За кружкой пива Мак Рейнольдс

        Мак Рейнольдс
        За кружкой пива


        Французския площадь — самый центр Танжера: здесь заканчивается бульвар Пастера, главная магистраль европейской части города, и начинается улица Свободы, переходящая в конце концов в шоссе, ведущее на Тетуан. Достаточно пересечь площадь, чтобы за каких-нибудь две-три минуты попасть из сверхсовременного, почти калифорнийского курорта в Старый город, наводящий на мысли о Багдаде времен Харуна ар-Рашида.
        Танжер — город в своем роде неповторимый.
        Возле трех углов Французской площади тротуар оккупирован уличными кафе. В том, что обслуживает самых богатых клиентов, подают лучшее в городе бочковое пиво, а подле входа расположились сразу три чистильщика сапог. По утрам здесь можно спокойно посидеть на солнышке, перелистывая парижское издание нью-йоркской «Геральд Трибьюн», а тем временем ваши ботинки окажутся неощутимо доведены до зеркального блеска — и все удовольствие за каких-нибудь тридцать марокканских франков, то бишь всего-навсего пять центов по нынешнему курсу. А потом, отложив газету, можно спокойно посидеть, потягивая пиво и наблюдая за прохожими.
        Танжер не только самый древний, но и, наверное, самый космополитичный город в мире. Здесь можно встретить кого угодно — шлехов, бераберов-тамазигтов и арабов в национальных одеяниях, порою попадаются пришельцы с самого юга — сенегальцы; в европейских костюмах то и дело проходят японцы и китайцы, индийцы и турки, ливанцы и филиппинцы, обитатели обеих Америк и, конечно, европейцы, живущие по обе стороны «железного занавеса». Тут легко можно встретить как самых нищих, так и самых богатых представителей рода людского. Первые неизменно стремятся всучить вам что-нибудь — от сапожных шнурков до собственных отнюдь не блещущих девственной чистотою тел.
        Вторые же старательно избегают встречаться с вами взглядом из опасения, как бы им не всучили какую-нибудь eрунду.
        Невзирая на прогресс, Танжер умудряется сохранять собственную уникальную самобытность. Тут неизменно полным-полно контрабандистов и дельцов черного рынка, благополучно избегающих встречи с рукой правосудия, международных аферистов, шпионов и контрразведчиков, гомосексуалистов и лесбиянок, алкоголиков и наркоманов, беженцев всех мастей и перемещенных лиц, королей в изгнании и террористов-экстремистов.
        Местная Фемида безразлично взирает на них сквозь пальцы. Танжер воистину неповторимый город.
        Впрочем, это я уже говорил.
        Заметив краем глаз приближение Пола, я оторвался от газеты.
        — Присаживайтесь. Как дела?
        Он опустился на стул напротив меня и завертел годовой, отыскивая взглядом официанта. Впрочем, ничего другого ему не оставалось — даже без моего приглашения: все столики были заняты, что отнюдь не в диковинку для «Парижского кафе». В поисках уединения сюда не идут.
        — А что хорошего у вас, Руперт?  — в свой черед поинтересовался Пол.  — Давненько не виделись…
        Ему удалось наконец подозвать официанта, и он заказал пиво. На вид Пол был довольно невзрачен — невысокий, щуплый, с желтоватой кожей на лице, сохранявшем, правда, неизменно добродушное выражение.
        От кого-то я слышал, что родом он будто бы из Ливерпуля, а здесь занимается какими-то экспортно-импортными операциями.
        — Что пишут?  — вежливо полюбопытствовал Пол, кивнув на газету.
        — Пого с Альбертом намерены устроить поединок, a Лил Эбнер — исполнять рок-н-ролл.
        Реакцией послужило нечленораздельное ворчание.
        — Ага!  — заметил я, просматривая следующую страницу.  — А вот это уже любопытно: русские снова запустили астронавта.
        — А корабль большой?
        — В несколько раз крупнее нашего.
        Пиво, которое принесли Полу, выглядело довольно аппетитно, и я, соблазнившись, тоже заказал кружку.
        — А что слышно насчет этих чертовых летающих тарелок?
        — Каких еще тарелок?
        По тротуару проплыла влекомая пуделем француженка — пес был подстрижен так коротко, что казалось, будто его побрили. Хозяйка его была одета по последней парижской моде — все, что нужно, открыто для обозрения, остальное же спрятано так, что не снилось и ЦРУ. Мы дружно проводили ее глазами. Потом Пол вернулся к прежней теме: — Неужели запамятовали — лет десять назад о них только и говорили. Жаль, тогда еще не было этих чертовых спутников. Уж с них-то можно было бы рассмотреть эту порхающую посуду.
        — Возможно,  — поддержал я.
        Пауза настолько затянулась, что я уже стал подумывать, как бы это вернуться к чтению, не обидев при этом Пола,  — знал я его не слишком хорошо, а раздражать малознакомых людей — не лучшая политика.
        В Танжере, кстати, вообще как-то не принято особо сближаться — каждый тут сам по себе да себе на уме.
        Тут как раз принесли мое пиво, а вдобавок к нему — тарелку местной закуски, одну на стол. Называется это лакомство «тапас»- тончайше нарезанный хрустящий картофель с анчоусами, маслинами и пряными травками, присыпанный пикантным сыром. Наконец я не выдержал: — Кик, по-вашему, откуда они?  — и, поймав недоумевающий взгляд Пола, поспешил добавить: Летающие тарелки, я имею в виду.
        — Может, с Марса,  — усмехнулся Пол.  — Может, с Венеры. А может, откуда-нибудь еще.
        — Вот как,  — вздохнул я.  — Жаль, ни одна из них не разбилась. Или не совершила посадку на футбольном поле Йельского университета[1 - йельский университет в городе Нью-Хейвене, штат Коннектикут, был основан в 1701 году и относится к числу старейших в США. Он является частным учебным заведением, а студентами его могут быть только мужчины, обучающиеся так называемым свободным профессиям (право, медицина, искусство, педагогика и т. д.). Выпускники Йельского университета заканчивают его без присуждения ученой степени.]. Вылезли бы и попросили болельщиков проводить их к президенту клуба. Или что-нибудь столь же дурацкое…
        — Всяк о них думает по-своему,  — зевнув, проворчал Пол.  — Полная дурь! Если они и впрямь из космоса- так показались бы людям!
        Я попробовал «тапас» — увы, картофель явно жарили в прогорклом масле.
        — Ну, их скрытность можно легко объяснить. Я сам готов предложить парочку совершенно логичных гипотез.
        — Например?  — оживился Пол.
        — Можно предположить, скажем, что цивилизованные планеты нашей Галактики объединены в какую-нибудь проклятую Лигу Разумов, а принимают в нее только тех, кто самостоятельно вышел в космос. Мол, теперь созрели так милости просим. А на землю периодически направляют тайные миссии чтобы следить за развитием ситуации.
        — Похоже, мы с вами начитались одной и той же чепухи,  — рассмеялся Пол.
        В этот момент мимо нас прошествовала юная мавританка — в изящной галабии прохладного серого цвета, в туфельках на высоких каблуках и с лицом, скрытым под розовым шелковым покрывалом, настолько прозрачным, что можно было определить цвет помады на губах. Соблазнительное создание — и зачем только ей прятать такие прекрасные, жгучие глаза!
        Мы с Полом долго смотрели ей вслед, потом вернулись к прерванному разговору.
        — Вот вам другая версия. Предположим, существует некая высокоразумная раса — скажем, на Марсе.
        — На Марсе? Ни за что! Там слишком сухо, да и атмосферы — кот наплакал.
        — Прошу не перебивать,  — профессорским тоном провозгласил я. Цивилизация там очень древняя, а потому, когда планета начала терять воздух и влагу, она укрылась под землей, используя достижения гидропоники и всякие прочие научные штучки, позволяющие экономить воду и воздух. Ведь нам и самим предстоит нечто подобное — через каких-нибудь несколько миллионов лет, когда Земля начнет уподобляться нынешнему Марсу.
        — Логично,  — кивнул Пол.  — Но что же с тарелками?
        — Как дважды два. Они следили, как земляне переживают в нашем веке научный взрыв, промышленный взрыв, демографический взрыв. Взрыв — вот ключевое слово. Человечество вот-вот научится строить космические корабли, но — заметьте!  — уже создало водородную бомбу. И если прислушаться, как грохочут боевые барабаны по обе стороны «железного занавеса», нетрудно понять, что и те, и другие отнюдь не прочь воспользоваться ею — лишь бы обрести уверенность, что сами уцелеют.
        — Можете не продолжать,  — перебил Пол.  — Про это я тоже читал уже добрую сотню раз: они, мол, испуганно следят за землянами-самоубийцами. Прямо скажем, версия с бородой.
        — Ну и что?  — я пожал плечами.  — Вполне приемлемая гипотеза.
        — У меня есть получше. Как вам понравится? Где-то существует разумная раса, далеко обогнавшая нас в своем развитии, настолько древняя цивилизация, что истоки ее теряются во времени даже для них самих.
        Войны, кризисы, революции, борьба за власть — словом, все то, что приносит землянам неисчислимые беды, для этой галактической расы давным-давно пройденный этап. Они взирают на мир исключительно как ученые, понимаете? И для многих там Земля представляет собой чрезвычайно интересный объект-особенно теперь, когда все происходит с невероятной стремительностью… Все спешат, сами не зная, куда и что их там ждет.
        Допив пиво, я хлопком в ладоши подозвал официанта.
        — А почему, собственно, «сами не зная, куда»?
        — Сами посудите. Какую страну ни возьми — все стремятся к индустриализации, модернизации… Египет и Израиль, Индия и Китай, Югославия, Бразилия — все хотят догнать развитые страны, достичь их уровня. Ну, а те? Те сами по горло увязли в собственных проблемах — всяк на свой лад. Рост преступности несовершеннолетних… Неспадающая волна самоубийств — да и психических расстройств тоже… Безработица, бесконечные войны… Расходы на вооружение за счет образования… Да кто ж в этой путанице разберется! Разве ж это не идеальный объект исследований для какого-нибудь тау-китайского социолога?
        Мы заказали еще по кружке, и Пол продолжил:
        — Я и сам немало поломал надо всем этим голову, но так ни до чего и не додумался. Похоже, гипотеза моя трещит по всем швам: существуй в действительности эти галактические исследователи, блюстители или шпионы как ни называй — рано или поздно хоть одного бы да поймали. Ведь у нас есть и Скотланд-Ярд, и Фэ Бэ Эр с Цэ Эр У, и русский Ка Гэ Бэ, и французская Сютэр, и Интерпол… Наше общество так пронизано различными спецслужбами, что всякий пришелец неизбежно должен бы попасться им в лапы — раньше или позже, но неминуемо, причем независимо от уровня его собственной подготовки. Он попросту не мог бы хоть раз. не допустить ошибки — и тут-то его бы и прибрали к рукам.
        — Не уверен,  — покачал головой я.  — Поначалу, обдумывая эту гипотезу, я предполагал, что наш с вами галактический шпион непременно обосновался бы где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке — там, где можно свободно копаться в библиотеках и архивах, выписывать великое множество газет и вообще чувствовать себя в гуще жизни. Но потом я пришел к другому выводу: он обязательно выбрал бы себе местечко вроде Танжера.
        — Почему, собственно?
        — А потому, что Танжер — единственный в мире город, где никто ни на что не обращает внимания. Где до тебя никому нет дела. Взять хоть нас с вами — мы знакомы уже не первый год, а я понятия не имею, чем вы, собственно, занимаетесь.
        — Не спорю,  — согласился Пол.  — В этом городе не принято задавать лишних вопросов. Здесь можно быть англичанином или русским белоэмигрантом, сикхским сепаратистом или баском-экстремистом — и всем на это наплевать. Вот, например, вы, Руперт,  — откуда, собственно, вы?
        — Из Калифорнии.
        — Неужели?
        — На что вы намекаете?  — поинтересовался я, чувствуя, как сердце забилось сильнее и чаще.
        — Вы же принялись зондировать мое сознание, едва я упомянул, что Скотланд-Ярд или Фэ Бэ Эр могли бы сцапать межпланетного шпиона. А ведь телепатия у землян слабо развита,  — если б не это, наша деятельность оказалась бы намного сложнее. Так что давайте-ка отбросим весь этот человеческий маскарад — мы же с вами не какие-нибудь гуманоиды. Так откуда вы, Руперт?
        — С Альдебарана,  — откровенно признался я. А вы?
        — С Денеба.
        Мы обменялись рукопожатием и, посмеявшись, заказали еще по кружке пива.
        — А чем вы здесь пробавляетесь?  — продолжал любопытствовать я.
        — Исследованиями для одной фирмы. Дело в том, что в нашем рационе преобладают протеины, а потому плоть гуманоидов почитается и вовсе деликатесом. А чем занимаетесь вы?
        — Туристическим бизнесом. Подыскиваю места для любителей острых ощущений. Дело нехитрое — выбрать какую-нибудь отсталую культуру и легонько нажать пару раз, чтобы запустить приличную войну. А когда дело пошло прибывает очередная партия туристов, разумеется, хорошо охраняемых и ничем не рискующих. Они, как и положено, глазеют, упиваются происходящим — и выкладывают за это денежки.
        Неожиданно Пол нахмурился.
        — Расточительная практика,  — озабоченно заметил он.  — Слишком много отличного мяса пропадает зря.

        notes


        Примечания

        1

        йельский университет в городе Нью-Хейвене, штат Коннектикут, был основан в 1701 году и относится к числу старейших в США. Он является частным учебным заведением, а студентами его могут быть только мужчины, обучающиеся так называемым свободным профессиям (право, медицина, искусство, педагогика и т. д.). Выпускники Йельского университета заканчивают его без присуждения ученой степени.