Конец, и никаких «но» Уильям Фрэнсис Нолан
# Гаррисон Миллер сообщает жене, что он бросил свою работу помощника режиссера на киностудии. И вообще - ему надоело все время лгать и притворяться.
Уильям Ф. Нолан
Конец, и никаких «но»
Остановив роскошный кремовый «тандерберд» в конце покрытого гравием проезда, Гаррисон Миллер почувствовал желание раздавить солнечные очки. Он выбрался из машины, достал их из дорогого кожаного чехла - подарок Сильвии ко дню рождения, - осторожно опустил под ноги и тяжело наступил, сминая изящную оправу и кроша в порошок темные стекла.
- Чудесно, - сказал Гаррисон Миллер. - Теперь твоя очередь, мистер Берд.
Он дважды обошел вокруг длинного приземистого автомобиля, удовлетворенно кивнул и так ударил каблуком по бамперу, что тот прогнулся.
- Не сравнить с тем, как делали раньше, - отметил Гаррисон Миллер и направился к прелестному белому домику, расположенному на склоне холма. По пути он намеренно прошел по влажной клумбе, потоптав драгоценные розы жены и нарочно измазав туфли.
Сильвия Миллер, холодно улыбаясь, стояла в дверях. Ее лицо раскраснелось, как всегда, когда муж возвращался пьяный.
- Опять, Гарри? Никак не можешь не набраться?
- Ошибаешься, милочка. - Он ухмыльнулся. - Трезв как стеклышко. Угодно убедиться?
Миллер наклонил голову, широко разинул рот и громко выдохнул. Жена сморщила нос, потом резко выпрямилась.
- Господи, да ты и в самом деле трезв!
- Совершенно верно. Мужьям заказано обманывать своих возлюбленных.
Сильвия опустила глаза на его подтекающие туфли.
- Ты разносишь грязь, - заметила она, следуя за ним на кухню. - Что с тобой, Гарри?
Гаррисон Миллер не ответил. Это был высокий блондин тридцати пяти лет, одетый в черные брюки и приталенную спортивную рубашку красного цвета. Его загорелое, еще мальчишеское лицо излучало удовлетворение. Он открыл холодильник.
- Ага! Недурное мясо!
- Это к сегодняшнему вечеру, - отозвалась жена.
- У нас не будет никакого вечера, - отрезал Миллер, неся мясо к мусоропроводу. - Ни у нас, ни где-нибудь в другом месте. И вообще, - усмехнулся он, - сегодняшнего вечера не будет!
Мясо с глухим чавканьем упало вниз.
- Ты с ума сошел! - разозлилась Сильвия Миллер. - Оно стоило денег!
Миллер щелкнул пальцами.
- Конечно! Деньги. Старые добрые зелененькие бумажки. Из тех, что не растут на деревьях. - Он вытащил из бумажника десятидолларовую банкноту и взмахнул ею в воздухе. - Смотрите внимательно, мадам, и первой из непосвященных вы удостоитесь чести лицезреть таинственные и ужасающие действа, показанные мудрыми старцами Тибета в бытность мою безусым юнцом.
Он поднес к банкноте золотую зажигалку, и крохотный язычок пламени лизнул край бумажки. Она горела медленно, сворачиваясь в темные хлопья пепла.
- Я знаю, что ты пьян, - твердо заявила жена. - Зажевал чем-то, и от тебя не пахнет, но все-таки ты набрался как свинья.
- Вопиющая ложь! - вскричал Миллер. - У меня просто отличное настроение. Изумительное.
Он вскочил на табуретку и заколотил себя в грудь кулаками, словно отбивая дробь на барабане.
- Ступай в постель, Гарри, - потянувшись к нему, сказала Сильвия.
- Зачем? Ты так истомилась по красивому телу бывшего помощника режиссера, что не можешь дождаться ночи?
Сильвия Миллер взглянула на ухмыляющегося мужа, и ее нахмуренное лицо просветлело.
- Ты… ты сказал «бывшего»?
- Точно, либер фрау. - Он спрыгнул на пол и подошел к ней вплотную.
- Мой милый! - взвизгнула она, бросаясь ему на шею. - Что ж ты сразу не сказал?! Наконец-то! Мой муж - режиссер «Юниверсал-Американ»!
- Нет. - Миллер отвел ее руки. - Нет. Твой муж - безработный.
Сильвия отпрянула и побледнела.
- Перед тем, как ты заладишь свое «О, Гарри, как ты мог», я сам скажу тебе - как. Я вошел к Фишеру и выдал: «Берни, ты - скупой грязный мошенник с душой сводника». Потом я объяснил ему, что во всей его жирной туше таланта меньше, чем у меня в заднице. После этого я направился в кабинет Миттенхольтцера и…
- О-о, - простонала Сильвия, - господи, только не к мистеру Миттенхольтцеру…
- К нему самому. Лично к Большой Шишке. Один косой взгляд старого Митти, и твоя фамилия открывает все черные списки. А мне наплевать. Что за наслаждение! Десять лет я потел над его халтурой, и наконец-то мне было наплевать!
Сильвия сидела тихо, в ужасе зажав рот руками.
- Я сообщил ему, что он дутый художник, что его тупые фильмы вызывают лишь смех… Я сказал этому старому козлу все!
Миллер прошел в гостиную; его жена медленно проследовала за ним.
- Вот они. - Гаррисон Миллер указал на книжный шкаф рядом с окном на Беверли-Хиллс. - Переплетенные копии каждого паршивого сценария, над которым я гнул спину в «Ю-А». Продюсер - Натан А. Миттенхольтцер. Режиссер - Бернард Фишер. Помощник режиссера - Гаррисон К. Миллер, бывший «подающий надежды», ныне стопроцентный раб.
Он нагнулся, вытащил все семнадцать книжек и быстро вынес их во внутренний дворик.
- Смотри, - крикнул он, - это дерьмо даже не плавает!
И побросал книги одну за другой в большой бассейн.
Сильвия подошла к нему как раз в тот момент, когда последний фолиант со всхлипом исчез в голубой воде.
- Что ты с нами сделал, Гарри? - медленно произнесла она.
- С нами? Неужели ты не понимаешь, что после шести лет взаимного обмана не существует никакого «мы»? Никогда не существовало… Не стоит притворяться. Просто встретились двое здоровых, привлекательных животных и решили пожевать сено вместе. А немного погодя подписали узаконивающую это маленькую бумажку. Так мы стали мужем и женой.
- Ты говоришь невыразимые гадости. Разве я не была всегда…
- …благоразумной кошкой? О, ну разумеется! Я тоже, любовь моя, выбирал партнерш с величайшей осмотрительностью по принципу свободной морали и закрытого рта. Нет пересудов - нет скандала.
- Гарри, я…
- Тс-с! - Он приложил палец к губам. - Некогда продолжать наши милые семейные беседы. Есть дела поважнее. А часики тикают… Осталось совсем немного.
Миллер быстро прошел в кабинет, предоставив жене следовать за ним, снял трубку телефона и торопливо набрал номер.
- Слушаю, - прозвучал сухой женский голос.
- Это вы, мисс Бентли?
- Да, у аппарата Милдред Бентли.
- Отлично. Говорит Гарри Миллер из «Ю-А». Я всего лишь хотел сказать вам, что вы - старая ядовитая сплетница, мисс Бентли. И еще могу добавить, что я, кажется, знаю, чего вам не хватало все эти годы: хорошенько поваляться в сене.
- Бросила трубку, - сообщил он, сияя мальчишеской улыбкой. - Всеми обожаемая обозревательница нашей газетенки, общий друг Милли. Эта багроволицая карга вообразила, будто повелевает Голливудом. Я не мог о ней забыть.
- Она может арестовать тебя за такую выходку, - выдавила Сильвия. - Надеюсь, она так и сделает. Я молю Бога, чтобы она так и сделала! - Теперь, когда шок стал проходить, Сильвия почувствовала злость.
- Арестовать за правду? Впрочем, это не имеет значения. Сейчас ровно ничего не имеет значения.
Миллер подошел к бару, открыл бутылку и, едва не подавившись, сделал несколько жадных глотков. Потом швырнул бутылку в камин, и она взорвалась фонтаном осколков и брызг.
- Что ты имеешь в виду? - потребовала жена. - Почему это ничего не имеет значения?
- Я имею в виду следующее. Мы можем позволить себе делать все, что душа пожелает: хоть ругаться перед баптистской церковью, хоть бегать нагишом по Голливуду. А если вдруг встретится коп, можно смело плюнуть ему в глаза.
- О чем ты говоришь, Гарри?
- О том, что знаю, только и всего, - сказал он, открывая новую бутылку. - У нас осталось… еще пять минут. Потом - ТРАХ! Завершение. Конец.
Миллер заметил в глазах жены внезапный испуг. Сильвия медленно попятилась.
- О, не беспокойся, - хихикнул он. - Я не собираюсь стрелять или бросаться на тебя с кухонным ножом. Я вообще ничего не собираюсь делать. Просто буду сидеть и ждать.
- Чего ждать?!
- Того, что грядет. Сегодня. Я только обсудил с Гербом Вильямсом сюжет и сидел у себя за столом. И тут до меня дошло. Можно сказать, озарило. Насчет конца. Я вдруг понял: весь мир полетит к черту. И мне известен час.
- Но, Гарри, это немыслимо. - Сильвия чуть прищурилась, пристально изучая его спокойное лицо. - Возможно, ты задремал, и тебе привиделось, или какая-то галлюцинация…
- Нет, - отрезал Миллер. - Это конец, и никаких «но». Можешь не сомневаться. Я сказал себе: «Гарри, старина, рыпаться бесполезно, смирись. Почему бы не пойти к Берни Фишеру и не выложить все, что ты о нем думаешь?» Так я и сделал.
- То есть ты потерял работу, - сдавленным от ярости голосом проговорила Сильвия, - оказался в черных списках каждой студии города, оскорбил самую влиятельную журналистку Голливуда, угробил все свое будущее, наше будущее - лишь из-за какого-то предчувствия?!
- Это не предчувствие, Сильвия. Уверенность. И… - Он взглянул вверх. - Это придет с неба. Через минуту. Через шестьдесят коротких секунд.
Миллер опустился на огромную мягкую тахту и указал на место рядом с собой.
- Устраивайся поудобнее.
Сильвия не шелохнулась. Она молча смотрела на мужа сверху вниз.
Потом…
За стенами современного белого дома, за окружающими холмами родился и стал нарастать звук. Тысячи сирен противовоздушной обороны по всей округе сплетали свои металлические голоса в единый пронзительный крик, раздирающий барабанные перепонки.
- Видишь, - сказал Миллер. - Я был прав.
Абсолютно спокойно он ждал конца света.
Но конец света не наступил.
Сирены затихли. Возобновился привычный городской шум. Залаяла собака. Натужно взвыл берущий подъем грузовик.
Сильвия Миллер начала смеяться - громко, истерично, уставив палец на застывшего мужа.
- О, Гарри, ты несчастный дурак! Это всего лишь учения, обычные ежемесячные учения!
Миллер уронил голову на грудь и несколько раз судорожно вздохнул.
- Я… я, наверное, прочитал в газете, - ошеломленно пробормотал он. - Должно быть, отложилось в подсознании…
- Звони! - приказала жена. - Звони Берни Фишеру, и мистеру Миттенхольтцеру, и Милдред Бентли. Извинись и объясни, что на тебя нашло временное помешательство, что Утром ты идешь к врачу, что ничего подобного ты о них не Думаешь!
- Что ж, - тихо проговорил Миллер. - Может быть, это и получится. Может быть, если я позвоню…
- Конечно!
- Но я не буду. - Миллер встал, посмотрел на разъяренную жену, на осколки бутылки у стены, на голубую поверхность бассейна за окном и быстро направился к выходу.
- Куда ты, Гарри?
- Кто знает? - Он сверкнул широкой счастливой улыбкой. - Может быть, на Багамы. Или во Францию, в Испанию, в Индию… Главное, Сильвия, это вовсе не конец. Для Гаррисона Клейтона Миллера это только начало!
И он сел за руль своей светло-кремовой машины со свежей вмятиной на бампере и уехал, вызывающе и радостно давя на клаксон.
|
