Улыбающийся человек Джозеф Нокс
        Звезды мирового детективаЭйдан Уэйтс #2
        Впервые на русском – продолжение «лучшего британского дебюта в жанре детектива за долгие годы» (Crimescene Magazine), «нуар острый как бритва, нечто совершенно из ряда вон» (Ли Чайлд). Первый роман про Эйдана Уэйтса, «Сирены», стал в Англии главным бестселлером среди детективных дебютов 2017 г. (тираж 100 тыс. экз.), был переведен на 18 языков, и в настоящее время студия Lookout Point («Подходящий жених», «Джентльмен Джек») готовит экранизацию всей трилогии.
        Детектив-констебль Эйдан Уэйтс и его напарник по ночной смене детектив-инспектор Сатклиф приезжают на вызов в закрытый «Отель-палас». На пятом этаже пустующего исторического здания они находят человека – смуглого, голубоглазого, широко улыбающегося и мертвого. Прилично одетого, но без единого документа в карманах, и даже этикетки на одежде спороты. Более того – удалена кожа с кончиков пальцев, а зубы обточены под коронки. Как раскрыть убийство человека, которого как будто не существовало? Особенно когда из прошлой жизни Эйдана Уэйтса является незваный и ужасающий призрак…
        Слово – автору: «На „Улыбающегося человека“ меня вдохновило реальное убийство, остающееся нераскрытым вот уже семьдесят лет, и даже личность жертвы до сих пор не установлена. Пожалуй, это самый странный и загадочный случай в истории мировой криминалистики».

        Джозеф Нокс
        Улыбающийся человек

        Стивену К.

        Я словно что-то знаю и не знаю одновременно.
        Томас Лиготти. Проказник (перевод Н. Кудрявцева)

        

        Все началось со стука в дверь.
        Сейчас от этой мысли он болезненно морщится. Прикрывает глаза, проводит рукой по лицу. Его память полна тяжелых воспоминаний, и воскресить их способна любая мелочь. Наэлектризованный воздух перед грозой, запах свежести после дождя. Он может погрузиться в воспоминания, сидя за столиком напротив очередной девушки или нового коллеги, – все равно люди не задерживаются в его жизни надолго. Поле зрения заволакивают радужные сполохи, как бывает, если долго смотреть на яркий свет.
        – Кажется, за дверью кто-то есть, – произнес старческий голос.
        Воскресенье, начало одиннадцатого, наверное, они ложились спать.
        Дом – еще крепкий тюдоровский особнячок – был рассчитан на любые бедствия, кроме дождя. Сквозь дверной витраж виднелись тазы, в которые капала вода с потолка. Видимо, поэтому стук услышали не сразу. Мальчик снова постучал, отступил от двери и оглядел дом. Великоватый для пожилой супружеской четы, он обладал тем, чего не было в привычных мальчику тесных комнатушках с тонкими стенами. Собственным характером.
        По-другому и не могло быть в такой глуши.
        Старушка открыла дверь и позвала мужа. Старик был еще дряхлее и с трудом волочил ноги. Он поправил очки на носу и воззрился на дрожащего мальчика. Худого как спичка, бледного, с застывшим взглядом. В насквозь промокшей тонкой футболке и брюках. Супруги оглядели темный двор. Похоже, мальчик пришел один.
        Старушка озабоченно наклонилась к нему:
        – Что случилось, милок?
        Мальчик молча дрожал.
        Старушка снова близоруко вгляделась в темноту, потом ласково взяла мальчика за руку, завела в дом и закрыла дверь.
        – Совсем озяб, – сказала она мужу, ведя ребенка в гостиную.
        Старик запер дверь на засов и пошел за ними, поглядывая на мокрые следы на плиточном полу.
        Мальчик был босиком.
        – Меня зовут Дот, – представилась старушка. – А это Сай.
        Ребенок не ответил. Пожав плечами, Дот нашла одеяло, поставила греться воду. Сай сидел на диване, нервно потирая руки. Из-за темных кругов под глазами мальчик выглядел старше своих семи-восьми лет. Он не глядел по сторонам и вообще, похоже, не замечал ничего вокруг. Просто смотрел куда-то перед собой. Вернулась Дот с грелкой, и Сай ласково погладил жену по руке. Мальчик тут же посмотрел на них, будто впервые видел такой жест.
        – Как тебя зовут? – спросила Дот, укрывая мальчика одеялом и подкладывая к его ногам грелку.
        Мальчик задрожал еще сильнее. Сжал зубы, чтобы не стучали, и зажмурился.
        – Полицию вызовем? – обратилась Дот к мужу.
        Тот закивал и поднялся с места, радуясь, что ему нашлось дело.
        Дот растирала мальчику лоб и виски. Казалось, у него кровь кипит от жара.
        – Дот… – позвал Сай из коридора.
        – Иду, – ответила она и вышла из комнаты.
        Мальчик неслышно выбрался из-под одеяла и подошел к двери. Щелкнул выключателем, потом еще раз и еще. Выглянул в коридор. Сай и Дот озадаченно смотрели на неработающий телефон. Мальчик на цыпочках прокрался к двери, отодвинул засов, открыл дверь.
        Какая-то фигура отделилась от темноты и медленно двинулась к дому. После дождя на небе высыпали звезды – в городе мальчик таких не видел. В их свете стоящий перед ним человек казался тенью – черной, чернее ночи.
        – Молодец, – кивнул он мальчику.
        Плоское лицо с заостренным подбородком не выдавало никаких эмоций, зато торс с переплетающимися дорожками бугристых мускулов и вен казался средоточием вселенского зла. Правой рукой в перчатке человек покрепче сжал гвоздодер, левой провел по голове мальчика. Около уха рука замерла. Он раскрыл ладонь и протянул мальчику монетку.
        – Что надо сказать, Кош?
        – Спасибо, Бейтмен. – Мальчик робко взял монетку.
        Он опустился на крыльцо, а Бейтмен вошел в дом.
        – Вы кто? – послышался голос старика. – Что вам нужно?..
        Послышался влажный шлепок, что-то грузно обрушилось на пол.
        Старушка пронзительно закричала:
        – Не надо! Не…
        Снова влажный шлепок, и снова что-то упало на пол. Мальчик расслышал глухой стон. Потом булькающий звук и какое-то слово. Кажется, старушка пыталась позвать мужа. Послышались еще два шага, удар, и все стихло.
        Сжав в руке монетку, мальчик вгляделся в темноту. Рот его наполнился слюной, перед глазами замелькали радужные сполохи. Единичные блестки постепенно слились в ревущий огненный поток, будто впереди был яркий свет, а не непроглядная тьма.

        I
        Полуночный город[«Midnight City» – композиция французского музыкального проекта М85 с шестого студийного альбома «Hurry Up, We’re Dreaming» (2011).]

        1

        В тот год стояла убийственная жара. Нескончаемые, наполненные лихорадочным зноем дни оставляли ощущение нереальности. Под гул кондиционеров и звяканье кубиков льда в бокалах люди тихо сходили с ума. Город купался в ярком свете, принуждал жить в нескончаемом потоке сияния. А долгожданная ночь казалась иллюзорной, пронизанной электричеством. Всюду мелькали искорки: девушки в летних нарядах, парни с белозубыми улыбками.
        С полуночи и до шести утра на их лицах сохраняется особое выражение. Они кочуют по барам, целуются на улицах, размахивают руками на тротуарах. Им кажется, что вчерашний день где-то далеко, а о будущем можно забыть хотя бы на несколько часов. Большинство из них – те, кто ищет в учебе спасение от экономического кризиса, хотя студенческие кредиты им в жизни не выплатить. Остальные работают где-нибудь за мизерную плату и отрываются в выходные. По ночам они ловят момент, и та неуверенность в будущем, которая не отпускает их днем, хотя бы ненадолго сменяется ощущением определенности. Шла моя сто двадцатая ночная смена. Первые шесть месяцев из вроде бы пожизненного срока.
        Такая вот уверенность в будущем.
        С полуночи и до шести утра я смотрел на лица молодых людей. Видел, как жизнь в буквальном смысле проходит мимо меня. Я кивал вместе с ними, улыбался вместе с ними и тоже старался ловить момент. Не высовывался и жадно впитывал положительный заряд, энергию этих искорок везде, где только мог.
        Мы уже ехали по Уимслоу-роуд, когда поступил вызов. Эта широкая магистраль тянется по городу почти на шесть миль, связывая богатые южные районы с борющимся за выживание центром. По этой улице проходит самый популярный автобусный маршрут в Европе, поэтому на ней всегда много такси, двухэтажных автобусов, пассажиров и света. А в последнее время – еще и пожаров в урнах вдоль дороги. Поскольку такие поджоги считались мелким и бессмысленным хулиганством и происходили всегда после наступления темноты, разбираться с ними приходилось тем, кто дежурил в ночную смену.
        Постоянно ночью работали только двое.
        Иногда для отчета дежурили молодые детективы, и несколько раз в месяц нас подменяли временщики. Работа по ночам означала отсутствие либо личной жизни, либо карьерных перспектив. За несколько лет работы в полиции я добился и того и другого.
        Урна уже догорала. Мы с напарником посмотрели на тлеющие угли, поспрашивали очевидцев и собрались уезжать, но заметили, что на обочине с другой стороны дороги толпятся подростки. Я взглянул на время и, лавируя в потоке машин, направился к ним.
        Молодежь собралась почтить память погибшего друга по имени Саби Сеиф. Друзья звали его Верзилой. Восемнадцатилетний первокурсник совсем недавно переехал в город. Несколько часов назад он увидел, как ограбили девушку, и погнался за вором. Не глядя, выбежал на проезжую часть и попал под колеса автобуса.
        Вор скрылся.
        На месте аварии светились обычные и ультрафиолетовые фонарики, лежали цветы. С десяток друзей Верзилы слушали грустные песни на телефонах, передавали по кругу запотевшие банки пива. Я напомнил собравшимся, что не стоит выбегать на дорогу, и вернулся к машине. Мы ездили на черном «БМВ» без полицейской маркировки, но преступники легко нас вычисляли. Чаще всего по пассажиру, втиснувшемуся на переднее сиденье. Мой начальник – детектив-инспектор Питер Сатклифф – походил и на копа, и на преступника. И на кого больше – еще вопрос.
        – Ну, как там молокососы? – спросил он, не отрываясь от чтения спортивной колонки.
        Сатклифф представлял собой величайшую загадку природы. Родился ли он говнюком или стал им благодаря злосчастному имени?[2 - Питер Сатклифф (1946–2020) – британский серийный убийца, прозванный Йоркским Потрошителем; арестован в 1981 г. и приговорен к пожизненному заключению за 13 убийств на сексуальной почве, совершенных в период с 1975 по 1980 г.] Пиджак на нем чуть не лопался и насквозь промок от пота. От грузного тела шел такой жар, что пришлось настежь открыть дверцы.
        – Передают-то что? – Я кивнул на рацию, из-за которой он позвал меня обратно в машину.
        Сатклифф перевернул газетную страницу и фыркнул:
        – Очередная фигня.
        Я ждал.
        Сатти со вздохом сложил газету:
        – Преступление на сексуальной почве…
        – На сексуальной почве?
        У Сатти постоянно отекало то лицо, то шея, то все тело, а кожа имела мертвенно-бледный оттенок. Ни дать ни взять – жертва неумелого бальзамирования. Мы никогда не звали его полным именем. Просто Сатти, чтобы не пугать народ еще больше.
        – Ну и жарища, черт подери. – Сатти провел ладонью по редеющим потным волосам. – Мне будто кровь от Фредди Меркьюри перелили со всем букетом заразы. – Он поднял голову, вспомнил о моем присутствии и желчно улыбнулся. – Ты же знаешь, Эйд, я отключаюсь при слове «сексуальный». Но в Оуэнс-парк съездим, раз ты жаждешь поработать…
        Преступление на сексуальной почве…
        Больше девушек Сатти ненавидел только меня. Всякий раз, как я садился в машину или выходил из нее, он принимался мазаться спиртовым антисептиком. Со стороны это выглядело так, будто он радостно потирает руки. Я одарил его улыбочкой, чтобы не скучно было. Потом включил поворотник и выехал на дорогу.

        2

        В Оуэнс-парк мы приехали около полуночи. Самое большое общежитие в городе служило домом более чем двум тысячам студентов, в основном первокурсникам. Кампус, раскинувшийся на огромной зеленой территории, состоял из пяти корпусов. Один из них, в виде башни, мрачно возвышался над деревьями. Серые корпуса резко выделялись среди зелени. Жилье мечты для тех, кто родился в период послевоенного беби-бума. Строили его в шестидесятых годах, основательно, но теперь общежитие выглядело на свой возраст. Его хотели отправить под снос и построить на этом месте что-то другое, но, когда почти дошло до дела, пожалели и оставили. И так не город, а сплошная стройка.
        Я припарковался и посмотрел на Сатти:
        – Пойдешь?
        – В таких случаях лучше говорить с глазу на глаз. Вот если нужно будет в ее белье покопаться, тогда звони. – Он снова уставился в газету. – Ты умеешь девчушек убалтывать…
        Я вышел из машины, не обращая внимания на его тон и искренне радуясь, что брать его с собой не придется. Мы с Сатти представляли собой две разновидности плохого полицейского. Нас поставили напарниками в качестве своеобразного наказания, и теперь мы старательно отравляли друг другу жизнь. Больше нас ничего не объединяло.
        Я вошел в ворота. Яркий белый свет фонарей указывал путь. Запах свежескошенной травы пробудил в душе волнение. Я не жил в этом общежитии, но в юности захаживал сюда на вечеринки и в гости к друзьям. Теперь казалось странным, что ни с кем из них я больше не общаюсь, а все эти годы другие люди обитали в их комнатах, спали на их кроватях, жили их жизнью. На мгновение показалось, что я вот-вот окажусь в прошлом. В стране Нетинебудет. Рядом раздался взрыв хохота. Мимо пробежала девушка, а за ней парнишка с водяным пистолетом. Смеясь, они скрылись в темноте. Глядя им вслед, я еще острее ощутил горькую правду жизни. Я состарюсь. А Оуэнс-парку всегда будет восемнадцать.
        Я сверился со схемой расположения корпусов, нашел нужный и позвонил в квартиру на втором этаже. Вокруг стояла зловещая тишина. Земля отдавала накопленный за день зной. Светящиеся окна солидных серых зданий через дорогу недобро таращились на меня. Услышав щелчок замка, я отвернулся от них и открыл дверь.

        3

        У стены в коридоре стояли велосипеды, с потолка свисала голая лампочка. Я поднялся на второй этаж. Дом, построенный в городе, где всего несколько десятков лет назад подобной жары не представляли, почти не проветривался. Я обливался потом. Из-за дверей доносились неторопливые разговоры. В воздухе стояла типичная для студенческих общежитий смесь запахов: дезодоранты, бухло, наркотики…
        Та еще душегубка.
        По лестничной площадке напряженно расхаживал парень. Темнокожий и симпатичный, в стильном спортивном костюме черного цвета. Увидев меня, парень отхлебнул из большого матового бокала и нахмурился.
        – Я думал, женщину пришлют.
        Я остановился:
        – Какого рода услуг ты ожидал?
        Он фыркнул, подошел ближе – из бокала пахнуло мятой – и сказал вполголоса:
        – Я насчет подруги звонил. Она не знает. Думал, сотрудницу пришлют, раз по женским делам.
        – По женским делам?
        Он кивнул:
        – Я же сказал, когда звонил. Вы там не общаетесь друг с другом, что ли?
        – Диспетчеры не очень разговорчивые ребята, мистер…
        – Эрл.
        – Это имя или фамилия?
        – Сойдет и за то и за другое. А вас как зовут? В смысле, официально.
        – Уэйтс, – улыбнулся я.
        – Легко запомнить, – сказал он, подумав, и провел меня в общую кухню. – Тут паркуйтесь. Сейчас Соф найду.
        Из коридора фоном слышалась музыка в ритме хип-хопа, но никого не было видно. На улице стемнело, а на кухне горел свет, так что я видел свое отражение в черном зеркале окна. На столе стояли подносы с колотым льдом, мятой, сахаром, лаймом. Шеренга бокалов и запотевшая бутылка рома.
        – Что?! – раздался из-за двери девичий голос.
        Я сидел под чересчур яркими флуоресцентными лампами и ждал. Вскоре вернулся Эрл. Он направился прямиком к подносам и, не обращая на меня внимания, принялся смешивать какой-то крепкий коктейль. Движения у него были отточенные, как у профессионального бармена, – он даже бутылку в руке крутанул.
        – Барменом тружусь, в «Алхимике», – пояснил он, заметив мой любопытный взгляд.
        «Алхимик» был известным баром в Спиннигфилдсе[3 - Спиннигфилдс – район Манчестера.]. Его посещение могло нанести непоправимый ущерб здоровью и кошельку.
        – Нате. – Эрл резко подвинул ко мне коктейль. – Мохито.
        – Я при исполнении. – Я еле успел задержать бокал рукой.
        – Это не вам, Шерлок. Может, она захочет. – Эрл кивнул на дверь комнаты и ретировался к себе.
        Бокал был такой холодный, что заломило пальцы. Я подошел к двери и постучал.
        Не зная, чего ожидать.
        – Войдите, – ответил робкий голос с южным выговором.
        В комнате витал легкий запах крема для загара. На кровати сидела очень юная девушка в футболке и джинсовых шортах. Плечи у нее слегка обгорели на солнце, но кожа так и светилась после нескольких недель естественного насыщения витамином Д. Круглое лицо с россыпью веснушек. Порыв воздуха от настольного вентилятора взметнул ее волосы – каштановые с высветленными прядями. На ногах у нее виднелись синяки, но девушка не выглядела ни расстроенной, ни потрясенной. Только слегка смущенной и растерянной. Она закрыла ноутбук и сдвинула его на край стола.
        – Я думала, вы старше… – начала она.
        – Если определять возраст по печени, то я уже глубокий старик.
        На лице девушки появилось подобие улыбки. Я протянул ей бокал, назвался:
        – Детектив-констебль Эйдан Уэйтс.
        – Софи, – представилась она.
        – Хочешь, поговорим на кухне, Софи?
        Она задумчиво поглядела на меня:
        – Нет, здесь нормально. Только дверь закройте, ладно?
        Я так и сделал, потом подошел к дурацкому розовому стулу у письменного стола.
        – Можно?
        Он кивнула.
        – Похоже, твой приятель беспокоится за тебя.
        – Эрл – хороший парень…
        – Только не очень разговорчивый…
        – Удивительно, что он вообще вас вызвал. Он полицейских терпеть не может. В смысле…
        – Да ладно, я его даже понимаю. Но и от нас бывает польза. Значит, раз уж он взялся за телефон, дело серьезное. Расскажи все с самого начала.
        – Ну, я первокурсница… – сказала она таким тоном, будто это все объясняет.
        – В этом нет ничего криминального. А что изучаешь?
        – Английскую литературу.
        – Слыхал про такой предмет.
        – В реальном мире практически бесполезен.
        – Реальный мир и сам-то не очень полезен.
        – Ага. – Она подержала холодный бокал у лба, потом отпила немного. – На прошлой неделе я ходила в ночной клуб. Вот, кстати… – Она взяла со стола мятый флайер и протянула мне.
        «Инкогнито».
        На фотографии была девушка в школьной форме. Рекламный текст старательно заманивал первокурсниц в ночной клуб. «Первый раз даром (простите за каламбур)». По слухам, презервативы – тоже даром. В основном девушки наведывались туда только раз, в полном соответствии с рекламной шуточкой. Выпивали бесплатные коктейли под похотливыми взглядами завсегдатаев и уходили. Но временами рассказывали и страшилки. С мужчин за вход брали двадцать фунтов, так что большинству хотелось оправдать расходы. Бывало, очередь в клуб змеилась до конца улицы.
        – И про него слыхал. – Я вернул флайер Софи.
        – Я там познакомилась с одним человеком. Олли. Сильно старше меня, но ничего, приятный. Хорошо одет и все такое. Похоже, он там VIP-клиент.
        Я хорошо представлял себе, как выглядят VIP-клиенты таких клубов.
        Софи неосознанно провела ладонями по кровати.
        – Мы поехали к нему и…
        – Может, женщину-полицейского вызвать?
        Софи помотала головой:
        – Мы переспали, было неплохо.
        – Синяки от этого? – Я кивнул на отметины у нее на ногах.
        – Нет-нет, от велосипеда. Мне так нравится, что тут можно везде ездить. – Софи помолчала. – В общем, ночью все было нормально, но он снял видео… – Она осеклась и уставилась на кровать.
        – И теперь шантажирует тебя.
        Софи, покраснев, кивнула:
        – Я и не думала, что кто-то на такое способен. – Софи снова отпила из бокала. – Он сказал… намекнул, что, если я не соглашусь снова прийти к нему, он выложит запись в интернет.
        – А ты не хочешь его больше видеть, так?
        Она покачала головой.
        – Фамилию Олли знаешь?
        – А вам зачем?
        – Побеседую с ним.
        – Сейчас?
        – А зачем откладывать.
        – Так ведь ночь уже.
        – Вот и хорошо, так до него быстрее дойдет, насколько все серьезно.
        – А это серьезно? – переспросила она, очевидно пытаясь разубедить саму себя.
        – Твой друг считает, что да. Я, пожалуй, тоже. Олли пытается шантажом заставить тебя делать то, что он хочет. Некоторые по-другому не умеют.
        – Я не спрашивала фамилию. – Софи отвернулась. – Ну вот, теперь вы, наверное, такое про меня думаете…
        – Ничего я не думаю. Как он выглядел?
        – Старше вас, лет тридцать пять. Полноватый. Волосы рыжие, блеклые.
        – Он нашел тебя и сообщил про видео. Вы обменялись номерами?
        Софи покачала головой:
        – Утром я проснулась и удрала. По глупости забыла у него куртку со студенческим билетом в кармане. Сегодня получила сообщение.
        – Где живет Олли?
        – В Киз[4 - Солфорд-Киз – район на берегу Манчестерского судоходного канала.]. Дом точно не помню. Вроде самый высокий.
        – Можно взглянуть на сообщение?
        Она посмотрела мне в глаза:
        – Лучше не надо. – В ее голосе впервые прозвучало отчаяние.
        Хорошо все-таки, что Эрл позвонил в полицию.
        – Мне важно знать характер угрозы. И что ты предприняла.
        – Это уже допрос? Но я вас не вызывала, это Эрл. – Она помолчала. – Родители меня прибьют.
        – Если покажешь сообщение, я буду знать только то же, что и ты, – сказал я, поразмыслив. – Когда я его найду, то поговорю с ним неофициально.
        – Там фотка есть.
        – Все останется между нами.
        – Вы как-то не тянете на священника. Без обид…
        Я откинулся на спинку стула, увеличивая дистанцию между нами.
        – Самый большой комплимент за последнее время.
        Софи решилась. Открыла ноутбук, развернула экраном ко мне, а сама уставилась в стену.
        «Поздравляю с премьерой, у тебя задатки звезды. Может, явим тебя миру? Или придешь и отговоришь меня?» Подмигивающий смайлик. Обнимашки.
        К тексту прицепили гифку – закольцованную секунду видео: обнаженная Софи сидит на постели и смеется. Будто под кайфом. Я развернул ноут к ней, встал и положил на стол визитку:
        – Я разберусь.

        4

        Я вернулся в машину. Воняло антисептиком – Сатти надраил гелем все, что можно. Рация скользила в руках.
        – Потерпевшая не желает давать делу ход. Конец связи.
        Теперь диспетчер закроет заявку.
        – Как все прошло? – встрепенулся Сатти. – Собираешься прижучить подозреваемого?
        Я открыл окно, чтобы не задохнуться, завел мотор и выехал на дорогу.
        – Дай угадаю, – продолжал Сатти. – Сама страшнее ядерной войны, но говорит, что какой-то урод осмелился ее поцеловать.
        Я молчал.
        Сатти не имел ни семьи, ни друзей. Поговаривали, что он был подающим надежды детективом. Но потом стал проявлять нездоровый интерес к людским трагедиям и увлекся ночными дежурствами. Случилось это лет десять назад. Теперь он жил только работой. В основном мы патрулировали улицы, ища неприятностей. Тешили себя надеждой начать серьезное расследование. И довести его до конца. Надежды обычно не оправдывались – дело приходилось передавать дневной смене. На следующую ночь оно чаще всего возвращалось к нам – информация причудливым образом искажена, элементарные оперативно-розыскные мероприятия не проведены. Мы, агенты в штатском, были официально подотчетны Отделу уголовных расследований, но там про нас редко вспоминали. Детективы в форме относились к нам чуть лучше, чем крайне пренебрежительно. Я всем этим занимался, потому что у меня не было выбора.
        Но Сатти обожал свою работу.
        Люди его одновременно притягивали и отвращали. Всех парней он считал неженками и придурками, девушек – проститутками или еще хуже – феминистками, но с радостью просиживал ночи в камерах с задержанными, слушая их признания. Подвозил домой тех, кто потерялся, напился или сделал и то и другое. С виду вроде как проявлял сочувствие, на самом же деле упивался чужим моральным падением.
        И вносил в него свою лепту.
        То косвенно сдаст информантов отъявленным головорезам, то высадит эскортниц в самом криминальном районе. Он рассказывал мне, что как-то раз явился на собрание «Анонимных алкоголиков», вылил бутылку водки в бесплатный кофе и смотрел, как присутствующие пьянеют.
        – Подвез потом одну шалаву крашеную, – говорил он. – Оттрахал так, что у нее чуть шевелюра не полиняла.
        Наша совместная работа была войной на измор.
        Сатти открыто меня презирал, но любое проявление ответных чувств лишь подпитывало его ненависть. Так что я старался разговаривать с ним как можно нейтральнее. В ответ на грубейшие слова и выходки я лишь молча улыбался, чтобы не доставлять ему ни малейшего удовольствия.
        Он был крупного телосложения, и ссорились мы часто, но физической агрессии с его стороны я не боялся. Слишком его устраивало существующее положение дел. Однако с моральным давлением все обстояло иначе. Как-то мы стояли на обочине с погашенными фарами и ловили нарушителей скоростного режима. Было то ли три, то ли четыре часа утра. Сатти от нечего делать принялся рассказывать случаи из своей практики и постепенно добрался до первого дежурства в ночную смену. Он тогда приехал на вызов в собачий приют.
        – Стоит такая ведьмочка у входа. Длинное черное пальто, перчатки без пальцев, все дела. И трясется вся, будто ее бьет током или голоса в голове не дают покоя. Особенно сегодня. Гитлер, Хо Ши Мин и Фред Уэст[5 - Фред Уэст – британский серийный убийца, действовал в период с 1967 по 1987 г., был арестован в 1992 г. и покончил жизнь самоубийством в 1995 г.] одновременно. Подхожу я к ней весь такой любезный, а она мне начинает втюхивать всякую религиозную чушь, спрашивать, спас ли я свою душу. Мол, будет второе пришествие Христа, уже началось и так далее и тому подобное. Я ей отвечаю, что, дорогуша, может, и будет, но точно не сегодня. Короче, оказалось, что она вломилась в приют и совершила какой-то обряд над собачками. Я попросил ее подождать на улице. Захожу в коридор, и в нос шибает просто невероятная вонь. В каждой клетке насквозь мокрые собаки. – Сатти рассмеялся. – Она их бензином покрестила. Сама стоит у двери, спиной ко мне, и вздрагивает. Спичками чиркает. Сумасшедшая сучка чуть не отправила нас к праотцам.
        Наружу Сатти выбрался, но лишился бровей и большей части шевелюры. Он рухнул на лужайку и выкашливал легкие под вой и лай горящих заживо собак. А едва рассвело, пошел по следам странной женщины. В лесу следы оборвались. Больше ее никто и никогда не видел. Сама история меня не поразила – после ночных дежурств наслушаешься и про призраков, и про невероятные висяки.
        Меня встревожила реакция Сатти.
        – Тогда я и понял, – подытожил он. – Голод, войны, обездоленные дети… Мы родились под занавес, Эйд. Человечество в агонии. Мы запрограммированы на самоуничтожение. Отсчет пошел. Мы – последние люди на Земле.
        Он говорил серьезно. И что хуже всего – восторгался своей теорией.
        Ночная смена для всех означала разное. Для начальства – способ услать неугодных подальше, практически в небытие. Для меня – проявление трусости, возможность спрятаться от себя самого и смотреть, как жизнь проходит мимо. Но для моего напарника ночная смена и была жизнью. Местом в первом ряду на светопреставлении. И он уже аплодировал стоя.

        5

        – Ну, что я говорил? – Сатти в очередной раз полил себе лицо, шею и грудь антисептиком. – Сборище идиотов.
        Ночной клуб «Инкогнито» располагался в лофт-баре за вокзалом Пиккадилли. Очередь начиналась у входа и заканчивалась за углом. Мужчины стояли группками, курили и ругались. Их бесили яркие неоновые огни, жара и то, что девушки в летних нарядах равнодушно проходят мимо. У большинства ожидающих были стрижки под машинку и рубашки навыпуск. Голоса сливались в монотонный гул, который прокатывался туда-сюда по очереди.
        – Порция генетического высера. – Сатти достал из бардачка влажные салфетки и вытер руль, который я только что выпустил из рук.
        Хотя эта нелестная характеристика мужчин, по его мнению, относилась и ко мне тоже, нельзя было не признать, что все двадцать человек в очереди выглядели как под копирку.
        – Прогуляться не желаешь? – спросил я.
        Сатти выбросил скомканную салфетку в окно.
        – Ноги бы не мешало размять. Знаешь хозяина?
        Уже на улице я покачал головой.
        – Чувак тащится сам от себя. Тот еще красавчик. Видок как у певца с круизного лайнера, который лет десять в порт не заходил.
        К входу подошли две девушки, держась за руки. Мужчины перестали бубнить и жадно уставились на них. Охранник скривился, будто только что замахнул чего-то крепкого. Потом отступил в сторону, пропуская девушек, и проводил их взглядом до лестницы. Он был подстрижен так коротко, что виднелись вены на голове. Чуть короче – и можно было бы прочесть его мысли.
        Охранник покосился на Сатти:
        – Встань в очередь, красавчик.
        – Для тебя – детектив-инспектор. Повторять не буду.
        Лицо охранника стало непроницаемым.
        – Извиняюсь, детектив-инспектор. Чем могу помочь?
        – Нам нужно поговорить с хозяином.
        Охранник не сдвинулся с места.
        – У клуба несколько владельцев. Скажите, кто конкретно вам нужен, и я договорюсь о встрече.
        Сатти захохотал:
        – Это с Гаем-то Расселлом встречу нужно назначать? Сплю и вижу, чтобы моя фамилия засветилась в его ежедневнике.
        Охранник не пошевелился.
        – Да ладно, прекрасно ты знаешь этого чувака. Скользкий тип, без мыла в задницу залезет. В паричке, который выиграл бы в конкурсе «Сделай сам». Я знаю, что он здесь, а еще знаю, что у девушек ты документы не спрашиваешь, так что организуй нам беседу в неформальной обстановке.
        – Пат, – обратился охранник к напарнику. – Постоишь тут минутку? – Он осклабился на нас золотозубой улыбкой, из-за чего на голове у него снова запульсировали вены. – Прошу, господа.
        Мы проследовали за ним по коридору с липким, как лента для мух, полом и поднялись по лестнице. Охранник одной рукой прокладывал себе путь через толпу. Пары` духов и алкоголя образовывали едкую смесь; воздух колыхали ритмичные басы и волны отупляющей духоты. Мы очутились около бара. В небольшом полуосвещенном зале толклась примерно сотня посетителей.
        – Ждите здесь, – велел охранник.
        Сатти любовно оглядывал собравшихся в зале мужчин и женщин. Их тут было почти поровну. В основном они стояли поодиночке, некоторые с опаской знакомились, единичные парочки вжимались друг в друга на танцполе. Основное действо разворачивалось в кабинках по периметру зала. Напротив четырех-пяти девчонок, втиснувшихся на один диванчик, сидели двое мужчин, а посередине блестели ведерки со льдом, где охлаждались бутылки дешевого игристого вина.
        – Мистер Расселл вас примет, – объявил охранник, возникший со стороны танцпола.
        – Я здесь подожду. – Взгляд Сатти перескакивал с одного столика на другой. – Бар покараулю.
        В свете огней его лицо цветом напоминало кусок жирной протухшей курицы.
        Охранник провел меня через танцпол к угловой кабинке, где рядом с юной девушкой сидел мужчина лет сорока пяти. Он неотрывно наблюдал за мной, а она пальчиком перелистывала сообщения в телефоне. Хозяин клуба полностью соответствовал описанию Сатти. Одет тщательно, но до странного старомодно. Облегающая черная рубашка, четыре верхние пуговицы расстегнуты. Он улыбнулся мне выученной искусственно-белой улыбкой и указал на сиденье напротив. Я скользнул в кабинку. Девушка не отрывалась от телефона. Ее наряд, похоже, подбирался специально под освещение в зале. В ультрафиолетовом свете неоновые цвета соблазнительно подчеркивали фигуру. Глаза с блестящей подводкой, на губах ярчайшая розовая помада. Девушка была лет на двадцать пять моложе своего спутника.
        – Судя по вашему виду, вам бы не помешало выпить, – сказал тот, перекрикивая музыку.
        Я промолчал.
        – Алисия, – обратился он к девушке. – Принеси два «Джека Дэниелса» с кока-колой.
        На столе стояло ведерко с бутылкой «Дом Периньон», но, очевидно, мне дорогостоящих напитков не полагалось. Алисия встала, не глядя на нас. Из-за цветных контактных линз ее взгляд казался отстраненным, неживым. Ее спутник подождал, пока светящаяся фигурка скроется в толпе, потом заговорил:
        – Я Гай Расселл. У вас есть время до ее возвращения.
        Он сидел так, что приглушенная красная подсветка танцпола омывала его лицо.
        Наверняка это было его обычное место и намеренно выбранный ракурс освещения.
        – Я бы хотел поговорить кое с кем из посетителей.
        – Да? – Расселл подался ко мне, улыбнулся, озаренный светом. На его лице виднелись следы пластических операций. – И как ее зовут?
        – Вообще-то, это он, – ответил я. – Олли или Оливер.
        – Только не говорите, что ищете его по работе.
        Я кивнул.
        Его улыбка, подобно огням на танцполе, то вспыхивала, то гасла. Похоже, он что-то употребил.
        – Олли или Оливер, значит?
        – Лет тридцати пяти, полноватый, блекло-рыжие волосы.
        – Описание не очень подробное… – Он явно увиливал от ответа. Делал вид, что имя ему не знакомо.
        – Постоянный посетитель, – уточнил я. – Сорил тут деньгами на прошлой неделе.
        Немигающие глаза Расселла иронично просияли.
        – Вы же сами видите, у меня много постоянных посетителей, мистер…
        – Детектив, – поправил я. – Эйдан Уэйтс.
        – У нас много постоянных посетителей, детектив Уэйтс. Большинство из них – транжиры. Можно поинтересоваться, зачем он вам?
        – Нет.
        Расселл поерзал на месте:
        – Очернять «Инкогнито», надеюсь, не собираетесь?
        – А куда уж чернее-то? – ответил я.
        На его лице снова вспыхнула улыбка. Он набрал воздуха, собираясь что-то сказать, но тут вернулась Алисия с коктейлями. Поставила их перед нами и уселась на свое место. Выглядела она как существо из другого измерения.
        – Прости, приятель. Время вышло, ничем помочь не могу.
        Я не сдвинулся с места, и Расселл щелкнул пальцами у меня перед носом.
        Я наклонился к нему:
        – Не притворяйтесь, Гай. Знаю я, как тут все устроено.
        Мы злобно глядели друг на друга, а девушка делала вид, что поглощена сообщениями в телефоне.
        – Олли или Оливер, – повторил я.
        – Как думаете, что главное в моем бизнесе?
        Я посмотрел на него:
        – Автомат по продаже презервативов.
        – Нет, лично для меня.
        – То же самое.
        – Атмосфера, – ответил Расселл нетерпеливо. – И ее создаю не только я. Не только Алисия. Атмосфера понимания, приватности. Анонимности. Многие из этих парней несвободны. И даже женаты. Приходили бы они сюда снова и снова, если бы думали, что я раздаю номера их кредиток направо и налево?
        – Тот, кого я ищу, домогается несовершеннолетнюю.
        Алисия перестала водить пальчиком по телефону.
        – Она тоже была одной из посетительниц.
        – Посмотрите на бар, – сказал Расселл. Около барной стойки в другом конце зала толпились клиенты с наличными и кредитками в руках. – Несовершеннолетние девочки мне кассу не делают, детектив.
        – По-вашему, мужчины сюда приходят музыку послушать?
        Его улыбка вспыхнула и сползла с лица. Он пристально посмотрел на меня, потом взял мой нетронутый коктейль и вылил его в ведерко со льдом.
        – Алисия, похоже, наш друг снова хочет выпить.
        Девушка встала, сразу поняв намек.
        Расселл вытянул шею, глядя ей вслед. За ушами у него виднелись следы круговых подтяжек. Из-за этого казалось, что он в маске, которая потихоньку сползает. Алисия о чем-то разговаривала с охранником в баре.
        – Не пяльтесь, детектив. – Расселл наклонился ко мне. – Я тут одну девчонку вчера подвозил. Ползала передо мной на коленях. Руки все зацеловала, прямо обсосала. Я думал, пальцы вывихнет. А я ей сказал, получишь больше, если согласишься…
        – На что?
        – Прийти в наш клуб. Все анонимно. Лучшее заведение, у меня нет конкурентов. И вообще, в городе, где за каждой вывеской «клуб» скрывается притон или что похуже, откровенности никто не требует.
        – А вы, значит, откровенничаете?
        – Мужчинам подавай девчонок помоложе. А девчонкам – мужчин побогаче. Но вас такой расклад, я вижу, не устраивает. Жертв ищете? Их тут нет, приятель. Каждый получает, что хочет и когда хочет. Подавай ему имя парня, который тут был на прошлой неделе. – Он рассмеялся. – Посмотрите правде в глаза и катитесь отсюда.
        Настала моя очередь улыбаться. Я встал, радуясь тому, что мне открылось истинное лицо хозяина заведения.
        – Вы мне очень помогли, мистер Расселл. Благодарю вас.
        Вернулась Алисия с коктейлем.
        – Вот, пожалуйста, – предложил Расселл. – Получите удовольствие за мой счет.
        Я взял бокал и опрокинул его содержимое на голову Расселлу.
        – Все как вы просили. – Я вручил пустой бокал ошалевшей девушке.
        Охранник обхватил меня локтем за шею и потащил к выходу.

        Сатти хохотал как сумасшедший.
        – Я же тебе говорил. Собака не поймет, что перед ней дерьмо, пока ее носом в него не ткнешь.
        Мы направились к машине через дорогу.
        – Эй! – крикнул кто-то сзади.
        Я обернулся. К нам шла Алисия.
        – Коллекционируешь ты этих девиц, что ли? – зевнул Сатти. – Ладно, буду у себя в офисе.
        Я пошел навстречу Алисии:
        – Ты меня звала?
        – А кого еще? Думаете, можно просто так заявиться и испортить людям жизнь?
        – Кроме парика, я ничего не испортил. Есть что сказать по делу?
        Она посмотрела на меня через свои непроницаемые линзы:
        – Да, кое-что.
        – Рассказывай. – Я проводил ее обратно на тротуар. – Тебе лет сколько?
        – Восемнадцать, – неохотно проговорила Алисия, думая, что я сомневаюсь, можно ли ей уже алкоголь.
        – Я сегодня разговаривал с твоей ровесницей, которая на прошлой неделе напоролась здесь на ублюдка. Мне нужно имя, чтобы его приструнить. Твой дружок считает, что я прошу слишком много. А ты?
        – Смотря кто этот ублюдок.
        – Олли или Оливер.
        Она не сдвинулась с места.
        – Слушай, если знаешь, о ком я говорю, помоги, пожалуйста. Мне нужна фамилия или любая другая информация. – Я шагнул к ней, пропуская посетителей, направлявшихся в клуб.
        Алисия сложила руки на груди и тихо произнесла:
        – Картрайт.
        – Оливер Картрайт?
        Она едва заметно кивнула.
        – А где живет, не подскажешь?
        – Башню Империал-Пойнт знаете?
        – В Киз?
        Она кивнула:
        – Квартира десять-три.
        – Расскажи о нем.
        Но она уже отвернулась и пошагала обратно в клуб, обхватив себя руками за плечи.
        – Ты знала, – сказал я ей в спину.
        Она остановилась.
        – Как только я сказал про домогательства, ты сразу поняла, о ком я.
        Она полуобернулась:
        – Мы с Олли были неподходящей парой. Оба любим доминировать.
        – Подвезти тебя куда-нибудь?
        – Куда, например?
        – Домой.
        Алисия улыбнулась. Сначала едва уловимо, потом широко. Провела тыльной стороной ладони по губам, будто пытаясь стереть улыбку. На запястье осталась ярко-розовая полоса помады.
        – А мне не надо никуда ехать.
        Я не ответил, и она вновь рассмеялась:
        – Гай Расселл – мой отец.

        6

        От вокзала Пиккадилли до Киз двадцать минут езды, минуя центр. В это время суток на дорогах было пусто.
        – Зачем нам туда? – недоумевал Сатти.
        – Вряд ли тебе будет интересно.
        – Да делай что хочешь. – Сатти отвернулся к окну. – Меня, главное, не впутывай.
        – Во что? В работу?
        – Да во что угодно, – отмахнулся он. – Снова твои чертовы девчонки. Прошлого года мало?
        – Ты – мастер закрывать глаза на дело, Сатти. На все дела.
        Он одарил меня тем еще взглядом, но промолчал.
        Остаток пути мы проделали в тишине.
        В Киз приехали к половине первого ночи. Раньше на этом оживленном участке Манчестерского канала располагались доки. Когда производство переместили за границу, они постепенно пришли в упадок. В восьмидесятых до района добралось новое поколение городских застройщиков. После полумиллиардных вложений в строительство на месте порта возникли ультрасовременные высотки с зеркальными фасадами. Единообразные конструкции из стали и светоотражающих панелей казались огромными осколками стекла, воткнутыми в землю под невероятными углами. Архитектура района и материальное положение здешних жителей резко контрастировали с обветшалым жилым фондом города.
        Я вышел из машины и направился к входу в здание. Сатти тут же занялся протиранием руля.
        Башня Империал-Пойнт стала первой и самой высокой здешней постройкой. Это было разноуровневое здание асимметричной формы. Этакое визуальное воплощение обваливающегося рынка ценных бумаг. В отличие от Оуэнс-парка, затихшие улицы и здания Киз не пробудили во мне никаких воспоминаний. В этот район меня вызывали только по поводу семейных ссор. То ли стены тут были особо тонкие, то ли люди особо несчастные.
        Я позвонил в домофон и представился консьержу, скособочившемуся за стойкой. Похоже, я его разбудил.
        – Я вас провожу наверх… – Он оправил на себе рубашку.
        – Спасибо, я найду, – ответил я на пути к лифту.
        Я вышел на десятом этаже и ступил на качественное, как в дорогих гостиницах, ковровое покрытие. Над головой гудели кондиционеры. Стены на ощупь были ледяными. Светильники с сенсорными датчиками загорались и снова гасли. Замершие коридоры казались одинаковыми. Я дважды прошел по кругу, прежде чем нашел квартиру 1003. В дверной глазок кто-то смотрел. Не успел я постучать, как дверь приоткрылась на цепочке, и в щель выглянул хозяин квартиры.
        – Олли Картрайт?
        – А вы кто? – Он оглядел меня.
        – Детектив-констебль Эйдан Уэйтс.
        – Уже глубокая ночь, детектив. Что вам нужно?
        – Может, поговорим в квартире?
        Хозяин посмотрел на меня. Я – на него.
        Он закрыл дверь, убрал цепочку. Снова открыл дверь и процедил сквозь зубы:
        – Проходите.
        Среди мужских пиджаков с подплечниками на вешалке выделялась поношенная женская джинсовка. Я прошел в бежево-серую гостиную. Мебель выглядела новехонькой; на дальней стене красовался телевизор размером больше входной двери. Под ним стоял дорожный чемоданчик с жестким корпусом. Я сел. От кондиционера веяло прохладой. В уголках стеклянного журнального столика виднелись остатки какого-то порошка.
        Так-так, кто-то решил расслабиться.
        Картрайт в халате с монограммой стоял у двери и наблюдал за мной. Пытался выглядеть сурово. Крупный мужчина лет тридцати пяти – сорока, как и говорила Софи. Редеющие волосы, обвисшие щеки, красное от выпивки лицо. Мне стало досадно оттого, что девушка, с которой я совсем недавно разговаривал, провела с таким ночь. Захотелось выместить на нем злость.
        – Садитесь, – сказал я.
        Картрайт пересек комнату, шаркая тапочками.
        Я закрыл глаза. Открыл.
        Картрайт грузно опустился в кресло напротив.
        – Так в чем дело?
        – Это вас нужно спросить.
        Он раздраженно поглядел на меня.
        – Ладно, я подожду, – сказал я. В кармане завибрировал телефон. Я не стал его доставать. – Расскажите о себе.
        – Что именно?
        – Полное имя, место работы…
        – Вы что, телевизор не смотрите?
        – Что вас больше нервирует: что я вас разбудил или что не знаю, кто вы такой?
        – Сперва докажите, что вы полицейский, – хмыкнул Картрайт.
        Я протянул ему удостоверение. Он внимательно его изучил, стараясь запомнить имя. Вернул. Потом посмотрел на меня с притворно-обходительной улыбочкой. Где-то я ее уже видел.
        – Меня зовут Оливер Картрайт. Я ведущий на «LOLitics», – произнес он с вопросительной интонацией.
        Название ассоциировалось у меня со злобной политической сатирой правого толка. А ведущий – с этакой говорящей головой, при появлении которой на телеэкране сразу переключаешь канал.
        – Полюбопытствую, что за передача. Чемодан зачем? Уезжаете?
        – В Дубай во вторник.
        – По работе?
        – В отпуск…
        – Вы холостяк?
        – Да; послушайте, это похоже на вмешательство в частную жизнь.
        – Вмешательство в частную жизнь. Как раз об этом и пойдет разговор.
        Он собрался что-то ответить, но передумал.
        – А как насчет социальной жизни, Олли? Куда выпить ходите?
        – Туда, где продают выпивку. А что не так?
        – В «Инкогнито» бываете?
        Он нервно откинулся на спинку кресла.
        – Может, вы и зарабатываете на жизнь ложью, но лгать полицейскому – значит нарушать закон.
        Картрайт скривился, будто проверяя языком, не застряла ли в зубах пища.
        – Я не лгу, детектив.
        – Вы знаете, почему я здесь. У вас в прихожей висит женская куртка. Вряд ли она на вас налезет…
        – А, классика жанра. – Картрайт посмотрел на меня из-под полуопущенных век. – Перепихнулась разок, а через неделю заявляет, что ее изнасиловали.
        – Почему вы так решили?
        – Эти девицы как из инкубатора, вечно им все неладно. Головой не думают, а на следующий день жалеют о содеянном. Она была весьма не против, если вы об этом.
        – Это еще надо доказать, – сказал я. – Мы серьезно относимся к подобным делам…
        Картрайт снисходительно улыбнулся, будто это он меня допрашивает, а не я его.
        – Вообще-то, доказать я как раз могу. – Пожав плечами, он выудил телефон из кармана халата и начал что-то в нем искать. Я даже удивился. Неужели он настолько глуп, что покажет мне видео? Найдя нужный файл, он улыбнулся и протянул мне телефон. На остановленном кадре была Софи. Я запустил видео, и комнату наполнили вздохи. На кровати лежала девушка, Олли навис над ней. С непередаваемым выражением лица. Он не верил своей удаче.
        – Выглядит очень довольной, правда? – Он плотоядно усмехнулся.
        Мне хотелось сбить ухмылочку с его лица. Я остановил видео, удалил его, открыл «Корзину» и стер все, что там было. Олли попытался выхватить у меня телефон, но я успел отдернуть руку.
        – Копии есть?
        – Нет, вы…
        – Сядьте, Олли.
        – Что?
        – Сядьте.
        Он, поколебавшись, сел.
        – Итак, главная новость на сегодня…
        Картрайт со скучающим видом закатил глаза.
        – Я не верю, что нет копий.
        – А мне плевать, во что вы верите. – Он разжал сложенные на груди руки.
        Я пристально посмотрел на него, потом провел пальцем по столешнице и показал ему следы белого порошка.
        – Будете утверждать, что это перхоть?
        Он покраснел.
        – Не верю, что нет копий, – повторил я.
        В кармане снова завибрировал телефон.
        – Давайте поглядим на компьютере. Удалим копии, и вы меня больше не увидите. – Я снова посмотрел на него. – А Софи больше не увидит вас. Договорились?
        – Да, – ответил Картрайт, не отводя взгляда.
        Он провел меня в кабинет, открыл файлы на компьютере. Среди всевозможных видео не обнаружилось ни одного с прошлой недели. Мой телефон снова завибрировал. Я бросил взгляд на экран. Сатти. Пришлось извиниться и уйти в соседнюю комнату.
        – Ты что, переехать в этот чертов дом решил?
        – Буду через пять…
        – Работа наклюнулась. Даю минуту, или ножками потопаешь. – Сатти повесил трубку, а я вернулся в кабинет.
        Картрайт посмотрел на меня:
        – Я же говорил, нет копий.
        Я ему не верил, но в его голосе слышался непритворный страх.
        – Ладно. Но если врете, то следующее порновидео придется снимать уже в тюрьме. – Я направился к двери, в коридоре взял куртку Софи. – Это я забираю.
        – Невелика потеря.
        – Легко отделались, Олли. Всего хорошего.
        С гулко бьющимся сердцем я вышел на улицу. Сатти стоял, прислонившись к машине, и пытался набрать эсэмэску костяшкой указательного пальца.
        – Ну, наконец-то, – сказал он, заметив меня.
        – Что случилось?
        – Незаконное проникновение. «Палас-отель».
        Я сел в машину, завел мотор. Руль снова был скользким от антисептика.
        – А что, патрульные не могут поехать на вызов?
        – Их работа денег стоит, – сказал Сатти. Потом кивнул на женскую джинсовку, которую я бросил на заднее сиденье. – Даже знать не хочу, что это.

        7

        «Палас-отель» – огромное викторианское здание красного кирпича на углу Оксфорд-роуд и Уитворт-стрит, напротив пабов «Гранд-Централ» и «Жаждущий ученый»; а за углом неподалеку – ресторан «Черный пес». Часовая башня отеля вздымается на двести футов ввысь, выделяясь на фоне городского пейзажа. Давным-давно бывали ночи, когда я напивался так, что не понимал, где нахожусь, и башня служила мне маяком. В то недоброе старое время я даже раз или два ночевал в этом отеле – с девушкой, которую только что подцепил, или просто потому, что было слишком поздно ехать домой. Было жаль, когда отель закрыли. Ремонт предполагал изменения, а «Палаc-отель» был архитектурным памятником, раритетом, который должен оставаться неизменным. Его двери закрылись довольно давно, и в прессе не сообщалось ничего о том, откроются ли они вновь. Даже часы, на которые я всегда полагался, теперь показывали неправильное время.
        Час ночи.
        Вход представлял собой внушительную беломраморную арку в контрастной стене красного кирпича. На улице нас ждала молодая женщина. Я сначала не понял, почему у нее изо рта выходит парок, но потом заметил синий огонек электронной сигареты. Элегантный наряд и уверенная поза женщины выглядели свежо на фоне ночного города, разомлевшего от зноя. Она смотрела куда-то перед собой, выдыхала искусственный дым и не сразу нас заметила.
        – Полиция? – спросила она, убирая сигарету в сумочку.
        – Детектив-констебль Уэйтс и детектив-инспектор Сатклифф.
        – Мы слышали, у вас непрошеный гость, миссис… – заговорил Сатти.
        – Мисс, – поправила она.
        – Ладно, из уважения к политкорректности выразимся нейтрально… – улыбнулся Сатти. – Госпожа…
        – Аниса Хан.
        – Какое вы имеете отношение к «Палас-отелю», госпожа Хан?
        – Я работаю в адвокатской конторе Энтони Блика. Мы ведем переговоры о продаже отеля.
        – Не знал, что он продается, – заметил Сатти. – А то сделал бы вам выгодное предложение…
        Она едва заметно улыбнулась – будто тень на лицо набежала.
        – Не вышло бы, инспектор. Официально отель закрыт на ремонт, настоящая причина не афишируется.
        – И какова она?
        – Супруги-владельцы со скандалом разводятся и делят имущество.
        – Отель пустует?
        – По идее, да. – Она пожала плечами. – Пойдемте узнаем, что случилось.
        Свет исходил только от стойки администратора в дальнем конце огромного вестибюля. В это впечатляющих размеров помещение почему-то не проникала уличная жара. Многие элементы декора сохранились со времен постройки отеля в начале девятнадцатого века. Когда-то в нем располагалась старейшая страховая компания, а само здание отличалось изысканностью стиля, не присущей современной архитектуре. Уходящий ввысь купол потолка с цветными витражами. Полы из гладкого блестящего мрамора, по периметру зала – огромные колонны. В мире тесных помещений и запруженных людьми улиц огромное пустое пространство даже в час ночи казалось чем-то невероятным.
        – Сигнализация сработала около часа назад. – Аниса говорила тихо, но голос ее отдавался эхом где-то под сводами. – Ее никто не выключил, и тогда позвонили мне.
        – В таком большом здании что-нибудь могло случайно упасть…
        – У нас есть ночной сторож, Али. Я до него не дозвонилась.
        Все посмотрели на пустую стойку администратора. На лампу, повернутую в сторону двери, так что свет бил прямо в глаза входящим. Остальной вестибюль тонул в темноте.
        – Здесь обычно сидит охранник? – спросил я.
        Аниса кивнула, не отрывая взгляда от стойки.
        – Проверю, что там. Можете подождать здесь. – Я пошагал к свету.
        Спустя мгновение Аниса пошла за мной – каблучки застучали по мраморному полу.
        Следом послышался вздох Сатти и скрип дешевых ботинок.
        Я дошел до рабочего места Али и отвернул лампу в сторону. Плафон сильно нагрелся, значит лампа горит с вечера. За конторкой пусто, внизу на столешнице телефон, магнитная ключ-карта и кружка кофе. Ботинки Сатти проскрипели ко мне, он перегнулся через конторку и, потрогав кружку, заявил:
        – Ледяная.
        Я обошел конторку, взял мобильник:
        – Это его телефон?
        Аниса кивнула. Я нажал кнопку включения, экран засветился. Пять пропущенных звонков.
        – Это я звонила… – пояснила Аниса.
        – Может, он делает обход?
        – Без телефона?
        – Или отсыпается где-нибудь в номере. – Сатти зевнул, прикрывшись рукавом.
        – После чего?
        – Ну, после чего обычно хочется проспаться… – ответил Сатти.
        – На него не похоже.
        – Хотел бы я верить в людей, да что-то не получается.
        Аниса перевела взгляд с него на меня.
        – Меня вызвали, потому что сработала сигнализация и никто ее не выключил. Али нет на посту, но где он тогда?
        – Ладно, осмотрим здание… – Сатти подошел к лифту, нажал кнопку вызова.
        – Лифты еще не приняла комиссия после ремонта, – сказала Аниса и в ответ на его недоуменный взгляд пояснила: – Они не работают, инспектор.
        – Как и ваш сторож. – Сатти покосился на роскошную лестницу, которой был знаменит отель, и покачал головой. – У меня на высоте кровь из носа течет. Топай ты, Эйд. Мы займемся первым этажом.
        Я заговорщицки посмотрел на Анису и направился к лестнице.
        – Я с вами, – сказала Аниса.
        Сатти фыркнул, но ничего не сказал.
        – Он в самом деле ваш начальник? – спросила Аниса, когда мы отошли подальше.
        – Ага, он ничего, если узнать его получше.
        – Честно?
        Я покачал головой:
        – Вообще-то, я надеялся, что он пойдет наверх. Глядишь, к четвертому этажу окочурился бы.
        Аниса нервно улыбнулась:
        – Покажите-ка документы.
        Мы остановились.
        Лестница тонула в полутьме.
        – Как-то не верится, что вы полицейский…
        – Вы очень проницательны.
        Она недоуменно изогнула бровь. Я полез в карман за удостоверением:
        – Мне и самому в это не верится. – Я показал ей документ, и мы продолжили восхождение. Ступеньки казались бесконечными, между этажами было по два больших пролета. – Расскажите про сторожа.
        – У нас их два, дежурят посменно. Али – ночной сторож, очень хороший человек.
        – Давно тут работает?
        – Столько же, сколько я занимаюсь делами отеля, то есть со времени его закрытия. Месяцев шесть…
        – Одного человека маловато на такое помещение. Здесь сколько номеров, двести?..
        – Почти триста.
        – И все заперты? – поинтересовался я на площадке второго этажа.
        – Совершенно верно…
        Круговые коридоры неизменно приводили обратно к лестнице. Мы повернули налево, и нас окутал мерный шум. Звенящая тишина огромного пустого здания. Гудели лампы, водопровод, еще какое-то оборудование. Воздух сгустился и застоялся без человеческого присутствия. Под ногами поскрипывала ковровая дорожка. Я подергал ручки нескольких дверей. Эти заперты, значит остальные – тоже.
        – Вы бывали тут раньше? Когда отель работал? – спросила Аниса с деланым воодушевлением. Наверное, пыталась заглушить тревогу. Непривычно, должно быть, ночью шагать по пустому отелю в сопровождении незнакомца.
        – Раз или два, – ответил я. – Помню, как блуждал по этим коридорам.
        – Тот еще лабиринт.
        – Так, может, и Али где-то ходит. – Я хотел ободрить ее, но вместо этого невольно напомнил о стороже.
        – Но вы ведь так не думаете? И напарник ваш тоже?
        – Охранники обычно не рвутся делать обходы. Заступят на смену и просиживают несколько часов на одном месте. А на обход идут перед тем, как передать дела сменщику.
        – Али не такой. Мы ему доплачиваем за то, чтобы он проверял каждый номер.
        Мы обошли этаж и стали подниматься на следующий.
        – За что именно доплачиваете?
        – Он открывает краны, спускает воду в туалете – без движения вода застаивается. А что? – спросила она, заметив мой взгляд.
        – Все двери закрыты.
        Она непонимающе наморщила лоб:
        – Али не ушел бы без магнитной карточки.
        Аниса задумалась, и тут лампы мигнули и погасли.
        Мы очутились в кромешной темноте на лестнице без окон.
        – Что происходит? – Аниса протянула ко мне руку.
        Я достал из кармана фонарик и посветил перед собой:
        – Возможно, выбило пробки. Где щиток, знаете?
        – Кажется, на первом этаже.
        – Ладно. Спуститесь и позвоните моему напарнику. – Я выудил из кармана телефон и продиктовал Анисе номер. – Скажите ему, где я. Или, может, сами свет включите.
        – Конечно. – Ее голос дрогнул то ли от испуга, то ли от досады.
        Аниса стала спускаться, подсвечивая себе путь телефоном. Я добрался до третьего этажа и осторожно посветил перед собой. Луч фонарика не доставал до конца коридора. Закрытые двери по обеим сторонам создавали клаустрофобический проход. Я подергал ручки. Заперто.
        Ближе к середине коридора я остановился. Переборол параноидальный страх. Выключил фонарик и замер в темноте, затаив дыхание. В ушах стучала кровь. Я резко обернулся и включил фонарик.
        Пусто.
        Я обошел весь этаж и вернулся к лестнице. Поднялся на четвертый этаж. Ощутил какой-то аромат. Шлейф аромата. В затхлом воздухе явно чувствовалась спиртовая основа духов или одеколона. Я провел фонариком из стороны в сторону и отступил назад.
        В нескольких шагах от меня на ковре лежал человек. Затылок в крови, рядом валяется огнетушитель.
        – Эй! – окликнул я.
        Человек не шевелился. Я направил фонарик повыше и пошел к раненому. Сообразил, что не дышу. Выдохнул, опустился на корточки и тронул его за плечо. Он застонал.
        – Вы меня слышите? – спросил я, не отрывая взгляда от дальней стены. От слабого кружка света.
        Мы были ровно посередине коридора; в темноте возникло ощущение уязвимости.
        – Что со мной?.. – Мужчина схватил меня за руку.
        Я помог ему сесть.
        – Али?
        – Да.
        – Вас ударили по голове. Все будет хорошо, я из полиции. Вы кого-нибудь видели?
        – Я… я не знаю.
        В отсвете фонарика на стене мелькнула тень.
        Али сжал мне запястье.
        – Все будет хорошо, – сказал я. – С минуты на минуту придет мой напарник. А мне нужно посмотреть, кто там.
        Али кивнул и поморщился от боли.
        Я пошел туда, где видел тень, стараясь светить фонариком как можно дальше. Потом набрал номер Сатти.
        – Нашел сторожа, – тихо произнес я в трубку. – На четвертом этаже. Травма головы, требуется врач. Следую за нападавшим. Запроси подкрепление. – В конце коридора я нажал «отбой». Вдохнул поглубже и высунулся из-за угла.
        Пусто.
        У лестницы слышался слабый стук, будто в окно бились мотыльки: загорались неверно мигающие лампы. Я огляделся, привыкая к свету, и сообразил, что держу фонарик обеими руками. Выключил его, убрал в карман и пошел на пятый этаж. Что-то изменилось. В усилившейся духоте чувствовалось слабое колебание воздуха.
        Откуда-то шло тихое шипение.
        Из коридора слева повеяло прохладой. Дверь пожарного выхода была приоткрыта. Я распахнул ее ногой и заглянул в пролет лестницы. Шум улицы, холодный воздух. Тот, кто отсюда вышел, сейчас уже на улице. Я выдохнул с облегчением, и медленно пошагал обратно. В одном из номеров горел свет.
        Дверь была распахнута.
        Номер 513.
        Он располагался чуть выше соседних; в него вели несколько ступенек. Я поднялся по ним. Неожиданно накатила дурнота и ощущение, будто я заблудился в лабиринте коридоров.
        – Есть кто-нибудь? – громко спросил я.
        Тишина.
        Я вошел в прихожую и отступил к стене. Номер люкс был в два раза больше тех, в которых когда-то останавливался я. Свет настольной лампы создавал атмосферу грусти и уединения. Сквозь закрытое окно с Оксфорд-роуд, оживленной даже после часа ночи, слышался гул машин. На стенах, словно в калейдоскопе, мелькали отблески ночных огней.
        В дальнем конце комнаты виднелся неподвижный силуэт.
        Кто-то сидел в кресле, лицом к окну. Я сделал несколько шагов к нему. Человек не пошевелился. У меня на лбу выступил холодный пот. Я вытер его рукавом, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры. Подошел вплотную. Человек был мертв. На лице его застыла испарина. Казалось, от него еще исходит жар. На грабителя не похож: опрятно одет, чисто выбрит, коротко подстрижен. Я замер, увидев его широко открытые глаза. Ярко-синие, со взглядом, обращенным куда-то за пределы земной жизни. Челюсти ему свело судорогой, из-за чего губы застыли в широкой улыбке, больше похожей на оскал.

        8

        Аниса дожидалась «скорой» вместе с Али. Я сказал Сатти, что он должен увидеть кое-что на пятом этаже, и повел его в номер 513. Вентиляция в коридорах не работала, на верхних этажах было жарче. К тому времени, как мы дошли до номера, бледное лицо Сатти покрыли бисеринки пота. Вид у него был такой, будто его варят заживо.
        – Надеюсь, я не зря сюда перся, – пропыхтел он, поднимаясь по узким ступенькам в номер. Потом дурашливо постучал в открытую дверь костяшками пальцев и крикнул: – Обслуживание номеров!
        Увидев труп, Сатти замер и оглянулся. Ткнул потным пальцем мне в грудь:
        – Лапал тут что-нибудь?
        – Нет.
        – Свет включал?
        – Уже горел.
        Одарив меня пристальным взглядом, Сатти повернулся к мертвецу. При закрытом окне в номере стояла давящая духота. Сатти сбросил с себя куртку, я – пиджак. Его рубашка промокла от пота.
        Он остановился и оглядел номер. Стандартную двуспальную кровать, стены, обитые тиком, мебель. Комната скорее походила на спальню из симпатичной квартиры в центре города, нежели на гостиничный номер. Сатти кивнул на пластиковую ключ-карту, валяющуюся на полу.
        Покойник сидел в кожаном кресле, повернутом к окну. Тусклый свет, проникающий сквозь занавески, отбрасывал блики на стены.
        – На лицо глянь, – сказал я.
        – Что, такой симпатяшка?
        Сатти совсем взмок. Я тоже смахнул пот со лба.
        – Ладно, ты первый, – сказал Сатти.
        Света настольной лампы не хватало, чтобы впечатлиться сполна. Я зажег фонарик и направил его на лицо покойника. Луч высветил оскаленные зубы, застывший в гримасе рот. Сатти поморщился и сделал мне знак убрать фонарик. Потом задумчиво облизал губы.
        – С чего он так разлыбился…
        Я промолчал.
        Направил луч фонарика на ноги покойника. Сразу бросилась в глаза странная заплата на штанине. Круглая, пришитая оранжевыми нитками. Я собирался подойти еще ближе, но Сатти щелкнул пальцами. Покачал головой.
        Умерший был среднего возраста. В темном костюме. Смуглый. Сначала я решил, что он – выходец с Ближнего Востока, но это впечатление разрушали поразительные ярко-синие глаза. Вкупе со злобным оскалом они создавали впечатление, что мертвецу известно нечто, чего не знаем мы. Некая ужасная правда на грани здравого смысла.
        – Бездомный? – спросил Сатти.
        Я покачал головой:
        – Одежда чистая, ничем не пахнет. По виду скорее университетский профессор или преподаватель, нежели наркоман…
        Сатти ухмыльнулся:
        – Ладно, пока обойдемся без заумных теорий. Подождем криминалистов. Но надо поговорить с охранником до того, как врачи возьмут его в оборот. В общем, поведем гору к Магомету…
        – Его зовут Али.
        – Угу, – сказал Сатти, выходя из комнаты.
        Я последовал за ним к двери, остановился, оглянулся на покойника. С улицы по-прежнему слышался шум транспорта. Пронзительно выли сирены сразу двух или трех машин, разъезжающихся в разные стороны.

        9

        Али на носилках перенесли в вестибюль. Над ним склонились два врача «скорой помощи». Аниса поглядывала на них с беспокойством. Патрульный брал у нее показания.
        Сатти подошел к главному из врачей:
        – Нам надо поговорить с ним.
        – Боюсь, это будет похоже на разговор с самим собой. Мы дали ему болеутоляющее.
        – Ну, так дайте еще что-нибудь.
        – Так не получится, инспектор. Мы везем его в больницу Святой Марии, ваш разговор подождет до утра.
        Сатти хотел было возразить, но проглотил обиду и кивнул. Потом крикнул патрульному, беседовавшему с Анисой:
        – Эй, красавчик!
        Тот обернулся.
        – Поедешь с ними. У нас то ли свидетель, то ли преступник. Как бы не сбежал.
        – Сэр, но мне приказано…
        – Приказ изменился, голубчик.
        Патрульный не сдвинулся с места.
        – Ты лучше прямо сейчас в штаны напруди, а то потом в отделении забегаешь.
        Покраснев от стыда, патрульный последовал за врачами.
        Я посмотрел на Сатти:
        – Превосходишь самого себя…
        – Зато тебе есть на кого равняться. Ладно. – Он хлопнул в ладоши. – Эй вы, копы-стриптизеры, подваливайте сюда.
        Аниса обессиленно опустилась на кресло. Сатти закатил глаза:
        – Сделай хоть что-нибудь полезное, спровадь ее отсюда.
        Он велел полицейским выставить охрану на этажах и начать обыск.
        – На четвертый и пятый этаж без моего разрешения ни ногой. Повторите приказ.
        Патрульные повторили. Сатти хмыкнул:
        – Ладно, за дело.
        Полицейские гуськом вышли из вестибюля и разбрелись в разные стороны. Я остался с Анисой.
        – Как вы? Нормально? – спросил я.
        Она кивнула, не глядя на меня.
        – Та еще ночка выдалась. Давайте вызову вам такси, – предложил я.
        Пока мы ждали машину, Аниса расхаживала взад-вперед по тротуару, будто ходьба отвлекала ее от мыслей о нападении на Али.
        Недобитый детектив во мне задался было вопросом, нет ли между ними чего-нибудь, но сразу отмел эту мысль. Амбициозная женщина, да еще и лет на двадцать моложе его. Приехало такси. Аниса села в машину и начала закрывать дверцу, но остановилась.
        – Пятый этаж… – произнесла она.
        – Что пятый этаж?
        – Вы говорили, что нашли Али на четвертом. Почему ваш начальник сказал, что на пятый этаж нельзя? Что там такого?
        Я не ответил, и она домыслила вслух:
        – До того как ему вкололи обезболивающее, он вел себя очень беспокойно… Будто его что-то сильно напугало…
        – Что же?
        – Он сказал, что слышал голоса, – ответила она.
        Я протянул ей визитку:
        – Нам и так нужно будет еще побеседовать, но позвоните, если захотите поговорить раньше.
        Аниса захлопнула дверцу и отчужденно уставилась в спинку водительского кресла. Такси медленно влилось в поток машин и исчезло из виду.
        Я отсутствовал минут десять, но за это время прибыли криминалисты. Младший по званию опечатывал лестницу. Сатти спустился к ним.
        – Пока вроде бы все, – сообщил он. – Ленту в пятьсот тринадцатом я натянул.
        – Там нужно весь этаж опечатывать.
        – У нас только половина расчета. Будут обходить номера по очереди. Вряд ли утром случится наплыв постояльцев. Все, я отбываю. – Сатти прошел мимо меня, насвистывая какую-то мелодию.
        Свист гулко отдавался под сводами.
        Я пошел вверх по лестнице. Патрульных мое присутствие явно тяготило, я даже подумал, что они попытаются меня остановить. С пятого этажа навстречу мне спускалась Карен Стромер – патологоанатом. Стромер была неординарной личностью. Славилась безжалостными суждениями и острым чутьем. Я впервые видел ее с тех пор, как снова стал дежурить по ночам. Похоже, ее мнение обо мне изменилось далеко не в лучшую сторону. Она уважала серьезных сотрудников, настоящих профессионалов, и, судя по выражению ее лица, я в число таковых не входил. На ней был защитный полиэтиленовый комбинезон, надетый поверх одежды. Она остановилась и откинула капюшон, открыв узкое бледное лицо и нахмуренные брови. У нее были короткие черные волосы, темные глаза-бусины и почти невидимая полоска рта.
        – Детектив-констебль Уэйтс, – проговорила она, остановившись на несколько ступенек выше меня. – Что вы здесь делаете?
        – Мы приехали на вызов… – начал я, но осекся, уловив на ее лице тень улыбки.
        – Не знала, что вы вернулись в строй, – произнесла она твердо и спокойно.
        – Пролез кое-как.
        – И не только туда, если я правильно помню. Вас арестовали. За кражу наркотиков из хранилища для улик…
        – Обвинения сняли. – Мой голос прозвучал неуверенно.
        Стромер кивнула, поглядела куда-то мимо меня и улыбнулась самой себе:
        – Попрошу вас вернуться в вестибюль. Не хочется, чтобы улики пропали.
        Я отступил:
        – Предварительные выводы есть?
        – Смерть наступила в промежутке с половины одиннадцатого до полпервого ночи. Точнее пока сказать нельзя, так как неизвестно, когда произошли события, предшествующие смерти. При нем нет документов. И с одежды срезаны этикетки.
        – Срезаны?
        – Подробный отчет будет у вашего начальника. Это ведь детектив-инспектор Сатклифф, если не ошибаюсь?
        Я кивнул, собираясь спускаться.
        – Лучше бы ошибались.
        – Еще кое-что, детектив-констебль.
        Я обернулся. На губах Стромер по-прежнему играла улыбка.
        – Стежки на брюках заметили?
        Очевидно, ответ был написан на моем лице.
        – Ну конечно заметили. Причем простеганные с изнанки.
        – Что это значит?
        – Что-то вшили в брюки. Что-то очень ценное для него…
        Я молчал, и Стромер продолжила:
        – Если я найду наркотики, то должна буду сообщить о вашей попытке проникнуть на место преступления. Учитывая ваш послужной список… – Она пошла обратно на пятый этаж, явно не желая оставлять труп без присмотра, пока я еще в здании.
        – Не найдете, – сказал я ей вслед.
        Она остановилась, но не обернулась:
        – Почему вы так уверены, детектив-констебль?
        – Тут что-то другое.
        – Кому знать, как не вам. – Она поднялась по лестнице и исчезла из виду.
        Я остался один на лестничной площадке. Мне не хватало воздуха.

        Женщина отдернула руку, когда он попытался за нее ухватиться.
        Мальчик очутился в ярмарочной толчее между рядами прилавков. Взрослые – вдвое выше его – шли в разных направлениях, на уровне глаз мелькали руки. Мальчик потянул за руку другую женщину, но та высвободилась и исчезла в толпе, и он, запыхавшись, остановился. Его толкали со всех сторон. Он потянулся к другой, вроде бы знакомой руке. Синие вены, длинные ногти, серебряные кольца. На этот раз он сжал руку крепче и не выпустил, когда его поволокли прочь из толпы. Только ухватился за запястье обеими руками и повис, шаркая ногами по земле.
        Женщина остановилась и еще раз дернула рукой. Потом наклонилась к мальчику:
        – Ты чего прицепился?
        Мальчик отпустил ее запястье. У этой женщины только руки походили на материны, а так она была моложе. От нее пахло цветами. Она смотрела на мальчика с жалостью и любопытством. Он открыл рот, еще не зная, что скажет, но света вдруг стало меньше. Чья-то тень заслонила солнце, плечо сжала крепкая ладонь.
        – Кош, вот ты где, приятель. Не убегай больше, ладно? До смерти напугал.
        Выражение лица женщины изменилось. Она убрала упавшую на глаза прядь темных волос, выпрямилась и, сощурившись, посмотрела на говорившего. Мальчик обернулся и задрал голову. На фоне солнца был виден лишь темный силуэт. Квадратный подбородок, как у супергероя, и широченные плечи.
        – Ваш мальчик? – спросила женщина, наклонив голову набок.
        – Да, наказание мое. – Мужчина шутливо улыбнулся. – За что – не скажу. А я Бейтмен. – Он протянул ей руку, и она пожала ее.
        – Холли, – представилась она и добавила, явно пытаясь завязать разговор: – Забавное у него имя…
        Мальчик часто замечал, что женщины так себя ведут в присутствии Бейтмена.
        – Хотите узнать, откуда такое?
        Холли сморщила нос, кивнула.
        – «Кош» – сокращенно от «кошелек». – Бейтмен провел рукой за ухом мальчика и положил монетку в его раскрытую ладонь. – Мальчонка – золотая жила.
        Холли рассмеялась. Стало ясно, что она не просто молода, а юна.
        Бейтмен шагнул к ней, предложил закурить.
        – Живете рядом, Холли?
        Ее выражение лица снова изменилось, она переступила с ноги на ногу.
        Бейтмен вернулся в машину только с наступлением темноты.
        Холли сказала, что ее родители уехали до завтра, и Бейтмен пошел посмотреть ее дом. Когда он вернулся, от него пахло цветами. Он понюхал свои пальцы, нашел в карманах сигарету, зажег ее и ухмыльнулся. Докурил сигарету почти до фильтра, не глядя на Коша. Потом завел руку за ухо мальчика, будто чтобы достать очередную монетку, но вместо этого крепко схватил его за волосы и поднес к лицу тлеющий окурок:
        – Матери ни слова, понял?
        Кош кивнул, неотрывно глядя на пламя.
        Бейтмен усмехнулся и отпустил его.
        – Ну-ка, посмотрим, чем ты сегодня на рынке разжился.
        Кош открыл бардачок и вытащил оттуда улов. Кольца женщин, за чьи руки он цеплялся, и три бумажника, которые умыкнул у мужчин. Бейтмен проверил содержимое бумажников, вынул наличные и кредитки, а сами бумажники вышвырнул в окно. Потом положил кольца себе в карман и завел мотор. Перед тем как выехать на шоссе, снова посмотрел на мальчика:
        – Мать твою, точно золотая жила.

        II
        Красные глаза[«Red Eyes» – песня американской рок-группы The War on Drugs с третьего студийного альбома «Lost in the Dream» (2014).]

        1

        Я не сразу понял, где нахожусь. Меня будто перенесли куда-то во сне. Трезвонил телефон. Я вылез из постели и взял трубку.
        – Алло. – Мой голос прозвучал на удивление хрипло.
        Ответа не было. Яркое теплое солнце светило прямо в глаза, вокруг стояла тишина. Я прислонился к стене, с наслаждением подставив лицо солнечному свету, которого мне перепадало так мало.
        – Кто это?
        Тишина. Чье-то дыхание. Потом связь оборвалась.
        Я немного подождал, отнял трубку от уха и подошел к окну. В этой квартире в Северном квартале я прожил уже год, но она по-прежнему казалась чужой и незнакомой. Я переехал сюда из-за прошлого задания, оборвав связи со старыми друзьями. Теперь их предстояло восстанавливать. Все эти месяцы моя жизнь будто стояла на паузе: днем я спал, ночью работал. С прошлого дежурства вернулся в шесть утра. Шел десятый час. Рано утром под окнами грохотал транспорт, теперь на улице было тихо. В припаркованной у подъезда машине бубнило радио, по тротуару цокали женские каблучки.
        Я пошел в ванную и посмотрел в зеркало. Работа по ночам сделала свое дело. Лишила лицо красок. Остались только темные круги под глазами. Иногда наутро я с трудом узнавал себя в зеркале. На самом деле менялось лишь мое представление о себе, но теперь эти перемены в восприятии происходили с пугающей быстротой. Иногда мне казалось, что отражение в стекле искривляется и плывет. То ли потому, что организм окончательно избавлялся от последствий многолетнего употребления наркотиков, то ли из-за психологической травмы. С каждым днем мне все больше открывалась некая ужасная и непреложная правда о себе. Это стало еще одним поводом с головой уйти в ночные дежурства. Там можно было исчезать и полностью меняться.
        Скрывать свою личность.
        Как улыбающийся человек.
        Обычно присутствие покойника ощущалось как некая пустота, однако здесь передо мной будто разверзлась черная дыра. Стромер сказала, что не обнаружилось ни удостоверений личности, ни этикеток на одежде. Будто человек хотел исчезнуть, полностью лишиться собственного «я». Однако гостиничный номер содержал какие-то знаки. В свое время я много размышлял над феноменом безымянных смертей. У подножия горы Фудзи есть Аокигахара – «лес самоубийц» с непроходимыми чащами. В Индии – город Варанаси, где палящий жар погребальных костров ежедневно превращает в пепел сотни тел. Река Ганг, где вводят себе в вену героин, а потом заходят все глубже в зловеще-мутную воду и исчезают, уносимые коварным течением. Смерть в «Палас-отеле» была чем-то иным. Провалом чьего-то блестящего плана. Весь облик умершего был обезличенным, однако в выборе номера и вида за окном проглядывала индивидуальность. Сам ли он их выбирал – другой вопрос.
        Снова зазвонил телефон; я вернулся в гостиную.
        – Проснись и пой, красавчик.
        – Привет, Сатти. – Я почти чувствовал, как у него воняет изо рта. – Чем могу помочь?
        – Смени свой фирменный кисляк на улыбочку и дуй в больницу.
        – Охранник проснулся?
        – Увы, да. Надо, чтобы первым делом он увидел твои вечно недовольные голубые глазки. Подержи его за руку, пусти скупую слезу, он и расколется.
        – А разве мы не должны передать дело дневной смене? – Мне хотелось знать, насколько прочно мы увязли в этом деле и стоит ли тратить на него силы.
        – Официально расследование поручено сержанту Латтимеру.
        – Ему, значит, свинью подложили.
        – Я пообещал, что ты поможешь с беготней.
        – Да ну?
        – Дело пойдет мне в зачет, Эйд.
        По договоренности между Сатти и Латтимером всю беготню обычно поручали мне. Возражать почему-то не хотелось.
        – Что, по-твоему, может знать сторож? – спросил я.
        – Может, он ненадолго умер и теперь знает, что там, за чертой? Сам узнавай. Меня больше интересует, что случилось перед тем, как его огрели огнетушителем. Попробуй понять: преступник он или жертва.
        – Поеду прямо сейчас.
        – И спроси про второго сторожа. Маркуса Кольера.
        – Что о нем известно?
        – Только адрес, но ты знаешь, как это обычно бывает. От патрульных толку никакого. Ищут, короче.
        – Думаешь, он как-то связан с делом?
        – Есть одна интересная деталь. Магнитная карта на полу в номере принадлежит ему.
        Итак, значит, Маркус Кольер. Дневной сторож. Неужели все так просто? Может, он впустил постороннего в отель до того, как на пост заступил Али. Или карточку у него украли. А может, покойник – он?
        – Как бы то ни было, – прервал мои размышления Сатти, – пока я не скажу иначе, под подозрением каждый. И твой дружок в коме тоже. Если по-хорошему не проснется, можешь показать ему свое истинное лицо, но только в крайнем случае.
        – Так мы расследуем убийство?
        – Только через мой труп. Считай, что это – приятное отвлечение от поджогов мусора. Тщательный анализ фактов, чтобы распрощаться с этим делом и записать его в раскрытые.
        Подход Сатти к расследованию дел заключался в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления.
        – Запишешь в самоубийства? Но нападение на Али означает…
        – Ни хрена оно не означает, – бросил Сатти. – Зубоскал его вырубил, а потом порешил себя. Ты раньше не работал над такими делами, Эйдан. Нам нужен результат, а не разгадка. Наша работа – найти то, что хочет начальство, и повсюду раструбить официальную версию.
        – Новости какие-нибудь есть? – спросил я как можно небрежнее, безуспешно пытаясь скрыть любопытство в голосе.
        Сатти засопел в трубку.
        – Сатти?
        – Завтра будут результаты вскрытия. Больше пока ничего не слышно. Только то, что Стромер не хочет тебя к делу подпускать.
        – Почему?
        – Почему муха жрет говно? Она же лесби, мужиков ненавидит. – Он фыркнул. – Наверное, приняла тебя за мужика.
        Говорить с Сатти по телефону было все равно что лить отраву в уши, и у меня в голове уже звенело. Я стиснул в руке телефон:
        – Вряд ли дело в этом, Сатти…
        – Слушай, она так долго с бабами лижется, что у нее яйца отросли. Так что наплюй.
        Я сменил тему:
        – А ты куда?
        – Воскресенье же. До дежурства еще десять часов. Дрыхнуть буду. Введешь потом в курс дела.
        Я уже хотел нажать «отбой», потом кое-что вспомнил.
        – А ты мне до этого звонил? Минут пять назад?
        Сатти присвистнул:
        – Надо же, целых два звонка в день! Личный рекорд Эйдана Уэйтса. Может, это Стромер звонила? – Он рассмеялся. – Меняет ориентацию ради тебя? – Сатти повесил трубку, а я принял душ, больше потому, что после этого разговора захотелось помыться.
        Я выпил кофе, оделся и собрался ехать в больницу. Закрывая дверь, снова лениво прикинул, кто еще мог мне звонить.

        2

        Ослепительный солнечный свет лился с нежно-голубого неба. Прохожие сияли улыбками и золотистым загаром; из-под их ног разбегались пляшущие тени. Я так долго жил без дневного света, что казалось, будто я впервые в жизни иду по городу в прекрасный летний день и никому до меня нет дела. Я шел по улочкам с закопченными краснокирпичными домами, вокруг царила утренняя суета, а я чувствовал себя по-новому, будто проснулся от какого-то сна.
        Мокрая от пота рубашка прилипла к телу. В регистратуре больницы Святой Марии меня направили на второй этаж. В коридоре дежурил полицейский, которого прислал сюда Сатти. Он расхаживал взад-вперед и зевал, прикрываясь рукавом. При виде меня вздрогнул и заправил выбившуюся рубашку в брюки.
        – Доброе утро, – поздоровался я.
        – Детектив-констебль? – Дежурный странно на меня посмотрел.
        За дверью раздался вопль.
        – Там чувак с ночными кошмарами, – устало пояснил полицейский.
        – Сейчас же утро.
        – Ему скажите, он уже несколько часов вопит.
        – Как наш больной?
        – Проспал всю ночь. Вот бы мне получить то же, что и он.
        – Чем-нибудь тяжелым по голове? Не подавай Сатти идею.
        – Это я виноват…
        Я сменил тему:
        – Он говорил что-нибудь?
        – Даже глаз не открывал, но врачи сказали, что опасности нет.
        – Когда тебя сменят?
        – Часа через два, – мечтательно произнес полицейский.
        – Мне в любом случае надо быть здесь, когда он проснется. Так что ступай домой. Я дождусь твоего сменщика.
        Он замер. Поглядел на коридор у меня за спиной. Потом снова на меня:
        – Наверное, нельзя оставлять его одного…
        – Одного? – переспросил я.
        Он замялся, подбирая слова. Сцепил руки за спиной, будто я надел на него наручники.
        – Моя слава бежит впереди меня, констебль?
        Он посмотрел на меня одновременно с недоверием и облегчением, оттого что я произнес вслух очевидное. Неуверенно кивнул.
        – Ладно, понял, – сказал я. – Пойду кофе принесу.
        Али проснулся примерно через час. Врач убедился, что он в состоянии говорить, и велел проходившему мимо медбрату сопроводить меня к больному. Медбрат был болезненного вида парнем с сероватыми, почти прозрачными зубами. Он дышал, шумно втягивая сквозь них воздух. Может, когда он начинал здесь работать, то был еще здоров, но со временем поддался атмосфере душевного нездоровья и смерти? Что тогда творила со мной моя работа? При виде нас беспокойный пациент замолк. У него было красное, потное лицо. И изможденный вид.
        – Что с ним? – спросил я медбрата.
        – Не обращайте внимания, не сегодня завтра окочурится.
        Я остановился:
        – Дальше я сам. Спасибо.
        – Отлично. – Медбрат одарил меня серо-прозрачной улыбкой.
        У двери он задержался, бросил пару ласковых перепуганному пациенту и вышел. Я сел рядом с Али. Крупный мужчина. Руки, лежащие поверх одеяла, были толщиной с мои икры. Попробуй такого выруби. Услышав, что кто-то сел на стул, он открыл глаза.
        – Доброе утро, мистер Нассер. Как самочувствие?
        Он шевельнул ладонями, будто говоря, мол, сами-то как думаете.
        – Доктор объяснил вам, что случилось?
        Взгляд темных глаз остановился на моем лице.
        – Вы в больнице. На вас напали ночью…
        Али приложил ладонь ко лбу и кивнул.
        – Я – детектив-констебль Эйдан Уэйтс. Меня вызвали в «Палас-отель», потому что сработала сигнализация.
        – Это вы меня нашли? – проговорил он с отчетливым восточным акцентом.
        Я кивнул.
        – В коридоре на четвертом этаже. Помните, как там оказались?
        Али наморщил лоб.
        – Я услышал голоса.
        – Какие?
        – Мужские. – Али замялся. – Кричали. – Он помолчал, потом добавил: – Громко.
        – Сколько человек?
        – Вроде двое. – Он помотал головой. – Спорили, ругались.
        – Из-за чего?
        Он напрягся:
        – Я… не разобрал.
        – Во сколько это было?
        – До полуночи. Я еще не начал обход.
        – Вы услышали голоса из вестибюля?
        – Да.
        – И поднялись по лестнице?
        – Да, пошел на шум. – Он горько усмехнулся. – Старый дурак.
        – Вы просто делали свою работу.
        – Что-нибудь украли? – Он попытался сесть.
        – Боюсь, все несколько серьезнее. Мы обнаружили труп на пятом этаже.
        – Не понимаю…
        – Обстоятельства смерти кажутся нам подозрительными.
        Смысл известия доходил до него медленно, будто капля чернил растворялась в воде.
        – Кто он?
        – Пока не установили. Вы впускали посторонних в здание?
        – Никогда.
        – Совсем никого?
        Он задумался.
        – Рабочих, несколько месяцев назад. Мистер Блик иногда инспектировал здание.
        – Мистер Блик – хозяин?
        – Адвокат, – пояснил Али. – Он сам меня нанял.
        Очевидно, этот факт вызывал у него гордость.
        – Ясно. Он работает с мисс Хан?
        – По-моему, он – ее начальник.
        – Когда мистер Блик приходил в последний раз?
        – Несколько месяцев назад. Он, кажется, нездоров.
        – Еще что-нибудь необычное прошлой ночью видели или слышали?
        – До голосов – нет.
        – Дверь пожарного выхода на пятом этаже была открыта.
        Али нахмурился:
        – Я не открывал пожарные выходы.
        Утверждение прозвучало безапелляционно. Я сменил тему:
        – Как вы стали охранником в «Палас-отеле»?
        – Спросите лучше, как я вообще оказался в этой стране, – усмехнулся Али.
        – И как?
        – Я тут уже год. Раньше жил в Сирии.
        – Вам пришлось уехать?
        – На родине ужас что творится. – Али опустил взгляд; лицо его помрачнело. – Да, я беженец.
        – Тяжело пришлось?
        Он непонимающе посмотрел на меня.
        – Я имею в виду, здесь.
        – Тяжело и… – Он замолчал, подыскивая слово. – Унизительно. В центре для нелегальных иммигрантов очень плохо. Вот я и пошел в охрану. Мог бы по специальности работать, если бы подобрее к нам относились. – Он пожал плечами. – Так что пока я просто сторож.
        – А кем в Сирии работали?
        – Врачом. Пятнадцать лет. – Он с тоской обвел взглядом палату.
        – Нам пока не удалось найти вашего напарника, Маркуса. Он ведь так выглядит? Опрятно одетый, темные волосы, смуглый, глаза голубые… – Я описывал покойника из гостиничного номера.
        Не стоило без особой необходимости говорить Али, что его напарник, возможно, мертв.
        Али покачал головой.
        – Маркус белый и лысый.
        – Где его можно найти, кроме дома?
        Он снова покачал головой:
        – Мы не то чтобы дружим.
        – Но ладите?
        – Трудно сказать, – сказал он, потом добавил: – Я его почти не знаю.
        – С работой справляется?
        – А Маркуса вы будете обо мне спрашивать?
        – Да.
        Али кивнул:
        – Справляется – не то слово.
        – То есть?
        – В деловой хватке ему не откажешь.
        – Что-то вы загадками говорите.
        Али фыркнул:
        – Разгадка – в мусорных корзинах нах на четвертом этаже отеля.
        Я ждал более развернутого ответа, но его не последовало.
        – Я и так сказал больше, чем знаю, – пояснил Али. – Догадкой поделился.
        – Ладно. А что у Маркуса с карточкой от номеров?
        – Не понял.
        – Как она оказалась рядом с трупом в пятьсот тринадцатом номере?
        – Понятия не имею. – Али пожал плечами.
        Я пристально посмотрел на него:
        – К вам сегодня придут записать показания. Пока что у палаты подежурит полицейский.
        – Меня караулят?
        – Нет, защищают. – Я встал.
        – От чего? – вдруг возмутился Али. – Сейчас-то что со мной может случиться?
        – Возможно, вы – свидетель тяжкого преступления.
        – Чего я только не насмотрелся в Алеппо. И когда беженцем был, никто мной не интересовался. Всем было плевать. – Али безрадостно рассмеялся. – А тут я ничего не видел, но меня, видите ли, защищают.
        – Иногда человек, сам того не понимая, может что-то знать.
        Он снова фыркнул:
        – А иногда ничего не понимает в том, что якобы знает. Что так, что этак – один хрен. Старая пословица.
        – Слышал такую.
        Я вышел из палаты. Пациент снова завопил. Серозубый медбрат направился к двери с явным намерением устроить разборку. Я уже собрался вмешаться, но тут подошла какая-то женщина, по виду врач.
        – Опять с пациентами ругается? – спросила она.
        Я кивнул:
        – Похоже, ему не дали поспать…
        – Что ж поделать. Работа у нас такая, – сказала она, угадывая во мне «сову».
        Такое часто случалось. Мы – родственные души – узнавали друг друга по бледному лицу и усталому взгляду.
        – Я поговорю с ним, – пообещала она. – Спасибо.
        Жара стояла стеной. Я думал о том, что пережил Али, и о том, как часто мы обесцениваем трагедию отдельного человека, и тут передо мной притормозил большой черный «БМВ». Я попытался обойти автомобиль, но он проехал чуть вперед и перекрыл мне путь. В тонированном стекле отразилась моя обеспокоенная физиономия. Стекло на задней дверце опустилось. На меня глянуло знакомое лицо.
        – Эйдан Уэйтс. Чтоб мне сквозь землю провалиться!.. – глухо, с раскатистым шотландским акцентом буркнул пассажир, похожий на седовласого Люцифера, явившегося из преисподней.
        – Паррс.
        – А где уважение, сынок?
        – Простите, суперинтендант.
        Он оглядел меня. Воспаленными, налитыми кровью глазами.
        – Куда собрался?
        – Никуда.
        – Правильный ответ. Садись в машину.

        3

        Я забрался в прохладную темноту салона. Залитая солнцем улица да и сама жизнь словно бы остались позади, а я попал под власть неведомых сил. На огромном пассажирском сиденье между мной и Паррсом осталось столько свободного места, что хоть ложись и помирай – никого не стеснишь. Боковым зрением я видел его серо-седые волосы, серую одежду. Водитель завел мотор, я уставился перед собой в ожидании.
        С суперинтендантом Паррсом всегда приходилось ждать.
        Он был пауком, неутомимо плетущим сеть, вершителем судеб, для которого люди – пешки в его игре. Стратег и манипулятор, он мог как разрушить чужую жизнь, так и спасти ее. С моей он уже проделал и то и другое, а потом сослал меня в ночную смену, мол, либо сдохнет, либо уволится. Наверное, я удивлял его тем, что до сих пор жив и никуда не ушел. А удивить Паррса – худшее, что можно было сделать. С моим «ни туда ни сюда» он не получал закономерного итога. Паррс просчитывал свои ходы на несколько месяцев вперед и мою живучесть расценивал как предательство.
        Водитель выехал с парковки, и «БМВ» плавно влился в поток машин.
        Двигатель работал так тихо, что я слышал, как дышу. Думаю. Жду.
        Паррс молчал, и я радовался, что не нужно поворачиваться к нему. Смотреть в непроницаемые красные глаза на землистом лице. Я видел только его руки. Длинные, тонкие пальцы, узловатые серо-голубые вены. Он сжал кулаки, разжал, потом со вздохом подался вперед:
        – Пристегнись.
        Я украдкой покосился на него. Он смотрел в окно; на его лице блуждало подобие улыбки.
        – Мы же не хотим, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
        Я застегнул ремень безопасности, и мы поехали дальше.
        – Над твоей головой сгущаются тучи, Эйдан. Немногие на твоем месте продержались бы столько месяцев.
        – Спасибо, сэр.
        – Это не комплимент, и помолчи, когда тебя не спрашивают.
        Я проглотил грубость и опустил голову.
        – Надо же, учишься держать язык за зубами. До меня дошли сведения, что ты сработался с инспектором Сатклиффом… – Паррс помолчал. – Как тебе удается ладить с этой слоновьей задницей?
        – Запросто.
        Он шумно выдохнул носом.
        – Не умничай. Тебе задали вопрос.
        – Нас не дружить вместе поставили, сэр.
        – С чего ты так решил?
        – Я обвинил его в подтасовке улик, а он собирался свидетельствовать против меня.
        – И ты затаил обиду…
        – Нет, просто не забыл.
        С минуту мы ехали молча, потом Паррс снова заговорил:
        – С тех пор немало воды утекло.
        «И эта вода унесла с собой несколько трупов», – подумал я. Неожиданно он взглянул на меня, будто прочел мои мысли.
        Я тоже посмотрел на него.
        Костлявый острый подбородок дернулся вверх, потом опустился, как нож гильотины.
        – Нечего тут лыбиться. Смотри, сдеру ухмылочку с твоей физиономии. Не забывай, что ты еще дышишь и получаешь зарплату только потому, что я такой добрый.
        Я снова уставился перед собой, кивнул:
        – Почему вы хотели видеть меня, сэр?
        – Не я хотел, а тебе полезно посмотреть на меня. Снова проверяешь границы дозволенного. Лезешь куда не следует.
        Я ничего не сказал.
        – Дежурство у тебя нынче интересное выдалось. Рассказывай.
        Я сглотнул.
        – В час ночи нас с детективом-инспектором Сатклиффом вызвали в «Палас-отель». Сработала сигнализация, охраны на месте не было. Мы обыскали здание и обнаружили охранника без сознания. На него напали. Ударили огнетушителем по голове. Я заметил, как кто-то пытается ускользнуть из здания. Следовал за предполагаемым преступником до пятого этажа, но ему удалось скрыться через пожарный выход. Я вернулся в коридор. Дверь одного из номеров была открыта. Я обыскал помещение и обнаружил труп.
        – Продолжай.
        – У покойника не было документов. И этикеток на одежде.
        – В неработающем отеле… – задумчиво произнес Паррс. – Бродяга?
        – Нет, сэр. Прилично одет.
        – И что ты об этом думаешь? – спросил Паррс чуть более заинтересованно.
        – Сторож очнулся утром. Говорит, слышал, как кто-то с кем-то ругался. Полагаю, взломщиков было двое и один почему-то убил второго.
        – Причина смерти?
        – Слишком рано для выводов.
        – Естественная. Или самоубийство… – Последнее, похоже, представлялось Паррсу меньшим из двух зол.
        – Возможно, но как он там оказался? А второй взломщик? Я точно кого-то видел.
        Паррс озадаченно хмыкнул.
        – Сейчас ищем другого сторожа, дневного. Маркуса Кольера.
        – Может, он и есть второй взломщик, – предположил Паррс.
        Я кивнул.
        – А что хозяева отеля?
        – Пытаются от него избавиться. Вчера мы общались с юристом, которая занимается продажей.
        Паррс подумал.
        – Поговори с ними. Если умерший имеет какое-то отношение к отелю, они могут его знать. Инспектора Сатклиффа в это не посвящай.
        – Не уверен, что мне это нравится, сэр.
        – А я не уверен, что меня это волнует. Сатти предпочитает вести расследование ректальным зондированием. Толстосумам такой подход может не понравиться. Кстати, время смерти известно?
        – Около полуночи.
        – С дневной сменой сотрудничаешь?
        – Помогаю детективу-сержанту Латтимеру с опросом свидетелей, сэр.
        Паррс фыркнул:
        – В общем, нашел что порасследовать. Дельце увлекательное, но, говоря про любопытную ночь, я имел в виду твою стычку с мистером Оливером Картрайтом.
        Я недоуменно посмотрел на него. Наткнулся на непроницаемый взгляд красных глаз.
        – Я бы не назвал это стычкой.
        – А как бы ты это назвал?
        – Разговором.
        – Полуночным? Из-за того, что какая-то девчонка чего-то себе навоображала?
        – Картрайт провел с ней ночь…
        – По обоюдному согласию. Продолжай.
        – И сделал видеозапись. Намекнул, что выложит ее в интернет, если девушка не согласится на повторное рандеву.
        – Не кажется ли тебе, что она драматизирует ситуацию?
        Я начал говорить, но Паррс меня оборвал:
        – Возврат к прошлогодней проблеме?
        – Вы о чем, сэр?
        – Может, всему этому имеется невинное объяснение?
        Я молчал, обдумывая его слова.
        Тишина становилась невыносимой.
        – Нет. Я видел запись.
        – Девушка написала заявление?
        – Дело очень личное. Не хочет неприятностей. Вот я и проявил понимание. Картрайту же лучше, если все ограничится разговором с глазу на глаз и газетчики не прознают.
        – Но если девчонка не заявила на него официально, то дело нас не касается.
        – Вы знаете, что она этого не сделает.
        – Тогда вопрос закрыт, черт побери.
        – Оливер Картрайт – важная шишка?
        Паррс повернулся ко мне:
        – Мне не нравится то, что я слышу, сынок.
        – А мне не нравится то, что приходится называть вещи своими именами, сэр.
        Он шумно выдохнул носом.
        – Мистер Картрайт – известная медийная персона. Он не заслуживает того, чтобы мой худший сотрудник ночью вытаскивал его из постели. Если уж говорить начистоту, его имя есть в записной книжке у каждого амбициозного выскочки в городе, включая старшую суперинтендантшу Чейз. Итак, повторяю, нет заявления – нет дела.
        – Сэр.
        – Я все сказал. Тебе и без этого будет чем заняться. По мусорным поджогам есть новости?
        Я помотал головой.
        – Я и не сомневался. Теперь, конечно, будешь скакать по верхам, пытаясь расколоть дельце с улыбчивым мертвецом.
        – Как вы узнали про улыбку?
        – Молодец, смекнул, – сказал Паррс. – Значит, не совсем бесполезен. К сожалению, патологоанатом так не считает.
        – Карен Стромер.
        – Ага, сегодня утром мне все уши прожужжала по телефону. Мол, как бы не пришлось потом разгребать проблемы с наркотиками. – Паррс усмехнулся. – На все слабые места надавила.
        – Хочет услать меня с глаз подальше.
        – С этой планеты, сынок.
        – И что вы ей сказали?
        – Сказал, что понимаю ее точку зрения. Но еще – что вы с Сатти как два клоуна в костюме осла. Без тебя по арене будет бегать только огромная жирная задница.
        Это прозвучало почти как комплимент.
        – Так что смотри, в этот раз не облажайся. И если раскроешь дело, умудрившись не сожрать все спиды в городе, мы тебе спасибо скажем. – Паррс снова ухмыльнулся. – За то, что нам оставил.

        4

        Паррс высадил меня там же, у больницы. Солнце даже не сдвинулось с места, я никуда не спешил, и от этого встреча с Паррсом казалась сном. Еще одна выдающаяся способность суперинтенданта. Превращать сны в ночные кошмары. Несколько минут назад мы обсуждали вопросы жизни и смерти. Теперь казалось, что этого разговора никогда не было.
        Я достал телефон и приступил к работе:
        – Алло?
        – Аниса Хан? Это детектив-констебль Уэйтс.
        – Доброе утро, детектив-констебль. – Голос Анисы дрогнул. – Вы по поводу Али? Как он?
        – Я только что разговаривал с мистером Нассером, ему гораздо лучше. Но мне нужна ваша помощь.
        – Я тоже собиралась с вами поговорить. Простите, ночью я была сама не своя. Не сталкивалась с проявлениями насилия раньше. Наверное, у меня был шок. – Слова Анисы прозвучали как заготовленный ответ на собеседовании при приеме на работу, но, вообще-то, ее заявления и раньше звучали официально. Ночью она ненадолго ослабила контроль над собой, и это ее волновало больше всего.
        – Совершенно естественная реакция, – ответил я. – Пусть вас это не беспокоит.
        – Благодарю. – В ее голосе чувствовалось облегчение. – Чем я могу помочь?
        Давно пора было сказать про труп на пятом этаже, но я хотел разузнать побольше о хозяевах здания. Если сообщить ей новость сейчас, то я не увижу непосредственной реакции.
        – Вчера вы сказали, что ваша фирма занимается продажей «Палас-отеля».
        – Верно. Но самой сделкой займется мой начальник, Энтони.
        – Мистер Блик?
        – Да. Откуда вы знаете?
        – Мистер Нассер упоминал его имя утром, – ответил я. – Я бы хотел с ним поговорить, если это возможно.
        – Он будет на следующей неделе. Энтони в Таиланде.
        – В командировке?
        – Нет. Ищет свое истинное «я». В пятьдесят лет. Представляете?
        – Искать себя никогда не поздно. А владельцы здания? С ними можно побеседовать?
        Аниса какое-то время молчала, потом заговорила.
        По ее словам, «Палас-отель» принадлежал трастовому фонду семейства Койлов под управлением Наташи Рив и Фредерика Койла. Я спросил, можно ли встретиться с ними сегодня. Аниса ответила, что не уверена, найдется ли у них время, но она узнает и перезвонит. Я почти добрался до центра города, когда она перезвонила:
        – Наташа готова встретиться с вами прямо сейчас. Сможете?
        – Конечно.
        – Боюсь, я не смогу присутствовать…
        Я думал, она хочет предупредить меня о чем-то – например, скажет, что ее клиентка – трудный в общении человек, но Аниса оставила фразу недосказанной. Однажды она уже ослабила контроль над собой и дальше этого предела заходить не собиралась.
        – Я буду паинькой, – пообещал я. – Просто скажите где и во сколько.

        5

        Наташа Рив назначила мне встречу на Кинг-стрит, недалеко от Динсгейта. Наверное, жила рядом. Богатые часто отказывались пускать полицию к себе домой. Люди с определенным уровнем дохода обычно предпочитают беседы в кафе или ресторане. Возможно, беспокоятся, что их жилища и имущество поразят или даже возмутят рядовых полицейских. Я вдоволь наобщался и с теми и с другими, так что, пожалуй, такая осторожность была оправданной.
        Я сразу же понял, что передо мной Наташа.
        Стройная загорелая женщина лет сорока пяти. Выглядит так, будто всегда вела здоровый и правильный образ жизни. Солнце, сбалансированное питание и хорошее образование. Моя полная противоположность. Она прямо-таки лучилась здоровьем, отчего я слегка устыдился самого себя. Будто принадлежал к низшей расе. На ней были светло-бежевые джинсы с блузой в тон; одежда выгодно подчеркивала загар. Ровный, какого не получишь даже на такой жаре. Я было подумал, что Наташа рассматривает детскую одежду в витрине магазина. Однако, подойдя ближе, понял, что она придирчиво разглядывает свое отражение. И чем-то недовольна. Она обернулась и посмотрела на меня. Ее взгляд при этом не изменился.
        Она тоже сразу поняла, кто я, и слегка кивнула.
        – Мисс Рив? Я детектив-констебль…
        – Уэйтс, – закончила она за меня, не подав руки` в ответ. – Пройдемся? – Она пошла вперед, предполагая, что я последую за ней. – Мне сообщили, что ночью кто-то проник в «Палас-отель».
        – Боюсь, что да. – Я повернулся к ней, но она продолжала смотреть прямо перед собой. – Не могли бы вы рассказать мне об отеле?
        – Это так необходимо?
        – Похоже, мы имеем дело не просто со взломом.
        – Заинтриговали, – сказала Наташа ничего не выражающим тоном. – Что ж, ладно. «Палас-отель» принадлежит моей семье последних тридцать лет, и треть этого срока им занимаюсь я. Он никогда не был убыточным, но семейные обстоятельства вынудили нас выставить его на продажу. Сейчас мы ведем переговоры с потенциальными покупателями. Процесс идет медленно, но верно. – Она говорила кратко, как женщина, потерявшая интерес к собственной жизни. На этом экскурс в историю был окончен. Три десятилетия уместились в несколько фраз.
        – Мне сказали, что у отеля два владельца.
        – Трастом Койлов, который владеет отелем, управляют двое, – подтвердила она.
        – Вы и?..
        – Фредерик Койл, мой муж.
        – Не знал, что вы – супруги.
        – Со временем и Фредди об этом забыл. Мы разводимся, детектив-констебль. Бракоразводный процесс тоже идет медленно, но верно.
        – Поэтому продаете отель?
        – Фредди предложил поделить его на две части, например на спа-клинику и отель, но я не могу этого допустить. Я согласна на продажу только при условии, что отель останется в неизменном виде.
        – Рад это слышать.
        Наташа Рив не нуждалась в союзниках.
        – Боюсь, потенциальные покупатели не разделяют вашу ностальгию.
        – С продажей проблемы?
        – Я же уже сказала… – произнесла она с таким видом, будто ей невыносимо повторять собственные слова.
        – Да, что процесс идет медленно, но верно. Как давно вы женаты?
        – Десять лет. – Она дернула плечами. – Почему вас так интересует вопрос брака? Собираетесь жениться? Не надо, не тратьте время.
        – Просто выясняю факты. У вас с мистером Койлом есть дети?
        – Думаете, он уходит, потому что нажил ребенка на стороне?
        Я промолчал, и она вернулась к вопросу:
        – Нет, детей нет. Фредди не хотел. Слишком много хлопот. Раньше я жалела, но он так повел себя с разделом отеля, что…
        – Что вы имеете в виду?
        – Он бы и ребенка предложил разделить пополам. – Наташа поняла, что сказала что-то не то, остановилась и впервые за все это время посмотрела на меня. – Нет, я не тащу в будущее прошлые обиды. Так уж карты легли. Будь моя воля, мы не продавали бы «Палас-отель». Боюсь, сейчас я не могу рассуждать на эту тему беспристрастно. – Она снова пошла вперед. – Но какое все это имеет отношение к взлому?
        – Как я уже говорил, все несколько серьезнее.
        – Да, вы повторяетесь, – сказала она, продолжая идти.
        – На охранника, мистера Нассера, напали.
        – Мисс Хан сказала. Он поправится?
        – По всей видимости, да.
        – Рада слышать. Он надежный человек. Конечно, должность останется за ним, если он решит вернуться. Может работать неполную смену, если так лучше для его здоровья или для расследования. Все остальные вопросы лучше решать с мисс Хан или – начиная со следующей недели – с мистером Бликом.
        – Я также надеялся поговорить с мистером Койлом.
        – Ну еще бы.
        – Вы разговаривали с мужем сегодня утром?
        Я вдруг подумал, что безымянный покойник – Фредерик Койл. Это значительно облегчило бы жизнь Наташи, так как сделало бы ее единоличной хозяйкой отеля.
        – Мисс Хан отправила нам одинаковый мейл о событиях прошлой ночи. Фредди не проявил интереса.
        – Но ответил?
        – Разумеется.
        – Боюсь, у мисс Хан не полная информация. Когда она вызвала нас из-за сработавшей сигнализации, мы обнаружили охранника, мистера Нассера, без сознания на четвертом этаже. Кто-то ударил его сзади по голове. – Я рискнул глянуть на Наташу, но ее лицо оставалось непроницаемым. – Мы осмотрели все здание и в одном из номеров на пятом этаже нашли труп. Обстоятельства смерти кажутся нам подозрительными.
        – Понятно. – Она прищурилась. – Вы же не думаете, что мистер Нассер…
        – Нет. Похоже, он спугнул тех, кто проник в здание. Говорит, что перед обходом услышал громкие голоса. Ругались двое…
        Ответом была улыбка, похожая на узкий луч света из щели под дверью.
        – И вы полагаете, что это были мы с Фредди?
        – Мистер Нассер пошел на шум, и на него напали, – сказал я, не ответив на вопрос. – Были ли еще случаи незаконного проникновения в отель после того, как его закрыли?
        – Мне об этом неизвестно.
        – А подозрительные события?
        Наташа покачала головой.
        – Но лучше спросите мисс Хан. Я сознательно отстранилась от управления отелем после его закрытия, так что она и мистер Блик больше знают о текущем состоянии дел.
        – Вас ничего не настораживает в поведении потенциальных покупателей?
        – Пожалуй, недостаточно активный интерес, но пока мы просто присматриваемся друг к другу. Случившееся может осложнить продажу?
        – Не вижу причин для этого. В ближайшие несколько дней нам понадобится доступ к месту преступления, но в остальном…
        Она кивнула. Кажется, с благодарностью. Да уж, наверное, непросто вести бизнес с бывшим.
        – Все это подводит нас к последнему вопросу, – продолжал я. – Вы сами пошутили, что вы с мужем и были теми двумя спорщиками, которых слышал мистер Нассер. Можете сказать, где вы были вчера вечером и ночью?
        – С удовольствием, – ответила Наташа. – Дома, одна.
        – Здесь в городе?
        – У меня квартира на Кинг-стрит.
        К этому времени мы обошли квартал; Наташа кивнула на табличку с названием улицы.
        – А чем занимались?
        – Читала.
        – Что?
        – Стихи, – произнесла Наташа таким тоном, будто поэзия – единственный жанр литературы. – У вас все, детектив-констебль?
        – Вы, кажется, не слишком озабочены вопросом алиби…
        – Мне нечего скрывать, и, кроме того, вы еще не говорили с Фредди. Он докажет, что не мы ругались в отеле.
        Я вопросительно посмотрел на нее.
        – Он-то уж точно не с подушкой обнимался, – пояснила Наташа.

        6

        На этом мы с Наташей расстались. Аниса сообщила мне, что Фредди Койл сможет со мной встретиться только завтра. Обдумывая разговор с Али, я вернулся в отель. Полицейский у двери проводил меня мрачным взглядом. Солнечные лучи струились сквозь застекленный купол потолка и отражались в мраморе, отчего огромное помещение сияло. Теперь оно производило не зловещее, а спокойное и умиротворяющее впечатление. У лестницы мне преградил путь еще один полицейский.
        – Детектив-констебль Уэйтс, – сухо сказал он. – Что вы тут делаете?
        – Доброе утро. Вы же знаете, что я расследую обстоятельства появления трупа на пятом этаже.
        – Могу я чем-нибудь помочь?
        – Здание уже осмотрели?
        – Детектив-инспектор Сатклифф опечатал пятьсот тринадцатый номер. Там все проверено.
        – А остальные помещения? Номера все открывали?
        – Да. Все здание опечатали.
        – Опечатать – это одно… – настаивал я. – А обыскали?
        – А что вы ожидаете найти?
        – Нет, так дело не пойдет. – Я направился к лестнице.
        – Туда ходить запрещено. – Полицейский пошел за мной.
        – Знаю, но давайте притворимся, что мы из полиции.
        – Карен Стромер ясно дала понять, что вас нельзя пускать на пятый этаж без особого разрешения.
        – Ладно, пойдем на четвертый.
        Мы начали долгий подъем. Полицейский не отставал, сопел и старался не показывать, что совсем запыхался. К четвертому этажу мне уже казалось, что он сейчас испустит дух. Я принялся осматривать все номера подряд. Говоря про дневного сторожа, Маркуса Кольера, Али упомянул мусорные корзины. Я заходил в номер и шел сразу к ним. Их везде было по две: одна в гостиной и одна в ванной. В первых нескольких номерах я ничего не нашел.
        Номер 405 отличался от остальных.
        Кровати во всех номерах были аккуратно заправлены, в этом же поверх покрывала лежала простыня. Я проверил мусорную корзину в гостиной, осмотрел все вокруг, опустился на пол и посветил фонариком под кроватью.
        Пусто.
        Полицейский наблюдал за мной из прихожей. Обстановка в ванной была самая простая. Выключатель я трогать не хотел, ограничился светом фонарика. Нажал на педаль мусорного бачка, крышка распахнулась. Внутри что-то блеснуло. Надорванный квадратик из фольги. Я достал из кармана чистый пакет и прихватил им находку. Ярко-розовые буквы на одной из сторон гласили: «Здоровая жизнь». Я вышел из номера, полицейский последовал за мной.
        – Позвоните криминалистам, – велел я ему. – Надо снять отпечатки пальцев в этой комнате, особое внимание обратить на кровать.
        – А искать что?
        Я начинал терять терпение.
        – Свидетельства сексуальной активности. Волоски, частички кожи, ДНК. Пока не найдешь – не узнаешь, но не искать совсем – значит недобросовестно исполнять служебные обязанности. И говоря о добросовестности, вот это надо проверить на все вышеперечисленное. – Я протянул полицейскому пакетик.
        – Презерватив, что ли? – спросил он, не сразу сообразив, что это.
        – Упаковка от него. Так что не рассчитывайте. – Я подмигнул ему и вышел.
        Я поговорил с дежурным на выходе. Он стоял там с тех пор, как мы обнаружили труп. На вопрос, не приходил ли на работу Маркус Кольер, ответил, что, кроме меня и криминалистов, никто к зданию не приближался. Я поблагодарил его. Мой уход он воспринял с явным облегчением.

        7

        Вечер только начинался, когда я забрал Сатти в центре города перед дежурством. Напарник грузно плюхнулся на пассажирское сиденье:
        – Ничего рассказать не хочешь?
        Было непонятно, что именно из моих сегодняшних действий его разозлило, но если он проведал, что я встречался с хозяйкой отеля без него, то мне предстоит та еще ночь. Я решил начать с самого начала:
        – Я встретился с Али…
        – С суперинтендантом. Вот с кем ты встретился.
        – Не по своей воле, – сказал я после паузы.
        – Ты мне зубы не заговаривай. В открытую нападать слабо?
        – Ничего личного, Сатти.
        – А на фига тогда эта конспирация? Ему небось сказал, что я дома дрыхну?
        – Нет. Он за мной заехал без предупреждения, – сказал я после некоторого раздумья. – Про нашу встречу ты явно знаешь от водителя…
        – Дэйв – мой старый приятель.
        Опять человек из управления. У Сатти было полно приятелей оттуда.
        – Ну так и расспросил бы его получше.
        Сатти фыркнул.
        – Ему было плохо слышно.
        – Тогда пусть помалкивает. Я не знал, что увижусь с Паррсом. Наверное, дежурный, которого ты поставил охранять Али, доложил ему, что я в больнице. Паррс просто хотел меня предупредить насчет Картрайта.
        – Кого-кого?
        – Чувака, которого я допрашивал в Кизе вчера ночью.
        – Опять твои чертовы девушки…
        – Дело не в девушке, а в нем. Он, похоже, важная шишка.
        – И какая же?
        – Известная медиаперсона. Во всяком случае, поважнее нас.
        – Таких воз и маленькая тележка, – проворчал Сатти.
        – Паррс велел мне не отвлекаться от мусорных поджогов…
        – Ну-ну, – хмыкнул Сатти. – Дело чрезвычайной важности. Такое можно доверить только лучшему сотруднику. – Он засопел, решая, верить мне или нет. – Расскажи про Али.
        – Говорит, услышал голоса, пошел посмотреть, кто там, и его вырубили.
        – Веришь ему?
        – Он год назад бежал из Алеппо. Боится полиции. Да, верю. Про дневного сторожа что-нибудь известно?
        – Ага. Известно, что ни хрена не известно.
        – Похоже, у него какие-то терки с Али.
        – То есть?
        – Я поднажал на Али в разговоре, и он намекнул, чтобы мы проверили мусорные корзины на четвертом этаже. Я нашел упаковку от презерватива.
        – Маркус проверял, мягкая ли постелька?
        – Возможно. В номере будто прибирались в спешке. Я попросил криминалистов все осмотреть.
        – А что с упаковкой? Отпечатки могут быть?
        – Рано говорить, я ее только что нашел. Тебе могут позвонить и пожаловаться, что я пытался проникнуть на место преступления…
        – Стромер?
        – Она оставила четкие указания.
        – Ее не в чем упрекнуть. Твою физиономию пора размещать в рубрике «Их никто не ищет». А раз так, – продолжал он, вылезая из машины, – избавься-ка от этого, а я пока перекушу. – Он кивнул на куртку Софи на заднем сиденье. – Возьми машину. И смотри, чтоб оцарапали…
        – Ты разве заметишь?
        – Да не машину, а тебя, любимец девочек.

        8

        Я припарковался и зашагал по территории Оуэнс-парка. Снова возникло вчерашнее ощущение. Я будто вернулся в прошлое. Будто свет этих волшебных фонарей превратил меня в юношу, у которого вся жизнь впереди. Я подошел к корпусу Софи и позвонил в ее квартиру. Паррс велел мне забыть про Картрайта.
        Сколько уже таких предостережений я от него получил!
        Он метал бы громы и молнии, если бы узнал, где я сейчас, но меня беспокоило что-то еще, кроме гнева Паррса. Антипатия Стромер? Ожидаемо. Мусорные пожары? Так, фоновый шум. Мысленно я вернулся к утренним событиям. Первый телефонный звонок. Несколько секунд тишины, дыхание в трубке и долгие гудки. Мне редко звонили на городской номер телефона, да и дыхание в трубке явно было не случайностью, а смыслом звонка. Кто-то дышал прямо в трубку с целью устрашения. Я вспомнил вчерашний день. Гай Расселл, Олли Картрайт и улыбающийся человек.
        Сплошь новые враги.
        Я еще раз позвонил в домофон. Дверь щелкнула и открылась. Я поднялся по лестнице. Вчера вопросов не вызывало поведение только одного человека – соседа Али по палате, беспокойного пациента, который кричал, потому что боялся этого мира и не знал, чего от него ожидать.
        Из квартиры на втором этаже слышались юные голоса, музыка, смех. Я свернул в общую кухню, где ждал Софи прошлой ночью. Там стоял Эрл и смешивал сразу четыре коктейля. При виде меня он замер. Взгляды присутствующих обратились ко мне. Эрл опустил бутылку, из которой разливал что-то по бокалам; его друзья недовольно засвистели.
        Он шикнул на них и двинулся мне навстречу, глазами показывая на коридор. Я шагнул за порог, он вышел следом и закрыл за собой дверь.
        – Как там вас? Я забыл.
        – Уэйтс, – ответил я. – Софи дома?
        – Вас сюда не звали.
        – Софи дома?
        – Не-а. – Он прислонился к стене, загораживая мне проход.
        – Ее велосипед в коридоре.
        – А самой нет.
        – Ее комната открыта?
        – Нет.
        У него уже были проблемы с законом, так что я не стал обострять ситуацию.
        – Вот ее куртка. – Я показал ему джинсовку в руке.
        Он удивился:
        – Можно я передам?
        – Ладно. С тем парнем проблем больше не будет, но, если что, у нее есть мой номер.
        Эрлу явно хотелось узнать подробности, но я отдал ему куртку и повернулся к лестнице.
        – Спасибо, – сказал он мне в спину.
        – Ты – настоящий друг, Эрл. Присматривай за ней.
        Я спустился в душный коридор и пошел к выходу мимо веселых голосов, смеха и музыки.
        – Уэйтс! – Эрл бежал вниз по лестнице. – Вы уронили… – Он протянул мне сложенный клочок бумаги. Я его развернул.
        Оливер Картрайт. Олли. 35–40 лет. Редеющие рыжие волосы, брюшко. «Инкогнито». 19:00.
        Наверное, записка выпала из кармана джинсовки, пока я нес ее, перекинув через руку.
        Эрл с ухмылкой глянул на записку:
        – Знаете этого придурка?
        – Картрайта? Нет, а ты?
        – Фамилию слышал. Ведущий ультраправой передачи «LOLitics». Мы один раз протестовать ходили к ним под окна. – Эрл задумался. – Погодите, так это с ним Софи спуталась?
        Я покачал головой:
        – Нет, это по другому делу.
        – Вы там прижучили бы его как следует. Злобный уж больно. – С этими словами Эрл ушел наверх в кухню, где его радостными воплями встретили друзья, заждавшиеся коктейлей.
        Я шел к машине, сжимая в руке записку. Софи записала, как выглядит Картрайт, значит заранее знала, кто он, может быть, даже следила за ним. Получается, она врала мне, что познакомилась с ним случайно.

        9

        Вернувшись в центр города, я решил сначала отчитаться перед Сатти. Он был занят – помогал топталам из подразделения быстрого реагирования остановить драку в баре, которую, скорее всего, сам же и начал. Меня обуревала новая, незнакомая жажда действий. Будто мозг включился после многомесячной спячки.
        Я припарковался около «Палас-отеля», на перекрестке Оксфорд-роуд и Грейт-Бриджуотер-стрит, и увидел свет в «Темпле». Когда-то в нем размещался общественный туалет. Еще в викторианские времена он был скандально известен тем, что геи искали себе здесь пару, но потом, много позже, таким местом стала Канал-стрит. Теперь «Темпл» был маленьким подвальным баром. Принадлежал он фронтмену необычайно популярной местной группы и вскользь упоминался в ее самом нашумевшем хите «Причины развода».
        Меня будто что-то подталкивало навстречу прежним мыслям и чувствам, и я решил поддаться этому ощущению. Тому, кто завязал со спидами, кокаином и экстази, алкоголизм кажется здоровой привычкой. Я спустился по ступенькам и подергал ручку двери. Заперто, но изнутри слышны голоса. И музыкальный автомат еще работает, хотя уже двенадцатый час ночи. Я постучал. Раздались шаги. Я отступил от двери, чтобы меня было лучше видно.
        – Кто там? – спросил знакомый голос.
        – Это я.
        – Уэйтс?
        Щеколду отодвинули, дверь открылась. Изнутри повеяло теплым воздухом и оживлением, обычно сопровождающим коллективное распитие спиртных напитков. Из-за двери на меня смотрела барменша, Шан.
        Подчеркнуто безразличным взглядом.
        У Шан были темные волосы и бледная кожа в веснушках. Черная одежда, хипстерские очки, по руке тянулись изящные татуировки.
        – Мы уже думали, ты исправился.
        – Рецидив, – ответил я. – Рад видеть. – Я шагнул к ней, но она не сдвинулась с места, просто стояла у двери, глядя на меня снизу вверх. Впервые я увидел ее здесь же, у этой самой двери. Тогда это было похоже на прыжок с обрыва.
        – Да неужели? – сказала она.
        Потом наконец повернулась и пошла обратно в бар. Я запер дверь и последовал за ней. Бар представлял собой узкий зал длиной с два лимузина. Вдоль каждой стены четыре-пять столиков, посередине только-только хватает места пройти. За столиками группки посетителей, но в целом не больше десяти человек. Обычная кучка завсегдатаев, которым дозволяется посидеть в баре после закрытия в воскресный день. Потрепаться о том о сем, поспорить. Обсудить жизненно важные вопросы, о которых завтра никто не вспомнит. Из музыкального автомата раздавалась «Brand New Cadillac» в оглушительном исполнении The Clash[7 - «Новенький кадиллак» – песня Винса Тейлора, впервые записанная в 1959 г. и получившая широкую известность после того, как британская панк-рок-группа The Clash включила ее в свой третий альбом, «London Calling» (1979).]. На меня никто не обращал внимания.
        – «Гиннесс», – попросил я, усаживаясь на высокий стул у барной стойки.
        Шан посмотрела на меня:
        – Чистых бокалов не осталось…
        – Я сегодня готов пить из чего угодно.
        – Смотри, поймаю на слове. – Она распахнула ногой дверцу посудомойки; оттуда вырвался горячий пар.
        Шан молча наполнила бокал и подвинула его ко мне. Он еще не остыл после кипятка. Я принялся шарить по карманам в поисках бумажника, но Шан махнула рукой.
        – За счет заведения, Эйд.
        – Спасибо. – Я посмотрел на нее. На шее у нее билась жилка. Шан чувствовала то же, что и я. – Как поживаешь? – спросил я.
        – То есть не разорвалось ли у меня сердце от несчастной любви? Что ты вообще в наших краях делаешь?
        – Разучиваюсь быть детективом.
        – Это у тебя легко получится. Нет, серьезно, – сказала она. – Ты так давно тут не показывался…
        – Слишком много заведений заявили о нежелании меня видеть.
        Она оперлась на стойку:
        – Вот, оказывается, что надо было сделать! Где подписывают петицию?
        – Просто был тут по работе.
        – Ты все время где-то по работе. Ты – единственный, у кого график еще хуже моего. – Она пожала плечами. – Но выглядишь неплохо…
        – Бегаю много.
        Шан изогнула бровь.
        – Должны же у человека быть какие-то дурные привычки.
        – У тебя их всегда хватало, насколько я помню.
        – Я больше не употребляю, – сказал я и понял, что на самом деле, наверное, зашел сообщить ей об этом.
        Она перестала изображать безразличие и улыбнулась. Так искренне, что я устыдился того, как повел себя в нашу последнюю встречу.
        – Это хорошо, Эйдан. Очень хорошо! – Она шутя ткнула меня в плечо. – Чем теперь продавцы спидов будут на жизнь зарабатывать?
        Я рассмеялся:
        – Думаю, у них предусмотрено что-то на случай кризиса.
        – Девушек ты тоже бросил? Или только меня?
        – Я…
        – Раньше мне хотя бы говорили «до свидания».
        – Я думал, что вернусь.
        – Но не вернулся. Ты и сейчас-то не вернулся, так ведь?
        К стойке подошел посетитель и заказал выпивку на всю компанию. Шан быстро обслужила его и сдержанно улыбнулась, когда он начал перетаскивать кучу бокалов на свой столик. Я понял, что прийти сюда было ошибкой. Хуже того, мое исчезновение из жизни Шан было еще одной образцовой диверсией против самого себя. Я допил пиво и собрался уходить.
        – Когда явишься в следующий раз, меня тут может не быть, – сказала Шан.
        Я посмотрел на нее:
        – А где ты будешь?
        – Не знаю, для начала выползу на свет. Я встречаюсь кое с кем.
        – Хороший парень?
        Она кивнула:
        – Таких, знаешь ли, ужасно сложно найти.
        Перед нашим расставанием больше года назад мы с Шан почти съехались, ни о чем не договариваясь. Ни она, ни я не были готовы назвать вещи своими именами или отказаться от собственного жилья. Просто шли ночевать ко мне или к ней, смотря у кого заканчивалась ночная смена. Я постепенно знакомился с ее друзьями и родственниками, стараясь не думать о том, что мне ее познакомить не с кем. Какое-то время мы были счастливы. Мне вспомнилось, как мы готовили что-нибудь по-быстрому, ели, держа тарелки на коленях, и разговаривали. Летом забирались на крышу старого дома Шан по пожарной лестнице. Пили вино, смотрели на звезды, пели «Drunk on the Moon»[8 - «Опьянен Луной» – песня американского композитора и певца Тома Уэйтса со второго студийного альбома «The Heart of Saturday Night» (1974).]. Хорошее было время, но закончилось плохо. Я вляпался в неприятности на работе. Пустил свою жизнь под откос. Шан была права, на самом деле я так и не вернулся.
        – Прости, – сказал я.
        Мы принялись, уже непринужденнее, вспоминать старые времена. К разговору присоединился кто-то из завсегдатаев, и я стал прокручивать в голове события последних двух дней. Мусорный поджог, секс-шантаж, возможное убийство. Весь уголовный набор: от хулиганства до особо тяжкого преступления. Я принялся за второй бокал. Подумал про Олли Картрайта. Я поднял его ночью с постели. Именно такое поведение привело меня к работе в ночную смену. К моему самому последнему шансу. Однако стоило это проделать хотя бы ради того, чтобы позлить Паррса. Мне нравилась Софи. Она напоминала девушку, которую я когда-то знал.
        Однако в основном мои мысли сейчас занимал улыбающийся человек.
        Кто-то забарабанил в дверь. Шан обогнула стойку бара и направилась к выходу. В перерыве между песнями я услышал чей-то грубый, хриплый голос и обернулся. Кто-то – я видел только темный силуэт за дверью – доказывал, что Шан должна его впустить. Заиграла следующая песня, и я не услышал, что говорила Шан. После короткой словесной перепалки незадачливый посетитель поднял руки и отступил. Шан заперла дверь и объявила, что бар закрыт.
        Я допил пиво и ушел под блюз Тома Уэйтса, зная, что встреча с Шан прошла как нельзя лучше и что, наверное, она специально поставила эту песню в память о старых временах. В каком-то расслабленном, даже рассеянном состоянии, все еще напевая мелодию, я поднялся по ступенькам и шагнул на тротуар. Мимо грохотали двухэтажные автобусы, похожие на пустые коробки с подсветкой. Я уже повернул в сторону центра, но сзади раздался шорох. У входа в «Темпл» стоял какой-то человек. Его скрывала темнота, меня же освещали уличные огни. Я чувствовал на себе его взгляд. Какое-то время мы оба не двигались, потом я повернулся и пошел прочь.

        В этот раз все тоже началось со стука в дверь.
        Был вечер воскресенья, начало одиннадцатого. Мальчик немного подождал. Они забрались далеко от города, и, хотя давно стемнело, звезд на небе в этот раз не было. Мальчику хотелось вернуться к машине, где его ждали мать и сестра. Пожать плечами, соврать, что никого нет. Но Бейтмен был где-то рядом, наблюдал за ним, готовый выйти из темноты. Бейтмен знал, что в доме кто-то есть.
        И что этот кто-то – один.
        Мальчик не удивился, когда за дверью послышались шаги и молодой женский голос спросил:
        – Кто там?
        Голос казался знакомым.
        – Бейтс, ты? – нерешительно спросили из-за двери. – Ты не должен сюда больше приходить…
        Мальчик всмотрелся в темноту, где ждал Бейтмен, и ответил:
        – Я потерялся.
        Прозвучало правдоподобно.
        Изнутри щелкнул замок. Дверь приоткрылась, в щелку выглянула встревоженная девушка. Холли, которую он видел на рынке, только сейчас она была в пижамных штанах и в халате.
        – Привет. – Холли присела на корточки перед мальчиком.
        Глаза ее распахнулись от удивления.
        – Кош?
        Холли не сразу заметила, что за спиной мальчика кто-то стоит. Она резко выпрямилась, заскочила в дом и попыталась захлопнуть дверь, но Бейтмен застопорил ее ботинком, обитым железом. Потом распахнул плечом так, что от удара девушка упала и распростерлась на полу.
        – Прости, – сказала она. – Прости, пожалуйста.
        Мальчик не сразу понял, что обращается она к нему.
        Бейтмен шагнул в прихожую. В одной руке у него был гвоздодер, в другой – огромная дорожная сумка. Он швырнул ее на пол, схватил Холли за волосы и поволок в комнату.
        – Дверь, – бросил он мальчику через плечо.
        Мальчик толкал спиной входную дверь, пока не щелкнул замок. Вдохнуть не получалось. Он медленно сполз на пол. Из комнаты доносились шаги. Громкие голоса. Грохот мебели. Звон бьющегося стекла. Слабый голос Холли, моливший о прощении.
        – Сумку, Кош! – прокричал Бейтмен. – Некогда всю ночь тут торчать!
        Мальчик поднял с пола сумку и вошел в комнату. На удивление большую и богато обставленную. С огромными книжными шкафами вдоль стен и дорогой мебелью. Комната была больше, чем вся квартира, в которой жила семья мальчика. Он прошел мимо перевернутого стола, дыры в стене, разбитой настольной лампы, завернул за угол. Холли рыдала на полу, над ней возвышался Бейтмен. С гвоздодером в руке.
        – Сделаешь кое-что для меня, – сказал он девушке.
        – Да, конечно. – Холли кивнула, вытерла глаза и попыталась улыбнуться.
        – Залезай. – Он кивнул на дорожную сумку.
        – Что? – тихо переспросила Холли.
        – Залезай в сумку, – пояснил Бейтмен, не глядя на нее.
        – Но… – Она судорожно сглотнула. – Зачем?
        – Зачем? – передразнил ее Бейтмен. – Затем, что не каждому повезло родиться богатеньким, дорогуша. Некоторым приходится делом заниматься. Я люблю, чтобы все было тихо-мирно. Не по-хорошему, так по-плохому. – Он красноречиво помахал гвоздодером.
        Холли будто бы забыла, как дышать. Она кивнула, поднялась с пола и бросилась в коридор. Мальчик пошел за ней. Холли стояла у двери и трясущимися руками отпирала щеколду. Возникший позади мальчика Бейтмен усмехнулся. Холли замерла в ослепительном луче света и закрыла лицо руками.
        – В дом! – велела ей мать мальчика.
        Плечи Холли опустились, колени подогнулись. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Бейтмен поднял ее и понес обратно в комнату.
        – Я же сказал. Не по-хорошему, так по-плохому.
        Мальчику хотелось вжаться в стену. Он старался не смотреть на мать, которая прошла мимо него в комнату. Закрыл глаза, но до него доносились звуки борьбы и тяжелое дыхание.
        – Не надо, – молила Холли. – Не надо…
        Словно в тумане, мальчик заглянул в комнату. Бейтмен пинками запихивал Холли в сумку. Она о чем-то просила, но Бейтмен застегнул молнию, и слов теперь было не разобрать.
        Черная сумка со вспучившимися боками сотрясалась от рыданий девушки.
        Было непонятно, где голова, а где ноги. В молнии застряли несколько прядей длинных волос. Бейтмен продел замок в петли и защелкнул его ладонью.
        – Заткнись уже, чтоб тебя! – сказал он, тыкая сумку ботинком. – И не такие помещались, дорогуша.
        Почувствовав на себе холодный взгляд матери, мальчик попятился из комнаты.
        – Иди с сестрой поиграй, – сухо бросила она.
        Девушка в сумке отчаянно звала на помощь, но мальчик не останавливался. В ушах звенело, рот наполнился слюной. Перед глазами замелькали радужные пятна, у мальчика возникло ощущение, что он поднимается над землей, выходит из тела. Он был уже у двери, когда Бейтмена прорвало.
        – Заткнись! – орал он. – Черт! Тебя! Подери! – Каждое слово сопровождалось ударом тяжелого ботинка по телу.
        С улицы криков о помощи не было слышно. Мальчик не чувствовал земли под ногами. Сначала он шел, потом побежал, помчался прочь от дома.

        III
        Чайнатаун[«Chinatown» – песня Лиама Галлаxера, бывшего вокалиста манчестерской рок-группы Oasis, с дебютного сольного альбома «As You Were» (2017).]

        1

        – Прошу прощения за беспорядок. – Фредерик Койл наконец вышел из спальни.
        Он не был готов к моему приезду. Встретил меня в пижаме и халате. Попросил подождать на втором этаже просторной двухуровневой квартиры в центре города и ушел переодеваться. Гостиная была не то чтобы в полном беспорядке, но явно не прибрана. На полу стояли полупустые тарелки с едой и грязные бокалы. Тянуло легким фруктовым ароматом – от электронной сигареты, засунутой между сиденьем и подлокотником дивана. Я обошел гостиную и обнаружил за шторой серебристый шейкер.
        Похоже, его спрятали в спешке.
        Поглядывая на дверь спальни, я открутил крышку шейкера и понюхал содержимое. Шейкер был холодный, но я все равно удивился, увидев внутри нерастаявшие кубики льда.
        В десять утра.
        Я сунул в шейкер палец. Лизнул. Джин с соком. Вечеринка либо только закончилась, либо, наоборот, возобновилась.
        За дверью послышались шаги. Я сел в кресло.
        Койл вернулся в наглаженном ярко-синем костюме и извинился за ожидание. Его тонкие усики походили на трещину в белом блюде, иссиня-черные волосы были зачесаны назад и зафиксированы гелем. По виду ему можно было дать лет сорок пять или чуть больше, значит волосы он красил. Койл подошел к окну. Не стал проверять, на месте ли шейкер, а просто прикрыл жалюзи. Теперь солнечный свет просачивался в щели между пластинами.
        – Слишком яркое солнце с утра, ну, вы понимаете… – Койл тоже сел и хлопнул в ладоши, будто для того, чтобы меня включить.
        Я молчал. Тогда он осторожно начал сам:
        – Вы ведь по поводу взлома «Палас-отеля»…
        – Все несколько сложнее, мистер Койл.
        Я не знал, посвятила ли Наташа Анису или его в подробности произошедшего, поэтому предоставил ему самому заполнить тишину.
        – Это нападение на охранника…
        – Али, – подсказал я.
        – Да, Али. Очень ему сочувствую. Но это не наша ответственность, если он подаст иск…
        – Я не из страховой компании, мистер Койл. Я – детектив.
        – Значит, взломщика поймали, раз вы наносите визиты в такую рань?
        В спальне раздался какой-то звук. Мы оба посмотрели в ту сторону. Койл усмехнулся, изображая смущение. Вышло неубедительно.
        Я подался вперед:
        – Простите, если помешал, но у нас была назначена встреча. Как-никак в вашем отеле умер человек…
        Я решил, что, начав с главной новости, я быстрее добьюсь результата.
        – Умер? Мисс Хан сообщила мне, что он получил травмы…
        – Да. Сначала мы обнаружили мистера Нассера с разбитой головой, а потом – труп неизвестного на пятом этаже.
        – Что за хрень?!
        – Мы подозреваем, что этот человек умер не своей смертью.
        Койл пригладил усики указательным пальцем.
        – И кто он?
        – Пока не удалось установить. Будем признательны, если вы нам поможете.
        – Как?
        – У вас есть предположения, кем он может быть?
        Стромер снабдила нас снимком покойника анфас. Я отправил его Наташе Рив, но безрезультатно. Койл глянул на него и скривился:
        – Не знаю такого.
        – В отеле происходило что-нибудь необычное?
        – Например?
        – Похоже, один из ваших охранников сдавал номера.
        – Сдавал номера? Кому? – спросил Койл, но почти сразу сообразил: – А, древнейшая профессия.
        – Мы рассматриваем такую вероятность.
        – С чем вам только не приходится сталкиваться по работе.
        Я кивнул:
        – Наша профессия – тоже одна из древнейших.
        – Итак, вы предполагаете, что смерть этого человека связана с… С чем? С проституцией? А Блик в курсе всего этого?
        – Я очень надеялся поговорить с ним, но он уехал из страны.
        Койл с лукавым выражением выудил из кармана мобильный телефон:
        – Ага, уехал… – Он показал экран.
        С фотографии смотрел тучный мужчина: голый торс, ультрамодные солнечные очки. В окружении тайских девушек.
        – Не удивлюсь, если он не вернется.
        Да уж, для адвоката Блик выглядел очень неофициально.
        – Вернемся к отелю, мистер Койл…
        – Так что там было? Проституция?
        – Это одна из версий. Когда вы в последний раз были в отеле?
        Койл рассмеялся:
        – Несколько лет назад. Совершенно точно.
        Я был склонен ему поверить. Впрочем, странно, что он не сказал об этом сразу.
        – Нет ли у вас недоброжелателей, которые хотят затянуть процесс продажи?
        Улыбка на лице Койла застыла.
        – Затянуть? А таким можно затянуть?
        – Ну, попытка не пытка.
        Койл задумался, то и дело поглядывая на меня. На его лице отчетливо проступили следы ночных возлияний.
        Наконец он покачал головой.
        – Уверен, это не тот случай, но осторожность не помешает. Вы ведь не допустите утечки информации?
        – Какой именно?
        Он снисходительно покачал головой и проговорил медленно, чтобы до меня лучше дошло:
        – Если в газетах напишут про нападения на охранников и трупы в номерах, сами понимаете, что произойдет с ценой. – Он красноречиво опустил большие пальцы рук.
        – Интересная получается цепочка событий. Кто-то проникает в отель, выставленный на продажу. Ничего не украдено, но охранника избили. К тому же обнаружен труп. Вы ведь понимаете, почему полиция захотела пообщаться с владельцами.
        – Вы говорили с Наташей?
        – С вашей женой? Вчера.
        – С бывшей женой.
        – А разве бракоразводный процесс уже завершен?
        – Тем более важно правильно расставить все акценты. Продажа «Палас-отеля» – материальное выражение нашего развода, и Наташа – единственная, кто затягивает процесс.
        – Подозреваете, что она как-то связана с происшествием?
        – Я такого не говорил. – Койл выразительно посмотрел на меня. – Наташа оставила бы после себя больше трупов.
        – Но она действительно препятствует продаже?
        – Надо было вам сначала ко мне обратиться, – сказал Койл вместо ответа.
        – Я хотел поговорить сразу с обоими. Но вы были заняты.
        – Речь шла о взломе, – сказал он. – Обладай я полной информацией, отменил бы дела. – Он бросил взгляд на бокалы, будто дела были связаны с ними.
        – Почему же новость о трупе все меняет? – спросил я.
        – Возможны нежелательные последствия. Чтобы избежать публикаций в прессе, надо действовать аккуратно. Но у Наташи другие методы…
        Вопрос напрашивался сам собой.
        – Какие?
        – Нагнать побольше драматизма. – Койл откинулся на спинку дивана. – Что она рассказала обо мне?
        – Только факты.
        Он устремил на меня испытующий взгляд. Будто боялся, что факты могут свидетельствовать не в его пользу.
        – Так вы на ее стороне? – спросил он.
        – Обычно я на стороне того, кто умер. Мисс Рив мало что сообщила о вас. – Мне не хотелось подпитывать его амплуа страдальца. – И очень расплывчато высказалась об отеле.
        Похоже, мой ответ ему понравился.
        – Неудивительно. Она ведет себя так, будто с нуля построила столь успешное предприятие.
        – А разве нет?
        – Завладела им после свадьбы, – торжествующе заявил он. – И переделала, как ей вздумалось. Теперь понимаете, почему мне необходимо от него избавиться?
        – Нуждаетесь в средствах, мистер Койл?
        – Не в денежных, – отмахнулся он. – Просто образно выразился. Наташа виновата, что мы погрязли в этом процессе. Меня бы устроила роль номинального совладельца. Она же поставила мне ультиматум…
        – Полгода назад?
        Он не ответил.
        – Вы поэтому прекратили отношения?
        – На самом деле между нами уже несколько лет нет никаких отношений.
        – Можно спросить почему? У вас появился кто-то другой?
        – Спросить можете. – Койл выпрямился. – Но ответа не будет. Не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
        – А сейчас вы с кем-то встречаетесь?
        – Опять же не пойму, зачем вам это знать.
        – Ну, например, чтобы выяснить, где вы были в субботу с половины одиннадцатого до полуночи.
        – Мы оба знаем, что я никого не убивал.
        – Даже если так. Вы могли участвовать в чем-то другом.
        – Например?
        – Охранник слышал голоса. Ругались двое, незадолго до полуночи. Он пошел узнать, в чем дело, и его избили. Мы заметили убегающего преступника и вскоре после этого обнаружили безымянный труп.
        Койл улыбнулся:
        – Думаете, мы с Наташей решили подраться в полночь в отеле и попутно прикончили какого-то беднягу?
        – Ваша ссора могла и не иметь отношения к смерти этого человека. Если у вас есть что сказать по этому поводу, лучше сделать это сейчас.
        – Заманчиво было бы впутать во все это и Наташу, но я не общался с ней уже несколько месяцев, с тех пор как ушел из дома. А что она ответила на это обвинение?
        – Это не обвинение, мистер Койл. Она объяснила, где была и чем занималась.
        – И?
        Я не стал отвечать, и Койл продолжил:
        – Боюсь, что не смогу ничем доказать свои слова. В субботу вечером я был здесь. Один.
        – Ваша бывшая жена тоже была одна.
        – И не без удовольствия вам об этом сообщила.
        В отличие от Наташи, Фредди прикрывал свое разочарование напускной веселостью. Я уходил, радуясь, что мне не пришлось разговаривать сразу с обоими. Отвечают уклончиво, спорят. Так и жили все десять лет в недомолвках? И почему такое положение дел перестало их устраивать? Уже у лестницы я услышал, как Койл обратился к кому-то. Потом звякнул лед в шейкере.

        2

        На улице мой телефон завибрировал.
        – Гондон, – начал Сатти вместо приветствия.
        – И тебе доброе утро. Упаковка от презерватива? Нашли отпечатки?
        – Угу, но ничего неожиданного. А вот фирма-производитель наводит на размышления.
        – Название напомни.
        – «Здоровая жизнь». Не попадалась тебе? Мало ли…
        Я задумался.
        – Когда увидел, была мысль, что марка редкая. Но, честно говоря, я давно не слежу за этим делом.
        – Я бы запереживал, если бы ты озаботился вопросами предохранения. Клинику на Хьюм-стрит знаешь?
        Я сразу вспомнил благотворительную венерологическую клинику за углом от «Палас-отеля».
        Она называлась «Твоя здоровая жизнь».
        – Я в пяти минутах ходьбы от нее.
        – Понятно. Кстати, Эйдан…
        – Что?
        – Не забудь провериться.
        У крыльца парочка бомжей распивала бутылку крепленого вина. Я вошел в белоснежную приемную. Там было поровну мужчин и женщин. При виде меня одни – судя по виду, работники секс-индустрии – начали вести себя громко и вызывающе. Другие уткнулись в телефоны или принялись разглядывать свою обувь. Я обратился к администратору за перегородкой из оргстекла.
        – Здравствуйте. – Я незаметно подсунул ей удостоверение. – Могу я поговорить с врачом?
        Администратор не удивилась:
        – Ваше имя?
        – Эйдан Уэйтс.
        – Подождите немного, мистер Уэйтс. К вам выйдут.
        Я сел. Три проститутки, которые до этого обсуждали нетривиальные предпочтения своих клиентов, уставились на меня. Потом переглянулись, встали как по команде и вышли. Видимо, я очень походил на копа или на особо заразного пациента. Спустя несколько минут к стойке подошла женщина в белом халате, и администратор указала ей на меня.
        – Мистер Уэйтс. – Врач улыбнулась дежурной улыбкой. – Пройдемте в кабинет.
        В кабинете я закрыл за собой дверь.
        – Простите, я, кажется, распугал пациентов.
        – Вернутся, – сказала врач. – Зарабатывают-то телом. Итак, чем могу помочь?
        – У меня вопрос о презервативах.
        Она вопросительно изогнула бровь.
        – Это по работе. У вас есть презервативы?
        Она посмотрела на меня, достала из выдвижного ящика упаковку и протянула мне. Точно такую же, как в «Палас-отеле».
        – Такие есть только у вас?
        – Нет, еще в двух клиниках нашей сети.
        – Не в городе?
        – Нет.
        – Они поступают в розничную продажу?
        Врач покачала головой.
        – Значит, если кто-то воспользовался таким презервативом, то, скорее всего, получил его здесь?
        – Логично.
        – Вы, случайно, не записываете, кому их выдаете?
        Она начала качать головой задолго до того, как я договорил.
        – Конечно нет. Во-первых, мы раздаем средства контрацепции всем, кто в них нуждается. В основном студентам и работникам секс-индустрии. Во-вторых, это вопрос конфиденциальности. Работа такой клиники строится на доверии. Если бы пациенты не могли обращаться к нам анонимно, мы бы эту войну проиграли.
        – Понимаю, – сказал я. – Спасибо, что нашли время для беседы. Я знаю, вы очень заняты.
        Видимо, разочарование в моем голосе было столь очевидным, что она сказала:
        – Уже нет, вы же распугали пациентов. Где, вы говорите, нашли упаковку?
        – В отеле.
        – Презерватив в отеле, – улыбнулась врач. – Все равно что иголка в стоге сена.
        – Отель давно закрыт, но в субботу ночью там при странных обстоятельствах умер человек. Мы пытаемся найти свидетелей.
        – Закрыт? – Она сосредоточенно наморщила лоб. – Вы ведь не про «Палас-отель»?
        – Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – кивнул я.
        – Если кто-то принимал клиентов там, у них не будет неприятностей?
        – Наоборот, это нам очень поможет.
        Врач пристально посмотрела на меня:
        – Я слышала разговор двух девушек. Кажется, они иногда наведываются в один из номеров.
        – В закрытом отеле?
        – Вы не представляете, что творится в пустующих зданиях. Кто-то сдавал девушкам номер за процент от их заработка. В городе немало таких эксплуататоров, и иногда мне очень хочется заявить в полицию, но в данном случае девушки от этого только выигрывали. Место вполне безопасное. Платить немного. И можно сходить через дорогу за презервативами или провериться.
        – А кто конкретно из девушек?
        – Боюсь, большего сказать не могу.
        Я подвинул презерватив к ней, но она улыбнулась.
        – За счет заведения, детектив.
        Я покачал головой:
        – Терпеть не могу, когда хорошие вещи пропадают зря.

        3

        Я запросил у патрульных адрес Маркуса Кольера – дневного сторожа – и занялся бумажной работой. По негласному уговору, мы с Сатти полсмены проводили порознь, и в это время я писал за него рапорты. Лишняя работа, да и нарушение правил, но мне доставляло странное удовольствие подделывать его скупой, мелкий почерк. И просто не видеть Сатти какое-то время.
        Прошло несколько часов, но патрульные, похоже, не собирались давать адрес. В последнее время двери передо мной захлопывались, стоило мне назвать свое имя. Еще я запросил данные с камер наблюдения на Оксфорд-роуд, где в последний раз подожгли урну. Вдруг Паррс решит проверить, чем я занимаюсь. За пять дней произошло три пожара. Все это время поджигатель то ли случайно, то ли намеренно выбирал урны подальше от камер наблюдения. Вряд ли в этот раз будет иначе.
        Наконец я устал ждать и позвонил Анисе. Она сразу же дала мне адрес Маркуса Кольера. До начала смены нужно было скоротать несколько часов, и я решил наведаться к нему. Было еще светло, но день клонился к вечеру. Улицы заполнили наглые парни моего возраста в обнимку с такими красивыми женщинами, что сердцу становилось больно. Я старался смотреть не на них, а на городской пейзаж. На бесконечные строительные краны, тонущие в смоге.
        Маркус Кольер жил в Солфорде. При виде почтового индекса я поморщился. Это был район с самым высоким уровнем вооруженной преступности. Почти четверть случаев применения огнестрельного оружия в городе регистрировалась в радиусе не дальше мили от улицы Маркуса. Криминальные кланы устраивали разборки, совершали грабежи и убийства. Практически безнаказанно. Никто не осуждал случайных свидетелей, если они не обращались в полицию. Молчание здесь было единственной гарантией безопасности. Из-за этого бо`льшая часть преступлений оставалась неучтенной. Я приезжал сюда, только чтобы доставить полицейские уведомления. Об угрозе жизни. Мы с Сатти передали кучу таких уведомлений мужчинам, женщинам и даже подросткам. Большинство от охраны отказывались.
        Маркус занимал комнатушку в обшарпанной общаге в конце тупиковой улицы. Я въехал на нее под чей-то свист, а потом наступила тишина, но отнюдь не умиротворяющая. Свист служил сигналом раннего оповещения. Натурально, какой-нибудь мальчишка стоял на углу улицы и свистел. Тогда его работодатели – местные дилеры – захлопывали окна, откуда они как бы невзначай роняли пакетики с наркотой, которые внизу подхватывали постоянные клиенты. Стоило раздаться свисту, как все замирало и мрачное действо приостанавливалось.
        Краснокирпичные стены общаги закоптились от смога, некоторые окна были заколочены досками. От моего стука дверь едва не сошла с петель. Замок был сорван. В сырой, захламленный коридор пришлось протискиваться мимо стиральной машины. Я видел такое во многих домах. Уставшие от грабежей жильцы припирали на ночь двери бытовой техникой потяжелее, чтобы в дом не вламывались наркоманы.
        Я поднялся наверх и постучал в комнату номер 3, где жил Маркус Кольер.
        За дверью было тихо. Из комнаты на другом конце коридора неслись звуки низкопробного телешоу. Я постоял, прислушиваясь, потом подошел к дальней двери и постучал.
        Раздался женский голос, сиплый от выпивки, возраста или от того и другого одновременно:
        – Ты рановато…
        – Я друг Маркуса, где его искать?
        – Друг Маркуса? – За дверью замолчали, потом послышался низкий безрадостный смех. – Теперь меня уже ничем не удивить в этой жизни.
        Я отступил. Дверь открыла женщина среднего возраста в ночнушке леопардовой расцветки, примерно на размер меньше нужного, обдав меня запахом марихуаны.
        – Привет… – Соседка оглядела меня с ног до головы. – Нужна компания, дружок?
        – Нет, я не за этим.
        – Маркус тебе деньжат задолжал?
        Я показал ей удостоверение.
        – С такими друзьями и врагов не надо, – рассмеялась она.
        – Как вас зовут?
        – Джин. – Она прислонилась к дверному косяку. – Потри меня, и твои желания сбудутся.
        – У вас есть ключ от его комнаты, Джин?
        Она собралась что-то сказать, но передумала.
        – Возможно, я не замечу, что` вы курите…
        – Да-да. – Соседка с притворным разочарованием поджала губы и исчезла в комнате. Потом ногой захлопнула дверь, видимо на всякий случай. Спустя минуту появилась снова и горячей влажной рукой вложила ключ мне в ладонь. Придвинулась ближе.
        – Могу обслужить по дружбе…
        – Я женат.
        Она смерила меня долгим взглядом, потом отодвинулась:
        – Не верю, красавчик. Женатики у меня, наоборот, в постоянных клиентах. Будешь уходить, ключ под дверь подсунь.
        Я вернулся к комнате Маркуса и открыл дверь.
        Каморка, провонявшая сыростью. На полу смятая форма охранника, будто человек испарился, а одежда осталась. Из мебели кровать, стул и письменный стол. Я осмотрел кровать, сдвинул грязные простыни. Пусто. Потом обошел комнату. Коробки от фастфуда, оставленные на жаре, покрылись плесенью, на полу валялись грязные салфетки и почти неотличимые от них платежные квитанции. В карманах форменного кителя обнаружились протекшая ручка, разменная мелочь и маленький пакетик. Я аккуратно его достал.
        «Здоровая жизнь».
        Такой же презерватив, что и в номере четыреста пять, где, похоже, оказывали секс-услуги. Значит, в отеле действительно промышляли проститутки. Теперь ясно, что имел в виду Али, говоря о предприимчивости Маркуса.
        Но где он сам?
        Я подсунул ключ под дверь комнаты номер 4 и крикнул:
        – Где искать Маркуса?
        Ответа не последовало.
        – Эй! – Я пнул дверь.
        – У водокачки, – ответила Джин.
        – Это где?
        – Да паб так называется, здесь, рядом. – Она рассмеялась. – Дошло?

        4

        Смеркалось, но жар по-прежнему висел в воздухе густой пеленой. Земля под ногами, казалось, гудела от зноя. Солнце целый день пропекало дороги, дома, заряжало теплом асфальт. Следуя указаниям Джин, я шел по неблагополучным кварталам. Подростки в худи что-то орали мне вслед из-под капюшонов, из окон обшарпанных многоэтажек неслись ритмичные басы.
        Сначала я подумал, что меня обманули и здание давно заброшено: окна первого этажа заколочены исцарапанными листами железа, буквы вывески падают одна за другой. Замызганная штукатурка облупилась со стен, обнажив шлакобетонные блоки. Новехонькие магистрали, проложенные в стороне, сделали придорожную забегаловку ненужной, и теперь ее дожирал ненасытный кризис.
        Дверь, липкую на ощупь, я предпочел открыть ногой. Внутри воняло мокрой псиной и перегаром. В зале сидели с десяток посетителей одинакового вида. Белые, примерно одного возраста, лысые или очень коротко стриженные. Большинство уставились в широкоэкранный телевизор, орущий на дальней стене. Там шла нарезка лучших моментов футбольных матчей. От слишком яркой цветопередачи заломило глаза. Несколько присутствующих глянули на меня, не выпуская из рук кружек с пивом цвета мочи. Над стойкой бара криво висел линялый британский флаг. Присмотревшись, я заметил, что он приколочен гвоздями. Как же, предмет гордости.
        Бармен за стойкой выпрямился, изобразив подобие улыбки. Лицо его было отмечено печатью возраста, злобы и пьянства. Я успел насчитать у него во рту три золотых зуба. Он молча кивнул. Ревущий телевизор перекрывал все прочие звуки.
        – Добрый вечер, – обратился я к бармену. – Не знал, что тут открыто…
        – Да я сам никогда не знаю, откроюсь или нет. Сегодня вот футбол.
        – Я кое-кого ищу.
        Бармен уставился перед собой бессмысленным взглядом:
        – По-твоему, те, кто сюда приходят, жаждут найтись?
        – Мне нужен Маркус Кольер.
        – Не слышал про такого, приятель. – Бармен равнодушно отвернулся.
        – Говорят, он тут частенько.
        – Частенько что?
        – Ага, смешно, – согласился я. – Он такой бледный, лысый…
        Бармен засмеялся и глазами указал мне на десяток посетителей – под это описание подпадали все.
        – Ладно, я буду пиво. Про пиво-то вы слышали?
        От этих слов бармен встрепенулся, но я направился в туалет. На сей раз присутствующие удостоили меня суровыми взглядами. В туалете обнаружилась единственная грязная кабинка. Дверцу так часто пинали, что верхняя и нижняя половинки открывались независимо друг от друга. Я прочел граффити поразборчивее и совершил доведенный до автоматизма пятиточечный обыск. В плафоне светильника обнаружился пакетик с чем-то, похожим на амфетамины. Ну да, мощь белых.
        – Три фунта, – сказал бармен, когда я вернулся.
        Я выложил на стойку три монеты, и он указательным пальцем подвинул их к себе по одной.
        На стойке лежал красно-бело-синий барный коврик с надписью: «НА НАШЕМ ФЛАГЕ НЕТУ ЧЕРНОГО ЦВЕТУ»[10 - Лозунг британской радикальной партии «Национальный фронт», популярный среди британских скинхедов и неонацистов.].
        Пока я отсутствовал, в зале стало на одного человека меньше. Я отхлебнул пива и повернулся к бармену:
        – А в субботу вечером он тут был?
        – Кто?
        – Маркус Кольер.
        – Я же уже сказал…
        – Его именем все стены в сортире исписаны. Типа самый большой хрен на районе.
        Бармен не шелохнулся.
        – Хотя соревноваться есть с кем.
        – Чего тебе от него надо?
        – Это наше с ним дело.
        – Номер телефона оставь.
        Я посмотрел на него, выудил из кармана ручку и написал на коврике номер полиции.
        Бармен со смехом выпрямился:
        – Не похож ты на копа…
        – У нас всем рады, а скинхедам мы подбираем сокамерников повеселее.
        Бармен осклабился.
        Я опустошил бокал и поставил его на стойку. Присутствующие сверлили взглядами мой затылок. Нарочито медленно я обеими руками свернул барный коврик.
        «НА НАШЕМ ФЛАГЕ НЕТУ ЧЕРНОГО ЦВЕТУ».
        Я выжал его на стойку и собрал лужицу застарелого пива в пустой бокал. Бармен меня не остановил. Я катнул бокал по стойке. Он ткнулся бармену в пузо, но тот не пошевелился. Я пошел к выходу. На середине зала обернулся и громко сказал:
        – Спасибо за наводку.
        На это бармен среагировал. Вышел в зал, с грохотом захлопнув крышку стойки и закинув на плечо крикетную биту. Несколько посетителей встали со своих мест.
        – Ты про что?
        Футбол был забыт, все с интересом следили за происходящим.
        – Я задал конкретный вопрос. Маркус здесь? Ты сказал, что не знаешь такого. Я ушел в туалет. Вы тут по-быстрому перемолвились, и один человек куда-то делся. – Я швырнул на пол полицейскую визитку. – Передашь ему весточку от меня?
        Никто не шевельнулся.
        – Даю ему шанс избежать долгой отсидки.
        – Его здесь нет.
        – Ушел бы, если б ума хватило, но он сообразительностью не отличается. Так что где ему еще быть.
        Бармен начал что-то говорить, но я его оборвал:
        – Отвечать не обязательно. Буду на улице, и если увижу, как отсюда выходит Маркус, привлеку всех за препятствование расследованию.
        От ярости бармен побагровел как свекла. Все молчали, только футбольный обозреватель с негодованием комментировал автогол. Кто-то из присутствующих сел на свое место, кто-то просто отвернулся.
        – Маркус! – наконец прокричал бармен.
        – Ну, я это. – На лестнице показался мужчина.
        Если бы всех посетителей выстроили в ряд на опознании, я бы его не узнал. Джинсы, белая рубашка поло, лысая голова.
        – Привет, Маркус. Твой приятель говорит, тебя тут никогда не было.
        Он пожал плечами:
        – И что?
        – А то, что ты – среди подозреваемых в совершении убийства. Вспоминай, где был в субботу ночью, и ищи того, кто может это подтвердить.

        5

        Мы сели сбоку у бара. Спиной я чувствовал исходящую от остальных ненависть. Мне надо было поговорить с Маркусом с глазу на глаз. Пока что ни события дня, ни зацепки ни к чему не привели. Пора было попробовать связать их друг с другом.
        Кольер пригоршнями отправлял в рот соленые орешки и жевал, демонстративно чавкая.
        Изо рта у него так воняло, что у меня слезились глаза.
        – Мы пытались с тобой связаться, – сказал я.
        – Да ну?
        – Почему не появляешься на работе?
        – Появляюсь.
        – Полицейский на входе говорит, что нет.
        Маркус задумчиво пожевал и пожал плечами:
        – Я увидел легавых и не стал соваться. Я ни хрена не знаю.
        – Раз бежишь от полиции, значит есть, что скрывать.
        Маркус всосал с ладони очередную порцию орехов.
        – Так что ты скрываешь?
        – Что я, блин, миллионер, – ответил Маркус. – Прячусь, чтобы анонимно заниматься благотворительностью…
        – В субботу ты дежурил до восьми вечера?
        Он кивнул.
        – Что делал потом?
        – Домой пошел. – Во рту у него перекатывалась смесь орехов и пива. – Потом сюда.
        – Тебе же будет хуже, если я заявлю, что, по словам хозяина бара, он тебя не знает и никогда здесь не видел.
        Маркус сглотнул.
        – Почему хуже?
        – Человека убили.
        – Кого? Али?
        – С чего ты так решил?
        Он пожал плечами:
        – Кроме него, там никого не было…
        – Поверить, что ли, для разнообразия.
        Маркус промолчал.
        – Что можешь сказать об Али?
        – Зависит от того, его убили или нет.
        – Не его.
        – Тогда мелкий ублюдок, который рад выслужиться.
        – То есть сделать свою работу?
        – И всем об этом раструбить. Ему платят больше, прикинь?
        – Слыхал что-то такое. Но если тебе не доверяют даже пройти по номерам и стянуть воду в унитазах, может, стоит на себя пенять, Маркус?
        – Он любит лезть не в свое дело.
        – Кто-то разделяет твое мнение. Прошлой ночью его огрели огнетушителем по голове.
        – Погоди, ты же сказал…
        – Он жив, в больнице. А вдобавок обнаружен чей-то труп. Слышал или видел что-нибудь необычное во время дежурства?
        – Не-а, – протянул Маркус, не глядя мне в глаза.
        – То есть видел. Ты впускал в отель посторонних, Маркус?
        – Без комментариев.
        – Снова «да». А ведь ты даже не под арестом. Да ты бы уже сто раз себя оговорил. Подумай хорошенько.
        – Ну так арестуй меня! – Маркус выпрямился и заявил громко на весь зал: – Давай арестовывай.
        Я смел орехи со стола на пол и пристально смотрел на него, пока он снова не обмяк на стуле.
        – Я тебя еще не арестовал, потому что ты меня не интересуешь. Так, по пути заехал, может, что интересное вякнешь. Но чем уклончивее ты отвечаешь, тем мне интереснее.
        Маркус не ответил.
        Я достал телефон и позвонил в дежурную часть. Сообщил, что обнаружил Маркуса Кольера, которого разыскивают в связи с событиями в «Палас-отеле». Маркус нахмурился. Я назвал дежурному адрес, нажал «отбой» и продолжил:
        – Не арестовал, потому что у тебя кишка тонка и мозгов не хватит кого-то убить. Но ты что-то скрываешь. При обычных обстоятельствах тебе бы это сошло с рук. Тебе ведь все сходит с рук? Думаешь, это потому, что ты такой хитрый и неотразимый? Ничего подобного.
        Маркус сложил руки на груди и ухмыльнулся.
        – Просто раньше твои мелкие делишки никого не интересовали. А теперь ты вляпался и заговоришь. Мне все равно, пожурить тебя или десятку впаять, я про тебя завтра и не вспомню. Выбирай, пока наряд сюда едет. – Я бросил на стол упаковку с презервативом из общаги. – Узнаешь?
        – Не-а.
        – А если я скажу, что нашел это у тебя дома?
        Маркус непонимающе сдвинул брови.
        – Дверь была открыта.
        Он сердито выпрямился:
        – Ну, я его купил. И что?
        – Их нет в продаже. Попробуй еще раз.
        – Не знаю. Девчонка оставила.
        Я пальцем придвинул его бокал к краю стола.
        – Я еще не допил, – запротестовал он.
        Я вылил его пиво на пол.
        – Бокал я забираю, сравню твои отпечатки пальцев с теми, которые нашли на упаковке от презерватива из отеля, где ты трудишься.
        Маркус сжал зубы.
        – И когда они совпадут, а они обязательно совпадут…
        – Ладно, ладно, погоди, ту?т я был прошлой ночью.
        – А бармен сказал, что нет.
        – Ну, он прикрывал…
        – Этот пройдоха сегодня одно скажет, завтра другое.
        Маркус хотел что-то сказать, но я не позволил.
        – Я тут еще пакетик спидов нашел. Если все сложить, то вырисовывается идеальная кандидатура убийцы.
        – Спиды не мои, ты не можешь…
        – Я все могу. Перспектива сесть в тюрьму становится все реальнее. Знаешь, как там скинхедов в тюрьме называют? Копилки.
        На его лице нарисовался вопрос.
        – Они хранят чужие заначки, наркоту и мобилы. В собственной заднице, Маркус. – Я встал. – Так что презерватив тебе пригодится.
        – Погоди…
        Я открыл дверь.
        – Погоди!
        Я обернулся:
        – У тебя был шанс. Я с тобой только впустую время потратил. Теперь ты впустую потратишь несколько лет. Ты и правда ни хрена не знаешь.
        – Шалавы, – тихо произнес Маркус.
        Теперь все смотрели на нас.
        – Что?
        Он встал из-за стола, шагнул ко мне:
        – Шалавы. Девчонки. Я пускал их в номер в отеле.
        – Когда?
        – Несколько раз. – Он пожал плечами, потом уставился на пол. – Несколько месяцев…
        Я снова вернулся за столик и жестом велел Маркусу сесть.
        – Сколько девчонок?
        – Не знаю… – сказал он.
        Я посмотрел на него.
        – Не знаю. Несколько. Разные. Сутенеры их меняют, возят по городам, чтобы клиентам не приелись. Началось с местных, которые под мостом стояли. Потом сарафанное радио разнесло…
        – И в какое время это было?
        – Днем. В мои смены. Немного деньжат никогда не помешает…
        – Был в доле, значит?
        – Но я в это время всегда в здании сидел. А кто туда пробрался вчера ночью, я не знаю. Ключи я никому не давал.
        – И в каком номере это происходило?
        Маркус не ответил.
        – Полиция уже подъезжает…
        – В разных, – ответил он. – На четвертом этаже.
        – Почему на четвертом?
        – Лифт сломан. – Маркус пожал плечами. – Выше четвертого не ездит…
        Банальная лень. Значит, точно не врет.
        – Я видел убегающего взломщика на четвертом этаже, – сказал я.
        Маркус закрыл глаза.
        – Какая-нибудь девушка работала там в субботу?
        – Она ушла при мне.
        – А может, ей так понравилось, что она застопорила чем-то дверь пожарного выхода? И вернулась, когда ты ушел? Кто она?
        – Не знаю.
        – Началось с аренды номеров, но что-то мне подсказывает, что ты еще и товаром приторговывал.
        – Не-а…
        – Твои отпечатки сами упали на презерватив?
        – Ты не знаешь наверняка, что он мой.
        – А ты не знаешь наверняка, знаю я или нет.
        Маркус не пошевелился.
        – Опиши девушку.
        – Да обычная. Шлюха как шлюха. Рыжая.
        – Сколько лет?
        – Не знаю, двадцать с чем-то.
        – Где ты с ней познакомился?
        – Сама пришла…
        – Ладно, Маркус, на выход.
        Кольер встал из-за столика, ухмыльнулся остальным и повернулся к двери. Я сопроводил его на улицу. Патрульные уже въезжали на парковку. Кольер так резко остановился, что я чуть не налетел на него.
        – Погоди. – Он обернулся. – Послушай…
        – Ну, слушаю…
        – Черри, – сказал он. – Девчонку зовут Черри.
        – Где ее искать?
        Он не ответил, и я многозначительно покосился на полицейскую машину.
        – В Чайнатауне. «Ножки» знаешь?
        – Стриптиз-клуб?
        – Да, рядом – страшная хибара. Девчонка живет в комнате четыре-бэ.
        – Раз у нее есть комната, зачем ей шастать в отель?
        – Ну, там не то чтобы просторно…
        – Ладно. Ты мне очень помог. Спасибо.
        Он улыбнулся.
        – Маркус Кольер. Вы арестованы. – Я зачитал ему права и взял его за плечо.
        – Какого хрена? – возмутился он.
        – Передаю тебя этим джентльменам.
        Из машины вышли два полицейских и открыли дверцу. Я назвал предполагаемую статью обвинения и сообщил, что Маркус – важный свидетель по делу о смерти при подозрительных обстоятельствах. Затем пошел к оставленной на другом конце квартала машине.

        6

        С дороги я позвонил Сатти. Пока я был в баре, город накрыла ночь. Формально наше дежурство только начиналось, и Сатти согласился встретиться в Чайнатауне. Если Кольер не врал, то Черри была в отеле в ночь, когда мы обнаружили улыбающегося человека.
        Я припарковался, чувствуя электризующее волнение.
        Прошел на Фолкнер-стрит через пайфан – двадцатифутовую арку с орнаментом из феечек, драконов и золотых листьев – и будто шагнул в другое измерение, где набирала обороты ночная жизнь. Рестораны со шведским столом и караоке-залами переходили в бары, стриптиз-клубы и казино с тусклыми неоновыми вывесками.
        Здесь было легко достать дозу – на улицах будто из ниоткуда возникали наркоманы, похожие на оживших мертвецов. Экономический кризис способствовал расцвету наркоторговли – люди искали новые методы бегства от реальности, потому что прежние уже не работали. Фаворитом был спайс. У молодых людей восемнадцати-двадцати лет случались судороги, психозы, сердечные приступы.
        Это называлось «трясучка».
        Как-то раз наркоман начал крушить все вокруг, пытался поджечь машины, дома и, наконец, самого себя. После в полиции он признался, что нарывался на арест, дабы ему помогли бросить наркотик. Таких сразу было видно: они дрожали от озноба, несмотря на жару, синели на глазах. Одни во время прихода или отходняка вели себя безобидно, хохотали или рыдали, других выворачивало наизнанку. Живые призраки, под стать мрачному увядшему великолепию улиц, угасающей романтике ночи.
        Нужный дом действительно нашелся рядом со стрип-клубом под названием «Ножки». У входа стояли танцовщицы. Курили, равнодушно глядя на улицу. Красивые, невозмутимые, неуязвимые для любви. Им приходилось такими быть. Я прервал их разговор вопросом о том, где вход в жилую часть дома. Длинным тонким пальцем мне указали на обшарпанный подъезд. Девушки знали, что творилось в тех стенах, поэтому смотрели на меня так, будто я спайсовый наркоман или иду к проституткам. Я нашел на домофоне комнату 4Б. Кнопки напротив нее не было, так что я звонил везде подряд, пока мне не открыли дверь.
        Внутри оказался полутемный коридор с застоялым воздухом, как в домах, куда давно никто не заходил. Где-то за дверью Фрэнк Синатра пел «Only the Lonely»[11 - «Только одинокие» – песня с альбома «Frank Sinatra Sings for Only the Lonely» (1958).]. Мелодия сопровождала меня, пока я поднимался по лестнице. Дверь комнаты 4Б оказалась открыта. Пол усеивали щепки от выломанного замка. Я прислушался, потом слегка толкнул дверь.
        Душная каморка. Не квартира. Скорее чулан, переделанный под жилье. Закопченное окно, из которого видно только диагональную пожарную лестницу. Полумрак – я включил фонарик и посветил на стены. Опрятно, мало вещей – компактная комната, компактная жизнь. На стене цветной постер с Мэрилин Монро. Несколько пар одинаковых красных туфель на каблуках составлены в ряд. На полу мягкий матрас – очевидно, постель. Комнату сдавали нелегально. Для жилья она не предназначалась.
        «Там не то чтобы просторно», – сказал Маркус.
        Клиентов сюда не поводишь. Хотелось думать, что работала Черри где-то в другом месте, так было бы лучше и для нее самой, и для единственной пока версии расследования. Я посветил чуть дальше. Увидел разбросанные по полу косметические принадлежности, – очевидно, их смахнули с подоконника. Перевернутое зеркало, расколотое ударом.
        Алую кровь на зеркале.
        Я выругался.
        Услышав шум у двери, я направил на нее фонарик.
        – Ого, идем по горячим следам? – сказал Сатти.
        Вместо ответа я посветил на зеркало, на окровавленные осколки.
        – Плохая примета, – пробормотал он.
        Я мазнул лучом по мрачной каморке:
        – Уже сбылась.
        Мы вышли в коридор, перешагивая через щепки. Я ощущал холодную ярость. Что случилось с Черри? Что такого она видела в отеле? Похоже, мы совсем немного разминулись.
        – Думаешь, это ее ты видел в «Палас-отеле»? – Сатти прислонился к стене.
        – Не знаю, но она точно была там в субботу ночью. Маркус пускал девушек в номер на четвертом этаже. Там я и видел кого-то. Маркус говорит, что отправил ее домой еще до конца своей смены, но она могла застопорить чем-нибудь дверь и вернуться позже.
        – И что? Зубоскал был ее клиентом?
        Я обдумал это предположение. Покачал головой:
        – Он был на пятом этаже. Нет, с ним другая история. Отдельная. Но девушка на что-то или на кого-то наткнулась. Али явно не она вырубила.
        Сатти кивнул:
        – Например, встретила охранника, но ей как-то удалось выкрутиться.
        – А в этот раз, похоже, не выкрутилась…
        Мы глянули друг на друга и разом бросились стучать в двери, каждый на своей стороне. С моей никого дома не оказалось. Сатти открыл какой-то сосед, но он ничего не видел и не слышал. По-английски он говорил с ужасным акцентом. Его больше заботило то, что он живет в стране нелегально. Мы проверили все квартиры, но везде натыкались на враждебность и языковой барьер.
        Вслед за Сатти я спустился по лестнице.
        На первом этаже нас поджидал тощий сосед с пожелтевшим от никотина лицом. На шее у него болталась кислородная маска, баллон он тащил за собой.
        – Туда… – обратился он к Сатти.
        Тот прошел мимо него к выходу, а мне махнул, чтобы я задержался. Цвет волос доходяги отдавал болезненной желтизной.
        – Туда и дорога, – прошипел он и зашелся мучительным кашлем.
        Его тело сотрясалось от спазмов, но кашель не выходил наружу, а гулко клокотал в грудной клетке. Бедняга скрючился, нацепил кислородную маску и схватился за стену. Наконец ему полегчало, и я смог задать вопрос:
        – Мы ищем женщину, которая живет над вами.
        Глаза с белесыми от катаракты зрачками расширились.
        – Женщину?
        – Девушку.
        Он засопел, и я было подумал, что его снова настиг кашель. Лицо соседа скривилось, но, как оказалось, от смеха. Он ухватил меня за руку. Тощими пальцами, похожими на твердые морковины.
        – Та еще девушка, – прошептал он. От усилия на глазах у него выступили слезы.
        – Вы видели, что случилось?
        – …полиция тащила на улицу…
        Я представил жуткую сцену. Выбитая дверь, кровь…
        – Когда это было?
        – …меньше часа назад…
        – Почему вы решили, что это полиция?
        Он поморщился.
        – …сказал на выходе…
        – Полицейский?
        Он кивнул.
        – Как он выглядел?
        – …как вы… обычно… – Свободной рукой сосед указал на свои глаза с белесыми катарактами. – Все смазано…
        Я высвободил руку, вышел на улицу и пересек дорогу, лавируя в потоке машин. Сатти ждал меня, опершись на крышу машины.
        – Сосед с первого этажа говорит, ее забрала полиция… – сообщил я.
        – Слепой-то? Да он почтовый ящик от мусорки не отличит, Эйд, – злобно выдохнул Сатти. – Выбитая дверь, кровь… вряд ли полиция. У твоего поколения кишка тонка для таких методов. Как выглядела девушка?
        – По словам Маркуса, лет двадцати с небольшим. Рыжая. Шалава…
        – Да мы такую за пять минут найдем, – хмыкнул Сатти, выискивая глазами девушек, подходящих под описание.
        Я забрался в машину и вызвал бригаду криминалистов. Сатти плюхнулся рядом, достал из бардачка влажные салфетки и вытер после меня рацию. Мой телефон завибрировал.
        Аниса.
        Наверное, звонит по поручению Наташи Рив и Фредди Койла. Ни тот ни другая не сообщили о себе ничего конкретного. Вечно одна канитель с этими богачами. Я не сказал Сатти, что встречался с владельцами отеля. Послушался Паррса. Наивно надеялся вернуть себе его расположение. Я вылез из машины, отошел подальше и нетерпеливо сказал в трубку:
        – Уэйтс.
        – Жаль, что вы не все мне рассказали о событиях в «Палас-отеле». И умолчали о трупе, – сказала Аниса. – Оба моих клиента звонили и интересовались, почему их застали врасплох. Знай я о том, что вы будете задавать такие вопросы, я бы присутствовала при разговоре.
        – Теперь у вас будет такая возможность. Я бы хотел еще раз побеседовать с Наташей, если вы можете это устроить.
        Аниса молчала.
        – Мисс Хан?
        Она вздохнула:
        – Когда?
        Я оглянулся. Сатти стоял на улице и протирал после меня ручку дверцы.
        – Вы сейчас заняты?

        7

        Я сказал Сатти, что отъеду по делу о мусорных пожарах, оставил его ждать криминалистов, а сам пошел в квартал, где жила Наташа Рив. Аниса уже дожидалась меня там.
        – Спасибо, что так быстро согласились встретиться снова, – сказал я Наташе.
        При виде нас с Анисой она слегка прикрыла веки в знак приветствия. Потом опустилась на скамейку, будто до сих пор не отдохнула после вчерашней прогулки. Мы снова были на Кингс-стрит, но Наташа так и не пожелала пригласить меня к себе домой.
        Аниса села с ней рядом.
        – Спасибо, что откликнулись, – сказала она.
        Я сел с другой стороны от Наташи. Она оказалась посередине.
        Обе посмотрели на меня. Начала разговор Аниса:
        – Детектив-констебль Уэйтс желает задать вам несколько вопросов. Он заверил меня, что будет краток.
        – Да, у меня уточняющие вопросы относительно отеля.
        Наташа молча ждала.
        – В прошлый раз вы сказали, что вместе с бывшим мужем занимались созданием отеля.
        – И?
        – Мистер Койл утверждает, что он перешел к нему по наследству…
        Наташа посмотрела на меня, как на заклятого врага, и ехидно улыбнулась:
        – Вопрос терминологии. Отель принадлежал его семье, но много лет пустовал. Потом перешел к нам. Не стану отрицать, что такое наследство давало нам огромное преимущество, но сам бизнес мы с Фредди создали с нуля. Причем почти всем пришлось заниматься мне.
        – Наверное, такой расклад вызывал у вас досаду.
        – Напротив, хуже было наблюдать за его жалкими попытками вести дела…
        – У него нет способностей к предпринимательству?
        – Он всегда шутил, что умная голова хорошо, а ловкие руки – лучше.
        Я улыбнулся.
        – К сожалению, когда мы унаследовали отель, он по-прежнему рассчитывал на ловкость рук. Так что я была только рада взять руководство на себя.
        – Он упоминал натянутые отношения с родственниками. Их расстраивало отсутствие у него деловой хватки?
        – Вряд ли они многого от него ожидали. Его родители были несчастливы в браке. В день нашей свадьбы Глория, мать Фредди, отвела меня в сторону и дала такой совет: «Не жди от мужчин ничего хорошего, тогда и разочаровываться не придется».
        – Его родители живы?
        – Раз мы унаследовали их деньги и недвижимость, какой вывод из этого следует?
        – У меня маловато опыта в этой области, – сказал я.
        Она оставила мой выпад без внимания.
        – Они ушли один за другим вскоре после того, как мы поженились.
        – Деньги и недвижимость, – повторил я. – Было что-то еще, кроме «Палас-отеля»?
        – Сначала да. Но Фредди заключил несколько неудачных сделок. Снова понадеялся на ловкость рук.
        – Но что тогда означают его слова о натянутых отношениях с родственниками?
        – Что он живет прошлым или просто так сказал для красного словца. Из семьи у него осталась только я, так что, может, это меня он имел в виду.
        – Могло ли отсутствие коммерческого таланта вкупе с вашим разрывом вызвать у Фредди финансовые затруднения?
        – Исключено.
        – Уверены?
        – Мы оба получаем неплохой доход от траста…
        – «Палас-отель» давно не работает.
        – Только из-за упрямства обеих сторон.
        Аниса попыталась было вмешаться, но Наташа отмахнулась.
        – Говорю как есть. В отличие от меня, Фредди никогда не интересовался отелем. Он был моим детищем. Но отношениям пришел конец, и отелю тоже. Я распустила сотрудников и перестала ходить на работу скорее в качестве протеста. Хотела посмотреть, как поступит Фредди. Будь у него здравый смысл, он бы нанял нового управляющего. Но он не нанял. В общем, я сделала себе подарок – перестала зарабатывать деньги для Фредди. – Она снова посмотрела на меня. – Но мы оба могли бы хоть сейчас отойти от дел, детектив. И если Фредди говорит, что у него туго с финансами, это, мягко говоря, преувеличение.
        – Как устроен траст?
        – Да как любой бизнес. Доход от отеля идет в общий котел, из которого берутся деньги на содержание отеля, юридические расходы, зарплаты сотрудникам и так далее. Ни Фредди, ни я не берем больше оговоренной суммы.
        – Вы уверены в этом?
        – Перед началом бракоразводного процесса приходится проверять такие вопросы. Там все надежно, я абсолютно в этом уверена. Но, разумеется, когда мы ликвидируем траст, Фредди сможет распоряжаться половиной денег по своему усмотрению. И суммы там будут много больше его ежемесячного жалованья. А к чему весь этот разговор о финансах Фредди?
        – Когда он узнал про нападение на сторожа и про труп, то первым делом поинтересовался, не повлечет ли это финансовую ответственность и не затруднит ли продажу. Для человека, у которого отсутствует деловая хватка, он чересчур хорошо разбирается в таких вопросах…
        – Отель – единственное, что нас связывает. Вот он и жаждет от него избавиться.
        – Можно спросить, почему вы решили расстаться?
        Наташа покачала головой:
        – К взлому отеля это не имеет никакого отношения.
        Я решил зайти с другой стороны:
        – Фредди всегда много пил?
        – Из нас двоих я пила больше. Ему здоровье не позволяло. Так, бокал вина время от времени.
        – Вчера я встретился с мистером Койлом в десять утра, и он, похоже, страдал от последствий затянувшейся вечеринки…
        – К концу наших отношений Фредди изменился до неузнаваемости.
        – Из-за чего, мисс Рив?
        – Поначалу я еще пыталась понять, что не так. С ним самим. Он вел себя холодно, отстраненно. Теперь я понимаю, что он стремился к разводу. За считаные недели до расставания он изменился больше, чем за все десять лет. Какой он сейчас, я вовсе не знаю.
        – Мог он измениться настолько, чтобы быть замешанным в недавних событиях?
        – Нет, это нелепо. Фредди желает только одного – продать отель. Он, может, и профан в бизнесе, но тем, что ему принадлежит, разбрасываться не будет. – Наташа замолчала, очевидно удивляясь тому, что с их браком получилось по-другому.
        – Что произошло полгода назад?
        – Вопросы никогда не кончатся? Вы кайф получаете оттого, что лезете людям в душу?
        – Если бы дело было только в вашем браке, я бы не спрашивал. Мы полагаем, что со всем этим как-то связана одна молодая женщина. Она что-то видела, и теперь ей грозит опасность. У нее дома все указывает на то, что к ней применили насилие, так что я продолжу спрашивать, пока не получу ответ.
        Наташа снова отвела взгляд:
        – Я получала письма.
        Судя по всему, Аниса слышала об этом впервые.
        – Анонимные.
        – И что в них было написано?
        – А что обычно пишут? Что муж мне изменяет. Что у него интрижка.
        – Вы их сохранили?
        – Нет, мне их не по почте присылали. Ни конвертов, ни марок, ничего.
        – Вы заявляли в полицию?
        – Вряд ли полиции есть дело до любовных похождений моего мужа.
        – Очевидно, отправитель преследовал некий злой умысел. Похоже было на шантаж?
        – Ни угроз, ничего подобного. Только факты. Время и место.
        – Вы говорили Фредди про эти письма?
        – Какое-то время я не обращала на них внимания. Потом стали присылать фотографии. Их я игнорировать не могла. В последнем письме был адрес, день и время. И прилепленный скотчем ключ. Фредди избегал разговоров, вел себя странно. Я всерьез забеспокоилась. За него. Поэтому пошла по указанному адресу. – Голос Наташи звучал так, будто ей пришлось признаться в позоре всей ее жизни.
        Аниса негодующе глянула на меня и отвернулась.
        – Какой-то дурацкий лофт на Сэквилл-стрит.
        Та самая квартира, куда я ходил к Фредди.
        – Я подождала на улице, пока выйдет кто-нибудь из жильцов. Нашла нужную квартиру, услышала громкие голоса. Открыла дверь присланным ключом… Фредди был с мужчиной.
        Я отвернулся, чтобы скрыть удивление.
        Какое-то время все молчали.
        – С тех пор мы не виделись.
        – Вы узнали мужчину?
        – Спросите Фредди.
        – Спрошу. Как вы думаете, кто мог присылать письма?
        Наташа посмотрела на меня:
        – А разве не ясно? Его любовник, конечно. До сих пор, наверное, вспоминает и смеется.
        Если только не его убили ночью в отеле.

        – Вы же не думаете, что Наташа с мужем замешаны в этой истории?
        Мы с Анисой шли вместе: я возвращался к Сатти на место предполагаемого похищения Черри, Аниса ловила такси.
        – Любопытно, что они столько всего скрывали, – ответил я. – Вы ведь ничего не знали?
        – Не знала. Но это их личные дела.
        – А Блик знал, как думаете?
        – Это у него надо спрашивать.
        – Спрошу. Он вернется на следующей неделе?
        – Да, на следующей.
        – А откуда вдруг это желание отправиться на поиски своего «я»?
        – Ситуация долго назревала. Энтони – патологический трудоголик. Это его первый отпуск за не знаю сколько лет.
        – В такой неподходящий момент…
        – Вы всегда так делаете? Поливаете людей грязью и смотрите, отмоются или нет? – возмутилась Аниса. – Энтони, если хотите знать, здоровье поправить уехал.
        Я остановился и посмотрел на нее.
        – У него был сердечный приступ, – пояснила она. – Врачи прописали отдых.
        Я вспомнил фотографии Блика в окружении тайских девушек. Тоже врачи прописали?
        – А что у Койла с деньгами? – сказал я, меняя тему.
        Аниса хохотнула:
        – У него их навалом. В год? – продолжила она, упреждая вопрос. – Шестизначная сумма. Очень приличная. Но как вы сами упомянули, смерть в отеле может сказаться на доходах обоих.
        Кому это было на руку?

        8

        Я отсутствовал почти час, но криминалисты еще не приехали. Мы с Сатти ждали у распахнутых дверей, стараясь сохранять невозмутимость.
        Далеко не мирное расставание Наташи Рив и Фредерика Койла и так постоянно всплывало в этом деле. Однако интрижка Фредди и анонимные письма придали ему еще более мрачный поворот. То, что Фредди застали с мужчиной, не было чем-то совсем из ряда вон выходящим, но кое-что проясняло о нем самом. По словам Наташи, он изменился еще до того, как она узнала про его неверность. Значит, теперь он – любитель вечеринок, выпивки и гей. Бездетный мужчина, переживающий кризис среднего возраста, дает волю желаниям, которые подавлял всю жизнь? Не самая плохая жизненная перспектива.
        Скрывать эту линию расследования от Сатти становилось все труднее. Мало ли чего хочет Паррс. Мой напарник не дурак. Кто знает, что он выкинет, если проведает обо всем?
        Я повернулся к нему:
        – Почему криминалистов до сих пор нет?
        – Толкач снова объявился, вот и задерживаются.
        – Шутишь?
        Сатти покачал головой:
        – Под мостом на Альбион-стрит нашли утопленника. Сейчас поднимают.
        Я вспомнил выбитую дверь и кровь в каморке в Чайнатауне.
        Пропавшая девушка.
        – Кто утонул? Мужчина? – спросил я.
        Сатти пожал плечами.
        – Если женщина, то это может быть Черри… – Я многозначительно посмотрел на него.
        – Черт. Тогда лучше топай туда, – сухо бросил он.
        Я вылез из машины и от души хлопнул дверцей, чтобы не сказать того, за что могут уволить. Идти было минут десять. Возможность лишний раз отдохнуть от Сатти. Толкач был городской легендой. Город пронизывало множество каналов с доками, набережными, шлюзами. Менее чем за десять лет в водах каналов погибла почти сотня молодых людей. Чаще всего тонули с полуночи до шести утра. В прессе муссировалась версия о серийном убийце. А слухи продаются лучше, чем правда. Обширное студенческое сообщество, бурная ночная жизнь, водоемы со свободным доступом. Печальная, но неизбежная статистика.
        Место преступления всегда окружает особая аура. Она чувствовалась уже на подходе к каналу. Выли сирены, пульсировали синие огни мигалок. Полицейские в светоотражающих куртках регулировали поток машин на перекрытом мосту. Удостоверение послужило пропуском на мост. Я подошел к краю и заглянул вниз. На берег уже что-то подняли. Потом рядом установили прожекторы, и мощный луч высветил нечто, накрытое черной пленкой.
        Размером с тело человека.
        Я схватился за кирпичную ограду, чувствуя дрожь в руках. Криминалисты закончили видеосъемку, но сбор образцов с места обнаружения тела обещал быть долгим. На квартиру Черри судмедэксперты приедут не скоро. Однако, если под пленкой она, это уже не важно. Вокруг тела никто не суетился, значит патологоанатом его еще не осмотрел. Мой взгляд скользнул ниже. В ярком свете вода казалась неподвижной и черной.
        Я спустился на берег и показал удостоверение ближайшему полицейскому.
        – Видели, кто там? – Я кивнул на тело.
        – Я и обнаружил, – угрюмо ответил офицер. – Второго за два года.
        – Что можете сказать?
        – В воде пробыл сравнительно недолго. Тот, которого мы выловили в прошлый раз, был похож на кусок мяса. – Полицейский посмотрел мне за спину и отступил в сторону.
        – Эйдан Уэйтс.
        С берега к нам спускалась Карен Стромер. В белом комбинезоне судмедэксперта. Она поставила чемоданчик на землю и уставилась на меня.
        – Дайте угадаю. Снова раньше всех оказались на месте преступления?..
        Полицейский, с которым я разговаривал, куда-то исчез.
        – Только что приехал.
        – Карманы трупа проверить?
        Я промолчал. Стромер шагнула ближе и сказала, понизив голос:
        – При виде вас у меня возникает нехорошее предчувствие, детектив-констебль. Вы тут что-то забыли?
        – Нет.
        – А собираетесь забыть? У вас та еще репутация…
        – Нет, просто думаю, нет ли связи с неопознанным трупом из «Палас-отеля».
        – С Зубоскалом? Так вы его называете?
        Я ничего не сказал.
        – Покажите карманы.
        – Простите?
        – Невыполнимая просьба? – продолжала она. – Хотите присутствовать, выворачивайте карманы. Требования для всех одинаковы. Мне тут подброшенных улик не надо.
        Я посмотрел на нее, потом на труп под черной пленкой. Достал из кармана куртки бумажник, удостоверение.
        – Остальные тоже, – велела Стромер.
        Я сунул руки в карманы брюк, вытащил из одного телефон, в другом нащупал ключи. И кое-что еще. Наверное, выражение моего лица изменилось.
        – Не может быть, – сказала Стромер.
        Я достал пакетик, который нашел в туалете перед допросом Маркуса Кольера. Наполовину заполненный белым порошком.
        Я закрыл глаза.
        – Это не то, что…
        – Уйдите, – бросила она, обходя меня. – Сейчас же.
        – Карен, – обратился я к ее спине.
        Несколько присутствующих повернулись ко мне. Наконец Стромер – тоже.
        – Я правда по делу. Если там молодая женщина, то ее смерть может быть связана с человеком из отеля.
        Стромер зыркнула на меня. Возникло ощущение, что я поставил на карту все, что у меня есть. В наступившей тишине слышалось только гудение прожекторов, лучи которых пересекались над берегом. Наконец Стромер приподняла пленку.
        – Мужчина, – констатировала она и сосредоточила все внимание на трупе.
        Вокруг собрались полицейские. Одни ухмылялись, другие отводили взгляд. Я вышел на дорогу, чувствуя, как лицо и шея пылают от стыда. Я не мог заставить себя вернуться в квартиру Черри. У Сатти везде были глаза и уши, наверняка ему уже доложили о том, как я проштрафился. Криминалистов он и один может подождать. Я пытался придумать себе какое-нибудь полезное занятие. Кольер говорил, что проститутки, которых он пускал в отель, собирались под мостом. Я отправился туда, но никого не нашел.
        Черри пропала бесследно.
        Около моего дома в Северном квартале стояла машина. Фары светились приглушенным светом, но, когда я подошел ближе, водитель врубил их на полную мощность и на мгновение ослепил меня. Загудел мотор, машина пронеслась совсем рядом. Я отпер дверь подъезда, но вспомнил про пакетик амфетамина и выбросил его в ближайшую решетку канализации. Потом подошел к тому месту, где только что стояла машина.
        Там валялась кучка окурков.
        Пятнадцать-двадцать штук. Их докуривали до фильтра, давили и выбрасывали из окна. Кто-то сидел здесь, ждал, наблюдал. Я оглядел улицу, гадая, кто бы это мог быть и что бы это значило.

        Автомобиль, едва не рассыпавшись на крутом вираже, съехал с главной дороги. Фонари кончились, путь казался до невозможности трудным. В машине было четверо. Мужчина, женщина – Бейтмен и Элейн, и дети – Кош и Пепелушка.
        Всех накрыло одинаковым ощущением.
        Мелькание смутных пейзажей за окном притупляло чувства.
        Кош сидел сзади и вглядывался в бескрайнюю темноту. Дребезжание автомобиля и бесконечное петляние по невидимой колее действовали гипнотически. Стоял ужасный холод. Рядом стучала зубами сестренка. Кош держал ее за руку, пытаясь успокоить. Сам он очень боялся. В дом Холли они проникли несколько недель назад и с тех пор почти все время куда-то ехали. Спали на полу у чужих людей. Иногда прямо в машине на стоянке. Наконец поселились в каком-то захламленном доме посреди квартала таких же домов. Как-то ночью взрослые принялись громко ругаться, потом неожиданно замолчали. Мальчик тихонько подкрался к двери и заглянул в комнату. По телевизору показывали безутешных мужчину и женщину. Они сидели за столом, держась за руки. Слов слышно не было, но сзади на стене висела большая фотография Холли. Утром Бейтмена дома не оказалось. Прошло несколько дней, и мальчик уже начал надеяться, что Бейтмен ушел навсегда. Но он вернулся. Сказал, что хочет им кое-что показать. Теперь дети сидели на заднем сиденье машины и, словно загипнотизированные, покачивались на ухабах.
        – Твою ж мать! – выругался Бейтмен, возвращая всех в реальность.
        До этого они ехали в полном молчании. Бейтмен резко затормозил. В тишине слышался только звук работающего мотора. Кругом чернела ночь. Бейтмен круто развернулся и поехал в другую сторону. Элейн, мать ребятишек, напряженно застывшая на переднем сиденье, даже не шелохнулась.
        Несколько часов назад взрослые разбудили детей и вынесли на улицу. На разбитом асфальте у подъезда стояла незнакомая «шкода». Странного цвета ржавой зелени. Как только дети пристегнулись, взрослые с грохотом захлопнули дверцы, ушли за машину и принялись ругаться. Кош и Пепелушка неотрывно глядели перед собой, прислушиваясь к голосам снаружи. Голос Бейтмена, похожий на низкий гул, с назидательной интонацией повторял одно и то же. Мать попыталась возразить, и стало казаться, что они разговаривают не друг с другом, а каждый сам с собой.
        Потом раздался звук удара.
        Дети подскочили, будто машина наехала на кочку. Бейтмен распахнул дверцу и забрался в машину. Лицо его оставалось бесстрастным. Хранило привычное непроницаемое выражение. Только кулак сжимался и разжимался.
        Бейтмен скрутил сигарету, постучал пальцами по приборной доске. Мать встала с земли, тяжело оперлась о машину, слегка ее качнув. Потом молча забралась внутрь и сжалась на переднем сиденье. Выехали на шоссе. Никто не проронил ни слова. Напряжение скручивалось в тугой узел. Потом Бейтмен резко свернул на проселочную дорогу. Они ехали все дальше по бесконечным петляющим колеям. Казалось, события разворачиваются так быстро, что за ними невозможно уследить. Наконец Бейтмен заглушил мотор, погасил фары и направил машину вниз по склону. Элейн передвинулась на сиденье, огляделась по сторонам.
        – Сбились с пути, – констатировала она.
        – Приехали, – ответил Бейтмен.
        Оба были правы.
        Бейтмен вырулил на обочину и поставил машину на ручной тормоз. Они очутились в абсолютной глуши. Посреди ночи. Все молчали. Темнота за окном казалась черным глянцем. Бейтмен разглядывал смутные очертания фермы. Дети крепче схватились за руки, надеясь, что Бейтмен про них забыл. Сестренке было пять лет, брату – восемь, но они знали, что означает этот взгляд Бейтмена. Знали его губительную силу, видели, как он портит и уничтожает все, на что обратится. Кожаное водительское сиденье скрипнуло. Бейтмен повернулся к ним всем своим мощным телом и посмотрел на Коша.
        – Все как договаривались, – строго сказал он мальчику. – Откроешь дверь, поднимешься по лестнице. – Он пошарил на заднем сиденье и вручил мальчику алюминиевый шест с метр длиной. – Вот этим действуй и никуда больше не суйся.
        Мальчик посмотрел на материн затылок. На собранные в узел волосы. Когда тишина стала невыносимой, мать обернулась. Под глазом у нее расцвел фингал.
        – Ты все слышал, – сказала она.
        Кош отпустил сестренкину руку и открыл дверцу.
        После тесноты на заднем сиденье простор его ошеломил. Машина стояла на дороге, ведущей во двор большой фермы. За спиной колыхалась огромная темная масса деревьев. В машине казалось, что они со всех сторон защищены, теперь же стало ясно, что их видно отовсюду. Луна, как огромный прожектор, высвечивала мельчайшие детали дома, двора, машины.
        Глядя на собственное отражение в стекле дверцы, мальчик сделал шаг. Все привычное оставалось позади. Впереди ждал беспредельный, всепоглощающий ужас.

        IV
        Фокус с исчезновением[«Vanishing Act» – песня американского певца и композитора Лу Рида (Льюис Аллан Рид, 1942–2013) с концептуального альбома «The Raven» (2003).]

        1

        Краем глаза я наблюдал за Сатти. Он растирал опухшие за день лицо, шею, плечи. Будто лепил себя заново. Все эти несколько недель, пока держалась жара, Сатти выглядел и пах хуже обычного. Казалось, он переживает некую личиночную стадию, которая преобразует его до неузнаваемости. Да мы оба менялись.
        Мы выяснили, что комната 4Б, где жила Черри, сдавалась нелегально. Настоящая хозяйка здания страшно удивилась, что в каморке кто-то обитал. И хотя тот факт, что из канала выловили не Черри, принес некоторое облегчение, у нас не было никаких сведений о ней. Кроме примерного описания внешности и уличного прозвища.
        Мы с Сатти ждали Карен Стромер у нее в кабинете. Она согласилась встретиться с нами, чтобы поделиться своими выводами об улыбающемся человеке, но я все равно нервничал. В памяти было свежо вчерашнее унижение.
        Сатти перестал себя растирать и лениво пошарил в карманах. Ничего не найдя, вздохнул, взял со стола Стромер шариковую ручку и принялся ковырять ею в ухе.
        – Ищешь, где включается мозг, Питер? – Стромер вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.
        Если Сатти и смутился, то ничем этого не выдал. Просто плюхнулся на свое место, почистил стержень ручки о край столешницы и сунул ее в другое ухо. Стромер обошла стол и села напротив нас. Меня она не удостоила взглядом, на Сатти тоже смотреть не захотела, предпочтя обращаться к пространству между нами:
        – По понятным причинам разговор будет максимально кратким. – Она открыла папку с отчетом и поискала ручку. Сатти предложил ей свою, из уха, но она достала из кармана другую и что-то пометила в отчете. – Информации много, так что приступим. Итак, кадавр…
        – Док, изъясняйтесь проще. Эйдан сегодня без словарика.
        Стромер помолчала, потом продолжила:
        – Мне давно не попадался такой удивительный объект исследования. – Она говорила сухим официальным тоном, будто речь шла не о теле человека. – Странностей столько, что не знаю, с которой начать…
        – Причина смерти известна? – поинтересовался Сатти.
        – Судя по предварительному анализу состава крови – полиорганная недостаточность.
        Сатти неопределенно хмыкнул:
        – Чем вызвана такая причина?
        – Несмотря на намеренно глупую формулировку, вопрос не лишен смысла, Питер. Если одним словом – нет. Ждем результатов экспертизы, но, полагаю, в мягких тканях обнаружится токсин.
        – Предполагаете отравление?
        – Почти уверена, однако я не поэтому попросила вас прийти. – Она бросила взгляд в мою сторону.
        Сердце у меня упало. Стромер обещала, что если найдет наркотики, то доложит начальству о попытке проникнуть на место преступления. А если прибавить к этому все события прошлой ночи и всплеск интереса ко мне со стороны Паррса, то ничего хорошего ожидать не приходится. К моему облегчению, Стромер сказала нечто совершенно другое:
        – Знакомо ли вам понятие «дважды пропавшие»?
        – Нет, – ответил Сатти.
        – Это пропавшие без вести люди, об исчезновении которых никто не заявлял, – ответил я. – Их нет в базах данных. Их никто не ищет, а если обнаруживают мертвыми, без документов, то называют по предмету одежды или отличительной черте внешности… – Я замялся, припоминая нашумевшее дело, и наконец поймал на себе взгляд Стромер. – Девушку в дубленке помните?
        – Да, яркий пример. – Стромер повернулась к Сатти. – В семидесятых годах где-то между Лондоном и Эдинбургом погибла девушка, которая путешествовала автостопом. Водитель-дальнобойщик, который видел ее последним, сообщил полиции, что она говорила с акцентом и назвалась Энн. Сбивший ее автомобиль так и не нашли. Более того, никто не заявил об исчезновении девушки, подходящей под описание: юная, пацанского вида. Известно только, что пломбы ей ставили в государственной клинике, а одета она была в длинную дубленку и джинсы с французским лейблом. Шла босиком… – Стромер помолчала. – Забавно, что запоминаются такие подробности. Каждый год регистрируются сотни таких смертей, и установить личность человека почти никогда не удается.
        – Спасибо, достаточно, – прервал ее Сатти. – Я уже всю задницу отсидел.
        – Просто хотела сначала убедиться, что вам знакомо это понятие.
        – Ну как же, – отозвался Сатти. – Сонни и Шер[13 - Sonny & Cher – американский поп-дуэт супругов Сонни Боно и Шер (Шерилин Саркисян), популярный в 1960–1970 гг.].
        Стромер кивнула:
        – Да, хотя мне эти прозвища никогда не нравились.
        Сонни и Шер – неопознанные трупы, обнаруженные во время моего первого года службы. Полуразложившееся тело женщины выловили из реки Эруэлл. Ножевых ранений у нее было столько, что после сотни патологоанатом перестал считать, а на голове остались обрывки черного мусорного пакета, которым ее душили. Поскольку труп проплыл по территории нескольких районов, ни один департамент полиции не хотел брать расследование на себя. В итоге было решено поделить нагрузку поровну, или, выражаясь по-новому, пошерить. Неизвестная, в итоге получившая прозвище Шер, не подходила под описание лиц, находящихся в розыске. Что было вдвойне удивительно, так как спустя несколько недель из этой же реки выловили труп маленького мальчика. Результаты тестов ДНК показали, что это мать и сын, поэтому его прозвали «сонни», «сынок».
        Казалось невероятным, что об их исчезновении не знал никто, кроме убийцы. Не помогли ни рассылка фоторобота, ни объявление с просьбой о содействии в поиске информации, ни документальный фильм, показанный по телевидению. «Дважды пропавшие» будто исчезали с лица земли, и никому не было до них дела. Те, чьи трупы обнаруживали, но опознать не могли, словно бы сразу рождались безвестными.
        – В розыск его точно не объявляли, – сказал Сатти.
        – Все немного сложнее, – возразила Стромер.
        – То есть?
        – Я считаю, что этот человек изо всех сил старался скрыть свою личность.
        – При нем ведь не нашлось документов? – вмешался я, пока Сатти не начал опять придираться к словам.
        – И этикетки были аккуратно спороты с одежды. Но это далеко не все. У него удалена кожа с кончиков пальцев.
        Какое-то время все молчали.
        – После смерти? Бандитские разборки? – спросил Сатти.
        – Судя по состоянию рубцовой ткани, операцию провели за некоторое время, возможно, даже за несколько лет до смерти. Причем, судя по хронологии событий, он сам решился на это. Не похоже на бандитские разборки.
        – Операция, – произнес я задумчиво. – Значит, был врач, больница? Такое вряд ли делают в частных клиниках.
        – Я говорю «операция» просто потому, что не знаю, как еще это назвать. Бандиты отрезали бы руки целиком. Или отхватили бы пальцы кусачками. Здесь все сделано профессионально и продуманно. И некоторое время назад, так что, скорее всего, добровольно.
        – Добровольно… – повторил Сатти, будто впервые слышит это слово. – Видел я как-то чувака, который спалил себе пальцы зажигалкой. Хотел пройти через границу какого-то там Хреностана.
        – Это совсем другое. При ожогах, порезах, попытках срезать кожу самостоятельно повреждаются глубокие ткани и остаются рубцы. И отпечатки пальцев просто меняются. Но в этом случае верхний слой кожи удалили и заменили.
        – Чем?
        – Это называется «пересадка кожи», Питер. Если тебе такое сделать, ты здорово помолодеешь…
        Я подался вперед:
        – Но зачем такое с собой проделывать?
        – Действительно непонятно, с какой стороны ни посмотри… Даже если взять вора-рецидивиста, какой смысл? В результате такой крайне редкой операции он, наоборот, обзаведется уникальными отпечатками пальцев, если их можно будет так назвать.
        – Значит, смысл в том, чтобы скрыть что-то не в будущем, а в прошлом? – подумал я вслух.
        – Это одна из версий.
        – Но у человека же, кроме пальцев, еще много чего есть, – заметил Сатти.
        – Вот именно. У большинства людей вообще ни разу в жизни отпечатков пальцев не берут. И труп редко идентифицируют по ним. Гораздо чаще по зубам, – уверенно заключила Стромер.
        – Дайте угадаю: наш приятель редко наведывался к стоматологу?
        – Наоборот, очень часто. Свои зубы ему или удалили, или обточили под коронки. Голливудская улыбка, вы же сами видели. Так что зубы тут не помогут. И последнее про внешность. Кто обратил внимание на цвет глаз?
        – Ярко-голубой, – ответил я. Хотя это был скорее глубокий синий.
        – Хорошо. Но неправильно. Глаза у него были довольно приятного карего оттенка. Он носил цветные линзы. – Стромер сдвинула отчет ровно на край стола, похоже довольная тем, что мы, особенно Сатти, потеряли дар речи от удивления. – Еще у него была четвертая стадия.
        Мы продолжали потрясенно молчать.
        – Рака, – пояснила она.
        – Четвертая – это ведь плохо, да?
        – Пятой не существует. Метастазы расползлись по телу, как гниль. Но ни в желудке, ни в крови не обнаружилось следов обезболивающих. Его должны были мучить нестерпимые боли.
        Сатти встрепенулся:
        – Выходит, тому, с кем у него так некстати пересеклись дорожки, надо было всего-навсего немного подождать?
        – Несколько недель. Если бы не все это, можно было бы сказать, что погибший обладал превосходными физическими данными. Никогда не видела таких натренированных ног. Как у бегуна-чемпиона или у танцора балета.
        – Беззубый балерун с терминальной стадией рака и без отпечатков пальцев, – пробормотал Сатти. – Ясненько.
        – Готовы к остальному?
        Мы молча ждали.
        – Эйдан, просветите детектива-инспектора, о чем пойдет речь? – По лицу Стромер нельзя было понять, радует ли ее, что я сейчас потеряю работу, или нет.
        «Ну, давай уже», – думал я. Мне надоело попадать в собственные ловушки. Но вслух сказал:
        – О стежках на брюках. В них что-то вшили.
        – Есть предположения? – Стромер посмотрела мне в глаза.
        – Нет, – ответил я.
        – А что про это скажете? – Она достала из папки две фотокопии и протянула нам по одной.
        Я не знал, чего ожидать. К счастью, это оказалась просто страница с текстом. Я присмотрелся к краю сфотографированного листка. Похоже, откуда-то вырванного. Всего два слова на иностранном языке.

        – Типографская печать на высококачественной бумаге, – сказала Стромер. – Похоже, на страницу из книги. В переводе с персидского «конец» или «финал». – Стромер улыбнулась. – Вот на этом, пожалуй, и закончим разговор.
        – Погодите, – сказал Сатти. – Вы сказали, это вшили в брюки? Кто? Он сам?
        – Пришито вручную с изнанки, для этого брюки понадобилось бы снять. Там было еще кое-что. – Она протянула нам еще по одной фотокопии.
        С изображением чего-то похожего на номерок от камеры хранения. С цифрами 831.
        – Откуда это?
        – Никаких предположений.
        – Ладно, спасибо. – Сатти встал. – Надеюсь, в следующий раз мы встретимся, только когда я буду лежать в морге.
        – Питер, я и так знаю, что у тебя внутри. Мне нужно еще кое-что с тобой обсудить.
        Сатти недовольно фыркнул. Стромер покосилась на меня и добавила:
        – Наедине.
        – Спасибо, Карен. – Я забрал фотокопии и направился к выходу.
        Она не ответила. Я закрыл за собой дверь и ушел в конец коридора. Не хотелось даже думать, что они там обсуждают. Мне было наплевать. Я посмотрел на первый листок и, хотя это была лишь фотография, невольно провел пальцами по узорным буквам.

        Что означало «конец».
        Или «финал».

        2

        Сатти вернулся в машину каким-то задумчивым. То ли пересматривал свое отношение ко мне в свете того, что ему сообщила Стромер, то ли я просто проецировал на него свои страхи. Несколько минут он молчал. Я завел двигатель и повернул обратно в центр города, а Сатти рядом рассеянно хрустел пальцами, шеей, коленями, запястьями. Отношения у нас были так себе, но все же Сатти обладал острым умом, и когда он принимался хрустеть суставами, это означало, что он готовится действовать. Я давно не видел, чтобы он так сосредоточенно над чем-то размышлял.
        – Куртку девушке вернул? – наконец спросил он.
        – Два дня назад.
        – Она, конечно, встретила тебя с распростертыми ногами…
        – Ее даже дома не было, и при чем тут это вообще?
        – Дальше дружбы дело не пошло, да, Эйдан? Вот и хорошо. Уж поверь мне. Если суперинтендант узнает, что ты взялся за старое, он тебя на органы сдаст. Но тебе повезло, я умею хранить секреты.
        – Проблема решена, – помолчав, сказал я.
        – Вот и хорошо. Как тебе Стромер?
        – Озадачена не меньше нас. Похоже, она такого еще не видела.
        – Прямо уж. Это же не хрен лысый.
        – Уймись уже, Сатти.
        Он сурово посмотрел на меня. Я подошел к опасной черте. Ссоры, споры, оскорбления стали привычными, но все, что касалось этики и терпимости, было запретной территорией. Не стоило его провоцировать.
        Сатти вскинул руки, будто сдается:
        – Да мне ее просто жалко. Тяжело, наверное, быть Бобом Диланом в юбке.
        Я ничего не сказал.
        – Ладно-ладно, надевай короткие штанишки, бери мячик.
        Игра «ты мне – я тебе» была излюбленным развлечением Сатти, возможно, потому, что обладала всеми признаками аргументированного спора. Он высказывал предположение, я его опровергал. Иногда рождались интересные версии. Порой почти доходило до драки.
        – Итак, Зубоскалу грозила мучительная смерть от болезни на букву «Р», – начал Сатти. – Может, он решил ее не дожидаться?
        – Нет. Похоже, его отравили. Если бы он покончил с собой, мы бы нашли орудие самоубийства.
        Сатти помолчал.
        – Наглотался яду в другом месте, а потом заявился в отель.
        Я покачал головой:
        – Место происшествия выглядело слишком подозрительно, сторож лежал без сознания, значит произошло что-то еще.
        – Маркус со своими девушками по вызову? – продолжал Сатти. – Как-никак он устроил в отеле бордель.
        – Да брось. Не проститутки же Али вырубили.
        – Может, Маркус тоже присутствовал. Он и двинул Али по голове. Ты же сам говорил, особой любви между ними не наблюдалось.
        – Бармен изменил показания, как только понял, что я из полиции. Обеспечил Маркусу алиби, и я ему верю. Полный бар народу может это подтвердить.
        Какое-то время мы ехали в молчании.
        – И все равно, – продолжал Сатти, – чтобы устроить бордель под носом у начальства, крепкие нервишки нужны. Надо с ним потолковать. Ладно, пойдем дальше… Если Зубоскала правда убили, тот, кто это сделал, толком его не знал.
        – Почему?
        – Он и так бы через несколько недель отправился кормить червей, надо было просто подождать. Природа сделала бы свое дело…
        – Нет. Он не принимал обезболивающие – значит, жил обычной жизнью, может, скрывал болезнь, превозмогал боль. – Я задумался. – Убийца стал бы ждать, только если бы там было нечто личное.
        – То есть?
        – Ну, если его хотели убить не по личным мотивам, а потому, что он что-то знал, убийца не стал бы рисковать и ждать естественной смерти. Умирающий человек, который слишком много знает, очень опасен.
        – Допустим, его убили, – согласился Сатти. – Но как же остальные загадки? Вряд ли он где-то посеял документы.
        – О его исчезновении никто не заявлял, и на одежде нет этикеток.
        – Может, у него друзей не было. А одежда из «Армии спасения». Там срезают ярлычки с инициалами.
        – Одежда выглядела новой и подходила по фигуре, к тому же неясно, зачем он вшивал в нее послания.
        Сатти поразмыслил.
        – Может, «Тамам шуд» – его жизненный девиз?
        – Конец или финал? Звучит зловеще.
        – Сбылось ведь, – рассмеялся Сатти. – Этот клочок бумаги все проясняет…
        – Как?
        – Это – предсмертная записка.
        – Нет.
        – Откуда тебе знать?
        – Жертвы убийств не оставляют записок.
        – Хватит, – рассердился Сатти. – Хватит называть его жертвой убийства.
        Я сменил тему:
        – Что за номерок на второй фотографии? Зачем вшивать его в одежду? Чтобы спрятать?
        – Хм… – протянул Сатти. – Надо найти эту камеру хранения. Идеи есть?
        – Самый обычный номерок. Таких полным-полно.
        – Ладно. Он вставил зубы и носил линзы, потому что хотел быть красавчиком…
        – Это не объясняет отпечатки пальцев.
        – Параноик. Ему казалось, что за ним следят власти.
        – Или готовился к апокалипсису?
        – Угу, только не дожил.
        – Что он делал в неработающем отеле? И зачем кому-то охотиться за единственной свидетельницей?
        – Дальше. – Сатти шумно выдохнул носом. – Эти «дважды пропавшие»: при жизни зря тратят воздух, после смерти – чье-то время.
        С минуту я вел машину молча.
        – Не согласен. Мы не просто так время тратим, а расследуем взлом отеля и мусорные поджоги.
        Сатти не стал возражать.
        – Стромер – закоренелая лесбиянка, которая люто ненавидит гетеросексуальных белых мужчин.
        – Нет. Она – умная женщина, которой от таких, как ты, прилетает столько дерьма, что хватит разгребать до конца жизни.
        Сатти покосился на меня:
        – А еще она считает, что ты – никудышный сотрудник с пристрастием к запрещенным веществам и таким послужным списком, что тебе нельзя доверять расследования. И что тебя следует немедленно отстранить от работы и предъявить обвинения в коррупции.
        Я не смог ничего возразить.
        К Стромер нам пришлось идти до начала смены. Вечер только начинался, но Сатти уже решил передохнуть. Теперь скомандует забрать его откуда-нибудь через пару часов, и от него будет разить выпивкой, но мне ли его осуждать? Наконец прислали записи последнего мусорного пожара, так что я отправился в управление.
        Разумеется, поджигатель снова выбрал урну в «мертвой» зоне. Ближайшая камера запечатлела противоположную сторону улицы. Зато можно было точно определить, когда вспыхнуло пламя, потому что проезжающий мимо велосипедист резко повернул голову. Я никак не мог сосредоточиться. Представлял исчезнувших женщин в дубленках, матерей и сыновей, до которых никому не было дела. Улыбающихся покойников.
        Дважды пропавших…
        Записи с камер наблюдения ничего не дали, так что я обрадовался, когда телефон завибрировал. Неизвестный номер.
        – Уэйтс, – сказал я в трубку.
        – Это полиция?
        – Да. Эрл?
        – Я нашел вашу визитку в комнате у Софи…
        – И?
        Он помолчал.
        – Кажется, мне надо с вами поговорить.

        3

        По словам Эрла, Софи получила новое сообщение от «того чувака». Она не призналась ему, что это Оливер Картрайт, и, помня, как Эрл отреагировал на имя в прошлый раз, я тоже промолчал. Картрайт сказал Софи, что в полиции у него все схвачено и за ее дело никто не возьмется. А в качестве подкрепления своих слов прислал еще фрагмент видеозаписи и назначил новую встречу, на этот раз на людях. Она не хотела ничего говорить Эрлу, но ушла сама не своя.
        – Куда, сказала?
        – Туда, где они познакомились, – ответил Эрл. – Только я не знаю, где это.
        В «Инкогнито» было непривычно тихо. Шел девятый час вечера, в баре ажиотажа не наблюдалось. У входа стоял тот же амбал, который выволок меня из клуба в прошлый раз. При виде меня он ухмыльнулся:
        – Ты всегда выпивку мимо рта проносишь?
        – В этот раз не пронесу.
        Он осклабился; на лысой голове запульсировали вены.
        – «Этого раза» не будет, приятель.
        – Я – наверх, – заявил я, пытаясь его обойти. – Тебе решать, хочешь завтра красоваться в газетах или нет.
        Он оттолкнул меня и примирительно вскинул руки:
        – Слушай, мне не нужны неприятности. У тебя ручонки коротки сюда соваться. Угрожаешь боссу, швыряешься выпивкой, распугиваешь посетителей, а отвечать за все мне?
        – Я не к боссу пришел. Полегчало?
        – Нет его. Честно.
        – А кто за главного?
        – Я. – На лестнице показалась Алисия.
        Сегодня она была одета скромнее – дикий неоновый прикид уступил место симпатичной черной юбке и простой блузке.
        – Все нормально, Фил, я разберусь, – обратилась она к охраннику.
        Тот ухмыльнулся и, сунув руки в карманы, удалился на почтительное расстояние.
        Алисия держалась на удивление уверенно. Она прохладно посмотрела на меня, и стало ясно, что раньше я ее недооценивал. В ее взгляде без цветных линз читался несомненный ум, возможно, она и носила их для того, чтобы его скрывать. Судя по тому, что из себя представлял ее отец, бизнес-замысел вполне мог принадлежать ей.
        – Мисс Расселл.
        – Детектив?..
        – Уэйтс.
        – Точно, Уэйтс. Чем мы можем вам помочь сегодня?
        – Для начала я бы что-нибудь выпил.
        – Вы не при исполнении? Странно, мне казалось, вы не в такие места ходите на досуге.
        – А в какие?
        – Ну, не знаю, в злачные. Помрачнее. Или вообще сидите в одиночестве, маетесь дурью. – Она лукаво улыбнулась. – Грезите о том, что не сбылось.
        – Грезы и привели меня сюда.
        – Ну разумеется. – Она взглянула на меня. – Тогда входите. Вы ведь здесь не из-за наших общих друзей, Софи и Оливера? – спросила она уже вдогонку.
        – Кого? – Я повернулся к ней.
        Она снова улыбнулась:
        – Давайте только вы не бокалом в него швырнете, а, скажем, книгой…
        Липкий пол казался неотъемлемым элементом интерьера. На лестнице никого не было, и, судя по тому, как гулко тихая музыка отдавалась под сводами, сегодня в клубе будет менее людно, чем в прошлый раз. Я шел медленно, не желая привлекать к себе внимание. Человек пятнадцать посетителей сосредоточились в кабинках или у дальней стены зала. Охранник не лгал: привычное место Гая Расселла пустовало.
        А вот Оливера Картрайта я увидел сразу.
        Он был в темном мешковатом костюме. Сидел ко мне спиной, а Софи – напротив него. Все в той же джинсовке, будто собиралась в любой момент встать и уйти. Лицо у нее было бледное, на Картрайта она не смотрела. Меня они не заметили. Я заказал пиво и стал наблюдать за ними в барное зеркало. Закончив произносить, очевидно, заготовленную речь, Картрайт откинулся на спинку дивана. Явно гордый собой, он ждал ответа. Обычно так ведут себя люди с положением и деньгами. Из простого любопытства ставят эксперименты на окружающих и смотрят, как те будут себя вести. Алисия пустила меня в клуб по этой же причине. Сама она удалилась вглубь бара и села так, чтобы как можно лучше видеть происходящее.
        Картрайт покручивал в руке бокал и разглядывал Софи – первую девушку, которую он снял в этом клубе. На лице его отражалась напряженная работа мысли. Ну, не пойдет девушка с ним, он просто учтет это на будущее и усовершенствует свои методы съема. Такие люди всегда уверены, что в следующий раз им повезет.
        Софи молчала. Рука Картрайта жирным розовым тарантулом проползла по столу и накрыла ее ладонь. Софи побледнела еще больше. Я пересек зал и сел на диванчик рядом с ней. Она тут же отдернула руку и посмотрела на Картрайта так, будто это он все подстроил.
        – Детектив Уэйтс, – улыбнулся Картрайт.
        Лицо у него покраснело от избытка выпивки и недостатка физической нагрузки, щеки пошли алыми пятнами.
        Я тоже улыбнулся:
        – Не обращай на меня внимания, Олли.
        – С удовольствием. Хотя какая-то часть меня недоумевает…
        – Догадываюсь какая.
        Он не ответил.
        – Надеюсь, ты не против, что я подсел к вам, а то мест больше нет.
        Он оглядел полупустой зал, фыркнул и обвел руками кабинку:
        – Располагайся. Мы уже уходим.
        Софи не шевельнулась, и Картрайт продолжил:
        – У нас второе свидание. Совсем недавно познакомились, но я, кажется, нашел свою вторую половину.
        – Я не на свидание сюда пришла. – Софи заговорила впервые с тех пор, как я сел за столик. К моей радости, в ее голосе слышались гневные нотки.
        Улыбка Картрайта потускнела. Он отпил из бокала, чтобы скрыть недовольство.
        – Я пришла, чтобы сказать, что между нами больше ничего не будет. Делай что хочешь, но я с тобой не пойду.
        – Что хочу?..
        – Ты ничего не сделаешь, верно, Олли? – Я посмотрел на него.
        – Эх, Софи, Софи, – произнес Олли, глядя при этом на меня. С губ у него капало, в глазах плескалась непри-крытая ненависть. – Ты, я смотрю, расхрабрилась, дорогуша, но твой дружок только с виду герой. Я такого могу тебе про него рассказать, у тебя волосы дыбом встанут. Везде. – Он перевел взгляд на нее. – Ты когда-нибудь слышала про?..
        – Мне все равно, кто он. – Софи повысила голос. – Я не просила его морально меня поддерживать. Вообще не просила приходить. Ясно? Я пришла сюда, чтобы сказать тебе лично, что ты – грязная свинья. Делай что хочешь, все лучше, чем еще одна ночь с тобой.
        – Свинья? – Олли снова покрутил бокал; лицо его еще больше покраснело. – О чем ты? Нам же хорошо вместе. Не каждой девушке, которая промышляет тем же, чем ты, так везет…
        – Мерзкий развратник, – тихо сказала она.
        – Кто из нас развратнее – это еще вопрос. Жаль, записи с собой нет. – Он допил содержимое бокала и поднялся с дивана. – Завтра вечером я улетаю на несколько дней. В Дубай. Надеюсь, в мое отсутствие никто не украдет ноутбук. – Он посмотрел на меня. – Но если что, я чист перед законом…
        – Верно, – сказал я. – Только закону все равно, что с тобой произойдет.
        – Это угроза?
        – Угрожать – не в моем стиле, в отличие от тебя, Олли.
        Он кивнул и направился к выходу. Задержался у двери и усмехнулся, заметив, что Алисия следила за разговором. Потом спустился по ступенькам и ушел не оглядываясь. Алисия отсалютовала мне бокалом, пригубила его и вышла вслед за Картрайтом.
        Софи со вздохом опустила голову. Ее трясло.
        – Ты молодец!
        – Думаете, он это сделает? – тихо спросила она.
        Я не думал, а знал, но ответил отрицательно.
        – Как можно было быть такой дурой?..
        – Ты просто доверилась не тому человеку. Все остальное – его вина.
        – Все остальное завтра же вечером будет в интернете. – Софи потерла лоб. – Парни на лекциях пялиться будут, на работе лет через пять увидят…
        – Тебе может аукнуться только то, что ты ему отказала.
        Она обдумала мои слова. Нервно сглотнула.
        – Он обалдел, да?
        – Вид у него был такой, будто ты врезала ему между ног. Знаешь, еще ведь не поздно заявить в полицию…
        Софи покачала головой:
        – Спасибо, что пришли. Эрл сказал?
        Я пытался придумать какую-нибудь невинную ложь, но не смог.
        – Не сердись на него…
        – А я и не сержусь.
        Она невольно улыбнулась, похоже впервые увидев своего приятеля в другом свете. Я отвернулся, чтобы не портить момент.
        – Ну что, уходим?
        – Да, – отозвалась она. – С радостью.
        Я проводил Софи до Пикадилли. Она принялась отстегивать замок с припаркованного там велосипеда. Меня впечатлило то, как она постояла за себя перед Картрайтом, но беспокоило, что будет дальше. Картрайту нанесли удар по самому уязвимому месту – самолюбию. А из-за предстоящей поездки за границу он может решить, что терять ему нечего. Если, находясь в отъезде, он заявит о краже ноутбука, будет практически невозможно доказать, что он сам выложил запись в сеть. Наверное, стоило намекнуть ему, что последствия могут оказаться гораздо серьезней.
        Я выбросил эту идею из головы.
        Прежде я шел на поводу у чувств и почти разрушил свою жизнь, а кого-то, возможно, подставил под роковой удар.
        Я посмотрел на Софи и подумал о другом.
        – Можно спросить тебя про шлем?
        – Конечно. Вы катаетесь?
        – Нет, я и хожу-то с трудом. Это у тебя камера?
        – Ага, снимает в движении. Водители на дорогах боятся и лучше себя ведут, потому что, случись что, будут доказательства.
        Глядя, как Софи выезжает из парка, я вспомнил записку, выпавшую у нее из кармана. Описание внешности Картрайта, время и место встречи. Сегодня был неподходящий момент для расспросов, но я не переставал гадать, что она означала. И тут меня осенило. На входе в клуб Алисия упомянула имя Софи. Они знакомы.

        4

        Я вернулся в управление и принялся пересматривать записи с камер видеонаблюдения, на этот раз целенаправленно. Шлем Софи подсказал мне идею. Я перемотал запись последнего пожара. Вспомнил, что велосипедист повернулся в сторону загоревшейся урны. Возможно, он видел поджигателя.
        Всегда приятно, когда наступает прорыв в деле, даже в таком пустяковом, как расследование мусорного поджога.
        На шлеме велосипедиста была камера.
        Я запросил все записи с Оксфорд-роуд в надежде проследить его путь. Если он заезжал в магазин и платил картой, то найти его будет не так уж сложно. Я посмотрел на часы, купил сэндвич. Скоро надо будет ехать за Сатти и дорабатывать остаток смены. Я шел по Оксфорд-роуд и размышлял. Али слышал, как ругаются двое, причем утверждал, что голоса были мужские. Так что это не Наташа Рив с Фредди Койлом. Но кто? Фредди с Зубоскалом? Маркус Кольер с Зубоскалом? Проходя мимо отеля, я машинально посмотрел наверх.
        И замер.
        На пятом этаже светилось окно. Как раз в номере 513, где обнаружили труп. Я перешел через дорогу и подергал дверь. Заперта. На ходу набирая номер Сатти, я направился к двери в торце здания. Тоже закрыта.
        – Алло, – буркнул Сатти.
        – В отеле кто-нибудь дежурит?
        – Не-а, криминалисты еще вчера свернулись. А что?
        Я перешел обратно через дорогу и снова посмотрел на отель. Свет не горел. При определенном ракурсе в окнах верхнего этажа отражались уличные огни. Показалось?
        – Забудь, – сказал я Сатти.

        – Опять вы! – Навстречу мне через дорогу шел Фредди Койл.
        Я как раз направлялся к нему на Сэквилл-стрит, хотел задать несколько вопросов по поводу супружеской измены. Но у него были другие планы. Он прошествовал мимо меня, одетый в темно-коричневый костюм и благоухающий неземными ароматами.
        – Если вы по поводу того человека в отеле, то зря тратите время, – бросил он на ходу. – Причем мое.
        – Есть ли кто-нибудь сейчас в отеле, мистер Койл?
        Он остановился. Обернулся:
        – Откуда мне знать? Спросите мисс Хан. Если это все…
        – Боюсь, что нет.
        Он с досадой развел руками:
        – Что еще?
        – Вчера я спрашивал, есть ли у вас враги…
        – И что? Я вам соврал, детектив-констебль?
        – После разговора с вашей женой я склонен думать, что да.
        – Значит, вы не услышали ни слова из того, что я сказал. – Он покачал головой и продолжил путь.
        Я нагнал его и пошел рядом:
        – Что я должен был услышать?
        – Вы правда ничего не поняли? Я же практически открытым текстом сказал, что у меня есть враг. Неудивительно, что после разговора с этим врагом у вас возникли новые вопросы.
        – У вас с женой все так плохо?
        – Бывшей женой, – поправил он. – Следите за мыслью. Одно дело развод, раздел имущества и все такое, но натравливать на меня полицию…
        – Вы считаете, что мисс Рив имеет отношение к происшествию в отеле, мистер Койл?
        – Вы сами-то себя слышите? Не надоело скакать от одного к другому? Он сказал, она сказала…
        – Если честно, надоело.
        – Наташа – не созидатель и не стратег. Ее дело – управлять. Решать проблемы. Она использует смерть того бедняги, чтобы мне насолить.
        – Чем вы ее так разозлили?
        Койл остановился. Посмотрел на меня и усмехнулся:
        – Так вот к чему вы ведете. – Он снова смерил меня взглядом, подошел ближе. – Гадкий мальчишка. С кем делить постель – мое личное дело. – Он отвернулся и продолжил путь.
        Я не отставал.
        – Согласен, но, по-моему, враг – тот, кто сообщил обо всем вашей жене.
        Он вновь остановился. Посмотрел на меня и недоуменно сдвинул брови:
        – Сообщил жене?
        – А как она, по-вашему, узнала?
        – Сделала копию ключа. Следила за мной… – сказал он неуверенно, будто задал вопрос.
        – Перед тем как вы расстались, мисс Рив получала анонимные письма, – сказал я. – Время, дата, место свиданий.
        Похоже, эта новость была для Койла ударом.
        – Даже фотографии. Вы не знали?
        Он уставился на землю. Мимо промчалась вереница пожарных, скорых и полицейских машин с мигалками, дав ему время подумать. Вид у него был такой, будто оправдались его худшие подозрения. Причем больно ему было не оттого, что Наташа умолчала о письмах, а оттого, что его предали. Прохожие обходили нас, будто мы – ссорящаяся парочка.
        – Кто тот мужчина, с которым вы встречались, мистер Койл?
        Он медленно перевел взгляд на меня:
        – Вас это не касается.
        – При всем уважении – касается. Я пытаюсь установить личность погибшего в вашем отеле.
        – Что? Вы думаете, я убил бывшего любовника, а потом сам себя подставил?
        – Я этого не говорил, но, по словам вашей жены, в последние недели ваших отношений вы были чем-то озабочены, отстранились от нее…
        – И что с того?
        – У вас неприятности?
        Койл посмотрел на меня и сказал, понизив голос:
        – Можете считать меня бесчувственным человеком, но, вообще-то, не очень приятно годами обманывать супругу. И в таком возрасте обнаружить нечто столь важное про себя…
        – Остается вопрос: кто писал эти письма?
        – Вы еще не поняли? – процедил он сквозь зубы, шагнув ко мне. – Это один и тот же человек. Других вариантов нет. Теперь довольны?
        – Вы о чем?
        – Никто, кроме человека, с которым я встречался, не знал о нас. Я был осторожен. – Он шумно задышал. – Только он мог сказать моей жене. – Вид у Койла был такой, будто до него только сейчас дошел смысл собственных слов. Он оглядел улицу невидящим взглядом. – Как в дешевой мелодраме. Предавший да будет предан…
        – Вы продолжаете встречаться с тем человеком?
        – Нет.
        – В понедельник в вашей квартире я слышал чей-то голос. Можно поинтересоваться, кто это был?
        – Нельзя. Отвалите.
        Я кивнул:
        – После того, как узнаю, с кем вас застала Наташа.
        – Ладно, – сказал он, возвращаясь на тротуар. – Все равно идти уже никуда не хочется.

        – Гиблое дело под названием «Фиг докажешь» против «Ни хера подобного».
        Я спросил Сатти, есть ли законные способы помешать Оливеру Картрайту обнародовать видеозапись. Своим ответом Сатти отчетливо дал понять, что все попытки безнадежны и меня ждет полное и безоговорочное поражение.
        Я понимал, что он прав.
        Сатти на ходу жевал свой любимый сэндвич. Он считался завтраком, и после одиннадцати утра его не продавали. Сатти, не просыпавшийся раньше обеда, каждый раз выбивал себе сэндвич со скандалом. Похоже, ради этого он и ходил в кафе.
        Я решил на время забыть про Картрайта и сосредоточиться на более конкретной задаче – деле улыбающегося человека. Койл назвал имя бывшего любовника, но я не мог начать его поиски во время дежурства. Становилось все труднее скрывать эту линию расследования от Сатти, тем более теперь, когда обнаружился такой клубок лжи и предательств. Может, все-таки поговорить с ним? Неожиданно блаженная улыбка сползла с лица Сатти. Он уперся взглядом в нашу машину.
        В ней кто-то сидел.
        Мы переглянулись, подошли ближе.
        Сатти тихо выругался.
        Дверца открылась, на пассажирском месте восседал суперинтендант Паррс. Он выставил ногу из машины и улыбнулся зловещей акульей улыбкой:
        – На манеже все те же. Клоуны Рок и Мрак.
        – Сэр, – выпалили мы хором.
        – Добрый вечер, Питер, – обратился Паррс к Сатти. – Давно не виделись. Как жизнь?
        – Не жалуюсь… – Сатти пожал плечами.
        – А девушка, которую ты недавно арестовал, жаловалась. Ладно, поздно уже. Ты, наверное, проголодался. Мне нужно перекинуться словечком с нашим вундеркиндом. Так что сходи куда-нибудь, перекуси.
        – Умираю с голоду. – Сатти сурово глянул на меня и пошагал обратно, дожевывая бутерброд. – Хорошего вечера, суперинтендант.
        – И вам, детектив-инспектор. – Все так же с улыбочкой Паррс подождал, пока Сатти скроется из виду. Потом, не глядя на меня, тихо скомандовал: – В машину, быстро.

        5

        – Ты ведь себя еще молодым считаешь, Эйдан? Ладно, не отвечай. Молодость, она как красота. В глазах смотрящего. Да, ты еще молод. Девчонки на тебя заглядываются. У тебя работа, волевой подбородок. Шевелюра на месте. Другому парню твоего возраста я бы сказал, что у него вся жизнь впереди. Смекаешь, о чем пойдет речь? В январе у нас объявился гастролер. Это не то чтобы разгар сезона, так что он привлек внимание старой гвардии. Людей, у которых память на лица хорошая. Они и прозвище его припомнили. Билли-Тупотык. – Паррс улыбнулся. – Такое имечко сейчас не услышишь. Слишком старомодное, типа Дорис или Этель. Ну так вот, гастролеру было хорошо за шестьдесят. Пенсионный возраст. Однако там, где работает старина Билли, пенсию не платят. Те же старожилы сказали, что он «механик». – Паррс помолчал, потом улыбнулся. – Но не такой, который машины чинит. Кустарь-одиночка. Брался только за определенную работу. Мотался по стране, где заплатят – туда и едет. Для такой жизни нужна охота к перемене мест. Отсутствие корней и привязанностей. Чтобы нечего было терять. Потому-то, наверное, Билли не завел ни семьи, ни
друзей. Немного похож на твоего улыбающегося человека. Да и на тебя. Ну что, догадался, какие проблемы устранял Тупотык?
        – Людей, – предположил я.
        – Верно. Десятки людей за много лет. Прокололся только один раз. Ну так вот, пришли мы в январе к нему потолковать, дверь высадили, а он сидит с набитым ртом. Бумагу жует. Вот умора! Наши молодцы перевернули его вниз головой и, скажем так, перекрыли ему носовые ходы, он бумажку-то и выплюнул. А на ней адрес. Ты бы его узнал. Как-никак живешь там. И еще слова: «Пусть помучается». – Паррс помолчал, давая мне переварить услышанное.
        Я поймал себя на том, что слишком шумно дышу.
        – Меня часто спрашивают, почему ты все еще работаешь в полиции, сынок, – продолжал Паррс. – Ты уже типа талисмана, который удачу ни хрена не приносит. Я всегда отвечаю, мол, надо же кому-то за Сатти писать рапорты. А ты – талантливый молодой детектив с блестящим будущим. Но мы-то с тобой знаем, что это сказочки. Мне просто выгодно держать у себя проштрафившегося сотрудника. На которого у меня столько компромата, что можно поручить ему особую работенку. Не доверяю я людям, Эйдан. Стоит довериться, и тебя тут же предадут. А вот когда человек знает, что ты можешь погасить его, как лампочку… вот тогда на него можно рассчитывать. Смотри, больше не ошибайся, сынок, я уже занес палец над выключателем.
        Я ничего не ответил.
        – Однако заказное убийство – это другая история. Нарушение баланса. В игре «мы – против них» есть одно незыблемое правило. Копов не убивают. Я сейчас не про маньяков и наркоманов – тем никакой закон не писан, – а про преступные синдикаты и кланы. Там люди с репутацией. Они не станут таким заниматься… Я ведь временами желал тебе зла, Эйдан. Для дела порой было бы лучше, если б ты пропал. Не появлялся бы на работе несколько недель. А потом из реки выловили бы обезглавленный труп, который опознали бы только по стройной фигуре и татуировке «ИДИОТ» на груди. Но заказное убийство – это слом системы. Если такое допустить, начнется анархия. Мир перевернется с ног на голову. Наш Билли-Тупотык – профессионал старой закалки. И этим отличается от себе подобных. Если попадется, рта не раскроет, будет молча отбывать срок. Лясы точить с нами он не собирался, да и не было на него ничего, кроме гнилой репутации и бумажки с твоим адресом. Так что я его отпустил, но велел исчезнуть из города. Насколько мне известно, он послушался. Потом я арестовал кое-кого. Хотел поговорить с теми, у кого телефонный номер Билли
сохранен в быстром наборе. Собрал остатки старых кланов. Бернсайдеров, Франшизы. Включая твоего старого дружка Зейна Карвера. И объяснил им главное правило игры: копы умирают своей смертью, и никак иначе. Обрисовал то, что случится, ежели это правило нарушат. Ты еще жив, так что, похоже, они усвоили урок. С задней парты, правда, поднялась рука. Зейн Карвер. Любимчик учителя. Поблагодарил за потраченное время и за оказанную честь, но из любопытства поинтересовался, применимо ли это правило к бывшим полицейским? Например, к тем, кого выгнали с работы. Неприкосновенны ли они? Я ответил, что этот вопрос находится в компетенции менее важных чинов, чем я. Мол, с Господом Богом договаривайтесь сами. В нашу первую встречу ты и так получил самый последний шанс. Теперь у тебя его нет. Твоя жизнь в прямом смысле зависит от того, останешься ли ты в полиции. А это, в свою очередь, зависит от того, насколько я доволен твоей работой. Похоже на то, что я доволен, черт побери?
        Я сообразил, что он ждет ответа.
        – Нет, сэр.
        – И почему же?
        – Оливер Картрайт, сэр.
        – Оливер Картрайт, – повторил он. – Я что, просто предложил держаться от него подальше? Сказал, не подходи, если сможешь? Нет, я велел тебе зарубить на носу, что к нему нельзя приближаться. – Он швырнул мне свернутую в рулон газету.
        На первой полосе была статья о смерти задержанного в результате действий полиции. Анонимный источник в полиции сообщал, что группа захвата применила запрещенный удушающий прием. Текст сопровождался фотографией суперинтенданта Чейз с мрачным лицом.
        – И надо же какое совпадение, – продолжал Паррс. – Сенсационная новость сначала появилась на сайте Картрайта. По уговору с благодетельницей нашей суперинтендантшей он несколько месяцев придерживал эту информацию, а тут решил ее опубликовать, раз его достает кто-то из моих людей. Чейз, как ты догадываешься, совсем не рада. А я так просто зол. Думаешь, ты до сих пор пребываешь в этом мире, потому что такой умелый и талантливый? Хватит тешить себя иллюзиями. Сделай хоть что-нибудь полезное, займись наконец чертовыми мусорными поджогами, потому что день, когда ты окончательно выйдешь из моего доверия, станет последним днем твоей жизни, Эйдан. И он уже близко. – Паррс повернулся ко мне, но я продолжал смотреть перед собой.
        Он вышел из машины, хлопнул дверцей и пошагал прочь.

        6

        Остаток дежурства прошел в оглушительной, гнетущей тишине. Ее нарушало только хлюпанье флакончика с антисептиком, которым Сатти беспрестанно обрабатывал руки. От спиртовых испарений стекла машины так запотели, что фонари и предметы за окном расплывались. Когда ранним утром я наконец высадил Сатти у дома, он повернулся ко мне.
        – Ничего сказать не желаешь?
        Сатти был ходячим кошмаром, но умудрялся оставаться на плаву, несмотря на несколько губительных для карьеры скандалов, постоянные конфликты со всеми и вопиющий непрофессионализм. Так что в моей ситуации он был не самым худшим советчиком.
        – Паррс считает…
        – А знаешь что? Мне не интересно. – Сатти выбрался из машины и так быстро пошагал прочь, будто я был заразным.
        Я развернулся и с минуту стоял на светофоре.
        Заказное убийство.
        Мотор работал, светофор, наверное, несколько раз переключился с красного на зеленый, но я ничего не замечал. Только когда меня сердито объехал одинокий утренний водитель, я вынырнул из размышлений. Опустил стекла, включил мигалки и около часа носился по пустым улицам, пытаясь выветрить из машины вонь после Сатти, и развеять сумбур в голове. Опьянение скоростью было сродни кайфу, и я затосковал по тем дням, когда такого же состояния можно было достичь, проглотив таблетку или вдохнув белую дорожку с ладони.
        Как только мне в голову приходили подобные мысли, я ускорялся, совершал немыслимые маневры и крутые повороты. Гнал машину на здания, закрывал глаза и тормозил в последний момент. Когда я возвращался домой в Северный квартал, меня трясло, а рук и ног я почти не чувствовал.
        Ночь прошла, дорогами завладел утренний поток транспорта.
        Я припарковался, вышел из машины и постоял немного на утреннем солнце, всем телом впитывая тепло.
        На тротуаре снова валялись бычки, докуренные до фильтра. Но теперь они означали угрозу. Жизни и здоровью. Я огляделся – нет ли поблизости того, кто их оставил, потом ногой спихнул окурки на дорогу. Если Паррс говорил правду, то меня пасут. Мои враги – люди состоятельные, могут позволить себе подождать, когда я снова оступлюсь. Сразу вспомнился человек, который несколько дней назад следил за мной у «Темпла».
        Дома я пошел на кухню, собираясь выпить. Початая бутылка оказалась пуста. Когда я успел ее прикончить? Я откупорил новую и налил себе пойла покрепче, но эффекта почти не ощутил. Потом принялся расхаживать по комнате. Паррс выразился предельно ясно. Следующая ошибка станет роковой. Но почему-то я чувствовал себя не загнанным в угол, а, наоборот, свободным. Паррс обрисовал, что будет дальше: я становлюсь ненужным, теряю работу и, соответственно, защиту.
        Закономерная последовательность событий.
        И ответ на все вопросы.
        Я отдался этому ощущению, как теплу утреннего солнца. Мне вдруг стало понятно, каково мое положение и как действовать дальше. Я вспомнил высокомерие Оливера Картрайта. Я не знал всех обстоятельств его отношений с Софи, но не сомневался, что он сыграет на ее внешности, юности и принадлежности к женскому полу. А в случае со мной – на моем прошлом и работе. Моя полная противоположность, он шел по жизни легко, не попадая в замкнутый круг причинно-следственных связей, в то время как все остальные не могли из него выбраться.
        Я взял ключи от машины и вышел из дома.

        7

        В юности я регулярно нюхал метамфетамин. Бывало, что нещадно перебирал. Так, что кровь шла носом или забывалось собственное имя. Я видел и слышал то, что не могло происходить в реальной жизни, и вел долгие оживленные беседы с умершими. Порой эта измененная реальность проникает в мою теперешнюю, трезвую жизнь, отчего события и люди то приобретают гротескный вид, то становятся лучше, чем они есть на самом деле. Иногда окружающая обстановка меняется почти до неузнаваемости, ее заполняют живые призраки, фантомы, сирены.
        Все это время я не срывался, договорившись с собой, что в завязке я не навсегда. Что в следующий раз сделаю все по-другому. Разумно. Возьму тайм-аут, закрою жалюзи и отдамся ощущениям. Полностью приду в себя и через полгода повторю. Я лелеял эту фантазию, поскольку только благодаря ей мне удавалось оставаться «чистым».
        Весь год я понемногу снимал деньги со счета и накопил приличную сумму. В случае чего никто не сможет установить, на какие средства куплены наркотики. Перед тем как выйти из квартиры, я зашел в ванную, посмотрел в зеркало. Мое отражение искривлялось и плыло, пока я откручивал болты и снимал зеркало со стены. За ним лежал сплющенный черный пакет с наличными и набором отмычек. Наркомания, кражи с взломом, ложь. Вот и все мое наследство. Прошло чуть больше часа, пакет прожигал дыру в кармане.
        Было раннее утро, но в городе уже вовсю кипела жизнь. Жара становилась невыносимой. Погода словно вымещала на нас злость. Мой путь лежал на Корлтон-стрит. У автовокзала царила деловая суета. Меня охватило чувство, что в моей жизни неизменно повторяется одна и та же ситуация.
        Я всегда сбегал сюда.
        Обычно с карманом, полным накопленных или ворованных денег, которых никогда не хватало. Я убегал из детдомов. Куда пойти, вопроса не возникало. Только сюда. Иногда я доезжал до соседнего города, иногда успевал вернуться, пока меня не хватились. Мне вспомнились многочасовые отключки, ночевки на улице в ожидании, когда вокзал откроется. Первые заигрывания с девушками, с выпивкой, с наркотиками. Однажды я убежал сюда со своей первой любовью и пришел в себя только утром. Девчонка смылась с деньгами, оставив на моей ладони прощальное послание, написанное красной шариковой ручкой.
        Идя по залу ожидания, я будто видел лица из прошлого. Веселые дисциплинированные пассажиры. Недовольные измотанные путешественники, едущие куда-то с семьей или по работе. Осоловелые после сна бродяги, пытающиеся выглядеть прилично и вымыться в туалете, пока их не выдворили на улицу. Бесконечные людские приливы и отливы большого города. В толпе безошибочно угадывались те, кто бежал от несчастной любви.
        Я сел у таксофонов – редкости в наше время. Около них отирался бродяга. Оборванный, краснолицый калека с костылем. Рука и нога у него не действовали, и ему приходилось поворачиваться всем телом. Обильные татуировки на шее походили на воротник. Бродяга подковылял к первому аппарату и сунул пальцы в лоток для сдачи. Потом переместился к следующему. Обойдя по порядку все таксофоны, он вышел на улицу и исчез из виду, потом снова появился в зале. Процедура повторилась еще несколько раз. Время от времени бродяга поглядывал через плечо, дергая головой, так что со стороны это казалось просто тиком. Когда он в очередной раз вышел на улицу, я подошел к первому таксофону и засунул в лоток скрученные купюры.
        Вернулся на место и стал ждать.
        Спустя полминуты бродяга вновь подобрался к таксофонам, дергаясь при каждом шаге. Он запустил руку в лоток и с поразительным проворством забрал деньги, совершенно не изменившись в лице. Снова пропал на минуту. Потом вернулся, проверил все лотки и, клацая костылем по полу, покинул вокзал. Я подошел к таксофону, снял трубку и бросил в щель монетку. Набрал свой собственный номер, дождался гудка, повесил трубку. В лоток упала сдача. Не со звяканьем, а с мягким шлепком. Я извлек из лотка пакетик и вышел на улицу.
        Я водил знакомство с уличными дилерами как для личных нужд, так и для профессиональных, но в этот раз не мог прибегнуть к их услугам. Требовалось нечто потяжелее спидов. И полная анонимность. Честного слова и обещания молчать было недостаточно. Я сел в машину, ощущая тяжесть пакетика в кармане. Я всегда считал, что люди не видят многогранности моей натуры. В один прекрасный день я всех по-хорошему удивлю. Стромер пересмотрит свое отношение ко мне. Паррс и Сатти поймут, что я достоин доверия и, может быть, даже повышения по службе. Я повернул зеркало заднего вида так, чтобы не видеть себя, и влился в поток машин. Иногда мы опровергаем чужие ожидания, иногда сполна оправдываем.

        8

        Я припарковался за Империал-Пойнт – домом Картрайта. Заглушил мотор. Путь назад был отрезан. Я будто шел к этому дню всю жизнь. Безмятежно тихая улица купалась в солнечном свете. Я нервно барабанил пальцами по приборной доске и поглядывал на дом.
        Собирался с духом.
        Я не попробовал купленный кокаин, но по левой ноге бежали приятные мурашки просто от соприкосновения с пакетиком через одежду. Я нащупал отмычки в кармане. Вдохнул поглубже, вышел из машины и направился к подъезду. Позвонил в квартиру 1003.
        Никто не ответил.
        Спустя несколько минут к выходу прошла молодая женщина. Она открыла дверь, я улыбнулся и отступил, пропуская ее. Потом прошел мимо сонного консьержа к лифту. Нажал кнопку десятого этажа, вышел в прохладу коридора и проследовал прямиком к двери с номером 1003. Квартире Картрайта. Постучал, нажал кнопку звонка, подождал.
        Никого.
        Я приставил палец к замку, шатнул дверь. Звяканье расхлябанного замка прозвучало музыкой для ушей. Я достал из кармана набор отмычек. В детстве я вскрывал двери обычной проволокой. Забирался на крыши и искал способы проникнуть в дом или втискивался в приоткрытые окна. Теперь мне нужны инструменты.
        Я достал из футляра натяжную планку и «гребенку» и приступил к работе.
        Такой замок устроен просто. Ряд латунных штифтов стопорят цилиндр. Ключ их поднимает, цилиндр поворачивается, замок открывается. Отмычка имитирует действие ключа. Процесс занял немногим больше минуты.
        Изнутри не доносилось ни звука.
        Я вошел в квартиру, осторожно обошел комнату за комнатой, убедился, что везде пусто. Подошел к чемодану, который так и стоял в гостиной. Поднял его, прикидывая вес.
        Чемодан был полностью упакован.
        Я положил его набок, расстегнул молнию. Картрайт улетает в Дубай сегодня вечером. Одежда, халат с монограммой, тапочки… Я аккуратно отстегнул стяжные ремни. Под ними оказались ароматизированные презервативы и лубрикант. Предусмотрительно.
        Я выложил одежду из чемодана, прощупал подкладку. Нашел непрошитый участок и засунул пакетик с кокаином поглубже. Картрайт ничего не заметит, даже если решит переупаковать вещи. Я аккуратно сложил одежду обратно, застегнул ремни и молнию, вернул чемодан на место. Потом вышел из комнаты, закрыл дверь и направился к лифту.
        Я всегда избегал судьбоносных моментов, но они настигали меня сами. Лифт полз на первый этаж, и впервые после нескольких месяцев гнетущей покорности я казался себе бестелесным, невесомым.
        Я вновь шагнул в летнее пекло и подставил лицо солнцу. В моей жизни было много поступков, которые хотелось забыть. Но на этот раз все по-другому. С этим я жить смогу. Кто-то припарковался прямо за моей машиной. Я подошел ближе, водитель завел мотор, резко развернулся и скрылся за углом. Я стоял на дороге, тяжело дыша. Эта же машина была ночью у моего дома. Что все это значит? Телефон завибрировал. Я посмотрел на экран.
        Незнакомый номер.
        Я ответил. В трубке слышалось тяжелое дыхание.

        Мальчик оторвался от своего отражения, тихонько обошел машину и направился к ферме. Свет в доме не горел, слышался только шум ветра в кронах деревьев. Дурманящий ночной холод проникал в легкие, лунный свет будто подталкивал в спину. С каждым шагом страх убывал, а чувство нереальности нарастало.
        Он зашагал быстрее. Уже привычное ощущение подъема над землей становилось все отчетливее. Он растворялся в воздухе, переходил в защитный режим выхода из тела. Для этого надо было сконцентрироваться на каком-то предмете, например на двери фермы, и подумать о Бейтмене. Рот начал наполняться слюной. Перед глазами замелькали радужные сполохи, и наконец мальчик поднялся над собственным страхом, увидел себя со стороны. Именно так он уплывал вверх, когда мать порола его ремнем, парил под потолком, когда она удерживала его ладони под струей горячей воды. Поднимался в воздух, когда Бейтмен тушил сигареты об ручки его сестренки. Улетал все выше к небу, пока ее маленькое личико не исчезало из виду.
        Сейчас он тоже поднялся над землей.
        Так высоко, будто сидел на собственном плече. Сверху ферма виделась отчетливее. Серокаменное здание без возраста, бесформенное, словно кое-как проросшее из земли. У двери мальчик огляделся. Достал из заднего кармана две проволочки и принялся ковыряться в замке. Движения его были автоматическими, как и всегда в таких случаях. Ему доводилось в три утра залезать в окна магазинов. Воровать для Бейтмена лекарства из аптек. Шнырять по домам стариков в поисках ценных вещей и денег.
        Этот раз не был похож на предыдущие и не будет похож на следующие. Мальчик провел рукой по двери и отшатнулся. Его накрыло странное ощущение, будто он видит происходящее откуда-то из другой жизни, вспоминает то, что еще не случилось. А вдруг он поднялся на такую высоту, с которой открывается будущее? Внезапно возникло видение. В этом самом доме сидит женщина с перерезанным горлом. На крыльцо выходит тощий мужчина. Изо рта у него капает кровь. А где-то в далеком будущем в кресле у окна застыл некто с улыбкой на лице.
        Накатил ужас, над которым не получалось подняться. Мальчик стремительно падал на землю, возвращался в собственное тело, ему катастрофически не хватало воздуха, как всегда бывало, когда ощущение полета заканчивалось. Он прислонился к двери, посмеялся над собственной глупостью. Всего этого не было. Потому что оно еще не случилось.
        Пока не случилось.
        Темнота в доме казалась живой. Она окутала его со всех сторон, и мальчик слился с ней. Он тихонько дышал ртом и ждал, когда глаза привыкнут к темноте. В такие минуты он не понимал, жив он или мертв. Снова вспомнился вечер, когда мать застала его за молитвой.
        – Зря теряешь время, – бросила она тогда, глядя ему в глаза. – Нет ни рая, ни Бога, ничего. Когда умираешь, свет гаснет… насовсем. А так ты просто сам с собой разговариваешь.
        Мальчик догнал ее у двери, переспросил про свет.
        – Помнишь, что было до твоего рождения? – устало произнесла мать.
        Мальчик не шевельнулся.
        – Вот и смерть так же. Был ты – и нет тебя. Одна чернота.
        В окружавшем его мраке мальчик перестал существовать. Он вдыхал черный воздух, чувства застыли. Впереди показались очертания лестницы. Мальчик сделал три шага и остановился. По полу тянуло сквозняком. Мальчик обогнул лестницу и двинулся туда, откуда веяло прохладой. Толстый ковер глушил шаги, но он все равно крался на цыпочках, как велел Бейтмен. Дверь в конце коридора была приоткрыта. Какая-то неведомая сила влекла его вперед, заставляла ослушаться Бейтмена. Мальчик открыл дверь пошире. В лицо пахнуло холодом, стало еще страшнее.
        Он очутился на пороге большой кухни, выходившей окнами на поле. В слабом свете с улицы предметы казались почти черными. Тьма так прочно владела всем вокруг, что он невольно потянулся к свету. Шагнул вперед. Под ногами хрустнуло битое стекло. Чувства обострились, в воздухе стоял знакомый металлический запах, который в сознании мальчика отождествлялся со страхом.
        В центре комнаты, спиной к свету, неподвижно сидела фигура из видения. Женщина с перерезанным горлом. Мальчик попятился к стене. Уперся спиной во что-то твердое. Мокрой от страха ладонью нащупал выключатель.
        «Я быстро, – подумал мальчик. – Включу и выключу».
        Это мгновение навсегда изменит его жизнь.
        Комнату залил свет, безжалостно высвечивая застывшую сцену из ночных кошмаров. Окна разбиты. Столешница и пол усыпаны блестящими осколками. Стекло, стены и потолок в диких алых узорах. На столе ружье. На полу два крупных бесформенных предмета. Мальчик подошел поближе. Трупы.
        Сердце рвалось из груди.
        Запах становился нестерпимым. В центре комнаты сидел человек из видения. Молодая чернокожая женщина. Странно бледная. Она была привязана к стулу. Кровь из рассеченной почти напополам шеи забрызгала все вокруг. Мать оказалась права насчет смерти. Не было ни рая, ни Бога, ничего. Он узнал этот металлический запах, у матери так воняло изо рта. Пропитавшийся кровью воздух пах так же, как ее гнилые зубы. Мальчик выключил свет, и его поглотила вонь.
        Все погрузилось во мрак.

        V
        Во власти призраков[«Come Back Haunted» – песня американской рок-группы Nine Inch Nails с восьмого студийного альбома «Hesitation Marks» (2013)».]

        1

        – Дурень ты, Маркус, – почти ласково сказал Сатти. – Не отвертишься теперь. Я даже рад, что мы нашли у тебя презервативы. Не хотелось бы когда-нибудь увидеть копию твоей рожи.
        Мы вели допрос с пристрастием в подвале управления.
        Пятнадцать минут кряду Сатти расхаживал по комнате. То говорил спокойно, то срывался на крик. Наконец умолк, будто ожидая ответа.
        – У вас все? – поинтересовался Маркус, уставившись на стол.
        – Нет, – ответил Сатти. – Голос твой мне тоже не нравится.
        – Перепихнуться – это теперь преступление?
        – В ближайшие пять лет ты только этим и будешь заниматься. – Сатти похлопал его по плечу. – Непривычными способами. В тюрьме тебя по-всякому лишат девственности. И раздевать будут отнюдь не глазами.
        Кольер сделал вид, что речь Сатти его не впечатлила, и обратился ко мне:
        – Это все обязательно? Я рассказал, что знаю.
        – Считай, что Эйдана тут нет, – угрожающе наклонился к нему Сатти. – Еще раз на вопрос не ответишь, схлопочешь оплеуху.
        Говорить все это и впрямь было не то чтобы обязательно, но Кольер не то чтобы стремился сотрудничать со следствием. Сначала мы, разумеется, попросили его рассказать о Черри – проститутке, которая была в «Палас-отеле», когда там появился неопознанный труп. Кольер только сложил руки на груди и молча уставился на стол.
        Тогда-то и начался фейерверк красноречия.
        Сатти не столько допрашивал Кольера, сколько выпускал пар. Когда над его головой сгущались тучи, он удалялся в допросную и дождь проливался на кого-то из задержанных. Стопроцентная готовность сотрудничества со стороны Кольера ничего бы не изменила.
        Меня восхищало то, что Сатти осознает свою предсказуемость.
        Всю злость он вымещал на том, кто заговаривал с ним первым в течение дня. Изливать гнев на меня ему быстро надоело. Я забирал его перед дежурством в полном молчании. Он сдерживался и только и ждал, когда можно будет плюнуть ядом в того, на кого он подействует. Я помалкивал и тихо радовался, когда его внимание доставалось кому-то другому. Официантке в кафе, рекламному агенту, наркоману. При этом тяжесть правонарушения никак не влияла на его тон. Однажды он довел до слез водителя-лихача, а потом с безукоризненной вежливостью допрашивал домашнего тирана. Однако даже сломанные часы иногда показывают правильное время, вот и детектив-инспектор Питер Сатклифф, бывало, задавал взбучку тем, кто ее заслуживал. Кольер как-никак устроил бордель на рабочем месте. Мало того, ему принадлежала ключ-карта, которой улыбающийся человек открыл номер 513.
        – Я пожалуюсь на грубое обращение, – заявил Кольер, глядя в глаза Сатти.
        Иногда дело доходило и до такого. Оскорбления стали нормой жизни, и задержанные осмелели. Однако от слов Кольера Сатти только сильнее разозлился и повысил градус жестокости.
        – Я тебе сейчас объясню, что ты получишь в ответ на свои жалобы, – прошипел он, склонившись к Кольеру.
        Мой телефон завибрировал. Незнакомый номер.
        Я извинился и вышел в коридор.
        Когда я закрывал за собой дверь, Сатти уже вовсю орал на Кольера. Я отошел подальше и только тогда ответил:
        – Уэйтс.
        – Эйдан?
        – Шан?
        – Удивлен?.. – Она рассмеялась. – Ты что, удалил мой номер из контактов?
        – Старый телефон потерял, – с запинкой ответил я. – Что случилось?
        – Думаю, нам надо поговорить.
        Я оглядел коридор:
        – Сейчас не самое подходящее время.
        – Понятно, – сказала она.
        – Просто я на работе.
        – Рановато для тебя. Повысили?
        – Наоборот. Схлопотал от начальства. Допрашиваем тут одного типа. Вот, послушай. – Я вытянул руку с телефоном. Сатти в библейских выражениях предрекал Кольеру скорую кончину.
        – Совсем не изменился, – констатировала Шан.
        – Только хуже стал. Можем встретиться позже… – предложил я неуверенно.
        – Вечером я работаю.
        – Хорошо, заскочу на работу.
        В трубке наступила тишина. Я думал, что связь оборвалась, но потом послышался вздох, и я понял, что брякнул что-то не то.
        – Ладно, – ответила Шан. – Но может прийти Рики или кто-нибудь из друзей.
        – Рики? Твой новый парень?
        – Мой жених, Эйдан…
        – Понятно, – сказал я и зачем-то добавил: – С удовольствием познакомлюсь.
        – С удовольствием? – Шан снова рассмеялась. – Ладно, до вечера. Надеюсь, твой старый телефон найдется. – Она положила трубку, прежде чем я успел попрощаться.
        Я протер глаза. Я давно удалил номер Шан, чтобы не было соблазна позвонить ей в час, в два или в три утра. Тратить понапрасну ее время, пока я учусь жить без наркотиков. Это было просто неудобно. А напрашиваться на знакомство с ее бойфрендом и вовсе не стоило.
        От этих мыслей меня отвлекло новое сообщение в электронной почте. Все утро я искал велосипедиста, который мог видеть поджигателя уличных урн. К сожалению, он свернул с Оксфорд-роуд, и дальше его следы терялись. Я предпринял последнюю попытку его найти: запросил записи со всех камер на улице. Надеялся, что мне удастся отследить начало его пути. Записи только что прислали.
        Оторвавшись от телефона, я увидел двух патрульных. Они слушали новую тираду Сатти и хохотали.
        – Прохлаждайтесь в другом месте, – бросил я.
        Они замолчали и ушли. Я подождал, когда иссякнет очередной поток грубостей, и открыл дверь допросной.
        – Не желаю больше это слушать, – взмолился Кольер.
        Ноздри Сатти раздулись.
        – Можешь подтереться своими желаниями.
        Резко наступила тишина. Казалось, стены еще звенят от крика.
        – Все, допрос окончен, – подытожил Сатти, вынимая из магнитофона кассету и заправляя новую.
        Эти записи он коллекционировал и изучал на досуге, как гастролирующий комик, оттачивающий свое мастерство. Сатти встал и потянулся. Раздался треск рвущейся ткани. Он выругался и пошел к выходу.
        – Погодите, – произнес Кольер. – Меня выслушать не хотите?
        Сатти непонимающе глянул на него:
        – Да не особо. Пойдем, Эйдан! – Он вышел из допросной.
        – Дадим ему часок? – спросил я Сатти в коридоре.
        – Нет у нас лишних часов, приятель. Паррс утром звонил…
        Перед сменой я забрал Сатти, по обыкновению, молча, так что это был наш первый разговор за день. Первый с тех пор, как Паррс рассказал мне про заказное убийство. Я было подумал, что Сатти прознал про Оливера Картрайта и про наркотики в чемодане, но как?
        Нет, тогда это меня бы сейчас мурыжили в допросной.
        – И что? – спросил я.
        – А то. Считает, что дело Зубоскала для тебя слишком легкое. Хочет, чтобы ты занялся чем-нибудь более подходящим.
        Мы оба остановились.
        – Мусорными поджогами, – сказал я.
        – Да тебе надо детективом работать. – Сатти щелкнул пальцами и возобновил шаг.
        – Но у нас же убийство и…
        Он уже качал головой.
        – Хватит называть это убийством. Смерть при подозрительных обстоятельствах. Угодил в черный список, сам из него и выбирайся. И это еще не считая твоих ночных выкрутасов. В общем, не забывай: моя дверь для тебя всегда закрыта. Стромер там Паррсу про тебя нашептывает. Явился, мол, на место, где выловили утопленника, и устроил сцену. – Сатти понизил голос, так как нам пришлось остановиться и пропустить идущих навстречу людей. – Ты что, на автопилоте, Эйдан? Включи наконец-то мозги! Все ждут, когда ты напишешь заявление по собственному желанию. Мой тебе совет: пиши. Эта работа не для тебя.
        Он пошел дальше по коридору, а я стоял и смотрел ему вслед. Может, Паррс предлагает отправить меня в отставку, зная, что я не могу уйти из-за того, что он рассказал вчера? Он уже столько раз вонзал мне нож в спину, что я без труда угадывал его почерк.
        Сатти отметился на выходе и даже придержал дверь для того, кто шел следом. Он вдоволь накричался и какое-то время пробудет в благостном настроении. К концу смены он напрочь растрачивал благоразумие, но за ночь его злость накапливалась снова, как гной в нарыве.
        Я пошел в туалет и заперся в кабинке. На стене красовалась нарисованная маркером карикатура. Меня изобразили тощим и набычившимся. Сатти повезло еще меньше: он был потный и раздувшийся от ярости. Сквозь лупы мы рассматривали крошечные пенисы друг друга. Надпись гласила: «Сатти и Уэйтс ведут расследование…»

        2

        Джефф Шорт оказался не таким, каким я его представлял. Это был высокий и стройный человек с пружинистой спортивной походкой и здоровым цветом лица.
        – Спасибо, что согласились прийти, мистер Шорт.
        – Надеюсь, что смогу помочь, – осторожно сказал он.
        Фредди Койл предупредил, что его бывший любовник женат и у него есть дети, так что я предложил встретиться в кофейне рядом с его домом на Уолли-Рейндж.
        – Вы уже помогли… – Я рассказал ему о недавних событиях в «Палас-отеле» и сообщил, что больше не рассматриваю его в качестве их вероятного участника.
        Во-первых, я воочию убедился, что он не может быть неопознанным покойником, во-вторых, у него железное алиби: в субботу ночью его жена рожала, он держал ее за руку и помогал правильно дышать.
        Шорт испытывал явное облегчение оттого, что невольно смог дать ответы на оба вопроса.
        – Хорошо, когда можешь помочь уже тем, что жив. – Он как-то странно посмотрел на меня. – Вам ведь известно, что я почти год как не работаю у мистера Блика?
        – Я и не знал, что работали. Вы адвокат?
        Он кивнул:
        – Это хорошая фирма, но мне пришлось штурмовать карьерную лестницу в другом месте. Погодите… Если вы не знали, что я имел отношение к «Палас-отелю», почему вы обратились ко мне?.. – спросил он и тут же догадался: – А, это…
        – В ходе расследования выяснилось, что у вас была интрижка с Фредериком Койлом…
        Шорт закрыл лицо руками:
        – Интрижка. Боже мой…
        Я молчал, давая ему время прийти в себя.
        Наконец он посмотрел на меня:
        – Ладно.
        – Могу я спросить, как все началось?
        Он пожал плечами, но не равнодушно, как все, кого я успел допросить по делу.
        – А как обычно бывает? Симпатия к коллеге перерастает в нечто большее. Сначала намеки, потом перебрали с алкоголем и перешли к действиям. Закончилось все печально.
        – Для кого?
        – Для Фредди, конечно. У него из близких людей была только Наташа.
        – Теперь и ее нет.
        – Он тогда почти закрылся в себе. И я, конечно, поспособствовал. – Шорт понизил голос. – В то время Фредди только осознал себя геем. Он добивался моего расположения, и это было непривычно. Волнующе. История стара как мир.
        – Как все закончилось? – Я хотел подвести его к теме столкновения с мисс Рив, но он рассказал даже больше, чем я ожидал.
        – Я стал понемногу отдаляться, сокращать общение. Почти с самого начала, если честно. Нашел новую работу и понял, что пора. Мы хорошо проводили время, никому от этого хуже не было.
        – Это вы так считали.
        – Да, я так считал. Тот злополучный день. Я пришел домой к Фредди, сказал, что хочу изменить свою жизнь, вернуться в семью. Он расстроился. Поцеловал меня и сказал, что ему будет легче пережить расставание, если мы проведем еще день вместе. А потом открылась дверь…
        – Наташа Рив?
        – Разъяренная до предела.
        – Что-нибудь сказала?
        – Вела себя странно. Посмотрела на нас, обошла вокруг дивана, на котором мы сидели, и ушла. В холодной ярости. Она будто знала заранее…
        – Боюсь, так и было.
        Шорт закрыл глаза.
        – Мисс Рив получала анонимные письма.
        Шорт побледнел:
        – Письма?..
        – Вы не знали?
        – Нет…
        – Она и Фредди Койл считают, что их присылали вы.
        – Что? – потрясенно переспросил Шорт.
        Я откинулся на спинку стула:
        – А разве нет?
        – Разумеется, нет. Даже не знал о них… Во-первых, я бы никогда ни с кем так не поступил. Во-вторых, зачем мне разрушать собственную жизнь и семью? – Сообразив, что говорит слишком громко, он понизил голос, хотя в кофейне было пусто. – Это же я был инициатором разрыва.
        – Фредди говорит, он никому про вас не рассказывал. Как считаете, это правда?
        Его плечи поникли.
        – Полагаю, да. Как я уже говорил, он не очень общителен…
        – Тогда это кто-то из ваших знакомых.
        – Это невозможно.
        – Вы никому не говорили?
        – О том, что изменил матери своих детей с мужчиной? Нет.
        – Может быть, случайно проговорились? Как насчет вашей жены?
        – А что насчет нее? – Он вдруг разозлился, хотя до этого нормально воспринимал вопросы о себе. Поэтому мне и хотелось ему верить.
        – Например, она догадалась, что между вами и Койлом что-то есть. И стала писать анонимные письма, чтобы положить конец вашей связи.
        – Совершенно исключено. – Увидев недоумение на моем лице, Шорт добавил: – Все и началось-то потому, что она работала за рубежом. Читала лекции в США.
        Я задумался.
        – Наташа Рив говорит, что за некоторое время до их окончательного разрыва Фредди изменился. Вел себя отстраненно…
        – С ней? Неудивительно.
        – А с вами?
        Шорт покачал головой.
        – Он много пил?
        Шорт задумался.
        – Это что-то новенькое.
        Я спросил Шорта, где он был в понедельник утром. В день, когда я приходил к Койлу и слышал чей-то голос в соседней комнате.
        Шорт ответил, что был на работе, и изъявил полную готовность это доказать.
        Я ушел, не переставая гадать, кто же тогда был в квартире.
        Сначала я думал, что это Аниса, но все факты говорили о том, что Койл распрощался с женщинами навсегда. Я не знал, что и думать. Мне даже пришло в голову, что я так зациклился на этой стороне вопроса, потому что сам ни с кем не встречаюсь.

        3

        К вечеру жара наконец стала спадать. Я шел в «Темпл». Мне было не по себе после телефонного разговора с Шан. Я по-прежнему считал ее своей подругой и хотел перед ней оправдаться. Я самонадеянно рассчитывал, что приду раньше Рики, ее бойфренда, и мы сможем поговорить спокойно. Похоже, ее удивило, что я хочу с ним познакомиться. Но зачем она меня позвала? Вряд ли для того, чтобы поговорить о наших с ней отношениях. Тогда о чем?
        В последние недели нашей совместной жизни я старался побороть зависимость. Очиститься от последствий употребления стимуляторов и транков. Несколько дней меня жестоко ломало, потом стало лучше: и физически, и морально. Я смотрел на красивую веселую женщину рядом с собой и думал, что, кроме нее, мне никто не нужен. Мозги прочистились, я впервые увидел настоящую Шан. Плохо то, что себя настоящего я тоже увидел. Память наводнили воспоминания, которые казались чужими. Много лет мне вспоминалась только сестра, но теперь я видел людей, окружавших нас в детстве. Долгие годы мой сон был лекарственным забытьем, теперь же мне снились яркие и реалистичные сновидения. Они становились все мрачнее и тревожнее. В одну из ночей я резко проснулся. Шан лежала рядом и с ужасом смотрела на меня.
        «Темпл» был моим любимым баром не только благодаря такой редкости, как приветливое лицо за стойкой. Этот бар не был связан ни с преступными группировками, ни с сетями наркодилеров. Слишком маленький и темный, он не тянул на модный клуб. Автомат здесь играл только отборную музыку. И самое приятное: сюда не пускали Сатти, поэтому «Темпл» был моим надежным убежищем в те дни, когда Сатти становился особенно невыносим. Как сегодня.
        Я спустился по ступенькам в бар. Внутри было тихо. Шан приветливо болтала с парочкой посетителей, которых обслуживала. Я подождал, пока они отойдут.
        – Привет, незнакомец, – удивилась она. – Надо же, пришел.
        Шан выглядела чудесно: одета, по обыкновению, в черное, губы накрашены ярко-красной помадой, на кончике носа очки в толстой оправе.
        – Ты же сказала, нужно поговорить.
        – Ага, помню. Вызвала на разговор самого Эйдана Уэйтса. Думала, ты сразу заблокировал мой номер или удалил.
        Я не ответил, и она продолжила уже серьезно:
        – Ты рано.
        – Для меня – поздно. Я еще не ложился.
        Так и было. Сначала ночное дежурство с Сатти, потом вылазка в квартиру Картрайта. День выдался долгим.
        – Ты ведь не взялся за старое?
        Я вспомнил вчерашний вечер. Если Картрайта не арестовали здесь в аэропорту, то сейчас он уже летит.
        – Только за новое.
        Шан улыбнулась, но тут же посерьезнела.
        Я сел у стойки.
        – Так что случилось?
        Она принялась наливать пиво в бокал.
        – Не знаю, говорить тебе или нет…
        Я посмотрел ей в глаза, и она решилась:
        – Вчера тебя искал один человек.
        Я удивился:
        – Меня?
        – Вернее, расспрашивал про тебя… – Шан многозначительно посмотрела на меня, будто я должен был догадаться, что она имеет в виду. Потом подвинула ко мне бокал.
        – Что именно его интересовало?
        – Часто ли ты тут бываешь, дружим ли мы. Спрашивал не напрямую, а… – Она замолчала, подбирая слова. – Выуживал информацию.
        – Имя спросила?
        – Он не назвался. Сказал, что вы старые друзья, что, возможно, ты его не помнишь, но он, кажется, видел тебя тут на днях и удивился, мол, не тот ли это самый Эйдан Уэйтс…
        Я взял бокал, задумался.
        – Может, правда? Даже у меня когда-то были друзья.
        – И сейчас есть, – сказала она несколько возмущенно. – Но его ты бы запомнил…
        Я ждал.
        – Его можно было бы пожалеть, если бы он не вел себя странно. У него что-то с лицом, – пояснила Шан. – С правой стороной. Вся в рубцах и шрамах. Губы растрескавшиеся, и глаз… его нет.
        Я не знал, что сказать.
        – Он, конечно, не виноват, что так выглядит, но жути это не убавляет, – продолжала Шан. – Мне показалось, он даже гордится своим уродством. Или, ну, понимает, какой эффект оно производит. Специально поворачивался ко мне изуродованной стороной, наклонялся как можно ближе.
        – Сколько ему лет?
        – Старше нас, где-то за пятьдесят. Судя по виду, много чего повидал в жизни.
        – На преступника похож?
        Она кивнула:
        – Да, а я уж каких только не видела. Сам весь мощный. Амбал. На голову выше тебя. Руки в этих мерзких полустершихся наколках. Ну, какие в тюрьме делают разогретой шариковой ручкой. Понял, что я заметила, и начал спрашивать про мои татуировки. На всем ли теле, есть ли пикантные…
        – Черт. Извини.
        – Тоже извинялся, я его пиво в раковину вылила. Но ты ведь с ним никак не связан?
        – Не знаю, – честно ответил я. – На тех, кого я за решетку упрятал, не похож. И ни на кого из друзей тоже.
        – Уже второй раз приходил. Первый – в воскресенье вечером. Мы тогда уже закрылись, а ты заглянул ненадолго, помнишь? Он тоже пытался войти, но я сказала, что закрыто на спецобслуживание.
        Я вспомнил, как уходил из бара в ту ночь. Кто-то следил за мной из темноты.
        – Вчера снова пришел, выпил восемь кружек, сидел вон за тем столиком, таращился на меня своим невидящим глазом. Потом подошел и стал расспрашивать про тебя.
        – Платил картой?
        – Наличными…
        – Что ты ему сказала?
        – А что я могла сказать? Не признается, правда знает тебя или нет, про татуировки расспрашивает… Сказала, прости, чувак, я его почти не знаю.
        – Спасибо.
        – И практически не соврала. Он еще спросил, как поживает твоя сестра…
        Я смотрел на бар, но Шан, должно быть, заметила, как сильно я сжал зубы.
        – У меня, наверное, такое же лицо было. Мне ты говорил, что у тебя нет родственников и вырос ты в детдоме. – Она помолчала. – Про такое ведь не врут.
        Я снова посмотрел на Шан. В ее взгляде читались одновременно и боль, и вопрос. Такой знакомый взгляд из нашего совместного прошлого.
        – Да, я вырос в детдоме, – тихо сказал я. – Это правда. У меня есть сестра, биологическая. Нас разлучили в раннем детстве.
        – А мне почему не рассказывал?
        – Не знаю, не стоило упоминания.
        – Ты не просто не сказал, Эйдан. Ты соврал. Жаль.
        Я начал говорить, но Шан перебила меня:
        – Причем так убедительно. Я даже не догадывалась. Сколько тебе тогда было?
        – Не помню, лет восемь, девять.
        – Ты забыл про сестру, прожив с ней почти треть жизни?
        – Я не забывал…
        – Что с ней? Где она?
        – Не знаю, – ответил я, зарывая себя еще глубже. – Я ее не искал.
        Шан нахмурилась, и я принялся оправдываться:
        – Ее удочерила состоятельная семья, мы росли в совершенно разных условиях.
        Эта мысль поддерживала меня в трудные времена. Терпя тяготы детдомовской жизни, психованных соседей по комнате, ежедневные побои и издевательства от старших пацанов, я представлял, что сестре настолько же хорошо, насколько мне плохо. У нее есть внимательная мать и, возможно, даже заботливая старшая сестра. Если сейчас обнаружится, что в ее жизни не все гладко, что она не избежала разочарований, я лишусь успокоительной иллюзии.
        – Мы совсем разные, – подытожил я.
        – Ты обижен на нее? За то, что она попала в хорошую семью?
        – Нет, – сказал я, подумав. – Конечно нет. Но лучше, если она будет жить своей жизнью. – Я попытался сглотнуть ком в горле. – Нам непросто приходилось там, где мы жили. Скорее всего, она бы там и осталась. Больше всего на свете я хотел, чтобы она попала в хорошую семью. И то, что это произошло, – настоящее чудо. Я рад за нее. Правда.
        Шан накрыла ладонью мою руку и посмотрела на меня скорее укоризненно, чем сочувственно.
        – Она – твой родной человек, Эйдан. Ты ее брат…
        Я покачал головой:
        – У нее есть семья, а я живу своей жизнью. Уверен, она тоже.
        Какое-то время мы стояли молча, потом раздался чей-то голос:
        – Так-так…
        Я поднял голову. На нас пристально смотрел мужчина в дорогом клетчатом костюме. Стройный, подтянутый. Его кожа сияла загаром, который вблизи казался каким-то искусственным.
        – Рики. – Шан запоздало убрала ладонь с моей руки.
        – Я чего-то не знаю? – улыбнулся Рики.
        – Умолкни. – Она вышла из-за стойки и обняла его. – Эйдан уже уходит.
        – Приятно познакомиться, – выдавил я, протягивая руку.
        Рики ее пожал. Его ладонь была прохладная и мягкая, а моя повлажнела.
        – Знаменитый Эйдан Уэйтс, – сказал Рики. – Первый раз встречаю настоящего детектива. Сможете определить по обуви, где я работаю?
        – Мы ничем не отличаемся от нормальных людей. – Я посмотрел на Шан. – Почти…
        – Удалось завлечь его на помолвку? – Рики кивнул Шан, которая теперь была его девушкой.
        В его голосе чувствовался вызов. Я посмотрел на Шан, не зная, что ответить.
        – Эйдан не сможет прийти, – сказала она.
        – Да ладно, приятель. Помолвка бывает раз в жизни.
        Наступило молчание. Разумеется, Рики понимал всю неловкость момента, но не отступался.
        – Ладно, в моем случае – два, но, насколько я знаю, за Шан ничего такого не числится.
        – Постараюсь прийти. – Я улыбнулся. – Мои поздравления. Тебе с ней очень повезло. А теперь, извините, мне пора. – Я тронул Шан за плечо вместо прощания и вышел обратно в уличное пекло. По спине струился пот, я шел быстро и не оглядывался.
        Будто скрывался с места преступления.
        Оставалось надеяться, что у Шан не будет неприятностей. Рики застал нас в момент проявления чувств, которые могли показаться не просто дружескими. Сначала я даже собирался подождать его на улице и объясниться. Я не вправе обижаться. За них надо порадоваться. Но тогда почему я рискнул жизнью, перейдя дорогу в неположенном месте?
        Шан ошибалась насчет моей сестры.
        Я видел ее часто, несколько раз на дню. Оксфорд-роуд кишела молодыми женщинами. У некоторых были кудрявые волосы и серьезное лицо, как у Энни двадцать лет назад. Она могла быть любой из них, так что я ко всем относился тепло. Испытывал гордость, когда видел их, хорошо одетых, идущих на свою серьезную работу или прогуливающихся по улице с любимыми или странных, с пирсингом, татуировками, синими волосами. Я видел ее в девушках, которые участвовали в марше протеста против фашизма и высказывали экспертное мнение в новостях. Я многое потерял в жизни, но приобрел все эти улыбки от незнакомок. И все потому, что меня разлучили с сестрой. Все равно ее брат был никчемным человеком. Коррумпированным детективом, преступником. Он бросал женщин, а наркотики бросить не мог.
        В кармане завибрировал телефон. Неизвестный номер.
        – Уэйтс, – ответил я. – Алло?
        Тишина.
        Я напрягся, ожидая услышать тяжелое дыхание. Раздался треск помех. Потом трубку бросили. Я замедлил шаг. Мысли вернулись к незнакомцу, который спрашивал обо мне в баре, и к Паррcовому предостережению насчет заказного убийства. Я вспомнил странный звонок на домашний телефон, потом на мобильный. Окурки у дома.
        Остановился как вкопанный.
        Тот человек знал мое имя, адрес и номера телефонов. Знал, где я выпиваю и кто моя бывшая. Он не искал информацию, а хотел что-то сообщить. Он знал, что у меня есть сестра.

        4

        Я рассеянно вернулся к записям с камер наблюдения. За последние несколько дней я столько раз в них всматривался, что у глаз уже собрались морщины. Даже если я найду велосипедиста с записью, скорее всего, там будет смазанное изображение подростка в надвинутом на глаза капюшоне. Очередной экземпляр в коллекцию. И вообще, целью этого спецзадания было не получить результаты. А выставить меня на посмешище. Я был сыт этим по горло.
        Захотелось покончить со всем разом. Насрать Сатти на стол вместо рапорта об увольнении и ответить за все свои ошибки. Я сказал Шан правду. Я не знал человека с изуродованным лицом. Такого не было ни среди моих знакомых, ни среди тех, кого я упек за решетку. От этого становилось не по себе. Паррс предотвратил заказное убийство несколько месяцев назад. С чего бы сейчас появляться новому «механику»? Однако упоминание о сестре выводило события на новый, неизвестный уровень.
        Угрозы в адрес семьи были чем-то из ряда вон выходящим.
        Такое считалось слишком серьезным и негласно запрещалось в преступных кругах. Даже дилеры укладывают детишек спать. Убийца не мог знать, что у меня есть сестра. А если бы узнал, ее бы не тронули. Во что же я вляпался? Если дело не в моем прошлом, не в работе и не в заказном убийстве, то в чем? Мои отношения с суперинтендантом Паррсом еще никогда не были хуже, но сказать ему придется.
        Все эти мысли крутились у меня в голове, пока я просматривал записи с камер наблюдения. Почти случайно мне удалось проследить, откуда велосипедист начал движение. На новой записи он сел на велосипед совсем недалеко от «Палас-отеля». А до этого вышел из цветочного магазинчика за театром. Отрабатывать версии по делу о поджогах уличных урн было едва ли не унизительнее, чем его не раскрыть. Тем не менее я взялся за телефон. Хотя бы за этот прокол не придется извиняться, когда суперинтендант в следующий раз окажется у меня в машине. Я позвонил в цветочный магазин. Хозяин проявил интерес к разговору, только услышав слово «полиция». Я спросил, не работает ли у них кто-нибудь, похожий на велосипедиста с записи.
        – Да, – ответил хозяин. – Это я.
        – Не против, если я сейчас подъеду?
        – Ладно… А что случилось?
        «Всего лишь преступление века», – подумал я.

        Хозяин магазинчика обслуживал покупателя. Убедившись, что передо мной человек с записи, я сделал вид, что нюхаю цветочки, и дождался, когда он останется один. Я сказал ему, что он – возможный свидетель преступления, совершенного на Оксфорд-роуд два дня назад, и что я видел камеру у него на шлеме. Перспектива помочь в расследовании серии злостных правонарушений привела его в восторг.
        – На самом деле меня интересует только один фрагмент, – пояснил я и назвал дату и время.
        Он сразу вспомнил тот инцидент, потому что тем вечером допоздна занимался счетами. Когда удалось подключить камеру к компьютеру, мы нашли нужную метку времени. Да, велосипедист резко повернул голову, и камера показала урну за несколько мгновений до того, как из нее вырвалось пламя.
        – Чувак вел себя очень странно, – сказал хозяин магазинчика.
        Я смотрел на экран и не верил своим глазам.
        – Тут свет изменился, – продолжал мой собеседник. – Извините, я плохо разглядел. Но хоть чем-то помог? А, детектив?
        – Включите еще раз, – попросил я.
        Он снова включил запись.
        К урне подошел человек с пакетом в руке. Не поднимая головы, достал из него крупный предмет, завернутый в мокрую тряпку, и бросил его в урну. Потом чиркнул спичкой и отвернулся, на долю секунды посмотрев в камеру.
        Я его узнал.
        – Перешлете файл на мой электронный адрес?
        – Конечно. – Хозяин магазинчика улыбнулся. – Вы будто призрак увидели…
        Я оставил визитку на прилавке и вышел на улицу. Повернул налево и по Оксфорд-роуд направился к выгоревшей урне. Надо было ее осмотреть, если ее еще не увезли городские службы, как и две предыдущие. Разомлевшие от жары пешеходы шагали раздражающе медленно. Сначала я их обходил, потом ускорил шаг и побежал. Мысленно сопоставил время. Урну подожгли в начале двенадцатого. Предыдущие два поджога тоже произошли поздно вечером: либо незадолго до полуночи, либо сразу после. К моему облегчению, урну не сломали и не увезли. Она стояла там же, где и раньше. Покореженный пластиковый цилиндр.
        Я позвонил криминалистам и попросил соединить меня с главным экспертом.
        – Да? – ответила она рассеянно, будто делала три дела одновременно.
        – У меня вопрос насчет мусорных пожаров на Оксфорд-роуд…
        – Если это тот вопрос, что я думаю, то нет, мы этого не сделали. Ни вы, ни детектив-инспектор Сатклифф не просили взять образцы с места происшествия, да и я не усмотрела ничего подозрительного.
        – Это уже не важно, – ответил я. – Нужно определить, куда увезли две предыдущие урны, и прислать бригаду к третьей.
        – Это же давно было. Что там может быть интересного?
        – Пока не знаю, – ответил я и повесил трубку. Потом дрожащими пальцами набрал номер Сатти. Дозвонился с третьей попытки.
        – Алло?
        – Я знаю, кто поджигал мусорки.
        – Вот это да, – произнес он равнодушно. – Теперь нас пригласят к самому премьер-министру.
        – Это был улыбающийся человек.
        Сатти весь обратился во внимание.

        5

        В ожидании напарника я позвонил начальнику пожарного расчета, который дежурил четыре дня назад. Третью урну потушили довольно быстро, потому что звонок поступил сразу после возгорания. У меня мелькнула надежда, что пожарных вызвал сам улыбающийся человек. Тогда можно будет определить номер телефона и, может быть, даже получить образец голоса. Но начальник расчета развеял эту надежду.
        – Подростки собирались почтить память товарища, которого насмерть сбила машина. Они и позвонили.
        – Понятно…
        – Надеюсь, прижмете урода, который урну поджег. У нас на другом конце города дом горел, пришлось оттуда часть бригады перебрасывать.
        – Урод уже свое получил, – сказал подошедший Сатти.
        Я нажал «отбой».
        – Ну, что тут у нас? – Сатти осмотрел урну, попытался ее открыть.
        – Криминалисты едут.
        – Быстро сработано. – Он оставил урну в покое и смерил меня подозрительным взглядом. – С чего ты взял, что это был он?
        – Камера засняла.
        – На записях с уличных не было…
        – Велосипедист мимо проезжал. С камерой на шлеме.
        – Надо же, как удачно подвернулся! Это дело становится охренительно странным. – Сатти посмотрел на меня. – И что, по-твоему, внутри?
        – Какой-то предмет, завернутый в тряпку.
        – Значит, в первых двух могло быть то же самое…
        – Криминалисты сейчас выясняют, где они. Может, уже на свалке, а может, еще в мусоровозе. Но те обгорели сильнее.
        Сатти хмыкнул. Наступила неловкая тишина. Вскоре прибыли криминалисты. Они еще не закончили работу на берегу канала и совсем не обрадовались, когда их сорвали с места убийства ради расследования хулиганства. Но Сатти так на них глянул, что они принялись за работу. Разрезали пластиковый корпус урны, отделили от металлического каркаса. Запахло застарелой гарью.
        – Нет, вы только поглядите! – пораженно произнесла эксперт.
        Мы подошли к урне, заглянули внутрь. Ничего, кроме обгорелого, скукоженного, промокшего мусора.
        – Красота, – сказал Сатти.
        – И ради этого вы оторвали нас от дела?
        – Нет, чтобы услышать твой голос, дорогуша. Упакуйте содержимое.
        Эксперт пристально посмотрела на Сатти и пожала плечами, решив, что не стоит с ним связываться. Она и ее напарник принялись доставать из урны горелый мусор, покореженные жестяные банки, вспучившиеся пакеты из-под чипсов, сморщенные коробки от фастфуда и перекладывать их в пакеты для улик. Мы с Сатти отошли в сторону.
        – Это точно был он, – сказал я.
        Сатти пристально на меня посмотрел:
        – Ну-ну. Забавно получается…
        – Что именно?
        – Паррс перебрасывает тебя с дела Зубоскала на мусорки, и ты умудряешься за считаные часы найти между ними связь.
        – Я несколько дней этим занимался. И раз они связаны друг с другом, я-то тут при чем?
        – Надеюсь, у тебя есть запись. Стромер на короткой ноге с криминалистами. Если она проведает, что ты их сюда пригнал мусор разгребать, то ей сообщить об этом Паррсу такой же пустяк, как подружку пальцем оттрахать.
        День выдался тяжелым: меня отстранили от расследования, вынуждали уволиться, анонимно запугивали. Терять было нечего. Хотя мы стояли далеко от остальных, я тихо сказал, глядя Сатти в глаза:
        – Знаешь что, Питер?
        Он выпрямился:
        – Что?
        – Без толку снаружи отмываться, если дерьмо внутри. Хряпни своего антисептика, всех осчастливишь. – Я уже повернулся, чтобы уйти, но Сатти схватил меня за руку.
        Его пальцы впились мне в запястье чуть ли не до кости. Он улыбался, его глаза светились злорадством. Я дал ему повод, которого он столько ждал.
        – Вот оно что, – процедил он сквозь зубы. – Считаешь свои яйца неприкосновенными, красавчик? А знаешь, почему нас еще не уволили? Потому что в один прекрасный день понадобится козел отпущения. Угадай, кто это будет? – Он рассмеялся. – Мы оба знаем, кого выберет Стромер.
        – Мне наплевать, что она обо мне думает. Убери чертову лапу.
        Сатти не шевельнулся.
        – Хочешь подраться при свидетелях, Сатти? Мне, в отличие от тебя, нечего терять.
        Он понял, что я не шучу, снова улыбнулся, выпустил мою руку и отошел.
        – Детективы, – позвала нас эксперт.
        Мы обернулись. Она держала в руке пакет для улик с двумя пухлыми пачками опаленных купюр. Мы с Сатти переглянулись и вернулись к урне. На дне, среди мусора, виднелась тряпка, которую выбросил улыбающийся человек. Полусгоревшее полотенце с еще одной пачкой денег.
        – Что одному хлам, то другому – сокровище, – произнес Сатти.
        Никто не засмеялся.

        6

        Криминалисты извлекали из урны банкноты разной степени подпорченности. Некоторые обгорели до неузнаваемости, некоторые сохранились лучше, чем деньги в моем бумажнике. Значит, глубже найдутся совсем нетронутые огнем. Пока что шли двадцатки в пачках по несколько тысяч фунтов.
        Я посмотрел на Сатти:
        – Все еще считаешь, что я их подбросил?
        Сатти зло зыркнул на меня, но тут мой телефон завибрировал, и я под предлогом разговора отошел подальше. Звонила главный эксперт.
        Мои надежды не оправдались.
        – Урны уже на свалке, – сообщил я Сатти, вернувшись. – Мусорщик сказал, что они все равно почти полностью сгорели.
        – Я бы то же самое сказал, если бы нашел несколько тысчонок в кузове своего мусоровоза, но, может, и не врет.
        Даже Сатти был разочарован. Стоило нам приблизиться к разгадке тайны улыбающегося человека, она ускользала, словно песок сквозь пальцы. Даже если в урнах осталась только зола, экспертиза могла бы что-то прояснить.
        – Долго еще? – рявкнул Сатти.
        – Пока работаем, – ответила эксперт. – Но до серийных номеров сегодня дело не дойдет, если вы об этом.
        Сатти испустил нескончаемо долгий выдох, потом заговорил спокойно, почти разумно, будто чего-то испугался:
        – Учитывая, что и вы, и мы упустили крайне важные улики, предлагаю всем пошевеливаться.
        – Полностью согласна. Я делаю свою работу. Оттого что вы будете стоять у меня над душой, процесс не ускорится.
        К моему удивлению, Сатти поджал губы и кивнул, проглотив обиду.
        – Кольер, – бросил он и, мрачнее тучи, направился к машине.
        Я последовал за ним на расстоянии.

        7

        – У меня хорошая новость. – Сатти захлопнул дверь допросной и привалился к косяку.
        Я сел за стол напротив Кольера.
        Тот улыбнулся:
        – Я свободен и могу идти?
        – Погодите, ручки мои драчливые, – сказал Сатти. – Новость касается расследования, а не прорыва в медицине. Ты так и останешься ходячим галитозом.
        – Это что?
        – Это когда вонью изо рта двери сносит. Попробуй, может хоть так отсюда выйдешь.
        Кольер уставился на стол.
        – Хотя вряд ли, – продолжал Сатти. – Наметился прогресс в расследовании смерти в отеле. Если кратко, в деле замешаны деньги. У меня несколько версий. Одна из них: тщательно спланированное преступление. Дело принимает гораздо более серьезный оборот, а ты еще глубже погружаешься в дерьмо. Объясни, как твоя магнитная карточка оказалась рядом с покойником в пятьсот тринадцатом номере.
        – Что? – Кольер посмотрел на Сатти, потом на меня. – Я оставлял ее на конторке внизу.
        Сатти пристально посмотрел на него:
        – А эта шлюшка? Черри…
        – Не знаю я ее настоящего имени, – ответил Кольер. – Честно.
        – Как вы познакомились?
        – После смены в бар зашел, напротив отеля. Рок-клуб там.
        – «Гранд-Централ»? – спросил я.
        – Ага.
        Сатти оторвался от двери:
        – Она что, рокерша, Маркус?
        – Ну, не рокерша, так, косит под альтернативщицу или гота. Сама со мной заговорила. Я понял, что она шалавит, и предложил сделку. Сказал, что работаю в пустующем отеле. И что могу пустить ее в один из номеров.
        – Процент брал? – спросил я.
        Кольер не ответил.
        – Неужели бесплатно удружил? – хохотнул Сатти. – В четыреста пятом номере кое-что интересное нашли. Она ведь в нем промышляла? На кровати обнаружена ДНК – твоя и еще шестнадцати человек.
        – А что такого? Девушка симпатичная, – сказал Кольер. – Яркая…
        – Боюсь, уже не очень.
        Кольер недоуменно взглянул на Сатти.
        – По нашей версии, девчонка приперла чем-то дверь пожарного выхода и вернулась в отель после того, как ты сдал смену. В ту же ночь твоего напарника вырубили ударом по голове, а в номере на верхнем этаже откуда-то взялся покойник. Черри кого-то видела, или кто-то видел ее. Мы наведались к ней домой, но она исчезла. По словам соседа, ее выволокли из дома полицейские. Но знаешь, в чем странность? В полиции про это никто не слыхал.
        Кольер обливался потом.
        Я наклонился к нему:
        – Подумай как следует. Девушку мы бы не стали задерживать, просто попросили бы помочь. Нет причин отказываться от сотрудничества. – Я взглянул на Сатти.
        – Тебе в зачет пойдет, – кивнул тот. – Перепихон в отеле не тянет на преступление века. А вот мертвый чувак может. Помоги нам разобраться, и мы замолвим за тебя словечко.
        Кольер посмотрел на меня.
        – Ладно, согласен, – сказал он. – Только пусть он уйдет.
        Сатти пожал плечами. Открыл дверь и вышел. Кольер облегченно вздохнул.
        Вид у него был жалкий.
        – Я правда не знаю настоящего имени Черри.
        – Но должно же быть хоть что-то. Может, она упоминала постоянных клиентов, сутенеров…
        – Я не знаю его настоящего имени. – Кольер многозначительно посмотрел на меня.
        – Его? – переспросил я. – Черри – трансвестит? Мужчина?
        Кольер кивнул, глядя на стол. Я вскочил с места и направился к двери.

        8

        Сатти повесил трубку и протер руки антисептиком.
        – Про утопленника, – произнес он, глядя на меня. – Стромер говорит, парень не делал операцию по смене пола, просто красился очень ярко. Вы, молодняк, черт-те что с собой творите. У этого еще и татуировка в паху.
        – Какая?
        – Призовая комбинация в игровом автомате. Три вишенки. Больше нет сомнений, что наша красотка мертва.
        – От чего наступила смерть?
        – Перелом хрящей гортани. Стромер пришлет отчет.
        Я ударил кулаком по столу:
        – Мы же шли за ними по пятам.
        Сатти хмыкнул:
        – Черри что-то видела в «Палас-отеле». Теперь это ясно как белый день.
        – И кто-то видел ее. С верхнего этажа…
        – Итак, улыбающийся человек несколько дней расхаживает по Оксфорд-роуд и жжет деньги в урнах…
        – Мы не знаем наверняка, что в других тоже были деньги, – возразил Сатти.
        – Ладно, какие-то личные вещи. Потом зачем-то проникает в отель и поднимается на пятый этаж.
        – Где он или кто-то другой вырубает сторожа.
        – Черри видит, как совершается преступление, в результате которого Зубоскал умирает.
        – Потом кто-то выслеживает ее, то есть его, душит и бросает тело в канал. – Сатти посмотрел на меня. – Поимев нас, в процессе.
        – Если она тогда работала в отеле и была не с Маркусом, значит с другим клиентом, и он может рассказать, что произошло.
        Мы переглянулись. Я вскочил и пошел искать кое-кого из патрульных. Молодую женщину, которая сможет разговорить уличных проституток и будет действовать оперативно.
        Этим требованиям полностью отвечала констебль Наоми Блэк.
        Я нашел ее в столовой. Моя симпатия к ней еще больше возросла оттого, что она сидела одна, читала и ела принесенный из дома ланч, а значит, сознательно продлевала себе жизнь.
        Я несколько раз видел ее на работе, но ни разу с ней не разговаривал. Она пришла в полицию совсем недавно и уже зарекомендовала себя как дисциплинированный сотрудник, чьи рапорты всегда кратки и точны, а личная жизнь – тайна за семью печатями.
        – Констебль Блэк. – Я сел за столик напротив нее. – Есть небольшая подработка.
        Она посмотрела на меня с сомнением, потом улыбнулась:
        – Попробуйте меня уговорить.
        После этого неофициального разговора мое настроение слегка улучшилось. Мы обнаружили стоящую зацепку, и констебль Блэк обязательно ее проверит. За опросы проституток на улицах я пообещал угостить ее выпивкой. Она сдержанно улыбнулась:
        – А пить обязательно в вашей компании?
        Я улыбнулся. Такую не проведешь.
        Сатти я поймал на выходе из кабинета:
        – Ты куда?
        – Криминалисты звонили…
        – Отследили купюры?
        – Нет, выяснили, во что они были завернуты.
        Я ждал.
        – В полотенце, – заявил Сатти.
        – Разумно. Если пропитать горючей жидкостью, займется сразу.
        – Это нам и помогло. Махровый слой так полыхнул, что тут же вызвали пожарных. А сама ткань уцелела…
        – Есть логотип?
        – Вышитое слово, почти не тронуто огнем, – заявил Сатти. – «Мидленд».
        – Отель «Мидленд»? Он там останавливался?
        – Почем мне знать? Я сам об этом только что услышал. – Сатти сгреб свои ключи и направился к двери. – Непонятно, зачем Зубоскалу понадобился «Палас-отель», если он остановился в гостинице напротив?
        Я думал над этим, пока мы шли по коридору.
        – Значит, он как-то связан с «Палас-отелем», мы что-то упустили из виду.
        Сатти хмыкнул, протискиваясь в дверь.
        – В «Мидленде» могли записать его имя и номер карты, – предположил я.
        – Обязательно поинтересуюсь.
        Я остановился.
        – Суперинтендант выразился предельно ясно, Эйдан. Ты отстранен от дела, – бросил Сатти на ходу.
        – Мы вместе нашли полотенце в урне! – прокричал я ему вслед. – Это мое дело.
        Аргумент был настолько слаб, что Сатти не остановился.
        – А номерок? – спросил я.
        Сатти замер.
        – Может, он из камеры хранения в «Мидленде»? Там могли остаться вещи…
        Сатти обернулся, поджал губы.
        – Цифры напомни.
        – Скажу в отеле.
        Сатти пожал плечами:
        – Как пожелаешь.

        9

        «Мидленд» был ровесником «Палас-отеля», но превосходил его великолепием, да и работать не прекращал. Еще одно огромное здание из красного кирпича, построенное в начале двадцатого века. Объект культурного наследия, отделанный терракотой и гранитом. Над входом красовалось название из больших золотых букв. Фасад этого самого заметного здания на Сент-Питер-стрит был обращен на центральную библиотеку и площадь. Говорят, Гитлер хотел устроить в нем штаб-квартиру нацистов.
        Мы направились к стойке администратора. В деле произошла первая неожиданная подвижка. Но до этого мы, к огромной своей досаде, упустили то, что могло стать ключом к разгадке. Вечер только начинался, в отель входили нарядно одетые парочки: снять номер, выпить, принять спа-процедуры, поужинать. Мы с Сатти настолько не соответствовали антуражу, что при виде нас администратор прищурился, будто увидел глюк в безупречно отлаженной программе.
        – Добрый вечер. Добро пожаловать в отель «Мидленд». Чем могу помочь?
        – Номер нам не нужен, – сказал Сатти. – Я детектив-инспектор Сатклифф, а это детектив-констебль Уэйтс. Мы расследуем подозрительные обстоятельства смерти человека в «Палас-отеле», которая произошла три дня назад.
        Администратор слегка сдвинул брови:
        – Добрый вечер, детективы. Буду рад сделать все, что в моих силах, но, насколько мне известно, «Мидленд» никак не связан с «Палас-отелем».
        – Верно, сэр, – сказал Сатти. – Но у нас есть причины полагать, что этот человек останавливался здесь за несколько дней до своей смерти. Мы намерены работать по трем направлениям. Во-первых, необходимо осмотреть номер, в котором он останавливался. Во-вторых, узнать, не остался ли здесь его багаж. В его вещах найден номерок, и мы предполагаем, что он из вашей камеры хранения. И в-третьих, понадобится просмотреть записи с камер наблюдения за все время пребывания этого человека у вас. Также мы хотели бы опросить сотрудников и постояльцев, которые могли с ним пересекаться.
        – Понятно, – ответил администратор, глядя в пространство между нами. – Как звали этого джентльмена?
        – Здесь кроется первая проблема, – ответил Сатти. – Хрен знает, как его звали.
        Молодой администратор вызвал управляющего. При виде нас тот тоже слегка поморщился. Слушая объяснения Сатти, он бледнел все больше и больше.
        – Полагаю, будет удобнее разговаривать в моем кабинете.
        – Сколько человек выехали из отеля на этой неделе? – спросил Сатти, не обратив внимания на его предложение.
        – Без имени задача представляется невозможной. У нас триста с лишним номеров, более пятисот гостей. Мне чрезвычайно жаль слышать, что тот человек скончался, но, возможно, он даже не сдал номер. А если сдал, там уже сделали генеральную уборку и в нем живут совершенно другие люди.
        – Начинайте составлять список, – сказал Сатти.
        К стойке подошел портье, которого тоже вызвали несколько минут назад.
        – Мы пока проверим камеру хранения, – сказал Сатти. – Интересующий нас человек пробыл в городе всю прошлую неделю и путешествовал один, если это поможет. Дорогу в ваш кабинет мы найдем сами.
        – Хорошо… – сказал управляющий. – Рори, помоги этим господам, они ищут невостребованный багаж, оставленный у нас несколько дней назад.
        Нас провели в комнатку за стойкой администратора.
        – У вас есть номерок? – спросил молодой человек.
        – Нет, но мы знаем цифры, – ответил я. – Восемьсот тридцать один. Наденьте это, пожалуйста. – Я протянул ему резиновые перчатки.
        Портье кивнул и исчез в камере хранения.
        Сатти посмотрел на меня и тоже вытащил из кармана перчатки.
        – Если там чемодан, набитый деньгами, мне шестьдесят процентов, тебе сорок.
        – Заметано, но денег не будет.
        – Почему ты так уверен?
        – Деньги он сжег последними, потому что для него они меньше всего значили. Думаю, он уничтожал все следы своего пребывания в этом мире. Начал с важных вещей…
        – Например?..
        – Ну, он откуда-то приехал. Причем решился на поездку от безысходности. У него ведь была терминальная стадия рака, и он знал, что обратно не вернется. В первых двух урнах превратились в пепел его личные вещи и документы. Он знал, что они ему больше не понадобятся, но они могли навести на его след, так что от них надо было избавляться в первую очередь.
        – Так он сам себя порешил?..
        Я покачал головой:
        – Нет, кто-то до него добрался. Если бы он покончил с собой, мы бы его никогда не нашли. Рак, пожары, безвестность. Он жег свои вещи, потому что у него не было выхода.
        – Тебе ли не знать.
        Я кивнул:
        – Я нужен тебе в этом деле. Ты бы не сообразил, как его зовут, даже если б нашел паспорт у него в кармане.
        – Ух ты, какие мы смелые.
        – Ты не такой страшный, каким себя считаешь, Сатти.
        – С чего вдруг тебя понесло? С того, что за твою голову назначили цену?
        Я посмотрел на него:
        – Паррс рассказал?
        – Нет, улица. Кто, по-твоему, выследил Билли-Тупотыка в январе? Кто выломал дверь и достал из его глотки твой чертов адрес? – Сатти засопел. – А знаешь, почему ты со мной, Эйд? В аутсайдерах? Попробуй угадай.
        Я уже знал ответ.
        – Ты единственный, кто согласился со мной работать, – ответил я.
        – Надо же, изучил доказательства и пришел к логическому заключению. Может, ты и не безнадежен.
        Портье вынырнул из камеры хранения с коричневым кожаным чемоданчиком:
        – Вы это искали, сэр?
        Сатти взял у него чемоданчик.
        – Больше ничего нет под этим номером?
        – Нет. Я взял на себя смелость проверить, какие номерки выдали сразу до или после восемьсот тридцать первого, но там весь багаж забрали.
        – Легкий. – Сатти потряс чемоданчик. Внутри что-то перекатывалось. – Пойдем с управляющим побеседуем.

        10

        – Ну, как дела со списком? – поинтересовался Сатти, входя в кабинет.
        – Боюсь, это не так быстро…
        – Тогда уйдите.
        Управляющий застыл в изумлении, а Сатти злобно уставился на него.
        – Мы на минутку, – пояснил я. – Надо взглянуть на вещи того человека. Внутри может оказаться что-нибудь хрупкое, подозрительное или даже опасное.
        – Ладно. – Управляющий поднялся с места. – Главное, чтобы это подозрительное и опасное не вышло за пределы кабинета. – Он быстро вышел и плотно закрыл за собой дверь.
        «Настоящий профессионал», – подумал я.
        Сатти положил на стол чемоданчик.
        Жесткий, кожаный, без фирменных лейблов. Такие старые потрепанные чемоданчики часто встречаются в ломбардах и комиссионках. С виду ничем не примечателен. Темная кожаная ручка, жесткий прочный каркас. Две защелки, с кнопками и замочком. Побывал во многих странах, истрепался от многолетнего использования и, без сомнения, прошел через множество рук.
        – Готовься разбогатеть, – объявил Сатти, откидывая защелки. – Не закрыт?! Зря ты решил, что Зубоскал втайне путешествовал по миру…
        – Без ключа его не закроешь. А ключ от такого старого чемодана мог быть только у первого владельца.
        – И что?
        – Раз не закрыт и ключа нет, значит был куплен с рук. – Я оглядел обшарпанный корпус, потертое донышко. – Сменил три, четыре, пять владельцев… Невозможно установить. Улыбающийся человек не видел этот чемодан до того, как купил его и сложил в него вещи.
        – В оптимизме тебе не откажешь, – сказал Сатти.
        Чемоданчик открылся со звуком, похожим на вздох. Несколько мгновений мы стояли молча, обозревая его содержимое. Пахнуло спертым безысходным одиночеством. Внутри чемодан был оклеен заляпанной, поистрепавшейся бумагой. Вещей оказалось немного. Сверху лежала картонная катушка с ярко-оранжевыми нитками. Теми самыми, которыми к брюкам пришили листок бумаги и номерок от камеры хранения.
        – Одной загадкой меньше, – сказал Сатти, аккуратно сдвигая катушку в сторону.
        Ниже лежала одежда. Ничем не примечательное белье и мятая футболка. Сатти поискал этикетки.
        Как и ожидалось, они были спороты.
        – Значит, тоже сам убрал. – Сатти отодвинул одежду.
        Под ней нашлись необычные ножницы. Закрытые и замотанные скотчем так, что снаружи остались только острые концы. Рядом с ножницами лежал столовый нож, тоже обмотанный скотчем. Сатти высвободил его из импровизированной обертки. Оказалось, что лезвие ножа располовинено и остро заточено.
        Мы переглянулись.
        И нож, и ножницы превратились в опасное оружие. На самом дне лежала старая книга в твердом переплете.
        «Рубаи» Омара Хайяма.
        Сатти потряс книгу за корешок. Ничего не выпало. Он мельком пролистал ее, сосредоточенно сдвинув брови, и проворчал:
        – Стишки.
        – В конце смотри. Последнюю страницу.
        Он послушался. Часть страницы оказалась оторвана.
        – Вот откуда бумажка в кармане. «Конец» или «финал». Последняя страница. – Сатти хмыкнул и пролистал страницы в обратном порядке, на этот раз медленнее. Дошел до начала и протянул книгу мне. На титульном листе аккуратным четким почерком было написано четверостишие:
        Не раз неслись твои мечты
        К раскаянью, но был ли трезвым ты?
        И вновь, и вновь твой покаянный плащ
        Рвала весна, несущая цветы[15 - Перевод О. Румера.].

        С любовью,
        Э.

        Мы переглянулись.
        Внизу очень светлым карандашом был приписан номер телефона.
        – Ноль-один-шесть-один, – разобрал Сатти, прищурившись. – Местный…
        Я полез за телефоном в карман, но Сатти покачал головой:
        – Неизвестно, кто ответит и как. Лучше узнаем адрес и нагрянем неожиданно. И так уже слишком много упустили.
        – Как думаешь, кто это?
        – Кажется, объявилась улыбающаяся женщина.

        Мальчик в ужасе застыл на пороге кухни, ставшей комнатой смерти. После вспыхнувшего на несколько мгновений яркого света глаза ничего не различали в темноте. Только на сетчатке остался отпечаток женщины с перерезанным горлом.
        Мальчик вдохнул металлический запах крови, и его стошнило. Намерение тихонько пройти по дому улетучилось. Он оступился, упал и, судорожно дыша, пятился на четвереньках, пока не ударился спиной о закрытую входную дверь. Уперся в нее ладонями и поднялся, задыхаясь от ужаса. Ладони так сильно вспотели, что он чуть не скользнул обратно на пол. В груди сдавило, вдохнуть как следует не выходило. Мальчик крепко зажмурился и попытался снова вызвать ощущение полета, выскользнуть из тела, чтобы наблюдать за происходящим со стороны, но ничего не получалось. Неужели его жизнь оборвется здесь, во мраке дома? Легкие схлопнутся, и наступит чернота, про которую говорила мать.
        Тело прошила сильнейшая боль, голова задрожала от напряжения, и вдох наконец получился. В ушах застучала кровь, напоминая о том, что он жив и никуда не делся.
        Постепенно в сознание прокралась мысль, что он слышит не только свое дыхание, но и чье-то еще – надрывное, хриплое. Звук шел не из кухни – комнаты смерти, – а откуда-то гораздо ближе. Из-за двери или стены.
        Где-то в доме рыдал узник.
        Этот звук напомнил ему о сестре. О том, как она, такая маленькая и беззащитная, с огромными от ужаса заплаканными глазами сидела в углу комнаты, держась за свою ручку в синяках, и пыталась сказать ему что-то взглядом так, чтобы не привлечь внимание Бейтмена. А сейчас она, замирая от страха, ждет брата в машине.
        Звук привел его к запертой двери под лестницей. Всхлипы прекратились. Мальчик прижался ухом к двери.
        – Трейси? – неуверенно спросили с той стороны.
        Мужской голос, полный боли. Мальчик отдернул руки от дубовой двери, задев торчащий из замка железный ключ. Ему казалось, что человек за дверью видит его и понимает, что он – тоже узник. Мальчик на цыпочках отошел от двери. Поднял шест с пола. Вернулся к лестнице и к своему заданию.
        – Трейси… – снова позвали из-за двери.
        Зажав ладонями уши, мальчик поднялся по лестнице на второй этаж.
        Он не осмелился включить свет, только приоткрыл дверь, отчего комната наполнилась бледным сиянием Луны. На полу валялся стул. Мальчик поставил его на площадку лестницы. Забрался на стул, вставил пластмассовый конец шеста в крышку люка в потолке и повернул. Люк с трудом поддался, и с чердака вниз опустилась складная лесенка.
        Наверху открылся идеально черный квадрат неба.
        Мальчик бросил шест и забрался в люк.
        На чердаке было одно оконце, через которое светила луна. Досок на полу не было, и мальчик аккуратно прошел по балкам, стараясь не вдыхать запах паутины и пыли. Следуя указаниям Бейтмена, он пробрался к дальней стене. Во всю ее высоту шла щель шириной с футбольный мяч. Мальчик засунул руку как можно глубже. Пальцы схватили пустоту. Мальчик набрал воздуха в грудь и протиснулся в щель.
        Нащупал какую-то ткань.
        Задержав дыхание, он скользнул чуть дальше, ухватил пальцами ткань, подтянул к себе. Схватился за нее рукой. Это оказалась лямка холщовой сумки. Мальчик потянул ее к себе со всей силы. Сумка была тяжелая.
        Обрадовавшись, что все получилось, он попытался выбраться из щели, но застрял. Дернулся снова. Безрезультатно. Подумал о том, что сестренка осталась с Бейтменом и матерью в машине. Об узнике, который плакал под лестницей. Мальчик яростно заорал, высвободился из щели и упал на перекрытие между балками. Затрещала штукатурка, и мальчик рухнул на лестничную площадку. Он лежал, сжимая в руке сумку, и пытался вдохнуть, а сверху на него сыпались трухлявые щепки и куски штукатурки.
        Мальчик перекатился на живот, выплюнул труху и вскочил на ноги. Откашливаясь и прижимая к груди сумку, слетел с лестницы в коридор, стараясь не глядеть на кухню с тремя трупами. Он уже взялся за засов, но тут из-за двери под лестницей снова раздался голос:
        – Трейси?
        Узник плакал. Мальчик снова подумал про сестру. Сейчас они все вместе уедут. Бейтмен заведет мотор, они снова будут петлять по бесконечным проселочным дорогам. Никто не найдет их следов, и они никогда не вернутся. Кончики пальцев защипало, как от тока. В ушах гулко стучала кровь.
        Решение пришло само.
        Быстро, чтобы не передумать, мальчик вернулся к двери под лестницей. Нащупал ключ. Повернул до щелчка. Потом бросился к входной двери, открыл ее и побежал.

        VI
        Такой же волк, как я[«Wolf Like Me» – песня американской арт-рок-группы TV On The Radio со второго студийного альбома «Return to Cookie Mountain» (2006).]

        1

        Было пять утра. Из машины мы наблюдали за одним из типовых домиков на тихой улочке Рашхолма[17 - Район Манчестера.]. Сюда нас привел телефонный номер, найденный среди вещей улыбающегося человека. На двери не было таблички, и мы не знали, чей это дом. Оставалось только ждать. Спали урывками, по очереди, но посреди ночи периоды бодрствования, увы, совпали, и у нас завязался разговор. Сатти развивал свою теорию конца света. Мол, жара – это первый признак. А то, что пар из канализационных решеток валит, так это город по-тихому коротит. В тесной машине никуда особо не денешься, так что мне пришлось наблюдать за утренними гигиеническими процедурами Сатти. Сначала он до скрипа и до красноты натер лицо антисептиком. Потом капнул им на кончик пальца и поводил по деснам.
        Как только я опустил стекло, у Сатти зазвонил телефон.
        Он ответил и с минуту сосредоточенно слушал, что ему говорили. Потом выругался, сообщил собеседнику, где мы находимся, и нажал «отбой».
        – Что случилось?
        – Патрульные показали стромеровские фотки улыбающегося человека работникам «Мидленда». Те только глазами похлопали, но утром пришли горничные…
        – И что?
        – Одна его узнала. В пятницу вечером она пришла убраться в номере, а Зубоскал ее чуть не вытолкал. Про пятницу знаем, потому что он сразу позвонил администратору и оставил жалобу. Велел, чтобы никто не совался в номер, пока на двери висит табличка «Не беспокоить»…
        – Наверное, полотенца мочил в керосине, – предположил я. – С кем из администраторов он говорил?
        – Выясняют. Но главное, что номер будет числиться за ним еще два дня…
        – На двери так и висит «Не беспокоить»?
        – Ага. – Сатти многозначительно посмотрел на меня. – Между прочим, он жил в номере пятьсот тринадцать.
        Как в «Палас-отеле».
        – Имя узнали? – спросил я, пытаясь скрыть волнение.
        – Номер забронирован на Артура Нусса, – ответил Сатти.
        – А. Нусс – сказал я, чуть подумав. – Забавно.
        Подъехала оперативная группа.
        – Вот и славно, – сказал Сатти, вылезая из машины. – Поехали мы номер вскрывать. Если тут кто объявится, пообщайся. Выясни, что за хрень происходит. – Он громко хлопнул дверцей и ушел.
        Я не мог не думать о том, что обнаружат в «Мидленде» и какое значение имеет одинаковый номер комнаты.
        Прошел еще один долгий час.
        Ночью жара спадала, но теперь вернулась с новыми силами. Я сидел, выставив ногу наружу. Неожиданно где-то рядом раздался детский голос. Я поглядел в зеркало заднего вида: по тротуару шел маленький мальчик за руку с женщиной – наверное, своей матерью. Тихо разговаривая, они остановились у дома. Я так обрадовался, что не сразу сообразил, как действовать.
        Женщина была чуть старше меня, загорелая, с темно-русыми волосами. По ее внешности можно было предположить, что она увлекается духовными практиками: на ее запястьях звякали широкие цветные браслеты. Образ нарушало то, что женщина докуривала сигарету. Красный огонек дополз до фильтра. Женщина закрыла глаза и сделала последнюю затяжку. Потом медленно выдохнула и устало улыбнулась мальчику.
        – Простите, – сказал я, как можно мягче.
        Женщина отпрянула. Ее лицо стало удивительно суровым, будто я застал ее голой. Мальчик явно привычным движением спрятался за мать.
        Я показал пустые руки.
        Приободрился, чтобы она не догадалась, что я ночевал в машине.
        – Простите, что без предупреждения. Я детектив-констебль Эйдан Уэйтс. – Я предъявил свой жетон.
        Мальчик с любопытством высунулся из-за ее спины. Меня удивили темные круги у него под глазами. Мать бросила сигарету на землю и снова закрыла собой ребенка.
        – Вы живете в этом доме?
        Она, нахмурившись, кивнула.
        Ее лицо казалось мне странно знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я ее видел.
        – Вы можете помочь нам в расследовании дела…
        – Сомневаюсь, – нетерпеливо сказала женщина. – Мы не ночевали дома… – Она говорила как-то странно, будто не привыкла к звуку собственного голоса. Или была иностранкой.
        – Дело не связано с вашим домом, мисс…
        – Миссис, – поправила она. – Эми Берроуз.
        Э.
        Первая буква имени такая же, как в книге улыбающегося человека.
        Я постарался сохранить невозмутимый вид. Кратко цель визита объяснить не получалось.
        – Мне нужно рассказать вам одну историю, миссис Берроуз. – Я улыбнулся мальчику, который поглядывал на меня из-за спины матери. – Наверное, будет удобнее поговорить в доме.
        Следом за женщиной и мальчиком я вошел в маленькую яркую прихожую, узкую из-за книжных стеллажей вдоль стен. Обстановка в доме была разномастной. Мебель будто подобрали на улице. Полки выкрашены в разные цвета, потолок небесно-голубой, стены – ярко-желтые. Увешанные фотографиями и рисунками в рамочках. На всех фотографиях мальчик, и картинки с мультяшными персонажами наверняка рисовал он.
        Я будто вторгся в семейный мирок.
        Мы свернули в маленькую кухню-столовую. Там витал легкий запах благовоний. Интерьер почти не отличался от прихожей. Только фотографии на стенах покрупнее, но на всех опять мальчик. Все это походило на какое-то место поклонения. Мне некстати вспомнились дома, где родители скорбели по недавно потерянным детям. Над камином висела большая фотография Эми с мальчиком и каким-то мужчиной, который перетягивал все внимание на себя. Эми с сыном широко улыбались, он же болезненно морщился.
        Миссис Берроуз с сынишкой сели на диван, я – на стул напротив. Мальчик во все глаза смотрел на меня. Я протянул ему полицейский жетон. Мальчик покосился на мать и, когда она кивнула, с благоговением взял его.
        – Как я уже сказал, меня зовут Эйдан.
        – Эми, – выдохнула она.
        – Извините за столь неожиданный и ранний визит, Эми. Можно поинтересоваться, где вы работаете?
        – Вы ведь затем и пришли, чтобы вопросы задавать, – нахмурилась она и тут же ответила, глядя мне в лицо: – Я медсестра. Мы, кажется, встречались несколько дней назад…
        Женщина, которую я принял за врача, когда навещал Али в больнице.
        Она тогда собиралась поговорить с медбратом, который нагрубил пациенту.
        В обычной одежде она выглядела совсем по-другому.
        – Да, в больнице Святой Марии, – ответил я запоздало. – Извините, трудная неделя выдалась.
        – Может, кофе или еще чего-нибудь?
        Я покачал головой. Сонливость улетучилась.
        – В субботу вы работали?
        – В субботу… – Она рассеянно погладила мальчика по голове. – Кажется, в ночную смену… – Она достала из сумки ежедневник, пролистала и протянула мне. – Да, верно.
        – Сколько длится ночная смена? – Я взглянул на расписание и вернул ей ежедневник.
        Эми усмехнулась:
        – Столько, сколько сможешь выдержать. Бывает, заступаю на дежурство в восемь вечера, прихожу домой примерно так же, как сегодня, а его забираю уже после шести утра. – Она снова погладила мальчика по голове.
        Тот водил пальчиками по жетону.
        – Кто-нибудь может это подтвердить?
        – Пациенты, медсестры, врачи. – Она пожала плечами. – Если их спросят, конечно. Вы так говорите, будто я преступница…
        – Простите, – сказал я. – Это профессиональное. – Меня вдруг охватила нервозность. Странное воодушевление. – Вас никто ни в чем не обвиняет, мне просто нужно прояснить факты. Вы когда-нибудь бывали в «Палас-отеле»?
        – В «Палас-отеле»…
        – На Оксфорд-роуд.
        – Это который с часами?
        Я кивнул, и Эми задумалась, припоминая.
        – Да, но много лет назад, там еще бар есть…
        – Был. Отель сейчас не работает, но в субботу около полуночи там обнаружили труп.
        – Не понимаю. Это кто-то из моих знакомых?
        – Нам пока не удалось установить личность покойного, – признал я. – При нем не было документов, но мы нашли его чемоданчик. И в нем книгу. Я надеюсь, вы сможете прояснить, откуда она…
        – Книгу?
        – Там была надпись. Почерк похож на ваш. – Я кивнул на ежедневник. – «Рубаи» Омара Хайяма.
        Краска схлынула с лица Эми. Она выхватила жетон из рук сына и вернула мне. Я думал, она велит мне покинуть дом.
        – И что? – спросила она, совладав с собой.
        – Книгу подарили вы?
        Эми бросила взгляд на семейные фотографии на стене, потом закрыла глаза и кивнула.
        – Вы можете назвать имя того человека, Эми?
        Она посмотрела на мальчика:
        – Мне не очень хочется о нем говорить.
        – Почему?
        Помрачнев, она глянула на часы, больше для того, чтобы выиграть несколько мгновений. Не смотреть на меня, мальчика, мужчину на фотографии.
        – Марк придет с минуты на минуту, – сказала она.
        – Ваш муж?
        Она кивнула.
        – Миссис Берроуз, если вам нечего скрывать, мы сохраним вашу информацию в тайне, но она очень важна для нас. Человек умер.
        – Росс, – сказала она. – Его зовут Росс Браун.
        Имя. Улыбающийся человек обрел имя. Более правдоподобное, чем Артур Нусс.
        – Можно поинтересоваться, какого рода отношения связывали вас с мистером Брауном? – спросил я, пытаясь не выдать нетерпение.
        – Даже не знаю, что ответить, – сказала Эми, нервно поглаживая руки. – Мы встречались. Ничего серьезного. – Она нахмурилась, увидев выражение моего лица. – До мужа. Я не видела Росса много лет. Чувства быстро остыли, но человек он хороший. – Взгляд ее смягчился. – Очень жаль слышать, что он умер.
        – Как вы познакомились?
        Она глянула на меня, потом взяла мальчика за руку и увела его к коробке с игрушками в углу комнаты. Опрокинула коробку, игрушки рассыпались по полу, и мальчик, которому наскучил наш разговор, сразу принялся играть.
        Эми вернулась на диван и продолжила, понизив голос:
        – Все было как в «Английском пациенте». Росс служил в армии, в Королевской дивизии. Лечился от посттравматического синдрома. – Она снова пожала плечами. – Мы несколько раз сходили на свидание.
        – Здесь, в городе? – спросил я.
        Она кивнула.
        – Он так и живет здесь?
        – Он не выносил городского шума. Уехал на юг, на побережье. Сказал, там ему будет лучше. – Она произнесла эти слова так, будто ей этот отъезд не принес ничего хорошего. – Сказал, что море не перестает удивлять. Все время разное…
        – Когда вы виделись в последний раз?
        – Много лет назад, – ответила Эми. – Ходили куда-то выпить в городе. Тогда он и сказал, что нам лучше расстаться. Что я не должна тратить время на отношения на расстоянии. – Она сжала руки в кулаки, показавшиеся крошечными по сравнению с широкими браслетами на запястьях. – Это было лет пять назад, еще до него. – Эми кивнула на мальчика и добавила, как бы между прочим: – Росс – не отец. – Она замолчала, очевидно задумавшись о бывшем возлюбленном, потом на меня посыпались закономерные вопросы: – Что Росс делал в отеле? Он ведь закрыт. От чего умер?
        – Мы подозреваем, что смерть носила насильственный характер. – Я подождал, когда до нее дойдет смысл сказанного. – Мой вопрос может вас шокировать, но я должен его задать. В то время, когда вы встречались с мистером Брауном, он не занимался ничем противозаконным?
        – Нет, что вы! Молодой человек, хлебнувший ужасов войны. Он был… – Она замолчала, подбирая слова. – Сломленным. Ранимым.
        – Боюсь, понадобится опознать тело мистера Брауна, – выпалил я, движимый желанием продвинуться в расследовании.
        Мои слова застали Эми врасплох. Она хотела что-то сказать, но потом посмотрела на фотографии над камином и на сына, будто я пригрозил, что все это у нее отнимут.
        – Я должна отвести его в школу. Я должна…
        – Процедура состоится не раньше завтрашнего дня.
        Эми оглядела комнату. Нервно сглотнула.
        – Ладно. Завтра у меня выходной. Слушайте, муж сказал, что придет сразу после меня…
        – Вы вместе работаете в больнице Святой Марии?
        Она кивнула, встала и поглядела в окно.
        Мы обменялись телефонными номерами, и я собрался уходить, но в дверях остановился.
        – Один маленький вопрос. Почему вы подарили Россу ту книгу?
        Эми потерла уставшие глаза и прислонилась к ярко-желтой стене.
        – Я прочла ее в непростое для себя время. Она о спасении. О торжестве жизни. Росс этого заслуживал после всего, что ему довелось пережить.
        Я кивнул и вышел на улицу. В машине через дорогу уже сидел Сатти. Я устал, но был взбудоражен новостями, которые так сильно расстроили Эми Берроуз. Незнакомец из отеля наконец-то обрел имя и прошлое.

        2

        По пути я рассказал Сатти о том, что узнал от Эми Берроуз. Он кивал, но почти не слушал. Хрустел суставами, думая о чем-то своем. Что такого обнаружилось в отеле «Мидленд», что Сатти перестало интересовать имя улыбающегося человека?
        Управляющий встретил нас в вестибюле:
        – Детективы, можно вас на минутку?
        – Зачем? – спросил Сатти.
        – Пожалуйста, идите за мной. – Управляющий провел нас в боковую комнатку и закрыл дверь. Комнатка оказалась кабинетом службы безопасности. За столом сидели охранник в форме и миниатюрная женщина среднего возраста. Горничная, которая не вовремя зашла в номер к улыбающемуся человеку и нарвалась на жалобу.
        – Вы говорили, на этаже нет камер… – сказал Сатти, глядя на экран.
        – Верно, но есть две камеры на первом этаже, в том числе над стойкой администратора. Когда миссис Новак узнала человека с фотографии, я попросил ее взглянуть на записи за тот день, когда он въехал в отель… – Охранник включил нужную запись.
        Невероятно, но на экране появился Росс Браун.
        Он двигался неуклюже и прихрамывал, из-за чего казался значительно ниже ростом. Голову опустил, будто знал про камеру. Он был в том же элегантном коричневом костюме, в котором его нашли, а в руке нес чемоданчик из камеры хранения. С чем-то более тяжелым, чем наши вчерашние находки. Но с чем? Браун обменялся несколькими фразами с девушкой-администратором, заполнил документы и вышел из зоны обзора.
        – Спасибо, – задумчиво произнес Сатти. – Нам бы копию…
        – Но я не только это хотел вам показать, – сказал управляющий. – Сол…
        Охранник поставил другую запись.
        – Со второй камеры просматривается остальная часть этажа. Входящих в лифт видно только со спины, так что запись была бы бесполезна, если бы не показывала точное время, когда в лифт зашел нужный нам человек.
        Все так же прихрамывая и держась ближе к стене, Росс Браун подошел к лифтам. Когда двери начали открываться, он резко выпрямился и скользнул в нишу, но мы успели разглядеть предмет у него в кулаке.
        Самодельный нож из чемодана.
        Нож был у него все это время. Люди из лифта прошли мимо. Браун перехватил нож поудобнее и снова поковылял к лифтам. Мы с Сатти переглянулись. В одном и том же теле будто жили два разных человека.

        В пятьсот тринадцатом номере уже шла работа. Вход охранял патрульный. Мы с Сатти облачились в защитные комбинезоны.
        Сатти хотел мне что-то показать.
        Меня удивил обыденный вид номера. Кругом прибрано, все выглядит нетронутым, постель заправлена. Двое криминалистов кивнули нам в знак приветствия. Они с Сатти наблюдали за моей реакцией. С того места, где я стоял, ожидая разрешения пройти дальше, я не заметил ничего странного или необычного.
        – Он точно здесь останавливался?
        – Не сомневайся, – ответил Сатти. – И даже расплатился кредиткой.
        На записи со стойки администратора я обращал внимание только на движения улыбающегося человека и не заметил карту. А ведь ее так легко отследить. Наверное, она и открывала перед ним все двери. К бывшей возлюбленной и видеозаписям добавился счет в банке. Может, он все-таки был обычным человеком?
        – Покажите ему, – сказал Сатти, заметив на моем лице разочарование.
        Криминалисты приподняли изножье кровати. В ковер въелось огромное пятно крови.
        – Тела нет, – пояснил Сатти. – Но крови литры…
        Я подошел ближе:
        – Человеческая?
        – Скоро узнаем, но если наш объект не увлекался жертвоприношением животных, то здесь кто-то погиб ужасной смертью.
        – Кто? – вслух подумал я. – И как отсюда вытащили труп?
        – С первым вопросом не помогу, но если пройдешь в ванную…
        На первый взгляд все казалось нетронутым, только из самой ванны воняло керосином или бензином. Ожидаемо после пожаров в урнах. Однако внутренняя поверхность ванны рассказывала совсем другую историю. Сатти внимательно наблюдал за мной. На дне начищенной до блеска ванны виднелись царапины. Глубокие, пересекающиеся полосы и прямые борозды.
        Там разрезали что-то большое очень острыми инструментами.
        Сатти поднял крышку унитаза.
        Вода была красной.

        3

        Мы вернулись в управление доложить о находках, обсудить с криминалистами дальнейшие действия в «Мидленде» и договориться о том, чтобы процедуру опознания назначили на завтра. Но главное: разузнать что-нибудь о Россе Брауне. Кем он был и какую жизнь вел. Мы нашли записи о том, что человек с таким именем действительно проживал в Брайтоне. То, как давно он туда переехал, и близость побережья подтверждали слова Эми Берроуз.
        Люди из брайтонской полиции наведались домой к Брауну, но там никого не было.
        Его военное прошлое могло пролить свет на причину смерти, но стопорило расследование. Мы запросили служебное досье в Министерстве обороны, однако документы должны были пройти несколько уровней бюрократических проверок. Я живо представил, как коричневая папка кочует с одного стола на другой.
        Я позвонил констеблю Блэк. Все это время она опрашивала проституток, личностей, известных в сфере секс-услуг, сутенеров. Черри явно находилась в «Палас-отеле» не одна, а с клиентом. Блэк всем говорила про убийство, но никто не хотел признаваться в знакомстве с жертвой.
        – Самое большее, что удалось узнать: прозвище постоянного клиента, который мог наведываться к Черри, – сказала Блэк.
        – Какое, может, я знаю?
        – Мистер Ганс…
        Я задумался. Прозвище не ассоциировалось ни с кем из людей, знакомых мне по этому делу.
        – Ничего мне не говорит, – ответил я. – Но начало положено. Продолжайте в том же духе.
        Спустя несколько минут телефон опять зазвонил. Я подумал, что у Блэк появились новости.
        – Уэйтс, – сказал я.
        Меня явно слышали, но молчали. Я чуть-чуть подождал и рявкнул:
        – Может, хватит уже?..
        – Эйдан, это Рики. Мы виделись на днях. Извини, если не вовремя…
        – Рики.
        Новый парень Шан. Нет, жених. Я закрыл глаза:
        – Я обознался.
        – Ясно. Я нашел твой номер у Шан в телефоне.
        – Она знает, что ты мне звонишь?
        – Нет, и не говори ей, пожалуйста. Есть разговор.
        – Сегодня не самый удачный день.
        – Это важно, приятель. Очень важно.
        – Ладно, – сказал я после некоторого замешательства. – Я тоже собирался с тобой поговорить. Но если сегодня, то позже.
        – Я тоже сейчас не могу. Давай вечером выпьем вместе.
        Судя по тону, устраивать разборки Рики не собирался. Просто хотел расставить точки над «i». Странный поступок: тайком залезть в телефон невесты и найти номер ее бывшего. Но Шан явно ему очень дорога. Да и все равно я хотел объясниться по поводу сцены, которую застал Рики. Мы договорились встретиться в «Восходящем солнце», когда Шан уйдет на работу в «Темпл».
        – До встречи.
        – Круто, – сказал он.
        Я нажал «отбой» и посмотрел на Сатти.
        – Ну, как тебе Эми Берроуз? – спросил он.
        – Очень нервничала. Сказала, что муж вот-вот вернется домой, и сразу заявила, что Браун – не отец ребенка. Хотя, если к тебе в шесть утра на улице подходит коп, наверное, еще не так занервничаешь…
        – Хм, – протянул Сатти. – Про благоверного еще что-нибудь говорила?
        – Только что работает вместе с ней в больнице Святой Марии и придет домой с минуты на минуту. – Я пожал плечами. – Никому не хочется откровенничать про бывших в присутствии второй половины.
        – Кому знать, как не тебе. – В голосе Сатти слышалась злоба, но привычная, равнодушная.
        Мы оба были измотаны после ночевки в тесной машине. И после того, как за два дня узнали о смерти еще двух человек: Черри и того, кому принадлежала кровь на полу. Я вспомнил выломанную дверь в комнате Черри. На сколько нас опередил убийца? Что такого видела Черри, что ее понадобилось жестоко убивать?
        Пятно крови в отеле «Мидленд» было чем-то вроде лишней детали в головоломке. Криминалисты подтвердили, что кровь человеческая и что в ковер впиталось два или три литра. Достаточно, чтобы человек умер. Тело разрезали на куски и спустили в канализацию. Но не полностью. Из-за этого было еще досаднее, что мы не стали расследовать два первых поджога.
        Требовалось выяснить, кто погиб в номере.
        Однако хотя бы на один вопрос мы кое-как ответили. Улыбающегося человека звали Росс Браун. Что же случилось с ним после расставания с Эми Берроуз? От кого он так тщательно скрывался? И за что его настигла такая смерть? В дверь кабинета постучали. На пороге стоял молоденький полицейский с угреватой шеей и большим кофейным пятном на белой рубашке.
        – Детектив-констебль Уэйтс?
        – Да.
        – Вас ждут наверху. Суперинтендант Паррс…
        Сатти простонал и встал.
        – Не вас, сэр, – пояснил полицейский, переводя взгляд на меня. – Только его.
        Я одернул куртку, такую же мятую, как я сам, и устало подумал, что сейчас получу очередное предупреждение. Угрозы меня убить уже становятся чем-то вроде обещания.
        Однако мне все равно надо было поговорить с Паррсом.
        Какой-то человек следил за моими передвижениями, за моим домом, звонил мне. Но хуже всего было то, что` он сказал Шан. Намекнул, что найдет мою сестру. Такое уже нельзя игнорировать. Полицейский, который за всю дорогу не проронил ни слова, постучал в дверь кабинета и провел меня внутрь.
        – Детектив-констебль Уэйтс, сэр, – доложил он дрожащим голосом, не решаясь взглянуть на нас.
        – Очень хорошо, – сказал Паррс.
        Юнец бочком вышел из кабинета и тщательно закрыл за собой дверь. В кабинете царил непривычный беспорядок. Бумаги были сброшены со стола на пол, два стула, которые обычно стояли напротив кресла суперинтенданта, валялись на боку, будто их перед этим швырнули в стену. Паррс неподвижно восседал за столом: серый костюм, серовато-седые волосы, посеревшее лицо. Галстук сбился на сторону. Взгляд красных воспаленных глаз скользнул по комнате, будто призывая полюбоваться на беспорядок, потом остановился на мне.
        – Садись, – велел Паррс со своей акульей улыбочкой.
        Шотландский акцент превращал его голос в басовитое рычание.
        Я поднял с пола стул и сел.
        – Сегодня примерно в шесть утра по Гринвичу самолет, выполняющий прямой рейс из Манчестера в Арабские Эмираты, приземлился в международном аэропорту Дубая. Обычно полет длится семь часов, но благодаря попутному ветру самолет прибыл раньше назначенного времени. Бывал в Дубае, Эйдан?
        – Нет, сэр.
        – Там все трезвые, – сказал Паррс. – Тебе не понравится. Аэропорт с самым большим пассажиропотоком в мире, и всего две взлетно-посадочных полосы. В таких условиях прибытие не по расписанию – тот еще геморрой. Досмотр багажа тоже. – Паррс снова улыбнулся. – В аэропорту Дубая самая совершенная в мире система обнаружения наркотиков. По сравнению с ними Хитроу работает на доверии. В Дубае служба безопасности имеет пассажиров во все щели. Но настоящее чудо творится на досмотре багажа. Его дважды просвечивают, потом проверяют с собаками, в общем, что только не делают. В прошлом году девчонке чудом удалось обжаловать смертный приговор за полграмма кетамина. Большой риск с ручной кладью. Представь, как я удивился, когда утром мне позвонили из посольства. Тридцатишестилетний житель нашего города решил, что ему все можно, и взял с собой в отпуск пакетик нюхла. Но удивления поубавилось, когда мне назвали имя этого человека. Мистер… – Паррс сделал вид, что читает по бумажке. – Оливер Картрайт. Сразу все встало на свои места. И подумалось, мол, тонко сработано.
        В своем плане против Картрайта я почему-то не предусмотрел разбирательств с Паррсом.
        – Ну, Эйдан, тебе это о чем-нибудь говорит? – Паррс смотрел на меня исподлобья. – По-твоему, тонко сработано?
        – Нет, сэр.
        – Нет, сэр. – Он рассмеялся, впервые за все время, что я его знал. – Нет, сэр. Вы велели мне держаться от него подальше под страхом смерти, и я послушался, потому что я – Эйдан Уэйтс и я всегда выполняю приказы. Я бы не стал устраивать вендетту и международный скандал. – Паррс засопел. – Ты, конечно, будешь счастлив услышать, что мистер Оливер Картрайт потратит несколько лет на гнилые судебные разбирательства на чужом языке и, скорее всего, сядет в заграничную тюрьму до конца своих дней. А его будущие порнозаписи будут совсем иного свойства. Ну как, наказание соответствует преступлению, детектив-констебль?
        Я молчал.
        – Тебе когда-нибудь говорили, сынок, что ты – бесчувственный человек? Вот прямо сейчас арабский таможенник в латексных перчатках имеет Оливера Картрайта, как тряпичную куклу. Что ты на это скажешь?
        – Не повезло, – ответил я.
        Паррс уставился на меня:
        – Одно время я думал, что ты можешь быть мне полезен. И что я оберну твою бесчувственность против людей, которые этого заслуживают. Тебе всего-то надо было затаиться после прошлогодней катастрофы, и общение с инспектором Сатклиффом помогло бы тебе в этом. Может, даже научило бы тому, как не надо делать. Но я ошибся. От тебя совсем никакой пользы. – Он помолчал, давая мне осмыслить услышанное. – С Картрайтом покончено. Да и хрен с ним. Но мы с тобой когда-то доверяли друг другу. Выкладывай свою версию. И приведи аргументы. Железные.
        – Мне ничего об этом не известно, сэр.
        – В несознанку уходишь? Самая убедительная ложь всегда строится на правде. Кто поверит, что самый безнравственный сотрудник полиции решил пожалеть малолетнюю проститутку, которая раздвинула ноги перед чуваком из телевизора? – Взгляд его красных глаз впился в мое лицо. – Я поверю, Эйдан. В то, что у тебя есть слабое место, и в то, что ты способен нагло врать месяцами и дурачить всех вокруг. Да во что угодно поверю, но ты сидишь тут и заявляешь, что тебе неизвестно, как отборный кокаин оказался в чемодане Картрайта.
        – Вы же сами сказали, суперинтендант. Он – известный телевизионщик. Думал, что правила его не касаются. Рано или поздно попался бы на чем-нибудь.
        Паррс мрачно улыбнулся:
        – Что бы ты там ни думал, у меня нет времени на Оливера Картрайта. Он сам быдло и вещает для себе подобных. Я даже рад, что он мне глаза больше мозолить не будет. Надеюсь, из вещей ему оставят только ремень попрочнее. Но полагаю, тебе известно, с кем он повязан? С тем, кого называют «паладином альтернативных правых». Надеюсь, он не придет к тому же заключению, что и я. Потому что в противном случае Картрайт найдет ремню другое применение. Махнется с каким-нибудь пожизненно осужденным на мобилу из задницы и сделает пару вонючих звоночков. Нет, я могу закрыть глаза на это дело, разбирайтесь сами, детки. Вообще-то, я тебя сюда позвал спросить, с чего вдруг тщательное ковыряние в мусорках потребовало вмешательства Министерства обороны?
        – Из-за трупа в «Палас-отеле», сэр.
        – И как Зубоскал связан с мусорными поджогами?
        – Я только что сдал рапорт. Похоже, Зубоскал и есть поджигатель.
        Паррс не пошевелился.
        – У меня есть видеозапись, сэр.
        Его челюсти сжались.
        – Уж не сомневаюсь.
        – Этот человек сжигал в урнах то одно, то другое, в том числе – большую сумму денег. Полотенце, в которое они были завернуты, украдено из отеля «Мидленд», где мы нашли личные вещи покойного. Они привели нас с детективом-инспектором Сатклиффом к женщине, которая когда-то встречалась с человеком по имени Росс Браун. Мы полагаем, что Браун и есть тот погибший из отеля. Бывший военный. Уволен в запас в связи с посттравматическим синдромом.
        Паррс откинулся на спинку кресла:
        – Хорошо сработано. Я серьезно. Тебе будет приятно услышать, что я сегодня беседовал по телефону со Стромер. Она берет обратно свои нелестные характеристики. Ты был прав, утопленник из канала тоже связан с улыбающимся человеком. У тебя будто шестое чувство сработало… – Он буравил меня взглядом красных глаз. – Однако не обольщайся, она по-прежнему считает тебя ходячей катастрофой. Что ж, положим, твой драндулет перевернулся и приземлился на колеса. Но попутно задавил Оливера Картрайта. Так что пока тебе везет. Ладно, я же тебя от важных дел отрываю. Может, вообще прекратим общение?
        – Сэр, нужно сказать детективу-инспектору Сатклиффу про владельцев отеля. Сложилась такая ситуация, что…
        – Не стоит, детектив-констебль. Двое на это дело – слишком много. Талантам Сатти найдется другое применение… – Он заметил перемену в моем лице. – Есть что сказать по этому поводу, детектив-констебль?
        – Нет, сэр.
        – Если у тебя имеются претензии к действующему офицеру полиции, самое время их высказать.
        – Мне не настолько интересен звук собственного голоса.
        – Я почти купился.
        – Заниматься владельцами отеля в одиночку слишком сложно, сэр.
        – А ты делай только свою часть работы. Отнесись к ней со всей серьезностью. Предлагаю сделку. Некогда валандаться с Сатти? Покажи мне, как работает настоящий детектив. Выясни, кто этот улыбающийся человек и как его зовут, и я найду Сатти другого напарника…
        Паррс всегда заключал сделки по принципу «все или ничего».
        – Но если до главарей не дойдет, что не стоит назначать награду за твою голову, а до приятелей Картрайта, наоборот, дойдет, что это ты подбросил ему наркотики, и расследование по делу улыбающегося человека заведет тебя в какие-нибудь дебри… – Паррс снова зловеще улыбнулся. – Тогда выпутывайся в одиночку. Тебе же так больше нравится.

        4

        После разговора с Паррсом я озадачился тем, как раздобыть нужную информацию о «Палас-отеле». Без ответа оставались вопросы, касающиеся Наташи Рив и Фредди Койла. Рив получала анонимные письма о том, что у ее мужа интрижка с Джеффом Шортом. Кто-то хотел насолить обоим, а общих знакомых у них было двое.
        Аниса Хан и Энтони Блик.
        Я позвонил Анисе.
        – Детектив-констебль Уэйтс? Не скажу, что очень рада вас слышать.
        – Если бы ваши клиенты были честны со мной с самого начала, мне бы не пришлось вытягивать из них правду по крупице.
        – Но мы все время возвращаемся к одному и тому же вопросу. Как супружеская измена связана с трупом в отеле? Вы хоть немного продвинулись в расследовании?
        – Отдельные факты ни о чем не говорят. Требуется связать их воедино. Мне по-прежнему нужно побеседовать с вашим боссом.
        – Он вернется из Таиланда на следующей неделе…
        – Слишком поздно. В этом деле каждый день возникает что-то новое, могут пострадать ни в чем не повинные люди.
        – Ладно, – сказала Аниса, помолчав. – Но там сейчас глубокая ночь. К тому же я хочу присутствовать при разговоре.
        Мы условились встретиться завтра в конторе и поговорить с Бликом по видеосвязи. Еще я хотел поподробнее расспросить Анису об интрижке, которая происходила у нее под носом. Раздумывая о том, кому могла принадлежать кровь в «Мидленде», я нашел страничку Блика в «Фейсбуке» и не без разочарования отметил, что он продолжает отдыхать на полную катушку. Красуется с голым торсом в окружении уже других тайских девушек.

        5

        Я отправился в книжный магазин «Уотерстоунз» на Динсгейте. В отделе поэзии нашлись сборники стихов Омара Хайяма от разных издательств, с разными фамилиями переводчиков и даже на иностранных языках. Я купил версию, которая легче читалась, и поспешил на встречу с Рики, женихом Шан. Когда я пришел в «Восходящее солнце», он сидел, склонившись над пинтой, за маленьким столиком у двери.
        Его бокал был наполовину пуст.
        – Извини, что опоздал, – сказал я.
        – Да ничего страшного. Пива еще закажешь?
        – Конечно. – Я подошел к бару и оглянулся на Рики.
        Он избегал моего взгляда и казался пьяным. Интересно, какой я в его глазах? Вечно хмурый небритый коп с плохой биографией, который подкатывает к его девушке. Наверное, он считает меня откровенным нахалом. Очевидно, ему потребовалось некоторое мужество, чтобы вызвать меня на разговор. Мне стало стыдно, что я спровоцировал такую ситуацию. Я расплатился, отнес бокалы на столик и сел напротив Рики. Он допил пиво и потянулся за новым бокалом.
        – Слушай, Рики, я рад, что ты позвонил.
        – Правда?
        – Да. Не знаю, что ты подумал на днях, когда увидел, что Шан держит меня за руку, но это был дружеский жест.
        Впервые за все это время Рики посмотрел на меня.
        – Дело в том, что в бар приходил какой-то чувак и расспрашивал обо мне. И сообщил ей один факт, который не совпадал с тем, что она знала от меня.
        Рики нахмурился:
        – Не понимаю…
        Я решил сказать все как есть.
        – Я солгал Шан, когда мы встречались. Хочешь – сам у нее спроси. Не знаю, что тебе известно обо мне…
        Он снова отвел взгляд. Достаточно было погуглить мое имя, чтобы найти массу статей о том, что меня отстранили от службы, обвинили в коррупции и краже наркотиков, но потом эти обвинения таинственным образом испарились.
        – В общем, Шан расстроилась. И взяла меня за руку, потому что хотела убедить, что я не прав. Вот и все.
        Рики по-прежнему молчал, и я неожиданно для себя продолжил говорить:
        – Я не видел ее больше года, и первым делом она сообщила, что у нее появился бойфренд. Что она счастлива. Я не собираюсь вам мешать.
        Рики кивал, не глядя на меня.
        – Хорошо, – наконец сказал он. – Спасибо.
        – Ты не об этом хотел поговорить?
        – Слушай, правда спасибо. Я тебе верю. Тебе не обязательно передо мной отчитываться. – Он пожал плечами. – Шан мне рассказала. Ты вроде как не признался ей, что у тебя есть сестра. Странно, конечно. Но поговорить я хотел вот об этом. – Он отхлебнул пива, достал из кармана конверт и положил его на столик.
        На конверте было накорябано мое имя.
        – Что это? – спросил я.
        – Эта фигня с сестрой меня несколько встревожила, но я доверяю Шан. И верю ее словам. Тут что-то другое.
        Я открыл конверт.
        Фотографии.
        Я высыпал их на стол. На всех был я. Фотографировали с разного расстояния, будто отслеживали мои перемещения по городу. Сначала я подумал, что это завуалированное напоминание. Об угрозе, которая висит надо мной уже несколько месяцев.
        Потом понял, что изображения складываются в историю.
        Вот я с черным пакетом под мышкой выхожу из квартиры. Еду на Корлтон-стрит. Смотрю на калеку, который якобы ворует медяки из таксофонов. Оставляю деньги в лотке для сдачи. Что-то забираю. На остальные фотографии я глянул мельком, потому что знал, что на них будет.
        Последовательность действий, которую нельзя изменить.
        Дорога в Киз. Дом Картрайта. Я захожу внутрь с пакетиком. Ухожу без него. На последней фотографии смотрю прямо в объектив камеры. Еще на одной в кадр попала машина, которая уехала со стоянки. Хуже всех была фотография с обращенным в камеру лицом. Готовое признание. На всех фотографиях стояла метка даты и времени.
        Я посмотрел на Рики:
        – Что все это значит?
        – А разве не тебя надо об этом спрашивать?
        Я молчал, и он продолжил:
        – Я заехал к Шан в «Темпл». Нашел этот конверт на столе. Хотел ей отдать, но заглянул внутрь. К счастью для тебя…
        Похоже на правду.
        – Когда это было?
        – Сегодня. Сразу тебе позвонил.
        – Кто их принес?
        – Не знаю.
        – Видел кого-нибудь подозрительного?
        Он покачал головой.
        – Ты ведь наркотики покупал?
        Я пытался придумать ответ, но потом решил промолчать. Сложил фотографии обратно в конверт.
        – Показывал кому-нибудь?
        – Нет.
        – А Шан?
        Он покачал головой. Я снова заглянул в конверт:
        – Что-нибудь еще внутри было?
        – Негативы, – ответил он, глядя в сторону.
        – Они мне нужны, – сказал я, запихивая конверт в карман куртки.
        – Они в другом месте. Слушай… – Он решился посмотреть на меня. – Шан их не видела. И надеюсь, не увидит.
        Я старался сохранять спокойствие.
        – С таким не шутят. Этот человек может быть опасен.
        – Для кого? Не для меня же.
        Я пристально посмотрел на него, но он не отрывал взгляда от столешницы.
        – Чего ты хочешь, Рики?
        – Ничего, ты неправильно понял.
        Я смотрел на него и ждал.
        – Просто выглядит все это дерьмово. Тот, кто фотографировал, явно следит за тобой. С целью тебе навредить. Я люблю Шан. У нас все очень серьезно, – сказал он, подбираясь к главному. К истинной цели встречи. – Не хочу, чтобы это дерьмо хоть как-то ее коснулось…
        – Ясно, – сказал я. – А тебе не кажется, что она сама должна решать, с кем дружить?
        – Покажем ей фотографии и спросим?
        Я посмотрел на свое нетронутое пиво.
        – Мне нужны чертовы негативы. Я не шучу.
        – А не то что? – сказал он. – Меня тоже побьешь?
        Мне будто врезали по ушам.
        – Что ты сказал?
        – Я же говорил, Шан мне обо всем рассказывает.
        Я не мог говорить. Покачал головой, встал и вышел на улицу. Главным образом для того, чтобы череп Рики не встретился со стеной. Чтобы не слышать этих слов. Я оборачивался при каждом шорохе. Солнце равнодушно сияло над головой, отражаясь во всем подряд. Мне повсюду чудились фотовспышки.

        6

        К дому я подошел изнуренный жарой, раздумьями и очередным долгим днем. Разговор с Рики меня встревожил. В кармане тяжелым грузом лежал конверт с фотографиями, из-за которых меня могли отправить в тюрьму. Или куда подальше. Не хотелось думать, кто их подбросил.
        Слишком длинный получался список.
        Наверху его были те, кого я знал в прошлой жизни: криминальные авторитеты, случайные знакомые, которым я чем-то не угодил. Те самые люди, которые назначили награду за мою голову. Дальше шли недавно приобретенные враги. Сначала я подумал, что за фотографиями стоит Оливер Картрайт, вернее, его ультраправые дружки, но потом отмел эту мысль. Если бы они знали, что Картрайта подставил я и могли бы это доказать, то предъявили бы мне официальные обвинения. Чтобы освободить его. Следующим в списке был улыбающийся человек. Это дело с самого начала было окутано аурой страха и неизвестности, а недавние находки – имя, номер в отеле, пятно крови – ее только усилили. Что там сказал Паррс? Если расследование заведет меня в неведомые дебри, придется выпутываться в одиночку. Он что, уверен, что так и будет? Еще оставался Рики. Ему я, пожалуй, верил. Как бы велика ни была моя к нему неприязнь, он явно пытался любой ценой вычеркнуть меня из жизни Шан. А в людях я и раньше ошибался. Я вставил ключ в замок и услышал тяжелые шаги позади.
        В конце улочки стоял какой-то человек.
        Тот самый, который позавчера явился в «Темпл» и пытался выяснить, что я пью и с кем дружу. Крепко сбитый и мускулистый, с примитивными тюремными наколками, про которые говорила Шан. На нем были синие джинсы и черная футболка, обтягивающая рельефную грудь. Под мышками расплылись темные полукружья, шея блестела от пота. Волосы на одной стороне головы были коротко стрижены, на другой, будто обожженной, беспорядочно торчали неряшливыми пучками. Цвет правой половины лица варьировался от светло-лилового до фиолетового, кожу вокруг пустой глазницы покрывали рытвины, струпья и темные рубцы. Ко мне он тоже обратил эту сторону, будто выставлял уродство напоказ, зная, какое впечатление оно производит. Потом слегка повернул голову и всмотрелся мне в лицо левым, здоровым глазом.
        Я понял, кто это.
        Нежданный гость выплюнул окурок, раздавил его ботинком и небрежной походкой двинулся ко мне. Я пытался вставить ключ в замок, но руки вспотели, пальцы не слушались. Он остановился в нескольких шагах от меня, пахнуло дешевым куревом. Прошло почти двадцать лет, но я никак не мог забыть этот запах. Теперь к нему примешивались миазмы мочи и пота.
        – Что нужно? – Мой голос дрогнул.
        Человек улыбнулся.
        Его рот казался разверстой раной.
        – Эйдан Уэйтс… живет здесь. – Травма сказалась на речи, каждое слово сопровождалось хлюпающим звуком.
        Я посмотрел на него.
        Пахнуло жаром разогретого человеческого тела.
        – Не знаю такого, – сказал я.
        Он сделал вид, что пытается оглядеть улицу невидящим глазом. Хотел, чтобы я посмотрел на неизуродованную сторону. В здоровый глаз, взгляда которого я всегда старался избегать. Мне наконец удалось открыть дверь. Я с грохотом захлопнул ее за собой и поднялся по лестнице. Меня мутило. Перед глазами мелькали радужные сполохи, кровь неслась по венам. В квартире я первым делом пошел на кухню. Недавно открытая бутылка, из которой я пил только раз, была пуста. Я подошел к окну, посмотрел на улицу. Там никого не было.

        Мальчик бежал по дороге прочь от дома. Выходить из тела не было нужды. Он и так чувствовал себя невесомым, несмотря на сумку на плече. Кровь прилила к голове, все чувства ожили, наводняя мозг информацией. Ночь, луна, звезды. Холодный воздух, пронзающий легкие.
        При виде темной фигуры на капоте машины мальчик остановился. Человек швырнул окурок на землю, отделился от темноты и двинулся к мальчику. На полпути между машиной и домом они встретились.
        – Принес? – спросил Бейтмен, ступая в полосу лунного света.
        Щетина на щеках отливала голубизной, похожей на пламя паяльной лампы. Мальчик кивнул. Бейтмен шумно выдохнул, завел руку за ухо мальчика и протянул ему монетку. Потом потянулся за сумкой и пробормотал:
        – Чертова золотая жила.
        Неожиданно Бейтмен замер, уставившись на дом. Его улыбка превратилась в гримасу.
        В дверном проеме стоял некто, похожий на скелет. Непомерно высокий, будто на ходулях. Тощие ноги, похожие на лапы насекомого, с трудом удерживали хилое тело. Нереальное существо, пригнувшись, вышло на крыльцо, и стало ясно, что это очень высокий и ужасающе худой человек. Пугающей паучьей походкой он приблизился к Бейтмену и мальчику. В поднятой руке мелькнула сталь ружья. Бейтмен сжал плечо мальчика, когда этот странный человек вышел на свет.
        Он был босой. То, что когда-то было костюмом, превратилось в лохмотья. Полы изношенного пиджака разлетались, открывая всем ветрам костлявый торс с ребрами, похожими на ряды сизых двойных узлов.
        Что-то было не так с его руками.
        На ногтях будто застыли потеки темного лака. Кровь. У человека были выдраны ногти. Скулы торчали, обтянутые кожей, ввалившиеся глаза напоминали черные дыры.
        – Сумх… – произнес человек.
        Голос был тот же, который мальчик слышал из-за двери под лестницей. Раззявленный рот зиял черным провалом. То, что сначала показалось бородой, на самом деле было запекшейся кровью. Человеку вырвали зубы. Ни Бейтмен, ни мальчик не пошевелились. Незнакомец дернул головой и прокричал:
        – Сумх!
        – Уходим… – Бейтмен потянул мальчика за собой.
        – Сумх! – завопил тощий, разбрызгивая вокруг алую слюну. – Сумх! Сумх! Сумх!
        Бейтмен с мальчиком замерли, загипнотизированные ружьем, которое дергалось перед ними из стороны в сторону. С сосредоточенной гримасой человек схватился за него обеими руками. Глубоко дыша, выровнял дуло, направил его вниз, на мальчика, и с усилием произнес:
        – Сумка.
        Мальчик машинально взялся за лямку, Бейтмен с такой силой сжал ему плечо, что она врезалась в кожу. Оба замерли на месте. Из машины позади раздался усталый и злорадный женский голос.
        – Отдай ему сумку, Бейтс, – сказала мать мальчика. – Признай очевидное.
        – Ни за что, – прошептал Бейтмен, еще сильнее сжав плечо мальчика.
        Мать повторила уже громче:
        – Отдай ему су…
        – Ни за что! – заорал Бейтмен и выставил мальчика перед собой: – Мальчонку хочешь укокошить?
        Мальчик смотрел в дуло ружья. Земля уходила из-под ног. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ружье дрогнуло и опустилось на землю.
        – Так и знал, что не хочешь, – сказал Бейтмен, трогая мальчика за плечо.
        Сквозь деревья прорвались волны пульсирующего синего света.
        Раздался звук сирен.
        Тощий обернулся на звук и затрясся всем телом.
        – Хах. Хах-хах. – Он смеялся, обнажая почерневшие, окровавленные десны.
        Бейтмен застыл с широко открытым ртом, глядя на приближающиеся синие огни. Из ступора его вывел гул мотора. Сзади завелась «шкода», вспыхнули фары. Мать мальчика резко развернула машину и направила ее в противоположную от сирен сторону. Мальчик успел увидеть прижатое к заднему стеклу лицо сестренки с широко распахнутыми глазами. Машина удалялась. Бейтмен расхохотался, опустившись на корточки, будто забыл про тощего, ружье и полицию.
        – Кош, дружище, – наконец сказал он мальчику. – Лес видишь? Беги туда что есть мочи, спрячь сумку да запомни место хорошенько. Никому не говори. Мы за ней вернемся. – Он выпрямился и посмотрел на тощего.
        Мальчик не шевельнулся.
        – Иди, – велел Бейтмен, не глядя на него.
        Мальчик опять не сдвинулся с места. Бейтмен встал между ним и ружьем.
        – Беги, Эйдан, говнюк мелкий!
        Услышав свое настоящее имя, мальчик припустил через дорогу к лесу, туда, где только что стояла машина. Ему казалось, что дуло ружья уставилось на него парой злобных глаз и прожигает взглядом затылок. Он несся сквозь заросли кустарника, шлепая босыми ногами по земле.
        Сирены догоняли, звучали все громче.
        Мальчик продирался сквозь колючки и листву, огибал деревья. Синие огни с дороги освещали ему путь. Он бросился кубарем с берега, одной рукой закрывая лицо, другой придерживая сумку.
        От сирен гудело в голове.
        Мальчик по пояс погрузился в грязный холодный ручей. Во рту чувствовался привкус крови и земли. Тяжело дыша и держа над головой сумку, мальчик выбрался из тины. Сирены продолжали вопить.
        Из-за деревьев донесся треск выстрела. Все вокруг перестало существовать. Все, кроме самого мальчика. Он выбрался на берег и поковылял в чащу. Прочь от дома, от тощего человека и ружья. Все равно куда, главное – подальше от Бейтмена. В голове заевшей пластинкой крутились слова:
        – Беги, Эйдан.

        VII
        Ультранасилие[«Ultraviolence» – песня с третьего одноименного альбома американской певицы Ланы Дель Рей (2014).]

        1

        Прошлое со временем забывается. Хронологию событий той ночи я восстанавливал по трем источникам, ни на один из которых нельзя по-настоящему положиться. Первым были мои собственные воспоминания, с годами явно претерпевшие метаморфозы. Сначала в них действовали только реальные люди, но позже к ним добавились воображаемые персонажи. За годы употребления наркотиков и спиртного воспоминания стали обманчивыми. Все больше походили на жуткие кошмары, которые мучили меня по ночам. Постепенно цепочка событий превратилась в набор фантазий. Искаженных до неузнаваемости, как мое отражение в зеркале. Однако без них было не понять то чувство, которое не менялось и никуда не уходило.
        Беспредельный, всепоглощающий ужас.
        Вторым источником было то, что я узнал из разговоров с полицией и социальными службами. Тогда, в детстве, я мало что понял, но вопросы, которые мне задавали, были составлены таким образом, чтобы из ответов получилось связное изложение событий. А так как вопросы всегда были одни и те же, то постепенно я принял эту версию за истинную. Нас с сестренкой разбудили посреди ночи. Мать и мужчина, с которым она делила постель, отнесли нас в незнакомую машину. Мы долго колесили по проселочным дорогам и приехали на ферму из серого кирпича. Там человек, которого я знал под именем Бейтмен, велел мне идти в дом и забрать на чердаке сумку. Мне было сказано не соваться в другие комнаты, но я ослушался, потому что почувствовал сквозняк с кухни. Окна там были разбиты выстрелами, а сама кухня представляла собой место жуткой расправы. Там был труп женщины, которую пытали перед смертью. Ей перерезали горло. Стены были забрызганы кровью. В коридоре я услышал, как кто-то плачет за закрытой дверью. Я забрал сумку с чердака и уже стоял на пороге, но вновь услышал всхлипы. То ли из жалости, то ли назло Бейтмену я повернул
ключ в замке, перед тем как убежать.
        Последним и самым подробным источником информации о событиях той ночи были газетные статьи, которые я нашел, будучи подростком. Много лет я помнил испытанный тогда ужас и сами события, но не понимал их смысла. В конце девяностых Николас Фиск был влиятельным наркодельцом на севере города, предшественником тех преступников-бизнесменов, которые позже достигли бо`льших успехов. Он воздерживался от насилия и приобрел уважение и баснословное состояние благодаря дипломатическим способностям и умело заключенным сделкам.
        В один из дней двух сыновей Фиска не забрали из школы. Трое злоумышленников похитили их родителей и отвезли на заброшенную ферму, которая, как потом выяснилось, принадлежала Фиску. Она была его тайным убежищем на случай непредвиденных обстоятельств, и о ней не знал никто, кроме жены Фиска. Похитители держали его взаперти несколько недель, считая, что там хранится часть огромного состояния, нажитого незаконным путем. Все это время они запугивали Фисков и пытались выжать из них информацию.
        Я и сейчас помню, как об этом узнал.
        Мне было пятнадцать или шестнадцать лет. Я листал старую газетную подшивку в местной библиотеке. Внезапно мир вокруг замер. С черно-белой фотографии на первой полосе на меня смотрел Бейтмен.
        Он был в числе похитителей.
        В прессе муссировалась версия, что он обнаружил богатства Фиска и решил оставить подельников ни с чем. Дал полиции анонимную наводку на наркокартель Фиска, а в самый последний момент предупредил сообщников в доме, что к ним едет полиция. Сам спрятался неподалеку и смотрел, как они порешили друг друга. Но все это было только предположением журналистов, потому что Бейтмен молчал и на суде, и в тюрьме.
        Ему было трудно говорить.
        Все репортажи заканчивались одинаково. Когда Бейтмен вернулся за добычей, Фиск каким-то образом освободился, нашел в доме ружье и выстрелил своему похитителю в голову. Свидетелем преступления был ребенок, но имя, пол и возраст не разглашались в интересах следствия. На самом деле это был мальчик восьми лет. Он убежал в лес и нашли его только на следующий день. Бейтмену он был нужен, чтобы пролезть в узкую щель на чердаке, что было под силу только очень худому Николасу Фиску или ребенку. Бейтмен заставлял мальчика мошенничать с тех пор, как сошелся с его матерью. Идея сыграть на маленьком росте и детской невинности была его новшеством в преступном ремесле. Он считал детей, оказавшихся в его власти, золотой жилой и называл мальчика «Кош» – сокращенно от «кошелек».
        Все остальные звали его Эйдан.

        2

        Мы пришли на процедуру опознания тела Росса Брауна. Улыбающегося человека. В приемном покое присутствовали Сатти, я и Эми Берроуз, медсестра, которая встречалась с Брауном до того, как он переехал в другой город.
        Только она одна могла его опознать.
        Судмедэксперт объясняла Эми, как проходит процедура. Я не слушал. После почти бессонной ночи меня разбудил очередной телефонный звонок. В трубку снова дышали. На улице никого не было, но я знал, что это Бейтмен.
        Зачем он вернулся?
        Чего хочет? Денег? Будет более чем разочарован зарплатой полицейского. Мести? Восьмилетнему мальчику, который открыл не ту дверь? Бейтмен следил за мной. Выжидал. Он появился одновременно с фотографиями, и теперь у меня в голове то и дело вспыхивала сигнальная лампочка с надписью: «Хреново».
        – Эйдан. – Сатти пощелкал пальцами у меня перед носом.
        Судмедэксперт обращалась ко мне:
        – Миссис Берроуз просит вас ее сопровождать.
        – Да. – Я посмотрел на Эми. – Конечно.
        Судмедэксперт снова повернулась к ней:
        – У вас есть вопросы?
        – Кажется, нет, – ответила Эми.
        – Хорошо. Готовы?
        Эми побледнела.
        – Ничего, мы все равно пришли слишком рано, – ободряюще улыбнулась судмедэксперт.
        Мы ненадолго сели, чтобы привыкнуть к обстановке. Самое странное в процедуре опознания – ее обыденность. Обычный приемный покой, в котором каждый ожидает чего-то своего. Кому-то достаются хорошие новости, кому-то плохие. А персонал просто делает свою работу. Сегодня здесь ты. Завтра кто-то другой.
        – Кажется, готова, – тихо сказала Эми.
        Судмедэксперт ободряюще улыбнулась и повела нас с Эми к кабинету. Сначала я, как обычно, ощутил невыносимый привкус и запах формальдегида. Потом заметил, что из угла за нами, словно горгулья, наблюдает Карен Стромер. На меня она посмотрела не осуждающе и не враждебно. А разочарованно. Судмедэксперт подвела нас к блестящей сталью медицинской каталке. Тело на ней было накрыто тускло-зеленой простыней. Рядом с каталкой стоял бледный человек без возраста. Судмедэксперт обернулась, и я сообразил, что Эми так и осталась стоять у двери.
        – Эми? – спросила судмедэксперт.
        – Это не он.
        Похоже было на отказ принять неизбежное. Простыню ведь даже не успели снять.
        – Эми, – произнесла судмедэксперт. – Я знаю, это тяжело…
        – Это не он. – Эми с улыбкой помотала головой. Посмотрела сначала на меня, потом на каталку. – Ноги.
        Пока что действительно была видна только эта часть тела улыбающегося человека.
        – Росс потерял правую ногу в Ираке. Мы познакомились в больнице, где он лечился от посттравматического расстройства.
        Мы с судмедэкспертом переглянулись. Она быстро оценила ситуацию:
        – Что ж, хорошие новости. Можете все-таки взглянуть, чтобы соблюсти формальности?
        До меня постепенно доходил смысл происходящего. Это не Росс Браун. Мы так и не смогли установить личность улыбающегося человека.
        – Да-да, – произнесла Эми дрогнувшим голосом, в котором чувствовалось облегчение.
        Она встала рядом со мной. Лаборант убрал простыню с головы человека.
        Я-то, конечно, его узнал.
        «Палас-отель».
        Это он сидел тогда у окна в отблесках ночных огней и излучал странную энергию, будто до этого вобрал в себя некое зло. Нагой человек на каталке не производил такого впечатления. Обычный, бледный, лишенный прежней силы. Я посмотрел на Эми. Рот ее потрясенно открылся. Может, она все-таки ошиблась?
        – Это Росс Браун? – спросила судмедэксперт.
        Эми Берроуз не ответила. Она согнулась пополам, будто ее ударили под дых. Попыталась удержаться за стол, но безуспешно. Я успел подхватить ее прежде, чем она упала.

        В приемном покое судмедэксперт принялась поить Эми водой из стакана. Мы с Сатти смотрели на них из угла комнаты.
        – Значит, все-таки наш субъект, – ухмыльнулся Сатти.
        Я покачал головой. Постарался говорить как можно тише.
        – Она сказала, что нет.
        – Медсестра падает в обморок при виде покойника? Да ладно!
        Я повернулся к нему:
        – Он не может быть Россом Брауном. Тот потерял ногу в Ираке.
        Сатти закрыл глаза:
        – Знаю. Но когда простыню убрали, она очень бурно среагировала на труп, чей бы он ни был. Ладно, даже если не получится с досье, можно же узнать, сколько конечностей он привез домой. Думаешь, она правду сказала?
        – Мне казалось, что да, но…
        – Что «но»?
        – Судя по ее реакции – нет. Слишком сильное потрясение. Что-то она увидела.
        – Узнай что.
        Я посмотрел на Сатти, но он не отрывал взгляда от Эми. Потом сказал шепотом:
        – Притворись жилеткой, в которую можно поплакать, но не размякай. Отвези ее домой и разговори.

        3

        Я вез Эми Берроуз домой после неудачного опознания Росса Брауна. Сатти отправился искать его служебное досье или хотя бы подтверждение того, что Браун лишился ноги в зарубежной военной кампании. Я не знал, что думать. Мной владели усталость и растерянность. Никак не получалось забыть про реакцию Эми на вид покойника. В голове теснились неприятные вопросы. Либо она солгала на опознании, либо, что гораздо хуже, дело становится еще запутаннее.
        – Что произошло в больнице?
        – Ничего, – ответила Эми, помолчав.
        – Для такой реакции должна быть причина.
        – Это – не он, – отрезала Эми.
        У меня кончилось терпение.
        – Вы что-то скрываете. Кого вы увидели?
        Помня о ее непростой семейной ситуации, я остановил машину на соседней улице. Заглушил мотор и посмотрел на Эми. Она покосилась на меня. Потом посмотрела в лицо:
        – Вам показалось, детектив.
        – Что я еле успел вас поймать?
        – Геройский поступок… – Она отвернулась.
        – Хотя бы скажите, у вас все нормально?
        – Да, просто перетрудилась. Устала.
        – Я не про самочувствие спрашиваю. Вам и вашему сыну ничего не угрожает?
        – А что нам может угрожать? – спросила она, перебирая браслеты.
        – То, что вас перепугало до потери сознания.
        Она сжала зубы и горько усмехнулась:
        – Ясно. Вы подвезли меня не просто так…
        – Я…
        – Мужа нет дома, так что можете зайти. Хитрый ход…
        – То есть?
        – Считаете себя умником? Зря. – Она сказала это так, будто обращалась к кому-то другому, но ее слова все равно меня задели. – Выпустите меня. Я хочу домой.
        Я снова завел мотор, повернул к дому. Эми вышла из машины, не сказав ни слова и не оглянувшись. Открыла дверь, вошла в дом. Глядя на ее одинокую фигуру в прихожей, сразу думалось, что у этой женщины есть какая-то тайна. Эми повернулась, шагнула к порогу, будто хотела мне что-то сказать. Потом передумала и исчезла в доме, но оставила дверь открытой.
        Я уже собрался пойти за ней следом и продолжить разговор, но в стекло постучали. Пожилая женщина в халате, соседка. Я опустил стекло и спросил резче, чем обычно:
        – Что вам нужно?
        Я устал, в голове теснились вопросы. Мне было не до любопытных старушек.
        – Простите, что мешаю, – сказала она и обиженно поджала губы. – Вы ведь из полиции?
        – Нет, это вы меня простите, – ответил я искренне. – Да, из полиции.
        – Так я и думала, – кивнула она, довольная тем, что разговор вернулся в вежливое русло. – Вы тут с напарником позавчера всю ночь скучали…
        – Как вы догадались, что мы из полиции?
        – А вы глазами так и рыскали, – сказала она. – Были бы торговцами, с голоду бы померли. Вы разве не хотите со мной побеседовать?
        – О чем?
        – О подозрительном типе.
        – Что за тип? – Я вышел из машины и пошел со старушкой к ее крыльцу.
        – Я ей про него говорила. – Старушка кивнула на дом Эми. – Вынюхивал тут что-то весь такой довольный. Ковылял, согнувшись, по улице, на дом глазел. Когда думал, что никто не видит, шел прямехонько. В окна заглядывал, в ящик почтовый. Увидит кого, отковыляет подальше.
        – Когда это было?
        – В прошлую пятницу.
        Улыбающийся человек умер на следующий день.
        – Можете его описать?
        – Дайте вспомнить… – Старушка помолчала для вящего эффекта. Я старался сохранять спокойствие. – Сильно старше вас. В коричневом костюме, по-восточному смуглый. Глаза какие-то странные… – Она наморщила лоб. – Ярко-синие, каких не бывает. Даже через дорогу было видать.
        – Этот человек разговаривал или как-нибудь общался с миссис Берроуз? – спросил я, сдерживая волнение.
        – Ну, я не видела, милок, но сказала ей, что надо бы сообщить в полицию. Мужики нынче такие пошли…
        – Вы мне очень помогли, – сказал я и вернулся к дому Эми.
        Дверь по-прежнему была открыта.
        Улыбающийся человек приходил сюда, а на следующий день умер.
        Подозрение, что он как-то связан с Эми Берроуз, окончательно подтвердилось. У него был ее номер телефона. Книга, которую, по ее словам, она дарила другому человеку. Все это могло иметь тривиальное объяснение. Вор. Маньяк. Но он приходил сюда, а от этого уже не отмахнешься, тем более что даже соседка предупреждала Эми, что у дома околачивается подозрительный тип. И Эми смолчала об этом. Я толкнул дверь и вошел в прихожую.
        Под ногами хрустнули осколки.
        Все рамки с фотографиями и рисунками были разбиты.
        – Эми! – позвал я.
        Тишина.
        То ли у Эми сдали нервы, то ли кто-то вломился в дом. Я уже собирался запросить подкрепление, но заметил, что разбиты только фотографии мальчика. Эми бы такого не сделала.
        Я шагнул дальше. Откуда-то из глубины дома доносились всхлипы. Я дошел до конца коридора. Эми была там. Бледная, вся в поту и в слезах. Ее ладонь была пригвождена к стене. Зайдя за угол, я увидел человека в черной маске, который держал у виска Эми строительный пистолет. Человек резко повернулся ко мне, заставив меня отпрянуть. Потом что-то прошипел на ухо Эми и бросился в кухню.
        – Постарайтесь не двигаться, – сказал я Эми.
        Она кивнула, превозмогая боль. Я выбежал на улицу через черный ход. Нападавший перемахнул через забор. Я побежал следом, но он успел скрыться. Я вернулся в дом, вызвал подкрепление и «скорую». Пытался говорить с Эми, но она была в состоянии шока и молча смотрела мне за спину. Я проследил за ее взглядом. На фотографиях над камином у мальчика из глаз торчали гвозди.

        4

        Эми увезли в больницу. За сыном прислали полицейских. Он был у подруги Эми. Та присматривала за ним, пока родители работали. Им обоим понадобится защита, пока не исчезнет угроза. Человек со строительным пистолетом скрылся, а Эми была слишком потрясена, чтобы отвечать на вопросы. Я спросил ее, что ей прошипел на ухо нападавший. Она начала говорить, но осеклась. Снова посмотрела на фотографии сына.
        На гвозди, торчащие из глаз.
        – Ничего, – ответила она.
        Я вернулся в управление, чтобы сообщить о произошедшем Сатти. Он разговаривал по телефону.
        – Угу, – сказал он в трубку. – Вам лучше поговорить с моим человеком. Он как раз подъехал. Благодарим за содействие. – Сатти бросил мне телефон и плюхнулся в кресло с грацией глубоководной бомбы.
        – Алло, – сказал я. – С кем я говорю?
        – Меня зовут Росс Браун.
        Я озадаченно потер лоб и взглянул на Сатти. Тот улыбался. Браун подтвердил все, что рассказала Эми Берроуз. Они недолго встречались после его возвращения из Ирака пять лет назад. От шума вечно неспящего города у него началась бессонница, он переехал на побережье, и они с Эми расстались. Все это время он, по его словам, никуда не выезжал, так что у него было железное алиби и на субботнюю ночь, и на все последующие.
        «Вот невезуха», – подумал я.
        Браун даже не знал, что у Эми есть ребенок, так что тему отцовства я затрагивать не стал.
        – Про книгу спроси… – помахал мне Сатти.
        Я ожидал услышать, что книга потеряна или украдена. Тогда было бы понятно, как она попала к улыбающемуся человеку. Но, к моему удивлению, Браун ответил, что книга у него под рукой.
        – Речь идет о сборнике «Рубаи» Омара Хайяма, который вам подарила Эми Берроуз?
        – Других у меня не было, – сказал он.
        – Вы уверены, что книгу не подменили?
        – Уверен.
        – Не могли бы вы прочитать заключительную строку на последней странице, мистер Браун?
        Послышался шелест страниц.
        – Тамам шуд, – сказал Браун.
        Я посмотрел на Сатти, который молча слушал, надувая щеки.
        – Страницы не вырваны? Ничего не зачеркнуто?
        – Это точно книга Эми, потому что она подписала ее на первой странице. Что-то случилось с Эми?
        – Она в полном порядке. А прочитайте, что она написала?
        Браун неуверенно прочитал. Все слово в слово, как в экземпляре улыбающегося человека. Я опустился в кресло и обхватил голову руками. То ли надпись подделали, то ли Эми подарила две книги. Полиция Брайтона записала показания Брауна, все сошлось. Он точно сюда не приезжал, по крайней мере недавно. Я поблагодарил Брауна за содействие и повесил трубку.
        Потом многозначительно посмотрел на Сатти.
        А он – на меня.
        Я даже не успел выругаться, потому что телефон снова зазвонил.
        Аниса Хан.
        – Доброе утро, – сказал я, хотя на самом деле так не считал. – Наша встреча в силе?
        – Я звоню как раз по этому поводу. Боюсь, поговорить с Энтони не удастся.
        – Вот как?
        Аниса все утро безуспешно пыталась связаться с Энтони Бликом. В последний раз она говорила с ним больше недели назад. Утром в трубке еще были долгие гудки.
        Теперь и гудков не было.
        Сатти подозрительно поглядывал на меня, пока я пытался не проговориться о расследовании, которое вел втайне от него.
        – Вы еще на работе? – спросил я Анису.

        5

        Юридическая контора Блика вполне ожидаемо располагалась в респектабельном офисе в центре города. Светлая и просторная приемная была оснащена биометрической пропускной системой и эргономичной мебелью. Молодая секретарша провела меня в кабинет мисс Хан и, когда я отказался от кофе и чая, ушла, плотно закрыв за собой дверь. Аниса тоже выглядела невыспавшейся. Она устало улыбнулась в знак приветствия, и я сел напротив нее.
        – Вы сказали, что последний раз говорили с мистером Бликом больше недели назад. А о чем?
        – Да ни о чем особенном. Как вам известно, Энтони решил взять отпуск. Мы ежемесячно созваниваемся, я докладываю ему про дела в конторе. Обсуждаем долгосрочные сделки, персонал, политику фирмы…
        – И судя по голосу, с ним все было хорошо?
        – Лучше не бывает.
        – Он не сказал ничего странного или необычного?
        – Ничего…
        – Вы возглавляете фирму в отсутствие мистера Блика?
        – Мы всегда очень тесно сотрудничали, – кивнула Аниса.
        Выражение моего лица не изменилось, но она посмотрела на меня и пояснила:
        – В сугубо профессиональном смысле.
        – А семья у мистера Блика есть?
        Она покачала головой.
        – Близкие друзья или родственники?
        – Он очень много работает…
        – То есть в его жизни нет никого, кто бы заметил его отсутствие?
        – Он живет работой. Но отчасти поэтому и уехал. В прошлом году у него начались серьезные проблемы со здоровьем. Он хотел посмотреть мир, пока еще не слишком стар… – Аниса говорила так, будто хотела убедить в чем-то саму себя. И все это время теребила нитку на рукаве.
        – У вас есть его домашний адрес?
        – К чему все это? – Она посмотрела мне в глаза.
        – Наверняка у него просто разрядился телефон, так что просто ради проверки.
        Мы поехали в дом Блика в Каррвуде. Аниса всю дорогу в красках расписывала, какие босс устраивал рождественские корпоративные вечеринки с изысканными ужинами и дорогим вином. Особенно грандиозным было прошлогоднее празднование. Блик расщедрился на несколько бутылок особо дорогого вина и ужин из восьми блюд.
        – Что он говорит про события в «Палас-отеле»? – спросил я.
        Аниса молчала.
        – Вы ему сказали?
        Она смотрела куда-то перед собой.
        – Я отправила ему е-мейл, где рассказала о взломе…
        – Но не о трупе?
        – Он не ответил, – тихо сказала она.
        Мы оба задумались о вероятных причинах молчания Блика.
        – Мне нужно спросить вас еще кое о чем, – сказал я. – Помните Джеффа Шорта? До прошлого года он работал на Блика.
        – Джеффа? Конечно.
        – Вы хорошо его знаете?
        – Смотря что вас интересует. Просто коллега, приятель.
        – Значит, вы не знали, что у него была интрижка с одним из ваших клиентов? – Я рискнул посмотреть на нее.
        – Что? Нет… – Она сопоставила мои слова с тем, как Наташа Рив узнала об измене Фредди. – Боже мой! Но Джефф женат…
        – С женой все как-то мутно, и я обещал, что если она не связана с делом, то ее имя упоминаться не будет. Вы ее знаете?
        – Встречались на мероприятиях. Но я ее давно не видела. Она почти год читала лекции в Америке.
        – Да, так и есть.
        – Вы же не думаете, что это она писала письма Наташе?
        Я покачал головой:
        – Она точно работала в это время в Вашингтоне, а письма доставляли не почтой. Конечно, кто-то мог отправлять их за нее, но это как-то слишком сложно. – Я снова взглянул на Анису. Она сосредоточенно хмурила брови. Наверное, размышляла, кто это мог быть.
        Список людей, знавших и Фредерика Койла, и Джеффа Шорта, был невелик. Аниса тоже в него входила. Фредди Койл предпочитал мужчин, но у нее могла быть раньше интрижка с Джеффом. Может, она отправляла письма Наташе из преданности? Вряд ли. Наташа Рив разговаривала с Анисой не дружелюбнее, чем со мной.
        – Не против? – спросила Аниса, нарушив мои размышления.
        Она держала в руке сигарету.
        – Кури`те, конечно. Вейп не помог?
        – Я его где-то оставила. В голове полная неразбериха.
        Она зажгла сигарету, затянулась. Впервые за все время знакомства я увидел ее расслабленной.
        Дом оказался большим, уединенным особняком с эркерными окнами и дверью с узорчатой деревянной облицовкой. Длинная подъездная аллея петляла среди изумрудной зелени. Судя по виду сада, за ним любовно ухаживали, несмотря на то что хозяин был за границей. У дома стоял кремовый «лексус», рядом – обшарпанный строительный фургон.
        – Это машина Энтони?
        Аниса нахмурилась:
        – Вроде бы нет.
        Из холла доносились приглушенные голоса, похожие на бормотание радио, пахло краской. Я слегка постучал в дверь, потом толкнул ее. Рабочий, красивший пол малярным валиком, оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на меня.
        – Здравствуйте, мы ищем хозяина…
        – Миссис Харди! – прокричал рабочий.
        Из другой комнаты выглянула женщина. Потом вышла в коридор и встала у двери:
        – Чем могу помочь?
        – Я – детектив-констебль Эйдан Уэйтс. Мы ищем Энтони Блика…
        – Энтони Блика?
        – Он хозяин дома…
        Она покачала головой.
        – Простите, – недоверчиво произнесла Аниса. – Но он приглашал нас сюда на Рождество…
        Хозяйка посмотрела на нас и улыбнулась:
        – А в январе продал дом мне.

        6

        Никто из сотрудников в конторе Блика не общался с боссом после Анисы, и никто не видел его с тех пор, как он уехал полгода назад. Я не стал упирать на то, что сразу после его отъезда распался брак Наташи и Фредди, а Наташа начала получать анонимные письма. Но это совпадение не выходило у меня из головы.
        К тому времени, когда мы вернулись в контору, пятница уже заканчивалась и сотрудники обсуждали, где бы отметить наступление выходных. Мы вошли в кабинет Блика. Аниса смутно помнила, что у босса есть сводный брат. Мы нашли его номер телефона в ежедневнике Блика и позвонили. Брат сказал, что они поссорились и уже несколько лет не общаются. Аниса резко встала из-за стола и прошла в свой кабинет.
        – «Фейсбук», – сказала она. – Энтони там часто сидит. – Она вошла в «Фейсбук» со своего компьютера и отправила Блику несколько сообщений. Ни одно не было прочитано. Когда страница обновилась, мы оба растерянно уставились на экран.
        В профиле Блика появилась новая фотография.
        В том же стиле, что и те, которые мне показывал Фредди Койл при первой встрече. И та, которую я видел, когда нашел страничку Блика прошлой ночью. Крупный краснолицый мужчина в распахнутой на груди рубашке обнимал очередную тайскую девушку. Мы с Анисой переглянулись, я посмотрел на время публикации.
        Ровно шесть вечера.
        – Прокрутите ниже, – попросил я. – Посмотрим, в какое время размещали предыдущие фотографии.
        Фотография, на которой Блика запечатлели с уличным торговцем, была опубликована позавчера в шесть вечера. Еще одна, на которой Блик стоял у какого-то водоема, тоже в шесть часов вечера на день раньше. Блик в ресторане – в шесть вечера. В лобби отеля – в шесть вечера. На террасе на крыше – в шесть вечера.
        – Черт, – сказала Аниса. – Публикуются автоматически.

        Аниса официально заявила об исчезновении Энтони Блика, а я позвонил Наташе Рив и Фредди Койлу, чтобы сообщить им новости. К тому же мне хотелось узнать, когда они в последний раз разговаривали с Бликом. В прошлом году оба поддержали его решение уехать в отпуск с целью поправки здоровья, и, очевидно, с тех пор ни один из них не контактировал с ним иначе как по электронной почте.
        Следующей моей задачей было отследить передвижения Блика. Телефонные звонки, банковские переводы, регистрация на рейсы. Со звонками с мобильного было проще всего. Остальное занимало какое-то время. С согласия Анисы я попросил криминалистов на всякий случай собрать образцы ДНК в конторе Блика. Он явно замышлял что-то перед своим исчезновением и, возможно, был как-то связан с убийством улыбающегося человека. Данные от оператора сотовой сети оказались настоящим откровением.
        Телефон Энтони Блика не покидал пределы города.
        Телефон Энтони Блика был выключен со дня его предполагаемого отъезда в Таиланд.
        Я пытался понять, что бы это могло значить, но тут завибрировал мой телефон.
        Звонила Шан.
        У меня был тяжелый день. К тому же во время нашего последнего разговора она рассердилась на меня. Но я не решался ответить не поэтому. Из-за фотографий, которые нашел Рики, я совсем не спал со времени последнего дежурства. Но когда я наконец задернул шторы, чтобы в комнату не светило яркое утреннее солнце, и закрыл глаза, в домофон позвонили. Я осторожно спустился вниз. У двери никого не было, но звонить продолжали с разными интервалами, так что в итоге я оставил идею поспать, принял душ и ушел. Теперь я знал, что меня преследует Бейтмен, но от этого становилось только хуже. Он мог снова заявиться в бар. Показать фотографии Шан. И тогда она придет к тому же выводу, что и Рики.
        Что я снова употребляю наркотики.
        «Меня тоже побьешь? – спросил тогда Рики. – Я же говорил, Шан мне обо всем рассказывает».
        Вспомнилась наша последняя ночь. Мы не решались обсудить мои возобновившиеся проблемы со сном. Ночные кошмары, из-за которых утром я просыпался измученным, а Шан в страхе караулила меня всю ночь. Я начал проводить с ней меньше времени, старался не ночевать дома, придумывал жалкие отговорки, почему не могу заехать за ней после смены или провести с ней выходной. Так продолжалось несколько недель, и наконец она приехала ко мне домой с большой сумкой продуктов и с улыбкой на лице. Поцеловала меня в щеку и как ни в чем не бывало прошла в дом. Тогда я понял, как много я значу для нее. И как много она значит для меня. Мы провели вечер, как в прежние времена: она рассказывала про смешные случаи на своей работе, я – про тревожные на своей. Допив бутылку вина, мы отправились в постель.
        В ту ночь мне снилось, как семья из четырех человек поехала на машине в незнакомый дом где-то далеко за городом. Там были ужасный тощий человек и женщина с перерезанным горлом.
        От звука выстрела я проснулся.
        Я лежал на полу у кровати. Шан гладила меня по голове и тихонько повторяла, что все будет хорошо. В комнате царил хаос. Сначала я подумал, что произошло землетрясение. Потом увидел свои руки: обломанные ногти, порезы, синяки. Я с трудом встал, огляделся. Шторы сорваны, абажур разбит. В окне трещина.
        Я пошел в ванную.
        Отражение в зеркале искривлялось и плыло. Почувствовав, что меня сейчас стошнит, я поднял крышку унитаза. Внутри плавали окровавленные салфетки. Шан убиралась в спальне. Увидев меня, она улыбнулась. Волосы у нее были распущены. Обычно она собирала их в хвост.
        Некстати включилось мышление детектива. Я спросил ее, что с ней, но она попыталась меня обойти. Я подступил ближе, она отшагнула. Я припер ее к стене, убрал с лица волосы. Увидел пластырь, закрывающий то ли синяк, то ли порез.
        Отшатнулся. В ушах зазвенело.
        – Это я сделал?
        – Ничего…
        Меня замутило. Я вышел в коридор, оделся, открыл дверь.
        – Эйд, – сказала она. – Эйдан…
        – Уйди до того, как я вернусь, – сказал я, не оборачиваясь.
        Я не сразу пришел в себя. Телефон уже почти доехал до края стола. Я ответил.
        – Эйд, – сказала она. – Эйдан…
        – Шан.
        – Он снова здесь. Человек, который про тебя спрашивал.

        7

        У моей сестренки было пухлое личико, не по-детски печальные голубые глаза и сосредоточенная гримаска маленького мыслителя. Одно из моих первых детских воспоминаний – как я грею ладошки об ее лобик, всегда горячий от раздумий и чувств. Слишком интенсивных для пятилетней девочки. Позже я понял, что она была тревожным и болезненным ребенком. Она недоедала и так боялась матери, что болела от страха. Для меня же она была просто сестренкой, а наша жизнь – обычной жизнью.
        Я узнавал о ней больше по реакции других людей. Дети в новых школах смеялись над тем, что она донашивает одежду брата. Взрослые обеспокоенно опускались перед ней на корточки и тихо спрашивали меня, достаточно ли она спит. У нее были синяки под глазами. Если вопросов становилось слишком много, мы переставали ходить в школу. Переезжали посреди ночи, вещи перевозили в мешках для мусора. Жили у друзей или у друзей друзей. Иногда у незнакомых людей.
        Я был истинным сыном своей матери. Вечно замкнутый в себе, прирожденный врун, не восприимчивый ни к новым знакомствам, ни к окружающей обстановке. В Энни было гораздо больше человеческого. Музыкальный ребенок, способный мыслить и чувствовать. В чужих домах и временных пристанищах она спасалась от тревоги тем, что напевала или выстукивала пальчиками какой-нибудь мотив. Красиво пела печальные песенки собственного сочинения. Так она примирялась с тем, как мы жили и почему именно так, а не иначе, но нашу мать это безмерно раздражало. Я был старше, и она привыкла к моему поведению, к моей бесчувственности. К способности становиться незаметным в любой обстановке и при любых обстоятельствах.
        Энни не умела скрывать мысли и чувства. Они вызывали у нее жар, мучили по ночам, а утром проявлялись на лице в виде озабоченной гримаски и синяков под глазами. Всякий раз, когда Энни тревожилась и начинала что-то тихонько напевать, мать выходила из комнаты. Потом стала запирать нас и уходить из дома. Иногда отсутствовала час, иногда возвращалась на следующий день со стеклянным взглядом и в той же одежде, в которой ушла накануне. Это стало привычным делом. Каждый раз она отсутствовала все дольше и в конце концов не вернулась. Мы сидели взаперти, на второй день у нас кончилась еда. На третий Энни совсем обессилела и уже не могла ни напевать, ни выстукивать мелодии. От голода кружилась голова, но я набрал телефон службы спасения, зная, что станет только хуже. Не помню, кто за нами приехал и как они попали в дом. Нас на неделю отправили в приют к трудным подросткам, а потом вернули матери.
        Она молча забрала нас и никогда не вспоминала об этом случае.
        Оказалось, что служба спасения выломала дверь, чтобы нас вызволить. Лишенная привычного способа отстраняться от страданий дочери, мать изобрела новый. Сестренка стала получать травмы. Сначала мелкие. Упала, набила шишку, порезалась, поцарапалась. Вскоре травмы стали серьезнее. Сломанные пальцы на руках и ногах. Какое-то время я не понимал, что виновата мать. А когда понял, то перестал оставлять сестру с ней наедине. Временно решив эту проблему, я навлек на нас беду посерьезнее.
        Как-то раз мы пришли домой из школы, а в доме пахло куревом.
        Так появился Бейтмен.
        Его полного имени никто не знал. Поначалу его присутствие в доме и откровенная неприязнь к детям привели к тому, что наша жизнь стала более упорядоченной. Мы стали чаще ходить в школу, потому что иначе якобы путались у него под ногами. В выходные нас отправляли гулять на улицу дотемна. Но избегать его все время было невозможно. Это был громадный человек со злобным всепроникающим взглядом. Он видел все худшие помыслы окружающих и выплескивал свой гнев на первого, кто попадется. Иногда на мать. Иногда на меня. Надо отдать должное, сестре доставалось в последнюю очередь.
        Когда Бейтмен перешел от морального насилия к физическому, я научился подниматься над происходящим. Перед глазами мелькали огненные сполохи. Рот наполнялся слюной, я выходил из тела. Поднимался к потолку и переставал замечать, как почти двухметровый дядька бьет восьмилетнего мальчика. Вместо этого я видел, как сестренка забивалась в угол и зажимала ладонями уши. Поначалу Бейтмена устраивало, что перед ним живая боксерская груша. Но, в отличие от матери, Бейтмена раздражала моя способность уходить от реальности.
        Бейтмен не обладал внутренним миром.
        Жестокость была его единственной формой существования, и он злился, если не получал ответной реакции. Выход из тела и пассивность стали моей защитой. Он говорил матери непристойности и угрожал мне, но я не слышал. Он бил меня, но я не чувствовал.
        Однако в один из дней Бейтмен заметил, что я дернулся, когда он подошел к сестре, и стал искать способы добиться от меня реакции. Сестра была меньше меня, маленькой для своего возраста. Нет, он не бил ее и не домогался. Он хотел видеть страх и, терроризируя Энни, получал в комплекте и мою беспомощную ярость, и ее неподдельный детский ужас. Иногда он ограничивался тем, что называл ее тупой уродиной. А иногда шел дальше оскорблений и тушил сигареты об ее ручки. От него постоянно воняло табаком. Будто курение поддерживало в нем огонь злобы, который время от времени мелькал во взгляде.
        Мы превратились в больное подобие семьи во главе с Бейтменом. Он жил с нашей матерью, потому что нашел новый способ проворачивать свои преступные дела. Отправлял меня по домам на окраине с жалостливыми историями о том, что я потерялся. Учил красть все, что лежит на виду. Заставлял ночью забираться в дома. Сначала просто чтобы посмотреть, получится ли, а потом с целью кражи или даже взлома. Я открывал ему дверь изнутри, а потом сидел и слушал, как старики, которые чаще всего становились его мишенью, молят о пощаде. Он подсаживал меня в окна аптек и магазинов в три утра. Потом научил вскрывать замки.
        В ту ночь, когда они с матерью нас разбудили, отнесли в незнакомую машину и отвезли куда-то в чистое поле, я видел Бейтмена в последний раз. Меня и Энни отправили в детдом и вскоре разлучили. Ее удочерили хорошие люди, и больше я ее не видел.
        До сих пор Бейтмен являлся мне лишь в реалистичных ночных кошмарах, из-за которых я потерял сон. Он был собирательным образом всех бандитов и агрессоров, встречавшихся на моем пути. При мысли о нем я всегда чувствовал безграничную холодную ненависть. Он получил пулю в лицо и отправился за решетку до конца жизни. И если бы мои детские желания сбылись, он подох бы за решеткой старым сморчком. Но Сатти был прав, говоря: «Можешь подтереться своими желаниями».

        8

        – В туалет ушел. – Шан кивнула на помещения в конце зала.
        – Ты как, нормально? – рассеянно спросил я, просто потому что должен был. Нервно оглянулся.
        – Да, – ответила она. – Все «Джек Дэниелс» заказывал. Швырнул деньги на стойку и велел подавать по одному бокалу, чтобы наблюдать за тем, как я наливаю. Ну, я взяла деньги и выставила ему целую бутылку.
        – Вот и правильно.
        – Не уверена… – Она кивнула на бутылку на стойке. Полупустую. – Кто он? И что ему от тебя нужно?
        Я не успел ответить. Ее взгляд скользнул мне за спину, а глаза слегка расширились. Я ощутил присутствие Бейтмена по колебанию воздуха. В зале кто-то ахнул. Я обернулся. Бейтмен затушил сигарету об стену, швырнул окурок на пол и по проходу двинулся к нам.
        При виде изуродованного лица и пустой глазницы в темных рубцах люди за столиками отводили взгляд. Бейтмен вызывающе поднял голову, будто провоцируя присутствующих на слова или действия. Подойдя к стойке бара, он задел меня плечом. Я спиной ощущал мощь его тела. Исходившие от него жар и ненависть.
        – «Джим Бим» давай, – прошамкал он.
        Вблизи на его лицо было больно смотреть. Все-таки огнестрельная рана. Шан бросила взгляд на меня, но я не отреагировал.
        – У вас еще полбутылки «Джека», – сказала она.
        – Я передумал…
        Он говорил невнятно, как глухой. То ли правда плохо слышал, то ли ради вящего эффекта. Ему нравилось пугать людей. Шан нервно отошла от стойки, подставила бокал под дозатор, налила бурбон. Бейтмен преувеличенно внимательно следил за ее движениями. В ответ на ее вопросительный взгляд кивнул, чтобы налила двойную порцию.
        – Медленнее, – велел он.
        Она подала ему бокал.
        – Тройную сделай… – произнес он.
        – Нет, достаточно. – Она подвинула к нему бокал, стараясь не задеть его руку.
        На ее шее запульсировала жилка. Бейтмен скривился, изобразив улыбку, бросил еще несколько банкнот на стойку и провел по ней ладонью.
        – Весь день бы смотрел.
        Его пальцы оставили грязный след на деревянной столешнице. Он залпом осушил бокал и со стуком опустил его.
        – Тащи еще бокалы. Можете с дружком допить бутылку. – Он кивнул в мою сторону.
        Помедлив, Шан принесла два бокала и смотрела, как он наполнил оба до краев.
        – Ваше здоровье, – сказал он, подняв бокал.
        – Ваше здоровье, – ответила она и вылила свой бокал в раковину.
        Бейтмен усмехнулся:
        – Я ж угостить хотел…
        – Вы уже заплатили за напитки, – сказала она. – Этого достаточно.
        Бейтмен скривился так, что его лицо практически сложилось пополам. У меня кожа зудела оттого, что я стоял так близко к нему. Что же думала про нас Шан?
        Неразделимые. Как причина и следствие.
        Бейтмен вдруг перестал пялиться на нее.
        – Ну уж парень-то выпьет.
        Он был таким высоким, что смотрел на меня сверху вниз. В уголке изуродованного рта пузырилась слюна. Он шумно втянул ее обратно.
        – Мы знакомы?..
        – Отойдем. – Я взял свой бокал и сел за свободный столик, спиной к стене. Бейтмен уселся напротив.
        – Какого черта ты здесь делаешь? – спросил я, склонившись к нему.
        – Барменша нравится…
        – Пей и наслаждайся. Этот бокал последний.
        – Кто сказал?
        Я смотрел на него. Ждал.
        – Я же велел тебе, Кош. – Он склонился над столом.
        – Эйдан, – возразил я.
        – Я же велел тебе спрятать сумку. Никому не говорить. Сказал, что вернемся за ней.
        – Ты это сейчас серьезно?..
        – Велел…
        – Это было двадцать лет назад.
        – И что? – Он буквально выплюнул слова. – Я не считал…
        Его нежелание или неспособность произносить определенные звуки невольно вызывали жалость. Но, глядя в его единственный глаз, я понимал, что этот человек не изменился.
        – Говорят, к пятидесяти годам каждый получает такое лицо, какое заслуживает. Тебе сколько?
        – Это. – Он указал на мертвый глаз. – Ради тебя. Я встал между тобой и ружьем.
        – Хрень собачья. Ты встал между ружьем и деньгами.
        Против очевидного он не смог возразить. Замолчал и сделал глоток, обдумывая, с какой стороны еще зайти. Потом влил бурбон в уголок рта.
        – Как поживает сестра? – Эти слова он произнес с особенным трудом, будто прожевал.
        – У меня нет сестры, – сказал я.
        – Не смеши…
        – Нет, Бейтмен. – Я понизил голос. – Вдолби себе в расплющенную башку, что у меня нет сестры. Мы все это время не виделись. Она не имеет ничего общего со мной, а я – с ней.
        Он улыбнулся так широко, как только смог:
        – Пожалуй, я ее навещу. Вы потом жили вместе. – Он поймал мой взгляд и осклабился: – Вы мной не интересовались, а я вами – да… Может, ты сестричке в «Оуксе» нашептал, куда дел сумку.
        «Оукс» был детдомом, куда нас отправили. Бейтмен не мог об этом знать. Я постарался ничем не выдать эмоций.
        – Кстати, это мне твоя мать сказала. – Бейтмен снова улыбнулся. – Привет передает, с любовью.
        Я не знал, правда ли это.
        Не знал даже, жива ли она, но внутри поднялось такое отвращение, что я не смог его скрыть. Перед глазами замелькали радужные пятна, я схватился за стол. Бейтмен еще говорил, но я его не слышал. В зале царило оживление. Шан кого-то рассеянно обслуживала и краем глаза следила за нами.
        Я вернулся в реальность.
        – Помнишь, как ты ее называл? – перебил я Бейтмена.
        – Твою мать-то? Ну, было несколько ласковых словечек…
        – Сестру, – сказал я громче. – Помнишь, как ты ее называл?
        Бейтмен отвел взгляд. Пожал плечами.
        – Прозвище помнишь? Ты придумал ей прозвище.
        Ухмылка медленно сползла с его лица, ей на смену пришло выражение крайней усталости.
        – Двадцать лет прошло, – сказал он. – Откуда мне помнить?
        – Зато я помню.
        – Про сестру, с которой у тебя нет ничего общего? – В уголках рта у него скапливалась слюна. – Одним воспоминанием живу. Ты, в том лесу…
        – Вот тебе новое. Ты два десятка лет провел в тюряге. Сумки нет. Да даже леса того, наверное, нет.
        – Стоит на месте. – Бейтмен кивнул. – Я вернулся. Огляделся. – Он снова ухмыльнулся, брызнув слюной. – Про сумку в газетах не было. Вообще ничего…
        – Я выбросил ее в ручей.
        – Не верю. – Он покачал головой.
        – Почему? Почему не веришь?
        – Не выбросил, потому что слишком меня боялся. И сейчас боишься.
        – Тебя все боятся. В тюряге что, зеркал не было?
        – Я был там знаменитостью. – Бейтмен выпрямился на стуле. – Мало кому удается сожрать пулю и выжить.
        – Ну, если когда-нибудь захочешь съездить за добавкой… – Я ощутил презрение к самому себе. Сижу здесь и разговариваю. И с кем? С ним! Опускаюсь до его уровня. – В общем, поговорим еще через двадцать лет.
        Я встал у стойки бара и уперся в нее ладонями. Да я скорее сам отнесу те фотографии Паррсу, чем еще раз встречусь с Бейтменом. Я отнял руки от стойки, на ней остались два влажных отпечатка. Шан коснулась моей руки, я поднял голову.
        – Все хорошо?
        Я кивнул.
        – Посидишь еще? – спросила она с улыбкой.
        Я снова кивнул. Глаза увлажнились.
        Она нахмурилась и поглядела мне за спину.
        – Эйдан, чтоб мне не искать… – произнес Бейтмен, намеренно выпячивая дефект речи, изображая умственно отсталого. – Подскажи, где сестренка.
        Я обернулся.
        Он навис надо мной. Шея, грудь, руки с налитыми мускулами. Люди за ближними столиками начали оборачиваться.
        – Уж она-то со мной поговорит…
        – Мне и то не о чем с тобой разговаривать, – пояснил я. – А ей – и подавно.
        – А вот и есть. – Он запечатлел издевательский мокрый поцелуй на моем лбу. – Есть. Есть. Есть.
        Я отгородился от него рукой. Уперся в твердую, как скала, грудь. Он взглянул на меня и придвинулся, будто моей руки между нами не было. Сгреб волосы на затылке и резко отпустил.
        Сунул мне в руку потную монету.
        Потом налил еще виски, выпил залпом и подмигнул мне здоровым глазом:
        – Идти надо… Повидать кое-кого. Энни – дочка мне. Найдем о чем потолковать… – Он сунул в рот сигарету и собрался уходить.
        – Бейтмен, – сказал я.
        Он полуобернулся.
        – Если приблизишься к моей сестре, будешь видеть совсем плохо.
        Он посмотрел на меня.
        – Тебе окончательно не поздоровится. Жизнью клянусь.
        Он рассмеялся и глянул на сигарету у себя в руке:
        – Вспомнил я прозвище.
        По его тону было понятно, что до этого он не врал. И забыл даже такое. Он снова покосился на сигарету и скорчил подобие улыбки.
        – Пепелушка. От «пепельница». – Он говорил нарочито небрежно, с усилием произнося каждое слово. – Хорошо сигареты тушились об ее пухлые ручки. – Он неторопливо направился к выходу.
        Я схватился за стойку бара. Посмотрел на Шан.
        – Все хорошо, – повторяла она дрожащим голосом. – Все хорошо.
        В ушах что-то щелкнуло, зазвенело. Рот наполнился слюной. Искрящиеся сполохи перед глазами слились в ревущий огненный поток. Шан потянулась к моей руке, но я уже поднимался над землей, выходил из тела.
        Я схватил бутылку «Джека Дэниелса» за горлышко, замахнулся, так что потекло по рукам, и со всей силы обрушил ее на затылок Бейтмена. Все вокруг окатило фонтаном стеклянно-кровавых брызг, руки сотрясла сильнейшая отдача. Бейтмен устоял, схватившись за стену. Повернулся, потрогал голову и оскалил рот, похожий на рану.
        Я сжал в руках «розочку».
        С нечеловеческим воплем ринулся на Бейтмена.
        Его рука рванулась вперед, как поршень, и обрушила на меня сильнейший удар. Я повалился на парочку за ближайшим столиком. Бейтмен ринулся ко мне. Я откатился, и вместо меня досталось парню, на которого я до этого упал. Не успел я подняться с колен, как Бейтмен снова набросился на меня, и я попытался ударить его снизу в пах. Он вовремя увернулся, и удар пришелся в бедро. Бейтмен покачнулся, но не упал. Опершись на опрокинутый столик, он пнул меня в голову. Падая, я описал в воздухе идеальную дугу. Бейтмен обрушился на меня всем своим весом.
        Схватил за челюсть и принялся молотить головой о бетонный пол. Я дважды ударил его в затылок, но он даже не заметил. Его хватка крепчала. Он казался сплошной грудой мышц, которая вот-вот меня убьет. Я шарил руками по полу в поисках опоры.
        Или какого-нибудь предмета.
        Правой рукой я нащупал разбитый стакан, упавший с поломанного стола. Бейтмен замахнулся для очередного удара. Я сжал осколки так, что из ладони брызнула кровь, и всадил зазубренное стекло Бейтмену в здоровую половину лица. Вдавил, что есть силы. С диким воплем Бейтмен запрокинул голову и разжал руки. На этот раз я пнул его в пах так, что его перекосило от боли. Я поднялся на ноги, наступив на перевернутый столик.
        Здоровый глаз Бейтмена кровил, а лицо приобрело цвет окислившейся меди.
        Я врезал ему кулаком в живот. Он согнулся пополам и блеванул. Обхватив его за шею, я с такой силой врезал ему в нос коленом, что нога онемела. Потом отступил, держась за голову. Бейтмен пошатнулся раз, другой, испустил изо рта струйку крови и повалился на пол. Я упал на него, слезы застилали мне глаза, но я, задыхаясь, колотил его по лицу, по шее, по груди.
        Плечо мне сжала чья-то рука, я ее сбросил. Меня снова схватили за плечи, потянули вверх. Оттаскивали от Бейтмена, а я двумя руками раздирал ему рот и что-то кричал. Меня оторвали от него и поволокли через зал. Все вокруг было разбито. Посетители жались к стенам, испуганно прижимали ладони ко рту. Успокаивали друг друга. Сидели на полу, закрывая руками порезы и ушибы. Я смотрел на удаляющуюся от меня Шан. Она плакала в баре, закрыв лицо руками.

        9

        К тому времени как меня заперли в камере, я вправил себе челюсть. Настаивать на разговоре с дежурным или на телефонном звонке было слишком поздно. Звонить все равно было некому.
        Да и что я скажу?
        Четверо топтал зашвырнули меня в полицейский фургон. Я чувствовал каждую кочку. Виски сверлила запредельная боль. На мгновение подумалось, что происходящее – ночной кошмар и я вот-вот проснусь. Но вместо этого меня арестовали и посадили под замок.
        Добро пожаловать в ад.
        Топталы были суперлюдьми, не выходящими из состояния полной боевой готовности. Демонстрировали невиданные результаты тестов на интеллект, эмоциональную отзывчивость и интуицию. Разумеется, таким рады в современной полиции. Во время дежурств они попивали протеиновые коктейли, тягали гири и беззлобно задирали друг друга. Когда поступал вызов, они оперативно выезжали на место и прекращали беспредел.
        Неуклонно повышая свое мастерство.
        Возможно, мне повезло, что я остался жив, хотя как посмотреть.
        От запаха крови, пота и бурбона крутило желудок. Колено, которым я двинул Бейтмена в лицо, не сгибалось, а голова болела так, будто череп раскололи, а потом склеили в темноте. На ощупь она казалась чужой и обзавелась незнакомым рельефом из рубцов, шрамов и шишек. Сотрясение виделось бесконечной ломаной линией горизонта, а руки в порезах и ссадинах казались чужими. Руки психопата. Правая ладонь блестела от осколков стекла, которое я вонзил в лицо Бейтмена, и я еще выковыривал их, когда засов отодвинули.
        – Отойдите от двери, – скомандовал дежурный.
        Он был весь какой-то гладкий, даже без линии подбородка. И без малейшего намека на чувство юмора. Я никак не мог запомнить его имя. Он будто представлял собой промежуточную ступень эволюции, после которой люди стали людьми.
        – Сейчас, – с трудом произнес я.
        Мне не очень хотелось знать, кто снаружи. Паррс, возможно, отправил бы меня к зэкам с табличкой «Коп» на спине.
        – Отойдите от двери, – повторил дежурный.
        – Сейчас, черт подери. – Голос прозвучал так, будто мне в рот напихали ваты.
        Я встал со скамьи, но дверь уже открылась. Вошел Сатти. По сравнению со мной вид у него был вполне презентабельный. На самом деле я был рад его видеть.
        – Ладно уж, не вставай, – сказал он мне и бросил дежурному: – Дай нам минутку.
        Дверь за ним захлопнулась, я осел обратно на скамью.
        – Вытащи меня отсюда, Сатти…
        – Не могу, приятель, – сказал он, втирая в ладони антисептик.
        – Мне не дали позвонить.
        – Если у тебя не сам Господь Бог на проводе, звонок не поможет. Ремень и шнурки оставили. Тебе это ни о чем не говорит?
        – Не рассчитывают, что я долго здесь пробуду.
        – В каком-то смысле…
        Я посмотрел на него:
        – Что? Думают, я повешусь из-за барной драки?
        – Не простой барной драки, насколько мне известно. Что это было, Эйд? Снова заказное убийство?
        Я ничего не ответил.
        – Наркотики? В твоем случае всегда есть варианты…
        – Ни то ни другое.
        – Думают ли они, что ты повесишься? Да они на это рассчитывают. – Сатти рассмеялся. – Правда-правда. Там в дежурке уже ставки делают. Ждут, что ночью кто-то сорвет куш.
        Я ничего не ответил.
        – Я был в ярости. Сказал, чтоб не смели глумиться над моим напарником. Поставил кучу денег на то, что ты увидишь рассвет. – Сатти улыбнулся. – Повеситься? Не в твоем стиле. Совершенно. Те, кто вешается, пинают стул, обсирают штаны и выставляют себя на всеобщее обозрение. – Он покачал головой. – Вот если б тебе дали бензопилу или дробовик, тогда другое дело… – Сообразив, что я не расположен шутить, он сменил тему. – Тебе хорошую новость или плохую?
        – А между ними есть разница?
        – После того как ты ушел, посыпались ответы на твои запросы по Энтони Блику. К счастью, я их принял, пока ты громил паб. Поговорил с Анисой Хан. Очень интересный вышел разговор. Оказывается, ты без меня разрабатывал версию. Владельцев допрашивал. Натравливал их друг на друга. Голословно обвинял. И я только сейчас об этом узнаю. Это была плохая новость.
        Я ничего не ответил.
        – Хорошая новость. Благодаря моему неустанному труду дело удалось закрыть.
        Я посмотрел на него.
        – Что сделать?
        – Так все же понятно, нет? Зубоскал с Бликом замутили что-то гадкое. Скорее всего, связанное с наркотой, но теперь уже не узнать, раз ты не удосужился обыскать мусорки. Судя по финансовым отчетам, Блик по уши в долгах. Очевидно, поэтому он рассорился с братом и захотел перейти на темную сторону. Думаю, они с Зубоскалом подставили друг друга. Блик отравил Зубоскала, а Зубоскал зарезал Блика в ванне. Потом понял, что его отравили. И приковылял в «Палас-отель», зная, что приведет нас обратно к Блику.
        – Даже близко не похоже на правду, – сказал я.
        – Зато просто. Деньги из мусорки оказались фальшивыми.
        – Фальшивыми?
        – Качественная подделка. Как и карта, которую Зубоскал положил на стойку администратора в «Мидленде». Тоже на имя «А. Нусс». Тот еще аферист был.
        Мотать головой было больно.
        – То есть его смерть – это способ указать на того, кого он только что зарезал и смыл в унитаз?
        – Ты никогда особо в людях не разбирался.
        – И раз они порешили друг друга еще до начала расследования, кто убил Черри?
        – Маньяк какой-нибудь. Да и кому есть до нее дело. Одной цыпкой с пипкой на улицах меньше.
        – А кто побывал у Эми Берроуз со строительным пистолетом?
        Сатти цокнул языком:
        – Стоило бы твое трезвомыслие чего-нибудь, ты бы озолотился, Эйд. Эми Берроуз не хочет давать делу ход.
        – Что?
        – Отказалась от защиты. Хочет жить как жила. А Паррс впечатлился. Мол, я играючи раскрыл дело. Разоблачил негодяя.
        – Ты что, и Паррсу доложил?..
        – Пришлось. Выбора не было. Докладывал ему, где ты прохлаждаешься, и проговорился. Кстати, результаты анализа ДНК из конторы Энтони Блика совпали с кровью в «Мидленде». Там точно умер Блик. Ты был прав, Эйд. Жаль, сам результатов экспертизы не видел. – Сатти грохнул кулаком в дверь, и засов снова открыли. – Чувак, которого ты измочалил, ушел на своих двоих, – добавил Сатти, уже из коридора. – Надеюсь, он не знает, где ты живешь. Утром тебя выпустят, если ночь протянешь, но жди иска от хозяина бара. – Он снова улыбнулся, его глаза просияли. – А решишь выбрать легкий путь, когда выйдешь отсюда, то хотя бы сделай вклад в науку. В сердце меть, чтобы твоя чертова башка пошла на опыты. Покойной ночи.
        Дверь захлопнулась с таким звоном, будто ударили в гонг.

        10

        Я провел мучительную ночь. Опасаясь сотрясения, пытался не уснуть. Сколько прошло времени, не знал. Только видел в грязном окошке серп луны, рассекающий небо. Прислушивался к разговорам, крикам, звукам, представлял людей, которым принадлежали голоса в коридоре. Был готов поменяться местами с кем угодно. Наверное, я сколько-то поспал, потому что, отняв руки от лица, увидел, что небо в окне приобрело цвет выцветшей фотографии, сливаясь с унылым интерьером камеры.
        Было утро.
        Все болело.
        Спустя час дверь с грохотом открылась. Я вызвал такси до дома. Заплатил больше, чтобы ехали медленно. С трудом вылез из машины и замер. У двери стояла Шан. Бледная, уставшая. Слегка махнула мне рукой. Я подошел к ней. Она коснулась моего лица, осмотрела его. Потом заглянула мне в глаза и, встав на цыпочки, нежно обняла.

        Мы лежали на кровати, слушали музыку, засыпали и просыпались. Шан молча встала, подошла к проигрывателю. Поставила «Blue Notebooks»[19 - «Синие тетради» – второй альбом британского композитора и продюсера Макса Рихтера (2004).] Макса Рихтера вместо «Blackberry Bells»[20 - Второй студийный альбом американской рок-группы The Twilight Singers (2003).]. Помедлив, снова легла рядом, придвинулась ближе. Провела рукой по моим волосам, ощупывая новые шишки и ссадины. Осторожно обняв ее за плечи, я смотрел на пульсирующую жилку у нее на шее и старался запомнить веснушки на сияющей белоснежной коже.
        Что-то заканчивалось прямо сейчас.

        – Так вот что снилось тебе в кошмарах, – сказала она.

        – Он всегда был таким, – ответил я. – Не лицо, а сам. Он не изменился.
        Шан задумалась.
        – Его будто ужасной жарой принесло.

        – Какой была твоя сестра?
        – Задумчивой, – ответил я. – Упрямой, милой.

        – Я ушла с работы после того, как Рики сказал мне про фотографии.
        – Думаю, он просто пытался тебя защитить.
        Пальцы Шан сомкнулись в моих волосах.

        – Ты иногда говорила во сне, – сказал я.
        – Уж поменьше тебя…
        – А что я говорил?
        Она рассмеялась:
        – Времени не хватит, чтобы рассказать.

        – Ты ведь наркотики покупал на тех фотографиях?
        – Да, – ответил я, помолчав.

        – А это про что? – Она листала сборник Омара Хайяма, лежавший у кровати.
        – Пожалуй, про то, как надо жить.
        Шан отложила книгу, придвинулась ближе:
        – Только тебе нужен путеводитель по жизни.

        – Ты мне лгал еще о чем-нибудь?
        – Не знаю, – ответил я. – Не помню.

        Она ненадолго задумалась.
        – Ты мог бы много кем стать…
        Я посмотрел на свои изрезанные руки и закрыл глаза.

        – Будем видеться все реже и реже, – сказала Шан.
        – Знаю.
        – Станем чужими.
        – Знаю.

        Шан сидела на краю постели, спиной ко мне.
        Полуобернулась.
        – Что собираешься делать?

        VIII
        Карие глаза[«A Pair of Brown Eyes» – песня англо-ирландской фолк-панк-группы The Pogues со второго альбома «Rum Sodomy & The Lash» (1985).]

        1

        Помолвку Шан и Рики праздновали в доме его родителей. Сад позади дома был полон гостей. Всюду красовались яркие фонарики, гирлянды и пышные букеты. В центре лужайки установили большой шатер, где музыканты играли «Brown Eyed Girl»[22 - «Кареглазая девушка» – песня североирландского певца и музыканта Вана Моррисона с дебютного альбома «Blowin’ Your Mind!» (1967).]. Вокруг носились ребятишки, пачкая травой нарядную одежду. Гости держали в руках запотевшие бокалы с крюшоном и шампанским и бумажные тарелки с барбекю. Всюду смех, загорелые лица и солнечный свет.
        Шан была в блестящем серебристом платье. Забранные наверх волосы обнажали фарфорово-белые плечи. Солнце уже слегка тронуло ее кожу, по щекам рассыпались созвездия светлых веснушек. Она встречала старых друзей, позировала фотографу, беседовала то с одними гостями, то с другими. Невозможно было не заглядеться на нее и не восхититься ею. Она распространяла вокруг особую ауру, за ней будто тянулся сияющий шлейф. Иногда наши взгляды встречались, я кивал ей и улыбался. Я никогда не видел ее такой счастливой. На меня многие обратили внимание. Подруга Шан спросила меня про синяки на лице и порезы на руках, и я ответил, что меня сбила машина и водитель даже не остановился.
        – Злишься, наверное? – Она легонько коснулась моей руки.
        – Не знаю. Мне столько раз удавалось избежать взбучки от судьбы, что рано или поздно что-то должно было произойти. Но я все равно веду в счете.
        Она рассмеялась:
        – Думаешь, карма виновата?
        – Нет, погода. Такая жара – сама по себе наказание.
        – Простите, – прервал наш разговор Рики. – Можно тебя на минутку? Нужен кто посильнее, перетащить бочонок пива… – Он пошагал к дому, не дожидаясь ответа.
        – Это он тебе или мне? – пошутил я.
        Девушка улыбнулась, а я последовал за Рики. Мы шагнули в прохладу веранды, отошли в угол, где громоздились коробки с пирожными, бутылки, закуски. Рики обратил на меня взгляд, такой же жесткий, как крахмальный воротничок его рубашки.
        – Что вчера произошло?
        – Старый приятель объявился… – ответил я.
        – Очень смешно. Шан сказала, дело было в «Темпле». Ты разгромил бар.
        Я кивнул.
        – Ей пришлось упрашивать хозяина, чтобы не вчинил тебе иск.
        Я промолчал.
        – Она могла пострадать.
        – Знаю.
        – Она думала, ты съехал с катушек.
        Я ответил не сразу.
        – Знаю.
        – Я думал, у нас уговор, – сказал он тоном маленького мальчика, копирующего родителей-бизнесменов. Мне стало его жаль.
        – Шан сказала, что ты показал ей фотографии. Несмотря на уговор, – сказал я. Рики покраснел. – Это хорошо. Значит, не со лжи начинаешь совместную жизнь. Я здесь, потому что Шан просила прийти и потому что я перед ней в неоплатном долгу. Но я с тобой согласен. Она могла пострадать. Я исчезну из ее жизни, но потому, что я так решил. И через десять лет вы будете счастливы вместе не потому, что ты шантажировал ее бывшего. Позаботься о ней. – Я спустился с крыльца. – Вряд ли мы еще увидимся…
        – Погоди, давай выпьем. – Рики достал бутылку шампанского из ведерка со льдом.
        Я покачал головой и направился к выходу.
        – В пятницу ночью она с тобой была?
        Я остановился:
        – В пятницу ночью я сидел в камере, приятель.
        – Ну, значит, в субботу утром. Ты понял, что я имею в виду.
        Я обернулся:
        – Ты всегда имеешь в виду одно и то же. Тебе она что сказала?
        – Что хотела узнать, все ли у тебя нормально…
        – Ну так и верь ей. Она что, давала тебе повод усомниться?
        Рики ничего не сказал.
        – Ладно, мне пора. Пригодится, пожалуй.
        Я забрал у него запотевшую бутылку, вышел обратно в палящий зной и по ярко-зеленому газону пошагал к воротам. На ходу открыл бутылку и приложился к горлышку.
        – Уже уходишь?
        Я обернулся. Подруга Шан, с которой я разговаривал чуть раньше.
        – Служба ждет, – сказал я, безуспешно пытаясь прикрыть рукой бутылку. Потом бросил попытки и повернулся. – Возвращайся к гостям, выпей за подругу.
        Она улыбнулась и покачала головой:
        – Ты неисправим, Эйдан Уэйтс.

        IX
        Включи свет[«Turn on the Lights» – песня хип-хоп-исполнителя Фьючера (Нейведиус Деман Уилберн) с дебютного альбома «Pluto» (2012).]

        1

        Я позвонил в квартиру на втором этаже. Время близилось к обеду, в Оуэнс-парке было тихо. Студенты либо отсыпались после воскресной тусовки, либо сидели на лекциях. Несколько компаний устроили пикник на траве. Девушки с золотистой кожей, блестящей от крема для загара, и их спутники, стоически краснеющие на солнцепеке.
        Дверь щелкнула, я вошел в дом.
        На лестнице стояла девушка, которую я видел в прошлый раз: она тогда ждала коктейль. Похоже, она только вернулась с утренней пробежки, потому что была в поту и запыхалась.
        – Привет, – сказала она. – Вы – приятель Эрла?
        – Он дома?
        – Кажется, на работе…
        – Вообще-то, я хотел поговорить с Софи.
        – Напомните, кто вы?
        – Скажите, что пришел детектив-констебль.
        – Ой… – Девушка скрылась в коридоре.
        Дойдя до верхней ступеньки, я услышал приглушенные голоса из комнаты Софи.
        – Доброе утро. – Я приоткрыл дверь. – Можем поговорить?
        Подруга бочком протиснулась мимо меня. У двери появилась Софи.
        – Конечно, – сказала она, затравленно глядя на меня, и отошла вглубь комнаты.
        Я пошел за ней. Она опустилась на кровать, подогнув под себя ноги, и сцепила руки на коленях. Я сел на ядовито-розовый стул у письменного стола.
        – Ваше лицо… – обеспокоенно произнесла Софи.
        – На дверь налетел.
        – Дверь?
        – Вертушку. У меня новости об Оливере Картрайте.
        – А какие могут быть новости?
        – Он перед уходом пригрозил, что в его отсутствие запись может появиться в интернете. Теперь вряд ли.
        – Правда? Почему?
        – Мистера Картрайта арестовали в Дубае.
        – Я не собиралась заявлять на него в полицию…
        – Совершенно по другому поводу. У него нашли большое количество кокаина. Там с этим очень строго, так что вряд ли он скоро вернется. В ближайшие несколько лет ему будет не до нас.
        По лицу Софи разлилось облегчение. Она была настороже с той минуты, как я вошел в комнату. Может, даже с нашей первой встречи. А эта встреча, скорее всего, была последняя, и мне хотелось как-то завершить дело.
        – Спасибо, – сказала Софи.
        – Не меня благодари. А его дилера.
        – Поблагодарила бы, если бы смогла. – Она улыбнулась. – Не знаю, что сказать. Как-то нехорошо радоваться…
        – Не знаю. Иногда радостно, когда кто-то получает по заслугам. Но я еще кое о чем хотел с тобой поговорить.
        – О чем? – Она снова сцепила руки.
        – Когда я навещал мистера Картрайта после нашего с тобой разговора, у него в квартире была твоя куртка…
        – А, да, я ее там забыла. Я говорила вам. Со студенческим в кармане. По нему он меня и нашел. – Софи произнесла эти слова, будто студентка театрального института, повторяющая заученную роль.
        – Это выпало из кармана… – Я развернул записку и протянул ей.
        Оливер Картрайт. Олли. 35–40 лет. Редеющие рыжие волосы, брюшко. «Инкогнито». 19.00.
        Софи задышала чаще.
        – Откуда это у вас? – спросила она сразу сердито и смущенно. Меня удивило такое бурное проявление чувств.
        – Как я уже сказал…
        – Я… просто… – Она сглотнула, пытаясь взять себя в руки. – Я просто сунула в карман и забыла…
        Мне не хотелось, чтобы она лгала, поэтому я ей подсказал:
        – Это ведь твой почерк?
        Она колебалась.
        – Да, теперь вспомнила. Странно вышло. Когда мы разговаривали с ним в «Инкогнито», он дал мне ручку, бумагу и попросил записать…
        – Собственное имя, прозвище, нелестную характеристику внешности и время будущей встречи?
        Зрачки Софи сузились. Она молчала.
        – Софи, даже если ты искала встречи с Оливером Картрайтом, если это было свидание или что-то еще, ты все равно не виновата…
        – Нет, не искала, – сказала она искренне. Зрачки превратились в булавочные головки. – Он правда попросил меня записать это тогда за столиком. Наверное, на память. А я сунула в карман и забыла. – Она протянула мне записку, будто чтобы доказать, как мало она для нее значит. Но сжала ее так крепко, что побелел ноготь.
        – Оставь себе, – сказал я мягко. – Он тебя больше не потревожит, но если возникнут проблемы, ты знаешь, где меня искать.
        Она ничего не сказала, только сжала записку в кулаке.
        – Да, Софи?
        Она кивнула. Я улыбнулся и пошел к двери.
        – Спасибо, – сказала она. – За все.
        Слова прозвучали искренне, но чувствовалось, что она меня боится. Я спустился по лестнице. Вопросов стало еще больше. Я решил, что нужно выпить.

        2

        В этот понедельник бар «Алхимика» делал хорошую выручку. На летней террасе, ослепительно-белой в лучах солнца, не было свободных мест. Посетителям подавали деликатесные бургеры на дубовых досках, бутылки пива «Корона» в ведерках со льдом и сложносочиненные антипохмельные коктейли. Во внутреннем зале было темнее и прохладнее. Свисающие с потолка пучки лампочек отбрасывали загадочный свет на стойку бара из чеканной меди, преображая ее в золотую.
        Бармен смешивал очередной эффектный коктейль. Из мерного стакана с сухим льдом валил густой пар, как во время химического эксперимента. Меню было стилизовано под периодическую таблицу элементов в викторианском стиле с карандашными набросками геометрических фигур, окаменелостей и щупалец кракена. Я пытался его прочитать, но тут ко мне подошел бармен и монотонно спросил:
        – Что будете?
        – Привет, Эрл.
        Он отшатнулся:
        – Что с вами?
        – Ничего такого, что нельзя вылечить коктейлем. Что порекомендуешь?
        – Обычно советую что-нибудь посложнее и позабористее, но у вас и так, похоже, день выдался насыщенный…
        Я промолчал.
        – Вы какой-то слишком серьезный.
        – Просто улыбаться больно.
        Эрл пожал плечами:
        – А что вы любите?
        – Коктейли, такие, чтобы в голове гудело. Как белый шум. Чтобы чувствовать, как отмирают клетки в мозгу.
        – Ага. – Подумав, Эрл достал несколько бутылок из бара и принялся за работу. Наконец протянул мне коктейль. – Вот, выдержанный. Мертвого поднимет.
        Я отпил из бокала на длинной ножке. Джин «Бомбейский сапфир» и ликер «Куантро».
        – Сколько с меня?
        – За счет заведения.
        – Серьезно? Тогда лучше помоги кое с чем. Я думал, ты ненавидишь копов…
        – Вы Соф помогли. – Он пожал плечами. – Зачем вы на самом деле пришли?
        Улыбаться и правда было больно.
        – А меня как магнитом тянет к лжецам.
        Эрл собрался уйти, но я схватил его за руку.
        – Нет, погоди. Это ведь ради твоей подруги.
        Он кивнул, я убрал руку.
        – С ней все нормально? – спросил он.
        – Пока да. Но я хочу поговорить о тебе. Люди врут из разных побуждений, Эрл. В том числе из лучших.
        – И про что я наврал?
        – Да ладно тебе, – сказал я, беря коктейль. – Важно не то, что ты сделал. А зачем. Только не говори, что из лучших побуждений.
        – А из каких, по-вашему?
        – Не знаю. Мое дело – вести расследование. Строить версии. Собирать доказательства. Но мотивы? Не узнаешь, пока сам человек не признается.
        Выражение его лица не изменилось, так что я сказал самое обидное, что только пришло в голову:
        – В худшем случае ты – манипулятор. Отнимаешь у полиции время, делаешь вид, что заботишься о девушке, а сам кайфуешь, глядя, как она идет по кривой дорожке…
        Кажется, мне удалось задеть его за живое.
        – Но может, я все-таки в тебе не ошибся. И ты – человек, который не допустит, чтобы его подругу унижали.
        Он посмотрел мне в глаза.
        – Если верно второе, то мне наплевать, если ты соврал. Я, может, и сам бы так сделал.
        Эрл сглотнул.
        – Записка не из кармана Софи?
        Он покачал головой.
        – У нее в комнате нашел?
        Он кивнул.
        – Ты понимаешь, что она означает? – спросил я уже мягче.
        Он опустил глаза и снова кивнул.
        – Скажи вслух, Эрл…
        – Что она сама пошла к нему, – сказал он с неожиданным напором.
        – К кому?
        – Да к этому мудаку. Картрайту. Пошла и переспала с ним.
        Вид у него был несчастный.
        – То есть не случайно с ним познакомилась? – спросил я.
        Эрл не шевелился.
        – Ты правда ходил на акцию протеста у его конторы? Или просто хотел, чтобы я точно знал, кто он?
        Он кивнул в качестве утвердительного ответа сразу на оба вопроса.
        – На самом деле ты ведь не столько из-за записи позвонил в полицию? В какие неприятности она вляпалась?
        Он не ответил.
        – Картрайт в тюрьме, Эрл.
        Он удивленно посмотрел на меня.
        – У него нашли кокаин в багаже, когда он прилетел в Дубай. Там после такого не очень охотно из тюрьмы выпускают…
        – Проблема не в нем.
        – А в ком?
        – В том клубе, – сказал Эрл. – «Инкогнито».
        – Ты говорил, что не знаешь, где Софи познакомилась с Картрайтом…
        – Я сходил туда. Когда нашел записку. Увидел клуб, название и понял, как противен ей тот чувак с его записью. Все сошлось.
        – И что ты там делал?
        – Да я даже внутрь не попал, – сказал Эрл. – Сказал вышибале, что хочу поговорить с владельцем. Что знаю, что там происходит. Он надо мной посмеялся. Вытолкал, сказал, что ирландцам, собакам и черным вход воспрещен.
        – И что за проблема у Софи?
        – Деньги, как и у всех, – ответил Эрл. – Если хочешь вырваться из дерьмового городишки, нужно высшее образование. А без денег его не получить. Замкнутый круг.
        – Я думал, она из благополучной семьи.
        Эрл непонимающе наморщил лоб.
        – Она сказала, что не хочет обращаться в полицию, потому что ее родители прибьют.
        – Это я велел ей так сказать. У нее только папаша-бездельник, с которым она не видится.
        – А зачем ты велел ей так сказать?
        – Потому что она сдрейфила. Я ей сказал, что позвонил в полицию, и она сдрейфила. Пока вы ждали за дверью, у нее был приступ паники. Говорила, что из-за меня она теперь в дерьме, что на нее дело заведут, в тюрьму посадят, что ее жизнь кончена. Но я не мог позволить тому чуваку выкладывать ее фотки в интернет. Вот и велел сказать, что она не хочет писать заяву из-за родаков. Я все испортил, да?
        – Не знаю. По крайней мере, Картрайт от нее отвязался и шантажировать не смог.
        – Проблема-то не в нем. Она туда опять пойдет? У нее вообще есть выбор? – Он помолчал. – Теперь она мне не рассказывает ничего…
        – Мне тоже. – Я встал. – Спасибо за коктейль, Эрл.

        3

        Я перешел через дорогу и направился к входу в «Инкогнито». Охранник, с которым я уже дважды имел дело, преградил мне путь.
        – Ну и видок у тебя…
        Я врезал ему головой в переносицу так, что он упал, перешагнул через него и вошел в клуб. Когда я уже поднялся по лестнице, появился второй вышибала, придерживающий рукой гарнитуру в ухе. Я пнул его в колено и пошел к танцполу. Мне хотелось вонзить пальцы в глаза Гаю Расселлу. Я схватил за плечо того, кто сидел на его обычном месте, но это оказался не он.
        Я направился к бару.
        Передо мной расступались.
        – Где Гай Расселл? – спросил я барменшу.
        – Не приходил, – ответила она, глядя на кровь вышибалы у меня на лбу. Я вытерся рукой.
        – Это правда, детектив.
        Я обернулся и увидел Алисию, дочь Расселла. Она улыбалась, идеальные зубы казались жемчужно-белыми на фоне загара.
        – Угостить вас выпивкой?
        – Нет. Не хочу, чтобы мне что-нибудь подсыпали.
        Алисия перестала улыбаться.
        – Попробую вас убедить, что те времена остались в прошлом.
        В кабинете за баром были темные стены с зеркальными панелями, дешевая кожаная мебель и такой низкий потолок, что, казалось, будто он постепенно опускается. Возникало ощущение, что сидишь на заднем сиденье старого лимузина. Алисия полностью отказалась от диких неоновых цветов в одежде. Теперь на ней было элегантное черное платье и минимум макияжа. Темная одежда подчеркивала сверкающие белки глаз. Однако изменился не только наряд, но и сама Алисия. Она села, а я разглядывал комнатушку с порога.
        – Так мой отец представляет себе крутой интерьер… – сказала она.
        – Странные у него идеи. – Я подсел к Алисии на диван.
        – Удачные тоже бывают.
        Я посмотрел на нее.
        – Да ладно вам. Признайте, что идея свести богатеньких папиков с отчаянно нуждающимися девчонками вполне себя оправдала…
        – Возможно, он изменит свое мнение после беседы со мной. Когда папочка ожидается дома?
        – Не знаю. – Алисия пожала плечами. – Примерно тогда же, когда и Олли Картрайт. Это когда? Лет через двадцать, если будет хорошо себя вести?
        – О чем ты?
        Алисия оглядела меня, сняла туфли на высоком каблуке, чтобы не удариться головой о потолок. Подошла к письменному столику в углу комнаты и выдвинула ящик. Вернувшись на диван, отдала мне конверт с накорябанным на нем моим именем. Придвинулась ко мне так близко, что мы соприкоснулись коленями. Ей будто бы не терпелось увидеть, что в конверте. Я открыл его. Мне на ладонь высыпались фотографии. Такие же точно, как те, что Рики нашел в «Темпле». Вот я выхожу из дома с пакетом денег, тайно покупаю наркотики на вокзале, вхожу в дом Картрайта. Выхожу без пакета. Смотрю прямо в камеру.
        А вот машина, припаркованная сразу за моей.
        – Ты фотографировала?
        – Нет… – Алисия, смеясь, коснулась моей ноги и посмотрела на меня с жалостью. – Вы мне не настолько интересны.
        – Объясни. – Я отодвинул ее руку.
        Алисия улыбнулась:
        – После того как вы тут угрожали привлечь кое-кого за домогательства, папочка нанял частного детектива.
        – Зачем?
        – Вы были для него угрозой, но такой, которую можно попытаться нейтрализовать. К тому же его заводит шантаж. Ощущение власти. В общем, сыщик понял, что происходит, когда вы купили наркотики, но не знал, что в Империал-Пойнт живет приятель моего отца. Он думал, что перед ним коп-оборотень, перепродающий наркоту. А я-то знала, что у Олли там квартира. Знала, что вы пытаетесь помочь Софи. Знала разные…
        В коридоре послышался топот, и в кабинет ворвались вышибалы.
        – Уйдите, – велела им Алисия.
        Они остановились:
        – Мисс Расселл…
        – Я сказала, отвалите. Спасибо.
        Они тяжелой поступью вышли из комнаты.
        Алисия принялась складывать фотографии обратно в конверт.
        – Мама бросила нас, когда мне было пятнадцать, – сказала она. – В шестнадцать папочка решил, что я должна стать лицом его заведения. – Она протянула мне конверт. – За лицом последовали и другие части тела.
        Я взял фотографии:
        – Ты шутишь?
        – Нет, сутенером он мне не был, – поспешно пояснила Алисия. – Просто поощрял проводить время с клиентами. Выходить к ним, развлекать. Когда клуб набрал популярность, папочка стал амбициознее. Понял, что наткнулся на золотую жилу. Как-то сказал, что дело не только в разнице в возрасте. Нашим клиентам важна не она, а соотношение сил. Мол, в современном мире все поменялось. Женщины стали похожи на мужчин: напористые, меркантильные. Начал он с элитных девочек по вызову, но, наблюдая за мужчинами в клубе, понял, что они хотят чего-то большего. Общения, а не просто перепихон в мотеле. Готовы отдать кучу денег за членство в клубе, где к тебе за столик подсаживается юная цыпочка. Погладит по руке, посмеется над старыми тупыми шутками. Вопрос был в том, где найти таких девушек. Юных, симпатичных, наивных, нуждающихся в деньгах…
        – Студентки, – подсказал я.
        Алисия улыбнулась:
        – Экономическая беспросветность, дорожающее обучение, три университета рядом. Папочка говорит, что география определяет судьбу. Он заманивал девушек бесплатными напитками, потом начал обслуживать их в долг. Как только они входили во вкус, давал им деньги. Краткосрочные ссуды под шестьдесят процентов. Не можешь заплатить – отработай. При этом секс не упоминался. Ни разу. Он просто прощал долг за то, что девушки приходили сюда и непринужденно общались с посетителями. Сообщал имя клиента, описывал, как он выглядит, и велел в разговоре ловить каждое его слово.
        – И мужчины платили?
        Алисия рассмеялась:
        – С удовольствием. Что такое пара сотен в неделю за общение с девушками в два раза моложе? Не надо ни к кому подкатывать, давить на жалость. Просто заказываешь выпить и сидишь в одной из кабинок. Почти полная иллюзия свидания…
        – Но некоторые девушки уходили с мужчинами домой.
        – Мы тут ни при чем. – Алисия вскинула руки. – Но, разумеется, папочка понимал, что возможность провести вечер за выпивкой и беседой по душам самым благоприятным образом скажется на популярности заведения. И знал, что некоторые девушки предпочтут выплатить долг побыстрее. Тот контингент, который бывал у нас, всегда ожидает большего…
        – Какой контингент?
        – Бизнесмены, политики, журналисты. Даже из ваших были…
        Я нахмурился.
        – Если я поделюсь сведениями, что мне за это будет? – Алисия многозначительно посмотрела на меня.
        – Прямо сейчас не арестую.
        – Сказал человек с фотографий, на которых он подбрасывает улики.
        Теперь улыбнулся я.
        – Ты ничего обо мне не знаешь, Алисия. – Я встал, пригибаясь под низким потолком. – Да я скорее сам эти фотографии в полицию отнесу, чем стану клиентом Гая Расселла.
        – Я так и думала… – В голосе Алисии слышалось напряжение. Она задумалась, потом встала и подошла к столу. – Это ведь ваш приятель… – Она протянула мне фотографию, на которой я беседовал с Фредди Койлом на улице. – Он тут завсегдатай.
        – Не знал, что твой отец – человек широких взглядов.
        Алисия непонимающе изогнула бровь.
        – Фредди Койл – гей, – пояснил я.
        Она рассмеялась:
        – Фредди такой же гей, как я – мужик.
        – Он постоянно приходит?
        – Как по расписанию. – Алисия придвинулась ко мне. – Не надо, не отдавайте свои фотографии в полицию.
        – Почему же?
        – То, что вы сделали для нее, – круто. – Она улыбнулась, стараясь скрыть искренние эмоции. – В общем, я порадовалась за нее. Джерри, частный сыщик, явился сюда в тот день, когда папочка уехал в Дубай. Вы не знали? – спросила она, заметив, что я переменился в лице. – Папочка и Олли – лучшие друзья. Все делают вместе. Как-то они там сейчас? Сыщик пришел сюда, а папочка дома складывал вещи. Я пообещала передать ему фотографии. А потом, наверное, вылетело из головы. Мне нравится ваш стиль… Он меня вдохновляет. – Алисия заглянула мне в глаза и прошептала на ухо: – Я тоже купила пакетик кокса. Поцеловала папочку на прощанье и незаметно подложила подарочек в чемодан.
        Я отшатнулся.
        – Такой шанс выпадает раз в жизни. Он же сам говорил: география определяет судьбу. Так что пока он сидит в дубайской тюрьме за попытку контрабанды наркотиков, ему придется переписать бизнес на меня. А у меня несколько иные планы на «Инкогнито»…
        – И какой был смысл в этом признании? – Я кивнул на фотографии у меня в руках.
        – А такой, что мне есть что терять. Я просто хотела пощекотать вам нервы, вот и оставила фотографии в том баре… – Она дотронулась до моего фингала. – Надеюсь, это не из-за них неприятности?
        – Нет, – сказал я.
        – Хорошо… – Она заглянула мне в глаза. Потом отвернулась, как ни в чем не бывало. Она получила то, что хотела.
        – В тот вечер, когда ты догнала меня на улице… – сказал я ей в спину.
        – Что в тот вечер?
        – Ты не рассердилась, что я облил твоего отца вином.
        Она пожала плечами:
        – Мокрый парик ему даже шел.
        – Ты сообщила мне, где живет Картрайт и как его найти. Что произошло между вами?
        Алисия повернулась ко мне, взгляд ее посуровел.
        – Девушка всегда помнит свой первый раз.
        Я понял, почему она без линз. Ей они больше не нужны.
        – Те ссуды, которые раздавал твой отец… – Я уставился на пол.
        – Аннулированы, – сказала Алисия. – Но некоторые девушки придут снова. Когда даешь людям выбор, они не всегда им пользуются. А мне на жизнь хватит.
        – У тебя все будет хорошо, Алисия?
        Она закрыла глаза, кивнула. Почему-то я в этом не сомневался.
        – Если это наш последний разговор, берегите себя, детектив-констебль Уэйтс.
        – И ты тоже, – сказал я, собираясь уйти.
        – А все-таки что с вами случилось?
        Я задержался у двери, провел рукой по лицу:
        – Подрался.
        Она улыбнулась, на этот раз искренне:
        – Нет, до всего этого.

        4

        – У нас полная засуха, – буркнул Сатти, потирая бровь. Он всю дорогу болтал с диспетчером, потому что из меня ему не удалось вытянуть ни слова. – Надеюсь, грозовая туча над головой Эйдана наконец-то прольется дождем…
        Я забрал служебную машину со стоянки раньше времени.
        Сатти ненавидел музыку. У него начинался приступ паники, если в трубке вместо гудков играла музыка. Он предпочитал слушать радио, особенно интерактивные ток-шоу. Например, где таксисты жалуются на мигрантов. Принимался бормотать что-то себе под нос и кивал, будто слушает новейший музыкальный хит. Я, как обычно, поменял все его радиостанции на музыку в стиле хип-хоп и ритм-энд-блюз – я уже так долго проделывал этот трюк, что Сатти, наверное, думал, что в магнитоле поселилось привидение. Потом заехал за ним.
        Сатти включил радио.
        Я думал, он выскочит из машины на ходу.
        Поведение Сатти в тюрьме два дня назад было совершенно в его духе, но я почему-то ожидал от напарника чего-то большего. Доброго жеста. Сейчас же он вел себя как ни в чем не бывало и лениво обсуждал меня с диспетчером, несмотря на то что я сидел рядом.
        Я вел машину, погрузившись в размышления, и, проезжая «Палас-отель», машинально на него глянул. Изящное, по мнению Сатти, решение раскрывало два убийства разом. Улыбающийся человек и Блик убили друг друга, как бы нелепо это ни звучало. Труп без имени и имя без трупа. Вместе – целый человек. Еще одно раскрытое дело в послужном списке Сатти.
        – Он так на меня косится, что скоро ослепнет на один глаз, – сообщил Сатти диспетчеру.
        Я снова посмотрел на «Палас-отель». Прищурился. Остановил машину посреди дороги, рывком отстегнул ремень и вышел на улицу.
        Сатти что-то орал мне вслед, машины тормозили и сигналили. Через запруженную транспортом дорогу я направился прямо к центральному входу в отель и подергал ручку двери. Заперто. Я принялся колотить в дверь руками и ногами, дергать ее что есть силы. Наконец послышались шаги, щелкнул замок.
        Из-за двери выглянул Али.
        Я не ожидал, что он так быстро вернется к работе.
        – Мне нужно попасть в здание.
        – Сэр?
        – Детектив-констебль Уэйтс. Мы разговаривали в больнице после того, как на вас напали ночью.
        – Помню. – Али отступил от двери, пропуская меня внутрь.
        – В здании есть еще кто-нибудь, мистер Нассер?
        Выражение его лица слегка изменилось.
        – Нет, сэр…
        – А чем вы объясните то, что в пятьсот тринадцатом номере горит свет?
        – Это невозможно, – начал возражать Али, но я уже протиснулся в дверь и направился к лестнице.
        Он запер дверь и пошел за мной. Кричал что-то вслед. Между этажами было по два огромных лестничных пролета. Для быстроты я хватался за перила. Али отставал от меня на один этаж. Запыхавшись и вытирая пот со лба, я добрался до пятого этажа и подкрался к пятьсот тринадцатому номеру.
        Дверь открыта.
        Свет выключен.
        Я огляделся в поисках чего-нибудь странного. Послышались шаги и тяжелое дыхание Али. В полуосвещенном коридоре виден был только его силуэт.
        – Сэр… – произнес Али, пытаясь отдышаться. – Я же говорил вам, света нет. Никого здесь нет. Я должен попросить вас уйти…
        Какое-то время мы стояли, глядя на силуэты друг друга в разных концах коридора. Потом я перетащил стул в центр комнаты. Тень от него заполнила дверной проем. Я встал на стул и потрогал лампочку.
        Горячая.

        Мальчик продирался сквозь лесные заросли. Ноги были мокрыми после падения в ручей, лямка от сумки врезaлась в плечо. В ушах звенело, огненные сполохи перед глазами сливались в ревущий поток. Возникло ощущение полета. Ноги оторвались от земли, мальчик поднимался все выше, полетел над деревьями.
        Я проснулся, хватая ртом воздух.
        В соседней комнате звонил телефон.
        Я взял трубку:
        – Алло?
        Было рано. Семь или восемь утра.
        – Выходи.
        Я сжал трубку:
        – Бейтмен, прекращай это дело.
        Несколько мгновений он дышал в трубку.
        – Не могу, Кош. Не могу.
        – Меня зовут Эйдан, и я ничего делать не буду.
        – Поедешь, – сказал он.
        – Нет.
        – Поедешь со мной.
        – Там ничего нет.
        – Больно сестре, – сказал он. – Любимой сестренке…
        Я закрыл глаза, повесил трубку. Когда телефон снова зазвонил, я выдернул шнур из розетки.

        X
        Демон в профиль[«Demon in Profile» – песня американской рок-группы Afghan Whigs с восьмого студийного альбома «In Spades» (2017).]

        1

        Я стоял у кабинета Стромер. Она оторвала взгляд от папки-планшета и открыла мне дверь:
        – Знаете ведь, что не заперто.
        Я прошел вслед за ней в кабинет:
        – Мне нужно с вами поговорить.
        – Я очень занята, детектив-констебль. Есть установленный порядок. Договорились бы о встрече через своего начальника.
        Я покачал головой и сел:
        – Сатти не смог бы организовать и собственные похороны.
        – Увы. – Она примостилась на столе и посмотрела на меня. – Отсюда вы еще ничего выглядите. Снова с кем-то воевали…
        – Каким ядом отравили человека в «Палас-отеле»?
        Она воззрилась на меня так, будто я восстал из мертвых:
        – То есть Зубоскала?
        – Сатти его так прозвал, не я.
        – Азот, связанный тройной связью с атомом углерода, – ответила Стромер. – Цианистоводородная, она же синильная кислота. Классика жанра. Я так поняла, дело закрыли?
        – Как яд попал в организм?
        – Подмешали в напиток.
        – Какой?
        – Виски. Кажется, «Джеймсон».
        – Установили по содержимому желудка?
        – Нет, все гораздо проще. – Она постучала себя по кончику носа. – В комнате нашли пустую бутылку…
        – То есть кто-то мог подмешать яд в виски так, чтобы он не узнал?
        – Разумеется. Но симптомы проявились быстро.
        – Он догадался?
        – Что происходит что-то странное? Да, конечно. Гримаса, возможно, вызвана мышечным параличом.
        – Или умер счастливым. Через сколько минут наступила смерть?
        – Двадцать-тридцать. Почему вы спрашиваете?
        – А что скажете про Черри? – спросил я. – Проститутку, которую нашли в канале…
        – Настоящее имя – Кристофер Джордан. Ему передавили гортань.
        – Ей. Черри жила в женском облике, доктор. Убивал профессионал?
        – Как раз наоборот, – резко ответила Стромер. – Кто-то пытался заставить бедняжку замолчать и перестарался.
        – Могла это сделать женщина?
        – При наличии веского мотива.
        – Сатти хочет классифицировать эту смерть как случайное убийство на сексуальной почве.
        – У него впечатляющий показатель раскрываемости дел.
        – Удалось установить, был ли у Черри секс в день смерти?
        – Между вами что-то было?
        – Вам удалось установить, был ли у нее секс в день смерти? – повторил я.
        – Нет, – ответила Стромер. – Свидетельств сексуальной активности не обнаружено. Между вами что-то было?
        – А что скажете про кровь в отеле «Мидленд»?
        Она вздохнула:
        – Да, Энтони Блик.
        – Точно?
        – С вероятностью девяносто восемь процентов.
        – Сколько было крови?
        – В ковер впиталось около трех литров.
        – Человеческие останки в канализации нашли?
        Стромер не ответила.
        – Это ведь рабочая версия? Что его расчленили в ванной и останки смывали в унитаз?
        – Одна из версий, – поправила Стромер. – Возможно, мы никогда не узнаем, что стало с останками мистера Блика, потому что ни вы, ни детектив-инспектор Сатклифф не удосужились вызвать криминалистов к первым двум урнам. Останки могли быть в них.
        Я молча ждал.
        – Нет, останки пока не обнаружены, но криминалисты еще фильтруют канализацию в «Мидленде». Неудобно спрашивать, но вы хорошо себя чувствуете, детектив-констебль?
        – Как никогда. – Я встал с места.
        – Мне кажется, вы ни слова не услышали из того, что я сказала.
        – Мне кажется, вы – тоже. Спасибо за помощь, Карен.

        2

        Еще на подходе к дому Эми Берроуз я заподозрил неладное. Постучал в дверь, подождал с минуту, позвонил в звонок. Никто не открыл. Я приставил ладони к окну и вгляделся в гостиную. Фотографии мальчика сняли со стены, остались только следы от гвоздей. В штукатурке виднелись дыры, похожие на отточие. Книжный шкаф был пуст.
        Я направился к соседскому дому через дорогу. Позавчера старушка была не прочь посплетничать. Она вышла ко мне в том же поношенном халате.
        – Доброе утро, – поздоровался я. – Я ищу Эми Берроуз.
        Соседка широко зевнула.
        – Смылась она посреди ночи…
        – Сказала что-нибудь перед тем, как уехать?
        – Приди она ко мне, я бы дверь у нее перед носом захлопнула. Ничего не сказала, побросала вещи в машину и рванула с места.
        – Во сколько это было?
        – В три или в четыре утра. У нас тут раньше приличные семьи жили…
        – Уехала одна? – спросил я, направляясь к машине.
        – Ребенка с собой взяла. – Старушка покрепче запахнулась в халат. – Это из-за того бродяги, который ей в окна заглядывал? Он снова явится?
        – Точно не явится, – сказал я, радуясь, что в кои-то веки мне задали вопрос, на который я знаю ответ.
        Эми Берроуз была со мной вежлива, даже очень, в нашу первую встречу в палате Али. Но стоило мне явиться к ней домой с расспросами, как она повела себя холодно, превратилась в закрытую книгу. И в то же время очень бурно среагировала на труп улыбающегося человека.
        Будто ожидала увидеть кого угодно, только не его.
        В больнице Святой Марии я отправился прямиком к регистратуре. При виде меня сидевшая там женщина поморщилась:
        – Надо же, как вас…
        – Мне нужно поговорить с Эми Берроуз. Медсестрой.
        – С какой целью?
        – Я из полиции. – Я выудил из кармана полицейский жетон. – У меня есть основания полагать, что миссис Берроуз грозит опасность.
        Я надеялся пробудить в регистраторше какие-то ответные эмоции, но она только сообщила мне, где Эми, и перевела взгляд на следующего человека в очереди. Я задержался, потому что кое-что вспомнил.
        – Можете подсказать, в каком отделении работает ее муж?

        3

        Кабинет Эми обнаружился в травматологическом отделении. Приемный покой был заполнен пациентами, которые изнемогали от жары и обмахивались чем попало. Я встал у двери кабинета и стал ждать, когда кто-нибудь оттуда выйдет. Зазвонил телефон, я посмотрел на экран. Неизвестный номер.
        – Уэйтс, – сказал я.
        Сопение в трубке. Бейтмен. Похоже, пьяный. Силы и терпение на исходе. Каково ему было в тюрьме? Два десятка лет, изуродованный, стареющий, ни друзей, ни семьи на воле. Его поддерживала только мысль о содержимом краденой сумки. На этот раз дыхание в трубке звучало по-другому. Не угрожающе, а устало. Похоже, он дошел до ручки.
        Что было еще опаснее.
        – Не могу перестать, Эйдан. Не могу…
        Я отнял телефон от уха и хладнокровно нажал «отбой». Очевидно, испугавшись моего выражения лица, какой-то старичок с ходунками постарался обойти меня как можно дальше.
        Спустя несколько минут дверь кабинета открылась, оттуда вышел пациент с повязкой на глазу. Я прошел мимо него в кабинет и закрыл дверь. Эми стояла у дальней стены и курила, высунувшись в окно. Увидев меня, она затянулась еще раз и выбросила сигарету. Лицо у нее было бледное и опухшее. Без макияжа стали заметны глубокие морщины под глазами. Волосы были немытые. Сальные и приглаженные. Наверное, спала в машине. Где тогда ребенок?
        – А, это вы, – сказала она.
        – Решили переехать? – спросил я.
        – Здесь не безопасно, – сказала она, неотрывно глядя мне в глаза. – Я должна думать о сыне…
        – Вы отказались от защиты.
        – Это мой способ его защитить. Уехать и держаться подальше от полиции. Раньше никто не врывался в мой дом и не прибивал мне гвоздями руки к стене.
        – Ночной побег не решит проблему.
        – Да? А что решит? – Она обессиленно опустилась на стул.
        В ее голосе слышалась крайняя усталость. Одна рука у нее была перевязана, но мое внимание привлекла другая. Эми положила ее на стол, и рукав немного задрался. На работе она не носила браслетов, и на запястье стали видны шрамы.
        – Просто расскажите, в чем дело.
        Эми молчала.
        – Бегство действительно помогло?
        – До вашего появления помогало. – В голосе Эми не было прежней решимости.
        Я взял стул и сел напротив.
        – Кто был тот человек со строительным пистолетом, Эми?
        – Не знаю…
        – Не верится.
        – Это правда.
        – Вы уже столько раз солгали, что теперь ложь трудно отличить от правды.
        – Я его не узнала. – Она посмотрела мне в лицо. – Ни фигуру, ни голос, ни запах…
        – Что он сказал?
        Эми снова отвела взгляд.
        – Велел не разговаривать со мной? И вы позволите такому человеку запугать вас?
        – А только вам позволено меня запугивать? Кстати, вы уже минуту не говорили ничего про угрозу моей безопасности, так что пора начинать.
        – Но вам и правда грозит опасность.
        – Знаю.
        Какое-то время мы оба молчали.
        – И вашему сыну тоже.
        – Знаю, – повторила она, на этот раз с бо`льшим пылом.
        – А что думает ваш муж?
        Эми снова на меня посмотрела, но на этот раз так, что я невольно отодвинулся к спинке стула. Взгляд ее стал суровым, жестоким. Расчетливым взглядом преступника. Мне даже показалось, что она сейчас набросится на меня.
        – Можно мне с ним поговорить, Эми?
        – Нет, нельзя.
        – Почему?
        Она скрестила руки на груди. Улыбнулась, но совсем не по-доброму:
        – Потому что я не замужем, детектив.
        – А кто тот мужчина на фотографии? На каминной полке: вы, ваш сын и мужчина…
        – Да хрен его знает. – Эми пожала плечами. – Это фотошоп. Понятия не имею. Я его даже не видела никогда.
        – А ребенок ваш?
        – К чему вы клоните?
        – Мне все время отвечают вопросом на вопрос, вместо того чтобы просто сказать «да» или «нет». Так вы не знаете того, кто на вас напал?
        – Нет, – тихо произнесла она.
        – И вы в самом деле не замужем?
        – Нет.
        – Вы занервничали, когда я стал расспрашивать про Росса Брауна. Сказали, что муж вернется с минуты на минуту…
        – Мне нужно было время подумать, сразу бежать или нет. – Эми закрыла глаза, машинально потрогала запястье. – Я даже хотела покончить с собой…
        – Подумайте о мальчике.
        – Я все время о нем думаю, просто было бы лучше… – Она сглотнула. – Было бы лучше, если бы мы оба не появились на свет.
        Я хотел ответить, но по ее лицу уже было ясно, что она сожалеет о своих словах. Я сменил тему:
        – А труп на опознании? Чей он? Я говорил с Россом Брауном, он подтвердил все, что вы рассказали. Что вы встречались, потом расстались, он уехал. Значит, вы подарили еще один сборник стихов кому-то другому. И судя по вашей реакции, не ожидали вновь когда-нибудь его увидеть.
        – Зачем вы так с мной? – Она потерла шрам на запястье. – Что я вам сделала?
        – Все гораздо серьезнее. По меньшей мере еще два человека умерли из-за того, что знали или не знали об этом деле.
        Эми закрыла лицо руками, как ребенок, который думает, что он спрятался.
        – И я не допущу, чтобы вы или ваш мальчик попали в этот список. Если безопаснее всего будет в тюремной камере, значит отправитесь в тюрьму. Убитый из «Палас-отеля», – продолжил я. – Он ведь отец ребенка?
        Эми слышала меня, но молчала, осмысливая новость о том, что в деле есть еще жертвы. Невидящим взглядом она смотрела на оштукатуренную больничную стену. С тех пор как я вошел в эту дверь, Эми постарела лет на десять. Прошло около минуты. Наконец Эми начала рассказывать, от чего она бежала, куда завела ее судьба и как она познакомилась с безымянным человеком из «Палас-отеля». Акцент, который она так старалась не выдать, теперь проявился в полной мере. Это был акцент жителя Южного полушария. Австралии или Новой Зеландии.

        4

        – К тому времени, как я добралась до Марселя, у меня закончились деньги и все остальное. Когда я вспоминаю те дни, то начинаю чесаться, будто вши и грязь проникли под кожу и до сих пор не дают мне покоя. Я спала в одной и той же одежде так долго, что она практически зажила своей жизнью, причем была живее меня самой. День рождения я встретила на борту траулера, в спальном мешке с Себом. Стиснув зубы, я довершала свое падение. Меня лихорадило, мне было ужасно плохо, казалось, это никогда не кончится. – Эми посмотрела на меня. – Ничего и не кончилось. Жизнь – это одно сплошное падение. Я решилась посмотреть в зеркало только в старом порту. Там была таверна прямо на воде. Я разрыдалась, увидев, как сильно разнесло челюсть. Себ с остальными должны были подвезти нас до города, но, когда я вышла из туалета, никого не было. Мне оставили только спальный мешок. Я не знала ни слова по-французски и просто пошла подальше от моря, к домам. Мне говорили, что главное – запомнить название места, где мы остановимся. Заставили повторить его много раз. Я твердила прохожим: «Sans abri, sans abri»[25 - Бездомный
(фр.).]. Вот уж повеселила их, наверное. Да я и сама готова была смеяться, когда мне наконец указали на приют для бездомных. Когда оказываешься в такой ситуации, радуешься уже тому, что жив. Там я смогла принять душ, переодеться, поесть. Обрела хоть какой-то кров. Я провела в приюте несколько недель, не испытывая особых трудностей. Наконец-то можно было никуда не бежать, жить в относительной чистоте. Я была там самым вменяемым человеком, так что можете себе представить остальных. Парни с безумными глазами и исколотыми венами, донжуанистые старички на костылях. Такие всегда открывают даме дверь. Были женщины старше меня, но я держалась в стороне от них. Они рассказывали печальные истории своей жизни и всем демонстрировали старые фотографии и ветхие лоскуты свадебных платьев. Странные парни, галантные старички и вечно печальные женщины. Я была единственной девушкой. Держалась сама по себе и ни с кем не общалась. Конечно, я была заметной на общем фоне. Был еще один парень, тоже непохожий на остальных. Он не жил в приюте, только приходил. Держался в стороне от нас. Всегда серьезный, он будто обладал
властью над остальными. Никогда не видела, чтобы он смеялся или вел себя непринужденно. Наблюдал за всеми, время от времени к кому-нибудь подходил. Подсаживался рядом, говорил что-то мягким и вкрадчивым голосом, не глядя на собеседника. Потом они вместе куда-то уходили. Парень на какое-то время исчезал, а тот, кто отлучался с ним, вел себя так, будто его посвятили в какую-то тайну. Всякий раз, когда я заговаривала с ним, он смущался и под каким-нибудь предлогом выходил из комнаты. Я решила, что он не говорит по-английски или ему не нравятся девушки. Чего я только не нафантазировала. Что он тайный миллионер, наркодилер или писатель. Казалось, он выше обыденности. Как человек, который видел в жизни все и уже ничему не удивляется. Поэтому я даже немного огорчилась, когда спустя несколько недель он все же со мной заговорил. Когда ты одинок, начинаешь жить в выдуманном мире. Он представился коммерсантом, но сказал, что его товар – не для всех и, если мне это не по нраву, лучше сразу уйти. На английском говорил превосходно, лучше, чем все, кого я знала, лучше меня самой. Он скупал личные документы. Сказал,
что дело незаконное, рискованное, но чаще всего документы остаются у него. Я продала ему свой паспорт за пятьсот евро. Когда я в последний раз посмотрела на свое настоящее имя, ощущение было такое, будто мошенница – я. Ровно через пять минут деньги уже были у меня в кармане. Ради сделки мы выходили на улицу. Он не пошел обратно в приют. Я свернула на площадь. Так приятно было чувствовать себя богатой. На крыльце приюта сидел человек и закрывал лицо руками. Когда я подошла ближе, то поняла, что он плачет и держится за нос. Сломанный, окровавленный. Это был Себ, парень, с которым я сбежала. Меня снова нашли. Я пошла в другую сторону и наткнулась на Теджа, моего старшего брата. Он… – Эми перевела дыхание, сглотнула, – спросил, как дела, сказал, что отец за меня волнуется. Потом ударил меня в живот. Обшарил карманы и забрал деньги. Сказал, что догадывается, чем я столько заработала. Выбросил деньги в решетку канализации, будто мусор. Сказал, что отвезет меня домой, спросил, где паспорт. Я ответила, что в шкафчике в приюте. – Эми улыбнулась. Руки ее дрожать перестали, но теперь дрожали губы и стал неровным
голос. – Я хранила в шкафчике кое-что на случай, если меня найдут. Полиэтиленовый пакет и скотч, чтобы замотать пакет на голове. И острые бритвы, чтобы перерезать вены. Он велел мне принести паспорт. Сказал, что подождет. Сел на скамейку, улыбнулся. Ему нравилось меня возвращать, когда я убегала. Я вошла внутрь. Себастьян все еще плакал, просил прощения. Я поднялась на третий этаж к шкафчикам. Достала свой «набор для побега» и поняла, что в комнате кто-то есть. Тот человек, который купил мой паспорт. – Эми посмотрела на меня. – Человек, которого вы просили опознать. Он спросил, пойду ли я с парнем, который ждет на улице. Я сказала, что лучше перережу себе горло. Он просто кивнул и вышел. Я вышла вслед за ним через черный ход. Он невозмутимо остановил такси, будто мы собрались на прогулку. Через десять минут мы приехали в какую-то квартиру. Вряд ли к нему домой. Там даже мебели не было. Я спросила его, кто он. Он сказал, что важно не кто он, а то, что он может сделать. Я спросила, что же это, а он ответил, что помогает людям исчезнуть. Они платят ему, чтобы сменить имя, начать новую жизнь. Я сказала,
что потеряла деньги, которые он мне дал. Он не улыбнулся, просто весело сказал, что, мол, тогда за счет заведения…
        Женщина, известная мне под именем Эми Берроуз, прожила в той квартире неделю. Незнакомец принес ей одежду и книги. Спросил, точно ли она не хочет вернуть себе прежнее имя и жить прежней жизнью. Она ответила, что их у нее нет. Он предупредил, что после отъезда она не сможет с ним связаться. Что невозможность его отыскать – суть его работы, что он очень долго этого добивался.
        В ночь перед ее отъездом она стала его любовницей…
        Не по принуждению и не из чувства благодарности. Просто почувствовала искреннее влечение и неожиданную нежность к человеку, который почему-то решил спасти ей жизнь. Из вещей у нее остался только томик стихов Омара Хайяма. Она сама его еще не читала. Просто взяла в благотворительной лавке. Но она выбрала стих и посвятила ему. Потому что хотела сделать подарок. Подписать что-нибудь хотя бы первой буквой своего имени. Она понимала, что, возможно, он сразу же избавится от книги. Снова уйдет в тень. Он этого не сделал. Очевидно, вспоминал ее все это время.
        – А откуда у Росса Брауна такая же книга? – спросил я.
        – Когда я здесь устроилась, то прочла эти стихи. Многое отозвалось в душе. Обрести себя, свободу, сбежать от прежней жизни. У меня получилось, и Росс тоже этого заслуживал.
        Я кивнул.
        – Кто его убил? – спросила она. – Человека, который меня спас… Мои братья? Отец?
        Впервые за долгие годы она позволила себе проявить истинные чувства. Я видел, как ей страшно.
        – Тут нечто другое, – сказал я, пытаясь сложить все факты воедино. – Когда соседка сказала вам, что кто-то бродил у дома и заглядывал в окна, вы подумали, что это они? Ваши родственники?
        Эми кивнула.
        – А на самом деле это был ваш таинственный незнакомец.
        Она непонимающе нахмурилась.
        – Думаю, все эти годы он не упускал вас из виду. Хранил ваш подарок. Нашел номер телефона, записал его под вашим посвящением. Вскрытие показало, что он был смертельно болен. Ему оставалось жить несколько недель. Возможно, он просто хотел повидаться с сыном и с вами перед смертью.
        – И… что? Он умер естественной смертью?
        – Его отравили. Такой человек, как он, наверняка нажил множество врагов. Так вы не знаете человека с пистолетом?..
        – Точно не знаю. Я бы узнала Теджа или других.
        – Что он сказал?
        – Велел забыть о человеке из «Палас-отеля». Сказал, что, если обращусь в полицию, сыну вобьют в глазницы гвозди и приколотят к стене.
        – Вашим родственникам нет дела до погибшего человека. Они бы искали вас. Так что это не они, Эми.
        – Я не могу давать показания, – сказала она. – Не могу пойти в полицию…
        – Да, не можете, – сказал я. – И я вас об этом не прошу. Спасибо, что поговорили со мной. Надо, чтобы кто-то присмотрел пока за вами и за мальчиком.
        – Я не могу жить как раньше. Все время бояться, что меня найдут.
        Я ее понимал. Ни к чему было теперь обострять ситуацию.
        Улыбающийся человек был специалистом по исчезновениям. Помогал людям скрыться. Логично, что он уничтожал все свои следы. И только раз проявил слабость, но его жестоко лишили возможности увидеться с Эми и сыном перед смертью. Установить его личность уже вряд ли удастся. Но кто-то же его убил. Он пришел умирать в пустующий отель. В номере обнаружили кровь Энтони Блика. Черри погибла, потому что стала свидетельницей чего-то.
        Все нити вели к «Палас-отелю».
        – Подождите еще день, – сказал я. – Самое большее – сутки.

        5

        Я вышел из кабинета и под враждебными взглядами истомленных жарой пациентов проследовал к выходу. В ощущениях и в мыслях был полный раздрай. То, что улыбающийся человек был специалистом по исчезновениям, логично укладывалось в общую картину событий, но это означало, что установить его личность, не впутывая в это дело Эми, будет невозможно. Я и так старался не возлагать много надежд на сделку с Паррсом. Не рассчитывать на то, что, если я раскрою дело улыбающегося человека, с ночными дежурствами будет покончено и мне дадут нового напарника. Теперь всякая надежда иссякла, и я чувствовал опустошение.
        Однако оставался еще убийца улыбающегося человека.
        И последняя зацепка. Он помогал людям скрываться.
        Надо было проверить, насколько законно пребывание Али в стране. Кто знает, на что мог пойти отчаявшийся нелегальный мигрант? В этом деле не только улыбающийся человек скрывал свою личность. Черри родилась мужчиной, но жила в женском облике и под женским именем. Фредди Койл с женой проявлял одну сексуальную ориентацию, а с любовником – другую и к тому же был членом клуба «Инкогнито», где опять же вел себя как гетеросексуал и явный любитель женщин. Его любовник, Джефф Шорт, с виду симпатичный во всех отношениях человек, обманывал жену, разрушил чужой брак и был вынужден поменять работу. Энтони Блик – солидный и уважаемый бизнесмен – влез по уши в долги и загадочным образом встретил свою кончину в гостиничном номере. Пропавшие останки, громадное пятно крови на ковре – все это не оставляло сомнений в насильственном характере смерти, но почему его убили? Неужели таинственный незнакомец, бизнесмен-невидимка, которого описывала Эми Берроуз, оказался хладнокровным убийцей-мясником? Тот же самый человек, который, увидев страдания девушки, спас ей жизнь? Который предпринял последнее путешествие, чтобы перед
смертью увидеть сына?
        В моей собственной жизни тоже были люди, которые так или иначе стали совершенно другими. Бейтмен, когда-то обаятельный негодяй и любимец женщин, поплатился лицом за собственную жадность. Моя младшая сестренка, которой дали другую фамилию и возможность сбежать от прежней жизни. И наконец, я сам. Человек с кривым отражением в зеркале, который смотрел на собственные руки и не помнил, как он впал в бешенство и сотворил с собой такое. Человек, которого не узнавали собственные друзья.
        Мой телефон завибрировал.
        Этот звук уже ассоциировался с Бейтменом.
        – Уэйтс.
        – Добрый день, это констебль Блэк. – В голосе Наоми слышалась радость, странная после целого дня общения с проститутками и сутенерами.
        – Привет, Наоми, надеюсь, хотя бы у вас хорошие новости…
        – Есть возможная зацепка…
        – Я уже и забыл, что` это и как оно выглядит.
        – Рост примерно метр шестьдесят пять. Рубашка навыпуск и брюки цвета хаки.
        – Клиент Черри? Мистер Ганс?
        – Он здесь, в участке. Сообщить детективу-инспектору Сатклиффу?

        6

        Мы с Наоми стояли у допросной.
        – К сожалению, Сатти не может присутствовать, – солгал я. – Где вы нашли парня?
        – Сначала услышала прозвище от проституток в округе. Обычно от них даже улыбки не дождешься, но смерть подруги их сплотила. Похоже, Черри любили. Когда новость дошла до ее постоянного клиента, мистера Ганса, он пришел сам.
        – Спасибо. – Я задержался у двери. – А откуда у него такое прозвище?
        – Любит по-немецки с девочками разговаривать.
        Кивнув, я открыл дверь и вошел в допросную.
        Клиент Черри сидел за столом и шумно пил воду из стакана. Невысокий, как и сказала констебль Блэк, с виду лет пятьдесят пять – шестьдесят. Открытое честное лицо. Мне так давно не говорили правду, что я уже сомневался, смогу ли отличить ее от лжи. Я сел напротив:
        – Добрый день, мистер…
        – Нилд. – Он рывком протянул руку через стол. – Ларри Нилд.
        Не без любопытства я пожал руку:
        – Спасибо, что пришли, мистер Нилд. Немногие на вашем месте поступили бы так же…
        – Надо думать, – согласился он. – Ужасно жаль бедняжку. Ее правда убили? – В его голосе слышался благоговейный страх перед вопросами жизни и смерти и тем, что первое по чьей-то злой воле может перейти во второе.
        – Боюсь, что да. Для начала позвольте уточнить некоторые детали.
        – Конечно.
        – Кто вы по профессии?
        – Консультант в сфере информационных технологий.
        – Сколько вам лет?
        – Пятьдесят четыре.
        – Вы были постоянным клиентом Черри?
        Он кивнул.
        – Как долго вы ее знали?
        – Вряд ли можно сказать, что я ее действительно знал. Мы несколько раз встречались, но, конечно, не совсем для разговоров. – Нилд снова сложил руки вместе. – Я познакомился с ней на Оксфорд-роуд где-то пару месяцев назад. С тех пор мы виделись три или четыре раза…
        – В последний раз в прошлую субботу?
        Он кивнул, а я вдруг с удивлением подумал, что сегодня вторник. Преступление в «Палас-отеле» произошло десять дней назад.
        – Сначала необходимо исключить вас из числа подозреваемых. Где вы находились в понедельник?
        – Можно достать телефон из кармана?
        Он, наверное, думал, что его за это пристрелят.
        – Да ради бога.
        Нилд достал телефон, сдвинул очки на кончик носа и провел по экрану пальцем.
        – В понедельник я работал до часу ночи.
        – Кто-нибудь может это подтвердить, мистер Нилд?
        – Какой смысл перерабатывать, если этого никто не видит? – Он улыбнулся. – Запомните, пригодится.
        – Постараюсь, – сказал я несколько резче, чем собирался.
        Он перестал улыбаться:
        – Весь вечер кто-то приходил, кто-то уходил.
        – Мне понадобятся имена этих людей.
        Он кивнул с таким видом, будто настал день, которого он всегда страшился.
        – Я не буду говорить им, что речь идет об убийстве, мистер Нилд, если вы честно ответите на все вопросы.
        – Да-да, конечно.
        – Расскажите про вашу последнюю встречу с Черри. В субботу ночью. Вы пошли в «Палас-отель»?..
        – К сожалению, да. – Нилд прикрыл глаза. – Она бы там не оказалась, если бы не я.
        – До этого вы с ней тоже ходили в «Палас-отель»?
        – Один раз, но тогда все было несколько по-другому.
        – Как именно?
        – Разумеется, вы знаете, какие между нами были отношения. Она просто сказала, что у нее есть приятель, который пустит нас в номер. В первый раз дверь нам открыли заранее. А во второй мы прошли туда сами. Через пожарный вход. Черри сказала, что приятель открыл его для нас.
        – Во сколько это было?
        – Около полуночи…
        Как раз тогда сработала сигнализация и нам с Сатти поступил вызов.
        – Хорошо, – сказал я. – Продолжайте.
        – Пожарная лестница вела на пятый этаж, но номера там были закрыты. Черри сказала, что есть номер на четвертом, и мы пошли туда. Кажется, в первый раз мы были в нем же. После нам пришлось снова подняться на пятый этаж к пожарному выходу. Лестницы там ужасные. Я бы ни за что не пошел туда с незнакомым человеком. На площадке пятого этажа мы услышали голоса. Два человека разговаривали где-то внизу. Я думал, у меня сердце остановится. Черри схватила меня за руку и увела в коридор справа. Я был так перепуган, что…
        – Вы видели говоривших?
        – На миг, со спины. Один был в темном костюме, а другой, кажется, в форме охранника.
        – Цвет кожи охранника разглядели?
        – Боюсь, нет…
        – Что они делали?
        – Прошли по коридору к одному из номеров, открыли дверь, вошли в номер.
        – Открыли магнитной карточкой?
        – Не разглядел.
        – Ладно, – сказал я. – Вошли в номер…
        – Да, но я уже такого страху натерпелся, что прокрался к пожарному выходу и поскорее ушел.
        – Один?
        Нилд нервно сплел пальцы:
        – Черри захотела посмотреть, не работает ли в отеле еще кто-нибудь из девушек.
        – Вы еще виделись в ту ночь?
        – Я дождался ее на улице. Не мог уйти, не убедившись, что с ней все в порядке.
        – Она что-то видела? Сказала что-нибудь?
        – Когда она подкралась к номеру, дверь распахнулась и один из тех мужчин ее увидел.
        – Который из них? Она как-то описала его?
        Подумав, Нилд покачал головой:
        – Не помню. Черри сказала, он ужасно разозлился. Погнался за ней. Она кинулась вниз по лестнице. На четвертом этаже послышались голоса, кто-то поднимался ей навстречу. Черри побежала дальше по коридору, а преследователь замер на площадке, потом стал дергать ручки дверей, искал, куда бы спрятаться. Снял со стены огнетушитель и ударил себя по голове. – Нилд замолчал.
        Я молча смотрел на стол перед собой. Нилд кашлянул.
        – Простите, мистер Нилд. Значит, Черри сказала, что преследователь добежал до четвертого этажа, услышал голоса и ударил себя огнетушителем по голове? Вы уверены?
        – Так Черри сказала. По коридору шел кто-то с фонариком. Она вернулась на пятый этаж и спустилась по пожарной лестнице.

        7

        – Здравствуйте, мисс Хан. Это детектив-констебль Уэйтс.
        В трубке сердито выдохнули.
        – Я говорила с вашим начальником, детектив-констебль. Он сказал, что вы превысили служебные полномочия, допрашивая Наташу и Фредди. Отныне вы сможете поговорить с ними, только если предоставите подписанное начальством разрешение.
        – Хорошо, – ответил я. – Но я звоню по другому поводу. Мне нужно попасть в «Палас-отель» завтра утром.
        – Зачем?
        – Мы получили достоверные сведения о том, что умерший кое-что оставил в пятьсот тринадцатом номере. Мы заберем эту вещь, и вы меня больше не увидите.
        – Вещь? Какую?
        – Человека убили. Мы полагаем, что он оставил в номере улику, которая поможет найти убийцу. Улика очень явная. Завтра утром мы с криминалистами ее заберем.
        – Как вы узнали об этой вещи?
        – Появился свидетель, мисс Хан.
        – Какой свидетель? Отель пустует…
        – Вовсе нет. В здании находились два свидетеля, не считая Али. Буду признателен, если вы предупредите владельцев о завтрашнем визите во избежание недоразумений. Разумеется, я могу и сам это сделать…
        – Нет, – сказала она. – Я их предупрежу. Это все?
        – Да. – Я повесил трубку, дрожа всем телом.
        Скажусь больным, чтобы не дежурить с Сатти. Пусть сам хоть разок напишет рапорт. Засяду у отеля и посмотрю, не наведается ли туда кто-нибудь до выдуманного приезда криминалистов.
        – А, кстати…
        Я обернулся. Констебль Блэк стояла, прислонившись к стене, и с улыбкой наблюдала за мной.
        Она уже переоделась в гражданское и, несомненно, радовалась тому, что сдает смену.
        – Вами сегодня интересовались, детектив-констебль…
        – Кто?
        – Симпатичная миниатюрная девушка. Энн. Фамилию не помню, но я записала.
        Я нахмурился.
        Ее выражение лица тут же изменилось.
        – Энн? Зачем вы с ней виделись?
        Констебль Блэк отшатнулась. Я и не заметил, как подступил к ней.
        – Кто-то проник в ее дом на Йорк-роуд.
        Энн. Энни. Моя сестра.
        – Она не пострадала?
        – Нет, ее не было дома. Дверь вышибли и перевернули все вверх дном. Наверное, хулиганы-подростки…
        – Что она сказала?
        – Что в районе часто такое случается…
        – А обо мне?
        Блэк уже сожалела, что открыла рот.
        – Просто спросила, не знаю ли я вас…
        – Что вы ответили?
        – Что немного знаю, что вижу иногда. Слушайте, я не хотела встревать между вами…
        – Ничего. – Я попытался вдохнуть. – Простите. Спасибо, что сообщили. – Я мрачно пошагал по коридору, спиной чувствуя взгляд Наоми. Мне казалось, что стены смыкаются вокруг меня. На улице стояла удушающая духота. Я достал телефон, просмотрел все звонки.
        Искал Бейтмена.
        Он все время засекречивал номер, но теперь настала пора поговорить. Это была очередная угроза с его стороны. Я гипнотизировал взглядом экран, желая, чтобы он зазвонил.
        – Пока, – сказала Блэк, обходя меня.
        – Констебль, – позвал я ее.
        Она обернулась:
        – Я уже не на службе…
        – Наоми. Вы сейчас очень заняты?
        – А что?
        – Мне нужна помощь.
        Я рассказал ей, что собирался наблюдать за «Палас-отелем», но возникли срочные дела. Наверное, вид у меня был отчаявшийся, потому что она согласилась меня подменить.
        – Если кто-нибудь войдет или выйдет, звоните мне. Ни к кому не приближайтесь.
        Мне хотелось самому быть там и посмотреть, как будут развиваться события, но сейчас в списке приоритетов это дело сдвинулось на последнее место. Бейтмен вломился в дом моей сестры и все там разгромил. Последний раз Энн пыталась связаться со мной год назад, когда увидела мою фотографию в газетах. Рядом со словами «коррупция», «наркотики», «позор». Тогда я не отозвался. Мне было стыдно. Наверное, ей непросто было решиться спросить о человеке, который намеренно ее игнорировал.
        Бейтмен снова свел нас вместе.
        Я попытался придумать, за что ему можно было бы предъявить обвинение. Хоть какое-нибудь. В голову пришел единственный вариант. Я отмел его как недоказуемый. Сестра стала искать меня после того, как дверь в ее доме вышиб психопат. Я надеялся, что она не знает, какая опасность ей грозит. И не узнает. Вдохнув поглубже, я сел в машину.

        8

        Впервые я попал в этот дом, когда здесь билось сердце преступной империи, и меня, как и всех остальных, ненадолго завлек ее недосягаемый и невозмутимый властитель. Он был молод, красив и обаятелен. Происходил из респектабельной семьи и демонстрировал расчетливое торгашеское отношение к человеческим слабостям.
        Его белоснежная улыбка была чем-то вроде маски, а сам он неизменно вызывал множество вопросов. Почему им так интересуется полиция? Каков источник его невероятных доходов и впечатляющей финансовой независимости? Что случалось потом с девушками, которые проводили время в его обществе? Сначала их боготворили и превозносили, водили в рестораны и ночные клубы, но стоило им сказать, сделать или подумать что-то не то, как они исчезали. Одних находили в унылых промзонах провинциальных городишек в лучшем случае с фингалом, в худшем – с проломленной грудью. Других больше никто и никогда не видел. В свое время этот дом был знаменит вечеринками. Ритмичная, как биение сердца, музыка доносилась из окон и сотрясала стены, но теперь тут было тихо. Дверь открыла молодая женщина на последних сроках беременности. Красавица-негритянка с невероятно гладкой, сияющей кожей. В ответ на мое оторопелое молчание она спросила:
        – Вы кого-то ищете?
        – Да, старого друга.
        Мрачноватую холостяцкую берлогу переделали в нечто более светлое и респектабельное. В холле висели те же картины, но в гостиной больше не было телевизора. Где-то играла современная фортепианная музыка, вдоль стен тянулись книжные стеллажи.
        – Сейчас найду его, – улыбнулась женщина.
        Я сел, не веря в то, что действительно сюда пришел. Вошедший в комнату человек на мгновение замер. Тоже не поверил своим глазам. Потом подошел ко мне и с улыбкой похлопал по плечу:
        – Эйдан Уэйтс! Давненько не виделись.
        – Целую вечность. Прости, что без предупреждения…
        – Ничего страшного. Ния, – обратился он к своей подруге, которая, улыбаясь, вошла в комнату следом за ним. – Эйдан – мой старинный друг. Принесешь нам выпить?
        – Конечно. Приятно познакомиться, Эйдан. Что будете?
        Я улыбнулся:
        – Я всегда пью то же, что и он…
        – Если я правильно помню, Эйдан предпочитает коньяк. – Во взгляде моего собеседника отразилась вся история нашего знакомства.
        – Сейчас принесу, – сказала Ния, выходя из комнаты. – За меня выпейте, Эйдан.
        Когда дверь за ней закрылась, хозяин дома уселся напротив меня.
        – Поздравляю, – сказал я. – Очень милая.
        – К черту твои комплименты, – сказал он сухо. – Ты и здесь?
        – Не знал, что ты завел семью.
        Он улыбнулся:
        – Не знал, потому что я не хотел. И то, что ты заявился без предупреждения, ничего не меняет. Говори, что нужно.
        – Твоя помощь, – честно сказал я.
        Он задумался. В отличие от большинства преступников, Зейн Карвер действовал не под влиянием эмоций, а как следует подумав. Зловещим образом проникнув в душу. Он сразу все понял.
        – Представляю, как все хреново, раз ты сюда явился, – сказал он. – Мне это, конечно, льстит. Но как видишь, я больше таким не занимаюсь.
        – А чем занимаешься?
        – Так, разным.
        – Мне просто нужно выйти на кое-кого из старичков.
        Он обдумал мои слова.
        – Что во время нашей последней встречи навело тебя на мысль, что я буду рад поболтать? – Он наклонился ко мне. – То, что я рассказал тебе про Кэт? Или оставил тебя рыдать на асфальте?
        Кэтрин была одной из его лучших курьеров, но потом разглядела, каков он на самом деле. Его ложь была такой убедительной, потому что он сам в нее искренне верил. Так что когда маска спадала и он видел отражение истинного Зейна Карвера в глазах другого человека, то ужасался не меньше остальных. Но не менялся сам и не испытывал угрызений совести, а устранял того, кто увидел его настоящее лицо.
        – Дело не связано с работой, – сказал я. – Если тебя это волнует.
        – Снова вляпался в неприятности?
        Дверь открылась, в комнату вошла Ния с двумя бокалами коньяка со льдом. Лицо Карвера изменилось, будто переключился канал телевизора. Мы взяли бокалы.
        – Так откуда вы знаете друг друга? – спросила Ния, прислонившись к двери.
        – Эйдан расскажет… – велел Карвер, будто мог контролировать мои слова.
        – Зейн просто скромничает, – сказал я. – Я тогда работал в городском приюте для бездомных. Месяц за месяцем нам поступали очень большие пожертвования от одного и того же человека. – Я указал на Карвера. – От него. Мне захотелось поблагодарить его лично. Так мы и подружились.
        Ния повернулась к Зейну:
        – Ты мне про это не рассказывал. Надо же!..
        – Чистая правда. Достаточно проверить его банковские счета, – сказал я. – Приход, расход…
        Карвер с ухмылкой посмотрел на меня и поднял бокал:
        – За тех, кому повезло меньше.
        Мы выпили.
        – У Эйдана и прозвище есть с тех времен, – продолжил Карвер. – Волонтер.
        – А уж как Зейна называли, я лучше говорить не буду, – сказал я Ние. – Еще раз простите за вторжение.
        – Никакого вторжения. Я еще очень мало друзей Зейна знаю.
        – Многих давно не было видно и слышно, – сказал я. – Одного из таких друзей я и ищу. К счастью, наш босс, похоже, знает, где его искать.
        – Имя напомни, – сухо сказал Зейн.
        – Николас Фиск.
        – Тощий Фиск? – переспросил он. – Да это вечность назад было. Не знал, что вы знакомы.
        – Виделись всего раз, но, думаю, он меня вспомнит. Хочу проведать его, узнать, все ли в порядке.
        – Наш старый добрый Волонтер. Адрес сейчас дам, но с тех пор он мог поменяться. Mинуточку. – Карвер сделал еще глоток, встал и вышел из комнаты, на ходу ласково погладив Нию по плечу.
        – Как вы познакомились? – спросил я.
        – Я работала в «Безумной звезде», в центре города. Он приметил меня там, выкупил долю в клубе. Приходил каждый день, пока я не согласилась пойти с ним на свидание. – Она коснулась живота. – Ну а потом все стало очень серьезно…
        – Уже знаете, мальчик или девочка?
        – Хотим, чтобы был сюрприз, но надеемся, что девочка. Зейн уже столько имен придумал…
        – Удачи вам, – сказал я с неожиданным для себя чувством.
        На лице Нии появилось вопросительное выражение, но она не успела ничего сказать. В комнату вернулся Зейн с листком бумаги:
        – Все, чем могу помочь. – Он протянул мне адрес. – Ему раньше принадлежало это заведение…
        – Спасибо. – Я взял листок. – Мне правда пора. Ния, приятно было познакомиться, и поздравляю!
        – Спасибо. Мне тоже. В следующий раз надо будет посидеть подольше.
        – Я провожу, – сказал Зейн.
        У двери я повернулся к нему и спросил, понизив голос:
        – Адрес настоящий?
        Карвер кивнул:
        – Я не играю в игры, как ты помнишь. Но поехать туда все равно что насрать на вентилятор…
        Я собрался уходить.
        – Знаю, ты мне не поверишь, – сказал Карвер. – Но мне никогда не нравилось смотреть на твои страдания, Эйдан. Ты сам всегда их искал. И хуже всего то, что ничего не изменилось.
        – Поэтому ты объявил награду за мою голову, Зейн? Этого я тоже сам захотел?
        Он ухмыльнулся:
        – Ничего про это не знаю.
        – Продолжишь в том же духе, будешь видеть ребенка пару раз в год, – сказал я.
        Он перестал ухмыляться:
        – Не очень-то ты нравишься своему боссу. Он пообещал, что загребет всех, если что-то случится, пока ты на службе. А вот если тебя уволят, то арестов может и не последовать… – Карвер помолчал. – Как дела на работе? Плохи, наверное, раз сюда пришел.
        – Я ведь уже сказал, что дело личное.
        – По-другому у тебя не бывает. Знаешь что? Не хочу, чтобы Ния прочла в газете, что ты пропал без вести. Я бы мог пообщаться кое с кем. Разговоры про заказное убийство утихнут. Хоть поспишь нормально впервые за год…
        – И что ты за это хочешь?
        – Просто скажи, где Кэт. Мы с ней давно не виделись…
        Когда Кэт наконец сбежала от Зейна, я попросил ее не говорить мне, куда она поедет. Сейчас я впервые этому порадовался.
        Я улыбнулся:
        – Что в нашем последнем разговоре навело тебя на мысль, что я буду рад поболтать?
        Он пожал плечами:
        – Сам себе могилу роешь. Рад был повидаться, Эйд. Я уже начал думать, что ты забыл…
        – Все забыли, Зейн. Кроме меня.
        – Удачи. – Он закрыл дверь.

        9

        На бумажке был записан адрес в пригороде Рочдейла[26 - Рочдейл – город в графстве Большой Манчестер.]. В получасе езды от дома Карвера. Доверять ему было нельзя, но выбора не оставалось. Я выжимал максимум из служебной машины, когда телефон завибрировал. Я надеялся, что это Бейтмен. Меня пугала мысль о том, что он побывал в доме моей сестры. Я готов был согласиться на любые условия.
        – Детектив-констебль Уэйтс?
        – Слушаю…
        – Это констебль Блэк. Звоню от «Палас-отеля». В здание только что вошел мужчина восточной внешности.
        – В форме охранника?
        – Да. Скоро подъедете?
        – Как только смогу, констебль. Проверяю одну зацепку… Если вас нужно сменить, позвоните сотруднику, которому доверяете. Главное, не оставлять отель без присмотра.
        – Поняла, – ответила она.
        – Если заметите что-то необычное, не приближайтесь к зданию. Звоните мне.
        – В чем конкретно состоит моя задача?
        – Наружное наблюдение. Следите за верхним этажом. Если там загорится свет, дайте мне знать.
        Авантюру с отелем я затеял спонтанно. Но теперь меня одолевали сомнения. Установив род занятий улыбающегося человека и прикинув, как он мог выйти на некоторых людей, я по-новому взглянул на теорию Сатти. Место смерти выбрано сознательно.
        Это – указующий перст.
        Но на кого он указывает? Много кто связан с отелем. Владельцы: Наташа и Фредди. Их адвокат, Аниса. Джефф Шорт, любовник Фредди. Жена Шорта, которая, возможно, стояла за анонимными письмами, несмотря на свое отсутствие в стране. И два охранника: Али и Маркус. Из трехсот с лишним номеров отеля свет после убийства загорался только в пятьсот тринадцатом. Уже дважды. И оба раза стоило мне приблизиться к номеру, как свет тут же гас.
        Кто-то очень хотел попасть в номер.
        И очень нервничал.
        В надежде вывести этого человека на чистую воду я попросил Анису сообщить владельцам отеля, что утром приедут криминалисты. Но теперь было невозможно разобраться в путанице из подозреваемых и мотивов. И хуже всего то, что я не мог пойти туда сам, потому что Бейтмен перешел на следующий уровень угроз. Мне не удалось перехватить Али, а он точно был сейчас в здании. С виду нет ничего подозрительного в том, чтобы прийти на работу пораньше, но, по словам Ларри Нилда, Черри видела, как Али ударил себя по голове огнетушителем. Таким образом, охранник становился главным подозреваемым в убийстве улыбающегося человека. Стараясь не думать о том, что вся работа идет прахом, я вдавил педаль газа. Мне уже было все равно.

        10

        Я подъехал к боксерскому клубу «У Ники» по адресу, который дал Карвер. Здание располагалось под аркой железнодорожного виадука. Я заглушил мотор. Наверху промчался товарняк, потом все стихло. Подходил к концу еще один жаркий день. Воздух был знойный и влажный. Рубашка тут же прилипла к телу. Я подошел к двери, не зная, чего ожидать. Внутри было тихо.
        Подозрительно тихо.
        Обычно боксерский клуб – это особый мир, где все время кипит жизнь. Крепкие парни отрабатывают боевую стойку, приемы защиты и удары под орущий из динамиков рэп. Мимо пустующего места администратора я прошел в зал. На ринге никого не было, с потолка свисали боксерские груши. Однако клуб не был заброшен. В воздухе чувствовался густой запах пота и тестостерона. Шаги по блестящему, как зеркало, паркету отдавались гулким эхом. Я уже собирался крикнуть: «Есть кто-нибудь?», как рядом забарабанили по груше.
        Я медленно обошел ринг. Чернокожий парень с блестящим от пота торсом осыпал ударами грушу, плавно раскачивая плечами и мягкими подскоками двигаясь по кругу. Ударял расслабленно и непринужденно. Сначала левой, потом правой. Задал нужный ритм и начал ускоряться. Заметив меня, не остановился, а добавил удары локтями и бил сдвоенными, сосредоточенно глядя на снаряд. Скорость нарастала, взмахи руками слились в одно непрерывное движение. Какое-то время он держал темп, потом замедлился и наконец остановился. От разгоряченного тела поднимался пар, рассеивался в солнечных лучах. Парень тяжело дышал, будто только что взбежал на гору. Какое-то время он не замечал ничего вокруг и, только когда я кашлянул, посмотрел на меня.
        – Быстро у вас получается, – сказал я.
        – Можно быстрее, – пробормотал он, хватая полотенце. – Чем могу помочь?
        – Не знал, открыто ли у вас…
        – Пожарная сигнализация сработала, пришлось всех выпроводить.
        – Я ищу хозяина.
        – Уже нашли. – Он поморщился, глянув на царапины и синяки на моем лице. – Вряд ли бокс вам подходит…
        – Николас Фиск?
        – Ники Фиск, – поправил он. – Фиск-младший.
        Из газет я знал, что у тощего Фиска было два сына. Они и заявили в полицию об исчезновении родителей. Не верилось, что я вижу человека из далекого прошлого, но то, что он реален, доказывало, что я еще в здравом уме. Он снял перчатки, протянул руку. Мне не хотелось приближаться к нему, но я шагнул вперед и пожал руку.
        – Тогда мне, наверное, нужен ваш отец…
        – Знаю я, что тебе нужно. – Он заломил руку мне за спину и впечатал хук левой в живот. Лютая боль отдалась в спине. Я осел на пол. Меня отволокли за ногу в соседнюю комнату и швырнули на стул. Послышался звук отрываемого скотча, липкая лента охватила запястья за спиной.
        Я попытался заговорить.
        В горле поднялась тошнота, пришлось сжать зубы.
        Я сидел напротив пустого стула в захламленном кабинете со старомодным интерьером.
        Мне на голову опрокинули содержимое ведра для плевков. Я разлепил глаза, с трудом сдерживая рвотные позывы. И тут же получил хук правой. Скривился от боли. Ники Фиск-младший занес руку для нового удара, но остановился и странно засмеялся. От привкуса застарелой кровавой слюны хотелось блевать. Ники толкнул меня к спинке стула. Схватил со стола флягу и плеснул водой в лицо. Когда я снова открыл глаза, на стуле напротив кто-то сидел.
        Николас Фиск-старший.
        Самый худой человек из всех, кого я видел.
        Трагичная чахлая фигура, которую я хорошо помнил все эти двадцать с лишним лет, стала еще костлявее, будто он с тех пор вообще не ел. Фиск положил ногу на ногу; сквозь ткань брюк проступили острые коленные чашечки. Несмотря на худобу и высокий рост, кожа землистого оттенка была дряблой.
        – У нас появился спарринг-партнер? Да, Ники? – Голос Фиска-старшего звучал так, как если бы Джонни Роттен[27 - Джонни Роттен (Джон Джозеф Лайдон, р. 1956) – фронтмен панк-группы Sex Pistols.] решил дать урок ораторского мастерства.
        – Дохлый слишком. – Сын прислонился к дальней стене и скрестил руки на груди. – После первого же боя скопытится.
        – Не знаю, не знаю. – Фиск дернул головой вправо. – Может, техника у него и не очень, но подраться явно любит. Это же не ты его так отделал?
        – Ты про синяки? – сказал Ники. – Не-а. Просто рожа такая, вечно кулака просит…
        – Прошу прощения за мальчика, – сказал Фиск. – Хип-хоповый жаргон он усвоил от материнской родни. Это только кажется, что он говорит грубости. Пожалуй, мне следует извиниться за то, что он отделал вас прежде, чем позвал меня. Есть такая боксерская заповедь: «Бей первым».
        Я поднял на него взгляд:
        – Карвер вас предупредил…
        – И хорошо сделал, – безапелляционно заявил Фиск, ехидно скалясь вставными зубами.
        – Послушайте…
        – Нет, это ты послушай.
        Рядом с головой щелкнул затвор. Несколько мгновений я слышал только собственное дыхание. Потом повернулся и уперся взглядом в дуло. Ружье держал другой темнокожий парень. Точная копия Ники.
        – Придурок и правда явился? – спросил брат-близнец.
        – Точнее, то, что от него осталось, – сказал Фиск. – Считает, что мы должны его выслушать…
        Дуло уперлось в висок.
        – Это почему еще?
        – Карвер вас использует…
        Фиск прищелкнул языком и дернул головой влево:
        – Карвер говорит, тебе нельзя доверять. Говорит, ты – информатор. И что ты пришел меня убить…
        – Я из полиции, – сказал я.
        Ствол еще сильнее уперся мне в висок.
        – Серьезно, проверьте документы.
        По кивку Фиска один из сыновей сунул руку в карман моей куртки, нашел бумажник, кинул брату. Тот поймал бумажник, принялся просматривать карточки и квитанции и швырять их на пол.
        – Блин, точно… – Он передал полицейский жетон отцу.
        Фиск осмотрел его, потом дернул головой вправо:
        – И что, я должен немедленно проникнуться к тебе расположением, детектив?
        – Нет, но это доказывает, что я говорю правду, а Зейн льет дерьмо вам в уши.
        – Почему он желает тебе смерти? – спросил Фиск, прищурившись.
        – Из-за девушки, – ответил я. – Вы же его знаете.
        – Это та девушка, которую убили?..
        – Наоборот, не убили.
        – Которая сбежала? – Фиск снова улыбнулся, демонстрируя вставные зубы. – Тогда не удивительно, что он зол на тебя. Крошек, которые ему помешали, он предпочитает замуровывать в старых домах. Иногда заживо. Однако напрашивается вопрос: мистер Карвер вешает мне лапшу на уши о том, что ты хочешь меня убить, но раз он так желает твоей смерти, почему сам тебя не убьет?
        Дуло снова уперлось мне в висок.
        – Пытался. Мой начальник пригрозил, что, если со мной что-нибудь случится, он отправится за решетку.
        Фиск ничего не сказал, но продолжал дергать головой из стороны в сторону, будто боксер, провоцирующий соперника.
        – Пока мы тут разговариваем, Карвер устраивает разборки где-нибудь на публике, чтобы создать себе железное алиби, и молится о том, чтобы один из ваших мальчиков нажал курок. Вы делаете за него грязную работу.
        – Ну и зачем ты здесь?
        Я не знал с чего начать, поэтому перешел сразу к сути:
        – Бейтмен.
        Дуло отняли от виска, братец Ники плюнул мне в ухо:
        – Не смей произносить здесь это ублюдское имя.
        Фиск снова улыбнулся вставными зубами:
        – А ты дурно воспитан. Бейтменом звали человека, который убил мать моих мальчиков, мою жену. – Он пристально посмотрел на меня. – И что Бейтмен?
        – Вышел из тюрьмы, – сказал я. – Разгуливает по городу.
        Фиск так долго не шевелился, что близнецы обернулись к нему. Держась за трость, он с трудом поднялся со стула. Наклонил голову, чтобы не удариться о потолок. Потом поковылял к двери, тяжело опираясь на трость.
        – Спасибо, что предупредил, – мрачно бросил он, не оборачиваясь. – Но, похоже, мне придется снова извиниться…
        – Погодите…
        – Что думаешь, Ники? – спросил Фиск.
        – К черту его. – Ники отошел от стены и улыбнулся странной улыбкой, не затрагивающей губ.
        – Донни?
        Дуло вжали в висок с такой силой, будто собирались его продавить.
        – Ужасно невоспитанный чувак.
        – Прости, приятель, – подытожил Фиск. – Но ты коп. Мои мальчики тебя побили. Ты слышал их имена, видел лица…
        – Погодите…
        – Еще один термин из бокса. Единогласное решение.
        – Погодите, – повторил я. – Вас держали в подвале. Вы выбрались, позвонили в полицию, нашли ружье на кухонном столе.
        – Молодец, газеты читаешь…
        – Трейси, – произнес я.
        Фиск остановился в двери:
        – Вы плакали, услышали, что в коридоре кто-то есть, позвали жену.
        Фиск повернулся и уставился на меня.
        Перед глазами расплывалось, голос дрожал.
        – Бейтмен послал в дом за сумкой маленького мальчика. Тот услышал, как вы плачете за дверью.
        Ружье еще сильнее вдавилось в висок.
        – Мальчик не выдержал. – Я сорвался на крик. – Не выдержал, отпер дверь и выпустил вас.
        Фиски переглянулись.
        – Спас вашу чертову жизнь.
        Тяжело дыша и опираясь на трость, Фиск поглядел на меня в упор. Снова наклонил голову, но теперь приглядываясь. Посмотрел мне в глаза. Мы оба не шевелились. Возможно, Фиск понимал, что мы оба – узники.
        – Освободите его, – произнес он с чувством. – Немедленно.

        11

        Я гнал машину прочь от спортклуба Ники. Открыл все окна в машине, пытаясь выветрить запах пота, слюны и страха. Больше всего мне сейчас был нужен душ. Еще десять часов сна и надежно запертая дверь. Когда руки затряслись так, что я не мог держать руль, а от Фисков меня отделяло приличное расстояние, я съехал на обочину. Перешагнул через отбойник, отошел подальше в неухоженные заросли и блевал до тех пор, пока не выступили слезы. Вернувшись в машину, обнаружил пропущенный звонок от Блэк.
        Сейчас мне было не до улыбающегося человека.
        Я уперся лбом в стекло, вдохнул поглубже, чтобы голос не дрожал, и нажал «вызов».
        – Констебль Блэк…
        – Уэйтс. Я звонила сказать, что в «Палас-отель» только что вошла белая женщина примерно сорока пяти лет.
        Наверное, Наташа Рив. Я глянул на дорогу:
        – Ладно. Скоро буду. Следите за верхним этажом.
        – Поняла, – отозвалась Блэк и неуверенно добавила: – У вас все хорошо?
        Телефон дважды пикнул – еще один входящий звонок.
        – У меня звонок на другой линии, – сказал я. – Оставайтесь на месте, буду через двадцать минут. – Я нажал «отбой» и переключился на входящий вызов. – Уэйтс.
        – …не могу перестать, Кош, – сказал Бейтмен.
        – Ты вломился в дом моей сестры.
        – Не могу перестать, Кош, – повторил он. – Эйдан…
        Я сглотнул.
        – Завтра поедем в тот дом. Искать сумку или что там еще. Ты победил.

        12

        Констебль Блэк сидела на втором этаже университетского медиацентра через дорогу от «Палас-отеля». Я припарковался под запрещающим знаком, предъявил удостоверение на входе и подсел к ней за столик у окна.
        – Констебль, – сказал я.
        Она ничего не сказала насчет моего вида. Несколько новых синяков картину не меняли.
        – Собиралась писать вам сообщение. В здание только что вошли мужчина и женщина…
        – Хорошо. – Я попытался сосредоточиться. – Вызывайте подкрепление. Когда приедут, перекройте все выходы. И надо бы найти детектива-инспектора Сатклиффа.
        – Что ему сказать?
        – Что в деле об убийстве в «Палас-отеле» произошел неожиданный поворот. И чтоб ехал сюда немедленно.
        Блэк кивнула, глядя на здание через дорогу. В пятьсот тринадцатом номере горел свет.
        – Его ведь в этом номере нашли? Зубоскала?
        – Подкрепление, – повторил я и направился к лестнице.
        Протолкнулся к выходу, прошел через гудящий поток транспорта, жестом останавливая машины и велосипедистов.
        События разворачивались слишком быстро.
        Я подошел к входу, толкнул дверь.
        К моему удивлению, она оказалась не заперта.
        Я позвал охранника, но никто не ответил. Как и в прошлый раз, свет шел только от стойки администратора. Его не хватало на все огромное помещение с поблескивающими мраморными полами. Большая часть вестибюля тонула в темноте. Я вгляделся в темные углы и ряды колонн вдоль стен. Вышел на свет и встал в центре вестибюля. На полу растеклась темная жидкость. Я тронул ее пальцем. На коже жидкость приобрела алый цвет. Кровь. Еще теплая. В сторону от лужицы шла дорожка пятен.
        – Есть кто-нибудь?.. – позвал я.
        Тишина.
        Я подкрался к огромной лестнице. Выглянул из-за угла. Какой-то человек стоял над лежащей на полу женщиной. Рядом виднелись еще пятна крови.
        – Отойдите от нее, Али, – велел я.
        Не поворачиваясь, он произнес:
        – Она ранена…
        – Вижу.
        Али обернулся и зло уставился на меня. На полу лежала Наташа Рив. Али отошел и встал у стены, сунув руки в карманы. Я склонился к Наташе, нащупал пульс. Жива. Придерживая ее за плечо и не отрывая взгляда от Али, я достал телефон и вызвал «скорую». Потом снял куртку, свернул ее и подложил Наташе под голову.
        Али смотрел на меня немигающим взглядом.
        – Как это произошло? – спросил я.
        – Это вы мне скажите… – усмехнулся он. Почти незаметный раньше акцент усилился.
        Я молча ждал ответа.
        – Я ее обнаружил, – наконец сказал Али.
        – Так же, как услышали спор двух мужчин в ту ночь, когда здесь умер человек?
        – Да, так же…
        – Это неправда. Один из голосов был вашим.
        – Вы мне не поверите, что бы я ни сказал.
        – Поверил бы, если бы вы признались, что были знакомы с погибшим.
        – Не был.
        – Вас видели с ним. – Я выпрямился.
        Али глянул в одну сторону коридора, потом в другую, очевидно прикидывая шансы на побег.
        – Выходы перекрыты. Никто отсюда не выйдет без моего распоряжения. Пора сказать правду.
        Его взгляд уперся в пол.
        – Та проститутка… – сказал он. – Непонятно откуда взялась.
        – Ее привел Маркус. Она застопорила дверь пожарного выхода и вернулась, когда Маркус ушел. И была бы сейчас жива, если бы не увидела вас, так ведь?
        Али гневно шагнул ко мне, но замер, когда понял, что я этого и добиваюсь.
        – Не выйдет, Али. Чтобы меня вырубить, понадобится что-то потяжелее огнетушителя. Знаете, что случилось с Черри?
        Он покачал головой.
        – Ее задушили и выкинули в канал, будто мешок с мусором.
        – Что так, что этак – один хрен, – сказал он, будто пытаясь убедить в чем-то самого себя.
        – Повернитесь, – велел я.
        Он повиновался, и я надел на него наручники. Наташа открыла глаза.
        – Все будет хорошо. – Я наклонился к ней. – «Скорая» едет.
        – Он меня ударил… – произнесла она слабым голосом.
        – Кто? Али?
        Ее взгляд скользнул по фигуре охранника.
        – Нет, кто-то другой, – пояснила она. – Я-то думала…
        – Вы его не узнали?
        – Он меня знал. – Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. – Смотрел на меня с такой ненавистью…
        Я поглядел на Али.
        – Скажите правду. Вы ее обнаружили в таком состоянии?
        – Я уже сказал.
        – А погибшего знали?
        Али посмотрел на потолок, потом на меня:
        – Впервые увидел на прошлой неделе.
        – То есть?
        – Стоял под дверью. Мямлил что-то. Я подумал, пьяный. Сказал, что болен, умирает. Судя по виду, правда. Сказал, что много лет назад провел тут медовый месяц. Предложил кругленькую сумму за то, чтобы в последний раз увидеть памятный номер. Стыдно признаться, но я согласился.
        – И когда вы провели его наверх, он сразу умер…
        Али помотал головой:
        – Нет, вел себя как безумный. Хохотал. Сказал, что деньги фальшивые. Что нет ничего настоящего. Жизнь, мол, иллюзия.
        – Его отравили. Об этом что-нибудь сказал?
        Али закрыл глаза:
        – Он много чего говорил. Смеялся. Кричал. Сам с собой разговаривал на разные голоса. Мне стало страшно, я вышел в коридор и увидел проститутку. Она подслушивала под дверью. Я побежал за ней, хотел прогнать. А потом услышал голоса. – Он посмотрел на меня. – Вы поднимались по лестнице.
        – Вы ударили себя по голове…
        – Надо было, чтобы подумали, будто я знать не знаю этого человека.
        – Радикальное решение проблемы. Что еще он говорил в номере?
        Али не ответил.
        – Это вы убили Черри?
        Он покачал головой.
        – Значит, кому-то рассказали о ней.
        – Ко всему остальному я не имею отношения.
        В вестибюле послышался шум. К нам шла констебль Блэк с полицейской дубинкой наготове.
        – Присмотрите за ним, – сказал я. – К мисс Рив едет «скорая».
        Блэк кивнула. Я пошел к лестнице.
        Наташу ударил незнакомец, значит мужа, Фредди Койла, можно исключить. Дойдя до третьего этажа, я увидел Анису Хан. Она спускалась сверху. Я остановился, но она меня не сразу заметила.
        Вид у нее был потрясенный.
        – Это вы, – только и смогла сказать она.
        – Да, – ответил я.
        Нас разделял лестничный пролет, я не стал к ней приближаться.
        – Лучше бы вас тут не было, – сказала она.
        – Здание окружено. Бежать не получится.
        Она задумалась на мгновение, потом кивнула. Перелезла через перила и, схватившись за них, посмотрела вниз.
        До пола было футов пятьдесят.
        – Не глупите, – сказал я.
        – Почему? Что здесь глупого? Сколько лет дают за убийство?
        – Зависит от того, действовал ли человек по своей воле, или ему угрожали.
        – Допустим, не угрожали. Допустим, человек влюбился, а дальше все так закрутилось, что…
        – Самое большее – десять лет, – сказал я. – При хорошем поведении выйдете раньше. Вы еще молоды.
        Она глухо рассмеялась:
        – И чем займусь? Буду до старости переставлять товары на полках? По мне, так лучше умереть.
        Я покосился на пальцы, обхватившие перила. На запястье. Мне казалось, я прежде не видел такой изящной фигуры, таких тонких рук.
        – Не надо, – сказал я, когда она снова посмотрела вниз. Потом повторил громче: – Не надо. Вспомните, что вы почувствовали, когда увидели Али с проломленной головой.
        Она посмотрела на меня.
        – Смерть хуже. В тысячу раз.
        – Я не поэтому расстроилась, – сказала она, глядя на меня с жалостью. – Я была в ужасе. Знала, что все пошло прахом. Уже тогда. Знала, что это начало конца… – Она вновь посмотрела на меня. – Я беспокоилась о себе, детектив. А смерть я уже видела.
        Мне вдруг пришла в голову невероятная мысль.
        – Черри, – сказал я.
        – Черри? Мужик в парике. Отвратительный.
        – Что произошло?
        – Он слышал. – Аниса пожала плечами. – Все, что человек из пятьсот тринадцатого номера рассказывал Али про нас. Как смеялся. Сказал, что умрет загадочной смертью. Что заставит нас понервничать. Натравит на нас полицию. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Когда обнаружили тело, мы знали, что на молчание Али можем рассчитывать. Но Черри… – Она усмехнулась. – По описанию Али его нетрудно было найти. Мужик в розовом парике и мини-юбке, торгующий своей задницей на Оксфорд-роуд. Я предлагала ему деньги, я пыталась. – На мгновение она потеряла равновесие. Ухватилась за перила покрепче. Так что побелели костяшки пальцев. – Он думал, я хочу его трахнуть.
        – Где это было? – Я шагнул к ней.
        Оттого что она чуть не оступилась, у меня у самого закружилась голова.
        – В отвратительной каморке в Чайнатауне. Он отказался от денег. Я рассмеялась, а он обиделся. Обидчивый был. Я поняла, что он потребует больше и не заткнется. Вот я его и заткнула.
        – Свидетель говорит, что Черри увел из квартиры мужчина, – сказал я. – Полагаю, это был тот же человек, который только что напал на Наташу Рив.
        – Фредди Койл? – спросила она с улыбкой.
        – Но почему жена не узнала мужа?
        Улыбка сползла с лица Анисы.
        – В этом была проблема. Еще одна. – Она сглотнула. – Я не могла не прийти. Черри – это одно. Но убивать Наташу – глупость. Сумасшествие. Я пыталась его остановить…
        – И у вас получилось, – сказал я, но ее взгляд затуманился, будто она была где-то далеко и не слышала меня. – С ней все будет хорошо. Возможно, вы спасли ей жизнь.
        – Благородный поступок, да? – Она поглядела вниз и тяжело задышала. Потом улыбнулась. Кивнула. – Приятно знать. – Она посмотрела мне в лицо.
        – Не надо… – сказал я.
        Она отпустила перила и исчезла в темноте. Я закрыл глаза. Несколько мгновений ужасной тишины – и далеко внизу раздался глухой удар тела о мраморный пол. Я не мог пошевелиться. Потом все же открыл глаза, вспомнил, как дышать. Схватился обеими руками за перила, надеясь, что слух меня обманул. Что случилось чудо. Наконец смог посмотреть вниз. Чуда не случилось.

        13

        Дверь пятьсот тринадцатого номера была открыта. Я поднялся по ступенькам. С Оксфорд-роуд доносился гул машин и звуки улицы, повеяло свежестью. Я вошел в прихожую и отступил к стене.
        Свет настольной лампы создавал атмосферу грусти и уединения. На стенах, словно в калейдоскопе, плясали отблески ночных огней.
        В дальнем конце комнаты, у открытого окна, виднелся неподвижный темный силуэт. Будто негатив фотографии.
        – Все кончено, – сказал я.
        Человек не пошевелился.
        Комната выглядела так, будто здесь крушили все подряд в приступе злобы. Явно что-то искали. Скрытую улику. Человек повернулся ко мне. Мне показалось, что я вижу его впервые.
        Я знал его под именем Фредди Койла.
        – Она жива? – равнодушно спросил он.
        – Смотря о ком вы говорите.
        – Наташа, – сказал он. – Моя жена…
        – Боюсь, да. И даже в сознании. Но вас, Фредди, она не узнала…
        – Забавно. – Он слабо улыбнулся.
        – Похоже, вы сильно изменились за последние полгода.
        – Хочешь изменить мир, начни с себя…[28 - Высказывание Махатмы Ганди.] – сказал он, глядя куда-то перед собой.
        – Это он помог вам стать другим? Человек, которого вы убили?
        Койл посмотрел на меня:
        – Какой неожиданный поворот, детектив…
        – Говоря о неожиданностях, Аниса только что бросилась с лестницы. Разбилась насмерть, – сказал я резко. – Так что мое терпение на исходе.
        Выражение лица Койла впервые изменилось. Новость его, очевидно, потрясла. Я решил этим воспользоваться:
        – Рассказывайте, зачем вы все это проделали.
        Он покачал головой, будто и сам не знал. Я разозлился. Схватил его за руку и вывел из комнаты.
        – В этом нет необходимости, – заявил он. – Я не буду говорить.
        На лестнице я подтолкнул его к перилам:
        – Смотрите.
        – Не хочу. – Он умоляюще улыбнулся.
        Я подтащил его к перилам:
        – Смотрите.
        С того места, где мы стояли, Аниса казалась темным пятном, кляксой на мраморном полу. Койл зажмурился, его затрясло.
        – Подойдем поближе. – Я подтолкнул его к ступенькам.
        – Послушайте…
        – Слишком поздно. Пойдем посмотрим на то, что вы наделали.
        – Вы не смеете со мной так разговаривать.
        – Привыкайте. В тюрьме у вас будет новое погонялово каждый день. Как раз то, что нужно человеку, у которого проблемы с самоопределением.
        – Не понимаю, о чем вы говорите.
        Я схватил его за руку и потащил за собой по лестнице.
        – Я сказал, что не хочу смотреть! – визгливо крикнул он.
        Наверное, мы оба были на грани срыва.
        – Вниз два пути, – сказал я. – Можете последовать за ней.
        – Мне нехорошо.
        – А мне плевать.
        – Чего вы хотите? Вы ведь хотели поговорить?..
        – Отчего же не поговорить. Только подойдем поближе, может, на вас подействует.
        – Что вы хотите знать? – Он запаниковал и попытался вырваться.
        – Как вы вышли на человека, который здесь умер?
        – Через старого клиента, который скрывался от налогов.
        – Ваш случай был сложнее, вы хотели полного преображения…
        – Момент был подходящий. Фредди ни с кем не дружил, ни на какие мероприятия не ходил. Я узнал про его интрижку с Джеффом.
        – И вы решили вбить клин между ним и двумя близкими ему людьми?
        – Да, несколько писем жене. Дальнейшее я не мог предвидеть.
        – Как раз таки могли. Настоящий Фредди Койл ведь мертв? Идет бракоразводный процесс, на кону много денег, скучать по Фредди некому.
        – Ладно, угадали. Теперь, может, хватит? Я уже сказал, что не хочу на нее смотреть.
        Он готов был зарыдать.
        – Вы первым показали мне якобы свою фотографию. Краснолицый, грузный мужчина в окружении девушек. Пришлось очень сильно похудеть, может даже сделать пластическую операцию, возврата к прежней жизни не было.
        – Что за хрень тут происходит?
        Пролетом ниже стоял Сатти и смотрел на нас.
        – Ты был прав, – сказал я. – Улыбающийся человек пришел сюда умирать, чтобы указать нам на Энтони Блика.
        – Ты совсем с катушек съехал, Эйд? Это же Фредди Койл. Блик истек кровью в «Мидленде».
        – Верно. – Я поглядел на человека рядом со мной. – А потом его расчленили в ванне и смыли в канализацию. Но почему-то останки не нашли…
        – Так, может, они были в сгоревших мусорках, – сказал Сатти.
        – В том-то и дело, что нет. Улыбающийся человек был специалистом по исчезновениям. Помогал людям обрести новое «я». С его помощью Энтони Блик стал Фредди Койлом.
        Сатти посмотрел на нас недоуменно:
        – Но кровь…
        – Не знаю, каков был первоначальный замысел, но успех наполовину зависел от того, поверят ли в смерть Энтони Блика без трупа. Думаю, они с улыбающимся человеком пускали себе кровь по очереди. Если бы один человек потерял столько крови за раз, он бы не выжил, поэтому логично было предположить, что тот, чья это кровь, то есть Энтони Блик, мертв. – Я посмотрел на человека рядом со мной. – Но что-то пошло не так…
        Блик опустился на ступеньку.
        – На самом деле все банально. Он обнаружил, что деньги фальшивые. Сказал, что, если не заплачу?, он меня выдаст. У меня к тому времени все было на мази, так что я подмешал яду в виски. Он сделал несколько глотков и догадался. Сорвал план. Вылил мою кровь в гостиничном номере и пришел сюда умирать. Выбрал комнату под номером пятьсот тринадцать, чтобы привести вас в «Мидленд». И ко мне.
        – Аниса, – сказал я. – Вы действовали вместе?
        Блик кивнул, уставившись на пол:
        – Это ведь не она там внизу…
        – Боюсь, что она.
        – Я не хочу смотреть.
        – Вы арестованы по обвинению в убийстве Фредди Койла, неизвестного постояльца из номера пятьсот тринадцать и Кристофера Джордана, которого все знали как Черри. – Мой голос дрожал. – А также за покушение на убийство Наташи Рив.
        Сатти пристально посмотрел на меня, кивнул. Потом повернулся и пошел вниз по лестнице.

        XI
        На память обо мне[«Something to Remember Me By» – песня британской рок-группы The Horrors с пятого студийного альбома «V» (2017)]

        1

        – Итак, Блик заманивает Наташу Рив в «Палас-отель», притворяясь Фредди Койлом, – сказал Паррс.
        Я излагал свою версию событий. Он сидел за письменным столом, в красных глазах светился интерес. Стромер внимательно наблюдала за мной из угла кабинета.
        Не верила ни единому слову.
        – Верно, сэр. Мы прочли их переписку по электронной почте, он намекал на возможное примирение.
        – Она приходит в надежде помириться с мужем, – сказал Паррс. – И вместо него видит незнакомца, который пытается ее убить.
        – Не знаю, что он планировал делать дальше. Если у него вообще был план. Он напал на нее, но вмешалась Аниса Хан. Потом Блик отправился в номер искать улику, которая якобы должна была указать на убийцу. Там был разгром. Он крушил все подряд. Аниса дошла с ним до номера, видимо, пыталась его урезонить. А сбежать, похоже, решила еще до моего появления.
        – И выбрала кратчайший путь? – Паррс зыркнул на меня. – Что такого ты ей сказал?
        – Спросил про Черри.
        – Про трансвестита-свидетеля?
        – Черри слышала, что говорил человек из номера пятьсот тринадцать. Тот выложил Али все про свои отношения с Бликом и похвалился, что из-за него Блик не сможет начать новую жизнь.
        – Почему?
        – Блик ведь якобы находился на другом конце света. Улыбающийся человек разлил его кровь в гостиничном номере, в котором тот никогда не был. Потом умер, оставив, таким образом, безымянный труп в отеле, с которым Блик был связан по работе. Блик бы потерял сон на всю оставшуюся жизнь.
        Это была далеко не вся правда.
        – Ты говоришь, что Зубоскал всю жизнь скрывался. Причем настолько успешно, что даже Интерпол не может установить его имя. Зачем тогда привлекать к себе внимание ссорой с клиентом?..
        На самом деле улыбающийся человек действовал так, а не иначе из-за Эми Берроуз. Он приехал в город в надежде встретиться с ней и с сыном, которого никогда не видел, но обстоятельства лишили его этой возможности. Поняв, что его отравили, он действовал быстро. «Палас-отель» указал нам на Блика. Вшитая в брюки страница из книги привела к Эми. Он понимал, что она будет отрицать знакомство с ним, чтобы обезопасить себя. Но его приезд и томик стихов Омара Хайяма скажут ей о том, что он пытался с ней связаться.
        Паррс подался вперед:
        – А зачем Блику понадобилось его убивать?
        – Говорит, поссорились из-за денег, но мне это кажется неправдоподобным…
        – Почему?
        – Улыбающийся человек был смертельно болен, ему оставалось жить несколько недель…
        – Думаете, поспорили о смысле жизни?.. – произнесла Стромер впервые с тех пор, как я вошел в кабинет.
        – Началось с мошенничества с документами, а закончилось чем-то поистине зловещим. Блик понимал, что Наташа Рив представляет для него угрозу, она может его узнать. Хотел решить эту проблему заранее.
        Паррс улыбнулся:
        – Полагаешь, будущий покойник возражал против ее убийства? – Он повернулся к Стромер. – Эйдан излишне сентиментально относится к вопросам жизни и смерти. – Его взгляд снова метнулся ко мне. – Мы говорим о закоренелом преступнике. Не ищи ему оправданий. И все же…
        – Сэр?
        Взгляд красных глаз остановился на мне.
        – Клочок бумаги, вшитый в брюки. Похоже на послание…
        – Возможно, но мы не знаем кому. И наверное, уже не узнаем.
        Паррс недоверчиво хмыкнул:
        – И Блик утверждает, что настоящий Фредди Койл умер естественной смертью?
        Я кивнул:
        – Но не говорит, где труп. А без него ничего доказать нельзя. В любом случае, в смерти Койла он увидел возможность завладеть его состоянием. До окончательного решения вопроса с отелем он получал бы только ежемесячное жалованье. Но если траст ликвидируют, ему отойдет половина денег, полученных от продажи. Койл был затворником, а Блик вел его дела. Знал их изнутри.
        – В буквальном смысле, – прокомментировал Паррс.
        – Он распространил слухи о сердечном приступе, пропал из поля зрения, похудел до неузнаваемости и стал превращаться во Фредди Койла. То, что настоящий Койл отдалился от жены, облегчило задачу.
        – И в этом во всем ему помог наш улыбающийся человек.
        Я кивнул:
        – Специалист по махинациям с документами, удостоверяющими личность.
        – Все это со слов Блика, – возразил Паррс. – Но я не могу понять, как ты все это провернул, а, Эйдан? Для того чтобы устроить западню в «Палас-отеле», нужно было знать, что Зубоскал был… кем? Специалистом по исчезновениям? И еще нужно было знать, что убийца занервничает из-за того, что Зубоскал оставил нам послание…
        Я понимал, куда он клонит, но я обещал Эми Берроуз, что ее имя не будет фигурировать в расследовании. Я знал, что она не пойдет в полицию рассказывать о том, как улыбающийся человек спас ей жизнь, а если ее заставят или убедят дать показания, то это поставит ее под угрозу. Ее найдут те, от кого она столько лет скрывалась.
        Дело того не стоило.
        – Занимаясь другим расследованием, я обнаружил, что Блик, выдающий себя за Фредди Койла, вступил в эксклюзивный мужской клуб. Странный поступок, учитывая, что Койл совсем недавно признался самому себе и окружающим, что он гей, а клуб предназначался для гетеросексуальных мужчин. Этот факт вкупе с загадочностью Блика послужил тревожным звоночком. Еще после убийства в пятьсот тринадцатом номере несколько раз включали свет. Обыскивали номер, боясь, что полиция найдет улики. И это был кто-то с доступом в здание. Например, Койл. Были и еще знаки. Я обратил внимание на то, что Койл мало пил. Но когда я навестил его в первый раз, он распивал коктейли в десять утра. Я нашел набор для вейпа под диваном и слышал чей-то голос в соседней комнате. Теперь ясно, что это была Аниса. Я мог бы и раньше догадаться, но меня сбило с толку то, что Койл – гей. Когда Алисия сообщила мне, что он – VIP-клиент клуба «Инкогнито», все изменилось. Аниса курила сигарету во время нашей поездки в дом Блика. Сказала, что не помнит, где оставила вейп, и у меня от внезапной догадки по спине прошел холодок.
        Стромер отошла от стены:
        – А кто напал на Эми Берроуз?
        Все это время я старался увести разговор от нее. Я почти не сомневался, что человек со строительным пистолетом – Энтони Блик. Либо улыбающийся человек проговорился ему про Эми, либо он проследил за нами до ее дома, а может, и то и другое. У Блика были веские мотивы заставить молчать единственного человека, который мог добавить в картину недостающий элемент и сообщить, кто помог ему скрыть свою настоящую личность.
        – По всей видимости, нападение никак не связано с расследованием, – подытожил я. – Там другое дело. Семейное. Мы над ним работаем.
        – А обморок на опознании? – Стромер недоверчиво посмотрела на меня. – Или она знала этого человека, или что-то утаила.
        – Да, утаила, – сказал я. – Она любила Росса Брауна, человека, которого мы сначала считали жертвой убийства. Когда она поняла, что он не умер, то от радости потеряла сознание.
        – Я знаю, как выглядит радость, детектив-констебль, – сухо сказала Стромер.
        Паррс откинулся на спинку стула:
        – Правда в представлении Эйдана Уэйтса похожа на айсберг, доктор. На поверхности только одна десятая часть. Так эта медсестра не может помочь с установлением личности улыбающегося человека?
        – Боюсь, что нет, сэр.
        – Жаль. Мы договаривались, что ты узнаешь его имя. А теперь во всей этой путанице только его не хватает. Напомни, каков был уговор?
        – Вы обещали, что переведете меня в дневную смену. И дадите другого напарника.
        – Верно. – Паррс улыбнулся своей акульей улыбкой. – Ты был очень близок к цели.
        – Ладно, мне есть чему еще поучиться у детектива-инспектора Сатклиффа.
        – И у тебя на это будет достаточно времени.
        – Если это все, сэр, я бы хотел взять отгул.
        – Ну, еще бы, детектив-констебль. – Паррс кивнул. – Вы свободны.
        Я встал и вышел из кабинета. Дойдя до середины коридора, услышал шаги за спиной. Обернулся.
        – Хорошая работа, детектив-констебль, – неохотно признала Стромер. – Но если эта медсестра что-то знает…
        – Не знает.
        – Я вам не верю. – Она посмотрела на меня. – Я спрашиваю только потому, что меня беспокоит ее безопасность. На опознании было не похоже, что она горюет по потерянной любви. Вдруг рядом с ней бродит человек, который вломился в ее дом, угрожал ей и ребенку?
        Я молчал.
        – Почему вы утаиваете информацию, которая может спасти ей жизнь? – продолжала Стромер. – И возможно, даже вашу карьеру?
        – Потому что это поставит ее под угрозу, – тихо сказал я, отходя в сторону. – Вы умны, Карен, и я не буду вас обманывать, но, если меня спросят об этом разговоре, я буду все отрицать. Вам я скажу, потому что надеюсь на ваше понимание. Пока Эми Берроуз не заставляют давать показания и не привлекают к ней внимания, она в безопасности. Ей и так сильно досталось в жизни. Вы правы, это было не горе. А смертельный испуг.
        Выражение лица Стромер смягчилось, она кивнула. Улыбнулась почти невидимой полоской рта.
        – Наверное, мне показалось на опознании, – сказала она. – Люди по-разному реагируют.
        – Может быть.
        Мне хотелось дать ей понять, что я ценю ее доверие, но в моем кармане завибрировал телефон. Увы, но я знал, кто звонит.
        – Спасибо за помощь, Карен.

        2

        Мы съехали с главной дороги. Путь казался до невозможности сложным. Петляющие дороги превратились в безымянные улицы и переулки, а потом вовсе исчезли.
        За рулем был я.
        Бейтмен сидел сзади, но нас обоих накрыло одинаковое ощущение. Мелькание пейзажей за окном притупляло чувства. Мы выехали из города ближе к вечеру, до места было по меньшей мере два часа пути. Прогноз погоды обещал, что адская жара, похожая на горячечный сон, пойдет на спад.
        Пока что этого не произошло.
        В солнечном свете предметы, здания и люди преображались, выглядели лучше, чем они есть на самом деле. Пейзаж за окном изменился, вместо серых городов появилась зелень. Бейтмен потягивал виски из бутылки, которую выудил из-за пазухи. Его присутствие ощущалось как нечто мрачное и зловещее. Раковая опухоль, несовместимая с жизнью. Причиной поездки была не сумка и ее предполагаемое содержимое. А мы сами. Власть и страх. Ни один из нас не проронил ни слова, напряжение скручивалось в тугой узел. Крутой съезд с трассы, петляющие проселочные дороги, – казалось, события разворачиваются так быстро, что за ними невозможно уследить.
        Пока что знакомым было только это чувство.
        Когда на последнем повороте показался дом, на меня нахлынули воспоминания. Я остановился на узкой подъездной дорожке. Бейтмен на заднем сиденье заерзал. Уставился в лобовое стекло поверх моего плеча. День клонился к вечеру, но темнеть еще не начало. Похоже, ферма так и простояла заброшенной все эти годы. Я подъехал ближе, припарковался около густой лесополосы, которую так отчетливо помнил, и заглушил мотор. Повернул зеркало так, чтобы видеть Бейтмена. В наступившей тишине слышалось только его громкое сиплое дыхание.
        Прямо у меня под ухом.
        Я открыл дверцу, вылез из машины и пошагал к дому.
        – Ты куда? – рявкнул Бейтмен.
        – Осмотреться.
        Он фыркнул и пошел за мной.
        Я подергал дверь, потом налег на нее плечом. Она не поддалась. Я отступил назад, и Бейтмен распахнул ее пинком тяжелого ботинка. Я постарался ничем не выдать своего замешательства. Внутри дом был таким же, каким мне помнился, только еще больше обветшал от времени и сырости.
        – После тебя, – произнес Бейтмен, роняя слюну и сипя, как старый бульдог.
        На месте кухонных окон зияли дыры. Яркий свет заходящего солнца слепил глаза. Вопреки моим ожиданиям комната смерти утратила гипнотическую силу. У зданий короткая память. Бейтмен наблюдал за мной с порога, будто не хотел переступать некий рубеж.
        – Что тут тогда произошло? – спросил я.
        Он посмотрел на меня здоровым глазом:
        – Они ее убили.
        – Жену Фиска? Почему?
        Бейтмен пожал плечами и медленно произнес:
        – Фиск отказывался говорить, где сумка.
        – А ты как узнал?
        – Что?
        – Я спросил, от кого ты узнал, где она, раз Фиск молчал? Ты привез нас сюда и сказал мне, где искать…
        Казалось, фигура Бейтмена увеличивается на глазах, заполняя собой дверной проем.
        – Где сумка, Эйдан?
        – Посмотри правде в глаза. Ты знаешь ответ.
        – Пропала… – Он усмехнулся.
        Я кивнул:
        – Я упал в ручей. Услышал выстрел и вышвырнул чертову сумку в воду.
        Бейтмен понимающе кивал.
        – Ты знал. Тогда зачем все это? Зачем было следить за мной? Звонить, драться…
        – Я и в квартиру заходил, пока тебя не было, – усмехнулся Бейтмен. – Читал твою почту, пил из бутылки. Посмотри правде в глаза. Ты знаешь ответ…
        – Это ты притащил меня сюда посреди ночи. Я был ребенком.
        – С тех пор вырос, – сказал он. – Я знал, что сумка пропала. Годы пропали. Жизнь пропала. – Он провел рукой по изуродованному лицу, которое когда-то так нравилось женщинам, и подытожил: – Все пропало.
        Бейтмен не обладал внутренним миром. Жестокость была его единственной формой существования.
        – Не надо было тебе приезжать сюда, Эйд…
        – Ты вломился в дом моей сестры, у меня не было выбора.
        Он улыбнулся, кивнул.
        – Вообще-то, я собирался с тобой поговорить. – Я отступил на шаг. – Про то, как рождается насилие. Человек делает неправильный выбор раз, другой, и получается замкнутый круг. Если бы кто-нибудь его разорвал, насилие бы ушло из нашей жизни. – Я отступил еще дальше к окну. – Во мне склонность к насилию – от тебя. А в тебе от кого?
        Бейтмен только фыркнул.
        – Как я уже сказал, это – результат выбора, – продолжал я. – Так вот, я собирался сказать тебе, что больше в этом не участвую. Если мы приехали сюда драться, ты – победил. Можешь меня убить, я выше этого.
        – Как трогательно… – Бейтмен переступил через порог.
        – Ты подставил подельников, потому что они не хотели убивать жену Фиска. И его самого.
        Бейтмен сделал еще шаг.
        – Не смей приближаться, – сказал я.
        Он расхохотался:
        – А то что, мистер Ненасилие, мистер Разорви-Круг? – Он сделал еще шаг ко мне.
        – Ты меня не слушаешь. Я ведь сказал, что хотел сделать.
        – Но я убил женщину. – Бейтмен изобразил, что смахивает слезы.
        – Ты убил нас обоих, – сказал я. – Ты сам во всем виноват.
        Его лицо вопросительно скривилось.
        – Ты вломился в дом моей сестры, у меня не было выбора, – повторил я.
        С улицы послышался гул мотора. Бейтмен замер.
        К дому подъезжал автомобиль.
        Бейтмен бросился к входной двери, углядел крышу белого фургона и рассмеялся. Не издевательски и притворно, а от души.
        – Подкрепление? – Он вытянул руки вперед, будто подставляя их для наручников. – За что арестуешь? За телефонное хулиганство?.. – Он заговорил гораздо отчетливее, стало ясно, что дефект речи он изображал для вящего эффекта.
        – Нет, не за это, – сказал я.
        – За взлом? Да меня освободят еще до того, как ты вернешься в город…
        – Знаю. – Я вышел в коридор.
        Бейтмен завел руку мне за ухо. Вместо монеты достал мятый клочок бумаги.
        С именем моей сестры.
        И адресом.
        – На, я и так помню, – процедил он, брызжа слюной мне в лицо, и бросил бумажку к моим ногам.
        – Разглядишь здоровым глазом, кто там, Бейтмен? – Я кивнул на открытую дверь у него за спиной.
        Он обернулся.
        С водительского места вылез Ники Фиск. Обошел фургон, открыл дверцу и помог выйти самому худому человеку на свете.
        Своему отцу, Николасу Фиску-старшему.
        От изумления Бейтмен раззявил изуродованный рот. Попятился и, споткнувшись, грузно осел на пол. С кряхтеньем поднялся на ноги и бросился в кухню, зияющую оконными проемами. Раздался влажный хруст. Бейтмен проковылял обратно в коридор, держась за окровавленный нос. Из кухни выскочил Донни Фиск с гвоздодером. Его отец подходил к двери.
        – Привет, Бейтс, – сказал Фиск. – Хорошо выглядишь…
        Бейтмен высморкал кровь в ладони и рванулся к двери. Ники сбил его с ног хуком справа. Потом ухватил за ноги, а его братец – за плечи. Если у Фиска-старшего от боксерских замашек осталось только дерганье головой, то его сыновья двигались бесшумно, словно тени. Они направились к двери подвала. Того самого, из которого я освободил их отца много лет назад.
        – Сюда? – спросил Ники.
        Фиск кивнул, и близнецы исчезли в черном прямоугольнике двери.
        Я посмотрел на Фиска.
        В дом он так и не зашел. Оторвал взгляд от подвала, где когда-то был узником, посмотрел в сторону кухни, где убили его жену, и сказал:
        – Если не возражаешь, я подожду снаружи.
        Я не знал, что между нами – мир или война, но обрадовался возможности выйти из дома.
        Я поддержал Фиска под руку, и мы вышли в безмолвие летнего дня. Из дома послышался звук, похожий на приглушенный крик. Я не знал, приедут ли Фиски. Не знал, что Донни явится на место заранее. Не знал, что они собираются сделать со мной. Может, бросят в подвал к Бейтмену.
        Я пошел на риск.
        Ладно бы Бейтмен терроризировал только меня. Но он переключился на мою сестру. Только мы с Фиском отошли от дома, как тишину прорезал выстрел. Потом еще один. Фиск еще крепче сжал мою руку, и мы продолжили путь.
        – Та сумка с чердака…
        – Я выбросил ее в ручей, – сказал я торопливо.
        – Внутрь не заглядывал? – Фиск пристально посмотрел на меня.
        Я замотал головой. Возможно, от этого ответа зависела моя жизнь.
        Фиск не успел ничего сказать, потому что из дома вышли близнецы. Достали из фургона по канистре бензина и молча вернулись в дом. Потом появились снова. Ники подошел к отцу и отдал ему клочок бумаги.
        – Нашел на полу, – пояснил он.
        Все еще опираясь на мою руку, Фиск длинными тощими пальцами разгладил смятую бумажку.
        – Что это? – спросил он.
        – Имя и адрес моей сестры. Он угрожал ей.
        Фиск посмотрел на меня, потом протянул мне бумажку. Я снова смял ее, подошел к двери и зашвырнул внутрь. Обернулся.
        Донни с окровавленным гвоздодером в руках пристально смотрел на меня.
        – Чувак сказал, что он твой отец. Это правда?
        Кажется, я помотал головой.
        Не в силах больше видеть Фисков, я ушел в свою машину. Фургон загораживал мне выезд. Фиск оперся на одного из сыновей, сказал что-то другому, и тот забежал в дом. Вскоре из двери вырвались клубы дыма. Не глядя на меня, Фиск и Ники забрались в фургон и поехали к главной дороге. Позади раздался звук второго мотора. Машина Донни была припаркована у черного хода. Я поехал за фургоном.
        Донни следовал за мной.
        На середине подъездной дорожки у фургона включились тормозные фонари. Наша странная процессия резко остановилась. Я оказался в ловушке. Посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади машина Донни. Слева и справа бескрайние поля, озаренные светом заходящего солнца. Далеко не убежишь. Дверь фургона открылась. Из него вышел Николас Фиск и, опираясь на трость, поковылял в мою сторону. Я сжал руль, пытаясь унять панику. Фиск облокотился на крышу машины и постучал тростью в стекло. Я его опустил.
        Фиск сурово на меня глянул и бросил мне что-то на колени.
        Все тот же смятый клочок бумаги.
        – Мальчики считают, что это крайне неосмотрительно. Хочешь – пользуйся, хочешь – нет, но я бы ничего ценного там не оставлял. – Фиск кивнул на дом.
        Я посмотрел в зеркало. Из окон и дверей дома рвалось пламя.
        – Кстати, там были просто перчатки, – сказал Фиск.
        – Простите?
        – В сумке, которую ты украл. Боксерские перчатки моего отца. Я их спрятал, потому что Трейси ненавидела бокс. Там никогда не было денег. Я только что сказал об этом твоему старику. Не знал, что еще сказать…
        – Он не мой старик, – сказал я.
        Фиск прищурился:
        – Определенное сходство есть, но зрение у меня уже не то… – Он доковылял до фургона и забрался внутрь.
        Фургон завелся и, просигналив поворотником, поехал направо. Какое-то время я следовал за ним, Донни ехал за мной почти впритык. Я встал на обочине и пропустил его. Даже не взглянув на меня, он проехал мимо.
        Я сидел в тишине и смотрел, как угасает день.
        Что-то ударило в стекло. Я вздрогнул, но это была всего лишь капля дождя. За ней последовала еще одна и еще, и наконец разразился ливень. Он заливал лобовое стекло, окутывал машину пеленой. В шуме дождя мне чудились сотни тысяч далеких голосов.

        XII
        Убить ради любви[«Kill for Love» – титульная песня с четвертого студийного альбома американской группы Chromatics (2012).]

        1

        В город я вернулся поздно вечером. После десяти часов за рулем глаза слезились, кожа пропахла соленым потом. Какое-то время я колесил по городу, не зная, как поступить. Потом обреченно развернул клочок бумаги с адресом сестры.
        Я припарковался за квартал от ее дома. С волнением представил, как постучу сейчас в дверь и мы увидимся впервые за двадцать лет. Прикинул, что скажу и как она на меня посмотрит. Как отреагирует. Я заставил себя выйти из машины. Стал ее запирать и выронил ключ. Посмеялся над собственной неуклюжестью.
        Дом был длинным, многоквартирным. Наверное, сестра снимала жилье. В нескольких окнах горел свет, где-то бормотал телевизор. Я посмотрел на часы. Начало одиннадцатого. Поздновато для визитов. Я пошел по дорожке к дому. Перед глазами замелькали радужные сполохи. На мгновение мне показалось, что сейчас я поднимусь над землей, выйду из тела и буду смотреть на себя со стороны.
        Но этого не случилось.
        Я собрался постучать в дверь, но увидел в стекле свое отражение. Черный, видавший виды костюм. Темные круги под глазами – мне никак не удавалось отоспаться. Порезы и синяки после драки с Бейтменом, будто ночные кошмары стали явью и оставили следы на теле. Я ждал, что отражение начнет искривляться и плыть, но оно не изменилось, и впервые за много месяцев, полных сомнений и неуверенности, я узнал в нем себя.
        Я был сыном своего отца. Жестоким человеком. Хотя думал, что только притворяюсь таким.
        Электризующее волнение рассеивалось. Я неосознанно отступил от двери на шаг. Потом еще на один, сознательно. И пошагал прочь от самого себя.
        По улице шли две девушки, весело о чем-то болтали и смеялись. Я опустил голову, но, когда поравнялся с ними, дыхание у меня перехватило. Лицо одной из девушек казалось знакомым. Непослушные кудри, большие, задумчивые глаза. Она увидела меня, и выражение ее лица изменилось.
        Я не остановился.
        Оливера Картрайта и Гая Расселла приговорили к пожизненному заключению за попытку провоза наркотиков в Объединенные Арабские Эмираты. Насколько мне известно, они все еще ждут разрешения обжаловать приговор. Клуб «Инкогнито» перешел к Алисии, дочери Расселла. Теперь он называется «У Расселла». Клиентура и концепция клуба тоже поменялись. В больнице Святой Марии мне сказали, что Эми Берроуз уволилась и уехала. В один из вечеров я позвонил человеку, с которым она встречалась, Россу Брауну, хотел спросить, не знает ли он, где она и что с ней. Мне ответил знакомый женский голос. Я улыбнулся и повесил трубку. Софи и Эрла я видел в центре города. Они шли, держась за руки, и о чем-то весело разговаривали. Такие юные. Энтони Блик продолжал утверждать, что Фредди Койл умер естественной смертью, пока его останки не обнаружили на заднем дворике бывшего дома Блика. Череп Койла был проломлен. Наташа Рив решила не продавать «Палас-отель», а открыть его под другим названием.
        Ния родила Зейну Карверу дочь.
        Девочку назвали Кэтрин. Вряд ли Ния знала, что означает это имя. Даже я не знал, что хотел этим сказать Карвер. Что это было? Угрызения совести? Месть? Или он затеял какую-то игру? А может, планомерно заменял всех пропавших девушек в своей жизни.
        Я снова стал дежурить по ночам со своим начальником, детективом-инспектором Питером Сатклиффом. Спустя несколько недель мы получили запрос из полиции Камбрии. В подвале сгоревшей фермы обнаружили труп мужчины. Ему прострелили ноги и оставили умирать в огне. Полиция не нашла почти никакой информации, которая помогла бы установить личность погибшего. Сатти выхватил письмо у меня из рук, скатал в шарик и отправил в мусорную корзину. Сказал, что теперь занимается розыском только тех людей, чьи имена известны. Так что Бейтмен канул в прошлое. Стал неразгаданной тайной. Как женщина в дубленке и улыбающийся человек.
        Дважды пропавшие.
        На перекрестке я обернулся. В свете фонаря девушек было хорошо видно. Они тоже обернулись. Моя сестра побледнела и застыла на месте с открытым ртом и удивленно распахнутыми глазами.
        Мне с трудом верилось, что я наконец-то ее вижу.
        Подруга переводила взгляд с нее на меня, пытаясь понять, что происходит. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, потом я еле заметно кивнул. Сестра кивнула в ответ. Улыбнулась. Я поднял руку. Увидел шрамы на костяшках и неосознанно отступил на шаг. Потом еще на один, сознательно. Может быть, где-то в идеальной вселенной мы так и стоим на перекрестке и смотрим друг на друга. Может, мы там и не сблизимся, но, может, и не отдалимся.

        От переводчика

        Как говорит Джозеф Нокс в своем интервью литературному журналу «Mystery Tribune», на создание «Улыбающегося человека» его вдохновило реальное уголовное дело под названием «Тамам Шуд» (или «Таман Шуд» – при публикации в одной из газет была допущена опечатка, в результате чего получило распространение ошибочное название дела).
        1 декабря 1948 года на пляже Сомертон, близ австралийского города Аделаида, было обнаружено тело неизвестного мужчины 40–45 лет. Сначала происшествие на пляже никому не показалось подозрительным, ведь признаки насильственной смерти у покойного отсутствовали. Однако при нем не оказалось документов и вещей (кроме билетов на поезд и на автобус, жевательной резинки, сигарет и спичек в карманах), и личность его не удалось установить ни после публикации фотографии в газетах, ни по отпечаткам пальцев. Дело принимало загадочный оборот.
        «Человек из Сомертона» был прилично одет – чистые ботинки, костюм с галстуком, – но почему-то с одежды оказались срезаны все ярлыки. Патологоанатомы отметили, что у погибшего чрезвычайно хорошо развиты икроножные мышцы, как у танцора балета или профессионального спортсмена-бегуна, а вскрытие показало, что смерть наступила в результате остановки сердца, вызванной неизвестным отравляющим веществом. Стало ясно, что речь идет о самоубийстве или убийстве. Однако на этом странности не закончились.
        Попытки найти какие-либо вещи покойного продолжались и в январе 1949 года увенчались успехом. На вокзале Аделаиды, в камере хранения, обнаружился коричневый чемоданчик без ярлыка. Его содержимое: одежда (также со срезанными ярлыками), катушка оранжевых ниток, не продававшихся в Австралии, бритвенные принадлежности, отвертка, нож, превращенный в заточку, и кисть для трафаретной печати – тоже не помогло в установлении истины.
        При повторном осмотре тела через несколько месяцев после начала расследования в потайном кармане брюк (пришитого нитками с катушки из чемоданчика) был обнаружен клочок бумаги с загадочными словами «Тамам Шуд». После обращения в местную библиотеку удалось установить, что это текст с последней страницы сборника «Рубаи» Омара Хайяма, а сами слова с персидского переводятся как «конец» или «финал».
        Отыскать книгу помогла публикация в газете. Обратившийся в полицию человек рассказал, что нашел книгу на заднем сиденье своей машины, стоявшей в нескольких сотнях метров от сомертонского пляжа. На обратной стороне листка обнаружился зашифрованный текст – пять строк английских букв, вторая из которых была перечеркнута, что дало начало «шпионской версии» расследования.
        Помимо странного текста, в книге был записан телефонный номер. Полиция выяснила, что он принадлежал бывшей медсестре, проживающей в четырехстах метрах от места, где был обнаружен труп. В следственных материалах она проходила под псевдонимом Джастина. Медсестра признала, что подарила сборник стихов Омара Хайяма некоему Альфреду Боксоллу, которого знала во время войны. Всем казалось, что неизвестный человек наконец обрел имя. Однако выяснилось, что Альфред Боксолл жив и здоров и по-прежнему владеет сборником стихов, идентичным первому с вырванной страницей. Позже медсестра припомнила, что, по словам соседей, в прошлом году о ней пытался навести справки незнакомец. Когда Джастине показали гипсовый бюст покойного, она чуть не упала в обморок, но продолжала категорически отрицать, что знает этого человека. У полиции осталось впечатление, что медсестра что-то скрывает, однако она отказалась сотрудничать со следствием. В 2007 году Джастина умерла, унеся тайну с собой в могилу. Один из энтузиастов расследования, профессор Дерек Эбботт, основываясь на некоторых анатомических особенностях покойного, пришел
к выводу, что тот был отцом сына Джастины, Робина. К тому времени Робин уже умер, но Дерек нашел его дочь, Иган. Теперь осталось лишь подтвердить или опровергнуть, что Иган – внучка «Человека из Сомертона», для чего требуется провести дорогостоящую эксгумацию тела и анализ ДНК. В 2019 году, уже после выхода «Улыбающегося человека», прокурор штата Южная Австралия дала разрешение на проведение этой процедуры.
        С самого начала следствия прорабатывалось несколько версий происшедшего: начиная от любовного треугольника и заканчивая версией о связи погибшего со спецслужбами. Так, специалисты, входящие в одно из многочисленных интернет-сообществ, занимающихся расследованием сомертонской загадки, полагают, что им удалось найти в буквах загадочного шифра и в стихах с последней страницы «Рубаи» некий микрошифр, содержащий символы, складывающиеся в славянское имя и фамилию, и выдвигают версию о связи «Человека из Сомертона» с КГБ.
        Также врачам, ученым и патологоанатомам не удалось сойтись во мнении о том, к какой группе отравляющих веществ принадлежал яд. Очевидно, это было вещество, следы которого вскоре исчезают из организма, что также говорит в пользу шпионской версии. К сожалению, полиция не провела тщательного исследования окурка, найденного рядом с телом, – есть вероятность, что неизвестный яд находился именно в сигаретах покойного.
        В этом деле автора главным образом заинтересовало полное отсутствие информации о личности незнакомца, его «обезличенность» и, в более широком смысле, – феномен «смены или утраты идентичности». Вдохновленный этой тайной, автор перенес некоторые детали расследования с австралийской почвы на манчестерскую. Как и его прототип из дела «Тамам Шуд», Зубоскал будто бы стремился исчезнуть, стереть все следы своего пребывания на земле, полностью отказаться от собственного «я».
        Однако он – далеко не единственный в романе, чья личность претерпела загадочные изменения. В числе таких персонажей и сам главный герой, Эйдан Уэйтс. Лишившись в раннем детстве семьи, он тоже утратил некую важную часть самого себя. И чем глубже он погружается в расследование, тем ближе подходит к разгадке собственных тайн.
        Подобно тому, как дело «Тамам Шуд» будоражит умы расследователей, искусно выстроенный сюжет «Улыбающегося человека», без сомнения, заинтригует читателей и не оставит их равнодушными.
        notes

        Примечания

        1

        «Midnight City» – композиция французского музыкального проекта М85 с шестого студийного альбома «Hurry Up, We’re Dreaming» (2011).

        2

        Питер Сатклифф (1946–2020) – британский серийный убийца, прозванный Йоркским Потрошителем; арестован в 1981 г. и приговорен к пожизненному заключению за 13 убийств на сексуальной почве, совершенных в период с 1975 по 1980 г.

        3

        Спиннигфилдс – район Манчестера.

        4

        Солфорд-Киз – район на берегу Манчестерского судоходного канала.

        5

        Фред Уэст – британский серийный убийца, действовал в период с 1967 по 1987 г., был арестован в 1992 г. и покончил жизнь самоубийством в 1995 г.

        6

        «Red Eyes» – песня американской рок-группы The War on Drugs с третьего студийного альбома «Lost in the Dream» (2014).

        7

        «Новенький кадиллак» – песня Винса Тейлора, впервые записанная в 1959 г. и получившая широкую известность после того, как британская панк-рок-группа The Clash включила ее в свой третий альбом, «London Calling» (1979).

        8

        «Опьянен Луной» – песня американского композитора и певца Тома Уэйтса со второго студийного альбома «The Heart of Saturday Night» (1974).

        9

        «Chinatown» – песня Лиама Галлаxера, бывшего вокалиста манчестерской рок-группы Oasis, с дебютного сольного альбома «As You Were» (2017).

        10

        Лозунг британской радикальной партии «Национальный фронт», популярный среди британских скинхедов и неонацистов.

        11

        «Только одинокие» – песня с альбома «Frank Sinatra Sings for Only the Lonely» (1958).

        12

        «Vanishing Act» – песня американского певца и композитора Лу Рида (Льюис Аллан Рид, 1942–2013) с концептуального альбома «The Raven» (2003).

        13

        Sonny & Cher – американский поп-дуэт супругов Сонни Боно и Шер (Шерилин Саркисян), популярный в 1960–1970 гг.

        14

        «Come Back Haunted» – песня американской рок-группы Nine Inch Nails с восьмого студийного альбома «Hesitation Marks» (2013)».

        15

        Перевод О. Румера.

        16

        «Wolf Like Me» – песня американской арт-рок-группы TV On The Radio со второго студийного альбома «Return to Cookie Mountain» (2006).

        17

        Район Манчестера.

        18

        «Ultraviolence» – песня с третьего одноименного альбома американской певицы Ланы Дель Рей (2014).

        19

        «Синие тетради» – второй альбом британского композитора и продюсера Макса Рихтера (2004).

        20

        Второй студийный альбом американской рок-группы The Twilight Singers (2003).

        21

        «A Pair of Brown Eyes» – песня англо-ирландской фолк-панк-группы The Pogues со второго альбома «Rum Sodomy & The Lash» (1985).

        22

        «Кареглазая девушка» – песня североирландского певца и музыканта Вана Моррисона с дебютного альбома «Blowin’ Your Mind!» (1967).

        23

        «Turn on the Lights» – песня хип-хоп-исполнителя Фьючера (Нейведиус Деман Уилберн) с дебютного альбома «Pluto» (2012).

        24

        «Demon in Profile» – песня американской рок-группы Afghan Whigs с восьмого студийного альбома «In Spades» (2017).

        25

        Бездомный (фр.).

        26

        Рочдейл – город в графстве Большой Манчестер.

        27

        Джонни Роттен (Джон Джозеф Лайдон, р. 1956) – фронтмен панк-группы Sex Pistols.

        28

        Высказывание Махатмы Ганди.

        29

        «Something to Remember Me By» – песня британской рок-группы The Horrors с пятого студийного альбома «V» (2017)

        30

        «Kill for Love» – титульная песня с четвертого студийного альбома американской группы Chromatics (2012).