти не было славы выше.
        Хеллеброн демонстрировала куда больше усердия и терпения, чем в любом другом деле, которым она увлекалась. Она без жалоб терпела долгие переходы, утомительные рассветы и ужасающие столкновения с орками и зверолюдами. Она упивалась жертвами Кхаину и смогла собрать несколько своих собственных последователей в рядах армии наггароти, которые приветствовали её успехи с клинком и красноречивые хвалы Повелителю Убийства.
        Двадцать лет сёстры следовали за армией наггароти, сражаясь в рядах копейщиков, а накануне битв и ночами после многочисленных побед выполняя кровавые ритуалы Кхаина. Под руководством капитанов и суровым взглядом Летриуса Хеллеброн узнавала секреты копья и меча, жертвенного кинжала и молитвы.
        Достижения Лириэт были не менее впечатляющи. Сёстры сражались и восхваляли Кхаина бок о бок и так и возвышались, неотделимо друг от друга. Подхваченная своей преданностью Кхаину, Лириэт отвергала знаки внимания Маэнредила, пока капитан, наконец, не заскучал и пара не прекратила свидания. Сёстры бились друг за друга, за своих братьев по оружию и за Кхаина. Летриус частенько называл их Дочерьми Убийства, прозвище, которое Хеллеброн быстро приняла.
        Через дикие горы, тёмные леса и продуваемые ветрами луга Элтин Арвана проходили наггароти, подчиняя себе всю округу. Временами они сражались в одиночку, а в других случаях соединялись с небольшими армиями других городов-колоний. Такие союзы были чреваты напряжённостью. Наггароти чувствовали, что остальные эльфы пользуются их достижениями, с другой же стороны солдаты других княжеств с подозрением относились к церемониям наггароти и их очевидной любви к убийству.
        Летриус запретил своим послушникам говорить с эльфами других княжеств, но Хеллеброн игнорировала его распоряжения и при каждом удобном случае передавала секреты Кхаина тем немногим, кто был готов слушать. С каждым годом она всё больше убеждалась, что Летриус был слишком мелочным и всё сильнее ревновал к её популярности. Первосвященнику хватало кровавых проповедей перед своими, но Хеллеброн этого было мало — она стремилась распространить слово Кхаина и среди других эльфов, не только наггароти.
        Трижды за эти двадцать лет армия возвращалась обратно в Атель Торалиен. Хеллеброн была придавлена своими ожиданиями на первом триумфальном параде и принимала крики и восхваления жителей, как одна их многих. Во второй раз она вошла в город уже как жрица Кхаина, но обращался к толпе и восхвалял Кхаина Летриус. Хеллеброн снова была обманом лишена заслуженного триумфа, но ничего не сказала. Вместо этого она прислушалась к словам Лириэт, призывавшей её к терпению и самоотверженности.
        Третий же визит вызвал тревогу у Хеллеброн. Народ Атель Торалиена легко пресыщался, и после нескольких лет, когда Дочери Убийства были предметом легенд и сплетен, интерес к их подвигам постепенно угас. Успех армий наггароти принимался как данность, и каждая последующая победа праздновалась с куда меньшим энтузиазмом, чем предыдущая. Зверолюды с Севера были истреблены почти полностью, а орков с Востока вытеснили гномы. Земли Элтин Арвана стали почти столь же безопасны, как пастбища Котика, но наггароти были эльфами действия и не бросили свои войны.
        Хеллеброн раздражало быть одной из многих: как в бою, так и в служении Кхаину. Вместе с Лириэт они искали наиболее умелых мастеров меча и более опытных капитанов, чтобы получать новые навыки, познавать новое оружие и команды. Некоторые из них с удовольствием передавали свои знания. Другие же были тщеславными, самовлюблёнными гордецами, прожившими не одну сотню лет. Этих сёстры соблазняли удовольствиями плоти, покоряя их своей красотой, манипулируя ими, чтобы узнать всё, что те могли им дать, прежде чем вышвырнуть ставших бесполезными любовников прочь.
        Слухи об этих «подвигах» достигли Летриуса, и первосвященник жестоко наказывал сестёр, запрещая им присутствовать на церемониях Кхаина. Хеллеброн страстно желала вырвать контроль из рук Летриуса, но старик был слишком осторожным, чтобы его удалось обмануть, и слишком закостенелым, чтобы она могла поделиться с ним своим грандиозным видением будущего культа.
        Без сцены популярность Лириэт и Хеллеброн в армии пошла на спад. Идя наперекор Летриусу, они скрывали от него своих собственных посвящённых Кхаину, проводя тайные кровавые обряды перед избранной аудиторией из наиболее влиятельных воинов и капитанов. По сравнению с догматическими, застывшими во времени обрядами Летриуса, их жертвоприношения были полны энергии и новизны. Хеллеброн позволяла и другим погружать кинжал в грудь захваченных зверолюдов, орков или гоблинов, разделяя с ними восхваление Кхаина, в то время как Летриус обеими руками держался за свою роль посредника между эльфами и их кровожадным божеством.
        Пройдя по землям, принадлежавшим колонистам других княжеств, наггароти добрались почти до пустынь юга. Здесь, вдали от городов гномов и эльфов, собрались орки, и именно здесь армии Атель Торалиена предстояло вновь испытать себя.

        Орочий посёлок был обнаружен конным разъездом, и на следующий день эльфам предстояло принести туда кровопролитие. Летриус приказал Лириэт и Хеллеброн присоединиться к нему для предбоевых ритуалов, но никакой роли в церемонии они не получили. Хеллеброн раздражённо молчала, глядя, как Летриус без лишней суеты расправляется с жертвами, вырезая сердца и бубня одни и те же устаревшие банальные обращения к Кхаину, которые он произносил уже не одну сотню лет.
        Она смотрела на собравшихся — едва ли треть армии соизволила присутствовать на церемонии — и чувствовала, как даже здесь, среди самых пылких воинов наггароти, поклонение Кхаину ускользает прочь. Воины скандировали «Хвала Кхаину», но глаза их были пусты, а голоса — безжизненны, и это разрывало сердце Хеллеброн.
        Двадцать лет она с трудом создавала собственный миф, и вот даже эта, столь маленькая слава постепенно уплывала прочь с каждым монотонным песнопением. Завтрашняя битва вполне может стать последней на ближайшие годы, и перед Хеллеброн замаячили серые будни, проведённые в безвестности.
        Когда последнее сердце было брошено в огонь, Хеллеброн сгорала от желания схватить Летриуса и бросить туда же. И причиной тому были не только её амбиции, которые разрушал старый жрец, но и желание, как никогда горячее, чтобы с уст каждого эльфа срывались хвалы Кхаину. И пусть Летриус произносил священные слова и хранил легенды, но с каждой бесцветной, безжизненной церемонией старый первосвященник уничтожал наследие Аэнариона. И вскоре Кхаин, спасший эльфов через Аэнариона, сгинет навеки, оставив её народ слабым и беззащитным.
        Когда толпа разошлась, Хеллеброн и Лириэт отправились к своей палатке. Некоторое время Хеллеброн сидела молча, пока сёстры готовили оружие к завтрашней битве.
        — Всем плевать!  — наконец не выдержала Хеллеброн.  — Завтрашний бой станет просто ещё одной схваткой против зеленокожих варваров. Охотничьи ястребы вскоре будут цениться выше, чем мы.
        — Мы по-прежнему делаем работу Кхаина, сестра,  — ответила сестра, проводя точильным камнем по изогнутому лезвию клинка.  — Кровь по-прежнему будет литься.
        — Этого недостаточно!  — отрезала Хеллеброн, в раздражении швырнув меч на ковёр, устилающий пол их палатки.  — Сколько пали от наших рук, сестра? Тысячи душ отправились к Кхаину на поле битвы и в жертвенном костре, и что, хоть слово прозвучало из уст тех, кто должен бы был восхвалять наши имена?
        — Тогда мы должны дать нечто для рассказов,  — ответила Лириэт. Она подняла клинок и осмотрела заточенный край. Удовлетворившись, она вложила меч в ножны, отложила их в сторону и вытащила зазубренный кинжал.  — Нельзя бесконечно рассказывать одну и ту же сказку, сестра. Если это та слава, которую ты ищешь, то тебе надо дать им что-то новое. Они непостоянны, поэтому мы должны захватить их воображение.
        — Или, возможно, мы просто слишком долго отсутствовали, и наши лица и имена забылись,  — Хеллеброн подняла меч, прошептала извинение Кхаину за проявленное к оружию неуважение и провела по лезвию камнем. Точило издало плачущий визг.
        — Мне кажется, сестра, что если ты вернёшься сейчас, то будешь сильно разочарована. Если ты надеешься вернуться и получить лесть, равную той, что получила Морати, то будешь весьма разочарована.
        Хеллеброн зарычала.
        — Неблагодарные льстецы. Чем таким обладает Морати, чего нет у нас?
        — Наследие,  — ответила Лириэт.  — Она была королевой Аэнариона, и за одно это её всегда будут почитать. Если ты не собираешься выйти замуж за Короля-Феникса, то тебе стоит придумать что-то ещё, чтобы захватить воображение наших сородичей.
        — У князя Малекита ещё не было жены…
        — Это была шутка, сестра. Если Малекит до сих пор не женился, то весьма маловероятно, что он вообще когда-нибудь свяжет себя узами брака. А даже если и нет, то есть куда более реальные претендентки на его руку, стоящие в иерархии наггароти куда выше, чем ты или я. Свою славу мы должны заработать своими руками. Разве не ради этого мы начали всё это? Если ты просто хотела выйти замуж за репутацию, то это можно было сделать намного раньше.
        Хеллеброн опробовала заточку, без особого усилия разрезав кусок шёлка. Удовлетворённая, она вытерла смазку с инкрустированного серебром лезвия. Она увидела своё отражение и на мгновение замерла, залюбовавшись собой. Она знала, что была красива, но красота не была чем-то уникальным. Она всматривалась в своё отражение, в свои рубиновые губы, в подведённые тёмной краской глаза, в белизну крашеных волос и бледную кожу.
        — Страх,  — сказала она.
        — Что ты имеешь в виду, сестра?
        — Морати боятся не меньше, чем уважают. Она колдунья, не знающая себе равных. Её окружение запугивает всех своими странными обычаями и таинственными силами. Сама по себе она всего лишь опасна, но как лидер воплощает в себе намного больше. Мы должны заполучить своих собственных последователей, сестра.
        — Отец однажды сказал, что природа власти имеет два аспекта,  — сказала Лириэт.  — С одной стороны — награда, которую обещают тем, кто служит хорошо, с другой — наказание тем, чья служба неудовлетворительна. Что можем предложить мы?
        — Для второго у нас есть нужные силы,  — ответила Хеллеброн, поднимая клинок и касаясь кончиком лезвия кинжала в руках сестры.  — Смерть. Возможно, пришло время предложить Кхаину вкусить нечто получше выродившихся зверей и недалёких орков?
        — Зачем подслащивать каждый приём пищи нашей кровью, когда можно весь банкет сделать намного слаще?  — улыбнулась Лириэт, понимая, что задумала её сестра.
        — Завтра, во время битвы,  — сказала Хеллеброн,  — мы покажем истинные желания Кхаина. Мы дадим армии жертвоприношение, которое не забудут никогда.

        ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
        Помазанные в битве

        Следующее утро выдалось мрачным, словно бы предвещающим нечто дурное. С серого неба крапал мелкий дождик, охладивший пыл лагеря наггароти. Размокшую под дождём землю прорывали сверкающие влажные камни и пятнали глубокие болотистые участки. Горы на востоке были не видны из-за тумана, и пустыню окутал вызывающий уныние мрак.
        Посреди ночи вернулись разведчики, подтвердив местонахождение большого орочьего стана, образованного сделанными из шкур шатрами и палатками. Оценить количество врага было трудно, но разведчики сошлись на том, что зеленокожих было никак не меньше десяти-пятнадцати тысяч — возможно, около полудюжины племён, если не более, объединившихся под давлением успехов эльфов и гномов. Надежда на то, что битва станет чем-то большим, нежели непримечательной, была небольшая — маленькая, с низким боевым духом армия противника и посредственная погода предоставит немного развлечения или зрелищ голодным до битвы наггароти.
        Заглушаемые дождём рожки взвыли, призывая воинов к оружию. Эльфы споро собирались в серебряные, чёрные и фиолетовые линии. Строились полки копейщиков, по бокам занимали свои места лучники и воины, вооружённые сконструированными на манер гномьих арбалетами. Обслуга баллист разобрала свои машины, установленные для охраны по краям лагеря, и поплелась на свои места позади основной линии. Князь Малриад, командующий армией, оседлал укрытого серебряной попоной боевого скакуна и занял своё место во главе рыцарей Атель Торалиена, вымпелы на их копьях безвольно повисли во влажном воздухе.
        Солнце ненадолго пробило серый полог над головой, и покрытые влагой кольчуги и наконечники копий и стрел мгновенно вспыхнули. Ослепляющее действие миновало почти мгновенно, когда облака стали гуще и дождь зарядил с новой силой. Жаровни вокруг лагеря зашипели, палатки затрещали и захлопали, воины наггароти стояли в унылом молчании, огонь, пылающий в их сердцах, был почти затушен отвратной погодкой.
        На юг отправили всадников для слежки за орками и гоблинами. Когда разведчики скрылись с глаз, Малриад подал сигнал к наступлению и трубы проревели приказ строиться в колонну. Хеллеброн и Лириэт заняли свои места, по бокам от штандарта их полка: длинный щит на левой руке, копьё с листовидным наконечником в правой, мечи и кинжалы на бёдрах. Они обменялись согласными взглядами из прорезей своих серебряных шлемов.
        — Всё будет, как мы решили?  — спросила Лириэт.
        — Да,  — ответила Хеллеброн.
        — О чём вы там шепчетесь?  — спросил Нхалек, знаменосец.
        — О работе Кхаина,  — прошипела Хеллеброн.  — Занимайся своими делами.
        Их рота перешла на устойчивый походный шаг, они были третьими в колонне. Рыцари сформировали авангард с полком арбалетчиков позади. За ними следовали ещё четыре тысячи наггароти, извилистая змейка с позвонками из штандартов и серебрившихся копейных наконечников. Дорог не было, так что наггароти шли напрямик через высокую траву, и вскоре их сапоги заляпала грязь, а подолы облачений насквозь промокли.
        Хеллеброн игнорировала размокшую землю, вцепляющуюся в её сапоги и с влажным чмоканьем отпускающую свою жертву, и крепко обхватила древко своего копья, пытаясь скрыть охватившее её волнение. Если какой-то день и нужно была зажечь кровавым спектаклем, то, определенно, сегодня было как раз таким днём.

        Утро уже добралось до середины, всё такое же серое и безжизненное, когда вернулись разведчики, принёсшие известия, что орки снялись с лагеря и отправились на запад к побережью. Отряды гоблинов на волках патрулировали окрестности, но их умения оставляли желать лучшего, так что разведчикам удалось вернуться незамеченными. Зеленокожие не подозревали об армии, что надвигалась на них.
        Когда эта новость добралась до солдат, эльфы приободрились. Князь Малриад приказал ускорить темп наступления. Наггароти перешли на быструю трусцу, эльфы покрывали милю за милей лёгкими, размашистыми шагами, без особых усилий преодолевая заросли кустов и неровности почвы, попадавшиеся на их пути. Позвякивала сбруя скакунов рыцарей и длинная, до колен, кольчуга пехотинцев.
        Дождь прекратился незадолго до полудня, хотя небо по-прежнему оставалось пасмурным. Ближе к побережью поднялся ветер и, наконец, защёлкали и затрепетали флаги и вымпелы, и взъерошились синие, красные, фиолетовые и чёрные гребни на шлемах воинов.
        Воздух был солёный. Хеллеброн облизнула губы, вспомнив вкус крови. Земля под ногами стала твёрже, грязь пустошей уступила место каменистому побережью. Она увидела, как с юго-запада прискакали разведчики, и вскоре звучно взвыли рожки, приказывая разбить колонну и сформировать боевую линию.
        Пока армия наггароти вытягивалась с севера на юг, Хеллеброн, наконец, впервые увидела орду зеленокожих. Впереди земля поднималась, образуя холм, и на его склонах колыхалось зелёное море. Они сгрудились под грубыми тотемами из черепов и костей. Самые крупные орки суетливо носились среди орды, вопя и раздавая тычки, чтобы установить своё господство.
        Мелкие гоблины, рассевшись на спинах серошкурых волков, ждали по краям орочьей армии, вглядываясь в эльфов из-под опушенных мехом шлемов, их маленькие кулачки нервно стискивали кривые древки копий с каменными наконечниками. Ещё больше мелких зеленокожих глумились в передних рядах орочьей армии — сброд, вооружённый кинжалами, дубинками, короткими мечами и круглыми щитами.
        Изменившийся ветер принёс вонь зеленокожих, пронёсшуюся над рядами эльфов. То была влажная смесь из навоза, гниющих потрохов и дёрна, напомнив запах тела животного, сдохшего в лесу и ставшего пищей для червей. Хеллеброн даже не поморщилась: она пила кровь полудюжины орков и гоблинов, и это даровало ей почти полную нечувствительность к их вони. Другим вокруг неё повезло меньше: среди эльфов раздался ропот омерзения, и рычащие оскорбления были выплюнуты в сторону грязных врагов.
        В центре вражеской армии несколько десятков здоровенных орков сидели на спинах не менее впечатляющих кабанов. Их «скакуны» были облачены в разномастную шипастую броню, клыки — обиты металлом. Орки носили грубые безрукавки из недублёных шкур, их зелёную кожу покрывали рубцы старых шрамов, грубые татуировки и боевой раскрас. Злобные красные глазки уставились на эльфов, грубые мечи и жестокие цепы взмахнули в вызове.
        — Глядите, тролли!  — крикнул Нхалек, указывая на юг.
        Больше десятка огромных существ брели вниз по склону позади толпы гоблинов. Каждый тролль был раза в три выше эльфа и раз в пять — гоблина. Их брюхо напоминало котёл, ноги были коротки, а руки — нескладны. Их кожа была глубокого зеленовато-голубого цвета, уши на плоской голове — длинные и оборванные, словно грубая пародия на эльфийские. Тролли облачились в тканые лохмотья и случайным образом расположенные куски плотной кожи, однако их собственная была намного крепче, чем любая броня, которую могли бы сделать орки. Когтистые лапы потрясали вырванными с корнями деревьями и костяными дубинками, усеянными металлическими шипами.
        Позади орочьей армии шайка гоблинов пыталась привести в рабочее положение военную «машину». Это была смехотворная попытка повторить гномью катапульту. Дышащая на ладан конструкция из вымазанной красным древесины и кое-как скреплённая верёвками, камнеметалка выглядела так, что, казалось, развалится ещё до того, как гоблины попытаются метнуть с её помощью камень. Под кнутом орка-надсмотрщика гоблины забили в землю опоры, чтобы обеспечить конструкции устойчивость, в то время как другие медленно, с помощью лебёдки, опускали вниз метательный рычаг, а ещё больше мелких зеленокожих тащили камни для швыряния, которые им удалось собрать в округе.
        Хеллеброн уловила шёпот, пронёсшийся с юга по линии эльфов. Волна недовольства прокатилась по рядам, пока, наконец, не добралась и до Хеллеброн. Слух о том, что ночью разведчики заметили виверну, однако сегодня огромное существо нигде не было видно. Хеллеброн подняла голову, пытаясь высмотреть в небе полудракона, однако нигде не было ни единого признака крылатой зверюги. Другие тоже всматривались в небеса, испытывая неудобство при мысли о могучей твари, незаметно пикирующей на них сверху.
        Не в первый раз Хеллеброн отметила, как спокойна была армия перед битвой. В то время как орки суетились и собирались в беспорядочные толпы, тихие ряды эльфов терпеливо ждали приказов своего командира. Копейные наконечники образовывали прямые линии серебра, а щиты создавали нерушимую красно-чёрную стену. Музыканты сыграли команды, короткие звуки, которые перестроили линию, когда орочья армия, наконец, построилась, и полки без лишней спешки спокойно перешли на свои новые позиции.
        Это было затишье перед бурей, холодный очаг перед тем, как вспыхнет пламя.
        На мгновение Хеллеброн задумалась, что чувствовали зеленокожие, глядя на замершие внизу безмолвные линии эльфийских воинов. Впрочем, она тут же отбросила подобные мысли: орки и гоблины были тупыми тварями, неспособными осознать величие того, что предстало перед ними. И так же точно они были неспособны узнать поражение, смотревшее им прямо в лицо. Раз за разом армии наггароти уничтожали их орды и сжигали дотла их варварские поселения, но зеленокожие всё равно пытались сражаться.
        Насилие было единственным языком, который они понимали. И наггароти предстояло даровать им его столько, чтобы зеленокожие поняли — эти земли принадлежат эльфам.
        Грохот барабанов разнёсся над толпами орков и гоблинов. Сначала это был беспорядочный грохот, просто шум без ритма или цели. Но постепенно грохот сливался воедино, выбивая медленный ритм, к которому присоединились орки, стуча оружием по щитам и топая ногами. Грубые рога проревели вызов, дерзкий и немелодичный. К барабанному грохоту и рёву рогов присоединили свои голоса и орки, выкрикивая басовитые вызовы и оскорбления, изредка прерываемые визгливыми воплями мелких гоблинов.
        Барабанный ритм постепенно ускорялся, вопли становились громче, шум заволок холм в тщетной попытке запутать армию наггароти.
        Князь Малриад вылетел из рядов своих рыцарей, за ним следовал его личный знаменосец. Два всадника проскакали вдоль линии и встали перед лицом воинов. Малриад выхватил меч, его чёрный скакун нетерпеливо бил копытом.
        — Мы можем и громче!  — выкрикнул князь.
        — За Аэнариона!  — в один голос воскликнули эльфы, стуча копьями и пиками и на мгновение заглушив ор и грохот зеленокожих.
        — За князя Малекита!
        Выставив щиты и копья, тысячи воинов сделали шаг, и от их поступи затряслась земля.
        — ЗА НАГАРИТ!
        Этот последний клич превратился в оглушающий рёв, вырвавшийся из глотки каждого воина наггароти.
        Орки не собирались отставать, они увеличили шум и грохот, воя и крича, несомненно выкрикивая разнообразные оскорбления и пустые похвальбы на своём гортанном наречии. Их вожаки, огромные создания выше и шире эльфов, топтались перед своими сородичами, обнажив длинные клыки и рыча.
        Возможно поддавшись страху или волнению, обслуга орочьей военной «машины» открыла стрельбу из камнеметалки. Рычаг резко рванул вперёд. Облако камней размером с кулак прочертило дугу в воздухе. Тысячи глаз в обеих армиях напряжённо следили за его полётом.
        Камни рухнули на землю, взметнув в воздух фонтаны грязи, не долетев сотни шагов до линии эльфов. Ветер донёс до орков смех наггароти, что лишь ещё сильнее распалило зеленокожих. Самые нетерпеливые шайки бросились вниз по склону, с грохотом топая к эльфийской линии. Боясь остаться позади, остальные отряды рванули вслед за ними, и вскоре уже вся зеленокожая орда пришла в движение, беспорядочной толпой разлившись по склонам холма.
        Взмахнув напоследок мечом, Малриад снова присоединился к своим рыцарям. Резкие щелчки возвестили о том, что в дело вступили баллисты эльфов. Словно тёмные пятна, копья пронеслись через сужающееся пространство между армиями. Там, куда они попадали, орки отбрасывались назад, пронзённые насквозь острыми снарядами.
        Хеллеброн поймала взгляд Лириэт, и сёстры кивнули. Бой вскоре должен был начаться всерьёз, и удобный случай будет потерян.
        Сёстры сломали строй и пошли в сторону надвигающейся орды. Лириэт достала пузырёк с темно-красной жидкостью и сделала глоток, после чего передала его Хеллеброн. Она проглотила остаток приправленной наркотиками крови и отбросила хрустальный флакон. Гневолист и злобоцвет сработали мгновенно, наполнив всё тело покалывающей энергией. Пульс ускорился, дыхание стало прерывистым, когда наркотическое зелье потекло по венам.
        Дочери Убийства отбросили щиты и копья, пока изумлённое перешёптывание охватывало армию наггароти. Сбросили кольчугу и шлемы. Затянув пояса с оружием вокруг полуобнажённых тел, Лириэт и Хеллеброн обнажили клинки и повернулись к своим изумлённым товарищам.
        — Мы не нуждаемся в алтаре, чтобы принести жертву Кхаину!  — выкрикнула Лириэт.  — Поле битвы должно стать нашим храмом. Боевые кличи должны быть нашими литаниями. Убийство должно стать нашими подношениями!
        — Вы называете нас Дочерьми Убийства,  — выкрикнула Хеллеброн.  — Сегодня мы предложим нашу кровь и души Кхаину и посвятим себя Богу Убийства в одиночку. Сегодня мы станем Невестами Кхаина!
        Несколько смешков и пренебрежительных замечаний раздалось среди недоверчивых наггароти. Хеллеброн впилась в армию взглядом, обнажила зубы и зарычала.
        — Да не будет никаких сомнений, что мы избраны Кхаином,  — подхватила Лириэт.  — Мы не станем искать укрытия за щитами или защищать своё тело кольчугой, потому что если Кхаин хочет взять нашу кровь, то Он волен забрать её! Наши клинки должны быть нашей защитой, как и учит нас Кхаин. Убивать и не быть убитыми — вот истина Кхаина!
        Одинокая фигура вырвалась из рядов и поспешила к сёстрам. Это был закутанный в окровавленную робу Летриус. Его лицо исказилось от ярости, когда он набросился на Лириэт и Хеллеброн.
        — Это позор!  — прорычал он.  — Немедленно прекратите это богохульство.
        — Это ты позор!  — крикнула Хеллеброн.
        Лириэт вложила в ножны своё оружие и схватила Летриуса. Жрец бился изо всех сил, но хватка эльфийки была крепкой, словно железо, и она заставила старого эльфа опуститься в грязь на колени. Хеллеброн метнулась вперёд, её нож остановился в волоске от горла Летриуса. Жрец опустился ещё ниже, испуганные глаза остановились на Хеллеброн. Остальные прислужники бежали к ним, растерянно крича.
        — Не подходить!  — рявкнула Хеллеброн.
        — Кто здесь рискнёт вызвать неудовольствие Кхаина?  — воскликнула Лириэт.  — Кто из истинных наггароти отвернётся от Того, кто благословил Аэнариона и вложил в наши руки дар смерти?
        — Что ты делаешь?  — вопрос пришёл от князя Малриада. Командующий подъехал к ним и спрыгнул с коня, одна рука двинулась к рукояти меча.  — Это ты собираешься вызвать гнев Кхаина, подняв руку на Его жреца.
        — Он не истинный слуга Кхаина,  — Хеллеброн вложила в эти слова всё своё презрение, до последней капли. Она возвысила голос, чтобы ближайшие к ним воины могли услышать её.  — В каждом сражении мы кладём свои жизни на край клинка Кхаина, в то время как Летриус и его дружки просто смотрят.
        — Пришло время перемен,  — сказала Лириэт.  — Кхаин требует жертв, а всё, что мы предлагаем ему — это кислая кровь гоблинов и грязь зверолюдей.
        — Это безумие,  — прохрипел Летриус.  — Враги почти добрались до нас.
        — Без благословения Кхаина нет победы,  — ответила Хеллеброн.  — Разве Аэнарион пресмыкался пред взором Кхаина, прежде чем взял в руки Сеятель Вдов?
        — Мы предлагаем тебе выбор, жрец,  — продолжила Лириэт.  — Твои обещания Кхаину должны быть выполнены. Разве не говорил ты, что мы все молимся, чтобы отказаться от себя во имя Кхаина на поле кровопролития? Подними же клинок и бейся во славу Его, или мы сами предложим Ему твою кровь!
        — Вы свихнулись, обе,  — взвизгнул Летриус.  — Я не могу сражаться!
        — Да, ты не можешь,  — сказал Малриад.  — Ты требуешь нашего послушания и возносишь молитвы к Кхаину от нашего имени. Невесты Кхаина правы — мы не нуждаемся в тебе. Кровь на наших клинках — достаточное подношение.
        Хеллеброн подняла взгляд в удивлении. Хотя наркотики затуманили её мозг, она всё же почувствовала возможность, большую, чем могла надеяться. Она думала, что либо Летриус станет сражаться и умрёт, ибо не имеет нужных навыков, либо она прикончит его сама. Однако то, что происходило сейчас, было даже лучше.
        — Вы наш командир, владыка этой армии, орудие Кхаина,  — сказала Хеллеброн, заткнув нож за пояс и кладя руку на нагрудник князя. Топот орков был всё ближе. Стрелы разрезали воздух, и крики раненых присоединились к рёву зеленокожих.
        — Быстрее, наш храбрый князь!  — рыкнула Лириэт, угадывая намерения своей сестры.  — Обнови свои клятвы Кхаину кровью этого труса и приведи свою армию к победе!
        — Или поверь его лжи и преклони колено перед ничтожеством, которое может убивать только слабых и беззащитных,  — добавила Хеллеброн.
        Малриад выхватил меч и перешагнул через сжавшегося Летриуса. Дыхание Хеллеброн перехватило, когда Лириэт выпустила жреца и отошла.
        — За Кхаина,  — выдохнула Хеллеброн.
        Князь вонзил меч в горло Летриуса. Кхаинит упал, кровь фонтаном хлынула из раны. Хеллеброн и Лириэт бросились к телу, позволив крови пропитать их одежду, размазывая её по лицам и голым рукам.
        Пьянящее возбуждение момента едва не свалило Хеллеброн в обморок. Кровь стекала по коже, чувствовать её запах, ощущать её вкус — было восхитительно. Она взглянула на Малриада и увидела беспокойство, чуть ли не раскаяние в его глазах. Сделка с Кхаином ещё не была закреплена окончательно.
        Она погрузила пальцы в рану на шее жреца, после чего повернулась к Малриаду. С неспешной целеустремлённостью Хеллеброн начертала руну Кхаина на щеке князя, кровь засверкала на его бледной коже.
        — Кхаин благословляет вас, князь, и ожидает достойного восхваления от вашего клинка,  — сказала она.
        Неуверенно подошли остальные послушники. Они смотрели на двух вымазанных в крови сестёр и командира и, со смесью ужаса и презрения, на безжизненное тело Летриуса.
        — Не бойтесь, братья и сёстры,  — сказала Лириэт.  — Вы стали жертвами лжи Летриуса. Кхаин говорит через нас, и мы поведём вас по пути истинного поклонения. Заберите это.
        — Подождите,  — окликнула Хеллеброн, когда послушники подняли безжизненное тело. Быстро работая кинжалом, она вскрыла грудную клетку старого эльфа. Быстрыми взмахами Хеллеброн вырезала сердце и подняла над головой, чтобы это видели все.  — Нет жизни без смерти — ни одно сердце не бьётся без благословения Кхаина!
        Как только мёртвый жрец был утащен прочь, Малриад вскочил на коня и вернулся к своим рыцарям, проревев подчинённым поток приказаний. Хеллеброн впервые за прошедшее время посмотрела на орков. Они были, возможно, шагах в ста от них. Кривые стрелы падали в траву вокруг, и ещё один валун пролетел над головой. Она посмотрела на свою роту, и они показались ей чужими. Они так сильно отличались от них, от этой безжизненной, безликой стены металла и ткани. Хеллеброн посмотрела на свою сестру, зная, что та разделяет её чувства. Лириэт представляла собой грозное зрелище: её лицо превратилось в кровавую маску вокруг сверкающих глаз, гладкие волосы приобрели тёмно-красный оттенок.
        Они встали бок о бок и обнажили оружие, и вдвоём встретили нахлынувшую на них орочью волну. Хеллеброн не испытывала страха, пусть её и накрыло вражеское море. Гневолист пульсировал в теле, питая праведный гнев, злобоцвет наполнил силой конечности и разогнал сердце так, что его грохот оглушал. Вкус крови Летриуса на губах был слаще любого котикского вина. Она могла слышать резкие вдохи Лириэт и ощущать тепло, исходящее от стоявшей рядом с ней сестры.
        — За Кхаина, сестра,  — сказала Лириэт.  — Пусть кровь течёт.
        — За Кхаина,  — ответила Хеллеброн.
        Орки были массой из металла и зелёной плоти, надвигавшейся на Хеллеброн. Звериное хрюканье наполнило её уши, яркие красные глаза и рычащие клыкастые пасти — всё, что видела. Меч и нож в руках ощущались как свет, как воздух. Она не будет стоять сложа руки и ждать, пока надвигающаяся волна сметёт её.
        Хеллеброн рванула вперёд, бросившись прямо на орков, и Лириэт отстала от неё лишь на шаг. Кровь, запёкшаяся на теле Хеллеброн, стала для неё более крепкой защитой, чем любая кольчуга или броня, и в каждом нерве гудела сила Кхаина.
        Её первый удар вскрыл горло орка, едва не оторвав голову зеленокожего. Хеллеброн рассмеялась, ликуя от ощущения свободы. С копьём и щитом она была одной из многих, дисциплинированной и спокойной. Теперь же её дух, наконец, был свободен, не сдерживаем строем или приказами.
        Наступающие орки пронеслись мимо неё. Она ныряла и уклонялась между их звероподобными тушами, лезвия мелькали, каждое их прикосновение оставляло глубокие раны на мордах и конечностях зверей. Даже стеснённая окружившей её массой плоти, она ни на мгновение не останавливалась, парируя прямолинейные удары, а её клинки плели кровавые завораживающие узоры.
        Это было крайне безрассудно, но Хеллеброн было всё равно. Она снова рассмеялась, когда скользнула в сторону, уклоняясь от метнувшегося к ней щита, и взвизгнула от восторга — поднырнув под опускающийся тесак.
        Грохот металла накрыл её. Она повернулась, одновременно чиркнув краем клинка по затылку зеленокожего, и увидела, что наггароти перешли в контратаку. Линия копейщиков врезалась в орков, пробивая кожаные куртки, выкалывая глаза, сокрушая и терзая зеленокожую плоть.
        Срубив очередного орка, Хеллеброн лицом к лицу встретилась с Лириэт. Глаза сестры были широко распахнуты от волнения, как и во время первого жертвоприношения Хеллеброн Кхаину. Они обменялись взглядами и снова разошлись. Развернувшись на каблуках, Хеллеброн вонзила кинжал в раззявленную пасть орка, протыкая нёбо и поражая зеленокожего прямо в крошечный мозг. Она вырвала руку за мгновение до того, как челюсти зверюги инстинктивно захлопнулись. За спиной раздался звон металла и, обернувшись через плечо, она увидела клинок Лириэт, едва ли на расстоянии руки от своей спины, отбивающий в землю тесак очередного орка.
        — Не только Кхаин присматривает за мной, сестра,  — сказала Хеллеброн, подныривая под вытянутую руку Лириэт, чтобы проткнуть брюхо орка, что уже занёс дубинку, чтобы ударить её сестру.
        Лириэт перекатилась, подрезав поджилки зеленокожего. Хеллеброн выпотрошила зверя, когда тот рухнул, и качнулась направо, избегая нёсшегося к ней края щита. Пнув ногой, она отбросила щит в сторону, и рванула вперёд, погружая нож в шею его владельца.
        Орки отступали от сестёр и копейщиков, обращаясь в бегство. Хеллеброн услышала сигнал, приказывающий держать линию, но он был заглушен стуком крови, грохотом её сердца.
        — Никто не должен уйти!  — выкрикнула она, поворачиваясь к наггароти. Воины в нерешительности остановились, разрываясь между желанием броситься за убегающими зеленокожими и поступившим приказом.  — Кхаин требует их смерти!
        Лириэт и Хеллеброн бросились за улепётывающими орками. Увлечённые их порывом, воины бросились вперёд, не обращая внимания на приказы командиров. Подобно окровавленному наконечнику копья рота врезалась в убегающих зеленокожих, глубоко вонзившись в их ряды, одного за другим убивая пытавшихся сбежать врагов.
        Хеллеброн преследовала зверей, кромсая открытые спины, рассекая подколенные сухожилия и хребты.
        — Сестра!
        Крик Лириэт моментально остановил Хеллеброн. Поскользнувшись, она остановилась в грязи и крови и вдруг ощутила дрожь земли. Обернувшись направо, она увидела орков на кабанах, что с грохотом неслись на неё со склона. Копейщики спешно восстанавливали растянувшиеся в поспешной погоне за зеленокожими ряды.
        Орочья кавалерия уже была в шаге от Хеллеброн. Она чувствовала вонь кабанов, чувствовала дрожь земли, видела комья грязи, вылетающие из-под обитых железом копыт. Орки, сгорбившись над своими «скакунами», сжимая толстые пучки шерсти как «вожжи», опустили копья, изготовившись к удару. Она ощущала гневное возбуждение зеленокожих, когда те неслись вниз к своей, вроде бы, беззащитной жертве.
        Взгляд назад показал Хеллеброн, что она была слишком далеко от безопасности фаланги, и попытка убежать стала бы лишь приглашением воткнуть копьё ей в спину.
        Хеллеброн выбрала самого крупного наездника, темнокожего зверя почти в два раза крупнее эльфа. Орк носил пластины из дублёной шкуры, окрашенные в чёрный цвет и укреплённые костяными шипами, звенья кольчуги, несомненно, снятые с мёртвых гномов, свисали с его брони. Его шлем был простой металлической полусферой, с закреплёнными по бокам лоскутами кожи, свисавшими по обе стороны вопящего лица.
        Лёгкими движениями кистей Хеллеброн крутанула меч и кинжал. Она встретилась взглядом с орком и позволила зеленокожему увидеть свою собственную ярость, её губы поднялись, обнажив окровавленные зубы, когда орк ощерил огромную пасть и заревел на неё.
        Хеллеброн ждала, сердито ворча и шипя, пока орк надвигался на неё. Она почувствовала дыхание кабана и его наездника, вонь экскрементов. Потрёпанный в битвах наконечник орочьего копья приближался к ней, целясь прямо в грудь. Глаза Хеллеброн сузились, когда она смотрела на рассекающий влажный воздух наконечник, на капли воды, отскакивающие от металла.
        В последний момент Хеллеброн подняла кинжал, легко отбивая копьё в сторону. Как только она прошло над её правым плечом, эльфийка прыгнула вперёд, поставив ногу прямо между глаз кабана. Когда импульс существа пронёс его вперёд, Хеллеброн подпрыгнула в воздух, сделав сальто, и разрубила мечом плечо наездника.
        Приземлившись в грязь, она сразу же нырнула вправо, чтобы избежать копыт другого кабана, и вскочила на ноги перед следующим. Хеллеброн зажала под рукой копьё орка-наездника и перерезала запястье зеленокожего. Потеряв равновесие, дикарь с грохотом свалился с кабана. Мгновение спустя она воткнула захваченное копьё в щёку орка, пригвоздив его к земле.
        Куда больше орков проносилось мимо, слишком тупоголовые, чтобы заметить Хеллеброн. Она воткнула меч в грудь одного, пока зеленокожий отчаянно пытался направить на неё своего кабана. Толчок от удара чуть не свалил её с ног, и лишь отчаянный акробатический кульбит не дал Хеллеброн упасть лицом в грязь.
        И вдруг орки закончились, пронёсшись мимо и обрушившись на копейщиков.
        Хеллеброн повернулась, чтобы посмотреть, что случилось с Лириэт. Кабанница врезалась в первые ряды наггароти, отшвыривая эльфов, топча и коля всё, что вставало у них на пути. Потрясённые, но не сломленные, наггароти расступились перед напирающими орками, а затем обрушились на их фланги, мгновенно окружив зеленокожих.
        В хаосе щитов, копий и мечей, Хеллеброн на мгновение увидела промелькнувшую бледную фигуру, вытаскивающую орка из седла, кинжал раз за разом втыкался в грудь существа. Лириэт была жива и по-прежнему сражалась с яростью Кхаина.
        Руки и ноги Хеллеброн налились тяжестью, в голове глухо били барабаны. Она задыхалась и чувствовала боль под рёбрами. Опустив глаза, она увидела расползающийся под изорванной одеждой кровоподтёк. Кроме того, на плече тоже был порез, которого она правда не чувствовала, а мышцы дрожали от усталости.
        Она ощущала себя как в конце жертвоприношения, когда действие злобоцвета начинало уходить. Земля под ногами была изрыта копытами кабаньей кавалерии орков. Хеллеброн споткнулась о пучки травы, её ноги словно налились свинцом. Сморщившись от боли, она повернулась, чтобы посмотреть, что происходит в других частях сражения.
        На севере князь Малриад и его рыцари рассеяли сотни гоблинов, и теперь гонялись за мелкими зеленокожими, рубя их клинками и топорами. За ними Хеллеброн увидела тёмно-зелёную тушу виверны, нашпигованную болтами, слабо машущие крылья испещряли рваные прорехи. Ещё один залп из баллист засадил болтами её открытое брюхо. Её наездника нигде не было видно.
        Повсюду вокруг наггароти победоносно наступали. Всадники носились туда-сюда, передавая приказы, пока остатки зеленокожей орды улепётывали на запад. Рядом кабаньи наездники один за другим падали под ударами копейщиков.
        Однако и наггароти смерть не обошла стороной. Раненные эльфы брели по разбитой, превратившейся в жижу земле или переносились на носилках товарищами. Оружие и щиты валялись по всему полю рядом с облачёнными в кольчуги телами погибших. Несколько флагов, сорванных со сломанных древков, валялись в грязи. Там же были и грубые орочьи штандарты, их ржавые железные лики и черепа-тотемы уныло глядели на окончательное избиение.
        Хрюкающие и фыркающие раненные орки привлекли внимание Хеллеброн. Некоторые ковыляли прочь, зажимая зияющие раны и баюкая сломанные конечности. Другие, с раздробленными костями, валялись под тушами дохлых кабанов. Кое-кто всё ещё продолжал злобно рычать, нетвёрдо шатаясь и ползая вокруг, вцепившись в свои клинки и дубины, раны рассекали их лица, у некоторых не хватало руки или ноги.
        Засунув кинжал за пояс, Хеллеброн развязала небольшой мешочек и достала щепотку измельчённых пурпурных лепестков. Она быстро их разжевала, не обращая внимания на горький вкус: вымоченный в крови, злобоцвет был куда приятней.
        Потребовалось некоторое время, чтобы наркотик начал действовать. Так же быстро, как покинула, энергия вновь наполнила Хеллеброн. Боль исчезла, сделав Невесту Кхаина столь же свежей, словно она проспала целую ночь.
        Копейщики шли по полю, добивая выживших зеленокожих.
        — Стойте!  — крикнула Хеллеброн, направляясь к воинам.  — Возьмите их живьём. После столь великого благословения Он наверняка будет испытывать адский голод!

        Во главе с Хеллеброн и Лириэт жестокие празднества наггароти длились несколько дней. Закрепляя свою идею, что все могли одинаково поклоняться Кхаину, Хеллеброн организовала ритуалы, в кровавых празднествах которых смогли принять участие как воины, так и маркитанты и другие лагерные слуги. В плен попали почти две сотни зеленокожих разного размера и состояния, и каждую ночь, три ночи подряд, они предлагались Богу Убийства.
        Князь Малриад председательствовал на величайшем из обрядов, в первую ночь после победы, расчленяя останки Летриуса, осуждая бывшего первосвященника, как предателя Кхаина, Нагарита и князя Малекита. Пока Летриус обугливался в костре, Хеллеброн объявила, что настала эра наггароти. Вместе с князем она призывала армию гордиться своими деяниями и не забывать свой долг перед Кхаином, даже когда они вернутся домой.
        Лириэт открыла запасы культа, выдавая злобоцвет, лист грёз и тенепыль тем, кто сильнее всех проявил себя в восхвалении Кхаина. Каждая рота имела свой собственный костёр и свою собственную жертву. Некоторые умерщвляли зеленокожих быстро, с торжественной церемонией, другие же следовали примеру Хеллеброн, нанося крепким орочьим телам ужасающие раны, прежде чем вырезать их органы и швырнуть в голодную пасть костра. Некоторые даже предлагали свою собственную кровь, нанося себе раны своими же клинками, чтобы вылить свои багровые подношения в жертвенный костёр или испить жизненные соки друг друга.
        Дым от костров закрыл небеса. Огромнейший могильный курган рос с подветренной стороны от лагеря, там, где на старых пепелищах и в костровых ямах были свалены растрескавшиеся, обгорелые кости зеленокожих. Освобождённых Хеллеброн и Лириэт от своих утомительных обязанностей бывших прислужников Летриуса обуяла дикость, они визжали и кричали, пока лилось всё больше и больше крови, призывая кротчайших из наблюдателей подойти и взять жертвенные кинжалы во имя Кхаина.
        На третьей и заключительной ночи последний пленник был живым брошен в огонь. Когда вопли агонии орка стихли, Хеллеброн и Лириэт вышли перед толпой, облачённые лишь в запёкшуюся кровь, их волосы свалялись от пропитавшей их крови жертв.
        — Мы свободны!  — объявила Лириэт.  — Кхаин освободил нас!
        — Дух Кхаина наполнил сегодня каждого,  — продолжила Хеллеброн.  — Завтра, когда костры догорят, мы смоем кровь с наших клинков. И всё же Кхаин по-прежнему голоден. Он насытился дарами нашего могущества, как мы познали победу силами Его благословения. Кровью эльфов был спасён Ултуан, кровью великого Аэнариона мы были спасены от великих несчастий. Своей кровавой работой мы вырвали эти земли из лап дикости и сейчас можем обманывать себя тем, что мир будет длиться вечно.
        — Этот мир никогда не познает покоя, ибо Кхаин никогда не насытится. Может пройти год, десять лет или сто, прежде чем мы снова будем призваны пролить нашу кровь. Тем не менее в те тихие часы, в те дни ложного спокойствия помните, что во тьме по-прежнему живут тёмные создания, которые стремятся разрушить нашу жизнь, украсть наши души и поработить нас для своих проклятых прихотей.
        — Мы не можем позволить Кхаину погрузиться в сон. Без Его даров, без Его кровавой воли, что будет вести нас, мы будем слабеть, пока не обратимся в ничто. Наши враги вернутся — и мы должны быть готовы. Храните Кхаина в своих сердцах, удержите в себе Его силу, которую Он даровал нам.
        — За Кхаина!  — вскричала Лириэт, подняв окровавленный кинжал.
        — ЗА КХАИНА!  — взревела в ответ армия, потрясая оружием.
        Хеллеброн смотрела на море лиц, мерцавших в отблесках пламени, так что казалось, в их глазах танцует жестокое ликование. Она увидела окровавленные мечи, кинжалы и копья и наконец почувствовала обожание, которое, она боялась, ей так и не удастся обрести. С каждым новым выкриком имени Кхаина Хеллеброн всё глубже погружалась в данное мгновение, и оно было слаще всего, что она могла представить.
        Это была слава. Это была сила.
        Завтра они отправятся в Атель Торалиен. Но теперь не к бесславию, не к тихому незаметному приёму. На этот раз её имя разойдётся по всему городу, каждый эльф будет говорить о её деяниях.
        Кхаин указал ей путь, и она готова выплатить Ему долг.

        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Культ разрастается

        Письма и гонцы были посланы впереди армии, чтобы объявить о возвращении верных воинов Малекита. Хеллеброн и Лириэт также написали своему отцу, настойчиво требуя устроить празднество по случаю их триумфального возвращение. Хотя и не рассказав, что именно случилось, сёстры всё же с гордостью сообщили Аландриану, что вся армия восхваляла их имена и что он также должен показать, что гордится своими дочерьми, устроив для армии грандиозные чествования и организовав невиданные ранее торжества.
        Хеллеброн добавила к письму и своё собственное личное дополнение, осыпав отца похвалами и благодарностями за ту поддержку, что он оказал ей. Она писала ему, что, когда вернётся в Атель Торалиен, всё изменится и что вскорости не останется ни одного эльфа, который бы сомневался в его верховенстве. Он выйдет из тени Малекита, великий князь в ореоле собственной славы, и его имя будет навеки запечатлено в хрониках Нагарита.
        Вернувшиеся вскоре гонцы принесли ответ Аландриана. Хеллеброн с упоением читала о ликовании, охватившем город, раздуваемом князем Малриадом и другими благородными. Аландриан обещал устроить торжественный приём для своих дочерей и заявлял, что не постоит за ценой, организуя достойные празднования успеха армии.
        То и было причиной, почему Хеллеброн проснулась, охваченная большим ожиданием, в утро перед торжественным входом армии в город. Пока Лириэт ещё дремала, Хеллеброн вышла из палатки. Воздух был холодным, солнце ещё не поднялось из-за горизонта. Факелы и жаровни освещали ряды шатров, тишину нарушал лишь изредка лязгавшие доспехи прохаживавшихся патрулей.
        На севере, меньше чем в полудне пути, её ждал Атель Торалиен. Одетая в плащ Хеллеброн подошла к краю лагеря, босые ноги легко ступали по построенной гномами дороге, на обочине которой армия остановилась на ночлег.
        Впереди сверкал поток, освещённый серебряными фонарями, установленными вдоль всего моста. Хеллеброн подошла к берегу и посмотрела вниз, на медленно бегущие воды. Она могла видеть краешек своего лица, её отражение искажалось. Волосы падали длинными косами, узкое бледное лицо тут и там прорезали тонкие шрамы от ран, которые она нанесла себе сама во время самых глубоких погружений в пучину ритуалов кхаинитов.
        Она скинула плащ и сорвала короткое платье. Скользнув в воду, она коротко, по-девичьи, вскрикнула, когда холод охватил её, заколов кожу. Закрыв глаза, Хеллеброн окунулась с головой, опустившись на самое дно, ил поднимался между пальцев, пока течение ласкало тело.
        Повернувшись на спину, она посмотрела из-под воды вверх. Свет фонарей качался и тёк над ней, так что казалось, что она плывёт в потоке звёзд. Хеллеброн подняла руки, потянувшись к мерцающим звёздам, руки, которые пролили столько крови. Её тонкие пальцы ковырялись в потрохах стольких жертв, что их невозможно было сосчитать, и неясные очертания каждого из них сейчас возникли в её разуме. Сменяющиеся лица и нехватка кислорода затуманили память.
        Вода мягко поднимала Хеллеброн на поверхность. Лёгкими движениями она поплыла обратно к берегу, наслаждаясь абсолютным покоем. Она знала, что в то мгновение, когда её нога вновь ступит на камни улиц Атель Торалиена, начнётся настоящая борьба за власть. Найдётся много тех, кто расценит её как угрозу, и так же, как она ради своих целей принесла в жертву Летриуса, найдутся, со временем, и среди её последователей те, кто увидит в Хеллеброн противника.
        Не раз за прошедшие годы, полные подобострастия и разочарований, Хеллеброн сомневалась в том, стоили ли её амбиции всех выпавших на долю трудностей. Такие сомнения всегда были недолговечны, рассеиваясь с первыми лучами солнца следующего дня.
        Теперь, безмятежно плавая в реке, она вкрадчиво задала себе другой вопрос: было ли это тем, что она действительно хотела? Впереди её ждёт, Хеллеброн ни капли не сомневалась в этом, ещё больше боли, ещё большие жертвы. Если её приверженность этой жизни не была полной — она дрогнет.
        К тому же оставалась ещё Лириэт. Она была частью растущей легенды, и Хеллеброн знала, что сестра сделает всё, о чём она попросит. Куда бы ни повела Хеллеброн, Лириэт последует за ней из чувства любви и долга. Лириэт приняла голод Хеллеброн, как свой собственный, выстраивая свою жизнь так, чтобы её сестра процветала. Хеллеброн не могла отказаться от сестры сейчас, не могла попросить её отойти и дать Хеллеброн выйти на первый план. Была ли она вправе впутать Лириэт в эту судьбу, даже не дав ей возможности выковать иной путь?
        Солнце выползло на небо, осветив красным и багровым рваные облака. Шум просыпающегося лагеря нарушил тишину утра.
        Вскоре Хеллеброн станет центром бури, захваченная работами по сворачиванию лагеря, суматохой по подготовке возвращения армии и того, что наступит после. Это была последняя возможность, её самая последняя возможность, чтобы ясно подумать о том, чего она хотела.
        И сразу же мысли Хеллеброн вернулись к Морати, к усмешке на лице королевы, к презрению в её голосе. Спокойствие растворилось в воде, оставив Хеллеброн кипящей от гнева — столь же разъярённой и оскорблённой, как и в тот день, когда Морати выставила её за дверь своих палат.
        Она не хотела угодить Морати, но при этом страстно желала произвести впечатление на королеву. Хеллеброн поняла, что не признание или утверждение она искала — жизнь, которую она выбрала, вышла уже далеко за пределы подобного. Хеллеброн хотела, чтобы Морати узнала боль, которую она — наверняка, намеренно — заставила испытать Хеллеброн. Морати пожалеет о собственном высокомерии и будет вынуждена признать величие Хеллеброн.
        Все другие мысли исчезли, когда это решение оформилось в её разуме. Ничто другое не имело значения. Кхаин станет ключом к её власти, её средством, чтобы подняться наверх и без стыда посмотреть в глаза Морати. Меньшее стало бы провалом, лишь доказывающим, что Морати была права, когда столь пренебрежительно отнеслась к Хеллеброн. Никогда больше она не будет чувствовать себя столь маленькой, столь ничтожной.
        Хеллеброн вырвалась из воды, полная сил. Накинув одежду, она прошествовала обратно в лагерь, в её голове толклись разнообразные планы. Она поднимется к вершинам власти или умрёт, пытаясь. Что-то меньшее было предательством по отношению к себе, сестре и самому Кхаину.

        Несмотря на заверения в письме Аландриана, население Атель Торалиена не испытало особого восторга от возвращения Малриада и его армии. Да, гарнизон города выгнали из казарм, дабы воздать долженствующие почести, стены и башенные врата украсили знамёнами, и трубы ревели во всю мочь, отмечая возвращение наггароти, однако не было ни эльфов, выстроившихся вдоль улиц, ни приветствующих армию фестивалей, полных песен и танцев.
        Малриад, с ехавшими рядом Хеллеброн и Лириэт, прошёл через тень главных ворот и вышел на площадь. Несколько сотен эльфов, вырядившихся в лучшие одежды, ждали их там с цветами и подарками, большинство были членами семей возвратившихся воинов. Дети вырывались из толпы, чтобы приветствовать своих отцов, в то время как жёны и родители воинов смотрели со строгой гордостью.
        Когда армия втянулась в город и роты выстроились на площади, появился Аландриан. На восточном краю площади была возведена деревянная сцена, увешанная яркими гирляндами и серебряными цепями. Пылало раннее полуденное солнце. Правитель Атель Торалиена вышел на середину подиума, облачённый в лучшие доспехи, совершенно чёрный плащ спадал с его плеч.
        Для Хеллеброн оказалось небольшим потрясением напоминание о том, что её отец не всегда был гражданским правителем. Он сражался, чтобы защитить этот город от орков, и вместе с Малекитом ходил очищать земли от зла. Аландриан присутствовал на первой встрече наггароти с гномами. Она слышала рассказы о тех событиях, пока росла, но они никогда не были чем-то слишком важным для неё. Теперь же он стоял там, облачённый в серебристо-золотой доспех, который носил в дни приключений и славы. На мгновение она позабыла про свою досаду на жалкий приём и упивалась моментом гордости за отца.
        — По милости богов, наши доблестные воины вернулись к нам,  — начал Аландриан.  — Вы — олицетворение величия наггароти и являетесь воплощением лучших традиций Нагарита. День, когда мы позабудем о тяготах, с которыми сталкиваются наши воины, день, когда мы отбросим наш долг отваги и свирепости, в этот день мы лишимся права называть себя наггароти.
        Ещё несколько местных сановников гурьбой выбрались на сцену и продекламировали несколько расплывчатых приветствий и банальностей. Хотя неподвижные ряды воинов и внимательно слушали, Хеллеброн кожей чувствовала их разочарование и понимала, как плохо это может отразиться на ней. На долгом пути домой, чтобы заинтересовать своих последователей, Хеллеброн потчевала их обещаниями фанфар и празднеств, которые им устроят по возвращении. Теперь же оказалось, что её обещания были пустышкой, и Хеллеброн кипела от злости: частично на себя, за наивность, но в основном, правда, на отца — за пустые обещания.
        В конце концов, тоскливая церемония подошла к концу. Как только прозвучал отбой, роты разошлись и солдаты хлынули в город, уводя с собой друзей и родных.
        Хеллеброн сделала шаг к сцене, но остановилась, почувствовав руку на плече. Лириэт притянула Хеллеброн поближе, поглядывая на собравшихся на сцене сановников.
        — Не делай ничего безрассудного, сестра,  — предупредила Лириэт.
        — Это оскорбление,  — ответила Хеллеброн.  — Из всех именно отец должен был знать, как это было важно для нас. Это просто неприемлемо.
        Хеллеброн развернулась, чтобы идти дальше, но Лириэт крепко держала её.
        — Мы вернулись в цивилизованные края, сестра. Будь осторожна. Ещё ничего не потеряно. Не позволяй своему гневу сделать всё ещё хуже.
        Лириэт запустила руку в маленький мешочек на поясе и вытащила несколько серых листьев.
        — Сон-дерево. Сжуй несколько, это поможет тебе успокоиться.
        Хеллеброн несколько мгновений неуверенно смотрела на успокаивающее растение. Она любила свой гнев: он давал ей цель, давал силу. Однако, увидев умоляющий взгляд Лириэт и понимая, несмотря на всё своё разочарование, что сестра права, Хеллеброн выхватила листья и сунула в рот. Она яростно жевала, пока успокаивающее действие сон-дерева распространялось по телу. Руки расслабились, дыхание замедлилось. Дневной свет потускнел, ослепительно белый цвет зданий Атель Торалиена — стал более мягким.
        Воздействие листьев смягчило гнев Хеллеброн, но даже они не могли убрать его полностью. Взявшись под руку с Лириэт, она заставила себя безмятежно подойти к подножию лестницы, ведущей на подиум, и подойти к ожидавшему их на нижних ступеньках отцу. Слуги уже снимали гирлянды, а рабочие принялись разбирать сцену.
        Первый взгляд Аландриана был полон извинений, и Хеллеброн почувствовала, как её гнев стал ещё слабее, впрочем, возможно, это было воздействие сон-дерева. Взяв протянутую ладонь отца, она поцеловала её, а затем подошла, чтобы неискренне обнять его. Лириэт сделала то же самое.
        — Обстоятельства помешали нам,  — сказал Аландриан, положив руки на плечи дочерей и притянув их поближе.  — Подошло время сборки урожая, к тому же завтра отправляется торговый конвой в Галтир. Боюсь, кошельки в такие моменты имеют куда более весомое значение, чем я.
        Аландриан повёл их в сторону дороги, ведущей к северу от города, где на самом высоком холме расположился семейный дворец, возвышающийся над гаванью. Хеллеброн могла разглядеть красную черепицу крыши центральной башни над домами и виллами квартала знати.
        — Впрочем, всё это было не зря,  — продолжил князь.  — Сегодня вы будете хозяйками самого блестящего бала из всех, виденных Атель Торалиеном за долгие годы. Придут все великие и богатые, также будут и ваши старые друзья.
        Хеллеброн подавила резкий ответ: это был не какой-то день рождения, отмечаемый вином и песнями, но поворотный момент в истории города. Глашатаи должны выкрикивать эти новости на каждом перекрёстке, поэты — петь песни о грядущем величии.
        Она почувствовала мягкое пожатие руки Лириэт за спиной Аландриана и немного успокоилась. Они двадцать лет трудились ради этого момента, так что могут позволить подождать ещё чуть-чуть.
        — Звучит замечательно, папа,  — сказала Хеллеброн.  — Я уверена, мы произведём незабываемое впечатление.

        Праздник начался тёплым осенним вечером, охватив весь сад и внутренние дворики, окружавшие виллу и башни князя Аландриана. Собрались несколько десятков самых влиятельных атель торалиенцев, во всём блеске своего великолепия. Слуги в красных мантиях ходили между общавшимися гостями с блюдами изысканно приготовленной еды со всех концов Элтин Арвана, а также вина виноградников вокруг города. Поздно цветущие растения увили арки и ворота, соединяющие внутренние дворики, террасы и лужайки, и наполняли воздух пьянящей смесью ароматов.
        Князь был облачён в чёрный, сотканный из местной шерсти балахон с короткими рукавами, на шее висело золотое ожерелье гномьей работы, которое дополнительно украшал добытый в горах на юге рубин. Пищу подавали на лакированных подносах из древесины окрестных лесов, вино пили из фарфоровых бокалов, сделанных в ремесленных кварталах Атель Торалиена. С Ултуана не было ни единого зёрнышка, виноградинки или цветка.
        Это было тонко спланированная Аландрианом демонстрация, не только показывавшая его личное богатство и влияние, но и напоминавшая о силе колоний, и Атель Торалиена в частности. Этот посыл был напоминанием об общей судьбе, и он не прошёл мимо собравшихся сановников. Сплетни из колоний занимали почти все разговоры, Ултуану досталось едва ли больше, чем мимолётное упоминание, так, пара слов, брошенных вскользь. Многие эльфы даже никогда не были на родном для их расы острове: колонисты первого и второго поколения, считавшие себя равно наггароти и торалиенцами.
        Хеллеброн вступила в общественную битву рука об руку с Лириэт. Сёстры были одеты одинаково: длинные платья алого шёлка с глубокими вырезами, открывающими руки, спину и грудь почти на самой грани приличий. Волосы были покрашены под цвет платьев и уложены в замысловатые причёски: туго скрученные и торчащие, словно шипы, косицы, вместе их удерживали булавки с черепом на конце. Губы — накрашены ярко-красным, глаза подчёркивали чёрные тени, бледная плоть была припудрена, чтобы казаться надетой маской. На каждой была подвеска в виде руны Кхаина и тяжёлые браслеты, на которых змеились надписи, посвящённые богу Убийства.
        Как будто уже одного этого не было достаточно для перешёптываний, Хеллеброн и Лириэт были вооружены. Несмотря на то что некоторые из князей тоже носили мечи в ножнах, сёстры, с их парными кинжалами, заткнутыми за пояса, выглядели весьма неортодоксально.
        Болтовня стихла, когда они появились из-за дверей своих комнат и, держась за руки, начали спускаться по ступенькам во двор. На мгновение всё застыло, тишину нарушал лишь шелест листьев, подхваченных ветром, и отдельные изумлённые вздохи. Хеллеброн сохраняла на лице безмятежное выражение, пусть её сердце и забилось сильнее от столь пристального внимания. Даже Морати не смогла бы заставить собравшихся отвести глаза.
        Согласно предварительно тщательно согласованному сценарию из группки слуг вышла Лианнин и подошла к сёстрам с подносом, на котором стояли два хрустальных бокала, наполненных чем-то, что выглядело, как красное вино. Хеллеброн взяла один бокал и передала его сестре, прежде чем поднести другой к своим губам.
        Сёстры одновременно отпили, их губы стали ещё темнее. Опустошив бокалы, они поставили их обратно на поднос, остатки содержимого толстым слоем прилипли к хрустальной поверхности. Хеллеброн деликатно вытерла капельку в уголке губ и улыбнулась уставившимся на неё во все глаза гостям.
        Во взглядах собравшихся воцарились ужас и отвращение, когда до них дошло, что в бокалах было не вино, а кровь. С особым удовлетворением Хеллеброн отметила выражение ужаса на лицах многочисленных высших жрецов и жриц города. Вне всякого сомнения, слухи о подвигах сестёр уже разошлись по городу от вернувшихся домой солдат. Лидеры многочисленных культов Атель Торалиена тут же собрались вместе и яростно зашептались друг с другом.
        Той, кто выступила из толпы и стала голосом собравшихся, оказалась Алаириат, высшая жрица Анаф Раэма. Её светлые волосы были тщательно уложены в причёску, имитирующую дикую гриву, вместе её скрепляли кости мелких животных. Так же её украшали висевшие на нитях из сухожилий, многочисленные ожерелья из клыков и когтей различных зверей. Её роба была сшита из десятков разных шкурок, а плащом выступала мохнатая медвежья шкура. Она носила маленькое декоративное колье, а золотая пряжка тяжёлого пояса была отлита в форме головы оскалившегося волка.
        Взгляд жрицы порхал по толпе, которая становилась всё больше, когда во дворе собирались гости из других садиков. Она разок оглянулась на своих коллег, ища поддержку, и остановилась в нескольких шагах от сестёр.
        — Где Летриус, помазанник Кхаина?  — Алаириат пыталась говорить смело, но Хеллеброн уловила опасливые интонации в голосе и отметила, что жрица, посвящённая Беспощадной Охотнице, старательно избегала её взгляда.
        — Мы убили предателя,  — ответила Лириэт. Волна потрясения пронеслась по толпе.
        — Он подвёл Кхаина, за что и был наказан,  — сказала Хеллеброн.
        — Его сердце было вырезано, а тело предано пеплу в позоре,  — продолжила Лириэт с ноткой веселья в голосе.
        Алаириат дважды открыла и закрыла рот, не вымолвив ни слова.
        — Мы стали Невестами Кхаина,  — сказала Хеллеброн.  — Князь Кровопролития говорит через нас, и Он недоволен. Кхаин больше не желает быть изгоем, которого избегают те, кто живёт лишь благодаря Его долгой снисходительности.
        — Вы убили Летриуса? Это неприемлемо!  — эти слова произнесла Мелтис, лидер секты, посвящённой Нетху, стражу городских мавзолеев и усыпальниц. Она теребила свой белоснежный халат и умоляюще посмотрела на Хеллеброн и Лириэт.  — Вы не должны были уничтожать его тело!
        Хеллеброн улыбнулась, показав крапинки крови, окрасившие её зубы.
        — Летриус жил силой Кхаина, так почему бы ему и не умереть от неё?  — ответила она.  — Он принадлежал Кхаину весь, и душа, и тело, и Кхаину мы отослали и то и другое.
        — Мы пришли сюда не с угрозами,  — сказала Лириэт, обращаясь ко всем собравшимся эльфам.  — Мы ищем только равенства и свободы исповедания нашей веры, согласно договорённостям, которыми пользуются все остальные. Слишком долго мы плохо относились к Кхаину, покровителю Аэнариона, основателя Нагарита, величайшего из всех эльфов.
        — Но теперь с этим покончено,  — подхватила Хеллеброн.  — Завтра мы будем прорицать подходящий облик нового храма Кроваворукого Бога, и со временем каждый сможет выразить своё почтение богу, который избавил нас от катастрофы.
        — Это недопустимо,  — рявкнул Кхелтион, первосвященник Эрет Кхиаль.
        Как глава культа Мёртвых, отдававших дань уважения мрачной богине, которая властвовала над жизнью и смертью, Кхелтион был негласным лидером всех городских культов. Многие считали, что он мог призвать свою покровительницу, чтобы выпустить рефаллимов, бесплотных духов, которые приносили кошмары и даже могли вырвать жизнь из спящей жертвы. Богатеи щедро платили секте для получения и передачи посланий душам умерших, а также поддержания дорогих саркофагов в залах Вечного сна, где упокоились их предки.
        — Кто ты такой, чтобы говорить о недопустимости?  — все взоры обратились к князю Аландриану, вставшему рядом с Лириэт, сердитая гримаса искривила его лицо.  — Не забывайте о постных временах, когда городом правил князь Малекит. Не я ли был тем, кто приветствовал вас в нашем городе, дабы позволить нашим согражданам жить в мире со своими богами, чтобы Атель Торалиен процветал, а вы, соответственно, могли продолжить распространять свои послания поклонения и успокоения? Я был покровителем для всех вас, и к вере своих дочерей я отнесусь с не меньшим уважением. Или вы хотите, чтобы я лишил вас своей поддержки и выгнал из города, чтобы вы продавали свои молитвы и обряды на фермах и диких землях?
        — Это не слишком мудро — обижать Китарай,  — сказал Кхелтион, приближаясь к Аландриану.  — Их пути скрыты, а неудовольствие приносит смертным гибель.
        Словно молния, Хеллеброн пришла в движение и в мгновение ока оказалась рядом с первосвященником, острие её кривого кинжала упёрлось в горло.
        — Кхаин не скрывает Своего неудовольствия. Тем не менее Он один из наиболее легко выходящих из себя богов и скор на гнев. Если ты столь сильно восхваляешь Эрет Кхиаль, то, возможно, не будешь против вскоре встретиться с Нею?
        — Ты не посмеешь,  — уверенность Кхелтриана была абсолютной, когда он посмотрел в глаза Хеллеброн. Его высокомерие напомнило ей о Морати.
        — Не испытывай меня,  — сказала Хеллеброн.
        — Одно дело убить Летриуса в окружении целой армии воинов, и совсем другое — хладнокровно убить жреца на глазах многочисленных свидетелей, в самом центре нашего города.
        — Это,  — сказала Хеллеброн, проведя кинжалом по горлу жреца,  — это ещё слаще.
        Кровь хлынула на белую дорожку, забрызгав босые ноги Хеллеброн. Она толкнула Кхелтиона в сторону Лириэт, которая легко подхватила умирающего эльфа. Взглянув на сестру и получив одобрительный кивок, Лириэт погрузила один из своих кинжалов в грудь служителя Эрет Кхиаль. Аландриан сделал было шаг к дочери, но быстрый взгляд Хеллеброн заставил его остановиться. Он посмотрел на других эльфов и увидел то, что видела она: настоящий ужас и благоговейный страх. Однако кое-где в толпе попадались и лица, которые с удовлетворением смотрели на происходящее, возможно, радуясь, что, наконец, избавились от господства Кхелтиона.
        — Сделайте же что-нибудь!  — Хеллеброн не видела, кто выкрикнул это, но среди эльфов пронёсся шепоток согласия.
        — Сделайте что?  — спросил Аландриан.  — Думаете, ни один эльф никогда не умирал от руки другого эльфа? Кхаин забрал то, что принадлежит Ему. Это вопрос религии, и меня это не касается.
        Слуги с пепельными от ужаса лицами подошли, чтобы забрать тело Кхелтиона, но Хеллеброн остановила их.
        — Его забрал Кхаин,  — сказала она.  — Не для бедного Кхелтиона нескончаемые сумерки Мирай. Ему будет оказана честь присоединиться к Аэнариону и другим сынам Ултуана, которые закончили свою жизнь в крови.
        Лириэт подхватила слова своей сестры.
        — Огонь отправит его душу в следующий мир,  — сказала она.  — Это великая ночь, и вы все приглашены стать свидетелями этого чуда превращения. В полночь зажжётся пламя, и вы все сможете воочию узреть величие и великолепие работы Кхаина.

        Хеллеброн была поражена количеством эльфов, пришедших на жертвенное сожжение останков Кхелтиона. Многие были связаны с разнообразными сектами, они с ненавистью следили за церемонией, стоя позади своих лидеров. Присутствовали и несколько сотен солдат, а также пара-тройка капитанов, сражавшихся вместе с Хеллеброн и Лириэт. В частности, князь Малриад вместе со многими родичами.
        И ещё заявилось множество обычных жителей Атель Торалиена, ужасно заинтригованных этим внезапным поворотом. В то время как правящие князья, важнейшие торговцы, флотоводцы и вожаки сект были сосредоточены на будущем Атель Торалиена, остальная часть его жителей по-прежнему внимательно прислушивалась к новостям с Ултуана. И новости, покидающие прародину, оставили даже самого замкнутого на себе эльфа с пониманием того, что Нагарит находился в муках религиозного возрождения под руководством Морати. В последние несколько лет приток колонистов был небольшой, но весьма примечательный, принёсший с собой слухи о конфликтах с культами и преследовании сектантов любого рода.
        И то, что Атель Торалиен стал свидетелем вновь наполнившихся энергией поклонников Кхаина, наполняло воздух одновременно ожиданием и опасением. Хеллеброн сохранила краткость ритуала, говоря о кровавом начале и возрождении власти Кхаина. Однако она игнорировала события на родном острове, вместо этого предупреждая эльфов, что придёт время, когда им вновь придётся смотреть на мир поверх своих клинков: демоны Хаоса были загнаны в клетку, но не побеждены, и кто мог сказать, какую угрозу в будущем могли представлять ныне бывшие обычными варварами люди?
        Тело Кхелтиона было расчленено со всем кровавым искусством, на которое Хеллеброн была способна. И в толпе она увидела эльфов, что испытали то же чувство очарования, что и сама Хеллеброн на своём первом ритуале. Это была не перегруженная панихидами траурная церемония, устраиваемая адептами Эрет Кхиаль, а энергичный, бодрящий праздник жизни и смерти, тонким лезвием клинка, отделяющим одно от другого, свидетельство слабости смертной формы.
        Хотя многие зрители и покинули церемонию, когда она достигла своего кровавого апогея, те, что остались, были ошеломлены представшим перед их глазами. Хеллеброн и Лириэт удерживали внимание толпы театральностью и мастерством речей. Через всю церемонию единой нитью проходило обещание, что Кхаин даст эльфам силы, чтобы защитить себя, но он же отыщет тех, кто окажется не в состоянии воздать Ему должные почести.
        Сила толпы было явлением, которое всегда поражало Хеллеброн. Пока песнопения во славу Кхаина из уст солдат и моряков, капитанов и торговцев, князей и учёных разносились над улицами города, Хеллеброн поражалась силе господства над своими сородичами моды и популярности. Оно было одним из главных на поле боя, и это было не менее верно для непрекращающейся борьбы за власть, что процветала в обществе наггароти.
        Когда пламя умерло и последний из зрителей вернулся домой, удовлетворённый или испуганный не имело значения — Хеллеброн осталась с Лириэт и отцом.
        — То, чем вы стремитесь овладеть — весьма опасно,  — сказал Аландриан, пока его дочери смывали с себя кровь жертв.  — Вы мои дочери, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вашему делу. Но будьте осторожны — от некоторых вещей вас не смогу защитить даже я: ревность, страх и амбиции создадут вам множество врагов.
        — Будь спокоен, папа,  — ответила Хеллеброн.  — Сегодня было лишь началом, первым шагом. Вскоре наши родичи узнают, что путь Кхаина — прямой путь, и его дары приходят быстро.
        — Я видела это сегодня вечером в глазах многих собравшихся,  — сказала Лириэт.  — Были и те, кто видел не тело Кхелтиона, а расчленённый труп другого: соперника, возлюбленного, отвергнувшего их ухаживания, избалованного родного брата или сестру. Да, у нас будет много врагов, но Кхаин дарует лекарство от множества недугов, которые остальные хотели бы вычеркнуть из своей жизни, а это принесёт ещё больше союзников.
        Мгновение Аландриан молчал. Он лишь смотрел на своих дочерей и красные лужи, образовавшиеся у их ног и растекавшиеся по брусчатке.
        — Вы не можете позволить вырваться этому зверю,  — наконец тихо сказал он.  — Вы должны держать его в узде, или он развернётся и пожрёт нас всех.
        — Наши руки — и твои — отец, будут крепко держать поводок,  — ответила Хеллеброн.  — Другие секты слабы, их лидеры — безвольны. Сколько лет они уже проводили свои обряды, а жители Атель Торалиена по-прежнему ощущают несчастье и разочарование. Приближается время, когда новый ветер вычистит город, и наши сородичи увидят истину такой, какая она есть.

        Уверенные прогнозы Хеллеброн нашли подтверждение спустя несколько дней. В одиночку или небольшими группами жители города посетили сестёр в их новом храме. Они оставили подношения в виде драгоценных камней, золота и серебра, а также обещание поддержки Кхаина и его расцветающего культа. Некоторые пришли к Хеллеброн и Лириэт с жалобами, обвиняя конкурентов в делах, свете или любви в том, что те были врагами Кхаина и предателя Нагарита.
        Через несколько дней Хеллеброн уже понимала, кто был её главными противниками. Лидеры остальных культов и их самые преданные последователи были величайшими среди них. Ходили сплетни об ответном ударе, о том, что другие культы объединяют силы, чтобы показать выскочкам их реальное положение. Хеллеброн с презрением отнеслась к подобным угрозам и заверила своих новых последователей, что Кхаин благословляет тех, кто берёт власть собственными руками. Она напомнила своим постоянно увеличивавшимся в числе ученикам, что именно Аэнарион решился взять меч Кхаина, и наггароти возвысятся и приобретут ещё больше власти и богатств лишь через действия, а не слова. Она говорила о будущем, а не о прошлом.
        Но куда большее беспокойство вызывали новости об одном конкретном критике, критике, который яростно противился подъёму любых сект и который теперь обратил свою ярость на Хеллеброн и Лириэт.
        Её звали Мириэт, и она была их матерью.
        Она уже давно отдалилась от семьи, а решение Хеллеброн и Лириэт покинуть Атель Торалиен стало окончательным разрывом между матерью и дочерьми. Больше двадцати лет они не разговаривали ни друг с другом, ни друг о друге. Теперь же Мириэт выступила против культа Кхаина и отправляла письма ко всем дворянам Атель Торалиена. Прошёл даже слушок, что Мириэт отправила сообщения и в другие города Элтин Арвана, чтобы заручиться поддержкой князей других княжеств.
        — Пусть пишет свои пасквили,  — сказала Хеллеброн в ответ на озабоченность Лириэт. Младшая из сестёр навсегда оставила толику нежности к матери, хотя в сердце Хеллеброн Мириэт умерла уже много лет назад.  — Её мольбы попадут в глухие уши.
        — Но её семья сильна в Нагарите, сестра. Её брат — один из фаворитов Морати, а дядя — могучий князь. Когда мать с отцом разошлись, это сделало его непопулярным во многих кругах, и эти письма могут стать оправданием для решения раздавить его. Именно это он и имел в виду, когда предупреждал нас об опасностях выбранного нами пути.
        Хеллеброн с раздражением посмотрела на сестру.
        — У тебя появились сомнения? Ты хочешь повернуться спиной к нашим клятвам Кхаину, к обещаниям, которые мы дали самим себе?
        — Вовсе нет, сестра. Рука семьи матери, может, и сильна, но она не настолько длинна, чтобы так легко пересечь океан. Я предупреждаю против чрезмерного ответа. Атель Торалиен непопулярен, но ещё достаточно желанен, и многим родам Нагарита нужен лишь небольшой толчок, чтобы куда сильнее начать интересоваться нашими делами.
        — Что, ты думаешь, я собиралась сделать? Я не настолько неблагодарна, чтобы убить ту, кто дала мне жизнь! Пусть Мириэт разглагольствует и пишет всё, что ей заблагорассудится, если на то пошло, пусть все крикуны объединятся против нас — их сопротивление лишь сделает нас сильнее.
        — Воля народа станет известна, и, в конце концов, они заставят нас действовать. Когда толпа возжаждет крови наших конкурентов,  — сказала Лириэт,  — тогда и только тогда, мы нанесём удар.
        Хеллеброн подумывала об этом. Это имело некоторую привлекательность — позволить их врагам самим приблизить своё падение, но для уверенности нужен был толчок в правильном направлении.
        — Мы не можем позволить другим быть слишком кроткими,  — сказала она.  — Если мы перейдём черту, это станет для них подарком, и они с удовольствием воспользуются им и обвинят нас в излишнем властолюбии и эгоизме, однако мы должны понять, чем излишняя мягкость грозит и для нас. В данный момент мы обольщаем новизной, и нам стоит сделать некоторые шаги для усиления наших позиций, пока удача благоволит нам.
        — Ты думаешь о чём-то конкретном? Надеюсь, это не слишком очевидное?
        — О да, у меня есть кое-что, сестра. Высокомерие Кхелтиона было ко времени, однако остальные больше не совершат подобной ошибки. И именно призыв к жертве привлечёт в наши ряды ещё больше сторонников. Мы должны найти другого кандидата для жестоких целей Кхаина, кого-то, кто является крупным сторонником наших противников, однако сам не входит в секты.
        Они провели довольно долгое время, вчитываясь в записи Хеллеброн, предоставленные ей эльфами, которые надеялись уладить свои мелкие разногласия, и изучая представленные в них имена. Большинство были мало кому интересной мелочью, многие же другие — слишком сильны для Хеллеброн, понимавшей, что, если она выступит против них, их союзники незамедлительно нанесут ответный удар.
        Просеивание злобы наггароти заняло довольно много времени. Лианнин вошла с парой мерцающих фонариков и повесила их на крюки в углах комнаты. Хеллеброн едва заметила её, однако, когда горничная замялась у выхода, подняла взгляд. Лианнин склонила голову, однако выражение на лице говорило о том, что у служанки явно было что-то на уме.
        — Говори,  — сказала Хеллеброн. Она встала и пальцем приподняла подбородок служанки.  — Разве я не считаю тебя почти своей второй сестрой? Что тебя беспокоит?
        — Я боюсь,  — ответила Лианнин.
        — Кто-то тебе что-то сказал?  — спросила Лириэт, отложив свиток.  — Кто-то угрожает тебе?
        — Не мне и не напрямую,  — ответила эльфийка.  — Я боюсь за вас,  — она схватила руку Хеллеброн и с беспокойством посмотрела на сестёр.  — Ходят слухи, что Анеллион, преемник Кхелтиана, собирается осудить вас в городе и привезти влиятельного эльфа с Ултуана, чтобы тот сделал то же самое. Друг моего кузена работает в доках, и он рассказал, что вчера Анеллион отправил гонца на быстроходном корабле.
        — Кому было отправлено это сообщение?  — спросила Хеллеброн, подводя Лианнин к стулу и мягко усаживая её.  — Ты узнала имя?
        — Кхорландир.
        Имя было знакомо, однако Хеллеброн никак не могла вспомнить его. Она посмотрела на сестру и увидела, что Лириэт-то как раз вспомнила. Её брови поднялись в испуге.
        — Я знаю это имя,  — сказала Лириэт.  — Я слышала его из уст Летриуса.
        Эти слова заставили проясниться и воспоминания Хеллеброн.
        — Не тот ли это Кхорландин, от которого Летриус узнал секреты Кхаина?
        — Это он, сестра. И наверняка обладает влиянием, возможно, он даже является первосвященников в Анлеке. Для нас было бы не очень хорошо, если бы он приехал в Атель Торалиен.
        — Этого не произойдёт,  — сказала Хеллеброн. Она заметила, что Лианнин внимательно прислушивается к разговору. Встав за её спиной, Хеллеброн положила руку на плечо горничной.  — Не бойся. Ты правильно сделала, что предупредила нас. Для нас было бы весьма полезно, если бы тебе удалось узнать побольше о намерениях Анеллиона. Можешь ли ты сделать это для нас?
        Лианнин подняла полный благодарности взгляд.
        — Конечно, я буду держать глаза и уши открытыми,  — сказала горничная. Снова последовала небольшая заминка, и Хеллеброн взмахом руки показала, чтобы Лианнин продолжила.  — Если моя просьба не слишком велика, то я бы хотела просить разрешения принять участие в одной из ваших церемоний. Я не смогла увидеть вас в ту ночь.
        Хеллеброн и Лириэт улыбнулись друг другу.
        — О, это вообще не проблема, дорогая Лианнин,  — сказала Лириэт.  — Наоборот, это с нашей стороны было большим упущением не пригласить тебя.
        — Мало того, мы гарантируем, что когда в следующий раз ты посетишь наше следующее посвящение, то станешь почётной гостьей,  — добавила Хеллеброн.
        С благодарной улыбкой Лианнин вскочила на ноги, нежно пожала руку Хеллеброн и поспешила к двери.
        — Благодарю вас. Если это не будет излишне дерзким с моей стороны, то я хотела бы взять с собой несколько друзей, слуг других благородных семей.
        — Приводи кого хочешь,  — с улыбкой ответила Хеллеброн.  — И чем больше, тем лучше!

        Из Лианнин вышел отличный шпион, и уже на следующий день она принесла новость о том, что у жреца, Анеллиона, была тайная любовница, серебряных дел мастер, жившая в квартале ремесленников недалеко от набережной. Он проводил с ней много времени, якобы чтобы приобретать ювелирные украшения и другое снаряжение для своих последователей, но эти двое были куда большим, чем торговец и его клиент.
        Эта информация приятно совпала с планируемым на следующую ночь ритуалом. После зрелища с телом Кхелтиана новые сторонники Хеллеброн и Лириэт будут ожидать нечто столь же эффектное.

        Как только луны ускользнули с глаз, пара призрачных фигур появилась на пустых улицах Атель Торалиена. Они были одеты в тёмно-серые одежды, закутаны в чёрные плащи — тени во тьме. Они без происшествий обнаружили ювелирную лавку и незамеченными проникли внутрь. Обутые в мягкие туфли ноги беззвучно ступали по полированному деревянному полу, пока пришельцы пересекали торговый зал и поднимались вверх по лестнице к жилым комнатам.
        За аркой они увидели пожилую пару, спящую на большой кровати. Пришельцы прошли мимо, проверяя остальные комнаты, пока не нашли темноволосую любовницу Анеллиона, которая, свернувшись калачиком, лежала под шерстяным одеялом, её красивое лицо купалось в золотистом свете фонаря, висевшего на коньке крыши снаружи комнаты.
        Лириэт вытащила что-то из-за пояса: длинную шпильку с короткой деревянной ручкой. Она проткнула ею деревянную пробку, закрывавшую небольшой пузырёк, и вытащила обратно, на конце повисла одинокая капелька жидкости. Склонившись над молодой мастерицей, Лириэт кольнула девушку в шею. Появилась кровь.
        Девушка проснулась, рука потянулась к источнику боли. Рукой в перчатке Хеллеброн закрыла рот собравшейся закричать эльфийке. Жертва сопротивлялась несколько мгновений, а потом внезапно резко обмякла, когда яд сон-лозы добрался до её мозга. Невидящими глазами молодая эльфийка уставилась в потолок, её рот безвольно раскрылся.
        — Слушай нас очень внимательно,  — прошептала Хеллеброн, склонившись к уху девы.  — Когда утром ты проснёшься, то не вспомнишь об указаниях, которые мы оставим тебе. Ты без колебаний будешь следовать им. Ты понимаешь?
        Девушка вяло кивнула.
        — Хорошо,  — сказала Лириэт. Она выхватила кинжал из-за пояса и вложила в безвольную ладонь одурманенной жертвы.  — Слушай внимательно.

        Фонари были погашены, так что свет давал лишь огонь полыхавшего на площади костра. На стенах домов и лавок вокруг танцевали тени, а собравшихся эльфов заливал оранжевый свет.
        Хеллеброн радовала собравшаяся толпа, ставшая ещё больше — почти тысяча эльфов. Как и раньше, среди собравшихся царило смешанное настроение. Она заметила эльфов других культов, окружавших своих жрецов и готовых испортить церемонию: пока слово Кхаина распространялось по городу, другие секты также сплачивали своих последователей. Запах противоборства витал в воздухе, но Хеллеброн знала, что сегодняшняя ночь спровоцирует нечто намного большее, чем мрачные взгляды и выкрики.
        Лириэт начала с обычного вступления, прославляя силу Кхаина, вызывая в воображении видения великой войны с демонами, и спасение эльфов Аэнарионом, взявшим в руки меч Кхаина.
        Хеллеброн подхватила её историю, вновь напомнив эльфам, что их народ никогда не знал мира и что именно наггароти всегда были на переднем крае битвы и нуждались в благословении Кхаина намного сильнее, чем другие княжества.
        — Пусть дух Кхаина наполнит наши сердца и заставит быстрее течь кровь!  — воскликнула Лириэт.  — Кто ещё чувствует дух Кхаина?
        Хеллеброн и Лириэт расхаживали перед толпой, их глаза ощупывали толпу, обнажённые клинки в их руках блестели в свете костра.
        — Кто готов открыться князю Крови?  — крикнула Хеллеброн.
        Раздалось несколько выкриков, то были эльфы, что раньше шли за Летриусом, а теперь стали последователями невест Кхаина.
        — Хвала Кхаину!  — взорвалась криком толпа. Зов был подхвачен, а затем повторён, и свирепость, наполнявшая его, всё росла.
        Пронзительный визг расколол скандирование, и из толпы вырвалась эльфийка, держа в руке изогнутый кинжал. Это была серебряных дел мастерица, безумен был её взгляд, разорвана одежда.
        — Я чувствую дух Кхаина!  — взвизгнула она. Упав перед Хеллеброн на колени, она откинула голову, и мучительный крик вырвался из самого нутра. Первобытный звук, полный ярости и боли.  — Он обжигает! Моя душа в огне!
        Расталкивая эльфов плечами, из толпы выбралась ещё одна фигура. Это был Анеллион во всём своём жреческом облачении.
        — Майнет, что за безумие?  — спросил он, схватив девушку за руку, чтобы поднять на ноги.
        Майнет вырвалась из его рук и попятилась к костру. Всё её тело дрожало, кинжал в её руке колебался. Остекленевшими глазами она посмотрела на Анеллиона, прежде чем повернуть безумный взор на остальных эльфов. Майнет, казалось, изо всех сил боролась с чем-то, кинжал плёл перед ней случайные узоры.
        Хеллеброн и Лириэт молча наблюдали за происходящим, мысленно молясь Кхаину, чтобы сон-лоза подействовала.
        — Я не могу этого сделать!  — закричала Майнет. Хеллеброн сделала шаг, чтобы вмешаться, но Майнет отшатнулась от её протянутой руки.  — Я не могу отдать вам того, кого люблю, возьмите взамен меня!
        Майнет погрузила кинжал в свою вздымающуюся грудь. Кровь залила мостовую, эльфика упала, кровавая пена выступила у неё на губах. Толпа взорвалась криком. Противостоящие Хеллеброн и Лириэт жрецы и их последователи бросали обвинения, в то время как верные поборники Невест Кхаина взывали к Князю Крови. Ещё не определившиеся со стороной эльфы кричали в ужасе или, рыдая, рухнули на мостовую.
        Анеллион подбежал к Майнет и упал перед ней, положив голову своей возлюбленной на колени. Жрец вытащил кинжал и выбросил его прочь, кровь покрывала его руки и ноги, пятная красным золотисто-белую мантию. Его пальцы коснулись волос, окрашивая их в пурпур, размазывая ещё больше крови по её лицу.
        Первосвященник поднял на Хеллеброн полный ненависти взгляд. Осторожно положив Майнет на землю, Анеллион встал, дрожа от ярости.
        — Кхаин забирает то, что принадлежит Ему,  — заявила Лириэт, вставая рядом с сестрой и держа кинжал наготове.
        Хеллеброн всё ещё была в шоке от действий их жертвы: ей было приказано напасть на Анеллиона, впрочем, так было даже ещё лучше. Собравшись с мыслями, она встала лицом к лицу с Анеллионом.
        — Этот гнев, что ты чувствуешь, эта злость, что кипит в тебе, есть дар Кхаина,  — сказала Хеллеброн.  — Ты не можешь обвинять жрецов за деяния их бога. Кхаин выбрал тебя, как Свою жертву в эту ночь, и будь благодарен, что твоя любовница решила отдать себя вместо тебя.
        — Это нападение на меня, на культ Эрет Кхиаль,  — ответил Анеллион.  — Не думайте, что это останется безнаказанным.
        — И кто же принесёт твоё возмездие?  — спросила Лириэт.  — Эрет Кхиаль? Анаф Раэма? Нет, то, что ты жаждешь — это сила Кхаина. Это к Кхаину ты должен обратиться, когда возжелаешь нанести удар в ненависти и страхе. Кхаин сделал свой выбор и нашёл тебя недостойным.
        Хеллеброн заметила волнение в толпе: последователи Анеллиона схлестнулись с кхаинитами. Однако время для открытого противостояния ещё не пришло.
        — Прекратите свои мелкие свары!  — закричала она, указывая кинжалом на скандаливших эльфов.  — Сегодня священнодействие состоялось. Не унижайте этот прекрасный момент жертвоприношения своими мелочными склоками. Майнет отдала свою душу Кхаину, и мы должны освятить её плоть для Него.
        Лириэт нагнулась над телом Майнет, её кинжал завис над раной в груди.
        — Нет!  — Анеллион набросился на Лириэт. Невеста Кхаина отступила в сторону и лёгким движением врезала жрецу в челюсть, отшвырнув его на камень площади.
        — Не гневи Кхаина ещё сильнее,  — прорычала Хеллеброн, вставая между ним и телом его возлюбленной.  — Он выбрал сегодня одного из вас. Не вынуждай Его вновь обратить взор на тебя.
        Слёзы потекли по щекам Анеллиона, когда Лириэт присела перед Майнет и вырезала сердце из её груди. Она почтительно подняла его перед толпой, которая застыла в безмолвии, наконец поняв, что произошло.
        — Хвала Кхаину,  — мягко сказала Лириэт.  — Возьми эту жертву и поддержи нашу жизнь Своей окровавленной рукой. Насыться этим подношением крови и плоти.
        Она бросила сердце в огонь и опустилась на колени. Хеллеброн сделала то же самое, склонившись к пламени. За их спинами и другие эльфы последовали примеру Невест, склонив голову и опустившись на колени в преклонении.
        — Хвала Кхаину,  — то был не победоносный крик, а испуганный шёпот сотен эльфов.
        Невидимая, Хеллеброн улыбнулась.

        Эффект от самопожертвования Майнет ощущался по всему Атель Торалиену. Хеллеброн и Лириэт были затоплены волной посетителей, ищущих защиты от гнева Кхаина. Большинство пришли, чтобы просто воздать хвалу, однако оказалось и довольно много тех, кто хотел изучить все пути Кхаина: не только молитв и обрядов, но и сражений во имя Кроваворукого бога.
        Лириэт и Хеллеброн приветствовали этих новых последователей. Пользуясь деньгами и влиянием отца, они захватили одну из вилл, выходившую на площадь жертвоприношений. Были нагнаны рабочие, чтобы превратить здание в храм. Спустя много дней чёрная гранитная статуя, изображающая Кхаина, вознеслась перед воротами, а вдоль стен выстроились железные жаровни, в которых горело колдовское пламя. Невесты Кхаина собрали своих наиболее перспективных последователей и начали учить их искусству войны, а также знакомить с различными наркотиками, которые позволяли сражаться без страха и усталости.
        Другие же секты временно признали своё поражение. Опасаясь того, что случилось с Майнет, другие жрецы и жрицы протестовали лишь в кругу собственной паствы. Хеллеброн была довольна возникшим затишьем: всё её внимание было сосредоточено на удержании тех, кто хлынул в новый храм.
        Многие из новых последователей были безнадёжны: их преследовали рассказы о Кхаине, овладевшем Майнет и заставившим её покончить с собой. Они регулярно пускали себе кровь, предлагая её богу Убийства в надежде, что подобные мелкие жертвы смогут отвести от них внимание Князя Крови. Хеллеброн и Лириэт председательствовали на подобных кровопускательных церемониях, наблюдая за тем, чтобы их последователи не нанесли себе слишком серьёзных ран, и давая уверенность, что жажда Кхаина могла быть утолена, если кровь была предложена с подходящим смирением.
        Осень сменилась зимой, зима — весной, и новый ритм жизни укоренился в Атель Торалиене. Культ Хеллеброн насчитывал несколько тысяч, что было больше, чем даже у секты Эрет Кхиаль. Когда её власть окрепла, мысли Хеллеброн обратились к более широким вопросам. Быть самым сильным культом в Атель Торалиене было недостаточно: кхаиниты должны были полностью доминировать и за пределами города.
        Невесты Кхаина отправили своих самых верных и способных последователей в ряд других городов соседних колоний. Их задача была проста: вовлекать эльфов других княжеств в объятия Кхаина. Это была рискованная миссия, ибо, хотя среди наггароти и не было никаких сомнений по отношению к Князю Крови, в других княжествах поклонение Кхаину не приветствовалось. Вестники должны будут работать втайне, тонко расширяя своё влияние и привлекая лишь тех, кто был готов.
        В течение следующего года уверенность Хеллеброн становилась всё больше. С сильным, но пока ещё не полным подчинением города, с казной, разбухавшей от пожертвований верных последователей, она написала письмо к Кхорландиру, первосвященнику Кхаина в Анлеке. В этом послании она превозносила достоинства кхаинитов и рассказывала Кхорландиру о том, что создала в Атель Торалиене. Она надеялась, что слухи о её достижениях, которые после этого письма могли начать ходить по Анлеку, смогут проложить путь к её возможному прибытию. Она думала, что, возможно, даже Морати вновь услышит её имя.
        Когда новая зима закончилась и пришла весна, Хеллеброн получила наконец ответ от Кхорландира. Он высоко оценил её труды во имя Кхаина и заверил, что такая преданность будет вознаграждена.
        В письме также было и предупреждение. Возвышение Кхаина в Атель Торалиене было частью большего движения, и в Нагарите другие секты предпринимали всё более отчаянные шаги, чтобы остановить увеличение популярности кхаинитов. Кхорландир советовал Хеллеброн внимательно наблюдать за шагами жрецов других городских культов, беспокоясь о том, что соперничающие секты могли использовать кхаинитов Атель Торалиена, чтобы выместить на них свою зависть.
        Хотя Хеллеброн была склонна скорее не обратить внимание на подобные предупреждения, однако Лириэт довольно быстро сумела развеять излишнюю самоуверенность сестры. С помощью Лианнин, которая проявила себя довольно восторженным и популярным, и исключительно полезным членом секты, сёстры узнали о шёпоте недовольства. Почти два года минуло с самопожертвования Майнет, и многие последователи начали разочаровываться в Невестах Кхаина. Лириэт подозревала, что это противоборствующие секты мутят воду, однако даже Лианнин не могла указать на кого-либо из заводил, стоявших во главе тихого бунта.
        Прежде чем Хеллеброн успела разработать план действий, из рядов её последователей пришла ещё более тревожная весть. Несколько эльфов пропали без вести, и обвинительный перст указал на жрецов Эрет Кхиаль. Пошли уверенные разговоры, что именно последователи богини Мёртвых ворвались в дома кхаинитов и похитили эльфов, верных Князю Крови, хотя и не было ни одного свидетеля, который мог бы поклясться, что видел это собственными глазами.
        — Нет дыма без огня,  — в один прекрасный день сказала Лириэт Хеллеброн, когда сёстры сидели вдвоём в небольшой прихожей рядом с главным храмом Кхаина, смешивая тайные микстуры и мази, используемые кхаинитами.  — Это то, о чём предупреждал нас Кхорландир: другие культы готовят против нас что-то серьёзное.
        — Они стремятся посеять раскол среди нас,  — ответила Хеллеброн. Она взяла щепотку порошка из колбочки и с помощью ступки и пестика смешала его с измельчённым злобоцветом.  — Если мы не ответим, наше главенство будет поставлено под сомнение и смута лишь усилится.
        — Нам нужна ещё одна живительная жертва,  — согласилась Лириэт.  — Кровопускание уже не занимает наших последователей так, как пару лет назад.
        В этот момент занавески, закрывающие комнату, раздвинулись, и внутрь вошла Лианнин, неся исходящую паром кастрюлю с водой. Она поставила её рядом с сёстрами и собралась было уйти, когда Лириэт схватила её за руку.
        — Какие настроения среди наших братьев и сестёр?  — спросила младшая из сестёр.
        — Они злятся сильнее, чем боятся,  — ответила Лианнин. Она очень изменилась по сравнению с той горничной, что была когда-то: кожа была выбелена с помощью краски, волосы и губы выкрашены в чёрный цвет. Крошечные шрамы покрывали руки и плечи, и маленькая руна Кхаина была выжжена на левой щеке.  — Они видят похищение наших собратьев как вызов самому Кхаину.
        — Мы должны нанести ответный удар, и он должен быть достаточно сильным, чтобы исключить любые попытки возмездия,  — сказала Хеллеброн. Она посмотрела на Лианнин.  — Разошли слово нашим последователям, что сегодня мы проведём специальную церемонию. Лириэт, собери наших лучших бойцов и приведи их сюда до наступления сумерек. Пришло время послать сообщение, которое уже не сможет быть проигнорировано.

        Хеллеброн и Лириэт гордо прошествовали по улицам во главе пятидесяти самых ревностных своих последователей. Все кхаиниты были вооружены мечами и кинжалами, в руках несли зажжённые факелы. По всему храмовому округу их встречал стук захлопывающихся дверей и скрип закрывающихся ставен. Даже эльфы, которых религия не волновала, не могли не знать о последних событиях, и мрачный вид кхаинитов заставил многих жителей пуститься наутёк.
        Вместо того чтобы сразу атаковать сторонников Анеллиона, Хеллеброн привела своих последователей к храму Атарты. Искатели наслаждений были лёгкой мишенью, в основном молодые и неудовлетворенные, вступавшие в случайные связи и совместное опьянение. Храм богини удовольствий был высоким, узким залом с колоннами, выстроившимися вдоль всего пути к главному входу. Над пределом красовался фриз: непристойное изображение сплётшихся тел. Под фреской вилась надпись: «Нет жизни без удовольствий».
        Хеллеброн перешла на бег, и верные последователи лихо рванули за ней вверх по лестнице. В храме не было двери, что могла бы преградить им путь, и кхаиниты быстро пронеслись под высокой аркой. Внутри храма их встретил запах дурманящего ладана атартийцев, несколько фонарей тускло поблёскивали сквозь фиолетовый туман.
        Почитатели богини удовольствий, различной степени раздетости, возлежали группками на коврах. Некоторые уставились на расходившихся по залу с оружием в руках кхаинитов затянутыми наркотическим дурманом глазами. Обнажённая верховная жрица, Илинталия, развалившаяся на алтаре, с лёгкой полуулыбкой томно повернулась к вновь прибывшим.
        Хеллеброн ухватила жрицу за волосы и рывком сдёрнула с алтаря. Илинталия взвизгнула от боли, но оказать какое-либо более серьёзное сопротивление потащившей её на улицу Хеллеброн не смогла. Крик верховной жрицы разбудил остальных её последователей, но, опьянённые наркотиками, эльфы-атартийцы оказались лёгкой добычей для кхаинитов. Любителей удовольствий легко вздёрнули на ноги и погнали на улицу, не понадобились даже верёвки.
        В окружении сверкающих обнажённых клинков кхаинитов, атартийцы, спотыкаясь и еле шевеля ногами, выползли из храма, лопоча от неожиданного испуга. Некоторые смогли прийти в себя: шок вымыл из них последствия потворства собственным слабостям. Пинки и удары быстро заставили умолкнуть их протесты.
        Кхаиниты прошествовали назад через город, их пленники шли в центре построения поклонников Кхаина. Из дверей и окон раздавались вопросы и обвинения, когда сектанты проходили мимо, но Хеллеброн молчала, а остальным кхаинитам было строго-настрого приказано не причинять вреда никому, кроме их пленников.
        Лианнин отлично выполнила свою часть: собрание кхаинитов было столь велико, что выплеснулось из храма и растеклось по прихрамовой площади, на которой проводились первые церемонии. Сама Лианнин стояла в дверях, кинжал поблескивал в руке, а собравшиеся последователи Князя Крови насмехались и издевались над слабыми атартийцами.
        Илинталия к этому времени окончательно пробудилась от своей фуги и отчаянно заизвивалась. Хеллеброн и Лириэт подхватили верховную жрицу и подняли в воздух, внеся главу культа удовольствий в храм на собственных плечах, словно не замечая её попыток вырваться. Громкое приветствие встретило их внутри, где кхаиниты стояли тесно плечом к плечу, занимая почти всё пространство, кроме небольшого пятачка перед огненной ямой. Осыпая оскорблениями Илинталию, они расступились перед Лириэт и Хеллеброн, позволив Невестам Кхаина добраться до окровавленного каменного алтаря, стоявшего перед костром.
        Сёстры швырнули жрицу Атарты на плиту, оглушив её. Пока Лириэт защёлкивала кандалы на конечностях Илинталии, Хеллеброн метнулась в прихожую и спустя минуту вышла с золотой чашей, наполненной мощным наркотическим раствором.
        По-прежнему не произнося ни слова, Хеллеброн вытащила кинжал и полоснула по запястью пленницы. Из раны хлынула кровь и Хеллеброн тут же подставила широкую чашу, а затем, перемешав содержимое кинжалом, сделала большой глоток.
        Уже и так возбуждённое захватом жертвы, тело Хеллеброн вспыхнуло огнём, когда смесь крови и наркотиков начала действовать. Она передала чашу Лириэт, которая быстро отхлебнула, а после передала Лианнин и далее.
        Хеллеброн, воздев кинжал, стояла на Илинталией. К гулу, наполнявшему разум кхаинитки, добавился треск костра и возбуждённое дыхание собравшихся. Дым от огня был не толще, чем туман, окутавший её мысли, когда она искала какое-либо подходящее для жертвоприношения заклинание или молитву.
        Она посмотрела на своих последователей. Ещё больше эльфов протиснулись внутрь храма, уже намного превысив его вместимость. Им были не важны слова, их заботило только одно: кровь!
        Не произнеся ни слова, Хеллеброн вонзила кинжал в грудь Илинталии, а затем ещё и ещё, рубя и кромсая тело жрицы в приступе кровожадности. Она вырвала сердце жертвы и, поднеся к губам, впилась зубами и оторвала кусок кровоточащего органа. С залитыми багровым грудью и подбородком, она подняла сердце вверх, демонстрируя его собравшимся единоверцам.
        — Хвала Кхаину!
        Храм встряхнуло от раздавшегося в ответ дикого вопля и рёва. Хеллеброн бросила сердце в огонь. Она чувствовала себя так, словно плыла, подпитываемая возбуждением и лестью. Кхаиниты взвыли ещё сильнее, когда на алтарь возложили одного из остальных захваченных атартийцев, труп же Илинталии утащили прочь и разорвали на куски последователи Кхаина, которые тоже хотели заполучить свои собственные сувениры этой славной ночью.
        Теперь дело в свои руки взяла Лириэт: более уравновешенная в своих действиях, она тщательно взрезала свою жертву, плач и мольбы молодого эльфа заглушил хор восхвалений Князю Убийства. Он вопил, пока она не вонзила кинжал под его открытые рёбра. Лишь тогда, испустив пронзительный жалобный крик, он умер.
        Снаружи разочарованные кхаиниты, словно дикий шторм, пали на остальных пленников, разрывая их голыми руками и рубя клинками. Кости и кровь покрыли мощёную площадь, когда верные Кхаину разрывали своих жертв, воспевая хвалу своему кровожадному божеству и перекидываясь внутренностями несчастных атартийцев, словно неприличными игрушками.
        Ещё долго продолжалось ночное убийство, погребальный дым валил из храма, закрывая звёзды, эхо сотен голосов бродило по улицам Атель Торалиена, в то время как простые граждане в страхе съёжились в своих домах.

        Великое жертвоприношение атартийцев не осталось безнаказанным. На следующую ночь отряды приверженцев других богов набросились на кхаинитов и потащили на алтари своих храмов. Пламя осветило ночь и небеса над городом, когда запылали дома последователей Князя Убийства. Однако никто не решился подойти к самому храму или напасть на Хеллеброн или Лириэт.
        Когда наступил рассвет и жертвы были подсчитаны, оказалось, что более сотни кхаинитов нашли свою смерть и в половину этого количества последователей остальных культов. Хеллеброн выступила перед своим адептами и пообещала, что Кхаин не позволит этим преступления остаться безнаказанными. Зная, что многие жители не были связаны с какой-либо конкретной сектой, Хеллеброн постановила, что кханиты должны вызывать наибольший страх: она не могла позволить ни одному другому культу противопоставить себя кхаинитам.
        На следующую ночь последователи Кхаина были спущены с поводка и по всему храмовому району и на улицах вокруг него закипели стремительные схватки. Никто не мог сравниться в свирепости с кхаинитами, и сотни умерли, убитые на улицах или схваченные и заколотые на алтаре.
        Рассвет не принёс мира — схватки продолжились. Взошедшее солнце осветило залитые кровью, заваленные трупами городские улицы. Рука об руку с Лириэт Хеллеброн стояла в дверях храма и призывала своих уставших последователей продолжать резню.
        Послышался стук копыт по мостовой, и на площадь перед храмом выехал отряд рыцарей. Более сотни всадников появились перед храмом, копья опущены, мечи обнажены в готовности нести смерть. За ними шеренга за шеренгой ступали солдаты с луками и копьями, заполняя улицы вокруг храма Кхаина.
        Капитан рыцарей направил своего скакуна к храму и остановился на небольшом расстоянии от Невест Кхаина. Хеллеброн не смогла узнать его.
        — По приказу князя Аландриана все религиозные культы должны немедленно прекратить беспорядки,  — капитан посмотрел на Хеллеброн.  — Это относится и к вам. Ваш отец очень недоволен.
        — Мы сражаемся, чтобы защитить себя,  — ответила Лириэт. Хеллеброн была слишком взбешена. Как отец смеет мешать ей сейчас, в момент её триумфа?
        — Больше драк не будет,  — сказал капитан.  — Все храмы должны быть закрыты. В городе вводится комендантский час от заката до рассвета. Любой, кого обнаружат имеющим наглость продолжать эти культистские безобразия, будет арестован и предан суду, как предатель.
        — Я требую встречи со своим отцом!  — взвизгнула в бешенстве Хеллеброн.
        — У нас есть друзья в армии,  — заметила Лириэт.
        Капитан рассмеялся.
        — Любой солдат, который откажется повиноваться приказам князя Аландриана, будет казнён без суда или апелляции. Что же касается вашего отца, он послал меня сюда, чтобы привести вас к нему,  — закончил капитан, внезапно утрачивая всю весёлость.  — Вы задержаны.

        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Наследие Кхаина

        Вдалеке горизонт, запятнанный зеленью лесов, раскалывала блестящая змея реки. На севере Хеллеброн видела лишь вспаханные поля, а рядом — казалось, стоило лишь протянуть руку — землю покрывали волны покрытых вереском холмов. Непосредственно под узкими окнами башни взрывались цветом сады, расцветавшие в упоении весны. Дорожки из белой гальки вели между клумбами к безупречной лужайке, где слуги, встав на колени и перемещаясь ровной линией, подстригали траву.
        Это была весьма живописная тюрьма.
        Сады граничили с высокой изгородью, и Хеллеброн замечала блеск доспехов солдат, патрулировавших дорогу. Если бы она высунулась из окна, то внизу увидела бы шлемы солдат, стоявших на страже у дверей.
        Первый год был самым трудным. Хеллеброн спорила и неистовствовала, с дюжину раз переломала всю мебель, разбила позолоченные зеркала, подожгла дорогие ковры, но отец так и не смягчил своего решения.
        Второй год Хеллеброн провела в глубокой задумчивости, придумывая сотни способов побега. Она обладала достаточным мастерством, чтобы силой пробить дорогу на свободу, но до города было полдня пути. Ни одной лошади не было в конюшне, так что её поймают раньше, чем она сможет хотя бы краем глаза увидеть Атель Торалиен. А даже если ей вдруг повезёт и она сможет добраться до города, то попасть в него незамеченной было ещё меньше надежды. Другой возможностью было уйти на восток, но жизнь изгнанника будет отличаться от тюрьмы лишь меньшим количеством удобств.
        Третий год Хеллеброн провела за написанием писем к сестре, которая томилась в подобном же заключении, только дальше на севере. В ответных письмах Лириэт рассказала о высоких скалах, на которых стояла её темница, и волнах, что днём и ночью бились об их подножие.
        Хеллеброн не сомневалась, что все её письма вскрывались и читались, а всё подозрительное немедленно сообщалось отцу. Однако это не остановило её от описания своих планов и желаний: сестры были настолько близки, что даже думали почти одинаково, так что могли распознать тончайшие значения в, казалось бы, невинной переписке. Лириэт всегда писала о терпении, а Хеллеброн призывала сестру оставаться сильной.
        Князь Аландриан частенько навещал дочерей. Сначала Хеллеброн наотрез отказывалась встречаться с ним, заходя так далеко, что даже швырялась из окна подсвечниками. Однако, когда он перестал приходить, она всё же написала ему письмо, извинившись за своё поведение. Она по-прежнему лелеяла надежду, что сможет объясниться или, возможно, даже добиться своего освобождения, надавив на отцовские чувства.
        Её отец предложил простой выбор: отказаться от Кхаина или оставаться в заключении. Хеллеброн не дала никакого ответа и много дней раздумывала, что ей делать. Она не сможет притворно отказаться от Кхаина: было слишком много эльфов, готовых следить за ней, чтобы убедиться, что она осталась верна своему слову. Отказаться же на самом деле от своего статуса Невесты Кхаина означало признать поражение и навсегда забыть обо всех своих мечтах.
        Хеллеброн не могла этого сделать, поэтому с неохотой ответила отцу, что не откажется от любви к Кхаину. Он кивнул, возможно, даже с оттенком гордости, после чего сказал, что эти двери будут всегда открыты для неё, если она решит изменить своё решение.
        Три с половиной года не были каким-то серьёзным временем для долгоживущих эльфов, но для Хеллеброн они стали медленной пыткой. День проходил за днём, и она чувствовала, как ускользают её мечты. Отец позволил остаться с ней Лианнин, и через неё Хеллеброн посылала тайные сообщения своим последователям и получала ответные письма с описанием того, что происходило в Атель Торалиене и других городах.
        Спустя год Аландриан сдался перед настойчивыми требованиями культов, и храмы вновь открылись, даже храм Кхаина. Однако без Хеллеброн и Лириэт кхаиниты стали гораздо меньшей силой, вновь вернувшись к статусу милостивого потворства воинам, а не истинного культа. Изредка к городу подходили зверолюды или зеленокожие, а иногда и отряды людей-грабителей с севера, и их кровь насыщала жажду Кроваворукого. Казалось, Летриус всё же выиграл и теперь смеётся из могилы.
        Стук в дверь вывел Хеллеброн из задумчивости.
        — Войди.
        Лианнин шмыгнула в дверь. Её лицо было испуганно.
        — Пришёл князь Аландриан и хочет увидеть вас.
        — Он был здесь всего три дня тому назад. С чего это он так быстро вернулся?
        — Он не сказал мне. Он ждёт вас в Южном зале.
        Хеллеброн кивнула и встала.
        — Передай, что я приду, как только приведу себя в порядок.
        Лианнин ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь и оставив Хеллеброн наедине с внезапно нахлынувшей на неё бурей мыслей и вопросов. Только что-то исключительное и срочное привело бы её отца обратно столь быстро. Хеллеброн уселась перед зеркалом и начала расчёсывать волосы, успокаивая себя и отгоняя поток предположений, приходивших в голову. Переодевшись в бальное платье с короткими рукавами, она скрепила волосы золотой застёжкой и вздохнула.
        Никогда не стоило забывать, что, в конце концов, она оставалась княжной.

        — В Нагарите гражданская война.
        Хеллеброн, раскрыв рот, уставилась на отца, после чего покачала головой, думая, что ослышалась. Аландриан сидел во главе длинного обеденного стола, в камине за его спиной горел огонь. Он встал и посмотрел на пламя, после чего продолжил.
        — Князь Малекит вернулся на Ултуан из северного похода, и Морати попыталась лишить его трона,  — Аландриан говорил сухо, словно бы читая письмо.  — Я узнал об этом только вчера, хотя самой новости уже много дней. Капитан корабля, который принёс её мне, сказал, что Малекит вступил в Анлек, а Морати будет доставлена к Королю-Фениксу и предстанет перед судом по обвинению в государственной измене.
        Хеллеброн расхохоталась, она смеялась так долго и сильно, что по щекам покатились слезы, и ей даже пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. Всё это время Аландриан в замешательстве смотрел на свою дочь. В конце концов Хеллеброн вернула небольшую толику контроля.
        — Морати будет судима Бел Шанааром и другим князьями?  — Хеллеброн снова рассмеялась, представив унижение королевы.  — Это чудесная новость. Просто великолепная!
        Её отец, впрочем, не видел здесь ничего весёлого.
        — Нагарит разрывает сам себя,  — сказал князь.  — По-прежнему остались группировки, верные Морати, которые продолжают сопротивление князю Малекиту.
        Хеллеброн наконец успокоилась, разум внезапно наполнили возможности.
        — Эти проблемы доберутся и до Атель Торалиена,  — сказала она.  — Ты был заместителем князя. Именно Малекит передал тебе власть над городом. Культы же поклялись в верности собачонкам Морати — куклы, чьи хозяева все эти годы сидели в Анлеке. Твои враги увидят в этом возможность устранить тебя.
        — Это уже началось,  — ответил Аландриан, снова садясь. Он махнул Хеллеброн, приглашая присесть рядом, и положил на стол облачённую в защитную перчатку руку. Жест вышел умоляющий.  — У меня есть для тебя предложение.
        — Проси что угодно, папа,  — мило улыбнувшись, сказала Хеллеброн.  — Всё что угодно.

        Хеллеброн пришлось ждать ещё пару лет, пока её отец лавировал и политиканствовал в Атель Торалиене, постепенно заменяя или перемещая чиновников, которые были известными последователями других культов, продвигая офицеров, преданных ему лично, подмазывая других князей города и заключая тайные союзы с самыми могущественными торговцами.
        Когда приготовления были закончены, прибыл конный почётный караул, чтобы забрать Хеллеброн. С ними была Лириэт, и встреча сестёр получилась очень эмоциональной, со слезами и объятиями. После столь долгого ожидания, теперь, когда она была так близка к достижению власти, которой столь долго жаждала, дорога до Атель Торалиена, на взгляд Хеллеброн, заняла целую вечность. Отец собирался вручить ей город на блюдечке с золотой каёмочкой, а мысли Хеллеброн по-прежнему были полны грандиозных проектов. Контроль над Атель Торалиеном не был вершиной её устремлений, её цель лежала на другом берегу океана, в Анлеке, и с Морати, заключённой в темницу Короля-Феникса в Тор Анроке, вряд ли будет ещё лучшее время для исполнения мечтаний Хеллеброн.
        В конце лета, после полудня город купался в солнечном свете, и это зрелище наполнило Хеллеброн энергией. Свет отражался от серебряных крыш и позолоченных башен, блестевших на фоне ясного неба. Она смотрела на высокие стены города, который столь долго был закрыт для неё, и представляла себе спешащих по своим делам простых атель торалиенцев, даже не подозревающих о том, как вскоре должна была измениться их жизнь.
        Её мысли обратились к соперникам, жрецам и жрицам других культов, которые, без сомнения, смеялись над её заточением и шутили между собой о дурной судьбе Невест Кхаина. О, вскоре они узнают, насколько тяжела плата за отрицание Кхаина, равно как и любое противодействие возрождению Его славы.
        Хеллеброн мгновенно ощутила подавленную атмосферу, царящую в городе, стоило войти внутрь. Повсюду, куда падал взгляд, были солдаты: вряд ли граждане Атель Торалиена не могли не заметить увеличение их количества по сравнению с последними днями.
        Несколько князей ждали в воротах, окружённые личной гвардией. Хеллеброн узнала Малриада и ещё двоих, остальные трое были ей незнакомы: нагаритские князья, бежавшие с Ултуана в последние годы владычества Морати.
        Маэнредил тоже был там, щеголяя капитанским гребнем на шлеме. Лириэт помахала своему бывшему любовнику, который улыбнулся в ответ и приказал своей роте выразить должное приветствие. Когда Хеллеброн и Лириэт проехали мимо, солдаты склонили перед ними копья, изрядно развеселив сестёр.
        Аландриан ждал их в центре предвратной площади. Он был облачён в лучшие доспехи, длинный плащ, спускавшийся с плеч, полностью закрывал круп его лошади, на руке висел позолоченный щит. Он до последней частички выглядел князем, которым и являлся, и это заставило Хеллеброн ощутить прилив гордости, когда она осадила своего скакуна рядом с отцом и склонила голову в поклоне.
        — Нам всё же придётся приложить некоторые усилия,  — сказал Аландриан.  — Наша подготовка не смогла пройти полностью незамеченной. Твоя мать подозревает что-то неладное и собрала народ на рыночной площади. По моим подсчётам, её речи слушает больше тысячи наших сородичей.
        — Что с Анеллионом и другими лидерами культов?  — спросила Хеллеброн.
        — Они собирают своих последователей к храмам, просто из предосторожности. Достоверно знать, что мы планируем, они не могут.
        Хеллеброн оглянулась на собравшихся солдат, затем на отца.
        — Когда начинаем?  — спросила она.

        Город вспыхнул пожарами, и ночь обратилась в день. Весь храмовый район полыхал, и крики тех, кто остался в храмах, вторили треску огня. Грохот боя стих, когда прошла его наивысшая точка, и отряды кхаинитов и солдат выискивали последних культистов.
        Хеллеброн и Лириэт возглавляли атаки, врываясь в храмы с копьём и мечом и вырезая всех, кто оказался у них на пути. Большинство кротких сектантов уже сдались, и теперь их выстраивали в длинные ряды на площади перед храмом Кхаина. На этот раз Хеллеброн не собиралась повторять свою ошибку и перебить всех жертв за одну ночь: на этот раз пленников было достаточно, чтобы костры Кхаина не голодали долгое время, если, конечно, ей удастся умерить пыл своих последователей.
        Невесты Кхаина стояли перед храмом Анаф Раэмы, наблюдая, как последователей Мстительной Охотницы вытаскивают наружу. Лириэт рассмеялась, когда один из старых жрецов споткнулся и упал, расквасив лицо о мостовую. Солдаты подхватили его под руки и потащили прочь, ноги жреца безвольно волочились по улице.
        Конский топот объявил о прибытии Маэнредила. Капитан соскочил с лошади, выглядел он довольно расстроенным.
        — Что-то случилось?  — спросила Хеллеброн.
        — Ну, как сказать,  — протянул Маэнредил. Он помялся мгновение, явно ощущая неудобство, прежде чем посмотрел на Лириэт.  — Это твоя мать. Она привела толпу на виллу вашего отца и требует немедленно прекратить чистку.
        — Ну и что?  — ответила Хеллеброн.  — Проигнорируйте её, и всё.
        Маэнредил отвёл глаза, на его лице появилось покорное выражение.
        — Это не так просто. С ней заявилось несколько тысяч жителей. Её неповиновение является вызовом вашему отцу, открытым выступлением против его правления. Она требует, чтобы он отказался от власти в её пользу.
        — Тогда пусть наш отец ей и займётся,  — сказала Лириэт.  — Почему ты пришёл с этим к нам?
        — Вас долго не было,  — сказал Маэнредил.  — Положение в культе Кхаина слегка… изменилось.
        — Что ты имеешь в виду?
        Маэнредил вздрогнул от резкости в голосе Хеллеброн. Капитан перевёл дыхание.
        — Когда вас обеих удалили из города, князь Малриад решил возглавить культ. Многие по-прежнему верны вам, в том числе и он сам, но если вы хотите вновь стать нашим безоговорочными лидерами, то должны расправиться с теми противниками внутри культа, которые могут пошатнуть ваше влияние. Открытая дерзость вашей матери придаёт вес их словам о том, что вы недостаточно сильны, чтобы вести нас. Пока Малриад удерживает их под контролем, но если вы ничего не сделаете, то может показаться, что вы действительно слишком слабы. Они говорят, что ваш отец не будет правителем вечно, а без его поддержки вы не сможете защитить нас.
        Лириэт вздохнула, в то время как Хеллеброн прорычала проклятие.
        — Хорошо, мы займёмся этим,  — сказала Хеллеброн.  — Найди нам лошадей, и мы отправимся с тобой и взглянем на это сборище.

        Влияние Мириэт значительно возросло за время отсутствия её дочерей. Убеждённый критик культов, она ухватилась за запрет мужа, чтобы получить широкую поддержку своему движению. Многие устали от культов и их лидеров, и тысячи покинули свои дома, чтобы присоединиться к этой протестной акции Мириэт.
        Когда Хеллеброн и остальные въехали на площадь, Мириэт стояла перед линией копейщиков, закрывавших ворота во дворец Аландриана. Сам князь стоял на балконе, за стеной, в окружении своих сторонников. Там было несколько поигрывающих оружием жрецов-кхаинитов — лица, которые Хеллеброн не признала. Они были узурпаторами, их власть была создана стараниями Хеллеброн и Лириэт.
        Последователи Мириэт стояли в молчаливой акции протеста. Там были представители всех слоёв общества и всех районов. Поодаль на протестующих гневно посматривали последователи Хеллеброн, помахивая обнажёнными клинками над взятыми в плен последователями других культов. Эти кхаиниты приветственно заорали, увидев прибывших сестёр. Бросив взгляд на окружавших Аландриана сановников, Хеллеброн заметила, что у некоторых их прибытие вызвало отнюдь не радость. Было очевидно, что подобное незначительное восстание в культе было им не по нраву.
        Мириэт развернулась, когда Невесты Кхаина спрыгнули с коней. Мгновение Хеллеброн не могла распознать выражение на лице матери. Однако затем понимание мгновенно осенило её: жалость. Жалость, родившаяся из любви, несомненно, но она обожгла гордость Хеллеброн. Жалость — для слабаков. Не жалость послала Аэнариона на Осквернённый остров, чтобы взять меч Кхаина. Не жалость прислала Малекита под стены Атель Торалиена, чтобы спасти город от орков. Жалость была притворством меньших княжеств, и ей не было места в сердцах наггароти.
        Сёстры медленно и осторожно подошли к Мириэт, ожидая какой-нибудь ловушки. Настроение толпы изменилось, угрюмость сменил гнев, когда архитекторы чистки подошли ближе. Хеллеброн и Лириэт уставились на них в ответ, сопоставляя гнев толпы со своим собственным. Тихая, кипящая ярость торалиев, которую сёстры некогда использовали в своих целях, теперь обернулась против самих Невест Кхаина.
        — Я знаю, что у вас нет любви ко мне, но выслушайте то, что я должна сказать,  — произнесла Мириэт. Хеллеброн остановилась в шаге от матери и свирепо уставилась на неё. Мириэт без страха встретила полный ненависти взгляд родной дочери, её бледно-голубые глаза смотрели твёрдо, пока она изучала лицо Хеллеброн. А затем глаза Мириэт заблестели, едва удерживая наполнившие их слёзы.  — Пора остановить это безумие.
        — И ты думаешь, что у тебя есть для этого силы?  — спросила Лириэт.
        Мириэт повернулась к толпе и подняла руки, и тут же на площадь опустилась тишина.
        — Наша родина расколота,  — сказала она толпе, однако слова были направлены её дочерям и их отцу, смотревшему с балкона.  — Нагарит балансирует на грани разрушения, и причина этого не происки врагов, а наша собственная гордыня, превознесение себя над другими. Мы забыли уроки, оставленные нам Аэнарионом. Прежде чем он взял Сеятель Вдов, Аэнарион предложил себя другим богам, и они отвергли его, Только тогда, когда он пожертвовал собой, бросившись в огонь Азуриана, боги прислушались.
        Мириэт повернулась к Хеллеброн и Лириэт, но её голос по-прежнему разносился над всей площадью.
        — Аэнарион не жертвовал собой ради славы Кхаина. Аэнарион пожертвовал собой ради выживания нашего народа. Чтобы изгнать смерть и страдание — вот ради чего Аэнарион отдал свою жизнь. Из любви ко всем эльфам, наггароти и остальным, он взял в руки меч Князя Крови, зная о погибели, которую он тем самым навлекает на себя. Чтобы изгнать безвластие, развеять разногласия, Аэнарион повернулся к Кхаину, как к последнему выбору. Он испытывал гнев и печаль от того, что стал Кроваворуким Королём.
        Мириэт в умоляющем жесте протянула обе руки к своим дочерям. Она упала на колени, слёзы текли по щекам.
        — Это была любовь, не ненависть, вот что я скажу вам. Не позволяйте Кхаину забрать ваши души. Он сожрёт вас, а через вас и весь наш народ. У вас ещё есть выбор, вы ещё можете встать на путь света, а не ходить по тёмным тропам смерти. Ваши амбиции мимолётны, ибо все смертные в конце концов умрут, неважно сколь высок был их статус или велики армии.
        — И когда вы умрёте, как вспомнят вас? Как вестников раздора? Как убийц родичей и душегубов? Даже Аэнарион в хватке самого Кроваворукого никогда не поднимал меча на другого эльфа. Пока Нагарит в смятении, пусть же Атель Торалиен станет маяком света и надежды, новым Анлеком. Пусть единственным нашим наследием останется гармония, понимание, любовь.
        Хеллеброн встала над матерью и положила руку ей на плечо. Посмотрела на своих последователей, что замерли, словно готовые наброситься звери. Взгляд перешёл на сторонников Мириэт, многие из них были в слезах, на лицах других написан страх.
        Наконец она посмотрела на дворец своего отца. Аландриан смотрел со скрещенными на груди руками, его лицо — невыразительная маска. Рядом с ним новый главарь кхаинитов фыркнул и с ненавистью посмотрел в ответ, окатив презрением Хеллеброн и её сестру.
        Хеллеброн опустилась перед Мириэт на колени. Подняв лицо матери, она поцеловала её в лоб и в каждую щёку. А затем, наклонившись, прошептала на ухо Мириэт.
        — Слишком поздно для мира,  — сказала она.  — Если этого не сделаю я, то сделает кто-нибудь другой. Лучше править с благословением Кхаина, чем служить без него.
        Хеллеброн выпрямилась, грубо поднимая Мириэт. Её кинжал блеснул. Кровь хлынула из горла её матери. Дав телу Мириэт упасть на площадь, Хеллеброн подняла окровавленный кинжал и пошла к плачущей толпе. Лириэт шла по пятам. Некоторые из толпы обратились в бегство, другие демонстративно остались на месте, однако, когда Хеллеброн оказалась от них в нескольких шагах, дрогнули и отступили.
        — Кхаин пришёл в Атель Торалиен,  — вскрикнула Хеллеброн.  — У вас есть выбор. Примите Его и отдайте Ему свою жизнь. Или отрекитесь от Него, и тогда Он возьмёт вашу смерть!
        Хеллеброн повернулась и указала кинжалом на главу кхаинитов и своего отца.
        — Я только что убила собственную мать во славу Кхаина. Я сделала это быстро и с любовью. Любому другому эльфу, что рискнёт встать у меня на пути, так не повезёт!
        Последователи Невест Кхаина обрушились на протестующих, как голодный волк на отару овец. Крики сотрясли площадь, когда эльфы побежали прочь, спасаясь от последователей Кроваворукого. На балконе, над площадью, Аландриан погрузился в себя, оставив жрецов Кхаина нервно глядеть на бойню внизу.
        Лириэт и Хеллеброн подняли кинжалы и закричали в унисон, зная, что отныне город принадлежит им.
        — Хвала Кхаину!

        Король Теней [Shadow King]
        Книга вторая

        Это одно для любящих отцов мира!
        САМЫЙ ТРАГИЧЕСКИЙ рассказ со Времени Легенд рассказывает о падении самых больших домов эльфов и возвышения трех королей: Феникса, Ведьмы и Тени.
        Когда-то повсюду царил порядок, но сейчас эти годы настолько далеки от нас, что ни одно смертное создание уже не помнит о них. С незапамятных времен на острове Ултуан жили эльфы. Там, от своих создателей, загадочных Древних, узнали они секреты колдовства. Под властью Вечной королевы они жили на своем благодатном острове и не знали бед.
        Приход Хаоса разрушил цивилизацию Древних, эльфы оказались беззащитными. Демоны Хаоса бесчинствовали и убивали эльфов на Ултуане. Но из тьмы и беззакония поднялся Аэнарион-Защитник — первый из Королей-Фениксов.
        Жизнь Аэнариона проходила в войнах и лишениях, но, благодаря принесенной им жертве и подвигам его сподвижников, демоны были побеждены, эльфы уцелели и как будто бы вернулись в эру процветания. Но все их усилия оказались тщетными.
        ВОИНЫ-ЛЮДИ Нагарита нашли небольшое утешение в мире и вскоре изменят отношение друг к другу и поддерживающим их эльфам.
        Там, где когда-то царил порядок, настал раздор. На смену миру пришла кровопролитная война.
        Слушайте же повествование о Расколе.

        ЧАСТЬ I
        Дитя Курноуса
        Смута в Нагарите
        Неотступная Тень
        Предательство Малекита

        ГЛАВА 1
        Юный охотник

        В эпоху своего правления первый Король-Феникс, Аэнарион-Защитник, основал в суровой северной области Ултуана княжество Нагарит. Там наггароты — так называли подданных Аэнариона — изучали искусство войны и создали внушительную армию для защиты от демонов Хаоса.
        Оплотом Аэнариону служила неприступная крепость Анлек — там он жил со своей королевой Морати и держал двор. Там они произвели на свет сына, Малекита. На пике своей власти, когда до победы над демонами оставалось совсем немного, Аэнарион погиб, и правление Нагаритом перешло в руки его сына. Малекит исполнил обещания отца и защитил земли и состояние князей, которые сражались бок о бок с Аэнарионом. Но затем его увлек дух войны и приключений, и Малекит отправился сражаться в колонии.
        Вторым после великого Каледора Укротителя Драконов король Аэнарион почитал Эолорана из дома Анар, который был знаменосцем Короля-Феникса. Ему Малекит отдал лежащие среди холмов и подножий Кольцевых гор земли на востоке Нагарита. Эолоран правил от имени Аэнариона и Малекита, и его подданные наслаждались покоем и благополучием.
        Он был мудрым князем и расширял влияние своего дома, не вступая в конфликты, хоть и отправил сына Эотлира ненадолго в колонии, чтобы тот узнал, что такое война. Княгиня погибла во время войны с демонами, после ее смерти Эолоран стал замкнутым, но тем не менее никогда не отказывал в помощи низкородным дворянам Нагарита. Шли годы, и стремящиеся к свершениям князья обретали известность — деяния Эолорана начали стираться из памяти эльфов за пределами Эланардриса.
        Когда Малекит покинул Нагарит и отправился на завоевание новых земель, в его княжестве стали прорастать всходы раздора. Морати завидовала дарованной Эолорану власти, к которой тот прибегал лишь изредка, и плела интриги, чтобы поссорить дом Анар с остальными княжествами Ултуана. В то же время вдовствующая княгиня все больше прибирала к рукам власть над Анлеком и Нагаритом. Эолоран не желал говорить о заговорах даже со своей семьей, так что родным оставалось только догадываться, какие планы строит старый эльф для возрождения семейной славы и строит ли вообще. Эолоран запретил всем жителям Эланардриса посещать Анлек и довольствовался тем, что рассылал другим князьям письма, напоминая о полученной столетия назад помощи и принесенных дому Анар клятвах верности. Сын Эолорана, Эотлир, пытался поддерживать былой статус княжества, но его не отпускало чувство, что грядут перемены. Он не мог объяснить, что именно его настораживало: какие-то видения на краю зрения, звуки за пределами слуха, неуловимый запах в воздухе.

        Стоял сезон холодов тысяча сорок второго года правления Короля-Феникса Бел Шанаара. На родине анарцев гулял северный ветер и нес с гор зимний холод. С высоких вершин, неторопливо вихрясь, летел снег. Дальние опушки сосновых лесов накрылись белыми шапками, и суровая зима с каждым днем подбиралась все ближе. Майет плотнее завернулась в длинную шаль из темно-синей шерсти — они с мужем Эотлиром стояли в саду особняка Эланардриса. Князь обнял ее за плечи и улыбнулся.
        — Внутри ждет тепло очага, зачем ты стоишь на холоде?  — спросил он.
        — Слушай,  — ответила женщина.
        Оба замолчали, и какое-то время тишину нарушал только шелест ветра. Затем до них донеслось отдаленное карканье.
        — Одинокая ворона зимой,  — произнес Эотлир.  — Думаешь, это плохой знак?
        — Да. Хотя вряд ли он сулит что-то худшее, чем полный дом нежданных гостей из Анлека, которые ищут у нас убежища.
        — Это временно. Когда-нибудь князь Малекит вернется и положит конец выходкам Морати. Нам нужно набраться терпения.
        — Выходкам?  — Майет горько рассмеялась.  — Ты называешь убийства и разврат «выходками»?!
        — В Анлеке много ее сторонников. Но хватает и тех, кто считает правление княгини незаконным и готов сопротивляться.
        — Когда?  — требовательно спросила Майет. Она высвободилась из объятий мужа и уставилась на него.  — Уже много лет они ничего не делают, и мы тоже бездействуем.
        — Морати — мать князя Нагарита, вдова Аэнариона; откровенный бунт против нее будет считаться предательством. На данный момент достаточно того, что мы правим своими землями и не пускаем сюда охватившую Анлек проказу. Если Морати попытается открыто посягнуть на нашу власть, то ее ждет гораздо более сильное сопротивление, чем она предполагает.
        — А как же Тарной, Фаергиль, Лохстет и прочие, которые сейчас живут в нашем доме и боятся вернуться в Анлек?  — спросила Майет.  — Разве они не князья Нагарита? Они тоже когда-то считали, что Морати не посмеет открыто выступить против них.
        — Ты хочешь, чтобы я стал предателем и узурпатором?  — резко спросил Эотлир.  — Или, что еще хуже, остаться вдовой и лишить нашего сына отца? В Анлеке Морати имеет власть, но тут, в горах, у нее руки коротки. Она может попробовать разделаться с нами по одному, но пока мы держимся вместе, она не решится выступить против нас. Треть нагаритского войска находится за границей вместе с Малекитом. Еще одна треть в свое время приносила клятву верности отцу и его союзникам. Морати не умеет создавать солдат из воздуха, тут ей не поможет колдовство и предсказания.
        — Твой отец имеет в своем распоряжении половину военных сил Нагарита — и что он делает?  — презрительно бросила Майет.  — Он прячется здесь и пишет письма. Разве все мы не сыновья и дочери Нагарита? Наше войско должно встать под воротами Анлека и потребовать отречения Морати. Достаточно бед она причинила народу.
        — А как насчет Малекита, наследника Аэнариона, нашего законного правителя?  — Эотлир взял жену за плечи.  — Ты думаешь, ему понравится, что кто-то штурмует Анлек без его ведома? И как он отнесется к тем, кто угрожает его матери? Скажу тебе сразу, мой отец умрет от стыда, если его станут считать предателем. Вот почему он собирает сторонников единственным доступным ему способом.
        — Тихо,  — вдруг быстро проговорила Майет и обняла мужа.
        Эотлир повернулся и заметил юного эльфа, лет тридцати от роду, который спускался по широким ступеням особняка. На нем был кожаный охотничий костюм, отороченный пятнистым мехом и перетянутый ремешками, а в руках он держал тонкий черный лук и колчан со стрелами.
        — Снова тренировка, Алит?  — спросил Эотлир и высвободился из рук жены.  — Ты же и так знаешь, что ни один князь в горах не сравнится с тобой в меткости и никто не может похвастаться такой твердой рукой.
        — Ты преувеличиваешь, отец,  — серьезно ответил юноша.  — Хурион говорит, что его кузен из Крейса, Менхион, может попасть на лету в куропатку с сотни шагов.
        — Хурион много чего говорит, сынок,  — улыбнулась Майет.  — Если верить его рассказам, то четверо его кузенов зададут жару любому войску.
        — Я знаю, что он преувеличивает. Тем не менее я с ним поспорил и докажу, что он врет. Весной я буду соревноваться с Менхионом. Я должен поддержать честь дома Анар. А сейчас мне нужно практиковаться, пока не лег снег.
        — Ладно, но возвращайся до темноты,  — разрешил Эотлир.

        Алит кивнул, закинул колчан за плечо и зашагал прочь. Он знал, что родители считают его замкнутым, даже нелюдимым. Они часто перешептывались и замолкали, стоило ему оказаться рядом, но юноша отличался наблюдательностью и острым слухом и прекрасно понимал, что дела в Нагарите идут плохо. Дом был полон беглых князей, которые отказались поддерживать Морати и ее жуткие культы.
        Он также знал, в отличие от отца и деда, что подобные дела улаживаются не дипломатией, а силой. Молодой князь очень ценил, что его семья избегает прямого конфликта с правителями Нагарита, но понимал, что однажды наступит и его черед возглавить дом Анар, и его переполняла решимость за время своего правления сделать мир лучше того, в котором они жили сейчас. Пусть за ним следуют из уважения, а не из страха — а завоевывать уважение надо как можно раньше, иначе потом окажется поздно.
        Алит оставил позади ухоженные сады и через серебряные ворота в высокой ограде вышел к холмам — они громоздились у подножья Сурил Анарисы, Лунной горы, вздымаясь все выше и выше. Гора и ее окрестности тоже считались землями анарцев и были подарены им самим Аэнарионом. Неприветливая зимой, эта местность в теплое время года изобиловала дичью, а на лежащих ниже лугах располагались отличные пастбища для овец и коз. Когда-нибудь здешние земли перейдут ему, поэтому юный князь выбирался на прогулки по ним как можно чаще, чтобы знать их не хуже родного дома.
        Сегодня он направился на северо-восток, вдоль русла Инна Бариты. Холодная река начинала свой путь в скрытых на склоне Сурил Анарисы пещерах и питала холмы Эланардриса чистой водой, а потом исчезала под землей в Хайметских водопадах далеко на юге.
        Алит шел по извилистому берегу и наблюдал, как сверкает в прозрачной воде серебристая чешуя — это рыба прыжками преодолевала каменистые протоки. Юноша решил перебраться на северный берег и ловко запрыгал с камня на камень, не обращая внимания на скользкую поверхность и омывающий подошвы бурный поток.
        На другом берегу он нашел старую, ведущую к холмам тропинку и зашагал среди темных валунов и облетевших кустарников. Через некоторое время он вошел под полог соснового леса, где под ногами хрустела прихваченная инеем хвоя. Легкая походка эльфа почти не оставляла следов, и вскоре он перешел на бег, быстро пробираясь под переплетенными раскидистыми лапами сосен.
        Алита вело внутреннее чутье, подпитываемое теплом солнца, выглядывавшего из-за высоких облаков, омывающим лицо ветром и легким наклоном почвы под ногами. Он продвигался на восток вдоль подножия гор так уверенно, будто держал перед собой карту. В ветвях хлопали крыльями птицы, а в подлеске шмыгали мелкие четвероногие охотники, даже не догадываясь о близости эльфа. Наконец князь вышел к каменному откосу, могучим уступом рассекающему лес в глубину на несколько сотен футов. У подножия пряталась пещера с низким сводом. По горному склону спустилось облако и затянуло поляну полупрозрачной серой дымкой, в которой растворялись цвета и звуки.
        Алит нырнул в каменный проем и оказался в широкой пещере, освещаемой лишь льющейся через вход полоской солнечного света. Эльф протянул руку вправо и нашарил скобу на стене, а в ней связанный из веток факел. Князь произнес нужное слово, по веткам пробежала искра, и вспыхнул огонь. Освещая себе дорогу факелом, Алит углубился в пещеру.
        Она расширялась во внушительных размеров подземный зал, выточенный природой. Слившиеся за века сверкающие сталактиты и сталагмиты образовывали колоннаду под стать величественному собору. Зал не случайно походил на храм, ведь Алит вошел в одно из тайных святилищ Курноуса, бога-охотника. Свет мигающего факела заплясал по дюжинам черепов, размещенных в стенных нишах: волчьих и лисьих, медвежьих и оленьих, ястребиных и кроличьих. Некоторые украшала позолота, на других были вырезаны тонкие руны с просьбами и благодарностями.
        Все черепа были подношениями Курноусу.
        Хотя больше всего его почитали в Крейсе, который славился своими охотниками по всему Ултуану, Курноуса не забывали и в тех уголках острова, где население еще не перебралось в постоянно растущие города. В Эланардрисе тоже поклонялись богу-охотнику, ведь тут близкий к природе образ жизни еще не вытеснился чопорностью и формальностью Азуриана и прочих богов.
        Земляной пол дикого храма покрывали мертвые листья. Стены украшали нарисованные краской сцены охоты, где хищники преследовали добычу. Самые древние изображения потускнели и стерлись, но они перемежались более яркими, недавними рисунками. Алит знал, что приходит сюда не он один, однако он никогда не встречал в святилище других охотников.
        Сегодня у юноши не нашлось богатого подношения, хотя раньше он всегда радовал Небесного Волка великолепными жертвами. Молодой эльф преклонил колени перед алтарем — каменной колонной, усыпанной ветками, пеплом и прочим мусором. Факел он воткнул в выдолбленную в камне дыру, затем взял пригоршню наломанных заранее веточек и сухих листьев, вытащил из факела один горящий прут и принялся раздувать пламя. Со словами благодарности Алит бросил объятую огнем ветку в миниатюрный жертвенный костер. Затем вытащил из прикрепленного к поясу мешочка тонкую полоску вяленого мяса оленя, убитого им дюжину дней назад. Насадил приношение на похожий на вилку сучок и положил на костер — мясо тут же принялось шипеть и плеваться жиром.
        Алит присел со скрещенными ногами перед алтарем и положил на колени лук. Прикрыл его руками и прошептал обращенные к Курноусу слова; он благодарил божество за подаренную добычу и просил удачи в следующих охотах.
        Некоторое время он молча просидел в раздумье со склоненной головой. Юноша пытался отвлечься от своих тревог и сосредоточиться на грядущей охоте. Он представлял, как стоит на вершине Сурил Анарисы: горное солнце обжигает его лицо, и перед ним простираются дикие земли. Затем нарисовал в голове звериные тропы, источники, куда звери приходят на водопой, места их охоты. Перед внутренним взором возникла карта Сурил Анарисы, хотя ее там и сям прерывали темные пятна — те места, куда он еще не забредал.
        Когда Алит почувствовал, что воздал богу достаточное почтение, он встал и направился к выходу; карта гор еще держалась перед мысленным взглядом. При помощи очередного известного охотникам слова он погасил факел и воткнул его на место, для следующего посетителя; кто им окажется, сам князь или кто-то другой, значения не имело. Пригнувшись, Алит вышел из пещеры и застыл на месте.
        Прямо перед ним в сгущающемся тумане стоял олень. Великолепный самец, в холке выше его самого, с ветвистыми рогами шире, чем размах рук молодого князя. Абсолютную белизну шкуры нарушало лишь черное пятно на груди. Олень смотрел на Алита карими глазами, не боялся и не делал попыток напасть.
        Юноша медленно выпрямился и уставился на зверя. Олень пригнул голову и встряхнул рогами, провел по земле копытом. Алит уверился, что перед ним посланное Курноусом знамение, но не мог разгадать его смысл. Олень начал тревожиться, закинул голову и издал трубный звук. Алит сделал шаг ему навстречу, успокаивающим жестом вытянул перед собой руку, но олень посмотрел на восток и умчался в лес.
        Алит проследил за направлением его взгляда и увидел спрятавшегося за деревьями эльфа. Закутанный в плащ из черных перьев незнакомец сидел на вороном коне, а его лицо и волосы полностью скрывал капюшон.
        Князь невольно потянулся к своему луку, и ему пришлось отвернуться, чтобы вытащить его из чехла. За это ничтожное мгновение всадник исчез. Алит наложил стрелу на тетиву и метнулся к опушке. Следов на земле не осталось — ни нога эльфа, ни копыто лошади даже не примяли присыпанную инеем хвою.
        Два непонятных явления одно за другим сильно встревожили Алита; он внимательно оглядел поляну, но больше ничего не заметил. Князь убрал стрелу с тетивы и бегом бросился обратно к особняку. Все мысли об охоте мигом вылетели у него из головы.

        Наследник дома Анар решил не рассказывать семье о странных встречах, ведь у родных и так достаточно было хлопот помимо приключений сына. За зиму воспоминание поблекло, в конце концов, Алит и сам уверовал, что ему привиделся сон наяву. Мысли о странных знамениях и таинственных всадниках сменились более насущными волнениями: к юноше пришла любовь.
        Накануне дня середины лета Алит наслаждался солнцем. Он лежал на траве, одетый в короткую, без рукавов, тунику из белого шелка и смотрел в безоблачное небо, а лицо, руки и ноги омывало приятным теплом.
        — Какое редкое зрелище,  — произнесла Майет и присела на склоне поросшего травой холма рядом с сыном. За ее спиной на откосе горы сверкал белоснежными стенами особняк дома Анар, столица Эланардриса. В садах группками собирались эльфы; они пили вино и разговаривали, а одетые в серебристо-серые ливреи слуги разносили подносы с деликатесами.
        — Что?  — Алит повернулся на бок и приподнялся на локте.
        — Улыбка,  — в свою очередь улыбнулась мать.
        — Я не могу грустить в такой чудесный день,  — провозгласил Алит.  — Голубое небо и сияние лета — тьма не в силах омрачить его.
        — И?..  — Майет пристально взглянула на сына.  — В этом году было много подобных дней, но я не видела тебя таким счастливым с того момента, как ты выпустил свою первую стрелу.
        — Тебе мало того, что я счастлив? И почему бы мне не радоваться лету?
        — Не пытайся меня перехитрить, упрямец,  — игриво продолжала Майет.  — Может, есть причины твоей безудержной радости? Может, дело в завтрашнем празднике середины лета?
        Алит прищурился и сел.
        — Ты что-то слышала,  — сказал он и встретился с матерью взглядом.
        — Немного тут, немного там,  — небрежно махнула рукой она.  — По дороге сюда я встретила Каентраса. Ты, манерное, его знаешь — это отец Ашниели.
        При упоминании молодой эльфийки Алит отвернулся, и Майет рассмеялась при виде его внезапного смятения.
        — Значит, это правда!  — триумфально улыбнулась она.  — Если судить по счастливому настроению и влюбленному выражению лица, которое появляется у тебя при виде Ашниели, она согласилась пойти с тобой на танцы?
        — Да,  — с крайним смущением ответил Алит.  — Если отец разрешит, конечно. А что именно он тебе сказал?
        — Только то, что ты бегаешь по лесам как заяц и одеваешься как пастух,  — ответила Майет.
        Расстроенный Алит собрался встать, но мать положила ладонь ему на руку и остановила его.
        — И он очень рад, что за его дочерью ухаживает сын дома Анар,  — быстро добавила она.
        — Он разрешил?
        — Разрешил. Надеюсь, ты занимался танцами, а не бегал все время с луком в руках.
        — Калабрет учил меня,  — заверил мать Алит.
        — Пошли.  — Майет встала и протянула сыну руку.  — Ты должен поздороваться с Каентрасом и поблагодарить его.
        Она помогла сыну подняться с земли, и тот неуверенно выпрямился, оглядывая собравшихся эльфов будто стаю голодных снежных волков.
        — Он уже дал согласие,  — напомнила Майет.  — Просто не забывай о вежливости.

        ГЛАВА 2
        Тьма Анлека

        Для эльфов, чья жизнь измеряется веками, время летит быстро. Год для них равняется дню в исчислении обычных людей, поэтому интриги и отношения у них всегда развиваются медленно. Юный и нетерпеливый Алит Анар завоевывал сердце Ашниели два года, от середины лета до середины лета, письмами и ухаживаниями, танцами и охотами. Зачарованный холодной красотой нагаритской девушки, наследник дома Анар отложил в сторону все свои заботы и какое-то время просто предавался счастью — или, по крайней мере, мечтам о будущем счастье. Так и получилось, что он почти не прислушивался к тревожному перешептыванию родителей и проводил гораздо меньше времени в лесах; вместо этого он поселился в своем кабинете и библиотеке Эланардриса, где изучал поэзию, чтобы произвести впечатление на возлюбленную, или слушал мать, когда та пересказывала ему древние легенды о двух божественных влюбленных, Лилеат и Курноусе.
        Чтобы доказать Ашниели свою любовь, юный анарец заказал лучшим мастерам плащ из ткани цвета полуночи, расшитый бриллиантовыми звездами. Тонкие серебряные нити связывали их в созвездия. Алит просмотрел астрономические записи семьи и сам выбрал узор — тот показывал расположение созвездий на небе Ултуана в день рождения Ашниели. Все это он проделал втайне от семьи, потому что хотел порадовать Ашниель подарком на грядущий праздник середины лета и не желал, чтобы до ушей девушки дошли слухи о нем.
        Наступил долгожданный вечер, и слуги принялись развешивать на деревьях волшебные фонари. Их желтый свет растворялся в бронзовых лучах заката, но когда солнце скрылось за горизонтом и небо замигало первыми звездами, сияние фонарей разлилось по саду золотистыми озерками. В воздухе висела беззаботная болтовня, по дворикам и дорожкам ухоженных садов Эланардриса под звон хрустальных бокалов и журчание фонтанов прохаживались гости.
        Алит торопливо пробирался сквозь толпу, выискивая Ашниель. Завернутый в шелковую бумагу из восточных колоний плащ он держал под мышкой. Сверток получился легким, как перышко, но юноше он казался свинцовым. В душе бушевали радость и страх. Алит обогнул очередную пышно украшенную лужайку и направился обратно к вымощенной камнем площадке, где подавали угощение.
        Гости на мгновение расступились, и Алит заметил Ашниель. В свете фонарей она казалась прекрасной: серые глаза блестели, на лице застыло выражение спокойного достоинства. Алит начал пробираться через толпу к девушке, но в нескольких шагах от нее путь юноше преградил высокий эльф, вынудив того резко остановиться. Алит поднял глаза, собираясь уже обойти помеху, и увидел Каентраса, на лице которого застыло подозрительное выражение.
        — Алит,  — произнес князь Каентрас.  — Я тебя искал.
        — Искал?  — Алит растерялся и заволновался.  — Зачем? То есть, чем я могу служить?
        Каентрас улыбнулся и положил руку ему на плечо.
        — Не надо так пугаться, Алит,  — покровительственно сказал эльф.  — Я принес приглашение, а не плохие новости.
        — О.  — Лицо юноши просветлело.  — На охоту?
        Каентрас вздохнул и покачал головой.
        — Далеко не вся наша жизнь проходит в лесах, Алит. Нет, меня посетили гости из Анлека, и я хочу тебя с ними познакомить: это жрицы, которые предскажут судьбу тебе и Ашниели. Я думаю, если пророчества окажутся благоприятными, можно будет обсудить союз между нашими домами.
        Алит открыл рот и понял, что не знает, что ответить. Юноше пришлось сжать челюсти, чтобы удержаться от какой-нибудь глупости, поэтому он просто кивнул и постарался выглядеть мудрым. Каентрас нахмурился.
        — Я думал, ты обрадуешься.
        — Я рад!  — запаниковал Алит.  — Очень рад! Все просто чудесно. Хотя… А если жрицы предскажут что-то плохое?
        — Не волнуйся, Алит. Я уверен, что знамение будет к нам благосклонно.
        Каентрас оглянулся на Ашниель, затем бросил взгляд на пакет в руках Алита. Князь кивнул и притянул юношу к себе, ведя его через окружающую Ашниель толпу.
        — Дочь моя, свет зимних небес,  — произнес Каентрас.  — Взгляни, кого я нашел — он прятался тут, как мышонок в норе! Мне кажется, он хочет тебе что-то сказать.
        Каентрас подтолкнул Алита, тот споткнулся и встал перед Ашниелью. Юный князь взглянул в серые глаза и растаял; поэма, которую он много раз повторял в библиотеке, вылетела из памяти. Алит сглотнул, пытаясь собраться с мыслями.
        — Здравствуй, любовь моя,  — сказала Ашниель, наклонилась и поцеловала Алита в лоб.  — Я ждала тебя весь вечер.
        Запах ее духов, настоянных на осенних полевых цветах, наполнил ноздри Алита, и у юноши закружилась голова.
        — Я принес тебе подарок,  — выпалил он, отступил на шаг и протянул перед собой сверток.
        Ашниель взяла у него подарок, провела рукой по мягкой упаковке и бросила восхищенный взгляд на искусно завязанную ленточку. При помощи Алита она развязала ее, и шелковая бумага бабочкой порхнула на пол. Алит взял плащ за ворот и встряхнул, развернув во всей его сияющей красе. Из толпы раздались восхищенные вздохи, а на губах Ашниели заиграла довольная улыбка.
        Юноша оглянулся и увидел, что, оказывается, во дворике собралось много народу, и за разворачивающейся сценой наблюдало уже несколько дюжин эльфов, в том числе его мать, отец и дед. Он внезапно осознал, что, возможно, его тайный план не был таким уж хитроумным.
        — Позволь мне,  — произнес Каентрас.
        Он выступил вперед и взял у Алита плащ. Затем набросил его на Ашниель и ловко застегнул пряжку в виде полумесяца на ее правом плече. Когда Алит увидел свой подарок на возлюбленной, к нему вернулся дар речи.
        — Ты сияешь в моей жизни подобно прекрасной звезде.  — Юноша стиснул перед собой руки и поднял глаза к небесам.  — Твой мимолетный взгляд способен перевернуть мир, а я расцветаю в твоей тени ночным цветком. Даже когда яркая Лилеат изливает с неба свою красоту, ее сияние не сравнится с тем светом, что исходит от тебя.
        Снова послышались вздохи из толпы и перешептывания — многие сочли, что Алиту не следует сравнивать красоту смертной с Богиней Луны. Алит не удостоил их вниманием — пусть себе ворчат.
        — Мое сердце пылает горячим солнцем, и только твоя душа способна отразить его свет,  — закончил он.
        Ашниель с кокетливый улыбкой оглядела собравшихся девушек — ей льстила их зависть. Затем положила ладони на щеки Алита и улыбнулась.
        — Лилеат отвергла Курноуса, но я не последую ее примеру,  — сказала она.  — Охотник поймал свою добычу в сверкающую ловушку, и ей не убежать.
        Раздались радостные возгласы, им вторило все больше голосов, и Алит с Ашниелью обнаружили себя в середине веселой толпы, которая с удовольствием их поздравляла и осматривала прекрасный плащ. Юный князь почувствовал спокойствие, которого он не ощущал нигде, кроме как стоя на вершине горы с натянутой тетивой, и он позволил событиям просто течь вокруг него. Довольный, он взял у слуги бокал вина и поднял его, благодаря Каентраса, который одобрительно кивнул и исчез среди гостей.

        Две луны только поднялись над горами, когда появился канцлер дома Анар Геритон — он желал поговорить с Эолораном и Эотлиром о чем-то, не терпящем отлагательства. Алит извинился перед Ашниелью и присоединился к отцу и деду.
        — Он настаивает на разговоре с вами,  — сказал Геритон.
        — Тогда проведи его к нам,  — ответил Эолоран.  — Послушаем, что он скажет.
        — Да, пусть выскажется перед всеми,  — поддержал Эотлир.
        С покорным вздохом Геритон зашагал обратно к особняку. На какой-то момент Алиту подумалось, что их посетил темный всадник, которого он видел в лесу несколько лет назад. С той встречи Алит замечал загадочного эльфа — по крайней мере, он предполагал, что это тот самый эльф, хотя и без особой уверенности,  — еще несколько раз: тот наблюдал за юным князем то с горного перевала, то из-под раскидистых ветвей дерева.
        И всегда всадник исчезал прежде, чем Алит успевал до него добраться, и не оставлял за собой никаких следов.
        Алит никому не говорил о странном наблюдателе; он опасался, что напрасно взбудоражит родных и все равно не получит ответов. Но эльф, который следовал от особняка за Геритоном, совсем не походил на таинственного всадника. Либо же он надел маскарадную личину, потому что на незнакомце красовался наряд, достойный ярого поклонника культа удовольствий.
        Странного эльфа облаком окутывало несколько слоев прозрачной фиолетовой ткани, задрапированной так искусно, что складки скрывали срам и даже придавали его фигуре некое подобие достоинства. В правой брови сверкало серебряное кольцо с овальным рубином, и похожее украшение свисало из левой ноздри. Кончики темных, до плеч, волос были вытравлены до белизны, а в пряди вплетены бусины красного и голубого стекла. Алит заметил, что, несмотря на холеный и изнеженный вид, пришелец носил на поясе длинный, узкий меч с крестовой рукоятью, выполненной в виде двух сжимающих клинок ладоней.
        — Почтенные князья,  — низко поклонился незнакомец.  — Позвольте представиться. Я Гелиокоран Хайтар. Я приехал из Анлека, чтобы поговорить с вами.
        — Мы не желаем слушать послания из Анлека,  — ответил Эолоран.
        Вокруг уже собралось большинство празднующих и несколько слуг, и в воздухе повисла ощутимая враждебность. Гелиокоран, казалось, ничего не замечал и безмятежно продолжил:
        — Ее величество королева Морати желает предоставить дому Анар аудиенцию,  — сказал он и оглядел гостей.  — И от своего имени я передаю приглашение также всем присутствующим здесь князьям.
        — Королева Морати?  — выпалил Эотлир.  — По моим сведениям, Нагаритом правит князь Малекит. У нас нет королевы.
        — Как прискорбно, что даже здесь прихлебатели Бел Шанаара чувствуют себя как дома,  — гладко парировал Гелиокоран.
        При близком рассмотрении Алит заметил, что у посла очень странные глаза — с крошечным зрачком, а зеленая радужка практически полностью закрывает белок. Тонкая черная подводка только подчеркивала их необычный вид и создавала неприятный контраст.
        — Мы сами разберемся, где правда, а где ложь,  — произнес Эолоран.  — Говори, зачем тебя послали, и покинь наш дом.
        — Как пожелаете,  — с преувеличенно церемонным поклоном ответил герольд.  — Все княжества едины в глубокой неприязни к Нагариту, и желают сделать Малекита своей марионеткой. Поэтому сейчас он боится возвращаться на Ултуан. Чтобы обеспечить покорность князя, его близких друзей держат заложниками. Вот ваша правда. Бел Шанаар, обманом перехвативший у наследника Аэнариона трон Короля-Феникса, предал наггаротов. За минувшие несколько лет Бел Шанаар все громче выражает протест против наших традиций и обычаев, и королева Морати устала от его двуличия. Она созывает всех князей, капитанов и лейтенантов, которые еще хранят верность Нагариту, и приказывает им прибыть в Анлек, чтобы держать совет с величайшими правителями наших земель.
        К концу тирады его голос посуровел, но тут же снова опустился до мягкого шелеста, а манеры скорее подходили умоляющему просителю, чем высокопарному послу.
        — Приспешники Бел Шанаара, Феникса-узурпатора, убивают и держат в заточении невинных эльфов; их наказывают за развлечения и веру, за следование древним ритуалам нашего народа. Если вы позволите заговору безнаказанно разрастаться, Нагарит падет, и низкородные князья поделят его силу, как грызущиеся собаки. Если вы хотите увидеть, как отнимают ваши земли, забирают в плен детей, а слуг превращают в трясущихся от порки рабов, тогда оставайтесь здесь и ничего не делайте. Но если вы хотите, чтобы Морати сохранила земли и народ Малекита, чтобы он смог вернуть принадлежащий ему по праву трон наследника Аэнариона и короля Ултуана, возвращайтесь со мной в Анлек.
        — Я не питаю особой любви к Морати, но я не питаю ее и к Бел Шанаару,  — выступил из окружающий посла толпы Каентрас.  — Если воины Короля-Феникса двинутся на мои земли, Анлек мне поможет?
        — Это будет обсуждаться на совете,  — ответил посланник.
        — Какие у нас гарантии, что это не ловушка?  — спросил Квелор, один из союзных с Анаром князей.  — Откуда нам знать, может, в Анлеке нас ждут темница и цепи?
        — Подобный раскол подарит преимущество нашим врагам,  — ответил Гелиокоран.  — Они мечтают стравить наггаротов друг с другом. Королева Морати не в состоянии дать гарантии, которые полностью развеют посеянные шпионами сомнения. Поэтому она взывает к чувству долга и текущей в ваших жилах силе. Вы все исконные сыновья и дочери Нагарита, и каждый знает, что поддерживать честь нашего княжества — это его право и обязанность. Если вы не хотите запутаться в чарах трусливых колдунов из Сафери и смотреть, как наши владения за морем захватывают торговцы из Лотерна и Котика, прислушайтесь к предостережениям королевы Морати.
        — Ты искусно изложил свою позицию,  — произнес Эолоран.  — Мне еще никогда не доводилось слышать столько желчи, смешанной с медом. А сейчас ты передал, что хотел, и убирайся из моих земель.
        — Ты не сможешь остаться в стороне в этой битве, Эолоран,  — искренне воззвал посланник.  — Уже много лет дом Анар отказывается выбирать, кому он служит, и вы собрали здесь своих друзей в попытке защитить их от грядущего конфликта. Но настало время открыто заявить о своей позиции. Ты можешь выбрать правильный путь и защитить свои земли от захватчиков из других княжеств, и твой род будет вознагражден властью и благосклонностью. У тебя еще есть время, чтобы отвернуться от Бел Шанаара и его приспешников. Но если ты решишь поддержать узурпатора, долго тебе не выстоять. Королева Морати сурова, ее гнев не минует предателей Нагарита. Ты лишишься власти, тебя начнут презирать все, на чье уважение ты привык рассчитывать, и твоя семья проведет остаток своих дней нищими кочевниками.
        — Итак, угроза выдвинута,  — сказал Эотлир.  — Ты пытаешься представить дело так, будто мы зажаты между скалами и прибоем, и должны либо броситься на камни, либо утонуть.
        — Тогда скажи мне, Эотлир, что подсказывает тебе сердце?  — спросил Гелиокоран.  — Что из сказанного мной является ложью? Неужели ты настолько доверяешь Бел Шанаару, что готов доверить ему судьбу своих владений?
        Взволнованный Геритон снова торопился к ним от особняка.
        — Снаружи вооруженные солдаты, мой князь,  — сообщил он.  — По меньшей мере три дюжины, насколько я разглядел. Их предводитель спорит с часовыми у ворот.
        — И почему же посол прибывает к нам с оружием и готовым к схватке?  — спросил Эотлир и указал на меч у пояса Гелиокорана.  — И зачем воины у наших дверей?
        — Стоят беспокойные времена,  — ответил Гелиокоран.  — Приспешники Бел Шанаара рыскают по лесам, как волки. Кому, как не тебе, знать, что надо быть начеку. Ведь как прискорбно даже представить, что враги подстерегут кого-то из твоей семьи.
        — Убирайся!  — прогремел Эолоран.  — Забирай свои посулы и угрозы — и уходи!
        Гелиокоран дернулся, будто на него замахнулись оружием, и метнулся к дому. Напоследок развернулся, наградил всех злобным оскалом и побежал, проталкиваясь сквозь толпу. С подноса упавшей служанки со звоном посыпались хрустальные бокалы. Не успел посол добежать до особняка, как Эотлир ринулся за ним.
        — За мной!  — крикнул князь.  — Он откроет двери и впустит своих солдат!
        Алит не побежал следом за остальными, а понесся к восточному крылу, где находились его покои. Высокие окна стояли открытыми, он без труда запрыгнул внутрь и откинул крышку сундука в ногах кровати, где держал лук и стрелы. С натужным вздохом он ловко натянул тетиву и подхватил колчан.
        Рывком распахнув дверь, Алит побежал по коридору и отделанному деревянными панелями проходу к обеденному залу в середине особняка. По дому разносились крики и звуки сражения. Алит подобрался к окну и увидел, как группа затянутых в черные доспехи солдат силой пробивается через внешние ворота и собирается во внутреннем дворике с колоннами. Они прорывались к дому и напирали на дерущихся в проходе товарищей.
        Алит распахнул широкие двойные двери, что вели в вестибюль — там бок о бок сражались отец и дед, размахивая отнятыми у врагов мечами. Минтир и Лестран истекали кровью на полу — он не мог сказать, живы они или нет,  — а рядом лежали три мертвых вражеских солдата.
        Алит вскинул лук и прострелил одному из нападающих бедро. Выстрел спас деда от направленного в плечо удара. На освободившееся место тут же прыгнул Эолоран и воткнул клинок в руку второго воина. Из противоположного крыла здания торопились вооруженные снятыми со стен парадного зала мечами и кинжалами гости. Подбежал Каентрас с длинным копьем и воткнул его в спину одного из атакующих Эотлира солдат.
        В столовой раздался оглушительный звон стекла. Алит повернулся и увидел, что в зал через высокие окна прыгают воины в черных доспехах с обнаженными мечами. Он выстрелил в первого, но еще двое успели запрыгнуть в то же окно за спиной падающего товарища. Алит выпустил следующую стрелу — она лишь скользнула с глухим звоном по золотистому шлему. Не успел юный князь выхватить еще одну стрелу из колчана, как его цель развернулась и бросилась к нему.
        Юноша отпрыгнул от выставленного вперед меча, плавным движением натянул тетиву и выстрелил. Стрела пронзила нагрудную пластину доспеха. Раненый, но не смертельно, эльф издал хриплый крик и рубанул мечом по шее Алита. Алит отшатнулся, кончик лезвия скользнул по тунике, и по ткани на груди расползлась красная полоса. Чтобы не закричать от боли, он стиснул зубы и хлестнул луком по лицу противника. Тот отшатнулся с прижатой к глазу рукой.
        В дверях появился Тарион с двуручным мечом, подсек им ноги эльфа и вдруг издал тревожный крик. Алит повернулся и увидел, что на него надвигаются еще три солдата, а четвертый бежит к пылающему в огромном очаге огню. Он подхватил оттуда полено и сделал шаг к висящим на противоположной от окон стене гобеленам.
        Не долго думая, князь натянул тетиву и прицелился в поджигателя. С медленным выдохом отпустил стрелу, та вонзилась в шею эльфа; пылающая головня выскользнула из мертвой руки и мирно покатилась по каменному полу.
        Наследник дома Анар успел пробить стрелой плечо следующего солдата, и тут перед ним прыжком оказались Каентрас и Тарион, потрясающие обнаженным оружием и выкрикивающие боевой клич. Алита поразила ярость двух эльфов почтенного возраста, ветеранов армии Аэнариона и закаленных воинов.
        Копье Каентраса пронзило горло одного из одетых в черное эльфов, и тот задергался, как марионетка с обрезанными нитями, а потом неопрятной кучей тряпья осел на пол. Тарион отбил удар по ногам, затем поворотом обоих запястий с силой опустил меч и отсек в локте руку неприятелю. Последовавший замах отбросил назад с разрубленной нагрудной пластиной доспеха — его черная одежда насквозь пропиталась кровью.
        Топот копыт по камням двора привлек внимание Алита, и юноша бросился к окну. Гелиокоран боролся с коричневым жеребцом, пытаясь запрыгнуть в седло. Пока Алит пролезал в окно, стараясь не порезаться о торчащие осколки, Гелиокоран справился с лошадью, хлестнул ее поводьями и направил к главным воротам.
        Прицел заслонял ряд обрамляющих подъездную дорожку елей, поэтому князь ринулся к крыльцу. Там он ухватился за резной верх колонны и мигом взобрался на крышу. Оттуда прекрасно просматривался двор до самых ворот.
        Из сторожки перед воротами с трудом выбрался одетый в цвета дома Анар солдат, из раны у него на ноге текла кровь. Гелиокоран пригнулся в седле и на скаку стегнул мечом по груди солдата.
        Алит припал на колено и прицелился. Звон мечей и крики битвы внизу перестали занимать его мысли; он полностью сосредоточился на удаляющейся фигуре Гелиокорана.
        Он представил, что преследует в лесу кабана или оленя. Чуть сместил прицел с учетом поглаживающего левую щеку ветра и немного приподнял лук, чтобы пущенная навесом стрела догнала быстро убегающую добычу.
        Сад освещали лишь мигающие огоньки фонарей, и герольда почти полностью поглотила тьма — еще чуть-чуть, и он спасется,  — но мысленным взором Алит четко его видел.
        С произнесенной шепотом молитвой Курноусу юноша отпустил тетиву. Украшенная черным оперением стрела понеслась в темноту; ее наконечник блестел в свете развешанных на стенах внутреннего дворика факелов. Алит узнал, что она попала в цель, по донесшему до него вскрику. Гелиокоран распластался на спине лошади, но не упал, и вскоре скрылся за воротами.
        Из дверей, пошатываясь, выскочили трое солдат герольда, и Алит одну за другой выпустил еще три стрелы. Каждая попала в цель. Эолоран, Эотлир, Каентрас и прочие выбежали следом, но остановились, когда увидели, что враги мертвы. Эолоран оглянулся на внука.
        — Кто-нибудь сбежал?  — напряженно спросил он.
        — Я подстрелил Гелиокорана, но не знаю, выжил он или нет,  — признался Алит.
        Эолоран выругался и знаком приказал внуку спуститься с его насеста.
        — Это последний из анлекцев, но придут и следующие,  — произнес Эотлир.  — Когда они явятся, я не знаю. Думается мне, что дом Анар все же выбрал свою сторону.
        Хотя на лице отца застыло угрюмое выражение, его заявление наполнило Алита гордостью. С самого его рождения дом Анар отказывался вмешиваться в большую политику Нагарита. Но сейчас все изменилось. По сути, Морати объявила дому Анар войну, и Алита радовало, что томившее его безделье скоро закончится.
        В конце концов, он тоже родился наггаротом, и в его крови пела битва, а сердце томила жажда признания.
        Теперь ему должен был представиться шанс доказать свои способности и вернуть семье прежнюю славу; до нынешней ночи ему казалось, что он еще не заслужил своей доли в этой славе.
        Алит спрятал улыбку и спустился в вымощенный плитами дворик.

        ГЛАВА 3
        Возвращение князя

        После нападения на особняк прошел почти год — он запомнился анарцам бешеной суетой и напряжением. Эолоран и Эотлир боялись, что воины Анлека могут выступить в любой момент и нападут на Эланардрис раньше, чем будет подготовлена оборона. Всадники скакали из одного уголка анарского княжества в другой; их отправляли к младшим князьям и командирам с приказами привести в родовое гнездо войска и подготовиться к битве. Некоторые князья, например, главы домов Атриаф и Ценеборн, давние союзники дома Анар, открыто выбрали Эланардрис, что ясно демонстрировало их сопротивление Анлеку.
        Несмотря на висящую над княжеством Анар тревогу, угрозы Гелиокорана не перешли в действие. Все лето, осень и весну к особняку подходили верные Эолорану отряды и разбивали лагеря на окрестных холмах. Их численность доходила уже до десяти тысяч. На крыше дома развевался анарский флаг — белое полотнище с золотым крылом грифона; этот же символ красовался на штандартах пришедших по зову властителя земель отрядов.
        И все же Алита одолевало разочарование. Почти половина войск не откликнулась на призыв. Многие повернулись к гонцам спиной и отправили их обратно, отказавшись выступить против Анлека. Эотлира тоже печалил подобный поворот дел — Алит видел, как вытягивалось лицо отца, когда ему передавали такие сообщения.
        Юный князь, как и его отец, догадывался, что отказавшиеся купились на посулы и угрозы Морати. Никто не знал, потребует ли она от них просто забыть о своем долге, либо самозваная королева замыслила более темную интригу. Неужели люди Эолорана повернутся против него? Поднимут оружие на своего правителя? На всех советах анарцев лежала тень неуверенности. Откуда ждать основной угрозы — от легионов Анлека или от предателей под собственной крышей?

        В Большом зале Эланардриса столпились эльфийские князья и лорды, и все пытались говорить одновременно. Алит сидел в углу рядом с холодным камином и пропускал их болтовню мимо ушей. Но громкий голос деда, призывающий к тишине, сразу привлек его внимание.
        — Я просил вас приехать сюда не для того, чтобы вы ссорились друг с другом,  — провозгласил Эолоран.
        Он сидел за столом в противоположном конце зала, между Эотлиром и Каентрасом, а за их спинами стояло несколько нагаритских князей.
        — В Нагарите и так царит раздор, не стоит подливать масла в огонь.
        — Мы требуем, чтобы ты принял меры!  — выкрикнул один из малых князей южного Нагарита по имени Юртриан.  — Морати отобрала наши земли и выгнала нас из дома!
        — И кто эти «мы», которые выдвигают требования?  — строго спросил Каентрас.  — Кто позволил культам спокойно расти у себя под носом? Кто стоял в стороне, пока агенты Морати подрывали нашу власть? Где были призывы к справедливости год назад, когда Морати объявила анарцев предателями Анлека?
        — У нас нет возможности защитить себя,  — сказал Халион — его земли граничили с Эланардрисом с запада.  — Мы вверяем свою судьбу великим домам и поддерживаем их налогами и войском уже много столетий. Сейчас же настало время отплатить нам за нашу поддержку.
        — Войска и налоги?  — засмеялся Эолоран, отчего замолчали все.  — Вы хотите отправиться в Анлек и свергнуть правление Морати?
        Раздалось несколько выкриков в поддержку такого предложения, но Эолоран поднял руку, призывая к молчанию.
        — Вашим войскам не сравниться с воинами Анлека,  — произнес глава дома Анар.  — Во всяком случае, в княжестве, которое кишит враждебными нам еретиками и верными слугами Морати. Я был готов предоставить вам убежище, мое предложение остается в силе, и я ничего не потребую взамен. Но я не могу дать вам гарантий. Уже год Морати довольствуется тем, что ничего не предпринимает и перекладывает на великие дома груз заботы о малых семействах — ведь она знает, что пока ее сила растет, наша способность действовать ослабевает.
        Эотлир встал и зло улыбнулся собравшимся дворянам.
        — Если Морати выступит против нас открыто, мы будем сражаться,  — заявил он.  — Несмотря на это, мы не можем — и не станем — начинать войну с Анлеком. Горы способны укрыть всех, кто бежит от тирании Морати, и тут мы не уступим ни шагу. Не пристало анарцам рушить поспешными действиями надежду на будущее. Мы верим в Малекита и ожидаем его возвращения. Под его правлением вы восстановите свои земли и титулы и будете благодарны за полученную защиту.
        — И когда это случится?  — спросил Юртриан.  — За последние годы до кого-нибудь доходили известия от князя Малекита? Его не заботят наши трудности, если он вообще о них знает.
        Снова поднялся шум, посыпались упреки, и Алит со вздохом встал и выскользнул из зала. Подобные перепалки велись весь год после стычки с Гелиокораном. Анарцы ожидали первого удара, но его так и не последовало. Целый год они патрулировали границы и принимали под свое крыло всех, кто бежал от охватившего Нагарит бедствия. Начинало создаваться впечатление, будто самозваную королеву Анлека устраивает, что ее враги прячутся в горах. Алита раздражало бездействие, но даже он понимал, что анарцам не под силу выступить против прочной власти Морати.
        Следуя приобретенной за последнее время привычке, юноша оставил князей с их спорами и вернулся в свои покои за луком и стрелами. В поиске уединения он покинул особняк и направился к горам. Алит сам не знал, чего ищет, поэтому шагал по старым звериным тропам, повинуясь прихоти, а она вела его на восток, вглубь гор.
        Самым большим горем для юноши стало то, что за последний год он очень мало виделся с Ашниелью. Каентрас опасался выпускать ее из надежных стен своего особняка, и Алиту редко выпадала возможность навестить девушку, ведь и сам он исполнял долг наследника дома Анар. В его спальне хранился сундучок с ее письмами, но содержавшаяся в них вежливая симпатия мало утешала юношу.
        Разрываемый между отчаянием и злостью, Алит присел на валун рядом с бурлящим ручейком и положил лук на землю. Он взглянул в летнее небо, где по солнцу скользили прозрачные белые облака. За один-единственный год все изменилось, и он не знал, как разорвать текущее противостояние — ни один из вариантов не сулил анарцам хорошего исхода.
        Внимание молодого князя привлек белый всполох, он быстро подхватил свой лук и встал. Среди покосившихся камней и кустов чуть ниже по течению ручья он заметил склонившуюся к воде рогатую голову. Это был тот самый белый олень, которого он видел рядом с храмом Курноуса. Неслышно ступая по гальке, Алит начал красться между валунами к величественному зверю. Тот замер на краю воды, высоко поднял голову. Потом скосил глаз в сторону князя, и Алит вжался в тень нависающего утеса. Олень не подавал признаков тревоги и неторопливо зашагал по склону к лесным зарослям.
        Алит проследовал за ним на расстоянии — он тщательно следил за тем, чтобы не подходить слишком близко и не вспугнуть зверя, но в то же время не хотел потерять его из вида. Тропинка увела их под кроны сосен и дальше на восток, в места, куда юноша еще не забредал. Во время преследования Алит внезапно осознал, что вокруг не так много примет, и испугался, что заблудится в бесконечном лесу. Но когда они вышли на небольшую, залитую лучами солнца поляну, страх испарился. Что бы ни случилось, он сумеет добраться до Эланардриса.
        Олень замер в солнечном свете, наслаждаясь теплом. Эльф подкрался ближе и заметил, что черное пятно на груди зверя имеет отнюдь не случайную форму — оно походило на грубое изображение руны Курноуса. Совершенно очевидно было, что олень является знамением свыше или посланным богом охотников проводником.
        Как и раньше, белый олень внезапно испугался и помчался в лес, на север. Алит вскочил и бросился следом, но не успел он выбежать на поляну, как олень скрылся из вида среди протянувшихся вечерних теней.
        Юноша остановился и оглядел поляну; его взгляд привлекла тень под деревьями на восточной опушке.
        Недолго думая, Алит натянул тетиву и выпустил туда стрелу. Тень качнулась, втянулась в темноту, и стрела улетела в лес. Затем тень появилась снова, и теперь она походила на фигуру эльфа. В мгновение ока Алит натянул и выпустил еще одну стрелу, но цель снова ускользнула от него. Темный силуэт просто-напросто слился с окружением, и стрела просвистела сквозь пустоту.
        — Постой!  — по-эльфийски воскликнул низкий голос с акцентом северного Нагарита.  — Я не хочу, чтобы ты зря тратил такие славные стрелы.
        Алит все равно наложил на лук следующую стрелу и настороженно наблюдал, как таинственный незнакомец выходит на солнечный свет. Он был одет в черные одежды, а плащ из перьев и капюшон полностью скрывали очертания тела и лицо. Незнакомец показал пустые ладони, а затем откинул капюшон.
        Кожа эльфа поражала снежной белизной. На ее фоне ярко блестели изумрудного цвета глаза, а лицо обрамляли длинные черные, ничем не перехваченные волосы. Незнакомец медленно двигался вперед, храня серьезное выражение и подняв руки в знак мира. Острый взгляд Алита заметил висящие у пояса пустые ножны; князь не ослаблял натяга тетивы.
        — Алит, сын Эотлира, наследник дома Анар,  — тихим, низким голосом произнес эльф.  — Меня зовут Эльтириор, и я принес важные новости.
        — Почему я должен слушать шпиона, который прячется в тени и выслеживает меня, как добычу?  — требовательно спросил Алит.
        — Я могу лишь принести извинения и надеяться на прощение.  — Эльтириор опустил руки.  — Я следил за тобой не со злыми намерениями, а чтобы наблюдать и охранять.
        — Охранять от чего? Кто ты?
        — Я уже сказал, меня зовут Эльтириор. Я один из вороньих герольдов, и я получил приказ наблюдать за тобой от своей госпожи.
        — Госпожи? Если ты один из убийц Морати, нападай — и покончим с этим.
        — Я храню верность Морай-хег, а не королеве-ведьме, которая сидит сейчас на узурпированном троне Анлека. Много лет назад, еще до твоего рождения, во сне ко мне явилась богиня ворон. Она послала меня в горы, искать дитя луны и волка, наследника Курноуса. Того, кто станет Королем Теней — и будет держать в руках грядущее Нагарита.
        Алит задумался над словами незнакомца, но ничего не понял. В известной ему легенде не говорилось о детях луны и волка, потому что Лилеат и Курноус расстались, так и не родив наследников. И он не знал других королей, кроме Бел Шанаара.
        — Я не понимаю, почему ты считаешь, что нашел того, за кем тебя посылали. Какое сообщение оставила для меня воронья богиня? Какое будущее она увидела для моего рода?
        Эльтириор молча, призрачной неслышной походкой подошел ближе, пока не оказался в двух шагах от наконечника стрелы.
        — Я принес послание не от Морай-хег, а от князя Малекита.

        Над вершинами гор начали собираться облака; когда они закрывали солнце, холодными порывами налетал ветер. Алит не спускал с Эльтириора глаз, пытаясь обнаружить в выражении его лица злые намерения. Вороний герольд встретил его взгляд без враждебности и терпеливо ожидал ответа. Они довольно долго стояли молча, пока юноша настороженно разглядывал Эльтириора.
        — Где ты говорил с князем Малекитом?
        — Прошлой ночью, на северной границе Тиранока у реки Наганат,  — ответил герольд.
        — Я думаю, мы бы услышали о возвращении князя,  — нахмурился Алит.
        — Он вернулся втайне, по крайней мере, он сам так считает. Сейчас он продвигается на север, чтобы вернуть себе власть над Анлеком.
        — Тогда анарцы и наши союзники выступят вместе с ним!
        — Нет,  — горестно покачал головой Эльгириор.  — Морай-хег показала мне кое-что из будущего. Малекит не дойдет до Анлека. Он еще не готов свергнуть правление матери и вернуть свои земли.
        — Может, с нашей помощью…  — начал Алит.
        — Нет. Время еще не пришло. Все наггароты, которые хотят видеть на троне князя Малекита, скрываются в Эланардрисе. Если они выступят сейчас, питающая их силы надежда испарится.
        — Я не могу принимать такие решения. Почему ты пришел ко мне?
        Эльтириор повернулся, чтобы уйти, но затем остановился и пристально уставился на юного князя.
        — Я иду туда, куда приказывает богиня, хотя причины не всегда мне известны,  — мягко произнес вороний герольд.  — Тебе отведена роль в грядущих событиях, но я пока не знаю, какая именно. Возможно, даже судьба еще не знает наших ролей или оставляет выбор за тобой. Я не могу просить тебя слепо довериться мне, потому что ты совсем меня не знаешь. Все, что в моих силах — это передать предупреждение: не выступайте вместе с Малекитом. Только никому не говори, что услышал его от меня.
        — Ты поделился со мной этими сведениями и ожидаешь, что я буду хранить их в секрете? Отцу и деду необходимо их знать.
        — Твой дед не особо жалует мой орден, а меня тем более,  — ответил Эльтириор.  — Все, что я скажу, прозвучит для него ядом, поскольку он все еще винит меня в смерти твоей бабушки.
        — Моей бабушки?
        — Не важно,  — опустил голову Эльтириор.  — Тебе достаточно знать, что в Эланардрисе мне не рады, и там не прислушаются к моим словам. Анарцы не должны покидать родину. Время еще не пришло.
        Эльтириор заметил, что юного князя разрывают противоречия, и с искренним выражением наклонился к нему.
        — Ты можешь поклясться, что всем, кто сейчас живет под крышей дома Анар, можно доверять?  — спросил вороний герольд.
        Алит задумался. Осознание принесло ему боль, но он действительно не мог с чистой совестью утверждать, что в Эланардрисе нет шпионов Анлека. Там собралось слишком много князей и их челяди. Эльтириор прочитал смущение на лице юноши.
        — Если тебя не убедили мои доводы, тогда молчи хотя бы ради князя Малекита. Он тоже желает сохранить свое возвращение в тайне. Известия о нем и так скоро дойдут до твоей семьи, но пусть их принесет кто-то другой. Если князь хочет прибыть в Нагарит неожиданно, нам остается только подчиниться его желанию. Любые просочившиеся к врагам слухи могут обернуться против нас. Я говорю это для того, чтобы ты смог подтолкнуть отца и деда к верному решению.
        Алит потряс головой и уставился себе под ноги, собираясь с мыслями.
        — Когда…  — начал было юноша, но стоило ему поднять голову, как он обнаружил, что Эльтириор исчез.
        От вороньего герольда не осталось ни следа. Только тени под деревьями да кружащая над соснами одинокая ворона.

        ГЛАВА 4
        Герольд Кхаина

        И снова Алит возвращался в Эланардрис с тайной, только теперь она жгла его изнутри. Откровения Эльтириора и возвращение Малекита раздули огонь в сердце юноши, и ему не терпелось объявить семейству, что война за Нагарит началась. И все же, несмотря на желание поделиться новостями, Алиту не давала покоя искренность голоса и лица Эльтириора. Вороний герольд оставил о себе тяжелое воспоминание. Он принес плохие известия, его появление не было поводом для праздника, поэтому юноша продолжал хранить молчание.
        Довольно скоро Алит с облегчением услышал, что в Эланардрис приехал гонец с запада с сообщением о возвращении князя. В особняке закипела бурная деятельность, и вскоре новости дошли до Каентраса и других союзных дому Анар князей.
        Через три дня после встречи с Эльтириором Эолоран созвал всех князей и дворян в большой зал Эланардриса, чтобы обсудить план действий. На сей раз Алит сидел за высоким столом вместе с отцом и дедом, хотя его и снедала неуверенность, какую роль он играет на совете. Предупреждение Эльтириора о том, что Эланардрис покидать нельзя, затмевало все его мысли. В то же время Алит понимал, что остальным анарцам не терпится выступить навстречу вернувшемуся правителю.
        — Это радостные новости,  — провозгласил Каентрас.  — Настал день, которого мы так долго ждали, и вскоре мы сбросим жестокие оковы правления Морати. Мы достаточно страдали от наложенных ради собственной безопасности ограничений, пришло время дать свободу своему духу и сражаться!
        Собравшиеся, в том числе Эотлир, встретили его слова одобрением. Отец Алита встал и обвел взглядом зал.
        — Мы долго испытывали страх перед Морати и ее культами,  — заявил он.  — Мы стали рабами этого страха, но хватит! До нас дошло известие, что Малекит движется к крепости Эалит, и оттуда он планирует наступать на Анлек. Помочь ему — наш долг. Грядет битва не только за наши земли, но и за весь Нагарит.
        И снова князья разразились криками, соглашаясь, а Алит изо всех сил старался держать рот на замке. В зале царило воинственное настроение, наггароты наконец-то, впервые за долгие годы разочарований, видели какой-то выход. Алиту не шли в голову слова, способные повернуть вздымающуюся волну гнева вспять,  — особенно потому, что гнев накрыл и его самого. Юношу разрывало между собственными желаниями и предупреждением Эльтириора.
        Молодой князь внезапно понял, что все глаза устремлены на него — оказалось, он встал. Алит посмотрел на деда, а затем обвел взглядом обращенные к нему лица. Если он выступит против отца, то навлечет на себя презрение или жалость. Его все равно не послушают и сочтут за труса. Он наследник дома Анар, и все ожидают, что его голос присоединится к протестам против Анлека.
        Какой-то миг он стоял и молча страдал. По залу пробежал встревоженный шепоток, и лица начали хмуриться. Алит с трудом сглотнул, его сердце билось часто-часто.
        — Я тоже жажду возмездия,  — провозгласил Алит. Толпа одобрительно закивала, и он поднял руку, чтобы остановить нарастающий гул голосов.  — Настали тяжелые времена, и они требуют холодных голов, а не горячих сердец. Я многому научился от своего мудрого деда, в том числе и терпению.
        Раздалось несколько насмешливых замечаний, но Алит продолжал:
        — Если бы сам князь Малекит попросил нашей помощи, я бы с гордостью выступил с его войском. Но он ни о чем не просил. С нашей стороны станет дерзостью поднять оружие на сородичей-наггаротов без приказа законного правителя. Если мы самовольно решим отомстить за причиненные нам обиды, в чем будет разница между теми, кто верен идеалу свободы, и теми, кто насаждает тиранию на остриях мечей?
        Ворчание сменилось презрительными выкриками. Алит не осмеливался поднять глаза на отца и уставился на одного из эльфов в переднем ряду.
        — Халион.  — Юноша вытянул перед собой руку.  — Что изменилось по сравнению со вчерашним днем? Ты больше не веришь в то, что князь вернет твои земли и восстановит законное правление, о котором мы все мечтаем? Почему мы готовы развязать войну сегодня, когда вчерашнее солнце видело только стремление к миру? Нас поглотило горе, оно разъедает наш дух, но мы не должны подкармливать его кровью сородичей. Мы правим на землях Эланардриса только благодаря воле князя Малекита, и мы обязаны уважать его власть. Стоит пролить кровь, и начнется война, которой мы так долго пытались избежать. Нужно усмирить пыл, иначе наши действия приведут к непредвиденным последствиям.
        На лицах князей явно читалось недовольство, многие пренебрежительно махали руками и насмешливо скалились, глядя на Алита.
        — Не обращай внимания на их презрение, Алит,  — провозгласил Каентрас и встал рядом с юношей. Почтенный князь вызывающе оглядел собравшихся, отчего их уверенность несколько поутихла.  — Я ценю твое мнение и восхищаюсь честностью и смелостью. Я не согласен с твоими доводами, но не стану думать о тебе хуже из-за того, что ты их высказал.
        Алит глубоко выдохнул, сел и прикрыл глаза. На его плечо опустилась чья-то рука, юноша поднял голову и встретился взглядом с отцом.
        — Голос самого молодого из нас оказался самым мудрым,  — произнес Эотлир.  — Я знаю, что каждый из присутствующих здесь выступит на войну только под знаменем Анар, так что перед нами стоит трудное решение. Мы долго гадали, что произойдет с нами в эти темные времена. Что касается меня, я бы гораздо охотнее отправился прямиком навстречу судьбе, нежели остался здесь, ожидая, пока она сама не настигнет нас. Тем не менее не я правитель Анара.
        Все лица повернулись к Эолорану, который в задумчивости положил подбородок на согнутую руку. Князь обвел взглядом комнату, причем на Алите он задержался дольше, чем на остальных. Эолоран выпрямился, прочистил горло, положил ладони на стол.
        — Как вы все знаете, инстинкт всегда подсказывал мне избегать конфликтов,  — сказал глава дома Анар.  — Мы долго терпели тьму и смуту, а сейчас начинает казаться, что в нашу жизнь вернулись свет и уверенность. Я выслушал твою речь, Алит, но меня снедает один-единственный страх. Малекит сделал ставку, и я не могу допустить, чтобы анарцы стояли в стороне и смотрели, как он проигрывает эту игру. Именно нам выпала честь принести успех кампании князя во имя мира и благополучия всех наших подданных. Мы долго наблюдали, ожидая возвращения князя. Время пришло. Если ни у кого нет более убедительных доводов, тогда я принял решение.
        Алит открыл было рот, но понял, что ему нечего больше сказать, нечем убедить анарцев, что лучше им остаться в безопасности Эланардриса. Поэтому он покачал головой и откинулся на спинку стула. Эолоран кивнул и посмотрел на сына и внука.
        — Анарцы выступают на рассвете!

        С плохим предчувствием Алит шагал в рядах анарского войска. Оно собиралось со всех окрестных холмов и гор по зову разосланных Эолораном быстроногих гонцов. Войско насчитывало около двадцати тысяч воинов и продвигалось на восток, к древней цитадели Эалит.
        Анарцы выступили пешком, здешний ландшафт плохо подходил для кавалерии; еще со времен Аэнариона они сражались при помощи луков и копий, а не верхом, с пиками наперевес. Тем не менее войско двигалось быстро и должно было добраться до Эалита за четыре дня. Алит шел рядом с отцом во главе отряда лучников, почетной гвардии дома Анар. Большую часть пути они проделали в тишине: Эотлира одолевали тревожные мысли, и такое же настроение было у большинства солдат. Еще ни разу эльфы не выходили на войну против сородичей.
        Когда первые сумерки растеклись тенями по холмам, Алит заметил в небе на западе ворону. Юноша проследил за ее полетом и на мгновение углядел на вершине одного из холмов закутанного в черное всадника. Тот быстро растворился в тенях, но Алит не сомневался, что видел Эльтириора.
        Войско остановилось на привал, и Алит извинился перед отцом и пообещал принести к ужину дичи. С луком в руках он быстро миновал растущие на глазах ряды палаток и направился на запад.
        Огни лагеря остались позади, и его путь освещали лишь звезды. Через какое-то время юноша достиг седловины, где ранее видел темного всадника, и быстро, прыгая с валуна на валун, взобрался по крутому склону на вершину. Над горизонтом поднималась белая луна, Сариоур, и в ее свете князь разглядел черного жеребца, послушно стоящего в каменистом распадке. Алит сделал шаг вперед и тут же остановился, поскольку услышал скрежет оселка по металлу.
        Алит повернулся и увидел сидящего на камне Эльтириора. Тот точил кинжал с раздвоенным лезвием. Как и прежде, герольда укутывал плащ из вороньих перьев, а капюшон почти полностью скрывал лицо. Только светлые глаза блестели в лунном свете, и они не отрывались от юноши, когда тот подошел и присел рядом.
        — Прости,  — произнес Алит.
        — Вполне возможно, что некоторые вещи нельзя изменить,  — ответил вороний герольд.  — Морай-хег плетет нити наших жизней, и нам приходится извлекать лучшее из тех узоров, что она составляет. Никто не может обвинить тебя в принятых другими решениях.
        — Я пытался,  — вздохнул юноша.
        — Не важно. Путь выбран. Мы не можем отыграть все назад, но твое войско должно вернуться домой.
        — Слишком поздно, дед решительно настроен на поход к Эалиту.
        — Он не дойдет до цитадели,  — сказал Эльтириор.  — Малекит возьмет Эалит, но Морати приготовила ему ловушку. Сейчас к крепости приближаются десятки тысяч воинов и еретиков. Если вы отправитесь на помощь князю, попадете в ту же западню. Я предупреждал, что час еще не пришел, и все равно анарцы разожгли гнев Морати.
        Какое-то время Алит сидел в полном недоумении и пытался понять сказанное Эльтириором.
        — Малекит в ловушке?  — наконец выдавил он.
        — Еще нет, и князь достаточно изворотлив, чтобы выскользнуть из нее,  — улыбнулся Эльтириор.  — Сейчас я поеду к нему, чтобы предупредить об опасности. До завтрашнего вечера к вам прибудут другие гонцы из Эалита, посланные Малекитом. Проследи, чтобы твой дед прислушался к их словам. Поддержи их при необходимости. Анарцы должны повернуть назад, или вы никогда больше не увидите Эланардрис.
        Алит склонил голову и сжал руками щеки, пытаясь найти выход. Когда юноша выпрямился, он ожидал, что Эльтириора уже не будет рядом, но вороний герольд не сдвинулся с места.
        — Ты еще тут?  — спросил юный анарец.
        Эльтириор передернул плечами.
        — У меня резвый конь, и мне хватит времени, чтобы немного насладиться ночным воздухом.
        Алит принял его слова на веру и поднялся. Затем начал спускаться по склону, но обернулся на оклик герольда.
        — Я подарю тебе немного времени,  — сказал тот и бросил юноше какой-то предмет.
        Алит инстинктивно поймал завернутый в широкие листья, перетянутый лозой сверток. Когда он поднял взгляд, то увидел, что на сей раз Эльтириор исчез.
        По дороге вниз князь раскрыл сверток: в нем оказались тушки двух связанных за лапы белых зайцев.

        Пока Алит спускался по склону, его внимание привлекло движение на севере. Вглядевшись, он различил на горизонте мигание множества костров. Юноша не знал, насколько важно увиденное, поэтому заторопился к лагерю и вбежал в палатку отца. Эотлир был погружен в разговор с Каентрасом, Эолораном, Тарионом и Фаергилем. Когда запыхавшийся Алит ворвался под полог, они сердито подняли головы.
        — Враги близко,  — выпалил Алит и бросил зайцев на пол.  — На севере много костров.
        — И как так получилось, что наши патрули их не заметили?  — недовольно уставился на сына Эотлир.
        — Они находятся за западным склоном,  — поспешил сгладить неловкость юноша.  — Я сам увидел их лишь благодаря случаю.
        — Сколько костров?  — спросил Каентрас.
        — Точно не знаю. Несколько дюжин.
        Эолоран кивнул и жестом приказал Тариону подать сделанный из выдубленной кожи тубус. Из него он достал нарисованную на широком листе пергамента карту и разложил на столе.
        — Где примерно ты видел их лагерь?  — спросил он, подозвав Алита поближе.
        Алит оглядел карту и нашел, где расположен лагерь анарцев. Затем проследил путь на восток до холма, где встречался с Эльтириором. Оттуда пальцем он прочертил приблизительную линию в направлении замеченных костров. Линия остановилась на невысокой, протянувшейся с северо-востока на юго-запад гряде.
        Они разбили лагерь у подножия этих холмов,  — сказал юный князь.  — Не думаю, что они заметили наши костры, разве что волей случая.
        — Тогда у нас преимущество неожиданности,  — прорычал Эотлир.  — К восходу солнца нужно приготовиться к нападению.
        — А что если мы встретим врага, с которым не сможем справиться?  — спросил Алит. Ему на ум снова пришли страшные предупреждения Эльтириора.
        — Сначала мы оценим их силы,  — кивнул Эолоран, который обладал большей осторожностью, чем его сын. Он сурово поглядел на Тариона и Эотлира.  — Соберите небольшой отряд разведчиков и узнайте расположение и количество солдат противника.
        — Алит, ты проведешь нас туда, где видел эти костры,  — произнес Эотлир, и юноша с готовностью закивал: его обрадовало, что отец не забыл о нем.  — Тарион, выбери самых зорких воинов из своего отряда и пришли их ко мне. Затем убедись, что все готовы выступить с первыми лучами солнца.
        Тарион кивнул, взял со столика свой высокий шлем, ухмыльнулся и вышел.
        — Остерегайтесь часовых,  — предупредил Эолоран.  — Если враги еще не знают о нашем присутствии, пусть и дальше остаются в неведении. Оцените размер их войска и понаблюдайте за ними, но без моего приказа ничего не предпринимайте.
        Он пристально уставился на Эотлира, чтобы убедиться, что тот его понял, и отец Алита согласно кивнул.
        — Не волнуйся, князь,  — сказал он.  — Я не вспугну их и не лишу тебя возможности снова повести анарцев в битву.

        Эотлир собрал свой небольшой отряд на краю лагеря. Они закутались в темные плащи и выступили незадолго до полуночи. Алит указывал дорогу. Он провел отряд по западному склону, но взял немного севернее того места, где встретился с Эльтириором. Хотя князь и сомневался, что вороний герольд все еще прячется где-то поблизости — или что анарцы сумеют его заметить, если тот этого сам не захочет,  — Алит решил не рисковать.
        С вершины склона огни виднелись отчетливо. Юноша задержался и пересчитал их: перед ними лежало более тридцати костров, причем два из них были просто огромными. Из-за неровной линии холмов анарцы не могли разглядеть лагерь, не приближаясь к нему вплотную, поэтому Эотлир засек их расположение по звездам на ясном небе и свернул на северо-восток.
        Довольно скоро на западе ярким зеленым серпом поднялась вторая луна и залила Кольцевые горы болезненным призрачным светом. Эльфы быстро передвигались по ребристым склонам — они полностью сливались с тенями от камней и деревьев вокруг. К тому времени, как ветер донес до них первые звуки, раздающиеся из вражеского лагеря, Сариоур уже закатилась, и тени вытянулись.
        Враги не пытались соблюдать осторожность: из лагеря время от времени доносились пронзительные крики, которым вторил одобрительный рев. До разведчиков долетел грубый смех, и Алит бросил на отца взволнованный взгляд — его тревожило, какие извращения и жестокости они могут увидеть в лагере.
        Отряд ползком перевалил через седловину между невысокими холмами, и перед анарцами раскинулась стоянка наггаротов.
        Огромный костер окружало скопище черных, конической формы шатров. В свете огня Алит разглядел беснующиеся силуэты, тени от них метались по скользкой от крови земле. На костре извивались и кричали агонизирующие жертвы. Алит увидел группу эльфов, скованных вместе шипастыми цепями — проходившие мимо еретики пинали и мучили их.
        На его глазах из группы выбрали одну из плачущих пленниц и потащили к огню. Там ее швырнули на землю у ног обнаженного эльфа в железной маске демона и потрепанной набедренной повязке из кожи. Алит сразу признал в нем верховного жреца Кхаина, повелителя убийств. Жрец держал в руке длинный клинок, очень похожий на тот, который точил прошлой ночью Эльтириор, и на мгновение Алит испугался, что вороний герольд ввел его в заблуждение. Но эльф в маске казался выше Эльтириора, его волосы были вытравлены добела и украшены вплетенными в них костями.
        Алит против воли наблюдал за тем, как жертву силой поставили на ноги. Кхаинит полоснул лезвием по ее рукам и груди, и еретики заторопились к нему с выдолбленными из черепов чашами, чтобы наполнить их плещущей из ран кровью. В попытках набрать как можно больше крови они царапали и кусали друг друга, а затем подносили омерзительные сосуды к губам и жадно заглатывали содержимое. Жертва ослабела и упала на колени. Жрец ухватил ее за волосы и срезал скальп, затем отбросил трофей в накопившуюся за его спиной кучу. Кричащую от боли девушку снова поставили на ноги; ее слабые попытки вырваться не произвели на мучителей никакого эффекта. Полумертвую эльфийку насадили на кол и засунули в костер. Над лагерем снова разнесся одобрительный рев — от звучащей в нем радости пробирали мурашки.
        — Мы не сможем разглядеть отсюда всех,  — произнесла Анадриель.
        Алит помнил ее столько же, сколько себя. Много лет она помогала тем, кто вызвал гнев Морати, избежать жадных лап культов и провожала их в Эланардрис. Ее лицо с острыми, резкими чертами было безучастным, и Алиту оставалось только догадываться, сколько раз она уже наблюдала подобные сцены.
        — Надо подобраться ближе.
        Эотлир кивнул и знаком предложил Анадриели идти впереди отряда. Они спустились по извивающейся тропинке в небольшую рощу у подножия склона. Анадриель уверенно вела их между тонкими стволами на свет костров.
        Внезапно она остановилась и вскинула лук с наложенной стрелой. Алит вгляделся в темноту впереди и заметил две подсвеченных огнем костра фигуры. Он медленно наложил стрелу на тетиву и встал рядом с эльфийкой, затем бросил быстрый взгляд по сторонам в поисках других врагов.
        — Твой тот, что слева,  — произнесла Анадриель, не отрывая глаз от бредущих неровной походкой еретиков — мужчины и женщины.
        Их намерения были очевидны, и при виде удаляющейся рука об руку перемазанной кровью пары Алита захлестнуло отвращение.
        — Давай,  — выдохнула Анадриель, и юный князь отпустил натянутую тетиву.
        Стрела уверенно пролетела между стволов и вонзилась в горло мужчины. Наконечник стрелы Анадриели вошел в глазницу его подруги. Оба упали без единого звука. По прежнему не замеченные никем, анарцы перебежали под укрытие шатров, в отбрасываемую ими глубокую тень.
        Алит повернулся на визг металла и короткий влажный всхлип. Отец одной рукой поддерживал тело еретика, а в другой сжимал окровавленный кинжал.
        — Быстрее, церемония не может длиться бесконечно,  — сказал Эотлир, опустил труп на землю и оттащил его подальше в темноту.
        Анарцы ловко пробирались между шатрами, пока слова высшего жреца не начали доноситься до них совершенно отчетливо. Эотлир отправил Анадриель направо, а Лотерина налево, чтобы сосчитать вражеские силы.
        Алит почувствовал на своем локте чью-то ладонь и понял, что сам уже собрался было встать, крепко сжимая в руке древко лука. Эотлир молча покачал головой.
        — Завтра,  — прошептал он.  — Завтра они заплатят за все.
        — А те, кого принесут в жертву?  — спросил юноша.
        При мысли о том, что должно произойти, его пронзила физическая боль.
        Эотлир снова покачал головой и опустил глаза.
        Алит заставил себя вслушаться в изливаемую верховным жрецом тираду ненависти.
        — Слушайте меня, вестника Кхаина. Помните, что мы купаемся в возлияниях Кровавому Королю, и не забывайте, каких деяний он ожидает от нас. Отрекитесь от неверных и докажите их слабость, подарите нашему господину их плоть. Восславляйте их гибель, и властелин смерти наделит вас великой силой! Тогда и только тогда вы сможете уничтожить всех, кто посмел презирать нашего бога!
        Толпа еретиков разразилась яростными криками и воем. Верховный жрец поднял над головой левую руку — по ней стекала кровь из зажатого в кулаке сердца.
        — Великий Кхаин, взгляни на наши подношения с милостью! Подари нам свою силу, чтобы мы смогли принести голову отрекшегося от тебя предателя и его заблудших последователей на костры твоей славы!
        Снова раздался вой и крики, толпа начала превращаться в визжащую звериную стаю.
        — Пусть тот, кто повернулся к тебе спиной, будет порезан на куски, а его внутренности мы швырнем на костер во искупление его деяний. Пусть недостойный наследник твоего любимого сына рассыплется пеплом мести. Пусть его труп истекает кровью, и только она смоет скверну его постыдных деяний.
        Жрец кинул сердце в толпу, где тут же завязалась схватка как в стае голодных собак. Голос вестника Кхаина стал тише, хотя по-прежнему разносился по лагерю.
        — Нас много, а их мало,  — сказал он кхаинитам.  — Даже сейчас ненавистный враг думает, что он на пороге победы. И не подозревает о поджидающих его муках. Его победа ничего не стоит, ведь она одержана без благословения Кхаина. И пока он радуется ей, он даже не ведает, что стоит над распахнутым капканом. Никто не выйдет из Эалита живым. Смерть Малекиту!
        — Смерть Малекиту!  — отозвалась толпа.
        Охваченные безумием, эльфы рассекали себе грудь и руки кинжалами и обмазывали кровью волосы.
        Толпа набросилась на оставшихся пленников. Алит отвернулся; его переполняла смесь отвращения и страха. По лагерю разносились жуткие крики кхаинитов, и от издаваемых тысячами глоток кровожадных хвалебных возгласов по коже бежали мурашки. Порыв ветра донес из-за шатров запах горящей плоти, от которого юношу затошнило.
        Слева заколыхались тени, из них с угрюмым видом появился Лотерин. Алит заметил порез на его щеке и кровь на руках.
        — Десять тысяч кхаинитов, а возможно, и больше,  — сообщил разведчик Эотлиру.  — Дальше на западе есть еще один лагерь, там разместилось войско Анлека — около пяти тысяч хорошо вооруженных копейщиков и лучников.
        Эотлир кивнул с отрешенным выражением на лице. Вскоре к ним присоединилась Анадриель и подтвердила подсчеты Лотерина. На ритуал собралось несколько тысяч еретиков, еще больше разбрелось по лагерю в состоянии транса.
        — Я видел достаточно,  — сказал Эотлир и жестом велел уходить.  — Завтра нас ждет битва.

        Алит расхаживал по палатке деда, словно пойманный волк, и слушал, как командиры обсуждают тактику сражения. Ему не давали покоя слова Эльтириора, заключенное в них туманное, но явно зловещее предупреждение. Когда Эолоран принялся обрисовывать позиции отрядов анарцев, раздражение в душе юного князя взяло верх.
        — Постойте!  — воскликнул Алит, и внезапно все глаза уставились на него. Он заставил себя успокоиться и продолжил, глядя только на отца: — Ты слышал слова герольда Кхаина. Малекит попал в ловушку в Эалите, и у нас нет надежды добраться до него вовремя. Зачем тогда мы собираемся ринуться в гущу врагов?
        — А какой путь предложишь ты?  — холодным презрительным тоном спросил Каентрас.  — Прошмыгнуть обратно в горы и ожидать там гнева Морати? Мы должны прорваться через это войско и объединить наши силы с князем Малекитом.
        — А что если мы потеряем все силы в одном бессмысленном походе?  — возразил Алит. Он пытался выглядеть рассудительным, а не испуганным, хотя гнев князя сильно задел его.  — На охоте иногда удается сделать один-единственный выстрел, чтобы убить дичь. Охотник должен научиться терпению, он должен знать, когда стрелять, а когда выжидать. Если мы выстрелим с излишней поспешностью, мы спугнем добычу, и она может ускользнуть.
        — А если медлить, мы упустим возможность нанести удар,  — прорычал Каентрас. Он сделал глубокий вдох, покосился на Эолорана, который выглядел недовольным его вспышкой, и снова повернулся к Алиту.  — Прости мой гнев, Алит. Многие годы мы ничего не делали, выжидая момент, когда можно будет перейти в наступление. Промедление сейчас равно катастрофе. Я не смогу сидеть в своем особняке и смотреть, как мы упускаем единственную возможность — ведь потом нас станут преследовать угрызения совести, что мы прохлаждались, когда надо было действовать. И к тому же, на чем ты предлагаешь основывать тактику? На хвастливых речах одурманенного жреца? Мы не можем сказать с уверенностью, что положение Малекита настолько печально, насколько внушил своим последователям герольд Кхаина.
        Алита неприятно задел намек в словах Каентраса, но он сдержал ответный выпад — ведь он не мог признаться, что речи герольда Кхаина предшествовало предупреждение Эльтириора. Каентрас повернулся к Эолорану и уперся кулаками в разложенную на столе карту.
        — Хотя мы не можем помочь князю Малекиту в открытом бою, мы все же сумеем принести ему пользу. Наша атака отвлечет врага, и князь ускользнет из-под колпака. Если мы не предпримем ничего, тысячи солдат из северного лагеря отправятся к Эалиту и захлопнут ловушку. Разве мы не должны вмешаться? Разве мы не должны сделать все, что в наших силах, чтобы ослабить петлю?
        — Твоя тактика имеет свои преимущества,  — произнес Эолоран.  — Чем меньше будут силы, с которыми придется встретиться Малекиту, тем больше у него останется шансов на спасение.
        — Меня тревожит и кое-что еще,  — добавил Алит.  — Кто будет охранять Эланардрис, пока мы сражаемся здесь? Кто может поручиться, что следующий удар Морати обрушится на нас, а не на наши дома? Какая победа ждет нас завтра, если потом мы вернемся домой и обнаружим, что наши земли захвачены?
        Этот довод пришелся к месту, и лицо Эолорана исказила мучительная гримаса. Какое-то время он переводил взгляд с Алита на Каентраса и обратно, и наконец посмотрел на Эотлира.
        — Сын мой, это не только мое решение,  — размеренно произнес Эолоран.  — Да, пока я возглавляю анарцев, но я лишь служу их будущему, которое пройдет под твоим правлением. Ты долго молчал. Я бы хотел услышать твое мнение.
        — Дай мне немного подумать,  — ответил Эотлир.
        Он медленно вышел из палатки, оставив остальных в тишине дожидаться его. Каентрас разглядывал карты на столе, не встречаясь ни с кем глазами, а Алит придвинул стул и сел в стороне. Тишину заполнила давящая тревога, и юному князю захотелось уйти, поскольку он все равно уже высказал все, что было у него на уме. Но он заставил себя остаться, хотя и ощущал кожей презрение некоторых эльфов, в том числе Каентраса.
        Он очень боялся разгневать отца своей возлюбленной и в душе даже надеялся, что Эотлир примет сторону Каентраса, что потом позволит Алиту загладить вину. Ранее Каентрас поддерживал его, но юный князь не знал, как поступит гордый эльф, если Эотлир присоединится к мнению сына.
        Полог палатки распахнулся, и все подняли головы. На лице Эотлира застыло решительное выражение.
        — Мы будем сражаться,  — провозгласил он.  — Я не могу оставаться в стороне, пока творятся подобные извращения, хотя только боги судьбы знают, какую цену нам придется заплатить за вмешательство. Преступления еретиков нельзя оставлять безнаказанными, к чему бы это ни привело. Есть времена, когда мы обязаны думать о других, и времена, когда необходимо думать о своем народе. Ради будущего Нагарита князь Малекит должен вернуть свой трон, и мы обязаны помочь ему всем, что в наших силах.
        — Я согласен,  — объявил Эолоран.  — Завтра мы уничтожим кхаинитов, а затем подумаем, по какому пути нам двигаться дальше. Вы согласны?
        Каентрас тотчас же кивнул. Алит медленно поднялся со стула и посмотрел на отца и деда.
        — Никто не будет сражаться яростнее меня,  — заявил он.  — Мы отомстим.

        Доспехи и наконечники копий блестели в свете восходящего солнца — армия анарцев свернула лагерь и выступила на север. В планы Эолорана входило напасть на еретиков как можно быстрее, прежде чем они двинутся на запад, к запертому в Эалите Малекиту.
        Кхаиниты плохо подчинялись приказам и рвались устроить бойню, поэтому властитель Анара разделил свое войско на три части. Впереди двигались быстрые разведчики — им предстояло незаметно окружить врага и оставаться в укрытии до начала битвы. Алиту поручили возглавить правый фланг, а Анадриель командовала левым. Эолоран особо подчеркнул, что они должны напасть на тренированных воинов Анлека и выманить их из лагеря. Необходимо было оттянуть их от основного сражения, но в то же время не позволить подобраться вплотную к разведчикам. Алит получил приказ отступать, как только враг подойдет достаточно близко, и увести солдат от кхаинитов.
        В то же время Эотлир с отрядами копейщиков должен был вести основную линию нападения и занять оборонительную позицию на холмах над лагерем противника. Оставшиеся лучники под командованием Эолорана получили приказ обстреливать еретиков и загнать их на склоны, где те окажутся в невыгодном положении.
        Пока Алит шагал на север во главе пяти сотен эльфов, его переполняли тревога и возбуждение. Неровная местность и слабый рассветный свет успешно скрывали отряд, и вскоре основная часть анарского войска потеряла их из вида. Алит внезапно осознал, что все происходит по-настоящему, а не в легенде о древних героях; он ведет отряд эльфов в битву. В отличие от отца и деда ему еще никогда не доводилось командовать войском, и все происходящее было очень непохоже на его любимую одиночную охоту. Впервые в жизни юноша почувствовал себя правителем Анара, и его в равной степени наполняли гордость и чувство тяжелой ответственности.
        Он подумал об Эланардрисе и оставшейся там матери: как она сидит в особняке и тревожится за семью. Алит твердо решил вернуться домой со славой. Затем его мысли переметнулись к Ашниели. Станет ли она гордиться им? Алит надеялся, что да. Девушка боготворила своего отца-воина, и военный опыт непременно должен был вознести молодого князя в ее глазах.
        Солнце встало, разведчики быстро двигались на север, и Алит позволил себе немного помечтать, представляя сцену триумфального возвращения. Вот Ашниель встречает его на ступенях особняка, свободное платье развевается на ветру, по плечам разметались распущенные волосы. Алит бежит к ней по длинной дорожке, они обнимаются. Девушка проливает горячие слезы радости, и они остывают на его щеках. Юношу настолько захватила фантазия, что он споткнулся о камень, и вспышка боли тотчас вернула его в настоящее. Он мысленно обругал себя за детское поведение и быстро оглядел воинов: вроде никто не заметил его промашки или все из вежливости не подавали вида. Князь знал, что вскоре ему понадобится все возможное внимание и сноровка, поэтому сжал зубы, покрепче перехватил лук и зашагал вперед.

        Отца Алита одолевали совсем другие мысли. Он уже бывал в сражениях, так как провел несколько сотен лет в колониях, перед тем как вернуться в Эланардрис и обзавестись семьей. Но сейчас все происходило по-другому. Его войско ожидали не дикие орки, гоблины или звероподобные создания из темных лесов Элтин Арвана; ему предстояло сразиться с врагом, которого он не думал встретить. Даже в самые темные времена, что окутывали последние годы правления Морати, Эотлир никогда не помышлял о гражданской войне. Схватка в особняке случилась внезапно, и там его вел инстинкт выживания. Сейчас князь возглавлял несколько тысяч подданных, которым предстояло пролить кровь сородичей.
        Подобные мысли тревожили его еще и потому, что князь не считал предстоящее сражение неотвратимым. Он мог бы убедить отца вернуться в Эланардрис, так и не обнажив оружия, но выбрал другой путь. Вокруг гулким эхом отдавался топот обутых в сапоги ног, а Эотлиру не давала покоя мысль, что он хочет этой битвы. Его пугала догадка, что где-то в темных закоулках его души жила такая же жажда крови, что толкала кхаинитов на совершение жутких преступлений.
        Тревоги напомнили ему о рассказанной некогда отцом истории. Эолоран заговорил о тех событиях только однажды, и потом отказывался снова вспоминать о них. Это произошло вскоре после того, как Король-Феникс вытащил Сеятель Вдов, в котором по легендам заключалась необходимая для убийства богов и уничтожения целых армий сила, из алтаря Кхаина. Эолоран отказывался называть меч Кхаина по имени и часто говорил о нем как о Проклятии или о «том жутком клинке». И каждый раз, когда отец заговаривал о нем, его взгляд становился загнанным — возвращались давние воспоминания о сценах, которые Эотлиру не суждено увидеть никогда, даже в кошмарном сне.
        История, что вспомнил Эотлир, относилась к сражению в Эалите, той самой крепости, что держал сейчас Малекит. В горах появилось огромное войско демонов и бесконечным потоком хлынуло по холмам и равнинам, которые позже стали принадлежать анарцам. Вороньи герольды, стремительные глаза и уши Аэнариона, принесли Королю-Фениксу новости, и тот выступил из Анлека навстречу легионам Хаоса.
        В Эалите Аэнарион укрепился и в течение бесконечной ночи, когда небо вспыхивало призрачными огнями, а земля горела под ногами, демоны без устали бросались на стены цитадели. Хотя большую часть войска Хаоса удалось разбить, Аэнарион настаивал на полном уничтожении противника. Верхом на великом драконе Индраугнире Король-Феникс вывел свою армию из крепости; рядом с ним шагал маг Каледор, а Эолоран и сотня эльфийских князей выступили в арьергарде. Эолоран описывал лихорадочную жажду битвы, которая его охватила, звенящие в ушах восторженные песнопения Кхаина, исходящие от «того жуткого клинка». Больше он не запомнил ничего, кроме непрерывных взмахов меча, выпадов копья и радостного наслаждения смертью.
        Эолоран вспоминал о том сражении со стыдом, хотя дело, ради которого он убивал с остервенением и чувством счастья, было самое что ни на есть правое: спасение своего народа. Эотлир так и не смог до конца понять, что значила война против демонов для целого поколения эльфов, но если то отвращение к себе, что он испытывал сейчас, составляло хоть десятую часть их бед, он мог представить мучающие их во снах кошмары.
        К нему пришло другое воспоминание, совсем недавнее: гнусная служба герольда Кхаина и сваленные на костре тела принесенных в жертву. Пока Эотлир будет видеть, что на Ултуане творятся подобные мерзости, он не прекратит сражаться за то, чтобы остановить эту проказу. Она поглотила Нагарит, и князь не сомневался, что оставленное на произвол судьбы варварство продолжит расползаться и дальше. Эта мысль укрепила его решимость, и Эотлир отбросил тревоги до тех времен, когда сможет позволить себе роскошь сомнений и сочувствия. Он знал, что нельзя сражаться с радостью и злостью, поскольку такие искушения могут пробудить древний зов Кхаина, который все еще доносится через прошедшие со времен Аэнариона века.
        Сегодня ему предстоит убивать эльфов; оплакивать их он станет завтра.

        Алит во главе небольшого отряда пробирался по окружающим кхаинитский лагерь холмам, остерегаясь часовых. Осторожность оказалась излишней, поскольку никто не стоял на страже, и когда Алит поднялся на вершину холма, он увидел, что лагерь тих — разврат предыдущей ночи утомил и насытил еретиков.
        На севере и западе, в лагере анлекских воинов, наблюдалось гораздо большее оживление. Капитаны прохаживались между палатками и выкрикивали приказы, выстраивая лучников и копейщиков. Сперва Алит решил, что они обнаружили разведчиков Анадриели и принимают ответные меры. Но после недолгого наблюдения его страхи улеглись, поскольку солдаты Анлека выстраивались ровными рядами на большом расстоянии друг от друга, маршировали и выполняли упражнения под присмотром офицеров. Это были всего лишь обычные лагерные учения.
        Алит сделал полукруг на восток, двигаясь, пока лагерь кхаинитов не скрылся из вида,  — только дым от костров помогал лучникам не потерять из виду его расположение. Яркое светило вставало над горами на востоке, по холмам растекался утренний свет. Несмотря на солнце, в воздухе еще стоял холодок, и дыхание поднималось легкими облачками пара.
        Алит рассудил, что уже достаточно обогнул стоянку кхаинитов, поэтому снова свернул на запад, к анлекцам. По мере приближения к лагерю к нему вернулась осторожность. Анарские воины небольшими группками перебегали между кустами, камнями и деревьями, чтобы оставаться незамеченными. Довольно скоро они собрались у почти отвесного склона, готовые занять позицию над палатками врага.
        Алит подал сигнал паре своих воинов, Анранейру и Хиллраллиону, а сам взобрался на вершину холма и оглядел построение анлекской армии. Солдаты все еще выполняли упражнения с копьем и луком, по точности и быстроте их движения походили на хорошо отрепетированный спектакль.
        Князь замер в тревожном ожидании — он не знал, успела ли Андриель занять свою позицию. С равным вниманием он наблюдал как за врагами, так и за небом, и вздохнул с облегчением, когда заметил на западном горизонте силуэт ястреба. Ястреб немного покружил над вражеским лагерем, а затем полетел низко над землей, задевая кончиками крыльев траву на склоне. С резким криком птица уселась на голой ветке куста у правой руки Алита. Юноша поднял руку, и хищник перепрыгнул к нему на запястье; когти обхватили кожу крепко, но бережно, не оставляя царапин.
        — Мы начинаем атаку,  — прошептал Алит птице.
        Ястреб кивнул, расправил крылья и снова поднялся в воздух.
        Князь наблюдал, как тот облетел лагерь и исчез в маленькой хвойной рощице на западе от них.
        Алит кивнул Анранейру и Хиллраллиону. Те повернулись и спустились ползком, чтобы передать приказ другим лучникам. Вскоре отряд спрятался в высокой траве на вершине холма, наложив стрелы на тетивы луков. Алит приподнялся на четвереньки и бросил последний взгляд на врагов.
        Их укрытие располагалось в сотне шагов от окраины лагеря; несколько часовых с копьями и луками обводили взглядом холмистый горизонт.
        — Начали!  — рявкнул Алит и выпустил стрелу в ближайшего врага.
        Она пронзила посеребренную пластину доспеха на груди, и воин с криком упал. Одновременно в воздухе свистнуло еще несколько стрел, нацеленных в других часовых.
        Воины Анлека не зря считались лучшими на Ултуане и быстро ответили на атаку. Они перестроились в колонны с лучниками впереди и разбились по отрядам. Авангард из тысячи солдат наступал на анарцев быстрым маршем по широким проходам, специально оставленным между рядами палаток. По мере их приближения анарцы пускали стрелы высоко, с навесом, чтобы те падали в ряды противника. Хотя выстрелы поразили уже несколько дюжин врагов, колонна продолжала безупречное наступление.
        За авангардом из лагеря выступили остальные отряды. В рядах наггаротов гудели медные рога, и от трубного звука по коже пробегали мурашки. Когда-то те же ноты предупреждали о нападении демонов и звали в бой верных последователей Аэнариона. Алиту казалось насмешкой то, что их сочли предателями, которые сражаются против власти Анлека. Топот сапог тяжело разносился в утренней тишине, ему вторил звон кольчуг и лязг металла.
        С дальней стороны лагеря донеслись крики, и Алит увидел, как замелькали в воздухе стрелы лучников Анадриели. Авангард Анлека продолжал свой марш, в то время как под окриками командира другие отряды замешкались. Капитан наггаротов не мог понять, какая атака является отвлекающим маневром, а какая нет.
        — Продолжайте стрелять!  — приказал Алит и сам встал с луком наготове.
        На противника посыпался новый град стрел.
        Авангард подошел к краю лагеря, и лучники отделились от копейщиков. Вскоре над головами анарских разведчиков засвистели стрелы с черным оперением. Алит услышал вскрики боли и бросил взгляд налево — несколько его эльфов упали в густую траву с торчащими из тел стрелами. Двое не двигались, а еще двое быстро выдернули стрелы и перетянули раны.
        Копейщики находились уже в семидесяти шагах, и шторм стрел со стороны защитников лагеря казался бесконечным. В их облаке анарцы потеряли еще дюжину ранеными.
        — Подбирайте мертвых, помогите раненым!  — закричал Алит и выпустил последнюю стрелу в надвигающихся копейщиков.  — Уходите на северо-восток, оттяните их от лагеря кхаинитов.
        Под непрерывным обстрелом разведчики соскользнули с вершины и побежали направо. Они выбежали из-под прикрытия холма, промчались следом за князем по лощине и поднялись на противоположный склон. Там Алит приказал остановиться, поскольку стрелы оставшихся в лагере лучников не могли их достать, и анарцы снова направили луки на поднимающихся на холм копейщиков.
        Те отступили было вниз, но вскоре снова появились, уже с поддержкой стрелков. Алит опять приказал своему отряду отходить. Он беспокоился, как обстоят дела у Анадриели и удалось ли выманить кхаинитов. Потом он перевел взгляд на врага впереди и понял, что их всех ждет долгое утро.

        Кружащий высоко в небе ястреб дал Эотлиру понять, что Алит и Анадриель вот-вот начнут нападение. Воины на позиции над лагерем кхаинитов тоже были готовы к бою. Князь стоял рядом с отцом и рассматривал еретиков. В левой руке Эотлир держал свернутое знамя дома Анар, а в правой — золотистый клинок Циарит, Меч Утренней Мести. Оружие было теплым на ощупь, его подпитывали лучи утреннего солнца, в этот момент встающего над горами, а острое лезвие блестело магической энергией.
        За Эолораном стоял Каентрас с изогнутым бараньим рогом, перетянутым серебряными полосами. Когда князь кивнул, Каентрас поднес рог к губам, и тот издал долгий, высокий, жалобный звук. Воин повторил его трижды, зов эхом раскатился по холмам и пронесся по лагерю внизу.
        Эотлир выждал несколько мгновений, глядя, как ошеломленные звуком рога кхаиниты просыпаются и приходят в себя. Он увидел, как из шатра с заляпанными кровью стенами вышел вестник Кхаина в блестящей полированной маске. Жрец бурно размахивал руками, созывая последователей. Когда вокруг него собралась толпа еретиков, Эотлир распустил удерживающий знамя узел и высоко поднял огромное полотнище в воздух, чтобы его видели отовсюду.
        Затем он воткнул древко флага в мягкую землю и сделал шаг вперед. Каентрас взял еще одну высокую ноту, и все глаза обратились к вершине холма.
        — Встречайте великого Эолорана Анара, хозяина этих земель,  — прокричал Эотлир.  — Вы нарушили границы нашего княжества. Правитель Анара приказывает вашей оборванной шайке немедленно убраться отсюда и забиться по тем темным дырам, откуда вы вылезли. Он не хочет, чтобы его обвинили в трусости и нападении на тех, кто не в состоянии защитить себя, и вызывает недостойных врагов скрестить клинки с истинными воинами. Ему не чуждо милосердие, поэтому он выслушает мольбы тех, кто раскается в совершенных преступлениях. Всех, кто отречется от ложной веры, ждет прощение Иши.
        Каентрас снова подул в рог, и Эотлир сделал шаг назад, чтобы показать, что закончил свою речь.
        — Должно привлечь их внимание,  — с мрачной улыбкой заметил Эолоран.  — Я думаю, что «прощение Иши» особенно их задело.
        Эотлир и сам поневоле улыбнулся, он знал, что подначки приведут к желаемому результату. Он оглянулся через плечо на тысячи анарских воинов, которые стояли наготове. Лучники выстроились чуть ниже линии окружающих холмов, за ними встали отряды копейщиков. В утреннем воздухе развевались знамена, на острых наконечниках копий и стрел блестело солнце. Одетое в темно-синие цвета войско в ярком солнечном свете выглядело глубоким горным озером.
        — Вот и они,  — пробормотал Каентрас.
        Эотлир повернулся к лагерю и увидел, как от палаток к ним несется несколько сотен кхаинитов. Он слегка покачал головой — великого князя немного смущало, что его ловушка сработала так просто. Воистину, эти враги давно потеряли право называться разумным цивилизованным народом.
        Эолоран развернулся, подал лучникам сигнал выступать и сам начал спускаться по холму. Он взял немного в сторону и добежал до правого фланга как раз вовремя — когда первый кхаинит подошел к подножию склона.
        Фанатиков с испещренной кровавыми отпечатками пальцев кожей и склеенными в острые сосульки волосами совершенно не заботила собственная жизнь, и они оголтело рвались вперед с ножами и мечами в руках. Их бег не замедлился, когда на вершине холма внезапно возникли тысячи лучников.
        Эотлир услышал, как отец отдал команду, и равнодушно проследил взглядом за черным облаком взвившихся в воздух стрел. Темный шторм накрыл поднимающихся по склону еретиков. Никто из наступающих не пережил первого залпа. Вторую волну воинов верховный жрец собирал более осмысленно. Ветер доносил его хриплые крики, пока вестник и его помощники прохаживались вдоль неровной линии кхаинитов, опрыскивали их жертвенной кровью и призывали уничтожить обидчиков бога убийств. Как и во время вчерашней церемонии, еретики визжали и выли, восхваляли Кхаина или без слов давали выход кипящей внутри ярости.
        К какофонии криков присоединились барабаны — они выбивали частый ритм, который гулко отдавался среди холмов. Даже у Эотлира сердце забилось быстрее, а в ушах застучала кровь. Он не сомневался, что в ритм вплетено какое-то волшебство, потому что князь чувствовал, как закипает внутри гнев, и ему пришлось подавить желание ринуться вперед. Взгляд по сторонам показал, что Каентрас и остальные испытывают такое же искушение.
        — Стоять!  — крикнул Эотлир.  — Ждать моей команды!
        Он вскинул правую руку и поднял Циарит на уровень плеча, будто преградил дорогу тысячам копейщиков за своей спиной. На миг рука дрогнула, рукоять налилась жаром, поскольку возбуждение хозяина подпитывало силы древнего меча. Эотлир чувствовал, как клинок вбирает энергию из окружающего воздуха, и облизнул сухие губы.
        Вестник Кхаина шагал во главе своих последователей. Стук барабанов не умолкал, к нему присоединился топот босых ног по пересохшей земле. Беспорядочные вопли еретиков слились в монотонный крик: «Кхаин! Кхаин! Кхаин!», от которого по коже Эотлира побежали мурашки. В небе над головой забурлила темная энергия. Хотя воздух оставался прозрачным, розовый утренний свет потемнел и превратился в окутывающий фанатиков алый саван. Магические чувства Эотлира гудели от незримой пульсации в одном ритме с частым биением сердца.
        Жрец вырвался вперед и остановился в дюжине шагов от своих воинов. Он вытащил из-за пояса два кинжала, и Эотлира передернуло при виде жертвенных ножей. Хотя даже зоркие глаза эльфа не могли различить детали на таком расстоянии, князь чуял выгравированные на лезвиях руны Кхаина — перед внутренним взглядом они светились горящими метками.
        Вестник скрестил руки так, что лезвия легли ему на плечи, и одним плавным движением провел ими по груди. Из ран потекла кровь, и он раскинул руки в стороны. Алые капли слетали с кончиков ножей и повисали в воздухе.
        С подступающей к горлу тошнотой Эотлир наблюдал, как капли растворяются в облаке красного тумана, которое все росло, пока не поглотило жреца окончательно. И даже после этого оно продолжало разбухать, расползаясь по склону вверх, к Эотлиру, и вниз, к кхаинитам.
        — Стреляйте!  — крикнул Эотлир отцу.
        Он понял, что враги скоро полностью скроются в алом тумане.
        Эолоран не стал спорить с приказом сына и подал сигнал лучникам. Те навесом пустили стрелы в кричащую толпу внизу. Многие кхаиниты покатились по земле, но выживших вскоре укутал красный туман. Лучники продолжали стрелять в кипящее облако, которое катилось на них, без особой надежды попасть в цель.
        Эотлир осознал, что вскоре заклинание накроет весь холм, и стрелки окажутся беспомощными. Не дожидаясь приказа отца, он повернулся к выстроенным позади копейщикам.
        — Выступайте на позиции, живо!  — прокричал он и взмахнул над головой мечом, будто одним движением мог передвинуть свое войско.
        Горны подали сигнал к наступлению, и через несколько мгновений по холму затопали тысячи обутых в тяжелые сапоги ног.
        Алый туман докатился до середины склона, и Эотлир сперва почувствовал на языке привкус крови, а через миг облако поглотило его. Но лицу побежали красные струйки, они пачкали серебряную кольчугу и собирались между тонкими кольцами. Рукоять Циарита стала скользкой, и Эотлир неожиданно понял, что сжал кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Его кровь смешивалась с бурлящим облаком.
        В тумане вокруг него появились темные фигуры, восходящее солнце подсвечивало багровые силуэты. Со вздохом облегчения Эотлир различил знакомые лица — Торинана, Касадира, Лирунейна и прочих верных анарцев. С выставленными перед собой изящными белыми щитами и опущенными черными копьями воины дома Анар собирались вокруг своих командиров.

        Сотни стрелков выстроились по окружающим анлекский лагерь холмам; их было не меньше, чем луков под началом Алита. Разведчики растянулись вдоль откоса на западе и, как смогли, укрылись среди редких кустов и высокой травы.
        Анранейр похлопал князя по плечу, чтобы привлечь его внимание, и указал на юг. Алит заметил странный свет в той стороне: красное сияние окутало холмы вокруг лагеря кхаинитов. Он не знал, что там происходит, но не сомневался, что видит плохой знак.
        В тот же миг князь услышал топот сапог у подножия холма напротив. Хотя он и не видел, кто это идет, через какое-то время стало ясно, что звук перемещается на юг. С нарастающим страхом Алит осознал, что копейщики Анлека вышли из лагеря и направляются к основной армии Анара в полной уверенности, что засевшие сверху лучники прикроют их отход.
        — Кажется, наша добыча больше не хочет глотать наживку,  — произнес Анранейр.
        Алит кивнул и задумчиво свел брови. План заключался в том, чтобы оттянуть воинов Анлека, но он провалился. Несколько сотен стрелков не смогут задержать целую армию, особенно если враг не больно-то и хочет тратить на них время.
        — Надо их отвлечь,  — произнес князь. Он начал спускаться по склону и жестом приказал Анранейру следовать за ним. Когда добыча убегает от охотника, охотник обращается к Курноусу.
        Анранейр удивленно смотрел на то, как Алит вытащил из колчана за спиной стрелу. Юный князь задумчиво погладил ее от оперения до острого наконечника, в каких-то местах его палец задерживался.
        Затем он произнес слово огня, которое использовалось в святилищах Курноуса, и наконечник вспыхнул ярко-желтым пламенем. Алит нацелил лук высоко в небо и выпустил горящую стрелу в направлении вражеского лагеря. Мигающий огонек взлетел в воздух и пропал из виду.
        — Передай всем,  — велел князь,  — пусть поливают лагерь огнем.
        Анранейр одобрительно хмыкнул и поспешил к редкому ряду лучников, чтобы передать им приказ Алита. Князь вытащил еще одну стрелу, повторил ритуал зажигания и снова выстрелил. Вскоре холм осветился огненными дугами, которые спускались к лагерю позади вражеских лучников. Алит не знал, как много выстрелов попало в цель, но после нескольких залпов над лагерем начал подниматься густой черный дым.
        — Получается,  — засмеялся рядом Анранейр.
        Алит подполз к краю седловины и увидел, что стрелки Анлека натянули луки и перешли в наступление. Если разведчики убегут от надвигающихся врагов, вскоре их стрелы перестанут долетать до палаток.
        — Забирайте на север, не попадайтесь им на глаза,  — приказал Алит, убрал лук и пополз обратно к Анранейру.  — Хотя я лишь недавно научился танцевать, я знаю, кто должен вести в танце.
        — И что за веселый танец нас ждет,  — поддержал князя Анранейр.

        Красный туман затягивал все на двадцать шагов вокруг, и Эотлир напряженно вглядывался в бурлящие глубины в поисках врагов. Их вой и крики становились ближе, но колдовское облако растворяло и искажало звуки.
        — Тихо!  — проревел Эотлир, и ряды копейщиков замерли. Тишину не нарушал ни лязг доспехов, ни шепот.
        Эотлир внимательно вслушался в приближающийся шум кхаинитов. Вроде слева звуки доносились громче.
        — Следите за западными подступами!  — предупредил он.
        Не успели слова слететь с его губ, как тьма сгустилась и распалась на бегущие фигуры. Тысячи кхаинитов, тяжело дыша, с воплями поднимались по склону и размахивали страшными на вид кинжалами с зазубренными лезвиями. Их лица искажала гримаса ненависти и ярости, затмивших все остальные чувства.
        Фанатики бросились на анарских копейщиков; они высоко подпрыгивали и опускались с занесенными над головой ножами. Анарцы подняли щиты, чтобы отразить удары, и туман наполнился глухим звоном металла.
        Боевой клич дома Анар и восхваления Кхаина вторили лязгу клинков.
        Эотлир не мог четко разглядеть происходящее, но вскоре его внимание переключилось на склон, по которому взбегало все больше кхаинитов.
        — Берите пленников,  — прорычал Эотлир.  — Мой отец допросит тех, кто помогает Морати строить заговоры. Жреца по возможности взять живым!
        Кхаиниты находились уже в дюжине шагов и продолжали бежать к анарцам. Эотлир поднял Циарит в одной руке, а второй вытащил из-за пояса кинжал. Когда до врагов оставалось всего шесть шагов, анарский князь бросился в атаку; Циарит снес голову одному кхаиниту, в то время как нож полоснул по голой груди другого.
        Князь увернулся от нацеленного в лицо удара, отбил второй и воткнул меч в горло еще одного противника. Через миг линия копейщиков врезалась в неровные ряды фанатиков. Закипел хаос битвы.
        Стена копий скосила передний ряд кхаинитов, и анарцы продолжали теснить врагов; они кололи копьями и отбрасывали щитами раненых. Продуманная жестокость фаланги пересилила животную ярость, и контратака отбросила еретиков назад.
        — Не спускайтесь ниже!  — выкрикнул Эотлир.
        Он беспокоился, что воины увлекутся и сойдут с холма.
        Сохраняя строй, отряд анлекцев попятился обратно к вершине. Кхаиниты возобновили натиск; теперь они подныривали под копья, чтобы добраться до ног противника. Эотлир отбивал удары, размахивал и наотмашь рубил Циаритом, и любой, кто подходил к нему слишком близко, падал мертвым. Раненых у обеих сторон становилось все больше: тут и там в траву со стонами падали эльфы. Кхаиниты не обращали внимания на свои потери и продолжали напирать, их вела только жажда крови. Копейщики перед лицом безумных убийц держались мужественно и занимали место упавших товарищей, чтобы закрыть пробоины в первом ряду.
        Запертому в гуще клинков Эотлиру ничего не оставалось, кроме как сражаться за свою жизнь. Он отрубил руку одному врагу и вонзил кинжал в пах другого. По его доспеху с визгом скользнул клинок, и князь ударил следующего кхаинита в лицо с такой силой, что кольчужная перчатка раздробила кости. Широкий взмах Циарита оставил еще одного противника без ноги, и тот покатился вниз по склону, выкрикивая грубые ругательства.
        Эотлира накрыла волна отчаяния, почти ощутимая, похожая на холодный порыв ветра. Она налетела справа, ее сопровождали резкие крики боли и плач. Князь срубил еще нескольких фанатиков и пробился к источнику звуков. Ему пришлось оттолкнуть плечом одного из своих солдат, но наконец он увидел вестника Кхаина.
        Жреца, облитого с головы до ног кровью, окружала куча трупов. Он широко раскинул в стороны руки с длинным кинжалами. Выжженные на геле руны горели темным пламенем, а демоническая волшебная маска извивалась и рычала сама по себе. Жрец прыгнул вперед — за ним потянулись призрачные красные тени — и рубанул ножом, зажатым в правой руке. Клинок без труда пробил щит, а сжимавшая его рука копейщика полетела в воздух. Ни один доспех или оружие не могли выдержать удар заклятых Кхаином кинжалов, и все больше анарцев падало на землю.
        Позади вестника Кхаина один из раненых копейщиков с трудом поднялся на ноги; для этого ему пришлось опереться на свое оружие. С заметным усилием он воткнул копье в спину жреца и давил, пока наконечник не вышел у того из живота.
        Жрец упал на колени, но в следующий момент он взвился на ноги, повернулся и вырвал копье у эльфа. Один взмах руки, и в лицо копейщика воткнулся кинжал, от чего эльф с криком упал на землю. Жрец переломил древко копья, вырвал из раны наконечник и швырнул оба обломка в траву. Из раны хлестала кровь и собиралась лужицей у ног вестника.
        — Прими это подношение, мой любимый господин!  — выкрикнул он и поднял окровавленные руки в воздух.
        Из кончиков его пальцев вырвалось черное пламя, оно растеклось по рукам и охватило все тело жреца. Плоть горела и потрескивала, но когда чешуйки сажи опали, кожа выглядела нетронутой, а от страшной раны не осталось и следа.
        Магический огонь потух в треске последних вспышек, и жрец наклонился к мертвому копейщику, чтобы вытащить свой нож. Затем вестник снова бросился в битву, прорубая в рядах анарцев кровавую просеку.
        Эотлир раскидывал ринувшихся за предводителем еретиков. Он отсекал конечности, Циарит в его руке вертелся в бесконечном танце и ломал ребра и шеи.
        — Сразись с истинным сыном Нагарита!  — Анарский князь с ревом прорвался сквозь падающие тела.
        Вестник Кхаина вихрем повернулся на голос — в глазных прорезях его маски пылало белое пламя. Жар этого взгляда пригвоздил Эотлира к земле: ему в ужасе показалось, что он смотрит в глаза самого Кроваворукого Бога.
        — Твои мучения порадуют моего господина больше, чем страдания других,  — возликовал жрец. Хриплый голос лязгал металлом.  — Никто не может одержать победу в битве без его благословения, так что ты обречен.
        Жрец ринулся вперед, и цепь их взглядов разорвалась. Скорее повинуясь инстинкту, чем разуму, князь пригнулся и отпрыгнул вправо — и тем самым едва избежал свистнувших в воздухе кинжалов.
        Эотлир перекатился на ноги, парировал следующий удар Циаритом и сделал выпад ножом. Вестник отшатнулся от атаки и быстро попятился. Он выписывал кончинами ножей сложные узоры, их отточенные движения завораживали. Эотлир не сводил глаз с маски противника и старался не обращать внимания на то, как от нарисованного в воздухе знака вверх по спине бегут мурашки ужаса.
        Князь опустил левое плечо и сделал резкий финт вправо. Циарит метнулся к запястью жреца. Все еще сжимающая зловещий кинжал кисть руки полетела в сторону. Быстрый как змея вестник ответил выпадом; Эотлиру пришлось отпрыгнуть, чтобы избежать мелькнувшего у горла ножа. Он обходил противника сбоку и выискивал возможность ударить по второй руке кхаинита, чтобы лишить его таящейся в заколдованном оружии силы.
        Стоило князю увидеть слабину в обороне врага, как мимо него с гневным боевым кличем пронесся Каентрас, обеими руками сжимающий свое копье Хиратот, Коготь Смерти. Он с размаха вонзил острый наконечник в грудь жреца. Хиратот полыхнул синим пламенем. Оно разорвало герольда Кхаина на части, оставив от тела лишь дымящиеся ошметки. Не глядя на поверженного противника, Каентрас прошел по тлеющим останкам жреца и бросился на фанатиков. Те замерли, с отчаянием оплакивая кончину своего предводителя.
        Атака друга застала Эотлира врасплох, и он на миг остановился, ожидая, пока прояснится голова. Некоторые еретики побежали прочь от Каентраса, но многие другие с рычанием и воем продолжали напирать, желая мести. Эотлир собрался с мыслями, копейщики вокруг сомкнули ряды, готовясь встретить свежую волну нападающих.

        Несмотря на усилия Алита, войско Анлека оттеснило его разведчиков за пределы выстрела. Враги расположились на границе досягаемости — на противоположном холме блестели доспехи выстроенных рядами копейщиков. Солнце шло к полудню. Два войска стояли друг напротив друга, их командиры выжидали следующего хода противника.
        — Итак, мы привлекли их внимание. Что будем делать дальше?  — спросил Анранейр.
        — Меня кое-что беспокоит,  — ответил Алит. Он решился наконец дать голос тому, что глодало его изнутри.  — Я вижу луки и копья, но я не вижу лошадей. Армия Анлека состоит из лучников, копейщиков и рыцарей.
        — И где же рыцари?  — спросил Анранейр. Он оглянулся через плечо, будто ожидал увидеть приближение вражеской кавалерии.
        — Возможно, кхаиниты съели их лошадей,  — рассмеялся Хиллраллион.
        — Я бы скорее предположил, что они заранее выдвинулись к Эалиту, чтобы припугнуть Малекита,  — сказал Алит.
        — А что если они вернутся?  — поморщился Хиллраллион.  — Мы не сможем убежать от всадников.
        — Мы должны оставаться здесь, чтобы кхаиниты не получили подкрепления,  — ответил юный князь.  — Нет смысла гадать, все равно сейчас мы ничего не можем сделать. Если мы отступим, солдаты двинутся на юг и нападут на войско деда.
        — Неплохо бы придумать план на тот случай, если в битву вступит кавалерия,  — возразил Анранейр.
        Алит огляделся, но увидел лишь редкие заросли кустарника и деревьев, характерные для подножия Кольцевых гор. Хотя эти земли тоже принадлежали его семье, он знал их намного хуже, чем родные горы. С таким же успехом он мог находиться в Сафери или Крейсе.
        — Вот что, вероятно, способно помочь.  — Анранейр протянул свернутый пергамент.
        Алит принял свиток у него из рук и развернул: это оказалась одна из карт Эолорана.
        — Где мы сейчас?  — спросил князь. Теперь он жалел, что уделил картам так мало внимания на совете.
        Со вздохом Анранейр указал на северо-запад, а затем на карту.
        — Там Эалит, мы на краю гряды холмов, вот тут,  — объяснил разведчик.  — Если нам потребуется укрыться от кавалерии, я предложил бы долину Атриан на северо-востоке отсюда. Если подойдут рыцари, мы добежим до деревьев раньше, чем они настигнут нас.
        — При условии, что мы узнаем об их приближении заранее,  — вставил Хиллраллион.
        — Хорошее замечание,  — согласился Алит. Он кивнул Анранейру и передал ему обратно карту.  — Возьми пятерых разведчиков и отправляйся на север, будешь высматривать неприятные сюрпризы.
        Анранейр засунул карту в свой мешок и рысцой пустился вдоль ряда стрелков, на ходу выкрикивая имена. Алит в глубоком раздумье постукивал пальцами по крупной серебряной пряжке пояса. Копейщики напротив не двигались с места и не подавали признаков, что готовят атаку.
        Внезапно князь повернулся к Хиллраллиону.
        — Есть предложения, чем нам сейчас заняться?  — спросил он.
        Хиллраллиион немного задумался, затем его рот растянулся в улыбке.
        — Я знаю неплохие песни…

        Кто бы ни командовал войском Анлека, Алит восхищался его терпением. Наступил и прошел полдень, воздух становился все горячее, а солдаты в черных доспехах стояли безмолвными рядами и ждали атаки разведчиков. С их стороны стало бы глупостью гоняться за лучниками в легких доспехах, потому что закованные в тяжелую броню копейщики все равно не догнали бы их. Поэтому анлекского командира устраивало ожидание. Но Алита спокойное неподвижное противостояние как раз беспокоило. Он волновался, что пропустил какую-то ловушку, и его противник знает нечто, о чем неизвестно ему,  — например, когда вернется кавалерия.
        Время от времени Алит передвигал своих лучников, они выпускали по вражеским рядам несколько стрел, а затем переходили на новую позицию. Князь занимался этим в основном от скуки, хотя убеждал себя, что подобные вылазки ослабляют боевой дух анлекцев. Но, по правде говоря, даже у самых запасливых стрелков оставалось в лучшем случае по полдюжины стрел, и если противник решит перейти в наступление, им придется бежать.
        Полдень клонился к раннему вечеру, и Алит то и дело поглядывал на юг в поисках каких-нибудь сигналов от отца и деда, после чего поворачивался на север, откуда ждал предупреждения о приближающейся кавалерии. Он не сомневался, что основное войско разобьет кхаинитов, но чем дальше, тем больше хотел увидеть над холмами флаги дома Анар.

        — Смотри,  — произнес Хиллраллион и кивком указал на юг.
        — Наконец-то,  — выдохнул Алит, когда увидел за дальним холмом характерное серебристое сияние доспехов.
        Вражеский командир тоже заметил подкрепление. Не обращая более внимания на лучников, его отряды быстро развернулись на юг и зашагали навстречу новому врагу. Алит собирался отдать приказ преследовать колонну анлекцев, когда крик привлек его внимание к северному горизонту.
        — Всадники!  — кричал Анранейр. Он бежал вдоль гребня холма к северу.  — Сотни всадников!
        — На северо-восток!  — прокричал Алит, поднимаясь на ноги.  — Бежим!
        Ловко перепрыгивая через кусты и камни, стрелки понеслись вниз по склону. Быстро, но уверенно они направлялись к лесам Атрианской лощины. На бегу многие бросали взгляды на север. Алит заметил на горизонте облако пыли, которое довольно быстро приближалось, хотя отдельных всадников ему разглядеть не удалось.
        — Быстрее!  — крикнул он, подгоняя свой отряд, и сам прибавил скорости.

        Алит взбежал на вершину высокого холма, впереди показались деревья лощины Атриан. В долине внизу блестел стекающий с далеких гор ручей. Стройные сосны густо росли по его берегам и дальше, в глубокой лощине, где ручей расширялся,  — достаточно густо, чтобы укрыть бегущий отряд.
        Земля под ногами дрожала от топота тысяч копыт, он становился все громче, но Алит уже сделал последний рывок к деревьям на опушке леса. Теперь он мог различить крики и звон упряжи. Алит поднырнул под ветки и рискнул бросить быстрый взгляд налево — там, на вершине холма всего в двух сотнях шагов, вытягивались длинные ряды всадников.
        Но странно: всадники, окутанные летящей из-под копыт резвых коней пылью, оказались вовсе не зловещими рыцарями Анлека в черных доспехах. На них оказались голубые и белые одежды, прикрытые кольчугами серебристого плетения. Развевающиеся флаги несли изображения белых лошадей и лошадиных голов, а шлемы украшали яркие разноцветные перья.
        — Эллирионцы!  — рассмеялся Алит.
        Он опустился на мягкий ковер из сосновых иголок под темными ветвями деревьев. Князь не знал, каким образом эллирионцы забрели так далеко от родного княжества, но широко улыбался, глядя на них. Он повернулся и побежал обратно к лесной опушке, чтобы не упустить из виду рыцарей-налетчиков Эллириона, которые волной спускались по склону. Остальные стрелки стояли рядом и наблюдали за разворачивающейся сценой.
        Всадники сжимали в руках копья с листовидными наконечниками, а начищенная упряжь их лошадей блестела на солнце. Когда они подъехали ближе, Алит смог разглядеть отдельные лица, и от их выражения по телу пробежала дрожь. Мрачные рыцари опустили копья для атаки. Другие натянули луки и сделали первый залп в отряд анарцев.
        — Под деревья!  — закричал Алит, ринувшись к ближайшему стволу; на ветку он взлетел не хуже кота.
        Юноша взобрался повыше, перебежал к концу толстой ветки и присел на корточки.
        — Мы друзья!  — закричал он, приложив руки ко рту, чтобы его услышали поверх фырканья лошадей и топота копыт.  — Опустите оружие!
        Дюжина налетчиков окружила дерево с натянутыми луками. К ним подъехала группка рыцарей под длинным, отороченным белым конским волосом флагом с гарцующей серебряной лошадью на синем кругу.
        — Дом Анар!  — выкрикнул Алит, хотя и не знал, говорит ли это имя о чем-то эллирионцам.
        Всадник в золотом шлеме с плюмажем из конской гривы выехал из круга эльфов. В одной руке он держал копье, а в другой золотой щит с изображением взвившегося на дыбы жеребца.
        — Я князь Анельтайн из Эллириона,  — выкрикнул эльф. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы лучше разглядеть Алита.
        — Алит Анар,  — представился юноша и осторожно приподнялся.  — Кому ты служишь и что делаешь в наших землях?
        — Я служу Королю-Фениксу, и прошлой ночью сражался бок о бок с князем Малекитом, законным правителем Нагарита. Сейчас я направляюсь к перевалу Единорога, чтобы доставить новости моему господину, князю Финуделу.
        Алит ловко спрыгнул с ветки и приземлился в высокую траву рядом с Анельтайном. Всадники угрожающе сомкнули круг, и юноша поднял в приветствии руку.
        — Я сын Эотлира, внук Эолорана Анара,  — представился он.  — Мы сражаемся с тем же врагом, что и вы.
        Он повернулся и указал на юг.
        — Сейчас воины дома Анар бьются с предателями Анлека. Мой дед будет очень рад вашей помощи. А позже вы сможете рассказать нам, как обстоят дела у князя Малекита в Эалите.
        Анельтан наклонился и сказал что-то одному из своих рыцарей. Тог перекинул со спины изогнутый золотой рог и выдул протяжный сигнал. По его команде эллирионцы отошли от деревьев и выстроились длинной колонной, а Алит остался наедине с Анельтайном. Эллирионский князь подъехал поближе и пригнулся в седле.
        Теперь Алит разглядел свежий порез на его щеке и дорожную грязь на плаще.
        — Эалит оказался ловушкой,  — горестно покачал головой Анельтайн.  — Малекит отступает на запад, чтобы сесть в Галтире на корабль. Вам лучше вернуться домой. Мы поговорим обстоятельнее, когда ваши враги будут уничтожены.
        Не успел Алит ничего ответить, как Анельтайн послал лошадь в галоп и направился к своему войску. Снова загудел рог, и рыцари тронулись на юг — туда, где сражалась анарская армия.

        Палатку Эолорана наполнял смех; Алит не слышал его уже довольно давно. Анельтайн и его капитаны поднимали серебряные чаши с вином за победу. Эотлир тоже улыбался, а вот лицо Эолорана было задумчивым.
        — Дом Анар выражает вам свою признательность.  — Эолоран поднял перед Анельтайном свой золотой бокал.
        — Ты говорил это дюжину раз, Эолоран!  — ответил эллирионский князь.  — Ты ничем нам не обязан. Не окажись здесь твоего войска, нам бы пришлось сражаться с кхаинитами в одиночку. Будем благодарить судьбу или сети Морай-хег за то, что князь Малекит попросил меня отвести часть моих сил на юг. Иначе тот отряд рыцарей, что мы уничтожили неподалеку от Эалита, составил бы немалую угрозу для твоей армии.
        Алит снова задумался: он уже слышал рассказ о том, как Малекит разыскал после битвы при Эалите эллирионского князя и приказал ему отправляться домой через перевал Единорога. Юноша не считал просьбу Малекита совпадением, ведь Эльтириор обещал, что найдет способ доказать, что князь попал в ловушку. Он также не сомневался, что законный правитель Нагарита прекрасно осведомлен о делах анарцев, поэтому и послал в их сторону помощь. Как и раньше, Алита смущало, что ему приходится скрывать то, что было известно ему одному, поскольку если он сообщит об этом семье, то нарушит заключенное с Эльтириором соглашение.
        — Как думаете, Малекит доберется до Галтира?  — спросил Каентрас, поднимая взгляд от карты, лежавшей на столе. Он не отрывался от нее с того момента, как в палатке появился Алит.  — Какой дорогой он направляется к порту? В чьих руках сейчас город?
        Анельтайн пожал плечами.
        — На эти вопросы я могу ответить не лучше вас,  — сказал он.  — Несколько дней назад я впервые переступил границу Нагарита. Тут не мои земли, я ничего не знаю о здешнем населении. Но я хочу сказать, что если кому-то и удастся ускользнуть из лап еретиков, так это Малекиту. У него сильное войско, а переход до Галтира не особо долгий. Сам князь — великий воин и командир такой опытный, каких мне еще не доводилось видеть. В Галтире его ожидает верный флот, и я надеюсь, что правители города не служат Морати.
        — В наши времена не стоит на это надеяться,  — посерьезнел Эотлир.  — И все же меня обнадеживает, что не только анарцы сопротивляются власти Анлека.
        — Малекит собирается возвращаться?  — спросил Каентрас. Он пристально разглядывал эллирионцев.
        — Я думаю, что до весны он не вернется,  — ответил Эолоран.  — Нельзя сказать, что он потерпел решительное поражение, но его выступление было… поспешным. Невозможно просто подойти к Анлеку и постучать в ворота, ожидая, что они распахнутся перед тобой.
        — Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы подготовиться к его возвращению,  — откликнулся Эотлир.  — Теперь Морати известно о намерениях Малекита, и преимущество неожиданности потеряно. Мы сами подняли оружие против Анлека и пока не знаем, что за ответный удар нас ждет.
        — Нам следует напасть на войска Морати, отвлечь ее, пока Малекит собирается с силами,  — возразил Каентрас.  — Когда Малекит вернется, он не должен встретиться с единым, хорошо подготовленным врагом.
        Алита взволновали его слова и задумчивый взгляд Эолорана. Анарцы почти не пострадали в битве; значит, предупреждение Эльтириора относилось к событиям, о которых юноша еще не знал.
        — Это будет неразумно,  — к великому облегчению юного князя произнес Эотлир.  — Сейчас мы растревожили осиное гнездо, так что следует на время укрыться в Эланардрисе.
        — По тем немногим сведениям, что мне довелось услышать от вороньих герольдов, такое решение представляется наилучшим,  — вставил Анельтайн.
        Упоминание вороньих герольдов немедленно привлекло внимание Алита, впрочем, как и его деда.
        — От вороньих герольдов?  — переспросил с подозрительным прищуром Эолоран.  — Что за дела у тебя с темными всадниками?
        Анельтан в замешательстве передернул плечами.
        — Они служат князю Малекиту разведчиками и провели нас в Эалит по тайным проходам,  — ответил эллирионец.  — В цитадели до нас дошли известия, что на севере, на востоке и на юге собираются войска, чтобы запереть князя в крепости и уничтожить его армию. Боюсь, что дом Анар постигнет та же судьба, если вы останетесь тут, на открытом месте.
        — Мы уже помогли Малекиту,  — произнес Алит. Он обращался к отцу и деду.  — То войско, которое мы сокрушили сегодня, уже ничем не угрожает князю, и мы подарили ему время для отступления, как и предлагал Каентрас. Пока что мы несем сравнительно малые потери, но если останемся тут, все может измениться. И кто знает, какие силы двинутся на наши дома, когда Малекит ускользнет от погони?
        Эолоран сел за стол перед разложенной картой и потер переносицу — обычно он делал это в минуты глубокого раздумья. Затем он прикрыл глаза, чтобы окружающие не помешали ему вынести взвешенное решение.
        — Мы возвращаемся в Эланардрис,  — объявил он, не открывая глаз.
        Алит подавил вскрик облегчения. Тревожная энергия, что переполняла его с момента встречи с Эльтириором, испарилась, и внезапно юноша ощутил чудовищную усталость. Он не стал участвовать в дальнейших обсуждениях, извинился и, утомленный, но счастливый, направился к своей палатке. Эланардрис был в безопасности, и скоро ему предстояло снова увидеть Ашниель.

        ГЛАВА 5
        Окутанный тьмой

        Зимний ветер казался Алиту суровее, чем когда-либо раньше. Он приносил с гор кружащиеся хлопья снега, но князя беспокоил не холод, а неотступное ощущение, что он попал в западню.
        С тропинки на перевале высоко в горах юный анарец оглядывал северо-восточную область Эланардриса. Он видел особняк, укрытые саваном снега сады. Из трех труб на крыше дома поднимался дым, и порывистый ветер уносил его на юг. Позади особняка темными заплатами плетней по белому одеялу раскинулись огороды. Дворовые постройки с белеными стенами и сторожевые башни едва проглядывали в густой пелене — их выдавали яркие черепичные крыши и струйки дыма. И вдалеке, почти у горизонта, холмы Эланардриса уступали место волнистым равнинам центрального Нагарита. Там затянутое облаками небо окутывал темный дым — костры огромного лагеря. Войско Анлека уселось мрачным черным зверем на границе Анарского княжества и ждало окончания снегопадов. С такого расстояния да сквозь мельтешение приносимых с севера снежинок даже острый взгляд Алита не мог ничего разобрать. Вражеский лагерь кляксой растекся по белым холмам, черные ряды его строений протянулись с севера на юг.
        Дед называл их «друкаи» — темные эльфы. Они отвернулись от света Аэнариона и от повелителя богов Азуриана. Эолоран отказывался считать их наггаротами. Они изменили трону Феникса и предали Малекита, своего законного князя.
        Враги думали то же самое об анарцах. Они рассматривали отказ Эолорана признать власть Анлека как оскорбление памяти Аэнариона. Алит знал это из допросов захваченных в последней битве пленников — друкаи тогда попытались силой пробиться на холмы. Глупая, продиктованная отчаянием попытка как раз перед тем, как Энагруир сковала Нагарит своей ледяной хваткой. Эотлир и Эолоран остановили друкаев — причем не в первый раз, потому что после возвращения Малекита уже три подобных нападения было совершено на анарцев — и теперь темные эльфы ждали благоприятной погоды и подкрепления.
        Одиночество князя только усугублялось невозможностью увидеться с Ашниелью. Триумфальной встречи, о которой он мечтал во время похода, так и не произошло,  — отец увез девушку в один из горных замков подальше от опасности.
        Иногда Алит получал от нее коротенькие письма, в которых она выражала сожаление о расставании и говорила, что надеется на скорую встречу. Юноша редко отвечал ей, поскольку проводил большую часть дней в горах, наблюдая за войском друкаев. Вопреки собственному желанию, он не мог найти времени для сложения стихов и признаний в любви и понимал, что его ответные послания звучат сухо и неуклюже.
        Однажды, когда князь стоял, погруженный в печальные мысли, из горных облаков с пронзительным криком спикировал львиный ястреб с белым плюмажем. Его перья были как снег. Алит прислушался к клекоту птицы и с пониманием кивнул: ястреб принес послание от Анадриели. Юноша, благодаря, погладил его по голове, поднял руку и отпустил в полет, к родному гнезду. Когда ястреб понадобится снова — по зову князя он вернется.
        — Всадник, на перевале Эйтрин,  — сообщил Алит сопровождающим его двум десяткам эльфов.
        Все они носили белые, отороченные темным медвежьим мехом мантии с наложенным заклинанием скрытности. Его знали лишь посвященные Курноуса. Даже вблизи Алит с трудом различал своих подчиненных на фоне снега.
        — Анадриель двигается на юго-запад. Нам следует перехватить шпиона на северо-востоке. Быстрее, иначе вся слава достанется ей!
        Не в первый раз разведчики перехватывали друкайских воинов, которых посылали наблюдать за войском и обороной Анара. Насколько было известно юноше, ни один из них не вернулся к своим командирам. Но сейчас их ждала встреча с необычным шпионом. Считалось, что никто не сумеет пересечь перевал Эйтрин незамеченным, тем более верхом, именно поэтому друкаи сосредоточили свои силы на северо-западе. Внутренний голос твердил Алиту, что незваный всадник вовсе не из числа врагов,  — неужели ему посчастливится наконец-то застать врасплох Эльтириора?
        Тем не менее у Алита не было веских причин подозревать, что всадник окажется вороньим герольдом. Юноша ничего не слышал об Эльтириоре после сражения с кхаинитами. Да, он предполагал, что тот благополучно добрался до Эалита и уговорил Малекита послать отряд Анельтайна на юг. Однако на самом деле Эльтириор мог погибнуть в битве, попасть в плен к Морати или спрятаться в тайном логове вороньих герольдов, где они обычно скрывались от врагов.
        Подобно зимним призракам, разведчики скользили по заснеженному каменистому склону к перевалу Эйтрин. Они прятались за редкими деревьями и ловко перебегали по снегу, не теряя равновесия даже на проплешинах блестящего под солнцем льда. На спуске их накрыла тень Анил Нартайна, и воздух стал заметно холоднее. Алит на бегу согревал пальцы дыханием — ведь ему надо будет уверенно держать в руках лук, если окажется, что незваный гость представляет угрозу. Под ногами похрустывал снег. Князь и его лучники двигались на юг, внимательно высматривая нарушителя границы.

        Ближе к полудню отряд пересек взгорок, снова вышел на согреваемую зимним солнцем седловину, и, наконец, они увидели всадника. Им оказался не Эльтириор. Хотя до эльфа оставалось еще далеко, Алит разглядел, что тот ниже вороньего герольда, да и одет он был в серый плащ, из-под которого проглядывали золотая кольчуга и белая мантия. Незнакомец вел свою лошадь под уздцы по длинной полосе нанесенного вдоль перевала снега. Алит подал беззвучный сигнал своим лучникам, и те веером растянулись к востоку, чтобы окружить пришельца полукольцом.
        Путь князю преградила впадина, где каменистый склон резко нырял вниз и поднимался почти отвесно. На какое-то время он потерял добычу из виду. Алит бегом взобрался по крутой стене заполненной снегом чаши и снова увидел незнакомца — тот стоял в трех сотнях шагов. Почему-то он остановился и торопливо оглядывался; Алит заподозрил, что пришелец заметил кого-то из лучников.
        Резкий крик над головой дал знать о приближении львиного ястреба Анадриели, и на снегу возникло шестеро невидимых до сих пор эльфов. Они образовали полукруг в паре сотен шагов от незнакомца; от нежеланных глаз их скрывала такая же одежда, что носили разведчики Алита, в руках они держали натянутые луки. Князь поднялся на ноги и побежал по снежному склону, на ходу натягивая тетиву.
        Незнакомец поднял руки и откинул в сторону плащ, чтобы показать, что у него на поясе нет ножен, только длинный нож — вполне уместный в путешествии по диким местам. Он обратился к Анадриели, и до Алита донесся обрывок его фразы:
        — …нужно поговорить с Эолораном и Эотлиром.
        Анадриель заметила, что с противоположной стороны приближаются Алит и его разведчики, и вскинула в кратком приветствии руку. Незнакомец медленно повернулся и оглядел князя. Его лицо привлекало спокойным, уверенным выражением. Затем нарочито неторопливо он откинул капюшон, из-под которого показались рыжеватые волосы, перетянутые золотистой нитью. Сразу становилось ясно, что пришелец родом не из Нагарита.
        — Назови себя,  — крикнул Алит и остановился в полусотне шагов. Стрела на его луке нацелилась в грудь эльфа.
        — Я Калабриан из Тор Андриса,  — ответил тот.  — У меня послание правителю Анара.
        — Мы знаем, каких посланий ждать от Морати,  — ответил Алит. Он натянул тетиву.  — А ты знаешь, какого ждать ответа.
        — Я приехал не из Анлека, а из Тор Анрока,  — терпеливо пояснил Калабриан.  — И мое послание исходит от князя Малекита.
        — И какие доказательства ты можешь предоставить?  — требовательно спросил Алит.
        — Если вы позволите мне подойти, я покажу их.
        Алит снял с тетивы стрелу и жестом приказал Калабриану приблизиться. Посланник опустил руки и шагнул к своей лошади. Он вытащил что-то из притороченной к седлу сумки и поднял предмет вверх. Это оказался круглый чехол-тубус для свитков. Затем, поглядывая на других стрелков, Калабриан зашагал к князю — чехол он держал на виду. Когда гонец приблизился, Алит жестом остановил его и протянул руку. Калабриан передал ему чехол и отступил на несколько шагов, не спуская глаз с лица князя.
        Печать на пергаменте совершенно точно принадлежала Малекиту и была целой. На вес чехол оказался легким, так что Алит сомневался, что в нем припрятано оружие. Но для уверенности он не стал возвращать чехол, а заткнул его за пояс.
        — Это послание предназначено только для глаз Эолорана Анара,  — сказал Калабриан и отступил назад. В тот же миг Алит вскинул лук, и наконечник стрелы снова нацелился в сердце гонца. Тот остановился.  — У меня есть и другие гарантии, но их поймет только Эолоран.
        — Я Алит Анар, внук правителя, которого ты ищешь,  — заверил его Алит.  — Я отведу тебя в особняк, и там ты встретишься с Эолораном. Но знай, если твои заверения окажутся лживыми, тебе не стоит ждать хорошего обращения. Если хочешь, мы сейчас проводим тебя до границы Эланардриса, и ты вернешься к своему господину живым и невредимым.
        — Князь сказал, что мое задание очень важно,  — ответил Калабриан.  — Мне придется положиться на вашу милость и благоразумие.
        Алит долго выискивал на лице Калабриана признаки обмана, но не увидел их. Быстрый взгляд через плечо посланника подтвердил, что Анадриель не теряет времени и осматривает его дорожные сумки.
        — Там нет ничего необычного,  — не оборачиваясь, произнес Калабриан.  — Несколько личных вещей и необходимые для путешествия зимой припасы, вот и все.
        Алит молча ждал, пока Анадриель закончит обыск.
        — Все в порядке,  — наконец сказала она.  — Оружия нет.
        — Сейчас опасно путешествовать по Нагариту безоружным.  — На князя с новой силой накатило подозрение.  — Как ты не побоялся проскользнуть мимо анлекского войска, которое расселось у нас на пороге?
        — Я пришел не с юга. Я вышел из Эллириона и пересек горы.
        Ответ посланника не убедил князя.
        — Опасное путешествие,  — процедил он.
        — Тем не менее мне пришлось его совершить. Мне неизвестны заключенные в послании князя Малекита подробности, но он не оставил сомнений в срочности и важности поручения. Когда я получу ответ князя Эолорана, мне придется вернуться тем же путем.
        Искренность незнакомца наконец-то убедила Алита.
        — Хорошо.  — Юный князь опустил лук и засунул стрелу в колчан.  — Добро пожаловать в Эланардрис, Калабриан из Тор Андриса.

        Юноша не удивился, когда Калабриан настоял на том, чтобы послание князя Малекита увидели лишь Эолоран, Эотлир и сам Алит. Гонец попросил, чтобы его провели в особняк втайне, и четко дал понять, что никому не доверяет и опасается, что в Эланардрисе скрываются агенты Морати. Алит оставил его с Анадриелью на горном склоне к северу от особняка, а сам отправился на совет к отцу и деду.
        Вот почему Алит вел Калабриана к летнему домику в восточной части сада в кромешной темноте укутанной облаками ночи. В помещении горела одинокая лампа. Князь знаком пригласил посланника внутрь. На низком столике в единственной комнате стоял дымящийся кувшин с пряным чаем в окружении узких кубков. От кувшина поднимался ароматный пар, и юный князь тут же подошел к столу, налил себе горячего напитка и обхватил изящный кубок замерзшими руками.
        Эолоран в темно-синей, отороченной мехом мантии и перчатках из кожи ягненка стоял у окна и смотрел на юг; его дыхание паром поднималось в воздухе. Эотлир сидел на одной из скамей у выбеленной стены и вертел в руках чехол с посланием.
        — Ты говорил, что предоставишь доказательства искренности своих намерений,  — произнес Эолоран, не отрывая взгляда от темноты за окном.  — Настало время выполнить обещание.
        Калабриан бросил на Алита вопросительный взгляд, и тот налил ему чая. Посланник сделал осторожный глоток и повернулся к Эолорану.
        — Малекит велел мне передать следующее: «Отсветы пламени ярче всего горят по ночам».  — Калабриан произнес пароль с выражением крайней серьезности.
        Эолоран резко развернулся и испытующе уставился на посланника.
        — Что это значит?  — Эотлира поразила реакция отца.
        Эолоран ответил тихим, отрешенным голосом:
        — Слова принадлежат Аэнариону. Это случилось еще до возведения Анлека, как раз после того, как демоны разорили Авелорн и убили Вечную Королеву. Я хорошо помню то время. Князь поклялся отомстить за смерть жены и детей и, объятый горем, решился вытащить тот проклятый меч. Я спорил с ним. Я предупреждал Аэнариона, что… подобное оружие не предназначено для руки смертного. Я предвидел, что отчаяние поглотит его, и так и сказал ему. В ответ я услышал эти слова. Той ночью он сел на Индраугнира и улетел на Оскверненный остров. Когда он вернулся, прежний Аэнарион исчез, и началась жизнь, полная кровопролитий. Где ты услышал эту фразу?
        — Тебе придется спросить князя Малекита,  — ответил Калабриан и поставил на стол пустой бокал.  — Он приказал мне выучить эти слова наизусть, но не объяснил зачем. Теперь вы верите мне?
        Эолоран кивнул и жестом приказал Эотлиру передать ему чехол.
        — Их слышали только Аэнарион и я, но мне кажется вполне достоверным, что Аэнарион сказал их сыну,  — произнес старый князь.
        Он взял чехол, осмотрел печать и, удостоверившись, что она цела, сломал большим пальцем кружок из черного воска. Затем откинул крышку и вытряхнул лист пергамента. Бережно отложил чехол на стол и развернул свиток.
        — Это письмо.  — Эолоран просмотрел исписанный элегантным почерком лист и начал читать вслух. Его голос прерывался от волнения.

        «Предназначено для глаз Эолорана Анара, любимца Аэнариона, истинного защитника Нагарита. Сначала я должен поблагодарить тебя, хотя слова не способны выразить ту признательность, которую я испытываю к тебе за твою поддержку. Я знаю, что ты шел мне на помощь в Эалите, и, хотя тот поход оказался обречен на поражение, мне удалось сбежать, в немалой степени благодаря действиям твоего войска. Я понимаю, что ты подверг себя риску, открыто выступив на моей стороне. Позволь заверить, что, когда я верну себе трон Нагарита, тебя ждут почести и награда. Ты был верным другом моему отцу и, надеюсь, станешь моим союзником».

        Эолоран остановился, чтобы прочистить горло — на глаза старика навернулись слезы. Он с усилием сглотнул и потер лоб, будто хотел избавиться от воспоминаний. Когда к нему вернулось спокойствие, князь твердым голосом продолжил:

        «Увы, но сейчас мне снова приходится просить тебя о помощи. Моя просьба связана с большим риском, поэтому я не буду держать обиду, если ты решишь, что не в силах справится с нею. Пришли ответ с моим посланником, Калабрианом, ему можно доверить любые тайны. Тем не менее я прошу посвятить в суть моей просьбы только тех, кого ты сам сочтешь нужным, иначе слухи могут достигнуть ушей Морати — обычными либо мистическими путями. С приходом весны я выступаю к Анлеку. Сейчас мое войско стоит в Эллирионе, подальше от острых глаз моей матери и ее шпионов. Верные Королю-Фениксу отряды отвлекают ее внимание на себя. Я уверен, что сумею пробиться к Анлеку, но оборона города практически неприступна.
        Я прошу тебя взять воинов, которым ты полностью доверяешь, тайно проникнуть в Анлек и там ожидать моей атаки. Не могу точно сказать, когда она последует, так что тебе придется отправиться в город с первым весенним солнцем. Ни одно войско не сумеет пробить ворота Анлека, но если они откроются передо мной, я буду стоять наготове с армией таких солдат, каких не видали на берегах Ултуана уже много столетий. С нетерпением ожидаю твоего ответа, и да помогут тебе все благосклонные к нам боги.
        Остаюсь твоим верным союзником и благодарным князем».

        — В конце стоит руна и печать Малекита,  — закончил Эолоран.
        — Вполне законная просьба,  — произнес Эотлир, когда отец передал ему пергамент.
        — Мы же поможем князю, правда?  — спросил Алит.
        — Конечно,  — сказал Эолоран. Алита удивил его немедленный ответ. Эолоран никогда не принимал таких важных решений поспешно.  — Даже если князь попросит броситься на стены Анлека, я подчинюсь его приказу. Нам следует покончить с правлением Морати ради Нагарита и всего Ултуана. Если мы хотим снова жить в мире, князь Малекит должен вернуться на трон.
        Эолоран задумчиво постоял, потирая подбородок. Затем взглянул на Калабриана; тот смиренно прослушал содержимое послания, ради которого совершил столь опасное путешествие, и сейчас ожидал решения.
        — Что тебе известно о намерениях Малекита?  — спросил Эолоран.
        — Не больше, чем вам,  — ответил посланник.  — Я оставил Малекита в Тор Анроке, я ничего не знал о его плане переправить войска в Эллирион — и тем более о намерении штурмовать Анлек.
        — Тогда я напишу ответ твоему господину, и тебя отведут через горы в Эллирион. Думаю, что с анарскими проводниками обратное путешествие пройдет легче, чем дорога сюда.
        — Кого послать с ним?  — спросил Эотлир.  — И, что еще важнее, кого взять с собой в Анлек? Каким способом мы можем проникнуть туда, не привлекая внимания?
        — Анадриель и ее стрелки уже знают о прибытии Калабриана,  — вставил Алит.  — Им можно доверять, все они связаны с домом Анар родством в той или иной степени. Анадриель исходила горы не хуже меня, а возможно, и лучше. Не могу представить более подходящего проводника и более опытного воина.
        — Я бы хотел, чтобы ты проводил Калабриана, а затем вернулся в особняк — охранять земли, пока нас не будет,  — сказал Эотлир.  — Рисковать всеми анарскими князьями в одном походе кажется мне безрассудным, а бросить Эланардрис на произвол судьбы немыслимо.
        — Нет,  — произнес Эолоран, оборвав протесты Алита.  — Алит показал себя в битве, и во всем Эланардрисе не найти более меткого стрелка. Если он собирается править анарцами, он должен сражаться вместе с нами. Один из командиров присмотрит за защитой Эланардриса. К тому же, если Малекит пойдет на Анлек, цели наших врагов быстро поменяются!
        Алит почувствовал огромную благодарность к деду за то, что он вмешался, но сидел молча, чтобы радостным возгласом не испортить мнение о себе.
        — А сейчас,  — Эолоран бросил на внука лукавый взгляд,  — он может сбегать в дом и принести мне пергамент, перо и чернила.
        — Конечно.  — Алит благодарно склонил голову.
        Когда он вышел из летнего домика, до него донесся тихий, гневный голос отца, но слов он не разобрал, так как уже бежал со всех ног по дорожке к особняку.

        Зимние дни тянулись как никогда; на вершинах гор разлеглось тяжелое облако, и из него то летели бурные метели, то неспешно сыпали хрупкие снежинки. Анадриель провела Калабриана по горам туда, где пролегала граница Нагарита, Крейса и Эллириона, и направила на юг к Малекиту.
        Перемещаясь по тайным тропам и неизвестным никому, кроме них, наблюдательным пунктам, анарские разведчики находили лагеря друкаев и пересчитывали количество солдат. Эти сведения поступали Эолорану — тот составлял карту расположения вражеских войск. При помощи Алита и Анадриели правитель дома Анар выбирал маршрут, по которому небольшая группа воинов сумеет обойти врагов и покинуть Эланардрис незамеченной. Дважды Калабриан проделывал опасное путешествие через горы, чтобы посоветоваться с анарцами, донести заверения Малекита, что его силы готовы, и подтвердить обещание Эолорана. Затем зима туго стянула свою хватку, горные пики замели снежные бури, и новости от князя перестали доходить до Эланардриса.
        Эотлир выбрал тридцать воинов — самых верных и самых опытных. Все они служили анарскому княжеству уже несколько столетий, а некоторые приходились Алиту дальними родственниками.
        Среди них оказались Анадриель, Касадир и Хиллраллион. Эотлир начал называть выбранных воинов Тенями, поскольку им предстояло полагаться скорее на скрытность, чем на силу.
        Тени часто собирались, чтобы обсудить путь из Эланардриса в Анлек. Хиллраллион проверял выходы из Эланардриса и возвращался к особняку. Его задачей было убедиться, что за время похода там не появлялся ни один эльф. Пока шла подготовка, Эолоран занялся уловками: он начал создавать легенду, чтобы объяснить союзникам их грядущее отсутствие.
        При помощи Каентраса правитель дома Анар распространил слух, что ему удалось связаться с князем Дуринном из Галтира, портового города на западе Нагарита. Эолоран якобы нечаянно дал просочиться сведениям, что собирается весной встретиться с князем, заново подтвердить договор о союзе и обоюдной поддержке. Каентрас с энтузиазмом встретил новости и часто говорил о том, что ждет возвращения Малекита. Эолоран предпочитал отмалчиваться, поскольку не знал, как Каентрас отнесется к правде. Старого воина воодушевило сражение с кхаинитами, и сейчас он явно тяготился сидением в осажденном княжестве. Эолоран опасался, что узнай Каентрас об истинном положении дел, он отправился бы навстречу Малекиту и оставил Эланардрис без защиты, хотя вынужденная ложь другу и причиняла старому князю боль.
        Каждый день Алит просыпался и глядел на небо в надежде увидеть первое весеннее солнце. В Нагарите зимы стояли холодные и суровые, но стоило ветру с севера повернуть на запад, как облака расходились, и весна и лето наступали быстро. Знак, что Малекит выступил, приближался с каждым днем.

        Алит свернулся на лежанке из листьев в задней части пещеры, на одном из наблюдательных постов Теней. От тихого шороха юноша мгновенно проснулся и потянулся за лежащим рядом обнаженным мечом. На фоне чуть более светлого, чем окружающие стены, круглого входа в пещеру виднелся силуэт эльфа. Загорелся бездымный фонарь и осветил лицо Анранейра. Тот широко улыбался.
        — Вставай, засоня, и погляди вокруг,  — сказал он и отступил от входа.
        Алит вскочил и направился наружу; он уже догадался о причине радости Анранейра. Ветер дул на запад, в нем чувствовалось едва заметное тепло. На востоке над Анулир Эрайной, Белой Матерью, самой высокой горой к югу от особняка, сияли розовые лучи восхода.
        — Первое весеннее солнце!  — засмеялся Алит.
        Анранейр на радостях обнял его; юный князь полностью разделял его душевный подъем. Пусть весеннее солнце и означало наступление опасного периода в их жизни, но возможность приступить к делу после скучной зимы не могла не радовать.
        — Надо вернуться в особняк,  — сказал Анранейр.  — Готов поспорить, что твой дед захочет выступить уже сегодня вечером.
        — Мне придется дождаться, когда Митастир сменит меня на посту,  — возразил Алит.  — Кто-то должен наблюдать за врагами. Ты отправляйся прямо сейчас. Я не хочу, чтобы наше исчезновение вызвало подозрения.
        — Как скажешь.  — Практичный подход князя умалил радость Анранейра.
        Он махнул рукой, погасил фонарь, прошептав волшебное слово, и исчез в сумраке.
        Алит присел на пороге пещеры, поджал под себя ноги и уставился на булавочные головки огней в лагере внизу. В ожидании Митастира он шепотом повторял благодарность Курноусу за раннюю весну. Князь счел ее приход хорошим знаком от своего покровителя, Властелина Охоты.

        По одиночке и парами Тени собирались в небольшой рощице под названием Ателин Эмейн недалеко от южной границы Эланардриса. Алит прибыл одним из первых и в темноте ждал остальных. Когда за тонкими облаками тускло засияли обе луны, наконец-то появились Эолоран и Эотлир — как и все Тени, они укутались в темные плащи. Впервые в жизни Алит видел на отце и деде подобную одежду, совсем не похожую на величавые мантии и сияющие доспехи, к которым он привык. Правитель дома Анар собрал своих воинов в тени огромного дерева. Льющийся сквозь голые ветки лунный свет испещрял землю причудливыми тенями.
        — Мы должны пересечь линию осады до рассвета,  — сказал Эолоран, пристально оглядывая тридцать избранных воинов.  — Все мы знаем, на какой путь ступили и какая опасность ожидает нас в случае разоблачения. Я предлагаю вам последнюю возможность вернуться домой. Как только мы взойдем под сень этих деревьев, начнется путешествие, которое мы должны будем пройти до конца, до самого Анлека и до той судьбы, что приготовила нам Морай-хег. Некоторые из нас не вернутся из этой битвы, и вполне может оказаться, что все усилия пропадут впустую.
        Отряд ответил тишиной. Алиту не терпелось положить конец совещаниям и ожиданию и отправиться в путь.
        — Хорошо,  — с мрачной улыбкой произнес Эолоран.  — Значит, наши мысли сходятся. Имена тех, кто сегодня идет со мной, прославятся; их ждет великая благодарность дома Анар и князя Малекита.
        С этими словами Эолоран повернулся на юг, и Тени выступили навстречу опасности.

        Довольно скоро Тени столкнулись с первым препятствием. Касадир, как самый опытный разведчик, ушел вперед и вернулся, когда Эолоран с остальными покидали прикрытие Ателин Эмейна. Они планировали направиться на запад, а затем свернуть на север, но Касадир принес тревожные новости.
        — Друкаи передвинули северную границу лагеря,  — доложил он столпившимся при его неожиданном возвращении эльфам.  — А еретики переместились к югу от дороги.
        — Мы сможем обогнуть их?  — спросила Анадриель.
        — Конечно,  — ответил Касадир.  — Хотя нам придется пройти по болотам Энниун Морейр, чтобы избежать часовых. Места там опасные, обход займет несколько дней.
        — Сложный выбор: добраться до Анлека слишком поздно или рисковать разоблачением,  — произнес Эотлир и взглянул на отца.  — Я бы предпочел скорость и прямой путь. Если нас заметят, мы сумеем справиться с друкаями, а вот опоздание может стать роковым.
        — Согласен,  — кивнул Эолоран.  — Если мы прибудем слишком поздно, то окажемся вне городских стен, вместе с Малекитом, и наш поход потеряет смысл.
        — Возможно, нам даже повезло,  — предположил Алит. Он повернулся к Касадиру.  — Какого размера лагерь еретиков? Насколько он близок к остальным?
        — Две сотни фанатиков, может, чуть меньше,  — ответил разведчик.  — Они стоят на подветренной стороне холмов, на берегу Эрандафа, рядом с мостом у Анул Тирана.
        — Что ты задумал?  — спросил у примолкшего сына Эотлир.
        — Мы можем одним выстрелом убить двух зайцев,  — ответил Алит.  — Я бы предложил перебить еретиков в лагере и проникнуть в город под их личиной. Если мы оденемся как фанатики, то сможем свободно передвигаться по дорогам, и не придется идти в обход; время пути сократится на много дней.
        — А если они поднимут тревогу?  — спросил Эолоран.  — Ты предлагаешь рискнуть и вступить в заведомо неравную битву. Наш поход может прерваться в самом начале.
        — Еретики не готовы к сражению, нашим основным оружием станет скрытность,  — возразил юноша. План полностью сложился у него в голове, и он кивнул.  — Мы достаточно наблюдали за кхаинитами и знаем — у них нет военной дисциплины. Они не ожидают нападения и, скорее всего, лежат в палатках, одурманенные наркотиками.
        — Я видел очень мало движения в лагере,  — подтвердил Касадир.  — Если мы решим напасть, будет несложно подобраться к ним незамеченными.
        — Перебить их во сне?  — переспросил Эотлир.  — Я даже думать не хочу о подобном предложении, оно отвратительно. Мы не убийцы, мы воины.
        — Тогда подумай о тех, кто погиб от их ножей, и о тех, кого они принесут в жертву в будущем, если Малекит потерпит поражение,  — прорычал Алит.  — Правосудие давно оставило Нагарит. Чудесно, когда удается вступить в бой под развевающимися знаменами, под звуки горнов, но в этой войне большинство сражений ведется исподтишка. Или мы назвали себя Тенями просто так?
        На лице Эотлира по-прежнему застыла гримаса недовольства, но он смолчал и вопросительно повернулся к отцу. Эолоран медленно покачал головой; его тоже смущал вставший перед ними выбор.
        — Ты не видел того, что видели мы в лагере кхаинитов,  — продолжал Алит.  — Я не спорю, что мой план может показаться хладнокровным убийством, но, по крайней мере, мы подарим жертвам достойную, быструю смерть. Их не будут швырять на костер под крики ужаса и боли и раздирать живьем на куски! Охотник не сожалеет о каждой отнятой жизни. Он знает, что так устроен мир — кто-то должен умереть, чтобы выжили остальные. Он не будет оплакивать оленя или медведя, и я тоже не собираюсь щадить тех, кто решил поохотиться на своих собратьев.
        — Ты приводишь сильные доводы, Алит,  — произнес Эолоран.  — Если мы выдадим себя за друкаев, то получим огромное преимущество, особенно когда доберемся до Анлека.
        — Вот именно, мы долго строили планы, как добраться до города, а что потом? Личина еретиков даст нам возможность войти в него у всех на виду и не вызвать подозрений. Придется смириться с тем, что в каждой тени есть доля тьмы. Будем черпать силы из осознания, что совершаем это преступление лишь для того, чтобы другим не пришлось идти на подобные жертвы.
        Решение о нападении было принято, Тени разделились на группки по трое и окружили вражеский лагерь. Когда все вышли на позиции, наступила полночь, и над палатками повисла полная тишина. Не было ничего похожего на оргию, которую видел Алит ранее, но сделанные из костей жаровни еще дымились наркотическими смесями. Скорее всего, фанатики действительно погрузились в опьяняющий сон.
        Алит подкрался к ближайшему высокому шатру из фиолетовой ткани и присел перед входом на корточки, сжимая в руке кинжал. Внутри никто не двигался, доносились лишь звуки медленного дыхания. Князь огляделся, чтобы убедиться, что его никто не заметил, откинул полог и проскользнул внутрь.
        Там, на сшитом из пушистых шкур огромном ковре, переплелись во сне семеро нагих эльфов. В углу горел фонарь с красным стеклом и заливал все вокруг алым светом. Двое из спящих были мужчинами, остальные женщинами; их тела украшали нарисованные синей краской руны. В переплетении завитков и линий Алит распознал руну Атарты, богини удовольствий.
        Когда Алит присел над ближайшим эльфом, никто не шевельнулся. Князь чуял запах черного лотоса, мощного наркотика,  — если вдыхать дым его разогретых лепестков, тебя посетят красочные сны. Князь обмотал лицо и рот шарфом, наклонился и приставил лезвие к шее лежавшей перед ним эльфийки. Кинжал засиял красными отблесками, и Алит замешкался.
        Он уже убивал в пылу битвы, но хладнокровно резать беспомощную жертву юному князю еще не приходилось. От одной мысли задрожала рука, и внезапно его охватил страх. Затем в голове всплыли воспоминания о церемонии кхаинитов, и ненависть к фанатикам пересилила отвращение.
        Уверенным, почти нежным движением Алит провел ножом по шее эльфийки и перерезал артерию. Из раны хлынула кровь; алый фонтан насквозь пропитал мех ковра и собрался лужицей у черных сапог Алита. Князь поборол омерзение и двинулся к следующему, а затем еще к одному.
        Вскоре все было кончено и, не оглядываясь на дело своих рук, Алит с окровавленным кинжалом вышел из палатки.

        — По чьему дозволению вы путешествуете?  — требовательно спросил анлекский капитан и потянул из ножен меч.
        За ним стояло несколько дюжин воинов с шипастыми пиками. С шеи до колен их прикрывали длинные черные кольчуги, а лица прятались за тяжелыми накладками шлемов, которые защищали нос и рот.
        По дороге в Анлек Тени встречали уже не первый патруль, и каждая проверка становилась тяжелым испытанием для Алита и остальных. Они переоделись в одежду поклонников Атарты, Кхаина и прочих культов, спрятали оружие в тюках и стали совершенно беззащитными перед внезапным нападением.
        Все путешествие прошло в изматывающей тревоге. Маскарад служил единственной хлипкой защитой против любых вопросов. Маленькая группа эльфов шагала по главной дороге в столицу уже семь дней. Внешне они не отличались от фанатиков культов, но ничего не знали о ритуалах и внутренних отношениях, поэтому по возможности избегали себе подобных. Несколько раз Теням приходилось сворачивать с тракта и проводить ночь в лесу — так было проще избегать назойливых приглашений переночевать в лагере поблизости.
        Также их сильно задерживало большое количество солдат на дорогах. Становилось очевидно, что план Малекита оттянуть войска на юг сработал, и навстречу Теням, к границе Тиранока, маршировали десятки тысяч солдат. В большинстве случаев отряды не лезли в чужие дела и не обращали внимания на бредущих куда-то поклонников культов, но несколько раз, как сейчас, скучающие офицеры затевали дознание.
        — Я не знал, что дороги закрыты для тех, кто идет отдать дань уважения королеве Морати,  — ответил Эолоран и смущенно поклонился.
        Алит прекрасно представлял, какой стыд переполнял деда от необходимости лгать и лебезить, но гордость давно стала самой малой жертвой их маскарада.
        — Ты сам знаешь, что идет война,  — прорычал капитан.  — Дороги должны быть свободны для армий королевы.
        — Мы никак не задерживаем вас, мой благородный друг.  — Эолоран не поднимал глаз от земли.  — Наоборот, мы идем в храмы Анлека, чтобы просить богов подарить удачу досточтимым воинам Морати. Мы не умеем воевать и полагаемся на великих бойцов Нагарита: только они сумеют защитить нас от притеснений Бел Шанаара.
        Эолоран тщательно продумывал и репетировал эту льстивую фразу, и она произвела на капитана впечатление.
        — В городе нет места для бродяг и нищих,  — проворчал тот.  — И я тебя сразу предупреждаю, все жители Анлека обязаны поставлять солдат для нашей армии. Не знаю, что получится из вашего сброда, но королева приказала, чтобы все готовились защищать княжество.
        — Ты прав, мы ничего не знаем о войне и сражениях,  — ответил Эолоран.  — Но если враги станут угрожать Нагариту, я буду сражаться за наши традиции яростнее всех!
        Игра слов, да еще из уст деда, заставила Алита отвернуться и подавить смешок. Конечно, анарцы будут сражаться до последней капли крови — только они будут сражаться за то, чтобы вернуть трон Малекиту.
        Капитан долго обдумывал ответ. Покорность Эолорана его явно утомила, поэтому он взмахом руки приказал Теням посторониться. Тем пришлось сойти на грязную траву на обочине дороги. Солдаты построились и затопали дальше, бросая на Теней недовольные взгляды и корча гримасы.
        Эолоран тоже подгонял своих воинов — ему не терпелось оторваться от друкаев. Заговорил старый князь довольно нескоро.
        — По моим расчетам, до Анлека остался день пути. Надо держаться начеку,  — предупредил он.  — Пока обман Малекита работает. Если бы друкаи подозревали, что Анлеку угрожает опасность, ни по одной дороге было бы не пройти. Мы должны попасть в город до того, как они узнают о готовящейся осаде, иначе ворота наглухо закроют для всех. Я чувствую, что события начнут развиваться очень быстро. Придется пожертвовать осторожностью ради скорости. Мы должны подойти к Анлеку завтра вечером.

        Анлек представлял собой скорее крепость, чем город, хотя в нем жили десятки тысяч эльфов. Он считался самой великой цитаделью мира; его построили Аэнарион и Каледор Укротитель Драконов для противостояния осаждающей Ултуан орде демонов. Город окружали высокие толстые стены, на всем их протяжении стояли двадцать башен, причем каждая была укреплена не хуже небольшого замка. На весеннем ветру на многочисленных флагштоках развевались серебристо-черные знамена, и даже издалека путник мог заметить блеск оружия — это сотни часовых прохаживались по укреплениям на стенах.
        У ворот стояло три сторожевых здания, каждое размером с особняк в Эланардрисе. Их защищали военные машины и несколько дюжин солдат.
        Сами ворота из черной стали походили на гигантский портал, оплетенный могущественными защитными заклинаниями Каледора. Стены по бокам выдавались мощными контрфорсами. Пространство перед воротами называли «площадкой смерти», потому что оно простреливалось болтами, стрелами и магией со всех сторон. Круг внешних башен, с гарнизоном по сотне воинов на каждой, защищал подходы к воротам. Но наиболее устрашающим выглядел широкий огненный ров. Кольцом зеленого магического пламени он окружал весь город, а пересечь его можно было по трем огромным подвесным мостам.
        По одному из этих мостов и шли сейчас Тени. Жар от потрескивающих внизу языков огня окутывал их с обеих сторон. За Анлеком садилось солнце; город высился в сумерках огромным черным чудовищем, а шпили и башни казались рогами и когтями.
        Когда-то Анлек считался маяком надежды, крепостью Аэнариона Защитника. Сейчас от одного вида черных гранитных зданий Алита пробирала дрожь, и он все время искал глазами отца и деда. Уже много столетий, с тех самых пор, как Морати вырвала власть из рук оставленного Малекитом совета, они не посещали столицу. От рассказов о черных церемониях и кровавых ритуалах по коже бежали мурашки, и при виде города лица Эолорана и Эотлира вытянулись и побледнели.
        Анарцы быстро перешли опасный участок. Алит бросал взгляды на высокие стены по обеим сторонам моста и мысленно причитал — его охватывала жуть, стоило подумать о воинах, которым выпало несчастье штурмовать Анлек. Не оставалось сомнений, что многие тысячи верных Малекиту эльфов сложат здесь голову, когда князь начнет осаду. Юноша отгонял мрачные мысли и утешал себя тем, что Тени прибыли вовремя. В их задачу входило открыть ворота и спасти воинов от напрасной гибели. Теперь, когда Алит своими глазами увидел Анлек, его решимость только укрепилась. Юного князя переполняла гордость от сознания важности той роли, которую Малекит отвел анарцам в войне за Нагарит.
        Сквозь зев открытых ворот виднелись огни — они мигали на темных камнях осадных башен и огромной арки прохода. Когда Тени вошли в привратный зал, по телу Алита пробежал холодок, будто весь свет в мире погас. Князь подавил желание бросить последний взгляд через плечо, и город поглотил его.

        ГЛАВА 6
        Возрождение Анлека

        Ночь разрывали крики приносимых в жертву и пронзительные молитвы обезумевших фанатиков. Алит стоял у окна заброшенной гарнизонной башни и глядел на Анлек. В темноте сияли разноцветные огни, жаждущие крови толпы творили бесчинства на улицах внизу: они дрались между собой и хватали неосторожных прохожих, чтобы принести их в жертву темным богам Китараев.
        Тени устроились в пустом здании недалеко от северного угла городской стены. Когда-то там обитали сотни солдат, но их перевели на юг страны, чтобы отразить надвигающуюся из Тиранока угрозу. Как и во многих районах Анлека, там царила жутковатая тишина; еретики предпочитали центр города, где стояли огромные храмы. Поскольку культы боролись между собой за власть, их последователи старались держаться вместе.
        В подвале располагались комнаты, куда Алит не заходил после первого обследования башни, настолько напугали его покрытые пятнами крови полы, шипастые оковы, кривые лезвия и жуткие клейма. Тени содрогнулись от одной мысли о мучениях, которым подвергаются их сородичи-эльфы, заперли ведущие вниз двери и не покидали верхних этажей.
        — Я не знал, что мы можем пасть так низко,  — произнес Эолоран. Старый князь внезапно появился за плечом Алита.  — Когда-то здесь процветали доблесть и честь, а сейчас мне больно видеть, во что мы превратились.
        — Мы не такие,  — ответил Алит.  — Морати купается в слабости и пороке, но Малекит вернет Анлеку силу и решительность. У нас еще осталось будущее, за которое стоит бороться.
        Эолоран не ответил. Алит повернулся к деду и обнаружил, что тот смотрит на него с улыбкой.
        — Ты внушаешь мне гордость за то, что я анарец.  — Эолоран коснулся плеча внука.  — Твой отец станет мудрым главой нашего дома, а ты будешь достойным князем Нагарита. Когда я гляжу на тебя, то воспоминания о давно прошедших днях улетучиваются и боль уходит. Мы сражались и проливали кровь во имя таких, как ты, а не ради тех отбросов, что шастают сейчас по городу Аэнариона.
        Слова Эолорана согрели юному князю сердце, и он ухватил деда за руку.
        — Я вырос таким потому, что у меня перед глазами был твой пример,  — ответил он.  — Меня ведет твое наследие, и когда я называю себя анарцем, меня охватывает гордость, которую я не могу передать словами. Многие запутались и погрязли во тьме, но ты продолжаешь держаться своих принципов. Ты стал для нас путеводным лучом света.
        На глазах Эолорана заблестели слезы, и дед с внуком обнялись. Они нашли утешение в чувстве любви друг к другу — она на время помогла забыть о происходящих снаружи ужасах.
        Потом Эолоран отодвинулся, отвернулся к окну, и его лицо снова посуровело.
        — Тех, кто совершает подобные зверства, ждет наказание,  — тихо произнес он.  — Но не надо путать наказание с местью. Культы питаются страхом и злостью, завистью и ненавистью. Они взывают к темным чувствам, что таятся в глубине души у каждого из нас. Если мы не предадим своих идеалов, победа будет за нами.

        Девять дней Тени прятались в самом сердце враждебного города. Большую часть времени они старались не попадаться горожанам на глаза, но иногда осмеливались выйти на улицы поодиночке и парами за свежей информацией и едой. При свете дня город был менее опасен, чем в темноте, поскольку после ночных оргий и жертвоприношений еретики ненадолго насыщались, и улицы становились спокойнее.
        Ночь принадлежала культам, а днем Анлеком правил военный гарнизон: солдаты патрулировали улицы и сурово поддерживали порядок, иначе город давно погряз бы в полной анархии. Становилось ясно, что Морати старается соблюдать равновесие между своими сторонниками; она делала поблажки культам, но все же сдерживала их излишества и сохраняла какое-то подобие порядка.
        К вечеру девятого дня настала очередь Алита и Касадира идти в город за новостями. Они оделись в элегантные мантии, спрятали в складках одежды мечи и отправились на главную площадь рядом с дворцом. На ступенях, ведущих к огромным дверям цитадели, стояла стража, по мостовой прогуливалась толпа эльфов.
        Вокруг слышался гул разговоров, но внимание Алита привлекли витавшие в воздухе отголоски страха.
        — Давай разделимся и посмотрим, что удастся услышать,  — сказал он Касадиру.  — Потом встретимся здесь.
        Касадир кивнул и зашагал направо, вдоль ступеней дворца. Алит повернул налево, к рыночным прилавкам на краю площади. Он пошел вдоль ряда палаток, будто рассматривая, что продается, но на самом деле внимательно прислушивался к разговорам в толпе вокруг.
        Среди обычных рыночных товаров встречались на редкость зловещие предметы. Ритуальные кинжалы со страшными рунами, посвященные Китараям талисманы и свитки с молитвами подземным богам. Пока Алит разглядывал серебряный амулет в виде символа Эрет Кхиали, он услышал упоминание о Малеките. Князь тут же развернулся и проследовал через площадь за небольшой группкой. Пятеро эльфов выделялись среди неспешно прогуливающихся горожан тем, что быстро шагали к храмовой улице, лежащей на западе города.
        — Ранним утром показались всадники,  — говорила одна из женщин.
        Хотя в воздухе еще стоял зимний холодок, ее единственную одежду составляло лишь просторное, полупрозрачное платье, которое открывало бледную плоть на всеобщее обозрение. По спине тянулись шрамы в форме рун, и кожу во многих местах украшали золотые колечки.
        — Мой брат стоял на южных воротах и слышал, что говорят стражники. Всадники донесли, что князь Малекит ведет на Анлек огромное войско.
        Спутники встретили ее слова испуганными возгласами.
        — Он же не станет нападать на город?  — воскликнул один.
        — Мы здесь в безопасности?  — спросил другой.
        — Может, стоит бежать отсюда?  — предложил третий.
        — Уже нет времени!  — визгливо прокричала женщина.  — Всадники сказали, что войско князя остановилось в дне пути. Его гнев настигнет нас завтра на рассвете!
        По телу Алита пробежала дрожь возбуждения. Ему хотелось последовать за группой дальше, но они свернули к ступеням храма Атарты, а Алит не испытывал ни малейшего желания входить в это проклятое место. Он срезал дорогу по боковой улочке и быстро вернулся на площадь. Касадир уже ждал его там.
        — Малекит близко,  — прошептал Касадир, когда юный князь подошел к нему.  — Я слышал, как капитан стражи послал свой отряд на стены, чтобы подготовиться к обороне города.
        — Он в дне пути,  — подтвердил Алит. Они зашагали к заброшенным казармам.  — По крайней мере, так считают некоторые еретики.
        — Пока Морати держит эти новости в тайне,  — сказал Касадир.  — Она боится паники, когда жители узнают, что князь собрался осаждать Анлек. Возможно, стоит распространить слухи о его возвращении и надеяться, что они посеют страх и смятение и подорвут ее планы.
        — Хорошая идея, но сначала надо поговорить с отцом.
        — Тогда я немного задержусь и посмотрю, что еще удастся узнать. Я вернусь в башню до заката.
        — Береги себя,  — откликнулся Алит.  — Я боюсь, что многие еретики могут впасть в истерику, когда до них дойдут слухи о Малеките. Жертвенные огни этой ночью будут гореть особенно ярко.
        Касадир успокаивающе кивнул и исчез в толпе. Алит быстрым шагом направился к логову Теней; ему хотелось добраться туда поскорее, но князь боялся привлечь к себе ненужное внимание. Если Малекит действительно находился в дне пути и воины Морати держали его приближение в тайне, у анарцев оставалось совсем мало времени для подготовки. Хотя близкая возможность приступить к действиям наполняла Алита радостью, было опасение, что план Теней провалится, и войско князя уничтожат под городскими стенами.

        Как и предсказывал Алит, ночь заполнилась шумом, стуком барабанов и воем рогов — слухи о приближении Малекита разошлись по городу. Среди хаоса молитв и жертвоприношений по улицам разносился вибрирующий топот ног: гарнизон вставал по тревоге, в город стягивались расположенные поблизости войска. Пока друкаи предавались истерике, Тени не выходили из темной башни, боясь попасться им в руки.
        Алит, как и остальные, провел бессонную ночь; он то обходил башню, то обсуждал грядущие действия с отцом и дедом. Когда над горизонтом засветилось розовое марево рассвета и первые лучи солнца потянулись к каменным стенам города, Алит вместе с Эотлиром и Эолораном сидел в комнате на последнем этаже. В свете встающего солнца и факелов они увидели множество выстроенных наготове воинов.
        С момента прибытия в Анлек Эолорана глодал один и тот же вопрос, и когда рассветные лучи упали на подоконник, он снова задал его вслух.
        — Откуда Малекит начнет атаку?  — спросил он. Вопрос не предназначался никому конкретно.  — Мы должны знать, какие ворота открыть.
        — Слухи противоречат один другому,  — сказал Эотлир.  — Некоторые считают, что он идет из Тиранока, то есть с юга, а другие утверждают, что князь приближается из Эллириона, что на востоке.
        — Если вспомнить письма князя, мы знаем, что он собирался готовить войско в Эллирионе,  — вставил Алит.  — Так что восток кажется более подходящим направлением.
        — Скорее всего, но сейчас стоит полное смятение. Я даже слышал, что он высадился в Галтире и наступает с запада. Хотя я подозреваю, что Алит прав, тем не менее можно допустить, что планы Малекита изменились — либо по его собственной ноле, либо из-за действий друкаев. Неправильная догадка будет стоить нам жизни и обречет Нагарит на мучения еще на долгие годы.
        — Тогда мы сами должны увидеть, с какой стороны он идет,  — сказал Алит.
        — И откуда ты собираешься смотреть?  — спросил Эотлир.  — На стенах полно солдат, к тому же они все равно слишком низкие. Только цитадель достаточно высока, чтобы увидеть его войско.
        — Если перед нами только один путь, придется следовать ему. Не важно, опасен он или нет,  — ответил юноша.  — Я обследую цитадель и найду наблюдательный пункт, откуда можно заранее заметить приближение Малекита. Нам требуется время, чтобы подготовиться и добраться до нужных ворот, а для этого необходимо узнать о намерениях Малекита как можно раньше.
        — Если бы найти способ связаться с князем,  — произнес Эолоран.  — Может, послать птицу?
        — Боюсь, что Морати зорко следит за подобными вещами, и мы рискуем быть разоблаченными,  — ответил Эотлир. Он прошелся к окну и обратно в явном волнении.  — Мне кажется неразумным посылать тебя одного, Алит.
        — Лучше будет, если поймают одного, чем всех сразу, и я не стану просить кого-то еще рисковать жизнью,  — ответил юный князь.  — Не надо отчаиваться. В городе еще царит анархия, хотя я уверен, что в скором будущем последователи Морати начнут бояться ее больше, чем Малекита. На рассвете тени еще глубоки, и одинокий путник легче проберется незамеченным там, где группа эльфов привлечет внимание.
        — Я еще не одобрил твой план,  — протянул Эолоран.
        — Тогда вам лучше связать меня и оставить здесь, потому что я намерен его осуществить!  — отрезал Алит, причем его так поразила собственная решимость, что юный князь на миг запнулся. Затем продолжил более рассудительным тоном: — Обещаю, что не буду рисковать без необходимости, и если по пути услышу что-то определенное о подходе Малекита, прекращу вылазку и сразу же вернусь сюда. Сейчас все взгляды направлены за стены, никто не заметит одинокую Тень.
        Эолоран ничего не ответил и отвернулся; его жест выражал согласие, которого он не мог произнести вслух. Эотлир встал перед Алитом и положил руку ему на затылок. Притянул к себе и поцеловал в лоб.
        — Пусть светлые боги хранят тебя,  — сказал он и отступил на шаг.  — Ты должен действовать быстро, но не быть безрассудным.
        — Поверь, больше всего на свете я хочу вернуться сюда целым и невредимым,  — ответил с нервным смешком Алит.
        Юноша отмахнулся от тревог отца и направился к двери.
        Алит скинул стесняющую движения робу и переоделся в простую набедренную повязку и красный плащ, какие носили многие кхаиниты. Обернул вокруг талии потрепанный ремень и заткнул за него раздвоенный кинжал. В новом обличии он выскользнул из башни, не сказав другим Теням о своих намерениях.
        Улица снаружи пустовала, а башня перекрывала вид на стены. По одной стороне улицы стояли дома с высокими крышами, где когда-то размещались тысячи солдат. Алит спрятался в их тени и зашагал к центру города.
        Он решил, что вызовет меньше подозрений, если будет держаться больших улиц, а не красться по задворкам, поэтому выбрал прямую дорогу до центральной площади, которая выходила к дворцу Аэнариона с северо-запада. Здесь стояли дома многих правителей Анлека. Сейчас они в основном пустовали, поскольку их хозяева командовали солдатами на стенах или находились со своими отрядами на юге страны. Алит перепрыгивал через садовые ограды, проскакивал мимо журчащих фонтанов и на ходу придумывал способ пробраться в цитадель.
        Там, где когда-то в центре города одиноко вздымался шпиль дворца Анлека, за прошедшие столетия поднялось много зданий, и каждое из них вырастало ближе к дворцу, чем предыдущее. Хотя южная часть дворцовой площади оставалась незастроенной, несколько поколений назад дома благородных анлекцев вплотную слились с северной стеной дворца, и вот туда-то и направлялся юный князь.
        Так же легко, как он перескакивал с камня на камень в родных горах, Алит запрыгнул на голые ветви дерева рядом с крыльцом одного из особняков. Оттуда он перебрался на крышу. Затем проскользнул мимо открытого окна мансарды, пригнулся и побежал по наклонной черепице крутого ската. Между крышей и стеной цитадели еще оставалось какое-то расстояние, так что Алиту пришлось с разбега перепрыгнуть его. Пальцы нашли выемки на изъеденном годами камне, после некоторого барахтанья обнаженные ступни тоже обнаружили опору. Как прилипший к стене паук, Алит пополз вверх. На самом верху он огляделся, убедился, что его не заметили, и проскользнул между высокими зубцами на стену.
        Наблюдательный пункт оказался ничем не лучше любого другого. Внешняя стена города закрывала обзор. Чтобы оглядеть прилегающие равнины и заметить приближение Малекита, придется взобраться выше.
        Восходящее солнце еще не добралось до западной стены цитадели, поэтому Алит решил держаться ее. Он карабкался по орудийным и дозорным башням, скользил вдоль подоконников и забирался на крутые крыши, пока не оказался высоко над городом. Под одним из полукруглых окошек он остановился, глянул вниз и увидел невероятно крохотные фигурки на улицах внизу. На центральной площади собралась огромная толпа, и широкая храмовая улица ломилась от прихожан. Остальные районы пустовали. Теперь Алит мог заглянуть за городские стены, но он видел лишь темные западные пригороды, откуда Малекита стоило ждать в последнюю очередь. Ему требовалось найти возможность увидеть восточные подходы к городу и убедиться, что армия князя идет именно оттуда.
        Алит прополз вдоль узкого водостока и выбрался на край крыши, что нависала над открытой орудийной башней.
        У двери внизу стояло трое часовых, но они не отрывали глаз от равнины за стеной. Поэтому Алит не обратил на них внимания, переполз через пролет над их головами и начал беззвучно карабкаться выше.
        Когда он обогнул круглую луковку дозорной башни, юношу залило светом солнца. Теплый ласковый свет пробудил неожиданное воспоминание. Он вспомнил, как лежал с матерью на лужайке перед особняком и разговаривал об Ашниели. Князя охватило чувство вины — он только сейчас понял, что не думал о своей невесте с тех пор, как покинул Эланардрис, так захватило его грядущее путешествие. Воспоминание согрело Алита, ведь если сегодня они победят, Малекит снова сядет на трон, и Ашниели больше не придется прятаться в горном замке отца.
        Любовь придала Алиту новые силы, он огляделся в поисках опоры и заметил чуть выше небольшой балкон. Подпрыгнув, юноша ухватился за витые каменные балясины и перемахнул через изысканную балюстраду. Широкая стеклянная дверь была открытой, в комнате за ней царила темнота.
        Алит услышал голоса и замер.
        Через несколько мгновений голоса превратились в отдаляющееся эхо, и князь расслабился. Он встал сбоку от дверного проема, чтобы его не увидели изнутри, и огляделся. Перед ним раскинулись юго-восточные подходы к Анлеку. Начинающиеся от городских ворот дороги убегали прямыми стрелами за горизонт, их линию прерывали лишь поднятые над огненным рвом мосты. Алит простоял так некоторое время в поисках подсказки, которая могла бы подтвердить приближение Малекита. Но минуты шли, и сомнения начали разъедать его решимость. Чем выше поднималось солнце, тем меньше оставалось надежды. Время от времени из цитадели доносились шаги, и тогда Алит хватался за кинжал в испуге, что его обнаружат.
        С последними каплями чаяния он заметил отблески на юго-востоке. Алит прикрыл глаза сложенной козырьком ладонью и всмотрелся вдаль. Характерный блеск солнца на металле. На горизонте клубилась пыль. Князь восхищенно наблюдал, как войско Малекита марширует к городу.
        Он никогда не видел столько воинов сразу. Тысячи тысяч рыцарей, копейщиков и лучников наступали, развернувшись широким веером с юга. Армия приближалась. Алит разглядел запряженные страшными львами белые колесницы и развевающиеся над бесконечными рядами солдат знамена других королевств: Эллириона, Ивресса, Тиранока и Крейса. Над авангардом и в середине войска реяли серебристо-черные нагаритские штандарты личной гвардии Малекита. С такого расстояния Алит не мог разглядеть князя, хотя заметил его рыцарей в черных доспехах. В облаках над армией кружили крылатые создания: три пегаса и могучий грифон со всадниками на спинах.
        Становилось ясно, что Малекит направляется к южным ворогам; его армия перестраивалась перед подвесным мостом. Алит с облегчением собрался было приступить к долгому спуску, когда его внимание привлекли громкие голоса в цитадели. Он рискнул бросить взгляд внутрь комнаты и обнаружил, что она пуста. Тем не менее через арку в дальней стене виднелся прилегающий зал, и сердце князя замерло, когда он заметил в нем эльфийку.
        Высокая, величественная, с вьющимися по спине черными кудрями, она была одета в пурпурное одеяние из прозрачной ткани, которое легкой дымкой вилось по ее телу. За ней следовала странная тень: едва заметное облако тьмы жило собственной жизнью. Алиту показалось, что он разглядел в нем крошечные горящие глазки и клыки. В руке женщина держала железный посох с набалдашником в виде странного рогатого черепа, а ее волосы украшала золотая тиара, усеянная бриллиантами и изумрудами.
        Морати!
        Ее красота приковала Алита к месту, хотя в душе он знал, что королева порочна до мозга костей. Она стояла к нему спиной, но изгиб плечей и бедер разбудил в князе страсть, о которой он даже не подозревал. Ему хотелось утонуть в роскошных волосах и коснуться пальцами гладкой кожи.
        Звук голосов оборвал волшебство, и Алит понял, что королева не одна. Через арку туда-сюда ходили закутанные в черные мантии фигуры с обритыми наголо головами и странными татуировками. Он не мог расслышать отдельных слов, и в нарушение данного отцу обещания проскользнул в комнату, чтобы подобраться поближе к проклятой Королеве-Ведьме.
        Отсюда он мог лучше разглядеть центральный зал, и князя передернуло от увиденного. За спиной Морати горели разноцветные языки огня, при виде его Алит вспомнил рассказы о пламени Азуриана, которое благословило Аэнариона на трон на рассвете времен. Но в этом огне не было ничего святого, вздымающиеся языки удивляли неровностью и угловатостью. В сердцевине извивающегося пламени дремало бесформенное существо. Состоящие из огня, но как бы отделенные от него расплывчатые черты напоминали голову птицы — орла или стервятника — и менялись на глазах. Взгляд существа лучился силой, а окружающие языки огня казались Алиту парой огромных сложенных крыльев.
        — Их время еще придет,  — произнес серьезный, глубокий голос.
        Он эхом разнесся по залу. Слова доносились из пламени, но звучали не по-эльфийски, хотя Алит понял их без труда. Будто они произносились на языке, который связывал все языки мира — понятном, но совершенно чужом.
        — У кривой дороги много извивов,  — со смешком предупредил другой голос.
        — И мы увидим, куда ведут все пути,  — ответил первый.
        — Но не сейчас.
        Алит ничего не понимал. Оба голоса принадлежали пылающему созданию, но они явно спорили друг с другом.
        — И в обмен на свою помощь я хочу получить награду,  — прервала ссору Морати. Ее голос был таким же манящим, как и ее тело.  — Когда я зову, на мой зов должны откликаться.
        — Оно выставляет требования,  — сказал второй, скрипящий голос.
        — Требования,  — повторил глубокий голос, утробно хохотнув.
        — Я не боюсь тебя,  — сказала Морати.  — Это ты пришел ко мне. Если ты желаешь отправиться обратно на свою адскую родину, так и не заключив сделку, я не стану тебя задерживать. Но если ты хочешь вернуться с тем, за чем пришел сюда, тебе придется обращаться со мной как с равной.
        — Равной?  — визгливый голос занозами вонзился в уши Алита, и князь поморщился.
        — Мы равны во всем,  — произнес глубокий голос ободряющим, мягким тоном.  — Мы заключим эту сделку как партнеры.
        — Не забывай, что есть деяния, которые может совершить только смертный, места, куда может попасть только смертный, и они за пределами твоей досягаемости, демон,  — произнесла Морати. При упоминании демонов Алита пробрала дрожь, и ему захотелось бежать. Он затрясся, но справился со страхом и заставил себя слушать дальше.  — Мои родичи заточили тебя в темницу. Если ты хочешь выбраться из нее, помогут тебе только руки смертного.
        — Такая заносчивая,  — насмешливо отозвался резкий голос.  — Нас заточили смертные? Ты прекрасно знаешь, что никакая темница не сможет удерживать нас вечно, и ни одна преграда не остановит нас навсегда. Мы еще посчитаемся со смертными, о да. Посчитаемся.
        — Заткнись, старый глупый ворон,  — сказал другой голос.  — Не слушай его пустую болтовню, королева эльфов. Мы заключили сделку, договор совершен. Твои последователи пойдут на север и научат людей волшебству, а в обмен ты получишь силу Вечно Меняющейся Вуали.
        — Я подпишу договор кровью,  — ответила Морати.
        Ее посох метнулся к одному из колдунов, и внезапно из сотни крохотных порезов на его теле хлынула кровь. В зале раздались крики. Взмахом посоха Морати презрительно швырнула все еще кричащего жреца в огонь. На миг пламя яростно, ослепительно взметнулось, и между стен заметался хриплый смех.
        — Нити твоей судьбы сплетены,  — сказал демон.
        Еще одна вспышка, и пламя исчезло. Зал погрузился в темноту.
        Алит заморгал, чтобы убрать пляшущие под веками пятна. Он не сразу заметил, что Морати развернулась и направляется к арке. В панике князь ринулся обратно на балкон и метнулся через перила, ухватившись за опоры. Там он повис и зажмурился по каменному полу зацокали каблуки. Когда Морати снова заговорила, ее голос раздался прямо над головой Алита, и от близости Королевы-Ведьмы по коже у него поползли мурашки.
        — Как замечательно,  — сказала Морати.  — Я думала, что он не справится с огнем. Кажется, мой сын наконец-то вырос.
        — Разве вы не чувствуете, ваше величество?  — прошипел один из колдунов.  — Венец на его шлеме, в нем горят древние силы.
        — Да,  — вздохнула Морати.  — Но хватит ли у него воли подчинить их себе? Вскоре мы это узнаем. Артефакт сделали, когда Ултуан еще не поднялся из моря. Будьте осторожны, дорогие мои, иначе нас ждут неприятные последствия.
        — Князь Малекит пересек огненный ров, ваше величество,  — произнес другой жрец.  — Что, если он возьмет город?
        — Разошлите своих фамильяров к нашим агентам в горах и в других городах,  — промурлыкала королева.  — Одна битва не решит исход войны. Если он войдет в Анлек, то придет ко мне.
        Зазвучали шаги — они удалялись вглубь комнаты, и Алит выдохнул, отчего чуть не соскользнул с испещренного выбоинами камня. Слишком много новой информации и недостаточно времени для размышлений. Он сосредоточился на самом важном: Теням необходимо открыть южные ворота, причем как можно быстрее.

        На улицах Анлека было мало эльфов, и редкие прохожие не удостаивали взглядом тридцать нагаритских воинов, одетых в короткие кольчуги и черные плащи и куда-то направлявшихся с луками в руках и мрачным выражением на лицах. Со стен доносились крики и стоны, но, находясь внутри города, было невозможно понять, как идет битва. Время от времени Алит видел, как один из сидящих верхом на пегасах магов пролетал над бойницами и поливал их волшебным огнем или хлестал молниями. Эльфийский князь верхом на величественном грифоне врезался в солдат на стене, и предсмертные крики зазвучали чаще. Ледяная пика князя и когти монстра оставили в рядах друкаев зияющие прорехи. Кроме крылатых зверей и роя летящих через стены стрел Алит ничего не видел.
        — Погодите!  — прошипел Эолоран, когда Тени вышли на открытое пространство перед южными воротами. На площадке у самых створок толпились воющие и орущие эльфы — кхаиниты. Их жрецы и жрицы прохаживались вдоль рядов визжащих поклонников, опрыскивали их кровью и наставляли убивать осаждающих во имя Кхаина. От ворот и из прилегающих зданий неслись полные ненависти клятвы убить Малекита. Некоторые кхаиниты падали на колени, рычали, завывали и орошали себя кровью из серебряных сосудов, склеивали волосы, царапали товарищей и их кровью рисовали на теле руны. На плитах лежали тела — это некоторые разгоряченные фанатики напали на соседей с ножами. С мертвых срывали кожу, вытаскивали органы и пожирали их.
        Алит перевел взгляд на высокие башни сторожевого здания и увидел бурную деятельность. На прилегающих стенах выстраивались лучники и поливали стрелами подошедшего на расстояние выстрела неприятеля.
        — Мы должны занять воротную башню!  — прошипел Алит и сделал шаг вперед.
        — Нас разорвут на куски,  — ответил Эотлир, схватил сына за руку и оттащил к остальным анарцам, которые укрылись в тени высокой стены.
        — Они перебьют всех солдат Малекита.  — Алит вырвался из хватки отца.
        — И нас тоже,  — прорычал Эолоран. В цитадели трижды прозвонил колокол. Через миг по площади разнесся громкий скрежет. Эолоран указал на надстройки над воротами: — Смотри!
        Под грохот огромных цепей ворота Анлека распахнулись. На воротных башнях голые рабы склонились над двумя гигантскими колесами, а надсмотрщики полосовали им спины шипастыми плетями. Фанатики хлынули из города под радостные кровожадные вопли, будто вода из открывшейся дамбы.
        Когда последние кхаиниты миновали арку, ворота с сотрясающим землю грохотом захлопнулись. Площадь перед ними опустела и затихла. Только из-за стены доносились крики и шум битвы.
        — Вот наш шанс!  — сказал Эолоран и жестом подогнал вперед Алита и остальных.
        Держа луки и стрелы наготове, Тени быстро перебежали через площадь. Как уже обсуждалось перед выступлением из укрытия, Алит с Эотлиром повели половину отряда к восточной башне, в то время как Эолоран повел остальных к западной. Воины Элорана скрылись в дверном проеме, когда Алиту до башни оставалась еще дюжина шагов.
        В дверях перед князем появился затянутый в кольчугу стражник. При виде анарцев его глаза изумленно округлились, но тут ему в лицо вонзилась стрела Анадриели, от чего он отлетел к каменной стене. Алит перепрыгнул через тело и нырнул в едва освещенный факелами полумрак.
        Справа спиралью поднималась лестница. Алит понесся по ней, перескакивая через ступеньки. Другие Тени не отставали от юноши. На подъеме им больше никто не встретился, и когда Алит выскочил через верхнюю дверь на площадку, перед ним раскинулся вид на равнины Анлека и на сражающуюся армию Малекита.
        Ему едва хватило времени, чтобы заметить бесконечные ряды копейщиков, рыцарей и лучников, как движение слева привлекло внимание юного князя. На стене рядом с башней стояло несколько дюжин воинов, и самые ближние начинали поворачиваться в его сторону.
        Без раздумий Алит прицелился и выпустил первую за сегодня стрелу. Она пронзила позолоченный нагрудник ближайшего солдата. Пока юный князь доставал следующую и прицеливался, Эотлир с Тенями встали справа и слева от него и начали обстрел. За считанные мгновения две дюжины друкаев, мертвых и раненых, оказались на полу.
        — Колесо,  — крикнул Эотлир и указал на следующий уровень башни над парапетом.
        — Пятеро со мной, остальные держат дверь,  — приказал Алит и побежал по ступеням на стене башни.
        На последнем пролете перед крышей он на бегу засунул лук в колчан и выхватил меч.
        Надсмотрщики успели подготовиться, и как только Алит выбежал на открытое пространство, его встретил звонкий удар кнута. Левую руку пронзила боль. Беглый взгляд показал, что рукав рубахи изорван в клочья, а на предплечье кровоточит рана. Князь зарычал, поднырнул под свистящую в воздухе шипастую плеть и бросился на ее владельца. Свободной рукой друкай выхватил нож, но Алит оказался проворнее и воткнул в обнаженную грудь врага меч.
        Спину обожгла боль — это умелый удар кнута разорвал плащ и глубоко рассек кожу. Князь споткнулся, но Касадир проскочил мимо него и отрубил надсмотрщику руку по локоть. Обратный замах снес друкаю голову.
        Истощенные эльфы у колеса бросились на мучителей, избивая их цепями своих кандалов. Анадриель помогла князю подняться на ноги, и он бросил беглый взгляд на соседнюю башню. Тени перекидывали через парапет тела в черных кольчугах. Далеко внизу, на «площадке смерти» между бастионами фаланга копейщиков пробивалась к воротам, прикрывшись от сыплющихся сверху стрел поднятыми щитами.
        — Ворота!  — закричал Алит, схватил ближайшего раба и толкнул его обратно к рычагу.  — Ради вашей свободы, откройте ворота!
        Князь сам прыгнул к ближайшему вороту и надавил на него; рыдающие рабы занимали свои места рядом с ним. Спину пронзила огненная боль, но Алит сдержал крик и продолжал толкать колесо изо всех сил. С мерным лязгом цепи натянулись, завертелись шестерни.
        — Продолжайте!  — крикнул Касадир за спиной князя.  — Ворота открываются!
        Колесо набирало обороты и вскоре вращалось уже свободно, а ворота внизу открывались под собственным весом. Алит с проклятием упал на пол. Касадир оттащил его в сторону из-под ног рабов. Колесо продолжало вращаться.
        Ворота распахнулись, створки с оглушительным треском ударились о стены.
        Копейщики внизу разразились криками радости, и Алит с помощью Касадира поднялся на ноги и доковылял до парапета. Тысячи воинов вбегали в город. На стене у бойницы Эотлир высоко поднял развернутое знамя дома Анар.

        Касадир перевязал раны Алита обрывками его же плаща, и тут один из Теней наверху башни издал крик отчаяния. Алит бросил взгляд на воротную площадь и увидел, что дрессировщики-друкаи спустили на войско Малекита своих чудовищ. На копейщиков надвигались две огромные гидры; из их пасти вырывался огонь и валил дым.
        Когда первый монстр приблизился к отряду, копейщики перестроились так, что их щиты образовали сплошную стену, из-за которой серебристыми шипами торчали копья. Под стук колес о камни мостовой через ворота пронеслись колесничие Крейса. Запряженные белыми львами экипажи обогнули отряд копейщиков и направились к одной из гидр; князь Крейса, высокий эльф с блестящим лабрисом в руках, возглавлял строй.
        Справа продолжали открываться клетки, и невиданные доселе чудовища скакали, ползли и бежали по камням. Выловленные в Кольцевых горах и лежащих по другую сторону моря северных пустошах монстры Хаоса рвались в бой. Их подгоняли крики и кнуты дрессировщиков. Рядом с наггаротами выстраивались копейщики под голубыми знаменами с гербом Ивресса.
        По площади пронеслись языки пламени; им вторил рев раненых львов. Алит повернулся к воинам Нагарита. Еще одна гидра подошла к копейщикам почти вплотную. Она задрала головы, и тут царящую на площади какофонию перекрыла громкая команда. Копейщики как один опустились на одно колено и подняли над головами щиты. Из пастей гидры вырвался огонь, струей плеснул по щитам. Некоторые упали с пронзительными криками, извиваясь в огне и дыме. Пламя утихло, от обожженных воинов потянулся черный дым.
        — Убейте дрессировщиков!  — выдохнул Алит и вытащил лук.
        На дрессировщиков позади гидры посыпался дождь стрел, который не оставил в живых никого из них. Тени взяли под обстрел выбегающих из клеток друкаев, но Алит продолжал наблюдать за гидрой.
        Когда кнуты и копья дрессировщиков перестали подгонять зверя, его шаги замедлились. Три головы повернулись назад, изучили неподвижные тела дрессировщиков, а остальные четыре поднялись и жадно втягивали раздутыми ноздрями запахи василисков и кхалтавров. С челюстей закапал яд, огромная туша гидры развернулась — она заметила своих горных врагов. Из многочисленных глоток донеслось шипение, и гидра перешла на бег, устремившись к другим чудовищам.
        — Алит!  — позвал снизу Эолоран.  — Спустись к нам!
        Касадир затянул узел на самодельных повязках вокруг торса князя, затем снял собственный плащ и набросил на плечи Алита. Тот кивнул в знак благодарности и заспешил вниз по лестнице. Боль утихла, но спина онемела, и на пути вниз юноша дважды споткнулся.
        Когда он ступил на стену, то обнаружил отца и деда, занятых беседой с величественным князем в золотом доспехе. Черноволосый и темноглазый, он был выше ростом и крепче сложением, чем Эолоран или Эотлир. Когда Алит вышел из башни, князь с улыбкой повернулся к нему.
        — Алит, я хочу познакомить тебя с особенным эльфом.  — Эотлир обнял сына за плечи и притянул поближе.  — Перед тобой князь Малекит.
        Повинуясь инстинкту, Алит поклонился, но не смог отвести глаз от лица князя. Малекит нагнулся к нему, взял за руку и поставил вровень с собой.
        — Не тебе следует кланяться, а мне,  — сказал Малекит. Он откинул в сторону полы плаща, на миг опустился на одно колено и сразу поднялся.  — Я в долгу перед тобой, и этот долг нелегко вернуть.
        — Освободи Нагарит, и мы будем в расчете,  — ответил юноша.
        — Алит!  — рявкнул Эолоран, но Малекит со смехом взмахнул рукой.
        — Мальчик из рода Анар, в этом нет сомнений,  — сказал князь. Он снова посмотрел на Алита, и его лицо приняло задорное выражение.  — Я согласен выполнить свою часть сделки. Сегодня тирании Морати придет конец.
        Внимание князя отвлек капитан копейщиков, который поднимался по ведущей на стену лестнице. Малекит жестом подозвал его к себе.
        — Это благородный Еасир, командир армии Нагарита и мой верный лейтенант,  — представил его Малекит.
        Еасир немного неуверенно наклонил голову в приветствии. Малекит хлопнул его по плечу.
        — Отличная работа!  — воскликнул князь.  — Я знал, что ты не подведешь меня.
        — Ваше высочество?  — спросил Еасир.
        — Город наш, глупец,  — рассмеялся Малекит.  — Теперь, когда мы вошли внутрь, остальное — дело времени. И я должен сказать тебе спасибо.
        — Благодарю, ваше высочество, но я думаю, что вашей заслуги в штурме больше, чем моей,  — ответил Еасир. Затем он перевел взгляд на анарцев.  — А без этих доблестных воинов я бы по-прежнему стоял снаружи или лежал на земле со стрелой в животе.
        — Да, я уже поблагодарил их,  — ответил Малекит.  — Но я боюсь перестараться с почестями, а то кто знает, что придет им в голову.
        — Как они оказались здесь?  — спросил Еасир.
        — Много дней назад Малекит прислал нам письмо.  — Эолоран вкратце рассказал о придуманном Малекитом плане и о том, как анарцы проникли в город.
        — Я вам очень признателен, князь.  — Еасир глубоко поклонился. Затем нахмурился и повернулся к Малекиту.  — Должен заметить, меня немного задевает тот факт, что вы не решились довериться мне, ваше высочество.
        — Доверился бы, если б мог,  — непринужденно ответил Малекит.  — Я доверяю тебе больше, чем своей правой руке, Еасир. Но я не стал посвящать тебя в план, иначе он повлиял бы на твои действия в битве. Я не хотел, чтобы защитники что-то заподозрили до того, как ворота откроются во всю ширь. Нам требовалось держать натиск, чтобы их глаза смотрели наружу, а не внутрь.
        Затем Малекит повернулся к Эолорану.
        — Прошу прощения, но я думаю, что меня ждет мать,  — сказал князь Нагарита, и на сей раз в его голосе не было смеха.

        ЧАСТЬ II
        Изгнание в Тираноке
        Прихоть узурпатора
        Возвращение надежды
        Падение флага

        ГЛАВА 7
        Горькое прощание

        На лужайках особняка Анар разговоры и смех мешались с журчанием фонтанов, а тихие звуки флейт и арф вторили им мелодичным эхом. В саду сразу бросались в глаза три красно-белых павильона, украшенных золотыми цепями с драгоценными камнями. Вокруг и внутри огромных шатров прохаживались, беседовали и наслаждались летним теплом гости.
        За двадцать лет относительного спокойствия положение анарцев снова возросло, и на праздник к ним приехали многие богатые и влиятельные князья Нагарита. Сегодня отмечали совершеннолетие наследника, значительное событие для семьи и союзников дома Анар. Даже князь Малекит прислал теплые поздравления, хотя дела при дворе Анлека не позволили ему посетить торжество, о чем он глубоко сожалел.
        Эолорана не удивило отсутствие князя. Алит тоже понимал, что, хотя Малекит вернул себе трон, в Нагарите еще хватало проблем. Многие предводители еретиков избежали плена и прятались в Нагарите и других княжествах Ултуана. Иногда поднимались робкие бунты, но они не приносили особых хлопот и без труда подавлялись воинами Малекита.
        Угроза, которую представляло правление Морати, отступила, но не исчезла окончательно. Малекит пообещал сохранить матери жизнь, и сейчас бывшая королева жила пленницей при дворе Короля-Феникса в Тираноке. Бел Шанаар запретил навещать ее всем, кроме сына, колдунью содержали под охраной в покоях с ограждающими заклинаниями, но кое-кто верил, что Морати даже оттуда умудряется заправлять делами культов.
        В знаменательный для себя день Алит позабыл обо всех волнениях и подозрениях. Он наконец-то стал настоящим лордом Эланардриса и князем Нагарита. Кроме того, он собирался сделать заявление, которого ждал уже несколько лет.
        Полуденное солнце начало спускаться к горизонту, и слуги проводили гостей в главный павильон. Жаровни испускали в воздух струйки прозрачного дыма, который наполнял помещение свежим запахом горных цветов. Поддерживающие высокую крышу колонны обвивали гирлянды белых роз и алых каелентов. Слуги сновали в толпе гостей, держа серебряные подносы, уставленными самыми редкими деликатесами Ултуана и далеких колоний.
        В одном конце павильона возвели помост из белого дерева с гербом дома Анар — позолоченным крылом гриффона. С кресла с высокой спинкой Эолоран оглядывал море гостей, заполонившее павильон и лужайку перед ним. Все они нарядились в лучшие одежды: в толпе пестрели и переливались украшенные перьями шляпы и блестящие короны, драгоценные браслеты и ожерелья, расшитые серебряными нитями и золотыми звездами плащи.
        Эотлир стоял по правую руку отца, а Алит по левую. Рядом с Эотлиром возвышался Каентрас, Ашниель составила пару Алиту. Рукава ее светло-желтого платья были собраны у запястий пышными шелковыми облаками, и девушка выглядела восхитительно. Золотые цепочки удерживали заплетенную в сложный узор прическу, а мраморную шею украшало золотое ожерелье с одним крупным алмазом. Среди гомона и оживления девушка излучала безмятежность, сохраняя сдержанный и благородный вид. Алит исподволь бросал взгляды на свою возлюбленную, и ее красота омывала его прохладными нежными волнами.
        Когда все гости наконец собрались в павильоне, Эолоран встал и поднял в приветствии руку.
        — Добро пожаловать в Эланардрис, мои благородные друзья,  — с улыбкой провозгласил он.  — Мне выпала честь наблюдать за вступлением моего внука во взрослую жизнь в такой прекрасной компании. Много раз он доказал, что достоин этого, и сейчас настало время воздать должное его свершениям.
        По павильону пронесся согласный шепот, и в воздух поднял лес рук с хрустальными бокалами и золотыми чашами с темным вином.
        Эолоран взял со стоящего перед троном низкого столика сосуд и двумя руками поднял его над головой.
        — Я князь Эолоран Анар, лорд Эланардриса,  — негромким, уверенным голосом произнес он.  — Моя кровь течет в жилах сына Эотлира, и от него передалась его сыну Алиту. Сегодня мой внук достиг совершеннолетия, и на него возлагаются обязанности лорда и князя Ултуана.
        Он сделал глоток вина и опустил чашу.
        — Когда-то мы проливали кровь, чтобы защитить свой народ, и сражались бок о бок с великим Аэнарионом. Сейчас мы пьем вино в память о принесенной им жертве,  — серьезно продолжил Эолоран и отпил еще глоток.  — Недавно нам снова пришлось воевать, чтобы вернуть мир на наши земли, и Алит достойно проявил себя в битве. Хотя все мы желаем, чтобы у нас никогда больше не возникло необходимости повторять эти подвиги, мой внук доказал, что обладает боевым духом и мужеством и сумеет победить тьму, если она снова будет угрожать нашей родине.
        Настроение в павильоне посерьезнело. Эльфы искренне закивали, а некоторые даже тихо заплакали при мысли о том, что довелось пережить Нагариту. Эолоран позволил собравшимся погрузиться в свои чувства и воспоминания и сам склонил голову, сокрушаясь о темных деяниях, которые ему пришлось совершить. Но когда правитель Эланардриса выпрямился, он снова улыбался.
        — И все же мы собрались не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о прошлом, а чтобы с надеждой взглянуть в будущее. Алит, как и все наши дети, является частью наследия, которое мы оставим всему миру. Я передаю ему этот сосуд, и вместе с ним я отдаю свои мечты и надежды в руки грядущего поколения и желаю им мира и счастья — не меньше, чем выпало на нашу долю. Мы доверим им великую цивилизацию, которая раскинулась от Эланардриса до Анлека, от Тиранока до Ивресса, от Ултуана до дальних колоний. Мы вверим их заботе благополучие нашего народа — от крестьянина до князя, от слуги до короля.
        Эолоран повернулся и протянул сосуд Алиту. Тот церемонно медленно взял чашу.
        — Сегодня я оставляю позади детство и вступаю во взрослую жизнь. Я принимаю возложенные на меня обязанности,  — сказал юноша.  — Я наслаждался выпавшей мне честью расти и учиться под опекой отца и деда, и я обещаю сохранить их мудрость для тех, кто придет после меня.
        Алит поднес чашу к губам и отпил глоток вина. Он посмаковал глубокий, богатый вкус и только затем проглотил напиток — сделав это так же медленно и степенно, как впитывал важность происходящей церемонии. Он больше не ребенок, а равноправный лорд дома Анар. Его наполнила гордость. Гордость, что он анарец, и гордость, что он уже успел доказать, что достоин титула князя.
        Алит вдруг обнаружил, что прикрыл глаза. Когда он поднял веки, то увидел ожидание на обращенных к нему лицах отца и деда, Каентраса и Ашниели и еще многих дюжин эльфов, которые собрались на церемонию со всего Нагарита.
        Каентрас выступил вперед и поднял руки, призывая к молчанию. Постепенно воцарилась тишина, и эльфийский лорд задумчиво поглядел на юношу.
        — Позвольте и мне поздравить Алита,  — сказал он и пересек помост, чтобы обнять нового князя дома Анар.  — А так же позвольте объявить, о чем мы договаривались несколько лет назад.
        Алит внезапно смутился, отстранился от Каентраса и повернулся к Ашниели. Он взял ее левую руку в свою; в другой руке он все еще держал чашу.
        — Сегодня мое совершеннолетие. Наконец-то пришло время объявить о том, чего мог не заметить только слепой,  — сказал юный князь. Он перевел взгляд на гостей, и радость тут же смыла чувство неловкости.  — Ровно через год дом Анар и дом Моранин соединят не только дружба и договор о взаимной помощи, но и узы брака. Я намерен жениться на Ашниели, и она станет анарской княгиней, а я моранинским князем. Я не могу представить себе более глубокой любви, чем та, что я питаю к Ашниели, и более достойного будущего для наших домов.
        — Я благословляю союз между семьями,  — сказал Эолоран.
        — Я горжусь тем, что смогу называть Алита сыном,  — добавил Каентрас.
        Алит сделал еще глоток вина и поднес чашу к бледным губам Ашниели. Девушка глядела на него блестящими глазами. Прохладные пальцы легко сжали его ладонь, и она наклонила чашу так, чтобы вино смочило ей губы. Затем Ашниель отвела бокал в сторону и поцеловала Алита в лоб, оставив легкий красный отпечаток. С изысканной точностью повернулась, поцеловала отца в щеку и обратилась к толпе.
        — У меня нет слов, чтобы передать сейчас свои чувства. Это не под силу даже поэтам, хотя они всю жизнь оттачивают свое мастерство,  — произнесла она.  — В анарцах заложена великая сила, как и в моем доме. Кровь благородных князей Нагарита течет в наших венах и в нашей земле. Наши наследники обретут известность благодаря доблести и чести, храбрости и силе, милосердию и мудрости. Все, что есть в Нагарите великого, станет еще более великим.
        Алит подал Ашниели руку, и они сошли по невысокой лесенке с помоста; внизу их окружила напирающая толпа. Все спешили поздравить молодую пару, обнять и поцеловать их. Слуги подняли боковые пологи павильона, нежный летний ветерок далеко разнес ароматический дым и закружил в воздухе лепестки цветов.

        Алит проснулся мгновенно. Он не знал, что его разбудило, но спустя миг до него донесся шум из главной части особняка. Через незавешенное окно свободно лились лучи вечернего солнца — последний знак протеста против быстро приближающегося сезона холодов. Алит не помнил, как заснул, хотя на столике рядом с кроватью лежал открытый толстый том Аналдириса из Сафери, повествующий о воинской поэзии Элинуриса Принимающего.
        Алит поборол оставшуюся после нежданного сна вялость, заставил себя встать с кровати и разгладил одежду. Он услышал, как отец зовет его по имени. Юный князь открыл дверь и обнаружил в коридоре пару спешащих куда-то слуг с фонарями в руках.
        — Что случилось?  — требовательно спросил Алит, ухватив за руку пробегающего мимо Циротира.
        — По дороге приближается отряд солдат, ваше высочество,  — ответил слуга.  — Ваш отец ждет вас во дворе.
        Алит замешкался: он не мог решить, брать ли с собой лук. В конце концов он оставил его в комнате; двадцать лет мира развеяли атмосферу подозрительности, что висела когда-то над особняком. Скорее всего, солдаты — это лишь почетная гвардия какого-то важного гостя. Алит схватил из сундука у изножия кровати плащ и выскочил через холл в сад.
        Там стоял Эотлир с несколькими слугами. Эолоран был в отъезде, он отправился подписывать договор с одним из благородных домов, а Майет навещала Ашниель в особняке дома Моранин — женщины обеих семей готовились к свадьбе. Отец приподнял брови и посмотрел на сына.
        — Мне ничего не сообщали о важном госте,  — сказал Эотлир.
        Алит заметил, что у отца за поясом висит короткий меч. Видимо, память у Эотлира оказалась долгая, и он не желал забывать прошлые беды.
        По мощеной дороге застучали копыта, перед воротами остановился отряд всадников. Алит разглядел колонну из нескольких дюжин рыцарей с черными флажками на серебряных пиках. Их командир спешился и быстро подошел к той половине ворот, где стоял Геритон. Они обменялись короткими фразами, Геритон поклонился и с пригласительным жестом повернулся к особняку.
        Рыцарь уверенно зашагал по вымощенной дорожке. Его покрытый черной эмалью доспех переливался масляным блеском, а сзади развевался черный плащ. Когда он подошел поближе и снял шлем, Алит расслабился: перед ними стоял Еасир, капитан Малекита и командир армии Нагарита. Эотлир тоже перестал волноваться и сделал шаг навстречу офицеру.
        — Надо было предупредить о приезде, мы бы встретили тебя более подобающим образом,  — с улыбкой произнес Эотлир и протянул руку.
        Лицо Еасира не отражало радости от встречи, и он быстро встряхнул протянутую руку.
        — Прошу прощения,  — сказал капитан, и его взгляд заметался между Эотлиром и Алитом.  — Я принес плохие новости.
        — Проходи в дом, и мы выслушаем тебя,  — предложил Эотлир.  — Твои солдаты могут разбить лагерь рядом с особняком.
        — Боюсь, что вашего гостеприимства поубавится, когда вы услышите, зачем я приехал,  — неловко ответил Еасир.  — Я здесь для того, чтобы поместить вас под домашний арест по приказу князя Малекита, правителя Нагарита.
        — Что?  — прорычал Алит и сделал шаг вперед, но его остановила вытянутая рука отца.
        — Объясни,  — потребовал Эотлир и заставил сына отступить назад.  — Малекит считает дом Анар одним из своих союзников, даже друзей. Что заставило его издать приказ об аресте?
        Лицо Еасира исказилось болезненной гримасой, и он бросил тоскливый взгляд на своих рыцарей.
        — Я заверяю вас, что князь Малекит не имеет дурных намерений против дома Анар,  — выдавил капитан.  — Если приглашение еще в силе, я бы с радостью воспользовался гостеприимством вашего особняка.
        Алит уже собирался сказать Еасиру, что тот не заслуживает теплого приема, но Эотлир поймал его взгляд и покачал головой.
        — Конечно,  — кивнул Эотлир.  — Твои рыцари могут разместить лошадей в стойлах и расположиться в крыле для слуг. Геритон!
        Канцлер заспешил по дорожке, бросая через плечо опасливые взгляды на страшных рыцарей за воротами.
        — Окажи прибывшим подобающее гостеприимство,  — приказал Эотлир.  — Сообщи на кухню и приготовь все свободные постели. Командир Еасир остановится в главной части дома.
        — Конечно, князь,  — с поклоном ответил Геритон. Он немного замешкался, но продолжил: — А как долго гости пробудут у нас?
        Эотлир посмотрел на Еасира, и тот вздохнул.
        — Боюсь, что до зимы,  — признался он, избегая встречаться с князем глазами.
        — Мне кажется, или в этом году холодает очень быстро?  — процедил Алит и плотнее завернулся в плащ.  — А может, меня пробирает дрожь по другой причине?
        Он зашагал к дому, но окрик отца заставил его остановиться и повернуться.
        — Жди в моих покоях,  — приказал Эотлир.  — Когда гости разместятся, мы присоединимся к тебе.
        Алит молча развернулся и ушел; в голове металось множество путаных мыслей.

        Если Алит исходил злостью, то Эотлир являл собой образец терпения и понимания. Они с Еасиром сидели на балконе в покоях князя-отца, откуда открывался вид на острые вершины гор, вздымающиеся за ухоженными садами. Старшие присели на кушетки, между которыми стоял низкий столик с графином вина и бокалами. Пока никто из них не прикоснулся к напитку. Алит стоял у балюстрады и оглядывал Кольцевые горы; его ладони яростно сжимали перила.
        — Я понимаю, что для вас все крайне неожиданно,  — говорил Еасир.  — Не сомневаюсь, что это какой-то заговор, чтобы обесчестить и уронить в глазах наггаротов дом Анар. Мы вскоре сумеем все разъяснить.
        — Кто обвинил анарцев в том, что мы поклоняемся культам?  — спросил Эотлир.  — Какие доказательства они предъявили?
        — Не могу сказать, потому что не знаю. Князь Малекит поклялся перед Королем-Фениксом покончить с культами, и даже его мать сейчас находится в заточении из-за данной клятвы. Против анарцев были выдвинуты обвинения, и честь обязывает его поступить с ними так же, как с остальными. Вы же понимаете, что если он проявит излишнюю благосклонность, его мнение будут считать предвзятым, и правление потеряет твердую опору?
        Эотлир нехотя согласился с логикой капитана и кивнул.
        — Это целенаправленная атака на дом Анар,  — прорычал Алит, все еще глядя на горы. Затем повернулся и наградил Еасира гневным взглядом.  — Очевидно, что за ней стоят фанатики. Они готовы обвинить нас, чтобы отвлечь внимание князя от себя. Им выгодно поссорить тех, кто занимается уничтожением культов. Обвинение выдвинул предатель, и он явно служит другому господину, а не Малекиту.
        — Хотя я не знаю имени обвинителя, князь Малекит заверил меня, что его допрашивают не менее строго, чем вашу семью.
        — Что мы можем сделать, чтобы скорее избавиться от подозрений?  — спросил Эотлир.
        Алит снова отвернулся.
        — Мне необходимо провести тщательный осмотр особняка и окрестностей,  — ответил Еасир.  — Мы с вами знаем, что я не найду ничего подозрительного, но необходимо продемонстрировать это двору и князю. Без каких-либо доказательств обвинение будет признано беспочвенным и забыто, подобно другим, сделанным после возвращения Малекита и развала культов. Сейчас многие пытаются уладить старые счеты при помощи ложных доносов.
        — Я не могу дать разрешение на обыск,  — сказал Эотлир и поднял руку, чтобы остановить протесты Еасира.  — Анарским княжеством по-прежнему правит мой отец, и вам придется подождать его возвращения.
        — Понимаю. И благодарю за то, что вошли в трудное положение, в котором я сейчас оказался.
        — Геритон проводит тебя в твои комнаты, и позже мы ждем тебя за ужином.  — С этими словами Эотлир поднялся.
        — Я пойду на охоту,  — пробормотал Алит, скользнул мимо Еасира и вышел из покоев отца.

        Когда Эолоран вернулся в Эланардрис, его очень расстроил такой поворот событий, хотя он понимал, что у него нет другого выбора, кроме как согласиться на обыск. Рыцари отнеслись к своим обязанностями с исключительной дотошностью: они осмотрели в особняке каждую комнату, коридор и альков в поисках амулетов и идолов, что могли бы выдать поклонение Китарай. Они обыскали винный погреб и библиотеку и даже заглянули под ковры в холлах, чтобы убедиться, что там нет скрытых люков.
        Еасир занялся измерением особняка и отдельных комнат. Он пытался обнаружить тайные ходы и помещения, где можно спрятать часовню богов нижнего мира. Несмотря на личное отвращение к происходящему, Алита впечатлило и заинтриговало прилежание Еасира. Как-то, несколько дней спустя после начала обыска, Алит шел через сады на охоту и заметил на южной лужайке капитана. Тот расхаживал взад-вперед вдоль розовых кустов по краям лужайки. В руке он держал лист пергамента и угольком записывал на нем измерения.
        — И что ты ожидаешь здесь найти?  — спросил Алит, подходя поближе.
        Еасир удивленно остановился.
        — Я, э-э-э, я ищу скрытые входы,  — сказал он.
        — Ты думаешь, что под нашим садом спрятана пещера, с потолка до пола украшенная костями и внутренностями несчастных жертв?
        Еасир пожал плечами.
        — Я должен с уверенностью сказать, что ее нет, иначе сомнения останутся. Я верю в невиновность вашей семьи, но Малекиту необходимы доказательства, а не слова. Анарцы не единственный благородный род, попавший под подозрение. Я лучше избавлю тебя от описания некоторых находок. Если после всего достигнутого допустить небрежность, она пойдет на руку тем, кто стремится подорвать спокойствие Ултуана.
        — Князь полностью доверяет тебе.  — Алит уселся со скрещенными ногами на траву.
        — Я заслужил его доверие за сотни лет знакомства.  — Еасир скатал пергамент.  — Он назначил меня командиром армии Нагарита в награду за верную службу. Я служу князю с тех пор, как он спас Атель Торалиен от орков. Я прошел с ним через Элтин Арван и командовал его войсками как в колониях, так и в Нагарите.
        — Я слышал, что ты сопровождал Малекита в походе на север,  — как бы невзначай вставил Алит.
        Еасир нахмурился и отвел глаза.
        — Это правда, но никто из вернувшихся не хочет вспоминать о нем,  — произнес капитан. Он посмотрел на север и на миг прикрыл глаза. Когда он их открыл, Алит прочел в его взгляде страх, которого прежде не замечал.  — На границе княжества Хаоса есть такое, о чем лучше забыть и никогда не тревожить воспоминания.
        Алит с поджатыми губами обдумывал ответ капитана.
        — Я слышал, что после северных земель Малекит изменился,  — через какое-то время произнес юноша.  — Он стал серьезнее и потерял вкус к приключениям и битвам.
        — Некоторые приключения и битвы заставили нас понять, чего мы хотим от жизни.  — Еасир крутил уголек, пачкая пальцы черным.  — Князь Малекит пришел к выводу, что его место здесь, на Ултуане, на троне Нагарита. Мне кажется, что он правильно сделал, вернувшись именно сейчас.
        — Если бы он вернулся раньше,  — вздохнул Алит,  — возможно, нам бы удалось избежать кровопролития и горя.
        — Князь не был готов вернуться раньше, и он бы не смог совершить того, что от него требовалось,  — ответил Еасир.  — Я рад, что меня не оказалось в Нагарите во время правления Морати, но тьма миновала.
        — Разве? А как же предводители культов, которым удалось избежать правосудия? Как же извращенцы-фанатики, спешно покинувшие Анлек и Нагарит?
        — Их найдут и приведут к Малекиту. Так гласит изданный им закон, а я никогда не видел, чтобы князь отступился от задуманного, даже если окружающие считают его затею невыполнимой.
        Еасир хотел добавить что-то еще, но остановился.
        — Что такое?
        — Спасибо, что поговорил со мной, Алит,  — сказал капитан.  — Я знаю, что тебе неприятно дело, которое привело нас сюда, но мне бы не хотелось терять твое расположение из-за того, что я выполняю приказы князя.
        Алит подумал над словами капитана и над тем, как они соотносятся с честным выражением его лица. Он вспомнил радостную благодарность на стенах Анлека и внезапно понял, что Еасир считает, будто обязан анарцам жизнью. Алит верил, что капитан обладает колоссальным чувством чести, и если юный князь доверяет суждению Малекита, то ему придется доверять и Еасиру тоже.
        Он встал и протянул капитану руку, которую тот с радостью пожал.
        — Мы оба наггароты, и мы не враги,  — сказал Алит. Он посмотрел на собирающиеся в небе над ними облака.  — Мне нужно отправляться на охоту, пока погода не ухудшилась. Когда ты закончишь с садами, я провожу тебя в охотничий домик, и ты своими глазами убедишься, что мы ничего там не прячем.
        — И, возможно, я сумею загнать одного из знаменитых оленей Эланардриса?
        — Возможно. Если твой глаз окажется не менее зорким на охоте, чем при обыске,  — засмеялся Алит.

        Последние дни короткой осени подходили к концу, и на пиках Кольцевых гор расселись темные тучи, несущие в чреве огонь. Еасир закончил свой грандиозный обыск и не нашел никаких доказательств того, что семейство Анар или их подданные — приверженцы культов. Командир отправил в Анлек сообщение с полным — вернее, полностью пустым — списком своих находок. Как он извиняющимся тоном объяснил хозяевам дома, до получения новых приказов Малекита ему придется держать анарцев под домашним арестом. Алит настолько привык к расположившимся вокруг особняка и садов молчаливым рыцарям, что почти перестал их замечать, да и они практически не мешали его ежедневным делам.
        С каждым днем ветер все чаще дул с севера, и вскоре следовало снова ожидать снегопадов. Однажды утром, за несколько дней до наступления зимы, Алит сидел в боковой комнате своих покоев и читал альманах Тальдура Саферийского с описанием птиц, живущих в Сараельских горах — так называлось огромное княжество гномов на восточной границе колоний в Элтин Арване. Алит внимательно изучал акварельные зарисовки и восхищался разнообразием видов хищных птиц. Юный князь надеялся, что когда-нибудь совершит путешествие в Элтин Арван и поохотится в просторных лесах и высоких горах колоний.
        Его мысли прервал стук колес по камням двора, и Алит отложил обернутую в изысканный шелк книгу на столик. Он встал и подошел к высокому окну, откуда открывался вид на парадные сады особняка. Через ворота въезжало несколько повозок с гербами дома Моранин. Окрыленный мыслью, что среди пассажиров его ждет Ашниель, Алит быстро сменил кожаный охотничий костюм, который предпочитал носить во время отдыха, на выходной наряд из мягкой черной шерсти с широким поясом из выбеленной кожи, перетянул длинные волосы расшитым серебряной нитью шнурком и направился вниз.
        Когда князь спустился в главный вестибюль, он увидел, что из окна одной из повозок выглядывает Ашниель, и помахал ей рукой. Девушка заметила его, но ее взгляд оставался пустым, и сердце Алита сжало тяжелое предчувствие. Ашниель задернула занавеску.
        Алит хотел подойти к ней, но из первой повозки выбрался Каентрас и загородил ему дорогу.
        — Сходи, найди отца,  — хмуро пробурчал эльфийский лорд.  — И приведи его сюда.
        — Хозяин дома Анар принимает гостей должным образом, а не на крыльце,  — ответил Алит.  — Если вы немного подождете, я пошлю слугу сообщить ему о вашем прибытии.
        — Твои капризы сейчас неуместны,  — буркнул Каентрас.  — Отведи меня к Эотлиру.
        Алит все еще кипел от проявленного Ашниелью равнодушия, но подчинился требованию Каентраса и провел его в дом. Он знал, что отец сейчас в библиотеке.
        Каентрас молча поднялся следом за ним по винтовой лестнице, что вела на второй этаж особняка. Алит злился; ему хотелось потребовать объяснений, но он прикусил язык, потому что боялся разгневать Каентраса еще больше. Возможно, твердил слабый голос внутри, он что-то недопонял. Умом Алит понимал, что надежды бессмысленны, что случилось нечто непоправимое, но продолжал хранить молчание.
        Эотлир сидел у широкого белого стола, заваленного картами,  — их удерживали на месте кубки, тарелки и прочие попавшиеся под руку предметы. Библиотека была небольшой, всего несколько дюжин шагов по периметру, но все стены от пола до потолка занимали полки со свитками и книгами всех возрастов и тематик.
        В юности Алит проводил здесь не так уж много времени — не больше, чем требовали от него учителя; его манило открытое небо, а не письменность. Теории он предпочитал практические уроки, и постоянно испытывал терпение учителей своим пренебрежением к поэзии, политике и географии. Теперь он получал больше удовольствия от нахождения дома, а в библиотеке хранилось множество карт и дневников путешественников из колоний. Князь мечтал, как однажды отправится в эти странные земли вместе с Ашниелью.
        Эотлир поднял голову, и его лицо озарила добродушная улыбка, но стоило ему заметить суровый взгляд Каентраса, как ее тут же сменило выражение тревоги.
        — Боюсь, мне не понравится то, что я сейчас услышу,  — сказал он, взял кувшин с водой и протянул главе дома Моранин.
        Каентрас взмахом руки отказался от питья.
        — Ты прав,  — ответил он.  — Ты знаешь, что ваш дом я уважаю больше всех остальных, за исключением только князя Малекита.
        — Рад это слышать, но мне кажется, что сейчас я увижу доказательство обратного,  — произнес Эотлир.
        — Да. Прежде всего я верен Нагариту и семье. Поэтому когда передо мной стоит сложный выбор, на мои решения влияет забота о них.
        — Хватит, друг мой. Говори то, ради чего приехал.
        Каентрас все же замялся. Его взгляд не отрывался от Эотлира; он не удостоил стоящего рядом с отцом Алита ни малейшим вниманием.
        — Ашниель пригласили ко двору в Анлеке, и я принял приглашение от ее имени,  — наконец сказал он.
        — Что?  — вырвалось у Алита.
        Эотлир покачал в недоумении головой.
        — Между Анлеком и восточными областями Нагарита залегло немало обид, и это прекрасная возможность залечить старые раны,  — продолжал Каентрас.  — Подумай о том, сколько добра мы принесем восточным князьям, если получим голос при дворе Малекита.
        — А как же свадьба?  — спросил Алит.
        Только тогда Каентрас посмотрел на него. Его лицо приняло суровое выражение.
        — Ашниель отправится в Анлек до наступления зимы,  — сказал князь.  — Ты можешь присоединиться к ней по весне, если пожелаешь. Но не раньше, поскольку у нее будет много обязанностей, которым придется уделить внимание, и я боюсь, что ей предстоит еще многое узнать о жизни в столице. Твое присутствие станет отвлекать ее.
        — Это совершенно неприемлемо!  — отрезал Алит.  — Она должна стать моей женой, а ты принимаешь такие решения без совета со мной.
        — Она моя дочь,  — тихо, но с угрозой проговорил Каентрас.  — Даже после свадьбы я продолжу отвечать за ее судьбу. Я не хочу, чтобы Ашниель впустую потратила свою жизнь в горах и лесах, тогда как в Анлеке она сможет достичь гораздо большего.
        — Однажды я стану правителем этих гор и лесов,  — сказал Эотлир.  — А затем мой сын. Ты настолько презираешь нас, что предпочтешь водить компанию с модной элитой Анлека? С теми, кто менее двадцати лет назад с готовностью преклонил колено перед Морати и ее культами?
        — Времена изменились, Эотлир,  — спокойно ответил Каентрас.  — Теперь власть в Нагарите принадлежит Малекиту, и, возможно, когда-нибудь он будет править всем Ултуаном.
        — Ты хочешь увидеть его на троне Короля-Феникса?  — спросил Эотлир.
        — Для меня это станет естественным завершением событий,  — ответил Каентрас.  — Если ты считаешь его наследником Аэнариона, то должен понимать, как понимают многие, что Малекит имеет право не только на трон Нагарита, но и на власть над всем Ултуаном.
        — В твоей логике есть изъяны, Каентрас,  — ответил Эотлир.  — Меня не заботит, кто носит корону Феникса и плащ из перьев. Я борюсь за стабильность и процветание Нагарита, а не за высокие цели.
        — Тогда это ты заблуждаешься. Или твой отец, который задурил тебе голову своими ошибочными суждениями. Может, обвинения в предательстве более обоснованы, чем я думал. Разве верный сын Нагарита не захочет увидеть на Малеките корону Короля-Феникса? Или анарцы считают свой дом наследниками Аэнариона?
        Эотлир поднялся.
        — Хорошенько подумай, прежде чем продолжать разговор. У дома Анар осталось мало друзей, но мне не хотелось бы добавлять дом Моранин в список наших врагов.
        — Выходит, интриги Морати вышли на новый виток, и теперь недоговоренности и угрозы стали твоим оружием, не так ли?  — сплюнул Каентрас.
        — Морати была права в одном,  — прорычал Эотлир.  — Пришло время сражаться, и не все битвы еще выиграны. Мы не сможем сохранять нейтралитет. Я заявляю, что дом Анар не имеет никаких дел с культами, и если ты отвернешься от нас, то поможешь раздуть ложь, которая поселилась в Нагарите после возвращения Малекита.
        — Я приехал сюда из уважения к твоей семье и к тебе — ведь когда-то я называл тебя другом.  — Каентрас с заметным усилием сдержал гнев.  — Я думал, что ты окажешь мне равное уважение. Я не буду выступать против тебя, Эотлир, но я не смогу дальше помогать тебе. Надеюсь, что когда-нибудь скоро мы встретимся, забудем этот день и снова станем друзьями. Я не желаю тебе зла, Эотлир, но я не хочу иметь дела с теми, кто противится воле Анлека.
        Без дальнейших слов Каентрас развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Лицо Эотлира превратилось в терзаемую гневом и болью маску. Алит уставился на удаляющуюся спину Каентраса со сжатыми до хруста зубами.
        — Проследи, чтобы они уехали без происшествий.  — Эотлир взмахом отослал сына и сел, обхватив руками голову.
        Алит поспешил за Каентрасом — тот вернулся к кортежу и подал сигнал к отъезду. Юный анарец не отрывал глаз от повозки, где сидела Ашниель: он надеялся, что девушка отодвинет занавеску и подаст ему какой-то знак о своих чувствах, но вотще. Повозка с грохотом выехала со двора, а он так и не увидел свою невесту.
        Алит про себя проклинал дом Моранин и трусливого Каентраса. С рычанием он направился обратно к особняку; солдаты и слуги разбегались, страшась его гнева, как стадо овец перед волком.
        Как в детстве, Алит отправился искать покоя в диких лесах Эланардриса, невзирая на недовольство отца и плохую погоду. Он часто поднимался на выстуженные морозом вершины — порой для охоты, а иногда просто чтобы побыть вдали ото всех.
        Однажды он сидел на камне на берегу узкого ручейка и свежевал подстреленного горного зайца. Когда юноша наклонился к ледяной воде, чтобы ополоснуть нож, то заметил отражение черного силуэта ворона в небе.
        — Давно не виделись.  — Алит выпрямился.
        — Да, давненько,  — ответил Эльтириор и присел рядом.
        Как и раньше, вороний герольд завернулся в плащ из черных перьев, а его лицо скрывал низко опущенный капюшон. Из глубин виднелись лишь зеленые глаза.
        — И ты знаешь, что мое появление не несет радостных вестей.
        Алит вздохнул, закончил чистить нож и убрал его за пояс. Только потом он повернулся к Эльтириору.
        — И что за новая угроза нас ждет?  — спросил он.  — Может, гномы собрали флот из каменных кораблей и решили пересечь океан, чтобы погубить Ултуан? Или все маги Сафери до единого превратили себя в бешеных козлов?
        — Подобное поведение не пристало князю Ултуана,  — отрезал Эльтириор.  — Позволь благородству своей крови взять верх над дурным настроением.
        Алит снова вздохнул.
        — Прости, но у меня сейчас многое на уме. Наверное, ты хочешь предостеречь меня от посещения Анлека?
        Эльтириор удивленно выпрямился.
        — Как ты узнал?
        — За последнее время не случалось ничего такого, что могло бы стать причиной твоего возвращения по прошествии двадцати лет,  — объяснил Алит.  — Ты всегда появляешься накануне важного решения, чтобы отговорить меня от того или иного выбора. Сущность Морай-хег заключается в том, чтобы загонять нас в тупики, а потом смеяться, когда мы пытаемся выбраться из сотканной ею запутанной паутины.
        — Ты знаешь, почему тебе нельзя ехать в Анлек?
        Алит встал и поглядел сверху вниз на Эльтириора.
        — Что мне сказать? Я не могу обещать, что не поеду в Анлек. Ашниель теперь живет там, и если ты скажешь, что в столице меня подстерегает опасность, как мне не беспокоиться о своей невесте? Твои доводы только разожгут желание отправиться к ней, а не наоборот.
        — Ашниель потеряна для тебя, Алит,  — с сожалением произнес Эльтириор, встал и положил князю руку на плечо.  — Анлек совсем не такой, каким ты его себе представляешь.
        Алит рассмеялся и отмахнулся от сочувственного жеста.
        — Думаешь, я тебе поверю? Ты считаешь, что слухи разрушат связывающие нас нити?
        — Вскоре они перестанут быть слухами. С самого возвращения Малекита я и те мои собратья по ордену, кто сохранил верность Нагариту, преследовали сбежавших от наказания фанатиков. Культисты не сидели сложа руки, как в Нагарите, так и по всему острову. Теперь они действуют более скрытно, но у нас есть способы выследить еретиков и выведать их тайны. Выдвинутое против анарцев обвинение стало частью обширного плана, хотя пока мне неизвестна его цель. Новости еще не дошли до Эланардриса, но в некоторых областях Нагарита недавно прокатилась волна мятежей. Фанатики вернулись, но сейчас они заявляют, что служат не Морати, а Эолорану из дома Анар!
        — Не может быть! Ты же знаешь, что мы ничем не запятнали себя!
        — И тем не менее они протестуют против наложенного на вашу семью ареста, что придает их лжи некоторую видимость правды. Анлек перестал быть безопасным местом для анарцев, и я боюсь, что вам недолго осталось править в Эланардрисе.
        — Еасир…
        — Возможно. За ним нужно пристально наблюдать. Не думаю, что он до конца знает об отведенной ему роли. Он всего лишь пешка в руках более сильного игрока.
        — И кто этот игрок? Морати?  — Алит отмахнулся от собственного предположения.  — Ее держат взаперти в Тор Анроке. Не думаю, что она способна по-прежнему управлять культами.
        — Ты знаешь поговорку «Яблоко от яблони…»?
        — Неужели ты подозреваешь, что за клеветой стоит сам Малекит?
        — Я ни в чем не уверен,  — горько рассмеялся Эльтириор.  — В эту игру играют при помощи обмана и уловок. В ней делают расчет на мысли и чувства эльфов, и большая ее часть проходит в тени. Но я не игрок, я могу только следить за чужими ходами и сообщать о них остальным.
        — Так ты знаешь тех, кто в это играет?
        — Безусловно, одна из них Морати, хотя она делает свои ходы на расстоянии. Некоторые фигуры наверняка передвигает Малекит, но я не могу сказать, преследует он собственные цели или чужие. Его придворные тоже связаны нитями со своими марионетками, и пока мне трудно проследить, чья рука их держит. Как я уже предупреждал, ты не можешь доверять никому, кроме себя.
        — И что мне тогда делать? Получается, что нам нечего сказать в свою защиту, если культы признали в нас пособников. Мы всего лишь фигурки на доске и не можем повлиять на исход игры или действия игроков.
        — Тогда ты должен найти игрока, который будет представлять твои интересы, и изменить положение на доске в свою пользу.
        Алит отвернулся и уставился на покачивающееся на воде отражение.
        — Король-Феникс,  — наконец сказал он.  — На Ултуане нет игрока могущественнее его.
        Эльтириор не ответил. Когда Алит повернулся к нему, он обнаружил, что вороний герольд по своему обыкновению исчез, не прощаясь. Над горами разнесся долгий крик ворона, и Алит остался наедине с журчанием ручья и шепотом ветра.

        Алит несколько дней размышлял над словами Эльтириора и взвешивал различные действия, которые он мог предпринять. С каждым днем возрастал риск, что до Эланардриса дойдут известия о восставших в поддержку анарцев культах. Алит боялся, что они вынудят Еасира ужесточить охрану особняка. К тому же приближалась середина зимы, и вскоре путешествие через горы станет невозможным; последний довод и побудил юного князя созвать родных на совет.
        Втайне от Еасира, его солдат и даже собственных слуг Алит собрал семью в комнатах деда. Эолорана он усадил рядом с потрескивающим очагом, а Эотлир и Майет рука об руку стояли у запорошенного снегом окна.
        — Я покидаю Эланардрис,  — заявил Алит и плотно закрыл дверь.
        — Куда ты направляешься?  — спросила Майет. Она пересекла комнату и остановилась перед сыном.  — Ты же не собираешься ехать в Анлек по такой погоде?
        — Судьба ведет меня не в Анлек,  — произнес Алит.  — Сейчас анарцев кто-то использует в своих целях, и у нас нет возможностей, чтобы раскрыть интригу. Я поеду к Бел Шанаару и попрошу у него помощи.
        — Не стоит,  — ответил Эолоран.  — Король-Феникс не станет вмешиваться во внутренние дела Нагарита. Да и другим князьям не понравится начатое Тор Анроком расследование. Король почти ничего не знает о происходящем здесь, и я не могу с уверенностью назвать его союзником.
        — Иметь возможного союзника лучше, чем не иметь никакого,  — вмешался Эотлир.  — Дом Моранин нас покинул — без сомнения, чтобы не повредить репутации Каентраса. За последние годы друзей у нас все меньше. Я считаю, что Алит прав, и сейчас нужно искать сильных союзников, поскольку время против нас.
        — Многие скажут, что мы подрываем правление Малекита,  — возразил Эолоран.  — Если мы перестанем верить в князя, то останемся ни с чем.
        — Мы не знаем, какие советчики окружают Малекита.  — Алит присел в кресло напротив деда и возбужденно наклонился вперед.  — Если ты собираешься во всем доверять Малекиту, надо убедиться, что ему говорят правду. А принесенная князем клятва чести делает его уязвимым для лжи окружающих. Ты не знаешь, считать Бел Шанаара союзником или нет. А разве Малекит успел доказать, что он надежный правитель?
        — А как же Ашниель и свадьба?  — спросила Майет.  — Каентрас еще не отказался от союза между нашими домами. Если он настолько настроен против нас, то не допустил бы помолвки. Еще есть надежда, Алит. И я боюсь, что, обратившись к Королю-Фениксу, ты разрушишь свой брак. Каентрас всегда выступал за независимость Нагарита от трона Феникса.
        Алит грустно покачал головой и наконец решился высказать вслух заключение, которое не давало ему покоя после отъезда Ашниели.
        — Свадьбы не будет,  — произнес он.  — Каентрас может говорить что угодно, но я подозреваю, что он настроил Ашниель против меня. Он ходит по грани между врагом и другом. Он не хочет, чтобы его обвинили в связях с домом Анар, но боится полностью разорвать отношения на случай, если мы ему еще понадобимся. В Анлеке я окажусь попавшей в паутину мухой. Я не могу ехать туда. Получится так, что отказом я обижу дом Моранин и дам Каентрасу прекрасный предлог выразить неудовольствие нашей семьей. Мне интересно, как долго его цели не совпадают с нашими. Сдается мне, он давно принял меры, чтобы остаться в выигрышном положении при любом исходе.
        — Мне так жаль, Алит,  — сказала Майет.
        Со слезами она присела рядом с сыном и погладила его по волосам. Алит поцеловал ее в лоб и поднял на ноги.
        — Сейчас у меня такое чувство, будто я наконец-то прозрел,  — продолжал он.  — Хотя я любил Ашниель, теперь я понимаю, что она никогда не отвечала мне взаимностью. Наш союз был продиктован политикой; Каентрас его задумал, а Ашниель, как и положено прилежной дочери, подчинилась. Я видел ее при отъезде и не заметил даже намека, что она огорчена расставанием. То, что казалось мне благородным достоинством, на самом деле было прохладным отчуждением.
        Алит почувствовал смущение, отчего разозлился и вскочил со сжатыми кулаками.
        — Она считала себя такой умной, ведь наивный анарец несся на ее зов, как охотничий сокол к хозяину,  — прорычал он.  — Обращалась со мной как с дурачком, и я отлично сыграл эту роль. Я перечитал ее письма, вспомнил все наши разговоры и понял, что в них заключалась только моя любовь, а ее ответные чувства были мечтой, которую я сам для себя придумал! Сейчас она, наверное, развлекает служанок в Анлеке рассказами о ручном князе и не сомневается, что весной я прибегу к ней по первому щелчку поводка!
        Майет обняла Алита и успокаивающе погладила по спине. Он позволил себе ненадолго окунуться в чувство материнской любви, но затем мягко отстранился.
        — Меня обманули, но я собираюсь обратиться к Королю-Фениксу не из мести,  — сказал он.  — Я искренне верю, что анарцам угрожает опасность, и она все ближе.
        — Какая опасность?  — спросил Эотлир.  — Откуда ты узнал о ней?
        — При всем желании я не могу открыть вам источник моих сведений.
        Эотлир собрался было возразить, но Алит упреждающе вскинул ладонь.
        — Я обещал. Если вы мне доверяете, то вам придется положиться на мое слово.
        — Мы всегда будем доверять тебе, Алит.  — На лице Эолорана появилось озабоченное выражение.  — Расскажи все, что тебе известно.
        — Начались протесты против наложенного на анарцев домашнего ареста.
        — Значит, у нас еще остались союзники,  — начал Эотлир.  — Не вижу, почему…
        — …их возглавляют лидеры культов,  — перебил его юный князь.  — Еретики создают иллюзию, будто действуют заодно с нами, и вскоре по Нагариту разнесутся слухи о наших связях. По неведомым мне причинам и наверняка с расчетом на будущую выгоду культы открыто восхваляют дом Анар. Вскоре мы окажемся полностью беззащитными перед последующими обвинениями.
        — И все же я не понимаю, как Бел Шанаар сумеет нам помочь,  — произнесла Майет.  — Почему ты считаешь, что он поверит в твою половину истории?
        — Я не могу ручаться, что он мне поверит. Поэтому я и должен приехать к нему. Лучше представить перед троном нашу версию событий, чем дожидаться первого хода противника.
        Алит жестом попросил Майет присесть. Когда она подчинилась, он встал за спиной матери и положил руки ей на плечи.
        — Я все тщательно обдумал,  — сообщил он семье.  — Неразумно держать всех трех князей дома Анар, настоящих и будущих, взаперти. Один из нас должен покинуть Эланардрис, чтобы при любом исходе защитить честь семьи перед правителями эльфов. Мне будет проще уехать, не возбуждая подозрений, потому что Еасир и его солдаты отпускают меня на охоту без охраны. Они привыкли, что я много времени провожу в горах, так что погоню вышлют через пару дней, не раньше. Никто из вас не пользуется подобной свободой. Когда мое отсутствие заметят, можете сказать, что я не дождался весны и сбежал в Анлек повидаться с Ашниелью.
        Алит сделал паузу и бросил многозначительный взгляд на отца и деда.
        — А при худшем исходе я стану наименьшей потерей.
        — О каких потерях ты говоришь?  — воскликнула Майет.  — Ты мой сын, и твоя безопасность для меня превыше всего.
        — Никто из нас не огражден от опасности, мама,  — строго ответил Алит.  — И я не собираюсь прятаться и оттягивать неизбежное. В прошлый раз, когда Анлек обрушил на нас свой гнев, мы сумели выстоять только благодаря прочности древних союзов. Сейчас, если мы не получим помощь из других источников, дому Анар придется отражать нападение в одиночестве.
        Эолоран и Эотлир обменялись долгим взглядом. Судя по выражению их лиц, можно было предположить, что они читают мысли друг друга. Эолоран заговорил первым:
        — Бесполезно сожалеть о том, чего нельзя изменить. Я не вижу ошибки в твоих рассуждениях,  — он встал и сжал руку Алита.  — Я напишу Бел Шанаару рекомендательное письмо. Мы с ним давно знаем друг друга, хотя не разговаривали лично уже много столетий. Надеюсь, что Король-Феникс честно выслушает тебя, хотя и не могу с уверенностью предвидеть его ответ.
        — Не появляйся при дворе открыто,  — предупредил Эотлир.  — В Тор Анроке живет Морати, и, даже несмотря на ее заточение, у нее наверняка есть шпионы. Если Король-Феникс захочет нам помочь, необходимо держать его помощь в тайне как можно дольше. Теперь я понимаю, почему Малекит вернулся без предупреждения. Неожиданность и скрытность до сих пор остается одним из самых мощных средств.
        — Когда ты планируешь уехать?  — спросила Майет.  — Только не говори, что прямо сейчас.
        — Через день или два, самое позднее,  — ответил Алит.  — Хотя Еасир еще не слышал о выступлениях культов, слухи скоро дойдут до него, и неизвестно, какие действия он предпримет.
        — Еасир и несколько дюжин рыцарей не представляют для нас угрозы,  — произнес Эотлир.  — Если понадобится избавиться от них, мы справимся без труда.
        — Нет!  — возразил Эолоран.  — Мы должны хранить безупречную репутацию, даже сейчас, когда нам никто не верит. Еасир находится здесь по закону, и мы приняли его как гостя. Нельзя разжигать подозрения еще сильнее.
        — Как мы будем получать весточки, и как нам связаться с тобой?  — спросила Майет.  — У тебя есть на примете гонец, которому можно доверять?
        — Есть один эльф. Возможно, он поможет мне, но я пока не могу назвать его имя,  — ответил Алит. Он перевел взгляд на Эолорана.  — Ты узнаешь его, и должен доверять ему так же, как доверяю я. Больше я пока ничего не могу сказать.
        Майет снова обняла сына и подавила рыдания.
        — Я напишу рекомендательное письмо,  — повторил Эолоран и, поклонившись, вышел из комнаты.
        Эотлир обнял за плечи жену и сына, и они еще долго стояли молча.
        Алит три дня готовился к отъезду в Тор Анрок. Вылазки в горы не вызывали подозрений у солдат, и под предлогом охоты Алит сумел собрать небольшой запас провизии и одежды в одной из дозорных пещер. На седьмое утро после встречи с Эльтириором юный князь был полностью готов к путешествию — он не стал прощаться с семьей, поскольку сделал это заранее. Теперь, когда Алит определился с решением, ему не терпелось покинуть Эланардрис: его подгоняли как соображения практического рода, поскольку погода постепенно ухудшалась, так и желание вступить в борьбу с объединившимися против дома Анар силами. Он вышел из особняка, будто на охоту, в середине утра. Небо укутывали серые облака, хотя за последние дни снега выпало не много. Когда Алит покидал особняк, он увидел, что Еасир собрал своих рыцарей во дворе на построение. Князь жизнерадостно помахал им рукой и зашагал через сады к восточным воротам в высокой изгороди.

        Когда Еасир и его воины остались далеко позади, Алит свернул на юго-восток и направился прямиком к пещере, где спрятал запасы. До пустого сторожевого поста он добрался уже в середине дня. Повалил густой снег. В воздухе кружилась белая пелена, и Алит ничего не видел за дюжину шагов. Ветер трепал серый плащ с капюшоном и длинные волосы, а на меховой оторочке охотничьего камзола оседали снежинки. Пока он пробирался по сугробам, ботинки облепил лед. Алит оглянулся — падающий снег на глазах засыпал неглубокие следы. Князь улыбнулся от ощущения вновь обретенной свободы, поправил мешок на плече и зашагал дальше.
        Снег шел весь день и ночь. Алит позволял себе редкие короткие передышки, искал укрытия под ветками и в каменных расщелинах, где выпивал несколько глотков приправленной специями воды из фляжки и съедал немного заячьего и птичьего мяса, которое наготовил и тщательно завернул в предыдущие дни. Когда через густые облака начали пробиваться лучи заходящего солнца, князь задумался об укрытии на ночь.
        После долгих поисков он обнаружил небольшую густую рощу ниже по склону. Он забрался на одну из самых высоких сосен и быстро сплел примитивную крышу из ветвей. Она более-менее защищала от падающего снега, и Алит прислонился спиной к стволу, вытянул ноги вдоль толстого сука и заснул чутким сном.

        Алит проснулся до рассвета с ощущением, что за ним наблюдают. Он чуть приоткрыл глаза и заметил сидящего на суку крупного ворона. С грустной улыбкой юноша огляделся в поисках Эльтириора.
        Вороний герольд сидел внизу на корточках и разжигал костерок. Между голыми ветками дерева вилась тонкая струйка дыма. Эльтириор поднял голову и встал.
        — Рад видеть, что ты не пропустил мои предупреждения мимо ушей,  — сказал он.
        — Извини, если при последней встрече я вел себя слишком резко.  — Алит спрыгнул в снег.  — Мы часто чувствуем, когда что-то не так, но отказываемся посмотреть правде в глаза. Я знал, что дела с Ашниелыо обстоят плохо, но не хотел в это верить. Глупо стрелять в гонца, если он принес плохие новости.
        Эльтириор жестом подозвал юношу поближе.
        — Хотел бы я хоть иногда приносить хорошие новости, но увы. В обязанности вороньих герольдов не входит быть вестниками счастья,  — сказал он.  — Наш орден создавался в тяжелые времена, вот почему наши глаза и уши открыты для известий, которые приносят горе, а не радость.
        — Это одинокий путь,  — сказал Алит и присел у костра. Внезапно ему пришла в голову беспокойная мысль.  — Разве не опасно разжигать огонь? Дым видно издалека.
        — Поблизости никого нет. Ты хорошо выбрал дорогу, высоко в горах. Куда ты хочешь направиться дальше?
        — Я собирался еще два дня идти на юг, пока не выйду к Наганату, затем свернуть вдоль реки на запад, а потом снова на юг, к Тор Анроку.
        — Я бы посоветовал другую дорогу,  — покачал головой Эльтириор.  — У Наганата стоит оставленное на страже границы войско Бел Шанаара. Вряд ли твое появление с той стороны останется незамеченным. Если тебя поймают при переходе границы Нагарита, то доставят к Бел Шанаару на глазах у всего двора.
        Алит тихо выругался.
        — Я совсем не знаю Тиранока,  — признался он.  — И если хорошенько подумать, глупо надеяться, что я смогу тайно встретиться с Королем-Фениксом, не вызывая подозрений. Даже если я проберусь в город, как мне связаться с Бел Шанааром?
        — На второй вопрос у меня нет ответа, но с первым могу помочь. Держись южных троп, пока не выйдешь к Орлиному перевалу. Оттуда уже свернешь на запад, к Тор Анроку. Через несколько дней пути погода станет более мягкой. Некоторые путешественники еще передвигаются между Эллирионом и Тираноком в это время года. Не могу обещать, что никто тебя не заметит, но твое появление с востока привлечет гораздо меньше внимания, чем с севера.
        — Спасибо,  — произнес Алит.  — Не знаю, что бы я делал без твоих советов.
        — Тебе придется научиться выживать самому. На меня не всегда можно полагаться,  — ответил Эльтириор. Его голос звучал негромко, но строго.  — Ты не единственная моя забота, и ты уже взрослый. Я хоть и твой союзник, но не смогу помогать и направлять тебя вечно. Ты умеешь выбирать верный путь, но постоянно споришь с собой. Дай волю своим инстинктам, Алит. Морай-хег говорит с нами в наших снах и чувствах. Если ты не доверяешь ей — многие мудрые эльфы так и делают — найди того, за кем ты готов следовать.
        Алит некоторое время обдумывал его слова, согревая руки у костра.
        — Ты не ответил на самый первый вопрос,  — наконец сказал он.  — Ты чувствуешь себя одиноким?
        Будто в ответ на его слова ворон каркнул и перелетел с дерева на плечо Эльтириора. Там он удобно устроился в перьях, которыми был отделан плащ герольда.
        — Одиночеству могут предаваться лишь те, у кого есть на это время,  — ответил Эльтириор.  — Некоторые заполняют пустоту бессмысленной болтовней с окружающими. Другие выбирают служение высокой цели, и оно утешает их больше, чем компания смертных.
        — Тогда скажи мне еще кое-что.  — Алит ухватился за ниточку, которая связывала его сейчас с вороньим герольдом.  — Ты когда-нибудь любил?
        — Любви моя семья лишилась еще во времена Аэнариона,  — с каменным лицом ответил Эльтириор.  — Возможно, она еще вернется ко мне, но я сильно сомневаюсь. Наступает эпоха, в которой нас всех ждет очень мало любви.
        — Почему? Что ты видел?
        — Мне снится черное пламя.  — Эльтириор уставился на языки огня. Когда он поднял глаза на Алита, князь невольно отшатнулся от ледяного взгляда.  — Это плохой знак.

        Большую часть следующего дня они проехали вместе, направляясь на юг. Эльтириор оставил его на закате.
        — Мне нельзя показываться в Тираноке,  — сказал вороний герольд.  — Меня там считают еретиком, к тому же я поклялся защищать Нагарит, и в нем мои способности достигают своего пика. Ты без труда найдешь дорогу до Орлиного перевала.
        К закату снегопад прекратился, и Алит продолжал шагать ночью, пока дорога давалась легко. Он пересек несколько ручьев и одну довольно широкую реку — истоки Наганата, отмечающие границу между Тираноком и Нагаритом. Когда Алит перешел реку, то оставил позади княжество Малекита и вступил в королевство Бел Шанаара. Теперь он шел по чужой земле.
        Тучи на западной окраине неба рассеивались, вдалеке на равнинах отсвечивали мутные отблески лагерных костров. Это войско Короля-Феникса приглядывало за соседом — будто Бел Шанаара не успокоили двадцать лет мира, что последовали за возвращением Малекита. Алит начинал разделять его сомнения.

        ГЛАВА 8
        Темный план

        В Тираноке оказалось гораздо теплее, чем в Эланардрисе. Постоянный западный ветер приносил с моря теплые потоки воздуха из Люстрии, и морозы не успевали разыграться. Но небо все же затягивали облака, и прилегающая к величественному дворцу Короля-Феникса площадь пустовала. Несколько эльфов торопливо шли по своим делам — они явно предпочитали проводить как можно меньше времени вдали от уюта своих очагов.
        Алит присел на мраморную скамью у стены и принялся рассматривать парадные ворота, что вели во дворец. Над ними вздымались две круглые белые башни, увенчанные остроконечными золочеными куполами с жаровнями, где горело голубое магическое пламя — оно оповещало горожан, что Король-Феникс пребывает во дворце.
        Город сильно отличался от Анлека. Тор Анрок строили и перестраивали в мирные времена, извилистые улочки чередовались с открытыми площадями и парками, в то время как столица Нагарита с ее грозными стенами и казармами упорно цеплялась за воинственное прошлое. Тор Анрок строился вокруг одинокой горы на равнине Тиранока. Часть его находилась под открытым небом, а вторая половина лабиринтом вырезанных в скале туннелей уходила в толщу скал. Подземные коридоры ярко освещались серебряными фонарями. Куда бы ни обращался взгляд Алита, повсюду преобладало обилие света и красок, в отличие от суровых серых и черных камней Анлека.
        Город не нравился князю. Он видел показуху, и не более. Даже огромные дворцовые ворота ни на что не годились. Большинство зданий были роскошными особняками князей и знати или просторными посольствами для гостей из других королевств Ултуана. Основная часть населения Тиранока проживала в окружающих столицу пригородах и каждое утро отправлялась в Тор Анрок верхом и на повозках, а вечером возвращалась домой. Только приближенные к Королю-Фениксу придворные могли позволить себе дорогостоящую жизнь в столице.
        Алит пробыл в Тор Анроке уже три дня. Он последовал указаниям Эльтириора и держался ведущих от Орлиного перевала дорог. Его обрадовало, но в то же время и встревожило то, что он сумел пристроиться к каравану купцов и войти в город незамеченным. Для него обстоятельства сложились удачно, но становилось очевидно, что после перенесенных государством тягот бдительность ослабла, и даже в городе короля эльфов к культам и их шпионам относились спустя рукава. На стене и воротах стояли часовые, но они рассматривали проходящие мимо толпы с ленивым интересом.
        Третий день Алит приходил на площадь и думал, как проникнуть во дворец и тайно встретиться с Королем-Фениксом. Он прислушивался к разговорам торговцев и выбирающей товары знати. В болтовне преобладали обсуждения модных веяний в одежде и литературе, сплетни из колоний и пересуды о романах между княжескими домами. Никто не упоминал Нагарит или князя Малекита. Алиту начинало казаться, что к наггаротам здесь относятся как к чудаковатым родственникам — те порой обращают на себя внимание очередной странностью, но в остальное время в их дела предпочитают не вмешиваться, чтобы не смущать себя излишними подробностями.
        Тем не менее размещенное на берегу Наганата войско свидетельствовало об обратном, и юного князя поражало, что этот факт вызывал так мало разговоров. Даже заточение Морати давно потеряло остроту, и Алит ни разу не слышал, чтобы кто-то упомянул ее имя.
        Юноше пришлось признать, что он в растерянности и не знает, что делать дальше. Он стал настолько подозрительным, что не хотел сообщать о своем приезде никому, кроме Бел Шанаара, хотя как князь Нагарита мог по праву войти во дворец и потребовать аудиенции у Короля-Феникса. Он слышал, что Бел Шанаар постоянно проводит открытые приемы, во время которых к нему может обратиться любой эльф, но также уловил некий подтекст, из которого сделал вывод, что попасть на прием непросто. Всех просителей предварительно опрашивали и только потом разрешали предстать перед троном Феникса. Даже если ему и позволят обратиться с просьбой, Алит не хотел обсуждать свое дело публично — а в зале наверняка соберется много просителей, и он не сможет высказать свои подозрения наедине.
        Приближался полдень, рынок начал оживать; столицу наполняли жители окрестных городков. Алит неспешно бродил среди растущей толпы. Его серо-коричневая одежда, подходящая для путешествий по диким местам, резко выделялась на фоне ярких воздушных нарядов городской элиты Тиранока. К счастью, большинство принимало его за слугу и не обращало внимания, как принято среди знати, когда под носом у них оказывается низший по положению.
        Именно подобное ощущение невидимости и навело Алита на идею.
        Ночью он остался в городе, хотя ночлег стоил ему доброй части серебряных монет, выданных на дорогу отцом. После наступления темноты, когда ворота закрывались, в городе начиналась другая жизнь. Зажигались красные и синие фонари, и скромного достатка эльфы, что еще жили в Тор Анроке, заканчивали работу и выходили на улицы. Винные дома открывали двери и погреба, торговцы складывали свои лотки и спешили в соседние заведения.
        Алит вошел в одну из таверн недалеко от дворца, и его приятно удивило обилие посетителей в ливреях Короля-Феникса. Среди них попадались старые доверенные слуги, юные пажи, служанки, конюхи, повара и прочие занимающиеся обыденной работой эльфы, что стремились устроить свою жизнь при дворе. Алит приметил подходящую группу — трое мужчин и одна женщина (?см. ниже)  — и расщедрился на приличных размеров кувшин горячего пряного вина. Оно стоило ему всех оставшихся денег, поэтому князь очень надеялся, что потратился не зря. Он поставил на поднос с кувшином пять покрытых красной глазурью глиняных кубков и присел рядом с дворцовыми слугами.
        — Добрый вечер.  — Алит принялся расставлять на столе кубки.  — Меня зовут Атенитор. Я недавно в столице и ищу помощи.
        — У тебя эллирионский акцент?  — спросила одна из служанок, и Алит начал разливать вино.
        Девушка отличалась хрупким сложением даже для эльфийки, а ее улыбка радовала искренностью и теплом.
        — Крейсийский,  — ответил князь.
        Он рассудил, что если бы кто-то знал разницу, то уже заметил бы, что он наггарот. Видимо, жители Нагарита не часто посещали столицу Ултуана.
        — Я Миландит,  — представилась девушка и протянула руку.
        Алит взял ее ладонь в свою и пожал. Вокруг стола раскатился смех.
        — При приветствии надо целовать руку,  — объяснил один из молодых эльфов. Он взял ладонь Алита и быстро коснулся губами костяшек среднего пальца.  — Вот так. Меня зовут Лиасерин. Рад знакомству с тобой, Атенитор.
        Алит повторил его жест, стараясь не выдать смущения. В Нагарите рукопожатие считалось достаточным, а семью и любимых друзей встречали объятием.
        — Кажется, я уже продемонстрировал незнание ваших обычаев.  — Алит смехом попытался сгладить неловкость.  — Хорошо, что у меня появились друзья, способные поправить меня. Понимаете, я охотник, а в горах редко выпадает случай научиться утонченным манерам.
        Он обошел вокруг стола, поцеловал руки остальным и кивал, когда они называли свои имена.
        — И что привело охотника в Тор Анрок?  — спросила Ламендас.
        Она выглядела немного старше остальных; Алит дал ей около восьмидесяти лет, может, чуть больше.
        — Амбиции!  — с улыбкой воскликнул Алит и залихватски поднял брови.  — В южном Крейсе мой отец считается лучшим охотником, но сдается мне, что князья начали ценить его работу меньше, чем когда он был молод. Я понял, что если хочу прославиться, мне придется отправиться в Тор Анрок или в колонии — знаете, я еще ни разу не ступал на палубу корабля!
        На сей раз смех за столом прозвучал дружелюбнее. Алит почувствовал, что новые знакомые начинают относиться к нему теплее, и продолжил:
        — Естественно, я ищу место при дворце. Могу я поинтересоваться, как получить там работу?
        — Это зависит от того, что ты умеешь делать,  — ответила Ламендас.  — Нужды в охотнике во дворце нет.
        — Я могу разделывать мясо,  — быстро ответил Алит.  — Охотник умеет обращаться с ножом не хуже, чем с луком, вот я и подумал, что могу пригодиться на кухне.
        — Тебе повезло,  — вставил Ачитерир, совсем молодой мальчик, не старше тридцати лет.  — Повара вечно ищут помощь. Каждый прием Короля-Феникса собирает все больше и больше гостей. Поговори с Малитрандином, Смотрителем Дворцовых Очагов.
        — Малитрандином?
        Миландит, которая располагалась справа от Алита, наклонилась к нему и указала на стол по другую сторону камина. Там сидели шестеро эльфов более почтенного возраста и увлеченно спорили над листом бумаги. Другая рука девушки нежно, будто невзначай погладила его по бедру.
        — Это мой отец, он сидит с другими дворецкими.  — Под столом она положила руку на колено Алита.  — Я могу вас познакомить, если хочешь.
        — Буду очень признателен,  — ответил Алит и попытался встать. Пальцы Миландит на его колене сжались, и юноша остался сидеть.
        — Не сейчас, дворецким не понравится, если мы потревожим их во время отдыха. Я отведу тебя к нему утром.
        — А где мне найти тебя утром?
        — Ну, если ты нальешь мне еще бокал вина,  — промурлыкала Миландит,  — то найдешь меня в своей постели…

        В фонаре в углу маленькой комнатки Миландит мигал магический огонь, заливая все вокруг приглушенным желто-зеленым светом. Алит вытянулся на спине и уставился в потолок; его согревало тепло лежащей рядом девушки. Князь боялся, что совершил ужасную ошибку. Дома казалось бы немыслимым провести ночь с Ашниелью до свадьбы, и Каентрас был вправе потребовать сурового наказания за такой проступок, не говоря уже о том, что Алит покрыл бы позором репутацию семьи. Может, у низших сословий дело обстояло по-другому? Остальные слуги не выказали ни подозрений, ни осуждения, когда Миландит привела его в свою комнату в одном из длинных крыльев дворца.
        Алиту пришла в голову неожиданная мысль, от которой он невольно улыбнулся. А если Миландит узнает, что провела ночь с князем Ултуана — более того, наследником одной из самых влиятельных семей Нагарита? Но пока он представлял ее удивление, настроение снова помрачнело. Откровенная, полная страсти ночь разительно отличалась от отношений с Ашниелью. Никакого кокетливого флирта и еле уловимых намеков на физическую близость, просто взаимное желание двух эльфов. Казалось, что Ашниель намеренно сдерживала оказываемое ему внимание, чтобы завлечь и раздразнить влюбленного юношу, а потом увильнуть от обещанного.
        Миландит шевельнулась, и князь повернулся к ней, провел взглядом по гладкому изгибу обнаженной спины и разметавшимся по золотистой подушке каштановым волосам. Девушка придвинулась к нему поближе и полуоткрыла глаза.
        — Я думала, усилия прошлой ночи утомили тебя, и ты спишь,  — прошептала она, поглаживая его грудь.
        Алит наклонился и поцеловал ее в щеку.
        — Мне надо многое обдумать,  — ответил он.  — Город полон неожиданных соблазнов, а простой охотник не привык к ним.
        Миландит улыбнулась и потянулась. Этим же движением она подкатилась вплотную к Алиту и положила голову ему на грудь. Затем принялась перебирать его волосы.
        — В городе много удовольствий, но мне показалось, что наша ночь в новинку для тебя,  — сонно пробормотала она.
        Алит не ответил, и она посмотрела на него. Глаза девушки округлились, и ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы подавить смешок.
        — Я не знала, что в Крейсе такие целомудренные охотники!  — захихикала она.  — Если бы знала, я бы вела себя… нежнее.
        Алит посмеялся вместе с ней — его совсем не смутила собственная неопытность.
        — Если ты не поняла, что это был мой первый раз, то у меня, наверное, талант!
        Миландит сжала ладонями его щеки и поцеловала в губы.
        — Новичкам везет?  — сказала она.  — Конечно, существует простой способ это проверить.
        Когда Алит прижал к себе девушку, все прочие мысли разом вылетели из его головы: Нагарит, Каентрас, Ашниель, культы — все растворилось в миге счастья и удовольствия.

        Алит старательно трудился на кухне, а в свободное от работы время исследовал дворец Короля-Феникса. Когда он не был занят свежеванием кабанов, птицы или кроликов для поваров, его внимание делилось между изучением плана дворца и общением с другими слугами, особенно с Миландит. За бокалом вина или сонным шепотом поздно ночью в постели Алит узнал от нее добрую часть придворных сплетен. Девушка отличалась природной наблюдательностью и общительностью и многое могла поведать о повседневных ритуалах дворцовой жизни, кроме того, она была знакома с большинством слуг и стражников, населявших цитадель. Алит ощущал некоторую вину за то, что втайне использует их отношения, но Миландит всегда с удовольствием рассказывала новому возлюбленному о Тор Анроке и особенностях жизни в столице. Она не скрывала желания иметь рядом родственную душу и предаваться физической близости, не накладывающей серьезных обязательств.
        То, что узнал Алит, не внушало ему особой надежды. Бел Шанаар редко оставался один, его дни были заполнены приемам и встречами с важными персонами. Его семья, особенно сын Элодир, постоянно сопровождала короля на торжественных церемониях. Даже когда государственные и семейные дела не требовали его непосредственного внимания, за Королем-Фениксом тенью следовал его дворецкий Палтрейн. Его роль походила на роль Геритона в Эланардрисе — верный канцлер дома Анар заправлял многими делами от имени Эолорана. Палтрейн был главным советником и приближенным Бел Шанаара. Он приглядывал за работой дворца и мог призвать к ответу любого его обитателя, от служанки до капитана гвардии. В его обязанности входил не только присмотр за домашними делами; Палтрейн принимал самое живое участие в переговорах между Тираноком и другими княжествами.
        Внимание Алита привлекла еще одна заметная при дворе фигура — Миландит как-то вечером мимоходом упомянула о нем. Меланхоличного вида эльф по имени Каратриль служил главным герольдом Короля-Феникса. Родом он был из Лотерна, и когда Алит навел справки, то узнал, что в свое время Каратриль носил звание капитана гвардии, а затем выполнял обязанности посла Бел Шанаара во время первого похода Малекита, когда тот попытался захватить Анлек и попал в ловушку в Эалите. Алита заинтриговала новость о том, что Каратриль был немного знаком с Нагаритом и князем, и он решил при первой же возможности поговорить с герольдом.
        Юноша пробыл во дворце около двадцати дней, прежде чем обстоятельства сложились в его пользу. В большинстве случаев работа на кухне нравилась Алиту, к его немалому удивлению, поскольку отнимала немного сил и давала время подумать о других делах. Он освобождался во второй половине дня. Вечером он занимался изучением дворца, но нормы приличия требовали после наступления темноты проводить сколько-то времени с другими слугами. И вот в один прекрасный день Алиту представился случай увидеть парадный зал Короля-Феникса.
        Шел тот самый открытый прием, о которых слышал Алит, и ловким горожанам, сумевшим дать страже взятку или иным способом проскользнуть в зал, позволили наблюдать за действом. Алит в неприметной белой мантии без труда затесался в группу эльфов, а когда вошел в парадный зал, отделился от них и сел на одну из скамей высокого амфитеатра.
        Пока князь поднимался по ступеням, он заметил одинокого эльфа; тот сидел в стороне от других, подальше от толпы, что толкалась на нижнем, самом близком к Бел Шанаару, ярусе. По внешнему виду, ливрее и манере поведения Алит предположил, что перед ним Каратриль. Князь обошел верхний ярус скамей и присел рядом с эльфом.
        — Ты Каратриль?  — Алит решил говорить начистоту, а не пытаться выудить информацию окольными путями.
        Эльф удивленно повернулся и кивнул.
        — Герольд Короля-Феникса,  — ответил он и протянул руку.
        — Можете называть меня Атенитором.  — Алит поцеловал протянутую руку. Герольд отдернул ее быстрее, чем требовал этикет, и Алит догадался, что его тоже смущает тиранокский обычай.  — Мне это тоже кажется странным.
        — Что именно?  — спросил Каратриль; герольд уже повернулся к неторопливо входящей в открытые двери процессии.
        — Целование рук. Я родом не из Тиранока, и некоторые местные обычаи кажутся мне эксцентричными.
        Каратриль не ответил, но приложил палец к губам, призывая к тишине, и кивком указал на двери. Алит посмотрел вниз: в зал вошел Палтрейн в темно-фиолетовой мантии с широким голубым поясом, расшитым сапфирами. Он встал сбоку от трона и поклонился.
        Алит впервые в жизни увидел Бел Шанаара. Король-Феникс гордо стоял, одетый в просторный белый наряд, украшенный восстающими из пламени золотыми фениксами. Плащ из черно-белых перьев свисал с плеч и стелился по полу. На голове красовалась великолепная золотая корона — она сверкала в льющемся через стеклянные вставки купола солнечном свете. Лицо было строгим, глаза смотрели только вперед. Бел Шанаар ровным шагом прошел по залу и приблизился к трону. Затем он откинул роскошный плащ и оглядел зал. Даже с такого расстояния Алит видел, как острый взгляд, от которого не могла укрыться ни одна мелочь, прошелся по посетителям. Когда очередь дошла до него, князь едва не вздрогнул.
        — Пусть выйдет первый из просителей,  — провозгласил Бел Шанаар. Глубокий голос без труда разносился по самым отдаленным уголкам зала.
        — После двадцати лет наблюдений это зрелище уже не кажется увлекательным,  — тихо произнес Каратриль.  — Все равно никто не приходит сюда с серьезными проблемами. Обычно прошения подают для того, чтобы намекнуть на новую возможность для торговли или сообщить о смертях и свадьбах. Все, что сейчас происходит, обычный спектакль; настоящие дела вершатся за закрытыми дверями.
        — Хотел бы я увидеть совет Короля-Феникса,  — тоже шепотом ответил Алит. Скамьи вокруг них стояли полупустыми, но все же поблизости сидело немало эльфов. Говорить в полный голос он не решился.  — Я слышал, что ты побывал в Нагарите.
        — Верно, мне выпала честь участвовать в походе князя Малекита. Но это происходило давно, хотя величайший из князей отметил мои заслуги.
        — Я тоже сражался на стороне Малекита,  — едва слышно прошептал Алит.
        Каратриль бросил на него резкий взгляд и наклонился поближе.
        — Ты одет как слуга, но заявляешь, что сражался в войске князя Нагарита,  — произнес герольд.  — Либо одно, либо другое. А может, оба заявления ложь?
        — Я говорю правду. Я работаю на дворцовой кухне, и я встречался с князем Малекитом. Я бы хотел поговорить с тобой, но это неподходящее место.
        Каратриль одарил его подозрительным взглядом, но все же кивнул.
        — Ты не простой слуга,  — тихо сказал он, не сводя глаз с Алита.  — Очевидно, что ты не тот, за кого себя выдаешь, даже если говоришь правду. Не знаю, какое у тебя ко мне дело, но не забывай, что я всего лишь посланник и не имею власти при дворе.
        — Мне нужно, чтобы ты выслушал меня,  — ответил князь и со вздохом откинулся на спинку скамьи.  — Я понимаю, что у тебя нет причин доверять мне, и не могу привести доказательств, чтобы убедить тебя. Но если ты согласен встретиться, назови время и место по своему выбору и прими любые предосторожности, какие сочтешь нужными. У меня только одно условие — мы должны поговорить наедине.
        — Я не люблю интриг,  — сказал Каратриль.  — Эта черта сильно отличает меня от обитателей дворца. Я поговорю с тобой, но если мне не понравится твой рассказ, я позову стражу, и тебя отведут к Палтрейну. Я согласен на встречу, но не даю никаких обещаний.
        — Они мне не нужны. Где и когда мы встретимся?
        — Скоро перерыв, можешь подняться в мои покои. Не вижу смысла ждать дольше.
        Алит поблагодарил его улыбкой и вернулся к происходящему внизу. Каратриль оказался прав, церемония протекала скучно: один за другим просители восхваляли Короля-Феникса и испрашивали его благословения для грядущих предприятий. Некоторые приходили пожаловаться на установленные Лотерном налоги на проход Морских Врат, хотя один из посетителей решил, что Бел Шанаару крайне важно узнать о его намерении отплыть в Люстрию и обеспечить деревом свою деревню в Иврессе.
        После десятого выступления Палтрейн объявил, что сессия окончена. В зал вошли слуги с подносами, где лежало нарезанное ломтиками мясо и стояли маленькие бокалы и кувшины с подслащенной водой и экзотическими соками. Слуги ходили между рядами скамей, предлагая посетителям освежиться в перерыве.
        — Пошли.  — Каратриль встал.
        Алит последовал за ним по ступеням. Внизу Каратриль повернулся и поклонился Бел Шанаару. Король-Феникс поприветствовал его кивком и бросил любопытный взгляд на спутника герольда. Алит тоже поклонился, но старался избегать внимания Бел Шанаара, чтобы не возбуждать подозрений. Когда князь выпрямился, король уже разговаривал со своим сыном.

        Каратриль повел Алита к северной башне и вверх по винтовым лестницам. Эта часть дворца была неизвестна Алиту, поскольку доступом к ней обладали лишь те слуги, которые имели при себе печать Короля-Феникса, и стояли они в придворной иерархии намного выше обычного кухонного работника. Каратриль прошел между часовыми в дверях четвертого этажа беспрепятственно; Алит робко следовал позади. Через несколько шагов по коридору герольд бросил на Алита предупреждающий взгляд: напоминание, что если возникнет нужда — стража Короля-Феникса рядом.
        Они прошли по длинному, застеленному ковром коридору — полы в крыле слуг были просто каменными — и Каратриль свернул направо, в другой проход. Там он открыл широкую дверь слева и жестом пригласил Алита внутрь.
        Покои герольда состояли из двух комнат. Первая отводилась под гостиную с низкими кушетками, столиками и небольшим очагом. Через открытую арку в стене Алит разглядел скромно обставленную спальню.
        — Я провожу здесь мало времени,  — пояснил Каратриль, когда заметил любопытство гостя.  — Я решил, что лучше не обставлять свои покои во дворце как дома, иначе я буду скучать по нему еще больше.
        — Еще больше?
        — Я очень скучаю по Лотерну. Но что поделать, служение Королю-Фениксу — великая честь, и я не могу отказаться от своих обязанностей, повинуясь прихоти.  — Каратриль закрыл дверь и жестом пригласил Алита присаживаться.  — Я бываю там достаточно часто, чтобы вспомнить, как сильно я люблю этот город, но в то же время моих визитов не хватает, чтобы удовлетворить желание остаться там подольше.
        — Да, тяжело жить вдали от дома,  — с искренней симпатией согласился Алит.
        Он покинул Эланардрис не так давно, но его частенько посещало желание поскорее вернуться туда. Даже если оставить позади болезненные воспоминания об Ашниели, он все равно любил горы больше всего на свете.
        — Да, и вот что любопытно.  — Каратриль уселся напротив князя.  — Я путешествовал по всему Ултуану и узнал множество вещей, которые могли остаться незамеченными для тех, кто повидал свет меньше меня. Ты называешь себя Атенитором, именем крейсийского происхождения, но акцент выдает, что родом ты не оттуда. Если не ошибаюсь, ты говоришь как эллирионец.
        Алит улыбнулся и покачал головой.
        — Близко, но неверно,  — он закинул руку на спинку кушетки.  — Я наггарот. Хотя мой акцент может быть тебе незнаком, поскольку я родился на востоке, рядом с горами.
        — Я никогда не посещал те места.
        — Очень жаль, потому что тебе не довелось увидеть не только захватывающую дух красоту Эланардриса, но и мудрость и дружелюбие дома Анар.
        — Я еду туда, куда посылает меня Король-Феникс. Я не выбираю цель путешествия сам,  — со вздохом ответил Каратриль.  — Если я где-то не бывал, так это потому, что Бел Шанаар не нашел причины отправить меня туда.
        — Все может измениться,  — произнес Алит.  — Я думаю, что интерес Короля-Феникса к Нагариту вскоре значительно возрастет.
        — Почему?  — Каратриль нахмурился и наклонился вперед.
        — Я буду говорить чистую правду, потому что доверяю тебе, хоть и не могу понять почему. Но я хочу, чтобы ты доверял мне.
        — Бел Шанаар говорит, что у меня честное лицо.  — На губах Каратриля заиграла улыбка, и Алит впервые заметил, что у герольда есть чувство юмора.  — Он доверяет мне больше всех после своей семьи и дворецкого. Я сохраню в тайне все, что услышу от тебя, если твой рассказ не будет представлять угрозы Королю-Фениксу. Мое положение при дворе основано на заслуженной репутации благоразумного эльфа.
        — Я наслышан о твоей репутации.  — Алит встал и обратился к Каратрилю.  — Я Алит, сын Эотлира, внук Эолорана Анара. Я князь Нагарита и пришел в Тор Анрок для того, что просить помощи Короля-Феникса.
        Каратриль долго молча рассматривал Алита. Улыбка полностью сошла с его лица. Но затем она вернулась, еще шире, чем раньше.
        — У тебя есть способности к драме, Алит,  — произнес он.  — Я весь внимание.
        Князь пересек комнату и сел рядом с герольдом.
        — Мне нужно поговорить с Королем-Фениксом наедине,  — сказал он.  — Ты сможешь мне помочь?
        Каратриль отстранился, увидев искреннюю мольбу на лице юноши, и снова принялся рассматривать своего гостя. В конце концов он встал и направился к шкафчику у стены. Достал из него два хрустальных бокала и бутылку серебристого вина. Мерными движениями разлил его по бокалам и вернул бутылку в шкаф. Один из бокалов он предложил Алиту и снова сел рядом с ним. Алит взял напиток, но не притронулся к нему. Он пристально изучал лицо Каратриля, пытаясь угадать его намерения.
        — Ты поставил меня в весьма сложное положение,  — произнес герольд.  — Я не могу поверить тебе на слово, по крайней мере сейчас. Тем не менее если ты говоришь правду и приехал в столицу тайно, то мне будет трудно навести справки и не выдать тебя.
        — У меня есть рекомендательное письмо от деда, оно в моей комнате,  — начал Алит, но Каратриль отмахнулся.
        — Я не обладаю правом судить о подлинности подобного документа,  — ответил он.
        Герольд снова задумался. Он рассматривал Алита с цепкостью и бдительностью ястреба, который пытается предугадать движения добычи. Алит сидел тихо — он понимал, что никакими словами не сможет подтолкнуть выбор Каратриля в ту или иную сторону.
        В конце концов герольд принял решение и кивнул.
        — Принеси мне письмо, и я передам его Бел Шанаару, не открывая,  — заявил он.  — Если Король-Феникс согласится принять тебя, то мой долг будет исполнен. Если нет, то тебя ждет плохой конец. Хотя со стороны может показаться, что мы ослабили бдительность по отношению к культам и прочим нарушителям, на самом деле мы остаемся начеку.
        Алит поставил бокал на стол и сжал руку Каратриля.
        — У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя за доброту! Я сейчас же принесу письмо и надеюсь, что Король-Феникс сочтет его подлинным.
        — Я подожду тебя в юго-восточной обеденной зале,  — с этими словами Каратриль поднялся и открыл дверь, чтобы показать, что разговор окончен.
        Алит в нетерпении ринулся к выходу, но все же вспомнил о манерах, остановился и поклонился герольду. Каратриль ответил на его поклон и жестом отослал прочь.

        Весь день после разговора с Каратрилем Алит провел в нервном ожидании. Наследник дома Анар был сам не свой во время вечерней встречи с Миландит и прочими слугами и решил отправиться спать пораньше — и в одиночестве.
        На следующее утро он с радостью принялся за привычную работу на кухне: она немного отвлекла его от беспокойств, но юноша так и не смог привести мысли в порядок. Правильно ли он поступил, когда доверился Каратрилю? Убедит ли Короля-Феникса письмо деда? Даже если Бел Шанаар согласится принять Алита, как добиться встречи наедине?
        Каждый раз, когда двери кухни открывались, Алит поднимал голову. Он сам не знал, кого ждет: посланника или стражи. То и дело бросаемые на дверь взгляды вызвали недовольство главного повара, властного эльфа по имени Ятдир, который командовал кухней, как капитан своими солдатами.
        К середине дня пришло известие, что Бел Шанаар попросил подать в его покои легкий обед. К огромному беспокойству Малитрандина, все кухонные слуги оказались заняты на пиру княгини Лириан, жены Элодира. Малитрандин приказал Алиту отнести поднос с приправленным травами мясом и пряным хлебом и взялся сам проводить его на верхние этажи дворца, где находились королевские покои.
        На верхних этажах тянулись широкие, величественные коридоры. Их украшала мозаика из граненых камней и скульптуры, как классические, так и современные. Алит не стал тратить время на то, чтобы любоваться искусством, да и желания у него не возникло, поскольку Малитрандин торопливо шагал по коридору и бросал на него через плечо нетерпеливые взгляды. Они прошли мимо часовых, одетых в легкие кольчуги с золотыми нагрудными пластинами и вооруженных висящими на поясе парными мечами — длинным и коротким. Часовые не обратили внимания на Малиграндина, зато наградили презрительными взглядами Алита, когда он проходил мимо. В конце длинного коридора обнаружилась неприметная дверь из выбеленного дерева. Малитрандин негромко постучался и открыл ее, жестом пропуская Алита вперед.
        Покои короля очень удивили юношу. За скромной дверью его ждала полная противоположность пышным украшениям и одеждам двора. Он мог бы сравнить ее с изящной красотой лебедя рядом с вызывающим великолепием павлина.
        Личные комнаты Короля-Феникса были обставлены неброско, но изысканно, и даже несведущий взгляд Алита оценил элегантную отделку и мастерство работы: точеные ножки высоких столов, причудливое чередование геометрических и природных узоров в резьбе вокруг очага. Все было белым, включая ковер на полу. Единственным пятном цвета среди белизны оставался сам Король-Феникс — он сидел у огня в переливающейся алой мантии и держал на коленях открытую толстую книгу. Без церемониальных одежд и короны он выглядел более доступным и напомнил Алиту деда, хотя Эолоран обычно выглядел суровее.
        — Поставь сюда,  — сказал Бел Шанаар, указывая на низкий столик рядом с собой.
        Алит с поклоном повиновался. Бел Шанаар наклонился вперед и принялся изучать содержимое подноса. Он осторожно приподнял двумя пальцами ломтик мяса и бросил взгляд на Алита; стоявший у двери Малитрандин не мог разглядеть его лица.
        — Это ивресский лев?  — спросил Бел Шанаар и помахал ломтиком перед Алитом.
        — Саферийский, ваше величество,  — ответил тот.
        — Правда?  — воскликнул король.  — И в чем же разница?
        Алит замешкался и бросил взгляд на Малитрандина.
        — О, дворецкий, ты можешь идти,  — пренебрежительно взмахнул мясом Бел Шанаар.  — Когда мы закончим, стража проводит мальчика на кухню.
        — Да, ваше величество,  — выдавил Малитрандин и с поклоном удалился, хотя король и так уже перестал обращать на него внимание.
        — Ну?  — спросил Король-Феникс.  — В чем отличие саферийского льва?
        — Его мясо коптят три года, ваше величество, на костре из волшебного дуба и белой травы,  — ответил Алит. Он благодарил судьбу за то, что Ятдир взял на себя труд не только обучить его правильной разделке мяса, но и основам приготовления.  — Потом его вымачивают в…
        — Можешь заканчивать представление, Алит,  — прервал его Бел Шанаар. Он ловко сложил тонкий ломтик и закинул его в рот. Алит терпеливо ждал, пока Король-Феникс прожует пищу. Тот наконец проглотил мясо и улыбнулся.  — Ты неплохой актер, да и мясник тоже. Скажи-ка, почему бы мне не позвать стражу и не арестовать тебя как наемного убийцу?
        Алит открыл было рот, но тут же и закрыл, настолько его ошеломило внезапное обвинение. Он быстро собрался с мыслями.
        — Разве вы не читали письмо моего деда?
        — Ко мне следует обращаться «ваше величество»,  — спокойно сказал Бел Шанаар.  — Даже если ты князь — я твой король.
        — Конечно, ваше величество, приношу глубокие извинения,  — поспешно поправился Алит.
        — Письмо действительно написано Эолораном Анаром, в этом я уверен.  — Король-Феникс вытащил из складок мантии пергамент.  — Оно заверяет личность и надежность доставившего его и просит оказать ему посильную помощь. И больше оно не говорит мне ни о чем. Ни о твоих намерениях, ни о политических симпатиях твоего деда. Я давно знаю Эолорана Анара и очень уважаю его, но, по всей видимости, он не питает ко мне ответной симпатии. Я не видел Эолорана при дворе уже семь сотен лет. Как ты можешь объяснить это?
        И снова Алит не знал, что сказать.
        — Я не могу говорить за деда, ваше величество, равно как и отвечать за его поступки или их отсутствие,  — выдавил он.  — Мне известно только, что он не любит анлекский двор и отстранился от светской жизни, чтобы наслаждаться покоем и уютом Эланардриса.
        — Да, это похоже на того Эолорана, с которым я сражался под Бричан Тор.  — Король-Феникс засунул письмо обратно в карман мантии и жестом пригласил Алита присесть в кресло напротив.  — Нагарит остается для меня загадкой, Алит, и я не могу сказать, что полностью тебе доверяю. Ты тайно проник в мой дворец и выдаешь себя за слугу. Ты застал врасплох моего главного герольда и выпросил аудиенцию со мной. Меня успокаивает лишь то, что мои покои охраняются заклинаниями, и никому не удастся пересечь порог с оружием и не поднять тревогу. Так что можно считать, что я в безопасности. Что тебе нужно от меня?
        — Я и сам точно не знаю,  — признался Алит.  — Мне известно только, что анарцы, верный Нагариту и Ултуану род, стали жертвами некой политической игры или вендетты, и мы не сможем выбраться из нее без посторонней помощи.
        — Рассказывай.
        Алит пересказал все случившееся с недавних пор в Эланардрисе, начиная с возвращения Малекита и угроз Морати — и до обвинения в поддержке культов и домашнего ареста. Князь не отличался даром рассказчика и частенько путал порядок событий, от чего Королю-Фениксу приходилось постоянно задавать вопросы или заставлять его возвращаться к моментам, которые он пропустил. Тем не менее Алит старался сохранить в тайне содействие Эльтириора, и когда Бел Шанаар спрашивал его, откуда взялись те или иные сведения, он давал расплывчатые ответы.
        — Ты сам понимаешь, что я не имею особой власти в землях за пределами Тиранока,  — произнес Бел Шанаар, когда рассказ подошел к концу.  — Жители других княжеств отвечают перед своими правителями, а князья отвечают передо мной. Возможно, если бы речь шла не о Нагарите, я бы и сумел вмешаться, но между троном Феникса и Анлеком всегда существовали крайне натянутые отношения.
        Король встал и подошел к высокому, узкому окну; полуденное солнце залило лицо Бел Шанаара. Он продолжал говорить, не поворачиваясь, будто не хотел встречаться взглядом с Алитом в тот момент, когда тому предстояло услышать о его решении.
        — Я не смогу ничего сделать, пока твой дед не обратится ко мне напрямую. Или ваш князь, Малекит, хотя последнее кажется мне маловероятным. Ваши противники сплели сети лжи с завидным умением, и в то же время никак не затронули мой авторитет.
        Бел Шанаар повернулся, и юный князь увидел на его лице сочувствие.
        — Все, что я могу предложить,  — это убежище в Тор Анроке. Я сохраню твой секрет и сделаю все, что смогу, чтобы твоя жизнь во дворце протекала приятно, не выдавая твоего имени и не привлекая к тебе внимания. Конечно, ты сможешь вернуться в Нагарит, когда пожелаешь, и я предоставлю документы и эскорт, который проводит тебя до границы. Я также наведу справки у Малекита о его планах, но не буду упоминать дом Анар. Если пожелаешь, я могу отослать твоему деду сообщение — может, он решит приехать в Тиранок и открыто поговорить со мной о ваших проблемах. Я приведу в дело все рычаги давления, но не могу ничего обещать.

        Для Алита зима тянулась медленно, хотя все же оказалась отмечена некоторыми событиями. Бел Шанаар приложил усилия, чтобы не привлекать к нему внимания и, не вызывая подозрений, взять его под свою опеку. По дворцу прошел слух, будто Король-Феникс решил, что новый работник весьма сообразителен, и из кухонного работника Алита повысили до личного слуги правителя Тиранока и королевской семьи. В частности, в его обязанности входила забота о Юрианате, старшем племяннике Бел Шанаара. Новая должность позволяла князю носить печать Короля-Феникса, и его возможности по изучению дворца значительно возросли.
        Какое-то время другие слуги обсуждали это повышение, но уже не в первый раз Бел Шанаар выделял кого-то из прислуги, и большинство сходилось во мнении, что звезда Алита скоро закатится. Хотя все отмечали, что юноша ловок и прилежен, его находили несколько неотесанным для дальнейшей карьеры при дворе. Завистники списывали неожиданную милость на эксцентричность Короля-Феникса и его добродушную симпатию к деревенским манерам Алита.
        После повышения Алит заметил, что их отношения с Миландит изменились. Носитель печати Бел Шанаара получил доступ к тем частям дворца, куда девушка не могла попасть, и теперь она часто выпытывала у него последние сплетни о королевской семье. Алит понимал, что связывающая их страсть угасает, и если раньше Миландит относилась к нему как к источнику удовольствия, то сейчас рассматривала в качестве бездонного колодца слухов. Он также не мог упустить иронию того, что их ожидания друг от друга поменялись местами. Постоянные расспросы девушки сильно расстраивали князя; они шли вразрез как с его врожденным чувством такта, так и с растущим убеждением, что любые сплетни — проявление предательства по отношению к семье Бел Шанаара.
        Алит старался не привлекать к себе лишнего внимания и не поссориться с Миландит и ее друзьями, поэтому в течение зимы виделся с ней все реже и начал делать вид, будто безразличен к ее заигрываниям. Как и следовало ожидать, к середине зимы до него дошел слух, что девушка решила оставить его в покое и ее внимание привлек один из дворцовых стражников. За кувшином ивресского вина оба сошлись на том, что хорошо провели вместе время, а дальше каждый пойдет своей дорогой, не тая обиды.
        Хотя теперь Алит чувствовал себя в безопасности, его начало одолевать одиночество. Дворец казался ему клеткой, и он скучал по дому. Тиранокские горы находились в нескольких днях пути от столицы, и хотя зимы здесь стояли более мягкие, чем в Нагарите, у него не оставалось времени на охоту.
        Одиночество только усугублялось тем, что с севера не доходило никаких известий. Бел Шанаар заверил юношу, что отправил в Эланардрис гонца, но Алит боялся, что герольд не добрался до цели либо что его семья не смогла переслать ответную весточку. Сведения из Нагарита поступали крайне скупо, и в долгие зимние месяцы Алиту начало казаться, что родное княжество отделяют от Тиранока не ледяные воды Наганата, а широкий океан.
        Поэтому расстроенный и одинокий Алит часто бродил по коридорам королевского дворца или поднимался на рассвете на стены Тор Анрока и смотрел на север. Некоторых из его новых друзей тревожило подобное поведение. Алит заверял их, что просто устал и скучает по дому, и обещал, что с приходом весны оживет. Но весной его тревоги отнюдь не рассеялись. Когда купцы пытались проехать в Нагарит, их заворачивали на границе без объяснений. Те скудные новости, что доходили до столицы, вызывали недоумение. Снова завязались стычки между армией Анлека и культами удовольствия, и казалось, будто князь Малекит с трудом держится за свой трон. Некоторые князья выступили против него и поддерживали культы, другие сохраняли нейтралитет и выжидали, чем закончится для Нагарита борьба за власть. Алит становился все возбужденнее и при любом удобном случае старался выяснить, какие семьи замешаны в противостоянии — но он ни разу не услышал упоминания о доме Анар.

        Поскольку тревожные новости продолжали поступать в столицу, Алит принял решение вернуться в Эланардрис. При помощи Каратриля он сообщил Бел Шанаару о своем намерении, и в ответ его снова позвали в покои Короля-Феникса.
        Бел Шанаар с мрачным выражением на лице стоял у высокой арки окна и оглядывал южные окрестности Тор Анрока. Он повернулся на звук закрываемой двери.
        — Я не могу позволить тебе покинуть Тор Анрок,  — сказал король.
        — Что?  — выпалил Алит, совершенно позабыв о манерах.  — Что вы хотите сказать?
        — Я имею в виду, что сейчас будет глупо отпустить тебя из-под моей защиты. И я не думаю, что такое решение принесет тебе пользу.
        — Но я нужен моей семье…
        — Нужен?  — строго переспросил Бел Шанаар.  — Ты что, великий воин, и если дойдет до сражения, твое появление перевесит чашу весов?
        — Я не это хотел сказать, ваше величество,  — юноша постарался взять себя в руки.
        — Тогда, может, они считают, что здесь, вдали от кровавых споров, тебе угрожает опасность и в Нагарите тебя будут охранять лучше?
        Алит в недоумении покачал головой. Он знал, что должен вернуться в Эланардрис, но Бел Шанаар сбивал его с мысли своими вопросами.
        — Уверен, мои родные считают, что я в безопасности,  — произнес юноша.  — Но если дому Анар грозит беда, мой долг помочь им.
        — А мне кажется, что твой долг — сохранить в живых будущее своего дома,  — с непреклонным видом заявил Бел Шанаар.  — Хотя мне больно говорить это, но может статься, что ты последний из анарцев. Ты позволишь умереть своему роду, чтобы удовлетворить любопытство? Ты поставишь под угрозу будущие поколения анарцев, потому что боишься неопределенности?
        Алит промолчал, хотя на лице юноши ясно читался ответ — да, он бы поступил именно так. Бел Шанаар нахмурился.
        — Позволь мне высказаться откровенно, Алит,  — произнес Король-Феникс.  — Я не разрешаю тебе покидать дворец, пока ситуация не прояснится. Я взял тебя под опеку, но происходящее в Нагарите, а именно сражения между отрядами Малекита и еретиками, сильно меня беспокоит, и я собираюсь не спускать с тебя глаз.
        Алит без труда догадался о том, о чем король умолчал.
        — Ты собираешься держать меня заложником на случай, если анарцы окажутся предателями.
        Бел Шанаар пожал плечами.
        — Я должен принять в расчет все возможности,  — ответил он.  — Хотя на данный момент я верю, что ты и твоя семья соблюдаете принесенные клятвы верности, в первую очередь вы храните верность Анлеку и Нагариту. А куда повернет это княжество, мне пока неизвестно. Будет довольно глупо позволить возможному шпиону, который хорошо изучил Тор Анрок, вернуться в Нагарит. И будет еще глупее упустить преимущество при переговорах с твоим домом. Твой дом решил вовлечь меня в эту игру, так что теперь наши судьбы сплетены. Я использую все фигуры, что есть в моем распоряжении.
        Алит пораженно смотрел на короля: он не мог поверить своим ушам.
        — Я требую обещания, что ты не будешь предпринимать попыток покинуть мой дворец. Если ты откажешься его дать, я заключу тебя под стражу.  — Тут лицо Бел Шанаара смягчилось, и он подошел к юноше.  — Я не желаю тебе зла, Алит, и я молю богов о том, чтобы твоя семья выжила и смятение в Нагарите закончилось как можно быстрее.
        Алит отчетливо понимал, что у него нет выбора. Если он откажется дать слово, его бросят в темницу в подземельях дворца. Он не только лишится свободы, но даже в такое неспокойное время скандал не пройдет незамеченным, и многие будут задаваться вопросом, кто он такой. Излишнее внимание — это угроза его жизни и безопасности семьи. Князь сделал глубокий вдох и собрался с мыслями.
        — Именем богов, что нас слышат, я клянусь честью князя Нагарита и Ултуана оставаться под защитой Бел Шанаара и не делать попыток покинуть Тор Анрок без разрешения короля или до изменения обстоятельств.
        Бел Шанаар кивнул.
        — Мне жаль, что так получилось, Алит. Когда ты станешь правителем дома Анар, ты поймешь, что власть вынуждает нас принимать тяжелые решения. Если я что-нибудь узнаю, то сообщу тебе, и ты должен пообещать поступить так же.
        — Обещаю, ваше величество,  — с церемонным поклоном ответил Алит.  — Я могу что-то сделать для вас, пока я здесь?
        Бел Шанаар покачал головой.
        — Нет, это все.

        Лето слабеющими пальцами еще пыталось удержаться в Тор Анроке, когда до Алита начали доходить слухи о донесениях командиров с северной границы. В них говорилось, что в небе над Нагаритом стоит дым. Высланные через реку разведчики находили сгоревшие до основания деревни и множество трупов на улицах. Провидцы предвещали, что с севера идет тьма, и вскоре всю столицу охватила волна тревожных пересудов.
        Князья через своих герольдов присылали известия, что культы снова набирают силу. Двадцать лет они провели в укрытии, завлекали последователей и плели заговоры. А сейчас по чьему-то приказу начали нападать на войска правителей Ултуана, осквернять храмы и похищать неосторожных эльфов.
        Даже в Тор Анроке подняли головы малые секты, которые поклонялись Атарте и Эрет Кхиали, и фанатики предпочитали сражаться до смерти, чем сдаться в плен. При возрождении культов во дворце воцарилась всеобщая подозрительность, и несколько сотен солдат было отозвано с границы для охраны цитадели и города.
        Через пятнадцать дней после начала беспорядков Алит получил послание, где говорилось, что Король-Феникс желает его видеть. Следуя указаниям, юноша заторопился в южный зал. Там уже собралось огромное множество князей Тиранока с семьями, а также небольшая армия советников и слуг. Алит не мог разглядеть, что происходит, поэтому начал незаметно протискиваться в передние ряды.
        Бел Шанаар и его сын Элодир стояли рядом с троном в дальнем конце зала. Возле них Алит увидел Каратриля. Но его взгляд привлек высокий эльф в золотом доспехе с изображением свернувшегося дракона на нагрудной пластине и пурпурном плаще до пят. На поясе у воина висел длинный меч, что само по себе было крайне необычно, поскольку посетителям дворца не разрешалось носить оружие в присутствии короля, а под мышкой он держал украшенный серебристо-серой короной боевой шлем. Лицо эльфа отличалось суровыми, резкими чертами, а черные глаза и волосы блестели темным светом. Алит сразу узнал князя Малекита.
        — Со мной пришло три тысячи солдат и рыцарей, и им нужен постой,  — говорил князь.  — Снова обстоятельства сложились таким образом, что насущные нужды отодвигают гордость на второй план, и я вынужден просить убежища в Тор Анроке.
        Бел Шанаар спокойно, с каменным лицом разглядывал Малекита.
        — Это тяжелая ситуация, Малекит,  — произнес Король-Феникс.  — Без сомнения, постигшие Тиранок беды не идут в сравнение с бедствиями Нагарита, но даже в столице фанатики пытаются подорвать законную власть. Боюсь, что сейчас я не смогу предоставить такую же помощь, какую оказывал в прошлом.
        — Мне ничего не нужно от Короля-Феникса, кроме понимания и терпения.  — Малекит едва заметно склонил голову.  — Те, кто стремится лишить меня власти, уже выдали себя, и на сей раз, когда я нанесу ответный удар, он не пощадит никого. Многие в Нагарите готовы сражаться за меня, но сейчас дорога в Анлек для меня закрыта. Мне нужно убежище, чтобы собрать верные мне силы. Вскоре я начну новую кампанию за освобождение Нагарита от укоренившейся там заразы и избавлюсь от нее навсегда.
        Суровое лицо Малекита пылало гневом: щеки подергивались, а глаза горели глубокой яростью. Алит уже видел похожее выражение — тогда Малекит говорил о том, что идет повидаться с матерью после прорыва в ворота Анлека.
        — Хотя благодаря неожиданности враги сумели одержать несколько побед, у них не хватит смелости и ресурсов для ведения длительной войны,  — продолжал князь.  — Ранее я предлагал им милость. Теперь я обещаю лишь скорую расправу.
        — Быстрое восстановление стабильности в Нагарите послужит интересам всего Ултуана,  — сказал Бел Шанаар.  — Я не могу отказать тебе в праве получить убежище, но сразу предупреждаю, что больше никто из наггаротов не пересечет границу без моего разрешения. Это понятно?
        — Согласен,  — ответил Малекит.  — В такие времена трудно отличить друзей от врагов, так что я воздаю должное твоей осторожности. А теперь прошу прощения, мне необходимо повидаться с матерью.
        Бел Шанаар ответил не сразу. Алит знал, что Малекит уже несколько раз навещал мать после ее заточения, и сейчас его просьба казалась вполне резонной, учитывая бедствия в Нагарите. Но даже в таком случае при упоминании Королевы-Ведьмы по спине Алита пробежал холодок страха, к которому примешивалась глубоко сидящая ненависть. Зал охватила тишина — эльфы ожидали ответа Короля-Феникса.
        — Конечно,  — наконец вымолвил Бел Шанаар.  — Хоть я не питаю особой любви к Морати, я не могу отказать тебе.
        Малекит снова поклонился и в сопровождении Элодира покинул зал. Бел Шанаар и Каратриль вышли через другую арку, и как только Король-Феникс скрылся из вида, толпа оживленно загомонила.
        — Что случилось?  — Алит ухватил за руку ближайшего эльфа, пажа.
        Тот в изумлении уставился на него.
        — Еретики захватили Анлек и свергли князя Малекита,  — ответил паж. Судя по напыщенному виду, он считал себя очень важной персоной, поскольку ему довелось узнать новости раньше других.  — Похоже на то, что нагаритские демоны снова дерутся между собой.
        Алит прикусил язык и быстро вышел из зала. Он добрался до своей комнаты в крыле для слуг, сел на кровать и уставился в каменный пол. Юный князь ничего не понимал. Каким образом культы сумели снова набрать силу, да так, что никто не заметил? В голове у него было пусто. Он никак не мог осознать случившуюся катастрофу.

        Целых три дня во дворце царил хаос. Среди придворных и слуг разносились самые небывалые сплетни. В городе в это время размещали небольшое войско, которое привел с собой князь Малекит, и Алит был постоянно занят поручениями своих господ. Юрианат погрузился в вопросы тиранокской торговли и строил прогнозы о том, как ее может затронуть ситуация в Нагарите, ведь это княжество имело большое влияние в колониях Элтин Арвана. Поэтому он часто не обращал внимания на Алита, что позволило юному князю подслушать немало интересных разговоров, которые обычно велись втайне от него.
        Малекит попросил Короля-Феникса созвать князей Ултуана на совет. Его собирались держать в храме Азуриана на острове Пламени, в священном месте, где Аэнарион и Бел Шанаар проходили испытание перед вступлением на трон. Алит видел, как отбывали из дворца Каратриль и прочие посланники; герольд уезжал с весьма мрачным и задумчивым выражением лица.
        Но Алита занимали собственные дела. Он ничего не знал о том, что происходит в Нагарите, и неведение сводило его с ума до того, что юноша не спал ночами, а в голову начали закрадываться мысли, как бы нарушить данную Королю-Фениксу клятву и сбежать из Тор Анрока. Наутро он заново приходил к заключению, что надежда на спасение его семьи лежит тут, в столице, а не на севере, и князь оставался во дворце.
        Шла подготовка к отъезду Короля-Феникса на остров Пламени. Элодир уехал заранее. В отсутствие короля дворцом предстояло управлять Юрианату, как самому старшему совершеннолетнему князю. Подобная ответственность создавала множество дополнительной работы для советников и слуг Юрианата, и они трудились сутками напролет. Несмотря на усталость, Алит по-прежнему не мог спать и сделался настолько нервным, что окружающие начали избегать его.
        Постоянное раздражение едва не вылилось в рукоприкладство, когда Алит услышал, как группа придворных говорит гадости о наггаротах и обвиняет их во всех бедах, что свалились на Ултуан за последние столетия. Лишь случайное вмешательство одного из дворецких с посланием от Юрианата отвлекло анарца.
        Вся эта сумасшедшая суета достигла довольно спокойного апогея за день до отъезда Короля-Феникса. В редкие минуты покоя Алит выходил в сад и смотрел на мраморный водопад. Скульптура была выполнена в тончайших деталях, но ей не хватало величия настоящего потока. Горные реки Эланардриса отличались бурным характером и мощью, их брызги и поднимающийся над водой туман затягивали склоны. В сравнении с ними нежное журчание фонтана казалось смешным и нелепым.
        — Вот ты где.
        Алит повернулся и увидел на белой каменной скамье Миландит. Ее волосы каскадом рассыпались по плечам зеленого шелкового платья. В осеннем солнце она выглядела прекраснее, чем когда-либо, и на миг все мысли Алита растворились в ее красоте.
        — Зачем ты так волнуешься?  — спросила Миландит и провела рукой по лбу юноши, будто хотела разгладить оставленные тревогой складки.
        — Тебе не кажется, что наступили темные времена?
        — Кажется.  — Она взяла правую руку Алита в свою.  — Но что мы можем сделать? Князья все решат на совете, а мы поможем им выполнить их решение.
        Она рассмеялась, но погруженному в мрачное настроение анарцу смех показался чуждым.
        — Я бы не хотела взваливать на себя подобную ответственность. Ты можешь себе представить, как это: попытаться решить, что сейчас делать? Собирать армии и вести войну — нет уж, такое занятие не для меня.
        Зато как раз для меня, подумал Алит. Если грядет война, сын дома Анар должен находиться в гуще битвы. Он взглянул на Миландит, впитывая ее свежесть и красоту. Как же просто будет превратить маскарад в реальность, подумалось ему. Он мог спокойно продолжать жить под именем Атенитора из Крейса, слуги князя Юрианата, и не заботиться ни о чем. Он мог снова начать встречаться с Миландит, а потом жениться на ней и завести детей. Кровопролитие и убийство, тьма и отчаяние останутся заботами князей, а он проживет отпущенный ему срок как простой житель Ултуана.
        Но не получится. Его будет постоянно мучить вина, да и привитое с детства чувство долга не позволит свернуть с предназначенного пути. Он Алит Анар, наследник княжества в Нагарите, и он не будет выдавать себя за кого-то другого.
        — Ты думаешь о своем,  — грустно сказала Миландит.  — Тебе скучно со мной?
        — Прости.  — Алит выдавил улыбку. Он легонько погладил девушку по щеке и волосам и коснулся пальцами ее подбородка.  — Я думаю о своем, но мои мысли далеки от приятных.
        Миландит улыбнулась в ответ, встала и потянула его за руку.
        — Думаю, я сумею тебя отвлечь от них,  — пообещала она.

        Алит дремал, ощущая рядом с собой тепло Миландит. В полусне он слышал беготню и хлопанье дверей в крыле для слуг, но предпочел не обращать внимания на звуки. Расслабление уходило, мир вокруг начинал неумолимо вторгаться в блаженное забвение. В надежде хоть немного отложить болезненное пробуждение Алит подвинулся на кровати, спрятал лицо в разметавшихся волосах девушки и нежно поцеловал ее в шею. Она что-то пробормотала, не открывая глаз, и погладила его по спине, проведя пальцем по оставшемуся от кнута шраму.
        В дверь яростно застучали. Через миг ее силой снесли с петель. Алит и девушка подскочили на постели, и в комнату ворвался Хитрин, Дворецкий Залов. На его лице застыло перепуганное выражение, граничащее с истерикой. Широко распахнутые глаза остановились на Алите.
        — Вот ты где!  — дворецкий с криком подбежал к кровати и ухватил Алита за руку.  — Твой господин срочно созывает всех слуг!
        Алит вырвал руку и оттолкнул Хитрина, хоть тот и считался выше его по званию.
        — Что такое?  — огрызнулся юноша.  — Разве нельзя оставить меня в покое хоть ненадолго? Что за спешка?
        Хитрин с глупым видом уставился на него. Рог дворецкого беззвучно открывался и закрывался. Наконец он с трудом сглотнул и одним духом выпалил:
        — Король-Феникс умер!

        ГЛАВА 9
        Тьма наступает

        В главном зале царил хаос. Эльфы всех возрастов и званий собрались здесь, чтобы узнать, что случилось. Юрианат стоял за спинкой трона Феникса; его окружали придворные и советники, среди которых был и Палтрейн. Пока Алит проталкивался через толпу, его успела накрыть общая атмосфера паники и отчаяния. Кто-то кричал, плакал, многие замерли в потрясенном оцепенении и ждали, что скажет Юрианат.
        — Спокойствие!  — громко попросил князь и поднял руки, но шум продолжался, пока Юрианат не прорычал по весь голос: — Тихо!
        В воцарившейся тишине слышался лишь шелест мантий и тихие всхлипывания.
        — Король-Феникс мертв,  — строго произнес Юрианат.  — Утром князь Малекит нашел его тело в королевских покоях. Пока мы предполагаем, что Король-Феникс покончил с жизнью.
        В зале разразился новый шторм горя и гнева, и снова Юрианат призвал к тишине.
        — Зачем Бел Шанаару так поступать?  — спросил один из придворных.
        — Мы не можем сказать точно,  — выступил вперед Палтрейн.  — Князь Малекит получил некие сведения, где Король-Феникс обвинялся в сочувствии культам удовольствия. Хотя Малекит им не поверил, когда-то в этом самом зале он поклялся покарать всех еретиков, независимо от положения в обществе. Его собственная мать все еще находится в заточении во дворце. Но когда князь отправился в покои Бел Шанаара, чтобы предъявить ему полученные доказательства, он нашел тело Короля-Феникса со следами черного лотоса на губах. Получается, что обвинения были правдивыми, и Бел Шанаар предпочел покончить счеты с жизнью, чем встретиться с позором.
        По залу раскатилось шумное волнение; эльфы напирали вперед и забрасывали Палтрейна и Юрианата вопросами.
        — Какие обвинения?
        — Какие доказательства были представлены?
        — Как такое могло случиться?
        — Предатели все еще среди нас?
        — Где Малекит?
        Последний вопрос задавался множество раз, его подхватывало все больше голосов.
        — Князь Нагарита отбыл на остров Пламени,  — ответил Юрианат, когда в зале воцарилось некое подобие порядка.  — Он хочет сообщить Элодиру о кончине отца и посоветоваться с собравшимися там князьями. Пока Элодир не вернется с совета, мы должны сохранять спокойствие. Можете не сомневаться, мы узнаем всю правду о трагедии.
        Хотя на многих лицах еще читалось потрясение, заявление князя немного успокоило эльфов. Гневные выкрики стихли, и зал наполнился заговорщицким перешептыванием. Алит не стал вслушиваться в слезные соболезнования и пересуды и повернулся к Миландит. По щекам девушки текли слезы. Он обнял ее и прижал к себе.
        — Нам нечего бояться,  — прошептал юноша, хотя в глубине души он знал, что обманывает ее.

        В последующие дни во дворце установилась странная атмосфера. Почти никто ничего не делал, и Алит чувствовал, что все обитатели пытаются осознать случившуюся трагедию. Немногие соглашались поговорить о снедающем их горе и потрясении, что само по себе было крайне необычно, и только единицы позволяли упоминать об обстоятельствах смерти Бел Шанаара. Все вокруг заволокла плотная завеса подозрительности.
        Первым порывом Алита было покинуть столицу, поскольку теперь его не удерживала данная Бел Шанаару клятва, но по здравом размышлении он передумал. Случившееся могло грозить ему разоблачением, но никому бы в голову не пришло связать его появление в Тор Анроке со смертью короля. Внезапный отъезд привлечет к себе гораздо больше внимания, чем продолжение службы во дворце.
        Поэтому Алит старался держаться поближе к Юрианату, как того требовали его должность и любопытство. Князя Юрианата недавние события потрясли не меньше остальных, и сейчас он не делал никаких попыток взять руководство в свои руки, а предпочитал дожидаться возвращения Элодира.
        Тело Бел Шанаара подготовили к захоронению в огромном родовом мавзолее, который находился в недрах горы под Тор Анроком. Похоронная церемония не могла состояться без участия Элодира. Придворные оказались в некоем душевном лимбе и не могли публично излить свое горе. Даже Алит заскучал по праздной болтовне, которая обычно хоть как-то его отвлекала. В дрожащей эхом тишине дворца темные мысли посещали его все чаще.

        Через шестнадцать дней дворец снова всколыхнулся. Алит прислуживал Юрианату, который как раз обсуждал с Палтрейном подготовку к погребению Бел Шанаара, когда в комнату спешно провели вернувшегося с острова Пламени гонца.
        — Какие новости от Элодира?  — спросил Юрианат.  — Когда нам ожидать его возвращения?
        Герольд неожиданно зарыдал.
        — Элодир мертв, вместе со многими князьями Ултуана,  — выдавил он.
        — Говори же, что случилось?  — Палтрейн ухватил посланника за плечи.
        — Случилась катастрофа! Мы не знаем, что произошло. По святилищу Азуриана прокатилось мощное землетрясение, и мы видели следы насилия. Когда мы вошли в храм, в живых осталось лишь несколько князей.
        — Кто?  — настаивал Палтрейн.  — Кто выжил?
        — Из храма выбралась лишь горстка,  — у герольда подкосились колени.  — Столько благородных дворян погибло…
        Гонец с трудом сглотнул, вытер глаза и выпрямился.
        — Пошли,  — он повернулся к дверям.
        Алит следовал позади Палтрейна и Юрианата. Они то ли не возражали, то ли просто не заметили его. Гонец провел их через внутренний дворик к дворцовым воротам, где собралась огромная толпа. Чуть дальше стояло множество затянутых белыми драпировками повозок. Солдаты Тиранока сдерживали толпу, но сами то и дело бросали потрясенные взгляды на повозки. Палтрейн принялся настойчиво проталкиваться вперед, и Алит проскользнул за ним.
        Дворецкий откинул белое полотнище на одной из повозок, и Алит увидел на скамье тело Элодира. Наследник трона лежал на спине со сложенными на груди руками, а лицо его было белым, как снег. Юрианат вздрогнул и отвернулся. Алиту показалось, что он разглядел красную полосу на горле наследного князя, но Палтрейн так быстро задернул полотнище, что он мог ошибиться.
        Среди повозок появилась эльфийка в серебристом доспехе и черном плаще. Алит сразу же признал в ней уроженку Нагарита и, хотя никогда не встречал ее раньше, поспешил затеряться в толпе. Эльфийка коротко переговорила с Палтрейном и указала на одну из повозок. На лице дворецкого промелькнуло выражение ужаса, но он быстро взял себя в руки. Затем, не говоря ни слова, развернулся и заторопился во дворец.
        Юрианат разослал капитанов по казармам за подкреплением. С каменным выражением лица князь отдал слугам распоряжение перенести трупы тиранокских дворян во дворец. Алит порадовался, что его не включили в число челяди, задействованной в этой неприятной работе, и постарался пока не попадаться никому на глаза.

        Тревожные крики толпы у ворот прервали мрачный груд дворцовой прислуги. Алит повернулся и увидел, как Палтрейн снова проталкивается через толпу. За ним следовали нагаритские воины, которые прибыли в столицу вместе с Малекитом. Они выстроились в две линии, и по образовавшемуся проходу быстро прошла высокая женщина.
        Ее красота поражала взгляд. Длинные черные волосы роскошными локонами спадали на плечи, а гладкая кожа могла сравниться белизной с мрамором дворцовых башен. Темные глаза горели яростным огнем, и Алит невольно отшатнулся, когда женщина горестно оглядела толпу. Алит сразу же ее узнал, и сердце кулаком сжал страх.
        Морати.
        Толпа в ужасе подалась назад, а свергнутая королева стремительно пронеслась через ворота. Шлейф фиолетового платья крыльями развевался за ней. Каблуки звонко застучали по плитам мостовой. Полные губы исказила презрительная усмешка, обращенная к окружающей ее толпе. Стоило королеве увидеть повозки, и она уже не отрывала от них взгляда, Палтрейну пришлось перейти на бег, чтобы не отставать от нее.
        Дворецкий подвел ее к одной из карет. Морати откинула занавески унизанной перстнями рукой. Затем вдруг она упала на колени и издала ужасный крик, который болью пронзил голову Алита и эхом заметался между стенами дворца. Алит заглянул за плечо Морати и увидел, что лежит в повозке.
        Поначалу он не понял, что это за черное месиво. Но когда анарец заставил себя вглядеться, он заметил растекшиеся и затем затвердевшие золотые ручейки и прикипевшие к обгорелой плоти звенья кольчуги. В повозке лежал изуродованный до неприличия труп. Немигающие глаза уставились в небо, большая часть тела обгорела до кости. Ветер поднимал с трупа и уносил в воздух черные снежинки сажи. Алит подошел ближе и сумел разглядеть остатки узора на нагрудной пластине доспеха. Когда-то там был изображен свернувшийся дракон.
        Морати поднялась на ноги и развернулась к наблюдающим за сценой эльфам. Ее глаза налились голубым огнем, волосы разметало невидимым ураганом, а с кончиков пальцев срывались белые искры. С криками страха толпа бросилась от колдуньи врассыпную.
        — Трусы!  — взвизгнула она.  — Посмотрите на него! Взгляните, до чего довели ваши интриги. Это мой сын, ваш законный король. Посмотрите на него и запомните до конца вашей проклятой жизни!
        Эльфы кричали, толкались и напирали друг на друга в попытках протиснуться обратно в ворота. Алит не обращал на столпотворение внимания — его заворожил ужасный вид трупа Малекита. Князя затошнило, но не столько от вида, сколько от взбирающегося по спине дурного предчувствия.
        Зазвучал дробный топот марширующих ног, следом послышался перестук копыт. Оставшиеся на площади зеваки разбегались перед колонной одетых в черные доспехи копейщиков и рыцарей — остатков войска Малекита. Черной змеей отряд выполз из-за дворца, и на миг Алит испугался, что сейчас они нападут на толпу. Но наггароты никого не тронули.
        Они выстроились почетным караулом вокруг повозки, и Морати забралась внутрь. Алит ждал, что тиранокские стражи вмешаются, но те боялись подступить к стоящим перед ними суровым воинам. Князь их не винил; его самого приковал к месту вид строгой линии копий и застывших в седлах рыцарей. Морати подала сигнал вознице. Повозка двинулась с места под скрежет колес и топот марширующих наггаротов.
        Один из тиранокских капитанов боязливо выступил вперед, потянулся к висящему на поясе мечу. Палтрейн протянул руку и остановил его.
        — Пусть идут, в Тираноке без них будет лучше,  — сказал дворецкий.
        Наггаротты беспрепятственно прошли по площади и скрылись из вида в ведущем на восток подземном туннеле.
        Так князь Малекит покинул Тор Анрок в последний раз.

        В большом зале стояла гробовая тишина; атмосфера преклонения окружала два тела, лежащих на мраморных постаментах рядом с троном Короля-Феникса. Хотя некоторые сочли смерть Бел Шанаара позорной, он правил Ултуаном тысячу шестьсот шестьдесят восемь лет и заслужил уважение подданных. Множество эльфов прошло мимо останков Короля-Феникса, сохраненных жрецами Эрет Кхиаль. Уродливых следов отравления как не бывало: об этом позаботились жрицы богини Иши.
        Алит заметил, что тело Элодира обрядили в мантию с высоким воротником, которая закрывала шею; таким образом, анарец не смог рассмотреть, есть ли там рана или она померещилась ему.
        Через пять дней посещений двери зала закрыли для посторонних, и там остались лишь родственники погибших князей. Алит прислуживал Юрианату; других князей и княгинь тоже сопровождали слуги. Зал стоял почти пустым, поскольку многие дворяне Тиранока отправились с Королем-Фениксом на совет и не вернулись оттуда. Тела некоторых из них удалось спасти с острова Пламени, и сейчас они так же лежали в семейных особняках вокруг дворца. Останков многих так и не нашли, и никто не знал об их судьбе.
        — Тиранок получил тяжелый удар,  — провозгласил Юрианат.
        Он выглядел не менее потрясенным, чем в тот день, когда впервые увидел тело Элодира. Рядом с ним стояла Лириан, вдова Элодира, с сыном Анатарисом. Княгиню с головы до ног укутывали белые одеяния скорби, лицо закрывала длинная вуаль, и даже младенец на руках был завернут в белые пеленки. Алит не мог понять, о чем она думает.
        — Тиранок не станет бездействовать,  — продолжал Юрианат. Его речь имела целью поднять дух слушателей, но произносил ее князь безо всякого выражения.  — Любой ценой мы найдем и накажем тех, что причинил нам горе и лишил Ултуан законного правителя.
        Зашелестели встревоженные голоса. Юрианат нахмурился и обвел усталым взглядом придворных.
        — Сейчас не время для перешептываний и секретов.  — Наконец-то голос князя приобрел властность.  — Если кто-то хочет высказаться, говорите открыто.
        Вперед с оглядкой на остальных собравшихся выступил Тирнандир. Он родился через двадцать лет после вступления Бел Шанаара на трон, был самым старшим придворным, не считая Палтрейна, и пользовался всеобщим уважением как один из мудрейших советников короля.
        — По какому праву ты даешь подобные обещания?  — спросил придворный.
        — По праву князя Тиранока,  — ответил Юрианат.
        — Значит, ты претендуешь на трон Тиранока?  — спросил Тирнандир.  — Согласно традиции право на наследование переходит не к тебе.
        Юрианат ответил ему недоуменным взглядом, затем повернулся к Лириан.
        — Наследником Бел Шанаара был Элодир, а сыну Элодира всего три года,  — сказал Юрианат.  — Кому же ты предлагаешь передать правление?
        — Регенту, который будет править до совершеннолетия Анатариса.
        Придворные согласно закивали; становилось ясно, что решение уже обсуждалось за кулисами.
        Юрианат пожал плечами.
        — Тогда я даю обещания как регент.  — Князь по-прежнему не видел причин для возражений.
        — Если мы выберем регента, он не должен состоять в родстве с Бел Шанааром,  — произнесла Иллиетрин, жена Тирнандира.  — Тебе всего шесть сотен лет от роду. Многие в этом зале лучше подходят на роль регента.
        Палтрейн вмешался раньше, чем Юрианат открыл рот для ответа.
        — Настали неспокойные времена, и наш народ ждет, что мы позаботимся о нем,  — сказал дворецкий.  — Негоже отстранять королевскую семью от правления Тираноком. Другие княжества охвачены таким же горем, и наши враги не упустят возможности использовать любые разногласия в своих целях. Юрианат имеет бесспорное право на трон как кровный родственник и сможет проводить мудрую политику при помощи собравшихся здесь советников. Любое другое решение приведет к претензиям на трон тех, кто желает подорвать основы законной власти над Ултуаном.
        — И где же найти такого правителя?  — резко спросил Тирнандир.  — Короля-Феникса больше нет, и нам ничего неизвестно о назначенном на совете князей преемнике. Морати снова на свободе. Двадцать лет заключения вряд ли поумерили ее амбиции. Без сомнения, она выдвинет своего претендента. Или ты считаешь, что выбранный нами правитель заодно унаследует корону Феникса и плащ из перьев?
        — Я не хочу занимать трон Феникса,  — поспешил заверить Юрианат. Он вскинул руку, будто хотел отмахнуться от подобного предложения.  — Я буду править только Тираноком. Пусть другие княжества пока сами позаботятся о себе.
        Ответом ему послужило недовольное бормотание, и Палтрейн жестом призвал к тишине.
        — Подобные дела не решаются в одночасье,  — сказал он.  — Придет время, и мы тщательно обсудим все вопросы. А сейчас не пристало ругаться над телом Короля-Феникса. Совсем не пристало.
        — Мы поговорим после того, как воздадим погибшим надлежащие почести и почтим память нашего господина,  — с поклоном извинился Тирнандир.  — Мы стремимся не к ссорам, а к единству. Соберемся через десять дней и подадим прошения в должном порядке.
        Придворные поклонились телам погибших князей. Некоторые кивали Юрианату, когда уходили, другие же кидали на него подозрительные взгляды. Алит верил, что намерения Юрианата чисты, так как находился у него в услужении уже несколько месяцев и не видел и не слышал ничего подозрительного. Тем не менее внезапная смерть Бел Шанаара и Элодира оставляла вопрос о наследовании трона открытым для разного рода толкований — как и задумали те, кто стоял за их гибелью.
        Велись последние приготовления к погребению. Хотя заботы Тиранока и занимали мысли Алита, гораздо больше его тревожило положение дел в Нагарите. Он решил, что сразу после церемонии отправится на север и вернется на родину. Кто знает, что там творится после смерти князя Малекита?

        Погребальная церемония Короля-Феникса и его сына проходила долго, даже по эльфийским меркам, и длилась десять дней. На первый день Алит вместе с длинной очередью скорбящих воздал почести свершениям погибших. Поэты слагали стихи, славя воинские деяния Бел Шанаара под командованием Аэнариона и мудрость короля в мирное время. Под его правлением эльфийское княжество росло с каждым годом, а колонии Ултуана раскинулись по всему миру с востока на запад. Союз с гномами Элтин Арвана прославил хор из трех сотен голосов, и это разозлило Алита больше, чем он мог предполагать. Еще дома в разговорах с Еасиром командир ясно дал понять, что хорошими отношениями с гномами эльфийское государство обязано князю Малекиту, и у Алита не было причин сомневаться в его словах.
        Второй день над всем Тор Анроком царила жутковатая тишина — население предавалось размышлениям и воспоминаниям о Бел Шанааре и Элодире. Некоторые записывали думы в стихах, другие держали их при себе. Краткий период одиночества дал Алиту возможность посидеть в своей комнате и подумать над тем, что случилось. Однако его мысли постоянно метались, и юноша так и не пришел к окончательному выводу о трагедии и по-прежнему не представлял, что же делать дальше. Больше всего на свете ему хотелось вернуться в горы и помочь своей семье.
        Мысли об Эланардрисе вернули настроение в мрачное русло, и Алит принялся запугивать себя страшными картинами, которые могли ожидать его дома. Уже год он не получал весточек от семьи и друзей и даже не знал, живы ли они. Накопившаяся за это время тревога комком поднялась к горлу, и юноша дал ей выход в порыве бешенства: он разбивал лампы, рвал простыни на кровати и колотил по стенам, пока не ободрал до крови костяшки.
        Потом, тяжело дыша, упал на пол и зарыдал. Он безуспешно пытался отогнать ужасные образы, что продолжали терзать его, и только после полуночи усталость взяла верх, и Алит забылся сном.

        Когда Алит проснулся, то обнаружил, что чувствует себя вполне отдохнувшим, хотя оптимизма сон не прибавил. Вчерашняя вспышка помогла прояснить мысли, и теперь он точно знал, что нужно делать. Сейчас он понимал, что решение остаться на церемонию — всего лишь повод, чтобы отсрочить неизбежное возвращение домой. Хотя Алит мучительно переживал неведение, оно давало ему надежду — и надежда могла рухнуть, стоило пересечь границу северных земель. Алит почувствовал, что вел себя как ребенок, и сразу же принялся упаковывать необходимые для путешествия припасы.
        В дверь постучали. Прежде чем открыть, юноша засунул наполовину уложенный мешок под кровать. На пороге стоял Хитрин; он оглядел следы вчерашнего разрушения, но ничего не сказал.
        — Нас зовет господин, Алит,  — довольно теплым тоном произнес дворецкий.  — Днем к нему прибудет важный посетитель. Быстрее приведи себя в порядок и приходи в покои князя.
        Он с сочувствием посмотрел на юношу и вышел. Этот взгляд больно ужалил гордость Алита, и он бросился приводить в порядок комнату, потом оделся как можно тщательнее. Незатейливая работа дала ему возможность снова собраться с мыслями, анарец обдумал, нужно ли ему выполнить распоряжение Юрианата или лучше покинуть дворец немедленно. В конце концов любопытство пересилило, и он решил ненадолго остаться, чтобы поглядеть, кого ждет Юрианат в период поминовения.

        Юрианат принимал гостя в мрачной официальной обстановке. Алит вместе с другими слугами в нижних восточных покоях приготовил простое угощение из холодных блюд. Перед прибытием посетителя слуг попросили уйти, и Алит следом за всеми вышел из маленького зала с двумя галереями наверху.
        Подобная скрытность его встревожила, и по дороге в крыло челяди юноша отделился от товарищей, завернул обратно и, никем не замеченный, проскользнул в зал по черной лестнице. Обычно по ней ходили слуги, подающие на галереи подносы с угощением и напитками. Северную и южную стены зала обрамляли высокие окна, но их свет почти не доставал до галерей — их всегда освещали фонарями. Сейчас там царил полумрак; под его прикрытием Алит подкрался к балюстраде и заглянул вниз.
        Юрианат сидел во главе длинного стола. Перед ним стояли блюда с едой. Князь нервно перебирал угощение, пока наконец не раздался громкий стук в дверь.
        — Входите,  — крикнул Юрианат и поднялся.
        Дверь открылась, и слуга с низким поклоном пропустил вперед посетителя.
        Алит с трудом подавил вздох и отшатнулся к стене. В зал вошел Каентрас в полном боевом доспехе и плаще. Юрианат поспешил поприветствовать нагаритского князя у ближайшего конца стола.
        Алита охватила паника. Зачем Каентрас приехал в столицу? Может, он узнал о том, что Алит скрывается здесь? Юношу захлестнуло желание бежать, пока не стало поздно, и потребовалась немалая сила воли, чтобы не поддаться панике. Он твердил себе, что зря тревожится и, если останется в зале, вскоре получит ответы на все вопросы. Алит шагнул обратно к перилам, с опаской глядя на эльфов внизу.
        — Князь Каентрас, рад приветствовать тебя во дворце,  — произнес Юрианат.  — Мы долго ожидали новостей с того берега Наганата. Присаживайся. Настали темные времена, но позволь встретить тебя со всем гостеприимством, на которое мы способны.
        Каентрас поклонился в ответ и положил шлем на стол. Затем проследовал за Юрианатом и сел по правую руку князя.
        — Твоя правда, на Ултуане стоят тревожные, опасные времена,  — сказал наггарот.  — Над островом повисла неопределенность, необходимо как можно скорее восстановить порядок и власть.
        — Полностью с тобой согласен. Приношу свои соболезнования подданным Нагарита, которые тоже потеряли великого правителя.  — Юрианат разлил по бокалам вино.
        — Я приехал в качестве официального посла Нагарита.  — Каентрас покачал бокал и уставился в расходящиеся круги.  — Надо устранить смятение, и всем правителям Ултуана придется действовать сообща. Беда в том, что многие княжества остались без вождей, и мы не знаем, с кем обсудить насущные вопросы. Я слышал, что Тиранок как раз охвачен спорами о наследовании.
        — «Охвачен» — это слишком сильно сказано…
        — Разве не правда, что в столице еще не решили, к кому перейдет титул правящего князя?
        Юрианат замялся и отпил вина, чтобы оттянуть ответ. Каентрас не сводил с него настойчивого взгляда, и князь со вздохом отставил бокал.
        — У нас возникли небольшие разногласия о порядке наследования,  — признал он.  — Я предложил взять на себя роль регента, так как я самый старший кровный родственник покойного, но оказалось, что некоторые придворные против этого.
        — Тогда позволь заверить, что Нагарит поддерживает твои претензии на трон Тиранока,  — с широкой улыбкой заявил Каентрас.  — Мы свято верим в традиции, и бразды правления Бел Шанаара должны перейти к его родственнику.
        — Если ты сумеешь убедить наших придворных, то дело можно считать решенным.  — Юрианат с неподдельным интересом наклонился к Каентрасу.  — Я не хочу сеять раздор, и быстрое решение принесет пользу всем. Только тогда мы сможем обратить внимание на более важные вопросы.
        — Совершенно верно.  — Каентрас похлопал князя по руке.  — Стабильность — это главное.
        Гость потянулся к еде и с видимым удовольствием разложил ее на тарелке. Затем склонил набок голову и задумчиво посмотрел на Юрианата.
        — Боюсь, что слова одного князя, к тому же из другого княжества, окажется недостаточно, чтобы изменить мнение придворных Тор Анрока,  — сказал наггарот.  — Я готов в знак дружбы разослать князьям и офицерам Нагарита послания с просьбой приехать в столицу и выступить в твою поддержку. Уверен, что присутствие союзников усилит твою позицию при дворе и сделает претензии на трон более весомыми. Ведь прежде всего нам необходимо добиться единства.
        Юрианат задумался над предложением, но Алит уже разглядел таящуюся в нем ловушку. Если Юрианат хочет стать правителем Тиранока, ему придется добиваться этого своими силами. Многие беды постигли анарцев потому, что они полагались на других. Юноше хотелось предостеречь князя, отговорить его от сделки, в которой таился подвох, но не решился выдать себя. Поэтому он молча наблюдал, как чудовищный заговор набирает силу.
        — Да, мне кажется, что ты предлагаешь хороший выход,  — произнес наконец Юрианат.  — Не вижу в нем ничего плохого.
        — Тогда могу я попросить об одной услуге?  — обратился к Юрианату Каентрас.
        Начинается, подумал Алит: Юрианат на глазах заглатывал наживку как голодная рыба.
        — Северная граница твоего княжества закрыта для наггаротов,  — с обезоруживающей улыбкой продолжал Каентрас.  — Лишь благодаря счастливой случайности я встретил офицера, который поручился за меня, и так я попал в Тиранок. Я опасаюсь, что когда союзники с севера приедут поддержать тебя, им повезет меньше. Если ты выпишешь несколько пропускных документов на въезд в Тиранок в сопровождении личной охраны, я разошлю их нашим князьям.
        — Конечно. Для гарантии безопасного проезда я дам тебе свою печать. Сколько писем тебе нужно?
        — Около дюжины,  — улыбнулся Каентрас.  — У тебя много доброжелателей на севере.
        — Дюжины?  — переспросил польщенный Юрианат.  — Почему бы и нет, так и сделаем.
        Тут счастливое выражение пропало с лица князя, и его плечи опустились.
        — Что случилось?  — заботливо спросил Каентрас.  — В чем дело?
        — Во времени,  — пробормотал Юрианат.  — Обсуждения начнутся сразу после окончания погребения, через семь дней. Боюсь, что мои сторонники не успеют приехать вовремя, и им не удастся повлиять на решение. Противники уже подготовили доводы против моего правления.
        — Мои гонцы готовы отправиться на север в любой момент. Не могу обещать, что наши друзья успеют добраться до Тор Анрока за семь дней, но возможно, ты сумеешь как-то отсрочить слушания?
        От этого предложения лицо Юрианата просветлело.
        — Обсуждения в суде редко проходят гладко.  — Он убеждал не столько собеседника, сколько самого себя. Князь решительно выпрямился и перевел взгляд на Каентраса.  — У нас еще может получиться. Я передам тебе печать сегодня вечером. Уверен, что смогу оттянуть окончательное решение, пока не предоставлю сильные доводы в свою поддержку.
        Каентрас встал, и Юрианат поднялся вместе с ним. Наггарот протянул руку. Князь с энтузиазмом ее пожал.
        — Благодарю тебя за понимание,  — сказал Каентрас.  — Я не сомневаюсь, что союз между Нагаритом и Тираноком вернет наши народы на путь, ведущий к величию.
        — Да, пришло время оставить минувшее позади и взглянуть в будущее.
        Такое прогрессивное мышление достойно похвалы. Каентрас направился к дверям, но через несколько шагов обернулся к Юрианату.
        — Лучше пока держать это соглашение между нами, не так ли? Оно потеряет смысл, если твои противники узнают о нем заранее.
        — О, безусловно,  — откликнулся князь.  — Можешь положиться на меня, как я полагаюсь на тебя.
        Каентрас кивнул, улыбнулся и ушел. Юрианат постоял, со счастливым видом пробарабанил пальцами по столу. Затем уверенной походкой покинул зал. Алит остался в тишине и одиночестве.
        Пока он слушал разговор между князьями, страх пропал, и его сменила злость. Становилось ясно, что Каентрас уже давно манипулирует событиями в Нагарите, чтобы укрепить свою позицию при дворе. Скорее всего, он противостоял дому Анар еще в те времена, когда его считали другом. Алит не знал, как давно Каентрас преследует личные цели, но теперь он вспоминал все его поступки с подозрением. Когда-то Каентрас был настоящим союзником анарцев, но потом выбрал другой путь. Ощущение предательства огнем обожгло Алита, и вместе с ним вспыхнули ревность, страх и разочарование, которые таились внутри после разлуки с Ашниелью.
        А теперь интриги Каентраса дотянулись и до трона Тиранока, что представляло угрозу для всего Ултуана. Каентрас должен был поплатиться за свои преступления.

        Погребальная церемония Бел Шараара и Элодира продолжалась еще семь дней. Знаменитые поэты Тиранока читали на поминках проникновенные эпитафии Королю-Фениксу в сопровождении хора рыдающих девушек. Алиту эти декламации показались банальными и бессмысленными: пресные излияния и сожаления ничего не говорили о личностях погибших. В Нагарите подобные стихи слагались родственниками умерших, и в них звучало подлинное горе от потери любимых. У Алита осталось впечатление, что профессиональные плакальщики безлики и напыщенны.
        Второй день возвещал начало священных ритуалов, во время которых жрецы и жрицы Эрет Кхиали готовили тела и души умерших к загробной жизни. Ритуалы резко отличались от распространенных в Нагарите культов мертвых. Они проводились не для того, чтобы умилостивить верховную богиню подземного мира, а чтобы защитить души усопших от призрачных рефаллимов, служащих Королеве Китараев. И ритуалы, и плакальщики оставили Алита в недоумении. В Эланардрисе считали, что души мертвых проходят через врата в Мирай, где и проводят вечность под бдительным присмотром Эрет Кхиали. На его родине не боялись смерти и принимали ее как должное, естественное завершение жизни.
        В отличие от диких песнопений и жертвоприношений, которые юноша видел в Анлеке, здешние жрецы омывали мертвых в освященной воде и серебряными чернилами рисовали на коже защитные руны. Из задних рядов Алит наблюдал, как они шепотом произносят заклинания, чтобы успокоить рефаллимов, и обматывают холодные конечности нитями золотых бусин, чтобы тела стали слишком тяжелыми и мстительные духи не смогли утащить их.
        Во время похорон Каентрас как гость Юрианата жил во дворце. Алиту приходилось постоянно соблюдать осторожность и не попадаться на глаза нагаритскому князю. Он не упускал случая проследить за Каентрасом, хотя подобная возможность выпадала редко, но у него хватило ума переложить на других слуг те обязанности, которые требовали его личного присутствия в покоях князя. Несколько раз Алиту пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам и прятаться при приближении Каетраса в нишах или убегать. Однажды он даже закутался в занавеску; раньше Алит считал, что подобное случается лишь в детских сказках.
        Покарать Каентраса будет далеко не так просто, как он думал вначале. Убить его быстро и не попасться не представлялось возможным, поскольку нагаритский князь нигде не появлялся в одиночестве: его сопровождал либо Юрианат, либо Палтрейн, либо кто-то из придворных.
        Хотя чувство острой ненависти к Каентрасу не угасало, данная в пылу обиды клятва убить его сменилась желанием причинить боль, какую по его вине испытал дом Анар. Нож в спину в темном закоулке лишь станет причиной еще больших подозрений и паники. Брошенный в открытую вызов выдаст Алита и поднимет множество неприятных вопросов, связывающих его тайное пребывание при дворе со смертью Бел Шанаара. К тому же Алит подозревал, что в честном бою ветеран древних войн с демонами без труда победит его.
        Но если распутать затеваемую Каентрасом интригу, можно будет добиться его падения, что станет более справедливым наказанием, чем смерть. Алиту хотелось опозорить Каентраса. Для этого требовалось узнать о его планах, союзниках и приближенных. Значит, придется дожидаться приезда дворян, которые должны выступить в поддержку Юрианата. У Алита хватит терпения, чтобы сдержать жажду мести и посмотреть, как развернутся события.

        Настал день упокоения погибших правителей Тиранока. Десятки тысяч эльфов приехали в столицу, чтобы отдать дань уважения и проводить их в последний путь. Многие заметили, как мало князей и дворян прибыло из других княжеств. Бурлили различные предположения. Здравомыслящие придворные приводили довод, что недавно все княжества Ултуана пережили немало бед, и их правители заняты наведением порядка в собственных землях. Любители посплетничать об интригах считали, что так выражается намеренное пренебрежение к Тираноку. Некоторые, наслушавшись подстрекательств болтливых друзей, утверждали, что смерть Короля-Феникса произошла при крайне подозрительных обстоятельствах, и жители других княжеств боятся приезжать в столицу.
        Алит пришел к заключению, что те князья, которым посчастливилось пережить трагедию в храме Азуриана (а таких, по свидетельствам очевидцев, было совсем немного), занимались важными делами и не нашли лишнего времени, чтобы приехать покачать коронами над трупом. Ведь злополучному совету предшествовало возрождение культов, хотя жители Тор Анрока совсем о нем забыли. Всем свойственно помнить в первую очередь о собственных заботах, и никто в Тираноке даже не задумывался, что другие княжества понесли не меньшие потери. Но когда Алита спрашивали о его мнении, он держал его при себе, чтобы не провоцировать ссоры.

        Тела Элодира и Бел Шанаара в парадных одеждах посадили в две золоченые колесницы, запряженные четырьмя лошадьми каждая. Еще три сотни колесниц, пять сотен копейщиков и столько же рыцарей сопровождали их в последний путь. Юрианат, Лириан, Палтрейн и прочие придворные замыкали процессию в каретах, украшенных серебряными цепями и штандартами их домов.
        Алит вместе с прочими слугами вышел на площадь за привратной башней; туда допускали только челядь, чтобы она тоже могла проститься с господами. Длинный кортеж змеей выполз с территории дворца и встал посреди площади. Показались золотые колесницы, и все собравшиеся как один испустили крик скорби по погибшим королю и князю. С дворцовых башен полились печальные звуки труб — они сообщали городу о начале процессии — и голубые огни на воротной башне замигали и погасли.
        Алит плохо знал Бел Шанаара и не одобрял его действия. И все же, когда под топот копыт кортеж выехал с площади, он не смог сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Умер второй Король-Феникс в истории эльфов, и будущее пугало неопределенностью. Что бы ни случилось, Алит понимал, что видит конец эпохи. В глубине души его не покидало предчувствие, что его поколению придется забыть о мире. Кровь пролилась, княжества Ултуана разделились, и кто-то настойчиво пытался утянуть эльфов во тьму.

        Король-Феникс и его сын упокоились в мавзолее в сердце горы, и дворец закипел в предвкушении дебатов о наследовании. Каждый из слуг точно знал, кто станет лучшим выбором для государства. Тем не менее их пересуды ни к чему не привели. Юрианат сослался на внезапную болезнь, вызванную похоронами и горем, и отказался принимать участие в обсуждениях, пока не почувствует себя лучше.
        — Какая тяжкая ноша,  — сказал Синатлор. Его отряд охранял башни с покоями Юрианата.
        Капитан личной гвардии попивал со слугами осеннее медовое вино в общей комнате. Алит сидел в стороне от других: так он все слышал, но ему не приходилось принимать участие в разговоре.
        — Не удивлена, что его одолела болезнь, совсем не удивлена,  — добавила Элендарин, кастелянша. Она откинула седые волосы и обвела взглядом собеседников.  — Он всегда отличался деликатным характером, с самого детства. Всегда сочувствовал чужому горю.
        Алит едва подавил насмешливое замечание в ответ на слащавую похвалу, а вот Лондарис, Дворецкий Столов, не отличался вежливостью.
        — Ха! Я в жизни не видел такого притворства!  — заявил он.  — Утром я застал князя на балконе. Он нежился на солнце, и он выглядел здоровее охотничьей борзой.
        — И зачем ему притворяться больным?  — возразил Синатлор.  — Ведь это даст преимущество Тирнандиру и его приспешникам.
        Алита часто поражала изменчивая верность придворной челяди; они с жаром отстаивали интересы своих господ, но стоило им устроиться на другое место, как мнение тут же менялось. Геритон вел себя иначе. Его семья служила дому Анар с тех пор, как Эолоран основал Эланардрис. Да и другие анарские слуги хранили верность только своему правителю и княжеству.
        — Конечно,  — продолжал Лондарис.  — Поэтому я думаю, что князь сильно рискует. Он лучше знает, что ему делать, но пока я не вижу, чего он хочет добиться.
        Во время спора Алиту пришла в голову мысль, что все собравшиеся тут слуги имеют личный интерес в грядущих слушаниях. Если претензии Юрианата на трон признают законными, они станут домочадцами правящей семьи Тиранока, со всеми вытекающими привилегиями. Так что им будет выгодно, если суд примет решение в пользу их господина.
        — Он тянет время,  — произнес Алит. Юноша почуял благоприятную возможность.  — Разве вы не заметили, что из всех желающих аудиенции к нему допускают только наггарота Каентраса? Даже Лириан не получила разрешения повидаться с нашим господином, а ведь после смерти мужа князь стал ее опекуном. Боюсь, что в болезни князя виноват какой-то заговор со стороны нагаритского посланника.
        Некоторые эльфы нахмурились, другие закивали.
        — Что ты знаешь?  — требовательно спросил Мастер Очагов Гилториан.
        Алит поднял руки в примиряющем жесте.
        — Я ничего не знаю, уверяю вас,  — ответил он.  — Возможно, это всего лишь домыслы с моей стороны, ведь я еще новичок в политике. И все же мне сдается, что посол имеет какую-то власть над Юрианатом, да и встречаются они всегда втайне. На их встречах не бывает даже Палтрейна, хоть тот и поддерживает притязания князя. Не знаю, что это значит, но мне оно кажется подозрительным.
        Слуги набросились на него с расспросами, но в конце концов им пришлось оставить юношу в покое. Все согласились, что факт приезда нагаритского князя во время похорон подозрителен, и никто не стал спорить, что Каентрас пользуется расположением Юрианата. Хотя ни к каким заключениям так и не пришли, Алит ушел спать довольным. Ему удалось получить в свое распоряжение целое войско любопытных шпионов. Он надеялся, что пересуды о загадочном наггароте вскоре долетят до других слуг и придворных, и те начнут пристальнее приглядываться к Каентрасу.

        Прошло еще семь дней. Суд с каждым днем все настойчивее требовал присутствия Юрианата. На седьмую ночь Алита разбудил топот обутых в тяжелые сапоги ног в коридорах наверху.
        Юноша быстро оделся и бесшумно выскользнул из своей комнаты. Во дворце царила суматоха, и Алит последовал за бегущими слугами. Когда он выскочил во двор в центре дворцового комплекса, то замер от ужаса. Там рядами выстроилось несколько тысяч копейщиков и лучников. Они носили не бело-голубую форму Тиранока, а черные с фиолетовым одежды Нагарита. С колотящимся сердцем Алит нырнул обратно во дворец.
        Прибыли нагаритские князья, и прибыли не одни.

        ГЛАВА 10
        Верный предатель

        Алит бросился к покоям Юрианата. Однако стоило ему завернуть за угол коридора возле покоев князя, как он увидел приближающегося с другой стороны Каентраса с эскортом. Юноша едва успел спрятаться на черной лестнице. Из двери вышел Юрианат; его окружала внушительная охрана. Алит все равно ничего не смог бы сделать, даже будь у него при себе оружие. Он спустился по лестнице на этаж ниже, где жила Лириан.
        Там он столкнулся с четырьмя нагаритскими солдатами. Алит повернулся, чтобы бежать, но ближайший воин прыжком метнулся к нему, ухватил за руку и затащил на лестничную площадку.
        — Пожалуйста,  — взмолился Алит, падая на колени.  — Я всего лишь никчемный слуга!
        Воин осклабился и рывком поднял его на ноги.
        — Тогда послужи нам, негодник,  — прорычал он.
        Алит ударил его ладонью в подбородок и выхватил меч из ножен упавшего воина. Лезвие перерезало горло второго наггарота прежде, чем тот успел понять, что происходит. Оставшаяся пара разделилась и наступала на Алита с двух сторон.
        Юноша отбил первый выпад и отпрыгнул назад — как раз вовремя, чтобы избежать нацеленного в грудь клинка. Ответный удар пришелся в щит левого воина. Руку пронзила боль отдачи. С застывшим в горле комком Алит поднырнул под широкий замах, прокатился по полу и вскочил в защитную стойку за миг до того, как второй воин перешел в яростное нападение. Удар за ударом со звоном били по его выставленному вперед мечу. Алит пятился по коридору к покоям Лириан. Улучив миг, юноша свободной рукой сорвал со стены гобелен и накинул на одного из нападавших. Затем в прыжке ударил ногой закутанного в плотную ткань врага, и тот повалился на пол.
        Второй наггарот перепрыгнул через упавшего товарища, но Алит ожидал подобной реакции и сам ринулся вперед. Занесенный меч рубанул по ноге противника. В фонтане крови по полу запрыгали железные кольца кольчуги. Наггарот с воплем упал, и Алит воткнул клинок в его обнаженную шею.
        Последний солдат сумел выпутаться из гобелена, но потерял в складках ткани меч и щит. Он наклонился за своим оружием, и Алит с выдохом опустил меч ему на затылок. Шлем от удара раскололся, лезвие вонзилось в череп. Тяжело дыша, Алит выпрямился и убедился, что все враги мертвы. Затем прислонил к стене меч, спешно снял с одного из солдат ремень и опоясался им, засунул в ножны добытое в бою оружие и побежал по коридору к покоям княгини.

        Двойная дверь стояла открытой. Алит не увидел никого через проем и неуверенно ступил внутрь. Он внимательно вслушался, но в покоях стояла тишина. Быстрый осмотр соседних с гостиной комнат подтвердил, что наггароты успели увести Лириан с сыном.
        Алит не мог позволить себе волноваться о похищенном наследнике тиранокского трона. Наггароты обыщут весь дворец, и рано или поздно юноша столкнется с превосходящим по силам противником, от которого не удастся убежать. Его неизбежно узнают. Надо было выбираться из Тор Анрока.
        Алит предположил, что наггароты вошли в цитадель через главные ворота, поэтому заторопился по дворцовым лабиринтам к северным башням в надежде опередить отряды захватчиков. Он старался держаться боковых коридоров и черных лестниц — ими пользовались слуги, чтобы быстро передвигаться по дворцу и не мозолить глаза господам. Около крыла челяди до него донеслись крики и плач.
        Юноша сменил направление и двинулся на восток через лежащий в темноте садик. Он перебегал от колонны к колонне, прятался в тенях и старался держаться края газона. Впереди начинались внешние постройки восточного крыла, откуда он мог добраться до раскинувшихся позади дворца садов.
        Несколько окон первого этажа стояли открытыми, с распахнутыми ставнями, и он запрыгнул внутрь. Справа доносилось эхо гремящих по голому камню шагов, поэтому Алит бегом двинулся налево. Ноги сами вынесли его в маленький дворик у садовых ворот. Юноша собирался потянуть на себя одну из крепких деревянных створок, когда услышал за спиной шаги.
        Алит повернулся. В вымощенный булыжником дворик быстрым шагом вышел отряд из дюжины копейщиков. Среди них выделялась фигура в белом — Лириан с младенцем Анатарисом на руках. Воины в первом ряду подняли оружие и медленно двинулись на Алита. Он выхватил меч и прижался спиной к воротам.
        — Стоять!  — крикнул из задних рядов командир.
        Алит вздрогнул, услышав знакомый голос.
        Небольшой отряд раздвинулся, и капитан вышел вперед. Верхнюю часть его лица скрывал шлем, но Алит без труда узнал Еасира.
        При виде его командир Нагарита резко остановился. Со своей стороны, юноша не знал, что делать. Если он повернется, чтобы открыть ворота, солдаты нападут на него, а если принять бой, у него нет шансов на победу.
        — Опусти оружие, Алит,  — приказал Еасир.
        Юноша замешкался, сжимая и разжимая пальцы на рукояти меча. Он бросил взгляд на Лириан. Княгиня казалась на удивление спокойной. Она ободряюще кивнула. Алит нехотя выпустил из руки меч, и тот с похоронным звоном упал на камни.
        Юноша прислонился спиной к воротам и обреченно поднял руки.
        Еасир передал свое копье одному из солдат и подошел к нему с протянутыми ладонями вверх руками.
        — Не бойся, Алит,  — произнес капитан.  — Я не знаю, как ты оказался здесь, но я не враг тебе. Я не причиню тебе зла.
        Заверение Еасира не ослабило бдительности Алита. Взгляд юного анарца продолжал метаться по двору, выискивая пути к бегству. Но их не было, юноша оказался в ловушке.
        — Пошли, быстрее.  — Еасир взмахнул рукой.
        Лириан, держащая ребенка, выступила вперед, и Еасир указал на одного из своих воинов.
        — Ты, дай мне свой лук и стрелы,  — произнес командир.
        Солдат повиновался, снял через плечо колчан и передал его вместе с луком Еасиру. К немалому удивлению Алита, нагаритский капитан сунул ему в руки оружие и нагнулся, чтобы поднять брошенный меч.
        — У нас мало времени для разговоров.  — Еасир засунул меч в ножны у пояса Алита.  — Нам обоим очень повезло, что мы встретились здесь. Теперь ты проводишь наследника тиранокского трона в безопасное место.
        Солдаты распахнули ворота. Лежащие по ту сторону сады заливал лунный свет. Лириан поторопилась переступить порог.
        Алит не смог вымолвить ни слова и лишь молча покачал головой.
        — Морати вернулась в Анлек, и не все рады ее возвращению,  — торопливо объяснил Еасир.  — Она желает наказать Тиранок за то, что случилось с Малекитом. Оставаться тут опасно. На востоке есть укрытие, я рассказал княгине Лириан, где оно находится. Там прячется моя жена с ребенком. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы задержать погоню, и присоединюсь к вам через несколько дней. Все вместе мы направимся в Эллирион, искать убежища там.
        — Что?  — только и сумел выдавить Алит.
        — Иди,  — прорычал Еасир.  — Я должен доложить о побеге княгини, скоро начнутся поиски. Я приеду и все объясню.
        Капитан без лишних церемоний толкнул юношу в ворота, которые тут же беззвучно за ним захлопнулись. Лириан уже шагала по вымощенной гравием дорожке, и Алиту пришлось догонять ее бегом. За спиной раздавались звуки кипящей в башнях дворца схватки.

        Еасир повел своих воинов в главный зал, где другие отряды наггаротов собирали по приказу Палтрейна пойманных придворных. Канцлер стоял позади трона Короля-Феникса вместе с князем Юрианатом и Каентрасом. Нагаритский посол нахмурился при виде Еасира.
        — Ты пришел один,  — укоризненно произнес он.
        — Наша добыча сумела ускользнуть,  — непринужденно ответил Еасир.  — Но далеко она не уйдет, особенно с ребенком, о котором надо заботиться.
        — Какая жалость,  — прорычал Каентрас.
        — Ты считаешь, что она еще во дворце?  — спросил Палтрейн.
        — Вряд ли княгиня покинет Тор Анрок,  — ответил Еасир.  — Куда ей идти? Вот-вот наступит зима, а Лириан ничего не знает о путешествиях по диким местам. Завтра мы начнем обыскивать город.
        — Я ожидал от тебя большего,  — негромко прошипел Каентрас, когда Еасир занял свое место рядом с остальными.
        — Я, может, и не князь, но я все еще командир войска Нагарита,  — ровным тоном проговорил Еасир.  — Не забывай этого.
        Каентрас ответил обиженным молчанием, и тут Палтрейн призвал перепуганных тиранокских придворных к вниманию.
        — Не бойтесь!  — провозгласил дворецкий.  — Эти воины находятся здесь по просьбе князя Юрианата. В такие неспокойные времена нельзя забывать о бдительности, даже в своем кругу. Нагаритские союзники прибыли, чтобы помочь нам.
        — Ты их пригласил?  — презрительно спросил Тирнандир.
        — Я…  — начал Юрианат, но Палтрейн перебил его.
        — Сейчас важно выбрать преемника Бел Шанаара, который пользуется у наших союзников авторитетом,  — сказал дворецкий.  — Князь Юрианат заявил, что готов стать регентом. Кто-то из присутствующих хочет оспорить его претензии?
        Тирнандир открыл было рот, но тут же закрыл его. Как и все придворные, он невольно перевел взгляд на ряды нагаритских воинов с обнаженными мечами и копьями в руках. Палтрейн немного выждал и кивнул.
        — Поскольку никто не высказал возражений, я объявляю князя Юрианата регентом Тиранока; он будет править до тех пор, пока князь Анатарис не повзрослеет и не займет свое законное место. Да здравствует Юрианат!
        Крики наггаротов звучали гораздо громче — тиранокцы обменивались перепуганными взглядами и бормотали восхваления себе под нос.
        — Настали невиданные ранее времена,  — продолжал Палтрейн.  — Чтобы разделаться с узурпаторами и предателями, приходится действовать быстро. Только так можно обеспечить безопасность верных короне эльфов и наказать тех, кто пытается навредить законным правителям Ултуана. Поэтому князь Юрианат издал следующие указы.
        Палтрейн вытащил из рукава мантии свернутый пергамент и передал его Юрианату. Князь неуверенно взял у него свиток и, повинуясь настойчивому взгляду Палтрейна, развернул. Он быстро пробежал ряды рун, и глаза князя распахнулись от удивления. Яростный, с прищуром, взгляд Каентраса заставил его проглотить протест, и Юрианат тихим дрожащим голосом принялся зачитывать указ:
        — Как правящий князь Тиранока, я приказываю всем солдатам, гражданам и прочим обитателям города всячески помогать нашим нагаритским союзникам. Пока они помогают защищать наше княжество, они будут пользоваться полной свободой действий. Все должны подчиняться приказам офицеров и князей Нагарита, как моим собственным. Неповиновение считается бунтом против моей власти и карается смертью.
        Голос Юрианата прервался, и князь пошатнулся, будто едва не потерял сознание. Он прикрыл глаза, чтобы немного прийти в себя, и продолжил чтение:
        — Поскольку верность некоторых воинов армии Тиранока находится под сомнением, я приказываю всем солдатам, капитанам и командирам сдать оружие нагаритским союзникам. Те, кто сумеет заслужить мое доверие, в ближайшее время вернутся на свои должности. Неповиновение считается бунтом против моей власти и карается смертью.
        В зале воцарилась мертвая тишина — тиранокцы пытались осмыслить услышанное. В глазах князя блестели слезы, но он продолжал, бросая жалобные взгляды на тех, кого невольно предал:
        — Мой последний приказ при вступлении на трон велит распустить двор Тиранока до тех пор, пока расследование обстоятельств смерти Бел Шанаара не докажет невиновность в этом гнусном деянии каждого из придворных. Я буду править единолично как регент, и мое слово — закон. Изданные представителями двора приказы более не имеют силы и могут выполняться только после одобрения нагаритскими союзниками. Неповиновение считается бунтом против моей власти и карается смертью.
        По залу побежала волна недовольного шепота, но стоило Каентрасу сделать шаг вперед и взять у князя свиток, возмущение тут же затихло. На лице наггарота застыло суровое выражение.
        — В соответствии с желанием вашего князя вас проводят до ваших жилищ и поместят под домашний арест. В скором времени вас вызовут для допроса.
        По данному Еасиром сигналу нагаритские солдаты начали выпроваживать тиранокцев из зала. Когда через дверь вытолкнули последнего придворного, Палтрейн повернулся к Каентрасу.
        — Все прошло лучше, чем я ожидал,  — сказал дворецкий.  — Теперь можно приступать к работе.

        Рассвет только занимался над горами, когда Лириан вывела Алита к заросшим лесом холмам на северо-востоке от Тор Анрока. Они мало говорили по пути, к великому облегчению юноши. Он все равно не смог бы подобрать слова утешения. Он знал о сговоре Каентраса и Юрианата, но даже не подозревал о том, во что выльется их интрига. Пока они с княгиней молча шагали по дорогам, тропинкам и, наконец, по лугам раскинувшихся вокруг столицы ферм, Алит пытался понять, что же случилось.
        Тропа начала подъем на укрытый черной тенью деревьев холм, и Лириан крепче прижала сына к груди. Алит искоса приглядывал за княгиней и заметил, что ее лицо осунулось от усталости. Она покинула дворец в легкой мантии, совсем не подходящей для путешествий по проселочным дорогам, и ее одежда успела порваться и испачкаться. Обычно искусно уложенные волосы падали на лицо спутанными светлыми прядями, а глаза покраснели от сдерживаемых слез. На лице княгини застыло выражение безнадежности. У Алита тоже щемило от отчаяния сердце.
        Юноша пытался придумать что-то ободряющее, но так и не нашел слов. Любая фраза, что приходила ему в голову, казалась избитой или глупой. Он не мог уверить ее в успешном исходе, потому что сам в нем сомневался. Все рухнуло в одночасье, и, насколько он знал, все улики указывали на Нагарит. Алит обнаружил, что у него гораздо больше вопросов, чем ответов, и жалел, что не расспросил Еасира как следует.
        Лириан остановилась и молча указала налево. В блеклом свете Алит с трудом разглядел темные очертания входа в пещеру. Он вытащил меч и жестом приказал княгине укрыться за деревом. Затем он неслышно подкрался поближе к проему, пока до него не начал доноситься шепот. Юноша различил женские голоса.
        Заглянув внутрь, он увидел двух прижавшихся друг к другу женщин и завернутого в синее покрывало младенца. Фонарь с закрытыми створками едва освещал внутренности пещеры. Обе женщины кутались в теплые темно-синие мантии и вышитые шали того же цвета. Старшая эльфийка — Алит предположил, что ей около восьми сотен лет — вскочила на ноги, выставила вперед кинжал и попыталась закрыть собой вторую женщину и ребенка.
        — Я друг,  — произнес Алит и отвел в сторону руку с мечом. Женщины не сводили с него перепуганных глаз, и он отбросил клинок за порог пещеры.  — Я помогу вам. Меня прислал Еасир.
        Женщины явно не поверили ему. Юноша вышел наружу и позвал Лириан. Княгиня с опаской показалась из-под деревьев; она отказывалась идти в пещеру, пока Алит не вошел первым. Обе стороны подозрительно оглядывали друг друга.
        — Кто вы?  — спросила эльфийка помоложе.  — Что вам надо?
        — Я Алит Анар, друг Еасира,  — ответил юноша.  — Сейчас я охраняю княгиню Лириан и ее сына.
        — Что происходит, где мой муж?  — требовательно спросила старшая.  — Где Еасир?
        — Он в Тор Анроке, старается сбить погоню с нашего следа,  — ответил Алит.  — Как вас зовут?
        — Сафистия.  — Женщина заткнула кинжал за пояс.  — Это моя сестра, Хейлет, и мой сын, Дуринитилл. Когда приедет Еасир?
        — Не знаю,  — ответил Алит. Он под руку провел Лириан в пещеру и усадил рядом с Хейлет.  — Он приказал мне ждать здесь, но обещал скоро присоединиться к нам. У вас есть еда и питье?
        — Конечно,  — ответил Хейлет.
        Она встала и бережно передала ребенка матери, затем повернулась к уложенным вдоль каменной стены мешкам, достала оттуда флягу и маленькие чашки и передала их Алиту. Следом ему в руки легли завернутые пластинки копченого мяса.
        — Сейчас в Нагарите не доверяют дому Анар,  — произнесла Сафистия, пока Алит наливал всем воды.
        — Ложь,  — прорычал юноша.  — Мы стали жертвой заговора. Кто-то постарался опорочить наше имя. Еасир доверяет мне, и вы тоже должны мне верить.
        Он не стал дожидаться дальнейших расспросов и вышел из пещеры, чтобы забрать лежащий на палой листве меч. Какое-то время юноша оставался снаружи, вглядываясь в лес в ожидании погони, но ничего не заметил. Затем он вернулся в пещеру, взял чашку с водой и немного еды.
        — Я постою на страже,  — сообщил он женщинам и быстро вышел.
        Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Алит уселся под деревом и прислонился к стволу. Он почти не чувствовал вкуса пряного мяса — его мысли постоянно возвращались к Нагариту. Когда приедет Еасир, Алит оставит беглецов на его попечение и уйдет на север. Пусть Еасир бежит в Эллирион, если ему так хочется, ведь его семья будет при нем. Алит вернется в Эланардрис и наконец узнает, что стало с его родными.
        Наступил рассвет, но рядом с пещерой никто не появлялся — ни враги, ни друзья. Алит заглянул внутрь и обнаружил, что женщины спят. Тогда он взял лук и отправился за свежей дичью.

        — Выходит, что твои предположения оказались неверны,  — произнес Палтрейн.  — Княгиня покинула город.
        Еасир молча повесил голову, изображая стыд. Они с дворецким находились наедине в парадном зале, и ему хотелось придушить предателя. Тем не менее командир понимал, что, если он хочет снова увидеть свою семью, ему придется скрывать свои истинные чувства.
        — Два дня потрачены впустую,  — продолжал Палтрейн.  — Она выиграла у твоих солдат два дня.
        — Я уверен, что они передвигаются пешком. Наши всадники без труда их догонят.
        — Они?
        — Да, я думаю, что княгине кто-то помогает,  — не дрогнув, поправился Еасир, хотя мысленно он проклинал себя за оговорку.  — Кто-то из солдат или слуг. Не могу поверить, что у Лириан хватило ума самостоятельно организовать побег. Она всего лишь избалованная тиранокская кукла.
        — И когда ты собирался поделиться со мной или Каентрасом этим заключением?
        Вот теперь Еасир позволил себе выпустить злость.
        — Не спорю, что ты заслуживаешь похвалы за то, что сумел воспользоваться ситуацией, но не забывай, что войсками командую я! Ты даже не наггарот, так что не стоит разбрасываться обвинениями. Если с тобой что-то случится, Морати немного расстроится, но мы далеко от Анлека. На войне происходят несчастные случаи с непредвиденными последствиями. Будь ты наггаротом, ты бы это знал.
        Его угрозы не оказали на Палтрейна никакого действия.
        — Как ты собираешься продолжать поиски?  — спросил дворецкий.
        — Она не пойдет на север, потому что там граница с Нагаритом,  — начал Еасир.
        — Но в том направлении расположено много тиранокских гарнизонов. Княгиня может решить укрыться в одном из них.
        — Возможно, но крайне сомнительно. Я очень сомневаюсь, что сейчас она доверяет тиранокцам. Мне кажется, что Лириан пойдет на запад, к побережью. Там она сможет сесть на корабль и добраться до любого княжества Ултуана.
        — И почему она должна доверять другим княжествам, если не верит своему собственному?
        — Не важно, будет она им доверять или нет. Море позволит ей уйти от погони. Если она направится на юг или восток, мы сумеем перехватить ее до того, как она пересечет границу Каледора или Эллириона. Но если Лириан сядет на корабль, нам ее не поймать.
        — Твои доводы кажутся вполне логичными.  — Палтрейн оперся на подлокотник трона Феникса.
        — Я не спрашивал твоего одобрения,  — ответил Еасир.
        — Конечно, не спрашивал,  — легко согласился дворецкий.  — И все же будет лучше, если ты сообщишь Каентрасу о своих планах, чтобы вы могли… согласовать усилия.
        — А как же Юрианат?  — спросил Еасир. Он торопился перевести разговор на любую тему, лишь бы не обсуждать, кто же на самом деле командует нагаритскими войсками. Морати поставила во главе войска его, но многие отряды подчинялись непосредственно Каентрасу и приносили клятву верности лично ему, а не Анлеку.  — От него мало пользы в качестве регента, пока у нас нет наследника.
        — Пока что присутствие Тирнандита создает видимость законности,  — ответил Палтрейн.  — Он хорошо понимает свое положение, как и остальные придворные. Когда мы поймаем Лириан с ее мальчишкой, Юрианат сможет вести дела с другими княжествами, чего мы и добиваемся.
        Еасир кивнул и повернулся к дверям. Последние слова Палтрейна долетели до него уже на выходе из зала.
        — Если ты найдешь Лириан.
        Еасир остановился, но не стал оборачиваться.
        — Когда все закончится, мы сведем счеты,  — прошептал он себе под нос и вышел.

        После бегства из Тор Анрока прошло четыре дня, а Еасир так и не появился. Сафистия беспокоилась все больше и постоянно просила Алита вернуться в город и узнать, что случилось с ее мужем. Алит безоговорочно отказался, потому что не мог оставить женщин без охраны.
        — И сколько нам еще ждать?  — спросила Лириан, когда четвертый день сменился четвертой ночью.
        Княгиня немного окрепла, но большую часть времени безжизненно бродила по пещере и нашептывала что-то сыну.
        — Мы будем ждать, пока не приедет Еасир,  — ответила Сафистия.
        — А если он не приедет?  — вздохнула княгиня.  — Может, он уже мертв.
        — Не говори такого!  — отрезала Хейлет.
        Сафистия бросила на Лириан ядовитый взгляд и отошла к задней стенке пещеры, где на сделанных Алитом из листьев и плащей постелях лежало двое младенцев. В стене зияла крупная щель; за ней простиралась паутина выточенных водой туннелей, которые пронизывали окрестные холмы. Алит приметил их как запасной вариант побега на случай, если солдаты найдут убежище, и обследовал по ночам, когда на страже стояла Хейлет. Если случится худшее, то они уйдут по одному из узких туннелей на север. На входе в него юноша соорудил ловушку из камней и веток, которая должна была задержать погоню.
        — Это была величественная процессия,  — вдруг протянула Лириан.  — Столько флагов и колесниц.
        — Что за процессия?  — спросила Хейлет.
        — Похороны Элодира,  — княгиня уставилась перед собой невидящим взглядом.
        — Хватит говорить о похоронах,  — прошипела Сафистия.  — Еасир жив. Я бы почувствовала его смерть.
        — Элодир умер далеко от меня.  — Лириан перевела пустой взгляд на Сафистию.  — Я ничего не почуяла.
        Алит покачал головой и вышел из пещеры. Он вознес мольбу слышащим его богам, чтобы они как можно скорее привели сюда Еасира, и тогда юноша сможет покинуть переругивающихся женщин. Но стоило Алиту об этом подумать, как его внимание привлекло движение среди деревьев. В тот же миг он выхватил лук и наложил стрелу.
        Анарец прислушался и различил приглушенный стук копыт. Вскоре он увидел, как по заросшему деревьями холму поднимается всадник с полудюжиной лошадей в поводу. Алит спрятался за ближайшим деревом и нацелил стрелу на пришельца. Когда тот приблизился, юноша разглядел Еасира. Он вышел из-за дерева и опустил лук.
        — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть,  — окликнул Алит, спускаясь по склону.
        — Твоя радость может оказаться недолгой,  — ответил командир.  — Мне надо спешить.
        — Почему?
        Они зашагали к пещере; лошади послушно переступали сзади.
        — Воины Каентраса рыщут слишком близко,  — сообщил командир.  — Если я исчезну сейчас, это вызовет подозрения. Так что мне придется вернуться во дворец раньше, чем мое отсутствие заметят.
        Когда они подошли к пещере, Сафистия выбежала им навстречу и крепко обняла мужа.
        — Слава богам, ты жив,  — выдохнула она.  — С каждой минутой я все больше боялась, что произошло страшное.
        Еасир успокоил жену, расцеловал ее в щеки, а затем повернулся к сыну. Поднял завернутого в синее одеяло младенца и прижал к груди, с тоской вглядываясь в крошечное личико.
        — Он такой храбрый.  — Сафистия взяла мужа под руку.  — Ни слезинки, ни единого каприза за все время.
        Будто просыпаясь от глубокого сна, Еасир выпрямился и передал ребенка Хейлет.
        — Я привел лошадей с припасами,  — сказал он.  — Мне надо увести погоню дальше на юг, а вечером я вернусь. Мы покинем пещеру до утра, до начала поисков.
        В дальней части пещеры зашевелилась Лириан.
        — А что с Юрианатом?  — спросила она.  — Его можно спасти?
        Еасир грустно покачал головой.
        — Юрианат попался в сети собственной глупости,  — сказал командир.  — Палтрейн и Каентрас наблюдают за каждым его движением. Тебя и твоего сына надо доставить в безопасное место. Без законного наследника их претензии ничего не стоят.
        Еасир снова заключил жену в долгие объятия, а когда отстранился, его лицо выдавало боль. На миг Алиту показалось, что Еасир никуда не поедет, и он задумался, каково это — так любить друг друга.
        С выражением суровой покорности судьбе Еасир оторвал взгляд от жены и сына и вышел из пещеры. Алит последовал за ним.
        — Мне нужно тебе кое-что сказать,  — произнес юноша.
        — Только быстро.
        — Я возвращаюсь в Нагарит. Я не поеду с тобой в Эллирион. Я должен вернуться домой.
        — Конечно,  — взгляд Еасира метнулся к пещере.  — Посторожи их до вечера, а затем можешь идти своим путем.
        Алит кивнул. Он смотрел вслед Еасиру, пока тот не затерялся в лесу. Затем присел на камень и возобновил свое грустное дежурство.
        Недалеко от пещеры закутанный в магические тени эльф наблюдал за отъездом Еасира. Потом запрыгнул в седло вороной лошади и откинул полу плаща из черных перьев. Беззвучно тронул коня с места и направился на юг.

        С плохим предчувствием Еасир пересек дворцовую площадь. Когда он подошел к привратной сторожке, то увидел Палтрейна в окружении небольшого отряда воинов. У Еасира заколотилось сердце. Что-то случилось.
        — Как продвигаются поиски?  — небрежно спросил дворецкий.
        — Пока безуспешно,  — ответил Еасир, проходя мимо.
        — Возможно, тебе повезет больше, если не станешь тратить время на посещение укромных пещер.
        Еасир резко развернулся к нему. На губах Палтрейна играла хитрая улыбка.
        — Неужели ты думал, что сумеешь обмануть нас?  — спросил он.
        Еасир выхватил из ножен меч и прыгнул вперед раньше, чем стража поняла, что происходит. Клинок без усилий проткнул легкую мантию и вонзился в живот дворецкого.
        — Увидимся в Мирае,  — прошипел Еасир и вытащил меч из пузырящейся кровью раны.
        Он отрубил руку ринувшемуся на него солдату и перерезал горло следующему. Увернулся от копья третьего и бросился к воротам.
        Еасир добежал до сооруженного на месте бывшего рынка загона, вскочил на лошадь и пустил ее галопом. Трое наггаротов попытались преградить ему путь, но он промчался сквозь заслон, на ходу вырвав из рук одного из солдат копье. Под гулкий перестук копыт командир поскакал по подземной улице, что вела вглубь холма, на котором стоял Тор Анрок.
        Сзади поднимали тревогу, но Еасир не обращал на крики внимания и лишь подстегивал лошадь. Эльфы разбегались с его пути, пока он несся по городу. Сердце стучало в такт галопу коня, и Еасира все больше охватывала сжимающая горло паника. Мир вокруг исчез. Осталась лишь тревога о жене и сыне.

        Когда Еасир выехал из города, над полями Тиранока уже сгущались сумерки. Командир не думал о том, что скоро загонит коня. Он сосредоточился на одной мысли: как можно быстрее добраться до поросших лесом холмов. В рубиновом свете заката к опушке маршировали нагаритские отряды.
        Он завернул налево, чтобы обогнать солдат. На краю леса пришлось пригнуться, и он влетел под хлещущие по лицу и плечам ветки. Быстрый взгляд направо подтвердил, что несколько сотен нагаритских воинов окружают пещеру.
        Конь споткнулся о корень дерева, и Еасир едва не вылетел из седла. С трудом втянул воздух в легкие, выпрямился и снова подстегнул лошадь. Впереди в сумерках блестело оружие и доспехи.
        Последним усилием Еасир заставил коня преодолеть ведущий к пещере подъем. Среди деревьев вокруг метались крики солдат.
        — Алит!  — закричал командир, когда впереди показался вход в пещеру.
        Юный анарец прыжком поднялся на ноги — в руке он сжимал невесть откуда взявшийся лук.
        В вихре взметнувшихся в воздух листьев Еасир остановил спотыкающегося коня. Спрыгнул с седла и побежал к пещере.
        — Нас обнаружили!  — крикнул он.
        Сафистия и Хейлет выскочили из пещеры, но Еасир отмахнулся от приветствий жены.
        — Берите детей и бегите!  — хрипло выдохнул он.  — Враги совсем близко.
        Не успел он договорить, как из леса появились первые солдаты. Они указывали на пещеру и быстро поднимались по склону.
        — Бегите!  — крикнул Еасир, схватил Сафистию и толкнул к пещере. Женщина упиралась и вырывалась у него из рук.
        — Ты пойдешь с нами!  — выдавила она сквозь слезы.
        Еасир сдался и крепко обнял жену. Вдохнул запах ее волос, прижался к теплой щеке. Затем его охватила накатывающая пустота, и он отстранился.
        — Бери Дуринитилла и уходи,  — севшим голосом приказал он.  — Спасай нашего сына. Потом ты расскажешь ему, что отец любил его больше всего на свете.
        Сафистия выглядела так, будто никуда не пойдет, но Хейлет схватила ее за руку и потащила к пещере. С беззвучным криком Еасир ринулся за ними и в последний раз обнял жену.
        — Я люблю тебя,  — прошептал он и отпустил ее.
        Еасир перевел взгляд на пробирающихся по лесу наггаротов, и горе сменилось пылающей злостью. Тело налилось гневом, руки задрожали. В его жизни было так мало покоя.
        Командир думал, что обрел его, но нашлись те, кто захотел лишить его даже малой толики счастья.
        — Я останусь с тобой и буду сражаться,  — произнес Алит.
        — Нет! Ты должен охранять женщин.
        Между ними и наггаротами оставалось меньше сотни шагов. Из пещеры доносились встревоженные голоса эльфиек.
        — Уведи их отсюда,  — прошипел Еасир.  — Ултуан погружается во тьму. Ты должен бороться с ней.
        Алит замешкался, его взгляд метался между пещерой и наступающими наггаротами. Затем с подавленным вздохом он кивнул.
        — Это была честь для меня,  — юноша стиснул плечо Еасира.  — Я не встречал более достойного сына Нагарита, и я клянусь, что отдам жизнь, чтобы защитить твою семью.

        Алит не знал, услышал ли Еасир его клятву, потому что все внимание командира сосредоточилось на приближающихся воинах. Юноша побежал к пещере, но на пороге обернулся. Одетые в черные доспехи наггароты приближались с некоторой опаской, группами по дюжине солдат в каждой, с поднятыми щитами и опущенными копьями.
        Еасир стоял лицом к выходящему из-под деревьев темному войску. В правой руке он держал наготове меч, в левой — копье. Он выглядел совершенно спокойным, смирившимся со своей судьбой. Глядя со стороны, можно было подумать, что командир вышел подышать свежим вечерним воздухом. Еасир не оглядывался назад и не отрывал взгляд от тех, кто собирался убить или увести в рабство его семью. Алит никогда не видел подобного мужества. Юноша знал, что нужно сделать, но его охватывал жгучий стыд при мысли о бегстве.
        Еасир вызывающе поднял над головой копье, и над холмом прокатился его крик — так звучал голос командира, который привык отдавать приказы поверх шума схватки.
        — Знайте, с кем вам предстоит сразиться, трусы!  — крикнул он.  — Я Еасир, сын Ланадриата. Я командир Нагарита. Я сражался в Атель Торалиене и в битве при Сильвермере. Я шел с князем Малекитом на север и бился с порождениями темных богов. Я первым вошел в Анлек, когда свергли Морати. Сотни тысяч врагов ощутили на себе мой гнев! Идите и попробуйте на вкус мести моего копья и ярости меча. Идите сюда, храбрые солдаты, и сразитесь с настоящим воином!
        Еасир вскинул меч, и от его крика наступающие замешкались и обменялись испуганными взглядами.
        — Я наггарот!
        Командир сорвался с места и побежал вниз по склону. Когда он поравнялся с линией щитов, Еасир высоко подпрыгнул, копье в его руке метнулось вниз. Под лязг железа он врезался в шеренгу солдат. По склону прокатился крик боли и ужаса, когда авангард упал под натиском Еасира. В считанные моменты на земле распласталась дюжина тел, опавшие листья окрасились кровью. Меч и копье в руках Еасира превратились в серебристый ураган и разили всех, до кого могли дотянуться.
        Затем Еасир скрылся из вида. Солдаты ринулись вперед и окружили его.
        Алита душило отчаяние, но сердце согревала гордость. Он вбежал в пещеру и скрылся в темноте следом за остальными.

        ГЛАВА 11
        Маяк надежды

        И снова Алит очутился в горах, хотя на сей раз не один. Горстка беглецов верхом отправилась на север, затем свернула на восток. Хитрость Алита позволила им обойти преследователей у подножия гор перед следующим поворотом на север. Утром шестого дня побега Лириан подъехала к Алиту.
        — Почему мы едем на север?  — спросила княгиня.  — Орлиный перевал южнее. Эта дорога ведет не в Эллирион.
        — Мы не едем в Эллирион,  — ответил Алит.  — Мы едем в Нагарит.
        — Нагарит?  — выдохнула Лириан. Она остановила лошадь, и Алит придержал свою.  — Нагарит — самое последнее место, где мы можем спрятаться. Наггароты хотят отобрать моего сына!
        К ним подъехала Хейлет.
        — Почему мы стоим?  — спросила она.
        — Он хочет отвезти нас в Нагарит,  — взвизгнула Лириан, будто обвиняла Алита в попытке убить их во сне.
        — Не весь Нагарит подчиняется Морати,  — ответил юноша.  — Во владениях моей семьи мы будем в безопасности. В большей безопасности, чем где-либо еще. Культы существуют повсюду, даже в Эллирионе. Вы же доверяете мне?
        — Нет,  — ответил Лириан.
        — Откуда нам знать, что ты не бросишь нас?
        — Я дал слово Еасиру, что буду защищать вас. И я должен доставить вас в безопасное место.
        — И какова в наши дни цена слову наггарота?  — бросила Лириан.  — Может, стоит вернуться в Тор Анрок и спросить там?
        — Не все наггароты одинаковы,  — горячо возразил Алит.  — Некоторые из нас ценят свободу и честь. Это и есть истинный народ Аэнариона. А тех, кто захватил Тор Анрок, мы называем по-другому — друкаи.
        Лириан все еще колебалась, но Хейлет его слова убедили. Она сама была уроженкой Нагарита и лучше понимала возникший там раскол.
        — Алит говорит правду,  — мягко обратилась она к княгине.  — Не все наггароты молятся темным богам и желают покорить Ултуан. Если ты не доверяешь Алиту, доверься мне.
        Лириан ничего не ответила, повернула лошадь и направилась обратно по дороге, по которой они приехали. Алит перегнулся в седле и поймал уздечку ее коня.
        — Мы едем в Нагарит,  — тихо повторил он.

        Алит никогда еще не любил Эланардрис так сильно, как в тот момент, когда они пересекли перевал у Кайл Амис. Он остановил лошадь и оглядел холмы и горы. Последнее время он часто задумывался, доведется ли увидеть их снова. На миг его полностью поглотила красота белых склонов и приглаженной ветром травы. Осенние облака низко нависали над землей, но то тут, то там над блестящими снежными вершинами проглядывало солнце. Юноша набрал полную грудь холодного свежего воздуха.
        Женщины остановились рядом с ним и с одинаковым потрясением оглядывали горы и самого Алита.
        — Это твой дом?  — спросила Сафистия.
        Алит указал на северо-запад.
        — Особняк анарцев лежит вон там, за лесами на склонах Хитран Анула. Верхом до него два дня пути.
        Движение в небе привлекло внимание юноши, и он совсем не удивился, когда увидел кружащего над лесом ворона. Птица приземлилась на сук приземистого кустарника, каркнула и снова поднялась в воздух, направляясь на юг.
        — Я принесу свежей дичи,  — сказал Алит.  — Езжайте вперед, я не буду отходить далеко и скоро нагоню вас. Тут безопасно.
        Он повернул коня в том направлении, куда улетел ворон, и пустил его рысью, внимательно высматривая по пути Эльтириора.
        Алит завернул за груду покрытых мхом валунов и обнаружил сидящего на камне вороньего герольда. Рядом пощипывала траву лошадь. Ворон сидел на плече хозяина и, когда юноша спешился и подошел поближе, наградил его неприветливым взглядом.
        — Следовало ожидать, что ты нас встретишь,  — произнес Алит.
        Он спрыгнул с лошади и присел рядом с Эльтириором.
        — Я мог бы сказать, что это совпадение, но я слишком хорошо знаю Морай-хег,  — ответил вороний герольд.  — Я ехал на север и тут увидел вас. Какие новости в Тираноке? Я мало что слышал, но даже обрывочные сведения оттуда меня тревожат.
        — Каентрас с сообщниками захватил власть в Тор Анроке. Мне поручили охранять законного наследника Бел Шанаара, чтобы он не попал в руки Морати. Я почти год не получал вестей из Нагарита. Какого приема нам ожидать в Эланардрисе?
        — Теплого. У Морати сейчас много забот, и ей не до анарцев. Ее войско разделилось на две части: та, что служила Малекиту, и та, что приносила клятву верности самой Морати. Она думает, что анарцы не представляют для нее угрозы.
        Алит ничего не ответил, и Эльтириор продолжил:
        — Ултуан охватило смятение. После побоища в храме Азуриана выжила лишь горстка.
        — Побоища?
        — Конечно. Хотя представить всю картину сложно, но я не сомневаюсь, что там случилось предательство. Культы долго выжидали, набирали силу — и наконец нанесли удар. Во многих княжествах бушуют мятежи и интриги. Сейчас все заняты только своими проблемами, а Морати готовится к войне.
        — К войне?  — спросил Алит.  — С кем? Одно дело захватить оставшийся без правителя Тиранок, но выступить против остальных княжеств?
        — И тем не менее таковы ее намерения. Когда Морати восстановит контроль над своей армией, Нагарит выступит против всего Ултуана.
        — Тогда лучше не мешать ей совершить эту глупость,  — сказал Алит.
        — Глупость?  — горько рассмеялся Эльтириор.  — Нет, королевой движет отнюдь не глупость, хотя затея опасная. Ултуан разделен на княжества. Ни одно из них не сможет в одиночку тягаться с Нагаритом. У них маленькие армии, они не имеют должной подготовки, и наверняка среди них есть преданные культам шпионы. Если княжества Ултуана не объединятся, только у Каледора хватит сил, чтобы отразить атаку.
        — Но они обязательно объединятся, когда увидят грозящую им опасность.
        — Их некому объединить, нет такого знамени, под которым могут выступить все князья. Король-Феникс мертв. За кем еще они согласятся пойти? Смерть Бел Шанаара можно считать несчастным случаем или частью обширного заговора, но его кончина и гибель многих князей оставили Ултуан беззащитным. И если Морати нанесет удар достаточно быстро — смею предположить, что весной,  — никто не сможет противостоять ей.
        Пока Алит размышлял над услышанным, он рассеянно выдернул длинную травинку и завязывал ее в замысловатые узлы. Ему всегда лучше думалось, когда руки были чем-то заняты.
        — Мне кажется, что чем дольше в Нагарите продлится смятение, тем больше времени будет у других княжеств, чтобы оправиться от катастрофы.
        — Согласен,  — кивнул Эльтириор.  — Что ты задумал?
        — Знамя, ты сказал. Нужно собрать всех наггаротов, которые готовы сопротивляться власти друкаев. Анарцы способны взять эту роль на себя.
        — В прошлый раз, когда вы попытались противостоять воле Анлека, то потерпели поражение,  — возразил Эльтириор.
        — В прошлый раз среди нас затесался предатель, Каентрас,  — прорычал Алит.  — Мы были не готовы к противостоянию и оказались в изоляции и в меньшинстве. Теперь никто не сможет усомниться в нашей правоте. Не будет препирательств о том, кому хранить верность. Семьи, которые когда-то боялись гнева Морати и ничего не делали, теперь знают, что они не смогут и дальше оставаться в стороне.
        Эльтириор наградил его взглядом, в котором читалось сомнение.
        — Хотел бы я, чтобы так и вышло,  — произнес он.
        Он встал и направился к своей лошади, но Алит окликнул его.
        — Скорее всего, нам понадобятся глаза и уши вороньего герольда. Есть какой-нибудь способ связаться с тобой?
        Эльтириор вскочил седло и расправил по бокам плащ.
        — Нет,  — ответил он.  — Я прихожу и исчезаю по прихоти Морай-хег. Если Всевидящая решит, что я тебе нужен, я окажусь поблизости. Ты знаешь, как меня найти.
        Ворон взлетел с его плеча, трижды взмахнул крыльями и пролетел над головой Алита. Птица издала громкий крик и начала подниматься в небо. Алит наблюдал, как ворон взлетает все выше и выше, превращаясь в точку высоко над головой.
        — Я…  — начал юноша, поворачиваясь к Эльтириору.
        Вороний герольд исчез. Алит не слышал ни звяканья уздечки, ни стука копыт. Юноша ошеломленно покачал головой.
        — Хоть раз в жизни он может попрощаться как положено?

        К тому времени, когда Алит выехал на ведущую к особняку дорогу, он обзавелся внушительным эскортом. Верные семье слуги и работники выходили из домов, чтобы порадоваться его возвращению. Тем не менее радостные возгласы и улыбки казались немного вымученными — тяжесть произошедшего в Нагарите раскола отразилась и на них. Алит старался выглядеть уверенным в себе, как подобало князю дома Анар, но в глубине души он знал, что впереди ждет еще много горестей.
        На суматоху у особняка собралась небольшая толпа. Из ворот выбегали солдаты и слуги и изумленно разглядывали вернувшегося господина. Среди них юноша заметил Геритона. При виде его канцлер послал нескольких слуг бегом в дом. Когда Алит подъехал к воротам, во двор вышли отец и мать — они явно спешили, но в то же время пытались сохранять должное достоинство.
        Алита подобные условности не смущали. Он спрыгнул с лошади и протолкался через толпу — по дороге его награждали похлопываниями по спине и сердечными приветствиями. Юноша пустился бегом и встретил мать на полпути к особняку.
        Они обнялись; Майет прижалась к груди сына, его плащ тут же промок от ее слез. Подошел Эотлир и обнял их обоих. Его лицо хранило суровое выражение, но блеск глаз выдавал радость от встречи с сыном, живым и здоровым. Алит расплылся в улыбке. И тут он вспомнил о своих спутницах.
        Юноша повернулся к воротам, где остановились и изумленно осматривали все вокруг Лириан, Сафистия и Хейлет. Слуги приняли у них из рук детей и помогли спешиться. Алит быстро представил женщин семье, назвав только их имена. Хотя он знал, что здесь беглецы будут в безопасности, он не хотел лишних сплетен о Лириан и ее сыне.
        — Нам нужно поговорить,  — сказал он Эотлиру.
        Отец кивнул и жестом пригласил женщин в дом.
        — Геритон позаботится о гостях,  — заверил он.
        — Где Эолоран?  — спросил Алит, пока они шагали по мощеной дорожке к особняку.
        — Ждет внутри,  — ответила Майет.
        Так и было. Дед Алита сидел во главе стола в зале, положив подбородок на переплетенные пальцы. При появлении Алита он поднял голову, но на его лице ничего не отразилось. Юношу охватила внезапная тревога: он испугался, что принял неправильное решение и напрасно возвратился в Эланардрис. Или нужно было вернуться раньше?
        — Ты долго отсутствовал, Алит,  — серьезно произнес Эолоран. Невыразительная маска спала с его лица, и уголки губ расползлись в улыбке.  — Надеюсь, ты был занят важными делами, и поэтому так долго не вспоминал о своей семье.
        — Я даже не могу описать, насколько важными,  — засмеялся Алит, подошел к деду и обнял его.  — Но я попытаюсь.
        В дверях появился Геритон.
        — Ваши гости размещены в восточном крыле, господин,  — сказал он.
        — Спасибо, Геритон,  — ответил Эолоран.  — И позаботься о том, чтобы их не беспокоили.
        — Конечно.  — Слуга поклонился, вышел из зала и беззвучно закрыл за собой двери.
        Алит вкратце рассказал о событиях в Тор Анроке и обстоятельствах своего отъезда. Его внимательно выслушали, но как только юноша закончил рассказ, раздались вопросы.
        — Как ты думаешь, тиранокцы будут сопротивляться?  — спросил Эолоран.
        — Они попытаются и проиграют,  — ответил Алит.  — Придворных держат в заложниках, армией командовать некому. Если войско Морати перейдет Наганат, я сомневаюсь, что в Тираноке сумеют его остановить.
        — Расскажи о Каентрасе,  — потребовал Эотлир.  — В чем заключается его роль? Он сознательно участвует в заговоре?
        — Отец, именно Каентрас поймал в ловушку князя Юрианата. Я сомневаюсь, что он в одиночку задумал узурпировать трон Тор Анрока, но он один из главных заговорщиков. Среди прибывшего войска я видел флаги его дома.
        — Ты уверен, что Еасир погиб?  — продолжал отец.  — Возможно, его отряды не захотят сражаться под командованием Каентраса.
        — Некоторые из них давали клятву верности лично Еасиру, но я не знаю, насколько их много. И даже среди них не нашлось никого, кому Еасир мог доверить тайну о местонахождении жены и ребенка. Не стоит надеяться, что друкаи передерутся между собой. И да, я уверен, что Еасир погиб. Никто из воинов, за исключением разве что Аэнариона или князя Малекита, не смог бы выстоять против такого количества врагов. Теперь его семья находится под моей опекой.
        — И мы поможем тебе позаботиться о них,  — заверила Майет.  — А теперь расскажи мне о Миландит.
        — У нас еще будет время послушать истории о романах Алита,  — проворчал Эотлир.  — Сначала нужно решить, что делать дальше.
        Алит кивнул — он знал, что они придут к решению только глубоко ночью. Майет махнула рукой на своих мужчин, встала за спинкой стула Алита и положила руки ему на плечи.
        — Ты не сможешь скрываться от меня вечно,  — она поцеловала сына в макушку и направилась к выходу.  — Я узнаю, что ты там вытворял.
        — Палачи Морати милосерднее любопытной матери,  — произнес Эотлир, когда Майет вышла из комнаты.
        Алит горячо закивал.

        ГЛАВА 12
        Темные топи

        Как и предсказывал Эльтириор, друкаи действительно намеревались подчинить себе Ултуан. За зиму власть Анлека над Нагаритом окрепла, и противостоящие Морати силы были вынуждены постепенно уступить свои позиции. Эланардрис снова стал убежищем для несогласных с тиранией, в число которых входил кое-кто из князей и капитанов армии. Вдоль подножия гор растянулись тысячные отряды нагаритских воинов. Дуринн, правитель портового города Галтир, сумел продержаться в осаде всю зиму, но когда стаял снег, подошли свежие силы, и друкаи захватили город. Они забрали стоявшие на зимнем причале корабли, и теперь никто и ничто на Ултуане не могло укрыться от флота Морати.
        В середине весны войска друкаев выступили из Анлека. Благодаря продолжающемуся в Тираноке безвластию они сумели взять под контроль ведущие на восток перевалы и вошли в Эллирион. Флот патрулировал северо-западное побережье острова, но обходил стороной Каледор и Эатан — друкаи опасались внушительных морских сил Лотерна. И все это время анарцы ожидали, когда же ярость друкаев обрушится на Эланардрис, но нападения так и не последовало. Вполне возможно, что высокомерие Морати не позволяло ей всерьез воспринимать угрозу, исходящую от горной провинции, и королева направила усилия на быстрое завоевание других княжеств. Допросы захваченных анарскими дозорными офицеров подтверждали эту догадку: когда Морати подчинит себе весь Ултуан, у нее будет свободное время, чтобы поквитаться с Эланардрисом.
        Анарцы совершали небольшие вылазки по Нагариту, но пока не могли нанести серьезного урона. Эолоран и Эотлир опасались попасть в окружение или оставить Эланардрис без охраны, поэтому не выдвигали против друкаев всех своих сил. Тысячи беглецов искали приюта в горах на их землях. Еды и прочих ресурсов не хватало. Анарцы были вынуждены перейти к партизанской войне: они нападали на марширующие в Тиранок колонны друкаев и отступали прежде, чем враги успевали нанести ответный удар.
        Зимой снова созвали отряд Теней, и на сей раз их возглавил Алит. Вскоре ряды Теней насчитывали несколько сотен самых отчаянных и опытных воинов Эланардриса, и Эолоран все чаще отправлял их потрепать войска друкаев.
        Под руководством Алита Тени наводили на врагов страх. Юный князь часто вспоминал об увиденном в лагере кхаинитов и об оккупации Тор Анрока, поэтому он не знал пощады. Тени не сражались. Они прокрадывались во вражеские лагеря и убивали во сне. Они совершали налеты на деревни, которые обеспечивали армию друкаев продовольствием, разоряли амбары и поджигали дома приспешников Морати. Вскоре верные Анлеку дворяне начали опасаться за свою жизнь, потому что Алит с Тенями охотились за ними и убивали на ночных дорогах, а порой врывались в замки и вырезали целые семьи.
        Алит снова встретился с Эльтириором после нападения на Галтир, где Тени сожгли полдюжины кораблей с командами на борту. Со дня побоища в храме Азуриана прошел почти год, и несмотря на внушаемый врагам страх Алит понимал, что анарцы мало чего добились. И все же принесенные Эльтириором новости подарили ему некоторую надежду.
        — Князья выбрали нового Короля-Феникса,  — сообщил вороний герольд.
        Они встретились в роще неподалеку от лагеря Теней на северной границе Эланардриса. Стояла ночь, и луна еще не взошла. В темноте вороний герольд становился совершенно невидимым — бестелесный голос среди деревьев.
        — Совет выбрал князя Имрика, и, хвала богам, он согласился занять трон Феникса,  — продолжал Эльтириор.
        — Имрик — хороший выбор,  — кивнул Алит.  — Он опытный воин, а Каледор — второе по силе княжество после Нагарита. Драконьи князья станут для Морати крепким орешком.
        — Он взял имя короля Каледора, в память о деде.
        — Любопытно. Хотя и не лишено смысла. Пусть остальные князья помнят, что в жилах короля течет кровь Укротителя Драконов. Что тебе известно о его намерениях?
        — Он будет сражаться, но больше я ничего не знаю,  — ответил Эльтириор.
        — Надо найти способ отослать в Каледор гонца,  — задумчиво произнес Алит.  — Если мы сумеем объединить наши силы…

        С этой мыслью Алит вернулся в особняк, чтобы обсудить ее с отцом и дедом. На юг выслали четверых гонцов, но переправы через Наганат хорошо охранялись. Расчлененные, изуродованные останки трех герольдов нашли нанизанными на колья вдоль ведущей в Эланардрис дороги.
        За зиму анарцы так и не получили ответного послания из Каледора, и судьба последнего гонца осталась неизвестной. До Эланардриса редко доходили новости, и еще реже они обнадеживали его обитателей. Несмотря на вступление на престол короля Каледора остальные княжества по-прежнему предпочитали действовать сами по себе, особенно восточные — они еще не ощутили полной силы натиска друкаев. Вместо того чтобы объединить силы под эгидой Короля-Феникса, князья пытались самостоятельно защитить свои земли, и в результате Тиранок, Эллирион, Крейс и Эатан сильно пострадали от наступающих армий Нагарита.

        Поздней весной к особняку подъехал окровавленный гонец и потребовал аудиенции Эолорана. ГЛАВА дома Анар вызвал к себе Эотлира и Алита.
        — Я Илриадан, и я принес новости от Короля-Феникса,  — сказал гонец.
        Ему дали свежую одежду и перебинтовали рану на руке, поставили перед ним еду и крепленое вино.
        — Расскажи нам все, что тебе известно,  — произнес Эотлир.  — Каковы новости с войны?
        Илриадан отпил немного вина.
        — Мне нечем утешить тех, кто сопротивляется власти Морати,  — сказал он.  — Король Каледор делает все, что в его силах, чтобы сдерживать наступление, но друкаи, как вы их называете, набрали немалую силу. Король-Феникс пока не в состоянии выставить против них равное войско. Он вынужден отступать под их натиском, лишь замедляя продвижение Морати.
        Новости расстроили Эолорана. Он вздохнул и склонил голову.
        — А разве нет надежды, что Король-Феникс сумеет перейти в наступление?  — тихо спросил он.
        — Нет,  — ответил Илриадан.  — Его князья делают все возможное, чтобы убедить драконов Каледора сражаться на его стороне, но лишь немногие из них по-прежнему согласны помогать эльфам. А без помощи драконьих князей армия Анлека Каледору не по силам.
        — Что мы можем сделать, чтобы помочь Королю-Фениксу?  — спросил Эотлир.
        Илриадан покачал головой.
        — Друкаи захватили несколько замков и городов в Эллирионе и Тираноке. Король-Феникс задумал сжечь посевы перед их наступлением, но остальные князья воспротивились, потому что не хотели, чтобы их подданные голодали. Сейчас Морати укрепляется на захваченных землях, и мы боимся, что в следующем году начнется новое наступление.
        — Не могу поверить, что на всем Ултуане не найдется силы, чтобы противостоять ей!  — воскликнул Алит.  — Нагарит силен, но неужели другие княжества не способны собрать равное ему по численности войско!
        — Ты наггарот, и не понимаешь нас,  — ответил Илриадан.  — Вас с детства воспитывают воинами. Мы живем по-другому. Наши войска слишком малы в сравнении с легионами Нагарита. Многие солдаты покинули Ултуан и перебрались в колонии, а те, кто остался, никогда не бывали в битве. Друкаи приручили горных зверей и спускают их на наши отряды, среди них много безумных фанатиков, которые жаждут крови и не боятся смерти! Изрядное число наггаротов вернулось из Элтин Арвана, чтобы сражаться за Морати. Все они — закаленные в битвах ветераны, и один такой солдат стоит пятерых наших! Как мы можем сражаться против подобного войска? Это настоящее чудовище, подгоняемое ненавистью к врагам и страхом перед командирами.
        Анарцы молча пытались осознать, что они не получат помощи за пределами Нагарита.
        — Сейчас мы готовим армию, но король Каледор не будет посылать неопытных бойцов против превосходящего по силе врага,  — добавил Илриадан.
        — Сколько нужно времени, пока ваша армия будет готова сражаться?  — спросил Эолоран.
        — По меньшей мере два года.
        Ответ посланника встретили горестные вздохи.
        — Не надо отчаиваться,  — быстро продолжил Илриадан.  — У друкаев нет больших кораблей, чтобы пройти через Морские Ворота Лотерна, так что они не осмелятся пересечь Внутреннее море. Каледор уверенно удерживает позиции на юге. В Крейсе врагам приходится с ожесточенным боем отвоевывать каждый клочок земли. Там правит кузен Короля-Феникса, и он не поехал на совет в храме Азуриана, так что Крейс хранит верность трону Феникса. Путь через горы станет для друкаев не таким легким, как равнины Тиранока. Даже если они захватят Крейс, дальше им еще нужно будет пройти через Авелорн. Иша не потерпит присутствия темных созданий, и энты станут сражаться бок о бок с воинами Вечной Королевы. Далеко не все жители оккупированных земель сдались. Морати придется приложить немало усилий, чтобы удержать эти земли. Неожиданность и быстрота действий подарили ей преимущество, но время станет нашим союзником. В следующем году ей не удастся одержать легких побед, а еще через год… Ладно, не будем заглядывать вперед.

        Анарцам ничего не оставалось, кроме как смириться с мыслью, что пока они беспомощны. Они укрепили в меру сил холмы Эланардриса на случай неожиданного нападения. Оттуда, из безопасного убежища, Тени выходили на вылазки, а воины Эолорана терроризировали передвигающиеся по восточным дорогам отряды.
        Когда через восточную границу начали прибывать беженцы из Крейса, положение в горах ухудшилось.
        Отчаявшиеся эльфы шли на риск, перебираясь через опасные вершины, лишь бы спастись от друкаев, но в Эланардрисе и так не хватало еды, а тут еще прибавилось несколько тысяч голодных ртов. Алиту пришлось изменить задачи Теней. Теперь они нападали на вражеские караваны, воровали припасы и грабили амбары. Ловили одинокие патрульные отряды и забирали их вещи: палатки, одежду и оружие, так необходимые анарцам.
        Алит боялся, что из внушающих страх воинов Тени превратились в фуражиров, но Эолоран твердо стоял на своем — о беженцах надо заботиться.

        Прошел еще один печальный год, и еще. Крейс почти сдался на милость победителя. Группки охотников еще держали оборону в горных сторожках, но дороги в Авелорн открылись для друкаев. Эллирион оказался в окружении, хотя князь Финудел еще удерживал столицу своего княжества Тор Элир. С востока доходили весьма обрывочные новости. В землях Сафери некоторые князья-маги поддались на обещания колдовского могущества и перешли на сторону Морати. Хотя верные князю маги составляли большинство, началась гражданская война. Поля горели от всполохов заклинаний, с неба падали кометы, а воздух звенел от магической энергии. Друкаи осмелились напасть на Лотерн, чтобы захватить могучие Морские Ворота. Нападение отбили с огромными потерями с обеих сторон. Верные Лотерну войска смогли одержать победу лишь после подхода армии Короля-Феникса. Княжество еще держалось перед натиском друкаев и, подобно Эланардрису, стало прибежищем для вытесненных с родины жителей Эллириона и Тиранока.
        А анарцы по-прежнему выжидали подходящего времени, чтобы нанести удар.

        Только на четвертый год войны продвижение друкаев остановилось. Весной в особняк анарцев начали прилетать ястребы с посланиями Короля-Феникса. Эолоран с удовлетворением читал их семье.
        — Драконьи князья наконец-то вступили в войну,  — сказал он Алиту и Эотлиру.  — Король Каледор при помощи флота Эатана собрал войско на границе Эллириона и наступает на север.
        — Хорошие новости,  — откликнулся Алит.  — Когда он подойдет к Тираноку, мы можем выступить ему навстречу.
        — Боюсь, что тогда мы истощим свои силы слишком рано,  — ответил Эолоран.  — Нужно выбрать правильное время, чтобы наш удар сыграл решающую роль.
        — Но мы не можем позволить себе быть слишком осторожными,  — возразил Эотлир.  — Пусть наше войско меньше, чем армия Каледора, надо разбить друкаев в Тираноке. Сами по себе мы долго не продержимся. Нам не выстоять следующую зиму. Или ты хочешь ждать, пока Каледор подойдет к границе Эланардриса?
        — Ты заходишь слишком далеко!  — отрезал Эолоран.  — Я все еще правитель дома Анар!
        — Тогда и поступай как правитель! Встань во главе армии! Это наш шанс победить. Мы помогли Малекиту при Эалите, настало время оказать помощь Королю-Фениксу. Нападем на друкаев и вынудим их отозвать солдат из Эллириона и Тиранока. От наших вылазок мало толку, они лишь раздражают Морати. Давай соберем всех воинов и выступим открыто.
        — Это глупо,  — махнул рукой Эолоран.  — Кто защитит Эланардрис?
        — У крейсийцев и тиранокцев достаточно людей, чтобы удерживать холмы до нашего возвращения.
        — Оставить земли в руках чужеземцев?  — презрительно рассмеялся Эолоран.  — Какой князь так поступит?
        — Такой, который сумеет проглотить свою гордость и сделать так, как того требуют обстоятельства.
        Алит с ужасом наблюдал за их перепалкой. Отец и дед иногда ругались, но он никогда не видел их в гневе. Они нередко спорили о принципах, но сейчас уже пытались побольнее задеть и унизить друг друга.
        — Ты думаешь, меня ведет гордость?  — прорычал Эолоран.  — Ты думаешь, что жизни беспомощных эльфов, которые нашли приют в наших горах, ничего не стоят?
        — Пока мы не начнем действовать, у них нет будущего.  — Эотлир, наоборот, сохранял ледяное спокойствие перед гневом отца.  — Еще до конца войны они умрут от голода и холода, потому что мы не сможем и дальше кормить и одевать их. И единственный способ прекратить их страдания — это остановить войну. Сейчас же!
        Эолоран направился к двери, но бросил через плечо.
        — Это твои земли, которые ты хочешь выбросить на ветер, а не мои!
        Зал содрогнулся от грохота захлопнутой двери; Эотлир сел на стул и уставился в высокое окно.
        — Что нам делать?  — спросил Алит.
        Эотлир грустно взглянул на сына.
        — Я буду сражаться, независимо от пожеланий Эолорана,  — сказал он.  — Ты больше не ребенок, так что выбирай сам.
        — Я тоже буду сражаться.  — Алиту даже не потребовалось времени на раздумья.  — Я лучше попытаюсь победить и погибну, чем соглашусь прозябать в плену медленной смерти. Чем дольше мы ждем, тем слабее становимся.
        Эотлир кивнул и потрепал сына по руке.
        — Тогда мы будем сражаться вместе,  — сказал он.

        Эотлиру удалось собрать около четырнадцати тысяч солдат. Все они были уроженцами Нагарита и знали, что сражаются не только за свою жизнь, но и ради грядущих поколений. Войско выступило на запад, к подножию окружающих Эланардрис холмов. На востоке тыл защищали горы, с запада и юга протянулись трясины Энниун Морейр — Темные топи. К северу лежали разоренные земли Урительт Орира.
        Тысячу всадников послали на север — эта была вся кавалерия под командованием Эотлира. Их целью стал лагерь друкаев у Тор Мирансиата. С ними отправился герольд Лиасдир с флагом дома Анар. Он должен был провозгласить, что Эланардрис отвергает правление Анлека и никогда не склонится перед Королевой-Ведьмой. Этот поход задумывался как приманка. Командиры друкаев не потерпят нанесенного Морати оскорбления.
        Оставшиеся тринадцать тысяч солдат, больше половины из которых были стрелками, полукругом растянулись по холмам; открытая середина этой «подковы» смотрела на запад. Лучники взяли с собой все запасы стрел Эланардриса и готовились встретить врагов штормом залпов. Перед ними фалангами выстроились копейщики; перекрывающие друг друга щиты образовали непробиваемую для стрел врага стену. Войско не пыталось прятаться, поскольку план Эотлира заключался в том, чтобы открытым выражением неповиновения спровоцировать друкаев на поспешную атаку.
        Кавалерия заманит врагов в предательские топи, где до этого Алит и его Тени два дня размечали для всадников безопасные тропинки. При отступлении они уберут пометки, преследователи окажутся в трясине и станут легкой добычей для лучников. Эотлир намеревался вызвать бурный гнев Анлека: если анарцы сумеют одержать внушительную победу, Морати не останется другого выбора, кроме как отозвать войска из Эллириона, что ослабит давление на короля Каледора.
        В полдень Эотлир приказал всадникам выступать. Успех зависел от верного расчета времени. В сумерках путешествие по топям станет еще более опасным, и друкаи понесут большие потери.

        Алит стоял рядом с отцом. Его Тени спрятались среди кочек и камыша Энниун Морейр, собравшись потрепать врага по пути, но Эотлир настоял на том, чтобы в ходе сражения сын находился рядом с ним.
        Враги показались примерно в то время, на которое рассчитывал Эотлир. Резкий пересвист Теней сообщил о приближении кавалерии, и вскоре Алит увидел осторожно выбирающих дорогу всадников — последний в каждой колонне откидывал в стороны прутики, которыми Тени пометили путь. Когда рыцари достигли холмов, они завернули на север, чтобы перехватить врагов, если те попробуют взять войско в кольцо справа. Лиасдир отделился от других всадников, соскочил с коня рядом с Эотлиром и воткнул древко флага в мягкий торф. Герольд вытащил из ножен меч и посмотрел на князей.
        — Там их довольно много,  — сообщил он с робкой улыбкой.  — Надеюсь, мы поступаем правильно.
        Эотлир не ответил; он не отрывал взгляда от появившейся на болотах темной тучи. Друкаи надвигались медленно, подобно расплывающейся кляксе. Казалось, что за ними следует черный туман, и Алит тоже чувствовал колдовство в воздухе. От прикосновения темной магии по коже побежали мурашки — заклинания друкаев притягивали ее, и магия впитывалась в горы за спиной.
        Среди пехотинцев возвышались огромные чудовища. Гидры с плеском топали по болоту, их взрыкивания звучали боевым кличем.
        — Сигнальщики!  — крикнул Эотлир.
        Трубачи подняли свои инструменты и выдули долгий сигнал, который эхом заметался среди холмов. Переливчатый непокорный звук наполнил сердце Алита гордостью. В задних рядах затянули песню, и Эотлир удивленно обернулся. Ее подхватывал один отряд за другим, и вскоре боевой гимн анарцев распевало четырнадцать тысяч голосов. Пение разносилось все громче, пока полностью не поглотило шум зверей друкаев.
        Сердце Алита стучало в ритм гимну, где перечислялись подвиги Эолорана во времена Аэнариона и битвы за освобождение Эланардриса от демонов. По окончании десятого, и последнего, куплета по холмам прокатился оглушительный крик.
        — Анар! Анар! Анар!
        Алит присоединился к нему. Отец тоже выкрикивал имя дома, высоко подняв меч.
        — Анар! Анар! Анар!
        Друкаи подошли достаточно близко, чтобы оценить их количество. Алит прикинул, что перед ним по меньшей мере тридцать тысяч врагов. Он благодарил судьбу, что среди них нет рыцарей, но в то же время его встревожило, что надвигающееся войско выглядело серебристо-черной стеной. Только нагаритские воины, ни единого фанатика. Закаленные в битве, дисциплинированные солдаты будут смертельно опасным противником.
        Первые стрелы Теней нашли свои цели, когда между линией анарцев и друкаев оставалось около пяти сотен шагов. Потерь было немного, но действие они возымели внушительное. Друкаи и так с трудом выбирали дорогу в топях, а сейчас многие проваливались в трясину, когда их сбивали с ног мертвые или раненые товарищи. Падали знаменосцы, и поднятые из болотной жижи флаги вяло обвисали на древках. Капитаны со страхом озирались, а Тени продолжали с убийственной точностью выбирать свои жертвы.
        Помня битву за Анлек, Алит понимал, что основным слабым местом у гидр можно считать управляющих ими дрессировщиков. К несчастью, друкаи тоже запомнили тот урок, и вооруженные кнутами эльфы старались держаться за спиной огромных чудовищ. Они заставляли зверей лавировать между отрядами, чтобы Тени не могли прицелиться в них.
        То тут, то там друкайские лучники пытались отвечать на выстрелы Теней, но лазутчики хорошо спрятались. Отряды с механическими арбалетами, которые выпускали по нескольку залпов один за другим, поливали болтами неуловимых врагов, и Тени начали отступать, перебегая от укрытия к укрытию.
        Шаг за шагом друкаи продвигались вперед, хоть им и мешали Тени и трясины Темных топей. Солнце продолжало медленно опускаться к горизонту, сумрак сгущался.
        Как только друкаи оказались в пределах досягаемости, анарские лучники открыли стрельбу. То, что они стояли на возвышенности, позволило анарцам сделать первые залпы раньше врагов. Отряд за отрядом по очереди выпускали тучи стрел. Они поразили не так много целей, но стальной град не прекращался. Залпы черных стрел с черным оперением один за другим накрывали ряды друкаев, и те падали тысячами. Трупы затягивало в болото, на твердой земле они ложились кучами; идущие позади воины оказались вынуждены наспех их растаскивать, чтобы не сворачивать с безопасных тропинок.
        Когда анлекские воины начали падать, в сердце Алита стал разгораться первый огонек надежды. Хотя юноша с готовностью согласился с решением отца выступить из Эланардриса, он сомневался, что поход будет иметь большой успех — ему скорее предстояло стать отвлекающим маневром, чтобы дать Каледору на юге небольшое облегчение. Но сейчас Алит с мрачным удовлетворением наблюдал, как на его глазах анарцы выкашивают ряды друкаев.
        В конце концов вражеские лучники и арбалетчики подошли на расстояние в две сотни шагов и начали обстреливать анарцев. Но Тени не только заранее пометили тропинки, они разлили тонкий слой масла по болотным озерцам. По сигналу Алита Тени выпустили подожженные стрелы. Масло быстро вспыхнуло, и по болоту заплясал пожар. Пламя охватило первые ряды отрядов копейщиков. Горящие воины пытались сбить огонь и метались в панике, разнося его все дальше.
        При виде постигшей неприятеля новой неудачи Алит рассмеялся, но тут же смолк под строгим взглядом отца.
        — Не следует радоваться смерти,  — произнес Эотлир.  — Наслаждаться разрушением — значит желать его, а по этому пути идут наши враги.
        — Ты прав, отец.  — Алит виновато склонил голову.  — Я радуюсь успеху нашего плана, но не следует забывать и о заплаченной цене.
        Победа казалась близкой. Авангард друкаев, которому удалось пережить шторм стрел и огненные ловушки, выбирался из болота и начинал подъем к анарскому войску. Первыми шли копейщики; они подняли над головой щиты, чтобы закрыться от стрел. Нагаритские солдаты не сдавались перед натиском и раз за разом перестраивали ряды, поджидая отставших, чтобы не приближаться к ожидающим рядам противника по одиночке.
        Когда на склоне собралось несколько сотен воинов с двумя гидрами на флангах, друкаи продолжили наступление. Барабан начал выстукивать ритм марша, копейщики опустили оружие и двинулись вперед. Гидры шипели и плевались, из их пастей вырывалось пламя, а чешуйчатые тела окутывал дым.
        — Надо быстро избавиться от монстров,  — произнес Эотлир. Он повернулся к Нитимнису, одному из капитанов.  — Беги к отрядам Алетриели, Финаннита и Хелириана и прикажи им заняться гидрой справа. Дай сигнал кавалерии начать боковую атаку.
        Капитан кивнул и ринулся к правому флангу. Эотлир повернулся к сыну.
        — Передай своим Теням, чтобы заманили в сторону гидру слева.
        Алит свистнул низким, протяжным свистом, и через миг над головами анарцев метнулся черный ястреб. Юноша протянул руку, и птица послушно опустилась ему на запястье. Он наклонился к ней и зашептал на языке ястребов, передавая приказ Эотлира. Ястреб повертел головой и подпрыгнул в воздух. Он полетел к трясине и исчез из вида среди зарослей камыша и кустарников.
        Вскоре на гидру посыпались стрелы с обмотанными горящей паклей наконечниками. Хотя они почти не причиняли ей вреда, огонь обжигал чудовище, а некоторые стрелы попадали в глаза, рты и мягкий, незащищенный живот. После перехода через болото чешуя гидры местами покрылась маслом, которое сейчас вспыхнуло на спине и боках. Разъяренное животное ринулось на обидчиков, полыхая вырывающимся из ртов пламенем. Гидра забыла о копейщиках и побежала обратно в болото, где увязла в густой грязи по плечи, продолжая извергать огонь из разинутых пастей.
        За пятьдесят шагов до противника друкаи перешли в решительное наступление. Оно совсем не походило на дикие атаки фанатиков. Авангард устремился на анарских копейщиков в дисциплинированном, продуманном рывке. Две стены закованных в тяжелые доспехи солдат с оглушающим грохотом встретились, и началось настоящее сражение.
        Хотя по дороге друкаи понесли существенные потери, они по-прежнему превосходили анарцев в численности. Из болота продолжало подходить подкрепление.
        Свежие силы вливались в авангард, и линия нападения ширилась. Лучники и арбалетчики начали обстрел отрядов, стоящих на вершине холмов, и над головой Алита засвистел шторм стрел.
        Юноша внимательно наблюдал за сражением. Линия анарцев пока уверенно держала позиции; они стояли выше противников, и это давало преимущество — они могли пускать стрелы навесом, над щитами друкаев, в то время как те вынуждены были сохранять равновесие, чтобы не скатиться со склона. Правая гидра ворвалась в ряды копейщиков и причиняла немалый урон: она раскидывала воинов и затаптывала их в землю когтистыми лапами. Но эльфы не отступали, из дюжины ран на шкуре чудовища струилась густая кровь, а три из семи голов безвольно болтались на шеях.
        Под ногами задрожала земля, и Алит оторвал взгляд от гидры. Шла в наступление кавалерия Эланардриса. Всадники с опущенными копьями ринулись на гидру, опрокинули ее дрессировщиков и вонзили оружие в тело чудовища. Раздались крики и ржание — это хвост гидры выбивал рыцарей из седла и ломал ноги их коням. Копейщики удвоили усилия, две лапы гидры подкосились под ударами мечей и копий. Пехотинцы метались вокруг нее и без устали махали мечами и копьями, в то время как кавалерия понеслась дальше, к флангу друкаев.
        Их атака отбросила неприятеля вниз по склону, многие друкаи спотыкались о тела и рытвины и падали. Рыцари не стали продолжать погоню и по сигналу капитана развернули коней и отошли к северу, ожидать приказов.
        Снова и снова друкаи штурмовали холм, и каждый раз их встречала стена стрел. Их командиры пытались опрокинуть левый фланг анарского войска, самый дальний от кавалерии. Эотлир выслал им на подмогу резерв из тысячи воинов, и с их помощью анарцы вынудили друкаев отступить обратно к центру «подковы».
        Алит не мог сосчитать погибших и раненых. У друкаев оставалась половина тех сил, с которыми они вступили в битву. Анарцы понесли гораздо меньше потерь, хотя в первых рядах зияли дыры. Тем не менее юноша верил в способности отца и в решительный настрой солдат. Пока ему не пришлось обнажить свой меч, а битва выглядела практически выигранной.
        Встревоженные крики привлекли его внимание; многие лучники подняли головы к небу и указывали на северо-восток, в направлении Эланардриса. Он тут же увидел, что вызвало их тревогу. Под облаками быстро неслась огромная черная фигура.
        — Дракон!  — крикнул Алит и выхватил из ножен меч.

        Дракон ринулся вниз, спланировав над задними рядами войска; из его пасти вырывалось маслянистое облако. Алит никогда не видел такого огромного зверя. Размерами от морды до кончика шипастого хвоста он мог сравниться с кораблем. Змеиное тело вытянулось стрелой, огромные крылья распахнулись — зверь бесшумно опускался. Четыре лапы заканчивались массивными когтями. На его спине восседал наездник в сверкающих серебряных латах. Он сидел на похожем на трон кресле, за спинкой которого развевалось два флага. В левой руке он держал высокий щит с выгравированной руной смерти. В правой — длинную, как два лошадиных хребта, пику с наконечником из темного кристалла, откуда струилось черное пламя.
        Лучники выпустили залп стрел, но с таких же успехом они могли кидать прутики в городскую стену. Мощный взмах крыльев снес с ног несколько дюжин эльфов, и дракон завис в воздухе над стрелками. Из его пасти вырвался густой дым и окутал сотни воинов. Ядовитые испарения разъедали кожу и плоть до кости. По холму прокатилась волна криков. Лучники падали на землю, как безумные, хватались за лицо и кричали от невыносимой боли.
        Дракон снова поднялся, и Алита обуяло желание бежать. Юноше казалось, что желтые глаза зверя смотрят на него. Зубы дракона походили на длинные мечи, а красные когти блестели, будто смазанные свежей кровью. Черная чешуя переливалась в свете заходящего солнца, монстр казался сотканным из тлеющих углей.
        В голове Алита метались перепуганные мысли, но одна из них настойчиво возвращалась: как зверь попал в руки друкаев? Драконы Ултуана обитали под горами Каледора. Со времен Каледора Укротителя Драконов никому не удавалось разбудить от векового сна даже самого юного из них. И все же князь не мог отрицать того, что видел собственными глазами.
        Дракон поднимался выше, готовясь к новому нападению. От его пронзительного крика у Алита зазвенело в ушах. Крик звучал настолько ужасающе, что сотни воинов ринулись спасаться, бросая по дороге копья, щиты и луки, чтобы бежать быстрее. Алиту еще никогда не доводилось наблюдать подобной паники.
        — Алит!  — услышал он крик отца и только сейчас понял, что Эотлир зовет его с того момента, как появился дракон.
        Юноша оглянулся через плечо и увидел, что друкаи поднимаются по склону холма. Линия копейщиков начала отступать под их натиском.
        Алит вытащил меч и полностью сосредоточился на нападающих. Друкаи поднимались уверенной трусцой, плечом к плечу. С криком Алит прыгнул вперед за миг до того, как два войска встретились.
        Первый удар отсек наконечник выставленного вперед копья, и юноша плечом оттолкнул щит противника. Выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в шею друкая. Следующий взмах меча проткнул врагу грудь, но тут что-то с резкой болью вонзилось в плечо Алита. Он развернулся и ударил кулаком в челюсть третьего воина, а затем полоснул по его лицу клинком.
        Все вокруг смешалось в беспорядочной схватке: Алит, Эотлир и прочие анарцы кричали и сражались, друкаи скалили зубы и взмахивали копьями.
        — Держать линию!  — прокричал Эотлир.  — Опрокинуть их в болото!
        Сотни копейщиков в окровавленных доспехах с горьким боевым кличем собрались вокруг своего командира. Алит услышал вскрик боли и бросил быстрый взгляд направо. Лиасдир упал на землю; из раны на спине хлестала кровь. Он ухватился за древко флага, чтобы подняться на ноги, но друкайский копейщик проткнул ему грудь. Падая, Лиасдир уронил знамя на окровавленную траву.
        Эотлир отбил выпад копья и подхватил упавший флаг. Отрубил руку еще одному нападающему и поднял знамя над головой.
        — Сражайтесь, анарцы!  — крикнул он.

        Алита накрыла тень, затмившая сумрачный закатный свет. В ушах засвистел ветер. Над войском навис дракон, сокрушая своей огромной тушей всех без разбора. Эотлир пробивался к зверю с поднятым мечом, но когда он разглядел наездника, его глаза округлились от ярости.
        — Керанион!  — выплюнул он.
        Алит знал это имя только по рассказам: в них говорилось о князе-изменнике, которого пощадил Малекит в битве за Анлек. Он безжалостно преследовал всех, кто противился правлению Морати и считался одним из самых жестоких палачей Нагарита. Говорили, что князь Малекит сломал ему спину, но при помощи темной магии его вылечили и поддерживали в нем жизнь приготовленными из крови жертв снадобьями.
        Лицо князя в обрамлении серебристо-седых волос исказила злобная гримаса. Он молча вскинул дымящуюся пику. У Алита вырвался хриплый крик — пылающий наконечник в потоке закипающей крови вонзился в грудь Эотлира. Керанион выдернул пику так же быстро, как и ударил.
        Эотлир отступил на шаг и сумел выпрямиться. Он медленно повернулся к Алиту и вдруг упал на колени. Меч вывалился из руки и скрылся в истоптанной траве, знамя дома Анар выскользнуло из разжатой ладони. Горлом у него пошла кровь. Полнейший ужас охватил Алита, когда он увидел взгляд отца: в его распахнутых глазах застыл безумный страх.
        — Бегите!  — выдавил Эотлир и повалился в грязь.

        До Алита донесся издевательский смех Кераниона. Юноша открыл рот в беззвучном крике отчаяния и ярости и ринулся на изменника и его жуткого зверя. Не успел он сделать и пару шагов, как кто-то ухватил его за руку и потащил прочь. Спотыкаясь, Алит пытался вырваться, но его сцапали уже несколько рук, подняли и понесли.
        — Отпустите!  — кричал и вырывался Алит. Копейщики выстраивались между ним и драконом.  — Отпустите меня!
        После смерти командира боевой дух войска безнадежно упал. Тысячи анарцев бросились бежать, но несколько сотен храбрецов решили дорого продать свои жизни и задержать преследователей. Алит чувствовал, что его несут вверх но холму. Его охватило отчаяние, и юноша обмяк. Но лицу текли слезы.
        Всхлипывая, он позволил воинам унести его с поля битвы.

        ГЛАВА 13
        Падение дома Анар

        Под покровом ночи остатки анарского войска отступили на восток, к горам, но и там друкаи преградили путь, и им пришлось свернуть на юг. Алит брел, спотыкаясь, среди своих воинов. Он боялся думать о том, что произошло, и слишком устал, чтобы пытаться представить, что же их ждет дальше. Ему казалось, что он идет во сне, переставляя ноги по привычке.
        Преследователи не отставали, и лейтенанты Алита снова повернули войско на запад в расчете укрыться в Темных топях. Двадцать три дня они скрывались в гнилых болотах, прятались по кустам, когда в небе раздавалось биение драконьих крыльев, и передвигались только по ночам. Войско сильно поредело, поскольку отряды и отдельные солдаты, спасаясь от погони, отбились от основной массы. Некоторые заблудились в топях, другие слишком далеко забрали на юг и наткнулись на патрулирующие Наганат отряды. Те, кто остался с Алитом, выжили, хотя юный князь не имел к их удаче никакого отношения. Он покорно следовал инструкциям Хиллраллиона и Тариона. Солдаты начали перешептываться, что Алит потерял разум, и их догадки были недалеки от правды. Юноша жил в постоянном кошмаре и никак не мог избавиться от стоящей перед глазами сцены гибели отца. Снова и снова он видел, как Эоглир падает от пики Кераниона, чувствовал ядовитое дыхание дракона в воздухе и слышал последний отчаянный приказ отца.
        В конце концов друкаи прекратили охоту, и выжившие снова направились на восток, к Эланардрису. Еще два дня голодные, усталые и отчаявшиеся они шли по болоту. Ночью анарцы разбили лагерь к югу от холмов, где сражались с армией Анлека, но никто не рискнул посетить место битвы. Они боялись того, что могут там найти.
        Утром над горами на востоке показался дым. Он не походил на струйки дыма от костров: у подножия гор подобно коконам покачивались густые черные столбы. Подгоняемые плохим предчувствием, анарцы заторопились навстречу восходящему солнцу. К полудню они вышли к первой сожженной деревне. Белые стены зданий покорежились и почернели от сажи, внутри виднелись обгорелые трупы. Жителей заперли в домах и подожгли. Вдоль дороги лежали зверски изувеченные тела. Куски содранной с эльфов кожи болтались на изгородях вокруг полей, а с голых веток деревьев свисали гирлянды из костей и плоти.
        Дальше ждали картины еще ужаснее. Голые тела, гвоздями прибитые к почерневшим стенам сараев и башен. Головы детей, насаженные на шипастые ветки розовых кустов — будто жуткая замена увядших бутонов. И везде нарисованные кровью символы Китараев.
        Выжившие в битве рыдали, некоторые отбрасывали оружие и прижимали к себе останки любимых, другие покидали войско, чтобы быстрее добраться домой. Солдаты уходили сотнями, и Алит не удерживал их. Заставить их остаться было все равно, что заставить перестать дышать.
        К середине дня у Алита иссякла способность чувствовать отвращение. Он и раньше почти ничего не ощущал, а сейчас сердце князя окаменело, его покинули мысли и чувства. Побоище оказалось настолько всеобъемлюще огромным, что превышало понимание, невероятные зверства просто не могли уместиться в голове. Лагерь беженцев тоже подвергся нападению, и по полям вокруг кучами лежали трупы. Некоторые эльфы умерли быстро, их зарубили на месте, но на телах многих виднелись следы варварских пыток, они скончались от ран и боли. Огромными стаями с гор спускались стервятники. При приближении войска они тяжело взлетали в воздух.

        Когда Алит разглядел поднимающиеся над особняком клубы дыма, он ничего не почувствовал. Он ожидал их увидеть после первого пожарища на рассвете предыдущего дня и успел пережить леденящий ужас. Юноша уже не понимал, что кошмар продолжается.
        Когда князь прошел через ворота, сперва ему показалось, что особняк перестроили, либо что длинные вечерние тени шутят над ним. Но когда он подошел поближе, то увидел, что разрушенный дом украсили прибитыми к стенам телами. Почти все безжизненно обвисли, но некоторые зашевелились при его приближении.
        Он увидел приколоченного к двери окровавленного Геритона и поспешил к нему. В колени и локти канцлера вогнали железные штыри, его кровь собралась на полу алой лужицей. Старый слуга дома Анар приподнял голову и открыл один пронизанный красными прожилками глаз; второй залепили стекавшие из раны на лбу сгустки крови.
        — Алит?  — выдавил он.
        — Да,  — ответил юноша и достал из заплечного мешка флягу с водой.
        Он попытался напоить Геритона, но эльф отвернулся.
        — Вода меня не спасет,  — прошептал он. Его глаз на миг затуманился, но затем снова уставился на Алита.  — Они взяли князя Эолорана живым…
        Новость подействовала на Алита как удар молнии. На миг его охватила радость, что семья выжила. Но тут же он понял, что деда ждет судьба хуже смерти. Алит взял Геритона за подбородок и приподнял ему голову.
        — А мать?  — спросил он.
        В ответ Геритон медленно прикрыл глаз.
        — Не дай мне умереть в мучениях,  — прошептал канцлер.
        Алит отступил на шаг; он не знал, что делать. Воины заходили в особняк и в ужасе бродили вокруг, разглядывая жуткие сцены.
        — Снимите их!  — крикнул Алит. Теперь его переполняла энергия. Он вытащил из-за пояса нож и быстрым движением перерезал горло Геритона. По пальцам потекла кровь, и Алит стряхнул ее на пол.  — Подарите покой тем, кто еще жив, и принесите все тела в особняк.
        Под его руководством солдаты собрали тела и уложили их в доме. Среди мертвых встречались и друкаи, поскольку крейсийцы и тиранокцы сдержали клятву и сражались за Эланардрис. Тела врагов Алит приказал оставить стервятникам и воронам.
        Когда Алит взял на себя печальную задачу, он будто ослеп и не различал переносимые тела. В его глазах они слились в сплошное пятно, и он не видел лиц друзей, слуг и родных. Он не мог сказать, переносил он тело Майет или нет. Юноша знал, что она умерла; ему не хотелось знать, каким образом ее убили.
        Когда ночь накрыла все вокруг темнотой, Алит и его воины принесли дрова и масло из своих запасов, и особняк превратился в огромный погребальный костер. Алит поднес факел к дровам и отвернулся. Он не смотрел, как быстро разрастается пламя, оттесняя ночь. Он не слышал рева и треска огня, не чувствовал запаха горящей плоти и дыма.
        Он потерял все, что имел; остались лишь воспоминания, и живой тенью он направился в горы.

        По дороге Алит едва различал окружающих его солдат. Он ничего не замечал: ни травы под ногами, ни холодного ветра, ни сверкающих над головой звезд. Вскоре он свернул на тайную тройку и остался в одиночестве. Юноша прошел немного дальше, но каждый шаг давался с большим трудом, и наконец он с криком упал на колени. Он поднял голову к небу и завыл как волк, давая выход ярости и отчаянию. Долгий, пронзительный крик эхом разнесся среди деревьев и склонов, будто насмехался над ним.
        Когда Алит уже не мог кричать, он принялся вырывать траву с комьями земли и раскидывать по сторонам. Он вытащил из ножен меч и остервенело рубил им голые ветки. Бестолковые метания по лесу вывели его к ручью, и он свалился в ледяную воду. Но даже холод не помог стряхнуть охватившее его безумие. Алит поднялся на ноги и побрел вверх по течению, рассекая воду мечом и выкрикивая оскорбления небу.
        Через какое-то время он вышел к неподвижному, сияющему в свете белой луны озерку. Там князь отбросил меч, улегся на камни и обхватил голову руками. Поднимающийся от воды холод разливался по телу, но не мог сравниться со сковавшим сердце льдом. Его сердце превратилось в ледяную бездну.
        Князь не помнил, как долго просидел на берегу, разглядывая свое отражение. Он не узнавал пойманного водой эльфа. Царапины перемежались на лице с разводами сажи, грязь размывали дорожки слез. Глаза смотрели темно, безумно. Незнакомец походил не на сына дома Анар, а на грязного, неухоженного сироту, жалкого и отвратительного. Алита охватила резкая ненависть к себе; он вытащил нож и принялся кромсать волосы, и на миг лезвие оказалось у горла. Вспыхнуло манящее желание покончить с болью — тем же способом, каким он избавлял от страданий умирающих.
        И все же несмотря на горе князь замешкался. Если он избежит мучений, то проявит слабость. Гордость уже погубила его родных. Они решили, будто сумеют противостоять Анлеку, и теперь остались лишь в его памяти. Если он умрет, род Анар прекратит существование. Алит не мог опозорить свою семью.
        Он разжал пальцы, и нож упал в озеро.
        Пока князь смотрел на воду, к нему постепенно вернулись зрение, слух и обоняние, он стал слышать журчание ручья, чувствовать запах сосновой смолы. Чуткие уши эльфа различали шуршание грызунов в сухой хвое и трепетание крыльев летучих мышей. Ухали совы, плескалась рыба, потрескивали ветки.
        Где-то поблизости каркнул ворон.
        Перед Алитом появилась тень. Он поднял голову и уставился на Эльтириора. Лицо вороньего герольда напоминало маску и не выражало ни сочувствия, ни презрения. Немигающий взгляд уставился на юношу.
        — Уйди,  — хриплым, безжизненным голосом приказал Алит.
        Эльтириор не двинулся и не отвел глаз.
        Алита охватило желание ударить вороньего герольда. Его переполнило беспричинное отвращение, и сейчас он винил во всех приключившихся с ним бедах Эльтириора. Спокойный взгляд вороньего герольда будто дразнил Алита.
        Треск ветки за спиной вторгся в мысли, Алит встал и оглянулся. В пробивающемся через кроны деревьев слабом лунном свете он разглядел трех женщин с двумя детьми.
        Он моргнул и, пошатываясь, направился к ним. Когда юноша подошел ближе, то убедился, что это не видение. Перед ним стояли беглецы, которых он вывел из Тиранока.
        — Я увел их из Эланардриса перед приходом друкаев,  — ответил на немой вопрос Эльтириор.  — Надо доставить их в Эллирион, как тебе и следовало сделать раньше.
        Слова медленно проникли в мозг Алита и всколыхнули воспоминание о клятве, которую он дал Еасиру. Он оглядел по очереди женщин, но ничего не почувствовал. Разве он что-то должен тени мертвого командира? Алит перевел блеклый взгляд на Эльтириора.
        — Вам лучше уйти,  — сказал он.  — Без меня. Мою жизнь накрыло темное облако, и разумнее будет не стоять под ним.
        — Нет,  — ответил Эльтириор.  — Тебя здесь больше ничто не держит, так что нет причин оставаться в Эланардрисе. Это не твоя судьба.
        Юноша горько рассмеялся.
        — И что за новые муки придумала для меня Морай-хег?
        Эльтириор пожал плечами.
        — Я не знаю, но ты не должен бесславно зачахнуть здесь,  — сказал вороний герольд.  — Не в твоей натуре оставлять безнаказанными тех, кто убил твою семью, даже если ты винишь в их смерти себя и меня. Ты можешь это отрицать, но придет время мести, и ты станешь ее орудием. Вспомни о клятве убить Каентраса.
        Упоминание о ненавистном князе разожгло искру в сердце Алита, и на миг он что-то почувствовал. В нем разгорелся крошечный огонек жизни.
        — А как же остальные друкаи?  — продолжал Эльтириор.  — Разве ты позволишь им спокойно жить после того, как они разорили Эланардрис? Если ты не отомстишь за семью, то можешь взять сейчас нож и вонзить его себе в сердце. Потому что даже если ты и продолжаешь дышать, ты все равно мертв. Я не могу дать тебе сочувствия и утешения. Я тоже последний из рода, и, возможно, ты станешь последним представителем своего. Все, что я делаю, я делаю в память об убитых отце и матери и о попавшей в лапы демонов сестре. Ты хочешь, чтобы о доме Анар вспоминали со стыдом, вспоминали, как враги разорили их земли и убили их народ?
        — Нет,  — отрезал Алит. Его воля постепенно крепла.
        — Ты хочешь, чтобы друкаи хвастались, что стерли анарцев с лица земли?
        — Нет.  — Алит сжал кулаки.
        — Ты простишь тех, кто причинил тебе столько бед? Забудешь их преступления и станешь предаваться чувству жалости к себе?
        — Нет,  — прорычал Алит.  — Не стану!
        Он шагнул в ледяную воду и достал оттуда кинжал и меч. Когда юноша с плеском выбрался на берег, Хейлет, Лириан и Сафистия со страхом отшатнулись от него. Но Алита не смутила их реакция — наоборот, их ужас придал ему сил. Будто в ответ на его настроение луна скрылась за облаком, и маленькая поляна погрузилась в темноту. Алит почувствовал, как он растет в этой темноте. Он впитывал в себя сумрак, и тени вокруг признали его своим.
        Во тьме обитал страх — и ему предстояло стать этим страхом. Друкаи окровавленными ртами признают свою вину, они станут молить о пощаде, но не дождутся ее. Они считают тьму своей стихией, но они будут править там не одни. Пусть ночь принадлежит темным эльфам. Тени же покорятся Алиту.
        — Пошли,  — прошептал он.

        ЧАСТЬ III
        Гнев Ворона
        Война с Нагаритом
        Король Теней просыпается
        Король-Колдун

        ГЛАВА 14
        Преследуемый тьмой

        Перед рассветом они разбили лагерь под скальным козырьком на западном склоне Анул Ариллины. Эльтириор предупредил, что днем передвигаться слишком рискованно, и направился обратно по тропинке, по которой они пришли.
        Группа разделила молчаливый холодный завтрак. Алит сидел чуть в стороне, жевал ломтик копченого мяса и смотрел, как над горами поднимаются первые лучи солнца. Когда-то картина восхода наполняла его радостью, но сейчас совсем не трогала.
        — Попробуйте поспать,  — сказал он женщинам и забрался на каменный уступ, чтобы нести стражу.
        Взглянув вниз, он увидел, что женщины послушно забрались под одеяла и прижались друг к другу в поисках тепла, как птицы в гнезде. Юноша ждал, что в нем всколыхнутся хоть какие-то чувства: воспоминания о матери, остатки желания, которое влекло его когда-то к Миландит. Но мысли вернулись к Каентрасу и другим друкаям. Только тогда он ощутил яростный гнев, который согрел его лучше солнца.

        Эльтириор вернулся почти сразу после того, как дневное светило полностью поднялось над горами. Он задыхался, и Алит разглядел порез на его лбу.
        — Нас преследуют!  — выдохнул он и принялся будить спящих женщин.
        — Кто?  — Алит спрыгнул с навеса.
        — Ренегаты моего ордена,  — прорычал Эльтириор.  — Хотя возможно, что ренегатом следует назвать меня. Они решили связать свою судьбу с Морати, я уже довольно давно подозревал об этом. Они попытались поймать меня в ловушку, но я сбежал. Надо торопиться, они уже близко!
        Беглецы второпях собрались в дорогу и последовали за Эльтириором на юго-восток, вверх по склону Анул Ариллины. Детей несли мужчины, чтобы Лириан, Хейлет и Сафистия не отставали. Они шли без дороги и старались держаться каменистой почвы и берегов ручьев, чтобы оставлять как можно меньше следов.
        — Надолго мы их не задержим,  — говорил Эльтириор Алиту, пока они помогали женщинам перебраться во камням через ручей.  — Помимо глаз и ушей у вороньих герольдов есть и другие способы выслеживания добычи.
        Они поднимались в горы, делая редкие остановки для отдыха и нескольких глотков воды. В глубине души Алит надеялся, что вороньи герольды их догонят, и тогда он сможет начать мстить друкаям. Но даже в лихорадке мести он понимал, что придется поступиться желаниями. Гораздо сильнее по планам друкаев ударит то, что сыновья Еасира и Элодира выживут.
        К полудню они поднялись к перевалу на южном склоне горы. Алит обернулся, чтобы оглядеть пройденный подъем, Эльтириор встал рядом с ним. Далеко внизу между камней двигались крохотные черные точки — вороньи герольды.
        Алит насчитал по меньшей мере пятерых. Все завернутые в плащи из черных перьев эльфы вели на поводу лошадей.
        — В горах лошади станут помехой,  — произнес Эльтириор.  — Нам нужно оторваться как можно дальше, прежде чем мы выйдем на равнины Эллириона. Там верховые получат преимущество.
        — Тогда пошли.  — Алит повернулся спиной к преследователям.

        Он еще никогда не проводил ночь так высоко в Кольцевых горах. Созданный Каледором Укротителем Драконов портал, удерживаемый возведенными по всему Ултуану заклятыми камнями, проходил через горы. На краю зрения мельтешила магия, Алит ощущал ее силу. Волшебные ветра заигрывали друг с другом, сплетались и разделялись, скользили и свистели по склонам. Каждый порыв приносил странные ощущения: затаившейся надежды, накатывающего отчаяния, тепла или холода, мудрости или скоропалительных решений. Хотя Алит жил рядом с горами всю жизнь, сегодня он впервые по-настоящему ощутил присутствие запертого в их недрах волшебства.
        Но не только магические ветра тревожили сон беглецов. С вершин доносились рыки и рев — это порожденные магией чудовища делили территорию. Здесь обитали виверны и мантикоры, гидры и василиски. Друкаи научились использовать их на войне. Мощь любого из хищников намного превосходила силу мечей Эльтириора и Алита.
        Хотя Алит обычно чувствовал себя в горах как дома, при выборе места для привала ему пришлось полагаться на Эльтириора. Вороний герольд знал местность и ее обитателей, а Алиту никогда не доводилось встречаться с ними. Эльтириор вел беглецов в обход гнездовищ монстров, и порой по тихому сигналу герольда им приходилось сворачивать назад. Пока женщины спали, Алит немного расспросил его.
        — Я уже говорил тебе. Я следую по пути, который проложила для меня Морай-хег,  — объяснил Эльтириор.  — Он не хороший и не плохой, но в любом случае я не думаю, что моя госпожа захочет, чтобы я окончил его в брюхе голодного зверя.
        — Но как ты узнаешь, какую выбрать дорогу?
        — Нельзя думать об этом. Меня ведет инстинкт, внутреннее знание. Его невозможно увидеть, услышать или понюхать, только почувствовать сердцем. Морай-хег подталкивает нас куда-то, значит, такова ее воля. Большинство вырываются из ее нитей и отказываются следовать ее мудрости. Я принимаю волю судьбы и позволяю ее руке поворачивать меня направо и налево, останавливать и подталкивать вперед, как она сочтет необходимым.
        Алит непонимающе потряс головой.
        — Но если Морай-хег заранее выбирает для нас судьбу, зачем мы принимаем решения?  — спросил он.  — Или мы всего лишь куклы в руках богов?
        — А разве нет?  — улыбнулся Эльтириор.  — Аэнарион, безусловно, рисковал навлечь на себя гнев богов, стремясь спасти свой народ, и все же он попал под власть Кхаина. Бел Шанаар отдался на милость Азуриана перед тем, как стать Королем-Фениксом. Даже Морати получила силу при помощи сделок, которые заключила с темными богами.
        — А почему я должен думать о богах, если они не заботятся обо мне?
        — Ты не должен.  — Ответ вороньего герольда вызвал у юноши гримасу недоумения. Эльтириор подкинул веток в небольшой костерок и продолжил: — Боги — это боги, старые и молодые, сильные и слабые. Только глупцы пытаются привлечь их внимание или выдвигают требования. Друкаи не понимают этого и считают, что смогут пользоваться силой Китараев без последствий, успевали бы вовремя приносить новые жертвы.
        — Но что случится, если они победят? Что, если все эльфы превратятся в друкаев, и Морати будет править миром? У такой цивилизации нет надежды на покой, гармонию или равновесие. Темные боги наслаждаются раздором и кровопролитием, им невозможно угодить.
        Эльтириор посмотрел на Алита горящим искренним взглядом.
        — Вот почему мы не можем позволить друкаям победить,  — яростно прошептал он.  — Они стали проклятием нашего народа. Их победа будет для нас приговором к жестокой смерти. Эльфы не могут постоянно жить в злобе и ненависти.
        — А еще не поздно?  — спросил Алит.  — Друкаи уже посеяли на Ултуане раздор и начали войну. Что еще ожидать от будущего, кроме кровопролития и сражений?
        — Если жить без надежды, то да,  — ответил вороний герольд.  — Мы можем сражаться за мир, но необходимо понимать, что его нельзя сохранить без войны. Когда-то мы жили в спокойном блаженстве, но его не вернуть. Остается лишь надеяться на чувство равновесия внутри нас самих и нашего народа.
        Алит задумался, и Эльтириор не стал тревожить его размышления. «Гармония» и «равновесие» были для Алита только словами, и разговор лишь укрепил убеждение, что смерть последнего друкая принесет мир эльфам и ему самому.

        Еще одиннадцать дней они брели по нехоженым горам, подгоняемые холодными ветрами. Эльтириор и Алит торопили женщин, хотя путешествие полностью вымотало Хейлет, Сафистию и Лириан. Они молча и безропотно шагали за своими спасителями. Иногда Эльтириор смягчался и объявлял привал, но Алит почти не думал о спутницах. Он воспринимал их как помеху, нежеланную обязанность, которую нужно выполнить, прежде чем двинуться к настоящей цели. Под солнцем и звездами он вел их вперед до тех пор, пока они не падали с ног, и только тогда позволял им поспать.
        За все время они ни разу не видели преследователей. Эльтириор порой отставал от группы, чтобы разведать окрестности, но говорил, что никого не нашел. Новости не очень радовали Алита, поскольку Эльтириор не раз предупреждал, что вороньи герольды их нагонят, как только беглецы спустятся на равнины.
        После перевала путешествие протекало легче, поскольку обрывистые скалы уступили место пологим склонам Эллириона. Внутри круга Кольцевых гор погода стояла более мягкая, и ветры дули не так резко, поэтому путешественники стали продвигаться быстрее. После трех дней спуска они наконец-то оставили позади голые уступы и оказались в редких лесах и заросших травой долинах.
        Со смешанным чувством облегчения и страха группа разбила лагерь в примостившемся у подножия гор урочище. Алит забрался на крутой холм и оглядел Эллирион. В рассветном сумраке на юго-восток протянулись знаменитые равнины. Неспешно встающее ото сна солнце заливало траву розовым светом, от чего та походила на колышущееся блестящее море. Когда-то у Алита захватило бы дыхание от красоты равнин, но сейчас его посетила единственная мысль — что на открытой местности им будет негде спрятаться.
        — Надо свернуть на юг, найти реку и двинуться вдоль нее,  — произнес Эльтириор, поднимаясь по склону.
        Алит ответил ему вопросительным взглядом.
        — Ни ты, ни я не знаем этих земель,  — объяснил тот.  — Но стадам и их владельцам нужна вода, так что у реки мы наверняка найдем поселение.
        Алит покачал головой.
        — Мы не знаем, кому могут служить встреченные эллирионцы. Я слышал, что князь Финудел поклялся помогать королю Каледору. Нужно идти в Тор Элир.
        — И ты знаешь дорогу в столицу Финудела?  — Эльтириор посмотрел на него с сомнением.
        — Пока ты учился разговаривать с воронами и слушать Морай-хег, я сидел взаперти с учителями, которые совали мне под нос карты Ултуана. Тор Элир находится к югу отсюда, на востоке от ведущего из Тиранока Орлиного перевала. Он расположен на берегу залива Внутреннего моря, где в него впадают реки Элиранат и Ирлана.
        Эльтириор уважительно кивнул. Но затем на его лице снова отразилось сомнение.
        — До Орлиного перевала по меньшей мере восемь дней пути,  — сказал он.  — Это если женщины не будут нас задерживать — а их силы на исходе. Темные всадники без труда нагонят нас по дороге.
        — Да и сам перевал в руках у друкаев,  — с мрачной улыбкой добавил Алит.  — Я очень удивлюсь, если мы сумеем беспрепятственно добраться до Тор Элира, но женщин необходимо доставить туда. Между Элиранатом и Кольцевыми горами есть лес, Ателиан Торир, и там мы сможем найти хоть какое-то укрытие.
        В доказательство Алит указал на юг. В рассветном сумраке у восточного подножия гор, на горизонте виднелись темные тени.
        — Мы доберемся до Ателиан Торира за два дня,  — добавил юноша.
        Эльтириор поджал губы и обдумал его предложение.
        — Есть второй вариант,  — сказал он.  — На полях пасутся эллирионские стада. Можно найти один из табунов и обеспечить себя лошадьми.
        — Воровать лошадей?  — презрительно откликнулся Алит. Однако после некоторого размышления его презрение улетучилось, и он одобрительно кивнул.  — Если встретим табун до того, как доберемся до леса, то так и сделаем. Но сейчас мы направимся вдоль холмов на юг.
        Эльтириор жестом подтвердил свое согласие, и они вернулись к лагерю.

        Они выступили в путь, когда солнце уже поднялось высоко. Беглецы решили довериться скорости, а не скрытности, и пошли вдоль подножия Кольцевых гор на юго-запад. Теперь, когда у них появился план, настроение Алита немного улучшилось при мысли, что вскоре он освободится от обузы и сможет заняться личной войной против друкаев.
        По дороге он размышлял о мести, мечтал о том, каким наказаниям подвергнет Каентраса и остальных врагов. Исчезла хрупкая пустота, которая поглотила его после падения Эланардриса. Он представлял себе, как вернется в Нагарит во главе войска и бросит вызов правителям Анлека.
        Под темные, но увлекательные мысли время летело быстро, и вскоре наступил полдень. Путешественники вышли к бегущему с гор ручейку и остановились попить, наполнить фляги и поймать свежей рыбы на обед. Обыденные действия не принесли Алиту никакого удовольствия; его мысли сосредоточились на будущем. Эльтириор наблюдал за северными подходами, а юноша ловил голыми руками рыбу, но не ощущал ничего, кроме тихого раздражения от вынужденной задержки.
        После еды и отдыха группа двинулась дальше вдоль русла ручья. Тот заворачивал на юг, и Алит надеялся, что он выведет их к Элиранату. Горные склоны впереди потемнели от деревьев, но до них оставался еще день пути. Алит подгонял беглецов, поскольку ему не терпелось добраться до леса, где они будут в относительной безопасности.

        Следующий день принес надежду, потому что ручей вывел их к крупной реке, и Алит понял, что перед ними Элиранат. Река мощным потоком бежала с севера на юг.
        — Если бы тут были лодки,  — сказала Сафистия,  — мы бы смогли быстро двигаться вперед и на ходу отдыхать.
        Они обыскали берега, но не нашли ни одного суденышка. Вероятно, эллирионцы предпочитали водным путешествиям верховую езду. Но поиски не прошли зря, потому что выше по течению, где река расширялась, обнаружились свежие следы копыт. Табун лошадей останавливался там на водопой, а затем двинулся на восток.
        — Я не видел следов ног,  — заметил Эльтириор.  — Вероятно, за лошадьми никто не приглядывает.
        — Или же всадники просто не спешивались,  — возразил Алит.  — В любом случае нам не известно, как далеко ушло стадо. До него может быть несколько часов пути.
        — Есть способ узнать наверняка.
        Эльтириор повернулся, под внимательными взглядами остальных отошел от реки и взобрался на небольшой обрыв на востоке. Там он уселся на вершине, скрестил ноги и расставил в стороны руки; высокая трава почти скрыла его с головой. Некоторое время вороний герольд сидел неподвижно, и Алит начал раздражаться. Он то и дело поглядывал на север, выискивая на холмах черных всадников.
        Только юноша собрался вмешаться и оборвать ненужную остановку, Эльтириор закинул назад голову и издал долгий свист, который перешел в низкое карканье. Звук закружился вокруг Алита, поднимаясь и опускаясь, отчего в нем зазвучало мелодичное эхо, будто он исходил из нескольких источников сразу. Алит чувствовал, как в зове растет волшебство, как оно расходится все дальше и выше, и поднял взгляд к чистому небу.
        Сначала он ничего не увидел. Но через миг на севере появилась черная точка. Вторая точка двигалась с юга, затем Алит разглядел еще несколько. Они возникали повсюду. При приближении они оказались воронами. Алит насчитал несколько дюжин кружащихся над холмом птиц. Зов Эльтириора полностью утонул в карканье и хлопанье крыльев.
        Затем наступила жутковатая тишина. Один за другим вороны опускались на землю рядом с вороньим герольдом, пока вокруг него не образовалось сплошное мельтешение взъерошенных черных перьев и острых клювов. Вороны прыгали вокруг Эльтириора и каркали по очереди, будто держали совет. Алит с изумлением наблюдал, как Эльтириор наконец встал. Стая поднялась в воздух и закружила над его головой.
        Взмахом руки Эльтириор отпустил птиц, и они с прощальными криками поднялись в небо. Так же внезапно, как появились, вороны исчезли — каждая птица направилась в ту сторону, откуда прилетела.
        Вороний герольд с угрюмым выражением спустился по склону.
        — У меня есть и хорошие новости, и плохие,  — сказал он.  — Табун никто не стережет, и он недалеко от нас на востоке, за теми холмами.
        — Это хорошие новости?  — уточнила Хейлет.
        — Да,  — ответил Эльтириор. Он повернулся и указал на высокий утес, мимо которого они прошли утром.  — Темные всадники уже наступают нам на пятки, они где-то за той скалой. Если мы не сумеем раздобыть лошадей, нас нагонят до наступления ночи.
        — Можно найти пригодную для обороны позицию дальше в холмах,  — предложил Алит.
        — Бесполезно,  — покачал головой Эльтириор.  — Они подойдут в темноте, укутанные в тени. Я точно не знаю их намерений, но наверняка нас собираются убить или взять в плен. Мы не сможем сражаться с ними. Их восемь, а у нас нет луков, которые позволили бы уравнять шансы.
        — Мы должны найти лошадей!  — сказала Лириан. Она прижала к груди сына, будто всадники уже надвигались на них.  — Нельзя попадаться им в руки. Только подумайте, какие ужасы они способны сотворить с нами!
        Эльтириор поглядел на Алита, предоставляя выбор ему. Князь обдумал доступные варианты. Ему не нравился ни один из них, но как он ни ломал голову, лучшего плана не видел.
        — Отправимся за табуном,  — заявил он.  — Если мы не способны сражаться, наилучшим выходом будет бежать как можно быстрее.
        Хотя Алит говорил уверенно, он даже не надеялся, что они сумеют оторваться от преследователей. Возможно, им удастся выиграть день или два, но до Тор Элира далеко, а всадники не отступятся. Про себя юноша решил, что если по дороге попадется место, где можно будет укрепиться, то они остановятся и примут бой.
        Когда группа направилась на восток, Эльтириор подошел к Алиту.
        — Тебе надо знать кое-что еще,  — тихо сказал он.
        — Что?
        — Я не хотел пугать женщин. Мои родичи почувствовали, что я призывал ворон. Птицы будут докладывать им так же, как и мне. Вороны не понимают верности кому-то одному. Темные всадники скоро узнают, что мы передвигаемся верхом, и будут гнать своих лошадей, чтобы поймать нас.

        Наступление ночи застало группу под кронами Ателиан Торира. На лошадях они передвигались быстрее, чем пешком, но, как и опасался Алит, путешествие верхом оказалось нелегким. В юности у него не было возможности практиковаться в верховой езде; тем более никто, кроме Эльтириора, не умел ездить без седла и упряжи. Эллирионские кони оказались достаточно спокойными и, если их пришпорить, бежали как ветер, но Сафистия и Лириан держали на руках детей и боялись пускать лошадей галопом. Временами им приходилось переходить на шаг, чтобы обойти повороты реки или пересечь впадающие в нее ручьи. Алит прекрасно понимал, что подобные препятствия не замедлят темных всадников.
        В пробивающемся сквозь кроны деревьев свете звезд беглецы медленно пробирались на юг. Алит постоянно оглядывался через плечо; ему казалось, что темные всадники настигнут их в любой момент. Эльтириор выглядел спокойным и смотрел вперед; скорее всего, он просто понимал, что они все равно не узнают о нападении заранее.
        Сквозь навес из листьев начал пробиваться бледный свет Сариоур. Путешественники выехали к протянувшейся на несколько сотен шагов вырубке. В воздухе висел запах свежих опилок.
        — Деревья срубили совсем недавно,  — произнес Эльтириор.
        — Где-то неподалеку должна быть сторожка,  — добавил Алит.  — Надо разделиться и найти дорогу к ней.
        Путешественники так и сделали, но Алит задержался и вернулся немного назад, высматривая погоню. Вскоре он услышал с северо-запада голос Хейлет. Одним словом Алит пустил своего коня рысцой и быстро пересек вырубку. Он нашел Хейлет, Лириан и Эльтириора на краю поляны. Низкую поросль и опавшую листву рассекала широкая тропа; она уводила на север, в холмы.
        К ним присоединилась Сафистия, и беглецы пешком последовали по тропе. Алит шел первым, Эльтириор замыкал колонну. Впереди в лунном свете блестело что-то белое. Когда они вышли из-под деревьев, Алит увидел, что перед ними сбитая из узких досок, выкрашенная в белый цвет сторожка. Над наклонной черепичной крышей возвышалась каменная труба, но дыма не было, а высокие окна оставались темными. Лишь птицы перелетали с дерева на дерево, и ночные звери копошились в кустах. Где-то вдалеке ухнула сова, но лес оставался неподвижным, даже ветер стих. Через листья пробивался звездный свет, пятнами падая на тропу и поляну.
        Справа появился Эльтириор — он обошел сторожку кругом.
        — Дом пустой,  — сказал он.  — Дровосеки днем ушли на юг.
        — Мы останемся или поедем дальше?  — спросила Лириан.  — Анатарис очень устал, и я тоже. Может, мы немного отдохнем? Всадники могут проехать мимо.
        — И тогда они окажутся между нами и Тор Элиром,  — возразил Эльтириор.  — Нет, мы не будем останавливаться.
        Алит собрался было согласиться с ним, но тут вороний герольд вскинул руку, призывая к тишине. Потом медленно вытащил меч и жестом указал на сторожку.
        — Идите внутрь,  — прошептал он, не отрывая глаз от леса.
        Алит проследил за его взглядом, но ничего не увидел. Он взял под руку Хейлет и повел ее к двери, Лириан и Сафистия торопились за ним по пятам. Когда женщины зашли внутрь, Алит отвел лошадей на задний двор, где к стене был пристроен навес. Он спрятал под ним коней и вернулся к фасаду здания. Эльтириор притаился под деревом у тропинки.
        Алит пригнулся и подбежал к вороньему герольду. Затем он выглянул из-за ствола дерева и позволил взгляду рассеяться, выискивая движение, а не вглядываясь. На земле и в опавших листьях шуршали мелкие грызуны, но больше он ничего не увидел.
        И тут, всего в двух сотнях шагов, он заметил тень. Она двигалась медленно, от одного дерева к другому, на миг перекрывая пятна звездного света. Алит не упускал тень из вида и следил за ее перемещением по краю поляны.
        — На юге еще трое,  — шепот Эльтириора звучал не громче вздоха.
        Вороний герольд постучал по руке Алита и жестом указал на сторожку. Они принялись медленно пробираться к дому. Снова заухала сова, и Алит вдруг понял, что слышит условный сигнал. Тень впереди остановилась и сменила направление: теперь она двигалась через поляну прямо на них.
        Эльтириор ухватил Алита за руку и ринулся вперед. Они побежали к сторожке по открытой земле, делая резкие завороты направо и налево. В воздухе засвистели стрелы, одна из них задела плащ Алита и воткнулась в деревянный косяк двери. Другая попала в дверь, как раз когда Эльтириор рывком распахнул ее.
        — Отойдите от окон!  — прорычал вороний герольд.
        По его приказу Сафистия, Лириан и Хейлет сгрудились за каменным очагом, тесно зажав между собой детей.
        Внутри сторожки оказалась всего одна комната с окнами на север, юг и восток и с очагом у западной стены. Посередине протянулся длинный стол с двумя скамьями. Алит сунул меч в ножны, подошел к противоположной стене и выглянул в окно.
        В дюжине шагов стояла еще одна тень и наблюдала за домом.
        — Помоги мне,  — произнес Эльтириор и указал на стол.
        Вдвоем они сумели опрокинуть его набок и подтащить по плиткам пола с узором в виде листьев к двери.
        Раздался звон разбитого стекла. В комнату влетела стрела и задела каменную доску над очагом. За ней последовали еще, все они целились в очаг. Алит скорчился под южным окном и выглянул наружу. Он увидел отблеск огня и затем оранжевую вспышку — горящая стрела влетела в окно и воткнулась в подоконник рядом с ним.
        — Они сожгут нас живьем или заставят выйти!  — прошипел Алит.
        В окно влетело еще несколько огненных стрел; некоторые попали в деревянные лавки, другие рассыпали искры по полу.
        Хейлет рванулась вперед и принялась тушить стрелы своим плащом. Она выглядела собранной и спокойной. Следующая стрела вонзилась ей в ногу под коленом, и женщина упала на спину со сдавленным криком боли. Алит подхватил ее под мышки и оттащил к остальным. Быстрый взгляд уверил его, что рана неглубока.
        — Перевяжи ее,  — приказал он Сафистии и повернулся обратно к окнам.
        За спиной раздался звук отрываемой ткани.
        Горящие стрелы не нанесли особого ущерба обработанному дереву и лишь дымились там, где упали. Алит бросил взгляд в выходящее во двор окно и заметил, как закутанная в плащ из вороньих перьев фигура подбирается к стойлу.
        Под звон разбитого стекла он выпрыгнул в окно, на ходу вытаскивая меч. Вороний герольд удивленно выпрямился, когда Алит перегородил ему дорогу к лошадям. Друкай отбросил в сторону лук и затянутой в перчатку рукой вытащил из ножен тонкий меч, как раз когда Алит подбежал к нему.
        Алит с замаха сделал выпад в голову врага, но тот пригнулся, и юноша едва не упал. Ему пришлось сделать шаг вправо, чтобы сохранить равновесие. Герольд бросился на него. Оперенный капюшон откинулся, и оказалось, что нападающий — женщина. Алит едва не попал под удар, настолько его поразило красивое жестокое лицо.
        Он вскинул меч и парировал атаку за атакой, потихоньку пятясь к стенке стойла. Когда князь уперся и нее спиной, он увернулся от следующего выпада, и меч герольда вонзился в белые доски.
        Алит уклонился от кулака и с силой размахнулся клинком. Лезвие рассекло предплечье друкая, в звездном свете ртутью полилась кровь. Эльфийка охнула и отшатнулась, но Алит не дал ей увернуться и вонзил меч в спину. Девушка извернулась и упала, с губ капала кровь и текла по бледному подбородку. Ее глаза переполняла ненависть.
        Окрик Эльтириора заставил Алита вернуться к дому. По восточной стене метались языки пламени и подбирались к окну. Огонь набирал силу, комната быстро наполнялась дымом, несмотря на сквозняк, гулявший сквозь разбитые окна. Лириан закрыла собой сына и рыдала в нише около очага.
        Когда Эльтириор осознал положение, в которое они попали, по его лицу пробежало выражение паники. Если остаться в доме, они задохнутся от дыма, а снаружи они станут легкой мишенью для стрел вороньих герольдов.
        — К заднему окну,  — отрезал Алит и протянул руки Сафистии.
        Он взял у нее Дуринитилла, пока она пролезала через окно, затем вернул ребенка и жестом подозвал Лириан.
        — Подожди!  — произнес Эльтириор и указал на южные окна.  — Слышишь?
        Алит замер и затаил дыхание. Сначала он ничего не разобрал, но затем острый слух охотника уловил чуждые лесу звуки. Далекий дробный перестук. Алит бросился к углу дома и увидел быстро движущиеся по лесу белые фигуры.
        Всадники!
        С востока и юга приближались эллирионские налетчики на белоснежных лошадях. Они неслись между деревьями захватывающим дух галопом. Несколько дюжин всадников с луками в руках. Эллирионцы под топот копыт ворвались на поляну и растянулись по бокам тропы. Вороньи герольды пораженно обернулись. Один из них успел выпустить несколько стрел, и три рыцаря упали. Тут же сам герольд отлетел в кусты с торчащими из груди четырьмя стрелами. Остальные друкаи бежали. Они растворились в тенях среди пятен звездного света и перебегали между деревьями, пока окончательно не пропали из вида.
        Всадники Эллириона быстро окружили сторожку. На Алита нахлынуло воспоминание о первой встрече с этим вспыльчивым народом, много лет назад. Он внимательно рассматривал суровые лица, но никого не узнал. Юноша забрался обратно в дом и помог Эльтириору оттащить стол от двери, потом они вышли наружу и бросили на землю мечи.
        — И снова получается, что я обязан жизнью гордым всадникам Эллириона,  — с улыбкой выдавил Алит.
        Капитан рыцарей в серебряном доспехе, на груди которого красовался выложенный сапфирами гарцующий конь, тронул коня с места. Он убрал за спину лук и взял с седла длинное копье. На его наконечнике переливалась магическая энергия.
        — Не стоит так радоваться встрече с нами,  — яростно произнес он.  — В Эллирионе шпионов и конокрадов наказывают смертью.

        ГЛАВА 15
        Зов прозвучал

        Хотя эллирионцы оставили им руки свободными, Алит не сомневался, что их считают пленниками. Они ехали на юг под охраной сотни рыцарей, которые постоянно бросали на наггаротов подозрительные взгляды. Анатариса и Дуринитилла забрали у матерей, несмотря на протесты и слезы. Поступок казался жестоким, но Алит знал, что сам сделал бы так же.
        Через пять дней после пленения эллирионцы привели их в Тор Элир. Над восточным горизонтом Внутреннего моря сверкало полуденное солнце, волны разбивались о гальку обрывистого берега. Две переливающиеся реки текли к побережью с запада и севера и встречались в столице Эллириона.
        Она отличалась от всех городов, которые довелось повидать Алиту. Тор Элир был построен в устье двух рек на нескольких больших островах. Острова соединялись между собой мостами — изящные высокие проемы покрывала почва с растущей на ней травой, так что путешественникам казалось, будто луга по своей воле перекинулись над водой.
        Башни Тор Элира походили на сталагмиты цвета слоновой кости; они были открытыми у основания и высоко вздымались на узорчатых колоннах, а внутри круга из колонн поднимались винтовые лестницы. Алит нигде не видел мощеных дорог или улиц. Все заросло травой, даже платформы башен.
        Белые лошади беспрепятственно расхаживали по городу, собирались в табуны на полянках с сочной травой, переходили мосты бок о бок с эльфами. Белые корабли с вырезанными на носу лошадиными головами в золотой упряжи покачивались на воде, от огромных треугольных парусов отражались лучи солнца. Город отличался от серого, блеклого Нагарита так же сильно, как лето отличается от зимы. Столица Эллириона дышала теплом и дружелюбием; даже небо было чистым, без единого облачка, а воды Внутреннего моря отражали его голубизну.
        Пока пленников вели с острова на остров по широким изогнутым улицам Тор Элира, их провожало множество любопытных взглядов. Позади вспыхивали обсуждения, эллирионцы не стеснялись выкрикивать вслед оскорбления и проклятия.
        Они подошли к величественному дворцу на острове в дельте рек. Он был гораздо больше особняка в Эланардрисе, хотя не мог сравниться с цитаделью Тор Анрока. Дворец строили в виде открытого амфитеатра. Огромное внутреннее пространство окружали стены с прорезями арок, над которыми вздымалось шесть стоящих на тонких колоннах башен. В середине внутреннего поля возвышался крутой холм с вырезанными на склонах белыми рунами. Вершину венчал круглый помост из отделанного серебром темного дерева.
        Вокруг помоста на высоких шестах развевались флаги великих домов Эллириона. Легкий ветерок полоскал синие, белые и золотые полотнища, украшенные бунчуками из конского волоса. Посередине стояли два трона с вырезанными в виде гарцующих коней спинками — казалось, что кони танцуют друг с другом. На помосте и на склонах холма собрались эллирионские придворные. Некоторые стояли, но многие сидели верхом на переступающих с ноги на ногу лошадях. Все как один повернулись к прибывшим, и Алит не заметил на их лицах дружелюбия.
        Правый трон оставался пустым, если не считать лежащей на сидении серебряной короны. На втором расположилась княжна Атиель, и при взгляде на нее в душе Алита зашевелились чувства, которые он считал потерянными навсегда. Длинные, до пояса, волосы эльфийки рассыпались по плечам и груди золотистыми локонами с вплетенными рубиновыми нитями. Элегантное голубое платье без рукавов с гирляндами из темно-красных роз переливалось золотой вышивкой и красными драгоценными камнями. Кожа княжны сияла на солнце золотистым светом.
        Под нахмуренными в гневе бровями сверкали удивительно зеленые глаза с карими искорками. Атиель с поджатыми губами рассматривала Алита и его спутников, и даже кипящая злость княжны не могла убавить восхищения юноши. Скорее наоборот, живой темперамент привлекал его еще больше.
        — Спешьтесь,  — приказал Анатирир, капитан поймавшего их отряда.
        Алит послушно соскользнул со спины коня и шагнул к трону. Рыцари тут же окружили его, загородив княжну и выставив перед собой копья. Алит не представлял, чем может угрожать правительнице, ведь у них с Эльтириором отобрали все оружие.
        — Подведите их ко мне,  — приказала Атиелль.  — Я хочу посмотреть на них.
        Рыцари расступились, и подгоняемые всадниками беглецы подошли к княжне. Они остановились в нескольких шагах, Атиель встала и сама приблизилась к ним. Высокая, выше Алита, эльфийка расхаживала перед пленниками со сложенными на груди руками и внимательно рассматривала их.
        Алит коротко поклонился и открыл рот, но Атиель оборвала его намерение.
        — Молчи!  — отрезала она с поднятым пальцем.  — Ты будешь отвечать только на мои вопросы!
        Алит согласно кивнул.
        — Кто из вас главный?
        Пленники обменялись взглядами, и в конце концов все глаза остановились на Алите.
        — Я буду говорить за всех нас, леди Атиель,  — произнес он.  — Меня зовут…
        — Разве я спрашивала, как тебя зовут?  — перебила княжна.  — Это правда, что вы взяли лошадей у залива Тирин Элор?
        Алит глянул на спутников и ответил:
        — Да, мы взяли лошадей. Мы…
        — Вам дали разрешение взять лошадей?
        — Нет, но нам было нужно…
        — Так ты признаешь, что вы конокрады?
        Алит запнулся, сбитый с толку допросом.
        — Я считаю твое молчание согласием,  — произнесла Атиель.  — В наши времена нет большего преступления в Эллирионе, за исключением убийства другого эльфа. Мой брат сражается, чтобы избавить наши земли от угрозы со стороны наггаротов, и тут мы находим вас у нашей границы. Вы перешли через горы, чтобы шпионить для Морати, не так ли?
        — Нет!  — сказала Хейлет.  — Мы бежали из Нагарита.
        — Но вы же наггароты?  — Атиель развернулась к Хейлет, и женщина отшатнулась от ее гнева.
        — Я — нет,  — ответила Лириан. Она бросила жалобный взгляд на рыцарей за спиной.  — Княжна, они забрали моего сына.
        — А сколько сыновей и дочерей Эллириона забрала начатая наггаротами война?  — выпалила Атиель.  — Что значит один ребенок по сравнению с подобными разрушениями?
        — Это наследник Бел Шанаара,  — произнес Алит.
        Придворные разразились изумленными вздохами.
        Атиель недоуменно перевела сердитый взгляд на него и вдруг рассмеялась без намека на веселье.
        — Наследник трона Тиранока? В глуши, в компании оборванных нагтаротов? Ты думаешь, я в такое поверю?
        — Ваше высочество, посмотрите на меня,  — настойчиво попросила Лириан.  — Я Лириан, вдова Элодира. Мы уже встречались при дворе Бел Шанаара, когда Малекит вернулся из колоний. Тогда я выглядела гораздо лучше, чем сейчас, и мои волосы были почти такими же длинными, как ваши.
        Атиелль склонила голову набок и внимательно рассмотрела тиранокскую княгиню. Ее глаза широко распахнулись от изумления.
        — Лириан?  — прошептала она и в ужасе прикрыла ладонью рот. Затем ринулась вперед и стиснула Лириан в объятиях, чуть не задушив ее.  — Дитя мое, мне так жаль! Что с тобой стало?
        Княжна Эллириона отступила на шаг.
        — Принесите детей,  — отрезала она.
        Теперь гнев княжны переметнулся на Анатирира. С пристыженным выражением капитан торопливо махнул рыцарям, и в считанные секунды двое всадников выехали вперед и передали детей матерям.
        — И кто же доставил нам такой подарок?  — Атиель перевела взгляд на Алита.
        — Я Алит,  — с достоинством ответил он.  — Последний князь дома Анар.
        — Алит Анар? Сын Эотлира?
        Юноша кивнул. К его немалому удивлению, Атиель обняла и его — так крепко, что перехватило дыхание.
        — Ты сражался вместе с Анельтайном,  — прошептала Атиелль.  — Я так давно хотела встретиться с одним из анарских князей, чтобы поблагодарить их за помощь!
        Руки Алита застыли за спиной княжны: он не знал, следует ему обнять ее в ответ или нет. Но прежде, чем он принял решение, она отстранилась со слезами на глазах.
        — Я прошу извинить меня,  — обратилась она ко всем беглецам.  — Творимые Морати жестокости вызвали ответную тьму в сердцах всех из нас! Простите мои подозрения.
        Алит чуть не рассмеялся, видя произошедшую с княжной перемену. А что еще оставалось делать перед лицом такого искреннего раскаяния?

        Враждебность, которая встретила беглецов при входе в столицу, по силе могла сравниться лишь с гостеприимством, которое окружило их после приема у княжны. Им отвели во дворце просторные комнаты, и одному только Алиту прислуживало несколько слуг. Его сильно отвлекало их постоянное присутствие, поэтому юноша разослал их с бессмысленными поручениями, лишь бы остаться одному. Но долгожданное одиночество оказалось нарушено приглашением на вечерний пир.
        Пока слуги провожали Алита на большую арену, его раздирали противоречия. С одной стороны, он передал женщин под надежную опеку, и ему не терпелось покинуть Тор Элир. Алита преследовали воспоминания о сгоревшем Эланардрисе, и он лелеял их, поскольку приносимая ими горечь подпитывала его решимость. С другой стороны, его привлекала мысль о том, чтобы провести немного времени с Атиелью и позабыть о горе. Подобное желание заставляло юношу чувствовать себя слабым эгоистом, поэтому на пир он прибыл в крайне дурном настроении.
        Поляну-зал уставили длинными столами. Сотни фонариков горели всеми цветами радуги, отчего трава переливалась синим, зеленым и желтым светом. Эллирионские рыцари и придворные прохаживались между столами, пробовали выставленные на них вина и деликатесы. В вечернее небо неслись легкомысленные голоса, сопровождаемые частым смехом. Алит оглядел толпу в поисках знакомых лиц, но не увидел ни Эльтириора, ни женщин. Атиель еще не пришла.
        Эллирионцы пытались завязать с ним разговор, многие подходили поздороваться со странным гостем. Вежливые, но немногословные ответы Алита вскоре положили конец попыткам познакомиться с ним, а сочувственные взгляды придворных лишь подогревали тлеющую в нем злость. Ему казалось немыслимым, что можно пировать, когда неподалеку сражаются и умирают эльфы, а будущее Ултуана висит на волоске. Все происходящее резко отличалось от того, что он оставил в Нагарите, и юношу охватило желание немедленно уехать. Ему не хотелось участвовать в этой неискренней демонстрации веселья и благополучия.
        Алит уже решил покинуть пир, как вдруг появилась Атиель. В окружении охраны из рыцарей княжна выехала на поляну на высоком белом жеребце. Длинные локоны плащом развевались за спиной. В вышивке синего платья звездами сверкали бриллианты, в упряжи коня тоже переливались драгоценные камни.
        Толпа расступилась перед княжной, и она быстро подъехала к трону. Рыцари разъехались в стороны, без труда пробираясь среди гостей. Атиель непринужденно спрыгнула с коня и шепотом отослала его прочь. К ней тут же заспешили слуги с бокалами и блюдами, но Атиель не обратила на них внимания и принялась оглядывать толпу. Ее взгляд остановился на Алите, который стоял слева, в стороне от остальных гостей.
        Атиель жестом поманила его к себе. Алит сделал глубокий вдох и поднялся на тронный холм, не обращая внимания на устремившиеся к нему взгляды эллирионцев. Его глаза не отрывались от Атиели, а княжна смотрела только на него. Когда Алит подошел к помосту, она улыбнулась и протянула ему руку. Алит взял ее ладонь в свою и поцеловал тонкие пальцы.
        — Рад снова видеть тебя, княжна,  — сказал он.
        К своему немалому удивлению, Алит понял, что говорит правду; все его сомнения испарились от теплой улыбки эльфийки.
        — Это честь для меня, князь,  — ответила Атиель.
        Она повернулась, прошептала что-то одному из слуг, и тот поспешно исчез в толпе.
        — Надеюсь, ты находишь пребывание в Тор Элире более приятным, чем путешествие сюда,  — княжна грациозно отняла руку и села на трон.
        Алит замялся; ему не хотелось лгать, но осторожность предупреждала, что не следует выдавать терзающие его сомнения.
        — Гостеприимство твоего города и народа делает честь Эллириону,  — ответил он.
        Подошли слуги и расставили вокруг трона стулья с высокими спинками. Атиель жестом пригласила Алита садиться и широко улыбнулась кому-то в толпе.
        — Тебе не придется страдать от моего присутствия в одиночестве, Алит,  — произнесла она.
        Не успел он возразить, сказав, что считает перспективу побыть с княжной наедине приятной, как Атиель кивнула ему за спину, и Алит, обернувшись, увидел, что в зал вошли Лириан, Хейлет и Сафистия в парадных шелковых платьях и драгоценных украшениях. Ни детей, ни Эльтириора он нигде не заметил. Женщины расселись вокруг Алита. Они выглядели довольными уделенным вниманием и дорогими нарядами.
        — К нашим многострадальным дамам вернулось присущее им великолепие,  — произнесла Атиель.  — Они подобны породистым лошадям, которым необходим уход после долгого путешествия по лесам и равнинам.
        Алит пробормотал что-то в знак согласия. Его бывшие подопечные действительно выглядели, как подобало аристократкам, коими они являлись. И все же в красоте Лириан проглядывало что-то неживое, как у прекрасно вырезанной статуи. Неуловимое ощущение напомнило ему об Ашниели. Хейлет и Сафистия выглядели более привычно, ведь они были уроженками Нагарита, но даже им умелый уход слуг придал немного искусственный вид.
        Алит перевел взгляд на Атиель и в очередной раз восхитился ее природной красотой. Хотя над внешностью княжны тоже тщательно поработали служанки, юноша видел ее внутреннее свечение, которого не смогли бы скрыть все драгоценные камни и ткани Ултуана.
        Алит постарался избавиться от назойливых мыслей, но тут Атиель наклонилась к нему, и юношу окутал ее запах. Он впитал в себя дух Эллириона: свежего морского воздуха и травы, открытого неба и просторных полей.
        — Ты выглядишь так, будто тебе неуютно, Алит,  — сказала княжна.  — Чувствуешь себя неловко?
        — Я в растерянности,  — ответил он.  — Прошу прощения за вопрос, но как получилось собрать здесь столько эллирионцев, когда Нагарит ведет войну по всему Ултуану?
        Прекрасное лицо Атиели исказила гримаса, и Алит пожалел о слетевшем вопросе.
        — Вы попали к нам в краткий момент передышки. Мой брат сражается на севере, защищает наши земли,  — голос и выражение княжны смягчились, и она продолжила: — Разве это плохо — насладиться мигом спокойствия? Если не ценить жизнь такой, какой она может быть без войны, за что тогда сражаться? Возможно, недостаток наггаротов как раз в том, что они не могут найти удовлетворения в себе и измеряют свою жизнь только действиями, а не покоем.
        Слова Атиели больно задели Алита, и он со стыдом опустил глаза. У него не было права приносить сюда тьму, омрачать другим свет праздника, но несмотря на сомнения в глубине души он возражал против подобного обвинения. Сейчас вокруг него была иллюзия, ложное веселье, устроенное в попытке забыть о бедах Ултуана, пустое и бессмысленное.
        Алит прикусил язык, чтобы не нанести эллирионцам еще большей обиды. Атиель разговаривала с женщинами, но ее вопросы и их ответы проносились мимо ушей Алита. Спустя какое-то время его внимание привлекло движение, и он поднял глаза. Лириан, Сафистия и Хейлет покидали помост. Алит поднялся, промямлил несколько прощальных слов и остался наедине с Атиель и ее двором.
        — Я вижу, что мои попытки поднять тебе настроение прошли впустую,  — сказала княжна.  — Присядь, и мы поговорим о делах, которые тебя тревожат.
        — Простите, княжна, я очень благодарен вам за доброту.  — Алит снова опустился на стул.  — Я пострадал от войны больше других, и не в моем характере забывать о горе. Я бы хотел, чтобы каждый день был похож на этот, но такие желания делу не помогут.
        — Не стану тебя обманывать, Алит,  — серьезно произнесла правительница Эллириона.  — В последнее время война идет не в нашу пользу. Король Каледор потерял все отвоеванные за лето земли, и мы опасаемся, что до конца года наггароты попытаются захватить Тор Элир. Не знаю, сможем ли мы отбиться на этот раз. Они полны решимости сокрушить нас и потеряли головы от ненависти.
        — Придется сражаться, все равно другого выхода нет,  — ответил Алит.  — Я видел ужасы правления Морати, жестокость ее последователей. Лучше сражаться и погибнуть, чем смириться с варварским господством.
        — И как ты продолжишь сражаться, Алит?  — спросила Атиель.  — Ты остался князем без княжества, командиром без армии.
        Алит промолчал, все равно он не мог ответить на ее вопросы. Он знал, что должен бороться, но не знал как.
        Юноша отказывался предаваться снедающему его чувству безнадежности, не хотел думать о том, чтобы сдаться. Кровь в жилах бурлила, сердце начинало биться при одной мысли о друкаях и причиненных ими страданиях.
        Он поднял глаза на Атиель, и княжна отшатнулась от пронзительного взгляда.
        — Я не знаю, как я буду вести войну,  — сказал Алит.  — Я не знаю, кто будет сражаться на моей стороне. Но пока я дышу, я не потерплю живых друкаев рядом с собой. Это все, что от меня осталось.

        Времена года в Эллирионе проходили по-иному; погода здесь стояла гораздо более мягкая, чем в Нагарите, и Алит вскоре потерял счет проведенному в Тор Элире времени. Дни сливались в бесконечную череду, и к князю вернулись терзавшие его в Тор Анроке сомнения. У него не было плана, не было продуманной стратегии, только желание сделать хоть что-то.
        Он редко виделся со своими спутниками; Эльтириор пропал вскоре после прибытия в столицу, а женщины быстро влились в круговерть придворной жизни. Алит же с трудом выносил компанию эллирионцев, поскольку те отличались еще большим дружелюбием и общительностью, чем слуги в Тор Анроке. Широкие поля вокруг города не обладали мрачным обаянием Эланардриса, и залитые солнцем травы лишь подчеркивали холод в сердце. Внутреннее море тоже не понравилось Алиту — оно привлекало его лишь как один из путей, ведущих на восток, подальше от Нагарита.
        Поэтому он проводил большую часть времени в одиночестве и мрачно размышлял о своей судьбе. Эллирионцы вскоре перестали обращать на него внимание, а Алит не интересовался эллирионцами. Повинуясь желанию оградить себя от всяких удовольствий, он даже отвечал отказом на приглашения Атиели. Алит научился любить и одновременно ненавидеть свои страдания, искать утешение в горьких мыслях и предаваться темным подозрениям, глядя на окружающих эльфов.

        Когда мягкая погода внутри круга Кольцевых гор начала портиться, с войны вернулся князь Финудел. Алит встретил его вместе с эллирионским двором, а вечером Атиель лично представила двух князей друг другу. Они встретились втроем в покоях Финудела, в верхней части одной из высоких башен. Алит снова пересказал обстоятельства бегства из Нагарита.
        — …У меня осталось лишь желание отомстить тем, кто уничтожил мою семью и разорил земли,  — заключил Алит.
        — Ты хочешь сражаться?  — спросил Финудел.
        Сходство между князем и его старшей сестрой сразу бросалось в глаза, хотя Финудел отличался еще более живыми манерами и перепадами настроения. Князь расхаживал взад-вперед по круглой комнате, и его руки ни миг не оставались в покое.
        — Да, хочу,  — ответил Алит.
        — Тогда вскоре у тебя появится такая возможность,  — сказал Финудел.  — Вы не единственные наггароты, которые пересекли наши горы. Не так давно, когда мы преследовали орду фанатиков, к нам присоединился большой отряд. Многие с восхищением отзывались о тебе, Алит. Они обрадуются, когда узнают, что ты жив.
        — Рад слышать, что кому-то удалось избежать смерти от руки Кераниона и его войска. Как много наггаротов сумели добраться до Эллириона?
        — Несколько тысяч. Сейчас они располагаются на западе вместе с моей армией. Ты окажешь мне большую честь, если поведешь их в битву под моим началом.
        — С радостью,  — ответил Алит.  — Где мы будем сражаться?
        — Друкаи снова захватили Орлиный перевал. Его восточные подходы всего в трех днях пути от столицы. Я уезжаю завтра.
        — Я отправлюсь с тобой,  — сказала Атиель.  — Мы не можем позволить врагам подойти к Тор Элиру. Как ты сам видишь, Алит, в нашем городе нет защитных стен, нет башен, чтобы сдержать натиск друкаев. Мы встретимся в открытом поле и будем биться до последней капли крови.
        — Мы должны устранить угрозу,  — добавил Финудел.  — На севере остались наши подданные, которые купились на посулы Морати. Это пятно внутри Эллириона, но его нельзя стереть с лица земли, пока существует угроза с запада.
        — Я буду сражаться за Эллирион как за собственные земли,  — произнес Алит.  — Друкаи заплатят за свое предательство высокую цену.

        ГЛАВА 16
        Кровь на равнинах

        В лагере наггаротов Алита встретили восторженными криками, но при виде мрачного выражения на его лице радость быстро испарилась. Алит узнал многих из выбежавших ему навстречу воинов. Среди них были Тени — Анранейр и Хиллраллион, а также Тарион, Анадриель и многие другие, кто сражался в Темных топях. Все они обрадовались появлению князя, но с их лиц не сходило тревожное, загнанное выражение.
        — Мы беспокоились за вас, князь, когда вы пропали из Эланардриса,  — сказал Анранейр.  — Многие думали, что вы погибли.
        — Вы не ошиблись,  — ответил Алит.  — Хотя мое тело еще живо, я только сильнее страдаю от этого.
        Капитаны обменялись тревожными взглядами, но промолчали.
        — Какие будут приказания, князь?  — спросил Тарион. Алита поразило, что один из близких друзей отца, который сражался вместе с Эотлиром в колониях, спрашивает его приказов. Поэтому он тщательно обдумал ответ.
        — Сражайтесь. И с последним вздохом выплесните на друкаев всю свою ненависть.

        Войско двинулось на запад, к Орлиному перевалу. Несколько сотен рыцарей ехало в авангарде, чтобы разведать позиции врага. Наггароты шагали рядом с эллирионскими копейщиками и лучниками. Алит шел вместе с ними; он предпочел общество своих воинов компании Финудела и Атиели.
        Разведчики вернулись, когда войско было в двух днях пути от перевала. К Алиту подъехал гонец и попросил его присоединиться к эллирионским правителям для совета. Они собрались после полудня, когда войско остановилось на привал на южном берегу реки Ирланы. Для командиров разбили шатер из синих с золотом полотнищ, где они могли обсудить стратегию битвы, а заодно освежиться принесенной с реки водой и фруктами из садов неподалеку.
        — С уверенностью можно сказать, что враги превосходят нас численностью,  — доложил Анельтайн.
        Около двадцати пяти лет прошло с их первой и последней встречи с Алитом — тогда эллирионский князь возвращался из злополучного похода на крепость Эалит. Сейчас воины Анельтайна ехали в авангарде. Они-то и принесли тревожные новости.
        — У друкаев по меньшей мере сорок тысяч пехотинцев и около десяти тысяч рыцарей. Большинство из них — обученные в Анлеке солдаты, фанатиков совсем мало.
        — Тогда они располагают преимуществом в десять тысяч воинов,  — произнесла Атиель. Она задумчиво откусила от красного яблока.
        — Да, но у нас превосходство в кавалерии,  — возразил Финудел.  — Наших рыцарей в два раза больше.
        — Против нас — рыцари Анлека, а не налетчики,  — сказал Алит.  — Их силу нельзя оценивать количеством.
        — Налетчики вооружены луками,  — не согласился с ним Финудел.  — И наши кони быстрее. Рыцари друкаев могут безуспешно гоняться за ними годами.
        — Друкаям не надо гоняться за нами, брат,  — сказала Атиель. Княжна доела яблоко и кинула огрызок своему жеребцу, Среброгривому.  — Враги знают, что рано или поздно нам придется остановиться, чтобы защитить Тор Элир.
        — Зачем?  — спросил Алит. Эллирионцы уставились на него удивленными взглядами.  — Зачем вам защищать Тор Элир?
        — В городе сейчас пятьдесят тысяч жителей,  — с некоторой злостью ответил Финудел.  — Мы не можем оставить их на произвол друкаев.
        — Вывезите их. Пусть они покинут город, по морю и по суше. Тогда останутся только камни и доски. Зачем обременять себя их защитой, если преимущество вашего войска в подвижности?
        — Не важно,  — ответила Атиелль.  — Многие из горожан смогут убежать от друкаев, но даже в Эллирионе не хватит лошадей для всех. Половина нашего войска передвигается пешком.
        — Пусть они спрячутся в Ателиан Торире, враги не сунутся туда без крайней необходимости.
        — Спрячутся?  — сплюнул Финудел.  — Ты хочешь, чтобы мы оставили свои земли на произвол врага, лишились домов и припасов?
        — Это лучше, чем стать пищей для ворон,  — возразил Алит.  — Пока мы живы, мы можем сражаться.
        — Мы не будем бежать и прятаться,  — ответила Атиель.  — Так поступили многие, и им пришлось поплатиться за трусость. Чем дольше мы оттягиваем решающее сражение, тем сильнее становятся наггароты.
        Алит пожал плечами.
        — Тогда будем сражаться,  — сказал он.  — Лучше напасть, пока они еще на перевале, там их численность обернется против них. Зайти на них со склонов, заманить на наши копья и окружить.
        — Каменистые горные долины не подходят для кавалерии,  — подал голос Анельтайн.  — Мы потеряем преимущество.
        — Мы встретимся в открытом поле и будем сражаться, как подобает эллирионцам,  — решительно произнес Финудел.
        — Совершенно ясно, что вы уже выбрали путь действий,  — прорычал Алит.  — И ни один мой довод не сможет переубедить вас. Зачем тогда меня позвали сюда, если не хотите слушать мои советы?
        — А кто ты такой, чтобы нам указывать?  — спросил Финудел.  — Князь без земель; бродяга, все достояние которого — ненависть.
        — Если хотите, чтобы вас постигла та же судьба, поступайте по-своему,  — прорычал Алит.  — Выходите на честный бой с развевающимися знаменами, под звуки горнов. Вы считаете, что если сумели отбросить друкаев в прошлый раз, то одержите победу и сегодня. Но они сражаются на своих условиях, и они выиграют. Они не отступятся, пока вы не перебьете всех до единого. Их подгоняет Морати, а друкайские командиры боятся ее гораздо больше, чем ваших рыцарей и копий. У вас есть маги, чтобы отразить их колдовство? А теперь представьте, что вы выиграли битву. Вы сможете преследовать и добивать в спину спасающихся бегством? Позволят ли ваши благородные сердца уничтожить их всех до одного, чтобы они никогда не вернулись?
        — Нельзя победить тьму еще большей тьмой,  — сказала Атиелль.  — Разве ты не слышал, что я говорила в Тор Элире? Мы должны разбить друкаев потому, что они презирают мир и ненавидят жизнь. Если мы сами уподобимся им, то потеряем все, за что сражались.
        — Глупцы!  — выкрикнул Алит.  — Я не буду участвовать в этом безумии. Истинные наггароты уже заплатили высокую цену. Они считали, будто могут выступить против мощи Анлека лицом к лицу. Смерть моих родителей тому свидетельство.
        Алит выскочил из палатки; эллирионцы расступались перед ним. Он пошел прочь от лагеря, не обращая внимания на несущиеся вслед крики. Отчаяние перемежалось яростью — отчаяние от мысли, что эллирионцам суждено погибнуть, ярость осознания, что друкаи одержат важную победу.

        Капитаны встретили Алита на входе в нагаритский лагерь. Они сразу же уловили его настроение и молча последовали за ним между отдыхающими солдатами в палатку. Суровый взгляд Алита заставил их остановиться у входа, и он скрылся внутри.
        Алит слышал, как музыканты эллирионцев играют сбор. От перестука множества копыт задрожала земля — это Финудел и Атиель выстраивали свое войско. Пусть идут к бессмысленной смерти, твердил про себя Алит.
        В конце концов Хиллраллион рискнул навлечь на себя дурное настроение князя и встал на пороге палатки со сложенными за спиной руками.
        — Эллирионцы свернули лагерь,  — тихо сказал он.
        Алит ничего не ответил.
        — Нам готовиться к маршу?
        Князь наконец посмотрел на него.
        — Мы пойдем за ними,  — сказал он.  — Если они попросят о помощи, я не стану отказывать.
        Хиллраллион кивнул и ушел, оставив Алита наедине с бушующими мыслями.

        Финудел и Атиель решили встретиться с неприятелем на равнинах Найрейн Элира, меньше чем в дне пути от Орлиного перевала, где брала свои истоки Ирлана. Река делала резкий поворот на север перед тем, как продолжить путь на восток, к Внутреннему морю. Эллирионцы отвели пехоту на правый фланг, где ее защищала река, а кавалерия встала слева, чтобы иметь возможность отступить на просторные поля к югу. Алит расположил свое маленькое войско из четырех тысяч солдат еще дальше на юге. Там он укрылся в своей палатке и отказывался разговаривать с командирами.
        На рассвете следующего дня его разбудил Тарион.
        — С вами хочет встретиться один из эллирионцев,  — сообщил капитан.
        Алит кивнул и приказал провести посетителя в палатку. Вскоре Тарион вернулся с Анельтайном. Алит поприветствовал его кивком, но не стал подниматься с походной кровати.
        — Наши разведчики выследили друкаев,  — произнес эллирионец.  — Их войско будет здесь около полудня.
        — И вы по-прежнему собираетесь встретить их в открытом бою?  — спросил Алит.
        — У нас нет другого выбора.
        — Спрячьте пехоту на том берегу реки, а всадников отведите на восток,  — небрежно посоветовал Алит.  — Тогда вам не придется жертвовать своей жизнью ради бессмысленного позерства.
        — Ты прекрасно понимаешь, что мы не отступим.  — Анельтайн шагнул к нему с умоляющим выражением на лице.  — Сражайся вместе с нами, и мы победим.
        — Четыре тысячи копий и луков не помогут выиграть битву. Даже если это копья и луки наггаротов.
        — Тогда хотя бы пообещай, что удержишь свою позицию. Пусть у Финудела и Атиели будет уверенность, что ты прикроешь южный фланг нашего войска.
        Алит сурово посмотрел на Анельтайна; он почувствовал кроющееся за просьбой обвинение.
        — Я поклялся защищать Эллирион как собственные земли,  — резко ответил князь.  — Я не даю таких клятв необдуманно. Хоть я и не согласен с вашей тактикой, я не брошу своих союзников.
        Анельтайн с заметным облегчением поклонился.
        — Я помню тот случай, когда помог анарцам,  — сказал он.  — И я рад, что не ошибся.
        Алит поднялся с кровати, подошел к Анельтайну и уставился на него.
        — Может, ты считаешь, что я в долгу перед тобой?  — прорычал он.  — Ты думаешь, я тебе чем-то обязан?
        Анельтайн с ужасом отшатнулся от ярости Алита. Выражение благодарности на его лице сменилось злостью.
        — Если ты не чувствуешь себя в долгу, то я не буду напоминать о нем,  — резко ответил он.  — Если для тебя не имеет значения, что храбрые эллирионцы, крейсийцы и иврессийцы умирали ради того, чтобы вернуть князю Малекиту трон, то тебе стоит хорошенько подумать, на чьей стороне сражаться.
        — Я не собираюсь сражаться за кого-то!  — закричал Алит. Анельтайн быстро отступил к порогу палатки.  — Я сражаюсь против друкаев!
        Анельтайн наградил его ядовитым взглядом и вышел. Снаружи донесся его громкий голос, требующий лошадь. Тарион пристально рассматривал Алита.
        — Вы хотите лишить нас всех возможных союзников?  — спросил ветеран.
        — Остаться без союзников лучше, чем иметь плохих союзников.  — Алит рухнул обратно на кровать.  — Они говорят о славе и чести, будто эти слова что-то значат. Они не понимают, с каким врагом сражаются, даже если встречались с ним уже дюжину раз. Друкаи признают только страх, и страх станет нашим оружием, если мы научимся его использовать. Морати и ее командиры не боятся натиска кавалерии или града стрел. Нет, их заставляет задуматься только та тьма, которую они сами выпустили в мир. От нее они просыпаются в холодном поту на рассвете. Они постоянно оглядываются через плечо и боятся увидеть, кто же занес над ними нож. Страх связывает их вместе сильнее верности, и при помощи страха мы сумеем разделить их.
        Тарион с сомнением задумался.
        — А чего боишься ты, Алит?
        — Ничего,  — ответил князь.  — Меня нельзя заставить страдать сильнее, чем я страдаю сейчас. Нет таких мучений, чтобы сравнились с терзающими меня воспоминаниями. У меня ничего не осталось, за исключением существования, и оно причиняет мне боль с каждым вздохом. Я не ищу смерти, но и не боюсь отправиться в Мирай. Там я снова встречу свою семью и отомщу тем, кто их убил. Даже смерть не убавит моей ненависти.
        Тарион содрогнулся и отвернулся, в ужасе от взгляда Алита.

        Алит стоял на краю лагеря наггаротов и смотрел на два выстроившихся войска. Друкаи наступали. Эллирионцы вытянулись перед приближающимся черным облаком длинной серебристо-сине-белой полосой. Белые кони переступали с ноги на ногу и ржали; им передавалось волнение всадников. На серебряных древках реяли сотни флагов, золотые рога дразнили неприятеля мелодичными переливами.
        Рыцари эллирионцев разделились на две части. Одну возглавлял князь Финудел, другую Атиель. Княжна сидела на своем жеребце, Среброгривом, во главе ближайшего к наггаротам отряда. Длинные волосы свободно развевались на ветру, стройную фигуру оттенял серебряный, инкрустированный сапфирами доспех. В правой руке она держала Зимний Клинок Амрейр, на левой висел щит в форме лошадиной головы с гривой из золотых нитей.
        Финудел выглядел не менее внушительно. Он вооружился Кадрати, Звездной Пикой, выкованной самим Каледором Укротителем Драконов. Наконечник пики сверкал золотистым огнем. Золотой доспех князя оттенял темно-красный, развевающийся на ветру плащ. Его кобылу Белокопытку, родную сестру Среброгривого, покрывал длинный чепрак из позолоченного итильмара. На каждой его пластине сияла защитная руна.
        Алит перевел взгляд на друкайское войско. На их флагах зловеще переливались руны кровожадных богов и развратных богинь. Многие нарисовали на щитах символы культов, от запретных знаков веяло темной магией. Грохочущие колонны наггаротов наступали подобно серебристо-черным змеям.
        Рыцари Анлека свернули на юг, к всадникам Эллириона. Хриплые боевые крики и пронзительные звуки рога бросили вызов Финуделу и Атиели. Над кавалерией Нагарита развевались черно-фиолетовые знамена на золоченых древках. Головы черных коней прикрывали серебристые доспехи с выступающими острыми шипами, а бока защищали блестящие кольчужные попоны.
        Среди отрядов шли колдуны и колдуньи. Их магия собиралась кольцами и колыхалась вокруг них. По их приказу небо застилали темные облака, сверкали молнии, наступлению войска вторил гром. По равнинам прокатилась тень надвигающейся грозы, обе армии накрыл сумрак.
        Алит бросил взгляд на тяжелое свинцовое небо и увидел огромную крылатую тень. Несмотря на заявление князя его охватил страх. Дракон неспешно кружил высоко над головой. Перед глазами всплыло окровавленное лицо отца, и Алит содрогнулся при воспоминании об испытанном тогда ужасе.
        — Керанион,  — прорычал князь. Гнев тут же смыл страх.
        Он повернулся и окрикнул капитанов. Те сломя голову бросились к нему и встали рядом, ожидая приказов.
        — Мы выступаем,  — сказал Алит.  — Трубите сбор, поднимайте солдат. Сегодня мы перебьем друкаев и сообщим об их смерти Анлеку. Принесите мне голову Кераниона.
        Возражений не последовало. Капитаны заторопились к лагерю, выкрикивая музыкантов и знаменосцев. Запел горн, подавая сигнал к атаке. Алит вернулся в палатку и взял принесенные Хиллраллионом лук и стрелы.
        — Тени, ко мне!  — позвал он и вышел наружу. Вскоре его окружили затянутые во все черное лучники — горькие свидетели битвы в Темных топях.  — Сегодня я снова поведу Теней в бой. Враги принесли с собой тьму, и она сыграет нам на руку. Не щадите никого. Пусть каждая стрела несет смерть. Пусть каждый замах меча дышит местью. Они задолжали нам всю свою кровь, до последней капли. Мы снова станем ночным кошмаром, и друкаи навсегда запомнят, почему надо бояться Теней!

        Всего резню в Темных топях пережило около двух сотен Теней. Сейчас укутанные в черные плащи воины следовали за Алитом на запад, в обход правого фланга друкаев. Остальное войско стояло наготове у лагеря, получив приказ вступить в битву, если враги подойдут слишком близко. Но пока князь не вернется из вылазки, они не должны покидать позицию.
        Бой начали друкаи. Они привезли с собой многозарядные метатели — военные машины, которые стреляли толстыми копьями, по полдюжины за раз. Первый залп из десятка метателей просвистел в воздухе над головами наступающих и вонзился в ряды пехоты Эллириона. Видимо, Керанион решил, что эллирионская кавалерия не представляет угрозы его колоннам, и хотел в первую очередь уничтожить копейщиков и лучников, а уже затем раздавить рыцарей превосходящей численностью. Алита заинтересовало, почему нагаритский князь остается в небе и наблюдает за сражением со спины дракона. В Темных топях он вел себя так же и вмешался лишь тогда, когда наггароты начали проигрывать. Может, он обычный трус? Или же существует другая причина, по которой Керанион опасается вступать в схватку?
        Алит на ходу размышлял об этой странности, но тут пришло время остановиться, и он вскинул руку, подавая сигнал Теням. Высокая трава Эллириона доставала до пояса, разведчики могли полностью укрыться в ней. Гроза над головой гремела и сверкала, вызванная волшебством непогода нарастала, равнины затянуло желтоватым закатным сумраком. В полутьме Тени приготовили луки и ожидали следующего приказа Алита.
        Еще когда князь разглядывал друкайское войско, его удивило, что они не привели с собой гидр. Он не знал, почему боевых чудищ оставили позади, но их отсутствие обрадовало Алита. Хотя, если вспомнить о кружащем в грозовом небе драконе, радоваться пока было рано.
        Друкаи остановились за пределами выстрела эллирионских лучников, и метатели продолжили без остановки поливать пехоту смертоносными залпами. Ближайшая из боевых машин стояла в четырех сотнях шагов от Теней; они видели, как быстро работает заряжающий ее расчет.
        — Разделиться по пятеро и уничтожить все расчеты,  — приказал Алит.
        Тени разбились на небольшие группки и исчезли в высокой траве. Алит и четверо командиров направились к ближайшей машине, в то время как остальные Тени рассыпались веером вокруг батареи противника. Рядом с метателями стояли отряды копейщиков для охраны расчетов от возможной попытки эллирионцев уничтожить основную линию атаки, но их внимание было обращено на восток, а не на юг, откуда невидимками подбирались Тени.
        Алит пригнулся в траве в семидесяти шагах от метателя. Затем наложил стрелу на тетиву и чуть привстал, чтобы прицелиться. Машину обслуживали два друкая в нагрудниках и шлемах, но других доспехов на них не было. Они как раз сняли с метателя пустой магазин и подтаскивали новый.
        — Начали,  — спокойно приказал Алит и прицелился в левого друкая.
        С легким выдохом он спустил тетиву. Стрела с черным оперением свистнула над травой и вонзилась в правое плечо друкая. Следующая стрела пронзила насквозь бедро и вышла с другой стороны. Друкай уронил свой конец связки копий и рухнул в траву, в то время как еще три стрелы попали в его товарища; одна из них воткнулась в глазницу шлема.
        Единственным звуком стал стук выпавших из мертвых рук копий, да и тот подхватил и унес ветер. Алит нырнул в траву и метнулся к машине, на ходу сменив лук на длинный охотничий нож. По пути он изредка оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не заметил.
        Алит полоснул ножом по веревкам, которые создавали натяжение в механизме метателя. Острое лезвие быстро перерубило намотанные вокруг одного из рычагов витки, и веревка обвисла. Чтобы заново натянуть ее, потребуется несколько часов, но Алит для верности подсунул кончик ножа под спусковой крючок и выдернул его, а затем вырвал из тонкого механизма несколько пружин и разбросал в траве.
        Довольный своей работой, Алит начал продвигаться обратно на юг. На ходу он посматривал на ближайшие отряды друкаев.
        Другие Тени тоже добрались до своих целей, все больше боевых машин выходило из строя. Капитаны копейных отрядов начали замечать неладное. Сплошная стена залпов поредела, копейщики поворачивались к метателям, чтобы узнать причину. Зазвучали крики тревоги, между машинами заметались черные тени. Друкайские воины вскинули оружие и выискивали в траве загадочных врагов.
        Алит издал долгий ястребиный крик — сигнал Теням отступать и собраться вокруг него. Он постоянно поглядывал на ближайший отряд друкаев — те поворачивали в его направлении, хотя до них оставалось еще несколько сотен шагов. Алит не мог поверить, что кто-то выследил Теней, но тут заметил в переднем ряду воинов тонкую, полуобнаженную фигуру.
        Колдунья с длинными, разметавшимися, как зигзаги молний, белыми волосами и нарисованными на теле рунами. Она подняла тонкую руку и указала шагающему рядом с ней капитану туда, где прятался Алит.
        Алит успел заметить, как на кончиках пальцев колдуньи танцуют искры, и тут пропитанный магией воздух сгустился. С пальцев эльфийки слетела сверкающая молния и взорвалась слева от князя с такой мощью, что его откинуло в сторону.
        Он поднялся и увидел выжженный в траве круг, а посередине его изуродованное, переломанное тело Нермиррин. Ее кожа почернела, глаза превратились в темные дыры, из которых поднимались две струйки дыма. По равнине заметались молнии — колдунья продвигалась вперед под охраной, поджигая траву и раскидывая дымящиеся тела.
        — Отступаем!  — крикнул Алит и поднял тело Нермиррин. Оно оказалось странно холодным на ощупь.  — Мертвых не оставлять!
        Тени попытались прикрыть отход стрелами, но копейщики друкаев сомкнули щиты, и колдунья отступила в середину колонны. Стрелы с черным оперением втыкались в живую стену вокруг нее.
        Алит убрал лук и перекинул тело Нермиррин через плечо. Повернулся к друкаям спиной и побежал в высокой траве. Рядом он чувствовал присутствие бесшумно скользящих Теней. Бросив взгляд через плечо, князь убедился, что копейщики остановились и осыпают отступающих к анарскому лагерю Теней насмешками.
        Но их оскорбления ничего не значили. Половина боевых машин оказалась выведена из строя, а большая часть других осталась без обслуживающих расчетов. Без постоянного обстрела артиллерии друкаи лишились рычага давления на противника, который вынудил бы эллирионцев атаковать, и друкаям пришлось перейти в наступление. Снова над равнинами покатился барабанный рокот, заревели рога, и огромный дракон Кераниона начал спускаться. Чудовищный зверь ненадолго приземлился посреди фронта, командующий с его спины выкрикивал приказы своим капитанам. Алит едва успел сделать несколько судорожных вдохов, как дракон снова взмыл в небо, с каждым взмахом мощных крыльев поднимаясь все выше.
        Алит с интересом отметил, что Керанион старается проводить на земле как можно меньше времени. Очевидно, сила дракона и вооруженного пикой всадника заключалась в быстрых атаках с воздуха. Поскольку пока Алит не знал, как вынудить врага приземлиться, он обратился к другим заботам.

        Ни одна из сторон не хотела переходить в наступление. Наггароты и эллирионцы сошлись на расстояние выстрела и обменивались дождем стрел. Возглавляемые Атиелью всадники вылетали вперед, выпускали залп из луков, затем уносились за пределы досягаемости метателей. И все время страшные рыцари Анлека оставались в резерве, выжидали перелома в битве, чтобы показать свою силу.
        Колдуны друкаев призывали тучи острых клинков, осыпали ими ряды эллирионцев и насылали заклинания, от которых плоть сходила с костей, причиняя немыслимые мучения. Эллирионцы никак не могли защититься от проклятий и несли большие потери.
        Алит снова созвал к себе Теней, и они собрались на краю лагеря.
        — Ищите колдунов,  — приказал он.  — И пусть каждый удар попадет в цель. Истребите их, а затем незаметно отступайте на север. Мы соберемся справа от пехоты Эллириона.
        Тени закивали и растаяли в сером сумраке. Алит последовал за ними. С первого взгляда попытка проскользнуть между двумя готовыми к бою войсками могла показаться безумием, но Алит хорошо знал, что делает. В свое время Тени терроризировали друкаев в Нагарите при помощи схожей тактики. Незаметно подобраться, убить врагов и исчезнуть. Солдаты думали, что их гораздо больше, и командиры начинали опасаться за безопасность своих отрядов. Сейчас отвлекающий маневр послужит на руку эллирионцам. Алит надеялся, что Финудел и Атиель не упустят случая и воспользуются преимуществом.
        Князь бесшумно и ловко пробирался в траве; его продвижение отмечалось лишь легким колыханием, неудивительным при проносящихся над равниной штормовых ветрах. Он подобрался к одному из отрядов копейщиков. Солдаты выстроились в боевом порядке и переговаривались в ожидании приказа к наступлению.
        — Этим любителям лошадей в жизни не сравниться с нагаритскими воинами,  — сказал один из лейтенантов, и в ответ на его слова раздался дружный грубый хохот.
        Алита задело, что друкаи смеют называть себя наггаротами. Они потеряли это право, когда выступили против Малекита, наследника Аэнариона, и выгнали его из Анлека. Он считал их предателями, темными эльфами, никем. Алит заставил себя расслабиться, поскольку враги находились всего лишь в паре дюжин шагов. Нарочито медленно натянул капюшон плаща и прошептал несколько слов, которые пропитали ткань охотничьей магией.
        По голове и плечам побежали легкие мурашки от ощущения близкого волшебства. Для князя ничего не изменилось. Для любого другого наблюдателя Алит исчез; только что сидела закутанная в черное фигура, а через миг осталась лишь колышущаяся трава. Невидимый Алит осторожно выпрямился в полный рост. Первый ряд копейщиков стоял совсем близко, при желании он мог бросить в них травинку. Их возглавляла женщина-друкай с красными волосами, переплетенными при помощи окровавленных жил в косы, и шрамом от правого уха до подбородка. Ее глаза отличались пронзительным льдисто-голубым цветом. Алит с трудом подавил желание дернуться, поскольку холодные глаза смотрели прямо на него. Но она не видела его, а рассматривала эллирионское войско вдали.
        Алит вытащил из заплечного колчана лук и спокойно наложил стрелу. Натянул тетиву и прицелился в горло капитана. Князь наслаждался охватившим его напряжением и ощущением власти — друкайша не подозревала о неминуемой смерти. На губах князя промелькнула довольная улыбка. Друкайский знаменосец что-то сказал, и женщина повернулась к нему, обнажив в ухмылке заточенные зубы.
        Без дальнейшего промедления Алит отпустил тетиву. Стрела попала точно в цель и пронзила насквозь горло капитана. Эльфийка рухнула на землю, изо рта и раны хлынула кровь, заливая соседних солдат. Темные эльфы разразились испуганными криками. Алит наслаждался их паникой и растерянностью. Он тихо опустился в траву и скользнул прочь.
        Пока князь пробирался на север, он замечал по дороге свидетельства работы других Теней. Алит замечал, как падают знамена, как оседают на землю колдуньи и лейтенанты со стрелами в груди. Он чувствовал, как по рядам врага расползается неуверенность, но не всем Теням удалось остаться незамеченными. Он также видел, как летят в высокую траву арбалетные болты, и отряды копейщиков бегут за лазутчиками с оружием наперевес.

        Хотя вылазка Теней вызвала некоторое смятение, друкаи продолжали наступать, и воинам Алита приходилось перебегать на север, чтобы оставаться впереди армии. Когда Тени снова собрались вместе, князь не досчитался тридцати воинов. Их тела остались лежать где-то на равнине. Черное войско Кераниона решительно надвигалось на встречающих его дождем стрел эллирионцев, и Финуделу пришлось отвести пехоту к реке. Налетчики прикрывали отход, и Алит с Тенями присоединились к маневру. Они невидимками шли рядом с отрядами эллирионцев.
        Командиры Кераниона разделили свои силы. Треть пехоты выслали в погоню за отступающими эллирионцами, а остальные копейщики и лучники со зловещими рыцарями Анлека в арьегарде двинулись на кавалерию. Финудел и Атиель приказали своим всадникам отходить на юг. Они прекрасно понимали, что не смогут противостоять более многочисленному врагу лицом к лицу. Алит с ужасом видел, что эллирионцы разделились, и войско друкаев клином вдавливается между двумя его крыльями — пехотой и кавалерией.
        Прячась под укрытием высокой травы на берегу Ирланы, Алит понял, что сам совершил точно такую же ошибку. Остаток его войска все еще стоял на юге, по другую сторону фронта друкаев. Князь бросил взгляд в затянутое грозовыми облаками небо, выискивая Кераниона. Он заметил дракона на западе; тот медленно планировал над отходящей на юг кавалерией, иногда с силой взмахивая огромными крыльями, чтобы удержаться на порывистом ветру.
        Вскоре план Кераниона стал очевиден. Пехота друкаев растянулась живым барьером, который прижал эллирионских лучников и копейщиков к реке. Затянутая в черные доспехи кавалерия Анлека наконец выступила из резерва. Между отрядами копейщиков и арбалетчиков понеслись извивающиеся колонны с выставленными пиками. Когда всадники оказались в авангарде, они перестроились по эскадронам. Их лица скрывали узорчатые черные забрала, отчего рыцари производили еще более жуткое впечатление.
        — Бежать некуда,  — произнес Лиерендуир слева от Алита.  — Рыцари опрокинут эллирионцев в воду.
        — Теперь эллирионцам придется сражаться,  — ответил Алит.
        — А мы?
        Алит огляделся, изучая местность. На западе равнина становилась плоской, и река разливалась до пяти сотен шагов в ширину. На другой стороне почти от самого берега начинался Ателиан Торир, глубины леса терялись в тени. Алит кивком указал туда.
        — Когда начнется наступление, мы побежим к разливу,  — произнес он.  — При необходимости укроемся в лесу.
        — А как же воины в лагере?
        — Пока что мы ничего не можем сделать для них. Мы попытаемся заманить некоторые отряды друкаев через реку и дальше в лес, чтобы дать остальным время отступить на юг и добраться до сил Каледора.
        Лиерендуир поморщился, не одобряя пессимизма князя, но промолчал и отвернулся к рыцарям Анлека. Два войска стояли в пугающей тишине — каждая сторона надеялась, что противник выдаст свои намерения. Теперь, когда многие колдуны друкаев пали от рук Теней, гроза начала стихать, хотя тишину еще изредка нарушал гром, а по редеющим облакам метались отблески молний. На востоке сумрак рассеивался под лучами солнца. С такого расстояния Атиель казалась золотым пятном среди сияющих серебристых доспехов рыцарей, и Алита охватило волнение за судьбу княжны. По сравнению с черной массой наггаротов эллирионское войско выглядело каплей в море.
        Алит вспомнил широкие мосты и бульвары Тор Элира, белые башни, которым предстоит сгореть и рухнуть в случае победы друкаев. Его не заботила судьба города, но в сердце жила память о приезде туда, о встрече с Атиелью. Ее отказ бросить город на произвол судьбы говорил о том, как она любит родину и свой народ. Эта мысль принесла с собой другие воспоминания — о сожженном Эланардрисе и прибитом к двери Геритоне.
        Перед мысленным взглядом Алита обе сцены наложились друг на друга. Он видел открытый парадный зал Тор Элира, на тронах мертвых Финудела и Атиель, окровавленные трупы эльфов и лошадей вокруг. Такая судьба ждала всех, кто осмелился сопротивляться друкаям, и Алит почувствовал угрызения совести за свои резкие слова. Финудел и Атиель рисковали всем, что имели, не ради славы и чести, но чтобы выжить. Слова Атиели снова и снова возвращались к нему: «Мы должны разбить друкаев потому, что они презирают мир и ненавидят жизнь. Если мы сами уподобимся им, то потеряем все, за что сражались».
        Сейчас, на равнинах Эллириона, он явственно услышал ее голос. Алит не спускал глаз с далекого золотистого пятна и усилием воли прогнал кошмарные видения. Затем перевел взгляд на друкайское войско, на бесконечные черно-фиолетовые ряды, на знамена со зловещими символами, которые открыто свидетельствовали о порочности стоящих под ними эльфов.
        — Боги нас всех покарают,  — прорычал князь и выпрямился во весь рост.
        Тени озабоченно уставились на своего лидера. Алит неспешно наложил стрелу и прицелился в одного из рыцарей Анлека. С мрачной улыбкой отпустил тетиву. Взглядом проследил за стрелой, которая пронеслась над равниной и вонзилась в шею лошади. Животное взметнулось на дыбы и упало, придавив собой всадника.
        Алит выпустил вторую стрелу, к нему присоединились другие Тени. В кавалерию полетел нестройный рой стрел. Некоторые находили цель, и рыцари в черных доспехах один за другим падали из седел.
        Алит повернулся к Хиллраллиону.
        — Дай мне свой рог,  — приказал он.
        Хиллраллион отстегнул от пояса изогнутый охотничий рог, добежал до князя и вложил его в протянутую руку. Алит взглянул на опоясывающие инструмент золотые полосы — в них отражались проблески молний.
        Он поднял рог к губам и выдул протяжный звук, который сначала повышался, а под конец опустился до длинного басовитого раската. Эскадроны рыцарей поворачивались на звук; даже на таком расстоянии до Теней доносились их гневные крики. Несколько раз подряд Алит сыграл анарский сигнал атаки, затем перебросил рог обратно Хиллраллиону. Князь не знал, услышал ли звук рога Тарион в лагере, и что предпримет капитан, если все-таки услышал. Все, в чем на данный момент уверился Алит,  — что сегодня не тот день, чтобы бежать и прятаться до лучших времен. Сегодня он будет сражаться и, если понадобится, умрет.

        Он молча воздал должное Финуделу, а может Атиели, когда услышал ответные сигналы со стороны эллирионского войска. Лучники на берегу реки вскинули луки и выпустили в друкайских рыцарей залп сверкающих в сумраке белых стрел. Тени продолжали обстрел со своей стороны. Копейщики с дерзкими боевыми криками выстраивались в порядки для атаки.
        Авангард рыцарей Анлека на глазах терял уверенность в себе. Алит видел, как спорят капитаны отрядов. Они пытались решить, что делать: то ли ответить на угрозу со стороны вражеской пехоты, то ли все-таки раздавить ненавистного анарского князя, который насмехается над ними. А пока они спорили, пехота Эллириона под прикрытием града стрел подступала все ближе.
        Наконец наггароты восстановили подобие порядка, и три эскадрона рыцарей — шесть сотен всадников — развернулись к воинам Алита. Остальная кавалерия подстегнула коней и понеслась навстречу наступающим эллирионцам.
        У Алита не оставалось времени, чтобы как-то спланировать неизбежное столкновение: рыцари быстро приближались к его отряду.
        — В воду!  — крикнул Алит.
        Он понимал, что, двигаясь по суше, Тени не сумеют быстрее всадников добраться до разлива реки.
        Когда рыцари перешли в галоп, он первым бросился с высокого берега в воду. От холода перехватило дыхание, а течение закрутило и понесло его. Алит вынырнул на поверхность и отстегнул плащ, чтобы тот не тянул его ко дну. Затем уверенными гребками поплыл к противоположному берегу. Рядом черно-серыми пятнами плыли другие Тени, их плащи уносило вниз по течению. Быстрый взгляд через плечо подтвердил, что рыцари осадили коней на берегу и не спешили погрузиться в бурлящую реку. Вслед уплывающим Теням неслись проклятия и оскорбления, но скоро командиры поняли, что происходит, и повели свои эскадроны по берегу на запад, в обход разлива.
        На середине реки Алит глянул налево, на отступающих рыцарей, и попытался прикинуть, успеют ли те добраться до дальнего берега разлива раньше Теней. Судя по скорости наггаротов, они еще будут на полпути, когда Тени уже окажутся на твердой земле. Справа вовсю кипела битва между пехотой эллирионцев и друкаями. Рыцари успели раздавить несколько отрядов копейщиков, путь нагаритской кавалерии устилали горы трупов. Из воды Алит не видел всадников Эллириона и собственное войско и надеялся, что они держат натиск неприятеля. Но поскольку пока князь все равно ничего не мог сделать, ему оставалось лишь плыть как можно скорее.

        Тяжело дыша, Алит пробился через камыши на северном берегу Ирланы и выбрался на землю. Вокруг него черными выдрами выскальзывали из воды Тени. В мокрой одежде Алита сразу же пробрала дрожь; солнце все еще скрывали темные облака, а ветер уносил последние остатки тепла.
        — Что теперь, князь?  — спросил Хиллраллион. Подобное обращение на миг сбило Алита с толку. Замерзший и мокрый, он совсем не чувствовал себя князем.  — Алит? Что теперь?
        На западе Алит видел, как первые рыцари в брызгах воды выезжают на берег. На севере темнел Ателиан Торир, спасение от всадников Анлека.
        — В лес,  — приказал Алит. Он выжал, как мог, воду из рубахи.  — Надо заманить их в лес. Залезем на деревья и расстреляем их сверху.
        Тени не торопились; у них хватало времени, чтобы добраться до леса, прежде чем всадники нагонят их. Они поменяли тетивы на луках, достав сухие из пропитанных воском мешочков, вылили воду из колчанов и стряхнули капли с оперения стрел.
        Тени пробежали уже полдороги до деревьев, до укрытия оставалось около сотни шагов, когда бегущий впереди Хиллраллион остановился и предостерегающе поднял руку. Алит заторопился к капитану — тот напряженно всматривался в густое переплетение листьев.
        — Мне показалось, там что-то двигалось,  — сказал Хиллраллион.
        — Двигалось?  — переспросил Алит, всматриваясь в темные кроны.  — Что именно?
        — Не знаю,  — пожал плечами лейтенант.  — Тени сместились. Смотри, вон там!
        Алит проследил за пальцем Хиллраллиона. И точно, в темноте под кронами деревьев выделялась какая-то фигура, расплывчатая и неподвижная. Князь сразу же понял, что перед ним вороний герольд.
        Приглядевшись, он заметил бесшумных всадников на неподвижных лошадях: с первого взгляда они казались лишь черными пятнами среди теней. Алит не мог пристально вглядеться и подсчитать их количество, но прикинул, что никак не меньше нескольких дюжин.
        — У Морай-хег жестокое чувство юмора,  — прошипел Алит.
        Он бросил взгляд на запад. Все больше рыцарей пересекало реку. Один эскадрон уже построился и в боевом порядке быстро надвигался на Теней.
        Хиллраллион недоуменно посмотрел на него.
        — Вороньи герольды,  — пояснил Алит.
        Хиллраллион с новым страхом оглянулся на лес и невольно потянул стрелу из колчана. Прочие Тени последовали его примеру и стали готовить оружие к бою; по отряду пополз тревожный шепот.
        — Наверняка они нас увидели,  — произнес Алит.  — Почему они не нападают?
        — Возможно, они ждут, пока нас раздавят рыцари, не хотят рисковать жизнью.
        Алита такой ответ не устроил, и князь продолжал всматриваться в расплывчатые фигуры под деревьями, будто взглядом мог выпытать их намерения. Топот приближающейся кавалерии нарастал, но Алит не сводил глаз с вороньих герольдов. Чего они ждут?
        Будто в ответ, в вершинах ближайших деревьев что-то зашевелилось. На сук отдельно стоящего на опушке дерева приземлился черный ворон, склонил голову и громко каркнул.
        Алит рассмеялся, хоть и не мог до конца поверить в удачу. Тени удивленно смотрели, как князь поднялся во весь рост.
        — Стреляйте в рыцарей.  — Алит вытащил лук.
        — Герольды нападут на нас со спины!  — запротестовал Галатрин.
        Алит оглядел Теней и увидел сомнение на их лицах.
        — Доверьтесь мне.
        Он повернулся к приближающемуся эскадрону и натянул тетиву.

        Когда рыцари Анлека перешли в галоп, Алит ощутил полную уверенность в себе. Все отошло на задний план: тревоги, страхи, злость. Его охватило абсолютное спокойствие, дыхание стало медленным и ровным, руки — легкими, движения точными и обдуманными. Он видел приближающихся всадников в мельчайших деталях, будто время замерло на месте. С грив и хвостов коней разлетались капли воды, и эскадрон окружала прозрачная взвесь. На черных кольчугах тоже блестела вода. Золоченые наконечники пик и серебряные шлемы сверкали от отражающихся в них вспышек молний.
        За три сотни шагов Алит прицелился в знаменосца первого эскадрона. Стрела взлетела в бушующее грозой небо, понеслась вниз и ударила в голову рыцаря. Тот завалился вбок, знамя выпало из рук, но скачущий следом всадник наклонился и подхватил древко раньше, чем оно коснулось земли. Алит выпустил еще одну стрелу. Порыв ветра отбросил ее в траву перед авангардом рыцарей. Князь сделал поправку на ветер, прицелился, но следующая стрела отскочила от поднятого щита анлекца.
        За двести пятьдесят шагов остальные Тени присоединились к обстрелу. Алит нащупал в пустом колчане одинокую стрелу, нарочито медленно вытащил ее и осмотрел древко и оперение. Не найдя никаких повреждений, он наложил стрелу на тетиву.
        За две сотни шагов Алит отпустил тетиву, и последняя стрела понеслась навстречу всадникам. Она попала в плечо одному из скачущих в первых рядах рыцарей, выбила его из седла, и тот покатился под копыта лошадей, мчащихся следом. Алит убрал лук в колчан и вытащил меч.
        За сто пятьдесят шагов темные пятна под деревьями задвигались. Земля содрогалась под топотом кавалерии, но внимание князя привлекло то, как неестественно замер лес. Вороньи герольды в жутковатой тишине длинной цепью выезжали на опушку. Несколько сотен всадников в плащах из перьев, окутанные странной тьмой, невозможно быстро скользили между стволами. За ними следовала огромная стая — сотни птиц под карканье и хлопанье крыльев черной тучей вылетали из леса.
        Вороньи герольды выпустили залп стрел, и ближайший к лесу эскадрон рыцарей охватило смятение. Падали всадники и спотыкались кони. Герольды убрали на ходу луки, достали копья с узкими наконечниками и выставили их перед собой в боевой позиции.
        Когда между отрядом Алита и анлекской кавалерией оставалась сотня шагов, вороньи герольды врезались во фланг строя рыцарей как черный нож в масло. Они выкашивали не ожидавших нападения всадников Анлека дюжинами. Высокое ржание лошадей и панические крики эльфов метались между деревьями, а вороньи герольды продолжали неумолимо прорубаться к реке.
        Рыцари в передних рядах оборачивались и натягивали поводья.
        — В атаку!  — проревел Алит.
        Он поднял меч и бегом ринулся на врагов, не оглядываясь на других Теней.
        Авангард рыцарей, зажатый между Тенями и вороньими герольдами, разворачивался то направо, то налево. Алит быстро сократил расстояние до неприятеля. Он бежал в высокой траве, в ушах стучала кровь.
        Один из рыцарей развернул коня и попытался достать его пикой, но Алит успел подобраться вплотную и без труда увернулся от направленного в грудь наконечника. С боевым криком он ухватил рыцаря за руку и использовал ее как опору, чтобы запрыгнуть на коня за спиной наггарота.
        Князь воткнул меч в спину рыцаря с такой силой, что клинок насквозь пронзил толстый плащ и кольчугу. Алит отбросил тело и соскочил наземь. Лошадь продолжала галопом нестись вперед и волокла по траве рыцаря, сжимавшего мертвыми руками поводья.
        Алит отшатнулся от еще одного выпада пики; наконечник прошел в волоске над головой. Затем поднырнул под ноги коня и рубанул мечом по подпруге. С криком рыцарь завалился на бок и тяжело рухнул на землю рядом с Алитом. Тот вонзил клинок в забрало шлема и огляделся в поисках следующего врага.
        Впереди схватка между рыцарями и вороньими герольдами переросла в ожесточенное побоище. Звенели мечи, звучали проклятия. Лошади сражались наравне с хозяевами, били копытами и кусали, пока всадники рубили и кололи. Пешему там не было места, и Алит с Тенями держались в стороне, высматривая зазевавшихся анлекцев.
        Из толпы, пошатываясь и прижимая к себе руку, выбрался рыцарь. Он упал на колено, кровь потоком хлынула по кольчужной юбке. Тени без промедления бросились на него с занесенными мечами. Алит выдернул клинок из груди мертвеца и оглядел сражение.
        Кавалерию Анлека сильно потрепал первый натиск, но хотя рыцари потеряли около половины воинов, они продолжали упрямо сражаться. Те из Теней, у кого еще остались стрелы, высматривали в бьющемся клубке подходящие цели и стреляли в них. Подкованные сталью копыта коней топтались по трупам наггаротов с обеих сторон, раненые пытались отползти в безопасное место. Тени перевязывали вороньих герольдов оторванными от своей одежды лоскутами, догоняли спасающихся рыцарей и рубили их.
        Вокруг схватки летали вороны, что только добавляло смятения. Птицы бросались на рыцарей, клевали в незакрытые шлемом носы и щеки и совали клювы в забрала, желая добраться до глаз. Часть стаи расселась на трупах, драла когтями одежду и отрывала ошметки окровавленной плоти.
        Алит заметил, что падальщики пировали только над мертвыми анлекцами и не приближались к неподвижно лежащим в высокой траве герольдам.
        Рыцари сражались до последнего эльфа — им оказался капитан в узорном доспехе, отделанном золотом и серебром. Он отбросил пику и рубил врагов длинным мечом, вдоль лезвия которого плясал магический огонь. Каждый удар играючи разрубал тела и конечности. Лицо эльфа скрывал шлем с выгравированной маской рычащего демона, глаза прятались в тени. Конь под ним плясал и вертелся. Вдруг вороньи герольды как один отскочили от друкайского офицера. У его ног уже лежало около дюжины тел.
        Без единого слова несколько всадников убрали копья и вытащили луки. Кольцо герольдов растянулось. Капитан понял, что сейчас произойдет, и подстегнул коня, занеся меч для последней атаки. Восемь стрел вонзились ему в голову и грудь раньше, чем он дотянулся до вороньих герольдов, и друкай рухнул в пропитанную кровью траву рядом с погибшими от его руки.

        Вороньи герольды не кричали победно, не размахивали радостно оружием. Они проехали между грудами мертвых и раненых, выискивая живых врагов. Алит безучастно наблюдал, как они втыкали копья в еще дышащих рыцарей, а затем отвернулся к югу.
        Он не мог разглядеть, что происходит на другом берегу реки — там кипело черно-белое облако. Знамена Эллириона развевались рядом с флагами Нагарита, все остальное терялось в общем смятении битвы. Маневры и стратегия сыграли свою роль, но конечный исход сражения все равно оставался за силой, ловкостью и храбростью.
        Алита накрыла тень, он поднял голову и увидел над собой лицо вороньего герольда. Тот держал в правой руке окровавленное копье. Перчатки и рукава промокли от крови.
        Из-под капюшона сверкнули зеленые глаза, и Алит улыбнулся.
        — Должно быть, у Морай-хег на меня особые планы, раз она снова решила сохранить мою жизнь,  — сказал анарский князь.
        — Меня привела сюда не Всевидящая,  — ответил Эльтириор.
        — Тогда кто прислал тебя нам на помощь?
        — Княжна Атиель. В первую ночь после нашего прибытия в Тор Элир она попросила меня вернуться на север и собрать тех герольдов, что готовы противостоять тьме Анлека.
        — Тем не менее вы подоспели вовремя,  — заметил Алит.
        — Битва еще не выиграна.  — Эльтириор кивком указал на другой берег.  — Войско Финудела и Атиели с трудом сдерживает натиск. Керанион готовит последний удар.
        Алит вскинул голову и осмотрел небо. На юге с высоты темной молнией спускался огромный зверь. Дракон со сложенными крыльями и струящимся изо рта и ноздрей паром падал на кавалерию эллирионцев. На миг Алиту показалось, что он врежется в землю, но в последний момент монстр распахнул крылья и полетел над самыми головами всадников, пропахивая когтями огромные борозды в их рядах. Эльфы и кони разлетались во все стороны. Дракон начал снова подниматься в небо. Напоследок он ухватил лапами еще двух эллирионцев и бросил их с высоты на землю, где они разбились насмерть среди товарищей.
        Алит неподвижно наблюдал за побоищем, пока его взгляд не нашел крохотную фигурку золотого всадника — Атиель. Дракон кружил над эллирионцами; стрелы отскакивали от его толстой шкуры, не причиняя вреда.
        Алит огляделся в поисках лошади — многие остались без всадников и бродили вокруг. Он подбежал к стоящему неподалеку коню погибшего вороньего герольда и вскочил на него.
        — И чего ты хочешь добиться, Алит?
        Вместо ответа князь пустил коня галопом. Он то и дело оглядывался через плечо на дракона: тот поднимался в небо и нырял вниз, врывался в ряды эллирионцев и снова взлетал под облака. На таком расстоянии до Алита не доносился шум побоища, и оно выглядело вытканной на гобелене сценой, ужасной, но по-своему красивой.
        Конь пронесся через брод, ноги залило водой, но Алит ничего не заметил, как не замечал холодного ветра и не слышал плеска реки. Он не отрывал взгляда от Атиели и ее рыцарей; отряды Финудела уже теснили арьергард друкаев у берега. Дракон продолжал терзать кавалерию Эллириона, его когти и ядовитое дыхание неустанно прореживали ряды налетчиков. Многие пытались ускакать от чудовища, но группа из нескольких сотен всадников вокруг Атиели не отступала и поливала дракона стрелами, которых он даже не замечал.
        Конь Алита добрался до противоположного берега и рывком выскочил из осоки на твердую землю. Князь едва не выпал из седла. Он покачнулся, но удержал равновесие и снова обернулся к югу. На миг все мысли об Атиели и черном драконе вылетели из его головы.
        Алит увидел, как на помощь княжне спешит оставленное в резерве анарское войско, но поразило его другое. За анарцами шла огромная, в несколько тысяч солдат, армия в серебряных, зеленых и красных доспехах.
        В небе над ней кружило четыре поджарых дракона, два красных и два темно-синих.
        Это были драконьи князья Каледора!

        Алит остановил коня и изумленно наблюдал, как легко скользит над равниной четверка драконов: они летели так низко, что кончики крыльев едва не задевали траву. Из ртов вырывалось пламя. Оно оставляло в воздухе серую дымку, которая закручивалась воронками под ударами крыльев. На спинах драконов на тронах сидели всадники; над ними развевались длинные красно-зеленые знамена.
        Алит издал крик радости, настолько его поразила мощь и грациозность летящих на армию Кераниона драконов. Командир друкаев еще не заметил опасности и продолжал терзать охрану Атиели.
        Двое каледорцев свернули налево, к сражению у реки. Они пролетели в полусотне шагов от Алита; его обдало воздушной волной от взмахов драконьих крыльев. Два других дракона направились к Кераниону.

        Друкайский князь со смехом вонзил пику в тело еще одного незадачливого эллирионца. Кровавый Клык рвал живую плоть зубами и когтями, наслаждаясь убийством. Керанион не спускал глаз с одетой в золотой доспех княжны и предвкушал, как позабавится с нею ночью. Ее и брата он возьмет живыми и посрамит обоих перед тем, как передать изувеченные останки жрецам и жрицам Кхаина.
        С подобными мыслями Керанион потянул золотые цепи, которые служили поводьями Клыка. От усилия заболели руки. Дракон смахнул с коня всадника и повернул к хозяину искривленную в недовольной гримасе морду.
        — Не трогай княжну!  — приказал Керанион.  — Она моя!
        Кровавый Клык издал разочарованный рык, но не стал протестовать и вернулся к охоте на эллирионцев. Его пасть сомкнулась на одной из лошадей, движением челюстей обезглавив ее. Взмах шипастого хвоста смел троих всадников: доспехи трескались, ломались ребра и лопались внутренние органы.
        Керанион почти расчистил путь к Атиели; между ними оставалось жалкая дюжина рыцарей. Он видел, как княжна наградила его презрительным взглядом из-под разлетающихся длинных локонов. Керанион задумался, насколько непокорной она сумеет остаться, когда волосы сбреют, а прекрасное лицо узнает ласку острых лезвий. Князь ощутил возбуждение и подстегнул Клыка.
        Тот сделал шаг вперед. Удар когтистого крыла раскидал нескольких рыцарей, но затем дракон внезапно остановился. Он вытянул шею, принюхался и вдруг повернул налево.
        — Что ты творишь?  — закричал Керанион и изо всех сил натянул цепи.
        Клык не обратил на него внимания и напряг мускулы, готовясь к прыжку в небо. Керанион быстро огляделся в поисках того, что вызвало приступ непослушания у его крылатого скакуна. На юге он заметил двух огромных драконов, летящих к ним.
        — Милостью Кхаина,  — прошептал Керанион.
        Кровавый Клык подпрыгнул. Поднятый его крыльями вихрь опрокидывал лошадей и выбивал всадников из седел. Керанион чувствовал, как колотится сердце дракона: похожие на удары тяжелого молота вибрации раскачивали трон и отдавались в позвоночнике князя. Пока зверь набирал высоту, его дыхание вырывалось громовыми залпами, вокруг дракона и всадника образовалось маслянистое облако.
        Первый каледорский дракон повернул направо и затем резко взял влево; князь на его спине опустил длинную пику вдоль шеи чудовища. Клык увернулся, но пика пронзила перепонку его правого крыла и оставила большую рваную дыру в покрытой чешуей коже. Мощным рывком вражеский дракон залетел за спину Кераниону и ударил Клыка хвостом в бок.
        Второй каледорец поднял своего зверя выше. Огромный дракон сложил крылья и сверху ринулся на Клыка. Керанион извернулся в седле, упер древко магической пики в спину дракона, чтобы уменьшить отдачу, и направил наконечник на приближающегося князя. Раненое крыло Клыка дернулось и пропустило взмах, отчего дракон завалился влево, не дав Кераниону как следует прицелиться.
        Нагаритский князь уставился на противника. Искаженное гримасой ненависти лицо каледорца обрамляли длинные, разметавшиеся от ветра платиновые волосы. Темно-голубые глаза князя встретились с взглядом друкая. В них сверкал гнев.
        Керанион ответил на взгляд проклятием, и тут наконечник пики каледорца вонзился в цель.
        Во вспышке магического огня он пробил нагрудную пластину доспеха Кераниона, прошел сквозь легкое и раздробил позвоночник. Сила удара скинула друкайского князя с трона, переломав закрепленные в лакированных стременах ноги. Мертвые руки разжались и выпустили цепи. Каледорец дернул запястьем и сбросил с пики тело Кераниона. Кружась в воздухе, оно полетело к земле далеко внизу.
        Первый дракон развернулся и прошелся когтями по морде Клыка. Фонтаном брызнула сорванная чешуя. Клык издал пронзительный рев и выплюнул облако ядовитого газа. Из раны заструилась кровь. Черный дракон взмахнул крыльями и понесся прочь, к Внутреннему морю.
        Освободившийся от власти Кераниона, Кровавый Клык быстро скрылся в облаках.

        ГЛАВА 17
        Горькая судьба

        В сопровождении Анельтайна Алит въехал в каледорский лагерь. Он уже встретился с Тарионом и узнал, что в битве погибло около четырех сотен анарцев, и в два раза больше солдат получили тяжелые ранения. С прибытием каледорцев перевес оказался на их стороне, но друкаи сражались отчаянно и отступили только после наступления сумерек. Армия Анлека бежала обратно к перевалу, преследуемая мстительными налетчиками и драконьими князьями.
        В лагере царил дух праздника. Повсюду горели костры, из белых и красных палаток доносилось песни и смех.
        Шатер драконьих князей возвышался над остальным лагерем. Его крышу поддерживали три крепких шеста с флагами Каледора.
        Всадники спешились у откинутого полога. К ним тут же подошли солдаты, чтобы забрать лошадей. Алит перешагнул порог и оказался в окружении толпы эллирионцев и каледорцев.
        Собравшиеся вели оживленные разговоры, их глаза блестели, лица раскраснелись от вина и радости победы. Четыре драконьих князя, все еще в окровавленных доспехах, встречали гостей в центре павильона. Рядом с ними с улыбками стояли Атиель и Финудел.
        При появлении Алита все обернулись, но князь смотрел только на Атиель. Ее лицо омрачилось, и княжна отступила назад, за спину брата. Не успел Алит заговорить, как его окликнул один из каледорцев: глубокий голос звучал крайне недружелюбно.
        — Чего тебе здесь надо?  — спросил князь, холодно рассматривая Алита темно-голубыми глазами.
        — Я Алит Анар, князь Нагарита.
        — Наггарот?  — Каледорец с сомнением приподнял бровь и отодвинулся.
        — Дориен, он наш союзник,  — вмешался Финудел.  — Если бы не помощь Алита, вы бы нашли нас уже мертвыми.
        Каледорский князь склонил голову набок и презрительно осмотрел анарца. Алит ответил ему таким же пренебрежительным взглядом.
        — Алит, это князь Дориен,  — прервал воцарившееся неловкое молчание Финудел.  — Младший брат короля Каледора.
        Алит ничего не ответил и не сводил с Дориена глаз.
        — А что с Эльтириором?  — спросила Атиель. Она вышла из-за спины брата, и Алит перевел взгляд на нее.  — Где он?
        — Не знаю,  — покачал головой Алит.  — Он идет по путям Морай-хег. Вороньи герольды забрали своих мертвых и исчезли в Ателиан Торире. Возможно, вы никогда больше не увидите его.
        — Анар?  — протянул один из каледорцев.  — Я слышал это имя от взятых в Лотерне пленников.
        — И что они говорили?  — спросил Алит.
        — Что анарцы сражались вместе с Малекитом и сопротивлялись Морати,  — ответил князь. Он протянул руку.  — Меня зовут Тиринор. Рад видеть тебя в нашем лагере. Не обижайся, что мой вспыльчивый кузен встретил тебя неприветливо.
        Алит быстро пожал протянутую руку. Дориен фыркнул, отвернулся и крикнул слугам, чтобы принесли еще вина. Когда он удалился в толпу, Алит заметил, что князь хромает.
        — Он в дурном настроении,  — пояснил Тиринор.  — Я подозреваю, что у него сломана нога, но он не дает лекарям осмотреть ее. После битвы в нем еще кипит огонь и кровь. Завтра он успокоится.
        — Мы благодарны за вашу помощь,  — сказала Атиель.  — Вполне возможно, что своевременное прибытие вашего войска спасло нам жизнь.
        — Четыре дня назад мы получили донесение, что друкаи передвигаются вдоль перевала, и сразу выступили за ними,  — ответил Тиринор.  — К сожалению, мы не можем задержаться здесь. Нас ждут в Крейсе. Враги захватили почти все горные переходы, и король с войском отплыл по морю, чтобы помешать им укрепиться на границе с Котиком. Завтра мы выступаем на север, затем пройдем через Авелорн и нанесем удар с юга. Сегодня мы одержали внушительную победу, и Каледор благодарит жителей Эллириона за принесенные ими жертвы.
        Алит едва не фыркнул презрительно, и ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть гримасу отвращения. Что они знают о жертвах?
        — Алит?  — позвала его Атиель, и он ощутил ее присутствие за плечом.
        Князь обернулся.
        — Прости,  — произнес он.  — Я не могу разделить вашу радость по поводу сегодняшней победы.
        — Я думал, ты будешь рад, что Керанион мертв.  — К сестре подошел Финудел.  — Можно сказать, что он заплатил в какой-то мере за гибель твоего отца.
        — Нет,  — тихо ответил Алит.  — Керанион умер быстро.
        Атиель и Финудел пораженно замолчали. Тиринор подошел к ним и протянул Алиту кубок.
        Нагаритский князь неохотно принял его.
        — Не часто нам удается порадоваться победе,  — произнес каледорец и поднял свой бокал в тосте.  — Благодарю тебя и твоих воинов за проявленную храбрость. Будь король здесь, не сомневаюсь, что он повторил бы мои слова.
        — Я сражаюсь не ради похвал,  — сказал Алит.
        — Тогда ради чего ты сражаешься?
        Алит ответил не сразу; он прислушался к холоду, который охватил его сердце, и к теплу стоявшей рядом Атиели. Он глянул на княжну и ощутил некоторое утешение.
        — Прошу прощения.  — Он выдавил слабую улыбку.  — Я очень устал. Больше, чем вы можете себе представить. Эллирион и Каледор мужественно сражаются за свободу своих княжеств, и мне не следует винить вас в обстоятельствах, которые находятся за пределами вашей власти.
        Алит сделал глоток вина. Оно оказалось сухим, почти безвкусным, но он заставил себя одобрительно кивнуть. Затем поднял кубок и пристально посмотрел на каледорца.
        — Желаю вам выиграть все ваши битвы и положить конец войне!  — провозгласил он. Метнул быстрый взгляд на Атиель, но не смог разобрать выражения ее лица, лишь заметил слегка нахмуренный лоб и поджатые губы.
        — Не будем дальше злоупотреблять вашим обществом,  — заявил Финудел и взял под руку Атиель. Она бросила последний взгляд на Алита и пропала с братом в толпе каледорских дворян.
        Алит посмотрел на Тиринора.
        — Вы будете сражаться до конца, даже когда не останется надежды?  — спросил юноша.  — Ваш король готов отдать жизнь за свободу Ултуана?
        — Готов,  — ответил Тиринор.  — Или ты считаешь, что только у тебя хватает причин, чтобы сражаться с друкаями? В таком случае ты сильно ошибаешься.
        Каледорский князь оставил Алита наедине с его мыслями и ушел искать своего кузена. Алит долго стоял и рассматривал содержимое кубка в руке. Красное вино напомнило ему кровь, а его вкус до сих пор горчил на языке. Ему хотелось разжать пальцы, выронить кубок и уйти, бежать от князей Эллириона и Каледора как можно дальше. Они сражались с друкаями, произносили красивые слова и порицали врагов, но не понимали главного. Никто из них не понимал, с кем сражается.
        Пока Алит оглядывал собравшихся в павильоне эльфов и старался скрыть презрение к ним, он заметил знакомое лицо — Каратриля. Герольд держался особняком и явно чувствовал себя неуютно. Он встретился глазами с Алитом и взмахом подозвал его к себе.
        — Я не ожидал увидеть тебя здесь,  — произнес Алит.
        Каратриль жестом указал на скамью и уселся. Алит остался стоять.
        — Кажется, моя судьба послужить посланником еще одному королю,  — со вздохом признался Каратриль.
        — И ты будешь служить ему с радостью?
        Каратриль обдумал вопрос.
        — Он понимает язык действий и не тратит время на лишние слова,  — наконец сказал герольд.  — Это лучший командир, о каком можно мечтать.
        — А когда война закончится?
        — Пока не стоит загадывать,  — ответил Каратриль.  — Неразумно волноваться о будущем, когда не уверен в нем. Тебе лучше примкнуть к Каледору, Алит. Он достаточно силен, а упорства ему не занимать. С его помощью ты сумеешь восстановить свои земли в Нагарите.
        — Я хорошо усвоил жестокие уроки последних лет,  — произнес Алит.  — Нельзя править, опираясь на власть других. Облако не может плыть против ветра. Мы ждали помощи от Малекита, и он ничего не сделал, чтобы предотвратить свалившиеся на анарцев беды. Мы обратились к Бел Шанаару, и он подвел нас. Я не хочу больше тратить время на королей.
        — Но ты ведь не собираешься выступить против Каледора?  — с искренним ужасом произнес Каратриль.
        — По правде говоря, я точно не знаю,  — пожал плечами Алит.  — Меня заботит только будущее Нагарита; пусть Король-Феникс и князья делают все, что им угодно. Я последний из верных князей Нагарита, и я восстановлю на своей родине законное правление. Каледор не имеет никакой власти над наггаротами; их может возглавить лишь сородич.

        Дориен увел каледорцев на север, но Алит предпочел остаться в Эллирионе. Его войско понесло большие потери, и даже князь понимал, что пока оно не может участвовать в войне. С разрешения Финудела и Атиелль наггароты разбили лагерь па равнине неподалеку от Тор Элира и там провели зиму, собираясь с силами.
        Разговор с Каратрилем взбудоражил Алита и поднял множество вопросов, на которые он пока не находил ответов. Где он будет сражаться и на чьей стороне?
        Ему не хотелось преклонять колено перед каледорцами, хотя все высоко отзывались о новом Короле-Фениксе. Нагарит и Каледор с незапамятных времен соперничали друг с другом, и северяне издавна не доверяли южанам. Обращение к Бел Шанаару показало Алиту, что титул Короля-Феникса ничего не стоит, он будет бороться за чужое княжество с тем же рвением, с каким отдаст свою жизнь за травинку или лист.
        Алита мало заботило будущее тиранокцев, и по большей части князь вообще не вспоминал о них. Они сами посеяли роковые семена и взрастили свою судьбу: слабость правителей привела к захвату княжества чужеземцами. Пока на троне сидел Бел Шанаар, Тиранок кичился своим статусом, князья и дворяне богатели на занимаемых при дворе должностях. Но Бел Шанаар умер, и они сразу обратили свой взгляд на юг, в ожидании, что их спасет новый Король-Феникс из Каледора. Падение Тиранока не вызывало у Алита никакого сочувствия к этому княжеству.
        С Эллирионом дела обстояли по-другому. Эллирионцы сражались с друкаями и платили за непокорство тысячами жизней. Алит достаточно хорошо знал себя, чтобы понимать, что уважение к Эллириону отчасти вызвано его чувствами к Атиели. Но Эллирион не был его родиной. На широких равнинах под открытым голубым небом князь чувствовал себя неуютно.
        Пока раненые поправлялись и Тарион занимался делами анарских отрядов, Алит предпочитал одиночество и часто уезжал к подножию Кольцевых гор, где размышлял о судьбе. Он надеялся на встречу с Эльтириором, но вороний герольд не показывался.
        Потерянный и не имеющий перед собой твердого пути, Алит мучил себя воспоминаниями о горящем Эланардрисе, о смерти отца и страданиях, которым подвергся в темницах Анлека дед. Ни один план действий, что приходил ему в голову, не устраивал князя; ни один из возможных исходов не казался удовлетворительным.
        Когда в Эланардрис пришло прекрасное жаркое лето, настроение Алита изменилось. Сияющее солнце и пышные травы навевали мысли об Атиели. Его охватило тоскливое желание снова увидеться с княжной, узнать, как у нее дела. Как когда-то в саду с Миландит, Алит не мог решить, стоит ли поддаться своим чувствам или лучше считать их непозволительной слабостью.

        Со смесью предвкушения и опаски Алит отправился в столицу. Несколько дней назад князь послал Атиель и Финуделу письмо, где говорилось, что он хочет обсудить с ними военные дела. На самом деле война в ее общем проявлении мало значила для Алита. Ни одной из сторон не удалось одержать решающей победы, о разгромных поражениях тоже ничего не было слышно. После битвы на эллирионских равнинах случилось еще две стычки, обе на границах осажденного Крейса. Пока казалось, что обе стороны готовы удерживать текущие позиции и копить силы на будущее.
        Алита приняли без лишних церемоний — как он и попросил в письме. Слуги Финудела встретили его на окраинах Тор Элира и молча проводили до центра города. В амфитеатре ожидала небольшая свита во главе с Анельтайном, и вместе они прошли в круглый зал в северной части дворца.
        Финудел сидел в одиночестве в дальнем конце зала. Вдоль стен стояли полукруглые скамьи для посетителей. Через высокие окна свободно лились лучи солнца и радугой рассыпались по белому полу. Между окнами в память о погибших на войне висели потрепанные, в выцветших пятнах штандарты рыцарей. Алит попытался их сосчитать и не смог: сотни, даже тысячи флагов напоминали о смерти героев.
        Финудел с улыбкой поднял глаза на приближающегося князя. Легкая белая мантия правителя с вышитым синей и золотой нитью узором напомнила Алиту о сверкающем на морских волнах восходе солнца. Финудел встал и кивком поприветствовал гостя.
        — Приветствую тебя, Алит,  — сказал он.  — Надеюсь, ты в добром здравии.
        — Благодарю,  — ответил Алит. Он в недоумении оглядел зал.  — А где Атиель?
        Улыбка пропала с лица Финудела, и он жестом попросил Анельтайна и прочих удалиться. Когда все ушли, эллирионец пригласил Алита присесть на скамью напротив. Юный князь нахмурился, но подчинился.
        — Где княжна? Я хотел поговорить с вами обоими.
        — Не думаю, что это разумно,  — ответил Финудел.
        — Что?
        Эллирионец рассеянно выглянул в окно; ему явно не хотелось произносить того, что он собирался сказать Когда он перевел взгляд на Алита, глаза его светились симпатией, несмотря на упрямо сжатые челюсти.
        — Я знаю, что на самом деле ты приехал повидаться с сестрой.  — Финудел тщательно подбирал слова, вглядываясь в лицо Алита.  — Я видел, как ты на нее смотришь, и я очень удивлен, что ты сумел так долго избегать Тор Элира.
        — Мой долг…  — начал Алит, но Финудел перебил его:
        — Ты сознательно ограничиваешь себя. Ты думаешь, что твои чувства к Атиели — своего рода слабость, помеха. Тебя терзают сомнения насчет себя и ее. Это естественно.
        — Уверен, что…
        — Дай мне договорить!  — несмотря на резкий тон, слова Финудела звучали достаточно дружелюбно. Чтобы подчеркнуть их смысл, он поднял палец.  — Ты тоже нравишься Атиели.
        В груди у Алита что-то затрепетало. Он не сразу понял, что это поднимает голову давно забытое чувство — надежда.
        — Даже мне сестра не говорит о том, что занимает ее мысли, но совершенно ясно, что ей хочется увидеться с тобой,  — продолжал Финудел.  — Наверняка ее посещают глупые надежды, что у вас двоих есть будущее.
        — Почему же глупые?  — спросил Алит.
        — Потому что ты плохая пара для нее,  — извиняющимся, но уверенным тоном ответил Финудел.
        — Позволь напомнить, что я князь Ултуана,  — вспылил Алит.  — Да, я лишился земель, но когда-нибудь я верну Эланардрису былую славу. Война не обошла стороной ни одного княжества, все понесли потери и переживают тяжелые времена.
        Финудел разочарованно покачал головой.
        — Я говорю не о титулах, землях и власти, Алит,  — сказал он.  — Ты не пара моей сестре. Что ты можешь ей предложить? Увезешь с собой в Нагарит, в блеклое холодное княжество, попросишь забыть о своем народе и жить там? Или оставишь в Тор Элире, а сам отправишься искать мести? И она будет бродить по дворцу и ждать твоего возвращения, даже не зная, жив ты или мертв?
        Алит открыл рот, чтобы ответить на обвинения, но Финудел продолжал:
        — Я не закончил! Ты можешь выбрать другой путь. Атиель не заботит то, что ты лишился власти, земель и подданных. Ей нравишься ты. Порой я не могу понять, о чем она думает. Возможно, вас притягивает друг к другу как раз потому, что вы отличаетесь, как день и ночь. Кто поймет, какими доводами руководствуется наше сердце? Мне кажется, что ты испытываешь к ней сильные чувства. Тогда спроси себя, чем ты готов пожертвовать ради нее?
        — Я отдам жизнь за твою сестру.  — Алит сам удивился вырвавшимся словам, но Финудел лишь покачал головой.
        — Нет, ты отдашь за нее смерть, а это разные вещи. Ты готов отказаться от претензий на титул в Нагарите и жить в Эллирионе? Ты цепляешься за месть, как ребенок за подол матери, и ищешь в ее пустоте какой-то смысл. Ты готов отпустить воспоминания, которые заставляют тебя желать врагам смерти? И самый главный вопрос: даже если ты захочешь забыть о мести, способен ли ты будешь это сделать?
        — Я не могу измениться,  — ответил Алит.
        — Не можешь или не хочешь?
        Алит встал и зашагал по залу. Слова Финудела задели его за живое.
        — По какому праву ты предъявляешь мне подобные требования?  — спросил он.
        — Я делаю это ради сестры,  — спокойно ответил Финудел.  — Не говори мне, что не задавался такими же вопросами. Или ты настолько поглощен своими кровожадными планами, что считаешь, будто Атиель просто свяжет свое будущее с твоим, каким бы оно ни оказалось?
        Алит зарычал от бессилия. Он злился не на Финудела, а на себя самого. Эллирионский князь озвучил сомнения, которые поселились в душе Алита, как только он увидел Атиель.
        — Ты ставишь меня перед выбором, который я не могу сделать,  — сказал Алит.  — По крайней мере сейчас.
        — Ты уже сделал выбор,  — возразил Финудел.  — Тебе просто нужно понять, к какому решению склоняется твое сердце. Я велел приготовить для тебя комнаты, можешь оставаться во дворце сколько пожелаешь, при условии, что не будешь пытаться увидеть Атиель. Жестоко разжигать ее надежды, если не сможешь их воплотить.
        — Благодарю за гостеприимство, но не думаю, что смогу находиться так близко к Атиели и не видеться с ней. Если я захочу встречи, я сумею найти княжну, несмотря на предосторожности и охрану. Я не хочу нарушать твои условия. Но я не доверяю себе, поэтому мне лучше уехать.
        Алит вышел из зала и обнаружил ожидающего его Анельтайна. Обычно разговорчивый и любопытный, эллирионец при виде смятения на лице Алита прикусил язык и оставил вопросы при себе. Он приказал привести из конюшни лошадь Алита, и в молчании они дождались слуг.
        Алит вскочил в седло, повернулся к Анельтайну и протянул ему руку. Эллирионец крепко ее пожал и похлопал князя по плечу.
        — У меня такое чувство, что я долго не увижу тебя, Алит. Если мы вообще когда-нибудь встретимся,  — произнес он.
        — Может, и так. Береги князя и княжну, да и себя тоже. Хотя я не могу назвать себя твоим другом, желаю тебе удачи в темные времена. Оставайся сильным и, когда будешь наслаждаться теплом и солнцем, вспоминай о тех, кто живет в темноте. Мне пора ехать. Мои Тени ждут меня.
        Алит тронул коня. Он ни разу не оглянулся ни на Анельтайна, ни на дворец, где скрывалась Атиель. Может, она в этот момент смотрела из окна высокой башни и видела его отъезд? Или стояла в дверях и глядела ему вслед, и даже не знала, что он никогда не вернется.
        Вряд ли, с горьким смешком подумал Алит. Его привели сюда фантазии, осколки разбитой мечты, но Финудел оказался прав. Пока живы друкаи, он не выйдет из тени, и он не потащит Атиель в темноту. В будущем Алита нет места любви.
        Осталась лишь пустота.

        ГЛАВА 18
        Зов Курноуса

        Алит несколько дней бездумно ехал на север: ему не хотелось возвращаться к нагаритскому войску, но в то же время он стремился уехать подальше от Тор Элира и Атиели. Князь не торопился. Раньше он наслаждался бы ярким солнцем, свежим воздухом и просторами полей, но сейчас даже не замечал всего этого. Все его мысли были обращены внутрь: он пытался высечь искру правды из той тьмы, что окутала его сердце.
        Когда Алит покидал Тор Элир, он уже знал, что не вернется к Атиели. Финудел оказался прав, он не смог бы построить свою жизнь с княжной ни в Эллирионе, ни в Нагарите. За горами лежал сожженный дотла Эланардрис, друкаи уничтожили его семью, убили и вынудили бежать подданных. У Алита не осталось ни одного источника, откуда он мог бы черпать силы. Он превратился в качающийся лист на поверхности ручья — плыл по течению жестокости и раздора и не мог выбирать, куда его принесет.
        День за днем он ехал на север, куда глаза глядят. Охотился на кроликов и оленей на равнинах и старался держаться подальше от гор — они напоминали горы Эланардриса, но в то же время отличались от родного дома.
        Порой он не спал и продолжал ехать по ночам, а иногда кружил на одном месте несколько дней подряд, рыбачил и охотился. Князь не замечал рассветов и закатов и не знал, как много времени прошло после отъезда из Тор Элира. Все потеряло смысл.
        В один из солнечных полдней Алит увидел на северо-востоке огромный лес и развернул коня к нему. Вдоль подножия Кольцевых гор он направился к Авелорну, владениям Вечной королевы.

        На берегу извилистой реки Ардуил, что отмечала границу Эллириона, вздымались в небо высокие древние деревья Авелорна. По юго-западному берегу раскинулись эллирионские поля и равнины; на противоположной стороне реки до горизонта тянулись темные густые заросли. Вдали, за бескрайним пологом леса, едва проглядывали туманные вершины гор.
        На берегу Алит натянул поводья и оглядел прозрачные воды, затем перевел взгляд на сумрачный лес. С ветки на ветку порхали яркие птицы. Их резкие крики показались князю враждебными. В зарослях кустарника в поисках корней и ягод мельтешили грызуны. В воздухе жужжали пчелы размером с палец; они собирали нектар с последних цветов на деревьях.
        Алита захлестнула меланхолия. Чувство оказалось не таким острым, как отчаяние, которое часто посещало его после битвы в Темных топях. Он не ощущал горечи, только грусть, вызванную идиллической картиной, увиденной на том берегу. Авелорн не был ни светлым, ни темным — он просто был. Хотя за спиной Алита равнину обдувал порывистый ветер, деревья Авелорна стояли неподвижными и тихими, серьезными как вечность.
        Родина всех эльфов, как называли его некоторые философы. Духовное сердце Ултуана; с благословения Иши там правила Вечная королева. У Алита не возникло ни малейшего желания встретиться с загадочной хозяйкой леса. В последнее время его жизнь и так изобиловала князьями, королями и княжнами. Прихоть привела его к границам Эллириона, но Алиту не хотелось идти дальше.
        Тем не менее желания возвращаться у него тоже не было, потому что на юге ожидало смятение и упорно живущая в его мыслях Атиель.
        Остаток дня он сидел и смотрел на лес, наблюдая, как тот меняется по мере движения солнца по небу. Тени удлинились, сумрак под ветвями стал гуще. Блестящие в темноте глаза хищников пристально наблюдали за князем. Дневные птицы вернулись в гнезда и замолкли; их перекличка сменилась охотничьими криками сов и ночных ястребов. Густые кустарники ожили: мыши, землеройки и прочие мелкие зверьки осмелились под прикрытием темноты выйти из нор.
        Завыл волк. По спине Алита побежали мурашки, скорее от радостного возбуждения, чем от страха. К одиноко воющему волку вскоре присоединились голоса сородичей. Хор доносился справа, с востока, и медленно приближался. Алит повернулся в том направлении, но не смог ничего разглядеть за темными стволами деревьев.
        Его внимание привлек шорох листьев и хруст веток, и князь заметил какое-то движение. Белый зверь перепрыгнул через куст и скрылся за деревом. Алит проследил за ним взглядом и увидел, что это белый олень.
        Тот быстро исчез из вида. Вой волков становился все громче. Алит не стал раздумывать — повинуясь внутреннему голосу, он спешился и вошел в реку, следуя за звуком. Вскоре ноги перестали касаться дна, и он поплыл мощными гребками. Лук и меч оставались в седельном мешке, но Алит даже не подумал об оружии. Его гнало вперед желание следовать за оленем.
        Алит ухватился за свисающий над водой корень и выбрался на противоположный берег. Его сразу обдуло теплым ветерком. Волки подошли совсем близко: князь слышал их шаги по лесному ковру и тяжелое дыхание. Без промедления он пробрался через кусты на опушке и вошел в Авелорн.

        Алит направлялся туда, где успел заметить оленя. Он легко бежал по извилистым звериным тропам, срезал повороты и перепрыгивал через корни. Откуда-то слева выл волк, ему отвечали сородичи справа. Но князь не обращал внимания на охотящуюся стаю и быстро и уверенно бежал вперед.
        Солнце скрылось за горизонтом, лес погрузился в темноту. Глаза Алита быстро привыкли к ней, ему даже не пришлось сбавлять скорость. Острые чувства охотника позволяли ему лавировать между стволами древних деревьев не хуже, чем днем. Время от времени он замечал впереди белый проблеск и ускорял бег, пока не начинал выдыхаться.
        Со всех сторон раздавалось рычание и вой, но Алит не замечал угрозы. Он ждал проводника, и олень пришел к нему. На сей раз князь твердо намеревался не упустить зверя, пока не узнает, куда тот его приведет.
        Алит выскочил на небольшую поляну и едва успел остановиться. В десяти шагах замер с высоко поднятой головой олень — он чуял приближение стаи. Алит огляделся и увидел, что поляну окружили серебристые силуэты волков. Со всех сторон блестели желтые глаза и раздавалось тяжелое дыхание.
        Стая подкрадывалась к краю поляны. Алит насчитал пятнадцать волков, но не все хищники вышли из-под прикрытия леса — часть стаи двигалась за темными деревьями. Олень вытянул голову с широко распахнутыми в панике глазами; мышцы под его шкурой дрожали от усталости. Он опустил голову и поскреб копытом усыпанную листвой землю.
        Волки из кустов зло поглядывали на Алита и неуверенно расхаживали взад-вперед. Некоторые уселись на задние лапы, вывалили языки и терпеливо ждали, что будет дальше. Темно-серый мех крупных волков переливался серебристыми вкраплениями. Алит чувствовал на себе пристальные взгляды опаловых глаз, способных мгновенно заметить любую слабость.
        — Двуногий потерялся,  — прорычал голос за спиной.
        Алит развернулся и увидел выходящего на поляну огромного волка — ростом почти с оленя, его плечи приходились вровень с грудью эльфа. У волка была густая шерсть, черная полоса вдоль хребта и толстый пушистый хвост. Когда он заговорил, Алит увидел острые как нож клыки длиной с палец. Все это князь отметил мгновенно, но его внимание привлекли ярко-желтые глаза зверя, в которых сверкало оранжевое пламя.
        — Чую рыбу,  — сказал другой волк. Звери говорили на языке Курноуса — том самом, на котором Алит разговаривал с горными ястребами.  — Пересек реку.
        Вожак стаи — Алит не сомневался, кем был черногривый волк — сделал еще шаг и повел ушами.
        — Наша добыча,  — сказал волк.
        Алит не сразу понял, что волк обращается к нему.
        Князь бросил взгляд на оленя; тот как вкопанный стоял в нескольких шагах за спиной. Он выглядел спокойным и не сводил одного глаза с Алита.
        — Моя добыча,  — ответил Алит.  — Олень мой. Долго бежал за ним.
        Черногривый зарычал, обнажив острые зубы.
        — Твоя добыча? Нет клыков. Нет добычи.
        Алит вытащил из-за пояса охотничий нож и выставил перед собой.
        — Один клык,  — сказал он.  — Острый клык.
        Волки затявкали и удивленно завертели хвостами, а вожак подошел еще ближе и остановился в нескольких шагах от князя.
        — Острый клык, да,  — сказал он.  — У нас много клыков. Наша добыча.
        Шорох листьев выдал приближение к поляне остальных волков — звери начинали вести себя увереннее. Алит сомневался, что сможет устоять против такого количества. Он снова оглянулся на оленя; мысли в голове метались. Ему вспомнились слова Эльтириора, что не нужно пытаться понять пути богов, надо просто следовать заложенным внутри инстинктам. Также он вспомнил святилище Курноуса, где впервые увидел белого оленя. Туда приносили жертвы и возлагали их на алтарь бога-охотника. Перед мысленным взглядом четко горела черная руна Курноуса на груди зверя.
        Курноус — бог охотников, а не жертв. И олень — его подарок Алиту.
        — Моя добыча!  — отрезал Алит.
        Он прыгнул к оленю и обхватил левой рукой его шею, а правой вонзил нож в черную руну на груди. Лезвие вошло глубоко в сердце. Олень подпрыгнул и вырвался из хватки князя. Из раны хлестала кровь. Зверь пошатнулся, упал на бок и через миг умер.
        Алита оглушила какофония рыка и лая, но он повернулся к вожаку с окровавленным ножом в руке.
        — Один клык, острый клык.  — Алит подошел к оленю, ухватил за рог и приподнял голову.  — Много еды. Наша добыча.
        Черногривый остановился, мускулы напряглись перед прыжком. Он переводил глаза с убитого оленя на нож.
        — Наша добыча?  — переспросил вожак.
        Алит отпустил рог, наклонился над трупом, вырезал кусок мяса вокруг раны и кинул его Черногривому.
        — Наша добыча,  — повторил князь и отрезал мяса себе.
        Он подождал, пока вожак примет предложенное мясо; тот заглотил его одним куском. Алит откусил от своей доли. По подбородку и рукам текла еще теплая кровь. Он ощущал, как сила оленя наполняет его, обостряет все чувства.
        Волки осторожно приближались. Алит встал, отошел в сторону и вытер руки об одежду. В нем бушевал дух Курноуса, сердце колотилось от вкуса оленьего мяса.
        Стая набросилась на оленя, а Алит поднял голову и завыл.

        Алит проснулся от горячего дыхания на щеке и окружающего его тепла. Он открыл глаза и огляделся, обнаружив себя в полумраке пещеры, куда через вход проникали лучи раннего солнца. Вокруг развалились волки, их дыхание и всхрапывания разносились по пещере. По бокам от князя лежало двое из стаи — близко, но не вплотную.
        Рот наполнил металлический привкус крови, и Алит облизал сухие губы. Внезапно юноша осознал, что он совершенно голый, и кожу покрывают высохшие пятна крови. Под ногтями и в складках на ладонях тоже запеклась кровь. На мордах и шерсти лежащих вокруг волков виднелись засохшие темные пятна.
        Алит ничего не помнил о прошедшей ночи, за исключением красных вспышек, звука рвущейся шкуры и хруста костей. Он с трудом припоминал охватившее его возбуждение и ликование: они затмевали радость от любой удачной охоты, что ему доводилось испытывать раньше. Окружение, в котором он проснулся, казалось ему странным, но Алит не чувствовал ни угрозы, ни стеснения. Ни вины. Какая-то спящая глубоко внутри часть его естества пробудилась и впервые в жизни вырвалась на свободу. Сейчас от нее остались лишь отголоски — жестокая яростная радость, которая охватила его ночью, насытилась и заснула.
        Алит медленно сел и обнаружил, что пояс с окровавленным ножом еще при нем. У входа в пещеру плотно росли деревья и шипастые кусты, и он ничего не мог разглядеть дальше дюжины шагов. Где-то недалеко шумел водопад. Звук пробудил в нем жажду.
        Алит осторожно поднялся, чтобы не проснулись спящие вокруг волки. Пока князь пробирался между спящими хищниками, он заметил вольготно развалившегося рядом с крупной самкой Черногривого. Вид вожака вызвал воспоминания о вчерашней встрече, и князь содрогнулся — только сейчас он понял, что едва не разделил судьбу белого оленя.
        Когда Алит вышел наружу, его очень удивило, что даже голым он не чувствует холода. Солнце едва пробивалось через кроны, но его согревало внутреннее тепло.
        Алит повернулся направо, туда, откуда доносились звуки падающей воды. Земля вокруг пещеры была испещрена следами волчьих лап, разрыта, и в воздухе стоял тяжелый запах застарелой мочи. Сама пещера оказалась трещиной в утесе, которую скрывали от глаз заросли плюща и прочих ползучих растений. Высоко над головой, на вершине утеса росли деревья, и их корни занавесью свисали над обрывом. Алит обошел основание скалы и нашел неглубокое озерцо, куда по желобу на каменной стене падал ручеек.
        Князь присел на краю озера и опустил руку в чистую воду. Вода освежала, от нее веяло желанной прохладой, и он поплескал из ладоней на лицо и обтер шею. По коже побежали восторженные мурашки. Хотя Алиту очень хотелось пить, сперва он смыл следы кровавого пиршества, и только затем зачерпнул горстью воды. Затылок обожгло горячее дыхание, и Алит развернулся так быстро, что капли полетели в стороны.
        В паре шагов от него стоял Черногривый. За спиной вожака виднелось еще несколько волков. На морде Черногривого блестели капли воды. Он склонил голову набок и внимательно рассматривал Алита.
        — Молодое солнце, рано проснулся,  — прорычал Черногривый.  — Двуногий уходит?
        Шерсть на загривке волка встала дыбом, и он облизнул окровавленные после ночного пира зубы. Становилось ясно, что Черногривый все еще хочет убить его.
        — Жажда,  — ответил Алит и бросил взгляд на озерцо.  — Не ухожу.
        — Ты охотишься, ты убиваешь вместе со стаей. Один из стаи?
        Алит замялся, и Черногривый сделал шаг вперед. Алит не отступал, потому что знал — малейшее проявление слабости даст вожаку повод напасть. Прочие волки рассматривали его с любопытством, но он не чувствовал враждебности. Хотя если Черногривый решит драться, он один станет достойным соперником князю.
        — Один из стаи,  — подтвердил Алит.
        — Кто вожак стаи?  — требовательно спросил Черногривый и сделал еще шаг.
        — Ты вожак,  — ответил Алит.
        Черногривый щелкнул зубами и уселся на задние лапы, вздыбив плечи и подвернув хвост.
        — Покажи!  — прорычал он.
        Алит поначалу не понял, чего хочет волк, но затем увидел, как другие звери упали на брюхо и прижали уши. Алит как мог последовал их примеру — встал на четвереньки, припал грудью к земле и уставился снизу вверх на Черногривого.
        Вожак встал; теперь он возвышался над Алитом. Волк подозрительно сощурил глаза, и Алит замер, не осмеливаясь оторвать взгляда. Через внушительный промежуток времени Черногривый расслабился, повел ушами и отступил.
        — Пей,  — разрешил он, повернулся и ушел обратно к пещере.
        Алит с облегчением выдохнул и с колотящимся сердцем присел на корточки. К нему подошла самка с серебристой полосой на морде. Князь снова напрягся в ожидании схватки. Но волчица неожиданно облизала тяжелым, шершавым языком его щеку и подбородок.
        Алит повернулся к озерцу, снова зачерпнул воды и наконец напился. Сделал несколько глотков и выпрямился. Затем погладил по голове ближайшего волка и почесал его за ухом.
        — Один из стаи,  — завилял хвостом волк.
        Другие звери собрались вокруг Алита и с дружелюбным фырканьем терлись об него мохнатыми боками. В сопровождении новых четвероногих друзей Алит вернулся к пещере.

        ГЛАВА 19
        Дитя волка и луны

        Алит проспал с волками большую часть дня и проснулся, когда солнце уже спускалось к горизонту. Его охватило ощущение полного покоя, какого он не знал уже несколько лет. Алит потянулся и снова направился к озерцу, чтобы утолить жажду, пока стая просыпается, собираясь на ночную охоту.
        Черногривый проснулся одним из последних и прошелся по пещере, все еще с подозрением поглядывая на Алита. Когда вожак прошел мимо него к воде, князь покорно опустился на четвереньки.
        Через ветви деревьев струились лучи закатного солнца. Волки начали собираться вокруг Черногривого. Стая мерной рысцой направилась на север, и Алит без труда бежал наравне с ними. Недалеко от пещеры стая разделилась, некоторые волки разбились на пары, другие уходили по одиночке. Так они могли обследовать более широкую территорию в поисках добычи.
        Алиту ничего не оставалось, как идти следом, поближе к старшей самке, что выбрала его в друзья утром. Ее лоснящуюся шкуру покрывали темные и светлые серые пятна, и Алит назвал ее про себя Серебрянкой. Он также дал клички другим заметным волкам: Снежный Хвост, Сломанный Клык, Серая Старуха, Одноухий, Шрам. Остальных членов стаи он пока не отличал друг от друга.
        Насколько князь знал повадки волков, почти всю стаю составляло потомство Черногривого и Серой Старухи. Некоторые оказались такими же, как он, скитальцами, подобранными стаей. Большую часть составляли самцы разных возрастов, самым старшим был Черногривый, но со стаей бегало и несколько однолеток. Молодые волки игриво плясали и боролись, хлестали друг друга лапами по морде в притворной драке, покусывали за шею и ляжки, готовясь к настоящей охоте.
        Алит натолкнулся на неожиданное препятствие в общении с новыми товарищами. Они редко разговаривали на языке Курноуса и предпочитали выражать мысли позами и движениями, которые ничего не значили для князя. Он уже научился не встречаться глазами с Черногривым: подобная наглость приводила к обнаженным клыкам и необходимости падать на живот и выпрашивать прощения. Алита очень смущала подобная несправедливость, ведь ни один из волков не вызывал у вожака настолько яростного гнева. Сейчас, пока они с Серебрянкой бежали по лесу, князь размышлял, почему Черногривый вообще позволил ему присоединиться к стае, если испытывал к двуногому пришельцу неприязнь. Он никак не мог получить ответа на этот вопрос, поскольку язык Курноуса не годился для передачи сложных оттенков чувств.
        Вой на востоке дал знать, что добыча обнаружена. Серебрянка остановилась, села на задние лапы, подняла голову и завыла в ответ. Услышав подтверждение, она быстро побежала на восток. По лесу разносился многоголосый хор — так волки в стае находили друг друга. Вскоре Алита окружили почти неразличимые в призрачном свете луны серебристо-серые тени.
        Добычу нашел Шрам. Самец сидел на небольшой возвышенности мордой к северу. Время от времени он издавал вой, чтобы остальные волки торопились к месту охоты. Стая почуяла запах добычи, хвосты в возбуждении вытянулись. На возвышенность трусцой поднялся Черногривый, и Алит спрятался за спину Серебрянки. Волки встречали вожака радостным тявканьем и подвыванием, пока Черногривый рыком не водворил тишину.
        По обрывистому склону, заросшему шипастыми кустами, стаю повела подруга Черногривого — та самка, которую Алит назвал Серой Старухой. Движение стаи сопровождалось шорохом опавшей листвы и взлетающими в воздух облачками спор. Алит шел позади всех; ему пришлось пригнуться, чтобы не спугнуть издалека добычу. По мере приближения к ней волки шли все медленнее и тише. Алит не знал, на кого они охотятся; плотно стоящие стволы деревьев не позволяли ему разглядеть зверя, которого давно унюхали остальные. Волки собрались вместе и целеустремленно двинулись через заросли кустарника. Князь снова постарался держаться позади Серебрянки.
        И тут ветер донес до него запах оленя. Никогда еще Алит не чуял запах добычи так отчетливо. От этого у него быстрее забилось сердце, проснулось желание преследовать и убивать. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и вгляделся в лес в поисках добычи.
        На дне лощины Серая Старуха повернула налево, вверх по течению мелкого ручейка. Местность начала подниматься — судя по всему, стая подходила к внешним отрогам Кольцевых гор. Алит внезапно осознал, что отошел на значительное расстояние от эллирионской границы и сейчас находится почти в центре Авелорна. Он никогда еще не подвергался такой опасности, ведь из оружия при нем имелся один-единственный нож, но князь не чувствовал тревоги. Бегать голым по лесам стало для него настолько же естественным, как когда-то идти по горам с луком в руке.
        Несмотря на возбуждение от погони, в душе Алита царил покой. Он пробыл со стаей всего один день, но уже проникся неким чувством родства, поскольку делил с волками пищу и спал с ними в одной пещере. Со времен знакомства с Миландит он не ощущал подобной близости и добродушного дружелюбия.
        Неподалеку на севере раздался вой, и Серая Старуха остановилась. Волки собрались вокруг Черногривого и неуверенно подвывали, а один или два начинали скулить. Вой прозвучал снова, но теперь ему отвечали другие голоса, все громче и громче. Шерсть Черногривого поднялась дыбом. Вытянувшаяся в струнку, дрожащая от напряжения фигура волка выражала внимание и ярость. Он издал долгий, глубокий вой. Стая подхватила, ответив на вызов невидимых соперников.
        Вой чужой стаи доносился с разных сторон, но Алит уже достаточно изучил волков. Он знал, что они постоянно передвигаются, и поэтому создается впечатление, что их гораздо больше. Черногривый возглавлял крупную стаю. Вряд ли охотники за чужой добычей превосходят ее численностью. Как ни странно, только вожак не выказывал признаков страха. Голоса остальных волков то и дело срывались в тихое поскуливание, они прижимали в ужасе уши и напряженно вытягивали хвосты.
        Состязание по вою продолжалось довольно долго. Черногривый не сходил с места, в то время как вой другой стаи раздавался все ближе и громче. Затем неожиданно наступила тишина, нарушаемая лишь дыханием ветра в листьях и журчанием бегущего по дну лесной лощины ручья. Стая разделилась, чуть больше половины волков спустились вниз по течению — скорее всего, нападения стоило ждать именно оттуда — а остальные рассыпались на небольшом расстоянии друг от друга. Черногривый взобрался на камень и рыком отдавал приказы, как генерал, расставляющий свое войско перед битвой. Серебрянка передвинулась к северному краю лощины. Алит успел сделать за ней несколько шагов, как тишину прорезал голос Черногривого.
        — Двуногий, иди сюда,  — рявкнул старый волк.
        Алит без промедления подчинился и скорчился рядом с камнем, на котором стоял вожак.
        — Будет битва.  — Черногривый уставился золотистыми глазами на князя. В его тоне не слышалось прежней злости; Алиту даже показалось, что в голосе вожака проскальзывает теплота.  — Держись поближе. Острый клык быстро убил оленя. Острый клык не убьет быстро волка. Двуногий высокий, шея в безопасности. Защищай ноги. Кусай горло. Кусай шею.
        Алит кивнул, но тут же осознал, что его жест ничего не значит для Черногривого.
        — Кусать горло, кусать шею,  — повторил он.
        Черногривый отвернулся, Алит уселся на корточки и высматривал в быстро темнеющем лесу признаки движения. По ущелью проносились порывы холодного ветра.
        Впереди раздался вой, в котором князь признал голос Серой Старухи. Он вытащил из-за пояса нож, но остался сидеть за камнем, переводя взгляд с Черногривого на стену деревьев. Вожак вытянулся в струнку, хвост подрагивал, а из глотки поднимался глубокий мерный рык. По телу Алита пробежала дрожь, кровь быстрее потекла но венам. Вблизи зашуршали листья — стая собиралась вокруг Черногривого и выстраивалась кольцом, чтобы защищать вожака.
        Волчата чуяли исходящую от взрослых тревогу и начали поскуливать. Они улеглись в кустах, прижали уши и закрыли морды лапами, а старшие члены стаи встали над ними, готовые драться за потомство.

        Первая волчица из вражеской стаи появилась справа. Она легко перепрыгнула через ствол поваленного дерева. Как только самка заметила Черногривого и остальных, она остановилась, ощетинилась, и вскоре к ней присоединилось еще пятеро волков, размером почти с Черногривого, но значительно старше.
        Черногривый повернулся к ним и зарычал, оскалив сверкающие в свете заходящего солнца зубы.
        — Уходите!  — отрезал он.  — Наша добыча!
        Теперь, когда Алит научился лучше понимать волков, ему показалось, что чужие охотники проявляют некоторую неуверенность. Они скалили зубы и щурили глаза, но нервное подергивание ушей выдавало сомнения.
        — Нет добычи,  — ответила самка.
        Алит заметил, что ее челюсти в крови, и она старается не наступать на левую заднюю лапу.
        — Она ранена,  — прошептал князь Черногривому.
        — Наша добыча,  — вожак не обратил на него внимания.  — Уходите!
        По шкуре противников пробежала дрожь страха, и они упали на брюхо, отказавшись от показного вызова. Только самка продолжала стоять и рассматривать стаю Черногривого. Наконец ее глаза остановились на Алите, она пораженно тявкнула и дернулась.
        — Двуногий!  — провыла она.
        Самка заскулила и попятилась. Поскуливание тут же подхватила стая. Их реакция передалась волкам Черногривого — те вопросительно тявкали и поглядывали на вожака в поисках поддержки. Некоторые подозрительно рассматривали Алита и скалили зубы.
        Черногривый тоже бросил взгляд на князя и обернулся к чужим волкам.
        — Двуногий охотится с нами,  — сказал он.  — Один из стаи.
        — Пришло много двуногих,  — ответила самка.  — Охотятся с длинными ножами. Многих убивают. Не едят.
        — Двуногие не охотятся на волков,  — возразил Черногривый.  — Уходите!
        — Двуногие убивают волков,  — настаивала самка. Она даже решилась сделать шаг вперед.  — Длинные клыки и острые клыки. Друг мертв. Много стай убили.
        — Близко?  — спросил Алит и выпрямился.
        Черногривый наградил его рыком. Чужие волки снова заскулили, но князь не обратил на них внимания, засунул за пояс нож и подошел к волчице.
        — Где двуногие?
        — Мы бежали два солнца,  — неохотно ответила самка.  — Много длинных клыков. Много острых клыков. Двуногие дерутся с другими двуногими.
        Алита ее рассказ совершенно сбил с толку. Сначала он решил, что с юга через горы перешли беженцы из Крейса. Но выходило, что друкаи добрались и до Авелорна.
        — Все двуногие убивают волков?  — спросил он.
        — Черные двуногие убивают волков,  — ответила самка.  — Черные двуногие принесли шум. Черные двуногие принесли огонь. Черные двуногие сжигают других двуногих.
        У Алита желудок свело судорогой отвращения при мысли о появлении в этом лесу друкаев. Значит, им удалось наконец захватить Крейс, и теперь нагаритская армия штурмовала Авелорн.
        — Двуногие идут сюда?  — спросил Черногривый. Волчица заскулила и поджала уши.  — Придут двуногие, будем драться.
        — Не надо драться,  — провыла самка.  — Двуногие придут с длинными клыками. Они убивают, а не дерутся.
        — Наша добыча!  — прорычал Черногривый.  — Не будем убегать!
        — У нашего двуногого есть острый клык,  — добавила Серая Старуха.
        — У двуногого нет длинного клыка,  — возразил другой волк.  — Острый клык не убьет длинный клык.
        Только сейчас Алит понял, что «длинным клыком» волки называют лук. Скорее всего, они имели в виду многозарядные арбалеты гномов, которые друкаи привезли из колоний в Элтин Арване. Волки не смогут сражаться с охотниками, вооруженными арбалетами, а друкаи будут убивать на своем пути все живое ради удовольствия.
        — Мы убежим.  — Алит повернулся к Черногривому. Вожак зарычал и клацнул челюстями, но Алит не сдавался.  — Не будем драться с длинными клыками. Длинные клыки убьют много волков. Волки не убьют длинные клыки.
        На миг Алиту показалось, что Черногривый бросится на него. Вожак напряг мускулы, хвост выпрямился палкой.
        — Мы убежим,  — сказала Серая Старуха.  — Длинные клыки убьют волчат. Мы убежим. Найдем новую добычу.
        — Нет!  — развернулся к подруге Черногривый.  — Двуногие придут снова и снова. Стаи бегут, стаи будут бежать. Лучше сражаться сейчас. Заставить двуногих уйти!
        — Не бежать, спрятаться,  — сказал Алит.  — Черные двуногие охотятся на других двуногих. Не охотятся на волков. Волки спрячутся, двуногие уйдут.
        Он знал, что лжет; при любой возможности друкаи огнем и мечом пройдут по Авелорну. Единственным шансом выжить для стаи будет залечь в убежище, пока Вечная королева и ее подданные сражаются с натиском друкаев.
        Волки продолжали спорить, но Алит их не слушал. Его смутила собственная горячность. Почему его волновало, выживут волки или нет? Если им удастся убить хоть одного друкая, разве это не станет победой? Алит недоумевал, что случилось за два дня с горящей внутри ненавистью. Почему ему не хотелось убивать друкаев?
        Один взгляд на взволнованную стаю дал ему ответ. Он увидел прячущихся волчат, услышал поскуливание их защитников. Стая была семьей. Пусть она состояла не из эльфов, волки заслуживали участи очередных жертв друкаев не больше, чем жители Эллириона или прочие создания Ултуана. Друкаи ненавидели все, что сопротивлялось их воле. Они войдут в Авелорн с плетями и цепями, чтобы покорить дикие леса. Морати жаждала власти над всеми, не только над эльфами. Алит подозревал, что Морати ненавидит Вечную королеву даже больше, чем Каледора,  — та была воплощением чистоты и чести, которое Морати сможет покорить только силой.
        — Мы будем охотиться,  — внезапно прервал споры князь.  — Не драться, охотиться! Убивать в темноте. Охотиться на двуногих.
        — Охотиться на двуногих?  — переспросила Серая Старуха.  — Плохо. Мы убьем двуногих, придут еще двуногие и убьют нас.
        — Я двуногий, я знаю двуногих,  — сказал нерешительно переминающимся с ноги на ногу волкам Алит.  — Черные двуногие плохие. Черные двуногие убивают, убивают и убивают. Другие двуногие дерутся с черными двуногими, и волки охотятся на черных двуногих. Двуногие боятся.
        Черногривый пристально уставился на Алита. Напряженная поза вожака немного расслабилась.
        — Двуногие охотятся с длинным клыком. Он острее клыка, острее острого клыка,  — произнес вожак.
        — Да,  — признал Алит.  — Не будем сражаться с длинным клыком. Охотиться на двуногих. Охотиться ночью. Убивать двуногих и прятаться. Возвращаться и снова охотиться на двуногих. Не драться.
        — Двуногому нужен длинный клык для охоты,  — заявил вожак.  — Длинный клык острее, чем острый клык.
        — У меня нет длинного клыка.  — Алит оставил все свои пожитки, за исключением охотничьего ножа, на границе леса.
        — У воды есть длинный клык,  — сказал Черногривый.  — Двуногий возьмет длинный клык и будет охотиться.
        Алит не понял, о чем говорит вожак. Эльфа охватило разочарование, что он не может общаться с волками на равных.
        — У воды есть длинный клык?  — переспросил Алит.
        — Старый длинный клык,  — вмешался Шрам, потрепанный волк с седой мордой и рваным, давно зажившим шрамом на правом плече.  — Длинный клык в воде стар как лес, даже старше. Волкам не нужен длинный клык. Длинный клык нужен двуногому. Длинный клык прячется от двуногого. Светлое лицо ночи покажет длинный клык.
        Слова Шрама звучали бессмыслицей, но произносил он их низким, почти благоговейным тоном. Алит перебрал в уме обрывочные фразы, но по-прежнему не мог разгадать иносказаний волка.
        — Да,  — согласился Черногривый.  — Вода прячет длинный клык. Скоро взойдет светлое лицо ночи. Двуногий возьмет длинный клык. Будет охотиться на черных двуногих. Стая тоже.
        — Покажи мне длинный клык.  — Алит понял, что волки говорят о реальном предмете.
        — Светлое лицо ночи покажет длинный клык,  — повторил Шрам.  — Еще шесть солнц до прихода светлого лица ночи.
        Алит сложил в уме обрывки повествования, и на него снизошло понимание. «Солнце» означало день, и через шесть дней луна Сариоур станет полной: светлое лицо ночи. То, о чем говорят волки, можно увидеть только в свете полной луны.
        — Хорошо,  — произнес Алит, и Шрам одобрительно завилял хвостом.  — Спрячемся на шесть солнц. Светлое лицо луны покажет длинный клык.
        — Спрячемся на шесть солнц,  — повторил Черногривый, подчеркивая каждое слово рыком.  — Наблюдаем за черными двуногими. Двуногий возьмет длинный клык. Охотимся за черными двуногими.

        Черноголовый принял в стаю скитальцев, что бежали от друкаев, и волки направились на восток искать место для логова. Во время путешествия до них доносился вой других стай — те тоже двигались на юг или на восток, подальше от гор. Все звери бежали от вторжения друкаев. Стада оленей забыли о свойственной им осторожности и предпочитали привлечь внимание волков, нежели попасться на глаза завоевателям. Стая нуждалась в пище, и перепуганные олени оказывались легкой добычей. На закате Алит снова наелся до отвала сырого мяса, и его переполняла полученная от охоты и убийства энергия.
        На следующий день стая вошла на чужую территорию. Теперь каждый восход солнца сопровождался многоголосым воем, поскольку обе стаи пытались заявить о своих правах. Ни одной из сторон не хотелось признать себя ниже соперников. Хотя другие волки оказывались в явном меньшинстве, они не отступались и вызывали Черногривого на поединок. При первой встрече Алит ожидал кровопролития, но Черногривый удивил и его, и всю стаю. Он предупредил волков об опасности и посоветовал уходить на восток. Рассказ о происходящем вызвал в них страх, и они принялись умолять Черногривого о помощи. Старый вожак собирался отказать, но Алит уговорил его взять их в стаю.
        Три следующих встречи окончились так же. Теперь стая насчитывала уже около полусотни зверей. Алиту все это напоминало сбор отрядов в Эланардрисе. Разросшаяся стая столкнулась с теми же проблемами, что и анарцы в свое время. Чем больше ртов приходилось кормить, тем дальше уходили волки на поиски пищи, поскольку добыча тоже бежала под натиском друкаев. Стая передвигалась медленнее. Однажды ночью Алит унюхал костры лагеря друкаев, и ветер донес звуки буйной оргии.
        Тогда Черногривый запретил охотиться и велел бежать со всех ног. Волки двигались на восток, не сворачивая, но на подходах к сердцу Авелорна обгоняли друкаев всего на день пути.
        Пока стая шла вперед, от нее отделялись волки и поодиночке или парами отправлялись на север следить за друкаями. Они возвращались с новостями, что друкаи сжигают много деревьев и убивают лесных зверей сотнями. Алит пытался узнать о численности друкаев, но лучшее описание, которое смогли подобрать волки, было «стадо» или «много стай». На восьмую ночь после прихода в Авелорн Алит убедил Черногривого позволить ему собственными глазами оценить силы врага.

        Алит быстро привык к звукам и ритму леса, поэтому уверенно чувствовал себя в темноте. Он выступил на закате и направился в обратную сторону по уже пройденному волками пути. Когда зашло солнце и лес залило бледным звездным светом, он повернул на север и побежал быстрой, уверенной рысцой. Алит двигался почти всю ночь, лишь иногда останавливаясь, чтобы попить. Луны поднялись и опустились, и наконец он почуял ползущий между деревьями дым.
        Алит разглядел вдали оранжево-красные всполохи огня и перешел на шаг. Легкий ночной ветер доносил вонь жертвенных костров — удушающую смесь запахов горящего дерева и обугленной плоти. Надежно укутанный темнотой, Алит направился к лагерю с ножом в руке.
        Среди отбрасываемых кострами длинных колышущихся теней он выследил несколько часовых. Алит выжидал. Он наблюдал за частотой и маршрутом их обходов. Несмотря на поклонение развратным богам, друкаи отличались организацией и дисциплиной. Поначалу князь не мог придумать, как ему обойти стражу. Только после довольно длительных наблюдений он заметил, что часовые следят лишь за подходами по земле; ни один из них не всматривается в кроны деревьев. Казалось бы, зачем? Насколько они знали, сверху им ничего не угрожало.
        Алит мрачно усмехнулся и бесшумно вскарабкался на возвышающееся над одним из патрульных маршрутов дерево. Там он терпеливо замер на ветке, не двигая не единым мускулом. Алит дышал ровно и медленно и оглядывал землю внизу в ожидании врага.
        Как он и надеялся, вскоре среди деревьев появился один из часовых с копьем и щитом наготове. Он прошел мимо дерева, где затаился Алит, и даже не поднял глаз.
        Алит бесшумно спрыгнул на землю за спиной друкая и вонзил нож ему в шею. Часовой умер мгновенно. Алит стянул с него одежду и доспехи и оттащил тело в кусты, чтобы его не обнаружили.
        Затем в одежде убитого солдата Алит направился в лагерь друкаев.

        Последний князь дома Анар вошел в лагерь развязной походкой, какую часто наблюдал у друкаев. Он знал, что нагаритские черты лица позволят ему не выделяться среди солдат, и он привлечет меньше внимания, если не станет прятаться в тени. Как он и ожидал, его никто не остановил, и большинство эльфов даже не удостоили его взглядом. У Алита мурашки бежали по коже от сознания того, что он дерзко расхаживает среди врагов. Ему нравилось притворяться одним из них; невидимый враг, готовый нанести удар в самое сердце.
        Силы друкаев оказались не настолько велики, как он опасался. По размерам лагеря Алит предположил, что там находится около трех или четырех тысяч солдат, причем половину из них составляли фанатики Кхаина. Последнее его крайне удивило — походило на то, что поклонники этого бога начали набирать власть. Он заметил несколько тотемов Салтита и слышал молитвы, посвященные Эрет Кхиали, но подавляющее большинство церемоний проходило на жертвенных кострах Повелителя убийств.
        Пока Алит расхаживал между черными и красными палатками и пробирался среди лежащих в наркотическом ступоре еретиков, его поразил общий дух отчаяния. Он не выражался ни в чем конкретном, но Алит различал напряжение в голосе жрецов, когда те испрашивали милости у Китараев. На жаровнях шипели не внутренности эльфов, а сердца оленей, медведей и волков. Алит не увидел ни одного пленника-эльфа.
        Алит запоминал, что и где расположено в лагере. Палатки фанатиков находились в центре, их окружали шатры солдат. Видимо, командиры Морати не желали рисковать и держали ненадежных союзников под бдительным присмотром.
        Алит вспомнил о том, что на равнинах Эллириона не видел ни одного последователя культов. Неужели Морати наконец устала от заигрываний с сектами? Они принесли немало пользы во время завоевания власти, но сейчас их присутствие скорее создавало помеху.
        Алит сравнил по памяти нынешнее войско с армиями Анлека тех времен, когда Тени прятались в городе в ожидании Малекита. Сейчас он видел много молодых солдат, не старше трех сотен лет. Раньше такие юнцы и мечтать не смели о том, чтобы попасть в нагаритскую армию. Их вид принес Алиту надежду. Каждый год, пока друкаи сталкиваются с сопротивлением, их ряды тают.
        Расчет Морати заключался в том, чтобы захватить Ултуан прежде, чем князья сумеют собраться с силами после смерти Бел Шанаара. Возможно, действия анарцев смогли в какой-то мере помешать ее планам. Алит сомневался, что история запомнит храбрые деяния его дома или трагедию в Темных топях, но сейчас воспоминание о них наполнило его гордостью. В первый раз после побоища он смог мысленно вернуться к нему без ненависти и отчаяния.
        Он увидел достаточно, чтобы понять, что друкаев можно победить. Если они продолжат двигаться одним войском, рано или поздно их обнаружат и уничтожат крейсийцы или воины Вечной королевы. Если друкаи разделятся… их будет поджидать Алит и его новые друзья.

        Алит неспешной походкой срезал путь через лагерь. Он положил копье на плечо и перекинул щит за спину. Князь прошел мимо костров и направился в темноту, где на наконечнике копья и кольцах кольчуги лишь изредка отблескивал свет костра. В стороне от других эльфов он завидел одинокого часового и подошел к нему, напевая себе под нос боевой гимн дома Анар. Часовой держал в руках лук, на поясе у него висел длинный меч.
        Алит нарочно наступил на сучок, и ничего не подозревающий страж повернулся на хруст.
        — Тебе стоит взглянуть на поклонниц Атарты,  — пошло осклабился Алит.  — Они узлом изогнутся и даже не вспотеют.
        — Я бы не отказался заставить кого-нибудь попотеть,  — с видом знатока ответил часовой.
        — С меня уже хватит, а ты сходи, отдохни на празднике,  — предложил Алит и повернулся к лагерю.  — Я выпил отвар из лунного листа, так что сна ни в одном глазу. Постою вместо тебя. А то вдруг на нас нападут бобры или еще кто-нибудь.
        — Даже не знаю.  — Часовой переводил взгляд с манящих огней на палатку грозного капитана и обратно.
        — Ну ладно, если хочешь, стой и дальше в темноте.  — Алит сделал шаг в сторону света костров.
        — Погоди!  — шепотом прошипел часовой.
        Алит улыбнулся про себя и снова повернулся к нему.
        — Я никому не скажу, если ты не расскажешь,  — подмигнул князь.
        Он наслаждался, глядя на сморщенное в сомнении лицо стража. Его нерешительность вызывала у Алита ощущение власти. Он сам не знал, зачем играет с эльфом, когда легко мог подобраться и убить его незамеченным. Но вид друкая, который пляшет под дудку анарца, приносил князю немалое удовлетворение.
        — Не думаю, что командир разрешит им остаться надолго,  — добавил Алит.
        Про себя он представил, будто подсекает рыбу. Так просто. Слишком просто.
        — Я тоже слышал,  — закивал часовой.  — Командир говорит, что они плохо влияют на дисциплину или что-то в таком духе.
        — Да, это немного отвлекает,  — подтвердил Алит.
        Быстрый, как змея, князь проскользнул за спину солдата и ухватил его за шею. Тот успел издать несколько придушенных вздохов и обмяк в руках Алита.
        — Ужасно отвлекает,  — прошептал Алит, взвалил находящегося без сознания эльфа на плечи и потащил в лес.

        Тармелион пришел в себя и ощутил бушующую боль в голове и отбитую грудную клетку. Его мутило, поэтому он не рискнул открыть глаза сразу же. Когда он немного оправился, на смену растерянности пришел страх. Он ничего не чувствовал, за исключением пульсирующей рези в запястьях и лодыжках и острой боли в груди. Он замерз. На лице засохло что-то липкое.
        Тapмелион открыл глаза и обнаружил, что смотрит с высоты на усыпанную листьями землю. Он не сразу понял, что висит на дереве, на нем нет одежды, а из пореза на груди капает кровь.
        — Как думаешь, скоро ты истечешь кровью до смерти?  — спросил сверху голос.
        Вес на суку переместился, и Тармелиона начало раскачивать. Он вытянул шею, чтобы разглядеть мучителя, но не смог запрокинуть голову. Ему мельком удалось заметить укутанную тенями фигуру на суку, но та сразу же отодвинулась за пределы зрения.
        — Кто ты?  — умоляюще спросил Тармелион.
        Боль в груди нарастала — сердце колотилось сильнее, из раны толчками выплескивалась кровь.
        — Зачем вы здесь?  — спросил голос.  — Что вам надо в Авелорне? Сколько отрядов идет за вами?
        — Я не знаю,  — прорыдал обезумевший от испуга Тармелион. Он не знал, как очутился на дереве. Последнее, что он помнил — разговор с одним из часовых на окраине лагеря.  — Кто ты?
        Он снова и снова со слезами повторял вопрос; по лицу растекалась кровь из пореза над сердцем. Лес молчал. Тишину нарушал лишь нежный плеск капель крови, падающих на листья далеко внизу.
        Скрипнула ветка. Перед Тармелионом появилось ужасающее видение — перевернутое вниз головой испачканное кровью лицо.
        Лицо улыбалось. Тармелион вскрикнул и попытался отшатнуться, но в результате лишь дернул веревку и закачался из стороны в сторону. Лицо следовало за ним, так близко, что он чувствовал запах крови изо рта. Улыбка пропала, и неизвестное создание оскалило окровавленные зубы.
        — Ты расскажешь мне все, что знаешь,  — прорычал незнакомец.

        Когда Алит узнал все, что хотел, он ударил друкая по голове и подождал, пока тот потеряет сознание. Затем обрезал веревку, отнес его обратно к лагерю и оставил в кустах около тропинки. Об Авелорне ходило много странных историй и темных мифов. Алит хотел, чтобы часового нашли живым, и он рассказал товарищам об ужасной встрече с кровожадным обитателем леса. Пусть в сердцах друкаев поселятся сомнение и страх перед заколдованным местом.
        Алит с радостью скинул друкайскую одежду, поскольку она пахла огнем и смертью. Он избавился от нее не только ради удовольствия, но и затем, чтобы запах друкаев не сбивал с толку волков. Если он подойдет к стае в таком виде, волки набросятся на него, как только учуют, и поймут ошибку слишком поздно. Лучше ходить в том виде, каким его создала природа, решил Алит. Но лук, стрелы и меч князь оставил при себе.
        Рассвет застал Алита на бегу. Хор воющих голосов указал направление, в котором переместилась стая. Они уже вышли на охоту и ловко скользили по сумрачному утреннему лесу в поисках добычи. Алита тоже охватила жажда погони, он наложил на лук стрелу и принялся высматривать следы. Вскоре он вышел на заячью тропку. При мысли о добыче внутри поднялось возбуждение, и Алит подавил его усилием воли. Лук в руке дрожал; князю хотелось отбросить его и охотиться при помощи ножа и зубов.
        Что разбудила в нем кровь убитого им оленя Курноуса?

        Алит догнал стаю только на закате — волки устроили логово в редкой роще рядом с широким озером. Серебрянка встретила его первая — в ответ на лай и вылизывания Алит потрепал ее мех и почесал грудь. Их прервал Шрам.
        — Пошли, двуногий,  — сказал волк и отвернулся, не дожидаясь ответа.
        Алит погладил на прощание Серебрянку и отправился следом за Шрамом к кромке воды. Озеро было довольно большим, в один полет стрелы в ширину и раза в два длиннее. Оно тянулось с севера на юг. Вода оказалась удивительно чистой; в ней как в зеркале отражалось в обрамлении деревьев охваченное закатным пожаром небо. Шрам повернул на север и пошел вдоль поросшего травой берега, который полого спускался к воде.
        В сумерках Алит разглядел сидящего на северном берегу Черногривого. Вожак внимательно уставился на середину озера. Алит проследил за его взглядом, но ничего не заметил. Даже ветер стих, ничто не нарушало спокойствия воды.
        — Вода прячет длинный клык,  — сказал Шрам, когда они подошли к Черногривому.  — Двуногий возьмет длинный клык, будет охотиться на других двуногих.
        Шрам сел справа от вожака стаи, и Алит присел на корточки с другого бока. При их приближении Черногривый не пошевелился, но затем повернул голову и посмотрел на Алита.
        — Долгое время, много жизней, с тех пор как в лес пришли двуногие,  — тихо, с уважением произнес Черногривый.  — Длинный клык в озере старше двуногих. Длинный клык стар как лес.
        Вожак вернулся к созерцанию воды; его неподвижная поза отражала полнейший покой, что окружал озеро. Алит скрестил под собой ноги и ждал. Тишина его не смущала. В голове проносились обрывки мыслей, перемешанные с чувствами. На глади воды ему начали мерещиться какие-то картины.
        Он всегда хотел мира и покоя. Поскольку у него не было братьев и сестер, Алит часто находил местечко, где мог укрыться от других эльфов и прислушаться к своим мыслям. Он вспомнил банкеты в большом зале и на лужайках. Долгие дни, проведенные в библиотеке, где он должен был внимать наукам, но голоса преподавателей сливались в монотонный шум, пока юный князь думал о горах. Ему нравилась компания друзей, но он встречался с ними, только когда сам того желал. Если ему хотелось общения, он находил общение, а когда его манило одиночество, он шел в дикие места.
        Алит позволил себе войти в состояние, близкое к медитации. Его чувства обострились. Он слышал игривые визги и лай стаи на другом берегу, чириканье птиц на деревьях. Черногривый дышал медленно и ровно, в то время как Шрам пыхтел от возбуждения. Вечерний воздух приятно холодил кожу. Он ощутил вес колчана на спине и вспомнил, что все еще носит отобранный у друкая лук. Темное оружие выглядело здесь чуждым, поэтому Алит встал и пошел к деревьям на опушке. Там он снял меч, лук и нож, сложил их под деревом и запомнил место, чтобы вернуться за ними позже. Совершенно голый, князь вернулся и сел рядом с Черногривым.
        Он легко окунулся в прежнее медитативное состояние. Теперь, когда смятение покинуло его, Алит почувствовал нечто другое. Магию. Со времен Аэнариона и Каледора ветра магии затягивал портал Ултуана. В детстве и юности Алит никогда не замечал пролетающих по родным горам потоков, хотя и знал о них. Он чувствовал, как они сворачиваются и обтекают его, когда благодарил Курноуса, и ему нравилась их бурлящая энергия, когда он взывал к магии, чтобы укрыться от посторонних глаз или направить стрелу в цель.
        Здесь, в Авелорне, магия отличалась от ветров его родины. Она принадлежала к более древнему порядку. Она жила в корнях деревьев, покоилась в земле и пронизывала воды озера. Когда Алит сосредоточился на этом открытии, он заметил, что озеро содержит особо сильную энергию. Она напоминала серебристо-серый дождь, прозрачную росу осеннего утра и запах весеннего цветка. В озере пряталась жизнь, древняя и вечная. Вот что представляла собой магия Вечной королевы, источник ее власти. Вот что хотела уничтожить Морати. Друкаи никогда не смогли бы подчинить себе подобную силу, вот почему они стремились лишить своих врагов возможности пользоваться ею. В этом заключалась цель их жизни — уничтожить то, что нельзя отобрать, осквернить то, что способно к созиданию.
        Резкий перепад в магии озера пробудил Алита ото сна наяву. Он медленно открыл глаза, чувствуя себя отдохнувшим. Сумерки кончились, на чистом звездном небе всходила полная луна. Алит повернулся к Черногривому и с удивлением увидел, что вожак и Шрам покинули его. Он сидел на берегу озера один.
        Не успел он задуматься, зачем волки привели его сюда, как заметил переливы на середине озера. Сперва он решил, что там отражается луна, и встал. Но нет, источником переливающегося света была не луна — как ни странно, она вообще не отражалась в воде. Свет шел со дна озера, из глубины.
        Алита охватила неуверенность, и он огляделся. Ночью деревья выглядели по-другому, да и озеро казалось страшным. Оно превратилось в сплошное черное пятно, даже звезды не отражались на его поверхности. Поляну освещало лишь сияние со дна озера; оно заполняло берег, стволы и ветви деревьев серебристыми бликами.
        Князь смирил испуг доводами разума и подавил животные инстинкты, что пробудились в нем за время жизни с волками. Поляна навевала не страх, что-то другое искало отклика в сердце Алита. Чье-то глубокое горе, долгая скорбь. Он чувствовал, что очень давно здесь случилась великая трагедия. Он не мог бы назвать это чувство воспоминанием или дать ему определение, но что-то в блеклом пейзаже вокруг говорило о пустоте и потере надежды, которые мог понять лишь он. Что-то одинокое, как он сам, взывало к нему из глубины озера.
        Алит вошел в теплую воду. Ему казалось, будто он входит в скользкую, упругую ртуть. Князь поплыл к странному свету медленными, размеренными гребками. Ни единая волна не нарушила гладь озера, ни единый всплеск не осквернил тишину. Алит поплыл быстрее. Озеро оставалось спокойным, как в тот момент, когда он впервые его увидел.
        Он не чувствовал движения и течения времени и не знал, как долго плывет к свету. Тот не разгорался и не гас, но заливал все вокруг равномерным сиянием. Будь озеро обычным водоемом, Алит сумел бы переплыть его дюжину раз без малейших усилий, но сейчас он уже начинал задыхаться, руки дрожали от усталости. Князю казалось, что он плывет вечность, но он упорствовал и не обращал внимания на горящую боль в мышцах и давление в груди. Свет окружал его и манил к себе.
        Когда Алит понял, что находится над источником света — он не знал, откуда пришла уверенность,  — то остановился и какое-то время держался на плаву. Затем глянул вниз, но увидел лишь заливающее все вокруг серебристо-белое сияние.
        Алит сделал вдох полной грудью и нырнул к затонувшему лунному свету.
        Он погружался все глубже, легкие начало жечь огнем. Но и тогда он продолжил плыть вниз; весь мир превратился в серебряный пузырь. У него мелькала мысль остановиться и вернуться на поверхность, пугала возможность утонуть. Но в то же время Алита тянуло к забвению, что обещал свет. И тут он различил голос.
        Женский голос. Алит узнал его, будто слышал когда-то давно, но не смог понять, исходит он из воды или звучит в его голове. Тембр его навевал ощущение безопасности и уюта, и пока Алит плыл, голос начал рассказ.
        Слова всплывали в голове будто прямо из памяти, но Алит не думал, что слышал это раньше.
        Во времена, когда еще не было эльфов, боги жили в гармонии с миром и небесами. Они играли, строили заговоры и сражались между собой. И любили. Самыми известными влюбленными стали Курноус Охотник и Лилеат, богиня луны. Целую вечность Курноус ухаживал за Лилеат, но они не могли встретиться, потому что Курноус обитал в бескрайних лесах на земле, а Лунная богиня жила на небесах. Чтобы показать Курноусу, что его чувства не остались безответными, Лилеат попросила Ваула Кузнеца сделать подарок для бога-охотника. Она вложила в подарок свою любовь и душу и попросила Ваула передать его Курноусу в качестве знака ее внимания. Кхаин Воин, который завидовал любви Курноуса и Лилеат, перехватил Ваула, когда тот возвращался с луны. Он потребовал, чтобы Ваул отдал ему подарок, но Кузнец воспротивился, сказав, что подарок предназначен не Кхаину. Тогда Кхаин разозлился и принялся угрожать пытками хромому Кузнецу, если тот не отдаст ему подарок. Ваул снова отказался и передал подарок Ише, чтобы та спрятала его от Кхаина. Иша, Мать Мира, заявила, что никто, кроме Курноуса, не сможет найти знак любви Лилеат. Со слезами
она бросила подарок вниз, на землю. Ваул претерпел великие мучения от рук Кхаина, но бог-кузнец не знал, где спрятан подарок. Когда Кхаин отпустил его, Ваул рассказал обо всем Курноусу. Не было такой вещи, какую не смог бы найти бог-охотник, но подарок Лилеат ускользал от него. Каждый месяц она сверху заглядывала в мир и смотрела на свой подарок, чтобы Курноус смог проследить за ее взглядом. Охотник так и не нашел его, а затем пришли эльфы, и боги вынуждены были переселиться на небеса. Вот почему Курноус и Лилеат обречены вечно жить порознь, а дети Курноуса каждое полнолуние воем выражают любовь к Лилеат.
        Алит почувствовал что-то в руке, твердое, но в то же время гибкое. Он крепче сжал кулак и погреб к поверхности воды. Сияние вокруг постепенно затихало. Усталость и недостаток воздуха играли с сознанием шутки, то вызывая обрывки воспоминаний, то оглушая какофонией звуков. Сердце колотилось, все тело кричало от пронизывающей боли. С зажатой в руке находкой Алит рвался наверх. Силы покидали его, сквозь сжатые зубы вырывались последние пузырьки воздуха.
        С мощным вдохом, в фонтане брызг Алит вынырнул на поверхность. Звездное небо кружилось, луна плыла перед глазами. Тело онемело, и только в правой руке отдавалась боль от сжатых намертво пальцев. Алит жадно глотал воздух. Боль и головокружение в конце концов отступили, и князь снова почувствовал прикосновение воды к коже. Только тогда он посмотрел на свою добычу.
        Он никогда в жизни не видел столь красивого лука — выкованного из серебристого металла, в котором сиял лунный свет, с украшенными полумесяцами концами. В воде лук оставался сухим, а его тонкая, тоньше волоса, тетива казалась невидимой. Он весил как воздух и прекрасно подходил для руки Алита. Теплый на ощупь металл излучал ауру покоя и любви.
        С берега озера доносился шум. Алит поднял голову и увидел, что луна почти скрылась за верхушками деревьев. В сумраке он различил высыпавшую на берег волчью стаю. В темноте за ним наблюдало несколько дюжин пар светящихся глаз. Алит поцеловал лук и триумфально поднял его над головой, удерживаясь на плаву одной рукой.
        Волки вокруг озера завыли — так дети Курноуса выражали свою любовь к Лилеат.

        ГЛАВА 20
        Укрощение волка

        Алит, задыхаясь, бежал по лесу. Когда он оглядывался, то видел гонящихся за ним рыцарей; те подныривали под ветки и с трудом направляли неповоротливых коней в тяжелых попонах между деревьями. Погоня насчитывала около дюжины солдат. Они гнались за Алитом, после того как тот подстрелил их капитана на южных окраинах лагеря. Топот копыт эхом отражался от крутых склонов заросшей лесом лощины, по которой Алит вел их к ожидающей в засаде стае.
        Князь сделал рывок, свернул влево и скрылся с глаз рыцарей. Он вскочил на камень и оттуда с ловкостью белки перепрыгнул на ветку дерева, легко пробежал по ветке и присел на корточках у ствола, высматривая сквозь листву приближающихся рыцарей.
        Первый всадник, проезжая мимо укрытия Алита, подал сигнал замедлить бег. По телу князя пробежала дрожь страха; колонна перешла на шаг и проехала под ним, внимательно осматривая деревья в поисках добычи.
        — Стоять!  — крикнул рыцарь и поднял руку.  — Он перестал бежать.
        Алит затаил дыхание, сердце отчаянно заколотилось. Он глянул на землю внизу, но и так знал, что не оставил никаких следов. Он понимал, что его нелегко заметить в лесу. Князь натер бледную кожу грязью и кровью и, оставаясь неподвижным, полностью сливался со стволом дерева.
        Алит осторожно передвинулся, внимательно наблюдая за первым рыцарем, чтобы понять, каким образом тот почуял его присутствие. Как и прочие всадники, этот рыцарь носил тяжелый серебристый доспех, а темно-серого жеребца защищал чепрак из легкой кольчужной брони и черный наголовник с руной Анлека. Лицо рыцаря пряталось под высоким боевым шлемом с плюмажем из черных перьев. Перья качались из стороны в сторону, пока всадник поворачивал голову и осматривал лес. Но его шлем отличался от шлемов его товарищей — золотой обруч удерживал на нем маску, которую Алит не мог разглядеть, пока рыцарь не повернулся и не посмотрел на него. Алит задохнулся от ужаса.
        Золотая маска изображала оскалившееся лицо с тонкими чертами, резкими скулами и изумрудными глазницами. Однако Алита поразило вовсе не яростное выражение боевой личины. Над глазницами к маске крепилась пара настоящих глаз; блестящие глазные яблоки пронизывала тонкая золотая сеть, которая соединяла их с металлом шлема. Глаза двигались и жили собственной жизнью. По щекам маски стекали тонкие струйки крови, а глаза продолжали вращаться в поисках беглеца. И вдруг они оба повернулись к Алиту, и всадник удивленно вздрогнул.
        На миг пронизывающий взгляд магических глаз приковал Алита к месту. Князя охватил ужас, вовсе не потому, что — а потому, как его обнаружили!
        — Вон там, на дереве!  — крикнул всадник и указал на него обнаженным мечом.
        Выкрик рыцаря вывел Алита из транса, и он одной рукой принялся карабкаться выше, на ходу доставая из-за спины лунный лук. Дар Лилеат пульсировал в руке в такт биению сердца. До князя долетали злобные выкрики. Он наложил стрелу, затем натянул немыслимо тонкую тетиву, причем ему потребовалось не больше усилий, чем если бы он просто вел рукой по воздуху. Алит нашел глазами рыцаря с чудовищной маской, и лук принялся нашептывать. Юноша не мог разобрать слов, да и вряд ли сумел бы их осмыслить. Но тон голоса успокаивал, помогал расслабить руки и унять дрожь.
        Алит выпустил стрелу. Она слетела с лунного лука всполохом белого света, пробила насквозь грудную пластину доспеха и воткнулась в усыпанную листьями землю за его спиной. Рыцарь с дырой в груди завалился на бок и безжизненно рухнул в грязь. Алит не переставал изумляться мощи лунного лука с того момента, как впервые опробовал его: он без труда пробивал ствол дерева, и в то же время почти ничего не весил. Алит мог удержать его на кончике пальца.
        Князь подстрелил еще одного рыцаря. Стрела вошла в плечо под углом и раздробила позвоночник коня. Животное рухнуло на землю вместе с всадником. Рыцари никак не могли ответить на его выстрелы, поэтому им пришлось развернуться и бежать, но последняя стрела Алита догнала еще одного друкая на выезде из лощины.
        С лунным луком в руке Алит спрыгнул на землю. Когда он сделал шаг к телу в золоченой маске, его накрыла волна отвращения, но Алит перевернул труп за ногу и уставился на жуткое устройство из плоти и золотой нити. Он наклонился, чтобы лучше разглядеть его, и увидел, что удерживающая глаза проволока насквозь пронизывает шлем и углубляется в само лицо рыцаря. Тот был мертв, но глаза продолжали следить за Алитом и двигались, когда он менял положение.
        Хотя князя переполняло чувство брезгливости, он заставил себя вглядеться. Что-то во взгляде без век показалось знакомым. И тут он вспомнил: он смотрел в глаза часового, которого допрашивал около лагеря друкаев. Один из нагаритских колдунов наложил на его глаза заклятие, которое видело Алита, где бы он ни спрятался.
        Алит вытащил меч и рассек золотую сеть. Глаза упали на землю и покатились по опавшей листве, не сводя с Алита обвиняющего взгляда. С подступающей к горлу тошнотой князь взмахнул мечом и разрубил их на множество кусочков. Когда Алит выпрямился, он на миг задумался, жив ли еще незадачливый часовой. Друкаи вполне могли ослепить его в наказание за ошибку и лишить милосердия смерти.
        Алит убрал лунный лук и меч, вынул из тел драгоценные стрелы и направился вниз по лощине туда, где в засаде ожидала стая. Придется им сказать, что сегодняшняя охота не удалась.

        Уже дюжину дней после находки лунного лука Алит и волки охотились на друкаев, но возможность напасть на ненавистных врагов предоставлялась редко. Друкаи неустанно наступали, и стае приходилось отходить под их натиском. Волки попытались взять севернее, а затем вернуться кружным путем. Через день они столкнулись с другим друкайским войском; оно шло на юг, к эллирионской границе.
        Черные отряды маршировали на восток и, сами того не зная, гнали перед собой Алита и стаю к Айен Ишайну, святилищу богини Иши и дому Вечной королевы.
        Алит не считал дни и судил о времени по фазам луны, но сейчас он снова начал волноваться. Как близко они подошли к пристанищу Вечной королевы и как быстро передвигаются друкаи? Знает ли духовная правительница Авелорна о грозящей ей опасности?
        Последний вопрос Алит отбросил, как только тот пришел ему в голову. Друкаи находились на землях Вечной королевы, с которыми она была связана гораздо теснее, чем князь со своей родиной. Она должна чувствовать смерть деревьев и зверей, как Алит чувствовал порезы и царапины на коже. Нет, Вечная королева не нуждается в предостережениях о надвигающейся на Авелорн опасности.
        Алит ничего не мог сделать, чтобы остановить наступление друкаев. Он не мог придумать план действий. Когда Черногривый увидел силы врага, он захотел бежать еще дальше на восток, скрыться в чащах Авелорна и уйти в Гаенскую лощину. Старый волк считал, что там его стая будет в безопасности, хотя так и не сказал Алиту почему.

        В следующие дни Алит заметил, что лес изменился. Деревья стали выше и старше тех, что он видел во внешних лесах. Путь часто преграждали завалы из веток и сухостоя, и не раз Алиту приходилось ползти за волками через проделанные природой туннели в терновнике. Стены шипов заставляли сворачивать то на север, то на юг, и князь начал убеждаться, что сам лес старается удержать их от похода на восток.
        Через шестнадцать дней после находки лунного лука стая Черногривого вышла к границам Гаенской лощины. Никто из эльфов, за исключением сводного брата и сестры Малекита — и самой Вечной королевы,  — не заходил в Гаенскую лощину, хотя о загадочном месте ходило множество легенд. Некоторые утверждали, что там расположено духовное сердце не только Авелорна, но и всего Ултуана — ведь именно там Иша пролила последние слезы перед тем, как навсегда отправиться на небеса. В других мифах говорилось, что в Гаенской лощине родилась первая Вечная королева, смертное воплощение богини.
        И никто не спорил с тем, что в Гаенской лощине обитали странные духи. Лес в темных глубинах обладал собственным разумом. Пропитанные жизненной энергией Иши деревья могли ходить и разговаривать. Легенды гласили, что эти духи защитили Морелиона и Иврейну, первенцев Аэнариона, от нападения демонов. Сама Вечная королева советовалась с бессмертными стражами леса, и Алит не сомневался, что друкаи им не понравятся.
        Князя не заботили легенды об Ише, но он понимал, что стае необходимо надежное убежище. Гаенскую лощину соединяла с Ултуаном узкая полоска земли, и ее будет легко защитить от нападения друкаев. Поэтому Алит последовал за Черногривым. Стая бежала к безопасным землям, на пятки им наступало друкайское войско.

        Стая вышла к северному концу перешейка на тридцатую ночь пребывания Алита в Авелорне. Небо затянули густые облака, лес купался в белом свете стареющей Сариоур и в болезненно-зеленых отсветах луны Хаоса. Волков охватило плохое предчувствие, и Алит полностью разделял его. В воздухе висел странный привкус. Вопреки доводам разума князь опасался, что друкаям удалось заразить Авелорн темной магией. Волки старались держаться вместе, терлись друг о дружку в поисках ободрения, тишину нарушали их поскуливание и всхлипы. Черногривый уверенно прохаживался среди своих подопечных. Его отрывистый лай немного утешал перепуганную стаю.
        Алита не покидало чувство, что за ним кто-то наблюдает. Он внимательно осмотрел деревья, но никого не заметил. Затем его внимание привлекло движение в лесу, и волки заскулили громче. Теперь Алит что-то чувствовал. Ветер нес с собой странный запах осенней гнили и заплесневевших листьев. Краем глаза князь заметил, что тени зашевелились, но когда он обернулся, то увидел лишь кусты и деревья. Воздух наполнил жутковатый скрип и шорох листьев. Под ногами раздавался постоянный шелест, который доносился со всех сторон одновременно. Хотя Алит ничего не видел, он не сомневался, что лес двигается.
        Деревья становились ближе.

        Стая собралась вокруг Черногривого. Алит встал рядом с вожаком. Эльфа и волков окружила сплошная стена деревьев, их ветки сходились высоко над головами и полностью закрывали тусклое небо. Вокруг деревьев тернистой изгородью выросли густые кусты.
        Алит вытащил лунный лук и наложил стрелу, нервно оглядываясь по сторонам. Даже яростное достоинство Черногривого испарилось, и вожак сгорбился рядом с князем с поджатыми в страхе ушами.
        Справа от Алита что-то шевельнулось, и он повернулся со вскинутым наготове луком.
        — Вам не рады,  — прошлогодней листвой прошелестел голос на ветру.
        Одно из деревьев, огромный узловатый дуб с тяжелой кроной, стояло чуть ближе остальных. Дерево содрогнулось, и желуди с громким стуком посыпались на землю.
        — Оставьте нас.
        — Пришли черные двуногие.  — Черногривый выпрямился и сделал шаг к энту.  — Убивают. Жгут. Мы бежим.
        Энт развернулся к Черногривому, хотя движение могло оказаться всего лишь игрой призрачного света луны.
        — Волки могут пройти,  — произнес голос.  — Двуногий нет.
        — Почему вы отказываете в убежище союзнику?  — спросил на эльфийском языке Алит.  — Я буду сражаться, чтобы защитить эти земли от друкаев.
        — Подойди,  — сказал энт и призывно наклонил ветку.
        Князь с осторожностью приблизился, не опуская лунного лука. Он остановился в нескольких шагах от энта и разглядел неровное лицо на коре, намного выше головы эльфа. Короткие сучья служили глазами, а трещина в коре выглядела грубой пародией рта, хотя она не шевелилась, когда энт говорил.
        — И что за эльф бегает с волками?  — спросил энт.
        — Я Алит, последний из дома Анар.  — Князь гордо выпрямился. Энт промолчал, и Алит продолжил: — Я сын волка и луны.
        Деревья задрожали, их ветки стучали друг о друга, листья колыхались. Алит не знал, является этот жест признаком веселья или злости, но сохранял спокойную позу.
        — Я прошу разрешения войти в Гаенскую лощину, чтобы найти здесь убежище от тех, кто охотится за мной и при первой возможности убьет.  — Алит снял стрелу с тетивы, убрал ее и лук в колчан.  — Или сделает что похуже,  — добавил он.
        Одна из веток опустилась и легко, как перышко, коснулась листьями-пальцами его лба. Через миг она со скрипом вернулась на место.
        — Нет,  — ответил энт глубоким рокочущим голосом.  — Для тебя нет места в Гаенской лощине. Ты несешь с собой тьму. В тебе кроется смерть. Здесь есть место только для жизни. Ты должен уйти.
        — Тьма идет за мной, но ее породили другие.  — Алит решил, что речь идет о преследователях-друкаях.  — Я помогу вам сражаться!
        — Тьму притягивает к тебе, а тебя влечет к ней.  — Энт медленно выпрямился.  — Ты не можешь войти в Гаенскую лощину.
        Алит ощущал на себе внимание волков, и особенно — пристальный взгляд Черногривого. Они не могли осознать смысл слов, но прищуренные глаза Алита и напряженная поза говорили им достаточно.
        — Мы идем?  — спросил Черногривый.  — Прячемся?
        — Да,  — ответил Алит.  — Вы прячетесь.
        — Двуногий идет.
        — Нет.  — Алит отвернулся от деревьев и обвел взглядом волков.  — Двуногий не идет. Двуногий будет охотиться. Волки спрячутся.
        — Нет!  — прорычал Шрам, отделяясь от стаи.  — Двуногий охотится, волки охотятся.
        — Волки охотятся,  — подтвердил Черногривый.
        — Волчатам грозит опасность,  — возразил Алит.  — Волчата не охотятся. Скоро придут черные двуногие. Волки спрячутся.
        — Волчата спрячутся, волки охотятся,  — сказал Черногривый.  — Стая охотится с двуногим.
        Алит хотел спорить, но ему не хватало слов, чтобы рассказать все, что он понял. Друкаи придут сюда, и их будет все больше. Волкам надо бежать, скрыться в неприступном убежище Гаенской лощины. Но Алит никак не мог убедить их в грозящей опасности. Ему придется расстаться со стаей.
        — Двуногий не бежит,  — присоединилась к Шраму Серебрянка. Казалось, что хитрая самка читает мысли Алита.  — Двуногий останется со стаей. Стая защитит.
        — Черные двуногие убьют стаю!  — крикнул Алит. Серебрянка шарахнулась от крика, будто ее ударили. Князя кольнуло чувство вины, но он продолжал, потому что волки должны были понять грозящую им опасность.  — Много, много черных двуногих. Убьют много, много волков. Волкам надо бежать!
        Под хор воя и визга Алит повернулся спиной к волкам. Он не обращал на шум внимания и направился на запад, прочь от Гаенской лощины. Но не успел он сделать несколько шагов, как за спиной раздался топот лап. Алит оглянулся и увидел, что Шрам, Серебрянка, Черногривый и еще около двух дюжин волков следуют за ним.
        — Нет!  — закричал Алит. Он нагнулся, подхватил горсть земли и с беззвучным криком швырнул в волков. Затем развернулся и ринулся к открывшемуся в тернистой баррикаде проему.
        — Не дайте им идти за мной!  — через комок в горле выкрикнул он.
        — Мы защитим их,  — ответил голос дерева.
        Шипы зашевелились, и через миг проем закрылся.
        Среди деревьев метался рык и вой. Они следовали за Алитом, пока тот со слезами на глазах пробирался по темному лесу.

        Алит проплакал остаток ночи, сидя на корнях огромного дерева. Он не понимал, почему боги так жестоки к нему. Они дразнили его обещанием мира и покоя, а затем отбирали то, к чему он стремился и чего желал: Ашниель; Миландит; семью; волчью стаю. В горе ему вспомнились слова Эльтириора: «Одиночеству могут предаваться лишь те, у кого есть на это время. Некоторые заполняют пустоту бессмысленной болтовней с окружающими. Другие выбирают служение высокой цели, и оно утешает их больше, чем компания смертных».
        Когда Алит попал в Авелорн, он решил, что нашел цель в жизни, но все обернулось по-другому. Может, ему не стоило убивать оленя? Он так не думал. Разве Курноус не желал, чтобы он присоединился к стае? Скорее всего, да. И если так, то что это принесло Алиту, кроме горя?
        Алит услышал нежный шепот, инстинктивно потянулся к колчану на спине и вытащил лунный лук. Провел пальцем по серебристому металлу, наслаждаясь его теплом. Прижал к щеке, и по луку покатились его слезы. Прикосновение оружия успокаивало князя.
        Вот зачем судьба привела его в Авелорн.
        Алит прижал лук к груди, встал и сделал глубокий вдох. Он сам должен найти свою цель. Пусть остальные ругают судьбу, богов или удачу. У Алита не осталось сил кого-то винить, у него есть лишь ненависть к тем, кто принес Ултуану столько бед.
        Его судьбу решали не Курноус, не отец и дед и даже не Бел Шанаар. Все, что случилось с Алитом, происходило по вине друкаев — и никого больше.
        Он был листком на поверхности воды, который несет куда угодно течению. Его вынуждали сражаться. Вынуждали бежать. Вынуждали прятаться. Теперь все поменяется. Олень бежит, и за ним охотятся. Волк сам выбирает свою добычу. Пришло время действовать, а не метаться. Слишком долго друкаи заставляли его плясать под свою дудку. В груди разгорелась пробужденная Курноусом первобытная страсть к охоте.
        Он бросил взгляд на север, где друкаи разбивали свои лагеря и оскверняли лес. С лунным луком ему удастся убить многих. Они начнут погоню, а он будет ускользать от врагов, как делали когда-то Тени. Но этого мало. Даже с лунным луком он не сможет убить столько, чтобы друкаи остановились и война повернула вспять. Одинокий волк не угроза целой армии.
        С лунным луком в руках Алит повернул на юго-запад, к Эллириону. Он не сможет охотиться один, но он знал, где найти свою стаю.

        ГЛАВА 21
        Исполненная клятва

        Подгоняемый азартом охоты, Алит много дней бежал через Эллирион, на юг. Совершенно голый, за исключением пояса и колчана, он обходил стороной эллирионские табуны и путешествовал и днем, и ночью. Он даже не останавливался для охоты, только изредка делал передышки, чтобы утолить жажду,  — настолько его захватило видение новой войны против друкаев. Его солдаты будут охотиться стаей, как Тени в старые времена.
        Под покровом ночи Алит взобрался на вершину холма и осмотрел южный горизонт. На востоке блестели на водах Внутреннего моря огни Тор Элира. Князь замешкался — при виде города, где жила Атиель, он ощутил укол вины и сожаления. Но через миг все прошло. На юге тускло горели прикрытые кожухами фонари нагаритского лагеря.
        Вблизи лагеря Алита остановил окрик часового с требованием назвать себя. Только когда князь увидел выражение изумления на лице стража, он осознал, насколько странно выглядит. Он назвался, и наггарот долго его разглядывал, разрываясь между радостью и изумлением.
        — Передай Хиллраллиону и Тариону, что я хочу видеть их немедленно,  — приказал Алит и без стеснения направился в лагерь.
        — Князь, где вы были?  — спросил солдат. Он шел немного позади правителя.  — Мы боялись, что вы погибли или попали в плен.
        — Такого никогда не случится,  — с мрачной улыбкой ответил Алит.  — Друкаи ни за что не сумеют поймать меня.
        Алит отослал часового вперед, чтобы тот оповестил капитанов, и направился к грубой землянке, что служила штаб-квартирой. Из домиков и палаток выходили наггароты и во все глаза рассматривали вернувшегося князя. Алит не обращал внимания на вопросительные взгляды, хотя он заметил, что многих смущала отнюдь не его нагота. Половина солдат не отрывали глаз от лунного лука.
        Когда Алит подошел к сторожке, его настиг окрик бегущего через лагерь Тариона.
        — Князь Алит!  — В его голосе звучала равная смесь облегчения и удивления.  — Я не сразу поверил в ваше возвращение!
        Командир засыпал его вопросами о том, где он побывал и что с ним произошло, но Алит не стал на них отвечать. Пережитое в Авелорне касалось лишь его одного, этим он не собирался ни с кем делиться. Все, что требовалось знать его людям,  — их князь вернулся, и у него появилась новая цель.
        Хиллраллион привел с собой нежданного гостя, Каратриля. Присутствие Каратриля удивило Алита не меньше, чем вид самого Алита изумил герольда. Они прохладно поздоровались, не зная, как обращаться друг к другу.
        — Что привело герольда Короля-Феникса в мой лагерь?  — спросил Алит, когда все вошли в главную комнату домика.
        Он осторожно положил лунный лук на длинный стол, затем снял ремень с колчаном и пристроил их сбоку. С внимательным, полным достоинства видом Алит уселся во главе стола и жестом пригласил присаживаться остальных.
        — Каратриля позвал я,  — ответил Тарион и обменялся встревоженным взглядом с Хиллраллионом.  — Когда вы пропали, мы не знали, что делать. Поэтому обратились к королю Каледору с вопросом, как мы можем помочь его армии. Мы обсуждали совместные действия с войском короля во время следующей кампании.
        — Этого не потребуется,  — ответил Алит. Он повернулся к Каратрилю.  — Тем не менее твое путешествие прошло не зря. Возвращайся к своему господину и сообщи ему, что огромные силы друкаев вторглись в Авелорн. Сейчас они должны подходить к границе Гаенской лощины.
        В ответ на его слова Каратриль нахмурился.
        — И откуда тебе это известно?  — спросил герольд.
        — Я побывал в Авелорне и видел друкаев своими глазами. Боюсь, что Крейс захвачен полностью, и восточным княжествам следует готовиться к новому нападению Морати.
        Алиту чудилось, будто он видит, как в головах эльфов загораются вопросы, но вслух они ничего не сказали.
        — Плохие новости,  — произнес Каратриль.  — Я передам их королю Каледору. Тем не менее причина моего нахождения здесь не изменилась. Я бы хотел обсудить то, как вы можете помочь Королю-Фениксу в войне против друкаев.
        — Оставьте нас с герольдом Короля-Феникса наедине,  — невыразительным тоном попросил Алит.
        — Может, вам… э-э-э… принести одежду, князь?  — предложил Тарион.
        — Да, было бы неплохо,  — рассеянно согласился Алит, не отрывая взгляда от Каратриля. Когда лейтенанты вышли из комнаты, князь наконец дал волю гневу.  — Я не собака, которую можно призвать к ноге! Я сражаюсь за свои земли и наследие, но не за трон Феникса. Я буду вести войну с друкаями так, как посчитаю нужным, и не потерплю вмешательства и вопросов. Защищайте Ултуан и его жителей, но помните: Нагарит принадлежит мне.
        — Ты хочешь выступить против трона Феникса?  — поражении переспросил Каратриль.  — Ты утверждаешь, что Нагарит твой? В чем тогда разница между тобой и Морати? По какому праву ты так заявляешь?
        — Я наггарот. В моих жилах течет холод зимы. В моем сердце бьется наследие Аэнариона. Мой отец и дед отдали жизни за Нагарит, не ради славы и почестей, но из чувства долга и любви. Я не ищу способа захватить Нагарит для себя, но я хочу защитить его земли от амбиций других. Дед Короля-Феникса решил покинуть Анлек и основал княжество на юге. Тем самым он отрекся от права претендовать на власть над Нагаритом.
        — Ты никому не обязан верностью,  — грустно склонил голову Каратриль.  — Ты станешь королем, но будешь править голыми пустошами, где нет подданных. Ты превратишься в Короля Теней.
        Выбранный Каратрилем титул заставил Алита улыбнуться и напомнил ему о сказанных давным-давно словах Эльтириора: «Она послала меня в горы искать дитя луны и волка, наследника Курноуса. Того, кто станет Королем Теней — и будет держать в руках грядущее Нагарита».
        С самой первой встречи вороний герольд настаивал, чтобы Алит сам выбирал свою судьбу и безропотно следовал ей. Теперь Алит видел заключенную в его словах истину. Он стал главным охотником, вожаком стаи.
        Друкаи — его добыча, и он никогда не устанет их преследовать.
        Все еще улыбаясь, Алит посмотрел на Каратриля. Герольд не разделял его веселья, и князь кивнул:
        — Да, ты весьма точно предсказал мое будущее.

        Алит кратко попрощался с Каратрилем, и тут вернулись капитаны с обувью, мантией и плащом. Они также принесли кувшин с водой и мыло, но Алит лишь отмахнулся.
        — Мы не сможем победить друкаев в открытой войне.  — Князь натянул мантию и застегнул на талии широкий пояс.  — По-крайней мере своими силами. Нас слишком мало.
        — Тогда следует сражаться вместе с эллирионцами или каледорцами,  — сказал Тарион.
        — Нет!  — прорычал Алит.  — Мы продолжим сражаться там же, где и раньше — где друкаи наиболее уязвимы: в Нагарите. Пройдут годы, прежде чем Каледор наберет достаточно сил, чтобы выступить на север, и что там обнаружат освободители? Непригодную к жизни пустыню, выжженную тьмой и битвами, и разрушенный до основания Анлек. Если Каледор войдет в Нагарит, он уничтожит все, чтобы выбить оттуда друкаев — все, ради чего мы готовы отдать жизнь. Мы будем вести другую войну, разъедать друкаев изнутри. Когда друкаи ослабеют, они начнут проигрывать сражения в других княжествах, и тогда мы сможем предъявить претензию на власть в Нагарите.
        — Вы хотите, чтобы мы все стали Тенями?  — догадался Тарион.
        — Хочу,  — подтвердил князь. У него возникло желание выглянуть наружу, но в комнате не было окон. Вместо этого он уставился на пылающий в очаге огонь.  — Эланардриса больше нет; нашим домом станут тайные закоулки и полумрак. Темные леса, болота и холмы укроют нас. Ни один друкай не сможет расхаживать по Нагариту, не оглядываясь через плечо. Ни одно войско не сможет маршировать по дороге, не опасаясь поворотов и укромных мест. Это проверка силы воли, и мы не позволим себе отступить. За каждую смерть в наших рядах сотни друкаев с воплями отправятся в Мирай. За каждую каплю крови мы прольем реки крови.
        — Обучение займет время,  — предупредил Хиллраллион. Он присел на одну из скамей.  — Многие солдаты служат в армии всю жизнь и привыкли к дисциплине и искусству открытой войны. Они не обладают навыками и опытом Теней.
        — Мы поделим войско между Тенями, это составит примерно по пятьдесят солдат на каждого,  — решил Алит.  — В Ателиан Торире они научатся жить в лесу и постигнут мудрость Курноуса. В горах они узнают секреты камней и снега.
        — А как же оружие?  — спросил Тарион.  — У нас едва наберется тысяча луков на три тысячи солдат. Такому количеству Теней потребуется целый лес стрел.
        — Я узнаю, чем нам смогут помочь эллирионцы. Но нашим воинам придется научиться самим изготавливать себе оружие либо забирать его у мертвых врагов. Только так мы сумеем сражаться в Нагарите. Святилища Курноуса часто служат охотникам в качестве складов припасов. Мы устроим по всему Нагариту хранилища и скроем их от глаз врагов заклинаниями. Помните, что мы станем Тенями, бездомными и неуловимыми. Войско должно научиться охотиться, незаметно передвигаться и не оставлять следов.
        — Вы слишком многого хотите,  — произнес Хиллраллион.
        — Мы не будем тащить за собой тех, кто не желает учиться,  — отрезал Алит. Он вызывающе уставился на своих капитанов в ожидании возражений. На миг он даже оскалил зубы и прищурил глаза, как делал Черногривый, чтобы навести порядок в стае.  — Я ваш князь, и таковы мои приказы!
        Хиллралион молча кивнул, в то время как Тарион в ужасе отшатнулся от дикой ярости Алита. Князь смягчился и примиряюще поднял руку.
        — Мы должны стать сильными. Сильнее, чем когда-либо раньше.
        — Как пожелаете, господин.  — Тарион поднялся и склонился в церемониальном поклоне.  — Я давал клятву верности вашему отцу и деду, но до сих пор мне не представилось возможности принести ее вам. Клянусь служить дому Анар и его князьям до конца моих дней. Я буду действовать так, как прикажет мой господин. Именем Азуриана и Иши, Кхаина и Эрет Кхиали я связываю этой клятвой свою судьбу с вашей.
        Алит не сводил глаз с Тариона, пока тот не вышел из зала, и только тогда перевел взгляд на Хиллраллиона.
        — Два года,  — сказал князь.  — Через два года, весной, мы вернемся в Нагарит и начнем Войну Теней. В подготовке я полностью полагаюсь на тебя. Мне не нужен в помощники другой капитан.
        — И я не собираюсь следовать за другим князем,  — подмигнул Хиллраллион, но сразу посерьезнел.  — Дважды я думал, что потерял тебя, и ты возвращался. Тем не менее оба раза вернулся другой князь, совсем не похожий на того, кого я знал с детства.
        — Недолго мне осталось быть князем. Когда мы вернемся в Нагарит, я стану Королем Теней.

        Почти год наггароты учились новому способу ведения войны. Алит послал Финуделу письмо, прося оружия, и князь Эллириона в меру своих возможностей выполнил его просьбу. И никто из них почти не упоминал Атиель. Финудел в одном из писем между прочим сообщил, что она слышала новости об исчезновении Алита, но что о его возвращении ей говорить не стали.
        Алит заверил Финудела, что будет лучше, если княжна продолжит считать его пропавшим без вести, иначе она может покинуть город и приехать в лагерь наггаротов. Подобная встреча только навредила бы им обоим.
        Следующей зимой войско Алита просто исчезло с глаз эллирионцев. Всадники доложили Финуделу и Атиели, что проезжали на рассвете мимо лагеря наггаротов и нашли его пустым, хотя прошлым вечером в нем кипела жизнь. Им не удалось обнаружить никаких следов. От обитателей лагеря ничего не осталось: ни наконечника стрелы, ни плаща, ни забытой фляги с водой. Почти три с половиной тысячи эльфов исчезли в один миг.
        Алит увел своих воинов в Ателиан Торир и рассеял по лесу и горам. Каждую из групп возглавлял один из бывших Теней — солдаты с уважением называли их Идущими по Тени за умение ходить, не оставляя следов. Сам Алит не стал брать учеников. Он передвигался между отрядами, наблюдая за успехами и делясь своим горьким способом понимать мир.
        Еще год они тренировались в глуши, без поддержки и припасов. Будущие Тени оттачивали мастерство стрельбы из лука, умение незамеченными подкрадываться к добыче и изучали слова Курноуса для разжигания огня и призыва ястребов, способных передавать послания. Они спали на деревьях или в выемках под корнями, разбивали логовища в пещерах и обходились камнями вместо подушек. По замыслу Алита, ни одна из групп не знала, где находятся другие, и все отряды получили приказ избегать друг друга, как волчьи стаи избегают соперников. Если кого-то из воинов замечали солдаты из чужого отряда, Идущие по Тени наказывали его изнуряющими заданиями по искусству выживания. Кому-то такой подход мог показаться жестоким, но Алит настаивал, что его войско должно уметь обходиться своими силами, не только в физическом смысле, но и духовном.
        Алит укреплял умы своих воинов, а не только их навыки. Когда он навещал один из отрядов, он долго разговаривал с солдатами, напоминал о нанесенных друкаями обидах, внушал жажду мести и будил темные страсти, что жили в каждом наггароте под тонким слоем цивилизованности. Он хотел, чтобы его Тени стали не просто умелыми бойцами, но еще и дикими, безжалостными, неутомимыми, как волки.
        — Когда вы смотрите на врагов, вы не должны видеть перед собой эльфов,  — говорил он.  — Вы видите создание примитивнее зверя. Помните, что враги повинны во всех причиненных вам бедах. Это они выгнали вас из дома, они мучили ваших друзей и резали ваши семьи. Даже капли сочувствия не должно зародиться по отношению к тем, кого вы убиваете, потому что это приведет к провалу. Помешкать — значит умереть, засомневаться — проявить слабость. Друкаи отняли у вас жизнь, сожгли ее на жертвенном костре и изукрасили своих жрецов кровью ваших родственников. В Мирае бродят призраки погибших, плачут от причиненной несправедливой обиды и взывают к живым о мести. Не желайте мира, потому что он не наступит, пока по земле ходит хоть один друкай. Любите войну, она станет искуплением и поможет смыть очернившее наш народ пятно. Принесите клятвы мести — не мне или товарищам, не безразличным к вашим бедам богам, а убитым матерям и отцам, сестрам и братьям, сыновьям и дочерям. Примите созданную друкаями тьму и обратите ее против них. Вы станете клинком, который ударит по убийцам. Вы станете Тенями, безликими орудиями
правосудия.
        Когда красно-желтые листья засияли под лучами последнего осеннего солнца, Алит собрал все отряды у подножия гор на восточной стороне Орлиного перевала. Ночью они разбили лагерь и молча собрались вместе в умирающем свете Сариоур и алом сиянии луны Хаоса.
        — Мы готовы.  — Тишину нарушал лишь тихий голос Алита.  — Ожидание позади, борьба снова начинается. На восходе мы выступим к Тираноку и начнем войну. Я не прошу вас следовать за мной, поскольку вы все уже доказали верность нашему делу. Я не поведу вас на подвиги. То, что вы здесь собрались, уже говорит о вашей храбрости. Скажу лишь, что настал момент истины. Пусть восточные князья сражаются в великих битвах и жертвуют жизнью своих подданных ради бесполезного сопротивления. Война будет выиграна здесь, на западе. Мы сражаемся ради потерянных любимых. Мы сражаемся за светлое будущее. Мы сражаемся за то, чтобы вернуть себе земли, которые когда-то затмевали величием все остальные. Мы сражаемся за Нагарит.
        — За Нагарит,  — шепотом воскликнуло войско.
        Тени таяли в темноте, направляясь вдоль перевала на запад. К Алиту подошел Тарион и зашагал рядом с князем.
        — Господин, разве разумно выступать на пороге зимы?  — спросил он.
        — Верно, войска не начинают походы зимой, но мы не обычное войско,  — ответил Алит.  — Не забывай, что мы охотники. И в дождь, и в ветер, и в снег, и под палящим солнцем мы будем преследовать добычу по горам и долинам, по рекам и болотам. Пусть друкаи беспокоятся о том, как передвинуть обремененные обозами армии по льду. Пусть стоят и беспомощно смотрят, как мы сжигаем их города и убиваем их народ — как когда-то подобное видели мы, стоя перед легионами Анлека.
        Тарион понимающе кивнул, и Алит увидел, как в глазах старого ветерана зажегся темный огонь. Похожий взгляд князь видел каждый раз, когда решался посмотреть на свое отражение в озере или в затянутой льдом луже.

        Нападение Теней поразило весь Ултуан. Среди друкаев и их врагов стали расползаться слухи. Поначалу Алит держал всех Теней вместе; они захватили восточные наблюдательные башни Орлиного перевала, уничтожили друкайские патрули на дорогах и перехватили несколько гонцов. Гарнизонам друкаев, отрезанным от мира подступающим снегом, ничего не оставалось, кроме как прятаться в лагерях и со страхом вглядываться в ночь. Среди солдат шепотом передавались рассказы: будто армия Теней состоит из духов тех, кого принесли в жертву Эрет Кхиали, и сейчас они вырвались из подземного мира и жаждут мести.
        Новости дошли до Алита, и он посмеялся над суеверием врагов. Он использовал их страхи как орудие и при любой возможности не давал друкаям покоя. Перед нападением его воины прятались в тенях и выли, чтобы испугать врагов. Они выкрикивали подслушанные имена и обвиняли друкаев в убийствах. Завывающие подобно волкам воины ходили вдоль границы света лагерных костров. Часовые успевали лишь заметить какое-то смутное движение, прежде чем анарцы исчезали. Произнесенные шепотом заклинания Идущих по Тени гасили костры, что вызывало панику среди солдат.
        И только после этого Тени делали первые залпы. Ливень черных стрел накрывал лагерь, и каждая стрела находила цель. Друкаи с криками ужаса умирали сотнями, так и не увидев нападающих. И всегда Тени позволяли нескольким врагам выжить и сбежать, чтобы те смогли рассказать товарищам о пережитом страхе. Тени вытаскивали стрелы из мертвых и оставляли трупы на поживу стервятникам и воронам. Каждый новый рассвет встречал столб дыма — это горел лагерь или караван друкаев, а те смотрели на горы и гадали, станет ли следующая ночь для них последней.

        На вершине Кориль Атира, в верхней точке перевала, друкаи построили форт, чтобы наблюдать за подходами с востока и запада. Два дня большая часть Теневого войска собиралась вокруг лагерей и фортов вдоль перевала. Алит выслал несколько отрядов, чтобы они тревожили гарнизоны друкаев у эллирионской границы и отвлекали внимание врагов от истинной цели.
        В полночь Тени собрались на склоне под Кориль Атиром. Выступающие укрепления форта неровным рядом возвышались над долиной; белая луна Сариоур садилась на западе и заливала их серебристым светом. На флагштоках развевались тонкие вымпелы. Порывистый горный ветер не доносил никаких звуков, кроме уханья сов и редкого рыка охотящихся зверей.
        На данный момент форт представлял собой самую сложную из их целей, и Алит чувствовал тревогу своих последователей. Одно дело — налеты на плохо защищенные лагеря, и совсем другое — штурм крепости. Но Алита переполняла уверенность в своих силах. Он не собирался нападать в лоб, с боевыми кличами и военными машинами. Неожиданность и хитрость обеспечат Теням более весомую победу, чем могло бы добиться эллирионское войско. Алит намеревался не только оставить друкаям послание, что им нигде укрыться и что никакая крепость не сможет защитить их; Алит хотел, чтобы восточные князья — и особенно Король-Феникс — поняли, насколько опасной может стать армия Теней. После этой победы больше никто не будет недооценивать анарцев.

        Когда луны скрылись за горизонтом и воцарилась тьма, Алит повел отряды к цитадели. В узких окнах башни горели фонари, но вокруг оставалось достаточно теней для укрытия. В свете фонарей Алит видел прохаживающихся по стенам часовых — их выдали красные отблески на шлемах и наконечниках копий.
        Алит возглавил первую волну Теней. Они обошли вокруг стен и двинулись на крепость с севера, вдоль выступа, на котором она стояла, по горному склону. Каменная кладка башни была плотной, не оставляющей опоры для ног и пальцев. Тени без лишнего шума вбивали крепкие ножи в цемент между огромными камнями и взбирались по ним. Алит с пятью десятками воинов медленно поднимался по стене башни; они замирали каждый раз, когда над головой раздавался звук шагов, и продолжали осторожный подъем, когда опасность отступала.
        Алиту их восхождение напомнило о том времени, когда он карабкался на стену цитадели Аэнариона в Анлеке. Сейчас он гадал, защищают ли Кориль Атир какие-нибудь заклинания. Князь ничего не чувствовал, кроме летящей над Кольцевыми горами энергии портала, но он не обладал даром магии. Тем более что темное волшебство отличалось скрытностью и сложностью в обнаружении. Если тут стояли магические барьеры, придется искать способ одолеть их; а пока Алит был готов к любой неожиданности.
        Он взобрался к зубцам и переждал, пока пройдет пара часовых. Затем проскользнул в бойницу за их спиной и начал красться следом с ножом наготове. Сзади раздалось тихое кряхтение — это Хиллраллион перелез через стену. Алит встретился с ним взглядом, и они оба метнулись вперед, одним движением перерезали часовым шеи и скинули тела на камни далеко внизу.
        Алит перегнулся через стену и подал своим воинам сигнал поторопиться. Когда весь отряд добрался до зубцов крепости, князь приложил руки ко рту и издал крик снежной совы. Через несколько мгновений с дальней стороны башни, с юга, донеслись крики: ожидавшие там в засаде Тени перешли в наступление. В ночное небо взмыли горящие стрелы, и вскоре по деревянной лестнице внутри башни затопало множество ног.
        Солдаты дюжинами выскакивали на стену. Отряд Алита встречал их мечами и стрелами, убивая друкаев одного за другим, как только они появлялись. Предсмертные вопли мешались с выкриками анарских воинов с другой стороны башни, что лишь прибавляло смятения. Затем они оттащили тела, и Алит повел свой отряд в залитые красным светом внутренние помещения крепости. Снизу доносился характерный треск многозарядных арбалетов; защитники стреляли сквозь узкие, как щели, бойницы. С ними необходимо было покончить, причем быстро. Алит знаком приказал Хиллраллиону взять половину воинов и избавиться от стрелков. Сам он с остатком отряда направился к главным воротам.
        Совсем как в Анлеке, с довольной улыбкой подумал князь.

        Когда розовый свет восходящего солнца залил цитадель, Алит приказал своим воинам снести к главным воротам тела убитых друкаев и осмотреть арсенал в поисках копий и другого оружия. В темницах форта Тени нашли несколько избитых, окровавленных эллирионцев. Алит раздал им одежду и оружие и отослал на восток верхом на лошадях, ранее предназначавшихся для гонцов крепости.
        — Когда вас спросят, кому вы обязаны свободой, скажите, что Королю Теней,  — на прощание приказал эллирионцам Алит.
        Анарский князь стоял у ворот. Вокруг него лежало семь сотен друкайских тел. Он бросил на своих воинов многозначительный взгляд, ухватил один из трупов за лодыжку и подтащил к открытым воротам. Там перехватил труп за рубашку и прислонил к окрашенной в черный цвет створке.
        — Копье,  — крикнул князь и протянул руку Хиллраллиону. Идущий по Тени подал ему оружие и отступил.  — Просто убить врагов недостаточно. Они боятся своей госпожи в Анлеке гораздо больше, чем смерти. Необходимо оставить друкаям послание, понятное даже их ограниченному уму: сама смерть не спасет их от мести.
        С этими словами Алит двумя руками поднял копье и пронзил наконечником горло трупа, пригвоздив его к створке. Затем подергал древко, чтобы убедиться, что копье крепко вошло в дерево.
        Он вытащил из-за пояса нож и вырезал на лбу убитого друкая руну Талуй, знак ненависти и мести. После он разорвал на груди мертвеца рубаху и добавил вторую руну — Аркаин, руну ночи и теней. Осмотрел свою работу, вытер лезвие об одежду друкая и убрал нож за пояс.
        Затем Алит оглядел своих воинов, ожидая увидеть на их лицах выражение отвращения или ужаса. Но Тени бесстрастно наблюдали за происходящим, некоторые даже с живым интересом.
        Князь кивнул своим мыслям и указал на гору трупов.
        — Оставьте послание,  — велел он Теням.

        — Мрачные новости, мой князь,  — произнес Леотиан и передал свиток лорду Тор Анрока.
        Каентрас не обратил на герольда никакого внимания и обернулся к его спутнику, лейтенанту из гарнизона Орлиного перевала. Нагаритский князь ерзал по трону Бел Шанаара, настолько неудобным оказалось сидение. Огромный зал давил на троицу эльфов своей пустотой. Голоса холодным эхом разносились между голыми стенами и высоким потолком.
        Скамьи для посетителей убрали, и все просители теперь обязаны были становиться на колени перед новым правителем. Эта перемена — одна из немногих перемен в Тор Анроке — доставляла Каентрасу радость; по приказу Морати смиренным придворным Тиранока оставили жизнь, но теперь они знали свое место.
        — Скажи мне, Керланрин, почему мне стоит оставить тебя в живых,  — тяжело произнес Каентрас.
        Воин бросил быстрый взгляд на Леотиана и снова уставился в пол.
        — Я с радостью буду сражаться в открытой битве, но я не могу победить этих врагов, как я не могу пригвоздить тени к земле,  — тихо выдавил Керланрин.  — Наши солдаты просыпаются и находят мертвых командиров. Их внутренности развешаны на деревьях вокруг лагеря, в то время как остальные воины и часовые целы и невредимы. В лагеря возвращаются лошади с привязанными к седлам трупами разведчиков. Рты и глаза мертвых всадников зашиты нитками, а запястья связаны шипастыми стеблями горных роз.  — Керланрин содрогнулся и продолжил: — Я видел эскадрон рыцарей, который шел из Артрин Атура в Элантрас. Им перерезали горло и гвоздями прибили к лицам упряжь их лошадей.
        — Мы не можем допустить повторения подобных случаев,  — заявил Каентрас.  — Анлек требует результатов. Я дам тебе еще десять тысяч солдат, больше выделить не смогу. Как только снега начнут отступать, ты поведешь их на перевал и принесешь мне головы мятежников. Я хочу знать, кто их возглавляет, и лучше всего будет, если я пойму это, глядя на его мертвое лицо. Понятно?
        Эльфы кивнули и быстро удалились, как только Каентрас отпустил их взмахом руки. Ситуация сложилась крайне постыдная. Наступление на Авелорн остановилось, потому что командиры Каентраса боялись идти через перевал. Таким образом эллирионцы получили возможность поддержать Авелорн с юга. Каентрас не знал, сколько еще продлится милость Морати, но намеревался приложить все усилия, чтобы его голова не легла первой на плаху, когда терпение королевы иссякнет.

        Свежим весенним днем Алит разглядывал с отвесного уступа извивающиеся черные колонны. Хиллраллион стоял рядом с князем.
        — Они будут искать нас весь сезон дождей и солнца,  — произнес Идущий по Тени.  — Друкаи разделят силы, чтобы прочесать перевал, а мы ударим по каждому отряду по очереди.
        — Нет, у меня другие намерения,  — с мрачной улыбкой отозвался Алит.  — Подкрепления идут с запада. Командиры Морати опустошили лагеря, чтобы поймать нас, а Тиранок остался практически без охраны. Они считают, что мы не сумеем проскользнуть незамеченными мимо стольких глаз, но они ошибаются.
        — Мы идем в Тиранок?
        — Более того, мы идем в Тор Анрок,  — заявил Алит.

        Через десять дней после прихода подкрепления друкаев Алит находился уже далеко на западе. Он прятался в пещерах, где в свое время искал убежища с Лириан, Сафистией и Хейлет. С собой он взял лишь Идущих по Тени и оставил прочее войско на востоке, разрешив издеваться над друкаями по своему усмотрению. Он выбрал бывших Теней потому, что его планы требовали гораздо большего искусства, чем то, которым обладали недавно обученные воины. Когда Алит рассказал остальным о своих намерениях, его встретило недоуменное молчание.
        — Вы собираетесь подвергнуть себя огромному риску.  — Хиллраллион решился высказать то, что было на уме у всех.  — И ради чего?
        — Ты не прав, если думаешь, что мной движут только личные счеты,  — ответил Алит.  — Подумай о том, какое отчаяние охватит наших врагов, когда они поймут, что нигде не могут чувствовать себя в безопасности, даже во дворце. Мы посеем раздор в рядах друкаев, заставим их лидеров засомневаться. Подумай об их страхе, когда они поймут, что им не помогут даже легионы солдат и никакие ворота и стены не остановят охотящихся на них Теней. Мы должны быть не только безжалостными, мы должны быть дерзкими! Мы испугаем и в то же время разозлим друкаев. Никакие замки и запоры не станут нам помехой! Мы украдем мечи у них из ножен и золото из их кошельков. Пусть они не только боятся нас, пусть возненавидят нашу смелость! Мы сведем их с ума, они станут гоняться за миражами, в то время как мы будем смеяться над ними из темноты.
        — Не уверен, что ваша затея выполнима,  — сказал Гилдоран.
        — Она выполнима, и она будет выполнена,  — спокойно ответил Алит.  — Разве не мы открыли ворота Анлека под носом друкаев? Разве не я взобрался по цитадели Аэнариона и следил за Морати, пока она исполняла свои темные ритуалы? Тор Анрок ничто в сравнении с укреплениями Анлека.
        — И вы просите нас рисковать жизнью ради такого сомнительного результата?  — продолжал гнуть свое Гилдоран.  — Можно подумать, что вами движет тщеславие.
        — Я ничего не прошу!  — прорычал Алит, теряя терпение.  — Я приказываю, а вы подчиняетесь. Я Король Теней, и я изъявил свою волю. Если кому-то не нравится жить подобным образом, он может отправляться на восток к эллирионцам, саферийцам или котикцам. Но истинные наггароты последуют за мной!
        — Простите меня, князь,  — произнес Гилдоран.  — Все будет так, как вы скажете.
        Подобревший Алит похлопал его по плечу и оглядел Идущих по Тени. Впервые за много лет князь с удовольствием предвкушал завтрашний день.
        — Отлично!  — воскликнул он.  — Смерть друкаям!

        Каентрас сидел на троне Юрианата. Двери медленно открылись, в них неслышно проскользнула женщина в темно-фиолетовой мантии. С ее пояса на тонких цепях свисали медальоны в виде вытянутых черепов. Каентрас сразу же узнал Хейкир, одну из герольдов Анлека. Нагаритский князь зло уставился на эльфийку, пока та неторопливо шествовала по залу. Без сомнения, она пришла, чтобы сообщить очередные требования Морати.
        — Я принесла новости от нашей королевы,  — с поклоном произнесла Хейкир.
        Она вела себя с должным почтением, но Каентрас чуял насмешку в ее подчеркнутой церемонности. Он знал, что при анлекском дворе его считают неудачником. Предательство Еасира окончательно подорвало его позиции. Князь мечтал о власти, но превратился в одну из кукол Морати и в свою очередь манипулировал безвольным рабом, Юрианатом. Хорошо хоть, что Палтрейн умер и оставил Каентраса единственным правителем Тиранока.
        — И что же это за новости?  — устало спросил Каентрас.
        — Королева по-прежнему ждет доклада об уничтожении мятежников на Орлином перевале.
        Каентрас пожал плечами.
        — Я выделил на их поиски столько солдат, сколько смог. Если королева доверит мне командование войском, я поведу его в Эллирион. Эти нападения всего лишь досадные недоразумения.
        — Эти нападения — прямое оскорбление королевы Морати,  — отрезала Хейкир.  — Разве ты не можешь послать на поиски еще несколько отрядов?
        — Тогда мне придется ослабить позиции на границе с Каледором,  — ответил Каентрас.  — Возможно, королева могла бы прислать мне пару волшебников из своего окружения, чтобы я мог поймать мятежников при помощи магии?
        — Король-самозванец сражается в Котике, какая опасность грозит тебе с юга?  — Хейкир оставила его просьбу без ответа.
        — Хватит,  — отрезал Каентрас.  — Как ты думаешь, Морати понравится, если драконьи князья свободно пролетят над Тираноком и нападут на Анлек?
        Хейкир засмеялась, но в смехе не было и намека на веселье.
        — Я передам королеве, что ты… стараешься.
        У Каентраса не нашлось сил на споры. Не важно, что он скажет — Хейкир передаст своей госпоже тот ответ, который сочтет наиболее приятным для нее. Каентрас подумал было, что можно послать письмо, вещественное подтверждение его тревог, но он тут же отогнал эту мысль. С одной стороны, он слишком устал. С другой, он сомневался, что его письмо попадет к адресату.
        — Что-то еще?  — со вздохом спросил он.
        Хейкир с лукавой улыбкой покачала головой и поклонилась. Каентрас полным ненависти взглядом уставился ей в спину, пока она шла к дверям, затем поднялся. Ему пришлось приложить некоторое усилие, настолько его отяготили тревоги. Князь повернулся к левой двери, собираясь в свои покои, но замер на полпути. В тенях перед дверью стояла закутанная в черное фигура.
        — Кто ты?  — требовательно спросил Каентрас.  — Тебя послала Морати?
        Незнакомец медленно покачал головой — Каентрас угадал его жест по движению капюшона.
        — Ты приехал с Хейкир? Что тебе надо?
        Вместо ответа эльф скинул капюшон. Поначалу Каентрас не узнал его, но затем в памяти всплыло нужное имя. Лицо не сильно изменилось, а вот его выражение стало неузнаваемым. Когда-то оно глядело на него с обожанием и надеждой, но сейчас выражало полнейшее презрение.
        — Анар!  — прорычал Каентрас. Его одновременно посетило несколько озарений: он понял, кто был вожаком мятежников Орлиного перевала; он подумал, что поимка Алита вернет ему милость Анлека; он решил, что получит удовольствие от смерти последнего представителя поганого дома Анар. Правитель Тор Анрока потянулся к ножнам на поясе и вдруг вспомнил, что оружия при нем нет — меч он оставил в спальне.
        Алит не двигался и не сводил с Каентраса взгляда.
        — Я позову стражу!  — заявил Каентрас. Он потерял часть самоуверенности.
        — И я тут же исчезну,  — тихо ответил Алит.  — Единственный шанс поймать меня — это убить собственными руками.
        Каентрас оглядел зал в поисках любого оружия, но ничего не нашел. С гримасой он повернулся к Алиту.
        — Ты собираешься убить безоружного врага?  — спросил он.
        — Я делал так сотню раз,  — ответил Алит.
        — У тебя нет чести.
        — Я видел, что происходит в так называемых честных поединках. Тот, у кого есть честь, обычно проигрывает.
        Алит достал из-за спины великолепный лук, сделанный из блестящего металла и украшенный лунными символами. Он наложил на невиданно тонкую тетиву стрелу и вскинул лук. Внутри Каентраса все перевернулось.
        Князь взвесил свои шансы. Вряд ли он успеет пересечь зал и схватить Алита прежде, чем тот спустит тетиву. Спрятаться негде. Если он позовет на помощь, Алит выстрелит и скроется.
        — С тобой поступили несправедливо, признаю.  — Каентрас сделал шаг вперед.  — И я в том числе.
        — Несправедливо?  — Каентрас отшатнулся от выражения лица юноши.  — Из-за тебя погибла моя семья, мои подданные попали в рабство, мои земли превратились в выжженную пустошь. От твоей руки умерли тысячи истинных наггаротов. Это твои амбиции требовали гнусной войны и разнесли тьму по всему Ултуану. И ты говоришь, что поступил несправедливо?
        — Пожалуйста, Алит, пощади меня,  — взмолился Каентрас и сделал еще шаг.
        — Нет,  — ответил князь и спустил тетиву.

        Алит убрал за спину лук и вытащил меч. Быстро подошел к телу Каентраса, выдернул из его левого глаза стрелу, одним ударом отсек голову и положил ее в плотный мешок. Затем направился к двери, через которую вошел в зал, но остановился. Вернулся к трупу и с силой пнул его под ребра.
        — Увидимся в Мирае, ублюдок,  — прошептал Алит.  — Я еще не закончил с тобой.

        От беспокойного сна Юрианата подняли крики и звуки рога. Он проснулся и обнаружил, что его трясет за плечо одетый в ливрею слуга. Лица князь не узнал, но такое часто бывало. Наггарот постоянно менял его слуг, чтобы не дать князю сговориться с ними.
        — Что случилось?  — спросонья выдавил Юрианат.
        — Пожар, мой князь,  — выдохнул слуга.  — Дворец горит!
        Юрианат немедленно вскочил с кровати и схватил протянутую другим слугой мантию. Теперь он чувствовал запах дыма, а когда двое слуг спешно вывели его из покоев, увидел отблески пламени в восточном конце коридора.
        — В саду вы будете в безопасности, мой лорд.  — Первый слуга почтительно подталкивал его к полускрытой за гобеленом винтовой лестнице.  — Лучше пройти по черному ходу, так быстрее.
        Юрианат позволил провести себя по винтовым ступеням и дальше по узкому коридору. Они миновали комнаты и проходы, которых он никогда раньше не видел, но князь даже не удостоил их взглядом. По пути им встретилось множество слуг, спешащих в другую сторону тушить огонь.
        Они прошли мимо одной из малых кухонь и оказались в просторном садике, где выращивали специи. Оттуда его сопровождающие повернули направо и провели князя через арку в изгороди. Юрианат оказался в еще одном саду, огороженном шпалерами и цветущим по ночам хизатиуном.
        — Подождите тут, князь,  — попросил один из слуг.
        Юрианат не привык выслушивать приказы от подданных, но сейчас он не знал, что делать, поэтому остался стоять там, где его бросили. Слуги растворились в темноте.
        Он немного подождал, всматриваясь в пламя, вырывающееся из окон, и затянутое черным дымом звездное небо.
        — Ты о чем-нибудь сожалеешь?  — спросил вдруг голос из темноты.
        Юрианат резко обернулся и осмотрел ночной сад, но никого не заметил.
        — Кто здесь?
        — Может быть, твоя совесть?  — ответил голос.  — Как ты себя чувствуешь, зная, что на твоих руках столько крови? Как думаешь, что запомнит о князе Юрианате история?
        — Меня обманули! Палтрейн и Каентрас заманили меня в ловушку!
        — И ты поступил так, как велела совесть, и покончил с жизнью?.. Хотя нет, все произошло по-другому.
        — Где ты?  — спросил Юрианат. Он вертелся на месте, выискивая того, кто устраивал ему допрос.  — Покажись.
        — Ты чувствуешь вину?
        — Да, чувствую!  — вскрикнул князь.  — Каждую ночь меня преследует стыд за содеянное мною. Я знаю, что поступил глупо и недальновидно. Я не хотел никому причинить зла!
        — И что ты готов сделать, чтобы исправить положение?
        — Что угодно, боги, я сделаю что угодно, чтобы все исправить!
        Что-то блеснуло в темноте, и к ногам Юрианата упал кинжал в ножнах.
        — И что мне с ним делать?  — спросил князь. Он смотрел на нож, как на ядовитую змею.
        — Ты сам знаешь. Я советую перерезать горло, это быстрее всего.
        — А что будет, если я не соглашусь?  — Юрианат босой ногой брезгливо оттолкнул кинжал.
        — Вот что будет,  — произнес голос за спиной.
        Зашелестела одежда, и затянутая в черную перчатку рука закрыла рот князя, оборвав его крик. Юрианат почувствовал горячую боль в спине, тело онемело. Сознание поглотила тьма, и князь упал.
        Алит отрубил голову князя и положил ее в мешок вместе с головой Каентраса. Он бы избавил Юрианата от бесчестья, если бы тот набрался смелости и сам покончил с жизнью. Но теперь он тоже послужит примером. Кинув быстрый взгляд на дворец, Алит убедился, что пожар в самом разгаре. Сад заливало алым неверным светом.
        Держась в тени, Алит двинулся к ограждающей дворец стене.

        Горы на востоке затянули облака; в свете восходящего солнца они отдавали кроваво-красным. Над Тор Анроком стоял столб дыма, обгорелые башни дворца вздымались над городом. Внутри еще тлели угли, и искры летели через окна с выбитыми стеклами.
        На улицах царила паника, но командиры друкаев безжалостно раскидывали жителей Тор Анрока и убивали на месте любого, кто попадал им в руки, по обвинению в поджоге. Страх окутывал столицу Тиранока наравне с дымом.
        — Я рад, что не стоял во дворце прошлой ночью,  — сказал Тиндрин. Он оперся на зубец восточной сторожевой башни Тор Анрока и прислонил щит и копье рядом с собой.
        — Это уж точно,  — ответил его напарник Иллурет.  — Тем, кто погиб в огне, еще повезло. Когда Каентрас закончит бушевать, у кхаинитских жрецов прибавится пищи для жертвенных костров.
        — Или он пошлет виновных на Орлиный перевал, на растерзание мятежникам,  — добавил Тиндрин. Он перестал улыбаться и нахмурился.  — Не знаю, кто хуже: колдуны или мятежники.
        — Да уж,  — снова согласился Иллурет и подавил зевок.
        Он бросил рассеянный взгляд вниз, и что-то привлекло его внимание.
        — Что это?
        Тиндрин глянул на ведущую к воротам дорогу и заметил в рассветном сумраке расплывчатую фигуру, худую и высокую. Сперва он подумал, что видит эльфа, но быстро отбросил эту мысль. Вторая фигура, того же размера и роста, высилась по другую сторону дороги.
        — Не знаю,  — ответил он.  — Стой здесь, я схожу и посмотрю.
        Тиндрин подхватил копье и щит и торопливой рысцой направился к внутренней лестнице. Внизу он подал знак несущему стражу у ворот Култиру открыть вырезанную в створке маленькую дверцу. Тиндрин нырнул в нее и прошел несколько шагов. Слева и справа от мощеной дороги из земли торчали копья, и сверху на них было насажено что-то округлое. Уже немного рассвело. Тиндрин подошел поближе и наконец разглядел загадочные предметы. Копье выпало у него из рук и со звоном покатилось по плитам.
        Тиндрин с трудом собрался с мыслями и повернул к сторожке.
        — Пошлите за капитаном!  — крикнул он.
        С копий смотрели пустыми глазами головы князей — Юрианата и Каентраса; на лбу первого была вырезана руна теней, на щеке второго — руна мести.

        ГЛАВА 22
        Клинки Анлека

        Легионы Анлека несли по всему Ултуану страх и горе, а Тени Алита нагоняли ужас на друкаев. Они бесчинствовали в Тираноке и Нагарите, а порой даже забирались в сам Анлек, убивали несколько придворных и оставляли на виду их изуродованные тела с наводящими страх кровавыми символами — тени и мести. Тени редко собирались вместе в большом количестве, и нагаритское войско не знало, куда ему кидаться в погоню — на юг или на север, патрулировать горы или оставаться на равнинах.
        Иногда Алит распоряжался прекратить нападения на дюжину-другую дней. В первый раз друкаи решили, что загадочный Король Теней наконец-то попал в плен или погиб. Но они ошибались, и в одну прекрасную ночь Алит провел организованные атаки по захваченным землям, убивая командиров, поджигая лагеря и похищая припасы. В следующий раз, когда случилось затишье, друкаи боялись больше, чем в периоды постоянных нападений. Наполненное тревогой ожидание неизвестных бедствий, которые вскоре обрушит на них Король Теней, занимало их мысли во сне и наяву.
        И Алит не обманул их ожиданий. В середине лета идущая по Орлиному перевалу на восток армия испарилась. Она вышла из Тор Анрока, но так и не добралась до гарнизона в Корил Атир. Высланные на поиски разведчики не нашли ни тел, ни следов нападения. Пять тысяч солдат просто исчезли с лица земли.

        Плач эльфийки перешел во всхлипывания, а вскоре и вовсе затих. Из горла хлынула кровь и растеклась лужей по мраморному полу. Морати задумчиво рассматривала алое отражение — оно ей нравилось. Шесть лет постоянной войны сказывались на подчиненных королевы, но она сама оставалась такой же свежей и прекрасной, как в тот знаменательный день много столетий назад.
        Королева улыбнулась собственной юной наивности, вспоминая волнение и предвкушение власти, которые она чувствовала при первой сделке. Тогда она даже представить не могла, насколько далеко заведет ее договор с демонами, но не жалела ни об одном шаге на пройденном пути. Правда, у нее не вышло одержать быструю победу, как она представляла себе несколько лет назад, но тем не менее война продвигалась неплохо.
        Морати встряхнула головой, чтобы отогнать лишние мысли, и по телу побежали мурашки от прикосновения длинных локонов. Она подавила желание погрузиться в приятное ощущение и подняла окровавленный нож.
        Морати легонько надрезала кончик большого пальца; одна-единственная капля крови упала в алую лужицу на полу. Когда кровь королевы коснулась жертвенного приношения, она медленно расплылась кругом более глубокого цвета. Тени по его краям принимали четкие очертания и в конце концов превратились в изображение гор. По красному небу скользили облака и нависали над алыми вершинами. Нужным словом Морати сдвинула видение к Орлиному перевалу. Магический глаз прошелся над колонной воинов и рыцарей, которые ехали на восток, чтобы вступить в схватку с самозванцем Имриком. Вряд ли они смогут победить, но их усилия отвлекут короля на время, пока Морати не приведет в действие остальные части плана.
        Вдруг в помещении раздалось деликатное покашливание. В одной из ведущих в зал арок стоял слуга в шелковой мантии. Он низко поклонился, и Морати поманила его пальцем, унизанным кольцами.
        — Гость ждет, когда вы пожелаете его принять, ваше величество,  — сообщил слуга.
        — Проводи его ко мне немедленно,  — ответила Морати и повернулась к вещему озеру, сразу же позабыв о слуге.
        — Кто там?  — спросил голос из соседней комнаты. В хриплом шепоте звучала боль.  — Хотек?
        — Нет, это не он,  — ответила Морати.  — Он все еще трудится, хотя его работа скоро завершится. К нам пожаловал кое-кто другой, и он принес очень хорошие новости.
        Звяканье подбитых металлом башмаков возвестило о прибытии гостя. В дверях появился эльф в поношенном, видавшем виды доспехе со множеством царапин и вмятин. Черные волосы перехватывал серебряный обруч. По правой стороне лица тянулся длинный шрам; вместо правого глаза зияла пустая глазница.
        — Князь Аландриан, рада тебя видеть,  — с придыханием произнесла королева.
        — Госпожа,  — поклонился тот.  — Для меня честь наконец-то приехать в Анлек и лично встретиться с вами после стольких лет.
        — Да, но ты достоин этой чести,  — ответила Морати.  — Ты привез подкрепление?
        — Я оставил сильный гарнизон в Атель Торалиене, поскольку осада там продолжается, ваше величество.  — Аландриан невольно дотронулся до изуродованного лица.  — Из остальных колоний я забрал все войска, и сейчас они плывут к Ултуану. Пять сотен самых храбрых и благородных воинов сойдут на берег еще до наступления зимы.
        Морати улыбнулась в ответ.
        — Это хорошо,  — сказала она.  — Пока ты ожидаешь прихода войск, я хочу поручить тебе небольшое задание.
        — Как я понимаю, вы желаете избавиться от так называемого Короля Теней,  — ответил Аландриан.  — При поддержке войск Анлека я принесу вам его голову на кончике пики раньше, чем мой флот доплывет до Ултуана.
        — Ты получишь всю необходимую поддержку.  — Морати бросила взгляд на арку, откуда ранее доносился голос, и ее лицо неожиданно исказилось болью.  — Нас сильно тревожит то, что дела в Нагарите идут неважно. Я ожидаю, что ты восстановишь здесь порядок, как сделал в свое время в Атель Торалиене.
        — Я приложу все усилия,  — снова поклонился Аландриан.  — И собственноручно принесу вам голову Короля Теней.
        — Надеюсь, так и будет.
        — Еасир предал нас,  — произнес из соседней комнаты хриплый голос. Он то дрожал, то поднимался и опускался, как в бреду.  — Ты же не предашь нас, Аландриан?
        — Еасир был силен, но когда настало время принести истинную жертву, он сдался,  — добавила Морати.  — Аландриан уже доказал свою верность, не так ли?
        — Кхаин воззвал к моим дочерям, и они с радостью отдались ему,  — ответил Аландриан.  — К несчастью, их мать воспротивилась зову, ваше величество. Я сожалею о том, что ей не хватило мудрости, но я не сожалею о ее смерти.
        — Мне докладывали, что твои дочери прилежно учатся и добились больших успехов в искусстве Кхаина,  — подтвердила королева-ведьма.  — Я помню, как старательно они прислуживали мне в Атель Торалиене много лет назад. Скажи, сейчас они так же обожают отца, как при нашей последней встрече?
        — Теперь они преданы повелителю смерти.  — По покрытому шрамами лицу Аландриана скользнула сдержанная улыбка.  — Я очень горжусь ими и не сомневаюсь, что когда-нибудь весь Нагарит разделит мою гордость.
        Морати сделала несколько шагов и нежно положила руку на изуродованную щеку командира.
        — Я могу исправить это, дорогой,  — сказала королева.  — Ты станешь таким же привлекательным мужчиной, как при нашей первой встрече.
        — Благодарю, ваше величество, но я вынужден отказаться. Шрамы напоминают мне о заплаченной за излишнюю самоуверенность цене. Я не повторю этой ошибки.
        — Ты всегда… обладал здравым смыслом… больше, чем все остальные,  — прошептал голос в перерывах между шипящими вздохами.
        Аландриан ничего не ответил, но бросил на Морати быстрый взгляд. Колдунья, казалось, позабыла о нем и смотрела в соседнюю комнату, хотя так и не убрала руку со щеки командира. Аландриан чуть повернулся, чтобы проследить за ее взглядом, но Морати тут же заслонила ему обзор. Она медленно убрала руку и покачала головой.
        — Еще рано,  — тихо произнесла она. По щеке скатилась золотистая слезинка.  — Вскоре ты сможешь его увидеть.

        Крики чаек и плеск волн маскировали и без того практически бесшумное продвижение войска Теней. Незнакомый уроженцу гор привкус соли в воздухе напомнил Алиту о Тор Элире. Король Теней чувствовал себя неуютно. Земли Церин Хьюат лежали в дне пути к югу от Галтира и выглядели слишком открытыми по сравнению с обычными охотничьими местами Теней. В дюнах на востоке могло укрыться две сотни воинов, но на голом скалистом берегу они будут видны как на ладони.
        Несмотря на сомнения, Алита манила достойная риска добыча. До Короля Теней дошли слухи, что несколько придворных Морати, главы различных культов, что боролись за власть в Нагарите, собирались сесть в Галтире на корабль и отплыть на север, к расположенной в Крейсе армии друкаев. Поскольку магистры понимали, что на прямой дороге из Анлека их может ждать засада, они выбрали обходной путь и сделали крюк на юго-запад, прежде чем направиться к побережью. Возможность убить или захватить в плен видных предводителей культов соблазнила Алита настолько, что он в спешке разослал приказы отрядам Теней присоединиться к нему на западе.
        Два дня анарцы следили за прибрежной дорогой в ожидании процессии. Алит предполагал, что придворные отправятся в путь с малым количеством охраны, ведь выступающее из Анлека войско непременно привлечет ненужное внимание. Если двух сотен воинов окажется недостаточно для нападения, Тени просто отступят, прежде чем друкаи заметят их. Хотя дерзость Теней стала частью окружающей их короля легенды, на самом деле Алит был очень осторожным командиром и рисковал солдатами лишь тогда, когда обстоятельства складывались в его пользу. Или когда игра стоила свеч, как сейчас. С подобным подходом его потери с начала кампании составили лишь несколько дюжин воинов.
        Алит рассудил, что еретики проявят осторожность и поедут быстро и налегке, чтобы их не выследили. Сам факт, что военное положение в Авелорне и Котике выманило их из Анлека, уже говорил о некоторой победе. Алит собирался по возможности развить ее. Исчезновение предводителей культов посеет смятение в рядах их последователей, в Анлеке начнется борьба за власть и конфликты, и друкаи окажутся уязвимы для дальнейших нападений. Алита радовала возможность обратить страх и беспорядки, которые всегда служили орудием культов, против них самих и принести им столько же бед, сколько они причиняли князьям Ултуана в течение столетий. Как они жили, так и умрут.
        Вскоре после полудня с юга прибежал один из разведчиков. Задыхаясь, он доложил Алиту и Хиллраллиону новости.
        — Всадники, господин, быстро едут по дороге. Около тридцати эльфов.
        — И это придворные?  — спросил Хиллраллион.  — Те, за которыми мы охотимся?
        — Думаю, да,  — ответил разведчик.  — С ними около двадцати рыцарей. Остальные вооружены, но на них дорогие одежды. У одного длинные белые волосы с вплетенными черными розами, что совпадает с описанием Дириута Хиландрерина, магистра культа Атарты. Он командовал резней в Энен Айзуине и Лауреамарисе. Второй едет под красным флагом с изображением кинжала Кхаина — такой несли воины Хорландира при первой осаде Лотерна. Остальных я не знаю, но на них много символов культов.
        — Тогда это наша добыча,  — заявил Алит. Лунный лук в колчане за спиной чуть слышно зашептал, и Алит наклонил голову.  — Я чую тьму. Она волной катится перед ними.
        — Приготовьтесь к нападению,  — приказал Хиллраллион разведчику.  — Когда отряд поравняется с твоим постом, пришлешь ястреба. Мы нападем на них с севера, востока и юга и загоним в ловушку.
        Алит согласно кивнул; именно такой план он сам предложил Идущим по Тени несколько дней назад.
        — Я хочу взять пленных,  — напомнил он воинам.  — Мы узнаем у них, что происходит в Анлеке, и расспросим о друкайских шпионах в других княжествах. К тому же они должны поплатиться за жестокость и причиненные страдания. Их смерть не должна оказаться слишком быстрой и безболезненной.
        Разведчик бросился бежать к своему посту. Хиллраллион отправился оповестить о нападении других Идущих по Тени. Алит остался на месте, под прикрытием каменного утеса на обочине. Широкая, вымощенная белым камнем дорога шла вдоль берега на расстоянии полета стрелы от пенящегося прибоя. Князь выбрал участок дороги, где берег вздымался холмами и спускался к воде каменистыми откосами. На стороне нападающих будет не только неожиданность, но и хорошее знание местности. Тени тщательно прочесали отведенное под засаду место, несмотря на недостаток укрытий, большинство спрячется в нескольких сотнях шагов от дороги и ударит раньше, чем анлекцы их заметят. На востоке стоял резерв. Он выступит на помощь Теням, если те встретят слишком сильное сопротивление.
        Алит вытащил их колчана лунный лук и с любовью погладил металл.
        — Я угощу тебя кровью,  — прошептал князь и наложил стрелу на тетиву.

        Алит услышал всадников раньше, чем увидел. По плитам дороги застучали копыта — друкаи спешили сделать последний рывок до относительной безопасности Галтира. Князь ждал, отгоняя напряженное возбуждение. Он бросил взгляд назад, чтобы убедиться, что никого из воинов не видно. В этом отношении Королю Теней оставалось только радоваться. Хотя он сам прекрасно знал, где лежит в засаде каждый из его солдат, посторонний глаз их не заметил бы.
        Сначала Алит увидел отряд из десяти рыцарей. Серебристые доспехи блестели на ярком летнем солнце, черные плащи и штандарты развевались на дующем с моря ветерке. Алит позволил им проехать без помех.
        В нескольких дюжинах шагов за авангардом скакали остальные: еще десять рыцарей образовывали плотный заслон вокруг группки роскошно одетых придворных и слуг.
        Когда магистры и телохранители почти поравнялись с Алитом, он поднялся из укрытия с лунным луком наготове. Он уже собирался спустить тетиву, когда его отвлек раздавшийся сзади крик. В ярости оттого, что один из его воинов выдал себя, Алит обернулся, желая узнать, что случилось. Но недовольство быстро сменилось тревогой, когда он увидел причину крика.
        На холмах на востоке разворачивалось под длинными знаменами войско в черно-фиолетовых доспехах. На флангах стояли арбалетчики, основную часть строя составляли отряды копейщиков и мечников. Тысячи друкаев появились как будто из воздуха.
        Алит не стал тратить время и задаваться вопросом, откуда здесь взялось столько воинов. Вместо того чтобы метаться в поисках ответа, он переключил внимание на более насущную проблему: как скрыться?
        Двадцать рыцарей на дороге сомкнули ряды, развернулись на восток и перегородили путь к городу. Их подопечные подстегнули лошадей и быстро скрылись из вида.
        Бегущие с юга тревожно кричащие Тени дали знать Алиту, что искать спасения в том направлении тоже не стоит.
        — Ко мне!  — громко скомандовал Алит.  — Собраться возле меня!
        Король Теней смотрел, как наступает с востока волна воинов в черных доспехах. Быстрый взгляд на солнце подсказал, что друкаи хорошо выбрали время: они доберутся до дороги раньше, чем залягут первые вечерние тени.
        — Нас заманили в ловушку,  — торопливо сообщил Алит.
        Тени сгрудились кругом — так, чтобы хоть частично укрыться в траве. Некоторые воины с отчаянием уставились на князя, другие бросали тревожные взгляды на рыцарей и войско на востоке. Всадники не хотели подъезжать на расстояние выстрела. Да и зачем? От них не требовалось рисковать жизнью, когда на подходе мощное подкрепление.
        — Море — наше единственное спасение,  — продолжил Алит.  — Надо добраться до воды, плыть на юг и выйти на берег у Кориль Тандриса. Там мы разделимся и будем пробираться на восток, чтобы снова встретиться у Кардайна.
        — Если мы попробуем пересечь дорогу, рыцари погонятся за нами,  — сказал Хиллраллион.  — Мы не сможем обогнать всадников.
        — Тогда придется убить их,  — пожал плечами Алит.
        — Луки против тяжеловооруженных рыцарей?  — спросил юный эльф по имени Фаенион.
        — Их всего двадцать,  — отрезал Алит.  — Стреляйте в лошадей; пешие рыцари не представляют угрозы. Когда расчистим дорогу, направляйтесь вдоль берега на юг, там есть удобный спуск к морю.
        — По дороге приближаются еще рыцари,  — вставил разведчик, который приносил новости ранее.  — По меньшей мере пятьдесят всадников. Не думаю, что мы сумеем добраться до моря, прежде чем они перекроют дорогу.
        Алит зарычал от отчаяния. Его расстраивало не то, что их загнали в ловушку — им и так часто везло, не стоило рассчитывать, что удача всегда будет поворачиваться к ним лицом. Враги подобрали соблазнительную наживку и точно рассчитали, где он нанесет удар. Король Теней испугался, что его действия стали предсказуемы, но тут же отбросил это предположение. Просто на сей раз тот, кто взводил капкан, оказался хитрее его.
        — Будем спускаться по откосу,  — наконец решил Алит.  — Убьем рыцарей и добежим до склона. А там придется довериться удаче.
        Тени обменялись тревожными взглядами, и среди них пробежал ропот недовольства.
        — Враги не станут ждать, пока мы собираемся с духом!  — зарычал Алит и указал на наступающее с востока войско.  — Следуйте за мной или оставайтесь здесь и ждите смерти.
        Князь встал и решительно направился к анлекским рыцарям, стоящим на дороге. Он вскинул лунный лук, прицелился во всадника во главе отряда. Стрела слетела с тетивы и ударила наггарота в грудь; она пронзила металл доспеха, вышла из спины и проткнула горло рыцаря позади.
        Всадникам потребовалось несколько мгновений, чтобы оправиться от неожиданности. За это время Алит успел уложить еще троих. Но потом анлекцы опустили пики и галопом поскакали на Теней. Алит холодно наблюдал за ними. На равнинах Эллириона и в лесах Авелорна он успел понять, что репутация нагаритских рыцарей намного превосходит их силы. Когда-то он трепетал при виде несущихся на него всадников в черных доспехах, но сейчас князь испытывал лишь презрение.
        Пущенная из лунного лука стрела рассекла шею скачущей впереди лошади и вонзилась в грудь следующей, от чего обе рухнули на землю. Тени выпустили несколько смертоносных залпов. Все рыцари упали в траву мертвыми или ранеными, прежде чем одолели половину расстояния от дороги до отряда Алита.
        Князь бросил взгляд через плечо. Войско быстро приближалось.
        — За мной, к утесам,  — крикнул он, закинул за спину лунный лук и бегом бросился к берегу.
        Князь возглавлял отступление. Когда Тени добежали до дороги, он обернулся к армии друкаев. Враги быстро сокращали расстояние, но анарцы должны были достигнуть обрывистого берега раньше, чем они попадут под обстрел арбалетчиков. С юга скакали рыцари, но они тоже не успевали перехватить Теней, прежде чем те начнут спуск. Хотя ситуация выглядела суровой, сейчас Алит чувствовал себя более уверенно, чем когда заметил развевающиеся над холмами флаги. Однако, несмотря на проблеск надежды, он не позволил себе расслабиться.
        — Не останавливаться!  — приказал он, когда несколько воинов нацелились в приближающихся друкаев.  — Мы не сумеем их задержать.
        В дюжине шагов от обрыва Алит увидел море. На мгновение его поразила красота бесконечного темно-синего горизонта. Еще через несколько шагов перед ним раскинулись бескрайние воды. К Ултуану катились высокие волны, намного сильнее того прибоя, что он видел на Внутреннем море в Тор Элире. Вопреки собственному приказу Алит замер в благоговении перед увиденной картиной. Везде, насколько видел глаз, простирался Великий океан — по сравнению с ним эльфы выглядели карликами. Где-то далеко за его просторами лежали джунгли Люстрии. Там потомки слуг Древних еще цеплялись за остатки цивилизации. Разрушенные города и исходящие паром мангровые заросли, коварные болота и старинные сокровища ожидали дерзких путешественников и искателей приключений.
        Алит только сейчас осознал, как мало повидал в жизни. Он никогда не бывал в Элтин Арване на востоке, в колониях Алитиса и в башнях эльфов далеко на юге. А если бы не гражданская война, он бы вряд ли посетил бы даже Эллирион или Авелорн.
        Крики анарских воинов вывели его из задумчивости, и князь вернулся к насущным проблемам. Тени указывали на море, и увиденное моментально лишило Алита уверенности в благоприятном исходе задуманного: недалеко от берега стояли на якоре три черных корабля.
        Алит подошел к краю утеса и глянул вниз, чтобы оценить сложность спуска. Берег обрывался не отвесно, по нему ярусами тянулись темные и светлые полосы выходов породы, скала пестрела множеством расщелин и уступов. Алиту доводилось совершать более сложные восхождения и спуски. Его воины доберутся до моря сравнительно легко, настоящие трудности ждали их внизу, где об острые камни ударял прибой и вокруг подводных валунов кружили сильные течения.
        Что-то черное, тяжелое просвистело в воздухе рядом с Алитом, затем последовали еще выстрелы. Несколько Теней покатились по земле с торчащими из тел длинными копьями — это установленные на кораблях метатели сделали первый залп. Воздух наполнил свист копий. Следующий залп снова проредил ряды анарцев.
        На утесе воины скидывали оружие, чтобы сбросить лишний груз, а некоторые снимали плащи и ботинки. Многие замешкались и в ужасе смотрели на поджидающие внизу черные корабли или зачарованно уставились на тела погибших.
        — Не останавливаться!  — снова крикнул Алит, сорвал с себя плащ и кинул на землю.
        Он быстро огляделся по сторонам — воины начинали долгий спуск по обрыву. Князь потянулся к колчану, чтобы выкинуть и его, но остановился. Лунный лук сверкал в солнечном свете. Он не мог бросить драгоценный, добытый тяжелыми усилиями дар. Алит вытащил лук из колчана, перекинул его за плечо, отбросил колчан и перебрался через край утеса.
        Тени отличались ловкостью и умением карабкаться по горам, так что вскоре большинство уже достигло середины обрыва. Метатели с кораблей продолжали осыпать залпами серую скалу. Некоторые снаряды попадали цель, и тогда один из воинов срывался с откоса и падал в пенящиеся воды внизу. Стальные наконечники высекали из камня мелкую острую крошку; она изорвала одежду Алита и исцарапала кожу. Одно из копий пролетело в волоске от его ноги и в пыль раскрошило уступ, на котором стоял князь. Алит повис на одной руке, судорожно ища новую опору.
        Крики страха и боли мешались с шумом волн. Алит продолжал перебирать руками, переносить вес с одной ненадежной опоры на другую. Его пальцы находили малейшие трещины, а ноги опирались на выступы шириной в палец.
        Все больше анарцев падало жертвами боевых машин. Их крики тонули в рокоте моря, тела исчезали в кипящих волнах. Отряд потерял уже около четверти солдат.
        — Они убьют нас всех!  — крикнул Алит.  — В воду!
        Тени боялись прыгать навстречу верной гибели, но Алит все больше убеждался, что на утесе им долго не прожить.
        — За мной!  — крикнул он, отпустил руки и изо всех сил оттолкнулся ногами.
        Ветер трепал волосы и обжигал лицо, пока он падал навстречу морю. Князь видел, как взлетает над острыми рифами пена, но больше всего боялся подводных камней. Он закрыл глаза, вытянулся в струнку и с безмолвной молитвой морскому богу Маннанину приготовился нырнуть.
        Удар о поверхность воды оказался сравнимым с пинком лошади — из легких Алита разом выбило весь воздух. Он ушибся обо что-то твердое правой рукой, и она онемела. Князя окутал кокон из пузырей, его швыряло во все стороны и только чудом не ударило о камни. Яростное течение переворачивало тело вверх ногами, вертело вперед и назад. От крови вода окрасилась в красный цвет. Свет и тьма кружились за закрытыми веками, пока князя метало между поверхностью и страшными глубинами. Кости заломило от холода.
        Алит замахал руками и ногами, борясь с течением, которое грозило утащить его в глубину. Одной рукой он выгреб на пузырящуюся пеной поверхность, но и там его продолжали крутить и подкидывать волны. Дважды подводное течение хватало князя за ноги и утаскивало вниз, заставляя глотать соленую воду. Он кашлял и отплевывался, в какой-то момент его бросило на острый, как лезвие, край рифа — тот оставил на животе длинный порез, и князь завыл от боли. Течение вырывало лунный лук, тетива врезалась в руку. Лук путался в ногах и бил по лицу, но Алит не хотел бросать драгоценное оружие.
        Гребок за гребком Король Теней боролся с волнами. Он сумел собраться с мыслями и повернул на юг, подальше от кораблей друкаев. Брошенный назад взгляд показал, что друкайское войско добралось до обрывистого берега. Арбалетчики поливали дождем стрел тех, у кого не хватило смелости прыгнуть в море.
        По воде расходились красные пятна. Алит не знал, как много воинов погибло при прыжке. Он видел, как несколько солдат, в том числе Хиллраллион, цепляются за камни и тяжело дышат. Их укрывал каменный козырек, который торчал из утеса подобно огромной серой игле. Алит подплыл к ним и ухватился за трещину в каменной поверхности.
        — Нам нельзя оставаться здесь,  — выговорил он.
        На большее у него не хватило дыхания.
        Князь указал наверх, где собирались отряды друкаев. Хиллраллион понял его, кивнул и жестом приказал остальным следовать за князем.
        Преодолевая усталость, Алит оттолкнулся от камня. Он не мог думать об идущих за ним. Ему потребуются все силы и упорство, чтобы выжить.

        ГЛАВА 23
        Ночь Темных Ножей

        Мало кому удавалось пережить недовольство Морати, но пока Аландриан поднимался по ступеням дворца, он старался держать себя в руках. Он не смог убить или захватить в плен загадочного Короля Теней, однако подобрался к нему ближе, чем кто-либо еще за последние шесть лет. Командир не питал тщетных надежд, что Морати простит его промах, но он успел разработать новый план, как захватить ловкого мятежника. Этот план не только будет иметь успех, он на деле покажет раскаяние Аландриана. Командир даже позволил себе самостоятельно испросить аудиенции, не ожидая приказа королевы.
        Когда Аландриан вошел в тронный зал, его поразила улыбка на лице Морати. Королева в просторной мантии из черного шелка с отделкой из белого меха сидела в кресле рядом с величественным троном Аэнариона; обнаженные руки и ноги отливали в свете ламп бледным сиянием. На ее лице Аландриан увидел дружелюбное выражение. Искренность королевы тревожила командира гораздо больше, чем гримаса недовольства, которую он ожидал увидеть.
        Аландриан подавил дрожь, когда почувствовал, как ползет но коже темная магия. Ему казалось, что краем глаза он видит мельтешащие в тенях призрачные фигуры. Отовсюду шептали что-то потусторонние голоса. Командир старался не обращать внимания на их насмешки и обещания и сосредоточился на Королеве-Ведьме.
        — Ваше величество,  — низко поклонился Аландриан.  — Приношу свои глубочайшие извинения за неудачу в поимке преступника, который в последнее время тревожит ваши думы.
        — Встань.  — В голосе Морати он не услышал ни доброты, ни жестокости. Тем же безразличным тоном королева продолжила: — Мы потратим много времени, если я буду перечислять тебе твои неудачи, а ты — извиняться. Давай представим, что эта часть разговора осталась позади.
        Аландриан содрогнулся от страха. Неужели ему не предоставят возможности оправдаться? Не исключено, что он переоценил свое положение и влияние.
        — С учетом сказанного, я уверена, что твои оправдания завершатся желанием исправить ошибки.  — Голос Морати смягчился.
        Она встала и махнула группке приспешников, что пряталась в темном углу зала. На свет выступили трое волшебников — две женщины и один мужчина — в мантиях темно-фиолетового цвета, с вытатуированными на теле древними символами, от которых у Аландриана заскрипели зубы. Командир никогда не любил волшебство, оно казалось ему слишком опасным оружием.
        — Это мои самые многообещающие ученики, Аландриан.  — Морати как по воздуху скользнула к князю.
        Колдуны следовали за ней. Аландриан с трудом сглотнул, переводя взгляд с манящих глаз Морати на угрюмые лица ее подопечных.
        Королева-ведьма остановилась перед ним и, только командир собрался заговорить, положила палец ему на губы. От прикосновения по телу побежала энергия, забилось сердце и проснулось желание, подобного которому он не чувствовал после смерти своей жены.
        — Тихо, князь, дай мне договорить,  — бархатным голосом произнесла королева.  — У тебя есть новый план, как поймать Короля Теней, если я проявлю великодушие и дам тебе второй шанс, не так ли?
        Аландриан глупо кивнул; он слишком растерялся, чтобы говорить. Темная магия и так затмевала его чувства, а близость Морати окончательно перепутала мысли в голове. Он не мог справиться с дрожью, одновременно вожделения и страха, причем оба ощущения были из одного источника.
        — Хорошо.  — Морати отступила на шаг и скрестила руки на груди идеальной формы.
        Через разрез в платье королевы виднелось гладкое бедро. Аландриан заставил себя перевести взгляд на прекрасное лицо и подавил желание протянуть руку и погладить восхитительную кожу.
        — Меня нельзя обвинить в излишнем милосердии или великодушии, но я не могу отказать тому, кто пользовался уважением моего сына и принес великие жертвы на службе Нагариту. Твои былые подвиги и твоя верность затмевают деяния многих моих подданных, поэтому можешь успокоиться. Ты все еще пользуешься моей милостью несмотря на постигшую тебя неудачу.
        Чары Морати отпустили его, Аландриан привел мысли в порядок и только было собрался рассыпаться в благодарностях, как королева остановила его, легко качнув головой.
        — Не унижайся,  — сказала она.  — Ты выше этого.
        Она повернулась, по плечам темным облаком взметнулись волосы. Аландриану пришлось отвести взгляд, пока Морати шла, покачивая бедрами, к креслу. Он снова посмотрел на нее, только когда она уселась и приняла величественную, строгую позу.
        — Скажи, как мои верные слуги могут помочь твоим усилиям?
        — Боюсь, что теперь никакая наживка не заманит Короля Теней в ловушку,  — уверенно ответил Аландриан. Он благодарил судьбу, что заранее подготовил речь, поскольку поведение Морати полностью сбило его с толку. Сейчас он понимал, что ее намерение в том и заключалось.  — Если мы собираемся убить скорпиона, придется найти его гнездо и вытащить его оттуда за хвост.
        — Согласна. Как ты собираешься искать его, если никому еще не удавалось выследить мятежника?
        — Я тщательно изучил прошлые нападения его воинов,  — объяснил командир.  — На первый взгляд они кажутся случайными: юг, север, запад, восток без какой-либо закономерности. Но закономерность есть, и я уже замечал ее ранее.
        — Правда?  — Морати с интересом наклонилась вперед и погладила свой изящный подбородок.  — Где ты ее видел?
        — В Элтин Арване я стал заядлым охотником. Леса там кишат дичью.  — Аландриан сделал осторожный шаг вперед.  — Кто-то охотился на кабанов, другие на оленей, но меня не интересовали подобные увлечения. Я предпочитал охотиться на охотников. Ведь если перехитрить охотника в его собственной игре — тогда победа действительно будет считаться победой.
        — Мне очень нравится эта черта в тебе, особенно сейчас,  — с улыбкой произнесла Морати. В ее глазах зажегся серебристый огонек.  — Продолжай, прошу тебя.
        — Король Теней охотится как волк,  — с ухмылкой заявил Аландриан.  — Трудно заметить, но это так. Нагарит — его территория, и он регулярно ее патрулирует, оставляет метку в одном месте и переходит к следующему. В разные годы он нападает в разных местах, но прошло уже шесть лет, и я могу разгадать ход его мыслей. Засада под Галтиром провалилась по нашей вине, ее нельзя учитывать в общей картине. После следующего нападения мы узнаем, где он был, и, что более важно, я пойму, куда он направится оттуда. Мы ударим быстро, пока он ни о чем не подозревает.
        — Твое предложение звучит очень заманчиво, но какая помощь тебе требуется от меня?  — спросила Морати.
        — Нагарит слишком большой, чтобы твои волшебники смогли наблюдать за всеми его уголками, особенно если цель постоянно передвигается,  — объяснил Аландриан.  — Я могу предположить, где примерно окажется Король Теней, но большую территорию трудно обыскать обычными методами так, чтобы не спугнуть его. С помощью твоих волшебников мы сумеем проверить мои догадки и точно определить укрытие Короля Теней.
        — И что ты собираешься делать, когда узнаешь, где он?  — Морати откинулась на спинку кресла и снова скрестила руки на груди.
        — Позвольте, я ненадолго отлучусь, ваше величество?
        Королева ответила кивком, и командир вышел из зала. Вскоре он вернулся с двумя эльфийками, похожими как близнецы. Они носили нагрудные доспехи и золотые браслеты, украшенные рубинами. Вырезанные на них руны Кхаина посверкивали кровавым блеском. Серебристые волосы были убраны в длинные косы, переплетенные сухожилиями и выдолбленными костяными ободками; с расписанных кровью лиц, как с масок, смотрели ярко-синие глаза. Каждая девушка имела при себе целый арсенал колюще-режущего оружия: кинжалы за поясом и в ботинках, длинные парные мечи на поясе, ятаганы за спиной, шипы и острые лезвия на подошвах и перчатках с обрезанными пальцами. Даже кольца украшали изогнутые когти из покрытого позолотой железа.
        — Две подающих надежды убийцы Кхаина,  — с гордой улыбкой объявил Аландриан.  — Позвольте представить моих драгоценных дочерей, Лириет и Хеллеброн.
        Морати снова встала, оценивающе осмотрела девушек и кивнула.
        — Да,  — промурлыкала королева.  — Да, они станут прекрасным оружием. Тебе понадобится помощник, чтобы направить их к цели.
        Королева повернулась к своим ученикам и жестом поманила одну из женщин. По сравнению с дочерьми Аландриана эльфийка — невысокого роста, с короткими, до плеч, черными волосами — казалась совершенно невзрачной. Ее кожа была еще бледней, чем у королевы, а в волосах пестрели льдисто-серебряные пряди, от чего она казалась зимним духом. Эльфийка с поджатыми губами холодно оглядывала кхаиниток, не упуская ни одной мелочи.
        — Моя лучшая ясновидящая,  — заявила Морати.  — Покажи ей примерное местонахождение Короля Теней, и она найдет его. Иди сюда, милая, представься князю.
        Колдунья повиновалась и коротко кивнула.
        — Я с удовольствием послужу тебе, князь Аландриан.  — Холодный голос звучал под стать внешности.  — Меня зовут Ашниель.

        Смех Алита подхватили несколько воинов, но многие не разделяли его спокойствия при воспоминании о засаде на утесах. И Хиллраллиона, и Тариона тревожило то, что князь становится безрассудным, хотя они выразили свои опасения в более вежливой форме.
        Алит отослал часть выживших Теней на восток, залечить раны и разнести новости о случившемся. Он понимал, что друкаи попытаются выдать стычку за победу, и хотел, чтобы все знали о его спасении. Остальных он привел с собой в одно из укрытий, раскиданных по всему Нагариту, и созвал туда Идущих по Тени.
        Алит держал совет в фермерском домике недалеко от городка Торесс на юге Нагарита. Когда-то там жило смешанное население из наггаротов и тиранокцев, но оно сильно пострадало при правлении князя Кераниона. За это время многих жителей убили или увели в рабство как «полукровок», а тех, кто осмеливался вслух возмущаться, жестоко наказывали солдаты.
        Подобно прочим пережившим резню городам и деревням, Торесс стал одним из центров недовольства друкаями. Появление Короля Теней принесло жителям надежду на будущее. Хозяин фермы угощал гостей хлебом и жареной ягнятиной и бросал на князя полные благоговения взгляды.
        — Я похож на крысу, которая кусает за пальцы тех, кто пытается ее поймать,  — шутил Алит. Он перебирал бутылки с вином в поисках, чем бы наполнить свой кубок.  — Нет ничего более досадного для наших врагов, чем украденный из-под носа успех.
        — Наши враги могут считать смерть сотни воинов успехом,  — тихо произнес Тарион. Он горестно покачал головой и уставился в свой опустевший кубок.  — Нам долго везло, и мы потеряли бдительность. Решили, что мы неуязвимы.
        Хорошее настроение Алита испарилось, он нахмурился и уставился на капитана.
        — Любое дело требует жертв,  — заявил Король Теней.
        Тарион поднял голову и устало встретился с ним глазами.
        — Бессмысленные жертвы не принесут пользы никакому делу. Спроси об этом у тысяч эльфов, сгоревших на кострах фанатиков.
        — Ты сравниваешь меня с кровососами, что выпили жизнь из Нагарита?  — зарычал Алит и отшвырнул кубок.  — Я никого не прошу рисковать больше, чем рискую сам. Я не посылаю своих солдат умирать, сам тем временем отсиживаясь за безопасными стенами замка. Я всем дал выбор, и вы добровольно ступили на этот путь. Я повторю еще раз для тебя и для всех Теней. Если вы останетесь, то будете сражаться за меня, как за законного короля. Я знаю, что требую многого, но от себя я требую не меньше.
        — Ты не понял…  — начал Тарион, но Алит оборвал его.
        — Пришло время нанести новый удар!  — провозгласил он и отвернулся от Тариона к остальным Теням.  — Пока друкаи хлопают друг друга по спине и рассказывают, как едва не поймали Короля Теней, мы заново унизим их в наказание за спесь.
        — Спесь?  — пробормотал себе под нос Тарион.
        — Простите его, князь,  — вмешался Хиллраллион прежде, чем Алит успел ответить.
        Идущий по Тени взял Тариона под руку и силой поднял из-за стола.
        — Его сильно расстроила мысль, что мы можем тебя потерять. К тому же он не привык к крепкому вину.
        Тарион вырвал руку и разгладил рукав. Немного покачиваясь, он оглядел собравшихся воинов и обернулся к Алиту.
        — Мы сражаемся за тебя, Алит,  — пробормотал он.  — Ты Король Теней, а мы твоя армия Теней. Без тебя не будет и нас. Или «не станет нас»? Не важно. Не дай себя убить, пытаясь доказать то, что ты и так уже доказал.
        Тарион прошел через комнату, провожаемый взглядами Теней — одни смотрели на него со злостью, другие с сочувствием. Хлопнувшая дверь прекратила все разговоры, и воцарилась неловкая тишина. Многие смотрели на Алита, остальные прятали в смущении глаза.
        — Он просто немного пьян…  — начал Хиллраллион.
        — Он начинает походить на наседку, причем назойливую наседку,  — заявил Алит.  — Я не беспомощный цыпленок, да и мои храбрые, очень храбрые воины — тоже. В этом и заключается суть охоты. Победи — и ешь, проиграй — и будешь голодать.
        Алит со злостью развернулся к остальным.
        — Или вы считаете, будто я хочу, чтобы мои последователи умирали?  — воскликнул он.  — Разве я просил, чтобы ваши семьи убили, а дома разрушили? Я не выбирал такую жизнь, она сама выбрала меня! Боги и друкаи сделали из меня того, кем я стал, и я не жалею об этом. Я нужен нашему народу именно таким. Я совершаю ужасные поступки, мы все совершаем ужасные поступки, чтобы их не пришлось совершать тем, кто придет после нас.
        Алит разорвал шерстяную рубашку и оголил спину, где красовался шрам от полученного в Анлеке удара кнутом. Затем снова повернулся лицом, показал раны на руках и теле — они еще не успели зажить после погони на утесах Галтира.
        — Мои раны ничто в сравнении со страданиями, которые терпит наш народ!  — бесновался он, раскидывая взмахами рук бутылки со стола. Алит поднял голову, но перед глазами возникли не балки потолка, а вечные небеса, где, по легендам, обитали боги.  — Царапины, синяки ничего не значат. По-настоящему нас мучают лишь духовные терзания. Друкаи сокрушили дух целого поколения! Чем еще я должен пожертвовать, чтобы избавить эльфов от пережитого мною?
        Алит нагнулся, подхватил с пола бутылку и разбил о край стола. Снова поднял лицо к богам, которых видел он один, и поднес отбитое горлышко к груди.
        — Вы хотите еще крови?  — закричал князь.  — Или хотите моей смерти? Отправить меня к отцу и матери. Уничтожить последнего анарского князя. Такой исход вас устроит?
        Хиллраллион схватил его за руку, отобрал разбитую бутылку и отбросил в сторону. Капитан молча обнял Алита за плечи и прижал к себе. Тот вырвался из объятия, но споткнулся и упал на колени.
        — Почему я?  — прорыдал Алит и уткнулся лицом в ладони. Из открывшихся ран потекла кровь.
        Вокруг него столпились Тени; кто-то похлопывал князя по плечу, кто-то успокаивающе гладил по голове.
        — Потому что ты Король Теней.  — Хиллраллион опустился на колени рядом с другом.  — Потому что больше некому.

        На следующее утро никто ни полусловом не вспомнил о выходке Алита. После того как князь ушел с трапезы, все стали говорить о солидарности с ним. Тени понимали, что им не под силу разделить его ношу, и заново прониклись верой друг в друга и в Короля Теней. Некоторые заметили, что теперь проще думать о Короле Теней, а не об Алите Анаре — едва переступившем порог зрелости юноше, который потерял все и решил стать духом мести.
        После завтрака Алит созвал воинов и повел их на юг. К полудню они вышли к Наганату. Из укрытия за каменистым бугром князь указал на запад, на перекинувшийся через реку изогнутый мост с укрепленными башнями на обоих берегах. Русло в этом месте сужалось до пары сотен шагов, и река бежала довольно бурно.
        — Мост Этруина,  — с озорной улыбкой сообщил Алит.  — Прямая дорога между Анлеком и Тор Анроком. Летом ближайшие переправы — в двух дня пути на западе и в полутора на востоке. Зимой разлив в Итин Анроре становится непроходимым, это, считайте, еще день пути по восточной дороге. Представьте себе раздражение Морати, когда марширующее на юг войско обнаружит, что моста нет.
        — Раздражение, князь?  — переспросил Тарион.  — Две охраняемые башни — довольно крепкий орешек. Возиться с ним для того, чтобы вызвать раздражение?
        — Ты не понимаешь, Тарион. Я хочу, чтобы друкаи пришли за мной. Мы едва не погибли в Галтире, но я усвоил урок. Наши враги готовы выделить немалые силы, чтобы поймать меня. Они привыкли к нападениям Теней, но Король Теней — именно он источник их досады и неудач. Я хочу поиздеваться над ними. Я хочу разозлить их настолько, что они пойдут на все, лишь бы поймать меня. И когда они это сделают, они совершат ошибку, и мы воспользуемся ею, в чем бы она ни заключалась. Представь, что им придется удвоить гарнизоны на всех переправах Нагарита. Каждый склад и амбар будет нуждаться в охране. Пока они гоняются за Королем Теней, остальные наши воины получат свободу действий и устроят хаос.
        — И ты считаешь, что, дергая по мелочам, ты разозлишь их еще сильнее?  — спросил Тарион.
        — Я хочу, чтобы они боялись нас. Недавний успех немного развеял их страх, по крайней мере, на время. Поэтому я должен выбрать другую стрелу для своего лука — ту, которая ударит легко, но зато много раз. Как настырный комар, я стану жалить их снова и снова, и пусть каждая рана в отдельности окажется несмертельной, но приведет их в ярость. Если они считают, что могут перехитрить Короля Теней, я докажу обратное. Они будут думать, что со мной покончено, но я стану возвращаться снова и снова, и я стану жалить их, пока они не заплачут. Пусть машут руками и кричат, пока не охрипнут, я все равно вернусь!
        — Я понимаю,  — сказал Тарион.  — Но у меня есть еще один вопрос.
        — Какой?
        — Как мы уничтожим мост?

        Алита тошнило от запаха рыбы. Рыбой пахла одежда, рыбой пахли волосы и руки. Князь сидел в тени паруса рыбачьей лодки, которая неторопливо плыла по Наганату к мосту Этруина. На пролетах стояли друкайские солдаты и проверяли идущие через границу телеги и повозки. Рядом с северной башней проходили учения нескольких отрядов из гарнизона моста.
        Все шло по заведенному порядку, точь-в-точь как последние пятнадцать дней. Друкаи не препятствовали проходу по реке рыбацкой флотилии, которая промышляла здесь не первую сотню лет. Белые лодки настолько примелькались солдатам, что они редко удостаивали их взглядом. Все лодки шли из Торесса. Их хозяева не знали, что замышляет Алит, но согласились помочь Королю Теней, если он доставит неудобства их мучителям.
        Вот лодка подошла к мосту, рыбаки начали снимать мачту. Алит воспользовался суматохой, чтобы соскользнуть в воду вместе с прятавшимися среди команды тремя воинами. Они быстро доплыли до отделанных камнем опор моста и вылезли из воды. Там Алит вынул несколько закрывающих тайник камней и достал оттуда замотанные шерстяной тканью свертки, где лежали широкие долота и обтянутые тряпками колотушки.
        Четверо Теней взобрались по паутине из веревок: она свисала под мостом со вбитых в кладку между камнями крюков. Тени заняли свои места и продолжили работу — они висели над текущей внизу водой и скалывали соединяющий камни раствор. Тихий стук обмотанных тряпьем молотков терялся в журчании Наганата. Когда один из камней расшатывался, тени доставали деревянные клинья и вбивали в кладку, чтобы мост не рухнул раньше времени.
        Кропотливым трудом Алит и его последователи разбирали мост камень за камнем, а клинья и естественное распределение веса в арочных пролетах не давали ему рассыпаться. Через отверстия в широких головках клиньев проходили веревки — когда придет время, их можно будет легко вытянуть.
        Работающие по очереди от рассвета до заката команды Теней уже подготовили к разрушению две трети моста. Работа отупляла, от нее болели все мускулы. Тени неподвижно лежали во врезающихся в тело веревочных люльках и соскабливали раствор на участках в палец длиной.
        Алит и его отряд отработали свое до полудня. Когда флот рыбачьих лодок возвращался домой, их подобрали на борт, и другая команда заняла их место. Лодки причалили в Торессе, где Алит обнаружил ожидающего на пирсе Хиллраллиона. Идущий по Тени грустно посмотрел на князя.
        — Плохие новости, друг?  — спросил Алит.
        — Возможно,  — ответил капитан. Они свернули с ведущей в город дороги и пошли по заросшему тростником берегу реки.  — Тарион пропал.
        — Я видел его утром, когда мы отплывал из города. Он не мог уйти далеко.
        — Я послал на его поиски нескольких воинов, но он хорошо изучил искусство Теней, хоть и начал учиться позже других. Он не оставил никаких следов.
        — Иногда всем нам требуется уединение,  — предположил Алит.
        — Только не Тариону. Он не стесняется высказывать свои мысли и часто делится ими со мной. На нем сказывается возраст, и он чувствует неуместную вину за падение Эланардриса.
        — Неуместную? Нашу вину нельзя считать неуместной. Мы все должны принять тот факт, что сыграли свою роль в падении дома Анар, несмотря на благие намерения.
        — Я бы посоветовал не говорить подобного Тариону, если мы найдем его,  — сказал Хиллраллион.  — После Церин Хьюата его начало тревожить состояние анарской династии. В отличие от нас с тобой, он принадлежит к старшей породе, к поколению твоего деда. Мы все ненавидим беззаконие, что творится сейчас на Ултуане, но только старики, которые принимали участие в спасении острова от демонов, знают, что мы потеряли. Они уже проливали кровь ради нашего народа, и считали, что нам никогда не придется этого делать.
        — Но почему он сломался сейчас?  — Алит присел на берегу реки, и Хиллраллион опустился рядом с ним.  — Мы сражаемся с друкаями уже шесть лет.
        — Ты стал Королем Теней, но Тарион по-прежнему видит в тебе Алита Анара, сына и внука двух его ближайших друзей, последнего из рода. Для тебя Эланардрис превратился в воспоминание, твоим делом стала война Теней. Для Тариона ты — наследие анарцев, их традиции все еще живут в тебе. Ты не Король Теней, ты последний из дома Анар. Он не доверяет каледорцам или крейсийцам и считает, что они не способны вернуть того, что потеряли наши земли. Но пока ты жив, он может тешить себя мыслью, что в Эланардрис вернется былая слава. Он боится, что если ты погибнешь, с тобой умрет последняя надежда.
        Алит молча размышлял над услышанным. Он мирился с упрямством и старомодными рассуждениями Тариона из уважения к ветерану. По правде говоря, князь старался не думать о стареющем эльфе, поскольку ему сразу вспоминался Эолоран — либо мертвый, либо, что еще вероятнее, гниющий в каком-нибудь застенке Анлека. В целом Алит пришел к выводу, что лучше не ворошить прошлое, а сосредоточиться на грядущей мести.
        Он обдумал беспокойства Тариона, как их описал ему Хиллраллион. Возможно, он сам слишком цеплялся за титул Короля Теней и забыл, кем является и без того. Но тот юноша, Алит Анар, жил в постоянных мучениях, его окружали мрачные воспоминания и чувство беспомощности. Наследник дома Анар не мог ничего; Король Теней был всемогущ. Этот титул тоже нес с собой горе и боль, но они и в сравнение не шли с мукой, которая ожидала его после исполнения данной клятвы. «И что тогда?» — спросил себя Алит. Кем он станет, когда война Теней закончится? Возможно, Тарион поможет ответить на этот вопрос.
        — Найди его,  — тихо произнес князь и положил руку на плечо Хиллраллиону.  — Скажи ему, что он нужен мне здесь и у меня для него есть важное дело.

        Когда настало время приступать ко второй стадии плана с мостом, Тариона еще не нашли. После засады в Церин Хьюате прошло тридцать дней, и Король Теней собирался доказать, что он жив. Алит и его воины спрятались в деревьях и кустах вдоль реки на востоке от моста. Рыбаки с лодками ждали в гавани Торесса сигнала отплыть вниз по течению.
        С наступлением темноты на севере, в лесах у анлекской дороги, стали видны огоньки. Мигающие красные отсветы и тонкие столбы дыма выдавали присутствие нескольких костров. Они не прошли незамеченными наблюдателями на башнях. Вскоре затрубили тревогу, поднимая гарнизон. Под топот ног отряд вышел на разведку.
        Когда они скрылись из вида, Алит и Тени выскользнули из укрытия с луками наготове. Конечно, башни не остались без присмотра, но князь знал, что у него хватит солдат, чтобы перебить оставшихся друкаев.
        Король Теней повел своих воинов к северной башне. Они бесшумно подошли к мосту; на башенных укреплениях стояла группа друкаев, но они смотрели на север. Как и в Кориль Атире, Тени беззвучно вскарабкались по стене башни. Под зубцами друкаи развесили шипастые цепи, чтобы осложнить подобный штурм, но воины обмотали руки тряпками и по очереди отодвигали их в стороны, пропуская товарищей.
        Когда они взобрались на стену, одного залпа из луков хватило, чтобы уложить часовых, хотя двое друкаев успели закричать от боли. Алит на миг задумался и перебежал на южную сторону башни.
        — Быстрее!  — крикнул он через реку.  — Мы поймали нескольких мятежников Короля Теней! Остальные убегают! Быстрее сюда!
        Затем он разделил своих солдат. Часть разослал проверить комнаты, а остальным велел быть наверху. Вскоре ворота второй башни открылись, и на мост выскочило несколько дюжин друкаев.
        Когда они добрались до центрального пролета, Алит кивнул своим Теням. Они встали над бойницами и выпустили дождь стрел, который выкосил половину врагов. Друкаи бросились бежать к противоположному концу моста, но там их встретил другой отряд Теней — они заранее переплыли реку, чтобы отрезать отступление.
        Когда последний луч солнца исчез за горизонтом, Алит захватил контроль над обеими сторонами моста. На востоке князь видел смутные белые пятна на реке — паруса приближающего рыбачьего флота. Лодки встали на якоря, их команды разбежались по мосту с длинными веревками. Они споро привязывали их к петлям свисающей под пролетами сети. Затем эльфы разошлись по обоим берегам, по дюжине на каждую веревку. Алит занял свое место и крепко ухватился за канат.
        — Тяните!  — проревел он и изо всех сил уперся в землю ногами.
        Клинья сперва не шли, но эльфам достало сил — сначала выскочил один клин, затем еще один. Алит подгонял свою команду, и следующим рывком они вытянули все веревки. С протяжным скрежетом опорные камни посыпались в воду, а за ними рухнул и весь мост. Эльфов на обоих берегах обдало мощным всплеском. У Алита промокли ноги.
        Рыбаки прыгали в свои лодки, не отпуская веревок, и тащили за собой каменные блоки. Когда блок перетаскивали через борт, с него снимали узел, и камень падал на палубу. Рыбаки заверили Алита, что двенадцати лодок хватит, чтобы перевезти камни выше по реке, где их снова опустят в воду и надежно спрячут на дне.
        Король Теней повернулся к воину за спиной — юноше по имени Тириан.
        — Время поработать грузчиком,  — подмигнул он.

        Со смешанным чувством разочарования и облегчения Келтрайн вел своих воинов обратно по дороге. Тот, кто зажег костры, сбежал раньше, чем отряд добрался до места. С одной стороны, было жаль, что преступники скрылись; с другой, Келтрайн радовался, что ему не довелось-таки встретиться лицом к лицу с жуткими призраками, отнявшими жизни стольких нагаритских командиров. Он не хотел торчать в лесу, пока еще оставалась угроза нападения, поэтому быстро развернул колонну солдат и направился к башням, таким надежным. В хорошем настроении капитан шагал по дороге и мысленно составлял доклад в Анлек. Недавно он получил строгий приказ: сообщать о любой встрече с так называемым Тенями с точным указанием времени и места.
        В звездном свете впереди замаячили силуэты башен, и мысли Келтрайна потянулись к постели. Жаль, что опять придется спать в одиночестве… все-таки хорошо устроились те ловкие мерзавцы, чьи гарнизоны стоят в городах и больших деревнях… С другой стороны, его пост находился далеко от основных событий и редко привлекал внимание столицы. Келтрайн никогда не страдал излишними амбициями, и средней руки должность полностью его устраивала.
        Когда отряд подошел к северной башне, что-то показалось капитану странным. Келтрайн сначала не понял, что именно случилось. Он видел неподвижных воинов на стене над закрытыми воротами. И тут он понял: под башней вместо темной полосы каменного моста блестела вода!
        Келтрайн замер. Шагавший позади воин врезался ему в спину, едва не опрокинув командира. Солдат помог капитану удержаться на ногах и вдруг выпрямился с распахнутыми в удивлении глазами.
        — Капитан?  — нерешительно спросил он.  — А где наш мост?

        На трех столах лежали развернутые карты Нагарита, не меньше дюжины. Аландриан расхаживал между ними с листом пергамента в руке.
        — Тут,  — он указал на деревню, откуда недавно украли предназначенную для лошадей пшеницу.
        Босой слуга в набедренной повязке выступил вперед с пером и кувшинчиком красных чернил. Он осторожно пометил указанное на карте место — там красовалось уже много подобных крестиков.
        — И тут,  — продолжил Аландриан, указывая на местность, где случилось нападение на возвращающийся из Эалита патруль.
        — Подожди-ка…  — вдруг прошептал князь. Он остановился и перечитал лежащий рядом доклад, скинув на пол стопку документов.  — Да. Ты хитрый мерзавец, не так ли?
        — Князь?  — переспросил слуга.
        Аландриан не обратил на него внимания и подошел к карте окрестностей Наганата. Некоторое время он смотрел на нее, пока в голове крутились мысли. Затем провел пальцем вдоль реки на восток. Нет, не там. Король Теней не настолько предсказуем, чтобы затеять нападение еще на один мост. Но он пойдет на восток. Всегда после самых рискованных выходок он уходил на восток, к горам. Будто зверя тянуло домой, к логову.
        Аландриан вытащил из кипы карт еще одну, где изображался район к северо-востоку от Торесса. Он рассмотрел расположенные там поселения, выискивая что-то важное. Внимание привлек желтый кружок.
        — Что это?  — он жестом подозвал слугу.  — Около Атель Юрануира?
        Слуга всмотрелся в карту и сморщил в задумчивости лоб.
        — Это податный дом, князь,  — наконец пояснил он.  — Там складывают собранную пошлину, а потом отправляют под охраной в Анлек.
        — И когда должна произойти следующая отправка?
        — Могу сходить узнать, князь.
        Когда слуга ушел, Аландриан в задумчивости уставился на карту. Сведения слуги наверняка подтвердят его подозрения. Аландриан уже уверился в следующем ходе Короля Теней. Он отправится на восток, подальше от Галтира, где потерпел поражение, подальше от шутки, устроенной в Торессе. Но, поскольку его переполняет восторг от удачной выходки, он вскоре снова нанесет удар, так что не успеет уйти далеко.
        — Десятину, собранную с урожая, отправят в столицу через четыре дня, князь,  — объявил вернувшийся слуга.  — Завтра из Эалита выступает отряд рыцарей для сопровождения.
        Аландриан прикрыл глаза и отрешился от всего, кроме собранных о Короле Теней сведений. Четыре дня — небольшой срок для подготовки. Сможет ли Король Теней за такое время собрать силы для нападения? Знает ли он вообще об ожидающей его возможности?
        Не важно. Будь Аландриан на его месте, он направился бы именно туда. Князь твердо это знал.
        — Оповести леди Ашниель и моих дочерей.  — Аландриан открыл глаза.  — Попроси их подготовиться к путешествию. Мы собираемся поохотиться на волка.
        — Послать сообщение войску в Эалите и гарнизону в Атель Юрануире?  — спросил слуга.
        Аландриан посмотрел на него так, будто тот предложил ему раздеться и сплясать под детские песни.
        — Не смеши меня,  — сказал он.  — Зачем портить ожидающее нас веселье?

        Контраст между красным и золотым дарил Алиту своеобразное эстетическое удовольствие: золото монет и красный цвет крови. Князь провел большим пальцем по аверсу монеты, размазывая кровь по отчеканенной там руне Нагарита. Кровавые деньги, подумал он и улыбнулся своей шутке.
        Алит кинул монетку Хиллраллиону, который сметал со стола в тяжелый мешок кучки золота. Еще пять Теней делали то же самое в других комнатах хранилища, а двадцать пять солдат стояли на страже на крыше и у узких бойниц, что служили окнами.
        Алит подошел к одной из амбразур и выглянул наружу. Солнце уже село, над горами вставала луна Хаоса: болезненный свет тяжелым пологом скользил по набегающим облакам. К хранилищу направлялись сборщики налогов Алит узнал об этом из подслушанных разговоров охранников. Он перевел взгляд на их тела: лица и рты блестели от расплавленного золота, которое влили им в горло в наказание за жадность. Вряд ли рыцари прибудут ночью, так что у Теней достаточно времени, чтобы забрать все деньги и исчезнуть.
        По вымощенной каменными плитами дороге застучал дождь, и Алит снова выглянул в темноту. Ему не давало покоя неясное предчувствие. С момента появления Теней в Атель Юрануире его не покидала тревога. Городок ничем не выделялся, разве что этим хранилищем, в нем не было сочувствующих Королю Теней, но и друкаи в нем не пользовались популярностью. Алит заметил, что дом старейшин украшают извращенные символы Кхаина — в арках стояли бронзовые жаровни, а на ступенях чернели пятна крови — но он не увидел других признаков засилия культов.
        Нападение прошло в соответствии с планом. Ни один из Теней не получил и царапины. Алит не мог найти причин для тревоги, поэтому отбросил ее, списав на вполне понятное напряжение после пропущенной засады в Церин Хьюате. Ему даже нравилась придаваемая чувством неуверенности острота. Он давно не ощущал возбуждения от того, что жив.
        Под темнеющим небом и усиливающимся ливнем Алит с трудом различал здания вокруг хранилища. Он оглядел рыночную площадь и едва различил дом старейшин на другой стороне. Слева стояли ряды мастерских и магазинов; их окна закрывали выкрашенные в синий цвет ставни. Справа находились конюшни и питейные дома. Последние пустовали, их хозяева при появлении Короля Теней наглухо закрыли двери. Жители Атель Юрануира не станут мешать его воинам, но и помощи от них ждать не приходилось — они попрятались, стоило начаться сражению с друкаями. Алит их не винил; большинство из них справедливо боялись наказания Анлека за содействие Теням.
        — Мы почти закончили,  — доложил Хиллраллион.
        Алит повернулся и увидел, что тот несет полный мешок к собирающейся у двери куче.
        — Хорошо,  — ответил Король Теней.  — В конюшнях должны быть лошади и повозки. Отправь Триндуира и Менейтона, пусть подгонят две телеги.
        Хиллраллион кивнул и вышел из комнаты. Алит услышал, как он передал приказ, и снова повернулся к окну, терзаемый плохим предчувствием. Он зло уставился на завесу дождя, гадая, что скрывается за ней — чего он не может увидеть, но чует сердцем. Князь поднял взгляд выше, к вершинам хвойного леса, что окружал город и носил то же название. Отличное укрытие для Теней, если рыцари Эалита успеют подойти к городу. О чем волноваться?

        — Ты уверена?  — еще раз переспросил Аландриан.
        Ашниель кивнула; по ее лицу пробежала гримаса раздражения. Аландриан отвернулся, не желая встречаться взглядом с колдуньей. Ее глаза превратились в блестящие черные озера, где отражалось искаженное лицо Аландриана — чудовищная, изуродованная шрамами маска.
        — Он там,  — спокойно ответила девушка.  — Его коснулась рука Курноуса, и он оставляет след на ветрах. След быстро растворяется, но я чувствую его. Твои предположения оправдались.
        — Мы его убьем?  — спросила Лириет, обнажая заточенные и отделанные рубинами зубы.
        — Я хочу попробовать его кровь.  — Хеллеброн тяжело дышала от возбуждения.  — Я никогда не пробовала крови короля, ни теневого, ни обычного.
        — Его кровь будет отдавать волчатиной,  — засмеялась Лириет.  — Разве не так, волшебница?
        Ашниель с презрительной гримасой отвернулась, а Аландриан улыбнулся энтузиазму дочерей. Они охотно приспособились к переменам, и командир не сомневался, что обеих ждет успех и власть, когда на Ултуане наступит новая эпоха. Сам он с трудом понимал последние веяния, так как принадлежал к старому поколению, но Аландриан умел не упускать возможность, особенно когда она сама шла к нему в руки, и намеревался выжать из грядущих перемен все до последней капли. Морати привезла в Атель Торалиен своих жрецов и колдунов. Своеволие матери не понравилось Малекиту, но князь отправился в путешествие на север. Аландриан же разглядел выгоду и мудрость в их присутствии и позволил им процветать. Он тщательно пресекал некоторые излишества — командир опасался, что колония погрузится в варварство, которое, по рассказам Еасира, охватило Анлек.
        И предусмотрительность Аландриана принесла плоды. Культ Кхаина быстро разрастался и уступал по влиятельности лишь двору Морати. Командиру удалось пристроить дочерей на спину этому кровожадному жеребцу, что взбирался все выше по головам других сект Ултуана. Девушки овладели навыками, которые в нынешний момент оказались весьма полезными.
        — Да, скоро вы его убьете,  — произнес князь.
        Хотя поимка Короля Теней живым имела свои преимущества, его смерть — наиболее безопасный выход для всех заинтересованных. Глупо приводить тренированных убийц-кхаинитов, чтобы брать пленных.
        Начинался дождь, через хвою над головой падали первые капли. В темноте между деревьями сверкали огни Атель Юрануира. Негромкий голос Ашниели заставил князя обернуться.
        — Я чувствую, что он готовится к отъезду,  — сказала провидица. Она смотрела сквозь Аландриана в потусторонние дали.  — Нужно торопиться.

        Алит работал наравне с остальными, перетаскивая мешки с золотом к телегам на площади. Волосы прилипли к его лицу, одежда промокла и натирала кожу. Происходящее казалось ему довольно бесславным концом одного из достойных приключений Теней. Князь передернул плечами и улыбнулся Касадиру, с которым столкнулся в дверях.
        — Дождь поливает и друкаев тоже,  — заметил солдат.
        — У них есть крыша над головой,  — возразил Алит.  — А нам придется ночевать в лесу.
        — Я бы не стал…  — Голос Касадира оборвался, и он прищурился.
        Алит выглянул через его плечо на площадь, чтобы понять, что насторожило воина.
        Четыре фигуры спокойным шагом приближались к ним под дождем. Алит не мог разглядеть лиц, но что-то в их поведении насторожило князя.
        — Все внутрь!  — прошипел он и жестом подогнал Теней к хранилищу.
        Они заперли дверь, и Алит расставил солдат у бойниц, а часть отослал по винтовой лестнице на крышу башни.
        — Ох,  — произнес Хиллраллион, выглядывая в одно из окон.  — Дела плохи.
        — Что там?  — Алит подошел к капитану.
        — Лучше тебе не видеть,  — с загнанным выражением ответил Хиллраллион и заслонил телом амбразуру.
        Они с Алитом переминались с ноги на ногу, пока князь не отодвинул Хиллраллиона и не подошел к узкому оконцу. Он выглянул в ночь и наконец увидел то, что так напугало капитана.
        На улице стоял друкай в узорчатом серебряном доспехе князя; в левой руке он держал меч, в правой — длинный кинжал. По бокам от него стояли две молодые эльфийки, судя по одежде и оружию, кхаинитки. На металле блестели капли воды, острые лезвия угрожающе сверкали в темноте. Но несмотря на их устрашающий вид Алит пока не понимал, что смутило Хиллраллиона.
        Его взгляд метнулся к четвертой фигуре, которая расположилась немного позади остальных. Тяжелую фиолетовую мантию подпоясывал расшитый бриллиантами пояс. В свете луны Хаоса кожа женщины выглядела бледно-зеленой, а белые пряди в волосах выделялись росчерками молний. Ее лицо…
        Алит знал ее. Сейчас глаза колдуньи вращались, а на лице застыло выражение холодного безразличия. Но эти губы, тонкий нос и аккуратный подбородок он помнил.
        Алит с криком отшатнулся от окна — вид Ашниели подействовал на него, как свежая рана. Он упал на колени и застонал без слов.
        — Я просил тебя не смотреть,  — хрипло произнес Хиллраллион, схватил Алита за плечи и поднял на ноги.
        В глазах Короля Теней металась паника, как у потерявшегося ребенка.
        Алит сделал бессмысленный шаг к двери, и Хиллраллион оттащил его назад.
        — Ты не можешь выйти наружу,  — заявил Идущий по Тени.  — Они разрежут тебя на кусочки.
        — Я хочу видеть Короля Теней!  — прозвучал с улицы глубокий голос.  — Остальным будет оставлена жизнь.
        Алит немного приходил в себя, но все еще пошатывался.
        — Это она, правда?  — прошептал он.
        Хиллраллион кивнул. Ему было нечего сказать. Алит прикрыл глаза, собрал волю в кулак и снова выглянул в окно. Князь и Ашниель стояли на том же месте; кхаиниток он не увидел.
        — Будьте начеку,  — приказал Алит. Выработанные годами инстинкты брали свое.  — Смотрите за дверью и крышей!
        Воцарилась напряженная тишина, которую нарушал лишь стук дождя по черепичной крыше и плеск капель в лужах на площади.
        Алит переходил от одной узкой бойницы к другой, пытаясь выяснить, куда пропали кхаинитки. Но вскоре Хиллраллион позвал его к окну на фасаде хранилища.
        Кхаинитки снова стояли рядом с князем. Перед ними замерли на коленях двое детей, мальчик и девочка. Женщины держали пленников за волосы, приставив им к горлу кривые ножи.
        — Мне нужен Король Теней,  — снова крикнул князь.  — Эти дети станут первыми жертвами, если он не выйдет.
        Алит выхватил из колчана лунный лук и шагнул к двери. Хиллраллион бросился на него сзади, и они покатились по полу.
        — Ты не можешь выйти туда!  — повторял Идущий по Тени, но Алит вырвался и встал.
        Его окружали Тени, отрезая путь к двери. На их лицах читалось полное согласие с Хиллраллионом.
        — Пусть будет по-твоему!  — донесся крик с площади.
        Алит подскочил к окну и успел увидеть фонтаны крови и сверкающие под дождем кинжалы кхаиниток. Кровь смешивалась с лужами на земле; маленькие тела детей сложились тряпичными куклами.
        — Привести еще парочку?  — насмехался князь.  — Может, на этот раз прихватить детей помладше?
        — Нет!  — закричал Алит. Он с оскалом развернулся к своим воинам.  — Мы не можем допустить еще смерти!
        Воины у дверей смотрели на него с угрюмым выражением.
        — Мы покончим с этим,  — заявил Касадир и потянул тяжелый засов.
        — Если им нужен Король Теней, они его получат.  — Алит наложил стрелу на тетиву лунного лука.  — Первыми убивайте кхаиниток. Колдунью оставьте мне.
        Он бросил последний взгляд в окно, и тут дверь распахнулась. В темноту полетели стрелы. Кхаинитки прыгали и вертелись, отбивая стрелы в сверкающем кружении клинков. По кивку своего господина они бегом бросились вперед.
        Сквозь дождь им навстречу полетел залп стрел. С невиданной скоростью пара кхаиниток уворачивалась и кувыркалась. Ни одна стрела не попала в цель. Они разогнались и уже подбегали к двери. Несколько Теней выпрыгнули из проема на площадь, чтобы встретить их там, и Касадир снова захлопнул дверь. Стук засова громом прозвенел в ушах Алита, будто заперли дверь камеры обреченного на смерть эльфа.
        Алит кожей чувствовал каждый удар кхаиниток, когда те прорубали дорогу через четырех воинов. Они перерезали глотки, рассекали сухожилия и отделяли конечности от тел. Схватка закончилась в мгновение ока. Останки воинов Алита рухнули на землю, по плитам площади потекла кровь. Одна из кхаиниток поднесла ко рту кинжал и облизала лезвие. Затем с жестокой усмешкой повернулась к подруге.
        — Больше похоже на собаку, а не волка,  — сказала она.
        Они заняли защитные стойки рядом друг с другом. Одна не сводила глаз с двери, вторая следила за воинами на крыше.
        — Можно нам еще поиграть?  — спросила кхаинитка с окровавленными губами.
        — Мы должны положить этому конец!  — Алит быстро направился к двери.
        — Да, должны,  — согласился Хиллраллион.
        Он переглянулся за спиной Алита с другими Тенями, и те ответили ему понимающими кивками.

        — Можно я оставлю одного из них себе?  — спросила Лириет и бросила на отца быстрый взгляд.
        — Принеси мне голову Короля Теней — и получишь все, что пожелаешь,  — ответил Аландриан.
        Он почувствовал холодок и обернулся направо. Рядом стояла Ашниель. Дождь вокруг нее превращался в снежинки. Вода замерзала на коже, с ресниц свисали крохотные сосульки, а волосы обметало инеем.
        — Получается, что в Анлеке говорят правду?  — спросил князь.  — У тебя действительно ледяное сердце.
        Ашниель наградила его вызывающей улыбкой, но промолчала.
        Дверь хранилища распахнулась, из нее посыпались воины; одни держали в руках луки, другие мечи. Лириет и Хеллеброн кружились друг вокруг друга, отбивая дождь стрел и отрубая на лету наконечники.
        Ашниель выступила вперед и вытянула руку. Аландриан почувствовал, как утекает из тела тепло, а воздух вокруг наполняется льдом и чернотой. С кончиков пальцев колдуньи сорвался шторм белоснежных клинков и косой прошел но врагу. Ледяной ветер рассекал плоть, кожа синела от холода, на землю падали замерзшие капли крови. Онемевшие пальцы роняли луки, а стрелы трескались в воздухе.
        Под прикрытием залпов лучников вперед ринулись остальные воины и скрестили мечи с сестрами-кхаинитками. Зазвенела сталь, но схватка закончилась, так и не начавшись. Лириет пригнулась и подсекала ноги врагов, в то время как Хеллеброн обезглавливала всех, до кого могла дотянуться. Когда резня завершилась, городская площадь напоминала двор мясника. Лириет нагнулась и ловким движением руки вырезала сердце одной из жертв. Затем убрала в ножны второй меч и перекинула еще теплое сердце в свободную руку. Подняла его над головой, сжала в кулаке, и кровь потекла по руке и плеснула ей в лицо.
        — Слава Кхаину!  — завизжала она.
        В дверях кто-то шевельнулся. На площадь ступил укутанный в плащ эльф с серебристым луком в руке. Быстрее, чем мог уследить глаз, он выпустил стрелу. Она вонзилась в горло Лириет и отбросила ее на мокрые плиты мостовой.
        Хеллеброн издала жуткий вопль ярости и бросилась вперед. В воздухе свистнула вторая стрела, но она отбила ее мечом. От следующей увернулась прыжком, из которого приземлилась уже рядом с врагом. Левая рука кхаинитки метнулась вперед, лезвия на кольцах прошли в волоске от лица эльфа. Но выпад правой руки оказался точнее — тонкий меч вонзился под ребра добычи. Клинок в красном фонтане вышел из его правого плеча. На губах эльфа вспенилась кровь, Хеллеброн выдернула меч, завертелась и отсекла ему голову.
        Она смахнула капли крови с оружия, убрала его в ножны и вырвала из мертвых пальцев чудесный лук. Затем Хеллеброн повернулась и протянула трофей отцу, который одобрительно захлопал в ладоши.
        — Думаю, лучше будет преподнести его в подарок Морати,  — произнес князь, и плечи дочери разочарованно опустились. Аландриан указал на застывшие благодаря заклинанию Ашниели ледяные фигуры воинов.  — Можешь делать с ними все, что пожелаешь.
        Его взгляд привлекла пара эльфов, убегающих по затянутой тенями крыше. Ашниель вскинула руку, чтобы выпустить еще одно заклинание, но князь остановил ее.
        — Пусть бегут,  — сказал он.  — Пусть донесут новость до остальных: Король Теней мертв!

        ГЛАВА 24
        Сила Эланардриса

        Среди Теней воцарилось горе и отчаяние. По зову Тариона они сошлись на руинах Эланардриса — послушать, что готовит им будущее. Многие после смерти Алита ощущали себя потерянными, и по рядам ходил шепот, что армия Теней не сможет продолжать существование без своего короля.
        Тарион предвидел изменения в положении дел на войне. Новости о смерти Короля Теней разлетались быстро. Баланс сил мгновенно изменился — почуяв слабость врагов, друкаи обрели былую уверенность в себе. Они настойчиво прочесывали леса в поисках отрядов Теней, а воины, которые прежде верили в свою неуязвимость, становились все более робкими. Войско Теней выживало и процветало благодаря отчаянной смелости, но сейчас они слишком часто упускали инициативу в руки врага. Ход войны менялся.
        Тарион прекрасно понимал, что происходит: охотники снова становились добычей.
        После смерти Алита командование перешло к Тариону. Он собрал анарцев на руинах Эланардриса, чтобы они вспомнили, за что сражаются. Сотни Теней сгрудились вокруг костров с вытянувшимися от усталости, полными безнадежности лицами.
        — Мы не можем допустить, чтобы наши воины теряли боевой дух,  — сказал Тарион. Он стоял на остатках стены, которая когда-то отделяла восточный сад от летней лужайки.  — Если друкаи перестанут нас бояться, мы проиграем.
        — Мы продолжим сражаться!  — заявил Касадир — единственный переживший резню в Атель Юрануире.
        Он оглядел остальных, но встретил лишь вялую поддержку.
        — Как мы будем сражаться без Короля Теней?  — раздался голос из темноты.  — Враги становятся сильнее, а нас все меньше.
        — Это правда,  — согласился другой голос.  — Я вернулся из Крейса, новости оттуда невеселые. На Ултуан прибыло свежее войско, Морати отозвала его из колоний. Я не знаю, сколько точно там солдат, но не меньше десяти тысяч, и все они закаленные в боях ветераны. Они сошли на берег в Котике. Боюсь, что к концу года Морати наложит лапу и на это княжество.
        — Тогда нам нужно удвоить усилия в Нагарите, чтобы Каледор мог бросить свои силы на борьбу с новой угрозой,  — возразил Касадир.
        Тарион вздохнул и нахмурился.
        — Все не так просто,  — сказал он.  — Если на восток пришло подкрепление, командиры Морати скорее всего отведут свои отряды в Нагарит, чтобы отдохнуть и пополнить запасы перед наступлением в следующем году.
        — Значит, нам достанется больше добычи,  — прорычал Касадир, и многие Идущие по Тени согласились с ним.
        — В какой-то степени это так,  — продолжал Тарион.  — Но если вдуматься, солдат в Нагарите станет на несколько тысяч больше. Я сомневаюсь, что они будут сидеть без дела, пока мы нападаем на их товарищей.
        Слушатели начали понимать, к чему он клонит. Среди Идущих по Тени побежал тревожный шепоток.
        — И что ты предлагаешь делать, капитан?  — спросил Анранейр.  — Возвращающиеся войска пройдут по Драконьему перевалу и перевалу Феникса; может, мы сумеем собраться и напасть на них на марше?
        — Они будут готовы к такой возможности,  — покачал головой Тарион.  — Нас осталось меньше двух сотен, за шесть лет мы понесли немалые потери. Мы можем совершать вылазки на проходящие колонны друкаев и при этом беречь свои силы, но мало чего добьемся. Потеря нескольких сотен солдат для них сущий пустяк.
        — И все же мы можем по-прежнему вредить друкаям, я уверен,  — возразил Анранейр. Юноша передернул плечами.  — Пока я не могу сказать как. Если собрать все силы вместе, мы сумеем нанести еще один решительный удар, но, скорее всего, он станет последним.
        — Нас все меньше и меньше, глупо это отрицать,  — тихо произнес Тарион.  — В прямом противостоянии у нас нет надежды на победу. Что еще происходит на востоке, Тетион?
        — В целом, если мы не оттянем подкрепление друкаев на себя, расстановка сил останется такой же,  — сообщил Идущий по Тени.  — Враги владеют Нагаритом, Крейсом и Тираноком, а также большей частью Эллириона и Котика. Лотерн часто осаждают. В тех городах и княжествах, что еще не попали под власть Анлека, постоянно вспыхивают восстания культов. Ходят слухи, что маги Сафери сражаются между собой, поскольку в их рядах есть предатели, переметнувшиеся на сторону черной магии.
        — Даже владения Каледора не избежали смуты. Пока Король-Феникс ведет войну, в его горное княжество проникли культы и сеют раздор. Многие каледорцы поддерживают короля, но в первую очередь они будут защищать собственное княжество, а не отдавать жизни за чужие. В начале года поймали нескольких жрецов Ваула, которые помогали Анлеку — делали для друкаев волшебное оружие и доспехи и контрабандой переправляли их через Тиранок. Главный жрец сбежал, прихватив с собой священный молот своего бога. Я уверен, что сейчас он трудится в Анлеке, кует новое оружие для нагаритских князей.
        — Разве ни у кого не найдется обнадеживающих новостей?  — спросил Тарион.
        Эльфы вокруг костра тягостно вздыхали и качали головами.
        — Тогда пора рассказать, зачем я собрал вас здесь,  — продолжил командир.  — Я разговаривал с Королем Теней перед тем, как он ушел в Атель Юрануир. Я поделился с ним своими сомнениями. Он внимательно меня выслушал и дал мне указания, которым мы и будем следовать. Армия Теней снова соберется вместе,  — торжественно сказал Тарион. Ему ответом были обрадованные возгласы, но командир жестом оборвал их.  — Не для сражений. Мы не сможем победить силой. Хитрость и обман полезны не менее, чем лук и меч, и при помощи хитрости и обмана мы должны поставить друкаев в выгодное для нас положение.
        Некоторые эльфы закивали; на лицах других застыло непонимание.
        — Друкаи полны уверенности в себе. И у них есть на это право. Если мы встретимся с новыми силами лицом к лицу, мы проиграем. Нет, мы не станем воевать подобным образом. Мы заляжем в укрытие и будем выжидать подходящей возможности. Пусть друкаи думают, что сокрушили нас. Мы позволим им наслаждаться иллюзией победы, ведь она заденет только нашу гордость. Они сосредоточат внимание на новых кампаниях на востоке и будут считать, что имеют полную власть над Нагаритом. Тогда, и только тогда мы нанесем удар, восстанем из тени, чтобы поразить врагов и заставить их снова бояться и ненавидеть нас.
        — И где ты предлагаешь спрятаться?  — спросил Касадир.  — Если мы укроемся среди населения, нас могут выследить культы, а если по-прежнему будем жить в лесах, то почему бы не продолжить сражаться?
        Тарион встал и развел руки в стороны, будто обнимая руины. Покосившиеся камни Эланардриса светились в отблесках костров рубиновым цветом; их затянуло мхом и плющом, а когда-то ухоженные сады превратились в дикие заросли.
        — Тут мы появились на свет, и тут мы возродимся снова,  — провозгласил Тарион.  — Я много думал о прошлом и будущем. Хотя землями Нагарита управляет Морати, многие страдают под ее гнетом. Некоторые жители сочувствуют нашему делу, и среди них есть те, кто работает на Морати и ее прислужников. Мы приведем сюда тех, кому можно доверять, и детей, и взрослых, и вырастим новое поколение Теней. Война закончится нескоро, надо глядеть в будущее.
        Тарион принялся расхаживать вокруг костра, обводя взглядом своих воинов.
        — Вы не должны сомневаться — что бы ни случилось, мы не сдадимся. Возможно, что никто из нас не доживет до победы, поэтому надо заложить основы, чтобы армия Теней продолжала сражаться и после нашей смерти. Пока в Анлеке жив дух сопротивления, друкаям не видать окончательной победы. Эланардриса больше нет, он стал горькой историей. От процветавшей здесь династии остались голые камни и воспоминания о лучших временах. Я не буду отстраивать заново особняк или высаживать сады. Не в камнях и цементе сила Эланардриса, а в крови его жителей и в силе земли. Это по-прежнему наша земля, и она нуждается в том, чтобы на ней жили. Пока мы дышим и боремся, Эланардрис не умрет.

        Тайными путями до недовольных наггаротов — тех, кто служил из страха, а не из верности — дошел интересный слух. Им предлагали бежать из родных мест. До Эланарадриса добирались немногие. Они приходили по одному и парами, исчезали под покровом ночи из домов и гарнизонов — и встречались в укромных местах с воинами Теней. Иногда через холмы и болота приходили в поисках убежища целые семьи.
        Тарион опасался шпионов Анлека, поэтому лично опрашивал всех ищущих укрытия и убивал на месте каждого, кто вызывал подозрения. Он знал, что некоторые невиновны, но от соблюдения тайны зависели жизни многих эльфов. Крайне важно было держать друкаев в неведении насчет тоненького ручейка беженцев, которые прятались от тирании. Малейшее подозрение, что не все идет в соответствии с их желаниями, вызвало бы гнев Анлека.
        Старые лагеря беженцев за прошедшие годы пришли в запустение, поэтому Тени и их подопечные выстроили новые. В пещерах и самом сердце горных лесов они прятали еду и одежду, одеяла и воду.
        Под сплетенными из веток крышами, в укрытиях из камней, в гротах за завесами водопадов и в спрятанных в тростниках болот хижинах новые жители Эланардриса влачили свое существование. Когда Тарион посещал их жилища, его охватывало странное спокойствие: бесшумные эльфы благодарили за спасение, но все отличались крайней осторожностью. Они мало говорили об оставленной в прошлом жизни, и лишь немногие осмеливались гадать о том, что их ждет. Даже дети вели себя на удивление тихо; от них нечасто можно было услышать выражение невинной радости, а смех и вовсе стал редкостью. Выживание превратилось в цель жизни; избежать внимания друкаев и увидеть новый рассвет считалось удачей.
        Несмотря на предположения Тариона, друкаи не отозвали с востока потрепанные, уставшие войска. К уже имеющимся силам добавили подкрепление из колоний, и командиры Морати подгоняли своих солдат все жестче. Благодаря агрессивной политике ведения войны в Нагарите стало немного безопаснее, хотя остальные княжества Ултуана страдали от нее.
        Тени патрулировали границы, но без необходимости не нападали. Тарион не хотел привлекать внимание к армии Теней, а бездействие подкрепляло уверенность, что смерть Короля Теней привела к ее развалу. Ветерана уязвляло то, что он позволяет друкаям злорадствовать, но гордость пришлось принести в жертву ради великой цели.
        Весной восьмого года войны Теней в Эланардрисе родился ребенок, первый с начала сопротивления. Событие не праздновали, потому что оно вызвало у всех смешанные чувства. То, что в когда-то заброшенные земли пришла новая жизнь, можно было считать добрым знаком, но многие задумывались, какая судьба ожидает девочку, когда она вырастет.
        В следующие годы новорожденных прибавилось. Тарион часто думал, кем им суждено стать. Он всем передал пожелание Алита, чтобы детей растили в традициях анарцев, а когда те подрастут, обучили искусству Теней. Они должны уметь ловить рыбу и охотиться, обращаться с мечом и луком, произносить заветные слова Курноуса. Хотя конца войны пока не было видно, Тарион не переставал надеяться, что указания Короля Теней окажутся ненужными. Он мечтал, чтобы дети Эланардриса росли в мире, сильными и гордыми.
        Нового правителя Эланардриса также беспокоило, какие черты получат дети при таком воспитании. Его мучила совесть, когда он думал он том, что придется воспитывать детей в атмосфере ненависти к друкаям, но он обещал, что будет придерживаться заветов Короля Теней. Руны мести и теней стали гербом Эланардриса. Их рисовали на стенах пещер и вырезали на коре деревьев. Ими украшали амулеты и броши. Тариону они напоминали о культах, против которых сражались Тени, но он не мог запретить подданным выражать подобным образом страх и надежду. Многие после смерти Алита цеплялись за эти символы как за последнюю тростинку.
        Годы текли медленно, и каждое короткое лето, пока войска друкаев находились на марше, несло тревогу; каждая зима давалась тяжелым трудом, еды не хватало, с севера дул холодный ветер, и снег собирался сугробами на крышах жилищ. Некоторые Тени обзавелись семьями, другие поклялись оставаться в одиночестве. Они несли стражу на анарских землях, и тайные наблюдатели были готовы поразить врага при малейшей опасности. Их отточенным навыкам редко находилось применение, негостеприимные горы пресекали интерес друкаев к Эланардрису не меньше, чем стена копий и лес луков.
        Каждый год в память Короля Теней устраивали охоту. Тени гнали через горные леса оленя и подносили часть добычи Курноусу и погибшему королю.
        С каждым годом Тарион старался меньше вспоминать о Короле Теней и больше — об Алите, но задача оказалась сложной. О похождениях Короля рассказывали у костров, сказки о его подвигах повторяли на ночь малышам. Он был легендой при жизни, а после смерти стал мифом. Многие из тех, кто теперь жил в Эланардрисе, даже не знали его имени и называли лишь по титулу. Тарион старался сохранить живыми воспоминания о стоящем за легендой эльфе, но порой ему казалось, что он плывет против течения. Его подданные жили в отчаянии, и сказочный персонаж утешал их гораздо больше, чем смертный из плоти и крови, который жил когда-то на землях, где теперь обитали они. Они чувствовали себя в безопасности, когда представляли, что его дух присматривает за ними. Более осведомленные заявляли, что Король Теней был волком, а не пастухом, и, скорее всего, мстит друкаям в Мирае, а не следит за своим стадом.
        Народ Эланардриса влачил тяжелое существование, но выживал год за годом и следил за новостями, будучи до поры в стороне от войны. В княжестве воцарилась своего рода стабильность. Теневое общество обрастало собственными традициями и законами, верой и привычками. Никто не знал, кто первый назвал их аесанарцами — новыми анарцами,  — но им помогало то, что теперь у народа есть имя. Тариону подданные дали титул первого князя аесанарцев, и он считался регентом до тех пор, пока не появится новый Король Теней. Практичные и находчивые аесанарцы залечивали раны и набирали силы в ожидании вожака и того дня, когда война Теней начнется заново.
        Этот день наступил на тринадцатый год гражданской войны, он же — девятый после падения флага анарцев в Темных топях.

        В тени старого особняка в свете костров снова встретились Идущие по Тени. Тарион созвал их по просьбе Касадира. Тот не хотел объяснять, зачем, и сказал лишь, что к нему прибыл гонец с важными новостями, которые следует знать всем. Касадир быстро повторил это собравшимся аесанарцам и призвал их к строжайшей секретности.
        В круг света вошел закутанный в плащ из вороньих перьев эльф с конем в поводу.
        — Это Эльтириор, вороний герольд,  — представил его Касадир.
        Среди собравшихся пробежал шепот; Эльтириор считался частью легенды о Короле Теней. Многие встречали его раньше, но далеко не все.
        — Расскажи нам, что ты слышал,  — попросил Касадир, сел и жестом указал на место справа от себя.
        Эльтириор прошептал что-то своему коню, и тот побрел по бывшей лужайке летнего сада. Лишь тогда вороний герольд уселся со скрещенными ногами рядом с Касадиром.
        — В Анлеке новая власть,  — сообщил вороний герольд. Его заявление вызвало волну изумленных вздохов.  — Друкаи говорят о новом правителе с почтением и называют его Королем-Колдуном.
        — Кто такой этот Король-Колдун?  — спросил Тарной.
        — Я не знаю. Сколько я ни спрашивал и не подслушивал, никто не знает. Кое-кто считает, что это Хотек, жрец-отступник, который сбежал из Каледора несколько лет назад. Другие верят в то, что Морати приняла под свое крыло князя Аландриана и передала ему правление в благодарность за убийство Алита Анара. Говорят, что его благословили все Китараи. Я слышал, что ни одно оружие не способно нанести ему вред и что сама Морати обучала его колдовству. Некоторые друкаи утверждают, будто Король-Колдун станет тем спасителем, что сотрет с лица земли их врагов и принесет Нагариту великую победу.
        Эльтириор обвел изумрудным взглядом Идущих по Тени — все они внимательно его слушали.
        — Мы все знаем, что порой правда смешивается с легендами, но я слышал страшные свидетельства о Колдуне,  — предупредил Эльтириор.  — Пожалуй, правильнее спрашивать: «что такое Король-Колдун?» Один из пленников сказал, что от его взгляда плоть сходит с костей. Другой — что в нем горит огонь ненависти народа друкаев. И все твердят одно: это великий правитель Нагарита, и вскоре он будет властвовать надо всем Ултуаном.
        — Россказни у лагерных костров,  — возразил Тарион.  — Возможно, Морати опасается, что война обернется против нее, вот и придумала Колдуна, чтобы припугнуть свои войска и заставить их слушаться.
        — Хотя в твоих словах есть доля правды, боюсь, что стоит надеяться лишь на небольшое преувеличение,  — возразил Эльтириор.  — Слух широко распространен, ему истово верят, поэтому я не сомневаюсь, что армию друкаев действительно возглавил новый лорд.
        — Что мы можем сделать?  — спросил Анранейр.  — Тарион, ты поведешь армию Теней на войну с новым тираном?
        — Если мы все сойдемся на том, что надо действовать, то поведу,  — подтвердил правитель Эланардриса.  — Но я не Король Теней. Я не берусь утверждать, что у меня хватит силы и хитрости, чтобы обмануть подобного врага.
        — Разве без Короля Теней мы можем считать себя армией Теней?  — спросила Юрайн. Она получила звание Идущей по Тени совсем недавно. Эльфийка с воодушевлением оглядела товарищей.  — Король Теней обладает даром придавать отваги слабым и вселять страх в сердца друкаев. Разве имеет значение, кто носит этот титул?
        — Имеет, если носитель не соответствует титулу,  — произнес Касадир.  — Я бы не стал примерять на себя его мантию. Быть лидером — это одно, быть правителем — другое. Король Теней объединяет в себе больше, чем оба понятия по отдельности. Он должен стать гневом и местью, неотступной и бесконечной. Стать живым символом, воплощением всего, за что мы сражаемся, во что верим…
        — Среди нас есть эльф, способный на такое?  — спросил Тарион.
        Касадир улыбнулся, но его веселье тут же испарилось. Он покачал головой, точно отрицая невысказанное.
        Все молчали. Идущие по Тени оглядывали друг друга, будто высматривая добровольцев. Некоторые качали головами: то ли от разочарования, то ли отвергая саму мысль о новом Короле Теней.
        Эльтириор внезапно поднялся и потянулся к мечу. Его взгляд не отрывался от места за пределами света костра, рядом с особняком. Некоторые из Идущих по Тени тоже потянулись к оружию, другие принялись тревожно оглядываться.
        Огни костра мигнули и побледнели. Один за другим языки пламени угасали, пока не остался последний — он отбрасывал слабый свет на Тариона и сидящих рядом эльфов.
        — Что это?  — прошипел Анранейр.
        Из темноты доносился шорох и тяжелое дыхание. В звездном свете сияли золотые глаза. Идущие по Тени оборачивались во все стороны, высматривая призрачные видения, которые то появлялись, то исчезали, стоило только мигнуть.
        Облака над горами разошлись, и поляну залил свет полной луны Сариоур. Там, где только что клубились тени и тьма, появился затянутый в черную одежду эльф. Его лицо скрывал глубокий капюшон. Эльф стоял неподвижно, со скрещенными на груди руками и склоненной головой.
        Темнота вокруг лагеря взорвалась многоголосым волчьим воем.
        — Кто ты?  — спросил Тарион с мечом в руке.  — Что тебе нужно?
        — Я Король Теней,  — ответил Алит Анар и откинул капюшон.  — И мне нужна месть.

        ГЛАВА 25
        Возвращение в Анлек

        Поднялся гам; недоверчивые выкрики мешались с возгласами удивления и радости. Идущие по Тени сгрудились вокруг Алита. На границе света костров расхаживали огромные волки, их лай и визг тоже добавляли шума.
        Эльтириор стоял чуть в стороне и подозрительно наблюдал за происходящим. Он встретился глазами с Алитом, и Король Теней замахал рукой своим воинам, чтобы они расступились. Алит пошел по высокой траве к дальнему краю поляны, а Тени занялись разжиганием костров. Руины наполнились оживленной, радостной атмосферой.
        — Обман?  — спросил Эльтириор, когда Алит подошел к нему.
        Король Теней пожал плечами и улыбнулся.
        — Новый миф,  — ответил он.  — Только Касадир знал правду.
        — И какая она?  — строго спросил Эльтириор.  — Нечестно обманывать своих последователей таким образом.
        Алит жестом пригласил вороньего герольда идти за ним. Они вышли за пределы лагеря и зашагали по заросшей, когда-то вымощенной мрамором дорожке к разрушенному летнему домику.
        — Это был вынужденный обман.  — Алит сорвал цветок лунного вьюнка, что разросся на обгорелой стене.  — И не я его начал.
        Эльтириор с сомнением приподнял бровь.
        — Честно,  — продолжал Алит.  — В ту ночь я собирался сразиться с Аландрианом и кхаинитскими ведьмами, но Хиллраллион оглушил меня со спины. Я потерял сознание, он забрал лунный лук и выдал себя за меня. Когда я очнулся, Касадир уже затащил меня на крышу. Хиллраллион и другие воины заплатили за мою свободу жизнью. Я не хотел пренебрегать их жертвой и делать ее напрасной, поэтому бежал вместе с Касадиром. Он единственный, кто знает, что произошло.
        — Это не объясняет, где ты пропадал последние семь лет,  — возразил Эльтириор.  — Ты бросил свой народ.
        — Нет!  — отрезал Алит. Он прикрыл глаза и заставил себя успокоиться.  — События оборачивались против нас, и моему народу требовался спокойный, уравновешенный правитель. Еще до Атель Юрануира Тарион предлагал мне создать в Эланардрисе новое убежище, и я согласился. Я бы не смог построить того, что построил он. Он подарил анарцам такое будущее, которого я бы им не дал. Хотя я не планировал подобного исхода, моя смерть подарила Теням хотя бы видимость покоя. Друкаи с готовностью поверили, что армии Теней пришел конец. Мое исчезновение дало анарцам время, чтобы собраться с силами и ступить на новый путь. Останься я живым, Аландриан продолжил бы охоту. Дважды он почти поймал меня, и оба раза обошлись во множество жизней — дорогих мне жизней. Я видел, как упал Хиллраллион, и понял тогда, что наибольшую опасность для своего народа представляю я сам и та ненависть, которую испытывают ко мне друкаи. Я своего рода символ, но подобное положение вещей имеет две стороны. Я — воплощение сопротивления, и смелые наггароты хотят примкнуть к моему делу. Но также сильно раздражаю друкаев, которые жаждут власти и
полного подчинения. Я решил исчезнуть. Вернулся ненадолго в Авелорн и снова бегал с братьями и сестрами — волками. Должен признать, я наслаждался беспечностью. Но долг напоминал о себе — шел год за годом, и я начинал понимать, что не обрету покоя. Хотя Король Теней должен был умереть, он не мог оставаться мертвым вечно. Я вернулся в Эланардрис и связался с Касадиром. Он рассказал мне обо всем, что здесь происходило, а сегодня утром сообщил о твоем прибытии.
        — И почему ты вернулся именно сейчас?
        — Ты и сам знаешь ответ.  — Алит встал, подошел к обрушившейся стене летнего домика и уставился на запад.
        — Король-Колдун,  — произнес Эльтириор.
        Не оборачиваясь, Алит кивнул.
        — Я тоже слышал о нем. Даже в Котике и Крейсе его приход к власти представляют как грядущий расцвет Нагарита. Он вызывает у друкаев одновременно страх и восхищение. Я никогда не замечал среди них беззаветной преданности, если не считать безнадежных фанатиков культов. Никто из известных мне эльфов не смог бы добиться ее, и тем не менее Колдун правит Анлеком, а Морати его поддерживает. Я должен узнать, кто он.
        — Боюсь, мы все вскоре это узнаем.  — Эльтириор встал рядом с Алитом.  — Я рад, что ты жив, Алит Анар.
        — Я тоже,  — ухмыльнулся Король Теней.

        Алит попросил, чтобы его возвращение держали в тайне. Он отказался рассказывать, что с ним произошло, и полностью игнорировал расспросы о смерти и воскрешении. Алит просто заверил своих последователей, что вернулся, чтобы вести их к новым победам, и по-прежнему жаждет наказать друкаев. Некоторые горели желанием разнести новость о его триумфальном возвращении по всему Нагариту, но Алит велел им придержать языки.
        — Весь Ултуан вскоре узнает, что Король Теней жив,  — сказал он с загадочной улыбкой, но подробностей никому добиться не удалось.
        Алит также приказал, чтобы Идущие по Тени приступили к сбору войска и готовили солдат, но делали это под предлогом, что Тарион собирается выступить против Короля-Колдуна. Подготовку держали в тайне от остального населения Эланардриса. Алит должен был встретить армию Теней на развалинах особняка. На вопрос, когда произойдет встреча, Алит дал еще один загадочный ответ:
        — Вы сами поймете, когда настанет время выступать.

        Анлек еще никогда не выглядел таким грозным. Когда Алит впервые увидел цитадель, она показалась ему устрашающей. Друкаи расширяли и достраивали город в соответствии со своими извращенными, кровожадными представлениями о красоте и безопасности. Над сторожками у ворот на пиках торчали головы, бойницы выглядели рядами длинных клыков. Над городом постоянно кружили стаи ворон и падальщиков; время от времени они опускались и клевали выставленные напоказ трупы.
        Среди фиолетовых знамен Нагарита на ветру развевались также черные и красные штандарты с символами Китараев; их украшали черепа и кости тех, кто имел несчастье вызвать неудовольствие правителей города. В тысячах жаровен на стенах горел огонь, и всю цитадель затянуло плотным одеялом дыма.
        Звуки города тоже ужасали. Непрерывному нестройному звону гонгов и колоколов, рокоту барабанов вторило карканье ворон и вопли стервятников — в храмах проходили кровавые ритуалы. В общем шуме то и дело слышались визгливые вопли радости и крики боли.
        Ветер разносил запах горелой плоти. Темная магия струилась повсюду. Создаваемая ей завеса зла заставила Алита содрогнуться. Его разобрал неестественный холод, и князь плотнее закутался в простой синий плащ.
        Он сделал глубокий вдох и направился к сторожевым будкам у восточных ворот.
        Алит пришел искать ответы, он хотел узнать, кто скрывается за загадочным титулом Короля-Колдуна. Его вела и другая цель, более личная. Почти всю жизнь друкаи отнимали у него кого-то или что-то: семью, друзей, любовь, земли. Но потом они нанесли ему оскорбление, которое Алит не мог оставить безнаказанным. Они забрали лунный лук.
        Длинными летними ночами в Авелорне лук нашептывал ему во сне. Когда Алит прятался в святилищах Курноуса в Кольцевых горах, в его голове отдавались крики боли. Алит не стал говорить Эльтириору, но главной причиной его возвращения стал лук. Он потерял семью. Его друзья погибли. Его земли превратились в пустоши. Все это пропало безвозвратно. Но лунный лук… У Алита еще оставалась возможность спасти его.
        В городе к Алиту вернулась уверенность. Со спокойным видом он направился к дворцу Аэнариона. Он не знал, где хранят лук, но не сомневался, что тот находится в цитадели. Он выкрадет его из-под носа у Морати и таким образом объявит о возвращении Короля Теней.
        Ведущая к главным воротам лестница пестрела пятнами крови. Через каждую пару ступеней на ней стояли часовые с шипастыми алебардами наготове. Несмотря на стражу, ворота были открыты, и постоянный поток друкаев двигался туда и обратно. Алит присоединился к тем, кто ожидал входа, и старался не обращать внимания на стоящих по бокам суровых воинов. Шаг за шагом очередь продвигалась вперед, и наконец Алит вошел в прохладный полумрак цитадели.

        Большинство посетителей поднималось по центральной лестнице; скорее всего, они шли на аудиенцию к придворным Анлека. Алит свернул в сторону и принялся высматривать слуг. Проведенное в Тор Анроке время научило его тому, что черные ходы часто оказывались более быстрым и безопасным путем. Вскоре он заметил, как из-за гобелена с изображением Аэнариона верхом на драконе Индраугнире выскочил запыхавшийся паж. Алит на миг задумался, знал ли Аэнарион, на какой безумной женщине он женился, и догадывался ли о жестокости, которую невольно принес в мир.
        Алит подошел к тайному проходу и взглянул на огромный портрет. Одетый в золотые доспехи первый Король-Феникс выглядел воплощением благородного лорда и воина — таким и описывала его легенда. И тем не менее в правой руке он сжимал меч Кхаина. Даже вышитое серебряной и красной нитью, мрачное оружие излучало смерть. Каледор Укротитель Драконов предсказал, что в тот момент, когда Аэнарион взял роковой клинок, он навлек на себя проклятие. Возможно, подумал Алит, он навлек его на всех нас.
        Алит проскользнул за гобелен и обнаружил узкую арку. За ней начиналась ведущая наверх лестница. Алит начал подниматься по витым ступенькам — он не знал, куда направляется, но решил довериться чутью. Когда он поднялся примерно на две трети высоты башни, то свернул с лестницы в широкую галерею с множеством альковов. В них стояли мраморные изображения князей, что сражались на стороне Аэнариона. Лица некоторых статуй были стесаны, на их месте кровью написаны грубые слова. Изваяния князей, которые продолжали служить новым правителям Анлека, стояли нетронутыми. Большинства Алит не знал, но некоторые оказались знакомыми.
        Одна из статуй заставила его остановиться. Мраморное лицо походило на его собственное, и через миг Алит догадался, что видит изображение молодого Эолорана Анара. В глаза статуи вбили окровавленные гвозди. Эолоран погиб, и его смерть стала одной из многих, за которые мстил Король Теней, но напоминание о деде что-то всколыхнуло в душе Алита.
        Он пришел забрать украденный лунный лук. Но, возможно, у него получится прихватить с собой еще кое-что? Вдруг настоящий Эолоран жив? Может, он заперт в темницах Анлека? Алит решил, что обязательно проверит. Он развернулся обратно к лестнице и начал спуск в подземелья цитадели.

        Алит ожидал увидеть жуткую картину, полную мучений и боли. Но, в противоположность его ожиданиям, подземелья Анлека освещались золотистым светом фонарей, и там царила тишина. Он не встретил стражников и, побродив по узким коридорам, обнаружил несколько чистых и пустых застенков. Вокруг не оказалось ни души. Ничего не понимая, Алит направился к главной лестнице и принялся разыскивать крыло челяди — по его расчетам, оно должно было находиться на несколько уровней выше подвалов.
        Там его ждала уже привычная по Тор Анроку обстановка, но с поправкой на образ жизни друкаев. Слуги и служанки сновали туда-сюда, многих украшали шрамы и прочие следы насилия. Некоторые носили амулеты темных богов, другие одевались в броские мантии культов удовольствия. Они рычали и огрызались друг на друга при встрече и корчились в страхе, когда мимо, выкрикивая приказы и размахивая кнутами, проходили дворецкие.
        Алит ухватил за руку пробегавшую мимо молодую служанку с пустым подносом. Она со страхом уставилась на него, и Алит отвел ее в сторону.
        — Только пальцем меня тронь — и будешь отвечать перед князем Келтрайном,  — скорее с испугом, чем с угрозой заявила она.
        Алит тут же отпустил девушку и поднял перед собой руки.
        — Я тут новенький,  — сказал он.  — Не знаю, что делать.
        Служанка успокоилась, откинула черные волосы и приняла важный вид. Очевидно, он был не первым новичком, который совершал ошибки.
        — Кому ты служишь?  — спросила девушка.
        — Князю Аландриану,  — Алит выпалил первое имя, которое пришло ему в голову.
        Служанка кивнула.
        — Хорошо устроился.  — Она показала Алиту, чтобы тот следовал за ней.
        Девушка провела его в пустую кладовку, с голыми полками и пыльным полом.
        — Опасайся Эрентиона, он самый жестокий из всех старших,  — посоветовала служанка, и Алит благодарно закивал.  — И не переходи дорогу Мендиету. Он хитрый и с удовольствием вонзит нож в спину, даже не зная твоего имени.
        — Меня зовут Атенитор,  — с улыбкой представился Алит, но девушка только нахмурилась.
        — Чем меньше людей знает, как тебя зовут, тем лучше. Имена привлекают внимание, а излишнее внимание может плохо сказаться на твоем здоровье.
        — Боюсь, что я уже привлек внимание,  — с волнением признался Алит.  — Мне дали поручение, но я не знаю, как его выполнить.
        — И что тебе надо сделать?
        — У меня есть послание для… для Эолорана Анара, от князя Аландриана,  — тихо произнес Алит. Он бросил пугливый взгляд на закрытую дверь.  — Я сходил в темницу, но там все камеры пустые!
        Девушка рассмеялась, но Алит не смог понять, что слышит в ее смехе — презрение или веселье.
        — Пленников не держат в цитадели,  — хихикала она.  — Их отправляют в храмы для жертвоприношений.
        — Тогда меня разыграли?  — Алит подавил поднимающееся волнение.  — Такого пленника нет?
        — Тут есть Эолоран Анар,  — возразила служанка, и Алит с облегчением закивал.  — Но он не пленник. Его покои находятся в западной башне.
        Не пленник? Алит отложил смятение до лучших времен, расспросил, как пройти к башне, и попрощался.

        В западной башне Алита снова удивило отсутствие стражи. Он пришел к выводу, что по свойственной им наглости и самомнению друкаи считают, будто никто не рискнет проникнуть в сердце их столицы. Следуя инструкциям, полученным от служанки, он быстро поднялся на этаж, где жил Эолоран Анар. Там он оказался перед полуоткрытой, ничем не примечательной черной дверью. Алит постучался, но ему никто не ответил. Тогда он огляделся по сторонам, приоткрыл дверь и проскользнул внутрь.
        Комната отличалась простой обстановкой. Через широкое, выходящее на балкон окно лился солнечный свет. В плетеном кресле кто-то расположился спиной к двери. Алит бросил взгляд в соседнюю спальню и тихо вышел на балкон.
        Эолоран Анар сидел с закрытыми глазами, подставив солнцу лицо. На первый взгляд Алиту показалось, что дед спит. Он перенесся на много лет назад, в то время, когда еще не знал горя. Он вспомнил, как они сидели в саду, и дед так же дремал на летнем солнце. Алит с друзьями играли рядом, пока шум не будил деда. Тогда он мягко корил детей за то, что мешают старику, а потом вставал с кресла и присоединялся к играм.
        Воспоминание растворилось в языках пламени и черном дыму, оставив картину выжженного Эланардриса и прибитых к стенам особняка тел его друзей. Алит невольно зарычал.
        — Дед?  — спустя какое-то время прошептал Алит и присел на корточки рядом с креслом.
        Эолоран зашевелился и что-то пробормотал.
        — Эолоран,  — громче позвал Алит.
        Дед повернул голову; брови сурово сошлись над закрытыми глазами.
        — Кто здесь?  — хриплым шепотом спросил он.
        — Это я, Алит.
        — Оставь меня в покое со своими трюками,  — отрезал Эолоран.  — Алит мертв. Ты убил их всех. Убери свои видения.
        — Нет, дед, это действительно я.
        Король Теней положил ладонь на руку деда и бережно сжал ее.
        — Я заберу тебя отсюда,  — пообещал он.
        — Ты не обманешь меня,  — ответил Эолоран.  — Ты лишил меня зрения, но сделать из меня дурака не в твоих силах.
        — Посмотри на меня, я действительно Алит.
        Эолоран повернул голову и открыл глаза — под веками оказались пустые, безжизненные бельма.
        — Ты все еще наслаждаешься делом своих рук, демон?  — сказал он.  — Я лишил тебя удовольствия слушать мои крики, когда ты ослеплял меня, и сейчас ты не увидишь, как гаснет зародившаяся надежда.
        — Я найду тебе лекарей, дед.  — Алит потянул Эолорана за руку, чтобы заставить его подняться с кресла.  — Маги Сафери сумеют вернуть тебе зрение. Пошли, мне надо спешить.
        — Ты же хочешь, чтобы я ушел, да?  — Эолоран отдернул руку.  — Сколько душ она пообещала тебя за то, что я уйду? Тысячу и еще одну? Я не возьму их смерть на свою совесть. Ты можешь угрожать, издеваться, искушать меня, но я не дам тебе заключить адскую сделку.
        — Ты должен пойти со мной,  — со слезами на глазах взмолился Алит.  — Пожалуйста, поверь мне, я действительно Алит!
        — Я не собираюсь ничему верить. Мне и так достаточно мучений. Ты держишь меня в этом мерзком месте, где я чувствую запах жертвенных костров и слышу крики несчастных. Ты оставляешь мою дверь открытой и говоришь, что я могу уйти в любое время, но прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Моя душа останется чистой. Когда я попаду в Мирай, меня не будут преследовать тени убитых в обмен на мою свободу эльфов. Я проведу здесь тысячу лет и выдержу любые придуманные тобой страдания, но не сдамся.
        Алит отступил назад; от горя и ярости его сотрясала дрожь. Он мог забрать Эолорана силой, но если старый эльф говорил правду, то он не хотел платить назначенную Морати цену. Алит вытащил припрятанный за поясом мантии нож, чтобы избавить старика от страданий. Князь потянулся к горлу Эолорана, но рука тряслась, и он отдернул ее. Он не мог убить деда. Хотя сердце Алита разрывалось, ему оставалось лишь одно: поступить так, как его воспитывали, а именно — уважить желания деда. Он наклонился и поцеловал Эолорана в лоб.
        — Прощай, дед,  — сдавленным голосом прошептал Алит.  — Умри с миром и достоинством.
        Это было еще одно унижение, за которое следовало отомстить. Горе Алита оборачивалось холодной яростью, поддерживавшей его уже много лет.

        При помощи тех же хитрых расспросов и притворства, что помогли ему найти Эолорана, Алит узнал, что лунный лук выставлен напоказ вместе с другими трофеями, захваченными друкаями. Поиски привели его в полукруглую галерею над одним из главных залов. Помещение внизу пустовало, но по галерее расхаживали и рассматривали диковинки дюжины друкаев. Выставку охраняли несколько скучающих солдат.
        Алит какое-то время шатался вместе с толпой. Он осмотрел сорванные со стен Тор Анрока знамена Бел Шанаара, плащ из шкуры белого льва, снятый с крейсийского князя, солнечное копье, принадлежащее когда-то князю Эур Эатану из Котика, обгорелую кору энта Авелорна. Алиту приходилось скрывать отвращение при виде мерзких реликвий, но в конце концов он вышел к лунному луку.
        Тот лежал на фиолетовой подушке тусклым и безжизненным куском металла. Надпись на табличке гласила: «Лук так называемого Короля Теней, убитого Хеллеброн, жрицей Кхаина». Алит посмотрел на свое любимое оружие и покачал головой. Солдат неподалеку равнодушно рассматривал свои ногти. Алит протолкался через толпу и подошел к нему.
        — Я позаимствую у тебя кое-что,  — произнес Алит.
        Молниеносно он выхватил меч из ножен на поясе солдата, воткнул клинок ему в живот, повернул и резким движением вытащил.
        Поднялась суматоха, друкаи разразились тревожными криками. Некоторые пытались схватить преступника — Алит с наслаждением убивал их и отбрасывал в сторону тела, пробираясь к лунному луку. Другие пытались бежать, но Алит беспощадно рубил всех, до кого мог дотянуться.
        Он добежал до лука и подхватил его с подушки — лук ожил при его прикосновении. По руке растеклось тепло, и на грани слуха запел хор нежных голосов.
        Часовые приближались с обнаженными мечами. Алит вскочил на обрамляющую галерею деревянную балюстраду. Он собирался прыгнуть вниз, в зал, но тут кое-что привлекло его внимание.
        В середине галереи лежал простой обруч из серебра и золота с выложенной драгоценными камнями звездой — корона Нагарита. Алит пробежал по балюстраде, перепрыгнул через пронесшийся мимо меч друкая и приземлился рядом с короной. Ловко развернулся, отбил следующий удар и проткнул противнику горло. Тут же с полуоборота князь ударил второго друкая ногой в лицо, перепрыгнул через него и вонзил меч в спину. Следующий удар он отбил лунным луком и прочертил по лицу солдата тонкую кровавую полосу мечом. Затем сбил воина с ног толчком плеча и добил уколом в бок, пока тот падал.
        — Я прихвачу еще и это,  — засмеялся Алит.
        Он перекинул лунный лук через плечо, поднырнул под свистнувший над головой меч и свободной рукой подхватил корону Нагарита. Натянул ее на голову и отпрыгнул от целящегося в лицо клинка. От пинка по колену нападающий подался назад, но Алит продолжал теснить его, осыпая ударами, пока не нашел брешь в защите.
        Прямым выпадом он прикончил последнего солдата и перепрыгнул через перила. Мягко приземлившись на ноги, он побежал к дверям в надежде, что они не заперты. Так и оказалось. Алит выскочил из зала в длинный коридор, где его ожидало неожиданное столпотворение. Слуги и придворные, толкаясь, пробирались к выходу, а отряд вооруженных солдат пытался прорваться в противоположном направлении. Алит заметил справа черный ход и запрыгнул на плечи одного из слуг. Эльф под ним пошатнулся, и Королю Теней пришлось спешно перескочить на голову визжащей аристократке. Затем он оттолкнулся и подпрыгнул к свисающему с потолка длинному полотнищу. Схватившись за него одной рукой, он пролетел над толпой и разжал руки только тогда, когда импровизированные качели перенесли его через головы стражей.
        Алит сорвал скрывающий проход гобелен, швырнул его в преследователей и метнулся в темный коридор.
        Он помчался вниз по ступеням, наобум проскакивая в арки и перебегая через лестничные площадки. Князь все равно не представлял, куда направляется, так что ему было все равно, куда поворачивать — направо или налево.
        Он ворвался в двойную дверь и обнаружил, что оказался в приемной со сводчатым потолком. На кушетке извивалась обнаженная пара. Через окно на дальней стене комнаты виднелись крыши Анлека.
        Алит на ходу воткнул меч между лопаток мужчины и пригвоздил его к эльфийке снизу. За спиной раздался топот ног, но Алит не стал оборачиваться. Он отпустил рукоять меча, обмотал плотным плащом руку и голову, с разбегу проломил окно и рухнул на вымощенный плитками пол балкона.
        Там он перепрыгнул через перила и повис под ними, выискивая ногами опору на стене дворца. Опоры не находилось. Алит разжал руки и камнем упал на балкон этажом ниже. Хоть он и пытался смягчить приземление перекатом, одна лодыжка болезненно подвернулась. Алит сдержал крик боли, спрыгнул еще ниже и затерялся в лабиринте крыш и башен цитадели.
        Вскорости он спустился со стены и смешался с толпой анлекцев.

        Капитан стражи вполз в покои Морати на коленях. Он не отрывал глаз от пола и дрожал, как побитая собака.
        — Мы нашли записку, ваше величество.  — Капитан протянул лист пергамента.  — Она была пришпилена стрелой к груди одного из моих солдат.
        Морати подошла и вырвала пергамент из трясущейся руки. Она было отвернулась, но на полушаге остановилась.
        — Встань,  — прошипела она через плечо.  — Город оцеплен?
        — Да, ваше величество,  — прошептал капитан.  — Поиск продолжается.
        В глазах Морати засверкал темный огонь.
        — Его уже нет здесь, идиот!  — взвизгнула королева и отвесила капитану пощечину.
        Не обращая больше внимания на нерадивого подчиненного, Морати повернулась к нему спиной и развернула записку. Капитан потихоньку пятился к двери; одну руку он прижимал к вздувшейся царапине на лице, оставленной кольцами королевы. Текущая из раны кровь чернела на глазах, и друкай в ужасе остановился в дверях. По его лицу расползался синяк, кожа вздувалась, глаза заливало темной кровью. С влажным вздохом капитан упал на колени, схватился за горло, и тут же завалился на бок. С его губ стекала полоска черной слизи.
        Морати прочла записку:

        Дорогая Морати,
        Представь себе, я еще жив. Если осмелишься, пришли своего нового любимца в Эланардрис.
        Алит Анар, Король Теней.

        Вместо подписи стояли выведенные кровью руны теней и мести.

        ГЛАВА 26
        Король-Колдун

        Снег тихонько хрустел под ногами; армия Теней собиралась у развалин древнего особняка. Руины выглядели омерзительно, почерневшие камни все еще были устланы костями друкаев, а обожженная земля в тех местах, где Алит в свое время велел разложить погребальные костры, оставалась мертвой. В центре бывшего главного зала росло дерево, спальню Алита затянуло плющом и тернистым кустарником.
        Шесть дней Тени тренировались здесь под началом Алита и расходились только ночью, чтобы не выдать себя огнями. Алита не покидала уверенность, что настал последний день тренировок. Разведчики донесли, что у подножия холмов расположилась армия друкаев, такая огромная, какой никто не видел за последние десятилетия. Она могла принадлежать только Колдуну.
        Семь дней назад до Короля Теней дошли слухи, что войска покидают Анлек. Сначала он решил, что друкаи выступают на юг, к Тираноку, где стоял лагерем Каледор. Но на следующий день Алит узнал, что армия направляется на восток, к горам.
        Пришло время встретиться с новым врагом. Алит чувствовал звенящую в воздухе неизбежность столкновения. Шел редкий снег, над горами нависли серые облака. Леса и горы охватило странное спокойствие, и лишь обостренные чувства Алита улавливали отголоски темной магии. Да, сказал он себе, сегодня я узнаю правду.

        Ближе к полудню с востока донеслись крики — разведчики заметили спускающегося с гор всадника. Алит передал часовым приказ пропустить его, поскольку твердо знал, что это Эльтириор. Идущий по путям Морай-хег не мог пропустить столь знаменательный день.
        И верно, вскоре к руинам подъехал вороний герольд. Его конь ловко выбирал дорогу между раскатившимися камнями и холмиками земли, которые укрывали останки погибших. Эльтириор откинул капюшон, открыв бледное, напряженное лицо. В правой руке он держал копье, но к середине древка был привязан сверток из пропитанной воском ткани. На ней сверкали капли воды.
        Эльтириор заметил Алита и направил коня к нему.
        — Вижу, что выманил из укрытия не только врага,  — произнес Алит, когда вороний герольд спешился.
        — Пришло время кое-что вернуть.  — Он протянул копье.
        — Что это?
        — Разрежь веревки, когда приедет Король-Колдун,  — ответил Эльтириор,  — и увидишь.
        — Ты знаешь, кто он такой?  — спросил Алит.
        Вороний герольд покачал головой.
        — В твоем распоряжении больше глаз и ушей, чем есть у меня,  — ответил он.  — К тому же разве ты не ездил в Анлек, чтобы разузнать о нем?
        — Меня отвлекли,  — ответил Алит, хотя у него хватило совести покраснеть.  — Я рад, что ты здесь.
        — Нас осталось очень мало. Не думаю, что вороньи герольды переживут эту войну,  — ответил Эльтириор.  — Наше время прошло.
        Алит поневоле встревожился. Среди его метаний и бед одно оставалось постоянным — поддержка Эльтириора. Вороний герольд был ему наставником, союзником и компаньоном. Иногда Алиту хотелось назвать его другом.
        — За Нагаритом теперь присматривает Король Теней,  — с невеселой улыбкой продолжал Эльтириор.  — Морай-хег уступила место Курноусу и обратила всевидящий взгляд на другие земли.
        Алит не знал, что ответить. Они молча стояли рядом и смотрели на запад. Довольно скоро показалось войско друкаев — по холмам на северо-западе потянулись длинные змеи колонн. Алит осмотрел небо в поисках драконов или мантикор, но ничего не увидел. Вроде все шло согласно его плану — Король-Колдун решил встретиться с ним лично.

        Несмотря на все, что довелось испытать Алиту, его охватила тревога, когда друкайская армия рассыпалась по холмам. Количество солдат превышало все ожидания. На первый взгляд он оценил войско в сотню тысяч. Где противнику удалось найти столько воинов, Алит не знал. Неужели Морати копила силы все эти годы в ожидании подходящего предводителя?
        Войско остановилось за пределами выстрела машин-копьеметателей. Намерения противника были ясными: он не хотел пугать Алита и сгонять его с места.
        Перешептывания и крики тревоги заставили Алита обернуться к своим солдатам. Те показывали на небо, где появился и медленно опускался к земле дракон. Алит никогда не видел такого огромного зверя — вполовину больше, чем тот, на котором летал Керанион. Алит уже собирался дать приказ отступать к холмам, но остановился, когда дракон повернул обратно к армии друкаев и приземлился перед ней.
        Высокий эльф легко спрыгнул на землю рядом с чудовищем. Воздух вокруг него дрожал дымкой темного тумана и жара. Алит пристально наблюдал за приближающимся Колдуном.
        Тот был выше любого эльфа и одет в закрытый черный доспех. На щите с золотым узором сверкала ненавистью руна. От взгляда на нее у Алита жгло глаза. Меч в правой руке от рукояти до кончика лезвия окутывало голубое пламя; оно отбрасывало на снег пляшущие тени.
        Внимание Алита привлек доспех. Пока Король-Колдун уверенным шагом поднимался на холм, Алит заметил, что латы на самом деле не черные, а подсвечены изнутри рубиновым светом. Вокруг друкая поднимались завитки пара. Алит вдруг с ужасом понял, что пластины и кольчужные вставки доспеха пылают жаром, будто их только что выковали. Там, где ступал Колдун, оставался талый снег и опаленная земля, а воздух будто отшатывался от него и сворачивался крохотными вихрями.
        Тени внимательно наблюдали за Колдуном с луками наготове. Алит велел им не нападать без приказа; он хотел узнать, кто же посмел объявить себя правителем Нагарита. Численность войска Короля-Колдуна не оставляла сомнений, что за ним стоит вся мощь Анлека.
        Когда Колдун вошел в покосившиеся старые ворота, Алит не смог оторвать взгляд от его глаз. В черных колодцах горело темное пламя, пустое и в то же время полное энергии. Все лицо, за исключением глаз, скрывал черный с золотом шлем с обручем из шипов и рогов из тусклого серебристо-серого металла.
        Алит вспомнил, что все еще держит в левой руке подарок Эльтириора, достал из-за пояса нож и перерезал стягивающие сверток веревки. Затем потряс копье, чтобы стряхнуть с него узелок из ткани, и тот затрепетал на ветру и развернулся. Золотой нитью к древку был привязан флаг.
        Потрепанное, в пятнах и дырах полотнище с истлевшей вышивкой по краям.
        Когда-то флаг был белым, но с годами посерел. Герб на нем истерся, но Алит все равно узнал золотое крыло гриффона — знамя дома Анар.
        Алит ощутил приток смелости. Нагоняемый Колдуном ужас пропал. Этот флаг развевался здесь со времен Аэнариона, и Алит впитывал в себя вековую силу, которую не смыла даже кровь анарцев. С высоко поднятой головой он уставился на врага.
        — По какому праву ты явился на эти земли без разрешения Алита Анара, князя дома Анар, Короля Теней Нагарита?  — спросил Алит и поднял потрепанное знамя над головой.  — Если ты пришел угрожать мне, послушай клятву, которую я дал погибшим. Ничто не забыто, никто не прощен!
        Колдун остановился в полудюжине шагов, и по коже Алита побежали мурашки от излучаемого им жара. Адские глаза уставились на флаг. Колдун убрал в ножны меч и шевельнул одним пальцем.
        Черное пламя охватило знамя, и оно осыпалось обгорелыми хлопьями, которые тут же разметал ветер. В руках Алита осталось дымящееся древко. Ему пришлось разжать пальцы.
        — Дом Анар мертв,  — произнес Колдун. Его голос отдавался глубоким эхом, будто доносился из далекого пустого зала.  — Только я правлю Нагаритом. Поклянись мне в верности, и я забуду о прошлом и прощу предательство. Я отдам тебе эти земли, и ты будешь подчиняться только мне.
        Алит засмеялся.
        — Ты сделаешь меня князем могил, хранителем пустоты,  — сказал он. Затем прищурился и посерьезнел.  — По какому праву ты требуешь моей верности?
        Король-Колдун сделал шаг вперед, и Алит с трудом заставил себя не отшатнуться. На грани слуха шипели странные голоса — запечатанные в доспехе духи жертв. Жар стоял невыносимый, на глаза наворачивались слезы, а кожа трескалась. Алит облизал губы, но во рту пересохло. Хуже всего на него действовали ползущие по коже щупальца черной магии — они высасывали жизнь и холодили сердце.
        — Разве ты не узнаешь меня, Алит?  — Колдун пригнулся ближе. Тихий голос окутывала аура огня и смерти.  — Разве ты не послужишь мне снова?
        Хриплый голос создания срывался, но Король Теней узнал его. Когда-то, в другой жизни, он произнес слова, на которых держались все мечты и надежды Алита. Когда-то, давным-давно, этот голос поклялся освободить Нагарит от тирании, и Алит поверил ему. Сейчас он приказывал ему сдаться.
        Голос Малекита.

        Каледор [Caledor] (личный перевод)
        Книга третья

        И последнее, но не менее важное, братья и сестры во всем мире.
        Самый трагический рассказ со Времени Легенд свидетельствует о падении величайших эльфийских домов и судьбах трех королевств: Нагарита, Тиранока и Каледора.
        Когда-то повсюду царил порядок, но сейчас эти годы настолько далеки от нас, что ни один смертный уже не помнит о них. С незапамятных времен на острове Ултуан жили эльфы. Там, от своих создателей, загадочных Древних, узнали они секреты колдовства. Под властью Вечной королевы они жили на своем благодатном острове и не знали бед.
        Приход Хаоса разрушил цивилизацию Древних, эльфы оказались беззащитными. Демоны Хаоса бесчинствовали и убивали эльфов на Ултуане. Но из тьмы и беззакония поднялся Аэнарион-Защитник — первый из Королей-Фениксов.
        Самым великим союзником Аэнариона был Каледор Укротитель Драконов, величайший из магов Ултуана. Атакованный демонами Хаоса, Укротитель Драконов искал средство отнять у нематериальных существ их силу. В то время как Аэнарион вытянул Меч Кхаина и вел войну, Каледор создал портал на Ултуане, который втянул неистовые ветра магии; портал, который держит демонов в страхе. Все же этим действием Каледор, разделенный с первым Королем-Фениксом, пожертвовал собой, и с тех пор королевства Каледора и Нагарита были разделены.
        Там, где когда-то царил порядок, настал раздор. На смену миру пришла кровопролитная война.
        Слушайте же повествование о Расколе.

        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Наследие Укротителя Драконов
        Древнее соперничество
        Распри в Нагарите
        Добровольное изгнание Имрика

        ГЛАВА 1
        Гордость Каледора

        В течение темнейших для Ултуана лет двое величайших из живущих эльфов были в центре войны против демонов Хаоса. Первому Королю-Фениксу, Аэнариону Защитнику, помог Каледор Укротитель Драконов, и два лорда Ултуана подавляли демонические орды больше столетия.
        Каледор видел, что атаки демонов никогда не прекратятся, пока дикие ветры магии дуют по всему миру. Укротитель Драконов долго и упорно изучал мистические тайны Хаоса, пользуясь нематериальной аурой вокруг любого другого смертного. Видя, что магия, проникающая в мир из королевства Хаоса на севере, поддерживает демонов, Каледор приступил к подготовке могущественного заклинания, которое создаст энергетический портал на Ултуане, чтобы откачать ветры магии. Множество доводов приводил он Аэнариону, склоняя к этому плану; Аэнарион справедливо опасался, что оружие и доспехи эльфийских лордов были выкованы той же магией, которая поддерживала демонов, и без нее остров, которым он правил, будет беззащитен.
        Они так и не пришли к согласию по этому поводу, и когда жена Аэнариона, Вечная королева, была убита, он проигнорировал совет Каледора и разыскал Меч Кхаина, чтобы разбить воинство демонов. Король-Феникс стал темным, мстительным воином и основал королевство Нагарит на севере Ултуана и правил из цитадели Анлек. Укротитель Драконов вышел из союза с Аэнарионом, и его собственное королевство, названное Каледором, сосредоточило свои усилия на создании магического портала.
        Хотя они раньше были друзьями, два величайших эльфа больше никогда полностью не доверяли друг другу, но в момент наибольшей опасности Каледор и Аэнарион оба сыграли роль в поражении демонов. Каледор приступил к последнему заклинанию на острове в водах Внутреннего моря Ултуана. Видя, что задумал Укротитель Драконов, демоны бросили свои армии на Каледор и его магов. Аэнарион пришел на помощь Каледору и сдержал легионы Хаоса, чтобы дать магам время закончить заклинания.
        Оба должны были пожертвовать собой. Хоть и победив, Аэнарион и его дракон Индраугнир, к сожалению, были ранены в сражении. Верный данной клятве, Аэнарион полетел на север к Оскверненному острову, чтобы вернуть Меч Кхаина на его черный алтарь; ни короля, ни дракона больше не видели. Каледор и его последователи были пойманы в ловушку в оке портала, застыв в процессе заклинания, обреченные на бесконечное существование проводниками магической энергии.
        Так земли Каледора и Аэнариона остались без своих правителей: Каледор в южных горах, Нагарит на холодном севере. Недоверие, существовавшее между двумя королевствами, не закончилось со смертью их основателей, а только усилилось. Преемники эльфийских лордов не уступали власть друг другу, и каждый претендовал на победу над демонами.
        Когда сын Аэнариона Малекит пожелал унаследовать положение отца Короля-Феникса, князья Каледора воспротивились. Они напомнили эльфам из других королевств, что Малекит был воспитан в мраке и отчаянии, и Укротитель Драконов пророчил, что потомки Аэнариона будут навсегда запятнаны проклятием Кхаина Кроваворукого.
        Первый Совет князей выбрал Бел Шанаара Тиранокского в Короли-Фениксы, гарантируя таким образом, что ни Каледор, ни Нагарит не будут обладать наибольшей властью на Ултуане. Малекит принял это решение с достоинством, и каледорцы тоже одобрили выбор Бел Шанаара.
        Под правлением этого нового Короля-Феникса эльфы восстановили свои города и исследовали мир. Были основаны колонии по ту сторону океанов, и влияние эльфийских королевств распространилось повсюду. Всегда настороженные положением и властью друг друга, Нагарит и Каледор продолжали соперничество на протяжении многих столетий, и хотя между этими двумя королевствами существовал мир, их недоверие друг к другу углублялось, князья каждого обвиняли других в ревности, высокомерии и корысти.
        Так что князь Имрик из Каледора с некоторым раздражением и некоторым беспокойством услышал весть о приближении знамен наггароти к своему лагерю. Командующий армий Каледора в Элтин Арване, землях к востоку от Великого океана, Имрик был внуком Укротителя Драконов, младшим братом правящего князя королевства, Каледриана.
        Прибытие наггароти было несвоевременным. Имрик и его воины провели двенадцать дней, преследуя орду диких орков и гоблинов через дикие земли на юге Элтин Арвана, и в этот день они должны были сразиться со своими врагами.
        — Нагаротти хотят украсть нашу славу,  — сказал Имрик своим спутникам, младшему брату Дориену и кузену Тиринору.
        Они втроем сидели в шатре Имрика, уже в доспехах из золотых пластин с серебряными накладками. Герольд, принесший весть о прибытии наггароти, нервно ожидал приказа своего генерала.
        — Они полагают, что могут одержать здесь победу и забрать эти земли себе,  — сказал Дориен.  — Отошли их с предупреждением, что они вторглись на земли каледорцев.
        Тиринор неловко поерзал на сиденье и поднял руку к Дориену, прося успокоиться.
        — Не слишком мудро провоцировать их,  — сказал Тиринор. Он повернулся к посыльному: — Сколько их, говоришь?
        — Двенадцать тысяч, мой князь,  — ответил герольд.  — Из них четыре тысячи — рыцари. Мы сосчитали их, когда они переходили вброд реку Лайтенн.
        — Они будут здесь задолго до полудня,  — сказал Имрик.  — Они шли ночь напролет.
        — Мы должны подготовить армию и напасть на орков, прежде чем наггароти доберутся сюда,  — сказал Дориен, вставая.  — Они не могут претендовать на заслуги в битве, которая закончилась до их прибытия.
        — Еще нет,  — сказал Имрик.  — Мы не будем ввязываться в поспешное сражение.
        — Так что нам делать?  — сказал Дориен.  — Разделить славу с этими хладнокровными убийцами?
        — Мы докажем, что мы сильнее,  — сказал Имрик. Он дал знак герольду приблизиться: — Поезжай к наггароти и передай их князю, чтобы прибыл ко мне.
        Посланник поклонился и стремительно удалился, оставив трех лордов Каледора в молчании. Имрик терпеливо ждал, скрестив руки на груди, пока Дориен ходил взад-вперед. Тиринор подошел к столу и налил себе вина, смешанного с водой, которое он потягивал в возбуждении. Через некоторое время он перевел хмурый взгляд на Дориена.
        — Сядь, пожалуйста, кузен,  — резко сказал Тиринор. Он проглотил полный рот вина.  — Ты крадешься, как крейсианский лев в загоне.
        — Мне это не нравится,  — сказал Дориен.  — Как нагаротти узнали о нашем преследовании, и как они так быстро поймали нас? И если мое хождение так раздражает тебя, не стесняйся выйти наружу, кузен. Или это для тебя слишком далеко от винных кувшинов?
        — Прекратите препираться.  — Тихое замечание Имрика успокоило пару.  — Дориен, сядь. Тиринор, не пей больше. Наша армия готовится к битве, а вы препираетесь как дети. Ждите.
        Дориен молча согласился и сел, перекинув длинный алый плащ через подлокотник стула. Тиринор опорожнил кубок и поставил его на стол, прежде чем вернуться на место.
        — Как ты можешь быть настолько спокоен, кузен?  — сказал Тиринор.  — Ждешь, что наггароти будут нашими союзниками?
        — Нет,  — сказал Имрик не двигаясь.
        — Ты даешь им возможность обходиться с нами с пренебрежением,  — сказал Тиринор. Он всплеснул руками.  — Зачем попытка посольства, которое, знаешь, не будет успешным, кузен?
        — Потому что их не будет,  — сказал Имрик.  — Мы ведем себя достойно.
        — Как будто наггароти заботит наше достоинство,  — насмешливо фыркнул Дориен.  — Они расценят это как слабость.
        — Ты считаешь это слабостью, брат?  — спросил Имрик. Его глаза пристально смотрели на Дориена.
        — Нет,  — немного поколебавшись ответил Дориен.  — Я знаю, что мы не слабы.
        — Это все, что имеет значение,  — сказал Имрик.  — Мне плевать на мнение наггароти.
        Снова эльфы погрузились в молчание. Снаружи слышались шум и суета собирающейся армии. Капитаны выкрикивали приказы о сборах своим подразделениям, и пронзительные трубы давали сигнал к битве.
        Имрик проводил время, обдумывая план битвы. Наггароти были нежелательным отвлечением. Он не стал бы самым прославленным генералом Каледора, позволяя себе отвлекаться. Князь знал, что спутники считали его грубым, даже жестоким; он считал их шумными и вспыльчивыми. Князь был доволен своей жизнью. Шанса проявиться в сражении, показать свою ценность как наследника Укротителя Драконов было достаточно. Даже маленькие перепалки с братом и кузеном волновали его, и он был доволен, что находится вдали от двора Каледриана. Здесь, в колониях, эльф мог составить себе имя честным усилием, вдали от персон и политиков Ултуана.
        Такие постоянные пререкания привели его в Элтин Арван. Хотя Имрик и происходил из рода Каледора, у него было мало способности или желания владеть магией, и поэтому он посвятил себя мастерскому владению мечом и копьем и командованию армиями.
        Он разделял недоверие своего народа к наггароти, но также и относился к ним с неприязненным уважением; их достижения в ведении войны не имели себе равных ни в одном другом королевстве, включая его собственное.
        В частности, он восхищался их правителем, князем Малекитом. Имрик никогда не признался бы в этом другому эльфу, но свершения Малекита были примером для подражания. Такое восхищение было омрачено раздражением; если бы Имрик не разделял жизнь с Малекитом, он стал известен как величайший генерал Ултуана. Как бы то ни было, он прославился в Каледоре и в нескольких колониальных городах, где знали о его подвигах, но его победы и завоевания заглушались почестями, оказываемыми князю Нагарита.
        Имрик с тихим рычанием закусил губу, раздраженный тем, что несмотря на все его усилия он позволил наггароти прервать подготовку к сражению. Дориен и Тиринор смотрели на своего командующего, встревоженные его досадой.
        — Приказываю армии строиться,  — сказал Имрик, вставая.
        Он поднял свой меч, прислоненный к стулу, и прикрепил пряжкой золотые ножны к поясу; украшенный шлем взял под мышку. Краем плаща подметая вышитые ковры на полу, Имрик последовал за другими эльфами из палатки.
        Воздух был влажным, небо пасмурным, тонкий туман скрывал пустоши, на которых эльфы устроили лагерь. Вымпелы на шатрах мягко повисли на воздухе, все еще влажные после ночного ливня. В небольшом палаточном городке кипела деятельность, так как слуги суетились, исполняя приказания капитанов и рыцарей. Роты копейщиков быстро выдвигались по направлению на юго-восток от лагеря, их серебряная броня и темно-зеленые щиты были покрыты каплями воды.
        Имрик повернул на запад и зашагал вдоль временной дороги, положенной через траву и вереск. Золоченые упряжи, усыпанные рубинами и изумрудами, звенели, поскольку отряд рыцарей поехал по тропе впереди, отдавая честь копьями, проезжая перед генералом на оживленно ступающих белых конях. Имрик в знак признательности поднял руку.
        Пройдя между распахнутым складом оружия и торговой палаткой, три князя достигли драконьего поля. Три могучих зверя лежали на каменистой лужайке, выдыхая из ноздрей облака пара. Двое были цвета тлеющих углей, с темно-красной чешуей и оранжевым брюхом; у третьего верхняя часть тела была темно-синей, как сумерки, ноги и нижняя часть цвета сланца. Все трое подняли массивные головы на длинных шеях по зову Имрика.
        — Время битвы!  — крикнул генерал.
        Драконы с рычанием и фырканьем поднялись, медленно мигая желтыми глазами. Самый крупный, один из красно-чешуйчатой пары, расправил крылья и широко зевнул, изрыгая пар.
        — Так быстро?  — сказал монстр низким грохочущим голосом.
        — Ты устал, Маэдретнир?  — сказал Тиринор.  — Возможно, тебе жаль, что ты не дремлешь под горами Каледора со своей семьей?
        — Дерзкий эльф,  — сказал дракон.  — Некоторые из нас должны бодрствовать, чтобы уберечь вас от неприятностей.
        — Может быть, вы предпочитаете прогуляться?  — предложила зверь Тиринора, синяя драконица по имени Анаэгнир. Она дважды взмахнула крыльями, ударяя эльфов.
        Юные эльфы в ливрее дома Имрика появились из лагеря, неся украшенные троны-седла и оружие драконьих князей. Когда пристегнули упряжь — сложная операция, которая требовала большого сотрудничества со стороны драконов,  — три князя привязались веревками к спинам своих зверей. Они пристегнули пряжкой ремни к талии, оставляя ноги в доспехах свободно свисать на шее зверей. Каждому слугой было вручено копье; оружие, выкованное из серебристого итильмара, в три раза превышало рост эльфа и было украшено зелеными и красными вымпелами. Князья подняли высокие щиты и повесили их у седел.
        Когда слуги отступили на безопасное расстояние, Имрик наклонился вперед вдоль шеи Маэдретнира и похлопал рукой по его чешуе.
        — На юго-восток, к армии,  — сказал генерал.
        Маэдретнир поднялся в воздух, трава колыхалась от бурных взмахов его крыльев. Два другие дракона стремительно последовали за ним, и все три князя кружили все выше и выше над лагерем.
        С высоты перед Имриком предстал впечатляющий вид на сборы его армии. Две тысячи рыцарей выстраивались в отряды по сотням, их знамена и вымпелы слегка колыхались, когда они пересекали дикую пустошь. С левой стороны от них формировались отряды копейщиков; группы из пятисот воинов, всего девять, выстраивались в шеренги по десять в глубину позади своих штандартов. Двадцать фургонов формировали колонну позади копейщиков, каждый был запряжен четырьмя лошадями и вез две метательных машины с командами. Лучники, еще более трех тысяч эльфов, ждали в отрядах около копейщиков.
        В зеленом, красном и серебряном, войско эльфов протянулось через темные вересковые пустоши. Повернув пристальный взгляд на юго-восток, Имрик смог разобрать отдаленный изгиб реки, несущейся вниз с высоких гор, выступающих над горизонтом. Отсюда легко был виден маршрут, избранный орками; полоса вытоптанной травы и кустарников, извивающуюся по направлению к реке. Дым сотен костров застилал широкие воды гораздо дальше к югу, где зеленокожие разбили лагерь.
        Поскольку Маэдретнир сложил крыло и опустился к армии, Имрик услышал отдаленный крик. Оглянувшись через плечо, он увидел, что Дориен машет копьем, чтобы привлечь внимание. Когда он заметил взгляд Имрика, он указал наконечником копья на запад. Имрик велел Маэдретниру повернуть направо, так что мог увидеть то, что привлекло внимание Дориена.
        Колонна черного и фиолетового остановилась рядом с узким потоком: наггароти. Броня их рыцарей, быстро передвигающихся в авангарде, блестела золотом, а пехота следовала за ними как можно быстрее. Имрик отследил еще какой-то силуэт над армией Нагарита.
        — Что это летит над наггароти?  — спросил он.
        Маэдретнир повернул голову, чтобы посмотреть, легко скользя по медленной дуге в сторону другого эльфийского войска.
        — Грифон с наездником,  — сказал дракон с некоторым отвращением.  — Отучить их вторгаться в наши небеса?
        — Отнеси меня к ним,  — сказал Имрик.
        Взмахивая крыльями, Маэдретнир взлетел выше и повернул к наггароти. Оглядываясь назад, Имрик увидел следующих за ним Дориена и Тиринора. Копьем генерал подал сигнал двум другим князьям присоединиться к армии. Тиринор немедленно понял наставление и повернул; Дориен сделал это же, только неохотно.
        Когда они подлетели к наггароти, Маэдретнир опустил длинную голову к земле.
        — Наездник,  — сказал он.
        Имрик взглянул и увидел одинокого эльфа на белом коне, скакавшего назад к лагерю каледорцев.
        — Спускайся к нему,  — сказал Имрик.  — Давай выслушаем ответ наггароти.
        Всадник придержал своего коня, когда дракон и князь круто спустились. Лошадь своенравно била копытом, когда Маэдретнир приземлился невдалеке, конь посыльного тихо издал беспокойное ржание. Герольд погладил животное по загривку и подогнал его ближе, так чтобы его можно было услышать без крика.
        — Командующий, князь наггароти отклонил ваше приглашение,  — сказал посыльный.
        — У этого князя есть имя?  — спросил Имрик.
        — Малдиар, мой князь,  — ответил герольд.  — Правитель Атель Торалиена.
        — Никогда о нем не слышал,  — сказал Имрик.  — Должно быть, один из выскочек, которого Малекит сделал князем до того, как исчез в северных пустошах.
        — Действительно, мой князь,  — сказал другой эльф.  — Он приказал передать вам, что наггароти не принимают требований от каледорцев. Прошу прощения, мой князь, но Малдиар также приказал передать вам, чтобы вы прекратили атаку на орков, и заявил, что только он имеет право завоевать эти земли.
        — Посмотрим,  — сказал Имрик.  — Возвращайся к армии и передай моим капитанам, чтобы были готовы к наступлению.
        — Как прикажете, мой князь.  — Герольд повернул своего коня; тот охотно перешел на галоп, чтобы умчаться подальше от Имрика и его чудовищного скакуна.
        — Давай встретим Малдиара,  — сказал Имрик Маэдретниру.
        Рык, всколыхнувший грудь дракона, возможно, был смехом, и он на большой скорости рванулся в небо. Дракон и наездник направились к наггароти, скользя над пустошью лишь слегка поверх немногочисленных разбросанных деревьев, нарушавших суровый пейзаж холма.
        Наездник на грифоне — Малдиар, предположил Имрик — заметил приближение князя каледорцев и направил свою крылатую гору головой к Имрику. Поскольку другой князь приблизился, Имрик мог лучше разглядеть Малдиара и его зверя. Князь носил серебряные и золотые доспехи, инкрустированные рубинами; орлиная голова его грифона была окрашена синим, черным и красным, а его заднюю часть покрывали бело-черные полосы, когти его имели кровавый цвет.
        Грифон издал пронзительный крик, когда два князя приблизились друг к другу. Маэдретнир задрожал, глубоко зарычав в ответ, извергая дым из ноздрей.
        — Заставь их спуститься,  — сказал Имрик.
        Маэдретнир взмыл выше, поднявшись над грифоном, а затем накренился, свернув крылья, направляясь прямо на князя наггароти. Выпрямив шею, открыв пасть, дракон выглядел так, словно врежется в грифона и наездника. В последний момент он расправил крылья и остановился в воздухе, послав порыв ветра на Малдиара. Грифон покачнулся и попал в поток, кувыркаясь на небольшом расстоянии, прежде чем выровняться. Проклятия, выкрикнутые Малдиаром, достигли Имрика, но каледорец проигнорировал их и указал на землю.
        С Маэдретниром, парящим чуть выше и позади, Малдиар опускался, направляя грифона, чтобы приземлиться на голой скале, возвышающейся среди моря утёсника и травы. Имрик и его дракон трижды облетели вокруг них, прежде чем приземлиться в пределах досягаемости копья. Грифон был крупным зверем, в три раза больше лошади, но выглядел карликом по сравнению с Маэдретниром, который навис над тварью и наездником с распростертыми крыльями, загораживая утреннее солнце.
        — Как ты смеешь!  — заскрежетал Малдиар.  — Это оскорбление! По какому праву ты вмешиваешься в мое законное продвижение?
        — Я Имрик из Каледора. Ты не имеешь здесь никаких прав. Это будут мои земли.
        — Имрик? Я слышал о тебе. Я слышал о твоем соперничестве с князем Малекитом, и это наглая попытка украсть земли, принадлежащие ему по праву.
        — Те орки говорят иначе,  — сказал Имрик.  — Поворачивай свою армию назад. Вам здесь не рады.
        — Я не трачу время впустую с каледорскими ворами,  — сказал Малдиар.  — Клянусь кровавым кулаком Кхаина, я должен ударить тебя за это.
        — Пожалуйста, попробуй,  — сказал Имрик. Маэдретнир поднялся на задние лапы и издал оглушительный рев. Гребень с фиолетовыми перьями на шлеме Малдиара безумно затрясся, и грифон метнулся ближе, шипя и каркая. Малдиар справился с поводьями своего зверя и сдержал его.
        — Твои угрозы впустую, Имрик,  — сказал Малдиар.  — Я очищу эти земли орков и потребую этот регион для Нагарита. Ваш Король-Феникс будет плохого мнения о Каледоре, если вы будете оспаривать такую победу при его дворе.
        Имрик не отвечал и спокойно смотрел, как Малдиар какое-то время боролся с поводьями грифона, а затем направил его в воздух. Князь наггароти умчался обратно к своей армии.
        Имрик вздохнул. Малдиар был прав, он не собирался нападать на другую армию эльфов. Единственной выход состоял в том, чтобы сокрушить орков до того, как наггароти вмешаются. Поскольку Маэдретнир снова поднялся в облака, князь видел, что дело не будет легко улажено. Рыцари Атель Торалиена далеко опередили остальную часть армии наггароти и быстро устремлялись на лагерь орков.
        Так стремительно, как мог летать, Маэдретнир возвращался обратно к армии каледорцев. Колонны уже выступали, без сомнения по приказу Дориена в ожидании возвращения Имрика. Рыцари разделились на два крыла по обе стороны пехоты, держа строй в отличие от безрассудного наступления наггароти. Тремя колоннами лучники и копейщики двинулись на юг, две направились непосредственно на лагерь орков и гоблинов, третья повернула на восток, отрезая отступление зеленокожих от реки. С быстро подступающими наггароти, у орков не было пути для бегства.
        Имрик летел над армией, тень Маэдретнира скользила по рядам воинов. Утренний туман растаял на усиливающемся солнце, и облака в вышине поредели, оставляя на пустоши пятна яркого солнечного света. Дориен и Тиринор направили своих драконов к Имрику и заняли позиции по обе стороны от своего генерала, все три дракона легко держались наравне с идущими колоннами, равномерно взмахивая крыльями.
        — Я говорил, что они не станут слушать,  — крикнул Дориен.  — Мы напрасно потратили время, обращаясь к наггароти.
        Имрик ничего не ответил. Наступая на всей скорости, рыцари Атель Торалиена теперь опасно оторвались от поддержки пехоты и военных машин наггароти. Малдиар нагнал быстрый авангард и пикировал взад и вперед над конницей.
        Командующий каледорцев обратил внимание на настоящего врага. Банды ехавших на волках гоблинов крест-накрест пикетировали вересковые пустоши. Драконов было легко заметить, и отдаленный резкий звук рогов предупредил о нападении. Через коптящие огни Имрик смог лучше разглядеть лагерь орков; он был больше, чем он ожидал, растянувшись на некоторое расстояние вдоль речного берега. Он мог видеть, как вода загрязнена зеленокожими вниз по течению, пленку грязи смывается на юг.
        Орки не нуждались в палатках для укрытия, хотя было несколько грубых частоколов, где содержались стаи гигантских волков и стада больших вепрей. Имрик мог видеть орков и гоблинов, карабкающихся за эти загороди с кнутами и погонялами.
        Что-то более крупное попалось ему на глаза. Ближе к центру лагеря горел самый большой костер, окруженный рваными стягами и размалеванными тотемами. С одной стороны в цепи, кольцами пронзающими плоть, привязав его к земле, было заковано чешуйчатое крылатое животное. Оно было почти столь же большим, как дракон, хотя у него не было передних ног, с шкурой темно-зеленого цвета и головой, окруженной рогами и желтым гребнем.
        — Виверна,  — рявкнул Маэдретнир, также увидев монстра. Дракон задрожал от гнева.  — Уродливое порожденье гор. Мы убьем ее.
        — И ее владельца,  — добавил Имрик, так как огромный орк появился из толпы зеленокожих и приблизился к виверне.
        Орки быстро скапливались, собираясь племенными группами вокруг варварских штандартов с черепами и костями, сверху увенчанными уродливыми, клыкастыми лицами, сделанными из дерева. Гоблины поменьше, казалось, более неохотно покидали лагерь и сгрудились вместе несколькими толпами позади своих более крупных сородичей.
        Пронзительный визг разорвал воздух, и виверна неуклюже поднялась в воздух с орком-военачальником на спине. Рев приветствия и одобрения поплыл через вересковые пустоши, сопровождаемый грохотом барабанов и резкими звуками рогов.
        Имрик направил Маэдретнира вниз, пара пикировала вдоль армии каледорцев на высоте меньше дальности полета стрелы. Командующий дал знак своим капитанам подготовить линию фронта, а затем снова взмыл ввысь, наблюдая за врагом. Под ним развернулись две колонны пехоты, чередуясь с лучниками и отрядами копейщиков, в то время как метательные орудия были выгружены с фургонов и собраны на флангах длинных рядов эльфийских воинов. Одно крыло кавалерии поскакало к берегу реки; другое сдерживалось в резерве, готовясь поддержать прорыв или отразить любой удар, нанесенный орками.
        На западе, справа от Имрика, конница наггароти разделилась на эскадроны, каждое силой в несколько сотен, и ехала, сформировав наконечник стрелы, со стягами, трепетавшими впереди каждого клина. Похоже, они планировали ворваться в сердце зеленокожего лагеря; опрометчивая стратегия. Имрик мог видеть, как орки выстраиваются, чтобы столкнуться с атакой рыцарей; массы клыкастых, мускулистых воинов несли деревянные щиты и всевозможные ножи, мечи, топоры и кувалды.
        На мгновение Имрик потерял из виду виверну. Он вновь нашел ее на земле в окружении толпы орков и орды гоблинов. Военачальник бешено жестикулировал, пытаясь донести приблизительный план сражения до своих подчиненных. Ехавшие на волках стаи гоблинов объединялись, перемещаясь между рыцарями наггароти и пехотой, следуя на некотором расстоянии позади. Гоблины изводили эльфийскую конницу, посылая из коротких луков нестройные залпы со спин своих волков. Стрельба мало влияла на закованных в доспехи рыцарей, но тут и там падал эльфийский всадник или была убита лошадь, оставляя тонкий след из мертвых и раненных в результате их быстрого наступления.
        Орки также собрали свою конницу; две толпы наездников на вепрях собрались в дальнем конце укрепленной линии орков, дальше на запад. Напуганных орками, цепочка гоблинов гнала их на восток и север, в сторону каледорцев. План был прост и несомненно очевиден для опытного глаза Имрика. Гоблины займут каледорцев, пока более стойкие, более сильные подразделения армии увидят нападение наггароти.
        План военачальника орков вполне мог сработать, решил Имрик. Желание Малдиара оттеснить Имрика перевесило его здравомыслие. Вне зависимости от доблести рыцарей наггароти, было слишком много зеленокожих, чтобы полностью смести оставшихся без поддержки.
        Ситуация поставила Имрика перед дилеммой. Он мог быстро изменить свои планы и поддержать атаку наггароти или мог сохранить свою позицию и позволить рыцарям Атель Торалиена быть уничтоженными.
        Он высоко поднял свое копье, подавая сигнал Дориену и Тиринору подлететь до пределов слышимости. Они так и сделали, только чуть позади Имрика, кончиками драконьих крыльев почти соприкасались.
        — Тиринор, прикажи армии перейти в общее наступление,  — сказал Имрик.  — Убейте гоблинов и атакуйте орков с флангов.
        — Наггароти не поблагодарят тебя за свое спасение, брат,  — крикнул Дориен.  — Если они хотят пожертвовать жизнью ради гордости, позволь им.
        — Каждый эльф, убитый рукой орка,  — пятно на чести всего Ултуана,  — сказал Имрик.  — Я не могу этого допустить. За мной!
        Игнорируя дальнейшие протесты своего брата, Имрик призвал Маэдретнира накрениться вправо и направиться к наггароти. Он не сталь проверять, следует ли за ним Дориен, зная, что, несмотря на плохое отношение своего брата к наггароти, он повинуется приказу своего генерала.
        Дракон и князь поднялись к облакам, где воздух стал от высоты холоднее, и полетели. Дыхание Имрика вырывалось клубами пара, и кожа покрылась холодом к тому времени, когда они достигли наггароти. Он взглянул на восток и увидел, что Тиринор повел каледорцев в атаку. Лучники и метатели болтов причиняли тяжелые потери массивным гоблинам, пока прикрытые спереди копейщиками и слева крылом конницы, развернутым вдоль реки. Бросив взгляд вниз, он увидел, что третья колонна пехоты не отстает от рыцарей Атель Торалиена, немного опережая армию наггароти.
        Наездники на вепрях не могли больше сдержать свое исступление и помчались от линии орков, опустив копья для атаки. Конница наггароти ожидала такого движения, и передовые эскадроны расступились перед атакой зеленокожих, оставив их следующим ротам. Сбитые с толку маневром орки попытались обуздать свои безумно бегущих скакунов, и анархия поглотила наездников, пока они попытались перенаправить свое нападение. Было слишком поздно, поскольку сотня копий опустилась, и одетые в золото эльфийские рыцари врезались в их фланги.
        Со своего пункта наблюдения высоко в воздухе Имрик мог оценить точность удара, три клина всадников, поразивших звено наездников на вепрях; первый клин отделил передних орков от остальных, а следующие два ударили по бокам задних, рассекая темную массу, как золотой луч света пронзает тень.
        Всадники, избежавшие вепрей, поскакали дальше, повернув налево, атакуя линию орков в местах, где орочьи толпы были меньше всего по численности. Имрик понял, что намеревался сделать Малдиар: прорваться между орками и гоблинами, а затем атаковать линию с тыла. Каледорец пересмотрел свое раннее суждение о командовании Малдиара. Это была смелая тактика, но если бы она сработала, то армия зеленокожих смешалась, столкнувшись с мародерствующими рыцарями в тылу и несколькими тысячами пехотинцев, приближающихся спереди.
        Проблема заключалась в том, что, как только они окажутся позади орков, рыцари окажутся в ловушке у реки, как и орки, и им будет препятствовать болотистая земля. Они были слишком далеки от своей поддержки, и у зеленокожие успеют развернуться к ним лицом, прежде чем прибудет пехота.
        — Что ты задумал, брат?  — позвал Дориен.
        — Убить орков!  — крикнул назад Имрик, направляя Маэдретнира в крутой вираж.
        Дориен последовал за ним, два дракона неслись к земле с невероятной скоростью, ветер развевал плащи князей, угрожая вырвать копье из хватки Имрика, когда он выравнивал его для атаки. Позади него полотнища стягов на седле-троне опасно изогнулись, вымпелы хлопали.
        У Малдиара была собственная идея, как поддержать атаку рыцарей. Когда его конница врезалась в зеленокожих, его грифон пронесся над задними рядами, рассекая когтями, меч князя наггароти вспыхнул синим огнем, разя зеленокожих.
        Поскольку земля стремительно приближалась, Маэдретнир издал ужасающий рев. Орки рассеивались по вересковым пустошам во всех направлениях, в страхе забывая о неистовствующих рыцарях. Многих зарубили на бегу, другие в отчаянии повернули, чтобы схватиться с эльфийской конницей, но были плохо подготовлены; рыцари Атель Торалиена прорвались через их ряды так же легко, как нос судна разрезает воду, оставив горы тел, когда продолжили атаку на лагерь.
        Дориен и Имрик одновременно разили орков, их драконы, изрыгая темный огонь из пастей, когтями вырывали огромные промежутки в толпе орков, как рваные прорехи на зеленой плоти. На копье Имрика мерцали нанесенные на него белые руны, оставляя в воздухе узор из танцующих пятен, поскольку его наконечник безостановочно пронзал горла и дырявил тела.
        Когда Маэдретнир приземлился, раздавив множество орков своим чешуйчатым телом, Имрик протянул руку назад и отцепил свой щит. Дракон, взмахнув своим хвостом, поднял дюжину орков в воздух, а то время как черно-красное пламя поглотило в два раза больше.
        На расстоянии меньше броска копья Дориен и его зверь нанесли такой же ущерб, орки, кишащие вокруг него, напрасно молотили его дракона топорами и секирами, их удары отскакивали, не нанося опасности массивной шкуре. Имрик мог ясно слышать голос брата, распевающий военный гимн своей родины.
        Пока Маэдретнир схватил своими челюстям двух орков, перекусив их пополам, Имрик осмотрелся, задаваясь вопросом, что случилось с военачальником и его виверной. Он нашел ответ в виде темного пятна, мчащегося к Дориену сверху и позади князя.
        Командующий выкрикнул предупреждение, но в этом не было нужды. Дориен не обращал внимания, и так как виверна атакуя нырнула, дракон каледорского князя устремился с земли, разворачивая крылья. Челюсти и когти виверны промахнулись меньше чем на длину меча, хотя орк-военачальник полоснул по хвосту дракона топором с черной головкой, послав кровь и чешую на землю.
        Два монстра рванулись вверх, извиваясь и рыча, каждый стремясь подняться над другим. Дракон Дориена был сильнее виверны, поднимаясь стремительнее с каждым ударом своих крыльев. Пока виверна напрягалась, чтобы не отстать, дракон изогнулся с удивительной ловкостью, опустив крыло, чтобы нырнуть, когтями разрывая шею виверны.
        Копье Дориена пронзило правое крыло виверны, когда орк-военачальник замахнулся на плечо дракона своим топором, странно горящее лезвие проникнув глубоко в плоть. Виверна и дракон сцепились, разрывая и кусая друг друга; Дориен убрал свое копье и выхватил длинный меч, блестевший как лунный свет. Князь и военачальник осыпали друг друга ударами, в то время как животные резко падали, орк бешено колотил своим оружием, а меч Дориена мерцал при движении.
        Имрик был отвлечен от поединка звоном стрел по чешуе и доспехам. Он увидел, что орки вокруг него разбежались, и в его сторону кучка гоблинов из заполненной кустарником лощины слева от него безрезультатно выпустила искривленные стрелы.
        — Сжечь их,  — приказал Имрик своему зверю.
        Маэдретнир кивнул головой и открыл пещеристую пасть. Гоблины испустили пронзительные крики за мгновение до того, как лощина заполнилась дымом и пламенем. Имрик повернулся назад к брату вовремя, чтобы увидеть, что дракон Дориена отлетел от виверны за несколько мгновений до того, как она ударилась о землю. С поврежденным крылом и кровью, струящейся из многочисленных ран, виверна не смогла вовремя выровняться и боком нырнула в болото, теряя чешую на ногах и хвосте. Удар отбросил военачальника в сторону, и он приземлился вперед головой в небольшой ручей на некотором расстоянии.
        Пока Дориен снова сменил меч на копье, его дракон кружил вокруг упавшей виверны, окутывая ее огнем. Рухнувшее животное шипело и ревело, неуклюже держась на своих двух ногах, с трудом молотя хвостом в пламени.
        — Вверх,  — сказал Имрик. Маэдретнир прыгнул в воздух и поднял командующего над сражением.
        Все подобие двух параллельных линий фронта было утрачено. Гоблины сломались перед наступлением каледорцев, сотнями убегая назад к лагерю, в то время как рыцари Имрика неслись на них со стороны реки. Несколько отрядов лучников откололись от главного войска и залпами посылали стрелы в лагерь орков, древко каждой вспыхивало магическим белым пламенем.
        По ту сторону умирающей виверны Малдиар и его грифон растерзали остатки наездников на вепрях; монстр-гибрид клювом и когтями подбрасывал визжащих вепрей в воздух, пока князь наггароти рубил головы и конечности наездникам. Пехота наггароти теперь достигла сражения, гоня гоблинов-наездников на волках перед собой копьями и стрелами. Вдоль речного берега рыцари наггароти перестраивались, готовясь снова ринуться в драку.
        Имрик заметил орка-военачальника, выскочившего из чащи тростников, все еще с топором в руке.
        — Пусть Малдиар оспорит, что у меня голова военачальника,  — сказал Имрик Маэдретниру. Дракон из глубины горла издал грохот одобрения и повернулся к военачальнику орков. Малдиар тоже заметил врага, и его грифон парил над наступающими наггароти, устремившись к военачальнику.
        — Глупец гоняется за драконом,  — сказал Маэдретнир, пролетая над болотом с быстрыми взмахами крыльев, земля пронеслась так близко, что кончики крыльев дракона задевали пучки травы и кустарники.
        Однако пренебрежительное замечание дракона было преждевременно; военачальник ринулся к Малдиару, безумно крича и размахивая топором. Имрик увидел отблеск магического огня, когда Малдиар высоко поднял меч и послал своего грифона в крутое пике.
        Военачальник замедлил шаг и остановился, расставив ноги и держа топор в обеих руках, уставившись на приближающегося нагаритского князя. Имрик услышал рычание своего дракона и почувствовал, что все тело животного напряглось от усилия, поскольку Маэдретнир напрягал каждое сухожилие, чтобы добраться прежде, чем Малдиар ударит.
        Имрик мог сказать, что будет слишком поздно. Малдиар уже склонился на одну сторону в седле, держа меч горизонтально для смертельного удара, тень грифона мчалась по холмистой земле, стремясь поглотить орка.
        Оба князя были полны намерения схватить добычу. Если бы Малдиар промахнулся, копье Имрика пронзило спину орка прежде, чем наггароти мог повернуться для второй атаки. Каледорец сжал копье в руке, направив блестящее острие на военачальника, как раз когда грифон Малдиара нырнул, чтобы убить.
        Рычащим красным пятном дракон Дориена врезался в тушу Малдиара, и оба рухнули на землю.
        Пораженный, Имрик чуть не промахнулся, но в последний моменту вернул острие копья в цель. Наконечник из итильмара легко скользнул по доспехам орка, пробив их на груди, когда Маэдретнир пронесся мимо. Рывок от удара почти выдернул оружие из хватки Имрика и приподнял его в седле, орк всем телом перелетел по воздуху некоторое расстояние, в то время как дракон Имрика накренился и поднялся в синее небо.
        Повисшее тело военачальника соскользнуло с древка из итильмара, порвав освобожденное знамя так, что оно затрепетал как капюшон, когда труп кувырком скатился вниз на камни и траву. Маэдретнир триумфально загромыхал, его рев встряхнул тело Имрика целиком.
        Имрик больше беспокоился о том, что происходило на земле под ним. Малдиар и Дориен стояли друг против друга с мечами в руках, соответствующее им скакуны вырисовывались позади каждого князя. Командующий не верил, что кто-то удержит руку, и крикнул Маэдретниру приземлиться рядом. Имрик наблюдал за двумя эльфами, уставившимися на друг друга и обменивающимися оскорблениями, так как его дракон плотно кружил, чтобы снизить скорость. Маэдретнир приземлился на все четыре лапы возле дракона Дориена; Имрик уже убрал свое копье и потянул застежки удерживающего ремня, прежде чем когти дракона коснулись земли.
        — Уберите свое оружие!  — закричал Имрик, когда покачнулся в троне-седле и спрыгнул в грязь.
        — Он называет нас разбойниками,  — возразил Дориен, глядя в глаза наггароти.
        — Я не принимаю команд от каледорских трусов,  — сказал Малдиар, не отводя пристального взгляда от Дориена.
        — Трусов?  — зарычал Дориен, делая шаг. Малдиар поднял свой меч повыше в ответ.  — Я отрублю тебе голову за такое оскорбление!
        — Нет,  — бросил Имрик, ступая перед своим братом. Он перехватил руку Дориена с мечом.  — Вложи в ножны свой меч, брат.
        — Послушай своего хозяина, щенок,  — сказал Малдиар.  — Не испытывай свой меч против моего.
        Имрик кружил вокруг наггароти, постоянно держа руку на рукояти меча.
        — Я все же мог бы,  — сказал Имрик.
        Малдиар колебался, кончик его меча на мгновение дрогнул, прежде чем он вновь выровнялся, сузив глаза, сжав челюсти.
        — Я думаю нет,  — сказал Имрик.  — Битва еще не выиграна.
        — Я почти победил,  — сказал Малдиар.  — Сброд рассеян, это лишь вопрос времени, когда мои воины выследят их.
        — Это не ваша победа,  — сказал Дориен, выдергивая свою руку из хватки Имрика и пододвигаясь.  — Ваши рыцари были бы мертвы, как и вы, если бы мы не пришли на помощь.
        — Мне на помощь?  — лицо Малдиара стало глумящейся маской ненависти.  — Из-за вашего вмешательства сражение для меня почти потеряно.
        — Уходи,  — сказал Имрик, отталкивая Дориена плечом.  — Уничтожь оставшихся врагов, брат.
        Дориен смотрел прямо в глаза Имрику, щеки его дрожали. Имрик хладнокровно ответил взглядом, который его брат хорошо знал. Пренебрежительным прощальным жестом Дориен вложил свой меч в ножны и направился назад к своему дракону.
        Имрик вернул свое внимание к Малдиару, который опустил свой меч, но не вложил его в ножны.
        — Мы разделим останки,  — сказал Имрик.
        — Как это?  — ответил князь наггароти. Он горько рассмеялся.  — Можете оставить себе тела. Я возьму землю.
        — Нет,  — сказал Имрик.  — Ваша земля к западу от реки, а область Каледора на восток.
        — С чего мне соглашаться на это?  — Малдиар убрал свой меч и вызывающе скрестил руки.  — Почему я должен отдать половину своих новых земель вам?
        — Часть лучше, чем ничего,  — сказал Имрик.  — Если у Малекита есть претензии, передайте их мне.
        — Вам хорошо известно, что наш добрый князь ведет кампанию на севере,  — сказал Малдиар.  — Он не появлялся на земле колоний почти пятьдесят лет.
        — У вас недостаточно полномочий для такой сделки?  — спросил Имрик. Малдиар напрягся, уязвленный подтекстом вопроса.
        — Я — князь Нагарита; я говорю от имени князя Малекита и королевы Морати.
        — Королевы Морати?  — Имрик нахмурился при упоминании о матери Малекита, вдове Аэнариона.  — Морати больше не королева.
        — В Нагарите да,  — сказал Малдиар с хитрой улыбкой.  — Я согласен на твои условия. Это не имеет значения. Когда Малекит вернется, мы предъявим все претензии и не потерпим отказа. Пока наслаждайся процветанием, каледорец. Нагарит устал проливать кровь за других. Вы не будете предъявлять подобные требования в будущем.
        Малдиар повернул прочь и зашагал назад к своему грифону. Животное прижалось к земле, когда князь схватил усыпанные драгоценностями поводья. Прежде чем вскочить в седло, наггароти оглянулся назад на Имрика.
        — Тебе следует быть мудрее в своих словах и поступках, князь,  — сказал Малдиар.  — Кхаин обратил свой красный пристальный взгляд на тебя, Имрик из Каледора. Надейся, что он не разгневался.
        Имрик опешил от этого упоминания о Кроваворуком Боге. Было широко известно, что наггароти открыто почитают Бога Убийства и многих других темных богов Китарай, но услышать, что имя Кхаина произнесено так открыто, шокировало даже Имрика. Он смотрел, как Малдиар улетел, задаваясь вопросом, что крылось под угрозой.
        — Покончим с этим,  — сказал Имрик Маэдретниру, выкидывая наггароти из своих мыслей. Такие расплывчатые оскорбления и угрозы были обычны для его народа.

* * *

        Возвращение в колонию Каледора было долгим, но войско каледорцев было в приподнятом настроении после победы над ордой орков. Имрик не разделял ликование своего войска, озадаченный словами Малдиара и событиями, свидетелем которых он стал после сражения. Многие из наггароти подобрали раненных орков и, вместо того чтобы добить их, как Имрик приказал своим воинам, их забрали в лагерь наггароти. Имрик не знал наверняка, какая судьба ждала этих пленных, но, услышав, что Малдиар сказал о Кхаине, и заметив различные руны Кроваворукого Бога на некоторых стягах и щитах наггароти, он имел свои подозрения.
        Весть о поражении орков опережали армию, и стены Серого Города, Тор Арлита, и внутренние улицы были заполнены празднующими эльфами. Город был построен в предгорьях гор, возвышаясь над огромным пологом леса, который простирался от моря на северо-запад от того места, где были убиты орки. Семнадцать бледно-серых башен, покрытых синим шифером, с развевающимися флагами Каледора, поднимались над лесистыми склонами. Стена, десятикратно высотой превышающая рост эльфа, опоясывала город, еще вокруг другая была половинной высоты. Между этими двумя стенами располагались лагеря и военные гарнизоны, и именно здесь шествовали рыцари и ополченцы под рукоплескания народа. Гирлянды цветов свисали с крыши до крыши, и мостовые были усыпаны листьями. Арфы и рожки и трубы играли на террасах крыш и балконов, пока внизу народ приветствовал возвращение воинов.
        Трижды пролетев над городом вместе с братом и кузеном, чтобы благодарный народ мог объединить свои голоса в песне и восхвалении их героических князей, Имрик приземлился на холм, на котором были построены крепость и дворцы из скальной породы. Цитадель была построена в виде огромного дракона, ее стены простирались подобно крыльям, затем сливаясь с горным склоном, главная башня, увенчанная золотой крышей, высоко поднималась над вершиной. Сотня флагов, принадлежащих благородным домам Каледора, плыла над зубчатыми стенами, и над ними в горном воздухе развевался городской стяг. В чистом воздухе зазвучали трубы, сигнализируя о прибытии князей, и почетный караул выстроился у громадных ворот, портала из темно-красного дерева с барельефом, изображавшим горы Каледора, над которыми парили силуэты драконов.
        Трое наездников на драконах приземлились на безупречную лужайку, разделявшую широкую площадь, которая окружала цитадель. Лишившись упряжи и тронов-седел, драконы простились со своими наездниками и улетели в пещеры в горах, откуда открывался вид на город. Сопровождаемый Дориеном и Тиринором, Имрик прошел через проем ворот, в то время как караул поднял копья в приветствии.
        Имрик хотел пройти в свои покои, но был задержан в длинной приемной Хетлианом, городским канцлером. Одетый в длинную одежду нефритово-зеленого и золотисто-желтого цвета, стареющий эльф появился из толпы слуг и назвал имя Имрика. Канцлер был одет полностью в церемониальные регалии; пояс из золота и рубинов опоясывал талию Хетлиана, символизируя его положение, а в левой руке он держал изукрашенный скипетр, увенчанный сапфиром размером с кулак, причудливой формы, подобной лепесткам розы.
        — Ваше благополучное возвращение радует всех нас, князья,  — произнес Хетлиан, коротко поклонившись каждому из них.  — С огромным удовольствием и гордостью приношу личные поздравления по случаю вашей победы, а также благодарность города.
        Имрик подумал о более чем шестистах эльфах, тела которых были доставлены в колонию на катафалках, но ничего не сказал. Он был уверен, что им окажут все почести.
        — Трехдневный фестиваль был объявлен советом старейшин,  — продолжил Хетлиан.  — Вы, конечно, будете нашими почетными гостями.
        — Мы?  — сказал Имрик, поразив канцлера.
        — Мы с кузенами почтем за честь принять ваше любезное приглашение,  — сказал Тиринор, вставая рядом с Имриком.  — Но мы утомлены после перехода домой и нам нужно время прийти в себя, прежде чем мы обсудим приготовления.
        Имрик взглянул на Тиринора, приподняв одну бровь, и подавил вздох. Лицо его кузена было непроницаемо, лишь в глазах крылась небольшая мольба. Тиринор повернулся назад к Хетлиану и кивнул с ободрительной улыбкой.
        — Да, мы будем присутствовать,  — сказал Имрик. Хетлиан улыбнулся и вновь поклонился. Он открыл рот, чтобы говорить, собираясь начать новый монолог, но Имрик прервал его: — Есть новости с Ултуана?
        — Урн, да, через Тор Алесси прибыли несколько караванов, доставив официальные послания и товары,  — сказал Хетлиан, к которому быстро вернулось самообладание.  — Ничего примечательного, сказал бы. Торговля идет хорошо. Колонии к западу от Ултуана продолжают расти, хотя не так сильно, как здесь, в Элтин Арване. Князь Лаэтан Котикский весной стал отцом прекрасной дочери. Бел Шанаар посетил свадьбу…  — голос Хетлиана затих под пристальным взглядом Имрика. Канцлер оживился, коротко улыбнувшись: — Как я сказал, ничего примечательного.
        — Что о Нагарите?  — сказал Имрик.  — Или Малеките?
        — Никаких новостей о Малеките к нам сюда не приходило,  — сказал Хетлиан.  — Границы Нагарита до сих пор закрыты для торговли и гостей, насколько мне известно. Нас, однако, посетили несколько делегаций из Атель Торалиена. Кажется, они более склонны к контактам, чем их родичи в Ултуане.
        — В городе есть наггароти?  — спросил Дориен.
        — Да, несколько,  — сказал канцлер.  — Простые торговцы, уверяю вас. Вы знаете, что у них связи с гномами намного лучше, чем у нас, и потребности города в гномьих товарах никогда не были выше. Они редко приходят и уходят. Это проблема?
        — Будет, если я встречу одного из них,  — отрезал Дориен.  — Только держите их подальше от цитадели, мы не хотим, чтобы здесь они вынюхивали и высматривали.
        Хелтиан ничего не это не возразил, и четверо эльфов некоторое время молчали. Имрик нетерпеливо взглянул на Дориена.
        — Надеюсь, что наши апартаменты в порядке и еда и вино наготове,  — сказал Тиринор.
        — Да, вы найдете все что угодно, князья,  — сказал Хетлиан с выражением благодарности.  — Ваши слуги ждут вас в покоях. Не буду дальше задерживать ваш уход.
        Канцлер вновь поклонился и стремительно отступил вдоль коридора, бросив взгляд через плечо на князей, прежде чем исчезнуть в занавешенной арке. Имрик повернулся к коридору, ведущему к королевским покоям, но всего через два шага был остановлен ливрейным слугой.
        — В чем дело?  — зарычал Имрик на задержавшего.
        — Канцлер не упоминал, что этим утром прибыло письмо от вашего брата, князь,  — сказал эльф.  — Оно было запечатано печатью Каледриана, так что я оставил его вашим домочадцам.
        — Благодарю,  — сказал Имрик.  — Что-то еще?
        — Нет, князь,  — сказал слуга, отступая с пути Имрика.
        Имрик прошел вдоль коридора, со звоном ступая по мраморным полам, Дориен и Тиринор догоняли сзади.
        — Ты кажешься даже более раздраженным, чем обычно, кузен,  — сказал Тиринор, торопясь идти в ногу.  — Что тебя так тревожит?
        — Наггароти,  — ответил Имрик.
        — Наконец-то,  — сказал Дориен.  — Разве я не предупреждал тебя о Нагарите? Мы должны запретить им въезд в город.
        — Я беспокоюсь не о городе,  — сказал Имрик, поворачивая направо через стрельчатую арку, и его поступь приглушал толстый красный ковер, расшитый узорами из белых и желтых роз.
        — Это письмо от Каледриана?  — сказал Тиринор.  — У тебя есть подозрение, что в нем?
        — Нет,  — сказал Имрик,  — но когда я получаю личное письмо от правителя Каледора, а не от его двора, боюсь, что оно несет плохие новости.
        Они наткнулись на двойные двери в комнату Имрика. Двое слуг открыли двери из светлого дерева и поклонились, когда Имрик вошел внутрь, не задерживаясь.
        — Я собираюсь в свои комнату снять эти доспехи,  — сказал Дориен, продолжая шагать вдоль ровного прохода.
        Имрик просто кивнул, не глядя на своего брата. Домочадцы князя выстроились возле стены прихожей. Когда Имрик проходил мимо своей домоправительницы, Элиритрины, она выступила вперед с маленьким серебряным подносом и белым конвертом на блюде.
        — Вы хотите это видеть?  — сказала она.
        — Благодарю,  — сказал Имрик, схватив письмо с места, когда проходил мимо.  — Принесите вина и холодную закуску в мой кабинет.
        — Как вы узнали?  — сказал Тиринор, останавливаясь рядом с Элиритриной.  — То, что он хотел видеть письмо, я имею в виду.
        — Из опыта,  — ответила домоправительница с удивлением.  — Я служила князю в течение двухсот тридцати восьми лет. Я знаю его предпочтения.
        — Ну конечно,  — сказал Тиринор. Он поспешил за Имриком и также вошел в заставленный полками кабинет, как его кузен, сидевший за богато украшенным столом.
        В то время как в кабинетах других эльфийских дворян располагались библиотеки прозы и поэзии, философские трактаты и генеалогические тома, у Имрика было сравнительно пусто. Один ряд полок был заполнен свернутыми пергаментными картами Ултуана и Элтин Арвана, другой — трактатами, связанными с военными вопросами. На оставшихся двух рядах полок размещалось немногие странные украшения; среди них позолоченный череп орка с бриллиантами вместо глаз, набор кинжалов, изготовленных эльфами и гномами, несколько украшенных церемониальных шлемов и серебряная чешуя дракона величиной с вытянутую руку, закрепленный на пластине — предположительно Идраугнира, носившего Аэнариона.
        Имрик снова встал, отстегнул плащ и бережно положил его на спинку стула, перед тем как сесть. Из выдвижного ящика стола он достал позолоченный нож для вскрытия писем в форме миниатюрного драконового копья, с широкой, листообразной головкой. Он осмотрел печать, убедился, что она цела, и надрезав одним движением открыл конверт.
        Он не обращал внимания на Тиринора, находившегося в конце стола, пока читал, быстро просматривая округлый почерк старшего брата. Письмо была кратким, но емким. До Каледриана дошли возрастающие слухи о волнении внутри границ Нагарита. Он опасался, что беспорядки могли распространиться в соседние Тиранок, Эллирион и Крейс, но Бел Шанаар отказался действовать. Он просил, чтобы Имрик вернулся на Ултуан, с Дориеном и Тиринором, если они пожелают, чтобы представлять Каледор в совете Короля-Феникса.
        Имрик вручил письмо Тиринору без комментариев и откинулся назад на стуле, сложив руки на груди. Он наблюдал, как хмурились брови его кузена по мере того, как Тиринор читал.
        — Ты поедешь?  — сказал Имрик, когда увидел, что Тиринор закончил.
        — Что?  — сказал Тиринор, который перечитывал часть письма.  — Не знаю. Разумно ли возвращаться нам всем?
        — Меня вызывает князь Каледора, и я должен ответить,  — сказал Имрик. Он наклонился к Тиринору, одной рукой опираясь на крышку стола.  — Я хотел бы с вами за компанию.
        — Со мной за компанию?  — коротко усмехнулся Тиринор.  — Я думал, что ты всегда предпочитаешь свою собственную компанию, кузен, хотя спасибо тебе за приглашение.
        — Я не могу отправиться в Тор Анрок в одиночку,  — с гримасой признался Имрик.  — Придворная жизнь сведет меня с ума.
        — Как ты думаешь, почему Каледриан выбирает тебя?  — сказал Тиринор, пересев на низкую кушетку перед хранилищем карт.  — Ты не самый дипломатичный человек для представительства.
        — Может, именно поэтому,  — сказал Имрик, пожимая плечами.  — Я не знаю, почему Каледриан не подходит сам. Я спрошу его.
        — Подготовка к путешествию потребует времени,  — сказал Тиринор, кладя письмо на подлокотник кушетки.  — Попрошу слуг позаботиться об этом.
        — О чем ты говоришь?  — сказал Имрик.  — Приготовления?
        — Путешествие отсюда в Тор Алесси; заказать переезд на корабле в Ултуан; арендовать транспорт от Лотерна. Само это не произойдет.
        — Ничего из этого не понадобится,  — сказал Имрик, слегка улыбаясь.
        — Нет?  — сказал Тиринор. Он пристально смотрел на своего кузена расширяющимися от понимания глазами, так как видел его счастливое выражение.  — Ты хочешь проехать на драконах весь путь обратно в Каледор?
        — Так быстрее всего,  — сказал Имрик.  — Нет смысла тратить время.
        — А наше имуществом? Слуги? Они должны болтаться внизу?
        — Они смогут последовать потом,  — сказал Имрик. Он постучал пальцами в перчатке по столу.  — Бел Шанаар знаменит роскошью своего дворца, у нас будут удобства.
        — Но ехать всю дорогу?  — Тиринор в мольбе протянул руки к Имрику.  — Почему?
        Имрик встал и накинул свой плащ на руку.
        — Мы — князья драконов,  — сказал он, постучав пальцем по нагруднику.  — Зачем плыть, когда можно летать?

        ГЛАВА 2
        Возвращение князя

        Подобно драконам, которые сделали королевство своим домом, Каледор был окутан дымом и огнем. Сернистые облака пепла, освещенные снизу красноватым отблеском вулканов, заслоняли темные пики каледорских гор. Грозовые тучи с негодованием смешивались с клубящимися испарениями, в которых мерцали молнии, грохот грома сливался с треском извержений. Потоки горячей лавы стекали вниз по склонам; там, где они встречались с озерами и реками, в воздух поднимались огромные клубы пара. Растрескивающаяся и ломающаяся вулканическая порода выражала свою подземную ярость сотнями гейзеров и фумарол, в то время как в спящих кальдерах, обогащенных полезными минералами, накопившимися со временем, росли густые леса.
        Это было место резких контрастов и суровой красоты, и даже твердое сердце Имрика тронуло это зрелище. Он устал от долгого путешествия; двадцать дней почти постоянного полета, из которых последние одиннадцать над океаном сделаны без остановки. Его усталость исчезла, как только он заметил Тор Калед, свой родной город. Укрытый восточным склоном гор, город был массивным сооружением из стен и башен, созданных из необработанной вулканической породы магией Каледора Укротителя Драконов и его последователей. Башни, похожие на сталагмиты, стройные и изящные, возвышались на крутых холмах на побережье; городская стена из черного камня, пронизанного красными прожилками, изгибами стекала по холмам вниз к кромке воды. Ров лавы защищал другую сторону города, его пересекали сотни арочных гранитных мостов, каждый защищенный двумя башнями на каждом конце. Огромные монолиты, окаймленные серебром и золотом, вырывались из реки огня, светясь угольными рунами, которые сдерживали огонь.
        За время жизни Имрика не было противника, испытывавшего столицу Каледора, но во время Укротителя Драконов это было несокрушимой защитой против демонов. В те ужасные дни пламя, которое окружало город, поднималось столь же высоко, как башни, и мосты были разрушены. Многие картины и фрески, что украшали дворцы и дома знати, изображали эпические битвы, которые велись над горами.
        За городом были угодья драконов; широкое пространство разрозненных кустарников и твердого грунта с подземными пещерами, населенными представителями благородных семейств Тор Каледа. Лишившись здесь своей упряжи, драконы простились с князьями и улетели к своим обитаемым пещерам глубоко в горах.
        Внутри стены город был не менее укреплен и внушителен. Хотя столетия мира наложили более нежный отпечаток на зубчатые стены и башенки главных зданий, со многочисленными фресками и мозаиками, украшающими прочный камень, фундамент Тор Каледа времен войны был ясно различим. Расположение улиц, неизменное в течение многих тысячелетий, петляло взад и вперед по склону, каждый уровень повыше нависал так, чтобы укрепления могли поливать стрелами и магией атакующие силы. Скалы, которые разделяли уровни города над каждым рядом зданий, были защищены редутами и амбразурами, окруженными гнездами копьеобразных выступов для защиты от нападения с воздуха. На каждом повороте огромные ворота могли закрыться, чтобы перегородить дорогу, всего их было двадцать между стеной и вершиной. Даже сейчас на страже в этих сторожевых вышках стояли метатели болтов и часовые.
        Улицы были запружены, когда Имрик, Дориен и Тиринор верхом на лошадях поехали по извилистой улице. Нижние кварталы Тор Каледа были заняты коммерсантами, три поворота дороги были заполнены торговыми лавками и витринами ремесленников. Следующие четыре уровня были заняты резиденциями обычных городских жителей, хотя даже они были великолепными виллами с собственными садами; Каледор не был густонаселенным королевством, и только десятая его населения жила в городе, остальные жили в укрепленных городках повсюду в горах и вдоль побережья Внутреннего моря. Перед верхней частью города располагался квартал ремесленников, где создавалось много удивительных и декоративных вещей и выставлялись изделия гномов.
        Тиринор здесь извинился, покидая кузенов, чтобы найти подарок при возвращении домой для своей жены. Дориен и Имрик поехали дальше, время от времени замечая какой-то магазине, открывшийся или закрывшийся за эти пять лет их отсутствия. За исключением мелочей, в городе, который помнил Имрик, ничего не изменилось, и его успокоило чувство неизменной стабильности.
        Когда они достигли дворцов, парящего зрелища башен, башенок и балконов, которые скопились на склоне горы, им сообщили, что Каледриана, уделившего внимание делам, не было в городе. Дориен и Имрик расстались и отправились встретиться со своими семьями.
        Весть о прибытии Имрика опередила его, как он и ожидал, и его жена Анатерия приветствовала его у парадного входа во дворец. Сбоку от нее к подолу платья прижимался юный мальчик, с непослушной копной светлых волос, падающих на его лицо. Имрик молча обнял жену и присел перед своим сыном.
        — Теперь можешь встать,  — сказал князь, сжав рукой плечо Титанира. Мальчик отпрянул, широко распахнув голубые глаза, полные страха. Имрик засмеялся.
        — Чему я тебя учила, Титанир?  — строго сказала Анатерия.
        Мальчик отступил в сторону и встал, соединив ноги вместе, сжав руки на животе. Он смотрел на Имрика с подчеркнутой серьезностью.
        — Добро пожаловать домой, отец,  — сказал Титанир, приветственно кивнув головой.
        — Хорошо,  — сказала Анатерия, потрепав сына по волосам тонкими пальцами. Она посмотрела на Имрика.  — А что вы скажете, муж?
        — Как хорошо быть дома,  — сказал Имрик, притягивая сына ближе, обняв рукой его плечо. Он поцеловал мальчика в лоб.  — Ты быстро растешь, сынок.
        Титанир улыбнулся и обхватил руками бедро Имрика в доспехах, поднимая глаза на своего отца.
        — Ты ехал на драконе?  — сказал мальчик.
        — Да, сын,  — ответил Имрик.  — Как и ты будешь однажды.
        Хотя Имрик не думал, что это возможно, улыбка Титанира стала еще шире, и он устремил глаза на горы.
        — Я стану самым известным князем драконов!  — объявил мальчик.  — И я возглавлю армии, как ты, и все будут знать, кто я.
        — Не сомневаюсь,  — сказал Имрик, глядя на Анатерию.  — Ты станешь гордостью Каледора.
        Взяв мальчика за руку, он вошел во дворец бок о бок с женой. Титанир вырвался и побежал вперед, болтая сам с собой, когда указывал на гобелены, покрывающие прихожую, изображающие лордов Каледора на их драконах.
        — Я не задержусь надолго,  — сказал Имрик жене.
        — Я знаю,  — ответила она.  — Каледриан говорил со мной, прежде чем отправить свое письмо. Думаю, это пойдет нам на пользу. Твой брат слишком пренебрегает Бел Шанааром, а другие королевства снискали большее расположение у Короля-Феникса. Послы твоего брата слишком долго были в Тор Анроке, и они в заблуждении и онемели от его чудес. Мы должны восстановить наше положение.
        — Я более обеспокоен Нагаритом,  — сказал Имрик, пока они вдвоем следовали за Титаниром по ковру, разостланному вдоль длинного зала.  — Их изоляция эти прошедшие десятилетия не сулит ничего хорошего. Отсутствие Малекита позволило Морати свободно увеличить власть. Наггароти не только высокомерны, они становятся опасными. Их власть над колониями все еще усиливается.
        — Тогда следует убедить Бел Шанаара и других князей ослабить эту хватку,  — сказала Анатерия.  — Заставь их увидеть опасность.
        — Вы с мальчиком останетесь тут,  — сказал Имрик.
        — Почему?  — ответила его жена, нахмурившись.  — Титанир уже провел больше половины своей жизни вдали от своего отца.
        — Я не хочу, чтобы наш сын воспитывался в Тор Анроке,  — сказал Имрик.  — Сейчас в его жизни важные годы, и он должен изучить традиции Каледора.
        Анатерию этот довод не успокоил, и она ускорилась, чтобы догнать сына. Имрик сделал несколько шагов и мягко взял ее за руку. Она вырвала у него руку, но остановилась.
        — Я знаю, что ты находишь свою семью обузой, но ты — муж и отец и имеешь обязанности,  — накинулась она, понижая голос, бросив взгляд на Титанира. Он был поглощен комплектом доспехов дракона, проводя рукой по инкрустированным драгоценным камням.  — Ты хотел наследника; теперь тебе следует выполнить свой долг перед ним.
        — Я вернулся,  — сказал Имрик, раздраженно повышая голос.
        — Не по своему выбору,  — сказала его жена, отворачиваясь.  — Ты всегда ставишь долг перед Каледором выше своей семьи.
        — Я сделаю правильно для тебя и моего сына,  — сказал Имрик, смягчая свой тон.  — Именно поэтому вам следует остаться здесь. Тор Анрок не за океаном отсюда. Я буду видеть Титанира достаточно часто, и тут и там.
        Он не понял, услышала ли его жена. Она взяла сына за руку и ушла, оставив князя в коридоре. Имрик разочарованно покачал головой. Хотя Анатерия может никогда не осознать требования к князю из рода Укротителя Драконов, Титанир поймет, когда станет старше. Быть правителем эльфов было в его крови, наследием его великого происхождения.
        Внезапно почувствовав себя неловко, Имрик задумался, была ли это его броня или тяжесть чего-то другого.

        Через восемь дней после возвращения домой Имрику сообщили, что его брат вернется в Тор Калед в течение последующих двух дней и должен быть встречен двором Каледора. Имрик передал новость другим князьям и дворянам, послав всадников к тем, кто жил за городом. Это был повод понаблюдать, как соберутся лорды Каледора; в течение столетий они не собирались вместе в столице.
        Город гудел от слухов, и не раз Имрик упрекал своих домочадцев за потворствование предположениям. Тор Калед наполнился свитами прибывающих дворян, и каждую ночь праздничными банкетами отмечали каждое прибытие. В свете красных фонарей эльфы танцевали и пели на площадях и улицах, нуждаясь лишь в малом поводе для празднования.
        Утром перед прибытием Каледриана в городе появился другой важный эльф: Хотек, верховный жрец Ваула. Услышав эти новости, Имрик отправился к главным воротам, чтобы лично встретить Хотека и провести его во дворец с должной церемонией. Хоть часто тяготясь должностным положением и нескончаемой суетой, которую оно влекло за собой, Имрик дорожил старыми обычаями Каледора и торжественно приветствовал Хотека.
        Он питал уважение не столько к эльфу, сколько к его положению, поскольку верховный жрец Ваула, предшественник Хотека, помог Каледору Укротителю Драконов в изготовлении многочисленного оружия и артефактов во время войны с демонами. В такой помощи присутствовал риск, и несколько раз на святилище на вершине Наковальни Ваула нападали приспешники Хаоса. Хотя прошли тысячелетия, Имрик оставался верным своему кровному долгу перед жрецами и многословно приветствовал Хотека.
        — Я отдаю дань уважению, Имрик,  — сказал Хотек, пока они вдвоем взошли в золотую карету с навесом из зелено-серой драконьей чешуи. Жрец выглядел внушительно: его лицо было худым даже для эльфа, с высокими скулами и тонкими бровями, его седые волосы удерживались сзади лентой из черной кожи, усыпанной красноватой бронзой. Самыми примечательными были его глаза, чисто-белые. Как и прибывшие с ним в свите, Хотек ритуально ослепил себя, чтобы разделить страдания Ваула. Он не показывал признака дискомфорта или беспомощности из-за утраты, другие его чувства, включая врожденное мистическое сознание, усилились, чтобы компенсировать недостаток зрения. Все равно Имрик всегда немного смущался, когда говорил со жрецом Ваула, и удерживал свой пристальный взгляд вне лица Хотека.
        — В тебе и твоей семье честь и сила Укротителя Драконов остаются сильны,  — продолжал Хотек.  — Так мало в эти дни тех, на чей зов драконы обращают внимание. Это свидетельство того, что они считают тебя союзником, когда так многие из них надолго погрузились в вечную спячку.
        Когда четверка лошадей отправилась по крутой дороге, Хотек более удобно расправил свои тяжелые синие одежды и откинулся на спинку сиденья. Он сплел пальцы на груди, каждый палец оттягивало кольцо с драгоценным камнем, а на запястьях и шее висело множество тонких цепочек из серебра, золота и других блестящих металлов.
        — Чему я обязан удовольствием этого приглашения?  — спросил жрец, повернув голову к князю, как будто мог его видеть.  — Официальное послание Каледриана просто гласило, что он собирает весь двор Каледора, и что как верховный жрец Ваула у меня по традиции есть место на этом уважаемом собрании.
        — Я не знаю наверняка,  — ответил Имрик.  — Он вызвал меня с Элтин Арвана, чтобы представлять Каледор в Тор Анроке, но я не слышал больше со времени возвращения. Его беспокоит продолжающееся странное поведение наггароти.
        — Наггароти?  — Хотек попытался казаться непринужденным, но Имрик заметил внезапное напряжение в теле и голосе жреца.  — Как заботят каледорцев дела Нагарита?
        — Возможно, никак,  — сказал Имрик.  — Даже в Наковальне Ваула вы должны были слышать, что они закрыли свои границы. Разве тебе не кажется это странным?
        — Святилище находится вне политики и границ отдельных королевств,  — ответил Хотек, снова расслабленно махнув рукой.  — Если наггароти хотят остаться при себе, я приветствую это. Тем лучше для всех нас освободиться от их суровых выражений и ехидных замечаний.
        — Говорят, что они открыто поклоняются Китарай,  — сказал Имрик.  — Наверняка Кхаину, и вероятно другим темным богам. В колониях они ведут себя довольно вызывающе.
        — Мы не диктуем другим, что им выбрать, чтобы задобрить богов,  — пожал плечами Хотек.  — Я знаю, что они пытаются распространить учение Китарай на других королевства и города, но их обращение в веру попадает в уши, не желающие слушать по большей части. Лучше их игнорировать и дать металлу остыть, чем закалить его до твердости обвинениями и преследованием.
        — Ваше святилище хорошо сохранилось?  — спросил Имрик.
        — К счастью, наши дни оружейников для князей давно миновали,  — сказал Хотек.  — Сегодня мы делаем амулеты, а не мечи, кольца, а не щиты. И много времени уходит на изучении гномьих артефактов, которые попадают в наше распоряжение. Большинство из них замечательны, в отличие от изготовленного на Ултуане. Я признаю, иногда они грубоваты на вид, но содержат простые, но сильные чары.
        Разговор продолжался в том же духе, пока они не достигли дворцов. Имрик передал заботу о Хотеке слугам своего старшего брата и, выполнив свой долг, потратил остаток утра, играя с Титаниром. В полдень, когда ожидалось прибытие его брата, он направился в большой зал, где для совета кольцом стояли стулья с высокими спинками, всего около сотня. Трон Каледриана стоял перед огромными дверями, его советники уже ждали возле него, и большинство дворян уже присутствовали.
        Имрик занял свое место справа от трона, Дориен — с другой стороны, рядом с Тиринором. Зал вскоре заполнился, исключая только группу дворян, которые не могли или не хотели присутствовать. Приглушенный зов горнов раздался со стен цитадели, возвещая о прибытии Каледриана. Собравшиеся эльфы стояли и ждали его входа, тихое перешептывание отскакивало от разукрашенных стен зала.
        Перед открытием дверей раздался топот ног. Все глаза были обращены на Каледриана, когда он вошёл. Правитель Каледора был одет в длинную белую мантию с вышитыми золотой нитью завитками пламени, широкий пояс вокруг талии и узкий обруч на голове. Он вошел в зал без особой церемонии, приветственно махнув рукой одним советникам и останавливаясь, чтобы переговорить с другими. Он слегка улыбался и безмятежно пожимал руки и плечи, но Имрику показалось, что он видел некую скованность в движениях своего брата, которая выдавала некое бремя, что тяготило его.
        Имрик подошел, чтобы встретить брата, когда он достиг трона. Он обнял Каледриана, также как и Дориен, и они втроем замерли вместе на мгновение.
        — Приятно видеть вас обоих здесь,  — сказал Каледриан. Он взглянул мимо Дориена и улыбнулся Тиринору.  — И тебя, кузен. Я бы хотел, чтобы наше воссоединение происходило по более счастливому поводу, но у меня мрачные новости. После совета мы попируем вместе и хорошенько поговорим.
        После этого Каледриан пригласил совет садиться, но сам остался стоять. Имрик заметил, что другой эльф присоединился к короткому ряду сановников Каледриана позади трона. Он был немного коренастее, чем другие, с седыми волосами и почти белой кожей; без сомнений, не каледорец. Он носил фиолетовую мантию из легкой материи, так что она колыхалось возле рук и ног при малейшем сквозняке. Он был расслаблен, но все же настороже, следя глазами за деталями в зале и его занимавшими.
        — Я благодарю всех вас за то, что прибыли сюда за такое короткое время,  — объявил Каледриан, отвлекая внимание Имрика от вновь прибывшего.  — В последнее время ходило много слухов о моих действиях, так что позвольте мне положить им конец. Не так давно я получил заявление от Бел Шанаар.  — Он махнул рукой в сторону эльфа, за которым наблюдал Имрик.  — Это — Тиратанил, герольд Короля-Феникса. Он принес мне тревожные вести, и мы проводили дни в обсуждении ее важности и пожеланий Бел Шанаар. Вопросы настолько важны, что, согласно обычаю, я представлю их на рассмотрение совета и проведу голосование, чтобы узнать пожелания Каледора.
        Принц сел на свой трон и помедлил; члены совета наклонились вперед на своих местах, стремясь услышать, что он должен сказать дальше, устремив глаза на Каледриана.
        — В течение многих лет мы слышали о тревожном росте открытого почитания Китарай,  — продолжал он.  — Каждый из нас знает рассказы из других королевств о некоторых пороках, связанных с этими ритуалами, и я с благодарностью подтверждаю, что подобные практики не вторглись в Каледор. Бел Шанаар подозревает, и я разделяю это, что эти культы находятся под влиянием Нагарита. Еще конкретнее, что они присягали на верность Морати. Мы не согласны с тем, чтобы такое положение дел оставалось неизменным.
        Если таково намерение этого совета, мы ответим на призыв Бел Шанаара посетить его двор в Тор Анроке, чтобы обсудить, какие меры будут предприняты. Как многие из вас знают, я уже планировал, что благородный Имрик будет действовать от моего имени, и крайняя необходимость, с которой мы сейчас столкнулись, только усиливает мою убежденность в этом решении.
        Каледриан на мгновение взглянул на Имрика, а затем снова перевел свой взгляд на членов совета.
        — То, что передаст Имрик, будет не его желанием или моим, но желанием этого совета,  — сказал Каледриан.  — Бел Шанаар не выдвигал никаких предложений по действию, и я ничего не слышал о желаниях других князей. Таким образом Каледор, как и в прошлые времена, возьмет на себя инициативу в этом вопросе. При должном уважении к мудрости совета, я считаю, что королевства должны объединить намерения и силы и уничтожить эти культы повсюду, где бы они ни находились. Есть те, кто не видит необходимости действовать, и есть те, кто даже тайно поддерживают эти культы. Мы должны искоренить тех, кто порабощен Морати, и представить их на суд Короля-Феникса.
        — Зачем останавливаться на достигнутом?  — сказал Дориен. Остальные члены совета недовольно и сердито тихо переговаривались; говорить без дозволения принца не следовало. Дориен не обращал внимания на раздраженный шепот.  — Вы сами говорите, что Нагарит является источником этой угрозы. Малекит покинул свое королевство и позволил ему впасть в варварство и гедонизм. Мы все знаем, что Морати нельзя доверять. Я говорю, что мы подчиним Нагарит управлению Короля-Феникса, пока Малекит не вернется; если он когда-либо сделает это. Слишком долго мы позволяли нашим кузенам на севере своенравно практиковаться. Пришло время призвать их к ответу и восстановить стабильность.
        Многие члены совета кивнули в знак согласия, а некоторые из них одобрительно тихо захлопали или шлепнули себя по бедрам. Имрик согласился с его мнением, но знал, что любое прямое действие против Нагарита будет расценено как вторжение. Он был склонен верить, что Каледриан не хотел заходить так далеко, и был уверен, что Бел Шанаар никогда не одобрит такое деяние без достаточного повода. Имрик не видел причин комментировать, зная, что совет примет решение независимо от его мнения по этому вопросу.
        Несколько членов совета выразили свою готовность выступить, в том числе Хотек. Жрец получил слово от Каледриана и встал, заложив руки за спину. Он сделал несколько шагов к трону и, как предписывал обычай, адресовал свои размышления к правящему принцу, хотя его слова были обращены ко всему совету.
        — Я опасаюсь любого преследования этих культов,  — сказал Хотек мягким и мелодичным голосом.  — Не потому, что я поддерживаю их, а потому, что мы рискуем превратить единичное насилие в большую борьбу. Я порицаю эти низменные ритуалы так же сильно, как любой из вас, и знаю, что за каждой тревожной историей кроется другое отвратительное действие, совершенно невидимое. Пока не будет доказано, что эти культы действуют сообща, что их контролирует рука Морати, было бы неблагоразумно поднимать оружие против нашего собственного народа. Моя секта однажды предоставила Аэнариону и вашим предкам оружие, чтобы освободить этот остров от смерти; мы не будем снабжать их, чтобы использовать против тех, кого поклялись защищать. По большей части это простые люди, не развращенные сердцем, но заблуждающиеся или просто ленивые и скучающие. Бел Шанаар позволил возникнуть этому обстоятельству из-за его попустительства, это правда, но было бы глупо чрезмерно реагировать. Не слишком поздно позволить возобладать миру.
        — Мы все разделяем это чувство,  — сказал Каледриан.  — И все же мы не можем позволить этой духовной развращенности продолжать гнить. Только суровыми усилиями мы сохранили Каледор свободным от заражения культами; другие не были столь успешны. Другие королевства не уверены в своей силе, не желая делать то, что необходимо, чтобы вернуть Ултуан из пучины беспорядка. Мы должны взять на себя инициативу там, где другие уклонились от своих обязанностей.
        — Возможно, мы могли бы поговорить с Тиратанилом?  — предложил Эльтаранир, один из старейших членов совета, которого Имрик считал дядей. Он был близким другом отца Имрика, Менита; они вместе посетили Первый Совет, когда был выбран Бел Шанаар преемником Аэнариона, и Эльтаранир был тем, кто вернул тело Менита из колоний, когда он был убит во время захватнических войн.
        Каледриан пригласил герольда Короля-Феникса выступить вперед. Тиратанир сделал это с долей высокомерия, довольный внезапным вниманием. Его напыщенность спала под пристальным взглядом Эльтаранира.
        — Я мало что могу добавить к тому, что ваш принц еще не сказал бы вам,  — сказал герольд.  — Но я попытаюсь ответить на все вопросы, которые у вас есть.
        — Бел Шанаар получил какие-либо известия о Малеките?  — спросил Хотек.  — Сомнительно обсуждать королевство другого князя, когда он не может сам себя представлять.
        — Король-Феникс знает о Малеките не больше, чем любой из вас,  — сказал Тиратанил.  — Вероятно, он все еще жив и продолжает исследовать северные пустоши. Что касается представительства, то Нагарит разорвал связи с Тор Анроком, несмотря на несколько попыток со стороны меня и других посольства к ним. Если Морати все еще правительница, она не отвечает на приглашения ко двору Короля-Феникса.
        — Если она все еще правительница?  — ухватился за слова Тиринор.  — А почему бы и нет?
        — Есть слухи о распрях среди наггароти,  — признался Тиратанил.  — Мы не знаем, насколько они обширны или сильны. По мнению Короля-Феникса, во время длительного отсутствия Малекита князья Нагарита борются за власть.
        — Может, мы должны помочь тому, кто стремится свергнуть Морати,  — предложил голос из совета.
        — Возмутительное предложение!  — сказал Эльтаранир.  — Вмешиваться так в управление одним королевством означает внести раскол в каждое королевство. Только через наши пакты о невмешательстве мы можем управлять, как приличествует каждому королевству. Мы должны опасаться любого обвинения, выдвинутого против Нагарита. Многое князья завидуют влиянию наггароти и воспользовались бы возможностью подорвать его. Мы не свободны от такой зависти; вы будете использовать каждый грубый слух и обвинение против Каледора как предлог, чтобы совать нос в нашу жизнь?
        Член совета, который говорил, сел с огорченным выражением лица. Больше дюжины других эльфов подняли руки в знак подтверждения, и началось перешептывание. Каледриан называл каждого по очереди, чтобы высказаться, хотя они мало что добавили в обсуждение, которое продолжалось в течение дня. Имрик внимательно выслушал каждую речь, стремясь укрепить свои собственные чувства по данному вопросу. Инстинкт подсказывал ему действовать быстро и решительно, но когда он услышал предложение и возражение, его уверенность поколебалась.
        К тому времени, когда небо за высокими окнами потемнело, Имрик почувствовал, что готов заговорить. Он повернулся на своем кресле и поймал взгляд Каледриана. Когда представилась следующая возможность, Каледриан кивнул Имрику.
        Князь встал, засунув большие пальцы за широкий пояс. Он посмотрел сначала на Дориена, а затем на остальных членов совета. Зал затих, частные разговоры прекратились, так как Имрик повернулся к Каледриану. Ни разу не было высказано возражения против его назначения послом, и каждый эльф стремился услышать его личное мнение по этим вопросам.
        — Мы должны сражаться,  — сказал Имрик. Он поднял руку, призывая к тишине, когда протесты разнеслись по залу.  — Мы не можем атаковать Нагарит. Ни один князь не может отправить своих воинов в земли другого без разрешения. Бел Шанаар должен заключить соглашение между королевствами. Каждый должен предоставить силы Королю-Фениксу, который будет действовать только в соответствии со своими полномочиями. Каждое королевство будет поочередно очищено. Те приверженцы культов, которые раскаются в своих связях с Китарай и попросят помилования, его получат. Те, кто выступят против воли князей, попадут в заключение или будут убиты, если будут сопротивляться с насилием.
        Имрик снова сел.
        Последовала тишина, пока каждый эльф переваривал этот план. Каледриан находился в глубоком раздумье на своем троне, его советники шептались с ним.
        — Ты думаешь, Бел Шанаар согласится?  — спросил Имрик Тиратанила. Все глаза обратились на герольда, ожидая его ответа.
        — В принципе, да,  — сказал Тиратанил. Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить: — Я думаю, что вы найдете поддержку среди других князей. При поддержке Каледора они смогут повлиять на мнение тех, кто менее предан.
        Каледриан встал, сделав знак Тиратанилу отодвинуться за трон. Принц скрестил руки на груди и медленно обвел круг эльфов взглядом.
        — У нас есть предложение проголосовать за то, как представил Имрик,  — сказал Каледриан.  — Огласите свое решение. Я приостанавливаю свое право на мнение в этом вопросе. Если совет одобряет этот план, он будет окончательным.
        Несколько эльфов сразу же встали, поддерживая план Имрика. Разговор и шарканье продолжились, затем поднялись и другие, пока не остался сидеть только Хотек. Жрец Ваула улыбнулся, кивнул Имрику и встал.
        — Голосование единогласно,  — объявил Каледриан. Одобрительный ропот прокатился по кругу членов совета. Правящий принц посмотрел на Имрика.  — Тиратанил возвращается в Тор Анрок завтра, брат. Ты можешь так быстро отправиться?
        Имрик оценил свои возможности. У него не было желания обговаривать свой план, и за короткое время, что он был в Тор Каледе, он постарался помириться с Анатерией и получше узнать Титанира. Для других князей потребуется некоторое время, чтобы ответить на вызов Бел Шанаара, и ожидание будет сложным. Он мог представить, что стирает пятки во дворце Короля-Феникса, вынужденный проводить время с тиранокской знатью на бесконечных банкетах и торжествах.
        Все же не подобало оставаться в бездействии в Тор Каледе, когда у него были важные обязанности.
        — Нет смысла ждать,  — сказал он.  — Я уеду завтра.

        Количество князей, дворян и посланников оценивали вместимость дворца Короля-Феникса, который был одним из самых больших зданий в Ултуане. Имрик и Тиринор, нанявшие корабль вдоль побережья Внутреннего моря до Эллириона, а затем поскакавшие на запад к Тор Анроку через Аннулийские горы, нашли город суетливым; гораздо более тесным по сравнению с колониями и Тор Каледом.
        Имрик был молча благодарен за то обстоятельство, что каледорская свита, которая включала группу писцов и прислужников помимо князей, была размещена в одном из зданий в центре города, а не в самом дворце. Это давало Имрику некоторое требуемое уединение, и события первых нескольких дней визита позволили князю несколько раз побыть в одиночестве.
        Было так много встреч с людьми, так много представлений, церемоний и банкетов, Имрик совершенно положился на Тиринора, чтобы запомнить, кем все являлись и где он предполагал быть. Ежедневно прибывало все больше делегаций, что добавляло Имрику замешательства. Казалось, что многие из присутствующих не понимали серьезности повода и рассматривали созыв двора Короля-Феникса как возможность расширить свои обычные празднества и планы. На зыбкой почве Имрик в ряде случаев придерживал язык за зубами, советуя Тиринору сдерживать терпение и не слишком враждовать с любым; подвиг, который Имрик нашел затруднительным, так как большинство эльфов находили его молчаливый характер граничащим с оскорблением.
        Присутствующих князей было меньше, чем ожидал Имрик. Многие Восточные королевства вместо этого отправили послов; хотя они утверждали, что говорят и действуют от имени князей, Имрик не мог относиться к ним, как к равным, так как любые заверения, которые они давали, должны быть ратифицированы позже их правителями. Это означало, что все дело в обсуждении растущих проблем приверженцев культов и ситуации в Нагарите скатилось к мелочным спорам и бесконечным дискуссиям о точной формулировке предложения или истинном значении слов другого делегата.
        Несколько князей совершили путешествие, и Имрик нашел, что они, как правило, более терпимы, чем другие посланники. В частности, он нашел Тириола из Сафери спокойным и мудрым среди суматохи и испытывал большое уважение к волшебнику, который изучал мистические искусства под опекой деда Имрика. Финудел и Атиель, совместно правящие Эллирионом, также были приятной компанией. Хотя оба демонстрировали обезоруживающий юмор и остроумие, они всегда осознавали важность совета.
        Имрик провел некоторое время с этими тремя эльфами, выслушивая их мнения о Нагарите и озвучивая предложение Каледора сформировать объединенную армию под стягом Короля-Феникса. Кроме формального приветствия по прибытии, Имрик не тратил время, обсуждая свои взгляды с Бел Шанааром, но на шестой день совета он должен был выступить перед Королем-Фениксом.
        Он заранее встретился с Тиринором и Тириолом и выразил неуверенность в том, что его планы получат одобрение у Короля-Феникса.
        — Я не красноречив,  — признался Имрик, пока эти три князя пили фруктовые соки в садах дома, где принимал Имрик. Осенние облака и солнце смешались над головой, периодически купая безупречную лужайку в тепле и тени, в то время как птицы и пчелы порхали возле тщательно подстриженных живых изгородей и деревьев.  — Я слишком резок. Бел Шанаар решит, что я говорю ему, что делать.
        — Возможно, тебе следует сформулировать свои предложения как вопросы, кузен,  — сказал Тиринор, откидываясь на белокаменной лавке возле неглубокого бассейна с чистой водой. Пузырьки нарушали поверхность водоема, когда изумрудные рыбки лениво плавали на поверхности, их тельца поблескивали.  — Пусть Бел Шанаар получит ответы, которые пожелаешь дать ему ты.
        — У меня нет такого дара,  — сказал Имрик.  — Я никогда не был хорошим умельцем риторики.
        — Не заботься чрезмерно о своих манерах,  — заверил его Тиринор. Одетый в дорогое желтое с золотом платье, саферийский маг сидел в тени под деревом, закрыв глаза.  — Ты не очень хорошо знаешь Бел Шанаара, но он хорошо разбирается в искусстве управления государством и выслушает не твои слова, но твое послание. Он собрал совет с некоторыми личными затруднениями. У него есть критики, и есть те, кто готов сказать, что Король-Феникс слишком слаб, чтобы действовать самостоятельно.
        — Без сомнения, те перешептывания сначала прозвучали с губ Морати и ее приспешников,  — сказал Тиринор.  — Даже в колониях была тихая, но постоянная кампания против Бел Шанаара; даже предполагалось, что Малекит должен был быть выбран вместо него.
        — Пусть ворчат,  — сказал Имрик.  — У моего отца было так же много прав, как у преемника Укротителя Драконов. Каледор не испытывает любви к Королю-Фениксу, но я окажу Бел Шанаару уважение, которого он заслуживает.
        — Ворчание может показаться вам незначительным, но каждый слух и обрывок здесь ценен,  — предупредил Тириол, открывая глаза.  — Вам даже следует знать, что, несмотря на непопулярность наггароти, каледорцы не пользуются привязанностью других королевств. Ваши драконы пугают их.
        — Так они должны,  — сказал Имрик.  — Это не вина Каледора, что у них есть сила, когда другие королевства позволяют себе быть слабыми.
        — Они уже не так слабы, как раньше,  — сказал Тиринор.  — Порт Лотерн в Эатане становится одним из самых крупных городов в Ултуане, и его флот мешает нашему. У Котика и Ивресса есть заставы по всему миру. Даже нежное Сафери, королевство нашего соратника, славится мастерством и возможностями его магов. Мы не можем вечно полагаться на драконов. Осталась только небольшая горстка тех, кто не спит под горами, и пройдет совсем немного времени, прежде чем они также решат заснуть.
        — И поэтому мы здесь,  — сказал Имрик.  — Один только Король-Феникс может использовать эту силу.
        — Но захочет ли он этого?  — Тиринор направил вопрос магу.
        — Бел Шанаар обеспокоен, но не в отчаянии,  — ответил Тириол.  — Ваше предложение заслуживает того, чтобы он его увидел, но если этого не пожелают другие королевства, он ваш план не поддержит.
        — Твой голос придаст вес нашим аргументам,  — сказал Тиринор.  — Не только как князя Сафери, но и как того, кто возвел Бел Шанаара в Короли-Фениксы.
        — В этом есть доля истины,  — сказал Тириол, слабо улыбаясь.  — Мы с Бел Шанааром боролись против демонов при Аэнарионе, и мало осталось тех, кто может похвастаться таким успехом.
        — Нам пора идти,  — сказал Имрик, глядя на солнце. Приближался полдень, час, назначенный для его аудиенции у Короля-Феникса.  — Я не стал заставлять Бел Шанаара ждать.
        Коридоры внешнего дворца были сравнительно тихими; стало известно, что Король-Феникс отвел целый день для представлений присутствующих князей и не меньшего количества официальных посланников. Несколько эльфов, которых они встретили, поклонились и вежливо приветствовали Тириола, а Имрику отпускали шуточки, пока князья добрались до главного зал дворца.
        Хотя они пришли раньше, дворецкий Бел Шанаара, Палтрейн, ожидал их у дверей зала.
        Палтрейн поклонился в знак приветствия при входе и высказал несколько любезностей.
        - Бел Шанаар уже дает аудиенцию?  — спросил Имрик.
        — Входите, когда пожелаете,  — сказал Палтрейн.  — Король-Феникс сейчас беседует с Атиелью и Финуделом, но они приглашают вас присоединиться к обсуждению.
        Имрик вздохнул и кивнул Палтрейну, который дал знак прислужникам открыть двери. Зал позади был огромен, его крыша поддерживалась стройными колоннами с нанесенными на них золотыми рунами, искусно разрисованный потолок представлял весеннее небо, освещенное из десятков арочных окон.
        В дальнем конце на троне, выкованном в форме феникса с распростертыми крыльями, сидел Бел Шанаар. Длинный плащ из белых перьев, окантованный лентой из золотой нити и украшенный сапфирами, спадал с его плеч на трон. Король-Феникс носил церемониальные одежды с белыми и золотыми полосами, изящно вышитые серебряными завитками пламени и сверкающими рунами. На эльфов возраст накладывал небольшой отпечаток независимо от того, насколько они были стары, и лицо Бел Шанаара только слегка отражало его, несмотря на столетия существования. Он не носил изысканную Корону Феникса; вместо этого его палево-светлые волосы удерживал сзади золотой обруч, украшенный посреди лба единственным изумрудом. Его глаза были ярко-синими, встревоженными, поскольку заговорила Атиель, ее голос был тихим, но достигал Имрика благодаря совершенной акустике зала.
        — Это налетчики, совершенно очевидно,  — сказала княжна.  — Они пересекают горы и захватывают бесхозные стада. Это самый худший вид воровства — красть лошадей в Эллирионе.
        — Все же вы не предоставляете доказательств этого воровства,  — сказал Бел Шанаар.  — Ваши стада пропадают, и вы начинаете обвинять наггароти, когда более вероятное объяснение — какие-то монстры, охотящиеся в Аннулии. Возможно, дикий гиппогриф или гидра?
        — И Нагарит — не бедное королевство,  — добавил другой князь. Имрик знал, что это Элодир, сын Бел Шанаара.  — Если бы наггароти требовались лошади, они бы их купили.
        — Не у нас,  — сказал Финудел.  — Мы обеспокоены тем, что они плохо обращаются со своими стадами. Их высокомерие стало подавляющим, их отношение к зверям граничит с жестокостью.
        Палтрейн доложил о прибытии князей, когда Имрик, Тиринор и Тириол вошли в зал. Остальные прекратили разговор и ожидали, когда прибывшие присоединились к ним. Палтрейн представил их, хотя все эльфы были знакомы друг с другом.
        — Большая честь — приветствовать представителей Каледора к этом зале,  — сказал Бел Шанаар, отпуская Палтрейна небрежным взмахом.  — Я надеюсь, что ваше королевство в порядке, и Каледриан также.
        — Наше состояние обычно,  — сказал Имрик.  — Мой брат обеспокоен расцветом культов, которые заражают большую часть Ултуана. Каледор остается свободным от этих сект, но это нелегкая задача.
        — И есть те, кто напрасно пытался остановить продвижение культов,  — сказала Атиель.  — Эти культы процветают не от недостатка бдительности. Каледор, возможно, обязан этим патрулированию нашей общей границы не менее, чем бдительности их правителей.
        — Не хотелось никого обвинять,  — сказал Имрик.  — То, что произошло, изменить нельзя. Мы должны решить, что будем делать дальше.
        — У Имрика есть предложение, которое, уверен, стоит выслушать,  — сказал Тириол, его одеяние блестело в солнечном луче, проникающем через высокие окна. Маг повернулся к Имрику и кивнул.
        — Каждое королевство в одиночку попыталось остановить распространение культов, и потерпело неудачу,  — сказал Имрик. Он продолжил несмотря на оправдания Финудела и Атиель.  — Мне кажется, что это проблема для всего Ултуана. Только вы, Король-Феникс, можете претендовать на власть над всем островом. Используйте свое положение, чтобы собрать армию, привлекая каждое королевство. Назначьте главнокомандующего или возглавьте армию сами, и очистите от культов каждое королевство по очереди.
        Король-Феникс и князья ничего не сказали, возможно ожидая, что Имрик уточнит его план. Ему нечего было предложить в настоящее время, и он промолчал. Наконец Бел Шанаар пошевелился, наклоняясь вперед на троне.
        — Армия?  — сказал он тихо, но отчетливо.  — Таково ваше решение?
        Имрик взглянул на Тиринора, но не получил поддержки от безразличного выражения лица кузена.
        — Культы представляют угрозу,  — сказал Имрик.  — С ними нужно разобраться. Армия, может быть, нецивилизованна, но она будет эффективной.
        — Насилие никогда не было средством от любой напасти,  — сказал Бел Шанаар.
        — Орки и звери Элтин Арвана не согласны,  — сказал Имрик.  — Избегать насилия похвально; уклоняться от вашего долга как защитника Ултуана — нет.
        — Поосторожнее со вашими высказываниями,  — рявкнул Элодир.  — Вы обращаетесь к Королю-Фениксу! Не забывайте клятвы, которые дали перед священным пламенем Азуриана. Каледор — еще часть Ултуана и один из доменов Короля-Феникса.
        — Я помню свои клятвы,  — сказал Имрик в ответ, переводя свой свирепый взгляд с Элодира на Бел Шанаар.  — А Король-Феникс? Он помнит самые темные времена нашего народа. Суровые времена, требующие суровых ответов. Культы загнивают слишком долго.
        — Такое неуважение недопустимо,  — ответил Элодир, но Имрик его проигнорировал, сосредоточив свое внимание на Короле-Фениксе.
        — Тише, сын мой,  — сказал Бел Шанаар.  — У Имрика есть некоторые причины для недовольства, хотя он предпочитает не смягчать свое горькое сообщение более мягкими словами. Он прав; я поклялся защищать Ултуан от всех врагов и опасностей. То, что эта опасность исходит от нас самих, не делает ее немного лучше тех, что нападают на нас извне наших границ; во многих отношениях она намного хуже.
        — Демонстрации решимости будет достаточно для многих культов,  — сказала Атиель.  — Их лидеры, те, кто заманивают в ловушку отчаявшихся и неосторожных, должны испытать всю силу правосудия. Последователям, тем, кто просто ищет другой смысл в своем существовании или потерял себя в бессмысленности, можно показать ошибочность их путей без наказания.
        — Армия предполагает сопротивление,  — сказал Элодир.  — Угроза насилия вынудит последователей культов защищаться.
        — Они уже совершили насилие,  — сказал Тириол. Тонкие пальцы мага теребили рукава его платья, пока он говорил.  — Жертвы были принесены, жизни отняты. В каждом королевстве есть истории о культах, которые предпочитают сражаться и умереть, а не подчиняться милости их князя и его воинов.
        — И тогда насилие возрастет,  — сказал Бел Шанаар.  — Культы рассеяна, дезорганизованы и представляют угрозу более духовную, чем физическую.
        — Я не согласен,  — сказал Финудел.  — Им помогает Нагарит, в этом я уверен.
        — Несомненно, но доказательств нет,  — сказал Бел Шанаар.  — Вы хотите, чтобы я объявил вне закона целое королевство, основываясь на слухах.
        — Не слухах,  — сказала Атиель, вспылив.  — Тела, которые мы нашли, принадлежат убитым пастухам. Другие бесследно исчезли, и старосты в удаленных городах запуганы и убиты.
        — А наггароти, погибшие во время набегов?  — сказал Элодир.  — Вы нашли их?
        Молчание Атиель и Финудела было единственным ответом, который они могли предложить. Элодир покачал головой и посмотрел на своего отца.
        — Похоже, нам не предложили большего понимания проблемы,  — сказал Король-Феникс.  — Мы не стали ближе к решению, чем вчера в это же время.
        — Требуется действовать,  — сказал Имрик.  — Именно бездействие позволило культам процветать.
        — Я не буду принимать поспешное решение,  — сказал Бел Шанаар.  — Ситуация становится все более непредсказуемой, и я бы не рискнул провоцировать ее без веской причины. Я обдумаю твое предложение, Имрик. Пожалуйста, угощайтесь и присоединяйтесь ко мне этим вечером.
        Имрик собирался привести следующий довод, но увидел, что остальные уже кланяются и отворачиваются, отпущенные Королем-Фениксом. Он сделал то же самое, не рискуя вызывать гнев Бел Шанаар, в настоящий момент держа свои его резкие слова при себе.
        Когда они покинули зал, Тиринор поманил Имрика, чтобы тот оставил остальных, и они нашли незанятую комнату недалеко от зала аудиенций. Фрески, изображающие побережье Тиранока, украшали стены, перемещая пейзаж, тонко изменяющийся от спокойных летних берегов до зимних штормов, пока каждый осматривал круговую комнату.
        Здесь были мягкие кушетки, а приставные столы заполняли фрукты, вино и вода. Тиринор поднял кувшин и налил золотистое вино в хрустальный бокал, а затем не забыл предложить то же самое Имрику, который отказался.
        — Мне нужна ясная голова,  — сказал Имрик, резко падая на одну из кушеток. Он взял яблоко с ближайшего блюда и глубоко надкусил, наслаждаясь свежестью плода.  — Бел Шанаар слишком осторожен. Но чем больше я буду давить на него, тем меньше добьюсь.
        — Именно из-за твоей категоричности ты был выбран, кузен,  — сказал Тиринор. Он набрал полный рот вина, закрыв глаза. Через мгновение он их открыл.  — Это действительно довольно хорошее вино. Так или иначе, не о Бел Шанааре ты должен сейчас волноваться. Его беспокойство вызвано приемом, который он получит от других делегаций. Финудел и Атиель тебя поддержат, в этом я уверен. Тириол тоже, я думаю, так как он не противоречит нашему плану. Следует убедить остальных.
        — Как мне это сделать?  — спросил Имрик, доедая яблоко.  — Мне кажется, что ни одно королевство не хочет брать на себя ответственность.
        — Тогда покажи им лидерство, недостающее Бел Шанаару,  — сказал Тиринор.  — Почему не предложить возглавить армию?
        — Нет,  — сразу сказал Имрик.  — У меня нет никакого желания делать это.
        — Почему нет? Ты прирожденный полководец, и многие другие князья уважают тебя, если не испытывают дружбы.
        — Я не могу возглавить воинов из других королевств,  — ответил Имрик.  — Я не могу им доверять.
        — Но ты доверяешь другому возглавить их?
        Имрик оставил вопрос без ответа. Его единственной заботой была безопасность Каледора. Это означало избавление остальной части Ултуана от пагубных культов Китарай так же, как означало уничтожение зеленокожих и лесных зверей, угрожавших колониям его королевства. Это роль ему не нравилась, хотя и наполняла его гордостью. Мысль о том, чтобы подчиняться непосредственно Бел Шанаару, смутила его; перспектива работать в тесном сотрудничестве с князьями других королевств выбивала его из колеи.
        — Ты поговоришь, по крайней мере, с представителями других королевств?  — сказал Тиринор, наливая себя второй бокал вина.  — Если ты получишь их поддержку, то у Бел Шанаара не будет выбора, кроме как поддержать наше предложение.
        — И как мне это сделать?  — сказал Имрик.  — Они расценят это как попытку Каледора получить больше власти. Они видят все глазами, полыми зависти.
        С тяжелым вздохом Тиринор отставил свой бокал в сторону и скрестил руки на груди.
        — Ты сожалеешь, что решил выполнить этот долг?  — сказал он.  — Я нахожу, что твое неприятие невыносимым, кузен, и другие будут чувствовать то же самое. Ты обрекаешь их на гибель, вместо того чтобы дать надежду. Дай им что-то, на что можно надеяться. Если ты хочешь добиться успеха, следует поддержать Бел Шанаара и убедить других в его способности возглавить наш народ.
        — Веры в это у меня нет,  — сказал Имрик.  — Ты хочешь, чтобы я лгал?
        — Ты можешь быть невыносим!  — всплеснул руками Тиринор.  — Зачем ты вообще здесь, если не веришь, что мы можем добиться успеха?
        — Это мой долг,  — ответил Имрик.
        — И все? Разве ты не боишься за Ултуан, в котором будет расти твой сын?
        — Пока Каледор остается в силе, его не тронет этот недуг,  — сказал Имрик.  — Это единственное меня заботит.
        — Каледор не сможет всегда противостоять остальной части Ултуана,  — сказал Тиринор, вновь взяв свое вино и выпив залпом.  — Драконы не могут бороться против шепота, которые скребется в душе нашего народа. Горы никак не защищают против коварства меланхолии и скуки. Если Каледор должен остаться свободным, сначала должна быть освобождена остальная часть Ултуана.
        — Я понимаю,  — сказал Имрик, смущенный неуместной горячностью своего кузена.  — Я понимаю, к чему ты клонишь. При поддержке Каледора Король-Феникс воспользуется властью которой заслуживает.
        — Так ты поговоришь с остальными?
        — Да,  — сказал Имрик, вставая.  — Но не одновременно. Я должен говорить с каждой делегацией поочередно. Я не выношу, когда меня втягивают в препирательства.
        — Тогда я все устрою — сказал Тиринор, допивая. Он сделал несколько шагов к двери и остановился.  — Пожалуйста, попытайся быть повежливее
        В течение всего дня Имрик попытался, хоть и с трудом, насколько возможно, быть вежливым, игнорируя скрытое пренебрежение, направленное на Каледор, и недомолвки, бросаемые на делегации других королевств. Он говорил с каждой группой представителей, излагая в общих чертах каледорский план кампании против культов. Тиринор организовал большую часть разговора, стараясь подчеркнуть важность каждого королевства в общем плане, гарантируя, что именно слушающие верили, что будут иметь наибольшее влияние. К тому времени, когда Палтрейн нашел пару ближе к вечеру по крайней мере пять других королевств оказали свою поддержку и пообещали сделать заявление Бел Шанаару; ни один еще не был готов открыто объявить о своей поддержке.
        Как и прежде, Имрик нашел Бел Шанаара, Элодира, Тириола, Финудела и Атиель в королевском зале аудиенций. Вокруг было несколько других эльфов, сидевших на скамьях большого амфитеатра, который окружал трон Феникса. Имрик их проигнорировал и шагнул к Бел Шанаару.
        — Вы уже приняли решение?  — сказал Имрик.
        — Вы были заняты,  — ответила Бел Шанаар.  — Начиная с нашего последнего разговора у меня постоянно были посетители и предлагали идею армии, собранной из всех королевств.
        — Я не собираюсь отрицать,  — быстро сказал Имрик, догадавшись, что он обвинялся в некоторой увертке.
        Бел Шанаар улыбнулся, хотя и не соизволил поделиться причиной своего веселья. Он кивнул Тириолу, и маг показал свернутый пергамент.
        — Вот первый проект декларации,  — сказал Тириол, передавая свиток Тиринору.  — Он объявляет, что открытое поклонение Китарай незаконно, и призывает всех эльфов отказываться от темных богов.
        — И это все?  — сказал Имрик.  — А насчет армии?
        — По одному делу за раз,  — сказал Элодир.  — Сначала мы должны договориться, что меры должны быть предприняты. Когда это будет обеспечено, мы сможем обсудить, в какой форме будут приняты эти меры.
        — Зима наступит быстро,  — сказал Имрик.  — Если мы не ударим сейчас, то сможем двигаться, когда придет следующая весна. Потребуется много дней, чтобы собрать воинов со всего Ултуана. Вызов должен быть отправлен немедленно.
        — Ваше предположение невероятно,  — сказал Элодир.  — Мы не позволим вам принуждать другие королевства к согласию с вами.
        — Мы?  — Имрик пристально смотрел на Бел Шанаара.  — Только один эльф является Королем-Фениксом.
        — И я говорю также как князь Тиранока,  — сказал Бел Шанаар.  — На мне двойное бремя власти. Вы хотите, чтобы я объявил войну своим подданным?
        Имрик слышал, как вошли другие, но не обращал внимания на прибывших. Гнев в его сердце боролся с разочарованием. Прежде чем вернуться в этот зал, он думал, что достиг успеха; в действительности очень немногие согласятся так быстро.
        — Капитан Каратриль из Лотерна, Ваше величество,  — раздался из коридора голос Палтрейна.
        — Благодарю, Палтрейн,  — сказал Бел Шанаар, по-прежнему не глядя на прибывших.
        Имрик глянул через плечо и увидел, что Палтрейн поклонился и ушел, оставив двух эльфов в доспехах, носивших цвета Лотерна. Оба казались офицерами, но он не отличил их от делегации Эатана. Он выбросил их из головы как неважных.
        — Мы не можем проявлять милосердие,  — сказал Имрик, встряхнув головой.  — Людям нужна наша сила.
        — Но многие из них являются такими же жертвами, как преступниками,  — предостерег Бел Шанаар.  — Они подавлены их собственными страхами, и священники и жрицы играют на их страхах и манипулируют их горем. Я поговорил с некоторыми, кто утверждает, что они не понимали, насколько унижены они стали. В этом присутствует темная магия, некая более дьявольская цель, которую мы еще не видим.
        — Тогда мы должны найти их предводителей и допросить их,  — предложил Элодир. Князь сделал шаг к своему отцу.  — Мы не можем просто позволить культам беспрепятственно распространяться. Если мы позволим этому произойти, наши армии разъест эта угроза, наш народ будет истреблен своими собственными желаниями. Нет! Хотя это, возможно, суровое решение, мы должны соблюдать ваши права с непреклонной решимостью и неизменной целью.
        Имрик был озадачен внезапным изменением намерений Элодира. Он не знал, в какую игру играет Элодир, и не сомневался, что ему это не нравилось. На мгновение он предпочел оппозицию другого князя его поддержке, но затем понял, что это было поспешно.
        — Все это хорошо и целесообразно, Элодир, но кого мы должны преследовать?  — спросил Тириол. Как всегда, слова Тириола были тихи и многозначительны. Тщательно подбирая свои следующие слова, маг провел тонкими пальцами по своим медно-красным волосам. Его темно-зеленые глаза остановились поочередно на каждом из его собратьев.  — Хотя все мы знаем его источник, все же ни один из нас не произносит его имя. Нагарит. Там, я говорил это и все же, вращается мир.
        — Сказки и слухи — не основание для политики,  — ответил Бел Шанаар.  — Возможно, наши гости доставили вести, которые помогут нашим обсуждениям.
        Король-Феникс и князья смотрели на вновь прибывших, которые застыли на мгновение с открытыми ртами, удивленные столь быстрому вовлечению в такое обсуждение. Капитан гвардии, которого в объявлении назвали Каратрилем, откашлялся и сделал паузу, прежде чем заговорить.
        — Я принес плохие новости, Ваше величество,  — тихо сказал Каратриль.  — Мы с моим товарищем скакали верхом во весь опор, чтобы доставить Вам новости, что князь Аэлтерин из Лотерна мертв.
        Новость не сулила ничего хорошего, и Имрик нахмурился. Смерть среди правящих князей вызовет еще большие задержки.
        — К нашему несчастью, великий князь сбился с пути истинного, Ваше величество,  — продолжал Каратриль.  — Я не знаю как, но князь Аэлтерин стал членом культа наслаждений. Как долго, мы не знаем. Похоже, какое-то время князь был в союзе с темными жрицами Атарты и из-за своего положения неверно направлял наши усилия по раскрытию заговоров культа. Только случайность, имя, которое прошептал во сне узник, привел нас на зловещий путь, ведущий к дверям самого княжеского особняка.
        — И почему князь Аэлтерин не стоит здесь, чтобы защититься от этих обвинений?  — спросил Элодир.  — Почему он не под стражей?
        — Он покончил с собой, ваше высочество,  — объяснил Каратриль.  — Я пытался уговорить его, умолял князя представить его дело перед двором, но он был охвачен безумием и не согласился. Я не знаю, что заставило его так поступить, и не осмеливаюсь даже строить догадки.
        — Правящий князь участвует в этих дьявольских шабашах?  — проворчал Тириол, поворачиваясь к Королю-Фениксу. При этой мысли Имрик зарычал. Каледриан намекал на подобное вероломство, но услышанное подтверждение было печальными новостями для каледорца. Его мысли немедленно перешли к другим членам двора, которым, если таковые вообще есть, можно доверять.
        — Дела обстоят еще серьезнее, чем мы осмелились признавать,  — сказал Тириол.  — Когда распространятся новости о падении Аэлтерина, последуют страх и подозрительность.
        — Таково намерение создателей этой тьмы, не сомневаюсь,  — сказал Бел Шанаар.  — Если правителям королевств больше нельзя доверять, к кому обратятся наши граждане? Когда они не могут доверять власти, тем сильнее страх в умах нашего народа, и тем больше они будут стекаться к культам.
        — А кому мы будем доверять, как не нам самим?  — спросил Имрик, высказывая сомнение в своем разуме, ища глазами признаки двуличности на лицах остальных.
        — Отступничество князя Аэлтерина бросает тень на каждого князя,  — сказал Бел Шанаар, с грустью качая головой.  — Если мы хотим увести народ от искушений культов, мы должны быть едины. Однако как мы можем действовать сообща, когда остается сомнение, что те, кому мы доверяем, вполне могут действовать против наших интересов?
        — Если мы позволим себе расколоться, это вызовет ужасный период анархии,  — предупредил Тириол, который начал шагать взад и вперед около королевского трона.  — Власть в королевствах все еще хрупка, а величайшие из наших правителей находятся вне этих берегов, в колониях за океаном.
        — Величайший из наших правителей сидит на этом троне,  — сказал Элодир, сузив глаза.
        — Я говорил не об одном человеке,  — сказал Тириол, успокаивающе поднимая руку.  — Все же я желал бы, чтобы князь Малекит был здесь, чтобы только уладить вопрос своего народа в Нагарите. В его отсутствие мы отказываемся проводить расследования внутри его королевства.
        — Ну, Малекит не здесь, в отличие от нас,  — резко сказал Бел Шанаар. Он остановился на мгновение, проведя дрожащей рукой по лбу.  — Это не имеет значения. Тириол, каков совет магов Сафери?
        Князь-маг прекратил свое хождение и на каблуках повернулся лицом к Королю-Фениксу. Он сложил руки, которые исчезли в рукавах его просторного платья, на груди и задумчиво поджал губы.
        — Вы были правы, говоря о темной магии, Ваше величество,  — тихо сказал Тириол.  — Наши предсказатели ощущают растущее влияние дьявольской энергии, собирающейся в портал. Он наполняется в Аннулийских горах, привлеченный здесь практикой культов. Жертва противоестественного вида питает злые ветры. Является ли это целью культов или просто непреднамеренным результатом их церемоний, мы сказать не можем. Эта магия сильна, но опасна, и ни один маг не будет владеть ей.
        — Нет никаких средств, которыми нельзя было бы безопасно использовать эту темную магию?  — спросил Имрик. Он думал о жертве своего деда, навсегда заточенного в оке портала, чтобы такая темная магия не загрязнила мир.
        — Вихрь рассеивает часть своей силы и может быть очищен ветрами в свое время, если не будет дальше подпитываться темной магией,  — объяснил Тириол.  — К сожалению, мы не можем ничего сделать, чтобы это ускорить, кроме как остановить культы, практикующие свое колдовство.
        — И таким образом, мы снова возвращаемся к нашему основному вопросу,  — вздохнул Бел Шанаар.  — Как мы можем избавиться от этих культов?
        — Решительными мерами,  — рявкнул Имрик.  — Соберите князей; пошлите призыв к оружию. Уничтожьте эту заразу мечом и луком.
        — То, что вы предлагаете, грозит гражданской войной,  — предостерег Тириол.
        — Бездействие угрожает равным уничтожением,  — сказал Элодир.
        — И ты поведешь эту армию, Имрик?  — спросил Бел Шанаар, поворачиваясь на троне, чтобы пристально посмотреть на князя Каледора.
        — Я — нет,  — ответил резко Имрик.  — Каледор все еще свободен от этой заразы, и я стремлюсь сохранить мир, который у нас есть.
        — У Сафери нет славных полководцев,  — сказал Тириол, пожав плечами.  — Я думаю, вы обнаружите, что другие королевства неохотно пойдут на риск открытой войны.
        — Тогда кто должен возглавить охоту?  — взмолился Элодир с раздражением в голосе.
        — Капитан Каратриль,  — сказал Бел Шанаар. Каратриль вздрогнул от неожиданности.
        — Как я могу служить вам, Ваше величество?  — спросил Каратриль.
        — Я освобождаю вас от обязанностей в гвардии Лотерна,  — сказал Бел Шанаар, вставая.  — Вы верны и заслуживаете доверия, преданы нашему народу и продолжению мира и законному правителю. С этого момента я назначаю вас своим герольдом, устами Короля-Феникса. Вы доставите послание князьям четырнадцати королевств. Я спрошу, есть ли среди них кто-то, кто готов добиться уничтожения этих невыносимых культов. Эта опасность, которая нас подстерегает, не что иное, как разобщение нашего народа и разрушение нашей цивилизации. Мы должны быть сильными и гордыми и изгнать этих неверных, практикующих обман. Благодарность наших земель и этой должности будет возложена на князя, который избавит нас от этой тьмы.
        Имрик видел, как поднялась бровь Тиринора при этом беспрецедентном объявлении.
        — Рады изменению ваших взглядов,  — сказал Финудел.  — Что заставило их измениться?
        — Князь мертв,  — сказал Бел Шанаар.  — С этого времени не может быть никакого пути, который не был бы омрачен тьмой. Путь станет длиннее, если мы будем ждать, и Имрик прав. Дело идет к развязке, и кто может сказать, какие новые потрясения в Нагарите могут распространить на другие королевства. Мы должны действовать быстро, чтобы больше людей не потерялось во тьме. Мы не можем предоставить нашим врагам зиму, чтобы выступить против нас.
        — Но у вас нет командующего,  — сказал Тириол.
        Все глаза обратились к Имрику.
        — Нет,  — сказал каледорец.  — Есть и другие, кто вели войну в колониях, и даже несколько князей, которые сражались рядом с Аэнарионом. Они смогут возглавить вашу армию.
        Не желая далее обсуждать этот вопрос, Имрик вышел из зала, довольный тем, что достиг своей цели. Тиринор поспешил за ним и нагнал, как только двери закрылись позади них.
        — Это прекрасная возможность для Каледора,  — сказал его кузен.  — Будь разумен, Имрик. Ты знаешь, что князья выберут командующего из их числа, и это положение будет пользоваться большим авторитетом. Другие важные должности будут заполнены, и уважение к этому королевству будет расти. Бел Шанаар приближается к концу своей жизни, и уже есть князья, положение которых позволит претендовать на Трон Феникса.
        — Какое это имеет отношение ко мне?  — сказал Имрик.
        — Вообрази, чего может достичь Каледор, если Каледриан станет следующим Королем-Фениксом?
        Имрик остановил свои шаги и повернулся к Тиринору.
        — И ты думаешь только об этом?  — сорвался он.  — Или возможно, в твоих планах — собственный престиж? Каледор не нуждается в Короне Феникса, чтобы стать величайшим из королевств.
        — Твои обвинения суровы, кузен,  — заявил Тиринор, хотя его смущенный вид выдавал его вину.  — Расширение прав и возможностей Каледора на благо всем нашим князьям, включая тебя.
        — Мне больше ничего не нужно,  — сказал Имрик, продолжая долгий путь по коридору.  — Потребуйся мне больше славы, я выдвину себя как командующего Бел Шанаара.
        — Ты эгоистичен, отнимая у своих братьев эту возможность,  — сказал Тиринор.
        — Да,  — ответил Имрик.  — С тех пор как стал совершеннолетним, я делал все, о чем меня просили, без жалоб. Я провел большую часть жизни, зарабатывая богатства и славу для Каледора. Теперь я хочу иметь время, чтобы увидеть, как мой сын растет и учится, и возможно, даже подарить ему брата или сестру.
        В раздражении Тиринор отвернулся, оставив Имрика покинуть дворец в одиночестве. Имрик пересек площадь между дворцами и домом, который был выделен для каледорцев. Домоправитель, Латинориан, встретил его, когда он переступил через порог.
        — Прибыло послание от принца Каледриана,  — сказал Латинориан.  — Оно ожидает вас во втором кабинете.
        — Мне не нужно отправлять сообщение,  — сказал Имрик.  — Отошлите его обратно Каледриану с известием, что мы добились успеха. Остальное я передам сам, когда вернусь.
        — Мы скоро уезжаем, князь?  — сказал Латинориан.  — Можно начать приготовления к нашему отъезду?
        — Мы уезжаем завтра,  — сказал Имрик.  — Я устал от Тор Анрока.
        С этими словами Имрик направился наверх в свою спальню и предупредил, чтобы его не беспокоили.

        Ничто не нарушало мыслей Имрика; он не слышал ни звука, кроме свиста ветра в горах. Он выглянул из окна и наблюдал за Анатерией и Титаниром; мальчик держал деревянный меч и щит и под руководством Целебрита совершал удары по маленькому соломенному чучелу, установленному посреди лужайки. Мальчик настоял, чтобы ему разрешили тренироваться с мечом. Анатерия беспокоилась, что ее сына окружали мрачные разговоры о культах и войне, которые заполнили дворцовые коридоры в последнее время, но Имрик не был настроен отказывать своему сыну в том, чего он хотел.
        Князь знал, что видимость мира была кажущийся. Тор Калед принимал герольдов из того или другого королевства в течение длительного времени; многие из них прибывали, чтобы упросить Каледриана или одного из его князей занять должность командующего Короля-Феникса. Все они были отклонены. Каледриан не больше Имрика желал покидать свое королевство в эти смутные времена и запретил любому другому князю в королевстве отвечать на зов. Он настаивал, при поддержке Имрика, что Каледор не будет втянут в политику этой новой армии. Когда подходящий кандидат будет назначен, королевство отправит столько воинов, сколько они смогут выделить, чтобы сражаться под командованием другого эльфа.
        Тиринор и Дориен высказывались по-разному и по другой причине. Они утверждали, что было глупо позволить другим королевствам выбирать командующего без Каледора, имеющего право голоса в этом вопросе. Если каледорские воины будут сражаться, их князья должны знать, за кем они последуют. Каледриан спросил, вернется ли Имрик в Тор Анрок, чтобы принять участие в выборных дебатах, но Имрик наотрез отказался.
        Вернувшись один раз и отосланный снова, Имрик решил, что ничто не помешает ему провести время со своей семьей. Его отношения с Анатерией значительно улучшились, и Титанир был увлечен своим отцом. Имрик не собирался рисковать этими достижениями, отказываясь от них снова, даже лишь на некоторое время.
        Занятый выходками своего сына, Имрик едва услышал, что позади него открылась дверь, предположив, что это слуга. Он с удивлением обернулся, услышав голос своего старшего брата.
        — Имрик, я должен поговорить с тобой,  — сказал Каледриан.
        Правитель Каледора был в мрачном настроении, и Имрик по выражению своего брата мог сказать, что он не хочет этого разговора.
        — В чем дело?  — сказал Имрик.  — Ты мог послать за мной.
        — Это не разговор между правителем и князем, а между братьями,  — сказал Каледриан, садясь на кушетку и глядя в окно мимо Имрика.  — Я принял Каратриля, герольда Короля-Феникса. Князья наконец собираются в Тор Анроке, чтобы выбрать командующего. Мало того, разнесся слух, что в Нагарите идет открытая война между Морати и противниками, кто хотят положить конец ее правлению.
        — Новости печальные, но их следовало ожидать,  — сказал Имрик, повернувшись спиной к окну и облокотившись на подоконник.  — Что с того?
        — Я хочу отправить тебя в Тор Анрок.  — Произнося это, Каледриан отвел взгляд, опустив взгляд.
        — Нет,  — сказал Имрик.  — Поезжай сам или отправь Дориена или Тиринора.
        — Не могу,  — сказал Каледриан.  — Дориен погубит весь успех своей опрометчивостью, а Тиринор тоже готов принять Бел Шанаара. Это должен быть ты.
        — Почему ты не можешь поехать? Другие правящие князья будут ожидать этого.
        — И они будут стремиться уладить прошлые разногласия,  — сказал Каледриан.  — Мне не защитить благополучие Каледора задабриванием таких же правителей. Мое присутствие будет столь же провальным, как и присутствие Дориена.
        — Ты сказал, что пришел как брат, а не повелитель,  — сказал Имрик.  — А это похоже на приказ.
        — Нет,  — сказал Каледриан.  — Я не буду вынуждать тебя ехать.
        — Ты и не мог,  — сказал Имрик.
        — Это не будет похоже на прошлый раз,  — пообещал Каледриан.  — Бел Шанаар на грани заключения соглашения между королевствами в борьбе с Нагаритом. Это гораздо больше, чем простая кампания против культов. Король-Феникс хочет убедить остальных объединиться и принудить Нагарит к переговорам. Если Каледор не будет присутствовать, Бел Шанаар уверует, что остальные откажутся от дальнейших перспектив.
        — А как же твоя клятва не вмешиваться в дела других королевств?  — сказал Имрик.  — Теперь ты говоришь о вторжении.
        — Мне не нужна перспектива, но нам навязана,  — сказал Каледриан. Он пересек комнату и взял руку на плечо Имрика.  — С открытием предательства Аэлтерина другие князья стали подозревать друг друга больше, чем когда-либо. Однако никто не сомневался в чистоте Каледора и его князей. Они знают, что мы никогда не подпадали под влияние Нагарита. Более того, именно ты внушаешь им уважение, даже если немногие готовы признать это. Брат, мы на грани войны, и мне нужна твоя помощь. Твое присутствие успокоит наших союзников и заставит замолчать тех, кто будет сопротивляться действиям.
        Имрик оттолкнул его руку и уставился в окно, наблюдая, как Титанир нанес неуклюжий удар по чучелу, Целебрит помогал направить его удар.
        — Какое устройство мира увидит твой сын?  — сказал Каледриан позади него.  — Наш дед отдал свою жизнь, чтобы защитить нас от демонов. Наш отец доверял Бел Шанаар и пожертвовал собой ради процветания этого королевства. То, что я прошу, не такая уж великая цена; просто немного твоего времени.
        Упоминание о предках Имрика терзало его, но он не мог отрицать то, что сказал Каледриан. Какой довод мог он привести, чтобы отказаться? Все прозвучало бы как тщетные оправдания; по правде говоря, и Имрик презирал себя, что цеплялся за них. Все же оставался очевидный факт: он не хотел быть послом Каледора и еще меньше имел склонность ввязываться в войну против наггароти.
        Противостояние было неизбежно. Даже если Бел Шанаару не хватало мужества напрямую действовать против Нагарита, то очищение от культов было бы ударом по достоинству наггароти. Даже если только половина слухов о распрях в Нагарите была истиной, оно все еще было далеко от стабильного королевства.
        Поскольку он наблюдал за Титаниром, изображавшим воина, Имрик испытал чувство отвращения. Конечно, он хотел, чтобы его сын вырос владеющим мечом, копьем и луком; но какое право Имрик имел делать этот выбор за него? Велик шанс, что Бел Шанаар отступит от своего произнесенного обещания уничтожить культы и приструнить наггароти. Пятьдесят лет прошло, с тех пор как Малекит покинул свой народ; за следующие пятьдесят может произойти что угодно, если ничего не изменится.
        — Я поеду,  — сказал Имрик, сжав подоконник так, что костяшки пальцев побелели.  — Сегодня вечером. Никакая проволочка не облегчит расставание.
        — Я люблю тебя, брат, и не просил бы об этом никого другого,  — сказал Каледриан, положив руку на плечо Имрика.  — Убедись, что Бел Шанаар доведет эту кампанию до конца и поможет другим князьям выбрать хорошего командующего. Когда это случится, я не попрошу тебя больше ни о чем.
        Не было сомнений в честности намерений Каледриана, но Имрик знал, что подобное обещание никогда не сдержать. Войну собирались вести на Ултуане, и пока ее не завершат, не будет мира для Имрика или любого другого князя.

        Атмосфера Тор Анрока была даже более лихорадочной, чем во время последнего визита Имрика. Он оставил позади Дориена и Тиринора, не желая отвлекаться. Они горько жаловались, как и ожидал Имрик, пока он не дал понять, что считает их присутствие раздражением и помехой. Дориен немного успокоился объяснением Имрика, что он останется опекуном для Анатерии и Титанира; пока еще у него не было семьи, о которой заботиться. Тиринор был еще более упрямым, и только когда Каледриан приказал своему кузену остался в Тор Каледе, вопрос был улажен.
        Многое уже было решено до прибытия Имрика, за что он был благодарен. Вынужденный проводить кампанию против культистов, казалось, что Бел Шанаар полностью выполнял обязательства, несмотря на опасения Имрика и Каледриана по этому вопросу.
        Несколько князей уже объявили, какое из их благородных домов возглавит их воинов, хотя у Имрика не было таких обещаний от его брата. Если все пойдет хорошо, князья Каледора не понадобятся; прошли долгие годы, с тех пор как драконы Каледора сражались за земли Ултуана, и все в королевстве желали, чтобы подобное оставалось в памяти. Развертывание такой силы было не только непрактично в кампании против разрозненных, небольших культов, оно несомненно будет подстрекать наггароти и усилит их положение.
        Поэтому Имрик проводил время в зале Бел Шанаар и выслушивал, как дворянин за дворянином и князь за князем предоставляли своих воинов для дела и свои претензии на положение полководца. Большинство было отвергнуто Королем-Феникса и князьями; неопытные вожди, которые не видели битвы. Это была проблемой для всех королевств; большинство их воинства и самые опытные военачальники давно покинули эти берега для более рискованной жизни и защиты колоний.
        На второй день после его прибытия Финудел и Атиель прибыли ко двору и заявили о поддержке Эллириону. Тириол принес клятвы от имени Сафери и добровольно предложил свое собственное магическое мастерство для дела. От Ивресса, Крейса и Котика князья выразили свою готовность в ответ на зов Бел Шанаара.
        Однако при всем воинственных переговорах и состоянии, оставалось два вопроса: кто возглавит армию, и куда ее направят? Между князьями, казалось, продолжалась борьба, невысказанная, но не менее упорная, чем любое сражение между армиями. Даже в лагерях различных королевств было разделение: некоторые из тех, кто предоставлял войска, хотели первыми извлечь выгоду, в то время как другие видели выигрыш в перевороте, происходящем сначала где-нибудь в другом месте.
        Снова и снова Имрик уходил от тех, кто предлагал его возвышение до командующего Короля-Феникса. Идею снова предложил Финудел, через два дня после его прибытия.
        — Ни один из нас так хорошо не подготовлен для подобной чести, как вы,  — сказал князь Эллириона, когда в зале Бел Шанаара собрался совет.  — Исключая, возможно, достижения Малекита, в новейшей истории никто не совершил больше военных подвигов.
        — Приходит черед кого-то другого,  — ответил Имрик.
        В ответ послышался смех, но мрачный вид Имрика показал, что он не собирался шутить, и заставил их умолкнуть.
        — Мы, возможно, могли бы вернуть Аэрентиса?  — предложил Тириол.  — Как губернатор Атель Марая он имеет опыт войны.
        — Он уже отказался,  — сказал Бел Шанаар с долгим вздохом.  — Как и Литериун, Менатиус, Орландрил и Кателлион.
        — Тогда, если никто другой не примет это бремя, я должен сделать это,  — сказал Элодир.
        — Благородное предложение, но я не могу его принять,  — сказал Король-Феникс.  — Я говорил тебе прежде, что командующий не может быть из Тиранока. Если эта армия будет сражаться под моей властью, ее должен возглавить князь из другого королевства, чтобы не было выдвинуто никаких обвинений, что я ставлю свое собственное королевство над любым другим.
        — Должен быть какой-то способ решить это,  — сказал Финудел.  — В Эллирионе двадцать тысяч всадников и десять тысяч копейщиков ожидают приказа командующего. Кто будет командовать ими?
        — Не имеет значения, если наездники Эллириона готовы скакать вперед,  — сказал князь Батинаир из Ивресса.  — Против кого им скакать вперед, мой дорогой Финудел? Вы с трудом сможете возглавить кавалерийскую атаку на каждую деревню и город в Ултуане.
        — Возможно, вы стремитесь нарушить согласие между королевствами для своих собственных целей,  — добавили Каладриан, еще один представитель знати Ивресса.  — Не секрет, что в последнее время благосостояние Эллириона ухудшилось. Война устраивает тех, кому нечего терять, и она дорога тем, у кого есть средства. Наше усилия через океаны приносят нам богатство и товары из колоний; возможно, Эллирион завидует этому.
        Финудел открыл рот, чтобы заговорить, гневно нахмурив брови, но Атиель быстро положила руку на плечо брата, останавливая его.
        — Это правда, что мы, возможно, не так преуспели, как некоторые,  — тихо сказала княжна Эллириона.  — Частично это потому, что мы, из Внутренних королевств, должны платить налоги Лотерну, чтобы выводить наш флот в Великий Океан. Если бы не эти налоги, я подозреваю, что Внешние королевства, возможно, имели меньше монополии на торговлю.
        — Мы не можем не отвечать за причуды географии,  — усмехнулся князь Лангарель, один из родственников Харадрина из Лотерна.  — Морские ворота должны сохраняться, и наш военный флот всегда находится наготове ради общей пользы. Поэтому вполне уместно, что все должны вносить вклад в расходы по поддержанию этих укреплений.
        — А от кого вы нас защищаете?  — зарычал Финудел.  — Людей? Дикарей, живущих в хижинах, которые едва могут пересечь реку, и океан отделяет нас от них. Гномов? Они довольствуются тем, что копаются в горах и сидят в своих пещерах. Порождений Древних? Их города лежат в руинах, их цивилизацию поглотили жаркие джунгли. В вашем флоте нет потребности, причина высокомерия Лотерна продолжает украшаться трудами других королевств.
        — Неужели каждый день передо мной должны выкапываться старые оскорбления и обиды?  — задал вопрос Бел Шанаар, своим спокойным голосом резко прерывая громкие голоса князей.  — От этой ссоры ничего не выиграешь и все потеряешь. Пока мы спорим о трофеях наших растущих колоний, наши города здесь, под рукой, пожирают упадок и запрещенными занятиями. Вы хотите, чтобы мы отказались от наших корней и обосновались в недавно выросших ответвлениях нашего королевства? У мира достаточно богатства для всех нас, если бы мы сумели отбросить эти непрекращающиеся споры.
        — Мощь культов растет, это ясно,  — сказал Тириол с места, где он сидел на одном из внутренних рядов скамей, окружающих зал. Все в ожидании повернулись к магу.
        — Вихрь в настоящий момент сдерживает ветры магии, но темная магия скапливается в горах. Странные создания были замечены на самых высоких пиках, сверхъестественные вещи порождены силой Хаоса. Не все создания тьмы были очищены мечом Аэнариона и порталом Каледора. Гибридные монстры из плоти, мутанты и чудовища все еще живут в диких местах. Темная магия поддерживает их, придает им храбрости, делает их сильнее и осторожнее. Даже теперь перевалы становятся все более опасными для путешествий. Зимой, когда охотники и солдаты не могут сдержать это растущее число зверей в страхе, что тогда? Мантикоры и гидры будут спускаться в низины, чтобы нападать на фермы и уничтожать деревни? Если мы позволим культам беспрепятственно расти, возможно, даже сам портал ослабеет и еще раз погрузит мир в эпоху тьмы и демонов. Есть ли здесь кто-то желающий предотвратить это?
        Собравшиеся князья молча стояли, глядя друг на друга, избегая пристального взгляда Короля-Феникса. Имрик почувствовал тяжесть ожидания на своих плечах. Он знал, этот момент настанет, и сделал все возможное, чтобы избежать его.
        Он прикрыл глаза, представляя своего играющего сына, заставляя себя выполнить другой долг. Он открыл рот, чтобы ответить.
        — Возможно, есть желающий,  — раздался голос от дверного проема, эхом отзываясь по залу аудиенций. Его тембр был тверд и глубок, исполнен властности.
        Волна изумления и шепота распространилась по двору, когда Имрик открыли глаза и увидел, что вновь прибывший целеустремленно шагает по лакированному полу, стук его обуви походил на гром военных барабанов. Он был одет в длинную юбку из золотой кольчуги, а его грудь была закрыта золотым нагрудником с выгравированным силуэтом дракона, свернувшегося и готового атаковать. На плечах он носил плащ мрачного черного цвета, удерживавшийся застежкой, украшенной черным камнем, вставленным в золотую розу. Под мышкой он нес высокий боевой шлем, скрепленный странным венцом из темно-серого металла с торчащими, подобно шипам, выступами. Сложная повязка из золотых нитей удерживала сзади волосы цвета воронова крыла, которые падали на его плечи скрученными косами вперемешку с костяными кольцами с вырезанными рунами. Его глаза были пронзительными, темными, когда он оглядел взволнованных князей и придворных. Он излучал мощь, его энергия и сила окружали его так же надежно, как сияющий свет от фонаря.
        Князья расступились перед вновь прибывшим, как волны перед носом корабля, наступая и спотыкаясь об одежды и плащи в своем стремлении отступить. Некоторые неловко поклонились или кивнули головами в немыслимом почтении, когда он прошествовал мимо, чтобы встать перед Королем-Фениксом, его левая рука в перчатке из мягкой черной кожи покоилась на серебряную рукоять меча, висящего в эбеновых ножнах на его талии.
        Имрик почувствовал облегчение и приступ гнева внутри при виде вновь прибывшего князя; облегчение — что другой был готов примерить мантию лидера, гнев — что он не сделал этого раньше.
        — Князь Малекит,  — спокойно сказал Бел Шанаар, поглаживая нижнюю губу тонким пальцем.  — Знай я о вашем прибытии, устроил бы вам радушный прием.
        — Нет нужды в такой церемонии, Ваше величество,  — ответил Малекит теплым голосом, его манеры безупречны, как бархат.  — Я счел благоразумным явиться без доклада, чтобы не предупреждать наших врагов о моем возвращении.
        — Наших врагов?  — сказал Бел Шанаар, переводя ястребиный взгляд на князя.
        — Даже за океанами, сражаясь с мерзкими тварями и звероподобными орками, я слышал о бедах, которые окружают наш дом,  — объяснил Малекит. Он остановился и повернулся лицом к князьям и их советникам.  — Бок о бок с гномами, рядом с их королями, я и мои соратники боролись за безопасность наших новых земель. Друзья, которые у меня были, отдали свои жизни, защищая колонии, и я не хочу, чтобы их смерть была напрасной; чтобы наши города и наш остров здесь рухнули, даже если мы возводим сверкающие башни и мощные крепости по всему миру.
        — Значит, ты вернулся к нам в час нужды, Малекит?  — сказал Имрик, ступая перед Малекитом со скрещенными руками. Чрезмерно драматичный вход князя наггароти подтвердил все, что Имрик думал о сыне Аэнариона.
        — Вы, должно быть, также слышали то, что досаждает нам больше всего,  — негромко сказал Тириол, вставая и шагая к князю Нагарита, вставая между Малекитом и Имриком.  — Мы хотели вести нашу войну против этого коварного зла по всему Ултуану. По всему Ултуану.
        — Именно поэтому я вернулся,  — ответил Малекит, встречая пронзительный взгляд мага своим собственным пристальным взглядом.  — Нагарит охвачен этой заразой не меньше, чем другие земли; больше, как я услышал при оказии. Мы — один остров, одно королевство под властью Короля-Феникса, и Нагарит не будет частью мятежа, при этом мы не будем терпеть черную магию и запрещенные ритуалы.
        — Вы — наш величайший командующий, наш самый умелый стратег, князь Малекит,  — сказал Финудел, его голос дрожал от надежды. Имрик воздерживался от возражения об этом внезапном изменении предпочтений.  — Если это угодно всем присутствующим, ты поднимешь стяг Короля-Феникса и возглавишь борьбу против этих ужасных негодяев?
        — В вас бежит благороднейшая кровь всех князей,  — разразился Батинаир своим чрезмерно слащавым тоном. Имрик с отвращением покачал головой, незаметно для других, поскольку все глаза были на Малеките.  — Если бы вы боролись с тьмой рядом со своим отцом, вы могли снова вернуть свет Ултуану!
        — Эатана останется с вами,  — обещал Харадрин, прижав сжатый кулак к груди.
        Имрик отступил подальше, отходя от остальных, пока хор мольбы и благодарностей журчал над собравшимися дворянами. Они моментально затихли, когда Малекит поднял руку, успокаивая их. Князь наггароти повернул свою голову и смотрел на Бел Шанаара, ничего не говоря. Король-Феникс сидел в задумчивости, поджав губы, подпирая тонкими пальцами подбородок. Бел Шанаар затем посмотрел на строгое выражение Имрика, вопросительно смотревшего на лицо Короля-Феникса.
        — Если такова воля Короля-Феникса и этого двора, то Каледор не будет противостоять Малекиту,  — медленно проговорил Имрик, прежде чем отвернуться и выйти из зала.

        С горечью в сердце прибыл Имрик в Тор Калед с известием о возвращении Малекита. Время было выбрано столь удачно, что он заподозрил князя наггароти в причастности к расцвету культов. Для Имрика произошедшее сейчас казалось слишком подстроенным, чтобы быть совпадением. Это дело пахло хитростью; оно создавалось и управлялось ради будущего возвышения Малекита.
        Он то же самое рассказал Каледриану, хотя его брат признался с некоторым облегчением, что Малекит восстановит порядок в Нагарите. Правитель Каледора созвал вместе самых влиятельных дворян королевства, чтобы обсудить его ответ на события.
        — У нас нет никакой необходимости ввязываться,  — сказал Имрик совету.  — Малекит взял этот долг на себя. Пусть он снова предъявит свои права на свой мятежный народ.
        — Есть разумная причина, которая предполагает, что мы не должны позволять Малекиту действовать бесконтрольно,  — сказал Тиринор.  — С позволением Бел Шанаара и благословениями других королевств он может превратить такую власть во зло. Если бы Каледор был представлен в армии, силой, противостоящей ветеранам Малекита, баланс был бы обеспечен.
        — Действие мудрое, но обречено на провал,  — сказал Каледриан.
        — Как это?  — ответил Тиринор.
        — Кто здесь будет сражаться за Малекита?  — задал вопрос Каледриан собранным князьям и дворянам.
        — Не я,  — сказал Имрик; настроение эхом передалось другим.
        — Я не подниму меча под стягом наггароти,  — сказал Дориен.  — Это оскорбление памяти Укротителя Драконов — бороться с изгоями с севера.
        Каледриан мрачно улыбнулся Тиринору напоследок
        — А ты, кузен?  — сказал правящий принц. Тиринор взглянул на остальных советников и покачал головой.  — Тогда вопрос решен. Ни один дом Каледора не присоединится к армии Бел Шанаара, и драконы не будут летать в небесах Ултуана.
        — Выбор только за вами,  — сказал Хотек, который хранил молчание с самого начала обсуждения.  — Все же Каледор должен оказать некоторую поддержку этому начинанию, чтобы наше королевство не обвинили в пренебрежении нашим долгом Королю-Фениксу.
        — У тебя есть предложение, Хотек?  — сказал Каледриан.
        — Пошлите в дар оружие для дела,  — сказал жрец Ваула.  — Как ваш дед сделал для Аэнариона, пусть творение Наковальни Ваула будет вашим предложением Бел Шанаару.
        Каледриан посмотрел на остальных и получил согласные кивки.
        — Пусть будет так, как ты говоришь,  — сказал он.  — Что я должен сделать?
        — Ты не должен делать ничего,  — ответил Хотек.  — Я посмотрю, что выковать, и доставлю от вашего имени. Было бы уместно, если бы вы поехали в святилище со мной, чтобы сделать подношение жрецам.
        — Конечно,  — сказал Каледриан.  — Все, что вы захотите, будет вашим.
        — Для Ваула,  — многозначительно сказал Хотек.
        — Да, для Ваула,  — быстро поправил себя Каледриан.

* * *

        Хотя последующие времена были тревожными, путь, выбранный князьями Каледора, казался самым мудрым. Сначала тревожные новости дошли до них с севера. Первая попытка Малекита восстановить свои права в Нагарите закончилась провалом. Это известие Каледриан и Имрик и другие князья получили от Каратриля, герольда, который поехал вместе с Малекитом в злополучное предприятие.
        Хотя эта неудача вызвала некоторое смятение в Каледоре, дворяне и мудрецы этого королевства снова решили не вступать в войну. Первое оружие из Наковальни Ваула было закончено, шесть украшенных рунами мечей, и доставлено Бел Шанаару с должной церемонией предоставлено. Подарок был принят с благодарностью, хотя Король-Феникс был огорчен, что драконьи князья не будут вкладывать свою мощь в битву.
        Хотя первый набег Малекита в Нагарит чуть не закончился катастрофой, о враге узнали многое. Морати действительно была главным создателем культов и узурпировала власть своего сына, чтобы взять под свой контроль Нагарит. Укрепившиеся в подтверждении этого мнения, другие князья удвоили свои усилия по изгнанию культов из своих городов и поселков, объявив их незаконными. Они направили Малекиту больше войск, так как он готовился к новому наступлению по весне.
        На время суровых зимних дней Имрик смог забыть неприятности севера и провести много времени с Титаниром. В отличие от своих братьев и других князей, его никак не интересовали новости о делах Малекита, полагая, что его участие в разворачивающейся войне было улажено.
        Однажды он взял своего сына в горы, на вершины над Тор Каледом. Он показал ему панораму города и рассказал легенды о основании города прадедом Титанира.
        — Наша кровь — в этих скалах,  — сказал Имрик, топнув ногой по замерзшей земле.  — Внизу — огонь гор и пещеры драконов. В рудниках на этих вершинах был добыт первый итильмар. Каледор Укротитель Драконов дал этот чудесный металл кузнецам Ваула и приказал им выковать клинок и щит и доспехи для Аэнариона.
        — И другое оружие тоже?  — сказал мальчик.
        — Позднее да,  — сказал Имрик.  — Первые были для Аэнариона, который прошел через пламя Азуриана и возродился. Затем Каледор научил, как создать его жезл, изготовленный из золота и серебра и железа. Для его сына Менита, моего отца, меч был выкован на наковальне бога-кузнеца.
        Имрик вынул свой меч из ножен. Клинок блестел, инкрустированный итильмаром, образующим руны жестокости и смерти. В руке Имрика он весил не больше перышка, и столь острым было его лезвие, что легкий падающий снег не оседал на нем.
        — Это — Несущий Ярость, Латраин,  — сказал Имрик. Он присел, взял руку Титанира и обхватил ею потертую рукоять, так что они держали меч вдвоем.  — Твоему дяде, Каледриану, твой дед дал королевство. Твоему другому дяде, Дориену, он подарил штандарт Каледора. Мне он дал этот клинок. Он умер с этим оружием в руках. Владеть им — самая большая честь в Каледоре, но носить его означает также нести честь королевства.
        — Сколько демонов убил дедушка?  — спросил Титанир, от волнения широко раскрывая глаза.
        — Немерено,  — ответил Имрик.
        — А орков и зверолюдей?
        — Без числа,  — сказал Имрик.
        Ребенок смотрел на меч в изумлении. Он потянулся пальцем к лезвию, но Имрик его остановил.
        — Лезвие никогда не нуждается в заточке,  — сказал князь.  — Смотри.
        Имрик взял меч в его кулак и поднялся. Он указал на выступ скалы, присыпанный снегом. С легким дрожанием Латраин надломил верхушку, отправив ее кувыркаться вниз по склону. Титанир засмеялся над увиденным.
        — Руби что-нибудь еще!  — выкрикнул мальчик.
        — Нет,  — ответил Имрик, вкладывая клинок в ножны.  — Это не игрушка.
        Губы Титанира задрожали, а глаза наполнились слезами.
        — Я хочу посмотреть, как ты рубишь что-нибудь еще,  — сказал он, его голос печально прерывался.
        — Однажды он станет твоим, и ты поймешь, почему это не игрушка,  — сказал Имрик, притягивая мальчика поближе, чтобы обнять его.
        — Но…  — начал ребенок, но твердый взгляд Имрика положил конец возражению до его начала.
        — Спорить неправильно,  — сказал Имрик.  — Твоя мать слишком снисходительна.
        Мальчик шаркал ногами и дулся, пока они шли, взявшись за руки, обратно. Сердце Имрика ныло, когда он видел своего сына так приунывшим, но он не мог придумать ничего, чтобы облегчить ребяческое разочарование Титанира.
        Это напомнило Имрику давние дни его собственной юности, когда отсутствовал его отец. Он усердно учился, стремясь показать своему отцу, как много он узнал, когда Менит изредка возвращался. Велика был похвала его отца в таких случаях, но всегда сопровождалась напоминанием Имрику о его долге как князя Каледора. Имрик вспомнил, как отец сказал ему, что, хотя Каледриан был наследником, Имрик был самым сильным из трех братьев. Когда Каледриан правит, Имрик должен быть защитником семьи.
        Такие мысли вызвали в Имрике самые счастливые воспоминания, и он имя улыбнулся. Он потянул Титанира за руку, чтобы привлечь внимание мальчика. Титанир поднял глаза, нахмурившись так сильно, как, вероятно, сам Имрик, и князь не мог не засмеяться. Это только вызвало у Титанира еще большее раздражение, но когда он вырвался, чтобы уйти, Имрик мягко потянул его назад.
        — Хочешь увидеть драконов?  — спросил он и получил в ответ бессловесный восторг, все размышления о магических мечах покинули голову мальчика

        ГЛАВА 3
        Пламя раздуто

        Посещение логова дракона было непростой экспедицией, и Имрик был вынужден подождать весны из-за яростных наставлений своей жены. Титанир целую зиму был взволнован, каждый день спрашивая своего отца, когда они собираются увидеть драконов. Его предвкушение было таким, что мальчик принимал каждый неутешительный ответ с притворным достоинством, опасаясь, что предложение будет забрано совсем, если он будет слишком много суетиться.
        Хотя Имрик и старался избегать всех новостей о более широком Ултуане, он не мог не слышать о страданиях в других королевствах от своей семьи и других дворян. Культы восстали против князей, сжигая, убивая и принося анархию во многие города и поселка. Даже в Тор Анроке были обнаружены культы, но тем не менее королевство Каледор было свободно от присутствия последователей Китарай.
        Когда первое весеннее солнце наконец коснулось Анул Каледа над городом, Имрик объявил, что погода достаточно благоприятна, чтобы отправиться в драконьи пещеры. Хотя он не знал этого, в то же время отправилась другая экспедиция; армия князя Малекита прошла маршем через Аннулии, направляясь в столицу наггароти Анлек и противостоя его матери.
        Дориен и Тиринор присоединились к семье Имрика в путешествии, наряду с несколькими другими дворянами, чьи сыновья должны еще не видели драконов своей родины. Наблюдать воочию создания в их логовах было правом по рождению и привилегией, известным только каледорской знати, и поэтому было неудивительно, что была большая церемония и торжество, сопровождающие поездку.
        Каравану потребовалось пять дней, чтобы проделать путь до высокогорных перевалов; путешествие, которое дракон мог проделать за день, задумался Имрик, пока его карета тряслась и катилась по неровной дороге. Дюжины повозок доставляли семейства и их слуг, на каждой развевался зелено-красный флаг Каледора.
        Каждое утро дети просыпались с рассветом, с надеждой вглядываясь в пасмурное небо, чтобы первыми заметить дракона, но не бело видно ничего крупнее хищной птицы. Облака становились тяжелее, соединяясь с испарениями и парами вулканов. Скалы были темно-серыми, и караван пересекал древние потоки лавы, поднимаясь еще выше.
        К вечеру пятого дня они прибыли в Долину Дрейка, мрачное ущелье, укрытое в горах Драконьего шипа. Сотни входов в пещеры нарушали склоны подобно зияющим пастям; из многих в долину лениво вились струйки пара и дыма.
        Они оставили лошадей и повозки и отправились пешком, Дориен нес длинный инструмент, сделанный из рога дракона, с наконечником и оправленный в золото. Князья и их юные подопечные остановились на безжизненном холме из блестящего скальника посреди долины.
        Дориен поднял рог дракона к своим губам и выдул единственную басовую ноту, которая эхом отдавалась в течение долгого времени.
        — Драконы придут?  — спросил Титанир.
        — Тише,  — сказал Тиринор.  — Слушайте.
        Все стояли в молчаливом ожидании, дети так напряженно прислушивались, что некоторые из них поднялись на цыпочки.
        — Выдуй снова, дядя,  — сказал Титанир.
        — Тихо,  — бросил Имрик.  — Терпение.
        Казалось, будто звук рога продолжал отражаться от устьев пещеры еще долго, после того как любое природное эхо замерло. Но вместо того чтобы уменьшиться, звук усилился. Все вертелись налево и направо, пытаясь точно определить источник шума. Он, казалось, выходил одновременно из каждой пещеры.
        — Вот!  — свистнул Дориен, указывая назад и левее от них.
        В тумане, который пополз из пещеры, была слабая искорка света, как далекий огонь. Острых ушей эльфов достиг звук царапания, как будто чудовищные когти скребли камень, а чешуя скользила по камню. Ответный зов рога продолжался, опускаясь и поднимаясь. Кожу Имрика покалывало от этого звука, хотя он и знал его причину; дыхание дракона странно отражалось от лабиринта туннелей, которые пронизывали горы.
        Ближе и ближе подбирался звук, и ярче и ярче становился свет. Иллюзию вызывала безликость ущелья, что пещеры казались небольшими, поскольку Имрик обошел их и знал, что некоторые были достаточно большими, чтобы вместить корабль.
        С клубами дыма что-то огромное вылетело из входа в пещеру; разворачивая широкие крылья, чтобы поймать жар своего собственного огня, красный дракон взмыл в небо. Несколько детей от увиденного завизжали, но самые стойкие были ошеломлены; Имрик вспомнил свой собственный безмолвный трепет и ужас, когда он стоял на том же самом месте со своим отцом.
        Когда дракон кружил вверху, Имрик сразу понял, что это был его собственный зверь.
        — Вам повезло,  — сказал он Титаниру и остальным.  — Это — Маэдретнир, старейший из драконов, оставшийся неспящим. Для меня большая честь встретиться с ним. Проявите должное уважение.
        Вытянув шеи, чтобы наблюдать дракона в вышине, дети и взрослые следили за продвижением Маэдретнира, когда его тень мелькала на горных склонах и исчезла, когда он поднялся в облака. Раздались разочарованные вздохи, но Имрик улыбнулся, зная, чего ожидать. Старый дракон хвастался так же, как и в первый раз, когда Имрик увидел его.
        Детский шепот стал изумленным, так как облака над долиной начали кружиться по небу, освещаясь изнутри оранжевыми всполохами. Когда дым и пар закружились, темная фигура в их центре расплылась в воздухе. Свечение углубилось, становясь кроваво-красным, который с каждым биением сердца увеличивал интенсивность.
        Маэдретнир вырвался из облаков как метеор, окутанный пламенем и дымом, обрушиваясь прямо на эльфов. Сначала дети смеялись от восторга. Резкий крик пронзил воздух, делаясь громче, поскольку дракон продолжал снижаться. Смешки замерли, и Имрик ощутил, что Титанир незаметно подсунул свою руку отцу, крепко зажав, поскольку дракон ревел ближе и ближе.
        Некоторые самые маленькие дети в панике вопили, а другие тревожно бормотали. Пламя облизывало падающего вниз Маэдретнира вдоль его тела и крыльев, сопровождаясь спиралями черного дыма. Имрик почувствовал, как сын тянет его за руку, и услышал, как он уговаривает отца пошевелиться. Князь удержал Титанира на месте. Падение с каждым моментом становилось настойчивее, Маэдретнир кометой из пламени и чешуи и когтей несся к бесплодному холму.
        Как раз когда детские крики пронзали холодный воздух, дракон резко распахнул свои крылья, паря над группой так низко, что его крылья почти касались земли.
        Порыв ветра повалил самых маленьких на землю, Титанир повис в объятиях своего отца, когда волосы и плащ Имрика взвились и воздух бушевал вокруг него, отражаясь с треком, когда дракон один раз взмахнул своими крыльями и поднялся повыше.
        Имрик почувствовал, как дрожит его сын, и повернулся, помогая ему встать на ноги. На мгновение слезы заблестели в глазах Титанира, все его тело дрожало, его губы были искусаны до крови.
        Оправившись от шока, снова раздался детский смех, наполненный облегчением, и присоединился к более глубоким смешкам их отцов. Наверху Маэдретнир наклонил крыло и резко повернул, опускаясь на землю невдалеке, обломки камней взметнулись, когда его когти процарапали холм.
        — Прекрасная демонстрация!  — призвал Дориен. Он смотрел на юных эльфов, которые стояли с широко раскрытыми глазами, уставившись на дракона на расстоянии броска камня.  — Мы думали, что время тебе повстречать будущих лордов Каледора.
        Представления были сделаны, каждый ребенок выступил вперед, чтобы склониться перед Маэдретниром. Когда он приветствовал каждого, дыхание дракона взъерошило волосы, заставляя некоторых смеяться, в то время как другие быстро отступили, все еще пораженные узнанным.
        Наконец был представлен Титанир.
        — Род самого Каледора,  — сказал Имрик.  — Мой сын, Титанир.
        Мальчик ступил к дракону и вызывающе положил руки на бедра. Он смерил взглядом чудовищную морду Маэдретнира, его хмурое выражение отразилось в больших глазах дракона.
        — Это было очень плохо,  — отругал Титанир.  — Ты всех напугал. Ты должен попросить прощения!
        Маэдретнир отпрянул и посмотрел на Имрика, склонив голову набок от удивления.
        — Это не способ проявить уважение,  — отрезал Имрик.
        — Это старое существо должно поклониться нам,  — сказал Титанир.  — Каледор был Укротителем Драконов. Мы — их повелители.
        — Ты не прав, мальчик,  — сказал Дориен.  — Хотя Каледор сначала приручил диких драконов, они сейчас наши надежные союзники. Они — источник силы нашего королевства, и ты проявишь к ним уважение.
        — Поклонись и скажи, что ты сожалеешь,  — сказал Имрик.
        — А если я этого не сделаю?  — ответил Титанир.
        — Я тебя раздавлю,  — сказал Маэдретнир, бросаясь на мальчика, подняв одну когтистую лапу над головой Титанира. Мальчик только слегка вздрогнул, и несмотря на раздражение, вызванное плохими манерами Титанира, Имрик почувствовал некоторое уважение к юному эльфу, стоящему на своем против дракона.
        — Это было бы глупо,  — сказал Титанир.  — Ты не собираешься раздавить меня.
        Маэдретнир заколебался и снова посмотрел на Имрика, не зная, что предпринять.
        — Если ты не поклонишься, то будешь наказан,  — сказал Имрик.
        — Но это несправедливо,  — сказал Титанир, скрещивая свои руки на груди и повернувшись к отцу.  — Я — драконий князь!
        — Тебя хорошо предупредили,  — сказал Имрик. Он кивнул Маэдретниру.
        Дракон качнул хвостом, кончиком щелкнув по заднице Титанира с достаточным усилием, чтобы опрокинуть его на землю. Мальчик взвыл и схватился руками к задетой области.
        — Его мать услышит об этом,  — прошептал Дориен Имрику на ухо.  — Она не воспримет это с добром.
        — Она может принять это так, как хочет,  — ответил Имрик.  — Мальчик нагрубил, и был наказан. Она иногда балует его.
        — Ты усвоил урок, юный эльф?  — сказал Маэдретнир, угрожающе поднимая кончик своего хвоста.
        — Да,  — всхлипнул Титанир, когда его отец помог мальчику подняться на ноги и повернул его к дракону. Он быстро поклонился.  — Мне очень жаль.
        — Извинение принято,  — сказал дракон, опуская свой хвост.
        Мальчик отступил назад и спрятался за спиной отца, внимательно следя за драконом.
        — Кто-либо из твоих родственников готов к нам присоединиться?  — спросил Тиринор.  — Мы польщены твоим присутствием, но хотели бы представить молодежь кому-то другому.
        — Они не хотят, чтобы их беспокоили,  — ответил Маэдретнир.  — Они спят и не будут пробуждаться для младенцев, даже сыновей величайшего Каледора.
        — Досадно,  — сказал Имрик.  — Давненько вы не удостаивали нас числом.
        — И возможно, мы больше никогда и не будем,  — сказал дракон. Было невозможно прочесть мысли Маэдретнира по его выражению рептилии, но Имрику показалось, что он уловил ноту смирения в его словах.  — В течение долгого времени мы заботились о жизни эльфов, но наш интерес угасает. Мир сна настойчиво манит.
        — Мы больше не будем тебя беспокоить,  — сказал Дориен, кланяясь Маэдретниру.  — Передавай наш привет своим родственникам.
        Маэдретнир опустил свою голову на длинной шее и посмотрел на каждого из детей поочередно, обнажая клыки такой длины, как рост каждого.
        — Выучите хорошо свои уроки и проявите должное уважение,  — сказал дракон.  — Если вы это сделаете, однажды, возможно, будете достойны сесть на спину одного из моих братьев или сестер.
        Мальчики кивали и давали торжественные обещания. С довольным рычанием Маэдретнир попятился через холм и поднялся в воздух. Он сделал несколько петель, извергая огонь, прежде чем вернуться в пещеру, из которой он появился.
        Имрик отправил Титанира к остальным и жестом пригласил Дориена присоединиться к нему.
        — Ты выглядишь обеспокоенным, брат,  — сказал Дориен.
        — Я думаю, Маэдретнир солгал,  — сказал Имрик.  — Боюсь, что он последний из неспящих драконов.
        — Будем надеяться, что нет,  — ответил Дориен.  — Страх драконов охраняет Каледор. Если бы было известно, что сила гор истрачена, это пагубно повлияло бы на наше королевство.
        — Да, это так,  — сказал Имрик с тяжестью в сердце.  — Не говори ничего об этом, даже Каледриану. В настоящее время ему не нужны никакие другие заботы.
        — Как скажешь, брат,  — сказал Дориен.  — День, когда драконьи князья не смогут взлететь, будет днем падения королевства.
        — Нет, пока я жив,  — зарычал Имрик. Он похлопал по мечу на поясе.  — Драконы не единственное наше оружие.

        Спустя несколько дней после возвращения в Тор Калед Имрика позвали в большой зал дворца Каледриана. По прибытии он нашел своих братьев и кузена, которые уже ожидали его вместе с несколькими другими князьями города.
        Взгляд Имрика привлек сокол, взгромоздившийся на спинку трона его брата так же спокойно, как певчая птица. Каледриан держал что-то в руке, а маленький бархатный мешочек был брошен на сиденье трона.
        — Твое сообщение казалось срочным,  — сказал Имрик, шагая вдоль зала.  — Что у вас там?
        — Я подумал, будет лучше, если мы увидим это вместе,  — сказал Каледриан.  — Это было отправлено Тириолом Саферийским.
        Каледриан раскрыл ладонь, чтобы показать сверкающий желтый кристалл с выгравированной на каждой из его многочисленных граней маленькой руной. Принц протянул руку с кристаллом, лежащим на ней, и прочел короткое заклинание из сопроводительной записки. Имрик почувствовал в воздухе магическую вибрацию, исходившую от камня.
        Свет кристалла усилился, перерастая в золотистое мерцание, которое покрыло пол, стены и потолок зала. Как солнечный свет, проникающий через окно, отблеск слегка колебался и двигался, внутри него образовались более темные силуэты. Имрик почувствовал магию на своей плоти, когда свет касался его глаз. Он заметил, что свет не отбрасывал тени в зале.
        Из изменчивого света складывалась фигура, колеблющейся образ Тириола, стоящего скрестив руки на груди, кисти прятались в рукава его платья. Подробности сцены позади него можно было смутно различить; марширующие войска и высокая башня, которая растворялась в неопределенности. Призрачная фигура смотрела прямо вперед, глядя куда-то на участок стены позади Каледриана.
        — Поздравляю, князья,  — сказало изображение, голос, казалось, исходил непосредственно из воздуха, не оставляя эха.  — Я поспешил известить вас, поскольку у меня есть важные новости с севера. Князь Малекит напал на Анлек и одержал победу. Он взял Морати в плен и восстановил правление Нагаритом.
        Видение замолкло и на мгновение отвело взгляд. Оно, казалось, что-то бормотало и затем вернуло свое внимание вперед.
        — Мы держим пленение Морати в тайне, чтобы ее последователи не сделали попытки напасть, чтобы спасти ее,  — продолжал маг.  — С небольшой охраной Малекит сопровождает свою мать в Тор Анрок, чтобы предстать перед судом Короля-Феникса. Учитывая недовольство многих против нее, Малекит пригласил каждое королевство послать одного представителя ко двору Бел Шанаара, чтобы узнать о решении Короля-Феникса. Поезжайте быстро.
        Изображение дрогнуло и исчезло, оставив слабое свечение на мгновение внутри кристалла, прежде чем оно также исчезло. Каледриан зажал его в кулак.
        — Малекит приглашает нас в Тор Анрок?  — Тиринор заговорил первым, скептически повышая тон голоса.  — Он действует, как если бы он был Королем-Фениксом, а не Бел Шанаар.
        — Малекит должен ответить на те же обвинения,  — сказал Дориен.  — Его пренебрежение своим королевством в течение пятидесяти лет принесло страдания многим.
        — Я поеду,  — сказал Имрик.
        — Ты предлагаешь?  — сказал Каледриан, не в силах скрыть свое удивление.  — Ты предполагал, что я спрошу.
        — Ты да,  — сказал Имрик, вздыхая от неизбежного.  — Отрицай это.
        Каледриан на мгновение смутился и затем кивнул.
        — Я не могу,  — сказал он.  — Малекит попросит о помиловании своей матери. Ты должен обеспечить, чтобы Морати его не получила.
        — Сделаю,  — сказал Имрик.  — На ее руках кровь.

        Дворец в Тор Анроке продолжил расширяться даже за короткое время с последнего посещения Имрика. Без сомнения, с помощью даров благодарных князей, Бел Шанаар щедро украсил его залы. Плиты пола были инкрустированы белым золотом, и не менее шестисот гобеленов покрывали стены зала выше скамей, каждый из них изображал сцену в Ултуане и землях по всему миру. Это раздражало Имрика, узнающего многие из своих собственных завоеваний, развешанные во дворце эльфа, который не поднял меча, чтобы претендовать на изображенные места. С серебряных цепей, свисающих с потолка, зал освещали дюжины светильников гномьей работы, каждый неуловимо отличающегося оттенка бледно-желтого.
        Бел Шанаар сидел на своем троне, в присутствии Батинаира, Элодира, Финудела и Чарилла из Крейса. Невидимо, но поблизости, Тириол был готов противостоять любым чарам, которые могла наложить Морати. Князья из других королевств отказались приезжать, боясь, что, несмотря на предосторожности Бел Шанаара, королева Нагарита тем не менее совершит какое-то последнее злонамерение раньше, чем предстанет перед правосудием. Имрик стоял рядом с другими князьями, ожидая появления Малекита. Не было ни разговоры, ни зрителей на скамьях.
        Каледорец чувствовал тревогу остальных, но даже его мрачные предчувствия не доходили до того, чтобы полагать в этом некую уловку обмануть их. За прошлые десятилетия у Морати было достаточно возможностей увидеть Короля-Феникса, если она планировала какое-либо физическое преступное намерение по отношению к нему.
        Двери открылись, и все уставились в холл. Малекит вошел большими шагами, все еще одетый в золотые доспехи, закрывая фигуру, одетую в черное, следующую на шаг позади.
        — Мой король и князья,  — сказал правитель наггароти.  — Сегодня знаменательное событие, поскольку я поклялся, что представлю перед вами ведьму-королеву Нагарита, мою мать, Морати.
        Морати сбросила свой плащ и встала перед своими судьями. Она была одета в струящееся синее платье, в ее волосы были вплетены яркие сапфиры, ее веки были подкрашены голубыми тенями. Она каждым дюймом производила впечатление побежденной королевы, удрученной, но не раскаявшейся.
        — Вы стоите перед нами, обвиняемая в разжигании войны против правления Короля-Феникса и королевств князей Ултуана,  — сказал Бел Шанаар.
        — Это не я начала атаковать границы Нагарита,  — спокойно ответила Морати. Ее взгляд поочередно встретился с глазами князей. Имрик наблюдал за остальными: Батинаир встретил ее взгляд холодно, Элодир вздрогнул, в то время как Финудел и Чарилл отвели взгляд от неловкости. Имрик смотрел в ответ, не пытаясь скрыть свое отвращение.  — Это не наггароти искали сражения с другими королевствами.
        — Ты изображаешь из себя жертву?  — засмеялся Финудел.  — Перед нами?
        — Ни один правитель Нагарита не является жертвой,  — ответила Морати.
        — Ты отрицаешь, что культы неумеренности и роскоши, которые губят наше королевство, обязаны тебе своей верностью?  — сказал Бел Шанаар.
        — Они обязаны своей верностью Китарай,  — сказала Морати.  — Ты не можешь обвинить меня в существовании культов, как не можешь осудить себя за то, что присвоил мантию избранника Азуриана.
        — Ты, по крайней мере, признаешься, что замышляла измену?  — сказал Элодир.  — Разве ты не плела интриги против моего отца и пыталась повредить ему?
        — Занимаемое мной положение не выше, чем Короля-Феникс,  — сказала Морати, ее глаза остановились на Бел Шанааре.  — Я высказала свое мнение на Первом Совете, а другие предпочли проигнорировать мою мудрость. Я верна Ултуану и процветанию и силе его народа. Я не меняю своего мнения по прихоти, и мои претензии не ослабли.
        — Она гадюка,  — прорычал Имрик, у которого ее показная невинность вызывала отвращение.  — Ее нельзя оставлять в живых.
        Морати презрительно засмеялась, эхо угрожающе отражалось вокруг зала.
        — Кто хочет стать известным как эльф, который убил королеву Аэнариона?  — сказала провидица.  — Кто из могущественных князей, собравшихся здесь, достоин такой чести?
        — Я,  — сказал Имрик, его рука блуждала по серебряной рукояти Латраина на его поясе.
        — Я не могу смириться с этим,  — сказал Малекит, выступая, чтобы защитить свою мать.
        Имрик напрягся, но руку не убрал. Он пристально наблюдал за Малекитом, опасаясь насилия.
        — Ты поклялся мне в этом самом зале, что будешь готов к такому концу,  — сказал Бел Шанаар.  — Сейчас ты изменяешь своей клятве?
        — Не больше, чем я изменяю своей клятве, что проявлю милосердие ко всем, кто об этом попросит,  — сказал Малекит.  — Моя мать не должна умереть. Ее кровь не послужит никакой цели, кроме как утолить жажду мести каледорца.
        — Это справедливость, а не месть,  — сказал Имрик. Он вспомнил рассказ Каратриля о массовом самоубийстве культа Аэлтерина.  — Кровь за кровь.
        — Живая она представляет угрозу,  — сказал Финудел.  — Ей нельзя доверять.
        — Я не могу это решить,  — сказал Малекит, обращаясь к князьям. Затем он обратил взор на Короля-Феникса.  — Я не буду это решать. Пусть решает Бел Шанаар. Воля Короля-Феникса сильнее, чем клятва князя. Слово сына Аэнариона ничто, или у князей Ултуана еще достаточно благородства, чтобы проявить сострадание и прощение?
        Бел Шанаар одарил Малекита мрачным взглядом, зная, что все, что случилось здесь, будет передаваться как открыто, так и по секрету людям Ултуана. Имрик считал, что позволить Морати жить будет слабостью, но он сохранял молчание. Он высказал свое мнение по этому вопросу, но решение лежало на Короле-Фениксе.
        — Морати не может остаться безнаказанной за свои преступления,  — медленно проговорил Бел Шанаар.  — Нет такого места, куда я мог бы ее сослать, поскольку она вернется еще более ожесточенной и честолюбивой, чем прежде. Когда она порабощала других, так она утратит свою свободу. Она должна остаться в комнатах в этом дворце, под охраной ночью и днем. Никто не увидит ее без моего разрешения.
        Король-Феникс стоял и свирепо глядел на волшебницу.
        — Знай, Морати,  — сказал Бел Шанаар.  — Смертный приговор не смягчается полностью. Ты живешь по моей воле. Если когда-либо ты станешь мне поперек дороги или будешь стремиться навредить моему правлению, то будешь убита без суда и следствия. Твое слово не имеет ценности, и поэтому я держу твою жизнь в заложниках твоего хорошего поведения. Прими эти условия или прими свою смерть.
        Морати смотрела на собравшихся князей и не видела ничего, кроме ненависти, на их лицах, исключая Малекита, который сохранял нейтралитет. Имрик усмехнулся при ее взгляде, желая быть подальше от ее присутствия. Даже сейчас зловоние колдовства теснилось вокруг бывшей королевы.
        — Твои требования весьма разумны, Бел Шанаар из Тиранока,  — сказала она в конце концов.  — Я согласна быть твоей узницей.

        После заключения Морати была восстановлена видимость мира. С Малекитом, снова контролирующим Нагарит и поддержку культов удовольствий, сократились беспорядки и насилие, вредившее Ултуану, утихло. Как он и хотел, Имрик проводил годы в Тор Каледе со женой и сыном, наблюдая, как растет Титанир, становясь гордым и способным юношей. Время не излечило растущее отчуждение между Имриком и Анатерией; казалось, что хоть и много она корила своего мужа за его длительные отлучки, его продолжительное присутствие едва ли ей требовалось.
        Несмотря на это, Имрик был доволен, если не совершенно счастлив. После войны и долга он не мог полностью расслабиться и часто навещал Маэдретнира, чтобы поговорить о старых битвах и завоеваниях. Древний дракон подтвердил подозрения Имрика; другие его сородичи не желали покидать свои логова, и вскоре он тоже присоединится к ним в долгом сне.
        Имрик также нашел время, чтобы увидеть части Ултуана, которые он не посещал с детства. Тириол принимал Имрика и его семью в течение сезона в парящем городе Сафетионе. Летом Имрик был гостем князя Чарилла в гористом Крейсе, где он охотился на диких монстров Аннулии со своим дальним кузеном, Корадрелем. Эти двое стали друзьями, Корадрель наслаждался спокойным нравом Имрика и его неразговорчивым характером.
        Повсюду Имрик старался отвлечься от длинной череды дней и пришел к пониманию, если не сочувствию, недуга скуки, который так многих привлек к культам темных богов. Он даже подумывал о возвращении в колонии, но, отправив письма своим союзникам в Элтин Арван, узнал, что существовали небольшие сложности, остающиеся для одного из его навыков.
        Спустя более чем два десятилетия гармония Ултуана снова была разрушена.

        ГЛАВА 4
        Совет князей

        — Малекит отстранен от власти.
        Имрик едва мог поверить гонцу, отправленному Бел Шанааром. Тиранокец терпеливо стоял в большом зале Тор Каледа, обращаясь к Каледриану и его братьям.
        — Бел Шанаару известен этот факт?  — сказал Дориен.
        — Даже сейчас Малекит покинул Нагарит с отрядом преданных воинов и находит убежище в Тор Анроке,  — сказал герольд.  — Некоторые считают, что источник этого восстания Эолоран Анар, отступники, которые живут в горах на востоке Нагарита.
        — Невозможно,  — сказал Имрик.  — Все должны знать, что Эолоран Анар исконный приверженец Аэнариона. Его преданность Ултуану не вызывает сомнений. Бел Шанаар знает его как союзника.
        — Поэтому Король-Феникс не принимает во внимание эти слухи,  — спокойно ответил посланник.
        — Хотя это внушает беспокойство, я не вижу, как это связано с моим королевством,  — сказал Каледриан.  — Разве мы не были здесь и прежде, и разве Малекит не разрешил ситуацию сам?
        — С этим переворотом восстановилась деятельность культов,  — сказал герольд.  — Беспорядки и пожары в городах по Ултуану. Несколько князей и мелких дворян были убиты или взяты в заложники.
        — Они выжидали,  — сказал Имрик.  — Они ждали, пока другие станут небрежными.
        — Похоже на то,  — сказал герольд.  — Король-Феникс хочет, чтобы это возобновившиеся беспорядки были быстро подавлены. Предложение сформировать объединенную армию под его стягом будет пересмотрено. Однако на сей раз никаких задержек не будет. Всем князьям приказано собраться в святилище Азуриана на острове Пламени, чтобы назначить командующего этой армией. Вы отправляетесь сразу.
        — Не я,  — сказал Имрик, глядя на Каледриана. Его брат открыл рот, чтобы заговорить, но Имрик прервал его: — Я был приглашен в Крейс Корадрелем, и я поеду. Ты слишком долг избегал других князей.
        Каледриан выглядел так, будто хотел возразить, но Имрик впился взглядом в брата, чтобы предупредить любую жалобу. Правитель Каледора нехотя кивнул и повернулся к Тиринору.
        — Я отправлюсь на остров Пламени, чтобы присутствовать на этом совете, а ты будешь меня сопровождать,  — сказал он.
        — У меня нет возражений,  — сказал Тиринор.  — Я никогда не видел святилище Азуриана. Будет честью посмотреть на священное пламя, которое благословило Аэнариона.
        — Я уезжаю завтра,  — сказал Имрик.  — Мы можем вместе доехать до побережья. Я отправлюсь на корабле на север, а ты — на восток.
        — Мы отправим подтверждение,  — сказал Каледриан.
        — Пожалуйста, не надо,  — ответил Имрик.  — Меня это не интересует. История просто повторяется. Я буду в горах.
        Каледриан нахмурился при этих новостях.
        — Но если мне понадобится твоя помощь, что мне делать?  — сказал он.  — Ни один гонец тебя не найдет.
        — Таково мое намерение,  — сказал Имрик.  — Тебе придется разобраться с этим, брат. Я не могу тебе помочь.
        Были достигнуты договоренности с герольдом Бел Шанаара, который отбыл тем вечером с подтверждением Каледрианом своего присутствия на совете. Имрик провел ночь со своей семьей, пообещав Титаниру голову гидры в качестве подарка по возвращению. Утром он покинул город с Каледрианом и Тиринором, довольный темь, что избежал дальнейших интриг, которые его не касались.

        Болтовня вокруг стоящих подковой столов и стульев в святилище была вызвана задержкой прибытия Бел Шанаара и Малекита. Элодир прибыл из Тор Анрока с известием, что его отец и князь Нагарита вскоре воспоследуют, но даже наследник трона Тиранока теперь был встревожен задержкой их прибытия.
        — Что, если культисты знают что-то о их планах?  — сказал Элодир Тиринору.
        Оба стояли у стола близко к входу в пирамидальное святилище, разноцветный столб огня, известный как пламя Азуриана, горел в центре храма. Другие князья и их помощники уселись, готовясь к совету, как они делали несколько раз за последние несколько дней. Сидевший непосредственно перед священным пламенем был верховным жрецом Миандерином, его посох лежал на его коленях. Другие жрецы двигались вокруг столов, наполняя кубки вином или водой и предлагая фрукты и сладости.
        — Я бы не беспокоился,  — сказал Тиринор так успокаивающе, как мог.  — Твой отец — Король-Феникс, а князь Малекит — самый опытный воин в Ултуане. Самое вероятное, свежая информация из Нагарита, которая задерживает их.
        — Ты прав,  — сказал Элодир. Он собирался вернуться на свое место, когда в святилище вошел молодой жрец.
        — Корабль с флагом Тиранока подходит к причалу,  — объявил эльф, прежде чем занять положение со своими товарищами вдоль белокаменных стен.
        Поднялся гвалт обсуждения, и Тиринор присоединился к Каледриану на местах и за столом, отведенным для каледорских представителей.
        — Вовремя,  — сказал Каледриан.  — Наверное, к лучшему, что Имрик не приехал. Подозреваю, эти задержки привели бы его в крайнее бешенство.
        — А я жду, что следующие несколько дней будут заняты долгими препирательствами,  — ответил Тиринор.  — Отсутствие моего кузена было несколько раз замечено. Есть те, кто считают, что он должен быть здесь, чтобы получить назначение командующим.
        — Он ясно высказал свое мнение об этом раньше,  — сказал Каледриан.  — Если он не хочет иметь никакого отношения к этой кампании, я не могу винить его и буду уважать его желания. Каледор уже многое получил от него.
        — Дориен и я провели почти столько же времени, сражаясь в колониях,  — сказал Тиринор.
        Каледриан улыбнулся и успокаивающе потрепал своего кузена по руке.
        — И это помнят,  — сказал принц.  — Но Имрика мой отец именовал носителем меча Каледора, и это — тяжкое бремя, чтобы его вынести.
        Они замолчали, когда у дверей святилища появились новые фигуры.
        Малекит вошел и зашагал к столу, оставленному для Бел Шанаара, заслужив хмурые взгляды Миандерина и нескольких князей. Тиринор почувствовал, что хватка Каледриана на его руке окрепла. Что-то было неладно; Тиринор почувствовал это сразу в момент появления Малекита. Князь наггароти был окружен двумя рыцарями, которые несли в руках свертки. Малекит оперся на стол затянутыми в кольчужные перчатки кулаками и вызывающе оглядел собравшихся в зале.
        — Слабость торжествует,  — прошипел князь Нагарита. Тиринор вздрогнул от яда в голосе Малекита.  — Слабость охватывает наш остров, как ребенок выжимает соки из перезревших плодов. Самолюбие привело нас к бездействию, и сейчас, может быть, уже поздно что-то делать. Вместо князей правит равнодушие. Вы позволили расцвести культам разврата и ничего не сделали. Вы смотрели на чужие берега и считали золото, и позволили ворам проникать в ваши города проникли воры и красть ваших детей. И вы позволили предателю носить корону Феникса!
        Последнее восклицание вызвало изумленные вздохи и крики ужаса. Рыцари Малекита открыли свои свертки и высыпали на стол их содержимое: корону и плащ из перьев Бел Шанаара.
        Элодир с занесенным кулаком вскочил на ноги.
        — Где мой отец?  — потребовал он.
        — Что случилось с Королем-Фениксом?  — воскликнул Финудел.
        — Он мертв,  — прорычал Малекит.  — Убит слабостью своего духа.
        Тиринора охватила паника, его горло сдавило, удерживая крик ужаса, рвущийся из него. Он взглянул на Каледриана, лицо которого побледнело, челюсть и кулаки плотно сжались.
        — Этого не может быть!  — севшим от гнева голосом выкрикнул Элодир.
        — Может,  — сказал Малекит со вздохом, внезапно выражавшем глубокую печаль.  — Я обещал искоренить зло и был до глубины души поражен, когда моя мать оказалась одним из главных его предводителей. С того момента я решил, что никто не останется вне подозрений. Если Нагарит заражен этой проказой, то и Тиранок, возможно, тоже. Мое прибытие сюда было задержано из-за расследования, когда мне сообщили, что приближенные Короля-Феникса могут находиться под влиянием еретиков. Мои расспросы были осторожными, но тщательными, и представьте мое разочарование, нет, неверие, когда я обнаружил доказательства, указывающие на самого Короля-Феникса.
        — Какие доказательства?  — потребовал Элодир.
        — В покоях Короля-Феникса нашли талисманы и фигурки идолов,  — спокойно сказал Малекит.  — Поверь мне, когда я говорю, что чувствовал то же, что и ты сейчас. Я не мог заставить себя думать, что Бел Шанаар, наш мудрейший князь, избранный, чтобы управлять членами этого совета, мог пасть так низко. Не желая действовать поспешно, я решил предъявить доказательства самому Бел Шанаару в надежде, что произошла недоразумение или подлог.
        — И он, конечно, опроверг это?  — спросил Батинаир.
        Тиринор не мог постичь того, что он слышал. Он подвинулся, чтобы встать на ноги, но Каледриан опрокинул его на стул.
        — Наблюдай за рыцарями,  — прошипел Каледриан ему на ухо.
        Тиринор обратил внимание на одетых в черное рыцарей Анлека, которые отступили назад и теперь заполняли дверной проем своими фигурами в доспехах, темные глаза сверкали через прорези их высоких шлемов, руки были скрещены на резных нагрудниках.
        — Он признал вину своими поступками,  — объяснил Малекит.  — Оказалось, что некоторые из моих приближенных были запятнаны этим недугом и сговорились с узурпаторами Нагарита. Я советовался с ними, а они предупредили Бел Шанаара о моих открытиях. Той ночью, не далее семи дней назад, я отправился в покои короля, чтобы в лицо высказать ему свои подозрения. Я нашел его мертвым; его губы запеклись от яда. Он избрал путь труса и покончил с жизнью, вместо того чтобы вынести позор моих открытий. Собственной рукой он не допустил, чтобы мы узнали о планах культистов. Боясь, что не сможет сохранить все секреты, он унес их в могилу.
        — Мой отец не сделал бы этого, он верен Ултуану и своему народу!  — крикнул Элодир.
        Тиринор был согласен, но взгляд на его кузена показал, что Каледриан не обращал внимания на Малекита, вместо этого его глаза блуждали по другим князьям, оценивая их реакцию.
        — Батинаир с Малекитом,  — прошептал Каледриан, тихо отодвигая свой стул от стола.
        — Что ты имеешь в виду?  — прошептал в ответ Тиринор, но не получил ответа.
        — Признаюсь, что глубоко тебе сочувствую, Элодир,  — говорил Малекит.  — Разве меня не обманула моя собственная мать? Разве я не чувствую того же предательства и душевной боли, что сейчас мучают твой дух?
        — Должен признать, я тоже нахожу это несколько возмутительным,  — произнес Тириол.  — Это выгладит… удобным.
        — Получается, что после смерти Бел Шанаар продолжает сеять среди нас раздор, как намеревался,  — возразил Малекит.  — Пока мы так и сяк обсуждаем, правда или нет то, что произошло, будут править анархия и разногласие. Пока мы ведем бесконечные споры, культы набирают силу и уводят наши земли у нас из-под носа, и мы потеряем все. Они действуют сообща, а мы разобщены. У нас нет времени для ожидания и раздумья, надо действовать.
        — И что ты предлагаешь сделать?  — спросил Чиллион, один из князей Котика.
        — Мы должны выбрать нового Короля-Феникса!  — заявил Батинаир прежде, чем Малекит мог ответить.
        Голоса заполнили святилище, и князья поднялись, бурно жестикулируя рядом друг с другом. Малекит наблюдал за суматохой без эмоции. Тиринор проследил за его взглядом, который был устремлен на священное пламя.
        — Я действительно хочу, чтобы Имрик был здесь,  — признал Тиринор.
        — Прекратите этот шум!  — проревел Каледриан, вставая на ноги.  — Успокойтесь!
        Его крик утихомирил святилище.
        — Мы не найдем истину в такой анархии,  — продолжал Каледриан более спокойным тоном.
        — Каледриан выдвигает себя на Трона Феникса?  — сказал Батинаир.
        Принц Каледора был ошеломлен предложением.
        — У меня нет такой цели,  — сказал он, многозначительно глядя на Малекита.  — Но если здесь есть другие, кто претендуют на это, должно быть сделано заявление, и мы должны рассмотреть его.
        — Это твое намерение?  — спросил Тириол, взглянув на других князей.
        — Если пожелает совет,  — пожал плечами Малекит.
        — Мы не можем выбрать нового Короля-Феникса сейчас,  — сказал Элодир.  — Такой вопрос нельзя решать быстро, и даже если бы это было возможно, здесь присутствуют не все.
        — Нагарит не будет ждать!  — сказал Малекит, ударяя по столу кулаком.  — Культы слишком сильны, и к весне они будут контролировать всю армию Анлека. Мои земли будут потеряны, и они двинутся на ваши!
        — Ты хочешь, чтобы мы выбрали тебя?  — тихо спросил Тириол.
        — Да,  — без промедления и смущения ответил Малекит.  — До моего возвращения никто из собравшихся тут не желал действовать. Я сын Аэнариона, его избранный наследник, и если открытия предательства Бел Шанаара недостаточно, чтобы убедить вас в глупости выбора из другой семьи, то посмотрите на другие мои достижения. Бел Шанаар выбрал меня послом к гномам потому, что их Верховный король был моим близким другом.
        Наше будущее не только на этих берегах, но по всему миру. Я бывал в колониях за океаном и боролся за их строительство и защиту. Хотя там живут выходцы из Лотерна, или Тор Элира, или Тор Анрока, они новый народ, и в первую очередь они обратятся ко мне, а не к вам. Никто здесь не обладает моим опытом ведения войны. Бел Шанаар был правителем, подходящим для мудрости и мира, несмотря на то, что он изменил нам в последний раз, но мир и мудрость не восторжествуют над тьмой и фанатизмом.
        — А как насчет Имрика?  — предложил Финудел.  — Он опытный полководец и тоже сражался в новых землях.
        — Имрик?  — спросил Малекит, его голос сочился презрением.  — А где Имрик сейчас, во время великой нужды? Он прячется в Крейсе со своим кузеном, охотясь на монстров! Вы хотите, чтобы Ултуаном правил эльф, который прячется в горах как избалованный, капризный ребенок? Когда Имрик созывал армию против Нагарита, вы прислушались к нему? Нет! Только когда я поднял знамя, вы друг за друга запинались от энтузиазма.
        Тиринор был так разгневан обвинением, что слова подвели его. Прежде чем он смог заговорить, другой князь выразил согласие с ним.
        — Поосторожней с тем, что говоришь, твое высокомерие тебе вредит,  — предупредил Харадрин.
        — Я говорю это не для того, чтобы задеть вашу гордость,  — пояснил Малекит, разжимая кулаки и садясь.  — Я говорю это, чтобы показать вам то, что вы уже знаете; в глубине души вы с благодарностью последуете за мной.
        — Я все же настаиваю, что совет не может принять такое важное решение по прихоти,  — произнес Элодир.  — Мой отец лежит мертвый, при невыясненных обстоятельствах, и ты хочешь, чтобы мы передали Корону Феникса тебе?
        — Он прав, Малекит,  — сказал Харадрин.
        — Прав?  — Малекит с криком вскочил на ноги, опрокинув стол, от чего корона и плащ взлетели в воздух.  — Прав? Ваша нерешительность приведет вас к тому, что вы все потеряете, ваши семьи попадут в рабство, а подданные сгорят на жертвенных кострах! Более тысячи лет назад я преклонил колено перед первым нелепым решением этого совета и позволил Бел Шанаару отобрать то, что Аэнарион завещал мне. Больше тысячи лет я с радостью смотрел, как ваши семьи растут и процветают, и препираются между собой как дети, пока я и мои люди проливали кровь на чужих берегах. Я доверял вам всем в память о наследстве моего отца и не обращал внимания на крики боли, которые звучали в моей крови; потому что ради общих интересов нам следовало держаться вместе. Сейчас пришло время объединиться за мной! Я не буду лгать вам, я стану суровым правителем, но я вознагражу тех, кто будет верно служить мне, а когда снова воцарится мир, мы сможем насладиться трофеями наших битв. Кто здесь имеет больше прав на трон, чем я? Кто здесь…
        — Малекит!  — рявкнул Миандерин, указывая на пояс князя. Во время своей тирады Малекит руками отбросил свой плащ через плечо.  — Почему ты носишь свой меч в этом священном месте? Это запрещено самыми древними законами этого храма. Сейчас же убери его!
        Тиринор чувствовал присутствие Каледриана рядом с собой. Помня слова своего кузена, драконий князь перевел свой взгляд на рыцарей Анлека. У них также было оружие у бедра, их руки в перчатках покоились на рукоятях.
        Малекит замер на месте; с раскинутыми в стороны руками он был почти смешон. Он посмотрел на свой пояс и висящие на нем ножны с мечом. Он схватил рукоять своего меча и освободил его. Князь наггароти оглядел других прищуренными глазами, его лицо было подсвечено магическим синим огнем от клинка.
        — Хватит слов!  — прошипел он.
        Тиринор сидел неподвижно, прикованный к месту свечением легендарного Авануира в кулаке Малекита. Каледриан откинулся назад на стуле, взявшись за спинку обеими руками. Тиринор почувствовал, как волны магии, стекающей с клинка Малекита, смешиваясь с мистическим дуновением, льющимся от священного пламени, приобрели оттенок ауры, которая сейчас распространялась от Тириола.
        — Раньше тебя не замечали,  — сказал маг, протягивая свои руки умиротворяющим жестом.  — Отчасти я несу ответственность за этот выбор. Давайте не будем делать поспешных выводов и вновь рассмотрим наше положение.
        — Я имею право быть Королем-Фениксом!  — прорычал Малекит.  — Не вам давать его, так что я с радостью его приму.
        — Предатель!  — закричал Элодир, перепрыгивая через стол перед собой, смахивая кубки и блюда. Поднялся шум, так как князья и жрецы кричали и вопили.
        Рыцари бросились вперед, и Каледриан прыгнул навстречу ближайшему, врезавшись своим стулом в одетую в шлем голову наггароти, ударом отбрасывая рыцаря в стену. Тиринор инстинктивно поднялся на ноги и потянулся к поясу, но меча там не было, поскольку все князья, кроме Малекита, подчинились строгостям Азуриана.
        Элодир бросился через святилище и был на полпути к Малекиту, когда Батинаир перехватил его, посылая обоих рухнуть в ворох одежд и ковров. Элодир ударил иврессийского князя, который отклонился назад. С рычанием Батинаир выхватил из своего платья изогнутый клинок длиной в палец и полоснул Элодира. Его клинок задел князя по горлу, и кровь залила открывшуюся мозаику.
        Рыцарь Каледриана быстро оправился, отразив поднятой рукой следующий удар князя, прежде чем толкнуть каледорца на стол. Через мгновение меч рыцаря оказался в его руке.
        Воцарилось замешательство. Пока Батинаир пригнулся, задыхаясь под телом Элодира, в сводчатом проходе позади Малекита появились фигуры одетых в черные доспехи рыцарей Анлека. Жрецы и князья, которые бежали к арке, поскользнулись и столкнулись друг с другом из-за спешки, что остановило их полет. Рыцари в руках держали окровавленные клинки и продвигались вперед со зловещей целью.
        Тиринор набросился на воина, противостоящего его кузену, пригибая его к земле. Рыцарь замахнулся бронированным кулаком, оглушив ударом Тиринора. Он отшатнулся назад, в глазах мельтешило, пока рыцарь поднялся на ноги и навис над Каледрианом. За своим кузеном он видел мага, Тириола, сбитого на землю бронированным кулаком, в то время как другие князья пытались вырвать оружие у рыцарей наггароти.
        Малекит медленно шел через схватку, пока его рыцари вырезали и крушили князей вокруг него, не отрывая глаз от священного пламени в центре зала. Крики и вой эхом отдавались от стен. Тиринор с трудом бросился на ближайшего рыцаря, схватив держащую меч руку, пытаясь вырвать оружие.
        Локтем рыцарь ударил Тиринора в подбородок, отталкивая. Отвлекающий маневр дал Каледриану время прийти в себя, удерживая стул перед собой в качестве щита. Рыцарский меч превратил стул в ливень осколков, Каледриан от удара отлетел назад.
        Из свалки в сторону Малекита побежал Харадрин с занесенным над головой захваченным мечом. С презрительной усмешкой князь Нагарита шагнул в сторону от дикого замаха Харадрина и вонзил свой собственный меч в живот Харадрина. На мгновение он замер, князья смотрели прямо в глаза друг другу, пока с губ Харадрина не закапала кровь, и он рухнул на пол.
        Малекит выронил меч из своих пальцев вместе с телом, вместо того чтобы высвободить его, и продолжил свой путь к священному пламени.
        — Азуриан не примет тебя!  — воскликнул Миандерин, падая на колени перед Малекитом, сжимая в мольбе руки.  — Ты пролил кровь в его священном храме! Мы не наложили нужных чар, чтобы защитить тебя от пламени. Ты не можешь сделать это!
        — Что?  — сплюнул князь.  — Я наследник Аэнариона. Мне не нужны ваши чары, чтобы защититься!
        Миандерин схватил Малекита за руку, но князь выдернул свои пальцы из твердой хватки.
        — Я больше не слушаю возражений жрецов!  — сказал Малекит и пинком отбросил Миандерина в сторону.
        Поскольку Тиринор снова сделал выпад, рыцарь повернулся, замахиваясь мечом. Кончик клинка скользнул по груди и руке Тиринора, разбрызгивая кровь. Вскрикнув, раненый Тиринор упал на землю, прижав здоровую руку к поврежденной конечности. Сквозь туман боли он увидел, как Каледриан схватил рыцаря сзади, обхватив рукой за горло.
        Рыцарь выворачивался, но не мог сдвинуть каледорского принца. Тиринор попытался встать, но ноги его подкосились, и он резко упал назад на каменные плиты. Другой рукой Каледриан вырывал меч из хватки рыцаря, и оружие загремело по полу.
        Сзади кузена Тиринора внезапно надвинулась тень. Он попытался выкрикнуть предупреждение, но было слишком поздно.
        Кровь забила фонтаном, так как другой рыцарь отделил голову Каледриана от его тела одним взмахом своего меча. Первый рыцарь подхватил свое оружие и повернулся у Тиринору.
        Не в силах защитить себя, он откатился от удара, оставляя кровь, крик боли сорвался с его губ. Он нырнул под стол, который через мгновение задрожал от удара. Между бронированными ногами Тиринор мельком увидел на земле окровавленные тела. Завороженный бойней, он поднял глаза и увидел Малекита.
        Протянув руки ладонями вверх в мольбе, князь наггароти шагнул вперед и ступил в пламя.

        На мгновение тишина и неподвижность охватили святилище, и каждая пара глаз обратилась к священному огню. Пламя Азуриана пылало бледнее и бледнее, из темно-синего превращаясь в ослепительно-белое. В его центре можно было заметить силуэт Малекита, все еще протягивающего свои руки.
        Тиринор услышал монотонный грохот, подобный грому, который вернулся более свирепым. Пол под ним задрожал, и клубы пыли посыпались вниз с потолка. Осколки мозаики забарабанили по столу над ним и разбились на каменных плитах.
        Накреняясь так, что Тиринора отшвырнуло на ножку стола, земля вздыбилась. На проложенный пол посыпались камни, расшвыривая обломки. Князя, жреца и рыцаря также расшвыряло с большим шумом. Стулья были разбросаны по полу, а столы свалены. Штукатурка отломилась от стен и упала большими кусками с потолка. Широкие расселины прорвали мозаику под ногами, а трещина шириной в три шага зияла вдоль восточной стены, подняв облако пыли и осколков, что Тиринор задыхался.
        С оглушающим хлопком священное пламя вспыхнуло, наполнив зал белым светом. Внутри Малекит упал на колени и схватился за свое лицо. Он запрокинул голову назад и закричал, поскольку пламя пожирало его; крик боли эхом отдавался вокруг святилища, отражаясь и становясь все громче с каждым прошедшим мгновением.
        Боль того крика проникла в сердце Тиринора, пронзительный вопль агонии, настолько отвратительный, настолько полный ярости и разочарования, что скрутила его кишки и проточила путь в его разум, где будет жить вечно. Извивающаяся фигура, видневшаяся в пламени, медленно поднялась на ноги и выскочила из его глубины.
        Дымящееся и обгорелое тело Малекита рухнуло на пол, воспламенив коврик и взметнув пепел. Почерневшая плоть отваливалась кусками среди остывающих капель расплавленных доспехов. Он протянул перед собой руку и снова упал. Его одежды сгорели, а плоть местами прогорела до кости. Лицо казалось черно-красной маской, с которой смотрели темные глаза без век. Из лопнувших вен поднимался пар, поскольку князь Нагарита содрогнулся и затем все же упал, погубленный правосудием Азуриана.
        Рыцари кинулись на помощь своему князю, пока окровавленные и избитые князья взяли то, чем могли защититься, поскольку обломки продолжали на них падать. Поднимая тело их предводителя, рыцари двинулись к входу. Несколько князей попытались преградить им бегство и были стремительно разбиты, их кровь потоком хлынула на пыльные каменные плиты.
        Тиринор выбрался из-под стола и стал свидетелем сцены тошнотворной резни. Тела и конечности князей и жрецов покрывали пол. Лужи крови и груды сгустков скользили под ногами, пока он в оцепенении бродил по залу святилища, ища оставшихся в живых.
        — Убито так много,  — бормотал он, глядя на одно мертвое лицо за другим.
        Князья Ултуана были убиты. Элита эльфийского дворянства лежала вся расчлененная и истерзанная перед Тиринором, и он зарыдал; из-за произошедшего, из-за увиденного и того, что он боялся, случится дальше.

        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Предательство Малекита
        Путь в Крейс
        Имрик становится королем
        Осада Лотерна
        Авелорн горит
        Война получает свою дань

        ГЛАВА 5
        Король выбран

        Внутреннее убранство святилища было залито кровью князей; стены потрескались и были разбиты землетрясением; пол был завален обломками и телами. Каратриль держал свой путь через руины, от ужаса зажав рукой рот. Страшная сцена омывалась темно-красном отсветом пламени Азуриана, придавая ей еще больше тревожного блеска.
        Со стоном Финудел сел, отодвинув тело рыцаря наггароти в доспехах. Его платье было разрезано на правом плече, и из длинной раны вытекла кровь, когда он, шатаясь, поднялся на ноги. Каратриль бросился к нему и помог встать. Финудел посмотрел на Каратриля, его глаза остекленели и ввалились, непонимание было написано на его лице.
        — Он был лучшим из нас,  — бормотал Финудел.  — Как он мог нас предать?
        — Кто?  — спросил Каратриль, поправляя свободной рукой стул и усаживая на него князя.  — Кто предал нас?
        — Малекит…  — прошептал Финудел.
        Стон привлек внимание Каратриля, и он оставил Финудела, чтобы перерыть отвратительную груду трупов, кровь стекала по его рукам и рукавам, когда он отодвинул тела. Рука схватила его за край мантии, и Каратриль обернулся, чтобы увидеть Тириола, его лицо было еще бледнее, чем обычно. На лбу у него был порез, а глаза мага застилала запекшаяся кровь.
        — Это Каратриль,  — тихо сказал капитан.  — Теперь вы в безопасности.
        — Нет,  — сказал Тириол, его голос хрипло дрожал.  — Никто из нас не в безопасности. Малекит выпустит тьму Нагарита на всех нас.
        — Малекит мертв,  — раздался голос в дальнем конце святилища. Каратриль взглянул вверх, чтобы увидеть Тиринора, князя Каледора, где он стоял на коленях на полу, баюкая обезглавленное тело его кузена, Каледриана.
        — Как так?  — спросил Тириол, возвращающая голосу былую силу и тембр.
        — Я видел, что он вступил в священное пламя,  — сказал им Тиринор.  — Азуриан счел его запятнанным и сжег его заживо, прежде чем вернуть тело нам. Его рыцари бежали с останками.
        — Я их видел,  — сказал Каратриль.  — И Батинаира тоже.
        — Да, Батинаир убил Элодира, спрятанным клинком,  — сказал Тиринор.  — Кто может сказать, как долго он был марионеткой Нагарита?
        Они молча переварили эти новости, пока Финудел не зашевелился себя и не встал на ноги. Он нерешительно направился ко входу в святилище, схватившись рукой за раненное плечо.
        — Благодарю Азуриана и всех богов, что Атиель не было здесь в этой мясорубке,  — тихо сказал эллириец.
        — Слишком мало тех, кто отсутствовал,  — сказал Тириол.  — Больше половины правящих князей Ултуана лежат мертвыми в этом зале. Из тех, что остались, большинство — лорды Нагарита. Предательство Малекита ужалило глубоко, нанеся рану, от которой мы можем никогда не оправиться.
        — Малекит может быть мертв, но Нагарит остается,  — сказал Тиринор.  — Боюсь, Морати прекрасно знает, что задумал ее сын, и даже сейчас Нагарит готовится к вторжению в другие королевства.
        — Она тяжело воспримет смерть своего сына и изольет свое горе и гнев на нас оставшихся,  — сказал Каратриль.  — Теперь я вижу, когда разногласия между матерью и ребенком были притворными, и что за эти прошлые месяцы нас вовлекли в смертельный танец лжи.
        — Но не осталось никого во главе,  — зарычал Финудел.  — Кто соберет ополчение? Кто призовет копья и луки к войне против Нагарита, когда лучшие наши командующие лежат мертвыми в этом зале?
        — Возможно,  — сказал Тириол.  — Многие умерли здесь, но есть все еще живой, который мог бы противостоять Нагариту.
        — Ты говоришь об Имрике,  — сказал Тиринор.
        При упоминании имени каледорского князя Каратриль вспомнил письмо, вверенное ему Бел Шанааром. Он выбежал из храма, перепрыгивая ловко и без долгих размышлений через тела и валуны. Он заметил, что корабль Малекита отбыл, вместе с рыцарями и культистами, поспешно оставив на причале свои непогруженные припасы. Движимый смутной тревогой, Каратриль промчался между палатками лагеря, где царил шум, поскольку слуги и солдаты разбегались, напуганные землетрясением. Он поднырнул под развевающиеся знамена и в спешке перепрыгнул через веревки палатки, без особых усилий уворачиваясь от толпящихся.
        Добравшись до своей палатки, Каратриль распахнул дверь и начал рыться в своем мешке в поисках свитка. Вытащив его наружу из тайника, он повернул назад к святилищу. Воин в одеянии Эатана узнал его и схватил за руку, когда Каратриль пробегал мимо.
        — Где князь?  — потребовал солдат.
        Каратриль помедлил перед ответом.
        — Князь Харадрин мертв,  — тихо сказал он, освобождая свой окровавленный рукав из хватки эльфа.  — Собери как можно больше солдат и ждите моего возвращения.
        Каратриль проигнорировал отчаянные вопросы эльфа и побежал назад к святилищу, в спешке перепрыгивая упавшие колонны. Войдя еще раз, он увидел, что несколько жрецов уцелели в резне, и даже сейчас они склонялись над телами, и опустошение, шок и горе отражались на их лицах. Тириол и Финудел омыли свои раны и оделись, а Тиринор держал свой путь через павших князей и их советников в поисках оставшихся в живых. Его мрачное лицо выдавало отсутствие надежды на это.
        — Что у тебя там?  — спросил Тириол, когда Каратриль поднял свиток.
        — Возможно, последняя воля законного Короля-Феникса,  — выдавил Каратриль.  — Бел Шанаар доверил мне это сообщение для князя Имрика, прежде чем я покинул Тор Анрок.
        — Открой его,  — сказал Финудел, но Каратриль воспротивился.
        — Бел Шанаар настаивал, чтобы только Имрик прочел все, что содержится в нем,  — сказал Каратриль.  — Я должен был держать это в тайне от вас всех.
        — Бел Шанаар был убит, а Имрика здесь нет,  — сказал Тиринор сурово.  — Думаю, можно с уверенностью сказать, что тех, кто примкнул к Нагариту, здесь тоже нет и что мы, кто выжили, остаемся верными Ултуану.
        Хотя и не полностью убежденный, Каратриль смягчился и сломал восковую печать на свитке. Он прочел вслух письмо Короля-Феникса:

        Уважаемому князю Имрику из Каледора,
        Вы должны простить мне предосторожности, которые окружают доставку этого письма, ибо, как Вы знаете, мы живем во времена подозрений. События в Нагарите наводят меня на мысль, что культы и секты, которые так досаждают нашему народу на протяжении многих лет, являются лишь одной нитью покрова тьмы, сотканного теми, кто правит в Нагарите. Разворот Морати к тьме является окончательным, и я не могу заставить себя доверять Малекиту, хотя он кажется самым искренним в своих усилиях установить мир в Ултуане. Я не могу сказать, что в Северном королевстве есть кто-то, кто остается верен Трону Феникса.
        В то время как мое сердце надеется, что войну еще можно предотвратить, мой разум говорит мне иначе. Малекит полон решимости вести военную кампанию против наггароти, и в этом я с ним согласен. Наши мнения расходятся в том, кто лучше всего подходит, чтобы руководить этой акцией. Я не могу полностью доверять Малекиту, даже если он не замешан каким-то образом в этих событиях, он — князь Нагарита и сын Морати, и я боюсь, что его решимость может не выдержать бедствия борьбы с теми, с кем мы должны столкнуться; друзьями и его доверенным окружением и народом его собственного королевства.
        Именно по этой причине я обращаюсь к вам, Имрик, и только к вам. В прошлом вы советовали мне предпринять решительные действия, и поэтому я должен доверить вам руководство собранными армиями Ултуана. На поле битвы нет никого храбрее и искуснее вас, и Каледору принадлежит величайшая сила нашего острова. Пока Каледор стоит крепко и верен идеалам нашего народа, Ултуан будет держаться.
        Я сообщу Малекиту свое решение прежде, чем мы достигнем Острова Пламени. Не думаю, что он будет доволен, мягко говоря. На совете он будет приводить доводы за контроль, и среди других князей у него много сторонников. Только правитель Каледора имеет равную степень полномочий в этих дебатах, и я надеюсь, что могу рассчитывать на поддержку вас и ваших братьев в этом.
        Если мы не сможем поговорить на эту тему, любое сообщение, которое у вас для меня есть, можете поручить моему герольду, Каратрилю, который доставляет это послание; или письменно, или устно. У него истинно верный и самый великодушный характер, и я ручаюсь за его благородство.
        May the gods bless us all and protect the peace of our lands.
        Пусть боги благословят всех нас и защитят мир на наших землях.
    Бел Шанаар, князь Тиранока, Король-Феникс Ултуана

        Тириол взял свиток, чтобы прочесть его снова самому, и князья долго и упорно размышляли над смыслом и важностью слов Бел Шанаара.
        — Нам предоставлен трудный выбор,  — сказал Тириол.  — Трон Феникса опустел, и страшная угроза бросает нам вызов. Бел Шанаар, возможно, был наделен редким пророчеством в выборе слов и его поручении этого письма своему герольду. Я думаю, очевидно, что Король-Феникс видел, что Имрик заменил его, если бы мог знать то, что должно случиться.
        — Согласен,  — сказал Финудел.  — Но мы втроем не можем принять это решение в одиночку. Так же, как было заблуждение для Малекита пытаться забрать корону не меньшим, чем для группы князей возложить ее на голову другого. В тех королевствах, чьи правители лежат сейчас мертвыми на этом полу, есть наследники, которые имеют равное право сделать этот выбор.
        — Хоть и зародившись в хитрости, ложь Малекита, подобно всем великим иллюзиям, основывалась на некой истине,  — сказал Тириол.  — Маловероятно, что армия Нагарита выступит до весны, и это, по крайней мере, дает нам некоторое время подготовиться.
        — Боюсь, что Малекит был прав и в том, что мы не можем позволить себе колебаться,  — сказал Тиринор.  — Если бы Имрик прибыл, то, возможно, мы могли бы двигаться быстрее, но он все еще в горах и совершенно не подозревает о радикальных действиях, которые сейчас произошли.
        — Мы должны немедленно послать ему весть и отправить в другие королевства, которые теперь должны оплакивать потерю такого количества благородной крови,  — сказал Финудел.  — Хотя мы должны собрать новый совет, я не думаю, что будет какое-либо препятствие для Имрика принять мантию Короля-Феникса.
        — За исключением, возможно, самого Имрика,  — сказал Тиринор с выражением покорности.  — Он не хотел возглавлять войну против культов, когда мы говорили в последний раз, кто может сказать, что он не посчитает своим долгом остаться охранять сначала Каледор и прежде всего сейчас, когда Каледриан мертв?
        — Каледор силен, это правда,  — сказал Финудел.  — Но даже силы Каледора не хватил бы, чтобы противостоять всему Ултуану, если другие королевства должны попасть под власть Нагарита. Имрик будет сражаться, я в этом не сомневаюсь.
        — И как нам доставить Имрика на Остров Пламени?  — спросил Тиринор.  — Посланники могли искать много дней и не найти его. Он дал понять, что не хочет, чтобы его нашли.
        — Никто не укроется от взгляда вороньих герольдов,  — сказал Финудел, говоря о древнем ордене, основанном Аэнарионом. Предложение обеспокоило Тиринора, поскольку вороньи герольды были эльфами Нагарита. Он был благодарен, когда Каратриль возразил.
        — Нет!  — сказал Каратриль.  — Я им не доверяю, ибо они сыграли свою роль в обмане в Эалите. Как вы говорите, они видят все, и я не могу поверить, что они были так введены в заблуждение. Даже если кто-то из них не находится в плену в Анлеке, у нас нет способа отличить друга от врага или связаться с теми, кто встанет на нашу сторону.
        — Тогда следует поехать тебе, Каратриль,  — сказал Тиринор.
        — Мне?  — ахнул Каратриль.  — У меня нет таланта к такого рода начинаниям.
        — Бел Шанаар тебе полностью доверял,  — сказал Тириол.  — Я разделяю его уверенность. Ты не останешься без помощи, есть чары, известные магам Сафери, которые помогут тебе найти Имрика.
        — Я не знаю, с чего начать,  — возразил Каратриль. Его первой мыслью было вернуться в Лотерн, чтобы похоронить тело Харадрина в мавзолее и разделить скорбь своего народа.
        — С Крейса, конечно,  — сказал Финудел, шагая вперед, чтобы положить руку на плечо Каратриля.  — Для перевозки у тебя должны быть эллирийские кони.
        — А корабль движется еще быстрее,  — сказал Тиринор.  — У пристани их много, и ты можешь выбрать любой и команду для него.
        Тириол свернул свиток и подал его протянутой рукой капитану. Каратриль посмотрел на других князей и увидел, что они согласны. В его груди зашевелился протест, но он подавил его на мгновение.
        — Несомненно, на тебе благословение Азуриана,  — сказал маг.  — Кто еще из присутствующих в последнее время пережил столько потрясений и остался невредим?
        Каратриль искал аргумент, причину, почему он не должен ехать. Он стремился вернуться в Лотерн, где его снова захлестнет новость, что другой его правитель погиб от насилия. Он был напуган, хотя не мог признать это в таком благородном обществе; дебри Крейса были достаточно опасны при обычных обстоятельствах и на самых границах Нагарита. Ему придётся проплыть мимо Острова Мертвых и вести поиск в горах, кишащих чудовищами.
        Затем он вспомнил слова в письме Бел Шанаара. Гордость и долг пробудились внутри Каратриля, сжигая страх в его животе. Он вспомнил татуированных и покрытых шрамами культистов и их извращенные обряды, свое отвращение к тому, что случится с Ултуаном, если они победят, перевешивающее его страх перед предстоящей задачей. Он взял письмо у Тириола.
        — Я поеду,  — сказал Каратриль.  — Нельзя терять время.
        — На нас не так сильно давят, чтобы у тебя не было времени, чтобы подготовиться,  — сказал Тириол.  — Ты не поедешь один, поэтому мы должны выбрать роту солдат, чтобы охранять тебя и завтра будут служить нам так же хорошо, как сегодня. Мы должны много подготовить для тебя и для других посланников рассылки.

        ГЛАВА 6
        Охотники отправились в путь

        Когда Каратриль начал свое путешествие через Внутреннее море, на Острове Пламени кипела деятельность. Были отправлены корабли, чтобы собрать больше солдат для защиты выживших князей, и другие герольды, посланные, чтобы предупредить королевства о том, что произошло, и о предполагаемом избрании Имрика. Незнакомые в святилище Азуриана, Батинаир и рыцари Анлека перевозили тело Малекита на запад. С помощью колдовства они организовали караван, чтобы встретил их на отдаленном участке побережья Эллириона, и в тайне они пересекли равнины и горы.
        Они отправились в Тор Анрок и, замаскировав события в святилище ложью, распространили новости о резне. В смятении и замешательстве Морати позволили уехать с телом ее сына, и они направились на север в Анлек.
        Когда они проехали через одну из массивных надвратных башен города, Морати сидела в экипаже рядом с Малекитом. Она ничего не сказала начиная с отъезда из Тор Анрока и кипела от ярости, которая превзошла даже гнев, который она чувствовала, когда Бел Шанаара предпочли ее сыну, чтобы быть Королем Феникса.
        — Это не пренебрежение твоей личностью,  — шептала она.  — Это не просто оскорбление. Это — атака на Нагарит и посягательство на память твоего отца. Я была слишком снисходительна с этими глупцами. За твою смерть отомстят.
        Она положила руку на окутанное саваном тело, поскольку жгучие слезы катились по ее щекам. Она представляла Ултуан, пылающий в войне, захватчиков и их мелких князей, выкрикивающих свои оправдания, когда ее воины пронзали их мечом. Она воздвигнет памятники своему сыну такие же величественные, как посвященные ее покойному мужу, и каждый эльф воздаст должное его величию.
        Морати была так погружена в эти мысли, что почти не замечала легкое дрожание под кончиками ее пальцев.
        Неуверенная, не показалось ли ей это, она сидела неподвижно в течение дюжины ударов сердца, ее рука покоилась на закрытой груди Малекита. Она решила, что это из-за экипажа, трясущегося на мостовой, и хотела убрать свою руку.
        Это произошло снова, легчайшее дрожание.
        С вздохом радости и облегчения Морати откинула саван, чтобы открыть изуродованное лицо Малекита. Там, где когда-то он был таким бравым, таким привлекательным, остались руины. Кость и обуглившаяся плоть сплавились, сухожилия обнажились.
        — Ты так же силен, как твой отец,  — прошептала она, прижимая свой рот к оборванным остаткам уха сына. Она прижала его голову к щеке и поцеловала сожженную плоть Малекита.  — Ты наследник Аэнариона, истинный король эльфов.
        Из безгубого рта вырвалось хриплое дыхание.
        Когда обугленная кожа потрескалась и расслоилась, открылся глаз, бледный шар в темной оболочке. Он смотрел вперед, искры мистической энергии танцевали в зрачке. Искры превратились в угольки, стали крошечным пламенем магии. Пламя росло и темнело, весь глаз становился мерцающей дырой темного огня. В его глубине появился укол красноты.
        Челюсть без кожи отвисла. Раздался бессловесный скрежет. Пальцы под саваном подергивались.
        — Лежи спокойно, мой храбрый сын,  — сказала Морати, слезы, теперь от облегчения, капали, как жидкий жемчуг, на лицо Малекита.  — Побереги свою силу. Я позабочусь о тебе. Ты восстановишься. Клянусь своей жизнью.
        Изуродованная рука высунулась за край савана, сбрасывая почерневшую кожу, тонкие струйки крови текли из руки. Пальцы чуть больше обуглившейся кости обхватили затылок Морати, притягивая ее ближе, гладя ее волосы.

        Мир был расплывшимся пятном света и тьмы, шума и тишины, боли и оцепенения. Беззвучные крики эхом отдавались в ушах Малекита, визжа в такт медленным ударам его сердца. Все горело. Каждая частичка его тела была в огне агонии. Даже его разум, его дух снова и снова поглощало пламя, выжигая внутренности его существа.
        Он обрадовался черноте.
        Но забвение длилось недолго. Не было ни передышки от мучений, свалившихся на его тело; ни паузы в отчаянии и гневе, который пожирали его мысли. Каждый вздох, который он делал, походил на солнечный огонь в его легких. Каждый легкий сквозняк был ураганом лезвий на его плоти. И шепот не прекращался; голос на грани слуха подгоняли и смеясь кудахтали в его безумии. Клочки пыли кружились вокруг него, каждая крошечная пылинка как злобное лицо с острыми зубами. Стены пели ему; звучные погребальные песни, которые говорили о безграничной черноте. Свет в окне, яркий до боли, танцевал на его иссохшем теле, оставляя крошечные седы пепла на его груди.
        И такая сильная боль. Невыносимая боль. В каждой поре и мускуле, каждом истерзанном нерве и обожженной артерии. Жить означало испытывать бесконечные муки.
        На него снова навалилась чернота Он встретил ее с распростертыми объятьями.
        Он снова очнулся. Он стоял на краю пропасти и смотрел в темноту вечной смерти. Было так заманчиво сделать один шаг, чтобы обрести окончательное успокоение. Один шаг. Один маленький шаг — и муки прекратятся.
        — Нет,  — прорычал он, от одного слова по его телу пробежала дрожь новой боли.

        В бронзовом зеркале сцена разыгрывалась в красноватых оттенках. Корабли бороздили воды Внутреннего моря, приходя и уходя к Острову Пламени. Сам остров был окутан туманом, скрываемый от глаз Морати чарами жрецов. То, что происходило в стенах святилища Азуриана, было ей неизвестно, но такая лихорадочная деятельность в окружающем море сказала ей все, что ей нужно было знать; об остальном можно догадаться.
        Морати махнула рукой, чтобы убрать изображение; оно заменилось ее отражением в полный рост. Она насладилась моментом, чтобы полюбоваться тем, что она видела, пробежав рукой по изгибу талии и бедра, проведя пальцем по нежной линии щеки и подбородка. Она пропустила тонкие пальцы через свои блестящие волосы, трепеща от собственного прикосновения.
        Момент прервали. В отражении появилась фигура в дверном проеме позади Морати. Она обернулась и увидела Батинаира.
        — Тириол собирает князей,  — сказал он. Он поднял запачканный кровью, порванный пергамент.  — Наши агенты отняли это сообщение от саферийского герольда. Они хотят возвести Имрика на трон Феникса, Ваше величество.
        Морати выхватила изодранное письмо из руки Батинаира и взглянула на него. Она чувствовала запах крови, чернил и ароматического масла от кожи Батинаира.
        — Очевидный выбор,  — сказала она.  — Почему его не убили вместе с остальными?
        — Он не присутствовал на совете,  — объяснил Батинаир.  — Он проигнорировал приглашение Бел Шанаара, чтобы отправиться на охоту в Крейс со своим кузеном.
        — Тогда у нас еще есть возможность причинить зло нашим врагам,  — сказала Морати, и письмо вспыхнуло в черном пламени между ее пальцами.  — Ступай к верховному жрецу Кхаина и доставь мне самых смертоносных убийц в Анлеке.
        — Убить Имрика, прежде чем он станет королем?  — сказал Батинаир.  — Мне это нравится.
        Морати прошествовала через комнату и схватила князя за горло, ее длинные черные ногти оцарапали кожу до крови.
        — Мне наплевать, нравится тебе или нет,  — прорычала она, позволяя частице темной магии от нее проникнуть в царапины. Батинаир шипел и плевался, как змея, которая была сама была укушена, корчась в неестественно сильных тисках Морати.  — Доставь мне убийц и не вздумай судить.
        Она отпустила Батинаира, и он отшатнулся, потирая руками раны на своей шее.
        — Сейчас Ваше величество,  — сказал он со страхом в глазах.
        Когда князь ушел, Морати прошла в смежную залу. На катафалке, покрытый множеством пелен, неподвижно лежал Малекит. Он шептал и бормотал слова, слишком тихо, чтобы расслышать. Его кулаки сжимались и разжимались, его голова слегка подергивалась из стороны в сторону. Она положила руку на его лоб, мучаясь от его бреда. Не было колдовства, которым она обладала, чтобы могло излечить эти раны, нанесенные божественным пламенем.
        Она улыбнулась. Несмотря на лихорадочное безумие Малекита, он восстанавливался. День за днём она наблюдала за ним, видя, как мельчайшая дополнительная жизнь проникает обратно в разрушенную плоть. Ему понадобятся годы, чтобы восстановиться, если не будет задержек; времени достаточно, чтобы привести весь Ултуан под власть Нагарита и сохранить трон Феникса в безопасности для триумфального возвращения Малекита.
        Рядом с кроватью стоял табурет, и она села, все еще положив руку на его лоб. Она постоянно и мягко разговаривала с ним, рассказывая те же самые истории, которые она рассказывала ему, когда он был ребенком: сказки об Аэнарионе, о богах и демонах.
        День прошел, и Морати утешила своего раненного сына. Она остановилась и вернулась к главную залу, когда обнаружила присутствие восьмерых эльфов в галерее снаружи, задернув занавесом дверной проем, чтобы скрыть Малекита от посторонних глаз.
        Батинаир вошел, семеро других последовали за ним через арку. Убийцы были похожи на поджарых, голодных волков, с напряженными лицами и крепкими мускулами. Морати почувствовала прикосновение темной магии, подобное липкому туману, стекающему с их мечей и ножей, пульсирующему от пузырьков яда и украшений с нанесенными рунами. Кровь заставила их кожу покраснеть, а волосы слипнуться. Кольца и гвозди с крошечными черепами и рунами Кхаина пронзали их плоть.
        Она посмотрела каждому в глаза, не видя ни сострадания, ни милосердия, ни доброты, только холод смерти.
        — Хорошо,  — сказала она Батинаиру, погладив его по щеке. Князь вздрогнул, в экстазе от ее касания.  — Можешь вернуться к почитателям Атарты и скакать с ними, пока я не позову тебя снова.
        — Благодарю вас, Ваше величество,  — сказал Батинаир, ухмыляясь от перспективы внимания от жизнелюбивых жриц и сектантов.
        Когда он ушел, Морати приказала убийцам встать на колени. Они сделали это, полукругом вокруг нее.
        — Имрик должен быть убит,  — сказала она им.  — Вы найдете его и уничтожите.
        — Где его можно найти?  — спросил один из убийц, обнажив остроконечные зубы.
        — В Крейсе,  — ответила Морати.
        — На этих вершинах эльф может блуждать всю жизнь,  — сказал другой.  — Как нам найти Имрика?
        — Может быть, ваше предсказание приведет нас к нему?  — спросил третий.
        — В Аннулии слишком силен портал,  — сказала Морати.  — Ни одно заклинание не сможет пронзить магические ветры.
        — В таком случае у вас есть для нас какой-то след?  — сказал четвертый.
        — Закройте глаза, и я покажу вам,  — с улыбкой сказала Морати.
        Она читала нараспев, призывая покровителей темных ветров благословить ее заклинания. Она назвала их по очереди, и с каждым титулом волшебство в зале сгущалось и клубилось. Морати чувствовала, что оно обвивало ее, проникая через ее плоть, теплое и холодное, сухое и скользкое. Она прошипела слова заклинания, которое приготовила, каждый слог на ее языке напоминал шипение, каждый звук в ее ушах был чистой нотой.
        Морати шевелила пальцами и выгнула спину, поскольку темная магия текла через нее. Она пульсировала по ее нервам, заставляя обостряться все чувства. Многовековой практикой она успокаивала себя, заставляя магию подчиняться своим приказаниям, облекая их в слова и мысли.
        Лица убийц с закрытыми глазами были обращены к ней. Она вытянула вперед руки, стрелы черной энергии метнулись из кончиков пальцев в глаза кхаинитов. Каждый бился и кричал, рухнув пол, выворачивая конечности, когда колдовство вливалось в них, соединяясь с их телами.
        Когда заклинание было наложено, Морати откинулась на стул, задохнувшаяся и обессиленная. Кончиком пальца она смахнула каплю пота со лба, закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание. Она коснулась кончиком пальца языка и ощутила сладкий привкус магии на своей коже.
        Застонав, убийцы пришли в себя, каждый поддерживал свою голову, с проклятиями и ругаясь от боли. Морати открыла свои глаза и встала. Она прошлась вдоль линии лежащих на спине эльфов, властно возвышаясь над ними.
        — Вы познаете такую боль, какую я испытываю от продолжительной жизни Имрика,  — сказала она им. Переступив через последнего, она повернула обратно по линии.  — Боль будет уменьшаться с каждым шагом при приближении к вашей добыче и расти с каждым удаления от нее. Я наложила свою метку на вас, и вы не будете знать ни сон, ни жажды, ни голода, пока Имрик не умрет. Смотрите на меня!
        Убийцы подняли свои головы и смотрели на Морати глазами, похожими на красное стекло. На лбу каждого из них тлела черная руна, выжженная в плоти колдовством. Они морщились и вздрагивали, не в силах избавиться от пульсирующей боли в головах.
        — Убейте его, и больше не будете испытывать боли,  — сказала Морати. Она указала пальцем на дверь.  — Чем быстрее вы выполните свою задачу, тем скорее снова познаете покой. Теперь отправляйтесь в Крейс! Найдите Имрика! Убейте его!

        ГЛАВА 7
        Дорога в Крейс

        Дул свежий ветер с востока, поливая моросящим дождем на светлый деревянный настил, сбрасывая капели с мачты и паруса на Каратриля, стоящего у перил. За время службы у Бел Шанаара он много раз пересекал Внутреннее море, но он еще не смирился со смертью Короля-Феникса, и во всех предыдущих путешествиях он никогда не чувствовал такой срочности и такой ответственности.
        Небо покрывали тяжелые осенние облака, соответствующие мрачному настроению герольда. Вокруг него матросы по приказу своего капитана поправляли треугольные паруса, пытаясь всеми средствами ускорить свой корабль. На носу и корме, а также на мачтах дозорные наблюдали за кораблями, опасаясь, что другой корабль может оказаться под властью наггароти или культистов. На палубе находились две сотни опытных пехотинцев; знаменитая Морская гвардия из родного города Каратриля Лотерна.
        Впереди по правому борту показался остров с пологими берегами. Серая дымка висела над его побережьем, и цветные отблески танцевали в небе над ним. Каратриль переместился на левый борт, не желая смотреть на остров Мертвых. Именно на этот клочок земли Каледор Укротитель Драконов наложил заклинание великого портала, навсегда заточив себя и своих собратьев магов в его центре.
        Выросший в Лотерне, Каратриль слышал все рассказы моряков. Некоторые утверждали, что магов можно увидеть как бесплотные фигуры с руками, тянущимися к небесам, застывшие во времени в момент своего триумфа. Говорили, что последние слоги того могущественного заклинания все еще доносит бриз; что последние слова Каледора могут настичь эльфа, пока он спит, если его корабль подойдет слишком близко к берегу.
        У Каратриля не было желания проверять истинность рассказов, и он слышал, как моряки и морские гвардейцы шептали молитвы Маннанину, богу вод, прося о безопасном проходе и свободном пути от острова Мертвых.
        Потом они поплыли на север, миновав цепь островов, которая изгибалась по Внутреннему морю. Еще три дня они шли без остановки и видели на горизонте лишь редкие паруса.
        Они достигли северного побережья Внутреннего моря. Покрытый лесом берег, нарушаемый устьями множества рек, обозначал этот рубеж. Из всех королевств Ултуана это было одним из тех, которые Каратриль никогда не видел. Авелорн, дом Вечной Королевы. Мысль об этом вызвала у Каратриля дрожь волнения и тихого опасения. Земля безграничных лесов, Авелорн всегда был сердцем эльфийского мира. Тор Анрок был политической столицей Ултуана, но Авелорн был духовным центром эльфов. Были философы, которые утверждали, что предки всех эльфов выросли под этим бесконечным пологом листьев и ветвей.
        За его годы службы трону Феникса Каратриля никогда не посылали ко двору Вечной Королевы, и он никогда не принимал посетителя из Авелорна. Вечная Королева, Иврейн, дочь Аэнариона и Астариэль, не интересовалась мирскими делами. Ее была бесконечная опека острова и его народа в целом. Тем не менее Каратриль знал, что Вечная Королева узнает о волнении, охватившем ее остров; на борту были другие посланники, чтобы посетить ее двор и сообщить Иврейн о решении избрать Имрика.
        Корабль направился к одной из широких рек лодку, войдя в воды Авелорна, поскольку сгущались сумерки. На каждой стороне близко к берегу теснились деревья, ивы, которые опустили длинные ветви в воду. Облака летучих мышей поднялись с насиженных мест, темные полосы на фоне заходящего солнца. Что-то визжало, завывало и ревело в сумерках, и Каратриль был рад, что находился на судне, а не на берегу.
        Река была широкой и судоходной, поэтому они плыли всю ночь. Когда взошла луна, облик леса снова изменился. В серебристом свете Сариора деревья, казалось, танцевали и шептали на ветру, их тайные сообщения эхом отражались от воды как легкий шум. Река изобиловала жизнью: можно было заметить рыб, лягушек и ящериц, скользящих по спокойным водам в пятнах лунного света, пробивающегося сквозь облака. Крик козодоев и завывание волков звучали во всех направлениях, и Каратриль не смог уснуть.
        К рассвету они достигли большой излучины на реке, поворачивающей на запад, к пикам Аннулии, которые можно быть видеть вздымающимися вдалеке над кронами деревьев. В занимающемся свете животные выходили на берег для водопоя. Тут и сям среди деревьев открывались широкие поляны, где паслись стада оленей и лисы крались в высокой траве.
        Каратриль был убежден, что видел и другое движение, в сумраке под пологом леса. Не птицы или звери, а сами деревья, казалось, перемещались. Он знал, что Авелорн был живым, и в самых старых сказках слышал о людях-деревьях, которые защищали лес; другое дело — видеть такие создания в тенях, духов из коры и листвы, которые скрипели и стонали, как деревья на сильном ветру.
        Вскоре после полудня они подошли к причалу. Он был сделан не из древесины, а из массивных корней дерева, уходящих в реку. Отряд женщин-воинов в доспехах ожидал на берегу поблизости: Девичья гвардия Авелорна. Увидев их, капитан направил корабль к естественной пристани и поместил судно рядом с извилистыми корнями.
        Капитан Девичьей гвардии подошла к кораблю с копьем в одной руке и щитом на другой, ее золотистые волосы волнами ниспадали из-под золотисто-зеленого шлема, ее глаза, которые проникали в душу Каратриля, были ярко-зеленого цвета. Когда она заговорила, ее голос звучал отстраненно, ее глаза были несфокусированы, как будто она смотрела на что-то еще. Каратрилю пригрезились вздохи листвы и мягкое журчание по камням.
        — Весь лес говорит о вашем прибытии,  — сказала она.  — Я Алтинель, защитница поляны и капитан Девичьей гвардии. Кто ваш начальник?
        Капитан корабля махнул Каратрилю, который нерешительно двинулся вдоль перил в сторону Алтинель.
        — Я Каратриль, из Лотерна, в последнее из Тор Анрока,  — представился он ей.  — У меня на борту герольды для Вечной Королевы, и я направляюсь вверх по реке к горам Крейса.
        — Мы надеялись, что вы прибудете,  — ответила Алтинель.  — Наша королева очень обеспокоена. Она чувствует, что темнота поглощает Ултуан, и хотела знать причину этого.
        — Король-Феникс Бел Шанаар мертв,  — сказал ей Каратриль.  — Князь Малекит вызвал гнев Азуриана, заменив его, и был найден недостойным. Пламя поглотило его, и святилище почти разрушилось.
        — Печальные новости,  — сказал Алтинель. Она кивнула.  — Высадите ваших герольдов, и я пошлю их к Королеве Иврейн. Можешь пройти вверх по реке. С какой целью вы направляетесь в Крейс?
        Поскольку моряки сбросили веревочные лестницы вниз на причал и герольды спустились с борта корабля, Каратриль не решился ответить; скорее из опыта, чем подозрений. Не могло быть никакого намека на культистов или наггароти в Авелорне; Девичья гвардия гарантировала, что леса остались свободными от любой заразы Китарай.
        — Нужно найти там князя Имрика из Каледора,  — сказал Каратриль.  — Многие князья были уничтожены наггароти в святилище Азуриана, и Имрик будет назван преемником Бел Шанаара. Мы должны найти его и сопроводить в безопасности на Остров Пламени.
        — Хорошо,  — сказала дева-капитан. В ее тоне был намек на веселье.  — Мы пошлем сигнал отрядам на границах Крейса, проследить за вашим возвращением. Вечная Королева дарует безопасный проход к своему будущему мужу. Благословения Иши на вашу жизнь.
        — Прошу передать мою благодарность и почтение Вечной Королеве,  — сказал Каратриль.
        Алтинель рассмеялась, этот звук вызвал радость в сердце Каратриля.
        — Будьте уверены, что Иврейн знает о вашей благодарности и почтении, Каратриль из Лотерна, в последнее время из Тор Анрока.
        Дева-капитан отступила назад. Когда он отворачивался, Каратриль увидел нечто странное; глаза Алтинель выглядели синими, а не зелеными. Он покачал головой и отбросил идею в качестве иллюзии странного лесного света. Все произошедшее оставило в нем чувство легкого головокружения, и он удалился в свою каюту, чтобы прилечь.
        Он не собирался спать, но так как после резни в святилище он мало отдыха, его веки стали тяжелыми, и он погрузился в глубокий сон. Проснувшись, он увидел через окно каюты, что уже поздний вечер.
        Он чувствовал себя отдохнувшим и сильным, и по какой-то причине каюта наполнилась запахом диких цветов.

        Резкие порывы ветра проникали вниз по долине, неся с вершин раннее касание зимы. Снежные лавины сыпались сверху с гребней и отрогов гор выше, и луна была скрыта толстой пеленой облаков.
        Несмотря на мрак, Эльтанир мог отлично видеть. Он следовал по извилистой тропе с уверенностью горного козла, перепрыгивая с камня на камень, петляя между ветками нависающих кустарников и легко обходя оставшиеся утесы, ступая ногами на край уступа над пропастью, круто обрывающейся вниз справа.
        Он не чувствовал ни холода, ни боли в конечностях от многодневного путешествия, или голода, который терзал желудок обычного эльфа, или пересохшего горла. Его занимало только пламя; огонь в глубине его глаз, который толкал его вперед.
        Остальные молча следовали за ним. Никто из них не говорил, с тех пор как они покинули дворец в Анлеке, каждый был поглощен своим проклятием, своей внутренней болью.
        Когда еще один порыв ветра встряхнул его плащ и капюшон, Эльтанир остановился на повороте тропы, где она круто спускалась вниз к дну долины. Он посмотрел на север и узнал Анил Арианни и Анул Сетис, двойные пики, которые возвышались над другими, соединенные острым хребтом.
        Он хорошо знал горы, поскольку они обозначали край Нагарита. Он смотрел вверх на перевал, известный как Крейсианские Врата, и знал, что через несколько дней жгучая боль прекратится.

        Отряд вышел с края сосновых лесов на самых высоких склонах Анул Сариан. Был легкий снег, сапоги Имрика едва отпечатывались, когда он пересек горный склон, держа на плече охотничье копье с широким наконечником. Следопыты впереди остановились в укрытии покрытых коркой снега валунов, с луками в руках.
        — Похоже, нам может сегодня повезти,  — сказал Корадрель, следующий позади Имрика.  — Возможно, что-то более вызывающее, чем олень или медведь.
        — Если повезет,  — ответил Имрик, оборачиваясь через его плечо.
        Оба князя были одеты в охотничьи шкуры и подбитые мехом плащи с капюшонами, закрывающими от холодного бриза. Их шерстяные леггинсы удерживались ремнями, а сапоги до колена защищали ноги. Каждый носил плотные перчатки с заклепками железными кольцами и нагрудники на дополнительной подкладке.
        — Если из этого не выйдет, нам придется сделать привал,  — сказал Корадрель, указывая на солнце, исчезающее на западе, его дыхание клубилось в воздухе.
        — Поблизости нет жилья?  — сказал Имрик.
        — В полудне ходьбы на юг,  — ответил Корадрель.  — На северо-восточных склонах есть пещеры, где хватит места всем нам.
        Группа состояла всего из двадцати эльфов; два князя, четыре проводника и четырнадцать слуг, ведущих вьючных лошадей с палатками и припасами. Все были вооружены луками и копьями, а охотники носили длинные топоры и были одеты в броню. На одних санях был установлен маленький метатель болтов, младший брат силовых машин, используемых в сражении. Остальные были завалены едой, сетями, одеялами, дровами, запасной одеждой, лампами и факелами, топорами для рубки деревьев и лопатами, чтобы рыть ямы, проволокой и цепями для силков и ловушек и связками новых копий и стрел. В любом другом королевстве такой отряд мог выглядеть так, как будто они были готовы к битве, но в Крейсе они были просто необходимыми припасами для охотничьего похода.
        Имрик считал битву более безопасной, и каждый эльф в группе был настороже, наблюдая за облачным небом, вглядываясь в тени под соснами, разглядывая каждую скалу и куст.
        Подобно Каледору, Крейс был королевством гор. В горах Драконьего шипа драконы отлавливали любое крупное животное, которое забредало на их территорию. На вершинах Крейса эльфы должны были отслеживать хищных монстров. Портал Ултуана бушевал среди этих скалистых вершин, придавая воздуху привкус магии, окрашивая облака и снег сверкающей полупрозрачной радугой. Мощные ветры магии привлекали в эти земли всевозможных странных существ. Некоторых можно было дрессировать, как ездовых, если поймать молодняк, таких как пегасы, грифоны и гиппогрифы. Другие были зверями чистого Хаоса; мантикоры и гидры, василиски и химеры.
        На протяжении веков они гнездились, и на протяжении веков значительной вехой в крейсианском календаре была охота на монстров. Крейсианцы приравняли свои навыки убийства зверей, горных восхождений и ориентирования в лесу к высокому искусству. Несколько раз за время своих кампаний в Элтин Арване Имрик обращался к опыту своих крейсианских союзников, чтобы избавить край от опасного зверя.
        Князю нравились крейсианцы как народ, и хотя они жили в противоположных сторонах Ултуана, имели много общего. Хотя Крейсу не обладал присущей Каледору грандиозностью и не имел такого великого основателя, как Укротитель Драконов, у него было свое природное величие. Народ был крепким телом и духом, привыкшим к зимнему уединению.
        То, что они были свирепыми воинами, не вызывало сомнений. Многие из дружинников, подобно Корадрелю, носили шкуры знаменитых крейсианских белых львов. Охота на одну из огромных кошек считалась свидетельством зрелости и доблести для воина, и ни одному эльфу не разрешалось носить мех белого льва, если он не убил его собственной рукой. Имрик убил двух таких зверей на охоте, но отказался носить их почетный плащ; он в шутку признался Корадрелю на одной охоте, что боялся, что такая вещь запутает драконов, и его съедят как добычу по возвращении в Каледор. По правде, он не ощущал права носить на своих плечах подобное признание силы. Он был просто гостем на этих землях; настоящий крейсианский охотник жил и дышал этими горами каждый день.
        Они достигли расположения разведчиков и укрылись среди скал. Радуясь тому, что ветер утих, Имрик опустил капюшон, снял повязку, удерживающую его волосы, и пробежал пальцами по голове.
        — Видишь что-нибудь?  — спросил он ближайшего проводника, эльфа по имени Анакиус.
        Проводник кивнул и указал вдоль склона. Имрик удел темнеющий вход в пещеру, и земля перед ним была затоптана и очищена от снега.
        — Логово,  — с улыбкой сказал Имрик. Он завязал волосы и повернулся к Корадрелю.  — Что там?
        — Пошли узнаем,  — ответил крейсианец, беря копье с того места, где он прислонил его к скале.
        Группа осторожно отделилась от валунов, не издавая ни звука и оставив на снегу только слабые следы. Имрик взял копье обеими руки, сдерживая дыханием и устремив глаза на пещеру впереди. Анакиус двинулся впереди группы с другим проводником, быстро перебегая по неровной земле, их плащи из шкуры льва плотно прилегали к их телам.
        Охотники остановились на расстоянии полета стрелы от входа пещеры, а проводники продолжали двигаться вперед. Два эльфа по дуге обогнули пещеру, двигаясь через каменистую россыпь. Они провели некоторое время, исследуя основу, указывая на следы. Последовал краткий разговор, а потом второй проводник вернулся назад к группе, пока Анакиус постепенно осторожно продвигался к пещере.
        — Внутри или поблизости определенно есть живность,  — сказал проводник, когда вернулся.  — Мы не смогли увидеть перьев, а следы когтей показывают, что это крупный зверь. На камнях мы нашли клочки жесткого меха, нет ни осыпавшейся чешуи, ни следов пламени. Из пещеры доноситься запах падали.
        — Поэтому не грифон или гидра,  — сказал Корадрель.
        — И не химера тоже,  — добавил Имрик.  — Такие не оставляют мясо нетронутым.
        — Верно,  — согласился проводник.
        — Так что мы здесь имеем?  — спросил Корадрель.
        Ответ на этот вопрос дал крик Анакиуса.
        — Мантикора!  — выкрикнул проводник, выбегая из зева пещеры.
        Зверь вырвался от пещеры позади него, и склон горы отразил дикий рев. Монстр был косматым, таким же, как крупный лев, его шкура была темно-коричневой и отмечена темно-оранжевыми пятнами. Два крыла, как у огромной летучей мыши, были сложены на спине, а когти как белые ятаганы, царапали скалу, когда она заскользила по склону. Ее хвост состоял из фрагментов, как у скорпиона, загибаясь над крыльями, заканчиваясь шипом длиной с копье. Самой устрашающей была его морда; кошачья, но с поразительно похожими на эльфа чертами, темными на фоне огромной гривы ярко-рыжих волос.
        Мантикора снова взревела, когда эльфы приготовили оружие. Некоторые помчались к Анакиусу, подзадоривая. Монстр атаковал, расправив крыльев, легко догнав несчастного проводника.
        В последний момент Анакиус развернулся, предупрежденный криком Корадреля. Он поднял копье, когда мантикора приземлилась, его покрытый рунами наконечник пробороздил рану в щеку зверя. Массивная лапа выбила оружие и опрокинула Анакиуса на землю, его рука беспомощно ударилась.
        В мгновение ока мантикора набросилась на проводника, челюсти сомкнулись вокруг его туловища, почти разорвав несчастного эльфа пополам.
        — Бьемся или бежим?  — сказал Имрик.
        — Бьемся!  — ответил Корадрель.  — Мантикора будет преследовать нас весь путь обратно в Тор Акар. Прячемся в скалах!
        Имрик оторвал свой взгляд от видения мантикоры, разрывающей Анакиуса на части, осыпая белую землю кровью, органами и осколками костей, басовитое рычание эхом отдавалось позади охотников, когда они отступили назад к валунам.
        Оглянувшись через плечо во время бега, Имрик увидел, что монстр не съел, а просто разорвал проводника на куски в дикой ярости, встряхивая части тела в пасти, прежде чем отбросить их прочь. Он продолжал топтать ногами и резать когтями, превращая плоть в красные ленты.
        Достигнув скал, Имрик остановился рядом с Корадрелем. Посмотрев вниз по склону, он увидел всех, кроме двух других охотников, мчащихся к ним с оружием наготове. Двое других остановили вереницу лошадей и готовили метатель болтов на санях.
        — Они внушают страх, но бессмысленно агрессивны,  — сказал Корадрель.  — Мы должны заманить ее в пределы досягаемости метателя болтов. Как только мы опрокинем зверя, мы атакуем группой. Копья и топоры, стрелы не причинят большого вреда.
        Имрик кивнул и поправил хватку на копье, опершись одним плечом о валун. Мантикора закончила бешено терзать и подняла голову, принюхиваясь, поворачивая голову влево и вправо, вертя остроконечные ушами, чтобы обнаружить любой шум. Она издала еще один рев и подпрыгнула в воздух. Колыхание мантикоры не имело ничего общего с изяществом полета дракона, но она со скоростью поднималась в небе, исследуя землю в поисках добычи.
        Некоторые из проводников зажгли факелы, и они рискнули сойти со скал с горящими головнями в руках, махая, чтобы привлечь внимание зверя и отманить ее от каравана.
        Мантикора бросилась с небес, вытянув передние лапы. Факелоносцы отшвырнули свои головни и бросились назад к скалам, мантикора обрушилась на них как болт чистой ярости.
        Эльфы достигли валунов, когда мантикора врезалась в землю, рыча и с силой ударяя. Имрик чувствовал жар ее дыхания, пропитанный зловонием гниющей плоти и свежей крови.
        Мантикора увидела его и бросилась. Имрик бросился за валун за мгновение прежде, чем когти монстра рассекли скалу, подняв в воздух осколки камня. Она постоянно рычала, и раздувалась справа, фыркая и принюхиваясь. Корадрель появился справа от существа и метнул свое копье, оружия вонзилось в ребро существа прямо позади его плеча. Оно издало гневный вой и завертелось, хлеща хвостом, но слишком медленно, чтобы поймать стремительно отступающего крейсианца.
        Сгруппировав мощные мускулы, зверь выглядел так, будто собирался снова взмыть в небо. Один из охотников появился из прикрытия скалы с топором в руке, подавая сигнал. Мантикора извернулась и прыгнула, чтобы убить, но охотник перекатился под ее вытянутыми когтями и вонзил лезвие своего топора в ее живот. Кровь хлынула на снег.
        Охотник вскочил на ноги и бросился к скалам, но, в отличие от Корадреля, оказался слишком близко. Жало мантикоры сверкнуло вниз, пронзив спину эльфа, кончик шипа прорвался из плеча охотника. Он упал на землю, бешено бился в конвульсиях, когда жало было вырвано, кровь и пена хлынули из его рта.
        Двигаясь более вяло из-за ран, мантикора кружила вокруг валунов, поднимаясь вверх по склону, хлеща хвостом, изгибая крылья. Имрик смотрел в ее глаза и видел желтые круги, полные ненависти. Князь хотел знать, что могло породить такого яростного зверя.
        Сделав два шага вперед, мантикора прыгнула, приземлившись с удивительной быстротой на самый большой валун. Она вглядывалась в скалы, пока эльфы разбегались, одним когтем поймав Корадреля, когда он промчался мимо, сбросив его лицом на землю.
        Имрик действовал инстинктивно, прыгая через скалу с копьем в руке. Движение отвлекло мантикору от упавшего князя, и Имрик нырнул, когда жало хлещут в его сторону, ударившись о скалу, оставляя след густого яда. Имрик стоял над Корадрелем и ударил вверх своим копьем. Удар был поспешным и оставил лишь рваную отметину на плече мантикоры. В ответ лапа врезалась в грудь Имрика, отбросив его назад. Его нагрудник был помят, на нем осталось две отметины, но он спас его от немедленного потрошения.
        Другие охотники включились в борьбу, размахивая длинными топорами и тыча копьями. Мантикора перепрыгнула над их головами на другой выступ, сбив эльфа с ног хвостом, когда приземлилась. Крейсианцы были безжалостны, пока Имрик восстанавливал дыхание, их оружие вынудило с ревом монстра прийти в бешенство.
        Имрик услышал отдаленный треск, и мгновение спустя горло мантикоры разверзлось кровавым ливнем, болт торчал сбоку его шеи. Завалившись набок, она упала на скалу, молотя лапами, хлеща хвостом налево и направо. Удачный удар топора отчленил жало, кровь и яд хлынули из раны.
        Тем не менее зверь не был убит. Он вскочил на ноги, расправил крылья, безумно завывая. Не желая, чтобы мантикора сбежала, Корадрель присоединился к своим воинам, прыгнув на спину монстра, чтобы вонзить копье в его хребет. Зверь снова упал, Корадрель легко спрыгнул на землю, когда мантикора врезалась в скалы. Неосторожный эльф потерял ногу от ужасного взмаха, когда создание билось в предсмертной агонии.
        Довольный тем, что она умрет без дополнительных усилий, Корадрель подозвал своих охотников на безопасное расстояние. Имрик присоединился к кузену, и оба оперлись друг на друга, тяжело дыша. Пыл сражения наполнял каледорского князя, когда он смотрел на умирающего монстра. Глянув вниз, он понял, как близко был к тому, чтобы разделить его судьбу; облегчение смешивалось с жаждой битвы, вызывая в нем прилив энергии. Имрик поймал взгляд Корадреля и увидел там блеск. Они оба рассмеялись и обнялись.
        Через некоторое время Имрик пришел в себя и посмотрел на мертвого зверя, подняв брови.
        — Так это мантикора,  — сказал он.

        С тех пор как стал герольдом Бел Шанаара, Каратриль много раз пересекал Аннулийские горы, но они никогда не прекращали его впечатлять. Направляясь от Авелорна в Крейс, через одни из самых высокогорных перевалов в кольце вершин, он почувствовал портал сильнее, чем когда-либо прежде. Магия, казалось, тянула его за волосы, просачивалась сквозь поры его кожи, заставляла стискивать зубы. Облака, покрывающие горы, были окрашены фиолетовым, красным и зеленым, и сквозь редкие просветы на солнечном свете мерцали странные радуги, окраска их изогнутых дуг искажалась магическим полем.
        Репутация Крейса как места обитания многих опасных чудовищ была хорошо известна, и отряд Морской гвардии Каратриля был постоянно начеку. Зима быстро наступала в этих северных краях, и на третий день после покидания реки группа проснулась, обнаружив, что земля и их палатки припорошило легким снежком. Каратриль бывал в Крейсе прежде и был хорошо подготовлен: плащ на меховой подкладке и перчатки из мягкой кожи. Морские гвардейцы также захватили зимнюю одежду, и, закутавшись от холодного ветра и ливня ледяного дождя со снегом, эльфы двинулись в сторону Крейса.
        Морские гвардейцы были настороже не только из-за одних монстров. Маршрут их отряда пролегал вдоль Прохода Феникса, который пересекал Аннулии в направлении Нагарита. Даже держась как можно ближе к высокогорью, у них были все шансы столкнуться с воинами наггароти, патрулирующими границу.
        Хотя все более и более ужасная погода доставляла много неудобств, Каратриль решил, что будет лучше для них передвигаться по ночам и находить убежище днем, чтобы избежать наггароти. Даже тогда его постоянно мучило ощущение, что за ним наблюдают; эти земли были традиционным прибежищем вороньих герольдов. Каратриль был знаком с членами их ордена и знал, что если бы они захотели остаться невидимыми, то даже острые глаза морских гвардейцев их не заметили.
        Ему хотелось поспешить и вернуться назад в Крейс как можно быстрее, опасаясь, что вороньи герольды будут следить за отрядом, как только они покинут Проход Феникса. Даже теперь всадники спешить в Анлек, доставляя новости. Такова была ситуация после резни в святилище, и Каратриль ожидал, что наггароти яростно реагируют на любое посягательство на их земли.
        Они передвигались в течение трех ночей, зачастую совершенно не следуя по тропам через мрачные холмы восточного Нагарита, определяя свое положение по сиянию луны и звезд. В течение трех дней они разбивали лагерь в впадинах и пещерах, питаясь холодной пищей, чтобы избежать зажигать огни, завернувшись в одеяла, чтобы защититься от зимнего воздуха.
        На четвертое утро Каратриль не остановил отряд, а вместо этого настоял, чтобы они продолжили путь и в течение дня тоже. Они пересекли ледяную реку, которая каскадом ниспадала вниз от Аннулии и так втекала в Крейс. В дикой местности у них не было надежды на помощь или подкрепление, и они повернули на восток от Нагарита, как только позволила местность.
        Время от времени Каратриль во время движения оборачивался через плечо, ожидая увидеть всадника в плаще из перьев на далеком холме или армию наггароти, преследующую его. Каждый раз горизонт был лишен врагов, только холодное серое небо северного Ултуана.
        В ту ночь они разбили лагерь под большим выступом скалы и осмелились снова разжечь костры, чтобы растопить снег и приготовить более питательную пищу. Неадерин, капитан Морской гвардии, присоединился к Каратрилю в его палатке, пока ветер срывал холст и завывал среди скал.
        — Мы достигли Крейса, но где теперь нам искать Имрика?  — спросил капитан.
        Каратриль на мгновение смешался с ответом. Каледорский князь намеренно не оставил сведений, где его можно найти, и вся магия Тириола не способна была определить местоположение Имрика в пределах мистического вихря портала.
        — Его кузен Корадрель живет в столице, Тор Акаре,  — сказал Каратриль после некоторого размышления.  — С благословения Морай-хег мы найдем Имрика там, возвратившимся с охоты. Если нет, домоправитель Корадреля будет, конечно, знать, где пропадает их хозяин.
        — Итак, мы направляемся прямо на восток, в Тор Акар?  — сказал Неадерин.  — Или мы объезжаем горы и прибудем в город с севера?
        Это было трудное решение. Каратриль ощущал требуемую срочность, но кратчайший путь будет неверным, если они заблудятся в горах или их настигнет злая судьба. Вдобавок он прикинул дополнительное время, которое потребуется, чтобы обойти горы и преодолеть глубокие леса к северу от Тор Акара. Это был более надежный маршрут, но, даже с учетом нескольких дней задержки, пересечение гор займет почти в два раза больше времени.
        — Мы последуем более длинным маршрутом,  — сказал герольд.  — Хотя суровая зима еще не настала, горы не для неопытных. И если Имрик охотится в горах, то нам нужны указания, чтобы найти его.
        — Мы — Морская гвардия, а не горцы,  — сказал Неадерин.  — Этого можно было избежать. Мы должны были плыть через Ворота Лотерна и вокруг Ултуана к северному побережью Крейса.
        — После смерти князя Харадрина Лотерн наводнят анархия и подозрительность,  — сказал Каратриль.  — Я не был уверен, что морские ворота откроются для нас, и даже если так, путешествие через порт чревато многими другими проблемами и задержками. Сожалею, но пришлось идти этим путем.
        Неадерин вздохнул и ушел, оставив Каратриля холодным и мрачным. Озноб усиливал его пессимизм не меньше, чем предстоящее задание. Даже зимой в Эатане был так же тепло, как летом в Крейсе, и он скучал о солнце на белых зданиях Лотерна и блестящих водах в порту. Найти Имрику будет нелегко, но Каратриль довольствовался мыслью, что, хотя назрела нужда найти князя, наггароти не смогут сделать ни одного движения до весны. Даже если у них были какие-то злые намерения относительно следующего Короля-Феникса, то задача его обнаружения была бы столь для них трудна для; фактически это было бы труднее, поскольку у них не будет союзников в Крейсе, чтобы им помочь.
        Немного успокоившись, Каратриль попытался уснуть, не обращая внимания на окоченевшие пальцы рук и ног.

* * *

        Треск горящих бревен почти заглушал всхлипывания лесоруба и его домочадцев. Его заплаканное лицо было освещено пламенем горящего дома, смешивающегося с кровью, сочащейся от тонкой раны на лбу. Моргая, чтобы прочистить глаза, крейсианец смотрел на Эльтанира, его губы кровоточили, зубы были выбиты.
        — Я ничего вам не скажу,  — сумел выговорить лесоруб, и из уголка его истерзанного рта потекла испачканная кровью слюна.
        Эльтанир покачал головой. Он знал, что был близко. Боль теперь чувствовалась только в затылке, тлеющим угольком пламени, который раньше бушевал позади глаз. Лесоруб задохнулся, когда Эльтанир вырвал кинжал из-под ребра эльфа.
        — Имрик,  — зарычал Эльтанир, едва в состоянии сконцентрироваться на слове сквозь пелену боли.  — Где?
        Он использовал лезвие на руках охотника, делая надрез там, где плоть была самой чувствительной. Это напомнило Эльтаниру ритуалы в храме Кхаина, хотя в том пропитанном запекшейся кровью святилище признаваться не было никакого смысла.
        Лесоруб поморщился и ничего не сказал, сильно дрожа. Эльтанир прекратил пытку, боясь, что его жертва потеряет сознание или, возможно, даже умрет. Он глянул поверх плеча на остальных и кивнул. Один из них шагнул вперед, волоча за собой юного эльфа, не старше пятнадцати лет. В другой руке он одержал нож с лезвием, раскаленным в пламени хижины, не обращая внимания на горение его собственной плоти. Воздух дрожал от жара, когда он открыл рот мальчика и близко поднес лезвие.
        Позади него жена охотника завыла и бросилась за своим ребенком, но была отброшена назад коленом в живот. Ее дочь, еще младше сыны, билась в руках другого убийцы, заливаясь слезами.
        Эльтанир схватил лесоруба за длинные волосы и повернул его голову так, чтобы видел своего сына. Крейсианец рыдал.
        — Имрик. Где?  — снова спросил убийца.

        Что-то разбудило Каратриля. Он лежал с закрытыми глазами, ощущая присутствие под рукой. Он ничего не слышал кроме ветра, хлопанья полотнища и натянутой веревки. Тишина беспокоила его, как будто не было звука, который он ожидал услышать.
        Он открыл глаза и увидел что-то темное в палатке с ним. Прежде чем он открыл рот, чтобы закричать, рука в черной перчатке зажала ему рот. Лицо в капюшоне склонилось над ним и прошептало на ухо, слова едва слышнее вздоха.
        — Не сопротивляйся и не кричи.
        Голос звучал знакомо, но Каратриль не мог его определить. Он почувствовал, как что-то слегка коснулось его лица, и понял, что это прикосновение пера с капюшона эльфа. Вороний герольд!
        — Тебе ничего не угрожает, я здесь, чтобы предупредить тебя,  — сказал темный эльф. В потайном фонаре мелькнул красный свет. Незваный гость откинул капюшон, открыв изумрудные глаза и черные как смоль волосы. Каратриль сразу узнал голос, увидев лицо герольда. Это был Эльтириор, который ездил с Малекитом и Каратрилем в нападение на крепость Эалит двадцать лет назад.
        — Ты будешь хранить молчание?  — сказал вороний герольд. Каратриль кивнул, понимая, что если бы Эльтириор хотел его убить, он бы уже это сделал. Вороний герольд убрал руку и выпрямился.  — Хорошо. Я рад, что ты мне доверяешь.
        — Я бы так не сказал,  — сказал Каратриль.
        Эльтириор улыбнулся и сел, скрестив ноги, рядом со свернутой постелью Каратриля. Его глаза вспыхивали зеленым в тусклом свете.
        — Пожалуй, ты занимаешь самую мудрую позицию,  — сказал он.  — Вороньи герольды разделились; кто-то за Морати, кто-то против. У меня есть для тебя новости, но сначала ты должен рассказать мне, что привело герольда Короля-Феникса в горы Крейса.
        — Я мог бы спросить о том же самом герольда наггароти,  — ответил Каратриль, садясь, подтянув одеяло к груди, чтобы согреться. Он был встревожен, чтобы заметить, что в то время как его собственное дыхание превратилось в маленькие струйки пара, от вороньего герольда не было ничего, когда он говорил.
        — Морай-хег привела меня сюда, как она ведет меня ко всем важным местам,  — сказал Эльтириор.  — Знай, что я слышал сплетни о том, что произошло в святилище Азуриана и Тор Анроке. Полагаю, ты знаешь Алит Анара?
        — Мы встречались,  — сказал Каратриль. Изгнанный князь наггароти приходил к нему за помощью в поисках убежища у Короля-Феникса.
        — Алит все еще жив и вернулся к своей семье, и поэтому начал путь, который приведет его в самые темные места,  — сказал Эльтириор.  — Я знаю о смерти Бел Шанаара и очень многих князей, убитых на острове Пламени, но я не знаю причины. Морати покинула Тор Анрок и вернулась в Анлек с телом Малекита. Я вижу и знаю много вещей, но тем не менее я не знаю, что привело герольда мертвого Короля-Феникса в Крейс под охраной солдат Лотерна.
        — Почему я должен рассказать тебе?  — сказал Каратриль. То, что Эльтириор знал так много, тревожило, и Каратриль гадал, не оставался ли он в живых, только чтобы раскрыть цель его миссии.
        Эльтириор, должно быть, прочел мысли Каратриля по его выражению. Он вынул из-за пояса кинжал, обернул пальцы Каратриля вокруг рукоятки и приставил лезвие к своему горлу.
        — Даже вороньего герольда можно убить,  — сказал Эльтириор.  — В тот момент, когда ты заподозришь меня в лжи или насилии, можешь закончить мою жизнь простым ударом. Я избавлю тебя от дальнейшего беспокойства, сообщив тебе, что я думаю о ситуации, и ты можешь просто ответить мне, является то, чему я верю, истиной или ложью.
        Каратриль обдумывал это и видел только искренность в глазах вороньего герольда.
        — Продолжай,  — сказал Каратриль.
        — Ты ищешь князя Имрика из Каледора,  — сказал Эльтириор. Он улыбнулся.  — Я вижу по твоему лицу, что это правда. Князь проезжал по этой дороге осенью, чтобы отправиться на охоту со своим кузеном, Корадрелем. Теперь герольд Короля-Феникса спешно едет на север с отрядом солдат. Связать эти два факта несложно.
        — Зачем ты пробрался в мою палатку?  — сказал Каратриль.  — Я бы больше доверял тебе, если ты обратился открыто и при дневном свете.
        — Я не могу рисковать открыться,  — сказал Эльтириор.  — Предательство — величайшее оружие, которое есть в арсенале наггароти в настоящее время. Ты можешь поручиться за всех своих солдат? Ты уверен, что ни один из них не связан с культами Китарай?
        Каратриль признался себе, что не имел такой уверенности, но не стал говорить об этом вороньему герольду. Морская гвардия была верна Эатану, и он пришел к выводу, что даже если один или два были развращены, они мало что могли сделать, пока окружены врагами.
        — Я вижу, что ты меня понимаешь,  — сказал Эльтириор.  — Именно предательством и подозрительностью Морати и ее последователи наносят свои смертельнейшие удары, и было бы глупо доверять кому-то, кроме себя, в эти времена.
        — Ты прав,  — с поклоном сказал Каратриль.  — Я ищу Имрика из Каледора. Несколько князей пережили резню и стремятся выбрать нового Короля-Феникса, чтобы сменить Бел Шанаара.
        — Имрик — хороший выбор,  — сказал Эльтириор.
        — Я не сказал, что выбран Имрик,  — сказал Каратриль.
        — Нет, но это объясняет, почему семь убийц ищут его не далее чем за день отсюда,  — ответил вороний герольд.
        — Что?  — Каратриль чуть не порезал Эльтириора в момент шока. Он отвел кинжал от горла другого эльфа.  — Какие убийцы?
        — Кхаиниты, самый беспощадный вид,  — сказал Эльтириор.  — Я следовал за ними последние пять дней, с тех пор как натолкнулся на их след. Если вы повернете восток, то пойдет по шагам. Поспешите, я боюсь, что им уже известно, где найти Имрика.
        — Мы должны отправляться немедленно!  — Каратриль откинул в сторону свое одеяло и поднялся на ноги.
        — Пожалуйста, подождите до рассвета,  — сказал Эльтириор.  — Это недалеко. И держи мое появление здесь в секрете.
        — Ладно,  — сказал Каратриль.  — Прежде чем уйти, ты можешь рассказать мне, что происходит в Нагарите? Что планирует Морати? Любые новости, которые у тебя есть, были бы бесценны.
        — Не все в Нагарите под контролем Морати,  — сказал вороний герольд.  — Дом Анара сопротивляется ей. Вы путешествовали по их землям, покинув Проход Феникса, хотя и не знали об этом. Они будут сдерживать Морати столько, сколько смогут, но они не могут сдержать вечно. Я боюсь, культы уже контролируют Тор Анрок, из того, что узнал Алит, прежде чем сбежать. Перемещаться туда небезопасно ни для тебя, ни для любого герольд других князей. Первые удары с приходом весны, вероятно, нанесут по Эллириону и Крейсу.
        — И ты хранил бы эту информацию про себя, если бы наши пути не пересеклись?  — сказал Каратриль, задаваясь лишь вопросом, сколько Эльтириор знал о событиях, которые разворачивались.
        — Потому что я несу эти вести, наши пути пересеклись,  — ответил вороний герольд, что не развеяло подозрения Каратриля, но он решил не настаивать.
        — Каким путем мы должны отправиться, чтобы поймать убийц?  — спросил он вместо этого.
        — Прямо на восток с рассветом в течение полудня,  — ответил Эльтириор, вставая. Он кивнул головой в знак уважения.  — Боюсь, оттуда путь убийцы будет слишком ясен.
        — Ты тоже последуешь за ними?
        — Нет,  — покачав головой, ответил вороний герольд.  — Я уже за пределами Нагарита, и ситуация быстро меняется. Теперь, когда Морай-хег послала мне вас, я вернусь и прослежу в Анлеке за следующим шагом Морати.
        — Спасибо, что пришел ко мне,  — сказал Каратриль.
        Свет лампы погас, оставив палатку в темноте. Каратриль не услышал ни шелеста перьев, ни хлопка двери, но в мгновение ока понял, что вороний герольд ушел. Он немного подождал, собравшись с мыслями, которые пребывали в смятении от Эльтириора. Убедившись, что вороний герольд удалился от лагеря, он зажег лампу, надел нагрудник, наручи и перевязь мечом.
        Выйдя из палатки, он увидел, что часовые вокруг лагеря не двигались, а отблеск костров освещал склон горы на некоторое расстояние. Каратриль подошел к ближайшему караулу.
        — Ничего странного?  — спросил герольд.
        — Ничего,  — ответил часовой.  — Даже птицы нас не потревожили.
        Потрясенный таинственными методами вороньих герольдов, Каратриль двинулся к одному из костров, где он сидел, пока первый луч зари не появился на востоке. Он послал одного из морских гвардейцев позвать Неадерина.
        — Слишком холодно для такого раннего начала,  — сказал капитан, греясь у огня.  — Что за срочность?
        Каратриль задался вопросом, как он объяснит перемену взглядов, не упоминая Эльтириора. Он не собирался лгать Неадерину, но при этом и не мог раскрыть визит вороньего герольда.
        — Я думаю, что займет много времени, если мы пойдем вокруг гор,  — сказал Каратриль.  — Имрик должен быть коронован Королем-Фениксом как можно скорее, прежде чем наггароти отреагируют на события на острове Пламени. С приходом зимы было бы лучше, если Имрик покинул Крейс как можно скорее. Мы направимся прямо на восток.
        Неадерин наградил Каратриля тяжелым взглядом, недовольный этими известиями. Герольд ожидал некоторого сопротивления и решил, что он не в настроении для дебатов.
        — Я назначен командующим экспедицией, и я принял решение,  — сказал он, вставая.  — Я хочу, чтобы отряд позавтракал и находился в разбитом лагере. Если я вам понадоблюсь, я буду готовиться к отъезду.
        С этими словами Каратриль повернулся и, оставив изумленного капитана Морской гвардии, направился к своей палатке, стараясь не спешить.

        ГЛАВА 8
        Новая легенда

        Ветер стих и снег прекратился, но послеполуденный воздух был холодным, когда Корадрель вывел охотничий отряд на дорогу в Тор Акар. На одни санях везли тела эльфов, убитых мантикорой; другие были нагружены шкурой, головой и когтями зверя, чтобы ремесленники могли изготовить подходящие трофеи.
        — Кажется, мы не одни,  — сказал Имрик, указывая на запад.
        На фоне заходящего солнца можно было увидеть тонкий столб дыма, поднимавшийся с лесных склонов Анул Анриан. Корадрель посмотрел на запад, нахмурив брови.
        — Для лагеря это большой костер,  — сказал он, давая знак одному из проводников присоединиться к нему. Эльф подбежал к своему князю.  — Может быть и ничего, но иди посмотри. Может, какой-то монстр вызвал пламя.
        Разведчик тронулся по тропе, быстро исчезнув под соснами, которые тянулись по горному склону по обе стороны от тропы.
        — Какой вид зверей мог вызвать такой огонь?  — сказал Имрик, когда они вдвоем продолжили путь, караван саней был недалеко позади.
        — Кто может сказать?  — ответил Корадрель, пожимая плечами, что заставило покачнуться его львиный плащ.  — В этих горах есть все виды тварей, которые не поддаются описанию; создания, искаженные Хаосом и поддерживаемые порталом.
        — Как далеко до лагеря?  — спросил Имрик. Он чувствовал усталость, и его грудь была в синяках после нападения мантикоры.
        — Недалеко,  — сказал Корадрель. Он вытащил из поясной сумки маленькую глиняную бутылку и откупорил ее. Крейсианец с улыбкой передал бутылку Имрику.  — Это еще немного согреет тебя.
        — Каринаи?  — сказал Имрик, понюхав содержимое бутылки. Он сделал глоток пряного спирта, который согрел его рот и горло, оставив приятный вкус осенних фруктов.  — Надеюсь, у тебя еще есть.
        — Есть бутылочка где-то в моем вьюке,  — ответил Корадрель с усмешкой.  — Мы сможем как следует отпраздновать нашу добычу, как только доберемся до лагеря.
        Имрик вернул напиток своему кузену, чувствуя прилив сил от варева. Он снова взглянул на запад в надежде, что дым вызван чем-то обыденным; он не чувствовал настроения для другой встречи со животными обитателями Крейса.

        Морские гвардейцы рассредоточились по поляне, держа наготове копья и щиты, образуя кордон вокруг дымящихся руин хижины. Каратриль приблизился с обнаженным мечом, глазами исследуя окружающий ряд деревьев в поисках любого следа преступников.
        — Вот!  — позвал Неадерин из-за меньшей груды обугленного дерева, скорее всего какой-то надворной постройки. Две вороны отлетели от чего-то у ног Неадерина, встревоженные его криком. Голос капитана был напряженным, и он отступил от того, что нашел, сгорбившись.
        Каратриль быстро пересек поляну. Он резко остановился, как только на его глаза попалось найденное Неадерином, желудок свело от отвращения.
        Он не был уверен, сколько тел было в пепле, но размер некоторых костей означал, что были убиты дети. То, что осталось от сгоревшей плоти, было раскромсано и раздроблено, разбросано в пламени. На снегу была кровь. Много крови. На небольшом расстоянии, там, где были вороны, были выложены внутренности. Вмешательство птиц-падальщиков не настолько сместило кровавый узор, что его нельзя было узнать: руна Кхаина.
        Каратриль вздрогнул, вспомнив места, где он видел такую порочность раньше; в логове культа в Лотерне и крепости Эалит в Нагарите.
        — Наггароти,  — сказал Каратриль.  — За Имриком посланы убийцы.
        — Как ты можешь быть уверен?  — ответил Неадерин, не оглядываясь назад на ужасную сцену.  — Это может быть работа крейсианских культистов.
        — Вряд ли,  — сказал Каратриль.  — Найди мы такую вещь в Тор Акаре, я хотел бы тебе поверить. Здесь, в глуши, это кажется слишком большим совпадением. Этих несчастных пытали, прежде чем убить. Это дом лесоруба. Единственная вещь, которую знала это бедная семья,  — где найти лучшие сосновые рощи.
        — Так что нам делать?  — спросил Неадерин.  — Нет никаких следов, покидающих поляну. Кто бы это ни сделал, он замел следы.
        — Или не оставил,  — сказал Каратриль, вспоминая странные методы вороньих герольдов. Если подобные секреты были известны убийцам, Имрик был в смертельной опасности.
        В этот момент раздался зов одного из морских гвардейцев, которые растянулись веером, обыскивая ряд деревьев. Неадерин и Каратриль подбежали посмотреть, что было обнаружено.
        — Твои убийцы сделали ошибку,  — сказал Неадерин, преклонив колено, когда морской гвардеец указал на участок снега, скрытый между корнями дерева. Каратриль увидел несколько красных капель на белом.
        — Они направились на северо-восток,  — сказал он.  — Больше ничего, отзови свой отряд. Мы должны поторопиться, если хотим предупредить Имрика.
        Солдаты собрались на поляне на зов своего капитана и направились вслед за убийцами, звеня доспехами, когда они бросились в лес.

        Солнце почти скрылось за горами, и небо на востоке было темно-синим, виднелись первые звезды, полумесяц Сариора появился над горизонтом. Эльтанир знал, что его добыча близка. Боль в голове почти утихла, продолжая только тупо ворочаться в его мыслях. Он чувствовал запах древесного дыма от легкого бриза, доносящегося от костра на севере. Это совпадало с признанием лесоруба.
        Тоже это почувствовав, остальные убийцы рассредоточились, передвигаясь между тесными стволами сосен. Эльтанир начал шептать молитву, магическое заклинание, которое соединяло с магией портала. Колдовство закружило вокруг него, изгибаясь и перемещаясь, просачиваясь сквозь его тело.
        Взглянув на остальных, он увидел, что они делают то же самое. В какой-то момент в тени появились семь фигур в черном; в следующий миг они исчезли.
        Ступая так легко, что его ноги не оставляли следов на упавшей хвое и мульче, Эльтанир двинулся на север. Кричали совы, и мелкие млекопитающие проносились мимо, не обращая внимания на его присутствие, когда он скользнул между деревьями, вытащив изогнутый короткий лук из колчана на спине и быстро натягивая его, когда шел. Впереди он увидел далекое оранжевое мерцание, которое было походным костром. Он вложил стрелу на место, ее наконечник блестел от яда, приготовленного из черного лотоса. Убийца пошевелился, чтобы лучше видеть огонь. Там было полдюжины больших палаток, и по лагерю передвигались охотники в плащах из львиной шкуры. Он прижался к дереву, ожидая, когда покажется его жертва.
        Раздался смех и отдельные куплеты песни. Крейсианцы были в приподнятом настроении. Эльтанир не мог припомнить, каково это испытывать такую радость; единственное удовольствие, которое он испытывал, вызывалось актом убийства и причинением боли.
        Последние лучи солнца струились по ветвям впереди, смешиваясь с дымом костра. Хлопнул полог палатки, и появился высокий эльф, облаченный в доспехи, с мечом у бедра. Он не носил львиный плаща, и Эльтанир сразу узнал его: каледорец! Ненависть вспыхнула в убийце, напомнив муки, которые он испытывал, когда образ жертвы врезался в его сознание.
        Имрик побрел прочь от костра, направляясь вправо от Эльтанира. Он сдвинулся со своего места, мелькая между тенями, ничего не нарушая, сидевшие на ветвях над головой птицы не обращали внимания на его присутствие. Он снова смог увидеть свою добычу, стоящую на маленькой поляне и изучающую чистое небо.
        Эльтанир прицелился в князя, подняв лук. Он осторожно отодвинул ветку, расслабляя руку, наслаждаясь моментом смерти. С удовлетворенной улыбкой он выпустил стрелу.

        Имрик наслаждался ощущением свежего воздуха на своей щеке после жары в лагере. Облака рассеялись, и он смотрел на звезды, вспоминая созвездия, которым его учила мать. Когда он опустил взгляд вниз, его глаза поймали что-то близкое к краю поляны. Это была линия следов лап на поверхности снега, каждый в несколько раз больше его руки. Это явно был след белого льва.
        Когда он поднял глаза, то увидел сверкание в воздухе. Не раздумывая, Имрик бросился в сторону, одним плавным движением высвободив меч, лезвие вспыхнуло, разрезая стрелу пополам, когда она прошла на волосок от его плеча.
        Движение слева привлекло его внимание, и он повернулся и увернулся снова, на сей раз от вращающегося кинжала, вылетевшего из теней. Имрик отклонил его плоскостью своего меча.
        — Атака!  — закричал он, кружась на пятке в поисках признаков нападающих. Он видел только темноту.  — Убийцы!
        Он услышал глухой топот ног и развернулся, с мечом наготове.
        Лев, холка которого была на той же высоте, как плечо князя, выскочил из леса, обнажив клыки, его бледный мех сиял в свете звезд. Каледорский князь встретил его взгляд, глядя в темно-желтые глаза, полные дикого голода. Имрик отскочил в сторону, когда лев помчался к нему, как он и ожидал, набрасываясь.
        Лев проигнорировал его и побежал прямо через поляну. Достигнув деревьев, он прыгнул, вытянув лапы. На соседний ствол дерева брызнула кровь, хотя откуда, Имрик не мог видеть. Рыча и кусаясь, лев боролся с чем-то, что, казалось, состояло из тени. На его белой шкуре появились порезы, добавляя кровь льва к путанице, но мгновение спустя в поле зрения попала рука, из нее торчала раздробленная кость. Послышался пронзительный вопль, и эльф, одетый в черное, шатаясь вышел на поляну.

        Встревоженный криком, Корадрель схватил свой топор и выбежал из палатки, которую он делил со своим кузеном. Он услышал рев льва и помчался к нему, боясь, что Имрик подвергся нападению одного из легендарных зверей с белым мехом. Другие охотники выскочили из лагеря позади него.
        Он нашел своего кузена на маленькой поляне неподалеку от лагеря, с мечом в руке, непрерывно крутящимся, его клинок метался и крушил то, что, казалось, безумно рубил разреженный воздух. Что-то мелькнуло на краешке зрения Корадреля, туманная дымка, которая расступалась и изменялась при прохождении клинка.
        Когда он приблизился к краю деревьев, Корадрелю показалось, что он увидел что-то еще, более темное в тени позади Имрика. Определенно оно двигалось. Не зная, какие духи напали на его кузена, Корадрель притормозил и метнул свой топор в призрак, приближающийся к Имрику сзади. Он пронесся через поляну и ударил в густую тень, остановившись в воздухе. Через мгновение на снег рухнуло тело эльфа, почти разрубленное надвое от плеч до пояса лезвием топора.
        Послышались крики других охотников, когда они столкнулись с более темными противниками в лесу, и звон металла о металл. Еще раздавались крики боли, и свист дротиков и стрел разрезал воздух.

        Ошеломляющий эффект каринаи продолжал переполнять тело Имрика, когда он поднял свой меч, чтобы отразить еще одну другую туманную атаку на его горло. Когда он отшатнулся назад, лунный свет пробился через облако, заливая поляну серебристо-зеленым светом. В этот момент он заметил своего нападавшего, мерцание фигуры в свете луны Хаоса, кружащийся во власти портала.
        Имрик не раздумывая сделал выпад, направляя кончик клинка в лицо убийцы. Призрачный нападающий отклонился от атаки, кинжал сверкнул в лунном свете, скрежетнув о клинок Имрика. Как раз когда лунный свет снова исчез за облаками, Имрик усилил свою атаку, рубя мечом налево и направо, чувствуя, как его кончик соприкасается с плотью. Раздался крик боли, и Имрик ткнул выше. Вдоль гравировки клинка забрызгала кровь, и вспыхнула магия Латраина, белое сполохи огня прорезались вдоль клинка.
        Все еще окутанный тенью, убийца метался по поляне, его одежда пылала бледным пламенем, что он казался туманным силуэтом темного облака, охваченного белым огнем, тьма и свет сплетались и боролись.
        Услышав новые шаги позади себя, Имрик повернулся с мечом наготове. Корадрель выскочил на поляну и вырвал свой топор из тела другого убийцы, в то время как другие охотники в львиных плащах выбежали из леса. Один из крейсианцев упал с колючей стрелой в руке, из глаз и носа хлынула кровь, поскольку яд подействовал быстро. В темноте появилось светлое пятно, и дикое рычание донеслось от деревьев; белый лев все еще бродил по лесу.
        — Сколько?  — пропыхтел Имрик.
        — Четверо мертвы,  — сказал Корадрель.  — Не знаю, сколько еще осталось в живых.
        — Там!  — взревел один из охотников, указывая на юг, когда темная фигура вылетела из линии деревьев и слабый свет отразился от поднятого клинка.
        Трое охотников бросились навстречу убийце; в следующее мгновение первый упал на землю с отделенной головой. Двое других взмахнули своими топорами высоко и низко, и хруст ломающихся костей нарушил тишину. Появилось искореженное тело, свалившееся на землю, кривой, зазубренный клинок выпал из хватки мертвого убийцы.
        Лесом овладела тишина.
        Корадрель и охотники сомкнулись вокруг Имрика, держа наготове топоры. Они стояли в центре поляны, как можно дальше от деревьев, все глаза были обращены наружу.
        — Вверху!  — крикнул Имрик, видя движение тумана через залитые лунным светом облака.
        Его предупреждение прозвучало слишком поздно, поскольку злоумышленник в темной одежде приземлился в середине группы, разбрызгивая кровь, когда высветились два ножа. Охотники не могли использовать свои топоры, опасаясь, что их широкий замах поразит другого. Лента рассеялась, пытаясь создать пространство, еще двое из них упали с криками боли, когда им перерезали горло.
        Меч Имрика не нуждался в таком пространстве, и князь бросился к тени убийцы, протянув руку. Острие вонзилось во что-то твердое и отклонилось.
        — Пригнись!  — крикнул Корадрель, и Имрик немедленно упал на землю.
        Мгновение спустя топора Корадреля качнулся на каледорцем, всей тяжестью обрушиваясь на убийцу. Отрубленная рука отлетела от теневой фигуры, и воздух раскололо пронзительное завывание боли. Имрик вскочил на ноги, взмахнул мечом, клинок вспыхнул, когда пронзил грудь раненного убийцы, рассекая ребра и сердце.
        После шквала насилия снова воцарился мир.
        Однако Имрик не был уверен, что все нападавшие на него были убиты. Никто не заговорил, пока группа перестраивалась вокруг князей. Каждый трепет листа или скрип ветки привлекали внимание эльфов, которые, широко раскрыв глаза, всматривались в темноту в поисках малейшего признака врага.
        Через некоторое время Имрик расслабился и вложил меч в ножны.
        — Этот последний,  — сказал он.
        — Ты уверен?  — сказал Корадрель.
        — Да,  — ответил Имрик, хотя его глаза утверждали обратное, когда они заметили определенное дерево на краю поляны, между эльфами и их палатками. Корадрель уловил его смысл и кивнул.
        — Возвращаемся в лагерь,  — сказал крейсианец.  — Соберите убитых и помогите раненным.
        Два князя направились к деревьям с оружием в руках. Когда они были в нескольких шагах от теней, последний убийца ударил, выпрыгнув из мрака с протянутым мечом. Корадрель ожидал атаки и поймал лезвие топором, отклонив его, когда Имрик рубанул своим мечом, ударив вниз, где, как он полагал, была шея убийцы.
        Его цель была недалеко; тело в черном, которое упало на землю, почти лишившееся черепа. Имрик с гримасой высвободил свой клинок.
        — Сегодня ночью никто не уснет,  — сказал он.
        — Не думаю, что после такого кто-то сумеет,  — ответил Корадрель.
        В общей сложности, восемь охотников были убиты в бою, еще трое ранены, один из них был в лихорадке из-за отравленной раны и, как ожидалось, не доживет до рассвета. Все эльфы бодрствовали всю ночь, поддерживая костры дровами, шепча молитвам Эрет Кхиали, чтобы проследила за духами убитых.
        Рассвет был близок, когда послышался звук приближавшегося к долине большого отряда солдат. Крейсианцы были настороже, два проводника направились вниз по тропе, чтобы разузнать, пока остальные охраняли лагерь и подготовили метатель болтов.
        Ожидание было испытанием для Имрика. Борьба с мантикорой и покушение на его жизнь заставили его чувствовать себя истощенным, его телом ослабло от дневных испытаний. Он освободил свой меч и встал рядом с остальными, с тревогой ожидая.
        Звука борьбы не было слышно, и через некоторое время разведчики вернулись с третьим соратником, которого отправили, чтобы проследить за огнем. С ними пришел еще один эльф, одетый в серебряные доспехи.
        — Кто это?  — задал вопрос Корадрель.
        — Я его знаю,  — сказал Имрик, вкладывая в ножны свой меч.  — Это Каратриль, герольд Короля-Феникса. Ему можно доверять.
        Крейсианец лишь слегка расслабился, когда герольд приблизился к лагерю. За ним шел отряд воинов, несущих щиты с эмблемой Морской гвардии.
        — В ночь сюрпризов это последнее, чего я ожидал,  — сказал Корадрель.  — Что привело герольда Короля-Феникса в дебри Крейса?
        — Серьезные события охватили Ултуан,  — сказал Каратриль.  — Бел Шанаар мертв, и очень многие из наших князей были убиты на острове Пламени. Малекит пытался стать Королем-Фениксом и был уничтожен пламенем.
        — Каледриан?  — сказал Имрик, его сердце сжалось от предчувствия, Каратриль покачал головой.
        — Твой брат среди мертвых,  — сказал герольд.  — Однако Тиринор выжил.
        Имрику с трудом верилось в эту новость. Его мысли перенеслись назад к тому, когда ему сообщили о смерти его отца и преподнесли Латраин. Пустота поглотила его сердце при осознании того, что Каледриан был убит, и пропасть увеличилась, когда он понял, что теперь стал правящим князем Каледора.
        Каратриль поманил одного из Морской гвардии, кто вошел в лагерь, неся пакет, обернутый вощеной кожей. Герольд взял его и приблизился к Корадрелю.
        — Это для тебя,  — сказал он, опустив глаза.
        Корадрель взял пакет и открыл его. Внутри лежало свернутый красный стяг с вышитой на нем мордой белого льва и топор, его двухлезвийная головка напоминала крылья серебряной бабочки, с выгравированными зигзагами молнии.
        — Акиллар, и стяг Крейса,  — сказал Корадрель, от волнения захлебываясь словами. Он смотрел на Каратриля.  — Где мои брат и племянник?
        — Тоже убиты,  — сказал Каратриль. Он сделал торжественный поклон.  — Теперь ты правящий князь Крейса.
        Раздались стенания и ворчание от остальных крейсианцев, и некоторые давали клятвы богам найти совершивших такое преступление.
        — Наггароти проявили свои истинную сущность,  — сказал Каратриль в ответ.  — Это были рыцари Анлека, которые уничтожили большинство в святилище Азуриана, и у меня есть достоверная информация, что Морати была освобождена и возвратилась в Анлек.
        Каратриль полез внутрь мантии и вытащил свернутую кусок пергамента. Он протянул его Имрику, который в оцепенении смотрел на письмо, не понимая его важности. Он отбросил горе, которое нахлынуло на него, и направил вопрошающий взгляд на Каратриля.
        — Это Бел Шанаар написала тебе, прежде чем умер,  — объяснил герольд.
        — Печать сломана,  — сказал Имрик, разворачивая письмо.
        — Тириол поручил открыть его,  — сказал Каратриль.  — Сначала прочти это, а затем услышишь мое послание от него.
        Имрик быстро просмотрел письмо, ничего не говоря. Его содержание не стало неожиданностью, хотя теперь казалось более пророческим, чем, возможно, намеревалось.
        — Что еще?  — сказал Имрик.
        — Те князья, которые выжили, Тириол, Финудел и некоторые другие, выбрали тебя, чтобы стать Королем-Фениксом,  — сказал Каратриль. Он посмотрел на Корадреля.  — Они не ожидают никаких возражений против назначения.
        — И от меня они не получат ни одного,  — сказал крейсианец.
        — Это отчаянные времена,  — сказал Каратриль.  — Ситуация изменилась. Ултуану не нужен ты как командующий, ему нужен ты как король.
        — Почему?  — сказал Имрик.
        Каратриль был озадачен вопросом и минуту помедлил с ответом.
        — Ты лучший из князей, и тебя поддерживают твои товарищи,  — сказал герольд.  — Каледор остается сильным, и тебе понадобится эта сила. У вас есть драконьи князья, которые прибудут на твой зов.
        Имрик кивал, признавая каждый довод.
        — Ни один другой князь, который уцелел, не может сравниться с тобой, Имрик. Они убиты, все, кроме нескольких из самых великих из Ултуана.  — Трон Феникса опустел, корону не носят, и королевства в беспорядке.
        — Плохо,  — сказал Имрик.  — Очень плохо.
        — Что это значит?  — сказал Корадрель.  — Малекит мертв, Морати снова правит в Нагарите, князья убиты и убийцы в тенях?
        Имрик смотрел на остальных эльфов, видя в их выражениях страх и надежду. Страх перед тем, что произошло; надежду, что он защитит их. Нет более высокого признания, нет более великого долга, который его могли просить исполнить.
        — Что с нами станет?  — сказал один из крейсианцев.  — Что теперь произойдет?
        Имрик глубоко вздохнул и кивнул в знак согласия с Каратрилем и Корадрелем. Его твердый взгляд встретился со взглядами окружающих, и он ответил на вопрос, который витал во всех их умах.
        — Война.

        ГЛАВА 9
        Из огня

        Не было никакой церемонии, которая сопровождала коронацию Бел Шанаара. Святилище Азуриана было почти пусто; верховный жрец Миандерин и его помощники готовили свои заклинания, пока Имрик ждал вместе с правящими князьями, которые пережили резню или были выбраны, чтобы наследовать за теми, кого не стало. Было одно заметное отсутствие; ни один кандидат не представлял Тиранок. Сообщения были отправлены, но ни слова не возвратилось от того, кто наследовал за Бел Шанааром; Элодир был наследником до его смерти от рук Батинаира.
        Корадрель приехал на юг с Имриком и Каратрилем, сопровождаемым несколькими сотнями крейсианцев, набранных из горных поселков вокруг Тор Акара. Не доверяя никакому другому эту задачу, Имрик назначил воинов в львиных шкурах своими телохранителями в знак признания их борьбы с убийцами. Он назвал их Белыми Львами Крейса, и новости об их храбрости быстро распространились среди нескольких тысяч эльфов, охранявших острове Пламени. Рядом с ними были молчаливые воины гвардии Феникса. Их число поубавилось, многие пали от рыцарей Нагарита и культистов в борьбе за пределами святилища, пока резня происходила внутри.
        Имрик увидел шлем капитана гвардии Феникса среди отряда, стоящего в дверном проеме, и покинул других князей.
        — Твоим правом было ознакомиться с секретами, хранящимися в Зале Дней,  — сказал Имрик.  — Написанная огнем на камне жизнь каждого Короля-Феникса.
        Капитан кивнул один раз, его выражение не изменилось.
        — И ты прочел о гибели Бел Шанаара?
        Капитан не ответил, но встретил пристальный взгляд Имрика.
        — Моя смерть написана там пламенем?  — спросил каледорец.
        Снова капитан не сделал ни жеста отрицания или согласия. Зарычав, Имрик схватил капитана гвардии Феникса за золотую застежку его плаща.
        — Какая польза от мудрости Азуриана, если ты придерживаешь язык?  — бросил Имрик.  — Ты стоишь молча, пока наш народ уничтожает себя.
        — Он не ответит тебе,  — крикнул Миандерин из святилища.  — Он умрет, прежде чем произнесет хоть слово. Отпусти его, Имрик, и веди себя как король. Не нам знать волю Азуриана или предугадать ее. Судьба всегда будет преобладать.
        Имрик разжал свою хватку и проследовал обратно в святилище, задаваясь вопросом, было ли какое-то средство, чтобы он мог избежать судьбы, начертанной на стенах Зала Дней. Он встретил ряд выжидательных лиц. Тириол слегка улыбался, видимо, позабавленный выходкой Имрика.
        — Имрик умрет в этот день,  — объявил Миандерин, махнув группе собраться вокруг вечного пламени Азуриана.  — Как Аэнарион и Бел Шанаар до него, он должен ступить в пламя и быть уничтоженным правосудием Азуриана, чтобы родиться заново как Король-Феникс.
        — Если мне суждено умереть, то мое имя умрет со мной,  — сказал Имрик, заслужив хмурый взгляд верховного жреца за прерывание. Он проигнорировал вздох раздражения Миандерина и продолжал: — Имрик не приведет наш народ к спасению. Я стану Каледором, в честь моего деда и королевства, которое воспитало меня. Имрик войдет в пламя, но появится Каледор.
        — Мы можем продолжать?  — сказал Миандерин. Имрик кивнул в знак согласия.  — Сегодня мы коронуем нового Короля-Феникса, избранного князьями Ултуана, чтобы быть первым среди равных.
        — Мы закончили?  — сказал Имрик.
        Он направился к пламени. Миандерин поспешил за ним, давая знак прислужникам зажечь курильницы и начинать песнопения. Верховный жрец схватил руку Имрика за два шага от пламени.
        — Нет пока,  — сказал Миандерин.
        Верховный жрец отступил назад и шепотом начал свое собственное заклинание. Имрик стоял, глядя на пламя Азуриана. Не было никакого тепла. Его кожу покалывало от магии, и он чувствовал, как чары жрецов сплетаются вокруг него. Его конечности похолодели, а сердце замедлились.
        Два помощника приблизились и накинули длинный плащ из перьев на его плечевые доспехи. Сделав глубокий вздох, Имрик посмотрел на Миандерина, который кивнул.
        Имрик шагнул в пламя.

        Пламя прожгло его насквозь, коснувшись каждой части его тела и духа. Не было ни боли, ни ощущений вообще. Имрик чувствовал призраком, отделенным от бренного мира.
        Он все еще слышал пение жрецов, но мелодия изменилась, звук стал выше. Имрик присягнул бы, что сейчас поют тысяча голосов.
        Он не видел ничего, кроме разноцветного огня. Он был создан из него. Он поднял руку перед лицом и не увидел ничего, кроме танцующего пламени.
        Имрик задался вопросом, не умер ли он.
        Плащ словно крылья поднимал его, ограничиваясь вверху пламенем. Он закрыл глаза, но ничего не изменилось; все еще пламя заполняло его видение. Легкий ветерок, казалось, обдувал него, его касания разглаживали кожу, плоть и кости, превращая его в нежный пепел; и все без малейшего намека на дискомфорт. Имрик думал, что ему это привиделось.
        Ощущение вернулось, огонь снова принял его очертания, создав тело, конечности, голову, пальцы и каждую его часть из своей сущности. Открыв глаза, он повернулся и вышел из пламени.

        Князья выражали радость, подняв кулаки в приветствии своему новому королю.
        — Приветствуем Каледора, Короля-Феникса Ултуана!
        Каледор благодарно кивнул и воссоединился со своими соратниками. Он даже не оглянулся на пламя.
        — Что теперь?  — спросил он.
        — По традиции, вы отправитесь в Авелорн и женитесь на Вечной королеве,  — сказал Миандерин.  — Она истинная правительница Ултуана, и вы должны искать ее благословения так же, как Азуриана.
        Жрец наклонился ближе и прошептал свои следующие слова.
        — Также необходимо, чтобы вы родили наследницу, чтобы передать мантию Вечной королевы,  — сказал Миандерин.
        — Нет времени,  — сказал Каледор. Он посмотрел на князей.  — Нам нужна армия. Нагарит вскоре отправится в поход, если уже не сделал этот. Ни у одного королевства нет войска, которое может сравняться с ним.
        — И что вы сделаете с этой армией?  — спросил Аэретенис. Эльф был молод, только юноша, и только что унаследовал Эатан от своего убитого дяди Харадрина.  — Какие земли вы будете защищать этим войском?
        — Защищать?  — сказал Каледор.  — Ултуан слишком велик для одной армии, чтобы защитить. Мы сначала вторгнемся в Нагарит.
        Это вызвало испуг, особенно среди новоиспеченных князей. Были слова несогласия, и Титраин из Котика выступил вперед, чтобы высказать недовольство.
        — У нас мало воинов, чтобы говорить об этом,  — сказал недавно коронованный князь.  — Что армии, которые у нас есть, защищают наши земли в колониях. Не только Котик, но также Эатан и Сафери. Ивресс все еще шатает от предательства Батинаира.
        — Вы можете предложить своих придворных,  — резко сказал Финудел.  — И вас самих. У Сафери есть маги, у Эатана — Морская гвардия. У всех вас есть городское ополчение, созданная, чтобы бороться с культами.
        — И они еще ведут этот бой,  — сказал Титраин.  — Если мы пойдем на Нагарит, мы оставим наши дома в неизвестной опасности от рук агентов Морати и убийц.
        — Скорее так, чем позволить легионам Нагарита войти в ваши дома,  — сказала Атиель. Она горящими глазами посмотрела на Каледора, а затем на Корадреля.  — Крейс и Эллирион граничат с Нагаритом и ощутят первый удар. Тиранок тоже, хотя я боюсь, отсутствие их нового князя подсказывает мне, что мы не должны ожидать поддержки от этого района, независимо от причины).
        — Крейс будет бороться, вы уже знаете это,  — сказал Корадрель.  — Но остальные правы, кузен. Я должен вернуться и позаботиться сначала о защите моего королевства, прежде чем я смогу сопровождать тебя в Нагарит. Когда граница будет в безопасности, я приведу таких воинов, сколько останется для вас.
        Каледор вздохнул от расстройства и посмотрел на Тириола для поддержки.
        — Я пошлю весть тем магам, владеющим контрмагией, прибыть сюда, так, чтобы мы могли помешать любому колдовству Морати и ее ковена,  — сказал саферийский князь.  — Как и у других, у меня мало копий и мечей для дела, и многие из них должны использоваться для защиты против врага, который уже скрывается внутри.
        Сдерживая разочарование, Каледор вспомнил, что был выбран королем, чтобы вести, а не быть тираном. Князья были правы, опасаясь за безопасность своих королевств. Это не было трусостью; это был их первый и самый большой долг — защитить свой народ.
        — Очень хорошо,  — сказал он.  — Давайте вернемся в наши королевства и сделаем все, что сможем приготовить. Мы вернемся сюда в первую зимнюю луну, через сорок три дня.
        — Будьте бдительны во всех опасностях,  — сказал Тириол.  — Когда мы обращаем внимание на Нагарит, не дайте врагу рядом поблизости ускользнуть от вашего взгляда. Теперь, когда все раскрылось, последователи Китарай вступят в силу. Не сделайте ошибку, сейчас это — война, и мы должны победить.
        — Не проявляйте милосердия,  — сказал Каледор.  — Минутная слабость погубит нас всех.

        Долгий сигнал рога дракона Дориена нарушил суровый горный склон, отражаясь от голых скал, эхо приглушалось низким туманом. Тиринор взглянул на Имрика — Каледора, он напомнил себе — и увидел глаза нового Короля-Феникса, устремленные на устья пещер, едва видневшиеся сквозь туман. Новый правитель Ултуана передал важные новости о своем возвышении лишь с проблеском эмоций; не больше волнуясь, чем как бы он сообщал о погоде над Внутренним морем. Каледор отклонил все предложения о праздновании и был даже более сдержан, чем раньше.
        Они поспешно отправились к логову драконов, Каледор молчал почти всю поездку. Тиринор попытался выведать несколько слов относительно мыслей Короля-Феникса, но потерпел неудачу. Каледор был озабочен, как много мог видеть Тиринор, и состояние, в котором он ожидал ответа драконов на зов, никак не смягчало страхи Тиринора. Каледор был напряжен, руки сжаты в кулаки, руки скрещены на груди, челюсти стиснуты.
        Не было ни одной демонстрации последнего посещения. Маэдретнир появился из пещеры справа от эльфов и спикировал на голый холм.
        — В тебе что-то изменилось,  — сказал старый дракон. Его ноздри расширились, когда он втянул воздух, покачивая головой назад и вперед вокруг Каледора.  — Магия прикасается к тебе. Древняя магия.
        — Я — Король-Феникс,  — ответил Каледор.  — Ты чувствуешь пламя Азуриана.
        — Король-Феникс?  — Дракон от удивления выгнул шея назад.  — Бел Шанаар мертв?
        — Начинается война,  — сказал Каледор, пропуская вопрос.  — Драконы отправятся с князьями Каледора?
        — Ты стал еще более резким, Имрик,  — сказал Маэдретнир.
        — Я взял имя Каледора,  — сказал Король-Феникс.  — В честь этих земель и эльфа, который первым добился союза с драконами.
        Маэдретнир фыркнул, хотя Тиринор не мог сказать, от изумления или насмешки. Несмотря на это, дракон склонил свою голову и поднялся в воздух, кружа обратно к пещере, из которой он появился.
        Они ждали очень долго. Тиринор пытался привлечь внимание Дориена, но он, казалось, заразился настроением своего брата и сказал в ответ лишь несколько слов. В конце концов Тиринор сдался и сел на камень, оставив свои темные мысли.
        Приближались сумерки, когда наконец Маэдретнир появился снова. Еще два дракона последовали за ним из пещеры: Анаэгнир и Немаэринир. Три дракона приземлились вокруг эльфов, создавая крыльями вихри в густом тумане.
        — Больше нет?  — сказал Каледор.
        — Мы трое — все, кто придут,  — сказал Маэдретнир.  — Никто из остальных не ответит на зов.
        — Трех драконов хватит, чтобы уничтожить Нагарит,  — сказал Дориен. Он повернулся к Немаэриниру, своему зверю.  — Спасибо, что откликнулся на зов.
        — Я спал не очень крепко,  — ответил красношкурый дракон.  — Еще год, и возможно, я бы не ответил.
        — Маэдретнир говорил о войне, и вы упоминаете Нагарит,  — сказала Анаэгнир, ее голос был мягче, чем мужской.  — Какое зло зашевелилось на севере?
        — Предательство,  — ответил Тиринор.  — Наггароти пытаются узурпировать власть, и другие королевства мало чем могут им ответить.  — Драконы Каледора будут иметь большое значение для восстановления равновесия сил.
        — Сражаться с эльфами?  — сказал Немаэринир. Дракон зарычал глубоко в горле.  — Неприятное дело.
        — Да,  — сказал Каледор.  — Мы должны обратить внимание еще на одно.
        — Наггароти распространяют поклонение темным богам,  — сказал Тиринор.  — Они хотят, чтобы весь Ултуан был в рабстве у Кхаина и Эрет Кхиаль, а других он должны победить.
        — Худшие боги, чтобы попасть в рабство,  — сказал Маэдретнир.
        — Наше разделение делает нас слабыми,  — сказал Дориен.  — Слабость, которую Боги Хаоса почувствую и используют. Если эльфы падут, кто удержит портал от падения? Гномы? Люди? Орки?
        — Дориен прав,  — сказал Тиринор.  — Мы должны бороться не только за свою судьбу, но и за будущее мира. Если Морати и ее последователи будут править, то они привлекут темную магию и колдовство, и демоны вернутся.
        — Этого не должно случиться,  — рявкнула Анаэгнир.  — Мы вам поможем.
        — Хорошо,  — сказал Каледор.  — Мы возвращаемся в Тор Калед. Встретимся во дворцах, когда будете готовы.
        — А потом куда?  — сказал Дориен.  — Наггароти могут выступить прямо через Тиранок и быть у наших границ прежде, чем мы об этом узнаем.
        — Им было бы глупо выступать до весны,  — ответил Тиринор.  — У нас есть время собрать армию.
        — Армия подождет, но культисты не станут,  — сказал Дориен.  — Они восстанут и подготовят почву для наступления наггароти. Этой зимой будет смерть, попомните мои слова.
        — Дракон не может охотиться на культистов,  — сказала Анаэгнир.  — Нет, если вы не хотите разрушить свои города и сжечь свои поля.
        — Вы правы,  — сказал Каледор.  — Мы будем ждать армию Нагарита. Тогда мы их уничтожим.

        ГЛАВА 10
        Лотерн атакован

        Когда Каратриль открыл дверь в винную лавку, завитки ароматного дыма разнеслись по улице. Он махнул Аэренису, чтобы обгонит его внутри, а затем вошел, закрыв дверь за собой. Было тихо, как и следовало ожидать в середине дня, лишь несколько посетителей собрались за столом поближе к огню. Каратриль узнал в них членов дворцовой стражи, опять же не удивившись, поскольку эта конкретная винная комната посещалась почти исключительно членами княжеской гвардии. Один из них, Миртреир, приветственно поднял руку и поманил пару к мягкой лавке, на которой он сидел.
        — Только что попробовали новое фиерианское темно-красное,  — сказал другой солдат, Халинир, когда они присоединились к группе. Он предложил свой бокал Каратрилю.  — Попробуй немного, сплошные фрукты.
        Каратриль взял хрустальный кубок и сделал глоток вина. Оно имело нежный аромат розы и более насыщенный вкус, чем ему обычно нравилось, но весьма приятный.
        — Вкусно,  — сказал Каратриль уклончиво.
        Он предложил кубок Аэренису.
        — Думаю, остановлюсь на своем саферийском золотом до начала сезона зимнего винограда,  — сказал он, отмахнувшись от кубка.
        Служанка с длинными светлыми волосами, заплетенными в одну косу, спускающуюся по ее спине, подошла к столу, и Каратриль заказал бутылку своего любимого вина. Аэренис попросил воды.
        — Я вчера вечером слушал трактат Хитреира из циников,  — сказал Халинир.  — Он выступал на Сапфировой площади.  — Он был немного сентиментален, если вы спросите меня, но, казалось, толпе понравились все эти рассуждения об Аэнарионе и подобном. Опять же, Хитреир всегда пользуется популярностью за происхождение.
        — Мне понравились его «Размышления лотернского торговца»,  — сказал Фитурен с дальнего конца стола.  — Конечно, это было до возвращения Малекита. Его юмор существенно изменился, и мне не нравятся некоторые темные образы, которые он теперь использует в своих произведениях. Кажется, в последние годы он все больше и больше погружается в собственные беды. Когда иногда он стоит там и жалуется на Опаловой площади, можно подумать, он был единственным эльфом в Лотерне с тревогами и заботами.
        — Достаточно того, что мы должны иметь дело с этими проклятыми культами, когда на службе, я не хочу слышать о них бесконечно, когда откладываю свое копье,  — сказал Миртреир.  — Князь издает воззвание за воззванием, и всё же есть те, кто достаточно слеп, чтобы стекаться к этим демагогам и агитаторов. Всего пять дней назад мы нашли притон атартистов, выдававших себя за гильдию вышивальщиц в Каллхане. Я вам скажу, когда мы обнаружили, что они изображали своими шипами, это вызвало мурашки на спине. Вы не поверите, одна из них чуть не выткнула мне глаз своими ногтями.
        — Вы их выслали?  — спросил Аэренис.
        — Конечно, да,  — ответил Фитурен.  — Пока князь не прикажет иначе, мы отправляем их под конвоем в Амил Аннаниан. Я слышал, что сегодня утром ушел еще один корабль, с почти двумя сотнями развращенных душ на борту. Более пятидесяти намеревались стать жрецами Эрет Кхиаль.
        — Если это означает, что мы не прольем так много крови, как могли бы, тогда я не вижу в этом вреда,  — сказал Аэренис.
        — Они кажутся достаточно покорными, попав в плен,  — сказал Миртреир.
        — Большинство из них обычные люди,  — сказал Аэренис.  — Некоторые просто хотят ответов, или спасения, или сочувствия. Со своей стороны, я не вижу вреда в большой части того, что они делают. В Нагарите, я слышал, есть кровавые жертвоприношения и все виды зверства, но здесь, в Лотерне, большинство из тех, которых мы задерживаем, не более чем потерянные души, ищущие путь.
        — Их деятельность запрещена, даже если они непосредственно не вредят другим,  — сказал Миртреир.
        — Но почему они запрещены?  — спросил спокойно Аэренис. Служанка вернулась с напитками, и Аэренис сделал глоток воды, прежде чем продолжить.  — Князь и его совет решили, что стихи и постановки Хитреира могут звучать, пока выпускают декреты против писателей, таких как Элрондир и Хитреир, считая мятежными и опасными. Пять лет назад Элрондир был придворным поэтом князя Харадрина, теперь он в бегах.
        Каратриль уже привык к мрачному настроению Аэрениса, с тех пор как вернулся в Лотерн. Это был город, который, как он обнаружил, безвозвратно измененный предательством князя Аэлтерина и смертью князя Харадрина, но даже сейчас среди гвардейце и дворян были те, кто отказывались признавать опасность, исходящую от темных культов.
        Слухи и шепот настаивали, что Харадрин каким-то образом обманул Аэлтерина, и это было теми утверждениями заговорщиков, на которые сейчас ссылался Аэренис. Каратриль много раз говорил со своим другом о том, как погиб Аэлтерин, и он знал, что это все еще преследовало Аэрениса, также как и смерть подруги его сестры, Гларониель. Князь сжег себя заживо вместе со своими находящимися бес сознания последователями, и ужасная сцена все еще преследовала всех, кто были ее свидетелями. Хотя Аэренис никогда не признавался в этом, Каратрилю было очевидно, что его спутник питал чувства к девушке, которую он упоминал; чувства, которые, возможно, он никогда не выражал ей, пока она была жива.
        Теперь сердце Аэрениса охладело, он с течением времени все больше погружался в свое горе. Он больше не шутил с хорошим юмором и смеялся только от горечи. Его компания была редкостью, поскольку он проводил большую часть своего свободного времени в собственных рассуждениях; Каратриль никогда не оскорблял своего друга, слишком глубоко выспрашивая о том, где он скрывался в течение многих дней подряд.
        Погрузившись в размышления, Каратриль не понял, что к нему обратился Миртреир.
        — Каратриль?  — сказал королевский гвардеец.
        — Прости, мои мысли, как горные орлы, витали в другом месте,  — сказал Каратриль, бросив взгляд на Аэрениса. Если его друг вспомнил тот старый разговор, он не показывал этого, а молча смотрел в свой бокал.
        — Я спросил, участвует ли Сапфировая Кампания в завтрашней экспедиции в горы,  — сказал Миртреир.
        — Да, я веду отряд на Хал Ментеон, чтобы встретиться с капитаном Фиртрилом из Рубиновой Кампании,  — сказал Каратриль.
        — Хал Ментеон?  — спросил Аэренис резко.  — Раньше ты об этом не упоминал.
        — К чему беспокойство?  — сказал Каратриль.
        — Это город, где живет моя сестра,  — объяснил Аэренис.  — Надеюсь, она в безопасности.
        — Мы собираем у Хал Ментеона, но наше задание ведет нас внутрь страны к горам, где-то близко к Анулли Кайт на границе Каледора,  — заверил своего друга Каратриль.  — Я уверен, что в городе все в порядке, иначе бы мы услышали от Фиртрила.
        — Да, ты, вероятно, прав,  — пробормотал Аэренис, возвращая свой взгляд к воде.
        Каратриль допил свой бокал вина и налил еще один, вслушиваясь в разговор остальных, время от времени кивая в знак согласия или улыбаясь остроумному замечанию. Незадолго до сумерек Аэренис извинился, и хотя Каратриль беспокоился о своем друге, он был рад, что его настроение улучшилось с уходом его сурового спутника. Как часто случалось в эти дни, разговор в конечном счете крутился вокруг предмета Нагарита.
        — Я слышал от крейсианского купца, что армия Анара осаждена в цитадели Каутис, прямо к западу от Прохода Грифона,  — сказал Халинир.
        — Это старые новости,  — усмехнулся Миртреир.  — Борьба наггароти с наггароти не может быть плоха для нас. Я не знаю, почему князь так волнуется. Нагарит — самый далекий от Эатана. Они не могут прокрасться через Тиранок и Эллирион, чтобы напасть на нас без предупреждения, не так ли?
        Каратриль молчал. Он встречал Алит Анара и чувствовал некоторую симпатию к тем наггароти, все еще верным трону Феникса. Какова бы ни была судьба грядущей войны, Каратриль в глубине души знал, что Анар будет навсегда в тисках своих привязанностей. Он был благодарен, что они выступали против Морати. Миртреир был прав насчет одной вещи: Лотерн был так далек от боевых действий, как была, вероятно, Каратрилю недоступна отправка в колонии.
        Набирались новые рекруты, и однажды Каратриль узнал, что должен будет снова выступить под стягом Эатана. В настоящий момент он был доволен тем, что оставил действия и заботы другим. Как многие из его товарищей, его первой заботой была безопасностью князя и его людей. Он сражался, когда приказывали, но пытался наслаждаться относительным покоем, пока он длился.
        Зная, что на следующий день он должен уйти со своим отрядом, Каратриль извинился и оставил винную лавку, пока еще позволяли его сила воли и трезвость.
        Когда он шел обратно в свои покои вдоль каменных улиц Лотерна, он размышлял о зыбкой грани между веселым досугом и скатыванием в развращенность культов. Полностью отдаться чувствам, отвергнуть страхи, сомнения и муки рациональной жизни всегда было искушением для эльфов. Радости дружбы и любви были непревзойденны, но так также Каратриль и его народ сильно страдали от самых черных глубин гнева и горя.
        Каждый прошел рискованный путь между агонией и экстазом, вечно сражаясь с беспокойным духом, пробудившимся в его сердце с появлением Аэнериона; желанием сражаться и побеждать, вознестись к вершинам ощущений, на которые были способны только эльфийские разум и тело.
        Сам Каратриль такого желания не испытывал. Его жизнь была достаточно насыщена событиями, и он жаждал мирского и предсказуемого так же, как культисты стремились к возбуждению и риску. Довольный, что все еще может сопротивляться соблазнам своего эльфийского духа, и убаюканный вином, Каратриль заснул расслабленным и мирным.

        Вскоре после рассвета Аэренис разбудил Каратриля, принеся ему стакан пресной воды из колодца казармы и маленький ломоть хлеба с кусочком масла и горшочком блестящего меда. Лейтенант Каратриля казался более спокойным, чем накануне, и капитан заметил это.
        — Я увижусь со своей сестрой, когда мы достигнем Хал Ментеона,  — объяснил Аэренис.  — Я не видел ни ее с лета прошлого года, ни моих кузенов и племянников. Помнишь, я родился в деревне, а не в Лотерне, как ты.
        — Конечно,  — сказал Каратриль.  — У меня нет семьи, чтобы скучать, но, полагаю, город и его жители — мои самые близкие родственники.
        Кампания собралась для похода к Хал Ментеону и вскоре двинулась на запад от Лотерна, чтобы встретиться с солдатами из других частей Эатана. Расположенное между Внутренним морем и внешним побережьем Ултуана, королевство представляло собой живописную полосу холмов и сельхозугодий, постепенно поднимавшихся на запад, пока не достигло предгорий Драконьего шипа, которые отмечали границу с Каледором.
        Сотня эльфов держала путь вдоль прибрежной дороги в постоянном темпе, луга и пастбища справа от них, невысокие утесы слева от них, нарушаемые извилистыми тропинками и дорогами, ведущими вниз ко многочисленным бухтам и пляжам. Ветер дул с моря, принося с собой соленый воздух и мелкий дождик с облачного неба, но марш были весьма приятным во время частых перерывов, когда солнце светило вниз.
        После полудня отряд остановился на отдых над небольшим рыбацким городком, укрытым белым меловым утесом, который словно убывающая луна огибал залив с зеленой водой. Большинство судов отсутствовали, их белые паруса и корпуса были видны в темноте моря. Еда была выгружена с фургонов, снабжающих отряд.
        Каратриль покинул отряд и отошел на небольшое расстояние, прислонившись к окрашенной белым каменной стене, обозначавшей границу фермы. Оперевшись руками о стену, копье и щит рядом с ним, он смотрел на море и наблюдал за птицами, летающими вокруг вершин утеса, их резкие крики разрезали воздух над грохотом прибоя у подножия скалы под ним.
        Он перевел свой взгляд дальше в море и посмотрел на горизонт на юге, наслаждаясь спокойствием плоской синей глади океана. Аэренис присоединился к нему, вручив Каратрилю завернутые в пакет хлеб и вяленое мясо, прежде чем прислониться спиной к стене.
        — Трудно поверить, что в Эатане что-то неладно в такие дни, как этот,  — сказал Каратриль.
        — Возможно, ничего плохого нет,  — ответил Аэренис.  — Наслаждайся покоем, пока он есть.
        — Если б только это было так просто,  — сказал Каратриль. Он вздохнул и закрыл глаза, глубоко вдыхая морской воздух и впитывание тепло солнца.  — Враги ближе, чем мы понимаем. Я не могу поверить, что Лотерн полностью свободен от культов, в остальная часть Эатана, несомненно, обеспечивает укрытие еще большим.
        — Ты не думаешь, что, возможно, враги сделаны из культов, когда в этом нет необходимости?  — сказал Аэренис.
        — Что ты имеешь в виду?  — сказал Каратриль, поворачиваясь к другу.
        — Были несколько таких, как кхаиниты, которые охотились на невинных, но большинство из них достаточно безобидны, не так ли?  — ответил Аэренис.  — Что, если кто-то из наших людей захочет иногда погрузиться в приятную фугу или захочет поговорить с духами мертвых? Стоит ли это причиненных страданий, чтобы преследовать этих людей?
        — Это ловушка духа,  — сказал Каратриль.  — Это вред, который оно причиняет нашей культуре, нашему обществу, которое делает поклонение Китарай болезненным. Ты видел, что случилось с князем Аэлтерином. Культы вредят правосудию и разрушают нравственность нашего народа.
        — И поэтому ты хочешь, чтобы каждый культист был убит?  — сказал Аэренис.  — Это выход?
        — Я не знаю,  — ответил Каратриль.  — Кажется неизбежным, что кровопролитие это уладит. Наггароти возбудили своих подхалимов и своих агентов, и культы ответят, выступив против правления князей и Короля-Феникса. Если они сдаются мирно, этого можно будет избежать.
        — Я чувствую намек на высокомерие при таком подходе,  — сказал Аэренис.  — Почему все требования навалена на культистов? Какие попытки когда-либо предпринимались, чтобы помочь им, включить их потребности и желания в наше общество? Они были заклеймены чужаками, теперь преступниками, и вы удивляетесь, почему они пренебрегают властью своих князей?
        Не имея ответа на этот вопрос, Каратриль повернулся к морю. Аэренис был мягкосердечным и прощающим, и он сделал хорошее замечание. Но несмотря на все несправедливости, которые культисты могли бы обоснованно предъявить им, Каратриль не мог забыть жуткие сцены, свидетелем которых он был в Эатане много лет назад, и при этом он не мог забыть притягательной силы, которая пыталась склонить его к служению Китарай.
        Его глаз бесцельно скользил по волнам, пока он обдумывал слова Аэрениса. Обратившись на запад, он заметил парус, обходящий мыс, больший, чем у рыбацкой лодки. Сосредоточившись, он увидел, что двухкорпусный корабль «ястреб», плывущий в поле зрения, оба его паруса наполнял ветер, на мачте трепетал светло-голубой вымпел.
        За ним следовал еще один, и еще.
        Удивленный, Каратриль наблюдал за флотилией, лавирующей в заливе. Всего было одиннадцать кораблей, два из них были мощными трехкорпусными дракарами, их палубы заполнялись эльфами.
        — Что делает тиранокский флот в Эатане?  — сказал он, бросив взгляд на Аэрениса. Его спутник смотрел на флот с выражением одного шока и недоверия.
        — Твои глаза острее моих,  — сказал Аэренис, защищая взгляд от солнца почти прямо над головой.  — Кажется, я вижу солдат на борту.
        Каратриль снова вернул свое внимание к приближающимся кораблям. Присмотревшись, он понял, что Аэренис был прав. По бокам каждого корабля выстроились эльфы в доспехах, несущие щиты и копья. Поскольку флотилия вышла на солнечный свет, Каратриль увидел, что воины были одеты в черный и фиолетовое, а над ними развеваются такие же знамена.
        — Наггароти!  — бросил он.  — Они должны захватить флот Тиранока.
        — Наггароти здесь, в Эатане?  — реакция Аэрениса выдавала смятение больше, чем шок.
        — Мы должны вернуться в Лотерн,  — сказал Каратриль, отталкиваясь от стены.
        — Я должен предупредить свою семью.  — Аэренис выглядел так, как будто не услышал то, что сказал Каратриль.
        Лейтенант бросился бежать, крича остальным по пути. Каратриль направился вслед за ним, призывая отряд строиться. Царила анархия и раскол. Некоторые воины, как Аэренис, имели семью за пределами города и хотели вернуться в свои дома, чтобы предупредить о нападении наггароти.
        — Они обрушатся на Эатан как облако гнева,  — взмолился Аэренис, хватая Каратриль за рукав его платья.  — Мы не можем оставить наш народ в неведении об угрозе.
        Каратриль мог видеть, что порядок нелегко будет восстановить. Он бросил взгляд в сторону моря и увидел, что первый из кораблей «ястребов» скользил к причалу. Сходни уже были переброшены через борт.
        — Те, кто возвращается в Лотерн, идут со мной,  — быстро сказал он, блуждая взглядом по отряду.  — Те, кто хотят увидеть семью в безопасности, отправляются к ним как можно быстрее и доставляют их в город. Если вы не сможете этого сделать, я предлагаю вам двигаться к святилищу Каледора. Я не думаю, что наггароти отважатся разгневать драконьих князей.
        Когда почти треть отряда отделилась, направляясь на север и запад, Каратриль задержал Аэрениса, положив руку ему на плечо.
        — Забери свою семью и доставь их в Лотерн,  — сказал бывший герольд.  — Приведи как можно больше людей из Хал Ментеона, как сможешь.
        Аэренис кивнул.
        — Убедитесь, что оставите ворота открытыми для нас,  — сказал он.  — Чтобы добраться до них и вернуться, потребуется больше двух дней.
        — Я прослежу, чтобы князь послал армию, чтобы сопровождать вас,  — пообещал Каратриль.  — Теперь я должен идти. Береги себя, друг мой.
        — И ты, мой капитан,  — сказал Аэренис.
        Каратриль на мгновение замер и смотрел, как Аэренис поспешил по дороге, догоняя удаляющуюся группу в серебристо-зеленом, быстро перемещавшуюся на запад. Капитан повернул на восток и подал сигнал оставшимся членам отряда собираться. Он смотрел вниз на причал и почувствовал укол совести, когда черно-серебристая вереница зазмеилась от пришвартовавшихся кораблей к рыбацкому городку. Его небольшой отряд не мог ничего сделать против нескольких тысяч наггароти, высаживающихся на берег. Его долгом было предупредить народ Лотерна и обеспечить закрытие морских ворот.
        Он отправился в быстром марше, оставив отряд позади и не вслушиваясь в первые вопли и крики, которые доносились до него морским бризом.

        Скопление облаков пронеслось над сельской местностью, окутывая Эатан темнотой, свет лун тускло мерцал на востоке. В мраке горели десятки костров, простираясь вдоль побережья, когда города и деревни поглотило пламя, разведенное наггароти. Со стены Лотерна Каратриль мог видеть еще и другие огни; факела, которые несли княжеские солдаты, простирались длинными линиями к городу, направляя беженцев к святилищу.
        За последние полтора дня их было ничтожно мало; не больше нескольких тысяч смогли спастись от нападения наггароти. Аэренис еще не вернулся в казармы, и Каратриль опасался худшего для своего друга, хотя и питал слабую надежду, что он добрался до города незаметно для капитана и был занят устройством своей семьи.
        Гонг громко прозвучал над городом, и Каратриль повернулся. Купаясь в бледном свете Башни Сияния, Лотерн затих, подавленный наступлением наггароти. Больше огней группировалось между двумя большими морскими воротами, сияя от фонарей на кораблях эатанского флота; дюжины судов, которые искали безопасную гавань от захваченных тиранокских кораблей, рыскающих вдоль побережья.
        Было много людей, которые требовали от князя открыть морские ворота и выпустить ярость флота против налетчиков, но такой совет отвергли. Аэретенис, племянник убитого Харадрина, имел мало поддержки на новом посту и не хотел рисковать кораблями Лотерна; самым большим оружием королевства. Это было жестокое решение оставить народ Эатана на беспощадным наггароти, но Каратриль был согласен со своим правителем. Не было смысла рисковать вторжением в гавань.
        Ворота под Каратрилем снова распахнулись, поскольку толпа эльфов хлынула вдоль дороги, сопровождаемая отрядами рыцарей с бледно-зелеными вымпелами. Беженцы выглядели измученными, будучи застигнутыми на пастбищах и лугах, а многие из рыцарей были ранены, в помятых доспехах и с перевязанными ранами. Каратриль изучал лица эльфов, входящих в ворота, и издал возглас облегчения, когда увидел Аэрениса.
        Каратриль бросился вниз по ступенькам на площадь за надвратной башней. Он нашел Аэрениса среди толпы, трех эльфийских девушек и двух юных мальчиков с ним.
        — Хвала Азуриану, вы в безопасности,  — сказал Каратриль.
        Аэренис смотрел на него с мрачным выражением.
        — Азуриан не заслуживает похвалы за то, что случилось с нами,  — сказал лейтенант.  — Это пламя Азуриан спалило Малекита и обрушило эту войну на нас.
        Каратриль был потрясен словами его друга и не мог придумать ответа. Аэренис ничего больше не сказал, так как повел свою семью через площадь, туда, где ждали жители Лотерна с едой, одеялами и целебными настойками.
        Гром копыт по булыжникам заставил Каратриля отступить, поскольку через врата возвращались рыцари. Их капитан, сверкая зеленым плюмажем в свете Башни Сияния, осадил своего коня, остановившись у надвратной башни.
        — Закрыть ворота!  — проревел он.  — Враг достиг Анир Мориена!
        — Что с остальной частью армии?  — крикнул Каратриль.  — Мы не можем их бросить.
        Капитан глянул вниз на Каратриля с удивлением.
        — Какой армии?  — сказал капитан с горьким смехом.  — Те факелы, которые вы видите, несут наггароти! Несколько отрядов удерживают Тир Атенор, другие бежали к Внутреннему морю. Наггароти будут в городе к рассвету.
        Грудь Каратриля сжалась и ноги ослабели при новостях. Слова капитана донеслись до остальных на площади. Тревожные вопли тревоги и крики паники эхом отдались от окружающих зданий. Анир Мориен был ближайшей из сторожевых башен за стенами, и если бы она пала, наггароти контролировали бы важную гавань во Внутреннем море.
        Толпа хлынула дальше в город, распространяя ужасные новости.
        — Караульный, я еду к князю,  — сказал рыцарь капитану.
        Не дожидаясь ответа, он развернул свою лошадь прочь и загрохотал через площадь, оставив ошеломленного Каратриля. Услышав страшные новости, многие солдаты покидали стену, стремясь увидеть свои семьи.
        — Назад по своим местам!  — взревел Каратриль, обнажая свой меч.  — Вы лучше всего послужите своим любимым своими копьями и щитами!
        Некоторые не подчинились приказу и направились в город, но большинство были напуганы словами Каратриля и вернулись в башни с мрачными лицами. Бывший герольд соскочил по ступеням к надвратной башне и устремил свой взгляд на запад. Мерцание факелов наггароти подползло ближе, когда он посмотрел, перемещаясь через поля и леса, как пламенные змеи.
        — Поднимайте тревогу,  — сказал Каратриль, поворачиваясь к горнисту рядом с собой.
        Музыкант облизнул губы и поднес длинный белый рог к своему рту. Он издал раскатистый звук, которое отразился по всему городу. Через несколько мгновений он был подхвачен на других башнях, предупреждение эхом отзывалось по Лотерну, колокола и гонги звенели в ответ.
        Вдалеке ночь прорвало еще большее свечение; пламя от горящего дома священника на далекой вершине. Каратриль не мог видеть ничего из наггароти, за исключением того, что море головней передвинулось еще ближе.
        — Лучники!  — позвал Каратриль.
        Он бросился в одну из сторожевых башен и схватил лук и колчан. Вернувшись к стене, он обнаружил несколько сотен эльфов, собравшихся по обе стороны от ворот, со стрелами наготове, напряженно вглядывающихся в ночь.
        — Цельтесь в огни,  — сказал Каратриль, укладывая стрелу.
        Наггароти были все еще на расстоянии несколько большем, чем дальность полета стрелы. Что-то завыло в темноте, и град зазубренных стрел обрушился на камень надвратной башни неподалеку. Скрытые темнотой, команды военных машин наггароти могли легко видеть укрепления на стене и башнях.
        — Погасите огни,  — приказал Каратриль.  — Передайте, чтобы погасили огни.
        Словно одеялом, накрывшим укрепления, огни погасли, темнота распространилась на север и юг, оставив лишь слабое мерцание лунного света и отраженное свечение моря на юге.
        Городские метатели болтов вернули залпы врагу, пустив залпы валов копьеподобных стрел в приближающееся свечение армии наггароти. Ночь была тихой, не считая щелчков веревки по дереву и свиста болтов, рассекающих воздух. Пока не было слышно даже крика, хотя Каратриль был уверен, что команды метателя болта нашли какую-то цель.
        В ответ наггароти потушили свои головни, оплывающие языки пламени повеяли холодом на Каратриля, сельская местность вокруг города потемнела, как небо. Лишенные своих знаков, военные машины с обеих сторон были остановлены, и наступило странное затишье. Эльфы вокруг Каратриля переговаривались и перешептывались, пока он не заставил их замолчать резким словом.
        Все глаза и уши напряглись в поисках любого сигнала наггароти. Камень дороги походил на бледную ленту, которая петляла по холмам, пока ее больше нельзя было разглядеть вдали. Ветер вздыхал среди камней и развевал знамена на шестах на крышах башен.
        Время шло, луны в небе снижались, увеличивая темноту.
        Затем послышался первый шум наггароти; далекий звон коротких кольчуг, стук копыт по дороге в сопровождении тысяч обутых ног. Тут и там Каратриль замечал короткий проблеск, когда тусклое свечение лун отражалось от шлема или наконечника копья.
        Воздух становился все холоднее. Так противоестественно так, думал Каратриль. Он чувствовал в воздухе витание магии, как и другие защитники. Шорох колдовства распространился вдоль стены, и кто-то забормотал заклинания, чтобы защититься от темной магии.
        Тем не менее воздух становился все холоднее, пока дыхание солдат не превратилось в туман в бледном лунном свете. Каратриль согнул пальцы на луке, чтобы ослабить их скованность, но ни на секунду не опустить цель. Он пристально вглядывался вдоль стрелы, ища какую-нибудь цель, в которую можно было выпустить стрелу, но не видел ничего, кроме неясных теней и мерцания.
        Леденящий воздух причинял боль суставам, и морозный иней полз по камням стены, флаги безжизненно повисли, поскольку лед потрескивал на вышитых стягах. Лук начал дрожать в хватке Каратриля, и его плечи заныли от напряжения, удерживая его. Вокруг него лучники произносили приглушенные проклятия, дуя на их пальцах, топая ногами.
        Резкие слова раскололи воздух за мгновение до того, как стрел поднялось из темноты, сотни зазубренных наконечников сверкнули, когда они изогнулись к стене. Защитники бросились к валу, когда дождь снарядов с грохотом обрушился на камень. То тут, то там вскрикивал эльф, пронзенный стрелой, как последовал другой залп, и еще один.
        Колючее облако казалось бесконечным, многозарядные арбалеты наггароти без усилий отправляли в ночь град снарядов. Каратриль стиснул челюсти, не смея поднять голову над валом, когда вокруг него брызнули осколки камня.
        Среди грохота ударов и щелчков ломающихся стрел капитан слышал топот сапог, приближающийся все ближе и ближе. Наггароти наступали под покрытием их многозарядных арбалетов. Они скоро будут на стенах, если защитники позволят запугать себя ливнями болтов, рассекающих воздух.
        — Приготовить луки!  — крикнул Каратриль, поднимаясь к узкой амбразуре. Лучники вокруг него последовали его примеру, используя стену, чтобы укрыться от стрел, все еще падающих на них. Подняв свой лук, он увидел полосу тьмы не более чем в двухстах шагах от стены. Наступавшие в сомкнутом строю, высоко держа щиты и копья, наггароти представляли собой легкую мишень.  — Пли!
        Буря белых стрел прыгнула во мрак, чтобы быть встреченной с криками боли и удивления. Повторный щелчок механизмов в башнях добавил шума, швыряя болты в наступающего врага. Звук пробиваемой кольчуги и пронзаемой плоти раздавался со всех сторон, и через несколько мгновений машины наггароти открыли ответный огонь, посылая ливни каменных осколков от парапетов, защищающих метателей болтов.
        Беззащитные лучники пострадали от следующего залпа наггароти, больше десятка налетели на стену с жестокими древками в руках и телах. Некоторые осели там, где стояли, с пронзенными шлемами и нагрудниками.
        В тусклом свете Каратриль заметил скопление из нескольких дюжин наггароти, быстро передвигающихся верхом. Они тащили между собой таран, изготовленный из темного металла, его головку в форме грифона была выкована из сияющего итильмара, несла рама, сделанная из толстых брусьев и окованная железом. Еще наггароти бежали позади, готовые укомплектовать таран, как только он окажется у ворот.
        Не было необходимости отдавать приказы. Каждый эльф на стенах знал, что наггароти нельзя позволить атаковать ворота. Стрелы сыпались на всадников, крики наездников смешивались с ржанием раненных коней.
        Громкий крик заполнил площадь позади Каратриля, и он оглянулся через плечо, чтобы видеть сбор рыцарей Эатана, стекающихся по дорогам города, чтобы сформировать подразделения силой в несколько сотен.
        Каратриль услышал команду открыть ворота. Посмотрев вниз, он увидел, что наггароти находятся меньше чем в пятидесяти шагах от надвратной башни. Если вылазка провалится, они будут в городе через несколько мгновений.
        — Делайте, как они говорят!  — накинулся он на эльфов в башне врат, зная, что надо взять риск на себя. Ворота еще не были укреплены должным образом и, однажды уничтоженные, не могли быть заменен.
        Противовесы и шестеренки в башнях загрохотали, освобождая механизм ворот. Как только огромные дубовые створки качнулись внутрь, рыцари бросились в атаку. Шеренга за шеренгой, десять рыцарей в ширину, галопом выскакивали из города со щитами наготове и копьями на полном скаку.
        Грохот от их удара зазвенел от стен. Каратриль мог разобрать небольшую бой в темноте, только водоворот из фигур в серебряной броне и бледных лошадей против золотисто-черных рыцарей Анлека. Военные кличи и хриплые призывы ознаменовали атаку. Металл звенел о металл.
        Каратрилю пришлось нырнуть за парапет, поскольку еще один залп стрел многозарядных арбалетов проплыл по воздуху. Вглядываясь через амбразуру, он видел, что наггароти продвигаются длинными очередями, нося высокие лестницы между рядами, защищенные поднятыми щитами большего количества воинов с каждой стороны. Он опустошил колчан, посылая стрелу за стрелой в приближающихся нападающих, но без особого эффекта.
        Несколько подразделений рыцарей оторвались от атаки вдоль дороги, ворвавшись во фланг копейщиков с лестницами. Они пробились через солдат наггароти, которые дюжинами попадали на копья и мечи и молотящие копыта. И все же четверть копейщиков была перебита, когда прозвучал горн отзыва. Боясь быть застигнутыми слишком далеко от ворот, клин рыцарей развернул лошадей и поехал назад к дороге, где ведущие подразделения уже возвращались через ворота назад под защиту города.
        По другой команде ворота захлопнулись сразу за последним из рыцарей. Решетки сдвинули на место и заперли, когда болты от наггароти врезались в древнее дерево створок. Каратриль решил, что рыцари потеряли почти четверть своего числа, но одетые в темное тела, валявшиеся на дороге и пространстве перед стенами, свидетельствовали о жертвах, которые они нанесли во время краткой вылазки.
        Дальше к югу вдоль стены раздавались звуки схватки, поскольку несколько отрядов наггароти достигли укреплений своими лестницами. На мгновение казалось, что внимание наггароти отвлечено от надвратной башни, и Каратриль вернулся в караулку, чтобы принести еще стрел. Внутри были десятки раненных эльфов, сидевших у стен или лежавших на матрацах, пропитанных их кровью. Многие несли следы применения многозарядных арбалетов, и раненных рыцарей несли по широкой лестнице, чтобы их раны обработали жрецы и жрицы внутри.
        Схватив новый колчан из быстро уменьшающегося запаса, Каратриль вернулся на свое место и посмотрел на юг. Наггароти быстро отказались от прямого нападения и отступили к холмам, волна защитников следовала за ними. На восток, за Лотерном, первый румяный свет зари коснулся крыш и башен.
        И так прошла первая ночь осады Лотерна, одна из многих, которые ожидают город в ближайшие сезоны.

        — Когда прибудет Каледор?  — Митреир высказал вопрос, который был задан много раз; так много раз, что Каратрилю надоело его выслушивать.
        — Может быть, никогда,  — отрезал капитан гвардии.  — Вы думаете, что только один Лотерн занимает мысли Короля-Феникса?
        — Он должен быть самым главным,  — ответил другой эльф, когда они шли вдоль северных бастионов города, глядя вниз на Внутреннее море. На востоке за Сапфировыми Воротами ожидала флотилия из десяти кораблей, с обрезанными парусами и палубами, заполненными Морской гвардией.  — С осадой Лотерна наггароти без помех переберутся Внутреннее море.
        — А пока Эллирион вновь под защитой, Каледор не может послать городу подмогу,  — сказал Каратриль, тяжело вздохнув.  — Сколько раз я должен объяснять?
        — Пока ты не поймешь,  — сказал Миртреир.  — Стратегия Каледора ошибочна, и князь должен иметь лучшее представление. С освобождением Лотерна мы сможем контролировать берег Эллириона и снабжать его армию.
        Каратриль не пытался отвечать дальше, раздраженный упрямством своего спутника. Каледор освободит Лотерн от врага в Эллирионе не больше, чем фехтовальщик повернется спиной к вооруженному противнику. Город держался, и держался крепко, и это было все, что имело значение.
        Они добрались до места назначения, участка стены, выходящего на Внутреннее море, который изгибалось от Сапфировых Ворот. Далее вдоль берега корабли наггароти были вытащены на берег, захваченные в северном Эллирионе и приплывшие на юг для поддержки осады. На севере и юге Проливы Лотерна были захвачены в тиски вражескими флотами. Одно спасение было в том, что наггароти не совершили набег на восточные пределы Эатана, и многое жители были эвакуированы в Сафери.
        Однако наггароти требовались именно морские ворота, и в течение двух долгих лет они разбили стены военными машинами, мерзкими монстрами и злым колдовством. Последнее стало меньшей угрозой с прибытием прошлой осенью Эльтренета, одного из главных магов Сафери. Паря над городом на своем белокрылом пегасе, сафериец противостоял заклинаниям врага, посох был окутан мистической силой, меч сверкал.
        Теперь враг готовился к новому штурму. Они построили башни и тараны, укрытые от военных машин Лотерна огромными бастионами из земли и дерева. Они планировали начать это последнее наступление вдоль дороги Внутреннего моря, это было ясно, и князь Аэретенис наконец подчинился тем, кто освободит флот Лотерна.
        Без промедлений Сапфировые Врата открылись, раздался рев воды, поскольку распахнулся огромный портал между проливами Лотерна и Внутренним морем. Там, где встретились эти две массы воды, море билось и пенилось, когда волна разбивалась о волну, прежде чем медленно закружиться и угаснуть, чтобы освободить путь для флотилии. Ранний утренней свет мерцал на сияющих палубах кораблей, когда они проходили через открытые ворота, их паруса были яркими треугольниками белого и синего.
        — Я слышал их новое имя,  — сказал Митреир.
        — Какое?  — сказал Каратриль, обращая внимание на холмы, которые пересекала дорога от Внутреннего моря по направлению к городу, предупреждая о противнике, который мог атаковать появляющуюся флотилию с прибрежных скал. Не было никакого движения, но двести лучников, которые стояли с луками наготове у вала, не ослабляли своей стражи, испытав в прошлом много уловок наггароти.
        — Наггароти,  — сказал Митреир.  — Их теперь называют друкаи.
        — Друкаи?  — Каратриль не мог избежать мрачной улыбки. Слово означало «Темные». Это было уместно. С тех пор как он первый раз ездил с князем Малекитом, Каратриль видел, что наггароти оказались способны на самые жестокие поступки.  — Это друкаи. Все равно проследим за их уловками.
        Флотилия Лотерна мчалась вдоль побережья на всех парусах, лоцманы знали каждый риф и скалу вокруг входа гавани. Вдалеке заревели рога, когда друкаи заметили приближающиеся корабли, и Каратриль смог только заметить всплеск активности вдоль берега, когда они устремились к своим судам, вытащенным на берег.
        Сверху донесся порыв воздуха и хлопок перьев, и Каратриль поднял глаза, чтобы увидеть над головой парящего на своем пегасе Эльтренета. Посох мага затянули искры красно-синего огня, когда крылатый конь снизился к вершинам скал, где друкаи разбили лагерь.
        Вспышка черной молнии выскочила из моря темных палаток и отскочила от мерцающей золотой сферой, которая окутывала Эльтренета. Град стрел многозарядных арбалетов хлынул на него, но и они также были отбиты его магическим щитом. Даже издалека Каратриль чувствовал отлив и волну магической энергии, пока маг и колдуны под ним боролись за управление ветрами магии. Разноцветный огонь вырвался из посоха Эльтренета, спалив палатку и загон, окутав лагерь пламенем, когда темные облака возникали в окружающем его воздухе, потрескивая противоестественной энергией.
        Корабли уже вошли в радиус действия флота друкаев, отошедшего от берега. Только горстка вражеских судов вышла в море, когда цветы горящих белым болтов и стрел пронеслись гад водами, цепляясь за паруса и снасти, поджигая палубу и мачты. Чтобы не отстать, друкаи открыли ответный огонь с облаками черных стрел, многозарядных арбалетов и метателей болтов, обстреливающих палубы кораблей Эатана, когда они приблизились.
        — Они нужнее, чем я,  — сказал Миртреир, пока эти две флотилии перемещались друг относительно друга, поворачиваясь и лавируя, а их военные машины опаляли воздух между снарядами с черной и серебристой головкой.  — Позволь мне встретить свою смерть лицом к лицу.
        Каратриль был склонен согласиться, но ничего не сказал. Борьба достаточно быстро стала бы слишком индивидуальной, так как легковооруженные корабли «ястребы» с обеих сторон маневрировали друг вокруг друга, ища отверстие в борту. С этого расстояния военно-морское сражение походило больше на величественный танец, чем на отчаянный кровопролитный спор. Подразделения образовывали друг с другом дугу, как партнеры рука в руке, соединившись облаками стрел вместо рук. Тут и там они сходились, воинские кличи и треск бревен терялись вдалеке, так что все казалось таким же тихим, как театр масок.
        Два корабля друкаев, пылая от носа до кормы, уже тонули, крошечные фигурки прыгали в воду, чтобы спастись. Еще один сильно накренился, с изодранными парусами, обгоревшей мачтой и дымящейся грудой такелажа на палубе. Флот Эатана не слишком пострадал в стычке, но корабль «ястреб» уже повернул и медленно двигался назад к Сапфировым Воротам, с нок-реей, удерживаемой веревками с левого борта, перетаскиваемой как морской якорь. Каратриль мог видеть белую форму членов команды, когда они толпились вокруг обломков, разрезая и рубя, чтобы освободиться от мертвого груза сломанной мачты.
        Смяв первый рубеж врага, остальная часть флотилии налетела на суда, все еще лежащие на песчаном берегу. Эльтренет кружил в вышине, отбрасывая наггароти, которые стремились на борт кораблей, зарядами пламени и блестящих серебристых облачков магических лезвий. Беззащитные, выброшенные на берег корабли были легкой мишенью для Морской гвардии, которая залп за залпом поливала их горящими стрелами.
        В своей атаке корабли Лотерна приблизились к пределам досягаемости батарей метателей болтов, установленных на вершине скалы. Они добавили свои болты к стрелам, пускаемым из лагеря, копья с железными наконечниками пронзали холст, дерево и плоть, когда они стреляли вниз по палубам кораблей.
        Расположенные даже более выгодно, машины Лотерна теперь выпустили свою ярость. С самых высоких башен на стене капитаны метателей болтов теперь следили за позициями друкаев и обрушили разрушительный шторм болтов по вершинам скал. Тут и там лучники рядом с Каратрилем выпускали болты, поскольку команды военных машин сновали от края до края, оставляя на высокой стене города вполне достаточно пространства для больших эатанских луков.
        Каратриль не ставил стрелу на свой лук, зная, что не сможет хорошо прицелиться на таком экстремальном расстоянии. Он всегда лучше обращался с мечом и копьем. Такие навыки подвергались испытанию больше дюжины раз с той первой ночной атаки, отразившей нападение за нападением на городские стены. Иногда он сталкивался со зловещими легионами наггароти, в другие разы с культистами, подпитываемыми звериной ненавистью и вызывающими безумие наркотиками. Не один раз наггароти захватывали стену и угрожали прорваться через укрепления, но в каждом случае защитники удержали оборону, сплотившись со своими предводителями, чтобы отогнать врага от Лотерна.
        Бесконечное напряжение, постоянное ожидание следующей атаки истощало дух. Гарнизон города и немногочисленные горожане, которые оставались под их защитой, остались без снабжения, ни с моря, ни с востока, но опасность окружения города была так велика, что оставшийся провиант стали тщательно нормировать. Вода также всегда строго отмерялась, с тех пор как было обнаружено, что некоторые колодцы в южном квартале отравлены.
        Это, пожалуй, было хуже всего; враг, который прятался внутри. Долгое время почитатели Китарай создавали в Лотерне свои незримые убежища и храмы, и даже раскрытие заговора князя Аэлтерина двумя десятилетиями ранее не положило им конец. Теперь они действовали как убийцы и диверсанты, призрачная угроза, которая могла нанести удар в любое время. Некоторых из них обнаружили, но так много эльфов бежало в город двумя годами ранее, что было невозможно одновременно защищать от нападения и патрулировать улицы. На одиноких солдат, возвращающихся в казармы после дежурства, нападали, семьям угрожали, похищали и убивали, капитанов и дворян шантажировали, культисты постоянно стремились ослабить силу и решимость защитников города.
        Лишь одно это не беспокоило Каратриля. У него было мало друзей и не было семьи. Он сражался в одиночку за свой город и отвечал только за себя. Он не считал ни количество преследующих его эльфов, убитых им, ни сколько раз был близок к смерти. Два года насчитывала его борьба, заглушая в его душе боль, возникающую при каждой атаке.
        Морской рейд почти закончился. Полдюжины кораблей друкаев были уничтожены ценой трех кораблей, остальная часть вражеской флотилии отступала на север вдоль побережья. Роты Морской гвардии высадились, всего около двух тысяч, и пробивались через лагерь друкаев, чтобы сломать осадные машины и облить маслом и огнем тараны. Дым вздымался над водами Внутреннего моря, и треск пламени распространялся вдоль берега.
        Громкое приветствие прокатилось вдоль стены, когда еще одна башня с треском рухнула, превратившись в груду дерева, веревок и просмоленного холста. Его быстро заставили смолкнуть горны, зазвучавшие с дальнего запада стены. Все взоры обратились в том направлении.
        Основная часть армии друкаев была в движении; но не к городу, а на помощь своему береговому лагерю. Впереди нее галопом неслись рыцари наггароти, тысячи воинов в тяжелых доспехах колоннами ехали по полям и холмам, наступая на Морскую гвардию. Предупрежденные из города, одетые в зелено-синие воины флота прервали свою атаку и под прикрытием лучников и метателей болтов на кораблях вернулись на свои корабли, быстро поднимаясь по трапам.
        Рыцари едва достигли окраин разоренного лагеря к тому времени, когда корабли отошли от берега, лавируя поднятыми парусами по ветру в сторону Лотерна. Невозможно было сказать, сколько ущерба нанес рейд, но завеса дыма свидетельствовала о значительном успехе.
        Эльфы на стенах подняли свои копья и луки и запели радостные песни, когда флотилия прошла через Сапфировые Врата. Каратриль не испытывал желания праздновать. Он смотрел вдоль берега Внутреннего моря туда, где скопились друкаи. Было только вопросом времени, когда они придут снова. Он спрятал свой лук и прислонился к крепостному валу, не сводя глаз со скопления наггароти, медленно продвигавшегося на запад.
        Сколько времени Лотерн сможет удержаться в одиночку против такой непреклонной ненависти?
        — Когда приедет Каледор?  — прошептал Каратриль.

        ГЛАВА 11
        Черные драконы

        Армия Короля-Феникса протянулась вдоль долины извилистой линией из серебра, красного и зеленого на фоне светлых скал. Тут и там это сочетание нарушали отряды, несущие цвета других королевств; бледно-зеленые стяги копейщиков из Котика, фиолетовые штандарты, летящие над лучниками из Сафери.
        Их было не так много, лишь четыре тысячи, включая пятьсот рыцарей Каледора, которые ехали в авангарде. Если разведчики были правы, по крайней мере вдвое большее количество друкаев двигались на восток вдоль перевала, прямо к войску Каледора. При всем при том не все шансы были в пользу противника.
        Маэдретнир легко парил на восходящих потоках, поднимавшихся с гор, окружавших перевал. Холодный воздух успокаивал его чешую, охлаждая кровь и огонь внутри. Пар вырывался из пасти и ноздрей дракона, когда он делал виражи над армией, высоко поднимаясь на свежем порыве ветра, глаза прищурились, когда он обследовал горные склоны на предмет каких-либо признаков засады наггароти.
        Он едва ощущал вес трона и Короля-Феникса на своей спине и какое-то время наслаждался радостью полета, позволяя небесным течениям перемещать его влево и вправо, кончиками крыльев оставляя тонкие струйки пара за собой, когда скользнул вниз сквозь низкое облако.
        Дракон почувствовал что-то еще кроме ветра; пульс магии от портала эльфов. Он походил на тонкий блеск масла на его теле, едкий привкус во рту, далекое эхо в ушах. Он вспомнил время, когда пересек эти горы без этого болезненного ощущения, когда правила Вечная королева и драконы играли в небесах.
        Даже тогда Маэдретнир был стар, и его воспоминания простирались назад еще дальше, задолго до падения Древних и прихода Хаоса, который заразил землю. Он вспомнил, что когда-то этот остров был не чем иным, как цепью вулканов, возвышавшихся над океаном. Только вылупившись, Маэдретнир играл с остальными, перепрыгивая с дымящегося пика на дымящийся пик на подрастающих крыльях.
        Воздух был тогда легче, а весь мир холоднее настолько, что огонь внутри был всего лишь мерцанием, а не бушующим адом, который ему теперь приходилось сдерживать. Он неосознанно заурчал от досады, вспоминая тот странный день, много тысячелетий назад, когда небеса раскололи разноцветные трещины и появились серебряные звездолеты Древних. Драконы рассеялись в ужасе от этих новых пришельцев. Многие бежали в самые глубокие пещеры и океаны, но некоторые остались проследить за намерениями чужеземцев.
        Солнце сало больше, и небеса нагрелись, и Древние построили свои храмы и города в джунглях, которые пышно разрослись в новом тепле. Многие из драконов забеспокоились, призывая свои родичей к борьбе и изгнанию захватчиков. Старейшие и мудрейшие знали лучше, и, как их предшественники, они забрались в темные уголки мира и ждали, что произойдет.
        Среди них был Индраугнир, отец Маэдретнира. Со многими своими родственниками и друзьями, древний повелитель драконов искал убежище в пещерах вулканов, но даже там они не нашли мира. Маэдретнир улыбнулся и повернул голову, чтобы бросить взгляд на всадника на спине. Что Каледор мог знать о разрушении, которое вызвал его народ? Он ничего не знал о тех тревожных днях и ночах, когда грохотала земля и ревели моря. Прислужники Древних, численно увеличившиеся, подняли остров со дна моря, горы извергали дым и пламя. Драконы задрожали, когда пещеры, которые они сделали своим домом, обрились на них, но Индраугнир предостерег их, чтобы продолжали скрываться, чтобы Древние не уничтожили их полностью.
        Со временем земли снова осели, и появились первые эльфы. Маэдретнир следил за ними с горной твердыни вместе с отцом и матерью, защищая новую кладку яиц, вылупившихся в темноте под вулканами. Вместе с Древними появилась первая порча магии, и остров вскоре погрузился в ее присутствие, задерживающееся в каждом облаке и на каждой травинке.
        При полном вторжении эльфы казались достаточно мирными, и драконы вернулись в свои логова и мечтали о том дне, когда они смогут свободно пересекать небеса, как делали это прежде.
        Индраугнир развлекал своих детей и союзников древними историями о войне с шагготами и драконами-ограми и предупреждал о темном прикосновении Сил За Небесами, которые навредили близким сородичам дракона.
        — Взгляни туда!  — крик Каледора и указывающее копье нарушили задумчивость Маэдретнира.
        Дракон встряхнулся от полусна, встревоженный тем, что долгий сон все еще манил его, хотя он летел по ветру. Дрожь ожидания пробежала по телу Маэдретнира, когда он заметил в долине внизу полосу фигур в темной броне; авангард армии друкаев.
        — Поприветствуем их?  — сказал дракон.
        Он не нуждался в ответе и плотно свернул свои крылья, чтобы нырнуть вниз на дно долины. Ветер завывал в ушах и трепетал по чешуе, срывая последние обрывки его сна. Сердцебиение ускорилось, Маэдретнир согнул свои когти в предвкушении. Эльфы внизу метались туда-сюда в испуге, когда дракон и всадник снижались, их паника пробуждала старые охотничьи инстинкты Маэдретнира.
        Его переполняло стремление рухнуть и растерзать, кусать и рвать когтями малосъедобную добычу, которая бросилась врассыпную при его приближении. Охваченный хищным возбуждением, дракон ринулся вниз, распахнув крылья, чтобы замедлить свой спуск, когда почувствовал, как огонь зарождается в его внутренностях, ворча на него, чтобы высвободить свою ярость. Раздался рев, вызванный первобытным желанием, долина эхом отозвалась на взрыв шума.
        Черные копья вылетели из-за разбросанных скал и кустарников. Маэдретнир опустил крыло и повернул, когда снаряды пронеслись мимо. Последовал другой залп из многозарядных арбалетов второго метателя болтов, размещенного для защиты фланга друкаев, задев дракона двумя длинными болтами. Металл взвизгнул, а древесина раскололась о жесткую шкуру дракона, когда два болта отскочили от плеча Маэдретнира, не причинив вреда. Облако стрел из десятков многозарядных арбалетов поглотило дракона, барабаня по его чешуе так же безобидно, как дождь, когда он прорвался сквозь темный шторм болтов.
        Более крупные болты взлетели вверх от военных машин друкаев. Изогнувшись, Маэдретнир отбил двух в сторону взмахом передней лапы, остальные далеко отскочили от толстой чешуи, защищающей плечи дракона.
        С металлическим визгом и треском костей Маэдретнир приземлился посреди лучников, раздавив полдюжины друкаев до полусмерти массой своего тела. Пламя вырвалось из пасти дракона, опаляя все в пределах досягаемости, когда шея Маэдретнира змеилась влево и вправо, боль от огня горела в его рту и внутренностях.
        Внутренний огонь на мгновение погас, он тяжело вздохнул, дым и струи пара обвились вокруг его лица. Каледор что-то крикнул со спины дракона, но он не услышал ни слова из этого, поглощенный потребностью убивать. Вытянутые когти пронеслись, рассекая броню и плоть, как мечи, потроша, обезглавливая и расчленяя. Повернувшись, Маэдретнир сделал выпад и сомкнул свои челюсти вокруг тела убегающего эльфа. Металлические звенья согнулись между похожими на меч зубами. Рассеченный надвое, труп эльфа упал на землю, пока ручьи крови потекли по горлу дракона.
        Кровь воспламенила его еще сильнее, вызвав голод, который не утолялся в течение нескольких лет. Выгнув назад свою шею, Маэдретнир снова взревел, извергая пламя из ноздрей в охотничьем азарте. Он смутно осознавал, что вокруг него сверкает серебро; копье Каледора пронзило нескольких лучников, которые избежали гнева дракона.
        Он ощутил укол в своем боку, внезапную боль, проникшую сквозь красный туман желания, которое заполнило мысли дракона.
        — Метатели болтов!  — воззвал Каледор. Он поднял свое копье на север, его древко было покрыто яркой кровью.  — Уничтожим метателей болтов!
        Ощущая запах ужаса и смерти, аромат опьяняющий и захватывающий, Маэдретнир подавил очередной всплеск дикого гнева. Он посмотрел на правый бок, откуда исходила боль, и увидел колючий болт, торчащий между его ребрами, чуть ниже крыла. Зарычав, он вытащил древко челюстями, и снаряд размером с копье распался на деревянные обломки.
        Последним взмахом своего хвоста сокрушив тела большего количества друкаев, Маэдретнир оторвался от земли, тяжело дыша, когда он развернул крылья и подтянулся выше с каждым длинным взмахом. Лучники быстро исчезли из вида, когда дракон устремился к горному склону, где среди скал расположились три военных машины. Еще один град больших дротиков захлопал по его шкуре, сбросив чешую, но не причинив серьезного вреда. Одна из команд быстро трудилась, чтобы заменить магазин болтов на своей машине, и к этой паре дракон направил свой полет.
        Воины друкаев выронили тяжелый ящик из рук, когда обратились в бегство, Маэдретнир врезался в метателя болтов несколько мгновений спустя в ливне острых осколков, оборванной веревки и искореженного металла. Кусты и скалы не защищали от стены пламени, которое вырвалось из пасти дракона, уничтожая листву и ветки, круша камень и обугливая эльфийских воинов в расплавленных доспехах. Новый крик Каледора привлек внимание дракона налево, но слишком поздно. Второй метатель болтов выпустил залп из полудюжины древков, эти шесть копий врезались в заднюю часть и хвост Маэдретнира. Большинство сломались о его чешую, но два попали в цель, их колючие зазубрины вонзились в плоть. С дрожащими от гнева губами дракон повернулся и набросился, челюстями схватив одного члена команды за голову, рогом продолбив борозду через кольчугу и мускулы, от паха до шеи другому.
        Остановившись на мгновение, Маэдретнир расширил ноздри, втягивая запахи битвы: страха и крови, кожи и вырванной травы. Было что-то еще, что-то знакомое, но неизвестное, легчайшее прикосновение ветра. Хотя он не мог идентифицировать запах, он волновал нечто внутри дракона, вонзаясь в самые примитивные отделы его мозга, как болты пронзали его шкуру.
        Промелькнувшее движение привлекло внимание дракона; тень, быстро пересекающая скалы на горном склоне. Голова Маэдретнира инстинктивно вскинулась, и он увидел крылатую фигуру на фоне облаков. Каледор тоже увидел ее.
        — Что это?  — спросил Король-Феникс.
        Она была слишком большой, чтобы быть мантикорой или грифоном, черной на фоне бледного неба. Маэдретнир снова почуял запах, потрясенный осознанием.
        — Дрейк,  — оскалился Маэдретнир.  — Порочный и мерзкий.
        Игнорируя призыв Каледора подождать, Маэдретнир рванулся в небо, чтобы противостоять этой новой угрозе. Второй дракон ощутил его приближение и повернулся на опущенном крыле, явив черную как смоль чешую и глаза, горящие как пламя. Дымок зеленого пара вырывался между зубами твари, окутывая его и одетого в золото всадника ядовитым туманом.
        — Дракон?  — Каледор был в замешательстве и страхе.  — Как такое может быть?
        — Это связано с Силами за Небесами,  — проворчал Маэдретнир.  — Разве ты не чувствуешь этого?
        Черного дракона окружала аура тьмы, и когда эти два монстра слились друг с другом, Маэдретнир увидел, что его голова была заключена в железную упряжь, усыпанную черными драгоценными камнями, поводья из золотой цепи были в кулаке наездника. Его темная плоть носила множество шрамов от старых ран, свидетельствующих о жестоком воспитании.
        Он вызывал отвращение. Маэдретнир знал, что не все яйца, отложенные на протяжении веков, были сосчитаны. Драконы верили, что их украли другие хищники, которые осмеливались пользоваться их пещерами; бледные твари с выпуклыми глазами, которые питались останками убитых драконами. Теперь казалось, что тайна была раскрыта; яйца были взяты наггароти, чтобы вывести, вырастить и использовать в своих делах.
        — Его нужно уничтожить,  — прорычал Маэдретнир, все быстрее и быстрее взмахивая своими крыльями, кровь хлестала по его телу.
        Он почувствовал, что копье Каледора уперлось в его бок, когда Король-Феникс подготовился к первому обмену. Второй дракон мчался вниз, его наездник размахивал острым трезубцем. Целую вечность Маэдретнир не дрался с другим драконом, за свою пару или территорию, но его все еще не покинули старые инстинкты. У другого было преимущество в высоте, но от своей неопытности он приближался слишком круто.
        Взмах хвоста и смещение левого крыла вынудили Маэдретнира почти остановиться в полете. Черный дракон резко пролетел мимо, дико махнув когтями по шее и морде Маэдретнира, трезубец всадника безвредно проскочил над головой. Копье Каледора задело черного дракона вдоль спины, его заколдованный наконечник прочертил кровавую борозду на эбеновой чешуе.
        Маэдретнир повернулся и бросился за своим снижающимся противником, накреняя крылья и поворачиваясь, когда черный дракон качнулся влево и вправо, чтобы избежать преследования. Меньший, чем Маэдретнир, черный дракон был быстрее на поворотах, и когда челюсти Маэдретнира щелкнули по его хвосту, дрейк изменил курс и с быстрым взмахом крыльев снова взмыл вверх, направляясь к облакам еще раз.
        Более кропотливо Маэдретнир развернулся из своего погружения в подъем. Каждый взмах его более мощных крыльев приближал его к добыче, которая исчезала в сгущающемся облаке. Раздраженно рыча, Маэдретнир взлетел в белое марево, распахнув глаза в поиске любого признака другого дракона.
        — Будь начеку,  — сказал он Каледору.
        Оглянувшись назад, Маэдретнир увидел, что Король-Феникс вглядывается влево и вправо сквозь облако, кружащееся при каждом взмахе крыльев дракона. Справа раздался визг, приглушенный облаком, и мгновение спустя черный дракон метнулся из мрака, вытянув когти.
        Маэдретнир повернулся к атакующим, но не так стремительно, чтобы избежать нападения дрейка. Крепкие как алмаз когти вонзились в плоть на его плече, когда Каледор взмахнул своим щитом и отразил колющий трезубец всадника, три зубца которого потрескивали от магической силы.
        Черный дракон вцепился, проникая когтями глубже и глубже; ошибка.
        Маэдретнир выгнул шею и вонзил свои челюсти в правое крыло другого зверя, зубами разрывая кожу и сухожилие, ломая кости. С визгом, за которым дальше последовала вздымающаяся завеса ядовитого пара, черный дракон разжал свою хватку и оттолкнулся, из поврежденного крыла струей била кровь.
        Газообразное дыхание дрейка наполнило ноздри Маэдретнира едким и жгучим, обжигая горло дракона и вызвав першение в глазах. Задыхаясь от дыма и на мгновение ослепнув, старый дракон осторожно кружил. Каледор испытывал подобные затруднения, кашель и тошноту, согнувшись в седле-троне.
        Дрейк мелькнул слева, нырнув вниз сквозь облако, прежде чем его поглотила бледная масса. Маэдретнир тоже спустился, падая круто сквозь небо, пока не вырвался из нижнего края облаков на открытое пространство. Повернувшись налево, он выгнул шею и впился взглядом в туман, ища тень черного дракона.
        — Вон!  — крикнул Каледор, указывая вверх и направо. Темная вспышка сновала туда и сюда, так как наггароти и его зверь искали в облаках своих противников, не подозревая, что они далеко внизу.  — За ними.
        Маэдретнир вместо слов фыркнул в знак согласия и рванул вверх с быстрыми взмахами своих крыльев. Его раны начинали болеть, но он оттолкнул боль и дугой полетел вверх, чтобы достичь черного дракона прямо снизу.
        Подобно извергающемуся вулкану, Маэдретнир взорвался в облаке, огонь ревел из его глотки, чтобы поглотить дрейка и его всадника. Быстро крутясь, черный дракон избежал худшей участи, но маневр приблизил его к наконечнику копья Каледора. Древко итильмара погрузилось в низ брюха твари с мерцанием магического пламени. Черный дракон взвыл и дернулся в сторону, придерживая свое поврежденное крыло.
        Маэдретнир взлетел над врагом и затем быстро нырнул вниз, задними когтями цепляясь за израненный хвост твари. Всадник попытался размахнуться своим трезубцем, чтобы оттолкнуть, но задняя часть трона-седла помешала ему. Беспомощный, черный дракон рухнул на землю, с Маэдретниром на спине, когтями раздирающим огромные раны, оставляя кровавые рубцы по всей задней части и спине черного дракона.
        Далеко внизу столкнулись две армии. Темное копье рыцарей наггароти пронзило белую массу копейщиков Каледора, в то время как рыцари Короля-Феникса в серебряных шлемах обошли наггароти с фланга, изогнувшись вокруг вражеского войска длинными колоннами. Друкаи вели с собой культистов-кхаинитов, всплески красной и нагой плоти, которая снова и снова обрушивалась на эльфов, преданных Каледору, каждый раз отбрасываемой облаками стрел и болтами военных машин.
        Хаотичная схватка превратилась в четкие ряды и роты, когда два дракона приблизились еще больше. Скалистую почву перевала усеивали тела, одетые в чёрно-белое, сгрудившись мертвым доказательством ожесточенной ярости двух армий.
        Черный дракон рычал и яростно бил крыльями, пытаясь замедлить свое падение, вонючий газ лился из его широко открытой пасти. Маэдретнир держался крепко несмотря на судороги и сопротивление другого монстра, когтями царапая шип черного дракона.
        В битве можно было различить отдельные фигуры; капитана в шлеме с красным гребнем, машущего своим мечом в направлении арбалетов друкаев; офицера наггароти, перерезающего горло упавшему копейщику; диких культистов, кромсавших тела павших с обеих сторон, раздирая на отдельные органы; стену копий, врезавшуюся во фланг рыцарей наггароти, опознанную как Серебряные Шлемы.
        На расстоянии не больше выстрела лука от земли Маэдретнир разжал хватку и распахнул крылья, напряг мускулы, чтобы остановиться, натянув сухожилия почти до разрыва. Черный дракон извивался, проливая кровь на камни, неистово хлопая крыльями, но безрезультатно.
        С громовым ударом дрейк с всадником врезались в скалы, раскалывая камень и кости в равной степени. Сбруя, держащая седло, лопнула с громким треском, и трон был сброшен со спины дракона, расколовшись об острые валуны.
        Маэдретнир снова спикировал, не оставляя ничего на волю случая. Поскольку черный дракон безуспешно силился подняться на кривых ногах, со сломанными крыльями и мотаясь, Маэдретнир врезался в дрейка. Его челюсти схватили второго дракона за шею позади головы, шипы и клыки щелкнули от чудовищного давления. Его когти вонзились в нижнюю часть брюха черного дракона, рассекая чешую и мускулы, обнажая ребра и внутренности.
        Взмахнув своими крыльями и подняв тело, Маэдретнир перепрыгнул черного дракона, свернув шею своего противника в челюсти с громким треском костей. Встряхнув влево и вправо, Маэдретнир несколько раз ударил черного дракона головой о камни, круша его череп. Отпустив свою добычу, красный дракон повернулся и вонзил клыки в обнажившиеся внутренности дрейка, хрустя костями, разрывая мышцы.
        Маэдретнир пировал, пожирая своего убитого соперника. Прошли тысячелетия, с тех пор как он последний раз попробовал плоть дракона, и он поглощал огромные куски, раскалывая кости, чтобы добраться до костного мозга. Кровь дракона наполняла его тело, заглушая боль его ран, заслоняя зов Каледора на его спине.
        Что-то твердое ударило по макушке черепа Маэдретнира, оглушая его на мгновение. Ошеломленный, он отшатнулся от трупа черного дракона, ища источник атаки.
        — Всадник уходит,  — сказал Каледор, снова задевая дракона рукоятью своего копья.
        Маэдретнир зарычал от наглости эльфа, чтобы укорить его этим. Дракон сделал шаг назад к трупу своего мертвого врага, но был остановлен более резкими словами Короля-Феникса. Маэдретнир хотел отмахнуться от всадника, освободиться от удерживающего ремня, который связывал их вместе.
        Каледор прорычал слова, которые впивались в разум Маэдретнира; слова силы, обнаруженной Укротителем Драконов. Испуганный, дракон рухнул на брюхо и затряс головой, пытаясь отогнать ошеломляющее ощущение, просачивающееся в его мозг. Сквозь туман нечувствительности он услышал спокойный голос Каледора.
        — Твой враг убегает,  — сказал Король-Феникс.  — Догони его.
        Маэдретнир заозирался и заметил наггароти, карабкающегося по камням на некотором расстоянии, прихрамывая на одну ногу. С рычанием дракон быстро перепрыгнул через валуны, полусложив крылья. Он навис над друкаем, который повернулся и вытянул меч из-за пояса. Лезвие сверкнуло ледяным светом, который причинял боль глазам Маэдретнира, и он шарахнулся назад, почти ослепленный.
        Каледору нельзя было отказать, его копье пронзило грудь наггароти сверху, пробив нагрудник и сердце. Друкай резко взмахнул своим мечом, его клинок зазвенел о итильмар копья, подняв в воздух поток ледяных осколков. Каледор двинул рукой, опрокинув своего ослабевшего противника на спину, прижав его к земле.
        — Прикончи его,  — сказал Король-Феникс.
        Маэдретнир поднял переднюю ногу и топнул вниз, раздавив шлем и голову своим весом. Моргая, чтобы избавиться от остаточного видения ледяного мерцания клинка, Маэдретнир вернул некоторую ясность. Преследующий гнев спадал, внутренний огонь остывал в животе. Дракон вздрогнул, почувствовав внезапную боль от полученных ран.
        Он вспомнил черного дракона, с отвращением осознав извращенную природу твари.
        — Я должен вернуться к своим,  — сказал Маэдретнир.
        — Когда выиграем битву,  — сказал Каледор.
        — Нет!  — яростно ответил дракон.  — Им нужно рассказать о черных драконах. Я должен передать слово, разбудить мой вид из дремоты.
        — Когда выиграем битву,  — повторился Каледор.
        Быстро, как змея, Маэдретнир повернул голову, легко перерезав клыками крепления трона-седла. Пожав плечами, он позволил конструкции мягко соскользнуть со спины, поместив седло и Короля-Феникса на камни.
        — Выиграй свою битву, маленький эльф,  — сказал Маэдретнир.  — Я выиграю твою войну.
        Прежде чем Каледор успел опомниться и произнести слова укрощения, Маэдретнир взмыл в воздух, быстрыми ударами поднимаясь по горному склону, направляясь на юг.

        Смог и ночь не были преградой для острого зрения Маэдретнира. Дракон держался между вулканическими пиками так же легко, как будто был полдень, а не самая темная ночь. В свете лавы и вкраплений звездного света дракон парил над вершинами Каледора, разум и тело переполняло отвращение, граничащее с ненавистью.
        Он стремительно снизился в долину пещер, сложив крылья и нырнув в самое большое отверстие.
        Скребя ногами по камню, за тысячелетия изрытому когтями драконов, он углубился в темноту, тяжелое дыхание эхом отзывалось в широком туннеле. Его правый бок воспалился, а мускулы болели от двух дней постоянного полета, но новости, которые он принес, были слишком срочными, чтобы позволить ему отдохнуть.
        Он направился прямо в самую глубокую камеру, не обращая внимания на множество других проходов, которые отходили от главного туннеля. Воздух становился холоднее, когда он передвигался все дальше и дальше под землю, его горячее дыхание собиралось в большие облака пара, который конденсировался на каменных стенах, истертых до гладкости чешуей входящих и выходящих драконов.
        Камера была огромной, массивная дыра в мире, окруженном сталактитами и сталагмитами, большими, чем башни эльфов, торчащими, как клыки зверей, которые спали внутри. Пятна светящегося мха и облака светлячков создавали видимость звездной ночной сферы, темно-зеленый, оранжевый и желтый отражались от кристаллических прожилок в стенах и граней угловатых жеод.
        Из зева туннеля внезапно распахнулась огромная пещера, и дракон распахнул свои крылья и подскочил в воздух, легко скользя между отрогами скал. Когда он приблизился к центру камеры, то смог увидеть драконов. Некоторые из них, те, кто погрузились в долгий сон в последние несколько столетий, все еще едва заметно двигались, грудь медленно расширялась или опадала с огромными выдохами и вдохами, земля вокруг них блестела от льдинок замерзшего пара.
        Остальные были неподвижны, отличаясь от окружающего лишь незначительно оттенком своей чешуи. Многие из них были частью скалы, сталагмиты покрывали их неподвижные тела, соединяя драконов с полом. Шипы стали основой для огромных колонн, которые тянулись к потолку, конечности походили на ручьи затвердевшей лавы, покрытые тускло светящимися клочками лишайника.
        Маэдретнир расположился поближе к центру камеры, окруженной жутким мраком. Кроме трепета больших насекомых, которые гнездились вместе с драконами, ничего не двигалось. Когти дракона царапали камень, поднимая фонтанчики каменных осколков, когда он оборачивался, поднимая хвост, чтобы избежать зазубренных острий мельчайших сталагмитов.
        Дракон приподнялся, захватывая каменный столб передним когтем и выгибая шею. Он издал рев, шум заполнил камеру, отдаваясь эхом сзади и спереди, отражаясь с разных сторон. Долго и упорно ревел Маэдретнир, пока куски сталактита не посыпались с потолка пещеры, их грохот усиливал оглушительный шум.
        Закрыв свою пасть, с клочками пламени, пляшущими у его ноздрей, дракон ждал, когда последние отголоски шума медленно затихнут.
        Что-то зашевелилось в темноте, шуршание чешуи и царапание когтей. Осколки скал и кристаллы льда звякнули о землю, когда дракон слева от него сдвинул свою громаду, стряхивая слой столетий. Во мраке приоткрылся желтый глаз.
        Повсюду вокруг стало больше шевеления и шума, пока дремлющие драконы освобождались от остатков долгого сна, отфыркиваясь пылью и пламенем. Огромный каменный столб задрожал и затем разбился вдребезги, свалившись на твердый пол, когда зеленый дракон, почти такой же большой, как Маэдретнир, выгнул свою спину, медленно поднявшись на четырех массивных ногах.
        — Просыпайтесь, мои сородичи!  — проревел Маэдретнир.  — Наступают ужасные времена!

        Каратриль стоял на северной сторожевой башне, выходящей на дорогу в Лотерн. Вокруг него везде была пустошь. За более чем пять лет осады друкаи повалили каждое дерево и засыпали мусором каждое поле, снесли все деревни и фермы. Почерневшие руины выступали из голой земли. Зловоние смерти наполняло воздух. В развалинах флигеля неподалеку Каратриль видел тела, покрывавшие булыжники, заляпанные красным на их светлых одеждах, с неестественно выгнутыми конечностями. Он повидал много подобных зрелищ за эти последние годы, но все же каждый невинноубиенный снова вызывал его гнев и напомнил ему, почему друкаев нужно остановить.
        По площади позади него маршировала колонна эльфов. Они шли устало, шагая по неровным белым плитам, измученные боями, которые вели. Суровыми глазами пристально глядели они на опустошение, некоторые из них плакали, другие, безразличные и совершенно подавленные, тем более внушали страх, их взгляды были мертвы к причиненным страданиям.
        — Нас слишком мало,  — сказал Иамариллиель, второй капитан гвардии.  — У нас нет надежды победить наггароти.
        — Они снова мобилизуются,  — глухо ответил Каратриль.
        Вокруг города выстраивались колонны воинов в черной броне. В течение многих недель прибыли новые корабли, доставляя подкрепление для осаждающей армии. Время от времени корабли Лотерна отплывали, чтобы помешать их высадке, но им удавалось лишь задержать следующую атаку, а не остановить ее.
        Каратриль мог видеть, как команды укротителей подгоняли вперед чудовищных зверей; многоголовых гидр покрывал дым их огненного дыхания. Барабаны звучали призывом к войне, отражаясь от городских стен.
        — Мы должны держаться,  — сказал бывший герольд, но его голосу не хватало убежденности.
        — Нас слишком мало,  — повторил Иамариллиель снова.
        — Нас было слишком мало в прошлый раз,  — сказал Каратриль.  — Но все же город пока наш.
        Угрюмые и измученные, защитники Лотерна поднялись по ступеням к стене и заняли свои места на крепостном валу с луком и копьем. Со своей точки наблюдения Каратриль мог видеть роты друкаев, погружающихся на суда у берега, чтобы пройти вокруг города и атаковать и с востока, и с запада.
        — Я думаю, что это будет последним сражением за Лотерн,  — сказал Иамариллиель.  — Они собирают все силы, которые могут бросить на нас.
        Атака была ознаменована шквалом горящих болтов от военных машин наггароти. Они целились на большие ворота, горящие древки сыпались на толстое дерево со звуком чудовищного града. С башни и стен посыпались искры, так как большая часть болтов обрушилась на городскую оборону, осыпая укрепления осколками металла, древесины и камня.
        Каратриль не дрогнул, когда болт вылетел из амбразуры и пронзил трех эльфов сразу справа от него, накалывая их друг за другом. Раздались крики, чтобы унесли раненых, когда закрутились барабаны друкаев, и наступление началось.
        Каратриль смотрел вниз на огромную армию, простирающуюся от берега до ворот, медленно надвигающуюся черно-фиолетовую пелену. Он был вынужден согласиться с оценкой Иамариллиеля. Враг наступал тремя большими волнами под шторм, развернутый их военными машинами, не оставляя резервов; если защитники так или иначе отразят атаку, ничто не помешает им отправиться в погоню за побежденными врагами.
        Бывший герольд задался вопросом, что привело к такому изменению стратегии. Была ли это уверенность, что друкаи победят? Или какое-то другое событие вынудило врага на такие решительные действия? Каратриля на мгновение позабавила мысль, обнадеженная идеей, что друкаи потерпели неудачу где-то в другом месте и были в отчаянии.
        Лес лестниц возносился от воинства друкаев, в то время как высокие башни неслись впереди среди рот копейщиков, метатели болтов поливали снарядами с осадных машин, в то время как окованные железом тараны, походившие на множество ужасающих существ, раскачивались на цепях между их шипастыми колесами. Каратриль с копьем в руке ждал; стрел в городе не хватало для каждого воина, и поэтому такие неопытные, как он, стрелки не пользовались луками. Все, что он мог сделать, ждать, пока враг не достигнет стены.
        Башня, покрытая мокрой кожей и мехом для защиты от горящих стрел, направилась прямо к сторожке, обрамленная двумя огромными боевыми гидрами для защиты от контратак. Она давила мертвецов с обеих сторон под своими окованными металлом колесами, едва покачиваясь, когда лошади и другие твари натягивали постромки, чтобы придвинуть ее еще ближе, подхлестываемые друкаями-погонщиками. Трап, похожий на челюсть какого-то огромного монстра с металлическими клыками, маячил над стеной, готовый опуститься, чтобы извергнуть воющих кхаинитов на башню.
        Среди какофонии битвы Каратриля отвлек другой шум; крики из города позади. Он оглянулся через плечо и с ужасом увидел дым, поднимающийся из зданий вокруг пролива Лотерна. Горели склады, и он мог видеть фигуры, бегущие по улицам с пылающими факелами; культисты проявили силу в ответ на атаку своих повелителей наггароти, вероятно вызванную тайным сообщением о намерениях осаждающих.
        Остальные на стене заметили предательство, разворачивающееся в городе позади них, и они разрывались между охраной своих позиций и возвращением в город, чтобы противостоять этой новой угрозе. Отряды рыцарей мчались по улицам, рассеивая диверсантов, но как только они рассеивались, культисты вновь собирались, заманивая своих возможных преследователей в засаду камнями, клинками и огнем.
        Каратриль не знал, что делать. До осадной башни оставалось меньше полета стрелы, она неуклонно грохотала вперед. Культисты вышли на площадь за воротами, без сомнения, намереваясь открыть двери, чтобы впустить друкаев внутрь. Копейщики стекали с башен, чтобы защитить могучие ворота, которые выдержали все, что друкаи бросили против них за последние пять лет, но не имели защиты от предателей внутри.
        — Лучники, удержите стену!  — призвал Каратриль.  — Копейщики со мной!
        Повернувшись к ступеням, ведущим вниз на площадь, Каратриль столкнулся лицом к лицу с Аэренисом; его друг возглавлял собственную роту, получив звание капитана во время долгой осады.
        — Мы должны убедиться, что ворота заперты, и затем вернуться к стене,  — сказал Каратриль другому капитану.  — Следуй за мной.
        Аэренис покачал головой и остался на месте. По спине Каратриля поползли мурашки, когда он заметил странные выражения на лицах солдат в роте Аэрениса.
        — Я не могу это позволить, друг,  — сказал Аэренис.
        — Что это за безумие?  — потребовал Каратриль, отталкивая копьеносца, чтобы противостоять Аэренису.
        — Мне очень жаль, Каратриль,  — сказал другой эльф с искренней обидой.  — Ты должен меня послушать.
        Уже занервничав, Каратриль чисто инстинктивно отреагировал, когда меч Аэрениса полоснул его по горлу. Он поймал клинок древком копья, оружие чуть не выпало из его рук. Ошеломленный, бывший герольд едва успел поднять щит, чтобы отразить следующий удар.
        — Ты сошел с ума?  — сказал Каратриль, отбивая следующий удар.  — Враг настигнет нас через мгновение!
        — Враг уже здесь,  — сказал Аэренис.  — Разве ты не видишь?
        В ужасе Каратриль увидел, что остальная часть отряда Аэрениса напала на копейщиков на стене. Вспыхнула борьба между двумя башнями сторожки, отряд против отряда, в то время как осадная башня неуклюже приближалась.
        — Почему?  — сказал Каратриль, тыча острием своего копья в предателя-капитана.
        — Ты бы удержал меня от красавицы Гларониель,  — сказал Аэренис, направляя свой клинок к ногам Каратриля, заставляя его отступить в толпу воинов, сражающихся позади него.  — Эрет Кхиаль дала мне любовь, которую я всегда желал.
        — Королева Подземья?  — Каратриль был потрясен. Он никогда не подозревал в таком своего друга, даже в самом меланхолическом настроении.  — Вот почему ты предал свой город?
        — С помощью жрецов Нагарита мы вернем усопших, и я буду с Гларониель, как не мог при жизни.
        Каратриль резко рассмеялся и вонзил свое копье в грудь Аэрениса, отбив атаку краем щита другого эльфа.
        — Тебя пошлют к Мирай на встречу с Гларониель, это точно,  — сказал Каратриль.  — Жрецы Нагарита предложат тебя Эрет Кхиаль за свои сделки с Темной Королевой.
        Предположение привело Аэрениса в ярость; его выражение угрюмой покорности сменилось звериным оскалом, дикими глазами. Каратриль поднял свой щит и выдержал неистовый поток ударов, каждый ошеломляющий его руку своей яростью.
        — Я снова увижу Гларониель!  — бушевал Аэренис, нанося удар за ударом.  — Мы будем вместе, поженимся и заведем детей!
        — Вы непременно будете вместе,  — прорычал Каратриль, презирая то, что, он увидел, случилось с его другом.
        Он отклонил следующий удар меча разворотом своего щита, и Аэренис повернулся в сторону. Одним плавным движением Каратриль сделал выпад, его копье пробило бок его друга под рукой. Аэренис вскрикнул от боли и рухнул на землю, выронив меч из хватки. Каратриль не колебался. Он освободил свое копье и вонзил его в шею Аэрениса из всей силы, подпитываемый гневом на предательство друга. Острие копья ударилось о камень крепостного вала, почти отделив голову Аэрениса от его тела.
        Высвободив свое оружие, Каратриль обернулся через плечо и увидел надвигающуюся тень осадной башни. Предательских копейщиков значительно превосходили числом и почти убили, но их поворот распространил анархию по всей сторожке. Осадная машина была менее чем в двадцати шагах. Каратриль мог видеть, что цепи, удерживающие трап, дрожат, готовые освободиться.
        — За мной!  — крикнул он, стоя прямо напротив того места, где должна была начаться атака, подняв свое копье над головой, чтобы собрать воинов.  — Сражайтесь до последнего!
        Каратриль впился взглядом в жестокое лицо, нарисованное на бревнах башни, глядя на него как на какого-то реального зверя, которого нужно напугать. Он поставил щит и копье, уперся ногами в землю и стал ждать, когда опустится трап.
        Он услышал громовой треск, и порыв ветра швырнул его на камни. Заподозрив колдовство, Каратриль огляделся в поисках Элтренета, хотя и не почувствовал всплеска магии.
        Мгновение спустя осадная башня разлетелась на тысячи осколков, окровавленные тела каскадом посыпались с ее руин, когда она рухнула на землю. Зеленый чешуйчатый дракон вырвался из облака обломков, трупы и клубки обломков свисали с его пасти и когтей, когда он пронесся над воротами, сбрасывая останки.
        Каратриль широко раскрыл глаза, когда чудовище резко повернулось и нырнуло вниз на остатки осадной башни, извергая огонь, сжигая все, что пережило его разрушительную атаку.
        — Их, должно быть, дюжина,  — пробормотал копейщик, лежащий рядом с Каратрилем.
        Смеясь от шока, Каратриль поднялся на ноги и увидел, как другие драконы мечутся взад и вперед по рядам друкаев. Боевые гидры рычали и плевались пламенем, когда звери с чешуей красного, зеленого, синего, серебряного и золотого бесчинствовали в армии наггароти, разбивая военные машины, разрывая ряды лучников и копейщиков, сражаясь с порабощенными монстрами друкаев.
        Бывший герольд узнал штандарт, свисающий с трона-седла самого крупного, массивного красного зверя; вымпел короля Каледора. Копье Короля-Феникса дюжинами пронзало бронированных рыцарей, в то время как его дракон резал и оставлял кровавый след через формирование наггароти.
        Каратриль бросил копье и щит, схватил копейщика за нагрудник и рывком поставил его на ноги. Он обхватил другого эльфа за плечи и крепко обнял, пока слезы катились по его щекам.
        — Каледор здесь,  — рыдал Каратриль.  — Каледор пришел…

        Не было сильнее ощущения, чем вести стаю драконов в бой. Дориен рассмеялся от испытываемой радости, когда его зверь пронесся низко над армией Короля-Феникса, Тиринор, Эаретиен и Финдеир следом. Его дракон, Немаэринир, эхом гремел своим смехом, разделяя волнение князя.
        Армия двинулась на север, перезимовав в Каледоре. Короткая вылазка в Эатан выявила тяжелое положение в Лотерне, но Король-Феникс также привез известие о новом выступлении друкаев против Эллириона. Драконьи всадники прилетели в осажденный город как можно быстрее, разбив наггароти за один день, в то время как пехота и кавалерия двинулись в сторону Тор Элира.
        Пленники, захваченные в Лотерне, представляли гораздо большую угрозу, чем Дориен мог себе представить. Весь Нагарит, казалось, на марше, ударив одновременно по Лотерну, Эллириону и Крейсу. Другие королевства едва могли собрать войска, чтобы подавить смертоносных культистов в пределах своих границ, и Каледор был вынужден разделить драконьих князей. Сам Король-Феникс прилетел на Остров Пламени, чтобы созвать новый совет князей Восточных Королевств, оставив Дориена во главе армии.
        Дориен почувствовал настойчивость слов брата, когда Король-Феникс отправил его на север; победа при Лотерне была бы напрасной, если позволить пасть Эллириону. Дориен твердо настаивал, чтобы все драконьи князья лететь в Эллирион, но Каледор отказался, утверждая, что их отправят воевать на Ултуан, чтобы показать, что они воюют не за одно королевство. Это показалось Дориену бессмысленным жестом, но он не стал настаивать на своем несогласии, опасаясь, что из-за слишком сильного сопротивления его заменят в качестве командующего Тиринором или одним из других князей.
        Ниже драконов армия следовала по прямой дороге, которая вела к Орлиному перевалу, где ожидалась следующая атака друкаев. Предупреждение пришло от Финудела и Атиель, наряду с обещанием прибыть с армией Эллириона. Письмо закончилось страстной мольбой о помощи, которая еще больше усилила поспешность Дориена.
        Эллирион был покрыт низкими холмами и холмистыми пастбищами, изгибаясь между Внутренним морем на востоке и Аннулии на западе. Поля, мимо которых продвигалась армия опустели, знаменитые стада Эллириона собирались в столице для королевской армии. Следы былых сражений можно было увидеть с воздуха: сожженные селения и опустошенные поля, где друкаев держали в страхе эллирийцы и армия Каледора.
        Эльфы маршировали в течение дней и большей части каждой ночи, отдыхая только короткое время перед каждым рассветом. Дориен беспокоился из-за задержек, зная, что его драконьи всадники могли прибыть к Орлиному перевалу несколькими днями раньше, если бы их не вынудили идти в ногу с пехотой и рыцарями. Каждое утро он боялся прибытия посланника от эллирийцев, сообщившего, что подкрепление прибыло слишком поздно; каждое утро Дориен боялся смотреть на северо-восток, в сторону Тор Элира, почти ожидая увидеть столбы дыма из разрушенного города.
        Однако дыма не было видно, и посланник не прибыл, а армия находилась менее чем в одном дне пути от восточной оконечности Орлиного перевала. Дориен приказал драконам лететь вперед, чтобы обнаружить армию друкаев, если возможно, и выяснить местонахождение эллирийцев. Если бы эти две силы объединились, они могли противостоять любой армии наггароти — по крайней мере, по мнению Дориена, хотя Тиринор продолжал предостерегать Каледора от излишней самоуверенности.
        Приближался полдень, когда Дориен впервые заметил темноту на северном горизонте; сверкающее грозовое облако, которое простиралось далеко с запада на восток, молнии танцевали на фоне черной грозы.
        — Это не обычная буря,  — сказал Немаэринир.  — Это пахнет колдовством.
        — Что происходит,  — ответил Дориен, чувствуя дуновение темной магии в ветре с Аннулии.  — Заклинание друкаев, без сомнения.
        Князь подал знак другим драконьим князьям подлететь поближе. Он бросил взгляд назад и увидел свою армию внизу, марширующую по дороге как можно быстрее. Тиринор подтянулся рядом с ним на Анаэгнир.
        — Похоже, что мы прибыли слишком поздно,  — сказал Тиринор.
        — Может, и нет,  — отозвался Дориен.  — Мы должны лететь со всей поспешностью, чтобы увидеть, что произойдет.
        Поднявшись выше, драконы полетели друг за другом, направляясь прямо к шторму. Когда утро сменилось полднем, они приблизились к темной туче. Мрак несколько поредел, и на лугах внизу виднелись две армии. Темная армия наггароти походила на копье, вонзенное между двумя частями сверкающего эллирийского воинства.
        Рыцари в тяжелых доспехах напали на эллирийскую пехоту, которая стояла спиной к извивающейся реке, по другую сторону которой раскинулся густой лес. Эллирийские разбойники рыцари были дальше на восток, отступающая и текущая лента из белых коней и серебряных одежд всадников, что ударяли по друкаям и отступали снова и снова, как прибой, разбивающийся о скалы; как отступающий отлив, с каждым отходом они продвигались дальше на восток.
        — Что это такое?  — воскликнул Тиринор, указывая почти прямо.
        Дориен не мог поверить в то, что увидел. Казалось, на южный фланг друкаев наступала другая армия; другая армия также была одета в черное и серебряное и несла знамена нагаротского образца.
        — Предатели дерутся между собой!  — засмеялся он.  — Может, оставить их наедине?
        Ответ Тиринора заглушило басовитое рычание Немаэринира, которое сотрясло все тело дракона, отразившись от позвоночника Дориена.
        — Черный дракон,  — прорычал Немаэринир и накренился к востоку.
        Действительно, эбеново-чешуйчатый дрейк угрожал эллирийской коннице, несясь низко через их ряды.
        — Тиринор, со мной!  — крикнула Дориен.  — Черный дракон наш! Эаретиен, Финдеир, уничтожьте рыцарей наггароти!
        Остальные всадники подняли копья в знак подтверждения, и драконы разделились на две пары, направляясь на север и восток.
        Враг, казалось, не обращал внимания на прибытие драконов, незамеченных на фоне грозовых облаков. Черный дракон и его всадник убивали эллирийцев, каждый их нырок разрывал на куски убитых и раненых в рядах кавалерии. Когда Немаэринир нырнул вниз, Дориен увидел цель жестокого внимания вражеского командующего — блестящую фигуру из белого и серебристого, которая сплотила эльфов против атаки дракона. Когда он приблизился, князь увидел длинные локоны распущенных золотых волос и сразу понял, что он смотрел на Атиель, правящую княжну Эллириона.
        Черный дракон врезался в ее телохранителя, кусая и пробивая себе путь к непокорной княжне. Рыцари-разбойники бросились наперерез дракону, чтобы защитить свою любимую повелительницу, но были разодраны и раздавлены.
        — Он мой!  — взревел Дориен, опуская копье, когда Немаэринир накренилась в сторону черного дракона.
        — Дориен, подожди!  — крикнул в ответ Тиринор, его собственный зверь следовал позади.
        Челюсти черного дракона захлопнулись вокруг головы лошади, обезглавив ее одним укусом. Его зазубренный хвост пронзил еще троих всадников, пробив нагрудники, сломав ребра и раздробив жизненно важные органы.
        Путь к Атиель был практически свободен; едва ли дюжина разбойников стояли на пути командующего друкаев. Дориен направил копье на дракона, посчитав, что тот представляет большую угрозу, чем командующий наггароти.
        Внезапно черный дракон остановился в середине атаки. Чудовищное существо выгнуло шею, раздув ноздри, а затем повернулось к Дориену, когда он примчался поближе. Черный дракон взмыл в воздух, создавая крыльями нисходящий поток, который заставил всадников закувыркаться, сбивая лошадей вбок. Облака маслянистого пара образовали туман вокруг всадника и зверя, когда дракон попытался набрать большую высоту.
        По команде Дориена Немаэринир повернул вправо, а затем резко влево, князь изменил прицел своего длинного копья на шею зверя. Черный дракон отвернул, и копье вонзилось в перепонку его правого крыла, проделав большую рваную дыру в чешуйчатой коже. В мгновение ока Немаэринир оказался позади врага, ударяя хвостом в бока черного дракона.
        Тиринор направил своего зверя повыше, и Анаэгнир сложила крылья при спуске, приближаясь к врагу сверху. Всадник друкай повернулся в седле и приставил торец своего магического копья к своему зверю, чтобы принять удар, направляя острие в сторону приближающегося драконьего князя. Черный дракон неожиданно качнулся вправо, раненое крыло судорожно дрогнуло, вынудив копье друкая отклониться от Тиринора.
        Дориен издал возглас досады, когда острие копья Тиринора задело за живое. Его наконечник пронзил нагаритский нагрудник взрывом магического огня, вырвав его из седла-трона с лопаньем ремней и треском дерева. Поводья дракона из цепи выпали из хватки мертвого друкая, когда Тиринор взмахнул копьем, посылая тело по спирали на землю далеко внизу.
        Немаэринир облетел вокруг и провел когтями по морде другого дракона, разрывая кожу в брызгах толстой чешуи. Черный дракон издал рев и выбросил огромное облако ядовитого газа. Взмахнув своими крыльями, с кровью, хлынувшей из раны, черный дракон повернулся и помчался прочь, направляясь к Внутреннему морю, пока Дориен и несущий его задохнулись ядовитыми испарениями, оставшимися после него.
        Когда отвратительное облако рассеялось, Дориен повернул Немаэринира вслед за сбежавшим дрейком, но Тиринор пролетел перед ним, подняв щит, чтобы привлечь внимание кузена.
        — Битва пока не выиграна,  — позвал Тиринор.  — У нас есть более неотложные дела, чем преследование раненого врага.
        Дориен глянул вниз и увидел подтверждение этому. При поддержке драконьих князей эллирийцы продвигались вперед от реки, но конницу Атиель и Финудела теснили стянувшие роты копейщиков.
        — Ты прав, кузен,  — сказал Дориен, и он почувствовал разочарованное рычание Немаэринира.  — Давайте заслужим еще большую благодарность эллирийцев, спася их правителей!
        Два дракона быстро спустились, но наггароти успели подготовиться. Болты и стрелы полетели им навстречу, когда они нырнули на вражескую пехоту. Дориен заорал, когда снаряд с черным древком отрикошетил от чешуи Немаэринира и разбилась о его правое бедро. Чары, наложенные жрецами Ваула на его доспехи, защитили его от потери ноги, но боль от колена до бедра росла.
        — Ты ранен?  — спросил Немаэринир, замедляя спуск.
        — Ничего страшного,  — отрезал в ответ Дориен.  — Давайте убьем этих жалких наггароти и все!
        Это потребовало лишь несколько шагов от драконов до разгрома наггароти. Одетые в черное рыцари и солдаты устремились в сторону Орлиного перевала тысячами, преследуемые драконами. Дориен заметил, что эллирийцы не присоединились к погоне, и вспомнил о второй армии наггароти на юге. Вместе с Тиринор, держащимся сзади, он полетел в сторону большого знамени Эллириона, заметив в его стороне Финудела.
        Он поморщился, когда боль пронзила ногу, когда Немаэринир приземлился недалеко от князя Эллириона, толчок, пославший спазмы в его спину. Подавив рычание, Дориен обратился к Финуделу:
        — Враг бежит, почему вы не преследуете его? Я разберусь с оставшимся врагом.
        — Мы должны позаботиться о наших раненых,  — крикнул в ответ эллириец.  — А наггароти на юге не враги, они наши союзники.
        — Как странно,  — пробормотал Дориен. Он повысил голос: — Я Дориен, брат Каледора. Приглашаю в мой лагерь сегодня вечером.
        — Я с удовольствием приму приглашение,  — ответил Финудел.  — Разве Король-Феникс не с вами?
        — У него есть и другие дела, требующие его внимания.
        — Понимаю. Примите благодарность от всего Эллириона, Дориен. Будьте уверены, что мы осыплем вас вином и подарками за то, что вы сделали сегодня для нас. Без вас мы были бы уничтожены.
        — Да, конечно,  — ответил Дориен. Он понял, что был недипломатичен, и добавил: — Но ваша храбрость и мастерство вне сомнений.
        — Я прибуду к вам в лагерь в сумерках,  — сказал Финудел, предпочтя не обращать внимания на любое его пренебрежение.  — Еще раз благодарю вас.
        Дориен кивнул, и по слову князя Немаэринир улетел. Дориен с нетерпением смотрел на запад, но наггароти были уже у Орлиного перевала. Было бы слишком рискованно последовать за ними в горы без поддержки, а остальная армия никогда не поймает их.
        — Возвращайтесь — повеселимся, нагаротская мразь!  — закричал он на отступающую армию.  — Мы с друзьями будем вас ждать!

* * *

        Тиринор был немного пьян, но ему было все равно. В этот день он убил командующего друкаев и постоянно произносил тост своим эллирийским гостям. Казалось, раз двадцать раз он описал дуэль с всадником черного дракона жаждущей аудитории, гарантируя, что он воздаст Дориену должное за смерть наггароти. Из большого шатра князей доносились смех и каледорские победные гимны.
        Когда рассказ был закончен, он попросил разрешения у своих товарищей и потребовал еще один кувшин вина. Он оказался за столом, полным еды, и понял, как голоден.
        — Вы, должно быть, очень гордитесь,  — сказал голос позади него.
        Он обернулся в поисках Каратриля из Лотерна. Невзирая на его протесты, Каледор восстановил его в должности герольда Короля-Феникса, в награду за его участие в вознесении Каледора и героические поступки, описанные Каледору князем Эатана. Выражение лица герольда было бесстрастным, даже печальным.
        — Ты говоришь так, словно убить врага — это плохо,  — ответила Тиринор, находя хрустальный кувшин со светлым вином.  — Я слышал, ты убил больше, чем полагается.
        — И одного из них я считал другом,  — ответил Каратриль.  — Нам никогда не должно нравиться убивать других эльфов.
        — Нет, ты прав, мой друг,  — сказал Тиринор, устыдившись слов герольда.  — Именно любовь к войне отличает наггароти от нас.
        — Надеюсь, что король тоже это понимает,  — сказал Каратриль. Он поднял глаза, когда в палатку вошла другая группа эльфов, и его брови нахмурились.  — Некоторых ненависть охватывает так же, как друкаев.
        Тиринор проследил за обеспокоенным взглядом Каратриля и увидел, что к Финуделу и Атиель присоединился еще один эльф; странная личность, одетая в темный охотничий костюм. Его бледная кожа и темные волосы выдавали в нем наггароти. Тишина распространилась среди собравшихся каледорцев, и новичок быстро оказался в центре внимания. Тиринор увидел, как Дориен хромает в сторону вновь прибывшего, и почувствовал противостояние.
        — Извини меня, друг,  — сказал Тиринор, торопясь перехватить своего кузена.
        — Что у нас здесь происходит?  — сказал Дориен, глядя на незнакомца своими темно-синими глазами и почти не скрывая враждебности.
        — Я Алит Анар, князь Нагарита.
        — Наггароти?  — ответил Дориен, слегка отпрянув и подняв бровь.
        — Он наш союзник, Дориен,  — сказал Финудел.  — Если бы не действия Алита, боюсь, ваше прибытие застало бы нас уже мертвыми.
        Каледорский князь рассматривал Алита с презрением, склонив голову. Алит смотрел на него с равным отвращением.
        — Алит, это князь Дориен,  — сказал Финудел, нарушая неловкое молчание, которое воцарилось среди окружающих эльфов.  — Он младший брат короля Каледора.
        Князь наггароти не отреагировал на это, встретив взгляд Дориена.
        — Что об Эльтириоре?  — спросила Атиель, когда Тиринор приблизился к группе. Он никогда не слышал об эльфе, о котором она говорила.  — Где же он?
        — Не знаю,  — покачав головой, ответил Алит.  — Он там, где Морай-хег ведет его. Вороньи герольды забрали своих мертвых и исчезли в Ателиан Торире. Вы можете никогда больше его не увидеть.
        — Анар?  — сказал Тиринор, вспоминая, что имя наггароти упоминалось. Он был из дома Эолорана Анара, одного из самых благородных дворян в Ултуане, но выглядел так, будто провел всю свою жизнь в захолустной деревне.  — Я слышал это имя от пленных, которых мы взяли в Лотерне.
        — И что же они говорили?  — спросил Алит.
        — Что Анарсы шествовали рядом с Малекитом и сопротивлялись Морати.  — Он протянул руку.  — Я Тиринор, и я приветствую тебя в нашем лагере, даже если мой невоздержанный кузен не хочет.
        Алит быстро пожал протянутую руку. Дориен фыркнул и отвернулся, требуя еще вина. Когда он двинулся сквозь толпу, Тиринор увидел, что глаза наггароти следуют за ним, прищурившись, когда он заметил, что Дориен прихрамывает.
        — Он в плохом настроении,  — сказал Тиринор.  — Я думаю, что он сломал ногу, но он отказывается позволить целителям взглянуть на нее. Он все еще полон огня и крови после битвы. Завтра он успокоится.
        — Мы благодарны вам за помощь,  — сказала Атиель.  — Ваше прибытие большее, чем мы могли рассчитывать.
        — Мы получили весть, что друкаи идут вдоль перевала, четыре дня назад и отправились немедленно,  — сказал Тиринор.  — Сожалею, что мы не можем остаться здесь, потому что мы нужны в Крейсе. Враг почти захватил горы, и король плывет вместе с армией, чтобы препятствовать им на границе с Котиком. Завтра мы продолжим путь на север, а затем через Авелорн нанесем удар по друкаям с юга. Сегодня важная победа, и Каледор признает жертвы, принесенные народом Эллириона.
        Алит отвернулся, и Тиринор увидел, что наггароти сжал кулаки и сгорбил плечи.
        — Алит?  — сказала Атиель, шагнув в сторону наггароти. Тиринор заметил боль в ее выражении и разделил заинтересованный взгляд с Финуделом. Эллирийский князь слегка покачал головой, предостерегая от любых замечаний. Алит повернулся к княжне.
        — Сожалею,  — сказал Алит.  — Я не могу разделить ваш энтузиазм по поводу сегодняшней победы.
        — Я думал, ты рад, что Керанион мертв,  — сказал Финудел, присоединяясь к своей сестре.  — Разве это не расплата за твоего отца?
        Тиринор мало обращал внимания на продолжающуюся сагу об Анарсах. В том, что он разделял мнение Дориена, что убийство наггароти наггароти было не так уж плохо. Он заметил проходящего мимо слугу с золотым подносом, наполненным бокалами вина, и прихватил новый бокал.
        — Нет,  — тихо сказал Алит.  — Керанион умер быстро.
        Атиель и Финудел замолчали, в шоке от слов Алита. Тиринор встал рядом с Финуделом, протягивая бокал Алиту. Князь наггароти неохотно принял его.
        — Побед у нас было мало,  — сказал каледорец. Он поднял свой бокал в тосте за Алита.  — Я благодарю тебя за усилия твои и твоих воинов. Если бы король был здесь, я уверен, он предложил бы тебе то же самое.
        — Я не борюсь ради вашей похвалы,  — сказала Алит.
        Тиринор сдержался в ответ на дерзость наггароти и сделал глоток вина.
        — Тогда ради чего вы сражаетесь?  — спросил Тиринор.
        Алит ответил не сразу. Он посмотрел на Атиель, и выражение его лица слегка прояснилось.
        — Простите меня,  — сказал Алит с легкой улыбкой.  — Я устал. Сильнее, чем вы можете себе представить. Эллирион и Каледор бьются за свою свободу, и я не должен осуждать вас за вопросы, которые вас не касаются.
        Алит сделал глоток вина и слегка кивнул в знак благодарности. Он поднял бокал в направлении Тиринора и устремил взгляд на каледорца.
        — Пусть вы выиграете все свои битвы и закончите эту войну!  — провозгласил Алит. Его глаза на мгновение дрогнули, прежде чем вернуться, чтобы встретить ошеломленный взгляд Тиринора. Каледорец увидел пустоту в глубине этого взгляда и был вынужден отвернуться, подавляя дрожь.
        — Мы не должны вам больше навязываться,  — сказал Финудел, направляя Атиель прикосновением руки. Алит мгновение с тоской смотрел ей вслед, прежде чем вернул свой взгляд к Тиринору.
        — Вы будете сражаться до последнего, без всякой надежды?  — спросил Алит.  — Ваш король отдаст свою жизнь за освобождение Ултуана?
        — Да,  — ответил Тиринор.  — Ты думаешь, что только у тебя есть достаточная причина бороться с друкаями? Ты ошибаешься, очень ошибаешься.
        Присутствие Алита очень тревожило. Тиринор отвернулся и позвал Дориена, изображая беспокойство за своего кузена, поэтому смог оставить наггароти в одиночестве. Он присоединился к Дориену и другим каледорским князьям в центре шатра, осушая содержимое своего кубка.
        — Не знаю, как ты, но кажется, я предпочитаю, когда наггароти не на нашей стороне,  — сказал он тихим голосом, боясь, что князь Анар услышит его.
        — Я не доверяю ему,  — сказал Дориен, глядя через плечо Тиринора туда, где Алит был погружен в серьезную беседу с Каратрилем.  — Финудел глупец, союзничая с его родом. Поверь мне, Анар окажется предателем, и пусть мне перережут горло, прежде чем я соглашусь сражаться вместе с ним. Лучше так, чем нож в спину.
        Тиринор следил за Алит Анаром с подозрением, зная, что в словах его кузена истина. Его беспокоили не просто слова наггароти и его нрав. Была тьма духа, которая пронизывала сердце Алита, и Тиринор не хотел быть ее частью. Отвернувшись, он выбросил наггароти из своих мыслей и заметил группу служанок Атиэль, оценивающе смотревших на него через шатер.
        Прихватив себе новый бокал вина, он с улыбкой направился к ним.

        ГЛАВА 12
        Авелорн ослабевает

        Цветок начал увядать. Его листья обвисли и пожелтели, стебель искривился, бледно-голубые лепестки скукожились, когда упали на землю. Иврейн опустилась на колени рядом с растением, чувствуя причину его недомогания. Было плохо всему Ултуану. Темная магия текла, разрушая все, к чему прикасалась. Невыразимые обряды совершались во имя низших богов. Народ Вечная королева противостоял друг другу по острову. Гармония Ултуана была разрушена, и все впало в беспорядок.
        Иврейн вытянутым пальцем коснулась поникшего листа и освободила часть своей силы. Жизнь перетекла в цветок, и он выпрямился и зацвел, оживленный магией Вечной королевы. Это был жест, и не более того. Она не могла исцелить каждого больного, подвергшегося воздействию на Ултуане.
        Вечная королева опустилась на колени рядом с цветком и погрузила пальцы в землю, ощущая каждую частицу почвы на своей коже. Длинные волосы струились по ее лицу, она закрыла глаза и задержала дыхание, втянув запах и влагу голой земли, вдыхая жизненную силу Иши.
        Она позволила своему разуму блуждать вне смертной оболочки, которую другие знали как Иврейн, и просочилась в почву, медленно распространяясь сквозь долину Гаен, в Авелорн и далее, сквозь каждую травинку и цветок в Ултуане.
        Ее дух причитал, когда ее разум ощущал сокрушительную поступь армий наггароти по пастбищам и лугам. Она отпрянула от вкуса крови в реках и ручьях. Армии разбили лагерь под сенью древних деревьев и срубили их, чтобы разжечь костры.
        Вечная королева отступила обратно в Авелорн, встревоженная тем, что она почувствовала. Ненависть, жадность, фанатизм, и не только от наггароти. Так было всегда, зло порождалось злом, чтобы подпитать себя. Скверна Хаоса витала в воздухе, воде и земле. Ее народ никогда не освободится от его прикосновений.
        Несмотря на все свои мрачные мысли, она знала, что надежда была всегда. Из воспоминаний, которыми она делилась со своими многочисленными матерями, она знала, что Ултуан видел эру намного хуже настоящей. Жизнь нельзя так легко уничтожить. В ее сердце все еще задержалась боль Авелорна с тех пор, когда он был снесен демонами. Лес снова вырос за это опасное время, но еще больший ущерб был нанесен. Ее отец, Аэнарион, взял Убийцу богов, и это единственное деяние пригласило насилие в сердцах эльфов навсегда. Наггароти нельзя было винить в том, кем они стали, семя их зла было посеяно предыдущими поколениями.
        Однако это семя тьмы было взращено злыми намерениями. Мысли Вечной королевы обратились к создателю нового времени горя: Морати. Это ее злоба, ее ревность, ее жадность подпитывали эту войну. Вся пролитая кровь потоком лилась с рук Морати.
        Этот потоп сейчас достиг Авелорна. Воины в броне забрели в западные леса с гор Крейса, убивая и сжигая. Они были бичом для всего, стремясь укротить и покорить саму природу. Сознание Иврейн двигалось вдоль ветвей и корней, следя за лагерем наггароти. Она ощутила, как кровь барабанит по траве под жертвенниками, почувствовала, как сквозь листву пробивается дым погребальных костров, а звериный ужас от убегающих лесных тварей пробегает по ее корням.
        Солнце село и взошло и снова село множество раз, пока Иврейн следила за наггароти, стремясь определить их намерения. Они гнали всех впереди себя: волка рядом с оленем, лису рядом с кроликом, ястреба рядом с голубем. Все были едины в своем страхе перед темным кровопролитием, которое пришло в Авелорн.
        Привлеченная ее гневом, Девичья гвардия собралась на поляне вокруг прежней формы Иврейн. В серебристо-золотом сиянии Аэйн Ишайн, любимого дерева Иши, воины Авелорна затачивали свои копья и натягивали луки, ожидая, когда появится их королева. Они тоже почувствовали раздор, бушующий в Авелорне, и пришли на эту священную поляну, чтобы услышать, что с этим будет сделано.
        Было слишком много смертей, а насилие всегда разрушает само себя. Но лес должен быть защищен, и его народ и существа оборонялись от злобы Морати и ее солдат.
        Иврейн вернулась в свою смертную форму, ее кожа засияла слабым светом, когда ее дух занял свое место. Она стояла и смотрела на свою армию в золотой чешуе и зеленых плащах.
        — Мой будущий муж не приходит нам на помощь,  — разочарованно сказала она.  — Он так же подвержен ошибкам, как и остальные, недальновиден и эгоистичен. Он даже еще не прибыл лично ни за моим благословением, ни соединиться со мной, чтобы поддержать правление Вечной королевы. Все же я чувствую, что мы не одиноки. Со всего Эллириона прибывает армия его брата. Отправляйтесь к ним и покажите им тропинки через лес, которые приведут их к нашим врагам. Прогоните их с полян и из глухого леса копьем и стрелами, а потом возвращайтесь ко мне.
        Ее желание было известно, Иврейн отступила в пещеры под арочными корнями Аэйн Ишайн. Она сидела на своем троне из скрученных корней, пока прислужники занимались сосудами, наполненными водой из священных источников, наполняя бассейны, окружавшие место Вечной королевы. Образы переливались в каждом пруду, показывая Авелорн с запада на восток, с юга на север. Пока в мире снаружи шло время, Иврейн разделяла жизнь великого дерева Иши, каждый день как один удар сердца существования.
        Через несколько мгновений ее отвлекло от созерцания присутствие на священной поляне. Поднявшись со своего трона, в желто-зеленом платье, струящемся за ее спиной, словно паутинный водопад, Иврейн вышла из зала и увидела на поляне одного из энтов (человек-дерево) Авелорна.
        — Сердцедуб,  — сказала она.  — Давненько ты в первый раз привел меня с моим братом в долину Гаен, и давненько ты говорил на Первом Совете. Что мешает тебе прибыть к моему двору?
        Энт двигался медленно, разворачивая конечности-ветви, слегка изгибая ствол, как будто на ветру, чтобы склонить голову перед Вечной королевой.
        — Придет тот, кто не должен прийти,  — сказал Сердцедуб, когда выпрямился с трепетом коричневой листвы. Он тоже почувствовал угасание мощи Авелорна, осень разрушала то, где должно было существовать вечное лето. Его голос был тихим, как вздох ветра среди ветвей.  — Он заключил договор с волками, и они ведут его в долину Гаен.
        Иврейн кивнула и позволила себе немного поперемещаться в поисках этого человека. Она нашла его, эльфа, одетого только в пояс с мечом, бегущего с большой стаей волков.
        — Ты прав, он не может прийти в долину Гаен,  — сказала она, с дрожью возвращаясь в свое тело.  — Но его нельзя прогнать без посторонней помощи. Я чувствую в нем дух охотника. Пришло время передать дар Иши. Пусть волки отведут его к Лунному озеру, и посмотрим, хватит ли у него силы воли забрать награду Курноуса.
        — А если он еще ищет убежища в долине Гаен?  — вздохнул Сердцедуб.
        — Он коснулся тьмы и не может прийти сюда,  — ответила Вечная королева.  — Храните святость нашего дома и прогоните его, но не причиняйте ему вреда.
        — Как захочет лес,  — сказал Сердцедуб.
        Когда энт покинул поляну, Иврейн вернулся к изучению эльфа из своего видения. Он был молод, только повзрослел, и она смотрела, как он яростно сражается с рыцарем наггароти. Он был храбрым, но жестоким в душе. Как Иша выбрала Иврейн, так охотник Курноус выбрал этого эльфа. Лунный лук Иши был бы достойной наградой за храбрые поступки молодого эльфа, защищающего Авелорн; но он должен был использовать его в другом месте.
        Зло, с которым он воевал, был внутри него так же, как и снаружи, и Иврейн не могла рисковать, имея такого человека в долине Гаен в это беспокойное время.
        Бросив дикого охотника на произвол судьбы, она прогнала его из своих мыслей и вернулась в тронный зал, чтобы стать свидетелем битвы с наггароти.

        Леса Авелорна не место для дракона, и у Дориена, к сожалению, был лишен выбора, кроме как руководить своим войском верхом на лошади; Тиринор и другие драконьи всадники полетели дальше на север, чтобы искать наггароти там, где горы Крейса проглядывали сквозь древние леса.
        Каледорский князь нервничал. Его беспокоила не перспектива битвы с наггароти — он наслаждался предстоящей битвой,  — а странная природа его окружения и тихих союзников. Девичья гвардия встретила его армию на границе Эллириона и Авелорна. Тихим, но решительным голосом капитан приказала Дориену следовать за ее воинами через леса. Ни один эльф не должен был оставлять следов, и хотя никто не предупреждал о том, что может случиться с таким путником, таковы были рассказы об Авелорне, что каждый эльф под командованием Дориена знал, что нужно подчиняться приказу.
        По извилистым тропинкам, которые, казалось, вытекали из лесов при приближении армии, Девичья гвардия вела Дориена через густые леса, направляясь на север и запад. Когда их спрашивали о враге, девы-воительницы Авелорна отвечали только, что их несколько тысяч и что в настоящее время их подстерегают. Шествие заняло несколько дней, и по ночам Дориен не спал в своей палатке, прислушиваясь к шепоту деревьев, уханью сов и волчьему вою. Каждое утро, выходя из шатра, он убеждался, что лес изменился. С полян, которых не было накануне вечером, открывались тропинки, и даже реки, казалось, изменяли свое русло, чтобы армия могла проходить беспрепятственно.
        Дориен был уроженцем гор, а целые дни проходили без вида неба за густым пологом, подпитывая его страхи. Он считал себя как дома в дебрях, как и многие эльфы, но только после прибытия в Авелорн он понял, насколько укрощенной стала дикость Ултуана под влиянием эльфийских стремлений. За Авелорном каждое дерево и долина изменили состояние; старательное умудрявшиеся казаться неукрощенными, все же по сравнению с лесом Вечной королевы они были упорядочены и безопасны как домашние сады.
        Часовые ночного стражи шептались о постоянном скрипе и стоне лесов, о мерцании волшебных огоньков и странных глаз в лунном свете. Девичья стража заверила Дориена, что бояться нечего, и намекнула, что, несмотря на все беспокойство, которое эльфы других королевств испытывали по поводу странностей Авелорна, это ничто по сравнению с ужасом, нависшим над захватчиками наггароти. Дориен был рад слышать это, но не мог получить ответов, когда настаивал на дополнительной информации.
        После семи нервозных дней и ночей, проведенных в диких лесах, Дориену сказали, что наггароти уже близко. Дым от костров разносился по ветру, и казалось, что деревья еще больше активизировались, чем прежде.
        — Пока Девичья гвардия дома в таком месте, моя армия не предназначается для ведения войны в таких ограниченных пределах,  — пожаловался Дориен Алтинель, капитану Девичьей гвардии.
        — Нет нужды жаловаться,  — ответила она.  — У ваших рыцарей для атаки будет ровная земля, а у ваших лучников будут чистые поля, над которыми можно будет пустить стрелы.
        — Хотя я и благодарю за эту уверенность, я не вижу, как нам заманить наггароти на эту открытую местность, которую вы приготовили,  — сказал князь.  — Боюсь, нас перехитрят.
        — Наши враги еще не знают поля битвы, но у них не будет выбора, кроме как прийти туда,  — сказала Алтинель.  — Авелорн приведет их к тебе. Готовьте свою армию и двигайтесь на запад. Битва начнется до полудня.
        Не предлагая никаких других объяснений, Алтинель оставила Дориена с его перепутанными мыслями. Девичья стража покинула лагерь, направляясь на запад, пока армия готовилась к походу. Дориен сел на коня и присоединился к рыцарям Каледора в середине армии, пока лучников и копейщиков послали вперед в авангарде, чтобы искать открытое пространство, о котором говорила Алтинель.
        Без Девичьей гвардии, которая вела за собой, продвижение был медленнее. Дориен постоянно вглядывался сквозь листву на восход солнца, боясь пропустить встречу, время и место которой он точно не знал.
        У него не было причин для подобных опасений. Незадолго до полудня разведчики вернулись с известием, что на западе слышны боя, хотя они не смогли обнаружить саму армию наггароти. Вслед за разведчиками армия направилась на крики и вопли, которые эхом разносились по деревьям.
        Словно раздвинутый какой-то огромной рукой, лес резко остановился невдалеке на западе. Деревья окружали обширную освещенную солнцем поляну, поверхность которой была устлана густой травой и луговыми цветами. Дориен был поражен ее видом, но удивление его было недолгим; по другую сторону поляны показались фигуры в черных одеждах. Некоторые помогали раненым товарищам, а звуки боя приближались.
        Все больше и больше наггароти, пошатываясь, выходили на свет, стрелы сыпались на них из темноты лесистых карнизов поляны. Несколько тысяч человек поспешно собрали свои ряды, пока армия Дориена рассредотачивалась на север и юг, рыцари на правом конце линии, готовые обойти врага.
        За наггароти князь видел фигуры, двигающиеся через лес; он предположил, что это была Девичья стража, из-за продолжающихся звуков борьбы и смерти, которые раздавались по поляне.
        Дориен приказал музыкантам подать сигнал к наступлению, и его армия направилась к наггароти с копьями и луками на изготовку. Друкаи образовали короткую, непрерывную линию из копий и многозарядных арбалетов, в центре которой находились в резерве несколько сотен рыцарей. Для защиты не было участков возвышенности, и наггароти было очень мало.
        — Они глупцы, если встанут и бьются,  — сказал Лауднерил, ехавший справа от Дориен, везя штандарт княжеского дома.
        — Я думаю, они предпочтут рискнуть с нами, чем с лесом,  — сказал Дориен.
        — Не думаю, что у них есть выбор,  — ответил Лауднерил в шоке, указывая на дальний край поляны.
        Деревья двигались. Трудно было понять, как именно, но стена стволов и ветвей, обозначавшая границу поляны, подползала ближе к наггароти. Земля мягко заурчала, заставляя рыцарских коней заржать и затопать.
        Стрелы прорезали воздух, когда приблизились лучники Дориена. Арбалетчики друкаев осмелились подойти поближе, бросая настороженные взгляды на приближающийся лес, и вернули залпы своих снарядов. Несмотря на то что они прошли по крайней мере пятьсот шагов по обширной поляне, наггароти теперь обнаружили деревья не более чем в двухстах шагах от своих спин. Со всех сторон доносились пронзительные крики и резкие призывы. К северу и югу леса также сомкнулись, опоясывая поляну почти сплошным кольцом деревьев.
        Не отступив, наггароти удержали свои позиции, когда армия Дориена пошла в атаку. Рыцари друкаев двинулись на север, стараясь оторваться от кавалерии Дориена, пока отряды копейщиков маневрировали в поисках преимущества, а болты и стрелы обеих сторон проходили над головой.
        Когда две армии сошлись, Дориен вспомнил предостережения брата. Хотя друкаи были в меньшинстве, они были ветеранами войны, развязанной в кровавом Нагарите, испытанными в колониях. Большей частью его собственной армии, за исключением ядра каледорцев, которые видели битву в Элтин Арване, были во многом новичками. Драконы прервали осаду Лотерна и разгромили наггароти на равнинах Эллириона; он пожалел, что узнал, что Авелорн обеспечит открытое поле битвы, и не послал драконов на север.
        Он выбросил эти мысли из головы, когда две колонны кавалерии атаковали друг друга. Рыцари друкаев закованы с ног до головы в кольчуги и пластины, лица скрывались за шлемами с узкими прорезями, их лошадей защищали налобники и чешуйчатая броня.
        Черные и пурпурные вымпелы развевались на кончиках копий, и земля гремела под железными копытами их черных коней.
        Дориен вытянул Алантаир, реликвию войны против демонов. Слегка изогнутое лезвие мерцало рунами, оранжевый огонь играл по его краю от рукояти до кончика. Каледорский князь поднял щит и выбрал противника для атаки, направляя своего коня мягкими толчками коленей. Он выбрал друкая, облаченного в золотые доспехи, с черным плащом, спускающимся с плеч. Его шлем маскировался демоническим лицом и изогнутыми серебряными рогами, увенчанный гребнем. Он ехал рядом с флагом: красным полотнищем с вышитой черным руной Анлека; капитан, решил Дориен, или, возможно, даже князь наггароти.
        — За Каледор!  — взревел князь, и на его боевой клич ответили Серебряные Шлемы вокруг него.
        Наггароти скандировали, как завороженные, погребальную песню, как хор в такт биению копыт своих лошадей. Кончики зазубренных копий блестели на солнце.
        В последний момент лошадь Дориена покачнулась влево, и копье наггароти с энергетическим треском врезалось в щит князя. Удар едва не выбил Дориена из седла, но он крепко сжал ноги и взмахнул мечом над головой лошади, когда два всадника разъезжались, пылающий клинок пронзил щит врага, направив руку друкая в воздух.
        Дориен не успел добить наггароти; еще один вражеский рыцарь врезался в него, копье прошло на волосок от плеча каледорца. Дориен рубанул друкая по спине, когда он проскакал мимо.
        Столкновение обеих сторон погасилось взаимным разрядом, две силы рыцарей закружились друг вокруг друга в развернувшейся рукопашной. Друкаи отбросили копья, обнажили топоры и мечи, а Дориен рубил направо и налево, и пылающий клинок Алантаира рассекал плоть и доспехи. Шум оглушал, металл звенел о металл, крики воинов, топот и ржание коней.
        Тела лошадей и эльфов лежали на залитой кровью траве, а обе стороны неистово бились. Конь Дориена подскользнулся и выпрямился на крови, приоткрыв князя для атаки справа от него. Лезвие топора ударилось о его шлем, защитные руны вспыхнули магической силой. Тем не менее он был оглушен и смог только неуклюже парировать следующий удар клинком Алантаира. Дориен ощутил, как кровь стекает по шее, а в голове стучит. Словно в ответ, вернулась боль в ноге. Целители сделали все, что могли, но не было времени должным образом отдохнуть и восстановить силы.
        Еще один рыцарь поднялся между Дориеном и атакующим друкаем, его меч пронзил забрало первого эльфа с брызгами крови. Наггароти опрокинулся в сторону, рухнув на землю. Дориен поблагодарил каледорского рыцаря и послал своего коня под натиск кавалерии в поисках нового врага.
        По взаимному желанию обе стороны медленно разошлись, ища более свободный участок для нового удара. Как и боялся Дориен, друкаи не уступали его рыцарям, несмотря на меньшее их количество; на поляне было больше тел друзей, чем врагов. Когда эскадроны перестроились в паре сотен шагов друг от друга, Дориен обратил внимание на пехоту. Там момент атаки тоже был остановлен, и теперь бушевала затянувшаяся борьба.
        Дуги черной энергии обнаружили присутствие колдуна. Копейщики в белых одеждах были отброшены назад магическим взрывом, их доспехи потрескивали, кожа горела. Белое свечение защитных талисманов окутало Териуна, князь, возглавлявшего пехотинцев, когда новый град темной энергии замерцали вдоль линии. Рыцарям нужно было обойти друкаев с фланга, но сделать это было невозможно, поскольку все еще угрожала вражеская кавалерия. Если они нападут сейчас, эскадроны Дориена будут атакованы в тылу. Он бросил поспешный взгляд на рыцарей друкаев и увидел, что они снова наступают.
        Дориен почувствовал, как темная магия пульсирует в воздухе, словно давление в затылке. Ощущение было звенящим с оттенком силы, исходящей от Алантаира. И все же было нечто иное, что привлекло внимание Дориена к приливам и отливам магических ветров. Он почувствовал, как сила просачивается сквозь землю и быстро накапливается.
        Друкаи снова атаковали, с развевающимися знаменами. Продолжая реорганизацию, Серебряные Шлемы Дориена поспешно построились, чтобы противостоять новой атаке. Дориен страстно желал, чтобы у него был дракон или два, наблюдая, как отряд в черно-золотом нападает на его неподготовленных воинов.
        Магия земли возросла. Дориену показалось, что земля сдвинулась, настолько сильным было скопление мистической энергии. Под скакунами друкаев вспыхнула трава. Виноградные лозы с шипами, словно кинжалы, взлетали в воздух, извиваясь и цепляясь, срывая друкаев с их коней, душа и стреноживая лошадей. В мгновение ока массивный шиповник обволакивал наггароти, затягиваясь вокруг шеи и конечностей, колючками пронзая кольчугу и плоть. Ржание гибнущих лошадей и панические крики друкаев аккомпанировали ужасающему скрипению и скольжению, когда все больше и больше усов вырвалось из земли, хлеща с жестокой энергией.
        За столкнувшимися рядами пехоты Дориен видел, что лес снова пришел в движение. Только на этот раз из-за деревьев появились фигуры. На поляну вышагивали массивные, неуклюжие существа с плотью из древесины и кожей из коры. Позади них появилось множество мелких существ, прыгающих и бегающих по ветвям. Крылатые духи с маленькими луками порхали по ветвям энтов, стреляя мерцающими дротиками в спины друкаев.
        Вместе с ними на поляну выбежали огромные медведи и стаи волков с черной шерстью. Ястребы и совы спускались с верхушек деревьев, наводя стаи мелких птиц, которые заслоняли многозарядные арбалеты друкаев, клевали лица, царапали когтями.
        Оглянувшись на рыцарей наггароти, он увидел, что все, кроме нескольких дюжин, были убиты. Уцелевшие, многие пешие, освободились от магического шиповника. Дориен приказал половине своих рыцарей прикончить вражескую кавалерию, а остальным следовать за ним, указав мечом на осажденную пехоту наггароти.
        Когда Серебряные Шлемы атаковали, энты достигли линии солдат друкаев. Дубиноподобные кулаки разбивали кость и сочленения доспехов. Пальцы, наполненные силой копающихся корней, ломали открытые шлемы и пробивали нагрудники. Копья и мечи друкаев безрезультатно рубили энтов, которые были столь же невосприимчивы к ударам, как самый могучий дуб. Раздавленные и растоптанные, попавшие против оправившихся копейщиков Дориена, друкаи умирали сотнями.
        Атака княжеской конницы была последним ударом. Пока медведи крушили тела, а волки тащили вниз бегущих друкаев, рыцари вклинились в фланг наггароти, сражая их вниз, разбивая их о землю столкновением своих коней. Его конь ударил копытами в лицо копейщика, а клинок Дориена обезглавил другого.
        Друкаи сражались до последнего, зная, что лес не даст убежища отступившим. Окруженные эльфами и духами Авелорна, они продавали свои жизни с проклятиями на губах, клянясь отомстить из темниц Мирай. Рука Дориена болела от усилия убийства, так как сражение продолжалось еще долго после полудня.
        Когда оно закончилось, Алтинель подошла к Дориену. Доспехи Девичьего капитана были в крови, волосы были запятнаны кровью, кончик ее копья покрывали пятна. В ее внешности было что-то дикое, и Дориен удивился силе, которую высвободила ярость Авелорна.
        Спешившись, Дориен коротко поклонился капитану Девичьей гвардии и спрятал меч в ножны.
        — Я удивлен, нужны ли мы Авелорну здесь,  — сказал он.
        Алтинель помедлила мгновение. Черты ее лица, казалось, мерцали бледно-зеленым светом, а когда она смотрела на Дориена, то глаза казались такими же древними, как лес вокруг них.
        — Мы благодарны вам, Дориен из Каледора,  — сказала Алтинель.  — Мы не могли победить этого врага в одиночку.
        — Для меня честь защищать земли предков нашего народа,  — сказал Дориен. Он чувствовал то же мерцание земной магии, что и во время битвы, хотя теперь оно было нежнее и более рассеянным.  — Без вмешательства Авелорна, я боюсь, мы бы не победили.
        — Наггароти придут снова,  — сказала Алтинель.
        — Я оставлю все войска, какие смогу, но они очень нужны в другом месте,  — ответил Дориен.  — Котик под угрозой, и моему брату понадобится моя помощь, когда он отправится туда после совета князей.
        — Передай мой привет своему брату,  — сказала Алтинель, удивив Дориена. Он посмотрел на нее внимательнее и понял, что больше не обращается к капитану Девичьей гвардии.  — Скажи ему, что я с нетерпением жду нашей свадьбы. И предупреди его, чтобы он не задерживался слишком долго перед посещением Авелорна; у нас осталось несколько драгоценных мгновений.
        Дориен опустился на одно колено и склонил голову.
        — Вечная королева,  — сказал он.  — Простите за медлительность моего брата. У него много дел на уме, и я боюсь, что ваше благословение не одно из них.
        Алтинель-Иврейн положила руку на плечо Дориена и мягко подняла его на ноги. Он отвел свой взгляд, боясь снова взглянуть в эти темно-зеленые глаза.
        — Заберите своих мертвых из этого места,  — сказала Вечная королева.  — Вас проводят в Крейс, а оттуда вы сможете отправиться на восток и встретиться с Каледором в Котике.
        — Благодарю вас, Вечная королева,  — сказал Дориен.  — А как тела друкаев? Должны мы избавиться от них тоже?
        Алтинель-Иврейн покачала головой и повернулась, чтобы взглянуть через плечо.
        — Авелорн разберется с ними,  — сказала она, как будто с грустью.  — Лес насытится их останками.
        Дориен посмотрел туда, куда был направлен ее взгляд, и увидел, что деревья в лесу уже окружили мертвого друкая. Корни пронизывали трупы, утаскивая их вниз, в зыбучую землю. Казалось, будто кровь капала с листьев деревьев, когда они пили из убитых.
        — Теперь идите.  — Дориен увидел, что Алтинель пришла в себя. Дикость в ее глазах исчезла, и она казалась такой же усталой, как и он.  — Сегодня вечером мы оставим поляну для вашего лагеря. На рассвете мы отправимся на север.
        Дориен кивнул и отвернулся, подзывая своих капитанов. Чем раньше он покинул легендарный Авелорн, тем более комфортно он будет чувствовать себя.

        ГЛАВА 13
        Конец эры

        — Сто?  — проревел Каледор. Герольд из Ивресса вздрогнул, когда Король-Феникс вскочил со стула и направился к посланнику.  — Сто копий — это все, что князь Карвалон может выделить?
        — Мы мирный народ,  — с извиняющимся поклоном ответил герольд.  — Достаточно нескольких добровольцев для ополчения, и то самых необходимых для гарнизона наших городов от нападения культистов.
        Каледор повернулся к остальным в святилище Азуриана, его принял тронный зал. Тириол был с ним, также как Финудел и Атиель, Дориен, Тиринор, Корадрель, Титраин из Котика, верховный жрец Миандерин и его главный герольд Каратриль. Представители Эатана и Ивресса собрались вместе, кроме князей, настороженно наблюдая за Королем-Фениксом.
        — Как я могу воевать без армии?  — сказал Каледор.  — Шесть лет мы шли и сражались, и друкаи сдерживались. Сейчас самое время нанести ответный удар.
        — Наши потери тоже были тяжелы,  — сказал Тириол.  — Каждый наггароти готовился к этой войне две сотни лет, а многие сражались гораздо дольше. Вы не можете ожидать, что наши новобранцы столкнутся с такими врагами на равных. Если бы не ваши драконы, Ултуан был бы уже захвачен. Контрнаступление вне вопросов.
        — Значит, мы должны просто ждать следующей атаки друкаев?  — сказал Дориен.  — Мы дадим им вновь собрать свои силы, в то время как их культистские лакеи гоняют нас из королевства в королевство? Мы должны выступить на Анлек и покончить с этим.
        Титраин нервно рассмеялся, и все глаза обратились в сторону молодого правителя Котика.
        — Анлек неприступен,  — сказал князь.  — Мы все слышали рассказы о его защите. Огненная река опоясывает его высокие стены, и двадцать башен выходят на подходы. Даже если мы должны пересечь Нагарит невредимыми, мы не сможем взять такую крепость.
        — У нас есть дюжина драконов,  — сказал Дориен.  — Ни одна огненная река не остановит их.
        — Одиннадцать,  — сказал Корадрель, его голос затих.  — Князь Аэлвиан и Кардрагнир убиты в Крейсе во время боя против наггароти. Мои капитаны принесли мне весть прошлой ночью. Метатели болтов, дюжины них, посыпались на них с неба.
        Эта новость была встречена чьими-то стонами и каменным взглядом Каледора. Корадрель пожал плечами.
        — Не имеет значения,  — сказал крейсианец.  — Какой цели послужит захват Анлека? Малекит отвоевал свою столицу, и это не принесло ему никакой пользы. Мир изменился. Наггароти никогда не согласятся на мир.
        — Что ты хочешь сказать?  — сказал Тириол.
        — Уничтожение,  — сказал Каледор.
        Маг уставился на короля Феникса, прищурив глаза.
        — А как же культисты?  — сказал Тириол.  — Мы убиваем всех до единого?
        — Если придется,  — сказал Каледор, глядя на мага. Он не получил удовольствия от этого заявления, но если Ултуан хочет снова познать мир, все угрозы нужно устранить.  — Мы — разобщенный народ. Процветание и возможности маскировали эти разногласия, но теперь они стали очевидными. Друкаи должны быть убиты или изгнаны из Ултуана, и все, кто решит последовать за ними.
        — Как ты сказал, у вас нет армии,  — сказал Финудел.  — Ты думаешь, что на вас может напасть Нагарит?
        — Нет,  — сказал Каледор.  — Мы не только смогли выжить, потому что враг разделил свои силы. Они занимают Тиранок и напали на Эатан, Эллирион, Крейс и Авелорн в это же время, ища быстрой победы. Если мы заставим их собраться в одном месте и соберем свои силы против них, мы рискуем проиграть войну одним ударом.
        — Пока у нас нет армии, способной сравниться с друкаями, мы не можем испытывать себя на равных,  — сказал Тиринор.  — Наша самая большая надежда — выявить их и победить каждую армию по очереди.
        — Ваши драконы не могут быть везде одновременно,  — сказал Тириол.  — Как ты планируешь остановить новые наступления?
        — Мы не можем,  — сказал Каледор, снова садясь. Он посмотрел на каждого из князей, оценивая их решимость. То, что он увидел, его не успокоило, но он продолжил: — Мы должны лишить друкаев каждой великой победы. Мы отступаем перед ними, сжигая поля, разрушая склады. Нагарит — не плодородное королевство, они зависят от того, что они получают, чтобы прокормить свои армии.
        — На сколько?  — сказал Титраин с выражением ужаса.  — Эти земли кормят и наш народ. Мы сами будем голодать. Сезон, может быть, мы могли бы справиться с…
        — Столько, сколько потребуется,  — сказал Каледор.  — Мы изведем друкаев сухим голодом и битвой. Мы должны решить эту проблему. Будут трудности, но вместе с ними и победа.
        — Нет,  — сказала Атиель, получая сердитый взгляд от Короля-Феникса.  — Пастбища Эллириона слишком дороги, чтобы потерять таким образом. Наши поля и стада выращивались поколениями, мы не можем отбросить эти усилия. Это будет триумфом для наших врагов.
        Каледор взглядом сверлил княжну, но она не дрогнула. Взглянув на Финудела, Каледор увидел, что у него два мнения, но понимал, что в каких-то доводах он согласен со своей сестрой.
        — Что с Крейсом?  — сказал он, глядя на Корадреля.
        — Друкаи постоянно разграбляли большую часть скудного урожая, который мы растим,  — ответил крейсианский князь.  — Пока наши охотники на войне, монстры гор становятся смелее и нападают на наши фермы в большем количестве. То, что у нас осталось, нужно нам самим.
        — Восточные королевства должны обеспечивать тех, кто осажден на западе,  — сказал Каледор.  — Если вы не можете послать солдат, вы должны послать провиант.
        — Боюсь, в этом отношении мы можем предложить слишком мало,  — сказал Тириол.  — Слишком долго мы полагались на поставки из наших колоний. Эти запасы сократились. В Элтин Арване не меньше смуты, чем в Ултуане.
        — Если у вашего народа не будут ферм, им придется воевать,  — сказал Каледор.  — Каждого эльфа, который может нести копье, нужно обучить. Если нет, они умрут безоружными.
        — А пока мы соберем для вас новую армию?  — сказал Титраин.  — Что вы собираетесь делать?
        — Ждать, когда друкаи придут снова,  — сказал Каледор.

* * *

        Каждый свистящей вдох был ржавым гвоздем, царапающим сердце Морати. Она склонилась над неподвижным телом Малекита, видя красавца эльфа, которым он был, а не изуродованное тело, которое лежало на широкой кровати. Его глаза на мгновение сверкнули, и он узнал ее. Иссохшая рука потянулась к ней, и она прижала ее к груди, опустившись на колени рядом с кроватью.
        — Что нового?  — прошептал князь Нагарита потрескавшимися губами.
        — Наши прислужники подвели нас, мой дорогой,  — ответила Морати.  — Выскочка Каледор отбил наши последние атаки. Он отказывается от открытой битвы, используя своих драконов, чтобы нападать на наши армии на марше, прежде чем отступить.
        — Он трус.
        — Нет, он умен,  — сказала Морати, положив руку Малекита рядом с ним. Она погладила рукой его обнаженную голову, с шелушащейся кожей на белой простыне.  — Он знает, что не может победить нас, но стремится оттянуть нашу победу как можно дальше. Наши военачальники слишком долго играли в его игру. Я заставлю его действовать.
        — А еще?  — сказал Малекит, приподнимаясь немного с кровати и пристально глядя на мать.
        — Все идет хорошо, сын мой,  — сказала колдунья-королева.  — Ты хорошо поступил, пережив эти годы мучений, но ты должен продержаться дольше. Подобная работа отнимает много времени, но когда она будет сделана, ты будешь восстановлен для триумфа.
        Изуродованное лицо Малекита исказилось в улыбке.
        — Я могу подождать,  — сказал он.  — Мое возвращение будет триумфальным, и никто не устоит передо мной.
        — Это будет славно,  — сказала Морати.  — Но мы пока должны держать твое выживание в секрете. Твоя жертва в огне — символ нашего народа, и до твоего воскрешения в полную силу лучше позволить им продолжать верить в это. Мне так же больно, как и тебе, знать, что тебе отказано в положении правителя Нагарита, но это к лучшему.
        Малекит промолчал и закрыл глаза. Морати встала.
        — Я должна заняться одним неприятным делом. Хорошенько отдохни.
        Бросив прощальный взгляд на своего сына, Морати покинула палату. Она пронеслась по своим комнатам, собирая за собой вереницу служанок и слуг. Спускаясь по широким ступеням в центре дворца Аэнариона, она услышала вопли мучений, эхом отдающиеся из подземелий под цитаделью.
        — Кажется, я сказала, что всем заключенным нужно зашить рты,  — сказала она одному из своих спутниц.
        — Я посмотрю, как палачи поймут, что ошиблись в своем недосмотре,  — ответила служанка, и глаза ее сверкнули в жестоком предвкушении.
        Свита последовала за ней через большой зал и спустилась по ступеням дворца на площадь. Пять тысяч наггароти стояли молчаливыми рядами за своими капитанами и знаменами. Их собрали на рассвете для ее инспекции, а сейчас солнце клонилось к горизонту.
        Отпустив свой кабал взмахом руки в кольцах, Морати широкими шагами пересекла площадь, направляясь прямо к Батинаиру, стоявшему впереди небольшой армии. Королева остановилась перед ним, прищурив глаза.
        — Дай мне свой меч,  — сказала она.
        Батинаир выглядел смущенным, но выполнил приказ, вытащив мерцающий магический клинок из ножен. Морати взяла его у него и подняла, рассматривая тонкую работу. Глаза князя следовали за Морати, когда она прошла мимо него и поманила одного из капитанов роты.
        — Как тебя зовут?  — спросила она.
        — Эхериат, моя королева,  — ответил капитан с низким поклоном.
        — Хочешь стать князем Эхериатом?  — сказала она.
        — Все что угодно, чтобы служить вам, моя королева,  — ответил эльф, коротко поклонившись.  — Для меня было бы честью присутствовать при вашем дворе.
        Морати ударила более стремительно, чем змея, проткнув живот капитана мечом Батинаира. Он упал с приглушенным криком, глаза были полны боли и неверия. Морати крутила мечом налево и направо, Эхериат корчился и стонал при каждом движении.
        — Князья меня не подводят,  — сказала она, вытаскивая клинок.
        Она пнула растянувшегося эльфа в лицо и двинулась дальше, поманив следующего капитана окровавленным мечом.
        — А как тебя зовут?  — прорычала она.
        — Немиенат, ваше величество,  — нерешительно сказал солдат, глядя на все еще стонущего Эхериата, который скользил на коленях в растекшейся луже крови, прижав руку к раненому животу.
        — Хочешь стать князем?
        Немиенат не ответил, глаза метались влево-вправо, словно пойманное животное.
        — Ну?  — резкий вопрос Морати заставил капитана вздрогнуть.
        — Все, кто служат вам, хотят пользоваться вашей благосклонностью,  — сказал он, не встречаясь с ней взглядом.
        — Убей Батинаира,  — сказала Морати, всовывая меч в руку Немиената.  — Ты сможешь заменить его.
        Батинаир резко развернулся, услышав это, с дикими от страха глазами. Морати одобрительно улыбнулась, когда Немиенат не выразил нежелания, перебегая площадь с мечом, поднятым для нападения. Батинаир попытался поймать удар рукой в броне, но мистический клинок пронзил его без задержки, рассекая чуть ниже плеча. С криком Батинаир упал на землю, брызгая кровью. Немиенат оглянулся на Морати, прежде чем нанести смертельный удар, вонзая меч в беззащитную шею Батинаира.
        Морати махнула Немиенату подойти и преклонить колени перед ней. Он сделал так, преклонив колено и склонив голову. Королева наклонилась, чтобы рукой приподнять его за подбородок, подняв голову, чтобы посмотрел на нее, с улыбкой на ярко-красных губах.
        — Каково это быть князем?  — промурлыкала она.
        — Это большая честь, моя королева,  — ответил Немиенат.  — Я принесу славу Нагариту за ваше имя.
        — Ты?  — нежно сказала Морати. Немиенат кивнул, оцепенев под ее взглядом. Улыбка Морати сменилась рычанием: — Я должна дать тебе клинок, чтобы ты принес мне честь! Почему ты подводил меня раньше так много раз?
        Магическая энергия потрескивала от ее пальцев, окутав голову Немиената. Черная молния пробежала по его дрожащему телу, сжигая и расщепляя плоть, разрывая кровеносные сосуды. Морати отбросила дымящийся труп на мраморные плиты, меч Батинаира с грохотом выпал из мертвой хватки.
        Королева обошла собранных воинов наггароти.
        — Никто из вас не достоин служить мне!  — запричитала она.  — Вы слабаки или предатели, не могу сказать точно. Я даю вам мощь Нагарита, а вы ее растрачиваете впустую. Я прошу вас о простой вещи, такой простой вещи, но вы не можете сделать ее для меня. Все, что я хотела, был голова Иврейн.
        — Вечная королева, ее сила слишком велика,  — отозвался один из воинов.  — Как же нам бороться с самим Ултуаном?
        Морати хотела было прошипеть гневный ответ, но остановилась. Безымянный воин был прав, хотя это не оправдывало потерпленных поражений. Иврейн обладала силой Вечной королевы, и это был превосходный приз. Править Авелорном, чтобы завладеть силой Иврейн, может быть большей победой, чем ее простая смерть. Была еще одна причина — видеть покорность Иврейн перед ее смертью. Дочь Аэнариона от его первой жены, она вступила в сговор с князьями на Первом Совете, чтобы лишить Малекита права быть Королем-Фениксом. Она будет молить о пощаде у ног истинного правителя Ултуана и признает, что была неправа, выступая против своего сводного брата.
        — Я могу противостоять мощи Вечной королевы,  — объявила Морати, вновь улыбаясь, довольная своими выводами.  — Когда я отниму у нее ее магию и увижу, что она сломлена передо мной, все узнают о господстве наггароти и истинной королеве эльфов. Стягивайте вместе, какие силы вы сможете, доставьте кхаинитов и зверей Аннулии. Соберите армию, достойную моего командования!

        Небо заслоняло пылание Авелорна. Пелена дыма покрывала землю от гор Крейса до Внутреннего моря. Гонимая Морати, армия Нагарита сметала все на своем пути, оставляя за собой полосу руин сквозь королевство Вечной королевы. Князья и военачальники наггароти, которых безжалостно подталкивала их королева, испугавшись ее репрессий за любое промедление, отбросили всякое сопротивление.
        Как и прежде, Иврейн пробудила лес, чтобы защитить себя, но на этот раз Вечная королева боролась против магии Морати и ее кабала самых могущественных колдунов и колдуний. Против темных заклинания наггароти чары Авелорна проиграли, и как болезнь распространяется по листу, продвижение друкаев продолжилось.
        Опасаясь худшего, Иврейн послала весть Каледору, напоминая ему о его долге Вечной королеве. Король-Феникс не прибыл, но послал Тиринора и двух других драконьих князей с армией в десять тысяч воинов, по большей части недавно обученных отрядов, присланных из восточных королевств. На кораблях Эатана Тиринор доставил это войско через Внутреннее море и высадился на побережье Авелорна перед прибытием друкаев. Здесь он был встречен, как его кузен и Каратриль до него, Девичьей гвардией Вечной королевы. Как и тогда, Иврейн говорила через выбранного ею капитана, Алтариель.
        — Это злит и печалит меня — видеть такое опустошение, причиненное сердцу Ултуана,  — сказал Тиринор, спешив Анаэгнир, чтобы поговорить с Алтинель.  — Жаль, что вы не предупредили нас раньше.
        — Внешние леса не имеют значения,  — ответила Вечная королева, глаза ее сосуда загорелись зеленым мерцанием магии.  — Это долина Гаен владеет силой Авелорна. Аэйн Ишайн должно быть защищено любой ценой. Так близко к святилищу Иши моя сила на пике. Морати верит, что она лучше меня, но она ошибается. Мы обнадежим ее, приблизим к ее добыче, и тем самым Морати вызовет свою собственную гибель.
        — Рискованная стратегия,  — сказал Тиринор.  — Такое близкое приближение друкаев к долине Гаен не дает нам места для отступления.
        — Но это также идеальное место для битвы,  — отвечала Иврейн-Алтинель.  — Узкий перешеек уменьшит некоторые преимущества армии друкаев и выведет их на наши луки и копья.
        — Вижу,  — сказал Тиринор.  — Если такова ваша воля, я повинуюсь. Мы отправимся на корабле вдоль побережья и разобьем лагерь на перешейке долины Гаен.
        — Прислушайтесь к рекомендации Девичьей гвардии,  — предупредила Вечная королева.  — Никто не ступит в долину Гаен и уцелеет по приглашению самого Авелорна. Знай, что, если ты нарушишь запрет, я буду бессильна защитить нарушителей.
        Тиринор вздрогнул и кивнул.
        — Поверьте мне, моя королева, никто не проигнорирует такие предупреждения,  — сказал князь.  — С вашего позволения, мы отправимся на восток и через два дня снова сойдем на берег.
        — А до тех пор, князь Тиринор,  — сказала Иврейн-Алтинель,  — враг будет наступать вам на пятки, не медлите.
        Низко поклонившись, Тиринор направился обратно к Анаэгнир и устроился в троне-седле на ее спине.
        — Это место пропитано магией,  — сказала драконица, с отвращением щелкнув языком.  — Сам воздух насыщен от скверны Хаоса.
        Тиринор тоже чувствовала это; волны темной магии, которые вырывались из портала в Аннулии, привлеченные заклинаниями Морати и ее последователей. Как дым загрязнял небо, темная магия загрязняла дух. Она подобно савану накладывалась на размышления князя, и он не мог не опасаться того, что произойдет, если их защита потерпит неудачу и Морати завладеет Аэйн Ишайн.
        С такой силой в руках правительницы друкаев Ултуан погрузится в эпоху столь же темную, как время демонов. Культы Китарай будут господствовать над поклонением небесным богам, а эльфы будут уничтожены их собственной дикостью и жертвоприношениями. Тиринор ясно представлял себе, как днем и ночью горят погребальные костры, и слышал крики жертв жрецов.
        Он видел описание подобных вещей в меньшем масштабе по всему Ултуану, как культы сеяли ужас и раздор среди своих врагов. Князя тошнило при воспоминании об окровавленных и обугленных останках, найденных в тайных святилищах и вокруг алтарей, окруженных костями.
        «Я скорее умру, чем доживу до подобных страданий»,  — сказал он себе, пристегиваясь ремнем. Взмахнув крыльями, Анаэгнир поднялась в воздух, направляясь назад к флоту, который стоял на якоре у песчаного берега.

        — Они в отчаянии.
        Морати бросила раздраженный взгляд на подчиненного, который нарушил ее мысли. Колдун отшатнулся от ее взгляда, и в глазах Морати заплясали искорки энергии. Будь она в менее благоприятном настроении, ужасающий взгляд был бы наказанием для чрезмерно говорливого миньона. К счастью для него, Морати разделяла его оценку, когда она смотрела на армии, тянувшуюся по узкой полосе земли вперед. Это будет последняя, тщетная попытка удержать ее.
        За линиями серебряного и синего, красного и зеленого лежала долина Гаен. Морати ощутила ее силу, сверкающую подобно полю золотых звезд над пологом леса. Земля, на которой она стояла, пульсировала от магии, посылая дрожь энергии сквозь нее, даже когда она обвивала себя нитями темной магии, отталкивая чистое прикосновение защитных чар Вечной королевы.
        — Приготовьтесь к атаке,  — объявила она, жестом указывая зверолюду, чтобы тот вывел вперед ее лошадь.
        Эльф подвел гигантского крылатого коня к своей королеве. Его шкура была черной, крылья, как у огромной летучей мыши, ребристые и с прожилками. Грива существа была похожа на огонь, ярко-оранжевая и красная, а глаза — на темные рубины. С его лба торчали три закрученных в спираль рога, которые были связаны золотом, а из ушей и ноздрей свисали талисманы, сделанные из черного железа в форме кхаинитских рун. Темный пегас топал и фыркал, выдергивая вожжи из рук зверолюда, почти волоча его на ногах.
        Морати схватила поводья в одну руку, вливая темную магию в мышцы своего плеча, делая их неподвижными, как камень. Темный пегас сильно дернул головой и попытался встать на дыбы, но был твердо остановлен, почти падая, так как Морати стояла неподвижно, удерживая его на месте. Он заржал и опустился на землю, подогнув передние ноги так, чтобы Морати смогла подняться на голую спину, устроившись между кожистых крыльев.
        — Почему мы до сих пор не атакуем?  — потребовала Морати, видя, что ее армия не двигается.
        — У них три дракона, моя королева,  — ответил капитан, указывая на задымленные небеса. Огромные фигуры порхали на фоне смога, языки пламени вырывались изо рта.  — Если мы выйдем за пределы досягаемости наших метателей болтов, они разорвут нас на части.
        — Сигнал атаки,  — сказал Морати.  — Не беспокойтесь о драконах.
        С этими словами она прорычала слово приказа, и ее понесло в густые облака дыма.

        Дрожь пробежала по Тиринору, когда он увидел черный силуэт, поднимающийся из середины армии друкаев. Казалось, что темное облако окутывало всадника, и луч света пробился сквозь него, словно далекое ночное небо. Больше, чем глаза князя, вызывало беспокойство его магическое чувство. Всадник пегаса был подобен дыре в ветрах магии, раковине, в которую стекала вся магия, сила ее скопления тянулась к сознанию Тиринора. Ближе всего к подобному ощущению было присутствие Тириола, но там, где маг был подобен теплому сиянию, колдунья была холодной пустотой, всасывающей в себя всю жизнь и энергию.
        Только один эльф мог владеть такой силой: Морати.
        — Она всего лишь одинокое существо,  — сказала Анаэгнир, чувствуя его страх.  — Хрупкая вещь, которую легко сломать.
        — Морати не выжила бы так долго, как она, будучи хрупкой,  — предупредил Тиринор.  — Демоны не смогли уничтожить ни ее, ни князя Малекита.
        Драконица фыркнула и нырнула, пытаясь перехватить поднимающегося пегаса. Остальные всадники снизились за Тиринором, слева и справа. Под ними армия друкаев начала наступление, ряды копейщиков и рыцарей сходились в колонны, чтобы пройти по узкому участку земли. С этой высоты Тиринор видел Внутреннее море с обеих сторон, белую кайму прибоя слева и справа от темной массы пехоты.
        Во время снижения к земле ветер дергал его за плащ, Тиринор почувствовал увеличение воздействия внутри своего духа. Полутени танцевали в его глазах, злобные лица, образованные густым дымом, и воздух кружился вокруг него. Он чувствовал себя на дне огромной ямы, быстро погружающимся, поглощаемым. Он поднял глаза и увидел, как над головой, извиваясь, извиваясь, как морской змей, мечется из стороны в сторону, клубится дым.
        — Берегись!  — крикнул он Анаэгнир.  — Налево!
        Драконица не вняла ему, но прижалась к Морати, открыв челюсть, вытянув передние ноги. Оглядываясь назад, Тиринор увидел огромный завиток кружащегося дыма, текущего в его направлении.
        — Налево!  — выкрикнул он.  — Налево!
        Драконица скользнула в сторону. Слишком поздно, чтобы избежать нисходящего столба дыма, Тиринор и Анаэгнир попали в водоворот удушливого смога. Сраженные и избитые, дракон и всадник кружили по небу, дым следовал за ними, становясь все гуще и плотнее с каждым мгновением.
        Тиринор ударил копьем, не встречая сопротивления, но туман, как камень, оседал на его плечах и сжимал горло и грудь, подобно тискам великана. Анаэгнир тоже боролась, изрыгая пламя, голова металась из стороны в сторону, когда чешуя выгибалась и скрипели кости.
        С треском лопающегося металла нагрудник Тиринора развалился, сдавив грудь. Треснули ребра, как раз когда его шлем поддался под давлением, осколки костей пронзили легкие и сердце. Анаэгнир завизжала, сгибая крылья, щелкая костями, когда дракон и всадник были сжаты титанической силой темной магии. Кровь брызнула из глаз, ушей, носа и рта Тиринора, намочив платье, которое он носил под доспехами. Утопая в собственной крови, князь боком свалился в упряжь, весь воздух вырывался из его тела, органы и кровеносные сосуды разрушались.

        Радость распространилась по армии наггароти, когда исковерканные остатки каледорца и его дракона упали в лес. Морати смеялась вместе с ними, опьяненная чарами и радостью от уничтожения врага. Два других дракона разделились и набрали высоту, на мгновение насторожившись. Морати направила своего коня вслед за тем, который направлялся на север,  — драконом с нефритовой чешуей, шипами и когтями черного цвета. Вытянув свой заколдованный клинок, Морати подняла меч в вызове, когда пегас понесся к монстру вверху.
        Князь на драконе обнажил свой собственный клинок, вспыхнувший красным на фоне черного дыма и облаков. Два всадника быстро сближались, направляясь друг к другу, подняв мечи, готовые к атаке.
        Когда они должны были встретиться, Морати сильно дернула поводья, направляя своего пегаса вправо, а затем взмахнула мечом по дуге в сторону каледорца. Черная молния вылетела из клинка, пробив броню драконьего всадника, танцуя вдоль его поднятого меча. Рыча, Морати прошептала жестокие молитвы своим демоническим союзникам, опираясь на темную магию, пока кружила вокруг дракона, сверкание энергии перемещалось от князя к его зверю. Чешуя взорвалась и задрожали шипы, когда темная магия пронзила огромное тело дракона. Он заревел и изогнулся, изрыгая огонь на колдунью.
        Облако тьмы, окружавшее Морати, затвердело, отталкивая пламя, когда заключило ее во вращающуюся силовую сферу. Оскорбленная нападением, она направила своего зверя вслед за драконом, который отбросил земные оковы, пытаясь убежать, его движения были затруднены, зловоние обугленной плоти дрейфовало вслед за ним.
        Пегас увернулся и свернул, чтобы следовать паническому падению дракона, более проворный зверь быстро приближался, пока дракон медленно поворачивался влево и вправо. Видя, что он не может убежать, дракон накренился как можно более круто, рубя хвостом в направлении Морати. Она нырнула, и бронированный шип на хвосте прошел менее чем в ширине ладони от ее головы. Рубанув своим клинком, Морати нанесла рваную рану у основания хвоста дракона, вливая темную магию в тяжелую рану, так что обнажившаяся плоть и мышцы закипели и запузырились, кровь дымилась в небе. Со неестественно пронзительным воплем дракон перевернулся, лягаясь задними ногами. Коготь зацепил пегаса за бок, оставив рану шириной с кулак Морати.
        Королева Нагарита собрала все свое презрение, не обращая внимания на пронзительные крики пегаса, и вонзила кончик меча в открытую нижнюю часть дракона. С диким воем она направила темную магию из своего духа в клинок, изливая каждое мерзкое ругательство и проклятие, которое она знала, в брюхо дракона. Когда ее пегас безжизненно отвернул, проливая кровь из раны в боку, она наблюдала, как чешуйчатая шкура дракона разрывалась изнутри. Гниль вырвалась из раны в кишках, быстро распространяясь, чешуя ссохлась и отвалилась, плоть превращалась в прах, кости крошились.
        Существо, которое жило тысячелетиями, было поглощено гниением вечности, части тела отпадали, плоть падала покрытыми плесенью комьями, превращаясь в рассеявшиеся на ветру пылинки.
        Измученная магией, проходящей через нее, Морати позволила темному пегасу лететь обратно на землю. Соскользнув со спины, она чуть не рухнула, хватая ртом воздух, когда демонические голоса зашептали ей на ухо и пламя Хаоса затрепетало в ее сознании. На мгновение облако, которое последовало за ней, плотно закрылось, образуя кольцо из крошечных кружащихся фигур, каждое миниатюрное клыкастое лицо смеялось и издевалось над ней.
        Выпрямившись, Морати вложила клинок в ножны и прорезала другой рукой сквозь кружащийся туман, разорвав кольцо. Она вздохнула и зарычала:
        — Нет. Время для вашей оплаты еще не пришло. Оставьте меня в покое, грязь других миров.
        Напрягая свою волю, она собрала в завитки темной магии, которые просачивались, запирая их в своем сознании, шепча заклинание контроля и умиротворения. Облако успокоилось, словно дрейфуя в ее тело, всасываясь через каждую пору, оставляя бледную плоть Морати светящейся неземным светом.
        Когда у нее будет Аэйн Ишайн, она не будет нуждаться в таких опасных соглашениях. Вся сила Ултуана и вся магия портала будут в ее распоряжении.

        Дрожь страха пронеслась по армии, защищавшей долину Гаен, когда второй дракон упал с неба. Иврейн почувствовала, как ужас охватил ее подобно холодному ветру. Сейчас было не время для слабых сердец. Вечная королева опустилась на колени в траву, ее зеленая мантия казалось слившейся с землей. Утопив пальцы в грязь, она закрыла глаза и позволила себе слиться с Авелорном.
        Она задыхалась от боли, чувствуя поваленные деревья как порезы, опаленные поляны — как ожоги на коже. Пятно, которым было присутствие Морати, въелось в нее, ее поступь заражала землю под ногами. Продираясь через агонию, Иврейн коснулся кладезя, которым было Аэйн Ишайн. Дар Иши, богини-матери, священное дерево пульсировало энергией жизни и светом любви и гармонии. Вечная королева вклинилась в золотой поток, исцеляющий раны на ее духе, вызванные разрушением ее леса. Она позволила лучам тепла течь из ее пальцев, распространяясь по плодородной земле.
        Вокруг Вечной королевы кустарники и цветы распускались в жизни. Пульсируя по кругу, жизненная энергия распространялась по эльфийской армии, принося с собой аромат весны и тепло лета. Она чувствовала, как сила Иши прикасается к сердцам и разумам ее защитников, оставляя отпечаток на каждом из них, наполняя ее армию новой верой и решимостью.
        Трубы звучали вызывающе, заглушая барабаны и рога друкаев. В песне звучали чистые голоса, гимны собравшихся королевств звенели в развивающейся гармонии, заглушая проклятия и военные кличи наггароти.
        Иврейн пошла дальше, к берегам перешейка, пробуя на вкус соль Внутреннего моря и запах водорослей под водой. Она плыла по волнам, бестелесная и свободная, вне запаха дыма, туда, где солнце ярко сияло на воде. Привлеченная солнечным светом, Иврейн танцевала среди облаков, воздушные руки манили к себе ветры, вились и кружились по ее прихоти.
        Поначалу ветер был легким, лишь тихим шуршанием в верхушках деревьев. Иврейн сосредоточилась, притягивая стихии, уговаривая потоки воздуха следовать за ней. Ветер усилился, колыхая знамена и развевая гребни. Все сильнее и сильнее он дул, сгибая ветви леса, дергая плащи и платья, вырывая траву. Иврейн призвала еще больше ветра. Пронзая полог леса, он превратился в шторм, стволы скрипели от напряжения, опавшие ветви и листья взметались ветром, кружась все быстрее и быстрее.
        Песни эльфов смолкли, последние слоги унесло воющим ветром. Все глубже и глубже проникала Иврейн, прижимая к телу тончайшими серебряными нитями, почти теряясь в заклятии, которое она наложила.
        Ветер ударил по наггароти сплошной стеной, сбивая эльфов с ног, сталкивая лошадей друг с другом, срывая штандарты с их шестов и шесты из хватки тех, кто их держал. Метатели болтов были разломаны, разбрасывая свои снаряды, сброшены через дерн перешейка. Чудовищные существа взревели, прищурив глаза от урагана, пока друкаев швыряло друг на друга, ломая копья и разбрасывая щиты.
        Потом наступил взрыв темной магии от Морати. Словно черный огонь, ее контрзаклинание пробилось сквозь ветра, сжигая их энергию. Ветер и огонь состязались, и при их встрече разум Иврейн коснулся ее врага.
        Вечная королева и колдунья отпрянули друг от друга, разумы расшвыряло друг от друга при контакте. Иврейн очнулась от своей неподвижности и рухнула на землю; Морати опустилась на колени.
        Этот момент был настолько мимолетным, что почти никогда не наступал, но Иврейн чувствовала себя зараженной им во всем своем существе. Тьма Морати просочилась в нее; Морати почувствовала недомогание от прикосновения Вечной королевы, ее природный свет походил на огонь в ее разуме.
        Обоюдно опустошенные, двух королевы прибегли к помощи своих последователей; Морати шатаясь направилась к своему кабалу, Иврейн — к Девичьей гвардии. Пока они восстанавливались, две армии двинулись друг на друга.

        Десять лет жестокой войны не оставили места милосердию. Эльфы Вечной королевы и наггароти бросались в битву с безжалостной яростью. Многозарядные арбалеты изводили копейщиков противника. Воздух был насыщен снарядами метателей болтов с обеих сторон. Выживший дракон свирепствовал среди рыцарей Нагарита, пока гидры, василиски и другие порождения Хаоса, доставленные из загонов под Анлеком, терзали свою жертву когтями, укусами и окаменевшим взглядом.
        Когда эльфы Вечной королевы одерживали верх, друкаям оставалось только думать о цене за отказ удвоить свои усилия. Когда наггароти усилили преимущество, защитники Авелорна смотрели на Иврейн для поддержки, зная, что, возможно, борются за будущее всей расы.
        Кровопролитное сражение продолжалось большую часть дня, и ни одна из сторон не получила значительного преимущества. Колдуны Морати швыряли темные заряды магии, пока маги Сафери набрасывали мерцающие экраны над своими войсками, чтобы защититься от снарядов противника. Духи лесов сражались бок о бок с эльфами, энты и дриады сеяли хаос среди пехоты наггароти, окруженной обрывками древесной магии. Князья наггароти разместились на наполовину прирученных мантикорах, размещенных около Серебряных Шлемов из Котика, с огненными мечами, их грубые звери рычали и кусались, ядовитые хвосты прокалывали броню и завывали.
        Нарушенное тонкой полоской перешейка, поле боя было забито мертвецами и умирающими. Стоны и крики раненых были громче, чем яростные боевые кличи тех, кто еще мог сражаться.
        Морати при бойне рассмеялась и прошипела угрозу своим командующим, призывая их добить защитников Авелорна. Иврейн при резне зарыдала, кровь эльфов отравляла ее земли, искажая ауру Иши, которая охраняла долину Гаен.
        Приближались сумерки, когда наступило затишье.
        Преследуя эскадрон бегущих рыцарей, князь Мелтиарин и его дракон слишком близко подобрались к многочисленным метателям болтов друкаев. Черные стрелы заполнили небо, поглотив дракона и всадника, пронзая шкуру монстра во многих местах. Увидев, что их враг приземлился, бегущие рыцари собрались и ринулись в атаку, прикончив каледорца и его чудовищного зверя копьем и мечом; хотя большое число пало от князя и дракона, прежде чем они были убиты.
        Боевые действия утихли, и две армии ненадолго разошлись, командующие обеих сторон признали, что их судьбы вот-вот решатся.
        Их силы почти иссякли, друкаи знали, что их последний шанс на победу близок. Взяв коня у одного из своих командующих, Морати присоединилась к своим войскам, размахивая мечом, воздух вокруг зачарованного клинка кристаллизовался мистическим льдом. Вокруг нее друкаи собрались для последнего удара, даже раненые волочились на ногах, чтобы их не сочли трусами за то, что они не сражались до последнего.
        Линия эльфов, наткнувшихся на них, была тонкой, ниточкой из серебряного, золотого и синего на фоне линии деревьев долины Гаен. Рожки возвестили сбор, и они скопились вокруг своих штандартов, расчищая груды мертвецов, чтобы они могли построиться за стенами щитов и чащами копий.
        Когда друкаи приблизились, из рядов защитников появилась одинокая фигура. Ее зелено-желтое платье развевалось на ветру, Иврейн вышла перед ними Иврейн, длинные пряди волос развевались, руки были вытянуты.
        — Долина Гаен никогда не будет твоей!  — выкликнула Вечная королева, слезы текли по ее щекам.
        — Ты не можешь меня остановить меня!  — взвизгнул в ответ Морати.  — Все, что мне нужно сделать,  — это протянуть руку и взять его.
        — Этого нельзя допустить,  — ответила Иврейн.
        Земля начала дрожать, и свет внутри Иврейн становился ярче, сияя из ее глаз, частицы энергии текли из ее растопыренных пальцев в землю.
        Алтинель бросилась вперед к Вечной королеве.
        — Мы можем победить!  — крикнула капитан Девичьей гвардии.  — Не делайте этого!
        Иврейн повернула голову, свет мерцал из ее уст, как она говорила.
        — Слишком поздно,  — сказала Вечная королева.  — Ултуан изранен, но долина Гаен должна выжить.
        — Но ваша сила…  — Алтинель бросила копье и протянула к королеве умоляющую руку.
        — Лучше, чтоб она ушла, чем украли на злые цели,  — ответила Иврейн.  — Нам больше нельзя доверять.
        — Что ты делаешь?  — вскрикнула Морати, пришпорив коня галопом, выхватывая меч из ножен.
        Земля вздымалась, сбрасывая обе армии на землю, и Морати свалилась со своего коня. Осталась стоять только Иврейн, неподвижная, как само Аэйн Ишайн, извечная часть Авелорна. Позади нее, в самом сердце долины Гаен, небо заполнило золотое свечение, сжигая вечерние облака, успокаивая ветер.
        — Беги,  — сказала Иврейн.  — Беги, пока можешь.
        Поднимаясь на ноги, Морати услышала эти слова и уставилась на Иврейн. Она уже собиралась прошипеть возражение, когда земля снова зашевелилась, оврагами раскалывая перешеек от берега до берега. Стена бурлящей воды обрушилась вдоль трещин в земле Авелорна, обрушиваясь на обе армии.
        Эльфы не нуждались в предупреждении. Остатки наггароти бежали обратно в опустевший Авелорн, пока защитники направлялись к своим лодкам на самом краю долины Гаен. Морати, оказавшись в центре разрушения, посмотрела налево, направо и позади себя и увидела, что вода накроет ее, прежде чем она достигнет возвышенности.
        — Духи Анаэхиана, внимайте вашей темной повелительнице!  — закричала она, отбрасывая меч, чтобы поднять руки.  — Пора сыграть вашу роль в нашем кровавом договоре!
        Тысячи черных мотыльков вырвались из плоти Морати, их крылья были помечены красными рунами Хаоса. Они поглотили колдунью, став ее частью, превратив ее тело в тень, когда они поднимали ее вверх, даже когда две стены наступающего моря столкнулись под ней.
        Вода закружилась вокруг Иврейн, неся ее вверх, спиральный водоворот, мягко несущий Вечную королеву обратно в долину Гаен, когда перешеек затонул под волнами. Многие по обе стороны были слишком медлительны и были сметены, Алтинель среди них; тела мертвых покрывали бурлящее, пенящееся море, выбрасывавшихся в разные стороны волнами.
        Высадившись на берег долины Гаен, когда корабли других эльфов были вытеснены пенящимися потоками нового пролива, Иврейн посмотрела на армию друкаев, отступающую с дальнего берега. Она вздохнула, чувствуя себя опустошенной и истощенной. Долина Гаен и Ултуан больше не были связаны друг с другом, разрушая перешеек, символический магический разрыв, Вечная королева отделяла ее святилище и Ултуан.
        Она повернулась спиной к оседавшим водам и вошла в лес, направляясь к своим покоям под Аэйн Ишайн. Она защищала священную поляну, но ценой вечного ослабления своих сил. Деревья расступились перед ней, открывая широкую аллею на Поляну Вечности. Впереди сияющее дерево Иши потускнело, его листья потеряли свой мерцающий блеск, его кора больше не сияла золотой энергией.
        Вечная королева до сих пор правила Авелорном, но истинная сила Ултуана будет сейчас находиться с Королем-Фениксом.

        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Кроваворукий бог
        Король-Колдун выступает
        Нападение на Восточные королевства
        Битва при Маледоре
        Раскол

        ГЛАВА 14
        Реки крови

        Бойня в Авелорне и драматические действия Вечной королевы вызвали прекращение открытых боевых действий. Отсутствие мародерствующих армий наггароти уменьшило давление на Каледор, хотя сосредоточение сил на Авелорне истощило гарнизоны Восточных королевств, и культисты увеличили число жертв и убийств.
        Относительный мир снизошел на Ултуан, когда обе стороны перегруппировались и обдумали свои следующие стратегии. В последние дни осени князей вновь вызвали на Остров Пламени на совет, и, как и прежде, они разделились относительно наилучшего способа действия. Каледор говорил мало и позволял князьям спорить между собой.
        — Наггароти не смогут оправиться от своего последнего поражения,  — настаивал Дориен, обращаясь к совету в полном облачении.  — Сейчас время усилить атаку на Нагарит.
        — Мы пострадали слишком сильно,  — сказал Титраин.  — Те войска, что мне удалось собрать, были почти все убиты в Авелорне. Почитатели Китарай бесчинствуют в Котике. Послать то, что осталось от моей армии, означало бы бросить мой народ.
        — Титраин прав,  — сказал Карвалон, правитель Ивресса.  — Когда наггароти отбиты, мы должны приложить усилия, чтобы защитить наши дома от нападения изнутри.
        — Наггароти не разбиты,  — сказал Финудел, ударив рукой в перчатке по столу, за которым сидел.  — Их все еще много в северном Эллирионе. Мы должны собрать наши силы там и прогнать их обратно через горы.
        — Не забывайте Тиранок,  — сказал Тириол. Маг в волнении постучал пальцами, его глаза постоянно перемещались между князьями.  — Было бы ошибкой полагать, что друкаи сбежали назад в Нагарит. Они до сих пор удерживают несколько перевалов через горы и угрожают Каледору, Эллириону, Крейсу, даже Эатану. Мы не можем защищать все эти места одновременно.
        — Есть какие-нибудь новости от Анарсов?  — спросила Атиель.  — Они все еще ведут войну в Нагарите?
        — Алит Анар мертв,  — ответил Каледор.
        Атиель ахнула от ужаса, и раздался шум беспокойства от других князей.
        — Друкаи ликовали от этого некоторое время,  — пояснил жрец, Миандерин.  — Видимо, убийцы Морати поймали его. Мы не можем ожидать никакой помощи внутри Нагарита.
        — Последний раз, когда мы ждали действий наггароти, Авелорн был почти уничтожен,  — накинулся Дориен.  — Какое королевство будет принесено в жертву в следующий раз?
        — Друкаи не будут двигаться вновь до весны,  — заявил Каледор.  — Используйте зиму, чтобы искоренить культистов, которые существуют в ваших королевствах. Драконы будут патрулировать горы, а мы поставим гарнизоны охранять перевалы. Мы соберем какие сможем силы в Эллирионе, Каледоре и Крейсе, когда сезон сменится снова.
        Как повелел Король-Феникс, так это и было. Воины Крейса и Каледора, королевства которых были освобождены от опасности культистов, последовали за Королем-Фениксом для освобождения через Эатан и Ивресс. Прогресс был медленным, ибо культисты умело скрывались из виду, а когда открывались, стояли насмерть, зная, что не могут ждать пощады. С приходом зимы в Лотерне и Тор Иврессе обеспечили безопасность, и за всеми проходами в и из городов тщательно следили, чтобы не допустить возвращения культистов.
        Весной безопасностью Ивресса занимался Король-Феникс. Эта задача оказалась еще более трудной, чем он опасался; многие острова, которые выстроились вдоль побережья королевства, предоставляли сотни скрытых убежищ для тех, кто пытался подорвать правление Короля-Феникса и нанести удар по тем, кто следовал за ним.
        Корабли и Морская гвардия Эатана были предоставлены в распоряжение Каледора, взамен двух драконов отправили охранять Лотерн от возможного нападения друкаев с моря. Даже самые опытные кормчие кораблей находили проливы и каналы Ивресса тревожной перспективой, поэтому как небольшие флотилии бродили вдоль береговой линии, пытаясь перехватить группы культистов, когда они плыли на материк, во время своих рейдов.
        Каледора расстраивала каждая задержка, но не был бы лидером, отказываясь от обещания просто потому, что это оказалось трудно. День за днем он совещался с капитанами и картографами, прокладывая маршруты патрулирования и отправляя экспедиции на большие острова, чтобы уничтожить любые лагеря культа. Король-Феникс иногда объединял эти морские набеги на Маэдретнире, пролетая над скрытыми в тумане островами в поисках явных признаков обитания культа. Несколько невинных рыбацких судов и деревень были напуганы прибытием Короля-Феникса и его чудовищного зверя, рухнувших с небес, готовых к битве.
        В конце концов, когда весну сменило лето, Каледор был готов двигаться в Котик с меньшей армией, отправляя некоторое количество воинов и своих драконьих князей через Внутреннее море, чтобы помочь защитить Эллирион и Крейс. С осени друкаи предприняли всего несколько рейдов, и Король-Феникс заподозрил, что Морати планирует новое наступление.
        Всегда опасаясь оккупации Тиранока, соседствующего с его родным королевством, Каледор назначил Дориен смотрителем, эффективно отдав своему брату власть, когда его поглотили обязанности как Короля-Феникса. Дориен был недоволен таким развитием событий, думая, что возвращение в Тор Калед было своего рода наказанием за его откровенные взгляды на борьбу с Нагаритом. Несмотря на заверения Короля-Феникса в обратном и подчеркивая доверие, которое он ему оказывал, Дориен часто посылал сообщения от Каледора с требованием позволить ему возглавить армию, чтобы освободить Тиранок.
        Переживая, что его брат может сделать что-то опрометчивое, Каледор приостановился в своем выдвижении в Котик, думая вернуться в свое королевство, чтобы утихомирить дух Дориена. Утром, когда он должен был лететь на юг, прибыл ястреб-посланец, доставивший кристалл от Тириола. Птица прилетела прямо в палатку Каледор же, поразив Короля-Феникса и его крейсианских гвардейцев.
        — Оставьте его,  — сказал король, когда один из Белых Львов шагнул к хищной птице.
        Каледор оставил карты, которые изучал, и взял мешочек, привязанный к ноге птицы. Несколько раз Тириол посылал весть таким способом, но когда Каледор достал кристалл из мешочка и положил его на низкий стол, он почувствовал, что поспешное прибытие птицы предвещает важные новости.
        Он был прав.
        Мерцающее изображение Тириола появилось в центре шатра, расхаживая взад и вперед по коврам. Маг волновался еще больше, чем обычно, стискивая пальцы и покачивая головой, пока говорил.
        — Король Каледор, я боюсь, мое око было отвлечено от Сафери слишком долго,  — сказал маг.  — Пока я помогал вам шпионить за культистами в других королевствах, тьма загнивала в моем собственном королевстве. Хотя я старался усмирить их, агенты Морати уже давно пытались склонить некоторых из моих последователей на темный путь. Я полагал, что научил их глупости в поисках силы колдовства, но они остались глухи к моим предупреждениям. Только сегодня я открыл для себя колдовство в моем дворце. Мой внук Анамедион мертв, а моя дочь Иллианит сбежала с темными магами.
        Тириол остановился, подняв на мгновение руку ко лбу и склонив голову. Он выпрямился и продолжил шагать.
        — Это не имеет значения непосредственно. Дворец охраняется, и я перенес его в безопасное место в горах. Если вы хотите вернуть мне сообщение, ястреб найдет меня. Колдуны вольны разрушать все, что могут. Они развратили некоторых моих учеников, и я не могу переоценить вред, который они еще могут причинить.
        Маг остановился и протянул руку к кристаллу, полуумоляя, полуизвиняясь.
        — Я сожалею, что до тех пор, пока эта угроза не будет устранена, мои маги должны вернуться в свое королевство и найти этих темных практиков, я знаю, что это оставляет вам мало защиты от колдовства Морати, но нужно сделать. Башни Сафери содержат много ценных секретов, которые не должны попасть в руки друкаев. Я также знаю, что вы можете выделить немного войска, чтобы помочь нам в это время, но любое, что вы сможете послать в Сафери, будет бесценно. Даже больше, чем Котик или Ивресс, мое королевство не готово к войне. Но она пришла к нам, и я знаю в своем сердце, грядущие битвы будут ужасны.
        Тириол сделал небрежный поклон.
        — Я должен идти и готовиться к предстоящим сражениям, мой король. Я пришлю сообщение снова, когда узнаю больше.
        Изображение замерцало и исчезло. Каледор нахмурился на кристалл, раздраженный тем, что не мог ответить сразу. Вместо этого он призвал писца забрать письмо и написал короткое послание Тириолу, обещая ему немедленную поддержку. Еще один герольд был вызван для поездки к Дориену, сообщив брату короля, что Каледор не вернется. После этого Король-Феникс призвал своих князей и военачальников, чтобы обсудить их следующий шаг.
        Новости о беспорядке в Сафери распространилась по лагерю. Несколько капитанов из Эатана и Ивресса, граничащих с Сафери, просили разрешения вернуться к своим князьям, чтобы защитить свои королевства от любой угрозы, которая выплеснулась от неминуемой войны между магами и колдунами.
        Каледор наотрез отказал всем таким просьбам и объявил, что армия направится в Сафери, чтобы помочь князю Тириолу. Король-Феникс также полагал, что это приблизит его силы к Внутреннему морю, если наггароти предпримут какое-нибудь новый шаг на западе.
        На следующий день, когда армия формировалась в колонну для марша через горы в Сафери, группа всадников спешно вошли в лагерь, неся цвета князя Титраина. Измученные герольды отказались от любой трапезы и настояли на том, чтобы их немедленно допустили к Каледору. Король-Феникс встретил их на открытом поле, когда слуги разбирали его шатер, готовясь к маршу.
        — В чем дело?  — сказал Король-Феникс, опасаясь, что неопытный правитель Котика отвлек его каким-то мелочным беспокойством или воображаемым страхом. Это будет не в первый раз.
        — Наггароти вернулись,  — сказал главный герольд, снимая с головы шлем и низко кланяясь.  — Котик под ударом!
        — Как?  — спросил Каледор.  — Как они так быстро прошли через Крейс?
        — Они нет, мой король,  — ответил герольд.  — Они прибыли на огромном флоте и высадились на побережье не более шести дней назад. Армия по крайней мере тридцать тысяч прошла вглубь страны через Анул Аннурий. Князь Титраин не сможет сдержать их с помощью нескольких тысяч солдат.
        На мгновение Каледор был потрясен. Как друкаи утаивали такую армию до сих пор? И откуда у них столько кораблей, чтобы доставить их? Ответ пришел к нему достаточно быстро.
        — Элтин Арван,  — сказал он.
        — Простите, мой король, я не понимаю,  — сказал герольд.
        — Друкаи оставили Атель Торалиен,  — сказал король.  — Они вернули всех своих воинов из колонии, чтобы начать новую атаку.
        — Как скажете,  — ответил герольд.  — С каким посланием нам вернуться к нашему князю?
        Каледор не отвечал в течение некоторого времени. Он мог сразу же двинуться на север, но его армия и драконы были разбросаны по Ултуану. Противостоять врагу с войском в его распоряжении было бессмысленно. Ему нужно стянуть как можно больше войск с запада, хотя он опасался оставлять Эллирион и Крейс без защиты.
        — Передай Титраину, чтобы скрылся,  — сказал он в конце концов. Заявление было встречено ошеломленными выражениями посланников. Раздраженный, Каледор расширил свое поручение.  — Он должен любой ценой избежать битвы и сберечь как можно больше воинов для моего прибытия.
        — Как народ Котика?  — спросил перепуганный герольд.  — Что они будут делать, пока наш князь скрывается? Как вы можете их бросить?
        — Они тоже должны скрываться,  — сказал Каледор, скрепя сердце для решения.  — Или они умрут.

        Стоны заключенных и вопли умирающих на алтарях были симфонией в ушах Хеллеброн; сочетание боли, страдания и смерти, которое казалось гимном самого Кхаина. Она вознесла хвалу Кроваворукому богу, наблюдая, как тащат к алтарю Кхаина еще одну котийку, тщетно пытающуюся вырваться из рук культистов, когда они швырнули ее через окровавленный каменный стол.
        На некотором расстоянии бушевал костер, такой горячий, что Хеллеброн чувствовала его пламя на своей коже, хотя он был дальше выстрела из лука. Столб дыма и огня поднялся высоко в небеса, унося духов, пожертвованных Властелину убийства. Хеллеброн испытала трепет восторга, глядя на огромный костер и думая о сотнях уже убитых. Более тысячи придет, пока весь Котик падет под лезвиями кхаинитов.
        Королевство было достаточной наградой за убийство ею так называемого Короля Теней. Это было возмездием за смерть ее сестры от рук князя Анара. Более того, это было признанием за ее поступки в культ Кхаина и принесло похвалу из уст Морати. Хеллеброн должна была наслаждаться каждым эпитетом, купаясь в лести собравшихся военачальников и князей, когда Морати перечислила достижения Хеллеброн в качестве примера для них всех.
        Она вернулась к ожидающему ее флоту так быстро, как корабль смог забрать ее, сопровождая ее отца князя Аландриана. По сути, армия была его, обездоленного хозяина Атель Торалиена, но Хеллеброн знала, что они принадлежали ей по духу. В течение долгих лет осады, пережитой ее родным городом в колониях, она приучила население к обычаям Кхаина. Когда силы, выстроенные против них, выросли, народ Атель Торалиена принял Кроваворукого.
        Другие эльфы колоний показали свою слабость духа и время от времени падали у стен города, их тела восстанавливались, так что их можно было предложить Властелину убийства в благодарность за его защиту Атель Торалиена. Те нападавшие, которые достигли крепостных стен, были взяты в плен, и их долгие крики не давали осаждающим спать по ночам, пока эльфы в городе праздновали во имя своего кровожадного божества.
        Сначала Хеллеброн была в смятении, когда Аландриан сообщили ей и Лилеат, что они должны сдать Атель Торалиен своим врагам. Только когда она узнала, что город должен быть разрушен, а весь народ вернуться на Ултуан, Хеллеброн было приятно. Атель Торалиены оказались даже сильнее Нагарита и теперь вернулись на родину своих предков, чтобы помочь князьям и военачальникам, которые когда-то смотрели на них свысока.
        Улыбаясь воспоминаниям, Хеллеброн присоединился к своей личной гвардии. Их капитаном была Лианнин, бывшая служанка Хеллеброн, сейчас яростная из ее последователей. Триста воинов-женщин Хеллеброн, называемых Невестами Кхаина, первыми сошли с кораблей и обрушились на Котик как кровавый шторм.
        Искушенные в смертоносных искусствах Кхаина, гвардия Хеллеброн были обнаженными, за исключением нескольких обрывков ткани и металла, отказавшись от брони в пользу скорости, полагаясь на убийство, прежде чем они были убиты, демонстрируя свою веру в защиту Кхаина. Их волосы были украшены сложными шипами и косичками, удерживаемыми на месте спекшейся кровью. Их бледная плоть была покрыта татуировками и заклеймена рунами преданности Кхаину, а губы покраснели от выпитой крови. У многих были остекленевшие глаза, они жевали наркотические листья, которые делали их невосприимчивыми к боли, и все с гордостью демонстрировали свои боевые шрамы, свои старые раны, разрисованные сложными узорами для привлечения внимания. В бою они принимали другие наркотики, чтобы довести себя до исступления, и, используя секреты, которым их научили Хеллеброн и ее покойная сестра, они покрывали свои клинки самыми смертоносными ядами. В Атель Торалиен они были бичом нападавших, сражавшихся там, где бой был жестоким. В Котике им еще предстояло испытать себя, и это их раздражало.
        — Когда мы встретимся с достойным врагом?  — спросил Лианнин. Она положила руки на ножны парных клинков на ее талии и облизнула губы, смакуя кровь, брызнувшую на них.  — Кхаин вынужден питаться крестьянами.
        — Когда костры Кхаина можно будет видеть из тронного зала Каледора, Король-Феникс будет вынужден прийти,  — ответила Хеллеброн.  — Когда крики жертв Кхаина можно будет услышать в храме Азуриана, Каледор придется столкнуться с нами.
        — А до тех пор?  — сказал Лианнин.
        — А до тех пор Кхаин будет питаться такими объедками, какие мы сможем ему добыть,  — сказала Хеллеброн.  — Беженцы прячутся в пещерах, на холмах на западе. Их несколько сотен. Возьмите их живыми, если сможете. Если нет, убейте их во имя Кхаина.

        ГЛАВА 15
        Молот Ваула

        Снаружи палатки слышался приглушенный плач; внутри шатра горе и гнев тех, кто бежал из Котике, были гораздо сильнее. Горстка князей и дворян, бежавших из королевства со своими семьями, перед тем как пути из королевства были отрезаны друкаями. Слезы текли по лицу Титраина, когда он слушал страстные мольбы обездоленных, хотя Каледор смотрел бесстрастно, держа свои мысли при себе. Титраин поступил правильно и подчинился приказу Короля-Феникса, приведя три тысячи рыцарей и пехоту на юг в Ивресс, чтобы присоединиться к армии Каледора. Еще больше войск прибыло издалека, разбивая лагерь, который занимал участок земли между лесистыми холмами Аннулии и Великим океаном.
        — Мы не можем вернуться,  — ответил Титраин тем, кто умолял князя спасти тех, кто застряли в Котике.  — Мы умрем попытавшись, и наша участь будет не лучше этого.
        — Мы послали воинов в другие королевства,  — подчеркнул один из дворян, глядя на Титраина, но его слова предназначались Каледору.  — Где теперь договор, который мы заключили, чтобы сражаться вместе?
        — Котик будет освобожден,  — сказал Титраин. Он взглянул на Каледора и получил согласный кивок.  — В этом я вам клянусь. Морская гвардия Лотерна вскоре присоединится к нам, со значительной частью флота Эатана. Другая армия собирается на побережье Эллириона, готовясь к маршу в Лотерн.
        — Это займет слишком много времени,  — сказал другой эльф, его прекрасные одежды были изодраны при поспешном отступлении.  — Прошло почти полгода с прибытия друкаев. Почему эти пополнения не могут переплыть Внутреннее море?
        — Сафери больше не безопасно,  — сказал Титраин.  — У друкаев шпионы повсюду, и будет лучше, если они не поймут, что мы ослабляем нашу охрану на западе.
        — Наш народ истекает кровью и умирает, а ты ничего не делаешь!  — это пронзительное обвинение исходило от пожилой эльфийской леди, которая указывала пальцем на Каледора.  — Ты просто сидишь и ничего не делаешь.
        Король-Феникс слышал достаточно жалоб, чтобы хватило на всю жизнь.
        — Кто ничего не сделал, когда я впервые позвал на помощь?  — Каледор вскочил со стула.  — Я просил вас дать мне армию, но мне сказали, что нет никого, кто может сражаться. Не вините меня за последствия вашего собственного бездействия.
        Дама была подавлена вспышкой, но дворянин, который говорил первым, поддержал ее:
        — Чем мы будем сражаться?  — сказал он.  — Кубками и вилками? Нам обещали оружие, доспехи. Где они?
        Каледор нахмурился, удивленный вопросом.
        — Кузницы Ваула горят днем и ночью, чтобы вооружить наши армии,  — сказал Король-Феникс.  — Грузы отправляются в каждое королевство с каждой новой луной.
        В ответ последовал шквал вопросов и опровержений.
        — Грузов не поступало больше трех лет,  — сказал Титраин, махнув своим людям, чтобы успокоить.  — Мы подумали, что они отбыли в другие королевства.
        — Так неправильно,  — сказал Каледор, качая головой.  — Хотек заверил меня, что все желающие получат шлем и щит, копье и кольчугу.
        — Может быть, их перехватил враг?  — предположил Титраин.  — Руки не доходили до Котика.
        — В течение трех лет?  — сказал один из дворян, насмешливо фыркнув.  — Это было пустое обещание, признайтесь!
        — Оставьте меня,  — сказал король, садясь, подперев рукой подбородок.
        Было несколько тихих протестов, быстро успокоенных Титраином. Князь вывел своих людей из палатки, бросив у двери обеспокоенный взгляд на Короля-Феникса.
        — Что это означает?  — спросил юный князь.
        — Ничего хорошего,  — ответил Каледор.
        Когда он остался один, Король-Феникс вызвал Каратриля и продиктовал письмо Хотеку, в котором велел верховному жрецу Ваула встретиться с ним в Тор Каледе, чтобы объяснить нестыковку. Еще одно письмо он отправил Дориену, сообщив брату, что скоро вернется и будет ждать приезда Хотека. Он предпочел не сообщать о пропавших грузах, опасаясь, что его брат отреагирует еще хуже.
        Прежде чем он смог отправиться, Каледору пришлось убедиться, что Ивресс был свободен от угрозы. Граница с Котиком была узкой, обрамленной горами и морем. Рельеф местности позволил друкаям с относительной легкостью захватить королевство, но и делал путь в соседнее королевство предсказуемым и простым для охраны. Пока Тириол властвовал над Сафери, а флот Лотерна защищал Двигающиеся острова, которые простирались от побережья Ивресса, друкаи не могли напасть неожиданно.
        Не то чтобы Каледор ожидал дальнейших преступлений в ближайшее время. Судя по сообщениям немногих счастливчиков, которые пересекли границу после нового вторжения, друкаев больше заботило порабощение тех, кто уже находился в Котике.
        Король-Феникс провел много времени со своими военачальниками, делая подробные распоряжения для армии. Драконы были его величайшим оружием, хотя и далеко не всемогущим, как было продемонстрировано, и именно князья Каледора сформируют мощный резерв, базирующийся в Иврессе. Если друкаи попытаются пересечь Ивресс, драконьи всадники ответят силой, пока соберутся остальные верные силы, чтобы встретить угрозу.
        Уверенный в том, что он сможет вернуться в свое королевство для решения вопроса о вооружении, Каледор полетел на Маэдретнире. На его пути в Каледор Король-Феникс встретился с Тириолом в Сафери и князем Аэретенисом в Лотерне. Все было так, как и ожидалось. Темные маги своим колдовством сильно опустошили Сафери, но были изгнаны в горы теми, кто предан Тириолу. Аэретенис заверил его, что его флот удерживает Внутреннее море от любых посягательств из северной Эллириона или разрушенного Авелорна.
        С запада было мало вестей, что беспокоило Короля-Феникса, но в данный момент он был убежден, что внимание друкаев сосредотачивалось на Котике. Отвлекшись на Тор Элир в течение нескольких дней, Каледор поговорил с Финуделом и Атиель, которые продолжали следить за занятыми друкаями крепостями на севере и продолжали охранять горные перевалы. Докладывать было нечего, и похоже, что в данный момент война полностью переместилась на восток.
        Тревожило, что все князья говорили о получении меньшего количества оружия, чем было обещано, и ни одного в течение некоторого времени. Каледор надеялся, что Хотек предложит разумное объяснение дефицита — возможно, нехватка руды,  — но опасался, что приведены в действие силы более зловещие, хотя не мог видеть, в каком направлении. Если есть предатели в каледорском флоте, он бы решил, что их предательство будет теперь раскрыто; друкаи катастрофически нуждались в кораблях, чтобы бороться с судами Лотерна.
        Наконец прибыв в Тор Калед, Короля-Феникса встретили без особых церемоний. Такие воины, которые могли представлять почетный караул, более эффективно патрулировали границу с Тираноком. Дориен встретила его с горсткой слуг, и они вдвоем направились в тронный зал.
        — Я чувствую себя как зверь в клетке,  — сказал Дориен, когда Каледор сел на трон. Появились слуги с едой и вином, но Каледор отмахнулся от угощения, обеспокоенный настроением брата.
        — Я не могу быть королем, не зная, что Каледор в безопасности,  — ответил он.  — Я доверил тебе его опеку, потому что знаю, что ты прежде всего защитишь наши земли.
        — Здесь нет войны,  — пожаловался Дориен.  — Из Тиранока не доносится ни звука о битве, и я сижу сложа руки. Финуделу не нужна моя помощь, и нет культов, чтобы изгнать их. Я здесь впустую, Имрик, когда мог бы сражаться в Котике.
        — Когда я буду готов изгнать друкаев из Котика, я тебя позову,  — сказал король, не обращая внимания на то, что брат называет его старое имя.  — Ты первый, с кем я буду сражаться рядом.
        — Тогда почему же ты здесь, а не ведешь свою армию в Котик?  — сказал Дориен, угощаясь вином.
        — Хотек еще не приехал?  — сказал Король-Феникс.
        — Нет, я не видел его больше года,  — ответил Дориен. Он заметил мрачное выражение лица брата и нахмурился.  — Что-то случилось?
        — Не знаю,  — ответил Каледор.  — Поставки оружия сократились. Я позвал Хотека на встречу. Он уже должен был приехать.
        — Может быть, его занимают труды,  — сказал Дориен.  — Он говорил мне о своем желании создать величайшие изобретения со времен войны с демонами. Он выковал несколько магических клинков для князей Каледора.
        — Что бы это ни было, это может подождать,  — сказал Каледор.  — Завтра мы отправимся в святилище. Сегодня я проведу ночь со своей семьей.
        Так оно и было. Анатерия и Титанир встретили Короля-Феникса в его апартаментах. К его удивлению, прием жены был искренним и ласковым, хотя сын держался с вежливой отчужденностью.
        После трапезы они втроем сидели на балконе с видом на Тор Калед. Впервые за более чем три года Каледор носил платье вместо доспехов. Он смаковал вино из хрустального кубка — довоенной выдержки — и наслаждался кратким мгновением простого удовольствия, прежде чем более обширные дела снова заполнили его мысли.
        — Когда я выучу слова укрощения дракона?  — спросил Титанир.
        — Когда подрастешь,  — ответил Каледор.
        — Я достигну зрелости через два года,  — сказал его сын.  — Дориен отказывается научить меня. Как я буду готов вступить в войну, когда достигну совершеннолетия, если не знаю, как быть драконьим князем?
        — Дориен прав,  — сказала Анатерия.  — Ты слишком молод, чтобы думать о таких вещах.
        — Когда я вырасту, тебе придется меня учить,  — сказал Титанир.
        — Я Король-Феникс,  — сказал Каледор, мрачно улыбаясь.  — Мне ничего не нужно делать.
        — А я твой наследник,  — ответил Титанир.  — Однажды я стану Королем-Фениксом. Я изучаю меч, копье и лук, и как князь Каледора я имею право знать секреты драконов! Ты бы предпочел, чтобы твой преемник ничего не знал о войне?
        — Другие князья выберут следующего Короля-Феникса,  — сказал Каледор. Его улыбка погасла.  — Я могу погибнуть в следующей битве, и тебя точно не выберут. Если ты станешь королем, добро пожаловать. Не ожидай и не желай этого. Посмотри на безумие Малекита, если считаешь иначе.
        — Тем не менее я однажды буду править Каледором, и будет стыдно, если я не буду полноправным драконьим всадником.
        — Тебе еще придется освоить оружие,  — сказал Каледор.  — Не думай, что готов сражаться.
        — Я стану одним из величайших воинов в Ултуане,  — заявил юный князь.  — Лидер делает это своим примером.
        — И отец тоже,  — сказал Каледор.  — Когда ты подрастешь, я научу тебя секретам драконов, но не раньше.
        Раздосадованный, Титанир извинился и покинул короля и его жену, глядевший на город.
        — Он гордится тем, что является сыном Короля-Феникса,  — сказал Анатерия.
        — Прежде всего он должен гордиться тем, что является князем Каледора,  — ответил король.  — Нехорошо искать высокого положения.
        — Не сдерживай его своим нежеланием править,  — ответила жена.  — Амбиции не всегда совпадают с жадностью.
        — Это неважно,  — сказал Каледор.  — Я стремлюсь к победе, но она не близка. Кто может сказать, каким будет мир через год? Я не вижу завтрашнего дня, а будущее Титанира далеко.
        — Не унывай,  — сказала Анатерия. Она встала со стула и села на диван рядом с Каледором, положив руку ему на колено.  — Я говорила с Каратрилем, и он рассказал мне, что происходит в Котике. Не твоя вина, что люди страдают. Ты поступил правильно.
        — Я знаю,  — сказал Каледор.  — Я не жалею о своем решении.
        — И если Атель Торалиен пал, вы можете ожидать подкрепления из колоний.
        — Они еще не прибыли,  — сказал Каледор.  — Единственная причина для задержки — нежелание. Я боюсь, что с изгнанием наггароти из Элтин Арвана, правителей других городах не так волнует судьба Ултуана.
        — Как король ты должен сделать это их заботой,  — сказала Анатерия.
        Каледор кивнул в уклончивой манере.
        — Посмотрим,  — сказал король.  — Посмотрим, что принесет завтрашний день.

        Завтрашний день принес с собой пасмурное небо и холодный ветер, когда Дориен и Каледор полетели на юг, к Наковальне Ваула, величайшей святыне хромого Бога-Кузнеца эльфов. Вечер быстро подходил к концу, когда Каледор увидел вдали яркий огонь. Расположенный в самом конце хребта Драконьего шипа, отделенный широкой долиной от остальных гор, одинокий пик отбрасывал тень на край воды, окутанный облаками и дымом. Драконы повернули на северный склон, где в черной скале были высечены ступени, петляющие взад и вперед по крутому склону, ведущие к вырезанному отверстию, обрамленному двумя гигантскими колоннами. На вершине колонн стояли статуи кривоногого Ваула; слева бог ремесленников трудился над наковальней, держа в руке молот из молний; справа он был закован в цепи и рыдал над выкованным им мечом Кхаина.
        Перед этими колоннами приземлились драконы. Их прибытие не осталось незамеченным, и послушники в тяжелых фартуках и толстых перчатках вышли из отверстия святилища, чтобы помочь драконьим князьям спешиться.
        — Ваше прибытие неожиданно,  — сказал один из молодых эльфов, широко раскрыв глаза от удивления.  — Вы ищете Хотека?
        — Так и есть,  — сказал Каледор.  — Отведите нас к нему.
        — Сейчас он занят,  — ответил послушник.  — Он и основные кузнецы работают во внутреннем святилище. Я сообщу, что вы здесь.
        Каледор позволил вести себя и Дориена в пещеры святыни. Их проводили в боковую залу, гладкие каменные стены которой были покрыты толстыми гобеленами, демонстрирующими различные труды Ваула и его жрецов, ковавших оружие для Аэнариона. В голых коридорах звенели молоты, и запах серы отравлял каждый вздох.
        Два князя подождали некоторое время, каждый из них держал свои мысли при себе, пока их не взволновало эхо повышенных голосов. Слов нельзя было различить из-за искажения в лабиринте залов и туннелей святилища, но в тоне был гнев.
        — Хотек, кажется, недоволен гостями,  — сказал Дориен с улыбкой.
        — Это что-то большее,  — сказал Каледор, вставая.
        Когда король поднялся на ноги, в святилище раздался вопль боли, сопровождаемый паническими криками. Каледор выбежал из комнаты, вытащив меч из-за пояса, Дориен держался сзади.
        Через небольшое расстояние они наткнулись на другую комнату, заставленную бочками. Удивленный послушник поприветствовал их широко распахнутыми глазами.
        — Где Хотек?  — потребовал Каледор.
        Послушник молча указал на одну из двух дверей, ведущих с другой стороны комнаты, и Король-Феникс побежал дальше, поскольку из глубин святилища раздалось еще больше криков.
        Они вышли в широкую пещеру, разделенную огненной рекой, над которой возвышался узкий мост. По сторонам переправы стояли еще статуи, каждая несла молот из молний в поднятом кулаке. На дальней стороне пропасти, сквозь огонь и дымку реки лавы, эльфы, облаченные в платья и амуницию жрецов, боролись друг с другом.
        Каледор бросился через мостик, Дориен следовал за ним по пятам. Достигнув высоты пролета, он увидел две огромные бронзовые двери, открытые в стене в дальней части комнаты. За ней мерцал свет печей, и он почувствовал, как струйка магии просачивается из открытого портала.
        Сбегая по другой стороне моста, Каледор не был уверен, что происходит. Там сражались почти дюжина жрецов, некоторые с кузнечными молотами, другие с ножами или мечами, выхваченными из оружейных. Некоторые боролись голыми руками, пытаясь утащить своих противников к огненной пропасти. Четыре тела лежали между двумя сторонами, кровь стекала на голый камень.
        Каледор не знал, к какой группе примкнуть. Пять жрецов удерживали путь к открытым дверям, а остальные пытались пройти мимо. Он не знал, пытались ли предатели захватить внутреннее святилище или это они остановили любое вмешательство.
        — Дорогу Королю-Фениксу,  — проревел Дориен, пробегая мимо Каледора с мечом в руке, отвечая на его вопрос. Жрецы, пытавшиеся проникнуть в кузницу святилища, расступились; остальные сомкнули ряды против каледорского князя.
        Дориен нырнул под молот и вонзил острие меча в живот владельца. Каледор догнал его, бросившись вперед плечом на другого жреца-предателя, повалив его на землю. Его меч нашел грудь жреца, вскрыв ребра и грудную клетку огненным следом.
        Позади него собрались другие жрецы, врезавшись в эльфов, удерживающих дверь, с яростными криками. Воздух потрескивал от магической энергии, когда столкнулись лезвия и молоты с выгравированными рунами. Каледор отрубил ногу другому противнику и перепрыгнул его, как он упал. Не глядя на остальных, он бросился в внутреннее святилище.
        Святилище представляло собой большую пещеру с видом на главный кратер Наковальни Ваула. Море огня кипело, его сдерживали магические чары, перенаправляя в печи, покрывающие одну сторону храма-кузницы. Было несколько наковален и верстаков, а в центре комнаты был главный алтарь-наковальня. Позолоченная и покрытая рунами, она светилась мистической силой, мощь которой остановила шествие Каледора. Несколько прислужников поспешили в боковой вход, неся что-то вроде кусков черной брони.
        Каледор бросил на них только один взгляд. За алтарем-наковальней стоял Хотека.
        Он был одет в церемониальную одежду, обнаженные руки покрыты заколдованными торами и браслетами, железный ошейник на шее. В левой руке он держал меч, лезвие которого, словно осколок полуночи, чернело в воздухе. Правой рукой он поднял Молот Ваула, используемый для ковки величайших артефактов эльфов, с золотой головкой, испещренной молниями.
        — Сдавайся!  — крикнул Каледор, делая шаг.
        — Оставайся на месте,  — предупредил Хотек, поднимая над головой Молот Ваула.
        — Что ты наделал?  — сказал Король-Феникс, медленно кружа вправо от него, пытаясь встать между Хотеком и туннелем, по которому бежали послушники.
        — Кто искалечил нашего Бога?  — сказал жрец с маниакальной гранью в голосе.  — Кто привязал его к наковальне, чтобы он трудился над самым смертоносным оружием?
        — Кхаин,  — ответил Каледор, хорошо знакомый с мифом.
        — А ты кто такой, чтобы делать то же самое со мной?  — сказал Хотек.  — Зачем трудиться на слугу, когда можно трудиться на хозяина?
        — Ты в сговоре с друкаями,  — сказал Каледор, сделав несколько шагов ближе к жрецу.
        — «Темными»?  — засмеялся Хотек.  — Как упрощенно! Ты ослеплен своим прозвищем. Они служат более великой цели и вернут величие нашему народу.
        — С какой целью?  — спросил Каледор, приближаясь еще.
        — Чтобы править миром, конечно,  — сказал Хотек.
        — Что тебе предложила Морати?  — Каледор был почти в пределах досягаемости от жреца, прыжок и удар его меча, чтобы положить конец. Он колебался, желая услышать ответ. Он услышал крик Дориена в дверях и повернулся, чтобы махнуть ему в ответ.  — Чего может желать слуга Ваула?
        — Секретов гномов,  — ответил Хотек.  — Я целую вечность пытался понять, как работают их руны, но они бросают мне вызов. Но с силой истинной магии, силой колдовства, я высвободил эти секреты из безделушек гномов. Эта сила будет моей, и с ней я превзойду даже Укротителя Драконов в своих свершениях для Ваула.
        — Ты заражен,  — сказал Каледор.  — Все, что ты сделал, отравлено.
        Король-Феникс напрягся, готовый к выпаду.
        — Я слеп, но все равно вижу твои намерения,  — завопил Хотек.  — Я тебя предупреждал!
        Жрец изо всех сил опустил молот на наковальню. Пещера наполнилась взрывом света и жара. Святилище отозвалось всевозможным треском, словно в центре грозового облака, пол и стены сотрясались от взрыва. Разветвления энергии полыхали от наковальни, ослепляя Каледора. Болт ударил его в плечо, и он упал на землю, выронив меч из своей онемевшей хватки.
        Сквозь слезящиеся глаза Каледор увидел Хотека невредимым, бегущим в сторону тоннеля. От головокружения от силовой волны, которая врезалась в него, Король-Феникс споткнулся и упал, пытаясь подняться на ноги. Он поднес перчатку к верхней губе и увидел на пальце кровь. В ушах его звенели отголоски удара молота, а в глазах плыли белые пятна.
        Перевернувшись, чтобы посмотреть, как дела у Дориена, он увидел, что его брат лежит у одной из открытых дверей, головой в сторону. На мгновение Король-Феникса испугался, что его брат умер, свернув шею, но Дориен слабо застонал и поднял руку к шлему.
        В комнату вбежали оставшиеся в живых жрецы и послушники. Их крики были далекими, дребезжащими, но Каледор не мог понять ни слова, сказанного ему. Он позволил поднять себя на ноги, голова кружилась. Он махнул жрецам в сторону туннеля, куда бежал Хотек, но они яростно закачали головами, их споры затерялись среди шума в ушах Каледора и стука его сердца.

        При тщательном обыске покоев Хотека обнаружили череду дневников и ряд странных артефактов, в которых жрецы опознали грубые эксперименты по ковке рун. Последние рукописи отсутствовали, вероятно, их забрали последователи Хотека, но Каледор сел с остальными и провел ночь, читая их, пока Дориен со жрецами отправился на поиски туннельного лабиринта, пересекавший вулканическую скалу, в которой было вырезано святилище.
        Они вернулись вскоре после рассвета, сообщив о неудаче.
        — Никто не знает туннелей лучше Хотека,  — сказал один из жрецов.  — Он веками изучал их. Боюсь, его побег был давно спланирован, и даже армия не смогла бы его найти, а у нас в лучшем случае для поисков две дюжины.
        — Как ты думаешь, куда он пойдет?  — сказал Дориен.
        — К своим хозяевам, а хозяйка в Нагарите,  — сказал Каледор, подняв дневник.  — Морати заманила его гордостью и любопытством задолго до начала войны. Она дала ему гномьи сокровища, загадку, которую он не смог разгадать. Когда он сообщил о неудаче, она послала на помощь одну из своих колдуний. С помощью темной магии они открыли некоторые секреты ковки рун, и Хотека заманили на путь предателя.
        — Он потратил много лет на тайный труд,  — сказал жрец, просматривая один из томов в кожаном переплете.  — Он вел подробные записи, но я не могу расшифровать многие из них; они касаются практик темной магии и жертвоприношений, которых я не понимаю.
        — Он делает доспехи,  — сказал Каледор.  — Я видел его последователей, бегущих с ними, а его дневник говорит о такой попытке, начатой, как только началась война с наггароти. С этой целью он не записывал. Другие жрецы под его контролем использовали кузницу для снабжения друкаев волшебным оружием и перенаправили поставки оружия в Нагарит.
        — Это давнее предательство,  — сказал Дориен,  — и притом губительное.
        — Он взял молот Ваула,  — добавил жрец.  — Без него наша ковка значительно уменьшается. Хотек был самым опытным из нас, и теперь величайшие чары потеряны, без сомнения, чтобы обратиться против нас друкаями.
        — Действительно, год выдался тяжкий,  — сказал Дориен.  — Кажется, силы, направленные против нас, продолжают расти, в то время как мы истощены.
        — Да,  — сказал Каледор, печально кивнув.
        — Мы должны найти способ нанести ответный удар,  — сказал Дориен.
        Впервые став Королем-Фениксом, Каледор чувствовал, что предстоящая задача невыполнима. За каждой победой, которую он одерживал, враг приходил снова. Любое преимущество, которым, он думал, обладал — драконы, маги Сафери, сила Вечной королевы, изобретения Ваула,  — были у него отняты. За тринадцать лет войны он не думал о поражении, но теперь не мог понять, как можно одержать победу.
        Он посмотрел на Дориена, видел веру и решимость, написанные на лице брата. Жрецы Ваула ожидали ответа Короля-Феникса, вероятно, с неким отчаянием. У него не было ответа для них. Не было никакой великой стратегии, которая изменила бы текущую ситуацию. Он чувствовал себя беспомощным и безнадежным, и бремя долга давило на него сильнее, чем когда-либо прежде.
        — Мы продолжим сражаться,  — сказал он, слова глухо звучали в его голове, но ободряли остальных.

        Пожар не прекращался. Он бушевал в разуме Малекита еще долго после того, как его тело умерло от боли пламени. Чувствовал ли его отец себя так же? Это привело его к мечу Кхаина, чтобы избежать прикосновения благословения Азуриана?
        Эта мысль успокоила князя Нагарита. Что пережил его отец, то и он. Что его мучило, как не еще один шанс доказать свое превосходство? Когда он в следующий раз предстал бы перед князьями, чтобы заявить свои права быть Королем-Фениксом, никто из них не стал спорить. Им была бы ясно видна сила его характера. Кто из них мог отрицать, что он прошел испытание Азуриана? Он улыбнулся при этой мысли, и остатки его лица покрылись трещинами.
        Их сопротивление было вызвано ревностью. Узурпатор, Бел Шанаар, ухаживал за Имриком, как за породистым жеребцом, хотя на самом деле он был не более чем медленным мулом. Другие князья были слепы к правде шепотом Бел Шанаара. Когда будут представлены доказательства принятия Азурианом Малекита, они увидят сквозь ложь, сотканную каледорцем и его сторонниками. Возможно, даже Имрик преклонит колено, как это снисходительно сделал Малекит у ног Бел Шанаара.
        Полог вокруг кровати зашевелился, и над ним склонилась Морати. Малекит попытался подняться, чтобы поцеловать ее в щеку, но тело его подвело. Спазм боли вдоль позвоночника удержал его под одеялом, как будто на него лежала огромная тяжесть. Его рот искривил оскал боли.
        — Подожди, мой прекрасный сын,  — сказала Морати, положив руку на его лоб.  — У меня есть кое-кто, кого ты должен поприветствовать.
        Истощенный эльф приблизился к матери Малекита, лицо его было почти белым, глаза блеклыми и невидящими, хотя они смотрели на князя.
        — Приветствую вас, ваше величество,  — сказал он.  — Я Хотек.
        Память об этом имени всплыла сквозь огонь в разуме Малекита. Жрец Ваула. Тот, кто возродит его. Если он был здесь, это означало…
        — Все готово?  — сказал Малекит, и голос его зазвенел от радости.  — Время пришло?
        — Пока нет,  — сказала Морати.  — Каледор прогнал Хотека из его святилища, и он пришел в Анлек, чтобы закончить свою работу.
        — Задержка, потеря святилища добавит, может быть, только год к моим трудам,  — сказал жрец.  — Да, я уверен в этом. Еще четыре года, и работа будет выполнена.
        Четыре года? Эта перспектива заставила пламя бушевать в мыслях Малекита. Еще четыре года заточения в этой оболочке тела. Еще четыре года видеть, что его армии уничтожались, а его королевство низвергнуто. Почему мучения должны продолжаться?
        В покоях внизу эльфы, бродившие по дворцу, остановились, услышав пронзительный крик агонии и горя, раздавшийся в комнатах и коридорах. Пожав плечами, думая, что Морати мучит какую-то новую жертву ради замысла или удовольствия, они продолжили свою работу, не задумываясь.

* * *

        Глядя на кончики пальцев, Иллианит подумала, не расползлось ли черное пятно со вчерашнего дня. Ногти у нее были совершенно черные, а плоть на кончиках пальцев темнела серым, нечувствительная, когда постукивала ими по тонкому лезвию кинжала. Ее беспокоили не только пальцы — что-то сидело у нее в животе, злобное существо, которое, казалось, питалось от нее, истощая ее силу и дух. Только темная магия сохраняла его подавленным, и только темная магия сдерживала некроз, ползущий по ее пальцам.
        Жертва с кляпом во рту смотрела на нее широко раскрытыми, полными слез глазами, голубизна которых сияла даже при свечах. Он перестал бороться с железными цепями, привязывавшими его к каменному алтарю, и теперь внимательно следил за Иллианит, снова и снова возвращаясь взглядом к ножу с выгравированными рунами в ее руках.
        — Твоя смерть послужит цели больше, чем твоя жизнь,  — сказала она пленнику. Она вспомнила, что он был портным. Когда-то он сшил шелковый плащ для ее отца, Тириола. Она посмотрела на его руки, такие тонкие и ловкие, как будто они держали в руках нитки и иголки.  — Эти прекрасные пальцы, когда они дернутся в последний раз, вернут мне жизнь.
        Он был обнажен, его кожа была уже покрыта мазями и рунами, которые она выучила из гримуара. Она долго и тайно изучала его страницы и знала многие заклинания наизусть. Этот был сложнее, включал в себя не только эльфийские слова, но и фразы и звуки из темного языка, языка демонов и зверей Хаоса.
        Иллианит читала вслух, перемещая кончик ножа к горлу пленника. Она остановилась, отвлекшись, пытаясь вспомнить имя несчастного. Это не имело значения. Она отбросила эту мысль и начала снова, на этот раз более решительно, сосредотачиваясь на каждом слоге.
        Пока она говорила, клейма и шрамы на плоти заключенного засочились тонкой струйкой крови. Он замычал от боли, стиснул зубы, грудь вздымалась, Иллианит не обращала на него внимания, сосредоточившись на произношении каждого стиха, следя за тем, чтобы произносить каждое слово точно и правильно. Она чувствовала, как темная магия собирается в зале, просачиваясь из нижних уровней башни, как дерево, черпающее пищу из своих корней.
        Кольца темной энергии смешались с кровью, превратив ее в темно-красную. Пленник тяжело дышал, его глаза блуждали по комнате, когда вокруг белоснежных стропил собрались зловещие фигуры и тени скатились по голым бледным камням стен.
        Закончив заклинание, Иллианит осторожно сунула кинжал в горло пленника. Он булькнул и умер, без лишнего шума рухнув на плиту. Кровь пузырилась из раны, когда колдунья отложила кинжал в сторону. Иллианит окунула пальцы в алую струю и быстро нарисовала руну на каждой своей щеке густой жидкостью. Кровавые руны на теле теперь засветились, их блеск граничил с тревожной темнотой, сливаясь вместе, чтобы сформировать изменяющуюся ауру силы.
        — Госпожа!
        Иллианит обернулась, нахмурившись, когда один из ее послушников ворвался в комнату. Она рявкнула на него, чтобы он вышел, и вернула свое внимание к церемонии.
        — Что-то приближается с севера, госпожа,  — сказал послушник.  — Странное облако, которое не движется вместе с ветром.
        Иллианит остановилась, как раз когда погружала пальцы в блеск магической энергии, закрывавшей тело. Она вздохнула, не обращая внимания на внезапно нахлынувшие на нее мысли, и кончиками пальцев соткала символ. Там, где они проходили, ее руки оставляли следы мерцающей тьмы.
        Она остановилась, произнесла несколько последних слов и втянула в себя магическую энергию.
        — Это Сафетион, хозяйка.
        Иллианит уже знала это. Сейчас не время отвлекаться. Она вздрогнула, низкое хмыкание вырвалось из ее губ, когда жизненная сила мертвого эльфа потекла в ее тело. Тварь, прятавшаяся в ее кишках, утихла, и она подняла руки, наблюдая, как серость отступает. Вокруг ее кожи и ногтей все еще была слабая темнота, порча не полностью устранилась заклинанием.
        Она повернулась к своему послушнику и взяла нож. Она видела, что другие толпились у дверей.
        — Я сказала, что меня нельзя прерывать,  — сказала ему Иллианит.
        — Но, хозяйка, Сафетион…
        Иллианит вонзила кинжал под ребра послушника, пронзив его легкие. Он рухнул на каменный пол, тяжело дыша. Колдунья посмотрела на остальных в своем кабале.
        — Никаких помех,  — отрезала она.  — Вы хотите, чтобы вас демоны разорвали на части или затащили в королевство Хаоса?
        — Мы должны уходить отсюда,  — сказал Андуриал.  — Парящий город будет здесь до заката.
        — Нет,  — сказала Иллианит.  — Мы уже готовы. Мы больше не бежим.
        — Мы не можем противостоять силе Сафетиона,  — сказал колдун.  — Это глупо. Мы ничего не слышали от других. Возможно, мы последние в нашем роду, кто остается в Сафери.
        — А если мы уйдем, то никогда не вернемся,  — сказала Иллианит. Она вышла из комнаты, Андуриал и адепты последовали за ней, когда она направилась к лестнице, которая спиралью поднималась на крышу башни.  — Мы покажем им, что еще не побеждены. Морати обещала поддержку, и мы не подведем ее.
        С плоской крыши башни Иллианит видела всю долину, протянувшуюся на север. Склоны были покрыты снегом, сплошным белым одеялом, которое лежало поперек замерзших ручьев и темных валунов, покрывало еловые леса и скрывало пещеры и домики, усеявшие склоны гор.
        На фоне серого неба появилось светлое с золотистым отливом облачко, не имевшее ничего общего с солнцем, опускавшееся ниже вершин на западе. Иллианит некоторое время наблюдала за ним, ее последователи молча стояли позади нее.
        — Приведите всех оставшихся пленников,  — сказала она, глядя на своих послушников.  — Вы знаете, что делать.
        — Мы все еще можем уйти,  — сказал Андуриал.  — Туннели под башней ведут на юг. Зачем оставаться в ловушке, как крысы?
        — Они убили моего сына!  — прорычала Иллианит.  — Он убил моего сына, своего внука. Я заставлю его заплатить кровью за такое преступление. Прекратите свои трусливые сомнения и начните приготовления.

        Со своей башенки в центре Сафетиона Тириол посмотрел на юг, в сторону цитадели, возвышающейся с лесистого склона Анул Тинраиннит. Он ощущал темную магию, которая обитала в этом месте, и знал, что правильно угадал укрытие Иллианит. Она была последней из колдунов и колдуний, которые обратились против него. И она прибыла сюда, в башню, где она родилась. Это было так предсказуемо, что Тириол был немного разочарован.
        В долине внизу, покрытой тенью парящего города, четыре тысячи лучников и копейщиков двигались к башне. Тириол подозревал, что у Иллианит есть свои последователи, которые будут сражаться — культисты и агенты подземных богов, друзья, которые остались верны после ее предательства, местные, заколдованные или служащие из-за угроз. При всем этом, правитель Сафери знал, что эту битву вряд ли решат стрела или наконечник копья. Магия была оружием, которое использовали обе стороны, и это была магия, которая опустошила большую часть его королевства.
        Хотя он должен был столкнуться со своей дочерью, Тириол не знал пощады для колдуньи. Ее погубила жажда власти, и бесчисленное множество жизней было потрачено на ее поиски для овладения темными искусствами. Тириол смог обнаружить следы кровавых жертвоприношений в ветрах магии.
        Когда солнце почти зашло, небо на западе стало темно-красным и фиолетовым, Сафетион достиг башни. Тысячи магических светильников поблескивали из окон города, создавая над долиной искусственное поле разноцветных звезд.
        Башня также сияла неестественным желтым светом и зловещим красным. Красноватое свечение пятнистых деревьев с заснеженными вершинами отражалось от ледяных склонов.
        В покоях под дворцом собрались маги Тириола, чтобы начать свою работу. Теперь он мог представить их, собравшихся в круг вокруг гигантского кристалла в центре Сафетиона, одетых в белые одежды, нагруженных амулетами и браслетами, коронами и кольцами; пение было спокойным и тихим, медленно втягивающим магию мира в сияющее алмазоподобное сердце города.
        В противовес склон горы и двор башни отзывался криками боли и пронзительными заклинаниями. Тириол чувствовал бурление темной магии внизу, когда его последователи доставляли Сафетион ближе к цитадели. Горные звери выли и лаяли, когда их выпустили на волю, чтобы они бесились в долине. Хриплые крики возвестили о появлении из ворот башни колонны воинов в черных доспехах, зазубренные наконечники их копий блестели в мерцающем свете факелов.
        Он позволил своему разуму коснуться Менреира, который проводил церемонию в глубинах города. Все было готово, и он велел своим последователям высвободить силу сердца Сафетиона.
        Магия потрескивала по всему городу, перескакивая искрами и болтами с вершин башен, потрескивая вдоль кристаллической решетки, вплетенной в структуру каждого здания на скалистом фундаменте Сафетиона. Город на мгновение засиял, как звезда, а магия заполыхала по улицам и крышам.
        Хрустальные жилы в городской скале засияли жизнью, заливая башню внизу белым светом. Тириол отдал приказ, и маги высвободили ярость Сафери.
        Голубая молния обрушилась на башню, разветвления магической энергии хлынули из-под Сафетиона. Взрывались кирпичи, разбилась черепица, сыпались камни, а каменные плиты разлетелись на осколки под натиском. Магический шторм бушевал на стенах и башнях, вспыхивая, а затем снова тускнея. Ворота рухнули, их толстые двери превратились в пепел, крепостные стены взлетели в воздух.
        Тем не менее центральный шпиль остался нетронутым, окруженный миазмами черной энергии, которая выкачивала силу магического натиска. Иллианит хорошо знала силу Сафетиона, изучила чары, которые питали город, и придумала контрзаклинание, чтобы защитить свой кабал.
        Более того, она знала и слабые стороны города.
        Тириол почувствовала прилив темной магии и чуть не задохнулся от этого ощущения, поскольку были принесены десятки жертв, их кровавая, ужасная смерть послала сквозь ветры магии импульс ядовитой энергии.
        Огненные шары вырвались из башен Иллианит и устремились вверх столбами темной энергии, подпитываемой кровью убитых. Они врезались в скалу Сафетиона, разбив кристаллические трубки, разрушив жеоды и каналы, которые связывали магическую паутину города вместе.
        Долгое время обе стороны сражались, обмениваясь молниями и огнем, который растопил снег и поджег лес на склоне над башней. Звуки борьбы долетали от долины, где солдаты Тириола встретил последователей Иллианит.
        Сафетион скользил над башней, подобно обратной стороне затмения заслоняя цитадель от обзора Тириола. Город содрогался от удара каждого магического заряда и гудел от мощи высокой магии. Вокруг него маги боролись за контроль над ветрами магии, соревнуясь с последователями Иллианит внизу, каждый из них пытался привлечь больше силы, чем другой. У Тириола были свои маги и кристаллическое сердце Сафетиона; у Иллианит был свой кабал с их кровавыми ножами и, казалось, бесконечным потоком жертв для жертвоприношения.
        Медленно Тириол побеждал в дуэли, вихрь бушевал и кружился вокруг парящего города, пока он сражался за контроль. Пламя в башне уменьшилось, а затем и вовсе погасло, но все же темный щит вокруг центральной крепости оставался прочным несмотря на возобновившийся шторм Сафетиона.
        Тириол призвал прекратить атаку и покинул свою башню во дворе. Здесь ждали слуги с его пегасом. Сев на крылатого скакуна, саферийский князь взлетел высоко над Сафетионом, к нему присоединились дюжины магов поменьше на спинах гигантских орлов и пегасов.
        С пылающим посохом в руке он подал им знак спуститься на башню.

        Иллианит наблюдала магов, спускающихся к ней каскадом через край города, держа в руках сверкающий посох и пылающий меч.
        Она просчиталась.
        — Поверните их обратно,  — бросила она своим последователям. Она взмахнула кинжалом на оставшиеся жертвоприношения, не более дюжины осталось среди бойни на вершине башни.  — Используйте их всех.
        Она поспешила вниз по лестнице в свои покои, когда треск магической молнии и крик жертвоприношений вырвались с крыши башни. Накинув на плечи плотный плащ, она поспешно наполнила сумку книгами и колдовским снаряжением. Звуки гибели ее адептов раздались сверху, и она ускорила шаг, устремляясь вниз по ступеням к катакомбам. Башня снова вздрогнула, с потолка посыпалась пыль от штукатурки. Лестницы и проходы заполняли обломки, и дважды ей приходилось использовать свои силы, чтобы расчистить путь, взрывая препятствия с помощью необработанных магических зарядов.
        По мере спуска Иллианит приливы и отливы магии увеличивались. Камни башни вибрировали от энергии, а воздух был насыщен темной энергией, просачивающейся из скал внизу. Потрескивало пламя, сверху доносились неестественные вопли.
        Она слышала, как отец выкрикивал ее имя, его голос эхом отдавался вдоль галерей и лестниц. Иллианит, не колеблясь, бросилась бежать и, взмахнув рукой, захлопнула за собой опускную решетку, вбежав в грубо обтесанную залу под цитаделью. Подготовив несколько слов, она на бегу пробормотала заклинание. Каменные стены с силой завибрировали, и вздрогнула земля на несколько ударов сердца. С оглушительным треском потолок за ее спиной рухнул, запечатывая склеп.
        Впереди под горами тянулись темные туннели. Она вытащила из-за пояса волшебную палочку, кончик которой блестел от силы, свет отражался от влажных стен и неровного, покрытого лужами пола. Капли и струйки воды были повсюду.
        Это был не тот конец, которого она ждала, но она еще не умерла. Иллианит не была такой гордой, что не могла признать поражение. Однажды она отомстит отцу за себя.
        Добравшись до развилки туннелей, она почувствовала прилив магии и услышала стук камнепада, который создала. Ее преследователи не отставали, и это был долгий путь к Нагарит.

        ГЛАВА 16
        Новая власть

        Как и прежде, война зашла в тупик. Еще не оправившись от шока предательства Хотека, Каледор был воодушевлен новостями из Сафери. Тириол и его маги победили друкаев и изгнал их из королевства, хотя большая часть Сафери была разрушена магическими сражениями, которые бушевали, и самыми темными практиками, в том числе его дочерью, выжившей, чтобы отравлять мир своей злобной магией. Колдуны и колдуньи бежали, предположительно в Нагарит, и князь поспешил пригласить Каледора на новый совет в своих дворцах, чтобы обсудить их следующий шаг.
        Князья собрались по вызову Каледор, и они дивились парящей цитадели Тириола. Хотя ее белые башни носили на себе следы ожесточенной борьбы, огромное скользящее здание внушало благоговение, когда поднималось с земли, собравшиеся князья на балконах дворца со своими свитами наблюдали, как мир под ними уменьшается.
        Пока замок дрейфовал над холмами Сафери, Тириол созвал совет вместе. Присутствовали представители всех королевств, спасшихся от Нагарита и Тиранока; даже Иврейн изволила послать делегацию, чтобы говорить от ее имени, хотя по большей части они высказали только мнение, что Вечная королева мало что может сделать еще, чтобы помочь в войне, и все ее внимание направлено на возрождение Авелорна. Она делала так и раньше, после войны с демонами, и казалась довольной тем, что война прокатится по Ултуану без дополнительного вмешательства.
        Обязательства Каледором и князьями были возобновлены. Потеря Котика стала тяжелым ударом для князей, которые боялись, что их собственные королевства постигнет та же участь. Верный своему слову, Каледор не позволил друкаям распространиться вне Котика, и с защитой Сафери было выражено общее мнение, что война в Восточных королевствах достигла равновесия. Титраину это было не по нраву.
        — Вы говорите так, словно мы живем в мире,  — сказал князь Котика.  — Мой народ до сих пор терпит страдания и мучения от рук орды кхаинитов, которым дали волю. Не делайте тех же ошибок, что и мы, и не верьте, что угроза миновала. Когда-нибудь, может быть, через не так много лет, но так же несомненно, как восход солнца, друкаям надоест забавляться с моим народом. Они придут за вами, и где же мне тогда оказать поддержку?
        — Ты делаешь доброе дело,  — сказал Финудел.  — Я бы с удовольствием повел армию Эллириона через Внутреннее море и атаковал из Сафери. Если остальные ударят из Ивресса, мы могли поймать друкаев между нами и увидеть их уничтожение окончательно.
        — Хороший план,  — сказал Карвалон.  — Как сосед Котика Ивресс не спит спокойно, зная, что друкаи могут быть у наших дверей в любое время. Дайте мне год, и я соберу столько отрядов, сколько смогу. Я заберу из колоний столько войск, сколько смогу.
        — Год?  — воскликнул Титраин.  — Еще год пыток и жертвоприношений для тех, кого я поклялся защищать!
        — Год,  — повторил Карвалон. Он посмотрел на других князей, получил кивок согласия и, наконец, повернулся к Каледору.  — Если Король-Феникс пожелает, конечно.
        Каледор рассматривал лица тех, кто сидел в тронном зале Тириола. Он увидел решимость, выражения лиц ожесточились, с тех пор как он впервые увидел многих из них более десяти лет назад. Тогда, в начале войны, угроза казалась далекой, возможно, даже надуманной. Теперь они все видели опасность, которую представляли друкаи. Размещение армий ускорялось, поскольку простой народ в каждом королевстве ежедневно страдал от рассказов о горе, причиненном наггароти. Те, кто долгое время исповедовал любовь к миру, теперь смирились с кровопролитием.
        — Согласен,  — сказал Каледор.  — Через год королевства объединятся, как должны были сделать это давным-давно. Мы прогоним врага из Котика. Когда это будет сделано, мы обратим наши глаза на запад и освободим Тиранок от его владык. Нагарит должен быть изолирован.
        Год прошел без особых происшествий. Бродили слухи о борьбе в Нагарите, и Каледор слышал истории, что последователи Алит Анара возобновили свою войну против войск Морати. Когда князья полностью поддержали Каледора и использовали всю свою политическую мощь и мастерство, корабли эльфов вернулись через Великий океан, из Элтин Арвана и дальше, готовые служить Королю-Фениксу. Большинство из них были второе и третье поколение колонистов, которые впервые ступили ногами на Ултуан. Они принесли с собой странную атмосферу оптимизма, их видения родины были окрашены ностальгией, свободны от налета реальности войны.
        Друкаи были не так уж беззаботны. Они продолжали делать набеги на Крейс, стремясь захватить королевство и связать Котик с Нагаритом по суше; флот Эатана по-прежнему правил морями и часто перехватывал корабли, отвозя запасы в королевство наггароти из оккупированных восточных земель.
        От тех, кто был освобожден при этих абордажных боях, последователи Короля-Феникса узнали о ужасах, обрушившихся на Котик. Друкаями руководила дикая жрица Кхаина, которую звали Хеллеброн, бывшая ребенком из колоний. Население было порабощено, отправлено работать на поля и в шахты кнутами по спинам, чтобы обеспечить продовольствием и рудой Нагарит. Все сопротивление было сломлено. Любого эльфа, который хоть раз не так взглянул на надсмотрщиков друкаев, тащили в храмы Кхаина, возникшие по всему королевству.
        Страх правил Котиком, и рабы верили, что их бросили. Не надеясь на помощь, многие обратились на путь друкаев, приняв их темное поклонение Китарай, и поэтому обратились к семье и друзьям.
        Это были такие новости, что очень взволновали Каледора. Нельзя было допустить ни малейшего намека на то, что возможно сотрудничество с друкаями. Альянс между королевствами был хрупким. Новая неудача расколет все, что было построено, общее дело будет разделено эгоистичными интересами.
        В тот год Каледор спал плохо. Он в любой момент ожидал услышать о новой атаке друкаев, и после эпизода у Наковальни Ваула он страдал от внезапных приступов в разуме и теле, вызванных последствиями воздействия Молота Ваула. Он пропустил дружеский совет Тиринора и жаждал одиночества, которым он когда-то пользовался. Однажды он вернулся в Тор Калед, но не смог найти передышки от своих забот; Дориен и остальные члены его семьи были постоянным источником беспокойства и помех, и всего через несколько дней Каледор отправился в святилище Острова Пламени.
        Богослужение Миандерина и его жрецов мало улучшило расположение Короля-Феникса, но, по крайней мере, в святилище Азуриана было тихо. Молчаливая гвардия Феникса продолжала свое бдение, но их присутствие и их нежелание говорить о его судьбе добавило Каледору разочарования. Он долго стоял на берегу, глядя на спокойные воды Внутреннего моря, ища какой-то источник непоколебимости, какую-то искру надежды.
        Однажды Миандерин нашел его там, глядящим на закат.
        — Даже Аэнарион не знал таких бед, как ты,  — сказал верховный жрец.
        — Вы его знали?  — удивленно ответил Каледор.
        — Нет,  — сказал Миандерин, с кривой усмешкой.  — Я говорил образно.
        Король-Феникс фыркнул от разочарования и вернулся к разглядыванию оранжевых пятнистых волн.
        — Для Аэнариона враг был ясен,  — продолжил жрец, игнорируя отпор Каледора.  — Когда мы сражаемся сами с собой, когда мы узнаем, что победили?
        Каледор ничего не сказал, но удержался от замечания жрецу, чтобы тот оставил его в покое.
        — То, с чем вы боретесь — это зараза, недомогание духа,  — сказал Миандерин, шагая рядом с Королем-Фениксом.  — Это не то, что можно проткнуть копьем или разрезать мечом. Аэнарион победил не из-за оружия, которым он владел, а из-за символа, которым он стал. Он не мог победить демонов в одиночку, но он сражался, и это вдохновляло других. Они вложили на него свои надежды, и это сделало их реальностью.
        — В чем суть?  — бросил Каледор.
        — Вопрос,  — ответил жрец.  — Почему Король Феникс скрывается здесь, вдали от своих подданных?
        Каледор повернулся и начал подниматься вверх по белому пляжу, спиной к Миандерину. У него было мало времени на бессмысленную философию.
        — Подумай об этом,  — позвал его верховный жрец.  — Когда ты узнаешь ответ на этот вопрос, ты будешь знать, что делать!

        Каледор вернулся в Ивресс, чтобы найти множество воинов, ожидающих его. Верные своим клятвам, князья стремились предоставить ему армию, достойную Короля-Феникса. Почти тридцать тысяч эльфов ожидали его приказа; еще десять тысяч были с Тириолом и Финуделом в Сафери, готовые перейти горы и атаковать с запада.
        Планы сражений были составлены, и почтовые ястребы летали взад и вперед между армиями, пока Каледор заканчивал свою стратегию. Его армия быстро ударит вдоль побережья, доставленная флотом Лотерна. Отрезанные от своих кораблей, друкаи будет пойманы между силой Каледора и армией, прибывающий из Сафери. В качестве последней меры, Корадрель был отправлен обратно в Крейс, чтобы укрепить оборону своего королевства, не допустить наступления друкаев из Нагарита на соединение со своей армией, осажденной в Котике.
        Назначенный день наступил в начале лета. Каледор почувствовал что-то от своей былой гордости, когда поднялся на Маэдретнире и наблюдал за колонной, движущейся вдоль прибрежной дороги. Годы реакции и бездействия лишили его воли, но сегодня утром он снова почувствовал контроль над своей судьбой. Если кампания пойдет успешно, его армия будет готова к походу через Крейс и сражению с Нагаритом.
        Два дракона были направлены в Крейс и еще два в Сафери. Остальные драконьи всадники поднялись в небо вместе со своим королем, среди них был и Дориен, и впервые за много лет Каледора приветствовали крики эльфов внизу.
        Король-Феникс посмотрел вниз на извивающуюся реку серебряного и белого, движущуюся между темно-синим морем и пышной зеленью лесистых холмов Ивресса. С высоты он вспомнил красоту армии на марше; на мгновение он был счастлив. Это чувство прошло, когда он вспомнил, что шел не против диких зверолюдей или грубых орков, а против своих собратьев эльфов. Эта мысль не огорчила его, но пробудила в нем глубокое негодование. Амбиции наггароти превратили его в убийцу, и за это он никогда не сможет их простить.
        Армия, не встретив сопротивления, перешла в Котик. То, что они обнаружили, удручало больше, чем любая армия, готовая сразиться с ними. Деревни лежали в руинах, двери домов и ферм были взломаны, жильцов выволокли из домов. Свежие трупы валялись на дорогах и полях. Огромные стаи ворон и других падальщиков кружили в небе, в то время как поселения эльфов были почти переполнены стаями крыс, поглощенных пиршеством, оставленным друкаями.
        Убийство казалось бессмысленным. Поля не были стерты с лица земли, а склады не были разграблены. На некоторых из умерших были обнаружены следы ритуального жертвоприношения, грудная клетка была раскрыта, а органы удалены, и груды сожженных костей, но большинство были просто убиты и оставлены гнить, с перерезанным горлом и выпущенными кишками.
        Пока они двигались дальше в королевство, наличие культа Кхаина стало более выраженным. Последователи Каледора наталкивались на святилища, украшенные костями и внутренностями, алтарные камни, иззубренные множеством ударов жертвенных ножей. Здесь высоко горели костры, и холмы почерневших костей усеивали местность. Все приветствия в связи с перспективой возвращения Котика иссякли, и эльфы двигались в бесстрастной тишине; некоторые были лишены самообладания тем, чему они был свидетелями, и сломались в слезах, не в состоянии продолжить марш.
        В больших городах бойня была еще хуже. Площади и плацы были забиты мертвецами, от новорожденных до стариков. Булыжники были запятнаны кровью, стены размалеваны запекшейся в форме рун Кхаина кровью. Каледор отправил Каратриля и нескольких других слуг обратно в Ивресс, найти жрецов и жриц Эрет Кхиаль прибыть и сделать должные приготовления умерших. Каледор не завидовал им и знал, что через много лет выжившие в Котике все еще будут хоронить своих умерших.
        В течение нескольких дней они шли и не встречали сопротивления. То тут, то там им попадались ошеломленные выжившие, которые прятались в пещерах и лесах. Некоторые из них хоронились под курганами мертвых, чтобы избежать убийственного внимания друкаев. Они описывали кровопролитные оргии, которые прокатились по королевству с начала весны. Целые деревни были вырезаны, когда друкаи бесчинствовали в лесах и полях.
        Это было бессмысленно, даже для зверств кхаинитов; убийство ради самого себя.
        Поскольку дни шли, стало ясно, что друкаи не так давно покинули Котик. Дальше на севере было больше беженцев, сначала дюжины, потом сотни, спускавшихся с высоких гор. Войско Каледора соединилось с Финуделом и армией Тириола, которые привели с собой более трех тысяч эльфов, бежавших от резни.
        — Их отозвали в Нагарит,  — сказал Тириол.  — С какой целью, я не знаю.
        — Почему такая бойня?  — спросил Атиель, которая осталась суровой, несмотря на встреченные ужасы.
        — Ярость,  — ответил Тириол.  — Кхаиниты ударили в слепой ярости, возможно, возмущенные возвращением обратно в Нагарит. Зная, что они собираются покинуть, они решили убить как можно больше людей, прежде чем уйти.
        Мрачные новости не прекращались. Они достигли Анираина, столицы, и нашли ее обгоревшую оболочку, стены обрушились, каждое здание было снесено почти до основания. Перепутанная масса тел в каждом доме и лавке, каждой башне и дворце свидетельствовала о том, что произошло; запертые внутри кхаинитами, более десяти тысяч эльфов были сожжены заживо, когда их город был предан огню. Зловоние склепа было таким, что армия была вынуждена уйти; дезертирство среди рот значительно увеличилось, поскольку обезумевшие эльфы сотнями бежали обратно в свои дома.
        Настроение Каледора соответствовало опустошению, которое окружало его. Восемь дней назад он находил проблеск оптимизма, семя надежды, которое можно было бы взрастить в победу. Он был далек от подобных мыслей, когда наблюдал, как солдаты с шарфами, обернутыми вокруг лиц, несут мертвых из руин; труд, который, казалось, займет целую вечность.
        Его гнев иссяк. Для тех, кто совершил такую бойню, не осталось места гневу, его масштабы слишком велики для понимания, его зло слишком темно для созерцания. Каледор удалился от армии и с Маэдретниром полетел в горы. Попросив позволения у дракона, он нашел тихое горное озеро и сел у его края, глядя на свое отражение.
        Он плакал всю ночь. От заката до восхода солнца Каледор давал волю горю, которое выстраивалось в нем на протяжении тринадцати лет. Он проливал слезы по погибшим, по своему кузену Тиринору и тысячам других, чьи жизни были унесены. Он оплакивал своего сына, мир, в котором он вырастет, где позволено произойти подобным вещам. И в конце концов Король-Феникс эльфов заплакал о себе, из жалости, слабости и отчаяния.
        Когда взошло солнце, он собрался с мыслями и полетел обратно к своей армии. Мир не закончился, и друкаи еще не победили. Вывод армии из Котика ясно свидетельствовал о новом сдвиге в войне, к которому Каледор был полон решимости быть готовым.

        Плач узников отражался от грубых каменных стен, стоны и вопли страдания усиливались большим подземельем, в котором они были прикованы. Несколько эльфов в черных одеждах стояли над пленниками с изогнутыми кинжалами в руках, лезвия которых сияли мрачными рунами.
        В одной из стен камеры находилась печь, угли которой поддерживались горячими мехами, которые приводили в действие два покрытые шрамами раба. Рядом с кузницей стоял Хотек в полном облачении, с молотом Ваула в руке и связкой пергаментов в другой. Он изучал свои заметки, когда Морати внеслась в комнату, сопровождаемая тремя колдуньями. За ними шли рабы, глаза их были выколоты, так что они не могли видеть ношу, которую несли.
        На носилках, привязанных к согнутым спинам эльфов, ехал Малекит. Его изможденную фигуру подпирали шелковые подушки, окровавленная простыня поверх скрывала его истерзанное тело. Глаза его смотрели из-под маски почерневшей плоти, и вопли заключенных увеличились при этом отвратительном зрелище. По приказу Морати рабы опустили кресло князя в центре зала, а затем были изгнаны из темницы ударами плетей своего надсмотрщика.
        — Ему придется встать,  — сказал Хотек, глядя мертвыми глазами на лежащего князя.
        — Я не могу,  — прошептал Малекит.  — Пламя отняло у меня силу.
        — Ненадолго,  — с лукавой улыбкой ответил жрец Ваула.  — Скоро ты станешь сильнее, чем когда-либо.
        — Я дам тебе силу,  — сказала Морати.
        Она подошла к одной из пленниц и схватила ее за длинные волосы, волоча растрепанную эльфийку за собой. Другой своей рукой Морати указала на служителя рядом с ней и получила кинжал адепта.
        Колдунья-королева начала заклинание, резкие слова, брызнувшие из покрасневших губ, как проклятия. Пленница слабо корчилась в ее объятиях, глаза метались по темнице в поисках спасения. Быстрым жестом Морати провела кинжалом по горлу своей пленницы и вернула его приспешнику. Держа поникший труп за волосы, она поднесла свою свободную руку и наполнила ее кровью, хлынувшей из раны. Ее она проглотила, измазав свое лицо багровым.
        Зловещее присутствие сгустилось вокруг мертвой девушки, змеи тени обвились вокруг нее, ощупывая открытую рану на ее горле. Морати оттащила тело к Малекиту, оставляя кровавый след на каменном полу. Существо-тень последовало за ним, завитки смещались, ища живительную жидкость, которой оно жаждало.
        — Пей,  — сказала Морати, снова используя руку, чтобы поймать немного крови, и поднесла ее к безгубому рту Малекита. Он лакал красную жидкость, как животное, мучительно глотая ее.
        Тень скользнула по руке Морати, окрашенная каплями крови, сдвинулась по ее плечам, чтобы подняться рядом с Малекитом. Бесформенное существо на мгновение пошатнулось, смазывая свои бестелесные конечности о кровь на лишенном плоти подбородке князя. Когда эти капли исчезли, она сжалась, скользнув в открытый рот.
        Малекит задохнулся и содрогнулся, раскачиваясь влево и вправо. Его лишенные век глаза смотрели на мать, а сжатые кулаки колотили его по бокам. С еще одним хрипящим свистом князь откинулся назад, подергивая пальцами. Некоторое время он лежал неподвижно.
        Тихий смех Малекита заглушил жалобные звуки узников, леденя их сердца. С намеренной осторожностью князь сел, откинув окровавленную простыню.
        — Жизнь за жизнь,  — сказал он, и в его голосе снова зазвучали нотки тембра.
        — Это пройдет быстро,  — предупредила Морати, принимая протянутую сыном руку.
        Он свесил с носилок одну ногу, потом другую. При поддержке матери Малекит встал, неуверенно покачиваясь. Морати отпустила руку и отступила назад. Князь сделал неуверенный шаг, потом еще один, и все это время его навязчивый смешок эхом отдавался от стен. Когда его силы вернулись, он выпрямился и повернулся к Хотеку.
        — Я готов.
        Жрец кивнул и подал знак служителям. Каждый из них нес кусок почерневшего металла, изогнутый и инкрустированный рунами. Некоторые были узнаваемы: нагрудник, наручи, воротник, рукавицы. Другие казались совершенно чуждыми, странной формы, вытянутыми листами из черной брони или закрепленными неудобно наклоненными шарнирами.
        Первая часть была помещена в печь. Рабов хлестали кнутом, чтобы усилить их труд на мехах. Бормоча молитвы Ваулу, Хотек раздувал пламя с помощью магии, пока оно не раскалилось добела. Потянувшись голой рукой к огню, он достал кусок брони. Невосприимчивый к жару, он отнес ее к Малекиту, который наблюдал за происходящим, сосредоточенно сдвинув брови.
        — Это сгорит,  — сказал Хотек.
        Ответом Малекита был пронзительный смех, окрашенный безумием.
        — Я больше не могу гореть,  — прошептал князь.  — Сделай это!
        Послушник вынес в щипцах вперед дымящуюся заклепку. Хотек и его помощник присели на корточки, жрец с шипением пара прижал горячий кусок металла к плоти Малекита. Малекит хохотнул.
        — Сейчас,  — сказал Хотек.
        Послушник поставил заклепку на место. Прошептав несколько волшебных слов, Хотек слегка ударил Молотом Ваула, вставляя горячую заклепку сквозь подготовленное отверстие в кость Малекита.
        Князь зарычал от боли и покачнулся. Ему хотелось закрыть глаза. Вместо этого он отбросил свой разум в сторону, отправившись в место, которое создал для себя в холодных глубинах своих мыслей.
        Он представил себя на золотом троне, в отцовских доспехах. Князь за князем выходили вперед, становясь на колени, чтобы поцеловать его обувь на его ногах, пока хор девушек пел хвалу Малекиту. Солнце освещало церемонию, отбрасывая суровые тени. В соседней клетке корчилось что-то нереальное; тень Бел Шанаара вернулась из Мирай, чтобы стать свидетелем коронации истинного Короля-Феникса.
        Вздрогнув, Малекит вернулся в реальность. У его ног лежали два тела. Его тело горело новым огнем, но он был не сильнее, чем он привык. Послушники двигались вокруг него, окрашивая кровью жертвоприношений руны, вырезанные на частях доспехов, следуя каждому завитку и линии щетками из волос эльфов.
        Его голени и ступни были обуты в дымящееся черное железо. Он не помнил, как поднимал ноги, но сознавал, что сделал это. Он чувствовал, как заклепки вбиваются в пятки и пальцы ног, и смеялся при мысли о том, что его обували, как боевого коня.
        Раздавалось пение. Его мать смотрела на него молча, но слова ее адептов проносились по комнате, перекрывая строфы, создавая аритмическую гармонию магии. Еще больше заклепок было воткнуто в худую плоть его бедер, и звенья были заклепаны по бокам его коленей.
        Боль снова становилась слишком сильной, по мере того как все больше горячего металла прикладывалось к его плоти. Это была физическая боль, не похожая на обжигающую душу агонию благословения Азуриана, но тем не менее это была боль, и он отступил перед ней.
        Тысяча белых голубей взлетела в голубое небо, чтобы отметить его восхождение к власти, в то время как тысяча горнов зазвучали в его честь.
        Когда он в следующий раз ясно осознал, что происходит, он был одет в доспехи с ног до шеи. Каждая его часть дрожала. Он чувствовал, что энергия духа, которую он поглотил, ускользает.
        — Слишком рано,  — пробормотал он.  — Я падаю.
        Морати поспешно подозвала адепта, который принес в жертву другого пленника и принес кровь Малекиту в чаше из древнего серебра. Малекит взял чашу и остановился. Он понял, что не держал ничего больше десяти лет. Он осмотрел пальцы рук своей новой руки, каждый прекрасно сочлененный. Он узнал гномью работу, которая вдохновила дизайн, и улыбнулся про себя. Даже сейчас приключения его великого прошлого все еще приносят плоды.
        Выпив кровь, наслаждаясь изгибом бронированной руки, как будто это была его собственная плоть, он погрузился в приятные воспоминания, делясь бокалом вина со своим хорошим другом, Верховным королем Снорри Белобородым.
        Он вспомнил растерянное выражение лица старого гнома. Вкус эльфийского вина был совсем не похож на пиво, сваренное гномами. Снорри выпил бокал одним глотком. Малекит налил ему еще и велел смаковать его, дать ему скатиться по языку и смочить щеки изнутри. Всегда готовый попробовать что-то новое, Верховный король сделал, как было предложено, сделав большую демонстрацию, булькая жидкостью в щеках. Он запрокинул голову и прополоскал горло, отчего Малекит удивленно рассмеялся.
        Причмокнув губами, Снорри…
        Снорри был мертв.
        Память изменилась, и сердце Малекита упало. Он знал, что часть его умерла вместе с этим благородным гномом. С тех пор Малекит не позволял себе доверять никому так, как доверял Снорри; с тех пор он никогда не позволял себе знать слабость дружбы. Это было слишком больно, душевная мука утраты, и Малекит растворился в своем горе.
        Огонь вспыхнул снова, и Малекита вернули в настоящее. Его зрение застилала красная пелена. Это его собственная кровь, понял он.
        Он моргнул.
        Простое движение вызвало у него безмерную радость. Тончайшие кусочки черного металла превратились в веки. Малекит снова моргнул и закрыл глаза. Он наслаждался темнотой, и прошло еще больше времени.

        — Дело сделано,  — объявил Хотек.
        Малекит размял руки и согнул ноги, пробуя свое новое тело. Оно было похоже на его собственную плоть, хотя жжение не уменьшилось. Полдюжины мертвых эльфов лежали у его ног с перерезанным горлом, их кровь смазывала его выкованное тело. Он чувствовал, как их духи скользят вокруг него, запертые в рунах доспехов.
        — Не закончено,  — сказал он.  — Моя корона.
        Хотек выглядел растерянным и повернулся к Морати за объяснением. Она позвала послушника, который принес бархатную подушку, на которой помещался венец из тусклого серого металла, с шипами, торчащими под странными углами, как корона, задуманная сумасшедшим.
        Морати протянула к нему руку, но Малекит схватил ее за запястье. Она взвыла от боли и вырвалась из его объятий, отступая. На ее теле были ожоги.
        — Ты не можешь прикасаться к нему,  — сказал Малекит.  — Это не твое, это мое.
        Он взял в руки железный венец. На ощупь он был холодным. Пока Морати хлопотала над своим обожженным запястьем, Малекит поднял странную корону к голове и возложил на лоб.
        — Привари,  — сказал князь.  — Сделай его частью шлема.
        Хотек сделал, как ему было велено, вбивая больше заклепок в череп Малекита, прежде чем закрепить венец расплавленным металлом. Малекит протянул руку и потянул за венец, уверяя себя, что его нельзя снять.
        Удовлетворенный, он снова закрыл глаза. Он освободил свои мысли от тела, пробуя на вкус темную магию, бурлящую вокруг в камеры подземелья. Он почувствовал прилив силы и оседлал волну энергии, пронзающей крышу зала, проходящей через множество этажей дворца его отца, словно метеор, отозванный к звездам. Анлек уменьшился под ним, и он переместился из плана смертных в королевство чистой магии.
        Как и в первый раз, когда он носил венец, он смотрел на королевство Хаоса, владение Богов Хаоса. На этот раз у него не было страха. Он материализовался в своей бронированной форме, раскаленной добела, его нахождение разгорелось над владениями Богов Хаоса как вызов.
        Сознания, не имеющие никакого смертного признания, зашевелились. Малекит почувствовал, как их внимание медленно привлечено к нему.
        — Я Малекит!  — заявил он. В его руке появился пылающий меч.  — Сын Аэнариона, бич демонов. Услышьте мое имя и узнайте меня, законного короля эльфов!
        Как комета силы, он нырнул обратно в свое тело. Руны его доспехов взорвались темным пламенем, когда он вернулся в свою искусственную форму. Он открыл свои металлические веки, обнажив орбиты черного огня.
        Он посмотрел на эльфов вокруг себя. Они казались маленькими и незначительными. Его голос странно отдавался эхом от маски шлема, заполняя комнату.
        — Я вернулся,  — заявил он.  — Воздайте мне дань уважения.
        Все присутствующие упали на колени, мгновенно повинуясь его словам; кроме одной, которая обратила к нему выражение полнейшего счастья.
        — Здравствуй, Малекит!  — воскликнула Морати, золотые слезы текли по ее лицу.  — Да здравствует Король-Колдун Ултуана!

        ГЛАВА 17
        Больше крови на равнинах

        Произошло слишком много, чтобы поверить, что амбиции Морати и друкаев были, наконец, сорваны, хотя среди князей были и такие, которые считали, что отказ от Котика свидетельствует об этом. Карвалон и Титраин были главными сторонниками этой точки зрения, утверждая, что армия друкаев, несомненно, была выведена для укрепления обороны их родного королевства. Они зашли так далеко, что предполагали, что посольства будут отправлены в Нагарит, чтобы начать переговоры для соглашения.
        Каледор был далеко не убежден этим аргументом и предупредил, что пока Морати не была убита и друкаи не поставлены на колени, они никогда не задумаются о любом мире. Это были трудные дебаты, которые усложнялись для Короля-Феникса его собственным желанием закончить войну.
        — Было бы легко поверить, что мы на грани победы,  — признался он однажды вечером Тириолу.
        Они вдвоем пили вино из кувшина на балконе парящего дворца мага, глядя вниз на залитое лунным светом Внутреннее море. Сцена была настолько спокойной, что можно было почти забыть горести последних тринадцати лет. Почти, но не совсем. Каледор не мог избавиться от того, что видел, особенно от кровавой бойни, свидетелем которой он стал в Котике.
        Тириол казался слишком изменившимся своими личными сражениями. Его дочь и внук восстали против него, и он убил последнего. Несколько магов, которых Тириол когда-то считал близкими союзниками, даже друзьями, были развращены соблазном темной магии, и горе тяжким грузом лежало на саферийском правителе, когда он стоял рядом с Каледором у перил, его плечи обвисли, спина согнулась, как будто устала от бремени.
        — Я должен согласиться с твоей оценкой,  — сказал Тириол. Он глубоко вздохнул и повертел бокал с вином, глядя вдаль.  — Мы столкнулись с врагом столь же нелогичным и решительным, как демоны. Они не сдадутся, и они не примут легкого мира. Часть меня считает, что ты должен направить посольство, хотя бы для того, чтобы его провал обуздал эти ложные надежды, которые подрывают решимость наших союзников.
        — Это было бы неразумно,  — сказал Каледор.  — Любой намек на слабость будет подхвачен друкаями. И такая просьба просто даст им возможность манипулировать. Я бы предпочел, чтобы некоторые князья питали сомнения, чем давали нашим врагам возможность разделить нас еще больше.
        — Ты прав, я плохо соображаю,  — сказал Тириол.
        Древний маг замолчал, и для разнообразия именно Каледор почувствовал необходимость заговорить, заполнить тишину, чтобы избежать компании собственных мрачных мыслей.
        — Мы ничего не достигли,  — сказал Король Феникса.  — Столько смертей, столько разрушений, и ничего хорошему. Снова я должен выжидать, боясь того, что друкаи предпримут в следующий раз. Почему так, что одно королевство может противостоять остальной части Ултуана?
        — Жадность и страх,  — ответил Тириол.  — Друкаи делятся на две группы. Есть те, кто служит своей личной жадности, своему стремлению к власти и господству. Есть и другая часть, которая боится своих правителей, больше всего Морати, и знает, что грабить и сражаться — лучшая судьба, чем та, которая ждет их, если они ослушаются. Таковы преимущества тирании.
        Каледор залпом выпил вино. Он был немного пьян и в более меланхолическом настроении, чем обычно. Он перегнулся через перила и посмотрел вниз, за край парящей цитадели, глядя, как лунные волны мягко плещутся у саферийского побережья.
        — Я не жалею о нашем решении,  — сказал Тириол.
        — Каком решении?  — сказал Каледор, устремив глаза на берег.
        — Сделать тебя Королем-Фениксом,  — сказал маг.  — Ты лучший из нас, Каледор.
        — Я был лучшим выбором,  — согласился Король-Феникс.  — Интересно, можно было бы это предотвратить, если бы я действовал раньше?
        — Никто из нас не мог предвидеть безумия Малекита,  — сказал Тириол.  — Из всех князей ты больше всех сопротивлялся допустить программу и план наггароти.
        — Но я не действовал,  — сказал Каледор.  — Если бы я согласился стать командующим Бел Шанаара, возможно, этой войны можно было бы избежать.
        — Не возражаю,  — сказал Тириол.  — Это был эгоистичный поступок, но не более эгоистичный, чем многие другие, предпринятые в то время.
        Князь-маг взял чашу Каледора и подошел к низкому столу, наполнив оба бокала последним вином. Он повернулся и предложил напиток Королю-Фениксу.
        — Ты не склонен к сожалениям,  — сказал Тириол.  — Тебе не стоит начинать изводиться ими сейчас. Когда будущее кажется таким мрачным, возникает соблазн вернуться в прошлое и вновь пережить свои ошибки, а не смотреть в лицо настоящему. Я чувствую, что это не в твоем характере.
        — Нет,  — сказал Каледор.  — В жизни мне было не о чем сожалеть, и времени на это было меньше, чем у большинства. Если есть уроки, я выучил их.
        Сделав глубокий вдох, Каледор поднял бокал и бросил кривую усмешку в сторону своего спутника.
        — Тост,  — сказал Король-Феникс.  — За глухоту и беспричинное упрямство.
        Маг нахмурился, смущенный предложением.
        — Почему ты восхваляешь такие вещи?  — сказал Тириол.
        — Они смогли проявить мои лучшие качества,  — рассмеялся Каледор.

        Следующий сезон не принес новых атак, подливая масла в огонь спекуляций среди князей, преданных Каледору. Те, кто встал на сторону Короля-Феникса, разделились по вопросу о том, где нанести следующий удар: Крейс, Эллирион или даже Каледор. Те, кто верил, что наггароти растратили свои силы, спорили сильнее, чем когда-либо, за какую-либо форму взаимодействия с врагом. Каледору было трудно отрицать эти призывы, не выглядя разжигателем войны, но он отрицал их.
        Совет был созван в святилище Азуриана, когда лето превратилось в осень. Было заметно отсутствие Титраина, хотя это было понятно, учитывая тяжелые обстоятельства в его королевстве. Восстановление Котика было главной темой, которая поднималась на совете.
        — Ивресс обеспечит такие поставки, которые необходимы,  — обещал Карвалон.  — Ослабленный Котик является угрозой для моего королевства. Нам посчастливилось избежать худших бедствий войны.
        — Всю помощь, которую мы сможем сэкономить, мы направим в Котик,  — сказал Аэретенис из Эатана.  — Боюсь, мое королевство еще не полностью оправилось от нашествия наггароти, но флот, как всегда, в распоряжении совета.
        — Сафери может предложить небольшую помощь,  — признался Тириол.  — Наши поля были опустошены колдовством друкаев, и то немногое, что у нас есть, мы должны сначала передать нашему народу.
        Каледор позволил князьям продолжить, довольный, что позволит им организовать подкрепление флота для отправки в Котик. Он мало что мог сделать в качестве Короля-Феникса, и не было запаса еды как у князя горного Каледора. Когда договоренность была достигнута, разговор перешел к спору о культах.
        — Едва ли убийство или жертвоприношение было совершено в Сафери со времени правления колдунов,  — сказал Тириол.
        — После очищения не было никаких неприятностей в Эатане,  — сообщил Аэретенис.
        — То же касается Ивресса,  — сказал Карвалон.  — За последний год не было обнаружено ни одного культиста.
        — Это нехорошо,  — сказал Каледор.
        — Почему это?  — сказал Финудел.  — Конечно, это повод для праздника. Возможно, мы еще не победили друкаев, но их агенты и сочувствующие были изгнаны из наших королевств.
        — Боюсь, что нет,  — сказал Король-Феникс.  — Они спустились на землю, но это не значит, что они полностью исчезли.
        — Они выжидают свое время?  — сказал Тириол.
        — Может, и нет,  — сказал Карвалон.  — Я склонен согласиться с Финуделом. Даже если мы не выкорчевали всех культистов, они видят, что волна повернулась против них. Их хозяева наггароти бросили их.
        — Давайте не будем расслабляться,  — сказал Аэретенис.  — При осаде Лотерна предатели оставались скрытыми, пока провалилась атака за атакой. Эти существа хитры, выбирая время, чтобы нанести удар, когда это вызовет больше всего раздора и разрушения.
        — Правда,  — сказал Каледор.  — Они не покажутся снова, пока наше внимание не будет привлечено в другом месте. Они ждут нового наступления наггароти, чтобы отвести от них наш взгляд.
        — Мы мало что можем сделать для борьбы с этим,  — сказал Тириол.  — Если они решили спрятаться, их будет практически невозможно вынудить их открыться.
        — У нас есть более тонкое оружие, чем драконы и копья,  — сказал Миандерин, который, казалось, спал в своем кресле, но, очевидно, внимательно слушал обмен.  — Не жрецу света Азуриана предлагать ложь, но мне кажется мудрым шагом дать сектантам ложную надежду. Если мы хотим, чтобы культы проявили себя, мы должны казаться слабее, чем мы есть.
        — Классический маневр,  — сказал Финудел.  — Своего рода финт. Возможно, их шпионы даже сообщат в Нагарит и подскажут необдуманный ход.
        — Что станет приманкой?  — сказал Тириол.
        — Атака на Тиранок,  — сказал Каледор, быстро формируя идею.  — Мы соберем армию в Эллирионе, но на самом деле мы также укрепим гарнизоны, которые будут следить за культистами.
        — Независимо от этого, армии должны быть распределены на зиму,  — сказала Атиель.  — Нет ни одного королевства, которое могло бы прокормить столько войск в сезон льда. Распространится слух, что армия перешла в Эллирион, флот Лотерн может сделать так, что покажется, что часть пересекла Внутреннее море, в то время как мы отправим роты назад в свои казармы.
        — А что, если мы преуспеем в обмане и друкаи решат начать атаку?  — сказал Корадрель.  — Ни Крейс не сможет выстоять в одиночку, ни Эллирион.
        — У врага осталось слишком мало времени, чтобы занять достаточно земли до того, как выпадет снег,  — сказал Каледор.  — Нагарит — это суровая земля, и у враг проблему будут еще сложнее, чем у нас. Если они и стремятся действовать каким-либо образом, то только через культы. Если они достаточно глупы, чтобы решиться на это, они мало что найдут для их поддержки.
        — А весной?  — сказал Тириол.  — Независимо от того, проявятся ли культы или нет, их уничтожение не заставит врага уступить.
        — Двойной блеф,  — с улыбкой сказал Каледор.  — Мы дали понять, что план нападения — это уловка. В реальности мы приведем армию в Эллирион так быстро, как сможем, и ударим по Тираноку. Я уверен, что в королевстве еще много людей, которые были бы рады пополнить наши ряды.
        — Атака?  — сказал Карвалон.  — Неужели мы настолько уверены в своей силе, что готовы рискнуть?
        — Я уверен, что промедление не сделает нас сильнее,  — сказал Каледор.
        План был приведен в действие. Посланники были отправлены в гарнизоны открыто, сообщая им о предполагаемом обмане в надежде, что приказы будут перехвачены и переданы друкаям. Тем временем князья вернулись в свои королевства с реальными планами, со строгим предписанием не доверять их никому другому. Весной Каледор пошлет весть о том, что армия должна собраться у Тириола, который, в свою очередь, сообщит князьям своими посланиями кристаллами. К тому времени как друкаи услышат о сборе армии в Эллирионе, будет для них слишком поздно, чтобы отреагировать.
        Впервые за много лет Каледор покинул совет с легкой уверенностью. Опасаясь оптимизма, который разрушенного возвращением Котика, Король-Феникс питал слишком большой надежды, но тем не менее был рад снова предпринять реальные действия. Он провел зиму в Тор Каледе со своей семьей, чье сообщество он выносил лучше, чем во время своего последнего визита.
        Особенно суровой была каледорская зима. Сильные ветры и проливные дожди хлестали по горам в течение всего сезона, и ни один эльф не осмеливался выходить, кроме тех случаев, когда не было другого выбора. Драконы искали убежища в своих пещерах, и Каледор проводил много времени у окон дворца, глядя на север, задаваясь вопросом, не была ли свирепая погода неким колдовством его врагов.
        В последние дни зимы Тор Калед охватила буря с градом, ледяные шары размером с кулак врезались в черепичные крыши и обрушились на мощеные улицы. Лед покрывал карнизы домов и дворцов, а часовые на стенах искали укрытия в своих караульных комнатах, согреваясь у костров магических жаровен.
        Среди ливня появилась одинокая фигура, хорошо укрытая от натиска с небес. Он подъехал к воротам города и потребовал разрешения войти, представившись Каратрилем, главным герольдом Короля-Феникса. Зная, что ничто, кроме самых срочных новостей, не приведет посланника в такую ужасную погоду, стражники доставили Каратриля во дворец так быстро, как только смогли, пока вперед были отправлены сообщения, чтобы предупредить Каледора о его прибытии.
        Когда он вошел в тронный зал к Каледору, герольд был в ужасном состоянии. Он избавился от своих самых тяжелых мехов и плаща, но его длинные волосы свисали на мокрые одежды, одеяло было наброшено на его плечи слугами Короля-Феникса. Король велел принести своему герольду горячего вина, указал рукой на одно из сидений, окружавших трон, и сел рядом с Каратрилем.
        — Друкаи выступают,  — сказал герольд между клацанием зубов. Его лицо было бледным и опустошенным, глаза потускнели, губы были обескровлены.  — На Остров Пламени пришла весть от Финудела. Крепости северной Эллириона опустели, их гарнизоны ушли. Прилетел орел, предупредив, что темная армия двинулась на юг вдоль Аннулии, направляясь к Орлиному перевалу. Финудел и Атиель будут собрать всю армию, какую смогут, но просят вас собрать ваше войско, чтобы встретить атаку.
        Появились служители с едой и напитками. Каледор приказал Каратрилю отдохнуть и восстановить себя, пока он обдумал новости, которые тот доставил. Король-Феникс встретил Дориена в своих покоях и рассказал брату о том, что происходит.
        — Я отправлюсь в драконьи пещеры,  — сказал Дориен.  — Пока я выведу драконов из спячки, ты должны собрать все войска на помощь эллирийцам.
        — Отправь своих самых быстрых всадников в Лотерн, и пусть Морская гвардия спешит на побережье Эллириона,  — сказал Каледор.  — Я отправлю Каратриля обратно на Остров Пламени, чтобы он узнал новости о нашем походе. Приведи драконов в Тор Элир, а князья поедут со мной.
        — Друкаи сошли с ума выступать зимой,  — сказал Дориен.  — В Нагарите снег должен задержать их.
        — Что-то подтолкнуло их к этому,  — сказал Каледор.  — Если только они не контролируют стихии. Возможно, наша уловка, чтобы выманить их, удалась лучше, чем я надеялся.
        — Она удастся только в том случае, если мы победим эту армию,  — сказал Дориен.  — Это упреждающее нападение застало нас врасплох.
        — Это беспокоит,  — согласился Король-Феникс.  — Боюсь, что наши тайны не сохранены и друкаям известно, что я намеревался. Чем еще можно объяснить такую стремительную кампанию?
        — Не обдумывай это слишком долго, брат,  — сказал Дориен, открывая сундук, в котором хранились его доспехи.  — Друкаи не мыслят рационально, и попытка понять их — это разделить их безумие.
        Каледор пожелал брату счастливого пути и вернулся в тронный зал. Каратриль выглядел слегка отдохнувшим после зимних испытаний и с покорным выражением лица воспринял объяснение Каледора, что ему придется уехать на следующий день, чтобы передать послания другим королевствам.
        — Хотел бы я, чтобы ты еще немного насладился гостеприимством моего королевства,  — сказал Каледор, кладя руку на плечо другого эльфа.  — Никто не отдал больше энергии нашему делу, чем ты.
        — Похоже, Морай-хег выбрала для меня жизнь в седле,  — сказал герольд.  — Мой корабль ждет моего немедленного возвращения. Нет смысла откладывать, я снова отправлюсь сегодня.
        Каледор кивнул в знак благодарности и еще крепче сжал плечо Каратриля.
        — Бель Шанаар сделал много ошибок, но его выбор герольда не был одной из них,  — сказал Король-Феникс.
        Каратриль ухитрился улыбнуться, держа в руках дымящуюся кружке глинтвейна. Каледор оставил герольда и отправился к жене и сыну, чтобы объяснить, что скоро уедет.

        Поход на север не доставил удовольствия, зимние штормы не утихали, когда армия Каледора продвигалась сквозь ветер и дождь. Горные дороги больше походили на неглубокие ручьи, и оползни и валуны часто преграждали им путь, делая прогресс еще медленнее.
        Когда они спустились в предгорья между Каледором и Эллирионом, погода установилась, хотя и не способствовала быстрому маршу. Армия передвигалась налегке с припасами и снаряжением, багажные повозки остались в Тор Каледе из-за суровых условий. Эллирийская армия была также лишена военных машин — такие устройства не устраивали их быстро движущиеся колонны рыцарей-разбойников — и поэтому Каледор разработал стратегию, соответствующую силам, которые он имел в своем распоряжении. Попытаться задержать друкаев на Орлином перевале было бы опрометчиво, и ему придется убедить Финудела и Атиель выпустить их на равнину, где драконы Короля-Феникса и конница наибольшее эффективны.
        Погода постепенно улучшалась, когда они перешли в Эллирион. Штормы превратились в ливни и в конце концов утихли, когда на горизонте появились шпили Тор Элира. Каледор был рад видеть великое множество шатров и стад вокруг эллирийской столицы; армия королевства еще не выступила. Его уверенность еще больше возросла, когда он увидел в небе вверху шесть драконов, следящих за любым приближением врага.
        Его встреча с Финуделом и Атиель была краткой. Они согласились с его планом и отправили эскадроны своей кавалерии в легкой броне к Орлиному перевалу, чтобы следить за прибытием друкаев, двух драконов послали в качестве сопровождения, чтобы убедиться, что их не будут подстерегать. Объединенная армия переместилась на запад на два дня, чтобы защитить Тор Элир от нападения.
        Это было напряженное ожидание. Никто не знал всего размера воинства наггароти, и Каледору всегда казалось, что нападение было диверсией, призванной отвлечь его внимание от какой-то другой цели. Он отправил одного из своих драконьих князей на север, чтобы предупредить Корадреля в Крейсе, что друкаи могут предпринять новую атаку на его королевство, заверяя своего кузена, что он отправится на помощь как можно скорее, если это окажется правдой.
        Через три дня вернулись разбойники, посланные следить за врагом, подтвердив, что большая часть друкаев покинули Орлиный перевал и направляются в Тор Элир. Черный дракон прибыл с армией, вместе с несколькими всадниками на грифонах и мантикорах. Эти не слишком касалось Короля-Феникса; его драконы будут противопоставлены зверям друкаев.
        С согласия Финудела и Атиель Каледор приказал армии выдвигаться. Чем скорее друкаи столкнутся и будут уничтожены, тем счастливее будет Король-Феникс. После этого последнего нападения он сможет ответить на другое наступление или, как он надеялся, сможет собрать свою армию для нападения на Тиранок ранней весной.
        Небо было пасмурным, когда армии Каледора и Эллириона направились к Орлиному перевалу. Зима еще не полностью вышла из-под контроля, и на равнинах хлынул холодный дождь, принесенный с гор.
        Разведчики сообщили, что противник разбил лагерь в предгорьях Аннулии. Казалось, их целью было охранять вход на Орлиный перевал, подтверждая подозрения Каледора, что они были отправлены, чтобы отразить любую попытку, которую он может сделать, чтобы вломиться в Тиранок. В свете этого поспешный марш друкаев на юг имел больше смысла и намекал на изменение стратегии по сравнению с предыдущими годами.
        — Возможно, Карвалон и Титраин были правы,  — предположил Финудел, когда принимал Каледора в шатре, который делил с сестрой. Армия находилась в двух днях пути от лагеря друкаев, и Каледор созвал князей и капитанов на последний совет перед битвой.  — Друкаи потратили свою энергию и больше не жалеют войск для нападения на другие королевства.
        — Нет,  — сказал Каледор.  — Почему бы не защитить западный конец перевала? Единственная причина прийти на восток — Тор Элир.
        — Какая разница?  — сказал Дориен.  — Враг совершил ошибку, и мы должны извлечь из этого выгоду.
        — Согласен,  — сказал Король-Феникс.  — Мы атакуем, как планировали. Эллирийская кавалерия сформирует южное крыло армии и развернется вокруг вражеского лагеря на запад, отрезая путь к Орлиному перевалу. Остальная часть армии будет атаковать.
        Затем последовали более детальные планы с использованием вражеских диспозиций, доставленных разведывательными эскадронами. Друкаи занимали линию холмов, протянувшихся с юго-востока на северо-запад и защищенных с востока озером. Водное пространство не было препятствием для драконов, и Каледор использовал этот недосмотр, ведя драконов через озеро, чтобы атаковать открытый фланг противника, пока пехота наступала с юга.
        Когда план был составлен, князья и капитаны вернулись к своим ротам. Каледор остался с Финуделом и Атиель.
        — Если я ошибся в своих планах, скажите это сейчас,  — сказал им Король-Феникс, заметив оттенок нежелания от князя и княжны.
        — План хорош,  — сказал Финудел, но обменялся взглядом с сестрой.
        — Но если он не удастся, путь к Тор Элиру будет широко открыт,  — сказала Атиель.  — Если мы не победим, нас отодвинут на юг и запад, подальше от города.
        — Лучше бы нам не потерпеть неудачу,  — сказал Каледор.  — Нет сомнений в битве, но мы не можем позволить друкаям утвердиться в силе на восток от гор. Отказ от северного Эллириона, чтобы переместиться на юг, говорит о том, что друкаи, возможно, намерены использовать ваше королевство как площадку на пути вторжения в Каледор.
        — Не хочу быть грубым, но разве это плохо?  — сказал Финудел.  — Каледор пострадал мало, и его защита сильна.
        — Они должны уничтожить Тор Элир,  — сказала Атиель.  — Он не может быть покинут под угрозой постановки их лагерем.
        Финудела встревожила эта мысль.
        — Итак, мы возвращаемся к нашей прежней заботе,  — сказал князь.  — Возможно, у друкаев есть другая армия на перевале, которая ждет, когда мы раскроем наш фланг для атаки на лагерь.
        — Если вы видите какой-то другой путь, скажите мне сейчас,  — сказал Каледор.  — Если нет, мы атакуем через два дня.
        От правителей Эллириона не поступило плана получше, и поэтому Каледор вернулся в свою палатку. Он отпустил своих слуг и погрузился в раздумья, пытаясь понять цель вторжения друкаев. Как бы он ни смотрел на ситуацию, наиболее вероятной причиной тому была диверсия или первая проба в направлении Каледора.
        При любой уловке друкаев Каледор решил уничтожить их армию и бороться с любыми последствиями. Потерять себя в предугадывании намерения фанатиков наггароти — бессмысленное занятие, как предупреждал Дориен.

        Освежающий ветер принес холод с гор, и низкие облака однородной серостью покрывали небо. Авангард разбойников Финудела в середине утра провели короткую стычку с передовыми друкаев, загнав пикеты обратно в лагерь. Армия Каледора выстроилась на линии битвы, когда в лагере противника прозвучали предупреждающие рога, а рядом с палатками выстроились ряды копейщиков и арбалетчиков.
        Баррикада из заостренных кольев защищала подход с юга. Краткая вылазка эскадрона рыцарей показали, что были тоже вырыты рвы и совершить удар конницей невозможно. Это не было откровением для Каледора, который и не планировал совершать своими рыцарями лобовую атаку. Когда несколько тысяч друкаев собрались для битвы, он был убежден, что его план сработает. Противник не задумывался о воздушном нападении через озеро.
        Среди черно-лиловых наггароти были несколько красных знамен, украшенных символами кхаинитов. Зрелище этого вызывало волну гнева по армии Каледора, поскольку еще помнили зверства в Котике. Король-Феникс строго наказал своим капитанам, чтобы они не позволяли мыслям о мести повлиять на их решение. Они будут следовать плану, как он был изложен, и не будут пытаться отомстить кхаинитам, если это будет означать какое-то отклонение.
        Получив заверения, что все будет так, как требовал Король-Феникс, Каледор поднялся в небо верхом на Маэдретнире. Дракон был в угрюмом настроении.
        — Сырой день для битвы,  — прорычал зверь.  — Ты оторвал меня от комфорта моего логова из-за этой толпы?
        — Взгляни туда, на запад от лагеря,  — ответил Каледор.
        На вершине скалистого выступа взмахнул крыльями черный дракон. С такого расстояния Каледор не мог различить всадника, который казался странно расположенным для поддержки своих войск. Два всадника на мантикоре и пара грифонов взмыли в воздух над лагерем, но всадник на драконе не двинулся с места. Существо, на котором он ехал, было огромным, возвышаясь над шатрами друкаев. Он не сомневался, что такой зверь будет принадлежать высокопоставленному князю друкаев.
        В армии были и другие существа, которых погонщики друкаев заставили занять свои позиции. Облака пара и дыма окутали монстров, пока они неуклюже пробирались через щели, оставленные пехотой.
        Низко летя, Каледор подал знак своим капитанам начать наступление. Вдоль линии серебра и белого заревели трубы, и как один армия Короля-Феникса двинулась вперед. Финудел и его рыцари-разбойники прорвались влево, направляясь на запад, в то время как Атиель и ее кавалерия проложили более северный маршрут, вклиниваясь между ее братом и врагом, чтобы отразить любую контратаку.
        Не желая раскрывать свои намерения слишком рано, Каледор кружил над своими войсками вместе с другими драконами. Когда враг был бы в пределах досягаемости лука, они направятся на восток и нападут на врага с другой стороны озера.
        Со своей точки обзора он осмотрел расположение лагеря друкаев. Он был похож на то, что он видел раньше, организованный упорядоченными рядами, хотя он заметил несколько групп палаток, разбросанных на периферии к югу и востоку. Он казался довольно большим по сравнению с количеством сформированных войск, давая Королю-Фениксу мгновенную паузу для размышлений. Он рассудил так, что это подтвердило его подозрения, что лагерь предназначался в качестве плацдарма и был готов принять больше войск в будущем по мере строительства укреплений.
        Некоторые из культистов не смогли удержать свои позиции и отделились от линии друкаев. Их стоны и крики можно было услышать, пока Маэдретнир пронесся вдоль линии армии Каледора. Роты копейщиков не останавливали свое наступление, оставляя кхаинитов на расправу лучникам, которые стояли длинными рядами с луками наперевес.
        Когда были выпущены первые стрелы, в кхаинитов ворвался удар, направленный из центра армии Каледора. Их поглотило облако стрел, посылаемых дюжинами упорядоченных залпов, оставляя за собой след из полуобнаженных тел. Не обращая внимания на жертвы, культисты продолжали наступать на лучников.
        Ни один культист не достиг линии, но их самоубийственное нападение нарушило слаженность армии Каледора. Роты копейщиков приближались к вражеским многозарядным арбалетам без поддержки лучников. Если они будут ждать, пока лучники присоединятся к ним, они пострадают от огня снарядов противника; если они будут продолжать наступление, они рискуют быть окруженными контратакующими.
        — Иди с копейщиками!  — окликнул Дориена Каледор, махнув копьем в сторону врага.  — Возьми с собой Анатериона!
        Его брат просигналил, что понял, и два дракона нырнули вниз, быстро догнав копейщиков. Противник подтянул свою линию, чтобы встретить эту атаку, еще больше ослабив свой фланг, все еще полагаясь на защиту, предлагаемую озером. Каледор подал сигнал оставшимся драконьим князьям следовать за ним, когда направился на восток к воде.
        Дориен и Анатерион пронеслись вдоль линии друкаев, их драконы выдыхали огонь на многозарядные арбалеты, пока копейщики Каледора прорвались через оборонительные рвы. Мантикоры и грифоны ринулись через лагерь, и вскоре искусная воздушная схватка поднималась и опускалась над двумя линиями пехоты, меньшие звери пытались разделить двух драконов и сосредоточить свое число на одном из них. Дориен и его спутник знали о риске и поднялись выше, почти крыла в крыло, оставив позади мантикор и грифонов. После краткого обсуждения они снова спустились, оба дракона пронзили мантикору огнем и когтями.
        Каледор следил за главной битвой, пока Маэдретнир пронесся через озеро, его крыло било, посылая рябь по спокойным водам. Копейщики почти достигли друкаев, и лучники быстро двигались в поддержку; конница Атиель достигла холмов к западу от лагеря и поворачивала на север, чтобы направиться на врага с тыла; в несколько мгновений Каледор и его драконы достигнут восточной оконечности лагеря и окружат друкаев.
        Суматоха движения в лагере привлекла внимание Короля-Феникса. Дюжины палаток были быстро сброшены, обнажая многозарядные батареи. Как только они были обнаружены, военные машины начали выпускать свои смертельные выстрелы. Первый сокрушительный залп поразил копейщиков, когда они пробирались сквозь стены кольев.
        Каледор оказался летящим в облаке копий с железными наконечниками, каждое древко светилось смертоносной руной. Маэдретнир сделал все возможное, чтобы избежать заградительного огня, но болты загремели и прорвали его бок, когда он повернул на север. Стрела прорвалась сквозь его крыло, оставив горящую дыру, дракон издал рычание боли.
        За Каледором Имритиру и его зверю так не повезло. Задетый шквалом болтов, князь упал в седло с пронзенной древком грудью; его дракона ударили два болта, пронзившие его горло, и он рухнул в озеро, подняв огромный фонтан воды.
        Столкнувшись с такой массой огня, копейщики изо всех сил пытались продвинуться вперед. Те, кто успешно преодолел колья и болты, были легкой мишенью для многозарядных арбалетов, и они погибали сотнями. Каледор помчался на север, вне досягаемости метателей болтов, в поисках какого-то другого пути в лагерь, но увидел, что кольцо машин окружило весь холм.
        Битва развернулась в одно мгновение. Атиель вынуждена был сдержать свой удар, оставив пехоту отбиваться в зубах врага без поддержки. Гидры и химеры бросились в бой, сокрушая и кусая, извергая огонь и окаменяющий газ.
        Над лагерем Дориен и Анатерион делали все возможное, чтобы угрожать боевым машинам друкаев, но их неоднократно оттесняли ныряющие атаки мантикор и грифонов. Рискуя быть сбитыми, оба князя были отброшены все дальше и дальше на север, подальше от сражавшейся пехоты.
        Теперь, когда метатели болтов были раскрыты, Каледор смог увидеть гения, которым они были помещены. Любой дракон, приземлившийся, чтобы уничтожить батарею, был бы легкой мишенью, по крайней мере, для двух других. Он пролетел высоко над лагерем в поисках щели в обороне, но ничего не нашел. Столкнувшись с массивными боевыми машинами, капитаны пехоты озвучили сигнал к возвращению, отступая линией обратно ко рву, где, по крайней мере, было какое-то прикрытие от непрекращающихся залпов военных машин. Хотя это была лишь временная передышка; в какой-то момент они должны были продвинуться вперед или отступить со своих позиций и были бы убиты.
        Каледору нужно быстро придумать. Пехота друкаев перестраивалась после ближнего боя, готовясь пробиваться, используя преимущество. Ситуация была плохой, но решительный шаг сейчас мог качнуть успех в сражении обратно к силам Короля-Феникса.
        Он заметил, что драконий всадник наггароти не двигался. Возможно, князь опасался участвовать в битве или просто оставлял ему выбор. В любом случае, Каледор не был уверен в победе, если бы не смог вытащить черного дракона, предпочтительно заманив его подальше от защиты метателей болтов.
        Пока Маэдретнир снова кружил, слишком высоко для болтов друкаев, Каледор увидел какое-то движение в стане врага. С высоты было невозможно что-либо разглядеть, но королю показалось, что обрывки тени пробирались от шатра к шатру.
        — Что ты видишь?  — он спросил Маэдретнира, чьи глаза были еще острее, чем у Короля-Феникса.
        Дракон перевел взгляд на землю и остановился в воздухе, медленно взмахивая крыльями, чтобы удержаться на месте. Странное эхо звучало из груди Маэдретнира, драконианское выражение удивления.
        — Это похоже на тени, которые ходят,  — сказал Маэдретнир.  — Я не вижу фигур, которые их отбрасывают.
        Пока он наблюдал, Каледор увидел темные лужи, сходящиеся на одной из батарей. Казалось, была какая-то борьба, команда вытаскивала мечи против какого-то врага, которого Каледор не мог различить. Что бы ни атаковало, сокрушить экипажи военных машин не заняло много времени. Батареи замолчали, и тьма рассеялась, передвигаясь по лагерю, прежде чем соединиться рядом с другой линией метателей болтов.
        — Атака!  — воскликнул Каледор, улучив шанс.  — На восток!
        Маэдретнир не колебался. Дракон сложил крылья и нырнул. Он почувствовал, как дрожь пробежала по телу дракона, когда они приблизились к метателям болтов. Залпа не было, и пара нырнула еще ниже. Быстро прикрывшись, Каледор увидел, что одетые в черное эльфы воюют с экипажами военных машин. Он не знал, что происходит, но знал, что нельзя терять времени.
        Взгляд вверх показал, что другие драконьи всадники заметили безопасный спуск своего короля и с шумом и ревом пламени они нырнули вниз, стремясь отомстить друкаям, которые досаждали им. Видя атаку драконов, пехота подалась вперед с трубами, возвещающими штурм, в то время как Атиель и Финудел смогли, наконец, давая сигнал наступлению кавалерии.
        Каледор взглянул на черного дракона и увидел, что его всадник не сделал ни одного движения в ответ на поворот в битве. Более непосредственная угроза была, когда мантикора и ее всадник бросились от линии друкаев, направляясь прямо к Королю-Фениксу.
        — Остерегайся жала,  — сказал Каледор.
        — Это не первая мантикора, которую я убил,  — ответил со смехом Маэдретнир.  — Разберись с всадником, и я покажу тебе, как это делается.
        Друкай сидел верхом на рычащем звере, орудуя копьем, клубившимся в потрескивающей энергии. Каледор принял удар своим щитом, магия ярко вспыхнула от защитных чар, заключенных в итильмаре. Копье Короля-Феникса отыскало бедро всадника мантикоры, пробив броню и кость, чтобы вонзиться в бок монстра. Он издал страдальческий вой и хлестнул своим жалом по нижней части Маэдретнира. Дракон поймал молотящий отросток одним из своих задних когтей, а другим схватил мантикору за горло.
        Мощными взмахами крыльев Маэдретнир устремился вверх, волоча за собой мантикору. Всадник еще не был мертв и замахнулся копьем в горло дракона, но его острие было отбито копьем Каледора. Повернувшись, дракон слегка изменил хватку, перемещая хвост мантикоры из задней лапы в переднюю. Одним укусом Маэдретнир отрубил хвост, жало упало, пока мантикора свирепствовала, извиваясь и рыча в неподвижной хватке дракона.
        — А теперь конец,  — заявил Маэдретнир.
        Его челюсть снова щелкнула, сдавив всадника и пронзая позвоночник мантикоры. Позвонки разлетелись, когда дракон стиснул челюсти, кровь ливнями хлынула на лагерь далеко внизу. С последним усилием Маэдретнир согнул тело и ноги, разорвав мантикору пополам. Он позволил извергающим кровь остаткам выпасть из его хватки, изуродованный труп всадника упал, когда останки мантикоры завращались вниз.
        Как только он оглянулся на пехоту друкаев, Каледор понял, что битва выиграна. Противник сотнями устремился назад через лагерь, оставляя свои позиции в массовом разгроме. Не было никакого спасения от Финудела и Атиель, сметающих с другой стороны лагеря. Многие из друкаев бросили оружие, моля о пощаде. Их мольбы не были услышаны, так как рыцари и копейщики сошлись, убивая всех врагов на своем пути.
        Оба грифона и их всадники были убиты другими драконьими князьями, а выжившая мантикора направилась на запад, ее всадник решил, что своевременный уход позволителен. Каледор снова посмотрел на черного дракона. Было что-то тревожное в том, как его всадник был доволен, наблюдая за бойней. Он задавался вопросом, не было ли это, возможно, некой иллюзией, наколдованной друкаями, и сказал Маэдретниру направиться к нему. Как только король и его дракон направились в его сторону, дрейк поднялся в воздух, огромные крылья отбрасывали огромную тень на лагерь.
        Несмотря на это, всадник пронесся над эскадроном рыцарей-разбойников Атиель, уничтожая десятки всадников и лошадей, еще больше раздувая облака ядовитого пара от отравления его драконом. Медленно повернувшись, черное чудовище двинулось на запад. Каледор увидел короткий проблеск сияющей синевы, пылающий меч, поднятый в насмешливом приветствии, а затем дракон поднялся к облакам. У него было слишком много форы, чтобы успеть, и вскоре он исчез в облаках над горами.
        Встревоженный этой демонстрацией, не зная, что она означала, Каледор направил Маэдретнира к земле. Большая часть лагеря уже была захвачена. Единственное сопротивление, казалось, исходило от группы эльфов в черных одеждах, укрывшихся в небольшой роще на северном склоне холма.
        — Я сожгу их,  — сказал Дориен, проносясь мимо на своем драконе.
        Он был за пределами слышимости, прежде чем Каледор смог ответить, поднимаясь все выше и выше, готовясь к атаке. Каледор последовал за своим братом, поднимая голову, когда князь и дракон поднялись в облака.
        Его внимание привлек крик слева.
        — Прекратите атаку!  — воскликнул Финудел, упорно скачущий через затоптанные палатки, его рыцарей пытались не отставать.
        — Они союзники!  — крикнула Атиель, так же упорно скачущая с запада.
        Князь и княжна осадили своих коней рядом с Каледором, ужас был написан на их лицах.
        — Наггароти в лесу не враги,  — сказал Финудел.  — Я их узнаю.
        — Это Тени Анарсов!  — воскликнула Атиель.  — Не причиняйте им вреда.
        Чертыхаясь, Каледор рявкнул на Маэдретнира, чтобы броситься. Они направились к деревьям, когда Дориен начал свое крутое снижение, дым и огонь вырывались из пасти дракона. Каледор знал, что нет смысла кричать; его брат ничего не услышит из-за рева ветра.
        — Опереди их,  — сказал он Маэдретниру.  — Быстрее!
        Дракон рванулся к деревьям, взмахи крыльев раскидывали эльфов внизу огромными порывами ветра. Каледор низко пригнулся и поднял щит, чтобы направить несущийся воздух над головой, чтобы не сломаться о седло от нагрузки.
        Дориен не замедлился, вероятно, подумав, что Каледор присоединился к атаке. На бушующем ветру все, что мог сделать король, это крепко сжать копье и щит, глядя вперед сквозь прищуренные глаза.
        Маэдретнир взревел, все его тело тряслось от напряжения. Оглушительный рев задел струну в сознании Каледора; на мгновение он был переполнен первобытным страхом и почти отпустил копье. Это был вызов, охотничий клич, требование территории, с которым не могло сравниться ни одно другое существо.
        Дракон Дориена инстинктивно отреагировал на это, повернув прочь от леса и бросившись на Маэдретнира с ревом. Почти сброшенный со своего трона при смене направления, Дориен потерял щит, который рухнул на деревья, когда Маэдретнир и другой дракон ринулись навстречу друг другу.
        Каледор понял, что в выражении вызова Маэдретнир вернулся в его самое дикое состояние. Он рявкнул заклинание Укротителя Драконов, пытаясь вырвать дракона из его инстинктивного поведения; он предполагал, что Дориен поступит так же.
        Маэдретнир издал странный визг боли, срывающийся от ярости. Он сложил крылья, падая, как огромный камень, так что другой дракон пролетел над головой. Он смог только полуоткрыть их снова, прежде чем ударился о землю, раздвинув ноги, чтобы уменьшить удар. Стволы разлетелись в щепки, а ветви раскидало, когда дракон ворвался в лес. В зелено-коричневом ливне дракон и всадник соскользнули с пологого склона, когти Маэдретнира прорезали глубокие борозды в земле, когда он затормозил.
        Они остановились, и дракон, тяжело дыша, упал на живот. Шея Каледора вспыхнула от боли, и он понял, что его зубы сжались так сильно, что мышцы челюсти сомкнулись. С усилием он открыл рот, боль хлынула по бокам его шеи.
        Маэдретнир покачал головой, пыхтя дымом, когда он пришел в себя.
        — С тобой все в порядке?  — спросил дракон, запрокинув голову, чтобы посмотреть на Каледора.
        Король-Феникс хмыкнул и кивнул, как мог, не в состоянии говорить. Он бросил щит и копье на землю и сорвал с себя богато украшенный шлем и перчатки. Потирая шею руками, он потянулся, боясь, что позвоночник сломан. Боли не было, и он расслабился, наклонившись вперед, чтобы похлопать дракона по плечу.
        — Мы не одни,  — сказал Маэдретнир.
        Каледор огляделся и обнаружил, что его окружают несколько десятков эльфов в черных одеяниях, луки которых изогнуты, а стрелы направлены прямо на него. Один из них подошел поближе, держа в руке лук, красивый серебристо-белый предмет, тетива которого была не толще волос эльфийской девы. Темные глаза холодно смотрели на Каледора из-под капюшона эльфа. Он медленно опустил лук, и остальные темные эльфы сделали то же самое.
        — Ты, должно быть, Король-Феникс,  — сказал их лидер, откидывая капюшон, чтобы показать тонкую серебряную корону.  — Тот, кто называет себя Каледором.
        — Ты, должно быть, Алит Анар,  — ответил Каледор.  — Тот, кто называет себя Королем Теней.

        Эллирийцы обыскивали лес из-за Каледора. Король-Феникс услышал, как Финудел зовет его по имени. Другой, более высокий голос звал Алита: Атиель. Услышав голос княжны, в поведении Алита настала перемена. Он поманил Каледора спешиться и разогнал своих воинов резкими командами.
        Маэдретнир расположился, позволяя Каледору расстегнуть ремень и упасть на усыпанную ветками землю. Стоя рядом с Королем Теней, Каледор обнаружил, что Алит намного ниже, чем он себе представлял, и намного моложе. Ему, вероятно, не было и ста лет, но, судя по его подвигам, Каледор считал его ветераном войны.
        — Малекит жив,  — сказал Алит.
        Сначала Король-Феникс подумал, что ослышался.
        — Что ты сказал?  — сказал Каледор.
        — Малекит, князь Нагарита, до сих пор жив,  — сказал Алит.
        — Ты ошибаешься,  — сказал Каледор, качая головой.  — Он был сожжен пламенем Азуриана. Я говорил с теми, кто это видел.
        — А я разговаривала с ним не так давно,  — ответил Алит с легкой ухмылкой.  — Кто из нас ошибается?
        — Как такое может быть?  — Эта мысль была выше понимания Каледора. Показания Тиринора, Каратриля и Финудела говорили об останках, которые были унесены из храма Азуриана.
        — Колдовство,  — сказал Алит.  — На нем заколдованные доспехи цвета полуночи, хотя они все еще горят от жара ковки. Он попросил меня присоединиться к нему.
        — Он сделал что?  — Каждое откровение было более невероятным, чем предыдущее. Каледор внимательно посмотрел на Алита, пытаясь обнаружить любой намек на увертку. Он ничего не видел и не мог придумать, почему последний из Анарсов выдумал такую нелепую историю.
        — Малекит продолжает жить, опираясь на свою магию, и теперь называет себя Королем-Колдуном,  — объяснил Алит.  — Вы видели его сегодня.
        — Драконий всадник?  — сказал Каледор.
        — Да, это был Король-Колдун,  — сказала Алит.  — Когда он пришел ко мне на руины Эланардриса, он предложил мне место рядом с собой. Я сказал нет.
        — У меня есть только твое слово,  — сказал Каледор.  — Как тебе удалось выжить?
        — Убежав,  — ответил Алит с однобокой улыбкой.  — Убежав очень быстро. Они преследовали нас в горах, но мы знаем вершины и перевалы лучше, чем кто-либо другой, и спаслись. Я последовал за Малекитом на юг и узнал о его планах здесь.
        — Я благодарю вас за вашу помощь, хотя в этом и не было необходимости,  — сказал Каледор.
        — Не было необходимости?  — смех Алита был на грани презрения.  — Ваша армия была уничтожена.
        — Я собирался приказать драконам атаковать метателей болтов одновременно,  — сказал Каледор, скрестив руки на груди.  — Мы бы уничтожили половину военных машин за один миг. Битва была далеко не проиграна.
        — Я боролась не ради твоей благодарности,  — сказал Алит, отступая на шаг.  — Как я говорил твоему брату и твоему кузену, я борюсь за Нагарит, и все.
        — Докажи мне, что ты не должен быть верен Малекиту,  — сказал Каледор.  — Поклянись в верности трону Феникса.
        — Никогда,  — сплюнул Алит, поднося руку к эфесу меча на своем поясе.  — Я больше не дам клятвы ни одному королю. Нагарит — не твой, чтобы командовать, он мой.
        — Мой отец был там, когда Малекит преклонил колено перед Бел Шанааром и поклялся ему в верности,  — прорычал Каледор.  — Кто ты такой, чтобы делать для меня меньше?
        — Я Король Теней,  — сказал Алит, касаясь рукой венца на лбу.  — Это корона Нагарита, которую носил сам Аэнарион. Мой дед был последним из великих князей, равным твоему предку. Не думай, что из-за того, что я ношу тени вместо своего плаща, я оставил свою родословную.
        — Я не стану защищать тех, кто не поклянется в повиновении,  — сказал Каледор.
        — Я не нуждаюсь в твоей защите, Нагарит не нуждается в твоем правлении,  — сказал Алит.
        Отпрыск Анарсов взглянул через плечо Каледора, и выражение его лица снова изменилось; гнев исчез, сменившись мрачным взглядом. Король Теней быстро заговорил:
        — Не думай, что ты видел худшее в этой войне, Каледор. Морати с самого начала знала, что Малекит жив, и создавала для него армию. Они самые смертоносные наггароти, рыцари Анлека в своем сердце. Они были скрыты, даже от меня, на Оскверненном острове, изучая смертоносные навыки Кхаина у его кровавого алтаря. Вы не сталкивались ни с чем, подобным им. Ты еще не видел и половина силы Нагарита. Приготовьтесь к нападению.
        — В Нагарите не может остаться такой силы,  — сказал Каледор.  — За последние годы друкаи потерпели много поражений. Что за армия уничтожена сегодня?
        Алит горько рассмеялся, этот зловещий звук пронзил сердце Каледора.
        — Сегодня ты убил испуганных тиранокцев,  — сказал Король Теней.  — Они боятся Короля-Колдуна и сражаются как новобранцы в его армии. Они скорее умрут от мечей твоих воинов, чем встретятся с кхаинитами, что которыми командует Малекит. Весть о судьбе Котика распространилась далеко.
        Звуки поисков приближались; опустошение, оставленное падением Маэдретнира, было нетрудно обнаружить. Неловкость Алита увеличилась, и он бросил взгляд на Каледора. Внезапно он снова стал похож на юного князя, которого Каледор впервые увидел вблизи, обеспокоенного и одинокого.
        — Многие думали, что я убит, и не без причины,  — сказал Король Теней.  — Скажи Финуделу, что я все еще жив; пусть сам решает, должны ли знать об этом Атиель. Лучше бы она меня не видела.
        — Ты бы предпочел не видеть ее,  — сказал Каледор, читая выражение лица Алита.
        — Я не могу, я лишился этой жизни, когда стал Королем Теней.
        — Ты странный человек, Алит Анар,  — сказал Каледор.  — Мне не нравится, что ты называешь себя королем, но если тебе нужна моя помощь, пошли весточку.
        — Эльф, который носит имя своего деда и имеет дракона в качестве своего лучшего друга, называет меня странным?  — сказал Алит со смехом. Он стал серьезным.  — Я не охотничья собака, чтобы меня звали, когда ты захочешь. Я волк, и я охочусь по-своему. Я буду бороться с друкаями, но не по твоей команде. Я еще раз говорю, Нагарит — это не твое, это мое. Держись подальше.
        Алит повернулся и бросился в темноту леса, быстро исчезая в тени. Мгновение спустя Финудел позвал из-за спины Каледора, и Король-Феникс обернулся.
        — Кто это был?  — спросил эллирийский князь.
        — Мы обсудим это позже,  — сказал Каледор, его мысли были полны пугающих предупреждений Алита.

        ГЛАВА 18
        Возрождение феникса

        Равнины за стенами Анлека были еще покрыты инеем, воздух, воздух дымился от дыхания тысяч воинов. Облаченные в темные доспехи на белой земле, они ряд за рядом ждали приказа своего короля. Малекит смотрел на свою армию с башни восточных ворот, затмеваемую Сулекх, драконом Короля-Колдуна. Чудовище с черной чешуей нависло над сторожкой с полураспростертыми крыльями, ее шкура была изрыта шрамами от многочисленных схваток с выводком. Никто не мог приручить ее до Малекита, и теперь, когда она была подчинена его воле, черный дракон была его телохранителем, а также переносила его.
        Стук каблуков по каменным ступеням надвратной башни возвестил о прибытии Морати. Колдунья-королева шагнула на вал и встала рядом со своим сыном, обследуя воинство Анлека.
        — Это прекрасный подарок на коронацию,  — сказал Малекит, горящими глазами оглядывая собравшиеся внизу отряды.  — Ты поступила мудро, сохранив их для меня.
        — Я знала, что однажды ты вернешься к нам,  — ответила Морати.  — Все, что осталось,  — это использовать свой дар, чтобы захватить трон Ултуана.
        — Мы проинспектируем войска,  — объявил Король-Колдун.
        Он протянул правую руку, и пламя, играющее вокруг его доспехов, погасло, оставив в воздухе клубы дыма. Морати положила свою руку на протянутую руку, и они вдвоем спустились с башни и направились к выходу из города.
        — Ты уже встречался с Хеллеброн,  — сказала Морати, махнув рукой в сторону кхаинитской верховной жрицы. Ее волосы были обесцвечены и торчали шипами, а лицо покрывала маска засохшей крови.
        — Да здравствует Король-Колдун, сын Кхаина!  — вскрикнула она, подняв над головой два клинка. Кхаиниты издавали хвалебные возгласы, завывали и кричали, размахивая своим оружием.
        Король-Колдун и колдунья прошли мимо причитающих культистов туда, где их ждала дюжина князей и военачальников, их роты с копьями и многозарядными арбалетами стояли в неподвижных рядах, когда холодный ветер пронзал открытую равнину. Экипажи сотни метателей болтов стояли рядом со своими машинами, в окружении пяти тысяч рыцарей в тяжелых доспехах на черных конях.
        — Воинство Анлека,  — сказала Морати.
        Малекит кивнул, и по команде тысячи наггароти ударили копьями и мечами о щиты и топнули ногами.
        — Приветствуем Короля-Колдуна!  — взревели они, поднимая оружие в знак приветствия.
        Дальше на север были звериные загоны, где отдыхали черные драконы, окруженные туманом ядовитого газа.
        Мантикоры расхаживали в своих железных клетках и ревели от разочарования. Грифоны и гидры натягивали свои цепи, их хриплое рычание и шипение замирали до молчания при приближении Короля-Колдуна. Даже мантикоры, казалось, были напуганы присутствием Малекита, почтительно опустившись на корточки, покорные всхлипы эхом отдавались от клеток.
        Там были и другие воины: разведчики в легких доспехах и пешие рыцари в длинных кольчугах и шлемах с высокими гребнями. Колдуны и колдуньи Морати, которых было с дюжину, опустились на колени, когда Малекит подошел ближе. Убийцы, заклейменные и татуированные знаками Кхаина, распростерлись, показывая в знак повиновения отравленные кинжалы из черного кристалла.
        — Каков твой план?  — спросила Морати, когда мать и сын повернули обратно к городским воротам.
        — Крейс должен пасть,  — объявил Король-Колдун.  — Тор Акар должен быть взят, если мы осуществим любую кампанию против Восточных королевств.
        — Что приведет нас на территорию Анарсов,  — сказала Морати.  — Многие армии не вернулись с тех гор.
        — Это моя территория!  — зарычал Малекит, вырывая руку у матери. Пламя заколыхалось вокруг его брони, горя темно-синим, внутренняя часть шлема засветилась тем же оттенком.  — Я раздавлю Анарсов, как ты должна была сделать десять лет назад.
        — Это глупая затея пытаться покорять горные вершины,  — бросила Морати.  — Многие из моих недальновидных приспешников погибли, пытаясь совершить подвиг.
        — Я не говорил, что буду завоевывать Эланардрис,  — сказал Малекит,  — я сказал, что раздавлю Анарсов. Поход в Крейс будет слишком заманчивой целью, и когда они нападут, я заманю их и убью последнего отпрыска Эолорана. Без Алита их сопротивление рухнет.
        — Долгие годы мы полагали, что он умер,  — сказала Морати.  — Он хитер.
        — Я знаю его,  — сказал Малекит.  — Я его видел. Он всего лишь мальчик. Он меня не перехитрит.
        Они прошли под воротами, когда военачальники отпустили армию обратно в свои лагеря. Огромная железная решетка опустилась, и ворота закрылись, когда пара вышла на позднее зимнее солнце, которое сияло на площади внутри стен.
        — Ты говорил, что возьмешь Тор Акар,  — напомнила Морати.
        — С Тираноком и Крейсом в моем распоряжении, Эллирион вскоре падет. Авелорн — это трата сил, закончим на досуге. Котик лежит в руинах, и поэтому следующей целью будет Сафери. Тириол не сравнится ни с кем из нас, а вместе мы сможем уничтожить его стаю магов и лишить Каледора их волшебства.
        — Ты, кажется, уже все предусмотрел,  — сказала Морати, как они вдвоем пересекли площадь по направлению к дороге, ведущей к дворцу Аэнариона.
        — У меня было много времени обдумать свои планы,  — ответил Король-Колдун.  — Когда боль была не слишком сильной, я думал о том, что буду делать. Я изолирую Имрика, отниму у него все преимущества и союзников, и когда он останется в одиночестве, я предложу ему шанс передать трон Ултуана.
        — Он никогда не согласится,  — сказала Морати.  — Он слишком упрям, чтобы признать поражение.
        — Я и не хочу, чтобы он соглашался,  — сказал Малекит. Он вытянул объятую пламенем руку.  — Когда он откажется, я схвачу его за горло, и он сгорит. Он не познает и сотой доли той боли, которую знал я, но это все равно будет мучительная смерть. Я убью его народ и низвергну Тор Калед. Драконы будут сломлены и повернуты на наше дело, и когда все это будет сделано, когда Имрик узнает, что я владыка эльфов, я сожгу его до смерти.
        Малекит содрогнулся от восторга, когда представил себе этот славный момент. Его настигло видение коронации в его снах. Он кончиками пальцев чувствовал обуглившуюся плоть узурпатора и слышал его сдавленные крики о пощаде. Малекиту было хорошо знакомо зловоние сожженной плоти, но запах жертвоприношения Имрика был бы слаще, чем тончайший фимиам Котика. Кожа будет пузыриться, а глаза расплавятся. Плоть разорвется, а кости превратятся в пепел.
        — Я знаю его пределы,  — сказал Король-Колдун, с некоторым усилием освобождаясь от грез.  — Мой набег в Эллирион доказал, что я превосходный командующий. Он повинен в крайностях, лавируя между осторожной обороной и чрезмерной атакой. Он никогда не был мне ровней.
        — И все же он разбил тебя в Эллирионе,  — сказала Морати, бросая взгляд на лицо сына в маске.
        — Я и не собирался побеждать его,  — ответил Малекит, сдерживая свой гнев, несмотря на обвинения в голосе матери.  — Тиранокских новобранцев никогда не будет в армии, достойной моего командования. И я преподал Имрику урок, который заставит его нервничать, вновь атакуя мою армию. Я использую эту неопределенность в свою пользу, когда ударю по Тор Акару.
        — Что в Тираноке?  — сказала Морати.
        Они достигли площади перед дворцами. Сулекх пронеслась над городом, ее массивная тень заслонила солнце от площади, когда она полетела на насест на одной из древних башен дворца, камни и плитки рассыпались в пыль, когда она нашла опору своими когтями.
        Малекит взглянул на дракона, удивленный ее поведением, преданным и зависимым, как у охотничьей собаки.
        — Тиранок?  — сказал он, вспоминая вопрос.  — Он безопасен. Имрик не рискнет начать наступление, пока его союзников атакуют. Ему придется защищать Крейс, иначе он потеряет преданность своих сторонников. В этом его слабость. Его волнует, что думают его подданные.
        — Для тебя это не проблема,  — сказала Морати, пока они поднимались по ступенькам к дверям дворца.  — Наш народ тебя обожает.
        — Они могут меня ненавидеть за то, что я забочусь об их мнении,  — ответил Малекит.  — Пока они меня боятся.

        Как бы ему ни было неприятно покидать свою армию, Каледор был вынужден созвать новый совет на острове Пламени, чтобы обсудить вопрос о возвращении Малекита. Для Короля-Феникса единственным, что изменилось, было положение его противника. Как правительница Нагарита, Морати была склонна действовать назло и не была прирожденным полководцем. Малекит был гораздо более опасной проблемой. Не было удачей, что он много завоевал в Элтин Арване.
        Оставив Маэдретнира, чтобы оправиться от ранений, в Тор Элире, Каледор путешествовал с Финуделом и Атиель, пока Дориен остался в качестве командующего объединенными армиями Каледора и Эллириона. Они на корабле прибыли в святилище Азуриана и, встреченные делегациями из других королевств, спешно собрались на совещание.
        Первый день испытал Короля-Феникса на терпение, так как каждый князь предлагал свои собственные теории о том, как произошло выживание Малекита. Некоторые усомнились в правдивости доклада, но были уверены в надежности Алит Анара в этом деле Атиель, которая была в мрачном настроении, с тех пор так как узнала об обнаружении самого Короля Теней воскресшим. Каледор рано закончил дневное заседание, понимая, что никаких реальных дел не будет совершено, пока князья все еще были ошеломлены откровением о возвращении Малекита.
        На второй день дела у него пошли немного лучше; совет, похоже, был полон решимости обсудить свои собственные текущие проблемы и то, как они повлияли на обещания, данные им на предыдущем совете. Каледор обнаружил, что план, который был согласован, в немалой степени откатил назад, и был сделан призыв обсудить новый курс действий.
        Король-Феникс внезапно покинул, когда Финудел произносил речь, выходя из святилища в дурном настроении. Миандерин догнал его на мраморной дороге, ведущей к причалам, где стоял королевский корабль.
        — Твой отъезд поспешен,  — крикнул жрец, поднимая руку, чтобы остановить короля.
        — Пустые клятвы,  — бросил Король-Феникс, повернувшись лицом к верховному жрецу Азуриана, когда тот поспешил вверх по белой дамбе.  — Обещания дали, а теперь они спорят о самом красноречивом способе отказаться от них.
        — Они боятся,  — сказал Миандерин.
        — Чего?  — ответил Каледор.
        — Малекита,  — сказал жрец.
        Король-Феникс не знал, что на это сказать. Миандерин воспринял его недовольное смятение как признак гнева.
        — Не будь с ними так суров,  — сказал жрец, беря Короля-Феникса за руку и подводя его к изогнутой скамейке на безупречной лужайке у дороги.  — Некоторые из них видели, как Малекит вышел из пламени, и даже если бы не это удивительное выживание, его репутацию нельзя не брать в расчет.
        — Меня он тоже пугает,  — признался Каледор, откидывая свой плащ из перьев и садясь.  — Вот почему мы должны объединиться и нанести удар первыми.
        — Твой страх подталкивает тебя к действию,  — сказал Миандерин, усаживаясь рядом с Королем-Фениксом и аккуратно складывая руки на коленях.  — Их страх делает их осторожными. То, что они когда-то считали истинным, оказалось ложным, и каждое новое сомнение, которое у них есть, усиливается.
        Каледор потер подбородок и обдумал это. Ему и в голову не приходило, что другие князья отреагируют подобным образом.
        — Ты должен развеять их страхи и сомнения,  — сказал Миандерин.  — Они последуют за тобой, они это показали, но ты не можешь их тащить с собой.
        — Пока мы говорим, друкаи могут выступить,  — сказал Каледор.  — У нас нет времени на бесконечные дискуссии.
        — И в этом ты демонстрируешь им свой страх.  — Миандерин повернул голову, чтобы посмотреть на храм.  — Ты не можешь их запугивать, поскольку узнал Малекита. Какими бы слабыми ты их ни считал, они князья Ултуана, правители своих королевств, и у них есть гордость.
        — Тщеславие.
        — Возможно, но не больше твоего,  — сказал верховный жрец.  — Что еще, кроме тщеславия, заставило тебя поверить, что они последуют за тобой без вопросов?
        — Необходимость,  — ответил Каледор.
        — Они видят мир по-другому. Они смотрят только на то, что должны потерять, в то время как ты видишь, что можно получить. Вот почему они выбрали тебя, чтобы дать им видение, которого им не хватает.
        — Я не такой лидер,  — сказал Каледор.  — Я не произношу речей и не трачу слова впустую.
        — И не надо,  — сказал Миандерин.  — Но твои действия могут быть неверно истолкованы. Что думает совет в данный момент? Ты их бросил? Они не знают твоих мыслей.
        Каледор посмотрел на сверкающую пирамиду храма, как будто она была осажденной крепостью, с тяжелым сердцем. Он глубоко вздохнул и встал, бросив взгляд на Миандерина.
        — Сообщить им мои мысли?  — сказал Король-Феникс.
        Жрец кивнул с ободряющей улыбкой.
        — Я могу это сделать,  — сказал Каледор.
        Он шагнул назад к святилищу, гвардия Феникса у двери раздвинула алебарды, чтобы позволить ему войти. Король-Феникс остановился и посмотрел на двух молчаливых воинов.
        — Позовите своего капитана, я скоро с ним поговорю,  — сказал король. Охранники кивнули в знак согласия, и Каледор вошел в святилище.
        Он шагнул к своему креслу, но не сел. Разговор князей затих, и все пристально наблюдали за ним. Король-Феникс снял крылатый шлем и положил его на трон. Затем он расстегнул застежку своего церемониального плаща и бросил массу перьев на спинку трона. Каледор повернулся лицом к остальным, скрестив руки.
        — Я снова Имрик,  — сказал он.  — Забудьте про плащ и корону. Забудьте о Короле-Фениксе. Послушайте Имрика, драконьего князя Каледора, к которому вы все обратились во время отчаяния.
        Он целеустремленно зашагал через святилище, громко звеня бронированной обувью по плиткам, заполняя тишину. Он встал перед столом, где сидел Тириол, и наклонился вперед, оперевшись кулаками на его деревянную поверхность.
        — Ты выбрал меня своим королем?  — сказал Каледор.
        — Я,  — ответил Тириол кивая.
        — Почему?
        Маг посмотрел на остальных, прежде чем ответить.
        — Ты лучше всех подходил для этого,  — сказал Тириол.  — Твои навыки воина и командующего, твоя решимость и твои принципы сделали тебя лучшим из всех князей.
        — Есть ли кто-то еще, кто превосходит меня в этом отношении?  — Глаза Каледора уставились на мага, пока он ждал ответа.
        — Нет,  — сказал Тириол.
        Каледор выпрямился и посмотрел на других князей.
        — Если кто-то из вас не согласен с Тириолом, кто один среди нас выбрал двух королей, скажите сейчас.
        Никто из князей не заговорил. Некоторые обменялись взглядами. Финудел улыбнулся и кивнул, в то время как Корадрель поднял кулак в приветствии. Король-Феникс вернулся к своему трону и надел плащ и воинский шлем, прежде чем сесть.
        — Я Каледор, Король-Феникс, ваш правитель,  — сказал он, наклонившись вперед и положив кулаки на ручки трона.  — Пока я жив, мы не потерпим поражения. Такова моя клятва.
        Воодушевленный этим смелым заявлением, совет согласился прекратить обсуждение до следующего дня, когда они услышат предложение Короля-Феникса. Когда князья покинули главный зал храма, вошел высокий воин, в блестящих серебряных доспехах, с алебардой в руке, в развевающемся белом плаще, украшенном вышитыми красным и золотым языками огня: капитан гвардии Феникса, Элентирион.
        Каледор сел и махнул главному защитнику храма подойти.
        — Вы поклялись защищать пламя Азуриана,  — сказал Король-Феникс.  — Малекит погасит пламя, если будет возможность. Он не позволит никому другому пройти через него. Ты понимаешь?
        Капитан кивнул, не отрывая глаз от Каледора.
        — Ваша защита храма Азуриана не может начинаться и заканчиваться на острове Пламени,  — продолжил король.  — Если я потерплю неудачу, если мы все потерпим неудачу, Ултуан будет захвачен, включая этот храм. Гвардия Феникса должна сражаться вместе с Королем-Фениксом, если они хотят выполнить свой долг.
        Командир гвардии Феникса некоторое время обдумывал это, с бесстрастным лицом. Каледор думал, что пассивный ответ воина был отказом, но в конце концов он опустился на одно колено и кивнул, положив алебарду к ногам Короля-Феникса. Каледор поднял оружие — оно почти ничего не весело, выкованное из итильмара — и приказал Элентириону подняться. Передав капитану алебарду, Каледор позволил себе мимолетную улыбку. Малекит мог спрятать армию, но как бы они справились со священными воинами Азуриана?

        Совет был созван рано на следующий день. Каледор очень хотел сказать то, что желал, прежде чем князья успеют начать свои собственные дискуссии. В качестве уступки времени суток, Миандерин принес еду в храм, и атмосфера была как на одном из праздничных завтраков, как говорил Каледор.
        — Мы не должны недооценивать Малекита,  — сказал Король-Феникс.  — Но мы не должны переоценивать его и его армию. Бывали времена, когда все казалось потерянным. Вспомните те первые годы, когда драконы спали, а Лотерн был осажден. Вспомните опасность, которую все мы чувствовали, когда сожгли Авелорн. Вспомните ужас Котика, оставленного на произвол судьбы. Мы можем помнить эти вещи, потому что мы пережили их.
        — Возвращение Малекита не похоже ни на ничто, с чем мы сталкивались раньше,  — сказал Карвалон. Он вытер крошки с губ шелковой салфеткой.
        — Малекит не может быть повсюду,  — ответил Каледор.
        Князья были в замешательстве.
        — Ты тоже не можешь быть повсюду,  — сказал Титраин.  — И драконы тоже. Мне кажется, что мы вернулись к тому, с чего начали, ожидая, когда меч опустится, чтобы мы могли отклонить его, если сможем.
        — Нет,  — сказал Каледор.  — Это не сработает. Я не знаю, смогу ли победить Малекита.
        Это заявление было встречено с тревогой со стороны князей. Каледор поднял руку, чтобы успокоить их, но их протесты продолжались.
        — Только вчера ты обещал нам победу,  — сказала Атиель.  — Сегодня ты говоришь, что мы не сможем победить.
        — Я этого не говорил.  — Король-Феникс поднялся со своего трона и начал ходить вокруг святилища, глядя на каждого из князей по очереди, пока говорил: — Нам не нужно побеждать Малекита. Мы должны победить друкаев. Заберите его армию, и он просто одинокий воин. Могущественный, да, и одаренный колдовством, но только одинокий эльф.
        — Не тот ли, кого я видел на эллирийских равнинах,  — сказал Финудел.  — Он ездит на самом большом драконе, которого я когда-либо видел, и после того, что он пережил, я уже не уверен, что он смертен.
        — Мы испытаем его бессмертие,  — сказал Каледор.  — Он не может победить врага, который не встретится с ним лицом к лицу.
        — Ты говорил то же ранее, и Авелорн был почти разрушен,  — сказала Атиель.  — А как Котик?
        — Эта война будет тяжелой, но она не может продолжаться вечно,  — заверил Каледор, его уверенность росла, пока он говорил: — Авелорн не был уничтожен. Котик изранен, но выживает. Ултуан сильнее Нагарита. Мы сильнее, чем Морати и Малекит. Ими движут их жадность и ненависть. Наш долг и наша преданность должны быть столь же сильны.
        — Что ты предлагаешь?  — спросил Тириол, который был занят завтраком, пока говорили остальные, и не высказался раньше. Он отодвинул остатки еды и положил руки на стол.  — Как нам изолировать Малекита?
        — Мы должны оказывать сопротивление там, где он продвигается, но не вступать в открытое сражение,  — сказал Каледор, продолжая шагать.  — Пока друкаи атакуют в одном месте, мы нападем на них в другом. Анарсы были правы. Мы не можем рисковать тем, что эта война разрешится за одну битву. Малекит не даст нам второго шанса.
        — Крейс понесет на себе основную тяжесть боев,  — сказал Корадрель. Его плечи были покрыты плащом из белого льва, князь Крейса, казалось, затмевал остальных в комнате, когда стоял. Он взглянул на Финудела и Атиель.  — Как и Эллирион. В Крейсе мы очень хорошо знаем, как охотиться. Враг не прорвется через перевалы без потерь.
        — Мы, эллирийцы, не так хорошо разбираемся в горных сражениях,  — сказал Финудел.  — Однако мы можем вести войну в движении так же хорошо, как каждый крейсианец охотиться. Малекит не сможет нас легко найти, чтобы поймать.
        — А я создам для врага еще одну проблему,  — сказал Каледор.  — Это все-таки мое намерение вернуть Тиранок. Я соберу армию в Каледоре и отправлюсь на север в Тор Анрок.
        — Не жди, что это будет быстро,  — предупредил Тириол.  — Этот твой план будет реализовываться годами.
        — Аэнарион не уничтожил демонов за день,  — сказал Карвалон со смехом.
        — Аэнарион не уничтожал демонов,  — поправил князя Каледор, сидящий на троне.  — Это сделал мой дед.
        — И твое имя будет легко вписано в нашу историю рядом с его именем,  — сказал Титраин. Он встал и поднял кубок с фруктовым соком.  — Для вина еще слишком рано, но я приветствую тебя всем, что у меня есть. Котик пострадал, но мы будем сражаться с тобой.
        Другие князья тоже встали, выражая свое согласие. Уголком глаза Каледор заметил Миандерина, стоящего у двери в боковой зал. Верховный жрец кивнул с довольной улыбкой на лице.

        Дождь забарабанил по чешуе Сулекх и зашипел паром, ударившись о доспехи Короля-Колдуна. Реки, каскадом стекавшие по склонам гор, разливались, размывая берега весенним потопом. Низкие облака цеплялись за вершины, как саван, окутывая перевал густой дымкой. Армия Малекита пробиралась по склону, усыпанному валунами и поваленными деревьями, извивающейся черной колонной, которая исчезала в сером тумане.
        Закрыв глаза, Король-Колдун почувствовал бурление ветры магии над Аннулии. С помощью венца он мог видеть каждый тонкий виток, мельчайший отлив и водоворот мистической энергии. Он искал помехи, скрытые для обычных глаз, ища сигнальные волны и вихри живых существ. Гигантские орлы гнездились на вершинах; горные козлы большими стадами скакали по склонам, поедая траву, обнажившуюся недавней оттепелью; медведь вылез из пещеры в поисках пищи; деревья были тонкими отщеплениями жизни, зарывшимися глубоко в почву.
        Было кое-что еще.
        Дальше по перевалу Малекит обнаружил свечение огня, притягивающее к нему магию пламени. Лагерь. Несколько лагерей. Вокруг них он заметил серебристый отблеск эльфийских духов. Он повернулся к группе гонцов, которые сидели верхом на своих черных конях недалеко от Сулекх, их ослепленные лошади дрожали от страха.
        — Предупредите авангард,  — сказал Малекит.  — Крейсианцы на северном склоне, где мост пересекает реку. Это может быть засада.
        Один из всадников кивнул и направился вниз по склону горы, его конь несся галопом, благодарный за то, что избавился от соседства с Королем-Колдуном и его драконом.
        Это было почти оскорблением, подумал Малекит. Неужели Каледор оценил его так низко, что решил, что Король-Колдун попадется в такую простую ловушку? Его доспехи заскрипели, когда он повернулся, Малекит бросил свой сверхъестественный взгляд на запад, где его армия все еще пересекала последний уступ горы. Когда все они окажутся в долине, наступит полдень. Это не имело значения, он не спешил. Он хотел, чтобы его враги знали, где он.
        Малекит поднял глаза, дождь застучал по маске его шлема. Капельки танцевали и шлепали по раскаленной броне. Он попытался вспомнить, когда в последний раз пил воду. Он не мог. Огонь, который горел внутри него, оставил его с непомерной жаждой, но он не мог утолить ее. То же самое было и с едой. Ни кусочка не коснулось его губ, с тех пор как он был запечатан внутри бронированного костюма. Только колдовство сохраняло его жизнь; магия поддерживалась жертвоприношениями, связанными с пластинами его искусственной кожи. В некоторых случаях это было печально, в других — освобождало. Он не чувствовал ничего, кроме пепла своего собственного полу-уничтожения, но смутно помнил сладость меда, терпкость вина.
        Простые удовольствия, отнятые у него трусами и предателями. Ревнивые жрецы Азуриана прокляли пламя так, чтобы оно не приняло его. Однако их хитрость не удалась. Он вышел из пламени с благословением Повелителя богов. Он бросит их в огонь, который они запятнали своими уловками, и даст им понять, каково правосудие богов.
        Земля задрожала. Малекит ощутил это через сдвиг в магических ветрах, бурление, которое потекло на юг вдоль портала. Его уничтоженные уши почти не слышали постоянного потрескивания пламени, но магическое чувство Короля-Колдуна было гораздо точнее. Валуны и бревна скатились по склону от лагерей у моста. Он слышал крики воинов, которые перешли в атаку на крейсианцев, и чувствовал их тела, раздавленные обвалом, вызванным горцами. Дух каждого умирающего эльфа мелькнул на мгновение уколом тьмы, которую поглотили постоянно меняющиеся потоки магии.
        Стало больше криков и звуков борьбы. Марширующая колонна не была боевой формацией, и авангард позволил окружить себя, несмотря на предупреждение Малекита. С рычанием он дернул Сулекх за железные поводья, и чудовищный зверь спрыгнул со скалы, нырнув вниз в долину в вихре облаков.
        Приближаясь к дну перевала, Малекит увидел несколько сотен крейсианцев, сражающихся против его воинов. Он видел множество обломков, преграждающих мост, по которому прошел авангард, отрезая всякое подкрепление. Воинам наггароти потребовались бы топоры и ломы, чтобы продвинуться вперед настолько, чтобы завал можно было очистить.
        — Отойдите!  — зарычал Малекит, когда Сулекх приземлилась на ближней стороне реки, когтистые ноги тонули в мягкой грязи отмели.
        Он подождал, пока испуганные солдаты поспешат назад с моста. Когда они очистили переправу, Король-Колдун протянул руку, втягивая нити магии, которые незримо вились вниз по долине, сминая их в чистую энергию своей силой воли. Он ощутил ледяное прикосновение венца в своем сознании, когда формировал магию, и молния из его кулака ударила в валуны и срубленные стволы деревьев. Каменные и деревянные осколки взорвались вверх, прорезая дуги сквозь туман, прежде чем упасть в бурлящую воду реки.
        — Это безопасно?  — крикнул один из капитанов. Мост принял часть взрыва, его каменная стена с одной стороны рухнула на половину своей длины.
        — Меня это не касается,  — сказал Малекит.  — За мной!
        Сулекх прыгнула через реку, и в едином взмахе ее огромные крылья понесли Малекита вверх по дальнему склону туда, где его солдаты в боевой готовности были окружены крейсианцами с топорами и копьями в руках. Некоторые носили дорогие белые львиные шкуры, которыми славилось их королевство, мех пропитался влагой от дождя.
        Как только они увидели приближение Малекит, крейсианцы рассеялись, прерывая свою атаку, чтобы убежать обратно в лес. Не все достигли безопасности укрытия; Малекит обнажил свой меч, Авануир, и выпустил шквал огненных синих зарядов в отступающих воинов, убивая горстку с каждым взрывом. Король-Колдун собрал еще больше магии и с криком выпустил ее широкой волной. Там, где она ударила, деревья взорвались черным пламенем, огонь быстро забушевал вверх по склону, поглотив еще больше крейсианских охотников. Сок взорвался, и листья превратились в пепел, когда волна огня продолжилась вдоль склона горы, поглотив палатки и повозки крейсианских лагерей.
        Поддержание магического огня поглощало все внимание Малекита; пока он размахивал одетыми в металл руками, огонь распространялся все дальше и дальше, жар пламени рассеивал туман, когда он охватил горный склон. Поток темной энергии резонировал с рунами его брони, зажигая мертвые нервные окончания, посылая дрожь по металлическим пластинам, как будто это была его кожа.
        С усилием Король-Колдун прервал поток темной магии, отдергивая себя от грани опьянения. Мистический огонь потрескивал и умирал, открывая почерневшие пни и кости, разбросанные по горе. Звон доспехов привлек его внимание, и он повернулся, чтобы увидеть эскадрон рыцарей, скачущих по мосту.
        — Капитан, подойдите ко мне,  — сказал Малекит, подзывая эльфа, который отвечал за авангард.
        Капитан вышел вперед с окровавленным мечом в руке, нагрудник смялся от крейсианского топора. Он опустился на одно колено и отвел глаза.
        — Прошу прощения, король,  — сказал солдат.
        Он опустился на колени, дрожа, и склонил голову, когда Малекит подвел Сулекх к нему. Гребень капитанского шлема трепетал при каждом вдохе дракона, струйки ядовитого пара вырывались из ее ноздрей. Король-Колдун чувствовал, как страх эльфа сочится с его дрожащего тела.
        — Не подведи меня больше,  — сказал Король-Колдун. Капитан удивленно и радостно поднял глаза.  — Продолжить марш!
        Офицер поклонился и поспешил прочь, опасаясь, что его хозяин может внезапно передумать. По правде говоря, Малекит приказал капитану попасть в ловушку, и его нельзя было винить. В такой ситуации его мать могла бы прибегнуть к общему наказанию, но ее злобные акты были расточительными. Король-Колдун не питал никаких иллюзий относительно своих противников и знал, что ему понадобится каждый солдат, если он завил права на Ултуан.
        — Неуверенность держит солдат начеку,  — сказал себе Малекит. Он не хотел стать предсказуемым.

        Пока армия Малекита преодолела сложные перевалы в Крейс, воинство Каледора было готово спуститься с гор Драконьего шипа в Южный Тиранок. Граница была сильно укреплена, разведчики Короля-Феникса сообщили, что дюжина цитаделей была возведена с начала оккупации друкаев. Каледору придется осадить каждую, если он выдвинется на Тор Анрок.
        Западные ветры несли свежесть моря, а весеннее солнце было ярким, когда Каледор вывел свою армию с гор. У подножия долины находились замки-близнецы, расположенные в самом узком месте, между ними были массивные железные ворота. Пролетая над своей армией, Король-Феникс мог видеть, что на горных склонах было построено больше крепостных валов. Батареи метателей болтов размещались, чтобы создать поле для убийства перед воротами.
        Он махнул Дориену следовать и отдал приказ Маэдретниру приземлиться на отвесной скале вне досягаемости военных машин. На стенах крепости кипела неистовая активность, к крепостным валам из казарм врывалась масса солдат.
        — Трудное предложение,  — сказал Дориен, когда его зверь устроился чуть ниже положения Маэдретнира.  — Это может быть кроваво.
        — Да, может,  — ответил Король-Феникс, анализируя оборону, охраняющую проход.
        Укреплений, защищающих метателей болтов, были немного больше, чем щелей в скале, не дающих места для дракона приземлиться. Можно было бы спалить их огнем, но любой дракон, делающий это, должен был медленно лететь в зубы огня военных машин. Даже если внешняя оборона будет преодолена, сами крепости были прочно построены и обеспечат достаточное укрытие от драконьего огня и копья. Потребуется некоторое время, чтобы построить осадные машины, способные пробить ворота.
        — Как нам атаковать?  — спросил Дориен, не проявляя особого энтузиазма, глядя на неприступную крепость.
        — От Лотерна,  — ответил Каледор.

        Хотя проведенный впустую марш причинил боль Королю-Фениксу, он понял, что было бы гораздо лучше напасть на Тиранок с моря. Когда армия двинулась на восток, однажды ночью Дориен столкнулся с ним в палатке.
        — Почему мы не поплыли в Тиранок с самого начала?  — спросил его брат.  — К тому времени как мы вернемся, весна будет уже почти летом.
        — Я должен был взглянуть,  — ответил Каледор.  — Если мы нападем на корабле, мы должны отбить Тор Анрок. Отступление к флоту будет очень опасно. Если мы будем отрезаны, перевалы Аннулии встанут между нами и убежищем в Эллирионе. Тоже трудное отступление.
        — А когда мы возьмем Тор Анрок, что тогда?  — сказал Дориен.  — Аванпосты друкаев есть по всему Тираноку. Мы будем островом в море врагов.
        — Мы не останемся,  — сказал Каледор.  — Нам нужно продержать город достаточно долго, чтобы Малекит отреагировал. Когда он это сделает, мы уйдем и поплывем в Крейс, чтобы угрожать оттуда.
        — Почему не обойтись без всего этого лицедейства и просто высадиться на побережье Нагарита?  — сказал Дориен, который не был на совете и признался, что сомневался в намерениях брата, когда ему сообщили об этом.
        — Хватит!  — бросил Каледор.  — Ты не укротишь дракона, просунув голову между его клыками. Малекит всегда побеждал. Когда я отвергну его, он сорвется и совершит ошибки. Именно тогда мы нанесем удар, а не раньше.
        Дориен не казался удовлетворенным объяснением Каледор, но не поднимал этот вопрос снова на марше через Каледор и Эатан. Когда воинство прибыло в Лотерн, флот города ждал их. Потребовалось несколько дней, чтобы погрузить армию на восемьдесят кораблей, но ветер был подходящим для путешествия вокруг западного побережья Ултуана.
        После уничтожения захваченных при осаде Лотерна тиранокских кораблей самым большим недостатком друкаев была нехватка судов. Хотя они насладились кратким морским господством, когда вернулся колониальный флот, несколько боев вдоль побережья Котика и Ивресса восстановили преимущество сил Каледора.
        Поэтому была обоснованная уверенность в том, что эатанские капитаны поведут свои суда к берегам Тиранока, ожидая сопротивления. С помощью лоцманов, знавших воды вне этого участка берега, Каледор выбрал четыре места высадки; изолированные бухты и небольшие гавани, которые вряд ли можно было защитить. Даже если наггароти покинут свой порт в Галтире в тот момент, когда заметят флот, им все равно потребуется четыре дня тяжелого плавания против господствующих ветров, чтобы добраться до ближайшей высадки. К тому времени Каледор был бы обнаружен у стен Тор Анрока.
        Как и ожидал Король-Феникс, высадка прошла без сопротивления. Пять тысяч рыцарей и в четыре раза больше пехоты двинулись на восток по заброшенным дорогам Тиранока, сходясь к столице с запада и юга. Они столкнулись с несколькими небольшими гарнизонами, большинство из которых попытались бежать, увидев приближающуюся армию, но были пойманы драконьими всадниками.
        Народ Тиранока был в ликующем настроении, толпами собираясь у дорог и деревень, чтобы приветствовать своих освободителей. В отличие от Котика, кхаинитам не дали волю и королевство было процветающим. Это не означало, что оккупанты друкаи были мягкими или хитрыми в своем господстве; Каледор слышал много печальных историй об их угнетении, когда проходил через города и деревушки, переполненные ликующими и поющими толпами.
        Стремящийся спешить, он мало времени уделял торжествам, которые устраивались в его честь, и еще меньше времени местным сановникам, которые их устраивали. Каждая задержка испытывала терпение Короля-Феникса. Благодарные тиранокцы заполнили дороги и замедлили продвижение, и это было за пять дней до того, как армия увидела Тор Анрок.
        Не уверенный в силе противника, Каледор провел день, обследуя город и окрестности со спины Маэдретнира. Остальных драконов он послал на север и на восток искать армии друкаев на марше, вместе с Тириолом и Финреиром на их пегасов и князем Ивресса, Намиллионом, который ехал на белопером грифоне. Летучие патрули не заметили сил друкаев больше роты, в то время как осмотр Каледором городских укреплений был прерван градом болтов с башен, когда Маэдретнир пронесся над городом.
        Хотя он и не был одной из великих крепостей Ултуана, как Анлек, Тор Акар или Калед, Тор Анрок все еще оставался внушительным городом. Столица Тиранока, бывшая некогда резиденцией Короля-Феникса, была построена на вершине белокаменного холма, обрамленного крутыми утесами, обращенными на запад к приближающейся армии. У подножия горы стояли белые здания, крытые красной черепицей, некоторые из них были заброшены и полуразрушены. Они расположились среди плохо ухоженных полей, усеянных деревянными сараями, которые не были построены, когда Каледор был здесь в последний раз. Вонь и рои мух выдавали назначение этих надворных построек: скотобойни, где на крюках еще висело мясо, недавно опустели.
        К городу можно было подойти только с востока. Каледор разделил свою армию, и они окружили Тор Анрок с севера на юг. Зная, что в скале кургана, вероятно, были тайные туннели, Король-Феникс оставил несколько рот разбить лагерь у скал, достаточно далеко, чтобы быть вне досягаемости метателя болтов, но достаточно близко, чтобы следить за скалами.
        С востока город выглядел еще более впечатляюще, хотя его белые стены были испещрены трещинами и полосами неокрашенной штукатурки и свежего камня. Каледор пожалел о своей неудачной попытке войти с гор, решив, что защита была укреплена предупреждением, которое экспедиция дала друкаям. Он отбросил свои тревоги; он ничего не мог сделать, чтобы изменить прошлое.
        Дорога, выложенная шестиугольными плитками, протянувшаяся прямо от гор на восток, вела к закрытым воротам. Достаточно широкие для проезда пяти колесниц в ряд, деревянные и железные плиты массивного портала были обнажены, золотые пластины, которые когда-то блестели на солнце, были украдены захватчиками города. Доступ к городу преграждала громадная сторожка, бастион на стене, вдвое превышающей рост эльфа, выгибавшийся дугой назад к горе, весь высеченный в голой скале. По обе стороны дороги стояли две бледные башни, лишенной проемов, кроме бойниц, которые смотрели на каждый подход. На каждой плоской вершине башни стоял метатель болтов, установленный на сборке из прутьев и тонких веревок так, чтобы их можно было легко раскачивать в любом направлении.
        За воротами дорога разветвлялась и спиралью уходила на восток и запад к самому городу. На высоких стенах не столбах развевались черно-фиолетовые флаги Нагарита, весенний ветер дразнил длинные вымпелы. Были и другие, более жуткие украшения: головы эльфов, свисающие с цепей и насаженные на копья, и скелеты и полусгнившие туловища, оставленные на виселицах, которые шевелились на ветру. Башни и цитадели, высеченные в белой скале, возвышались над изогнутыми зубцами несущей стены, но они, в свою очередь, затмевались центральным шпилем, который, подобно сияющей игле, пронзал утреннее небо.
        Когда-то башня горела синим пламенем, сигнализируя о владении Короля-Феникса. Сейчас дворец Бел Шанаара пришел в упадок. Даже снаружи Каледор видел разбитые окна, провисшие черепичные крыши и осыпающиеся балконы. Хотя он и не питал глубокой привязанности к Бел Шанаару, вид наследия города, который он построил, таким пристыженным, вызвал гнев Короля-Феникса, и он отдал приказ своим командирам разбить лагерь по обе стороны дороги.
        Эльфы воздвигли свои шатры в развалинах обнесенных стенами садов, где зацветали ряды яблоневых и вишневых деревьев, странно яркое и веселое видение среди ауры мрака, которая, казалось, исходила от оккупированного города. Слуги Каледора поставили его палатку на территории фермы, защищенной высокими стенами из белого камня, заросшими ползучими растениями, с пустыми воротами, серебряными и золотыми вратами, которые когда-то окружали дорогу, подобно таким же Тор Анрока.
        От летних особняков дворян Тиранока мало что осталось. Многие из белых башен, стоявших на вершине окружающих холмов, были разрушены или почернели от сажи. Каледор отправил роты исследовать каждый из них на случай, если они скрывают врагов, которые могут начать рейды из-за линии осады.
        Каледор также послал большой отряд на лесистые холмы к северу от города; крейсианских лесорубов и ремесленников из Лотерна. Они должны были валить лес и строить осадные машины, которые понадобятся для штурма города.
        Когда ряды красных, белых и синих палаток выстроились вторым городом вокруг Тор Анрока, Каледор вызвал своих князей и капитанов, чтобы обсудить свои планы первой атаки.

        Далеко на севере, друкаи продвигались к Тор Акару. Деревни и города пали под их натиском, и еще один был близок к этому. Наконечники копий безвредно звякнули о железную кожу Малекита, когда дюжины крейсианцев попытались окружить Короля-Колдуна. Он размахивал своим пылающим мечом слева направо, раздвигая копья, пронзая щиты и рассекая броню и плоть. Перешагнув через горящие тела мертвых воинов, Король-Колдун вонзил меч в щит и грудь другого врага. Над головой Сулекх летал взад и вперед, клубы зеленого пара вырывались из ее пасти, когда она охотилась по узким улочкам города. Черный дракон приземлился на ряд домов, крыши прогнулись под ее весом.
        Еще одна группа крейсианцев выскочила из переулка, размахивая топорами. Малекит блокировал их удары своим массивным щитом, руна Кхаина на его поверхности полыхала зловещей энергией. Рыча, он пронзил мечом горстку нападавших, одним ударом расчленив конечности и головы. Как воины Короля-Колдуна двинулся по улице, крейсианцы отступили, исчезнув в лабиринте садов и переулков.
        Шагая за ними, Король-Колдун заметил эльфа, ползущего в тени рухнувшей стены. Он вложил Авануир в ножны и притушил пламя своих доспехов, прежде чем нагнуться и схватить крейсианца за лодыжку. Волоча несчастного эльфа через завалы, Малекит выпустил ногу эльфа из рук и, схватив за нагрудник, поднял его с земли.
        — Где они прячутся?  — зарычал Король-Колдун.
        Крейсианец ничего не ответил, его лицо было маской вызова. Эльф даже не пытался сопротивляться, а безвольно повис в руках Малекита, кровь сочилась из раны на его плече. Металлический нагрудник крейсианца прогнулся и порвался, как Король-Колдун усилил хватку.
        — Где Имрик?
        — Король Каледор сразится с тобой, когда захочет,  — ответил крейсианец.  — У него есть дела поважнее.
        С рычанием Малекит швырнул эльфа об обрушившуюся стену. Разбитое тело крейсианца рухнуло на землю, сломав шею.
        — Убейте всех, уничтожьте все,  — проревел Король-Колдун.
        Он отвернулся от сражающихся, пытаясь успокоиться и справиться с раздражением, которое кипело в нем. Всю весну он пробивался через горы. Каждая долина и вершина были борьбой за его армию. Никогда не собираясь в одном месте, крейсианцы кусали его армию, как крысы, вылезая из своих нор, чтобы прогрызть его войска, прежде чем вернуться в свои логова. Не имело значения, сколько городов он сжег, сколько деревень предал мечу, его враги отказывались встретиться с ним в настоящей битве.
        Только накануне он получил известие, что Анарсы совершают набеги на караваны с продовольствием на запад. Роты, посланные за фуражом в лес, возвращались окровавленными из засад. Они разрушили мосты через бушующие реки и перекрыли дороги поваленными деревьями. Ни одно из их действий не могло остановить его продвижение, и даже жертвы, которые они причинили, были терпимы, но срыв и задержки были источником постоянного раздражения.
        Наблюдая, как Сулекх разрушает башню дворянского особняка, Малекит подавил свой гнев и обдумал ситуацию. Несмотря на тактику крейсианцев, он был менее чем в пяти днях пути от Тор Акара. Равнины северного Крейса простирались перед ним. Каледору ничего не оставалось, как встретиться с ним там. Альтернативой было позволить Тор Акару пасть, предоставив Малекиту крепость, из которой можно совершать дальнейшие атаки во внутренние королевства и на восток; даже Каледор понимал, что глупо предоставлять врагу такую крепость.
        Странный шепот отвлек Короля-Колдуна. Он почувствовал странный поток в ветрах магии: демоническое присутствие. Повернувшись направо, он увидел пламя горящего коттеджа, светящееся красным и фиолетовым. Пока он смотрел, костер слился в крошечную фигурку. Она спрыгнула с груды горящих бревен, неуклюжая и кривобокая, с короткими крыльями, тянущимися искрами с ее спины. Его лицо было с клювом, хотя черты демона постоянно менялись, количество глаз и ртов менялось от момента к моменту в танцующем пламени.
        Он двинулся вперед, неуклюжие руки раскачивались, как ветви на ветру, розовый дым пузырился из его огненного тела, линия маленьких следов пепла оставалась на плитах улицы. Остановившись прямо перед Малекитом, он присел на корточки и хмуро посмотрел на Короля-Колдуна.
        — Меня просили передать тебе сообщение,  — сказало существо с явным раздражением.
        — Тогда доставь его,  — сказал Малекит.
        — Славная Морати, королева эльфов, повелительница черных сфер, шлет предупреждение,  — сказал демон, произнося слова скучающим монотонным голосом.  — Коварный Имрик и его последователи осадили Тор Анрок. Она из Тысячи и Одного Темного Благословения умоляет вас поспешить снять осаду, чтобы не подвергать опасности южную границу Нагарита.
        Демон встал и отвернулся.
        — Подожди!  — рявкнул Малекит.  — У меня есть ответ, который ты должны передать в Анлек.
        — Я никогда не соглашался на ответ,  — сказал демон, не оборачиваясь.  — Возьми его себе.
        С рычанием Малекит протянул руку с растопыренными пальцами. Магия извивалась, образуя сеть колючей тьмы, которая окружала демона. Он завизжал и попытался убежать обратно к пламени, которое его породило, но Малекит отдернул руку, таща адское существо через дорогу.
        — Даже такой нематериальный, как ты, может претерпеть множество мучений,  — сказал Малекит существу. Демон выл и извивался, когда темная сеть затянулась и поднялась в воздух, ведомая жестом Короля-Колдуна. Малекит сжал пальцы, и демон закричал, когда черные шипы вонзились в его пылающее тело.  — Все, что мне нужно сделать,  — это сжать кулак.
        — Ладно!  — завопил демон.  — Что это за послание? Я отнесу его в Анлек.
        — Колдунье Морати, переданные ей одной, мои слова в точности,  — сказал Малекит.
        — Конечно,  — ответил огненный демон.  — Твои точные слова. Клянусь.
        — Скажи Морати, что я получил ее послание,  — сказал Король-Колдун.  — Она должна послать десять рот из гарнизона Анлека в крепости на Наганаре. Она не должна ничего делать без моего приказа.
        — Не веришь, что она не бросится наутек?  — рассмеялся демон.
        Малекит сжал пальцы, и демон издал пронзительный визг.
        — Я не спрашивал твоего мнения,  — сказал Король-Колдун.  — Доставь мое сообщение и возвращайся в королевство, которое породило тебя.
        — Я сделаю, обещаю!
        Малекит выпустил заклинание, и демон полетел вниз на дорогу, как горящий лист. Ворча и бормоча, он вернулся к горящему зданию и полез в огонь. Он повернулся к Малекиту и сделал оскорбительный жест презрения, прежде чем с хохотом растаял в огне.
        Король-Колдун долго смотрел в огонь, после того как демон исчез, взвешивая свои варианты. Имрик рисковал, полагая, что Малекит не захочет отдать Тор Анрок за Тор Акар. Чтобы это сработало, узурпатору придется убедить Малекита, что он готов использовать Тиранок для прямой атаки на Нагарит. Король-Колдун сомневался, что у Имрика хватит храбрости для такого нападения. Разумнее всего было бы продолжить захват Тор Акара, чтобы раскрыть блеф Имрика.
        Однако тень сомнения промелькнула в голове Малекита. Захватить Тор Акар было просто, а удержать — совсем другое. Он был уязвим для атак из Авелорна, Эллириона, Котика и Сафери, не говоря уже о возможной высадке на побережье. Возможно, Имрик действительно был готов пожертвовать Крейсом, зная, что оккупация королевства ослабит оборону Нагарита. Он позволил Котику пасть под клинками кхаинитов, и это продемонстрировало безжалостную натуру, которой Малекит мог восхищаться.
        Он ломал свой мозг над третьей альтернативой, средством, с помощью которого он заставит Имрика вступить в бой. Остров Пламени возник в голове Короля-Колдуна, но был быстро отброшен; у него не было достаточно кораблей для экспедиции через Внутреннее море. Лотерн был столь же ценным трофеем, но был слишком далеко от Нагарита для продолжительной кампании без владения Тираноком.
        Тор Акар или Тор Анрок? Этот вопрос не давал Малекиту покоя, когда он послал за своими командирами прийти к нему. Напасть на столицу Крейса и подчинить себе восток, рискуя вторжением в Нагарит? В его мысли вошел еще один фактор: Морати. Он не мог полностью полагаться на то, что она будет послушной его желаниям. Потребуется некоторое время, чтобы захватить Тор Акар, оставив его мать строить ее собственные планы. Она воспримет как личное оскорбление, что Имрик угрожает Нагариту, и ответит. Такая реакция была бы опрометчивой, ввергая Малекита в войну как в Крейсе, так и в Тираноке.
        Руны доспехов Короля-Колдуна раскалились добела, когда его гнев вернулся, подогреваемый трусливыми планами Имрика и его собственной неуверенностью. Подчиненные Малекита собрались на центральной площади города, когда горели здания и продолжались бои. Они держались на некотором расстоянии, прищурив глаза от огненного блеска их хозяина.
        Раздраженно зарычав, Малекит принял решение. Он не мог позволить Имрику вернуть Тор Анрок, но не было причин возвращаться кружным путем через Нагарит.
        — Соберите армию,  — сказал он своим командирам.  — Мы направляемся на юг, в Эллирион.

        Улицы Тор Анрока звенели от гула сражения. Узкие улицы города, затянутые дымом, были утыканы копьями с обеих сторон, а около дворца драконы Каледора опустошали укрепления цитадели когтями, клыками и пламенем. Громадные двери дворца были заперты, но центральный шпиль Тор Анрока не задумывался как бастион войны. Воины друкаев на ярусных балконах стреляли залпами из своих многозарядных арбалетов, в то время как маги Короля-Феникса швыряли молнии и огненные шары через высокие окна в залы внутри. Витражи были разбиты, гобелены и шторы сожжены.
        Одетые в черное солдаты выбежали из одного из туннелей, ведущих на дворцовую площадь, преследуемые безмолвной гвардией Феникса, клинки их алебард были покрыты кровью. За ними следовали любимые Каледором Белые Львы, которые бросились к домам дворян, окружавшим площадь, которые быстро укрепляли защитники друкаев. За ними следовали копейщики и лучники, проталкиваясь к дверям дворца.
        Маэдретнир устроился на крыше башни, выходящей на западные сады, где метатели болтов выпускали копья из-за украшенных изгородей и из-под цветущих фруктовых деревьев. Царапая когтями испачканные камни, дракон бросился на батарею машин, расположенную за белой стеной. Пролетая над головой, он омыл лужайку пламенем, поджигая горные розы и солнечные лепестки, выжигая траву, за которой когда-то тщательно ухаживала небольшая армия садовников. Положив копье и отцепив упряжь, Каледор скатился со спины своего зверя, мягко приземлившись рядом с мелким бассейном, который слегка парил, мертвая рыба плавала на поверхности. Когда дракон Дориена пролетел мимо, окутывая огнем крышу большого зала, над ним пронеслась тень.
        Король-Феникс выхватил меч и подбежал к стеклянным дверям, которые тянулись вдоль одной из стен пиршественного зала. Он смутно вспомнил, как ел в длинной комнате, когда его бронированный сапог ударил в замок и дверь сорвалась с петель. Проникнув внутрь, он обнаружил, что сломанная мебель забаррикадировала двери в остальную часть дворца. Латраин с легкостью прорубился через перевернутые столы и стулья, и через мгновение Каледор через дверь был в коридорах собственно дворца.
        Он направился на север к большой лестнице, ведущей на верхние этажи. Галерея была пустынна, звуки битвы снаружи заглушались, когда его обувь зазвенела на мраморном полу. Бюсты тиранокских князей помещались в нишах с обеих стороны, каждый был разбит и испорчен друкаями.
        Дойдя до входной залы, он наткнулся на группу друкаев, охранявших главные двери. При его приближении они повернулись, подняв мечи и щиты. Латраин заполыхал, когда Каледор сразил их, как раз когда от двери прозвучал оглушительный грохот. Дважды массивный портал вздрогнул. На третий раз дубовые двери взорвались изнутри, заполнив прихожую осколками, которые загремели о доспехи Короля-Феникса. В дыму и пыли Каледор увидел приближающуюся стройную фигуру.
        Это был Тириол, поднявший посох, сверкающий мощью. Глаза мага светились золотой энергией, его кожа искажалась магией. Его светлые волосы окружали голову подобно нимбу, развеваясь по собственной воле.
        — Я думал, что вежливее постучать,  — сказал саферийский князь, улыбаясь.
        Когда маг переступил порог, еще больше последователей Каледора поднялись по ступенькам, их боевые кличи эхом разнеслись по большому залу. Каледор повел их вверх по восточной лестнице, направляясь в королевские покои, где когда-то жили Бел Шанаар и его семья.
        Приглушенные толстыми коврами шаги Короля-Феникса и его воинов перемещались из комнаты в комнату в поисках врагов. Они нашли много свидетельств развращенности друкаев: трофеи, отнятые у жертв, фолианты дьявольских молитв, фетиши Китарай украшали каждые апартаменты.
        Приблизившись к покоям бывшего Короля-Феникса, Каледор распахнул дверь с мечом в руке. В апартаментах никого не было, но возле окна валялись два тела. Эльфы, мужчина и женщина, были одеты в лучшие одежды и украшения. Они валялись на низком диване, лица их были бледны, глаза подведены темной краской, губы черные. Рядом на полу лежал разбитый хрустальный фиал, и Каледор почувствовал характерный запах черного лотоса.
        — Трусы,  — сказал Король-Феникс с усмешкой.
        В камине горел огонь, книги и пергаменты послужили топливом. Пересекая комнату, Каледор увидел лужу крови, вытекающую из двери, ведущей в спальню. Наклонившись, он открыл дверь.
        На пропитанной кровью кровати лежали трое детей, самому старшему не более пятнадцати лет. Они тоже были одеты в богатые одежды и драгоценности. На полу вокруг кровати лежали тела еще пяти эльфов, одетых как слуги, с перерезанными горлами. С отвращением Каледор отвернулся, захлопывая дверь.
        Почувствовав тошноту, он бросил Латраин на стол и упал в мягкое кресло. Город принадлежал ему, захват дворца был неизбежен. Он мог позволить сражаться какое-то время другим. Усталость овладела его разумом и телом. Закрыв глаза, он погрузился в легкий сон.
        Проснувшись, он увидел стоящего над ним Дориена с мрачной улыбкой на губах брата.
        — Мы победили,  — сказал Дориен.  — Все друкаи убиты.
        — Хорошо,  — сказал Каледор.
        Он поднялся на ноги, подхватил меч и подошел к одному из окон, выходящих на королевский балкон. Дориен последовал за ним на белый парапет, откуда открывался великолепный вид на город. Отсюда, с высоты дворца, бреши в стене казались маленькими. Тела, заполнявшие площадь внизу, слились воедино, друкаи и сторонники сгрудились рядом друг с другом после смерти. По всему городу горели огни, и колонна эльфов текла по дорогам и из разрушенных ворот.
        — Жалкое зрелище,  — сказал Дориен.  — Наследие Бел Шанаара унижено.
        — Лучше Тор Анрок, чем Тор Калед,  — сказал Каледор, опираясь на балюстраду.
        — Верно,  — ответил его брат.  — Я уверен, что Бел Шанаар понял бы. Будем надеяться, что Тор Акар избежал подобной участи.
        Король-Феникс не ответил, его внимание привлекла фигура на фоне облаков на востоке. Приблизившись к городу, она превратилась в пегаса и всадника. Это был Анаматеир, один из служителей Тириола. Маг летел прямо к дворцу.
        — Подобная спешка хороших новостей не сулит,  — сказал Дориен, проследив за взглядом брата.

        Направляемые своим безжалостным повелителем, друкаи хлынули на юг через Авелорн и в Эллирион. День и ночь направлялась армия; извивающаяся черно-золотая змея на солнце; призрачная линия факелов и светильников в лунном свете.
        Армия не сжигала, не убивала. Эллирион не был целью Короля-Колдуна, хотя он столкнулся с трудным решением, когда приблизился к Орлиному перевалу. Через два дня на восток лежал Тор Элир. Он был легкой мишенью, без стен и крепостей, без бастионов и башен. По этой причине он также был бесполезной мишенью. Разрушение города может занять несколько дней при отсутствии вознаграждения кроме страданий Финудела и Атиель. Тор Элир не был столицей, как Анлек или Лотерн; эллирийцы проводили большую часть года с табунами, и даже дворяне проводили все время, за исключением зимы, в лагерях, разбросанных по равнине. Хотя это добавит к маршу всего шесть дней, разрушение города станет отвлекающим фактором, который может позволить Имрику сбежать.
        Решение Малекита не понравилось его военачальникам, которые провели бесплодную весну, гоняясь за крейсианцами и попадая в засады. Их протесты были беззвучными, но Король-Колдун мог сказать по их замкнутым манерам и нарочитому молчанию, что они не одобряли. Ему было все равно. Любой, кто открыто или тайно выступит против него, выкажет недостаточную преданность и будет наказан соответствующим образом.
        Армии повернули на запад и двинулись к Орлиному перевалу и Тор Анроку.

* * *

        Эта весна ознаменовала собой следующий этап гражданской войны. Малекит провел свою армию через Тиранок, только чтобы найти столицу покинутой Каледором и его войсками, древний город опустел, исключая вредителей. Армия Король-Феникс направилась на север на флоте Лотерна, вторгнувшись в Галтир в середине лета, прежде чем они двинулись на восток и высадились в Крейсе для укрепления Тор Акара.
        Вместо того чтобы преследовать своего неуловимого врага, Король-Колдун приступил к восстановлению укреплений Тор Анрока. Отсюда он мог легко двигаться на север, чтобы противостоять любому вторжению в Нагарит, в то же время угрожая Каледору и Эллириону. Морати присоединилась к сыну, когда лето стало осенью, поехав на юг с караваном культистов и других странных эльфов. Малекит был не в настроении приветствовать ее в экстравагантном стиле и отказался впустить ее многотысячное окружение в город.
        Разъяренная, Морати проделал путь ко дворцу Бел Шанаара, где Малекит уже сформировал свою новую штаб-квартиру. Цитадель была наполовину в руинах; разрушение от оккупации друкаев и ущерб, причиненный войсками Каледора, оставили целые крылья в грудах щебня или сгоревших снарядов. Когда Морати вошла, заходящее солнце сквозь разбитые окна отбрасывало неровные тени на пол тронного зала.
        — Почему мои люди должны жить в полях, как скот?  — спросила она, шагая по треснувшим плитам.
        — В городе мало места для моей армии,  — ответил Малекит. Он сидел на разломанных остатках трона Бел Шанаара, древесина почернела от его брони.  — Если найденные условия им не по нраву, они могут вернуться к Нагарит.
        — Меня раздражает, что я вообще должна сюда приехать,  — сказала колдунья.  — Зачем ты болтаешься здесь, если можешь идти на юг, в Каледор?
        — Не вздумай советовать мне стратегию, мама,  — сказал Король-Колдун, забрало его шлема светилось бледным пламенем.
        — И все же я нахожу, что должна сделать это,  — сказала Морати. Она поискала среди сломанной и обгоревшей мебели нетронутое сиденье и в конце концов нашла скамью. Поправив ее, она села, скрестив ноги, и уставилась на сына.  — Зачем ты тратишь время в этой дыре?
        — Я не могу вторгнуться в Каледор,  — сказал Малекит, положив руки в перчатках на колени.  — Нам повезло, что не проснулось больше драконов. Если Сулекх и ее выводок направить в горы, я уверен, что другие драконы были бы разбужены этим. Есть и другая причина. В момент, когда я перехожу в Каледор, Имрик, безусловно, направляется из Тор Акара захватить Анлек. Ты желаешь, чтобы я променял дворец своего отца на такой же Укротителя Драконов?
        Хмурый взгляд Морати был серьезен, но у нее не было быстрого ответа на насмешливый вопрос Малекита. Она постучала ногтями, окрашенными в черный цвет, по светлой поверхности скамьи, маленькие искорки темной магии мерцали между ее пальцами, поглощаясь деревом.
        — Что ты имеешь в виду?  — в конце концов сказала она.  — Конечно, у тебя есть план?
        — У меня есть стратегия, но она не будет быстрой,  — сказал Король-Колдун.  — Пока у Имрика есть флот, он может двигаться гораздо быстрее, вдоль побережья или через Внутреннее море. Если я двинусь в Крейс через Эллирион, он вернется к Тиранок. Если я направлюсь через Тиранок и Нагарит, он пойдет на юг через Авелорн в Эллирион или Сафери.
        Малекит поднял палец и нарисовал в воздухе круг из дыма и огня.
        — Я могу провести вечность, гоня Имрика вокруг Ултуана, и никогда не поймать его.
        — Тогда мы в тупике,  — сказала Морати, как будто ей было больно произносить эти слова.  — Имрик готов оставить любое королевство на нашу милость, а мы не можем держать его в заложниках, чтобы заставить его сражаться. Однако он не будет сражаться с нами напрямую, и поэтому ни одна из сторон не сможет добиться окончательной победы.
        — Это дуэль,  — сказал Малекит. Он рассмеялся резким металлическим звуком, который холодно зазвенел вокруг пустого зала.  — Финт и удар, парирование и контратака. Первый, кто дрогнет, моргнет, сделает ошибку, проиграет.
        — Я слышу, что ты много говоришь, но ничего не знаю о твоих планах,  — сказала Морати.  — Как ты собираешься выйти из тупика?
        Король-Колдун встал и подошел к матери, приглушая пламя своих доспехов, чтобы он мог стоять над ней. Он протянул руку и вежливо помог Морати подняться на ноги.
        — Что за слабость?  — спросила она.  — Что ты видел? Может быть, одного из князей? Того, кого можно обратить к нашему делу?
        — Нет, они все преданы Имрику,  — сказал Малекит.  — Имрик — слабое звено в цепи.
        — Ты ошибаешься,  — сказала Морати.  — Некоторые считают его почти равным тебе. Бред, конечно, но он не лишен интеллекта и мастерства.
        — Я не сомневаюсь, что в конце концов докажу свое превосходство, но мир может измениться на век раньше, чем это произойдет,  — сказал Малекит. Он направился к дверям, и Морати старалась поспевать за длинными шагами сына.  — Он лучший из князей, в битве и как предводитель. Вот почему наши враги смотрят на него, почему они следуют за ним. Это станет их гибелью.
        — У наших врагов есть одна слабость, одна щель в доспехах,  — сказала Морати, понимая намерения Малекита.  — Они полагаются на Имрика. Именно его упрямство и храбрость заставляют их сражаться.
        — Вот именно,  — сказал Король-Колдун. Он остановился и поднял кусок каменной кладки, упавший со сводчатого потолка. Когда он сжал кулак, он превратился в порошок.  — Без него сопротивление рухнет. Имрик знает, что не может победить меня, и стремится уничтожить мою армию по частям. Я знаю, что не смогу уничтожить его армию, если не смогу поймать ее. Так что я буду маршировать туда-сюда, не сводя с него глаз, испытывая смелость его союзников. Его решимость избежать открытой битвы будет его слабостью. Я не горжусь тем, что он должен умереть от моей руки. Есть много способов убить врага.
        Морати улыбнулась, когда Малекит распахнул двери в холл и вышел в прихожую. Голос Короля-Колдуна наполнил комнату:
        — Убей Имрика, и мы выиграем войну!

        ГЛАВА 19
        Смертельный танец

        Как и предсказывал Каледор, друкаям не хватало сил для штурма через Ултуан. Отказавшись от битвы, в которой Малекит нуждался для победы, Король-Феникс и союзные ему князья смогли сдержать наступление друкаев, снизив свои потери. Иногда Каледор брал на себя инициативу, опробованную на перевалах между Нагаритом и Эллирионом, отправлять экспедиции, чтобы совершать совместные рейды с Анарсами через границу с Крейсом. Каледор всегда пытался спровоцировать своего врага на необдуманный поступок, но Король-Колдун был слишком хитрым командующим, чтобы расколоть его силы или расширить свои успехи.
        Эта дуэль армий продолжалась в течение нескольких лет, пока друкаи испытывали решимость Короля-Феникса и его последователей. Были сожжены города, а населения изгнаны, но, как только армия Нагарита будет направлена в другое место, Каледор посетит пострадавшие районы, показывая единение с народом, которым он правил.
        Король-Феникс помнил вопрос, заданный ему Миандерином, и знал, что он боялся полностью стать правителем Ултуана. Он избегал своих обязанностей, предпочитая сосредоточиться на слабостях своих союзников, а не на собственных недостатках как короля.
        Хотя все еще вспыльчивый и немногословный, Каледор старался не только подавать пример, но и поощрять окружающих. В бою он был неумолим, нанося сильные удары со спины Маэдретнира, всегда на переднем крае боевых действий. В те времена, когда отступление было необходимо, он также был там, его присутствие укрепляло решимость тех, чьи дома будут сожжены, демонстрируя свое неповиновение всем, кто видит.
        Как Каледор был вдохновением для защитников Ултуана, Малекит был движущей силой наггароти. Никто не мог сравниться с ним в бою, ни по силе или колдовству. Иногда он выезжал с Морати, и они сметали все перед собой; Малекит со своими натренированными ветеранами, Морати со своими дикими культистами. Король-Колдун в одиночку стоил рот с копьями, и когда он ехал на Сулекх в бой, не было армии, чтобы противостоять ему.
        Через четыре года после возвращения Малекита лето было долгим и сухим. Армия Нагарита стояла лагерем на берегу реки Илиентат, что разграничивала Крейс и Авелорн, и выглядела готовой вновь нанести удар по Котику. Тиранок был под контролем друкаев, его защита значительно улучшилась при режиме Короля-Колдуна. Каледор собрал свою армию в Сафери, надеясь заманить Короля-Колдуна в королевство магов, пока готовясь переплыть через Внутреннее море в Авелорн, чтобы подойти к Малекиту с тыла. В течение всего лета две армии стояли лагерем, разделенные не более чем десятидневным маршем; в течение всего лета ни Король-Колдун, ни король Феникс не были готовы показать свои истинные намерения.
        Как было решено в пакте между Каледором и его князьями, Корадрель оставил Крейс, когда друкаи начали свою последнюю атаку. Ни одному князю не было позволено остаться в королевстве, подвергшемся нападению, чтобы они не пали в битве или, что еще хуже, не попали в плен и не обратились против своих союзников. Хотя многие никогда не ожидали стать правителями, при Каледоре князья Ултуана образовали тесную связь друг с другом, и мелкое соперничество прошлого было забыто, омраченное общей угрозой наггароти.
        Каледор провел жаркий полдень, отдыхая в своем шатре, пригласив своего крейсианского кузена поужинать с ним тем вечером. Всадники и драконы патрулировали северные районы Сафери, готовые сообщить о любом движении врага, и Король-Феникс был доволен, что все было в порядке. Опасаясь самодовольства, он провел утро, осматривая расположение своих сил, но не нашел слабости, которую мог бы использовать Король-Колдун.
        Летняя жара и долгая, напряженная битва воли сказались на выносливости Каледора. Сняв доспехи, он задремал на троне, облаченный лишь в свободное белое платье, расшитое пламенем феникса Азуриана. Он полуслышал крики капитанов, когда они выстраивали свои роты на плацу в центре лагеря. Раздался звон тарелок и кубков, когда слуги готовили соседнюю комнату к вечерней трапезе.
        Все еще чувствуя сонливость, Король-Феникс встрепенулся при прибытии Корадрель и несколько его крейсианских князей. Слуги принесли подносы с кувшинами и кубками, хотя Каледор приказал принести ему воды, опасаясь, что жажда заставит его пить слишком много.
        Группа перешла к банкету, который состоял из лучшего, что мог предложить Сафери. Каледор принимал мало участия в праздной беседе, содержание которой позволяло крейсианцам обмениваться известными охотничьими байками и сплетнями из Тор Акара. Вино лилось рекой, и разгорелись жаркие споры о том, кто убил больше всех врагов.
        Вечер принес прохладу воздуху, и Каледор предложил участникам перейти на улицу. Он ел мало, как обычно, но его гости оказались заинтересованы предложением. Их прежнее оживление уменьшилось, и Король-Феникс заметил, что Корадрель и остальные стали вялыми, их речь была невнятной. Акрион, один из племянников Корадреля, попытался выпить, но споткнулся, когда стоял, и в конце концов рухнул на землю с красным и опухшим лицом.
        — Яд!  — прошипел Каледор, выбивая чарку из рук Корадреля, когда он поднес ее к губам.
        Крейсианский правитель медленно отреагировал, поворачивая голову с растерянным выражением.
        — Ты пролил мой напиток, кузен,  — сказал он, нахмурив брови, все еще прижимая руку к губам.
        — Вино отравлено,  — сказал Каледор.
        Король-Феникс повернулся к трем слугам, стоявшим у дальнего конце стола.
        — Позовите целителей,  — потребовал он.  — Кто принес вино?
        Никто из слуг не ответил. Сначала Каледор подумал, что они стащили экземпляр бочки своего хозяина, но впечатление рассеялось, когда все трое полезли в свои одежды и вытащили изогнутые кинжалы. Король-Феникс увидел красное сверкание кхаинитских рун и блеск яда на клинках, когда трое приблизились, двое слева от него и один справа.
        — Убийцы!  — взревел Каледор, выхватывая разделочный нож из туши птицы.
        Один справа подошел первым, метя лезвием в горло Каледора. Король-Феникса нырнул и бросился, его оружие безопасно прошло по груди убийцы, а эльф отступил назад. Каледор упал и перекатился вправо, чтобы избежать атаки слева, опрокинув боковой стол, нагруженный фруктами, когда он поднялся на ноги, изогнутый нож звякнул о кинжал, нацеленный ему в живот.
        Сердце колотилось, Каледор вскочил на стол, разбрасывая блюда и тарелки, осколки разбитой посуды кололи ему ноги сквозь тонкие сапоги. Убийцы разошлись в разные стороны, быстро окружая его. Повернувшись налево, а затем быстро направо, стараясь держать всех троих в поле зрения, Каледор боком продвигался на ножке стола, по направлению к дверному проему.
        Корадрель нетвердо поднялся на ноги, замахиваясь кулаком на ближайшего убийцу. Удар пришелся эльфу по плечу, и тот отшатнулся в сторону шатра. Отвлекшись, нападавший, пытаясь обойти Каледора, был слишком медлительным, когда Король-Феникс повернулся на каблуках и ткнул ногой в лицо убийцы. Убийца зарычал, кровь закапала ему на губы, и вскочил на стол.
        Разделочный нож ударил убийцу в грудь, пробивая ребром легкие. Инерция убийцы качнула его к Каледору, лезвие ножа вонзилось в подбородок Короля-Феникса, а вес умирающего эльфа с грохотом уронил его на сервировочные блюда.
        В челюсти Каледора вспыхнула боль. Рана была незначительной, но яд на лезвии быстро распространялся, захватывая язык и горло короля. Задыхаясь, он оттолкнул от себя тело убийцы и скатился со стола за мгновение до того, как другой кинжал вонзился в дерево.
        От дверного проема раздались крики, когда Каледор попятился к нему. Разделочный нож все еще был в груди мертвого убийцы, и он был безоружен. Он беспомощно наблюдал, как атакующий, сраженный Корадрелем, снова вскочил на ноги и вонзил свой нож в глаз крейсианского князя. Корадрель не издал ни звука, когда опрокинулся назад, головой задевая край стула.
        Король-Феникс чувствовал, что глохнет. Размахивая рукой, он сумел выхватить лампу из цепи и швырнуть ее в ближайшего убийцу, посылая на руку нападавшего брызги горящего масла. Грудь становилась все туже и туже, а горло пересохло. Головокружение заставило закружиться шатер, и он только смутно осознавал проносящиеся мимо фигуры. Они были похожи на зверей Аннулии, покрытых белой шерстью, с массивными серебряными когтями. Хрипло дыша, Каледор, шатаясь, вышел в главную часть шатра, куда врывалось все больше бледных существ. Он упал на колени, задыхаясь, ощущая вкус крови.
        Руки подхватили его и подняли тело на трон. Появилась другая фигура, и Каледор услышал успокаивающий шепот, хотя и не понял сказанных слов. Он почувствовал руки на своем лице, и тепло заменило холод в его конечностях. Там был золотой свет. Он протянул к нему руку и почувствовал мягкую кожу.
        — Отдыхай,  — сказал тихий голос.
        Каледор смутно узнавал в нем Тириола. Он погрузился в сон, грезя о светлых лугах, хотя небеса были затянуты тучами.

* * *

        Покушение на Каледора привело армию в смятение. Пока Король-Феникс был в сильной лихорадке, Тириол взял на себя ответственность, организовав тщательный обыск лагеря. Тела трех слуг нашли спрятанными в роще деревьев недалеко от реки, где армия брала воду. Хуже того, когда убийц осмотрели, они казались идентичными тем эльфам, которые были убиты. Тириол рассеял чары, которые были наложены на них, и их лица вернулись к своим, открыв бледные, резкие черты наггароти, изрезанные рунами маскировки.
        Недоверие и паранойя управляли, гранича с паникой. Все в лагере были потенциальными подозреваемыми, и были составлены новые караулы. Солдаты менялись между ротами, и всем было приказано выполнять свои обязанности группами не менее десяти. Тириол ввел комендантский час между сумерками и рассветом, за исключением патрулей гвардии, усиленных тридцатью отрядами Белых Львов и гвардии Феникса, которые считались самыми преданными воинами.
        Разведчики вернулись на следующий день, сообщив, что друкаи разбили лагерь. Несомненно, ожидая, что убийство будет успешным, Малекит сделал свой ход. Поскольку Каледор был выведен из строя, а армия в ужасе, князья быстро согласились, что отступление было единственным вариантом. Решив, что поспешное бегство не даст никакого преимущества, князья устроили организованный перенос лагеря и отступление на юг к берегу Внутреннего моря. Тириол отправил почтовых ястребов к флоту Лотерна, прося немедленной помощи.
        С помощью целителей и Тириола лихорадка Каледора прекратилась на шестой день, но он был еще слаб от яда. Он был в сознании только краткие промежутки, но смог одобрить план отступления князей. Наггароти пришли на восток через развалины Авелорна, с трудом преодолев Сафери.
        У князей не было выбора, кроме как разделить армию; ждать достаточно кораблей, чтобы эвакуировать всех воинов короля, значило рискнуть быть пойманными быстро наступающей армией Малекита. Тириол взял Каледора и четверть войска на восток, призывая город Сафетиона предоставить убежище. Половина армии двинулась на юг, прежде чем перейти горы в Иврессе. Остальные силы, действуя в качестве арьергарда, ждали прибытия флота из Лотерна.
        Прибыло слишком мало кораблей, чтобы забрать все оставшиеся войска. Титраин, выразивший желание оставаться командующим арьергардом, приказал, чтобы бросили жребий, чтобы выяснить, кто может сесть на корабль. К их чести, каждый эльф в маленькой армии отказался, их командиры передали сообщение, что все они будут жить вместе или вместе умрут. Помня о приказе Каледора не убивать и не брать в плен ни одного князя, Титраин раздумывал, остаться ли ему со своими войсками или уйти с кораблями.
        Титраин выбрал остаться, решив, что не оставит снова свой народ. Армия потратила то время, которое у нее было, на укрепление береговой линии. С кораблей привезли многозарядные метатели болтов для создания оборонительных батарей, а каждую запасную доску, мачту и лонжерон использовали для возведения валов вдоль травянистых дюн, обрамлявших пляжи. Траншеи были вырыты и заполнены маслом из корабельных фонарей и складов, готовым к поджогу.
        Когда разведчики сообщили, что друкаи были всего в дне пути, Титраин устроил праздник, посвященный Азуриану. Вся еда, оставшаяся с армией, была приготовлена и накрыта, и столы просели под ее тяжестью, вынесенной на пир под солнцем. Князь Котика смеялся и шутил, говоря, что он предпочел бы, чтобы такая прекрасная пища не осталась наггароти, чьи вкусы не могли оценить ее качества.
        Под весельем скрывался поток страха. Улыбки были натянутыми, а разговор нарочито беззаботным. Но по мере того, как день переходил в вечер, многие в армии садились сочинять предсмертные стихи или пели скорбные песнопения в сопровождении мрачных труб и лир.
        Когда солдаты успокоились, чтобы увидеть свой последний сон, Титраин обошел лагерь. Царило спокойствие, армия смирилась со своей судьбой. Он подошел к берегу и уставился на темную гладь воды, звезды в ясном небе отражались в ряби воды.
        Он уже собирался уходить и вернуться в свой шатер, когда увидел вдали от берега свет. Сначала он принял это за падающую звезду, так как свет, казалось, двигался по небу. Потом появился еще один, и еще один, сияя белым, красным и синим, и становился все ярче, пока он смотрел.
        Вскоре появились качающиеся звезды всех цветов радуги. Титраин гадал, он спит и видит сон. Его внимание привлек крик с военных кораблей, стоявших на якоре недалеко от пляжа.
        — Парус на западе!  — Крик подняли со всех мачт.
        В лунном свете и свете своих фонарей к берегу приближалась флотилия небольших судов. Из темноты появились рыбацкие и торговые лодки, прибрежные баржи и весельные шаланды. Их было десятки, и еще больше огней приближалось.
        Что-то затмило звезды над головой, и Титраин уловил характерный треск биения крыла дракона. Чудовище упало на берег, сквозняк от его приземления поднял песчаную бурю. Титраин в удивлении уставился фигуру в золотой броне на его спине.
        — Перестань пялиться и разбуди свои войска,  — крикнул Король-Феникс ошеломленному князю.  — Нельзя терять времени.
        Когда по лагерю разнеслась весть и маленькие корабли высадились на берег, чтобы взять как можно больше воинов, их экипажи объяснили, что Каледор промчался вверх и вниз по саферийскому побережью, умоляя каждую деревню и город поставить на воду любое судно, какое только смогут. Более крупные суда буксировали небольшие лодки, некоторые из них выдерживали только полдюжины эльфов, и это был медленный процесс, чтобы доставить их к пляжу, который не был достаточно большим, чтобы все лодки смогли высадиться одновременно.
        Рассвет окрасил горизонт и грома из рогов друкаев не было слышно. Оставалось еще почти две тысячи воинов. Наэдреин, капитан Котика, который пережил чистки кхаинитов, подошел к Титраину и Каледору.
        — Моя рота займется метателями болтов,  — сказал он.  — Мы задержим друкаев и дадим остальным время уйти.
        — Вы не выживете,  — ответил Каледор.  — Вы уверены, что хотите сделать это?
        — Мы поклялись,  — сказал Наэдреин.  — Все мы потеряли близких от подонков друкаев. Мы считаем, что должны сравнять счет.
        — Для меня большая честь, что такие воины сражаются со мной,  — сказал Титраин.  — Задержите их так долго, как сможешь, и следите за Малекитом. Он быстро справится с обороной, если вы дадите ему приблизиться.
        — Если нам повезет, мы сможем даже убить его проклятого дракона,  — сказал капитан.
        Он поднял меч в знак приветствия, а князь с королем ответили ему тем же жестом, и ушел.
        — Убейте столько, сколько сможете!  — крикнул ему вслед Каледор.
        Наэдреин и его воины сдержали свое слово. Пока солнце еще поднималось, на берегу разнесся звук метателей болтов.
        — Может, мы должны помочь им,  — сказал Маэдретнир Каледору.  — Эти эльфы не смогут долго сдерживать Малекита.
        — Если мы сразимся с Королем-Колдуном, мы умрем,  — ответил Каледор.  — Этого не должно случиться.
        — Ты считаешь себя слишком важным, чтобы рискнуть?  — сказал дракон с ноткой неодобрения в низком голосе.
        — Это одна причина,  — сказал Каледор.
        — А другая?  — спросил Маэдретнир.
        — У меня нет желания умирать,  — признался Король-Феникс.  — Не без благой цели.
        Дракон заурчал от смеха и поднялся в воздух, неся Каледора туда, где он мог видеть наступающих друкаев и своих собственных последователей. Последние малые суда отплыли, а оставшиеся войска были доставлены к военным кораблям на лодках. Было ясно, что последние из них будут на борту до того, как друкаи достигнут берега, но Внутреннее море не было преградой для Короля-Колдуна и его зверя. Все еще существовал значительный урон, который мог быть нанесен.
        Глядя на вражескую армию, Король-Феникс понял, что его опасения были напрасны. Малекит сдержался, темная фигура его дракона маячила за массивными рядами пехоты, которые продвигались по пляжу, опасаясь метателей болтов.
        — Я не единственный, кто хочет жить,  — заметил Каледор.

* * *

        Попытка покушения и последующее отступление подорвали доверие князей, и Каледору пришлось немало потрудиться, чтобы сдержать их присягу в его стратегии. Потеря Корадреля тоже была горькой, личным ударом. До сих пор друкаи покушались на брата Каледора и двух его кузенов, а также на более дальних родственников из Каледора и других королевств. Памятник умершему крейсианскому князю был установлен, а его тело погребено в мавзолее в Лотерне, пока Крейс снова будет безопасен.
        Очевидного преемника владеть Акилларом не было, и Каледор опасался, что борьба за правление Крейсом создаст больше беспорядков. С некоторым удивлением он принял визит от самых могущественных претендентов, все три были дальними родственниками Короля-Феникса. Они представили Каледору соглашение, которое они все подписали, вместе со многими другими дворянами Крейса, выдвигая кандидатуру Каледора на титул регента в отсутствие какого-либо явного претендента. Король-Феникс должным образом принял и так же быстро выбрал Тириантиса, старшего кузена, быть его представителем в Тор Акаре.
        — Если б только мы все могли быть такими прагматичными,  — заметил Тириол, когда Каледор рассказал магу об этой встрече на следующем собрании совета.

        Нападение в Сафери была только первым из нескольких подобных инцидентов в течение следующих лет. Были подстроены засады, чтобы подстеречь Каледора, когда он путешествовал между королевствами, и были еще попытки отравить его. Несмотря на все предосторожности, коварство кхаинитских убийц и решимость Малекита видеть Короля-Феникса убитым означало, что он был в постоянной опасности. Культы, хотя и значительно уменьшились в размерах и силе, все еще имели своих агентов и сети, и единственное место, где Каледор чувствовал себя по-настоящему безопасно, было на спине Маэдретнира или во время его нечастого возвращения в Тор Калед.
        Другой лидер, возможно, был бы напуган непрекращающейся угрозой, нарастающей паранойей. Каледор не позволял врагу диктовать свои передвижения и действия, и хотя он всегда был настороже в ожидании следующего покушения на свою жизнь, Король-Феникс не был вынужден скрываться и не передал свое прямое командование армией другому.
        Каледору угрожали не только физические нападения. Всю зиму его мучили кошмары и головные боли. Опасаясь колдовства, он призвал Тириола, который подтвердил, что на Короля-Феникса наложено проклятие. Маг соткал контрзаклинание и доставил талисманы из хранилищ Сафетиона, чтобы защитить Каледора от этих воздействий.
        Были и менее искусные магические атаки. Во время переправы из Эллирион в Сафери корабль Каледора поглотил разрушительный шторм. Небо бурлило чернотой, и молния разорвала тьму. Внутреннее море исступленно вздыбилось, волны высотой с дом обрушивались на нос корабля «ястреба», который бросало под вой ветров. Дюжины экипажей были смыты водой, но рулевые прижались к штурвалу, а капитан привязался рядом с ними, направляя их руки.
        Буря продолжалась несколько дней, раскалывая мачту и разрывая обшивку. Моряки работали не покладая рук, убирая обломки и латая дыры в корпусе, едва удерживая корабль на плаву. В конце концов буря стихла, ее ярость пропала, и корабль добрался до Лотерна. Команда день и ночь вычерпывала воду, чтобы судно не затонуло, и даже Каледор стоял вахту, используя легендарный боевой шлем Короля-Феникса в качестве ведра.
        Каждое столкновение со смертью лишь усиливало решимость Каледора. Было замечено, что раздосадованный он потирал шрам от ножа убийцы под подбородком, и они не представляли дополнительного аргумента, чтобы выдвинуть против своего короля в это время. Жаркие летние дни иногда доводили короля до лихорадки, последствия яда так и не были полностью устранены.
        Несмотря на эти частые повторяющиеся отвлечения, Каледор всегда был внимателен к каждой детали войны. Каждый трюк и уловка, каждое продвижение, финт и контрудар Малекита были неудачными. Десять лет и больше с момента первого нападения Короля-Колдуна победа не стала для обеих сторон ближе.
        За эти годы судьба и Малекита, и Каледора изменялась, но, как предвидел Король-Феникс, чем дольше тянулась война, тем больше она оборачивалась против друкаев. У врага не хватало численности, чтобы удержать любую позицию, которую они занимали, а в Нагарите продолжающаяся война теней Алита Анара наносила урон медленно, но устойчиво. Тиранок стал излюбленным полем битвы для обеих сторон, спорным регионом, который служил барьером между Нагаритом и Каледором. Медленно, с каждой осторожной кампанией, армии Короля-Феникса отрезали силы друкаев. Орлиный перевал был отвоеван, и крепости, выстроенные друкаями, были воинскими гарнизонами, лояльными Каледору. В следующем году перевал Грифона достался Королю-Фениксу, а в следующем — перевал Единорога.
        Каледор почти зашел слишком далеко в своих попытках захватить Драконий перевал; быстрая и смертоносная контратака Малекита почти поймала армию Короля-Феникса, которую преследовали полпути через Авелорн, прежде чем Король-Колдун отступил, опасаясь, что его выманили из Нагарита как часть какого-то грандиозного плана.
        На двадцать пятом году своего правления, после двух с половиной десятилетий войны, Каледор вновь созвал свой совет на острове Пламени. Князья были полны опасений, когда вошел Король-Феникс; прошло несколько лет, с тех пор как он привел их всех в это место.
        — Мы выигрываем войну,  — заявил Король-Феникс, сидя на троне, хотя его выражение было мрачным, а не ликующим. Члены совета смущенно переглянулись, не понимая, что это значит.  — Наши армии понесли потери, и наша тактика хорошо проверена. Друкаи устали, измученные страхом перед своими правителями. Теперь мы нападем.
        — На Анлек?  — спросил Дориен, не скрывая своей радости.
        — На Анлек,  — ответил Каледор.

        План Каледора был прост, и он считал его наилучшим. Поздней весной он начал новую атаку на Тиранок, отбив Тор Анрок у друкаев. По этому случаю он не остался в городе, а поехал на север, гоня друкаев впереди себя. К середине лета он подошел к Наганару, быстро текущей реке, которая отделяла Тиранок от Нагарита. Здесь он сделал вид, что расположилась лагерем его армия, выступающая на восток и запад, как будто в поисках подходящей переправы. На противоположном берегу наггароти следили за его движениями, готовые противостоять любой предпринятой им переправе.
        Маневры были уловкой. Пока друкаи отступили, Каледор отправил части своей армии на восток, заменив их в лагере свежими рекрутами и даже эльфами, слишком молодыми или старыми, чтобы сражаться, одетыми в поддельные доспехи и с наспех сделанными копьями. Дориен принял командование этой силой — с любого расстояния два одетых в золото всадника на красных драконах были неотличимы — и Каледор тайно перелетел через горы. Это была огромная авантюра, единственная, которую Каледор когда-либо предпринимал. Если у Малекита будет хоть малейший намек на обман, он сможет перенестись через Наганар, уничтожить фиктивную армию и продолжить путь на юг, в Каледор.
        Истинная армия собиралась в северном Эллирионе, каждый солдат и рыцарь из каждого союзного королевства направлялся и плыл до границы с Авелорном. Они собрались под своими знаменами. Копейщики и лучники, рыцари Серебряных Шлемов вместе с разбойниками из Эллириона, маги и князья; гвардия Феникса Азуриана прибыли с острова Пламени, а Белые Львы возглавили крейсианское воинство. Вид собравшейся армии наполнил Каледора трепетом. Вся его сила была принесена сюда, по его расчетам, достаточная, чтобы застать Короля-Колдуна врасплох и разбить его армию, но если нет, была бы растрачена последняя сила Ултуана.
        Если бы он победил, путь в Анлек будет открыт. Если бы он рассудил неправильно, то не было бы в Ултуане силы, которая могла остановить Короля-Колдуна. Впервые с тех пор, как вошел в священное пламя, Король-Феникс вознес молитву Азуриану. Когда закончил, он дал сигнал армии выступать, направляясь на север, к перевалу Феникса. Он надеялся, что это имя было хорошим предзнаменованием.
        Хорошо это или плохо, но это будет последняя битва в войне.

        — Ты оставишь Анлек беззащитным.  — Пронзительный протест Морати потряс нервы Малекита.  — На нашей границе есть армейские лагеря, и ты хочешь, чтобы наши войска просто покинули их.
        — Это уловка,  — сказал Малекит.
        Он махнул рукой, и мерцающее изображение северного Ултуана появилось в воздухе перед его огромным троном. Оно было больше, чем карта, это было изображение региона, каждая река, сверкающая тонкой линией, каждая дорога и поле, ферма и ров, воссозданные в мельчайших деталях.
        — Если Имрик собирался атаковать, он бы не остановился у Наганара, а двинулся прямо, пока сопротивление было слабым,  — объяснил Король-Колдун.
        — Почему ты так уверен, что он нападает с востока?  — сказал Морати, тыча пальцем через парящее видение Нагарита.  — Почему перевал Феникса?
        — У тебя короткая память, мама,  — спокойно ответил Малекит.  — Разве ты не помнишь, когда я снова взял Анлек?
        В ответ Морати лишь прошипела проклятие.
        — Тогда ты ошиблась, и я одержал победу,  — сказал Малекит, наслаждаясь негодующим выражением лица матери. Его юмор угас, когда он подумал о наглости Имрика.  — Выскочка думает, что сможет обмануть меня с помощью стратегии, которую разработал я? Нет, этого не произойдет. Я напомню ему о его глупости, когда он будет умолять меня о прощении.
        — И что ты собираешься делать?  — Морати уставилась на легко перемещающееся изображение.  — Отзови армию обратно в Анлек. Это наилучший план действий.
        — Опять же, тебе это очень помогло,  — засмеялся Малекит.
        — Коварные Анарсы были единственной причиной, что ты отбил Анлек у от меня,  — бросила Морати.
        — Кто может сказать, что они опять не сделают так же?  — сказал Король-Колдун. Его голос стал резким.  — Разве моя корона на голове у Алит Анара не украдена из этого дворца, пока ты смотрела? Твои сектанты бесполезны как воины, и еще меньше как стражи.
        Морати отошла, волосы и платье развевались, как грозовая туча.
        — Здесь,  — прошептал Малекит сам себе, указывая горящей фигурой на участок бесплодной земли между Анлеком и перевалом Феникса. Это было прекрасно. Болота окружали его с севера, а любая армия, пытавшаяся бежать на юг, столкнется с холодными водами реки Лианаррин.  — Здесь я буду ждать тебя, Имрик. У Маледора.

        ГЛАВА 20
        Роковое столкновение

        Именно Дориен озвучил беспокойство в умах всех князей. Они собрались у шатра Каледора, одетые в полные доспехи и плащи, развевающиеся на усиливающемся ветру.
        — Мы сможем победить?  — спросил каледорский князь. Дориен первым увидел темное пятно на горизонте со спины своего дракона и сообщил о армии друкаев, ожидающей на западе.  — Годами мы избегали этого столкновения, по твоему желанию и приказу.
        — Мы должны победить,  — ответил Каледор.  — Если не сейчас, то никогда. Отступление означало бы признание поражения и уничтожение боевого духа армии.
        Эта армия собиралась на неровной пустоши Маледора. Было представлено каждое королевство, верное Каледору. Копейщики и лучники из всех королевств собрались под знаменами, демонстрируя цвета и руны своих князей. Среди них были роты Морской гвардии Лотерна, облаченные в доспехи, мерцающие, как рыбья чешуя, вооруженные копьями и луками, их одеяния и знамена цвета морской зелени и бирюзы выделяли их среди просторов одетых в белое солдат.
        Рыцари Каледора и Эатана формировались в длинные эскадроны, их копья украшали яркие вымпелы, их серебряные шлемы украшали невероятные гребни перьев. Батареи метателей болтов были возведены, защищая фланги скопившегося воинства.
        Над головой летали пегасы из Сафери, маги Тириола сплетали защитные чары над армией с мерцающими шестами и сверкающие жезлами. Их было больше среди полков королевства, они владели пламенными мечами, защищая войска золотыми арками энергии.
        Центр линии держали крейсианцы. Окруженные ротами с копьями и луками, Белые Львы, избранные воины Каледора, ожидали с длинными топорами. Слева от них стояли безмолвные ряды стражи Феникса, их плащи мерцали на солнце, головки алебард блестели.
        К югу, на левом конце линии, где земля громоздилась над поросшими кустарником холмами, многочисленные рыцари-разбойники Эллириона ждали возвращения Финудела и Атиель. Их плюмажи из конского волоса развевались на ветру, который разносил их смех и разговоры до остальной армии.
        Последними были драконы. Восемь пережили долгую войну. Окруженные смогом дыма, они громыхали и рычали друг другу на своем языке, Маэдретнир гордо стоял в центре с распростертыми крыльями.
        — Мы можем победить,  — повторил Каледор.  — Будьте смелыми и оставайтесь сильными.
        План сражения был согласован, и князья вернулись к своим войскам. Каледорцы сели на своих драконов и взмыли в воздух, а Атиель и Финудел присоединились к своим разбойникам. Титраин поскакал в голову малочисленной компании рыцарей Котика, а Карвалон сел на грифона, который был выращен самим князем, с тех пор как вылупился первым. Пегас Тириола поднялся к облакам, когда князь-маг полетел к своим послушникам.
        Трубы были подняты, и над равниной зазвучали их чистые ноты. Крики капитанов разносили команды, и как один воинство Каледора выступило. На западе сгущалась тьма.

        Когда драконы Каледора взмыли в небо, Сулекх издала оглушительный визг, выгнув шею. Ее трое детей зарычали в ответ, ужасающий звук прокатился над наступающей армией Нагарита.
        В первых рядах армии были Хеллеброн и ее кхаиниты, которых поддерживал ее отец князь Аландриан с отрядом рыцарей из Атель Торалиена. Они резко контрастировали; полуобнаженные невесты Кхаина, воющие и причитающие, с широко раскрытыми глазами, дикими от вызывающих безумие наркотиков, с волосы, покрытыми запекшейся кровью жертвоприношений, обнаженная плоть, бледная в солнечном свете под изображением Кхаина, сделанным из кости и покрытым внутренностями; рыцари, закованные с ног до головы в доспехи и кольчуги, их черные кони, защищенные тяжелыми попонами из золотой чешуи, со знаменем Атель Торалиена, гордо развевающимся над ними.
        По обе стороны тянулись легионы Нагарита, шеренга за шеренгой и многозарядные арбалеты. На ветру развевались знамена красного, черного и фиолетового цветов, а солнце сияло с двадцати тысяч зазубренных наконечников копий. Их щиты украшали руны Эрет Кхиаль и Атарты, Кхаина и Анат Раема. Барабаны из эльфийской кожи отбивали ритм марша, а позолоченные костяные рога трубили призыв к войне.
        Воздух над армией наполнился темной энергией. Словно черный покров, демонические силы бушевали, сдерживаемые заклинания прислужников Морати. Малекит мог видеть их более отчетливо с помощью своего венца; рогатые и клыкастые чудовища, которые лаяли и рычали, вцепившись когтями в небо в поисках входа в мир смертных.
        Зверолюды вывели всех обитателей гор: гидр и мантикор, гиппогрифов и химер. Стаи свирепых гончих с шипастыми ошейниками, железными клыками и когтями выли и натягивали свои железные поводки. Хлысты трещали, и в чешуйчатые шкуры вонзались прутья, чтобы подтолкнуть зверей к врагу, пламя и дым окутывали их продвижение. Крылатые монстры взмыли в воздух в массе перьев, меха и кожистых крыльев.
        Прямо перед Королем-Колдуном выступала гордость Малекита, его рыцари Анлека. Через Элтин Арван они сокрушали армии орков и гоблинов, перебив множество лесных зверей; через Ултуан их подопечные рассеяли эльфов Короля-Феникса и уничтожали их, когда они бежали. Их копья сверкали магической силой, выкованные Хотеком и его жрецами-кузнецами. Руны на их щитах и доспехах вспыхнули с силой, когда поднялись ветры магии, мистическая энергия, которая пронеслась по Ултуану, хлынула в шторм надвигающейся битвы.
        Малекит чувствовал магию вокруг себя. Огонь и кровь притягивали его, золото и серебро обуздывали его, страх и надежда раздували его, жизнь и смерть придавали ему форму. Через венец он ощущал постоянный поток, через воздух и землю, в каждом наконечнике стрелы и сердце.
        Когда выскочки будут раздавлены, в мире не будет силы большей, чем Король-Колдун. Завоевания прошлого померкнут по сравнению с империей, которую он построит. Он поставил эльфийский народ на грань гибели, но именно из пепла той войны они восстанут сильнее, чем когда-либо. Когда он станет Королем-Фениксом, он поведет свой народ к еще большим высотам славы и власти.
        Со своего трона на спине Сулекх Малекит повернулся к матери, которая сидела справа от него верхом на только что прирученном вороном пегасе.
        — Наконец-то у меня будет битва,  — сказал Король-Колдун.  — Имрик просчитался, и пора положить конец этой нескончаемой войне.
        — Ты увидишь его униженным,  — ответила Морати.  — Узурпатор преклонит колено, как ты был вынужден склониться перед Бел Шанааром. Он будет рыдать от твоих рук, моля о прощении за то, что занял твой трон. Лезвия и кислоты кхаинитов вытянут каждую каплю агонии из его жалкого тела. Мое колдовство обрушит на него каждый кошмар, когда-либо представленный.
        Малекит смотрел на мать горящими глазами, ошеломленный ее горячностью и мелодрамой. Ему больше не грезился сломленный Имрик, умоляющего сохранить ему жизнь; его видения были полны чистой радости стоять над трупом узурпатора. Двенадцать лет это был только сон. Двенадцать лет он страдал от унижения и мучений, мысль о которых причиняла ему такую же боль, как боль все еще горящей плоти.
        — Я бы предпочел, чтобы он просто умер,  — сказал Король-Колдун. При этой мысли он застонал от удовольствия.  — Чем скорее, тем лучше.
        Он с неестественной силой рванул цепи Сулекх, давая ей знак взлететь в воздух. Остальные черные драконы последовали за ними, когда Малекит направил зверя над своей армией. Держа поводья Сулекх в защищенной руке, Король-Колдун вытащил Авануир. Магический клинок вспыхнул синим пламенем, и голос Малекита проревел его простую команду:
        — Атака! Убей Имрика!

        Сжимая крепко щит и копье, Каратриль двинулся вперед во главе отряда копейщиков из Эатана. Его кожа была маслянистой и скользкой от темной магии, и он нервно смотрел на волнующееся облако тьмы, собирающееся над пустошью. На грани слышимости раздавался шепот, жестокий и соблазнительный, манящий и угрожающий. Он выбросил его из своих мыслей, сосредоточившись на противнике впереди.
        Стрелы и болты летели облаками от обеих армий. Крики умирающих и раненых были уже громкими. Град похожих на копья стрел обрушился на отряд эльфов справа от Каратриля, пробив брешь в их рядах. Болты застучали по щитам и чешуйчатым плащам, как снаряды друкаев падали на приближающихся эльфов Короля-Феникса.
        Каратриль мало что мог поделать, кроме как довериться судьбе и поверить, что Морай-хег не настолько жестока в юморе, чтобы пронести его через всю эту войну только для того, чтобы он был насажен на болт или пронзен стрелой.
        Отвратительный зверь, ужасный гибрид ящерицы, собаки и льва, размером с лошадь, перебирался через болотистую почву к компании эатанцев. Плотные миазмы окружали существо бледно-желтого цвета, его сернистый смрад доносился до Каратриля. Позади зверолюды подгоняли его вперед длинными трезубцами и зазубренными плетями с жестокими крюками, лица друкаев были обмотаны шарфами.
        — Василиск!  — Каратриль выкрикнул предупреждение.
        Пока зверь приблизился, Каратриль надеялся, что один из метателей болтов увидит зверя и убьет его, но когда василиск бросился бежать, обнажая клыки, похожие на черные ножи, он понял, что надеялся напрасно.
        Отряд остановился, чтобы встретить атаку монстра, подняв щиты и опустив копья. Каратриль подавил страх, во рту пересохло.
        Василиск с ревом вонзился в отряд копейщиков, рыча и круша. Щиты были разорваны когтями, а кольчуги доспехов разорваны зубами. Копья щелкнули по его толстой шкуре, когда эльфы нанесли ответный удар, хотя не все были отклонены, и кровавые раны появились на чешуйчатых боках василиска.
        Там, где пролилась его кровь, пролился и отвратительный туман. Его прикосновение было едким, расслаивающим металл и разъедающим кожу. Эльфы, которым не посчастливилось вдохнуть ядовитый туман, отступили с хриплыми криками, бросая копья, чтобы вцепиться в горящее горло. От малейшего прикосновения смертоносного дыма каменела плоть, глаза и руки превращались в грубую, серую, похожую на камень субстанцию.
        Оправившись от первоначального шока из-за нападения василиска, копейщики сомкнули ряды, используя щиты, чтобы развеять ядовитый туман. Закрыв глаза, они вслепую вонзились в чудовище, полагаясь на инстинкт и эльфийские чувства, чтобы направлять свои удары.
        Еще больше попало под его зубы и когти, но в конце концов дыр и порезов на шкуре василиска стало слишком много. Ихор и кровь сочились из десятков ран, когда он рухнул, выделяя еще больше грязного пара. Погонщики существа бежали, когда копейщики разошлись вокруг быстро разлагающегося тела василиска.
        Каратриль ловил воздух, судорожно пытаясь вдохнуть. Сквозь резь в глазах он увидел, что копейщики друкаев продвигаются к линии. Горький запах василиска пропитал одежду Каратриля, а его лицо чесалось от прикосновения его смрада.
        Эти отвлекающие факторы пропали, когда он смотрел на насмешливые, кричащие лица врагов. Он подумал о князе Аэлтерине, сгоревшем заживо. Он вспомнил тяжелые дни езды взад и вперед по поручениям Бел Шанаара. Он воскресил кровавое месиво Эалита и соблазнительные уловки Друтейры. Бойня в святилище Азуриана преследовала его до сих пор. Двадцать шесть лет войны заполонили его разум; осада Лотерна и смерть Аэрениса от его руки были самыми страшными событиями, которые он видел и совершал.
        Не в его природе было ненавидеть, но в этот момент он был полон ненависти к эльфам, которые подбирались к нему. Не имело значения, были ли они так же напуганы, как он. Не имело значения, что у многих будут семьи. С некоторыми из них он, возможно, даже сражался бок о бок до предательства Малекита. Все эти соображения были неуместны. Они были друкаями, темными эльфами, и они хотели убить или поработить весь эльфийский род, если победят.
        — За Каледора!  — крикнул Каратриль, поднимая копье, зов был эхом подхвачен от окружающими. Хотя не было дано команды, отряд перешел на бег, направляясь прямо на встречных друкаев. Каратриль расслабился, зная, что если умрет, то обретет покой. Враг в ответ хлынул вперед, и Каратриль вновь крикнул:
        — За Ултуан!

        Первое столкновение армий обрушилось на болота. Летая высоко над полем битвы, Тириол наблюдал, как линии черного и белого волнообразно двигались сначала в одну сторону, а затем в другую, подавшись вперед и отступив назад. Атака Короля-Колдуна сосредоточилась на уничтожении Каледора, его армия двигалась вперед узким фронтом. Король-Феникс предсказал это и изложил свои соответствующие планы. Используя себя в качестве приманки, Каледор находился в центре армии, путеводным камнем для ярости друкаев.
        Белые Львы и гвардия Феникса приняли на себя основную тяжесть первого нападения, в то время как лучники поливали стрелами наступающих рыцарей друкаев. Фаланга копий Каледора продвинулась вперед настолько, насколько это было возможно, создавая эффект воронки, который еще больше подтолкнул врага атаковать лучших воинов Короля-Феникса. Драконы, грифоны и мантикоры кружились в небесах, подгоняемые с обеих сторон массированными метателями болтов, всадники каждой армии сражались за господство в воздухе.
        Пока копье и меч, топор и пика оспаривали битву на земле, в воздухе велась гораздо более эзотерическая, но не менее смертельная битва. Ветры магии пенились, сбивали так или иначе, поскольку колдуны Морати и маги Тириола боролись друг с другом. Демоническое облако, которое бушевало над полем битвы, заполнило разум саферийского князя, цепко держась в его мыслях, как свернувшаяся масса тьмы.
        Молния из наконечников посохов расколола воздух, и над облаками взвизгнули огненные шары. Град сверкающих хрустальных копий прорезал друкаев, в то время как целые роты солдат Каледора поглотили огромные пасти, которые разверзлись в земле под ними.
        Воздух был насыщен заклинаниями и контрзаклятиями, образуя сверкающий пейзаж, не менее реальный, чем вересковая пустошь внизу. Нечеловеческие существа визжали, когда вырвались из королевства Хаоса, срывая рыцарей с седел и пожирая лошадей. Огненные орлы парили над головами солдат Короля-Феникса, их пылающие крылья испепеляли облака болтов и стрел, выпущенных в них врагом. Каскады белой энергии упали с меча Тириола, когда его пегас низко опустился, магические искры подожгли батарею метателей болтов, когда князь-маг прошел над ними.
        Внезапное давление, нарастание темной магии, привлекло его внимание к северу. Он почувствовал, как волна демонической энергии разрывает ткань реальности. Земля взорвалась, и огромная змея с клыкастой пастью и дюжинами извивающихся языков разорвалась под полком лучников. Хлещущие щупальца поймали в ловушку беспомощных воинов, подбрасывая их тела в воздух и таща их в слюнявую пасть существа.
        Скомандовав своему зверю, Тириол развернулся к демоническому явлению, подготовив заклинание изгнания в своем разуме. Когда существо поглотило больше эльфов, маг нырнул к нему, повторяя заклинание освобождения. Золотое свечение окутало вызванного монстра, превращая гноящуюся плоть в мерцающую пыль. Демон забился, издавая неземной вопль, дрожа отростками, его кассетные черные глаза уставились на Тириола. Направляя ветры магии через свой посох, маг швырнул болт белой энергии в пасть существа, зажигая внутри него белое пламя. Его крик все еще разносился на ветру, демон был уничтожен, сгорая дотла.
        Занятый изгнанием демона, Тириол не заметил приближение чернокрылой фигуры, оставляющей после себя след черного пламени. Слишком поздно он почувствовал присутствие колдуньи и поднял глаза. Он увидел полное ненависти лицо, укрытое ореолом черных волос, и почувствовал прилив темной магии от посоха с черепом в ее руках.
        Он поднял серебряный щит, чтобы противостоять заклинанию, но волна темной магии отбросила его в сторону, превратив в падающие магические осколки. Тириол приготовился, его амулеты засветились, но следующее заклинание было направлено не на него.
        Его пегас кашлянул и содрогнулся, кровь полилась из тысяч маленьких порезов, которые появились в его плоти. Перья трепетали на его крыльях, пока он падал. Маг чувствовал, как в теле пегаса ломаются кости, словно гигантская рука раздавливает его. С последним воплем ужаса пегас умер, и Тириол рухнул на землю.

        Морати рассмеялся, увидев падающего мага. Его одежда развевалась, а посох выпал из его рук, когда он отчаянно махал руками, возможно, пытаясь имитировать птицу. Ее смех затих, когда пара невесомых серебряных крыльев сверкнула с плеч мага, неся его на землю. Пока колдунья кружила вокруг, готовясь к очередной атаке, маг стряхнул с себя одежду и протянул руку, его посох оттуда, откуда он упал, влетел в его ладонь.
        С мечом в одной руке и посох с черепом в другой, Морати бросился на наглого мага. Приблизившись, она узнала правителя Сафери и с горечью вспомнила роль мага в оскорблениях и бедах, обрушившихся на нее. Он говорил на Первом совете, и это его подопечные заточили ее во дворце Бел Шанаара.
        Тириол обернулся, чувствуя ее приближение. Луч голубой энергии вырвался из его глаз. Морати ответила на заклинание, прорычав магическую формулу, тень развернулась от кончика посоха, чтобы встретить столб света. Два заклинания столкнулись со взрывом энергии, который заставил Морати пошатнуться, а мага швырнул на спину.
        Встав на ноги, когда ее пегас приземлился, Морати направила меч на лежащего на спине заклинателя. Энергия замерцала вокруг ее клинка, сливаясь в ледяной шип, который полетел к груди мага, разделяясь на тысячи осколков. В последний момент маг поднял посох, перед ним появился золотой диск. Ледяной шторм отклонился от магического барьера, превратившись в облако тумана.
        Поднявшись на ноги, сафериец поднял открытую ладонь к Морати. Шепча рассеянно, она наблюдала, как голубь появился в ладони мага. Он взлетел и обернулся вокруг головы мага, нежно воркуя. Морати снова рассмеялся. Это был дешевый трюк, используемый для развлечения детей, ничего больше. Она призвала еще больше темной магии, ее разум дотянулся до демонического облака, чтобы использовать грубую силу Хаоса.
        Когда она приготовилась к следующей атаке, голубь начал кружить быстрее, дуга его полета становилась все шире и шире. Его глаза блестели, как кристалл, завораживая, когда он опускался и поднимался, сплетая сложную серию кривых и углов вокруг мага.
        Морати отвела взгляд как раз вовремя, чтобы обуздать темную силу, которая выстраивалась внутри нее. По ее коже на мгновение поползли мурашки от избытка магии, зубы стучали, нервы танцевали. Голубь увеличивался в размерах, его перья менялись, соответствуя цветам радуги, крылья становились радужными следами пламени.
        Феникс рванулся к Морати, его пронзительный крик звенел в ее ушах, проникая в самую сердцевину ее разума. Она стиснула челюсти и крепче сжала посох, когда темная магия ворвалась в нее, пытаясь убежать. Заклинание феникса поразило ее в полную силу, подожгло волосы и сбросило со зверя.
        Рухнув на землю, Морати задохнулась, и из ее горла вырвались завитки черной энергии. Она стиснула зубы и вскочила на ноги, направив меч в сторону мага. Изогнутые лезвия из черного железа появились в воздухе, вращаясь в сторону саферийца. Маг снова вызвал свой золотой щит, но Морати ожидала этого. Косы-лезвия стали игольчато-тонкими дротиками, каждый крошечный кусочек чистой магии. Они врезались в магический щит. Большинство из них были остановлены, но некоторые прорвались, уменьшив щит до золотых осколков, прежде чем поглотить мага. Одеяние саферийца мгновенно превратилось в клочья, а его плоть была покрыта ссадинами и царапинами.
        Расширяя свою силу, Морати последовала за заклинанием с проклятием, темная магия извивалась по курсу, проложенному болтом, просачиваясь в открытые раны в плоти мага. Каждый крошечный порез начинал гноиться, выплескивая наружу небольшими фонтанчики гноя и крови. Маг вскрикнул от боли, падая на колени. Морати подошла ближе, вливая все больше и больше магии в колдовство, загоняя инфекцию глубже и глубже в саферийца.
        С дерзким криком маг взмахнул руками. Белый огонь вспыхнул внутри его кожи, сжигая магическую заразу. Он пошатнулся на ногах, пока огонь продолжал бушевать, его глаза были ослепляющими сферами, волосы дико танцевали в мистическом огне. С видимым усилием сафериец сложил руки вместе, все еще сжимая посох. Языки пламени вырвались из его рук и посоха, захлестывая Морати.
        От отчаяния колдунья бросилась на землю, прижимая руки к груди и превращая кожу в камень. Языки пламени охватили ее, касаясь, но не обжигая. Они бушевали долгое время, пока она была в коконе собственной плоти. Морати боролась с темной магией, которая текла по ее кровеносным сосудам и заставляла ее сердце колотиться.
        В конце концов огонь рассеялся. Морати изменила свое заклинание, но трансформация была медленной. Как у проснувшейся статуи, ее конечности превратились в плоть, и она выпрямилась. Пыль отлетела от ее лица, когда она открыла глаза.
        Маг сбежал, поднявшись на магических крыльях, которые спасли его от падения. На мгновение она задумалась о том, чтобы погнаться за ним, но визгливый крик сверху привлек ее внимание.
        Из облаков выпал грифон, вытянув когти, красные с черным крылья отклонились назад. На его спине ехал князь, одетый в золотую кольчугу и синие одежды, с сапфировым мечом в кулаке. Его длинный щит носил символ Ивресса на фоне полуночных звезд.

        Малекит тоже заметил нападение Карвалона. Он с некоторым удовлетворением наблюдал за ходом сражения. Его рыцари прорвались к военным машинам Каледора и сеяли хаос среди экипажей метателей болтов. Линия копий Короля-Феникса была остановлена и медленно отодвигалась назад. Куда бы он ни посмотрел, Малекит видел сжимающееся кольцо черного и серебряного, приближающееся к Каледору.
        Сулекх метнулась к князю Ивресса, когда Карвалон нырнул к Морати. Колдунья махнула рукой в сторону грифона, из кончиков пальцев ее сверкнула черная молния. Мех и перья загорели, и монстр вырывался из пике, уклоняясь, чтобы избежать потрескивающей энергии.
        Черная драконица ударила, как молния, когтями, разрывая тлеющие крылья гриффона. Малекит увидел, как глаза князя расширились в шоке, когда Король-Колдун ударил Авануиром по щиту Карвалона, разрубая его пополам.
        Из раны посыпались искры, и расплавленный металл засочился, как кровь, из раны в нагруднике Малекита. Он изумленно посмотрел вниз и почувствовал боль.
        Вырвав один из шипов Сулекх, Карвалон поднял свой меч для нового удара.
        Разъяренный Король-Колдун ударил, вонзив Авануир в грудь князя. Зачарованные доспехи прогнулись, а затем раскололись, когда лезвие вырвалось из спины князя, мерцая голубым пламенем, воспламенив одежду и волосы Карвалона. Малекит протянул руку и схватил князя, когда тот собирался упасть. Обжигающие пальцы прожгли золоченые наплечники и погрузились в плоть.
        С рычанием Малекит поднял Авануир, рубанув сквозь позвоночник и ребра, разделывая Карвалона как жареную свинью. Кровь плеснула на Короля-Колдуна и зашипела в пустоту на его доспехах. Не чувствуя ничего, кроме презрения, Малекит отпустил растерзанное тело князя и опустил Авануир, отрубив голову, когда труп упал с Сулекх.
        Убрав меч в ножны, Малекит приложил руку к ране в груди. Металл, который пузырился, уже остывал, образуя шов через брешь в его броне. Боль утихла, но это был полезный урок: он не был бессмертным.
        Глядя на разворачивающуюся битву, Король-Колдун увидел полосу бледной кожи и красного цвета, движущуюся через линию армии Имрика, как копье, нацеленное прямо на узурпатора.
        Малекит улыбнулся. Возможно, кхаиниты смогут убить Имрика за него.

        Ныряя под лезвие топора, Хеллеброн рубанула мечом в правой руке по белому плащу из шкуры крейсианца перед ней, отрезая его руку, пока лезвие погрузилось в его левый глаз. Отбросив в сторону падающее тело, она перепрыгнула через раскачивающийся топор, погрузив в шлем эльфа оба клинка, которыми владела.
        Вокруг нее Невесты Кхаина выкрикивали молитвы Кроваворукому богу, пока сражались с крейсианскими телохранителями. Они ныряли и уклонялись от срубленных топором голов своих врагов, отравленные лезвия облизывались, как змеиные языки, находя обнаженную плоть. Справа от Хеллеброн невеста была рассечена от плеча до кишок, забрызгивая кровью кхаинитскую жрицу. Хеллеброн облизнула губы, смакуя вкус.
        Крейсианец перешагнул через обезображенный труп и замахнулся топором по шее Хеллеброн. Она опустилась на четвереньки, ноги раздвинув, лезвие просвистело над головой. В одно мгновение она вскочила снова, рубанув обоими лезвиями по горлу крейсианца. Он упал на спину, кровь из артерии покрыла Хеллеброн как благословение самого Кхаина. Сердце колотилось, она перепрыгнула через труп, вонзая меч в спину другого воина.
        Над рукопашной Хеллеброн увидела возвышающуюся фигуру дракона короля-узурпатора, с проклятым каледорцем на спине. Она отшатнулась от другого топора, не сводя глаз с Имрика, и отрубила руки, которые орудовали им. Не останавливаясь, она провела клинком по лицу воина. Бойня взволновала ее, подпитывая тело, обостряя разум. Кровь бурлила в жилах, священное зелье Кхаина текло сквозь нее, а Хеллеброн шагала вперед. Сквозь поток крови и стук ее сердца, металлическое кольцо поглотило Хеллеброн, симфония разрушения, которая дала голос дару Кхаина…
        Чувства, обостренные до сверхъестественной степени наркотическими листьями, которые она проглотила, избранница Кхаина ускользала от каждого удара, направленного на нее, в то время как ее клинки были постоянным мерцанием серебра, оставляя мертвых и расчлененных врагов. Она сражалась без раздумий, реагируя на малейшее движение, ее мечи двигались так, словно жили своей жизнью.
        Новый звук пронзил дымку смерти: чистый звук трубы. Земля под ногами дрожала. Вырубив еще одного крейсианца ударом тыльной стороной руки, Хеллеброн повернулась в сторону звука. Над головами Невест она увидела стену из белых коней и одетых в серебро всадников.

        В волне потока плюмажей из конского волоса и зеленых вымпелов эллирийцы врезались в кхаинитов, опустив копья. В руке Финудела вспыхнуло древнее копье Мириалит. Дюжины пали под ударом, зацепившись за наконечники копий и раздавленные копытами. Финудел ударял налево и направо, пока его лошадь прошла сквозь пресс врагов, каждым толчком убивая кхаинита.
        Охваченный гневом при воспоминаниях о зверствах, которые он видел в Котике, эллирийский князь обрушился на кхаинитов с беспощадной жестокостью. Рядом с ним Атиель прокладывала путь через врагов своим серебряным мечом, ее длинные волосы, как плащ, развевались за ее спиной.
        Князь и княжна въехали в самое сердце кхаинитов, проталкиваясь к ужасному штандарту, их разбойники следовали за ними. Глаза Финудел встретились с глазами дикой ведьмы, на ее лице запеклась кровь, волосы были причудливо закреплены и переплетены. Князь опустил Мириалит в ее направлении в вызове и пришпорил свою лошадь.
        Когда импульс удара эллирианцев уменьшился, кхаиниты закопошились вокруг них. Финудел на мгновение потерял из виду лидера кхаинитов, когда его окружили визжащие лица и отравленные клинки. Он рубанул своим магическим копьем, отбрасывая диких атакующих.
        Кхаинитская ведьма снова появилась слева от него, кувыркнувшись на спину лошади, ее лезвия оставили красную рану на груди всадника. С невероятной ловкостью и равновесием она перескочила с лошади на лошадь, срубая голову другому рыцарю, прежде чем снова прыгнуть, скача с одного коня на другого, оставляя за собой след из падающих тел.
        В ближнем бою Финудел и Атиель разделились. Он оглянулся через плечо, с облегчением увидев, что его сестра все еще сражается, ее меч поднимается и опускается сияющими полумесяцами, когда она пробивается сквозь кхаинитов. Ударив ногой в лицо прыгнувшему на него кхаиниту, он направил своего коня к жрице, которая убивала так много его воинов.
        Она казалась одержимой, не обращая внимания на множество отметин и порезов на своем теле. Стоя в круге тел, лидер кхаинитов вертелась и прыгала, подсекая ноги лошадей и рубя их всадников. Она сражалась с необычайно дикой грацией, постоянно двигаясь, каждое движение приносило идеальный момент смерти.

        Кхаинитка обратила внимание на Финудела, когда он освободился от окружения и опустил копье. Он прошептал команду своей лошади, которая перешла на галоп, и направил острие Мириалит в ее обнаженную спину.
        Внезапно князь похолодел, когда тень поглотила его. Он почувствовал ужасный запах, а его лошадь в ужасе вздрогнула. Он обернулся, когда чудовищный черный коготь сомкнулся вокруг его тела.

        Звуки скрежещущего металла и крики умирающего эллирийского князя были заглушены ревом Сулекх. Малекит опустил меч, и пламя огня вырвалось из клинка, чтобы поглотить рыцарей-разбойников. Хвостом Сулекх повалила два десятка всадники, сминая тела, накалывая их на свои костяные шипы. Облако ядовитого газа пузырилось из ее пасти, вызывая приступ кашля и разъедая, ослепляя и удушая.
        Рыцари вокруг Короля-Колдуна в ужасе разбежались, их панические крики приглушенно доносились до его уничтоженных ушей. Он направил в них еще больше магического огня, сжигая коней и заставляя вскипеть всадников в доспехах.
        Когда Сулекх кинулась за убегающим эллирийцем, Малекит заметил группу всадников, несколько сотен силачей, не обратившихся в бегство. Во главе их стояла золотоволосая княжна с маской ненависти на лице. Она подняла меч и подала сигнал.
        Дернув поводья, Король-Колдун повел Сулекх в сторону приближающихся разбойников. Копья разлетелись вдребезги, когда рыцари бросились на него. Сулекх стаскивала передними когтями, обезглавливая и вспарывая животы дюжинам эллирийцев. Их княжна избежала удара когтем, ее клинок прорезал кровавую борозду на передней ноге Сулекх, когда она проехала под телом драконицы.
        Малекит изогнулся, ища Атиель, показавшуюся из-под корпуса драконицы. Сулекх зашипела от боли и пошатнулась вправо, открыв княжну с окровавленным мечом, из раны в брюхе черной драконицы хлынула кровь.
        Хвост Сулекх хлестнул, врезавшись в лошадь Атиель, превращая ее в кашу из крови и сломанных костей. Княжну швырнуло в воздух, и она тяжело приземлилась, подвернув под себя левую ногу. Малекит, направив темную магию, готовился выпустить очередную вспышку огня, чтобы прикончить эллирийку. Его внимание привлекло движение, быстро приближающееся пятно на фоне облаков. Он поднял глаза и увидел массивного красного дракона, приближающегося к нему, с фигурой в золотой броне на его спине.
        — Наконец,  — сказал Король-Колдун, забывая все мысли о Атиель. Он повысил голос в вызове, его слова были металлическим ревом, который пронесся над грохотом битвы: — Иди ко мне, Имрик! Иди ко мне!

        Отряды Белых Львов и гвардии Феникса устремились вперед, в наггароти внизу, в то время как черная драконица Малекита прыгнула навстречу королю Феникса. Маэдретнир упал вниз из облаков, издавая ревущий вызов. Шок от удара драконов чуть не сбросил Каледора с трона-седла, два титанических зверя врезались друг в друга в свирепом беспорядке когтей и клыков. Королю-Фениксу показалось, что он услышал насмешливый смех Короля-Колдуна, когда Маэдретнир омыл другого дракона огнем.
        Два зверя разделились и закружились, из ран обоих драконов хлынула кровь. Каледор поднял копье для следующего прохода, целясь в грудь Малекита. Руна на щите Короля-Колдуна горела в его сознании, извиваясь и смещаясь. Кроваво-красный символ, истинное имя Кхаина, бомбардировало Каледора какофонией войны, и вкус крови наполнил его рот.
        Тряхнув головой, чтобы избавиться от воздействий руны ужаса, Каледор увидел, что Малекит почти настиг его. Он взмахнул копьем, когда Маэдретнир перекатился вправо, сверкающий наконечник оружия нанес рану на боку черной драконицы, когда она проходила мимо.
        Черная драконица резко повернулась, едва не захватив хвост Маэдретнира челюстями. Дракон нырнул в воздух, чтобы избежать атаки, подставляя Каледора когтям зверя. Он повернулся и вовремя поднял свой щит, когти, твердые как алмаз, разорвали его поверхность, когда вспыхнули защитные энергии.
        Скользнув к земле, два дракона снова сомкнулись, рыча и ревя. Огонь вырвался из меча Малекита, окружив Каледора треском. Чары его доспехов защищали Короля-Феникса от вреда, голубое пламя проходило вокруг него без вреда. Маэдретнир схватился с черной драконицей, их длинные шеи раскачивались, пытаясь вонзить клыки друг в друга. Когти метались взад и вперед, посылая на землю чешую и кровь.
        Драконы, брыкаясь и извиваясь, спускались вниз, сцепившись челюстями и когтями. Каледор выронил копье из рук и высвободил Латраин, когда Король-Колдун выхватил Авануир. Два меча встретились со взрывом молнии и голубым огнем. Шок охватил руку Каледора, и он усилием воли отразил следующую атаку, отводя клинок Малекита, который направлялся в сторону головы Короля-Феникса.
        Драконы не обращали внимания на своих всадников, когда нападали друг на друга. Каледор швыряло влево и вправо, пока Маэдретнир боролся со своим врагом, хлопая крыльями и хлеща хвостом. Малекит вцепился в железные поводья защищенной рукой, пар и дым поднимались от его брони.
        Взгляд Короля-Феникса встретился с глазами Короля-Колдуна. Они были похожи на бездонные ямы, наполненные черным огнем, отнимающим у него жизнь. Саферийские амулеты, висевшие на броне Каледора, светились, отражая колдовство Короля-Колдуна. Он снова отклонился от Авануира, когда два дракона подошли достаточно близко, чтобы Малекит мог нанести удар.
        Битва продолжала бушевать вокруг них. В своем безумии драконы топтали своих и чужих без разбора, кхаиниты и эллирийцы, Белые Львы и наггароти были расцарапаны и затоптаны двумя бегемотами.
        Каледор сосредоточился на Короле-Колдуне, ища возможность нанести удар. Когда черная драконица отшатнулась от атаки Маэдретнира, Король-Феникс увидел свою возможность. Его меч вонзился в плечо Короля-Колдуна, глубоко вонзившись с визгом рвущегося металла. Волна энергии пульсировала по руке Каледора, посылая агонию через каждую часть его тела.
        Маэдретнир издал болезненный вой, когда когти черной драконицы нашли опору на его шее. Щелкнув челюстями, зверь Каледора вцепился в крыло своего врага, перекусывая кости и сухожилия, пока черная драконица не ослабила хватку в приступе боли. Кровь хлынула из шеи Маэдретнира. Красный дракон отшатнулся, оставив багровый след на взрытой земле.
        Когда Король-Колдун дернул за поводья черной драконицы, зверь бросился на Каледора. Ее челюсти сомкнулись вокруг его руки, зубы треснули о заколдованный итильмар. Рука Короля-Феникса уже онемела от боли, и Латраин вывалился из его руки. Ремни упряжи Короля-Феникса разошлись, когда черная драконица качнула головой, стащив Каледора с трона-седла и бросив его на землю.
        Тяжело дыша, Каледор поднялся на ноги, ища Латраин. Он увидел блеск металла в кочке неподалеку и направился к ней, протягивая руку.
        Мощный удар пришелся ему в спину и поднял в воздух. Король-Феникс рухнул среди тел убитых эллирийцев, столкнувшись лицом с мертвым лицом Финудела.
        Лежа на груди, Каледор чувствовал, как дрожит земля. Он перевернулся на спину, ожидая увидеть черную драконицу, нависшую над ним. Это было не так. Малекит боролся с поводьями зверя, пытаясь направить ее к Каледору. Черная драконица боролась, стремясь преследовать Маэдретнира, который отступил, тяжело хромая, с дюжинами рваных ран на боках. Черная драконица чувствовала себя ненамного лучше, крылья были изодраны, лицо и шея были отмечены когтями и клыками.
        Воля Короля-Колдуна восторжествовала, и голова дракона была направлена к упавшему Королю-Фениксу. Хлопая изодранными крыльями, черная драконица рванулась вперед, широко раскрыв челюсти, с которых капала окровавленная слюна.
        Каледор посмотрел в стеклянные глаза дракона, увидев свое отражение в черных шарах. Читать было нечего, только холод рептилии. Он услышал торжествующий смех Малекита.

        Топот копыт охватил Каледора. Эскадрон рыцарей проскакал мимо, некоторые из коней перепрыгнули через распростертого Короля-Феникса. Копья врезались в чешую дракона, а меч Малекита взревел огнем.
        Когда проследовал последний из рыцарей, Каледор увидел, что над них развеваются цвета Титраина. Отбросив сломанные копья, они обнажили сверкающие мечи и объехали черную драконицу, рубя ее плоть. Драконица нанесла ответный удар, наступив когтистой ногой на одного из рыцарей, раздавив всадника и лошадь, в то время как его челюсти поглотили другого.
        Каледор попытался встать, но боль пронзила его спину от правой ноги. Он упал набок, руки погрузились в скользкую от крови грязь. Посмотрев вниз, он увидел, что нога его искалечена, броня прогнулась и разорвалась. Подавив боль, он снова сел, пытаясь увидеть, что еще происходит.
        Битва все еще шла полным ходом. Драконы и мантикоры рвали друг друга сверху. Вспыхнули заклинания разрушения и защиты, и воздух разорвал вой болтов и стрел. Темное клубящееся облако демонов все еще простиралось по небу, пузырясь и горя адской энергией. Роты копейщиков столкнулись, рев их боевых кличей соединился с металлическим звоном, земля задрожала под копытами скачущих лошадей и обутыми ногами тысяч воинов.
        Каледор пополз по окровавленной траве и прислонился к телу лошади Финудела. Он посмотрел на Малекита и черного дракона и увидел, что более половины рыцарей Титраина были убиты, а зверь и его хозяин все еще живы.
        Пока он смотрел, Титраин был поднят из седла в челюстях драконицы. Князь осыпал ее лицо ударами меча, открывая на чешуе рубцы. Затем челюсти полностью сомкнулись, и Титраин был убит, его безвольное тело свисало с клыков черного дракона, когда она открыла рот, чтобы выпустить еще одно облако ядовитого пара.
        Со смертью князя нервы рыцарей сдались. Когда они бежали, Малекит снова попытался направить своего зверя в сторону Каледора, в то время как тот хотел преследовать отступающих всадников. По настоянию Короля-Колдуна драконица сделала три шага к Каледору, кровь струилась из десятков ран. На этот раз Каледор посмотрел на Короля-Колдуна, чьи пылающие глаза горели красным. Король-Колдун поднял руку, Авануир указал на небо.
        Король Феникса почувствовал странное тепло, наполняющее его. Его зрение плясало, наполовину ослепленное заходящим за Малекита солнцем. Ему показалось, что он увидел в лучах солнца фигуру гибкого эльфа с волосами как плющ и глазами как цветы. Фигура поплыла к нему, окруженная аурой золота и зелени, и запах травы и деревьев донесся до его ноздрей.
        — Победа будет за тобой, Каледор,  — сказал призрак.  — Тебе просто нужно протянуть руку и взять ее.
        Король-Феникс взглянул на Малекита, в любой момент ожидая смертельного удара. Король-Колдун казался застывшим, как и остальная часть битвы. Не было слышно ничего, кроме шелеста ветра среди листьев и скрипа раскачивающихся ветвей.
        Девушка посмотрела вниз направо от Каледора и улыбнулась, выражение лица посылало волну силы через тело Короля-Феникса, прогоняя усталость и боль.
        С оглушительным треском возвращающегося шума видение пропало. Зловонное дыхание дракона прошло над Каледором, вызвав покалывание кожи. Не зная, что делать, он протянул правую руку туда, куда смотрело привидение, не сводя глаз с Короля-Колдуна.
        Его пальцы в перчатках сомкнулись вокруг древка копья, прикосновение было теплым от магии
        Черная драконица запрокинула голову, готовая к прыжку, и сделала глубокий вдох. Каледор посмотрел на потрескавшиеся и окровавленные клыки и увидел, как чудовищный раздвоенный язык пробует воздух на вкус.
        Он изо всех сил выбросил руку вперед, метнув копье Финудела.

        Мириалит сверкнул в направлении открытой пасти дракона. Копье пробило нёбо пасти дракона и вонзилось в череп существа.
        Сулекх взревела и встала на дыбы, все ее тело содрогалось в агонии. Железные застежки разошлись, и цепи на ее упряжи лязгнули. Малекит был отброшен назад влево, падая со спины черного дракона. Он врезался в землю с грохотом металла, пламя и пар вздымались от его брони.
        Все еще вибрируя от удара, Малекит приподнялся на одно колено, отбросив щит, чтобы освободить руку. Рядом с ним Сулекх продолжала извиваться и метаться, громко крича. Король-Колдун устремил свой зловещий взгляд на Имрика, который лежал, опрокинувшись на тело лошади. Узурпатор бросил на него непокорный взгляд.
        Спустя мгновение тело Сулекх швырнуло на Малекита, опрокинув его на землю. Придавленный ее огромным весом, он уперся в ее тушу, пытаясь освободиться, издавая рев разочарования. Он бросил Авануир на землю так, чтобы использовать обе руки, чтобы столкнуть массивный труп, который лежал на его бедрах и талии.
        Дрожь ощущения пробежала по Малекиту; прикосновение магии. Он повернул голову влево в поисках источника.
        Волна белого огня хлынула на него. Он был прекрасен, сверкающий, как лунный свет на море, испещренный золотом и серебром. Он узнал пламя. Он стоял в нем, чтобы получить благословение Азуриана. Теперь повелитель богов вновь пришел на помощь Малекиту, как и Аэнариону.
        С всплеском энергии Малекит пытался освободить тело Сулекх. Он поднялся и, глядя на приближающийся огонь, широко развел руки, чтобы получить благословение Азуриана. Белое пламя потрескивало все ближе и ближе, холодный ветер покалывал его раскаленные доспехи. Он закрыл глаза, когда огонь поглотил его, ожидая освобождения от агонии, которая была его спутницей более двух десятилетий.
        Новая боль обожгла грудь и руки. Малекит вскрикнул и открыл глаза.
        Его окружало не пламя Азуриана, а алебарды гвардии Феникса. Каждый клинок горел белым огнем Азуриана, каждый удар, который они наносили Королю-Колдуну, зажигало пламя, помещенное в его плоть повелителем богов.
        Физическая боль была ничто по сравнению с болью предательства. Когда его железная плоть была разодрана и разорвана раскачивающимися алебардами стражи Феникса, Малекит понял, что не получил благословения Азуриана. Его отец не перенес той агонии, которую перенес он.
        Иллюзия Короля-Колдуна спала, и он увидел свое наказание за то, что было. Азуриан избегал его, проклял его вечным мучением. Шок от этого заставил Малекита упасть на колени, когда на него обрушились новые удары, проделывая борозды в его черных доспехах.
        Момент горя миновал, быстро сменившись гневом; глубоко коренящаяся ярость питалась пламенем, которое кипело внутри Короля-Колдуна. Его доспехи взорвались огнем, отбросив назад стражу Феникса, их плоть испепелилась, броня расплавилась, волосы и плащи горели.
        Не имея никакого оружия, Малекит бросился на прислужников своего мучителя с пылающими кулаками, его железные руки пробивали нагрудники и отрывали конечности. Возвышаясь над стражником Феникса, он призвал темную магию, питающуюся ускользающей жизненной силой его врагов, поворачивая ее в своих целях.
        Он пытался втянуть магию внутрь себя, залечить раны в доспехах. Темная магия отклонялась и извивалась, не в силах принять изменения в его теле. Там, где оставили метки мечи стражи Феникса, горело крошечное золотое пламя, сдерживающее темную магию.
        Страх наполнил сердце Малекита. Не в силах залечить раны, которые струились, словно кровь, ручьями расплавленного металла, он понял, что вот-вот умрет.
        — Никогда!  — взревел он.
        Он выпрямился во весь рост. Темная магия, которую он вызвал, чтобы вылечить раны, закружилась вокруг него, образуя лезвия из почерневшего железа, которые прорубились сквозь стражу Феникса. С последним всплеском темной магии он выпустил лес магических мечей в своих врагов, отгоняя их назад.
        Истекая металлом, огнем и кровью, Малекит повернулся и побежал, оставляя обгоревшие отпечатки на окровавленной траве. Он еще не умер; не здесь, на этом мрачном болоте, когда узурпатор смотрит и смеется. Король-Колдун использовал силу своего венца, протягивая руку к ветрам магии, захватывая всю силу, которую мог. Маслянистое черное облако образовалось вокруг него, мерцая молниями, скрывая его от преследователей. Оно распространялась все дальше и дальше, сбившаяся, живая масса, которая охватила гвардию Феникса, шедшую за ним, скручивая их тела и ломая их кости.
        Так случилось, что Малекит, Король-Колдун, сбежал с поля Маледора и вернулся в Анлек, сломленный и ожесточенный, его честолюбие на этой окровавленной пустоши было разрушено.

* * *

        Морати увидела бегство сына и поняла, что битва проиграна. Однако она еще не была убеждена в том, что нельзя выиграть войну. Она и ее сын долго разговаривали о своем самом гениальном плане, который гарантировал победу. Покинув армию на произвол судьбы, она приказала своим колдуньям отступить и повернула пегаса на Запад.

        Потеря Короля-Колдуна была ударом, от которого армия друкаев не смогла оправиться. Вид их повелителя и командующего, спасающегося бегством, сломил дух его последователей. Те князья и рыцари, которые смогли ускользнуть, последовали за своим хозяином, бежали на запад в Анлек. Тут и там отрядам наггароти удалось вырваться и отступить на юг к крепостям, охраняющим Наганар, Хеллеброн и оставшиеся кхаиниты были среди них.

        Каледор не был в состоянии командовать армией, и Дориену пришлось возглавить погоню. Армия Короля Феникса двинулась на запад, загоняя оставшихся друкаев в болота к северу от поля битвы. Многие друкаи утонули в этой трясине, ослабленные своими доспехами, но коварная земля остановила всех преследователей, за исключением трех выживших драконов и одинокого саферийца на его пегасе.
        С наступлением ночи Дориен был вынужден вернуться к армии, опасаясь за благополучие брата, а оставшиеся враги исчезли в темноте. Он вернулся к Королю-Фениксу и обнаружил, что за ним ухаживают целители. Белые Львы образовали защиту вокруг Каледора, молчаливые ряды гвардии Феникса находились рядом.
        Среди воинов не было ни чувства победы, ни ликования. Князья трех королевств были сражены Королем-Колдуном, и их армии были разбиты горем. Эльфы оплакивали свои потери; многие тысячи никогда не вернутся в свои дома. Сила Нагарита была сломлена, но огромной ценой.
        С наступлением ночи Каледор оцепенел и телом, и разумом. Он отказался покинуть поле боя, пока не позаботятся о всех остальных раненых, сидя напротив коня Финудела, где он убил черного дракона Малекита.
        Костры были зажжены, подальше от того места, где происходили бои, потому что никто не хотел смотреть на кучи мертвых; ужасная задача, которая подождет до завтрашнего дня. Наконец Каледор позволил поднять себя на носилках. Он собирался вернуться в свой шатер, когда призывный крик прорезал темноту.
        В мерцающем свете костров виднелись неясные фигуры. В капюшонах и плащах, они мелькали на краю поля зрения. Каледор услышал шепот одного из эльфов, несущих его.
        — Духи друкаев!  — прошипел капитан.  — Даже после смерти они нас ненавидят.
        — Не так,  — сказал голос из темноты.
        Белые Львы подняли топоры, а из тени появилась фигура в черном. Он откинул капюшон, открывая себя — Алит Анар.
        — Еще есть несколько наггароти, выживших на Маледоре, в эту ночь,  — сказал Король Теней.
        — Ты опоздал,  — сказал Каледор.
        — К твоей битве?  — сказал Алит с оттенком презрения в голосе.  — Я говорил тебе, что не сражаюсь за Короля-Феникса.
        — Чего ты хочешь?  — сказал Каледор, слишком усталый и измученный, чтобы спорить.
        — Я хочу, чтобы ты оставил Нагарит,  — сказал Алит.  — Вам не рады на моих землях.
        — Твоих землях?  — рявкнул Дориен, и его рука потянулась к рукояти меча.
        Алит двигался быстро, так быстро, что в одно мгновение он стоял со скрещенными на груди руками, а в следующее мгновение в руке у него был серебряный лук со стрелой, направленной в горло Дориена.
        — Моих землях,  — сказал Король Теней. Он говорил Каледору, но глаза от Дориена не отводил.  — Три тысячи моих воинов окружают ваш лагерь. Если кто-то из твоих солдат поднимет на меня оружие, они тебя убьют.
        Каледор посмотрел в глаза Алиту и решил, что это не пустая угроза. Он махнул Дориен отступить.
        — Малекит выжил, как и Морати,  — сказал Король-Феникс.  — Я должен идти в Анлек, чтобы закончить это.
        — Ты свою часть выполнил,  — сказал Алит.  — То, что остается — это дело Нагарита, а не другого королевства.
        — Тебе нужна моя помощь,  — сказал Каледор.
        — Я никогда не нуждался в твоей помощи,  — ответил Алит.  — Я не желаю тебе зла, но если ты попытаешься напасть на Анлек, я буду вынужден тебя остановить. Не вмешивайтесь больше в дела наггароти. Когда мы заключим соглашение с Малекитом и Морати, вы услышите от меня.
        Глядя на юного Короля Теней, Каледор не видел ничего, кроме решимости и искренности. Король-Феникс знал, что армия теней не сможет остановить его, и Алит тоже должен был это знать. Это не делало перспективу новой битвы более обнадеживающей. Друкаи пытались победить Анарсов более двадцати лет, какие были шансы у него?
        — У тебя есть мое согласие,  — сказал Каледор.  — На данный момент. Вы не можете позволить Малекиту перегруппироваться. Я вернусь в Нагарит весной со своей армией, чтобы закончить это, если вы уже этого не сделаете.
        — Ты позволяешь командовать этому нагаротскому сопляку?  — рявкнул Дориен, делая шаг.
        — Заткнись, Дориен!  — бросил Каледор.
        — Послушай своего брата, Дориен,  — сказал Алит.  — Твой язык принесете смерть тебе и многим другим.
        Беззвучно рыча, Дориен удалился, пренебрежительно махнув рукой в сторону Алита, когда уходил. Король Теней опустил лук, хотя стрела осталась на тетиве.
        — Спасибо,  — сказал Алит.  — Я сейчас уйду, но будь уверен, мы будем наблюдать: когда вы позаботитесь о своих мертвых, уходите на восток.
        Каледор ничего не сказал. Король Теней удалился в темноту, сливаясь с ночью. Каледор подождал некоторое время, пока из лагеря не пришли сообщения, что армия теней тоже ушла.
        В глубине души он знал, что не может доверять Алит Анару в выполнении его обещания. Даже если армия Нагарит вся уничтожена, Анлек будет нелегкой победой. Малекит и Морати не покорятся, пока будут потрачены все силы до последней.
        Сейчас не время было начинать новую борьбу. Король-Феникс даст Алиту шанс попытаться и потерпеть неудачу, и вернется весной со своей армией, чтобы закончить войну навсегда. Во всяком случае, армия теней измотает последнее сопротивление, облегчая последнюю задачу Каледору.
        Когда он проваливался в сон, Каледора переполняло облегчение. Боевые действия еще не завершились, но война была почти закончена. Армии Нагарита не смогут оправиться быстро от своего поражения, если вообще.
        Сейчас Король-Колдун ничего не мог поделать, его последний гамбит провалился.

        ГЛАВА 21
        РАСКОЛ

        Тронный зал в самом сердце дворец Аэнариона был окутан тьмой. Единственный свет исходил от сияния доспехов Короля-Колдуна, отбрасывая мерцающие тени от двенадцати фигур, которые стояли перед ним.
        Унижение причиняло больше страдания, чем его раны, хотя они были мучительными; удары гвардии Феникса разожгла огонь Азуриана, который был помещен в его плоть. Малекит не отступил перед болью, как делал это раньше. Он принял ее. Он лелеял ее. Агония в его теле подпитывала ярость его духа.
        — Мне не откажут,  — прорычал Малекит.
        — Нам нанесли поражение, хозяин,  — сказал Уратион, колдун-лорд, который правил цитаделью Уллар.  — Здесь едва хватает войск, чтобы защитить стены, а армия проклятых Анарсов скоро придет.
        — Молчать!  — крик Малекита эхом разнесся по залу, отражаясь от далеких стен.  — Капитуляции не будет.
        — Как мы можем сопротивляться, если наши армии разбросаны?  — спросила Иллианит. Колдунья, дочь Тириола, задала вопрос шепотом, голосом, полным страха.  — Потребуется слишком много времени, чтобы вернуть наши гарнизоны в город.
        — У нас будет новая армия, которую Имрик и его заискивающие приспешники никогда не победят,  — сказал Малекит.
        Король-Колдун встал, бронированные ступни зазвенели на каменном полу, когда он сделал несколько шагов ближе к кольцу волшебников. Он протянул дымящуюся руку и пальцем прорезал воздух. Появилась линия, наполненная энергией; поток неопределенного цвета и шума гудел, вырвавшись в реальность. Линия расширилась до щели, раздвинутой когтистыми руками, чтобы показать злобные демонические лица. Протянулась чешуйчатая рука.
        Щель в королевство Хаоса дрогнула. Рука отдернулась, когда дыра запечаталась, исчезая со звуком рвущегося металла. Это продолжалось несколько мгновений, но не оставило и следа своего существования.
        — Демоны?  — сказал Уратион.
        — Нескончаемая армия для командования,  — сказала Морати, шагая в круг, с черепом в руке.  — Бессмертная и невосприимчивая. Какое воинство лучше послужит повелителю Нагарита?
        — Потребуется вся наша сила, чтобы вызвать кучку демонов,  — сказала Друтейра, когда-то помощница Морати, теперь полностью обученная колдунья. Ее темные волосы были скручены серебром, а бледная кожа раскрашена рунами.  — Есть еще артефакты Ваула, которые могут уничтожить демоническую форму; достаточно оружия, чтобы победить любое воинство, которого мы сможем вызвать.
        — Мы не обязаны вызывать их,  — сказал Малекит.  — Нам нужно только сломать преграды, которые держат их в заточении в королевстве Хаоса.
        Воцарилась тишина, когда кабал обдумал, что это означает. Уратион нарушил тишину.
        — Вы имеете в виду портал Каледора?  — сказал колдун.
        — Это сделать невозможно,  — сказала Друтейра.  — Портал подпитывается путеводными камнями Ултуана. Нам придется уничтожить их, а большинство из них находятся на землях наших врагов.
        — Это можно сделать,  — сказала Морати.  — Не разрушая камни, а перегружая их.
        — Жертва,  — сказал Малекит.  — Вместе мы создадим волну темной магии, достаточную, чтобы нарушить гармонию портала. Его собственная сила довершит все остальное, втянув этот взрыв энергии в свое сердце.
        — Разве это разумно?  — спросил Уратион.  — Без портала королевство Хаоса будет освобождено ветрами магии. Даже вместе мы не сможем контролировать эту силу.
        — Ее не нужно контролировать, просто направлять,  — сказал Малекит. Он поднял тлеющий палец к венцу, вмонтированному в шлем.  — С этой силой, обращенной к нашим целям, у меня есть средства, чтобы сфокусировать ее энергию. Наши враги будут сметены волной демонов. Выживут только те, кого я люблю. Я одержу победу и отомщу одним ударом.
        Кабал переглянулись. Одни выглядели нетерпеливыми, другие более обеспокоенными.
        — А какой у нас есть выбор?  — спросил Аудерион, ероша пальцами с черными ногтями белые волосы. Его взгляд без остановки нервно перебегал от одного члена кабала к другому.  — Мы не сможем продержаться вечно, и наши жизни будут потеряны.
        — Наши души уже потеряны,  — прошептала Иллианит.  — Мы заключили сделку и не сдержали обещаний крови. Мне нелегко будет пойти на это.
        — Представьте себе их ужас,  — сказала Друтейра.  — Представьте себе ужас, который обрушится на тех, кто презирал нас, бросил нас. Мы избавим мир от наследия Укротителя Драконов, исправим ошибку, которую он совершил, и сотрем оскорбление легенды Аэнариона.
        Некоторые из кабала молчали, не осмеливаясь говорить, хотя их беспокойство было столь же ощутимым, как жар от доспехов Малекита. Обеспокоенные глаза блестели во мраке.
        Уратион поклонился в сторону Малекита.
        — Простите мои возражения, хозяин,  — сказал он, опускаясь на одно колено.  — Что мы должны сделать?
        — Возвращайтесь в свои замки и соберите столько послушников и рабов, сколькими еще обладаете. Морати предоставит вам подробности ритуала, который вы должны провести. В назначенный час, в полночь через десять дней, мы приступим. Кровь наших жертв привлечет темную магию, и наши заклинания направят ее, как бурю, в портал.
        — Что с саферийцами?  — сказала Иллианит.  — Мой отец и его маги попытаются остановить нас.
        — Как они смогут?  — сказала Морати.  — К тому времени как они поймут, что происходит, им будет уже поздно вмешиваться.
        — Даже если и так, они не в силах остановить нас,  — сказал Малекит.  — Портал был создан Каледором Укротителем Драконов на пике своей силы. Даже твой отец не может бороться с таким заклинанием.
        Вопросов и возражений больше не было. Колдуны и колдуньи поклонились и ушли, оставив Малекита наедине с Морати.
        — А если ты ошибаешься?  — сказала Морати.  — Если мы не сможем обуздать портал?
        — Демоны будут неистовствовать по всему миру, и все будет уничтожено,  — сказал Малекит.
        — А ты уверен, что хочешь рискнуть таким концом?  — сказала Морати.
        — Рискнуть?  — ответил Малекит с неприятным смешком.  — Я принимаю это! Если Ултуан не станет моим, не будет править никто. Я предпочту погубить наш народ, чем увидеть, как они подчинятся руке другого. Лучше видеть мир развалившимся на части, чем страдать от вечных мук.

        Как он поклялся Алиту Анару, Каледор отвел свою армию через Аннулии, назад к Авелорну. Многих своих воинов он отправил обратно в их королевства; некоторые торжественно переносили тела убитых князей. Дориен был отправлен в Каледор доставить весть о победе Короля-Феникса, в то время как Каратриль был отправлен к руинам Авелорна, стремясь передать то же самое Вечной королеве.
        Тириол остался с армией, обеспокоенный ранами Короля-Феникса. Хотя он публично заявлял, что восстанавливает силы, Каледор признался в личной беседе, что ослабел. Он не чувствовал себя готовым вернуться на остров Пламени и поэтому остался в Авелорне с армией, готовый отреагировать, если дела для армии теней в их попытке свергнуть правление Анлека пойдут плохо.
        Дни становились короче, и Каледор проводил большую часть времени в своем шатре, отдыхая и размышляя, что делать дальше. Однажды вечером, через двенадцать дней после битвы у Маледора, он попросил Тириола присоединиться к нему.
        — Вы должны найти другого Короля-Феникса,  — сказал Каледор.
        — Что случилось?  — спросил потрясенный маг, спеша примкнуть к Королю-Фениксу.  — Разве твои раны не заживают?
        — Слабо не мое тело, а мое сердце,  — ответил Каледор.  — Война скоро закончится. Мое время как короля должно на этом закончиться.
        Хотя он все еще был обеспокоен, паника оставила мага, и он сел рядом с королевским троном, засунув руки в широкие рукава своей мантии.
        — Ты думаешь, что не будешь хорошим лидером в мирное время?  — спросил Тириол.
        — Я знаю это,  — сказал Каледор.  — Ты тоже это знаешь. Я не создан для аудиенций и советов. Вам понадобится лучший лидер, чем я, чтобы восстановить Ултуан и начать все в колониях заново.
        — Князья на земле поредели в последнее время,  — сказал Тириол, грустно улыбнувшись.  — Я думаю, нет другого, кто мог бы носить корону.
        — Ты мог бы,  — сказал Каледор.  — У тебя есть мудрость и необходимый опыт. Ты видишь сердца наших людей лучше, чем я.
        — Пожалуйста, не говори ничего об этом другим. По крайней мере, давай убедимся, что друкаи действительно побеждены, прежде чем обратим их внимание на то, что произойдет после. Морати похожа на мантикору, с злобным жалом, когда ее загоняют в угол. Говорить о мире преждевременно.
        — Возможно, ты прав,  — сказал Каледор. Он откинулся на спинку трона, его кости ныли.  — Это покажется странным миром.
        — Думаю, ты будешь приятно удивлен,  — сказала Тириол.  — Жизнь требует определенной гармонии и будет стремиться к этому состоянию. Через несколько лет, в течение своей жизни, ты увидишь, что мир вернулся к тому, каким он был. Города можно отстроить заново, а дети все равно вырастут. Как и твой отец, ты будешь рад, что поколения после теперешнего будут процветать, свободные от войны. Это будет твоим наследием.
        Эта мысль принесла немного утешения Королю-Фениксу. Он отдыхал своим утомленным телом, закрыв глаза, и пытался представить Ултуан таким, каким он был. Он не мог. Куда бы он ни обращал свой мысленный взор, на Котик или Лотерн, Авелорн или Крейс, он видел смерть и разрушения, вызванные войной.
        Он поднял руку к подбородку, к небольшому шраму, где нож убийцы порезал его плоть, и подумал, не отравили ли друкаи Ултуан навсегда. Неужели зло, которое они развязали, и насилие, которое он совершил, чтобы остановить их, когда-нибудь будут изгнаны из сердец эльфов?
        Он услышал, что Тириол пошевелился, ропот беспокойства сошел с губ мага. Через несколько мгновений Каледор почувствовал то, что обеспокоило мага. В ветрах магии было скрытое течение, темный вихрь силы.
        Он открыл глаза и на мгновение решил, что на него напали. Фонари в шатре потускнели, тени сгустились. Он понял, что не представляет себе сгущающегося мрака; лампы гасли сами собой.
        Тириол стоял, кончик его посоха светился.
        — Колдовство,  — прошептал маг.  — Стой спокойно.
        Теперь шатер был совершенно темным, за исключением небольшого круга света, который окружал Короля-Феникса и мага. Послышался шум, звук текущей воды и завывания ветра над камнями. Тьма смещалась, местами бледнела, фигуры сливались, образуя изображение.
        — Впрочем, магия не здесь,  — пробормотал Тириол.  — Заклинание наложено где-то в другом месте.
        Призрак эльфа, в капюшоне и в черном, появился во мраке. Он откинул капюшон, обнажив осунувшееся лицо и длинные волосы до плеч. Запавшие глаза посмотрели сначала на Каледора, а затем на Тириола. Именно к магу и обратилось привидение.
        — Я Уратион из Уллара,  — сказал эльф.  — У меня мало времени, и я не смог добраться до вас лично. Малекит послал за мной вороньих герольдов. Обратите внимание на мое предупреждение, Тириол, и готовьтесь.
        — Готовиться к чему?  — сказал Каледор.
        — Портал,  — сказал Уратион, его тень по-прежнему глядела на Тириола.  — Малекит и другие колдуны пытаются развязать его силы, освободив королевство Хаоса.
        — Безумие!  — воскликнул Тириол.  — Ултуан будет уничтожен.
        — Да, это безумие,  — сказал Уратион.  — Я совершал злые поступки и не жалею о них. Сила, которой я обладал, и вещи, которые я видел, были достаточной наградой. Но даже я вижу, что этого нельзя допустить. Малекит предпочел бы видеть, что мир разрушен, чем жить с поражением.
        — Как он это сделает?  — спросил Тириол.  — Расскажи мне о заклинании, и я разрушу его.
        — Планируется огромное жертвоприношение,  — сказал Уратион.  — Малекит и Морати наполнят портал темной магией и выпустят на вас воинство Хаоса. Слишком поздно предотвращать церемонию, вы должны за…
        Призрак Уратиона сделал сдавленный вздох и напрягся. Когда тени посветлели, Каледор увидел, как колдун упал лицом вниз, болт торчал между его лопатками. За ним был силуэт всадника в плаще с арбалетом в руке. Свет ламп восстановился, чтобы затемнить изображение, принося с собой ощущение нереальности.
        Каледор смотрел на Тириола. Брови мага нахмурились, а его пальцы нервно стучали по посоху.
        — Ты думаешь, это уловка?  — сказал Король-Феникс.  — Возможно, Малекит пытается заманить тебя в магическую ловушку.
        — Это риск, на который я должен пойти,  — ответил Тириол.  — Если это правда, Малекита нужно остановить. Уратион не преувеличивал. Если портал будет уничтожен, мы обречены. Даже если Ултуан переживет потерю портала, орды демонов вернутся. Мы с тобой не Аэнарион и не твой дед, мы не сможем остановить такое вторжение. Наш народ будет убит и порабощен силами Хаоса. Я должен идти.
        — Куда идти?  — сказал Каледор.  — Это заклинание можно остановить?
        — На остров Мертвых,  — сказал Тириол, отвечая на первый вопрос и избегая второго.  — В центре портала.
        Произнося заклинание, маг кончиком своего посоха нарисовал в воздухе дугу. Воздух расступался там, где проходил посох, создавая арку золотой энергии. Внутри дуги Каледор увидел призрачные видения; эльфов в мантиях, неподвижно, как статуи, застывших в мерцающей ауре.
        — Твоя битва выиграна, теперь я должен выиграть свою,  — сказал Тириол.
        Маг шагнул в магическую дверь, которая с ливнем падающих искр исчезла. Каледор остался на троне, сжимая руки, пока костяшки не побелели. Встряхнувшись от шока, он поднялся и вышел на улицу на ослабевших ногах.
        Небо было чистым, звезды яркими полосами пересекали небеса. Каледор взглянул на запад, к Аннулии, где портал создавал вокруг вершин мерцание воздуха.
        — Азуриан, повелитель небес,  — прошептал он.  — Ты не ответил на молитвы Аэнариона, и я не жду, чтобы ты прислушаешься ко мне. Тем не менее, несмотря на все это, я твой король и правлю во имя твое, и на меня было возложено твое благословение. Если ты любишь мой народ, не дай ему погибнуть.
        Его короткая молитва закончилась, Каледор знал, что больше ничего не мог сделать. Он остался на месте, пристально глядя на Аннулии, и обнажил Латраин. Если демоны придут снова, он не умрет без боя

        Зал был залит кровью. Она двигалась в своем неспешном ритме, свистя и шипя у ног Малекита, плескаясь по скрученным телам его жертв. Морати читала, держа посох над головой, заклинание, призывающее всех демонов и силы, с которыми она заключала пакты в течение своей долгой жизни. Воздух кипел темной энергией, перетекая от стен к потолку, заставляя символы и руны, нарисованные кровью на камне, светиться красноватой энергией.
        Через венец Король-Колдун мог чувствовать прилив темной магии через Нагарит. В замках и башнях по всему бесплодному королевству его последователи отправляли свои жертвоприношения и использовали их смерти, чтобы привлечь ветры магии, мистические силы сгущались вместе под колдовским влиянием наггароти.
        Заклинание Морати достигло своего апогея. Ее голос стал воплем, ее тело дрожало, клубки темной магии сгущались и усиливались, пока кружились вокруг тронного зала.
        Протянув руки, Малекит почувствовал прикосновение магии к своей железной коже. Венец сверкнул на его лбу и наполнил его разум льдом, когда Король-Колдун своей волей захватил и манипулировал бесформенной энергией, придавая ей форму, превращая ее извилистые волны в ритмично пульсирующее облако.
        — Сейчас!  — закричала Морати, сверкая посохом.
        Малекит подбросил темную магию вверх, пронзая этой энергией через дворец Аэнариона. Он чувствовал, как другие столбы силы прорываются через его королевство, столбы чистой магической энергии, ревущей в небесах.

* * *

        Магия шипела, как змея, разбрасывая клубки силы вокруг камеры подземелья, дико мечась. Иллианит стиснула зубы и прошипела слова контроля, почти умоляя темную энергию повиноваться ей. Она отшатнулась назад, когда еще одна волна магии поднялась сквозь нее, вырвавшись из открытого рта.
        Широко раскрыв глаза, колдунья выдыхала каждое слово заклинания, повторяя их снова и снова, уговаривая и угрожая существам, которые существовали по другую сторону завесы реальности. Чернота, которая портила ее кожу, расползалась. Ее руки были уже совершенно черными, и порча просачивалась сквозь ее потемневшие вены, заставляя их выступать из кожи ее обнаженных рук.
        Губы и десны Иллианит шипели от магии, а глаза болели от этой силы. Ее длинные волосы извивались, как змеи, искры вылетали из пылающих кончиков. Вся башня содрогалась, а обтесанные камни стонали и скрипели.
        Другой мир, королевство Хаоса, начал вторгаться через водоворот магии. Иллианит полумельком видела сводящие с ума аллеи деревьев из костей пальцев и облака, из которых лилось расплавленное серебро. Визги и скрипы, рев и завывания демонов заполнили комнату, эхом отражаясь от стен и одновременно замирая вдали.
        В комнату ворвалось нечто сгорбленное и красноватое, с вытянутой луковичной головой и круглыми белыми глазами. Он обернулся кругом, ориентируясь в окрестностях, его жилистые конечности напряглись, с бронзового меча в его руках капала густая кровь.
        Иллианит вскрикнула и попятилась от существа, которое уставилось на нее своим безжизненным взглядом. В испуге колдунья споткнулась и упала, протянув руку через символ соли, который она наложила на пол.
        Когда мистический знак сломали, темная магия была выпущена на свободу. Она бушевала вокруг Иллианит, ломая стены, разбивая плитки на полу, толкая и рубя ее, тянула за волосы и дергала зубы. Еще больше демонов образовалось в хаосе, рычащих, хищных тварей, которые сразу же набросились на первого с клыкастыми пастями и молотящими хвостами. Иллианит с трудом поднялась на ноги, плача кровью. Густая смолистая субстанция текла из ее рта, душа ее, когда она схватилась за горло. Колдунья вскрикнула от боли, когда лопались ее вены, магия закипела как слизь из ее разорванных кровеносных сосудов.
        Кости трещали и раскалывались, вырывая еще больше плаксивых криков у Иллианит. Она сжалась, рухнув лицом вниз, ее рука хрустнула под ней, когда она попыталась остановить удар головы о плиты. Демоны роились вокруг нее, их окруженные клыками рты грызли и разрывали ее дух так же, как плоть.
        Ее последний крик затих, но ущерб был нанесен. Темная магия вытекала из пролома в руне, проникая сквозь камни, раздвигая блоки цепкими завитками силы. Формы демонов потеряли связь, и они испарились в миазмы, которые продолжали вращаться и клубиться, ища спасения.
        С громовым взрывом, который швырнул камень и землю высоко в воздух, темная магия вырвалась из подземелья, опрокинув башню. Она закручивалась и неслась, клокоча, через Нагарит к Аннулии, соединяясь с другими потоками темной силы, прорезающими холодную ночь.

* * *

        Каледор почувствовал, как содрогнулась земля. Это было слабым, но достаточно ощутимым, чтобы вскоре эльфы лагеря покинули свои палатки, задавая страшные вопросы. Король-Феникс не обратил на них внимания и продолжал смотреть на мерцание над горами.
        Одна за другой звезды, казалось, исчезали. Аура портала усилилась, став чем-то большим, чем намек на краю зрения. Каледор мог видеть бурлящую энергию, различать нити магии, каскадом спускающиеся с вершин, кружащиеся в лужах в долинах.
        Он взглянул вверх и увидел, что тьма распространяется, затмевая свет от звезд. Воздух стал холоднее, когда темная магия потянулась вниз по порталу, к острову Мертвых в центре Внутреннего моря. Разветвления энергии играли на светящихся лентах магии. Повернувшись на восток, он увидел, как магия обрушивается вниз, как торнадо, становясь все гуще и ярче с каждым ударом сердца.

        Малекит подошел к железному балкону, примыкающему к камере, Морати догоняла его. Он перевел пылающий взгляд на восток и увидел, как на вершинах гор собираются хищные энергии.
        — Дело сделано,  — сказал Морати.
        Она указала высоко в небо, на север. Огни горели в небе, очерчивая горизонт радугой цветов, которые постоянно менялись. Магическая аура мерцала, разбрызгивая заряды энергии на землю и вверх, к исчезающим звездам.
        Малекит видел сквозь анархию формы и цвета. Высокие кристаллические шпили и реки крови; скалы с кричащими черепоподобными лицами и леса размахивающих щупалец; замки из бронзы и огромный полуразрушенный особняк; равнины, покрытые расколотыми костями, и белые пляжи с забью пурпурных вод; облака мух и миниатюрные солнца, которые сверкали, с циклопическими глазами.
        И он слышал рев и завывания, крики и рычание. Маршируя и скользя, пикируя и прыгая, лилось воинство демонов.
        — Королевство Хаоса открывается,  — прохрипел он, чувствуя себя триумфатором.  — Мои легионы проснулись!

        Пошатываясь от ударов магического шторма, Тириол проталкивался в направлении далеких фигур Каледора Укротителя Драконов и других магов. Все его тело было охвачено магией, волнующей и болезненной в равной мере.
        Он чувствовал контрзаклинание своих собратьев, получивших поспешные предупреждения своего князя. Противотоки и вихревые течения мчались вокруг портала, когда маги Сафери пытались отбросить высвобождаемую силу.
        Тириол понимал, что их попытки окажутся тщетными; это было все равно что вычерпать Внутреннее море наперстком. Портал над головой становился все сильнее и сильнее, тяжесть на плечах делала каждый шаг почти невозможным усилием, каждый вздох — судорожным вдохом жизни.
        Он услышал вопли и рев демонов, прежде чем увидел их. Сначала они были не более чем пылинками энергии, отбрасываемыми порталом; короткие проблески клыкастых лиц и острых когтей, которые вскоре были поглощены массой силы. По мере того как он продвигался вперед, демоны питались магией, образуя тела чистой энергии, танцуя и извиваясь вдоль циркулирующих потоков мистической силы.
        Их шепот достиг его ушей, угрожая жестокими мучениями.
        Тириол изгнал все остальное из своего разума, сосредоточившись на своей цели, не думая ни о каком другом желании или потребности, которые могут быть извращены демонами. Его посох треснул, а затем взорвался ливнем осколков, не в силах удержать магию, проходящую через него. Амулеты на его браслетах, амулеты вокруг шеи потрескивали и шипели от силы, кружась, как будто попали в шторм.
        Он спешил.

        — К оружию!  — взревел Каледор.  — Защищайтесь!
        Быстрее, чем любое смертное воинство, демоны хлынули с гор, скача на волнах магии. Зверь с похожим на слизня телом и клыкастой пастью, окаймленной извивающимися щупальцами, материализовался перед Королем-Фениксом.
        Все мысли о боли и слабости исчезли. Каледор рубанул Латраином сквозь существо, расчленяя его в блеске огня и магических искр. Тараторящие, гнусные твари ныряли с неба на крыльях тьмы, чтобы встретиться с сияющим клинком, выкованным для Каледора Укротителя Драконов.
        Вокруг Короля-Феникса эльфы его армии делали все возможное, чтобы сражаться. Их стрелы и копья не причиняли вреда нематериальным существам, напавшим на них. Некоторые владели фамильными реликвиями с последнего вторжения демонов, копья, мечи и топоры, выкованные в Наковальне Ваула, теперь снова вернулись к своему первоначальному назначению.
        Земля загустела от магии, а небо наполнилось бурным штормовыми облаком чистой энергии. Каледор поднял глаза, когда ему показалось, что он услышал глубокий грохочущий смех, мельком увидев чудовищную вещь неопределенной формы, но невообразимо ужасающую. Он сражался без раздумий, рубя и толкая любую демоническую вещь, которая попадала в пределы досягаемости.
        На протяжении эпохи эльфы жили, строя империю и думая, что мир вечен. Пока демоны хихикали и визжали вокруг него, Каледор понял, как непостоянно было существование. Он плакал, сражаясь, думая о том, как жесток мир, к котором уничтожено величайшее наследие его дед.

        Ослепленный и оглушенный, все его тело охватил жгучий поток экстаза и боли, Тириол прокладывал себе путь по разоренной земле. Он руководствовался только своим внутренним магическим ощущением, пробираясь сквозь анархию сердца портала. С каждым ударом сердца он чувствовал, что портал слабеет, что путеводные камни не справляются с магией друкаев и силой демонов. Очень скоро он рухнет полностью, и все будет потеряно.
        Маг чувствовал себя пылинкой в урагане, физически и духовно, но цеплялся за каждый обрывок силы воли, чтобы сохранить чувство собственного достоинства и цель.
        Как будто проходя в зазор между реальностями, Тириол чувствовал, что все исчезает. Шум, смятение, боль исчезли, оставив его с чувством полного покоя. Он достиг глаза вихря, самого центра магического шторма.
        Он не знал, сработает ли его план, но он провел всю свою жизнь, изучая работу Каледора Укротителя Драконов и принципы портала. Если он ошибся, это только ускорит коллапс портала.
        Ему было нечего терять.
        Поднявшись на колени, Тириол склонил голову и сложил руки на коленях. Ни земли под ним, ни неба над ним не было. Он был совершенно изолирован, плавал в небытии. Он даже не был уверен, что его тело выжило. В этом месте, в тончайшей щели между реальностями, серой грани между светом и тьмой, пороге жизни и смерти, такие вещи, как бессмертное и смертное, тело и дух, были неуместны.
        В своих сжатых руках он выпустил крошечную частичку магии, которую принес с собой. Едва ли этого было достаточно, чтобы дать жизнь самому маленькому насекомому. Он раскрыл ладони, и крошечная частица магии всплыла вверх, мелькнув в пустоте.
        Освободив магию, он позволил ей взаимодействовать с пустотой.
        Магия взорвалась, превратившись в бесконечное солнце, заполнив промежуток между мирами. Барьеры между реальным и нематериальным отпали, разорвав последние узы, сдерживающие королевство Хаоса.
        Портал был полон, сплошной вихрь магии, чей охват простирался по всему миру. Далеко на востоке кузнецы рун гномов оторвались от своих работ, удивляясь, почему руны, над которыми они работали, оплывают и умирают. В своих древних, пожираемых джунглями городах на западе бессмертные слуги Древних остановились в своих расчетах и размышлениях. Инопланетные разумные существа обратили свое внимание на внезапное изменение в мире, холодно оценив его важность.
        Открыв глаза, Тириол очутился на острове Мертвых.
        — Вижу,  — сказал голос позади него.
        Тириол повернулась, очутившись лицом к лицу со старым эльфом с худощавым лицом и седыми волосами. Маг узнал его мгновенно, по сотне статуй и тысяче рисунков: Каледор Укротитель Драконов.
        Приток магии нарушил застой, как и надеялся Тириол.
        Величайший маг эльфов казался спокойным, даже когда портал бушевал вокруг него. Из анархического шторма появились другие маги, в одеяниях, развевающихся на неестественном ветру, с посохами в руках.
        Они образовали круг вокруг Тириола, устремив глаза вверх. Князь Сафери присоединился к ним и увидел укол ночи посреди магии, какой-то проблеск звезды.
        — Это закончится плохо,  — сказал Укротитель Драконов,  — но ничего не поделаешь.
        Собравшиеся маги подняли свои посохи и начали петь. Сначала ничего не происходило, и Тириол не мог предугадать их намерение. Медленно, сначала незаметно, портал замедлился. В центре круга магов появился еще один портал, бегущий в обратном направлении.
        Набирая силу, этот второй портал создал рябь через магический шторм. Он становился все больше и больше, питаясь магией, набирая скорость, даже когда главный портал замедлился. Тириол с изумлением наблюдал, как Каледор Укротитель Драконов повернул портал против себя. Там, где магия когда-то была вытянута из мира смертных, теперь она направлялась из королевства Хаоса. Все быстрее и быстрее закручивался встречный портал, прорываясь вспышками тьмы среди света, пенящимися облаками чистой энергии, текущей против бушующих ветров магии.
        Два конфликтующих вихря достигли паритета, и мир застыл.

        Его меч перерезал горло еще одному кровавокожему демону, Каледор почувствовал, как земля качнулась, почти опрокинув его с ног. Как один, орда демонов замерла и затихла, еще более нервируя, чем своими криками и воплями. Они повернули неестественные глаза к порталу, когда земля снова содрогнулась.
        На востоке взорвался свет, поднимаясь вверх через воронку портала. За мгновение до того, как ослепнуть, Каледор увидел, как демоническое войско вспыхнуло пламенем, пепел их тел превратился в кристаллическую пыль.
        Еще одно сотрясение земли повалило Короля-Феникса, который тяжело упал набок. Он услышал и почувствовал глубокий рокот, идущий из недр мира. Подняв взгляд и прищурившись, он увидел, как качаются горные вершины, как пульсирует портал. С вершин обрушивались лавины, а скалы падали, свергаясь по склонам.
        Тириол ошибся, подумал он. Вот как заканчивается мир.

        — Нет!  — завопила Морати.
        Малекит тоже почувствовал это, присутствие, которого он не знал больше тысячи лет. Укротитель Драконов вернулся. Король-Колдун не знал как, но его не так легко победить. Он излил все свое презрение и ненависть, надеясь вырвать контроль над порталом у эльфа, который предал его отца. Морати почувствовала, что он делает, и добавила свое колдовство, стремясь преодолеть заклинание Укротителя Драконов.
        Две волны магии столкнулись в портале, взорвавшись вспышкой разноцветного света, который смел шторм, превратив как высокую, так и темную магию в огромный взрыв. Малекит почувствовал это как ударную волну, которая пульсировала по Ултуану, выворачивая деревья и опрокидывая башни. Он почувствовал, как качаются горы, когда портал снова закрутился.
        Он чувствовал что-то еще, как будто мир вращался вокруг своей оси. Высвободившаяся магия потрясла Ултуан, разрывая землю и небо своей силой. В городской стене Анлека появилась трещина, как открылась огромная трещина в земле на севере. Крыши обрушились и стены валились, пока Анлек бился в конвульсиях. Повсюду в Нагарите темная магия заземлялась, мощные каменные шпили вырывались из земли, а огромные ямы и расщелины падали вниз.
        — Что это за шум?  — сказала Морати, глядя на север.

        В одной из северных башен Нагарита Друтейра весело смеялась при магическом сражении. Она наслаждалась столкновением и слиянием энергий, удивляясь узорам света и тьмы, нанесенным на звезды.
        Ее смех затих, когда она почувствовала первые толчки землетрясения. Вокруг нее на каменные плиты падали высокие подсвечники, а из ламп выливался эльфийский жир. Она пошатнулась влево, когда мир накренился, балки, поддерживающие потолок, тревожно заскрипели. Облако извести просыпалось на Друтейру, пока она изо всех сил старалась удержаться в вертикальном положении.
        Вся башня раскачивалась и трещала, как дерево в шторм. Ее движение заставило ее налететь на стену рядом с одним из узких окон. Ухватившись за подоконник, она выглянула наружу и увидела, что над головой кружатся звезды. В свете безумно танцующих лун она увидела скалы на побережье.
        Берег простирался далеко в ночь, гораздо дальше, чем любой естественный прилив. Она видела, как рыба выбрасывается на сушу и плещется в маленьких лужицах, оставшихся между скал. Как будто бог спустился и взял титанический осадок с морей, оставив грязь и мокрый песок, покрывающие обширное пространство на севере и западе.
        Затем она услышала грохот и увидела вдали первый проблеск прибоя. Она сразу поняла, что это значит, и поспешно вернулась к пентаклю, нарисованному кровью в центре комнаты.
        Магия была диким, брыкающимся жеребцом, который отказывался сломаться под ее волей, выскальзывая и поднимаясь из ее рук, когда она безумно произносила, пытаясь добраться до водоворота энергии для силы, необходимой для заклинания.
        Она наконец-то уловила блуждающую ауру темной магии. Разрезав грудь жертвенным кинжалом, она предложила свою кровь, чтобы запечатать заклинание. Темная магия ворвалась в нее, когда море заполнило брешь, образовавшуюся вдоль берега.
        Друтейра погрузила свой дух в основание башни, неся с собой бесформенное облако темной энергии. Она позволила себе просочиться в скалы и туннели, на которых стояла башня, освободив их от слоев земли внизу. Все дальше и дальше она растягивала свое заклинание, открывая массивные трещины вокруг внешней стены цитадели, поднимая все сооружение из коренных пород.
        Вернувшись к своему телу, она выглянула в окно и увидела, что наложила заклинание как раз вовремя.

        Малекит повернулся, крепко ухватившись за перила балкона, пока дворец раскачивался на фундаменте, башенки и башни обрушивались на здания внизу шквалом битого камня и плиток.
        На севере была белая стена. Сначала она выглядела как туман, облачный покров быстро приближался с северо-запада. Раздалось странное шипение, которое усиливалось по мере приближения облака.
        Малекит почувствовал страх, когда понял, что это не облако, а стена воды.
        Как будто океан поднялся в знак протеста, приливная волна протянулась через горизонт, сияя в лунном свете, так высоко, как самая высокая башня Анлека.

        Волна похоронила Нагарит под своим титаническим нападением и прорвалась через Наганар в Тиранок. Сметая все перед собой, бушующий океан уничтожал города, сравнивал леса и разрушал городские стены.

        В Эланардрисе Алит Анар в ужасе смотрел, как королевство, которое он считал своим, тонет. Вода хлынула вверх по горным долинам, смывая остатки усадьбы Анаров. Бурлящая волна неслась вверх по речным долинам, уничтожая все на своем пути.
        Выкрикивая предостережения своим последователям, Король Теней повел их выше по склонам, оставив их грубые хижины и пещерные жилища наступающему морю. Многие на нижних склонах не успели спастись. Палатки и костры были охвачены бурлящей массой, которая поглотила сотни эльфов, молодых и старых, таща их на смерть и разбивая их тела выкорчеванными деревьями и скрежещущими валунами.

        Руины Тор Анрока утонули. Вода текла по древним туннелям-улицам города и лилась сквозь разрушенные остатки дворца. Высокие белые скалы рухнули, а вишневые и яблоневые сады были уничтожены. Тронный зал Бел Шанаара наполнился водой, скамейки и трон, поднявшиеся с воды, кружились и вместе вынеслись с бушующим потоком через разбитые окна.
        Переулки и проходы превратились в бурлящие реки, поднимающееся море, разбиваясь о двери, заполняло подземные мастерские и склады, стены и здания дворянских особняков были разрушены потопом. Огромные башни у ворот были сброшены, камень за камнем превращаясь во всеохватывающее наводнение.
        В конце концов рухнула великая башня Тор Анрока. Магия вспыхнула, когда игольчатая структура упала, на короткое мгновение синий огонь Короля-Феникса снова загорелся, прежде чем тоже был потоплен прибывающей водой.

        Далеко на юге Дориена разбудил глубокий сон, во время которого ему снилась армия демонов, осаждавших Тор Калед. Пробудившись от сна, он сел в кровати, преследуемый странными голосами, которые раздавались после того, как сон прошел.
        Он почувствовал первые толчки, сотрясающие кровать, и наполнился предчувствием. Встав на ноги, он был сброшен на пол, так как весь дворец мгновенно приподнялся и упал, а затем раздался оглушительный треск.
        По всему городу звенели колокола и гонги. Князь пробрался к большим окнам, которые вели на балкон, выходящий на Тор Калед. Распахнув двери, он подошел к перилам и обернулся, чтобы посмотреть на горы, возвышающиеся над городом.
        Огонь вспыхнул с пика Анул Калед. Пламя и дым окутывали вершину горы, а горящие камни поднимались высоко в небо. На склоне горы открывались трещины, извергающие пламя и пар, из разрывов начали вытекать ручейки лавы.
        Снизу из города доносились крики и вопли. Дориен посмотрел вниз, на уровни Тор Каледа, и увидел факелы и лампы, движущиеся в темноте, когда эльфы бежали из своих домов. Укрепления падали, и здания рушились, пока Тор Калед продолжал сотрясаться и подниматься вместе с извержениями вулканов.
        Ров лавы хлынул и забушевал в магических тисках, удерживающих его в узде. Мосты через огненную реку качались и падали, их камни исчезали в красных глубинах. Дориен в ужасе смотрел на тех, кто пытался бежать из города, а их ждала огненная смерть.
        Они оказались в ловушке внутри города.
        Облако горячего пепла сошло с Анул Каледа, вздымая миазмы тьмы и смерти, которые охватили город в мгновение ока. Дориен с трудом дышал в перегретом воздухе, задыхаясь от дыма и жара облака. Вместе с тысячами тех, кому он был защитой, князь был быстро поглощен пеплом, его одежда и волосы горели, кожа шелушилась, даже когда его плоть окаменела.

        На востоке, на огромном пространстве Внутреннего моря, маги Сафери привносили свой вклад в дуэль за контроль над порталом. Во дворце Сафетиона Менреир и когорта собратьев-магов читали и направляли, добиваясь предотвращения катастрофы, обрушившейся на их остров.
        Они тоже почувствовали появление Каледора Укротителя Драконов и прервали свои заклинания, удивляясь важности события. Пока они наблюдали, как начинает формироваться встречный портал, кристаллическая нервная система Сафетиона начала резонировать с новой волной магии, вливающейся в мир. Алмазоподобное сердце города дрожало и трепетало в своем золотом гнезде, вибрируя в унисон с вихревым штормом магии и антимагии, бушующими в портале.
        С взрывом, который раздался в умах магов, кристаллическое сердце разбилось, раскачивая город изнутри. Магия взорвалась вдоль кристаллических ложементов, расщепляя скалу ливнями огня и молний.
        Сафетион казался повисшим в воздухе.
        В ужасе, маги ничего не могли поделать, пока парящий город опускался к предгорьям Аннулии. Улицы перед дворцом быстро заполнились эльфами, кричащими и вопящими, в то время как орлы и пегасы вылетели из конюшен, унося своих всадников в безопасное место.
        Менреир и остальные сделали все возможное, чтобы замедлить спуск города, но этого было слишком мало. Башни и здания были сплющены, когда Сафетион врезался в склон холма, крыши рушились, заполняя улицы мусором, сокрушая сотни эльфов падающими кладкой и балками.
        Повторные магические взрывы потрясли город, заставив пламя распространиться по некоторым кварталам, так как загорелись кожевенные заводы и мастерские. Сам дворец был окутан магической энергией, молнии разлетались от башен до стен, в то время как внутри здания множество магических артефактов и устройств саферийцев горели и светились, шипели и плевались с большей магией, чем мир видел за целую вечность.

        В Нагарите колдуны Малекита с ужасом наблюдали, как приливная волна захлестнула их земли. Они использовали последнюю из своих темных сил, чтобы защитить свои цитадели, накладывая чары, которые разрушили фундамент их башен, позволяя им быть поднятыми волной, как огромные корабли.
        В Анлеке Морати оплела дворец Аэнариона своей магией, хотя не смогла защитить остальную часть города. Вода обрушилась на возвышающуюся вершину, разбивая камень и кирпич. Призывая своих демонических союзников, колдунья вырвала огромный дворец из города, вода бурлила и пенилась под ним, когда массивное здание поднялось над волнами, и Анлек был разрушен.

        ЭПИЛОГ

        Тысячи людей погибли в результате катастрофы. Будь то убитые во время короткого, но смертоносного вторжения демонов, утонувшие в приливной волне или раздавленные землетрясениями, все ултуанцы пострадали от взрыва портала. Каледор немедленно отправился на остров Пламени, зная, что в святилище Азуриана прибудут князья.
        Со временем они сделали это, каждый доставил рассказы о горе и потерях из своих королевств. Тириол не прибыл, хотя Каледор и послал экспедицию на его поиски. Они вернулись с остров Мертвых с печальной новостью, что нашли сaферийского князя, запертого в застой, окруженного Каледором Укротителем Драконов и другими магами.
        Не было никаких признаков друкаев.
        Была послана весть Алит Анару, который отправил Каратриля обратно с горьким посланием, полным горя и ненависти. Западный Нагарит был разрушен, а на востоке пострадал от мстительных волн. Теперь это была мертвая земля, опустошенная гордыней Малекита. Тор Анрок и окружающая загородная местность теперь были цепью островов, окруженных коварными водами, которые до сих пор пенились и бурлили.
        Колдуны друкаев, которым удалось бежать, направили свои башни на север, к океану.
        — А Малекит и Морати, уверен Король Теней, все еще живы,  — заключил Каратриль.  — Анлек разрушен, но нет никаких признаков дворца Аэнериона. Как ты думаешь, что это значит?
        Ответ Каледора был прост:
        — Война еще не закончилась. Мы никогда не познаем покоя.

        Измученные штормом моря разбивались о суровое побережье из скалистых вершин, бешено пенясь. Небеса были в смятении, почернев от темной магии. Сквозь пену и дождь темные массивные фигуры плыли по морям; возвышающиеся сооружения из зубцов и стен.
        Замки Нагарита следовали в кильватере самой большой плавучей цитадели, на самой высокой башне которой стоял Малекит. Хлещущий дождь струился с его доспехов, когда он обернулся на звук голоса Морати из арки позади него.
        — Вот куда мы бежим?  — она сказала, гнев вспыхнул в ее глазах.  — Эта холодная, унылая земля?
        — Они не последуют за нами сюда,  — ответил Король-Колдун.  — Мы наггароти, мы родились на севере, и на севере мы родимся заново. Эта земля, какой бы мрачной она ни была, будет нашей. Наггарот.
        — Чтобы построить новое королевство?  — усмехнулась Морати.  — Признать свое поражение и начать все заново, как будто Нагарита никогда не существовало?
        — Нет,  — ответил Малекит, и пламя вырывалось из его железного тела.  — Мы никогда не забудем того, что у нас отняли. Ултуан принадлежит мне. Если это займет тысячу лет, десять тысяч лет, я займу свое законное место короля. Я сын Аэнариона. Это моя судьба.

        ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

        АЭРЕНИС — друг Каратриля, лейтенант в гвардии Лотерна, культист, посвященный Эрет Кхиаль. Аэренис обратился к культу мертвых, пытаясь установить связь с девушкой, которую любил (Гларониель, убитой во время налета Каратриля и Аэрениса в «Малеките''). Когда Лотерн осаждают друкаи, культисты пытаются восстать в городе, и пристрастия Аэрениса раскрываются.
        АЛИТ АНАР — Король Теней Нагарита. Алит — заклятый враг друкаев, но также и ярый сторонник независимости наггароти. Он не доверяет Каледору (как королевству, так и королю) и отказывается присягнуть на верность трону Феникса. Тем не менее он признает, что, пока существуют друкаи, он больше враждует с ними, чем с Королем-Фениксом, и несколько раз сражается вместе с другими эльфийскими армиями.
        АТИЕЛЬ — княжна Эллириона, повелительница лошадей. Еще более способная наездница и воительница, чем ее брат, Финудел, Атиель является истинной душой эллирийцев. В то время как ее брат полностью предан ей, она ставит гордость и безопасность своего народа выше Финудела. Зачастую вспыльчивая, она тем не менее понимает лучше всех князей и княгинь, на какие жертвы нужно пойти, чтобы остановить Нагарит и его союзников.
        БЕЛ ШАНААР — Король-Феникс Ултуана, правитель Тиранока. Бел Шанаар был избран за его спокойствие и мудрость преемником Аэнариона, и стал объектом ненависти Малекита. Зная, что наггароти никогда по-настоящему не преклонят колено перед ним, Бел Шанаар позволяет Нагариту впасть в самоизоляцию, но опешил, когда культы удовольствия всплывают с такой силой. В конечном счете он расплачивается за свое благодушие, когда Малекит отравляет его перед резней в святилище, хотя недостаточно быстро, чтобы помешать Бел Шанаару отправить письмо Имрику, назвав князя Каледора командующим армиями Ултуана.
        КАРАТРИЛЬ — изначально капитан гвардии Лотерна, теперь герольд Короля-Феникса. До его убийства Бел Шанаар поручает Каратрилю передать сообщение Имрику о выдвижении князя Каледора командующим армиями Ултуана. После резни Каратриль должен разыскать Имрика в дебрях Крейса и прибывает вскоре после покушения, предпринятого наемниками Морати. После этого Каратриль покидает свою службу Королю-Фениксу и возвращается в Лотерн, но когда город осаждают друкаи, он увлекается борьбой. Попав в ловушку в городе, Каратриль сталкивается со своим другом по борьбе, после которой Каратриль едва не повержен.
        КАРВАЛОН — князь Ивресса, внук правящего князя Харадрина. Убит Малекитом во время битвы у Маледора.
        ЧАРИЛЛ — правящий князь Крейса. Чарилл находится среди князей, убитых в святилище Азуриана, оставив Корадреля правящим князем. Носитель оружия Акиллара, двуручного меча, который потрескивал молнией в его руках. Его сын Лоричар — носитель стяга Тор Акара; голова льва, вышитая серебряной нитью, на алом фоне. Присутствуя при штурме Анлека, оба были убиты во время резни.
        ДОРИЕН — младший брат Имрика. Заносчивый и бестактный, Дориен полностью защищает Каледор и предоставляет остальную часть Ултуана своей судьбе. Сражается в первой битве на равнинах Эллириона, где он ломает ногу и коротко встречает Алит Анара.
        ФИНУДЕЛ — князь Эллириона, повелитель лошадей. Обычно беззаботный и предприимчивый, как и его народ, Финудел — оптимист с большой верой в своих собратьев-князей. Он больше всех потрясен обращением Малекита, которого он обожал, но выходит из шока одним из самых яростных противников наггароти, хотя с некоторой нехваткой мудрости и предусмотрительности. Бесконечно предан своей сестре, Атиель. Убит Малекитом во время битвы у Маледора.
        ИЛЛИАНИТ — дочь Тириола, мага Сафери. Иллианит развращена обучением темной магии и покидает Сафери, чтобы присоединиться к друкаям. Она погибает, когда попытка Малекита перегрузить портал срывается.
        ИМИРИК/КАЛЕДОР — князь Каледора, повелитель драконов, внук Каледора Укротителя Драконов, будущий Король-Феникс. Имрик не обладает магическими способностями своего деда, но одарен такой же несгибаемой волей. Он не болтлив, иногда совершенно молчалив, и чрезвычайно практичен в своих взглядах. Именно к Имрику обращаются другие князья, когда Малекит предает их, и он берет имя своего деда, будучи коронованным как Король-Феникс. После того как его семья принесла жертвы, защищая Ултуан из демонов, он пойдет на всё, чтобы защитить остров и его народ от отступников. Он подает пример, жертвуя собственными удовольствиями и будущим, чтобы стать непокорным военачальником. Его отец Менит, который присутствовал на первом Совете и погиб, сражаясь в колониях на востоке. Владеет мечом Латраином (Несущим Ярость).
        ХЕЛЛЕБРОН — молодая, честолюбивая жрица Кхаина с тайным желанием свергнуть Морати. Совершенно безжалостна и посвящена Богу Убийства; после «убийства» Короля Теней Алита Анара она — бич эльфов в Котике, но вынуждена бежать с другими друкаями во время Раскола.
        ХОТЕК — верховный жрец Ваула. Хотек и некоторые из его последователей развращены друкаями и в тайне начинают мастерить магическое оружие для темных эльфов. Когда их обнаруживают, Хотек покидает своих приспешников и бежит в Нагарит с Молотом Ваула. Там он выковывает Броню Полуночи, которая превращает Малекита в Короля-Колдуна.
        КОРАДРЕЛЬ — князь Крейса, кузен Имрика. Прагматичный и отчаянно верный, это Корадрель и его охотники спасают Имрика от убийц Морати. После этого Корадрель убеждает Имрика принять, что его судьба — стать Королем-Фениксом Ултуана. Присутствует при нападении на Анлек. Когда Чарилл и Лоричар убиты, Корадрель принимает мантию (буквально — он носит львиный плащ Чарилла) правящего князя Крейса, сражаясь на севере Ултуана, в то время как Каледор концентрирует свои усилия на юге.
        МАЛЕКИТ — сын Аэнариона, князь Нагарита, друг гномов и несравненный эльфийский командующий. Малекита обошли в наследовании за его отцом как за Королем-Фениксом, и Бел Шанаар был избран на его место. Поначалу кажется, что Малекит неизменен в своей преданности трону Феникса, но в его сердце его терзают горечь и разочарование. Он считает, что только сын Аэнариона может заменить своего отца, и боится, что Короли-Фениксы не из его рода уменьшат силу Ултуана. Он чувствует, что остается верен эльфам и их будущему, но в своем стремлении вернуть свой трон он в конечном счете развращен Хаосом и становится крайне ожесточенным и мстительным против тех, кто отверг его. Пытаясь совершить переворот, Малекит захватывает других князей в святилище Азуриана, пока он проходит через священное пламя — и ужасно обжигается. Считается, что он умер, в течение следующих двенадцати лет, пока Морати восстанавливает ему здоровье, прежде чем вернуться бессмертным Королем-Колдуном, защищенным броней Хотека. В своем извращенном уме Малекит все еще является истинным Королем-Фениксом — в конце концов он прошел через священное пламя
и выжил, как его отец, хотя и почти уничтожен произошедшим.
        МАЭДРЕТНИР — дракон Каледора. После смерти Аэнариона и кончины Каледора Укротителя Драконов драконы Каледора вернулись в свою дрему, за исключением нескольких, главный среди них дракон Маэдретнир. Сначала Маэдретнир неохотно становится втянутым в несчастья эльфов, но Имрик убеждает дракона перенести его в сражении. Видя опасность, исходящую от друкаев, и оскорбление черных драконов наггароти, Маэдретнир пробуждает других сородичей, чтобы помочь драконьим князьям против Малекита. Маэдретнир ранен драконом Малекита, Сулекх, в битве у Маледора, но выживает в схватке, когда Имрик убивает Сулекх.
        МИАНДЕРИН — верховный жрец Азуриана, который дарует Корону Феникса и Плащ Имрику и ограждает его чарами, когда Имрик ступает в пламя Азуриана.
        МОРАТИ — жена Аэнараиона, мать Малекита, главный создатель культов удовольствий. Морати стоит за Малекитом и подпитывает его амбиции, добиваясь своего. Как только ее участие в культах удовольствий раскрыто, она упивается своей известностью, наслаждаясь свободой от сложных религиозных и социальных эльфийских традиций. Как партнер Аэнариона она когда-то обладала великой властью и сделает все, чтобы вернуть ее. Она гораздо циничнее, чем ее сын, и уже полностью на пути к превращению в испорченную, но все же чрезвычайно могущественную волшебницу. После резни в святилище Морати возобновляет правление Нагаритом, и ее культы и армии развязывают войну против других королевств.
        ТИТРАИН — молодой князь Котика, вынужденный принять власть после резни. Имеет дело с подкреплениями друкаев, вернувшихся из колоний, возглавляемых приверженкой Кхаина Хеллеброн. Убит Малекитом во время битвы у Маледора.
        ТИРИНОР — князь Каледора, кузен Имрика и Дориена. Убит Морати.
        ТИРИОЛ — князь-маг Сафери, один из выживших после резни в святилище. После резни Тириол принимает большую часть дипломатического и гражданского управления Ултуаном, предоставляя Каледору свободу сосредоточиться на войне. Когда Малекит развязывает Раскол на Ултуане, Тириол отдает жизнь, чтобы помочь возвратившемуся Каледору Укротителю Драконов и другим магам восстановить портал, присоединяясь к ним в заточении на Острове Мертвых.
        УРАТИОН из УЛЛАРА — князь Нагарита, колдун. Один из протеже Морати и Малекита, Уратион изучает темные искусства, но когда Малекит наконец раскрывает свой план разрушить магический портал, он бежит в святилище и предупреждает Короля-Феникса о безумном плана Малекита, прежде чем его убьют.
        ИВРЕЙН — Вечная королева эльфов, дочь Аэнариона и Астариэль. Хотя и духовная защита эльфов, Иврейн не может противостоять колдовству друкаев, поскольку последователи Морати сокрушают сопротивление в Крейсе и следуют в леса Авелорна. Какое-то время при помощи Алит Анар и духов Авелорна Вечная королева защищается, пока Король Каледор не может освободить леса от друкаев. В отчаянии Морати лично возглавляет последнюю атаку против королевства Вечной королевы. Ее сила почти истрачена, Иврейн и ее последователи отступают к Долине Гаен, и Вечная королева разрушает перешеек, соединяющий Долину Гаен с материком, уничтожая армию Морати, но также и навсегда изолируя Долину Гаен.

        Расплата [Never forgive]

        Когда море поглотило Нагарит, Аландриан по воле судьбы или по счастливой случайности находился в горах Аннулии. Разведчики донесли князю дома Анарсов, что в Церазинском Доле скрываются мятежники, и он во главе пятисот воинов отправился в горы.
        После поражения на Маледорском поле ему вместе со своей ротой удалось укрыться на болотах, но вместо того, чтобы бежать в Анлек вместе с Малекитом и Морати, он решил продвигаться дальше на север, полагая, что столица Нагарита обернётся для них западнёй, когда войска Имрика осадят город. Однако он даже не подозревал, какие безумные планы таили те, кому он когда-то поклялся в верности.
        Вот так и случилось, что бывшего правителя Атель Торалиена не было на равнинах в тот день, когда море явило миру свою ярость. Аландриан и его воины с ужасом наблюдали, как с севера, сметая всё на своём пути, надвигалась гигантская приливная волна. Воды сомкнулись над Нагаритом, разом поглотив города и сёла, и даже высочайшие горные пики стали теперь островами.
        Это произошло четыре дня назад. Поначалу Аландриана, как и всех остальных, охватило уныние, но он во всём мог видеть светлые стороны. Старый порядок был разрушен, и теперь тот, кто сумеет ухватиться за эту возможность, станет новым повелителем этих разорённых земель. И они отправились вперёд по долине к поселению анарцев в надежде захватить его и заставить жителей служить князю. Скромное начало, но в прошлом он уже следовал на восток за Малекитом и основал немало колоний. Ему уже приходилось покорять дикие земли, и он намеревался проделать это снова — начиная с Церазинского Дола.
        Аландриан не на шутку забеспокоился, когда не вернулись разведчики. Он немедленно приказал роте остановиться и выслал ещё воинов, чтобы те разузнали, что же могло их задержать. Когда князь понял, что пропала и вторая группа, солнце уже клонилось к закату.
        Он стоял перед непростым выбором: разбить лагерь здесь или же выбираться из долины. Аландриан решил, что лучше обороняться тут, чем попасть в засаду во время перехода. Мятежники знали эти земли лучше него и могли заранее устроить ловушки на случай отступления.
        Наггароти разложили костры по периметру, чтобы отогнать надвигающуюся темноту. Солдаты с многозарядными арбалетами встали на стражу, стараясь не выделяться на фоне костров, отряды копейщиков образовали живое кольцо вокруг своего командира.
        Анарцы не заставили себя ждать. Из темноты засвистели стрелы, выпущенные воинами в серо-зелёных маскировочных плащах. В ответ защёлкали арбалеты, но к тому времени была убита уже дюжина солдат. Враги мелькали в сумерках, словно тени, и в криках караульных слышался страх.
        — Выдвигайся на запад, Наэгрин,  — приказал он своему капитану.  — Возьми две сотни воинов и навяжи бой нашему неуловимому неприятелю. Если сумеешь, расчисти нам путь для отступления.
        Из темноты всё сыпались стрелы, и Наэгрин без промедления покинул лагерь. Во главе шеренги солдат он отправился во тьму.
        Аландриан ждал. Он подбадривал воинов, но всё больше их падало под градом свистящих стрел. Были убиты уже три дюжины солдат, и ещё столько же ползало в высокой траве, стеная и корчась от боли. Князь напрягал свой слух в надежде расслышать лязганье металла, которое послужило бы знаком, что Наэгрин напал на врага, однако вокруг раздавалось лишь мерное дыхание ветра, скрип деревьев да шелест листвы.
        Поняв, что костры больше помогают врагу, чем его солдатам, Аландриан приказал затушить их. В сумерках он пытался разглядеть мелькающие возле лагеря фигуры, но ему мало что удавалось увидеть. То тут, то там заходящее солнце блеснёт на кончике стрелы, и тут же она летит, рассекая воздух, чтобы поразить очередного воина. В ответ раздаётся грохот арбалетов — солдаты осыпают кусты градом болтов, но не слышат ни крика, который мог бы означать, что их снаряды нашли свою цель.
        С запада ночную тишину разорвали истошные вопли, и в глубине души Аландриан понял, что кричали не анарцы. Жалобный вой и мольбы о пощаде быстро стихли, и вихрь из стрел поднялся пуще прежнего. Аландриан чувствовал панический страх своих солдат и знал, что они вот-вот побегут. Оставаться здесь принц был не намерен — он сорвался с места и припустил назад, к холмам.
        Не пробежав и двух сотен шагов, он заметил одинокую фигуру, стоящую на фоне заката. Воин в капюшоне положил стрелу на свой серебристый лук, и тотчас же Аландриан узнал Алит Анара, предводителя повстанцев, Короля Теней, как тот сам себя называл.
        Он вздрогнул, увидев выпущенную стрелу, и приготовился к смерти, но снаряд вошёл ему в бедро, точно над коленом. Аландриан упал и не смог сдержать крика. Фигура пропала в темноте, и князь принялся ползти вперёд.
        Далеко ему продвинуться не удалось. Чья-то тень накрыла его, и в тот же миг он получил удар сапогом по голове.
        — Хорошо, что не тратишь моё время,  — только и услышал он, перед тем как сознание покинуло его.
        Очнулся Аландриан, сидя возле чего-то твёрдого. Было темно, но в свете костра он разглядел, что его руки стянуты верёвкой, конец которой был обмотан вокруг ветви молодого дерева, а лодыжки привязаны к выгибающемуся из-под земли корню. Князь окончательно пришёл в себя и увидел стоящую вокруг него толпу эльфов, среди которых были дети и совсем ещё младенцы.
        Алит Анар выступил вперёд и скинул капюшон.
        — Аландриан, породивший жестокую Хеллеброн, разорительницу Котика,  — произнёс Король Теней.  — Как долго я ждал этой встречи.
        — Просто убей меня, и покончим с этим,  — проворчал Аландриан.
        — Нет, твоя смерть не будет скорой. Прежде ты будешь наказан за все те муки и страдания, что ты принёс другим.
        Анарцы стали расходиться, и невдалеке, вниз по склону Аландриан увидел деревянные строения.
        — Намереваешься бросить меня здесь? Чтобы я умер от голода?
        — Даже это будет слишком быстрой смертью,  — ответил Алит.  — Каждый день сюда будут приходить дети и приносить тебе еду и питьё. Они вырастут, и перед их глазами всегда будет та друкайская мразь, что отняла у них родину.
        — И это всё?  — захохотал принц.  — Я просто буду пленником?
        Алит окинул взглядом дерево, к которому был привязан Аландриан.
        — Наш народ живёт долго, и деревья успевают вырасти очень высоко,  — произнёс Король Теней.  — С течением лет путы натянутся, и ты припомнишь об этом.

        Тёмный Путь [The Dark Path] (личный перевод)

        Поля золотого урожая мягко изгибались под магическим бризом, когда дворец князя Тириола плыл через Сафери. Мерцающее видение белых и серебряных башен и контрфорсов с голубиными крыльями, цитадель скользила по небу с величественной грацией облака. Стройные минареты и спиральные шпили поднимались кругами, окружая центральную позолоченную иглу, которая мерцала магией.
        Фермеры взглянули на знакомую красоту цитадели и вернулись к своим трудам. Если кто-то из них и интересовался, что происходит в столице, никто не упоминал об этом в разговоре со своими попутчиками. С земли парящая цитадель казалась такой же безмятежной и упорядоченной, как всегда, успокаивающее видение для тех, кто задавался вопросом, когда война с наггароти придет на их земли.
        По правде говоря, во дворце было совсем не мирно.
        Глубоко внутри алебастровых шпилей князь Тириол подошел к деревянной двери в конце длинного коридора и попытался ее открыть. Дверь была заперта на засов и магически запечатана. Было множество контрзаклинаний, с помощью которых он мог преодолеть препятствие, но он был не в настроении для таких вещей. Тириол положил руку на выкрашенные белой краской доски двери и призвал огненный ветер. По мере того как его растущий гнев раздувал магию, краска пузырилась, а доски обугливались под его прикосновением. Пока Тириол размышлял о предательстве, которое он претерпел, и о собственной слепоте к нему, невидимое пламя горело быстрее и глубже, чем любой естественный огонь. Не прошло и десяти ударов сердца, как дверь превратилась в пепел.
        Внутри обнаружился кружок эльфов. Они удивленно и испуганно смотрели на князя. Окровавленные внутренности были разбросаны по голому каменному полу, образуя неприятные узоры, которые вызывали темную магию. Они сидели в окружении мрачных томов, переплетенных в черную кожу. Свечи из пузырящегося жира тускло мерцали на подставках из почерневшего железа. Магия кипела в воздухе, вызывая зуд в деснах Тириола и скользя по его коже своим маслянистым прикосновением.
        Все пропавшие маги были здесь, на их лицах кровью были написаны запрещенные руны, на шеях болтались фетиши из костей и сухожилий. Тириол не обращал на них внимания. Все его внимание было приковано к одному эльфу, единственному, который не выказывал никаких признаков страха.
        Слова вырвались у Тириола. Стыд и чувство предательства, переполнявшие Тириола, невозможно было выразить, хотя кое-что из этого отразилось на лице князя, исказившемся в зверином рычании, даже когда в его глазах появились огненные слезы.
        Волшебные огни мерцали на вытянутых пальцах, а серебряные короны мерцали вокруг сосредоточенных лиц молодых магов, практикующихся в своих заклинаниях. Видения далеких земель колыхались в воздухе, и золотые облака защиты окутывали фигуры в мантиях. Воздух, казалось, пузырился магической энергией, ветры магии стали почти видимыми благодаря заклинаниям учеников.
        Ученики образовали полукруг вокруг своих наставников в центре круглого куполообразного зала — Большой Палаты. Вдоль белой стены тянулись ниши со скульптурами из мрамора, изображавшими величайших магов Ултуана; одни в усердном отдыхе, другие в потоке пламенных заклинаний, в соответствии со вкусами последующих поколений скульпторов. Все они были строгими и смотрели на грядущие поколения сурово, но не недоброжелательно. Требовательное ожидание отразилось на лицах князя Тириола и Менреира.
        — Ты говоришь слишком быстро,  — сказал Тириол Эллинитилу, самому молодому из потенциальных магов, которому едва исполнилось двести лет.  — Пусть заклинание оформится в слова в твоем сознании, прежде чем ты заговоришь.
        Эллинитил кивнул, нахмурив брови. Он снова начал заклинание, но первые несколько слов пробормотал, запинаясь.
        — Ты не концентрируешься,  — мягко сказал Тириол, успокаивающе положив руку на плечо молодого эльфа. Он повысил голос, обращаясь ко всему классу: — Заканчивайте свои заклинания и затем послушайте меня.
        Ученики рассеяли магию, которую ткали; иллюзии испарялись в воздухе, магическое пламя мерцало и тускнело в темноте. Когда каждый закончил, он или она повернулись к князю. Все были внимательны, но не сильнее, чем Анамедион, старший внук Тириола. Глаза Анамедиона впились в деда, как будто только взглядом он мог высвободить секреты магии, запертые в разуме Тириола.
        — Селабреир,  — сказал Тириол, жестом приглашая одного из студентов выйти вперед.  — Вызови для меня пламя Эмендейла.
        Селабреир неуверенно посмотрела на своих собратьев-учеников. Заклинание было одним из самых простых, часто изучаемым в детстве, еще до того, как началось какое-либо официальное обучение. Пожав плечами, эльфийка прошептала три слова силы и подняла правую руку с разведенными пальцами. Мерцающее золотое сияние исходило от кончиков ее пальцев, едва освещая ее тонкое лицо и медные волосы.
        — Хорошо,  — сказал Тириол.  — А теперь заканчивай и сотвори его заново.
        Селабреир рассеяла магическую энергию движением запястья, ее пальцы вернулись в нормальное состояние. Как только она открыла рот, чтобы начать заклинание снова, Тириол заговорил.
        — Ты вдыхаешь или выдыхаешь, когда произносишь заклинание?  — спросил он.
        На мгновение меж бровей Селабреир образовались морщинки. Отвлекшись, она пропустила слог в заклинании. Покачав головой, она попыталась еще раз, но безуспешно.
        — Что вы со мной сделали, князь?  — жалобно спросила она.  — Вы используете какое-то контрзаклинание?
        Тириол мягко засмеялся, как и Менреир. Тириол кивнул второму магу, чтобы тот объяснил урок, и вернулся на свой трон с высокой спинкой в дальнем конце зала.
        — Ты думаешь о том, как дышишь, не так ли?  — сказал Менреир.
        — Я… Да, мастер,  — сказала Селабреир, опустив плечи.  — Я не знаю, вдыхаю или выдыхаю, когда творю. Я не могу вспомнить, но если я думаю об этом, то понимаю, что могла бы сделать это по-другому, потому что я знаю об этом сейчас.
        — И поэтому ты больше не удерживаешь контроль над магией,  — сказал Менреир.  — Заклинание, которое ты могла сотворить без усилий, теперь кажется… проблематичным. Даже самые простые заклинания все еще ненадежны, если вы не сосредоточены полностью. Простейшее отвлечение внимания — подслушанный шепот или дрожь в уголке глаза — может быть разницей успех и неудачу. Зная это, кто может сказать мне, почему Эллинитил испытывает трудности?
        - Он думает о словах, а не о заклинании,  — сказал Анамедион с оттенком презрения в голосе. Он даже не пытался скрыть скуку.  — Чем больше он беспокоится о своем произношении, тем больше отвлекается его внутренний голос.
        — Верно,  — сказал Тириол, подавляя раздражение. Анамедион не назвал Менреира «мастером»,  — титулом, который он заслужил на протяжении многих веков,  — признак растущего неуважения, который был адресован Тириолу.  — У большинства из вас уже есть средства, чтобы сфокусировать силу, необходимую для некоторых величайших заклинаний, когда-либо созданных нашим народом, но пока вы не сможете использовать их без усилий или мысли, эта сила бесполезна для вас. Помните, что самая маленькая магия может пройти долгий путь.
        — Есть другой способ преодолеть эти трудности,  — сказал Анамедион, делая шаг вперед.  — Почему ты не учишь нас этому?
        Тириол растерянно посмотрел на Анамедиона.
        — Контроль — единственное средство овладеть истинной магией,  — сказал князь.
        Анамедион покачал головой и полуобернулся, обращаясь не только к деду, но и к другим ученикам.
        — Есть способ проникнуть в магию, свободный от заклинаний и ритуалов,  — сказал Анамедион.  — Сформированный инстинктом и питаемый необузданный магией, он способен творить самые величайшие заклинания из всех.
        — Ты говоришь о колдовстве,  — быстро сказал Менреир, бросив предостерегающий взгляд на учеников.  — Колдовство приносит только две вещи: безумие и смерть. Если вам не хватает воли и прилежания, чтобы быть магом, то вы, конечно, не проживете долго, как колдун. Если Эллинитил или Селабреир нерешительны с чистой магией, заклинание просто потерпит неудачу. Если кто-то ошибается в колдовском заклинании, магия не возвращается к ветрам. Она должна найти место для жизни, в вашем теле или уме. Даже когда колдовство применяется успешно, оно оставляет след, на мире и в духе. Оно развращает мысли и окрашивает ветры магии. Даже не думайте использовать его.
        — Скажи мне, где ты слышал подобные вещи,  — сказал Тириол.  — Кто внушил тебе эти мысли?
        — О, тут и там,  — пожал плечами Анамедион и слегка улыбнулся.  — Какие-то слухи о колдунах друкаях довольно часты, если действительно выходить из дворца. Я слышал, что любой колдун может сравниться по силе с тремя саферийскими магами.
        — Значит ты ослышался,  — терпеливо сказал Тириол.  — Владение магией — это не власть. Любой дурак может взять в руки меч и колоть дрова, пока у него не будет щепок, но настоящий лесник знает, как пользоваться топором, топором и ножом. Колдовство — это грубый инструмент, способный только разрушать, не творить. Колдовство не могло построить эту цитадель, и колдовство не могло заколдовать наши поля, чтобы они были богаты зерном. Колдовство сжигает и рубцует, и ничего не оставляет за собой.
        — И все же Анлек был построен с помощью магии,  — возразил Анамедион.
        — Анлек поддерживается колдовством, но он был построен Каледором Укротителем Драконов, который использовал только чистую магию,  — сердито ответил Тириол.
        Он бросил взгляд на остальных в комнате, ища какой-нибудь признак, что они обратили повышенное внимание на аргументы Анамедиона. Ходили слухи, шепотом и бессвязно, что некоторые ученики, и даже некоторые маги, начали экспериментировать с колдовством. Это было так трудно для Тириола сказать. Темная магия росла десятилетиями, подпитываемая ритуалами и жертвоприношениями наггароти и их союзников-культистов. Она загрязняла магический портал Ултуана, своим присутствием скручивая ветры магии.
        Они нашли друкайских колдунов, прячущихся в диких местах Сафери, в предгорьях гор, пытающихся обучить своим извращенным путям заблудших. Некоторые из колдунов были убиты, другие бежали, предупрежденные о своем обнаружении другими культистами. Именно для того, чтобы защитить молодежь от этого разложения, Тириол доставил сюда самых талантливых саферийцев, чтобы учились у него и его самых могущественных магов. То, что Анамедион принес в столицу разговоры о колдовстве, было серьезной проблемой. Сафетион, как никакое другое место, должен быть свободен от порчи темной магии, ибо разложение власти в цитадели могло предвещать победу наггароти.
        — Я рад, что ты нашел нас,  — сказал Анамедион без тени сожаления или стыда.  — Мне очень хотелось раскрыть нашу тайну, но другие настаивали на этой уловке.
        Упоминание о других магах привлекло внимание Тириола, и он осмотрел остальные лица, остановившись на окровавленных чертах Иллианит. Это вызвало новую волну боли, и он задохнулся и отшатнулся в сторону, удержавшись от падения только обгоревшей рамой дверного проема. Он был разочарован, но не удивлен присутствием Анамедиона. Видеть Иллианит было слишком большим потрясением.
        Словно кинжал погрузился в сердце и живот Тириола, физическая агония, которая терзала его внутри, отстраняя все чувства и разум. Маги, которые пришли с Тириолом, начали кричать и бросать обвинения, но Тириол ничего не слышал, только аритмичный стук своего сердца и отдаленное завывание в голове. Сквозь пелену слез и волн отчаяния, нахлынувших на него, Тириол оцепенело наблюдал, как колдуны отошли от двери, добавляя свои голоса к какофонии.
        — Все, кроме Анамедиона, оставьте меня,  — приказал Тириол.  — Менреир, я позову тебя, когда закончу. Мы должны обсудить последние сообщения от короля Каледора.
        Маг и ученики поклонились в знак согласия и молча удалились. Анамедион вызывающе стоял перед троном, скрестив руки на груди. Тириол отбросил свой гнев и смотрел на внука сочувствующими глазами.
        — Ты одарен, Анамедион,  — сказал князь.  — Если бы проявил чуть больше терпения, не было бы предела тому, чего ты мог достичь со временем.
        — Что это такое, чего ты боишься?  — возразил Анамедион.
        — Я боюсь проклятия,  — серьезно ответил Тириол, наклоняясь вперед.  — Ты слышал мифы о колдовстве, а я видел их собственными глазами. Ты думаешь, что это, возможно, быстрый способ достижения твоих целей, но ты ошибаешься. Путь для колдуна так же долог, как и для мага. Ты думаешь, Морати и ей подобные не приносили ужасных жертв, своих душ и тел, чтобы получить власть? Ты думаешь, что они просто машут рукой и уничтожают армии по прихоти? Нет, они не делают. Они заключили ужасные сделки, сделки с силами, которых нам всем лучше избегать. Поверь мне, Анамедион, мы не зря называем это темной магией.
        Анамедион все еще не выглядел убежденным, но изменил свой подход.
        — Какой нам прок тратить столетие на изучение заклинаний, когда друкаи идут против нас?  — сказал он.  — Король Каледор нуждается в нас со своими армиями, сражающимися с колдунами наггароти. Ты говоришь о будущем, но, если мы не будем действовать сейчас, будущего может не быть. Семь лет я слушал истории об ужасах, о войне, охватившей Тиранок, Крейс и Эллирион. Котик и Эатан под атакой. Должны ли гореть поля Сафери, прежде чем вы что-то сделаете?
        Тириол покачал головой, борясь с отчаянием.
        — Я бы не стал посылать ягнят сражаться со львом, как не стал бы противопоставлять умения своих учеников ковену Морати,  — сказал князь.  — Во всем Сафери есть только дюжина магов, которым я бы доверил сражаться с друкаями, включая себя.
        — Тогда сражайся!  — потребовал ответа Анамедион, шагая к трону, сжав кулаки.  — Каледор просит твоей помощи, а ты глух к его просьбам. Почему ты выбрал его Королем-Фениксом, если не хочешь следовать за ним?
        Тириол на мгновение отвел взгляд, глядя сквозь узкие арочные окна, окружавшие зал. Он не видел серого осеннего неба, его мысли блуждали в древнем прошлом. Он увидел покрытое магическими пузырями поле битвы, где бесновались демоны, а тысячи эльфов умирали, крича в агонии. Он видел, как самые могущественные волшебники эпохи сдерживали приливы Хаоса, пока Укротитель Драконов творил свой портал.
        Его воспоминания переместились во время более позднее, но не менее болезненное. Он увидел воинов наггароти, с лопнувшей кожей и пылающими волосами, падающих со стен Анлека, пока он парил над головой на спине пегаса. Развращенные культисты, посвятившие себя непристойным жертвоприношениям, выкрикивали проклятия, когда молния из посоха Тириола пронзала их тела.
        Война не приносила ничего, кроме зла, даже когда сражались за правое дело. Тряхнув головой, чтобы отогнать кошмар, Тириол с тяжелым сердцем вернулся к Анамедиону.
        — Твой отец думал так же, и теперь он мертв,  — тихо сказал Тириол.
        — А твоя трусость делает его жертву напрасной,  — прорычал Анамедион.  — Возможно, ты боишься не темной магии, а смерти. Неужели твоя жизнь длилась так долго, что ты готов защищать ее любой ценой?
        При этом Тириол окончательно вышел из себя.
        — Ты обвиняешь меня в трусости?  — сказал он, поднимаясь со своего трона и направляясь к Анамедиону, который стоял на месте и ответил на взгляд князя.  — Я сражался рядом с Аэнарионом и Укротителем Драконов и ни разу не дрогнул. Тридцать лет назад я сражался рядом с Малекитом, когда Анлек был возвращен. Ты никогда не видел ни войны, ничего подобного, так что не обвиняй меня в трусости!
        — А ты бросаешь мне в ответ обвинения, которым я не могу противостоять,  — ответил Анамедион, раздраженно сжимая и разжимая кулаки.  — Ты говоришь, что я не знаю войны, но обрекаешь меня провести годы в этом месте, скрываясь от зла, потому что боишься, что меня постигнет та же участь, что и моего отца! Ты так мало мне доверяешь?
        — Да,  — ответил Тириол.  — Ты унаследовал своеволие отца и упрямство матери. Почему ты не можешь быть похожим на своего младшего брата, Элатринила? Он прилежен и внимателен… и послушен.
        — Элатринил прилежен, но скучен,  — ответил Анамедион с презрительным смехом.  — Еще столетие или два, и он может стать достойным магом, но в нем нет величия.
        — Не жажди величия,  — сказал Тириол.  — Многие разбились о скалы своего собственного честолюбия, не повторяй их ошибок.
        — Так говорит правящий князь Сафери, друг Аэнариона, последний оставшийся в живых член Первого совета и величайший маг Ултуана,  — сказал Анамедион.  — Возможно, я ошибался. Ты боишься не битвы и не смерти, а меня! Ты завидуешь моему таланту, боишься, что моя слава затмит твою. Возможно, моя звезда поднимется выше твоей, пока ты еще цепляешься за этот мир из последних сил. Ты охраняешь то, что приобрел, и не смеешь ничем рисковать. Ты исповедуешь мудрость и проницательность, но на самом деле эгоистичен и завистлив.
        — Убирайся!  — взревел Тириол. Анамедион вздрогнул, словно от удара.  — Убирайся с глаз моих! Я не позволю тебе снова находиться в моем присутствии, пока ты не извинишься за эту ложь. Ты ничего не сделал сегодня, но доказал мне, что не способен править Сафери. Думай долго и упорно, Анамедион, о том, чего ты хочешь. Не очерняй меня своими тщетными амбициями. Иди!
        Анамедион заколебался, на его лице промелькнуло раскаяние, но оно быстро прошло, сменившись выражением острой ненависти. С беззвучным рычанием он повернулся спиной к деду и вышел из комнаты.
        Тириол отступил назад к трону и чуть не упал на него, опустошенный своей вспышкой. На мгновение он обмяк, запутавшись в мыслях, стыдясь собственного гнева. Праведность боролась с виной, но ни одна из них не одержала решающей победы. Что, если Анамедион прав? Что, если он действительно завидовал доблести юноши, зная, что его собственное существование быстро угасает?
        Закрыв глаза, Тириол прошептал несколько мантр сосредоточения и прекратил самоанализ. Виноват был не князь, а его внук. Десятилетиями он догадывался, что с Анамедионом что-то не так, но закрывал глаза на его недостатки. Теперь, когда Тириол наконец-то открыто высказал свои сомнения, а Анамедион высказал свои собственные опасения, возможно, они смогут двигаться дальше и разрешить свои разногласия.
        Со вздохом Тириол выпрямился и сел на трон как подобающе. Маленький бунт Анамедиона отвлек Тириола, то, с чем он не мог справиться немедленно. Он ждал посланца Каледора, желавшего вернуться к Королю-Фениксу с ответом Тириола. Мир разрывался на части войной и кровопролитием, и против этого капризные протесты и наивная философия внука казались незначительными.
        Тириол пошевелил пальцем, и в глубине дворца зазвонил серебряный колокольчик, возвещая, что князь Сафери желает его видеть.

        Анамедион почувствовал, как другие колдуны открыли портал, который они создали именно для этой ситуации. Тень за их укрытием сгустилась, сливаясь с тенями пещеры на некотором расстоянии от дворца. Что-то бурлило в глубине тени, бесформенная масса, перемещающая свой вес вне пределов понимания смертных.
        Хадриана и Меледир без единого слова ворвались в портал, боясь гнева Тириола. Вскоре за ними последовали другие ученики и Аллутиан, исключая только Иллианит и Анамедиона.
        — Идем!  — скомандовала мать, хватая его за руку. Анамедион стряхнул ее руку и посмотрел на деда.
        Тириол был сломленным существом. Анамедион увидел эльфа в конце его лет, слабого и усталого, его собственные страдания просачивались сквозь каждую клеточку его существа. В нем не осталось сил бороться.
        — Мне не стыдно,  — сказал Анамедион.  — Я не боюсь.
        — Мы должны уходить!  — настаивала Иллианит. Анамедион повернулся к ней и подтолкнул к тени-порталу.
        — Тогда иди! Я скоро пошлю за тобой,  — сказал он.  — Это не займет много времени, мама.
        Иллианит на мгновение заколебалась, разрываясь между любовью к сыну и страхом перед отцом. Страх победил, и она нырнула в мрачные врата, исчезая в темном тумане.
        Когда Анамедион вновь повернулся к Тириолу, он увидел, что князь выпрямился и взял себя в руки. На мгновение Анамедиона охватило сомнение. Возможно, он неправильно оценил ситуацию. Выражение ужаса на лице Тириола сменилось жалостью, и это подлило масла в огонь гнева Анамедиона. Его мгновенный страх испарился, как иллюзия.
        — Я докажу, каким слабым ты стал,  — сказал Анамедион.
        — Сдавайся или понесешь наказание,  — прорычал Менреир, и голубое пламя заплясало в его глазах.
        — Не вмешивайтесь!  — сказал Тириол своим магам, отмахиваясь от них. Жалость исчезла с его лица и сменилась обычным спокойным выражением. В некотором смысле, это пугало, чем гнев князя.  — Я разберусь с этим.
        Анамедион знал, что должен ударить первым. Он позволил темной магии обвиться вокруг его тела, высасывая свою силу оттуда, где она скрывалась внутри и вокруг ветров магии. Он почувствовал, как она потрескивает в его венах, ускоряя его сердце, воспламеняя его разум. Произнеся проклятие Эрет Кхиаль, Анамедион выбросил вперед руку, и из его пальцев выпрыгнул заряд черной молнии.
        Через мгновение после удара по Тириолу заклинание взорвалось дождем золотой пыли, которая, не причинив вреда, упала на голый каменный пол.
        Только теперь Анамедион увидел контрзаклинания, вплетенные в одежду его деда. Жестокая улыбка исчезла с лица колдуна. Тело князя было пропитано магией, тонкой и многослойной. Темная магия запульсировала снова, укрепляя уверенность Анамедиона. Защита Тириола не имела никакого значения; защитных барьеров было много, но они были тонкими, легко пробиваемыми силой, которой теперь обладал Анамедион.

        С широкого балкона на вершине башни Алин-Хаит открывался захватывающий вид на Ултуан, раскинувшийся вокруг четырех магов. К югу и северу тянулись фермы и пологие холмы Сафери, залитые полуденным солнцем. На западе сверкало Внутреннее море, едва различимое на горизонте. На востоке из-за горизонта поднимались величественные вершины гор Аннулии, серые и пурпурные, с белыми вершинами. Тириол заметил грозовые тучи, собирающиеся над горами на севере, ощущая в них темную магию, которая собралась в портале за последние десятилетия.
        — Я отправляюсь сообщить Каледору, что не открою врата Тор Анрока,  — объявил князь, не глядя на своих спутников.
        Тремя другими волшебниками были Менреир, Алетин и Иллианит, последняя была дочерью Тириола, его единственным ребенком. Думая о ней, князь вернулся мыслями к Анамедиону, отодвинул их в сторону и повернулся к остальным.
        — Я не могу рисковать тем, что друкаи захватят врата с другого конца,  — объяснил Тириол.
        Дворец Сафетиона был больше, чем парящим замком. Он мог легко дрейфовать по небу, потому что магия, вплетенная в его основания, немного отделяла его от времени и пространства. Снаружи дворец казался прекрасным и безмятежным, но внутри существовал лабиринт залов и комнат, коридоров и проходов, гораздо больших, чем можно было вместить в обычных стенах. Некоторые из этих комнат находились даже не на самом Сафетионе, а в других городах: Лотерне, Тор Иврессе, Монтиете и других. Самое главное, что одни из окружающих остров ворот вели в Тор Анрок, в настоящее время занятый армией Нагарита.
        Как только он узнал, что город попал в руки друкаев, Тириол закрыл ворота, погрузив их чары в ступор. Теперь Король-Феникс хотел, чтобы Тириол снова открыл ворота, чтобы послать в Тор Анрок агентов, возможно, даже армию.
        — У плана Каледора много достоинств, отец,  — сказала Иллианит.  — Удивление будет всеобщим. Вряд ли друкаи вообще знают о существовании врат, поскольку никто из них никогда не пользовался ими.
        — Я хочу, чтобы так оно и оставалось,  — сказал Тириол.  — Обереги на вратах могут сопротивляться вниманию какого-нибудь обыкновенного друкайского колдуна, но я бы не стал испытывать их силы против магии Морати. Даже знание того, что такие врата могут существовать, было бы опасно, поскольку я не сомневаюсь, что она найдет способ создать свои собственные. С более приземленной точки зрения, я не могу заставить врата работать только в одну сторону. Как только они будут открыты, друкаи смогут использовать их, чтобы войти в Сафетион, и это подвергнет всех нас риску.
        — Король-Феникс будет разочарован, господин,  — сказал Менреир.
        — Король-Феникс будет разгневан,  — поправил его Тириол.  — И все же я не в первый раз отказываю ему.
        — Я не уверен, что друкаям все еще не известно о вратах, князь,  — сказал Алетин.  — В наши дни мало кому можно доверить какую-либо тайну, и я уверен, что есть саферийцы, которые когда-то служили во дворце, а теперь служат культам или, по крайней мере, сочувствуют им. Даже во дворце мы находим тексты, тайно пронесенные агентами друкаев, чтобы посеять смуту и заручиться поддержкой.
        — Это дает мне еще больше оснований быть осторожным,  — сказал Тириол, прислоняясь спиной к парапету.  — Тор Анрок окутан тенью, защищен от наших авгуров и прорицаний. Возможно, друкаи обнаружили врата и охраняют их, или даже сейчас пытаются разгадать их тайны. В тот момент, когда она откроется, она станет белой вспышкой в сознании Морати — я не могу скрыть такую магию от ее прорицания.
        — Простите меня, князь, но зачем вы нам это говорите?  — сказал Менреир.  — Если вы так решили, просто отправьте гонца обратно в Каледор. Мы не совет, чтобы давать наше одобрение.
        Вопрос застал Тириола врасплох, ибо ответ казался ему достаточно ясным.
        — Я надеялся, что у вас найдутся аргументы, чтобы переубедить меня,  — сказал он. Вздохнув, он снова посмотрел на горы, а когда продолжил, его голос был тихим и задумчивым: — Я прожил очень, очень долго. Я познал высоты счастья и погрузился в пучину отчаяния. Даже когда демоны лаяли у стен Анлека и ночь длилась вечность, у меня была надежда. Сейчас? Сейчас я не вижу никакой надежды, потому что не может быть победы, когда эльфы сражаются с другими эльфами. Я хотел бы, чтобы нападение на Тор Анрок или наступление на Анлек положили конец этой войне, но такого простого приема не существует. Ни вооруженная сила, ни великая магия не положат конец этому конфликту. Мы находимся в состоянии войны с самими собой, и единственный мир, который может длиться, должен исходить изнутри нас.

        — Не делай этого,  — предупредил Тириол.
        — Ты не в том положении, чтобы отдавать мне приказы,  — отрезал Анамедион. Меч из черного пламени появился в его кулаке, и он прыгнул вперед, чтобы ударить. Менреир шагнул вперед, инстинктивно желая спасти князя, и эфемерный клинок пронзил его грудь. Через мгновение тело мага распалось падающим облаком серого пепла.
        Анамедион замахнулся на Тириола, но мерцающий щит серебряной энергии появился на руке мага, и пылающий клинок испарился облачком дыма от его прикосновения.
        — Ты не можешь контролировать силу, необходимую, чтобы победить меня,  — сказал Тириол. Он уже тяжело дышал, и Анамедион воспринял эти слова как пустую похвальбу.
        Рассеяв защиту, которая окружала комнату, Анамедион потянулся дальше в ветры магии, привлекая все больше и больше темной силы. Черное облако окутало его, кружась и бурля собственной жизнью, вспыхивая и поблескивая в своих глубинах. Он подтолкнул облако вперед, и на мгновение оно поглотило Тириола, приторное и удушливое.
        В центре облака появился белый свет, и магия испарилась, открыв Тириола целым и невредимым, светящимся изнутри. Анамедион видел, что притяжение деда к ветрам магии стало прерывистым, и видел шанс прикончить его. Сделав глубокий вдох, Анамедион потянулся как можно дальше, волна колдовства хлынула в его тело и разум.

        Тириол почувствовал руку на своей спине и, повернув голову, увидел рядом Иллианит.
        — Анамедион сказал мне, что ты изгнал его из своего присутствия,  — сказала она.  — Он упрям, но в то же время храбр, силен и готов проявить себя. Пожалуйста, прекрати этот спор. Не заставляй меня выбирать между отцом и сыном.
        — Нет слов, которые могли бы снять завесу материнской любви к сыну,  — ответил князь.
        — Ты думаешь, я слепа к недостаткам сына?  — рявкнула Иллианит, отступая назад.  — Возможно, я вижу больше, чем ты думаешь, князь. Другие вопросы для тебя всегда более важны. Более тысячи лет ты живешь в мистическом мире; ты больше не помнишь, что значит быть из плоти и крови. Я думаю, что часть тебя была поймана в ловушку вместе с другими магами на острове Мертвых, часть твоего духа, если не тела. Анамедион не видел того, что видел ты, и ты не пытайся показать ему это. Ты считаешь, что оберегаешь его от опасности, но это не способ подготовить его к царствованию. Он должен узнать, кто он, познать свой собственный разум. Он не ты, отец, он — это он, и ты должен принять это.
        Иллианит посмотрела на двух других магов извиняющимся взглядом и исчезла с балкона.
        — Я скучаю по тебе, мама,  — вздохнул Тириол, перегнувшись через стену и глядя вниз, во двор дворца, где одетые в доспехи стражники выстраивались в организованные ряды из серебра и золота.  — Она помогла мне вспомнить, как остаться в этом мире. Может быть, пришло время двигаться дальше, отпустить эту хрупкую хватку, которую я держал последние сто лет. Хотел бы я умереть спокойно, как Миранита. Никто не должен рождаться во время войны и умирать во время войны…
        Два других мага молчали, пока слова Тириола переходили в шепот, зная, что Тириол говорит сам с собой, больше не замечая их присутствия. Они обменялись понимающими, обеспокоенными взглядами и последовали за Иллианит из башни, каждый из них боялся ухудшения состояния своего князя.

        — Колдовство — это не самоцель, а средство,  — сказал Анамедион.  — Это не обязательно зло.
        — Средства могут испортить цель,  — тихо ответил Тириол, и его хриплый шепот стал еще одним доказательством его немощи.  — Просто потому, что мы можем делать что-то, не правильно, что мы должны делать это.
        — Ерунда,  — прошипел Анамедион, выпуская следующее заклинание. Пурпурно-голубое пламя с ревом вырвалось из его рук, лизнув Тириола. Древний маг корчился под его силой, искры золотой и зеленой магии вырвались из него, когда он отразил худшую часть заклинания, хотя оно все же заставило его опуститься на одно колено.  — Тебе придется убить меня, чтобы доказать это!
        — Я не убью своих родственников,  — прохрипел Тириол.
        — А я да,  — сказал Анамедион с блеском в глазах.
        Анамедион чувствовал только темную магию в комнате и знал, что сопротивление князя почти закончилось. Все, что ему нужно,  — это еще одна сокрушительная атака, и с этим будет покончено. Он хотел стать князем Сафери по праву, и они поведут войну с наггароти.
        Схватив амулет у горла, с рунами на суставах пальцев, обжигающими ладонь, Анамедион произнес слова силы, наслаждаясь колдовством, которое теперь бурлило в каждой части его тела. Он представил себе чудовищного дракона и мысленно нарисовал его в воздухе. Он видел его черные клыки и черное пламя, мерцающее в пасти. Тириол попытался рассеять, направляя то немногое, что осталось от ветров магии, пытаясь снять чары, сотканные Анамедионом.
        Анамедион привлек еще темной магии, затопив контрзаклинание силой. Он сосредоточил все свои мысли на заклинании, как однажды предупредил его Тириол. У него не было времени оценить иронию, все его мысли были заняты заклинанием. Он видел мерцающие чешуйки и вены на перепонках драконьих крыльев. Видение начало формироваться перед Анамедионом, становясь более реальным с каждым ударом сердца.
        Через мгновение заклинание-дракон поглотит Тириола, вытеснив из его тела последний вздох.

        Тириол терпеливо ждал в Зале Звезд, глядя на окно в центре потолка. Небо было звездным, хотя за стенами дворца еще не наступил полдень. Пейзаж был ночным, когда был построен зал, благоприятные созвездия и выстраивания, зафиксированные на всю вечность магией. Тириол приходил сюда бесчисленное количество раз, чтобы полюбоваться красотой небес, и знал каждую сверкающую звезду так же хорошо, как знал себя.
        Легкое покашливание в дверях привлекло внимание Тириола. Менреир стоял в коридоре, за ним — группа собратьев магов, а рядом с ним — встревоженный слуга.
        — Мы не можем найти Анамедиона,  — сказал Менреир.  — Кроме того, пропали Иллианит, Хадриана, Аллутиан и Меледир, а также полдюжины учеников.
        Тириол воспринял эту новость без комментариев. Князь закрыл глаза и почувствовал Сафетион вокруг себя. Он знал каждый камень дворца, магию, которая просачивалась в раствор, поток энергии, который связывал каждый камень. Золотая игла ритмично пульсировала в центре, и ветры магии извивались и петляли по коридорам и залам. Он мог чувствовать каждое живое существо, каждый особый вихрь в ветрах магии. Найти внука не займет много времени.
        Но первым Тириол нашел не Анамедиона. В комнате под Мавзолеем Зари был странный вихрь мистической силы. Она текла по комнате, а не через нее, маскируя то, что было внутри: охранное заклинание, которое Тириол не вызывал. Оно было едва заметно, просто малейшее нарушение нормального течения. Только Тириол, создавший все заклинания и чары, поддерживающие Сафетион, мог заметить эту аномалию.
        — Пойдемте со мной,  — приказал он магам, проталкиваясь сквозь толпу. Он не выказал никаких признаков огорчения, но желудок Тириола сжался. Маги могут свободно использовать свою магию во дворце, зачем скрывать их заклинания? Он подозревал колдовство. Несмотря на причины, по которым он оказался в Зале Звезд, это было более важно, чем его разногласие с Анамедионом. Внуку придется еще немного подождать до их примирения.

        Тириол что-то прошептал, почти согнувшись пополам, не сводя глаз с внука. Анамедион не слышал, что сказал князь. Это было какое-то последнее контрзаклинание? Может быть, признание неправоты? Мольба о пощаде?
        На мгновение Анамедион задумался о том, что сказал Тириол, его разум отвлекся от заклинания. Отвлечение длилось лишь удар сердца, но было слишком поздно. Темная магия, бурлящая внутри Анамедиона, выскользнула из его рук. Он изо всех сил пытался контролировать его, но оно вырывалось из его разума, сворачиваясь кольцами в сердце, наполняя легкие. Захлебываясь и задыхаясь, Анамедион покачнулся, когда его вены затрещали от силы, а глаза расплавились. Он попытался завыть, но только черное пламя вырвалось из его горла. Боль была невыносимой, каждая часть его тела и разума беззвучно кричала, когда колдовство поглотило его.
        С последней судорогой Анамедион рухнул, его тело сморщилось и почернело. С сухим стуком его труп упал на землю, из пустых глазниц повалили клубы густого дыма.
        Тириол опустился на колени рядом с останками внука. В данный момент он ничего не чувствовал, но знал, что позже будет горевать. Он будет чувствовать вину за то, что сделал, хотя это было неизбежно. Мысли о горе напомнили о смерти Менреира, его самого старого друга. Тириол едва заметил его гибель, настолько он был поглощен поединком с Анамедионом. Еще одна связь с прошлым отнята, еще один кусочек будущего уничтожен.
        — Что вы шепчете?  — спросил Юриан, не сводя глаз с искореженных останков Анамедиона.  — Развеиваете свое собственное творение?
        Тириол на предположение грустно покачал головой.
        — Я не твори заклинание,  — ответил он.  — Я просто прошептал имя его бабушки. Отсутствие концентрации убило его.
        Тириол встал и посмотрел на магов, столпившихся у почерневшего дверного проема. Выражение его лица стало жестким.
        — Анамедион был молод, глуп и игнорировал мои предупреждения,  — сказал князь.  — Иллианит и других колдунов будет не так легко победить. Их будет больше, чем мы видели. Война наконец пришла к Сафери.