Машинистка сатаны Ханну Райяниеми
Ханну Райаниеми
«Машинистка сатаны»
Hannu Rajaniemi
«Satan's Typist» (2011)
Тук-тук-тук-тук-тук, простучала пишущая машина.
- Позвольте?
Тук.
Последняя решительная точка была вбита, подобно игле в глазное яблоко, безвозвратно и с лёгким влажным чавком.
- Да?
Она взглянула на меня из-за очков в роговой оправе. Глаза - что гвозди. Между лопаток можно спокойно ставить яблоко, не боясь, что укатится. Бледная кожа в морщинах потрёпана, словно бумага, которую многажды разворачивали и сворачивали опять. Дёсны столь же бледны, в них еле держатся жёлтые зубы, оскаленные в неулыбке. Губы синие. На столе красного дерева чинное царство документов и канцелярских принадлежностей. Худые пальцы лежат на клавишах. Пишущая машина, чёрный лакированный «ундервуд», отчего-то напоминает трон некоего невидимого царя.
- Меня прислали сверху, - сказал я.
Здесь, внизу, стояла влажная духота, и по моей спине текла струйка пота, - такое чувство, будто сзади подкрался и водит шаловливым пальцем старый развратник.
- А, вы из этих, - поджала она губы.
- Ваш, э-э, менеджер сказал, что вы напечатаете договор.
Я ждал, что её стальной взгляд хоть чуточку смягчится. Но ждал напрасно.
- Это моя работа.
- Вам… - тук-тук-тук, - …нужны ещё какие-то сведения, или у вас всё есть?
Каретка «ундервуда» вновь задвигалась, хотя глаза машинистки не отрывались от меня. На её лице проступило чуть страдальческое выражение.
- Не беспокойтесь. - Тук-тук-тук. - Присядьте, пожалуйста, на минутку.
Пока я ждал, она атаковала пишущую машину едва ли не с яростью. Стрекотание переросло в пулемётное крещендо, разрываемое краткими запевами возвращающейся каретки. На лбу машинистки выступили капли пота, из туго стянутого шиньона выбился локон, но работы она не прервала.
Закончив, она откинулась в кресле и вздохнула. Затем встала, изъяла из пасти «ундервуда» готовый документ и протянула мне. Когда она перегибалась через стол, мы на секунду оказались очень близко. Я ощутил запах увлажняющего крема с привкусом горького пота и за всем этим ещё что-то гнилостное. И тут её губы, сухие словно бумага, коснулись моего уха.
- Прошу, убейте меня, - шепнула она и сунула мне в руку что-то холодное. Нож для бумаги, ужасно острый.
Её глаза умоляли.
Я уставился на неё. Её руки лежали на столе. Подушечки пальцев, красные, измочаленные, покрывала засохшая кровь и тысячи шрамов, слой за слоем, - следы от крохотных острых зубов.
Только глянув на документ, что собирался подписать, и увидев влажные багровые слова, медленно просачивающиеся в белую как кость бумагу, я понял.
Тук-тук-тук, простучала машинка.
ПЕРЕВОД - ALABARNA